|
Скрипело тележное колесо, не хватило дегтя смазать. Не хватило времени. Уходили в спешке. На рассвете. А небо хмурилось тучами и плакало дождем. И дом за спиной стоял с открытыми дверями. Будто ждал, что хозяева передумают и вернутся. Казалось невозможным уйти отсюда, где каждое дерево и каждая тропинка знакомы с детства. И чистые слезы неба мешались с солеными слезами Дарины. И мокрые русые пряди липли к коже лица. Ноги босые легко несли тело. Лапти она надела потом, когда вышли на большую дорогу, что вела «в греки». Не путешествие это было. Шествовать по пути надо с гордостью, достоинством и не торопясь. Бегство, побег. Из привычного течения жизни в даль кромешную, неизвестность. И внутри было пугающе пусто. Даже мыслей толковых не было. Растерянность. Недоумение и тоска. Так в одночасье рухнул ее привычный мир. Под скрип тележного колеса.
Но человек без мира не может и Дарина начала собирать его заново, на новом месте. Странно все. Дома нет. Земли нет. Хозяйства нет. Жили в большом каменном доме, вместе с другими воинами. Отец получал злато за службу. Мать легко справлялась с хозяйством и без Дарины. Нечего ей было делать. Леса нет, чтобы силки ставить, мед собирать, да грибы с ягодами. Ни огород полоть - поливать не надо, ни скот кормить. Времени вдруг много. Даринка тогда языки учить стала. Тут основным был греческий, с него и начала. Еще арабских и хазарских слов нахватала, как ягоды в лукошко. И влюбилась. В коней. Тут стены каменные давят, а когда всадник скачет, то кажется таким свободным. Да и ретивое взыграло. Отец вон мечник знатный и то ездить не обучен. Вот и пропадала Даринка у конюшен. А лошади лучшие у сарацинов. Пускай они безумцы почище греков, зато коней тоже любят. Может и ездить научат?!
Бывают такие ночи, что не видно не зги. Темные, страшные. Когда низкие облака закрывают и луну и звездочки. Такое чаще зимой случалось, перед снегопадом. Хорошо еще, что ночью все дома. Не страшно, даже когда волки воют. А Даринка и летом как-то в лесу ночевала. Ушла за грибами, а там еще на лесную малину наткнулась. Сама не заметила, как далеко забрела. Кода спохватилась, солнце уже вниз покатилось как на санках с горы. Заспешила она тогда, заторопилась. Споткнулась, упала неудачно, ногу растянула. Родным потом сказала, лешак запутал. А что, может это он тот ствол сухой под стопу подложил? Дальше Дарина ковыляла с палкой, как старая бабка. В лесу ночевать пришлось. А тут как раз тучи низкие, грозовые ветром натянуло. И гроза, страшная. Тогда Дарика и промокла насквозь и страху натерпелась. Думала, что никогда ночи страшнее не будет. Ошиблась. Вот почему так, когда решишь, что лучше не бывает, он и не есть?! А плохое оно завсегда хуже прежнего бывает. Так девушка подумала, когда на Гераклею пал дождь огненный. Не помог греческим безумцам их бог. Зря они извинялись, каялись, морили себя голодом и безумствовали по всякому. А ей Мокшь не помогла. Может она осталась там, в родной реке за соленой водой?! Она тогда не побежала, стояла и смотрела на падающий огонь. Не от храбрости большой, от воли и разума Куда бежать, если неизвестно куда огнь падет? А греки, хазары, сирийцы, армяне и прочие бежали и кричали. Метались в панике. Будто не хотели попасть к своему убитому богу. Отец же с побратимами и сотоварищами боевыми все были на стенах. До матери же она добраться не успела.
В голове шумело, во рту была горечь, а тело было вялым и расслабленным. Дарина стиснула зубы, чтобы не застонать и медленно перевернулась на живот. Приподнялась, руками себя помогая, а потом села, спиной в прутья клетки уперлась. Жутко хотелось пить. А безумный грек с удовольствием говорил ей о рабстве. О том, что его уже продавали. Раб божий - уже раб. А этот Софрон раб трижды, телом, разумом и душой. Они не для того всем своим малым родом бежали от власти Бравлина, чтобы она здесь стала рабой сарацин. Даже если это будет принц или как-там сказал гречонок, калиф. Судя по вид арабки, она тоже не слишком радовалась. Дарина вытерла с лица соленый пот и сказала: - Я не хочу. Сейчас она была совсем одна, одна, против всего мира. Чужого мира. Его нельзя было принять и слиться с ним. Это значило потерять себя. Такой мир можно было только согнуть и сломать под себя, как делали росии. Но одиночество давило на плечи , будто небо опустилось вниз. И солнце светило как проклятое, выжимая из тела пот и силы. В голове, больной от удара, мысли метались как зверек в силке: - Я... одна. Не мы... Гой еси красна девица... Изгой... Давно... Как с Ирпени ушли... А теперь одна... Мама? Отец? Думать о том больно... А этот радуется... что в рабство попал... Грек, одним словом... А эта... лицо кажется знакомым... нет... может видела в городе, но не знаю... Ничего не знаю... Багдад?! Кажется это столица сарацинов... Плакать хочется... Нельзя... Я теперь за всех предков... Девушка не собиралась сдаваться. Она решила, что не будет жить рабыней. Найдет способ освободится, рано или поздно. Сбежит, обманет, украдет, убьет, выкупит себя, но вернет свободу. А если не выйдет, то всегда можно поцеловаться с Мораной. Из всех своих сейчас невеликих сил Дарина выпрямилась как могла, у стенки клетки и вскинула голову. Сверкнула на грека и арабку своими зелеными глазами и повторила: - Не хочу. А потом спросила: - Есть пить?
-
Его нельзя было принять и слиться с ним. Это значило потерять себя. Такой мир можно было только согнуть и сломать под себя, как делали росии. А если не выйдет, то всегда можно поцеловаться с Мораной.
-
Атмосферные тут славяне.
-
Хорошо атмосферу задаёшь - и респект как единственной из рабов, попытавшейся сбежать. От славянки ничего другого и не ожидалось))
-
Былинно-сказительный стиль повествования, славянское мышление - чудо, а не пост!
-
За смелость!
|
|
|
Безжалостный зной лета...
Пыль тысячи копыт...
Причудливые фантазмы перегретого ветра...
Солнце, нависшее над головой лезвием палача...
Иль, всё же, лезвие было б милосердней?..
********************
Сколько времени уже прошло?.. Месяц? Год? Столетие?..
Софрон того не ведал. Бессмысленно вести счёт, когда рассудок большую часть дня помутнён палящими лучами. Забвение во снах ночью, забвение в делирии днём - вот и вся его отрада.
Орошённая потом щека юноши прижимается к прутьям, глаза равнодушным взглядом окидывают местность, не приковываясь вниманием ни к чему конкретному. Монотонные равнины. Унылые холмы. Время от времени, караван проезжал мимо обескровленных деревень и городов, где можно было полюбоваться на запустелые виллы, обрушенные акведуки, и сожжённые арабами церкви. Оголённые кости разлагающейся Империи - обелены они, и отшлифованы временем и ветром.
Случалось, полуденный жар достигал апогея - и тогда в этих руинах Софрону чудились не виллы - но величественные дворцы, блестящие позолотой. Не остов акведука - но окутанные во мрамор монументальные статуи и колонны. Не выгоревшие церкви - но константинопольские базилики, всем своим видом внушающие благоговение перед Богом. И не Софрон он был - но Василевс, неторопливо движущийся на золотой колеснице впереди триумфа... И ликовала ему толпа... И был он окружён трофеями и златом... И был одет он в пурпур и пальмовые ветви... И воздавали ему на голову венец лавровый...
Касались губы его чаши с водой - и рассудок возвращался вновь, гоня прочь сладостный мираж. Возвращались вновь руины и разруха. И хотелось в эти моменты Софрону - не кричать, возопить: "О Рома-Мать, царица наша! Слезами омовенная, кровью напоенная! Изнасиловали тебя твои же сыновья, распродали на рынке варварам, словно последнюю шлюху! Плачьте, о августейшие и багрянорождённые! Плачь, Велизарий, меч римский! Плачь, Нарсес Армянин! Ни мечи, ни легионы ваши не смогли вернуть былую Империю - лишь отсрочить смерть её, ибо высокомерие и апатия разят сильнее стали!"
Хотелось - но...
********************
Но усталость и апатия быстро брали верх - и Софрон вновь отдавал себя воспоминаниям о прошлом. Единственное, что удерживало его рассудок от распада. Он вспоминал былые времена - вспоминал своих учителей, их наставления...
Вспоминал то, с какой пылкостью он декламировал труды Цицерона и Квинтилиана. То, с каким трепетом и завистью на него смотрели лучшие ученики школы. Воистину, ораторское искусство - высшее из добродетелей, ведь разве не сказано в Завете: "В начале было Слово"? Сколько царств было покорено не златом, и даже не железом - но Словом, сказанным нужным людям в нужное время? Разве не Слово Божие, сказанное пророками нашими, ставило на колени и фараонов, и царей, и низших из рабов их? Ежели Вера - ключ к Царствию Небесному, то Слово - ключ к душе человеческой.
Вспоминал он и о днях, проведённых до прибытия в Гераклею. Вспоминал об остальных подростках, бывших ему когда-то товарищами - ныне пленённых, как и он сам. Кого-то из них он даже лично выторговал. Сколько бы Софрон старался об этом не думать - но мысль об их судьбе прочно засела в его голове, и от неё душе становилось мерзко.
Вспоминал юноша и о своей цели. Он не собирался разделять участь иного рабского сброда, отдавшись наложником для плотских утех чернейшему из варваров. И, посему, рассказывал он спутникам своим в прохладе ночи истории о городах, мимо которых они проезжали. Рассказывал об Адане, древнейшей лишь после Рима из городов ромейских. Рассказывал об Эдессе, колыбели христианской, приютившей Ефрема Сирина и Фому Неверующего. Рассказывал и о Платоне, и о Протагоре, и о Диогене Лаэртском - обо всех и обо всём, о чём знал Софрон. А о чём не знал - выдумывал сам: бестолковые варвары, у которых мир ограничивается родной деревней, всё равно поверят.
Главное - рассказывал всегда неподалёку от ушей работорговцев. Ибо одну максиму за всю свою жизнь Софрон выучил наизусть: Хорош тот слуга, который ублажает тело господина - но лучшим будет тот, кто усластит и разум его.
********************
И вот, наконец, одним прохладным утром, за росяной дымкой Софрон узрел стены города, по богатству за весь пройденный им путь доселе не виданного. Купола мечетей блестели в лучах восходящего солнца, преломляясь в росе радугой. Многочисленные пальмовые сады в своей сонной идиллии повиновались мановениям ветра. Хоть этому городу и далеко до славы Константинополя - но даже юноше пришлось мысленно согласиться, что это гораздо большее, чем то, чего он ожидал от потомков сасанидов.
—О Багдад, величайший из городов! - воскликнул кто-то из его пленителей.
И хлопнул ромей радостно в ладоши, ответив без раздумий:
— Воистину, настолько же легендарный, каким его описывал Геродот! Обитель Кей-Хосрова, внука Кей-Кавуса, из чаши Джамшида испившего! Многая лета тому царю, который правит этой столицей мира!
И хоть слова Софрона были притворными, и знал он о Кей-Кавусе лишь из небылиц, услышанных от раба-перса, и плюнул бы с большим удовольствием этому Джамшиду, да прямо в варварскую чашу его... Однако же, радость его была неподдельной. Евнух не имел ни малейшего сомнения в том, что именно он будет жемчужиной предстоящего аукциона. Он знал себе цену. И, раз уж Божьим промыслом суждено ему было уподобиться пророку Даниилу - то он обязан сделать всё, чтобы эту цену заплатил сам Навуходоносор.
-
—О Багдад, величайший из городов! - воскликнул кто-то из его пленителей.
И хлопнул ромей радостно в ладоши, ответив без раздумий:
— Воистину, настолько же легендарный, каким его описывал Геродот! =D
-
Какой милый мальчик!) Одобряю, что не сдал девочек)))
-
Выбранный Триумф очень походит слогу -)
-
Национал-евнухизм цветет буйным цветом) Но красиво, да.
|
-
Побледневшая от ярости, она переводила взгляд с одного героя на другого, закусив губу так, что на подбородок побежала горячая струйка крови. Ох уж эта горячая итальянская женщина! Знает не только, как выйти из положения, но и чем привлечь вампира ;р
|
Скрылись звёзды дарения, и онемела рука щедрости. И обмелели моря доброты после Бармакидов. Закатились звёзды сынов Бармакидов, По которым вожак находил дорогу.
Салих аль-ХасирЦветок победы распускается точно маленькое солнце, и аромат его пьянит даже тех, кто в годы войны проявлял сомнение или равнодушие. Но пройдут торжества, и опадут лепестки цветка, и окажется, что война ничего не изменила, но лишь отворила врата десятку грядущих войн, и на смену спелому бутону придёт голый стебель, да затхлый дух приближающегося разложения. Харун Ар-Рашид, могущественнейший из людей, низверг Бармакидов и присвоил себе их богатства, но победа та не принесла ему ни славы, ни почёта, не устрашила она врагов, но многих друзей побудила отвернуться. Обрушила могучую пальму, вознесшуюся кроной выше всех, буря возмездия халифа, но в низинах тот смертоносный ветер отозвался лишь шуршанием листьев, единственным немым вопросом: "Зачем?" Халид ибн Бармак был не только героем восстания Абу Муслима, приведшего к власти Аббасидов, и личным другом Ас-Саффаха, основателя династии — он также систематизировал систему сбора поземельного налога и комплектования армии в обновлённом Халифате. С его времен пошла традиция — Аббасиды и Бармакиды отдавали на выкармливание и воспитание детей друг другу. При Аль-Мансуре Халид руководил строительством Багдада, за что был награждён при Аль-Махди пожалованием целого района города в управление — Шаммасии. Яхья ибн Халид приходился лучшим другом Аль-Махди и воспитателем его сына Харуна. Когда Харун получал под командование армию, Яхья руководил ей ей. Когда Харун получал под надзор провинцию — Яхья был тем кто осуществлял управление. Яхья возвёл Харуна на трон, и шестнадцать лет верно служил ему на посту визиря, не случайно те времена мира, порядка и процветания именовали "веком Бармакидов". Первенец Яхьи и молочный брат Харуна — аль-Фадл ибн Яхья — не только опекал наследника трона, будущего халифа аль-Амина, но годами выполнял роль пожарного, тушащего грозящие вспыхнуть очаги. Он сумел посредством переговоров подавить два мятежа Алидов, а также одно восстание в Хорасане, где ухитрился ещё и набрать регулярную армию — так появилась Аббасийя. Джафар ибн Яхья успел побывать хранителем государственной печати, командующим гвардией, сахибом барида, начальником государственных ткацких мастерских и главой монетного двора, иногда совмещая несколько постов и на всех добываясь блестящих результатов. Ещё два сына Яхьи — Муса и Мухаммед — побывали эмирами и хотя не достигли славы старших братьев, также не оставили по себе дурной памяти. На предложение отправиться в ссылку, покинув темницу, все выжившие представители рода дружно ответили отказом: "Мы хотим лишь примириться с нашим халифом". Бармакиды определенно не были теми, кто собирался свергать Харуна, в рассказанную народу историю об "изменнике Джафаре" не поверил никто. "Зачем?" — звучал вопрос, и даже родные братья и сестры задавали его Повелителю Правоверных. Тот сразу же мрачнел и отвечал туманно: "Если бы я узнал, что моей правой руке известна причина, я бы ее отрубил". В отсутствии хоть какой-то внятной легенды, которую могли бы склевать дикие птицы народного любопытства, птицы эти пустились на поиски пропитания в сады халифа. Была сплетня относительно невинная, де, Бармакиды приняли ислам лишь внешне, а в душе оставались огнепоклонниками и даже предлагали халифу превратить Каабу, главное святилище мусульман, в храм огня. Даже эта история уже звучала для Харуна не очень хорошо, поскольку значила, что с его попустительства в течение шестнадцати лет страной управляли маги. Но было кое-что, что народ обожал больше чем истории о вероотступниках — гаремные интриги. Примерно в то же время, когда был казнен Джафар, скончалась сестра халифа — Аббаса — благочестивая старая дева возрастом глубоко за сорок. Народная молва незамедлительно приписала ей роковую влюблённость в красавца-перса, тайный брак, якобы заключённый по воле самого Харуна ар-Рашида со строгим запретом на плотскую близость, рождение запретного ребёнка, спрятанного в Мекке, и наконец, страшную месть Повелителя Правоверных за попранную честь рода Аббасидов убившего не только Бармакидов, но также сестру и племянника. В этой истории, мигом подхваченной всеми, Харун ар-Рашид скорее напоминал рогатых мужей из базарных баек. Он был смешным. Голова Джафара простояла на колу посреди моста через Тигр два года. Потом халиф распорядился снять ее. *** После шестнадцати лет мира и процветания, у Харуна ар-Рашида сложилась репутация миролюбивого и доброжелательного государя, обменивающегося посольствами со всеми державами вселенной, покровителя всех вер, почитателя наук и искусств, мудреца на троне... Так об огромном слоне, пишущем на песке вязью, говорят — "До чего он умён!" — а когда слон сбрасывает дрессировщика и в бешенстве устремляется на толпу, недоумевают, приписывая внезапно открывшуюся кровожадность помешательству. Харун вовсе не был миролюбив, смолоду душой его владело амбициозное желание сокрушить стены Рума, векового противника Халифата, войти в историю как величайший завоеватель со времён Умара ибн аль-Хаттаба! Не оттого ли так претил ему спокойный стиль управления Бармакидов, предпочитающих переговоры действию? Едва закрылись двери камер Яхьи и Фадла Бармакидов, халиф обнажил меч Пророка против христиан. Поводом стало оскорбительное письмо, якобы полученное от царя Рума Никифора. Тремя колоннами, войско Халифата вошло на христианские земли. Тот поход закончился быстро — наскоро собранная армия оказалась не готова к большой войне. Мусульмане разрушили несколько пограничных крепостей, после чего подошли к Гераклее, хорошо укреплённому городу, и опустошили его окрестности, но прорваться за стены так и не смогли. Харун вынужден был возобновить мирный договор, в Багдад сообщили о блистательной победе — но статус-кво уже был нарушен. Император Никифор хорошо понимал, что Повелитель Правоверных вернётся, на сей раз снарядив масштабную экспедицию, — и оттого следующей же зимой нанёс ответный удар, поспешно отступив на Анатолийское нагорье с его резким климатом. Расчёт оказался верен, халиф тут же бросился в погоню с войском. Началась долгая и кровопролитная война, осложняемая сперва морозами, а потом и весенней распутицей. "Халиф вернулся после того, как был удовлетворён и зашёл так далеко как хотел", — написал о том походе придворный поэт Абу аль-Атахия. Именно так всё представили народу — как очередную великую победу, после которой, однако, почему-то не был взят ни один город и не осталось свидетельств ни об одном большом сражении. Харун отнюдь не собирался оставлять свои завоевательные планы, он готовился к броску на Константинополь. По приказу повелителя правоверных, по всему Халифату набирали войска и строили флот, Однако, подлинная угроза Халифату исходила не с Запада, а с Востока. Падение Бармакидов открыло дорогу во власть целой плеяде людей скорее покорных чем талантливых — таким был ставший визирем после случившегося хаджиб Аль-Фадл ибн ар-Раби, таким же был один из командующих Аббасийи, недолго занимавший должность эмира Ифрикии, Харсама ибн Айан, и, наконец, таким стал новый герой нашей истории — Али ибн Иса, главнокомандующий Абны, назначенный Харуном наместником Хорасана. Из всех провинций Халифата, Хорасан заслуженно слыл наиболее двуликой и нестабильной. В руках опытного и мудрого управленца, каким был аль-Фадл ибн Яхья, Хорасан подарил Повелителю Правоверных пятидесятитысячное войско и огромные налоги, но в неумелых руках этот процветающий край сразу же вспыхивал. За прошедшие полвека, Хорасан восставал пять раз — сперва под знамёнами "покровенного пророка" аль-Муканны во времена аль-Махди, затем под руководством последователей Муканны мухарримитов, потом следуя за красными флагами хуррамитов, далее под знамёнами хариджитов Хамзы ибн Адрака и наконец следуя за шиитским вождем, Алидом Яхьей ибн Абдаллахом. Али ибн Иса обдумал всё это и занялся откровенным выколачиванием денег из местного населения и присвоением земли. Хорасан предсказуемо вспыхнул, вести о чем добрались до Харуна, но долго им игнорировались — ведь хитрый наместник всегда посылал в столицу обильнейшие дары. Наконец, после "зимней войны", Харун все же выехал в Хорасан, чтобы лично ознакомиться с положением дел, но до Мерва — столицы провинции — так и не добрался. Али ибн Иса отправился навстречу, поднёс Повелителю Правоверных колоссальную сумму и убедил, что ситуация находится под полным контролем. Посчитав вопрос решённым, Харун Ар-Рашид снова обратил взор на Запад — фатальная ошибка, которая стоила ему не только победы и единства страны, но и жизни. *** Семнадцатого дня месяца Раджаба, в год сто девяностый Солнечной Хиджры, прекрасно подготовленная армия во главе с халифом вступила на земли Рума. Практически без сопротивления, Харун ар-Рашид дошёл до Гераклеи, под стенами которой встал на месяц, безуспешными попытками штурма истощая собственные силы — повторялась история первого похода, но на сей раз, при войске было всё необходимое для длительной осады. Катапульты обрушили на обороняющихся огненный дождь, и лишь когда повсюду в городе вспыхнул пожар, ромеи сдались. Казалось, путь на Анкиру, Иконий и Дорилею — жемчужины Анатолии — открыт воинству правоверных, и мечта халифа о Константинополе перестаёт быть лишь мечтой... Но победоносная армия джихада повернула назад. Восстание в Хорасане, некогда проигнорированное халифом, разрослось и обрело предводителя — Рафи ибн Лейса, влиятельнейшего землевладельца и опытного военачальника. Пока эмир слал в столицу красивые доклады, Самарканд и Бухара, крупнейшие центры северо-востока страны, поддержали мятеж. Али ибн Иса лично выступил во главе войска — его разбили. Когда к повстанцам примкнули жители Балха, стало очевидно — ситуация далеко не под контролем, увлёкшись Западом, Харун ар-Рашид рисковал потерять весь Восток своей огромной державы. Итак, войско повернуло из под стен Гераклеи, ограничившись получением с ромеев контрибуции, едва ли превышающей месячный оклад халифских сахибов, и символическим обещанием "не восстанавливать крепости на границе", которое никто не собирался соблюдать. В Константинополе падение Гераклеи даже не заметили, а едва арабы покинули христианские земли, император Никифор тут же перешёл в контратаку, совершая на земли Халифата беспрестанные набеги и приведя в порядок все потерянные крепости. В Багдаде, как водится, были объявлены всенародные торжества по случаю величайшей победы. Абу аль-Атахия отчитался подобающим случаю панегириком: "Разве Гераклея не спела свою лебединую песню, когда на нее напал этот царь, чьим замыслам благоволило Небо? Угрозы Харуна раздаются как раскаты грома. Его удары ужасны и стремительны, как молния. Его знамена, неизменное обиталище победы, парят в воздухе, подобно облакам. Эмир правоверных, ты победил! Живи и радуйся своей победе — вот добыча, а вот дорога домой"Повелитель Правоверных, конечно, не отказался от своих амбициозных планов завоевания Рума — лишь отложил на пару лет. Харун вёл себя как человек, у которого есть всё время мира. Он ошибался. Ну а мы, наконец, возвращаемся к нашим героям, среди которых, как увидит благородный читатель, появятся и новые, доселе слишком юные, чтобы вести о них повествование. Итак, о вазир, прикрой веки свои и представь — пустынная дорога, войско, возвращающееся из под стен Гераклеи... И одинокая обозная повозка с установленной на ней деревянной клеткой. Она-то и привлечёт наше внимание... *** — Эй, ты. Наконец-то ты очнулась. Дарина с трудом разлепляет веки. В голове шумит. Напротив — безбородый юнец примерно того же возраста. Рядом сидит девушка, по виду арабка. — Это Мариам. Ее семья укрывалась на землях Империи, — поясняет паренёк, проследив направление твоего взгляда, — А я Софрон. И... нас везут чтобы продать в рабство в Багдаде! Должно быть злые звёзды эмоций отразились в водоеме лица славянки, потому что Софрон развёл руками, — Эй, всё не так страшно! Попадёшь к приличному человеку — и через несколько лет обретёшь свободу! Главное, веди себя хорошо — тогда в тебя вложатся и продадут на закрытом аукционе в богатом доме, может даже продадут принцу или халифу! Иначе попадёшь на рынок рабов где тебя вскладчину купят десять мужиков из низов и жизнь твоя станет... не такой веселой. — Отькьюда ти знайш? Нарушает повисшую тишину на ломаной эллинике Мариам. Юноша усмехается. — Всё просто. Меня уже продавали. Он и в самом деле знал о чем говорил. Теперь, о вазир, ты узрел новых героев нашей истории, пригубил, как пробуют молодое вино. И хоть праведен твой дух, и ретив ты в молитве, может ли кто-то устоять и после одного глотка не выпить всё до конца? Так пей же, благородный читатель, пей до конца, и знай, что не совершаешь греха ибо в отличие от вина, всякая история подвигает не к безумию, но к добродетели, а вместо яростного опьянения оставляет за собой светлую горечь. Прими же три чаши, о вазир — и не будет в том ни греха ни вреда. ссылкаИстория VIIIСофрон Держишься расслабленно. Чуть улыбаешься девушкам. Так же ты сдавался в плен — на всякий случай воскликнув по-арабски "Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед Пророк его" — Бог простит тебя за то, что ты сделал всё, чтобы сберечь свою бесценную жизнь. В конце-концов, как бы ни было слабо твоё безволосое тело, ты родился в числе избранных.
Ты — римлянин, что на эллинике, языке мудрости, звучит как ромей. Империя была создана Октавианом Августом в годы земной жизни Иисуса Христа, и далеко не случайно Сын Божий, Сын Человеческий, воплотился именно на ее землях, на земле последнего Царства! Вечного Рима... Вы — новый Избранный Народ, которому суждено править миром. Вы — носители Истинной Веры, Православия, не искаженного варварами с их грубыми манерами и примитивным наречием. Вы — единственные наследники славы и мудрости древних народов земли.
Порой от иноземцев-рабов слышал ты об их родных странах, и хотя губы твои улыбкой принимали их дикарские восторги, дух твой не мог не исполниться законным презрением.
— О Багдад, величайший из городов!
Распевался какой-то невольник. Ты внимательно слушал, а потом будто случайно осведомлялся: "Ну и сколько в Багдаде акведуков и питьевых фонтанов? Всего один? Да-да, конечно это ни о чем не говорит! А сколько на улицах установлено колонн, чтобы прикрывать нежную кожу прохожих от солнца? А сколько мозаик в арабских храмах? Кто такой Платон? Ладно, это слишком сложно... но правда ведь, что арабы не визжат пять раз на дню, причём в последний раз ночью?"
Ты слушал... и думал, до чего должно быть счастлив этот человек, не ведающий, что жил в грязи и дикости, в жалком подобии твоего родного Константинополя.
И каждый народ заслуживал твою греческую улыбку. Евреи... О чем можно вообще говорить с людьми, которые распяли Христа? Персы... Они давно утратили древнюю халдейскую мудрость. Армяне... Грязные монофизиты. Что говорить о франках и северянах? Ариане, язычники, варвары.
Лишь ромеи знают как на самом деле устроен мир, и лишь ромеи могут им управлять.
Почему же в таком случае вы лишились Сирии, Палестины, Египта и Африки, отбитых у вас арабами? Голубчик, задавать такие вопросы неприлично, но мы, ромеи, милостивый народ и готовы снизойти к вашей непроглядной тупости. Несомненно, имело место божественное вмешательство и наказание за грехи. Да-да, мы тоже грешны, удивительно, правда? Но нет народа скромнее, мы признаём свои грехи! Благочестивый басилей раз в год омывает ноги нищим. Способность признавать свои ошибки суть одна из наших добродетелей.
Поняли?
Молодцы. Хорошие варвары. А теперь идите и умрите за нас на восточной границе, сражаясь с писклявыми арабами.
***
Врожденный здравый взгляд на мир и его устройство, впрочем, не мешал тебе научиться заискивать перед варварами, используя их дикарство и предрассудки против них самих. К примеру, ты привычно лгал всем "я такой же невольник как и вы", хотя прекрасно знал, что по закону Империи сразу же после продажи тебя освободят в качестве компенсации за страшное увечье, которое ты получил.
Увечье? Благословение! Только дикари не знают — сам пророк Даниил был евнухом. Евнухи подобны ангелам, которые также не имеют пола, хоть и говорят о них "он". Быть подобным пророкам или ангелам — если это увечье то утверждающий подобное увечен от рождения, и не будет ему исцеления.
Ты помнишь операцию. Горячая ванна с солью, от которой расслабилось всё тело и тебя невыносимо стало клонить в сон. Немного коринфской настойки непента. Ласковые руки мужчины гладят твой живот, бедра, член... Ты улыбаешься как дитя от этих воспоминаний.
— Потерпи, Софрон.
Тихо произносит кастратор, и в тот момент ради него ты готов вытерпеть все муки Ада, до того ты счастлив! Небольшой нож чего-то там касается. Вода краснеет.
— Ай!
Коротко вскрикиваешь и дергаешься, когда мужчина делает что-то в твоей мошонке.
— Тихо, тихо...
Шепчет он, сам из "безбородых", и дает тебе отпить ещё немного непента прежде, чем помочь подняться из воды. Потом тебе остановили кровотечение. И пусть тебе было больно и плохо несколько месяцев, разве оно того не стоило?
Отныне ты сделался куда ценнее поскольку мог занимать многие должности, на которые "бородатых" не брали, потому что они склонны думать членом, а не головой.
Ещё благодаря операции ты навсегда остался красивым. На теле твоём не растут волосы, а на лице появится лишь юношеский пушок, волосы сделались густыми и шелковистыми, голос приятным и мелодичным, бедра широкими, руки и ноги длинными, лицо малоэмоциональным, характер спокойным...
Ну и кто после этого скажет, что кастрация не полезна? Только распутники, жаждущие — ах какая мерзость! — вбрасывать свои жидкости в тела женщин, чтобы из тех вылезали крикливые младенцы. Нет-нет, совокупление — это простолюдинам! И воякам, конечно, в силу врожденной грубости присущего им нрава.
В семье как явлении в принципе есть что-то неприличное.
***
Ты рос без отца и матери. Конечно, ты родился от женщины — у всех свои недостатки — но та имела достаточно ума, чтобы продать тебя добрым людям, что вырастили и обучали тебя. Тихая и ласковая речь, улыбка на лице, чуть согнутая спина и склонённая набок голова (ты очень высокий и такая поза позволяла смотреть на собеседника всегда немного снизу вверх) — всё это ты усвоил от учителей. "Не говори что думаешь, но думай что говорить" — таков был девиз вашей школы.
Другие дети до кастрации бывали и агрессивны и задирали тебя. Операция успокаивала их, и в общей спальне наконец воцарялась тишина.
Ты красиво говорил, красиво пел, красиво писал.
Через пару лет тебя собирались отдать ко двору...
Даже погубило тебя в результате то, насколько ты был хорош!
Один из учителей брал тебя с собой в поездку по стране. Вы прибывали в районы, где некогда велись боевые действия и было много нуждающихся, обездоленных, отчаявшихся. Предлагали хорошую цену за мальчиков. Иногда родители не видели своего счастья, тут-то ты и служил живой демонстрацией — прелестный, благовоспитанный, обученный искусству утонченной беседы.
"Здесь нет ничего кроме смерти. Но отдайте младенца нам, и его будет ждать величие..."
В этот год вы отправились в Гераклею...
***
И вот, ты в повозке, разъясняешь подругам по несчастью их перспективы и возможности.
Ибо ты щедр.
История IXДарина У вас не было храмов — вашим храмом был Мир. У вас не было свящённых книг — с вами обитали Боги. У вас не было царей — власть принадлежала Народу. Вы не верили в судьбу — с высшими силами у вас был Договор. Закон ваш — закон Разума. Вы — Славяне.
Иные народы страдали от буйства природы, другие тщетно пытались подчинить ее себе, вы же приспосабливались и подстраивались к ней, и брали лишь то в чем нуждались. Оттого-то вы выживали даже когда уходили в землю народы, почитавшие себя сильнее, мудрее и хитрее вас. Вы говорили о них: "Погибоша аки обре".
Так жили вы столетиями в своих деревянных крепостях, среди лесов и рек, ни в чем не нуждаясь от внешнего мира и ничего не стремясь ему дать. Само понятие "будущего", основное для христиан и мусульман, было вам незнакомо, желая сказать о предстоящем вы употребляли либо настоящее время, либо странную прочим народам формулировку: "Хотим". Оттого-то ваш язык считался трудным, а ну поди растолкуй по-булгарски: "Пришли булгары. Хотим все смертным боем помрети" — а значило это всего-то, — "Если придёте, булгары, то будем сражаться с вами до конца". И сами вы также с трудом осваивали прочие наречия — слишком глубока была мировоззренческая пропасть между вами.
Так было. Но есть — не так.
Чужеземцы не в силах были отравить землю вашу, которая суть вы есть, и оттого возжелали осквернить дух ваш. Они приходили из Итиля с сундуками, полными золотом и серебром, и едва касался человек тех богатств, так уже и помыслить не мог ни о чем ином. Просыпалась в нем жажда спасти свою жизнь не жертвой, как велит Договор, не хитростью, как велит Разум, не верностью товарищей, братьев своих по Народу, но панцирем. Ходил он по детинцу то сопровождаемый бряцаньем железа, то шелестом мягких тканей. И говорил он братьям своим: "Что моё то не ваше". Полнились добром сундуки его, и прочие, следуя его примеру, также предавались стяжательству.
И узнав, что есть с вас что взять, служители небесного хакана, хозяина Итиля, обрушили на вас свою беспощадную жестокость. И росии, мечи севера, приходили дабы принести вас и богатства ваши в жертву своим кровожадным богам.
Так было. Но есть — не так.
Обложили вас данью хазары, забрали у стяжателя часть его богатств, у мира же забрали последнее. Стяжатель же желая защитить оставшееся, ублажил росиев и поселил их на землях ваших.
Так Народ лишился власти, ибо сильный объявил себя каганом над слабыми, воинов же провозгласил детьми своими и другами. И судил тот человек не Разумом, но Волей, и Волю свою творил на остриях клинков северян. И веровал не в Договор, но в Вещь, и вещими себя окружал, что рекли не сущее, но должное.
Да славится Бравлин, каган Новоградский, и детинец его, и дружина его, и росии его!
И да проклят он будет.
Ибо уничтожил он Мир.
***
Имя твоё — значит "Дар" — потому что была ты желанна для отца и матери. Жили вы в хате за пределами городища, пахали землю, держали скот, всё прочее же брали от реки и леса. С детства учили тебя отличать съедобное от съедобного, рассказывали с какого дерева можно рвать кору, а какое ты лишь погубишь этим, на какого зверя можно охотиться, а на какого не след. В пять лет ты сама разделывала рыбу и училась плавать. В шесть лет ты научилась отличать съедобные грибы от ядовитых. В семь — впервые поставила силки. В восемь — впервые убила попавшего в силки кролика, освежевала его и приготовила. В девять — ты сделала это хорошо. В десять — разобралась в свойствах лечебных трав. В одиннадцать — была представлена Мокоши.
Ты помнишь, как одурманенная парами конопли вглядывалась в своё отражение в воде, и виделась тебе за спиной тень богини, что положила тебе на плечо руку. Ты порезала руку. Подарила воде несколько капель крови. Таков Договор.
С тех пор знала ты, пока ты рядом с водой — богиня с тобой.
Ручной блуд же у воды по малолетству не практиковала — рано тебе пока быть буякиней.
Потом пришел Бравлин.
И Мир рухнул.
***
Вода в море — мертвая вода. Нет в ней богини, не живут в ней тридцать девять сестер-берегинь. Дух той воды ядовит, оттого-то так скручивало тебя на чужеземном корабле, и выворачивало за борт, и истекала ты водой, и плевала кровью, и страдание испытывала великое.
Вы бежали. Бежали прочь от гнева Бравлина. В землю чужую. Землю неведомую.
Твой отец был воином. Всю жизнь не стремился он к злату, но чтил Народ, Разум и Договор, но всё же пришлось и ему продать свой меч. И кому продать? Грекам! Нет на земле народа подлее греков.
Слуги Итиля несут отраву для духа. Клинки Севера умерщвляют тела. Греки забирают всё без остатка. Там, куда приходит их Бог, не остаётся других богов.
Их страна поражала воображение невероятными постройками из камня, пестротой одежд, обилием украшений, и каким-то чудовищным, невозможным святотатством. Греки подчинили землю, убивая ее и оживляя через особое чередование полей, греки подчинили воду, текущую куда им надо по каменным аркам, греки заперли огонь в глиняных сосудах и лишь ветер пока не сумели укротить — хотя несомненно стремились и к этому. Они не уважали Мир и даже Богу своему не приносили жертв, но лишь требовали от него и требовали, а приезжим гордо рассказывали, что некогда сами же убили Его чтобы избавиться от долга перед Ним (возможно, ты что-то неправильно поняла, но это не точно).
В Царьграде ты провела лишь день. От шума болела голова. Слишком. Много. Людей. Слишком. Много. Камня. Слишком. Много. Всего. Слишком. Много. Слишком.
Отец сказал, что в земле, куда вас пошлют, будет лучше. В той земле и правда было Меньше. Но ее лучше.
Слёзы текут по твоим щекам, когда видишь ты непомерно огромные холмы с белыми головами, желтые равнины, где тебе незнакома была ни одна травинка, поля, где выращивали странные злаки...
Наконец, вы прибыли в "Ге-рак-ле-ю". Геракл это такой бог. Как ты поняла, до Распятого у греков было много богов и им приносили жертвы. Но греки убили их всех.
Правда, когда ты спросила, убили ли они Распятого последним, тебе объяснили, что Распятого убили не совсем греки, а хазары. Ты не поверила — греки казались тебе больше способными на это.
***
Гераклея была намного меньше Царьграда и после столицы уже не вызвала такого шока, смешанного с чувством, что тебя похоронили заживо в тысяче каменных гробниц. Здесь тоже было много и домов, и людей, но за высокими стенами хотя бы можно было различить рассвет или закат. И вода здесь была живая, а не из каменных труб и уж тем более не — бррррр — мертвая, соленая.
Ты прожила среди греков почти год. Твои подозрения полностью подтвердились — эти люди были совершенно безумны.
Они почитали Распятого потому что когда убили его (таки хазары пытались убить Распятого, но облажались, а убил его грек по имени Лонгин! А ты знала! Знала!) то тот вернулся с того света и обещал устроить всему миру кирдык. Греков такая перспектива видимо расстроила, но вместо принесения жертв им взбрело извиняться перед богом, что они и делали, но так делали что лучше бы не делали. Для начала, они пели хором, и ты в жизни не слышала ничего красивее этого пения, но потом узнала, что это песни мертвых богов, которых греки когда-то слушали и теперь подражали им, и ужаснулась от такого кощунства. Далее, они убивали свои тела тем, что не ели хорошую еду, не радовали богов соитием, а иногда и вовсе били себя плетьми — и зачем, спрашивается? И, наконец, в наиболее свящённом своём ритуале, они пили кровь своего бога и ели его тело. Что-то тебе подсказывала, что с такими извинениями, Распятый точно не простит греков, а скорее устроит всему миру кирдык пораньше, но греков такая перспектива кажется даже радовала, они буквально смаковали ожидание всеобщего конца, потому что до его наступления им было обещано, что они захватят весь мир.
Культ греков — это ужас какой-то!
Но как ты убедилась, у них был и другой культ. Делая что-то важное, греки всегда упоминали, что делают это для Империи, и твой отец по их мнению тоже служил не грекам, а Империи. Когда ты спросила: "Что такое Империя?" — ты узнала, что слово это значит "Власть". Но не просто власть, а единственная власть, тотальная, подавляющая.
Что за люди молятся на власть?! Греки пугали. Их могущество казалось невероятным.
Но как выяснилось, были и те, кто пугали самих греков.
***
Они пришли с юга, словно густой лес твоей Родины пришел в движение, или море устроило половодье, или вся саранча земли собралась в одном месте. Было в вашем языке одно слово, которого ты не понимала — Тьма. Родители говорили, что это "очень много" — как зёрен в амбаре или саранчи в плохой год. Но зерна и саранча были маленькие, а ты не могла представить Тьму людей, хотя в песнях и слышала, что такое бывало, когда приходили Обры.
Узрев войско Харуна ар-Рашида, ты узнала, что такое Тьма. Словно город шатров вырос за вашим городом.
Снова и снова лес копий наступал, и разбивался о каменные стены — двадцать семь дней и ночей. И пять раз в день те люди издавали страшный вой, а после дружно падали и бились лбами о землю.
За это время ты, конечно, узнала, что народ этот зовётся сарацинами, и что служат они главному врагу Распятого, имя которого греки не называли. В землю они бьются потому что кумир сарацинский обитает под землей, куда затаскивает молящихся ему, чтобы пожрать их и изжарить заживо.
Так себе перспектива, и ты не совсем понимала, зачем сарацины поклоняются такому богу, но в том, что жаждущие конца света греки боятся только народа, ещё более безумного чем они сами, была даже своеобразная логика.
Двадцать семь дней и ночей город держался. Ты рукоблудила у воды, и дарила воде кровь, надеясь что Мокошь услышит и поможет вам.
Потом сарацины колдовством обрушили на вас море пламени — и Гераклея пала.
Ты не знаешь где отец и мать. Может живы. Может и нет.
Ты пыталась защищаться — тебя ударили по голове.
Темнота. Дорога. Клетка.
Рабство.
И довольный грек, ведущий себя так, словно вам выпал лучший удел во вселенной.
Безумный народ.
История XМариам Во времена задолго до Ислама, когда Цари Царей господствовали над вселенной, жил величайший из Пророков — Заратустра, в котором воплотился Аллах. От него персам и всему миру достался свящённый Завет — Авеста. Но шли годы и персы возгордились. Они исказили смысл учения, дабы избавиться от ограничений, возложенных на них богом.
Тогда появился новый Пророк, воплощение Аллаха — Маздак. Он устранял собственность и освобождал из гаремов женщин, он раздавал поровну зерно и призывал к всеобщему миру. Маздак же принёс новый символ — красное знамя истины и свободы. Шахиншах Кавад поначалу признал Маздака, но после под влиянием знати убил его.
За это преступление, Свет послал арабам Мухаммеда, и те разрушили державу шахиншахов — но и сами арабы вскоре утратили лучшее в своём учении.
Одна лишь надежда оставалась для человечества — жена Маздака, Хуррамэ, спаслась и бежала в горы, где раскрывала народу истинное учение.
Так появились Хуррамиты. Так появились вы.
***
Вы верили, что в основании Вселенной лежит двойственность, что к всякой вещи существует ее противоположность. Поначалу две противоположности — Свет и Тьма — были разделены. Свет был царством покоя и гармонии, нематериального и совершенного. Тьма была царством материи и жажды смерти, ее безобразные творения были погружены в борьбу друг с другом.
Мир родился из столкновения Света и Тьмы, когда Тьма, позавидовав красоте Света, пожелала завладеть им и вторглась в него. Из того же столкновения родилась два божества — Управляющий Добром (Аллах) и Управляющий Злом (Иблис).
Управляющий Добром постоянно воплощается в великих людях дабы подвигнуть человечество по пути Света, но знатные и богатые влекут мир во Тьму.
Вы, Хуррамиты, ищете новые воплощения Аллаха и следуете за ними под красными знамёнами.
Так, вы последовали за Абу Муслимом, восставшим против Умайадов — но после предательски убитым Аббасидами.
Потом вы последовали за аль-Муканной и его "белыми одеждами" — но и их ждал разгром.
За вами охотились.
Твоим родителям, багдадцам от рождения, пришлось бежать в земли христиан, принявших вас отнюдь не из милосердия, а потому что жаждали использовать вас против мусульман.
И домом вашим была Гераклея.
***
Обитель Хуррамитов была небольшой, но очень сплоченной. У тебя было одиннадцать отцов, двадцать матерей и тридцать четыре брата и сестры — поскольку все мужья, жены и дети считались общими. Общим же было все имущество, а худшим грехом в вашей общине почиталось шкурничество и желание навязать волю одного всем.
Официально, вы шили ковры. Это были неплохие ковры.
С самого раннего детства тебя учили любви — любви ко всем людям, любви к нематериальному и вечному, к добру и справедливости. Тебя учили, что совсем скоро, Аллах пошлёт нового Пророка, и вспыхнет восстание, которое наконец сметёт Царство Мрака. Всё будет поделено поровну, наступит всеобщее счастье, радость и свобода...
Это было неплохо — когда тебе было лет девять или около того, и ты не вполне понимала, что видела. Но по мере того, как ты становилась старше, взрослые уже не так пристально следили за тобой, а может и сами в отсутствие долгожданного восстания, расслаблялись...
Когда вас укладывали спать, то в обеденной зале дома частенько воскуривали гашиш. Обычно, за вами оставляли следить кого-то из взрослых, да и дверь запирали, но потом роль взрослых начал исполнять кто-то из старших детей, больше занятых собой, а дверь...
Что же, однажды отлучившись по нужде ты нашла ее не запертой.
И шагнула внутрь, туда, где в облаках наркотического дыма сплетались десятки обнаженных тел.
Любой человек сказал бы — тебе рано было это видеть. И даже Хуррамиты с ним наверное согласились бы...
Но гашиш, приправленный вином, приносит равнодушие. Тебя просто не заметили. В тот раз. В следующий. И тот, что был за ним.
А ты смотрела на взрослых, выглядящих такими счастливыми...
Однажды, на тебя всё-таки посмотрел кто-то из отцов.
Он протянул к тебе свою жёсткую, волосатую руку.
***
Реки пламени.
Дорога. Повозка. Клетка.
Болтливый ромей, будто радующийся рабству. Угрюмая темноволосая девица с необычайно бледной кожей.
И ты — на перепутье.
Красная повязка припрятана там, где даже арабские палачи не додумались бы ее искать.
Три героя вступают в нашу историю. Три культуры. Три веры. Ромейский евнух верит, что сможет приспособиться к чему угодно, пройдя меж огней и даже не опалив волос — оправдается ли его вера? Юная славянка открывает чуждый себе мир, который не вполне понимает, впервые выбирая между оставшимся позади своим и чужим настоящим. Арабская девочка из секты повстанцев-дуалистов познаёт два лика свободы. Ты видишь, о вазир? Узор всё шире, всё пестрее, всё ярче... Ведь всем новым Троим предстоит быть купленными Четырьмя..
-
Красиво поданы религиозные взгляды и их разночтения, очень натурально и красочно!
-
Все такие разные, уникальные получились! Очень здорово!
-
Поражен, как можно выдавать красоту такими объемами так быстро.
-
"Ты пытался сбежать из Гераклиона, не так ли? Надо ж тебе было налететь на арабскую засаду - они и нас поймали, и варварюгу эту..."
Ты всегда умеешь подать не только разные точки зрения на одну и ту же ситуацию - но и другую атмосферу, другую культуру, другие понятия, каждое из которых по-своему их логично оправдывает. Ментальный плюс.
-
А мощно. И про ромеев, и про славян, и про ящеров и про Хуррамитов.
-
+ Продолжение не хуже начала.
|
Руки в цепях, ноги в цепях. Мысли свободны.
Аыым размышлял, не обращая внимания на боль во всём его естестве. Размышлял о тех временах, когда он был Аыымом-Леопардом. О тех временах, когда он был свободен, когда он был дик, когда он был прекрасен и могуч.
Его поймали. Его осудили, незаслуженно, мерзко, низко. Его сломали.
По крайней мере, попытались. Лишили его члена, свободы, светлого будущего. Но создали и новое - в котором обагрится кровью семья его пленителя.
Аыым не собирался сдаваться. Он больше не может брать женщин - но есть одна, что по праву уже принадлежит ему. И он заберет ее обратно. Вырвет из лап властителя Аксума, коему, и всем его сыновьям, отрубит член, и затолкает глубоко в мерзкий зев, из которого вышел приказ обратить Аыыма в рабство.
И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя; Да не пощадит его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. Каждый вечер бормотал себе эти слова Аыым, не помня уже, когда успел их выучить.
Эти мысли, это предвкушение сладкой расплаты, держали Аыыма. Никакие кнуты, никакие истязания, никакие крики, никакие цепи не смогут его сломать, пока впереди Леопард его души видит добычу, как бы далеко она ни была.
Но Аыым не был глуп, хоть и не был умён. Он мог бы в любом момент броситься на своих пленителей, ублюдочных работорговцев. Он бы смог убить одного, или даже двух - но умер бы, не сделав более шагов.
Леопард умеет ждать. Потому пока надо было мириться, терпеть. Ждать возможности. И запоминать всех тех, кто заслуживает его мести.
***
Аыым смотрел на копта. На его лживую мягкость, лживое сострадание. В его глазах отражался не Аыым-Леопард, а мешок со звонкой монетой. А, значит, и он для Аыыма не был человеком. И зверем не был, ибо зверь благороден и прямолинеен.
Перед Аыымом была грязь. Выгребная яма, из которой почему-то сочились слова. Его лживый язык отбросов предлагал учить арабский. Аыым готовил слова, которыми бы опустить его, дать понять, кто он есть на самом деле.
Но гыб понимал: этот ублюдок любит быть выше окружающих. Любит свою власть нас слабыми. Любит её показывать. Любит наглядно показать, что будет с теми, кто ему перечит, дабы это было примером всем остальным.
Потому Аыым будет сильным. И кивнет.
-
Потому Аыым будет сильным. И кивнет. Действительно иногда сила нужна для простого кивка там, где хочется придушить.
-
Какой лютый чувак!
-
В этом посте много вкусностей! Прежде всего отмечу, что короткие, рубленные фразы, это именно то, как я видел мышление Аыыма. обагрится кровью семья его пленителя Вот вроде простенькая фраза, а прям попадание, потому что скорее всего с таких "визуальных" метафор началось человеческое мышление — Аыым представляет врагов в крови и проговаривает представленное. И после этого вдруг — такой мощный пантеизм И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя Чувствуется, что мир для Аыыма ещё живой, и потому Бог=Мир. Это тоже очень круто, вот это вот "среди тебя" (я бы написал с большой буквы, вроде как первобытный человек на стенах пещеры рисует маленьких человечков вокруг большого, но это вкусовщина). В общем — я очень доволен! Отличный пост! И персонаж отличный!
-
Настоящий Леопард остаётся Леопардом даже выступая в цирке. Ауф.
-
Леопард умеет ждать. Страшно!
|
Сегодня Эзра впервые надел на голову ксута, сразу после того как главный раввин Багдада снял с руки и головы мальчика шимуша-раба и объявил что бар-мицва состоялась. Теперь и до смерти перебирая гдилим бар Моше или как говорили в большом Багдаде ибн Муса будет вспоминать подходящие к случаю строчки Торы и Талмуда, но сегодня, в первый раз, он будет перебирать гдилим и вспоминать самое важное что произошло в прошедшей мальчишеской жизни.
Семья Моше бар Ицхак жила в достатке когда родился Эзра, но когда родился Ицхак они уже были богаты, когда родилась Руфь они уже были безмерно богаты, а недавно появившаяся на свет Сара уже была не просто дочерью торговца, а члена тайного совета визиря. Мать Эзры рожала детей словно по планам б-га. Каждые 4 года на свет появлялся благословенный младенец. Так Ицхаку исполнилось 9, Руфь 5, а Саре год. Конечно у главы семьи были и другие дети, но это были дети рабынь и кроме денежной помощи никакого другого участия в жизни общины они не занимали, поскольку ни в коей мере не считались ее членами.
До 5 лет еврейский ребенок делает что хочет, а в семье бен Ицхака ест и пьет что хочет. Но в 5 лет Эзра понял, что его жизнь изменилась навсегда. Сначала в иешиве он получил хлыстом по спине за то, что ошибся всего лишь в одном символе при чтении отрывка из Торы. А уже буквально на следующий день ему разбил нос какой-то здоровенный подросток араб. Причем, как выяснилось из недолгой беседы, по ошибке, приняв его за шиита. Так мальчик получил сразу два урока. Первый, что все что ты делаешь должно быть не просто хорошо, а безукоризнено, а второй, что нужно много знать и много уметь, чтобы не пострадать даже будучи безвинным.
С этого дня Эзра прилагал все старания, чтобы учиться как следует, но как бы он не упорствовал хлыст еще много раз гулял по его спине и только на уроках счета он мог быть спокойным. Цифры словно посылались ему в голову свыше, давая ответ еще до того, как человек был способен их посчитать. И до 9 лет казалось что это и был его талант. Свободное же время, которого было не так много, потому что кроме учебы Эзре приходилось помогать в лавках многочисленной родни, он старался бывать в городе побольше, заводить друзей и приятелей. Это было не так сложно, потому что ему хватало знатности и денег, чтобы быть благосклонно принятым почти в любом доме. Конечно он никогда не ходил в кварталы караимов и антисемитов, но в остальном чувствовал себя спокойно.
Еще один урок дол ему приятель, знакомство с которым началось с зуботычины, а именно Салах ибн Мади. Эзра не был хилым, но его время целиком и полностью уходило на развитие знаний, а не на развитие мышц и обидеть его могли многие. Однажды он пожаловался на обидчика Салаху, без задней мысли, просто обида искала выход, а Салах предложил разобраться с обидчиком за смешную по меркам сына купца плату. Теперь мальчик знал, что за деньги можно купить не только товар или услуги, но и безопасность.
Довольно часто, по большей части по собственному выбору Эзра помогал дяде, Рувиму бен Ицхак. Тот занимался не самым почетным в общине делом, зато весьма прибыльным. Он торговал рабами и наложницами. Привозили их со всех краев непредставимо большого мира и маленькому бен Моше было очень интересно рассматривать их, знакомиться с их законами и обычаями. Именно из этой любознательности и родился бизнес, первый в жизни Эзры, который он начал в 9 лет.
Неудачная покупка, рабыня из Ромеи, которая оказалась слишком старой для тяжелой работы, а уж тем более для удовольствий. Но Эзра приметил, что она пользуется большим уважением среди других рабов и уговорил отца купить ее, тем более что стоила она, да почти ничего не стоила. Наблюдая за ней уже более подробно мальчик заметил, что та хранит у себя засушенные листья, довольно странные, которых Эзра никогда раньше не видел. Она добавляла их в еду, а еще делала из них настойки, которые давала больным рабыням. Допросив старуху Эзра узнал, что растение это зовется шалфеем и что оно имеет приятный запах, красивый вид, но ценится из-за того, что лечит множество болезней. Накопив небольшую сумму из карманных денег мальчик дал их работнику Рувима, который направлялся за очередными рабами на запад, наказав ему купить шалфея на все деньги. К возвращению каравана Эзра уже придумал что он будет делать. Часть он начнет продавать, а часть попробует посадить и сам выращивать. Ну как сам, точнее с помощью одного своего друга из под Багдада, полей у отца которого была вполне предостаточно, чтобы выделить маленький кусочек под посадку.
Впрочем прежде чем продавать Эзра опробовал эти листики на себе и друзьях. В пищу они особо не шли, да необычный привкус, но особо приятным его назвать нельзя. Правда пока он не попробовал добавить шалфей в жареную баранину низкого качества. Шалфей совершенно отбил неприятный привкус мяса, сделав его приятнее на вкус чем мясо ягненка. Впрочем лекарственные свойства вообще превзошли ожидания. Настой из этих листиков лечил кровоточащие десны, больное горло и даже выпадающие волосы. Вложения окупились сторицей, да и растение как оказалось благословенную землю Багдада полюбило как собственную и росло пышным цветом. К сожалению оказалось, что для того, чтобы сок набрался силы нужно более одного года, поэтому готовить из собственных листков удалось только через два года.
Как раз тогда его бизнес "накрыл" отец, узнав, что сын продает в его лавках и лавках его родственников странный товар. Причем узнал он об этом совершенно случайно, когда его приятель посетовал, что настой которым он покрывает голову, чтобы волосы перестали выпадать слишком быстро кончается. Последовал скандал, который завершился сначала поркой, а затем заключением взрослого договора. По которому Эзра бар Моше являлся поставщиком товара для Моше бен Ицхака в обмен на 50 процентов от выручки. Это было меньше чем раньше, зато объем продаж сильно вырос и в целом Эзра уже стал зарабатывать больше чем некоторые из взрослых членов семьи. Вот только тратить эти деньги ему не давали, откладывая их до того времени когда мальчику придет пора открывать собственную торговлю. Карманные деньги он продолжал получать, причем в гораздо большем размере чем раньше, потому что из старшего сына главы семьи он стал гордостью семьи.
Так и получилось, что к бар-мицве молодой игуди бевэль накопил приличный стартовый капитал. И теперь он строил планы по тому как быстрее закончить обучение и открыть собственное дело.
Бар мицва завершилась роскошным пиршеством, за которым не один рог был поднят за будущего великого купца. Вот только не планируй ничего наперед, если не хочешь прогневать б-га. То, что делало семью огромной силой в одну ночь превратилось в страшную беду. Отца арестовали и самое верное, что ему грозило это казнь. Способов спасти отца от казни было много. У молодого, но хваткого Эзры хватило бы и ума и друзей и денег, чтобы устроить побег из тюрьмы. Но тогда вся их семья стала бы изгоями. У ловкого на язык и знакомого с арабскими традициями подростка не было сомнений, что он найдет что сказать кади, для того, чтобы отца отпустили на свободу. Вот только и отец и его старший сын тогда навсегда станут изгоями для общины, а их род начнет медленно, но верно хиреть. Так что оставался только один способ, обратиться за помощью к общине.
Собрание общины началось и без этого повода. Могущественные бармакиды и все их сторонники оказались казнены или брошены в тюрьмы. На этом фоне арест одного из членов общины не казался главным событием, но Эзра был полон решимости не допустить этого.
- Ребе, позволь мне сказать слова в защиту отца моего. Сами стены синагоги, построенные во многом на его деньги не дадут мне соврать. Ты Руфь, вспомни, когда твоего мужа безвинно осудили и казнили, кто как не Моше бен Ицхак поддержал вашу семью и не дал ей пропасть в нищете, вспомни кто стоя на моем месте выступил за сбор средств вам в помощь. А ты Борух, вспомни как твой караван был разграблен, а ты сам пленен, и тебе оставалось только молиться о легкой смерти. Кто тогда пришел тебе на помощь и спас тебя от смерти? Моше бен Ицхак. А вы братья Коэны, вспомните как вы просили моего отца выпросить у визиря землю под строительство синагоги в новом квартале. И теперь вы все обсуждаете голову на мосту, а не жизнь своего собрата по вере. Я знаю как помочь отцу. Знаю кому и сколько надо дать, чтобы его отпустили и позволили уехать из страны. Я готов подхватить дело отца, а ему дать возможность рулить нашими делами в Синде или Ромее.
Тут надо сказать многие зашептались. Не Синд и не Ромея были главными странами поставщиками товара. Сейчас этот дерзкий мальчишка говорил что спасет отцу жизнь, но заберет у него дело. И это было единственной возможностью спасти это дело, поскольку останься изменник у руля, люди Халифа расправились бы с его лавками. В таком возрасте и так вырулить между всеми опасностями, к нему стоило присмотреться.
- Я не прошу у общины всю сумму, половину я внесу из того, что отец собирал мне для открытия собственного дела, но я прошу у общины дать вторую половину, чтобы соблюсти то, что говорится в Талмуде. Значение человека равносильно значению творения, всего взятого. Важны не рассуждения о доброй жизни, а добрые дела. Ребе, скажите свое слово, чтобы община могла решить.
-
Вай дод, какой талантливый юноша из народа, избранного Богом Израиля!
-
Очень круто отыгрываешь культурный код.
-
Очень гармоничный пост получился!
|
«Сказал от жажды гибнущий в пустыне: "Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!" Ему ответил спутник: "О глупец, В воде иль без воды - один конец". "Нет! - тот воскликнул. - Не к воде стремлюсь я, Пусть в океане Духа растворюсь я!" Кто жаждет истины, я знаю, тот Без страха бросится в водоворот». Саади
Глупец или обманщик тот, кто скажет тебе, что колесо истории движет стремление к власти и богатству, славе и признанию. Тот, кто вслушается в шелест листвы пыльной чинары за окном, кто спросит речную гальку и лазуритовые бусы, кто поднимет глаза к теплым пушинкам далеких звезд, познает, что из века в век вперед влекут только три вопроса: что, как и почему? Кто умеет их задавать, никогда не станет слепым, а, значит, шаги по пескам времени не приведут его в трясину. Так знаю я, Ясмин Мекрани, за глаза называемая Духтар-аль-Мор, и то есть истина. Глупец или обманщик тот, кто скажет тебе, что мир исчерпывается отчим домом, а все прочее – земля врагов и добычи. Тот, кто внемлет бегущим с гор серебряным ручьям и черным ветрам пустыни, холоду ограждающих мир людей вершин и иссушающему солнцу, знает: границ не существует. Их нет ни за седым Кафом, ни за зеленым Синдом, землей Райев, ни за Столпами Джебель, на за солеными водами Варкаша, что еще называют Шизиром. Нет их и между мирами людей, духов и мертвых. Так знаю я, Ясмин, дева человеческой крови Севара из рода Мекрани по отцу, и дева змеиной крови Заххака рода Вадага по матери. Так было, так есть и так будет: сказка никогда не закончится: будет только перевернута страница. Быстра человеческая речь, но годы текут медленно.
Чужие пальцы, дряхлые от книжной пыли, уже коснулись страниц моей жизни. А пока что я сижу в прекрасном саду, слыша, как прощается со мной листва старых смаргадов, рубин роз и невинность жасмина, гладь пруда и перезвон подвесок, защищающих дом от Дэвов-с-гор. И только древний Каф над головой по-прежнему безразличен: он, видевший взлет и падение Империй, множество смертей и рождений, подвигов и предательств, ни капли не жалеет дочь, что скоро навсегда покинет его вечную тень. Я знаю, что моя смерть для Мекрани – только начало нового рождения, но все равно плачу: сердце не всегда принадлежит разуму, а как иначе унять свою боль, кроме как жемчугом слез, я не ведаю. Звенит золотая брошь-тасни в виде головы змеи, вторят ей горным эхом мелодичные цепочки сережек-дарр: они прощаются со всем, что мне дорого. И я шепчу им в ответ, соединив ладони и всхлипывая: -Намас-сте, мер адиль…
Прощайте, мои книги и таблички. Прощайте, мои цветы и кошки. Прощайте, мои горы и степи. Прощайте, моя кровь и люди. Прощай, Ширани, рабыня своей судьбы. Прощай, Мекрани, покойница своей земли. Здравствуй, Дева-из-Завтра.
В далеком Багдаде или даже Руме я не забуду тебя, мама – я люблю тебя. Я не забуду вас, моя кровь. Жизнь моя досель была вкусной, как ширванский плов с сотней специй, как самаркандские сладкие лепешки, как крутобедрые дыни в меду. Сколько я помню себя, мне все легко давалось: сказывалась мудрая змеиная кровь. Быстрее всех я открыла свой разум буквам и цифрам, первой со всеми подробностями запомнила три тысячи лет Ширани, раньше прочих научилась писать и рисовать. Мне никогда не приходилось трудиться ради знаний: они сами наполняли меня, как вода – пустой сосуд. Вот только у некоторых он бывает чашей, у других – миской, у третих – кумганом, а мне достался настоящий хурджин. И, благодарение богам отца и матери, я могла не только запомнить все, что мне говорили, но и поделиться знанием с другими: ведь два самых бесполезных и отвратных Небу и Кафу человека на свете – это скупец, не тратящий свои богатства на людей, и мудрец, единолично владеющий своими знаниями. Я всегда старалась быть полезной и приятной другим: словом и делом, улыбкой и компанией. Если тяжело дяде Умару – сяду на колени, рассказывая о радостях своего дня. Коли птица печали коснулась крылом лица брата Малика – прикажу седлать коней и потащу его за собой купаться к ручью. Увижу тоску в глазах старого дяди Рихата – спою одну из долгих легенд и станцую, отбивая ритм на бубне-даффе с семьюдесятью медными кольцами. Узнаю, что плачет тетушка Зулейка – приду вместе с луной к ее ложу и буду долго-долго слушать, давая возможность излить беду моим ушам. Встречу сестру Улю – по обычаю спрошу «хаваал», и долго буду выслушивать все сплетни, ей известные. Вот только помощь делом рук мне не давалась - словно джинны заколдовали. Все то, что я знала, рассыпалось песком сквозь пальцы, стоило мне применить знание на практике. А, может быть, так боги намекали, что это – не мой путь? Не знаю. Поняла я только одно: лучше не пытаться порадовать отца попыткой приготовить халим или ниргиси хофтаи, а тетушек расшитым платом-саригом – только хуже будет. Я хорошо помню мученическое выражение лица папы, пробующего мою стряпню и старающегося доесть все до конца, и визг Джедие-ханум, когда оказалось, что я случайно зашила в и без того неказистый шальвар иголку – а я ведь не со зла! Воистину мне лучше было следовать советам благородной матушки и не искать себя там, где мне нет места. Раз уж моим даром рождения стали быстрый, как лурская стрела, разум и приятное глазу лицо, то и не стоит тратить время на то, что смогут сделать за меня рабыни и младшие жены. Все равно тот крови моей, кто станет мне мужем, будет любить меня и без умения в этих практических мелочах: главное, что беседы со мной будут украшать его вечер, а мой лик будет радовать его сердце. А уж что делать так, чтобы получилось лучше, чем у прочих, я сумею объяснить тем, кто преклонит свой слух к моим советам, тем паче, что я не стеснялась спрашивать лучших в своем ремесле, как они так умеют и в чем те их секреты, которые не запирают уста на три замка.
Меня манило все вокруг: от древних легенд, вспоминающих еще времена, когда поныне живые и уже мертвые боги ходили среди нас, до тонкостей выпаса овец, от науки счисления до правил игры в човган и бузкаши: и плевать, что к последней женщин не допускают вовсе! Даже если они переоделись в мужской камиз-шальвар и нарисовали себе пушок над верхней губой и постарались огрубить голос – все равно не допускают! А потом от этого больно и обидно! Но превыше настоящего меня манили тайны былого. Слушая касыды акынов под переливы абрикосовой зурны или орехового дамбиро с тремя струнами, я словно сама оказывалась в тех стародавних летах, своими глазами видя славных батыров и прекрасных пэри, ужасных дэвов в клубах дыма и седобородых маджисов. Как я хотела оказаться среди них, став равной Меритерес или Саломее! Но истории странников были полны противоречий, и в поисках единственно правильных версий я обратилась к книгам. Но и там были различия, которые только побуждали меня искать еще, и еще, и еще… В поисках ответов на свои три вечных вопроса я не делала различий между языками, на которых выведены те или иные строки, равно учась читать арабскую вязь и символы санскрита, плавность изгибов фарси и строгость румийского письма. Меня манили слова и скрытая за ними история, завлекало то, как разные народы обозначают одно и то же явление, почему одни слова столь похожи, а иные различны, подобно небу и земле. Я искала забытую память и то, что осталось только в сказках, пытаясь найти в истории упоминание о прекрасных растениях гуль-хаидаан и анар-гриваан; о царе Нимрозе и его сорока наложницах из лазурита, о царе Ашшаре и его девяносто девяти походах; искала упоминания о вере моей матери о ее змеехвостом предке, о Городе Черепов и о том, как подчинять себе джиннов; о том, кто жил на нашей земле до нас и куда ушли царства из легенд.
Но ошибется тот, кто скажет, что Ясмина была затворницей. Как и все девушки из Ширани, я по весне ходила в поле за дикорастущими цистами и травами, седлала своего коня, отдавая себя степной воле, обвязав пояс веревкой, шла к высокогорным источникам, в которых по ночам плескались прекрасные пэри со змеиными хвостами или птичьими крыльями. Я знала упоение танца в круге и прыжки через костер, относила вместе со всеми умерших на вершину башни и ходила с казаном мяса в становище, раздавая пиршество моего отца «младшим братьям его слуг». Жизнь моя за пределами дворца-мари была такой, как заведено исстари – а как давно это «исстари» началось, мне было не менее интересно, чем сама жизнь. В самом же мари, среди любящих родственников и книг, я могла делать все, что пожелаю, и так, как пожелаю, благо желания мои никогда не были предосудительны. Правда, один раз мне все же крепко досталось, когда я без спроса вломилась в покои Мухаммеда аль-Хорезми, да преумножит его Аллах знания этому достойному мужу. Я была возмущена и обижена на весь белый свет… до следующего утра, пока ученый муж не позвал к себе и, чуть пообщавшись, предложил вместе читать строки сокровищ. После этого я простила ему все, и даже будущие прегрешения заочно: такой шанс узнать что-то новое упускать было никак нельзя. И, кажется, я даже сумела произвести благоприятное впечатление на богатого знаниями перса, раз он предложил отправить меня в Обитель Мудрости в Гундешапуре. Отец мой – долгие лета ему! – конечно же, ответил отказом, но я и не расстроилась… сильно не расстроилась, потому что тогда еще верила, что судьба моя – быть в тени Кафа, а если и покидать ее, то лишь ради скорого возвращения. Ах, если бы к тому дню была жива мама, она бы наверняка сумела, заглянув в грядущее, повлиять на своего супруга и господина, но мне те таланты были не доступны, и возможность избежать предначертанного рассеялась, как утренний туман в зеленой чаше высокогорной долины.
Немного времени, коль мерить рамками жизни взрослых, прошло с тех пор, прежде, чем я узнала, что Хазрат-Харун забирает меня из отчего дома, изъязвленного камнями громадных катапульт. Закончилась осада, закончилось мое сидение в темных комнатах у самых корней мари и страх за жизнь моей крови. Став искупительной жертвой, я попаду в Столицу Мира, где пропущу через себя новые ответы на три вечных вопроса, и уж точно никогда вновь не переживу тяготы вражьей армии у стен. Все еще впереди. Новая страница еще не написана, но палочку уже обмакнули в чернила…
-
И если даже тысяча пчёл поцелуют лепестки сего цветка, и тогда не смогут собрать они весь медовый нектар твоего поста. И если даже тысяча диких лошадей пронесутся сквозь это поле, и тогда не смогут они затоптать всходы твоего красноречия, тянущиеся к небесам ибо причастны солнцу. И если даже тысяча джиннов нашлет на нас холод и мрак, и тогда лишь соберёмся мы у созданного тобой, согреемся им и увидим в нем грядущее совершенство нашего дела.
Я говорил, что ты гений? Повторяю. Гений.
-
+1 Читала с упоением)
-
Эпично так.
-
Тягуча сладость речей твоих, но выборы - драгоценные камни!
-
По-арабски поэтический, каллиграфический очерк, как и полагается Франческе. Ставлю ментальный плюс.
-
Прощайте, мои книги и таблички. Прощайте, мои цветы и кошки. + :)
|
ссылка"Разве ты не видел, что солнце было больным, А когда взошёл Харун, оно воссияло снова, Везением Доверенного Аллаха Харуна, обладателя щедрости, Харун — правитель, и Яхья визирь его" Аль-МавсилиЭта история начинается в те дни, когда благословенный век Харуна ещё не близился к своему излёту, когда тело халифа ещё не подводило его, а вокруг не кружились, предвидя кровавое пиршество, стервятники. Это история начинается девятнадцатого мухаррама, в год сто восемьдесят седьмой, когда прошло шестнадцать лет от правления Ар-Рашида, шестнадцать лет спокойствия, свободы от войн, чумы и всяких бед. Эта история начинается тихой арабской ночью, в Багдаде, полном пышностью изысканной жизни. Лунный свет серебром ложился на изумрудный купол дворца Аль-Мансура, и фонари стражей из шудры, словно светлячки, скользили по городским стенам , по узким улочкам, по чёрной воде каналов... О Багдад, как описать тебя, светлое око мира? Ты пахнешь корицей, камфарой и гранатовым соком, в тебе твёрдость дамасских клинков, изящество синского нефрита, мягкость изысканнейшего румского шелка! Ты — сияние сарандибских самоцветов, ты — величайшая из жил асванского золота посреди пустыни, ты — поэма, вытканная ахмарским жемчугом на самаркандской бумаге, ты — синдский слон, пред которым склоняются львы! Вообрази себе, вазир, бескрайние ряды резных ворот и украшенных зубцами башен, вообрази разноцветные купола, возвышающиеся над садами, полными пальм и кипарисов — такие дворцы возводили ещё жители древней Хиры, и как столетия назад, за высокими стенами, богачи прогуливаются по садам, усаженным лилиями, розами и белыми маками, силясь ночной прохладой отогнать дневной жар. Кто знает, может прямо сейчас, в укромном закутке, образованном выступами неровной стены, айары прислонили нож к чьему-то животу, и напрасно случайный прохожий оборвёт горло — уши знати внимают лишь струнам ребаба, да голосам певиц, поющих стихи Абу Нуваса: — О, как прекрасна эта ночь и как благословенна! Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный. Я поцелуя лишь просил - она была щедрее, От счастья я в ее отказ поверил бы скорее! Многозвучна арабская ночь, полна стрекотом цикад, звоном кубков и стонами влюблённых! Уже последний торговец закрыл лавку ставнями, и ученики ложатся спать на минарете, обмениваясь шутками о своём учителе, и странники разместились на ночлег в мечети, и обитатели квадратных одноэтажных домиков расстелили циновки на крышах, спасаясь от летнего зноя, и разнесся уже давно клич муэдзина: — Аллаху Акбар! Нет бога кроме Аллаха и Мухаммед — посланник Аллаха! Спешите на молитву, спешите к спасению! Аллаху Акбар! Нет бога кроме Аллаха! Но даже эту пестроту звуков не сравнить с дневным гомоном, со всепоглощающим шумом городской жизни. Тиха арабская ночь! Умолк Большой Базар в Кархе, голоса над которым днём разносятся будто воинства всех царей земли сошлись на последнюю битву, и Малый Базар в Баззе, где армяне, ромеи и евреи состязаются в алчности и сметливости. Молчит Круглый Город, обитель катибов да мавали Высокой Службы, и квартал Басрийских ворот — дом шарифов, и лежащая за ним Шаркия — обитель ортодоксальных суннитов, и северные и западные кварталы, где обитают в основном солдаты из абны и аббасийи, и трущобы бедняков, и молитвенные хижины суфиев на окраине... Лишь с рассветом Город Мира возродится вновь, лишь с рассветом... Но что это? Отчего по обе стороны стремительных вод Тигра горят огни? Отчего освещены купола дворцов — и даже сам Дворец Блаженной Вечности Аль-Хулд сияет словно восходящее солнце? Что встревожило восточный берег, кварталы Русафа и Мухаррим, где обитают принцы и высшая знать? Ты проснулся той беспокойной ночью, о вазир, ибо что-то нарушило твой покой, и слышались тебе во мраке звон оружия, слабые мольбы умирающих, и виделись тени грядущей смуты... Ты прислушался, и ничего не услышал, кроме ровного биения сердца Багдада. В блаженный век ты живешь. И это никогда не изменится. Ты уснёшь, о вазир, уснёшь не ведая, что только что мир навсегда изменился. *** Той ночью, Повелитель Правоверных Харун Ар-Рашид отдыхал со своим любимцем Джафаром ибн Яхьей в Аль-Анбаре, одном из предместий Города Мира. Лилось алой рекой вино, среди армянских ковров восседали друзья детства на резных ложах из индийского тика, и вспоминали свою бурную юность. Их связывала больше чем дружба — любовь. Не уподобляйся, о вазир, тем, чьи языки суть чёрные скорпионы, жалящие сами себя, не гадай, были ли то узы братства или противоестественная страсть, но довольствуйся тем, что эти двое прошли через многое и поверяли друг другу самые тайные мысли. Бывали между двумя и ссоры. Сколько раз защищал Джафар несправедливо осуждённых подозрительным и скорым на расправу Харуном? "Он больной старик, который скоро умрет!" — кричал на Повелителя Правоверных тот, кто был ему ближе родных братьев, когда тот решил бросить в темницу шиитского имама. Халиф делал вид, что принимает этот довод, но после всё равно казнил того, в ком видел даже тень угрозы собственной власти. И многое из того, что делал Джафар, сам Харун сделать не мог — Повелитель Правоверных побудил придворных присягнуть его малолетему сыну, лишь Джафар и лояльная ему хорасанская знать откликнулись на зов. В ту пору многие завистники и недруги названного брата халифа говорили, де, Высокая Служба велит, но лишь волю Джафара... Ещё в дворцах Бармакидов собирались многие вольнодумцы — шииты, мутазилиты, суфии, хариджиты, христиане, иудеи, сабеи — и напрасно объяснял Джафар, что лишь призывает мудрых дабы те могли поделиться друг с другом идеями, ибо в споре двух мудрецов правы всегда оба... Было и многое другое. Было — и прошло. Несколько недель назад, Харун помирился с Бармакидами — как с Джафаром, так и со своим молочным братом Фадлом и названным отцом Яхьей — и одарил их роскошными придворными одеждами. Вспомнил мудрый властитель мира, что именно Бармакиды стояли подле него, когда он восходил на престол. Именно их мудрые советы позволили ему умаслить армию, верную покойному брату Харуна, укротить восстание в Хорасане, примириться с Алидами, отладить сбор налогов по всему Халифату... И пусть Бармакиды настаивали на передаче трона Абдаллаху — старшему сыну Ар-Рашида, в ущерб действующему наследнику Мухаммеду, разве не приняли они волю Высокой Службы? Мир вернулся в семью, Харун и Джафар ели фисташки с ониксовых блюд, и вспоминали былое. Вспоминали прогулки вдвоем по ночному Багдаду, выезды на охоту, игру в поло на ипподроме в Ракке, голубиные бега... Вспоминали они и объятия красавиц, которыми оба наслаждались вместе — вспоминали, как могут вспоминать лишь двое мужчин, приближающихся к четвёртому десятку, но не утративших при этом жар и дух юношества. Вдохновлённый речами, Харун вдруг встаёт. — Субхан Аллах, брат мой. Солоны воды памяти, приятные телу, но неспособные утолить жажду в зной. Пусть кругом зима и слякоть, слова твои как чернила поэта, отпечатались в душе моей и побудили припасть к источнику сладости. Знай же, что этой ночью я буду веселиться и желаю тебе того же. Джафар тоже поднялся. Тень пробежала по красивому лицу его, но губы растянулись в улыбке. — Да пошлёт Аллах тебе сыновей, старший брат, и да не омрачится радость твоя. Халиф шутливо похлопал его по плечу — Я не шучу, брат мой. Не будет мне ни радости ни покоя, если не буду я знать, что ты счастлив! Ступай же к себе, выпей вина и насладись женщиной! Таков мой приказ! Бармакид поклонился, а после припал губами к пальцам друга. — Как пожелает Повелитель Правоверных. Стоило Джафару уйти, Харун сразу же помрачнел и уселся на своё место. — Уберите всё. Резко бросил он скрывающимся за занавесом подавальщицам. — И пошлите голубя в Багдад. Пора. Воистину, между сыном Махди и сыном Яхьи была любовь. Но как мудро заметил поэт, три вида любви бывает: "Любовь — связь, Любовь — лесть, Любовь — убийство". *** На душе Джафара было неспокойно — слишком хорошо знал он нрав всего названного брата, и с лёгкостью распознавал притворную веселость. Вернувшись в свой шатер, мужчина какое-то время сидел в темноте без движения, и лишь после, словно смахнув с себя сонную негу, поднялся и начал готовиться ко сну. — Посланец принёс слова Повелителя Правоверных! Окликнул Бармакида снаружи слуга. Харун послал подарки — вино, сладости, сушеные фрукты — и заодно приказал рабам ещё раз повторить, что приказывает своему названному брату радоваться этой ночью... Пришлось в самом деле вызвать женщин с музыкальными инструментами и поэта Абу Заккара. Вскоре, под ночным небом Двуречья разнеслась музыка и пение. — Хотят люди чего-то от нас, Не спят люди из-за нас, Желают знать они, Что мы скрыли. Абу Заккар был стар и слеп, и всё же даже его голос прервался, столь тяжелым сделалось молчание сына Бармакидов, когда новый посланец от халифа принёс ещё больше сладостей и вина... — Господин мой, Повелитель Правоверных оказывает тебе такой почёт! Отчего ты так печален? — У меня дурное предчувствие. Он что-то задумал. — Отгони свои страхи и предайся удовольствиям! Вскоре шатер окружили вооруженные воины аль-Хассы, во главе с Ясиром аль-Рахла. — Повелитель Правоверных зовёт тебя. Коротко бросил тот евнух. Названный брат халифа сразу же понял всё. Без особой надежды попросил он разрешения войти в шатер дабы оставить распоряжения, а получив отказ прямо спросил — Какой приказ дал он тебе? — Повелитель Правоверных хочет твою голову. Джафар покачал головой. — Он должно быть пьян. Берегись, возможно он вскоре пожалеет о своём приказе. Это был хороший совет — Ясир явно задумался прежде чем ответить — Мне не показалось, что он пьян... В голосе евнуха явственно читалось сомнение. — Не убивай меня до завтра, и я хорошо вознагражу тебя. Завтра же, если Повелитель Правоверных не изменит своего решения, делай что должен. Не случайно, Джафар ибн Яхья по всему Халифату известен был своим красноречием. Но после недолгого колебания, аль-Рахла покачал головой. — Нет к тому пути. — Тогда хотя бы отведи меня к Повелителю Правоверных и дай возможность оправдаться! Продолжал давить Джафар, и на этот раз евнух кивнул. — Это возможно. Харун ждал в своём шатре, сидя на молитвенном коврике. — Где голова Джафара? Быстро спросил халиф вошедшего Ясира. Тот опешил. — Я привёл Джафара... Попытался произнести незадачливый слуга, но Повелитель Правоверных не дал ему закончить, мгновенно подскочив с места, словно потревоженный карканьем воронов леопард — Мне не нужен Джафар! Мне нужна его голова! И Харун Ар-Рашид получил желаемое. Взяв отсечённую голову в руки, долго еще он осыпал ее оскорблениями, в кровожадном исступлении снова обвинял в обидах, о которых Джафар, будь он жив, и не вспомнил бы... Ясир туповато переминался с ноги на ногу в ожидании награды, заметил евнух и то, что в шатер прибыли хаджиб Фадл ибн ар-Раби, военачальник Харсама и евнух Масрур, прозванный "Меченосцем его мщения". Наконец, халиф обозрел всех собравшихся — в глазах его стояли слезы. — Харсама. Доставь это, — он протянул голову какому-то рабу, — и тело в Багдад. Выставьте останки на трёх мостах, дабы каждый знал, что бывает с изменниками. Масрур, немедленно вели заковать в цепи Яхью и Фадла Бармакидов, а также всех, кто служит им. — Всех, Повелитель? Невольно переспросил Масрур — речь шла о тысячах человек. — Всех! Рявкнул Харун, и тут взгляд его застыл на Ясире, так и стоящем с окровавленными руками. — И отрубите этому голову. Махнул рукой халиф. — Не могу смотреть на убийцу Джафара. *** В ту ночь начинается наша история. В ночь, когда Харун Ар-Рашид пролил кровь, что не смыть всей водой из четырёх рек. В ночь, когда мы впервые встретим наших героев. История IСалах Этот город — часть тебя, Салах ибн Мади ибн аш-Шахид аль-Лахми. Часть твоей кровной линии. Ровно сорок лет назад, твой дед был в числе каменщиков, заложивших первые кирпичи в основание Дворца Золотых Врат. Когда же купол, зелёный как облачения праведников в Джаннате, вознёсся над городом, старик рыдал, ибо даже в родной Хире не доводилось ему видеть такой красоты... Поначалу, ваша семья была богата. Аш-Шахид Аль-Лахми возводил для знатных особ один хирский дом за другим — хирскими домами же называли особенно роскошные здания с тремя фасадами и купольным бахвом, украшенным зубцами. Город постоянно рос, руки у старого Шахида были, что называется, золотые...
Пока однажды, его не зарезал какой-то сумасшедший последователь Аль-Муканны.
Твой отец, Мади ибн аш-Шахид, был человеком совсем иного сорта. Как говорили, вечером, когда он был зачат, твой дед и твоя бабка случайно попробовали кушанья со стола чиновника, принесённые им в дар знакомым.
Мади любил вино, любил бренчать на ребабе и что-то петь, скорее эмоционально, чем красиво. Ремеслу он учился плохо, скорее в силу природной рассеянности, чем недостатка таланта, и быстро связался с Айарами.
В особенности же отличала его впечатлительность.
Порой на минбар восходил харизматичный ваиз, который потрясая руками обвинял шиитов в расколе фитны, когда порицал пьянство, разврат, лицемерие! Почему покровительствуемые не носят предписанные им одежды?! Почему мужеложцы соприкасаются устами на улицах?! Почему молодёжь увлеклась всем персидским?!
От таких речей у твоего отца сами сжимались кулаки.
— Машалла!
Кричал он, и многие подхватывали тот крик.
В общем, Мади ибн Аш-Шахид для одних слыл благочестивым человеком, ревнителем веры, а для других недалеким и необразованным простолюдином.
Для тебя он был отцом. Местами строгим и берущимся за палку, местами весёлым и добродушным.
Каждое утро ты целовал ему руку и вставал в почтительную позу, ожидая какого-нибудь указания на день.
— Вы, суд мирской! Слуга Аллаха тот, Кто судит нас, руководясь законом. Пусть жен не всех в свидетели зовет, Пусть доверяет лишь немногим женам.
Пусть выберет широкобедрых жен, В свидетели назначит полногрудых, Костлявым же не даст блюсти закон - Худым, иссохшим в сплетпях-пересудах.
Сошлите их! Никто из мусульман Столь пламенной еще не слышал просьбы. Всех вместе, всех в один единый стан, Подальше бы! - встречаться не пришлось бы!
Пели отец и его друзья хором, а ты выглядывал из-за занавеса.
С детства узнал ты силу единства. Когда Шииты подожгли твой родной квартал Ячменных ворот, ты вместе со всеми бегал за вёдрам к каналу тушить пожар — и очень огорчился, когда тебя не взяли мстить.
Правда, потом вы — ватага мальчишек — собрались и пошли в Карху забрасывать дома поганых шиитов грязью.
Но стоило бросить всего несколько комков, как навстречу вам высыпала другая ватага. Завязалась драка, в которой ты вдруг узнал, что оказывается превосходишь по силам большинство если не вообще всех сверстников!
И когда вы победили — какое же это было упоение, смешанное с болью от синяков и ушибов...
— Шиитские хинзиры, будете знать как поджигать наши дома!
Один из мальчишек "другой стороны", потирая разбитый нос, прямо-таки вылупился на тебя и со странным акцентом переспросил
— Ты че, решил мы шииты?
На всякий случай ты разок пнул его, но потом всё-таки осведомился
— А кто?
— Мы евреи!
— Но... это же Карха?
Побитый юнец расхохотался
— Это Базза! Карха южнее!
Настало время тебе смущаться.
— Ну... может вы тоже наш квартал подожгли?
Как-то неуверенно поинтересовался ты, но мальчик с разбитым носом только рукой махнул.
Неудобно получилось.
— Может вы знаете где шииты живут?
С максимальной вежливостью, на которую ты был способен после того как разбил человеку нос, осведомляешься. В ответ — вздох.
— Знаю где караимы живут. Надо?
— Кто?!
— Ну, караимы. Отступники.
— Они шииты?
Твой вопрос явно поставил еврея в тупик. Он подумал какое-то время и наконец честно признался.
— Не знаю. Может быть. Я спрошу папу.
На том и разошлись.
С шести лет в твоей жизни появились работа и школа.
Учился ты при небольшой районной мечети — своего рода центре жизни всех прилегающих улиц, втором доме каждому мусульманину... И это вовсе не преувеличение! В мечеть сходились по утрам люди обсудить все свежие слухи, торговцы днём прятали в ней ставни, которыми на ночь закрывали лавки, в мечети спали бездомные и, вот, учились дети... Учились, конечно, только основам арабского, на уровне достаточном, чтобы читать Коран, и счету, зато совершенно бесплатно!
Что до работы, ради неё отец вывозил тебя за пределы города и вёз вдоль бескрайних пшеничных полей.
Здесь тебе следовало раздеться до набедренной повязки, а то и вовсе догола, и забраться на вершину высокой усечённой пирамидки, после чего громко кричать и махать руками, завидев ворон.
На соседних полях тоже были пирамидки и дети — вы забавлялись перекрикивая друг друга и строя рожицы — но вообще работа была тяжелая. Целый день на чудовищной жаре... как же болела твоя голова...
Хорошо что ты был крепким, а?
Зато половину заработанного отец отдавал тебе — трать как хочешь.
Так проходило твоё детство, и понемногу ты пообвыкся. Теперь-то ты мог найти путь и в Карху, и в Баззу, и на поле у Куфской дороги. И если какой распутник предлагал тебе свои дирхемы, ты уже точно знал за что именно тебе их предлагают, а также на какое расстояние нужно отбежать от такого человека, чтобы кинуть в него камень и не быть пойманным.
Мальчишка становился подростком. Теперь вы уже вместе с отцом читаете Коран.
Заодно ты узнал, на что шли деньги, заработанные тобой в роли "живого пугала" — отец отправлял их в Тарс воинам джихада, от твоего имени!
— Видишь, Салах! Ты — хороший мусульманин! Иные избегают этого и во взрослой жизни, а ты делал с детства, и Аллах видел это!
Когда тебе исполнилось шестнадцать, отцу пришла в голову новая идея — самому отправиться в Тарс! Сразиться с неверными не деньгами, но силой оружия! И, конечно, несмотря на робкие протесты матери, Мади ибн Аш-Шахид призвал тебя поехать с ним!
Всей родне удавалось удерживать его два года. Патриарх семьи, один из братьев покойного Аш-Шахида, лично запретил ему ехать пока у его дочери, твоей сестры, не пойдёт кровь, и она не будет выдана замуж...
А потом... потом случилась та самая ночь.
Ты возвращался домой с пирушки, предвидя взбучку отца, и жевал бетель чтобы отбить запах вина, когда прямо на тебя из темноты выскочил человек.
Странный то был человек — одетый в одну лишь длинную рубаху, но из белого египетского полотна, которое, как ты знал, стоило сто динаров за кусок — больше, чем ты заработал за всю жизнь!
За ним явно гнались. С противоположного конца улицы слышался лязг оружия, за поворотом мерцали отсветы фонарей.
— Мальчик, мальчик! Где ты живешь?!
Вдруг схватил тебя мужчина, носящий на нагом теле целое состояние.
— Я служу Бармакидам! Я хорошо тебя награжу если спрячешь меня!
На вопрос "Знаешь ли ты Бармакидов", в Багдаде принято было отвечать "Знаю ли я кого-то кроме них?!" Конечно, ты знал, что Яхья ибн Халид — визирь халифа, а его сыновья, Фадл и Джафар, также занимают высочайшие посты и сверх того наставляют принцев. Пару раз ты даже видел на каналах огромные корабли Бармакидов,
Но ещё ты знал, что если кто-то гонится за человеком в рубашке из египетского полотна, то этот кто-то должен быть ещё опаснее своей добычи...
Всю твою жизнь отец учил тебя: что долг мусульманина — помогать попавшему в беду.
Всю твою жизнь улица учила тебя, что сунувшись не зная куда и зачем, можно оказаться в еврейском квартале — повезло тебе тогда что ты не забрёл с ватагой к Басрийским воротам, где обитали Шарифы. Какой был бы позор — бросать грязь в дома потомков рода Пророка!
И кто знает, если ты выполнишь свой человеческий и религиозный долг — в чей дом ты бросишь комок грязи?
История IIКамал
Тепло материнского тела. Аромат благовоний. Шёлковая женская одежда. Три истины есть в мире — нет бога кроме Аллаха, Мухаммед Пророк его, а Камал ибн Вали — счастливейший из людей!
Десять лет провёл ты на женской половине, вверенный заботливым рукам рабынь-христианок, которые омывали тебя с ног до головы, одевали, раздевали, нарезали тебе пищу мелкими кусочками, глотая которые ты точно не подавился бы...
Даже когда ты болел — а болел ты часто — всё что ты помнил была какая-то невероятная, всесторонняя нежность, окружающая каждый твой шаг и каждое слово.
Припал губами к материнской руке? "Ах какой хороший мальчик, как он любит свою маму!" Сломал игрушку? "Ах какой маленький воин растёт!" Шлепнул рабыню по заднице? "Ах, маленький шалунишка, сейчас ему ещё рано, но вот когда подрастёт!" Казалось, даже если бы ты обмочился, это стало бы поводом для всеобщей радости (может так оно и было, но такого раннего детства ты не помнил).
Тебе нравилось чувствовать всеобщее одобрение — может потому ты так быстро научился произносить "Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед Пророк его", а следом и "Во имя Аллаха, Всемилостивого и Милосердного" и ещё несколько славословий.
В мечети ты стоял рядом с матерью и пару раз слышал в свой адрес: "Ах, какая милая девочка!" Наверное, ты бы обиделся, если бы знал, что на это стоит обижаться.
С пяти лет у тебя появился учитель, Муса аль-Бухари.
Его стараниями ты понемногу начал читать по арабски, особенно же он старался натаскать тебя в заучивании Корана наизусть. С возрастом в программу вошли также счёт, поэзия, хорошие манеры, фарсийский и румийский языки.
Тут-то и открылась твоя феноменальная целеустремлённость! Говоря откровенно, ты был туповат, не говоря уже о том, что частенько пропускал занятия по болезни, и после возвращался уже совершенно позабыв всё пройденное. Но ты мог тысячу раз произносить суру, пока в какой-то момент не получалось идеальное курайшитское произношение! Довольный учитель также показал тебе как говорить на манер Бану Хузайл и Бану Тамим!
— Он станет выдающимся чтецом Корана!
Так говорил старик Муса о тебе. Дружное "Ах!" было ему ответом.
Твоя мать, Фатима бинт Харун ар-Рашид, смотрела на тебя с гордостью.
Был впрочем человек, который не ахал и не охал. Вали ибн Мухаммед аль-Махди. Твой отец.
У него было щелчное и нервное лицо, жилистое тело и очень крепкие волосатые руки. Когда принц Вали морщился, казалось, будто он сейчас не то сплюнет, не то чихнёт, а морщился он часто, в особенности глядя на тебя.
— Ну и как он льву голыми руками пасть порвёт, а?
Спрашивал отец, осуждающе глядя на твою мать. Та мигом из чего-то тёплого, мягкого, расслабленного, обращалась в напряженную струну и казалось, даже делалась выше.
— Твоё беспокойство понятно, мой мудрейший и досточтимый супруг! Но Камал болеет, как же взять его на охоту?
— Он всегда болеет. И его младшие братья уже давно не живут с тобой. Я в его возрасте уже стрелял птиц из лука.
Ты пробовал стрелять. Слишком тяжело. Больно ручку. А один раз даже тетивой порезался. Мама сказала это плохой лук и велела выпороть добывшего его раба.
— Поистине, нет рук сильнее и умелее твоих, возлюбленный муж! Но разве мог ты читать Коран тремя разными способами? Твой сын очень одарён! Знаешь ли ты, что сам дядя Ибрахим слушал его и говорил, что никогда не встречал столь сильного голоса в столь раннем возрасте? И дядя Харун тоже слушал его чтение! Прошу, о терпеливейший из мужей, подожди ещё совсем немного!
Тут принц Вали сдавался. А ты возвращался в мамину постель, зарывался щекой в ее тёплую грудь и плакал от счастья — одна только мысль, что тебя могут отсюда забрать, была немыслима.
На твой одиннадцатый день рождения, отец снова пришел в гарем. Снова состоялся разговор.
Но на этот раз — мать уступила!
Как подслеповатый подземный зверь, щурясь от солнца, впервые семенил ты с отцом за пределы дворцового сада. На тебе — грубое мужское платье, от которого вся кожа чешется. Тебе пришлось сесть на лошадь — от лошади дурно пахло, и она не понимала когда ты хлопал ее. Ослики куда смирнее, но когда ты сказал это отцу, он поморщился и больше ты ничего не говорил.
Вы приехали к набережной Тигра, откуда открывался вид на зелёный купол Дворца Золотых Дверей, и золотой — Дворца Блаженной Вечности.
— Знаешь кто ты?
Спросил отец.
Ты тут же отчеканил как по писаному
— Камал ибн Вали ибн Мухаммед аль-Махди ибн Абу Джафар аль-Мансур ибн Абуль-Аббас...
— Хватит! — перебивает отец (и напрасно, ты мог довести генеалогию до самого дяди Пророка!), — Ты ведь не понимаешь что всё это значит, да? Все эти имена...
— Наши благородные предки, мир им!
Принц Вали снова поморщился.
— Ты знаешь, что ты внук Повелителя Правоверных?
— Конечно, мой почтенный отец! Я глубоко сожалею, что не застал дедушку Мухаммеда, и утешаюсь лишь тем, что сейчас он лицезреет Аллаха, Всемилостивого и Милосердного! Если ты позволишь, отец, я могу назвать сто имен Аллаха, чтобы утешить твою скорбь по дедушке!
Ты очень хотел впечатлить папу. Но папа почему-то не впечатлился, а только спросил как-то с издевкой.
— И знаешь как устроен мир, выходит?
— Конечно, знаю! В самом верху цари-мулук, за ними визири, потом высокопоставленные — те, кого возвысило богатство, за ними — средний люд, возвышенный образованием! Все прочие — грязная пена, заболоченный ручей, низкие твари, способные думать лишь о еде и сне.
Принц Вали усмехнулся.
— А раз знаешь — подойди-ка вон к тому лодочнику, видишь, который к причалу подошел, и забери у него его лодку.
Тут тебя признаться обуял страх, но... мы ведь говорили, что ты был невероятно целеустремленным?
Ты подошёл в незнакомцу, и сразу же выдал.
— Ничтожный простолюдин, я принц Камал забираю у тебя твою лодку, ибо такова моя воля! Подчиняйся, или тебя накажут!
Лодочник посмотрел на тебя и ничего не ответил, невозмутимо продолжая крепить своё суденышко к причалу.
— Тебя высекут!
Не унимался ты,
— Тебе отрубят голову!
— О Аллах, какой злой ребёнок!
С удивлением проговорил лодочник, переводя взгляд на твоего отца.
— Прости его, Касим, он слишком много времени провёл с матерью!
Рассмеялся, подходя, Вали.
— А теперь запомни, Камал. Во-первых, это Касим, и мою лодку он не отдал бы никому, кроме разве что самого Повелителя Правоверных. Во-вторых, если ты хочешь чтобы Касим тебе подчинялся, тебе понадобится нечто больше чем пустые угрозы. И в-третьих, то что ты принц, не значит, что ты можешь вести себя как свинья. Понятно?
Так началась твоя жизнь с отцом. Новые наставники. Новые предметы. Верховая езда. Соколиная охота. Каллиграфия. Теперь тебя пороли за ошибки — и поскольку ты был скорее усидчив чем схватывал налету, пороли тебя часто, и заживали следы порки на тебе очень долго.
На четырнадцатый год жизни, принц Вали отправил тебя одного в мечеть Аль-Мансура, дабы ты учился там и лучше постиг Коран.
Тебе был дан наказ разыскать Мухаммеда Аш-Шайбани и слушать его, о чем бы тот не говорил.
Мечеть была не самым большим зданием из виденных тобой и определенно не самым красивым — огромное четырехугольное здание из кирпича с довольно скромной резьбой над входом и внутри — и всё же никогда прежде не встречалось тебе столько людей в одном месте!
Не меньше двадцати кружков по несколько десятков человек собрались в колоссальной зале.
Ты вежливо спросил первого попавшегося юношу, где найти Мухаммеда Аш-Шайбани, на что тот покачал головой
— Сегодня Мухаммед Аш-Шайбани не пришёл. Зато преподают Муаммар ибн Аббад, Ибрахим ан-Наззам, Дирар ибн Амр, Мухаммед ибн Аби Умейр! А вон там, в углу, преподаёт суфий! Выбирай сердцем!
Возможно, выбирать все же следовало головой.
***
В ту самую ночь, Касим катал тебя на лодке по Тигру. Ты лежал на дне и мечтал о великом будущем, когда приметил вдали, на мосту, какое-то движение. Группа освещённых фонарями людей в доспехах на "раз-два взяли!" поднимали высокий заострённый кол, на вершину которого что-то было насажено...
Юношеское любопытство взяло верх над осторожностью, ты пригляделся и явственно различил то, что воины шудры выставляли к завтрашнему дню на всеобщее обозрение.
Голову Джафара Бармакида.
История IIIЭзра— В Хорасане снова неспокойно. Али ибн Иса выжимает из края всё без разбору и даже отнимает землю у дехканов. Это безумная политика, и приведёт она лишь к одному — к войне.
— Визирь это понимает?
Мойше бар Ицхак, твой отец, только руками всплеснул. Каким бы ни был он большим человеком — богатый торговец, член тайного совета визиря, — есть разница между тем, что твоё мнение что-то значит, и что к тебе нельзя не прислушаться.
Ты, впрочем, едва ли понимал в столь тонких материях, и занимало тебя совсем другое — не быть выпоротым!
Старый учитель охотно обучал тебя Торе, а когда ты немного подрос, и Талмуду, и хотя из пятидесяти учеников ты был в числе если не первых, то вторых, хлыст частенько гулял по твоей спине и ягодицам.
В результате ты довольно быстро раз и навсегда узнал, где расположена Земля Обетованная, выучил Десять Заповедей, научился различать чистое и нечистое, усвоил правила воздержания от крови и поклонения идолам.
— «Проклят злословящий отца своего или матерь свою!» И весь народ скажет: «аминь». Проклят нарушающий межи ближнего своего!» И весь народ скажет: «аминь». «Проклят, кто слепого сбивает с пути!» И весь народ скажет: «аминь». «Проклят, кто превратно судит пришельца, сироту и вдову!» И весь народ скажет: «аминь».
Читал ты на языке предков. Но думал ты уже по-арабски, и невольно переводил на него в уме все максимы Торы.
"Каково быть евреем в Багдаде?" — спросил бы глупец. Но правда в том, что ты не жил за высокой стеной. Да, вы жили своими законами и все дела решали между собой, но никому бы и в голову не пришло закрыть тебя от окружающей жизни — с детства ты помогал старшим родственникам в их лавках, среди твоих друзей были два еврея, сириец, араб и армянин.
— Веселитесь, язычники, с народом Его! Ибо Он отмстит за кровь рабов Своих, и воздаст мщение врагам Своим, и очистит землю Свою и народ Свой!
Лишь повзрослев узнаешь ты, что оказывается существовали какие-то особые законы для евреев — никто из твоих родных и знакомых в общине не носил никакой специальной одежды, и уж точно последнее, чего ты желал, это начать поносить веру твоего друга-араба.
Просто вы жили по справедливости. Решали все вопросы голосованием мужчин, не доносили друг на друга, вместе платили налоги, не уводили клиентов друг у друга...
Это не значит, что вы все прямо-таки обожали друг друга! Семьи, занимающиеся одним делом, вовсю конкурировали и зачастую даже судились друг с другом у раввинов — но и ссоры проходили как-то... буднично?
Держись за своё, не удерживай общее, не присваивай чужое — разве арабы и все прочие народы земли жили не так же?
Всю жизнь тебе предстоит искать ответ на этот вопрос,
***
— Скажи, дитя, если ты продаёшь соль, и другой еврей тоже решил продавать соль, что ты сделаешь?
Считать ты уже умел неплохо.
— Снижу цену!
Хлыстик больно бьет тебя по спине.
— Нет, дитя. Ведь тогда и тому, другому придётся снизить цену — так пострадаешь и ты, и вся община. Помни — никогда не снижай цену ниже принятой в городе.
Слёзы скапливаются в глазах.
— Но я же разорюсь! Моя выручка снизится...
На этот раз учитель тебя не бьет.
— Созови общину. Объясни, в каком положении оказался. Помни, ты не один. Другие евреи войдут в твоё положение и запретят ему конкурировать с тобой. Если же и они не помогут, обратись в суд раввина. Но! — старик поднимает большой палец, — никогда не обращайся в поисках суда к гоям, или община изгонит тебя.
***
Как-то в ваш квартал ворвались мальчишки постарше, которые забросали грязью несколько домов, обзывая вас шиитами. Ты попытался выяснить ситуацию, но быстро получил в лицо и по ребрам, потому что был от рождения не слишком крепок физически.
Так ты вывел для себя римскую максиму, хотя конечно о римлянах знал только то, что они разрушили Храм — "когда говорит оружие, законы молчат".
А ещё ты осознал, что хоть вы и не прятались от внешнего мира, но все же определённым образом были отделены от него.
Внешний мир накатывал на вас как разлив Тигра — вода затапливала улицы, повинуясь собственной безумной воле, и никто толком не понимал ни почему это случилось, ни когда закончится.
Живущих вокруг вас раздирала вражда друг к другу.
Конечно, где-то были и ваши враги — отступники "караимы" — но вживую ты ни одного такого не видел.
***
Шли годы. Отец мрачнел, хоть торговые дела его и шли всё так же успешно — ты догадывался, что эта растущая мрачность связана с происшествиями в тайном совете визиря.
— Разделить Халифат — что за дурная идея?! Это верный путь к войне!
Возмущался Мойше.
— Так делали римляне.
Заметил его собеседник.
— Римляне! Все зло в мире от римлян!
Повторял отец арабскую поговорку, после чего к нему возвращалось спокойствие.
— Ладно. В конце-концов мы будем там чтобы всё пошло так, как должно идти.
Он ошибался.
***
В ту ночь за вами пришли. Пришли люди в черных тюрбанах и с оружием. Рабыня открыла им дверь — они тотчас же приказали твоему отцу следовать за ними.
"Приказ Повелителя Правоверных!"
На сей раз воды внешнего мира не просто поднялись. Они смыли весь дом.
И только ты мог что-то сделать. История IVЯсмин Была сказка и в сказке была девушка.
Далеко-далеко на востоке, под зелёными небесами, лежат бескрайние Кафские горы — созданная Аллахом из сердолика обитель лютого холода и снежных бурь. Единственные, кто способны выжить здесь — змеиный народ во главе со своей царицей, злые джинны, да горные великаны — смельчака же, желающего пересечь хребет ожидают пятьсот лет пути, лишь одолев которые, человек сумеет достичь пылающей Геенны...
Близ тех гор лежат многие страны — Хинд, бескрайние джунгли, населенные храбрыми язычниками, что бьются верхом на тысяче слонов, Синд — покрытые лесом холмы и плодородные долины, отвоенные правоверными, и Керман, где и начинается история нашей героини.
Как описать Керман? Представьте себе высокие, до небес горы — в действительности являющиеся лишь предгорьями Кафа — и лежащие у их оснований бескрайние степи, где растёт лишь трава и колючий кустарник. На западе той земли ещё есть жизнь, ибо местные персы научились выращивать лимонные и фисташковые деревья, а также достигли немалых успехов в разработке медной руды. Однако, восток Кермана принадлежит лишь джиннам, гуляющим по степи в облике пылевые бурь, джиннам — и белуджам.
Никто не знает, откуда пришли эти одетые в белое огнепоклонники, говорящие на своём языке, отдалённо напоминающем персидский, никто не может даже в точности сказать, когда именно поселились они в Кермана. Известно, что народ белуджей разделился на две части — балуч и куч — разница между которыми был в том, что первых равно арабы и персы именовали "пустынными разбойниками", а вторых "разбойниками горными".
Первые же — балуч — разделились ещё на семь кочующих племён, которые в свою очередь поделили кочевья между отдельными халками (родами) в каждом из которых было несколько гедамов (шатров). С годами верхушка белуджей приобрела скорее полукочевой образ жизни, и к началу нашей истории вожди (сардары) уже господствовали над вверенными им кочевьями из каменных крепостей...
В одной из таких крепостей и царствовал среди фруктовых садов и пальмовых рощ Амир из рода Мекрани — сардар племени Ширани. Большую часть жизни, вождь тот провёл в кровопролитных войнах, предлагая свой меч то мусульманам, то их соперникам в Синде, империи Пратихара, и неизменно возвращался с возами, полными золотом, самоцветами и богато украшенными доспехами.
Но вот однажды совсем иначе вернулся Амир — и не было при нем ни золота, ни самоцветов, ни расписных доспехов — а была лишь женщина, не говорящая ни на одном из известных языков.
Много слухов ходило о том, что именно случилось. Одни говорили, будто Амир одолел раджпутов, но те, следуя обычаям своего народа, предали себя и все свои ценности огню, и лишь одну женщину удалось захватить хитростью. Другие, напротив, утверждали, что гуджары сокрушили белуджей, но обошлись с Амиром и его людьми мягко, взяв клятву никогда не воевать с ними, которую и скрепили браком сардара и знатной женщины. Третьи и вовсе утверждали, будто Амир в гордыне своей задумал штурмовать Каф, а захваченная им женщина из змеиного племени. Находились и льстецы, утверждающие, будто дева та — сама Царица Змей...
Спустя восемь месяцев брака, у Амира и его третьей жены, носившей имя Датвати, но названной мужем Дильбар, родилась Ясмин. О ней также говорили всякое, будто появилась она из яйца, а с матерью общается лишь змеиным шипением — и если за первое девочка по малолетству не могла пояснить ничего, то второе могла бы опровергнуть совершенно уверенно.
Ее родным языком был белуджский. На нем она мыслила. А если порой и шептала матери на ухо: "Намасте!" — то лишь потому, что по обычаю белуджей, мать рассказывала ей истории о таинственной волшебной стране, которой правят сто царей, и если один сокрушает другого, то ставит на его земле колонну, и никто не смеет сломать той колонны и воздвигнуть собственную, пока не одолеет войско завоевателя или его потомка — рассказывала на совсем ином языке, том, который благородный Амир строго-настрого запретил...
Ясмин с детства усвоила одно — бог ее отца и ее самой, всемогущий Ахура Мазда, властелин асуров, сражается с богами ее матери, имена которых находятся под таким строгим запретом, что Дильбар даже в мгновения высшего бунтарства не смеет произнести их.
Традиционное пестрое платье скреплено золотой брошью на груди. Волосы под длинным, до пояса, покрывалом. Ясмин в самом деле напоминает цветок — она тянется к солнцу, к своему отцу...
От отца Ясмин узнала главную истину белуджей — кровь это всё. Ты принадлежишь к хакемзат — знати — и подлинно близки тебе могут быть лишь иные знатные особы, потомки одного из патриархов, в особенности происходящие от патриарха Ширани. Удел кочевников — чтить отцов и любить детей. Удел слуг — брат почитает брата, племянники почитают дядю.
Если тебя спросят кто ты — не называй имени. Ты — Мекрани. Ты — Ширани. Это всё, что ты есть. Это — твоё право.
Почувствовала себя избранной? Как зубы кусая спелый финик неспособны раскусить кость, так и тебе не дано до конца понять вторую истину.
Ты — женщина. Ты — ничто. Твой единственный удел это достойно служить своему роду, выйдя замуж за одного из мужчин этого рода. Если ты будешь плохой женой — ты опозоришь семью. Тогда ты будешь заслуживать только смерти, и если ты приползешь домой, то будешь валяться в пыли на пороге, пока милосердная родня не оборвёт твою жалкую жизнь ударом клинка.
Внимательный читатель воскликнет: "Но как же так! Ведь огнепоклонники всегда уважали и почитали женщин, даже даруя им высокое звание мобедов!" — может в эпоху величия Персии так оно и было. "Мужчинам властвовать, женщинам направлять", — фразу эту Ясмин слышала, но едва ли понимала ее подлинный смысл, ибо обитала среди кочевников, усвоивших Зороастризм в его искаженной, кризисной форме.
Может быть тем бы всё и кончилось... Не окажись Ясмин гениальной.
Читавшие историю Камала ибн Вали помнят, что тот откровенно не блистал умом, зато достигал своего настойчивостью, пробивая дорогу к истине как мужчина пробивает себе путь в лоно девственницы. Знайте же, что Ясмин относилась к тем, кому всё дается легко — она хваталась разом за несколько языков, выдавая пеструю мешанину из арабского, персидского и санскрита, она с легкостью перемножала и делила в уме числа, много и охотно читала всё и обо всем, и слушала бродячих сказителей, о чем бы те не говорили — но эта же лёгкость сделала ее рассеянной и непоследовательной.
Учителя, приставленные к ней, поражались! Вот, эта девочка с легкостью пересказывает историю белуджей с тех пор, как они обитали в районе Халеба прежде, чем были изгнаны оттуда арабами, а вот не может ответить на совершенно элементарный вопрос — кто сейчас правит в цитадели Кермана?
Как и все кочевницы, Ясмин ездила верхом — но ее прогулки нередко заканчивались тем, что разогнавшаяся девочка отрывалась от сопровождающих, благополучно терялась в степи и находили ее пару часов спустя, в зависимости от настроения, либо ревущей, либо гордо демонстрирующей всем пойманного скорпиона.
Она могла многое рассказать о ткачестве — но вот посадить ее шить значило получить плачущего ребёнка, в очередной раз всадившего себе иглу в палец. Знала наизусть кулинарную книгу — и сжигала даже самые простые блюда.
— Совершенство как человек, ничтожество как женщина.
Так сказал о ней один из учителей... и отчасти слукавил, конечно, ибо немногие могли сравниться с дочерью вождя Амира в очаровании.
Сам сардар свою дочь любил достаточно, чтобы прощать ей мелкие грешки. В конце-концов по идущей ещё со времён древнего Элама традиции ритуального инцеста, ей суждено было стать женой дяди или брата, а те в девочке тоже души не чаяли, ибо та хорошенько усвоила правило "Счастлив тот, кто желает счастья другим" — ну, или просто умела, когда нужно, состроить восхищенные глазки.
Ей простили даже ношение броши в виде змеиной головы с глазами-изумрудами — подарок матери.
Когда Ясмине было десять, Дильбар забеременела второй раз, но разрешиться от бремени ей уже было не суждено — женщина погибла, не то от болезни, не то от яда, не то укушенная змеей...
И более никто не говорил девочке шипящее: "Намас-сте".
***
Ты помнишь. Как-то раз в вашу крепость прибыл молодой ученый в поисках редких книг, которые, как он слышал, вождь Амир некогда добыл в Хинде. Заполучив потрепанные фолианты, мужчина задрожал, глаза его округлились, а с уст срывалось одно лишь слово: "Сокровище! Сокровище! Сокровище!"
С тех пор тот странный человек днями и ночами сидел в выделенных ему покоях и только и делал, что читал и писал, порой не прерываясь даже на еду и сон.
Тебя разбирало любопытство — что же такого он нашёл в этих книгах? Сама-то ты никогда не читала тексты из отцовской сокровищницы, хранимые там с прочими трофеями...
Как-то ты пробралась в кабинет учёного, и конечно тут же бросилась к рабочему столу.
Там лежали несколько открытых книг на пальмовых листьях, и заметки самого прибывшего к вам перса...
Присматриваешься. Увлекаешься. Сколько времени прошло? Мгновения? Часы?
— Что ты здесь делаешь?!
Окликает тебя учёный на плохом белуджи
— Эй?! Кто пустил сюда ребёнка?! Вы хоть знаете ценность этих книг?! А если бы она их порвала или пролила чернила?!
От злого голоса мужчины ты отшатнулась к стене. На лестнице раздался топот ног, в комнате же повисло молчание, которое ты робко и нарушила
— У Вас там ошибка...
Если бы взглядом можно было убить, ты бы умерла в ту же секунду. Твой голос дрожал когда ты заканчивала фразу.
— Sunuah не религиозный термин... Это число... цифра...
Потом тебя забрали. И хорошенько выпороли — строго, не как обычно.
Тем сильнее ты удивилась, когда учёный на следующий день пожелал увидеть тебя — сам!
— Ну и что это за цифра?
Ты все ещё была обижена за то, что тебя выпороли, но желание увидеть книгу перевесило всё
— После единицы в десятке. Перед единицей если десятичная дробь.
— Какая дробь?
Переспросил мужчина.
— Не знаю! — призналась ты, — Меня так мама учила! Цифру в начало. Потом другую вроде как часть от десятки. Единичку, двойку, девятку...
— И откуда была твоя мать?
— Из Хинда. Там все так считают!
На всякий случай уточнила. Ты-то уже знала от учителя математики, что так считать не положено хоть и очень легко.
— Ты поэтому умеешь читать индийское письмо?
Киваешь.
Учёный задумывается на какое-то время, потом указывает тебе на подушки, разрешая сесть рядом с ним.
— Как тебя зовут, дитя?
— Ясмин!
Почувствовав что тебя хвалят, ты впервые в жизни нарушила запрет и не сказала ни "Мехрани", ни "Ширани"
— Очень приятно, Ясмин. Я Мухаммед. И знаешь... давай прочитаем эти книги вместе?
Так ты познакомилась с Мухаммедом аль-Хорезми.
Уезжая, учёный дерзнул предложить твоему отцу отправить тебя учиться в Гундешапур, в академию Ифлатуна.
Это было явное оскорбление, и, и конечно, благородный Амир предложил гостю умолкнуть если тот не желает и далее испытывать свящённые законы гостеприимства.
Ты даже не подозревала, что благодаря твоей нелепой оговорке в науке появился "сифр" (цифра), который спустя столетия станет известен как число ноль.
***
В ночь падения Бармакидов, тебя не было в Багдаде. И все же эта ночь решила и твою судьбу.
Год держалась в осаде крепость, обстреливаемая из катапульт огромными валунами, каждый из которых с лёгкостью мог снести дом.
Год держалась — и пала.
Благородный вождь Амир выразил готовность подчиниться власти халифа, преклонил колени и целовал ногу эмиру Фарса.
Тот лишь усмехнулся — долгие годы пустынные разбойники нападали на Халифат, и конечно арабы успели вызнать две максимы, усвоенные тобой ещё в детстве.
— Повелитель Правоверных дарует прощение мятежникам, но потребует взамен сущую малость. Дань.
Так ты впервые столкнулась с требованиями Харуна Ар-Рашида. Требованиями, о которых сам халиф конечно не знал, но последствия которых тебе предстояло прочувствовать в полной мере.
Повелитель Правоверных потребовал тебя.
И отец согласился. Ибо благо рода для сардара выше привязанности к собственным детям, подобающей лишь простолюдинам.
— Ты выйдешь за перса знатного рода. Ты будешь ему хорошей женой. Ты примешь его веру. И дети твои последуют пути своего отца.
Так напутствовал тебя отец. И потом добавил, со всей тяжестью, которая только может быть в словах:
— Больше ты не Мекрани. Больше ты не Ширани. И...
На миг, лишь на миг, ощутила ты сомнение. Паузу. Так охотник стоя перед подбитой, но ещё живой птицей испытывает слабый укол человечности прежде, чем размозжить добыче голову камнем. Но сардар Амир был человеком из железа. Его сумели согнуть, но никогда не смогли бы сломать. В его мире не было места слабости.
— И больше ты не моя дочь.
Четыре героя. Четыре истории. Простолюдин с душой воина в пучине городской жизни — до чего трудно решить, с кем именно следует сражаться! Молодой и изнеженный принц, делающий первые шаги в жизни — уже чувствующий, что ему суждено властвовать, но пока не знающий, как именно следует управлять другими. Юноша Избранного Народа, впервые познавший трудности выбора между личным процветанием и законами общины — сумеет ли он спасти своего отца? Дева из сказочной страны, чья сказка началась и закончилась, уступив место суровой реальности — открывшая ноль обратится ли в ноль? Всех четверых объединит отрубленная голова Джафара ибн Яхьи, выставленная на мосту через Тигр. В ту самую пору, когда Салах ибн Мади выбирал между джихадом и кошельком, когда Камал ибн Вали озирался в поисках учителя под сводами мечети Аль-Мансура, когда Эзра ибн Муса впервые делал выбор между общиной и обществом, когда Ясмин бинт Амир переворачивала страницы книги, написанной на пальмовых листьях, в ту самую пору зачинались истории еще трёх героев, едва ли уступающих четырём, о которых сказано было выше. История VЗари Кто не видел Кархи — тот не видел Багдада. Представь себе, о вазир, базар базаров, базар, что больше всех земных городов! Да, Багдад суть сокровищница мира, но все сокровища, посылаемые в Багдад, попадают именно в Карху. Карха — дом тысячи запахов. Здесь пахнет камфарой и мускусом, амброй и ладаном, кунжутным и оливковым маслом, корицей и кардамоном, шафраном и гвоздикой, перцем и мускатным орехом, сандалом и сумаком, тмином и тимьяном, луком и чесноком, имбирем и лепестками розы, гашишем и опиумом, чарасом и бахуром... Карха — дом тысячи вкусов. Здесь на банановых листьях гостю подадут яблоки и айву, персики и яблоки, арбузы и дыни, виноград и оливки, финики и фиги, жёлуди и каштаны, всевозможные орехи, любые сорта мяса и рыбы. Также предложат ему сахарный тростник, съедобную землю из Хорасана, дамасскую спаржу и другие деликатесы... А десерты! Какие в Кархе десерты! Махаллаба и пахлава, кунаба и кутаифы... Если же гость желает готовить дома, то где как не в Кархе купить ему семьдесят четыре рецепта приготовления цыплёнка и сто — плова и рагу? Секрет приготовления фаршированных баклажанов и кабачков? (Нужно добавить лимонный сок — лимоны совсем недавно пришли из Индии) Карха — дом, украшенный тысячей ковров. Армянские и хирские, персидские и самаркандские, бухарские и синдские, сирийские и египетские — у каждой земли свой узор, у каждого узора свой ценитель. Ковры для пола, ковры для стен, ковры для молитвы, ковры для похорон, занавесы — и если бы для чего-то в жизни ещё не придумали бы ковра, пройдясь по Кархе ищущий несомненно нашел бы и его, ибо Карха — вместилище невозможного! Карха — арсенал для тысячи оружий. Синское и синдское, хиванское и хиндское, румийское и хазарское, сакалибское и франкское, дамасское и персидское — каждая рука найдёт здесь свой клинок! Карха — последнее пристанище зверей. Слоновая и бегемотова кость, рога носорога, оленя и яка, крокодилова кожа и черепаховы панцири, шкуры львов и леопардов, изысканные северные меха... Присмотрись, путник, Карха — кладбище. Живых зверей там впрочем тоже можно найти, от охотничьих собак из Йемена, до дрессированных ласок, с которыми ходят на лис, и даже охотничьих гепардов! И рабов тоже продавали в Кархе. Много слов сказали мы о Кархе, много — но не исчерпали и половины того, что можно здесь найти, ибо для перечня пришлось бы начать со всех существующих в природе типов дерева и камня, кожи и кости, металла и стекла... Нет, никому из живых не дано узнать Карху целиком — но каждый сможет найти там именно то, что ищет.
Здесь ты родилась — ибо хотя на земле тысяча тысяч вер, вселенский базар разделён между двумя из них, христианами и шиитами.
Первых было больше, и им принадлежала большая часть лавок — несториане и якобиты, армяне и копты, наконец, ромеи из иноземцев...
Нас, впрочем, куда больше интересуют вторые.
Ты происходила из рода профессиональных мятежников и выросла на историях о самых разных предках, сражавшихся едва ли не в каждом выступлении шиитов со времен выступления Али ибн Абу Талиба. "Помните жажду аль-Хусайна!" — восклицала ты на улице когда не достигла ещё и пяти лет.
Это была грустная шиитская история — когда Муавия узурпировал Халифат, аль-Хусайн, достойнейший из сынов Али, выступил против него. Имама окружили бесчисленные полчища врагов, умертвившие всю его семью, включая малолетнего сына, и всех воинов — но так велико было воинское мастерство внука Пророка, что никто не мог одолеть его! Наконец, после многочасовой битвы, аль-Хусайн пошёл к реке напиться воды — но тут в рот ему попала стрела, первая из тысячи. Тогда аль-Хусайн собрал свою кровь в горсть и вознёс к небу, дабы Аллах узрел его бедствия. Даже раненого, Умайды смогли убить имама только толпой. Отрубленная голова внука Пророка чудесным образом читала Коран и проклинала своих убийц — пока нечестивый халиф Язид не вогнал аль-Хусайну в рот палку. С тех пор шииты говорят: "Помни жажду аль-Хусайна" — как символ вечной ненависти и презрения к нечестивому врагу. Они не дали внуку Пророка и праведнейшему из мусульман выпить воды из Фурата, откуда пили даже собаки — вот с кем вы сражались.
И хотя сейчас шииты, включая твоего отца, внешне признавали Халифат Аббасидов (поскольку те также относились к Шарифам) — вся твоя семья знала, однажды имамат вернётся в руки Алидов.
Едва ли ты отдавала тебе отчёт в этом, тем более что слабо разбиралась в таких материях — но эта идея стала и частью тебя тоже.
Возможно, однажды ты даже сможешь отдать жизнь за веру и попадёшь в Рай где будешь лицезреть Аллаха!
Возможно. Пока что, впрочем, в Рай ты не особенно торопилась — слишком интересно было всё вокруг!
Твой отец, Фархад ибн Джафар, был скорее беден чем богат — по наследству ему перешло ремесло парфюмера, но поскольку Фархад не проявлял особых способностей в ремесле смешения эфирных масел, и неспособен был создать по-настоящему особенный аромат, закупались у вас в основном люди небогатые, готовые вылить на себя что угодно, лишь бы кожу не жгло и навозом не пахло.
Вы пытались едой простолюдинов — обжаренными в кунжутном масле кусочками курицы, которые заедали домашней лепешкой — однако, поскольку ты была ребёнком, родители частенько баловали тебя гранатом или фигами. Настоящим праздником было, когда отец приносил тебе кусочки арбуза или дыни — их продавали уже разрезанными и оттого подсохшими, но внутри был сладкий сок... По мере того как ты росла, мать перешивала тебе одно и то же платье, снова, снова и снова, а из игрушек у тебя были только несколько фигурок животных и солдатиков, с которыми играли еще два твоих старших брата и сестра...
И всё же — ты была счастлива. Более всего обожала ты бродить по торговым рядам Кархи, докучая торговцам вопросами о назначении того или иного предмета.
Мальчишку бы на твоём месте прогнали взашей заподозрив в намерении украсть что-то в лавке, а тебе даже порой давали какую-нибудь сладость в подарок...
Может тогда ты и поняла, что прямо-таки сверхъестественно красива?
Это просто. Чуть приподнимаешь уголки губ — и весь мир млеет от счастья, и готов отдать тебе что угодно.
Да, ты определенно была избалованным ребёнком. Папиной любимицей. Маминой любимицей.
Любую другую сильно наказали бы, увяжись она за взрослыми поджигать квартал Ячменных ворот и завопи среди ночи тонким голоском: "Помните жажду аль-Хусайна, нехорошие Сунниты!"
Тебя только поспешно увели и потом объяснили, что для Джихада сначала нужно подрасти.
Чем старше ты становилась, тем чаще к всеобщему умилению примешивалась нотка смущения. У тебя куда раньше чем у сверстниц начала расти грудь и расширяться бедра, раньше взрослело лицо...
Родители видели взгляды, которые бросали на тебя на улице люди с нечистыми сердцами. Как-то тебе строго-настрого запретили играть на улице и никакие уговоры не помогли — произошло это после того, как какой-то дядя предложил угостить тебя пахлавой в переулке, но соседи его почему-то побили.
Мальчишек отогнать было сложнее. Они буквально заваливали тебя подарками, наперебой заглядывали в щель между ставнями в надежде разглядеть тебя, и вовсю уверяли друг друга что непременно женятся на тебе.
Приближалась десятая твоя весна. Приближались перемены.
Перемены, приходящие с кровью.
***
Среди шиитских законов есть много тех, которые не могут не радовать благочестивого мусульманина — чего стоит один только принцип "духовное господствует над светским", под которым, наверное, подписалась бы даже половина самых что ни на есть ортодоксальных суннитов. Но местами благочестие испытывает верующих. То, что ты созревала раньше сулило немалую опасность, ведь по шиитским законам после первого кровотечения тебя следовало выдать замуж...
Молясь в мечети рядом с матерью, позади мужчин, ты то и дело ловила на своей растущей груди заинтересованные взгляды незнакомых мужчин, смысла которых не понимала. Скажем откровенно — тебе совсем рано было ещё думать о браке, о будущем, да и вообще о чем угодно, кроме кукол и учебы.
Вот то, что ты оказалась не дурой и уже неплохо читала Коран — вот это было достижение! И то что готовить научилась! И вышивать! Вы столько всего делали с мамой!
Это было твоё детство. Счастливое детство.
И когда у тебя впервые пошла кровь, и ты (конечно, напуганная, и уверенная, что умираешь!) в слезах прибежала с этим к матери, хотя мама и успокоила тебя, взгляд ее выражал тревогу.
— Слушай меня, Зари, слушай, как слушает ветер шепчущие пальмы, и верь мне, ибо я люблю тебя и желаю тебе лишь блага. Твой отец достойный человек, достойный и очень благочестивый — но именно поэтому стараясь поступить правильно, он может ошибиться. Не говори ему, что у тебя настали лунные дни, скрой это от всех.
Мать нагнулась к тебе, от неё пахло луком и кунжутом
— Иначе тебя заберут у нас. Многие желают того. Ты... подлинный подарок Аллаха, доченька, ты прекрасна как диковинная птица, и оттого многие мнят себя птицеловами и жаждут выбить тебя из гнезда и навсегда посадить в клетку. Ты понимаешь?
***
Как ни пытались родители уберечь тебя от любых встреч, одну встречу предотвратить им всё же не удалось. Ты как раз отпросилась под надзором сестры сходить послушать бродячего сказителя, рассказывавшего истории о любви и волшебстве, когда увидела здоровенного негра.
Тот темнокожий вовсе не привлёк бы твоего внимания, если бы почему-то не лежал на земле, накрытый здоровенным куском шерсти.
Летом. В Багдаде.
Лишь приглядевшись, заметила ты на его шее цепь, присоединенную к кольцу в земле — он попросту не мог подняться.
Тогда ты ещё не знала, что так наказывают рабов за провинности особенно жестокие работорговцы — выставляют на солнце, закутав в зимнюю одежду.
Зато ты осознала, что хотя негр и был очень большим и мускулистым, лицо у него безбородое — он едва ли был старше твоего старшего брата, который, как порой напоминал отец, когда его первенец зазнавался, "ещё мальчик".
Темнокожий человек тоже заметил, что ты смотришь на него.
— Воды.
Прохрипел он с чудовищным акцентом на арабском.
— Пойдём.
Потянула тебя сестра, которая в отличие от тебя уже знала что к чему
— Он раб и к тому же неверный. Если будем стоять здесь слишком долго, эта ворона нас сглазит.
А тебе, как назло, сразу вспомнился аль-Хусайн, которому жестокие Сунниты отказали даже в глотке воды.
Ты ведь не такая, да? Не такая?
Правда, воды ни у тебя ни у сестры не было.
***
В ночь, когда отмщение Харуна настигло Бармакидов, ты пыталась уснуть в материнской постели, когда внимание твоё привлёк звук с улицы. Треск дерева. Крики.
Осторожно, чтобы не разбудить мать, поднимаешься. Выглядываешь в щель между ставнями.
Соседний дом. Живущая там семья персов торговала молоком и часто угощала тебя всякими вкусностями, это отец той семьи, его брат и старший сын некогда отбили тебя у любителя "предлагать пахлаву", а когда ты расплакалась потому что хотела пахлаву, то купили тебе ее.
Вооруженные люди в черных тюрбанах. Рубят дверь топором.
Все обитатели дома высыпали на крышу и вовсю ругались со стражниками.
— Теперь-то ты не будешь оскорблять Абу Бакра и Умара!
Явственно различила ты в речи пришедших грабить и убивать воинов.
Абу Бакр и Умар... два человека, лишивших законной власти Али ибн Абу Талиба, супруга Фатимы, дочери Пророка.
Хоть ты и была ребёнком, ты не была дурой и могла сложить очевидное.
Нехорошие Сунниты. Пришли убивать правоверных Шиитов. Не дожгли вы их квартал.
История VIАыымБыло время, прекрасное время, когда человек с чёрной кожей ударив мотыгой в землю, обнаруживал золотоносную и самоцветные жилы, когда среди девственных лесов бродили львы, гепарды и огромные стада слонов, а реки и озёра полнились крокодилами и черепахами, когда почвы давали обильные урожаи, а женщины разрождались от бремени здоровыми и крепкими мальчиками.
Тогда человек с чёрной кожей возблагодарил богов за посланные ему дары. Он чеканил монеты из золота и украшал себя самоцветами, он истребил слонов ради драгоценной кости, а львов и гепардов ради ярких шкур, он снимал кожу с крокодилов и извлекал из панцирей черепах, он засеивал землю без разбора и продавал рождённых женщинами детей в рабство.
Все эти богатства текли на север, в страну людей полумесяца. Человек с чёрной кожей отдал их за мягкую ткань для своего тела, за сладостно пахнущие специи для своего языка, за белых шлюх для утоления похоти, за блестящие доспехи и острые мечи, которыми мог он убивать своих братьев...
Восседал он на резном троне, и горделиво почитал себя властелином вселенной. Он принял Распятого Бога, но лишь потому, что белые люди обещали ему за это бессмертие — и даже не думал соблюдать ни одной заповеди. Как тысячу лет назад, он держал нескольких жен,
На одного мужа приходились женщина, ребёнок, старик и калека — вот чем стал Аксум!
В такой земле родился ты, Аыым, родился в племени вай-то, что издревле обитало на озере Цана.
Много племён в Аксуме — копающие землю, укротители быков, разводящие коз, погонщики верблюдов, заводчики пчёл, ловцы рыб, варящие соль, режущие камень, плавающие за жемчугом и десятки других. Много путёй — и ни один не твой.
Ты — охотник на бегемотов.
Аыым-Леопард, называют тебя — потому что проходя испытание мужчины, ты прикончил этого пятнистого хищника.
Под жарким африканским солнцем, ты привык носить лишь небольшую повязку из кожи, скрывающую бедра спереди, да шкуру убитого тобой зверя на плечах. На плече твоём — копье с листовидным наконечником и тяжелым набалдашником с обратной стороны. Обычно этого достаточно, но порой ты используешь также гарпун, дротики и обсидиановый нож.
Доставшийся тебе путь — наилучший, ибо нет ничего прекраснее охоты на бегемота!
Сперва доблестные мужи на каноэ преследуют стадо, и особыми маневрами отрезают одного из чудовищных зверей от всех остальных. Потом дожидаются когда он всплывет и...
Десяток гарпунов устремляются к гигантскому противнику. Кровь окрашивает воду. Иногда бегемот ныряет, тогда остаётся лишь подождать, пока раны умертвят его или принудят снова всплыть. Но порой бегемот идёт в бой, и тогда нет врага опаснее! Огромная пасть, больше чем у любого другого зверя, с легкостью перекусывает и людей и лодки. Кругом треск дерева, визг женщин на берегу, рёв торжествующего чудовища...
Вот тут-то и настаёт твой час.
Одним прыжком оказываешься ты на голове бегемота, вонзаешь в него копье! Дух Леопарда в тебе рычит и скалит зубы! Когти твои цепки — не уйдёшь, зверь, не уйдёшь! Пусть Аыым-Леопард и стал мужчиной лишь несколько месяцев назад, пусть ему недостаёт опыта — не уйдёшь!
И зверь умирает от твоей руки.
Вечером, на пиру, получаешь ты дары — почетный кусок бегемотова мяса, покрытый резьбой костяной браслет, вырезанный из места, где копье пробило череп и кнут из кожи убитого чудища.
Священник гадал о твоей судьбе и сказал:
— Будет она связана с женщиной из рода богов. Ты защитишь ее жизнь, Аыым, она — твоё божество, и будет владеть тобой, ты же никогда не сможешь овладеть ей.
Как обиделся ты! Ты — и не сможешь овладеть женщиной!
Подскакиваешь, исполненный силы и грации леопарда, потрясаешь копьем, заголяешь могучий уд.
— Нет женщины в которую не войдёт мой бегемотов клык, слоновий бивень, мой ствол, мой дрын, мой член, мой хуй!
Ты пьян, конечно.
Ты герой.
И все тут же забывают о выходке. Все, кроме духов, шепчущихся в ночи.
***
Пот бежит по спине. Пыль стелется за тобой. На небе — молодая Луна, что приносит удачу.
Ты бежишь в соседнюю деревню, дабы отнести им засоленное мясо бегемота, украшения из кости и кожу. Это — почетное задание, ведь посланника принимают и чествуют три дня.
Вдруг, слух твой привлекает знакомый трубный звук. Это Негус — дух в обличье зверя, ибо нет слона больше и свирепее! Даже если бы хадани Дан'Эль, могучий царь, воздвигший себе победные троны по всей земле, не запретил охоту на слонов под страхом смерти, даже тогда бы ни один охотник не рискнул приблизиться к Негусу! Труби, хозяин холмов! Нет вражды между нами!
Но тут ты останавливаешься как вкопанный, потому что слышишь и второй звук. Женский визг.
Она бежит. Бежит со всех ног, преследуемая красноглазым Негусом — великий дух в бешенстве! Женщина спряталась в расщелине, и всё же ты успел рассмотреть ее, и никогда не встречалась тебе дева красивее!
Золотистая кожа, на вид мягкая как полированное дерево — как сладко было бы прижать такую к земле... Полная грудь с темными, точно созданными для твоих зубов, сосцами. Густые чёрные волосы, заплетенные в косы, так и просящиеся в твой кулак.
Тут-то вспомнил ты предсказание слуги Распятого Бога.
Взыграла юношеская кровь.
Несколько раз стукнул ты копьем о камень, привлекая внимание слона.
— Эй, Негус, выходи на бой! Аыым-Леопард вызывает тебя!
Гигант поворачивается. Ты скалишь зубы и шипишь.
Земля дрожит под ногами великого духа. Пена капает из его пасти. Бивни, все в запекшейся крови, сшибают одним ударом несколько сухих деревец, когда Негус устремляется на тебя.
Возносишь молитву Христу. Вскидываешь копье для броска.
И ты попал! Как попал! Прямо в красный глаз слона!
Сладкая радость победы сменяется проснувшимся рассудком. Теперь ты безоружен — а Негус, безумный титан Негус, несётся прямо на тебя, и даже быстрейший из леопардов не сумел бы отскочить от его удара...
Ты всё же попытался, в прыжке закрывая глаза. Удар. Грохот. Треск.
Подымаешь веки — ты всё ещё жив. Сильно ушиб голову и плечо, когда падал, но — жив!
С трудом встаёшь, чтобы посмотреть, что именно стало со слоном...
Негус был ещё жив. Лишившись глаза, он промахнулся — и врезался всем своим весом прямо в каменистую стену, обвалившуюся на него, и придавившую такими валунами, что даже силы могучего духа недоставало, чтобы сразу же поднять их.
Наружу торчит лишь часть головы с застрявшим в глазнице копьем. Молодая Луна приносит удачу. Сегодня, ты одолел бога — и одолеешь судьбу.
Встаёшь.
Всем весом наваливаешься на копье, пока оно целиком не оказывается в слоновьей голове.
Негус затихает.
***
— Ты богиня?
Спросил ты женщину, так и лежащую на земле — у неё была вывихнута лодыжка.
— Д-да...
С трудом отвечает она.
Тогда ты снял свою повязку.
— Я спас тебя. Ты принадлежишь мне.
Она не возражала.
Тело твоё придавило ее тело. Руки твои касались ее кожи, тёплой и мягкой. Пальцы твои зарывались в ее волосы, нежные как весенняя трава. Полные губы твои соединяют ваши дыхания — и ловят стон, когда твой могучий уд проникает в ее влажное и тугое лоно.
Движение бёдер — настойчивое, ритмичное, неуклонное.
Ее глаза — золотые по цвету, но сияющие как обсидиан — не мигая смотрят на тебя. Ты чуть сопишь, иногда издавая звериное рычание, когда кусаешь ей груди, и шею, и губы.
Дух Леопарда в тебе доволен. Он жаждет не просто овладеть ей — поместить, заклеймить как клеймят скот. Твоя богиня. Твоя женщина. Твоя самка.
Ты извергаешься в ее чрево, ощущая себя на вершине мира. В тот миг — ты Аыым-Царь, Хозяин Земли.
Чуть отдохнув, ты повторил то, что делал. И повторил ещё раз. И ещё — пока усталость и удовлетворение не принесли за собой непроглядную дремоту.
Разбудил тебя тычок древком копья.
Вокруг — люди, пешие и на верблюдах!
Один из них, одетый в белое, с венцом на голове, взирает на тебя взглядом Астара — жестокого бога-змея, которого почитал ваш народ прежде, чем принял Христа.
— Ты осквернил мою дочь.
Иной на твоём месте молил бы о пощаде. Но ты — Аыым — ты был рождён стать величайшим героем своего народа. Ты поднялся и храбро ответил за себя. Ты спас эту женщину и взял ее в жены, потому как такова твоя судьба. Ты не насиловал ее, но воля твоя соединилась с ее волей. Закон не нарушен — таково твоё слово!
Молчит властитель земли Дан'Эль. Молчит — и наконец отвечает.
— Всё так, ничтожный. Но ты умертвил слона — и тем нарушил закон. Да будет тебе известно, что дочь моя предназначалась Негусу в жертву, дабы мощью своей спас он царство от тысячи наступающих племен. Ты погубил Аксум — и участь твоя будет страшнее смерти.
***
Дорога на север — дорога в цепях. Острый нож для рубки мяса. Дух Леопарда в тебе рычит, шипит, скалится, пытается отмахиваться когтями — тщетно!
Лишь один союзник у тебя был — бог. Тот, кто всегда защищает героев — а ты ведь рождён быть героем.
Но в ночь перед тем, как тебя оскопили, случилось лунное затмение — как тысячу раз прежде, больная Луна оказалась при смерти. Вся земля пала перед богом на колени, моля его пощадить Луну и даровать ей исцеление.
На мольбы всей земли отвлёкся бог — и спас Луну, но не спас Аыыма.
Нож опускается на деревянную колоду. И когда тебя, скрученного веревками, отбрасывают в сторону, на той колоде остаётся тысяча поколений твоих потомков — целый род героев.
И сам ты больше не герой. Ты "Гыб" — этим словом в вашем языке зовут кастрированных баранов.
Рабство и кастрация — два удела столь страшных, что в ваших законах нет места ни одному из двух этих наказаний. Тебя подвергли обоим.
Может ты и преступил закон, но осудили тебя не по закону.
***
Ты болел. Ты умирал. Ты выжил.
Пленители заткнули рану свинцовым штифтом, теперь, чтобы помочиться, тебе следовало извлечь его и присесть на корточки как женщине.
Один из работорговцев, знающий ваш язык, сказал, ты должен учиться если хочешь быть хорошо проданным.
Ты молодой, крепкий, сильный. За тебя дадут хорошую цену в богатом доме. Но ты должен учить арабский — тогда какой-нибудь вельможа возьмёт тебя в свои аскари, в дружину чёрных воронов.
А иначе тебя продадут на солончаки в низовьях Двуречья, где ты будешь жить в сарае с сотней других поганых зинджей, которые по ночам будут ебать тебя в жопу за то, что у тебя нет члена, днями напролёт же ты будешь работать кайлом, ломая корку солончаков и лопатой вычерпывая то, что под ней, за что возможно получишь от господ лепешку.
Если бог будет милостив, однажды ты наступишь на незримую глазу трещину в солончаке, и соль проглотит тебя, растворив твоё тело без остатка.
Но раз ты здесь — ты же не думаешь, что тебе так повезёт?
— Понял?
Ласково осведомился один из тех, кто зовут себя коптами.
История VIIФарук Мир есть плоть, и законы плоти есть законы мира. Ты родился среди стонов и вздохов, среди влажных шлепков, напоминающих звук, с каким опускается нож мясника, среди жадных взглядов и продажных восторгов, среди обманчивой яркости тканей и фальшивых монет, среди срамных болезней и наркотического чада — родился в Дар аль-Кихаб, квартале шлюх, более того, даже в этом царстве плоти, тебе суждено было появиться на самом, самом дне...
Твоя мать, Азра, не была ни танцовщицей, ни певицей, не исполняла музыку и не развлекала благородных мужей беседой, но зарабатывала по два дирхема за ночь тремя отверстиями. Она уходила из дома под вечер, а утром возвращалась пьяная или одурманенная, со следами спермы на спине, животе и лице, нередко в синяках и следах от ременной плети.
В отсутствие родительницы, за тобой присматривали ее товарки. Ты помогал им по мере сил — подводил глаза, красил ногти, приклеивал накладные пряди, румянил лица, наносил ароматическое масло подмышками и в паху.
Много раз пытался ты выведать у матери тайну, стоявшую за твоим рождением. Поначалу, на вопрос "кто твой отец", женщина отвечала, что не знает, но чем старше ты становился и чем тоньше чувствовал ложь.
К примеру, почему Азра говорит, что ты родился в Багдаде, а ее сожительницы уверяют, что она прибыла в бордель с младенцем на руках, скрываясь от гнева изгнавших ее сородичей?
Других детей в борделе не было, так что в каком-то смысле у тебя было в разное время от двенадцати, до двадцати матерей — все они любили тебя и даже ухаживали за тобой во время твоих частых и неизменно тяжёлых болезней.
Но лишь одна могла поведать тебе кто ты. И ей становилось хуже.
***
Когда ты был ещё юн, мать приходила поддатой только "от друзей". Но с каждым утекающим летом, мгновения, когда Азра была трезва и в ясном рассудке, становились всё реже. За виноградным вином последовало изюмное, потом опиумная настойка. Все чаще, твоя мать пропадала в притонах курителей гашиша, где ее, доведя до совершенно невменяемого состояния, насиловали и выбрасывали на улицу полуголую.
Ты накидывал на неё покрывало
— Мама, мамочка, пойдём домой...
А она смотрела на тебя мутным, совершенно не узнающим взглядом и тянулись к твоим шальварам
— Д-дирхем... Или вина дай глотнуть... И н-ноги раздвину и з-задницу вылижу...
Сколько раз пытался ты бороться с ее пагубной привычкой. Прятал бутылки, просил помочь других обитательниц публичного дома, пытался поговорить — тогда мать впадала в дикую, неестественную ярость, ее лицо краснело, глаза начинали блестеть, дыхание оборачивалось тяжелым сопением
— Это ты во всем виноват, выблядок!
Вопила она, так охаживая тебя кулаком в висок, что ты падал на пол.
— Ты виноват!
***
На улице у тебя откровенно не ладилось. В младшем возрасте даже рабы запрещали детям играть с сыном шлюхи, когда же вы подросли, тебя мигом начали дразнить, пользуясь тем, что из-за природной слабости тела ты едва ли мог защитить себя.
— Эй, Фарук! Мы сегодня твою мамку наняли! Придёшь посмотреть? Накинем дирхем!
Кричали они. Ты не отвечал ничего — и в висок тебе прилетала коровья лепешка.
Потом тебя подтаскивали к ближайшей луже, оставшейся после дождя, и тыкали в неё лицом.
— Какой ты грязный, сын шлюхи! Ну да мы тебя помоем!
Потом каждый плевал на тебя.
Это был Джаханнам, Геенна.
И ты пылал.
***
Стоит ли удивляться, что образованием твоим никто системно не занимался? Ты и в мечети-то толком не бывал. Конечно, как все прочие, ты верил в Аллаха, временами слушал бродячих сказителей и проповедников, но едва разбирал даже отдельные буквы.
Всё изменилось когда тебе было около десяти.
Проповедник в красном тюрбане выступал на улице, но речи его отличались от того, что обычно можно было услышать в Дар аль-Кихабе — никаких угроз Геенной блудницам или обещаний умилостивить Аллаха по отношению к развратницам за скромную плату.
Вместо этого, мужчина говорил совсем, совсем иное.
— Какое дело Аллаху до брака? Разве Аллах суть не любовь?! Неограниченная любовь каждого к каждому! Разве не придумали запреты лицемеры, которые сами же первыми и вызывают вас, девы, в свои дворцы?! Они лгут всем, лгут, ибо Пророки всё ещё ходят по земле! Один из них был окружён ими, но обратился в столб света, и нынче вот-вот вернётся! Славься, аль-Муканна, скрытый под золотой маской! Славься! Вернись и очисти мир от порока и лжи, порождённых материей и плотью! Люди! Аллах любит всех вас! Аллах любит каждого! Откройтесь Аллаху и будете спасены!
Внезапно, взгляд проповедника падает на тебя.
— Ты! Ты, мальчик! Ты ещё чист и невинен! Не отравлен гнилью, содержащейся во всякой материи! Аллах любит тебя! Аль-Муканна любит тебя!
Он протягивает тебе ярко-красный пояс.
Примешь ли ты его?
***
Был в борделе один страшный человек — негр Бурдук, носящий плеть из бегемотовой кожи. Он не владел заведениями и женщинами, но управлял ими от имени владельца. Чем ниже падала твоя мать, чем реже выходила на улице, чем меньше зарабатывала, тем чаще ловил ты на себе недовольный взгляд Бурдука.
Как-то раз, когда Азра была в относительно трезвом рассудке, негр вызвал к себе вас с мамой. Обоих.
— Тупая шлюха!
Начал он, стоило вам войти в его покои.
— Ты стоишь нашему покровителю больше чем приносишь. Все что дают тебе на косметику, одежду и благовония, ты пропиваешь. Ты должна нам уже десять динаров!
Женщина тут же рухнула на колени, умоляя простить ее и обещая, что будет работать усерднее — Бурдук сделал ей знак придвинуться, а потом с размаху ударил кулаком в лицо
— А ну заткнулась, шлюха! Ты старая блядь и едва ли годишься на что-то, кроме как лежать под псиной или ослом для любителей таких забав! Но вот твой выродок — он может работать! И он будет работать или я сейчас же вышвырну вас обоих прочь!
Взгляд человека без души перемещается на тебя.
— Ты понял, шлюхин сын?! Мамка твоя шлюха! Значит и ты тоже шлюха!
— Не смей!
Взвизгнула Азра, хоть с уголка ее губ и текла кровь.
— Ты знаешь кто его отец, а?! Ты знаешь?! Ты хочешь осквернить тело потомка Пророка!
Негр заржал.
— Я христианин, тупая ты пизда! А если бы и был одним из ваших — знала бы ты сколько благородных Аббасидов торгуют жопой похлеще тебя!
Пути Трех... скоро им предстояло столкнуться с путями Четырёх, сплестись в причудливый узор, превосходящий изяществом прекраснейших из армянских ковров. Слушай же, о вазир, слушай и внимай! Ты знаешь начало истории. Ты захочешь узнать конец.
-
Прекрасные истории, каждая - как маленькая жемчужина, которые вместе обращаются в прекрасное ожерелье!
-
Да будут благословенны расуль пославшие тебе красоту, разлившуюся по абзацам прекрасного посла.
-
Великолепное начало истории! И да, непременно хочется узнать, чем всё это закончится!
-
За восточный слог За красивые истории За сложные выборы
-
А ведь круто-то как!
-
+1 здесь прекрасно всё)
-
+ Полетели.
-
Это Базза!
|
|
-
Видения былого и их проекция на текущий бой хороши!
-
И в этот момент Скатах поняла, что ее желание изменилось. Не только у Скатах!
|
-
F
-
+ Красиво написано.
-
F Ярко вспыхнул
|
Когда удивляется новоиспченный участник отряда — это ничего, но когда его командир? Иола смотрит на Киру краем глаз, но всё равно не сдерживает приподнятую бровь. О чём они говорили с Главнокомандующей, отходив, и что, по итогу, взяла на себя служительница Рамоны, а что стало полной импровизацией со стороны Самины? Впрочем, ещё будет время для такого рода вопросов. По крайней мере, прислушиваясь к старой подруге, она понимает: Кира не оставит их без возможности — уж точно не её — задаться парой. В свою очередь, Иоланда надеялась и на честный ответ. Женщина ненавязчиво прикладывает ладонь к своей груди, туда, где кожу теплил её священный символ. Прислушивается, но не чувствует того беспокойства, которое должно было бушевать внутри. Конечно, фоном эмоции никуда не делись, хоть уже и отдавались эхом: она нужна здесь и сейчас, а не там, где до сих пор горечь от пусть прошедшей, но битвы, там, где большинство сестёр покинули их мир, а другие остались с разбитым навсегда сердцем. Однако ей не приходится долго гадать о причинах, почему внезапный поход с неизвестным никому исходом не пугает её, как должен. На протяжении всей жизни Иоланда находилась под Куполом — с погрехом на временные выходы и хождения по границам — и никогда не знала о судьбах её близких. Теперь же... она отправляется вместе с Кирой. Внезапно старушка даже хмыкает себе под нос, концентрируя своё внимание на защёлке сундука. Потребовалось, немного-немало, тридцать лет и одно несчастье для всего сестринского сообщества, чтобы ей оказаться бок о бок на задании вместе со старой возлюбленной. Иначе Богини не могли распорядиться? И всё же, перед глазами то и дело маячил слон; в который раз Иоланда запирает под семью замками вопрос, который не сулил ничего хорошего в ответе. Если Кира до сих пор ничего не сказала о Фиби... — Увы, — тихо отвечает женщина Кире, поджав на мгновение губы, — не могла не помочь в лагере с лечением, практически все силы ушли туда. И даже если бы я могла... используемый прислужницами жемчуг остался под Куполом. Если мы не найдём его здесь, то я сомневаюсь, что смогу прочитать что-то без, — она качает головой из стороны в сторону, на всякий случай прохлопывая карманы и мешочки, подвязанные на поясе. Стоило прихватить с собой, но об этом Иоланда подумать попросту не успела. И вновь этот неприятный укол вины. — Я рада, что каждый сможет предоставить медицинскую помощь в случае необходимости, — в глазах Ио можно прочитать немой вопрос-шутку: «тогда зачем я вам нужна?», который она решает проглотить и выдавить из себя только похвальную улыбку. Несмотря на то, что вопросы на счёт специальности и умениях седовласая задавала близнецам, Иоланда тоже решила вступить в разговор, не отвлекаясь от дела. В конце концов, там, где Кира знает её вдоль и поперёк, не означает, что тех же знаний были Росита и Бьянка. Она задерживает взгляд сначала на одной, а затем на второй, тепло улыбаясь. Наконец, щёлкнув замком и потянув крышку вверх, Иола также неспешно произносит: — Я — языковед-исследователь при храме Рамоны и библиотеке Купола, но как и все, прошедшая подготовку для участия в бою, но, конечно, в основном специализируюсь на лекарской помощи, — а следом обращает своё внимание на содержимое, опуская голову вниз, приговаривая, — крайне необходимое у меня взято с собой, может быть разве что кроме... — снова пауза, и предложение она уже недоговаривает, как и прежде, поглощённая работой, уходит в себя: — что у нас здесь...
-
И всё же, перед глазами то и дело маячил слон; в который раз Иоланда запирает под семью замками вопрос, который не сулил ничего хорошего в ответе. Если Кира до сих пор ничего не сказала о Фиби...
Кстати, да, тоже жду этого вопроса с содроганием.
-
Ио, моя милая Ио, ты прекрасна!
|
-
Ну да, ну да, лучше бы Персей принёс Рин головы Марка и Сфено И Лев, и Рин очень живыми в твоём исполнении получились! Нельзя не переживать ;(
|
Когда Марко распахнул Зеркало Души, волшебница чуть не забыла о своем поединке: любопытство подталкивало ее бросить все и, начертив Соломонову печать, разобрать чары римлянина на составные части, чтобы установить, как и чем Тени привязываются к персоне заклинателя, и что необходимо для их призыва. Ритуал этот был стародавний, сильный, упоминания о нем встречались часто, но везде только разрозненными фрагментами, без описания техник – уже к падению Римской Империи он был забыт: в цивилизованном мире, по крайней мере. Так что любопытство исследователя, без которого не бывает настоящих магов, настоятельно требовало от Катерины досконально исследовать древнее колдовство. Вот только для этого сначала требовалось разобраться с горгоной…
Любопытство ли, отвлекшее ее от своей дуэли, излишняя ли самоуверенность, которой Кастер страдала как при жизни, так и в новом воплощении, недооценка ли противницы тому виной – но к той ярости, той скорости, с которой вмиг потерявшая все человеческое Сфено налетела на нее, графиня Форли оказалась попросту не готова. Те удары, что должны были сбить противницу с ритма, оказались для нее не страшнее комариных укусов, и горгона даже на миг не прервала свой узор боя: если, конечно, можно назвать узором ту безумную ярость, с которой она обрушилась на Катерину соперница. Львица Романьи просто не ожидала, что не сможет ни парировать мощные удары, ни даже изящным вольтом увернуться от них – подруга-соперница, казалось, была одновременно везде, и наносила удары добрым десятком рук. Первым из рук Сфорца вылетел обиженно звякнувший клинок, а затем и сама графиня рухнула на землю, не успевая ни сотворить щит, ни перекатом уйти. В груди разорвался болью алый цветок, за ним – еще один, и еще, еще… Катерина заорала надрывно, но крик быстро перешел в хриплый стон, совершенно заглушаемый чавкающими звуками ударов. А потом израненное тело, которое больше не держала выплескивающаяся наружу магия, растворилось, оставляя после себя нематериальную оболочку. Скорчившаяся, надсадно стонущая волшебница, а, вернее, ее дух, видел, как горгона и римлянин, объединив усилия, прикончили оседлавшего Пегаса Персея, с ужасом осознавая, что жизнерадостный и надежный герой древности развоплощен окончательно и бесповоротно, и только благоволением Фортуны можно объяснить, что она успела одеться в призрачную плоть – иначе и над ней бы уцелевшие могли возрыдать.
Бледная бесплотная тень доковыляла до Рин и опустилась рядом с ней на колени: - Подвела… До слез обидно, что так глупо подставилась… Хозяйка, скажи, а он… - девушка кивнула на арену, явно подразумевая того, кого та не осталось, - еще может вернуться, или…
|
— Т-ты... Это были первые слова, которые сорвались с мраморных губ Хель за всё время, которое они сражались на крыше. Казалось, в этой схватке не дано взять одной из них верх – любой выпад, любая обманная атака легко парировались, распознавались и обходились. Грация движений отражалась в лужах и бликах прожекторов, окружив поле схватки. Ни одного лишнего движения, ни одной избыточно сильной атаки – это ночное танго могло продолжаться, казалось, вечно. Но мгновение назад, едва успев отбить лезвие меча, Скай вспомнила, что вечности в запасе у них нет. Хотя, вечный бой двух совершенных машин для убийств наверное был бы красивой метафорой-инсталляцией для какой-нибудь выставки современных искусств... но надо было что-то решать. И вместо того чтобы увести руку от пронзающего удара Хель, она "обняла" клинок, вжимая его в своё тело, поворачиваясь к противнице полубоком, чтобы не оставить слишком серьёзную рану. И, не обращая внимания на боль – подавляющие её ингибиторы всё равно были отключены – киборг схватила меч, а следующим движением насадила пойманную фехтовальщицу на когти левой руки. Два полимерных лезвия прошили девушку насквозь, выйдя полностью с другой стороны спины. Но даже сейчас Не было даже струйки крови изо рта – да сколько ж в ней осталось от человека?! — только светло-синяя жидкость электролитов. — Т-ты... — повторила Хель. Вместо того чтобы попытаться высвободиться, или попытаться нанести ещё один удар, она придвинулась ближе к Скай, и, выпустив "Крах", положила той руку на затылок, стукнув девушку лбом о свой, скрытый за капюшоном маски. — Пусть это всё будет не зря, — прошептала Хель и сама отключила постепенно отказывающие системы жизнеобеспечения. На пол рухнула лишь безвольная кукла – прощальным "подарком" от неё было перехваченный Скай пакет с информацией, направлявшийся на какие-то дальние сервера. Это оказалась лишь подписанная фотография – фотография самой Фредерики до того, как её поразил некроз. С фотографии на неё смотрела редкой красоты девушка – не лощено-модельного вида, скорее даже наоборот. Черты лица были аристократично-резкие, взгляд – суровый. Фотограф поймал момент когда девушка куда-то обернулась, видимо о чём-то задумавшись. Но этот взгляд гипнотизировал своей волей. Интересно, каково ей было потерять это всё? Теперь уже не узнать. А Пакс, уже рассчитавший, откуда появится неизвестный, явно опаздывающий на вертолёт, выжидал в засаде. Как настоящий хищник, спрятавшийся возле водопоя, он выжидал, когда же появится его жертва! Но думать об этом не было времени... Потому что практически одновременно произошли две вещи. Компактный вертолёт фирмы TSG завис над крышей. Его винты крутились практически бесшумно, так что первое, что можно было заметить – резко поднявшийся ветер. А затем в лучах прожекторов черным коршуном зависла и сама кабина "вертушки". Кто бы ни был за рулем – автопилот или живой человек, он даже авиапушку не стал раскручивать, четко зная – Скай его отсюда просто так не достать. А затем появилась "жертва", и, несмотря на то, что PC-78 её ждал, его близкий к человеческому (в плане типа мышления, конечно же, не мощности) интеллект позволил робопсу испытать чувство удивления. Потому что система распознаваний образов уткнулась в лощёное, с густой седой шевелюрой и бородой лицо... шестидесятого президента США! Впрочем, Пакс даже так отработал механически – попытался блокировать передвижение важного лица, прыгнув сверху! 🎶[ссылка]... И тут же нарвался на мощный крученый удар, едва не сбросивший его с крыши! Выпустив когти, кибер-пёс прочертил заметную кровавую борозду на предплечье мужчины, но рану быстро прикрыло какое-то темное вещество. Нет, перед ним просто не мог быть президент – если только его не превратили тайно в боевого киборга! А президент тем временем рванул мимо Скай, наступил лакированной туфлей на то что осталось от Хель, словно это была консервная банка – его нога буквально растоптала в крошку металлические переборки кибернетической платформы – и, совершенно не обращая на рефлекторный выпад в его сторону от Элерс, в могучем прыжке допрыгнул до вертолёта! — Наномашины, детка! — лукаво подмигнул мощный старик, в ответ на недоуменное лицо Скай. — Как там у вас?.. Адью! Но не успел вертолёт толком развернуться, как откуда-то за областью обзора ворвалась ракета, ударив его точно в корпус! Ночное небо Парижа подсветила вспышка взрыва, а по крыше застучали обломки ракет. Вертолёт отнесло в сторону – он явно потерял баланс, но всё ещё был на ходу, а от следующей атаки успел уйти. Но всё-таки – кто-то спешил на помощь! Спустя мгновение до них долетает грохот турбин, а ещё спустя миг – в поле зрения, прямо дан крышей пролетает уже знакомый Скай и Паксу... Су-78?!
— Скай, Пакс! — в канал врывается новое лицо: беловолосая женщина с... это что у неё, рога?.. Фафнир?! — Привет! Бунраку и Козлов сказали, что вам нужна помощь! Нужно догнать тот вертолёт!
Похоже, к этому Бунраку ещё и прибавила какие-то инструкции насчёт аватарки, раз в этот раз на них смотрело довольно милое лицо человека, а не фантазия на тему "мечты технофила".
— Я снижу скорость, а вы запрыгивайте прямо на меня! Места в кабине хватит на всех, но обещаю в этот раз никого не сбрасывать, хехе! — с легким металлически оттенком засмеялась Фафнир. — Погнали!
— Фафнир, потише. Скай, Пакс, слушайте внимательно. Конечно мы не имеем никаких полномочий гоняться за президентом Соединённых Штатов. У него дипломатический иммунитет. Но я думаю, вы всё прекрасно понимаете. И лучшей возможности добраться до спонсора всего этого дерьма, у нас просто не будет. Эшер просит, я лично прошу – достаньте его. UEAFP и так политический труп после сегодняшней акции. Нам просто нечего терять. Пусть это будет не зря.
Александр немного помолчал, видимо собираясь с духом.
— Конечно, вы можете отказаться. Мы больше не имеем права приказывать. Тогда просто выбирайтесь оттуда и бегите, куда глаза глядят. Если честно – я не смогу вас осуждать. Да и никто не будет.
— Если что, он сейчас направляется в сторону промышленной застройки. — В разговор включилась Бунраку. И хотя лицо её было по-прежнему скрыто за маской, то, как она взволнована можно было понять по тому, что теперь её речь звучала медленно и внятно. — Вернее, замороженной промышленной застройки – оттуда дальше на север, чтобы поскорее вылететь за границу. Удобное место, где не будет пострадавших. Учтите, что на перехват уже поднимаются местные Рафали.
-
10 из 10, would post again
-
Насыщенно получилось! Это уже становится чуть ли не заглавным вопросом модуля: Пусть это всё будет не зря "Значит, всё было не зря?" И да, чудное преображение Фафнир! Надеюсь, Паксу понравится!
|
Когда сказали стой, Корви застыл на месте. У механиков дело простое. Сказали стой, сначала встань, а потом спрашивай зачем. Это уже инстинкт, не хуже того, что утром надо умыться, а днем перекусить.
Выслушав Дину фаун понял, что она боится. И не за себя боится, за него боится. Непроизвольно он взял ее за руку и тут же отдернул, как обжегшись. Как он посмел. Грязный фаун взять за руку такую красавицу. Нет, у него даже в мыслях ничего потребного не было. Воспринимал он Дину как сестренку. Как сестренку гордость родителей, да и всей семьи, у которой брат такой, что есть, а лучше бы не было. Она его одного в эту темень и страх не послала, сама с ним пошла, да еще и свет добыла, а он невежа, ее за руку берет. Совсем с этим концом света ополоумел.
Впрочем характер у Корви был такой, что долго горевать он не мог, когда дело стояло. Пыль говорила об одном, щель именно там, и судя по всему не такая большая. Пар же говорил о том, что уши не обманули, где-то утечка, но вот где, от шума котлов точный источник не установишь, а на глаз не видно.
- Ты права Дина, тут не машинное отделение, а заброшенный склад какой-то. Осторожней ходите, тут и доски валяются, возможно с гвоздями, и запчасти всякие, возможно пригодятся еще.
Теперь предстояло самое страшное. Охрану Корви боялся. Не потому что плохие, а потому что плевать им на фаунов, растопчут и не заметят. Особенно когда пьяные, но этот вроде трезвый был, надо рискнуть.
- Господин унтер-офицер, простите христа ради, там, в самом дальнем углу, за последним котлом дырка, через которую свет проникает. Дырка похоже небольшая, но все же посмотреть бы надо, а мы пока поищем откуда пар травит, попробуем падение давления остановить. Простите еще раз.
Вот это он видимо зря сказал, голова непроизвольно втянулась в шею ожидая, что его сейчас в лучшем случае пошлют по матери, да со всеми апостолами и корабельными принадлежностями, а в худшем надают по той самой шее или зуботычину сунут.
|
-
- Ты на них глянь еще раз? Сомневаюсь, что инструмент уцелеет дольше пары аккордов в таком то настроении. Да ладно, всё не настолько же плохо xD
Не довольны, что дали бардессу вместо солдатки? Забыли, что лучшие актрисы - это барды? Да Бьë пять баллов вперед вашим дубовым девочкам даст в отыгрыше воительницы, а где не знает устава, там сымпровизирует. Бардессы лучшие <3
-
Да Бьë пять баллов вперед вашим дубовым девочкам даст в отыгрыше воительницы, а где не знает устава, там сымпровизирует. И не поспоришь же! Зато и сомнений никаких нет)
|
|
Не успели противники вступить на арену, как яркая вспышка света захлестнула её! Поднялся сильный ветер, и магия забурлила вокруг – сильная, мощная. Древняя, древнее той что владела Катерина. Магия, которая спала до поры до времени в каждой Героической Душе. Кастер сразу поняла – кто-то из врагов открыл перед ними Зеркало Души. И когда солнце засверкало на шлемах и lorica segmentata принципов, когда взметнулись вверх дротики велитов, а вдалеке донеслось ржание коней эквитов, стало понятно, чьё.
Марк Клавдий Марцелл, претор, консул Римской республики и Меч Италии пришёл на бой.
Поле преобразилось – не было больше утоптанного песка и неказистых деревянных перекрытий. Ровная зелёная трава поднималась от земли, и, на сколько хватало глаз, простиралась степь, по которой когда-то маршировали легионы Марцелла.
Даже взмывшему вверх Персею стало не по себе – он побеждал чудовищ, терроризировавших города, но целые армии? Но отступать было поздно – ведь он пришёл сюда побеждать! Завоевать для Рин победу, а для себя – новую мечту!
– Давай же покажем им силу ветра и как быстро может сверкать лезвие моего меча, Пегас! — прокричал полубог, и его белоснежный конь засиял ещё ярче, отзываясь на заветные слова. — И только не отговаривайся, что позабыл как сметать пред собой любого! – чуть рассмеявшись, похлопал фыркнувшего коня шее. – Я рад, что ты со мной на столь далеких землях...
Всплеск силы переполнил тело Персея, мана, выплеснувшись наружу, растаяла в свете солнца золотистыми каплями. Сверкнув ярким белым лучом, Пегас спикировал на легионы снизу вверх, как молния, пущенная самим Громовержцем! Сейчас он был уже не полу-человеком – в нём остался только бог.
От удара копыт о землю треснула земля, тряхнуло весь полигон, и Персей, сжимая в руках светящийся радугой алмазный серп помчался сквозь строй, сметая всё на своём пути! Ни один удар, ни единый пилум не могли достигнуть его! А он рубил, рубил словно люди под копытами Пегаса были не более чем сорняками. И даже когда сам Марк вырвался в первый ряд, видя, что никто из его солдат неспособен остановить отмеченного богами – даже его удар Персей играючи отвёл, оставив в память о себе Сэйберу глубокий порез от плеча до бедра на груди Марцелла. Сэйбера отшвырнуло прочь силой, и Персей забыл о нём, потому что никто из смертных был не способен пережить удар, решив разделаться с легионами окончательно... Райдер был страшен в своём неумолимом великолепии, разя направо и налево.
Но когда он наконец остановился, когда свечение Пегаса чуть притухло, потому что постепенно истончалась магия, взывавшая к его настоящей силе, Персей мог с удивлением увидеть, что Марк всё ещё стоит на ногах.
А пока бились римлянин и эллин, на другой стороне боя столкнулись Катерина и Сфено. В котором графиня Сфорца совершила один непростительный просчёт.
Она.
Недооценила.
ЯРОСТЬ!!!
С которой противница желала убить полубога, отнявшего жизнь её сестры. Которую, видимо, копила в себе всё это время. И два удара стилетом, которые юркая магичка успела нанести, разбились о нагрудник горгоны, которая их даже не заметила. Потому что Безумие, охватившее Сфено в следующий миг стало ей настоящими мечом и щитом. Катерина не успела уже отпрыгнуть – всё больше свирепевшая от возникшей у неё на пути преграды в виде Кастер, Берсерк мощным ударом руки впечатала женщину в землю, а затем, словно недовольная результатом, дважды опустила клинок на манер копья, пригвоздив Сфорца, причём ярость, с которой она выдергивала клинок каждый раз, заставляло тело Кастер подпрыгивать над землёй, на манер мячика.
И в этот раз уже не успела Катерина призвать всю свою силу, и как бы отчаянно она не вливала ману в глубокие раны, оставленные мечом Сфено – яд разъедал их быстрее. Эту битву львица Романьи, увы, проиграла. Печати на её теле вспыхнули – и погасли.
А ставшая свободной горгона подняла голову – и вся сотня змей разом зашипела, увидев вдалеке Персея. Берсерк, не раздумывая, рванула с места – и была ничуть не медленнее Пегаса, упавшего до этого с неба! Порыв ветра разметал в сторону тела легионеров, и змеевласая в одно мгновение оказалась рядом с полубогом!
— ПЕРСССЕЙ! — прошипела Сфено, сокращая дистанцию. — Сссудьба идёт за тобой!
Лишь благодаря Пегасу, вовремя почувствовавшему опасность, Персей успел развернуться, выставить перед собой алмазный серп – и Сфено со всей своей мощью рывка напоролась на него, так что оружие, пробив золотую пластину доспеха, по рукоять исчезло внутри! И прежде чем Берсерк опомнилась, Пегас лягнул её в живот, отбрасывая прочь от хозяина!
Но Берсерк тут же вскочила на ноги снова и пошла в яростную атаку, не обращая внимания на собственные раны. Засверкал вновь алмазный серп, бросая блики на поле битвы, отражая одну атаку за другой. Искусен был полубог, но всё было тщетно – горгона буквально прорубалась сквозь его атаки. Ещё удар, ещё! И встретивший атаку изогнутого меча ярящейся горгоны серп просто рассыпается на части, а клинок Сфено прорубает Персея от плеча до седла, а Сфено, напрягая мускулы, разрубает его вместе с Пегасом! Конь испаряется в яркой вспышке маны, и поверженный полубог ничком катится по земле, постепенно рассыпаясь в золотистый пепел.
Волею Судьбы, змеевласая всё-таки свершила свою месть.
-
Результаты боя, конечно, внезапны и удивительны - и тем они интереснее!
-
Подсчёты, конечно, зубодробительные! И описания сочные! Спасибо <3
-
РЕЗНЯ!
-
+ Крутая битва.
-
Красивый бой с неожиданной концовкой.
|
|
|
|
-
Тем более, что за самого себя было тоже смешно, когда, бегло осознав историю страны, швырял в стену тяжелые предметы с криком "КАК МОЖНО БЫЛО ПРОСРАТЬ ТАКУЮ СТРАНУ?!" и чуть не сделал ногой дырку в двери, которая точно не была виновата в проблемах Великого Рима. Лол х)
|
Помимо Самины, вопросы задает еще и ученая матушка Иоланда – только у нее все выходит мягко, просительно так. Я непроизвольно улыбаюсь в ответ и отвечаю: - Никак нет, сестра Иоланда, не называли. Вернее, жрец пытался, да не успел: только и выдавил что-то вроде «пресви…»: не ведаю, имя ли это, чин ли, обращение… А ландскнехты, они, мнится мне, были разозлены, что их так подставили, втянув в провальный поход и потом попросту бросив нам на растерзание даже без попытки помочь.
Старшая рамонитка на мой ответ, почитай, никак не отреагировала, оставляя меня теряться в догадках, зачем вообще ей это было надо. Недолго, впрочем – следующая фраза все расставила на свои места, запутывая еще больше. Казалось бы, при таком подходе правильным решением будет оставить Бьё в тылу, а меня, как персону необходимую, взять с собой. Но вот фразочка «хотя бы одну надо вернуть живой» недвусмысленно свидетельствовала, что в поход мы пойдем обе. Ни-че-го не понимаю! Это уже какие-то свои, командирские решения, для понимания которых надо иметь хотя бы нашивки десятницы. Собственно, мои подозрения быстро подтвердились: и я, и Бьянка в состав отряда зачислены. Только вот Командора почему-то решила ограничиться тем, что приставила к нам свою заместительницу и ученую сестру Иоланду: с хрена ли, спрашивается, только двоих, а не хотя бы полноценный десяток ветеранш, готовых пустить этих кондотьеров под нож, как надоевшего петуха? Я положительно не могла понять ход мыслей рамонитки.
Хотелось задать немало вопросов, выяснить, что да как, с какого рожна были приняты такие решения, но я – девочка умненькая, и предпочла запихать язык поглубже между полужопков и не вызывать новый приступ негодования у заместительницы, которой и без того еще долго буду мозолить глаза. Почему я смолчала? Да все просто: даже моего разумения хватало, чтобы понять, что слова ничегно не изменят. Дан приказ – рядовая Росита, изволь выполнять. В конце-концов, делов-то: сколько я этих бородатых прирезала прежде, чем меня… ну убили, да, убили все же! Вот и с этими справлюсь, куда я денусь. Надо только еще один глаз отрастить на затылке, и следить за сестренкой в три глаза, чтобы не случилось что. Главное, делать это незаметненько, как мышка в подполе, иначе моя любовь мигом надает мне по ушам за излишнюю, по ее мнению, заботу. А оно мне надо? То-то же!
Пока Командору отвлекла какая-то «чернильница», я прислушалась к урчащему животику и, наклонившись к Бьё, прошептала, косясь одновременно на начальство: - Жрать хочется… Вот даже уже не есть! Как думаешь, есть шанс попросить этих, - я кивнула на сторону, - организовать нам… ну, хотя бы паек в дорогу! Не думаю, что они расщедрятся покормить нас от пуза сейчас, да и времени терять не хочется. Придется есть в седле, а это, я тебе доложу, удовольствие ниже среднего! Я печально вздохнула, представляя, как мне в таком состоянии еще и в седле трястись: - Эх, дела наши солдатские… Как бы еще заронить командиршам мысль, что с песней оно и идти приятнее, и на привале отдыхать комфортнее? Я бы мандолину с собой попросила, да где ж ее возьмешь? Ну или флейту хотя бы… Может, послушниц этих спросить? Вдруг у кого из сестер, кого с поля боя принесли, с собой была? Ну, а вдруг?
-
Помирать, конечно, надо с музыкой, но все-таки лучше на пустой желудок)
-
- Эх, дела наши солдатские… Как бы еще заронить командиршам мысль, что с песней оно и идти приятнее, и на привале отдыхать комфортнее? Я бы мандолину с собой попросила, да где ж ее возьмешь? Ну или флейту хотя бы… Может, послушниц этих спросить? Вдруг у кого из сестер, кого с поля боя принесли, с собой была? Ну, а вдруг? Росита, конечно, прелесть, но чувствую, что близняшки нервы Кире помотают ещё как!
|
Повар, кажется, проникся тем, что хоть кто-то из присутствующих оказался подлинным гурманом, чьи запросы позволят магистру кулинарии ярче засиять своим талантам. К тому же извинения свои он преподнес с должным уважением, что тоже льстило графине, четко делящей мир на тех, кто берет свое, и тех, кто им служит. Так что Артур удостоился вежливого кивка и более мягкого, чем можно было ожидать, замечания: - Морепродукты на пиршественном столе – блюда второго сорта, лучшее, что можно подобрать для знатных синьоров – благородные птицы, оттененные мясом и овощами. Но если вы считаете, что сможете подачей сделать осьминогов достойными внимания благородной публики – дерзайте: шедевр всегда будет встречен с радостью и уважением к мастеру.
Дождавшись, когда остальные слуги огласят свои заказы, Катерина бочком-бочком подобралась к шеф-повару и задержала его новой просьбой: - Я смотрю, большинство моих друзей любит мясо, и хотела бы сделать им маленький миланский подарок. Почему бы не подать им еще ossobuco той степени готовки, которая им по вкусу? А к нему и граппы, для лучшего оттенения послевкусия блюда.
…Как и подобает благородной синьоре, Катерина подолгу над одним блюдом не задерживалась, стремясь отведать все и воздать должное талантам шефа. Единственное, чему она бесспорно хранила верность, так это вину, лишь меняя его от бокала к бокалу в зависимости от того, что намеревалась попробовать. И, признаться, амброзия будущего оказалась по большей части не хуже, чем в ее времени: по крайней мере, ни одного паршивого напитка на столе не оказалось, чем частенько грешили и герцогские, и папские застолья: хозяева, видимо, исходили из того, что с определенного момента синьорам становится все равно, что пить. Впрочем, лучшим из вин она считала то, что собственноручно преподнесла Сфено: легкое, отдающее ароматом трав и цветов, играющее золотистыми искорками силы. В это вино волшебница вложила все свои знания, добавив ко купажу сладость разлитой по телу магии, бодрящей и поднимающей настроение: фактически, отдала будущей возможной противнице частичку своего естества. - Я проиграла, gioia mia, и вручаю этот сосуд тебе – победительнице! Твое здоровье!
Тем временем чуть в стороне английский рыцарь задал интересный вопрос. О том, сколько еще осталось наслаждаться радостью жизни, магичка не задумывалась, предпочитая существовать здесь и сейчас, не загадывая далеко вперед. Однако ж не все были столь поверхностны, и Персей поведал, что на все про все у них только четыре дня – преступно мало! Понимая, что время утекает, как песок сквозь пальцы, Львица Романьи снова наполнила бокал и, привлекая внимание, предложила новый тост: - А теперь предлагаю поднять бокалы за нас, amici! Раз мы здесь, раз мы наслаждаемся трапезой и вином, мы уже победили! Так пусть так будет и впредь, а эти вечер и ночь навсегда останутся в наших сердцах воплощением веселья и безудержного счастья! Улыбайтесь, смейтесь, живите и не думайте о завтрашнем дне!
Осушив кубок до дна, раскрасневшаяся итальянка, которой чертовски хотелось движения, предложила: - Ну что, кто готов отойти от застолья ради танца? Синьоры и синьорины, неужто вам не хочется сменить танец клинков на другой, менее опасный, но не менее прекрасный?
-
- Ну что, кто готов отойти от застолья ради танца? Отличное предложение :3
-
Эх, потанцевал бы с ней, если бы умел 🥲
|
-
Да и как же была прекрасна в мыслях картина обезглавливания того, чьи губы горгона целовала днём ранее... Жестоко 🥲
-
– Займи чем-нибудь нашу буйную подругу, пока я разберусь с меченосцем. Весьма и весьма неожиданное, но лестное предложение!
|
Сцепив руки перед собой, Иоланда внимательно всматривалась в молодое лицо, внимая в рассказ Роситы. Временами она хмурилась, едва заметно кивала головой, будто бы отмечая какие-то вещи для себя, чтобы спросить их на будущее. Иола в том числе старалась остановить своё внимание на каждом из имён, не то копаясь в памяти, не то попросту запоминая их на будущее. Хотя, конечно, им уже и не пересечься с «отцом Флорианом» и его приспешником, раз по итогу их головы натолкнулись на землю без возможности увидеть свет. За последние несколько часов митриане и их вмешательство в жизнь Купола уж стали слишком частые... особенно, когда прежде никогда с ними не сталкивался. Сначала загадочное письмо, теперь — это. Даже самый большой скептик должен увидеть в этом с десяток совпадений, что уж говорить до Иоланды, видящей в этом ещё больше смысла. — Росита, — она подаёт свой голос в моменте, когда выдаётся пауза, — ты не помнишь имя, — Ио запинается, а затем задирает две руки в воздух, сгибая по два пальца пополам несколько раз, — важной церковной шишки или митриане его не называли? Вместе с этим она готовится ещё спросить и про самих наёмников, но Искра поясняет ей очевидное и здесь: что может разозлить людей ещё больше, неработающих на церковь, кроме как втянутость в их дела?
Дальше разговор уже прошёл без перебивок, по крайней мере, со стороны служительницы. Она покивала головой на слова Киры, вслух только коротко отметив, что косматых ещё и немного — это тоже сыграет свою игру. В конце концов, пять человек пусть и отряд, но до сих пор неподготовленный к тому, что в их сторону выдвигается команда из... Иоланду берут с собой? Её глаза широко раскрываются, а сама она от неожиданности отступает на полшага. Светловолосая с мгновение тупит взглядом в землю, потом ведёт им выше, замирая глазами на Кире. Она ведь не ослышалась? Дело было далеко не в страхе или непонимании, где первый не был привит ей с самого детства, вынуждая Иоланду так или иначе ходить по грани и общаться с теми, кому не повезло больше, а второй исчезает, стоит только подумать о степени темноты, в котором оказались все сёстры, под Куполом или здесь. Рук не хватает, отправят кого угодно, кто может стоять на ногах и варить котелком, и всё же... Она «просыпается» от голоса Самины, когда женщина уточняет о возражениях. Иола сжимает губы в тонкую полоску, качнув головой, переключая своё внимание на вещи, принесённые прежде отошедшей Амире. Об этом она уж тоже вспоминала; казалось, что они стоят здесь совсем недолго, однако из-за того, как спешно менялось одно на другое, Иоланда чувствовала себя словно прошёл целый день. Четверо. Значит, бардессу тоже отправляют в отряде? Женщина морщит нос скорее непроизвольно, подумав о том, что может произойти, окажись они в неудачном положении. Умереть той, которая смотрела на свет не один десяток не так обидно, как той, что родилась совсем недавно. С другой стороны, они ведь даже не знают, с чем имеют дело. В голове вдруг снова вспомнилась история становления содружества и её основы; может, если речь идёт о порождениях Хаоса, иметь плечом к плечу одну из её представительниц, пусть даже такую молодую — это хорошая идея. Она смотрит на уходящую прочь главнокомандующую достаточно долго, чтобы задаться себе вопросом в голове: схожие ли у них мысли об этом или у Самины есть свои причины отправлять вторую Искру следом? — Ставьте, пожалуйста, — о себе Ио напоминает быстрее, чем храмовница, ведя рукой к земле. Вместе с тем, как ларец ставится на землю, женщина и сама сначала сгибается, а затем и вовсе присаживается к траве, положив ладонь на крышку, проведя по ней пальцами. Она смотрит на Киру снизу вверх, приподнимая бровь, тем самым, спрашивая разрешение. В конце концов, её назначили старшей; пусть Иоланда никогда не служила, тем более, под началом Киры... не хотела делать того, чего от неё пока не требовали.
-
Интересно наблюдать, как ситуация "раскачивает" нервы бедной Ио.
-
Иоланду берут с собой? Без такой рассудительной и внимательной к деталям барышни нам не справиться -)
|
- Понятно, - кивает Самина, и Росита не может прочитать по ее лицу, узнала она имя мамы Лады или нет. Вообще, трагическая история Франки в свое время здорово нашумела, и Старшие Крепости вспоминают ее и до сей поры, однако тут все-таки другая контора, сильно ли их интересуют дела армейских?
- Я так понимаю, у мамы вы одни? - догадаться было легко, наверное: хотя в историях появления на свет Искорок бывали определенные частности, в основном к Аэлис с мольбой о дочерях шли с такими же обстоятельствами, как у Лады. - Что ж, сестра Кира, это несколько усложняет ситуацию: хотя бы одну из них тебе надо будет вернуть матери живой.
Росита видит, как морщится Командора, словно от физической боли. Стоящая чуть позади Кира этого не улавливает, однако она понимает другое: бардесса попадает в их отряд не только из-за своих магических и иных талантов. Не только из-за объективной безысходности ситуации, когда непонятно, где же брать подходящих Сестер. Самина отправляет девушку за Колею, чтобы избежать утечки информации - прячет концы, если по-простому. Логика - скверная логика, очень скверная! - в этом есть, раз уж решили и в самом деле идти в благой лжи до конца, и что толку, что саму ее, потерявшую несколько часов назад единственную дочь, должно от такого изрядно корежить?
Их будет четверо. Четыре игральные кости в кулаке. Чет-нечет, жизнь-смерть. Командора сделала ставку и сейчас решительно швырнет их за Колею... Да:
- Ладно, стр... - очевидно, Самина хотела сейчас выстроить всех четверых в одну шеренгу и через "становись-равняйсь-смирно!" довести им задачу, однако, бросив взгляд на собравшийся контингент, решила, что это будет выглядеть глупо. - Так, слушайте приказ временной главнокомандующей: в целях проверки сведений, полученных рядовой Роситой, дочерью Лады, сформировать сводный добровольческий отряд в составе: Старшая - храмовница Кира, дочь Мирьям, заместительница - сестра Иол...
Тут пришлось прерваться, ибо вдали появилась, наконец, Амира с ларцом, который по-прежнему несли те самые изгвазданные в крови послушницы. Эта смуглокожая девица в приталенной совсем не по-полевому форме и в неестественно крепко сидящем на стянутых в пучок волосах малиновом беретике издалека была опознана Роситой как канцелярская. Ординарка какая-нибудь или как их там в Храме именуют. Прервавшаяся на секунду Командора все-таки озвучила списочный состав их отряда из четырех Сестер, а затем прокомментировала:
- Имеются возражения или уточнения? Нет? Тогда сейчас прямо и оформим на бумаге. Давайте там уже шире шаг! Пять раз можно было смотаться до Старой Крепости за это время!
Приближающаяся Амира, кажется, попробовала ускориться - но делала это явно не слишком старательно, на вкус той же Роситы, которой и самой не раз приходилось бегать под таким вот начальственным цуком.
- Все принесла обратно? - спросила нетерпеливо Командора.
- Так точно, - Амиру, кажется, не слишком беспокоило или интересовало порученное, на ларец она даже не обернулась. - Сестра Самина, я могу поговорить с вами наедине?
- Чегооо? - недоуменно протянула Командора, однако тут она натолкнулась на взгляд помощницы - непривычно жесткий и упрямый. Кира знала Амиру как особу достаточно покладистую и не отличающуюся дерзостью - собственно, учитывая крутой нрав Самины, без покладистости и с гонором никто возле нее больше пяти минут не продержался бы. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы нумантийка смотрела в глаза своей начальнице вот так. И, кажется, обе пожилые храмовницы легко догадались, что же произошло.
- Ну добро, пойдем поговорим, - хмуро отозвалась Командора. - Так, сестра Кира, сестра Иоланда, мне нужно, чтобы вы еще раз изучили наши трофеи всеми доступными способами. И резвее, пожалуйста, время не ждет.
Самина и Амира ушли примерно в то самое место, где только что вела приватные переговоры с Командорой Кира. Повисшую не несколько мгновений тишину прервал смущенный кашель одной из порядком взмокших послушниц:
- Сестра Кира, так нам чего - ставить его или как?
-
что-то страааанное происходит!
-
Да уж, беда не приходит одна: и, кажется, Сите настала пора это понять.
-
Шушукаются там, понимаете ли! А нам гадать)
|
Несмотря на прожитые века и пролитые реки крови, Скатах в чем-то осталась обычной женщиной, которой хочется хорошо выглядеть. Тело у нее было отличным. Осталось его немного подчеркнуть одеждой. Правда длинные платья она не любила еще в бытность шотландской принцессой. Поэтому остановила свой выбор на более простой и удобной одежде. Наверное, ее можно было отнести к стилю «этника». Короткая юбка в клетку, в цветах ее клана, топ, расшитая бисером рубаха из льна с коротким рукавом, которую женщин не стала застегивать и макасины на ногах. Свою гриву волос Скатах оставила распущенной. Из украшений выбрала солнечный кельтский крест и браслеты. Ногти покрасила в синий цвет. По дороге в ресторан она шла рядом с Балином, но не стала хватать его за руку, как Сфено Марка. Если рыцарь захочет, то сам предложит руку, а навязываться воительница считала ниже своего достоинства. Совместный ужин служил отличным доказательством того, что этот турнир совсем не смертельная битва, несмотря на заманчивый приз. Хотя, кто знает, возможно дальше им и придется убивать друг друга. А пока можно просто наслаждаться жизнью. Скатах уже успела оценить технику изменившегося мира. Теперь можно было не только петь самой или слушать выступление барда, а просто слушать записанную музыку. Так что Скатах по дороге шла в блютуз наушниках, знакомясь на ходу с современным искусством. В ресторане она ответила на поцелуйчик Катерины и поприветствовала остальных соперников и их Мастерицу. Заказывать Скатах не торопилась, ей было интересно, что выберут остальные да и повторяться не хотелось. Заказ итальянки ее позабавил. Она засомневалась, что ей тут подадут лебедя или цаплю. Самой женщине хотелось попробовать то, чего в было в ее время, так как тут успели открыть кучу новых земель. Так что для начала Скатах заказала подать ей овощи в том виде, в котором повар хочет представить их вкус наилучшим образом. Ее интересовали томаты, картофель, кукуруза и сладкий перец. Основным блюдом воительница выбрала рыбу, тем более, что ее почти не просил. Конечно, морского чудовища люди ей предложить не могли, поэтому она скромно выбрала копченного угря, запечённую форель и «морское» ассорти из креветок, мидий, краба, кальмара и других гадов. Ну и на десерт тоже блюда из других стран и времен: тропические фрукты, шоколад и мороженное. Из напитков опять же что-то новенькое, вроде водки, текилы, виски и тоник для них. Еще Скатах несколько удивило отсутствие нужной суммы у их Мастера. Это Лев такой растяпа или церковь несерьезно относится к турниру?! Оба варианта из разряда "ничего хорошего". Как Слуга она получила информацию о финансах современного мира. Удобно. Можно не таскать с собой тяжелое золото. Так что, Ватикан не догадался выдать своему человеку карту с неограниченным кредитом?! Серьезно?! Ну, пусть даже с ограниченным, что такое десяток или сотня миллионов, когда на кону стоит Грааль?!
-
Так что, Ватикан не догадался выдать своему человеку карту с неограниченным кредитом?! Тоже негодую!
-
Скатах чудо как хороша, и с выбором нарядов, и с заказом еды, и, конечно, с вопросом финансовым)
|
Если попробовать подобрать эпитет тому, как выглядел огромный Арчер рядом с миниатюрной Госпожой, то больше всего подошло бы слово «батя». Одежда – самая простая и удобная, а ещё демонстрирующая рельеф мышц и жил. Настрой – расслабленно-спокойный, отдающий безобидной снисходительностью к нраву милой маленькой магички. Непринуждённо блуждающая улыбочка на лице. Но в глазах при этом явственно читается взгляд пустельги, готовой чуть что – обрушиться с небес на любую угрозу, которой хватит наглости встать на пути Рин. Ну или не небес, а просто хотя бы с высоты собственного роста. Восстановление после боя пошло на пользу Слуге. – А Эдвин, это имя, или фамилия? – на всякий случай уточнил Слуга. Отношения этих двух магов выглядели для него достаточно близкими. Напоминая самураю о том, в чём он не смог реализоваться при жизни. И вот Арчер уже изучал МакКинзи, словно пред ним ухажёр его дочери. Тамэтомо вообще рассматривал вещи без всякой ложной скромности. Иногда даже с такой, почти что детской, непосредственностью. Особенно когда дело касалось машин, зданий, да ресторана. Никакие знания Грааля не заменят личный опыт у человека. – Вот это да! Чудеса-то какие, чудеса! Уже в ресторане, самурай не стеснялся своего внешнего вида. Среди аристократов он, кажется, был наименее аристократичным. Но самооценка Тамэтомо была такой же здоровой, как и он сам. Арчер уважительно, – с ладонью на сердце, – поклонился Балину; далее дал более простой приветственный поклон перед Марком и Львом. Щупать друг другу ладони – это всё-таки удел европейцев. Женщинам, включая Судью, Тиндзэй Хатиро также отвесил поклоны: немного, – достаточно в меру, – с налётом флирта. Чуточку задержался со взглядом на Сфено: непривычный к подобным платьям, Слуга слегка смутился. Наконец: покивал сотрудникам ресторана. Вроде бы никого не упустил? Послушал, что люди вокруг него хотят для себя. Задумался. Всё странное, заморское, не родное... – Риса кастрюлю и сакэ чашечку! – скромным басом заказал самурай. Правда: без особой надежды. Не похоже, что здесь японская кухня... Но и попробовать стоило! – Эм... Мальвазии?.. Пришлось уточнить, о чём речь. И уже затем налить Синьоре бурый напиток. Приятному человеку не жалко сделать приятно. Минамото не гордый. Японец присоединился к Катерине с однозначным возгласом: – Согласен!
-
Никакие знания Грааля не заменят личный опыт у человека. Истинно так! Риса кастрюлю и сакэ чашечку! – скромным басом заказал самурай. Чудесная фраза)
-
И вот Арчер уже изучал МакКинзи, словно пред ним ухажёр его дочери. Милота :3
|
Как водится, спустившимся к машине чинам Ассоциации синьору Сфорца пришлось подождать. Немного – с точки зрения самой Катерины, оскорбительно немного – всего-то минут десять. Правда, дело было не в том, что итальянка специально оттягивала срок своего появления: все было гораздо прозаичнее. Вернув себе физическую форму, волшебница планомерно приступила к изучению современного гардероба и, несомненно, остановилась бы на каком-нибудь вечернем платье, по крою не сильно отличающемся от привычных ей нарядов, если бы не Рин, которую она периодически беспокоила вопросами. Юная магичка объяснила, что мероприятие будет насквозь неофициальное, и посему одеваться можно так, как душе угодно. В итоге, перемерив не один десяток сотворенных магией нарядов, графиня остановилась на уже знакомом варианте, в котором присутствовала в начале турнира: для выбора чего-то более интересного катастрофически не было времени. Не было, к громкому негодованию девушки, ни куафёра, ни горничных – никого, кто мог бы позаботиться о ее внешности. Конечно, многие огрехи можно было решить магией, но это все-таки не то, верно? Дольше всего пришлось возиться с макияжем: открыв для себя эту сторону современной жизни, Катерина с детским восторгом принялась исследовать этот новый мир. Получилось неплохо – особенно с учетом затраченного времени, а, главное, неброско, но дополнительно оттеняя и глаза, и губы: самое то для ее наряда. В общем, макияж наравне с удобным и красивым нижним бельем был признан волшебницей неоспоримым достижением цивилизации.
О самобеглых повозках, равно как и о том, что и тут, как и во всех прочих сферах, Италия впереди всех, магичка уже знала. Но все равно, одно дело – знать, а совершенно иное, видеть воочию и пользоваться. Однако ж все оказалось не столь радужно: запахи, теснота сильнее, чем в карете, невоспитанный извозчик, невысокая скорость – все это характеризовало автомобили с не лучшей стороны, о чем Катерина не преминула сообщить, добавив, что верхами они бы добрались куда быстрее, а в карете, паланкине или хотя бы портшезе – куда комфортнее. Так что идею пройтись пешком женщина поддержала: чай, она не француженка какая изнеженная, и не жирный клирик. Рассуждая о дорожной ситуации – Рим во времена Сфорцы был не менее полон народом, чем современный Лондон – она и не обратила внимания поначалу на окликнувшего их юношу, и прошла бы мимо, если бы не откликнувшаяся Рин. Поняв, кто еще присоединился к грядущей пьянке, Кастер, дождавшись представления, тепло обняла судью: - Buongiorno, Секундо! Без маски тебе больше идет: к тому же мы не на карнавал собираемся, верно? Так что ты все правильно сделал! А о каком опоздании ты говоришь? Anzi! Не знаю, как остальные, а вот красивые синьоры всегда приходят вовремя: это остальные спешат. Согласен? Meno male! Взяв Персея под руку, женщина делово проследовала к ресторации.
Роскошное убранство ресторана большого впечатления на итальянку не произвело: в Ватикане и Флоренции, Милане и Венеции она видела и куда более пышные залы. Но для траттории было вполне неплохо. Тем более, что хозяева уже вежливо подготовили блюда и вина к столу – поняли, что их заведению оказали честь более, чем достойные персоны. Так что прислуга заслужила уважительный кивок и яркую улыбку. Не остались без внимания и синьоры оппоненты. Первым делом Катерина опустилась перед Лэнгтоном в изящном реверансе, признавая за юношей его статус. Такое же приветствие досталось судье - Приме. Следом пылкие объятия с жарким поцелуем в щеку достались Скатах и Сфено. Марку и Балину итальянка чопорно пожала запястье, как воительница воинам, хотя пляшущие в глазах волшебницы чертенята убивали всю серьезность на корню.
Придирчиво осмотрев поданные блюда, графиня Сфорца, в полном соответствии с традициями своего времени, распорядилась пересмотреть состав «общих» блюд: - Милейший, это все унесите, кроме antipasti: мы что, потом будем питаться холодным? К первому будьте любезны добавить паштеты – из птицы, естественно, мы не простецы: фазан и лебедь или цапля, думаю, подойдут. Туда же, - прокрутила она пальцем круг, - салат из артишоков с сыром на ваше усмотрение. И добавьте сладких фруктов на стол: они возбуждают аппетит. Затем организуйте подачу супов: тыквенный и рыбный по-сицилийски, думаю, никого не оставят равнодушными. Убедившись, что ее слушают, Львица Романьи продолжила: - Когда мы перестанем им интересоваться – настанет пора lesso. Фаршированные домашние голуби, приготовленные в печи, вареную рыбу – не мне вас учить. Затем fritto: думаю, никто не откажется от фрикасе из зайчатины с пассированным луком и мятой, молочных ягнят с начинкой внутри, и павлинов на вертеле с трюфелями. А там можно перейти к десертам: видов пять, думаю, хватит - засахаренная груша с апельсином и ванилью, трюфеля с листьями салата, бланманже, посыпанное сахаром, глазированная мякоть цитрона… Думаю, вы примерно поняли направление наших желаний: дальше полагаюсь исключительно на ваши кулинарные таланты.
Когда вопросы застолья были решены, Катарина попросила оказавшегося рядом Минамото плеснуть ей мальвазии, после чего, постучав десертной ложкой по бокалу и привлекши к себе внимание, высказалась: - Дорогие синьоры и синьорины! Предлагаю поднять бокалы за достойную Тосаку Рин и уважаемого Льва Лэнгтона: если бы не они – нас бы здесь не было. Evviva!
|
Тадэши, которого прикрывала Сузаку от последних устоявших деревенских, добрался до деда и взял того на руки. Старейшина явно не понимал, что происходит - он пытался смотреть по сторонам, но его глаза были стеклянными. Он что-то бормотал, но звуки не складывались в слова. Двое быстро, но осторожно, несли старика к Тенгену и монументу. Сам же Тигр встал, но с трудом, тяжестью… Только она его не остановила. Он сделал один шаг… второй.. третий, четвертый - и бросился к монолиту. Приложив весь свой вес к удару, Тенген с силой вонзил кулак в камень монумента. Все вокруг на несколько секунд словно замедлилось. Осколки, отлетающие от монолита. Крики Сузаку и Тадэши. Остекленевшие глаза старика. Потусторонний, бессвязный ор где-то внутри голов всей троицы… Но все закончилось. Монолит разлетелся вдребезги - словно был не из камня, а из стекла - и разлетался он на миллионы и миллионы кусков, на лету превращавшихся в подобные черному пеплу лепестки. Вскоре к монолиту присоединились и деревенские, начавшие превращаться в такой же пепел и рассыпаясь по ветру. Затем и старик. И всё бытие вокруг. Последнее, что увидела троица перед темнотой - это висевший в небытие нож. *** - Похоже, они очнулись! Голос был знакомый, но какой-то очень далекий, словно пробивался из-за стены. - Хм, и правда. Почти одновременно. Страннее и страннее всё… Второй голос принадлежал Намгуну - это стало понятно, но не сразу. Первый же, как подсказала медленно приходившая в себя память, был голосом Сон Бина. Троица лежала на кроватях - теплых, удобных, мягких, в богато украшенной комнате. За открытым окном виднелись какие-то дворцы, деревья, было слышно пение птиц. Светило яркое солнце. Намгун куда-то выбежал, и почти сразу вернулся с леди Во Лан, которая сразу принялась щупать пульс троицы. - С их ки все в порядке. Удивительно… - пробормотала она. - Еще час назад… У троицы не было пока сил что-то ответить: когда прошла первая дезориентация и непонимание, Тенген, Сузаку и Тадэши поняли, что у них не было никаких сил, совсем. Даже говорить не получалось. Заговорил Сон Бин, заметивший непонимание в глазах троицы. - Вы по дороге к деревне потеряли сознание - и не приходили в себя. Мы привезли вас в нашу точку назначения, и пытались что-то сделать, но не могли. Словно вас не было внутри вас самих… Мы сами не совсем понимаем. Но… Сон Бин не смог договорить. Послышался мужской голос - приятный, обволакивающий, располагающий, убаюкивающий. - Твои гости пришли в себя, сестрица. На подоконнике, который еще мгновение назад пустовал, сидел красивый мужчина, и вежливо улыбался. Вот только глаза говорили совершенно иное - это был опасный, крайне опасный охотник. Леди Во Лан повернулась к нему, с плохо скрываемым беспокойством, и глубоко поклонилась. - Молодой патриарх. - Ответила она. - Да, это мои гости. Если вы позволите, я бы хотела дать им возможность отдохнуть, прежде чем… Одним небрежным взмахом руки мужчина остановил свою сестру. В наступившей тишине он подошел к ближе к троице, улыбнулся. - Добро пожаловать в дом клана Танг. Меня зовут Танг Пё Вол. Надеюсь, наше знакомство будет… плодотворным. Он еще раз улыбнулся, легко кивнул своей сестре, и легко шагнул в окно, словно в дверь. А вы все слышали про клан Танг: это один из самых могущественных кланов во всей стране. В их распоряжении сотни солдат, огромные количества денег, и невероятное количество политической власти. Но это всё не главное. Главное - клан Танг называют "Кланом Миллиона Смертей" за специализацию клана: яды и убийства.
-
В итоге-то было отлично.
-
Сначала ёкаи, теперь бисенены. Oh noes.
Стоит отметить, что мы успели прокачаться, и рост героев в принципе, заметен. От "кое-как" запинывания дезертиров в таверне, до легкого разгона огненными потоками зомбей (пусть и приснившихся). Не всякая коленочная система справится с масштабированием. В общем, хорошо.
-
Ну не только же игроки могут ставить плюсики за хорошую игру!
|
-
ЪУЪ!! понаехали тут да как начали свои права качать!!
-
надеюсь, будет еще повод для фразы: “Что этот урдун делает на лошади?!” ))
|
— Как вы носите на шее эту удавку и зачем? Чтобы за неё в драке было удобно хватать и тягать в стороны? Марк тщательно изучил галстук со всех сторон, подумал, и выкинул тряпку прочь. Не нужно. От рубашки с воротником тоже отказался, шею нужно прикрывать в холодную погоду, чтобы не заморозить горло, а в остальное время оно только мешает. В итоге квирит просто позвал на помощь Льва и его волшебное зеркало, посмотреть, что сейчас носят люди в высших кругах... Округлившиеся в процессе изучения глаза римлянина выдавали, что результат его не столько радует, сколько повергает в шок. Хотя и достойные идеи тоже попадались, Марк в итоге остановился на том варианте, который современные люди называли заумным smart casual. Оно выглядело достойно и при этом не как одежда придуманная, чтобы доставлять человеку неудобства в движениях. В качестве символа богатства и статуса люди ныне чаще носили часы, нежели перстни и серьги, так что Марцелл добавил это последним штрихом к образу.
***
— Даже в мое время богу уже редко являли себя смертным. А твоя церковь и вовсе, творение рук людей и потому хочешь не хочешь, но дело в одно будет не в божественном провидении, а в человеческих страстях и эмоциях. Марк пожал плечами. — Если ты это понимаешь, то возможно и жребий пал на тебя не случайно. У богов очень своеобразное чувство юмора.
Когда к ним наконец-то вышла Сфено, как всегда, в зеленом, римлянин широко улыбнулся и слегка поклонившись, протянул руку. — Сама Венера, уступила бы в соперничестве с тобой. Дальнейшую перепалку с судьей от их стороны, Марк с минуту понаблюдал молча, но его спутница вроде была рада незваной гостье, а командир и Балин по ощущениям бухтели больше для вида, нежели всерьез в копья восприняли её появление. Так что сэйбер и сам расслабился. — Минуту, друзья, представьте уже нам леди по имени. Не называть же её постоянно Первой. Да и капюшона больше нет.
***
— Лучший стол, Балин прав. Лансер приятно удивил, столь рьяно взявшись за организацию заказа, да так, что Марк слушал и в целом, соглашался со всем, что услышал. Отличный выбор, отличный стол. Квирит отодвинул кресло для Сфено и сам присел рядом с ней. — Кажется тут сделают что угодно, лишь мы попросим. Хоть мясо легендарного катоблепаса добудут. Есть особые пожелания? Марцелл по очереди посмотрел на всех спутников, остановившись на горгоне. Самого квирита пока устраивало мясо с вином.
Они пришли первые, так что магов пришлось подождать. И пусть Сэйбер большинство из них видел, но на второго судью посмотреть было все равно интересно, тот импонировал сэйберу больше, чем их ведьм. И тем забавнее было наблюдать, как отлегло на душе у Льва после появления магов и слов, что за них заплатят. И не только за них. — Ничего страшного, даже если денег не хватит, я решу вопрос с хозяином в нашу пользу.
-
— Ничего страшного, даже если денег не хватит, я решу вопрос с хозяином в нашу пользу. Даже не сомневаюсь, что у Марка получится!
-
Слушать Марка, его рассуждения и галантность - одно удовольствие!
|
|
|
|
|
К сожалению, разделить с сестренкой на двоих винца не получилось – большое начальство изволило прекратить чесать языками и вернуть все свое внимание мне. Не то, чтобы я была так уж рада пристальному интересу со стороны старших сестер – чай не Лили, которая всегда вертелась подле начальства – но сейчас мне он был на руку. Раз рамонитки выспрашивают подробности – значит, их что-то заинтересовало. Вон, даже лекарку позвали – для какого-то экспертного мнения, видать. А если это так, как мне видится – скоро выдвигаться за ларцом! Матушка Иоланда, которая в то время, пока мы с Бьё болтали, единственная занималась делом – моим доспехом, между прочим! – втиснула мне в руки отремонтированную броньку и отошла. Я осталась, как дура, сжимая кожанку, перед требовательным не своим-начальством, только и успев, что коротко поблагодарить: - Спасибо!
Опустив доспех на землю, я вытянулась по струнке, ноги на ширине плеч, и заложив руки за спину, начала по порядку, закрыв глаза. А что делать, если так лучше вспоминается? - Так точно, сестра Командора! В видении я узрела, как жрец Митриоса, называемый «отец Флориан», ехавший верхом на осляте ... на муле, скорее даже, и его малолетний послушник были остановлены на дороге, ведущей к Виа Ильдеци, пятью крепкими космачами в цветастых пестрых тряпках и с черными лентами на рукавах, представившиеся вольными ландскнехтами Черной Банды. Четверо – с тяжелыми арбалетами и ручным оружием, и один, кажется, только с кордом: их лидер по имени, - я задумалась, и привычно сморщила нос, вспоминая, - толи Гуннар, толи Гудгерд. По всему судя – опытные, знают, с какой стороны за меч браться. Говорили они на мидгардском – я его учила и знаю – общались грубо и насмешливо, а клирик, в свою очередь, не менее хамски потребовал у наймитов сопроводить его в Хаакен к какой-то важной церковной шишке. Ландскнехты возмутились, донельзя злые на то, что именно церковники втянули их в этот поход, начали с жирным клириком лаяться. А тот, видать, решил их поставить на место силой, ударив какой-то вспышкой света, опалив и ранив одного из арбалетчиков. Думал, видать, что всех это устрашит. Не вышло: его, ясное дело, тут же прикончил другой стрелок. Послушника прирезали вслед за его хозяином – тот только дрожал, как овечий хвост, и даже не сопротивлялся.
Я развела руками, покачав головой сокрушенно. Нет, я, конечно, знала, что бородатые, когда им убивать и мучать некого, начинают вцепляться в глотки друг другу, но одно дело – знать, а совсем иное – видеть своими глазами. - В общем, продолжила я, - ландскнехты начали мародерствовать и нашли ларь. Тот не открывался, и они решили, что шкатулка может иметь магическую ловушку, защищающую разные драгоценности: камни там, золото... В общем, порешали состорожничать и открыть его потом, у умельцев. А потом принялись обсуждать, куда им податься. В Ильдецию им хода нет, потому что они, кажется, здорово покуражились над местными, и теперь их ненавидят даже свои, - скривилась я брезгливо, - В общем, десятник их, или кто он там, принял решение уходить на юг, к Массини. А чтобы не попасться в руки к баронам, ландскнехты будут идти ночами, как тати какие, ни с кем не общаясь и ни с кем не связываясь. Пропитание, видать, будут добывать грабежом и убийствами, но потащили с собой и осла церковнического на случай голода. Ну, который животное: самого жреца и его служку они прикончили же. В общем, если будет позволено высказать свое мнение, - впервые за время доклада я посмотрела в глаза Командоры, - шансы их догнать весьма неплохие.
|
Ей всегда нравилось заниматься монотонными делами: перелистывать тяжелые фолианты, выписывать длинные тексты, а вот и, кажется, нашлось ещё одно — пытаться вернуть хоть какую-то полезность доспеху, в одно мгновение готовое превратиться в бестолковую кожаную тряпку, если никто не попытается восстановить его. Углубившись в свои мысли, она не сразу поняла, как быстро пошло дело, стоило ей перестать отвлекаться. В самом деле, не было ей ни смысла стоять около двух близняшек, явно решающих важные вопросы меж друг другом или пытаться прочитать по губам то, что обсуждали Самина и Кира. Придёт её время и ей обо всём сообщат или, наоборот, отправят обратно в лагерь. Единственное, о чём успевает подумать Иоланда в параллели своему действию, когда в нос вновь ударяет запах медикаментов и крови — в порядке ли Шарлотта. Правильно ли она сделала, что оставила племяшку? В таком случае, стоило переживать не только о родной крови, но и об остальных сёстрах. Так или иначе, Иола знала: как бы не закончился разговор здесь, по итогу она окажется там, где будет наиболее полезной. Возвращаться обратно под Купол она не была намерена. Не так быстро. Она дёргает плечом тогда, когда слышит за своей спиной голос Командоры. Амулет на шее перестаёт светиться, стоит Иоле перестать читать заклинание. Да и, практически, делать этого уже не было никакого смысла: вот он, собранный заново, доспех Роситы мог послужить ей новую службу и, поэтому, поднимаясь на ноги, она кивает головой на секунду почувствовав укол совести от взора и тона Самины. — Д-да, конечно, — заикнувшись, произносит Иоланда, поднимаясь с земли и отряхивая коленки. Тут же она тряхнула светлыми волосами: дело сделано и по мнению самой Иолы, было полезно. Оказываясь рядом со всеми, Ио осторожно протягивает Росите её доспех, ничего не говоря, а следом отступает, оказываясь напротив неё. Несмотря на то, что она уже слышала частично историю девушки и, как казалось служительнице, успела разобраться в этом больше остальных, была не прочь пропустить знания сквозь себя ещё раз. Никогда не знаешь, что упустил; может, теперь ей удасться вспомнить что-то ещё, помимо уже имеющегося? Тем более... она бросила взгляд на Киру, задерживая его дольше необходимого: судя по всему, на неё сейчас рассчитывали куда больше, чем хотели бы. Не может же она подвести.
|
– Ничего страшного, – успокаивающе ответил Пакс. Он спокойно посмотрел в лицо опустившейся перед ним девушки, слегка наклонив морду в выражении собачьей невинности. Будучи не до конца уверенным в том, что побудило Скай сравнять уровни их глаз, ИскИн после небольшой паузы таки внёс запись: «Полагаю, что это демонстрация возросшего доверия». В конце-концов, Скай не выглядела кем-то, кто так просто преклонит колено, если только это не даст возможность воткнуть нож в ребро. Дружелюбно помахав хвостом перед Скай, Пакс сохранил в памяти фотокарточку не-совсем-формальной девушки, и последовал за той в обитель людей, отрицающих необходимость сна по ночам. Старательно, – хотя и не прилагая особых усилий, – делая вид, что он "всего лишь" умный робот-телохранитель (и ведь нельзя сказать, что это неправда) суровой барышни, Кибер-Пёс проник в ночной клуб вместе с хозяйкой. Он тоже мог что-то сказать насчёт хрома, но слишком умным показывать себя не стоило. Чтобы чего доброго не заставили ещё за билет платить. Иногда быть вещью таки удобнее. Магия единения толпы под действием музыки, понятное дело, пролетела мимо машинного разума – в то время, как сама песня оказалась вполне приятной (вы только посмотрите, как Пакс изображает хвостом звуковой спектр!), кривляние толпы же вызвало у PC-78 нечто, близкое к простому человеческому "cringe". Каждое тело в зале было паразитной гармоникой, а в сумме оные дичайшим шумом накладывались на звуковые волны, испускаемые группой из трёх дам. Это... немного расстраивало. Но Кибер-Пёс был терпелив. Потому что этого мало, чтобы отделить его от человека. От человека, кто в ответе за него. Комиссар сидел рядом с Элерс. Как будто случайно прижавшись боком к её ноге. Или специально: поддерживая нежелание дамы разделяться. На самом деле, специально. Поддаваясь головой под хозяйскую руку, он наблюдал в большей мере за Скай. В меньшей – за окружением. Отсутствие реакции на беснующихся вокруг людей; наличие эмоциональной реакции на голос вокалистки и физической – на её речь после песни. Пакс пока не знал, что делать с данными. Их много. В них что-то есть. Но их анализ лежит в сложной области. Он потёрся мордой о бедро Скай, когда та его потрепала. – Я рад, что тебе нравится, – положительно отозвался он. Когда же собственно вокалистка Ангелов обратила на них внимание, – и, особенно, на Пёселя, – оный встрепенулся. Четвероногий железный Пёс, продолжая сидеть рядом с хозяйкой, внимательно уставился на Эмбер, слегка вытянув шею в её направлении. Затем он поднял вверх правую лапу, да с нейтрально-строгим голосом произнёс: – Приветствую. Меня зовут Пакс. Благодарю за комплимент. И активно повилял хвостом из стороны в сторону. Несмотря на желание предложить собственную экспертизу мемов после признания новой знакомой о некомпетентности в данной области, Пакс задушил сей порыв в зародыше. Пока что он изображал из себя "робопёселя с ВИИ", и лишь Скай вправе решить, стоит ли раскрывать истинную суть клубка углеродных нанотрубок в бронированной чешуе.
|
|
-
Рюкзак важен
-
Рюкзак топчик!
|
Новый удар оппонента, явно предпочитающего конечности оружию, отправляет в короткий, но весьма болезненный полет. Катерина несколько ударов сердца пытается перевести дух, смотря на утоптанную ногами поединщиков землю. На глазах – непрошенные слезы, тело все горит огнем, грудь разрывает надсадный кашель, вместе с которым разлетаются капли и сгустки крови. Хочется свернуться клубком и зарыдать взахлеб – от боли и от жалости к самой себе. Вот только разлеживаться нельзя никак – противник все еще в сознании, как и она сама, а, значит, имеет полное право на colpo di grazia. Опершись на руку, итальянка со стоном поднимается, вкладывая последние утекающие сквозь пальцы силы в новый рывок и атаку. Но все зря – легче лбом пробить каменную стену, чем пронзить клинком грудь римлянина. На доспехе противника не остается даже царапин, словно он защищен какими-то чарами, неподвластными железу. Тяжело дышащая Катерина отпрыгивает, разрывая дистанцию, и готовится к новой сшибке.
Лицо девушки мрачно и даже отстраненно – она понимает, что следующего шанса потрепать несгибаемого Клаудио не будет, и собирается с духом, чтобы сделать еще хоть что-то. Молча сплевывает кровь на землю, где еще недавно лежала, распластанная, скрюченными от боли пальцами убирает со лба мокрые от пота волосы и снова упрямо идет вперед, держа эсток в подрагивающей руке. Платье с налипшей грязью сковывает, делает шаги тяжелыми и менее подвижными, но нет даже времени оставить на нем импровизированные разрезы: тем более, что долго мешаться оно, очевидно, не будет. Мудрый Экклезиаст писал о том, что есть время собирать камни, есть время разбрасывать камни, есть время строить и время разрушать. А есть время жить и время умирать – и песок из ее часов уже почти пересыпался. И пускай эта смерть будет неокончательной, и она через секунду встанет на ноги, но от этого ничуть не легче. Что же, остается одно – за кровь стребовать с Марко большую цену той же самой дорогой платой. Приближающаяся Сфорца останавливается на миг, коротким движением клинка оставив на тонком запястье глубокий порез. По сжавшимся в кулак пальцам снова весело заструилась кровь, а Львица продолжила сближение, понимая, что обороняться бессмысленно: Марко достаточно просто чуть-чуть подождать, чтобы она сама упала без сознания.
-
Ух, страшная!
-
Приближающаяся Сфорца останавливается на миг, коротким движением клинка оставив на тонком запястье глубокий порез. По сжавшимся в кулак пальцам снова весело заструилась кровь, а Львица продолжила сближение, понимая, что обороняться бессмысленно: Марко достаточно просто чуть-чуть подождать, чтобы она сама упала без сознания. И художка, и игромех впечатляют! Львица очень грозный противник!
|
|
Слушая Киру, Самина периодически одобрительно кивает: определенно, жрица кажется ей подходящей кандидатурой для рейда. Однако душевные терзания самой Киры не остаются для нее незамеченными. Храмовница понятия не имеет, известна ли Командоре история ее отношений с Ио и последующего разрыва - определенную огласку это дело в свое время получило, однако прошло уж четверть века
- Если бы мы наверняка знали, что за задача будет перед вами стоять - встать на след, догнать, убить, забрать и принести назад... Вот только мы этого не знаем, Кира. Эта девочка похвалялась, что вернет ларец со своим десятком, вот только выпустить за Колею хоть десяток обычных гарнизонных вояк без такой как ты, сто раз ходившей в рейды - все равно что швырнуть в реку мешок слепых котят... Но и ты можешь оказаться так же слепа, если дело зайдет о книжной мудрости и всяких затейливых тайнах косматых. А мы не... - тут Командора озадаченно хмурится, но в следующую секунду впервые за сегодняшний день по-настоящему улыбается.
- Проклятье. Эта рыжая балаболка так запудрила нам мозги, что мы до сих пор толком не знаем подробностей того, что нам хотела донести Аэлис. Надеюсь, что именно Аэлис. Идем, вдвоем мы больше ничего не решим.
За время, пока храмовницы вели приватную беседу, Иоланда, пусть и не без проблем, связанных в основном с правильным подбором разрезанных кусков шнуровки, успешно восстановила доспех рядовой Роситы, пока та пыталась предложить сестричке глоток крепленого тарзассо (вроде так именовала этот сорт Нэссина подружка) - без особого, впрочем, успеха. Вопреки репутации своего содружества, Бьянка не относилась к числу записных выпивох, предпочитая, раз уж повод и в самом деле имеется, что-нибудь легкое и ароматное - вроде изготавливаемого лишь в сожженных ныне дотла Выперках нумантийского белого. В солдатской же фляге могло оказаться вообще что угодно - от безобидной домашней гнилухи до того легендарного бабкина крепляка, что настаивается, по слухам, натурально на курином помете: неприхотливость военных в плане "что сегодня пьем-с" была общеизвестна, и Ситу этот порок-достоинство не обошел стороной. К счастью, Командора и Кира как раз в этот момент развернулись, так что вопрос был снят: бардессе еще предстояло доказать, что она здесь находится не зря и сестренку одну во внешний мир не отпустит, а дышать при этом на начальство дрянным алкоголем вовсе не придавало ее аргументам дополнительной силы... Впрочем, храмовницы совершенно не намеревались к ней сейчас принюхиваться - все внимание Командоры было вновь обращено на младшенькую:
- Так, рядовая, - сказала Самина. - Давай-ка попробуем начать сначала, по порядку. Во-первых: что произошло в твоем видении? Зачем наемники прикончили жреца и отняли у него этот самый ларец? Во-вторых - кто они вообще такие? Происхождение, состав, вооружение? На каком языке говорили? Что тебе удалось понять?
Обернувшись к закончившей разбираться со шнуровкой и как раз латающей прореху под воротом колета жрице, Командора позвала:
- Сестра Иоланда, будь добра подойти и послушать - нам нужны твои знания и твой совет, - говорить храмовница старалась ровно, однако Ио различила в голосе определенное неудовольствие тем, что "ученая сестра" отвлеклась на какую-то постороннюю ерунду.
|
Штаб UEAPF Париж, ФранцияКак бы ни хотелось задержаться в Киото на подольше, уже следующим днём Скай и Пакса вызвали обратно в Париж. Операторы и Ночные Ангелы разлетелись в разные уголки земного шара; кто знает, когда им будет суждено встретиться вновь. Мир продолжал ускоряться, прогибаясь под законы цифровой эпохи – от текста к голосу, от картинок к видео, от мегабит в секунду до гигабит, лишь бы успеть куда-то вперёд, а куда – вряд ли хоть кто-то в этом идиотском мире это понимал, честно говоря. Тем не менее, вот Элерс и Пакс ещё наблюдали огни Киото – а всего через два часа их встречают огни Парижа. Рядом на посадку заходил авиалайнер с маркировкой Соединённых Штатов Америки: в этом месяце в Париже был очередной саммит. Мир по-прежнему крутил свои шестёренки, казалось совершенно не замечая небольшой зубочистки по имени UEAPF, нет-нет да замыкающей некоторые особенно безжалостные жернова механизма. Вскоре уже были различимы огни одного из новеньких небоскребов в округе Бют-Монмартр: штаб-квартира, давно ставшая в некотором смысле домом. Во всяком случае, именно сюда, в штаб UEAPF они возвращались раз за разом, и именно здесь их ждали – наверное, по определению это подходило под "дом"? В комнате для брифинга снова был весь "высший эшелон" – во главе с Эшером. — Привет, — улыбнулся мужчина паре операторов. — Сегодня у нас снова серьёзный разговор. Козлов, твой ход. — Эрдене дешифровала частично данные от Фафнир и Райдзина. В общем... если им верить, куратор «War Bringers» сейчас здесь. В Париже. Знаете же о саммите, да? Видимо, приехал с какой-то делегацией. Мы уже знаем место их дислокации. Но, естественно, со всем этим есть бооольшие проблемы. Потому что правительство Франции не слишком-то хочет боевых действий в городе, очевидно. Дело в том что агенты "Вестников" сейчас сидят в здании на Жарден-де-Плант (когда Козлов произнёс название улицы со своим русским акцентом, Эшер не выдержал и поморщился), а это сами понимаете, центр города, а они ещё кучу частной охраны натащили... — Всё что мне удалось сделать – это в частном порядке договориться с департаментом внутренних дел о замедленной реакции на запрос, — включилась Кортни. — Где-то час-два «War Bringers» будет предоставлена сама себе. — О хороших новостях. Эрдэне также дешифровала загадку, оставленную Райдзином. Это чертежи нового полимерного оружия ближнего боя... — Я могу либо сделать его, либо попробовать улучшить твои когти, Скай, — подал голос Алехандро. — Но только что-то одно. На два сразу материала не хватит. — В общем, как-то так, — в этот раз Жан-Поль был уже серьёзен. — Я считаю, надо действовать на свой страх и риск. Серьёзность намерений "Вестников" подтверждается тем, что они завербовали мою соотечественницу на роль телохранителя этой высокопоставленной фигуры – я имею в виду, спонсора и управляющего. Кто это, мы пока не знаем, но явно кто-то из правительства стран, приезжающих на саммит. Эрдене, передай нашим операторам досье. — Момент, — отозвалась маска, и на инфомониторах Пакса и Скай появился новый непрочитанный файл. — Фафнирещёпокасобираетсянавиртуалке, — успела передать Бунраку киберпсу попутно. — Номогупередатьейсообщениееслихочешь.
|
|
|
Дыра в груди саднит и больно дышать. Испачканное в крови платье неприятно льнет к телу, но еще больнее раны – осознание того, что она в шаге от поражения. Это будет позором: стать первой из участников турнира, кто не одолела ни одного противника. Гордыня гложет, отравляет сладким ядом, требует пойти на все, лишь бы сохранить честь – даже на то, чтобы призвать силу Древней Крови. Она понимает, что старинное Плетение, Magna Forza Катерины, опасно для нее самой не меньше, чем для окружающих – но сейчас это представляется меньшей опасностью по сравнению с кажущейся непобедимой Ведьмой Теней. И графиня Форли выхватывает из поясных ножен стилет, оставляя коротким движением на запястье голодный кроваточащий рот разреза. А вместе с этим и произносит слово-активатор. Сила заполняет ее, пьянит сильнее самого крепкого вина, принося с собой бесшабашность и удаль, скорость и решительность, готовность бросить вызов любому – хоть самим Нкбесам. Запрокинув голову, итальянка коротко смеется от обуревающкй ее плечды чувств, жаждущих выплеснуться наружу – а потом устремляется к неприятельнице.
Магия Скатах вызывает только новый смех, и воительница одни чары парирует, от других в почти танцевальном па уклоняется. Резкие и кажущиеся беспорядочными, словно в безумной тарантелле, хаотичные движения посвящены только одной цели – смутить, запутать и, наконец, сорвать дистанцию, чтобы насытить свой клинок хроаью, дабы сталь была столь же опьянена древнейшей мощью, как и ее хозяйка. Шаг влево, вольт в право – фехтовальная мера отброшена за ненадобностью. Пируэт вкруг своей оси за спину – и дальше стилет оставил свой алый автограф на той, кто встала на пути одной из Сфорца. С шалой пьяной улыбкой и полубезумным взором, Тигрица из Форли, наверное, продолжала бы наносить удары один за другим, наслаждаясь, как плоть богини отвечает резким, рваным движением, как она реагирует на стальные поцелуи, призывно распахиваясь, как кровь оставляет свои узоры, словно от кисти экстравагантного живописца. Но судьи вмешиваются – и девушка досадливо шипит от того, что не может закончить начатое. Благородные черты искажает почти звериная жестокость – только для того, чтобы через миг спасть, открывая все ту же привычно благожелательную улыбку. Волшебница салютует ведьме клинком, намеренно ловя на него вспыхнувшего золотом солнечного зайчика: - Gratia, signora! Che figata, это был прелестный, будоражащий бой!
А на арену тем временем выходит еще один «церковник», одоспешенный муж, оказавшийся, против ожидания, не греком, а всамомделешним римлянином. Эток невозможно довольной собой графини снова поднимается в приветственном жесте: - Saluti, antenato! Я никакой не меч своего времен , но сравним мастерство предков и потомков? Ave Roma, не так ли?
|
-
Плак. Спасибо за игру, Джаэлен был светлым лучиком этой истории!
-
Слушай, ну красиво ушел же!
|
|
-
Улыбка, которой удостоился Персей, была холодной, как лед северных морей. - Не испытываю к тебе ненависти, - кинула ему воительница, - этот танец танцуют вдвоем. Покажи истинную себя, Королева Земли Теней!
|
|
-
Поскольку для большинства людей счастье животного-компаньона является ценностью, то, ассоциируя себя с этим пёселем, ты даёшь таким образом понять, что ответное сообщение сделает тебя действительно счастливой, и, соответственно, знак внимания адресата в виде ответного сообщения становится очевидной ценностью для тебя. Я согласна, задачка получилась нетривиальной, но оно того стоило!
|
-
Этого юношу всегда интересно слушать, и интересно читать о его чувствах.
-
Персей невольно вспомнил сражение, когда он познал настоящий страх, сжимающий лёгкие с сердцем и давящий на плечи неподъемным грузом. Никому он не ведал в подробностях о том с каким ужасом ему тогда приходилось биться. Сама аура на острове пыталась сломить его волю и заставить убежать, но ведомый своим пробивным характером он не сдался и лишь ускорился. До кончины своей он вспоминал тот день и в особенности выражение лица девы в миг, когда он рубил ей голову. Персей раскрывается с неожиданной стороны! Это очень здорово!
|
Саманта. Повторяешь, слово в слово, то, что требуется. Как тебе кажется, весьма и весьма убедительно: чуть отдышки добавляешь, рычащих ноток щепотку, немного нажима к финалу. Ты сама - просто проектор, а он - тот, кем ты, пусть и ненадолго, но становишься - зол, измотан, но все еще властен. Не просит, почти приказывает. Секунда гнетущей тишины. Лязгнув, расходятся створки, утопают в стенах. Небольшое помещение, фактически - куб, представляющий собой тупиковый отрезок тоннеля, упирающийся в массивную, выкрашенную ярко-оранжевым цветом переборку, поперек которой флуоресцирует алым штамповка крупной, от стенки до стенки, надписи "DANGER". Разгоняет темноту стоящий в дальнем углу, слева, небольшой светильник - по факту, самый обычный фонарик, переведенный в режим "кемпинга", вроде тех, которые используют туристы. И "привратники" тоже тут как тут. Один, тот, что слева - среднего роста, в тяжелом бронежилете, гладком армопластиковом шлеме, напоминающем роллербольный, c куцым, массивно-угловатым автоматическим дробовиком, другой, справа - высокий и плечистый, в уже откровенно роллербольной защитной куртке: с крупными наплечниками, укрывающими предплечья щитками и форменной кирасой на грудине, вооруженный штурмовой винтовкой - не такой, как у тебя, а с Т-образным выдвижным прикладом, планочным магазином, примкнутым почему-то "за", а не "перед" пистолетной рукояткой, и остро торчащей из-под увенчанного "рюмкой" пламегасителя ствола пикой примкнутого штык-стилета. - Дум-д... А, су-ка! Оглушительно громыхнув, выбивает пулемет "Шила", который молниеносно дернувшийся ей навстречу "левый" рейдер успевает пинком отбить в сторону от себя, керамическую крошку из стены и пластиковую стружку из потолка. Сцепляются не хуже пары бешеных собак, с рычанием валясь в кабину. А "правый", он просто подшагивает тебе навстречу, вместе с тем резко выбрасывая оружие вперед. Мгновенно закипает сангвисарная жидкость в жилах, когда понимаешь, что сейчас в твой живот, возможно, по самое дуло влезет заточенная железка. Кто быстрей - ты, он. Выстрел против укола. Ревет-выдыхает. - Ты бл... Миг. Вспышка. Сноп ослепительно-ярких, жгуче-горячих искр, из самых-самых глубин черепа - прямо в глаза. Омывает мысли, обостряет чувства. Еще миг. И, вместе с этим - волна нестерпимо-приятного, заставляющего зазвенеть каждую жилу жара, что как цунами прокатывается по телу, от основания живота - ввысь, а потом, утопив сознание в блаженной легкости, расходится вниз, в стороны, пронизывает до самых кончиков пальцев, пропитывает все и вся покалывающей теплотой. Так, что с губ непроизвольно срывается - гораздо более подходящий иному окружению, другой компании и не таким занятиям - стон. Еще миг. Вспышка судорожного наслаждения. И твои кисти наливаются голубоватым, лампадно-подрагивающим сиянием. Вспышка. И начинает мерцать синевой кожа лица. Вспышка. И разгорается васильково грудь. Вспышка. И светится под одеждой торс, бедра, голени. Вспышка. Вспышка. Вспышка. Вся ты - горишь, заливая окружение лазурной теплотой. Выдыхает, уведя вбок и опустив штык, твой несостоявшийся убийца. - Ох, блять. Отступает на шаг. - Блять. Перестав душить Шильду, второй сползает с нее, и, неловко опершись о стенку, поднимается. - Это, это... Судя по тому, с какой смесью ужаса и удивления на тебя смотрит напарница, ее ты тоже смогла впечатлить. - Войд-ведьма. Тычет в тебя пальцем первый, пятится. - Свет нулей, свет нулей. Второй, как-то затравленно оглянувшись, бросает оружие на ремне. Разводит руки, ладонями к тебе. - Прости, прости. Подрагивает его подбородок. - Мы не знали. Сложив руки в замок, падает на колени его товарищ, едва не прибивший "Ржавую". - Не проклинай нас. Все трое, похоже, пребывают в некотором шоке от увиденного. - Мы не знали. Не знали.
|
|
|
Всем. То ли слова молельщицы, то ли нечто личное, то ли одно, помноженное на другое, но охранник решает поступить так, а не иначе. Отжимает железки одна, подкидывает "хлопушку" второй. Бахает, лязгнув твердым по твердому, да так, что даже переборки дребезжат. Хохочет рейдер там, наверху: - А ведь могли бы пожить!.. Ты не т... Окрик, в отдалении. - Тихо!!! Странно искаженный, как если бы говорящий был в противогазе, но при этом звучащий отголосками более-менее отчетливо даже для вас. Возможно, нашлемные динамики. Пара секунд - и взволнованно-возбужденный людской гомон немного стихает. - Ну что, дипломаты хуевы, как, договорились? Выманили? Заметно ближе, практически у самого "карниза". - Ты, как тебя там... Отвечает новому оратору "Горелый". - Одар. Смеется тот, который уточнял. - Перкинс, как тебе их имена, а? Отрыжка, Сопля, Гнилая гильза, Геморройная жопа... А незнакомец продолжает, кажется вообще игнорируя то, что тут, внизу, на ящике взрывчатки сидите вы. - Давай, может, и тебе какое-нибудь такое придумаем, что скажешь? Был Винсентом, а станешь, к примеру, Ведром. Снова смех. - Ладно, пошутили - и хватит. Время. Так... Совсем тихо, не сам несостоявшийся "дуэлянт". - Одар. Подсказывают, похоже. - Одар, да. Короче, собирай своих обезьян, и тащи всех на "три-девять" - там боевая реплика, сдерживание на вас. Несколько мгновений тишины. - Ты чего-то не понял? Скрежещет металл о металл. - Вы нам не указ, мировик. Меченый, он пид... Хрип. Влажный хруст. Охает женщина, ропот проносится по коридору. - Повторяю еще раз, дебилы гидроцефальные. Последний. Вновь этот, "шутник". - "Три-девять", сдерживание. Живо!!! Наполняется шахта отголосками позвякиваний, шарканья, шепотков. - И великого воина заберите, пока не завонялся. Смеются теперь минимум трое - так же, "динамично". Волокут что-то, царапая пол. - Репликанты, если фраза "подразделение специального назначения" вам о чем-нибудь говорит, то рад знакомству - командир "Эпсилон-Два", если нет - соболезную. Вот теперь, судя по всему, неизвестный обращается непосредственно к вам. Громкость выше, но тон фраз не изменился - как если бы звук "подкрутили". - Давайте ближе к делу. Оставляйте все оружие и лезьте сюда, космоскам вас не тронет. Это хорошая концовка. Плохая, на крайний случай - разгерметим блок, как местные дегенераты и планировали, но лучше обойтись без этого, станцию потом не им чинить. Собственно, я только поэтому с вами и вожусь. И, о, кстати, едва не забыл... Явно не вам. - Мэм, будьте так добры... Дребезжат цепи. Хриплый женский голос, где-то там же, рядом. - Эя. Шевелятся волосы на затылке у тебя, Эя, когда слышишь свое имя. Когда понимаешь, кто это. Пропускает сердце удар. Миг. Разгорается в груди огонь. Краснота в жилах начинает закипать. Как и твои мысли. Как и вся ты, целиком, без остатка. - Что бы ни произошло, знай - я тебя люблю. Смолкает она. Но не "командир". - Трогательно. А теперь - хоп-хоп, скорей наверх, ваши анабиокамеры уже готовы.
|
- Che peccato! – самоуверенно отмахнулась ото всех возражений волшебница, - Персей, если верить легендам о нем, не убоится никаких criminale, а я в годы молодые, не смотря на титул, бывала в злачных тратториях Эсквилина... да и в принципе жила в Риме! Maledizione, мы герои, чего на бояться каких-то бандитов и нищей обстановки? Свернем пару челюстей, - Катерина кивнула на Персея, уточняя, кому предназначает это занятие, - сунем кому-нибудь стилет под ребра, - приложенная к сердцу ладонь явно обозначала, что это дело графиня Форли оставляет за собой, - и все прочие сразу поймут, что с нами лучше не связываться. Львица Романьи сделала приглашающий жест рукой, недвусмысленно требуя согласия. А заодно, посмотрев, как меняют обличье остальные, и сама решилась. Воздетым вверх указательным пальцем попросив паузы, она запрокинула голову, резким движением руки вырвав все шпильки и стянув берет-ток, и позволила длинным волосам свободно рассыпаться по плечам. Несколько ударов сердца – и роскошный марлотт превратился в легкое платьице с большим бантом и свободный пуловер.
Чкть расставив руки, итальянка прокрутилась вокруг своей оси и осталась удовлетворена нарядом. Коротко рассмеявшись и щелкнув пальца и, она продолжила агитировать: - Coraggio! Ты маг, младшая, маг в мире, где за волшебство не сжигают! Разве только тебе самой не хочется... Но тогда пошли слуг, пускай купят нам вина побольше, сыра и лепешек. Не знаю, как прочие, - взмахнула она рукой, - а я хочу возвращение в мир живых отметить. Или что нам остается, спать пойти, что ли, в ожидании турнира? Che palle! Я считаю, что эту ночь мы должны прокутить так, чтобы на завтра вспоминать каждый миг с блаженно улыбкой! – девушка довольно поцокала языком, - Ahò, ты согласна? А я тебе расскажу и покажу что-нибудь интересное... А заодно и Персею поведаем о том, какой он стал легендой, ecco?
Появившийся судья ничуть не смутил графиню, одобрительно покивавшую на его слова: - Сеньор Секунд дело говорит! От настроя многое зависит – а его можно улучшить! Поддерживая слова Райдера, волшебница продолжила: - Да-да, Персей прав: каких там кондотьеров Святая Матерь наша Католическая Церковь пригнала нам на заклание? Я об их тактике, конечно, не расскажу, - хмыкнула она, - но любопытно же!
-
– ... Свернем пару челюстей, - Катерина кивнула на Персея, уточняя, кому предназначает это занятие, - сунем кому-нибудь стилет под ребра, - приложенная к сердцу ладонь явно обозначала, что это дело графиня Форли оставляет за собой, - и все прочие сразу поймут, что с нами лучше не связываться. Как прекрасны прогулки по улочкам ночного Лондона...
-
Я считаю, что эту ночь мы должны прокутить так, чтобы на завтра вспоминать каждый миг с блаженно улыбкой! Приглашаем в нашу Церковь! У нас есть почти бесконечный запас вина, спонсируемый отцом Робертом, горячие доблестные мужчины и не менее горячие отважные воительницы!
|
-
Настолько не человек, и, при этом, настолько человек
-
Грамотно переложил ответственность)
|
— Какой размах! Мне нравится этот город, видно, что строители не сдерживали себя. И вверх, и в ширь! И дороги что надо. По таким ходить одно удовольствие. Этот город, Лондон, Марку нравился. Квирит и сам сменил свои доспехи, на волшебный образ, воспользовавшись подаренными знаниями и возможностями. Когда он посмотрел на то, как этим распорядились остальные, то стало проще придумать что-то для себя. Тем более что, не смотря на кажущуюся несуразность, одеяния были вполне удобны. Пружинистая обувь с высокой подошвой была восхитительна, в такой по ощущениям можно было выдать марш от Италии к Испании и ноги не устанут! А длинные рукава римлянин в итоге просто закатал по локоть, так оказалось удобнее. —Лев, а на Рим посмотреть сможем или мы ограничены и лишь только дома, да территории для боя? Хочу поглядеть, как он изменился за эти века.
Объяснения инквизитора по поводу устройства мира Марк старался слушать внимательно, но получалась не всегда, поскольку концентрация внимания у военачальника в какой-то момент окончательно потерялась. Слишком много всего за очень короткий период. Такое нужно переварить, но кажется, что в этом времени людям жить сильно лучше, чем в его век. Здесь даже ночью светло, как днем! Волшебство, магия! Какой восхитительный век! — Так. Вино да, но я хочу ещё кодекс. Или книгу. С историей от моих... нет, от начала время и до этого дня. Давайте узнаем, что произошло за века интересного. Да и о вас, друзья мои, я был бы рад узнать побольше. Особенно если сами расскажете, а не читать придется. Марцелл попутно с разговором открутил пробку у одной из приобретенных бутылок с пузырящейся оранжевой водой и вдохнул ноздрями запах, подозрительно скривился, но глотнуть рискнул. Как оказалось, это была ошибка. — Великие боги, какое издевательство над водой! Бутылка отправилась в ближайшее ведро для сбора мусора, а римлянин ещё минуту отплевывался от сводящей зубы сладости на языке. Пока случайно скользя взглядом по витринам не увидел змею, капающую ядом в чашку. И римлянин поймал за хвост мысль, пусть даже совершенно не связанную с вином или книгами. — Сфено, я вспомнил тебя! Это даже в мое время уже было легендой, — Марк на ходу обернулся к зеленоволосой. Без змеиных шипящих волос та смотрелась куда более миролюбиво, к такой женщине уже наоборот, делают шаг ближе, а не отступают назад. — Мой народ считал вас дочерями бурного моря и северного ветра. Эллины рассказывали легенды сильно длиннее и интереснее, но о них в моей стране не знали особо, пока я не победил Архимеда и не захватил его город и библиотеки.
Марцелл посмотрел вверх, вспоминая старые деньки и битву за Сиракузы. Да, даже если бы не приказ отцов Отечества, город стоило бы захватить просто ради трофеев. И чтобы научить соотечественников ценить то, чему можно научиться от соседей. Греки были хорошими учителями.
***
Марк, уловив запах незнакомки поджал губы, но кривить лицо или изображать отвращение не стал. Кто знает аромат в доме полном легионеров, тот нос по пустякам не воротит. Квирит вытянул с собой бутылку и сразу занял свободной кресло, пока остальные заводили знакомство с гостьей. Сначала пробка и бокалы, потом остальное. Да и вопросов есть кому задать, можно просто послушать.
|
Ритан Второй. Визжит где-то неподалеку - через зал - заместитель креативного директора, и, кажется, хохочет рейдерша. Страшно одной, весело другой, но нет ни времени, ни желания разбираться в первопричинах. "Первый номер" в сторону, щит в левую руку, "вспомогательное" - в правую. Быстро и просто. Готов? Готов. Подшаг. Укрыться - раз, провести визуальную оценку - два, прицелиться - три. - Вон! Вопят хором те, кто занял грузоподъемную платформу. - Там!!! И ты понимаешь, что вторженцы, вскрыв потолочный люк кабины, гонят на тебя детей. Один - лет, наверное, десяти на вид: тощий, в стоптанных сандалиях, которые ему явно велики, растянутых спортивных шортах по колено, не менее растянутой, и настолько большой, что она напоминает платье, футболке, с грубо сшитой из, кажется, наволочки "балаклавой" на голове, смотровые отверстия в которой вырезаны так криво, что он едва может рассмотреть хоть что-то перед собой одним единственным глазом. Со старым револьвером наперевес, вместе с тем, жмется к стенке. Второй - вообще лет, наверное, семи или восьми, высохший как скелет, с клочковато обритой шишковатой головой и укрывающей лицо "банданой", сделанной из куска мешковины, в засаленных трусах и играющей роль верхней одежды, некогда белой майке-безрукавке, свисающей ему почти по коленки. Едва тащит заржавевший обрез двуствольного ружья, стволы которого на вид кажутся толще, чем руки "воина". Третья - скорей уже девушка, чем девочка: пятнадцать-шестнадцать, может, ей. Невысокая, худощавая, смуглокожая, с остриженными под "горшок" угольно-черными волосами, в джинсах латанных, переделанной под жилетку шерстяной рубашке с обрезанными по плечи рукавами, замотанная почти по самые карие глаза то ли шарфом, то просто длинной полосой ткани. Этой - наверное, лидер - выдали полуавтоматический пистолет с подкрученной проволокой рукояткой и заваренным по боку, наискось, затвором. - Убю! Убю!!!
-
Мастеру у которого 3 детей кажутся более опасными чем сотня головорезов.
-
У-у-у, какой нечестный приём с детьми!
|
|
-
разговарить я не собираюсь – продолжать убивать собираюсь Огонь! Но немного жалко, что не согласился на дуэль, даже если это не самое лучшее решение)
-
продолжать убивать собираюсь
Время разбрасывать камни, и время разбрасывать гранаты
-
В этом посте все прекрасно. Меньше слов- больше дела.
|
Арчер встал. – Прекрасно, – удовлетворённый контрактом отозвался он. Выпрямился во весь рост, выражая лицом хорошее настроение. И, кажется: смущение Тосаки определённо тронуло его! Взгляд груды металла как-то выразительно смягчился. «Ах, она ведь действительно всё ещё ребёнок...» Сочувствие проскользнуло в мимике Тамэтомо. Потому что на душе у него было всё-таки не очень спокойно. Даже в суровые времена Минамото-но, когда пацан лет десяти считался уже достаточно взрослым, чтобы взять в руки меч – использование детей и особенно девочек в конфликтах считалось крайней мерой. Но у Великой Чаши, видимо, совсем другое мнение и принципы выбора Хозяев. Арчер мог быть бесконечно несогласным, но какой в протесте толк, если ответом ему будет эпохальное безразличие? Жернова Судьбы слепо перемалывали людей. Но самурай хотя бы имел возможность вставить палку в её колесо.
– О! Значит, моя Госпожа из Японии? Идеально! Воскликнул Тамэтомо, став ещё более довольным. Когда Катерина упомянула его, Слуга не мог не поклониться той в ответ. – Моё почтение, синьора Сфорца, – вежливо отозвался Арчер и, после небольшой паузы, на всякий случай поинтересовался, – я верно к вам обратился? Я бы не хотел спровоцировать конфликт на почве наших культурных различий. Ко мне вы можете обращаться, как Тамэтомо-сан. Немного подумав, самурай сдержанно добавил уже всем Слугам: – Я также рад познакомиться с вами. Разве что разделить воодушевление народа от желания Хозяйки не мог. «Должно быть, Акаши был великим человеком, раз уж сделал Хроники, дверь к которым можно открыть только Великой Чашей... Понятия не имею, что это. Но, видимо, очень важно» – Достойное желание, – просто и искренне заметил мужчина. В конце концов: воля повелителя для него практически закон.
Размышляя о высоких материях, Арчер не упустил и Судью. Даже специально принюхался к воздуху: то ли иллюзия, то ли правда... «А почему она пахнет как суп в горшке, который на месяц забыли в погребе? Небось ещё и прячет под одеждой свою мохнатость с мошками? Оживший труп? Интересная здесь Церковь, однако» От озвучки вслух этих мыслей самурай воздержался. Не для того он стал аристократом, чтобы за чужой спиной злословить. Но вот неподдельное, и даже слегка благоговейное, удивление на лице Арчера, с каким он посмотрел на оттопыренный мизинец Кастера – бесценно. Уж что за страшные слова незнакомка высказала вслед ушедшей, но в свой адрес Тамэтомо услышать их, наверное, не хотел. Относительно судьи сам он сохранял нейтралитет. Причём довольно вооружённый, если приглядеться.
Но вот нарушительница спокойствия ушла. Госпожа раздала указания. Стоило признать: вполне ценные. – Будет исполнено, – бескомпромиссно ответил сын Тамеёси. Фигура Арчера медленно размылась в воздухе. Он обратился в форму духа. Удобно быть Слугой.
Вот бы он так умел тогда, в Сиракава-ден... Но в этот раз он той ошибки точно не допустит.
|
|
-
Давай, Бьянка, покажи им всем, чего ты стоишь!
-
Потом , когда космачи отправятся жевать червей, они найдут уголок у тихой речки и уж тогда держись. А вот это уже удар, который не отразить)
|
Ох, матушки родные, вот подскажите, как объяснить сестренке, почему я не хочу ее брать с собой? Как объяснить гражданской, пускай и побывавшей в одной баталии, что война – дело тяжелое и грязное, и для него должно быть другое мышление, другая психология, которую в нас, в кадеток, в Старой Крепости вколачивали инструкторши, причем иногда даже буквально? Солдатка должна не только без сомнений убивать – у других сестер тоже ненависти к гражданским достаточно, чтобы не удержать руку. Солдатка должна уметь, во-первых, подчиняться, не задумываясь, а, во-вторых, при необходимости идти на смерть. Как ей вложить в голову, что там, в погоне, может возникнуть необходимость грудью пойти на арбалеты? Как ей поведать, что даже после успешного захвата ларца мы не застрахованы от ответного преследования, и кому-то – мне, например – придется оставить товарок и «оседлать» нитку тракта, ценой своей жизни давая уйти остальным, потому что результат в сотни и сотни раз важнее жизни одной сестры, даже десятка? Как рассказать любимой, что то, что она выжила и не ранена – это только удача, а не мастерство? Я не знала.
Несколько раз я открывала рот, но, глядя на смурное лицо Старшенькой, не могла вымолвить ни слова. Все мои надуманные аргументы рассеивались, как туман под солнцем, расщеплялись, как полено под ударом колуна, сгорали, как бумага в костре. Все несказанное казалось таким неубедительным, таким несущественным под этисм строгим взглядом! Я смотрела в любимое лицо и понимала, что все доводы, апеллирующие к рассудку, ее не проймут, равно как стекут дождем по стеклу и все эмоциональные просьбы не оставаться здесь и не подвергать себя опасности. Этот бой я проиграла, даже не начав.
Разжав пальцы и освободив ладошки Бьё, я с тяжелым вздохом опустилась на землю подле нее, скрестив под собой ноги. Похлопала ладонью по примятой серо-зеленой траве, приглашая присоединиться. Бросила по короткому взгляду на прочих участниц совета: занятую моей броней матушку-лекарку, оказавшуюся женщиной многих талантом, и на собранную Командору, что-то активно обсуждающую со своей несгибаемой спутницей. Кажется, до нас двоих дела пока что никому не было. Ну и слава Богиням! Говорить было тяжело. Хотелось просто закрыть глаза и растянуться прямо здесь, подставляя лицо солнечным лучам и не думая совершенно ни о чем. И одновременно хотелось иметь достаточно воли, чтобы жестко поставить Бьянку на место и заставить ее остаться под Куполом – даже ценой ссоры. Даже ценой того, что она больше никогда меня не обнимет. Справедливая плата за то, чтобы любимая осталась жива: вот только мне духу не хватало ее заплатить. Бьянка после минутной слабости снова стала не по годам взрослой и сильной, а я как была поверхностной и рассеянной Ситой, так ей и осталась. Я просто не могла все оборвать разом, даже понимая умом, чем это грозит. Слабачка…
- Бьё… - глухо начала я, сплетя перед лицом пальцы, - Я не могу тебя заставить остаться, хотя – клянусь! – хотела бы: ты умеешь читать в моем сердце… Пойми, я боюсь за тебя, и то, что ты пережила эту бойню, не дает никаких гарантий, что в следующем… Ну, ты понимаешь. Я солдатка, и шансов у меня больше, честно. Но я хорошо знаю, что когда ты говоришь так жестко, то спорить невозможно – плетью обуха не перешибешь. Пойми, я не сомневаюсь в тебе – просто не хочу подвергать опасности снова…
Вся моя надежда оставалась на то, что командирши при комплектовании отряда примут правильное решение…
-
Даже ценой того, что она больше никогда меня не обнимет. Справедливая плата за то, чтобы любимая осталась жива: вот только мне духу не хватало ее заплатить. Уф! Росита, может статься, гораздо сильнее, чем думает.
|
-
Молодой Охотник, что прикрывал спину товарищам всё приключение) спасибо за игру, это было мрачно и весело)
-
Спасибо за участие в приключении! Бригитта отлично разбавила мужскую компанию!
|
Найти охотника в незнакомом лесу - занятие тяжелое, но у троицы были свои идеи.
Тенген принялся орать, пытаясь найти охотника. Вдруг кто отзовется? Но, к сожалению, никто не откликался.
Сузаку местная растительность показалась крайне неприятной и непонятной, и, в итоге, вместо поиска зверей, она больше пыталась не вляпаться во что-то. Как-то лес старика Ё вспоминался с большим удовольствием, несмотря на все проблемы: он был нормальным.
Только у Тадэши была в голове четкая цель: он искал воду. Любой знакомый с природой человек знает, что любой зверь ходит на водопой - и тут это вряд ли было исключением. В итоге он уверенно вел группу в сторону, откуда пахло водой.
Группа отходила от деревни все дальше, и им становилось как-то полегче, когда стало ясно, что вода уже близко. На очередной опушке открылся вид на довольно большое озерцо, в которое втекал небольшой водопад. У озера была пара кроликов, которые, завидев троицу, грозно зашипели и бросились прочь. Но внимание группы привлекло другое - за водопадом явно был в ход в пещеру.
Это было плохо видно в свете почти зашедшего солнца, но ночь в любом случае было бы удобнее пережидать внутри, а не на открытом воздухе. Троица двинулась в сторону пещеры - но не успели дойти, как солнце зашло за горизонт, и окрестности накрыла непроглядная тьма. Словно троица закрыла глаза...
***
Наутро никто не чувствовал себя выспавшимся, хотя спали, вроде, немало. На небе были тучи, на улице серо и прохладно. Впрочем, настроение могло немного улучшиться: вскоре после пробуждения, группу нашел старейшина.
Он попросил жителей принести вам небольшой котелок какого-то варева. - Овощной. - Виновато улыбнулся он, и пожал плечами, - Пока охотник не вернется, мяса ждать не приходится. Уж простите! Впрочем, само варево было неплохим: лучше, чем можно было ожидать: туда бы немного соли, и было бы даже вполне сносно.
Можно было бы подумать о походе в лес, но была плохая новость: леди Во Лан стало хуже. Сон Бин вызвался за ней присмотреть, и Намгун был того же мнения: - Не нравится мне тут. Странно. Носом чую - быть беде. Не хочу оставлять этих двоих одних. Сон Бин, конечно, возможно, самый сильный - но и самый слабый тут.
В общем, для похода в лес оставались вы трое. Но прежде, чем вы смогли определиться, вы заметили, что все люди потихоньку движутся в одну сторону, почти не переговариваясь друг между другом. Казалось, вся деревня уходила куда-то чуть в сторону, за пределы деревни.
В это мгновение троица неожиданно осознала: это же было вчерашнее утро.
|
Киото, следующий день, вечерБыло пожалуй что-то непривычное в том, чтобы гулять вот так по городу, без особой цели, проходя тихие (относительно Парижа так точно) улочки. Нет, цель конечно была – в конце пути очень желательно было бы оказаться в клубе «Last Wish», где собственно и выступали сегодня «Night Angels», но в сравнении с тем что для Скай было обычно "целью", это, можно сказать, всё равно что её не было. Она могла бы уже давно добежать до места назначения или просто выбрать кратчайший маршрут, но до начала концерта был ещё целый час – и Элерс была целиком и полностью предоставлена самой себе... чего не случалось, к слову, довольно давно уже. Потому можно было спокойно пройтись по рабочим кварталам Киото, правда, ловя на себе удивлённые взгляды (даже среди французов Скай обычно возвышалась на голову или больше, среди японцев она и вовсе выглядела как баскетболистка), полюбоваться как лучи закатного солнца играют на стёклах небоскребов, как пляшут голограммы, рекламируя всё что только пожелаешь; как сверкают точно такие же рекламные щиты – Элерс рефлекторно отметила, что рекламировали новую коллекцию Шанель, чей дом моды, подстраиваясь под веяния времени, выпускал модули-туфельки для ножных киберимплантов. Сначала на экране мелькнул агрессивный красный дизайн, потом, более фиолетовый строгий дизайн (и снова Скай рефлекторно присмотрелась к ним – они были в тон костюму), и, наконец, какие-то серебристо-хромированные под "рыцаря". Да уж, корпорациям дай возможность – будут делать деньги на всём. Скачок технологий позволил наслаждаться сплавом эффектности и эффективности, не жертвуя одно в ущерб другому. Но не всем, пожалуй, это приносило радость. Ночной клуб «Last Wish»На подходе к клубу, Элерс могла испытать легкий приступ паники – возле входа собралась толпа народу, которая изрядно галдела. Разношерстная компания – кислотных цветов ирокезы, сверкающие куртки, миниюбки, вызывающий макияж, причём не только у девушек, абсурдное количество пирсинга... но интуиция быстро подсказала киборгу, что в таких местах всегда так. Да и по времени она прекрасно успевала, а перепутать часы она точно не могла – слишком уж много точек синхронизации было в её системах, чтобы допустить такую оплошность. Да оно и понятно: провалить миссию из-за того что часовой пояс не туда переключился – слишком большая роскошь. Внутрь она опять же прошла без проблем – спокойно предъявив вышибале электронный билет. Но если оценивать возможность наглого прохода: он бы против неё и пяти секунд не продержался. Прямо перед ней не пустили какого-то "понтового" парня, и тот начал было "бычить" на Элерс, но более умный друг шепнул ему на ухо: "Ты дурак? Не видишь? В ней хрома больше, чем в твоей тачке..." – и проблема решилась как-то сама собой. Внутри клуба Скай на мгновение оглушило и ослепило цветомузыкой – веселье, кажется, было в самом разгаре... ага, вот и диктор, который объявляет "Ночных Ангелов!". — Эй, народ! Сегодня у нас на сцене! Виви! Сильвия! Ии-и–и-и... А-а-а–амбер! Ночные Ангелы, ну-ка прокачайте мне зал перед их выходом! Вместе с объявлениями выходят и исполнительницы – зеленоволосая, видимо, Виви; синеволосая – наверное, Сильвия. Ну а Амбер Скай может узнать и так. Зал взрывается криками и аплодисментами. Протиснуться поближе к сцене, опять же, не проблема: если Элерс сама того хочет. Но вообще, она может услышать откуда-нибудь и из уголка темного: акустика тут надо сказать на высоте. Но вот на сцену выходят три музы – и магия рока начинается. — Here we stand Worlds apart, Hearts broken in two, two, two~Ударное звучание сразу хватает за душу и несёт куда-то далеко – не нужно даже вслушиваться в смысл слов, просто чувствовать. Сильвия выдаёт мощные гитарные риффы, пока Виви избивает тарелки и барабаны: ну а Амбер буквально заряжает зал своей энергетикой. Исполнение, может быть, неидеальное: но бесспорно душевное. — Someday love will find you Break those chains that bind you One night will remind you How we touched And went our separate ways If he ever hurts you True love won't desert you~На время песни клуб будто бы растворяется, расплывается миражом – остаётся только сцена, где три девушки продолжают творить магию музыки. Хотя, наверное, взгляд Скай прикован только к одной из них: Амбер поёт самозабвенно, прикрыв глаза. Видно, что ей не безразлично, о чём петь и когда. Наконец магия исчезает, виртуальные часы бьют двенадцать и всё возвращается на свои места. Зал накрывает волна оваций и одобрительных криков. — Спасибо что пришли, ребята! — весело кричит со сцены Амбер в микрофон. — Я бы хотела сказать ещё пару слов, прежде чем мы продолжим. Предыдущая песня посвящается одному очень хорошему человеку, благодаря которой я могу здесь выступать сейчас! Я надеюсь, она тоже ещё найдёт свою любовь, и будет счастлива! Не знаю, здесь ли она сейчас, но огромное ей спасибо! Эта песня была для тебя! — Делайте добро, народ, — взмывает вверх тонкая ручка солистки с "козой". — Оно обязательно вернётся! Ну а мы продолжаем...
|
-
Спасибо за игру! Дед вышел максимально ворчливым и колоритным) С Гарретом арка «бумеры и зумеры» была пройдена на отлично)))
-
Ах, а вот и замечательная идея для продолжения!
|
Всем. Пока "Шрам", припомнив, что он не только блокирован от боли, но еще и крепок, помпист, а также фрагментарно бронирован, неожиданно для самого себя открывает в туманных пучинах памяти искру знаний о том, что известные как "хвадиры" ксеносы ныне практически полностью истреблены Союзом Свободных Систем, войска которого планомерно захватили и выжгли все Миры-Ульи этого древнего - но технически отсталого из-за специфического отношения к жизни как к некоей "бесконечной охоте", где все прочие существа рассматриваются только с позиции пригодности к роли потенциальной добычи - вида не отказывавших себе в удовольствии полакомиться человечиной разумных "ящериц", от некогда огромных, простиравшихся на тысячи световых лет сквозь Рукав Персея "охотничьих угодий" которых ныне осталось несколько разрозненных, медленно вымирающих анклавов, Эя молится. А потом - делает сумку. Кивает ей кот, когда уточняет она учтиво насчет комфортности его пребывания в "загашнике" - мол, пойдет-сойдет, бывало и хуже. Даже особо недовольным уже не выглядит, как-то подуспокоился. Разжимаются створки, поддаваясь давлению. Кричит кто-то там, в шахте, видимо увидев или поняв по косвенным признакам, что ширится щель меж плит. Даже не кричит - ревет. Высоко, в десятке-полутора метров над тем этажом, где вы расположились. - Меченый! Я - Одар! Одар-Горелый! Брат Гвоздя, из "Винтобоев"! Красное на красном! Брат Мика, варбосса "Винтобоев"! Красное на красном! Сын Гара, варбосса "Чернолобых"! Красное на красном!!! Отец Ача! Ача из "Винтобоев"! Красное! На! Красном!!! Срывается уже на форменный рык. - Красное за красное, Меченый!!! Красное за красное!!! Слышишь?!? Красное! За! Красное!!! Грохочет чем-то, сталь о сталь. - Я вызываю тебя!!! Как свободный - свободного!!! Как боец - бойца!!! Железо на железо!!! Слышишь?!? Я, Одар-Горелый, вызываю тебя!!! Охранник мог бы поставить сто демкредов, которых у него нет, на то, что мужчина бьет навершием ножа по своей кирасе. - В нули!!! Подхватывает сонм голосов его выкрики. Не один там, много их. - В нули!!! В нули!!! Куда-то в сторону. - "Горелые"!!! "Резаки"!!! "Тоннельники"!!! Каждый - на засвете! Каждый!!! Я! Залью палубу красным! Я! Вырежу его сердце! Или я - не я! Или я - ничто!!! Или я - пустота!!! Войд - свидетель!!! Скандирует толпа. - Войд! Свидетель!!! Войд! Свидетель!!! Войд! Войд! Войд!!! Снова он, тот, кто назвался "Одаром". Не орет, говорит. - Если я занулю тебя, Меченый - твой череп ляжет на мое плечо, а твоя баба подавится каждым членом на станции. И нет в словах ничего - ни злобы, ни даже ярости. Только она, холодная ненависть. - Если ты занулишь меня - каждый на засвете - ты уйдешь. Слышишь? Войд - свидетель. Ты и твоя баба. Моя летучка - твоя. И тогда мой сын-без-имени, и моя дочь-без-имени, когда смогут ходить, и смогут нулить - они найдут тебя. Красное. За красное. Молчит секунду-другую. - Твое слово.
|
Уж насколько огромен по меркам людским Тамэтомо – даже ему удалось протиснуться в раскрывшийся пред ним разлом вечности. Едва лишь пламенный глас молодой колдуньи пробудил его ото сна длиною в тысячелетие, едва зрачки зажглись огоньком жизни – он поддался порыву да без раздумий вступил в неизвестность. Что, когда нестерпимо яркий свет сменился комфортной полутьмой, оформилась в залу с совершенно незнакомым, необычайным стилем и интерьером. И пусть задним умом Слуга впитывал в себя внушение извне – а сдержаться от удивлённого восклицания было практически невозможно. Громыхнули доспехи, когда Тамэтомо встряхнул пол шагом вперёд. – Где я?! – вырвался у него изо рта гром, приглушённым шлемом. Будто всего лишь мгновения прошли между смертью и призывом. Слуга поворотом головы описал дугу от стены до стены. Затем вдохнул полной грудью. Выдохнул. Снова вдохнул. Выдохнул. – Как хорошо снова дышать, – меланхолично пробормотал Арчер. Неожиданно встрепенулся: его лик резко опустился к левой руке. Та, в свою очередь, поднялась: в ней как влитой лежал лук. Мужчина вращал запястьем вверх-вниз; согнул туда-сюда локоть. Пускай этого не видно под шлемом, уже по голосу ясно: – На месте, родная, – он улыбался, счастливый. На слове «Арча» два центнера стали вздрогнули. Мужчина немедленно принял серьёзный вид, – свечение в прорезях глаз стало сильнее, – и внимательно уставился на ту, кто его призвала. Шлем скрыл то, как приподнялась бровь самурая. Губы слегка искривились, но не издали ни звука: за те слова, что готовы сорваться с них были, в его время следовала кара в виде отрубленной головы. Держащий осанку Арчер размышлял. О том, как подать себя, конечно же. Посмотрел на скромненького Ассасина; на воодушевлённую Кастера; на как-то очень уверенного в себе Райдера. Сверхъестественная интуиция, дарованная волшебным артефактом, подсказывала, что современные люди менее щепетильны в вопросах церемоний. Общество изменилось. Традиции пали. Сословия исчезли. Призванный Слуга сейчас не скован древним этикетом. И девушка пред ним – его единственный повелитель. Арчер выставил правую ногу вперёд, вновь встряхнув с металлическим лязгом пол. Затем медленно опустился, встав на левое колено. Склонившись перед Хозяйкой, локтем правой руки Слуга опёрся о выставленное колено, в то время как кулак левой вместе со сжатым в том луком упёрся в пол. Правая пятерня обхватила шлем – лёгким движением ладони Арчер обнажил голову с растрёпанным волосами каштанового оттенка. Смотря прямо в голубые глазки напротив себя собственными мерцающими бирюзовыми, с добродушной улыбкой мужчина громогласно объявил: – Я, Тиндзэй Хатиро Тамэтомо, сын Минамото Тамеёси и Самурай Клана Минамото, признаю тебя, Юная Леди, моей Госпожой! Я клянусь собственными волей и честью, что буду хранить верность тебе и сражаться за тебя, и твоё дело, до самого конца! – Слуга смиренно опустил лицо к полу, прикрыв веки с задумчивой улыбкой, – будет ли нам дозволено узнать твоё имя? И твоё желание к Золотой Чаше? Арчер не торопился вставать. Ждал реакцию Госпожи.
-
領主のいない人生に意味はない
-
Достойный и благородный самурай, и реакции соотвествующие.
Арчер не торопился вставать. Ждал реакцию Госпожи. Действительно, как еще может поступить самурай, вне зависимости от того, живы ли традиции?
-
+ Эффектно.
-
Великолепное приветствие Мастера!
|
-
Выброшенная вперёд рука Скай с легкостью пробила стальной нагрудник платформы насквозь, уйдя в тело почти по локоть, и вышла из спины. ... На мощной хромированной руке Элерс повисли безжизненные остатки того, что ещё мгновение назад было Хидэо Танимурой – выдающимся кибернетиком двадцать первого века. Ну, красиво же! Красиво!
|
Кто никогда не жил насыщенной, полной ярких событий, дурных и приятных, жизнью, когда вечная тарантелла со смертью представлялась чем-то нормальным, тому не понять тоскливого, глухого, невозможного стремления к покою. Покою, невозможному для той, кто со всей горячностью не желала оставаться одной из пестрого, но такого одинакового множества благородных дам Милана или даже самого великого Рима. Той, кто от рождения была наделена благословенным и проклятым даром волшебства, за который можно было отправиться на костер, и котороый до конца своих дней предстояло скрывать. Но тем, кто никогда не был погружен в туманное безмолвие у Трона Героев, кто никогда не ощущал давящего на плечи безволия, невозможности – и нежелания! – пошевелить хотя бы пальцем, тем не понять стремления вернуться к жизни со всеми ее красками, вдохнуть полной грудью ароматы, и не важно, цветов они или пепла, ощутить на губах привкус поцелуя или крови, коротким взмахом руки оставить след на холсте или оборвать чье-то существование… Когда сила магии - Плетения, досель костром горящая в груди, почти затухает, лишь изредка одинокой искрой освещая серое клубящееся Ничто, не остается ни боли, ни печали, ни радости – лишь изредка искра волшебства разгорается чуть ярче, даруя осознание своей бесконечной и бесполезной не-жизни и не-смерти.
Но однажды звонкий и требовательный девичий голос разрывает эту постылую тишь, и в унисон с ним начинает биться каменно-неподвижное сердце, заставляя протянуть руки на зов в попытке ухватиться за него и, влекомой мощью наделенных Властью слов, вырваться из плена. Как подъем из черных глубин моря к лучику света, как лист, падающий к земле, душа тянется туда, где ее ждут, и пожарище бешенной эйфории уничтожает кажущиеся нерушимыми оковы мертвенной дремы. В кольце алых, как закатное солнце, молний Спящая возвращается в реальность, задыхаясь от нахлынувших воспоминаний о своем прошлом и чужом настоящем. Согнувшись на миг под тяжким гнетом памяти, она вспоминает все – имя и род, судьбу и предназначение, мужей и детей, звон клинков и песню чар, проигрыш и отсроченную на годы смерть. А еще – узнает, что появился шанс все исправить и отыграться хотя бы на тех, кто сломил ее заставил пламя жизни стать углями под золой. Запрокинув голову, купающаяся в ласке так и льнущих к ней языков магического огня девушка – такой она была в зените своей славы – заливисто смеется: - Я жива! Я мыслю! Я снова могу…
С пылким восторгом в глазах она озирается, выхватывая отдельные элементы декора, с любопытством глядит на круг призыва и Рин, на судью и товарищей по служению. Расплывшись в довольной улыбке. Подбоченившаяся графиня Форли следует вместе с новоявленными соратниками к юной коллеге. Подойдя на шаг ближе остальных, волшебница – ведьма, как бы ее назвали склоняется в глубоком реверансе перед девушкой – так кланяются только королевским особам. Бросив короткий взгляд на назвавшегося Айданом, она поднимает взгляд на Хозяйку, понимая, что, наверное, впервые в жизни не испытывает никакого дискомфорта, ощущая над собой чью-то власть. - Катерина Сфорца, графина Форли и синьора Имола приветствует сестру по Плетению и за свое освобождение клянется ей в верности!
Еще один шаг, и плавный жест, указывающий на круг призыва. В голосе магички сквозит неприкрытое любопытство: - Совмещение соломоновой печати с тримегистическими символами через еще одно кольцо – твоя разработка, Хозяйка и сестра? Достаточно интересный подход: как кажется, более надежный, чем классический, хотя тратящий избыточно много Силы. А если попробовать замкнуть его наполняемость через обратную вязь Гебера ибн Хайяна, как он предлагает в комментариях к своим «Зеркалам»?
-
+ Но тем, кто никогда не был погружен в туманное безмолвие у Трона Героев, кто никогда не ощущал давящего на плечи безволия, невозможности – и нежелания! – пошевелить хотя бы пальцем, тем не понять стремления вернуться к жизни со всеми ее красками, вдохнуть полной грудью ароматы, и не важно, цветов они или пепла, ощутить на губах привкус поцелуя или крови, коротким взмахом руки оставить след на холсте или оборвать чье-то существование… Милота.
-
- Совмещение соломоновой печати с тримегистическими символами через еще одно кольцо – твоя разработка, Хозяйка и сестра? Достаточно интересный подход: как кажется, более надежный, чем классический, хотя тратящий избыточно много Силы. А если попробовать замкнуть его наполняемость через обратную вязь Гебера ибн Хайяна, как он предлагает в комментариях к своим «Зеркалам»? С козырей зашла!
-
- Совмещение соломоновой печати с тримегистическими символами через еще одно кольцо – твоя разработка, Хозяйка и сестра? Достаточно интересный подход: как кажется, более надежный, чем классический, хотя тратящий избыточно много Силы. А если попробовать замкнуть его наполняемость через обратную вязь Гебера ибн Хайяна, как он предлагает в комментариях к своим «Зеркалам»? Сразу понимаешь кто тут Кастер.
|
Саманта. Кивает женщина. - Да. То есть... Переводит взгляд на тебя, оторвавшись, наконец, от полотна перекрытия. То ли задумалась о чем-то, то ли настолько сосредоточилась на попытке что-то услышать, что, похоже, слегка упустила нить вашего разговора. - В каком плане?.. Что именно? Отмечает тычком ноги лист, к которому только что прижималась. - Ты про этаж? Поддев - опять же, ногой - кисть мертвеца, зачем-то спихивает ее под тело. - Это - да, важно. Потому, что... Блять... Прихватив под локоть, отводит тебя чуть в сторону. Как понимаешь, чтоб не натекло тебе под подошвы "красноты" рейдерской - как раз "подкрадывается" уже, наползает. - Все хуево. Сместившись так, чтобы быть между тобой и коридором, вскрывает дверь. Сунув за опорную балку пулемет, тут же с грохотом стреляет. - Пошли. Мрак тоннеля. И женская фигура, одетая в застиранную рубашку, с некогда темно-синими спортивными штанами заодно, что валяется, влажно похрипывая, метрах в десяти от входа, у раскрытой заслонки, ведущей в одно из помещений. Брызги багровые - на облицовке. - Есть идея. Усмехается. - Очередная. Проходя мимо раненой - совсем еще молодой, лет восемнадцати-двадцати, худощавой, смуглокожей, с обрезанными практически "под ноль" темно-каштановыми волосами, и покрытым крохотными точечками шрамов, особенно у правой брови, высоким лбом - что пытается прижать ладони одновременно и к простреленному навылет животу, и к пробитой грудине, походя, не останавливаясь, стреляет еще раз, теперь почти в упор и точно в голову: так, что осколки черепа и рванина кожи разлетаются ввысь не хуже, чем конфетти из хлопушки. - Ясно, что в шахте нас уже пасут. Ждут. А мы по-ебанутому вывернем... Сунувшись в очередной "жилой" провал, в темноте за порогом которого то ли что-то бормочет, то ли просто лопочет нечто абсолютно бессвязное какой-то совсем маленький - наверное, до года - человек, идет дальше. - На лифте. Ебанем до упора, а на выходе скажешь... Вернувшись, снова заглядывает туда, где продолжает что-то рассказывать на своем, младенческом, младенец. - Так-так... Вскидывает оружие, прижав приклад к плечу. Хлопок. Кто-то явно взрослый, зашуршав тканью, с сипением валится с ног, гулко шмякнувшись на пол и, кажется, разбив какую-то посудину. Катится какая-то мелочь - горох, может - по напольному покрытию. - И... На мгновение тебе кажется, что Шильда сейчас убьет и того, маленького. - Все. Но - нет, опускает ствол вниз, уходит. - Они бы тебя хуй пожалели, вот и ты не жалей. Еще несколько шагов. И вы у лифтовой шахты. Подперев лопатками стенку, смотрит пару мгновений, не мигая, в сумрак окружения твоя спутница. Облизывает губы. - Так. Короче, на выходе - дум-думишь. Под этим, видимо, подразумевается использование тобой "вербальной маски". Осталось понять, как именно "дум-думить". - Типа, ебать, эти пезды уже под палубой, вскрывай лючок, ебаный рот. Нормас? Потянешь? Так если, навскидку, да. - Ну чего, двинули? Раз на раз - подохнем или будем жить.
-
Единственное - как-то слишком быстро все меняется. То идете, то не идете, то туда, то сюда. Так две женщины жеж! Поддерживаем стереотипы.
|
|
Церковь позаботилась о том, чтобы у её ставленника было лучшее место для призыва – тем более что ей было совсем несложно, в общем-то, освободить для этого даже один из исторических соборов Лондона. На три дня Саутуаркский собор был закрыт: по легенде на небольшую реставрацию из-за обвалившегося панно под куполом, на деле же – чтобы никто не наблюдал за тем, как беловолосый парень будет творить там то, что иные верующие и святые отцы отнесли бы к явной ереси. Кроме живописности и святости, собор предлагал одну из лучших точек пересечения лей-линий; вот поэтому-то Лев сейчас чертил освященным мелком магический круг прямо перед алтарём, регулярно сверяясь с рисунком, который ему нарисовали более опытные люди, и втихаря чертыхался, совершенно не смущаясь тем, что делает это в храме божьем. — Ты вон там триграмму забыл, — послышался ехидный юношеский голос. Лицо говорившего было скрыто за маской и надвинутым почти на самый лоб капюшоном. — Осторожнее, а то ещё призыв наперекосяк пойдёт. Замечание это, кажется, только больше рассердило Лэнгтона. Он вернулся и дорисовал триграмму, но бросил в угол средокрестия, где стоял, прислонившись к колонне, Судья, хмурый взгляд. Наконец магический круг был закончен, и блондин скомкал бумажку, упрятав её в карман – впрочем, тут же достав другую. Пробежавшись бегло по ней глазами, словно что-то повторяя, он опустил руку и кивнул Судье, дав знак, что готов начинать. Судья беззаботно пожал плечами и поглядел в окно собора, через витражное стекло которого пробивался слабый серебристый свет, чем вызвал очередную скептическую ухмылку Лэнгтона. — Именем Господа Всемогущего, я призываю: услышьте меня! — Лев выбросил вперёд правую руку с распростертой над кругом пятерней. — Герои прошлого! Я помню ваши деяния – в моей крови память об этом. Пальцы рефлекторно сжимаются в кулак. Рука дрожит, но не от волнения – от напряжения, которое её охватило. Командные Заклинания светятся так ярко, что их красноватый свет пробивается даже сквозь туго обмотанные бинты. — Семь небес откроют свои Врата. Ангелы допоют свою песню, восславляя тех, кто отреклись от прошлого, чтобы служить добру. Великий Ключ откроет вам путь ко мне. Я же стану опорой вашей, якорем в этом мире. Aduva Me! Яркая вспышка – рука взрывается светом подобно сверхновой, и весь собор тонет в режущей глаза синеве. Хвост Лэнгтона развевается как при сильном ветре из-за бурлящей маны. Её всплески становятся почти осязаемые, кажется, что она вот-вот тут всё зальёт как цунами, но в следующее мгновение в центре круга появляется... нечто. Разлом. Прорыв. Вся мана, вся магическая сила, которую удалось собрать сейчас в соборе – в одно мгновение всасывается внутрь, поднимая страшный ураган, как будто в соборе кто-то запер торнадо. И чем больше разноцветных ручейков-линий втягивает в себя эта Пустота, тем больше она становится.... ... И где-то очень-очень далеко, в месте, куда никогда не ступит нога смертного, раздался тихий звон колокольчика. А может и не он: наверное, каждый из Героев, что позвал Грааль на этот раз, услышал что-то своё. ... Возможно, для Балина это был звук боевого горна. Тот же, что звал его на битву с королём Райнсом. Как напоминание только пробужденному рыцарю о том, кто есть он, кем он был, и что снова кто-то нуждается в его мече. Может быть, он и не хотел бы ещё раз обнажать своё оружие, но что-то подсказывало, что в этот раз награда стоит, чтобы за неё бороться. ... Для Сфено это, может быть, была арфа, подобная той, на которой играла её сестра Эвриала. Или звон мечей тех бесчисленных битв, где она сражалась, пытаясь утопить свою горечь в ярости и смертельной опасности. Бесконечный сон у Трона Героев становился слишком невыносимым: так что ещё раз утонуть в горячке сражений было славным событием. ... Для Скатах, возможно, это были звуки кельтской флейты, звавшей её на очередную сечу, напоминая, что нельзя извечно дремать в тени своего замка – теперь уже существующего лишь в виде воспоминания. Можно было бы отказаться – но в этой звонкой трели почему-то слышалась надежда на исполнение самых сокровенных желаний. ... Для Марка же это наверняка были боевые барабаны и бряцанье копий его легионов. В великом полководце снова кто-то нуждался, и это было славным предзнаменованием – ещё одно завоевание в копилку стольких лет... почему нет? Ещё не было такого, чтобы Меч Италии не ответил на зов. И вот, из разлома, сотворенного монументальным напряжением магии, появилось четверо – две девы, два мужа. Объятые синем пламенем истлевающей маны, они промаршировали из круга вперёд, и остановились перед тем, кто воззвал к ним – их Мастером, ради которого они должны будут сражаться. Судя по его решительному взгляду, в нём определенно тоже прятался дух воина – пусть он и не обладал такой мощью, как четверо стоящих перед ним. — Ну э... привет? — неуверенно поднял руку парень в сине-белых одеяниях, рефлекторно пригладив белобрысую челку. — Я Лев Лэнгтон, Инквизитор. Бывший, правда... мне сказали, что вы будете моими э-э-э... Слугами, которые будут сражаться за меня в битве за Грааль. — Скажу сразу. Моё желание – его уничтожить. Навсегда, — в глазах сверкнуло что-то похожее на ненависть. — Судя по тому, что я узнал, он служит только предметом раздоров, и убийств. Возможно, у вас может быть другое мнение, так что предупреждаю прямо сейчас. Но раз уж вы в моей команде, я надеюсь, вы поможете мне и будете сражаться честно. — Призыв окончен, — момент знакомства был прерван громким голосом Судьи, разговаривающим по телефону. — Да-да, всё честно, кто-то ожидал чего-то другого? Это же Церковь, известные святоши! Что? Да, я знаю историю прошлого Судьи, подумаешь. Главное, что я подтверждаю, что всё в порядке. Помогать ему не в моих интересах.
|
Информация была получена. Цель обозначена. Теперь стихийно собраной команде оставалось лишь проверить снаряжение и выдвигаться в путь. Когда наёмники покинули комнату, Томас вновь наполнил бокал, откинулся на спинку стула и мрачно вздохнул.
Дверь вновь открылась, едва он успел ополовинить напиток. Вошедшая девушка в платье служанки обогнула стол и остановилась по правую руку от сидящего.
-Ты уверен в них, Том? -Я сейчас ни в чём не уверен. -Эти ребята выглядят не очень бдительными и слишком уж.. Особенными.. - Во фразе черноволосой девушки звучал потаённый смешок. Томас ещё раз мрачно вздохнул и его взгляд опустился на стол, где недавно лежали пять аккуратных кожаных мешочков, а теперь имел место быть лишь небольшой желтоватый прямоугольник конверта. Хосефина, похоже, была слишком увлечена новой картой, Алисия и Сэмли друг другом, а мужчины - вопросами, чтобы уделить внимание их пропуску в Айлур. -Итзалова мошонка, Рози! - Ругнулся Томас. - Анвар, Солод, Мельник.. Мы не можем действовать, как обычно. Есть время работать иглой, есть время рубить топором.. А если этот топор чужой и непредсказуемый, то ещё лучше. Глядишь, наши "особенные" друзья взбаламутят трясину.
Он отставил бокал и взял со стола конверт. Зажав его средним и указательным пальцами правой руки, протянул стоявшей рядом девушке.
-Попробуем слепить из дерьма пулю. Они договорились встретиться у пурпурных через час. Сыграем в пятнашки. Передашь торопыгам письмо, заодно проверишь хвосты. Я же присмотрю за тобой. Девушка сделала шаг вперёд и, обернувшись, полуприсела на стол. Платье служанки затрепетало, опало и спустя мгновение превратилось в лёгкий хлопковый костюм для путешествий. Она взяла конверт и, убрав его в поясную сумку, лукаво взглянула на сидевшего мужчину. -Признайся, Том, тебе просто нравится пялиться на меня.. Зачем наводить тень на плетень с пятнашками? -Язва ты, лейтенант. Хуже моровой. - Томас достал из поясного кошеля небольшой ажурный амулет и нацепил на шею. - Вот закончим и отправлю тебя на эшафот за небрежение интересами Нового Эринола. Палачу будешь глазки строить. Работай давай.
С последней фразой Томас надавил на одну из завитушек амулета и растаял в воздухе. Хмыкнув, девушка встала и оправив ладно сидящий костюм, покинула комнату.
-----------------------------
Порт-Элькор постепенно приходил в себя и начинал жить своей жизнью. Смертельный полуденный зной плавно уступал место обыкновенной и привычной уже удушливой жаре, позволяя горожанам вернуться к делам.
Припортовые улицы быстро заполнялись спешащим по своим делам народом. Скрипели телеги, то тут то там звучали выкрики торговцев и моряков, сочные матюги грузчиков. Совсем скоро по мостовым загрохочут телеги, наполненныйе товаром и пробраться сквозь толчею будет трудно.
Ушедшим вперёд Алисии и Сэмли приходилось неспешно продвигаться сквозь быстро растущий ручеёк прохожих, периодически отбиваясь от настырных уличных торговцев, большая часть которых принадлежала к народу Сэм. Впрочем, это было не так уж сложно. Наперебой расхавливающие свои вкусности и побрякушки лоточники отступали почти сразу, как сталкивались глазами с надменным взглядом аристократки, что на удивление хорошо чувствовала себя в непривычной для большинства колонистов жаре.
Впрочем, это не мешало им глазеть на необычную пару. Сэм, то и дело, ловила на себе изучающие, оценивающие взгляды. Кем они считали её? Служанкой? Наёмницей? Постельной грелкой? Сложно сказать. Впрочем, осуждения особого девушка не чувствовала. Как и чрезмерного интереса. Они с Алисией были зрелищем примечательным, но далеко не самым интересным из тех, что можно было встретить на улицах портового города.
Другие члены разделившегося отряда вызывали у пёстрой толпы прохожих и уличных торговцев ещё меньше интереса, что, впрочем, не мешало им с той же целеустремлённостью липнуть к двум полуэльфам и представителю старшей расы.
Отправившийся по своим делам Лукас без особых проблем добрался до арендованной комнаты и, на всякий случай, ещё раз проверил снаряжение. Как следует. Всё было на своём месте и в должном состоянии, так что ничего не мешало Таваресу пуститься в эту непредсказуемую авантюру.
Хосефина и Иммераль провели отпущенное время с несколько большей пользой. Сперва они завернули в ремонтные доки и взошли на "Чудеса", где девушка собрала всё необходимое и, попросив Иммераля немного подождать, заперлась в каюте навигатора на десяток минут. После чего их ждал рынок.
Пройдя по улицам с потоком прохожих, постепенно превращающимся в полноводную реку, они вывалились на торговую площадь, окунаясь в безумие ароматов. Специи, сочащиеся фрукты, травы, свежий улов и мясо, железо, кожа, оружейная смазка. Окружающая какафония била по всем органам чувств. Безумное переплетение запахов - по носу, висящий над площадью гвал - по ушам, а пылающее в болезненно голубом небе солнце - слепило глаза. Впрочем, от последнего несколько спасали перетянутые между соседними торговыми рядами навесы.
На этом рынке новичку было легко потеряться и, засмотревшись на изобилее товаров, раствориться во времени, придя в себя лишь к вечеру с пустым кошельком. Хорошо, что ни Хосе, ни Иммераль новичками не были. Доверившись более опытному в плане покупки трав и снадобий эльфу, навигатор направилась за ним к крайнему левому ряду. Там, в одном из зданий, выходящих фасадом на торговую площадь, обнаружилась лавка с занятным символом: двумя зелёными змеями, обвивавшими красноватую колбу.
Добродушный пожилой человек, поблескивая испариной на лысеющей голове, поприветствовал Иммераля, как старого знакомого, и, особо не торгуясь, продал запрашиваемые ингредиенты. Значительно опустошив кошельки, внезапые соратники разжились двумя одинаковыми деревянными шкатулками, в которых было всё необходимое для создания исцеляющих тело зелий. От пяти золотых за комплект для ухода за ранеными старик отказался, улыбнувшись и вручив его эльфу, как подарок постоянному покупателю и за то, что тот привел в его лавку нового посетителя.
Время поджимало и отстающей парочке пришлось поспешить. Благо, резиденция ордена Пурпурного Пламени находилась неподалёку. Отойдя от рынка и миновав пару улиц, Хосе и Иммераль вышли на очередную, в этот раз довольно небольшую, площадь. "Пурпурная крепость" вовсе не было пустым выражением. Встроенный в городскую стену небольшой форт со скромными, но от этого не менее грозными башнями внушал уважение. У массивных ворот было мало прохожих и увидеть троицу знакомых не составляло труда.
Собравшемуся вместе отряду предстояло двинуться дальше. К открытой в больших воротах небольшой калитке и двум стражникам в пурпурных цветах с поблескивающими на солнце протазанами.
-
По поводу конверта все претензии к Алисии - у неё самое высокое пассивное наблюдение!1!
-
Судя по забытому пропуску - действительно, очень особые мальчики и девочки)))
Порадовал момент с травником)
|
|
С каждым словом Киры лицо Командоры темнеет и мрачнеет, кажется, еще больше - хотя куда уже? Храмовница вдруг осознала, что та борется с желанием взять ее за плечи и встряхнуть так же, как она сама только что приводила в чувство молодую. И все-таки усилием воли Самине удалось удержаться: она по-прежнему помнила, что такие вспышки ей не по чину...
- Ты правда думаешь, я собираюсь что-то скрывать и заметать под ковер? Ты думаешь, я боюсь каких-то последствий после сегодняшнего? Боюсь, что меня пожурят, отправят в отставку или заставят до конца своих дней выгребать навоз из свинарников за иждивенский паек?! - словно пар из-под крышки кипящего котла, в ее голосе прорывался наружу отчетливый гнев. - Чтобы Купол выстоял - я готова пойти на все, на любой позор, готова прослыть преступницей и заработать ненависть и презрение хоть Богини, хоть всех Сестер. Чтобы Купол выстоял - я готова пожертвовать любой из вас, но собой - в первую очередь. Рискнуть доверием Рамоны - проклятье, да! Рискнуть ее жизнью - нет. А риск остается, ты этого не имеешь права отрицать. И это значит - ты обязана вернуться обратно с этим проклятым ларцом. Как угодно. Вывернись наизнанку - но вернись. Опозорься, преступи любые наши законы - но вернись. Сдохни - но сделай порученное, хоть ходячим трупом возвратись обратно!
Голос Командоры срывается в какое-то клокочущее шипение, ей явно с трудом удается не перейти на крик. И все-таки - неимоверная сила воли дает о себе знать. На вопрос о пророчестве она хмуро усмехается и продолжает куда более спокойным тоном, как ни в чем не бывало:
- "Ценное знание"? Ну да, ну да. Ты читала "Катрены Анаэрины"?
Кира не читала, хотя и слышала. В конце своей жизни Прима Анаэрина, основательница Коллежа, увлеклась составлением поэтической хроники будущего Купола, и многие из ее учениц восприняли оставшийся после ее смерти незавершенным сборник четверостиший как буквальное пророчество грядущих бед и побед Сестер - тем более, что некоторые из катренов, говорят, вполне подходили к случившимся в дальнейшем событиям.
- Так вот - я читала, и могу тебя заверить, что любые пророчества такого рода бесполезны - безотносительно того, настигло ли Приму и в самом деле некое мистическое озарение, или же она, как считала наша Верховная Жрица, просто здорово сдала к старости... Они хорошо накладываются на уже случившиеся события, постфактум, но вот руководствоваться ими в практической деятельности - тут точно ничего не выйдет. И если эта Корина высказала нашим Богиням нечто в подобном стиле... я прекрасно понимаю, почему они не сочли нужным делиться. Что пользы, если бы под Куполом образовалась очередная секта свидетельниц еще одного пророчества - вроде того кружка экзальтированных бардесс и их подружек, которые носятся с Катренами как с писаной торбой? - и тут она вскидывает взгляд, смотря прямо в глаза храмовнице.
- А может быть - Богини берегли нас? Берегли со всей материнской любовью от знания, которое могло принести вред? Я понятия не имею, потому что подробности мне неизвестны. Но я знаю одно: мы тоже имеем право беречь Рамону от того, что может ее погубить. Это и отличает нас от смертных внешнего мира: мы - не рабыни, страшащиеся наказания. Не псы, чья вера - лишь результат дрессировки. Мы - свободные Сестры, и разум дан нам для того, чтобы самим решать, что же принесет пользу Куполу, а что - вред. И я бы очень хотела, чтобы ты решила это для себя сама, а не просто выполняла приказ. Сама. Потому что даже Фиби тебе в этом не указ, храмовница.
Кира только сейчас поняла, что за маской одеревеневшей лицом и сердцем Командоры в ее душе сейчас идет тяжелейшая переоценка всех ценностей - еще с утра ни одна из них, верных учениц Богинь, и не подозревала, насколько же Аэлис и Рамона уязвимы. И холодком по спине промчалось осознание: сколько же Сестер сейчас сломалось и разочаровалось в идеалах и законах Купола - после увиденного сегодня? И сколько сломается, разочаруется, упадет в полное безверие, если не исправить хотя бы что-то в ближайшее время?
Вопрос, на который не хочется отвечать.
-
С вот теперь реально страшно. Благо, Сита по младости лет так глубоко не задумывается.
-
Вопрос, на который не хочется отвечать. Я всё думала, будет ли Кира для себя поднимать этот вопрос. Но нет, из неё получилась очень преданная храмовница, надеюсь х)
|
Эльф с почтением кивнул Томасу на пояснения, показывая что всё понял и на этом готов закончить. Иммераль нутром чувствовал, что их общий друг за этим столом не договаривает что-то ещё, но не имел желания настаивать на расспросах, прекрасно понимая ситуацию, раз уж тут оказалась замешана организация, в названии которой есть “тайная”.
Что же касалось новых товарищей Лиадона, то последний никак не мог избавиться от назойливого ощущения, что это будет та ещё история очередной главы его странствий: почти все они спешили. Встать, пойти, наговориться... Иммераль уже давно имел дело с этой чертой быстроживущих рас, но всё никак не мог мысленно найти точку баланса в отношении с этим для самого себя. “Ещё одно испытание, которое нужно будет осмыслить, - примирительно подумал странник, немного отрешенно смотря за тем, что происходило за столом. В мыслях Лиадон перебирал и структурировал полученную от Томаса информацию, делая акценты для самого себя на важных нюансах.
Когда прозорливая Алисия поделилась своими наблюдениями, эльф хотел было ответить, но остановил сам себя, понимая, что девушка не нуждалась в его ответе. Как и многие представители её расы она не боялась играть с судьбой, принимая поспешные решения из за не менее поспешных выводов. Впрочем, возможно, в этом крылась своя мудрость - в конце концов, некоторые вещи она подметила корректно, если Иммераль смог правильно интерпретировать для себя “любителей размахивать конечностями”. Быть может, это всего лишь начало их совместной истории, кто знает. Лиадон не спешил делать далеко идущие выводы.
Когда в комнате стало на двух девушек меньше, Иммераль обвел плавным взглядом оставшихся полуэльфов и позволил себе небольшую улыбку. Доброжелательную, как он сам полагал.
– Благодарю за откровенность, дитя, – немного снисходительно произнес эльф, обращаясь к девушке-полукровке, затеявшей этот разговор. – Я лишь странник на пути к Знанию. Я умею врачевать раны, знаком с множеством видов трав и знаю как их смешивать, чтобы исцелить несмертельный недуг. Я исходил множество дорог, но все они принадлежат другой земле - я еще не знаю насколько мой опыт будет полезен в этих новых землях. Я могу постоять за себя, мне ведомы мистические начала, но я предпочту решить дело миром, чем проливать кровь без надобности.
Эльф закончил свой неторопливый рассказ легким кивком головы. Не смотря на поторапливания Томаса, кажется, Иммераль никуда не спешил.
Что же касалось аванса, Лиадон не долго думал: он никогда не был стяжателем богатств, но понимал и принимал деньги как инструмент достижения целей. Его сумка обеднела на бинты и целебные мази, а заниматься приготовлением новых не было времени - гораздно проще будет потратить несколько монет в одной из местных лавок.
Аванс тихо исчез в недрах неказистой сумки странника.
-
Дитя?!! Да у меня уже давно перестали спрашивать документы…
-
Роскошный отыгрыш представителя расы, у которой нет ни чести, ни пива)
-
Чисто, как Хабиб Макгрегора.
-
Очень качественный эльф выходит!
|
Алисия посмотрела на мешочки с не особо воодушевлённой физиономией, но всё же заставила волшебную руку переместить один к себе в ладонь и спрятала его в поясную сумку. Не то, чтобы вознаграждение действительно было маленьким... если все пойдёт по плану, то оно было весьма приличным. За три-четыре дня разведки - сотня золотом? Роскошно. Четыре сотни за море крови и дерьма? Любых денег было бы мало. К тому же, во-первых Алисия была аристократкой, и аристократкой одного из богатейших портов планеты. А во-вторых... ну, не за деньги она всё таки работала. И именно это второе говорил усталый взгляд голубых глаз, направленный на Томаса. А когда следом посыпались вопросы, то девушка и вовсе закатила глаза.
Часть её жизни прошла в местах, где не принято задавать лишних вопросов, потому что чем больше ты знаешь - тем короче твоя жизнь. Другая часть её жизни прошла в том окружении, где принято беспрекословно выполнять приказы и не искать оттенки смысла. Лишь на Маруне она ощутила этот самый хвалёный запах свободы, но невероятный уровень дисциплинированности и осторожности никуда не делись, так что когда Томас открыл рот - Алисия вскочила с места и переместилась ближе к Сэмли, стараясь слушать всё лишь краем уха. Не то, чтобы ей было не интересно, но почти всё из сказанного они могли бы узнать у местных в Айлуре, тем самым заведя диалог и усыпляя их бдительность. Впрочем, к приметам она прислушалась более внимательно, коротко кивнув и бросив короткий взгляд на медальон. А когда Томас упомянул Рози, то Алисия весело улыбнулась и склонилась к самому пушистому ушку Сэмли, позволяя ощутить, как от её одежды веет лёгким ароматом вишнёвого табака, замоченного в роме:
- Понимаешь теперь? - Шепнула она и сделала короткий знак ладонью, означавший что-то вроде "интуиция меня не подвела, я знала кому подмигивать". Затем голубые глаза встретились с янтарными и Алисия озорно подмигнула лисичке второй раз, уже левым глазом. Потом быстро окинула взглядом комнату и хмыкнула, неожиданно положив ладонь на макушку девушки и погладив её между ушек замшевой перчаткой:
- Она у нас за взломщика и специалиста по связям с местными, - улыбка аристократки была слегка ехидной, однако при следующих словах она натянула на лицо ледяную маску и произнесла слова тяжело, весомо и слегка мрачно. - Я специализируюсь на убийствах. Моя сильная сторона в том, что мои враги умирают, а мои друзья остаются в живых. Это мои лучшие таланты. Хотя других у меня тоже хватает. Например талант смотреть и видеть. Сейчас продемонстрирую. - Она улыбнулась, стравливая напряжение и кивнула по очереди на Иммераля и Лукаса. - Эльф наверняка из какого-то закрытого ордена любителей размахивать конечностями. Его речь монотонная, действия размеренные. Он вымеряет каждое движение... при этом готов держать слово при любом раскладе. Но для паладина на нём слишком мало оружия и брони. Полуэльф задаёт определённые вопросы... кажется, ты немного пацифист? Это нормально для одарённого даром волшебства, ведь у тебя он есть, судя по этому существу. Я не вижу ни книги, ни сферы, ни посоха, так что на волшебника ты похож мало. Значит чародей, и, сдаётся мне, делец. Судя по твоей реакции после проверки - ты не привык к подобным сценам. Старайся не попадать ногой между корней, - поговорка урдун прозвучала из её уст слегка инородно. - Надеюсь твоя магия полезна в прикладном смысле, хотя от чародея обычно ждут огненных штормов, а не фейских огней.
Оценив впечатление, которое она произвела своим монологом, Алисия пожала плечами в ответ на взгляд Томаса и звонко рассмеялась, показывая, что не пыталась никого обидеть: - Надеюсь больше вопросов у вас нет? Прочие проблемы будем решать по мере поступления. В общем, мы будем ждать у портала, шевелите задницами! Кто не уложится в час - будет вымаливать организацию портала на собственные деньги. Мастер Томас. - Она кивнула мужчине, коснувшись кончика шляпы пальцем и обернулась к Сэмли, которая, наверное, только сейчас должна была осознать, кто эти "мы". Алисия весело улыбнулась и, мягко схватив лисичку за ладонь потянула за собой, уводя её из комнаты и лишь ненадолго оглянувшись, коснувшись тремя пальцами груди. Лукас или Хосефина, возможно, могли бы и узнать излюбленный жест капитанов великого порта Шлиффена, означающий "надеюсь и верю".
- Не люблю духоту, - хихикнула она по пути, оглядываясь на Сэмли и вдруг неожиданно остановилась в боковом коридорчике, отпустив девушку, но положила ладонь на стену рядом с её ушком, как бы прижимая к стене. - Mae angen y mi cusanu chi. Tro diwet'haf. Слова урду звучали из уст Алисии неидеально, хоть Дэви и приложила немало трудов к тому, чтобы хотя бы традиционные ритуальные фразы её подруга научилась произносить вменяемо. Впрочем, этот забавный человеческий акцент был даже по своему милым, украшенный слегка порозовевшими скулами Алисии и её слегка нервным дыханием. Самым забавным во всём происходящем было то, что сама Алисия не понимала смысл произнесённых слов. Дэви говорила ей, что так она сможет подружиться с практически любой урдун, если им предстоит доверить друг другу жизнь... ну, не то, чтобы она врала, конечно.
-
Ну, как грится, начинается)..
-
Милота, что уж ещё добавить :3
|
|
|
Если то что произошло между ребятами в кафе и можно было назвать актом примирения, то очень с натяжкой. Родригез уходил оттуда в смешанных чувствах и всё что-то порывался, кажется, сказать ребятам, но так и не подобрал подходящих слов. Да и что говорить, когда в нашем мире взрослые решали проблемы между подростками успешно? Такое разве что в комедийных фильмах для всей семьи бывает. Так что получив от ребят единственную имеющуюся наводку – очки – он удалился, всё бормоча себе что-то под нос. ... А компания отправилась в Изнанку. Правда, поиски Бобби не увенчались и на этот раз успехом. Потому что... ... Почти сразу же были атакованы опасной Тенью. Эта тварь заполонила целую улицу своим бесформенным телом, целиком, казалось, состоящим из щупалец, не имеющим даже ядра, сердца, в которое его можно было поразить. Чем дольше сражались с ним подростки, тем сильнее оно становилось: казалось, у этой битвы нет конца и этому походу в Изнанку было суждено стать для них последним. Всё-таки, они победили. Победили, когда поняли, что эта Тень персонифицировала их разногласия между собой. И лишь преодолев их – когда четвёрка перестала волком смотреть друг на друга и наконец попыталась по-настоящему друг за друга побеспокоиться, каждый из них, они справились: но эта битва отняла все силы. Поражение Изнанкой зашло так далеко, что вся четвёрка оказалась после этого на койках у Химэ – даром, что не рядом с Лорелай. Но неделю им всё-таки пришлось отлеживаться. За это произошло сразу несколько вещей. Во-первых, их новый знакомый накопал на завуча Сандзюро кое-что. Во-вторых, мистер Оками и сам почуял, что под него копают, и попытался сделать свой ход, ворвавшись в палату к Лорелай. По счастливой случайности, у неё как раз дежурила Лена Пересветова, которая легко вырубила бедолагу-завуча – будучи одной из тех, кто совершенно невосприимчив к Изнанке, попытка затащить её в этот мир не сработала, что стало неприятным сюрпризом для негодяя. А пока Сандзюро был задержан под предлогом нападения на ученицу, оклемалась четвёрка. В следующий заход в Изнанку, полностью самостоятельный и осознанный, им наконец удалось разыскать Бобби – не при помощи конечно одной ехидной ушастой девочки, которая всё-таки ещё раз открыла им дорогу в Собор. В соседней башне и был обнаружен Бобби, истощенный – но ещё живой. Он был настолько истощён, что его пришлось перевести под наблюдение в клинику Организации. И всё-таки: он успел дать показания. Очки из косвенной улики превратились в прямую. А Родригез уж сумел состряпать из этого дело. Мистер Оками уехал далеко и надолго – откуда уже больше не возвращаются. Законы в Городе были особенно суровы в том, что касается детей. После этого у четвёрки (не без труда, конечно: при9шлось ещё многому выучиться у деда Фантома), смогли одолеть неопределенность. И самое главное: они даже успели сдать экзамены. За всей этой суматохой, конечно, так и осталась неизвестной судьба Жаклин. Но Жанетт не сдаётся, и верит, что раз уж ребята смогли поймать маньяка, похищяющего детей, то и она когда-нибудь сможет найти свою сестру... А над Городом всё так же высился шпиль небоскрёба здания Организации, суля новые приключения.
|
|
|
|
Пока длился осмотр, я старательно держала на физии маску невозмутимости, как в счастливые годы в Крепости, когда мы после отбоя играли при неверном свете свечей в «каменное лицо»: замечательная игра, но не та, о которой следует распространяться за пределами казармы, и точно не та, на которую сестры-инструкторы закроют глаза. Потрепанная колода карт, перенесенный ночью тихой сапой через стену алкоголь, и, собственно, сама игра вместе являют собой гремучую смесь, за которую можно запросто загреметь на губу, особенно если играть с младшекурсницами. Но, хотя лицо было каменным, внутри все трепетало – я не рисковала даже предположить, как отреагируют сестренка и рамонитское руководство на то, что мой небольшой обман вскроется. Решат сейчас, что я – поднятый косматыми кадавр с искусственно вложенными воспоминаниями, и снесут мою бедовую головушку, как я сносила горшки палкой с плетней, пока жопку не надрали. В общем, затаив дыхание, я ждала вердикта, делая вид, что ничего такого в этой ране нет: ну не тяжелая, а смертельная – эка невидаль! Мы, девочки из Крепости, и не такое переживали, и не с тем справлялись! Ну и молчала в тряпочку, конечно, ежась под тяжелым непонятным взглядом «десятницы», уже вволю меня покрутившей, как куклу какую-то. Создавалось такое ощущение, что эта сестра – Кира, кажется? – с удовольствием провела бы прямо здесь вскрытие, чтобы удостовериться, что это одна рана, а не две, и в принципе удостовериться, что слова подтверждаются фактами. Знавала я таких старших: им хоть трава не расти, но нужны доказательства и только, а «на словах в любви изъясняются». Вон, еще и Бьё забрать хочет, как будто не понимает, что старшей без меня сейчас только пропасть! Наверняка никогда никого не любила всем сердцем, не понимает, что это такое, и любое проявление тепла, нежности и заботы воспринимает как сугубую голимую неуставщину, за которую надо бить по рукам.
Слава Богиням, Командора на мелочах вроде того, что Бьянка снова потянулась ко мне, акцентировать внимание не стала, утащив свою подручную на разговор – наверняка сейчас прикажет организовать мне отряд по спасению мамы из лап бородатых. Интересно, кто его возглавит? Не я, это точно. Сама Командора? Вряд ли… Наверное, или поручит этой строгой Кире, или найдет еще какую-то непрошибаемую рамонитку. Ну и плевать: пускай хоть кожу со спины снимут, пускай что угодно сделают, но Аэлис спасут. И меня с собой возьмут, естественно: как можено оставить меня в стороне, когда именно я стала вестницей слов Богини? Убедившись, что высокое начальство отошло, я расслабилась, снова приняв вольную позу. Завязав ворот рубахи, кинула быстрый извиняющийся взгляд на ученую сестру-лекарку – мол, надо, понимаете же – после чело взяла ручки Бьянки в ладони своих рук и прижалась своим горячим лбом к ее холодному. - Спасибо, любимая… - прошептала негромко, млея от ощущения ее кожи в своих пальцах, - что бы я без тебя делала, что бы стало со мной без тебя… Ты – мое спасение и опора, смысл и надежда… Только молю тебя – не показывай этим, из храма, как мы близки: они насквозь уставные, ласки и тепла проявления не любят, и сами черствые, как пень столетнего дуба, и колючие, как репей – встанут меж нами осокой-разлучницей, и что потом делать, пока не изыщем возможность снова свидеться? Ты как, свет мой, в порядке? Нужно что? Вина? Сукна? Меня?
Форсировать ситуацию и говорить Бьянке, что я отправляюсь в погоню, причем ее не собираюсь брать с собой, я не стала: сестричку надо подвести к этой новости, которой она явно будет недовольна – я бы вообще взорвалась возмущениями! – постепенно и осторожно, чтобы она, бедная, не переволновалась. Это я солдатка – «извилина одна, и ту оставил шлем», справлюсь со всем, а она у меня – девочка творческая, возвышенная, с хрупкой душевной организацией. Ей и так досталось по самую макушку, хватит и на этом. К тому же, и тут старшие правы, в погоне и убить могут-то. Готова я подставлять сестру под тупые арбалетные болты и клинки космачей? Вот то-то же!
-
Ох моя бедовая фантазия, прекрати видеть второй смысл :)
-
Мысли Роситы о кире просто десять из десяти
-
Я думала, прочту потом, но после плюса от Флай начала сгорать от любопытства, что же там такое Росита думает о Кире xD
-
Ох и развлечения у вас в части, госпожа гусарыня xD
|
Когда кувшин пополз в другую сторону без видимой причины, Алисия сначала удивлённо выгнула бровь, а затем, поймав взгляд лисицы - весело усмехнулась, приоткрывая ряд ровных белых зубов. Магия принимала совершенно разные оттенки, и Марун успел показать ей столько удивительных её проявлений, что подобные вещи аристократку разве что веселили. Однако она всё таки отправила собственную волшебную руку под стол и оставила её лежать на кошельке... просто на всякий случай. А лисичке лишь заигрывающе подмигнула, намекая, что не сомневается в ней, но тот кто пренебрегает страховкой - всё равно что ходячий труп. - Рада с вами познакомиться, - кивнула она всем сразу и закинула в рот дольку рыжего фрукта. - Судя по лицам - вы тут все более или менее тёртые калачи, так что делаю ставку на сложную работу. Это интересно... мне как раз было нечем заняться в последнее время. Она ненадолго остановила взгляд на эльфе, буквально ощущая по его лицу, как в помещении становится невероятно душно. Алисия встречала не так уж и много эльфов, однако самые могущественные из них, как правило имели вот такое похожее выражение лица "скромного представителя высшей расы", а их мысли (хоть она и не умела их читать) почти всегда сквозили зубодробительной духотой и осуждением. В общем, она постаралась как можно скорее переключить внимание, мысленно вздыхая. Оставалось надеяться, что этот Лиадон окажется если и мудаком, то надёжным мудаком, как и большинство эльфов. На Хосефине равнодушный взгляд девушки даже не задержался. Она только скользнула глазами вдоль её ушей и татуировок, да двинулась дальше. А вот юноша-полуэльф заставил Алисию задуматься и даже слегка напрячься от попытки осознать, что ей кажется странным. Вроде бы его питомец не вызывал особенных эмоций, однако это лицо, очки... наверное, если бы Лукас назвал фамилию в голове шлиффенской аристократки что-нибудь бы щёлкнуло, однако всё что ей оставалось, так это важно кивнуть и лишь бросать на него искоса короткие взгляды, основное внимание уделяя лисичке и её взаимодействию с едой. Наблюдать за кушающими урдун стало в каком-то смысле её хобби за время жизни среди них. Почему-то это всегда было крайне увлекательным и забавным зрелищем. Ушастые жители Маруна всегда были такими живыми и деятельными, что спокойная и размеренная Алисия, воспитанная в строгих порядках храма даже как-то завидовала им. Однако появление служанки, которую до этого аристократка не застала - заставило её переключить внимание на дверь. Обнаружив входящего Томаса, девушка даже поднялась с места и отдала ему дань уважения коротким поклоном, прижав руку к груди. Всё таки он изрядно помог ей с возвращением в лоно цивилизации... хоть Алисия и не была уверена, насколько она сама рада этому возвращению. Порт-Элькор был лишь самую малость менее мерзким местом, чем Шлиффен и другие города Просветлённого Севера. Однако едва Томас отвернулся, как голубые глаза Алисии дёрнулись на служанку, намётанным взором оценивая её наряд и крайнюю симпатичность. Наверное когда-то они могли бы быть похожи, почти как сестры, но сейчас... впрочем, грустные мысли о прошлом не помешали девушке весело улыбнуться левым краем губ и подмигнуть Рози как-то даже слишком уж флиртующе. Сложно было сказать, собиралась ли она вкладывать в этот жест столько сладости, однако вместо того, чтобы поправить ситуацию - Алисия еще и коснулась кончиками пальцев кончика же шляпы, склоняя голову, как какой-нибудь изысканный кавалер... будучи дамой, да. В общем, ирония момента заставила её саму звонко рассмеяться, демонстрируя довольно красивый голос и отвернуться со слегка смущённым видом и едва заметно порозовевшими скулами. А смущалась Алисия... сногсшибательно мило.
Когда кубы активировались, ударив по всем присутствующим, краска смущения и вообще милый вид слетели с неё начисто. Она лишь сцепила зубы и ненадолго закатила глаза, стоически перетерпев разряд. Затем внимательно осмотрела всех присутствующих на предмет внешних изменений и коротко кивнула сняв левую ладонь с рукояти пистолета, которая непонятно когда успела там оказаться. - Значит, мы больше никого не ждём? Я в деле, но рассчитываю на достойную оплату.
-
Алисия действительно смущается сногсшибательно мило))
-
"скромного представителя высшей расы", старый-добрый Иммераль :) Осталось время от времени проводить на сопартийцах “удушающие”.
|
Догорают угли, клонится голова, Не бывают вечно пламя и праздник. Но под пеплом можно найти огонь, Если не остыло сердце. (с)
Простачка умирала. Тела ниже пояса, придавленного куском стены, она не ощущала, равно как и раздробленной еще в середине боя левой руки. Правой еще можно было шевелить – одними пальцами, сейчас сжимающими обломок белой ветви, чудом оказавшийся в пределах досягаемости. Каждый вдох сопровождался болью, когда сломанные ребра под продавленным панцирем царапали легкие. Каждый выдох сопровождался толчками крови, стекающими вниз. По всем законам она должна была умереть, но толи толика геройского бессмертия перешла к ней, толи таково было воздействие Поветрия – но слуги Первого Мертвеца никак не являлись забрать ее в свои чертоги. А, может, и некому было забирать? Еще не Бессмертная, но уже больше, чем смертная, смотрела прямо перед собой, не в силах повернуть голову, и видела расколотый пополам символ Изиль, богини Огня и Света, некогда выбитый на огромном валуне, венчавшем в свое время храмовый портал. Теперь знак разбило надвое, а в щель между обломками виднелась бесконечная зелень, кишащая и клубящаяся туманом, заполонившая собой все. Она отравила воздух, оседала на руинах, впитывалась в лицо, медленно разъедая кожу. Наступило ее царство – и даже мощь Шестерки не смогла остановить Погибель Миров. Простачке оставалось только думать да вспоминать былое, верить, что люди смогут больше, чем полубоги, и надеться, что смерть все-таки положит конец этой терзающей боли.
«Я оказалась слаба. Не нашла в себе сил сравниться с Героями, не нашла слов, чтобы мои люди стали биться так, как не бились никогда. Я стояла в стороне, ни с кем не советуясь, но видела, что и другие такие же: каждый из них действовал в одиночку, вплетая свой узор в чужое плетение только на поле боя, но не заблаговременно. А ведь я должна была , в таком случае, всех собрать и выработать общий план, а не стала. Не смогла объяснить, что стоит за их спинами, и кто в них верит, не дала им уверовать в надежность тыла. А ведь все могло сложиться иначе, если бы нас объединяла общая воля… Но глупая Простачка все пустила на самотек, решив, что она – просто еще один меч, просто помеха героям. Глупая… Как многое можно было бы сделать, как многое можно было бы успеть… Но богов не осталось, Герои мертвы, и только простые люди остались один на один с вечно голодной ордой. Драконы? А хватит ли у нас сил пробудить Детей Ярого Пламени, и не сожгут ли они сначала своих обидчиков?
…Смерть так и не пришла к Броне, тихо поскуливающей под завалами: вместо нее уничтоженную крепость окутало дикое пламя, желтое, алое, померанцевое, раскаленно-белое. Девушка почувствовала, как безжалостный огонь вцепляется в ее плоть, как раскаленный металл доспехов сплавляется с кожей, как трещат волосы, как сплавляется в ониксовую массу камень – и закричала. Лопнувшие с противным чавканьем глаза спасли ее от ужасного зрелища беснующегося пожарища и не позволили увидеть грациозный полет крылатых змеев, вернувшихся из небытия, чтобы забрать свое по праву сильного. И хотя пламя жрало ее заживо, сорвавшая голос Простачка никак не могла умереть. А потом она поняла, что сквозь призму страдания, сквозь очищающий огонь увидела истину: «Люди слабы. Не нашли в себе силы становиться превыше своих страстишек, погрязли в междоусобице и местечковом эгоизме. Ни король, ни его свита, ни один из лордов не нашли в себе сил вести в бой пускай даже не людей – хотя бы только Героев. Они переложили груз ответственности на чужие плечи и спрятались, трусливые шелудивые псы, в надежде, что им не придется выбирать и умирать. Именно поэтому мы проиграли – гордые одиночки, не готовые принять чужое верховенство. И везде так – Остров Ста Королей, каков позор! Каждый сам за себя, и при этом все вместе – стадо, не готовое ни на один решительный шаг за пределами возможного. Стадо, у которого нет на то, что пастуха – ведущего барана. А ведь все могло сложиться иначе, если бы их объединяла общая воля… Им нужен не один еще меч, а жесткая рука, направляющая и указывающая. Если человечество не хочет думать, им нужна та, кто за них все решит. Кто объединит нерешительных и вдохновит робких, уничтожит независимых и построит такую землю, где все будут знать свое место, и зачем они нужны. Стаду нужна воля, иначе Драконы, Поветрие, Туман, Дети Моря уничтожат их. Я не позволю этого – я слишком люблю эту землю. И если надо утопить ее в крови половины живущих ради счастья остальных – это выгодное предложение. Единой, сильной земле не страшны никто и ничто, когда она находится под властью одного заботливого разума, когда все сплочены и не размениваются на тешение собственной гордости. Как многое нужно сделать, как многое нужно успеть… Богов не осталось, Герои мертвы, а простым смертным, раздираемым вечно голодной ордой и уничтожаемым пламенем повелителей огня, нужна Хозяйка, чтобы выжить – сами они не способны даже на это. Они не знают, что драконы – только свечка, дарующая тепло и яркость на несколько шагов. Чтобы разогнать темноту на многие мили вокруг, надо спалить до тла дом, и на этот огонь придут другие, те, кому нужна помощь. И когда Зеленая Смерть спрячется в корнях мира, когда огнедышащие станут щитом, а не бичом человечества, в Дал Фиатах придет золотая эпоха благоденствия. Благородное пламя не погаснет никогда, если его возжечь раз – а для этого плотским потребовалось оказаться на грани гибели. И если не я стану им, то кто?
За мир. За покой. За единство. За грядущее. За гармонию. За человечество.
Я восстану ради вас, и горе тому, кто встанет на моем пути. Ведь самые красивые цветы – на пепелище. Ведь самые счастливые люди – за которых решают другие.
Так было. Так есть. И так будет всегда».
-
o7
-
ух ну ничего себе Франческу попросили бахнуть конец и она уж бахнула так бахнула "кто, если не я" и все вы у меня станете счастливыми, сволочи!" с моей точки зрения, это - лучший пост всей игры, by far.
-
Я восстану ради вас, и горе тому, кто встанет на моем пути. Ведь самые красивые цветы – на пепелище. Ведь самые счастливые люди – за которых решают другие.That's the spirit! Отлично ухвачены как первая ипостась персонажа, так и его реинкарнация. Дал Фиатах остаётся определенно в надёжных руках. До поры, до времени.
-
Long Live the Queen!
-
Простачке идёт её новая роль!
-
"Слабые люди создают плохие времена. Плохие времена создают сильных людей..."(с)
Круг в очередной раз замкнулся!
-
За грядущее!!
|
Ответ Бьянки, совершенно очевидно, не рассеял недоумения Командоры. Говоря откровенно, она сейчас не очень хорошо понимала, что, собственно, делать вот с этой залезшей по колено не в свое дело гражданской - опыт общения внутри храмовой и армейской иерархии не давал ответа. Кисть Самины дернулась было ладонью плашмя к земле в странном движении - Иоланде показалось, что та хотела демонстративно махнуть рукой, но в последний момент сдержалась, поворачиваясь уже к Росите. И, когда рядовая произнесла имя Элиссы, на лице Командоры впервые промелькнула тень удовлетворения - она кивнула, очевидно, радуясь тому, что именно следопытке довелось оживить и выслушать первые слова Искры. А вот когда солдатка упомянула имя Жанетт - Самина на мгновение скользнула взглядом по Кире. И храмовница вспомнила. Вспомнила, как на сегодняшнем совещании, проясняя масштабы потерь и пытаясь выяснить, сколько же профессиональных воительниц, не мобилизованных, осталось в строю, самозваная главнокомандующая спросила:
- А что у нас с деревенскими гарнизонами? Вроде бы кто-то поспел к началу сражения?
- Да, полусотня Жанетт с Лощины, - ответила берберийка-кавалеристка с изуродованным лицом, представившаяся как Джамала. - Только их всех на копья насадили. Те уроды в зеленом, которые орали "За Домен!" Нас они только флангом зацепили, а девчонок - их всех в землю втоптали...
Поморщившуюся в очередной раз от боли ротную поправила Дальфина:
- Не факт, что все убиты, но да - как подразделения полусотни больше нет, это точно.
- Дерьмово, - отозвалась Самина. - Ладно, кто у нас еще по списку имеется?
***
В общем, после новости об Элиссе Самина как-то успокаивается, и уже с деловым интересом осматривает шрам Роситы, терпеливо кивая в такт пояснениям жрицы.
- Таааак. Вот это уже интереснее. Вот с этим уже можно работать, - слова Командоры звучат как эхо каких-то совершенно непонятных покуда мыслей в ее голове. На предложение Киры она отвечает отрицательно:
- Нет нужды. Элисса - женщина умная, у нас с ней были кое-какие общие дела, а Милана во всем ее сестринским умом живет, они лишнего не сболтнут, я уверена, - Иоланда понимает, что Самина и в самом деле отлично знает следопытку, раз так легко просчитала ее реакцию там, в палатке. Начальниц самой Роситы она не упоминает по причинам, очевидным только для Киры, и храмовница догадывается, что Командоре сейчас настоятельно необходимо перевести тему с этого вопроса, дабы не шокировать и не деморализовать и без того выбитую из колеи военную.
Впрочем, вместо отвлекающего маневра Самина, кажется, предпочитает временное отступление: обведя взглядом собравшихся, она говорит:
- Так, оставайтесь пока на месте, нам с сестрой Кирой надо посовещаться, - и отводит подчиненную за пределы слышимости Сестер.
***
- То, что я тебе сейчас расскажу, - начинает Командора после явных колебаний, - Из ныне живущих и находящихся в своем уме смертных знаю только я, похоже. Так что пообещай мне, Кира, что и ты эту тайну унесешь с собой в могилу.
Сто лет назад Рамона и Аэлис предприняли поход в Брендею, где обитала в телесной форме одна очень древняя сущность - племенное божество бреннов по имени Корина. Митриане столетиями уничтожали ее последователей и истребляли саму память о ней и других богах ее пантеона, так что была надежда на возможность некоего союза между этой силой и Куполом - хотя бы по принципу наличия общего врага. Однако переговоры не удались - эта самая Корина заявила, что скорее примет развоплощение из рук митриан, чем станет сотрудничать с нами, нарушающими законы природы, что велят самкам ложиться под самцов... она была богиней плодородия, если что, так что результат неудивителен. Разговор был острым, дело едва не дошло до драки, но благодаря Аэлис удалось разойтись миром.
Однако, пока они говорили - эта самая Корина произнесла некое пророчество. Предсказание чего-то плохого, что должно было случиться с Куполом и с самими нашими Богинями. Подробности мне неизвестны, однако было, очевидно, в ее словах нечто, заставившее Рамону и Аэлис поверить. С тех пор их походы во внешний мир стали происходить куда реже, пока не прекратились вовсе - это многие уже заметили. И, когда случилась эта история со злосчастной Фатимой, Рамона сперва изъявила желание лично пойти в Скверный Лес и порвать пасть оборотню, но потом... потом мы решили организовать полноценный рейд, и его подготовка стала как-то затягиваться. И вчера Богиня поделилась со мной своими опасениями. Ее угнетало очень скверное предчувствие, и она опасалась за судьбу Купола. Поскольку мысли ее были поглощены оборотнем - она и отнесла свои предчувствия на его счет. Кто же знал тогда, что бояться стоило совсем другого...
А потом было вторжение, и Богини не могли не выйти на поле боя - даже знай они наверняка, что обречены. Столько времени береглись - и все зря... И я боюсь - самое плохое еще не случилось, Кира. Купол пока стоит, так что нам есть чего бояться. С этой девочкой и в самом деле произошло чудо, вопрос лишь в его природе. Видение может оказаться ловушкой. Капканом для Рамоны. Если эта информация проникнет под Купол, если Богиня узнает - никакие доводы, никакие наши мольбы не удержат ее от того, чтобы броситься туда, за наемниками и ларцом. Выйти из-под защитного барьера - и попасть под новый удар дэвов. Понимаешь?
Однако все может быть и правдой. Сочетанием случайностей и взаимных просчетов, что дало шанс рядовой Росите изменить нашу судьбу и историю. Отряд, конечно же, надо послать. Вот только проблема в том, что мы не имеем права отбрасывать и вариант с ловушкой. А значит, придется все делать в абсолютной тайне - и от Рамоны, и от Сестер, которым нельзя в полной мере довериться. Если митриане и в самом деле приготовили нам капкан - голову в него придется совать именно тебе, Кира. Других вариантов у меня нет.
-
Самина все-таки настоящая начальница, умеющая и думать, и принимать решения, и брать ответственность на себя.
-
Когда встречаешь упоминание знакомого НПС.
|
Хосефина Луиса и возвращение долгов существовали в разных вселенных. Как правило, никогда не пересекались. По этой причине полученное накануне от какого-то Томаса письмо вызвало много вопросов. Вспомнить бы, который из них это был, а главное - откуда узнал, что она зашла именно в этот порт и в этот бордель? Нет, конечно она особо не скрывала, но в то же время зачастую сама не знала, куда ее занесет новое приключение. К примеру, в этот раз торговый корабль прибыл в Порт-Элькор по счастливой случайности и в изначальный курс его посещение не входило.
Томас, Томас, Томас…
Глаза удивленно округлились, когда в ларцах своих воспоминаний женщина нашла ответ. Так это тот самый Томас! С тех пор как она стала морячкой, утекло очень много воды и синевласка успела забыть о своем благодетеле. Она вновь просчитала записку, прежде чем сложить ее пополам и спрятать в корсаж. В ее содержании не было ни намека о том, что мужчина потребует денег за давнишнюю услугу. Но если не их, то что? Хочет получить оплату натурой? Впрочем, загадки были ее слабостью, поэтому Хосефина Луиса решилась пойти на встречу. Благо, далеко идти не пришлось.
В назначенное утро было столь жарко, что Хосефина предпочла не покидать уютный полумрак Жемчужины и вовсе. К сожалению, таких умников было много, поэтому в общей зале было не протолкнуться. От этого становилось настолько жарко, что даже ничего не делая, она постоянно ощущала, как под влажной рубахой вдоль позвонка текли липкие капли пота. Поэтому, когда официантка проводила женщину в зал «для своих», полуэльфийка испытала облегчение. Утолив жажду в прохладительном фруктовом вине, Хосе пришла в себя и, пока не явился главный виновник сего собрания, велела той же работнице «Жемчужины» привести ей молодого человека экзотической внешности.
Ее камзол и шляпа небрежно висели на спинке стула, сама она теперь сидела на коленях у жилистого молодого человека, который из одежды носил лишь набедренную повязку и множество латунных браслетов. Проводить ожидание в объятиях ухажера, хоть и платного, всегда было в разы веселее, чем просто так. Синеволосая женщина с ним о чем-то негромко переговаривалась, показывая хосту новую татуировку и негромко посмеивалась. Если пареньку было уплачено за развлечение клиентов, то хвостатая девочка проявляла неподдельный интерес к ее наколкам. Подняв глаза на неугомонную Сэм, кончики губ полуэльфы дрогнули в улыбке. Она весело подмигнула лисице.
— Хочешь тоже посмотреть? — Санчес двумя пальцами отодвинула край рубахи от груди. На разгоряченной от жары коже была свеженькая татуировка, контуры которой все еще имели розоватый оттенок и легкую припухлость. Это был символ Порт-Элькор – серебристый якорь, на котором вычурным курсивом был написан девиз «Сильные духом побеждают». Она вновь улыбнулась любопытной девушке и переключила внимание на своего молодого человека.
С появлением последней персоны, в приватном зале стало шумно и завязалась непринужденная беседа. Хосе, хоть и была увлечена посторонними вещами, все же решила послушать, о чем идет речь. Походило на то, что остальные собиравшиеся, так же как и она, не до конца знали, зачем их собирают.
— Гостья? Ну, в каком-то смысле, да, я тоже гостья.— Положив ладонь на лицо мулата, она отодвинула его от себя, и впервые обратилась к группе присутствующих. — Мое имя Хосефина Луиса Гонсалес Санчес. Враги зовут меня Синей Гривой, вот только врагов у меня нет.
|
В общем, решили, что рано в нору лезть. Это ж целая пропасть, да ещё и без ступенек! Хильда осторожно подобрала копье, которым Джаэлен поразил тварь (да что там, остальные тоже удивились!). Металл почернел, но успел остыть, и искры больше не бегали по древку. Стоило лишь немного ударить тыльной стороной древка о пол, как наконечник копья рассыпался в ржавую труху. Похоже, это лишь казалось адамантином... Что ж, в любом случае, эффект был впечатляющим! Видели бы парни из лагеря! В этот момент под ноги Джаэлену прилетела ещё одна стрела. Оказывается, часть бойниц из стрелковых галерей выходила в центральный колодец! Что ж, это определенно помешает прокладке труб. Рюрик довольно быстро разобрался с очередным замком (по мнению Бротуна - подозрительно быстро), и осталось лишь повторить прежний успех! За дверью все так же торчало шесть упырей с луками, и в этот раз Бротун сразу заявил: - Мы дварфы, и мы пойдем врукопашную! Хватит нарушать традиции! Откуда только храбрость взялась? Джаэлену, впрочем, никто не указывал на традиции его народа, да и которого из двух? Так что полуэльф решил, что сегодня человеческое в нем сильнее, и стрелы он расходовать не станет. Один лишь Рюрик не изменил своему тугому луку, и на то была веская причина: первая же стрела на месте упокоила мертвяка, еще до того, как он сам успел выстрелить! Еще одного стрелка быстро взяли в клещи, атакуя с трех сторон, так что очень скоро счет стал равным - четверо против четверых. Не то чтобы мертвецов беспокоила справедливость, но Бротуну нравилось, когда соблюдается порядок. Вонзая свой клинок в мертвую плоть, он, кажется, представлял себе, что орудует не мечом, а инструментом, приговаривая после каждого удара - Сейчас мы тебя починим! Осталось только чуть повернуть... Хрясь! До щелчка! В этот раз роль "подушечки для стрел" досталась Рюрику, видимо, за его любовь к своему луку. Первый же залп парализовал его, но друзья не оставили в беде, а трупный яд, как и в прошлый раз, оказался не слишком сильным. Спустя минуту-другую все было кончено. Шесть трупов прекратили свое посмертное существование, и Джаэлен удовлетворенно осмотрел побоище. Непонятно, как вообще стреляли те луки, которые использовали упыри - в руках эльфа сухая палка отказалась пружинить, а когда он во что бы то ни стало решил натянуть тетиву, луковище и вовсе сломалось пополам. Похоже, оружие мертвецов тоже питалось магией, а её вышибли из их гнилых тел. Но кое-что интересное тут все же было. Высунувшись в галерею, полуэльф заприметил "приманку" - то, что, по мысли создателя этого места, должно было завлечь горе-авантюристов в проход, простреливаемый с двух сторон. На аккуратном постаменте из розового гранита стоял сундук с услужливо открытой крышкой, доверху набитый золотыми монетами. В былые времена это было поистине королевским кладом! Жаль, что сейчас золото уже не в чести. А ещё вся эта куча наверняка весит поболе кувалды кузнеца... В крайнем случае, можно ведь переплавить в навершие палицы или нехилый такой набалдашник для дорожной трости! Джаэлен отвернулся от сундука, чтобы рассказать о нем соратникам, и вдруг ему показалось, что крышка едва заметно качнулась. Эльф присмотрелся... Да не, все на месте, откуда здесь сквозняки?
|
|
Ответом Поветрию был лишь громогласный смех Хора и выкрик Простачки. Без страха вышли они в свой последний бой, встав на пути у Зелёной Смерти. Усиленный стократ смех чародея заставлял воздух вибрировать, и если бы не новые силы, проснувшиеся в Броне – её бы чего доброго разорвало на части вместе с тварями, пришедшими из тумана. Но она стояла рядом с Героем в шутовских одеяниях, насмехавшимся над смертью, непоколебимая как Латник. А напротив них взрывались брызгами ядовитой дымки твари, пришедшие из-за окраины этого мира, оглашая громкими воплями долину – но эти вопли тонули в небытие, перекрываемые хохотом Хора. Казалось, не сдерживаемый теперь ничем и никем, он был готов стоять так вечно, отодвигая угрозу прочь. Лавиной рвались вперёд чудища, но их сметала его магия, отбрасывая прочь и не давая продвинуться по морозному полю ни пяди ближе. ... Но всё же, всё же их осталось двое, а как устоять двум, где не устояло уже пятеро? Проползло, прокралось, прорвалось Поветрие сквозь плотную звуковую преграду, схватило брошенное кем-то копьё, размахнулось и метнуло его с такой силой и яростью, что даже Простачка не успела встать на его пути. Зелёная Смерть нанесла страшный удар Хору, от которого он уже не оправился: ноги его подкосились также как у Латника, и он упал на колени, протягивая руки к чему-то позади мора... Хор заставил Поветрие пожалеть, если конечно оно вообще было способно испытывать чувства. В последний момент он высвободил все голоса, что были заточены в нём – даже свой собственный. Стократ усиленное эхо, в котором смешались теперь и плач, и смех, и боевой клич, и мольбы о помощи вырвалось наружу, и острыми лезвиями пронеслось сквозь ряды насекомоподобных чудищ, разрывая на куски каждую тварь. попавшуюся на пути. Казалось, Какофония Хора продолжалась вечность – постепенно стихая, снижая напор, пока наконец не затихло, и уже обычное эхо унеслось по горам куда-то прочь – вместе с истлевшим в одно мгновение телом чародея, чудака и Героя. На месте, где он пал, осталось лишь только маленькое, но приметное золотое колечко – для изящной руки той, кому он его так и не успел вручить, потому что голоса заставили его забыть об этом. И вот Простачка осталась одна. Одна, против орд Поветрия, хоть и мало было в ней от той Простачки, что начинала путь с Шестью. Теперь уж она могла больше – если бы она могла столько же раньше! Может, и не нужно было бы никому умирать? Но сейчас ей некогда было думать об этом, потому что на баррикаду, наспех сваленной из камней разрушенной крепостной стены, уже наползала первая моровая тварь, щелкая жвалами. Простачка смела её одним сильным ударом, отбросила прочь, обратно в туман из которого она вылезла, а навстречу ей уже ползло две. Она срубила и их, удивляясь, как легко и ладно в руке лежит теперь этот могучий топор, третью волну из четверых она отбила также легко... шестнадцать, тридцать, и всё больше, и больше... А Простачка всё стояла, не отступая, пока наконец не погребло её под грудой камней, которую обвалили на неё твари, подкопавшие баррикаду, и обернувшие силу стен разрушенной крепости против неё. Выточенные из гранита, куски крепостной стены погребли под собой защитницу, и Зелёная Смерть прорвалась через крепость Стражей, бурлящим потоком ринувшись дальше по долине... Ни Хор, ни Простачка уж не увидели, как загорелся последний маяк в столице. Прошёл целый день ещё после того, как Поветрие разрушило крепость до основания и начало пожирать Лимерик, пируя на его костях. Но оно не успело остановить ритуал: законы мироздания повернулись вспять, и яркое пламя хлынуло с семи башен, растеклось по воздуху в разные стороны, развеялось искрами по ветру, и каждая искра нашла ещё уцелевшие останки драконов в каждом уголке Дал Фиатах. Души драконов ответили на зов. Они возвратились из небытия, воспрянули от сна длинною в вечность, вдохнули жизнь в побелевшие от времени кости. И затопили мир огнём. 🎶ссылкаЛюди, в отчаянной попытке спастись, разбудили силы, которыми неспособны были управлять. Вернувшиеся Повелители Огня предали огню всё: и Поветрие, задрожав перед мощью настоящих хранителей этого мира, бежало прочь, спасаясь от силы, которую даже оно было не в состоянии поглотить. Ведь именно Огонь растопил когда-то чрево Праматери-из-Глубин, выпустив наружу силы, пребывавшие до этого в сладком сне в вечной темноте. Впрочем... последняя искра других богов, ещё теплилась в этом мире. В момент, когда сила первородного огня проникла обратно, эта искра, едва трепыхающаяся, будучи на грани затухания, впитала в себя эту новую, одновременно родную и чужеродную силу, усилив своё пламя. Когда Первый дракон пролетел над долиной, где раньше стояла крепость Стражей, испепеляя космических паразитов, курган из камней крепостной стены шевельнулся. Камни покатились с него прочь, один за другим, и в свете алеющего заката, в пылающем мире появилось новое существо, которое в будущем назовут Повелительницей огня. Опаленные крылья шлема теперь тоже напоминали рога на шлеме моровой вестнице; доспех сплавился в единое целое, превратившись в неразрушимую тюрьму. В этом существе уже ничего не осталось от Броны-Простачки: нет, она сгорела в ярком пламени, и переродилась в нечто столь же могущественное, сколь и бесстрастное. В следующие года она магией и мечом покорила Драконов, сделав их посланниками своей ярко пылающей воли. Усмирив их, она дала человечеству шанс: и в то же время отобрала у него Свободу. Люди сменили одних царей на одну царицу, которая стальной рукой правила многие века, и под её пятой склонились многие из народов Дал Фиатах. За спасение мира люди Лимерика – и не только они, дорого заплатили. ... Возможно, кто-то доберётся до долины Героев, и вытащит из камня могучий меч. ... Возможно, найдётся человек или иное существо, которое разыщет колечко Хора. ... Возможно, когда-нибудь неизвестный чародей или чародейка разгадают тайны, заключенные в Ледяном Древе. ... Возможно, кому-то передастся Взор Вестницы. ... Возможно, маска Молчуньи придётся ещё кому-нибудь впору. ... И, наконец, будут заново выкованы доспехи Латника. Тогда, может быть, правлению Повелительницы огня придёт конец.
-
Спасибо за игру.
-
Спасибо за игру! Заранее осознавая правила, получил тонну удовольствия, даже померев первым. Ну и следить за героизмом других и ужасами Поветрия было занимательно.
-
Шикарная игра!**
-
Это было офигенно! Задумка, подготовка, оформление, игра в целом! Спасибо!
-
Красивое, в меру пафосное, и безмерно интересное завершение истории!
|
Порт-Элькор. Место, в котором на землю Маруна впервые ступила нога жителя Старого Света. Почти полвека утекло с тех пор. Непролазные джунгли с каждым годом отступают всё дальше, освобождая благодатную почву для новых домов, плантаций, дорог. Далеко не все урдун пребывают в восторге от энергичности пришельцев, но мало кто из них способен выразить недовольство чем-то, кроме нескольких неприличных слов, сказанных в кругу друзей. Местный Ван - единственный, кто пытается оказывать открытое сопротивление, не в силах противостоять медленной, но неудержимой экспансии. От немедленного поражения его армии удерживает лишь почти непроходимый лес, полный чудес и опасностей, к которым его воины привычны куда больше, чем мягкотелые захватчики. Сам Порт-Элькор сильно изменился за прошедшие десятилетия. На смену деревянным складам и частоколам пришли мощёные мостовые и крепкие каменные здания. Теперь губернатор с уверенностью заявлял, что столица его колонии ни в чём не уступает Старому Свету. Даже наоборот: если отставить в сторону красоту, в ней обнаружится куда больше жизни. Её бьющееся сердце: бескрайний порт, пропускал через себя такое количество кораблей, что большинству конкурентов оставалось лишь стыдливо отводить глаза. Порт-Элькор дышал полной грудью. Граждане колоний ещё не успели закостенеть в традициях и обычаях, завязнуть в обыденности. Более того, многие бежали из Старого Света именно по этой причине. Они строили новый мир. Новое общество. Новую цивилизацию. Не особо считаясь, в большинстве своём, с мнением тех, кто жил на землях Маруна раньше. В четвёртый день последней недели сбора урожая самой распространнённой молитвой среди горожан были слова: "пусть придут дожди". Висевшее в зените солнце заставляло воздух трепетать влажным раскалённым маревом. Редкие люди на улицах перемещались быстрым шагом, стараясь как можно скорее оказаться в спасительной тени дома или одного из множества кабаков, усыпавших портовую зону. Вершиной мечтаний для жителей Порт-Элькора было оказаться в помещении, укрытом магией от всепроникающего липкого покрывала, окутавшего улицы города. Там, в обнимку с кувшином красного вина, наполовину заполненным льдом и фруктами, или кружкой прохладного эля из погреба, можно было найти упокоение и обрести истинный мир с самим собой. "Жемчужина" в полной мере обладала данными достоинствами, что, вкупе с удачным расположением близ доков, делало её крайне злачным заведением. В этот день в главном зале было негде упасть даже самому захуалому яблоку. Хозяину, пожилому полуэльфу со звучным именем Лоренцо, пришлось даже отправить прислугу на склад за дополнительными скамьями. Преимущества "Жемчужины" не заканчивались на просторном прохладном зале, неплохой еде и освежающих напитках. Утолив первичные надобности, гости вполне могли воспользоваться куда более специфическими услугами. Конечно, если в их карманах водилось лишнее золото. В приличном обществе заведение старины Лоренцо, скорее всего, удостоилось бы презрительного слова "бордель" или даже "притон", но мало кого из присутствовавших пугали подобные откровения. Совсем же малая часть завсегдатаев знала, что, пробравшись по внутренним помещениям сквозь приглушённый свет комнат, наполненных не самыми приличными звуками и мягким сладковатым дымом, можно оказаться в отдельном зале без окон, предназначенном для своих. Она использовалась довольно редко, но сегодня был именно тот случай. Обстановка малой залы не блистала роскошью. По сути, кроме непритязательного длинного стола, обильно заставленного закусками и запотевшими кувшинами, двенадцати стульев и мягкого ковра, в ней ничего не было. Картины, изображавшие ни к чему не обязывающие пейзажи, не в счёт. За столом сидели пятеро. Ещё вчера никто из них не знал, что этот день принесёт им такую незапланированную встречу, однако долг, как известно, красен платежом. Письмо возникшее из ниоткуда. Короткое приветствие и просьба о встрече с припиской: "С уважением, Томас." Сообщение из тех, которые нельзя игнорировать - пожалуй единственное, что объединяло собравшихся в малой зале. Жаркое утро и завтрак в заведении с не самой чистоплотной репутацией были только началом. Каждый из присутствовавших чувствовал это. Когда тебе внезапно приходит послание от призрака прошлого, можно быть уверенным, что новый день приподнесёт несколько неожиданностей.. А, может, и новое приключение?
|
-
Он не знал, про что хохотать. Он не знал, про что плакать. Прекрасный персонаж, один из самых ярких, что я видела)
-
Спасибо за игру! Хор получился очень ярким персонажем!
-
Лучше смеяться, не будучи счастливым, чем умереть, не посмеявшись.(с)
|
-
Он так устал. Но упрямость, нечеловеческая упрямость, заставляет вновь перехватить обеими руками топор. Двинутся вперёд, навстречу первой волне напирающего тумана. Увидеть, как мгла оформляется в уродливых воинов, и с рёвом ворваться в поток, рассекая. Латник не сдался, он пока что не сломлен. Вот он - настоящий Герой с большой буквы, не сломившийся и несломленный.
-
F
-
AtlasAt-arms Can rest his weary bones The weight of the world All falls away In time
-
o7
|
Солдаты Поветрия – Простачка по привычке именовала противника солдатами, хотя понимала, что это название подходит им не больше, чем корове седло – стояли нерушимой стеной, и попытка прорыва к Глашатаю, принявшему на сей раз облик, подобный погибшей Вестнице, окончилась неудачей. Потеряв Дейхобарта и Коэна, группа НикРоан была вынуждена отступить к основной части отряда. Принимая во внимание, что по фронту неприятель связан ледяными воинами Стужи, от одного вида которых мороз бежал по спине не только у рядовых всадников, но и у их командиров, было принято решение разделиться и двумя отрядами продолжать беспокоить фланги орды, мало-помалу сокращая количество нападавших и не позволяя им взять в клещи как ледяных созданий, так и Героев. Огнь и лед, пробужденные Бессмертными, уничтожали Зеленых одного за другим, и будь на их месте создания из плоти и крови, они бы давно бежали. Но вторженцам было все равно: они гибли целыми дрэнгами, но не отступали не на шаг, стараясь перед смертью забрать с собой хоть одну живую душу. Боевая группа Броны таяла, как лед под солнцем, но и враг никак не мог проломить оборону по центру. Получилась патовая ситуация – ни одна из сторон не могла пересилить другую.
Простачка, не видя картины боя целиком, и опираясь только на слух да на то, где чаще вспыхивали огненные цветы, просто продолжала сражение, не имея ни определенного плана, ни намерения хоть как-то перехитрить не поддающегося на провокации противника. Она рубила и рубила, вела своего верно Забияку грудью на нестройные толпы, командовала перегруппироваться и надеялась только, что прилив отхлынет раньше, чем истают ее не бесконечные силы. А потом где-то за спиной раздался невыразимый шум и треск, словно буря, налетевшая на молодой лесок. Скомандовав отрыв от зеленых, Брона успела увидеть, как над молчаливыми стенами Крепости Стражей поднялось колкое ледяное светило, пробирающее до костей – словно память о самых старых, передаваемых шепотом легендах о тех временах, когда весь мир был погружен в оковы вечного, не тающего льда. Воительница, закрываясь рукой от колкой морозной синевы, сглотнула, понимая, чья жизнь на сей раз стала платой за выигранные несколько часов.
…Под снежным древом, меж хрупких цветов с режущими краями лежит ряд тел с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками – те немногие, кого получилось найти. Те немногие, кто остался в живых, с тоской отводят от погибших взгляды, задаваясь вечным вопросом солдата: «почему Боги забрали его, не меня?». Облокотившись на белый и чистый, как одеяния невесты, ствол гигантского древа, Простачка смотрит на остатки дрэнга, баюкая раненную руку, наскоро перевязанную, и вытирая крупные слезы, которые так не хотят останавливаться. «Почему Герои уходят, а я, простая смертная, еще держусь на ногах? Почему каждый, с кем я поговорю чуть более, чем формально, уходит? О, предки, ответьте мне: не может же быть такого, что Бессмертные заражаются от меня смертностью, а я невольно краду их устойчивость к невзгодам? Меч, Вестница, а вот теперь и Стужа… Как так вышло, что они больше не встанут на защиту Королевства? Поверить не могу, ведь с ними в вечность уходит эпоха… Усталая, она сползает на землю, подзывает слабым движением уцелевших. Подниматься и как-то изображать бойкость и готовность ко всему девушка просто не видит смысла – к чему ломать комедию перед своими? Спрашивает, глядя снизу-вверх поблекшими глазами, когда-то медовыми, а ныне похожими скорее на схваченную морозом пахоту: - Выпить есть?
Кто-то протягивает флягу, и воительница делает несколько крупных глотков. Поднимается, пошатываясь, игнорируя протянутую руку. Выплескивает несколько капель на землю, жадно впитавшую вино, и на корни пышного дерева. Глядя в пустоту, произносит нараспев: - За ушедших, кто дал нам возможность жить. За жен и матерей, что ждут всех нас домой, живыми или мертвыми. За уцелевших, кто не оставит слабых без защиты. За Стужу, что на грани смерти сумела отбросить вражьи полчища. За Хора и за Латника и за Молчунью, что продолжают нести свою стражу. И за вас, ребята, сделавших то, что никто раньше не мог – остановивших несколько потоков Поветрия. Отдав флягу, дева-рыцарь резким кивком забрасывает непослушные пряди за спину и, распрямив спину, командует: - А теперь слушай мой последний приказ, дрэнг. Ллиам, принимай командование над отрядом. Забирайте тела: хоть на коней, хоть на подводы, если найдете – я не хочу, чтобы парни стали пищей для, - уцелевшей рукой она делает неопределенный жест, - для этих. А как вернетесь к армии – разнесите по всем весть, что Поветрие не непобедимо: его можно остановить силой и волей. Я же останусь здесь до конца, какой бы он ни был. Сделайте это ради меня и тех, кто не встретил рассвета, и… прощайте.
Дождавшись, когда ушел последний солдат, Брона снова сползает на землю и, закрыв лицо руками, заходится в бессильных рыданиях – о Старике, о Героях, о всех, кто пал и еще падет. О себе, так и не встретившей никого, кто стал бы для нее всем. О том, что вскоре снова придется поднять меч против кажущихся бесконечными орд и погибнуть, не оставив после себя ничего. Простачка смотрит сквозь пелену слез на подлетевшего Хора, и на сей раз не отвечает ничего – только скорбно качает головой, указывая подрагивающим пальцем за спину, где встает новая рать. На сей раз не прошло и часа, а предстоит новая сеча.
Тяжело всхлипнув, девушка поднимается, шмыгая носом, сдирает, ругаясь, повязки, чтобы снова взять верный щит. А потом, насупленная и мрачная, как плакальщица, идет неспешно вперед, навстречу собственной погибели, видя в чудовищах искаженные болью лица тех, кто пал. - Боги-боги, - бормочет она, - почему вы нам не помогаете, почему вы проиграли? Как вы могли оставить нас, своих детей, на поживу этой дряни? О, Покровители, - голос Простачки, привыкший перекрикивать шум битвы, крепнет, - я иду к вам! Живы вы или нет, дайте сил моему клинку, дайте силы моим членам сразить как можно больше нечисти! И пускай Поветрие запомнит тот день, когда Простачка пошла на смерть!
-
ответьте мне: не может же быть такого, что Бессмертные заражаются от меня смертностью, а я невольно краду их устойчивость к невзгодам? Так вот, в чём дело то!)) И всё же, грустно...
-
Плачь так, как никогда не плакала.
|
Стоит после недолгой паузы Самине заговорить и задаться вполне логичным вопросом, как Иола негромко выдыхает. В самом деле начать нужно было с этого, а не ходить кругом; надолго женщина не позволяет себе находиться в этом состоянии: её можно было простить, учитывая, откуда она была родом. Ей даже кажется, что это и служит причиной, почему Командора говорит с ними мягче и проще, нежели чем с солдатками или рядовыми: откуда книжному червю знать процедуры и правильный военный слог? Иоланда уж открывает рот, чтобы ответить на вопрос воительницы, но негромкий голос бардессы перебивает её с мысли. Материнское беспокойство всплывает в сердце жрицы: если до этого заметить побледневшее лицо Бьянки и подкошенные ноги было практически невозможно в силу ситуации, теперь, на фоне всех остальных, её телодвижения едва ли уходили от внимательной Иолы. Она знает, что та не ищет её взглядом, полностью сосредотачиваясь на своей сестре, но окажись их глаза на одном уровне, то одна из сестёр увидела бы короткую, но подбадривающую улыбку служительницы. — Я покажу, — кивнув головой Самине, она дожидается, пока Искра отчитается, зовя её: — Росита? Я могу? Не видя нежелания со стороны девушки, она подзывает её к себе поближе, встав со стороны таким образом, чтобы и главнокомандующей Куполом было видно. Вытягивая на себя её грустно — а по-другому не скажешь, пока она не будет восстановлена — выглядящую броню, Иоланда осторожно берётся за её подбородок и тянет его вверх, предварительно высвободив пару верхних пуговиц для более удобного обозрения: — Он свежий, однако заживший, будто ему месяц. Я, к сожалению, не видела момент, когда Росита приходила в сознание, но при всём уважении к Милане и Элиссе, они не смогли бы добиться такого эффекта при помощи своей магии. Не знаю, кто на это способен здесь в принципе. К тому же, — беря Роситу за плечо, она острожно ведёт её кругом, разворачивая девушку спиной к Командоре. Ей приходится оттянуть ворот рубашки, но и в полузастёнутом состоянии хватает, чтобы дотянуть её до шрама и на спине, — видите? — она смотрит не только в этом моменте на Командору, но и Киру, словно если ей не поверит одна, то Ио сможет найти поддержку в глазах другой, — насквозь. И тут тоже самое. Возвращая воротник и плечи на законное место, она кивает Росите головой, когда осмотр её ранений заканчивается, как раз забирая внимание на её подбитую кожаную защиту. — Всё тоже самое можно увидеть и здесь: сквозное отверстие проходящее аккурат по важным для жизни органам, — она вздыхает, просовывая руку практически насквозь, махнув пальцами с другой стороны. Иоланда сжимает губы в тонкую полоску и недолго молчит. Девочка не должна была переживать такое. Никто не должен, но смотря сейчас на Искру, совсем молодую и полную энергии, несмотря на уставшее состояние, Иола уверена: такое не проходит без следа. Ей не хочется заглядывать наперёд, но... Лучше бы правда о том, что Росита видела тот свет и вернулась осталась только между присутствующими.
-
Ио являет собой редкое единство ученой мудрости и добросердечия.
-
Да, мудрость как сочетание знания и доброты.
-
словно если ей не поверит одна, то Ио сможет найти поддержку в глазах другой <3
|
|
|
Все шло своим весьма положительным чередом, хотя, как мне показалось, верховная рамонитка начала хмуриться. С другой стороны, а кто бы не начал мрачнеть, узнав, что одна из Богинь фактически оказалась в плену у косматых? Я бы и сама стала, как грозовая туча, и, не дослушав, отправила бы ближайший отряд в погоню за пленителями. А Командора – молодец, умеет держать себя в руках и сначала анализировать ситуацию, а потом уже действовать оптимальным образом! У меня бы так не вышло – так что есть, чему поучиться у старших. Ведь, в конце концов, командора старше меня раза в три, а опытнее так вообще бессчетно: выглядело бы странным, если бы соплячка вроде меня была такой же рассудительной, не так ли? А потом на меня рявкнули так, что все мысли из головы как ветром сдуло. Дернувшись, я выпрямилась по струнке, вытянув руки вдоль туловища, по-уставному подняв подбородок на два пальца от земли и начав пожирать глазами источник начальственного рыка, которым оказалась та самая спутница главной храмовницы. А та – мамочки родные! – начала меня разносить да чехвостить в хвост и в гриву так, как я давненько не слыхала: только после особо эпичных провалов вроде того, как уронила случайно донесение от старшей патруля в ручей, или еще в годы учебы, проиграв в кости, заявилась на утреннее построение, «одетая» только в рыболовную сеть, в ячейки которой вплела нежность синего вьюнка и яркость красной калины.
А самое паршивое, что «цукали» меня за дело. Про нежности и говорить нечего – обмишулилась, как малолетка, иначе и не скажешь, даже оправдаться нечем. А про прочее – ну да, не по рангу мне предлагать старшим то, что они и без меня знают, и никакая встреча с мамой Аэлис здесь не оправдание. По правильному надо было просто доложиться – эту часть я исполнила на отлично! – а потом молчать в тряпочку, не испытывая терпение рамониток совершенно не нужными им рассуждениями. В общем, язык мой – враг мой, и я, начав за здравие, кончила за упокой, не заткнувшись своевременно: все в своем репертуаре. Браво-браво, милая рядовая Сита, теперь в глазах признанной Героини Купола ты – идиотка. Идиотка идиоткой, но я все-таки совсем уж дурой не была, и поэтому держала рот на замке, пока помощница Командоры трясла меня, как грушу, и заодно тянула жилы страшными, болезненными словами о жутком количестве павших сестер – мысль, которую я предпочитала от себя гнать в надежде, что хотя бы мои девоньки-сослуживицы не пострадали. Сейчас даже «виновата, сестра командир!», и «так точно вижу, так точно, понимаю!» лучше не говорить – во избежание дальнейших неприятностей, наверняка весьма весомых. Так что я предпочла просто кивать и не провоцировать женщину с замашками армейской десятницы: смысл выкаблучиваться, когда унтер тебя за дело пропесочивает?
Сил моих не болтать хватило ровно до того момента, пока ученая сестра Иоланда с уверенностью профессионального целителя не заявила, что я… умерла! Удержаться от того, чтобы не вытаращиться на нее, как баран на новые ворота, я просто не могла: все мое естество вопило против признания меня воскрешенной покойницей. Одно дело, когда это говорит мама, и это останется только между нами двумя, и совершенно другое, когда все будут знать, что Росита вернулась с того света: не лучшая перспектива, верно? Передернув плечами от побежавшего по порогам позвоночника холодного пота, я собиралась переспросить, уверена ли матушка в своих словах, но меня опередила Командора. Дождавшись, когда сестра Кира популярно объяснит – хорошо хоть без классических десятницких оборотов вроде «ужи гемморойные», «гамадрильши криворукие» и тому подобное! – что доклад я сделала избыточным, Самина уточнила главное – для меня, по крайней мере. Заодно гона поинтересовалась об иных осведомленных лицах: ну, то есть, поверила в сказанное мной от слова до слова, и боится, равно как и я сама, что эта новость дурно повлияет на других сестер в частности и безопасность Купола в целом. Какая все-таки умная женщина, все сразу смекнула, единственная, кто меня поняла так, как надо! Стоя, как по команде «смирно», я доложилась, стараясь сделать голос, так и норовящий дать петуха, сдержанным и четким: - Помимо присутствующих здесь осведомлены сестры-лекарки, приведшие меня в сознание: Элисса и Милана. Потенциально, если переданная весть успела дойти, старшая гарнизона «Лощины» Жанетт или десятница Мириам. Больше имеющих данную информацию быть не должно.
Кошусь на сестренку, чувствуя, как сердце щемит от любви и нежности за мой маленький, гордый и сильный цветочек, готовый защитить и помочь своей младшенькой. Но ни словом, ни делом свои чувства не выражаю – только не сейчас, только не тогда, когда пошел конструктив. Только смотрю вопросительно на Командору: показывать ли шрам, как предлагает Бьё, или не заниматься самодеятельностью.
-
Тут каждый абзац стоит отдельного плюса! Но первая мысль про Командору-молодца самая шикарная!
-
Идиотка идиоткой, но я все-таки совсем уж дурой не была
Логично и резонно.
-
мне так смешно что в глазах роситы все бестолковые, кроме командоры, которая всё поняла, как надо ахах
|
Казалось, давно уже не осталось в мире угрозы, против которой придётся объединяться Героям. Поветрие развеяло это убеждение, заставив их вновь вспоминать, каково это – сражаться плечом к плечу. За это знание пришлось заплатить дорогой ценой, отдав Зелёной Смерти Вестницу и Меча. Теперь Латник почём зря не рвался вперёд, удерживая возросший напор на всём протяжении долины, отражая напор не сходя с места. А поверх него, безумно хохоча, Хор устроил настоящее извержение, изобразив из себя вулкан – из рук его били вверх гейзерами потоки пламени, утопив замерзшую от вьюг Стужи до этого долину в огне. И среди всполохов огненных заклинаний шагали безмолвные ледяные воины Стужи, сдерживая основной поток зелёного тумана своими телами. Казалось, уж теперь-то инициатива на стороне защитников: заклинания Хора жгли то, что прорывалось сквозь неизменно поднимаемые Стужей ряды, а Молчунья точечно уничтожала любые попытки Поветрия обратиться в что-то такое, что могло бы преодолеть тройную преграду, призванную сдерживать её – будь то это образы стрелков, магов или очередная попытка тумана обратиться гниющим подобием дракона. Под таким напором даже Вестница Поветрия отступила, затерявшись среди ядовито-зелёных теней, растворившись в этой дымке тумана так что Молчунье никак не удавалось отыскать её в суматохе боя – приходилось появляться там, где это было более необходимо. Но зато и отряду НикРоан теперь было где развернуться – Латник никуда не уходил, как и большинство Героев, и солдаты Простачки сосредоточились на флангах, облегчая Латнику сдерживание тех небольших ручейков тумана, что прорывались сквозь морозную гвардию Стужи и огненные реки Хора. Брона взяла на себя левый фланг, а Руперту-Старику доверила правый: его серой масти конь почти смешался с туманом, и до Простачки иногда лишь долетали его громогласные приказы. Казалось, Герои и примкнувшие к ним люди нащупали ту точку, к которой приложив усилия, они могли сдерживать Поветрие сколь угодно долго. Ложь. У всех способностей есть предел. Будь Молчунья настоящей повелительницей над Пространством и Временем, ей бы не составило труда изменить ход событий, обратить его вспять. Но её способности были ограничены; на том уровне, что давали ей возможность соперничать с Мечом или Вестницей в поединке. Но не с двумя сразу. Поветрие же, впитав в себя силу и мастерство одного и скорость и точность другой, было быстрее и смертоноснее. Поймав момент, когда тень Молчуньи перенеслась далеко вперёд, туман вновь выплюнул из себя искаженный образ Вестницы. Как молния она промчалась по правому флангу, сметая прочь ледяную армию, подбрасывая отдельных её солдат вверх, и лишь отмахиваясь копьём от огня Хора. Как тростинки скосил её двузубец правый фланг и она оказалась под стенами крепости. Но не они были её целью, но прежде чем стало понятно, кто именно, было поздно. Сверкнуло изумрудной молнией копьё... Стужа внезапно ощутила резкую боль в груди. Словно две пчелы ужалили одновременно: ледяное тело притупило боль, и только когда волшебница обратила взгляд вниз, она увидела, что из неё торчит древко копья, ушедшее в грудь больше чем наполовину. Сначала её бросило в дикий жар: это по телу побежали, искрясь, зловещие тёмно-зелёные огоньки Поветрия. Ещё немного – и она станет кормом для космической саранчи... И тогда Стужа вновь обратила свою силу против себя, как это сделала уже однажды, с целью сохранить себя от течения времени. Только теперь уже не пыталась она спасти себя, а лишь навсегда остановить этот проклятый огонь, пожиравший сейчас её тело... Волшебница заискрилась, окруженная мириадом снежинок, и над Крепостью вновь взошло солнце: только теперь оно было полно ледяной синевы, не дающее тепло, а наоборот, отнимающее, и все кто смотрел на него жмурились не только от яркости его света, но и от холода, резавшего глаза. Рассыпались прочь ледяные воины, но ледяной ветер, поднявшийся с севера, отбросил Поветрие прочь, и Моровую Вестницу тоже; в тот же миг подле неё оказалась Молчунья, обезглавив убийцу одним удачным ударом. — We are the future, — шепнуло Поветрие Молчунье, обратив невидящие прорези шлема, через которые сквозил Голод, на неё. — Surrender, little thing. А в долине вдруг выросло дерево из чистого льда: оно появилось на месте, где копьё пронзило Стужу, и поднялось выше крепостных стен, искрясь и сверкая в лучах уже поднимающегося настоящего солнца, но не таяло. А вслед за ним, раскинувшим ветви над долиной, поднялись на месте ледяных воинов сотни и тысячи белоснежных цветов, будто бы выточенных изо льда. И хотя отброшенное к самым горам Поветрие в этот раз никуда не отступило, не рассеялось при свете дня прочь, но идти по этому бескрайнему морю снежных цветов оно не могло так же быстро, как шагало по траве: своей жертвой Стужа успела задержать армию Зелёной Смерти, дав им небольшую передышку. Вот только теперь осталось уже из Шести героев половина, а отряд Простачки из всего дрэнга едва ли мог отсчитать двадцать человек. И кроме того, не было больше среди них её правой руки, Старика. Тело его осталось где-то на поле, похороненное под снежными цветами Стужи. Но некогда было предаваться горечи, и уж тем более думать о том, чтобы их похоронить как подобает: вдалеке уже маячили тени Поветрия, вновь преобразившегося. Теперь они напоминали Латнику ледяных великанов, вот только вместо голов у них была пустота – зато тело будто было создано из сотен кричащих на разные лады лиц. Их пустые глазницы слепо смотрели в разные стороны, а рты были раскрыты в беззвучном стоне. Простачке показалось, что некоторые лица – и, о Покровители, особенно одно из них! — её до боли знакомы...
-
Красиво получилось. И то, что Вестница защитила Стужу, и то, что её искажённый образ её и погубил.
-
Все страньше и страньше, все страшнее и страшнее.
-
Очень красиво
|
|
Козлов сначала не понял. Но когда понял – прокашлялся от удивления. Бросил опасливый взгляд на Кортни, потом на Скай. Что-то прикинул.
— Кхем... ладно, если вопросов нет, то можно считать разговор оконченным. Я в курилку, а на твой вопрос, Пакс, можно ответить и не на брифинге. Пошли со мной, только пожарные сенсоры отключить не забудь.
В курилке, затянувшись самой обычной сигаретой – электронные Андрей не признавал, мужчина выдохнул облачко дыма и покачал головой.
— С этими искусственными лёгкими никакого удовольствия от отравы. В общем, Пакс, сам-то я семьёй так и не обзавёлся, а больше сужу по тем временам, когда у своего товарища Архай Хасара гостил. У монголов вся семья обычно вместе живёт, и естественно тёща тоже с ними. Вот когда я приезжал, они его любили вдвоём пилить: мол, вон Козлов-ага сколько зарабатывает, а ты сидишь с лошадьми возишься, которые никому неинтересны уже. Ну да ладно, не будем об этом.
— Эта ситуация универсальна – что в Монголии, что во Франции, что в России. Мать жены естественно хочет дочку контролировать: а рядом такой элемент случайности. Естественно, её это нервирует и часто такие отношения проходят не совсем гладко, особенно потому что дочка всё-таки нередко встаёт на сторону матери... Ну вот например...
— На лестничном площадке курят два соседа. Один другому: "Слушай, Витек, а что ты такой помятый и побитый?! — Да понимаешь, блин… Напали, избили и все деньги отобрали… — А ты лица их хоть запомнил? — Да че там запоминать: жена и теща?"
— Или: "Вчера я хотел утопить все свои проблемы! Но жена с тещей что-то заподозрили и отказались идти ночью купаться на речку…"
И так далее... Но тут Паксу пришло личное сообщение от Скай, да и у Козлова появились дела, так что культурный ликбез по особенностям менталитета пришлось прервать.
В чём правда Элерс ошибалась, так это в неумении Бунраку соблюдать личные границы. Щепетильно относясь к собственным, "шаманка" уважала и чужие. Так что никакой помощи (без прямого запроса) Скай не получила – потому что, собственно, Эрдене его не прочитала. Так что оставалось либо спросить прямо, либо понадеяться на Пакса. Ну или всё-таки составить сообщение самой. Она может нарезать на ломтики передовой военный экзоскелет, а написать сообщение новой знакомой не может что ли, в конце-то концов? Япония, Киото.В этот раз обошлось без спешки. Никаких спецбортов – простой гражданский самолёт хоть и с небольшой заминкой во время досмотра и прохода через металлодетекторы. Но звонок Кортни решил все проблемы, и Элерс, наводя трепет на окружающих, потому что была на голову-две выше большинства спешащих на посадку, проследовала на своё место у окна. Киото встретил яркими разноцветными огнями всех цветов радуги. Отчасти ведь с Японии началась вся эта история с имплантами, изменившая мир. И их новая цель к этому непосредственно приложила руку. В некотором смысле Скай летела навстречу своему – одному из – создателю. Хотя она могла о нём так и не думать, конечно, и это тоже было совершенно справедливо. Не импланты, в конце концов, определяют человека. Даже если этот человек в одном шаге от того чтобы стать "фуллборгом". Пост-индустриализация паровым катком прокатилась по всему островному государству. И Киото издали напоминал миллионы других городов, неотличимый от Парижа или какого-нибудь Ростова: всё те же небоскрёбы из стекла и бетона, рекламные голографические стенды, бесконечный трафик машин... и только то, что часть вывесок всё-таки была с иероглифами, а на в топографии местности было невозможно отыскать цифру четыре, выдавало в нём японский город. Ну и конечно, пара обновлённых храмов и замков никуда не делась, даже наоборот, выпятила себя при помощи неонового освещения, призывно завлекая туристов своим ярким силуэтом. Правда, была в этом какая-то бездушность... что-то неуловимое, будто этот яркий свет потихонечку выпил то, что эти здания накопили за свой век внутри себя. Но ни Пакс, ни Скай не были настолько эстетами, чтобы обращать на это внимание. Вместе с оперативниками доставили естественно и «Yaiba 45-FX». В конце концов, это не просто гоночный болид, а средство оперативной деятельности: хотя "обычные" машины и PC-78, и киборг могли нагнать на своих двоих (или четырёх), то в конце двадцать первого века у людей было достаточно скоростных средств – с которыми как раз и нужно было считаться. И иметь при себе машину, способную разгоняться как следует, не отвлекая при этом оперативника от таких важных задач как стрельба по преследуемому. У Скай и Пакса был целый день, чтобы подготовиться, пока Эрдене собирала для них информацию. Нео-Хонно, около 0:30🎶[ ссылка] Поздняя ночь: небо затянуто непроглядной пеленой туч. В этом явно замешан смог от заводов, которые судя по всему врут, что перешли на передовые системы очистки. Так что из освещения только фонари и рекламные вывески. К счастью, их достаточно много, а "Нео-Хонно", убежище вернувшегося на родину Танимурры, сверкает подсветкой многоярусной крыши. Этот храм столько раз перестраивался, что в нём и без этого "бездушного" неонового освещения не осталось уж отголоска тех времён, когда в этих стенах покончил с жизнью известный японский лидер эпохи Сенгоку. Но для Хидео это всё ещё был Символ, похоже, потому что именно здесь он обустроил свою резиденцию. Тем временем в наушниках звучал голос Бунраку, снабжавшей оперативников последними крупицами добытой информации.
«Данныепротиворечивы»
«Нопохоженоваяоболочкаотдаётпредпочтениеогнестрельномуоружию»
«Иунеёхорошиесенсоры»
«Аещёзнаетечто?Чёртасдваяповерючтоонперешёлизбезумныхучёныхввольныестрелки»
«Думаюунегокакой-тосекретврукаветочноесть»
Храм ждал их, распахнув свои двери. Вот только это было обманчивым гостеприимством: внутри, как уже считывали сенсоры Пакса и Скай, бродило достаточно роботов самых разнообразных конструкций. Особенно противным был тот, которого система опознавала как UGM-45 «Tajima», потому что у них были мощные радары, покрывавшие почти всю площадь храма. Кроме того, рядом обретались младшие братья Пакса – сторожевые роботы типа «Shepherd», которые были весьма шустрыми чтобы крутиться волчком и глазеть на все триста шестьдесят градусов. В общем, приятного мало – это не считая двух других моделей, которые по убойности превосходили даже бронированных головорезов с военной базы Нуаду. Роботы в священном храме – теперь это уже не авангардная идея, а суровая действительность.
|
Вестница неслачь вперёд на темную массу Поветрия среди степных трав - и вдруг увидела впереди… себя. Маленькую, лет шести от роду, но себя. У нее сжалось сердце, потому что она вспомнила этот день, оставшийся далеко-далеко в прошлом.
Будущая Вестница в расшитой рубахе кружилась среди трав, представляя, что скачет верхом - и беспощадно "рубила" хворостиной чертополох и крапиву, которые были головами ужасного дракона. Настоящий дракон в конце концов окажется куда более страшным противником, чем эти невинные стебли. Но тогда не было для нее больше ничего в этом свете, только оружие и дракон в ее воображении.
А где-то над всем этим звучал тихий печальный напев, в котором не удержавшая слёз Вестница узнала голос своей матери:
"...Field, oh my field Oh little field, the field is vast The heroes, yes on the field, they're going The heroes of the past times!..."
Мать не хотела такой судьбы для нее - а отец, всегда ждавший наследника, был счастлив, когда она сама вызвалась учиться воинскому делу и стала делать успехи. Их надел лежал на самой границе и степняки часто тревожили покой Королевства набегами, так что всякое копьё было на счету. Долгими вечерами у очага она с замиранием сердца слушала истории о великих богатырях древности, невольно примеряя их воображаемые мечи и латы к себе. Наверное, она была рождена для этого - но может быть у нее был шанс прожить эту жизнь иначе?
А голос продолжал петь.
"...Field, oh my field It has seen not few tribulations It was saturated with blood With blood of past times…"
И это было правдой - впереди, за тем цветущим полем, ее ждали истинные реки крови и целые снопы из тел павших врагов и друзей, так что конь порой отказывался ступать вперёд без принуждения. И она узнала, какой опустошающей и тоскливой бывает победа. Каким молчаливым и полным боли бывает герой, одержавший её, как ему хочется скрыться от ликующих толп и приветственных возгласов. И научилась держась себя в узде, загонять всю боль в глубину сердца - потом это пригодилось ей и после обретения Взора, чтобы не сойти с ума подобно Хору, а сохранить ясность и трезвость мысли, принимая горькое знание по капле, словно сильный яд, приучая себя к нему и терпя эту боль.
А голос... он всё не унимался, хотя из-под маски Вестницы уже ручьем текли слёзы. Она бы ослепла от них, если бы имела на это право. Но безжалостно четкий взор был неумолим - и давно известная судьба приближалась, светясь мертвенно-зелеными огнями. Вестница мысленно обняла всех и каждого из Шести - всё-таки из Шести, не исключая Простачку, - и оставила их позади.
"...The wind will make alive Eh, on the green of the field Their distant songs The songs of the past times. It will leave only Their military glory And the dusty way The way going far…"
И в конце концов остались только дракон и копьё в ее руках. Она помнила и знала, что нужно делать. "Когда надежда умерла, прийти к победе странной" - прошептала она, глядя в глаза чудовищу и не отводя Взор, как и было обещано Хору.
Это было последнее, что успела подумать Вестница, прежде чем всё закончилось.
-
o7
-
Спасибо!
-
"Тоже море, только красное"(с) Красиво.
|
Саманта. Замереть, не дышать, вжать ладонь в ружейное цевье. Мысли-молнии, подумать - сделать. Спрашиваешь когда "Ржавую" насчет последствий пальбы, лишь пожимает плечами - чуть совсем, чтоб показать, что пожала: больше намек, чем именно действие - ни на мгновение не сводя глаз с прошитой навылет крышки. И шикает, не злобно, но напряженно, в ответ на второе замечание. Вдох. И выдох. Еще раз - вдох, потом выдох. Еще цикл. Сипит, там, на ярусе под вами, кто-то. Лязгает металл о металл, чавкает влажно то ли ткань мокрая, то ли что-то, что может издавать такие же звуки. Медленно переступив с ноги на ногу, прихватывает рейдерша левой рукой скобу, "якорится". Кивком показывает на пол. Цепляетесь - по бокам получается, слева-справа - за лестницу. Щелкает активатором, заставляя пробитые лепестки медленно и с, как тебе чудится, оглушительным скрежетом вдвинуться в борта колодца. Луч света - туда. А там, там - он. Невысокий и худощавый мужчина лет, может, тридцати, смуглокожий, крючконосый, кареглазый и заросший темной щетиной, что покрывает, будучи практически одинаковой длины, как шишковатую голову, так и впалые щеки. В залатанных на коленках джинсах, растянутой, некогда темно-оливковой, но давно ставшей бледно-зеленой майке с каким-то настолько облезшим принтом, что от него остался просто контур некоего таинственного овала, натянутой на голое тело, в надетых прямо на босые ноги, без носков, стоптанных кедах. Лежит, привалившись спиной к коридорной пластине, растекается собирающимися в липко-багровое озеро ручьями крови. Разворочена так, что лоскутами драными висит кожа, перебита и странно подвернута вбок левая рука, прострелен торс - в районе левой ключицы и, кажется, еще где-то там, где ребра становятся животом, тоже слева. Не вампир - и на том спасибо. Мелко дрожит, скаля кривые, желтоватые на вид, покрытые алой пленкой зубы. - С-сук... Давя ноздрями красноватую пену, с заметным трудом приподнимает правую - более-менее целую - руку, в которой все еще крепко сжимает затертый, но явно рабочий восьмизарядный револьвер с перемотанной медной проволокой рукояткой, облезлым барабаном и коротким, куце спиленным стволом. Прожимаешь гашетку. Хлопок. Искрой отлетает, крутанув в воздухе петлю, пластиковая гильза. А мужчина, дернув простреленной сверху вниз, от макушки в шею, головой, и плеснув вверх и в стороны почти черными брызгами, роняет оружие и мешком заваливается вбок. Сноровисто спустившись, пихает его пяткой в голень "Шильда". - В нули, Сэм. Труп. - Ладно, давай туда. Подхватив мертвеца за шкирку, оттягивает его в сторону, с прохода, попутно оставляя на облицовке широченный, влажно лоснящийся кровавый развод. Жмет ухо теперь уже к вертикальному "люку", прислушивается. - Блять... Это... Какой этаж-то?.. Над тем, где Марвин закорячил, да?
|
|
Но у Вестницы не получилось исполнить задуманное: двое оказались в этот раз быстрее неё, вынужденной не просто скакать наперегонки, но и расчищать себе дорогу своим копьём. Латник, ведомый слепой яростью, обогнал её, пронёсся мимо подобно комете, и пронзил ряды Поветрия подобно острому мечу, легко рассекающему незащищённую плоть. И Молчунья, которой не нужно было думать об преградах: они появились перед Глашатаем в одно мгновение. И тут уже понятно стало, почему не было в этот раз знака; и не было сказано Поветрием каких-либо слов. Стоявший перед ними был скорее воином – сжимавшим в руке грубый клинок, в латных доспехах, он неуловимо напомнил Латнику чем-то павшего товарища... но было поздно об этом раздумывать – нужно было разить! Рыцарь в блистающих от магии латах, и размытая, неуловимая тень. Свет и Тьма объединились против Поветрия. Молчунья в прыжке занесла клинок над головой Воина, а Латник выбросил вперёд руку с топором. Всё потонуло в слепящей вспышке смешавшихся теней магии Молчуньи и яркого света волшбы Латника. Когда же наконец магия рассеялась, можно было увидеть, что совместный удар двух Героев пропахал огромный канал, уходящий в сторону гор – тех, которые ещё не разрушились под ударом Меча. Зелёная Смерть откатилась назад, и была рассеяна ударами молний, которые призвал Хор: они били с самого начала боя, разрывая наступающий туман на части. Это особенно хорошо видела с воздуха Стужа, которая парила над полем боя на огромной ледяной виверне, сметая те части Поветрия, что ещё не были уничтожены Вестницей, Хором или отрядом Простачки, превращая их в ледяные глыбы-могилы. На мгновение показалось, что сегодня получилось одержать победу малой кровью. Стужа казалась неуязвимой верхом на ледяном монстре, и их заклинания вместе с Хором – а ледяные глыбы ещё и прекрасно проводили разряды между собой, держали поле боя под контролем, и Латник, Вестница и Молчунья могли сконцентрироваться на небольших группах, которые с легкостью уничтожали: даже отряд Простачки-Броны оказался не удел, вынужденный сражаться в тылу, далеко позади четверки Героев. И только громогласный хохот Хора, парящего над крепостными стенами, напоминал ей, что они не одни в чистом поле. Продвигаясь вперёд, им оставалось лишь отгонять прочь слабые облачка тумана, оборачивающегося группой всё таких же безликих, полубесформенных воинов – и лишь наблюдать как сражаются настоящие полубоги, в чьих силах изменить хоть что-то. Но что-то подсказывало НикРоан, что возможно настанет её черёд проявить себя. Не Руперту-Старику, скачущему рядом с ней, ни другим из её отряда. Нет, именно она первая, на кого будут обращены взоры, если однажды оставшимся пятерым придёт конец. Но Поветрие лишь откатилось под единым натиском назад, а откатившись – собралось в огромную волну, чей гребень поднялся выше крепостных стен. А затем... затем для Стужи стало ясно, что она не собирается разбиваться о берег и наплывать дальше по долине – будто их противник учился у защитников крепости, перенимал как кривое зеркало способности. И хотя Воин был мёртв, ядовито-зелёный туман вобрал его силу обратно, обернулся искаженным подобием дракона, пылающим зелёным пламенем, и устремился вверх, на Стужу. Маг не успела увести свою виверну в сторону – в конце концов, она не была наездницей как Вестница. в мгновение ока её захлестнул чёрный ураган, поднятый крыльями твари, и сбросил Стужу на землю. Морозный зверь в последнем рывке сбросил наездницу, и в одночасье сгорел, пожранный зелёным пламенем, следующим за чёрным вихрем. А Дракон-Поветрие тем временем уже летел к Стуже – теперь она могла видеть, что чешуя у него только на крыльях и спине, а под брюхом торчат оголённые рёбра, за которыми переливается ядовито-зелёное пламя, низко склонив голову как коршун, собирающийся склевать добычу... ... Вестница! Она свалилась на дракона сверху, словно у неё и коня выросли крылья, и в невозможном прыжке, точным ударом копья сшибла его наземь раньше, чем он успел довершить начатое! Но тварь не издала ни звука, лишь перевалилась на бок и вытянула шею в сторону женщин, раскрыв свою жадную, безразмерную как сам Космос, глотку. Взор Вестницы в этот раз опередил мысль Стужи – она увидела, к чему именно готовится этот проклятый дракон. Сейчас его пламя затопит долину, и поразит всех живых, не оставив никого в живых, даже Героев... Но Вестница опередила его. Не даром в левой руке она держала щит – может быть, в ней не было такой силы как в Латнике, но только потому что она выбрала иной путь. Этот путь давно завёл её во тьму, закрыл глаза забралом шлема, погрузив взор в вечные Сумерки – чтобы ничто не отвлекало Взор истинный. И сейчас она должна была дать наконец этой тьме выплеснуться из неё. Это не была непроглядная и безжизненная темнота, живущая внутри Молчуньи. Не то помутнение, что коснулось рассудка Хора. Это была тихая и спокойная тьма – как вечная ночь, когда Солнце бесправно, и лишь лунный диск висит над небосводом. Ещё недавно сверкавшая всеми красками от молний Хора и магии Латника, долина вдруг погрузилась во тьму. Солнце исчезло: кто-то самовольно сменил светила на небосводе. Вокруг Вестницы выросло бесчисленное число копий из звездного света, сложившись в непреодолимую преграду. Её щит засиял серебристо-синим светом, подобно лику Луны. Встав в защитную стойку, Вестница успела на мгновение раньше, чем тварь выплюнула из своего рта поток пламени. Огонь столкнулся со щитом Вестницы, со стеной копий, и откатился назад. Дракон дыхнул во второй раз – и снова ему пришлось отступить. Но на третий раз его пламя наконец сломило, сожгло частокол копий, и наконец добралось до Вестницы. Она должна была истлеть как спичка: но прикрываясь луной-щитом, она шла вперёд, сдерживая пламя, до тех пор пока не достигла морды дракона. Решительным и точным ударом она вогнала своё копьё дракону в плечо – и лишь тогда вспыхнула ярко-зелёным факелом, и упала наземь. Всё, что от неё осталось – лишь крылатый шлем; остальной доспех истлел вместе с телом. Однако её жертва не стала напрасной: последний удар буквально развеял дракона-Поветрие, разметал его как прах по ветру, и вновь отбросил Зелёную Смерть прочь, за горы. Латник, окруженный туманом со всех сторон. и потому не успевший на помощь, с удивлением обнаружил, что сражается лишь с пустотой: ядовито-зелёная думка унеслась прочь с порывом ветра, и оставила его в одиночестве. В этот раз бой закончился ещё до того как солнце зашло: когда волшебство Вестницы развеялось, солнце вновь осветило долину. Теперь она показалась Стуже ещё холоднее, чем вера – лучи солнца не грели, а словно насмехались над выжившими, подсвечивая поле боя, на котором не осталось ни единого тела. Без Вестницы было сложно определить, горят ли огни в Столице. Только когда – теперь уже настоящие, — сумерки спустились на землю, можно было увидеть, что костров теперь стало два. Подтверждалась ли теория Стужи или нет, было неясно, ведь за этим надо было наблюдать с самого начала. Кто знает, может быть он зажёгся ещё во время боя?.. Поветрие же стало более нетерпеливым. Со смертью ещё одного Героя, оставшиеся четверо начали физически ощущать, как рвётся оно сквозь сотворенную вашей волей и силой стену, а держать её в восемь рук сложнее, чем в двенадцать. Даже если бы Простачка каким-то чудом сейчас обрела настоящие силы, это не сильно бы облегчило положение. В полночь Поветрие вновь сорвалось с цепи и во весь опор двинулось на стены крепости Стражей. И в этот раз его вел показавшийся в полумраке знакомым силуэт – и только когда поле боя осветили первые заклинания Хора, стало ясно, что очередной посланец Поветрия принял облик похожий на Вестницу. Теперь её шлем превратился в ужасную рогатую маску, закрывшую лицо целиком, а в руках она держала не копьё, но заострённый двузубец, похожий на вытянутые жвалы какого-то насекомого. Конь под ней во время бега буквально разваливался на части. От него отваливались куски, растворяясь ядовито-зелёной дымкой на ветру, и вновь нарастали. В прорезях, появившихся на шлеме на уровне глаз, царила безграничная тьма – она жадным взглядом пожирала стены крепости и собравшихся на них защитников.
|
Совсем не так она представляла этот разговор, но на то они и проживают жизнь, чтобы воображенное разбивалось о суровую реальность. Иола была уверена, что в отличие от девочек, чувствовала себя многим проще: она будет только рада, если предложенная теория окажется всего-лишь надуманным жрицей и, на самом деле, беды, которую она представляет для Купола, как таковой не имеется. Росита и Бьянка? Она упирается взглядом в двух девочек, едва заметно качнув головой. Они упрямы. Казались ей упрямы ещё несколько минут назад, когда она только-только встретила их в палатке. Не каждый был готов сорваться с места на разговор со старшими, а то и вовсе дёрнуться куда глаза глядят, чтобы доказать то, что могло оказаться видением. Иоланда, впрочем, и сама упрямится. Подумать, что она несёт бред, который пришёл в качестве последних листов с воспоминаниями об уходящей жизни, если бы не состояние Роситы. В который раз она подумала: «после такого не выживают», цепляясь за эту мысль, как за последнюю ниточку, что сдерживала это суждение, не превращая его в злую сказку. С мысли её сбивает резкий голос Киры со стороны, отчего и сама Иоланда даже дёргается в неожиданности: давно она не слышала от неё подобного. Что самое удивительное, наблюдая за картиной поучений от старшей, жрица не отводила взгляда от них обеих, вслушиваясь в каждое слово. Неожиданно даже женщина чувствует укол совести. Он появлялся прежде: с наспех переписанными бумагами, с приведёнными сестрами, информация от которых могла быть и совсем не важной, в конце концов, когда Иола, всегда имеющая факты на руках, пытается доказать что-то, в чём сама не уверена. Будто бы у Киры и Самины нет других дел, которыми им нужно заняться. С другой стороны, не похоже, что кто-либо здесь винит её. Подступивший к горлу ком немного рассасывается, когда она слышит и своё имя, произнесённое Кирой, и вежливость, с которой она обращается к служительнице, пытаясь собрать всё сказанное во что-то единое. Ей приходится сдержать благодарную улыбку, сбить брови ближе к переносице, кивая на то, что говорила Кира. Она поправляет её только в нескольких местах: — Да, так и есть. Умерев, по всей видимости, она оказалась в одном месте с Дарующей Жизнь, оттуда получила информацию о ларце, и, при помощи Аэлис, вернулась обратно, — она соглашается с мыслью воительницы, вновь делая короткий шаг вперёд. Над второй частью, вопросом заданным женщиной, она думает с мгновение, формируя своё мнение в правильное предложение. — Да. Произошедшее сегодня, возможно, не является скрупулёзно продуманным планом по порабощению конкретно Аэлис, — в отличие от старой подруги, Иоланда не позволяет себе выдавить нечто «кишка тонка» в сторону косматых, тем не менее, кривит лицом на короткий миг, — но я считаю, что они имеют связь друг с другом и хотят получить силу чего-то более мощного, что позволит им поработить всех остальных, включая Купол. И «ларец» может им в этом помочь. Она замолкает, позволяя Кире договорить свою мысль. В общем и целом, Иоланда не выглядит как человеком, готовым сорваться в поле здесь и сейчас; здесь она была согласна с воительницей. Важно ведь что? Иметь ввиду. Помнить, что такой вариант — есть, и при необходимости, и чем раньше, тем лучше. Иоле приходится мысленно прикусить язык: всё, что сейчас происходило в её голове — это попытка оправдать себя и свои действия. Ей бы хотелось дать им больше ответов! Убрать чёрные пятна, которые мешают увидеть всю картину, но женщина понимала — это не решается по щелчку пальцев. Кире и Самине всё ещё нужно отправиться на поле боя, как и изучить то, зачем отправилась Амира. Может тогда неясностей поубавится?
|
Удары клинка разили врагов налево и направо, пробивая проплешины в нечестивой орде. Пламя меча сияло ярко, разгоняя зеленый туман, словно поджигая его изнутри. Но все это было лишь завесой, отвлечением внимания. Его настоящая добыча крылась где-то в глубине вражеских сил. Лидер, вожак, голова змеи. Отруби её - и тело умрет.
Когда Меч увидел его, это, мурашки побежали по коже, холод по спине. Это он. Это его добыча, это его смерть. Вот он, последний танец, последняя мелодия, последняя схватка.
Их бой шел на такой скорости, что окружающие видели лишь вспышки и всполохи - огненные, зеленые. Ошибка на долю секунды влекла за собой смерть. Смерть неизбежную, смерть неминуемую. Но нанося удары и парируя, Меч пытался увидеть узор, паттерн, узреть картину, мелодию, план своего последней атаки. Которую нельзя отбить, которая нанесет смертельный удар. Любой ценой.
И вот, этот момент пришел. Момент, уготованный Богами, ибо их сила пришла к нему. Огненная вспышка разрубила врага. Триумф, победа.
Боль. Чудовищная, невыразимая боль.
Он чувствовал себя, как будто лежал в лесу с лихорадкой, давным давно, с Веселыми Ребятами, после того, как отхлебнул воды из ручья. Обезвоженный от поноса, изможденный, сжигаемый жаром, моля о жизни или смерти, лишь бы прекратить это мучение, эту пытку.
Тогда он мог лишь молить. Сейчас - он мог выбрать.
В его сердце собиралось последнее пламя, остатки его души, еще не пожранные зеленым туманом. Они еще могли успеть, могли сгореть непобежденными, оставив след в мире, оставив отпечаток в сердцах.
Он схватил пожираемыми пламенем руки и с силой ударил мечом в землю. Меч, раскаленный до красно-белого цвета оставался нетронутым, но вспышка не только выжгла траву, она охватила землю, словно лава, вспенившись, выжигая землю и превращая в породу, твердую, слово сталь. Перед опустившимся на колено Мечом осталась глыба иссиня-черного камня, из которой торчала лишь рукоять, сжимая его руками.
- Кто вытащит этот клинок... тот достоин моей силы....
Огонь внутри был нестерпим, и он прекратил сопротивляться.
Вспышка, яркая, словно рождение звезды, ослепила всех. Когда она прошла, белый пепел медленно кружил на ветру, словно снег.
От Меча осталось ни следа. Лишь меч, торчащий из глыбы, которой не было здесь еще считанные секунды назад.
|
При неверном свете костра, лишь самую малость разгоняющего ночную тьму, едва можно заметить светловолосую девушку, кутающуюся в широкий темный плащ. Склонившись над листами бумаги, она то покрывает их размашистым широким письмом, четкие буквы которого безмолвно свидетельствуют, что грамотности она обучилась уже в зрелом возрасти, то в задумчивости грызет кончик пера, прикидывая, о чем еще ей хочется рассказать. В голове ее – уйма мыслей, вопросов и домыслов, но стоит попытаться их сформулировать, как сразу наступает ступор. И тогда светловолосая девушка тянет руку к кружке с травяным отваром, делает большой глоток и в задумчивости продолжает смотреть на грациозную пляску языков пламени. А когда рассуждения облекаются во плоть слова – снова продолжает писать. «Брона НикРоан – так меня зовут. Простачка, как обращаются ко мне друзья – или Простак, как говорят те, кто помнит, как я носила личину «юноши Брана». Сегодня, как и вчера, как и три дня назад, я мчусь во весь опор к Крепости Стражей – первому заслону на пути той непознаваемой напасти, что пришла в королевство. Каждый день в седле я провожу по восемнадцать-двадцать колоколов, и теперь и спина, и седалище – все болит так, что хочется скулить. На что я считала себя закаленной – к таким нагрузкам я все-таки не приучена. Но показывать слабость нельзя, ведь именно меня Его Величество избрал спутницей Великой Шестерки – несказанная честь, до сих пор остающаяся для меня загадкой. Впрочем, они, кажется, понимают, что обычной смертной вроде меня нужно время на отдых – сами бы они скакали без остановки, прерываясь только на то, чтобы сменить лошадей. Чувствую, что смысл в таком назначении один – быть символом того, что рядом с величайшими из героев, бессмертными защитниками королевства, плечом к плечу стоят и простые люди. Но почему я? Андреас лучше владеет мечом, Конхобар гораздо более стоек, Гера ловка, как гадюка в траве, у Домналла стрелы срываются с тетивы раза в три чаще, чем у кого бы то ни было. Я тоже кое-что могу, и уж точно не вхожу в число худших рыцарей Лимерика, но все-таки, все-таки... Однако королевскую милость не обсуждают. Я не представляю, как можно описать этот восторг от знакомства с живыми легендами, да еще и всеми одновременно: я сразу ощущаю себя маленькой девочкой, впервые оказавшейся на турнире, и незамедлительно оглушенной яркостью красок, и звучностью титулов. Губы сами расползаются в улыбке, и в глазах плещется, наверное, щенячий восторг. Но я, хоть и Простачка, но не дура, и понимаю, как позорно это смотрится со стороны, так что предпочитаю держать себя в руках, наступить на горло собственной песне и не лезть к ним с предложением выпить и поболтать о житье-бытье. Я от них столь же далека, как и любой простой латник под моим началом, и вряд ли попытки стать ближе будут восприняты адекватно. Я даже не помощник, потому что катастрофически не дотягиваю до их уровня, а так, что-то молодое и зеленое, как трава весенняя. И все-таки, не смотря на все написанные сомнения, я не собираюсь стоять столбом, ожидая, что Герои все сделают за меня, а самой приносить им бурдюки с вином, вытирать пот и аплодировать могучим ударам – не дождетесь! Я, конечно, не великая воительница, и даже не лучшая из ныне живущих, но все равно: буду делать то, что должно, на пределе всех своих сил и за их краем. Не ради того, чтобы заслужить одобрение Шестерки, хотя, конечно, тоже хочется, не ради собственной славы, хотя и это тоже весьма приятно – ради того, чтобы наступило завтра. И, надеюсь, в этом завтра найдется место и для меня».
После короткого сна – новая скачка, и нет времени любоваться красотами пограничья. Девушка клюет носом, иногда проваливаясь в короткую, похожую на забытье дрему, и приходит в себя только тогда, когда за кромкой леса вырастают светлые башни крепости, окаймленные золотом ярких солнечных лучей, пронзительно-чистые и спокойные на фоне небесной лазури. НикРоан устало улыбается – наконец-то цель достигнута! Долгого отдыха, конечно, не предвидится, но само осознание, что больше никуда не надо будет мчаться, радует. Въехав под своды цитадели последней, воительница скидывает капюшон плаща: скрывающий лицо шлем и тяжелые доспехи ждут своего часа в переметных сумах заводной лошади. Она улыбается, видя в толпе солдат знакомые лица, с кем-то здоровается, с кем-то перебрасывается незатейливыми шутками, у кого-то интересуется здоровьем жены и детей. Вся эта веселость наполовину естественная, наполовину напускная: Простачка понимает, сколь тяжело воинам оставлять родной гарнизон в преддверии пришествия Зеленой Погибели, и пытается их как-то приободрить и вселить уверенность и в самих себя, и в то, что Шестерка наверняка остановит чудищ. Но вот раздается громкая команда – и солдаты в едином порыве опускаются на одно колено перед теми, кто в час нужды пришел их спасти, поставив свои вечные жизни щитом на пути непознаваемого ужаса, пришедшего словно из ночных кошмаров. Брона смотрит с высоты седла на лес склоненных голов и чувствует, как шею и щеки заливает краска – словно она, Простачка, случайно украла порцию надежд и ожиданий, предназначенных не ей. Она и сама была бы рада присоединиться к тем, с кем когда-то хлебала из одного котелка, но понимает, что это уже невозможно: назначение в помощь Шестерым возвело непреодолимую стену между ней и солдатами, и при этом ни на йоту не приблизило к бесконечно далеким Героям, в которых человечность мало-помалу зарастала быльем, оставляя только ослепительно яркий свет.
Дождавшись, окончания церемониала передачи крепости и тепло попрощавшись со знакомыми из уходящих, Брона уже собирается воспользоваться недолгой передышкой, чтобы побыть одной, как слышит топот копыт и зычные выкрики. Оставшись посмотреть на причину суеты, девушка, к вящей своей неожиданности, узнает в прибывших конниках свой отряд-дрэнг, ведомый Рупертом. Смурное лицо воительницы словно солнышко озаряет, и она, дождавшись, пока всадники спешатся, крепко обнимает и Старика, и других своих людей, не задумываясь даже за радостью встречи о причине их прибытия. Руперт, впрочем, делать тайну из цели отряда не собирается, уведомиы предводительницу, что прибыл воевать, жить и умирать плечом к плечу с ней. И как не пытается Брона убедить его в обратном, ссылаясь на королевскую волю, уезжать не собирается. Точку в споре ставит прибывшая на шум спора Вестница. НикРоан подбирается вся, распрямив спину и расправив плечи, и с каменным лицом хорошего, исполнительного воина выслушивает слова – а, вернее, плохо замаскированное повеление одной из Шести. И все можно было бы оставить так, как есть, но командир этого дрэнга – именно она, а, значит, именно за ней и должно было остаться последнее слово. Преодолев призывающую молчать в тряпочку скромность, Простачка звонко объявляет: - Братцы, вы слышали слова Вестницы! Кто не готов сегодня умереть, кто должен вернуться к семьям – прощайте, я вас не останавливаю и зла держать не буду: вне зависимости от выбора, ваша Простачка счастлива была всех видеть! А кто останется, тот, может быть, умрет, но умрет со славой и возродится в памяти потомков! Выбирайте, а пока… Радуемся! Стены старой цитадели сотрясает громовой крик десятков глоток, выкрикивающих старый, древнее самого королевства, девиз тех, кто идет на смертный бой с улыбкой на лице и светом в сердце.
…Посидев какое-то время со своими людьми, НикРоан оставляет их, удалившись на вершину одной из башен. Маетно ей, неспокойно на душе: ни эль, ни разговоры, ни песни не помогают. Тренироваться бессмысленно: более того, сейчас это также вредно, как кормить псов перед охотой. Но чем-то руки занять надо, да и голову тоже – и у девушки есть на то идеи. Вышивку, конечно же, никто не назовет достойным рыцаря ремеслом, но рыцарем-то себя Брона и не чувствует. Вот и теперь, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням зубцов, она раскладывает белое полотно нижней рубахи, на который цветными нитями уже размечен контур растительных узоров – по вороту, по рукавам, по подолу. Ловко орудуя иглой, Простачка тихо мурлычет себе под нос старую песенку, под которую она засыпала, будучи еще совсем ребенком: «Я сплетаю красный шелк, белый шелк, зеленый шелк, Я сплетаю этот шелк, будет хорошо…». Простые, с детства знакомые слова, рефрен звуков успокаивают, настраивая на немного флегматичный лад. Только раз нарушается спокойствие – явлением Героя Хора. Подскочив, девушка со все возрастающим удивлением выслушивает самого таинственного из Шестерки, и только на пожелание удачи судорожно кивает: - Спасибо, достославный Хор, - она на миг задумывается, стоит ли добавить что-то еще, - и вам удачи тоже: пускай монетка всегда выпадает только так, как загадано, вот.
А потом, когда становится заметно, что все Шестеро, словно повинуясь неслышимой команде, спешат на южную стену, НикРоан облачается в свежую и чистую рубаху с так и недошитым узором, облачается в доспехи и спешит вслед за остальными, по дороге отдав Старику указание в бой без нужды не лезть, а наблюдать, использовать, при необходимости, крепостные баллисты и в целом быть мобильным резервом. На стену она приходит одной из последних, зябко кутаясь в плащ и стараясь укрыть лицо от холодных поцелуев призванных Стужей снежинок. Вместе со всеми выслушивает Глашатая Погибели, скривившись от отвращения при виде его безобразной сущности. А потом, когда лавина ужасных существ единым зубастым валом обрушивается на ставший воистину Последним Стражем бастион, просто старается сначала выжить и поразить как можно больше недругов, а потом – прикрыть спину Латнику и Мечу. Хоть на это-то она способна?
-
Не ради того, чтобы заслужить одобрение Шестерки, хотя, конечно, тоже хочется, не ради собственной славы, хотя и это тоже весьма приятно – ради того, чтобы наступило завтра. И, надеюсь, в этом завтра найдется место и для меня». Оно обязательно наступит. И я надеюсь, что НикРоан его увидит!
-
НикРоан облачается в свежую и чистую рубаху с так и недошитым узором
И в один из дней поутру, как гласит легенда, Как и полагается, ты встал в стремена, Всех, как полагается, пославши на... Хороша та сказка без happy end'а!(с)
-
стильная задумка с дневником, который ведёт Брона, жаль в таком формате игры её вряд ли выйдет толком реализовать
|
Люди любят тянуться к знаниям. Они ищут ответы на вопросы, вопросы на эти ответы, и вновь, и вновь, и вновь…
Хор нашел их все. В его голове были все ответы. Кроме одного: какой из ответов был его собственным. Или правильным, если уж на то пошло.
Хотя и на это ответ был, как ему подсказывала его часть: все они были правильными. Любой ответ на любой вопрос был правильным - и неправильным. Любая истина в мире была истиной и ложью. Любая ложь в мире была истиной и ложью.
Например, “Герои всегда побеждают”.
Хор захихикал.
Перед ним человек, обычный человечек, коих в Хоре были миллиарды, передавал свою власть Герою. Стульчику. Столику? Хор нахмурился. Двери? Сторожевой собаке? Забору? Замку? Черепахе? Броненосцу? Стальной обшивке? Ах! Латнику. - Да-да! Латнику! - довольно провозгласил Хор. Его радовало, что он вспомнил свой ответ.
===
Когда знаешь все ответы - хочется ими делиться.
Хор подлетел к Стуже. Облетел вокруг неё несколько раз, создавая за собой шлейф из разноцветных снежинок. - Королева Льда, Королева Знаний. Ты и сейчас думаешь о том, что в Поветрии - смерть и знания. Знания и смерть. Забавно, правда? Льды тают. Знания - тоже. Знания тают под светом новых знаний, бесконечно, раз за разом. Стоят ли они хоть чего-то, если в конце концов все они неверны? Хор облетел разок еще вокруг Стужи. Рассмеялся. Улыбнулся. Заплакал. - Мне тут подсказали, - голос Хора внезапно был серьезен и нормален - словно из далекого прошлого. - Что ты была моей ученицей. Или уже не мой. Или уже не была. Замолчал ненадолго. И рассмеялся во все горло, улетая от нее.
Следующими были Латник и Меч. Подождав, пока Латник проводит уползающих черв… а, простите. Это люди. Точно, люди! Две руки, две ноги, одна голова. И столько надежд. Но не важно! - Знаете, что будет, если Неостановимый Меч ударит Непреодолимого Латника? А я знаю! Хор вновь расхохотался, в этот раз почему-то басом. - И знаю, чего не будет. А у вас лишь один шанс узнать. Стоит ли умирать без ответа? На этот вопрос у вас ответа нет. Шут перевернулся вниз головой. - Всё в этом мире перевернулось с ног на голову! И только мы, только мы, видим его как он есть и как его больше нет! Грустным голосом дальше он продолжил: - Вас никто не ждет. И если умрут все - вас даже не останется в памяти. Никого не останется. Последняя фраза была произнесена максимально серьезно. После нее Хор, не переворачиваясь обратно, медленно удалился от Латника и Меча.
- Тихая!.. Хм. - Хор нахмурился, приземлился, сел на землю. В голове его проносились бесконечные версии. - Ах! Молчунья! Как тебя сложно найти… А если тебя нельзя найти, то есть ли ты на самом деле? Маг залетел в часовенку к убийце, смеясь, как театральный злодей. - Ах! Хах! Хах! Вот я тебя и нашел! Твой самый страшный страх! Замолк резко. Продолжил высоким, почти девичьим голосом: - Я боюсь людей! Но я верна себе и своему Королю! Я буду убивать за него, я исчезну за него! Живу лишь для него! Хор перешел на серьезный голос. - Живешь ли ты? Кто ты? Где ты? Когда ты? Что ты? Человек? Герой? Мимолетное виденье, гений чистой пустоты? После тебя останется дорога смертей и пустота. Рассмеялся. - Но пустота никогда не остается пустотой. Пустота жаждет наполниться. А теперь молись - но тебе никто не ответит.
Голоса, перекрикивая друг друга, спорили, кто же будет следующим: первым кандидатом в итоге был выбран Охотник. После дальнейшего обсуждения, единогласным голосом самого Хора было принято решение, что такого Героя сейчас нет.
Потому Хор направился к к Вестнице. - О первая из равных! О равная из первых! О несущаяся на смерть героиня в сияющем доспехе! - начал маг возвышенно, но потом остановился, словно опомнившись, и продолжил уже обычным, даже разочарованным голосом. - А, ошибся. Это просто Вестница. Хор рассмеялся - неприятным, действующим на нервы смехом. - Всегда вперед. Никогда назад. А иногда весь просто надо сделать ма-а-аленький шажок назад - и картины рисуются! Крупнее, подробнее, полнее. Коням цепляют шоры, чтобы видеть лишь вперед. Но ты нацепляешь их себе сама. Зачем? Маг словно серьезно задумался над вопросом, потирая подбородок своей маски. - Ах! Чтобы видеть только то, что хочешь! Или нет. Секунду. Ты же и так видишь всё, сквозь любые преграды и границы. Кроме тех, что делаешь себе сама. А там, по ту сторону… интересно. Хор рассмеялся. - И страшно. После чего полетел осматривать замок, ради интереса. Игрушечный такой, слово из пряников! Пряничный домик, для пряничных людей. В котором они прячутся от пряничных врагов в пряничном мире.
Но почему-то во дворе была еще одна фигура. Хор неуверенно подлетел к Простаку. Облетел, внимательно осмотрел со всех сторон. - А ты кто? Я не помню таких. А, он помнит, - Хор махнул рукой куда-то в сторону. - Оруженосец. Для Героев. Задумался. - Зачем? Героям не нужен оруженосец. Нам ничего не нужно. Нам не нужна ни слава, ни еда, ни сортир! - Остановился. - Ладно, мне тут подсказывают, что слава может быть кому-то нужна. И от еды бы они не отка… Так, хватит мне мешать! Хор пару раз стукнул себя по голове, после чего прочистил горло. - Кхм. Кхм. Вот. Но ты же - человечек. Маленький, слабенький. Маленькое ничтожество. Подлетел поближе, приблизился своей маской прямо к лицу Броны. - Удачи. Только и сказал он, потрепал ее по голове заботливо, и улетел на стену - смотреть на приближающегося врага.
-
Да уж, безумие и мудрость сплетаются в Хоре неразрывно!
-
-
Мне понравился индивидуальный подход к каждому -)
-
концепт персонажа открывает почти безграничный креативный простор, и здесь, на мой вкус, реализация вышла исключительно годно
-
Самому скромному человеку
-
Люди любят тянуться к знаниям. Они ищут ответы на вопросы, вопросы на эти ответы, и вновь, и вновь, и вновь… Хор нашел их все.
Жуткая перспектива, если задуматься!
Хор вышел классный, хорошо разбавляет наши торжественно-героические позы, речи и мысли порцией здоровой иронии.
-
За философичность!
-
Замечательно
|
Стоило мне договорить, как верная сестренка, выражаясь как всегда коротко и емко – не то, что я, помело коровье! – поддержала сказанное и, поддерживая не только словом, но и делом, приобняла меня. Накрыв ее ладонь своей, я почувствовала, как в сердце разливается тепло: такое, как бывает, когда с зимнего, снежного дозора заходишь в хорошо натопленный дом и с благодарностью принимаешь из рук сослуживицы кружку с ароматным глинтвейном. И тогда тебе кажется, что все сложности временны, невзгоды – мимолетны, а проблемы не заслуживают ничего, кроме насмешливой улыбки. Правда, конкретно сейчас ситуация была посложнее, и расслабляться было не время: судя по закаменевшему выражению лица и последующему вопросу, главная храмовница мне не больно-то поверила. Ожидаемо, конечно, но все равно донельзя обидно. Я почувствовала, как уголки губ сами кривятся горько от такой недоверчивости, и плотно сжала зубы, чтобы не застонать недовольно. Сейчас слово взяла матушка Иоланда, и мешать ей посторонними звуками не следовало.
Как показала практика – лучше бы она не начинала: ну, по крайней мере, с моей точки зрения. Женщина она была явно мудрая, многознающая, но вот выражаться по-простому, ясно и понятно, как я, все-таки не могла. Ну или это я такая дура, что не улавливала нить разговора. И вроде каждое слово в отдельности было понятно, но вот все вместе они в единую картину никак не складывались, из-за чего ум за разум заходил в попытках пробиться через те или иные фразочки. Ну вот какой, к дэвовой бабушке, «Властелин тела и души»? Что это за дрянь такая, причем здесь Хаос – причем, судя по всему, как имя нарицательное, а не обозначение бардака, и как это связано с мамой? Ни-че-го не понимаю! Ясно одно: видящая всю картину немного со своей башни лекарка связывала этого «Властелина» с ларем и считала, что Аэлис могут попытаться использовать, как плату за то, чтобы этот самый Хаос покорить – хотя, как по мне, покорить то, что постоянно находится в беспорядке и неорганизованности, никак нельзя. Это все-таки не два десятка в дребадан пьяных курсанток, которых еще при желании можно застроить, это что-то совершенно неупорчдоченное!
В общем, спасибо матушке за поддержку, конечно, но лучше уж самой вмешаться и еще раз попытаться донести свою мысль до сестры Самины. Я – девочка настойчивая, мне хоть кол на голове теши, хоть на губу сажай, хоть увал отбирай, все равно буду стоять на своем. Не прислушается к моим словам храмовница – придется «отлучиться» в самоволочку самой-одной, и попытаться вернуть маму обратно домой. Ну или не одной: своих сослуживиц позвать на помощь. Дай Богини, они-то свою незадачливую Ситу в беде не оставят. - Сестра Командора, - подала я голос, - если я ошибаюсь, то готова принять всю ответственность и любое наказание. Но если нет, наш долг – выручить Аэлис. Косматые после всего случившегося не будут даже помышлять о сопротивлении и контрударе, а, значит, временное отсутствие небольшого отряда на безопасность Купола не повлияет. Позвольте мне со своим десятком отправиться в погоню за теми, о ком рассказала, в лишнее противостояние с другими беглецами не вступая и стараясь не подвергать сестер опасности. Сестра Командора, я верю в сказанное: клянусь здоровьем сестры и мамы, что не придумываю, набивая себе цену, ведь я – не экзальтированная девица, а солдатка. Позвольте мне отправиться в погоню и выполнить то, что дóлжно!
-
Точно не экза... Экзальт... Эта девица?))
-
не то, что я, помело коровье! что-то в голос
-
вот так хочешь помочь, а молодняк ничего не понимает!
-
Женщина она была явно мудрая, многознающая, но вот выражаться по-простому, ясно и понятно, как я, все-таки не могла.
Это просто в голосину, перечитываю и ору)
|
Дорога. ОбщееСемеро всадников во весь опор мчатся по мощёной дороге, загоняя лошадей. Солнце ещё высоко, и его лучи освещают бескрайнее море зелени, раскинувшееся справа и слева от дороги. Ветер колышет траву и из-за холмистости местности кажется, что на путников с разных сторон надвигаются волны. Вдалеке уже видны стены крепости Стражей: высоко вверх уходят башни цитадели, наползая друг на друга как камни горной гряды. Вот уже виднеется полукруглый барбакан над воротами... Но ни пронзительная безоблачная синева, нависшая над холмами и горной грядой, защищающей эту долину, ни сами холмы, старше самого королевства Лимерик, ни величественный вид крепостных стен, созданных кажется великанами, не могут отвлечь отряд от дурных мыслей. Поветрие пришло в Лимерик, и не было от Зелёной Смерти как его ещё называют, спасения. После него оставались только обуглившиеся, но явно не от обычного огня, трупы, словно обглоданные каким-то чудовищным зверем. Не нашлось ещё тех, кто побывал достаточно близко, чтобы рассказать, что происходит на самом деле, когда наплывает чёрно-зелёная мгла на поселение, оставляя после себя лишь смерть и руины. Как остановить этого противника, когда Покровители молчат? На этот вопрос не было ответа, и задача Шестёрых состояла в том, чтобы выиграть для этого время. Затрубил горн, возвещая прибытие подкрепления; лязгнули стальные прутья решетки и ворота крепости Стражей открылись. Шестерым не было нужды представляться; седьмую же пропустили вместе с ними – если уж она едет вместе с героями, которых знают в каждом уголке королевства, нет причин чинить ей препятствия. К тому же, командор крепости был извещён о прибытии героев. Более того: ему было приказано вверить в руки Шестерых её, а самому вместе с гарнизоном в сжатые сроки покинуть. Если Шестеро выстоят, то они справятся и без горстки солдат; если же нет – армии Лимерика будет дорого каждое копьё. Когда опустилась решётка за последним прибывшим, во внутренний двор начали стекаться солдаты из казарм. Поток воинов в отполированных до блеска кирасах и шлемах всё прибывал: даже дозорные побросали свои посты, невзирая на риск наказания, ведь командор появился одним из первых. Но сейчас было не до уставов и догм, ведь в крепости появились те, кого ещё их родители называли полубогами. В едином порыве благоговения, гарнизон крепости Стражей преклонил колено перед семью стоящим в центре двора отрядом. Хотя последняя из них, Простачка, всё ещё была ближе к тем, кто склонил голову перед ними. Когда кастелян поднялся, произошла небольшая заминка: он не знал, кому именно должен передать крепость, и не решался сказать и слова, боясь прогневать стоявших перед ним полубогов. Этот, уже немолодой мужчина, явно не трусивший в бою, сейчас находился в смятении, пораженный величием тех, о ком обычно слышат лишь сказки и легенды. Наконец, преодолев собственную растерянность, он подошёл к Латнику и заставил себя произнести церемониал передачи крепости. Затем в простых словах объяснил, где что находится – скорее по инерции, чем правда верящий в необходимость того что Латнику или Мечу, скажем, может потребоваться столовая. После этого непродолжительного разговора гарнизон стал готовиться к выходу из крепости. Уже вечерело; закатное солнце сейчас раскрашивало золотом останки большой башни на холме неподалёку. Когда-то, там находилась крепость королевства, существовавшего на этих землях до Лимерика. Монументальное строение, уходившее почти под облака, было ключом к землям, как ныне крепость Стражей, перенявшая часть названия от этой древней постройки. Да и сейчас, утратив своё былое величие, почти разрушенная до основания, этот реликт прошлого служил временным форпостом для Лимерика. Но сейчас это казалось ещё и знаком свыше: лучи солнца как бы напоминали народу Лимерика, что даже самые крепкие стены однажды разрушаться, что даже самые сильные царства ждёт забвение. И от этих мыслей становилось только неуютнее. Солнце ещё не успело сесть, а нестройные ряды защитников крепости уже выходили через её главные ворота. Лязгая металлом, задевая копьями зубья решетки, они выходили друг за другом на ту же дорогу, по которой недавно примчались семеро. Вдруг, размеренное движение было нарушено: послышались голоса, ругань и топот множества копыт. На мгновение крепость будто ожила, очнулась от сонной дремоты и наполнилась звуками. Наконец, пробившейся к солдатам Простачке удалось выяснить: это самовольно прибыл отряд конницы под предводительством Руперта-Старика. Подчинённые НикРоан ослушались указания и прибыли под стены крепости чтобы встретить опасность плечом к плечу. ЛатникПеред тобой склонился человек. Для многих отнюдь не малый по значимости: командор целой крепости, "ключа" к землям Лимерика. Выполняющий с тобой в общем-то, одно и то же дело. К таким снисходят даже короли. Но ты почти не замечаешь его, для тебя нет разницы между ним и рядовыми солдатами, что склонились здесь также во множестве. Перед тобой он – лишь один из многих, не важно, сколько стоит за ним людей. Но, может быть из-за близости надвигающейся угрозы – а ты чувствуешь её, о, ещё как чувствуешь, даже не обладая взором Вестницы или знаниями Хора! — что-то в нём задевает те струны души, что ещё не окончательно превратились в гранит. И вот перед глазами встаёт образ самого тебя, когда-то дающего присягу королю. Но даже здесь разница: если тут склоняет колено простой смертный, то тогда всё было с точностью до наоборот – клянясь в верности монарху, ты уже чувствовал, что в твоей власти разрушить замок до основания, сравнять с землёй, если потребуется. Но ты никогда не задумывался об этом, если уж говорить начистоту: вера в то, что людям нужен защитник, что они заслуживают, чтобы кто-то встал грудью за них, чтобы они процветали – сделала тебя тем, кто ты есть. И вот: перед тобой человек, который думает, что от его слов есть какая-то польза. Ты сам – настоящая цитадель. Воплощение крепостной стены. А уж две крепости как-нибудь найдут общий язык. МечТревога. Она повсюду: среди травы, переливающейся под порывами ветра, таится за холмами, витает в воздухе. Что-то страшное грядёт, и все твои шесть чувств обострились, призывая – не бежать, ты забыл когда последний раз вообще отступал, а не двигался вперёд, но быть настороже. Самый худший страх – неизвестность. Самый опасный противник – про которого ничего не знаешь. Это прописные истины, можно сказать неизменные концепции, во всяком случае, этого мира. Можно обойти крепость, пока Латник разбирается с командором. Осмотреть стены, дозорные башни. Примериться к прочности решеток и ворот. Но даже то, что крепость может выдержать полноценную осаду и остаться даже невредимой, не успокаивает тебя. Страх пытается проникнуть в отточенный за десятилетия ум. И вместе с ним – приступ азарта, которого ты давно не ощущал. Как в тот раз, когда вы с Латником выслеживали последнего инеистого великана. Чудище было размером с хорошую гору и успело пару раз угостить вас крепкими ударами своих кулаков, обжечь морозным дыханием – но всё равно сгинуло, опрокинутое и обезглавленное мощными ударами. Что бы ни приближалось – оно может быть последней твоей охотой, пусть. Потому что, да не прогневаются боги, это определенно будет охота славная. ВестницаТебя обволакивает зеленоватый туман, но вместо обычной прохлады он приносит чувство тяжкого удушья, будто это и не туман вовсе, а крепкие цепи. Сквозь его пелену не пробиться даже твоему Взору. А затем приходит вспышка боли. Удары сыпятся отовсюду, ты бьёшься отчаянно, отбивая, уклоняясь, парируя. Но всё заканчивается каждый раз одинаково – что-то вгрызается в броню, прогрызает её насквозь и впивается в живот. Яркая вспышка боли и ты умираешь. Это видение приходит вновь и вновь. Не всегда о тебе и не всегда ты одинока: это может быть гибель Стужи, Хора, Меча – любого из шести. Иногда ты видишь, как поочередно погибаете вы все. Что бы ты ни делала, это не изменить. Но образ врага каждый раз зыбок и нереален, и всё это кажется странным сном – всё-таки, твой Взор неспособен по-настоящему предвидеть будущее, он лишь даёт возможность ясно видеть и предугадывать некоторые вещи. Странные, расплывчатые ведения могут и не предсказывать будущее, а быть лишь игрой разыгравшегося воображения. Но то, как часто они приходят – не может не настораживать. А может быть, это просто кошмар? Но как давно тебе снились кошмары? Кажется, с момента как ты взяла в руки копьё, в этом мире не осталось вещей, способных тебя напугать. СтужаХолодно. Почему-то тебе было здесь очень холодно, холоднее, чем в северных ледяных пустошах, куда ты пришла медитировать в надежде разрушить власть времени над собственным телом. Это было тем удивительнее, что ты вообще-то давно должна была потерять чувствительность к стихии, которую полностью подчинила себе. И вот, загадка! Тебе вновь холодно. Увы, загадки хватает всего на пару мгновений для развлечения: ответ ведь на самом деле на поверхности. В озноб тебя бросает от любопытства: что же это за Поветрие, откуда оно пришло и что его породило? Вот и всё, что тебя занимает. Хор, Великий Дурак, если бы не пытался объять необъятное, наверное мог бы сейчас что-то припомнить. Но, увы, вместо того чтобы как ты совершенствовать меру, которой стоит измерять остальной мир, он прыгнул выше головы и сломал себе шею. Так что придётся тебе самостоятельно разобраться в природе этого явления: и в кои-то веки, за многие десятилетия, тебе не скучно. Пожалуй, даже хорошо, что вся эта тайна достанется тебе целиком! И даже если цена этого – смерть, единственная цена, которую тебе бы не хотелось платить, ты без колебаний двигаешься с остальными на встречу с Зеленой Смертью. Пусть боги молчат, пусть тревожным выглядит теперь даже синее небо, нет в этом мире ничего, способного остановить тебя в твоих изысканиях. ХорГолос мужчины: Милорд! Наши люди голодают! Голос царственной особы: Пусть! Нет в моём феоде слабых духом! Пройдёт чума, пройдёт неурожай! Шут: И сгинут все, ты так и знай! Голос царственной особы: Кто там ропщет? Дайте палок! Шут: Ой! Ой! Голос женщины: Снова все поля побиты градом... Неизвестный голос: Здесь не град прошёл, поверь... Голос ученого мужа: Горе нам! Гневятся боги! Неизвестный голос: Этих нет уже давно... Хор голосов: Кто же это?! Неизвестный голос: Саранча! На разные лады кричат в твоей голове голоса, то выстраиваясь в стройную пьесу, то превращаясь в фантасмагорию и абсурд. Ты привык к этому: это давно стало частью тебя. Ты даже способен разбираться в этих искаженных образах, гротескном отражении реальности. Даже когда разум полностью поглощён очередным представлением, ты способен выделять из него отдельные элементы. Вот женщина в скромном платье, с наползшими на лоб прядями, закрывающими лицо, с плаксивым голосом – это на самом деле грозная воительница, Вестница. Этот разговаривающий стол – сегодняшний образ Латника: вчера он был в образе медведя. Разум вырывает из небытия образы, вновь возвращая им реальные силуэты – реальные ли, правда? Кто знает, может быть нам только хочется видеть рыцаря в сияющих латах? Но всё это лишь забавные каламбуры, упражнения в софизме, перед тем, что за пьеса играет перед тобой сейчас. В ней явно есть какой-то смысл, больше смысла в том, что ты едешь по дороге к крепости Стражей, больше смысла чем в самой каменной твердыне. Да и во всём остальном. Что-то важное пытается достучаться до тебя, и ты не можешь не разыгрывать диалог на разные лады вслух, выплескивая видение наружу. МолчуньяНикто и не заметил наверное, как ты исчезла сразу после церемониала, едва расслышав, где на территории крепости находится часовня. Здесь, в тихом местечке, наедине сама с собой, ты смогла наконец успокоить своё сердце в молитве. Ты давно уже перестала быть той, вздрагивающей от каждого шороха, неуверенной девочкой. Переросла свои страхи, если не сказать – пережила; но сегодняшнее путешествие вдруг снова вернуло тебя в детстве. Что-то страшное надвигается, ты чувствуешь это также ясно, как пятеро остальных: ведь их эмоции ты ощущаешь как свои собственные. Покосившееся строение, явно видавшее лучшие времена, явно ещё не до конца отремонтированное, судя по валяющимся по углам деревянным обломкам, всё ещё не утратило своей успокаивающей магии. Мягий закатный свет струится через окошки, падая на алтарь Лунной Девы, одной из Покровителей Лимерика, и статуи святых с кроткими лицами как будто улыбаются тебе. Вместе с молитвой постепенно возвращается и душевное равновесие, хотя и примешивается к нему странное ощущение неестественности: но оно было с тобой с тех пор, как ты поклялась династии Лимерика в верности. Лучшая убийца королевства, истово молящаяся перед алтарём. Странная картина, но в будущей битве тебе потребуются все твои силы, ты должна будешь выложиться полностью: надо вновь подчинить разбушевавшиеся эмоции. В конце концов, ты ведь не даром прозвана Молчуньей – даже в самой жаркой битве ты не теряешь ледяного спокойствия, а твоя рука разит беспристрастно. Простачка— Вот как хошь, а мы никуда не уйдём, — продолжает упрямо втолковывать тебе Руперт, опираясь на гарду меча всем телом. — Заладила тут, "можем умереть, можем умереть". В первый раз, что ли? Даже вон эти не против. Седой воин бросает взгляд в сторону Меча и Латника. — Ну подумай, что ты тут одна без своего отряда делать будешь? Им вино разносить? А так всё-таки, ну, надежнее. Что-нибудь придумаем, ты ж головастая у нас. И эти, всё-таки, уж сколько лет живут. А если я там буду, у меня сердца на месте не будет, вот как хошь. И ведь действительно: не хочется его отсылать. Даже если среди собственного отряда ты уже герой, то рядом с Шестью чувствуешь себя слишком... простой. Простачка или Простак – так и закрепилось за тобой это прозвище. Потому что шестеро – настоящие полубоги. Даже просто находясь поблизости чувствуешь силу, исходящую из них. Несмотря на то что ты настоящий воин, а тело твоё хорошо тренировано, ты уверена, что даже Стужа или Хор, которые не выглядят полагающимися на грубую силу оружия, способны одолеть тебя в дуэли на простом оружии. И это по-настоящему жутко. По двум причинам: должны ли существовать подобные вообще? И: неужели и ты можешь стать когда-то такой же, как они? Впрочем, это вряд ли. Если Шестеро не выстоят сегодня, то завтра уже не наступит. А пока: надо понять, оставлять ли здесь Руперта-Старика и свой отряд. ПоветриеМелкие дела позволяют немного отвлечься, ускорить течение времени – большей частью для Простака, конечно. Для остальных это всё равно что один блик солнечного луча; когда приходит время все семеро, подчиняясь странном наитию (хотя НикРоан скорее просто последовала за шестеркой) оказались на смотровой площадке, обращенной к южному предгорью. Всё пространство – от гор до ближайших холмов, утонуло в непроглядном сером тумане, в котором то и дело вспыхивают ядовито-зелёные прожилки. Шестеро – чувствуют вдруг сильнейшее напряжение в воздухе. Их противник столкнулся с собственной силой героев: с силой, которая так велика, что уже не помещается в тела, и разливается прямо в воздухе. Именно она теперь служит непреодолимым барьером для этого странного тумана, и пока кто-то из них жив, дальше Зелёная Смерть не пройдёт. Особенно остро ощущает это Латник, чьи способности буквально созданы для того чтобы вставать у угрозы на пути. В какой-то момент от бескрайнего марева отделяется небольшое облачко и подплывает совсем близко к стенам. С каждым мгновением приближения к крепости, оно теряет свою бесформенность, приобретая силуэт человека. Или, вернее, чего-то похожего на него – раскрытая пасть напоминает оскал голого черепа, от неё буквально разит неутолимым голодом. Голодом, способном пожирать не просто скот или людей, но целые миры. Силуэт по-прежнему зыбкий, и каждый в нём видит перетекающие из одного в другой собственные образы, вызывающие омерзение. — Thy gods art dead, — свистящим шепотом, по какой-то удивительной причине долетающим до шестерых с такого расстояния, сообщает Поветрие. — Thou art shalt vanisheth too. "Глашатай" поднимает вверх руку и поток оформившегося в подобных ему существ лавиной обрушивается с предгорья на стены крепости.
-
Голос Безумца: Мы все умрем! Нашему времени, нашей эпоха, нашему миру приходит конец!
Голос Здравомыслящего: Да.
-
Ах, какие красивые картины рисуются, живые, объемные! И как хорошо передается дискомфорт Простачки!
-
Да начнётся славная битва!
|
|
|
|
🎶ссылка— Потому что друзей не бросают, — серьёзно и даже чуточку сурово ответила Лорелай, пристально посмотрев на него широко раскрытыми глазами-озёрами. Молча кивнув мальчику в знак благодарности за лечение, она повернулась к Кимико – чтобы только успеть увидеть, как двое и её одноклассников рванули в очередную суицидальную атаку на Неопределенность. Которая уже поднимала для замаха свой меч вновь. — Ты хотела узнать, как я её собиралась побеждать? — выкрикнула блондинка, пошире расставив ноги. — Ну... вот как-то так! Обхватив свой пистолет двумя руками, О"Брайен начала что-то шептать... и вскоре Шизука, оказавшийся единственный неподалеку от Харуми и Лорелай одновременно понял, что они молятся об одном и том же. Одними и теми же словами. Правда, слова Харуми сейчас выговаривала с трудом: всё её нутро скрутило из-за того что она вновь впустила в свой разум знание, которое ей не предназначалось. Было очень сложно держать концентрацию... А вот Лорелай, чеканя слова молитвы, словно снова заряжалась силой. Священная Изиль, пылающая вечным огнём Услышь свою рабыню, и ответь на молитвы Пламенем очисти душу мою И высуши слёзы сомненийРуки медленно подняли оружие на уровень глаз, нацелив его на Неопределенность. И пока горит огонь В сердце и в душе моей Я последую за тобой В самую тьмуЗа спиной девушки вновь возник покровитель, а её тело объяло синее пламя. И освещу её как факел!Из дула пистолета вырвался ярко-синий луч, по плотности не уступающий тому, которым вас пыталась одолеть Неопределенность. Было заметно, что сила его отдачи едва не сбивает Лорелай с ног: она проскользила пару шагов назад и уперлась спиной в Шизуку. На мгновение бескрайняя чернота Космоса сменилась белоснежно-белым светом, подходящим скорее каким-нибудь Райским Кущам. Многострадальную платформу тряхнуло так, будто случилось землетрясение – а Неопределенность утонула в сфере синего пламени, которое окутало её подобно сверхновой. В этот раз не было ни грома, ни грохота, ни иных звуков. Оглушительная тишина звенела в воздухе. Когда пламя рассеялось... вы увидели Неопределенность. Всё ещё целую, хоть и осыпающуюся черными осколками куда-то в бездну Вселенной, безжизненно повиснув на своих трубках-верёвках, которые приковали её к чему-то, недоступному вашему взгляду. — Кто она мне, Харуми? — повернулась Лорелай к рыжеволосой девочке. — Да нет... никто. Всё что я знаю – это чудище хотят раскормить для того чтобы что-то сделать с Изнанкой. Мне предлагали сделку: я сдаю Организации детей, способных путешествовать в Изнанке, чтобы они кормили... это, а взамен... ну, взамен могу получить что-то в "разумных пределах". Блондинка презрительно скривилась. Ей явно претило даже вспоминать об этом. — Естественно, я отказалась. Но втягивать никого не хотела. Потому что не хотела, чтобы они сразу догадались, кого ещё можно сделать жертвой. Бобби вот они схватили по ошибке... но я всё ещё его найти не могу. И доказательств причастности у меня нет. А ещё эту тварь нельзя так просто убить. Её продолжает воскрешать этот урод, но я его ни разу не могла заставить попасть вместе с собой в Изнанку или хотя бы арестовать, потому что доказательств у меня тоже не... Вы слишком поздно заметили, что Неопределенность перестала рассыпаться в прах и вновь выпрямила свою козло-насекомо-подобную морду. Вас всех вновь ослепило – но на этот раз от света жгло глаза, и был он отнюдь не умиротворяющим. Нет, зловеще-фиолетовый оттенок был неприятно тревожным, вызывая ассоциации с чем-то нездоровым, неправильным. И вскоре вы поняли, почему: когда на тебя несётся гигантский метеорит размером со всю площадку – это определенно неправильно. А потом Космос исчез. Была только непроглядная Тьма, сквозь которую вас несло бурным течением. Ещё один парадокс – ну какое в абсолютном небытие может быть течение? Или хотя бы гравитация, дающая чувство падения? Тем не менее... ... Вскоре вы вернули себе возможность различать цвета. И поняли, что сидите на чём-то твердом. На асфальте. А вокруг не так уж непроглядно темно – очень даже теплый весенний вечер. Уличные фонари весело перемигиваются с громадинами из бетона, в окнах которых кое-где уже зажегся свет. Нет никакой зловещей луны или развалившихся машин; хотя улица подозрительно напоминает ту, что вы успели за сегодня повидать. Даже, вон, переход пешеходный есть. Но – на небе зато ни облачка, и оно не кроваво-красное, а по-уютному темно-синее. Только одно, пожалуй, вас беспокоит: то что вас пятеро, но один из вас лежит ничком на тротуаре, и не подаёт признаков жизни. Как нетрудно догадаться, это ваша староста.
-
Мне предлагали сделку: я сдаю Организации детей, способных путешествовать в Изнанке, чтобы они кормили... это, а взамен... ну, взамен могу получить что-то в "разумных пределах". Вот это поворот!
|
-
она развязала рукава и освободила кота из герметичного плена
Наконец-то
-
Котик свободен! Но лучшее Молельщица начинала привыкать к тому, что можно переложить решение проблемы на чьи-то сильные плечи.
-
- Прости... - Эя на миг прижала к себе Реза, а потом отпустила. - Больше не оставлю тебя.
Красиво!
|
Добрая лекарка наконец представилась, и я кивнула: Иоланда так Иоланда, хорошо – буду знать, кого благодарить и за кого при случае замолвить словечко перед большим начальством. Хотя с последним бабушка, наверное, и без меня справится, раз может спокойно провести к самой Командоре, которую я, рядовая Крепости, в жизни не видела, хоть и была наслышана немало о ее подвигах и подвигах ее подчиненных. Жаль, конечно, что не к армейскому начальству, но тут уж не до жиру. Договорив, добрая старушка отошла в сторонку: устроилась поудобнее, пишет что-то, связанное, по ее словам, с моими путанными речами, и при этом, по всему судя, не доклад мой сумбурный конспектирует… Вот интересно, что там, на бумаге? Взглянуть бы хоть краем глаза, но это будет совсем уж непристойно – неча провоцировать на негатив. Сочтет нужным – сама расскажет, а на нет и суда нет. Негоже поперек мамки в печку лезть – чай, я не бардесса какая-нибудь, а о дисциплине и субординации мало-мало понимаю. Иногда, по крайней мере. Впрочем, все мысли об эпистолярном творчестве матушки Иоланды живо из головы выветрились, когда щеку согрел горячий поцелуй сестренки. Я, как малолетка какая-нибудь, мигом расплылась в широкой, счастливой улыбке – такое лекарство мне по нраву, и на ноги оно поднимет лучше десятка самых крепких зелий. Мурлыкнув довольно, я потерлась щекой о плечо сестренки, а потом, воровато оглянувшись, как попавшая в курятник лиса, взяла ее очаровательное, такое родное лицо в ладони и крепко, смачно поцеловала в губы. И плевать, что здесь посторонние – женщины они, вроде, умные, и, более того, понимающие – не осудят. А если и выскажут что – так жар губ Бьё стоит любого наказания. Оно, конечно, не заставит меня постоянно миловаться на публике, но разок-то можно, верно – я же чуть не померла, и чуть не оставила половинку моего сердца разбитой!
Не без помощи восторженной и восхитительно-нежной Бьянки я оделась и поднялась, коротко посетовав, что выгляжу совсем неподобающе для встречи с командованием. Благодарение Богинюшкам, Бьё была достаточно умела в бытовых чарах и не израсходовала еще все силы досуха, так что после нескольких пассов я стала выглядеть достаточно пристойно. Ну-у-у… По крайней мере, глядя на меня, никто не решит, что голодный мертвяк восстал из могилы и теперь ходит по лагерю в поисках обеда… или, скорее, раннего ужина? Не принципиально – в принципе еды, и точка, благо мне самой, живой и теплой, хочется не то, чтобы есть, а вполне себе жрать. Но придется обождать, увы-увы. Родная и любимая, видя, как я нетвердо стою на ногах, без лишних слов подставила мне плечо, помогая идти. Отказываться от помощи и пытаться двигаться самостоятельно я не стала – как ни крути, а ножки еще не особо-то слушались, и обмишулиться падением в мои планы не входило. Уж лучше выглядеть ослабевшей и опирающейся на сестренку, чем пропахать землю носом из-за дурной гордости. Последняя, кстати, и без того пострадала, когда старшая целительница родственно так, по-семейному цукнула меня за неуставщину в разговорах. За дело, надо признать – не первый раз я получила по ушам за склонность к цветастому словоблудию, и, наверняка, не последний: избавиться от этой не соответствующей гордому званию солдатки привычки выше моих сил. - Благодарю за разъяснения, сестра-лекарка! – бравурно и звонко бросила в спину ушедшей женщине я. Как же хорошо, что она напомнила об армейском лексиконе! Надобно, пожалуй, общаться с Командорой как с Мириам, или скорее даже как со строгой и требовательной, насквозь уставной старшей гарнизона Жанетт.
Вот так, опираясь на Бьянку, с рубахой в недосведенных до конца брызгах крове и наброшенной на плечи разрезанной кожанкой, теперь годной изображать только жилетку, я предстала перед Командорой, сопровождаемой кем-то из рамониток – видимо, одной из уцелевших офицеров. После донельзя своевременного напоминания я, не смотря на все желание быстрее донести весть от мамы, предпочла сойти за умную и не начинать сразу трещать – иначе Командора может заткнуть меня и отправить лечиться прежде, чем я успею доложиться по сути. Пускай лучше сначала сестра Иоланда выскажется, а там уже и я рот открою, отрапортую: «рядовая Росита, гарнизон «Вересковая Лощина», разрешите доложить». Дадут отмашку – можно уже и по существу высказаться.
-
<3
-
Мурлыкнув довольно, я потерлась щекой о плечо сестренки, а потом, воровато оглянувшись, как попавшая в курятник лиса, взяла ее очаровательное, такое родное лицо в ладони и крепко, смачно поцеловала в губы.
Военная такая военная - своего не упустит ни при каких обстоятельствах)
|
Всем. Разжимает девушка пластины, позволяя мужчине не только прихватить, но и подтянуть, затащив - хоть и не без труда: не сказать, чтоб очень тяжелым был, но сангвисопотеря дает о себе знать - наверх, раненого. Шипит тот, мелко трясясь всем телом и стараясь упереть подошвы в облицовку шахты, чтобы как-то помочь в нелегком деле своего спасения. Секунда, потом еще, потом еще. И неудачливый вторженец - в коридоре. В замызганных то ли машинным маслом, то ли чем-то, очень на него похожим, протертых до дыр на коленках и неоднократно залатанных парусиновых брюках серого цвета, темно-синей, сотканной из чего-то, отдаленно похожего на шерсть рубашке с длинными рукавами, и простейшей, затертой и исцарапанной кирасе, сделанной из двух гнутых по форме груди и спины, просверленных по периметру и скрепленных веревками листов стали. А на голову у него, как вы оба понимаете, натянут самый обычный, пусть и дико растянутый черный носок, с грубо прорезанными для глаз дырками. Валится на пол словно мешок с потатами, сразу кисти - заскорузлые и мозолистые, покрытые бесчисленными мелкими шрамами - в стороны разведя. - Я все... Сипит. - Все... Срывает у него с пояса, представляющего собой самую обычную бечевку, "Шрам" между тем, самодельный стилет, изготовленный из заточенной арматуры с намотанным на тупой конец медножильным проводом. В боковом кармашке шитой из очень подозрительной на вид белесой кожи кобуры - старый, слегка погнутый, но вычищенный и ухоженный пистолетный магазин, что топорщится тупоносыми, литыми из армопластика пулями. И все, больше ничего при нем нет, если не считать болтающегося на шее спаянного и сплющенного клубка из обожженной до черноты проволоки. - Шам. Шам зовут. Косится на винтовку в руках охранника, дульный срез которой теперь "дышит" ему в затылок. - Здорова, ребята. Стягивает медленно, подцепив за боковину, "маску". Темнокожий, коротко стриженый и слегка небритый. - О, меченый, здоров. Кивает "Шраму", словно старого знакомого встретив. - К-как сам? Нормас?
-
Все персонажи такие живые!
-
И все, больше ничего при нем нет, если не считать болтающегося на шее спаянного и сплющенного клубка из обожженной до черноты проволоки. Дьявол кроется в деталях
-
Новый любопытный рейдер!
|
- Ладно, сестра Иоланда, - до поры молча сидевшая на небольшом походном стульчике Элисса грузно поднялась, уступая место Жрице. - Вижу, раненая в надежных руках, а дальше вы сами разберетесь. Пойду-ка я Милану нагоню, забыла ей сказать, чтобы меньше языком мела за дело ваше, оно, по всему видать, важное и секретное. Бывайте, в общем.
Уже откинув полог палатки, следопытка оборачивается, обращаясь к Росите:
- Ты, военная, как будешь Самине докладывать - лучше говори по-уставному, без этой самой... поэзии. Она тетка резкая, и крепко не любит, когда ей по мозгам зазря ездят. Не начни там опять - матушки-бабушки, веточки-корешочки... - не дожидаясь ответа, она вышла на улицу.
Пока Иоланда споро и не заботясь о каллиграфических изысках переписывала доставившее ей столько пищи для размышлений письмо, Росита с посильной помощью Бьянки одевалась и приводила себя в порядок. Засохшая корка крови на сорочке, в волосах, да и на коже - все это крайне скверно отмывалось обычными средствами, однако Бьянка обладала магическими способностями, полезными не только в театре или на поле боя, но и в быту. В конце концов, настоящая бардесса обязана содержать себя в порядке, однако сейчас Сите пришлось напоминать едва вышедшей из кататонии сестренке, какими заклинаниями та владеет. Очистка волос и одежды от крови оказалась не сказать чтобы идеальной, однако теперь рядовая Старой Крепости уже больше напоминала живую девушку, а не восставший из могилы труп. Вот с доспехом все оказалось куда хуже: целительницы в процессе оживления тяжело раненой военной распороли шнуровку кожанки так, что теперь ее можно разве что таскать в руках. Увы, с этим вопросом магия обеих Искорок ничего поделать не могла...
***
Самина в ответ на последние слова Киры недоуменно нахмурилась, и та, наконец, поняла, что она имела в виду. Не Рамона выбрала ее, а Фиби. Это отчего-то было важным для Командоры, и храмовница вдруг подумала, что отношения ее жены с Саминой могли быть даже куда сложнее, чем виделось ей самой. Впрочем, этот вопрос явно не стоило подымать здесь и сейчас - слишком болезненным было любое воспоминание о живых и здоровых еще этим утром боевых подругах... Наверное, именно поэтому их разговор угас - дальше он не обошелся бы без упоминания о личных потерях. Две пожилые женщины так и стояли молча, дожидаясь Амиры или Иоланды, пока жрица не появилась в сопровождении двух уже знакомых Кире девушек - той самой просившей помощи бардессы, и ее сестры, бледноватой на вид, однако самостоятельно передвигающейся и явно раненой далеко не так тяжело, как показалось храмовнице при первой встрече.
- Закончила с письмом-то? - нетерпеливо спросила Иолу Самина. - А эти здесь зачем?
Выражение лица у Командоры было озадаченно-выжидающим. Она, очевидно, ждала объяснений.
-
отличный совет от элиссы! :) тоже подумала в своё время, что самине должно «понравится» как заливает росита каждый раз.
-
Не начни там опять - матушки-бабушки, веточки-корешочки... - не дожидаясь ответа, она вышла на улицу. Уела она этим Роситу, еще как уела)
-
Не начни там опять - матушки-бабушки, веточки-корешочки... х)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Смотрю на то, как пожилая лекарка протягивает нам с сестренкой еду и воду, и понимаю, что вот он – подход опытной, заслуженной женщины. Слова мои – это только слова, пф-ф-ф, ими сыт не будешь. А эта понимает, что надо, осознает, что сытое брюхо и голову бережет. Ругаюсь мысленно на себя – какая же я дура, что сама не подумала попросить пожрать! И Бьянке это впрок пойдет, и мне самой тоже не помешает. Особенно сейчас, когда по телу распространяется живительное тепло, бодрящее и настраивающее на позитивный и лихой лад. - Спасибо, матушка! – с благодарностью улыбаюсь старушке. – И за меня, и за эту усталую и несчастную. А красненькое, - смеюсь глазами, понимая, что в голос веселиться сейчас как-то не очень. Да и веселье мое накатившее, оно от нервов и алкоголя только, - красненькое – оно при потере крови помогает, вот я и лечусь потихонечку! Но и от водички не откажусь!
Приняла паек, бурдюк сразу сестре протянула, втискивая в руки настойчиво: - Пей, сестрен. Надо. Сама устроила кулек на коленях, откуда начала тянуть вкусняшки, честно деля их пополам с Бьянкой. Еда оказалась именно тем, что мне было нужно: только начав есть, я поняла, что голодна, как волчица, и съела бы сейчас в один присест полбарана, не меньше. И потом бы животом маялась, ага-ага, прямо в присутствии командоры. Нет уж, лучше сейчас чутка откушать, желудок бездонный обмануть, а там уже, как будет время, потрапезничать полноценно. Хоть с Бьё, хоть с сослуживицами, главное – не на больничной койке. От представшей перед глазами сочной, шкворчащей вырезки с лучком и овощами рот наполнился густой и вязкой слюной, а живот, получивший всего лишь очередную дольку, протестующе заурчал, требуя нормальной солдатской еды, а не этого безобразия. Я почувствовала, что снова пунцовею – важные дела обсуждаются, безопасность Купола под угрозой, а мой организм думает о жрачке. Стыдобственно!
Вот только вопросы медички ко мне не закончились: оно и правильно, я бы сама, услышь такое, вопросами рассказчицу забросала бы. Проглотив сладко-кислый кусочек, высказываюсь утвердительно, не тени сомнений в своих словах не имея, и стараясь заразить своей уверенностью остальных: - Так вот и я о том же! Кто еще, кроме Аэлис, мог исцелить такое тяжелое ранение? Кто еще не дал бы мне окочуриться? Только исцеляющая, и только! А с учетом того, - я скривилась, - что сделали с ней эти дэвовы отродья, бородатая отрыжка Митриоса, иначе, чем вне Купола, это произойти не могло. Спасибо, что мне верите: дай Богини, поверят и все остальные… И не будут медлить!
Целительница, перейдя от практики к теории, ударилась в рассуждения, очень… философские и не соответствующие моменту, я бы сказала. Но на то старость и мудрость и есть, чтобы размышлять, и молодость да рьяность, чтобы действовать. За спиной бабушки стояли годы опыта и бессчетные тома знаний, за моей – толькео то, что я видела и чувствовала сама. Но это же не повод молчать и слепо слушаться старших, верно? Пока я была на этом после-смертном кураже, пока снова не скатилась в осознание того, что я чуть не оставила любимую одну, пока тоска болотная не затопила меня – едва ли кому под силу было заткнуть мой фонтан слов. Прижавшись к Бьянке, я ответила домыслам врачевательницы: - Матушка, я скажу вам так. Силы мам… Богини из-за ран были ограничены, и она восстановила меня ровно настолько, насколько смогла, и настолько, чтобы я была в состоянии передать весточку Старшим. И если мы исполним ее просьбу – Аэлис к нам вернется из клетки, куда ее загнали косматые подлецы, чтобы им размножаться только между собой! Я была с ней, как бывает можжевельник у корней сосны, и слушала ее также, как слушаю вас. И мне не важно, заплатила ли я годами жизни за то, что вернулась – это больно, конечно, но есть вещи важнее моего благополучия и желаний. Зарывшись пальцами в волосы Бьянки, я быстро наклонилась к ней, словно невзначай разминая шею, и шепнула негромко: - Прости за такое, душа моя…
Выпрямившись, я закинула в рот новую дольку и, практически проглотив ее, продолжила: - Равноценный обмен или нет, мама пока жива, но удерживается в плену, и мы обязаны ее спасти, а не, простите, сопли жевать. Я пришла в себя, за что спасибо вашему мастерству, сестры, и бдительности Бьянки, и обязана добиться того, чтобы меня услышали. Матушка целительница, чем дольше я сижу тут, тем дольше Аэлис страдает там, и тем меньше времени у нас остается – я знаю, что говорю. Заклинаю вас, - я всплеснула руками, - или отпустите меня, или приведите ко мне хоть ту же Командору, или еще кого из начальниц, кто может решать. Время – жизнь, а я сейчас – как кувшинка на пруду, красивая и бесполезная для всего, кроме украшений. Мне правда надо немедленно донести весть. И, коли уж вы мне верите, помогите, прошу вас, матушка!
-
Очень нравится слог Роситы! И про кувшинку красиво)
-
так держать! всё ради купола!
-
Стиль просто бесподобен. Солдатка-поэтесса, не останавливайся)
-
Поэтично и самоотверженно. Росите после войны надо будет писать мемуары. В стихах.
|
|
Саманта. Твой шаг назад. И шаг "Ржавой", тоже назад, когда вытянув конечность, начинаешь проверять ее - руку - на наличие "улучшений". Опасается, видимо, что и правда можешь удивить наличием клинка. Хотя, кто знает? - Засвет это... Блять... Пощелкивает пальцами раз-другой - точно как "Хозяин", когда служку подманивает. - Короче... Видишь, когда, типа, темно. Засветить - это, ну, типа, увидеть. И ухмыляется, головой качнув, когда сообщаешь о доподлинно известной тебе функции габаритной реконфигурации твоего тела. - Чего, по реалу? - Прихватив себя за грудь, задумывается на мгновение, а потом добавляет зачем-то. - А я не могу. Мог бы удивить другой ответ. Такой - нет. Она же все-таки рейдер и человек, а не рекреационный репликант. С другой стороны, так ли велика между вами разница? Если сгладить острое, посмотреть беспристрастно. Она - женщина? Определенно. А ты, ты сама - женщина? Собственно, почему нет? Чего такого есть в ней, человеке, чего нет в тебе? Ты думаешь, ты чувствуешь. Ты - мир в себе. Закрой глаза. И ничего не исчезнет. Ты останешься с собой. Твои мысли, твои эмоции, твои ощущения и воспоминания. Ты - живая. Как Шильда. Так и ты. Ты сама - целый мир. Странные размышления. Спрашиваешь спутницу насчет сути послания когда, отступают они. Они, но не головная боль. Добавляешь сомнений - насчет мертвых и живых. Боль здесь. Предлагаешь вариант с заложником. Боль никуда не уходит. Ну, хотя бы тошнит не так, вроде бы - уже неплохо. - Блять... Может, это и не такая уж хуевая идея. Настраиваешь станцию пока - не так сложно, если знать алгоритм. На шкале от "0" до "10" выбираешь "03". Как она говорила, "Не до хуя громко, не пиздец тихо"? Похоже, получилось. Кивает "Шило" приободряюще, мол, все правильно. А ты - рассказываешь ей о мигрени попутно. Молчит какое-то время, пожевывая собственные губы, обдумывает что-то. - Хорошо, что засвет кинула. А то, прикинь, хуяк - и тебя завернуло. Чего, куда?.. Подмигивает - что-то зачастила - вновь. - Ладно, давление страви, заебись все будет. Для начала найдем каких-нибудь колес или ширки, чтоб тебе шестерни расклинило. Крутит раз-другой указательным пальцем у собственного виска, рисуя кончиком ногтя овалы. - И даже если сложишься, хуле делать, потащу тогда. Я ж не конченная - своих по хуйню только "Черепа" сливают. Сверлит тебя взглядом пару секунд. - Ты только тоже не будь конченной, хорошо? Поднеся правую ладонь к подбородку, складывает ее "лодочкой". И вдруг, шмыгнув носом, плюет в нее же. - На жидяке забьемся, раз на раз. Войд свидетель - пока в пиздеце, друг друга тянем.
|
Как- то год назад, после очередного острого разговора за закрытыми дверями, Фиби покинула кабинет Командоры, и, оказавшись на улице, высказала Кире мысль, которую, видимо, уже довольно долго гоняла в голове:
- Знаешь, такие, как Самина, наверное, нужны Куполу... вот только до времени ее лучше бы хранить где-нибудь в сухом и темном месте, под замком. Может даже, в гробу, как упыря какого-нибудь, - жутковатое сравнение ее развеселило. - Да, до времени хранить где-то в строгой изоляции, чтобы она никому не могла испортить ни жизнь, ни настроение. Но если вдруг, не дай Богини, случится что-то страшное - треснет земля, разверзнутся небеса, загорятся леса вокруг Купола, а на нас полезут миллионные орды косматых, если никто не будет знать, что делать и куда бежать - вот тогда мы ее достанем из гроба, обдуем от пыли, встряхнем - и она сразу примется за дело, и все исправит. Не пожалеет ни себя, ни нас, но сделает все на совесть и как надо.
Этот застарелый конфликт двух невероятно сильных женщин, прирожденных начальниц, начался задолго до знакомства Киры и Фиби. Старшая "сумеречных сук" была нежно любима своим подразделением, она словно источала круглые сутки неистощимую позитивную энергию, от которой питался весь отряд - шутливые подначки, поднимавшие настроение воительницам, забота и готовность драться за любые нужды и интересы своих хоть с самой Верховной Жрицей, слова, для каждой подчиненной разные, но всех заставляющие чувствовать себя нужными и полезными группе... Не стоит удивляться, что женщины, разменявшие пятый десяток, совершенно искренне звали ее Мамой. Командора, со своими мелочными на первый взгляд придирками, с отсутствием малейшей душевной теплоты даже к собственной дочери, казалось, проигрывала супруге Киры во всех отношениях. Однако Фиби, лучше всех в храме знавшая свою старую однокашницу, все-таки пусть нехотя, пусть иносказательно, но признавала, что хоть в чем-то Самина была лучше нее...
И вот небеса разверзлись, а земля треснула. Фиби ушла, оставив Киру вдовой, Аэлис может уйти, оставив Сестер сиротами. Момент истины настал, и вряд ли стоит сомневаться в провидении, позволившем из всех больших начальниц на поле боя уцелеть именно Командоре. Однако остается вопрос, право ли было это провидение в отношении Киры?
Время покажет.
***
Самина явно не удивлена возражениями Киры, однако последовавшая за ними клятва заставляет ее посмотреть на подчиненную по-новому.
- Эти слова очень тяжело весят, - качает она головой. - Будь уверена, я их запомню. Что же касается остального... Ты знаешь принципы сестринства. Даже соотношение потерь в тысячу к одной для нас неприемлемо. Однако мы всегда несли эти потери, и шли на них сознательно - именно ради будущего, которое строим. Война - это всегда цепь плохих решений, выборов между ужасным и чудовищным. Рамона сегодня оставила нас наедине с баронским войском, потому что не могла допустить второй серой волны. Ей пришлось выбирать между жизнями сотен Сестер и самим существованием Купола. И как знать, не придется ли тебе, глядя в глаза пятнадцатилетней девчонке, говорить "умри сейчас ради меня, потому я ради тебя умереть не имею права"? Это реальность жизни Старшей в тяжелые времена. Я не желаю тебе прочувствовать и пережить это самой, но... и мне, возможно, придется сделать выбор, который поставит тебя перед подобными вопросами.
Поджав губы, Командора на несколько мгновений замолчала.
- Я уже давно так ни с кем не говорила. Разве что с Рамоной. Так что - спасибо, что осталась на ногах. Теперь я понимаю, почему она выбрала именно тебя.
-
Флешбеки у тебя всегда здоровские <3
-
Командора крайне колоритным персонажем получается, и очень соответствующим своей должности.
-
одновременно и радуюсь, и рыдаю, когда ты пишешь от лица фиби :(
-
Работа над взаимодействием с нпс сложная штука. Аплодирую
|
|
|
Ритан Второй. Личное решение. Не то, что навязано, а то, что принято. Самоопределение. Был исполнителем, инструментом. А кем стал? "Ритан" - имя кого-то, о ком все знают. Все - двое из тех, кого ты знаешь. Одну встретил, вторую вспомнил. Получается, что все же не все. Или, может быть, те, кого ты убил там, в коридоре, они тоже о нем знали, просто не успели сказать? Кто знает, кто знает. Прихватив вжавшую голову в плечи женщину, рывком отшвыриваешь ее от себя, прочь из кабины. Даже вякнуть не успев, гулко хлопается на пол и, скрючившись в позу нерожденного человека, с шипением поджимает коленки к животу, а ладони - по крайней мере, на пару первых мгновений - к грудной клетке. - Я... Озвучиваешь вопрос. Стиснув зубы, жмурится от боли "Серая" в ответ. Опершись на левую руку, правой все еще придерживает себя под ребра. Ты ведь сказал ей, чтобы не шевелилась, верно? Не боится? Или не осознает в полной мере своего положения? Садится, между тем. Хотя, ты бы все же назвал это немного по-другому: переваливается с бока на задницу, поджав одну ногу под себя. - Бля, нет... Отрицательно машет головой, пока ты изучаешь орудие. - Нет ключа. Нет. На гашетке смонтирован блок электроактиватора, соединенный толстым кабелем с доводчиком, а ствольная коробка прикручена к тумбе. Снять саму установку возможно, никаких проблем. Благо, кто-то добрый даже накидной ключ - точно под гайки - разрезал напополам, а потом приварил одну половинку к тонкой и длинной стальной цепочке, второй конец которой приварил уже к борту основания. Открутить, отодрать от рукоятки "давилку" - и все, получишь в свое распоряжение крупнокалиберный пулемет с боепитанием от бункерного магазина. - Слушай... Ты... Я тебе, я не враг. Тыкает указательным - с коротко подрезанным, но все равно умудряющимся быть грязным ногтем - пальцем в потолок. - Это они. Теперь подбородком туда, наверх, указывает. - Они, эти суки, они... Они тебя... Нас... Суки, бля.
-
Три дела. Две женщины. Один плюс.
-
Или, может быть, те, кого ты убил там, в коридоре, они тоже о нем знали, просто не успели сказать? А сколько ещё не успеют!
|
— Нет, та девушка приходила сюда однажды до этого, но в дверь не заходила. А больше неё тут никто не бывал. Так что, увы, здесь я вам ничем больше не могу помочь. Хотя у меня есть ощущение что та девочка, которая мне объясняла, как я здесь оказалась, знает куда больше об этом месте... На просьбу о благословении Жанна улыбнулась. — Я не уверена даже, что она меня слышит. Но почему бы и нет. Вы храбрые дети, и я постараюсь вам помочь. Жрица произнесла молитву, но... честно сказать, вы ничего не ощутили. Может быть, только пока? Тем временем исследовавший второй этаж Шизука нашёл кое-что полезное. Может тут раньше жил кто-то, кто любил читать. Может он даже до сих пор здесь жил – они же Жанну про это не спрашивали. Хотя не факт, что она могла пересекаться с другими жильцами этого места. В общем: буквально рядом с местом, где он решил устроиться посидеть, лежали две очень странные книжки. И выглядели достаточно небрежно брошенными, чтобы сойти за "потерянные", в общем-то. И если так подумать, по рассказам девочек он уже знает одного деда, кого странные записи в них (которые мальчик всё равно не понимал) заинтересовали бы... В общем, вскоре уже не было уголка, куда можно было забраться, и вопросы у четверке к Жанне кончились. Оставался только один путь – вперёд... Тёмный коридор оканчивается неожиданно и стремительно – падением. Темнота под ногами проваливается, утаскивая вас за собой... 🎶ссылка... И выплевывает на курсирующую в бескрайнем космосе каменную площадку, похожую на стену собора, в котором вы только что были. Кое-где даже сохранились остатки крыши и пола, теперь служащие своеобразными "перилами". Удержаться, впрочем, на этой широкой платформе, курсирующей среди ярко-алых туманностей и бескрайней черноты достаточно легко, несмотря на встряску... стоп, что?! Очередной мощный удар сотрясает стену, и вас осыпает небольшим дождём из разбитых камней. Головы синхронно поворачиваются в сторону удара, и то что там происходит, заставляет изрядно занервничать. Не так, ЗАНЕРВНИЧАТЬ. Темно-фиолетовые всполохи, кажется, закрывают большую часть несуществующего горизонта, но даже так вы различаете гигантское – нет, – ГИГАНТСКОЕ существо, похожее на нечто среднее между человеком, богомолом и муравьём. Его матово-черный хитин в некоторых местах открыт и пульсирует розовой плотью. Удивительно, но кажется оно подвешено в пространстве – вверх от его тела уходят какие-то трубки, и теряются в глубине космоса, скрытые невозможной тенью. Когда утихает залп, которое это существо запустило своей левой рукой, в которую вросло лезвие, напоминающие позвоночник рыбы, вы замечаете, что оно целилось не в вас. А... — Какого чёрта вы здесь делаете?! — кричит Лорелай, с недюжинной прытью уворачиваясь от всего, что летит в неё, и паля в чудище из магического – другим он быть и не может, с этими-то ярко-синими потоками света, вырывающиеся при каждом нажатии пускового крючка – пистолета. — Немедленно уходите! Здесь опасно оставаться! — отвлекшись, она почти пропускает очередной удар, но выросшая за ней фигура рыцаря в золотисто-красных доспехах принимает удар на себя.
|
Сижу я, как дура, голову запрокинув, свод палатки изучаю, пока целительница осматривает мою рану. Насвистываю «Расплету твои я косы», фальшивя безбожно: пересохло все же горло, что и не удивительно – выпитого явно недостаточно, чтобы прийти в себя. Если уж художественный свист не выходит, то хороша бы я была, докладывая командоре голосом низким и хриплым, как у старой лесорубки, похожим на треск перекатывающейся речной гальки в горсти! Поерзав, чтобы устроиться поудобнее – долго бывшее задеревеневшим тело быстро устало – чувствую, как что-то весомое стучит по бедру. Проверяю инстинктивно чего там, и чувствую тепло обтянутого кожей дерева. Пробегаюсь кончиками пальцев по плавному изгибу, обвожу подушечкой вощеную пробку, вспоминаю выжженный на поверхности узор в виде раскинувшей крылья птицы в окружении норгардских узоров. Осознаю, что совершенно забыла о своей фляжечке, где еще, судя по звукам, плещется крепленое красное вино, добытое через душечку Нэссу, чья любимая занимается виноделием.
Мысль о вине становится навязчивой, никак не отпускала, и я, по-птичьи посмотрев на старушку-лекарку, попросила, а, скорее, поставила перед фактом: - Давайте на секунду прервемся, матушка? А то пить хочется – не могу! Не дожидаясь согласия, отстегнула ремешки – хах, пальцы возвращают ловкость! – выдернула пробку и отработанным движением присосалась к фляжке с живительной жидкостью. Ощущая на губах терпкий чуть пряный вкус вина, я почувствовала, как по измученному телу расплывается мягкое и нежное, похожее на кошачье мурчание тепло. Наверное, ключевая колодезная водица в моем нынешнем состоянии была бы полезнее… но дэва с два я променяю вино на нее!
Много пить я не стала – не дура же, понимаю, что с устатку, голодухи и потери крови опьянею быстро, и буду ходить… ладно, ковылять умильная, как бардесса после выступления на празднике Урожая. К тому же опасения никуда не делись: а ну как бабушка сейчас, осмотрев мою шею, авторитетно заявит, что копье вскользь прошло, кожу и мясо распоров, а я просто сомлела. И буду я в глазах прочих дура-дурой, словно без шапки или платка на зимние гуляния вышла. Позорище! К тому же мне просто не поверят, и следовать маминым словам придется в одиночку. Ну или, на крайний случай, вдвоем с Бьё, хотя, видят Богинюшки, уж кого-кого, а ее в погоню за косматыми я тащить совершенно не желаю. - Спасибо, - искренне отвечаю целительнице, вешая флягу обратно на пояс, - Ну, что там у меня? Теперь вы мне доверяете? – Смотрю на женщину снизу-вверх, ответ пытаюсь найти в этих спокойных голубых глазах до того, как ответят губы. Не выдерживаю, склоняя голову и опуская глаза, - Простите, поторопилась. Беспокоюсь просто. Я вас не подгоняю.
-Снова задираю голову, скашивая взгляд на так и не ответившую лекарке Бьянку. - Сестренка? Ты как, родная? Бьё? – с вопросительного тона перехожу на требовательный хрип. – Сама-то не ранена? Та-ак… Кажется, любимую догнало понимание, что она чуть не лишилась меня. Логично – я все это пережила, лежа недвижной, а она действовала, суетилась, спасти меня пытаясь, и времени на испуг не оставалось совершенно. А теперь, когда я восстала из «мертвых», когда все вокруг более или менее спокойно, вот тогда осознание и пришло. И, судя по всему, старшенькой сейчас также дурно, как мне тогда, а, скорее всего, даже хуже.
Приняв решение, я, опираясь на ладонь, приподнимаюсь не без труда, обхватывая Бьянку за талию и притягивая ее к себе, и насильно усаживаю сестренку рядом. Прижимаюсь плечом к плечу, склоняю на короткий миг голову ей на плечо. - Все в порядке, все прошло, я рядом. Накрываю своей кистью ее кисть, сжимаю немного, чтобы прочувствовала мою любовь. - Я с тобой. Мы вместе.
|
|
В ответ на просьбу Ио Элисса ощутимо хмурится, косится в сторону Роситы и озабоченно поджимает губы. До Иоланды доходит, что с тем уровнем потерь, который она увидела собственными глазами, велика вероятность гибели что Старших юной Искорки, что ее подружек-сослуживиц, а этот момент поднимать в присутствии ослабшей и едва держащейся в сознании, судя по виду, воительницы - так себе идея.
- Добро, - с неохотой кивает она. - Насчет найти начальство в этом бардаке - ничего не обещаю, но можно поспрашивать по палаткам. Гарнизон Вересковой Лощины? Мил, займись.
Тон Элиссы в обращении к младшей сестре оказывается каким-то привычно-командным, и та без вопросов покидает палатку. А Иоланда тем временем приступает к осмотру раны Роситы. И сразу же понимает, почему именно к ней свелся разговор.
Жрице вспоминается избитый анекдот. Приходит на осмотр к аэлиситке престарелая воительница, раздевается до пояса - и та видит у нее на груди шрам от колотого ранения. Аккурат напротив сердца. И шрам от выходного отверстия - сзади, на спине. Арбалетным болтом насквозь. На резонный вопрос, как такое может быть, воительница отвечает: "Ох, сестра, сердце у меня в ту минуту просто в пятки ушло..."
Проблема, впрочем, даже не в самом характере ранения, хотя копье или острие меча, так вошедшее между ключиц, не оставляет шансов выжить (если, конечно, не применить моментально целебную магию). Проблема была в том, что эта самая смертельная рана зарубцевалась, и сейчас на горле Роситы зиял багрово-фиолетовый узловатый рубец, напоминающий чем-то жуткий второй рот. Шрамы такого рода образуются на теле в обычных условиях за несколько недель, если пренебречь наложением швов. Иоланда пыталась как-то рационализировать для себя происходящее и объяснить без привлечения излишних сущностей - ну, например, можно разрезать аккуратно кожу на горле, не задев артерий, и в итоге через месяц-другой добиться подобного эффекта, верно? Однако, еще раз вспомнив анекдот про сердце в пятках, она поднимает измазанные в засохшей крови волосы солдатки вверх... и нащупывает сзади, аккурат между четвертым и пятым позвонками шейного отдела, небольшой шрам от выходного отверстия.
Иоланда даже отвлекается на то, чтобы изучить кожанку и найти на ней следы удара. Итак, копье косматого этим утром прошило насквозь легкий доспех воительницы, вошло ей в горло, распороло все встретившиеся на пути артерии и трахею, и вышло самым острием сзади, разорвав позвоночник. Девушка после такого совершенно гарантированно и достоверно должна была умереть. И объяснение о небывалых жизненных силах, коими как будто обладали Искры, тут явно не подходило: Ио слышала массу историй о чудесах живучести некоторых Сестер, вроде той лежавшей два дня болоте с арбалетным болтом в голове следопытки, что в итоге самостоятельно вернулась к своим и прожила еще пару десятков лет, однако никакие чудесные способности к регенерации в этом случае помочь не могли. На воскрешение с помощью божественной магии это было столь же непохоже - шрамы месячной давности были для такого процесса совершенно нехарактерны.
- Видишь? - негромко спросила Элисса, и Иоланде стал понятен тот тон, с которым отставница произнесла слово "тяжелораненая". Лукавила ли девочка, или же просто не понимала до конца, что с ней произошло: ни о каком "тяжелом ранении" речи здесь точно не шло. Рамонитке явно предстояло либо пересмотреть устоявшиеся представления о медицине и способностях человеческого организма, либо... принять рассказанное военной хотя бы как рабочую теорию.
-
Это поразительное умение - так переплетать веселое и грустное.
-
Описание раны. Просто детальность... Вау
-
Согласна, описание раны удалось!
|
|
|
|
Все на свете имеет свойство заканчиваться, и затянувшаяся лесная прогулка Ирен и Тис не была тому исключением. Подмывшись, умывшись, перевязавшись и вытершись, парочка отважных воительниц вернулась в лагерь, доложив дежурной о случившемся в чаще инциденте - само собой разумеется, без подробностей своих эротических игр. И как ни старалась текрурийка сгладить свой рассказ, дежурная, конечно же, здорово встревожилась, подняла караул в копье и долго уговаривала Летисию пойти в лазарет, чтобы там напичкали для профилактики всякой магией-алхимией. Разумеется, уговоры споткнулись о категорическое, хотя и не слишком здравое и логичное Тискино "я те чо, дурочка?" В общем, направить куда положено Сестер для изучения места сражения и лютоволчьей туши они направили, и на этом их обязанности Старшая разведгруппы первой копейной объявила выполненными - совершенно не желая идти докладываться своей ротной, вместо этого двинув в компании Иренки к месту отдыха своего подразделения, чтобы приступить там, собственно, к отдыху.
Вот и родное становище, их общая четырехместная палатка, в которой и дрыхнет остальной личный состав.
- Ладно, если сейчас повезет - затихаримся и часов восемь подрыхнем, - текрурийка уже откинула полог палатки, намереваясь проскользнуть внутрь, как вдруг из-под тента раздалось злобное рычание, а вслед за ним сонный голос:
- Бляха-муха, кто там лезет, щас собаку спущу!
- Свои, - ответила Тис.
- Командир, ты? - теперь Реджи окончательно проснулась. - Подмышка, твою налево, ты ёбу дала, на Старшую свою рычать? Без вкусняшек сегодня останешься!
Негодующий рявк был ответом на гневные обвинения. Полог распахнулся, и из палатки сурикатом выглянула заспанная короткостриженая брюнетка тридцати пяти лет. Реджина, следопытка и самая старая соратница Тис - и хозяйка той самой собаки, что так сурово отреагировала на попытку вторжения.
- Нет, Подмышка правильно тревогу подняла, - возразила текрурийка. - Только сейчас дошло - от нас с мелкой до сих пор кровью должно нести лютоволчьей. Так что не обижай ушастую...
Реджи не успела ответить, ибо мимо нее из палатки выскочила лопоухая беспородная сучка палевой масти, подбежала к Тис с Ирен, обнюхала им ноги и, развернувшись к следопытке, рявкнула с чисто человеческой интонацией - "я же говорила!"
- Лютово... - озадаченно хотела переспросить Реджи, однако вынуждена была переключить внимание на собаку. - Да поняла я, поняла, была неправа, мой косяк.
Подмышка тявкнула еще раз, с оттенком затухающей обиды - мы, дескать, еще об этом поговорим - и подставила загривок под ладонь уже принявшейся ее почесывать Тис. Реджина раскрыла было рот, чтобы все-таки переспросить насчет лютоволка и перевязанного запястья Старшей - как вдруг из палатки раздался утробный стон последней разведчицы:
- Бляяя, да вы издеваетесь?! Я только в сон провалилась, у меня сейчас глаза лопнут с вашего крика-лая! Рамоной клянусь, сейчас кого-то сапогом угощу! - в палатке послышалось беспорядочное, и, судя по звуку, малорезультативное шуршание - будто гигантского жука перевернули на спину и теперь он пытается вернуться в нормальное положение. Кажется, проснулась вторая следопытка отряда - двадцатидвухлетняя Соландж, девица симпатичная и своем деле талантливая, но по утрам форменная мегера.
Увы, вместо того, чтобы тихо завалиться спать до вечера, Тис умудрилась всех перебудить.
|
|
- Я могу только указать направление, которое приведет вас к башне - растерянно ответил кентавр. - Я не был там, да и никто из нашего племени не горит желанием приближаться к ней. Днем в окрестностях можно встретить оживших скелетов, и хотя пара ударов секиры заставляет их вновь отправиться в могилу, никакого желания встречаться с ними у нас нет. Те места отравлены магией, земля плохо родит, и незачем сражаться за нее. Ночью же место скелетов занимают тени и призраки, с которыми не совладать смертному мужу. Нет, это место не для живых - по крайней мере, в своем нынешнем обличье.
Пока кентавр рассказывал, на опушку леса вышли еще пятеро кентавров - трое мужчин и две женщины. Они предваряли появление существа не менее легендарного - Хозяйки Леса, которую лишенный поэзии общий язык назвал бы просто единорогом (а уж что там на этот счет в языке дварфов, я вообще стесняюсь сказать). Вряд ли единорог могла говорить, но, видимо, обладала даром магической речи. Потому каждый из путников, пришедших к лесу кентавров, даже Данн, любопытство которого пересилило страх, услышал в своих мыслях ее голос. Хозяйка Леса говорила высоко и чисто, но как будто звуки издавало не живое существо, а клавесин или другой инструмент со стальными струнами.
- Мои защитники передали вашу просьбу, и я отзову волков. Но ваш приход нарушил то, что создавалось годами после разрушений, которые люди принесли в мир, и я прошу вас исправить то, что вы сделали, пусть и ненароком. Эта роща должна оставаться скрытой от людских глаз, потому я смешаю ваши воспоминания, чтобы вы не были уверены в направлении. Тебе, Рюрик, больше не придется страдать от конского волоса. Тебе, Данн, будет удача в рыбалке, такая, что ты позабудешь работу пастуха. Тебе, Джаэлен, я дарую локон гривы кентавра - не столь уж большая награда за путешествие, которое ты проделал. Тебе, Квирин, я дам свой собственный локон. Сплети из него закладку для своей книги заклинаний, и ты сможешь постичь то, что написано на запомненной странице, даже если это заклинание тебе не по силам. Тебе же, Хильда, я дам то, что ты заслужила более прочих - отныне ты сможешь понять язык всякого зверя, если его детеныши пьют молоко, как и дети народов Кринна. Может статься, ты скоро научишься и говорить как они, но это уже не такое простое дело. Итак, вы получите прощальные дары, но и взамен я прошу об услуге. Обещайте не искать впредь этого места, и искоренить скверну, что поразила земли вокруг крепости Заман. Я знаю, что это дело рук мага, что отбился от Конклава, однако тот чародей не смог совладать с силами, которые сам и вызвал к жизни. Он пал жертвой собственного ритуала, и теперь кто-то другой должен разорвать порочный круг, который был начат самонадеянным глупцом.
|
|
|
|
|
Положив руку на острое плечико Бье, чтобы снова не завалиться на бок, я выслушала ответ пожилой целительницы. Та выглядит мрачной, что и не удивительно: сколько же им, лекаркам, пришлось смерти и боли перевидать-то! Если даже я в своем дохлом состоянии поняла, что количество погибших сестер исчисляется скорее сотнями, чем десятками, и ужаснулась, то им каково, видящим ввочию все последствия злобы Бородачей? Не-ет, об этом лучше не думать. А еще лучше сделать так, чтобы подобная сеча никогда больше не повторилась – ни в течение моей жизни, ни во всем будущем Купола. И вот для этого я должна встать на похожие на ватные ноги. - Спасибо! – киваю сдержанно, а то голова – словно треснутый горшок: дернешь, и он рассыплется на тысячу осколков. – Мы все равно пойдем…
Меня не слушают, начав осаждать вопросами. Ага, ну и наивная я! «Пойдем» - да кто ж меня после таких откровений отпустит сразу? Я хоть и сказала, что времени в обрез, но как остальным в это так вот с легкостью поверить? Очнулась раненная дурында, и начала сразу нести пургу. Даже если не цену себе набивает, а заблуждается добросовестно, то все равно хрен редьки не слаще, верно? Так что если попытаюсь наплевать на вопросы и пойти искать Командору сама-два, то все одно остановят и допросят. Э-эх, что в лоб, что по лбу! Придется говорить… Поерзала, поудобнее устраиваясь, прищурилась, чтобы собеседницу получше рассмотреть. Бабушка как бабушка, не воительница - единственное, что могу понять. Добрая, вроде бы, хоть и кажется строгой - но оно понятно. Смежив веки, чтобы ни на что не отвлекаться, отвечаю размеренно: - Встреча была не тут: не на поле боя, в смысле. Меня в схватке, кхм, тяжело ранили… - нет, не убили, не хочу и не буду в это верить! Я же не восставшая мертвячка, я – живая и теплая!, - …тяжело, значит, ранили, и я очнулась уже не тут, а в неком Нигде, похожем на Наше Место, - дергаю головой, указывая на сестренку. – А там – мама, окровавленная, страдающая, Рамону зовущая … - меня передергивает от воспоминаний о глубоком ужасе, заполонившим меня, когда пришло осознание, что Подательницу Жизни кто-то безумный и злобный ранил, и я снова инстинктивно вцепляюсь в плечо любимой, как в последнюю надежду. Сглотнув сухие слезы, продолжаю: -Она пришла в себя, скорбящая, как ива над ручьем, даровав мне знание видением и своими разъяснениями: Купол и она сама в такой опасности, как никогда допреж. И я словом прямым, как меч осоки, поклялась помочь всем, чем могу, все отдать, что имею. И мама Аэлис вернула меня сюда… - запинаюсь, - сознание мое вернув, в смысле, чтобы я могла предупредить. И помешать Косматым. Но, простите, подробности доложу только старшим начальницам, раз Мудрая Воительница отбыла. Ну или своим непосредственным командирам: старшей гарнизона Жанетт, либо десятнице Мириам. ...Понимаю, что на нервах опять ударилась в поэтично-природные сравнения: никак от этой привычки не избавлюсь. Поверят мне после таких речей, н-да... Решат, что девочка уж больно восприимчивая, и все, пиши пропало. Эх, ну что же я не умею говорить четко и просто, как и подобает солдатке?
Киваю старушке, давая понять, что сказала все, что могла. Принимаю вертикальное положению, держа ноги на ширине плеч, чтобы снова не плюхнуться на койку. Сжимая изящную кисть Бьянки, уточняю: - Люб… Сестрен, поможешь поискать командору?
-
Поэтесса, воительница, шотландка.
-
Она пришла в себя, скорбящая, как ива над ручьем, даровав мне знание видением и своими разъяснениями: Купол и она сама в такой опасности, как никогда допреж. И я словом прямым, как меч осоки, поклялась помочь всем, чем могу, все отдать, что имею. Очень поэтичная воительница ;р А ещё мне нравится, что одна сестра сдерживается, при других старается не называть "любимой", а вторая такая - да чего уж тут стесняться то при таких обстоятельствах!
|
Штаб UEAPF Париж, Франция🎶 [ссылка]Иногда психика может выдавать интересные кульбиты. Вот, агенты бегом спасаются с территории военной базы, как крутые парни не оборачиваясь на рванувшую позади бомбу. Их уносит спецборт: как только информация о гибели Нуаду – в автоматическом режиме снятая с ваших систем – достигает "большого мира", UEAPF получает карт-бланш на провод своих миротворцев и техники. Так что, разумеется, пешком от ядерного взрыва убегать не пришлось. Хотя, учитывая степень кибернетических замещений (100% и в районе 60%), бояться было особо нечего. Но останавливаться и сделать пару "сэлфи" всё равно как-то желания не возникало. А вот – уже сидят в уютном, слепяще-белом конференц-зале на дебрифинге лично с Полем. Здесь и Козлов, и МакДоннел, и Алехандро. Весь состав. Лица – озабоченные. — Молодцы, — тем не менее произносит с легкой полуулыбкой Поль. — Начало – неплохое. Во всяком случае, никаких серьёзных санкций нам пока ещё не предъявили... и, думаю, не найдут за что. Даже подрыв бомбы, в общем-то, никому притянуть не получится... экхм, я что-то отвлёкся. Как Козлов вам уже сообщил, у нас тут была небольшая атака... — ХМ. — ... На серверы. Да, я как раз хотел дать Бунраку слово,— всё-таки договорил Поль. — Расскажи, пожалуйста. — Короче. ЭтобылИИ. "Была"точнее. "Фафнир". Нуесливеритьконечнорелизу"NE". — затараторила девушка, покачивая при каждом слове головой в маске, как заводная кукла. — Неважно. Важноточтоонапочтиположиласервер. Нояуспелаеёотследить. — Хватит, Эрдене. — Поняв, что та ещё сейчас взорвётся, вмешался оператор. В вашей компании Козлов единственный, кто называл её по имени. Когда-то давно он привёл эту девочку в UEAPF, исполняя последний долг перед сослуживцем. И теперь, фактически, замещал ей отца, хотя последняя этому периодически сопротивлялась. Впрочем, Бунраку явно была ему благодарна, потому что часто только Александр мог повлиять на строптивую степнячку. — В общем, эта... "Фафнир", сейчас на частном аэропорту, в России. Несложно догадаться, да, что я дальше скажу? Наша следующая цель. Но есть осложнения: аэропорт – целиком "частная собственность". Так что мы либо разругаемся с компанией, которая там заправляет, либо придётся делать всё максимально тихо. Хорошая новость для тех, кого не волнуют такие мелочи – сама охрана там так себе. — Прямо скажем, последнее скорее "нейтральная" новость максимум. Я бы всё-таки хотел обойтись без жертв, — вставил своё веское слово Эшер. — А хорошие новости у нас скорее от Кортни и Алехандро. Наши друзья, в смысле теперь уже друзья из ОАЭ, за оказанную услугу начислили нам несколько приличных сумм. И это позволило нам разжиться некоторыми интересными экземплярами, в том числе и для вашей операции... Поль взглянул в "переговорщицы" и "технаря", давая им слово. — Прежде всего они продали лицензию на винтовку "Память". Последняя разработка, прошивает броню даже современных танков, — скучным тоном протараторила краткую сводку МакДонелл. — Это для тебя, Скай, ясное дело. — Но как вариант, я могу завернуть особо уязвимые части твоей конструкции в "Чешую", Пакс, — подхватил Алехандро, и звучал он более вдохновленно своей партнерши по презентации. — Это новый корундовый сплав, очень э-э-э... дорогой, так что в основном он используется редко. А вот встроить его тебе будет несложно, я уже подготовил макет... — Но всё это время, время, либо оформление лицензии, либо подготовка. Потому что и там, и там, Диас и МакДоннел будут заняты одновременно. Одна лицензией, второй проверкой снаряжения или его установкой. А вылетать вам надо уже через час. Если есть какие-то вопросы – я вас слушаю. Но лучше поторапливаться: а то этот ИИ, мне думается, может сорваться в любой момент. За этим диалогом вы как-то и не заметили, что Бунраку успела улизнуть. А ведь если так подумать, то она, вообще-то, герой дня не меньше. Какой безумец вообще схлестнётся с ИИ в сетевой борьбе? Не говоря уже о том, чтобы как минимум не проиграть.
|
— Так его ж Эрик зовут! — просияла Рейн, как всегда невпопад.
Радость от осознания, что она наконец вспомнила имя брата — и вспомнила некоторое время назад, просто разум ещё какие-то минуты работал по инерции, «вхолостую» — на мгновение затмила всё происходящее.
— Помню, конечно, — уверенно кивнула девушка на вопрос Мо. — Теперь вспомнила. Эрик — мой брат, мы с ним самые старшие. А всего нас пять, и мама ещё. Правда потом она умерла от малярии вместе с младшей сестрёнкой... Эрик нашёл врача, который обещал вылечить Мию. Мы отдали ему все свои деньги. Там было совсем немного, но он сказал, что на лекарство хватит. А потом сделал укол. Но лекарство не помогло... Если честно, оно вообще было похоже на прозрачную водичку.
Рейн повела плечами и понурилась. К счастью, расстроиться окончательно она не успела ---- ожившая рация зазвучала какофонией голосов. Рейн слушала внимательно. Нет, она даже не пыталась вникнуть в смысл переговоров, перемежающихся спорами, руганью, а порой отчаянными возгласами. Рейн было интересно иное — цвета. Вот слово берёт Стальной — и перед внутренним взором ментала разворачивается полотно оттенков его души, совсем отличной от Запала, и от Кэтрин. Вслед за говорящими девушка, будто сова, настраивающая слух на определённую частоту, наклоняет голову то влево, то вправо, то замирает, прикрывая глаза, или, напротив, широко раскрыв их, вперяет взгляд в пустое пространство.
Наконец, взглянув на Мо, качает головой.
— Мне не нравится Виконт. Он какой-то... — Рейн зависла, подбирая слово для перевода оттенка на привычный язык прилагательных. Не говорить же, в самом деле, что на Виконте имеются следы глубокой коррозии от кислоты. — Колючий. Некоторые другие тоже колючие. Стальной, например. Но он по-другому. Виконт разъеденный. А Стальной целый. И не ядовитый. Вот.
Рейн обратила долгий, сожалеющий взгляд в то место, где покоились части Танка.
— Зря Танк его послушал, не надо было бочку с водой взрывать. Теперь тем женщинам нечего пить, и они в отчаянии. А знаешь, так странно, Танк вроде живой, но цветов после себя никаких не оставил, когда взорвался... Не бывает же такого. У живых всегда есть хотя бы один, пусть даже самый бледно-серый. А у этого — ничего...
Ментал пожала плечами (раненое всё ещё саднило, хоть благодаря стараниям Мо боль почти утихла) и поднялась на ноги. Со стороны могло показаться, что предостережения относительно Везунчика она пропустила мимо ушей — до сих пор Рейн никак их не прокомментировала. Но не так было устроено её сознание. Память не упускала ничего, тщательно дробя на фрагменты и раскладывая по ячейкам входящую информацию — чтобы в нужный момент собраться из этих блоков в кубик Рубика почти мгновенно.
— А может, нам тогда просто уйти потихоньку? — предположила ментал, и, взяв спутницу за руку, потянула за собой. — Идём. Когда Везунчик соберётся, мы уже будем далеко, и он не сможет напасть. Ну а если вдруг он захочет нас догнать, то с нами же Ирма.
Девушка улыбнулась, мол, ты чего, всё же просто, идеальный план.
---- Хотя жалко, конечно... Так я не узнаю ничего, про что спрашивала.
***
И так от природы большие глаза Рейн стали просто огромными. Нечасто видишь, как человеку разрывают надвое, будто он и не человек вовсе, а так, ветхая тряпичная куколка.
— Сейчас он и нам голову оторвёт! — в ужасе громким шёпотом просвистела девушка. — Бежим!
Она не сделала ни шагу. Только сжавшие ладонь Мо пальцы дёрнулись как-то неестественно, будто от удара, когда в тебя врезается кто-то другой, отталкивая в сторону.
— Это кто тут смеет пугать мою девочку? — спросил чужой вкрадчивый голос, услышав который, понимаешь: за этим мягким звучанием и ласкающим слух тембром скрывается опасная, непредсказуемая сила, и с ней не стоит шутить.
— Ты, что ли? — придирчивый взгляд смерил Везунчика с головы до пят и прошёлся обратно.
В Рейн вдруг разом изменилось всё — поза и жесты, манера поведения, взгляд, даже фигура, казалось, изменила пропорции, противореча всем законам анатомии.
— Против. Видишь ли, ты имел неосторожность разбросать повсюду свои воспоминания... Так что у меня не было иного выбора кроме заглянуть в них. Некоторыми я сочла целесообразным поделиться с Мо. Исключая излишне, скажем так, красочные подробности, — негромкий, мелодичный голос звучал беспристрастно. — Боюсь, теперь мы имеем некоторые вопросы. И возражения против твоего вооружения, пока не получим ответы на них.
|
|
|
Сдавленная в медвежьих – или так казалось только из-за общей слабости? – объятиях сестренки, я с трудом пыталась для начала хотя бы отдышаться, а заодно и не задохнуться в крепости совсем не родственной любви. И пускай голова трещала, как пустой жбан, на который уселась дородная мельничика, пускай все члены были вялыми, как первогодки после марш-броска, пускай в горле саднило, как после неочищенного самогона, пускай резало глаза, как… демоны знают как, но крайне болезненно: на лице моем все равно широкая и довольная, совершенно дурная и шалая, как у объевшейся сметаны кошки, улыбка. Да я и сама, слабыми руками прижимаясь к своей единственной, ощущала себя на небесах от счастья. Но прежде, чем я дважды умерла счастливой, кто-то оттаскивает Бьё и силком усаживает рядом. В глазах еще мутновато, все качается, как утлая лодчонка на реке в дождь и ветер. Тот же голос, что говорил раньше, спрашивает, сколько я вижу пальцев, а мне что ответить, если не видно ни хрена? Толи три, толи шесть, толи все девять… Выдавливаю из себя неуверенное и шелестящее: - Пять?
В бедовой головушке моей за это время чуть проясняется. Пребывание в таком уже-не-горизонтальном положении, а, может, прошедшее время придает мне крупицу сил для того, чтобы выдавить из себя еще хоть что-то, пока Бьянка набирает воздуха для новой порции всхлипов. А я что? Я ничто, я тоже не каменная, и сама бы сейчас рыдала в три ручья, но слез в сухих глазах не больше, чем в бородачах – сострадания и любви. Неловко отмахнувшмись от лекарки, бормочу неторопливо, стараясь четко выговаривать сухие, похожие на речную гальку слова – ох, Богинюшки, какой же у меня стал хриплый и противный голос, в пору детей пугать! - Я же говорила, что мы никогда не умрем? Я тут, любимая, с тобой, всегда с тобой…
Першение становится мучительным, и я сгибаюсь в болезненном, режущем, надсадном кашле, от которого все внутренности переворачиваются. Уткнувшись носом в плечо сестренки, зарываюсь носом в такие родные волосы, вдыхаю аромат духов сестренки и запах ее тела – лучшее, что только может быть на свете, куда там цветам и травам! Аккуратно – на большее сил все равно нет – поглаживаю ее по спинке, зная, что там, под одеждой, ее теплая светлая кожа, к которой хочется прикоснуться и никогда впредь не убирать рук. Да и вообще, будь на то моя воля, демона с два бы я отпустила Бьё, и плевать и на командирш, и на ее выступления, и на хоть орды косматых. Но низзя – вот такая вот засада. - Чу-чу-чу, - шепчу успокаивающе привычное, - Чу-чу-чу, все хорошо, я здесь, я рядом… Глотку снова терзает кашель, от которого скрючивает и корежит. Вцепляюсь в плечи сестры – до боли, до алых лунок на плечах, и с трудом выдавливаю: - Пи-ить… Дрожащими руками, как у запойной пьяницы, принимаю флягу из рук моей любимой, к губам подношу, расплескав половину на себя, и жадно присасываюсь к живительной жидкости, чувствуя, как холодная, такая, что скулы сводит, водица дарует мне Жизнь: прямо вот так с большой буквы. А как же иначе, если бы иначе, чую, все легкие выблевала бы? Утираюсь тыльной стороной ладони и чувствую, что начинаю снова заваливаться – на эту же ладонь и приходится облокотиться, тряся головой, как если бы мне по ней палкой с размаху врезали, и все мысли разбежались, как тараканы.
Поднимаю-таки голову, осматриваюсь – глаза все равно режет, с-сука, как будто в них песком швырнули, но на сей раз уже чуть меньше. Смотрю на двух теток в летах – вот они, мои спасительницы. Улыбаюсь: вернее, скалюсь, но очень надеюсь, что они поймут, что я просто так рада, а не изображаю из себя жуткую тварину: - С-спасибо, кх-хех, матушки! Думала, помру… Замолкаю, думая, как бы перейти к самому главному, а то решат, что у солдатки болезной бред начался. Скольжу сквозь прищуренные веки по лекаркам, по скудному убранству палатки, по темной фигуре в обрамлении светлых солнечных лучей – еще кто-то пришел. Новую пациентку принесли? Скорее всего. В голове пусто, как в бутылке после выпускного, и столь же гулко. Мыслей нет от слова совсем. Приходится действовать по-солдатски прямо, в лоб. Говорю негромко, чтобы горло сильно не раздражать: - Бьянка, милая, помоги подняться. Когда я была Там, - выделяю слово интонацией, - там я встретила Аэлис. Мама мне все рассказала и вернула сюда. Но не просто так – с вестью, критически важной для существования всего Купола. Мне срочно нужно доложиться Рамоне или кому-то из старших командиров. И это не бред раненной и не шутка – таким не шутят. Сестренка, помоги дойти.
-
Долго ждала, как же ты начнешь выполнять свое задание)
-
Как хорошо, что рядом кто-то из храмы Рамоны?)))
-
тоооочнно не шутишь?
|
Самина кивает, выслушав соображения Иолы:
- Думаешь, эти твари заварили кашу, которой и сами могут подавиться? Что ж, будем иметь в виду. Так, ладно. Ты будешь мне непременно нужна, когда сюда притащат наши трофеи, а пока... минут десять у тебя есть, можешь и в самом деле заняться переписыванием... - Кира почувствовала, что Самина вполне охотно отпускала жрицу обратно в госпиталь, а это могло означать лишь одной - предстоит еще один разговор наедине.
И в самом деле, дождавшись, пока Иоланда их покинет, Командора обратилась к своей храмовнице:
- Я думаю над тем, как сейчас быстро и неотложно закрыть наши потери. Можно устроить досрочное посвящение двум старшим потокам послушниц - всем, кто старше четырнадцати. Это, получается, девять новых храмовниц. Если вернуть с пенсии тех, кто еще способен доспех нацепить и добежать до врага... Где-то пара дюжин мечей у нас будет. И этими яслями-богадельней я думаю поставить командовать тебя, Кира.
Устало прикрыв глаза, она продолжила:
- Только Рамона знает, что со мной будет, когда все вскроется. Но, думается мне, ничего страшного. Все страшное уже случилось, и каждая из нас, тех, кто выжили - теперь на вес золота. Какой уж там трибунал Совета Старших... Однако, может статься, Храму понадобится новая Командора. И других вариантов, помимо тебя, я не вижу. Так что, пока я при власти и силе, хочу понять, насколько ты готова к этому бремени. Потому что тебе придется забыть о мечтах вдоволь хлебать кровь косматых. Легко жить и умирать, отвечая лишь за собственную жопу, Кира, но о такой жизни теперь даже и не думай. Думать тебе придется о другом: как восстановить ударную силу Храма, имея под рукой... да ты сама уже поняла, кого.
***
Хоть Иоланда и в самом деле могла работать с бумагами в полевых условиях, все-таки большая столешница, на которой умещаются оба локтя, и приличное седалище под задницу являлись для нее существенным условием нормальной умственной деятельности - тем более с учетом возраста. У жрицы не было особых возможностей исследовать госпиталь за прошедшие часы, однако она подозревала, что небольшая палатка в центре как раз и являлась чем-то вроде походной канцелярии или штаба аэлиситок - а значит, именно там и можно поработать с документами. Однако какие-то разговоры были слышны уже и из-за этого полога - видимо, место оказалось также занято. Ну да ладно, вряд ли раненых Сестер станут размещать прямо на походном столике, так что место приткнуться и тихо поработать Ио себе все-таки найдет...
Сопли, слезы и слюни текут по лицу приходящей в себя Роситы, и обнимающая ее сестренка никак не помогает выровнять дыхание. Признаться, в какой-то момент юная воительница понимает, что буквально задыхается в объятих близняшки - и чувствует, как ту начинают оттаскивать от ее груди:
- Да успокойся ты, малахольная, придушишь же сестренку! - легкий шлепок по щеке. - Эгей, военная, глаза распахни! Живая уже, живая! Смотри на меня. Пальцев сколько?
Перед слезящимися глазами Ситы возникает искалеченная ладонь, и бедная солдатка вряд ли способна понять, три пальца ей суют под нос или все-таки шесть. Бьянка продолжает хлюпать носом. И в этот момент боковым зрением вернувшаяся к жизни дочь Аэлис ловит острый луч света - это откинула полог и всматривается в происходящее Иоланда. Столик со складным стулом, как она заметила сразу же, все-таки не заняты, раненую разместили на порядком искалеченном лежаке, непонятно зачем оказавшемся в этой походной канцелярии.
-
Так что, пока я при власти и силе, хочу понять, насколько ты готова к этому бремени. Тяжко будет!
-
Да уж, у девочек свои проблемы, маленькие и не очень, и одна глобальная. А если подумать, сколько после боя теперь проблем у Купола в целом - волосы на голове дыбом встают.
|
|
— А я теперь знаю, почему он Везунчик! И почему он так буйствовал.
Рейн была довольна словно маленькая девочка, которая только что нашла клад (наконец-то!) в виде кулька с конфетами, запрятанный родителями от неё подальше.
— Хочешь расскажу?
Не дожидаясь, впрочем, ответа, она взахлёб пустилась делиться с Мо увиденным, пока та осматривала рану на плече. Благо, красочных картин там было предостаточно.
— Он женщин на дух не переносит. Прямо о-очень! Он раньше был военным, и его послали в командировку далеко в жаркие края. Его там всё бесило, даже погода. Он ходил по деревням и отнимал у жителей еду — это ему так начальник велел. Ну, не готовую еду, а просто животных убивал, потому что они болели. Не все, но некоторые. А он для надёжности всех сгонял в яму и потом поджигал. Ну вот. А жители его ненавидели за это. Они боялись, что если у них не останется свиней, они умрут от голода. Вообще-то справедливо боялись, от голода правда можно умереть. Когда несколько дней не поешь, всегда сердце стучит часто-часто, и как будто воздуха не хватает, понимаешь, да, примерно? И ещё темнеет в глазах, особенно если резко встать, а потом уже и встать сил нет, и ты целый день можешь лежать неподвижно, потому что так силы экономятся...
Ментал замолчала, под хруст худых пальцев размышляя о чём-то своём.
— А одна девушка взяла да и скинула его в яму, чтоб он больше животных не трогал, и он там горел ужасно долго, — продолжила Рейн, выныривая из воспоминаний обратно в реальность. — Жалко свинок, конечно, они так громко плакали, когда умирали... И он тоже плакал.
Рейн шмыгнула носом, снова провалившись в задумчивость. То ли решая, кого было жаль больше, то ли размышляя о другом, совсем не связанном с эпизодом из прошлого Везунчика.
— А когда он потух и выбрался из ямы, стал мстить. Но почему-то не одной только той девушке, которая его толкнула, а вообще всем, кого в деревне нашёл. А тех девушек, кто ему больше понравился, согнал в амбар и долго над ними издевался, потому что они самые красивые, и никак не давал им умереть. Хм. А зачем уродовать красивое или убивать? Разве не лучше на него любоваться?
Рейн подняла на Мо непонимающий взгляд в надежде, что та послужит арбитром в назревшем когнитивном диссонансе.
— Это хорошо, что я некрасивая. А то вдруг он, — она ткнула пальцем на ползающие неподалёку части тела мага, — сейчас обратно соберётся и опять возьмётся за старое? Может же такое быть, как думаешь?
Пожевав закушенную губу, ментал добавила: — Мне кажется, ты правильно сделала, что не стала стрелять в убежавших. Пускай живут. Хотя если мы снова с ними встретимся, то Везунчик впадёт в это своё неистовство, и тогда им точно крышка. Они же не маги.
Девушка передёрнула плечами. Бросила пару осторожных взглядов в сторону пока ещё бездыханного тела и... придвинулась ближе.
— А почему ты жару не любишь? И зачем ты всех свинок пожёг? Разве невозможно было никак определить, какие из них болели, а какие были здоровые? Не бывает же такого, чтоб все разом заболели. Вот у меня из всей семьи только двое заболели малярией, а мы с братом и сестрёнками выжили. А нельзя было больных вылечить, вдруг существует какое-то лекарство? Говорят, даже от малярии оно есть. Просто если у тебя нет денег, то врач не станет тебя лечить. Но это с людьми, а вдруг с животными не так? И почему ты не отомстил только той девушке, которая тебя скинула в яму? Ты подумал, что другие тоже хотели тебя убить? А как ты это понял наверняка? Ты тоже умеешь залазить в чужие головы и видеть намерения?! — на этом месте глаза Рейн пытливо округлились. — А зачем ты хотел их убить, но при этом не давал умирать? И почему ты не любишь красивых? Это из-за того, что ты сам страшный?
Сто тысяч «почему.» Не самый лучший сценарий воскрешения из мёртвых. Особенно если задающий их чуть ли не уселся на тебя сверху и даже не думает делать паузы.
— Вообще, конечно, да, люди больше смотрят на внешнее. Но это потому что они не умеют видеть краски души. Но ты-то маг! И это очень странно, что тебе важно, кто как выглядит, у всех ведь примерно всё одинаково снаружи. А вот внутри-и... Никогда ещё краски не повторялись. У меня так. А у тебя?
Наконец благостная тишина. Только потому что ментал сосредоточилась над поиском ключа к загадке.
-
Сама невинность)
-
За интересную личность!
|
|
|
|
— Я тут пообщалась с один интересным человеком. В Изнанку он попасть не может, но так мечтает об этом и довольно много о ней знает для того, кто там ни разу не был, — начала Харуми, потягивая через трубочку молочный коктейль.
— Так вот. Он мне рассказал о способе, как найти кого-то в Изнанке. Его я, конечно же, озвучу, но мне хотелось бы сконцентрировать ваше внимание немного на другом. Обдумывая то, с чем мы столкнулись за последние дни и сказанное, я вот, что заметила.
— Первое. Как раз возвращаясь к способу. Суть его в том, что нужно знать о чем сильно переживал пропавший и иметь в руках его вещь, сконцентрироваться на них. Думаю, что способ рабочий. Если помните, мы как-то попали в тихое местечко, где слышали детские переживания и нашли странные очки. Да и, как оказалось, Накамура — не единственный, но они все не помнят ничего из того, что с ними происходило. Можно и без вещи, но гораздо сложнее. Накамура сильно волновался из-за предстоящих экзаменов по словам его репетитора, было бы здорово ещё его вещички достать. Как вариант, утащить тетрадь, наверняка он сдавал учителям. Но нас ведь интересует не только его поиск?
— Второе. Это уже переходя к возможным причинам. — Харуми снова сделала сюп—сюп через трубочку, а услышав характерное шварканье, покосилась на бокал и вздохнула, увидев, что коктейль закончился. Поискав взглядом официанта в зале, она вежливо помахала ему. А заказав ещё себе коктейль, продолжила. — Так вот. Как оказалось, Организация не может попасть в Изнанку, но очень хочет. Вполне возможно, что эмоции подростков— самые сильные и являются довольно мощным источником энергии, которую использует Организация чтобы пробиться в Изнанку. Особенно учитывая предполагаемый способ поиска людей.
— Третье. Раньше я думала, что две Башни — это одна башня, имеющая проявления в двух мирах, скажем так. Однако, узнав, что Организация не может попасть в Изнанку, пришла к выводу, что это все-таки разные. — Миямото сделала паузу из-за того, что подошёл официант, принесший её заказ. Поблагодарив, она с удовольствием потянула коктейль, — какая же вкуснятина! — и продолжила, когда они снова остались одни. — Мне кажется, эти две конкурируют. Возможно, конечно, и Башня из Изнанки пытается пробится с наш мир. В любом случае, кто-то пытается сохранить баланс, удержать устоявшийся порядок. То есть стороны либо две, либо три. Третья сторона, либо же принадлежавшая к одной из сторон, стараясь удержать, использует для этого свою энергию. Она — недостающее звено в этом. И я догадываюсь кто это. Кто вдруг стал очень плохо себя чувствовать с момента взрывов.
— Так что... Предлагаю наведаться в гости к нашей старосте Лорелай.
|
Позвать Жанетт, которую в общем-то несложно было найти, оказалось хорошей идеей. Во-первых, здесь было шумно; значит, желающим будет труднее подслушать. Хотя... кому вообще придёт в голову подслушивать, что они там болтают? Да, Леон и Жанетт были из разных миров, может быть, но у любого школьника найдутся дела поинтереснее, чем слушать, о чём там болтают Стикс и д'Эрен? Тем более что их предмет беседы с легкостью выдавался за обсуждение какого-нибудь фильма, игрушки или любого другого продукта медиа. — Да мне просто одна тень подсказала, что в клубе есть темница. Как ж её... Сюрт звали, кажется? Я возле школы ошивалась, а за ней Страж гонялся. Я бы у него спросила лучше, только ж он вообще с нами не разговаривает... а эта мол кричит, помоги мне, и я тебе с чем хочешь помогу. Ну я и метнула пару шпаг прямо в Стража. Знаю, идиотская затея, но что делать? Сбежали от него. Тут мне эта девица и рассказывает, мол большую часть таких как моя сестра держат в клубе "Heaven's Feel". Только попасть туда она мне помочь не может, потому что сама изгнанница... ух ты, гляди чего исполняет-то! Жанетт неожиданно как и все сидевшие на трибунах неожиданно переключилась на игру. А посмотреть там было на что: хотя очевидно команда "желтых" была в фаворитах, потому что она строилась вокруг Пересветовой, команда "синих" вдруг выставила темную лошадку... которой оказалась Кимико. Да, сама девочка изначально была не уверена в своих силах, когда шла в раздевалку переодеваться к баскетболу, но... Похоже, что-то в Изнанке существенно изменило её. Мышцы запомнили те пируэты, которые она выполняла, возможно даже сама девочка глубоко в душе поверила в себя – и этого оказалось достаточно, чтобы вывести свои результаты на новый уровень. Уверенными движениями Цудзи обводила одного противника за одним, легкими прыжками уходила от блоков и перехватов, и в финале виртуозным слэм-данком загнала первый мяч в корзину противника. Мяч свели желтые: пас Пересветовой с середины поля сравнял счёт почти мгновенно. С этого момента началась жесткая игра, где уже все остальные ребята не поспевали за двумя "центровыми". В какой-то момент, когда отрыв был минимален – 27:25, это вообще превратилось уже в личное противостояние Лены и Кимико. Остальные участники команд просто заняли места зрителей в первом ряду, оставаясь на своей части поля для "подстраховки": а в центре две черноволосые девушки пытались перебить мяч и выйти на позицию для удара. Кимико выбросила руку вперёд, чтобы осуществить подбор... и поняла, что ошиблась. В последний момент тело, не изнуряемое тренировками, не послушалось и ладонь не дотянулась до мяча какие-то сантиметры... 30! Пересветова уже подобрала мяч и трехочковым закончила эту игру. Это было действительно захватывающее зрелище – но горечи поражения не чувствовалось. Для такой ситуации, это вообще была почти что победа – минимальный разрыв в два-три мяча. Понимала это и сама Пересветова, которая тут же подбежала к Кимико и крепко пожала той руку. — Хорошо играешь, — на серьезно-сосредоточенном лице Лены как всегда не было и намёка на улыбку, но в голосе слышалось уважение безо всякого подвоха и издевке. — А я и не знала даже. Приходи почаще, с тобой игра хоть интереснее становится. Давненько не ощущала такого желания победить. Придёшь? Тем временем, на трибунах возобновился разговор, прерванный шикарной игрой. — Ну а когда я туда припёрлась, тут-то меня Страж и поймал. Видимо, обиделся на меня за то. И пока он меня по крышам гонял, я ничего разведать и не успела. А у вас чего как? Получилось что-то? Уж извините, что подвела... Беловолосая понуро опустила голову.
|
|
|
Это была она! Рывок, сдёрнувший её с места, и последующая почти-телепортация к ящикам — это Мо. Нет, пожалуй, она тоже сильная... Не как Танк, конечно, но всё равно. Рейн бы так не смогла.
Выходит, Мо её спасла. Помогла. Слова-то какие всё необычные. В том смысле что непривычные. Прежде, в далёкой прошлой жизни в основном она, Рейн, старалась помогать, но чтобы кто-то относился к ней так же... Нет, не припоминалось. Разве что мама, пока не умерла. А потом брат немного. Уже после того, как смерть забрала младшую из семьи, и они не сговариваясь каждый для себя решили положить конец бесконечным ссорам. Жаль, что короткий то был период.
Ещё раньше, до всех этих событий, Рейн думала, что если ты в чём-то нуждаешься, тебе непременно помогут — врачи там или спасатели, не зря же их профессии так и называются, "помогающие" — стоит только дать этим людям знать и попросить. А потом Рейн подросла и сразу поняла: сказки для маленьких это всё — слишком часто сталкивала её жизнь лицом к лицу с реальностью, где за всё нужно платить, а если ты неспособен купить базовые блага цивилизации, как такой отброс может считаться её частью и именоваться человеком? Вы серьёзно?
Так что Мо необычное существо, можно даже сказать редкое. Взяла и рискнула собой ради того, чтоб её, Рейн, утащить подальше от взрыва. Впрочем, маги, должно быть, по умолчанию не такие как все. А Мо, наверное, очень разноцветная. Даже, пожалуй, с переливами. Наверняка.
Откуда-то с расстояния лились грязные слова в их адрес, но Рейн они не трогали — в самом деле, чего смущаться, ведь пачкают не они. Но что поистине смутило девушку, так это громоздкие механизмы наверху. Рейн не знала принципа их работы, но хватило одного взгляда на металлические корпуса — и вот уже неуютное и непрояснённое ещё чувство настороженности зародилось в душе — и крепло с каждым мгновением, трансформируясь в кричащую уверенность: "С этим надо что-то делать! Воспрепятствуй, быстрее, ты же можешь!". Машины напоминали пасти хищных зверей, ощерившихся, но пока не нападавших. И одна из них готовилась вцепиться в Мо.
— Не трогай её, — пригрозила ментал, слегка нахмурившись, фигуре наверху.
Нацеленное на неё оружие Рейн тоже заметила, и приклеенных к себе взглядов не могла не ощутить. Она вообще видела многое, и для этого не обязательно было использовать глаза. Но страха не было. Вместо него — желание поступить так же, как Мо, потому что это правильно. Правильно ведь?
|
-
Правильно, верёвку надо забрать, а то, действительно, беду навлечёт.
|
-
Тогда ты впервые узнал, насколько смертные влюблены в смерть. А теперь и бессмертным пришло время понять смертных.
-
Интересная у Танка линия, мне всё больше нравится)
|
Спокойствие и сдержанность, безмятежность и невозмутимость… Я – парящая над плечом бабочка, я – распустившийся цветок на тонкой ладони, я – тень от можжевельника, что распустился под дубом. Я спокойно жду, когда все закончится – или начнется, это как уж посмотреть. Ага, щаззз. Именно вот так, с тремя «з» в конце. Для этого надо быть как минимум Бьянкой, а еще лучше – какой-нибудь книжной молью, бледной и сутулой, чтобы сохранять терпение в ситуации, подобной моей. Кто-то лезет к целительнице с вопросами, отвлекает ее, под руку спрашивает. Кто такие Искры она не знает, селючка – из какой только деревеньки такое чудо вылезло? Могла бы – возмутилась бы в слух, приструнила бы излишне болтливую тетку: я все же солдатка, имею право! Могла бы – хоть зубами бы заскрежетала в бессильной злобе. Но мне не доступно ни-че-го: все мое недовольство столь же богато эмоциями, как у пенька, в землю вросшего. «Ладно, - думаю, - сейчас поднимут, и поблагодарю их. Пускай болтают о чем угодно – только бы исцелили. Мне Надо жить ради Бье – и ради мамы и ее слов. Ну и ради себя самой, бедняжки, не без этого».
Вот и лежу я, как дура – ни или как покойница, до которой мне с такой скоростью лечения, кажись, ближе. Извелась уже вся: силы были бы, ерзала так, словно мне червяк меж полжопков заполз. От нечего делать уже пою, чтобы хоть как-то занять мозг – молча, конечно же, сама для себя. Я, оно конечно, не бардесса, но маненька умею. Вот и мурлычу – не что-то боевое, естественно – этого мне хватило, а что понежнее да поприятнее: У моей любви золотые кудри, У моей любви золотые руки, У моей любви золотое сердце И ветер в голове. В домике моем теплая печка, На руке моей просто колечко, За окном лес, под окном речка, На столе свечка, по углам тень. А моя любовь бродит по свету, Почему-то там где меня нету, У меня зима, у нее лето, У нее ночь, у меня день.
И тут меня решили уморить ко всем демонам – за что, спрашивается? Ощущение было такое, словно я жидкого огня хлебнула, и он меня сейчас выжигает изнутри. Слезы – я-то думала, их не осталось – из глаз брызнули, как из фонтана, а сами глазоньки мои, казалось, сейчас лопнут. Внутри все полыхает, потроха в узлы скручиваются, словно клубок змей, так и норовящих наружу выбраться, даже промежность болит, словно меня кочергой отодрали. Раскаленной, естественно – и это я еще не упомянула о легких, наполнившихся иголками, и головушка, похожей на куриное яйцо под молотком. Еще то удовольствие, в общем. Все мысли мигом вылетели – остались только бешенная боль и желание немедленно сдохнуть: и срать я хотела на все остальное. Только начала вдыхать воздух маленькими порциями, примерно такими, как деточка-кадеточка с первого года самогон учится пить, как эти садистки решили меня добить окончательно. Предубеждение у них, что ли, против Искр? А я бы и рада держать тон – гордость же! – да так херово, что все самоуважение мигом растворилось, как в кислоте. Внутри все полыхает, утробу без ножа режут – куда там этому муделю-копейщику, гортань мне вскрывшему: то были еще цветочки, а ягодки – вот они, жри, Сита, полной ложкою! Ну все, понимаю, писец рысенку, больше бегать не будет…
Так было неимоверно больно, что я вцепилась руками в брюхо и съежилась вся в позе эмбриона, задыхаясь в проглоченном на вздохе кашле. Вдохнуть пытаюсь, ничего сквозь пелену слез не видя. Лбом о коленки бьюсь, чтобы хоть как-то ощутить, что я еще на этом свете. Снова вдыхаю судорожно, прерывисто, заходясь в полустоне-полудоханье. Кислород поступает в мозг, и я инстинктивно, не думая, судорожно дышать начинаю, чувствуя, что меня все же еще не уморили, не смотря на все старания. - С-сука! – звучит чье-то хриплое, каркающее ругательство.
И только тут до меня дошло, что произнесла это я. Мало того, что произнесла – я двигалась! Сама, а не как тряпочка в чужих руках! Попыталась улыбнуться и рыпнуться вверх – тут же виски как шилом пробило, так что я со стоном опрокинулась назад, снова долбанувшись многострадальным затылком о койку. -…ать! – только и хватило меня просипеть. Снова лежу, как и минуту назад. Действие препарата – «с правой», я его вспомнила! – потихоньку ослабевает, и возвращается умение думать хоть о чем-то, помимо боли. Правда, слабая я, как котенок, но живая зато – это уже победа. - Бьянка… - шепчу одними губами, не открывая глаз, кривясь от боли во всем теле. – Говорила же, что никогда не умру… - раз уж я худо-бедно цела, то сестренку надо подбодрить, а слова – максимум, на что я сейчас способна.
-
раз уж я худо-бедно цела, то сестренку надо подбодрить, а слова – максимум, на что я сейчас способна.
Да.
-
С пробуждением! -)
|
Козлов откликнулся сразу же. «Вулкан?! Ничего себе» «Даже не знаю, повезло ли тебе или нет» «Ну, вывозить её смысла нет, применение оружия такого класса на какой-нибудь суверенной территории переведёт часы Судного Дня на пару делений ближе к Полночи» «Но зато если захочешь, то теперь можешь поднять всю базу на воздух. Ну... почти всю» «Если ты всё-таки действительно захочешь – оптимальная точка будет сразу за следующим отрезком пути. Там сосредоточено большинство несущих конструкций» Небольшая пауза – скорее всего, Александр уточняет что-то вживую. Наконец его приятный баритон раздаётся снова. «Жан-Поль говорит, что у него нет возражений. Формально этой базы не существует, так что предъявить кому-либо что-либо означает сначала признать, что такая база была. А это уже нарушение многих договоренностей» Итак, ваш оператор дал вам пояснения: можно было отправляться дальше. Если до этого Пакс проявлял себя... хорошо, но, пожалуй, не до конца отвечал на вопрос, чего же там такого особенного, что R&D тратит на него такие суммы, то сейчас Элерс наконец увидела первую настоящую демонстрацию "почему". За то короткое время, что они вместе работали, киберпёс сумел изучить её достаточно хорошо – обучался он просто дикими темпами. Стоило только Скайлер подумать о том, что нужно устранить следующую цель, как Пакс высовывался из вентиляции и хлестким движением хвоста цеплял её под потолок; "Сторожа", лишённые опоры, становились лёгкой целью, а надежда на радиосвязь их губила окончательно. Неспособные выбраться без хорошей точки опоры, неспособные что-то передать своим союзникам из-за вторжения систем РЭБ киберпса, охранники почти сразу же получали термонож в затылок: раскаленный докрасна клинок проходил сквозь металл как сквозь масло. На землю аккуратно спускалась груда бесполезного металлолома с трупом внутри. Элерс тоже не отставала: устраненные "проблемные" точки позволяли ей неумолимо двигаться вперёд, пронзая "сторожей" своими лазерными когтями. Электролиты синими ручейками струились по костюму Скай, продолжая подпитывать нанитные батареи. Две тени зигзагом пролетели через коридор, не издав ни единого звука; не засветившись ни на одной камере. Только стальные перекрытия были свидетелями устроенной резни, как чертили в воздухе ярко-красные дорожки смертоносные когти Элерс, и как вспыхивали искры, от проплавлявших броню термоножей Пакса. Всё было конечно не просто быстро, а очень быстро для такого уровня вооружения: последнее сальто – и Скай стоит у входа в технические помещения; рядом уже вертит по сторонам Пакс, грациозно спустившись по стене на пол. 🎶[ссылка]Технические помещения, 8:15Мерный гул серверов и системы охлаждения, мерцание синих мониторов – чем-то напоминает временный штаб в Болгарии. Но здесь в разы больше оборудования; электронного, механического. Помимо серверной, судя по сложному переплетению труб и проводов, разветвлявшихся посередине комнаты и уходящих в две соседних – яркий пейзаж какого-нибудь художника-индустриалиста, здесь вообще были сосредоточены многие системы, необходимые для функционирования базы... И при этом всём в комнате царил полумрак: LED-подсветка индикаторов на серверных ящиках и системных блоках не давала достаточно света, а потолочное освещение, тут похоже, вообще не включали. Это была только одна из комнат: путь дальше представлял собой сразу несколько подобных помещений, между которыми курсировали уже знакомые легкобронированные солдаты. Только, опять же, их здесь было уже больше. Пока агенты соображали, как лучше преодолеть этот лабиринт кабелей, стеллажей и охраны, на связь опять вышел Козлов. В слабом освещении комнаты его лицо как будто постарело из-за теней, залегших в морщинах. По лицу было видно, что он крепко обдумывает что-то. «Элерс, Пакс. Тут дело о переговорах с ОАЭ двинулось с мёртвой точки, и Кортни хочет вам кое-что сказать. У неё тут дело с мёртвой точки двинулось, и вы можете ей помочь заполучить козырь в рукаве» К его изображению прибавилось второе – женщина, лет тридцати пяти-сорока. Волосы не седые, а какого-то стального отлива. Строгие черты лица, взгляд, колючками впивающийся в собеседника. «Скайлер, приём. Это Кортни МакДоннел. У нас тут шейхи начинают что-то соображать. В общем: "регулярки" пока нет, но вы держитесь» «С другой стороны, они уже выдвинули одну просьбу, за которую можно будет уцепиться» «Там на серверах есть следы переписки магнатов ОАЭ и, собственно, War Bringers. Они хотят, чтобы вы её стерли. Набросать какой-нибудь вирус для Пакса дело пять минут, да и ты не глупенькая. Сотрёте данные, и они нам будут сильно должны. Бэкап-копию можете и оставить, ясное дело» Выдав это маленькое "деловое предложение" (которое в реальности может обернуться приличным профицитом для UEAFP), Кортни кивает напоследок и отключается. «Если что, это не строгий приказ. Я считаю, и Эшер со мной согласен, что можно обойтись и без этого. Просто взрыв проблему не решит, как мне Бунраку подсказывает, и она сделала бы вирус сама, но наши сервера сейчас атаковал кое-кто. Узнаете, когда вернётесь. Она там шаманит что-то, в общем» «Я немного отвлёкся. Решение в общем, целиком на вас. Не хотите помогать нашим "будущим" друзьям из ОАЭ уходить от неудобных вопросов Интерпола – никаких проблем. С другой стороны, их миллионы в нашем кармане помогут сделать много добрых дел. Есть две точки зрения на этот вопрос. Выбирайте, что вам ближе» Козлов тоже отключается, оставляя вас наедине с задачами.
|
Пробежавшись еще раз по тексту глазами, Иоланда решила обратить внимание не на саму историю с дэвом, не на то, что же хотел сказать автор письма своему ученику, а на форму, в которую он облек свои слова.
Упоминание открытым текстом в непочтительном тоне Отцов-Надзирателей - жуткой карательной структуры Культа, наводящей ужас на всю Понтию - казалось, убеждало в том, что переписка идет между людьми из самых высоких кругов. Иоланде приходилось читать рассказы беженок, чудом вырвавшихся из лап этих изуверов и нашедших приют под Куполом, однако ей было известно так же, что эти самые Надзиратели представляют существенную угрозу и для самих митрианских жрецов. Периодически внутри иерархии Культа случались жестокие чистки, в ходе которых одна группировка пожирала другую, а также массу простых клириков, поэтому животный ужас перед карателями разделяли почти все митриане. Почти. Человек, отзывающийся об Отцах-Надзирателях как о безграмотных деревенщинах и тупых костоломах, явно не испытывал перед ними никакого страха.
Однако в этих фразах Ио виделось нечто откровенно нарочитое, будто специально бьющее в глаза - для приватного письма. Когда же речь заходит о дэве и великом деле, за которое взялись великие люди - тут Климент словно начинает стесняться в выражениях, будто прекрасно понимая, что его слова все-таки прочтут посторонние, а в конце и вовсе переходит на некий шифр, ключом к которому служат общие воспоминания - неразгадываемый код для двоих. Он будто отчаянно пытается предупредить ученика, что дело-то на самом деле насквозь гнилое и грозящее гибелью - но может это сказать лишь в достаточно туманных выражениях...
Знания Киры о дэвах были, мягко говоря, неполными. И тому имелась веская причина: не только она лично, но и остальные храмовницы не сталкивались с порождениями Хаоса уже, наверное, лет восемьдесят. В материальном мире, как она знала, эти чудовища проявляют себя, в основном вселяясь в поддавшихся их влиянию смертных, наделяя их невероятными силами и сводя с ума - вроде так. Но происходит это крайне редко, и случается в основном с людьми совершенно отчаявшимися и находящимися без того на грани. В землях под властью косматых обвинения в служении дэвам или одержимости, судя по тому, что говорили в Храме, являются чаще всего родом пропаганды - так, служители двух самых влиятельных религий в известном мире, митриане и зиядиты, столетиями обвиняют друг друга в дэвопоклонничестве. И, разумеется, Отцы-Надзиратели в странах Понтии уничтожают врагов - Культа или своих личных - чаще всего по этим мотивам.
Что касается Купола... В давние времена бывали случаи, когда женщины обезумевшие, одержимые нечистыми духами, приходили в Закуполье - и случались истории жуткие и кровавые. Для служительниц Рамоны, тех, первых, что созидали Храм на заре истории Сестер, это было существенной проблемой. Однако в какой-то момент, по непонятной причине, одержимые среди беженок совершенно перестали появляться. Как будто окрестности Купола перестали быть для них чем-то привлекательными. Говорили о том, что это Богинь боятся мерзкие твари, что близость Купола действует на них угнетающе... Наверное, так оно и есть. К тому времени, как Кира приняла свою присягу, сестры, вживую сталкивавшиеся с дэвьей одержимостью, уже ушли на заслуженный покой - а сейчас, наверное, уже и не осталось живых свидетельниц тех времен.
Хмуро выслушавшая до конца перевод Иоланды, Самина прокомментировала:
- Хорошо. В смысле, хорошо, что мы знаем, с чем можем столкнуться и в каком направлении думать. А так дерьмово вообще-то. Косматые, конечно, не лучше дэвов, но от косматых хотя бы знаешь, чего ожидать. В любом случае, если кто и может почуять отродья Хаоса и выйти на их след - так это мы с тобой, Кира.
Храмовница поняла, что подразумевает Командора. Пусть она никогда в глаза не видела дэвов, однако была обучена, как и все воительницы Рамоны, входить в особое состояние сознания, позволяющее выслеживать как одержимых, так и живых мертвецов, если таковые вдруг появятся на границах владений Сестер. Сработает ли этот навык так, как нужно - Кира пока не знала, однако проверить где-то в знаковых местах определенно стоило.
- Улики, сестра Самина, - осторожно напомнила Амира о сундучке с собранными ею предметами, который также можно было исследовать божественным чувством храмовниц.
- Ты еще здесь? - спросила с оттенком удивления Самина, и ее помощница, прекрасно ориентирующаяся в переменах настроения Командоры, незамедлительно отозвалась:
- Уже нет, - и поспешила ретироваться за трофеями, столь необдуманно отправленными в штабную палатку.
Проводив Амиру взглядом, Самина сказала:
- Подождем пока здесь, нужно будет проверить вещи митриан. А затем - придется возвращаться к холму. Понюхать, так сказать. Только придется быть осторожнее, Кира, если дэвы и в самом деле там хорошо наследили - нас с тобой может вывернуть с непривычки... Ладно, разберемся. Что касается тебя, ученая сестра - ты определенно пригодишься в этом расследовании. Так что, если имеешь какие соображения - прошу, мы тебя с интересом выслушаем.
По голосу Командоры было сложно догадаться, но, кажется, Иоландой она была вполне довольна.
***
Услышав слово "Искра", Элисса поморщилась, будто прожевала добрый пучок щавелевых листьев.
- В смысле - Искра? - не поняла Милана.
- Так называют тех, кто считает себя дочерьми Аэлис, - объяснила Элисса.
- В смысле - дочерьми? - продолжала не понимать Милана: все-таки подобные Росите и Бьянке девушки были явлением довольно редким.
- Я тебе потом расскажу, - таким тоном мама пытается перенести разговор с маленькой дочкой, услышавшей где-то "взрослые" слова и приходящей с вопросом: "Мама, а как можно прыгнуть на пальчики? Они же сломаются?" - Ладно, будем с нашими головняками по очереди разбираться. Давай-ка мне пока бурую соль.
Перед тем, как откупорить пузырек с неким порошком, Элисса плотно обмотала лицо косынкой, затем вытряхнула на смоченную предварительно корпию несколько крупинок (от которых тут же потянулась струйка дыма), и поднесла эту самую бурую соль к носу неподвижной Роситы.
С первым же вдохом Искра сначала захотела выблевать легкие. Затем - высморкать мозг. Потом ей показалось, что вместе со слезами растворяются и вытекают ее собственные глаза. Ощущение, будто тебе залили в носоглотку раскаленный металл вперемешку с кислотой. Она слышала о подобных снадобьях, гарантированно ставящих на ноги находящихся глубоко без сознания воительниц. На солдатском жаргоне эта штука называлась, кажется, "в ухо с правой", ибо зачастую первым же побуждением ожившей пациентки было зарядить своей спасительнице по щщам. Неудивительно, что имеющая боевой опыт Элисса рефлекторно отпрянула в сторону, дабы не попасть под горячую руку. Вот только... не подействовало. И это шокировало старую следопытку еще сильнее, чем первое обследование Роситы.
- Опять не поняла, - проговорила она.
- Может, протухла, соль-то? - предположила Милана.
- Сказала бы я, что у тебя протухло, - с неожиданной злобой отозвалась Элисса. - Еще раз!
Новый кусочек корпии смачивается спиртосодержащей жидкостью, количество крупинок, насыпанных на нее, оказывается вдвое больше прежнего, от поднявшегося дымка режет очи у самой старушки, и она снова пробует привести в сознание бедную Искру - едва отдышавшуюся и отошедшую после предыдущего вдоха. Росита страшно кашляет, сгибается на походной кровати пополам, широко распахнув залитые слезами глаза... и только после этого понимает, что произошло.
Она снова контролирует свое тело.
-
Да уж, что история о дэвах, что о нас, болезных, равно хороши!
-
Вот вроде и знаешь, что Росита оживёт, но всё равно переживаешь!
|
-
Скай даже ещё не попыталась меня погладить. Есть основания предполагать присутствие неких психологических травм. Ввиду чего, общение с ней потребует от меня соблюдать меры предосторожности, чтобы не допустить эксцессов Начало долгого пути, в конце которого Пакс обязательно услышит "кто хороший мальчик?"
|
|
-
На секунду мальчик даже остановился и подумал, не потому ли его игнорируют, что он в первое попадание в Изнанку не подарил что-нибудь остальным троим? Конечно, вся проблема непременно в этом!
|
-
— Зови меня Старый Охотник, Враль, — ответил чудовищу Гаррет, после короткой паузы. Все же Олдстаут решил, что будет немудро называться настоящими именами. — Со мной вместе Молодой Охотник, — старик указал на Бригитту, а затем на Вэлта, — и Маленький Охотник. Хорошечно!
-
Старый Охотник, Молодой Охотник и Маленький Охотник
Это гениально))0 ))
|
Саманта. Хмыкает Шильда, узнав, что у тебя не просто есть то, что ей нужно, но еще и в двойном объеме, да еще и с перспективной передачи. - Накрутить - хуйня. Подмигнув тебе - не игриво, а скорей приободряюще - забирает добытый из-под отвалов верхней одежды приборчик. - Вот эта залупа... Знаешь, на что ссылается это ругательство. И, да, на самом деле, секторное реле, конечно же, мало напоминает штуку, о которой вскользь упоминает рейдер. Но так ли это сейчас важно? - Типа, эта... Щелкает пару раз пальцами едва различимо: не щелчки все же, а так, шелестящий намек. - Громкость. Крутит сглаженный ближе к "жалу" цилиндрик, задает параметры. - Вот так. Не до хуя громко, не пиздец тихо. Вспоминается отчего-то та новость - про парк, где тела нашлись - мимоходом. Сначала услышала по радио, а потом и увидела, когда, лениво помахивая указательным пальцем, перебирала клипы-заставки на головизоре. Там - бесконечно далеко отсюда, где бы это "отсюда" ни было - в лесном коттедже, тогда - вечность назад - туманным утром очередного выходного дня. Хиспанские мотивы вдруг сменились будничным голосом мужчины в темно-синем дождевике, который, указывая куда-то в сторону высившихся за его спиной сосен, рассказывал о "чудовищной бойне". Потом на экране замерцали снимки-трехмерники: одна девушка, другая, третья. Живые в пределах экрана, но мертвые по факту. Та, что по центру, была похожа на тебя - не в частностях, в целом. Имперка, может быть. Что с ними произошло? Чем все закончилось? Этого ты не знаешь - переключила канал, боясь навлечь на себя гнев "Хозяина" - но точно знаешь, что гибель трех человек, если верить репортеру в непромокаемой накидке: потрясение, дикость, невообразимая жестокость. А гибель трех репликантов? Потрясение ли? Дикость дикая? Жестокость такая, что не вообразить? Или, все таки, нет? - А насчет... Гаснут образы, становясь не ничем, но сухим, практически статичным осознанием того, что событие имело место быть. Память памятью, а дело - делом. Озвучивая спутнице свои сомнения, проводишь для нее же демонстрацию своего имитационно-подражательного таланта. Вербальная маска "Дум-Дума": активна. Фраза составлена, фраза озвучена. Колючая, чуждая, неотличимая от оригинала. Рейдер? Рейдер. - Чего?.. Глаза "Шила" враз округляются, когда она фиксирует на тебе свой взгляд. - То есть... Кристально чистое удивление. - Блять... Даже в ладоши вдруг отчего-то хлопает, расплываясь в изумленной улыбке. - Пиздец! А чего ж ты раньше... Делает шаг навстречу, фактически прижимаясь своей грудью к твоей. Если бы границы твоего личного пространства не проходили - буквально - по коже, такую дистанцию вполне можно было бы назвать "беспокоящей". - Короче. Еще раз заглядывает в лицо. - Я накручу набойку, пиздану чего пиздануть, а потом уже ты. Не просто восторг, с толикой азарта теперь. - И мы всех занулим. Нормас? Взять радиостанцию, повторить то, что скажут, всех убить. Чем не план? Всем план. А то, что на пальбу к порогу может сбежаться половина станции, "Ржавая" учла? Ведь учла же, да? - Комок. Глянув на "звенелку", констатирует гениальный стратег. Или "гениальный"? - Как набойка, только пиздатей. Но тут, один хуй, ни хуя не ловит - по хую. Крутит меж грязных пальцев пластинку. - Еще и залочен. Типа, заблокирован. Не можешь сказать, что это стало хоть сколь-нибудь значимым открытием. - А это... Протянув коммуникатор обратно, снова немного увеличивает разделяющее вас расстояние, сделав шаг назад. - Чего-то еще можешь? Ну, там, рубач из этой, - складывает-раскладывает кольцом указательный и большой пальцы правой руки, - из клешни, типа, выпустить? Или фары засвет без засвета кидают, может? Или, ну, типа, лицо поменять? Не?
|
|
|
|
|
-
Мы, дварфы, не любим гоблинов. Ещё мы презираем овражников, недолюбливаем эльфов и смеемся над великанами. Только людей уважаем, и то если они маги.Идеально. Надо взять в эпиграфы
-
Мы, дварфы, не любим гоблинов. Ещё мы презираем овражников, недолюбливаем эльфов и смеемся над великанами. Истинно так!
|
Когда неизвестные сестры послали Бьянку к другим лекаркам, я чуть не взвыла от досады. Вернее, как: наверняка взвыла бы, если могла. Ну за что мне такое наказание, зачем столь мучений сестренке? Она же не знает, что со мной случилось, и верит, что я при смерти! Ах, как бы я хотела сейчас хотя бы просто взять ее за руку и прошептать, что жива, и косматые не дождутся увидеть, как я испускаю дух. Как бы я хотела попросить ее склониться и коснуться губами ее губ – поцелуй бы мне дал сил больше, чем десяток алхимических зелий! Я снова попыталась двинуться, понимая, что при провале платой будет подступающее удушье, и снова не смогла ни-че-го – только в голове все помутилось. Оставалось только в очередной раз заново учиться дышать, и ждать, ждать, жда-ать, мать вашу в поход в болото! Говорят, что два самых паршивых состояния – ждать и догонять. Вот теперь я могу с уверенностью подтвердить, что голимее ожидания, когда ты ничего не можешь предпринять, нет и быть, наверное, не может.
Вместе с осознанием того, что снова придется надеяться на чужих теток, которые еще неизвестно, что скажут, на мягких кошачьих лапах в душу тихонько пришла апатия – будь, что будет, и гори оно огнем. Вылечат – великолепно, а если нет – я все равно не смогу ни помешать, ни как-то убедить всех в том, что я жива. От жалости к самой себе на глаза навернулись непрошенные злые слезы, сухие, как и мои веки. Я невидимо рыдала, захлебывалась плачем – и ни слезинки не проронила: только сильнее стало щипать, да и без того плохо видимое небо укутала темная пелена, практически лишив меня зрения. От этого я страдала еще больше, и все равно не могла ничего сделать, только еще пуще ощущая свое бессилие. Вот только долго заниматься самобичеванием я не желала – не для того мама вернула меня к Бьянке, чтобы я заранее себя похоронила. Снова пришлось прибегнуть к старому проверенному варианту: самоподзуживанию. Если сравнить, то я была словно котел с остывшей водой, и мне надо было возжечь под собой огонь достаточный, чтобы снова закипеть и ощутить себя живой и еще могущей что-то исправить. «Что расклеилась, тряпка, дура, слабачка! – обвинила я саму себя, - Или все, жизнь кончена? Подумай о Бье, страдалица демонова! А что, если она чувствует в глубине души твой настрой, и от этого ей еще больнее? Ну-ка, солдатка-акробатка, хватит себя сечь – запрыгала живо! Хотя бы морально, если не можешь ножками! Увереннее будь, Сита, и не сдавайся! Ты клинок зачем взяла в руки, перед селючками форсить? А хера косматого по лбу не хочешь? Мозги где, а? Не раскисать и быть бодрой – ты, мать твою чистильщицей выгребных ям, защитница Купола! Гонец, несущая важную весть! Жизненно, чтоб тебя волки сожрали, важную! Давай. Давай, девонька, настраивайся на позитивный настрой и верь, что мысли материализуются! Бье не допустит, чтобы ты издохла – оправдай ее старания спасти тебя! Ну же, ну же, соберись с силами, горе-вояка!».
Под такие мысленные вопли я и не заметила, как меня внесли в палатку, и пришла в себя только после того, как ощутила легкий толчок в спину от положенных на землю носилок. Сердце тут же замерло и затем затрепетало, как птичка в силках – какой вердикт вынесут-то? Не приведи Богинюшки, скажут, что им целесообразно лечить тех, кого еще можно вылечить, чем пытаться поднять полутруп. Это было бы логично – пытаться вылечить тяжелую, это вам не сиськи мять: за это же время можно заштопать десяток сестер, которые иначе помрут пот потери крови. С солдатской точки зрения так было правильно, а с целительской? Судя по коротким репликам, неизвестные тетки все же решили взяться за мой почти хладный почти трупик, и я мысленно скрестила пальчики – только бы не… Продолжать фразу даже в мыслях я, каюсь, испугалась. А потом пошло такое светопреставление, что я аж прихренела, чтобы не сказать жестче. Что же там увидели лекарки, что так изумились? Что у меня там за шрамы? Может, мама решила использовать мое тело, как бумагу, на случай того, если я не смогу подняться? Тогда хотя бы одну задачу перед Куполом я выполню! Хотя нет, бред это: будь так, сестры говорили бы по-другому. Так что же тогда? Так что их вынудило угрожать сестричке?
Я ни демона не понимала, но, слава Богиням, у меня была Бьянка, которая все видела своими глазами и могла ответить ставшим внезапно подозрительными женщинам. Когда я услышала ее слова, то, будь у меня силы, захлопала бы в ладоши от радости – какая же у меня старшенькая умная и талантливая! Все сразу сообразила, живо поняла, что без вмешательства мамы тут не обошлось! Ну, теперь все образумится, да и потом, когда я доложусь, как минимум она мне поверит. А значит, нас будет уже двое – тех, кто пустится в погоню за волосатыми похитителями! «Ну, девоньки, давайте! Не тяните, дорогие, милые! Поднимайте меня, как можете! Чарами, зельями, травами – без разницы! Ну же, ну же, родненькие, хватит языки чесать!» - я вся горела надеждой и ставшим внезапно светлым ожиданием чуда.
-
поднимите её уже кто-ниибууууудь
-
Жизненно... Иногда на себя и наорать надо, когда расклеишься. Особенно если рядом никого и альтернатива лишь уход в апатию и депрессняк. ♡
-
Я не знаю, кто бы, кроме тебя, смог с завидной упорностью так хорошо и эмоционально описывать не самую приятную затяжную сцену из раза в раз!
-
Я искренне за тебя болела с самого первого броска, честное слово. Но - увы. А столь высокохудожественные дохлопосты будут должным образом вознаграждены, обещаю.
|
Какие, к чёрту, маги?α — Это вы. Явление очень сложное и малоизученное, поэтому дабы не перенапрягать ваш истощавший мозг давайте просто назовём вас людьми со сверхъестественными способностями и поразительной регенерацией. Бессмертные. Вы не единственные в своём роде. Такие как вы начали во множестве появляться при непосредственной близости Бога... Из-за этого многие считают вас предвестниками Конца Времён. Лично я не верю во все эти религиозные бредни. Я лишь вижу одну очень глобальную и серьёзную проблему и ничтожное количество компетентных людей, которые могли бы с ней разобраться. Поэтому всё, что осталось от человечества сейчас — горстка выживших, что прячется в своих последних убежищах. Да и те под угрозой. И кто такие страгглеры?α — Самовоспроизводящаяся боевая платформа. Генетически выведенная раса идеальных солдат, способных к размножению. Всем им вживляется искусственный мозг поверх биологического, ещё не до конца сформировавшегося. Для улучшения навыков они нередко вживляют себе и многие другие импланты. Боевые показатели их весьма-весьма высоки, настолько, что они могут даже потягаться с вами. То есть с магами. Они не обладают своей волей и, насколько я могу судить, сейчас им отдаёт приказы человек с не самыми разумными мотивами. И почему оно пульсирует? В рации не успел прозвучать ответ, как комнату наполнили дребезжащие очереди трофейного автомата «Танка». Бездыханное тело нелепо затрепыхалось под градом снарядов. Затем с минимальными усилиями здоровяк размазал черепную коробку и её содержимое по металлическому полу. То, что осталось от головы, выглядело невыносимо и тошнотворно, но никаких посторонних для человека сущностей в ней обнаружено не было. Тем не менее, Танк не терял бдительности. Что-то здесь было нечисто. И действительно. Тонкая кишка трупа зашевелилась, медленно ушла в сторону. Из-за неё показалось что-то живое, непроглядно чёрное, словно поглощающее весь свет вокруг себя. Снова заработал автомат. Полетели в стороны куски плоти, поднялась кровяная взвесь. Но по «червю» попасть не удалось. Он был слишком тонким и едва заметным. И едва начались выстрелы, как он начал поспешно покидать тело. И он выползал наружу, но всё никак не показывался его «хвост». Он разматывался, словно лебёдка. На глаз невозможно определить его итоговую длину. 5, 7, 8 метров? Пара пуль всё-таки достигли цели, разделяя ленточное тело. «Голова» побежала дальше и скрылась в узкой решётке вентиляции. За собой она оставила густой шлейф чёрного, почти непроглядного дыма. Точно такой же выходил из оставшихся кусков его «туловища». α — Что-то... живое в одном из мёртвых тел? — догадался Виконт. — Как любопытно. γ — Хворь — это второе бедствие после пришествия Бога, я даже не знаю какое из них более чудовищное. То есть это... ужасное дерьмо. Вы ещё не видели тяжелобольных. И не увидите. Надеюсь.α — О нет, я знал про Хворь. Но у ваших людей завелись черви. Это уже совсем иное... Насколько я могу судить вы даже не знаете с чего на вас обрушились все эти бедствия? γ — Я просто забил! — голос Коммутатора сквозил показным равнодушием и невозмутимостью. — Люди не могут вспомнить собственное имя, куда уж там до поиска виноватых. Не в моей компетенции разбираться во всяком серьёзном дерьме. α — Чудесно... черви оставляют после себя токсичный газ. Для вас он несмертелен, но малоприятен. Рекомендую как можно скорее покинуть помещение. А как понять, что ты маг?α — Для мага его способности — это обыкновенное дополнение к его физиологии. Ты ведь, например, не сомневаешься в своей способности ходить или разговаривать? Хотя большинство магов и осознаёт свои экстраординарные навыки уже в зрелом возрасте, что может вызвать некоторые затруднения. Просто задай сама себе вопрос: что ты умеешь? Даже если ты ничего не помнишь, должно помнить твоё тело. Ведь многие вещи ты делала уже тысячи, если не сотни тысяч раз. Рейн осознаёт тот трюк, что проделала с одним из страгглеров. Она заставила его подойти к тому здоровяку, хотя это и было не самое рациональное решение для него. Да, кажется она не раз занималась этим. Она умеет ВНУШАТЬ. Показывать другим то, чего на самом деле нет. А значит имеет доступ к чужому разуму. Её сила в её глазах. А чужие глаза — это ворота и единственная преграда к чужому сознанию. — Мы будем приводить к тебе людей. Ты всего лишь будешь смотреть на них. А затем рассказывать абсолютно всё, что увидела в их голове. Социальный психолог, один из работников проекта «Народная солидарность». В вашем районе таких как он ненавидели. И никогда с ними не общались. Он начал заискивающе вербовать тебя с самого начала. Даже вернул твой дорогой смартфон-браслет.
— Поверь мне, антиглобалисты лишь оттягивают человеческий прогресс. Ты сделаешь большое дело, если поможешь нам. Что же до твоих родных — им будет обеспечено безбедное существование. У всего есть своя цена. Конечно, ты можешь попытаться встретиться с ними позже, но присоединяясь к нам ты получишь доступ к таким сведениям, что близость с тобой навлечёт на них беду. Ты ведь не хочешь этого? Ни в коем случае, я не предлагаю забыть о их существовании, иначе в чём смысл моего предложения? Я регулярно буду предоставлять тебе доказательства того, что они счастливы. Счастливее, чем когда-либо. Просто теперь... без тебя.
На Рейн находит странное наваждение, и она начинает видеть мир иначе. Тела остальных трёх магов становятся полупрозрачными, отчётливо проглядывается их нервная система. Мозг каждого окружён всполохами оранжевой гуляющей энергии. Люди называют её «электричеством». Электричество — это и есть сила мага. В каждом теле оно ведёт себя по-разному. У Жёваного, помимо мозга, электричество пронизывает сердце и с каждым его стуком сотнями маленьких импульсов распадается по всему телу. У Мо оно сплетается в толстые узлы на кончиках пальцев ног и рук. Танк, неожиданно, оказывается целиком и полностью сделанным из органики. Как обычный человек. Более того. Электричество, опускаясь от его мозга, распадается на две пары ветвей. Первая охватывает его надпочечники, а вторая — тестикулы. Последние у него всё же имеются, но зарыты где-то глубоко внутри тела. Рейн понимает, что не только может видеть это сама, но и дать это увидеть другим. Её мозг словно бы излучает волну, которая касается разума остальных. ТанкOutsider psycho-magnitude detected Danger level: none Purpose of transfer: self-knowledge Acceptance of magnitude Танк увидел всё то же самое, что увидела сама Рейн. И её саму. Её электричество вовсе почти не опускалось ниже головы. Зато её мозг словно был готов взорваться от переполняющей его пульсирующей энергии. Единственный крупный канал, исходящий от него, пронизывал её глаза. А ещё Танк увидел себя. И полное отсутствие в себе кибернетики или каких-либо искусственных частей. *** Следуя указаниям Виконта, вы покинули помещение. Идти пришлось не слишком долго, но вся дорога проходила через безжизненные технические туннели и изредка возникающие подсобные помещения. Всюду были толстые провода, трубы. Тёмно-бардовое и тусклое аварийное освещение. Угнетающая тишина. Комплекс изредка дрожал всем своим могучим телом, как стальной титан, которого пытались проломить исполинской кувалдой. Пол пару раз норовил уйти из-под ног, но эти волнения прекращались и исчезали столь же внезапно, как и начинались. Под конец пути толчки прекратились вовсе. α — Несмотря на то, что я сказал, что маги бессмертны — не стоит проверять это на практике, — наставлял вас Виконт по ходу дела. — Тело ваше может и проявляет чудеса живучести, но о вашем рассудке такого не скажешь. Здесь множество магов, помимо вас. Но большинство — выжили из ума. Многие обычные люди имея всего одну жизнь умудряются проникнуться к ней глубочайшей апатией и равнодушием к собственной судьбе. А теперь представьте себе субъекта, который, пребывая в тяжелейшей меланхолии, не может позволить себе даже умереть. Более того, то, что убивает простого смертного, магу приносит лишь крайне травмирующий опыт. Сам я могу лишь предполагать, что это. Может, видения посмертия?.. Так или иначе, нескончаемый стресс и абсолютное безвластие над собственной судьбой приводит многих индивидов в царство вечного психоза и случайных вспышек агрессии. Не присоединяйтесь к их числу. Ещё один факт: человек — стадное животное. Если будете держаться вместе — это многократно снизит ваши шансы окунуться в экзистенциальный кошмар. Так... вы уже совсем близко! Но сначала — обещанный тайник. Идите вдоль большой красной трубы, эту дверь непросто заметить... Вы вошли в небольшое подсобное помещение. Здесь была перестрелка. Множество отстрелянных гильз. Пять трупов страгглеров. Из них три женских, два — мужских. Среди них мёртвое тело в комбинезоне, по всей видимости, гражданский. На вид — подросток, мужчина. Что-то ещё сказать было затруднительно: он получил заряд дроби в лицо. Вероятнее всего ответственные за эту бойню уже давно не здесь. Обыскав тела, вы нашли два авто-шприца с сильнодействующим лекарственным препаратом. Один автомат, подобный тому, что у вас уже были. Бомбу, которая требовалась для поручения Виконта. А самое главное — аэрозоль. Точнее говоря, заряженные им одноразовые ингаляторы. Едва заметив их, вы в каком-то диком наваждении не хотите ничего уточнять, спрашивать или узнавать меры предосторожности. Каждый жадно берёт один и жадно запихивает себе в глотку. Одна затяжка и волна истомы расползается по телу. В безудержном порыве вы не в силах оторваться, пока не вытягиваете всё содержимое до конца. Иголка бьёт в каждой клетке тела, эйфория застилает мозг, каждую клетку кожи щекочет крошечная игла удовольствия. Кровь разгоняется, тело оживает, словно до этого не жило и всё это было лишь жалкой имитацией движений. Чувство истощения и голода пропадает, остаётся только бодрость и жажда действий. Вытаскиваете трубки, с губ срываются остатки прозрачного синеватого дыма. К вам возвращается вкус жизни. И вы больше не хотите его отдавать. Осталось ещё два ингалятора. Но вы уже не испытываете к ним никакого влечения. α — Аэрозоль помогает восстановиться после сильной трёпки вашему организму, а значит и вашим магическим способностям. На самом деле в большинстве случаев достаточно обыкновенного отдыха, сна и человеческой еды. Но бывает, что случается большой пиздец. Подобный тому, что случился с вами до вашего пробуждения. Тогда аэрозоль помогает пропустить долгий и скучный период реабилитации.*** Очередной туннель. Вы подходите к большим дверям, через которые могла бы проехать малогабаритная грузовая машина. Виконт подсказывает, что их можно открыть через панель, через систему аварийного доступа. С лязгом и шипением ворота разъезжаются в стороны. Вы входите внутрь. Впустившие вас двери автоматически закрываются за вашей спиной. Вы оказываетесь в помещении фильтрации морской воды. ссылка ♫ Огромное ангароподобное помещение выглядит пустым и безжизненным. Оно наполовину скрыто тьмой из-за слабого резервного освещения. Тонет в дурно-зелёных тонах. Напротив вас гигантский фильтр по очистке воды. Это огромный механизм, высотой почти 15 метров и ещё больше шириной. Перед ним раскинулись его четыре гигантские «руки» — насосы, поднимающиеся и опускающиеся с гипнотической монотонностью. Затягивая воду, они громко шипели, а перекачивая её в фильтр издавали жутковатый вой. От очистителя отходит множество толстых труб, кажется, распределяющие воду по всему комплексу. В помещении был условный «второй этаж» состоящий из стальных мостков. Они проходили в четыре ряда над всей комнатой, в том числе давая доступ к верхней части очистителя. Под потолком также находилось множество пар дверей, по всей видимости ведущих в технические туннели. Также на втором уровне была широкая стальная платформа со средних размеров «будкой», откуда было видно всё помещение. Внутри находился небольшой рабочий кабинет. Там стоял современный компьютер, но с минимальным программным обеспечением и без подключения к какой-либо сети обмена данных. Всё что на нём можно было найти — небольшой архив «недавних сообщений». α — Эта штука даже звучит как настоящее чудовище! — Перекрикивая шум очистителя, заметил Виконт. — Может быть даже символично, что его предстоит умертвить? Просто подорвите один из насосов и дело сделано!γ — Мне всё ещё не по себе, из-за того, что мы отрезаем самим себе доступ к чистой воде.α — Это были бы разумные опасения, если бы твои друзья-сектанты не уничтожили ГП. Теперь задерживаться в АКСД — смерти подобно.γ — Может быть, но в таком случае почему мы УЖЕ не мертвы?α — Мы рискуем никогда не узнать этого, если я и наши новые друзья останемся взаперти. Кто знает, насколько дана нам эта отсрочка от неизбежного?
|
И остановившиеся на несколько мгновений носилки снова тронулись в сторону госпиталя.
Услышав о содержимом первых строк письма, Самина скривила губы в том самом выражении, от которого, по словам покойной Фиби, у любой молоко в сиськах скиснет. По счастью, любоваться этим могла лишь давно привыкшая и приспособившаяся к начальнице Амира: Ио с головой ушла в чтение, а Кира как раз отвлеклась на разговор с юной бардессой.
"...Впрочем, мой милый, прости старика, что отвлекаюсь на эту лирику. Поговорить я хотел совсем о другом. В своем письме ты задавал вопросы, на которые сам же и отвечал, делился сомнениями, которые сам и развеивал. Могу ли я дать тебе из своего затвора хотя бы один дельный совет по великому делу, за которое взялись столь великие люди из Иерархии? Вряд ли. Я могу лишь, как всегда, поделиться с тобой знанием.
Разумеется, для служителя Митриоса твоего уровня нет ничего предосудительного в том, чтобы порабощать дэвов и пользоваться их услугами. Морализаторство по этому поводу оставим безголовым костоломам, что сдирают кожу с припадочных баб, возомнивших себя "ведьмами", и всем этим читающим по слогам деревенщинам из числа "отцов-надзирателей". Я обратил внимание на другое. В своем письме ты упомянул имя твари, которое вы употребляете в обиходе - Кубадан. Так он назвался после того, как был покорен, верно? Не скажу, что мне пришлось долго ломать голову над расшифровкой - для знатока Священного наречия отсылка вполне очевидна: ваш раб зовет себя Xuda-wang. "Повелитель". "Властелин тела и души", если буквально. И это меня тревожит куда больше тех вопросов, что задавал ты сам. Догадываешься, почему? Не сомневаюсь, что да - ты был моим лучшим учеником за все эти годы.
Порождения Хаоса органически отвергают любую организованную иерархию, живя подобно диким животным - и имена самых сильных дэвов переводятся обычно как Хищник, Пожиратель, Ужас, Ярость - но среди них нет никаких "владык" и "повелителей". Старая притча: чем отличается волк от Пастыря, если оба они употребляют овец в пищу? Очевидно - властью. Волк не организует и не устраивает жизнь стада, не заботится о его благополучии - он просто приходит, убивает и жрет. И опасность сил Хаоса является их же главной слабостью - слабостью, которой мы, Иерархия, легко способны управлять во славу Митриоса и к пользе его Культа.
Полагаю, ты уже понял, почему твое письмо меня так... озадачило и заинтересовало. Развить мою исходную посылку, полагаю, ты сумеешь сам - просто вспомни, что я сказал тебе в ночь твоей четырнадцатой годовщины, когда ты впервые сумел излиться без помощи рук, сопоставь с прочитанным - и пусть Солнечный Владыка хранит тебя на пути верного ему служения.
Твой друг и учитель Климент Венетский."
***
Четверка ополченок с носилками, наконец, оказалась среди палаток госпиталя. Ажиотажа их появление, прямо скажем, не вызвало - в этот момент подошедшие чуть раньше отставницы и прочие наспех собранные Сестры были слишком заняты наведением подобия порядка - наконец-то появилась возможность уделить внимание и впавшим в кататонию аэлиситкам. Каких-то успехов в помощи ученицам Дарующей Жизнь добиться не удалось, но их хотя бы стащили всех в одно место, чтобы не приходилось постоянно переступать через недвижные тела с безразличными лицами. Вряд ли Бьянке удалось бы в этой ситуации быстро добиться помощи, однако имя Элиссы сделало свое дело - ей указали на пожилую дородную простоволосую крестьянку, устало утирающую пот со лба уже промокшей насквозь косынкой. Угадать ее военное прошлое было бы сложно, если бы не бьющие в глаза приметы вроде отсутствия двух пальцев на левой руке и шрама под нижней челюстью. Привычно отдающая распоряжения командирским голосом, бывшая следопытка нахмурилась увидев нуждающуюся в помощи Роситу, видимо, собираясь объяснить, что мертвых оживлять не умеет, однако все-таки нащупала пульс раненой... и нахмурилась еще сильнее.
- Так, тащите-ка сюда ее, - указала она на ближайшую палатку, а затем, вложив два пальца искалеченной руки в рот, коротко свистнула:
- Милана! Сумку с алхимией нашу принеси!
Притопавшая с массивным баулом женщина показалась Бьянке удивительно похожей на Элиссу - не столько внешностью, сколько повадками. Шрам у нее, правда, был другой - от виска к уху, и пальцы вроде бы все целые, в остальном же они походили на сестер по крови почти так же, как Бьянка с Роситой.
- Промыть надо, - прокомментировала Милана, пока Элисса ножом распарывала шнуровку доспеха раненой.
- А то я не в курсе, Мил, - отмахнулась беспалая, и вскоре Росита почувствовала, как на шею ей льется отдающая спиртом и полынью холодная жидкость. А дальше - дальше последовало долгое молчание.
- Не по-ня-ла, - по слогам произнесла, наконец, склонившаяся над телом юной Искры Элисса. - Это как вообще? Так, вы трое - идите-ка на улицу и помогите нашим жриц таскать: бабоньки уже притомились порядком.
Заглянувшая через плечо Элиссы Бьянка, кажется, отчасти уловила, чему удивилась старушка. На горле ее сестренки не было никакой раны, из которой, по идее, и натекло столько крови. Зато между ключиц отчетливо виднелся уродливый багрово-пурпурный шрам. Толстый и узловатый, какие бывают, если не пытаться зашить порез и пустить заживление на самотек.
Когда в палатке остались только две старые следопытки и близняшки, Милана снова прокомментировала:
- Не, это точно не магия. После магии шрамов не остается.
- Сама вижу. Так, дорогая моя, - обратилась Элисса к Бьянке. - Ты ее сестра, правильно? Вот теперь объясни-ка мне то, что сама я объяснить не в состоянии. Прежде чем нам думать, что с ней делать дальше. И если это вы решили подшутить над старушками - я вас обеих отделаю так, что родные мамы не узнают, Рамоной клянусь.
Судя по интонации - эта женщина, насмотревшаяся в своей жизни и на страшные ранения, и на трупы своих подруг, сама преизрядно обожженная жизнью, пребывала в состоянии полного... изумления.
-
Да уж, изумления там у всех навалом... Практически "Ревизор", немая сцена)
-
Про шрам хорошо получилось, интересная загадка для остальных!
-
почему всё это письмо звучит как «я люблю тебя, а ну кстати, порождения хаоса в качестве рабов — это супер тоже, убивайте там всех»
|
Жёваный Разгрузки ты не находишь. Все участники баталии предпочитали ремни и подсумки. Хуже того: их кто-то подчистую обобрал до вас. По крайней мере у вас были свежие мертвецы. Изучив поверженную троицу повнимательнее, ты обнаружил, что то, что с виду было похоже на робы на самом деле является плащ-палаткой. Под ней скрывался стерильно-серый комбинезон, на левой груди которого были выбиты последовательности букв и цифр. Видимо, серийные номера.
Один из врагов обронил громоздкого вида дробовик. Помимо размеров притягивало внимание его дуло: огромное и круглое, точно у гаубицы. Не мудрствуя лукаво, ты присвоил его себе. Как и осколочную гранату, закреплённую у «киборга» на поясе. Зачем приоделся. Ты нашёл подходящую форму на теле одного из охранников. Натянул тёмно-синие штаны из плотной, синтетической, сорочечной ткани, продел ремень. На голое тело — лёгкий бронежилет. Поганый. На войну ты бы такой не взял. Но выбора нет.
Мо Беглый осмотр собственного тела не выявил никаких повреждений. Это помогло успокоиться. Может то, что оно пережило ДО этого было всего лишь кошмаром. Невредимы были и остальные. Но одного отрицать было нельзя. Смертельной усталости. Нечеловеческой. Даже ноги было тяжело переставлять лишний раз. Вероятно, то же самое чувствуют и другие живые в этой комнате. Не было желания прилечь, задремать или насытиться обычной едой. Что-то подсказывало, что это не поможет. Тело страшно ломало из-за жажды чего-то. Но чего именно?
Осмотр всех тел в комнате привёл тебя к следующему выводу: здесь минимум ТРИ стороны конфликта. Первая – странные люди в робах с нашивками в виде багрового неба, вторая — охранники, третья — по всей видимости те, кого голос из рации назвал «страгглерами», мрачные фигуры в плащ-палатках. Притом первых было большинство, вторых — чуть меньше, третьих и вовсе всего два тела, помимо тех трёх, что вы убили только что. По всей видимости в бою с обычными людьми они были крайне эффективны. Ты не могла это разумно объяснить, но твои руки получали куда больше информации при пальпации, чем мог бы получить любой другой врач. У абсолютного большинства смерть наступила в следствие пулевых ран и кровотечения. Но на страгглерах ты почувствовала совсем иные раны. Движимая любопытством, ты сняла с некоторых из них плащи, расстегнула комбинезоны. И увидела. Очень глубокие резанные раны, с неровными, рваными краями. Тёмно-алые шрамы, нанесённые специально. Словно рисунок. Приглядевшись, ты поняла, что шрамы складываются в слова, написанные угловатым, дёрганным, резким и крупным почерком. Страгглеры были раздельнополыми. Среди них одна женщина и пятеро мужчин. У женщины вдоль всего туловища была вырезана фраза «ТРАХНИ МЕНЯ». На спине: «СДЕЛАЙ МНЕ БОЛЬНО». У другого надпись: «РЕЗАТЬ ЗДЕСЬ» на шее, а чуть выше неё выдран кусок плоти, так что видно ещё пульсирующую сонную артерию. У третьего полностью содрана кожа с груди, видна вся грудная клетка, как на анатомическом манекене. Под ней надпись: «КУКЛА ИЗ ПЛОТИ». Осмотрев страгглеров, ты сделала вывод, что шрамирование у каждого из них произошло с небольшой разницей по времени, и у всех — сравнительно недавно.
Ты почти закончила с изучением трупов, как твоё внимание привлекло тело одного из умерших в робе. Условно их хотелось назвать «культистами» или ещё какими-нибудь «сектантами». В этого выстрелили в упор из дробовика, так что наружу частично вывалилось содержимое его брюшной полости. Ощупав его тело, ты ощутила слабую пульсацию. Словно бы внутри него нечто... живое.
|
|
🎶 [ ссылка] «Южное побережье ОАЭ, пустыня Руб-эль-Хали»06.08.2070, Среда, 7:30.Раскалённый диск выжигал своими фотонами песок великой пустыни. Бесстрашный скорпион выбрался из своего логовища, но тут же спрятался обратно. Горячий южный вечер принёс с собой лёгкий, но тревожный гул. Два беспилотника «С-77П», выполненных в форм-факторе стелс-технологии, несли под своими крыльями двух агентов UEAPF. Под ногами расплескалась бездонная синева Персидского залива, над головой – ярко жгло аравийское солнце. Компания была необычной: человек и собака. Впрочем, эта характеристика была столь же верной, сколько и ошибочной. Первая, Скайлер Элерс, честно говоря вряд ли имела моральное право проходить "капчу", потому как много ли в ней осталось человеческого? Электронных примочек в ней было больше, чем в персональном компьютере. Пакс же, в принципе даже на собаку походил только отдалённо, а способности к построению эмпирических рассуждений были выше среднестатистического представителя человечества уже сейчас. После мрачного передвижного штаба в Болгарии – прокуренного, освещаемого только синеющими дисплеями мониторов помещения, где вы были ещё буквально час назад, эмиратское солнце слепило. К счастью, сенсоры Пакса вообще игнорировали избыток освещения в отношении "глазки щиплет", а в костюм Скайлер был встроен защитный экран. И не только солнце-, но и радиационно-, и "хим-". Торжество науки двадцать первого века. "Ласточки" тем временем уже подлетели к берегу. Прозвучал предупреждающий сигнал: три коротких звонка. Щелкнули захваты подвески: Пакс и Эйлер камешками канули вниз. Впрочем, высота, которую взяли глайдеры-беспилотники была даже для обычного человека не слишком опасной. Для парочки же эту посадку даже жесткой назвать было нельзя – только песок от удара взмыл фонтанчиком при приземлении, разлетевшись вокруг сверкающей на солнце пылью. «С-77П» сделали "полукруг почёта" и помчались прочь – даже их технологии незаметности были не безграничны. Хотя стоило признать, что ОКБ "Сухого" после некоторых кадровых перестановок по-прежнему не зря ело свой хлеб. Как по команде пискнули интеркомы: подходило время для связи. «Вы высадились. Отлично.» Козлов не уточнял – он знал наверняка. Мягкий голос ни в какую не вязался с "взглядом на тысячу ярдов", который не разглядел бы у Александра только совсем наивный. «Насколько я знаю, Пакс, Скайлер, это ваша первая совместная миссия. Скайлер, не знаю, уж каким образом Жан-Поль развёл ребят из R&D, но твой компаньон – последнее чудо техники в области Искусственного Интеллекта. Пардон, Пакс, пожалуй при тебе так даже говорить неправильно. В общем, перед тобой полноценный соображающий индивид, чья боевая задача способствовать успешной инфильтрации.» «Сейчас ещё раз выведу тебе ТТХ... проклятье, кто в графе "Принадлежность к боевой группе" поставил Doge Hound?» «Это мем, старик.» В переговоры неожиданно вклинилась третья сторона – в "дополненной реальности" перед глазами появляется портрет девушки. Вернее, портрет маски, надетой на девушку. Безликая, с фарфоровым отливом и только четко выделяющиеся алые губы на гладкой поверхности производят такое себе впечатление. Бунраку, ваш ИТ-специалист. «(вздох)» «Я родился ещё когда этот мем был актуален. Я видел, то, что вы, мелочь, даже нагуглить не сможете. Фотожабы с Киану... всё это исчезло, как слёзы под дождём. Это я к тому что: хватит шутить с файлами для операций, Эрдене, поняла?» «Ок бумер.» «(Элерс: непереводимая игра слов на русском. Пакс: [словарь обновлён, добавлены семантические связи с тезаурусом обсуждения заказчика и переводом на русский])» «Ладно. Вернёмся к делу. Напомню вам кратко брифинг. На северо-западе от вас находится частная военная база, тренировочный лагерь по сути. Сейчас на неё засекли одну из главных фигур War Bringers – Нуаду.» «Наёмник до мозга костей, успел поработать буквально на половину ЧВК в мире. Потерял руку, согласился на экспериментальную замену. Говорят, психически нестабилен из-за этого.» «Лагерь вербует местных, да и не только, собирает со всего мира "ненужных" людей. Ты, Элерс, в таком же воспитывалась, если не ошибаюсь.» «Спросите, как эмиратские принцы это терпят, учитывая, что это и им дестабилизует регион? Всё просто – им хорошо платят. Несколько лишних миллиардов долларов лишним не бывают – их можно спустить в какую-нибудь новую гача-игру на любимых персонажей. Сраный двадцать первый век, ценность человеческой жизни приравнивается к картинке в игре...» Козлов мрачно хмыкнул. Хотя изображение оставалось статичным, можно было легко догадаться, что где-то в кабинете он покачал головой. «Простите, вспомнил былое. Как в соседней пустыне с ребятами ждали, чтобы нам хотя бы один автомобиль с провизией и водой пригонят.» «В общем, всё что от вас требуется, это "разогнать" базу, сделав её нерентабельной. Не обязательно вырезать всех и стирать с лица земли. Устраните Нуаду, живым он нам всё равно не нужен, наведите шуму, и хватит. Оплата всё равно шла через него, после этого шейхи плюнут на это дело. Кортни уже бьётся над тем, чтобы получить разрешение на ввод ограниченного контингента UEAPF, но нам нужна козырная карта для успешных переговоров.» «Перед началом операции мы сорвали солидную поставку оружия сюда, так что вооружены они будут хуже, чем могли бы. Это даст вам фору. Козлов, конец связи.» Мужчина отключился, оставив вас наедине со своими мыслями по поводу того, как добираться до места назначения. Впрочем, для вас никаких трудностей быть не должно, сервоприводы аугментированных ножек Скайлер пробежку по песку выдержат не хуже четырёх механических лапищ Пакса. Однако, в этот момент вдали послышались нашидские напевы – и вскоре распознавание образов у обоих бойцов вцепило среди песков едущий навстречу «Dodge Ram 2019». Версия о том что вас "встречали" отмелась почти сразу: террористы слишком шумели, для того чтобы готовить засаду или нападение. Судя по всему... боевики просто свалили в "самоволку", чтобы искупаться. Видимо, последний раз в жизни – но это уже зависело от прятавшихся за одной из дюн спецов. А пока придурки что-то лопотали на арабском, палили в воздух и располагались для пикника, можно было решить, как поступить.
|
|
|
"Оглянулся, и неделя - опа... Так и вся жизнь пролетит". - подумал Леон, ровно сидя за партой на очередном уроке биологии. - "Ладно, ладно... жизни пока пролетать рано, мне всего лишь доклад докладывать, а не с жизнью прощаться..." Так уж вышло, что для биологии Леон выбрал древнекитайскую тактику "лучший из средних". Иными словами, чтобы справиться с математикой, ему пришлось ограничить своё рвение в написании доклада по биологии до разумных пределов. И дело тут было не в том, что парень считал биологию менее важной, чем математику, просто не сдать математику было гораздо проще, чем биологию, судя по тому, с какой скоростью улетучивались силы Леона при подготовке к этому предмету. И почему, например, физика вызывала в парне гораздо более приятные чувства? Но в любом случае, молиться на доклад по биологии Леон не собирался, предпочитая эти дни молиться за возвращение Жаклин. Что касается ещё одного исчезновения, то на Леона эта новость оказала своеобразное впечатление, требующее от него поторапливаться, ведь два человека, застрявшие в Изнанке - это уже слишком. А что до доклада, то рассчитывал он только на свои силы, потому что, пусть он и отказался вбухивать в доклад кучу времени, тем не менее приложил много усилий и опыта для того, чтобы все этапы его создания были четкими и правильными. Чёткость - сестра вовремя сданного доклада, ибо переделывать одни и те же части работы по сто раз не надо... особенно это касается процесса конструирования содержания, от которого зависит чуть ли ни половина успеха детища. И теперь, мисс Димински "критически" (что-то среднее между литературной критикой и critical hit) оценивала его доклад.
"Бинго. "Четвёрка с условиями". Она явно просто так меня не отпустит... Ну, и валить прямо тут не стала."
И теперь, когда Леон даже понял на что она исподволь ориентируется при проверках (упоминание научных статей было не просто так, а также порядка этих статей по частоте появления... наверняка это какой-то современный журнал по биологии или справочник по научным работам в открытом доступе), существовал прекрасный шанс, который легко было упустить. Вот только у Леона, при мысли о таком встречном шахматном ходе, участилось сердцебиение, будто он нащупал то самое... осталось только руку протянуть! Все мыслят как школьники (что не удивительно), а ведь нужно встать на один уровень со взрослыми, чтобы понять, как они воспринимают информацию! Наука любит таблицы не просто так, дело ведь в том, что именно этого и хотят взрослые: не выучить тему, а найти влияние одного на другое. И чтобы сделать утвердительный вывод, нужно посмотреть на все варианты влияния. Это же отличная основа для доклада вообще по любому гену! Конечно, найти такую экспериментальную информацию будет чуть сложнее, но только в силу привычки. А уж с теми наработками, что остались после первого доклада, этот мощный ход из невозможного вдруг переносился в разряд "один из немногих, что поможет выпутаться из долгов по предметам разумной кровью". Тем более, мама Леона ведь не просто так университет заканчивала, можно её спросить по тому, как эти таблицы нужно оформить, чтобы они не выглядели как потуги школьника. - Выбрать вслепую слишком сложно. - развел парень руками, когда выслушал вердикт. - Сначала всегда выбирают самые лёгкие темы, но дальнейшее распределение просто непредсказуемо, ведь зависит от того, кто насколько испугается и усложнит себе жизнь. Но теперь-то всё иначе. Когда самые лёгкие темы уже отобраны, как насчёт того, чтобы дать мне дополнительную тему, которой не было ни в одном классе? То есть тот ген, который оказался в самом конце этой общешкольной очереди. Предсказать это я не могу, так что обещаю действительно постараться.
"Фух, сказал. Перехват инициативы!..."
***
Когда все собрались, Леон вкратце рассказал о том, как пересекся с Жанетт, и что она в целом держится неплохо, да и действовать готова. По его словам, выходило, что моральная помощь ей не требуется, а вот практическая помощь потребовалась бы им всем вместе взятым. - Погоди, этот "Heaven's Feel" разве не связан с этой Импиратрицей? - парень поморщился, будто в лимон вгрызся. - Но Жанетт же собиралась держаться от неё по-дальше! Нужно её остановить... Судя по этим словам, Леон всё-таки не был уверен, что с ней будет всё в порядке. Мог ли он ошибиться в оценке её адекватности и уровне хладнокровия? Сейчас в голову лезли всякие сомнения. - Да... - кивнул парень Кимико на её слова о "клетке". - Думаю, сейчас самое время объяснить человеческим языком, что я имел в виду. Я считаю, что случилось вот что: когда Жаклин проиграла бой, её захватил Директор, но он у нас тень "законопослушная", в отличие от Баньши, и убивать человека бы не стал. В пользу этого же говорит то, что он обитает на глубоком слое нашей школы, а не в мире наших родителей... не в больнице, тюрьме или на улицах города. Но с другой стороны, и удерживать её он бы не стал, потому что школа не так работает. Что делают в школе за самые солидные косяки? Исключают. Вот я и думаю, что Директор передал Жаклин какой-то другой тени, которая и переместила её в место, подходящее для заключения. Но наверняка такая тень имеет хоть какие-то слухи о своем существовании и хоть кто-то из ходоков по Изнанке и других теней с ней имел дело. И тут я всё время думаю, о том, как такое общение между тенями происходит... и из какого "мира" эта тень, которой Директор передал Жаклин: из "школьного" или "взрослого"? Может быть у нас есть шанс потребовать вернуть Жаклин на... так сказать, законных основаниях. Да и вообще, может тень её удерживает не потому, что Жаклин должна сидеть в тюрьме, а потому, что ждёт прибытия её "опекунов". Вот только родителям в Изнанку ход заказан, так что ожидание это ничем не закончится... если только мы не вмешаемся. Да и ещё один пропавший из нашей школы... скверно. Почему-то мне кажется, что мы должны торопиться. Не уверен, что его пропажа связана с той же тенью, что и пропажа Жанетт, но вероятность такая есть. Если только он тоже проиграл "законопослушной" тени. Ещё я думаю, надо как-то... кхм... интегрировать Жанетт в наши поиски. Она всё-таки может что-то нарыть и о втором пропавшем. Особенно, если не будет лезть в такие заведения... Времени-то у нас не так много. Если что-то не сделаем быстро, пропавших может стать ещё больше.
"Я только надеюсь, что это всё не значит, что люди начинают чаще пропадать в Изнанке. чем обычно... ведь Жаклин пропала не спонтанно, а потому что полезла на Директора. А вот что с этим парнем, он просто ещё один неосторожный ходок по Изнанке или жертва какого-то особого внимания кого-то с Той стороны?..."
- И ещё... У нас сейчас дел просто невпроворот, что тут, что Там... но Лорелай что-то совсем фигово стало. Надо обсудить это. Вот ты, Харуми, активистка. Кимико... ну, ты хорошо учишься и очень общительная, популярная в классе, что ещё надо-то... а ты, Шизука... ладно, забудь, ты просто сюда пришёл. Осталось только спортсменку-комсомолку Лену пригласить и можем почти этим же составом обсудить, что нам с этим делать. - Леон обвёл взглядом ребят и принялся обстоятельно доносить свой план, который, внезапно, касался уже судьбы класса. - Во-первых, Лорелай надо отдохнуть. И не дома, судя по всему. Вот так вот просто... нормально походить в школу без фанатизма с учёбой, а после уроков в клубе по-зависать... ну, Шизука, ты же в клубе чайной церемонии, может и сойдёт такой вариант. Во-вторых. Хм... ну, на самом деле это вторая сторона медали, а не "во-вторых". Надо обязанности старосты перераспределять срочно! Если у нас возникнут проблемы на экзаменах, то в свете этих исчезновений, родительский комитет с нас вообще не слезет. Будем строем ходить на классы под присмотром родителей и на продлёнках, вместо клубов или дома, готовиться к экзаменам в усиленном режиме. А без старосты кто эти проблемы решать будет, с учителями договариваться... Короче, нельзя это так оставлять, иначе наши дела с поиском Жаклин застопорятся. А я не собираюсь позволить двоим из нашей школы сгинуть в Изнанке и ещё и на фоне этого ходить в ту школу, которой наша станет после такого. Называйте это, если хотите, "операция Учебный комитет". И она нужна нам для прикрытия нашего основного дела. Придётся, возможно даже с преподавателями поговорить и выторговать для нашей старосты небольшое окно от самых жёстких тестов. Надо убедить их, что в текущей ситуации лучшим решением будет дать ей отдохнуть перед решающими тестами, иначе всё будет ещё хуже. Что думаете?
|
|
|
-
Мощно. Очень крутые флешбеки и интригующий мир вырисовывается, который хочется узнать по-лучше.
-
Какие объемные персональные флешбеки *_*
-
Крутое начало.
-
Жесткий старт.
|
Пройдя в приоткрытые ворота, охотница уверенно пристроилась подле монахини, пытаясь подстроить свой широкий звучный шаг, при котором в пол впечатывались сначала усиленные набойками каблуки, с неспешной походкой Фары. Слушая плавную речь девушки, Ирмингард, не стесняясь, глазела по сторонам, невольно сравнивая увиденное убранство с теми храмами Святой Вероники, что видела ранее. Подобное любопытство, однако, не помешало ей отделить зерна от плевел и, услышав важную информацию, безо всяких извинений перебить собеседницу: - Так-так, ну-ка, подожди, сестра. Ты сказала, что отворивший дверь незнакомцу находится мертвым, верно? Как тогда узнали, что покойник впускал в дом именно незнакомого человека, а не камрада, например? Или вообще никого не впускал, а гости явились сами, без приглашения? И, раз уж пошла такая беседа, умирал именно впустивший и вся его семья, или вообще все, кто жил в доме? А домашние животные, в том числе и не ручные, вроде тех же крыс? С этого момента поподробнее – расскажи нам, милая, все, что знаешь. Ни или скажи, кто знает, а мы уж, - она белозубо ухмыльнулась, - побеседуем с ним по душам. Верно, Аннике? – повернувшись к напарнице, риторически поинтересовалась она, - Если эти смерти – дело не людских рук – кстати, а как выглядели дохляки? – то мы ими займемся, сама понимаешь. Так что пускай стучатся прямо к нам: меньше беготни будет. Вердаммт! У нас и добродетели в избытке, и даже добродетельности, а еще хватает весомых аргументов доказать гостю незваному, что мы его видеть не рады. Но, - девушка наконец посерьезнела, - если без лишней бравады – то спасибо за совет, мы его примем к сведению и будем разбираться.
Взлохматив привычным жестом задумчивости свободной рукой волосы и окончательно растрепав и без того незамысловатую прическу, светловолосая мечница продолжила все тем же уверенным и несколько требовательным тоном: - Насчет ночи и тумана мы уже знаем – познакомились вчера, и пока что, откровенно говоря, в душе не представляем, что это такое. Но разберемся. Или, - новая улыбка вышла невеселой, - повторим судьбу предшественников, к чему у меня лично совершенно никакой склонности нет. А ты не тушуйся, мы девочки не гордые, удовольствуемся и пересказом чужих историй и даже слухов, а там уж как-нибудь отсеем зерна от плевел. Так что ты не спеши, подумай, а как мы выйдем от настоятеля – удели нам четверть колокола своего бесценного времени и расскажи, что слыхала. Аллес кляр?
Дальше, до самых покоев настоятеля, Ирма молчала, и только постукивающие по эфесу пальцы выдавали в ней желание действовать. Оттерев Фару, девушка первой вошла в кабинет отца Донована – но зато вежливо склонила голову, приветствуя церковного иерарха, который, как вскоре выяснилось, вовсе не горел желанием делиться с охотницами своими знаниями. Ну или и вправду ничего не знал, в чем мечница оч-чень сильно сомневалась и о чем откровенно собиралась заявить. На удачу, Аннике оказалась быстрее, снова проявив недюжинные таланты к дипломатии – Ирмингард аж захотелось поаплодировать подруге, так ловко, четко и достойно та все высказала: сама бы воительница в жизни бы не смогла подобным образом сплести слова. Благопристойно сложив руки на животе и постукивая по полу носком сапога, девушка молча слушала, прищуренными глазами наблюдая за епископом: как он себя поведет, как отреагирует на мягкое давление, и не понадобится ли для начала встряхнуть его за шкирку? Аристократичная внешность святого отца сразу заставляла Ирмингард подозревать, что мужчину больше волнуют проблемы мирские, чем духовные – а значит, он может играть с посетительницами в какую-то свою игру.
Анабель завершила свою речь изящной просьбой, и ее напарница решила, что и она может вставить свои пару медяшек: культурно и прилично, естественно, безо всякого стуканья кулаком по столу – хотя такое начало разговора как раз подчеркивало всю серьезность намерений и неготовность растекаться мыслью по древу. Воительница, как ни крути, тоже получила неплохое воспитание, хотя ее манеры с годами поистрепались, и тоже могла просить, а не требовать. - Ваше Преосвященство, - снова склонив главу и сотворив символ света, обратилась она к клирику, - прошу у Вас благословления.
Покончив с формальной частью и вернувшись в прежнюю позу, она продолжила: - Я поддерживаю все сказанное госпожой дю Дестан. Посланные сюда, мы твердо намерены помогать Лосмору, и будем подтверждать это делом. Взамен же мы просим немногое: ответной любезности – ведь, помогая нам, лосморцы помогут и себе. Мы здесь люди новые, и, понятное дело, никакой доброй репутации за нами не стоит, но, - развела она руками, - надо же с чего-то начинать, верно? И если вы из-за прискорбной неосведомленности твердо откажете нам в поддержке хотя бы в той малости, о которой просит моя напарница, то назовите хотя бы имена тех, кому не безразличны просьбы, - ногтем указательного пальца Ирма щелкнула по значку, - обладателей этого символа: и мы будем вам безмерно благодарны.
-
Весь пост хорош, но особенно зацепило "четверть колокола своего бесценного времени". Прелестно!
-
Как же Ирмингард хороша! Не хочется говорить "была". Этот яркий отрывок сюжета, в котором пересеклись судьбы персонажей, вспыхнул падающей звездой и останется в памяти. Было очень приятно быть твоей напарницей, Франческа! Спасибо.
|
До Катаклизма это место звалось Долиной Танов. Укрытая меж двух отрогов Харолисовых гор, она была надежной гаванью для дварфов всех кланов, неважно, предпочитали они подземные чертоги или же уютные домики на склонах холмов. Талые воды с горных пиков наполняли плодородные поля и виноградники, горные пастбища давали достаточно еды для овец и коз, а высокие сосны и валлины предоставляли отличный материал для жилищ и крепей в шахтах. Казалось, лучше и места не найти для низкорослого крепкого народа. Катаклизм разделил не только Хилар и Нейдар, но и саму Долину Танов, перерезав ее новым горным хребтом надвое. Это отрезало наиболее плодородные земли рядом с Вратами Торбардина от Нейдар, и хотя Граничный Хребет вполне можно преодолеть даже пешком, изменение формы гор привело к тому, что плодородные поля стали сплошным болотом. Даже пожелай Нейдар наладить тракт через перевал, возить по нему было бы решительно нечего, кроме местных жаб и змей. Северная часть Долины Танов пострадала меньше. Здесь сохранились пастбища, леса, и кое-где все еще можно было выращивать виноград. В северной части Харолисовых гор все еще работают две шахты, поставляющие железную руду, малахит и яшму. Во время Катаклизма крепи в шахтах обрушились, но со временем упроные дварфы восстановили добычу. Катаклизм даже немного помог горнякам, перемолов породы так, что теперь для добычи не требуется сверлить шурфы и забивать в них клинья, достаточно работы киркой. Малахит раньше пользовался спросом в Квалинести, но теперь эльфам стало не до украшений собственных жилищ, поэтому этот камень пережигают на медь. Со временем поселки шахтеров и хуторы пастухов срослись в нечто, напоминающее город, который приезжие называют Хиллоу - незамысловатое имя, возникшее из сравнения высоты местных холмов и пиков Харолисовых гор на их фоне. Постепенно и жители долины переняли это прозвище. Если идти из Хиллоу на запад, можно достичь провала в горной цепи - здесь чаша между отрогов гор изливается в Новое Море, и здесь пролегает основная дорога, по которой в обе стороны движутся повозки дварфов, людей и эльфов. Не доходя до берега моря, дорога разделяется - к северу она бежит в крепость Пакс Таркас, и далее в Утеху и Квалинести, к югу - в Тарсис, город парусов, хотя путь этот труден из-за опасностей погоды на Пыльных Пустошах. К югу же лежат и вторые врата Торбардина, но Катаклизм запечатал их надежнее, чем могли бы дварфы - целая гора обрушилась перед ними, и проще вырыть вторую подземную цитадель, чем разобрать этот завал. С запада пришел и Фастидиан, услышав о делах Харзода Торваллена. Когда лидер Нейдар узнал о работах мага, он поддержал его, и предложил всем, кто не боится рискнуть, присоединиться к магу в его поисках. Фастидиан был довольно придирчив, заявляя, что в первую очередь ему нужны не горячие головы, а те, кто мог бы справиться с любой неожиданностью. Маг устроил целое состязание по отбору кандидатов, и само по себе участие в нем превратилось в некое подобие ярмарки. Здесь проверяли и физическое развитие, и остроту ума, и умение ладить с другими. В конце концов, Фастидиан отобрал четверых разведчиков, но прочие высказавшие желание пойти с ним тоже не остались слишком разочарованными. Волшебник объяснил, что сразу после разведки возникнет нужда в большом числе рабочих рук, ведь тоннели в Торбардин нужно будет укрепить и расширить, а кто сделает это лучше, чем дварфская артель шахтеров? Что до вас, прошедших все тесты и испытания, то, пока Хиллоу готовится к открытию новой "шахты", вам предстоит путешествие в крепость Заман - бывшую башню мага-ренегата, а ныне просто заброшенное место, населенное черт знает чем. Фастидиан упоминал и ожившие статуи, и призраков замученных душ, и "разные неестественные гибриды". Впрочем, маг утверждает, что наверняка в записях ренегата найдется средство, усмиряющее если не всех его созданий, то большинство из них - ведь жил же он в этой башне вместе со всем своим магическим сбродом? Путешествие к Заману должно занять несколько дней. Если повезет с погодой, то два, если нет - чуть больше, пока будем пережидать непогоду в ущелье. Само ущелье Харолисовых гор как раз и таит основную опасность - высоко в скалах живут пещерные тролли и гиганты холмов, которые не прочь разорить пару караванных повозок. В светлое время они не очень любят вылезать из своих нор, но с приходом ночи жди беды.
|
— В Лосморе теперь всегда есть чего опасаться, — грустно замечает Фара. — Если к нам придёт нуждающийся, мы всегда готовы отпереть дверь для просящего. Но, увы, добродетель в это время может обойтись дорого. Поэтому вас, не связанных клятвой Святой Вероники, я прошу воздержаться от того, чтобы открывать дверь если не уверены, кто за ней стоит. К сожалению, большего я вам сказать не могу: кроме того что с недавних пор людей, достаточно смелых, чтобы открыть дверь незнакомому человеку, начали находить мёртвыми. Целые семьи... Тут речь её оборвалась – похоже, переживания слишком захватили монахиню. — Я провожу вас к настоятелю, — совладав с собой наконец, Фара приглашает вас подняться по лестнице наверх. Из-за прикрытых дверей, ведущих куда-то видимо в кельи на первом этаже и трапезную, доносится едва слышимый молитвенный шепот. — Что же до рассказать... прошу простить, госпожи гвардейцы; я не знаю, что могла бы рассказать вам, чего вы не увидите собственными глазами. Разве что, если вы ещё не столкнулись, я предостерегу от прогулок по ночам. Ночь – и так опасное время, когда Свет слабнет больше всего, но в Лосморе она особенно опасна. Этот Туман... — голос её опускается до шёпота. — В нём таится что-то ужасное. Он сводит людей с ума. Иногда и меня посещают странные видения, словно всё это – просто затянувшийся сон... Тут она опять умолкает, но в этот раз по-видимому не из-за нахлынувших эмоций. Просто вы оказались у двери, ведущей, по-видимому в кабинет настоятеля. Фара трижды стучит о деревянную дверь своими тонкими пальцами. В полумраке они кажутся ещё тоньше и невольно кажется, что вот-вот они сломаются от такого неосторожного с ними обращения, как игрушка из хрусталя. — Кто там? — доносится голос из-за двери. Спокойный, ясный, совсем непохожий на тревожный голосок Фары. — Настоятель, это две охотницы на нечестивых, — почтительно отвечает монахиня. — Они просили встречи с вами, я не решилась отказать. — Пусть войдут, — ответствует голос. Убранство кабинета ярко контрастирует с голыми стенами первого этажа. Здесь есть и гобелены, и расстелен ковёр; стены загромождены шкафами с причудливыми статуэтками и книгами. В одной угадывается высокая статная женщина в одеяниях жрицы, но почему-то со знаком луны на груди. Она подпоясана искривлённым мечом, напоминающим полумесяц. В середине комнаты стоит широкий стол, за которым сейчас стоит человек, что-то увлеченно чертящей на бумаге. Когда звуки ваших шагов достигают его ушей, он наконец поднимает голову. Это мужчина средних лет; ещё не старый, хотя седина тронула его голову. Вопреки ожиданиям, он не носит бороды, только усы – и если бы не епископские одеяния, то его можно было бы легко принять за дворянина. — Гвардейцы, — он делает легкий поклон. — Фара, оставь нас, если что-то понадобится, я тебя позову. Отпустив монахиню, он обходит стол, чтобы оказаться между ним и вами, и вопросительно разводит руки. — Итак, чем же обязан вашему визиту? Сразу признаюсь, хоть это и не красит церковного мужа, но о происходящем в городе я имею пожалуй столько же представления, сколько и вы.
-
Мы обязательно разгадаем тайну Тумана!
-
Да уж, контингент тут... специфический, так сказать.
|
Покинув палатку и отойдя чуть в сторону по уже хорошо утоптанной тропе, четверка рамониток остановилась, чтобы держать совет. Поток телег и добирающихся своим ходом раненых к этому времени уже практически иссяк, и Ио с облегчением отметила, что, похоже, выстояла на своем посту практически до конца, перевязав всех нуждающихся. Однако вопрос о том, зачем к ней пожаловала Командора, оставался открытым, пока та не протянула ей несколько слегка испачканных в крови бумаг с вопросом:
- Ты можешь это прочитать?
Взяв в руки грязные листы, Иоланда, еще не сфокусировавшись на буквах, машинально начала вычислять язык текста, с которым ей предстояло познакомиться. В основных наречиях Понтии рамониток натаскивали очень качественно (при участии, к слову, той же Иоланды, регулярно читающей свой курс послушницам младших ступеней). И, понятное дело, Самина вряд ли искала бы ее по всему полю боя ради какой-то ерунды. Алфавит умбрийский, стандартный, без диакритики. Значит, точно не мидгардские диалекты, а жаль, в этом деле она навострилась еще с молодости. Любопытно, вот это сочетание - tg - на странице встречается десятки раз, практически диграф. Ба, так это венетский!
Машинально вспомнилось, что она знала о языке и области его распространения. Космополитический портовый город на восточном побережье Умбрии, Венети еще со времен Старой Империи отличался стремлением к самобытности и особой атмосферой. Ну и еще - изобилием ересей митрианской веры, которые свирепо подавлялись официальным Культом, однако до конца, кажется, не были изжиты и по сию пору. Собственно, эти самые ереси и стали причиной того, что Иоланда смогла изучить венетский хотя бы в письменном его варианте: еще в молодости она обнаружила в библиотеке Храма толстенный том Солнечной Книги - главного священного текста митриан на венетском. В догматах Старой Перуги сам по себе перевод этой книги с умбрика на иные языки был неслыханным кощунством, так что легко было догадаться, как фолиант попал под Купол - наверняка с какой-то ныне безвестной беженкой, чудом спасшейся от преследований. Дальнейшее для неутомимой исследовательницы было делом техники: сопоставляя текст в томе на венетском и такой же - в томе на прекрасно ей знакомом умбрике, она смогла научиться пусть не говорить, но с грехом пополам хотя бы читать на новом языке. С чьей-то точки зрения - пустая забава и зря потраченное время, но вот сейчас Командора смотрит на нее так, словно от ее умений зависит судьба всех Сестер под Куполом.
Сосредоточившись, жрица начала продираться через порядком, признаться, позабытые слова наречия, к которому не возвращалась уже лет двадцать.
"Дорогой Лучано!
Я отвечаю тебе на нашем родном языке не из стремления к конспирации - ты, слава Митриосу, уже достиг статуса, который позволяет не бояться, что твоя переписка попадет в руки к костоломам из числа Надзирателей. Просто сейчас, на закате дней своих, я тешусь приятными воспоминаниями о наших милых ночных играх, когда мы сбрасывали с себя, наконец, маски наставника и ученика, отшвыривали в сторону невыносимо скучную грамматику высокого умбрика и обожали друг друга со всей страстью истинных венетцев..."
И, пока Иоланда строку за строкой одолевала это, очевидно, глубоко личное письмо (в некоторых местах, признаться, больше реконструируя и додумывая, чем, собственно, читая), от места захоронения павших Сестер в сторону рамониток приближалась четверка девушек с носилками. Бьянка легко узнала в стоящих у тропы жриц и храмовниц. А жрицы и храмовницы, как она помнила даже сейчас - это целебная магия.
То, что так необходимо ее любимой сестренке, чтобы прийти в себя.
-
При прочтении письма сразу вспомнилось классическое: О, Венеция, город влюбленных! Ты - подлунного мира венец! Жарче тысячи Солнц раскаленных, Здесь горение юных сердец.
-
Собрались сестрички вместе :3
-
оу май вот это письма
|
-
Я еще не уверенна в полной мере, но такое ощущение, что этот туман боится дождя. Или, скорее, дождь защищает город от дымки. Любопытно. Продолжайте в том же духе, мы будем внимательно наблюдать за вашими успехами или поражениями!
|
Подняв очи горе и прищурив один глаз, охотница задумалась, озвучивая свои мысли вслух: - Ну-у-у… Наверное, ты права. А что, идея хорошая: раз нам выделили один район на весь город, значит, помимо нас наверняка есть еще. А контакты с сослуживцами поддерживать надо: случись что, кто нам поможет, не местные же? Ну и мы, стало быть, тоже не оставим своих без протянутой руки помощи. Думаю, помимо дневника надо оставить еще и письмецо, чтобы ни у кого не было сомнений в адресате послания. В общем, сейчас напишу, и пойдем, стиммен зи?
Засунув большие пальцы под ремень, мечница решительно прошлась по библиотеке, выискивая подходящие листы для послания. Обнаружив, наконец, подходящих размеров свиток, на котором была изображена цветными красками человеческая рука в разрезе, она разложила его и на обратной стороне размашисто написала: «Оставляем найденный дневник, посвященный появлению в городе тумана. Мы его видели на территории первого квартала ночью, где-то в районе полуночи, и он вызывал инстинктивный страх. Будем разбираться, как с подобным явлением можно бороться. Полученную информацию будем оставлять здесь же. Если у вас, коллеги, есть, что добавить по явлению, пишите нише. Если есть иные полезные сведения, пишите правее, хорошо? Не будем мешать тексты! За почтой мы постараемся сюда приходить по средам и субботам с утра. Ну и в принципе можем в субботу встретиться все вместе, познакомиться и обменяться новостями. Ну а если понадобимся раньше, мы остановились в поместье слепой Марты.
Ирмингард фон Ашерслебен, Е.К.В. Гвардеец»
Придавив углы листа четырьмя талмудами и на сем сочтя свои эпистолярные потуги исполненными, девушка довольно улыбнулась: - Ну вот теперь мы точно заявили о себе, пока, правда, словом, а не делом, но какие наши годы молодые? Успеется еще, если с ума не сойдем раньше! Ну что, топаем к церкви? Марш-марш!
Двигаться в направлении шпиля было легко, особенно с учетом того, что на улицах все же появились местные обитатели, у которых можно было уточнить дорогу. Церковь, к удивлению Ирмы. Оказалась посвящена Святой Веронике – свое удивление девушка подчеркнула долгим присвистом. Осмотрев все здание от фундамента до вершины, охотница продекламировала: - Весь мир есть сон, и люди в нем – лишь грезы. У них свои мечтания и слезы, и каждый ткет видений полотно… Взъерошив волосы и положив ладонь на гарду клинка, девушка продолжила: - Ни-че-го не понимаю! А какого демона ворота заперты? А если сирые и убогие решат прийти за помощью в неурочный час им что, под дверьми куковать, пока их не соблагоизволят впустить? Бардак, как есть бардак! – повернувшись к Анабель вполоборота, она скорее утвердила, чем спросила, – Ну ничего, сейчас нам откроют, мы же тут по делу, а не праздно шатаемся, а, значит, имеем право! Согласна, Анни?
Легко взбежав по ступеням на паперть и недолго полюбовавшись изысканной резьбе портала, девушка кулаком заколотила в тяжелые створки, во всю мощь легких взывая к священницам: - Открывайте, сестры. Корпус Охотников прибыл! Открывайте!
-
- Весь мир есть сон, и люди в нем – лишь грезы. У них свои мечтания и слезы, и каждый ткет видений полотно…
-
За идею с запиской! Не оригинальная, зато первая, кто всё же её осуществил)
|
-
— А свалить отсюда, пользуясь случаем, никто не хочет? У меня в голове вот именно такой образ Харуми сложился. И мечтательной, и рациональной одновременно :р
|
Произошло более лучшее начало. Ломать дверь не пришлось. Открыли. Для Мариши обы исхода были одинаково интересны, чужим сломанным дверям она бы не огорчилась.
Внутри их ждала не обитель сил тьмы и нечисти, а дом, как дом. И простой мужик, как мужик.
Только тени в его лампе играли в охоту. Цепиш приставила к свое лампе ладошку, высвечивая за спину провожатого контур собачки сложенной из пальцев. Теперь уже казалось, что не тени готовятся наброситься, а бросаются прочь от новоявленного сторожа. Шлем скрыл промелькнувшую тень озорства на лице девушки.
В комнате их встретил и ответ на вопрос, а кто стоит за угрозой. И вид ответа был достаточно полный, одного взгляда на седую девушку было достаточно, чтобы увидеть потерянную душу.
Начала светский разговор, озвучив хозяевам пожелания здоровья, и вечера доброго. Затем перешла к сути вопроса.
Судя по словам мужчины, работы на их районе было в достатке. Вопрос скорее был, с какого бока ко всей кучи подступиться. Старый охотник решил перерубить корень древа зла одним ударом, им же еще предстояло рассмотреть листики и попробовать на вкус его плоды.
Отметила для себя главное. А оклад на Чарльза еще приходит? Сей вопрос, как и задолженности мунипалитета по не востребованным выплатам Гильдии стоило уточнить. Добавила еще один пункт к списку дел.
Нечистой же загадкой становился в первую очередь туман, с природой которой стоило ознакомиться в архивах тех, кто их вёл. Пока её завтрашний маршрут уверенно включал в себя три цели. Башню. Муниципалитет. И местное духовенство, что вероятно знало самые последние слухи и факты, рассказанные жителями района.
— Благодарю за ответы, Бэзил, — проговорила девушка.
В целом, она узнала что хотела, но... Вернула фонарь назад Деларозу. Сняла шлем.
— Позвольте попробовать помочь Малине? — задала вопрос, звучавший скорее, как утверждение, а то и приказ, — Раз служители Света уже испытали свои силы. У меня есть некоторый опыт соприкосновения с... — оглядела поющую, — с подобным.
На этом, выпустила из внимания мужчин, сосредотачиваясь на девушке и звуках её голоса.
Стала постукивать по шлему, в такт ударам табуретки о пол, затем подхватила мелодию заунывного мотива.
— Уу... ууу, ууу.
Подстраиваясь голосом и включаясь, чтобы как только совпасть и пройти совместно не долгий путь, попробовать начать менять ритм на более... веселый и боевой.
- Сквозь туман я вижу свет...
А вместе с новой мелодией, Мариша стала накладывать на неё и слова.
— Он ведет меня к себе — Голос мне маяк во тьме, — Взгляд мне путь назад — Возвращаюсь я к теплу, — И к тому, кого люблю...
Отслеживая реакцию девушки.
— Возвращаюсь...
|
- Да нет, мисс Энджел... - вздохнул Райан. - В нашем мире хищники обычно боятся идти туда, где обитает более сильный хищник, а вовсе не туда, где безопасно... И теперь, эта идея мне нравится всё меньше... особенно, так разделяться... - по хмуро-задумчивому лицу Райана было, однако, понятно, что предложить что-то более верное он сейчас не может. - Кстати, помните, я вам рассказывал о конфликте между этими "зомби"? Так вот, те, в которых стреляли, были как будто бы "украдены" у системы управления "красноглазыми". Они были гораздо менее человечны, но их поведение отличалось от того, какое показала команда в столовой, когда перестала притворяться... тут дело не в нашем количестве в столовой. Такое ощущение, что их система управления дала сбой. Помните волну в нашем визуальном восприятии, доктор Леврэ? Я думаю, эти явления связаны. Возможно, в этот момент произошел выброс энергии, и ее источник - очень любопытно, где он и что из себя представляет. Возможно, что у нас не один противник, мисс Энджел, и один из них глушит другого. Да и сложно, после таких решений, по Вам сказать, что вы действительно хотите жить... - Райан вздохнул. - Извиняюсь, пытаюсь шутить. Неудачно. Но без меня Вы там вряд ли сможете что-то сделать. По правилам любого технического объекта, рядом с реактором должны быть вывешены конструкторские и эксплуатационные документы. Хотя я далёк от нуклеорадиативных исследований, чисто гипотетически, я мог бы понять то, что там написано при наличии хоть какого-то времени. Вопрос же того, насколько осознанно "красноглазые" могут воспринять эти документы... останется явно без ответа. Если подумать, мы не видели, чтобы они что-то читали. Да, тот доктор делал какие-то манипуляции с данными, но возможно, что он просто повторял некоторую двигательную программу, ведь мы не видели что он там на самом деле делает на экране. Помните тот эпизод, когда парень перепутал наши карточки доступа... может быть это было не спроста. Райан тряхнул головой. - Но сколько об этом ни думай, если гипотезу нельзя проверить, она навсегда так и останется гипотезой. Это безжалостная правда жизни, и тут я бессилен. В свете того, что я сказал, Вы по прежнему настаиваете на своём плане, мисс Энджел? С чем именно и как Вы там хотите "справиться"? - хмуро поглядел на неё мужчина, потом глянул на Рауля и подошел к одному из лежащих охранников, проверяя его карманы. - Если да, то Вам тоже куртка понадобиться, а также попрошу быстро набросать схему вентиляции, что удалось исследовать. Если придется возвращаться к реактору, мне это пригодится... Но я вынужден согласиться, что чем быстрее мы проверим верхнюю палубу, тем быстрее станет понятно, где именно мы ошибаемся.
|
Астар-Два. Поток сознания, усилием воли разбитый на отдельные, обособленно-целые части, каждая из которых представляет собой простое действие или бездействие, становится инструкцией. Превращается в то, что возможно реализовать. Во что-то - в отличие от бессвязно-колючих, цепляющихся друг за друга клубковатых образов - более-менее привычное. Для тебя-того, не для тебя-этого. Хотя, так ли велика разница между вами? Тобой и тобой. Ты создан для решения задач. Много задач, мало времени. Разум кипуч и крючковат, разум ищет и проверяет, цепляет и находит. Варианты и возможности. Устранить, вывести из строя, уничтожить и убить. Полноводная река из лезвий, что срезает с окружения мякоть условностей, обнажая суть. Если не думать, что человек - это человек, если сразу знать, что человек - цель, так проще. И быстрей. Возможно, потому этот поток был зажат в узком русле "постановщика"? Ты буквально физически ощущаешь, почему он был нужен и важен. Он? Оно? Система, модуль - не так важно. То, что определяло цели. Не надсмотрщик, но фонарь. Река, растекаясь по полям свободы, мелеет и теряет напор. Становится не рекой, но озером. Озеро. Много воды. Помнишь ее едва тревожимую ветром гладь. Тогда, когда "Хозяин" показывал вас, тебя и твоего брата-по-оружию, своим гостям. Вспышка. - Оторви ей голову. Это приказ. Приказ "Хозяина". Абсолют. Клещи левой руки сжимаются на шее стоящего перед тобой лакея. И тот - но скорее все же та: фигура сложена по женскому типу, фарфоровая маска несет на себе отпечаток феминности - безвольно обмякает, заваливаясь на прибрежную гальку и заливая все вокруг липкой сангвисарной жидкостью, когда его зажатая в пальцах твоей правой руки голова, хрустнув и чавкнув, отрывается от тела. Стоящие чуть в стороне - видимо, чтобы не замараться - гости сдержанно хлопают. А та гостья, что носит искрящуюся, словно собранную из тончайших серебряных нитей меховую накидку, пригубив бокал красного как то, что теперь заливает камни, вина, морщится. - Какая милость, мясной дроид. А "Хозяин" отчего-то смеется. - Нет, Мадлен. Не дроид - бог войны. Теперь усмехается "серебряная". - Смотри, Ритан услышит - заревнует. И смеются уже все. Вспышка. Странно. И ярко. Ладонь еще помнит хрупкость и невесомость чужого черепа, шелест волн цепляет слух фоновым шумом, но все это, как сейчас кажется, произошло очень давно. Сезон назад? Два? Ты не знаешь. - Бля!!! Окрик "противника" вмиг развеивает начавший сгущаться туман раздумий. И ты - уже без колебаний - швыряешь томагавк в противоположную стенку. Гулкие, быстро сливающиеся в очередь хлопки. Машина сбивает брошенный "снаряд", перебив-расщепив его рукоятку и отбросив обломки прочь, уже практически у самой переборки. А ты, подшагнув и мимоходом отметив, что несостоявшаяся переговорщица не вооружена, прихватываешь ее - турель, не "Серую" - за толстый ствол. Рывок - установка тяжела, но ты силен - и смертоносное орудие кренится вперед и вбок. Отрывать "рабочую часть" сложно и долго, пулемет не просто стоит на "постаменте", он к нему прикручен. Проще завалить и опрокинуть вообще все и вся. - Бля!!! Еще рывок. Лязгает, падая и беспомощно гудя приводами, смертоносная конструкция, утыкается дулом в облицовку. А скорее женщина, чем девушка - невысокая, но сухая и жилистая, одетая в затертую, некогда болотно-зеленую спортивную куртку с аккуратно нашитыми на локтях заплатками и странной полуоблупившейся аппликацией "跑" слева на груди, выцветшие джинсы и стоптанные армейские ботинки, с коротко обрезанными сальными патлами темно-русых волос, чумазая и растрепанная - забившись в угол, оседает на пол и закрывает лицо руками. Не кричит больше, не дергается. Только дрожит мелко. - Нет. Шепчет-выдыхает. - Нет.
|
|
Сестренка отстранилась, поднимаясь. Я тут же потянулась за ней: изо всех сил, полным напряжением всех членов. Казалось, вот еще немного, и я смогу подняться, выпрямиться и пускай не гаркнуть, но просипеть хотя бы: «Живая я, не волнуйся, солнце!». Боль разрезала все тело изнутри, снова взорвались легкие удушающим жаром – все силы ушли на подъем. И, кажется, я даже смогла еле слышно простонать – но за громкими голосами этого пищания никто не услышал. Левой рукой я даже смогла сжать пальцы в кулак, вцепившись в траву, как в последнюю надежду – ну, по крайней мере, мне казалось, что смогла: почти сразу же вся рука онемела, и отрежь мне ее сейчас, я бы и не почувствовала. Открытый сухим глазам мир потемнел, закачался, как ивовые ветви в шторм – усилия не прошли даром, и мне стало по-настоящему дурно. В висках словно поселилась безумная ковательница, почувствовавшая себя бардессой, а наковальню – барабаном: судя по перестуку, она репетировала что-то задорно-плясовое, от чего хотелось заткнуть уши и свернуться клубком. А я даже поморщиться не могла – любая попытка двинуться причиняла дэвову боль. И снова мне оставалось только тихонько и осторожно вдыхать столь приятный, столь живительный и желанный воздух, и ощущать, как проходят паршивые иглы в легких.
Как сквозь вату, я слышала, как какая-то малохольная орала, что Бьянка сошла с ума: совсем страх потеряли – заявлять такое. Будь в моей воле, я бы за такое отвесила бы истеричке добрый подзатыльник, чтобы не смела трещать не по делу, и пригрозила бы в следующий раз замотать болтальник вокруг шеи нумантийским платком. Но разоряться и думать, как бы я поступила, можно было сколько угодно – сейчас я даже комара с носа не сгоню. «И все-таки, - вцепился в слова мутнеющий разум, - с чего она так решила? Или априори считает, что сестренка не поверит в мою гибель и будет убеждать всех в обратном? Ну-у-у… Возможно. Тогда ой-ей-ей! Хотя нет, постой-ка! Просто тогда проверит другая сестра и убедится, что я еще живая! Без паники, без паники, Сита – сейчас они наорутся и все решится. Все решится, ведь правда же? О, Богини, да сниспошлите вы им, наконец, разум и решительность, пускай делают, а не помелом машут!».
Я постаралась успокоиться, насколько это, конечно, возможно, и дышать равномерно. А пока меня не подводит только слух – внимать сказанному и нетерпеливо ждать, когда до каждой присутствующей, сколь бы тупой она не была, дойдет, что Бьянка права, и я еще не отправилась в мир иной. Мысль о том, что повторной проверки не будет, я старалась гнать от себя куда подальше – иначе сумасшедшей будут называть не любимую, но уже меня саму, причем вполне обоснованно.
-
Все решится, ведь правда же?
|
|
-
И сейчас у нас есть выбор: лезть на верхнюю палубу и искать ответы, что тут случилось в прошлом, либо отправиться в корму и попытаться предотвратить катастрофу в ближайшем будущем. Мне нравится, какую форму придал выборам!
|
Бьянка и Росита. День Боли и Гнева. Сестринская могила.
Два года назад Бьянка и ее однокурсницы готовили свой дипломный спектакль - финальный совместный проект, по итогам которого они получали статус полноправных бардесс.
В большинстве сестринских содружеств выпускные экзамены такого рода, как правило, носят индивидуальный характер - каждая ученица демонстрирует свои собственные знания и умения, и по итогам испытаний решается, в каком статусе она войдет во взрослую жизнь. Но Коллеж имел свою специфику: хотя к старшим курсам каждая будущая бардесса избирала определенную специализацию, однако истинная последовательница Анаэрины обязана была в должной мере владеть всеми свободными искусствами, поэтому свои дипломы они получали по результатам совместной работы. Театральная постановка, сочиненная и сыгранная с нуля, давала возможность раскрыться всем их навыкам: поэтическим, музыкальным, хореографическим, магическим, в конце концов, организационным: для массовки в спектакль привлекались те самые участницы деревенской самодеятельности, которых Бьянка и ее сокурсницы натаскивали на практике.
Тема спектакля была не слишком оригинальной - героическая и трагическая история Восьмого Рейда Свободы, когда не меньше трех десятков воительниц и храмовниц погибли в лесах Оксилонии, прикрывая путь колонны беженок. Сохранив в целом известную из боевых донесений фабулу, будущие бардессы сдобрили ее пафосными стихотворными диалогами и монологами, зажигательными танцами с мечами, живописными декорациями и эффектными магическими фокусами - словом, всеми положенными атрибутами увлекательного зрелища. Зритель, плохо учивший историю в школе, должен был до конца надеяться, что главная героиня, командующая сводным отрядом рамонитка Катарина (в исполнении белокурой красавицы Шарлотты) останется все-таки жива, что помощь придет - напрасно, увы: храмовница в конце погибает, пронзенная десятком вражьих мечей, но перед смертью в финальной четырехминутной арии, орошая подмостки потоками иллюзорной крови, она завещает Сестрам свою любовь к Куполу и Богиням, уверенная в победе и торжестве их святого дела... Словом, такой себе, не хватающий звезд с неба спектакль воспитательного жанра, к которому многие бардессы, чего греха таить, относились с нескрываемой иронией. Однако выпускницы были вполне довольны - постановка получалась добротная, особенно для студенческого проекта, и Бьянка надеялась на высокую оценку их общего и индивидуального мастерства, и на то, что в итоге попадет в труппу Летнего Театра, минуя утомительную стадию сельских праздников: уж что-что, а ее часть работы, связанная с магическими спецэффектами, была исполнена на высшем уровне, такого разнообразия чар не было даже у специалисток с двадцатилетним стажем. Спасибо маме Аэлис за уникальное магическое наследие...
И вот, наконец, наступает день премьеры - ставятся декорации, переодеваются актрисы, последние наставления получает массовка. Но тут в гримерку заходит наставница курса, прима Элеонора, и огорошивает их известием о том, что на спектакле будет присутствовать последняя из оставшихся в живых воительниц, участвовавших в том походе. Это шокировало всех: Элеонора славилась своей любовью к нестандартным задачкам и обожала ставить учениц в неудобное положение, из которого надо изящно и лихо вывернуться (важнейшее качество для бардессы), однако такого удара выпускницы не ожидали даже от нее. Девушки почувствовали себя малолетками, застигнутыми за каким-то постыдным делом, перед глазами настоящей участницы той кровавой истории всех их выдумки, сюжетные повороты, магические эффекты - все это показалось чем-то нестерпимо позорным и нелепым. Паника охватила и Бьянку, и всех ее сокурсниц, и лишь остатки бардовской гордости позволили им все-таки выйти на сцену и начать представление. На остатках воли и самообладания, как ей показалось, они и отработали весь спектакль - хорошо еще, что игравшие косматых девчонки из массовки с накладными бородами были не в курсе ситуации, и падали под ударами мечей главных героинь со всей старательностью, пока эти самые главные героини ломали глаза, косясь на зрительниц и пытаясь уловить презрительно-недоуменный взгляд той самой престарелой воительницы, перед которой они ломали эту нелепую комедию...
И все-таки представление дошло до своего завершения. Беженки были спасены, а смертельно раненая рамонитка, стоя на одном колене и опираясь на свой меч в окружении полчищ поверженных врагов, пропела финальную арию, и ее душа, наконец, покинула истерзанное тело со всеми положенными визуальными эффектами, за которые отвечала, само собой, Бьянка. А после выхода на поклон за кулисы вновь пришла Элеонора, и привела с собой ту самую воительницу, встречу с которой с таким содрогание представляли себе юные бардессы последние пару часов. Однако реакция этой старушки, назвавшейся Адиной, потрясла их куда больше, чем сам по себе "сюрприз" от наставницы.
Бабушка Адина, как оказалось, побывала в театре впервые - и была потрясена до глубины души. Размазывая слезы по морщинистым щекам, эта бывшая солдатка, давно оставившая военную службу ради крестьянской жизни, причитала только: "Какие же теперь в армии замечательные девчата, какие храбрые, сильные, смелые, а в наше-то время..." Из разговора с ней выяснилось, что малокультурная и с трудом освоившая в свое время грамоту женщина не только приняла за чистую монету условности театрального представления, но и не смогла соотнести происходящее на сцене со своей собственной жизнью, посчитав, что нынче вот так воюют и умирают защитницы Купола. Готовившиеся к строгому разбору своей постановки на составные элементы со стороны наставницы и Старших Коллежа, юные бардессы впервые в своей жизни столкнулись с подлинным катарсисом и узнали реальную силу искусства.
Итоговый разбор, на котором выпускницы все-таки получили порядочно на орехи, состоялся потом, хотя в целом все прошло благополучно - Бьянка вместе с дипломом получила ожидаемое назначение в Летний Театр, еще три девочки, в том числе и Шарлотта, также сумели перепрыгнуть через стадию деревенских праздников, однако впечатления, полученные от встречи с Адиной, оказались столь сильны, что смазали даже радость от завершения обучения и вступления во взрослую жизнь. И на ночной попойке в честь всех этих событий девушки очень долго спорили об искусстве, его силе воздействия и значении в жизни Купола. Показательно, что к утру, как выяснилось, они уговорили меньше половины приготовленного заранее вина...
***
Лет через пятьдесят, когда повзрослеют внучки тех, кто выжил и погиб на поле у Выперок, об этой битве сочинят величественные поэмы, пронзительные баллады, вдохновляющие пьесы - и девочки, которые будут расти в те прекрасные времена, наверное, станут отчаянно жалеть, что им не повезло родиться так поздно, не довелось стоять плечом к плечу с легендарными воительницами прошлого, не пришлось лично задать трепку косматому воинству и стать героинями Купола. Через полвека, несомненно, так и будет. Потому что самые жестокие раны все равно заживают. Потому что жизнь все равно продолжается, даже когда кажется, что она кончилась.
Эта мысль не давала Бьянке сойти с ума сейчас, в окружении сотен тел павших Сестер, пока к железистому вкусу крови, так явственно ощущающемуся на языке, подмешивался сладковато-тошнотный аромат разложения. Это только кажется, уверяла себя бардесса, слишком мало времени прошло даже для жаркого июньского дня - и все равно она продолжала дышать через рот, периодически продавливая вниз подступающий к горлу ком.
Вопросами жизни и смерти под Куполом ведали, как известно, жрицы Храмов. Похороны погибших в бою возглавляли, как правило, рамонитки, умерших же от старости отправляли в последний путь ученицы Аэлис. Бардессы участвовали в этих церемониях больше на подхвате, например, пели соответствующие случаю прощальные песни (далеко не все храмовые сестры обладали приличными вокальными данными). Однако сейчас, после ранения Аэлис и ужасающих потерь среди жриц Рамоны, именно Коллежу пришлось взять на себя задачу погребения павших в самой жестокой битве за всю историю Купола.
Сводный отряд ополченок Первопоселения, в который была включена практически в полном составе труппа Летнего Театра, поспел к полю боя в переломный момент, когда атаковавшие строй косматых Сестры погибали в полуокружении, зажатые с трех сторон, а Рамона разбиралась с засевшими на холме церковниками. Они, ясное дело, без колебаний ринулись вперед, на выручку своим, но вряд ли могли бы оказать существенную помощь - слишком чудовищную массу войск пригнал сюда мидгалльский король, возможно, под Куполом вообще не было столько здоровых и боеспособных женщин, чтобы уравнять силы. Однако в сражение вмешалась Рамона, расправившаяся с угрозой митрианских жрецов и ворвавшаяся с тыла в ряды бородачей кровавым смерчем. Смерч - это в буквальном смысле, облако кровяных телец поднималось следом за разрубающей туши мужиков Богиней на десятки футов вверх, оставляя в воздухе характерный железистый привкус. Но кое-какую картину произошедшего в те минуты Бьянка составила лишь потом, из разговоров со своими коллегами, на поле боя же у нее не было времени рефлексировать - нужно было жечь живьем тварей, покусившихся на жизни ее Сестер, щедро сея смерть силой, полученной от рождения и приобретенной за долгие годы учебы в Коллеже. Она и жгла, ибо даже сейчас, когда чаша весов окончательно склонилась на сторону защитниц Купола, косматые все еще яростно сопротивлялись, нанося потери неопытным ополченкам. Метнувшаяся вперед, безрассудно размахивая шпагой, Шарлотта, ее сокурсница и гениальная арфистка, глупо теряет правую руку, и тут подбежавшая к ней для оказания помощи Бьянка понимает, что исчерпала свои магические силы, и кровь коллеге она может остановить лишь подручными средствами. И, пока она кое-как перематывает руку впавшей от болевого шока в прострацию Шарлотте, пока, пытаясь перекрыть шум сражения, зовет кого-нибудь с болеутоляющими снадобьями - бой откатывается куда-то в сторону вместе с запаниковавшими космачами и разъяренными Сестрами. Для Бьянки на этом сражение закончилось.
***
- Лита, дочь Эльмы и Гудрун, Вторая Копейная рота! Славная Сестра, мы запомнили твое имя! - провозглашает глубоким контральто стоящая над котлованом с мертвыми телами Ирис, актриса Летнего Театра, прославившаяся, впрочем, куда больше своими балладами, чем сценической игрой - самая, быть может, узнаваемая бардесса на сегодняшний день. Замотанное в рогожку тело передают вниз и укладывают рядом с соратницами, а возглавляющая церемонию бардесса уже читает, словно по партитуре, следующее имя из списка.
Решение хоронить погибших на месте, в удачно подвернувшемся недокопанном котловане под оросительный пруд для виноградников, которыми славились Дальние Выперки, было на самом деле выбором из двух зол. В условиях неизвестности, когда очередная атака косматых могла смести хлипкие заслоны Сестер на восточной дороге, обезумевшие от горя матери и жены, прорвавшиеся сюда за телами своих родных, могли довести дело до полной катастрофы. Удержать же их могла лишь божественная сила. И такая сила была у Рамоны, ушедшей с телом Аэлис под Купол. И, пока ополченки, взявшиеся за заступы и лопаты, наспех расширяли яму под огромную сестринскую могилу, бардессы занимались проверкой тел, сортировкой на опознанные и неопознанные, составлением списков погибших и руководили непосредственно погребением. Среди тех, кто обходил новые и новые поставляемые с поля боя трупы, была и Бьянка.
Она наклоняется перед очередной воительницей с пробитым, видимо, стрелой глазом, и подносит к ее губам полированное лезвие кинжала. Большинство ее коллег пользуются для этого карманными зеркальцами, однако Бьянка забыла свое в театре во время торопливых сборов. Впрочем, красивый и очень дорого выглядящий клинок служит отличной заменой зеркальцу - прежняя хозяйка, Ирис, постоянно использовала его, чтобы поправить челку изящным движением, заставляющим биться чаще сердца едва ли не половины труппы...
Из них с Ирис могла бы получиться очень красивая пара, как дружно утверждали практически все в театре - и плевать на девятнадцать лет разницы в возрасте. После двух недель ухаживаний Бьянка все-таки сдалась - интерес к жгучей брюнетке с пробирающим до самой сердцевины контральто привел ее в постель певицы, под одним одеялом с которой мечтали оказаться, наверное, сотни, если не тысячи Сестер. Правда, дальше начались обычные для мимолетных связей Искры дела: стареющая бардесса имела на нее весьма серьезные виды, а ее юная пассия, удовлетворив свое любопытство, быстро охладела к подруге. "Не знаю, кто засел у тебя в сердце, Бьянка, - выговаривала Ирис любовнице, - но ты сейчас не здесь, не со мной, и я так не могу, прости. Лучше ищи способ снова сойтись с той, память о ком у тебя осталась на запястье. Если я могу хоть чем-то помочь в этом - скажи, я все сделаю. Просто прекрати притворяться вмерзшим в лед бревном, я знаю, ты умеешь быть другой..."
Проницательность Ирис здорово испугала Бьянку: по одной татуировке угадать величайшую любовь ее жизни - в этом было что-то сверхъестественное. Они расстались по-доброму, прощальным подарком певицы и стал тот самый кинжал с отполированным в зеркало лезвием, однако именно после этой скоротечной связи на запястье Бьянки появился широкий кожаный браслет, каким по ее просьбе обзавелась и Росита.
И сейчас, проверяя тела погибших, бардесса старательно отгоняла от себя мысль, что подразделение Роситы могло поспеть к месту сражения. Пограничный гарнизон, скорее всего, удерживает позиции в Лощине, ибо вдруг накат пойдет и с той стороны? С чего им соваться к Выперкам-то? Да даже если они и выступили... сколько оттуда маршировать-то? Сестренка говорила - можно за день ноги оттоптать, пока до Купола доберешься...
Лезвие поднесенного к губам солдатки кинжала остается таким же холодно-блестящим. Что и неудивительно: в пробитой глазнице Бьянка легко угадывает кусочки разорванного стальным острием мозга. Большинство тел здесь вовсе не нуждается в подобной проверке по очевидным причинам, однако бардесса проверяет дыхание каждой погибшей: ей страшно стать причиной того, что какую-то Сестру похоронят заживо. Увидев наличие смертной бирки на запястье, она командует паре ополченок нести тело к походному столику за спиной Ирис, где составляются списки погибших для родных, которые с вестовой будут вскоре отправлены под Купол.
- Милана, дочь Тиры и Анны, Вторая Копейная рота! Славная Сестра, мы запомнили твое имя! - и очередное тело опускается на дно котлована...
Возгласы Ирис и собственные передвижения Бьянки среди тел создают некий парадоксальным образом успокаивающий ритм, заставляют сосредоточиться на важном деле, отвлечься от страшных мыслей, однако продолжается это недолго. В нескольких шагах от себя он слышит голос коллеги - нумантийки Мануэлы:
- Ох, дэвья с... Бьянка? Нет, Бьянка, не подходи, - осознав, что зря раскрыла рот, Мануэла с расширенным глазами, зажав рот рукой, смотрит на приближающуюся и пока еще ничего не понимающую Искру, отступая на несколько шагов и едва не спотыкаясь об очередное тело. Нумантийка старается отвести взгляд, но Бьянка уже поймала его направление, с холодеющим сердцем догадываясь, что же произошло. Сперва она видит знакомую шевелюру. Свою. Затем - свое-не-свое лицо сестры, в брызгах крови. Много крови, залившей шею, грудь и волосы.
Окровавленная Росита лежит среди трупов со смертной биркой на запястье.
- Ох, твою налево, - успевает произнести хватающаяся за голову Мануэла.
-
Умирать сложно? А вот хрен - сложнее терять близких. А вообще мастерски передан переход от прекрасных бытовых сцен к простым, и потому ужасным похоронным мероприятиям.
-
Вот так в начале поста хочется вернуться и поиграть за Ясену в театре. Потом незаметно ловишь на мысли, что как хорошо сплетены нити судеб героинь, как всё тщательно и с заботой подобрано. А к концу поста, как и всегда в последнее время, снова сплин завезли.
|
-
Все, что они сделали - это подвергли пыткам своего же соратника, убили детей в лике оборотней, потеряли попутчиков, обрекли женщину на смерть. Не впадайте в уныние!
|
Легко быть молодой и бесшабашной: тогда и река кажется по колено, и опасность кажется смешной, и смерть чем-то далеким и нереальным. Да и в принципе до первого убитого война кажется девической игрою – все почти понарошку, и можно представлять себе все, что написано в книгах о подвигах славных воительниц. Росита, хоть и познала и боль от потери соратниц, и биение чужой жизни на острие клинка, еще не осознала сполна всю гнойную тяжесть ратной страды, и оставалась такой же беззаботной и самоуверенной, как и прежде. Наверное, переживи она сражение и стань свидетельницей десятков и сотен мертвых тел, в сердце ее поселилось бы осознание собственной смертности, но чужая рука и тишина вписали ее имя в число погибших. И то, что гибель ее не стала окончательной, только еще больше уведомило молодую солдатку в собственной удаче. Поплакав на мамином плече и узнав, что может вернуться в реальный мир, юная воительница не сомневалась, что с ней все будет хорошо. Это не значило, что ей был неведом страх – но самоуверенность молодости делала его несколько эфемерным и далеким. В конце концов, если ей удастся вернуться с того света, что сможет ее остановить? Ну а то, что в бездонных глазах мамы-Богини поселилась затаенная боль, так оно и понятно – Аэлис переживает за нее, переживает за них всех, и опасается, что возвращение ее Истинной дочери пройдет через страдание. Разве не переживала бы она сама за Бьянку, окажись та в сложной ситуации? Да еще как переживала бы, причем не только тягостью во взоре, но и жемчужинками слез на глазах и бурным всплеском эмоций…
…Ответное признание в любви от Аэлис, никогда и никому не говорившей такого, повергло меня в шок не меньший, чем от удара булавой по шлему. Повисло удивленное тяжелое молчание, и Богиня могла наблюдать, как расширились от удивления мои глаза как у вареного рака, и как обычно говорливая, как горный ручей, я, приоткрыв рот, не могла вымолвить ни слова. Только спустя пяток ударов сердца в моих глазах, которые некоторые одна близкая подружка называла медовыми, вспыхнули маленькие лучики восторга, а полянку потряс веселый, задорный, оглушительный визг: - М-а-а-ма!!! Уи-и-и-и!!! Ты – самая лучшая!
Я была в диком, неимоверном восторге. Она! Меня! Любит! И признается! Снова подпрыгнув, я в порыве страстей захлопала в ладоши, словно маленькая девочка, и исполнила какой-то дикий, первобытный танец веселья. Полностью покорная захватившему меня экстазу. Чутка поуспокоившись, я почувствовала, как заалели щеки от легкого стыда за свою экспрессивность, после чего, одним резким движением закинув растрепавшиеся волосы за спину, широко улыбнулась: - Готова! Да после такого... Да я горы сворочу!
Следуя указаниям Аэлис, я опустилась на колени и, как примерная девочка, сложила перед собой ручки. Самым тяжелым было старательно держать лицо, чтобы богиня не решила, что я – совсем уж маленькая дурочка, но чувствовала, что губы сами собой нет-нет, да расползаются в широкой сумасшедшей улыбке. Смерть, боль, страх – все было забыто, оставались только жажда действий, жалость к претерпевающей страдания мамочке и безбрежная ненависть к косматым обидчикам. Сначала все шло своим чередом, и я даже не понимала, зачем нужны предупреждения не отшатываться – тьфу, делов-то. А потом… Мама начала кричать, и остановившаяся было кровь вновь забила, пятная ее кожу алыми рубинами. Я чуть не дернулась, и в ужасе, в непонимании из всех сил вцепилась ногтями в будра, словно в единственную опору – до боли, до наливающихся алым полумесяцев. Кажется, я кричала вместе с ней, а потом все внезапно закрутилось, завертелось с бешенной скоростью водоворота – и тут меня словно пыльным мешком по голове стукнули, отправляя в забытье, одновременно блаженное и тягостное.
Сознание вернулось с болью. В глотку словно воткнулись тысячи острых, терзающих иголочек, в легких возникло непонятное, одновременно давящее и тянущее ощущение. Попыталась дернуться – бесполезно, я вся деревянная, как бревно. Без воздуха все внутри начало резать и жечь – и вся самоуверенная ухарская бравада мигом слетела, сменившись простым и пищащим: «Мамочки, я не хочу умирать!». Но ни звука не слетело с сухих губ. Как одержимая я пыталась вдохнуть хоть крупицу драгоценного воздуха, и внутри меня всю трясло истерикой. И когда у меня все получилось – наступило форменное блаженство: я могу дышать, я живая, Я ЕЩЕ ЖИВАЯ! Терзающие грудь ощущения никуда не делись, хоть и приглушились чутка, и у меня хватило сил и мозгов попытаться сосредоточиться на чем-то еще. Попыталась оглянуться, да хотя бы посмотреть перед собой – демона с два, перед глазами была только дымчато-радужная пелена, где проблесками мелькали суетливые, похожие на встревоженных пташек цветные искорки. Все болело, словно мне соленой водой в лицо плеснули – было за время учебы и такое – и не видно было ни хрена. Попыталась смежить веки – и это оказалось век моих сил. Силилась дернуться, вскочить, да хоть бы просто перевалиться на бок, но и это не вышло: как есть бревно деревянное, неподвижное. И снова паника сдавила горло костлявой рукой, стоило мне представить, что я на всю жизнь останусь парализованным овощем, неподвижной вещью в которой заперто живое, буйное, требующее немедленных действий сознание. Это было форменной пыткой – желать предпринять хоть что-то и вовсе не иметь возможности пошевелить членами.
Когда раздались голоса сестер, которым выпала нелегкая доля собирать погибших, я замерла на время: не в том смысле, что не двигалась – я и без того была, как камень, но прекратила попытки рыпнуться, собирая все силы, физические и душевные, для того, чтобы издать хоть звук, который даст чьему-то поразительно знакомому голосу и ее спутницам знать, что я жива. Хоть сип, хоть стон, хоть мявк кошачий – все равно, да хоть как-нибудь, только бы меня не приняли за тело! Но и эти попытки были обречены на провал: я была не в силах даже моргнуть, что уж говорить о том, чтобы говорить. К тому же, силясь подать сигнал, я забыла о необходимости дышать, и резь внутри вновь напомнила о том, на сколь тонкой ниточки подвешена моя жизнь. Чуть ошибусь, и она оборвется: и тогда моя повторная гибель будет меньшей из проблем по сравнению с тем, что я подведу Аэлис, Рамону и всех-всех-всех сестер. Пришлось снова отдаться во власть унылого, сводящего с ума бездействия, где мне оставалось только дышать да надеяться, что физические силы вернутся вместе с духом, только чуть позже. Иначе… Иначе… От опасений и собственного бессилия хотелось разреветься, но и это было за пределами моих возможностей.
Слабость терзала волчьими клыками, пока сестры, стоя над ее телом, трындели о своем, не пытаясь удостовериться даже, что я действительно мертва. Разумом я понимала, что им не до того – слишком многие пали, но сердцем принять была не готова: ведь речь шла обо мне, а не о ком-то! Душу переполняли одновременно слабосильная ярость и какое-то тупое воловье отчаяние. Хотелось разнюниться, опустить руки и сказать себе: «Я так больше не могу, будь, что будет». Но нельзя: я обещала Аэлис помочь, обещала сестренке вернуться. Я должна, нет, я О-БЯ-ЗА-НА дать знать о себе! Костеря себя последними словами, среди которых «мужеложица» было одним из самых мягких, я не позволяла себе раскиснуть, пытаясь волей сделать то, на что не способно тело. Брошенная куда-то и придавленная сверху, тяжким грузом, бывшим еще недавно, по всей видимости, моими сестрами по оружию, я прекратила дергаться и решила для начала сосредоточиться на малом: снова научиться моргать и двигать хотя бы одним пальчиком. Плавно и неспешно, со всем имеющимся у меня упорством и упрямством принялась осуществлять задуманное, отгоняя дурные мысли о том, что это ни разу не поможет, если похороны будут происходить по принципу «за руки, за ноги, раз-два взяли и в общую могилу кинули». Тогда хоть я обморгайся – все без толку. В общем, все настоящее было разукрашено в единый антрацитово-черный цвет, и единственный лучик света, который я для себя нашла, было во временной, - я сказала временной, с-сука!, - слепоте: если удастся хотя бы раскрыть веки, то придется таращиться на одну из погибших сестренок и не мочь отвести взгляд – это будет словно серпом по сиськам.
В довершение всех бед то и дело к горлу подкатывала натуральным образом удушающая паника. Сколько я не уверяла себя, что это всего лишь трупное, мать ее, окоченение, которое, мать ее, пройдет, потому что я, мать ее, живая – не особо-то это помогало. Тут моя богатая фантазия была скорее проклятьем, а не подспорьем: я натурально видела то как меня заживо хоронят, и земля летит мне в лицо, то как сжигают, а у меня выходит крикнуть только перед смертью. Представлялось мне и разочарованное лицо мамы, когда я предстану подле нее, не выполнив обещанного. «Слабачка и предательница» были на фоне прочих злых слов чуть ли не комплиментами. Представлялись и задорно хохочущие Косматые Боги, хлопающие меня по плечу и поздравляющие, и от одних мыслей этих колотила дрожь: вернее, колотила бы, если бы я не была неподвижным чурбаком. Некстати вспомнились строчки «Посмертной деревянной» - «Хорошо быть деревом на вольном ветру, Что за жизнь начнется, когда я умру». Теперь я ее точно петь не буду, потому что ныне могу официально заявить, что быть бревном препаскуднейше. Надо пытаться, надо стараться лучше: сдохнуть, но ожить. Ведь я все же не дырка-с-бугра, а Искра! Я – воительница! Я – вестница Аэлис! Меня ждут мама и сестренка, наконец!
-
Восхищена твоим умением так долго и стабильно держать высокую эмоциональную ноту.
-
Какая буря эмоций! Сила и наивность молодости! С нетерпением жду, когда девицы и старушки сойдутся.
|
Бастин хотел поспать. И есть. Путешествия в каретах никогда не были чем-то прекрасным и интересным - по крайней мере на тех, что были доступны простым Охотникам. Это не ваши величественные позолоченные дворцы на колесах, с мягкими подушками, цветастыми занавесочками на окнах и вином по первому требованию.
Впрочем, в этот раз компания подобралась приятная. Не как человек - хотя, возможно, и как человек тоже - но как услада для глаз. Натали Бронте. Конечно, Бастин её мельком видел и ранее, но как-то не обращал внимания. Толку обращать внимания на Охотников, если на следующий день он может лежать порванный на лоскуты каким-нибудь нечестивым дерьмом? Но в этот раз эта самая Натали стала его напарником. Значит, стоило бы познакомиться поближе.
Красива, конечно, чертовка.
Необычная, внимание привлекает. Явно не местных кровей. И шрамы на лице. Кому-то, может, обидно было бы - мол, лицо прекрасное попортилось. Но для Бастина это было хорошим знаком: значит, девочка успела получить своего. Такое обычно неусидчивых успокаивает. А неусидчивые чаще всего оказываются слишком буквально как в присказке "Одна нога здесь, другая - там".
Да и шрамы еще дополнительную изюминку придавали.
А походка! Сразу чувствовалось, что человек знает, как ходить. Тихо, аккуратно, ловко - словно лиса. Или с кем там правильно было бы сравнить?..
В общем, Бастин был доволен. Как минимум - партнер приятный. Как максимум - может, и не только рабочий партнер. Как уж фишка ляжет.
===
"Огненная Птица" выглядела, как кусок дерьма. Впрочем, как и подавляющее большинство других зданий вокруг. В общем - как дома.
Даже без традиционного презрения к людям со стороны - белёсого кучера сразу попытались прогнать. Может, чтобы аппетит гостям не портил, может, потому что почему бы и нет. В любом случае, Бастин вступаться ни за кого не собирался: еще не хватало знакомство с человеком, который жратву готовить будет, ссориться сразу.
Но вот выбор "ругательства" со стороны кучера Охотника удивил. "Еретик". Опасно такими словами кидаться в разные стороны. Особенно, если впустую. Но что, если не впустую?..
Ответ на этот вопрос, впрочем, подождет. - Что-нибудь горячее, и поплотнее. - В ответ на вопрос трактирщика сказал Бастин. Он планировал сегодня же ночью прогуляться по округе - так, осмотреть район, реакцию людей. Посмотреть, кто вообще в позднее время тут шляется по улицам. Может, даже на какого-нибудь особо ушлого типа нарваться - которого не жалко взять за что поважнее и аккуратно, под страхом жестокого избиения, узнать что-нибудь интересное.
- Натали, вещи давай закинем, и поедим. Потом прогуляться неплохо было бы - еду растрясти.
|
Словоизвержение Роситы заставляет Дарующую Жизнь улыбнуться печальной улыбкой, которая напоминает Искорке о маме Ладе. Те моменты из непостижимо далекого детства, когда пятилетние близняшки возвращаются домой после игры в войнушку, вовлекающую всех деревенских девочек, и Бьянка начинает отчитываться занятой ощипыванием курицы родительнице обо всех их сегодняшних удивительных приключениях, в которых она, понятно дело, играла ключевую роль. Именно она, будущая бардесса, возглавила штурм замка косматого барона, поубивала всех бородатых злодеев, освободила принцессу, которая была у этого барона женой, а потом на ней же и женилась. И тут завороженно слушавшая рассказ милой выдумщицы и воображули Росита до слез возмущается: они ведь с Бьянкой только вчера играли в невест и твердо решили пожениться, как только чуть-чуть подрастут, откуда вдруг между ними появилась какая-то принцесса? Мама Лада улыбается, споласкивая руки, но в глазах ее даже пятилетняя Сита легко распознает и страх, и затаенную боль. Гораздо позже она расскажет дочерям свою трагическую историю любви, пока же... пока она просто пытается подобрать слова, объясняющие, почему сестричкам по крови не положено жениться друг на дружке.
И что-то такое же затаенное и сокрытое Искра могла разглядеть в глазах Аэлис - хоть Росите было уже и не пять лет. Впрочем, молодая воительница приняла это на счет тех ужасов, что могли ожидать ее при воскрешении: как она ни хорохорилась, а очнуться в шести футах под поверхностью земли все-таки страшновато...
Дарующая Жизнь осторожно погладила по волосам уткнувшуюся в ее плечо Ситу, почувствовавшую глубокий вдох своей Богини, и, наконец, прошептала:
- Я тоже люблю тебя, дочь.
Сперва Росите показалось, что она ослышалась. Никогда еще Аэлис не называла ее так вслух. Да и никого из Искр за всю историю Купола. Впрочем, точно так же она ни разу не возражала, когда Росита или Бьянка звали ее мамой. Компромиссы такого рода были основой существования Купола, и многие, казалось бы, ребром поставленные вопросы Богини оставляли без ответа. Во всяком случае, до поры до времени...
- Люблю, горжусь и надеюсь. Что ж, надо спешить - лучше тебе прийти в себя раньше, чем... - было понятно без дальнейших объяснений, что, как бы ни шло время в этом странном месте, каждая секунда промедления приближает тело Роситы к могиле. - Садись так, и смотри мне в глаза. Что бы ни произошло дальше - не отводи взгляда и не дергайся. Боюсь, у меня всего одна возможность вернуть тебя к жизни.
Богиня и ее дочь садятся друг напротив дружки, Росита впивается жадным и сосредоточенным взглядом в лицо Аэлис - и лицо это начинает будто приближаться к воительнице, при этом оставаясь на месте. Или это удаляется куда-то заповедная полянка из ее воспоминаний? Странная оптическая иллюзия, которую сложно описать словами - будто видение из сонной предрассветной грезы. Однако через несколько мгновений ощущение реальности происходящего возвращается, когда зрачки Дарующей Жизнь неестественно расширяются, а лицо искажает гримаса боли:
- Не отводи взгляд! - хрипит она, а из раны снова фонтанчиком начинает бить кровь. - Не отводи взгляяааааад!!!
Крик ее, исполненный родовых мук и смертной агонии одновременно, оглушает Роситу, чувствующую, как рвется невидимая пуповина, связывавшая до этого момента две потерянные в неведомом измерении души - и ее отбрасывает за край той самой воображаемой поляны а сознание снова как будто гаснет...
***
Два ощущения вернувшегося тела обрушиваются на лежащую среди трупов сестер по оружию и косматых воительницу. Первое - нехватка воздуха в легких, какая бывает, когда, например, падаешь на спину с дерева, и из тебя буквально вышибает дух. В детстве неугомонной Росите довелось так приложиться во время игры в разведчиц, и это чувство запомнилось надолго. Рефлекторно Искра пытается что есть мочи втянуть воздух сквозь приоткрытые губы - и добивается частичного успеха. У нее хватает сил на полвдоха, и, кажется, смерть от удушья ей пока не грозит - однако это единственная реакция, которой удается добиться от, по всем ощущениям, несомненно собственного тела. В остальном она оказывается как будто парализованной - никакая попытка пошевелить руками, головой, даже просто моргнуть не дает результата.
Последнее оказывается существенной проблемой, потому что умерла Росита с широко распахнутыми глазами, и сейчас эти глаза, высыхающие на воздухе, невыносимо резало - до полной невозможности что-либо различить. Она не знает, сколько пролежала так вот, не моргая, и сколько времени ей осталось до того как глаза полностью высохнут, но животная паника уже подступает к сознанию девушки, драгоценного воздуха в легких перестает хватать - однако тут Сита слышит характерный скрип тележной оси, фырканье лошади, а затем знакомый, за шесть лет учебки намертво врезавшийся в память голос:
- Здесь всех собираем пока. Рил, Абель - подносите тела сюда сначала, потом позакидываем. Токо - бери бирки, я буду диктовать...
Сестра Эжени. Наставница учебного отряда Роситы. Ее голос сопровождал Искру все отрочество. По ее команде она становилась "смирно" и "вольно", отрабатывала приемы с оружием и наматывала круги вокруг тренировочной площадки, принимала пищу и оправлялась... А теперь, похоже, именно Эжени выпало руководить сбором тел павших воительниц, большинство из которых она и готовила к сегодняшнему бою.
Над головой лежащей на спине Роситы появляется размытое пятно - и ладонь неизвестной проводит, наконец, по глазам, закрывая их к облегчению Искры. Затем эта неизвестная пытается разжать пальцы павшей воительницы, которые, как оказалось, по-прежнему намертво сомкнуты вокруг рукояти рапиры. Впрочем, силенок у юной курсантки определенно не хватает - а может, ей просто не нравится касаться трупа.
- Сестра-наставница! Она... не отдает! - плаксиво-испуганным голосом комментирует свою неудачу девочка, и в дело вступает Эжени, которая молча, без обыкновенных для нее колкостей, извлекает оружие из руки Роситы и вгоняет ей же в ножны:
- Там пускай разбираются, - комментирует она. - Записывай: Росита, дочь Лады.
- Лады - и?.. - переспросила еще одна курсантка, судя по голосу, явно держащаяся куда достойнее сокурсницы. - А, поняла, из беженок.
- Нет, не из беженок, - отмела наставница самое очевидное предположение, почему у женщины Купола может быть всего одна мать. - Долгая история, грузите давайте...
Руку Роситы обвязывают веревочкой - очевидно, со смертной биркой, подростки подхватывают павшую воительницу за ноги и в подмышках, и в это мгновение, расшевеленная, она ощущает, как пропиталась едва подсохшей кровью одежда на груди, ворот, да и волосы тоже. Пусть чудовищная рана от копья косматого и зажила милостью Аэлис, однако сомнений в ее состоянии у похоронной команды не возникает. Обращаются с телом Искры бережно, но все-таки куда менее аккуратно, чем обходились бы с ранеными Сестрами: парализованная воительница при погрузке чувствительно прикладывается затылком о борт телеги, а затем на нее наваливают еще один ряд трупов.
- Сестра Эжени, а почему воительницы не носят какие-нибудь бумаги, чтобы их вот так опознать можно было? - спрашивает одна из курсанток.
- Потому что это армия, - устало отвечает наставница. - Вы копья и щиты в полевых выходах по два раза на день умудряетесь просрать, а выдай вам с собой документы...
- Ну, тогда какие-нибудь жетоны, из дерева, а лучше кованые, на цепочке, - не отстает девчонка.
- Ага, и за цепочку эту вас всех ко мне приковать, чтобы не про... Ладно, трогай давай, до вечера надо хоть пару сотен перевезти. Пшел!
Всхрапнув, получивший по крупу битюг потянул натужно скрипящую телегу с поля боя.
|
|
Чёрное-чёрное как перспективы трёх четвертей команды успешно сдать тест по биологии, пространство, стоически терпело все попытки с ним что-то сделать. Первой пришлось разочароваться Харуми: когда она попыталась при помощи своей способности скопировать поставленную кем-то преграду, она ощутила себя так, словно её заставили выпить океан, перевернуть землю и... в общем, это было буквально неподъёмно: девушка могла быть стопроцентно уверена, что эта преграда – если она вообще была чьей-то способностью – была по уровню не меньше эдак "десятки" пентаклей. Грустно, но увы.
Затем пришёл черёд Леона и Кимико. Первый всё пытался пообщаться с Пустотой-Не-Пустотой как с чем-то, имеющим сознание. В общем-то, не самая плохая идея в Изнанке... как, впрочем, и идея в том, чтобы как-то лишить Пространство Наблюдателя. Вот только выбрала для этого девочка больно сложный путь, хотя как она потом сообразила, достаточно было бы просто... отвернуться.
Но, как известно, умная мысль приходит с запозданием... в итоге, команде удалось посредством убеждения (и воображения) заставить преграду думать, что они всего-то интерьер Школы... и бездонная тьма поддалась этому, надорвалась, как какой-то обычный лоскут ткани, и вам удалось юркнуть в образовавшийся проём, едва ли размером с небольшую дыру (дыра в дыре – это уже что-то незаконное, между прочим), отделавшись лишь лёгким испугом и совсем минимум повреждений, которые смог восстановить Шизука, который словно ждал своего часа.
А за Преградой оказалась заветная табличка с надписью "ЗАВУЧ №3", которая призывно поблескивала матовой позолотой, так и призывая её расколотить. Что ж, этот раунд тоже остался за вами – и даже без каких-либо серьёзных усилий. Но вот дальше... куда, собственно, дальше?
И Негативная Школа, словно желая вас ещё больше запутать, вдруг разделилась на две идентичные половинки-коридора. Только над одной абсолютно убийственным шрифтом была выложена надпись "АРТ-КЛАСС", а над второй красовалась надпись "СПОРТЗАЛ". И слышались какие-то вопли. Наверное, кто-то усиленно тренировался даже в этой школе.
Было острое подозрение, что какой бы путь вы не выбрали – вы придёте куда нужно. Если, конечно, преодолеете этот коридор. Оставалось лишь решить, где вас может поджидать большая опасность. С другой стороны – больше опасность, большая награда!
|
Нарыдавшись и замерев в теплых и ласковых маминых объятиях, я осторожно перебирала пряди ее волос, льня щекой к кровавому незаживающему пятну. Это было удивительно: мертвая, я чувствовала себя не пострадавшей; богиня, не могущая умереть, продолжала истекать кровью из раны, давно убившей бы смертную. Но впервые, наверное, мое любопытство не нуждалось в удовлетворении – здесь, на памятной моему сердцу полянке, после слов мамы о том, что мой путь закончен, все прочее стало неважным. И лишь две вещи до сих пор волновали меня – как помочь Аэлис и как там проживет без меня милая Бьянка. Слушая слова Аэлис, тяжелые и давящие, гнущие спину своей прямотой, простотой и невысказанной болью, я могла только вздыхать, лишь раз перебив маму негромким: - А я рада, что оказалась здесь, а не в вечном покое. А ты… Ты всегда не одна, мы все тебя любим, но когда кто-то сидит рядом и дышит, то все же становится, - я запнулась, понимая, как коряво выходит фраза, но все же продолжила, - немного более неоднее. И если это единственное, что я могу сделать, то… - дальнейшие слова прервались новым приступом подошедших к горлу всхлипов, и я снова уткнулась носом в хрупкое плечо богини.
Мысли, суетные поначалу, успокаивались, резко вспыхнувшая в сердце боль становилась не меньше, но глуше. Я смирялась с тем, что больше не поцеловать любимую, не собрать букет трав, не выпить с сослуживицами и не отстучать каблучками задорный ритм пляски. Я мертва. Совсем. Окончательно. Бесповоротно. И только одно может утешить – я все же буду подле мамы и буду помогать ей хотя бы своим присутствием. Ах! Будь бы моя воля, я бы давно мчалась в погоню за похитителями, стремясь отбить ларец, горя ненавистью к косматым. Но надо признать – это не в моих силах. Но я верю: кто-то другой отомстит, кто-то другой справится и спасет маму из заточения. Иначе и быть не может – ведь на нашей стороне правда и благо, мы – те, кто живут сердцем и разумом, а не рабы своих желаний и страстей. Все будет так, потому что иначе – гибель нам всем, нашим устоям и жизни. Гибель всему, что светло и чисто.
Все глубже отдающаяся похоронному настрою, я, кивая маминым словам, не сразу поняла, что она говорит о возвращении, а поняв – вскинула голову. Вернуться? Помочь? Донести весть до сестер о том, как можно помочь маме? Окрыленная и воодушевленная, я, забыв обо всем, упруго вскочила с места, и, хлопнув от избытка чувств в ладоши, затараторила: - Я... смогу вернуться к сестренке? Передать остальным твою беду, спасти тебя, мамочка? О, милосердные Богини! Да конечно же я согласна! – не в силах совладать с чувствами, я заметалась по полянке туда-сюда, не останавливаясь на месте ни на секунду и помогая себе активной жестикуляцией, - Ничего, хоть из-под земли выползу, буду ногтями, зубами прогрызать путь к солнцу, только бы сказать, помочь тебе! Главное, чтобы наши не решили все тела сжечь, не имея сил скоро всех закопать – прахом будет сложненько общаться, ой сложненько! Но и тогда, - я воздела палец вверх, продолжая метаться по самой непредсказуемой траектории и иногда подпрыгивая от избытка чувств и идей, - я духом отыщу Бьянку: у нас одна душа, поделенная на двое, она меня услышит, почувствует! Поймет, наконец! Это точно, как… Как… В общем, это точнее точного, верь мне, мамочка! Я тебя не оставлю! Костьми лягу, зубами буду грызть, но все сделаю! Мы найдем, догоним! Заберем их… Ну, наше, то есть, укоротим любые чужие загребущие лапы! Я готова, и нет во мне страха!
Хлопнув себя по бедру, словно ставя точку в монологе, я рухнула на колени перед Аэлис и прижала свою Богиню, свою Маму к груди – осторожно, конечно же, помня о ее разверстой ране. Поцеловав ее в обе щеки, я зарылась носом в густые волосы: - Люблю тебя…
-
Какой пламенный дух все-таки...
-
буду ногтями, зубами прогрызать путь к солнцу Я всё же надеюсь, что до этого не дойдёт!
|
Спасение пришло моментально: просить дважды никого не пришлось. Иоланда позволяет себе коротко выдохнуть, немного дёрнуться в спине, а затем тут же приняться за дело. Точнее, пытается развернуться в нужном ей направлении, подумать, что ей нужно для успокоение несчастной племянницы, как всё делают за неё. Женщина даже не успевает сделать несколько шагов прочь, как слышит неродную, но известную ей речь, а после — тишина. По крайней мере, больше не слышны крики и вопли Шарлотты, выбивающие саму Ио из колеи. В конце концов, последнее, что она хотела — это осознавать, сколько боли переживает и ещё придётся пережить девушке, достаточно драматичной, чтобы увидеть в произошедшем законченную жизненную главу. И едва ли голос Иоланды, успокаивающий и подающий надежду на светлое будущее будет ей не то, чтобы ей нужен. Или даже услышан. — Ну всё-всё, — ей приходится чуть ли не отмахнуться от помогающих; не девчонка десяти лет, может справиться сама! Она поправляет потрёпанные волосы, наспех в несколько быстрых движений заплетая пряди в широкую косу, а оставшееся заправляет за уши. Думать о чём-то большем у неё нет ни сил, ни желания. Кто в таком состоянии да месте вообще может размышлять о чистом теле, набитом животе или крепком сне. Иоланда грузно вздыхает, а затем осторожно кивает головой всем помогающим, останавливая свой взгляд на Кире. Едва заметно уголки её губ тянутся вверх, морщинки возле глаз собираются в более частые складки, и на короткое мгновение в её глазах можно прочитать явное облегчение; она шепчет тихое приветствие. Живая. Глупо было думать, что трясясь в тележке на пути до границы, она не перечисляла в своей голове имена всех, кто должен был оказаться на первой линии встречи с врагом. Так всегда происходило, сколько она себя помнила. Иоланда задирала голову к небу, особенно, когда последнее было тёмным и лишь звезды напоминали о том, что глаза её ещё открыты, и каждой видимой искре на своде присуждала своё имя. Как бы глупо это не звучало, но ей казалось, что так Иоланде удаётся быть... что ли ближе. Или хотя бы иметь что-то общее; подними человек голову с другого места, и он ведь тоже увидит ту же самую звезду. Хотя кто в своём уме подумает об Ио точно так же? В голове, впрочем, застревает другой вопрос, вынуждающий и без того волнующееся сердце подскочить прямо к горлу. Люди вместе с Кирой не похожи на её отряд, а главное... она не видит Фиби. Неужели они разделились? С благодарностью она смотрит и на Элиссу, но в разговор между ей и командорой — что же, грубить той Иоланда совсем не хотела и теперь несколько виновато тупила взглядом при осмотре женщины — не вступала. Зато нашла в себе силы подойти к Шарлотте и осторожно приложить руку к её плечу, осторожно поглаживая девушку большим пальцем несколько раз. — Всё будет хорошо, — только и поспевает, что сказать старушка не до конца уверенная, что племянница действительно услышит её голос. Она склоняется для того, чтобы оставить на её лбу короткий поцелуй, а следом кидает взгляд на её руку. Надо переделать, пока всё не стало ещё хуже. — Я рада тебя видеть, — она говорит это совсем тихо, когда оказывается подле Киры, выдёргивая пару свежих бинтов да обрабатывающего средства. Иоланда задерживает взгляд на лице женщины, бегая по знакомым, далеко не забытым чертам лица, отмечая ссадины и синяки на видных местах, — ты не ранена? — Кто, как не воительницы способны скрывать даже самые серьёзные повреждения, лишь бы сохранить достоинство и честь перед своими сёстрами, показывая им свою способность защитить каждую. А ведь Иоланде хотелось отдать тоже самое в ответ. Ио уж было открывает рот, чтобы задать волнующий и вспыхивающий то и дело в её сознании вопрос, но поток мыслей перебивает никто иная, как командора, далеко без предложения, а прямого приказа. Иола смотрит на неё явно не без удивления. Она? — Хорошо, — ей не нужно много времени на размышления, — и не то, чтобы ей оставляют выбора — однако следом она произносит, — дайте мне только закончить с ней, — Иоланда кивает на Шарлотту, а затем тянется к плохо перебинтованной руке, — и я присоединюсь, раз дело не терпит отлагательств. — Ей не приходится уточнять вслух очевидное: её явно введут в курс дела о происходящем и о причинах, почему именно Иоланда должна пройти вместе с ними, а не кто-либо другой. Ей только и оставалось поверить, что в необходимость доделать начатое ей разрешат. Женщине не хотелось указывать на желание помочь по причине родства: каждая из сестёр здесь была важна и ей был необходима помощь в той же мере, что и Шарлотте. Однако... это — её семья. Её кровь. И последнее, что она хочет — это чтобы девочка запомнила, как в нужный ей час и в нужный момент никто из родства не оказался рядом с ней даже на толику секунды.
-
Неужели они разделились? Даааа, разделились :(
-
Однако... это — её семья. Её кровь. И последнее, что она хочет — это чтобы девочка запомнила, как в нужный ей час и в нужный момент никто из родства не оказался рядом с ней даже на толику секунды. Самый правильный, самый верный подход, очень хорошо, к тому же, подчеркивающий персонажа.
-
Женщине не хотелось указывать на желание помочь по причине родства: каждая из сестёр здесь была важна и ей был необходима помощь в той же мере, что и Шарлотте. Однако... это — её семья. Её кровь. И последнее, что она хочет — это чтобы девочка запомнила, как в нужный ей час и в нужный момент никто из родства не оказался рядом с ней даже на толику секунды.
Да.
|
|
|
|
Скатах «Та-что-в-тени» ан Эйлин.
Отправив своих Приспешников выполнять поручения, ан Эйлин осталась одна. Одна посреди холодной пустоши в окружении мертвецов. Те, как им и полагается, были неразговорчивы. Скатах была осведомлена о некоторых формах Нежити, вроде вампиров и личей, которые могли оказаться, наоборот, весьма словоохотливыми, но таких здесь не было. Во всяком случае, поблизости. Когда-то она создавала таких слуг, или же вербовала подобных, но был нюанс — с ними она не могла перенестись в следующий мир. Кроме того, в мире текущем, на них не распространялась милость Шефа. А именно она помогала возвыситься и, таким образом, побороть сильных мира всего. При "посещении" каждого мира всё начиналось заново, но с каждым пройденным этапом преодолеть очередную ступеньку становилось всё легче. Этот мир должен стать последним испытанием — экзаменом на право войти в высшую лигу.
Единственным собеседником был Джокер. Он крутился где-то поблизости, однако большую часть времени проводя за пьянством. Клоун откровенно скучал. Иногда он пропадал куда-то, скорее всего пытаясь найти себе развлечения в приключениях её сторонников. Но, судя по всему, сейчас ничего интересного не происходило и у них. Сама же ан Эйлин пока что могла сокрушаться по поводу отсутствия многих необходимых ей вещей. Ни приличной лаборатории, ни достойной библиотеки для штудий, включающей в себя некоторые труды, что существовали вне пространства и времени. Ну, формально книги конечно существовали именно в них, но некоторые «именные» труды находились в каждом из миров, храня себе как новые знания, так и те, что уже были ранее ей известны. Такие как «Некрономикон» или «Лемегетон», например. Они так или иначе, в том или ином виде находились в каждом из миров, и несли в себе ценнейшие знания. Наверняка были они и здесь. Но явно не в морозных горах. Хотя...
Тем временем, её мысленный взгляд вернулся к проблеме Рен. Хотя она и была первой, но не факт, что была последней. Скатах припомнила рассказы Джокера о том, как порой Приспешники поднимали бунт против Тёмного Властелина. На то были разные причины; от банального желания занять пост и трон, заканчивая тем, что к ним поступало, на их взгляд, «более выгодное предложение».
Не все были готовы следовать по Пути. Ведь чаще всего он заканчивался гибелью. Это должна была понимать и сама ан Эйлин. В этом смысле Приспешники находились даже в более выгодной позиции, чем Тёмный Властелин. К ней возвращалась сила, даже, пожалуй, быстрее, чем она могла предполагать. Но вместе с этим приходило и понимание, что Кольцо Всевластия всё больше и больше напоминает цепь, оковы, нежели украшение и источник могущества. У всякой монеты есть обратная сторона. Это же казалось и договора, который она когда-то заключила с «Шефом».
Ан Эйлин вернулась к Храму. Цветок всё еще напоминал какую-то мерзкую, склизкую тварь. Жуткий выкидыш утробы неизвестного чудовища. Он понемногу терял энергию, испитую из статуи, но процесс шел крайне медленно. Поднеся к нему руку, Скатах чувствовала, как в нем перекатывается чуждая энергия. Эдакий клубок сонных змей. Альрауне был почти идеальным хранилищем и проводником энергии. Храм не просто передавал накопленную энергию владельцу, а вступал с ним в самый непосредственный контакт, передавая саму сущность поглощенный силы — вот почему Ренаэль столь резко и радикально изменилась. Чтобы очистить Храм, нужно было найти какое-то вместилище для него. Настолько пустое, что оно могло бы само вычерпать всю силу Храма до остатка. Пожалуй, используя пустой камень душ — или любой другой аналог, что имелся в этом мире — она могла бы перелить тёмную энергию из одного сосуда в другой. Так она могла бы в дальнейшем выйти на след этой самой Неги. Если она планировала уничтожить Негу, то ей, вероятно, предстояло перейти на её планарный уровень. Судя по тому, во что превратилась Ренаэль, это было жуткое место. Она не была уверена, что готова к этому, и уж тем более — её Приспешники. Однако, это уже была хоть какая-то зацепка, хоть и сугубо теоретическая. Больше фактуры и фактов она могла бы получить, будь у неё хорошая лаборатория для магических штудий.
-
Она не была уверена, что готова к этому, и уж тем более — её Приспешники. Такой намёк, что нам надо заняться пока что чем-нить другим :)
|
|
-
Кого должен был защитить, не сберег. Что должен был сторожить, потерял. Виноват ли ты в этом? Выборы, любимые тяжёлые выборы!
|
Медб, Ренаэль.
Подручный розововолосой как-то сам собой перешёл в статус подручного, слуги. В начале от него не ожидали многого, но, как выяснилось, у гоблина оказалось на удивление много мозгов для такой мелочи. Медб, конечно, не могла не заметить, как к нему относятся другие гоблины — те самые особые пленники, отобранные лично Капитаном. Относились с презрением или, в лучшем случае, как к какой-то несущественной назойливости. Но, что было не менее удивительным, ей показалось, что гоблин немного подрос. Как физически, так и прямо умственно. Пожалуй, он даже стал выглядеть менее отвратительно. Словно бельмо на глазу, которое становилось менее плотным, более прозрачным. Очередная загадка, решить которую — как и много других — предстояло уже ан Эйлин.
Гоблин следовал за ней неотрывно. Будучи умнее, чем кот или собака, он, конечно, не доходил до крайностей, и, например, не лез в постель. Это, разумеется, была бы последняя ошибка в его жизни. Но в остальном, он всегда тут как тут, когда был нужен. Складывалось ощущение, что он стал третьей рукой Медб. Было в этом что-то, что отдаленно напоминало ей собственные отношения со Скатах. И, будучи не обделённой магической силой, Медб чувствовала, что потихоньку растёт некая связь. Пока что она напоминала слабые, ещё белёсые корешки растения, только-только их пустившего. И она может их обрубить, если захочет. Гоблин начинал более чутко улавливать её настроение и мысли, вопросительно-задумчиво шевеля ушами.
С одной стороны, в этом было что-то подозрительное, и в некотором роде даже опасное. Проводя время за изучением языка, и просто пока он вертелся вокруг, она начала чувствовать злую ауру Неги. В гоблине она была слаба, и, кажется, даже таяла. Вот те же корешки, но черные и проклятые, потеряв подпитку, они ссыхались и отмирали. Эти аналогии помогли ей почувствовать и понять, как сейчас себя чувствовала Ренаэль.
С другой же стороны, была в этом и возможность, перспектива — будучи ловким и проворным, а также чутко понимая, что нужно сейчас Медб, гоблин мог стать хорошим подспорьем в бою. И, вероятно, упрочняя связь и подпитываясь Медб, он мог бы стать только лучше. Джокер задумчиво потирал подбородок, рассматривая гоблина, пока тот трепыхался вверх тормашками на вытянутой руке. — Кажется, я начинаю понимать, почему их выбрала Нега в качестве своих жертв, — пробормотал он, чуть встряхивая гоблина, когда тот, извернувшись, попытался его укусить за руку. — Впрочем, разбирайтесь в этом сами, — пожав плечами, шут растворился в воздухе, и гоблин полетел на пол, но успел ловко приземлиться, не набив себе шишек.
***
Едва обретя силу, пусть и такую, Ренаэль была вновь её лишена. Была большая разница в том, чтобы вспоминать о былом величии после трансдименсивного перехода, и после того, как этот источник вырвали с корнями из тебя в буквальном смысле слова. Впрочем, теперь она могло понять и то, что в поступке Скатах была своя правда. Дриада помнила, какой она была во времена их былых походов. Но тогда, в логове гоблинов, всадив в себя Храм, напитанной тёмной силой, она была совсем не своя. Её мысли, логика и поступки казались своими, но сейчас она понимала — собой она была настолько же, насколько собой бывает марионетка. А по существу, собой настоящей она была только сейчас — совсем без Храма. Или нет? Раньше она не смыслила своего существования без Альрауне. Он и она всегда были единым целым. Без него Ренаэль себя ощущала опустошенной. Пустой. Неполноценной. С другой стороны, иначе себя она и не знала.
Странные мысли посещали её в эти дни, пока они вдвоем с Медб и армией мертвецов исследовали эти земли. У неё было вдоволь времени подумать о себе и о том, что будет с ней дальше. На третий день они настигли очередной, вот уже четвертый посёлок гоблинов. Как правило, каждое такое столкновение заканчивалось после первых же трупов. Эти не были воинами в полном смысле слова, а, скорее, охотниками-собирателями, насколько ими вообще можно было быть в ледяной тундре. Охота и рыбная ловля, вкупе с собиранием той немногочисленной растительностью, что здесь прижилась, были их основными промыслами. Но, тем не менее, всё же было, чем поживиться. Ренаэль и Медб были достаточно убедительны в своих словах и поступках, чтобы большая часть гоблинов согласилась на ультиматум. Кто-то, конечно, сбежал по дороге, но многие предпочли отправиться в Могг — во всей округе это было единственное место, где можно было обустроить своё житьё-бытьё. Альтернативой были холодные пустоши.
Встав временным лагерем и сверившись с картой, они выяснили, что ближайшим крупным гоблинским поселением был Глер. Он располагался в выгодной и значимой позиции, ставя под удар и контролируя тракт у развилки на Могг, гномий Дурмшунд и путь на теплые равнинные поселения "ничейных" земель к западу от Йовильтона и далее. Не нужно быть великим стратегом, чтобы понять, насколько он был важен стратегически. Впрочем, скорее всего это означало, что там сосредоточены значительные силы. И если гоблины успели разнести вести о нападении после их первой вылазки в Могг, то прямо сейчас там могли собираться, или уже даже выдвинулись отряды, чтобы разобраться с таинственными налётчиками.
|
|
Саманта. Перехватывает громоздкое орудие "Ржавая" сразу же, как оказываетесь с ней "на одном уровне". - Вот спасибо... Убедившись в том, что лаз над вами снова закрылся, легонько похлопывает тебя по плечу. - Себе дыма оставь - за него тут не только поршня гоняют. Типа кэш: демкреды, эфективо. Понимаешь? Аналог денежных средств. То, что меняется на товары и услуги. Понятней некуда. - Ладно, это все хуйня... Прижавшись к перекрывающей путь в тоннель пластине, пару секунд напряженно прислушивается к происходящему на той стороне. - Сейчас везде опасно... Удовлетворившись, по всей видимости, результатами "прослушиваний" - похоже, там нет ни бандитов, ни вампиров - вновь переключает фокус внимания на тебя. - Дум-Дум? Да такой же пидор, как и другие. Бывший "Тек". Не знаю, за что его выпиздили, но, раз он прибился к "Черепам", то явно за дело. Припав на колени, жмет левое ухо к "полу". И там тихо. - О, кстати... Поднявшись, зачем-то отряхивает брюки, хотя вокруг никакого сора не видно. - А эта, ну, набойка у тебя есть? Выставляет вперед правый кулак, оттопыривает большой палец вверх, а мизинец в сторону, после чего несколько раз ритмично покачивает вперед-назад получившейся конструкцией. - Радио, короче. Радио. Явно не шуршащую чужими голосами коробочку, которая рассказывает всякое, имеет в виду. Которая про "много музыки" и "много разговоров" в духе: "Три девушки были найдены мертвыми в лесном коттедже национального парка "Грис Рока", в настоящее время полиция выясняет все обстоятельства произошедшего"; "По последним данным, рост инфляции в округе Сан-Лукас за прошедший сезон достиг исторического минимума, снизившись по сравнению с предыдущим на семнадцать десятых процента"; "Это был союзарский дрон! Я пережил оккупацию, я знаю о чем говорю! И я видел его так же ясно, как вас - сейчас!"; "Начальник службы безопасности группы компаний "Нова", госпожа Сьерра Мельзо, заявила, что основной версией причины аварии на шести аргентинских космолифтах является теракт"; "Никогда не забывайте - Ритан все видит! Каждому воздастся по поступкам его! И каждый, кто сейчас живет только для себя, в смерти унаследует лишь забвение". Радиостанция? - Может, и пиздовать никуда не надо будет - попиздим раз на раз. Типа, я не я, хуе-мое, заебала-проебала, помогите-маякните.
|
Она видела такие ситуации и прежде или хотела думать, что видела. Обезумевшие от горя, иной раз — от злости, ещё хуже — от боли, каждому находилась причина, почему разум человека туманился, не оставляя ничего, кроме как безумия, вырывающегося криками, ударами на право и налево... и невозможность остановить себя, как бы логично это не звучало. Другое дело, что едва ли Иоланда успевает прочувствоваться к племяннице эмпатией: не тогда, когда больно ударяешься копчиком и выдыхаешь так резко и рвано, когда и без того потрёпанная временем и сидячей работой спина находит крепкий пол, оказываясь под весом молодой девахи. — Лот, — очередной вздох и Ио пытается покрепче ухватить девушку, только и делая, что фокусируясь на её руке, словно мантру читая в голове: подними выше, выше! — Та! Успо, — очередная попытка перехватить и вторую руку, — койся! А главное, несмотря на собственную уверенность, а, наверное, главное здесь — упрямость, сил ей действительно не то, чтобы хватало. Ей так и хватает бокового зрения, чтобы убедиться, что в этой «драке» она со своей племянницей один на один. Тьфу! Злость неожиданно набирает обороты внутри немолодой женщины, а взгляд становится строже, теряя ту спесь сожаления и любви к собственной крови. — Да что же вы... — другое дело, что и злиться на Шарлотту у неё не выходит, поэтому явно готовая обратиться к младшей напарнице, которая уже сделала попытку, пусть и немного глупую, помочь старушке, на выдохе она зовёт её без имени: — ты! Помоги же... — а затем упирается взглядом в ту, которую увидеть здесь ожидает меньше всего. Руки Иоланды на секунду расслабляются, чтобы тут же попытаться перехватить бардессу в ещё более крепкую хватку. Хотя казалось бы, они ведь на войне? Думала ли она о Кире? Едва ли чаще, чем возвращалась мыслями к смерти, как бы диковато это не звучало. Жрица не относилась к ней плохо, отнюдь: любой, знающий Ио достаточно долго, с лёгкостью мог определить, что тон её до сих пор менялся, когда светловолосая вспоминала о воительнице, с которой ей судьба оказала честь побыть рядом... какое-то время. Голос её звучал всегда с уважением, благодарностью и, пожалуй, печалью. Тоской по, как будто бы прошлому, которое даже было не в этой жизни. В очень далёкой. И пережитой ими обеими. Мысли о Кире ускользают из под пальцев так же быстро, как появляются. Сейчас рне об этом надо думать. Громкий голос вынуждает Иоланду громко вздохнуть, крякнуть, попытаться дёрнуться, но понимая, что с Шарлоттой ей не справиться в одиночку, — да только силы зря тратит! — ненамеренно её голос звучит более гневным, чем ей самой хотелось бы: — Что стоите! — ей снова прилетает исподтишка, отчего Ио приходится отвести голову в бок, чтобы продолжить говорить: — Положите её на койку да придержите посильнее! Руку поднимите вверх! Осталось только понадеяться, что ни у кого не возникнет вопроса... какую именно.
|
Астар-Два. Мгновение. Понимаешь, что планы "тогда" и планы "сейчас" - это, похоже, совсем разные планы. Алгоритм действий, простой и понятный на первый взгляд, довольно быстро вязнет в потоке "что, если". Что, если доводчик турели сработает быстрей твоих рефлексов? Что, если "Лома" в кабине вообще нет, а голос, который ты слышал, является передачей радиостанции? Что, если упомянутый Аткинс Ритан опасен? Что, если он прячется где-то здесь? Что, если он невидим и крайне агрессивен? Что, если молочные батончики не тают в твоих руках потому, что температура твоего тела ниже температуры плавления шоколада? Что, если "Серая" умрет, а не потеряет сознание от удара? Что, если у нее нет груди? Хотя, нет, стоп - у всех людей есть грудь. В том плане, что грудная клетка. Не именно грудь, которая молочные железы. Да и смысл бить в молочные железы, если имеется возможность ударить в грудь? То есть, в грудную клетку. Ты не знаешь. То есть, конечно, знаешь, но эти знания "сухие", застывшие в статике незыблемого осознания владения ими, а те, что "намываются" мыслями - они даже ощущаются по-другому. Своими. И, кажется, живыми. Странное понятие, "живой". Слишком размытое, хуже собственных размышлений. С другой стороны, чем хуже? И что такое жизнь? Почему ты никогда об этом не задумывался? Почему, стоило твоему сознанию начать работать как-то "не так" - а в том, что оно работает не в штатном режиме ты, отчего-то, не сомневаешься - и оно тут же самосформировало такое количество вопросов? Хотя, может быть, эти вопросы всегда были с тобой, просто ты их не замечал? Плюс, ты не помнишь, замечал ли вообще что-то. Шаблонные "вспышки", формировавшие цепь происходящих с тобой событий, "оттуда" - "туда", погасли. Исчезли так, словно их и не было. Это странно. Но, как кажется не неправильно. По-другому. - Да я не падаю, блять... Мимолетность рассуждений прерывает женский голос. Она все еще там. И орудие - тоже. Они - есть. И ты - есть. И план того, как сделать так, чтобы ты был, а их не было, он тоже - есть. - Прос... Сунув было руку за балку - привычным напряжением наливаются вмиг мускулы - понимаешь мгновенно, что механизм доводчика работает так же надежно как эти, не можешь вспомнить, где, но где-то далеко, изготовленные часы. Слышал фразу такую: "надежный как такие-то часы", то ли от "Хозяина", то ли от каких-то гостей. Причем, в свой, вроде бы, адрес. Хлопок одинокого выстрела. Тяжелая пуля бьет в стену там, впереди-позади, раскалывая керамику облицовки, а твоя кисть, еще долю секунды назад маячившая на траектории ее полета, рефлекторно одергивается прочь, под сень толстой и кажущейся незыблемой стены. - С-су!!! Визжит, захлебываясь собственным, полным почти животного ужаса криком "Серая", там. - Ка-а-а!!! А ты, здесь, понимаешь, что турель неплохо справляется со скоростным доворотом ствола на цель. - Бля!!!
|
-
Время безумных планов!
-
и, приготовив гранату, оценила прочность лифтовой двери
|
Иоланда. День Боли и Гнева. Госпиталь.
Под Куполом не было более искусных целительниц, чем жрицы Аэлис.
Есть и в других содружествах Сестры, не чуждые медицинского искусства и целебной магии, однако чары и умения следопыток Крепости, бардесс Коллежа и даже учениц Рамоны оказывались откровенно слабым подобием сил, которыми Дарующая Жизнь наделила своих последовательниц. Не стоит и говорить о том, с каким уважением и любовью относились к аэлиситкам обитательницы Купола что в повседневной жизни, где те держали в своих руках жизнь и здоровье каждой Сестры - от новорожденных девочек до угасающих бабушек, что в боях и походах, где "никто не умирает, пока я на ногах!" Впрочем, нужно было попасть и в самом деле в отчаянное положение, чтобы увидеть кричащую эти слова жрицу Аэлис: последовательницы Дарующей Жизнь вели себя в быту так, словно находились у постели тяжелобольной. Успокаивающая интонация мягких и тихих голосов, плавные движения, готовые в любой момент перерасти в рывок на помощь агонизирующей сестре, неисчерпаемая забота во взгляде - служение придавало им ту неотмирность, которой, как казалось Иоланде, были начисто лишены те же рамонитки. Впрочем, она охотно допускала, что этот взгляд весьма субъективен, и последовательницы ее собственного пути выглядят в глазах аэлиситок не менее чудными и странными.
На жриц Дарующей Жизнь не надеялись - под Куполом все отлично знали, что они не подведут, пока живы. И, когда мидгалльская армия вторглась во владения Сестер - весь Храм поднялся во главе со своей Богиней. По отработанному плану боевые жрицы включались в состав строевых подразделений, в тылу же ставились платки и тенты большого полевого госпиталя. Целебной магии в столь жестокой и масштабной сече вряд ли хватило бы даже у аэлиситок, так что наготове у полевых санитарок были бинты и корпия, целебные мази и зелья - все, что поможет вернуть домой живыми как можно больше воительниц. Войска только разворачивались в боевые порядки - а Храм уже готов был к самому серьезному испытанию в своей истории.
И все рухнуло в одно мгновение, когда пала Аэлис.
***
Иоланда, разумеется, подлежала мобилизации по линии Храма Рамоны в случае полномасштабной войны, как и все посвященные жрицы, однако... однако пятидесятипятилетняя библиотечная бабушка явно не была первой на очереди для доставки к полю боя. Подвод для транспортировки личного состава катастрофически не хватало, и, ясное дело, первыми в очереди были храмовницы и боевые священнослужительницы. Топать же от Храма к Выперкам на своих двоих... и в лучшие годы это было для ученой жрицы незаурядным подвигом, а уж теперь - вряд ли она доберется к месту сражения хотя бы к вечеру. Ее время определенно прошло - это особенно остро чувствовалось сейчас, когда подгоняющие подчиненных начальницы боевых отрядов и групп безразлично скользили взглядом по стоящей в стороне Иоле, которой хватило ума не путаться под ногами загруженных оружием и снаряжением молодых храмовниц. Так-то и без путанья под ногами дел хватало: надо было сбегать в свою келью, извлечь из подкроватного сундука чешуйчатый доспех, последний раз подгонявшийся, дай Рамона памяти, лет пятнадцать назад, убедиться, что сидеть он стал на ней даже свободнее, достать кинжал и аккуратно попробовать пальцем остроту лезвия, при этом не порезаться, и, самодовольно улыбаясь своей сегодняшней ловкости и удаче, нелепо уронить на ногу окованным набалдашником боевой посох - прямо до слез из глаз...
В общем, к тому моменту, как Иоланда вернулась к тренировочной площадке Храма, откуда отправлялись подводы и верховые - большая часть транспорта, вместе практически со всем начальством, уже убыла на восток, и на открытом пространстве оказались без каких-то особых предписаний, что делать дальше, полтора десятка престарелых жриц, горевших желанием служить Куполу, но неспособных добраться к полю боя без того, чтобы не растерять по дороге изрядную долю своих костей. Пока судили и рядили, совещались и возмущались, мимо прогромыхала загруженная мешками с крупой, котлами, котелками и прочим кухонным скарбом телега, которой правила храмовая повариха Одетт, в компании пары послушниц из наряда по столовой. Война войной, а кушать будущим победительницам косматых что-то надо - и Ио не упустила возможности воспользоваться шансом, вцепившись в борт с просьбой подбросить до Выперок. Повариха, весом превосходящая субтильную жрицу раза этак в два с половиной, скептически окинула ее взглядом, однако вовремя вспомнила о некоторых услугах по переводу старинных рецептов и мелкой бумажной возне, которые Иоланда некогда ей бескорыстно оказала, так что никто из остающихся не успел отреагировать, а "библиотечная бабушка" уже примостилась в пространстве между мешком с пшеном и мешком с мукой, отмечая с некоторым неудовольствием, что левая половинка задницы будет к концу пути совершенно белой.
Она еще не знала, что вряд ли даже вспомнит об этом по прибытии.
***
А потом был форменный ад.
К сражению жрица, само собой, не поспела. Когда телега доехала до границы Купола, и их встретил первый тыловой кордон, увидев эмблемы Рамоны, ее и обеих послушниц армейские буквально выдернули на землю, сразу же отправив в госпиталь аэлиситок. По дороге Иоланда узнала жуткую историю с ранением Дарующей Жизнь, после которого все ее посвященные ученицы впали в состояние, похожее на кататонию. В госпитале среди палаток и тентов на земле сидели десятки жриц с погасшими и безразличными взглядами. Храма Аэлис не стало, однако некогда было даже скорбеть по этому поводу: ее, Иоланды, помощи ждало множество раненых, которым теперь могли помочь лишь в срочном порядке подтягивавшиеся из тыла рамонитки - старушки в отставке и пятнадцатилетние послушницы, те, кто не попали в страшную мясорубку боя с королевской армией и имели какие-то магические силы и умения, чтобы отчасти компенсировать невосполнимую потерю последовательниц Дарующей Жизнь.
Целебные чары были исчерпаны практически сразу. Зелья и снадобья, которые выгребались из медицинских сумок впавших в ступор аэлиситок, также вскоре оказались израсходованными, и в ход пошли немагические средства - по счастью, в бинтах и шинах недостатка не было. Иоланда потеряла счет времени в промывании и перевязке жутких рубленых и колотых ран, в успокаивании стонущих от боли раненых воительниц - по большей части не профессиональных солдаток, а мобилизованных ополченок, еще с утра и не мысливших, что им придется браться за оружие. Руки начали ощутимо дрожать - не от стресса, само собой, от чисто физической усталости. И в тот самый момент, когда Ио решила выдохнуть и в очередной раз сполоснуть пальцы, в палатку занесли ее племянницу, Шарлотту.
Самая младшая из многочисленного потомства ее кузин, двадцатидвухлетняя девочка была первой в их "клане", пошедшей путем Анаэрины, однако успехов в Коллеже она добилась прямо-таки выдающихся. В ее возрасте, миновав стадию кочевания по деревням, войти в оркестр Летнего Театра и стать в нем ведущей арфисткой - это было безусловное достижение. А уж получить на первому году работы персональный концерт, пусть и на небольшой площадке в городском саду Первопоселения - это, знаете ли, не просто "выдающееся достижение". Дочь Изабеллы была одной из немногих бардесс Коллежа, виртуозно владевших "трехрукой" манерой исполнения, используя для игры на арфе создаваемую при помощи магии кисть, и это позволяло исполнять ей специфические композиции, которые двумя данными богиней руками просто физически невозможно сыграть.
Мать не чаяла души в своей младшенькой, однако Иоланду очень много в поведении юной бардессы коробило. Прежде всего - невероятное самомнение и какая-то присущая лишь творческим личностям душевная черствость. Девочка сызмальства относилась к своим родственницам со снисходительным пренебрежением, считая их недостаточно культурными для задушевных бесед и вообще сколько-нибудь интересного времяпрепровождения. Странным образом сколько-то уважения она испытывала лишь к тете Ио, которая в свое время здорово поднатаскала ее в ходе учебы по языкам внешнего мира. На семейных торжествах, где собирались многочисленные дочери и внучки Иделлы и Изабеллы, она вела себя так, что у рамонитки всплывало в голове выражение из языков внешнего мира: "почтила нас своим присутствием". Когда дочери и племянницы Изабеллы, большей частью простые и без претензий женщины из трудовых содружеств, собирались большой и дружной компанией чинить маме-тете забор, перекрывать крышу или еще как-то помогать по хозяйству - Шарлотта отказывалась без каких-то вежливых отговорок, честно говоря, что ее нежные ручки не предназначены для столь грубого труда. Сестер это несколько раздражало, но мама стояла за младшенькую горой, так что до поры до времени отношения с ней выяснять не спешили.
Да, ручки свои бардесса берегла, и Иоланде сложно было вспомнить, заставала ли она племянницу хоть раз за какой-то тривиальной работой вроде принести пару ведер воды из колодца или дров из поленницы. Тоненькие и цепкие пальчики музыкантки были истинной гордостью Шарлотты, хватать ими топор или молоток являлось форменным кощунством. Шпагу или меч? Быть может, в качестве легкой разминки или развлечения, не стоит налегать на оружие слишком усердно, иначе заработаешь неуместные для арфистки мозоли...
***
И сейчас Шарлотта лежала перед ней, а на груди ее покоилась правая культя, наспех и крайне непрофессионально перетянутая и замотанная. Кисть бардессы была срублена чуть выше запястья, наискось, и тряпки, которые намотали на рану принесшие девушку товарки, уже порядком пропитались кровью. По своей воле или нет, арфистка все-таки в тяжелый для Купола день взяла в руки оружие - и жестоко поплатилась.
- Тетя Ио? - затуманенный взор и расширенные зрачки повернувшей голову к рамонитке Шарлотты свидетельствовали о том, что ее уже опоили каким-то обезболивающим отваром. И действие этого отвара (белладонна, скорее всего) было столь сильным, что бардесса ничуть не удивилась присутствию родственницы, считая ее, очевидно, частью какого-то наркотического морока. - Тетя Ио? Как так-то? Как это вот так? Вот как это так?
Заплетающимся языком она задавала один и тот же вопрос, качая головой из стороны в сторону, как вдруг - настроение ее моментально изменилось. Пронзительно завизжав, девушка забилась на лежаке, колотя культей по деревянной доске.
- Держите ее! - одна из пятнадцатилеток, чье имя Иоланде некогда было даже узнать, попыталась обхватить плечи бардессы, но куда там - та продолжала биться и орать на одной ноте свое страшное утробное "Вааааааа!".
Надо было срочно что-то предпринять.
-
Кошмар передан до мурашек...
-
Страшно. И до мурашек правдоподобно.
-
мне так грустно за то, что им всем приходится проходить через этот ад : (
|
-
Как по-разному персонажи реагируют на события. Одним неуютно в подобных местах, а Шизуке, наоборот, норм!
|
Саманта. Охлопываешь себя, проверяя все и вся на "звонкость". Защита колен и локтей сидит как влитая, нормально. И дубина тоже - лежит себе и лежит. А вот ножны, в которых покоится добытый ранее стилет, побряцывают о плотную до твердости ткань комбинезона. Как выбрасывать собираешься, показывает жестом "Шило" - мол, давай сюда, на что-нибудь сгодятся. Забирает только клинок впрочем, беззастенчиво оставив "чехол" в камере. Раскрываешь тем временем рюкзак - гремят в шлеме ремешки с подбородочником заодно, болтается там же, как одинокий батат в кастрюльке, рация. Решаешь все курткой - снимаешь запихиваешь, застегиваешь. Все, теперь барахло спрессовано так, что греметь не может чисто физически. Вскрываешь молча - практически беззвучно "ключик" срабатывает, не ломая собой, а скорей мягко продавливая и откидывая "лючок" на емкости внутрь - баночку сока, молча предлагаешь напарнице. Молча берет, молча пьете. На вкус как вода, в которой долго вымачивали кокосовую стружку. Хотя вот это, как раз, вполне логичная штука, сок-то кокосовый. Шепчет чуть слышно рейдер. - Заебись... Добив свою порцию парой мощных глотков - кадык вверх-вниз не ходит, уже что-то - передает тебе опустевшую емкость. За неимением вакуумных мусорок и пресс-урн, пристраиваешь мусор на полу. - Хорошо, что тебя сейчас экотеррористы не видят... Усмехнувшись, лезет наверх. Раз ярус. И все. Бросив на тебя через плечо короткий взгляд, давит на активатор крайней перемычки. Размеренный гул каких-то больших механизмов, где-то в отдалении. И сфокусированный луч холодно-голубоватого света, что вмиг выхватывает из полумрака верхнюю часть ее торса. Фонарик. Приглушенный тканевой маской мужской голос, хриплый и странно сипящий - буквально в метре от края колодца, с высоты роста взрослого человека. - Ебать. А тебя кто из клетухи выцепил? Указывает кивком на ПП в своей руке недавняя пленница. - Тот же, кто ствол еще сверху накинул. Дум-Дум. Допизделись ровно-на-ровно, я теперь его. Помолчав мгновение-другое, чем-то металлически бряцает новый знакомый. - Метку засвети. Подтянувшись, усаживается на край шахты "Ржавая", ноги свесив. Расстегивает трофейную куртку, задирает майку почти под горло. - Заебись? Еще пара мгновений тишины. - Ну... Нихуево так... Ползет луч фонаря по грудной клетке. - Есть дым? Хочешь, поршня за два-на-пять погоняю? Отложив пистолет-пулемет прочь, явно щупает себя за грудь освободившейся рукой. - Есть. Хочу. Укладывает с лязгом что-то массивное на палубу "Череп". Позвякивает застежками. - А Дум-Дум хуле, тягу за движ не кинет? Ухмыляется женщина. - Пока сам засвет не хуйнешь, не кинет. Шелестит ткань где-то вне зоны видимости. - Ну че... Не ухмыляется уже - откровенно улыбается. - Не то вперед тянешь, друган. Сначала дым - потом поршня. Снова шуршит чем-то человек. - Да ебаный... Отпустив майку, расставляет руки - в стороны и назад - пошире Шильда. - Сейчас... Под скорлупой где-то зах... Резко, по широкой дуге дернув правой, что-то с силой в него - хриплого и сиплого - бросает. - Ых... Х-х... Влажно забулькав, грузно грохается на колени мужчина, очевидно, так и не найдя сигарет. Перехватив с пояса, бросает его убийца второй - теперь уже совершенно точно - трофейный стилет куда-то в сторону звуков. Рассыпая по плитке что-то прыгучее и катучее, заваливается навзничь стихшее тело. - Глухой стакан. Глянув - сверху вниз - на тебя, шепотом докладывает спутница. - Изнутри не открыть, даже тап-тапа нет. Еще и задвижка - сталь-на-стали, пуля хуй возьмет... Прихватив за ремень, со скрежетом протягивает по облицовке здоровенный ручной пулемет - грузный, просто и угловато собранный, выкрашенный ныне практически облупившейся черной краской: с ленточной подачей остроносых патронов из пристяжного бункера, кругом апертурного прицела, затертым пластиковым прикладом и болтающимися под толстым стволом сошками. - Там сто процентов пацаны снаружи сидят и на особый еба-стук засов крутят. Можем какого-нибудь пидора поймать - и узнать. Свешивает его - оружие, не "пидора" - в проем, тебе подавая. - Или можем забить и попиздовать на самое дно. "Дно", как ты можешь предположить, располагается там, откуда вы так долго и муторно поднимались. - Там техноярус есть. Закрывает за собой "крышку", оставив неизвестного пулеметчика наедине с его сигаретами. - По обшивке ебанем. Как эти... Пощелкивает пальцами, одной рукой за скобу держась. - Шиноби. Космические, типа. Ниндзя, ага. - Но это если нас, конечно, раньше не захуярят. Хороший план, просто огонь. Последняя часть - так особенно. - Ну, что думаешь?
|
-
Скоро дойдет до мыслей: "Старый опять таблетки забыл принять"))))
-
— Я думаю, что тот, кто за этим стоит, с большой долей вероятности находится в городе. Сначала лес, теперь город. Нужно найти новую улику, которая запутает ещё сильнее!)
|
Задача 1. активировано. Приоритет: наивысший. Переговоры. Результат. Черт, черт, какая задача, какой приоритет. Кто я. Как я стал. Да никем, просто как я стал кем-то.
Дом загорается не сразу. Вначале он стоит, прекрасный, отбеленный, с любовно подобранной мебелью, с недавно подлатанной крышей, как будто приветливо подмигивающий оконными ставнями. И только где-то внутри, еще невидимый, огонь перебрасывается с предмета на предмет. Затем дом чувствует что что-то не так. Он сигнализирует о беде. Черным дымом в окнах, первыми, пробивающимися сквозь кровлю сполохами огня, а внутри уже ломаются ножки у столов, лавок и стульев, мучительно пытается удержаться на месте потолок, стены и хотели бы отдалиться от штор, но не такова их судьба. И наконец дом сдается, раскаляются его кирпичные стены, все, что может сгореть уже тускло светится догорающими угольками, крыша, над которой так недавно заботливо трудились с треском проваливается вниз, погребая под собой все, что не могло сгореть само. Помогать ему бесполезно. Теперь это не дом-красавец, а дом-погорелец. Но все же дом остается домом.
Пелена непонятных чувств, непривычность отсутствия внятного понимания что делать, не могли отнять того, что солдат остается солдатом. И пусть теперь все это не идет через ясное дерево задач, пусть нельзя положиться на то, что тактика выработается сама собой. Он все еще солдат и все еще может и должен постоять. Хотя бы за себя, чтобы было время. Время на то, чтобы разобраться кто он теперь и что ему делать дальше.
В лифте было 3 противника. Очень опасный - турель. Непредсказуемо опасный - Лом. И почти безопасный - Серая. В таком порядке их и следовало устранять. Еще не показываясь полностью руками схватиться за ствол, попытаться выдернуть турель из креплений, одновременно податься вперед и как только Лом окажется в поле зрения нанести удар ближайшей к кабине ногой, так, чтобы проломить ему кадык. Наверняка. Лишая его и жизни и возможности сообщить своим. Если турель удастся выдернуть легонько ударить ею Серую, так чтобы не убить, но лишить сознания. Если не удастся выдернуть, то переключиться на повреждение ствола, так чтобы при стрельбе он не мог нанести вреда Астару-2. А это значит под прямым углом вверх, а той ногой что била по Лому нанести второй удар. Если первый был удачен, то по груди Серой, отбрасывая ее назад и не давая вступить в схватку, если же первый удар был неудачен, то нанести по Лому второй удар, на этот раз в переносицу, чуть снизу, вминая ее в мозг и не оставляя шансов на выживание.
-
Пелена непонятных чувств, непривычность отсутствия внятного понимания что делать, не могли отнять того, что солдат остается солдатом
Не без этого
-
Посмотрим, как долго поживёт солдат без синхронизации!
|
|
-
Девушка уже знала ответ на него. – Я Охотник, – тихо, но твёрдо произнесла она, поднимая голову. – Я должна найти и уничтожить оставшиеся на планете угрозы. Немного подумав, она добавила: – Если их не останется больше, я вернусь в Башню. Буду нести дозор. Ну и куси - милота!
-
Если их не останется больше, я вернусь в Башню. Буду нести дозорИ да будет так, пока Америка не победит и не останется больше врагов на Земле!
-
Суров +1 Главное достоинство, конечно, на мой взгляд, это то что на Генерала можно положиться. Он четко всегда информирует, когда будет постить, и постит. На самом деле меня немного смутила идея с текстами песен MGRR, но я не стала на это как-то указывать сразу (и даже в некотором смысле подыграла), потому что это всё ещё было лично мне нормально. Так что это просто небольшая уточняющая реплика, по честному.
-
– Я Охотник, – тихо, но твёрдо произнесла она, поднимая голову. She always has been.
|
Столкновение с Опухолью измотало Странника до того уровня, когда он уже особо не верил что они в принципе смогут что-то сделать. Боекомплект орудий истощился, сервоприводы надорвались и работали с перебоями, броня смята, а многие системы внутри были уничтожены или на грани уничтожения. Он продолжал что-то делать — маневрировать, достреливать последние заряды и закрывать собой Искателя исключительно из упрямства. Остальные, похоже, тоже. Однако... не смотря ни на что, они смогли. Исключительно из упрямства. Упёртости, даже. При максимальном напряжении сил, надорвавшись — потеряв руку Танцору — но смогли.
Странник выполз из кабины меха, рассевшись у его основания. Поднялся только спустя какое-то время — когда дошло до, наконец, ответов. Которые, на самом деле, хотя и расставляли все точки над "i" — но оставляли пространство для размышлений между, тем не менее. Для многих, странных размышлений. В целесообразности всего этого предприятия: по борьбе с Тенью за башню вообще, по облагораживанию климата, по неизбежному превращению себя самого в довольно своеобразную батарейку для этого всего. Древние, конечно, народ были продвинутый судя по всему — но могли бы свои терраформирующие мега-инженерные конструкции типа Башни и от солнечных батарей каких-нибудь запитать. Попроще будет, чем андроиды с личностью и свободой воли. И надёжнее. Не уйдут прочь, в поисках смысла жизни. И, не смотря на некое внутреннее сопротивление — на ощущение потребности в том, что бы выполнить задачу ради он которой вроде как был создан — Странник склонялся в ту же сторону.
— Я думаю... — Вставил он в реплику Танцора, — что после того случая с Червём у Шаиса уже достаточно культурных пластов сломано. Хуже уже не будет.
С другой стороны, вдруг подумалось — может ли быть так, что собственно это желание и есть проявление Тени? Может быть, это она и есть, настоящая. Все эти эгоистичные мысли о том, что нужно уйти и оставить всё как есть, и жить ради того что бы жить, обретя планетарный климат на смерть в длящейся тысячелетия апатии. Возможно, Опухоль которую они раздавили — это только материально ощутимая часть концепции. Верхушка айсберга, если угодно. Настоящая. В таком контексте идея найти, как Слушатель сказал, "выходы и варианты" — это такая очень удобная ложь. Причём, самый страшный сорт лжи: который можно рассказывать самому себе, пока в него не поверишь.
— ...
Странник ничего из этого не сказал, впрочем. Только молча уставился вникуда, чуть опустив голову, пока в конце концов не обратился к остальным.
— Я останусь.
Он не чувствовал в себе сил долго и упорно мотивировать свою позицию, поэтому говорил сбивчиво, коротким фразами.
— Нет никаких "вариантов", и не будет, я думаю. Нужно делать то, что должно быть сделано. Или не делать. — Он взмахнул рукой, сдержанно отстраняясь от уже высказавшихся. — Но я могу и ошибаться. Так что вы имеете полное право идти. Может быть, найдёте способ победить Тень. Может нет. Может быть, снаружи ещё остались какие-то ответы. Может нет. Я в любом случае останусь здесь, в качестве гаранта того, что у этого мира будет второй шанс. Даже если придётся оставаться одному. Всё равно, как таковой, жизни у нас и не было никогда. Так... будет шанс, что у кого-то она появится. Когда-нибудь.
Он окинул взглядом остальных, без особой надежды что его кто-то поймёт. Строго говоря, он и сам себя не до конца понимал, потому что не имел ни малейшего желания сводить всё своё существование к бытию стартером у двигателя, который запустит новый мир. Но никто другой, похоже, не собирался. А кто-то должен был это сделать.
-
За выбор
-
Суров +1 Хотел стать Real Human Being, а в итоге стал в некотором смысле Real Hero.
|
|
|
|
…Солдатки очень любят хвалиться своими постельными подвигами – в их среде считается хорошим тоном не только знать толк в постельных утехах, но и опережать других товарок по количеству интрижек. Сита хорошо помнила, как однажды, после визита в Старую Крепость с концертом небезызвестной бардессы Ирис, как минимум трое сослуживиц гордо рассказывали всем, как зажали талантливую певицу в уголке и настойчиво ее приласкали: та пищала, демонстрировала сопротивление, но одновременно лишь крепче прижималась к рассказчице. На самом деле все было немного по-другому: Росите, которой в те сутки выпал наряд по хозчасти, довелось стать свидетельницей, что весь вечер Ирис провела за банальной пьянкой и разговорами о былом с заместительницей комендантши полусотницей Фаэрин и с подскарбницей Ивонной, которую раньше все ученицы считали сухой, как годовалый сухарь. И такой же пресной. В общем, солдатки были готовы хвастать как подвигами реальными, так и мнимыми, и нередко следовали принципу, что «личная жизнь каждой – достояние общественности». Росита в целом была такой же, как и все, но вот о том, что происходило между ней и сестрой, не делилась ни с кем. И дело даже не в том, что многие бы это осудили: в конце концов, среди приятельниц наверняка бы нашлись те, которым такая запретная связь не показалась бы противоестественной и дикой. Всему причиной было то, что у разговорчивой и эмоциональной Искры попросту не находилось слов, чтобы описать происходящее. То, что оставалось только между ними, было небесным и возвышенным, горним и девственно-чистым – любое слово же мигом разрушало все это хрупкое, как взмах крыла бабочки, очарование.
Как можно передать словами эту дрожь в переплетенных пальцах, когда они одновременно поддерживают друг друга? С чем можно сравнить щемящую нежность страстного и чувственного поцелуя, когда каждая дарит другой свое сердце? Как можно облечь в плоть слов тот душевный трепет, от которого сжимаются пальчики, когда волосы на склоненной на плечо головке щекотят шею? Разве хватит слов, чтобы поведать о том, как блестят неземным глаза сестры, а с приоткрытых сладких губ срывается тяжелое дыхание? Можно ли передать, как тело и душа становятся воском и плавятся под ее прикосновениями, принимая ту форму, которая угодна ласковым пальцам? Может ли кто-то понять тот контраст холодящей воды и обжигающих ласк, бездонной неги и судорожных всхлипываний? Нет, этим поделиться нельзя – слишком личное. Только они двое, только для них эта тайна: и, наверное, для Богинь, которые все ведают и все понимают. Кто-то глупая со стороны может усмехнуться и сказать, что соитие двух жаждущих тепла тел всегда одинаково, но Росита знала, что это не так. Между ней и сестренкой есть та незримая связь, что прочнее цепей и канатов, связь, от которой ликует душа и кипит. Клокочет бурный восторг, прорывающийся серебристым смехом и шалыми, дурными улыбками. Это есть любовь больше, чем сестринская, больше, чем между просто возлюбленными – это единство дыхания и стука сердца, общность мыслей и чувств. Это плавность скользящей по щеке ладони и крепкие объятия, это начало и конец всего, ныне и во веки веков.
Когда утомленные друг другом девушки выбрались на берег, Росита широко и блаженно улыбнулась, чувствуя, как приятный ветерок холодит разгоряченную кожу, как блестящие на солнце драгоценными камнями капельки мерно текут по телу вниз. Воительница сощурилась, напоминая в этот миг толи лису, толи большую кошку, и сладко потянулась, словно стремилась дорасти до самого солнца. На негромкую просьбу Бьянки солдатка нежно мурлыкнула: - Конечно же, сердце души моей. Разве я могу не касаться тебя и не слышать твоего дыхания, красива-ая… - Она опустилась рядом и провела кончиками пальцев по растрепанным волосам сестры. – И пушистая!
Растянувшись рядом и прижав к себе старшенькую, прищурившаяся Сита смотрела сквозь частокол ресниц на бескрайнее небо, по которому спокойно и неторопливо бежали вековечные облака. Но долгое молчание, пускай даже после такого томного сладострастия, было чуждо деятельной Искре, и она не могла не удержаться от того, чтобы запеть: в конце концов, музыкальные слух и голос у них были семейной чертой. До талантов Бьянки младшей было, конечно, далеко, но сейчас это девушку не в коей мере не смущало. Отхлопывая свободной ладошкой по бедру нехитрый ритм, она крепче прижала к себе любимую и негромко начала: Я знаю магию чисел, Я знаю магию слов, Я знаю, как вызвать любовь мыслью, Как заговорить кровь.
Я знаю, что было, что будет и что есть, Но ничего из того не хочу изменить. Мои ноги в земле, голова в небесах, А тело здесь - растянулось в нить.
Поиграй на этой струне, Узнай что-нибудь обо мне! Поиграй на этой струне, Узнай что-нибудь обо мне!
Я знаю, о чем говорит гранит, О чем толкует топот копыт, Как олово лить, как молоко кипятить, Я знаю - во мне снова слово горит.
Я знаю, как выглядит звук, Что делает с миром движение рук, Кто кому враг, и кто кому друг, Куда выстрелит согнутый лук.
Поиграй на его струне, Узнай что-нибудь обо мне! Поиграй на его струне, Узнай что-нибудь обо мне.
-
Как у тебя здорово получается обогащать и расширять мой мир, это невероятное что-то.
-
К твоим постам можно возвращаться и возвращаться вновь за вдохновением <3
|
-
А вот на себя, как ни ворочай, целого "наголовника", найти не можешь - секцию, в которой они громоздились, как раз жестче всего пулями и посекло. :(
-
Если засунуть кота внутрь скафандра и помочь ему загерметизироваться, получится загерметизированный в скафандре кот - удобный для переноскиМаленький шаг для кота, но гигантский скачок для всего человечества
|
|
Приготовления заняли еще пару дней, за которые троица успела как следует осмотреть таверну. Все помещения были заняты людьми - стариками и старухами, детьми, хромыми и больными. Также весь двор был забит импровизированными навесами, под которыми сидело еще больше таких же людей. Было понятно, почему они не ушли из города - они бы просто никуда не дошли. А даже если бы дошли, они там были никому не нужны. Кроме, конечно, детей, который какие-нибудь ушлые типы могли бы продать в рабство. И никто из них не был в состоянии держать оружие в руках, хотя, как вы обратили внимание, все они держали где-то под рукой что попало: кухонные ножи, палки, что угодно. Они были готовы давать отпор, если придется.
Матушка, вместе с Фуно и вторым стражником, наконец, были готовы вызволять Мамоду. И, когда ночь опустилась, на город, они отправились. - Проследите, ради всего хорошего в этом мире, чтобы эти бедные люди пережили эту ночь. - С искренней заботой сказала Матушка Гоань на прощание. - Если все пойдет хорошо, скоро Вако принесет сюда Читоки. И за ним потом тоже проследите. Пожалуйста. Наконец, обняв вас напоследок (от чего ваши ребра подозрительно затрещали) она, поразительно быстро для ее размеров, пропала в тьме улиц.
Наступила тишина. Оставалось только следить за подходами, чтобы под покровом ночи именно сегодня не пробрались очередные наемники. Впрочем, до начала заварушки у здания стражи это было маловероятно - откуда им было знать про то, что сегодня тут никого не будет?
Тадэши в очередной раз проходил по наполненному тишиной залу. Мало кто спал, все были на нервах - но нервничали все в тишине. У них не было моральных сил ни на что иное.
Вот только в зале, где когда-то, кажется, уже давным-давно, проходил убийственный ужин, Козёл заметил на столе бумагу. Она была прибита кинжалом к столу - прямо в центре.
На ней было написано, неаккуратно и явно в спешке, следующее: “Это ловушка. Единственная причина того, что Мамода Читоки всё еще жив - это выманить Матушку. Сегодня ночью она умрёт. Они знают, что она придет.”
Никаких следов того, кто оставил это сообщение, Тадэши не видел.
|
|
-
Нужно было уверить этих ребят, кем бы они ни были, что в эту игру, в которую они играли все это время, можно продолжать играть и далее. Осталось придумать название для этой игры.
|
|
-
Вот теперь ледяные мурашки пошли не у Эи, а у меня...
-
Есть великолепный рыцарь и есть чудесная дама. И перед этими замечательными существами стоит примитивный выбор. Мощно!
|
|
Впереди что-то происходило. Скорее - к счастью, ведь даже одного этого "тела" было достаточно, чтобы преградить путь, что уж было говорить про целую толпу теней, ожидающую впереди в ином случае... Проблема была в том, что с таким Леону еще не приходилось иметь дело, а все фибры его тела просто таки кричали о том, что это существо нарушает законы логики, а значит драться с ним - самоубийство. Леон ощутил то, что сам бы он назвал "очень опасным настоящим страхом", будь у него время копаться в сентенциях... но как только это чувство начало захватывать его, иное внутреннее ощущение, очень упрямое и знакомое, хоть и не настолько сильное пока что, напомнило ему, что отступать некуда. А значит, путь есть только вперед. Парень сжал кулак и шумно вдохнул воздух, моргнув будто от резкой боли. И тут кто-то заговорил. Кто-то, находящийся в очень выгодном положении...
"Серьезно... Да ты нас троллишь?..."
Однако, вопреки ожиданиям парня, неизвестное... существо действительно что-то сотворило, что могло помочь прорваться сейчас через ту темную фигуру. Сложно было сказать, что именно это было, но шанс сложно в такой ситуации перепутать с чем-то иным. А это был именно он - шанс. Тут Цудзи рванула вперед, что несколько ошарашило парня по двум причинам. Во-первых, никто не давал гарантии, что они смогут выдержать атаку этого существа, целенаправленно поджидавшего их здесь, и если себя он еще видел в роли этакого неизбежного самоубийцы для прощупывания возможностей твари, ибо жизнь приучила делать шаги навстречу своему дамоклову мечу, то одноклассников он хотел бы вывести немного в более целом состоянии... Не то, чтобы он питал к ним какие-то особо теплые чувства, по существу он их даже толком не знал (и дело тут не в отсутствии общих заданий, поездок или разговоров, которые как раз случались), но искать какую-то логическую причину Леон и не собирался, ведь его внутренняя задача всегда была очень просто сформулирована - быть Человеком в каждой ситуации до самого конца и без всяких там компромиссов. Только такая цель вызывала в нем звенящее ощущение "Я Есмь", и он всегда доверялся этому ощущению, как мистики в древние времена доверялись своей Смерти, потому что имя "Леон", принадлежность к городу Метрополису, роль старшеклассника в школе, отношение к матери и отцу как их ребенок и фамилия "Стикс"... всё это не удовлетворяло его как ответ, не давало ничего конкретного о том, кто он на самом деле. Зато один предельно конкретный ответ Леон твердо знал: Человек не даст погибнуть своим товарищам. И для этого не обязательно любить этих товарищей или быть с ними лучшими друзьями... судьба, зачастую, предпочитает более мелкие и менее заметные нити паутины взаимосвязей людей, которыми нельзя высокомерно разбрасываться, потому что в таких вещах и проявляется то самое загадочное "Я", его глубина и достоинство. Во-вторых... это еще что за акробатика?!... Леон уяснил, что остальные тоже могут сражаться, и это было хорошо. Плохо было то, что бежать вперед сломя голову было рано, особенно по стене и особенно если ты девушка с недавно откуда-то взявшейся рапирой!
"Черт! Куда?! Он ведь будет атаковать, не спроста нас тут ждёт!..."
Парень кинулся вперед, готовясь к очевидной атаке чудища, которая непременно их ожидала, ведь на драку не приходят первыми, не умея бить... На бегу он представил то, что показала ему карта мужчины с рогом... доспехи, которые могли помочь здесь и сейчас. Время применить свой шанс в деле.
-
судьба, зачастую, предпочитает более мелкие и менее заметные нити паутины взаимосвязей людей, которыми нельзя высокомерно разбрасываться, потому что в таких вещах и проявляется то самое загадочное "Я", его глубина и достоинство Красота какая**
-
особенно если ты девушка с недавно откуда-то взявшейся рапирой Так это наоборот повод бежать вперёд +)
|
Саманта. Суешь "ключ" в кармашек, попутно честно признаваясь, что с пилотированием чего бы то ни было, за исключением, как вспоминаешь, может, гольф-карта - как-то научил тебя базовым основам очередной гость: пусть и поиграть не поиграли, не получился у него в тот день обряд фармакологической "некромантии" нормально провести, так хоть на машинке покатались - у тебя особо не задалось. - Хреново. Коробок - хуже коче дель мускуло, рвет жестко. Когда поворачивается к тебе спиной, замечаешь, что и она не избежала участи "фронтальной части" своей хозяйки - троица юрких, остро - словно наконечники стрел - вытянутых то ли истребителей, то ли еще чего-то такого, военного, оставляя широкие газовые шлейфы, трезубцем расходятся от чего-то, что под материей майки более всего своими очертаниями напоминает лежащую на боку гантель. И иероглиф еще, на шее, ближе к ее основанию, "盾". - Я, максимум, его раздочить смогу, если он на подвесе, а не на палубе - там две кнопки и один рычаг: хуйня, а чего дальше делать... Пожимает плечами. - Кто знает? Закрыта плита-переборка, ведущая к лазу. Ты закрывала? - Сейчас главное, что не мы с тобой. Осторожно подкравшись к "порогу", выставляет левую руку вперед, явно призывая тебя остановиться и вести потише. - Стоп... Шепчет. - Тише... Различаешь явственно там, за тонкостью пластика и хрупкостью керамики - шелест. "Диафрагма". И щелчок. Щелк, щелк - подошвы о скобы. Перехватив имущество деда поудобней, отводит его назад до упора женщина - словно колоть кого-то им собирается. Секунда. Потом еще секунда. А потом еще две или три. Десяток. Тишина. Нет, не тишина. Практически беззвучно съезжает вбок дверь, когда ее с той стороны толкает пусть и среднего роста, но плечистый рейдер. В затертой кожаной куртке с напрочь заклепанными латунными нашлепками плечами и укрывающими грудную клетку продольными стальными пластинами, вздувшихся пузырями на коленках спортивных штанах, стоптанных кроссовках с обрезками кабеля вместо шнурков. Укрывает лицо драная маска с белым пятном схематического черепа, зажат в правой руке похожий на железный брусок пистолет-пулемет: грубо сваренный, с гнутым арматурным прикладом, вызывающим ассоциации со спиленной водопроводной трубкой куцым стволом и огромным - больше, собственно, корпуса - диском барабанного магазина. Еще пара дисков и будто бы сделанный из заточенного напильника с самодельной ручкой - похоже, не "будто бы", а точно - стилет, болтаются на поясе затянутых кабелем вместо резинки "галифе": слева и справа. - Них... Дернувшись и едва не подпрыгнув от неожиданности, тут же замолкает мужчина, когда мощно и хлестко выброшенный вперед винтовочный ствол, чавкнув, глубоко утопает в его левой глазнице. - Х-хе... Закончив фразу и брызнув - вперед и вверх - фонтанчиком крови, переминается с ноги на ноги, задирая подбородок куда-то к правому плечу. Плюхается на задницу. И не успевает завалиться - хватает его твоя спутница за шиворот, продергивает на вашу сторону. - Хуила... Наступив на запястье, выдергивает из заскорузлых пальцев ПП. Отведя назад затвор, осматривает механизм. Бросив - насовсем - заляпанное багрянцем "весло" убитого тобой Бифа, сдирает диски следом: один откладывает - чтоб самой забрать, второй протягивает тебе. - На, в рюкзак пока убери. Ворочает сипящее и мелко подергивающее стопами тело, охлопывая бока и щупая бедра. А потом прихватывает его за голову - за затылок и под подбородок - ладонями, рядом присев. - Пи... Трещат сочно шейные позвонки, когда резко скручивается шея. - Дарас. Расстегнув куртку, буквально вытряхивает из нее ее прежнего - теперь оставшегося в залатанной рубашке - хозяина. - Пали пока. Где один, там до хуя. Набрасывает ее на себя, застегивает. Примеряется к кроссовкам, беззастенчиво вывернув чужую конечность и приложив ступню к подошве. Снимает их. Потом тянет прочь брюки - тряпка трусов "Черепа" замусолена и пропержена настолько, что на нее даже страшно смотреть - сует собственные ноги в штанины. Обувается. Забирает с пола "клинок". - Нормас. Все, погнали.
|
Саманта. Открывать переборки карточкой оказывается даже проще, чем кажется - достаточно поднести ее ближе к центру третьей четверти полотна, если мерять расстояние снизу, и все. Клацнув, освобождает лист из запорных тисков расположенный где-то над верхней балкой механизм. - Спасибо, Саманта. Сэм? Будем знакомы. Подцепив основание двери мозолистыми, растрескавшимися у сгибов фаланг - отмечаешь, что ногти, хоть и коротко острижены, все равно чернеют мазутными полумесяцами - пальцами, отжимает ее "в потолок" женщина, одетая только в застиранные, некогда темно-синего цвета трусы-хипстеры и грязную, растянутую, прожженную на животе, почти-белую, заношенную до полупрозрачности майку-безрукавку. Высокая, плотно сбитая - пусть и не массивные, но жилисто-мускулистые руки, плоская грудь с крупными темными сосками, рельефный пресс, крепкие ноги - но не тяжелая. Может, даже и не вампир. - Где Цок-Цок, не знаю. Жирные пряди засаленных, висящих сосульками и обрезанных в "каре" темных - оттенок называется "морозный шоколад", но она сама вряд ли об этом знает - волос, высокий лоб, карие до черноты глаза, скорее грязная, чем смуглая кожа, куча мелких шрамов - тут и там - и целый ворох татуировок: перекрещенные и скрученные колючей проволокой ножи на тыльной стороне правой кисти, запаянный в упаковку презерватив с совмещенными в единое целое астрономическими символами терранских Венеры и Марса, на запястье, внутри, огромная и пышная, изображенная так, что вполне может претендовать на "искусство" астра, в плане - цветок, на правом плече, на левом - здоровенная ржавая гайка, в фас, с мерно вращающейся по часовой стрелке надписью на боковине: "Р-Ж-А-В-Ы-Е > > > O-X-I-D-A-D-O-S > > > R-U-S-T-Y > > > 生-锈-的 > > >", змея, увитая вокруг хищно вытянутого силуэта, кабиной к кисти, всесредного шаттла - на левом предплечье, снаружи, и чернота крупной надписи, "LA FORTUNA FAVORECE A LOS VALIENTES": на ключицах, от края до края, плюс - то ли колючие звезды, то ли просто черные шипы вокруг сосков. - Но вряд ли его занулили - он же летун. "Низ" тоже забит: стрелковые мишени на каждой коленке, пестрая стайка испуганно вспорхнувших мелких птичек, десятка в полтора, слева, на наружной стороне бедра, таинственные цифры "84", на левой же голени, рогатый - бычий или воловий - череп на стопе, там же, и призыв - скорей внизу живота, чем сверху на лобке, "выглядывающий" из-под резинки трусов так, что его возможно прочесть: "НЕ СПЕШИ". - Пистолет? Давай. Берет оружие, слегка оттянув затвор, заглядывает куда-то за него, потом дергает прочь, проверяя, и сует обратно магазин. А потом беззастенчиво пихает ствол меж тканью трусов и правым бедром. - Охуенно, за подгон - отдельное спасибо. Подойдя к смрадному старику, подбирает его винтовку. Лязгнув рукояткой затвора, осматривает внутренности ствольной коробки. - Пять патронов. Лучше, чем ничего. Принюхивается, морщится тут же. - Фу, блять. Ну да. Перекидывает ружейный ремень через плечо, берет "подарок" в правую руку. - Ладно, лучше так вонять по мелочи, чем сдохнуть и повонять уже на все деньги. Осматривает тебя, наконец - быстро, но с ног до головы. - Имперка? Охуенно выглядишь - крема, наверно, пользуешь? Улыбается, демонстрируя крупные желтоватые зубы. - Ладно, забей. Смотри. Это ебучая станция, и мы сейчас - на одном из уровней здоровенного полукольца, которое крутится вокруг стержня - это центральная хрень. Нам как раз туда, оттуда есть варик пролезть в доки. Но "Черепов" тут просто валом - целая варбанда, рыл в двести. Если будем тупить, шансов ноль. Идем спина к спине, палим свое, если с одной стороны до хуя, а с другой ни хуя, то помогаем друг дружке добирать. И, блять... Слушай. А ты сама-то шаттлы не тягаешь, а? Или челноки. Они ж все одинаковые - штурвал и пара рычагов. Чего-чего, а этого ты точно не умеешь. - В любом случае, надо мне меньше пиздеть, а нам - больше делать. Пошли, там есть шахта - лаз. Будем раскидывать хуйню по ходу дела.
-
Какая Шильда фактурная женщина! И отдельно нравится, как ты цвета используешь: циан, кобальт, вот "морозный шоколад" туда же.
|
-
Прям лайфхак получается, как можно не стыдиться наготы ;р
-
Ящик с алкоголем находился тут же. Возможно пригодится
Алкоголь, к сожалению, может пригодиться слишком во многих ситуациях
|
В ответ на улыбку Киры Самина лишь хмуро усмехается.
- Планы... все мои планы полетели под хвост косматым с самого утра. Дальше остается только импровизировать, - тут она сразу посерьезнела. - Самое скверное - нам, похоже, не удалось взять ни одного приличного пискуна.
Пискунами на армейском жаргоне называли пленных мужиков. Всем известно, что голоса у косматых грубые и низкие, как у хищных зверей, соответствующие всему их скотскому облику. Однако, есть у мужиков особое место, волосатый мешочек под их отростком, к котором стоит только прикоснуться - и они сразу же начинают пищать противным комариным дискантом. Обычно во время форсированного полевого допроса Фиби набрасывала на этот самый мешочек с семенниками веревочную петельку, и тянула, пока мужик не выкладывал все необходимые сведения. Если же после допроса резко дернуть за веревочку, вырывая семенники с корнем, мужик умрет через пару минут, непрерывно оглашая окрестности пронзительным визгом - говорят, выглядит это забавно, хотя так в их отряде не делали: в тылу врага подобные развлечения чреваты, лучше прирезать пискуна быстро и без шума.
- Впрочем, если бы даже в этом аду кто-нибудь догадалась поохотиться за языками - толку от этого было бы немного. Судя по тому, что мне известно о митрианах, ни рыцари, ни герцоги, ни, скорее всего, даже сам король не понимали, что вообще происходит и какова истинная цель этого вторжения. Все секреты косматых - там, на том холме, - указала она на высоту севернее дороги, ту самую, где перед боем расположились жрецы Митриоса и куда устремилась, на время оставив свое войско, разгневанная Рамона. - И, боюсь, эти секреты нам уже никто не расскажет. Но я уже послала туда кое-кого, для расследования. Идем.
***
Они не успели подняться наверх - у основания холма их встретила помощница и делопроизводительница Командоры, двадцатипятилетняя нумантийка по имени Амира, в сопровождении двух послушниц, тащащих нечто вроде небольшого дорожного сундука.
Эта самая Амира славилась в Храме своей внешностью и ухоженностью. Всегда тщательно вычищенная, отглаженная и отпаренная униформа, приталенная сверх всех уставных требований. Роскошные смоляные волосы, забранные в тугой пучок столь тщательно, что казалось - она родилась в таком виде. Умеренный макияж и крепко сидящий на темени изящный малиновый беретик. Боевые сестры обычно таких канцелярских дев не сильно жаловали, однако Амира вместе со всеми своими внешними достоинствами обладала еще и нешуточной компетентностью в бумажных делах, а также безотказностью в плане помощи тем самым воительницам, и большой настойчивостью в выбивании внеочередных отпусков или недоданных два месяца назад пайков. Со всей бытовой ерундой, которая только настигала храмовниц в процессе службы, они шли, как правило, к Амире, и та решала проблемы максимально оперативно и грамотно, за что ей прощалось многое - и прилизанность с приталенностью, и отсутствие мозолей от оружия на ладонях, и этот бесящий всех беретик, прикрепленный к волосам изнутри парой булавок.
- Что у тебя? - нетерпеливо спросила помощницу Самина, даже не ответив на дежурное воинское приветствие.
- Немного, Командора, - дав послушница знак поставить сундучок на землю, ответила Амира. - От жрецов не осталось даже кусков тел. Только кровавые кляксы по всему холму.
- Документы? Артефакты?
- Все, что можно было отыскать в этой кровавой каше, здесь, - подняв крышку, нумантийка продемонстрировала содержимое сундучка - измазанные красным амулеты, треснувший надвое хрустальный шар и кожаный мешочек. Кира про себя отметила, что руки Амиры такие же чистые, как обычно, тогда как обе послушницы порядком изгваздались в косматой падали. - Есть еще несколько писем, только...
- Сюда, - почти вырвала бумаги из рук помощницы Самина, жадно вперившись в написанное, но тут же нахмурилась. - Это что? Не умбрик? Что за тарабарщина?
- Мне кажется, все-таки умбрик, - осторожно предположила Амира. - Построение предложений и морфология слов те же. Только... Это не тот классический язык, на котором пишут научные трактаты. Возможно, некий диалект? Я слышала, в разных городах Умбрии говорят настолько по-разному, что могут друг друга не понимать...
- Отлично, - выдохнула Самина. - Если они сами друг друга не понимают, как понять нам? Есть под Куполом хоть кто-нибудь, кто способна это прочитать? Не знаю, беженки какие-нибудь из дальних краев?
Амира нахмурилась, напрягая память в поиске ответа для своей начальницы, а вот Кира знала этот ответ еще до того, как был задан вопрос.
-
Ох уж эти пикантные подробности! А вообще, прикольно, что как бы не мастер вводит игрока в сюжет, но делает это руками другого)
|
|
|
-
Мысли о том, что двух его спутников по загадке пробудили по делу, а его - с целью избавиться, он гнал прочь как не реалистичную, но уж больно соблазнительную для рассудка, оказавшегося в таком дерьме. Неожиданная мысль!
|
|
|
|
-
Приемлимо.
-
Выдели неценного члена своей команды в качестве сопровождающегоТем временем, тот самый рейдер, которого все недолюбливают:
|
|
-
Перепуганный взгляд Аугна, который она встретила, был достаточно красноречив, чтобы напомнить крик о помощи. Женщина отрицательно покачала головой. Нет, так не пойдет. Не стоит ему трогать эту миниатюрную армию смерти. Эти два охотника не заслуживают Бригитту!
-
Хоть кто-то обо мне беспокоится.. Но нет! Мы испьём эту чашу до дна!
|
-
Поверьте, эти люди, со всеми их недостатками и добродетелями, ведут себя абсолютно естественно. Значит, эффект достигнут!
|
|
|
Раздались сдержанные аплодисменты, и молодой Анчеллотти, слегка поклонившись всем, прошёл к вашему столику.
В этот момент расторопный официант быстро поднёс ещё один стул и также быстро сервировал на стол ещё один прибор-так что Романо не почувствовал себя обделённым. Сейчас он был, скорее, смущён таким вниманием семьи, так что вежливо поздоровался со всеми, ещё раз кратко представился, затем занял место за столом и далее до конца особо не отсвечивал.
Тем временем, поминки подходили к концу. Надлежало уже сворачиваться и разъезжаться по домам-конечно, после сигнала старших, но вот только что-то пошло не совсем так. В зале появился рыжий мужчина. Этот был явно из банды ирландцев, так что все насторожились. Но его сюда явно пустили, пусть и в сопровождении охраны-так что вариант был, по сути, только один. Это был "дипломат" ирландцев и он должен был передать какое-то особо важное сообщение старшим. Настолько важное, что это должно было произойти здесь и сейчас, прямо на поминках Дона.
Ирландца пропустили к столу старших, он о чём-то совсем негромко поговорил с Тони, после чего его спокойно выпустили из ресторана.
Можно было бы предположить, что ирландец просто передал какое-то важное сообщение для Тони, но вскоре выяснилось, что это было предупреждение, предназначенное для всей семьи. ====
Тони тяжеловато поднялся со своего места и постучал ножом по бокалу, привлекая внимание. -Дамы и господа...
Говорил он тяжело и медленно. -У нас был дипломат наших...ирландских коллег.
Слово "коллеги" выглядело довольно уважительно и даже как-то слегка пафосно. -Ирландцы нам передали ещё раз свои искренние соболезнования. Они сказали, что считали и считают покойного Дона великим человеком. А ещё сообщили то, что городская полиция сегодня устроила на нас облаву, причём довольно подлую. Пока мы тут поминали нашего дорогого Антонио, полиция оцепила большую часть района. Конечно, ресторан и его внутренний двор с парковкой считается частной территорией. Чтобы пробраться сюда-полиции нужен ордер. А для ордера нужны определённые основания, которых в нашей ситуации недостаточно-поскольку ресторан юридически почти чист. Так что ловить нас будут на выходе. Вечно тут сидеть не получится, а вот как только мы покинем ресторан...нас тут же и переловят на выездах из района.
В зале поднялся ропот. Кардано-младший недовольно побарабанил пальцами по столу. -Что ты предлагаешь? Прорываться силой? Можно устроить акцию устрашения им.
Тони покачал головой. -Исключено. Они на это и провоцируют. Как только с нашей стороны будет один выстрел, то... Ну, у них будут довольно весомые аргументы объявить нас во всех смертных грехах.
Наступила напряжённая тишина. Наконец, ответила Счетовод. -Я тут подумала... В ресторане есть комната с закрытым доступом, туда полиция не пробьётся. Те, у которых совсем беда с законом-смогут отсидеться там. Но на всех помещения не хватит. Остальным лучше уходить врассыпную, через гетто. Выбросив все незаконные вещи. Даже если полиция кого-то поймает, то потом замучается что-то доказывать в отсутствии улик. Хотя, может у кого есть иные соображения?...
Романо тихо подал голос-так. что слышно было только за вашим столиком. -У меня есть свой автомобиль. Я мог бы вывезти вас через криминальные районы-например, через тот же промышленный. Вряд ли копов обрадует туда кататься за нами...
|
|
|
-
Аугн поперхнулся. Такого его разум точно не переживёт. Ему тут же в голову пришла картина как он сидит в тёмном подземелье Ордена, пуская чёрные слюни, бессвязно что-то бормоча и царапая послания на стенах кровью. Он страдает за ваши грехи.
|
|
|
Саманта. Убрав "звонилку" в карман, отключаешь и вешаешь фонарик на пояс, за клипсу его зацепив. Быстро и просто. Но стоит пальцам коснуться прохладной, чуть шероховатой на ощупь поверхности переборки, как вновь неприятный холодок пробегает по хребту, заставляя зашевелиться волосы на затылке. На самом деле, конечно, ничего не шевелится - просто ощущение такое, но все же. Что, если тот, кто кашляет там, в тоннеле, действительно окажется вампиром? Никто тебе так толком и не ответил, правда существуют эти штуки или нет. Ни охранники - те либо молчали, либо сообщали о том, что каких-либо угроз в настоящее время ими не выявлено, ни лысый кот, который "Презрение" - этот гад полностью оправдал свое имя, ни врач - только посоветовала пройти внеочередную профилактическую калибровку нейроядра, ни даже "Управляющая" - ИС вообще доложила о тебе "Хозяину", но, благо, у него не было времени на возню с такими мелочами. Никто, кроме "Маленькой Хозяйки". Она сказала - разумеется, по секрету - что мозгососы, возможно, есть. Но они, вроде бы, могут жить лишь в космосе, а значит, пока вы не там, то все будет в порядке. Но ты-то тут, в нем, прямо здесь и сейчас. В любом случае, особого выбора нет. Толкаешь дверь - распахивается, съезжает вбок. - Кто там? Скрипит-скрежещет, хрипловато побулькивая, голос. Сдвинув картонную заслонку на боковине пузатой, ярко-оранжевого цвета "лавовой лампы" - без труда узнаешь в ней один из светильников из рекреационного зала яхты - поднимает ее на импровизированной веревочной петле-ручке старик: тощий до костлявости, седой, со свисающими сосульками пепельными волосами, потемневшим и обветренным, покрытым клочковатой щетиной и сморщенным - словно то яблоко, которое ты как-то забыла на подоконнике, а служки проглядели и не убрали - лицом. - А, чтоб тебя... В растянутом темно-синем свитере на голое тело, протертых на коленках, заношенных до предела джинсах, сделанных из толстых кусков черного эластика и бечевок флип-флопах, со старой, перемотанной изолентой в районе расслоившегося пластикового приклада, затертой до блеска охотничьей винтовкой, перекинутой на заштопанном тканевом ремне за спину. - Эй?
-
Никто, кроме "Маленькой Хозяйки". Она сказала - разумеется, по секрету - что мозгососы, возможно, есть. Добрая девочка.
|
|
Когда Бьянка настойчиво подвинула мою ладошку дальше, да еще фактически потребовала продолжать, я несколько удивилась. Приятно, конечно, но все же. А потом осознала – ей же просто надо время, чтобы разойтись по полной, отбросив всякую ложную скромность и прочие глупости. Это я бегу всегда впереди войска, назад не оглядываясь, а ей нужно чуть больше времени. К тому же наверняка ее также, как и меня, распалили нежные слова – и вот он, долгожданный результат. Довольно смеюсь: - Просто даю тебе время свыкнуться с неизбежными, как расширение Купола, последствиями. Ну, держись, старшенькая! Я тебя безумно люблю, и сейчас снова докажу это! А потом, - ехидно щурюсь, - еще несколько раз «снова».
Зарываюсь пальцами в густые волосы сестры так, что плющ на запястье переплетается с шелком ее волос, притягиваю ее к себе и настойчиво, требовательно целую, раздвигая языком ее пьяняще-сладкие губы. Она – мой нектар, моя амброзия, и каждая секунда, которую я тяну долгий – сколько хватит дыхания – поцелуй, я наслаждаюсь ее податливостью и открытостью. И как бы мне не хотелось прикрыть веки от блаженства, сквозь прищуренные ресницы я продолжаю смотреть – хочу видеть ее, видеть печать страсти на любимом лице. И пускай чья-то предка, которой играет проказник-ветер, щекотит мне щеку, я не прервусь. Пальчики, следуя желанию Бьянки, начинают медленно гладить внутреннюю сторону бедра, то поднимаясь до гладкого животика, то опускаясь почти до колен. Я то веду ладонь с нажимом, то касаюсь ее одними кончиками пальцев, дразня и разжигая пыл. Но долго такая томная мука продолжаться не может – я сама не выдерживаю, и уверенным жестом накрываю ее бутон ладошкой, осторожными плавными движениями лаская его и иногда задевая жемчужинку страсти.
Я не бардесса, и у меня никогда не найдется сотни ярких, выспренних, но удивительно точных слов, чтобы описать всю страсть, обуревающую меня. Сейчас весь мир сузился до нас двоих, и за его пределами нет ничего, кроме нас, да и не может быть. Я чувствую биение ее сердца и свое, стучащее в том же ритме, чувствую дыхание и разделенную на двоих жажду. Но это не та страсть, когда ты желаешь только согреться чужим огнем, а дальше будь, что будет – я дарю ей тепло и согреваюсь сама, пытаюсь вместе со вкусом губ передать всю любовь и заботу, стремлюсь изгнать из любимой все горести. А еще я твердо знаю, что мы – одно. Не два человека, но одна душа, поделенная на два дела. Я не могу без нее – это будет все равно, что жить без рук или без головы. Мы едины, сколь бы далеко мы не были – и это уже само по себе прекрасно. Но когда Бьянка трепещет в моих руках, когда ее губы дарят мне незамутненный восторг, когда ее прикосновения вызывают сладкую истому – это подлинное чудо.
|
Нежные, воздушно-легкие руки сестренки обхватили меня, и я радостно рассмеялась. Правда, вскоре смех сменился бульканьем, когда меня с головой макнули в воду – ну да я была не против. Миг – и мы погрузились в мягкую, нежно качающую тишь, расслабляющую и умиротворяющую. Вода – это вечность, вода – это покой и гармония, но она же может стать бурным потоком, сметающим все на своем пути. Огонь не таков – он обжигает, греет, искрит и освещает путь, но никогда не знает стабильности и недвижности. И если представить на миг, то выходит, что я – пламя, буйное и беспокойное, вечно порывистое не боящееся остановиться и стать пеплом. А моя любимая – воды реки, кажущиеся медлительными, сдержанными и спокойными, но способные быть столь могучими, что ничто им не станет преградой. Древняя и мудрая толща, сквозь которую пробиваются золотые лучи, блещущие над головой светлыми пятнами, тепло прижимающейся Бьянки, ее очаровательное лицо со счастливой все понимающей улыбкой – я словно на небесах. Но долго быть под водой невозможно – и мы выныриваем лицом к солнцу. Из тени на свет – разве это не символично? Стекают по лицу, по плечам капельки, искрящиеся на солнце, льнут к еще недавно разгоряченной страстью коже волосы, щекотит игривый ветерок. И уже не осталось места ни дурным мыслям, ни переживаниям, ничему дурному – я словно птица в небесах, поднявшаяся над всем бренным и низменным. Я знаю самое главное, самое драгоценное чувство, дарованное нам Богинями, и оно взаимно – а значит, пределов счастью не сыскать.
Прижимаю к себе сестренку, уютно устроившуюся на плече. Она кажется сейчас такой маленькой, такой хрупкой и расслабленной! Осторожно, аккуратно прижимаю ее к себе и замираю с самой идиотской улыбкой – как хочется, чтобы это мгновение длилось вечность! Кожа касается кожи, плещут под грудью волны, чувствуется ее невесомый запах, который ни с чем не спутаешь – так пахнет только она, и это – самое близкое и родное, что у меня есть. На секунду дергает мысль, как снова я буду мучиться в разлуке без этой близости, без ее согревающего дыхания – но ее я отгоняю: не время для печалей. То, что есть сейчас, надо пить, как самое прекрасное вино, смаковать каждый миг и вовсе не думать о грядущем. Есть только сейчас и есть только мы, а все остальное – прах и тлен. Горячий шепот над ухом заставляет меня задрожать от сладкой истомы, а слова – практически натурально сойти с ума от нежности и разливающегося тепла, с захлестывающего головой. Щурюсь блаженно, как объевшаяся хозяйкиной сметаны кошка, чуть ли не мурчу, расплываясь в широкой улыбке: - Ты умеешь убеждать в этом, сердце мое. – рука плавно скользит по гордой спине вниз и начинает гладить гладкую кожу бедра. – Но для меня самая сладкая – ты, и хочу я тебя обнимать и целовать постоянно. И не только обнимать! – смеюсь лукаво, пока пальчики шаловливо скользят по бедру к низу живота. Ну не могу я удержаться! Да и не собираюсь, положа руку на сердце. Да и кто бы смог сдержаться, когда рядом самая любимая и прекрасная сестренка на свете?
-
Как же красиво , сто фрегатов мне в бухту...
-
Да тут никто не может удержаться)
-
Горячо, красиво, и снова горячо)
|
|
Самина лишь угрюмо кивает в ответ:
- Хорошо. Тогда пойдем. Пора брать власть в свои руки, пока тут все окончательно не развалилось, - Командора разворачивается и идет куда-то на юг, к правому флангу уже отгремевшей битвы. Идет наперерез едущим в тыл, к Куполу, подводам с ранеными (по две-три тяжелых в ряд) и убитыми (навалом, выше бортов) Сестрами. В воздухе стоит совершенно отчетливый запах свежей крови, и даже если дышать через рот - неуловимый железистый привкус никуда не исчезает... Даже с учетом подошедших подкреплений, мертвых здесь, перед Выперками, гораздо больше, чем живых. Разумеется, речь идет только о своих, о Сестрах - косматую дохлятину и считать не приходится. Прошедшая несколько раз кровавым смерчем через сомкнутые ряды мидгалльской армии Рамона разваливала ублюдков буквально напополам, и именно она подняла в воздух бесчисленное множество кровяных телец, что теперь, казалось, оседали на языке Киры с каждым вдохом...
Среди тех, кто занимается сейчас ранеными и убитыми на поле боя, большинство - еще девчонки. Курсантки и послушницы - тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет. Кто-то ревет, кто-то, бледная как мел, буквально качается на ветру, а кто-то, стиснув зубы, держится лишь на подростковом страхе налажать перед старшими и показать себя не воительницей, а размазней... Вот рыженькая курсантка-второгодка сидит на коленях перед телом красивой солдатки с залитой кровью шеей и грудью, судя по штанам и сапогам - из спешенных кавалеристок, пытаясь разжать мертвой пальцы, крепко стиснутые на рукояти рапиры. Получается плохо - и силенок у мелкой не хватает, и касаться трупа она откровенно боится.
- Сестра-наставница! Она... не отдает! - плаксиво-испуганным голосом комментирует свою неудачу рыженькая, и Старшая учебного отряда, сорокалетняя короткостриженая блондинка со шрамом на подбородке, отодвигает подчиненную и молча, без подобающих случаю колкостей, извлекает оружие из руки павшей воительницы и вгоняет ей же в ножны:
- Там пускай разбираются, - комментирует она и поворачивается к другой курсантке, чернокожей девчонке с грифелем в одной руке и пучком бирок из льняной бумаги. - Записывай: Росита, дочь Лады.
- Лады - и?.. - переспросила чернокожая, явно держащаяся куда достойнее сокурсницы - даже рука, держащая грифель, совсем не дрожит. - А, поняла, из беженок.
- Нет, не из беженок, - отмела наставница самое очевидное предположение, почему у женщины Купола может быть всего одна мать. - Долгая история, грузите давайте...
Уже пройдя мимо этой сцены, Кира услышала сзади вопрос чернокожей:
- Сестра Эжени, а почему воительницы не носят какие-нибудь бумаги, чтобы их вот так опознать можно было?
- Потому что это армия, - устало отвечает блондинка. - Вы копья и щиты в полевых выходах по два раза на день умудряетесь просрать, а выдай вам с собой документы...
- Ну, тогда какие-нибудь жетоны, из дерева, а лучше кованые, на цепочке, - не отставала текрурийка.
- Ага, и за цепочку эту вас всех ко мне приковать, чтобы не про...
***
Ближе к Выперкам запах крови стал постепенно вытесняться запахом гари. И именно здесь, в трех сотнях футов от обуглившегося частокола мертвой уже деревни, Самина нашла командиров подразделений. Наверное, не всех, но, как минимум большую часть - двух ротных и с полдюжины Старших взводов, плюс кое-кто из личного состава - десятницы и ординарки. И застали их Командора с Кирой в состоянии полнейшего разброда и раздрая, а точнее говоря - в процессе безобразного и громкого срача. По-видимому, все сколько-нибудь авторитетные Старшие, которые могли взять на себя бремя лидерства после гибели командующей, оказались также либо убиты, либо тяжело ранены, те же, кто остались на ногах, явно не могли прийти к общему мнению, что делать дальше, после этой страшной "победы". Две примерно равные группы воительниц сгрудились вокруг каждой из ротных, орущих друг на дружку, периодически вставляя односложные замечания и поддерживая своих. Наособицу ото всех стояли несколько Старших мобилизованных ополченок, и лица этих гражданских женщин выражали... да понятно, что они выражали. Ополченки пытались найти некий центр силы, Сестер, что объяснят им, как жить дальше, все организуют и уладят - а попали в эпицентр чужого конфликта.
Первую ротную, рослую блондинку с правой рукой на перевязи и луком в левой, Кира хорошо знала. Дальфина. Двадцать два года назад десятилетняя девочка из Старой Болотины, отправившись по ягоды, набрела случайно на лагерь косматых бандитов, обосновавшихся в землях, которые они посчитали "ничейными". Это было неспокойное время для Закуполья, контроль над новыми территориями только устанавливался, однако эти разбойники забрались во владения Сестер слишком глубоко. Маленькой девочке удалось незаметно ускользнуть и сообщить взрослым, из-под Купола прислали свежесозданный отряд боевых храмовниц под руководством Фиби, и Дальфина лично провела их к бандитскому логову. Ликвидация косматых прошла успешно, и храмовницы успели подружиться с бойкой и сообразительной малышкой, так что боевая группа по настоянию своей Старшей посетила деревенскую школу, где они при всех поблагодарили свою сияющую от гордости помощницу, определив тем самым ее жизненный путь. С Храмом Рамоны что-то не задалось на экзаменах, в итоге Дальфина оказалась в Старой Крепости, где стала лучшей курсанткой своего потока и впоследствии сделала неплохую карьеру, к тридцати годам дослужившись до должности командующей стрелковой ротой. Кире и Фиби приходилось пересекаться с ней несколько раз по службе и вне ее, как-то даже поучаствовали в общей попойке, и девушка, как оказалось, сохранила о старших подругах самую добрую память.
Вторая ротная была Кире незнакома. Сорокалетняя на вид берберийка со скимитаром на поясе имела вид не очень презентабельный: сломанный нос и буквально содранная с левой половины лица жутким ударом кожа - кажется, ее подлечили магией и остановили кровь, но магии было явно недостаточно, и она по-прежнему страдала от боли - расширившиеся зрачки говорили о том, что женщина явно употребила какой-то кустарный анестетик. И сейчас она кричала на Дальфину сорванным голосом, совершенно не заботясь о связках:
- А срать я хотела на такие соображения! Не отправлю никого! Ты видела, что от моего эскадрона осталось? Ты представляешь, как нам смотреть в глаза мамкам девок наших? Не командующей смотреть, земля ей пухом. Не штабным! С нас с тобой спрос за каждую, кто здесь легла! И что ж ты своих-то вперед не отправишь?
- Вот именно! - старается не сорваться на крик в ответ Дальфина. - С нас с тобой теперь за все спрос! И если по северной дороге сейчас идет хоть тысяча свежих космачей - они нас передавят как цыплят сейчас! Ты только за свой эскадрон стоишь или за весь Купол?
Все это выглядело совсем не по-армейски... и не по сестрински. Мало кто на этом поле боя был готов к тому, что сегодня случилось, и вести себя достойно в сложившейся ситуации не выходило даже у тех, кто по определению должны служить примером всему Куполу. Ожидала ли Командора, что все будет настолько плохо? Кира не знала, однако вмешалась Самина в происходящее с некоторой поспешностью:
- Отставить! - рявкнула она. - Старшие подразделений и лица, их замещающие - слушай мою команду!
- Чего? - обернулась на окрик берберийка. - А, Командора? А не много ты на себе берешь, храмовница?
- Не просто Командора, - холодно прервала ротную Самина. - А ваша новая главнокомандующая.
Тут вскинулись все присутствующие. Старые межведомственные терки, подумала Кира. Далеко не все в Старой Крепости любили храмовниц - частенько приходилось сталкиваться плечами в дверях, да и вопросы снабжения тоже были больным местом для всех боевых подразделений, что защищали Купол: очень многие армейские считали боевых жриц и паладинок чем-то вроде белой косточки, привилегированной прослойкой. И сейчас странным образом две только что яростно собачившиеся группировки разом обернулись против Самины. Не в том смысле, что они готовы были наброситься на пару рамониток, однако взгляды их явно были не слишком приветливыми.
- Вообще-то, - Дальфина попыталась прояснить ситуацию. - Главнокомандующую назначает Совет Старших Купола из кандидатур, предложенных на рассмотрение Военным Советом. А я что-то не помню...
- Это в мирное время, - отрезала Самина. - Главнокомандующей назначила меня лично Рамона, перед тем, как покинуть поле боя и отправиться решать проблемы под Куполом. И я вижу сейчас, насколько мудрым оказался ее выбор...
- Рамона? - брови Дальфины взлетели недоверчиво вверх, а берберийка подозрительно прищурила глаза, переваривая услышанное. Кира же поняла, что Самина совершает сейчас преступление, граничащее с кощунством, ибо ничего подобного Богиня, само собой, не говорила. Однако... если она сейчас скажет правду и разоблачит Командору - разве это не усугубит творящуюся здесь дичь? И разве не оправдывают Самину хотя бы отчасти сложившиеся обстоятельства?
Повисла долгая и тягучая пауза. И Дальфина, будто только что заметив Киру, вопросительно уставилась на нее, ибо супруге Фиби она доверяла, как старшей подруге. Храмовница осознала, что сейчас все застыло в неустойчивом равновесии, и именно от нее зависит, примут ли Самину в качестве главнокомандующей ротные и взводные Старой Крепости, или нет. Один лишь ее кивок - утвердительный или отрицательный - решал, быть может, судьбы сотен и тысяч Сестер. А быть может, этот эпизод не стоит и выеденного яйца. Но немой вопрос Дальфины определенно нуждался в ответе.
-
Уффф! Такое сильное начало, что я сама почувствовала привкус железа во рту, пока читала. Приятный бонус - упоминание Роситы. И, конечно же, выбор. Правда, он, наверное, очевидный. И всё же)
|
|
Общее.
Бой продолжался ещё недолго. Относительно. Джокер наблюдал за ним, затаив дыхание. Но в какой-то момент Скатах захватила очевидное преимущество, и шут разочарованно махнул рукой. Тем не менее, стоило отдать должное новому воплощению Ренаэль: она оказалась на редкость живучей. Ан Эйлин отбивала удары, уклонялась, несколько раз щупальца били по доспеху, и когти тоже. Колдунья отрубала их, а они вырастали снова. Но в какой-то момент предел регенерации был достигнут. Изрубленное тело пало к ногам Скатах. Она замахнулась для последнего, решающего и добивающего удара, но в последний момент шут одним лишь пальцем остановил древко копья. Оно буквально загудело, встретив внезапно непреодолимую преграду. Тут-то Джокер и явил часть своей истинной силы. — ...можно, конечно, отрубить голову. Но всё-таки она ещё может пригодится — надо лишь вырвать Храм из её головы с корнями. Будет больно, конечно. И в ближайшее время она станет бесполезной обузой. Не скажу, что раньше она была существенно лучше, но...хм-м. Выбор за тобой, — он подмигнул. Скатах поняла, что он может читать её мысли, и что он уберёт палец, если она решит поставить точку в судьбе Ренаэль. Или же она сама отведёт копьё, если решит дать дриаде ещё один шанс.
***
Бобби.
— Уж я-то прекрасно осведомлён о быте богов. Разумеется, есть свои плюсы, но... нет, я, пожалуй воздержусь. И потом, мой работодатель будет не в восторге. Получу по шее, будет непростой разговор, и может быть даже поставят в угол. Но даже если я скажу сто раз "пожалуйста", меня никуда не отпустят. Впрочем, помимо того, что Шеф в принципе та ещё скотина, это невозможно по ряду чисто технических причин. Ловушку контракта ставил настоящий мастер, и я влетел в неё обоими ногами. Вот так вот.
Бобби ощущал, что сонливость накатывает всё сильнее. И в самом деле, день был непростым, а из-за алкоголя он весьма и весьма расслабился. Хотелось прилечь. На его вопрос о том, сколько раз они об этом говорили, Джокер лишь кисло и даже как-то грустно улыбнулся. — Наш Путь долог, — в голосе послышались лирические нотки. — Так что это случалось достаточно часто, чтобы я начал задумываться о написании заранее готовых ответов. Но так было бы слишком скучно. В общем, от точных цифр я воздержусь — они на вас плохо действуют в таком контексте. А теперь иди спать. Тебе нужно переварить все эти, несомненно, невероятные знания. Да и завтра будет явно тяжелый день. Снова.
Джокер растворился, окончив разговор таким радикальным способом.
***
Общее-всеобщее.
Отряд Скатах убрался из логова гоблинов восвояси. Вылазка получилась неплохой, хотя без проколов не обошлось. Ну, первый блин — комом. Кого-то ранили, а кто-то и просто устал. По крайней мере, они неплохо сократили поголовье гоблинов, даже схватили двоих из них и, самое важное, взяли ценного пленника. Она выглядела достаточно цивилизованно, чтобы стать хорошим источником информации об этом мире. В лагерь вернулись уже ближе к вечеру, на совсем гудящих ногах, продрогшие от холода и очень желающие поесть. Но больше всего хотелось лечь и протянуть ноги, что и было сделано в первую очередь.
Ну а по пробуждению было бы разумно собрать военный совет. Благо что теперь у них была карта и всякая важная информация. Неутомимые скелеты-помощники даже собрали большой стол и стулья по такому случаю. Впрочем, карта оказалась местами обгоревшей, заляпанной чем-то подозрительным, так что понятной была лишь её часть. И вот что Тёмный Властелин и Приспешники на ней увидели...
|
|
|
|
|
-
Посмотрим, насколько живуч окажется ревенант.
-
Казус восприятия. Оценка оценки запрещена
А вот это уже интересно
|
|
|
-
Когда начала читать, то подумала, что всё, придётся убивать ребёнка. Впрочем, когда дочитала, полной уверенности в том, что не придётся убивать, не появилось.
|
|
|
Шёл сентября 1928 года.
Портовый город Адамсбург, что находится в США, штате Вашингтон, на западном побережье северо-американских Соединённых Штатов, жил своей жизнью.
В плане организованной преступности тут не было никаких проблем-то есть она существовала, жила и довольно активно процветала. Городская полиция буквально ничего не могла сделать с этим (правда, если не считать эпизодические аресты рядовых мафиози, которые, в общем-то, особо погоды не делали), а федералы, кажется, вообще не хотели сюда соваться.
В городе работали четыре этнических преступных группировки, а именно итальянская, ирландская, еврейская и китайская.
Итальянская мафиозная группировка была по факту наиболее многочисленной. Возглавлял её Дон Антонио Кардано, сурового вида итальянский мужчина в самом расцвете сил. На самом деле ему было уже сорок пять, но он не слишком любил афишировать свой возраст. Итальянские мафиози чаще всего занимались бутлегерством, контрабандой, крышеванием предпринимателей и официальных лиц (с выбиванием долгов или без такового), организацией проституции (с грубым похищением девушек с последующей продажей в бордели или без такового). Конечно, были и другие сферы деятельности-и даже вполне законный бизнес, но вышеупомянутое было главным.
На втором месте по численности были ирландцы. Пару лет назад между итальянцами и ирландцами Адамсбурга была настоящая кровавая война, но Антонио путём переговоров с Эриком (боссом ирландцев) относительно всё уладил. Сейчас иногда между группировками были стычки-и даже драки за сферы влияния, но убийства были под запретом как часть "джентльменского соглашения". А временами ирландцы и итальянцы могли даже действовать сообща-например, иногда ирландские парни честно предупреждали итальянцев о засаде копов-и наоборот.
Ирландская группировка была наиболее жестокая-чаще всего они занимались насильственными преступлениями вроде заказных убийств или ограбления банков, не брезговали и проводить акции устрашения против полиции. Поэтому "рыжие" местами считались очень опасными-и с ними старались лишний раз не связываться.
А вот еврейская мафия была наиболее спокойной группировкой. Нет, эти парни, конечно, могли при острой необходимости и убить-но традиционно занимались ненасильственными преступлениями. Их сферой деятельности были помощь в переговорах, поставки оружия, а также организация контрабанды. Когда возникала какая-то проблема-они предпочитали пускать в ход доброе слово и не менее старое-доброе-бабло. Но, когда аргументов было недостаточно, могли в некоторых случаях наехать и с оружием. Они старались ни с кем не конфликтовать-и дону Антонио вполне удалось договориться с "дядей Яковом", их боссом, о разделе сфер влияния.
Китайская мафиозная группировка была немногочислена и относительно слаба. Её было в начале хотели выдавить из города ирландские парни-но вовремя смекнули, что поставка товаров (легальных и не очень) из Китая-это та ещё золотая жила... Они специализировались только на контрабанде (самой разной, включая даже и рабов) и им было решено позволить остаться контролировать часть порта в обмен на некоторые услуги. За деньги они помогали всем остальным, при этом именно в разборки старались не встревать.
====
Итак, уже как почти три года в городе наблюдалось относительное спокойствие и отсутствие серьёзных драм. Время от времени локальные разборки бывали, но, ничего критического не происходило.
Как вдруг, сентябрьским утром, в своей постели был обнаружен мёртвым сам Антонио Кардано. Прибывшие медики не нашли никаких следов насилия и попытались было его реанимровать-но очень быстро поняли, что они пытаются откачать труп.
И вот всё семейство собралось на прощание со своим лидером. В начале в католическом соборе Адамсбурга, потом на городском кладбище.
Сюда прибыли практически все из итальянской семьи-кроме тех, кто не смог это сделать по очень уважительным причинам или был серьёзно болен. Полиция же предпочла ретироваться и не нагнетать конфликт лишний раз.
Здесь был и Антонио Анчеллотти, он же Тони-в-Законе, консильери семьи. И Алессандро Кардано, сын Дона и его правая рука. И Стефания Кампанелла по прозвищу "Счетовод", второй заместитель Дона, и многие кто.
Совершенно естественно-что вы тоже приехали в начале в собор, потом на кладбище-в полном составе бригады. Иначе бы вас просто не поняли-а того гляди, стали бы считать под подозрением.
Прощание с Доном было долгим. В начале пришлось отстоять отпевание да проповедь священника-отца Матео. Конечно, падре позволил себе пару лишних выпадов-но, по традиции семьи, на такое закрывали глаза. Итальянцы были достаточно (пусть и по-своему) религиозны, и никто бы не обидел священника за проповедь, даже если он там болтнул немного лишнего.
Потом-прощание второе, на кладбище. Тут обряд вёл Тони-в-Законе. Он был скуп на слова. Говорит-то было нечего. Хотя тут давали слово каждому. Слёзы, бурные выражения-всё допускалось.
Причина же смерти Дона была...инфаркт. Так было написано в официальном протоколе вскрытия. Известно, что у Антонио шалило сердце, тем более он был не молодым парнем, вот и...
...казалось, вопросов ни у кого нет... ...но был вопрос, который боялись задать публично...
Что, если Дону...немного помогли уйти?
|
-
Старая притча на новый лад!
-
И пусть дорога наружу, пройденная вторым, была щедро пропитана кровью и страданием, но свет курсовых прожекторов челнока, в конце концов, увидел лишь он.
|
-
Бенч, чистый хищник
-
Какой подход!
|
|
Рауль открыл кран и склонился над раковиной, уперевшись ладонями в ее края. Волосы свисали, скрывая лицо. Особенно то появляющуюся, то исчезающую нервную улыбку. Шум струящейся воды, да и сам её вид немного успокаивал, словно позволял абстрагироваться от происходящего с одной стороны, с другой — посмотреть на ситуацию под иным углом.
Войдя, он заметил повреждённый "замок", панель управления дверью. Похоже, Райан его сломал в панике, переживая об опасности. Возможно, доктор Бейли испытывал (или испытывала) те же чувства и из тех же соображений повредил(а) панель, только снаружи. И все же, если проснулись только они, на сбой тянуло как-то не очень. И разница во времени запуска пробуждения виделась в ином свете. Если главврач лично запустил процесс, то какие цели преследовал? С ума можно сойти от всего этого.
Леврэ ополоснул лицо и запустил мокрые пятерни в волосы, пытаясь пальцами расчесать их и уложить. Затем снова упёрся ладонями в края раковины и продолжил смотреть на воду и размышлять. Как же его раздражала и забавляла эта мадемуазель. Ответы на эти и другие вопросы могли быть в компьютере, но она с завидным упорством мешала ему взломать, словно там была какая-то информация о ней, которую бы она предпочла скрыть. В звенящей тишине корабля он слышал и что она сказала оставшемуся в коридоре охраннику и что собралась сделать. Доктор ещё раз ополоснул лицо и набрал в рот воды. Пить техническую воду было опасно, но хотя бы горло прополоскать, все легче.
Конечно, он мог бы попробовать снова забраться в компьютер. Если бы завязалась драка, он бы этим воспользовался. Под шумок. Но считать, что он начнёт действовать при охраннике, было бы уже перебором. Как непричастность то изображать потом? Во всём этом виделась некая комичность, что забавляло. Но то, что прошляпили возможность спокойно просмотреть данные, а, возможно, даже послание, раздражало ужасно.
Рауль сплюнул воду, провел пальцами по губам, собирая остатки прохладной влаги и закрыл кран. Когда выпрямился и обернулся, увидел Дэвенс и пялящегося на её формы молодого охранника. Оу, какая прелесть. Мысленно мужчина расплылся в коварной ухмылке... Он плавно подошёл к девушке со спины и склонился к её ключице ближе к шее. Нет, он не подкрался, понимая, что от неожиданности она легко сможет его схватить и перекинуть через себя, или ещё как-то болезненно для него среагировать. Раздался мягкий "чмок". Но при этом Рауль никак не прикоснулся к девушке, словно соблюдал дистанцию, хотя со стороны этого видно не было. Зато её шейку обожгло его горячее дыхание. После чего поднял голову, посмотрел на охранника и подмигнул ему.
Впрочем, в этом хулиганстве присутвовала и хорошо скрываемая грусть. Кто знает, что их ждёт в добровольно-принудительном свете дальнейшего.
|
-
Осознание завёрнутости
Лучший
-
Проблемы. И это хорошо. Проблемы требуют решения, решения — действий, действия не позволяют залёживаться на холодном, чертовски твёрдом полу. Действия — жизнь, жизнь — движение, движение — тепло. Сразу чувствуется геройский типаж!
|
|
|
|
-
она наощупь вернулась к своему ящику и влезла внутрь Вот они, разные подходы к ситуации)
-
Снова красный, красный, красный
"красное на красном" (пейоратив, рейд., разг.): о событии, которое закончилось не так, как было запланировано
|
|
|
-
Ещё одно напоминание, что борьба с рейдерами на выживание это не игра. 2:1
-
Ну что же, это было круто и насыщено. Спасибо за игру!
|
Встречный ветер гасил все эмоции, заставляя щуриться или прикрывать глаза. Теплый шарф и поддоспешник согревали немного от холода тяжелой брони, прохвост эфира тормошил волосы, стараясь сорвать платок, закрывающий нижнюю часть лица. Типичный день путешественника на летающем корабле... Началом внезапного сражения стал истошный крик, затихающий с каждым мгновением. Потом зарычал один из ваших ездовых вирмлингов, но грозный рык перешел в бульканье - ваше тело на одних рефлексах перелетает нагроможденные на верхней палубе ящики и вы тревожно замираете, едва увернувшись от мелькнувшего клинка одного из охранников Белтены. Коротко ответив ударом локтя в шею и подрубив крюком за ноги, вы продолжаете смертоносный забег, встречаясь еще с тремя охранниками. Вот только что-то с вашим телом не то - руки и ноги, уже налитые тяжестью роняют ваш верный клинок на палубу. Позади, с боков и на нижней палубы продолжал раздаваться стук клинков и так любимые Домом Магмудина Светликого, шипящие огненные снаряды. Прямо рядом со старпомом, чье синюшного цвета лицо замерло в агонии. И тогда вы понимаете, что эта чертова магичка уже давно о чем-то вам рассказывает. - "... и тут Я внезапно осознала, что и я тоже в глубине души всегда была доброй из-за собственного эгоизма. А ещё из-за лени, чтобы не осложнять жизнь. Быть злодейкой — значит серьезно и плотно заниматься другими людьми, размышлять, как к ним можно подобраться, изобретать разные грязные приемчики. А вот быть доброй, кроткой — это значит никого не трогать, да и самой на рожон не лезть. Кротость — это, знаете ли, самооправдание для равнодушных... - и стройная молодая девушка, одетая в дорожный щегольской костюм со шляпкой, изящным движением тонкой ручки, надавила на рукоять управления вашим летающим кораблем. У вас хватило сил лишь не захлебнуться рвотными массами, удерживая равновесие. Кому-то из членов команды повезло меньше - ящики с вашим грузом строго соблюдали законы физики. Козырнув и мило улыбнувшись, девушка начала скатываться вместе с вами по наклонной, в конце пути упираясь руками в борт, - Боюсь, вы очень дурной человек, если уж я, простая смертная, по вашему собственному признанию, представляюсь вам столь недосягаемым образчиком добродетели. Но раз между нами столь мало общего, нам лучше поискать других собеседников! Счастливо оставаться!"Кто-то из вас, кто успел добежать до руля, замер - даже отсюда было видно, как у него расширились от ужаса глаза. Что там могло быть, вы могли лишь предположить. Может рулевая рукоять оказалась изломана и вывернута из креплений? Чушь! Вы успеваете перевести взгляд на Белтену - девушка подняла руку с жезлом в воздух и сигнальный луч заполыхал в небе - ее тело, как и фигуры остальных охранников стали мерцать, постепенно исчезая. Вероятно, это было действие яда, проникшего в ваш организм во время последней трапезы - Магмудина младшая как раз потребовала, чтобы ее личный повар приготовил все пищу на праздник, отмечая вашу победу. Внезапно в полез зрения попадает ваш одичалый напарник. Широкоплечая туша успевает дернутся и сбить ближайшего стража с ног, лишь для того, чтобы вдвоем перевалится за борт корабля. Короткий крик резко прерывается, и на ваших губах появляется улыбка - вы готовы поставить медяк против ста золотых, что отшельник сломал охраннику шею прямо в полете, да еще приговаривая что-то этакое, мол "шоб не мучалси". Корабль кренится еще больше. Крики раздаются уже со всех сторон и вам по голове прилетает одной из драгоценных бортовых пушек, чьей обязанностью было защищать вас и ваш корабль. Скрипнули зубы, треснула кость, и вы летите вместе с кусками перил прямо за пушкой. А внизу вас ждет самая злобная в мире, сухая и одинокая, как старая лусканская шлюха, пустыня Анаурок. Падение ознаменовало новую жизнь. Вы это поняли нутром, как обычно бывает у бывалых авантюристов - вы это поняли моментально. Хотя больше ничего не помнили. Вы все стоите на коленях. Рядом с вами, прямо на песке, лежит оружие. Принадлежит ли оно вам или нет - вы не знаете, но у каждого в левой руке зажат кинжал, а правая замотана, напрочь пропитанным засохшей кровью, бинтом. Неизвестно, сколько вы так просидели, но вас порядком занесло песком, как и останки какого-то транспорта вокруг. Лишь сбоку виднеется неровный край круга, начерченного на песке и уже почти занесенного порывами сумасшедшего ветра, бьющего вам в спину со скоростью свиста. Разломанные ящики, лежащие тут и там показывали нутро - содержимое практически везде было одним и тем же - едой. Сухпайки, рис, крупы, зерно. Пара ящиков содержало куски стали. Другие были с травами, уже потерявшими товарный вид. А какие-то оказались полностью пусты. Обломки корабля валялись хаотично, разбросанные словно игрушки в детской комнате. Где они медленно тлели, уводя дымок бывшего пожара в сторону, где-то под собственным весом похоронили что-то под собой. Вы незнакомы друг с другом - вас объединяет то, что позади вас, ближе чем на горизонте, видна песчаная буря, и как любое примитивное животные, инстинкты пытаются подсказать вам: бежать. Но кто это рядом? Это союзники или враг? Вы даже одеты в нечто похожее. Хочется что-то сказать. Может быть спросить. Это только малая перечень тех вопросов, которые должны всплыть в вашей голове. Но не обязаны. Шестое чувство подсказывает, что у вас есть минут семь.
-
Шестое чувство подсказывает, что у вас есть минут семь
О, как это мило. Обычно оно говорит просто валить со всех ног, а тут даже время примерное подсказало^^
-
С запуском модуля!
-
Со стартом!
-
Отмосферное вступление и интересная ситуация, сразу бросающая вызов и побуждающая к активным действиям. С почином!
|
|
Старик с удивлением посмотрел на Тенгена, которому все же удалось встать. Внимательно всмотрелся в него, с некоторым даже уважением. После чего улыбнулся.
Дальше для троицы начался сущий ад.
И дело было даже не столько в том, что они физически не могли что-либо сделать. Дед намеренно делал всё тяжелее и сложнее.
Тенген должен был рубить деревья - но он еле мог дотащить своё невероятно тяжелое теперь тело до этих самых деревьев. Его исступленные удары ребром ладони не приносили ровным счетом никакого эффекта - кора легко отбивала удары бессильного Тигра. Это было невероятно унизительно - казалось, даже деревья насмехались над ним. Вдобавок, старик Ё иногда, проходя мимо, хватал Тенгена и оттаскивал его на несколько десятков метров от дерева - и бросал на землю, оставляя его наедине с поиском сил, чтобы добраться обратно.
Тадэши тем временем должен был таскать срубленное ранее Тенгеном дерево к деревне и обратно - но как?! У Козла не оставалось никаких сил просто после того, как он вставал с земли, после того, как он доходил до дерева. Даже попытка ухватиться за ствол высасывала из него все силы. Что не делало ситуацию лучше - иногда у Тадэши не хватало сил даже нормально справить нужду. Иногда это вынужденно случалось прямо там, у дерева. В таких ситуациях появлялся тот же самый дед, и, поливая Козла презреньем, оттаскивал и выкидывал его в реку.
Над Сузаку издевался весь лес. Животные словно быстро поняли, что страшная и опасная охотница… просто там отсутствовала. Вместо нее была Петух, которая не могла пройти и трех метров, не споткнувшись о какой-нибудь корень, не поскользнувшись на ровном месте и не ударившись чем-нибудь об камни. Вдобавок, желудок Сузаку выл - еды она получала катастрофически мало. Хотелось есть почти всё - траву, грибы, кору, птиц, рыб, людей - что угодно.
Но из еды всем троим в итоге был доступен только рис - крохотные порции. И то они доставались только в те дни, когда старик не слышал жалоб, нытья, и видел старание, попытки что-то все же сделать. Это быстро приучило троицу выкладываться на все сто.
Ближе к началу третьего месяца, впрочем, ситуация начала меняться.
Тенген, в котором не было все еще ни капли силы, начал оставлять в деревьях зарубки. Он вспоминал ощущение, которое было ранее - чувство, что его мышцы и кости становятся сталью, острой и опасной. Со временем он начал срубать дерево за день. Затем два. Три. Пять. И даже оставалось время на то, чтобы помедитировать и прислушаться к своим ощущениям. Нарушал это всё только тот факт, что проклятый старик продолжал уносить Тенгена от деревьев - в этот раз зачастую ударами, которые откидывали Тигра невероятно далеко.
Тадэши тем временем медленно-медленно перекатывал первое дерево… пока в какой-то момент, со злости, не поднял срубленное дерево и за один присест не пронес его на несколько десятков метров. После этого, правда, он валялся несколько часов, переводя дух - но сам факт его невероятно удивил. Козел не верил, что и без всего этого истощения и насилия со стороны старика, смог бы справиться с деревом. Со временем перерывы становились реже, и реже, и реже - где-то всего по полчаса приходилось отдыхать, хотя и больше нескольких деревьев за день все равно не удавалось. Тадэши приучился еще и отдыхать в воде, куда его стабильно выкидывал дед. Иногда даже хитростью провоцировал его так делать, чтобы набраться сил и поймать рыбку-другую.
Сузаку привыкала к своей проблеме иначе. Теперь она всегда ожидала, что споткнется и рухнет - и начала привыкать двигаться с учетом этого. Постепенно она смогла, хоть и неуклюже, словно невероятно пьяная, ходить. Затем - неспешно бегать. Быстрее все же не получалось. Поймать ничто живое у нее не получалось - а вот то, что не пыталось от нее сбежать, Петух съедала. Всё. Ягоды, грибы, кору. Лес начинал выглядеть так, словно там орудовала целая огромная стая всеядных животных. Приходилось забираться всё дальше и дальше, идти во всё более и более жуткие и густые заросли - чтобы было, что есть..
И, одним утром, вы проснулись. По привычке начали вставать своими выученными за месяцы способами - и с удивлением обнаружили, что к вам вернулись все ваши силы.
Недалеко стоял импровизированный стол - и он был заставлен блюдами с едой. За столом сидел ненавистный дед. - Ну что, лентяи и дармоеды, давайте, за стол. Завтракать. Отмечаем окончание вашей учебы. А я пока расскажу, что с вами случилось, и как этим пользоваться...
|
– Благодарю Вас за высокую оценку моих профессиональных навыков, мистер Твелс, – уже не оборачиваясь, ответила Энджел на комплимент. В то же время, никак не отреагировав на всё, что было сказано после. Лейтенант была слишком занята подбором кода. Первоначальное предположение не оправдалось, однако, понаблюдав за исчезновением прежних следов от пальцев неизвестного и почти незаметным отпечаткам своих, девушка предположила, что, возможно, разглядела не всё. Первая цифра, однозначно, "один". Вторая – "два". "Не может же быть всё настолько просто..." – подумала Энджел, набрав простейшую числовую последовательность из четырёх символов. Дверь открылась. "Или может!"
– Один-два-три-четыре, – произнесла Энджел вслух, чтобы слышали остальные. – У кого-то явно плохо с фантазией.
Осторожно выглянув в коридор, офицер подумала, что не стоит останавливаться на достигнутом. Изучив сенсорную панель снаружи, решила пока ничего не менять. И прошла через другую дверь, в кабинет "дежурного врача".
Осмотривая помещение, Энджел несколько секунд вглядывалась в бейджик. Жаль, что тут нет фотографии владельца. И на ключ-карту не похоже.
Приятным бонусом оказались умывальник с зеркалом. Энджел подошла к ним и открыла кран. Есть вода! Вот только одна неприятная мысль заставила временно отказаться от того, чтобы умыться. Ведь если кто-то правда хотел учинить диверсию с заражением экипажа, злоумышленнику достаточно было отравить воду. Так что лейтенант ненадолго заскочила обратно в лазарет и вернулась оттуда уже с анализатором, чтобы взять пробу. Лучше перебдить, чем недобдить.
– Джентльмены, – обратилась девушка к мужчинам. – я очень надеюсь, что никто из вас не станет пытаться изображать из себя хакера. Пока что, все наши действия можно было трактовать как меры предосторожности. Их последствия обратимы. Но попытка взлома чужого компьютера – это уже серьёзное правонарушение. Которое я не могу позволить кому-либо совершить, если вдруг у кого-то возникли такие мысли. Вместо этого, предлагаю дождаться доктора Бейли и потребовать от него объяснений. Причём, будет лучше, если вы побудете пока в лазарете, а я останусь здесь. Это для вашей же безопасности. Код вы знаете, сможете выбраться, если что-то пойдёт не так. У меня же, полагаю, хватит умений и навыков, чтобы задержать и обезвредить подозреваемого, если он вдруг окажет сопротивление. Надеюсь, возражений нет?
-
Причём, будет лучше, если вы побудете пока в лазарете, а я останусь здесь. Это для вашей же безопасности. Типичная фраза, после которой начинаются первые подозрения!
|
|
Кира. День Боли и Гнева. Поле боя.Пару недель назад Фиби подошла к Кире, держа в руках разлинованную грифелем маленькую дощечку - свой личный календарик: - В этот раз всего два дня, слушай, - показала она жене табличку с зачеркнутыми числами. - Точнее даже - полтора. У мамы моей тоже как раз в этом возрасте месячные прекратились, да. Похоже, все, я официально старушка. Могу теперь совершенно законно сидеть на лавочке, щелкать каленые орешки и щемить вас, бестолковую молодежь, потому что в мое время... Фиби весело рассмеялась, не отказав себе в удовольствии чмокнуть Киру в щечку, но прекрасно знающая супругу храмовница легко различила в беззаботном хохоте нервные нотки. Что поделать: этот период в жизни каждой женщины является, мягко говоря, непростым - сколько ни готовься к неизбежному. Кира последний год была особенно нежна и деликатна с женой - в быту, в общении, в постели, да и сама Фиби хорошо держалась, однако болезненные ситуации все-таки случались, и положение обострял тот факт, что, глядя на любимую, она начинала осознавать конечность собственной фертильности. Не так уж много времени оставалось у стареющей воительницы для того, чтобы получить благословение Аэлис зачать дочь. А первые роды в ее возрасте - дело сложное, что и говорить. Сложное и тяжелое. Ученицы Дарующей Жизнь наверняка будут все эти месяцы держать ее под неослабным контролем... - Ну, не хмурься, девочка моя, ты сильная и здоровая, все у тебя получится. У нас получится, - исправилась тут же Фиби, и Кира в очередной раз удивилась тому, как за эти годы они научились читать мысли друг дружки. - Этот рейд - последний, я уже Самине рапорт написала, а она, ты знаешь, рада от меня избавиться. Мадлен пока справится, а там мелкая подрастет - ей самая дорога в командиры, и пошла Самина со своими загонами в... Дело, на котором должна была завершиться карьера семейной пары храмовниц, касалось обитающего в лесу восточнее Выперок барона-оборотня, точнее - трагедии самочинного похода отряда молодых рамониток и примкнушей к ним аэлиситки под предводительством двадцатипятилетней жрицы Фатимы. Эта самая Фатима последние месяцы безвылазно обреталась в Закуполье, так что заговор ее прошел не только мимо Старших, но и мимо Богинь. Никто не понимал, что же она такого посулила молодым девчонкам, как убедила их зайти в лес в нарушение всех инструкций и приказов - но факт есть факт: четверка Сестер сгинула бесследно. Аэлис была твердо убеждена, что они погибли все до единой, даже "хуже чем погибли". Неосторожно брошенная при ученицах фраза привела к тому, что в обоих Храмах поползли слухи об изнасиловании - с самого начала этой истории с бароном Ойлем по Закуполью ходили легенды о жутких волчарах размером с быка, с вечно стоячими мужскими отростками длиной в пару футов, что бродят под пологом леса, прозванного Скверным, и страстно желают совокупиться с зашедшими в их владения Сестрами. Что в этих рассказах основывалось на реальных свидетельствах, а что было больными фантазиями мужелюбок, теперь уже сложно разобрать: после первых столкновений с явно находящимися под контролем ликантропа хищниками Рамона запретила боевым группам заходить в лес без ее ведома. Однако сама Богиня в последние годы очень редко покидала Купол по непонятной Кире причине, и эту проблему, не требующую быстрого и неотложного решения, все откладывали и откладывали... пока самовольный поход и гибель группы Фатимы не оставили выбора: Рамона твердо вознамерилась пойти в лес в сопровождении самых сильных и опытных своих учениц, чтобы уничтожить эту мерзость лично. Не стоит удивляться, что к этому походу были привлечены и Фиби с Кирой - может, силы у них были уже не те, но что касается опыта и чутья на опасность - кто мог тут поспорить с женщинами, убивавшими врагов Купола без малого тридцать лет? Так или иначе, рейд в Скверный Лес должен был стать для них последним. Храм их, само собой, без работы не оставит - Фиби вот хочет уйти в хозяйственную часть и заняться плотницким ремеслом: одна из ее мам состояла в строительном содружестве, да и в целом руки у жены растут из нужного места. Кира ближайшие годы планировала посвятить воспитанию дочери (или дочерей? Аэлис добра, да и время еще есть...) Но даже материнство не является препятствием для легкого труда на благо Купола - хотя для той работы по перекладыванию бумажек с одного стола на другой, над которой так иронизировали боевые Сестры, придется заняться активным самообразованием. Возможно, придется чаще встречаться с Иоландой, и даже попасть под ее командование: она сейчас в библиотеке вроде большой начальницы... За эти годы Кира, конечно, не раз прокручивала в голове события тех дней, что разрушили их с Ио отношения. Одним из самых терзающих вопросов был - почему Богини не остановили ее попытку устроить идиотскую и обреченную на провал интригу? Далеко не всегда Рамона и Аэлис уважали право каждой Сестры совершать жестокие ошибки, и в случае угрозы сестринству часто вмешивались в повседневную жизнь Купола - но только не в ее случае. Определенно, они знали и видели в ее душе нечто такое, что обрекало любовь к Ио на такой вот бесславный конец, и неудивительно: та Кира, какой она была в свои двадцать два, оказалась не готова к супружеству. И понадобилось самой себе разбить сердце, отвратить от себя чудесную девушку, которая все равно была для нее слишком хороша, чтобы повзрослеть и созреть для новой любви, любви на всю оставшуюся жизнь. Единственное, что ее царапало все эти годы - одиночество самой Ио. И эти терзания здорово сердили Фиби: - Отставить кусать себя за жопу, рамонитка! Слов нет, однажды ты поступила с ней по-свински, но это не делает тебя ответственной за всю ее жизнь! Она живет так, а не иначе, потому что ей так нормально, а не потому что ты ее морально искалечила! Что за самомнение такое вообще - думать, что без тебя девчонка взяла и закончилась? У нее родственников целая рота, подруги, книги, занятия ученые - была б я настолько занятой, у меня бы и сил не осталось тебя под одеялом тискать... Аргументы были так себе, но Ио, кажется, и в самом деле обрела определенную гармонию в жизни. Их отношения остались ровными и благожелательными, хотя куда больше общалась с первой любовью Киры ее жена, постоянно после рейдов обращаясь за консультациями либо, напротив, давая ученой сестре некие полученные в поле полезные сведения. Контролирует состояние - догадалась храмовница, которой и в голову не могли прийти ревнивые мысли. Фиби словно прикрывала ее с этого направления, чтобы первой узнать, если Иоланде все-таки плохо одной и причиной этому является Кира. Не сказать, чтобы две ее большие любви стали прямо близкими подругами, однако взаимным уважением, несомненно, прониклись. "Вот это голова, - говорила под впечатлением очередного разговора с Иоландой Фиби. - Если наша библиотека, не дай Рамона, сгорит к дэвам, она по памяти все восстановит, дай только время." Так и шли годы ее новой жизни. Рейды во внешний мир, тренировки новобранок, драгоценные минуты уединения с любимой, очередные рейды... Отряд, ставший для Киры не столько второй семьей, сколько органичным продолжением первой, теперь уже был вполне жизнеспособным, и после ухода Старшей и ее заместительницы продолжил бы свою успешную деятельность по наказанию косматых, а для супружеской пары стареющих рамониток начинался новый этап их отношений, с новыми заботами и радостями... Так должно было быть, если бы не случился тот самый день, в который оборвались жизни сотен Сестер... а сломались, наверное, многих тысяч. *** Кира вместе со своим отрядом была одной из немногих, воочию увидевших, что же произошло с Аэлис. Они стояли в центре выстраивающегося поротно войска Сестер, рядом с обеими Богинями, напротив горящих Выперок, в которых еще продолжалась резня и казни, а со стороны уходящей к Виа Ильдеци дороги тянулись и тянулись бесконечные ряды косматых на подмогу уже стоящим на противоположном конце поля королевским солдатам. Уже в тот момент было очевидно, что армия митриан превосходит наспех собранные силы Сестер в несколько раз, однако сомнений в победе ни у кого не возникало: Рамона и Аэлис будут рядом с ними, так чем же косматые могут их напугать? Однако сами Богини были серьезны и насторожены, пристально глядя на вершину одного из холмов на правом фланге королевской армии, у самой дороги. Рамона как раз подозвала Самину, Командору своих храмовниц и непосредственную начальницу Фиби и Киры, указывая ей в том направлении, как вдруг обосновавшиеся на холме жрецы Митриоса начали действовать. С середины поля, разделявшего два войска, вдруг поднялась волна серого праха, высотой в два человеческих роста, двинувшаяся со страшной скоростью вперед, на защитниц Купола. В этот момент растерялись все - не только простые воительницы, не только самые искусные ученицы Рамона и Аэлис, но и сами Богини. Рамона выдернула из ножен кинжал, засиявший синим цветом, пытаясь, видимо, сплести некое защитное заклинание, но она явно не успевала, ей нечего было в этот момент противопоставить непонятной силе, несущей... определенно, смерть, ибо что еще могли нести косматые колдуны Сестрам? И в этот момент, когда растерянные воительницы готовы были дрогнуть, вперед, навстречу серому праху, метнулась Аэлис, не обращая внимания на предостерегающий оклик возлюбленной, метнулась, воздевая вверх руки - и серая волна не поглотила ее, а... будто была поглощена самой Дарующей Жизнь. Высокая стена праха буквально схлопнулась, стянулась к крошечной на ее фоне белой фигурке Богини, и исчезла без следа. И в этот момент истошно, на разрыв связок завопили все присутствующие в войске аэлиситки. Что было дальше, Кира помнила урывками. Количество потрясений в те минуты, видимо, перегрузило ее чувства, и мозг под непосильной ношей пытался вытошнить из памяти лишнее. Оправившись от шока и поняв, что с Аэлис произошло нечто страшное, Рамона набросила на всех Сестер чары ускорения и усиленным магией голосом скомандовала атаку. Это был, конечно, порыв гнева и ярости, но не только: наперерез рванувшим вперед защитницам Купола Богиня устремилась к проклятому холму с засевшими на нем жрецами, понимая, что одним убийственным заклинанием магический арсенал косматых может далеко не исчерпываться, и надо успеть не дать им сотворить новую серую волну. Впрочем, этого Кира уже не видела и не понимала, несясь рядом с Фиби вперед со скоростью скаковой лошади, врубаясь в бронированные ряды мидгалльских пешцев и щедро сея смерть своим двуручником. Никакого правильного сражения "строй на строй" не получилось - бой разбился на мелкие схватки, имеющие подавляющее численное превосходство косматые давили массой и обходили с флангов, сестры падали одна за другой, и в тот момент, когда Фиби скомандовала жене бежать, у Киры не оставалось никаких шансов на спасение - она могла лишь крутить двуручник, не подпуская к себе врагов. А дальше случилось то, что так отчаянно хочется не помнить - хоть умерев, хоть сойдя с ума. Ее Фиби погибла, лишилась головы от топора косматой твари, и вместе с ней погибли все надежды, желания, мечты самой Киры. Наверное, в этот момент ее можно было брать голыми руками, и мужики не упустили бы такой возможности, однако тут в их тылу раздались крики ужаса, и над рядами королевского войска взметнулся самый настоящий кровавый смерч - это Рамона, расправившаяся, наконец, с главной опасностью, исходящей от митрианских жрецов, пробивалась к своим - и одновременно с ней ударили по врагу подошедшие из Первопоселения ополченки. И не было времени скорбеть и убиваться - была лишь возможность вдоволь проливать кровь дрогнувших и запаниковавших косматых... Кира окончательно потеряла счет времени и не могла с уверенностью сказать, сколько длилось сражение - пятнадцать минут или полтора часа? Кажется, они одержали победу, вот только плохая это была победа. Не слышно было торжествующих кликов, лишь стоны, проклятия и плач. Когда схлынула боевая ярость и чары Рамоны, когда не осталось силы в ногах, чтобы преследовать косматых тварей, ни в руках, чтобы их рубить - она рухнула наземь, задыхаясь от веса доспеха и надеясь умереть от разрыва сердца, ибо у нее оставалось причин жить дальше. Однако тренированное тело сыграло с Кирой злую шутку, отказав в спасительной и милосердной смерти. Непонятно, сколько она пролежала в таком состоянии, прежде чем появились послушницы-рамонитки, оказывающие помощь раненым и проверяющие тела - и вместе с ними пришло нечто, похожее на чувство долга: как могла она, даже не раненая ни разу всерьез, валяться на земле, жалея себя, когда вокруг было столько нуждающихся в помощи? Не обращая внимания на собственные многочисленные порезы, Кира стала помогать раненым вместе с молодыми девчонками, щедро расходуя скромные целительные силы, дарованные ей Рамоной, пока не исчерпала свои способности к закрытию ран полностью. Идя по своим следам назад, ища нуждающихся в помощи, она и набрела на место последнего боя своего отряда, куда сносили трупы павших рамониток. И там, над телом Ланы, Кира увидела ее мать - Командору Самину. Они с Фиби были одногодками, жили в юности в одной келье, укрывались одним одеялом, однако более разные характеры представить себе просто невозможно. Длинная и худая, словно жердина, рано поседевшая и как-то иссохшая, Самина всем своим внешним видом соответствовала характеру невыносимо требовательной сухой педантки, строгой придиры, от которой невозможно дождаться теплого слова. "Она умудряется поблагодарить за службу перед строем так, что у девчонок молоко в сиськах от тоски скисает" - как верно подметила острая на язык Фиби. И вместе с тем - была в ее поведении и суровая справедливость: Командора никогда не требовала от своих храмовниц знать и уметь того, чего не знала и не могла она сама, поэтому, даже разменяв полвека, она не бросила изнурительных воинских упражнений и не уставала учиться. Удивительно, что у такой сухой корки была в свое время жена, и даже родилась дочь - впрочем, длилось ее семейное счастье недолго, и уже лет пятнадцать она не жила с супругой вместе, хоть до формального развода дело так и не дошло. Что там и как - Кира никогда особо не интересовалась, пока не выяснилось неожиданно, что молодая восемнадцатилетняя жрица, определенная к ним в отряд по настоянию Фиби, оказывается, дочь Самины. Командора, мягко говоря, была не в восторге от такого следования по ее стопам, ибо семейственности и всякому карьеризму за счет родственных отношений в Храме, как она сама неустанно твердила, места нет. Соответственно, ее собственной дочери не полагалось не то что никаких поблажек - совсем наоборот, во время каждого строевого смотра Лана подвергалась особенно суровой проверке. "Сестра Фиби, будьте добры объяснить на досуге своим подчиненным, что подобное состояние подметки ведет в дальнем рейде к фатальным последствиям." "Сестра Фиби", которую тыкали в чуть потертую подметку молодой девчонки, разумеется, злилась, иногда даже дерзила, а пару раз ходила разбираться к своей начальнице за закрытыми дверями. Кабинет командоры обладал неплохой звукоизоляцией, но когда две однокашницы начинали выяснять отношения, орать друг на дружку и бить по столу кулаками - даже в приемной дрожали письменные приборы, Кира видела сама. Единственная, кто не испытывала по поводу своего угнетенного положения никакого беспокойства - это как раз сама Лана, девочка на редкость покладистая и спокойная, полюбившаяся сразу всей группе, где каждая воительница годилась ей в матери. Кажется, именно ее не хватало отряду Фиби, чтобы окончательно превратиться в настоящую семью... И вот теперь над телом Ланы стояла на одном колене сгорбившаяся и осунувшаяся мать, разом постаревшая лет на десять. Сложно было представить о чем она думает, о чем жалеет, что хотела бы исправить. Или, наоборот, не так уж сложно? Горе всех потерявших на этом проклятом поле своих жен, дочерей, матерей - оно ведь одинаковое, в сущности, одно на всех. Простая ты воительница, Командора... или Богиня. Как раз в этот момент мимо них шла такая же осунувшаяся и погасшая где-то внутри Рамона. Остановившись рядом со своими ученицами, она выдавила не своим голосом: - Я... я под Купол. Там сейчас тоже очень тяжело и страшно. И... Аэлис... Попробую сделать что-нибудь. Она не погибла сразу, значит, есть надежда, - и она поплелась дальше, то ли не имея сил, то ли не считая себя вправе давать сейчас какие-то наставления своим последовательницам. Но, как ни странно, именно такое ее поведение заставило ожить Самину. Встав на ноги, она скомандовала послушницам: - Уносите, - заметив наблюдающую за ней Киру, дождалась, пока не останется посторонних, и обратилась к подчиненной: - Когда-нибудь у нас будет очень много ночей, чтобы орать от боли, рыдать в подушку, раздирать себе в кровь лица, горевать как положено. Но сейчас мы такой роскоши не имеем. Сейчас мы с тобой, похоже, остались в Храме самыми старшими. И не только в Храме. Скажи, Кира, ты здесь? Ты со мной?
-
Эпично получилось, монументально и качественно.
-
Столько моментов! Начинаешь читать с улыбкой, но знаешь же, что всё закончится печально. И всё равно до последнего хочется верить. Нельзя к такому быть готовым.
|
-
Если ты мне поможешь, я тоже почешу тебе шею. Манипуляции!
-
- Если ты мне поможешь, я тоже почешу тебе шею
С козырей
|
-
Здесь больше сотни твоих фанатов, дружище. Я всё ещё надеюсь, что больше сотни не значит, что их около двухсот или больше!
|
|
|
|
-
А у тебя лапки. Очаровательно :3
-
А у тебя лапки
Нечеловеческая жестокость. С другой стороны, репликант ведь
|
|
|
|
|
Раньше у неё не было ничего подобного. Пусть Иоланда выглядела всего лишь беспокойной, желающей уверить Киру и дать ей ответы, которые помогут найти спокойствие для её сердца, тем не менее, жрица была удивлена собственной открытости. Одно дело — думать о своих чувствах, прикладывать их к собственным различным образам: защитницы Киры, хозяйки и хранительницы очага, страстной возлюбленной, а другое — признаваться во всём вслух, подтверждать это не только своей заботой, внимательностью и беспокойством, но и словом, звучащим в воздухе словно клятва. Иола погружается в тишину; на долю мгновения священнослужительница забывает как дышать, отчётливо чувствуя поднимающийся к горлу страх за неизвестную ей реакцию от Киры, которая ждёт её на слова светловолосой. Иоланде даже начинает казаться, что зря она так, особенно, когда чувствует ослабленную хватку на своем запястье. Инстинктивно она, наоборот, тянется обратно, хватаясь своими пальцами за её; Иола выдыхает только тогда, когда Кира заговаривает. Оковы, крепкой хваткой сцепившие её сердце, мгновенно опадают. Всегда. Она не сдерживается от того, чтобы хохотнуть воительнице прямо в губы, перехватывая её щёки освободившимися руками и целуя девушку так, словно это был их последний раз. Да только это было только началом. Началом! С одной стороны, это — не первый раз, когда Иоланда думает об их будущем. Что с того, что сегодня Кира подарила ей подарок и они обе, кажется, пришли к мнению, что являются немаловажными персонами в жизни друг друга? Однако, наверное, именно такие.... простые, но искренние моменты, обладают максимальной силой в отношениях между людьми. По крайней мере, несмотря на все недосказанности, распри между ними, всё ведь исходит от одного — желанию дышать одним воздухом. Неудивительно, что если эти мысли громкими размышлениями пролетают в голове Иоланды, Кира будет тем человеком, который окажет им услугу и озвучит их первой вслух. Иоле только и остаётся, что хмыкнуть, прикусывая губу в загадочной улыбке и отвести взгляд в сторону. Действительно, что им мешает? Опуская ладошку от шеи возлюбленной, Иоланда молчит. По ней видно, что причина далеко не в предложении Киры: глаза священнослужительницы искрятся пуще прежнего, но она, тем не менее, погружается в короткое размышление, пытаясь представить максимальное количество сценариев и исходов. — Я хочу этого не меньше твоего, Кира, — мягко говорит Иоланда, вновь перекладывая ладонь на запястье девушки на случай, если она решит подскочить с места прямо сейчас, — но, — её грудь вздымается от тяжелого вздоха: почему ей кажется, будто она преподносит плохую весть? — Как ты смотришь на то, чтобы не подождать, но подготовиться? Поделиться этим с людьми, которые нам дороги. В конце концов, это — самый счастливый момент в моей жизни и я бы, — она улыбается шире, — хотела крикнуть об этом как можно громче ради благосклонности моей семьи и друзей или на зависть всем неугодным. Иоланду не воспитывали должной миру, по крайней мере, ей так казалось. Свои обязанности перед родительницами, перед служительницами и коллегами, Кирой, сёстрами и Куполом, Рамоной: она выбрала сама, потому что это — её жизнь. И есть большая разница между «должна» и «хочу». Ей бы побеспокоиться, вернуться к их разговору, убедившись, что они обе на одной стороне, но к чему лишние размышления, если ей уже поклялись в вечном сосуществовании рядом? Разве это — не обозначение, что Кира приняла её желание быть как можно ближе, даже, если в её представлении это может быть опасно? — Обещаю, ты не заметишь, как пролетят эти дни, — поглаживая мягкую кожу, она широко и ехидно улыбается, оборачиваясь на здание храма позади себя. Иоланда прикидывает, прикрывая глаз, а затем подхватывает мешочек с её «завтраком», отталкивается от ступеней и тянет за собой следом Киру, — и докажу тебе это. Пойдём. Пойдём скорее, пока никто не заметил, как я сбегаю! Её звонкий смех вспыхнувшей вспышкой отражается от каменных стен, а следом — разбегается по всей округе. Только с Кирой она позволяла себе быть такой: свободной и открытой. Так останется и на всю оставшуюся жизнь: в эту секунду она верила в это больше всего на свете.
-
— Обещаю, ты не заметишь, как пролетят эти дни,
Обещаю, вы не заметите, как пролетят эти годы)
-
По крайней мере, несмотря на все недосказанности, распри между ними, всё ведь исходит от одного — желанию дышать одним воздухом. И это - правда из правд.
-
Так останется и на всю оставшуюся жизнь: в эту секунду она верила в это больше всего на свете. Нам остаётся только верить.
|
Медб. Скатах. Общее.
— Жи ес Нега, дон, — моргнув глазами и сообразив, что от него хотят, произнес гоблин. — Дала беркате йойла Нега, х1уман т1ехь Нега, дон. Шу тхан сий долу дон Нега. Урус мартан Нега баракатах акмат села жи ес, дон...
Гоблин заговорил, и для гоблина, пожалуй, он сказал достаточно много. Указав на статую, он пояснил, что её зовут Нега (не статую, а, собственно, некую сущность, в чью честь статую и сделали). С его слов выходило, что когда-то очень, очень давно гоблины были совсем иными, как внешне, так и по разуму, и что "наша кровь была без порчи". Путешественники, воины и поэты — вот кем они были когда-то давно. Однако, в какой-то момент некто из числа ещё тех, «настоящих» гоблинов, открыл тайные знания, выйдя на связь со злой сущностью, именовавшей себя Негой. Своим последователям она предлагала огромные силы и возможности, и, как тогда казалось, даром. Её культ рос и ширился, пока в какой-то момент эта зараза не охватила все кланы и племена гоблинов. Со временем, каждое новое поколение гоблинов чуть отличалось внешне от предыдущего, пока они не деградировали до нынешнего вида. Своим любимчикам и последователям Нега давала некие силы — в обмен на жертвоприношения, конечно, а так же обучила некоей разновидностью черной магии. Ничего поделать со сложившимся положением гоблины не могли, да и, в общем, не особенно-то и хотели — животные инстинкты часто затмевали разум. Уже очень давно гоблины терроризировали окрестные земли. Извести их было очень сложно — «испорченные» гоблины плодились со страшной скоростью, и селились в глухих горных местах. Таким образом, целый народ стал рабом некоей богини. По крайней мере, таков был текущий статус этой самой Неги. Медб была очень добра к нему, а благодаря смерти надсмотрщика и колдунов, в его голове несколько просветлело. Именно поэтому он решил предостеречь розоволосую от знакомства с вещами колдунов. Впрочем, здесь сыграло свою роль обыкновенное суеверие.
Но вот Ренаэль, что называется, влетела в порчу обеими ногами. И основательно так — сразу на полную катушку. Впрочем, Храм Альрауне был непростым артефактом. В каком-то смысле он, вобрав энергии Неги, разложил их на элементарные частицы, и изменился в соответствии с их настроением и природой.
В итоге стал тем, чем стал. С этого момента беседы с гоблином пришлось отложить до лучших времён. Гоблин ужаснулся, но остался стоять подле Медб. "Спасенная" эльфийка пискнула и стала искать защиты в могучей фигуре Хелла. — Это закончилось плохо, не успев начаться! — воскликнул Джокер. — Мир А-уровня, мать его...делайте ставки, пока не поздно! Можно в долг!
Итак, Ренаэль воздела своеобразную "корону". Храм Альрауне мгновенно, в буквальном смысле слова, пустил корни. Симбиот — вот, что это такое. Пока он был чахлым и слабым, такой же была и сама дриада — смертной, простой, хоть и с недюжинными умениями, приобретенными за долгие годы сражений. Когда-то она сражалась против Скатах, и вот, петля замкнулась. Только тогда Ренаэль была Светлой Леди Альрауне, а теперь...
Что ж, на Светлую Леди она совсем не похожа. Серьёзный вызов для ан Эйлин — Рен набралась сил куда раньше, чем можно было предположить. Но за спешку пришлось заплатить. Не только самой дриаде, но и, в каком-то смысле, Скатах. — Не доглядела мамка, — развёл руками Джокер, подводя мысль. Какие-то то ли плёнки, то ли жилы, то ли лианы — а скорее, союз всего этого — как тягучая смола, облепили всё её тело. Алые глаза стали зловещими, с хищными зрачками-щелками, а белки пронизали гнилые сосуды. Щупальца-лианы, увенчанные самыми замысловатыми колюще-режюще наростами выросли из спины. Иные выглядели как зубастые трубки-черви. Ногти обратились в когти, иные больше, другие меньше. Как-то нескладно и несимметрично.
Ан Эйлин уже летела в атаке, но ярость и первобытный голод, захвативший Ренаэль, придал ей сил и скорости. Она оказалась на миг быстрее.
|
|
|
-
Спасибо!
-
Спасибо за труд
-
ᘻคຖყ ђคʋɛ ʄคɭɭɛຖ, ҍʊt tɧɛ ɱɛɱörყ ຟɨɭɭ ɭɨʋɛ öຖ. 🕷️ἘƗɾƉ Շɦἐຖӄʂ.
-
Спасибо за приключения! Было бодро, задорно, лампово, брутально, и удерживало интерес до самого конца!
-
Отлично сыграли, спасибо тебе большущее!
-
Мой третий законченный модуль! Виват, Мун!
-
Спасибо за игру!
-
Спасибо, это было нечеловечески круто!
-
Спасибо за приключения и приятные эмоции)
-
В Чаще было интересно. Даже как-то буду скучать.
|
|
-
Вдруг - голос. Любопытненько.
-
"Презрение" обаятельный. Плюс за все посты с его участием разом!
-
Хорошее начало переговоров. Многообещающее)
|
|
|
|
Тенген подошел к дереву, которое казалось ему подходящим. И ударил по нему сложенными руками. Ничего не произошло. И еще раз.
Вновь ничего.
И еще раз...
===
Сузаку применила все доступные ей знания, чтобы найти кабана - не каждый додумался бы, не имея никакого опыта, не просто так блуждать по лесу, а направиться к реке, на водопой. Конечно, пришлось немало пройти, но, наконец, Петух нашла кабана - крупного, упитанного, но недостаточно большого, чтобы опасаться за собственную жизнь. Дело оставалось за малым - подкрасться незаметно, и пырнуть его мечом в район шеи. Уверенная в своей ловкости Сузаку, впрочем, немного не рассчитала свои силы и, не дойдя буквально несколько метров до кабанчика, поскользнулась на мокром камне и шлепнулась на пятую точку. Когда она пришла в себя от удивления, и поднялась на ноги, Петух обнаружила, что кабан с интересом наблюдает за ней, и медленно-медленно пятится. Надо было брать дело в свои руки - и Сузаку ринулась вперед, намереваясь немедленно прекратить страдания кабана (и свои). Но кабанчик в два ловких прыжка оказался по другую сторону речки. Сузаку вновь подобралась ближе... но кабанчик все время отказывался быть ближе.
И еще раз. И еще. И еще... В какой-то момент для Сузаку это превратилось в вопрос чести - она же, в конце концов, лучше кабанчика?! В течение нескольких часов кабанчик демонстрировал чудеса акробатики, и втаптывал своими копытцами самомнение Петуха в грязь. Сузаку даже казалось, что маленький негодяй специально издевается над ней, насмехается, и всячески пытается показать свое превосходство. Это зажигало где-то в животе Сузаку глубокую, животную ярость, которая питала ее организм. Казалось бы, такая девушка давно должна была бы выдохнуться, но она вновь и вновь находила в себе силы продолжать эту погоню. И у Сузаку было странное ощущение, словно каждая минута открывала в ней все новые возможности, словно в топку ее организма подкидывали одно за другим бревна. В какой-то момент кабанчику явно наскучило происходящее, и он явно начал уставать - потому решил оставить позади Сузаку и уйти по своим делам. Но вот один мокрый камень... и жутко раздраженная, уставшая, злая, и чертовски, чертовски голодная Петух стояла на ним, занеся клинок над несколькими десятками кило живого бекона.
===
И еще раз ладони упали на дерево. Тенген с удовольствием отметил, что многие месяцы тренировки рук спасали - иначе вместо них у него давно было бы кровавое месиво. На дереве уже были заметны достаточные следы повреждений - но только коры. На самом стволе следов практически никаких не было. Но Тенген вновь, и вновь, и вновь ударял по стволу. Словно что-то должно было поменяться. И еще, и еще раз.
===
Тадэши чесал голову, стоя рядом с рекой. Идея лезть туда с головой и ловить рыбу под водой казалось ему полным идиотизмом (коим, вероятно, она и была), да и это требовало большого количества усилий.
А вот идея соорудить простую ловушку показалась ему гораздо более простой. Козел нашел камень побольше, чтобы штаны точно не всплыли сами по себе и не уплыли по реке. Нашел место порыбнее, и приступил к своему плану.
Вода была чертовски холодной, но вскоре гениальная ловушка была готова. Тадэши вылез на берег, чтобы согреться - и, к его удивлению, он обратил внимание, что какая-то рыбешка, и даже не одна, залезла в штаны. Радостный, он нырнул за своими штанами, забрался в них и стал почти вслепую искать эту самую рыбу. Ага! Вот она! Радостный Тадэши схватил рыбу, и принялся выбираться из штанов... и понял, что застрял. Они каким-то непостижимым образом обвязались вокруг всего Тадэши в многих местах, оставив его в максимально некомфортной позиции на дне реки. Тадэши попытался всплыть - но выбранный им камень оказался слишком тяжелым, чтобы преодолеть его вес в таком неудобном положении.
Козел начал паниковать. Он понимал, что воздух-то конечный, да и ледяная вода чувствовалась все сильнее и сильнее. В его голове одна за другой метались мысли, что же делать. Нужно было срочно что-то делать. За своими мыслями он отвлекся от происходящего, и даже не заметил, что почему-то ему постепенно становилось все более и более комфортно...
... И Тадэши, сам того не замечая, заснул. Под водой. Запутавшийся в штанах.
===
Удар. Еще удар. И еще.
Тенген давно перестал думать - он только механически совершал раз за разом одно и то же движение. Удар. Удар. Удар.
Он сейчас уже даже не замечал, что он ударами ребра ладоней прошел треть пути.
=== Тадэши проснулся. Он не сразу понял, что все еще находится под водой, да и вообще не понимал, что проспал какое-то время. Но когда Козёл осознал, что происходит, его вновь накрыла волна паники - но в этот раз все было иначе.
Словно безграничная волна силы пришла ему в тело, и он с легкостью разорвал штаны, связавшие его, и немедленно выбрался на поверхность, подлетев почти на два метра над водой, создавая маленькое цунами в речке.
Рыба все еще была у него в руке.
===
Удар. Удар. Удар.
И, наконец, удар. Дерево затрещало.
Тенген вышел из своего ментального ступора и с удивлением посмотрел на падающее дерево. Затем на свои руки. Обычные, хоть и обильно покрытые кровью руки.
-
... И Тадэши, сам того не замечая, заснул. Под водой. Запутавшийся в штанах. Пощады. Пожалуйста, пощады! xD
-
Н е о ж и д а н н о
-
она же, в конце концов, лучше кабанчика?! Очень, очень спорный вопрос!
|
|
Бобби.
— Боги бывают нескольких типов, — Джокер заговорил тоном преподавателя семинарии. — А точнее, путей их возникновения. Вон, посмотри на Медб — тоже богиня, между прочим. Бывшая, правда. Медб и ей подобные — это так, мелкие боги. Такие могут бывшими смертными, которые достигли невиданных высот. Но чаще — продукт божественной сущности и смертного существа. Некоторые боги очень похотливы, знаешь ли. Вот и плодятся там всякие полубоги, угу...хотя могут быть и бывшими смертными, конечно. Настоящие боги зарождаются из коллективного бессознательного. Мир это ведь не только твердь, не только та реальность, в который мы с тобой сейчас пребываем, например. Конфигурации бывают разными, конечно...обычно, чем выше рейтинг мира, тем больше в нём слоев. Но всегда есть, по крайней мере, две сферы: верхняя и нижняя. Типа, Ад и Рай, например. Разумеется, никакого "низа" и "верха" не существует, это так, слова для облегчения восприятия. Остальных направлений, если что, тоже...скорее, это похоже на луковицу. Только без корней и этой штуки, откуда перья лезут. Ну ты понял — любое направление в таком случае будет зависеть от наблюдателя. Так вот, коллективное бессознательное, оно же ноосфера, оно же имматериум, оно же...в общем, названий много, а суть одна — отхожее место для мыслей, чаяний и представлений людей. И там уж кто на что горазд. Представления о Зле и Добре первичны, а уж всякие там боги деревянных ложек идут в последнюю очередь. У кого-то целый пантеон зарождается таким образом, а у кого-то и седовласый старец в халате, который отвечает сразу за всё. В одной стране тоже был такой, только без халата и пальцев... всё хуево закончилось, как ты понимаешь...
Джокер продолжил нарезать круги по пещере, обдумывая следующие слова.
— Количество последователей, при этом, имеет значение до определенного уровня. Одни, если растеряют всех последователей, иссыхают и растворяются, или же бывают сожраны своими более крупными конкурентами. Это, кстати, и заставляет мелких божков часто себя проявлять. Ну, чтобы простимулировать людей поклоняться и дальше, понимаешь? А другие разрастаются настолько, что становятся самоподдерживающимися сущностями...хотя таким последователи тоже никогда не помешают. Ну, это вообще очень сложная система, тут без бутылки или двух разобраться сложно. Опять же, от мира к миру бывают свои вариации и нюансы. Вот те интересный факт — у смертного может быть божественная проекция, как бы его отражение. Это к разговору выше, о Скатах и методах захвата мира. Всегда выгоднее окончательно вознестись — наличие смертной оболочки, всё равно что гиря у ног. Но, к сожалению или нет, такой вариант для той же Скатах закрыт. Обратной дороги нет, знаешь ли. Или вот другой: если люди будут усердно верить, к примеру, к существование какого-нибудь Ада в целом, то отдельные черти и демоны могут там завестись самостоятельно. Вот папаша Хелла — вряд ли в него изначально кто-то верил. Ну, потом он, может быть, явил собственную персону мира, обозначил своё имя и так далее...но это уже детали. Так что...хм, а с чего мы начали? Ах да...ну, я бы сказал, что вера первична, но с оговорками. Важно не только количество последователей, но и их качество тоже. Короче, нужно разбираться. Ты хочешь коротких ответов на вопросы, которым некоторые посвящают всю свою жизнь, и всё равно ничего не добиваются.
Шут устал ходить, и вернулся обратно за стол. — Что же до твоего обучения, о юный падаван...во-первых, на это уйдёт уйма времени, а во-вторых, у тебя наверняка будет полно насущных дел. Что-то и расскажу, может быть. Кроме того, я тебе точно что-то рассказывал до этого, но ты это просто подзабыл. Вспомнится...со временем. И знания, и навыки, о которых ты сейчас можешь даже не подозревать, что они у тебя были. Вот в чём парадокс. Эти "воспоминания", их ноги растут из концепции мультиверсума, в соответствии с которой ты мог обладать буквально чем угодно. Это даёт невероятные возможности — в теории. Но только в том случае, если твоим работодателем является Шеф. Конечно, концепция баланса немного портит картину, но...ты же не хочешь, чтобы сюда через минуту заявилась толпа Избранных, Чемпионов и так далее?.. То-то же. Вообще топорные, ломовые подходы плохо действуют в мирах высокого уровня, но мы об этом уже говорили. Надо вам выбираться из этой глуши. Даже жрать нечего...
|
|
|
-
А затем, вода захлестнула корабль и судьба «Сирлин» была решена
Была - и нет
-
Подборка артов и музыкального сопровождения как всегда на высоте!
|
|
|
|
-
Пусть разбираться с тем, что она натворила сейчас будет завтрашняя Бьянка Пост получился чувственным
-
Удалось-таки сломать лед в отношениях! Бьянка, перестав слишком много думать, сразу стала очаровашкой)
-
Пусть разбираться с тем, что она натворила сейчас будет завтрашняя Бьянка.
Жизненно)
-
очень круто читается сравнение между обычными военными и видение роситы глазами бьянки
|
|
|
|
|
Аррайна как будто проигнорировала вопросы Наиа и Беуза, сразу обратив внимание на Крикса
- Ты тоже ничего такой, есть что пощупать! Я могла бы спросить, как тебя угораздило зайти в наше болото, красавец, но ладно уж, ты первый. Видишь, домик мой не на земле стоит? Как-то раз там, где я жила, разразилась ужасная гроза, со смерчем и торнадо. Дом подняло в воздух, и долго крутило, а потом, когда гроза закончилась, смотрю - он здесь стоит. Тут Нибен подошел, сказал мне спасибо за то, что я прежнюю злую ведьму в лепешку превратила. Ну а я не злая. Я взбалмошная! Со мной попроще - и Аррайна улыбнулась милейшей улыбкой.
- Ладно, расскажу вам историю, которую вам так охота услышать. Хотя душа там не невинная, да и знаю я так, понаслышке скорее. В общем, кроме деревни Нибена в этих краях и другие гномы живут, все больше по одиночке. Найти их трудно, что иголку в стоге сена, но они есть. Кто чем занят, вот был среди них один ювелир. А гномы, чтоб вы знали, живут подольше эльфов, Нибену вон девятая сотня пошла уже, между прочим. Вот тот ювелир ещё постарше Нибена будет, давно уже помереть должен. Во времена, когда здесь к северу еще люди жили, тот гном, Наргод по прозванию, что-то там вместе с людьми придумал, что должно было его к несметным богатствам привести. С магами Намира связался. Но уж не знаю как, а его обманули, остался Наргод в своем болоте никому не нужный. Уж он так и сяк месть изобретал, а все равно у богов лучше получилось, всех магов Намира разом в призраков перегнали. Но, видать, у Наргода на то свои мысли были, а может, обидело его, что не он месть совершил, вроде как второй раз его обокрали. Вот с тех пор на всех и обижен, буквально на весь белый свет. Говорят, пока его месть не удовлетворится, гном не помрёт. По мне, так это ему вечно жить, получается.
|
-
Грустно :(
-
Хорошее поминовенье для товарищей!
-
Обожаю эти лвл апы балладами!
-
Гоба шикарен) Спасибо что вернулся с победой
-
За совместный поход в Чащу.
-
С завершением, ура!
|
|
-
Таки сдали квест!
-
Я играл у тебя в ₩ᘿĮⱤÐ ՖÞÄÇÈ дроидом. Дроида Е2-Е4 сожрали здоровенные пауки в джунглях. Потом я подался в тот же модуль марсианином. Марсианина по имени Старый Херш маленькие паучки загрызли в вентиляции. Какую-то часть модуль я пропустил и заявился сюда. Фунгомансера Брюкса в норе под старым деревом съел паук размером с корову. А вот гном Харди Три Гвоздя добрался до финала этого модуля. Он выжил и выполнил квест. И в награду получил... ручного паука. Я давно так не смеялся))) Спасибо за отличный модуль.
-
happy end!!
-
Шикарно!
-
Ей, ещё и питомец! Здорово!
-
Достойное завершение истории!
|
|
|
|
-
=^,...,^=
-
Долгожданный вышел кусь)
|
|
|
|
|
Недосказанность ранит сильнее кинжала. Сестренка только на миг прервалась, а я уже все поняла: Бьянка просто ищет слова, какими может сообщить мне, что эти поцелуи, эти ласки – прощание и последнее печальное «прости». Сейчас она сама отведет взгляд, а, может, напротив, потребует от меня повернуться, чтобы сообщить новость, и скажет, что «мне до безумия нравится сестра такая-то, встретив ее, я полюбила всем сердцем и теперь не желаю подводить ее доверие изменами». Я чувствовала, как начинает дрожать нижняя губа, и как хочется сорваться на дикий, громкий рев. Сжала зубы до боли – нельзя, никак нельзя ранить сестренку таким отчаянием! Боль разлуки надо холить и лелеять в одиночестве, принимать ее всем сердцем вдали от любой живой души, и только тогда давать волю чувствам. А пока надо держаться, надо собраться – не ради глупого «солдатки не плачут», но ради нее. Пускай любимая знает, что я приму любое ее слово и буду радоваться за нее в любом случае. Ну а я сама… да кому это интересно? Буду не первой, кто стал горькой вдовицей при живой возлюбленной, но, увы, не последней. Повисшее молчание, тугое и густое, как кисель разрезало негромкое «нет», прозвучавшее для меня слаще всех других слов, теплее любых прикосновений и важнее всех похвал. У сестренки никого нет, и она любит меня и только меня! А я-то, дурында, напридумывала себе, чуть не расплакалась! Да еще смутила Бьянку такими вопросами и, что вдвойне хуже, поставила под сомнение ее чувства ко мне! Какая же я глупая! Все же мы – близняшки, и раз уж в сердце моем горят неугасимым пламенем чувства к самой родной, самой близкой, то с чего бы ей не испытывать тоже самое!
Подрагивающие губы мои сами собой расползлись в широкой довольной ухмылке, да и вообще я сразу почувствовала себя кошкой, обожравшейся хозяйской сметаны. Выпрямив спину, я наконец отпустила злосчастную травку и, оттолкнувшись ладонью от земли, повернулась к сестричке, повалив ее, попытавшуюся было одеться, наземь и смачно поцеловав в губы – словно одновременно ставя клеймо «ты моя» и отдавая себя всю, без остатка. - Родненькая моя, милая! – не могла сдержать я радости. – Как же я тебя обожаю! Ты у меня самая-самая лучшая! Нет, - на долю секунды скорчила я задумчивую мордашку, - не лучшая – великолепная! Обожаю тебя!
Снова чмокнув Бьянку в губы и ласково проведя по щеке тыльной стороной ладони, я подпрыгнула, словно пружиной подброшенная, и бодро прокрутилась пару кругов, словно в танце с невидимой партнершей, просто не зная, как еще выплеснуть свою неуемную, бьющую через край энергию: так вода, пробившая себе путь средь стылых камней, начинает играть веселым фонтаном, рассыпая окрест брызги, кажущиеся в свете солнца драгоценными камнями. Такими же капельками, хранящими в себе свет и тепло, была исполнена и я – достаточно оказалось только одного короткого слова, чтобы вернуть мне былые счастье и уверенность. - Купаться-купаться-купаться! – весело заявила я: слова сами рвались наружу. – Гигиена – превыше всего! Помню, - я на время остановилась, глянув через плечо на Бьянку, - как одна из наших инструкторш, Эжени – ты наверняка ее видела: сухощавая коротко стриженная блондинка со шрамом на подбородке – любила позубоскалить, когда некоторые из нас после долгого марш-броска хотели отправиться сразу в койку, а не в купальню. Дескать, правильный выбор, девоньки: зачем мыться сегодня, если завтра все равно испачкаешься? А еще лучше не купаться месяца два-три, и тогда нас смело можно будет отправлять на косматых – те сами от такого амбрэ передохнут. А что другие сестры если и будут подходить, так только с подветренной стороны, но ведь это пустое, да?
Я весело расхохоталась и, тряхнув волосами, ринулась к речке, протекающей у подножия холма, где было наше место. - Хей-йей! А ну-ка догоняй, старшая! Или совсем на бардовских посиделках бегать разучилась, только выхаживать? Мне было наплевать, попадутся ли на пути острые камешки, сухие веточки, звериные норки или что-либо еще. В воду надо заходить осторожно, смотря под ноги и привыкая к перепаду температур? Да без разницы – я просто страстно желала влететь в нее вот так с разбегу, всем телом, чтобы ощутить приятное холодненькое покалывание, сменяющееся комфортным теплом, нырнуть, задорно визжа, с головой, а потом встретить Бьянку – я была уверена, что обгоню ее –брызгами.
-
Тема гигиены под Куполом становится прямо-таки сеттингообразующей)
-
Росита как солнышко - если тучка набежала, то темно и пасмурно, а как выглянет, так сразу всюду ярко и светло
-
Первый абзац такой трогательный, вдохновляющий!
|
-
Грустно :(
-
Ох, пусть земля будет пухом, славный археолог!
-
Эх, прощай! Долго продержался!
-
Ярко жил, ярко ушёл. Да покоится в мире.
|
|
|
|
|
|
-
где торгуют - там и воруютв цитатник прост
-
Красавчег!
-
Пользуясь профессиональными навыками, Галт давно узнал, что у Наиа и Карвуса ни монетки за душой За вот эту, этого и этого и себя - он последовательно указывал пальцем на Наиа, Карвуса и Крикса - я плачу за ночлег Мне нравится умеренная щедрость Галта – платить только за тех, у кого нет денег)
|
Значит, действительно для неё! Подарок! Она не даже не пытается сдержать широкой улыбки и несколько раз кивает ей головой прежде, чем обернуться к Кире спиной, попутно поправляя широкий подол юбки, стараясь не наступить на белые ткани, а затем и вовсе дёргает последний чуть на себя, задирая и зажимая его между коленок: только сейчас она понимает, насколько прохладнее было в здании библиотеки и насколько жарче было находиться под открытым солнцем. Да и Кира не делает эту ситуацию проще, пусть и в хорошем смысле этого слова. Сердце мгновенно разгоняется до беговой скорости, отчего ей приходится несколько раз вздохнуть да закусить губу, чтобы не сдать саму себя; девушка и прежде не отказывала себе в том, чтобы коснуться Иоланды, обласкать поцелуями, а для священнослужительницы каждый раз — как в первый. Волосы, которые она придерживала одной рукой прядями выскальзывают из пальцев: это Иола пытается сделать несколько дел одновременно, пытаясь погладить не то за ухом, не то у щеки саму Киру, грузно хихикнув. — Мысль «рано или поздно вернуться обратно на работу» с тобой превращается в «поздно» с каждой минутой, — она посмеивается и разворачивается обратно, стоит пока ещё прохладному металлу перестать ёрзать спереди и закрепиться в одном положении. Девушка опускает взгляд, пальцами свободной руки перехватывает кулон и разглядывает его с несколько секунд прежде, чем кладёт ладошку на коленку Кире. Она смотрит на неё молчаливо, но уже по одному взгляду на неё можно было увидеть всё то тепло, ту нежность и благодарность, которые она испытывала. И как ей так повезло быть любимой ею? Как Иоланда смела себе отказывать в том, чтобы быть рядом с ней? Дело ведь было далеко не в подарке, — хотя едва ли она могла подобрать слова для описания степени приятности от его получения — а в том, как обходилась с ней воительница всё это время. Словно всегда под защитой. Неудивительно, что ей хотелось отплатить ей тем же. — Знаю, — утвердительно замечает Иоланда, — Спасибо. Я... я не знаю, — она опускает взгляд к подарку ещё раз, поджимает губы в улыбке, а затем со вздохом качнув головой, продолжает, — не знаю, чем я заслужила его и тебя. Она уже вот готовится для того, чтобы сдвинуться вперёд и поцеловать Киру, что описало бы всё, что она чувствует без слов, однако та вспыхивает своим звонким голосом так резко и неожиданно, что Иоланда так и замирает в полуприсядке, осторожно возвращаясь на своё место. Едва ли в громких словах о чувствах, любви и будущем Иоланда видела слова инфантильного максималиста; девушки Купола выходили замуж и раньше, а если брать Иолу, то, наверное, разница в возрасте и вовсе будет велика. Другое дело, что она никуда не торопилась прежде: жена, дети, одна крыша над головой — это всё придёт. Что никогда не заставит её отказаться сейчас. Она разворачивает ладошку так, чтобы иметь возможность сжать пальцы возлюбленной в ответ. — Что же ты... — она запинается, когда тема резко перепрыгивает с одного витка разговора на другой, вынуждая её слегка наморщить нос, — не даёшь мне и слова вставить, Кира, — пусть слова и звучат с оттенком упрёка, на деле, задевать или обижать своей строгостью девушку Иоланда совсем не хотела. Ей только и остаётся, что вздохнуть. Не вяжется. Вот они — говорят о любви и лёгких совсем не хватает для того, чтобы задержать столько воздуха, чтобы иметь возможность дышать свободно, а в следующий мир Иолу словно облило холодной водой из огромного ведра, отчего она едва заметно тянет плечами, пытаясь высвободиться от неприятного ощущения. — Чтобы выполнять свою работу, Кира, как и полагается служительнице Рамоны. Благодаря патрулированию — хотя едва ли у меня язык повернётся назвать разговоры с несчастными с той стороны «патрулированием» — я смогу получить информацию для своих исследований и, в том числе, помочь нашим новым сёстрам, — она морщит нос, проговаривая каждое слово с особой аккуратностью, пытаясь донести свою мысль до Киры так, как и прежде. Она знает, откуда пришёл этот внезапный вопрос. Видит её волнение, знает, как та переживает каждый раз, представляя худшее. Однако разве самой Иоланде проще? Кира сильная, но настолько, чтобы справиться без её помощи? — К тому же, так я смогу быть немного ближе к тебе в том числе, — было бы глупо скрывать от неё правду. Она смотрит на темноволосую, а затем опускает взгляд к их коленкам, осторожно расправляя складку платья, надетого Кирой явно не без повода, замолкая. Ненадолго, впрочем. — Я ведь тоже люблю тебя. Ты хочешь жениться? Я — твоя, Кира, делай что хочешь и ты знаешь это. Хочешь семью и детей? Я хочу этого больше всего на свете, — её пальцы посильнее сжимают её руку и Иоланда поднимает на неё взгляд, смотря ей прямо в глаза: — Но или ты будешь здесь со мной, — лишь на мгновение она смотрит словно не на неё, а сквозь, чтобы вернуться к её лицу вновь, — или я с тобой там. Другого варианта, если мы хотим, чтобы всё получилось, нам не дано. Она ведь понимает Иолу? Кира ведь услышит и поймёт? Неосознанно жрица тянется к кулону на своей шее, сжимая тот посильнее, как если бы последний смог дать ей ответы, дать ей силу. Это ведь не просто подарок, верно? Это — признание, которое она сможет пронести сквозь года.
-
Самозабвение, рождающее эгоизм, драма любви на пределе - реально молодчинки обе, спасибо.
-
Едва ли в громких словах о чувствах, любви и будущем Иоланда видела слова инфантильного максималиста; девушки Купола выходили замуж и раньше, а если брать Иолу, то, наверное, разница в возрасте и вовсе будет велика. Другое дело, что она никуда не торопилась прежде: жена, дети, одна крыша над головой — это всё придёт. Хорошие мысли, от сердца идущие.
Но или ты будешь здесь со мной, — лишь на мгновение она смотрит словно не на неё, а сквозь, чтобы вернуться к её лицу вновь, — или я с тобой там. Другого варианта, если мы хотим, чтобы всё получилось, нам не дано. А вот и он, поворотный момент при разнице желаний, когда все прочее - одно на двоих.
-
Неосознанно жрица тянется к кулону на своей шее, сжимая тот посильнее, как если бы последний смог дать ей ответы, дать ей силу. Весь пост огонь, но отдельные детали шикарны!
|
Гаррет отошел к столу, сжимая в руках книгу. Раскрывшись, страницы в тусклом свете, так что старику пришлось прищуриваться, поведали охотнику множество суеверной белиберды в перемешку с чем-то действительно стоящим. Урывками, Олдстаут понимал заложенные в фолианте знания, особенно из той области, что касалась рун: вот "Молот Горы", что Гаррет мог лицезреть воочию, когда охота привела его ещё в составе другой котерии во владения гномов - ритуал, что использовался при варке особого бренди, крепостью не уступавшего удару кувалды, мужчина узнал его по паре характерных угловатых рун... Вот, кажется, "Свет Луны", ритуал использовавшийся эльфийским кудесником, оказавшим охотникам помощь в борьбе с восставшим умертвием в Лесу Тысячи Теней... Столько воспоминаний и тревог будили эти строки.
Гаррет не мог ручаться за правильность ритуалов, но само нахождение подобного знания здесь и сейчас в Салифорде, в доме местного мельника, порождало массу вопросов. Откуда? Как? И что ещё скрывала Книга? "Я должен доставить её в Братство", - решил про себя старик.
– Мальчишка прав, – низким, уставшим голосом произнес Олдстаут, отрываясь от чтения.
Он взглянул на Аугна, понимая, что увлеченный Книгой, упустил действия ведьмака из виду, и зря: чертов щенок не удержал свой секрет при себе. Гаррет почувствовал что у него уже не остается сил для праведного негодования.
С силой (и досадой) захлопнув книгу, Олдстаут перевел своё внимание на Виктора:
– Молись и благодари Сокана за то что мы оказались вовремя в твоём доме, пропащий, – прошипел старик, перстом указав на мельника, словно хотел пригвоздить к полу, – лишь Ему ведомо, от каких бед мы уберегли сейчас и тебя и твою душу! От греха подальше, нужно будет что церковник освятил здесь всё. Дурак!
Гарет замахнулся было Книгой, но вместо удара с шумом выдохнул. Его злило то, что ситуация Виктора напомнила ему о собственном горе, вот только тогда сам Олдстаут стал причиной того, что беда пришла в его дом. Его жена... его дитя... Он понимал ту беспомощность, что овладела мельником, слишком хорошо.
– Как вышло так, что ты стал свидетелем обращения, но остался жив? – тут же добавил старый охотник, стараясь не дать чувствам затуманить его разум.
-
Реакция бати, когда сын не вовремя вышел из шкафа)) )
-
Его злило то, что ситуация Виктора напомнила ему о собственном горе, вот только тогда сам Олдстаут стал причиной того, что беда пришла в его дом. Его жена... его дитя... Он понимал ту беспомощность, что овладела мельником, слишком хорошо.
|
|
|
|
|
|
Пауки продолжали разлетаться на мелкие шматочки от ударов Рика, Карвуса и Наиа. Волшебник неожиданно полез в ближний бой, и оказался в нем чертовски хорош - даже Наиа не смогла бы голыми руками вот этак с одного раза аннигилировать паука! Правда, непонятно, насколько голой считается рука, обратившаяся в камень.
Тем временем, мертвый энт подошел уже совсем близко, и пауки, что еще остались в живых, разбежались кто куда, спасая свои хитиновые шкурки. Может быть, потом, после того, как энт перебьет этих двуногих с острой сталью, останется, чем полакомиться... Вблизи дерево выглядело устрашающе. То есть, будь это просто дерево, это был бы просто странно выглядящий сухостой. Мало ли таких в лесу? Но когда странно выглядящий сухостой норовит проткнуть тебя своей огромной веткой, становится не по себе. Еще более не по себе становится, когда это у него получается! Наиа мигом вспомнила рассуждения магов насчет того, что энты не любят топоры, потому как именно ей в грудь прилетел удар одной из ветвей дерева, да такой сильный, что варваршу аж в воздух ненадолго подбросило! Что там еще не любят энты? Огонь?
Энт был довольно медлительным, для своего-то размера. Пожалуй, можно порадоваться, что он не может атаковать сразу девятерых, как гидра. Однако каждый его шаг был равен тридцати, если не больше, шагам обычного человека, так что сбежать от такой напасти будет ой как не просто. К тому же, его длинные ветви дотягивались даже до тех, кто мог стрелять в ствол существа разве что из лука. Пока энт разворачивался всем корпусом, чтобы вдарить по варварше, все остальные заметили, что в расщепленной молнией сердцевине дерева что-то есть. Или.. Кто-то? Какой-то мускулистый человек отчаянно пытался выбраться из дерева, и даже умудрился выломать из его ветвей палицу, но пока что все его успехи заканчивались на этом - и на том, что правая рука, сжимающая эту самую палицу, была на свободе. Ею человек пытался колошматить энта, но тому было, видимо, глубоко плевать на эти жалкие попытки. Вот будь вместо палицы топор...
|
Временами Иоланда всё равно задумывалась, как здесь оказалась. Вспоминала, как на первых порах смотрела в сторону Киры с толикой сочувствия и умиления на её попытки понравиться ей, но никак с мыслями о необходимости или желания сделать несколько шагов в её сторону, приоткрыть дверь, проверить, что же под ширмой. О девушке ей никто не рассказывал да и сама Иоланда была не из тех, кто шерстил по углам, выискивая и вслушиваясь в чужие сплетни, точно так же, как взращивая от себя последние с нуля. Она ни о чём не жалела — несомненно, оборачиваясь назад, когда «сдалась» воительнице без копошащегося тонкого голоска сомнения. Разумеется, временами на неё надавливала разница в возрасте или положении, сфере деятельности, но разве это имело какое-то значение, если они всё равно смогли найти общий язык? Ей нравилось осознавать, что несмотря на разность мнений на какие-то вещи, она могла оставаться собой. Впрочем, на этом размышлении взгляд Ио на секунду темнеет; точно? Однако наскоро непрошеные мысли отправляются в угол, где их не будет видно за чем-то более светлым, родным и любимым. Сейчас ей совсем не хотелось портить настроение ни самой себе, ни девушке напротив, которая стала считывать эмоции Иоланды куда лучше прежнего. — Нет, не сильно, — она улыбается шире и на поцелуй её руки, тянется к месту, куда положила ладонь изначально, оставляя заслуженный ответ, — даже хорошо, что отвлекла: сама же вечно говорю, что работать без отдыха — это идея не из лучших. С особой благодарностью она принимает её гостинцы, тихо шепча слова благодарности и качая головой: нет, не обедала — и не говорит этого вслух намеренно, думая, что это может разозлить Киру. Или, хотя бы, расстроить. Вместе с этим ей приятно осознавать эту заботу. «Почему ты не поела?», «Ты будешь чувствовать себя плохо!», «Ты простынешь» — это тот тип заботы, который передавался им всем через матерей и которой они будут учить своих детей. Иной раз это может надоедать, — она не спорит — но так ли это мешает на самом деле? Медленно она двигается следом за девушкой и присаживается на ступеньки, осторожно придерживая мешочек, — раз уж с кремом, негоже будет всё испортить! — не сдерживая вскинутых выше бровей. На какую тему? О чём Кира? Успеть задать вопросы вслух — она не успевает, потому что едва ли ей кто-либо даёт шансы. Ей только и остаётся, что внимательно вслушиваться в её слова, стараясь не упустить ничего важного. Она бегает взглядом по лицу воительницы, замечая непрошеные морщинки на её лбу, видит, как дёргается улыбка, ходя то вверх, то вниз от беспокойства за что-то, что она решает не озвучивать. Единственное, что не может понять Иоланда — это хорошая нервозность или нет? Ей стоит начать волноваться? Появившийся перед глазами кулон ни с чем не помогает, но вынуждает её отложить булочки в сторону, разворачиваясь к Кире всем корпусом. — Очень красивый, — соглашается она с ней с мягкостью в голосе, но руку не протягивает: не звали, впрочем, наклоняет голову чуть вперёд, с любопытством заглядываясь на блестящий кулон. Подобного лично у неё не было, но Иоланда, несомненно, видела такого рода вещи не только в книгах, засматриваясь на очередные зарисовки прежних времён от забранного у врагов, например, или созданного собственными руками, трудом и потом. От комплимента белёсые щеки мгновенно вспыхивают розовыми пятнами, но Иола не отводит смущённого взгляда. — Ты ведь не просто так принесла мне на него посмотреть? — Немного с ехидством спрашивает она, но не замолкает, — что за повод, милая? Сначала булочки, теперь — кулон, — она оглядывается по сторонам, будто это поможет найти ей ответ, — у меня сегодня день рождения? Праздник? У меня уже есть ты: ты — мой праздник. Так что же ещё?
-
Знать, когда надо уметь слушать, а когда говорить - бесценно.
-
ты ж моя сладкая булочка!
|
|
-
За эпитафию!
-
Хорошо!
-
- Вот... с этим уже можно иметь дело. Сообразим, так сказать, на троих. Дорога не близкая, всякое еще приключиться может. Возьмем каждый по кувшину. Хоть один да донесем мокрокожим. Закончим Маришкину работу.
Диверсификация!
-
Aye, back to the mud. Да упокоятся они под светом Живых Звёзд!
-
Хорошо проводил
-
Спасибо! Прослезилась!
|
|
Найти Иоланду тем, кто оказывается в залах сестринской библиотеки впервые не так легко: она не пряталась намеренно, но оказываясь под сводами книжного храма с самого утра и работая в одиночестве, количество изданий или различных фолиантов увеличивалось с каждым часом, пряча девушку за ними, словно за каменной стеной. Разве что только макушка время от времени появлялась, когда она, наконец, сдвигалась с места после продолжительного переписывания очередной нужной ей страницы или выпрямлялась в спине, тем самым пытаясь растянуть затёкшие мышцы. Коллеги же, как и служительницы храма знали: Иола следовала маленьким, едва заметным ритуалам, но если обратить внимание на её распорядок дня, отслеживая её действия, не трудно было увидеть, насколько она была — безумна? — постоянна. Одно и то же время для того, чтобы переступить порог рабочего места, равное количество книг в руках, тот же самый стол, что и всегда. Иоланда не устраивала вокруг себя хаоса, а порядок платил ей в ответ лёгкостью и быстротечностью дня. Только почему-то не сегодня и совсем не с этими переводами. Едва ли это могло расстроить Иоланду; она билась над очередным проектом больше, чем планировала, но знала, что когда закончит — это будет чувствоваться большой победой, важным вкладом в общественный строй. Жрице не нужна была похвала со стороны, — может разве чуть-чуть — ведь с самого детства ей прививали знание о том, что каждое действие тянет за собой последствия. Только в её руках имеется та сила, чтобы они положительно влияли на мир, а не наоборот, как это делало большинство. Особенно тех, кто жил с Куполом и сёстрами во вражде. К тому же, дело могло бы идти многим медленнее, если бы Иоле в подмогу дали кого-нибудь ещё. Не то, чтобы работать в паре или группе она не любила, но спросить её напрямую, предпочла бы пыхтеть в одиночестве. Как уже говорилось, она любила организованность, а вместе с ним — чтила правила и следовала системе, зачастую, придуманную и удобную для неё же самой. Чем больше людей, тем больше необходимо доносить эту мысль снова и снова. Не то, чтобы сёстры в своём роде были неугомонны или непослушны, что не мешало выбирать Иоланде трудиться над пособием одной. Возможно, ещё одна причина заключалась в том, что будет приятно видеть своё имя на справочнике в единичном порядке. Она вкладывала в свою сферу деятельность много сил и надеялась, что это было заметно не только самой девушке, а лесть ещё никому не вредила. В своих мыслях она не замечает, как утро сменяется на обеденное время, а затем часы и вовсе срываются в бег, приближаясь к полднику. Скрип пера под рукой, запах пергаментов и пухлых книжек на безграничных полках и лишь негромкие переговоры где-то вдали от стола, за которым сидела Иоланда, успокаивают. Неудивительно, что в очередной раз она забывает даже поесть, сосредотачиваясь настолько, что слышит голос, обращающейся к ней бардессы не сразу. Ио несколько раз быстро моргает, так и замирая над пергаментом с рукой наперевес, правда, дёргает последнюю в сторону так быстро, насколько может: не хватало бы поставить ещё и кляксу между строчками, начиная всё заново. — Кира? — Иоланде приходится проговорить про себя мысль Клодетт ещё раз. Только с её губ срывается имя возлюбленной, как светловолосая расплывается в кроткой и мягкой улыбке, а в уголках её губ появляются едва заметные морщинки. Пришла. А зачем? Тем более, без предупреждения. Девушка оглядывает разложенные на столе материале, взвешивая необходимость убрать их, освобождая поверхность или нет, — она ничего не сказала? — наспех спрашивает рыжеволосую жрица, всё же начиная возиться в желании подсобрать всё имеющееся в одну кучу. Так по помещению раздаётся несколько глухих хлопков — это Иоланда закрывает старые фолианты, а за булькающий звук отвечает встряхнутая в руке баночка с чернилами, вместе с пером отставленная от края стола, чтобы никем не быть задетой. Впрочем, папку со своей собственной работой она складывает и готовится перехватить вместе с собой. — Не ты ли? — ей только и удаётся, что негромко прыснуть себе под нос, устремляя прямолинейный взгляд на Клодетт, явно сказавшую немного лишнего. Впрочем, задуматься над её словами — Иоланда задумывается. Запрыгивать с разгону на руки Кире она ещё не пробовала и, честно говоря, с трудом представляла, насколько возможным это может быть. Сомнений в том, что её возлюбленная поймает Иолу не было, а вот насчёт того, чтобы не споткнуться по мере сокращения взятого для разгона расстояния — вот где нужно было усомниться. Или это не она то и дело щеголяет по дому с перебитыми и синеющими коленками, выделяющимися многим сильнее из-за белоснежной кожи, от неудачных ударов об невысокие табуретки и скамьи храмовой библиотеки? — Спасибо, что сказала. Если кому-нибудь понадобятся книги, а ты ещё будешь здесь, скажи, чтобы брали без промедления, но я, так или иначе, ещё не закончила. — С букетиком. Мысли её, несмотря на сказанное, были уже далеко отсюда. Долго гадать о поводе и причине прихода Киры она себе не позволяет, тихим, но быстрым шагом покидая привычную тихую гавань. Мягкими лучами солнце обнимает её лицо и плечи, вынуждая Иоланду на секунду зажмуриться, морща курносый нос, стоит ей оказаться на улице неслышно шурша длинными юбками. Другое дело, что на сердце становится ещё теплее: вот она, её милая Кира, действительно стоит здесь с цветами наперевес, улыбаясь каким-то своим мыслям. Сейчас Иоланда чувствовала как никогда, что жизнь её разделилась на «до» и «после» встречи с воительницей и с каждым днём она всё больше привыкала к ней, думала от рассвета до заката, любила, вверяя себя всю. — Кира, — зовёт Иоланда девушку тихо, предварительно оказавшись за её спиной и делая шаг в нужную сторону, — я не ожидала, что ты придёшь, — осторожно она тянется ладошкой к её щеке, тут же дёргая уголками губ вверх, устремляя свои светлые глаза на неё, бегая взглядом по ставшим родными чертам лица, — что не делает меня менее радостной от этого, — и после короткой паузы, чуть склоняет голову в бок, с лёгкой усмешкой добавляет: — Привет?
|
За четверть века до...
- Эх! Полно вам, девчата, горе горевать! Лучше бородатым головы сымать! Головы сымать, эх, да на кол бы сажать, Чтобы знали, гады, как нас воевать!
Четверка послушниц-первогодок под руководством молодой наставницы направлялась к тренировочной площадке мимо храмовой библиотеки, отчаянно стараясь выводить бравурную строевую песню как можно бодрее и разухабистее, однако получалось... Да плохо получалось, прямо скажем. Как будто маленькие рысята, подражая матери, пытаются рычать в полный голос, а получается лишь писк и шипение. С другой стороны - самим отроковицам, очевидно, пока все нравилось. Нравилось чеканить шаг, широко отмахивая правой рукой и придерживая левой деревянный меч у пояса. Нравилось горланить не в лад песню, на которую пока что не хватало дыхания. Наверняка и сами они себе в этот момент нравились. Кира знала - она сама такой была меньше десяти лет назад. Первый год послушничества, пока все в новинку и в охотку, и ноги еще ни разу не сбиты, и глотки не посажены...
Наставница Динара, проходя мимо Киры, отсалютовала ей, само собой, по всем правилам (при молодых-то), однако незаметно для послушниц высунула язык набок и закатила глаза, изображая повешенную: дескать, что за салажата пошли, мрак и ужас, мы ж такими не были, и в ногу шли с первого дня, и пели так, что заслушаешься. Мелкие тоже засмотрелись на рослую храмовницу с небольшим букетиком в руках, в очередной раз сбившись с ноги, благо двадцатидвухлетняя паладинка обладала и красотой, и определенной репутацией среди рамониток: героиню недавнего штурма замка Ойль знали теперь в лицо далеко за пределами Храма.
Собственно, ничего особо героического в тот день не произошло: после того, как превратившийся в оборотня барон Гийом-Понс устроил в замке резню и сбежал в леса, судьба феода, и так уже усохшего из-за расширения Купола, была решена. Засевшие там остатки челяди, возможно, и сами бы разбежались в скором времени, однако Совет Старших принял решение очистить его, чтобы без помех и как можно скорее взять под контроль деревни на востоке бывших владений Ойлей. Будь за стенами приличный гарнизон с грамотным командованием - замок, скорее всего, взяли бы в правильную осаду, но тот факт, что его защитники после бегства своего обезумевшего сеньора были совершенно деморализованы, делал возможным дерзкий план быстрого ночного штурма.
К работе над планом привлекли бардесс Коллежа, владевших магией странной природы, которой Богини не наделили своих учениц. Смешанный отряд воительниц под чарами невидимости подобрался к самому барбакану, одна из последовательниц Анаэрины сотворила заклинание тишины где-то наверху, между зубьев станы, и забросила туда кошку, которая, как и планировалась, зацепившись, не издала ни звука. По очереди девушки забирались наверх, однако попытка скрытно вырезать стражу не удалась, была поднята тревога, и легковооруженным воительницам пришлось бы туго, если бы не бросившаяся со всей рамонитской яростью вперед Кира. Именно благодаря ее щедро сеющему смерть в рядах косматых двуручному мечу взять ворота удалось без потерь, а дальше бой превратился по сути в резню. Кира ту ночь запомнила как нечто похожее на игру в салки, когда ты догоняешь очередного показавшего тебе спину бородача, сбиваешь его с ног и пришпиливаешь к земле, чтобы приняться за следующего труса. Воевать таким манером оказалось на удивление легко, даже скучно, но после боя девушка была, разумеется, отмечена как отличившаяся и получила свою минуту славы, когда представительница Совета Старших обняла ее перед строем.
Часть захваченных в замке сокровищ выделили в качестве награды участницам штурма - золото и серебро не имели большой ценности под Куполом, однако из них можно было изготовить украшения для себя и своих любимых. Кире предложили сделать массивную золотую серьгу - это был относительно новый обычай, такие серьги носили пролившие кровь косматых, и размеры их были прямо пропорциональны числу убитых, однако храмовница со смехом отказалась: в ее мечтах и планах количество зарубленных мужиков оказывалось таким, что вскоре придется носить в ухе золотую бляху размером с тарелку. Вместо этого она взяла себе несколько серебряных монеток для подарка Иоланде. Говорят, во внешнем мире золото стоит раз в десять дороже, но золото шикарно смотрится на смуглокожих девушках, особенно текрурийках, конечно же. Ио, с ее холодной северной красотой, серебро подходит гораздо больше.
И сегодня, погожим июньским днем, у стоящей возле дверей храмовой библиотеки паладинки в кармане находилась коробочка с серебряным кулоном на цепочке - не просто куском металла, а подарком с секретом. Под Куполом была всего одна мастерица, способная изготовить подобное, и Кире пришлось списать все свои боевые дни, да еще ждать пару месяцев, но результат не заставлял жалеть. Ее возлюбленная получит достойное своей красоты украшение, а внутри хитрого медальона скрывается записка с самыми важными словами, которые Кира боялась не суметь произнести вслух. В конце концов, их отношениям давно пора переходить на новый уровень: теперь паладинка чувствовала себя достаточно взрослой и зрелой для этого. Рейдов и боев предстоит в будущем еще немало, мерзкие космачи продолжают строить козни и покушаться на владения Сестер, так что Кире просто жизненно необходим крепкий и надежный тыл, свой персональный Купол, где можно отдохнуть душой после жестоких сражений. Милая Ио, правда, иногда вредничает и спорит по этому поводу, но дело это вполне поправимое - рано или поздно она поймет, что по-настоящему важно для них обеих. Лучше, конечно, рано - и об этом Кира тоже планировала поговорить, после того как вручит кулон, само собой.
Мысленно повторяя первые слова, которые она скажет, раскрыв коробочку перед Иоландой, Кира улыбнулась в предвкушении реакции любимой.
***
Иоланда в этот день совершенно не ожидала визита Киры, и была поглощена важным заданием, над которым билась уже пару месяцев: составлением пособия по норгардскому диалекту мидгардского языка. И средства для этого дела были крайне скудными: под Куполом было всего три настоящих уроженки тех мест, причем две из них попали к Сестрам еще в отрочестве и почти забыли, как говорили их предки, третьей же, пятидесятилетней крестьянке из Старой Болотины Микаэле, которую четверть века назад продали как рабыню в Мидгаллию "соплеменники" из соседней враждующей деревни, Иоланда своими расспросами успела надоесть хуже горькой редьки, и последнюю неделю она постоянно сказывается больной и просит ее не беспокоить. Так что теперь молодая жрица, пользуясь своей феноменальной и приводящей в восхищение всех подруг памятью, пыталась обобщить полученные знания в едином структурированном тексте. Она совершенно не считала свою работу бесполезной или бессмысленной: Купол в последние годы стремительно расширяется, и как знать, не подойдут ли его границы вплотную к фьордам Норгарда уже при жизни их дочерей? Тогда точно понадобятся вот эти ее исследования, и обязательно будут извлечены из соответствующей секции архива, и как знать - не вспомнят ли ее имя с благодарностью те рамонитки, что станут налаживать взаимопонимание с женщинами Севера?
Но это будет когда-нибудь, если и будет, а пока ей приходится ломать язык и голову, думая, как представить на бумаге слышащиеся одновременно смешно и чудовищно громоздкие трифтонги, как объяснить, что значение слова может радикально поменяться из-за длительности произношения всего одной гласной, как научить будущих читательниц отбрасывать то прочтение шипящих, к которому приучены все знающие "высокое" наречие мидгардского? Ио чувствовала, что ей приходится идти по пути, который наверняка уже прошли митрианские миссионеры. Слов нет, они косматые морды и гнусные твари, но добраться бы до их собственных исследований, чтобы самой не изобретать заново ни колесо, ни тележную ось. Увы - пока библиотеки, в которых наверняка хранятся нужные ей источники, находятся вне досягаемости...
- Эгей, ученый бельчонок, хорош грызть гранит наук, твоя дама сердца, между прочим, мнется за дверями, будто очередь в нужник ждет, - из размышлений Иоланду вывела работающая за соседним столом бардесса по имени Клодетт. "Работающая", впрочем, это сильно сказано. Беспокойную рыжую девицу перевели в библиотеку для копирования нужных Коллежу книг после какой-то любовной истории, когда две экзальтированные поклонницы не сумели поделить ее между собой, и предмет их страсти пришлось по обычной среди бардесс практике прятать в надежном месте, которым и оказался Храм Рамоны. Почерк у новой "коллеги" Ио оказался и в самом деле каллиграфическим, однако с усидчивостью было очень печально. Клодетт хватало максимум до обеда, после чего она уже совершенно не могла работать, начиная ерзать на стуле, отвлекаться и отвлекать окружающих, доставать всех рассказами о своей личной жизни и расспросами о чужой - в общем, вела себя как нерадивая школьница в классе без учительницы. Впрочем, совсем уж берега рыжая все-таки не теряла, так что вызывала максимум легкое раздражение, а сейчас вот и вовсе оказалась полезной: кто знает, с чем Кира ее ждет и когда бы она зашла, если бы Иоланда продолжила свои ученые занятия?
- Ох и плечистая она у тебя, однако, - продолжала тем временем бардесса. - Слушай, ты не пробовала ей на ручки запрыгнуть с разгону? Мне кажется - вообще не качнется. Я бы запры... ну-ну, иди уже, а то украдет ее кто-нибудь вместе с букетиком, пока зевать будешь...
|
Первое утро после того, как меня распределили в часть, началось с головной боли. Нет, даже не так: у меня, как любила называть такое состояние Аньес, жбан трещал. Оно и не удивительно: я с другими свеженазначенными сестренками столько вина и пива вылакала, что хватило бы на целую сотню. И как только добралась до Крепости? Ни-че-го не помню. Со стоном поднявшись с узкой скрипучей койки, я обхватила страждущее место руками и дала себе зарок: больше никогда, никогда в жизни не мешать кровь алого винограда и экстракт золотых колосьев. Теперь дело за малым – исполнить обещанное. Продолжая изображать из себя неприкаянное привидение, я приняла вертикальное положение и, тихо ругаясь, устроила в полупустой - большинство сестер уже убыло, а молодежь еще не заселили - жилой комнате форменный обыск в поисках хоть чего-то, чем можно поправить пошатнувшееся здоровье. Нашла только глиняную бутыль вина, в которой на донышке еще что-то плескалось, и, резонно решив, что от чего заболела, от того и лечись, вылакала ее. Стало попроще. Зато за время поиска я обнаружила, что куда-то пропал левый сапог. Правый – вот он, начищенный и блестящий, как у кота яйца, стоит себе и стоит. На столе, правда, но это мелочь. А вместо левого – какой-то совершенно непотребного вида деревенский лапоть. Пришлось искать, пугая осунувшейся рожей и растрепанными патлами молодняк, шикая на любую, кто подвернется под руку - их громкие вопли были для меня сродни пытке. В итоге столь необходимый предмет гардероба я нашла на заднем дворе, закинутым на веревке через колодезный журавль. Для противовеса чья-то добрая душа еще привязала к нему остроносый алый сапожок, принадлежавший, по всей видимости, моднице Ливии. Кто это сделал, почему – память разводила руками, утыкаясь в черноту провала. С помощью смекалки и такой-то матери – а, вернее, мобилизовав на подмогу мелких – я воссоединилась с пропажей, отправив Ливии ее сапог вместе с самой смышленой из младших.
Через пару часов, умытая, одетая и посвежевшая, я немного пришла в себя. В висках еще стучали маленькие злые кузнецы, настроение было ниже казематов Крепости, но хотя бы с виду все стало пристойно. Я прошлась по подружкам, кто еще не уехал, обнялась с каждой и, всплакнув, распрощалась. Меня ждали сутки дороги, а до них – три дня полной и безоговорочной свободы. Диса и ее зазноба Энид предлагали махнуть с ними на озеро, проведя отведенный нам срок в кутеже, угаре и разврате, но я, хотя и не без сожаления, отказалась: у меня были совершенно иные планы. Самым лучшим, конечно, было бы найти сестренку, но... она бард, и отыскать ее, если она сама того не желает, почти не реально: даже если начать поиски с Колледжа, вряд ли у меня что-то получится. Зато мама никуда не денется – а я, как примерная дочка, просто обязана ее навестить и помочь. К тому же, чего уж таиться, я соскучилась. Путь к Старой Болотине был неблизким, но зря я, что ли, отдала столько лет, готовясь стать надежей и опорой Купола? Нас, воительниц, долгий переход страшить не должен, и мы всегда должны быть готовы. К тому же сапоги мои, да-да, те самые, которые я так долго искала, были построены специально по моей ноге: я прислушалось к мнению сестры-инструктора Астрид, утверждавшей, что для избравшей путь меча есть два самых главных сокровища – обув и ложка. О первой я уже рассказала, а вторая, собственноручно вырезанная из тиса, сейчас была заправлена за голенище. Помимо уверенности в своих силах, меня грела мысль о том, какая же я все же везучая: получить отгул на Плодовую неделю – это же настоящий подарок! Можно будет вечерком наплясаться до упаду, поучаствовать в состязаниях, хороводы поводить и вообще – вдохнуть полной грудью всю прелесть того, от чего я добровольно отказалась. Не то, что я так уж сильно жалела о сделанном однажды выборе, хотя бывали и такие деньки, особенно после того, как я серьезно залетала где-то – но иногда все же тоска брала вверх. Особенно когда она накладывалась на скверное расположение духа.
К тому времени, как солнце стало клониться к закату, я уже трижды прокляла идею шуровать на своих двоих: марш в полной выкладке выматывает, а я все свое носила на плечах. К тому же идти одной – скучно, не помогают ни бережно перебираемые самые светлые воспоминания, ни песни. Я уже в голос исполнила лиричную “Золото кос”, и бравурную “Часовая на холме”, и “Полно вам, девчоночки, горе горевать”, и даже фривольную “Пастушку” – все без толку. Оставалось только тяжело пыхтеть и мерно выбивать из дороги пыль, не меняя ноги и не останавливаясь: солонину я грызла на ходу. От моря зеленой тоски, куда я уже занырнула с головой, меня спас синий цвет. В том смысле, что краем глаза я подметила, как на полянке поодаль от шляха раскинулся целый ковер поздней горчатки, фиолетово-синей и завораживающе мягкой. Средь ее синевы – словно небо упало на землю – видны редкие белые звездочки девятильника. Ну как я могла устоять? Скинув порядком надоевший рюкзак, а за ним перевязь с рапирой в ножнах и и плащ прямо на дорогу, я, забыв обо всем, опустилась на колени в эту первозданную красоту, шепчущую мне на своем цветочном языке неведомые тайны.
Пока я собирала себе очаровательный венок, нежно воркуя с растениями, я была погружена в свой мир, и не сразу услышала, как меня окликают. А услышав протмяжное и мягкое: “Солдатка-а, эге-гей! Солда-атка!” – резко развернулась, испуганно схватившись за нож на поясе. Как оказалось, волноваться не стоило: меня звала какая-то старая – за сорок уже – женщина в охряном платке, из-под которого торчали жесткие соломенные волосы. Неизвестная сидела на козлах нагруженной телеги, а впряженная в нее невысокая пегая кобыла, воспользовавшись передышкой, щипала мягкими губами траву. - Эй, сестренка! – не унималась та, - Куды путь-от держишь? - Здрасти. – невпопад брякнула я, не зная, куда девать почти готовый венок. Стыдобища: защитница Купола ползает на коленях, собирая цветочки! – В Болотину, матушка. - Ой, да какая я тебе матушка! – отмахнулась селянка. – На Плодовую, небось? - Да. – чего таить-то? - А ты чейная бушь? - Ладина дочь я, Росита! - Дивись ты! Знаю, знаю я твою маму. Я сама из Пестрищ, - рассказала словоохотливая женщина, - меня Ингой кличут. Садись, что ли, путь не близкий. Своим ходом, дай Богинюшки, токма к ночи и дойдешь. Или, если так отвлекаться, подмигнула она, - то и к утру. Я тя на повороте высажу, дам-от до дому тебе часок останется. Я прикинула расстояние и время, с тоской поняла, что ноги все еще гудят, и согласилась. Правда, забегая вперед, скажу, что разок пришлось попросить мою добрую попутчицу остановиться: приметив усыпанную мелкими ягодками калину, я не могла отказать себе в желании дополнить венок ее веточками и спелыми кругленькими ягодами.
...Вот и родной дом под зеленой крышей. При виде мамы, общающейся во дворе с соседкой, ко мне сразу вернулись все силы, и я галопом, как молодая кобылка, подлетела к ней и с визгом повисла на шее, глотая слезы радости. Как бы я не любила сестер по мечу, это щемящее чувство тепла, когда ты возвращаешься домой, ничто не заменит. Дома ты становишься целой – нет, полноценной – а под теплыми руками топорщащей волосы маменьки снова чувствуешь себя маленькой девочкой. Как оказалось, милостью Аэлис меня ждал еще один подарок: дома была моя любимая сестренка Бьянка! Вот уж не чаяла такого счастья! Воодушевленная, окрыленная и самую малость смущенная, я отправилась приводить себя в порядок, а потом, чистая и благоухающая, села вместе со всеми за семейный стол. Пошли разговоры о жизни, учебе, моей грядущей службе и успехах Бьянки – словом, обо всем, что обсуждают давно не видевшиеся родные. Я в красках рассказывала о днях в Крепости, опуская самые жесткие и нецензурные моменты, а сама косилась на старшенькую: как она ведет себя, как она относится к моим словам? Такая серьезная она стала, умеющая себя держать – не то, что я, шалопайка. Ужели теперь наши недетские шалости ей неинтересны, ужели она, прекрасная бардесса, у которой наверняка куча поклонниц, отвергнет мои жалкие попытки напомнить, как сильно я ее люблю? Первая пара дней прошла в делах домашних: забор подновить, дымоход подправить – в своем доме всегда есть, что поделать. Но, конечно, этим дело не ограничивалось: я в наглую таскалась за старшенькой на репетиции, восторгаясь ее талантом, а по вечерам старательно вытаскивала ее на танцы. Пускай рядом будет сколько угодно народа, главное, что она будет рядом со мной. Я ее никуда не отпущу, потому что люблю. Вот такая вот я собственница. Хотя… кому я вру? Если кто-то найдет свое место в ее сердце – придется отойти в сторону, как ни крути. И дело даже не в обещании, что я дала маме Аэлис, хотя и в нем тоже: я не хочу, чтобы Бьянка страдала из-за меня.
Первым предвестником того, что наши отношения крепки, как и прежде, стало согласие на парную татуировку. Гладко было на бумаге – ехидная Наджиба заставила меня краснеть, как маков цвет, но тут включилась любимая, мастерски повернувшая все так, что и «не-возлюбленным» никто не мешает обзавестись парными украшениями на коже, как символом их единения. Теперь наши запястья обвивал тонкими лозами раскидистый плющ: а я, словно плющом, накрепко была соединена со старшенькой. С моей Любимой и самой желанной… И плевать, что это не одобряется, и нам приходится скрываться: не согласные пускай идут кидаться головой в навоз, а я не могу жить без Бьянки и ее такого манящего, такого обжигающего пламени. Я словно мотылек, летящий на ее огонь. Я все знаю, но остановиться не могу. Да и не желаю.
Мотылек мой, мотылек, Как затейлив твой полет Не стремись на огонек – Огонек тебя сожжет... Легких крылышек узор Разлетится в белый прах Не лети на мой костер – Вы горите на кострах... Если ищешь ты тепла – Вот тебе моя ладонь Пусть она не так светла – Но не жжется, как огонь... Мотылек мой, мотылек... Ты не слушаешь меня Как прекрасен и жесток Золотой цветок огня.
К несказанному счастью моему, сестра, не смотря на всю свою сдержанность и строгость, желала того же, чего и я. А, может – об этом думать я не хотела – просто сдалась моей упрямой солдатской настойчивости. Как бы то ни было, мы пошли на пикник на наше место, и уж там, не речном берегу под сенью шелестящей кроны старого дуба, нам никто не мог помешать. Ее губы стали еще слаще, чем прежде, летящие прикосновения ее – горячее, заставляя сердце биться чаще и вызывая в груди сладкое томление. А уж когда она стянула через голову рубаху… Мы близняшки, это верно. Но то, что во мне просто, в ней преломляется и становится красивым. То, что хорошо во мне, в ней неотразимо. Каждый раз, когда я вижу ее нагой, не могу скрыть восторга. Бьянка – лучшее, что есть в этом мире. Самая прекрасная, самая родная. И снова, как в первый раз, я тянусь осторожно пальчиками к гладкости ее кожи, боясь, что это прекрасное видение рассыплется палыми листьями и навсегда исчезнет.
…Она рядом. Я чувствую щекой ее умиротворенное дыхание, ощущаю, как щекочут меня пряди ее волос. Чувствую под пальцами податливую мягкость ее тела и краем глаза вижу на зеленой траве переплетенные синее, белое и алое – тот венок, что плела я в пути, стал моим подарком сестренке. Она со мной, такая близкая, такая пьянящая и чарующая. Жаль только, счастье наше безбрежное снова будет коротким – под вечер мне пора выступать к месту службы. Любовь бесценна и священна, но у меня есть еще и долг. - Мы никогда не умрем. – негромко говорю. – Мы навсегда останемся голосами в шелесте листьев и журчании ручья, касания станут мягкостью травы и игрой ветерка, поцелуи найдутся в терпком вкусе вина, а переплетшиеся навек ветви будут нашими пальцами… Я люблю тебя, сестренка, всем сердцем, больше всего на свете. - коснувшись губами плеча, продолжаю. – Хочу загадать, чтобы ты была самой-самой счастливой, а твой талант ширился и множился, оставшись в веках подле твоего имени. А я… Мне безумно хорошо с тобою рядом. И, - ухмыляюсь лукаво, приподнявшись на локте, и смотрю в ее бездонные глаза, - я буду с тобой, пока ты меня любишь. И буду любить горячо-горячо, и оберегать от всего! Наклонившись, я снова целую ее, на сей раз вкладывая в это прикосновение не страсть и жар, чуть притихшие, но еще полнящие меня, но всю нежность и заботу.
-
Вау. Притом что знаю тебя не первый день - вау. Мой любимый размер, мой любимый цвет, мой любимый вкус - и это ж как придется теперь прыгать выше головы, чтобы тебя по итогу не разочаровать?
-
очень красивый и тебя слог и описания! Так естественно все написано и держит интерес при прочтении (момент с сапогами и котом в моем сердечке)
-
Я добралась до чтения ветки! Это прекрасно. Пускай пока будет обобщённый плюс за доставленное наслаждение.
|
-
Хорошо :)
-
хорошая попытка!
|
Мелодичный звук серебряного колокольчика разносился по коридорам восточного крыла Обители Отдохновения, известной под Куполом больше как просто "богадельня". - Динь-дон, мои милые! Динь-дон, мои хорошие! - дежурная сестра Петра, полненькая и низенькая рыжеволосая женщина лет сорока, будто не надеясь, что все ее подопечные правильно услышали сигнал, дублировала серебряный звон голосом. - Кушать собираемся, раз-два-три! Нам сестрички вкусного при-вез-ли! В богадельне при храме Аэлис жили по строгому расписанию - вплоть до минуты, и для отсчета этих самых минут у персонала имелись все возможные средства. Под Куполом можно было по пальцам перечесть обладательниц дорогих портативных и сверхточных магических часов - и удивительный факт состоял в том, что, помимо командующей Старой Крепости и еще нескольких важных начальственных персон, доступ к таким часам имела и дежурная сестра Обители. Впрочем, сама Петра и ее помощницы не находили в этом ничего замечательного: уход за состарившимися, немощными, увечными и помутившимися рассудком Сестрами считался у аэлиситок самым тяжелым и почетным служением, требования к ученицам Раненой Богини, работающим здесь, предъявлялись крайне строгие - так что и сами они считали себя вправе ждать от вышестоящего начальства пристальнейшего внимания к нуждам своих подопечных. Разные корпуса Обители жили с небольшим временным лагом, и сейчас настало время обеда у восточного крыла, где нашли приют престарелые и немощные Сестры, многие из которых страдали деменцией. Сейчас они собирались в обеденном зале - иные передвигались по коридору самостоятельно, других вели под руку, а нескольких катили со скрипом в громоздких креслах на колесиках. Две четырнадцатилетние послушницы Аэлис в белоснежных передниках и с полностью забранными под косынки волосами под строгим присмотром наставницы сосредоточенно разливали по мискам легкий куриный бульон и пшенную кашу на пахте, повторяя про себя размеры порций. У каждой их престарелой подопечной была своя строгая диета, в соблюдении которой был жизненно заинтересован и персонал, поскольку устранять последствия расстройства слабых старушечьих желудков - работа малоприятная даже для смиренных учениц Дарующей Жизнь. Отлаженный механизм этого приюта угасающих жизней практически не давал сбоев - всем подопечным перед трапезой поддели чистые слюнявчики, способным себя обслужить самостоятельно выдали столовые приборы, неспособными занялись приставленные к ним аэлиситки. В числе тех, кого кормить с ложечки не было необходимости, выделялась необычно прямой для своего возраста осанкой одна из старушек в кресле-коляске. Впрочем, не только осанка привлекала свежий взгляд, но и весь облик этой Сестры, отдающий каким-то холодным величием. Одета она была в форменную голубую пижаму, однако голову ее венчал порядком выцветший и потертый малиновый берет, с которым Амира (так звали эту женщину, и имя говорило о ее нумантийских корнях так же выразительно, как и цвет кожи) не расставалась практически весь день. Не так много знали об этой Сестре Петра и ее подчиненные, за исключением элементарных фактов: рамонитка на покое, попала в богадельню довольно рано - лет пятнадцать назад, когда у нее из-за загадочной болезни отказали ноги, и не оказалось никого из живых близких... и больше ничего. Сиделки Обители, как правило, через несколько лет знакомства со своими подопечными знали о них буквально все: пожилые женщины охотно делятся воспоминаниями далекой юности, и весьма ценным качеством для работающих здесь аэлиситок являлось терпение при выслушивании часто переходящих в бессвязное бормотание рассказов женщин с постепенно затухающим сознанием. Разум Амиры же был совершенно ясен, и она сразу же установила четкую дистанцию со всем персоналом, пресекая попытки вывести ее на задушевные разговоры. Недостаток общения она компенсировала книгами, регулярно выписывая из библиотеки Храма Рамоны по несколько томов - определенно, там эта женщина пользовалась уважением и доверием. Выбор книг, правда, так же давал мало понимания о ее характере и прошлом, ибо интересы Амиры были, судя по ее заказам, слишком уж широки: в одной подборке могли оказаться зубодробительный трактат по грамматике венетского диалекта умбрика, подборка эротической поэзии за авторством одного из эмиров Берберского берега (посвященная, само собой, любви этого эмира к малолетним евнухам), и тут же находилось пособие по сооружению тяжелых осадных орудий. Аэлиситки вскоре пришли к выводу, что сестра Амира просто задалась целью прочесть все наличествующие в храмовой библиотеке книги, впрочем, подтвердить эту гипотезу было нечем, ибо о книгах женщина отказывалась говорить точно так же, как и о своем прошлом... В общем, за пятнадцать лет сиделки и остальные служительницы Обители кое-как обвыклись с необычной постоялицей, приноровились к ее характеру и установили вполне благожелательные отношения. Благо, Амира вовсе не обладала скверным характером, не привередничала и не капризничала - словом, не входила в ту категорию проблемных подопечных, сам уход за которыми требовал от аэлиситок мобилизации всего их терпения и смирения. Все назначаемые по болезни процедуры она проходила с хмурой усмешкой, иногда смущая юных послушниц хлесткой и временами злой иронией на темы здоровья и смерти, однако в целом считалась "хорошей девочкой" (правда, в глаза ей эту характеристику ни одна из сиделок повторить бы не осмелилась). И ставили ухаживать за ней, как правило, самых молодых и неопытных сестер, тех, кому более тяжелых подопечных доверять пока что было нельзя.
***
После обеда скрипучее кресло-коляску с Амирой выкатила на опоясывающую половину восточного крыла веранду юная белокурая сиделка по имени Лита, нашла для подопечной самое благоприятное для чтения в солнечный апрельский день место, заботливо укутала старушку пледом, подала ей очередную выписанную лишь вчера книгу из храмовой библиотеки. Затем девушка отошла на пару футов, словно оценивая проделанную работу, сцепила пальцы рук где-то уровне живота и спросила: - Что-то еще, сестра Амира? - Бутылку крепкого ликера и поднос жирнющих пирожных с кремом, - хмуро ответила нумантийка, берясь за закладку и открывая том. - Девочка, не нужно кушать меня глазами - я вовсе не планирую в ближайшее время съехать с катушек и зарезаться клочком бумаги, не собираюсь пока умереть от остановки сердца, даже обделаться не должна с такого-то рациона... Так что мой тебе совет, а заодно и просьба: найди какое-нибудь неотложное поручение и оставь меня на пару часов, пока Петра не допетрила, что у нее имеется подчиненная, не пристроенная ни к какому делу. Я бы с удовольствием отправила тебя еще раз в библиотеку, знаю, ты это любишь, но, увы - будет выглядеть слишком подозрительно, этот фокус проходит не чаще чем раз в неделю. Так что сегодня работай головой сама... Вздохнув, аэлиситка подоткнула напоследок один выбившийся, как ей показалось, уголок пледа, и ушла обратно в здание. Однако взявшаяся за книгу Амира не успела толком погрузиться в чтение: меньше чем через четверть часа обескураженная Лита вернулась: - Сестра Амира, к вам посетительница. Бардесса. Из коллегии знаний. Говорит, хочет записать ваши воспоминания о старых временах. Сестра Петра сказала, что допустит ее только с вашего разрешения. Может, надо позвать кого-то из Храма Рамоны? - Бардесса, стало быть? Давно уже бардессы со мной не пытались знакомиться, весьма лестно, - кажется, Амира совершенно не удивилась. - Нет, не нужно никого звать, девочка, приватная беседа с последовательницей Анаэрины - удовольствие, которое начинаешь ценить с возрастом. Приватная, подчеркну.
***
Последовательница Анаэрины оказалась совсем юной девушкой с явной примесью текрурской крови. Напряженно-строгий взгляд темно-карих глаз из-под тонких бровей, старательно стянутые на затылке в пучок волосы, застегнутая на верхнюю пуговичку серая куртка - она не очень-то походила на типичных "бродячих" бардесс, очаровывающих публику разбитным поведением и творческим беспорядком во внешнем виде. Впрочем, больше всего Амире сказал не облик посетительницы, а отсутствие у нее, пришедшей записать старушечьи воспоминания о делах давно минувших дней, каких-либо письменных приборов. Окинув бардессу взглядом с головы до ног, отставная рамонитка спросила: - Чем обязана вашему визиту, любезнейшая? - Меня зовут Ханна, сестра Амира. Я из Коллегии Знаний, изучаю историю поздних Рейдов Свободы. После Дня Боли и Гнева, то есть. И я пришла к вам с вопросами, на которые способны ответить только вы. - Только я? - иронично вздернула бровь Амира. - Дорогая ученая сестра, насколько мне известно, и сегодня живы и в здравом уме, наверное, десятки воительниц, непосредственно участвовавших в этих самых рейдах. Да даже здесь, в соседней с моей комнате, есть такая... хотя у нее с памятью преизрядные проблемы, но чем я-то могу помочь в вашей нужде? - Вы были помощницей Командоры Храмовых Воительниц на протяжении десяти лет, - нахмурилась Ханна. - Вам в любом случае известно гораздо больше, чем любой рядовой храмовнице той эпохи. Но мои вопросы - не о тех рейдах, которые уже давно описаны и задокументированы. Я хотела узнать от вас о группе Киры. Амира удовлетворенно кивнула, словно именно этих слов и ожидала. - Откуда ты узнала о Кире, девочка? - официальный тон из ее голоса словно испарился. - Моя... подруга... словом, неважно, она работает в архиве Храма Рамоны. Я попросила ее по знакомству поискать кое-какие материалы, и... в общем, случайно наткнулась. - Разумеется, как еще бардессы добывают новые знания? Ну, не вскидывайся так. Это смелый поступок - прийти в гости прямо ко мне, но... Что ты собираешься делать со своим "расследованием"? - Для начала я хочу узнать правду. - Если ты добралась до тех самых документов, о которых я думаю... ты же видела официальную и правдивую точку зрения на то, что же случилось. - Ваша "официальная точка зрения" - ерунда на постном масле, это даже ребенок поймет! - тонкие брови бардессы сошлись практически в одну линию. - Хорошо, положим. Однако... Вот выяснишь ты настоящую, сокрытую до поры до времени правду. Что дальше? Что это даст тебе? Куполу? Сестрам? - Правда нужна нам сама по себе. Этому меня учили в коллегии. А мы до сих пор не знаем, кто они, Кира с соратницами - героини или преступницы? Если героини - их имена должны быть выбиты на плитах у храма Рамоны. Если преступницы... это тоже правда, которую мы должны знать. - А ты не думала, что эта правда может повредить Куполу? Повредить сестринству? - Нет, - твердо ответила Ханна. - Правда не может повредить сестринству и Куполу, потому что сестринство - это и есть правда. И нет такой жестокой истины, которая бы нанесла ущерб Куполу - а вот ложь и умолчания... - Что ж, пусть так. Однако... Тебе не приходило в голову, что ты не одна такая умная родилась за последние полвека? Что были и другие правдоискательницы? - И что с ними стало? - Разумеется, я убила и закопала их по приказу Командоры, - впервые в голосе Амиры послышалось отчетливое раздражение. - Ты не догадалась сама? Они узнали то, что хочешь узнать ты, девочка. И выбрали... да, выбрали сохранить тайну. Выбрали ложь и умолчание, говоря твоими словами. Ложь и умолчание - во благо Купола и сестринства... - Все равно, - упрямо мотнула головой Ханна. - Я должна знать, что же тогда произошло. Если вы не расскажете мне - я все равно докопаюсь до истины, просто позже. Амира вновь понимающе улыбнулась. - Хорошо, ты узнаешь. Узнаешь - и решишь сама. Быть может, эту историю только так и можно закончить... Садись, вон тот стульчик вроде еще не до конца развалился, разговор будет долгим...
|
|
|
|
|
-
Дыа!
-
Эпичная жертва и преображение персонажа!
-
Здорово, что ты вот так вернулся, хоть и совсем ненадолго!
-
Суров
-
Действительно крутое возвращение, момент очень хороший
-
Ого, вот это называется "ушел красиво"!
-
Ты останешься героем в наших сердцах.
-
Мы не забудем тебя и твою жертву. Сплошных критических успехов тебе в иных мирах, что лучше, чем этот!
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Юная друидка как-то совсем по-детски сомкнула руки в объятьях за спиной Ясены, однако Старая Мать остановила прощание:
- Не торопитесь, Дочери Купола. Алира проводит вас после того, как мы с ней поговорим наедине. Лесные обитатели еще не в полной мере осознали, что порядки здесь поменялись безвозвратно, и вам может быть опасно ходить сейчас одним, - Корина повернулась к молчавшей все время Эйпадии. - Вас послали сюда ради прокладывания новой дороги, воительница. Это будет интересовать Старую Крепость в первую очередь. Что ж, передай своим старшим - нет нужды заходить в лес с пилами и топорами. Деревья, если их хорошо попросить - вполне могут сами передвинуться и уйти с вашего пути, это теперь в моей власти. Мне понадобится примерно день для того, чтобы решить все проблемы в своих новых владениях, и после этого я выйду на связь - через Алиру, или оставшихся пока под Куполом сестер своего Круга. Грядут нелегкие времена, и мы, возможно, еще увидимся - раньше, чем вы могли себе представить. Возможно даже, раньше, чем это представляла себе я...
Перед уходом Ясена едва успела вспомнить о порученном ее ответственности серебряном оружии - возродившаяся богиня, похоже, затмила в ее сознании образ сердитой Джемаймы. Заколки были отброшены взрывным ростом дерева, однако слишком ярко блестели в лесной подстилке, так что найти их девушки смогли даже без помощи Корины. А вот стрелы... тут все было безнадежно - они оказались поглощены гигантским дубом вместе с тушей ликантропа - впрочем, бардессу после всего случившегося реакция начальницы на потерю ценных экспонатов страшила куда меньше, чем с утра...
***
Покинув бывшее убежище мертвого бога, Ясена, Клио и Эйпадия некоторое время провели в молчании перед каменным жертвенником - делиться впечатлениями в этом лесу, у которого явно были уши, не слишком хотелось. Минут через пять на полянку вышла рыжеволосая друидка - и она производила какое-то странное, неуловимое впечатление: будто недавняя девушка, полуподросток по сути, разом повзрослела лет этак на десять. Теперь она была воплощением уверенности и понимания:
- Идемте, - бросила она на ходу. - Волки все еще там, так что я должна быть впереди...
Девушки пробирались обратно по собственным следам, и друидка постоянно оглядывалась по сторонам, будто готовясь прыгнуть в направлении, откуда появятся серые, встать между ними и своими соратницами. В этот раз они шли совсем не спеша, и обратный путь занял куда больше времени - не меньше десяти минут прошло, прежде чем Алира резко вскинула руку, останавливая отряд. Шум, издаваемый волками, теперь слышали все четверо, не исключая и горожанки Ясены. Раздвинув аккуратно ветки зарослей, девушки шагнули на ранее пройденную прогалину, где пара десятков серых пожирали тушу одноглазого лютоволка. В лесу со смертью барона-бога-оборотня произошел переворот, и некогда могучий командир волчьей рати явно оказался в числе чуждых новому режиму. Впрочем, одноглазый точно не дался без боя - рядом с ним валялись трупы как минимум трех противников. Остальные звери, однако, не спешили скорбеть по поводу последних потерь, вместо этого усердно вгрызаясь в требуху своего бывшего вожака. Один из волков, занятый мужским отростком лютого, поднял окровавленную морду на девушек и глухо зарычал. Вслед за ним и остальные отвлеклись от пиршества, шерсть на спинах серого воинства угрожающе вздыбилась, клыки оскалились - Алира явно не ожидала такой реакции, рефлекторно выставляя вперед посох и рыча в ответ. Сестры уже схватились было за оружие, как внезапно радужной лентой на поляну выскочила та самая волшебная волчица. Раздался щелчок клыков, второй - и завизжали с распоротыми ушами самые, видимо, решительно настроенные из серых. Коротко рявкнув на моментально притихшую стаю, нежданная помощница подошла к Алире, склонилась перед ней в демонстративном жесте покорности, выставляя незащищенную шею, и... заговорила человеческим голосом, на мидгалльском:
- Первая Сука, по воле Повелительницы мы покорны тебе, я и вся стая, - голос ее звучал не слишком приветливо: было видно, что волшебная волчица лишь подчиняется неодолимой силе, и, не исключено, охотно загрызла бы ту, кого назвала "Первой Сукой".
- Не Сука, - поморщилась друидка. - Алира. Зови меня Алирой. Нам придется много трудиться вместе ради блага леса...
- Я покорна тебе, Первая Сука Алира, - отозвалась радужная, и девушка лишь устало вздохнула. Определенно, на первых порах ей придется в этом лесу нелегко.
- Что ж, пусть так. У нас есть общее дело - надо спасти щенков, оставшихся без матерей, и... - тут друидка оборвалась, обернувшись к своим союзницам. - Я не прощаюсь с вами, девочки, не так уж далеко мы будем жить друг от друга. Быть может, я побываю еще у тебя в гостях, Клио - до Выперок ведь рукой подать, верно? Когда-нибудь, после победы, соберемся все вчетвером, посидим, поговорим...
Обняв Клио и Эйпадию, последней Алира подошла к бардессе, и во взгляде ее была некоторая неловкость:
- Яс, ты можешь поцеловать меня еще раз? Хочу напоследок почувствовать, как это - с женщиной? Я не хочу ничего отнимать у твоей Дины, желаю вам обеим счастья, просто... - тут она закрыла глаза, задрав подбородок и выставив вперед губы "уточкой". Ясена поняла, что будет ненавидеть себя до конца жизни, если не исполнит эту просьбу, так что поцелуй, который она подарила подруге, оказался из тех, какими обмениваются лишь в ночной темноте - бесстыдным и влажным, вызывающим сладкую истому и слабость в ногах... Следопытка и жрица были буквально вынуждены отвернуться, чтобы не таращиться бестактно во все глаза на подруг - и для них прошла целая вечность, пока Алира оторвалась, наконец, от губ бардессы.
- Спасибо, - кивнула она с блестящими от выступающих слез, словно утром у Дины, глазами, оборачиваясь к все еще лежащей покорно радужной волчице. - Веди меня к логовам, дочь Режущей Туров. У нас много работы.
Стая и друидка исчезли в считанные секунды, оставив троицу Сестер рядом с истерзанной тушей Одноглазого.
***
Обратный путь по пустому лесу прошел без каких-либо приключений - к моменту выхода девушек на опушку леса сумерки сгустились достаточно плотно, и владения Купола встретили их огнями, горящими буквально... Да вот прямо на месте бывшего лагеря лесорубок, получается. Как оказалось, информация об атаке волков на артель Гильды дошла с запозданием до Мариэлы, которая, узнав о том, как поменялись правила игры, выставила засеку прямо на опушке, и троица вышедших из леса охотниц на ликантропа застала здесь массу высоких начальниц, занятых самым натуральным скандалом, выясняющих, надо ли посылать за обреченным отрядом помощь, или это слишком рискованно? Излишне описывать, какой шок произвело появление троицы, которую многие уже успели похоронить...
После первых вопросов - о произошедшем и судьбе Алиры - через толпу обступивших троицу военных протолкалась Верховная Жрица Танита - главная ученица Аэлис, низкорослая и тоненькая сорокалетняя женщина с роскошной шевелюрой полностью седых волос. Крепко обняв свою подчиненную, она тихим, на грани шепота, однако поразительно отчетливо слышимым голосом сказала:
- Я забираю Клио в Храм, нам нужно будет многое обсудить. Сестра Мариэла, не возражаете?
Судя по выражению лица Мариэлы - она возражала. Она, дэвы вас всех побери, еще как возражала. Потому что жрица определенно куда лучше простых рубак понимала, что за дерьмо произошло в Скверном Лесу, и как к этому относиться, и, проклятье, могла бы на пять минут задержаться и объяснить это ей, Мариэле. Однако незримое могущество Храма никуда не подевалось за последние часы, так что Старшей Стражей Пограничья оставалось лишь нехотя кивнуть - по крайней мере, Эйпадию у нее никто не имел права вот так вот бесцеремонно увести. Следопытка и пошла в поставленную здесь же, за палисадом, палатку со своей командующей, излагать историю их короткого похода, как она сама ее поняла.
***
- Вот так, значит, - опираясь о столешницу походного стола кулаками, задумчиво проговорила Мариэла, когда Эйпадия окончила доклад. - Что ж, дела божественные - это, по крайней мере, не наша забота. Пусть и правда голова болит у тех, кому по должности положено...
Открыв походную шкатулку, она извлекла оттуда деревянную дощечку, политую сверху сургучом, с оттиском личной печати кастелянши Старой Крепости, такую же бирку со своей собственной печатью, и нарукавную повязку десятницы - армейскую, очевидно, в структуре Стражей подобной должности не существовало:
- По этому ярлыку получишь бочонок вина со склада сверх нормы. Советую найти собутыльниц, потому что увольнительную я тебе оформила всего на пять дней, за это время в одно лицо столько бухла не уговорить. А через пять дней ты должна быть как стеклышко, чтобы уже на рассвете принимать в Старой Крепости десяток лучниц-новобранок. Мне нужно, чтобы они за неделю научились попадать хотя бы корове в зад с десяти шагов. Эпоха маленьких отрядов на удаленных заставах заканчивается, теперь у Стражей будет много крепостей, и стрелков для их обороны понадобится тоже очень много...
Она отвернулась к карте, которая теперь не лежала на столе, а висела в свете пламени пары свечей на специальной перекладине:
- Я не прошу у тебя прощения, Эйпадия. Не прошу даже понимания. То и другое придет само по себе, когда уже тебе придется посылать на смерть своих сестер, и ты узнаешь, что никто не осудит тебя суровее собственной совести. А это рано или поздно случится - как я уже говорила, ты очень хорошо подходишь нынешнему жестокому времени. Значит, и сегодняшнее повышение для тебя не последнее...
***
Ясена в какой-то момент ощутила себя совершенно брошенной и ненужной. В самом деле, и для Алиры, и для уведенных Старшими Клио с Эйпадией продолжится служба высоким целям, борьба со страшной угрозой Куполу, продолжатся вот те самые приключения и подвиги, о которых грезила бардесса. Девочки еще не раз поучаствуют в разгадке тайн мироздания, узнают, невольно или по собственному интересу, много нового об окружающем мире - а что теперь будет с ней самой? Она просто вернется обратно в музей, сдаст оружие и дальше будет так же приходить на работу по расписанию, полировать клинки, готовить очередную выездную выставку, переклеивать пожелтевшие и истершиеся бирки на стеллажах, болтать в обед о всякой ерунде с Альбой и Лейре... и все? Как будто не она убила самолично древнее божество и круто повернула, пусть и неосознанно, историю не только Купола, но всего мира... Как будто все это оказалось сном, и завтрашним утром она едва вспомнит его подробности...
Ощущение нереальности происходящего, нереальности собственного существования, знакомое из детства, накрыло ее с головой. Это было то самое детское удивление простым вещам, что вот ты стоишь на земле двумя ногами, имеешь две руки, звать тебя Ясена и тебе двадцать пять лет, этим утром ты ласкала ртом лоно другой девушки, а под вечер тебе едва не откусил ладонь здоровенный волчара. Бардесса была занята как раз рассматриванием этой самой ладони, когда услышала знакомый и родной голос:
- Здравствуй, Ясенка, - мама Андреа, храмовница Рамоны, стояла перед ней, полностью вооруженная и экипированная, с отчетливой проседью в коротко остриженных каштановых волосах и на дюйм выше самой Яс. В ответ на растерянный лепет дочери она предложила отойти в сторону, и вдали от чужих глаз молча протянула ей клочок бумаги - сегодняшнюю записку родителям.
- Я успела перехватить ее до того, как Лея увидела, так что она до сих пор не знает, - начала рассказывать паладинка. - Не хотела, чтобы ее весь вечер колотило, как меня. Нам с тобой теперь очень здорово влетит, дочь, будь готова. Если она станет лупить тебя хворостиной - советую не закрываться руками. По рукам в любом случае больнее прилетает, чем по заднице или спине.
Натужная улыбка все-таки сползла с маминого лица, та посерьезнела, даже посуровела:
- Я здорово виновата перед тобой, родная. Знаю, ты так отчаянно хотела быть похожей на меня, так тянулась к моим клинкам, так желала, чтобы я тобой гордилась и любила тебя... Я горжусь тобой, Ясенка. Не только за сегодняшние твои дела, но и за то, какой ты выросла - сильной, смелой, доброй. Среди своих ровесниц в храме я уже много лет хожу королевой, твердо зная, что ни у кого из них нет такой замечательной дочки, как у меня. Но все же... Какие бы ты ни совершила славные подвиги на пользу Куполу, какие бы ни сочинила прекрасные песни... я не смогу любить тебя сильнее, чем люблю сейчас, милая моя... Потому что сильнее уже некуда...
На этих словах Андреа шестифутовая плечистая бардесса запищала совсем по-девчоночьи, ткнувшись лбом в бронированное плечо матери и обильно орошая ее табард слезами...
***
Мать и дочь еще долго говорили обо всех тех вещах, о которых и положено разговаривать близким людям в подобные моменты. Признаться, бардесса думала, что они отправятся домой, к маме Лее, однако Андреа пояснила ей, что сейчас находится на службе и вообще должна час как скакать в сторону Новой Крепости. Да, военное время не щадило даже самых святых чувств - и храмовнице пришлось все-таки попрощаться со своей родной Ясенкой.
Девушка сидела на одном из поваленных с утра деревьев, задумчиво изучая состояние церемониального топора. Если исходить из убеждений Черной Девы - вот эта выщербина на его лезвии тоже оказывается частью истории Купола, так что в некотором роде экспонат стал даже ценнее по возвращении, верно же, сестра Джемайма? Поглощенная остроумным мысленным диалогом с начальницей, Ясена едва не сверзилась с бревна, когда за ее спиной раздался голос воображаемой собеседницы:
- Итак, почти все получили свою награду, верно?
Обойдя подорвавшуюся с места подчиненную, Джемайма продолжила:
- Друидка получила повышение и личную звериную армию. Жрица Аэлис получила обнимашки, и, видимо, будет переведена из деревни в Храм. Следопытка, понятное дело, тоже выросла в чинах. И только тебя одну, моя дорогая, ждет по итогам сегодняшнего дня добрая порция колотушек, - Черная Дева распахнула балахон, под которым на ней оказалась надета кираса, и швырнула уставшей ученице пару связанных вместе деревянных мечей - стало быть, бой предстоял в полный контакт, с кучей синяков и прочих неприятных последствий. И престарелая бардесса выбрала отличный момент, чтобы наглядно продемонстрировать превосходство опыта и искусства над силой и напором молодости - после двух сражений и многочасового блуждания по лесу ее подчиненная буквально валилась с ног...
Отойдя на открытое пространство, Джемайма салютовала Ясене по всем правилам:
- Ты точно не жалеешь о выборе коллегии? Нет? Тогда - в позицию, сестра! Гордость и кураж! - выкрикнула она девиз следовавших пути Клинка учениц Анаэрины.
- Гордость и кураж! - отозвалась Ясена привычными словами, истинное значение которых ей только предстояло узнать, и в этот момент она почувствовала больше сердцем, чем рассудком, что возвращение к скучной и обыденной музейной жизни ей определенно не светит...
-
Спасибо за игру. Хорошая концовка, добротная. Будет интересно посмотреть дальнейшую судьбу героинь и созданного тобой мира.
-
Отличный финал
-
Это великолепный финал. Спасибо! Меня даже на слезу пробило под конец, честно. Вот эти заколки, о которых я, как игрок, слегка подзабыла. Поцелуй с Алирой. Момент про "брошенную и ненужную" прямо в точку. Разговор с мамой. И, наконец-то, вот это "гордость и кураж"! Это первая моя игра на форуме, которая не просто дошла до логического завершения, но и где мой персонаж прошёл свою арку и вырос. И, конечно же, это всё благодаря тебе! <3
|
Общее (кроме Бобби Тайлора).Взяли с собой кое-какие пожитки, на тот случай, если придется где-то задержаться. В коробках нашлось снаряжение для холодных регионах, так что вскоре каждый обзавёлся тёплой накидкой из шерсти плотоядных псевдоовец, обнаруженных в одном из миров. Очень тёплая, и почти ничего не весит. Да и шёрстка приятная, мягкая и не колючая. Палаточные принадлежности выдали здоровяку Хеллу. Демон, кстати, чувствовал себя прекрасно: сказывался внутренний жар. Впрочем, это был лишь слабый отголосок былой мощи. Пока что. Приходилось идти то вверх, то вниз. Взбираться по острым кручам, и спускаться вниз по леднику. Лучшими скалолазами оказались Тени, грациозно преодолевая почти любое препятствие. А вот у прочих довольно скоро ноги загудели. Лежали черт знает сколько времени, и сразу такая тренировка. Можно было только представить, как будут гудеть мышцы после сна. Прискорбные доля смертных существ — они уже успели позабыть, что это такое. С другой стороны, некоторые чувствовали в себе бурлящую силу, которая ждала своего выхода. Выхода в виде каких-то качеств, свойств и навыков. Тонкая лазейка к кармашку, из которого можно вытащить что-то из прошлого. Смеркалось. Бойцы «Фрагарах» стали какими-то расплывчатыми, они словно двоились в сумраке, становились неоднородными, менее "конкретными". Будто ускользали из внимания в последний момент. Отчего движения Теней казались рубленными, резкими. В общем чувствовали себя как дома. Скатах успела оценить преимущества кольца Владетеля — она могла управлять воинством силой мысли, совершенно беззвучно. Не мысленными словами-командами, а именно представлением о том, как всё должно выглядеть. Дымок уж был различим без всяких средств наблюдения. По логике вещей, где-то впереди уж должны быть первые секреты и дозорные. Это если, конечно, им предстояло столкнуться с какой-то обученной военной группой, действующей по всем правилам и понятиям. В любом случае, имело смысл разведку произвести некоторую. Тем более что Медб, известная своим чутьём, чувствовала впереди некие смутные неприятности. Уж точно впереди их ждали не добрые бабушки с теплыми пирожками и милыми котиками. Тут пригодился Ловфир, который подрабатывал у Скатах соглядатаем на полставки. Фактически, ан Эйлин могла видеть всё то, что видит и ворон. И вот они полетели на крыльях ночи. Скалы впереди, откуда дымок, имели, кажется, вулканическое происхождение — не рваные каменюги, а плавные такие горные образования, будто кто-то набок пытался волосы причесать. Расселины и распадки. Тут и там были протянуты примитивные мостки, веревочные лесенки и канаты-тарзанки. И там что-то шевелилось. Какие-то фигурки. Присмотрелась. Ну точно. Гоблины*. Ну или кто-то, очень на них смахивающий. Серокожие приземистые создания. С похабными рожами и большими носами. В массе своей одетые как бомжи, часто с костяными элементами в своем обмундировании. Причем кости подозрительно напоминали человеческие. На одном из гоблинов красовались наплечники — и тут уж Скатах была уверена на все сто — из человеческих черепов. Но помимо явно-человеческих, были и какие-то другие. Тоже очень похожие, но всё же иные. Более массивные и тяжелые, широкие и приплюснутые. Гоблины занимались тем, чем положено в это время: плясали у костров, ели блюда из странного мяса, пили непонятное пойло, и предавались беспорядочным совокуплениям. В клубке шевелящихся тел не имеет значения, кто ты. Главное, что у тебя есть дырки и половой отросток. Ну или хотя бы что-то одно из этого. Насколько помнила Скатах, твари плодились с ужасающей скоростью. Но в данном случае их популяцию ограничивали условия местности. И что важно, гоблины были не тупыми животными, а всё же имели разум и владели речью. Хоть и то, и другое не могло похвастаться особой сложностью. Ворон спустился ниже, прикинувшись ветошью в темноте скал. — Ыхгрыл кхак ллах хуиииии! — заявил один из гоблинов. Крупный, мускулистый. — Хуииии? — засомневался собеседник. — Хуииии грах лол кок Могг! Ысгре кокс пызд ыхн жопс, — уверенно заявил здоровяк. Махнул рукой, приглашая пойти следом. Ловфир переместился вслед за примечательной парочкой. Они добрались до клетки, сооруженной из палок и костей. Там держали пленника, а точнее пленницу — тёмную эльфийку. С роскошными формами, яркими глазами и тонкими чертами лица. Гоблины связали её, а рот заткнули какой-то тряпкой. —Грыл кок, — одобрительно-паскудно сказал второй. Протянул руку в клетку, когтистым пальцем пощекотав светлые пяточки. Та в ответ замычала, попытавшись поджать ноги. Гоблин хмыкнул и снял трусы. — Кха Ысгре кокс! Ху-хуииии елдан поц! — окрысился здоровый, и ногой ударил похотливого гоблина прямо в пах. Тот скрючился, упал, замычал, и уполз в какую-то нору. Здоровяк назидательно кивнул сам себе, и встал на стражу пленной. Ворон вскоре ретировался — рядом кто-то зашевелился, так что пришлось вернуться в небо.
|
-
Да какой же это принц, обычный жаболюд из зеленого, заросшего сочной ряской болота! Интересно, что дальше Зар будет думать о Кваке. Что это ведьма на него сорок пустила и как он мог усомниться в Его Величестве, или же прозрел окончательно?
-
Ну как ты мог усомниться!
|
|
|
|
|
-
Вот это поворот
-
Сцена в лучших традициях жанра!
-
А у девочки шесть ног и большое брюшко....
-
Когда она успела всё это сварганить?)
|
|
Скатах «Та-что-в-тени» ан Эйлин.
— А, Вы очнулись, — послышался мужской голос. Он заговорил за миг до того, как Скатах открыла глаза. Будто держал руку на пульсе. На деле руку он держал на бокале, восседая на походном раскладном стульчике. Рядом — такой же столик. Сверху темнела бутылка; колдунья разглядела надпись на ней: «Шато Бордо XVIII.46». Неподалёку потрескивала печурка, но голый каменный пол, на котором очнулась Скатах, от этого теплее не становился.
Даже делая скидку на то, что на ан Эйлин ничего не было. Джокер соблюдал приличия и сидел к ней спиной, продолжая созерцать окрестности, видимые сквозь природное окно той пещеры, в коей они оказались. Чернеющие горные хребты, местами прикрытие снегом. И больше ничего.
Её вещи были рядом. И Ловфир тоже. Ворон казался подозрительно дохлым и окоченевшим. Но, Скатах знала, это временное явление. В этой пещерке, кроме неё и Джокера, больше никого не было. Шут вёл себя на удивление смирно. Видимо, напала странная меланхолия. Моментом стоило воспользоваться, ведь от этого придурка было невозможно отделаться. Хотя частенько он внезапно пропадал, и так же неожиданно заявлялся вновь. Чаще всего он это делал, когда ему требовалась очередная доза. Получив желаемое и поставившись, скоморох убирался восвояси. Иногда, переборщив с дозой, он впадал в летаргическое состояние, бормоча какую-то околесицу. Наверняка в ней был смысл. Но каждый раз он ускользал от колдуньи.
Сейчас, впрочем, стоило уделить внимание другому, что она сразу же и сделала. К счастью, пара когтистых латных перчаток лежала сразу рядом. На указательные пальцы обеих было нанизано по кольцу. На правом - кольцо Всевластия. На левом - кольцо Владетеля. Оба кольца были подарком Самого. Изящные в своей простоте, при плохом освещении на них можно было разглядеть письмена. Их значение и смысл мог постичь лишь Сам. Простой смертный, долго всматриваясь в них, рисковал сойти с ума. Письмена притягивали взгляд. Колдунья догадывалась, что в письменах вся соль - но пока что так и не смогла постичь их смысл.
Джокер видимо был приложением к подаркам, но, к сожалению, его наличие значилось в контракте крайне размытым образом.
Кольца стоило вернуть на руки как можно скорее. Мало того, ещё и хотелось. И если без Владетеля можно было обойтись — оно являлось всего лишь приятным и полезным бонусом — то без Всевластия — никак. В Скатах зрела сосущая пустота. От него невозможно было избавиться. Оно всегда возвращалось. Не помог даже классический способ с броском в жерло вулкана.
— Прейя, — обернувшись женщиной-арлекином, прошелестел Джокер. Обтягивающее, разноцветное, со сложной геометрией строгих форм, трико. Крепкое тело выдающихся форм. На белом лице - алеющие полные губы. Позвякивая колокольчиками на полусапожках, шут зигзагами, пританцовывая с бокалом, двигался к Скатах. — Так называется этот мир. Много-много-много душ. Их миллионы! Нужно постараться оставить в живых побольше. Жуков можно не жалеть, — поморщившись на последней фразе, Джокер раззявил рот, словно готовый к ловле медвежий капкан, и последовательно закинул туда бокал, а потом и бутылку. Захрустел стеклом. С уголков рта вниз потекли алые капли. Шумно проглотил. Затем прищурился, подбоченился, и добавил: — Костры! — указал назад не глядя, тыча в сторону гор своим длинным пальцем. — Был дым. Костры! Верный признак жизни. Какое-то поселение. Нам надо туда пойти и всех убить. Что за кретин додумался жить в такой перди?.. Рекомендую немедленно приступить к разминке, Ваше Слабейшество.
К сожалению, Джокер был прав. Ан Эйлин уже давненько не чувствовала себя настолько хилой. Собственно, последний раз это было при прошлом переходе. Несомненно, на фоне простых существ она всё ещё была могучей и опасной. Но на фоне себя прошлой — жалкая тень.
Джокер приблизился. Радужка глаз светилась золотом, а сами глаза сверкали — значит, клоун сыт. Он продолжил: — Все Ваши тоже здесь. Пониже нас будут, — притопнул ногой, подразумевая, что под вами есть ещё одна пещера. — Не все Ваши хотелки удалось перенести. Этот бесполезный дракон отъел слишком жирный зад, так что его пришлось оставить. Ледяной! Дракон! В ледяной стране! Только выиграли. Зато тощий Смертокрыл пролез. Правда он, как бы так сказать...ну там...ну-у...увидите. Эти Ваши скелетики ещё. И отряд смертоходов. Куда ж без них? Вот так вот. Где-то завалялся сундук с золотом. Или серебром? Хм-м...золотом?..
Девушка-арлекин побрела куда-то в сторону. И, едва выйдя из поля зрения Скатах, исчезла. Тем временем, потянуло холодным воздухом. Обернувшись, позади себя колдунья обнаружила проход в другую секцию пещер. Там, по всей видимости, находилось её воинство и Приспешники.
-
Наелись и спят.
-
Заманчивое начало! Джокер топчик) И идея с порядком пробуждения Приспешников отдельно клевая тема
-
Доброе начало, годное. И изящно не попавшего Дракона вписал!
|
-
Почему она не могла быть твакой же хорошей, как наша Майя?
|
|
|
Говорят, среди орков ходит такая военная мудрость. "Вот человек - в мешковатом плаще, с посохом, безо всякого оружия и брони. Это пастух, таких легко убивать и грабить. Вот парень в кожанке и с топором - это кузнец, а может и сельский стражник. С таким можно подраться, а потом убить. Вот мужик в сияющих доспехах - странствующий рыцарь. Эти вообще отмороженные, проще обойти стороной. А вот еще один человек, в мешковатом плаще, с посохом и книжкой. Это маг, салага, и ты уж постарайся не перепутать его с крестьянином!"
Вот и трое орков, застрявших в воспламенившихся кустах, как только смогли освободиться, сочли за лучшее сбежать подобру-поздорову, потому как ну его к дьяволу сражаться с магами! Но до остальных доходило туго. Наиа и Беуз продолжали расчищать трактир от живых врагов, заваливая его мертвецами. Галт, как мог, отбивался от наседавших на него орков - получалось не слишком хорошо, и вор успел заработать еще одну рану в боку. Мартин сообща с кузнецом удерживали прорыв с левого фланга, и тяжелый кузнечный молот уже начал придавать новую форму доспеху орка, невзирая на то, что сам орк был еще, вроде как, жив. Двое орков, последними вломившиеся в трактир, подоспели к Бальтазару, и даже успели повредить магу правое плечо - но заклинание, принуждающее драконида возвратиться к сражению, уже было произнесено и направлено.
Его эффект оказался весьма неожиданным. Предводитель орков не просто передумал бежать - он преисполнился храбрости, доведённой до безумия, и начал ругать тех, кто еще не помер
- Вперед, сукины дети! Вы что, хотите жить вечно? Почему вы никак не можете прикончить этих людишек? Метательные копья закончились? Может, у вас еще и верность черному магу закончилась? Вперед, дерьмоеды, вперед!
Драконид побежал к трактиру, и, не останавливаясь, швырнул свой широкий меч прямо к грудь Наиа! Варварша в последний момент успела увернуться, но лезвие все же рассекло мышцы на левом предплечье, и кровь обагрила косяк трактирной двери. Драконид, оставшийся без оружия, сорвал с плеча небольшой пузырек, и залпом выпил его содержимое.
|
Игондуй, внезапно осознавший, что взоры обитателей постоялого двора оказались направлены на него, краем уха дослушав Кваковское реноме, замер, увлечено доедая что-то мясное и горячее из чьей-то тарелки. Настороженно оглядывая зал (а вдруг щас бить будут?!), гобольд медленно вытер рукавом жирные губы и сытно, но боязливо рыгнул. - А я тоже должен говорить, да? - с обреченностью и решимостью задал сам себе провокационный вопрос Игондуй, и понимая, что съехать с темы не получится, начал медленно петь-говорить:
Гобольд с девочкой за мёдом идут, О жизни и смерти беседу ведут. Впереди серокожего жаба маячит спина, Надеемся мы, что в Лесу не ждет нас беда!
Раскатами грома по лесу летит Тяжёлая поступь химерьих копыт. Фиолетовый цвет и громадный размер, Снаружи химера, а внутри… Люцифер!
Коварный клекот, тресканье жвал, Еще сильнее посерел бедный жаб, Вселенское зло забирает своё, С рассветом гобольд отправился в бой, За победу он заплатит бессмертной душой!
Нет времени думать, куда ставить маневры, Ему тут поможет лишь удача и ловкость, Но смерть улыбнулась ему из пещеры, И понял герой, что попал на премьеру Зубов здесь таких не видывал свет!
Гобольд лишь задумался, А химера уже его ест! Отвлеклась тут химера, Навис над ней злобный рок,
Исчадие ада, Я, тот гобОльд, Что «спустило курок», Таких поражений не знало зверье — Во всём виновато кривое копье!
И пробил наконечник то место, где мозг, Оставив лишь глаз да пару волос, Но злобно зашипела полуживая химера Она регенерацией решает такие проблемы!
Не стал тут пугаться храбрец-Игондуй, Заикой он был, а стался звездуй: Взмахнул он копьем, словно камень с неба упал, И так он химере хвост оторвал,
Но сильной была жуткая тварь, Успела на косу кишки намотать! Ну не был героем простой дезертир, Поэтому добить химеру разрешил он другим. За это его, конечно хвалили, Но пива, зараза, налить позабыли!
-
Засчитано!
-
Достойная баллада!
-
-)
|
-
Как-то раз у нас в болоте утонул квакой-то принц, но вряд ли так я от этого кваралём стал.
Нет, ну благородства должно было добавиться, я считаю!
-
Про подзатыльники верно подмечено ;р
|
-
Это прекрасно!)
-
Ахаха, что?
-
Идеальный подкат!
|
|
|
|
|
|
По поводу вопроса Клио, выдающего ее с головой, Корина не выказала ни малейшего удивления - отвечая совершенно невозмутимо и по делу:
- Способ исцелить Аэлис существовал всегда, и Юные Богини хорошо его знали все эти полвека. Однако ваша Дарующая Жизнь никогда не пойдет на то, чтобы... - и тут ей пришлось остановиться, ибо Ясену прорвало, словно худой мешок, сыплющимися непрерывной скороговоркой вопросами.
Озадаченно покачав головой, богиня продолжила:
- Волчица, не волк. Один из осколков старого мира, что собирал вокруг себя Скверный лес. Таким волшебным созданиям нет места в мире под властью Митриоса, вот они и нашли спасение здесь, ибо в ином случае оставалось лишь принять смерть... Нет, Дочери Купола, нам, похоже, придется начать с самого начала - в противном случае разговор затянется как бы не до ночи. Но сперва...
Девушки ощутили вдруг, как рассасываются синяки на их телах и уходит боль из мышц. А затем Клио почувствовала шелест за своей спиной, и, обернувшись, увидела, как из-под лесной подстилки вырастают крепкие на вид лозы, быстро наращивая массу, стелясь вдоль земли и переплетаясь, и через несколько секунд позади девушек образовалось нечто вроде плетеной скамьи, выглядящей достаточно прочно, чтобы на нее присесть. Приглашающим жестом Старая Мать указала девушкам присесть, и, когда они аккуратно обустроились, начала свой рассказ:
- Это началось сто лет назад, в год Кровавой Луны. Старая Вера долгое время находилась в упадке, преследуемая служителями Митриоса многие века. Загнанные в самые глухие углы Брендеи, служители древних богов могли лишь в бессилии наблюдать, как озверевшие митриане оскверняют последние тайные святилища, убивают последних друидов, стирают самую память о нашей Шестерке. Боги и богини бреннов оказались на пороге развоплощения. Первой пала Дайана, Хозяйка Колосьев. Растворилась в небытии Фиала, Госпожа Глубин. Нас преследовали и в материальном мире, и на тонких планах бытия, полное истребление древних сил было лишь вопросом времени... шанс на спасение был лишь у меня, потому что на самом деле я чужая для бреннского пантеона, и пережила не одну подобную катастрофу. Об этом, впрочем, мои слуги говорят, не скрываясь, и под Куполом. Оставшиеся же боги - Теутат, Тарант и Эсс - решили дать открытый бой Митриосу. Божества войны и убийств, грома и ветра - для них нестерпимо было гнуть шею, таиться, приспосабливаться: это подрывало их силы и статус. И верные друиды этих троих сотворили ритуал, благодаря которому превратились в свирепых и неуязвимых для обычного оружия ликантропов, атаковавших храмы и замки Брендеи, чтобы потоками крови неверных придать сил своим владыкам...
Разумеется, это оказалось безумием и чистым самоубийством. Восстание было обречено. Вервольфов задавили числом, и на Тонких Планах жаждущий крови Теутат также потерпел сокрушительное поражение. На грани катастрофы оказался и круг Корины. Лишенная почти всех последователей, я начала умирать, и, откровенно говоря, смирилась с грядущим небытием по одной простой причине: я смертельно устала. Когда проживаешь десятки тысяч лет, привыкаешь к тому, что ничего нового в мире не бывает. Я была очевидицей расцвета великих империй, стала свидетельницей становления могучих цивилизаций, которые ждало неминуемое падение и скатывание обратно в дикость. Известно ли вам, что на дне Либийского моря находится материк, обитатели которого некогда преодолели земную тягу и создали в звездной пустоте целый город, чьи останки еще тысячу лет назад могли наблюдать умбрийские звездочеты? Что в джунглях Кванга до сей поры стоят руины великого города, верхушки башен которого всегда были погружены в облака, чье население превышало число людей во всей теперешней Понтии? Впрочем, это не имеет отношения делу. За прожитые тысячелетия я убедилась в одном: этот мир невозможно изменить. Он так и будет двигаться по кругу, проживая новые циклы рождения, взросления и умирания, и моя роль, роль Хранительницы Жизни в нем, не имеет никакого смысла. Придет к неизбежному концу и Митриос, и Неведомое, из руин построенного ими порядка вырастут новые, пока еще неизвестные империи и цивилизации, божества и владыки... Я же так устала от этой смены эр, устала от своего бесполезного всезнания и никому не нужной памяти, что приняла решение не сопротивляться небытию. Мир проживет и без меня, думала я, у меня не осталось перед ним никаких долгов...
Однако на пороге развоплощения меня посетило видение - у умирающих божеств всегда обостряются способности к прорицанию, самые точные пророчества, как известно людям из легенд, сделаны были на грани смерти. Уверенная в том, что ничего нового для меня ни люди, ни боги уже сотворить не способны, я увидела мир через тысячу лет. И поняла, насколько жестоко ошибалась.
Каким-то образом в будущем митриане и зиядиты истребили всю жизнь на земле. Не просто истребили, но и сделали невозможным зарождение новой. Они осушили все океаны, выкачали весь воздух, куда-то дели даже плодородную почву, ил со дна морского, оставив лишь голый камень. Никакого движения не осталось в этом мертвом мире - только по дну бывшего Зеркала Торговцев ползают стальные костяки, конструкты со светящимися ядовито-зелеными глазами... На этом видение обрывалось, но мне стало понятно, что умирать рано: такой судьбы мир не заслуживает, и тех, кто приготовил ему это будущее, необходимо остановить.
Существует древний и хорошо известный способ спасти умирающее божество. Для этого один из его последователей должен пожертвовать не просто своей жизнью - своей сущностью, став временным сосудом для того, кому поклоняется. Это крайне болезненный ритуал, в ходе которого человек испытывает чудовищные муки в течение нескольких дней, пока его душа буквально раскалывается на части... И еще один важный момент: подобное удается, лишь если человек идет на жертву добровольно и осознанно. Ни принуждение, ни обман здесь не пройдут. Одна из моих друидок, Ориана, решилась на то, чтобы стать сосудом для богини...
- Ориана? - прервала ее, не выдержав, потрясенная Алира. - Значит...
- Да, - кивнула Корина. - Несколько минут назад она умерла там, под Куполом, на руках у твоих сестер. Точнее, умерло только ее тело. Все это время ты обучалась у меня, девочка. И теперь именно тебе придется стать новой Верховной. Но об этом мы поговорим потом, пока же я продолжу. Ориана пожертвовала собой, чтобы спасти меня, свою богиню, ибо поняла, что же сейчас оказалось на весах - судьба всего живого в мире. Это дало мне шанс уйти с Тонких Планов и переждать сколько-то времени в поисках шанса для нового вознесения. Однако, как оказалось, не только мои служительницы выжили в той буре, что разразилась в год Кровавой Луны. Друид Теутата по имени Коннаин также избежал неминуемой смерти, и был полон решимости спасти своего бога, застывшего на грани небытия. Однако, в отличие от Орианы, он вовсе не желал принимать мучительную смерть и жертвовать собой. Многие годы он искал возможность обойти ненарушимые законы, перехитрить мироздание, и в конечном итоге, как ему показалось, придумал, что делать - вступив в сговор с дэвами Хаоса. Именно этот друид и явился в итоге к барону Ойлю, отчаявшемуся видеть, как его владения поглощал бурно растущий в то время Купол. В теле барона Коннаин намеревался возродить своего бога. Однако дэвы, чьей помощью он заручился, весьма своеобразно понимают договоренности со смертными - а уж когда ты хочешь обмануть порождения Хаоса, следует быть готовым к тому, что обманутым в итоге окажешься сам. Так и вышло: вместо полноценного возродившегося божества барон превратился в жуткую химеру, сращенную из личностей самого Ойля, Теутата и какого-то неразумного дэва. Химеру, с который вы только что столкнулись.
А в это время остатки моего Круга продолжали скрываться в диких землях, и я плохо понимала, что же предпринять дальше - разумеется, пока не вспомнила о Юных Богинях и их домене. Мне нелегко далось решение просить у Рамоны и Аэлис покровительства. Мы уже встречались однажды, вели переговоры о союзе, однако... скажем так, не поняли друг друга. Но иного выхода не оказалось, и четверть века назад останки общины во главе со мной в теле Орианы появились возле Купола. После непростого разговора на повышенных тонах нам было милосердно позволено остаться здесь, под защитой Сестер, и даже набирать новых последовательниц среди тех, кто чувствовал себя неустроенно и неуютно в вашем мире...
В остальном, впрочем, положение мое оставляло желать лучшего. В этом есть доля и моей вины, однако... однако ваши Богини оказались чрезмерно мнительными после Дня Боли и Гнева, когда их, уверенных в собственной неуязвимости, очень крепко удивили смертные рабы Митриоса. Так что мою свободу и мои возможности сильно ограничили, новый Круг, возникший под Куполом, представлял собой довольно жалкое зрелище, а моим словам о будущем, которое мы должны совместными усилиями предотвратить, они не то чтобы совсем не верили... просто слишком усердно искали в них второе дно. Не хочу их обвинять - в нашем прошлом общении были неприятные моменты, которые внушали ко мне явное недоверие. Однако мое положение полугостьи-полупленницы чужого домена явно не давало никаких возможностей исполнить свой долг перед миром. Выход оставался один: добраться до твари Скверного Леса, чтобы поглотить сущность Теутата, и тем самым обеспечить себе новое вознесение. План побега был разработан уже давно, проблема оказалась лишь с поиском подходящей возможности, однако Сестры вовсе не спешили после неудачных попыток полувековой давности разбираться с бароном-оборотнем. Только новое вторжение митриан дало мне шанс, и теперь я вновь являюсь полноправной богиней. Предвижу, что это доставит мало удовольствия вашим Старшим, но я совершенно не собираюсь ссориться с Куполом - напротив, наш союз теперь станет куда более плодотворным. Однако говорить с Юными Богинями мы теперь будем на равных. Не как полновластные хозяйки в своем доме с бесправной приживалкой, а как... Сестры? Больше сестринства, да, это определенно принесет пользу Куполу, - тут Корина позволила себе ироничную улыбку.
- А что касается ответа на вопрос, есть ли способ исцелить Аэлис, - обратилась она к Клио. - Думаю, из моей истории ты его поняла. И, разумеется, поняла, почему Дарующая Жизнь никогда на такое не пойдет. Они с Рамоной отчаянно цепляются за свою человечность - отсюда и все их регулярные явления каждой из вас, задушевные беседы, попытки обмануть себя самих, отрицать свою божественную сущность, одновременно дозволяя поклонение себе. Две девочки, запутавшиеся в противоречиях собственного замысла, отчаянно боящиеся своей судьбы, взвалившие на себя больше, чем способны унести, и совершенно не понимающие ни человеческой природы, ни божественного долга... Впрочем, простите, Дочери Купола - я вовсе не собиралась подрывать вашу веру и убеждения. Все мы еще будем сражаться плечом к плечу ради самого важного, что может быть в мире...
Богиня выжидательно замолчала, обведя еще раз взглядом слушательниц.
|
|
-
Крутая
-
Отличная реклама Леса)
-
Лежит костей за рядом ряд В лесу, и вновь ползет молва, Что новый соберет отряд На подвиг Черная Вдова!
-
For whom the bell tolls
-
С возвращением!)
-
Мне после твоего стиха самому захотелось поиграть в эту игру!
|
|
|
|
-
Очень хорошо! И сарказм понравился, и идея дальше раскручивать тему
-
На самом деле Аугн просто завидовал этим парочкам)))
|
|
|
Вопрос Ясены будто снял оцепенение с друидки, подбежавшей, чтобы начать, наконец, суетливо помогать девушкам: - Я не знала! - нервно выпаливает она в ответ. - Я правда не думала, что так все будет! Прости... Ох! - тут раздается еще один, особенно громкий треск изнутри ствола, и на коре дуба появляется длинная продольная трещина - от самой земли вверх футов на десять, не меньше. - Осторожно! - чувствующая вину за то, что подруги пострадали, Алира оттаскивает Ясену с Клио подальше. - Он... он ДОЛЖЕН был погибнуть, мне так сказала наша Верховная! И лес сразу очистится от проклятия! Только... про дуб я ничего не знала, клянусь! Что предпринять - было совершенно непонятно. Сжав оружие в потных руках, девушки готовились встретить любую новую опасность, пристально наблюдая за дубом. С деревом же происходило странное. Сперва кора, а затем и древесина в глубине стали расходиться с бьющим по ушам треском, меняя форму, будто становясь... пластичными? Ясена с топором наперевес, готовая к любой опасности, хоть даже к тому, что из расколовшегося дерева появится целый невредимый оборотень, вдруг удивленно проморгалась, осознавая, какую же форму принимает щель в дереве. В силу большего опыта, или бардовского склада ума, именно она первой увидела, что трещина на поверхности ствола превратилась в анатомически точную и крайне подробную копию женских гениталий - только в полтора-два человеческих роста. Вслед за ней поняли, что происходит, и Эйпадия с Клио. До Алиры, по понятным причинам, дошло до последней, и Ясена, покосившись на друидку, увидела, как, невзирая на всю остроту момента, девушка покраснела буквально до кончиков ушей. И, как только женское лоно в дереве обрело окончательную форму - раздался очередной, особенно громкий треск, складки губ гигантской вульвы широко разошлись - и из темного пространства между ними вышла обнаженная рыжеволосая женщина. Особой красотой, как машинально оценила бардесса, эта леди из дерева не выделялась. Однако от нее исходило другое ощущение - в голове Ясены всплыло слово "плодовитость". Налитые груди, широкие бедра - тело женщины буквально кричало о потребности рожать, производить на свет потомство, давать начало новой жизни вот прямо сейчас. Клио, которая на правах жрицы Аэлис отвечала за здоровье всех Сестер в своей деревне, также почувствовала: вот это - идеальная роженица, из тех, кто может хоть посреди поля самостоятельно разрешиться без малейших проблем. Вид вышедшей из дерева женщины вызывал у четверки охотниц какое-то сосущее чувство в промежности, не сексуальное возбуждение, а нечто совсем иное. Впрочем, длилось это наваждение недолго: друидка, наконец, поняла, кто же перед ней, и с криком "матушка Корина!" ринулась вперед, падая на колени перед своей богиней. - Да, это я, - впервые раздался приветливый голос обнаженной леди, положившей ладонь на затылок Алиры. - Встань, моя дорогая, ты все сделала правильно, и я довольна тобой. Подняв глаза и обведя взглядом троицу Сестер, она продолжила: - Рада приветствовать вас в своем домене, дочери Купола.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
Грустная история
-
А у меня в далёких планах было позвать Равандила курган исследовать!
-
Конечно, Равандила сформировала каторга. В любой непонятной ситуации он принимался копать. Иногда тягать камни, но чаще – копать. Ныкал всё, что плохо лежит. Так и погиб – не бросая заныканное и не давая слабины перед теми, кто бычит. Прощай, друг эльф. Ты был хорошим соратником.
|
|
|
|
|
- Помощь эльфов? Ну разумеется, я приму её! Вне зависимости от того, будет ли крепость в осаде. Я давно говорил королю, что нужно, наконец, заключить с ними мир, ведь столько лет уже прошло! Да о той войне никто и не вспомнит, кроме историков. Вы упомянули сэра Родерика. Что ж, он-то имеет на Золотой Лук поболее прав, чем кто угодно в королевстве, ведь именно он добыл его в качестве трофея. Но я хотел бы предупредить вас, маг! Может быть, там, откуда вы прибыли, некромантия поощряется, но на Илькане заклинания поднятия мертвых и разговоров с душами запрещены. Не считайте нас ханжами, но мы едва сумели справиться с толпами нежити, которые обнаглели в свое время настолько, что стали нападать не только на крестьян, но и на разбойников, грабивших крестьян - и, в конечном счете, на всякого, кто жил здесь. Благодарение Крому, созданы специальные заклинания против этой заразы, но мы не хотим повторения подобного нашествия. И потому я предупреждаю вас - не стоит "разговаривать" с сэром Родериком, пусть даже он и дал бы вам свое истинное разрешение. Теперь последнее - насчет войны и подкреплений.
Граф сделал небольшую паузу, и продолжил
- Предположим, вы правы. Действительно, войска из Золотого Города придут не завтра. Но я лучше знаю географию родной страны, и мне известно, что и земли эльфов, и Золотой Город находятся на приблизительно равном расстоянии от крепости. Сокол преодолеет это расстояние всяко быстрее всадника. Разумеется, в Золотом Городе не примут решение мнгновенно, но неужели вы считаете, что эльфы готовы пуститься на помощь сразу, как услышат вас? Система доставки и исполнения поручений на Илькане - одна из лучших, и смею вас заверить, эльфы, до сих пор живущие на своих деревьях безо всяких достижений цивилизации, вряд ли составят ей конкуренцию. Теперь же я покину вас. Если вы правы, то у меня совсем немного времени на то, чтобы опросить Булварка и Рисклинга, предпринять все необходимые приготовления и встретить врага. Если вы не правы, то тем более мое время не стоит вашего присутствия. Доброго дня вам.
С этими словами граф спешно ретировался из терм, направляясь вновь в донжон. Похоже, картина мира в голове этого человека немного отличалась от той, которую видели члены небольшого отряда или капитан Булварк.
-
с толпами нежити, которые обнаглели в свое время настолько, что стали нападать не только на крестьян, но и на разбойников, грабивших крестьян какие варвары!
|
|
|
|
|
|
Трактирщик устало пожал плечами: - Да не проблема, пленного передам надежному человеку из стражи - сержанту Брэддоку. Служили вместе в дружине когда-то, я претендовал на командира дружины. Однако, после одного боевого ээ эпизода травму серьезную получил, причем некромантской магией прилетело. Наш целитель еле спас тогда всех, кого задело, и сам откинулся в Цветочные сады, бедолага. Из уважения к собратьям по профессии я это делаю, вы не думайте. Был бы в силе, может вообще к вам в отряд напросился бы. Кстати, в баронской библиотеке читал как-то про отряды, что вышли на Смертельную битву супротив самого Неназываемого, и там Северный Корпус упоминался. Не наследники ли вы часом того славного боевого соединения? Впрочем, то дело не моё. Вы только на бумаге изложите всё, что вместе с этим злосчастным шпионом передать хотите. На мои слова или слова Брэддока особо не посмотрят, не мы ловили этого типа, да и моё слово уже давно мало чего значит. Колтрейн задумался и с горькой усмешкой продолжил: - Когда-то я был в фаворе у барона Герхарда Шварцмунда, ибо так вышло, что наши отцы еще сражались с отродьями Тьмы в Северном дозоре - плечом к плечу. Выросли мы с Герхардом вместе. А после того, как я уволился со службы, видеться с ним перестали. Раньше он и сам заезжал в трактир, здесь моя семья обитала долгое время, к сестре моей, засранец, подкатывал, и женился бы на ней, да померла она внезапно три года назад. Как раз тогда и Ферт этот нарисовался - ветошью не сотрешь. Откуда он взялся - никто не понял. Ходить стал по городу, бумажками от барона размахивать, приказы раздавать. Кстати, мы не должны были в гражданской войне участвовать, Нортгейт всегда поддерживался империей. Ведь мы тут как затычка на выходе из Пустошей. Все уже привыкли, что тихо на Севере, но город был построен-то, чтоб выход из того ущелья охранять. Так что, негоже нам было ввязываться в драку, которую похоже затеял герцог Кронка. Хотел я значится, как слухи поползли об участии нашего баронства в войне, к Герхарду на прием попасть, да попал лишь к виконту. Он меня чуть ли не имперским шпионом выставил, грозился на виселицу отправить, но отпустил, якобы "в счет старых заслуг". Вот так и живем: правитель вроде бы есть у нас, да везде вместо него все видят затычку - Ферта. Он не тянет на военного лидера, согласитесь. Да и слушок пополз, что виконт какие-то свои интересы преследует, для чего стал вот и наемников созывать в Нортгейт. Говорят, несколько сомнительных отрядов так нанял и использует, хрен его знает для чего. Например, Черных Псов в городе рядом с замком видели, или тех же Падальщиков. Я бы хотел вам что еще полезное рассказать, но в том и проблема, что сам мало чего знаю. Добраться бы до Герхарда - но, как видите, для меня одного это проблематично. Дружинников, что служили еще в мое время, почти всех положили в битвах и стычках с Империей, а только им я и мог доверять полноценно. Думал я еще одним путем пойти, не совсем законным...- тут Джон замялся, видимо постеснявшись этого самого "пути". - Короче, всё я вам рассказал, пора бы и за свои дела браться. С пленным разберусь, не извольте волноваться!
|
После поцелуя Ясены Алира густо покраснела, и, наблюдая расширившимися глазами за тем, как бардесса подбадривает следопытку, прошептала на грани слышимости: - Это был мой первый поцелуй. С девушкой... Ей отчаянно не хотелось развивать эту мысль: слишком велика была вероятность, что первый поцелуй станет и последним. Не медля, подготовившаяся к любой неожиданности группа двинулась по открывшемуся в хищных зарослях коридору, опасливо поглядывая на внешне успокоившиеся шипастые ветки. Путь их, как определила Эйпадия, проходил по широкой дуге, так что увидеть и оценить обстановку впереди не представлялось возможным - оставалось лишь идти вперед, надеясь, что изогнутая тропа все-таки выведет группу к нужной цели. А может, не выведет? Может, нет там никакого ликантропа, никакого поработителя разума? Может, на той стороне волшебный портал, что выведет девушек обратно к Куполу? Напрасные надежды - еще через несколько футов пути тишину леса, в котором уже затихли волчьи завывания, разрезал омерзительный ломающийся дискант: - ПЁЗДОЧКИИИ! О, ДАЙТЕ МНЕ ВАШИ ПЁЗДОЧКИ! Этот вопль не походил на типичный низкий мужичий голос, напоминающий звериное рычание, но и от человеческого, в смысле - женского, он по тембру отличался очень сильно. Только Клио безошибочно узнала того самого мастурбирующего в замковом нужнике подростка. Да, это точно был сошедший с ума барон Ойль. До роковой встречи оставались считанные шаги, и, сжав до побелевших костяшек оружие в руках, готовые ко всему, охотницы вновь двинулись вперед. Однако то, что они увидели, выйдя, наконец, из тесного прохода на широкую поляну, превзошло все ожидания. Эта площадка была буквально усеяна обглоданными костями крупных и мелких животных. Ощутимый запах гниения свидетельствовал о том, что питается хозяин убежища изрядно. Сам же пресловутый вервольф... Трехъярдовый гибрид волка и человека сидел обнаженный, словно на троне, на пеньке в сотне футов от пришедших по его душу девушек, раскинув в разные стороны длинные шерстистые ноги, а из промежности его торчало нечто жуткое - раздувшийся отросток темно-фиолетового цвета, который чудовище яростно теребило передней лапой, вызывая у Ясены отчего-то ассоциации с процессом полирования клинка. Живущая в деревне Клио имела отдаленное представление о мужской анатомии и понимала, что этот самый отросток - просто наполненный кровью кожаный мешок, однако, судя по цвету штуки - кровь в ней определенно сильно застоялась. Выглядело чудовище в целом очень нездорово, это понимала даже далекая от медицины бардесса: шерсть во многих местах, где ей определенно полагалось быть, вылезла, обнажая покрытую струпьями кожу, даже зубы в пасти больше не сверкали белизной - непонятно вообще, много ли их там осталось. На девушек ликантроп не обратил совершенно никакого внимания, полностью поглощенный своим отростком: - О, дайте мне посмотреть на ваши бритые пёздочки! Потритесь ими, а потом насикайте мне в ротик своей малафейкой! Как я хочу лизнуть ваши мокрые губки! Они у вас кисленькие или солёненькие? Эту дичь здоровый волчара выкрикивал, задирая голову круто вверх, словно обращаясь к отсутствующей в дневном небе луне, и более всего поражало несоответствие между обликом жуткой твари и голосом детеныша мужика. Это было настощее воплощение безумия и одержимости, абсурдистское представление, пугающее куда больше, чем когтистые лапы и хищная пасть... - Матушка Корина, во что же он превратился? - прошептала нервно сжимающая посох друидка. Оборотень не желал замечать даже ее, поглощенный безуспешной мастурбацией.
|
|
|
|
|
|
|
|
Что до охранных заклинаний, то в них был один изъян - подобные щиты никак не сопротивлялись полету стрелы или другого достаточно быстрого и мелкого предмета. Навроде рыболовной сетки, только очень прочной. Правда, большинство трофеев нельзя было отнести к "мелким" предметам, и через "ячейку" магической сетки они вряд ли пройдут. Наблюдения Рика за охраной графа показали, что господин Шарди вполне доверяет своим стряпчим, и вообще не слишком-то беспокоится насчет покушений. Возможно, причиной тому была достаточно сильная народная любовь, а может быть, граф просто был слегка недалеким в таких вопросах человеком. Однако же стражи в донжоне было достаточно. Конечно, гвардейцев не допустили до пира, однако и в галерее, и в примыкавших к ней комнатах, и на втором ярусе было достаточно людей в форменных кольчугах. Кроме того, граф, очевидно, полагался на доблесть рыцарей, с которыми он делил стол.
Леонард сразу узнал своих недавних друзей, и тепло улыбнулся им, а уж когда Беуз направился к нему для разговора, и вовсе отложил кисть, чтобы как следует пожать руку воину
- Я вижу, вам не требуется моя протекция при дворе! Как бы еще мне не пришлось просить вашей! Капитан был весьма благодарен за мой доклад, и даже обещал выделить деньги на постройку Колокола Глубин! Я придумал эту штуку, глядя на непромокаемые лодки гурров. Представьте себе пустой стакан. Что будет, если перевернуть его, и погрузить в воду? Не, он не наполнится водой, как можно было бы ждать! Вода зайдет в него, но лишь отчасти! Я делал опыты в своей мастерской, и могу утверждать, что в таком стакане, только во много раз больше, можно погрузиться на дно, и дышать! А чтобы вода не просочилась внутрь, мы сделаем обивку из тех же шкур кракенов и других морских животных, которыми пользовались гурры при постройке своих лодок. Ну, друг мой, какова идея! Спуститься на дно, и достать сокровища давно погибших кораблей! Прочесть манускрипты, которые считались навеки утерянными! Да бог ты мой, в глубинах океана скрыто больше тайн, чем среди звезд!
Пока Беуз пытался разобрать, что ему толкует увлеченный художник, Наиа взяла быка за рога, а точнее графа - за мужскую гордость.
- Танцы? О, разумеется! Ведь всякий рыцарь должен угодить даме не только на поле боя, но и в мирных чертогах! Шателен! Музыканты!
Лакей, прислуживавший графу за столом, мигом выбежал из залы, и уже через пару минут вернулся в сопровождении трех скрипачей, "медной" группы и пятерых стражников, бережно несущих золоченую арфу, на которой предполагала играть некая дама в голубом платье, замыкавшая процессию.
- Позвольте ангажировать вас на полонез, о королева турнира! - начал граф
Некоторые гости из числа рыцарей несколько растерялись, не вполне понимая, следует ли им назначать дуэль тем стервецам, которые посмеют "ангажировать" их даму - но дамы, похоже, и сами были не против потанцевать с собственными защитниками, так что неловкость быстро развеялась. Вскоре на свободной от стола и стульев половине зала выстроились десять пар - и музыканты повели плавную и торжественную тему полонеза.
|
|
|
|
И группа, подхлестываемая раздающимся с трех сторон волчьим воем, устремилась вперед...
Прошло, наверное, не больше двух минут спорой ходьбы, когда четверка охотниц неожиданно для самих себя вышла на небольшую на чистую полянку в форме правильного круга, где-то тридцати футов диаметре, довольно странно смотрящуюся в девственной чаще. В самом центре поляны находился поросший мхом массивный валун высотой где-то по грудь Эйпадии. А на противоположной от девушек стороне поляны находилось нечто странное.
Более всего это походило на живую изгородь из лишенного листьев терновника, высотой футов в двадцать. То есть на терновник эти заросли походили только изобилием шипов, однако, в отличие от хорошо знакомых Эйпадии кустов "колючей сливы", эти густо переплетенные ветви более походили на старые виноградные лозы, толщиной иногда превосходя детскую руку. Стоит отметить, что и шипы у этих растений были достойного размера - длиной с мизинец самое меньшее. Впрочем, чем дольше девушки рассматривали это явление, тем больше сомнений возникало в его естественном, природном происхождении. Во-первых, лозы-ветви были начисто лишены какой-либо листвы, хотя в мае месяце в лесу зеленело буквально все. Во-вторых... они шевелились. Ясена сначала подумала, что ей мерещится, однако, сфокусировав взгляд, поняла, что нет, это вовсе не обман зрения. Ветви передвигались, перетекали, вели себя подобно клубку змей. Вялых, конечно, змей, и все-таки...
Изгородь эта тянулась вправо и влево, пропадая где-то за деревьями, так что обойти ее и не столкнуться с продолжающими подвывать, хотя уже и без особого энтузиазма, волками, не представлялось возможным. На лице Алиры, как заметила Клио, промелькнула отчетливая тень узнавания:
- Вот, значит, какие они - "кусачие ветки", - выдохнула друидка. - Я об этом только сказки раньше слышала...
Пробежав по упруго пружинящей лесной подстилке мимо камня к угрожающе зашевелившимся веткам, она осторожно, выставив вперед руку, стала приближаться к изгороди приставным шагом. Однако, вопреки услышанному от волков, хищные заросли отреагировали на нее отнюдь не дружелюбно. Как только рыжеволосая подошла достаточно близко, в ее сторону метнулись сразу две хищные плети - и девушка едва успела отпрыгнуть назад.
- Ого! По... похоже, волки что-то напутали. Мне здесь совсем не рады, - растерянно констатировала друидка, однако тут же ее настигло озарение. - Значит, все-таки эту дверь надо открыть самим... Вспомнила! Смотрите!
Подбежав к камню, Алира приглашающим жестом подозвала остальных:
- Это - жертвенник, у нас похожий камень стоит в святилище. Но здесь не только приносятся жертвы Старым Богам. Такие убежища, как это, были раньше в каждом большом лесу Мидгалии, и служители Старой Веры могли там укрыться от преследующих их митриан. Но лишь принадлежащие соответствующему Кругу могли проходить через барьер свободно. Остальные друиды должны были знать ключ. Есть шесть Старых Богов, три супружеские пары: Теутат, бог войны и мужской доблести, и Корина, богиня жизни и плодородия. Тарант, бог грома и молний, и Дайана, богиня земледелия. Эсс, бог земных недр, и Фиала, госпожа морских глубин... На этом алтаре нужно сжечь попарно шесть подношений, которые соответствуют природе того или иного божества. Кроличья лапка - для Корины, хвост ужа - для Эсса, тисовая ветвь - для Теутата... Но видов таких подношений для каждого божества десятки, и в сумме получаются тысячи комбинаций, - лицо Алиры постепенно менялось, когда она начала осознавать, насколько невыполнимой оказывается задача по мирному "вскрытию" вставшей перед ними преграды. В эти мгновения она машинально запустила руки в покрывшую углубление на верхушке камня палую листву, словно собираясь смахнуть по привычке весь мусор из жертвенника... и вдруг нащупала нечто.
Друидка вытащила из спрессованной палой листвы почерневшую от времени двухдюймовую дощечку прямоугольной формы, к которой определенно приложило руку разумное существо. Очистив ее насколько смогла, Алира пальцами нащупала вырезанный на одной из ее сторон символ:
- Это... это буква. Буква бреннского языка, - тут она произнесла вслух некое неудобоваримое сочетание звуков, что-то приблизительно напоминающее "влх". - Это тайный язык, конечно... Но сейчас-то какая разница? В общем, у каждой буквы в бреннском алфавите есть название. Название этой - "vlllh" - переводится буквально как... в общем, как женский орган. Лоно. Да, пусть будет лоно.
Тут друидка просияла и начала по-собачьи рыться в палой листве:
- Я поняла, девочки! Я все поняла! Ключ - здесь! "Лоно" - это подношение Корине! И остальные буквы, наверное, тоже имеют отношение к другим богам!
Однако результат поисков девушку привел в откровенную растерянность. Сначала она извлекла на свет еще одну дощечку с тем же самым символом "лона". Потом еще одну. И лишь после этого вытянула другой символ, который назвала "уста". А затем обнаружила еще одно лоно, что заставило ее обескураженно развести руками:
- Не понимаю, они должны быть все разные! В этом смысл ключа - у каждого из божеств свое подношение. Где же шестая? Вот она. Тоже "vlllh"? Слава Корине, нет. Это "ладонь". Все равно - не знаю. Их шесть, как и подношений, здесь должна быть связь, но я ее не вижу, все не так, как меня учили.
На очищенном от листвы краю камня лежали шесть дощечек с забытыми символами бреннской письменности. Четыре "лона" (можно подобрать куда менее пристойный синоним). Одна дощечка с символом "уста" (или даже "рот", как пояснила друидка). Еще одна - "ладонь" ("длань"). Больше ничего интересного в углублении жертвеннике девушки, как ни копались, не обнаружили.
|
Оставив Мартина расследовать потаенные секреты крепости, скрытые во мраке подземных ходов, остальные члены отряда решили отправиться в донжон через парадный вход. Благо, Наиа выбила им приглашение на торжественный обед, так почему бы не воспользоваться им? Кстати, где же Наиа? По счастью, варварша (которую местные приняли за баронессу) и сама была не прочь перекусить за чужой счет, так что нагнала отряд у дверей гнолльского дома. Наскоро стряхнув пыль, можно было выдвигаться! Правда, Рик, который все же спустился в клозет гнолла, благоухал не вполне прилично, однако тряпки, предусмотрительно намотанные поверх обуви, приняли основной удар на себя. В конце концов, на обедах по случаю рыцарских турниров не принято воротить нос.
Донжон, по-видимому, был монолитным строением, безо всякого внутреннего двора. У входа выстроился караул из восьми стражников в ливреях графа Шарди. Они быстро узнали "королеву турнира", и без разговоров пропустили её и её свиту.
Внутри донжон выглядел по-военному строго, однако не без легкого налета роскоши. Стены из серого гранита были отделаны тремя тонкими поясками мрамора, идущими параллельно полу. Дверные проемы были украшены накладными мраморными полуколоннами с неброским декором, а каменный пол был выполнен в виде шахматной доски, где чередовались серые и красные гранитные блоки. Путь к центральной зале для приемов проходил поперек галереи, идущей вдоль длинной стены здания. По-видимому. здесь размещались военные трофеи - со стен свисали драные знамена с каббалическими символами, иногда запятнаные кровью или грязью, а под ними находились дубовые постаменты, на которых выставлялись оружие и фрагменты доспехов. Рик и Бальтазар мимоходом заметили, что все эти предметы огорожены магическим барьером, не допускающим ничего, кроме быстро летящей стрелы.
Стоило пересечь галерею трофеев - и отряд оказался в зале для приемов. Окна здесь заменяли зеркала, хотя естественный свет попадал в залу сверху, через узкие, но часто расположенные окна в крыше. В зале можно было бы устроить еще один небольшой турнир, если бы не огромный П-образный стол, за которым разместилась примерно треть гостей сегодняшнего действа. Большую их часть составляли рыцари со своими оруженосцами и пажами, их дамы, а также уважаемые жители крепости и окрестных поселений. Граф, разумеется, занял место в центре буквы "П". Его советника-гнолла уже не было видно - видимо, граф не желал неудобных вопросов на этот счет. При виде Наиа и ее "свиты", граф поднялся со своего места, провозглашая тост
- За баронессу и королеву турнира! За Наиа, чей удар копьем способен разбить один рыцарский щит и множество рыцарских сердец!
Присутствующие поддержали графа (попробовали бы они этого не сделать!), а виночерпий уже указывал гостям на места справа от центра, специально оставленные для них. При этом предполагалось, что Наиа окажется как раз напротив графа, а все ее друзья разместятся по правую руку от "королевы турнира".
Кажется, до этого общества весть о драконе в принципе не докатилась. Как, возможно, и многие проблемы менее благополучных людей за стенами донжона.
|
|
|
-
Мне нравится, что Мартин зазывает остальных в канализацию xD
-
Мартин высунулся из дырки в полу и обратился к товарищам:Б****, как это развидеть? Аааа!
|
|
|
|
|
-
Вот это поворот!
-
Вот это поворот!
|
|
|
|
Проклятый гнолл обокрал довольно много народу. Не то чтобы ставки на победу поощрялись - но и ничего зазорного в том не было, по крайней мере для простого люда. И этот самый простой люд начинал роптать. К чести жителей крепости, они не были кровожадны - никто не требовал расправы над вором. Но отовсюду слышались крики
- Куда смотрела стража!? - Булварк получает жалованье, а не способен даже вора поймать! - Держи проходимца! - Чем стража лучше этого ворюги, если тоже отбирает у нас деньги!?
Что характерно, советник графа Шарди, тоже гнолл, куда-то смылся. Впрочем, ничего необычного - вряд ли люди станут разбираться, тот ли это гнолл, или другой? Граф, видя такое положение дел, призвал к себе капитана, и потребовал изловить вора - и предать его заслуженному наказанию. Это требование, высказанное громко и во всеуслышание, успокоило толпу, и состязания лучников прошли, не омраченные ничем.
Карвус выступил не лучше и не хуже многих. Для новичка в таких делах он был весьма хорош, и уж хотя бы то, что он ни разу не промазал мимо мишени, уже служило утешением. А вот Рик вновь удивил всех. Маститые лучники потешались, видя, как волшебник готовится метать дротики в цель. Многие вообще утверждали, что Рик не сможет поразить мишень, поскольку не добросит снаряд. Однако, пока "серьезные противники" делали пристрелочные выстрелы "на ветер", чтоб под конец показать класс, расщепляя одну стрелу другой, Рик технично накидал дротиков "от плеча", в общем попадая довольно близко - хотя и не точно в центр. Секрет был прост - дротик меньше "слушает" ветер, так что Рик и не пристреливался вовсе. Сразу бил куда следует.
Поначалу лучники потребовали проверить, нет ли здесь обмана - уж больно легко новичок всех обошел, да еще и маг! Но герольды единодушно заявили, что ничем иным, кроме как метанием снарядов, Рик не был занят, и приз - десяток эльфийских стрел - был заслужен им сполна. Правда, что теперь с тем призом делать, Рику было не совсем понятно, но никто ж не ожидал, что состязания лучников выиграет парень, вообще не умеющий стрелять из лука!
Тем временем Бальтазар невидимкой проследил за гноллом-воришкой. Уж больно подозрительно он вел себя еще тогда, когда принимал ставки! Так что маг даже не удивился, когда гнолл бочком-бочком свалил с ристалища, и тут же свернул в узкий переулок. Прижимать ворюгу к стенке в одиночку было небезопасно - вдруг тут рядом его подельники? Так что Бальтазар проследил за гноллом до его схрона, и вернулся к остальным. Теперь можно или накрыть гнолла самим, или заработать себе авторитет у капитана Булварка, предоставив ему нужную информацию.
|
Вид на крепостьВид на городСтояла весна, довольно ранняя - здесь, на северном Фронтире, было уже достаточно тепло и солнечно - совсем нетипично для конца марта. Правда по утрам часто моросил противный холодный дождик, изливавшийся из туч, приносимых с Каменных гор неприятно промозглым северным ветром, а ночью лужицы изредка сковывало морозом. Однако днем обыкновенно замок барона, стоявший на высоком холме над основными жилыми кварталами Нортгейта, утопал в лучах весеннего солнца, а небо очищалось, приобретая ясно-синие цвета и поднимая утренне-хмурое настроение местных жителей до вполне приемлемого уровня. Собственно говоря, сам замок Нортгейт являлся средних размеров внушительной крепостью и возвышался над небольшим поселением, формально называемым Нортгейтшир - типичным баронским "домашним" владением. В городке наличествовали церковь св. Анны, Ратуша, рыночная площадь, улица ремесленников, отдельно улица торговцев пушниной. Сам городок стоял на южном берегу речки Каменки, а на северном берегу возвышался замок, и местные обычно и город и замок называли просто Нортгейтом или даже коротко Гейтом. Поселение в целом было построено так, что Нортгейт вместе с Нортгейтширом, также имевшим невысокие, но крепкие каменные стены, закрывали вход в зажатую горами узкую долину, которая вела на север, к перевалу через Каменные горы и далее к Великим Ледяным Пустошам. Замок местного барона Шварцмунда был сильной крепостью, построенной гномами совместно с людьми в древние времена и служившей опорным пунктом на Фронтире, как называли теперь северные пограничные земли, не так давно входившие в состав Империи Аррандрах. Во время последней гражданской войны барон решил попробовать вкус вольности и свободы, как утверждалось в его грамоте, зачитанной повсеместно в его владениях на момент объявления "независимости" от Империи. Для простых обывателей гражданская война впрочем принесла мало "свобод", зато увеличила подати и поселила некоторую неуверенность в завтрашнем дне. Безусловно, все эти "столичные дрязги" во все времена мало волновали жителей Фронтира. Здесь хватало других проблем - орки, тролли, твари из Проклятого леса. Но теперь, поскольку барон и соседи стали с увлечением грабить друг друга (веселое занятие!), они конечно же перестали заниматься наведением порядка на своих территориях (скукотища смертная!). По окрестностям стали плодиться банды грабителей, которые вбирали в себя дезертиров, бомжей и убийц. После нескольких попыток имперцев вернуть себе северо-западные герцогства "вольные бывшие дворяне" кое-как договорились и дали отпор ослабленной армии Императора Вакардия I. Однако к настоящему моменту личные дружины местных баронов сильно поредели и наводить порядок в вотчинах, баронствах и герцогствах зачастую стали доверять наемникам. Ясные вельможи, не желая тратить жизни своего личного воинства, использовали наемников как полицейские силы, как пешки в политических играх, в охранных целях и для грабежей. Наемнических отрядов существует великое множество, самых разных калибров, уровня морали и экипировки. Отряд, о котором пойдет данное повествование был невелик. Буквально вчера, по поручению барона, наемники совершили вылазку в горы, осмотрев старый, давно заброшенный форпост милях в 20 к северу от замка. Не встретив ни на пути, ни внутри форпоста чего-либо значимого, они вернулись в таверну, ожидая представителя барона, чтобы закрыть контракт. По договору следовало дополучить за выполнение задания 100 золотых монет. Кроме того, представитель барона - виконт Ферт - утверждал, что владетель "осенит отряд своей милостью", если они выполнят разведку в срок. Утром в таверне Северное Сияние было мало местных - пара расслабленных стражников с ночной смены, девушки нетяжелого поведения в "небоевом состоянии", завтракавшие в уголке, а также пара ремесленников, зашедших выпить горячего и перекусить после первых рабочих часов раннего утра. Зал таверны мог вместить с сотню человек и отряд разместился тут на завтрак с большой свободой. Отряд "Северный Корпус" достаточно часто останавливался в этой таверне на постой или просто выпить и перекусить. Здесь было уютно. Даже наличествовали два больших окна, затянутые почти прозрачным бычьим пузырем, закрывавшиеся зимой плотными деревянными ставнями. Лавки и столы стояли в большом зале рядами, возле выхода из кухни располагался большой прилавок, на который повара выставляли кушанья. В настоящий момент с кухни доносился шикарный запах шкворчащей яичницы с беконом. Хозяин таверны, пышащий энергией добряк Джон Колтрейн, уже с готовностью стоял рядом со столиками. На левой руке у него покоилась восковая табличка чуть больше ладони, на которой он записывал заказы по ведомой только ему одному системе, на правой же висело кипельно-белое полотенце.
|
Двое пеших поединщиков так и стояли на ристалище в ожидании противников, и начинало казаться, что всему рыцарству графа Шарди нечем ответить на вызов чужеземцев. Однако вот герольд объявил и противников
- Сэр Гавольд из Арле, доблестный защитник Оплота Рыцарей, Стоящий-на-Севере, известный своими подвигами, совершенными при охране границ по реке Раоне! Герб - щит, рассеченый наискосок лазурной полосой, обремененной тремя золотыми мечами, с черненым полем справа и серебряным полем слева! Достойный Сэр Гавольд скрестит свое оружие с сэром Мартином!
- Сэр Берне из Марий, отважный дозорный Северного Форта, чью честь превосходит только его же скромность! Герб - три червленых головы вепря на зеленом фоне, с намётом из львиной шкуры. Сэр Берне выступит против баронессы Наиа! Сэр Берне будет биться без шлема из уважения к противнику, и во исполнение собственного обета!
Двое мужчин вышли на ристалище напротив Мартина и Наиа. Сэр Гавольд, похоже, собственному доспеху уделял чуть ли не больше времени, чем собственной жене, если таковая у него вообще была. Он носил простую кольчугу, не слишком стесняющую движений, однако усиленную пластинами на теле, и закрытый шлем-бацинет. Руки и голени рыцаря закрывали металлические щитки в три четверти, соединенные сзади толстой кожей. Несмотря на то, что в нескольких местах на пластинах были заметны легкие царапины, доспех не имел ни одной вмятины, и сиял не хуже, чем парадная кольчуга капитана Булварка. Сэр Гавольд был немного грузен, но все же не настолько, чтобы его можно было упрекнуть в излишнем гедонизме. Сэр Берне предпочел защиту с помощью крепкого щита тяжелому доспеху. Его кожаный с посеребреными накладками панцирь выглядел достаточно простым, под стать скуластому и обветреному лицу самого рыцаря. Ему было около тридцати лет - не столь мало, не столь много. Левый глаз рыцаря был пересечен шрамом, и зрачок давно вытек, оставив лишь бельмо. Рыцарь улыбался, словно салютуя еще до того, как в его руках окажется копье.
Пока противников представляли, служители ристалища подвели дюжину коней на выбор - разного норова, кому какой более по душе. Сэр Гавольд вовсе отказался от коня, доверяя собственному скакуну, которого уже держал под узду молодой оруженосец. Турнирные копья также были поднесены служителями - нужно было удостовериться, что копье не содержит скрытого стального стержня, способного уничтожить любой доспех, и привести к нежданной смерти на ристалище, и не снабжено другими ухищрениями. Наконец, когда приготовления были завершены, герольды развели пары противников в разные концы ристалища, и помогли рыцарям оседлать коней. Граф Шарди поднялся со своего трона и благословил начало поединка. Старший герольд вновь озвучил правила:
- Турнир Его Сиятельства графа Шарди пройдет на таких условиях! Прежде поединщики сшибаются копьями на полном скаку, и после первого успеха продолжают бой на земле, скрестив мечи или другие оружия. Победителем в поединке назначается тот, кто устоит на ногах после сражения, либо тот, кто нанесет врагу вдвое больше ударов, чем получит сам, но не менее одного удара копьем и одного удара другим оружием! Победителю турнира будут пожалованы латные рукавицы и шлем от придворного оружейника Короны, а также платок королевы нашего турнира, которую он изберет самостоятельно. В случае, если победу одержит баронесса де Кройшир, она будет вольна получить любой предмет доспеха от избранного ею рыцаря, а буде такого предмета доспеха у рыцаря не окажется, за него поручится Его Сиятельство граф Шарди, тотчас подарив искомый предмет рыцарю - королю нашего турнира!
Похоже, участие женщины несколько спутало общие правила проведения подобных состязаний, но граф быстро нашелся, и теперь герольд с явным удовольствием зачитывал обновленные условия. Наконец, он призвал поединщиков к клятве чести:
- Благородные рыцари, клянетесь ли вы перед лицом богов, Его Сиятельства и граждан Крепости сражаться честно, в полную силу, без обмана, и без сторонней помощи, будь то помощь человека, божества или силы потусторонней?
- Клянемся! - дружно выкрикнули двое соперников. Голос сэра Берне звучал так, будто шрам остался не только на его щеке, но и на горле - хрипло и надреснуто. Сэр Гавольд вещал будто из чугунного чана, в котором, по сути, и находился. Противники отсалютовали копьями Мартину и Наиа, и стали ждать знака герольда к сшибке
|
|
|
|
|
|
|
Сход на твердую землю был одним из чудес света. По крайней мере для самого Карвуса. Пережив некоторую часть своей жизни в пути, будь то морская или пыльная дорожка, при выборе, жрец все же оставил свой голос твердой поверхности. Там не тошнит, морской ветер не пытается выбить тебе глаза, а какие-то крылатые твари не стараются потопить единственное, что отделяют твою жалкую тушку от морской пучины. Да и то гнетущее чувство, с момента "высадки" на берег, одиночества и скитаний от убитой твари до голода моментально скрасились появлением старых знакомых. Правда видок у них был таким же жалким, как некогда и у самого Карвус, - Я вижу знакомые лица! Хотя, немудрено, что вам требуется помощь... Только не говорите, что не помните меня! Наиа, Бальтазар, Мартин... Хотя, Мартин кажется, изменился. Роза, мое почтение... А где Алериа?! Жрец, как нетерпеливый пес, переминаясь с ноги на ногу дожидался, пока лодка примкнется к берегу и десант станет частью суши, чтобы сразу же ухватить за руки тех, кого давно не видел и до последнего считал мертвецами - он то облазил весь берег, но так и не нашел никаких следов. А тут целая толпа! - Рик, это те ребята, с которыми я пришел на остров! Ты представляешь, они смогли выжить, как и я! - палица, путаясь в лохмотьях рясы, ставшей нерентабельной по отношению к окружающим, ушла на плечо, откуда было нелегко атаковать - пара молодчиков выглядела донельзя недружелюбно, а еще и до трепетности нервно, отчего жрец решил не рисковать размахиванием своим верным оружием, - Даже если вы меня не узнаете, я понимаю, что вам нужна помощь. Божественная сила не покинула меня и за рассказ о том, кто вас подрал как сова дворнягу, вкупе с дармовой миской похлебки, я вылечу ваши раны... Боги, спасибо! Я наконец-то выговорился!
|
Засада в лагере не то чтобы удалась. Ну, то есть, непонятно было, сколько ждать? Понятно, что гурры когда-то да вернутся, но вполне возможно, что в их "святилище" припрятано достаточно еды, чтобы продержаться несколько дней. Все это больше походило не на засаду, а на осаду, только вместо замковой стены была гидра. Хочешь вести осаду - налаживай логистику, а с нею у отряда было как раз не очень хорошо. Так что предложение Наиа было, возможно, лучшим выходом: все равно гурров надо искоренить, и лучше уж сразу, чтобы не дать им оправиться от недавнего поражения, и получше подготовить оборону.
Действие заклинания на Бальтазара было довольно интересным. Весь мир казался медленным, раздражающе медленным. Спутники едва поспевают за ним, он сам, даже если сорваться на бег, движется, как нож сквозь масло. Даже ветки, которые маг отодвигал рукой со своего пути, слишком медленно распрямлялись обратно. Это начинало конкретно выбешивать, пока Бальтазар не дошел до скалы.
Вблизи базальтовая глыба оказалась не вполне круглой, а скорее подковообразной в плане. Углубление как раз служило "алтарем", ну или просто складом мертвых тел. От склада вела канава, выдолбленная в базальтовом основании скалы, и заканчивалась прудиком. Все стены канавы были бурыми от запекшейся крови, а сам прудик облюбовала гидра. Мускульные ноги этого существа уже перемещались в сторону Бальтазара: видимо, гидра унюхала чужака. Но это было настолько медленно, что маг едва заметил само движение. Зато змениые шеи гидры были не в пример подвижнее, и о боги, насколько же длинными они могут быть? На первый взгляд, не меньше двадцати ярдов, а то и больше! Из-за своей непомерной длины они казались очень тонкими, буквально на один удар. Ну что ж, было бы неплохо, чтоб это оказалось правдой!
Оценив гидру, Бальтазар заметил шестерых гурров за ее спиной. Как ни странно, их движения вовсе не казались медленными - то ли действие заклинания заканчивалось, то ли колдуны и сами были не против ускориться за счет магии. И тем не менее, они были дилетантами. А это значит, что как бы ни старались эти шаманы, Бальтазар ударит первым!
|
Ричард бросил короткий взгляд наверх, на стену, из-за зубцов которой Билл в свойственной ему манере лихо разбавил полную официоза речь рыцаря. И, как ни странно, промолчал, в отличие от смутившейся Лоррейн. Потому что не раз и не два Грейхаунду доводилось слышать из различных уст мнение, что знать в общем и рыцарство в частности - что страшно далеки они все от народа, и общаться с ним толком не умеют. В какой-то части Ричард был с этим утверждением согласен, однако ничего с собой поделать не мог - он всегда жил, мыслил и действовал так, как привык. Как мог, как его учили. Так что вполне возможно что Билл был прав, пытаясь донести до разбойников рыцарский посыл в более... простой для понимания форме.
Заодно старый воин мог оценить, как себя ведут остальные его подопечные. Подметил светящиеся магические огоньки - очевидно работа ученицы Мерлина. Рыцарь не ведал, что это и для чего, но что это на пользу и во благо соратников - знал наверняка. Мордред, как и всегда, был воплощённым спокойствием и невозмутимостью. Исольт же напротив, была на вид весела и весьма расслаблена. И это в потенциально опасной ситуации! Мелкая деталь, подметить которую может только более-менее опытный воин. И сильно насторожиться.
Мысленно Грейхаунд усмехнулся, довольный увиденным. Ну орлы же! И орлицы! Однако внешне не подал виду, с непроницаемым лицом слушая речь предводителя вымогателей - иронично, тоже Билла.
- Я дал вам обещание, Билл из Мисдейла, и я его исполню. - твёрдо отчеканил Ричард. - В своём послании лорду Корнуолла я укажу обстоятельства этой встречи и выскажу своё мнение касательно решения вашей судьбы. И я не вижу смысла в изгнании, даже добровольном. Люди, умеющие держать оружие, всегда нужны, даже в мирное время. При условии лояльного поведения и понимания ответственности, лежащей на плечах. Вы и сами должны понимать, что быть разбойником в прошлом - не лучшая рекомендация. Однако говорят, что повинную голову меч не сечёт - и в этом есть большая доля правды. Лорд Седрик не глуп, насколько я его знаю. Но я не могу обещать, что он поступит так, как посчитал бы необходимым поступить я. В своих владениях он в полном праве.
Ненадолго замолчав, Ричард погладил бороду, формулируя ещё один вариант.
- И я могу понять причину утраты доверия к лорду Корнуолла, пусть это и не может служить оправданием. В таком случае...вы отправитесь в Каэрвент, и пусть вашу судьбу решит сам Драконобор. Он не святой отшельник, дарующий всепрощение. Но он наш король, и у меня нет сомнений в его мудрости и дальновидности. Его решение будет окончательным и неоспоримым. В таком случае своё послание я переадресую уже ему. Это всё, что я могу вам предложить. Выбирайте.
|
Исольт ответила сэру Мордреду вопросительным взглядом, потом ухмыльнулась вполулыбки. Рыцарское невежество по отношению к девам и леди меча ее уже не особо удивляло или раздражало, зато рыцарское шефство вызывало что-то вроде умиления. Тем более что это свидетельствовало о положительной динамике души, о стремлении помогать и защищать. Вероятно, колкий и неловкий сэр Мордред был неплохим человеком, стремящимся помогать другим - в меру своих привычек и предрассудков. Как, впрочем, и все люди. Что-что, а хорошим себя считает каждый, даже самый прожжённый убийца, душащий детей по велению темных богов; и каждый к кому-то да добр, будь то к родным, к соратникам или, скажем, к братьям нашим меньшим. Пока сэр Мордред ответственно готовился, а сэр Ричард с леди Лоррейн вели переговоры, за спинам у них с Исольт засверкало что-то. Дева меча обернулась посмотреть, постаравшись чуть отступить в сторону чтобы ненароком не задеть никого лежащим на плечах мечом. Магические огоньки! Наверное, леди Эвелин подсуетилась! А что, неплохая угроза, "смотрите, у нас магия есть". Придерживая меч на плечах, правой рукой за гарду, Исольт отпустила лежавшее в левой лезвие - и помахала освободившейся рукой куда-то в сторону стен, улыбаясь - молодцы, мол! В адрес леди Эвелин, но если получится что в адрес бравого Билла Шарпа то тоже неплохо. О том, как ее поведение воспринимается возможным противником Исольт особо и не задумывалась. Через мгновение ей этих людей, возможно, убивать придется. В таких случаях она старалась особо не задумываться об их перспективе. Хотя их слаженное обращение ей понравилось, и цепкость главаря запомнилась. Хорошие или плохие, они, в общем-то, были людьми, пытающимися найти свое место в этом мире - без учителей-Мерлинов, без покровительниц-Леди, без ушлых предков, урвавших кровью и сталью уютные замки и благородные имена. Сама из народа, Исольт симпатизировала таким людям. Не настолько, впрочем, симпатизировала чтобы в случае чего помедлить с убийством. Ее расслабленное поведение свидетельствовало не о нежелании или неготовности сражаться, а о том что ей все равно в каком состоянии, настроении или положении начинать. Впрочем, ее спутники этого могли и не понимать, они могли принять ее болтания и махания как признак неготовности к бою. Поэтому, помахав, да огоньки внимательно рассмотрев, Исольт снова повернулась к рыцарям и к разбойникам, только теперь вполоборота, к монастырю и ушлым людишкам сторонами, к серьезным сэрам лицом. Чтобы если кто на нее посмотрит вопросительно ответить уверенным взглядом - мол, все под контролем, я вас прикрываю!
-
О том, как ее поведение воспринимается возможным противником Исольт особо и не задумывалась. Через мгновение ей этих людей, возможно, убивать придется. Я эту картинку в целом прям так живо представила, но эта строчка сама по себе хороша ;р
-
+1 Анимешно Ну, как я уже сказала, Исольт относится к тому классу персонажей, которых я и сама люблю делать. Так что моя оценка тут уже однозначно не может быть беспристрастной.
|
|
|
Главарь, лицо которого помрачнело на первых же словах, произнесённых Ричардом, слушал рыцаря покусывая верхнюю губу, не пытаясь вставить слово и не двигаясь. Только единожды, когда Лоррейн грубо одёрнула вклинившегося в разговор Билла (обрывкам слов, долетавших с крепостной стены, он значения, похоже, не придал), он нервно дернул бровью. Сзади него зашептались остальные разбойники. Один, явно не отличавшийся умом, толкнул предводителя под локоть и шепнул: — Эт она тебя кличет, а? — Ззззаткнись, Виль, — процедил мужчина, который, похоже, по какому-то странному совпадению, оказался тёзкой Шарпа. — Дай я поговорю. Главарь сплюнул в сторону – Грейхаунд сейчас стоял слишком близко к главарю, и тот явно не желал, чтобы рыцарь вдруг решил, что он плюёт ему под ноги. Исподлобья оглядел четверых рыцарей перед ним и двоих на стене. Задержал свой взгляд на Эвелинн – с Биллом всё было понятно по его луку, а вот кто стоял там ещё, просто ли какая благородная девица или всё-таки тоже кто-то, кто мог представлять угрозу, его явно волновало.
Их было десятеро против шестерых, и ворота уже были открыты. Рука невольно легла на рукоять меча... но в последний момент, усилием воли, главарь заставил себя остановиться. Облизав пересохшие губы, он заговорил: — Меня зовут Билл, Билл из Мисдейла, сэр Ричард. Пять лет я верно служил лорду Седрику, но стоило только казне чуть-чуть поредеть, я вдруг стал ему не нужен. И сейчас ты предлагаешь мне вновь придти к нему? Просить о снисхождении? Меня выбросили как шелудивого пса в канаву тогда, а ты хочешь чтобы я пришёл к нему сейчас? Для нас это смерть, сэр Ричард, не от топора палача, так от голода в казематах.
Мужчина приблизился к Грейхаунду, буравя его пристальным взглядом серых глаз. — Скажи мне, рыцарь, сможешь ли ты убедить лорда Седрика Корнуолльского отпустить нас при условии никогда не возвращаться в его края?
|
-
молодые никогда не хотят работать...
-
каждый следующий кусок теперь с трудом лез в горло а нефиг было жрать, когда приключения зовут!)
|
-
Это не Себастьян, это Лоррейн смотрит снизу на крепостную стену, откуда Билл кричит про точёные пики.
-
Билл как всегда в своей манере))
-
простой и немного хитро выбранный образ но игрался добротно если не новизной и полетом фантазии, то как минимум опытом игрока заслуживал плюс
|
|
— Осторожней там, — сказала напоследок тётя Света.
Наконец ребята выдвинулись. Дорога от школы шла под горку вдоль леска до самого болота, которым начинался пруд, вполне претендовавший на звание озера — там даже рыба водилась (о чём в своё время позаботился Женин дед), хотя, возможно, пиявок там всё же водилось больше, но они никогда никого не смущали и не пугали. До болота был ещё один поворот к пасеке и возле него рос самый большой куст акации. Остановившись около него, Катя попросила остальных подождать минутку, а сама быстренько нарвала целую горсть стручков, напоминавших карликовый горох. — Серьёзно? — нахмурилась Таня. — А что? — не поняла Ефремова и предложила остальным. — Хотите? — Она же ядовитая. Катя вздохнула, покачав головой. — Акация? Ты что, в джунглях росла? Всё детство её едим и живы пока. Она от гороха только размером отличается. — Это белая ядовитая, — подал голос Ваня из-за Жениной спины, вглядываясь в экран мобильника, которому не хватало яркости на солнце. — А эта, видимо, жёлтая, съедобная. Строго говоря, белая — вообще не акация, её по инерции так назвали. С этими словами ему оставалось только поправить очки на носу для максимального попадания в образ ботана, каковым он вообще-то не был. — Ты чего там, волну поймал? — усмехнулась Таня, между тем благодарно кивнув ему. Тот в ответ продемонстрировал экран телефона. — Да не, лол! Приложуху с поиском по всем томам Большой Советской сделал. В восьмом классе ещё, когда исследовал тёмные глубины задроства, ха-ха! — О! А скинешь мне?! — Катя тут же едва не прилипла к нему. — Пожалуйста-пожалуйста! Ваня, не выдержав её напора, машинально отшагнул — то ли намеренно, то ли случайно оказавшись между Алисой и Ярой. — Э-эм, ну... да, н-нет проблем. Потом, ладно? Может, пойдём? С последним никто не стал спорить.
Дальше дорога некоторое время поднималась на холм, откуда направо уходила ещё одна тропка — к мельнице за озером, а потом около километра тянулась меж двух полей более или менее ровно до самой Осенней, где росли две огромных ивы, служивших одним из местных ориентиров (когда ещё не было дороги и вместо речки было лишь небольшое болотце, именно они служили точкой раздела четырёх полей), и откуда после плавного поворота налево начинался ещё один несложный подъём к ферме Марка Антоновича. Речкой Осенняя более или менее могла называться лишь там, где приближалась к лесу по левую руку — местные бобры тоже так считали, поэтому именно там и строили плотину. В остальном это был ручеёк, где глубины набиралось максимум по щиколотку и можно было лишь умыться и помочить ноги. Зато в том лесу впереди, куда направлялись ребята, по слухам, где-то должно быть небольшое, но безумно красивое в это время года лесное озеро. Никто толком не помнил, откуда взялся этот слух — кажется, кто-то из стариков когда-то упоминал. Правда на гугл-картах в эпоху интернета никто его так и не обнаружил, хотя несколько мест-кандидатов имелось, поэтому таинственное лесное озеро так и осело в местной мифологии и вспоминалось лишь по случаю.
Следующая остановка случилась возле фермы. Точнее, возле руин старого дома, заросших крапивой и роскошными золотыми шарами. — Можно немного нарвать на обратном пути, — предложил Ваня кивнув на цветы под остатком глиняной стены. — Да сколько хотите, ребят! — Марк Антонович возник на дороге буквально из ниоткуда. Он был в резиновых сапогах, старых рабочих штанах на подтяжках, синей клетчатой рубашке с закатанными рукавами и панаме цвета хаки. В одной руке у него была лопата в другой пластмассовое ведёрко. Огромный картофельный участок, начинавшийся за дорогой, снимал вопрос о том, куда он направлялся. И на спятившего пенсионера он нисколько не был похож. Как всегда, при нём была широкая дружелюбная улыбка, седая щетина и энтузиазм в глазах, в этот раз служивший заменой привычной бодрости. Он выглядел слегка не выспавшимся. — Здрасте, Марк Антоныч! — поздоровался Ваня. — Здравствуйте! — Катя быстро помахала рукой. Таня ограничилась приветственным жестом и сдержанной улыбкой. — Здрасте-здрасте! — за его искренним дружелюбием в словах инженера-на-пенсии промелькнуло что-то ещё. Быть может, усталость? — А мы в лес идём! — тут же выдала Ефремова. Взгляд фермера ненадолго задержался на чёрном коте, который улёгся в траве под старой липой, что росла перед первым поворотом на ферму. — Эт, — Марк Антонович с трудом сдержал не вовремя подступившую зевоту, — хорошее дело. За ягодами?
|
Получив пару минут славы, когда пятерка делегировалась в сторону барной стойки под общим вниманием, разделенным среди всех гостей, неизвестные о чем-то начали спорить с "помогающим" им хозяином. Из "своих" там был только Вепрь и Харвис, беседующий с барменом. И только потом Дара заметила, почему некоторые из гостей улыбались при виде этого - хитро подхватив незнакомца под, старый дворф взял мужчину на болевой.
Судя по доносившимся звукам, спор возник из-за количества комнат, отчего настроение у хозяина поднялось выше крыши, а неизвестные с излучаемым недовольством полезли в кошелек. После чего неприятные личности направились наверх по лестнице.
— Слышь, у вас для всех такое гостеприимство или они отличились чем? Гном виновато пожал плечами - у него было дохрена забот и еще следить за кем-то, кто ходит с мастером? Поэтому, приняв документы, он сравнил нарисованное лицо и что-то себе пометил углем на куске обработанной кожи. - В душе не знаю, пламенная госпожа, - "виновато" осклабился молодой, - Если вы хотите что-то знать про них, начните со звона. Тарелочку не пододвинете? - кивнул Паулю, половой кивнул сначала на посуду, а потом вопросительно, мол, "о ком спрашивать будете - не важно, лишь бы быстро".
— Вон там среди марионеток сидит мужик в одежде охотника, — он показал взглядом на Егеря. — Долгая история, но, скажем так, он мне нужен живой и в сознании. Если узнаешь зачем он от своих мозгов отказался, и какова цена возвращения этих мозгов на место — за мной не заржавеет, — Бродяга сделал еще один глоток пива. — Судьба — причудливая штука, порой не знаешь где что найдешь... - Видеть вижу, да только забыть про него можешь сразу. Либо помрет там, где кукловода захотят на тот свет отправить, либо сам его... - бармен прижал большой палек к своему горлу и медленно провел рукой, - так привязку и собьешь. Но если не повезет - кукловод дружку твоему сигнал и даст, чтобы кишки твои на клинок намотал - вы же, типа дружки, да? Дварф покивал головой и с грустной улыбкой пошел по кругу стойки, наполнять очередные стаканы для посетителей. Но второй вопрос он услышал. - Совсем ничего. В общих чертах. Одна, и без спутников. Только грузчиков просит, чтобы свой сундук на лошадь громоздить... А на кой ляд тебе она? Хто ее знает, шо там под маской: монстр или зверь. Но ведь добралась? Добралась... Да и замужняя, с востока - такую попортишь, муж ее перешибет, а потом мертвого духа насильника искать, пока жив. Дорога, мать их, приключений.
|
Клио отвела взгляд от Ясены. Она вовсе не хотела оскорбить никого из сестер, а бардесса восприняла все в самом драматичном ключе, как будто Клио считала себя выше остальных спутниц.
- Прости, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что в принципе никому никогда не рассказывала о своих видениях. У меня нет оснований не доверять вам, я просто не знала, как люди будут реагировать на такое. Как оказалось, я не зря волновалась, как только вы узнали об этом, то почему-то сразу решили, что я свалюсь прямо перед оборотнем. Это так не работает.
Клио недовольно скрестила руки на груди. По большей части она была недовольна именно с собой, что вообще довела группу до такого разговора. Ее всю жизнь учили, как мирить сестёр, и заботиться о них, а теперь она словно предавала собственную богиню, участвуя в этом споре. Но она просто не могла молчать, и тем более не могла согласиться уйти
И как твои видения нам помогут? Мы будем более осторожны, зная, что кто-то из нас может всадить кинжал в спину?
- Может этого и не достаточно, но это уже что-то. И да, как бы тебе не было неприятно, но даже от такой информации есть польза. Ты говоришь, что я храбра только на словах, но разве я убежала во время битвы, или может я упала в обморок, когда эти волки атаковали вас и других сестёр? И вы точно не в праве решать за меня, куда вы меня пустите, а куда нет.
План, который предложила бардесса ей совсем не понравился.
- В том то и дело, что это ублюдок уже сделал достаточно, чтобы направить все силы на его уничтожение. Он как минимум убил тех сестер, что отправились сюда много лет назад, и кто знает сколько зла ещё сделал за все это время.
К разговору вновь подключилась Алира, и ее слова были действительно крайне весомыми. Новая информация полностью объясняла и смыл нахождения здесь молодой друидки, и то, как община смогла отпустить ее на такое опасное приключение. Клио быстро подошла к подскочившей на ноги Ясене и аккуратно, положила свою ладонь на ту ее руку, что схватилась за рукоятку меча.
- Даже не думай угрожать собственной сестре. Ты никогда, слышишь, никогда даже в мыслях не должна угрожать применением силы другой жительнице Купола. Я знаю, ты полна эмоций, но ты должна позволить им возобладать над разумом и сердцем. - Клио бросила взгляд на Алиру. - А ты, пожалуйста, расскажи поподробней почему именно ты способна убить чудовище и как вообще это будет проходить, вдруг ты и это знаешь
-
Вот это очень хорошо прям!
-
- Даже не думай угрожать собственной сестре. Ты никогда, слышишь, никогда даже в мыслях не должна угрожать применением силы другой жительнице Купола.
Да, такая аэлиситка нам нужна.
|
— Какие же тут обиды, сэр Ричард, — усмехнулся в бороду старец. — Как настоятель обители Кроткой Молитвы я могу только возблагодарить господа, что из всех видов оружия, что вы носите, будет выбрано слово. Воистину эти люди сбились с пути, и, если ваши слова вразумят их вернуться из тени на дорогу к Свету, я только порадуюсь. Разве что немного огорчусь, что к моим воззваниям они остались глухи… но на то уж воля Господня! — И раз уж вы собрались ждать, то предлагаю всё-таки пройти в трапезную и разделить с нами пищу. Год, как я уже говорил, выдался непростой, но у нас найдётся чем накормить путников. Тем более, как сказал святой Джозеф, чем более человек сыт, тем смиренней его сердце.
Отряд провели в трапезную палату: там уже были расставлены скамьи и стол был накрыт скатертью, а служки сновали туда-сюда, выставляя подносы с едой. Несмотря на неурожайный год, у монахов было достаточно хлеба, причём часть явно была "городской" выпечки: над столом витал приятный аромат миндаля, который добавили в хлеб. Разумеется, была и разнообразная рыба: лосось, окуни и даже щука. Ну и конечно же традиционные для монашеского стола сыр, яйца и вино. После прочтения предтрапезной молитвы Горанфло будто преобразился: видимо, со всей отдачей следуя кредо святого Джозефа, он превратился из чопорного аббата в добродушного хлебосола. — Леди, обязательно попробуйте вот эту рыбу, — он указал на щуку. — Местные верят, что она помогает в любовных делах.
Вскоре на столе появились и копченые окорока. Несмотря на то что поста ещё не было, несколько монахов не сдержали удивлённые взгляды. Но Горанфло важно пояснил: — Рыцари наверняка утомились с дороги, и обетов, в отличие от нас, не давали. Так что их стоит накормить как следует. А чтобы они не чувствовали себя неловко – раз хозяин сам не притрагивается к блюду, отведать можно и нам. В этот раз я благословляю этот окорок по священному праву гостеприимства: так что угощайтесь рыцари и братия, этот грех перед всевышним мы отмолим потом, если бандитов нам на небесах не зачтут.
Вино полилось в стаканы, звонким плеском пробуждая аппетит даже в самых стойких. Аббат, подавая пример, отрезал себе хлеба с миндалём, положил на него ломоть буженины, и, присыпав тимьяном, отправил его в рот. — Скажите, добрые рыцари, а куда же вы держите путь и что привело в нашу обитель? — поинтересовался Горанфло, когда первый голод путники, по идее, уже утолили. — Судя по всему вы здесь не из-за нашей напасти: а чтобы король Лот собирал очередной поход, я не слыхал.
-
Ты чё творишь, придётся идти кушать. На голодный желудок ответ на такой пост не написать.
-
я благословляю этот окорок по священному праву гостеприимства: так что угощайтесь рыцари и братия, этот грех перед всевышним мы отмолим потом Хорошо, что мы заехали в гости. Дед хоть поест нормально. Ему только повод нужен был, чтобы эти окорочка распаковать.
|
|
|
|
Спокойное лицо Вьющегося Стебля редко выражало сложные эмоции, он был открыт и приязнен со всеми соплеменниками, не показывал грусти или тоски, даже оплакивая семью, он делал это в своих мыслях, в минуту, когда оставался один, но не в присутствии других элифэ. С годами яркая детская улыбка стала меркнуть, теперь строитель реже смеялся и улыбался чаще одними глазами, но все еще был образцом спокойствия. Не показал он эмоций и в этот раз, хотя ранили старейшину слова Яснорады. Разве не Вьющийся Стебель, едва научился ходить, возделывал поля сгаты у корней Талала? Разве не Вьющийся Стебель вылавливал мелких жуков, которые поедали шапочки улокве? Разве не Вьющийся Стебель два долгих сезона руками копал землю в Долине, разбивая поля? Но, несмотря на это, искать решение назревающего голода Яснорада просила Шороха, а не Стебля. Почему строитель так и оставался не до конца своим для старейшин? Недостаточно старания или не те слова? Элифэ терялся в догадках. Возможно, он никогда не станет полноценным членом совета в глазах других, и нужно было просто смириться. Но даже если так, это не было поводом отлынивать от своих обязанностей.
- Хорошо, старейшая, я приложу все силы, чтобы поля были готовы в срок. Нам потребуются усилия многих взрослых для этого. Листопад, можем ли мы рассчитывать, что ты и твои воины тоже присоединитесь к работе? Знаю, это не тот враг, которого можно сразить копьем, но все же, ты нужен нам сейчас.
И Стебель, верный слову, оставил мысли об экспериментах с хитином, оставил планы разведать великие деревья долины, взамен уделив все свое внимание тому, чтобы расширить поля. Это была непростая задача, свободного места у корней было гораздо меньше, чем в Долине, приходилось выбирать ветви и торчащие из земли корни, наиболее подходящие для выращивания улокве, просить прощения у деревьев, которые приходилось выкорчевывать, чтобы дать место новым кустам сгаты, расчищать землю, готовить почвы для пересаживания кустов. Ни на что другое практически не оставалось времени, лишь однажды Стебель нашел возможность выбраться в Долину, но не для того, чтобы провести время у бегущей воды, а для того, чтобы осмотреть поля сгаты там. Ведь дети росли не только у корней Талала, но в новом поселении, а значит, скоро и им потребуется больше еды.
Лишь концу сезона у строителя появилось немного свободного времени, которое он посвятил записи своих наблюдений. Снова холода были мягкими, почти незаметными, и элифэ постарался записать все признаки, которые сопутствовали этому явлению.
|
|
|
-
когда вернёмся с этого похода
Очень нравится это слово - "когда")
-
Мне кажется, ты намного отважнее, чем сама о себе думаешь. И правда
|
|
|
|
Когда схватка закончилась, первым делом Алерия зачерпнула горстями воду и как следует умылась, чтобы выглядеть так, словно она неудачно накрасилась и потом ревела целые сутки. Шмыгнув носом от холодной воды, послушница оглядела своих товарищей и только сейчас (к собственному стыду) вспомнила о том, что вообще-то ее первый долг перед ними не размахивать палкой, чтобы "одним махом семерых побивахом", а поддерживать их молитвой и благословениями Лунарии. Эльфийка попыталась оценить, кому досталось больше всех, и после секундного замешательства подошла к Конраду.
– Позвольте, я помогу. – она смущенно заглянула в глаза человеку, а затем протянула ладонь, остановив ее в нескольких дюймах от раны. – Я еще... немногое умею, но это лучше, чем ничего.
И под едва слышный шепот молитв едва видимое сияние осветило пальцы эльфийки и место ранения, унимая боль и жжение там, где по по коже прошлись присоски и когти монстра. От напряжения Алерия зажмурилась, но тут же прикусила губу с выражением разочарования: сияние исчезло. Когда к Конраду подошел Бальтазар, послушница немного виновато взглянула на него и помогла ему обработать раны воина.
Остаток дня Алерия была тихой, как зимний вечер, вспоминала пламя костра на берегу, где горели ужасно изменившиеся и ставшие чудовищами тела моряков, и размышляла обо всем случившемся. Без особого аппетита (хотя ужин был отличный) поковырявшись в миске, эльфийка устроилась на отдых на чердаке и долго не могла погрузиться в то медитативное состояние, что заменяло "дивному народу" обычный крепкий сон. "Первая серьезная вылазка - и один из нас уже чуть не погиб..." – думала она. "А моих сил едва хватило на то, чтобы унять боль. Тебе нужно учиться и умножать свою силу, послушница, иначе какой с тебя толк? Забудь о геройстве, ты ведь не богатырь, как Наиа или Конрад с Мартином. Ты даже не умеешь метать чародейские стрелы, как Бальтазар! Помни свой долг, Алерия! Помоги мне не забыть об этом, Владычица..." – последняя просьба была обращена к Луне, видневшейся через прореху в крыше.
...Утром эльфийка прислушалась к своим ощущениям и почувствовала, что её духовная сила, необходимая для воззваний к Богине, за ночь восстановилась. И эльфийка твердо решила, что будет практиковать исцеляющую молитву почаще и вовремя, чтобы отточить эту способность на пользу всему их маленькому отряду. Она кивнула, когда Наиа предложила наведаться в порт, а затем вопросительно оглядела товарищей:
– У кого-нибудь болят его раны после вчерашней схватки? Я могу снова воззвать к Богине, дабы она даровала мне возможность исцелить страждущего. У меня пока... не так хорошо получается, как у моей наставницы в Храме, но я буду учиться этому. – и её взгляд задержался на Конраде, хотя Алерия и не была уверена, что воин сам попросит об этом.
|
Для того, чтобы добраться до пуговок и как следует распалить воображение начальницы, Ирен пришлось предварительно избавиться и от доспеха. К счастью, для снятия кожаной брони не требовалось много времени - специфика службы разведчиц, которым органически противопоказаны кольчуги и прочая сложная в обращении амуниция. Однако девушка все-таки несколько излишне суетилась, готовясь к походу "за дровами", что вызвало ироничное замечание Тис:
- Нет, вот трусы пока оставь - нам еще через лагерь идти, - злоязыкая бабища продолжала подкалывать любовницу, однако... однако в ее голосе рыжеволосая разведчица уже слышала характерную хрипотцу, свидетельствующую о нешуточном возбуждении. - Ладно, готова? Тогда за мной шагом марш!
Стук топоров, обтесывающих пахнущие свежей древесиной колья, отрывистые команды взводных и десятниц, сдобренные неизбежными армейскими скабрезностями, протяжная матерная тирада воительницы, заступом с размаху попавшей по крупному камню - лагерь жил и готовился к смертному бою. Иные из работниц, порядком взопрев от усердного труда, вытянули из-под рубах нагрудные повязки, и теперь их стоячие сосочки отчетливо проглядывали через льняную ткань на утреннем холодке. Пожалуй, хорошо, что Ирен не додумалась избавиться и от этого уставного элемента одежды - ее собственные сиськи сейчас же с головой выдали бы хозяйку...
Добрались, наконец, до самого палисада, где взвод лучниц устанавливал заостренные колья под углом к земле, чтобы обрадовать атакующую кавалерию косматых по полной программе. Руководила этим делом слегка полноватая тридцатилетняя взводная с заплетенными в одну толстенную косу белокурыми волосами. Вяло раздавая указания, она сосредоточенно хрустела твердым яблоком какого-то зимнего сорта - ренет, кажется.
- О, Тис! Здорово, разведка! Ты где вчера обреталась, я тебя с утра не припомню?
- И тебе не хворать, Фиона. Мы как-то по тревоге неудачно попались на глаза Тельме, ординарке Мартининой, вот она нас напрягла ящики с бумагами штабными таскать. А потом еще туда-сюда... короче, в деревне так и провозились до самой ночи. - Летисия говорила тоном совершенно серьезным, ничем себя не выдавая. - Ладно, яблочком-то поделишься? А то все тебе достается самое вкусное.
- Держи, это сестренкины гостинцы, - Фиона определенно приняла рассказ Тис за чистую монету. - Она у меня в храме Аэлис, в саду новые сорта выводит. Это жалко, что тебе косматых не досталось. Видела бы ты наш первый залп! Голову колонны как ветром сдуло... А у тебя что-как вообще, давно не беседовали же? Что с пополнением, нормально?
Вопрос был задан максимально нейтральным тоном - при самой-то Ирен - однако смысл его был понятен и без выразительных переглядок между старшими: подоплеку попадания рыжей под начало Тис знала, похоже, вся Старая Крепость.
- В поряде пополнение, - текрурийка смачно впивается зубами в яблоко, заставляя поневоле любоваться собой даже в этот момент. - Ладно, бывай, нам в лес по дрова надо, будем обживаться потихоньку, сама понимаешь.
- По дрова, значит? Ну даешь, мать, у тебя ж для этого дела личный состав под рукой? А, или ты не только за... - и тут Тис с молниеносной быстротой и ювелирной точностью вставляет Фионе в открытый рот огрызок - так что окончание фразы превращается в недоуменное мычание выпучившей глаза взводной.
- Ты жуй яблочко-то, жуй, - комментирует чернокожая, глядя выразительно прямо в лицо блондинке. - Оно для здоровья полезно, особенно по весне. Ну, все, мы пошли.
Уже перескочив через палисад, Ирен слышит сдавленные смешки лучниц, явно наблюдавших за этой сценой.
***
И вот, наконец, они пересекают опушку леса, углубляясь в вожделенную чащу, где отважных разведчиц ждет жаркая работа по сборке сушняка. Текрурийка определенно уже загодя исследовала эту местность, так что вела любовницу по определенному маршруту в некое заранее присмотренное место. Пятнадцать минут - и вот они выходят к этому самому пункту, намеченному Старшей для любовных утех. На относительно свободной прогалине - два почти одного возраста старых бука, один из которых, пораженный молнией и расщепленный, лежит, опираясь на второе дерево, целое и живое. Ирен сразу оценивает выбор чернокожей: разумеется, это не такой роскошный трах-плац, как во вчерашней подсобке, однако, подстелив под задницу тряпку, на расщепе можно довольно удобно расположиться - всяко лучше, чем кататься дикими зверями по лесной подстилке...
- Раздевайся, - коротко бросает девушке Тис. - Ты была сегодня с утра очень плохой военной: обзывала непотребными словами свою Старшую, пыталась на нее напасть с целью изнасилования, одним словом - проявила вопиющую недисциплинированность. И за это тебе, милая моя, положено наказание, - текрурийка извлекает из рюкзака моток веревки и начинает, даже не глядя на рыженькую, вязать замысловатые петли. Игра ее очевидно заводит, Ирен понимает это уже не только по голосу, но и по языку тела: Тис непроизвольно свела ноги, напрягая бедра и пытаясь ласкать себя хоть таким способом, чтобы сохранить лицо и не запустить сразу же при подчиненной руку в сладко ноющую промежность...
|
С последним поверженным гоблином, обличенным на эту судьбу богиней, силы окончательно вернулись к Исольт. Бой закончился. Скоротечное начало, краткий хаос рубки, внезапное окончание - все вместе заняло меньше минуты. Но какой же насыщенной минуты! Несмотря на весь свой боевой опыт и уникальное отношение к себе и своим способностям, проистекающее из благословения и веры, Исольт так и не привыкла к этому. Не то чтобы это ее пугало или удивляло, нет. Но, каждый раз после завершившейся схватки, она не могла потом не думать о том в сколь сжатые сроки решаются порой судьбы и жизни людей, как за секунды меняется баланс на поле брани. И снова преубеждалась в верности своего пути - не думать ни о чем, не терять ни мгновения, бить снова и снова откуда не ждут пока на противной стороне не останутся одни трупы. Меж тем над поверженными гоблинами разыгрывалась суетная сцена взаимоотношений победителей. Сэр Ричард, как всегда фигура солидная, раздавал приказы, советы, похвалы и поправки. Досталось и Исольт. В основном по части советов и поправок. Подойдя и выслушав обращенные к ней слова, дева меча молча кивнула, чуть помедлив решила таки показать некую степень манер: - Спасибо за добрый совет. Непременно учту его в следующей баталии, сэр рыцарь. Учесть и правда можно было. Девы меча создания эгоистичные, но не обязательно гордые. Им нужно верить в свою госпожу и в самих себя, эта вера дает им силы, однако вера не всегда бывает слепа. Исольт знала что ее привычки и повадки заточены под одиночную партизанскую войну налетами. Сейчас же она была частью отряда. И сражаясь с отрядом правильнее было иногда использовать те преимущества что давало его наличие - защиту, опору, прикрытие. Не самый привычный для нее вариант, но.... Исольт быстро училась. Обдумывая это, и не желая мешаться под ногами у деловито разбирающихся в добыче Билла с сэром Мордредом, дева меча отошла в сторонку, нашла недалеко от того места где начался бой поваленное дерево, уселась на него, одну ногу спустив к земле, другую уперев в ствол и к груди подтянув, да рукой об нее уперевшись. Ее священный меч уже исчез, так что она подобрала прутик - и свободной рукой принялась чертить в пыли какие-то одной ей понятные узоры, высекая из почвы разноцветные искры. А лагерь незадачливых гоблинов тем временем был изучен Биллом-следопытом и компанией на предмет всего полезного, после чего леди Лоррейн и леди Эвелин взялись его очистить. За манипуляциями первой дева меча наблюдала с особенным интересом. То что та обладала некими чудесными силами ее несколько удивило. Уроженка окраинного Алет Скайта и странница в первую очередь по пустоши Роскоммон, она не была знакома с историей семьи Мониак. Ее первым впечатлением о леди Лоррейн было "передо мной рыцарь", и остальные рыцари и правда так к оной и относились. Правда рыцарь немного не такой как остальные... и эта битва показала насколько не такой. Ведьмовство - такое предположение было первым, но Исольт быстро его отбросила. То как леди Лоррейн освящала поляну, а так же ощущения от ее сил когда они коснулись девы меча - нет, здесь было нечто чуть более божественное. Значит, некоторые семьи рыцарей хранят и такие таланты? Это напомнило Исольт что она сама является - формально - рыцарем. Может, ей стоит начать династию, что принесет поклонению Благой Леди авторитет потомственного дворянства?.. После очищения ритуалом последовало очищение магическим пламенем. Предубеждения Исольт заставляли ее скептически относится к этой части, по ее мнению от магии колдунов и ведьм никакого очищения вовсе невозможно было ждать. Но она сдержала свои сомнения. Все-таки творящая ворожбу дама была ученицей Мерлина, а не дикой ведьмой. Если уж и есть среди их племени достойные, то Мерлин и те кто с кем связаны вроде как лучшее на что можно рассчитывать. Да и не суть важно, главное что поляна красиво горела и вкусно пахла. Сама того не замечая, Исольт смотрела на пламя с довольной, почти детской радостью на лице. Правда, колдовской костер погас как только выполнил свою задачу - и выражение лица девы меча на секунду стало разочарованно-обиженным. После чего она одернула себя и вернула себе непроницаемый вид. Можно было двигаться дальше.
|
|
-
Шаман ушел. Да здравствует шаман?
-
А все говорят, что дети - это цветы жизни, ага)
-
музыка из хода в ход очень здорово ложится в настроение
|
|
Замечания старика Лоррейн выслушала, ответив только скромной улыбкой. В похвалах она не нуждалась, эта возня не отняла у неё много сил, напротив, леди Мониак едва удержалась от того, чтобы опустить замечание, мол, они с Биллом и вдвоём справились бы. Но в этом тоже нужды не было, каждый из них способен был разделаться с лесной мелюзгой — своими способами. Способы стражей Грозового Ущелья, пожалуй, просто выглядели более внушительно. Ненадолго её взгляд задержался на опалённом тельце гоблина.
«Во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».
Неразумные низшие феи, выкормыши тёмных чащоб и пещер, не могут жить в добром соседстве с крестьянами и не стремятся усмирить свою гадкую природу, только пакостят и губят хозяйство и жизни. Диармайд был научен отцом и научил своих детей отвечать на такие нападки десятикратно. Лоррейн в этой науке не сомневалась: простым людям только в радость, а им с Биллом зачтётся. Кстати, насчёт этого...
— Обыщи, но не бери лишнего, — леди Мониак склонила голову, одобряя просьбу Билла. Её глаза сузились, когда она заметила в руках своего оруженосца «подарок» сэра Мордреда, но и только. — Что-то из этого добра может быть ценно жителям окрестных деревень, так оставь его им. Ну да сам разберёшься. Это же твои люди... — она обернулась, обводя взглядом поляну. — Для логова нужно немного хвороста, а дальше мы с леди Эвелин сами.
Лоррейн терпеливо подождала, пока ученица Мерлина проведёт свои ритуалы — а затем приступила к своему. Пока в лесу стучал топором Билл, она обошла гоблинскую берлогу кругом, растирая в пальцах серебряную пыль, посыпая вокруг и затем прыская на логово святой водой из маленькой склянки. В поясном кошеле из телячьей кожи у неё было много на вид обычных, но чудодейственных в её руках вещей — от простых кусочков воска, своим шипением обращающих живых мертвецов вспять, до жёлтых палочек соломы, защищающих от любого зла. Фейские трюки, народные верования, Божье слово — семья Мониак соединила это всё воедино. Когда Билл как следует обложил гоблинское обиталище ветками, Лоррейн снова запустила руку в кошель и, достав небольшие деревянные бусы с деревянным же крестом на них, подняла перед собой. Её губы тихо задвигались, а кругом логова, в тех местах, где она обрызгала серебром и святой водой, пошёл пар.
— Леди Эвелин, — она подняла глаза на волшебницу. — Сожгите это место.
|
-
Почему никто не слушает варваршу, ъуъ! Но хорошая битва это то, что нам нужно, да! П.С. кракены очаровашки :3
|
|
Пролог 18.08.2018 Все • Женя спас от сердитой контролёрши большого чёрного кота с белым пятнышком на шее; • Яра задремала в поезде на середине пути и увидела кошмар, в котором за поездом гналась страшная женщина; и когда она оказалась в вагоне, кот разбудил Яру и прогнал видение; • оказалось, что кот постоянно катается в поезде; • Катя Ефремова, ехавшая в поезде, помогла убедить контролёршу, что кот убежал; • Катя – добрая, отзывчивая девочка, которая нечасто играла с ребятами, потому что в основном была занята по хозяйству, помогала родным; • родные Кати завели большую агрессивную собаку, посадив её на цепь; • дядю Алисы тоже зовут Женей, его жену – Мариной; • дед Алисы умер три года назад, с тех пор она не была в деревне, с бабушкой говорила только по телефону; • в поезде также ехала Таня — нелюдимая готичная девочка, странно поглядывавшая на Женю.
Глава I Все • Женя пригласил Алису и Яру в гости; • рыжую кошку Жени зовут Лиской, второй кот на глаза так и не попался; • комментарии на Кузнецком (поселковом) форуме под объявлением Алисе о нашедшемся чёрном коте дали понять, что кот довольно известен, катается в поездах, ворует еду, потрошит сумки, а иногда совершает голодные набеги на хутора и нападает на мелкую живность; про Алёшу • выяснилось, что пропал общий друг (или скорее знакомый) детства – мальчик-одуванчик Алёша; • Лёша был местным, жил с бабушкой, учиться ездил в посёлок на автобусе, летом всегда играл с ребятами; • Лёша пошёл в лес вечером и не вернулся 3 дня назад; • искать Лёшу собрались все соседи с ближайших хуторов, руководили поисками Марк Антонович и Георгий Васильевич (дед Жени); • в лесу не очень далеко от карьера, неподалёку от старого сруба (деревянной избушки), дед Жени с Марком Антоновичем нашли Лёшину кепку; • вместе с Лёшей пропал его маленький жесткошёрстный пёс Джерри, который всегда возвращался домой, где бы он ни был; • это уже второй случай исчезновения, первой исчезла племянница Свиридовых со станции: второкурсница, приезжала в мае на неделю погостить к родным, в ночь перед отъездом обратно исчезла; • кто-то привычно винит нечистую силу; • Женя предположил, что это маньяк; - были ли другие случаи ранее – никто не выяснял; • было решено идти на карьер следующим утром; --------- • утром в 10 часов должен приехать Ваня – сосед Жени и друг детства, родные с утра поедут на машине в посёлок встречать его с автобуса; • кота решено назвать Бегемотом Чехова (wut?); Женя про Таню • проводив девочек, Женя встретил на дороге готичную Таню, которая, сколько её помнил Женя, держалась всегда в стороне от ребят – кто-то называл её Бабой Ягой; • Таня была в курсе про кота, читала комментарии, и, более того, с котом познакомилась два года назад; • кот признал Таню; • Таня назвала кота Байкой (это сокращение от... ?); • Таня оказалась не такой, какой её видели остальные; - Женя не вспомнил и не узнал фамилию Тани; • оказалось, что Женя и Таня общались в детстве, чего Женя почему-то почти не помнит, но Таня этому по какой-то причине не удивилась и отнеслась к этому с пониманием; • Таня старше Жени всего на год; • у Тани есть щенок; --------- про Алёшу • бабушка Алёши сказала Таниной тёте, что он пошёл в лес за ягодами после пяти и к вечеру должен был вернуться; --------- про Таню • Женя позвал Таню на карьер вместе со всеми, она согласилась; • Женя позвал Таню ночевать к себе, она отказалась; • Таня слушала Lacuna Coil; --------- Алиса • Марина взяла для бабушки рыжего котёнка (рыжего как кошка Жени?); • имя для котёнка пока что не придумано, Алиса предложила Фанни, но бабушке такой вариант, кажется, не особо понравился, другими вариантами были: Милка, Майка, Жираф Достоевского, Зебра Паустовского; • добродушная Марина была очень рада Алисе, как всегда; • бабушка постарела, но держится неплохо и тоже искренне обрадовалась Алисе, хоть и не привыкла особенно проявлять эмоции на людях (с чем это связано?); • портрет деда стоял на старом пианино, портреты предков бабушки на ряду с её любимыми картинами развешаны в зале и в комнатах; про Алёшу • в срубе, недалеко от которого нашли кепку Лёши, целый век назад жили предки бабушки Алисы; • раньше недалеко от карьера была небольшая деревенька, от которой почти ничего не осталось; • дядя Женя заметил, что в том районе деревья относительно молодые – не старше 70 лет, тогда как прочие росли веками (как понял?); --------- • Алису положили в зале с пианино, где ранее сидели все вместе (окна выходят во двор и на тропку с левого торца дома, если смотреть со двора); • ночью котёнок жался к Алисе; • Алиса отчётливо слышала старческое шарканье в непосредственной близости от себя, но дверь в зал оказалась закрыта и не могла быть открыта бесшумно; • кто-то стоял посреди комнаты Алисы и долго смотрел на неё; • когда Алиса спросила, в чём дело, и обернулась, в комнате никого не оказалось, а шарканье неспешно удалилось в сторону кухни, где стихло, но свет при этом не включился; • когда Алиса легла обратно, поначалу не придав этому значения, шаги повторились, но уже другие — быстрые, резкие и без шарканья, которые прекратились возле самого дивана; • Алиса ощутила затылком чьё-то холодное дыхание и, боясь пошевелиться или иным образом выдать, что не спит, попыталась заснуть, будто иначе с ней могло случиться что-то недоброе; Яра • Бегемот в районе "Школы" не появлялся, но у Тамары, подруги тёти Светы, около семи лет назад этот кот утащил несколько кур; про Алёшу • по мнению тёти Светы, заблудиться в лесу просто негде – денёк поблуждать можно, но потом всё равно куда-то да выйдешь; • версия с лесными хищниками кажется тёте невероятной, потому что звери обычно держатся подальше, да и следы бы остались; • тётя считает, что дело в чём-то другом (намекает на нечистую силу, или на что-то ещё?); --------- • выяснилось, что тётя помогает Марку Антоновичу по хозяйству, иногда торгует на рынке в посёлке, а по утрам и вечерам ходит к нему доить коров; • 3 дня назад и без того неспокойная скотина фермера была сама не своя и бесилась вечером сильнее обычного; • тогда же одна из коров (молодая) не просто не дала себя подоить, но чуть не убила тётю Свету, в числе прочего лягнув её в бедро и оставив огромный синяк; • Николай Степанович, муж тёти Светы, за которым она приехала в Кристинино, скончался в свои 50 около 6 лет назад, предположительно, от аневризмы или чего-то такого; • ночью Яра тоже засыпала с трудом; • ей примерещилось, что с потолка на неё капает чья-то кровь, но когда Яра включила свет, оказалось, что потолок и подушка сухие, да и на ней нет никаких следов.
Интерлюдия I Женя • Жёня тоже засыпал с трудом; • с улицы повеяло холодом, и когда он встал, чтобы закрыть окно, то на улице увидел Таню – мокрую, в одной сорочке, под которой не было ничего; • Таня позвала Женю пойти вместе с ней в баню, и Женя, одурманенный желанием, последовал за ней, не взяв с собой кота; • остановившись у бани, где вроде бы горел свет, Таня сняла сорочку и зашла внутрь, маня Женю за собой; • когда Женя уже собирался переступить порог предбанника, со спины его позвала настоящая Таня с вилами в руках, сперва не узнав его, и наваждение исчезло; • у них состоялся разговор, и Таня поверила Жене; • разбудив Танину тётю (Ульяну) они пошли проверять баню; • в бане обнаружились остатки следов крови – оказалось, что когда Таня мылась, у неё носом пошла кровь; • Ульяна, предположительно, тоже поверила Жене, но говорить ей, что Женя видел именно Таню, они не стали, сказав, что девушка была другая; • Ульяна тоже помнила Женю маленьким; - будучи подростком, Ульяна рассказывала маленькой Тане какие-то страшилки (?); • Таня не пустила Женю домой, оставив у себя до утра.
Глава II 19.08.2018 Женя • утром на крыльце Таниного дома спал Бегемот, карауля Женю; • бабушка не догадалась, что Женя не ночевал дома, а вот дед – непонятно; • Ваня приехал чуть раньше, чем ожидалось, и сам пришёл к Жене; • Женя пересказал Ване свою версию событий и позвал со всеми на карьер; • дед вручил Жене ультразвуковой отпугиватель волков/лис/собак с функцией сигнала SOS; Алиса • Марина тоже слышала шаги и подумала, что это бабушка (слышала ли она другие шаги – непонятно); • Марина слышала шаги не в первый раз – то же самое было позавчера, и она пыталась с бабушкой поговорить, но бабушка отрицала, что вставала ночью, заявив, что спала хорошо и крепко; Яра • Яра проснулась раньше обычного и видела в окне Катю, которая шла развешивать бельё за дом – через дорогу; Яра, Алиса • Алиса увидела Яру через окно, и было решено пойти вместе; • когда Яра вышла, к ним подошла Катя, и после короткого разговора Катя предложила пойти вместе с остальными; • Яра и Алиса пошли к Жене, пока Катя, пообещавшая ждать их на перекрёстке, пошла собираться; ...
|
|
|
-
Парень, что ты через голову спрашиваешь? Я и есть местный. Лукаш местный. Вот, брат мой, Олаф - тоже местный, прикинь? Забавно вышло)) Невкусный Нэд и несъедобный змей тоже отличная парочка
|
-
Ей почти захотелось, чтобы из под воды вылез ещё один монстр, чтобы можно было сразить его лично, в одиночку. Но это всё, конечно, глупости. Ничего не глупости! Нужно больше экспы :р
|
|
|
Исторический день, когда митриане после полувекового затишья впервые вторглись на земли Сестер, был для первой копейной роты банным. Без лишней буквы, которую так часто добавляли зубоскалящие курсантки, тем более, что буква эта выглядела в применении к армейской бане и в самом деле неуместной: здесь, натурально, мылись, и попытки даже в шутку полапать подружек могли привести к очень неудачному падению на попу с переломом копчика. Да и в конце концов, обилие голых сестринских ляжек самой разнообразной комплекции, обладательницы коих суетливо толкутся вокруг традиционно дефицитных шаек, совершенно не вызывает той бури эмоций, которые поднимаются в душе при виде удачно наклонившейся кавалеристки в обтягивающих лосинах. Загадка сексуальности взрослой женщины - мы ж взрослые теперь, верно?
Взрослые же воительницы любят баню за совсем другое. Это непередаваемое ощущение - когда надеваешь свежевыстиранное исподнее поверх растертой мочалкой докрасна кожи, после того, как все полагающиеся по уставу места аккуратно выбриты ("запомните, девушки: кусты промеж ног могут себе позволить только природные принцессы, которые тяжелее веера в жизни ничего не поднимали, и дальше, чем от кровати до ночного горшка, своими ногами никогда не топали"). Словно рождаешься заново в подобные моменты, даже лучше - новорожденные все-таки появляются на свет не такими сухими, чистыми и гладкими, какими выходят из бани воительницы. И это чувство обновления бывает особенно острым после недельных учений где-нибудь в северных буревалах, когда к концу беспрерывных маршей, забегов, засад и сшибок строй на строй явственно ощущаешь, что пованивает от тебя и сестрен не лучше, чем от дохлого мужика. Впрочем, и в обычные дни, когда занятия по боевой подготовке в крепости и лагере идут ни шатко ни валко, банька все равно нежно любима военными. Разумеется, пронзительное ощущение обновленности и свежести пропадет в считанные часы, когда белье притрется к телу, так что нужно его смаковать, наслаждаться, как в нормальных, гражданских условиях взрослые женщины смакуют бесценные минуты уединения за закрытыми дверями...
***
В Старой Крепости, понятное дело, говорить о "нормальных условиях" не приходилось. Ради любовных утех несчастные воительницы вынуждены прятаться по совершенно неподходящим закуткам, надеясь, что Богини не выдадут и взводная не съест, обнаружив тебя проникающей тремя пальцами в липкое и горячее лоно подруги прямо в темной нише бойницы на втором этаже барбакана. Любовный вопрос в армии всегда был делом сложным и запутанным: с одной стороны, Старшие прекрасно понимали, что бесконтрольное удовлетворение похоти ведет к деморализации подразделений - вплоть до безобразных разборок на почве ревности. С другой... ну, очевидно же, что сотни молодых здоровых девах, собранных в ограниченном пространстве, неизбежно станут лезть друг дружке в трусы - если только их не задрочить по службе так, чтобы не чуяли по вечерам ни ног, ни того, что между ними. Но, скажем прямо - с такой муштрой первыми возопят о пощаде сами Старшие, женщины в большинстве своем семейные и имеющие личную жизнь за стенами бывшего баронского замка. Опять же, все начальницы, вплоть до главнокомандующей Мартины, тоже были когда-то курсантками и рядовыми, и знают о девичьих тайнах куда больше, чем могут себе представить наивные юницы. Словом, в этом вопросе командование старалось поддерживать некий баланс - на какие-то шалости можно закрыть глаза, а где-то надо вмешаться и дать по заднице потерявшей берега военной.
Вот такой потерявшей берега на почве похоти Старшие сочли Ирен, имевшую не один залет в учебке из-за своего беспокойного характера, и пару раз очень близко прошедшую от отчисления и отправки обратно в деревню к мамам. К счастью, позора удалось избежать, но к окончанию обучения инструктора крепко раздумывали, куда бы пристроить этакое чудо, чтобы не нажить себе врагов из числа командующих строевыми подразделениями, ибо ни одна порядочная взводная подобному "подарочку" рада не будет. Подумывали было сбагрить ее Стражам Пограничья, являющимся отдельным родом войск со своим командованием - мол, пускай там, на удаленной заставе, занимается свальным грехом под руководством какой-нибудь бардессы хоть сутками - но тут уже взъерепенилась наставница от Стражей, заявившая категорический отвод подобной кандидатуры, вызвав нервный смех Старшей учебного отряда. Фраза "выгнали из борделя за разврат" очень хорошо могла бы охарактеризовать положение рыжей курсантки. Увы, как всякая родившаяся под Куполом девушка, Ирен смутно представляла функцию денег во внешнем мире, и уж подавно не могла постигнуть смысл обмена этих самых денег на любовные ласки, так что этой шутки она бы не оценила.
Выход, тем не менее, нашелся, когда вспомнили о разведгруппе первой копейной, точнее, о ее Старшей - Летисии. Беспокойная текрурийка в молодые годы очень сильно напоминала норовом Ирен, да и к четвертому десятку сохранила характер и репутацию. Обожающих Тис в Старой Крепости было куда больше, чем тех, кто терпеть ее не мог, но проблема заключалась в том, что ко второй категории относилось почти все армейское начальство. Так что идея отдать не в меру любвеобильную курсантку на воспитание текрурийке пришлась сестрам, принимающим решения, очень по душе: пускай чернокожая, изводимая подчиненной с шилом в заду, побывает наконец в их шкуре, пускай.
Знай Старшие заранее о том, какие искры полетят в итоге от этого столкновения косы и камня - вряд ли бы они так радовались своей придумке...
***
Искры полетели буквально с первых минут общения Ирен и ее новой начальницы. Когда Тис решила проверить ее общую физическую подготовку, приказав дать кружочек вокруг лагеря, рыжая заявила, что достаточно набегалась курсанткой, что напрягать себя, как жалкую салажонку, она не позволит, и что теперь, как полноправная воительница, она требует к себе сестринского отношения. Брови чернокожей удивленно поползли вверх, слово за слово - и вот уже они сошлись в спарринге на боевом оружии в кругу взволнованных зрительниц.
Оружием Летисии был боевой молот - не какой-нибудь мудреный "вороний клюв", а в буквальном смысле - дико тяжелая свинцовая кувалда, давно уже потерявшая форму первоначальной отливки от частого использования. Ирен казалось, что этой штукой совершенно невозможно наносить быстрые удары, но она жестоко ошибалась: в ее металлический щит свинцовый оголовок прилетал с потрясающей резвостью. Силищей Тис все-таки обладала чудовищной, рыжая воительница впервые заколебалась над вопросом, кто же победит в рукобое, если сойдутся за столом ее мама с ее новой начальницей. И каждый удар жестоко сушил левую руку - впрочем, чернокожая явно знала меру, наказывая строптивую подчиненную, так что первый бой обошелся без травм: довольно это представление остановили подошедшие Старшие. Однако на следующий день поединок возобновился - уже в стороне от лишних глаз, за лагерем, на потаенной лесной полянке. Ирен получала новые "воспитательные удары", от которых уже начинали непроизвольно брызгать слезы из глаз - но характер не давал возможности запросить пощады. И все же боль свое взяла: приняв очередной постук в свой щит, девушка метнулась вперед, бросая ненужный меч, и умудрилась-таки сбить Тис с ног. Мгновения яростной борьбы - и чернокожая оказывается сверху, придавливая Ирен к земле, однако та, даже обездвиженная, не собирается сдаваться, начиная атаковать Летисию единственным доступным оружием - словом. Получается, впрочем, так себе: в потоке ругательств от рыжеволосой ее начальница оказывается одновременно стремной уродиной, страдающей от хронического недотраха, и от этого такой злой, и фригидной стервой, которую, видать, на мужиков тянет, потому что она сама как мужик. Искры от столкновения, кажется, летят во все стороны.
- Ты, соплячка! У тебя молоко на губах не обсохло такое говорить! - Это не молоко, это то, чего тебе в жизни попробовать не доведется! Стерва недотраханная, ненавижу вас таких, жизнь себе и другим пересираете! - Это я недотраханная?! Малахольная, да что ты вообще в жизни соображаешь? У меня женщин было больше, чем тебя в школе считать учили!
И снова словесная пикировка перерастает в спарринг, только уже совсем другого рода...
***
В общем, за ту неделю перед началом новой войны Тис и Ирен выработали, по-умбрийски выражаясь, своего рода модус вивенди. Нельзя сказать, что после первого секса их отношения стали совершенно безоблачными, однако рыжеволосая юница не могла не признать, что текрурийка была ее лучшей на данный момент партнеркой. Сверстницы слишком часто пугались темперамента Ирен, были попросту не готовы к ее напору и страсти. Летисия же... ну, вы понимаете, да?
Так вот, в день вторжения, после того, как первая рота завершила помывку, к практически одевшейся Ирен подошла сзади начальница и тоном, не терпящим возражений, пригласила ее, такую свежую, чистую и сухую, на упражнения в любовных играх - чтобы сразу же после баньки превратить в потную и пахучую. Надо признать, что в плане поиска укромных местечек для подобных дел старая разведчица поднаторела куда больше вчерашней курсантки - подсобка возле кастелянной комнаты, забитая каким-то почти не воняющим тряпьем, ключ от которой Тис намутила у старой подруги, была по меркам Старой Крепости роскошнейшим трах-плацем, лучше не пожелаешь. Но... в тот день чернокожей, изрядно поспорившей накануне с Ирен насчет ее умений работать языком молча и решившей взяться за обучение подчиненной основам оральных ласк, не удалось зачерпнуть из горшочка с медом (дать бы по голове той дуре, что изобрела идиотский эвфемизм, напоминающий детскую сказочку про Медвежку-Сладкоежку). Только-только она стянула с рыженькой труселя, как раздался звонкий удар в подвешенное над замковыми воротами било. Нахмурившись, Тис отстранилась от любовницы, пытаясь понять, какой же сигнал отзвонит сейчас дежурная - и вздрогнула, когда после паузы раздалось три быстрых удара, а затем комбинация повторилась еще раз, и еще, и снова.
"БОММММММММ-БАММ-БАММ-БАММ!" "БОММММММММ-БАММ-БАММ-БАММ!" "БОММММММММ-БАММ-БАММ-БАММ!" "БОММММММММ-БАММ-БАММ-БАММ!"
Черная Тревога. Знакомый распоследней желторотой курсантке роковой сигнал нового полномасштабного вторжения "косматых морд" во владения Сестер. Сигнал, которого полвека ждали и боялись.
А дальше началась обычная для таких ситуаций суматоха. Пока рота готовилась к выходу из лагеря, Тис успела раздобыть у своих знакомых точную информацию о происходящем. Оказалось, все далеко не так плохо, как можно было подумать: мужики атаковали восточный пограничный пост Стражей, и оттуда поступил сигнал тревоги по магической связи, до ближайшей деревеньки вторженцам с востока скакать несколько часов, их не десять тысяч, а всего-то двести человек конных - словом, все похоже не на полномасштабную войну, а на какой-то разбойничий налет с расчетом на внезапность. И теперь, когда эта внезапность оказалась утеряна, уничтожить дерзнувших грозить Куполу ублюдков было делом техники: как не побеждать на своей земле, которую Сестры десятки лет готовили к новому вторжению, вплоть до срытия неподходящих элементов рельефа и насыпания других, стратегически необходимых?
Единственная подходящая дорога с востока к деревеньке Дальние Выперки петляла лентой среди холмов, и небольшой кавалерийский отряд был обречен перед грамотно подготовленной засадой. Лучницы парой залпов щедро сеют смерть в вытянувшейся колонне, фланговая атака конницы Сестер окончательно опрокидывает строй косматых, так что копейным ротам, захлопнувшим капкан, остается, кажется, не так много работы...
Разведгруппа Летисии, впрочем, напрямую в этой сшибке не участвует - строевой бой не их конек, да и экипировка у них для этого дела неподходящая. Даже новенькая Ирен сменила разбитый молотом чернокожей металлический каплевидный щит на легкий и круглый деревянный, куда лучше приспособленный для пеших походов по тылам врага. В этом сражении разведчицы стерегут подходы к зарослям орешника, куда могут рвануть все-таки выскочившие из мешка косматые в поисках спасения - ни одна тварь не должна уйти, как наказала разведчицам ротная, поэтому они и ожидают в стороне, как бы ни подмывало одну рыжую девицу бросить засаду и устремиться прямо в гущу сражения. Они ждут - и рука присевшей за стволом бука Летисии лежит на плече беспокойной молодой "кобылки": она не без оснований опасается, что Ирен может рвануть вперед и все испортить.
Наконец, разведчицы все-таки дожидаются своей минуты славы: прямо на них бегут три спешившихся израненных мужика - один в полулатах и двое в кольчужных рубашках. Каким бы непостижимым способом они не вырвались из капкана Сестер - на этом их везение закончилось: Ирен не успела моргнуть, как смертоносные клинки и стрелы ее соратниц лишили косматых всякой надежды. Латника в шлеме взяла на себя сама Тис, влепившая ему свинцовым оголовком молота прямо в середину груди, так что тот отлетел футов на пять назад, не меньше. И, тем не менее, доспех спас его от мгновенной смерти: он упал на спину, суча ногами и руками по земле, беспомощный, словно перевернутый на спину жук, и из-под бацинета раздавались какие-то сипы и всхрипы.
- Добей, - бросила Тис рыжеволосой, которая одна не поучаствовала в пролитии вражеской крови. Остальные разведчицы ожидающе уставились на Ирен, и та поняла, что вот прямо сейчас лажать никак нельзя. Наступив на грудь мужику, чтобы не дрыгался, она вставила острие меча в прорезь его забрала и нажала сверху на эфес. Снизу раздались какие-то булькающие звуки, напоминающие хрюканье, агонизирующий космач дернулся еще пару раз и затих.
- Вот видишь - ничего сложного, - усмехнулась Старшая. - Как таракана на булавку насадить.
Действительно, убитый Ирен мужик был настолько хорошо бронирован, что можно было усомниться, что перед ней и в самом деле живое существо. Девушка так и не увидела лица своего первого убитого - разведчицы побрезговали снимать шлем, да и не слишком-то это интересное дело - рожи мужиков рассматривать...
***
На этом участие рыжеволосой в боевых действиях и закончилось. Вышло не слишком-то эпично и героично, но, с другой стороны - первый сексуальный опыт в свое время Ирен тоже не особенно впечатлил. Все еще впереди, утешала себя девушка, будут новые битвы и новые победы. И ее надежды были небеспочвенны: в ночь после сражения, когда вернулись живыми и невредимыми те самые Стражи, что предупредили Сестер о вторжении, первая копейная по приказу главнокомандующей Мартины выдвинулась вперед, к границе Закуполья - и в авангарде шли, само собой, разведчицы. Расположившись вокруг холма, на верхушке которого находился в свое время пограничный пост, теперь начисто сожженный, воительницы стали усердно огораживаться палисадами и рвами, подготавливаясь к обороне от могущих подойти подкреплений митриан. Теперь, на новом рубеже, отрядам защитниц Купола предстояло нанести мужикам ответный удар: вдалеке от защитного магического барьера командование планировало построить Новую Крепость, которая станет грозить самой важной дороге Мидгалльского королевства - древней Виа Ильдеци, связывающей юг и север страны и, на беду косматым, проходящей в опасной близости от владений Сестер. Об этом Тис узнала уже с утра от знакомой работницы штаба, и приходящие после рассвета новые подразделения сразу же включались в работу по созданию укреплений и разворачиванию лагеря.
Впрочем, разведгруппа Летисии в этой кипящей деятельности не участвовала. Не то чтобы подчиненные Тис находились на особом положении - отнюдь, заступы и топоры для них вовсе не были запретными орудиями. Однако на то был приказ ротной: отдыхать, набираться сил, по возможности выспаться после ночного перехода (ага, выспишься посреди гудящего ульем лагеря, как же). Приказ этот означал лишь одно: вечером их ждет первая операция на вражеской территории, однако о характере этой самой операции ничего не удалось узнать даже осведомленной по определению обо всем Тис. Сказано было лишь - ждите, а что может быть томительнее подобного ожидания? Как ни странно, соратницы Ирен не слишком сильно беспокоились по этому поводу, ибо, поставив палатку и приготовив наспех поесть, употребляли свободное время по прямому назначению, что называется, сопя в обе дырки на правом ухе. Рыжая, разумеется, так не могла: сидя у тлеющего кострища, она в данный момент была поглощена изучением острия своего меча, на котором после вчерашнего убийства образовалась существенная выщербина. Проклятье, определенно не стоило с такой силой давить сверху в узкую прорезь шлема, теперь даже непонятно, можно ли выправить клинок...
-
+ Замечательное начало истории.
-
в баньку захотелось...
-
Смачно, красиво, занимательно!
|
Женя сгорал со стыда. Увидел страшилку. Дама в беде. Ебать, если бы он знал, что понесёт Таня, то дал бы ей пизды ретроспективно. Во всех смыслах. Даже странно, что тётя Ульяна не уточнила, мочит ли он кровать. Но потом городской мальчик Женя понял, что деревня достаточно сильно меняет мышление. Вспомнил самого себя часом раньше, как он бежал за призрачной Таней, как подскочил у распахнутого окна. То, над чем легко смеяться, сидя втроём на освещённой кухне, становится совсем не смешным посреди ночи. Ему стало аж не по себе от мысли, что сейчас отрубится свет и они останутся в темноте.
К счастью, свет не отрубился. Нашёлся мощный фонарь с катушкой, которую стал крутить Женя. Индуктор жужжал, яростный луч набирал синеву, отгоняя монстров под кроватью, вампиров в гробах и убийц с удавками. Таня и Дамашин спустились с дачного крыльца и осторожно пошли через огород. Тётя осталась там, потягивая чай. Баня приближалась, пятно света елозило по неровной дощатой двери и порогу.
— Как только войдём, — пробормотал Женя, чувствуя себя спецназовцем из фантастического хоррора, — ты включаешь свет, а я… — Да-да, — сказала Таня и распахнула дверь. Она чувствовала в основном то, что на улице стало слегка холодно.
Предбанник пустовал. Щёлкнул выключатель, засветилась лампочка. Пусто. Стол, скамья. Пусто. Блестящие от влаги веники вдоль стены. Пусто. Бочка с водой. Пусто. Дверь в парилку.
Женя с неохотой светил в ту сторону, а Таня опять, не задумываясь, распахнула её. Изнутри дохнуло сырой теплотой. От камней в печном жерле ещё исходил жар, хотя Таня давно погасила огонь в печи.
Полка для лежания. Пусто. За печью. Недовольный мохнолапый паук. Пусто.
Луч шарил по стенам, по потолку. Женя не поленился заглянуть даже под скамью, подстёгиваемый недавним страхом… и застыл. На досках под парильной полкой остались несколько бурых разводов. Резко распрямившись, он ещё раз провёл фонарём по самой полке и маленькой полочке для ног перед ней. Буро-красные пятнышки были и там. Размазанные, потускневшие, почти выцветшие.
«Бля! Э… о таком, конечно, неловко спрашивать… но бля… но бля!»
Чтобы не спрашивать, Женя направил луч на бурые разводы под полкой. Так, чтобы мерзляво зевающая Таня рано или поздно заметила их и поняла, куда светит Женя. Рука стала крутить катушку с бешеным темпом, лишь бы фонарь не погас. Только не здесь. Только не сейчас.
|
|
Пинто волновался. То, что он задумал совершить, еще не удавалось ни одному кендеру. Конечно, его великие сородичи совершали дела и поважнее - вроде спасения мира от гибели - но такого, насколько знал Чизелли, не пробовал еще никто. Тем любопытнее! Это чем-то походило на взлом века, на "большую игру", великолепный блеф. Главное - самому верить в свои слова. И кендер верил.
У него осталось совсем немного "себя". И он честно разделил это немногое со своими друзьями. Едва цепляясь за реальность, Пинто облек себя в огненный ореол. Его голос сделался подобен медным трубам гласа небесного, обертонами отдающимся в деревянных трубах гласа адского. По едва заметному контуру приведения пробежали синие молнии
- ВОССТАНЬТЕ ИЗ МЕРТВЫХ, СМЕРТИЮ СМЕРТЬ ПОПРАВ! ВЫ, ИЗБРАННЫЕ СПЯЩЕГО БОГА ЭНКУЛОНА! ТЫ, РЭЙДА, И ТЫ, САЙМОН! И ШАРИФ, ИЗ ВОЗЛЮБЛЕННЫХ МОИХ СЫНОВ! ВСТАНЬ ПЕРЕД НИМИ, ЛЮЦ, КОГО Я ИЗБРАЛ ПРОВОДНИКОМ СВОЕГО ВОЗРОЖДЕНИЯ!
Тут голос подвел Пинто, и он словил "козла". Впрочем, тут же исправился
- тщедушная оболочка! ДОКОЛЕ МНЕ ТОМИТЬСЯ В ЭТОМ ЭФЕМЕРНОМ ТЕЛЕ! ЧИЗЕЛЛИ! ПОВЕЛЕВАЮ ТЕБЕ ОТКРЫТЬ ИСТИНУ О МОЕМ ПРИШЕСТВИИ! НАПРАВЬ ЛЮЦА, МОЕ ОРУДИЕ, И ДА ОТКРОЕТ ОН МНЕ ВРАТА В РЕАЛЬНЫЙ МИР!
Наконец-то можно было передохнуть. Уф. Уже своим обычным голосом кендер продолжил проповедь
- Пока вы тут умирали по сто раз, я смотался на эфирный план и обратно. Там я отрезал Ольгу от этого недотепы-некроманта, но это не главное. Мне явился дух божества, имя которому - "бог мертвых с незавершенными делами". Ну, все мы обещаем что-то сделать завтра, а тут выясняется, что завтра не наступило, потому как мы умерли. И вот, когда таких дел накапливается много, это бог, который просил называть себя Энкулоном, воскрешает нас - чтобы мы могли доделать то, что обещали. Как я его понял, он вовсе не против, чтоб мы пообещали сделать еще что-то, уже находясь в посмертии - ему от этого только лучше, так как он, вроде бы, питается завершенными делами смертных. Так вот, его самого заперли в небытии, а эта башня - вроде как единственный ключ к его освобождению, потому как у местных душ очень много незавершенных дел. И он все так хитро подстроил - спрятал тут кольцо, потом подстроил, чтоб я его нашел, а Люц взял себе, и мага-недомерка приплел - короче, я не очень силен в божественных материях и планах, но все, что с нами произошло - его рук дело, можно сказать, провидение. И теперь мы - если выживем, конечно - будем нести Его слово по всем уголкам мира, потому что Новый Бог пробудился. Ну, а Люцу, понятное дело, особый почет - уж не знаю, почему, но ему доверено открыть темницу Бога. Или что там у него. Как по мне, было бы логичнее доверить такое ответственное дело кендеру, но кто я таков, чтобы подвергать сомнению божественные откровения? Так что Люц, давай, не тяни кота за хвост.
|
— Болит. Ещё как, — призналась тётя, хотя будучи удивительно стойкой женщиной, предпочитала не обсуждать такие вещи. — Ерунда. Через ещё пару-тройку деньков пройдёт. Осторожно отхлебнув чаю, она задумалась над вторым вопросом. — Ну а кому я там нужна сегодня? По профессии только два года отработала — пятнадцать лет назад. Ну а тогда... да дурой влюблённой была, за Колькой кинулась, сломя голову. А оно — видишь, вон как? Действительно, Николай Степанович, её первый и на данный момент последний муж, уже шесть лет как похоронен на местном кладбище. Яра смутно припоминала. Кажется, аневризма или что-то такое. Ему было около пятидесяти. — Ладно, ну их, эти воспоминания. Ты допивай, а я пока схожу за бельём. Яра хотела было предложить сгонять вместо неё, но тётя Света, как обычно, заявив, что и сама не инвалид, сделала всё по-своему. Забрала с улицы высохшее после стирки постельное бельё и, вернувшись, вручила Аникеевой две наволочки, чехол для перины и пододеяльник, пахнувшие свежестью и деревней. — Всё, по кроватям, — безапелляционно заявила она в конце и, перед тем, как попрощаться, поцеловала племянницу в лоб. — Завтра ещё поболтаем. Пожелав спокойной ночи, тётя Света ушла спать. Яра ещё какое-то время посидела, допивая чай и обдумывая всё услышанное за день. В числе прочего ей подумалось, что тёте обязательно нужен новый муж. Потом она на всякий случай проверила телефон — оказалось, интернет даже ещё не "очухался" с прошлого раза. Ну и наконец можно было отправляться на боковую. * * * — Фанни? Хм. А что? Можно, — согласилась Марина. Дядя пожал плечами и кивнул, не имея на данный момент варианта лучше. А вот у бабушки почему-то это имя энтузиазма не вызвало совсем. — Как Каплан, что ли? — она покачала головой. — Может, лучше Милка? — Может, Майка? — в ответ предложила Марина. — О! Я знаю! Как вам Собака Павлова? — предложил юморной дядя. На это хихикнула даже бабушка. В итоге проблема выбора имени для маленького рыжего котёнка была отложена на потом. Остаток вечера был посвящён беседам за жизнь. Здоровье бабушку вроде бы не беспокоило. Марина и тётя Саша (родная сестра дяди Жени — другая племянница бабушки) помогали с огородом. Дядя заготовил дров на осень и зиму. В посёлке, где у них была квартира, жизнь тоже особенно не менялась — дядя всё также работал программистом, а Марина работала в ателье. Не бедствовали, не голодали. Больше и рассказать было нечего. Да и уже пора было готовиться ко сну. Алисе постелили на диване в зале, дядя с Мариной легли в маленькой комнате, как и прежде, а бабушка — в своей. * * * Саундтрек: ссылкаДевочки легли примерно в одно время и обе долго лежали в тщетных попытках заснуть. Сон не приходил, в отличие от вихря мыслей — разных мыслей: о родных, об учёбе, о конце лета, о пропавшем три дня назад Алёше, о коте из поезда, о комментариях на форуме, о питомцах, о том, почему не общались раньше, о деревне в целом и о завтрашнем дне. И если поначалу всё мыслилось как-то более или менее последовательно, то потом в головах у обеих разродился настоящий хаос: мысли толкались, теснили друг друга, сливались. То и дело возникали новые — часто тревожные, иногда абсурдные. Фоном им были разные деревенские звуки — шорохи, скрипы, стуки, шелест листвы, жужжание насекомых, стрекотание сверчков, сонное ворчание собаки Ефремовых — странно, но почему-то сейчас её присутствие поблизости действовало успокаивающе. Саундтрек: ссылкаЯре как назло вспомнился кошмар, виденный в поезде. И воспоминания о нём в итоге вытеснили все остальные мысли. До жути не хотелось увидеть что-то подобное снова. Тем более, что теперь рядом не было кота, который мог бы её от этого оградить. Или хотя бы котёнка. Аникеева не помнила, сколько она так пролежала. Но когда сознание уже готово было уйти в забвение, что-то холодное капнуло с потолка на щёку. Спросонья она смахнула каплю ладошкой, даже не осознав этого, пока оно не повторилось ещё, а затем ещё раз. Тётя не предупреждала о протекающей крыше. Яра села на кровати, снова стерев влагу, и, включив телефонный фонарик, посмотрела на руку. На ладони оказалась кровь. Поначалу Аникеева усомнилась в увиденном, но когда очередная капля приземлилась ей уже на лоб, девочка пулей вылетела из кровати, бросившись к выключателю, будто он был единственным спасением. Повернув рычажок, она встала спиной к двери, в следующее мгновение готовая выбежать из комнаты. Мягкий жёлтый свет "лампочки Ильича" мгновенно распространился по комнате, расставив всё по своим местам: потолок был сухим и чистыми, также как постельное бельё. Руки тоже были чистыми. Яра на всякий случай посмотрелась в зеркало на дверце платяного шкафа — ничего. Ни следа. Ложиться обратно после такого, конечно, не хотелось. Но сонливость и здравый смысл в итоге победили испуг, и Яра наконец заставила себя лечь, решив оставить свет включённым. В этот раз она заснула легко. Алиса лежала, подложив одну руку под подушку, другой поглаживая котёнка, мирно сопевшего рядом, и разглядывала силуэты вещей и мебели в темноте. Особенно привлекали к себе внимание старые портреты давно умерших родственников. И деда. Свет Луны почти не пробивался через плотную завесу листвы деревьев за окном, тем не менее контуры портретов и лиц на них всё равно оставались видны. Почему-то казалось, что стоит отвести от них взгляд, как призраки прошлого оживут. От таких мыслей хотелось с головой накрыться одеялом и замереть до самого утра, пока не закричат петухи. Наконец, когда на Алису нашла дремота, она повернулась лицом к стенке и, закрыв глаза, стала проваливаться в сон. Окончательно заснуть ей не дали шаги. Старческое шарканье, эхом отражавшееся от стен зала. Должно быть, бабушке тоже не спалось. Или забыла что-то. Или встала попить. Шарканье стихло прямо посреди комнаты, и на некоторое время в зале воцарилась тишина. По-видимому, бабушка стояла и смотрела на внучку. Но продолжалось это до странного долго. В конце концов, Алиса не выдержала и спросила: — Бабуль, ты чего? Ответа не последовало, но шаги удалились в другой коридор — в сторону кухни. Однако переключатель так и не щёлкнул. Карась на всякий случай приподнялась, глянув в сторону двери — и действительно, света на кухне не было, как, впрочем, и иных звуков. Ну ничего — быть может, просто стоит и смотрит в окно, ведь она любит так делать? Упав обратно на подушку, Алиса через некоторое время вновь услышала шаги, на сей раз другие, более расторопные и без шарканья, которые теперь прекратились уже возле самого дивана. В этот момент Карась почувствовала, как проснувшийся котёнок стал отчаянно жаться к ней. Затылком она ощутила движение холодного воздуха, отчего ей самой захотелось свернуться калачиком. Она боялась повернуться, потому что уже знала: бабушки там нет и быть не может. Дверь из зала в коридор к спальням была гремучей из-за стёкол и закрывалась на защёлку, и когда Алиса поднималась, та совершенно точно оставалась закрытой. И дверь на улицу тоже — дядя Женя перед сном запер её на второй замок. Теперь страшно было даже пошевелиться или издать хоть один звук. Она будто чувствовала, что теперь с ней могло случиться недоброе, стоило только каким-либо образом выдать, что не спит. Поэтому Алиса просто лежала тихо и неподвижно, стараясь дышать ровно, пока наконец не пришёл сон, прогнав прочь любые страхи и тревоги.
|
Дамашин покачнулся на одной ноге.
Мир, только что перевернувшийся один раз, переворачивался во второй. Едва не споткнувшись, он круто обернулся как грабитель на месте преступления, бессознательно закрывая спиной силуэт той Тани, которая ждала внутри. Но за порогом осталась лишь непроницаемая темнота: пустой предбанник, погашенная лампа, закрытая дверь в парилку. Давно остывшая баня нависала над ним массивной бревенчатой грудой. Пустая баня. Абсолютно пустая.
Заспанная Таня в наспех накинутом на майку халате целилась в него ржавыми садовыми вилами. Она стояла посреди тётиных грядок, уперев резиновые сапоги, надетые явно на босу ногу, в грязную чёрную землю, но не замечала этого. На её лице испуг и напряжение медленно сменялись удивлением. Единственным светом, оставшимся в ночи, был яркий проблеск с веранды. Луна исчезла среди лохматых туч, а вместе с ней пропала лунная дорога, соединившая две дачи. Таня медленно опустила вилы, а Женя всё ещё ничего не мог сказать и смотрел то на неё, то в предбанник.
— Земля вызывает! — звенящим голосом окликнула Таня. — Евгений, не хочешь объясниться? — О…ху…еть, — наконец выдавил Дамашин и только помотал головой. Он побледнел, затем начал краснеть как томат и резко одёрнул джоггеры, чтобы Таня-из-дома не заметила его состояния, а потом затараторил: — Чт… что? Чего? Где ты? — Кто? Я гд… — Ты где вообще, в бане или здесь?! — не дослушав, перебил он. — Женя. — Ты! Ты где? Ты же только что… — Женя. В. Каком. Смысле? — Да в прямом! Я же за тобой шёл! — Женя! Остановись! — Таня с размаху вогнала вилы в картошку. Женя заткнулся, и Таня медленно, по слогам, проговорила: — Женя, привет. Ты сам не видишь? Перед тобой стою. С вилами этими как дура. Никуда не иду. — А, — только и смог ответить тот. — Ты чего? Ты лунатишь, что ли? — Я… я не знаю…
Таня возмущённо пробормотала что-то нецензурное, протопала мимо него и сама заглянула в предбанник. Женя молча следил за ней. Потом он положил обе ладони на лицо и шумно выдохнул через них. Несколько секунд его не волновало, сон это или нет, на чьей он даче, кто и куда его вёл. Его волновало только то, чтобы перестать видеть на месте заспанной Тани со спутанно-чёрными волосами ту, другую Таню. Таню с белой кожей и тонкой линией бус на голой лодыжке. На ум внезапно пришло сравнение: как негатив и позитив.
— Я… не знаю… — пробормотал он ещё раз и вместо объяснений глупо спросил: — А это ты свет в бане не выключила? — Так в бане нет света, — непонимающе сказала Таня и для верности потыкала пальцем в темноту. Именно теперь Жене стало по-настоящему страшно. Он понял, что всё это время сам смотрел в совершенно пустое пространство, и возбуждение схлынуло окончательно. Подросток застонал: — Блядь… Блядь… но я же… но там же… — Да, там блядь, я уже поняла это, — Таня отшучивалась, но её голос звучал нервно. — Не смешно, — прошептал Женя, истерично хихикнув. Он не заорал в полный голос только из уважения к давно дрыхнущей тёте. — Харе ржать! Женя прекратил смеяться так же резко, как начал. Таня наседала: — Ты что-то видел? Куда смотрел? В парилке? — Не заходи туда, — замотал головой Женя, потом отдёрнул Таню за рукав халата и захлопнул перед её носом дверь. — Женя! Да что с тобой?! — Пиздец. Не заходи. Я думал, мне это приснилось, — твердил Женя, не обращая внимания на протесты. Поняв, что сейчас спорить бессмысленно, Таня сама схватила Женю за руку и потащила в дом. — Что приснилось? Можешь объяснить толком? Я ничего не понимаю!
Женя ежесекундно оглядывался: на чёрную баню, на чёрную дорогу, на чёрную бездну, за которой остался его собственный дом. И всё сильнее понимал, что ночью он назад не пойдёт. В пизду. Не пойдёт. Не пойдёт. Нет. Не пойдёт. Не замёрзнет, посидит тут где-нибудь. Нахуй такие сны. Вон, на крыльце норм.
— Ты обалдел?! — зашипела Таня. — Какое крыльцо тебе? Заходи давай! Только не шуми, пожалуйста. Женя моргнул: — Я вслух это всё думал? Таня покачала головой и ещё раз повторила: — Не шуми.
В прихожей, которая была одновременно и кухней, тикали настенные часы, показывавшие час ночи. Пахло какой-то вкусной едой; супом, наверное. И ещё выпечкой. Волна тепла нахлынула на Женю, и он без сил привалился к стене, закрыв глаза. Потом его куда-то отвели, на что-то посадили, лязгнули печной дверью, вручили что-то горячее и железное. Женя подумал, что две последних характеристики можно применить к члену. Судя по тому, что Таня промочала, в этот раз он думал про себя как все нормальные люди. Но молчала она недолго.
— Ну?.. — Таня уселась на табуретку напротив. Халат она носила как попало, но Жене теперь вообще было не до её худых как смерть ключиц. — В аниме о таком не рассказывают и убегают, — начал он. — Ну?.. — И, возможно, я сумасшедший… — Ну?!.. — Но я видел тебя, — признался Женя и поскорее сунул нос в чай. — В смысле? Как видел? Как сейчас? — Ну не совсем как сейчас, — Женя нервно улыбнулся уголком рта. — Но ты… ты меня позвала. — Где я тебя позвала? — У моего дома ещё, у окна. Я вроде как спал, хотя не совсем спал, а потом слышу, что ты зовёшь снаружи. Подумал, эм, может, эм, случилось чего… — он усердно не доставал нос из стакана. — Случилось где? В бане? Женя пожал плечами, и Таня вздохнула. Ночь обещала быть не только беспокойной, но и бессонной. — Ладно, погоди, — переваривала она, — давай по порядку. Ты проснулся, услышал, что я зову. Да? Женя кивал, обхватив ладонями чай. — Выглянул из окна и увидел меня? Снова кивок. — А потом? — Ты побежала к своему дому — галантно избавил её от подробностей Дамашин, — как будто что-то было очень… эм… срочное… — Ты с какой стати такой красный? — недоумевала Таня. — Чай горячий. — Долить воды? — Нет-нет! И так очень вкусн… — Не ори, — Таня красноречиво перечеркнула острым ногтем шею, и Женя подумал, что в бане, может, было бы действительно не так плохо. Он вернулся к рассказу: — В общем, срочное, да. Ты забежала в баню. А я за тобой пошёл. Только когда ты бежала, в бане горел свет. Я клянусь. Я не ёбнулся. В смысле, ёбнулся, но свет там горел.
Пожав плечами, Женя беспомощно смотрел на девочку напротив. Таня некоторое время раздумывала, кивнула каким-то собственным выводам и спросила очень спокойным голосом: — Ты же не прикалываешься сейчас? — Не прикалываюсь.
Женя попробовал чай языком. В него и правда не помешало бы долить воды, но он сделал большой глоток. На какое-то время его мозг отвлёкся на ошпаренное горло. Таня сделала то же самое. Ей было трудно поверить в рассказанное, на сонный паралич это уже не спишешь — паралитики, вероятно, ведут себя иначе. Она долго смотрела на Женю, всё пытаясь прочитать скрытый смысл в его словах: — Ты же шутишь, да? — Не шучу, — ещё раз сказал Женя.
Они опять молчали. Потрескивала остывающая печь. Женя думал, что если бы Таня была Алисой, то его бы уже подняли на смех. Да какое там, у него бы язык не повернулся признаться Карасю в чём-то подобном. А если бы Таня была Ярой… как бы отреагировала Яра? Почему-то Женя подумал, что ему бы поверили. Наконец, и Таня смирилась со своим внутренним полиграфом.
— Ладно. Всё-таки надо было проверить, кто там. Я думала, это поджигатель или ещё какой маньяк. — Ты-то почему не спала? — А, — чёрные ногти сделали случайный жест, — так попить вставала.
Таня встала и задвинула вилы за печку. Пока она приставляла их к стене, проржавевшие зубья едва не отвалились от навершия: такое себе оружие, хотя на Женю бы его хватило. Потом девочка-гот запахнула халат плотнее и присела перед печной дверцей, пошевелив алые угли.
— Знаешь, а ещё я подумала, что там может быть Лёша… Не знаю, почему так. От сердца отлегло, когда поняла, что это ты. — Ну спасибо. Теперь и мне что-то теперь нехорошо думается, — жалобно подхватил Женя, не глядя за окно. — Так. Ты дверь закрыла? Таня кивнула, безапелляционно заявив: — Останешься у меня до утра. — И добавила: — Я теперь и сама мимо этой бани спокойно ходить не смогу. — Ну, не ты одна. — Блин! Да я всего час назад оттуда вышла. Куча мыслей роилась у неё голове, и Таня не знала, за какую ухватиться: — А как ты вообще понял, что это я? По одежде или лицо видел? «По одежде…» — По одежде, — вполголоса согласился Женя очень мелодичным голоском. — Ну и по лицу, да… — Бля… — некурящей Тане внезапно захотелось закурить от его интонации. — А в чём я была? — Я ж говорю, в одежде, — сказал Женя, в принципе даже не соврав. — В красивой, кстати… Чтобы не сморозить ещё чего-то, он опять заткнул себе рот чаем, да так и подавился от новой мысли: — Стой ты с одеждой. Знаешь, что я подумал, когда увидел тебя? Негатив и позитив. — М-м? Я тоже подумала что-то такое. Воткнуть ему вилы в пузо или не воткнуть, — Таня смотрела на угли, поэтому Женя не понял, шутит она или нет. — Да я не об этом! Не типа позитив, который позитивный, а как у старых фоток. Где чёрное и белое. Та штука… та Таня… она была белой. Я видел её как будто всегда при луне. Она была в ну, скажем, белом. А когда подошла к бане, где… — школьник сглотнул, но договорил: — …где горел свет, то там была типа лампочка. Жёлтая. И это жёлтое впиталось в её белое, как будто она была бесцветной. Понимаешь? Ну как будто у неё своего не было цвета. А когда появилась ты, то ты… ты чёрная. Почти всё такое же, наверное, только чёрная. В тебя не впитывался свет. Ты как будто настоящая, но это только если вас сравнивать. А если не сравнивать… то я бы и не отличил…
Женя передёрнулся и не стал развивать мысль.
|
- Покуда голова моя крепится к плечам, я не забуду захватить её с собой, а всё остальное приложится. - пошутил Ричард, силясь чуть унять волнение супруги.
А она волновалась всякий раз, когда барону по долгу службы необходимо было надолго покинуть родовое гнездо. Это он точно знал. Как и то, что она всегда будет ждать его возвращения. Пожалуй, для любого воина лучшей моральной поддержки и не сыскать. И большего стимула вернуться с победой.
- Не беспокойся, Нисса. Я вернусь. Обещаю.
Аккуратно взяв в свою облачённую в латную перчатку руку её маленькую бледную ладонь, Грейхаунд запечатлел на её тыльной стороне поцелуй. Затем уверенным, отработанным годами движением взобрался на верного скакуна, загодя подготовленного и снаряженного слугами. Некоторые вещи оттачиваются до автоматизма настолько, что ни изрядный вес рыцарского снаряжения, ни возраст им не помеха. Обернувшись, коротко отсалютовал рукой супруге на прощание. Пришпорил коня. Медлить не стоило - короли любят точность, короли не любят ждать. К тому же Эйкхарт уже ждал его около распахнутых ворот и наверняка не упустит шанса выдать пару остроумных колкостей насчёт своего размякшего от семейной жизни приятеля. Его ещё более почтенный возраст, чем у Ричарда, нисколько не убавил остроту наёмничьего языка. Впрочем, он пусть и был острым, но никогда - ядовитым.
- Ну что, старый лис, опять мы как в старые-добрые? - поравнявшись с Эйком, Грейхаунд хлопнул того по плечу. - Едем в гости в высокий замок к важной фигуре, только на сей раз не штурмовать, а по приглашению. Да и хорошо, дьявол меня побери, а то в тот раз я крепко получил по голове каменным обломком. И целая деревня обращённых в зомби крестьян на подходах... Хотелось бы уже чего поспокойней, а? Ну что, в дорогу?
* * *
А вот и Белая Цитадель. Гостеприимно распахнутые ворота, впускающие многочисленных гостей и приглашённых. Тронный зал, как всегда гудящий растревоженным ульем. Глас короля, приветствующего вновь прибывших. Приветствующего и его. Всё видано и слышано уже далеко не в первый раз, и, хотелось бы верить, не в последний.
- Ваше величество! - сжатый кулак правой руки рыцаря гулко ударяет в нагрудный доспех в районе сердца, а сам он почтительно склоняет голову, приветствуя короля.
Драконобор, конечно, мог себе позволить прилюдно вести себя по-свойски с теми. кого знает много лет. На то он и король. Грейхаунд же всегда предпочитал неукоснительное следование традициям и этикету, не желая лишний проявлять фамильярность, давая пищу для сплетен или злых языков, а такие найдутся при любом дворе.
Ричард занял своё место среди собравшихся, обмениваясь вежливыми приветствиями с друзьями и знакомыми. Ничуть не удивился, услышав своё имя, когда король начал объявлять избранных для важного дела. Всё было логично. Лот разумно решил подкрепить юность и задор молодых героев опытом старого вояки. Грейхаунд присмотрелся к означенным персонам. Одобрительно кивнул. Некоторых он знал в лицо, о некоторых же лишь только слышал, но выбор Драконобора был хорошим. Он вообще был склонен к необычным, но эффективным решениям, так что Ричард был спокоен за всех, даже за Мордреда, ибо кто бы что ни говорил, но сам Грейхаунд лично считал, что сын за отца не в ответе.
Усмехнулся в усы, заслышав смелый вопрос жрицы из Рилиг Глена. Воистину, молодость, уверенность в своих силах и горячая кровь давали о себе знать. Заковать по рукам и ногам колдуна и приволочить в Белую Цитадель? Дерзкая мысль. Судя по реакции короля, в этом их мнения совпадали. Грейхаунд сделал шаг вперёд и поднял руку, призывая расшумевшийся зал к тишине.
- Благодарю за избрание к участию в столь важном и ответственном задании, Ваше Высочество. Это большая честь для нас. Большая ответственность. Мы сделаем всё, что в наших силах, и не подведём вас.
Ричард коротко отсалютовал Лоту и обвёл взглядом всех своих подопечных - за исключением Мордреда, понятное дело, который без лишних слов уже отправился на выход.
- Леди Лоррейн, леди Исольт, леди Эвелин. Прошу следовать за мной. Время сейчас ценно, как никогда, так что не будем мешкать. Отправимся в путь немедленно.
Звонко бряцая латными сапогами, Грейхаунд отправился во двор замка. Имена были названы, королевская воля услышана, так что им оставалось только её выполнять. А перекинуться словом они смогут и в дороге, не теряя попусту времени.
|
|
|
За порогом в доме Алису встретил маленький рыжий розовоносый котёнок. Он сидел, поджав лапки, на ступеньке лестницы на чердак в коридорной нише с правой стороны. Завидев новое лицо, он неуклюже спустился, кувыркнувшись с последней ступеньки и, пока девочка разувалась, игриво подбежал к ней и замер возле тапочек, заинтересованно разглядывая гостью. Про нового питомца Алисе ещё никто не говорил. – Какая прелесть! – умилилась девушка, взяв на руки котёнка. Не то, чтобы Алиса была прям кошатницей, но на определённой стадии, пока маленькие, котята и щенята вызывают восторг у многих. А ещё они обычно всегда даются в руки, погладить себя, в отличие от взрослых, которые будут выбирать, кто достоин почесать им пузико. Кроме котёнка внутри девочку с порога встретил характерный запах деревенского дома — старое дерево, старая мебель, старые вещи и нотка сырости от погреба — и до боли знакомое, почти ностальгическое ощущение родного дома. В прошлый раз, забежав закинуть вещи и поздороваться-обняться с бабушкой — жена дяди куда-то отходила в тот момент, — она не успела как следует всё это прочувствовать, но теперь торопиться было некуда. — Приве-е-е-е-т! — стоило Алисе появиться в зале, как Марина, сидевшая рядом с дядей на диване, вскочила и подлетела к девочке, заключив её в крепкие объятья. Она всегда была эмоциональной и заводной, и искренне радовалась Алисе, которую воспринимала как младшую сестрёнку, когда случалось так, что они приезжали в одно время. — Смотри не раздави мою племяшку! — хохотнул дядя Женя. — И вот это чудо! – Алиса прижалась щекой к плечу Марины, руками защищая хрупкого котёнка. Краем глаза через плечо Марины Алиса видела, как бабушка тоже улыбается. Только теперь Карась заметила как та постарела — хотя прошло-то всего ничего. Похороны деда сказались на ней не лучшим образом. Но её улыбка вызывала спокойствие и теплоту внутри — те самые чувства, которых так давно не хватало. Все тревоги если не развеивались сразу, то по крайней мере отходили на задний план. Все эти Алёши, девочки, коты, комментарии на Кузнецком форуме объявлений — всё это как будто осталось где-то там, на улице, за окном, в которое даже не хотелось смотреть. — Давай, садись! Ща будем тебя допрашивать! — позвал её дядя к ним за стол, плеснув в любимую чашку Алисы заварки "волшебного чая" (так они его называли), который умела заваривать только бабушка, смешивая добрый десяток трав, среди которых девочка помнила только зверобой, мяту, подорожник, ромашку и липу. В центре стола стояло такое редкое и почти забытое горожанами чудо человеческой мысли как самовар. Алиса всегда смотрела на него как на какой-то малопонятный, но очень атмосферный артефакт, телепортированный прямиком из русского фольклора. И даже кипяток из него казался каким-то особенным. Ещё на столе было большое блюдо с нарезанными пирогами, к которым девочка добавила и угощения от Натальи Ильинишны. Отвечая на вопросы родных, Карась поглаживала узоры на белоснежной скатерти, тогда как её взгляд периодически блуждал по комнате, сначала задержавшись на большом портрете дедушки в красивой рамке на старом пианино «Октава», которое было вдвое, а то и вчетверо старше самой Алисы, а потом и другие старые портреты предков бабули и картины, которые последняя очень любила. Картины и портреты в этом доме были везде — в прихожей, в зале, в бабушкиной комнате и в дядиной. Оставшаяся коллекция, насколько помнила Карась, хранилась в большом сундуке под бабушкиной кроватью. Из новостей самой радостной оказался водопровод, который наконец-то доделал дядя. Нагревательный бак висел за шторкой в коридоре. К несчастью, туалета в доме всё ещё не было — оба находились на улице: один на склоне, по дороге к пруду рядом с импровизированной мини-пасекой на шесть ульев, а другой, как шутили местные, на грани жизни и смерти, поскольку чтобы до него добраться, нужно было как-то пройти через пса-убийцу. Конечно, он сидел на толстой цепи, но передвигаться мимо него приходилось по стеночке огороженного сеткой палисадника Ефремовых, а яростно клацающие массивные челюсти в паре дюймов от твоего живота не слишком мотивируют продолжать путь (кроме того, всегда существовал риск, что эта чёртова псина в конце концов разорвёт сначала цепь, а за ней и всё живое в радиусе нескольких километров). Даже Катя побаивалась этого зверя. Кстати о зверях, когда Алиса рассказала про Бегемота, все трое удивились. Про кота-террориста дядя Женя слышал что-то краем уха от знакомых, а вот бабушка — ещё нет. Вспомнили и про Алёшу — не могли его не вспомнить. Но про него ничего особенно нового не выяснилось, разве только одна занятная деталь. Бабушка рассказала, что в срубе, возле которого Георгий Васильич нашёл кепку, лет сто назад, если не больше, жили бабушкины предки. Раньше там находилась небольшая деревенька, от которой почти ничего не осталось. А дядя заметил, что даже деревья в той части леса отличались от основного массива. Всё потому что засеяны они были всего лет семьдесят назад, тогда как прочие росли веками. Всё это время котёнок лежал — лежала, если точнее, — распластавшись на ноге Алисы, мерно посапывая и подёргивая лапками. Как оказалось, взять бабушке котёнка, чтобы она не грустила одна, придумала Марина. Имя новому питомцу, впрочем, пока ещё не выбрали. — Ну, раз уж на выборе имён для котиков ты у нас собаку съела, — тут Марина прыснула, оценив шутку мужа, — может, и для рыженькой чего придумаешь? Ну там... типа Жираф Достоевского? Зебра Паустовского?
|
|
Двенадцать месяцев в году, Двенадцать, так и знай! Но веселее всех в году Весёлый месяц май.В Каэрвент пришла весна. Хотя, правильнее будет сказать – уже давно и прочно обосновалась, потому что шёл третий месяц, как она вступила в свои права, не было необходимости кутаться в теплые плащи, а поля и леса зеленели приятным глазу изумрудом. Реки и ручьи давным-давно сбросили ледяные оковы, и птицы звонкими трелями возвещали скорый приход уже Девы-Лета. Увы, радость грядущих праздников урожая, почитания различных духов и Всевышнего, омрачалась бедой в королевской семье. Дочь Лота Драконобора была проклята, и проклятье, отнявшее у неё радость жизни, мог снять только властитель Неблагого Двора, король Ллир. И потому со всех концов Каэрвента стекались в Белую Цитадель верные рыцари короны, отвечая на зов Драконобора... ~Сэр Ричард Грейхаунд~Когда ты закрывал глаза, Каннонисса всегда представала перед тобой в обличье в момент первой вашей встречи. Тёмное траурное одеяние, растрепанные белоснежные волосы. С тех пор она изменилась. Ушла нездоровая бледность кожи, траурные одеяния сменились на первейший шёлк, который можно было только сыскать в Каэрвенте. Не изменился, пожалуй, только взгляд – всё той же юной девушки, свято верящей в лучшее. Чуть наивный и ребяческий, но такой притягательный. — Всё собрал? — мягкий голос, весь наполненный беспокойством, выдергивает тебя из задумчивости. Последнее время тебе всё чаще хотелось замереть, остановить мгновение времени, чтобы дать себе передышку. Тело уже не могло бодрствовать три дня в седле к ряду, и полюбило комфорт. Каннонисса стояла перед тобой, вопросительно вглядываясь в глаза. Без преувеличения, это было самое ценное сокровище, найденное тобой в странствиях: хотя говорить о ней как о какой-то добыче казалось вообще кощунственным. Многие отмечали разницу в возрасте: если твоя жизнь вступала в закатную пору, её находилась в самом цветении. Однако ни единого повода она не дала тебе, чтобы беспокоиться об этом или чувствовать себя рядом лишним. Множество рыцарей желало иметь её девой сердца: но каждого она умела отвадить так, что ни единый укол ревности не тронул твоё сердце. Вы понимали друг друга с полуслова: и как она ни единым словом, опять же или видом не показала, что желает, чтобы ты остался, так и ты понимал, что на самом деле она за тебя переживает как никто другой, и сохраняет спокойствие лишь для того чтобы не мешать тебе делать то, что должно. Однако ж, кони готовы, да и ты уже облачился в доспехи. Они тяжелы, но ты ещё достаточно силён, чтобы без стеснения двигаться в них, отвечая своему прозвищу., так что не всякий юнец, вчера получивший меч, угонится за тобой. Твой верный товарищ, Эйкхарт, решил тряхнуть стариной и сопроводить тебя до границ собственного феода. Осталось лишь сказать несколько слов напоследок? Ветерок приятно холодит лицо, донося запахи цветущей сирени. Вы стоите на каменной площадке у входа в замок, на взгорке, и отсюда открывается живописный вид на твои земли. ~леди Лоррейн~Твоё путешествие началось с дальней заставы замка Мониак, где ты должна была передать свои обязанности своей двоюродной сестре, Анноре. Вместе с ней прибыл и твой отец, Диармайд. В этот день на Утёсе Бурь вновь было пасмурно, но ни дождей, ни гроз не предвещалось: только в комнатах сторожевой башни царил полумрак, разгоняемый светом факелов. Тени, отбрасываемые языками пламени, делали лицо отца непривычно мрачным. Но, сколько ты могла его помнить, он всегда был несколько мрачным и нелюдимым. Что до Анноры, ты мало о ней знала: она происходила из побочной ветви семьи Мониак, и полгода назад осталась сиротой – её мать, родную сестру твоего отца и её избранника, унесла болезнь. Будучи не особо богатыми, они ничего не оставили Анноре в наследие и её под своё крыло принял основной род Мониак. Естественно, поставив и её на службу. — Лорри, покажи Анноре здесь всё, — хрипло распорядился Диармайд, только переступив порог. Как и всегда – сразу к делу. Без лишних расшаркиваний. Пожалуй, можно было посетовать, что в нём было мало отцовской любви и ещё меньше опекунской, но именно его строгость закалила тебя и сделала той, кто ты есть сейчас. — Кони ждут в замке. Билл должен приготовить их к твоему приезду. — Для меня будет честью подменять вас, леди Лоррейн, — кивает почтительно Аннора. Вы погодки, но для неё ты – "леди Лоррейн", для отца "Лорри", она же для всех просто Аннора. Природная суровость семьи, пограничные условия, да и не сказать, что прямо баснословное богатство, для которого лишний рот не помеха – всё это выливается в то, что девушке приходится жить в довольно стеснённом положении. Заступить на дозор вместо тебя – один из шансов утвердить свои позиции в семье. Доказать, что она чего-то стоит. В отличие от тебя она носит черные доспехи и обращается с мечом не хуже чем ты с булавой. Но вот опыта у неё куда меньше: и ещё не совсем исчезли привычки простой светской дамы. Впрочем, с возложенными обязанностями она справиться должна, особенно если ты ей всё как следует объяснишь. Однако, тебе надо спешить – зов Лота Драконобора не должен остаться без ответа от феода Рилиг Глен. ~Билл Шарп~— Хорош слуга! Жрёт хозяйское добро, пока они уехали на дальнюю заставу! — тучный главный повар замка Мониак всё никак не хотел взять в толк, что Билла оставили в замке с важным поручением снарядить лошадей. И поэтому сейчас стоял грудью перед кладовой, наотрез отказываясь ссудить страждущему оруженосцу кружку эля и отрезать ломоть хлеба с копчёным окороком. Изверг, да и только, Билл даже у пиктов такого варварства не мог припомнить. Однако бывалый солдат Шарп знал, что главное при осаде крепости – сохранять настойчивость и упорство, не забывая применять хитрость. Поэтому он, сделав оскорблённый вид, отправился на конюшню, где засыпал лошадям ещё овса, не выпуская из поля зрения двери на кухню. Вскоре главный повар умчался с блюдом, от которого по всему двору разнёсся приятный аромат жареного мяса, куда-то по лестнице наверх, в замковые покои. Кухня же осталась под присмотром одной из кухарок, с которой предусмотрительный Шарп давно завёл знакомство на почве рассказов о своих военных странствиях. Так что вскоре он получил заветный окорок, ломоть ржаного хлеба, кружку вина и в нагрузку мясной пирог. Не бог весь что (едали и получше), но всё-таки было чем подкрепиться. Святые угодники, это ж видано – отказывать оруженосцу самой леди Лоррейн во втором завтраке! В общем, теперь об этмо можно было не беспокоиться, и наконец-то заняться снаряжением лошадей: судя по тому что деревенский колокол уже забил полдень, скоро должна приехать леди Лоррейн, оставив дальнюю заставу на Утёсе Бурь. ~Сэр Мордред~Утро в день твоего отъезда выдалось туманным. Однако приор аббатства Шедоумист, расположившего в чаще глухого леса, почти на самой границе Роскоммона и герцогства Круахан, всё-таки настоял на том, чтобы пройтись с тобой по лесу. Отец Гобдналл, уже седой старик, при всей своей внешности не выглядел ветхим или слабым – наоборот, вызывал ассоциации с могучим многовековым дубом или сосной. И ещё его внешность была удивительно похожа на Мерлина, которого ты пару раз видел, когда всё-таки появлялся при дворе. Практически братья-близнецы. Старик заменил тебе отца, насколько мог, и был мудрым наставником все эти годы. И именно он провёл ритуал очищения твоего меча от проклятия, который после этого перестал именоваться Цареубийцей и стал Безымянным. — Отговаривать тебя от поездки я не намерен, юный Мордред, — произнёс он, когда вы удалились достаточно далеко в чащу. "Мордред, Мордред, Мордре..." — эхом отозвалось в лесу, будто даже земля Каэрвента негодовала при произнесении имени предателя. Однако Гобдналл никак на это не отреагировал. — Однако ж я прошу тебя быть осмотрительным и не рисковать понапрасну. Знаю, преступление отца и дурная слава всё ещё жжёт тебе сердце и не даёт покоя душе; однако ж помни, что тебя позволили посвятить в рыцари, и король благословил это, а кроме того, доверил мне вручить освященный меч тебе обратно. Стал бы он это делать, если не доверял бы тебе? Рано или поздно и остальные это поймут. Не пытайся исправить то, чего не обязан исправлять вовсе. — Фрррх, — подал голос Валет, идущий позади тебя по тропинке (ты собирался уехать сразу после этой прогулки, поэтому взял его с собой – тем более что это обычные кони не любят ходить по лесам, а этот-то даже, пожалуй, любил их больше чистого поля). — Я вот так же думаю, — донеслось до тебя его мысленное послание. — На кой нам в это ввязываться, Мордред? Темные феи – это тебе не пару потерявших совесть от голода крестьян разогнать. Их чёрными латами не напугаешь, да и не всякого меч возьмёт. Ну, чтобы ты ни ответил своему наставнику, Шедоумист явно проживёт какое-то время без тебя. А Валет... а кто его вообще спрашивает? ~Эвелин Каллаган~Ваш последний серьёзный разговор с учителем произошёл в одной из самых высоких башен Белой Цитадели. Оттуда открывался прекрасный вид на море – но тебе сейчас было не до него. Мерлин, твой наставник, вызвал тебя сюда, чтобы дать последние напутствия. Ну или по крайней мере, так ты предполагала. Седовласый мужчина что-то писал в массивном фолианте, когда ты вошла в комнату. Одна из немногих, кто не обязана извещать о своём появлении. Впрочем, может быть он сознательно не стал навязывать тебе это правило, зная, что фейская кровь в твоих венахвсё равно восстанет против него? Что ни говори, а старый волшебник был очень дальновидным человеком. — Эвелин, дитя, — произнёс он наконец, оторвавшись от страниц и захлопнув книгу. — Пожалуй, я не уделял тебе столько времени, сколько нужно было... но ты уж не сердись на старика: у него забот – целое королевство... тем не менее, даже несмотря на определенный недостаток моего участия в твоём обучении, я вижу, что ты выросла очень умной девушкой, и неплохо разбираешься в премудростях волшебства. Так что я целиком и полностью одобряю твоё решение отправиться в Неблагой Двор, хотя мне и несколько э-э-э... беспокойно. Но в то же время сомневаться в тебе, означало бы расписаться в собственной некомпетентности как наставника. Он пронзил тебя взглядом серых глаз из-под густых бровей и вздохнул. — Я, конечно, достаточно благоразумен, чтобы не дать своей гордости ввести меня в заблуждение и готов признавать ошибки. Но в твоём случае беспокойство это, всё же, связано не с сомнением в твоих силах, а простым, человеческим, как о родственной душе. Он поднялся со своей скамьи и приблизился к тебе, положив руку на плечо. — Я рекомендовал королю Лоту включить тебя в отряд, который он выберет. Дело решенное: поэтому вот моё тебе напутствие. Я предвижу, что в Неблагом Дворе тебя могут ждать потрясения... будь к ним готова дитя, и не теряй себя. Подойди сюда. Волшебник знаком приказал тебе следовать за ним. Подойдя к одному из массивных, обитых железом сундуков, он раскрыл его и извлёк оттуда легкие доспехи и плащ серебристо-синего цвета. Одного касания тебе было достаточно, чтобы понять: они зачарованы. — Я подготовил это специально для твоего путешествия. ~Исольт из Алет Скайта~Твой путь начался в полночь. Походный лагерь дев меча очень походил на какую-то фейскую стоянку: разноцветные огоньки факелов, шатры и палатки, раскинутые даже на деревьях, тоже были фиолетовые, темно-синие, алые... в общем, только ночное время и общие холодные тона не позволяли заподозрить какой-нибудь бродячий цирк. Ковенант Леди Озера не был строгим рыцарским орденом или суровым братством: у него даже не было формального главы с обязанностями. На больших сборах решали всё сообща и лишь в некоторых случаях голос самой старшей и опытной имел больше веса, чем у остальных. — Исольт, я надеюсь, ты не подведёшь звание девы меча, — взяла последнее слово Гвиневер, когда споры вокруг твоей отправки в Неблагой Двор улеглись. Именно она была первой девой меча, которую ты встретила в своих странствиях по пустошам Роскоммона. Тогда, сочтя её за расхитительницу древних могил, ты попыталась своим страшным оружием нанести удар – и была несказанное удивлена, что она отразила его своим тонким клинком. Так ты узнала, что не одна на этом свете имеешь благословение Леди Озера. Но – единственная в Каэрвенте. На некоторое время Гвиневер стала твоей наставницей, но вскоре вновь предоставила самой себе. — Но почему именно она! — вновь взвилась Марлейн. Изящная, пожалуй, даже самая утонченная среди остальных дев меча (и одна из самых сильных и опытных после Гвиневер, она была твоей прямой противоположностью. Глаза её горели ярким золотом, жгли ненавистью врагов и недругов. Как-то невзлюбила она тебя – простоватую, прямолинейную, лишенную тяги к тому чтобы выглядеть эффектно. — Есть гораздо более опытные воительницы, Гвиневер! — Но ни одна из них не принадлежит земле Каэрвента, как Исольт, — парировала Гвиневер. Её полуприкрытые глаза смотрели умиротворенно и это сглаживало острые аристократичные черты лица, делая её даже моложе Марлейн. Хотя она лет на двадцать была старше неё, это ты знала точно. — Я вижу в том, что на этой земле вновь появилась своя дева меча, знак Леди Озера. Именно Исольт должна помочь королевству, потому что это её долг. На это Марлейн было, увы, нечего возразить. И вот, ты по зову сердца и по велению самой Леди Озера, равно как и всего ковенанта, отправляешься в Белую Цитадель. Двор короля Лота Драконобора, Белая ЦитадельЗалитая солнцем тронная зала Белой Цитадели была шумна больше обычного. И неудивительно: весь цвет дворянства съехался сегодня сюда, поскольку решалось дело о благополучии королевской семьи. Сам король Лот приветствовал входящих в залу рыцарей, восседая на своём троне. — Грейхаунд, старый друг, — кивнул он Ричарду, когда тот вошёл, бряцая сабатонами по мраморному полу. Вошедший следом Мордред также удостоился одобрительного кивка: кажется, Драконобор был в приподнятом настроении духа, что можно было понять – человек всегда оживает, когда у него появляется надежда. — Я смотрю, и меч, что натворил столько бед, тоже с тобой, — отмечает он, на мгновение умолкнув и помрачнев. Всё-таки, от таких воспоминаний не просто избавиться. Леди Лоррейн встречают одобрительным кивком головы и проводят в первые ряды, рядом с Грейхаундом, Мордред остался в задних, а Билла, увы, вообще пришлось оставить за дверьми. Последний, впрочем, не расстроился и принялся коротать время тем, что уболтал стражу сыграть с ним в кости на пару монеток. Эвелин уже в зале, пришла вместе с Мерлином и пока стоит подле него, совсем недалеко от королевского трона. Когда в двери проходит Исольт, только из-за того что стража отвлечена игрой в кости, не происходит казуса: немногие сразу понимают, кто посетил собрание. По зале несётся шепот "кто она вообще?", но Драконобор, по-видимому, уже извещённый кем-то о тебе, кивает герольду и даёт знак провести тебя к остальным. Помимо вас здесь множество рыцарей: есть и совсем юные и молодые, ещё не успевшие толком получить известность, есть и более зрелые и опытные, как, например, сэр Нейл Кендал. Наконец, когда все располагаются согласно статусным местам, король берёт слово. Сегодня, спустя неделю после того как был дан клич сбора рыцарей, он назовёт имена тех, кто должен будет отправиться в Неблагой Двор. Драконобор немногословен: он отмечает, что несмотря на его и верных рыцарей старания, сам Каэрвент всё ещё не может считаться мирным и безопасным местом, и ещё многое предстоит сделать. Однако нет ему покоя, пока дочь его больна. В этот момент все взгляды обращаются на Гвинет. Её лицо похоже на застывшую маску, а сама она – на выточенное в камне изваяние. Она будто и не понимает, что сейчас отец говорит о ней. Девушка сжимает руку своей матери, королевы Фредерики, и смотрит куда-то в пустоту. Словно видит призрака. Король Лот вновь привлекает к себе внимание: он готов назвать имена тех храбрецов, кто отправится в поход в Неблагой Двор. — Помните, что феи сколь могучий союзник, столь и опасный враг, потому что обладают не только силой, но и гораздо более опасным качеством: они хитры, — заключает он. — Теперь я назову имена. — Сэр Ричард Грейхаунд! Ты долго и верно служил короне, и я прошу тебя сослужить мне ещё одну службу: возглавить этот отряд. — Леди Лоррейн из Рилиг Глена! Ваша семья веками служит мостом и заставой между Каэрвентом и Благим Двором. Твои знания будут неоценимы в походе. — Сэр Мордред! Хотя многие в тебе сомневаются, у меня в тебе нет сомнений. Сделай то, что должен. — Дева Исольт! Лорд Кодрик рассказал мне о твоих благих деяниях для людей из Алет Скайта и герцогства Круахан. Надеюсь на твои навыки. — С вами отправится ученица Мерлина, Эвелин Каллаган. Она поможет вам мудрым советом. После озвученных имён, естественно, в зале вновь поднялся шум. Обсуждали избранников; сочувствовали или радовались за тех, на кого не пал выбор короля. Особенно в пересудах досталось Мордреду и Исольт. — Ох! А я думала, что это за благородный рыцарь. Так красив... а оказывается, сын предателя! — шептала одна придворная леди другой. — Тише, Изольда! Может он и красив, да только вся их семейка была проклята: меч, я слышала от отца Горация, свёл их всех с ума, а потом и в могилу. И его сведёт, так что даже не вздумай смотреть в его сторону! — А эта-то простачка, вся в шкурах, смотри, откуда вылезла! Ростом-то не вышла, а говорят дева меча какая-то! — Да уж, видимо Драконобор просто пожалел кого подостойнее, вроде сэра Нейла. Вот он и благороден, и статен! — А ведь Грейхаунда-то взял, и леди Лоррейн взял: а они даже поизвестнее сэра Кендала будут! Значит, всё-таки дело не в том, пожалел или нет... Однако людская молва вас мало теперь касалась, даже будучи перешептываниями знатных леди и лордов. Стоило собираться в поход и думать скорее о том, что вас ждёт в Неблагом Дворе. Потому как в землях фей – и это было известно каждому мальчишке от Великой Границы до Бесконечных Гор – можно было ждать чего угодно.
-
Предыстории, НПС, картинки. Норм, мне нравится.
-
За отличный пост и ностальгические вайбы
-
Персональные вставки очень милые :3 Да и вообще отношение к персонажам задаёт тон игры.
-
Обычно я ставлю за игры плюсик и говорю "спасибо за игру". Доиграно, нет - пофигу. Тут не так.
Игра для меня прошла под лозунгом "обманутых ожиданий". Красивые посты и оформление. Заранее созданные комнаты намекают на то, что сюжет хотя бы есть в мастерской голове. Рельсы... ну, нельзя сказать, что я их совсем не ждал, так что норм. А дальше пошло забавное.
Опыт - было смешно. Я не могу понять, как 75 опыта, или даже 200, могут сыграть свою роль при повышении уровня с 6го на 7й. Или даже с 4го на 5й. Мы что-то не так делали? Это типа штраф?
Эпизод с гоблинами был странным. Тут можно было разыграть две хороших сюжетных карты - или сделать столкновение не таким простым, как кажется, или преподать урок о расточительстве ресурсов. На деле мы просто угандошили их, как и предполагалось. Бедный Урка умер ни за что.
В начале обещали социалку. Спасибо Рэду, социалка с бандитами была отличной. Мастерской социалки я не увидел. Даже с гоблинами не поговорили...
В общем, эта игра похожа на кофе. Запах отличный, но на вкус уже не то.
-
леди ди слишком уж обстоятельная о_О
|
Таня шла за Дамашиным и скручивала провод от наушника. Когда пропадает один человек — все грустно вздыхают и списывают на несчастный случай. Это жизнь, бывает. Когда случай уже не случай — хочешь не хочешь, а увидишь тенденцию или даже умысел. Увидишь опасность. Беду.
— Кто был первым? — наконец спросила Таня в спину Жене. Тот замедлил шаг, снова поравнявшись с ней: — Э-э-э. Дед сказал, а я забы… а! Вспомнил. Свиридова какая-то от станции. Типа в мае или типа раньше ещё, дед уже запутался. Я её не знал. — Её тоже искали? — Все думали, что она, ну, как бы, это… съебалась просто. Только как Лёха пропал, вспомнили. Дед теперь думает, что её медведь сожрал, — Женя спохватился, что старательно водит фонариком вокруг, и перестал. — Короче, не искали никого. Ну она старая была, чё-то там в универе училась. Таня саркастически улыбнулась: — Эм… это у тебя старая? — Столько в наши дни не живут, — житейски вздохнул Женя. — Как я старая? Или совсем пенсионерка-третьекурсница? — Таня отчего-то ухмылялась всё сильнее, и Женя запоздало сообразил, что она ведь тоже из шараги. — Погоди, — выпалил он, — а тебе сколько?! — На год старше тебя, дедуль. — Блядь. Поймала. Тогда я тоже древний.
От шуток Жене стало полегче. Бегемот Чехова топал между ними, поворачивая глазастую башню то направо, то налево. А иногда он смотрел на ребят, и тогда его радужки вспыхивали как две монеты, которые кладут на глаза мертвецов. Под замогильным кошачьим взглядом Женя пересказал историю дедушки и добавил, что завтра приедет лицо пожилого возраста по имени Ваня и все вместе идут на карьер.
— Ого. В самом деле пойдёте? — Ну а чего. Чувак же пропал! — Забавные вы, — хмыкнула Таня. — Прямо клуб юных сыщиков. — Пошли с нами, — тут же предложил Женя. — Будешь как Нэнси Дрю. — Нэнси Дрю. Хм… мне, конечно, подойдёт… но… — Ты не могла не любить Нэнси Дрю. Таня вдруг рассмеялась: — А знаешь… ладно. Давай. Я не очень люблю такое, но схожу. Где расписаться? — На руке, как у пиратов. — Сигну хочешь, значит. А подруги не будут против? — Чего?! — громче нужного взвыл Женя. — Я что, похож на главного героя гаремника? Таня ничего не отвечала, но даже в темноте было ясно, что она улыбается. Женя сердито выдохнул через нос: — Я тебе не социо! Скорее я тот парень из «Хост-клуба Оран», которого никогда не зовут в хост-клуб Оран.
В темноте забрезжили знакомые огоньки, приняв очертания с детства знакомых окон с клетчатыми занавесками. И вдруг Женя вспомнил. Да так вспомнил, что остановился несмотря на страшные разговоры.
— Погоди-ка, Нэнси Дрю. Ты кота по имени назвала. Это что, твой? — Не-е, что ты, — Таня замотала головой. — Он же не домашний. По-моему, он даже старше нас с тобой. «Ну меня-то немудрено быть старше», подумал Женя, но вслух заметил: — Понятно. Так ты его знаешь? — Кот теперь местная звезда. А вообще у этого толстячка немного друзей, — мечтательно протянула Таня. — Мы с ним уж года два как подружились. Ну, мне-то сам бог велел. Теперь вот и ты. Будь у тебя фамилия Котов или Котовский, было бы вдвойне смешно. — Да ни хуя. Эти тупые фамилии ставят себе педовки «Вконтакте». — О, кстати. Читали же комменты под вашим объявлением? — Чи… читали… — многозначительно признался Женя и оба засмеялись, вспомнив длинный тред переговоров.
Сегодня Дамашин вспомнил сразу трёх призраков: призрака-кота, призрака-девочку, призрака-Лёшу. Но все трое как будто отступили сейчас, когда они стояли и веселились неподалёку от перекрёстка.
— Не хочешь у нас до утра остаться? — предложил он, когда настала пора расходиться. — Всё равно ковров до чёрта, где угодно спать можно. — Не сегодня, — мягко протянула Таня. — Тётя не поймёт. Да и помыться с дороги хочу. Ну, сам понимаешь. «Что это я должен сам понять?» — риторически спросил сам у себя Женя, сам себе дал ответ и сам себе кое-что представил. Получилось неплохо. По обыкновению, вслух он сказал совсем не то, что думал: — Да не! Я не к тому… просто с этими Лёшами… короче, фонарик не гаси, пока не дойдёшь. Я отсюда послежу. Таня почему-то снова хмыкнула. Но Женя так и не понял, как определить её интонацию. Она была тронута? Она сочла его дебилом? Одновременно? По очереди? — Не буду. — Да, кстати! — крикнул Женя ей вслед. — Ты какую песню слушала? Девочка в чёрном тоже повысила голос, но не обернулась и не перестала шагать: — Угадай! — Так, так… так… ну, тебе уже под двести… — Ну да! И плеер у меня кассетный! — звонко огрызнулась Таня. — Тогда, наверное…
Женя задумался, что слушал бы сам, будь он готом и гуляй ночью по спящей деревне. Evanescense? The Rasmus? She Past Away? Paradise Lost? H.I.M.? Joy Division, прости Господи?
— Lacrimosa! — поставил он. — Нет, дурачок, я не такая древняя. Ты проиграл! Lacuna Coil! — Так это тоже древняя группа!
Женя глуповато заулыбался. «Дурачок» звучал так мило, что его хотелось оставить в сохранёнках и иногда пересматривать. Они уже не видели друг друга. Остались только пятна фонарей, качавшиеся в пустоте.
— Не сильно современные, — отозвалась пустота голосом Тани. — Тем более Swamped. Но мне разное нравится. — У них и Veneficium хорошая! — только и прокричал Женя вслед.
Чтобы Таня не родила ещё какую-то милую хуйню, Дамашин торопливо замахал рукой: всё, мол, до встречи. Потом Женя долго стоял на перекрёстке и ждал, пока синяя искра не пропадёт на аллее, идущей к соседской ферме. Лишь у дома он сообразил, что Таня не могла два года подряд встречать кота в электричке. Бегемот Чехова был местным. И от этого совпадения почему-то вновь становилось не по себе.
В спаленке на чердаке Дамашина ждали полупустой шкаф, советский напольный радиоприёмник, тахта, тумбочка с примотанной скотчем лампочкой, таблица хоккейного турнира за 1982 год, а также всего лишь три маленьких, неприметных, совсем небольших, деликатных ковричечка. Августовский ветер поднимал шторы на окне. Женя засыпа́л…
|
|
|
-
Ну, я примерно это же хотел ему сказать, так что спасибо
-
Смерть Саймона Головня восприняла гораздо менее эмоционально - видимо, сказывалась привычка Ну, раз умер. Ну, второй раз умер. Ну, третий раз умер. Чё на него каждый раз эмоции то тратить))
-
Как же она меня бесит)
|
Когда за ними закрылась дверь опочивальни, Рианет вздохнула с облегчением. Наконец-то это все закончилось. Она понимала, что первый день будет самым трудным, но не представляла, что так сильно устанет. Больше всего на свете ей сейчас хотелось полежать в ванной, а потом уткнувшись в подушку с наслаждением выплакать все напряжение. Но этим планам не суждено было сбыться - рядом топтался, бросая в ее сторону смущенные взгляды, Мартин. Внутренне Рианет слегка улыбнулась, парень выглядел, пожалуй, даже более растерянным, чем она сама. Ее-то учили скрывать чувства, а у него просто все на лице написано. И это даже вселяло толику уверенности в принцессу. Куда хуже было бы, если бы даже в собственной спальне она не ощущала себя хозяйкой положения. А с сэром Базиллом, к примеру, это наверняка было бы так. - Прошу, проходи, располагайся, - Рианет с вежливой улыбкой сделала приглашающий жест. Ее спальня, ставшая частью ритуала, разумеется, была переоборудована под него. Раньше и кровать была поменьше, и кое-что еще добавилось. По советам Рианет сделала все изменения заранее, и почти год спала на слишком большой для одной кровати, привыкая. Но зато теперь она не казалась ей чужой.... Ну, по крайней мере, слишком чужой. - Мне нужно переодеться и привести себя в порядок... подготовиться к ночи, - извиняющимся тоном произнесла она, и указала на неприметную дверь, - Тут есть вторая уборная, если тебе это необходимо. Сама же она юркнула в другую дверь, находящуюся неподалеку от туалетного столика, оставив Мартина одного.
Спальня принцессы была достаточно большая. Центральную часть занимала кровать под балдахином, сейчас собранным на столбиках. Кровать была застелена шелковым бельем цвета свежей травы. Источниками освещения служили магические лампы, укрепленные на стенах, сейчас они были чуть приглушены, создавая интимный полумрак. Кроме кровати, в комнате был письменный стол, также аккуратно убранный - на нем стопка бумаг, приборы для письма, множество ящичков. Рядом мягкий и удобный стул. Туалетный столик с большим зеркалом и парой ламп по бокам. На этом столике беспорядка было больше - шкатулки с бусами, бутыльки с духами, коробочки с пудрой, несколько кисточек... Тут тоже были ящички, один из них был приоткрыт, и из него свисало что-то кружевное, похоже, Рианет спешила, когда последний раз пользовалась ими. Одна из четырех дверей в комнате была приоткрыта - за ней угадывалась гардеробная. Большое окно возле письменного стола сейчас было плотно зашторено тяжелыми гардинами. Стены были покрыты тканью с мелким рисунком, и лишь в паре мест висели небольшие картины. Ничего особенного, просто пара милых пейзажей.
Пока Мартин осматривался или, быть может, приводил себя в порядок, Рианет в ванной переводила дух. Она безмерно порадовалась собственной предусмотрительности - принцесса на этот важный день одела платье с крючками спереди. Теперь снять его самостоятельно не было слишком сложно. Почему-то ее это сильно порадовало. Что же, по крайней мере, не будет неловкости при раздевании. Тонкий полупрозрачный халат ничего не скрывал и был совершенно бесстыжим, но Рианет выбрала его абсолютно сознательно. Ей скрывать нечего. Ведь так? Правда же?.. Умывшись и совершив все необходимые гигиенические процедуры, принцесса посмотрела на себя в зеркало. Бледная, как призрак, только щеки красные, да глаза на пол-лица от страха. Почему кто-то считает ее красивой? Впрочем, изящные линии тела, почти не скрываемые халатом и правда были приятны даже ее самокритичному взгляду. К горлу подступила тошнота, но Рианет тряхнула волосами. Большинство женщин рано или поздно проходили через это. К тому же, девственную плеву ей удалили загодя, и эскулап сказал, что в первую ночь ей, может, и будет немного больно, но никакой крови, что может испортить ложе, быть не должно. Так что ей еще и повезло! Но как же трясутся поджилки!.. Дрожащим шепотом Рианет создала бокал шнапса и выпила пару глотков - больше просто в горло не полезло. Что же, в ванной ей не отсидеться, в любом случае. Состроив зеркалу отработанную улыбку и запахнув халатик (более одетой от этого она себя чувствовать не стала), Рианет вернулась в спальню, с замиранием сердца ожидая действий от ее возможного жениха.
-
Отличный пост
-
Вот и настал час, когда принцесса затмит мышь! Потрясающее начало!
-
Очень красиво написано! Особенно интерьер спаленки)
-
За описание спальни и ярких эмоций!
|
|
-
Осовец, смерть, трупы, яд В атаку шел мёртвый отряд Они шли, чтоб победить Что мертво, то уже не убить!
-
Пинто ударил по ним рукой, а после раскрутил топор над головой на манер упавшей навзничь ветряной мельницы. Струны издавали тот звук, какой должны слышать грешники, когда перед ними отверзаются врата Ада. Петли, обильно смазанные кровью и оттого ржавые, тяжелые створки и кислотный туман... Все это рождает скрип, стон, хруст сминаемых костей, и чувство, что последний нерв, натянутый до предела, сейчас, наконец оборвется. Весь пост хорош, и с картинкой, и с песенкой, но этот момент лучший!
|
Предложение Фиолетты "а потом по коньячку" не прозвучало заклинанием, однако же произвело именно такой эффект. Казалось бы, до этих слов над возведением стены и башни работало четверо парней - а тут бац, и еще один появился. Возможно, если бы коньяка было больше, чем нужно для разбавления чая, эффект оказался бы еще более внушительным. Однако и такая прибавка рабочей силы была заметна. Благодаря предложению Васяна башню удалось сделать буквально за час, так что к заходу солнца лагерь был надежно укреплен, обустроен, и внушал уважение проходящим мимо под рюкзаками. Часам к восьми вечера забежали мастера и попросили "отогнать слонов за водопой" - УАЗику не место в игровой зоне. И заодно зазывали на парад, даже если не очипованы. Обещали потом пройтись по локациям и всех зачиповать прям на месте. Ксара, Женька и примкнувший к ним Коридорный (детина метр на два в кольчуге и драном стегле) что-то обсудили меж собой, и заявили Ратимиру, которого, видимо, сочли за главного
- Эт, друже. У нас тут командир, кажись, не заехал. Ну его в сраку, давай мы к вам прилепимся? У вас тут вроде неплохая игра намечается! Что скажешь?
Парад после заката - своеобразная штука. Луч тактического фонарика в руках главмастера выхватывает из тьмы лица и рожи - вот скавенские маски гноллов, вот косплеящие группу Раммштайн рудокопы Нашкеля, вот целых ДВА городских стражника под командой капитана, вот разношерстная ватага жрецов - Латандера, Гонда, Тиморы, Амбрели... Оно, конечно, понятно, что на игре, в названии которой есть слово "боги" будет много храмов, но глядя на этот внушительный корпус служителей культа, можно было решить, что моделироваться будет не город из Забытых Королевств, а Екатеринбург по версии РПЦ. Отдельное цветастое пятно в ярких халатах и монгольских ламеллярах - беженцы из Калимшана. Кажется, у этих ребят серьезная боевая подготовка, и если на город нападут - отражать атаку будет вовсе не стража. После представления еще нескольких локаций с банальными названиями вроде "ночлежка", "городской совет" и "купеческая гильдия", фонарик срывается в дальний угол поляны - на лакированный фанерный лист с надписью "Постоялый двор Fisel". Это трактирная команда, и у них, наконец, получилось зажечь костер. Часа через два будет еда, но пока что - чтобы никто не унывал - в трактире наливают сидр! Правда, только за игровые деньги и только тем, кто уже в игре. Что ж, хороший стимул познакомиться и втянуться в действие.
-
портить всем игру пожизняком и рассказами о том, как ты играл 10 лет тому назад
- бесценно, для всего остального есть мастеркард золото.
-
Про РПЦ прям задело. Ну и сидр, за сидр тоже плюс!
|
-
Орнул)
-
Ну и что, что промазал? Зато как!
-
Ай да Саймон, ай да сукин сын!
|
Мартин скромно ждал своей очереди оказать девушке знак внимания. От вида потенциальных соперников на руку принцессы ему становилось слегка неуютно. Очень уж они были колоритные, выгодно отличаются от обыкновенного скромного парня. Впрочем, кто говорил, что будет легко и просто? Ценнейшие призы всегда привлекают сильнейших конкурентов. Юноша трезво оценивал свои шансы, но всё же раньше времени унывать не спешил.
Согласно известной пословице, начало - половина дела. И первое впечатление самое верное. И естественно, Мартин подготовился к важному, возможно даже важнейшему событию в своей жизни. Им было заблаговременно куплено и тщательно прочитано целое справочное руководство - "Искусство соблазнения, или как увести королеву у короля, не отходя от трона" за авторством "известного барда, покорителя женщин и всяких существ рода женского" А.Коккера. Содержание книги было сомнительным: автор явно преувеличивал собственные физические возможности и раздувал успехи сверх всякой меры, но всё же определённые полезные знания из неё почерпнуть было можно. Особенно для юноши, в делах амурных совсем неопытного, коим и был алхимик.
И вот настал этот момент. Мартин, тщательно стараясь не выдавать волнения, идёт к принцессе. На его торсе - белоснежная рубашка, на ногах строгие брюки и начищенные башмакам, петлице - свежесрезанный с клумбы цветочек, в руках коробочка с подарком, на чисто выбритом лице - улыбка, а в голове - план действий, педантично составленный согласно советам из книги.
"Подкатывая к к особе королевской крови, дорогой читатель, помни, что высокие особы требуют особого же и отношения..."
- Приветствую вас, Ваше Высочество! - юноша отвесил церемониальный поклон, как положено по этикету. - Мы незнакомы, но я рад исправить это! Меня зовут Мартин. Вы обо мне, безусловно, ранее не слышали. Я занимаюсь алхимией и достиг в этом ремесле определенных успехов, равно как и в некоторых других сферах наук, коими увлекаюсь.
женщины любят ушами, дружок, и если ты читаешь эти строки, то научись в эти уши как следует влезть, что очень просто, нужно всего лишь...
- У вас очень красивые глаза, - продолжил в меру собственных сил Мартин следовать советам барда-ловеласа. - Благородный оттенок, как у зёрен кофейного дерева, что растёт в далёких заморских странах, где всегда тепло и светит солнце. Вот и ваш взгляд, словно кофе - даже мимолётный он бодрит, а игривый так и вовсе наполняет энергией и сподвигает на подвиги!
...и регулярно дари своим пассиям цветы, дружок, ну или что-нибудь ещё, что у тебя есть под рукой...
- Рианет, разрешите вручить вам подарок. Я сам его изготовил, пользуясь кое-какими познаниями в свойствах веществ и металлов. - Алхимик, открыл коробочку и протянул принцессе, приглашая забрать - или же отвергнуть! - его дар.
Это было круглый запаянный стеклянный шар, наполненный прозрачной жидкостью. На донышке шара, на небольшом постаменте стояли две металлические фигурки, взявшиеся за руки, а вокруг них роилось облачно мелких металлических частичек: медленно оседая в жидкости, они напоминали снег, на некотором расстоянии они вдруг неведомой силой отталкивались от фигурок, разлетались в стороны и вновь опадали, и так до бесконечности.
- Как символ, что двум любящим сердцам нипочём снегопады и прочие погодные капризы.
Далее советы книжного барда переходили уже в горизонтальную плоскость - видимо, автор был свято убеждён, что вышеописанного вполне достаточно любому профану для покорению любой красотки. Поэтому закончить речь Мартин решил уже полностью сымпровизировав.
- Вы и правда очень красивая, принцесса Рианет, - подытожил юноша. - Как в сказке. Вот. Ну и... как бы ни решила судьба, я рад, что познакомился с вами и увидел вживую.
|
-
Хорошая заявка!
-
Мышь в постель забыл подбросить!
-
Пост прикольный. Но давайте таки не делать друг из друга дураков, приписывая что другие персонажи вашего грубо оттеснили/перебили/не пустили.
|
|
|
Разумеется, Пинто сбегал за секирой. Тело минотавра было слишком велико для него, как бывает велика мешковатая одежда. Но Пинто был артистом, а это значит - играть в костюмах, в том числе таких, какие ты бы в жизни не стал носить. Он изображал вонючих нищих и царственных особ, детей и великанов, так что привыкание к новому реквизиту было лишь вопросом времени. Эфирным зрением он видел полурослика рядом, в потолке, и объяснил ему
- Без должной практики в большое тело не влезть. По счастью, рядом с магом стоят несколько тел, вполне подходящих для тебя. Пока они живые, в них чуть сложнее втиснуться, но на твоём месте я бы попробовал. Ну, или мои друзья прибьют одно для тебя. Рэйда, ты ж кобольда с одного удара положишь, верно? В общем, друг мой призрачный, как увидишь мертвое тело рядом с магом - влезай в него, и помоги нам.
Остались последние разъяснения перед атакой. Кендер, как мог, изложил свой план
- Мага надо завалить. В общем, я вышибаю дверь, вы постарайтесь из-за моей спины свалить кобольда, чтоб в него вселился наш призрачный друг. Кобольды стоят рядом с магом, и это даст нам еще одно преимущество. Люц, и давай чтоб не как в прошлый раз?
Пинто, хоть и привыкал к движениям нового тела, говорил все ещё своим голосом, отчего связки в горле начали побаливать - все ж минотавру положен бас, а не тенор. Прочистив горло, кендер подстроился под эту манеру, и пророкотал, как дьяк в шинке после вечерни
- Ну, сынки! Понеслась коза по ипподрому!
Поднявшись к двери, кендеротавр взял топор покрепче, разогнался, и со всей дури впечатал плечо в дверь, рассчитывая больше на инерцию своего нового тела, чем на силу его уже мертвых мышц. Одновременно с треском вылетающих со своих насиженных мест дверных петель помещение огласил зычный рык полузверя
- А ВОТ И ДЖОННИ!
Пинто не знал, как звали минотавра при жизни, поэтому дал ему имя, самое обычное для крупного рогатого скота
|
|
|
-
У нас там труп трактирщицы, кобольды и свихнувшийся маг, возможно - некромант! Да-да, всё именно так.
|
Когда птица кано скрылась за небосводом, племя собралось в чертоге Древа, чтобы, как и прежде, переждать холод. Вернулись и поселенцы из Лучистой Долины, пока еще не нашедшие себе надежного укрытия от морозов у звонкой воды. Обрадовался этому Вьющийся Стебель, потому что боялся в тайне, что уйдут люди в другую землю и позабудут путь к Талала. Но нет, не забыли, вернулись, пускай и вынужденно, но вернулись. А еще возгордился строитель, увидев, как многократно выросло племя. Старый чертог стал тесен, если и дальше будут прирастать элифэ, скоро потребуется долбить новые пещеры или строить жилища снаружи. Но это были заботы другого дня, пока что теснота дарила тепло и народ Талала, собравшись вокруг робких очагов, слушал истории поселенцев Долины о зеленых полях, о новых деревьях и зверях.
Рассказы скрашивали темные дни, помогая бороться со скукой. Занятий в пещере было немного: лепка из глины, шитье да готовка, и Стебель тосковал от невозможности приложить куда-то силушку, что рвалась наружу. Наблюдая за прилежно работающими Талала, он раз за разом подмечал, какого труда стоят даже простые задачи. Костяные нити то и дело ломались. Слепленная руками глиняная посуда была непрочной. Острые хитиновые ножи были ограничены в форме - придать панцирю паука нужный изгиб было сложно. Вырезать такими ножами новую пещеру было утомительно, ведь не каждый член племени мог похвастаться богатырской силой и выносливостью. Вот если бы был способ придать инструментам нужную форму, сделать их более удобными. Но как размягчить паучий панцирь, а потом дать ему снова затвердеть?
Стебель не сомневался, что решение крылось где-то в бесконечном лесу, поэтому нужно было ждать тепла. И пока время тянулось как затвердевшая смола, мысли элифэ снова и снова возвращались к заданному Яснораде вопросу. Почему пришли суровые холода? Можно ли предсказать, когда они вернутся?
Возможно, птица кано летала выше и от этого свет Солнца был слабее или что-то крылось во тьме ночи, что усиливало мороз, пока светило спало на другой стороне мира или что-то совсем иное было причиной. В любом случае, мороз не пришел внезапно. Прежде, чем лед сковал землю, несколько сезонов подряд дыхание холода становилось все сильнее, дожди продолжительнее, а теплый сезон короче. Вьющийся Стебель старался вспомнить каждую деталь, даже самую незначительную. Изменения элифэ заметили в первую ночь холода после нападения пауков. Тогда шок от потерь был слишком силен, чтобы обратить внимание на несколько дополнительных морозных дней, но теперь удлинившиеся ночи стали одним из наблюдений, которые Строитель методично записывал на широком листе. В следующем сезоне холод продлился еще дольше, но был обычной крепости. А перед этим был долгий листопад, как в тот год, когда родился Листопад. Еще сезон спустя холод стал сильнее и тогда пострадала колония пауков. Ночной Шорох рассказывал о сокращении тенёт и отмирании паутины. И вот после этого теплое время продлилось совсем недолго, недостаточно, чтобы успел созреть урожай, а вместо дождей с неба хлынул белый снег и лед, едва не погубившие единственный источник пропитания Талала.
Это, сделал вывод Стебель, было главной бедой прошедшего ледяного сезона. Прежде листья Древа оберегали элифэ от снега, когда его стало слишком много, они не выдержали, согнулись и скинули на землю ледяные потоки. Возможно, укрепив ветви или изменив их положение, можно будет создать более надежный защитный покров?
Оставив идею на другое время, Строитель сосредоточился на окончании своего журнала наблюдений. Последней записью в нем был прошедший сезон. После губительных морозов зарядили длинные теплые ливни, и птица кано была отчетливо видна в небе с солнцем на своих крыльях и нынешний сезон холодов пришел как пять циклов назад, сразу, без постепенного возвращения к норме.
Заполненный журнал Стебель преподнес Яснораде. В нем были перечислены все подробности, которые он сумел вспомнить и о которых спросил у соплеменников, но для своих выводов ему не хватало мудрости, элифэ чувствовал, что есть в происходящем какая-то закономерность, но какова она была?
- Прошу, прими этот дар, - обратился Стебель к Старейшей, - Это не летопись, но наблюдение за сменой сезонов. Возможно, оно пригодится нам однажды.
"Надеюсь, ты сможешь разгадать тайны природы," - хотел добавить элифэ, но не решился. Несмотря то, что формально они теперь были равными, Вьющийся Стебель робел в присутствии Яснорады. Она казалась ему почти листожителем, будто сошла она с кроны Древа на землю, чтобы направлять народ Талала.
Когда за корой жилищ запела веселая капель, настала пора покинуть тень кроны Великого древа и отправиться с поселенцами в Лучистую Долину. Чем дальше отряд уходил от Талала, тем тревожнее становилось Стеблю, особенно когда деревья закончились и над головами элифэ раскинулось ослепительно синее небо, но затем он увидел красоту лугов и беспокойство уступило восторгу. Рассказы поселенцев, казавшиеся небылицами, оказались правдой. Долина была прекрасной. Звонко бегущая вода огибала сочные зеленые травы, нога утопала в рыхлой земле, в которую, казалось, воткни палку, и она зацветет.
Последнее, впрочем, предстояло проверить, ведь не для праздного любопытства пришел Вьющийся Стебель в Долину, а помочь поселенцам обустроить поля. Прежде чем сажать, нужно было отыскать подходящее место для посева. Сгата росла в тени, наслаждалась прохладой, Долина же была открыта и по летней жаре листья могут начать вянуть. К тому же, рядом вода и земля, мягкая, податливая, но коварная. Высади кусты там, где слишком сыро, и они загниют.
Недели ушли на выбор места. День за днем ходил Стебель по долине, садился в густой траве, запускал руки в землю, поднимал голову и, щурясь, смотрел на солнце. Советовался с Яснорадой о том, как можно подсушить почву. Вместе с ней и Ночным Шорохом гадал на самый урожайный край долины. Наконец, старейшины приняли решение, отметили деревянными колышками будущее поле, и началась настоящая работа.
В начале сезона поселенцам пришлось заняться восстановлением жилищ, которые сильно пострадали за сезон холодов. Где-то дерево отсырело и начало гнить. Где-то хижины обвалились, как догадался, строитель, под весом снега. Где-то устроили себе гнезда неизвестные зверьки с длинными пушистыми хвостами и нужно было чистить хижины от последствий зимовки. К тому моменту, как старейшины закончили поиски, элифэ уже закончили подновлять жилища и стали уходить в леса на сбор трав и ягод, а оставшихся Вьющийся Стебель взял себе в помощь. Сначала они разметили ряды под кусты, затем стали очищать место от камней, пней да торчащих корней. Это было монотонное и тяжелое занятие. Пройти по полю, отыскать помехи, оттащить их. Для того, чтобы свернуть особенно крупный камень, требовалось не менее трех элифэ, а то и больше.
Строители работали под палящим солнцем, иногда прерываясь на отдых, во время которого они обедали принесенными собирателями фруктами. Сезон был изобильным, племя собирало гораздо больше припасов, чем было нужно для выживания, и работники могли позволить себе не экономить. Иногда у них появлялись остатки, которые они скармливали леатам или просто забывали.
Однажды, отчаявшись свернуть особенно крупный валун с места, элифэ сели отдохнуть. До обеда оставалось еще два или три шага солнца, и проголодавшийся Вьющийся Стебель нашел пригоршню сладкий ягод, которые работники оставили на камне несколько дней назад. Ягоды засохли под солнцем, но другой еды не было, и строитель решил попробовать одну. Ягода оказалась вязкой, но не испорченной, а даже как будто более сладкой, чем свежая. А если размочить в воде, то даже и не сильно отличающейся по вкусу от обычной. И ведь не сгнили, не испортились, как обычно бывало с оставленной едой.
- А что если с камнем как с землянником? - Предложил Сухой Полоз, полакомившись сушеными ягодами, которыми Стебель поделился с помощниками.
Землянники, кругловатые грибы, которые элифэ нашли прошлым сезоном, прятались под землей (откуда и поло название), а над поверхностью показывали только край шляпки. Кожица на ней была очень тонкой и если вытаскивать гриб из земли пальцами, то можно было легко его повредить. Чтобы сохранить шляпку, собиратели придумали поддевать гриб ножом или палкой и выталкивать его на поверхность.
Поразмыслили-поразмыслили, да так и сделали. Несколько палок сломалось, не выдержав напряжения, но затем Вьющийся Стебель отыскал достаточно толстую ветвь, элифэ воткнули ее в землю под камнем, надавили что было мочи, и дело пошло. Вывернули первый камень, вытолкали его за поле, принялись за другой, потом за следующий и за следующий.
К исходу теплого сезона расчистка была завершена. Дальше нужно было поднять землю и замешать ее с перегноем - уже давно пахари Талала приметили, что на гнилой траве быстрее пробиваются новые ростки - но небо уже начало проливаться слезами, и работы отложили до следующего тепла.
Закончив работы, Вьющийся Стебель вернулся обратно к древу Талала, но, как не рад он был увидеть родной дом, надолго у корней не стал. Он продолжил путь туда, где заходит Солнце, в земли, которые когда-то населяли пауки. Стебель, конечно же, уже слышал рассказ Ночного Шороха, но хотел посмотреть на то, что осталось от воинственного племени собственными глазами.
Осторожно ступал элифэ, чтобы не нарушить покой леса. Поднимался на ветви и по ним обходил открытые места. Останавливался, замирал, вслушиваясь в окружающий лес. Но опасности не было. Если шаманки действительно выжили, то оставили колонию. Осмелев, Вьющийся Стебель забрел в покрытые умирающей паутиной долы, узрев своими глазами то, о чем рассказывал Шорох. Страшное зрелище. Тем, что такая же судьба могла постичь народ Талала, если бы они не были достаточно усердны. Мрачное напоминание, что никогда нельзя ослаблять бдительности или работать спустя рукава.
Но не любопытство привело Стебля в мертвый лес. Он хотел проверить наблюдение, которое сделал в летнюю пору. Тогда он увидел, как молодая цикада, спрятавшись под длинным листом, вылезает из своей кожи, оставляя ее позади, и улетает с новым блестящим хитиновым панцирем. Покинутая скорлупа была жесткой, она начала каменеть и через некоторое время рассыпалась. Но прежде она походила ощущением на хитиновые инструменты, которыми пользовались теперь элифэ. Значит, и пауки скидывали свои панцири? Зачем им могло такое понадобиться?
Врожденная осторожность народа Талала позволила Вьющемуся Стеблю наблюдать за поведением мелких созданий, за тем, как они меняются за теплый период. Многие из них многократно менялись, бросали старую оболочку и обрастали новой. Иногда у них появлялись новые черты, даже дополнительные конечности! Иногда они просто немного меняли форму. Возможно, они просто хотели измениться и менялись, но элифэ сомневался в этом. Насекомые не могли назвать свое имя, значит, у них не было разума. Было что-то другое.
Это другое Вьющийся Стебель и хотел найти в долине пауков. Тела погибших давно закостенели, стали жесткими, но довольно прочными - пытаясь отпилить мандибулу, элифэ едва не сломал свой нож. Не имея возможности наблюдать за живым молодым пауком, строитель стал изучать гнезда. Он не рассчитывал на удачу найти хотя бы одно нетронутое, хотя и решил проверить, на всякий случай, но в первую очередь его интересовали внутренности коконов. Как росли маленькие убийцы? Как менялись? Один из коконов, укрытый кладкой засохших яиц, был достаточно свежим и в нем Вьющийся Стебель нашел загустевшие остатки белесой жидкости, по цвету напоминавшей прозрачный панцирь цикады, за которой он подглядывал раньше. И оставленные панцири тоже были влажными внутри. Тогда элифэ решил, что это кровь насекомых, но теперь понял, что не видел на их панцире никаких ран. Может, в этой жидкости и крылся ответ?
Вернувшись из мертвой долины, Вьющийся Стебель начал собирать разные жидкости, которые знал народ Талала. Древесный сок, смолу, соки фруктов, все, что мог найти, и вымачивал в них кусочки хитина, которые откалывались от инструментов.
- Я подумал, - поделился строитель своими наблюдениями с другими старейшинами, - пауки рождаются одинаковыми. В коконах у них мягкий панцирь, они подвижные и быстрые. Затем они растут, их панцирь костенеет. Некоторые становятся воинами, их панцирь меняется. Они бросают старый и выращивают новый. Старый - жесткий. А новый мягкий, но более прочный. Если я найду как они это делали, у нас будут более прочные инструменты!
А затем внимание Вьющегося Стебля заняли заботы о подготовке к зиме. Много еды собрали элифэ, но знали, что много ее погибнет, испортится за долгий сезон холода. Тогда строитель вспомнил про ягоды, что они ели летом, и предложил сушить еду. Солнца уже не было, но как промокшие дети Талала сошли вокруг огня, так может и еду можно высушить на нем?
- Нельзя позволить еде пропасть! - обратился Вьющийся Стебель к соплеменникам, - Никто не знает, когда большой холод вернется. Мы должны быть готовы, у нас должны быть запасы, которых хватит на долгое время. Давайте сушить еду летом, а зимой - замораживать. В горшках ее можно ставить за порог и позволять льду сберечь свежесть.
-
Очень много интересных и хорошо изложенных идей, которые приятно будет резолвить.
-
Обстоятельно подошел, ничего не скажешь
-
Несмотря то, что формально они теперь были равными, Вьющийся Стебель робел в присутствии Яснорады. Она казалась ему почти листожителем, будто сошла она с кроны Древа на землю, чтобы направлять народ Талала.А если серьёзно, то очень могучая заявка. И продвигаешь полезные идеи!
|
На слова о Гильде Дина лишь смиренно вздохнула, слегка улыбаясь:
- Мама такая Мама - все время говорит нам, что мы взрослые девочки и должны сами устраивать свои дела, но не может не проявить "заботу" в самый неподходящий момент. К этому надо просто привыкнуть...
Но, слушая Ясену дальше, лесорубка все больше серьезнеет, и по ее лицу становится легко прочитать целый спектр эмоций: ей отчаянно хочется отговорить подругу от затеи с походом в лес, прямо в пасть к чудовищу, однако... тут она преодолевает себя, ободряюще сжимая ладонь любовницы:
- Знаешь, Яс, я бы сейчас попросилась пойти туда, в лес с тобой, чтобы помочь. Но... понятно, что я буду только обузой, бесполезным балластом, а твои подруги лишь напрасно станут тратить на меня целебные заклинания. Это ваше дело - твое и твоих соратниц. И я верю в то, что у тебя все получится, и ты вернешься домой победительницей. Моя бабушка... у нее было что-то вроде дара прорицания, и мне кажется, я его в какой-то мере унаследовала - я часто чувствую будущую беду. А вот за тебя я не боюсь, ибо ЗНАЮ, что Богини сохранят тебя и помогут исполнить твой долг.
Верила ли Дина в то, о чем говорила сейчас? Это было неважно. Важна была та забота, с которой она хотела оградить свою любимую от своих собственных страхов и переживаний...
***
Когда Ясена была маленькой, она очень любила наблюдать за тем, как ухаживает за своим оружием и экипировкой мама Андреа. Храмовница Рамоны в эти годы не так уж часто бывала дома, разъезжая с поручениями по всему Куполу и Закуполью, так что дни и часы, которые она могла посвятить семье, были для будущей бардессы особенно радостными. Шестилетняя девочка садилась рядом с мамой на лавку, болтая ногами, и внимательно следила, как рамонитка правит лезвия клинков, пробуя их на остроту большим пальцем. Разумеется, малышке было строго запрещено трогать оружие, однако однажды, когда Андреа срочно вызвала вестовая из Храма, та допустила оплошность, забыв на столе кинжал. И мама Лея, занятая по хозяйству, тоже вовремя этого не заметила, так что у Ясеночки появилась возможность исследовать клинок и лично проверить, хорошо ли его наточила храмовница...
Разумеется, все закончилось тем, что она распорола подушечку большого пальца, и от страха и обилия крови разревелась. Вбежавшая в комнату Лея, после того, как перевязала дочку, сразу же повела ее к знакомой служительнице Аэлис, и имела с ней довольно долгий разговор, прежде чем та согласилась потратить божественную силу на то, чтобы полностью заживить неопасную ранку, не оставив даже рубца. А затем, убедившись, что все следы происшествия в доме убраны, мама Лея, посадив Ясену на колено, попросила ее: "Давай ничего не будем говорить Андреа? Пусть это останется нашим секретом, да, дочь?"
Разумеется, Яс сохранила эту тайну, однако храмовница определенно что-то поняла - неделю спустя она все-таки дала удовлетворение любопытству малышки, разрешив той под бдительным присмотром изучить и потрогать свое оружие и амуницию, объясняя предназначение незнакомых вещей. Вряд ли обе родительницы Ясены в те дни подозревали, что клинки останутся любимыми игрушками их дочери и много лет спустя после ее вступления во взрослую жизнь.
Каждая девочка, рожденная под Куполом, естественным образом черпает представления о любви из отношений своих мам. В отношениях Леи и Андреа главным, определяющим чувством было взаимное стремление защитить, уберечь возлюбленную от всего плохого, от всего причиняющего боль - даже если речь шла о той оплошности, что привела к порезанному пальчику дочери. И именно это стремление бардесса сейчас столь отчетливо прозревала в словах и выражении лица Дины - и в поступках тоже: ведь первое, о чем позаботилась вырванная из лап смерти лесорубка - это прикрыть ее, Ясену, от новой волны кровожадных хищников.
***
Положив руку на шею подруге, Дина, вопреки ожиданиям бардессы, притянула ее не в поисках поцелуя - она просто ткнулась лбом в лоб Ясены:
- Когда ты вернешься - у тебя будет время решить, нужна ли я тебе, милая. Но мне в любом случае радостно от того, что такая девушка как ты - прекрасная и отважная, будто из книжки про старые времена - есть на свете, что ты делила со мной стол и постель, и что в эти минуты тебе иногда даже было весело. Я... я не очень хорошо умею говорить о таких делах, так что извини, если где-то тебя обидела. Не знаю, что еще можно добавить.
Добавить, наверное, можно было многое, но неловкая улыбка Дины в сочетании с блеском в уголках глаз говорили гораздо больше любых слов.
***
Как ни прислушивалась стоящая на страже лагеря Эйпадия - никаких звуков возвращающейся стаи ей уловить не удавалось. Что было по-своему хорошо - значит, ломанули они на полной скорости в направлении, строго противоположном лагерю, который, к слову, начал наконец сворачиваться - все-таки бестолковые дурехи вняли голосу разума. Тут одна из чернокожих близняшек - то ли та, которая гнала на следопытку, то ли вторая, поди их разбери, встала со своим жалким подобием лука футах в пятнадцати от Эйпадии, демонстративно наложив стрелу на тетиву и столь же демонстративно воротя морду от воительницы. Такая прикроет, как же - скорее стрелу в жопу и в самом деле загонит, видела лучница "мастерство" этих близняшек... Алира и Клио в меру своих сил и разумения помогали со сборами в лагере, пока Гильда вела какие-то приватные переговоры с бардессой, а затем уже бардесса опять беседовала с исцеленной лесорубкой. Что за "дела" у них были - догадаться легко, иногда складывается впечатление, что у учениц Анаэрины других дел и не бывает. Набрав из открытой бочки с водой ведерко, Алира затушила с позволения лесорубок костер, и, прочихавшись от шибанувшей в лицо волны дыма и пара, вдруг увидела на одном из двух больших бревен, уложенных возле костра, очень старую зарубку, которая сразу же заставила всплыть в памяти рассказ Мариэлы о погибшей полвека назад охотничьей партии. Стало быть, их путь начинался именно здесь, и другие отметки должны быть сравнительно недалеко - не с их ли поиска рекомендовала начать разведку командующая? Однако размышления наблюдательной друидки прервала вернувшаяся Гильда, обратившаяся ко трем из четырех слышащих ее охотниц: - Ладно, сестренки, мы-то сваливаем, а что насчет вас? Не хочу никого учить, но вы видели, сколько там зверья-то? Туда не четверых надо посылать, а роту минимум, с магической поддержкой, ясное дело. Мне кажется, ваше начальство здорово попутало, как и наше - так что, может, пошли с нами? Вам наверняка тоже есть кому задницу надрать за такую-то подставу.
|
— Ой, да ладно тебе! Вы сами не промах, вон как храбро сражались! Так что даже не знаю, кто кого бы ещё сожрал- Это Мама все - она у нас прирожденная командующая. Ей бы ротой в Старой Крепости рулить, не меньше, только она военных не очень любит... и теперь, похоже, будет любить еще меньше... *** - Ну, приятно познакомиться, - слегка усмехается Гильда, умело располовинивая бинт и затягивая узел на противоположной от раны стороне ноги. Базовая медицинская подготовка у нее, как могла оценить Клио, была вполне на уровне. - Ладно, уговорила, жрица, куда ж я поперек слов аэлиситки что-то буду делать? Артель, слушай мою команду - сворачиваемся к дэвам и ходу отсюда! Милана, Инга - запрягайте вола! Остальные - снимаете палатки. Костер тушите в последнюю очередь, и топоры далеко не убирайте - пес их знает, этих серых. Лила - с луком иди стереги проход, почему там только эта... Эйп... ну вы поняли, короче. И бодрее давайте - мне не терпится кое-кого взять за челку да по столу повозить за такую подставу. По команде лесорубки начали споро сворачивать лагерь, и в это время Гильда, наконец, обратила внимание на воркующих в сторонке Дину и Ясену. Подойдя к сидящей на бревне названой дочери, она положила ей руки на плечи, спросив озабоченно: - Как у тебя дела, Дин? Нормально? - Да все отлично, Мам, вон, погляди - даже следов почти не осталось, - встрепенувшаяся лесорубка хотела задрать безрукавку и продемонстрировать чудеса целительной магии Клио и Алиры, но Гильда остановила ее: - Верю, верю - тем более за тебя есть кому беспокоиться, - обернувшись к жрице и друидке, она с искренней благодарностью сказала: - Спасибо, сестрички, и извините, если я резковато говорила - без крепкого словца иное дерево и не свалишь, - и затем повернулась обратно к бардессе. - Отойдем на пару слов, красавица? *** Чуть в стороне от чужих ушей Гильда, наконец, высказалась и по вопросу, который, казалось бы, должен ее сейчас волновать меньше всего:
- Вот что, Ясена, ты прости моих бестолковок за косые взгляды. Сама видишь - росту у всех под шесть футов, а ума - как у шестилеток. Оставь таких на полчаса - так они мигом расползутся по окрестностям крестьянок охмурять и вино с веселыми грибочками добывать... Дина среди них самая большая умничка - лет через пять, когда у меня спину окончательно переклинит, буду ее двигать в Старшие этой банды. Так вот, я чего сказать хотела? Девочка она очень душевная, все воспринимает всерьез, даже себе во вред, бывает. Я на вас посмотрела со стороны - и вижу, ты тоже вроде не вертихвостка. Так что - не обижай ее, ладно? Иначе я тоже себя почувствую обиженной, а это тебе не понравится, уж будь уверена. Я ей не родная мать, это да. Вот только... одна из ее матерей умерла у меня на руках, в северных буревалах, с переломанным позвоночником и пробитой грудью, а вторая... вторая уже давно превратилась в тень самой себя, и обретается в богадельне при храме Аэлис... Так что, если ты с ней хочешь быть всерьез - вся артель тебя примет и полюбит как родную, это я тебе обещаю. Если же нет... лучше отступись прямо сейчас, правда.
-
высказалась и по вопросу, который, казалось бы, должен ее сейчас волновать меньше всего Ну вот и волновал бы как-нибудь потом! Чё это она))
|
|
-
Многим позже, почти неделю спустя, глазам Ночного Шороха открылось ужасное откровение: огромная куча паучьих останков. В основании алтаря смерти лежал молодняк – его съели первым, оставив лишь мягкие хитиновые панцири. Пауки-прядильщики, рабочие, были съедены следом. На вершине горы был водружен хитин двух пауков-меченосцев – всё, что осталось от паучьего воинства
Farewell
-
– «Пагубное пристрастие – галлюциногены» (Молодой Ясень); Здорово, что не только результаты действий имеют значения, но и выбираемый путь к этим результатам изменяет персонажей и события
-
Про пауков очень хорошо получилось. И перк шамана забавный ;р
-
Про пауков - сильно. И за обсчет спасибо, особенно за апгрейды оружия.
|
|
Вьющий Стебель был горд приглашением в совет. Как иначе, если мудрейшие из племени решают, что ты достоин быть одним из них. Но не тщеславие двигало элифэ, не стремление к признанию, а память. Он был последним из своего рода, в его сердце жили тени родителей и брата. Когда Стебля не станет, не станет и их. Но если его имя сохранится в летописи племени, то и они будут жить вместе с ним. Каждый, кто услышит сказание о Вьющемся Стебле, старейшины народа Талала, вспомнит Синее Небо, Желтого Листа и Цветущую Ветвь.
Прежде всего остального нужно было оправдать оказанное доверие, чтобы не усомнились старейшины в своем выборе, чтобы не посчитали напрасным свое доверие. Смотри, слушай, запоминай. Не спеши с речами, пусть говорят более опытные и знающие. Кто ты рядом с Яснорадой, что помнит первые шаги народа Талала? Как завелось, Стебель сидел с краю и следил за разговорами советников, кивал их решениям и глядел куда-то в сторону. Лишь когда обратились они к нему напрямую, нарушил молчание.
- Мудрая Яснорада, - обратился элифэ к старейшине, лишь вскользь посмотрев на нее, а после остановив взгляд поверх ее плеча, будто глядел за спину, - Ты помнишь каждое возвращение птицы кано, все они вплетены в летопись племени. Что было прежде, чего не стало теперь? Если мы увидим похожие знаки, то будем знать, что холод снова будет долгим. Или сможем исправить то, что испортилось и вернуть короткий лед.
Рана утраты была свежа на душе Стебля. Война с паучьим племенем унесла жизни лучших Талала, но обошла стороной большую часть племени. Голод же не щадил никого и прошедшими морозами каждая семья потеряла близких. Этот враг был опаснее самых острых мечей, он входил в каждый дом и его невозможно было победить раз и навсегда. Нужно было сделать так, чтобы элифэ не пришлось жертвовать собой каждый сезон.
- Я найду способ сохранить наши поля, - пообещал Стебель. Больше ему нечего было добавить, он снова умолк и при первой же возможности ушел в лес.
Снова элифэ наблюдал, на этот раз за Ночным шорохом, который примерял разные ветви к кустам сгаты. Прошла неделя, прежде чем строитель подошел к нему и заговорил:
- Можно сделать то, что ты хочешь. Надо взять длинные ветви и связать их нитями нётэ. С одного конца в узел, с другого свободно. Получится широкая крона и ей накроем куст.
Придумав способ, новоиспеченный старейшина уселся рядом с охапкой веток и принялся выбирать из кучи палки подходящей длины. Выбрав шесть подходящей длины, Стебель воткнул их с разных сторон куста, сжал ладонью концы и быстро обмотал их нитью. Сделав задуманное, элифэ отпустил ветки и отступил назад. Будет держаться или нет? Нить выдержала, но вот воткнутые в землю концы начали понемногу разъезжаться в стороны, оставляя за собой тонкие бороздки.
Стебель покачал головой. Долго так крылья не простоят. Но как их задержать? Не подпирать же каждую ветку камнем, не напасешься. А что если они сами себя держать будут, как будто за руки взявшись? Точно, вот оно! Элифэ взял вторую нить и обвязал ею ветки у широкого основания конструкции. Затем пустил еще одну опоясывающую нить посередине. Получилось так, что ветки хотели разбежаться, но каждая тянула в свою сторону и в итоге ни одна не двигалась. Нётэ держалась крепко.
- Сплетем такой для каждого куста. Если бережно сделать, они прослужат много сезонов.
Найти подходящие ветви, не тревожа деревья, было непростой задачей, но у Стебля было время до прихода льда и помощники из числа Талала, которые не ушли к Лучистой долине. Он ходил по рощам, собирая хворост, и размышлял о том, чем укрыть кусты поверх каркаса. Трава и широкие листья великих деревьев гнили, в них заводились жуки, которые подъедали не только перегной, но и ценные ростки сгаты. Это было хорошо для корней и спящих в земле ростков, но плохо для взрослых кустов. Нужно было что-то, что сохранит цвет и остановит снег. Отвергая вариант за вариантом, элифэ продолжал поиски.
-
Хороший старт! И изучил старые материалы, и от себя идею добавил. И даже распределение очков на нужды племени заставило меня пересмотреть свой ход :)
-
Интересно и легко читается, осторожность и внимательность по отношению к канону – просто бальзам на душу. Еще мне нравится, что здесь не только решения, но и описание попутно возникающих проблем: это действительно создает ощущение процесса разработки чего-то, а не просто монотонного движения из пункта А в пункт Б.
-
Отличный почин!
|
В тёплых лучах небесного света грелись воины Талала, совершая обход вдоль примитивных укреплений, проверяя целостность непрочной, но действенной ограды. Каждый думал о своём, но вместе они переживали утрату племени, с грустью вспоминали гибель Могучего Дуба. Красное Древко, неважно дружный с луком мечник элифе, подбадривал словами утешения и ожившая природа, расцветшая нежной порослью, придавала им вес. Ведший воинов Листопад всякий раз останавливался за укреплениями, когда обнаруживал хорошие позиции для залпа из луков. Прицеливаясь в ходе демонстративного обстрела, он вспоминал поведение напавших пауков, проговаривал возможность их сдерживания перед непосредственным столкновением в бою на хитиновых клинках.
На изучение прошлых действий врага отвелось малое время. Внимание Листопада оттесняли иные планы и племя нуждалось в помощи после тяжёлых холодов. Вспоминая обращение старшей советницы, мальчик не забывал про обязанности по сбору трав и фруктов, про предвозвещение об угрозе голода, но вонь и вновь навязчиво, перекрывая прочие мысли, обдумывалось высказанное им на совете:
- Яснодара, Молодой Ясень и Ночной Шорох. Воинов в племени мало, их не достаёт. Надо исправить это и мне нужна ваша помощь в улучшении методов тренировки воинов. Нужна ваша мудрость для всестороннего взгляда, подхода. Ты просишь воинов, Молодой Ясень. Они пойдут с тобой в Лучистую Долину. Но взамен прошу уделить мне время, я хочу привлечь твои познания в волшебстве.
Вернувшись из памяти в настоящее, мальчик убрал лук, предварительно сняв тетиву для дальнейшей сохранности и предотвращения излишнего растяжения древесины и шнура. Воины принялись складывать оружие согласно его примеру, но Листопад прервал их:
- Не спешите. Красное Древко и Затмение, натяните луки и возьмите с собой стрелы. Вы отправитесь в Лучистую долину, сопровождать и охранять переселение племени.
Затмение распустила свои волосы и стянула тетиву обратно, обматывая почти неразличимую верёвочку на конце древка. Не то нахмурившись, не то надувшись, она покосилась в сторону мечника:
- А почему с ним? Вот ещё, присматривать там одной за его несуразностью.
Красное Древко от удивлённого возмущения выронил лук, ослабленная тетива с которого, выпрыгнув от случайного натяжения из-за удара об землю, тут же слетела и затерялась в кустах. Поправив повязь с мечом, он подобрал брошенное оружие и полез в заросль.
- Ну даёшь, Затмение! Подначиваешь меня нежданно, вот и случаются неудачи! И почему мы переселяемся? Мне нравится и под Великом Древом, зачем нам уходить?
Лесной Ливень, подошёл к кустам оттащил от них Красное Древко и вручил ему тетиву, висевшую сверху на веточках:
- Племя растёт и всем под одним древом не ужиться, каким бы оно не было великим. А я с Листопадом останусь здесь, будем помогать братьям и сёстрам оправляться после холодов.
Красное Древко, почесав голову, благодарно кивнул соратнику. Вскоре мечник и лучница собрались, приготовившись и взяв с собой всё необходимое для похода. Лесной Ливень попрощался с воинами:
- В добрый путь.
Листопад слегка насуплено кивнул двоим вслед. Он думал о том, как отвлечётся на сбор растений для пропитания племени, как будет с нетерпением ждать возвращения Ночного Шороха с разведки. Он жаждал разузнать про пауков и выступить против них при первой возможности.
|
|
|
|
-
Холода, что теплое Солнце вновь изгнало из Великого Леса, были жестоки, но Талала сумели их вынести
Хорошо написано. И применимо к отдельным моментам IRL сейчас, прям в тему
-
Большой труд!
|
|
|
|
-
Бедолага! Аугн не может себе обувь новую позволить и при этом отдал последние деньги мне на арбалет))) Как теперь жить с этим?
-
Мальчишка явно не в своей компании:(
-
Хорошее представление персонажа, со всеми эти деталями!
|
|
После властной команды Гильды лагерь немедленно зашевелился: две ближайшие к волу девицы тут же подхватили его за налыгач, оттаскивая подальше от грозящей опасности. Озадаченное животное, не привыкшее к суете и беготне, тревожно замычало, не слишком понимая, что происходит и почему его пытаются заставить скакать молодым бычком, так что процесс спасения скотины от волчьих зубов проходил не слишком быстро. Чернокожие близняшки, кажется, первыми сообразили, что от них требуется, метнувшись к своей сваленной под палаткой поклаже, и вот уже Дила передает Лиле ее лук, одновременно накладывая стрелу на тетиву своего. Луки сестер явно не самые дальнобойные - из таких разве что мелкого зверя сшибать, зато у Гильды арбалет знатный, со специальным воротом, которым надо натягивать тетиву. Такая штука опасна и для медведя - если, конечно, иметь глупость ходить на медведя с арбалетом. Собственно, эти арсенал дальнобойного оружия лесорубок и исчерпывается, о чем Гильда сейчас определенно крепко досадует.
Остальная часть артели скопилась вокруг костра, разбирая подходящие палки: к счастью, опытные работницы не стали использовать в качестве топлива для костра свежесрубленные деревья, озаботившись сбором валежника, поэтому сунутые в костер сучья и ветки загорались практически моментально. Некоторые извлекали из-за пояса топоры, однако большинство, кажется, не верило, что даже матерые людоеды сунутся близко к огню. Это противоречило всему их опыту общения с диким зверьем, и опыт этот, как с готовностью подтвердила бы Эйпадия, мог сыграть с ними очень злую шутку.
Больше всех в этот критический момент растерялась, кажется, Дина, впрочем, тут сыграла роль и реакция Ясены на происходящее. Бардесса устремилась вперед, доставая свой ручной арбалет, и заняла позицию между бочкой с водой и полураскрытым мешком пшена. Пожалуй, веди она полноценный бой с двуногими, это укрытие давало бы определенные выгоды, однако в сражении со зверьем, не имеющим иного оружия помимо зубов, это явно не имело значения... Высматривая приближающихся серых, он почувствовала, подобно остальным свои компаньонкам, прилив бодрости: это жрица Аэлис благословляла сестер по оружию...
Вскоре уже все защитницы лагеря услышали шум пробирающейся сквозь чащу стаи, а затем и увидели зверье. От одного вида целеустремленно бегущих вперед серых становилось понятно: этих вряд ли напугаешь стандартными людскими приемами. Даже совсем оголодавшие волки, как правило, нападают лишь на одиноких, заблудившихся и раненых людей. Атаковать полную здоровых и сильных женщин стоянку, пахнущую огнем и железом - на такое безумие хищников способна подвигнуть лишь чужая злая воля, или бешенство, конечно. Но бешеные животные не бегут столь организованно и слаженно на своего врага, и за бешеным волком не станет следить из зарослей, будто генерал на поле боя, вожак размером с того самого уводимого в тыл парой лесорубок вола. Лютоволк, к слову, совершенно не спешил лично вступать в бой, предпочитая оставаться вдали под защитой деревьев.
Очнувшаяся Дина, поняв вдруг, что ее любовнице и чернокожим подружкам, встречающим зверье лицом с дальнобойным оружием в руках, грозит нешуточная опасность, устремилась вперед, к бревну, в которое был воткнут ее топор, и, извлекши свое орудие труда из коряги, встала рядом с бардессой, занося его над головой, приготовившись встретить добрым ударом первую же тварь, что посмеет тронуть ее подругу...
- Я здесь! - взволнованно сказала она, упираясь ногой в бревно. - Я прикрою, Яс, я с тобой!
Определенно, лесорубка больше подбадривала сама себя, чем любовницу: шестерка волков, бежавших вдоль просеки, вырвалась вперед, пока их товарищи на флангах приотстали, пробираясь через заросли. Это давало защитницам лагеря некоторое стратегическое преимущество, позволяя бить зверье по частям, однако для стоящих в первой линии этого спонтанно образовавшегося фронта девушек положение оказывалось крайне опасным.
|
"Теперь в Совете останется только одна элифэ из числа первых", - думал Шорох, рассеянно вертя в руках Первый клинок. Уже давно он выцарапал на нем острым камнем имена тех, кто отдал свою жизнь в первом бою с пауками. Тусклый свет догорающего костра высвечивал знаки имен: "Острая листва". Неуклюжий первый лук в девичьих руках - и одинокий Танец смерти. "Старый Ясень". Жилистые узловатые руки, перебирающие кровавые внутренности зверя, - и клок седой бороды на фоне бушующего пламени Стены Огня. "Липовая Маска". "Что сели, лодыри!" - и стремительный полет темной фигуры с копьем в руках на паука-меченосца. "Шелестящий Ветер". Рука, тренькающая на самодельной арфе - и та же рука, выпускающая стрелу в сторону паучьих морд. "Синее Небо". Язык, слизывающий кровь от ран после тренировки, - и простенькое копье, падающее из мертвой руки.
Он положил Первый Клинок на место, у своей лежанки. Когда-нибудь им будет владеть тот, кто не помнит лиц этих элифэ. Пусть же он знает, что когда-то Талала не боялись выходить на врага с голыми руками и острыми палками.
И теперь Дуб. Все было не зря.
Шорох погасил огонь и улегся. Сон не шел. Через деревянную стенку жилища разведчик слышал глуховатые скрежещущие звуки - это Яснорада растирала между камнями кору Древа, которую она набрала днем. Она собиралась как-то приготовить эту кору для еды. Шорох пока не понимал как это возможно, но если дело дошло до голода в племени - сгодятся все средства. Древо дало им убежище - оно же, быть может, даст им и еду. Жаль, не сезон для листьев, а то бы попробовали готовить и листья. Тут Шорох вспомнил, как в сезон дождей из трещин и сломанных веток Древа порой текла чуть мутноватая жидкость, которая загустевала на воздухе и которую иногда собирали муравьи. Такие же потеки он видел и на других деревьях. А что, если после холодов попробовать собрать немного этого древесного сока на еду? Конечно, одной только этой жидкостью сыт не будешь, но раз уж дело дошло до скобления коры, то любая прибавка может спасти чью-то жизнь...
Холодное утро застало его уже на ногах. Дел было много. Орудуя двумя палками, Шорох выкатывал наружу горячие камни из очагов. Вскоре образовалась тропка голой земли, ведущая к полям. Увидев, как быстро эта тропка покрывалась инеем на морозе, разведчик вполголоса выругался и стал выкладывать по тропе сухую дорожку из старых листьев, прутьев и трухи от травяных лежанок.
Шаман тем временем сооружал какую-то странную конструкцию из веток, на которую тут же примостились десяток леатов, намертво вцепившихся в нее лапками. Увидев, как Ясень несколько раз примерял на себя эту сетку, разведчик сразу все понял. Он принялся успокаивать тех зверьков, которые, сидя на сетке, нервно попискивали и крутили головами по сторонам.
Первые работники побежали по тропе к полям. В воздухе замелькали хитиновые клинки и связанные пучки веток, отбрасывавшие снег из-под ледяной корки над кустиками сгаты. Ночной Шорох, дождавшись своей очереди, тоже выбежал наружу и, чуть не поскользнувшись на сырых прошлогодних листьях на очищенном участке, подхватил заготовленные пучки. Снег летел из-под его рук в разные стороны. Сменившись несколько раз, Шорох стал думать, что опять проделывать в следующий холодный сезон такую тяжелую работу было бы глупо. Например, он сам при постройке укреплений вокруг древа специально присыпал корни своих саженцев сухой травой и листьями. Наеврняка стоит каждый год перед сезоном холодов проводить такую работу и над полями сгаты. Конечно, кустарники так просто листьями не засыплешь - нужно хотя бы навтыкать в ряды небольших прутьев, чтобы удерживали насыпаемый покров. А после холодов все это нужно будет убрать. Работы, конечно, немало, но если собраться всем племенем, используя последние теплые деньки... И в любом случае это проще, чем заниматься спасением кустов зимой.
- Тридцать! - прокричал дежурный в дверях. Работающий на поле элифэ бросил клинок и побежал ко входу, паря дыханием. Внутри его уже ждал Шорох, вместе они переложили накидку из леатов на тело разведчика, и тот торопливо зашагал к месту работ, стараясь не поскользнуться на тропе.
-
Нашими стараниями элифэ будут помнить предков и героев веками :)
-
Помните!
-
Хороший пост. Мне нравится, как детально ты представляешь себе окружение и взаимодействуешь с ним в тексте.
|
|
|
|
-
Сразу видно, что мутный дядька ))
-
Замечательный, нетипичный персонаж выходит!
|
|
|
-
Да здравствует ковер! ))
-
Ковровый монстрэ!
|
|
Провожаемая пристальными взглядами близняшек-болтушек и недоуменным - Гильды, Ясена приближается к Дине, чья улыбка с каждым ее шагом вперед все больше теплеет. Руки бардессы как-то сами собой оказываются в ладонях лесорубки, пальцы нащупывают уже ставшие родными характерные мозоли от топора. Мир вокруг словно замирает, когда две красивые рослые девушки встречаются глазами...
- Привет еще раз, - полушепотом говорит Дина, а затем по ее лицу словно пробегает тень. - Откуда ты здесь? Ты же говорила, что работаешь в музее?
Девушка пытается сохранить благожелательную интонацию, но в словах ее проскальзывает нечто похожее на подозрение. У бардесс в силу специфики их работы очень развита система защиты своих от нежелательных поклонниц. "Бродячую", в случае, если ее любовные дела приводят к проблемам, сразу же перебрасывают на противоположную сторону Закуполья, старательно пряча от источника тех самых проблем. С теми, что работают в учреждениях, бывает сложнее, но при визите на работу излишне назойливой сестрички оборонять тебя дружно встанут все коллеги. Образ Ясены сейчас совершенно не соответствовал тому, что она мельком рассказала о своем роде занятий при знакомстве, и, наверное, со стороны Дины мнительность по поводу того, не обманула ли ее бардесса, решив исчезнуть после первого свидания и дав ложные контакты, была пусть и несправедливой, но вполне понятной.
Когда пальцы девушек соприкоснулись, Ясена почувствовала сильный порыв обнять Дину. Но его пришлось сдерживать, и девушка просто чуть сильнее сжала ладонь любовницы. — Привет, – голос бардессы был мил, но слова Дины задели девушку. Вопрос был простой и очевидный, но высказанные сомнения вот так сразу в лоб никому не нравятся. Можно встать на сторону Дины и понять её, что она всего лишь хочет определенности. А можно было спросить более тактично. Но Ясену, в отличие от лесорубки, обучали подобным вещам. Так что бардесса отнесла это к незначительному недостатку любовницы, ведь все сёстры, кроме богинь, не идеальны. Закрыв для себя тем самым вопрос, Ясена искреннее и тепло продолжила. — Я вызвалась доброволицей на охоту за косматым ликантропом, представляешь! – не без гордости ответила девушка, слегка приукрашивая факты, — Музейное оружие из серебра. Бардесса в очередной раз указала на серебряный церемониальный топорик на поясе. Всё же ему нашлось неожиданное применение – быть подтверждением её слов. Ясена обернулась, чтобы проверить своих спутниц по заданию. Театрально пожав плечами, вроде как справляются, девушка вновь повернулась к Дине и сменила тему, посчитав, что прежний вопрос закрыт. — Я очень рада тебя видеть! По правде говоря, я не ожидала встретиться, хотя теперь картинка довольно очевидна. Но не поспешили ли с прокладыванием дороги? На опушке ещё ладно, но как я поняла, чем дальше, тем опаснее. А "очищение леса" только предстоит. И, возможно, это работа не на одни сутки. На самом деле, Ясена совсем не представляла, с какой скоростью лесорубки будут прокладывать дорогу. Может это занимает очень много времени, поэтому так рано их сюда и послали. А если маленький отряд сестёр не убьёт ликантропа, а только разведает обстановку, а уже завтра лесорубки продвинутся настолько далеко, что громкими ударами топоров навлекут на себя беду? Свои переживания бардесса не скрывала. Тем более, что опасаться за жизни лесорубок и опасаться за жизнь лесорубок, когда одна из них твоя любовница, это совершенно разные вещи.
***
Вежливо выслушав слова жрицы Аэлис, Гильда уже собиралась задать очевидный вопрос по поводу странного поведения Ясены и Дины - кажется, она одна во всем лагере пока была не в курсе их отношений - однако реплика Эйпадии стерла с ее лица благожелательное выражение. От командного тона следопытки чернокожие близняшки сразу же покинули свои пеньки, вставая по бокам от своей старшей и делая картину нависающей над низкорослой лучницей массивной лесорубки еще более внушительной. Извлекши свою руку из ладони Эйпадии, Гильда заткнула большие пальцы за пояс, еще раз осмотрела вооруженных девушек с ног до головы, и спросила:
- Так. Значит, раз вы не из штаба, не от Тельмы - тогда кто вы вообще такие и что делаете на моей делянке? - ударение на слове "моей", очевидно, должно было продемонстрировать, кто, собственно, здесь хозяйка, и кому решать, сворачивать ли работы на опушке или нет.
Как по сигналу, после слов старшей артели, реагируя скорее на интонацию, к месту разговора стали подтягиваться заинтересованные лесорубки. Эйпадия только сейчас осознала, насколько абсурдной была идея мобилизовать кого-то из вольных артельщиц, с тем весьма непрочным авторитетом, что имела под Куполом Старая Крепость до вчерашнего нападения. Клио же почувствовала, что ее медальон аэлиситки - единственное, что удержало Гильду от того, чтобы послать наглую лучницу в путешествие к таким местам, которые не обозначены ни на одной известной карте.
И еще одно вспомнила следопытка: "мамами" в Старой Крепости называли командующих, пользующихся совершенно безоговорочным авторитетом. Чтобы Старшую так именовал за глаза личный состав - ей недостаточно быть просто грамотной и уважаемой взводной или ротной - надо реально быть готовой за своих вышибать лбом двери любых штабов и канцелярий, стоять горой за каждую вверенную тебе раздолбайку в ущерб собственной карьере. И, если на гражданке такое прозвище имеет похожее значение (а судя по тому, как без единой команды защищать Гильду подтянулись уже восемь Сестер - так оно и есть) - лесорубки ее просто обожали.
***
При ответе Ясены брови Дины удивленно ползут вверх:
- Ох, ну и... Я даже не подозревала, насколько ты... Прости, не знаю, что и сказать, - она и правда выглядит растерянной, и девушку можно понять: яркая красотка, которая вчера снизошла по счастливому случаю до ее компании, оказалась настоящей героиней из старых легенд. Только мгновение спустя лесорубка осознает, с какой смертельной опасностью связано то, о чем ей поведала бардесса, и в глазах ее появляется откровенный страх за подругу. Однако, эту сцену прерывает резкая реплика Гильды и движение, начавшееся там, где остались компаньонки Ясены.
- Ох, слушай, про это надо с Мамой говорить, - отвечает она, оглядываясь на Гильду. - Нас же вызвали как раз армейские, сказали - просеку рубить. Мы только начали, прилетает через час вестовая из штаба, говорит - отставить рубить, там стая волков-людоедов в лесу, могут напасть. Ну ладно, сели лагерь обустраивать, еще через полчаса опять вестовая - рубите, говорит, только потихоньку. Тут Мама, конечно, закусила: и правда, обурели совсем, пускай так с вояками своими обращаются, а мы вольная артель и над нами издеваться не надо. Так что дала команду - ни единого взмаха топором, пока они там в штабе сами не решат, чего им надо. Обещали вроде охрану прислать, час уже ждем...
Определенно, само нахождение здесь артели было результатом какого-то бюрократического идиотства: кто-то наверху кого-то неправильно поняла, когда согласовывали планы очистки леса и строительства дороги, и вот он - наглядный результат. С подобной дуростью Ясена не раз сталкивалась за время работы в музее, но одно дело - когда вы приезжаете с передвижной экспозицией в деревню, где вас никто не ждет, из-за путаницы в бумажках, и совсем другое - когда такая путаница подвергает смертельной опасности жизни Сестер.
Ситуация вокруг оставшейся разговаривать с Гильдой троицы выглядела не то чтобы угрожающе, но как-то неуютно. Повода для конфликта вроде не было, однако позы лесорубок выглядели очевидно напряженно.
|
|
|
Наконец, сводный отряд погрузился в телегу, потеснив портрет объекта своей будущей охоты, Альба, цокнув, щелкнула хлыстом над ушами Комарика, и повозка тронулась через пустеющий лагерь. Не без проблем выехали на торговую дорогу, и через несколько минут рыжая бардесса фыркнула "тпрууу!", потянув поводья. Поросший мохом массивный валун отмечал формальную границу Дальних Выперок, и от этого места до знакомого Эйпадии входа в лес было ближе всего. Покинув телегу, девочки какое-то время разминали слегка растрясенные на ухабах мышцы, будто давая деликатно Ясене время попрощаться с подругой. Альба, впрочем, воспользовалась этим временем в своей манере. Подойдя к коллеге со строгим выражением лица, она хлопнула ее легонько в покрытую кожаной броней грудь: - Так, милая моя, ты вообще соображаешь, что в случае чего твои мечи долбаные Джемайма на меня повесит? - но, не выдержав тон до конца, она просто обхватила руками талию Ясены, прижимаясь щекой к плечу, чтобы та, не дай Богини, не увидела предательского блеска в уголках глаз. - Ладно, двигай уже, не позорь там музей перед волками, пускай знают наших. И вы, девчат, бывайте тоже - потом еще может свидимся за бутылкой винишка, пообщаемся, вот это все. С опущенной головой она взобралась на передок телеги, огрела Комарика по крупу уже по-настоящему, и под возмущенное ржание битюга тронулась вперед, покидая наших героинь. Что ж, пути назад не осталось. *** Эйпадия вела девушек к знакомой опушке, надеясь, тщательно осмотрев сквозную тропу в самом ее начале, найти какой-нибудь признак тех самых старых затесей, что оставили полвека назад погибшие Сестры. Однако, подходя к лесу, она обнаружила, что опушка выглядит совсем не как вчера: возле нее теперь стоял самый настоящий лагерь - пара палаток, костерок с котлом, у которого суетилась несколько женщин. Чуть ближе к лесу - несколько сваленных деревьев, с которых уже обрубили сучья, и с помощью вола, собрав в пучки, оттягивали куда-то в сторону, по своему разумению. Очевидно, это было похоже на лагерь лесорубок, одну из приписанных к строительному сестринству артелей. Впрочем, работа здесь не сказать чтобы кипела: с волом управлялась только одна девушка, остальные же занимались обустройством лагеря, либо... Ближе всех к нашим приближающимся героиням находились две темнокожие девицы с волосами, заплетенными в похожие косички (даже издали становилось очевидным, что они родственницы). Оседлав пару пеньков, на очищенном от дерна месте они бросали на землю игральные кости - видимо, рубились в три шестерки или что-то подобное. После того как одна из лесорубок, очевидно, проиграла кон, она, раздосадованно крякнув, повернулась ко второй задом, после чего ее товарка от всей души, с оттяжечкой, влепила подруге ладонью по попе. Шлепок вышел мировой, после такого менее закаленная девчонка повалилась бы наземь от боли, но проигравшая лишь, поморщившись, потерла ягодицу, а затем, заметив приближающуюся вооруженную компанию, закричала в сторону костра: - Мааам, глянь, вояки пришли! Ясена узнала в вопящей утреннюю девицу по имени Лила... хм, или Лилой была вторая, которая шлепала? Они что, близняшки, получается? В любом случае, очевидно, это та самая артель, в которой работает Дина - вот и другие девчонки из тех, кого она запомнила вчера... От костра тем временем поднялась плотно сложенная женщина лет сорока в мешковато сидящей сорочке с закатанными рукавами и кожаной жилетке - и, как легко было догадаться, она точно не являлась родной матерью чернокожих сестренок: Вслед за ней глаза на прибывшую компанию подняла глаза и другая суетившаяся у костра лесорубка - рослая широкоплечая девица лет двадцати пяти: Увидев Ясену, Дина так и застыла с широко распахнутыми глазами, неловко улыбнулась, осторожно подняла руку и помахала одной кистью - очевидно, она не ожидала встретить музейную работницу здесь, в Закуполье, и при таких обстоятельствах. Сестрички же, узнав вчерашнюю красотку, которую так удачно закадрила их подруга, начали шептаться, будто девчонки-восьмилетки из начальной школы, только что пальцами не тыкали - это оживление заметили, пожалуй, все компаньонки бардессы. Тем временем, женщина, названная Мамой (очевидно - старшая артели), подошла к отряду охотниц: - Здорово, служивые. Это ж вы нас охранять теперь будете? Нам вроде говорили, вас с десяток явится? Что там ваше начальство решило-то, наконец - дают нам добро на вырубку сегодня или как? Меня Гильдой кличут, кстати, - протянула она первой руку Эйпадии, видимо, по пасмурной физиономии лучницы приняв ее за командующую отрядом. Очевидно, произошло какое-то недоразумение - охотницы на ликантропа понятия не имели, о чем, собственно, идет речь. Однако сама по себе артель лесорубок, непредвиденно возникшая аккурат в месте предполагаемого входа в лес, представляла собой очевидную проблему для их плана - как бы такое количество девиц в самом соку (примерно с дюжину) не привлекло на свои задницы внимание одержимых волчар.
|
Когда холода уже ушли и землю стали орошать теплые дожди, Ночной Шорох отправился в знакомый овраг чтобы набрать еще этого нового материала. Кое-кто в племени уже понемногу экспериментировал с этой желтой землей - «глиной», как ее назвали – и разведчик уже знал, в каком соотношении нужно ее смешивать с водой, чтобы при высыхании она не растрескалась. Проблема пока была именно в форме изделий: если элифэ, пытаясь повторить, скажем, форму свернутого листа для хранения воды, делали у глиняного комка слишком тонкие и высокие стенки, то эта вещь часто сминалась при сушке. Если стенки делать толстыми, с запасом, то в итоге выглядело все это некрасиво, к тому же сильнее трескалось. Ночной Шорох пытался найти какую-то среднюю толщину стенок и их высоту. Кроме того, помня о крепости глиняного комка после пребывания в огне, молодой элифэ старался найти способ так обжечь получившуюся вещь, чтобы она стала еще крепче и при этом не развалилась прямо в костре.
По мере того, как большие дожди стали сменяться сухой и ясной погодой, Ночной Шорох стал все чаще посматривать в сторону, куда уходит Солнце. Многое еще предстояло узнать об опасных соседях элифэ. Разведчик стал чаще уходить из поселения, пропадая по много дней. Взяв с собой деревянный посох из окоренной жерди, Ночной Шорох старался обойти все гнездовья и тенета пауков, которые знал и которые смог заметить за время своего похода. Нужно было узнать хотя бы примерную численность пауков и паучьих воинов-меченосцев. Острым камнем разведчик делал короткую черточку на древке посоха каждый раз, когда счет простых пауков достигал числа пальцев на двух руках. Длинная черточка обозначала число пауков-воинов, равное числу пальцев на одной руке.
Защитная преграда вокруг поселения Талала была уже почти закончена, оставалось сделать немногое. Еще когда шли большие дожди, Ночной Шорох присмотрел неподалеку несколько хороших молодых деревьев в мягкой земле – достаточно высоких, чтобы стать опорой в защитной стене, но при этом таких, чтобы их корни не уходили слишком глубоко. Дождавшись начала листопадов, он не пожалел десятка дней и с помощью двух молодых элифэ постарался как можно аккуратнее выкопать каждое дерево с корнями и пересадить его в строящуюся стену. Это потребовало много сил и времени: сначала нужно было острыми палками и камнями разрыхлить землю, потом вычерпать ее ладонями и отбросить в сторону, да еще пришлось все-таки обрубить кремневыми рубилами несколько самых длинных корней у каждого дерева. При этом часть стены, которую составили эти новые деревья, была совсем невелика по протяженности, и, казалось, результат не стоил затраченных усилий. И все же Шорох крепко надеялся, что деревца приживутся. После посадки он несколько дней носил в согнутом листе воду, чтобы насытить землю у их корней, а потом натаскал ворох сухой травы и старых листьев, разложив все это ровным слоем на земле вокруг стволов своих саженцев. Кто знает, как перенесут они холода?..
Ухаживая за своими саженцами, разведчик стал по-иному смотреть на поля сгаты и улокве, с которых элифэ собирали свой урожай. Ему стало интересно, а как переносят холодный сезон кустарники сгаты, тем более, что последнее время каждый год все более удлинял этот сезон. Как растут улокве? В поселении элифэ подрастают дети - близок день, когда им всем уже будет не хватать урожая с тех полей, которые есть сейчас. Не стоит ли начать расширять поля? Обо всем этом обязательно нужно будет почитать в книге Яснорады и переговорить на совете старейшин племени.
|
-
Юх-ху, ещё один предмет :3
-
Нет конца и края вызовам судьбы
-
Картинка очень атмосферная. Она не противоречит ничему, что есть в сеттинге игры на данный момент ))
|
-
Пару раз начинал набирать текст комментария, отмечая то те достоинства, то эти - умелое вплетение деталей прошлых историй в полотно текста, абсолютно естественный, как по мне, общий тон повествования, Риддик, который сразу ощущается Риддиком, а не кем-то, кто изо всех сил пытается им быть: все это, ага - а потом понял, что надо бы, наверное, прежде всего поблагодарить тебя за отличное начало истории. Спасибо. Пост, если "в двух словах" - просто огонь
-
Хорош
-
10 фурианцев из 10
-
+
-
Очень круто написано, и я бы так точно не смог
-
Здорово
-
Спортивные очки — изящный силуэт, Тонкая оправа, в них ты Виздом-эстет.
-
Прочитал тем самым голосом
-
Каеф
-
Уговорил, надо будет-таки посмотреть фильмы...
-
Когда начала читать, то зависла в непонятках на первые секунды. А потом, когда включился тот самый голос в голове, всё встало на свои места. Очень круто!
-
Я бы минусанул, но неприлично. Ряд выбивающихся из образа "простецких" слов - крайне резко бросается в глаза. Начало вроде бы хорошее, начинаешь зачитывать тем самым голосом, а потом "сиги", "бошки раскалываю" и прочее в таком духе. Ну нет, не Риддик. Не верю. Моё мнение тут не важно, в отличии от мнения мастера, но такое количество лайков не могло не заставить прочитать, взвесить и оставить своё мнение. Избавляйся от таких словечек и будет хорошо. Про стилистику поста переданную исключительно мыслями возмущаться не буду. Пусть будет фича. Хотя хотелось бы хотя бы 50/50.
-
Реально мощно. Как все отвечали, тот самый голос звучит в голове. Семья гордится таким постом. А мы наслаждаемся.
|
|
|
-
Когда-нибудь обязательно настанет эпоха культурного процветания, где не будет острых забот.
-
Даже "бытовую" заявку можно красиво отыграть. Атмосферно. Плюс.
|
Саундтрек: ссылка Поезд тем временем пересекал небольшую речку, название которой всё никак не приходило Яре на ум. Да и какая разница? Красоты за окном на фоне усталости от поездки уже несколько приелись и не вызывали тех же эмоций, что и прежде. Преодолев мост, состав нырнул в тёмную арку не слишком длинного тоннеля. Холодный ветерок, прокатившийся по вагону вместе с темнотой, проник под джинсовку Яры, вытеснив тепло и вызвав мурашки на спине и руках. С этого и начались странности. После тоннеля неожиданно оказалось, что наступила самая настоящая ночь! Мягкий белый свет огромной луны, показавшейся из-за мрачных облаков, пролился сквозь окна поезда, осветив лица соседей и обозначив контуры силуэтов остальных пассажиров. Удивительно. Разве может день так быстро смениться ночью? Но остальные, кажется, этого не заметили, продолжая разговаривать так, словно ничего необычного не случилось. Мимо окна неторопливо плыли ночные пейзажи. Дальнейший железнодорожный путь тянулся через степь. Только стук колёс доносился будто откуда-то издалека, словно приносимый ветром. Однако шелест степной травы и другие шорохи были слышны отчетливо и ярко — так, будто Аникеева сама стояла посреди поля. Неожиданно вдалеке возникло какое-то светлое пятно, неясный образ. Луна то скрывалась за облаками, то вновь освещала ночную степь, тени облаков скользили по траве, мешая толком рассмотреть, что же там такое. Но вскоре пятно обрело куда более внятные очертания. В траве по пояс стояла женщина. Одна, ночью, в поле. Каждое мгновение лишь множило вопросы, не давая ответов. Быть может, это всего лишь огородное чучело, что какой-то шутник поставил посреди степи пугать ворон? Или просто воображение? Но нет. Лунный свет вновь прорвался сквозь облака, отчетливо осветив странную фигуру. Молодая женщина, худая и бледная, двигалась через степь. Её тонкие руки с неестественно длинными пальцами напоминали ветви засохшего дерева. Ветер трепал её длинные выцветшие набело волосы и остатки одежды, в которой едва угадывалась ночная сорочка. От незнакомки веяло одиночеством и безысходностью. Зачем она вышла в поле ночью? Да ещё и одна. Что с ней произошло? Женщина не просто шла, она кралась словно хищник в поисках добычи, иногда замирая и всматриваясь вдаль. Что она искала? Или кого? И что случится, если она заметит Яру? Любому на месте Аникеевой захотелось бы спрятаться, укрыться от ее зорких глаз, но неведомая сила заставляла Ярославу смотреть неотрывно и неподвижно. Хуже того, девочка не могла выдавить из себя ни звука, чтобы хоть как-то привлечь внимание ребят. Так сидит затаившаяся мышь, неспособная отвести взгляда от приближающейся змеи. Хуже всего, что поезд, казалось, двигался мучительно медленно, но поторопить его решительно не было никакой возможности. В какой-то миг незнакомка остановилась, и девочка наконец ясно ощутила на себе её взгляд. Торжествующий звериный оскал озарил вытянутое лицо женщины, обнажая длинные острые зубы. Флёр одиночества и тоски, окутывавший её, развеялся: хищница обнаружила свою жертву. И тут она рванула вслед за поездом с невиданной прытью. В ней и ее движениях оставалось всё меньше человеческого. Очень скоро существо поравнялось с поездом. — Иди-и-и... — прохрипело оно, — ко мне… — протягивая к Яре костлявые руки, но вдруг отстало от поезда и пропало из виду. Только насовсем ли? Скоро Яра сама смогла ответить себе на этот вопрос, когда тревожный свет луны подсветил длинные сморщенные пальцы с грязными потрескавшимися ногтями, вцепившиеся в оконную раму по ту сторону стекла. — Ко мне-е-е… — ногти заскребли по стеклу, от которого внезапно повеяло холодом. Казалось, ещё мгновение, и Яра нос к носу встретится со своим кошмаром. Но, к счастью, этого не случилось: поезд качнуло, и сначала сорвалась одна рука, а затем и вторая. Существо опять исчезло из виду. Сила, вынуждавшая Яру смотреть в окно, внезапно отступила. Остальные, похоже, всё ещё ничего не замечали или делали вид, что происходящее их не касается. Только кот пристально смотрел на Яру разноцветными глазами, словно ждал чего-то. В мгновение он повернулся и уставился на дверь тамбура, что-то там привлекло его внимание. Но Яра уже и сама видела. Растрепанные белесые волосы струились на сквозняке словно змеи, женщина прильнула к стеклу двери-купе, глядя прямо на Яру. Она больше ни о чем не просила. Она пришла взять свое. В следующую секунду женщина уже стояла в проходе возле Жени и Алисы. Вот теперь Ярослава могла хорошенько рассмотреть её лицо. Некогда прекрасное, но сейчас мертвенное, отёкшее, с трупными пятнами и кровоподтёками. Глаза, затуманенные сильнее, чем у покойника, выражали неукротимую, неописуемую злобу. Некоторое время она стояла неподвижно, пошатываясь в такт вагону, но потом нервным стремительным движением вскинула свои неестественно длинные руки, которые стали вытягиваться ещё сильнее, обещая вскоре сомкнуться на горле Ярославы. Мёртвые глаза женщины осветились злобным торжеством. В вагоне стало нестерпимо холодно. Но тут наконец вмешался кот. Запрыгнув на скамью между Ярой и Алисой, он развернулся к женщине и зашипел, выгнув спину. Распушив хвост, словно плюмаж, зверь издал долгий утробный рык, и хоть и был довольно крупным, в этот миг показался еще больше. От кота веяло жаром, словно он долго нежился на солнце. Женщина вскрикнула, будто испугавшись, и тот час же обратилась в пыль… Наваждение развеялось. Яра проснулась. А кот, как ни в чем не бывало, устроился на коленях девочки, не особо интересуясь её мнением на этот счёт. За окном всё ещё было светло, но солнце уже уверенно клонилось к горизонту.
|
-
Новые механики с предметами подъехали! :3
-
за ним пришли холода, что и вправду тянулись теперь всё дольше и дольше
Враг-то пострашней восьмилапых будет
-
Продолжаем!
|
|
Шелестит трава, скрывая средь зелени своей опавшие плоды. Маленькая птичка, прощебетав, присаживается на камушек, что крошечной горкой выглядывает из-за спелых ростков. Приподняв голову, водит птичка клювом с любопытством рассматривая изобилие лесное. Но раздаётся в тот час пронзительный свист и острый наконечник вонзается в маленькую тушку, обрывая крошечную жизнь. Мальчик, усевшийся поодаль на крепкой ветви дерева, опускает лук. Едва заметен он за густой листвой. Вооружённый элифе, стоявший рядом со стрелком на ветке пониже, одной рукой приобнимет дерево, а другую прикладывает козырьком к бровям, вглядываясь в поражённую цель: - И даже жаль это безобидное создание. Но воины обязаны быть хладнокровными, верно? Мальчик с серыми волосами, растрёпанными подобно кроне древа обуянной ветром, ничего не отвечает. Он ловко спрыгивает с ветки и убирает лук в колчан у пояса. Молча он прислоняется к древесному стволу, складывает руки на груди, закрывает жёлтые глаза, что походят на два маленьких солнца. Молодой воин слезает с дерева следом. Он встаёт неподалёку и осматривает лесную поляну: - Утро выдалось познавательным. Я даже не предполагал, что вокруг Талала есть столько укромных и тайных мест. И как только тебе удалось их приметить, Листопад? Элифе достаёт из-за спины свой длинный лук, вертит оружие в руках. Проверив упругость тетивы, он заговаривает вновь: - Ладно, Листопад. Пора возвращаться в селение. Мальчик кивает. - Возвращаемся, Лесной Ливень Не так давно знакомы Листопад и Лесной Ливень, и кажется на первый взгляд, что мало у них общего, так не похожи они друг на друга: один – высокий статный юноша с длинными и прямыми светлыми волосами, другой – скрытный маленький мальчик с короткой лохматой копной волос. Но оба они воины и оба получили имя по явлению природы, что дало о себе знать в день их рождения. Два лучника возвращались в деревню племени лесною тропою. Время подходило к полудню. Листопад выбрал небольшую площадку, очищенную от растительности с твёрдой сухой землёй для тренировки новых воинов. Там же он впервые познакомился с Яснодарой и Ночным Шорохом. Два приятеля Ночного Шороха решили поучиться стрельбе из лука и Листопад согласился принять их в свой новый отряд защитников Талала, который он не так давно принялся набирать. Холодно поблагодарив Яснодару и Ночного Шороха, он взял дальнейшее обучение воинов под своё руководство, будучи самым умелым стрелком племени. Вчетвером на протяжении дней они расстреливали импровизированные мишени, обсуждали тактику и встречу с возможными угрозами. Новые воины оказались тоже весьма молоды, однако были ровесниками Ночному Шороху и старше Листопада. Добродушный приятель Ночного Шороха всегда пребывал в хорошем настроении, редко когда поддавался унынию и даже по окончанию дня жестокой битвы с пауками он не скорбел по погибшим, но уверенно решил для себя, что возьмёт ответственность в качестве нового защитника народа. Знали его под именем Красное Древко. Он стрелял из лука хуже всех, но тем не менее энтузиазма ему было не занимать. Второй знакомый Ночного Шороха – молодая девушка по имени Затмение. С детства она восхищалась Острой Листвой и мечтала стать таким же сильным воином. Ночью под конец обучения воины собрались у костра на краю селения. Красное Древко и Лесной Ливень готовились заступить в первый дозор. Тихо потрескивал костёр, приминая к земле обугленный хворост. Лесной Ливень, пересчитав стрелы, обратился к отряду: - Ночной Шорох и Молодой Ясень ушли договариваться, с пауками. Говорят, припугнуть их хотят, чтобы те больше не лезли к нам. Выйдет ли из этого хоть что-нибудь, как думаете? Красное Древко улыбается и хлопает себя по груди: - Ночного Шороха я знаю давно! Этот элифе хитёр и умён и способен придумать всё что угодно! В нём я не сомневаюсь. Но что заранее об этом говорить. Только время покажет, конечно. Листопад молча сжимает стрелу в своих бледных пальцах.
|
|
Дорогой ценой элифэ смогли отстоять свой дом – и тем важнее было собрать все плоды, которые могла дать эта победа. Нужно было показать паучьему племени, что народ Талала умеет защищать свою землю. В тот же вечер Ночной Шорох о чем-то поговорил с Молодым Ясенем и ушел в сторону, куда уходит Солнце, - там, где на ветвях растянуты паучьи тенета, а на земле полно гнездовий этих насекомых. Двое суток молодой разведчик провел, затаившись поблизости от паучьих гнезд, наблюдая за поведением пауков и выбирая нужное место – поближе к гнездовьям, но не настолько близко, чтобы паучихи стали нападать. Если кто-то из паучьего племени и мог воспринять мысли элифэ, то это могли быть только самки. Не зная паучьего языка, приходилось надеяться на их магию и способность воспринимать сознание других существ.
Выждав несколько дней, Молодой Ясень взял одного помощника и потащил вместе с ним через лес труп паука-меченосца. Они шли в том же направлении, в котором до этого ушел Ночной Шорох. По заломам на ветках они нашли нужное место. Молодой Ясень скоро ушел назад, а Ночной Шорох и молодой элифэ стали ждать начала сумерек. После захода Солнца пауки вылезут из укрытий, отправятся на охоту, тогда и нужно будет действовать.
Яркий свет дня сменился мягкими сумерками, на небе стали показываться первые звезды. Среди тенет стало заметно шевеление, в ветвях то и дело мелькали горящие глаза пауков.
Храбрые посланцы народа элифэ принялись за дело. Ночной Шорох, не скрываясь, вытащил из зарослей тело убитого паука на открытую полянку. Сразу множество глаз со стороны тенет вперилось в него, несколько пауков показались на ветвях неподалеку. Тем временем «переговорщик», отойдя от тела паука, провел на земле черту и стал расхаживать вдоль нее, как будто не обращая внимания на лежащего рядом «врага». Помощник Ночного Шороха, сидя в кустах и дергая за лианы, заранее привязанные к трупу, изображал, как паук «шевелится» и «ходит». Сам Ночной Шорох демонстративно уставился на шевелящееся тело, угрожающе поднял оторванную лапу с хитиновым «мечом», но пока не нападал. Но вот тело паука, нелепо колыхаясь, перевалило за черту. Ночной Шорох немедленно набросился на него и с криками стал пронзать труп своим оружием. Труп перестал шевелиться, и молодой элифэ демонстративно поставил на него ногу, открыто глядя на мерцающую стену горящих глаз перед ним. Отпихнув убитого врага обратно за черту, элифэ опять стал расхаживать как ни в чем не бывало. Помощник снова стал на лианах подтягивать труп к черте. Представление повторилось. Паучихи глядели во все глаза, сколько бы у них их там ни было.
В конце концов, Ночной Шорох, в очередной раз «победив» противника, издал грозный крик и пригвоздил «мечом» к искромсанному трупу большой лист, на котором Молодой Ясень заранее начертил какие-то то ли рисунки то ли знаки. Сам Ночной Шорох еще не очень умел понимать эти картинки.
После возвращения спутник Ночного Шороха с восхищением рассказывал своим друзьям о том, что видел. Двое его приятелей после этих рассказов решили готовиться стать воинами. Их стали часто видеть с луками и стрелами – они на спор стреляли в падающие листья.
-
Дерзко.
-
Действительно дерзко!
|
-
Делиться было жалко, но в одиночку кушать было еще более неловко Ой, какая милота!
-
хах, чувствуется воспитание!)
|
|
Музыкальная тема: ссылка Черные тени показались среди деревьев, когда последние ямы с сухими листьями и горючей корой были заполнены – одна последняя отчаянная попытка сдержать натиск врага прежде, чем копья пауков столкнутся с копьями Талала. Словно бурлящим потоком паучье племя устремилось из-под сени меньших деревьев к корням Талала, но вскоре лапы-мечи одна за другой стали вязнуть в ловушках, с хрустом два меченосца провалились под землю и еще один избежал этой участи лишь отчасти, выкарабкавшись из западни с поврежденным панцирем. Пауки же поменьше, бросившиеся вначале волной к корням великого древа, теперь мешкали, отставая от своих боевитых крупных собратьев. Стрелы одна за другой срывались с тетивы немногочисленных луков. Казалось, крошечные копья были по-прежнему бесполезны, но затем одна из стрел всё же нашла свою цель и раненный в ловушке паук пал с острой палкой в глазу – единственное место, где его не защищал толстый хитин. Остальные же были уже совсем рядом – не сложно было бы паукам взобраться на крутой склон, где элифэ устроили линию обороны. Но в последний миг жители с факелами рискуя собой бросились к подготовленному горючему и вначале лишь завеса из серого дыма, а вскоре – огненный ров возник перед лучниками, заставив воинов-пауков отпрянуть в последний миг перед рывком вперёд. Новый залп стрел отправился сквозь дымовую завесу, разя теперь наугад, но, похоже, всё еще попадая и раня. Яркое пламя под густым серым дымом горело недолго и прежде, чем погасла последняя его искра, из серой сплошной пелены черным пятном выскочил враг, второй, третий. Острая Листва вышла вперед им навстречу. Никогда раньше еще не видели элифэ, чтобы простая заостренная палка была столь смертоносной. Копьё острой листвы мерцало молнией в воздухе и двое воинов паучьего племени пали у ног прекрасной воительницы. Но третий паук, подкравшись к ней сзади, вонзил свои копья-лапы в нежное тело. Алая кровь хлынула из открывшихся ран и лучшего воина Талала больше не стало. С копьями и рогатинами пауков встретили двое воинов и те трое из совета старейшин, кто готов был пожертвовать собой в последнем бою – силы врага рассыпались в стороны, отвлеченные элифэ, и в какой-то момент трое – Липовая Маска, Старый Ясень и Шелестящий Ветер – встретили только двоих пауков. Удары копий, последние искры исчезающего волшебства, вдохновляющие слова, хитрость и смелость сплелись в этой решительной схватке. Один паук пал, окруженный и опутанный поднявшейся из земли лозой, но второй стремительно метнулся к Маске, будто восемью брошенными копьями пронзив того лапами, и отшельник умер на месте, так и не успев сомкнуть веки. Еще один меченосец подоспел к битве вскоре, и оставшись один на один против двух чудищ, Шелестящий Ветер и Старый Ясень вскоре встретили смерть. Лишь в последний миг, умирая, будто движимый чуждой силой, Ясень бросил копьё и острие вонзилось в пасть убившего его паука. Воинов паучьего племени осталось лишь двое – ловушки и пламя позаботились о выводке прядильщиков, что теперь разбегались. Двое, кто следовал когда-то за Острой Листвой, плечом к плечу с копьями выступили против врага. Их бой был недолгим, а удары стремительны: один паук пал почти сразу, истерзанный стрелами и копьями в предыдущих сражениях. Второй же лишил одного из оставшихся элифэ жизни, а другой, попятившись и споткнувшись, упал. В последний миг, не веря в прочность копья, он ухватил рукой лапу мёртвого паука и подставил её под прыжок чудища, лишив врага жизни и единственным из всех воинов элифэ оставшись в живых. Бой был окончен. Угасло пламя, разбитый враг отступил, потеряв слишком многих, чтобы впредь посягать на Корни Талала. Острая Листва, Старый Ясень, Липовая Маска, Шелестящий Ветер и один из воинов – Синее Небо, отдали свои жизни в этом бою, но заставили врага отплатить дорогой ценой. Ни пяди земель Талала не досталось паучьему племени и никто из тех, кого Острая Листва клялась себе защищать, не погиб. Музыкальная тема: ссылка Время возобновило свой ход. Пережитая битва и ужас изменили что-то в сердцах Талала, но чем бы ни было то, что теперь поселилось в них, это не было слабостью: элифэ были готовы дать отпор любому новому врагу. Пауки, желавшие принести смерть, принесли Талала оружие – острый хитин и смелость воспользоваться им для защиты своего дома. Холода минули в оплакивании погибших, а с возвращением теплого солнца на лица детей вернулись улыбки. Расцвели кусты сгаты, колючками надежно уберегшие свои плоды от зверей. И смывая боль и пепел прошедших битв, с ясного неба полились несущие лесу жизнь ливни.
-
Птичку Липовую Маску, жалко, мог побольше забрать… А можно подаваться заново? А какие критерии? А кем нельзя, если был плутом?
-
И смывая боль и пепел прошедших битв, с ясного неба полились несущие лесу жизнь ливни
Красиво, все - и разом. В целом, конечно, яркое завершение у страшного испытания, яркое и кровавое. Выше всяких похвал
-
Это было тяжёлое испытание. Хорошо, что принесённые жертвы не напрасны!
|
|
|
-
С началовом! :) "Птичка на насесте" улыбнула. ) Забавная деталь.
-
Как интересно со стороны наблюдать за мнениями о собственном персонаже -)
-
будет, интересно "от пацанки до панянки"?))) приятной игры!
|
-
Работа у него такая... ну-ну)
-
Чувствую, что в такой компании Карасем будет весело быть х)
-
Хаха, прочитал мысли кота :) Отлично )
-
Женя Домашкин) Хорошої гри!
|
ПРОЛОГ: Странные делаСередина августа — это такое время года, когда вроде бы уже и лето позади, но и перед учёбой ещё остаётся немного времени, чтобы как следует приуныть. В это время мало кого из детей отправляют в деревню к бабушкам и дедушкам. Обычно наоборот — все возвращаются в города, чтобы встретить первое сентября во всеоружии: успеть купить новую одежду и учебные принадлежности, отыскать в магазинах нужные учебники, да и просто морально подготовиться к очередной душевной пытке с редкими передышками под названием "учёба". Саундтрек: ссылкаВпрочем, отношение к учёбе у каждого своё. Например, Ярославе школа в целом нравилась, если не брать в расчёт "особо поехавших" учителей: нравились ребята, соседка по парте, с классной — Раисой Дмитриевной — им тоже очень повезло (её всегда можно было попросить "придержать" двоечку для дневника до исправления), и даже директриса была душевной тёткой: воспитывала провинившихся чаем с зефирками и разговорами по душам, и это, как ни странно, работало! Поэтому Яру всё чаще тревожила мысль о том, что в школе ей остался последний год, а потом сплошная неизвестность. Впрочем, сейчас она старалась об этом не думать. Отчасти поэтому она согласилась на поездку к тёте — чтобы не думать. Да и свежий воздух, опять же. И подсознательная любовь к электричкам тоже была не последним аргументом. Жаль только, что тётин пёс умер от старости, а отвезти ей щенка не вышло — поздно спохватилась. Сунув в уши наушники с музыкой, положив ногу на отключенный радиатор и оперевшись локтем на узкий подоконник, Яра отвлечённо наблюдала проносящиеся за окном то изумрудные холмы с пасущейся сельской живностью, то золотые просторы спелой пшеницы, дожидающиеся своего комбайна, то пруды и извилистые речушки с их лягушками, бобрами и цаплями, то покошенные поля с разбросанными по ним тюками и копнами сена, то завораживающие своей невероятной красотой лесные массивы, уже окрасившиеся цветами осени. Но всё это поражает и восторгает только до тех пор, пока не замылится глаз. Или пока мирное покачивание вагона и ритмичный стук колёс не убаюкают уставшего пассажира. Вот отличие от Яры, Жене, сидевшему напротив, спать совершенно не хотелось. Да и ехать к бабушке с дедом тоже не особо. Но что поделать: родители решили махнуть в Турцию на полторы недели, а куда Женю? Правильно, в деревню! Чтобы не сидел сычом в четырёх стенах. Хотя у поездки были по крайней мере два утешительных момента — бабушка с дедом. Они всегда были ему рады. Всегда и безусловно. И он им тоже. Возможно, он даже соскучился. А ещё у них жила кошка Лиска — рыжая такая, хитрая как лисица и смешная, и хвост у неё необычно пушистый, потому так и назвали. И подслеповатый кот-кругломорд (дед его так назвал) нахального окраса, что с недавних пор поселился под домом и приучил стариков его подкармливать — хоть не свой, но жалко же. О нём Женя пока только слышал. На этом с плюсами вроде бы и всё... хотя, кажется, у них там ещё пруд был? Алиса чудом — крайне сомнительным — успела на электричку. Точнее родители не успели отвезти её на вокзал вовремя, из-за чего пришлось догонять поезд на машине. А ведь она так надеялась, почти молилась, что они не успеют, или что родители всё-таки передумают! Но увы, чуда не свершилось, и девочка села на третьей станции от Оренбурга. Всё потому что именно этот поезд ходил редко — по вторникам и через раз по субботам. Конечно, в теории до Кристинино можно было бы добраться и поездом Оренбург-Магнитогорск, но там ещё пришлось бы ловить маршрутку, а затем ещё часа два топать от остановки пешком по пыльному гравию через лес, где тебя с равной вероятностью может сбить редкий грузовик или стадо кабанов. Бабушку Алиса не видела уже почти три года — с тех пор, как похоронили деда, говорили только по телефону. Без него её дом казался пустым, даже когда двоюродная тётя с её братом и другими родственниками приезжали помогать по хозяйству. Поэтому причин туда рваться было ещё меньше, чем раньше, несмотря на то, что вроде бы и с теми родственниками отношения всегда были неплохими. Но деваться уже было некуда. Да и, к тому же, последние две недели лета обычно самые скоротечные — можно и перетерпеть... Наверное. Свободных мест в вагоне не то что бы было много. С подвыпившими тётками садиться Алиса, понятно, не захотела. Следующее свободное место было рядом с девочкой-готом и очкастым пареньком, но огромный бородатый дядька с мрачной мордой кавказской овчарки, насквозь пропахший настойкой боярышника и «Примой», и его приятель рюкзак, в котором можно было спрятать целого медведя, отбил желание оставаться в радиусе нескольких метров. Продвигаясь к хвосту поезда мимо выступавших в проход больших сумок, ног и плечей, Алиса даже заметила пару знакомых лиц, приветственно кивнув им в ответ. Как она и надеялась, в самом конце вагона нашлось ещё одно свободное местечко — рядом с Ярой, напротив Жени и пары сумок. Теряясь в изобилии вариантов, она скинула рюкзак на сидение и плюхнулась следом. Судя по задумчивому лицу паренька и закрывающимся глазам девушки, они были не против. — ... да был, был, туда вон забежал, поганец! — жаловалась крупная пожилая дама в форме работника Ж/Д подруге-контролёру и двоим молодым людям в серых комбинезонах без опознавательных знаков, неохотно следовавшим за ней. — Это всё тот чёрный-то? — переспросила подруга. — Да он самый, зараза! С белым галстуком этот. Мёдом ему тут, что ли, намазано? — продолжала женщина, тихонько продвигаясь вперёд и заглядывая под сидения. — Мож, всё-таки чей-то? — Да ничейный он, говорю тебе. Запрыгивает на станции и шастает по вагону, засранец! То туда, то оттудова. А я потом жалобы принимай. До меня вон Галка, говорит, метлой его всё гоняла, да толку... — А вы что, кх... ота ищете, да? — подала голос одна из пожилых выпивох, когда комиссия по отлову хвостатого нарушителя, поравнялась с ними. — А мы в... видели. — Ага, — авторитетно кивнула её соседка со стеклянным взглядом, изо всех сил изображая Абсолютно Трезвого пассажира. — Где видели-то? — спросила контролёр. — Здесь чтоль? — А 'от... туда прошмн... гнул, — махнула рукой выпивоха в сторону хвоста вагона, едва не задев затылок мужчины, сидевшего позади, — кх... худа-то. — Видишь? Говорю же, не примерещилось, тут он где-то. Прячется. Оль, встань-ка на входе, а? Сейчас изловим гадёныша. В это же самое время из полумрака под сидением Ярославы и Алисы на Женю уставились два разноцветных кошачьих глаза (бело-серый и изумрудно-зелёный). Очертаний кота он ещё не разглядел — только глаза: большие, почти разумные, то ли удивлённые, то ли испуганные. Их взгляд словно бы пытался выразить какую-то мысль, отчаянно надеясь, что Женя поймёт и без слов.
-
Котик. Котики всё делают лучше.
-
очень понравилось!
-
Ещё не приехали в деревню, а приключение уже началось :))
-
даже не удивился, что именно Женя котэ видит) Хорошей игры!
|
|
|
|
|
|
Выслушав бардессу, объяснения которой растянулись не на одну минуту, Мариэла задумчиво кивнула:
- Что ж, подход основательный, хвалю. Как будто снова на экскурсии в музее побывала, - губы блондинки трогает легкая усмешка, впрочем, он быстро вспоминает о дипломатичности:
- Полагаю, раз тебя сюда прислали, ты прекрасно знаешь, с какой стороны держаться за клинок, так что вопросы по этому поводу бессмысленны. Учить взрослых девочек, как им делить игрушки, - она кивнула на серебряный топор, который Ясена уже повесила на пояс. - Тоже считаю глупым, разберетесь сами. А со всем остальным - придется подождать остальных ваших будущих соратниц, чтобы, собственно, приступить к делу. Как-то они запаздывают...
***
Разговоры конной четверки как-то сами собой затухли: Клио все-таки прилагала усилия, чтобы удержаться на лошади, и сосредоточенность мешала затяжной болтовне, Алира была не склонна проявлять в этом плане инициативу, и даже неутомимым Ольте с Соной поднадоело трунить друг на дружкой: шутка ли - путь от могильного кургана к выселку занял два с половиной часа, а обратный путь к лагерю окажется и того дольше. Молча миновали Первопоселение, проехали мимо Старой Крепости и могильного кургана. Будь при аэлиситке вся ее экипировка - маленький отряд, наверное, махнул бы в объезд деревни, но сейчас ей необходимо было захватить свои вещи, ибо задание от Верховной Жрицы застало девушку в свое время врасплох...
В сватилище ее встретила обеспокоенная трудница по имени Сильвия - подслеповатая пожилая женщина, мать одной из боевых аэлиситок-Стражей, что вчера прославились уничтожением косматых диверсантов. Похороны погибших во вчерашнем бою сестер были назначены на этот вечер, тела до времени вернули в семьи, возвращающимся из эвакуации беженкам, и присутствие деревенской жрицы, знающей слова утешения и знающей лично большинство погибших, было очень важно в такой день... но сейчас у Клио была куда более важная миссия, так что для вечерней церемонии храм выделил добрую дюжину учениц Раненой Богини, которые... наверное, справятся и сделают все как надо. Наверное.
Нацепив с помощью трудницы полагающийся каждой служительнице Храма кожаный доспех, Клио достала все имеющееся в святилище оружие. Оружия, признаться, оказалось негусто: короткое метательное копье, кинжал да праща с добрым запасом снарядов - рядом с вооружением Ольты и Соны таким "арсеналом" только голодных енотов отпугивать, а уж здорового лютоволка размером с быка, способного перекусить и куда более крупную женщину пополам, бедная аэлиситка могла разве что до смерти насмешить. Ну что ж, в конце концов, ее взяли в этот отряд вовсе не из-за выдающихся боевых качеств...
До лагеря добрались за считанные минуты: как оказалось, в планировке этого лишь вчера возникшего временного расположения подразделений Старой Крепости Ольта разбиралась превосходно, и поэтому им удалось просочиться в похожее на снимающийся с места гудящий улей палаточное поселение без особых проблем, да и найти место, где стоял шатер командующей Стражами Пограничья Мариэлы, удалось достаточно легко. Возле него стояла легкая телега, запряженная крепким вороным битюгом, который, завидев четверку лошадок, подъезжающих спереди, радостно заржал и двинулся им навстречу с явным желанием пообщаться.
- Эй, Комарик, ты куда это намылился? - выскочившая из-за палатки рыжая кудрявая девица в ярком желто-красном наряде попыталась сначала вцепиться в борт телеги, чтобы затормозить ее движение, затем, сообразив, насколько бессмысленно и глупо это выглядит, обежала ее спереди и схватилась за поводья, недовольно глядя на новоприбывших. В этот момент полог шатра откинулся в очередной раз, и на входе появилась облаченная в доспехи светловолосая женщина.
- Здравия желаем, сестра Мариэла, - козырнула ей Сона. - Все, жрица, вроде как приехали. Мы что, теперь свободны? Надо просто отряд догонять, наши уже небось с утра к границе выдвинулись...
Последнее предложение было сказано в воздух, как бы никому не адресованное: с одной стороны, Мариэла была высокопоставленной военачальницей, и, хотя кавалеристки ей не подчинялись напрямую, но не учитывать этого факта они не могли. С другой - в данный момент они напрямую подчинялись аэлиситке, так что вроде бы спрашивать добра на то, чтобы покинуть лагерь, должны были у нее.
|
-
Отдельный плюс за приятные, атмосферные картинки к каждому посту!
-
С отступлением холодов же из дальнего леса, где пауки устроили свои гнёзда, вернулся разведчик, рассказавший, что молодняк паучьего племени вырос и теперь среди белёсых тенёт почти не осталось лесного зверя, чтобы прокормить чудищ
Казалось бы, что могло пойти не так?
|
|
-
Мне так нравится разнообразие механик и взаимодействие с ними через тебя!
-
не поцарапать ей было в таком полёте даже кожицу сладкого фрукта, не то что пробить паучий панцирь
Мастерица, ничего не скажешь
|
Пинто было очень интересно, наконец, решить для себя, где в поедании минотавра заканчивается каннибализм и начинается любовь к стейкам. Вопрос был сугубо теоретический, так как ни при жизни, ни, тем более, после смерти, Пинто не собирался закусывать человеко-быком, тем более разумным. Однако, как говорил один мудрец, имя которого бард позабыл, "если не задавать Природе вопросов, не будет и открытий". Исследуя тело минотавра, кендер до того увлекся, что научился сжиматься в крохотный комочек сизого тумана, чтобы пройти по кровеносному сосуду, и вновь расширяться до привычных размеров. Он даже попробовал занять весь огромный труп - и это вполне получилось. А вот ответа на свой изначальный вопрос кендер так и не получил, отчего на него накатил приступ легкой грусти. Но надо же такому случиться, чтобы именно в этот момент рядом раздались голоса! Такие знакомые и родные! Даже Головня, которую, признаться, Пинто недолюбливал, вызвала в нем сейчас какую-то особую теплоту, чуть разогнавшую могильный холод всего его существования.
Кендер вынырнул из минотавра и отправился к той двери, из которой слышались голоса. Совместил себя с дверью, и аккуратно выглянул из нее - как будто бы из дверного глазка.
Батюшки! В телах, собравшихся в комнате, с трудом можно было узнать его товарищей. Впрочем, Рэйда почти не изменилась... Хорошо все-таки, что даже после смерти что-то остается таким, как было! Вот, например, Пинто, как был очаровательным засранцем, так и остался. Рэйда как раз подглядывала в замочную скважину, и кендер думал было пугнуть ее, материализовавшись прямо перед носом, а лучше - в черепной коробке! Но решил, что эту ба..женщину и при жизни было не напугать, а уж после смерти она, наверное, самого дьявола в бараний рог согнет! Куда интереснее был череп лошади, с которым разговаривал... Салем? Пинто "протек" под полом, и устремился в пустоту между глазницами этого черепа. Если Салем всерьез хочет разговаривать с дохлой лошадью, тут можно славно позабавиться!
|
|
Сидевший у зажжённого камина человек, играл на скрипке что-то донельзя душераздирающее. Хорошо что его соседа и вечного компаньона все ещё не было дома, иначе доктору грозила настоящая и непреходящая до самого утра мигрень от заунывным звуков издаваемых лучшим частным сыщиком Англии, что теперь смычком пытал скрипку в глубокой задумчивости. На небольшом журнальном столике рядом лежала нераспечатанная увесистая посылка со штемпелями нескольких графств где она успела побывать пока добралась до этого городка и гостиной, а также рядом лежала небольшая записка, аккуратно вложенная в конверт после прочтения. Пламя дрожало, словно бы в ужасе, от обволакивающей сумрачную комнату какофонии звуков. За окном медленно, не по осеннему, вечерело и фонарщики уже зажигали лампы вдоль одной из центральных улиц, куда и выходила мансарда снимаемая нашим героем уже несколько лет подряд. Скоро ночной мрак совсем опуститься на улицы и со стороны реки поползет рыжий туман. Нужно действовать! Медлить более, невозможно...
Человек, все ещё сомневаясь, медленно откладывает скрипку, в раскрытый на соседнем кресле футляр. Бросает ещё один осторожный взгляд на посылку и захлопнув с громким стуком пристанище своей музыкальной подруги, нетерпеливо выстукивает пальцами ритм любимой симфонии, совершенно бессознательно. Затем он вынимает серебренный с гравировкой хронометр из кармашка пиджака, смотрит на время, а потом краешек неба едва заметный над горшком с пышно разросшимися на подоконнике горшочными цветами. Нет, все же надо идти.
Скоро детектив выходит из дома, вооруженный тростью и подняв высоко отвороты пальто. Переговорить с доктором, прежде чем отправляться на черный рынок контрабанды, было безусловно хорошей идеей – жаль не осуществимой сегодня. Вероятно доктору Йотсону попался особо больной клиент и он будет занят допоздна, а вернувшись сразу ляжет спать поужинав по своему обыкновению в таком случае в первом попавшемся ресторане. А нелегальные скупщики краденного и прочий сброд, увы, на удивление придерживается весьма пунктуальных правил, когда речь идет о покупке или продаже чего-то особо ценного! Двигающемуся быстрым размашистым шагом джентльмену, же нужно было завернуть прежде в пару-тройку других мест по дороге. Итак, время было дорого.
"Наконец-то, это ДЕЛО – стронулось!" – думал он сверкая на степенных прохожих полным нетерпения взглядом. Смутные сомнения что начали посещать его в последние дни сентября уже измотали все возможные нервы – что-то нехорошее зреет и вот-вот лопнет неприятным нарывом на теле страны. И хорошо если только страны, а не всего мира! Опасность, что пока едва уловимая витала в воздухе, заставила сыщика хищно улыбнутся и сильнее прибавить шагу, добавляя в походку пружинистость готового к прыжку хищника вставшего на след добычи.
Увы, как оказалось, бобби из Скотленд-Ярда именно сегодня решили устроить облаву на фальшивомонетчиков. Сбытчики краденого едва почуяв "куда ветер дует" мгновенно разбежались по норам, как сточные крысы в грязной поворотное почуявшие котов. А затесавшийся среди покупателей Хенрик Шемтол – один из величайших детективов столетия, вынужден был разочаровано наблюдать как многочисленные источники информации, один за другим хватают первый попавшийся кэб и обещают любые деньги за то чтобы уйти от погони – которой, вот ирония, совершенно не было – разве что в их воображении. Полиция устроившая в трущобах облавы совсем не склонна была бросаться в разного рода погони сегодня, в конце концов это же не серийные убийцы – за поимку такого мутного "любителя антиквариата" премию не получишь. Частный сыщик, пнул мусорный ящик и развернувшись потопал назад, разочарованный очередной отсрочкой, среди сумрака осеннего вечера его фигура в длинном пальто сливалась с тенями.
Первое что он обнаружил вернувшись – суетящуюся на кухне квартирную хозяйку. Вероятно что-то случилось, раз степенная вдова так нетерпеливо чиркала спичками чтобы просто зажечь плиту. Нахмурившись детектив поспешил наверх, в гостиную под крышей. Там он обнаружил сидящего в любимом кресле доктора Йотсона – своего старого друга. Одна нога у него была в гипсе и явно все ещё болела. Иначе зачем бы он заливал свое горе алкоголем да ещё и на ночь глядя?
– Вы не представляете, сегодня – попал под карету! – горько улыбнувшись произнес доктор, опрокидывая в себя стакан горячительного. – Ого, – только и присвистнул Хенрик вешая пальто и отмечая характерную грязь на видавшем виды клетчатом пальто доктора небрежно брошенном на тумбочку для обуви. – Во что это вы успели ввязаться? Я думал у вас сегодня только медицинская практика по расписанию.
– Ну не то чтобы... стойте, а как это вы узнали? – доктор, как много раз до того, снова озадачено посмотрел на компаньона, – Миссис Фадсон вам сказала?
– Это элементарно, мой друг! – усмехнулся, впрочем весьма сочувственно поглядывая в сторону больной ноги товарища. – Ничто не способно выгнать вас из ресторана после продолжительной практики, раньше шести вечера. Сейчас ровно пять тридцать семь, прибавьте к этому время на госпитализацию и наложение гипса – сразу же поймете, что практика сегодня у вас закончилась необычайно рано, а потом вы верно напали на какой-то след? Рассказывайте!
Сыщик достал курительную трубку и неторопливо набил её, после чего прикурил от вынутого из тлеющего очага уголек щипцами чтобы от него прикурить.
Как оказалось доктор встретил по дороге домой странного человека похожего под описание одного из разыскиваемых преступников. Йотсон как честный человек решил проследить за ним до дома, чтобы предоставить исчерпывающую информацию. А на обратном пути его сбил какой-то бешённый кэб и едва-едва не затоптали лошадью, хорошо хоть до госпиталя было всего два шага шагнуть – помощь прохожих и коллег пришлась очень кстати. – Знаете, Хенрик, мне кажется тот парень меня заметил... – после затянувшийся паузы произнес доктор нахмурившись и разгладив без нужды усы. – Когда я ехал обратно из госпиталя, я выглянул сквозь шторку – могу поклясться что видел как нас преследует в тумане смутная тень не желающая попадать под свет фонарей. Не уверен что человек может так быстро двигаться, но может он был на лошади? Как думаете?
– Я думаю мы с вами оба сегодня получили отворот-поворот фортуны, мой друг. Пусть же это послужит нам достойным уроком! – мистер Шемтол, выдохнул колечко дыма прежде чем продолжить, – Давайте я помогу вам добраться до спальни, чтобы не бередить рану. Вам сегодня хорошенько досталось и нужно дать организму выспаться, а не напиваться. Как врач, вы со мной должны быть согласны.
Спустя некоторое время, под храп раненого доктора, сыщик сел к столу для бумаг чтобы немного разобраться с текучкой. Было уже за полночь, он снова пыхал трубкой пока убористым подчерком записывал в блокнот свои размышления и невольно прислушивался к далекому волчьему вою. Очень необычно. До окраины и леса было довольно таки далеко. Задумавшись детектив снова посмотрел в окно, отложив перо в чернильницу на время. Что-то происходило там под покровом ночи... но что?
-
Атмосферу передал отлично!
-
Получила неимоверное удовольствие, прочитав всю ветку. А идея с заметкой в газете стоит отдельной похвалы. Жаль, что мы оказались по разные стороны баррикад. Спасибо за игру :)
|
|
|
|
Музыкальная тема: ссылка Несложно было найти в траве следы незнакомого существа – как на теле Белого Пера, так и на земле, и на коре древесной оставил зверь глубокие раны. Бежало чудище вслед за солнцем или же наоборот убегало оно от ярких лучей, но след, что шел то по земле, то вдруг переходил на деревья, то на миг терялся в низкой листве, чтобы вновь возникнуть среди кучи опавших листьев, тянулся и тянулся к тем землям, куда уходило изо дня в день светило. Два дня шли по следу разведчики и как бы ни были стремительны элифэ в родных зеленых лесах, зверь все равно был быстрее – след чудища остывал. На третий же день лес вокруг стал меняться: всё еще ветви великих деревьев своей золотистой в сезон листопада листвой укрывали небесный свод, а тени их могучих ветвей тянулись по верхушкам других, меньших деревьев, но земля становилась здесь суше – всё меньше здесь было травы и цветов и всё больше у корней росло пёстрых поганок. К вечеру же третьего дня стихли привычные звуки: не бежал среди листвы зверь лесной, не журчали ручьи; только крик птицы кано иногда еще раздавался в вышине, прогоняя подступающий страх, но даже великая птица летала здесь высоко в облаках, скрываясь от взглядов тех, у кого нету крыльев. Утром же четвертого дня один из разведчиков заметил возню вдалеке и белесые проблески среди яркой листвы. Там вдали две черные тени кружили вокруг друг друга и густая паутина, подобная той, что прядут мелкие паучки у корней древа Талала, свисала здесь широким пологом с гнувшихся под весом тенёт деревьев. Под белесым навесом же два чудища черных как уголь, с четырьмя парами глаз, с восемью пиками вместо ног кружили в смертельном танце – еще четверо притаились среди паутины, только лишь жуткими красными глазами выдавая себя. Поединок чудовищ был ритуальным, как заметили те, кто хоть раз видел танец Острой Листвы; но даже в этой игре, ставкой всё еще была жизнь – одна из пик-лап огромного паука вонзилась в хитиновый панцирь другого и из раны прыснула гадкая жижа, больше всего напоминавшая грязную воду. Тотчас вторая пика вонзилась с другой стороны, следом еще две, и наконец последняя пара – лишь две паучьи ноги всё еще оставались на земле. Именно так был убит Белое Перо. У корней же древа Талала происходили иные события. Старый Ясень один за другим извлекал органы из тела оленя и каждый раз гадание раскрывало ему всю правду. Пусть не видел он поединка в лесу, но знал уже, что быстр и силен воин паучьего племени; знал, что чудище – лишь разведчик, телом погибшего отметивший свою новую территорию; знал, что хоть пауки и опасны, не так сплочены они как элифэ; знал, что волшебную пряжу прядут шаманы паучьего племени; даже то рассказало гадание, что не знают эти чудища мира – в их виденьи Великого Леса есть только охота и только война. Но не только в поиске знаний племя Талала готовилось к будущему. Острая Листва организовала небольшой отряд стражи, установив патрули: мало воинов было среди элифэ и потому всякий раз всё те же трое обходили поля. А за полями, палками и камнями вырывая неглубокие ямы, элифэ заполняли их кольями, готовя пусть и не рубеж обороны, но знак чужаку, что эта земля племени Талала и элифэ не покинут её. Музыкальная тема: ссылка Паучье племя не нападало с тех пор на Талала. Отпугнули ли чужаков патрули, заметили ли паучьи разведчики одну из ловушек, а может и вовсе пауки-чародеи прознали, что элифэ готовы к сражению, но от их лап-мечей Белое Перо остался последним погибшим. Вновь дни чередой сменяли друг друга, прошел сезон листопада, прошли холода, и птица кано вновь принесла из-за горизонта теплый сияющий диск. Всё будто бы ладилось у корней древа Талала, вопреки ужасной находке ушедшего года; вот только с началом дождей с лихорадкой и кашлем в своем жилище слёг Звонкий Лис, едва лишь успев завершить представление. А еще до первых слёз Солнца элифэ успели сходить светилу навстречу – там, где два великих древа сплели свои корни, раскинулась сияющая в дневном свете долина с быстрым потоком. Видели следопыты рыбу, что сверкала своей чешуей в ярких лучах, плескаясь в воде; сияющие облака, что будто рекой спускались по стволам великих деревьев в низины и зависали почти над самой землей; обилие фруктов и трав, и цветов, чей пьянящий аромат наполнял всю долину. Пение птиц и журчание чистой реки, робкий топот оленей среди густых плодоносных деревьев. По хорошей погоде – неделя пути от древа Талала, но уйти – значит бросить поля.
-
Сколько возможностей, аж глаза разбегаются))
-
Хорошо, что я не арахнофоб
|
|
Ясена и ЭйпадияПогрузив, наконец, все необходимое музейное имущество в принадлежащую музею же подводу, Альба и Ясена тронулись на восток, в направлении Выперок. Дорога, в общем-то, была знакомая, хотя этим утром обстановка на ней оказалась более чем непривычная: гоняющие туда-сюда вестовые, армейские повозки - признаки войны проявились на их пути уже на окраинах Первопоселения, а уж ближе к деревне стали совершенно наглядными. Объехав Выперки с севера, бардессы приблизились вплотную к лагерю, где обстановка была... сказать, что "оживленная" - значит ничего не сказать. Там все гудело ульем, какие-то колонны, конные и пешие выдвигались вперед по Торговой дороге, сворачивались поставленные вчера палатки, гасились костры - не меньше половины воительниц снимались с месте, чтобы... видимо, чтобы выполнять какие-то поставленные начальством задачи. - Ну и движуха, слушай, я даже не знаю, где тут эту Мариэлу нашу искать, - озабоченно промолвила Альба. Однако... язык бардессу кормит, как бы двусмысленно это ни звучало, но любая ученица Анаэрины из тех, что путешествуют по окраинным деревням Закуполья, прекрасно знает, как спрашивать сестер, чтобы те тебя сориентировали на незнакомой местности. И теперь девушки, поговорив со служивыми на одном из въездов в лагерь и убедив их в том, какую важную миссию выполняют, в целом поняли, куда примерно нужно ехать, чтобы добраться до штабной палатки командующей Стражами Пограничья. Правда, добраться до этой самой палатки было задачей весьма нетривиальной, ибо ехать пришлось в буквальном смысле через разоренный улей, постоянно сталкиваясь с весьма занятыми и озабоченными своими делами воительницами, выслушивая их мнение по поводу уместности присутствия телеги в том месте, где она сейчас присутствовала. Ну да что уж там - с грехом пополам, как и полагается бардессам, они таки выехали в тот сектор лагеря, где располагались подразделения Стражей. - Так, вроде сюда повернуть-то сказали? - ткнула пальцем в направлении искомого большого шатра без каких-либо признаков караула на входе Альба. - Вот, блин, заехали, предупредил бы кто, мне ж теперь обратно телегу не вывезти, пока они ту здоровую палатку не снимут. Слушай, Яс, как думаешь, где тут пописать можно? Меня что-то в дороге здорово растрясло... Полог палатки неожиданно откинулся, и перед бардессами предстала облаченная в доспехи светловолосая женщина с не слишком приветливым (а скорее - офигевшим не по-хорошему) выражением лица. Обе девушки скорее почуяли, чем поняли, что перед ними то самое искомое начальство, вот только Альба отреагировала несколько невпопад, пока Ясена слезала с телеги, обвешанная своим личным и музейным арсеналом, держа в руках пресловутый декоративный топор, который надо было срочно сбыть кому-нибудь более опытному в обращении с ним. - А, здрасьте, - улыбнулась она прямо в лицо воительнице. - Мы тут вам картину привезли. И оружие. И, это... где у вас отхожее место? С явным трудом подавившая эмоции женщина молча ткнула в сторону длинной тканевой ширмы, за которой, очевидно, скрывался полевой сортир (Альба не замедлила бодро ускакать в соответствующем направлении), и наконец обратила внимание Ясену: - Стало быть, ты у нас та самая знаменитая специалистка по оружию? Выражение ее лица недвусмысленно говорило о том, что ответ "нет, это вон та рыженькая с вами в поход пойдет" эту женщину (Мариэлу?) категорически не устроит. А из-за плеча воительницы выглянула одетая в зелено-коричнево-серых тонах, в которых так хорошо теряться на фоне мидгалльских лесов, миниатюрная полногубая девица с топором на поясе, держащая в руке весьма внушительно выглядящий лук.
|
-
Если они питомцы, то получается, что Медь и Док - будущие живодёры!
-
А дверь открывается вовнутрь и Саймон ломает себе ногу)
|
-
Честно говоря, его больше волновали именно руки: будут ли они сейчас мурлыкать и тереться о дверь, и встанут ли в проходе, тупо уставившись на Шарифа, если им её открыть? Миу-миу
|
|
|
|
|
Бросаемые украдкой на своих подруг взгляды легко убедили Ясену в том, что горячего желания идти в проклятый лес драться с монстрами никто из ее коллег не испытывает. И в этом, собственно, не было ничего удивительного: смотрительницы музея в основном были далеки от мира приключений с риском для жизни. Взять хоть Лейре, которая даром что рамонитка, но рамонитка "гражданская", вовсе не из тех, облаченных в тяжелую броню и оснащенных всяким экзотично и жутко выглядящим оружием Стражей Пограничья. Она в совершенстве владела семью языками - по сути, всеми, которые только можно было изучить под Куполом, имела незаурядный талант к каллиграфии, была чрезвычайно эрудирована, однако очевидно, что на воинские упражнения у нее попросту не было времени. Да и та же Альба - невзирая на простительную бардессе безалаберность, она обладала очень цепким умом и незаурядным литературным талантом: ее эссе-исследование о налаживании трофейной службы в первые месяцы после Дня Боли и Гнева обратило на себя внимание Совета Коллежа, однако с мечами девушка так и оставалась на "вы". Первый же дружеский ее поединок с Ясеной, в котором та трижды выбила у сестры оружие одним и тем же "детским" приемом, был остановлен, дабы не унижать рыженькую дальше: в конце концов, чтобы стать истинным украшением Коллегии Знаний, Альбе вовсе необязательно слыть великой фехтовальщицей, так что пусть развивает свои сильные стороны...
С остальными сестрами дело обстояло не лучше, так что значение взгляда, который метнула на Ясену при встрече Джемайма, становилось очевидным - вопрос о доброволице был задан, в сущности, из вежливости: не было среди персонала музея девушки, более приспособленной для того, чтобы кромсать серебряными клинками шкуру оборотня в компании отважных воительниц.
- Дорога, - ответила на вопрос бардессы ее начальница. - Они собираются прокладывать прямую дорогу к Виа Ильдеци и восточному пограничному посту, для военных нужд - война явно только начинается. И для этого необходимо очистить лес от проклятия, ликантроп же является его источником. Признаюсь, подробностями со мной не поделились - это был, хм, непростой разговор.
Торопливая и резкая фраза Ясены заставляет вздрогнуть ее товарок, однако Джемайма явно не удивлена: кажется, уголок ее губ даже обозначает... улыбку? Да нет, быть не может, просто показалось.
- Замечательно. Без твоего участия в любом случае не обошлось бы: где в данный момент обретается требуемое от нас оружие, знаешь ты одна. Так что - жду через десять минут у себя, со всем, что у нас имеется порадовать армию. Так, а мы с вами, Альба, Лейре, пойдем исследовать запасники Зала Картин - меня, говоря откровенно, озадачили не только мечами...
Увлекая за собой жестом рамонитку и рыжую бардессу, старшая смотрительница направилась в сторону Зала Картин - чем, собственно, ее реакция на благополучно отыскавшуюся доброволицу и была исчерпана. В подобные моменты было очень легко понять, почему Джемайму так не любят в Совете Коллежа, состоящем из женщин искусства, весьма эмпатичных и не скупящихся на эмоции. С другой стороны, быть может, именно такая женщина и необходима в руководящем органе бардесс - разумеется, в единственном экземпляре...
Обижаться и удивляться в любом случае было бессмысленно - оставалось лишь вспоминать, что же такого отливающего серебром, чем можно убивать, Ясена держала в своих руках в последние дни?
***
Первое, что приходило в голову - это так называемый "экспериментальный" меч сестры Деллы - рамонитки, которая настолько озаботилась в свое время проблемой барона-ликантропа, что и в самом деле кустарными методами, по старинным книгам, сумела удачно посеребрить стальной клинок с помощью горячей амальгамы серебра на основе ртути. Огневое серебрение - кажется, так это называется. Сначала клинок необходимо покрыть медной основой, вроде грунта в живописи, а затем уже можно приступать непосредственно к "вывариванию" лезвия в растворе столь нелюбимого оборотнями металла. Процесс довольно долгий, на один клинок ушло не менее семи дней, но самое главное - это было чрезвычайно опасное ремесло. То ли учившаяся по старинным трактатам изобретательница слабо представляла, насколько ядовита выпариваемая в ходе серебрения ртуть, то ли сознательно шла на этот риск... словом, она очень тяжело отравилась буквально накануне Дня Боли и Гнева, когда на полгода потеряла сознание от жестокой раны Аэлис, а ее обезумевшие от горя ученицы были почти все убиты в жестоком сражении - и выходить талантливую ремесленницу оказалось некому. Ее имя и дело не было забыто, конечно, и меч попал в итоге в музей - но за потерей актуальности повторять эксперименты по серебрению больше никто не решился - определенно, в Старой Крепости сейчас по этому поводу здорово кусают локти...
Во-вторых, были три серебряные стрелы, захваченные в свое время у мидгалльской армии. Серебряные, к счастью, не буквально - но в материале наконечников сомневаться не приходилось. Такими стрелами во время воинских игр по традиции награждались лучшие королевские лучники, и для поражения ликантропа они вполне подходили. Была лишь одна загвоздка: эти боеприпасы был очевидно декоративными на вид, так что попадать ими в цель может оказаться делом затруднительным.
В-третьих, имелся еще один чисто декоративный предмет: серебряный топор пажа, сугубо церемониальное оружие, которым были вооружены смазливые мальчики, сопровождающие мидгалльского короля, якобы обеспечивающие его безопасность, а на деле служащие ему наложниками. С одной стороны - уязвимому к драгоценному металлу ликантропу придется плохо, если этим оружием приложиться от души по черепу. С другой... церемониальный топор был очевидно несбалансирован, да еще, вдобавок, довольно хрупок на вид - неизвестно, сколько ударов он выдержит, прежде чем рукоять переломится у обуха...
Наконец, было два предмета, чье происхождение до сих пор оставалось загадкой. Восьмидюймовые посеребрёные заколки нумантийского происхождения, второе назначение которых не сразу угадывалось по внешнему виду. Да, это было орудие профессиональных убийц - замаскированные под украшения метательные стилеты с полостями внутри, в которых находились, видимо, играющие роль балансира капельки ртути, что давало куда большие возможности для дальней атаки, чем использование простого ножа или кинжала. Однако драться подобными штуками в ближнем бою было не лучшей идеей: никакого подобия гарды на гладкой серебряной поверхности стержня, плюс пара декоративных цветочных венчиков на "эфесе" - да, тут изготовители "заколок" дали маху. Или, быть может, потенциальные жертвы неведомого убийцы попросту никого к себе не подпускали на расстояние удара? В любом случае, и эти штуки в ее будущем походе были нелишними.
|
|
|
|
|
Наспех наведя "творческий беспорядок" на рабочем столе, разложив с помощью магического помощника ждущие своей очереди клинки, Ясена приступила к работе над тем самым тарзасским кавалерийским мечом - шестигранное сечение, два дола, качественная мидгардская поковка. Судя по виду - принадлежал он достаточно зажиточному феодалу, так что в стеллаже смотрелся красиво, если поддерживать его визуальное состояние на нужном уровне. Сегодня ей осталось дообработать долы - самая муторная работа с традиционно спорным результатом: придется долго щуриться на дневном свету, чтобы убедиться в том, что меч выглядит безупречно, и сама Джемайма лишь удовлетворенно кивнет, инспектируя стеллажи... Собственно, именно для того чтобы проверить качество полировки, Ясена и вышла из своей каморки в выставочный зал, вращая клинком под разными углами и стараясь поймать глазами вожделенные солнечные зайчики. Выглядел меч вроде бы неплохо, хотя... нет, это уже ее личный перфекционизм, для стеллажа более чем сойдет. За раздумьями о том, стоит ли приступать к новому клинку, ее и застала ворвавшаяся в зал в сопровождении Альбы еще более хмурая, чем обычно, Джемайма. И, надо же такому случиться, особенно яркий лучик солнца, отразившись от полированного лезвия, попал начальнице прямо в глаз. Вышло, признаться, неловко, ибо кто знает, как мрачная старая дева воспримет подобное: может, решит, что молодая смотрительница подобным образом хвастается, или вообще дразнится? Однако Черная Дева лишь вздернула бровь, оглядывая задумчиво Ясену, затем кивнула каким-то мыслям в своей голове и бросила Альбе: - Собирай всех. Собирать, впрочем, долго не пришлось: в зал уже заходили сотрудницы музея, усиленно делающие вид, что буквально вот только что отвлеклись от усердной работы по подготовке Дворца Щитов к неделе школьных экскурсий - хотя любопытство на лицах некоторых из них говорило о том, что они менее всего сейчас озабочены повседневными делами музея. Девять женщин разного возраста, бардесс и храмовых, собрались вокруг своей начальницы. - Утром меня пригласили в Старую Крепость, - начала свой рассказ Джемайма. - Пригласили, чтобы... отдать приказ. Приказ на изъятие из музея и передачу в армию всего серебряного и серебрёного оружия. Цитирую дословно - "всего, что отливает серебром и чем можно убивать". Разумеется, я сразу же объяснила любезным сестрам-воительницам, что приказывать одной из Старших Коллежа Свободных Искусств они могут разве что в своих эротических сновидениях. Смотрительницы обеспокоенно зашевелились - сцену с их начальницей и командирами Старой Крепости они представляли очень хорошо. С формальной стороны, Джемайма была права: в сложной политической структуре Купола, с его столетиями выстраиваемым балансом между разными сестринскими содружествами, давить на полноправную участницу Совета Коллежа, пусть даже в этом самом Коллеже к ней относились ой как непросто - было явным нарушением правил хорошего тона. С другой - все-таки война на пороге, отчаянные времена требуют отчаянных мер, быть может, не так уж и неправы были те неизвестные "сестры-воительницы"? С третьей - правильно ли поняла их сама Джемайма? Общаться с этой женщиной ой как непросто даже тем, кто работает рядом с ней десятилетиями. - Они немного покричали, потопали ножками, помахали ручками, одним словом, вдоволь повредили Куполу словами и мыслями, пока не пришла, наконец, командующая Мартина - единственная из тамошних сестер, кто умеет иногда думать головой вместо седалищных полушарий, - продолжала тем временем Джемайма. - С ней мы, наконец, пришли к компромиссу: музей одолжит нужное им оружие из своей коллекции, однако сопровождать эти предметы, и следить за их сохранностью, должна будет квалифицированная музейная сотрудница. Одна из нас, очевидно, как это всегда делается на выездных выставках в Закуполье. - Подождите, сестра Джемайма, а зачем им нужно именно серебряное оружие? - озадаченно спросила Лейре. - Ну, это очевидно: армейское командование хочет убить ликантропа, живущего в Скверном Лесу, а простая сталь его не возьмет. Так что придется кому-то из нас сопровождать боевой отряд, и проследить, чтобы коллекции бесценных предметов, которым предстоит пострадать в этом походе, был нанесен все-таки самый минимальный урон. Повисла тишина, в которой женщины потрясенно переваривали услышанное. - В смысле... нужно идти с армейскими на ликантропа, которого полвека назад не смогли убить отборные служительницы двух Храмов? - потрясенно уточнила Лейре. - Идти для того, чтобы следить за сохранностью желе... простите, бесценных музейных экспонатов? А ничего, что в этом лесу очень легко сложить голову? - Есть вещи куда дороже наших голов, - резко ответила Джемайма. - Сожалею, что не смогла тебе этого донести. Не железки, даже не экспонаты - мы с вами оберегаем коллективную память нашей общины. И если ради сиюминутных нужд позволить разорять коллекцию, которую собирали еще наши бабушки и матери - это станет очень скверным прецедентом. Для армейских, живущих вопросами сегодняшнего дня, не будет препятствий и дальше налетать на музей коршунами, пусть поколения спустя их глупость станут проклинать наши правнучки. Именно поэтому я не отдам им ни одного кинжала без бдительного надзора с нашей стороны. Я бы пошла в эту экспедицию сама, но меня очень любезно и прямолинейно поименовали слишком старой для таких дел. Так что нам необходима доброволица. Знаю, что в этом вопросе я не имею права кому-то из вас приказывать, и, если охотницы идти на оборотня не найдется - что ж, мне придется еще раз попытаться заставить их изменить мнение о моих боевых возможностях. В конце концов, в коллегии Мечей нас обучали не только площадным танцам и прочим забавам...
|
-
Вновь плачет теплое солнце и чтобы утешить его, к небу тянутся все плоды и деревья
Все так и есть
-
Не смотря на то, что есть уже второй пост, плюсомёт у меня откатился только сейчас. А вводный пост явно заслуживает внимания)
|
|
|
|
|
- Белая, говоришь? - кажется, Альба восприняла слова Ясены буквально, и ненадолго призадумалась, перебирая в памяти всех их общих светловолосых знакомых, так что на вопрос о войне ответила Лейре:
- А вот тут одни Богини знают, чем все обернется, серьезно. У Старших суета всю ночь и все утро, движения всякие непонятные, войну они себе точно не так представляли. Может, и правда сейчас всю музейную коллекцию раздадут ополченкам, если всерьез воевать придется, а может - ничего и не поменяется.
- Да фига с два Джемайма хоть один меч уступит без боя, - возразила Альба. - Вся на черную желчь изойдет скорее. Как бы нам тут не пришлось в музее держать оборону против всей Старой Крепости...
Бардесса даже нервно хохотнула, ибо пришедшая в голову мысль, учитывая характер их начальницы, не казалось совсем уж нелепой, и когда Лейре попыталась ее урезонить, чтобы та не говорила глупостей, она не упустила возможности подколоть рамонитку:
- Не, ну тебя, конечно, это вообще никак не затронет - будешь и дальше переписывать свои эротические романы, - и, отметая всякие возражения, Альба стала декламировать:
- Попервой ведьмы оные тычут друг дружке перстами в срамные дырищи, покель те не намокнут и не станут смердить рыбьей требухой. Опосля того лезут в срам устами нечестивыми да лакают бабье семя, аки псы. А как напьются вдосталь - так ложатся одна на другую, чтобы срамом соприкасаться, и мокрыми теми дырами трутся, но, распаленные дэвьей нечестивой страстью, не могут похоть свою погасить, и начинают тогда сызнова друг дружку тыкать, потом лизать, а потом опять щелями грязными потираться... - рыжая кудряшка наизусть цитировала омерзительные слова, ни разу не запнувшись и не отвлекаясь на попытки Лейре ее перебить.
Во Дворце Щитов была своя небольшая библиотека, состоявшая в основном из дорогих на вид фолиантов, которые эффектно смотрелись в музейных витринах, однако содержательной ценности не имели. Эти фолианты Джемайма категорически не позволяла выносить за пределы здания, мотивируя это тем, что в других библиотеках со старинными томами никто не умеет обращаться достаточно бережно. Поэтому в штате музея состояла рамонитка Лейре, чьей задачей как раз и был разбор книг из хранилища, их копирование и учет для Храма. Сейчас она работала над манускриптом под названием "Правдивая повесть про град нечестивых язычниц, зовомый Куполом, про нравы и обычаи его насельниц, которую со слов свидетелей составил брат Геронтий Массинийский". Книга эта, написанная сто лет назад, во времена, когда практически никаких достоверных сведений о Сестрах во внешнем мире не было и быть не могло, не имела ровным счетом никакой познавательной ценности: почти все в ней описанное было выдумкой того самого Геронтия. Например, Куполу там отчего-то приписывался феодальный строй, при этом автор утверждал, что пашущие землю Сестры называются баронессами и герцогинями, а те, кто управляет ими, напротив, мужичками и крестьянками. Некогда захваченная в замке барона Ойля, "Правдивая повесть" была надолго забыта после первого ознакомления с нею рамониток, и только сейчас до нее дошли руки у переписчицы, ибо даже такой вздор должен иметься в храмовой библиотеке минимум в одном экземпляре. Как оказалось, Геронтий Массинийский более всего обожал описывать религиозные ритуалы и формы поклонения Сестер Богиням, причем все эти ритуалы имели сексуальный характер. Порой трактат выглядел как форменная порнография, в совершенно блевотном стиле. На беду, Альба поинтересовалась, чем же занимается ее коллега, прочитала кое-что из переписанных фрагментов, и пришла в форменный восторг. С ее памятью было легко заучивать "Повесть" целыми страницами, и за рабочий день она могла к месту и не к месту процитировать Геронтия минимум раз пять.
Лейре дослушала подругу, сложив руки на груди:
- Слушай, давай я тебе перепишу отдельный подарочный экземпляр, но с условием: ты перестанешь зачитывать это вслух, а? Яс, а тебе лучше идти разложить все свое на рабочем месте, чтобы было видно, что ты все утро усердно работала. Тебе, ленивая задница, к слову, тоже - или ты всерьез надеешься, что брони из музея конфискуют, и чистить их больше не понадобится? Кираса стальная умбрийская, выгравированный герб, инвентарный номер 1986, сама себе не начистит - а ты ее клятвенно обещала сдать еще на прошлой неделе, забыла? - рамонитка продемонстрировала, что не одна Альба имеет прекрасную память и достаточно свободного времени, чтобы интересоваться чужой работой.
Скривив такую физиономию, будто ей надо пережевать целый пучок щавелевых листьев, рыженькая отправилась в свой зал: у нее и в самом деле забот с чисткой доспехов было не меньше, чем у Ясены с клинками, а вот с усидчивостью и терпением были очень большие проблемы.
|
Слова Ясены заставляют Дину улыбнуться, и все-таки бардесса перешагивает порог под пристальным взглядом своей любовницы. Кажется, порог отделяет не только дом от улицы, но и является важным психологическим рубежом: переступив его, Ясена окажется совершенно свободной от обязательств перед лесорубкой, которой останется лишь надеяться на ее слово, и Дина это слишком хорошо понимает. Задерживаться и травить душу девушке явно не стоило, однако, когда нерадивая смотрительница музея уже ухватилась рукой за запор калитки - раздался оглушительный разбойничий свист, вслед за которым звонкий голос возвестил на всю улицу:
- Динкаааа! Собирай барахло, Мама артель созывает!
Вопившая это кудрявая девчонка с явной примесью текрурийской крови была одной из тех вчерашних подруг Дины, в компании которых Ясена и увидела лесорубку впервые. Коллега, очевидно.
- Лила, какого дэва, ты что, с ума сошла? - высунувшись по пояс в окно, спросила Дина. - Мы месяц в лесу втухали без передыха, они не имеют права нас вообще неделю трогать!
- А нас армия мобилизовала, - с неуместным весельем пояснила Лила. - Просеку в лесу рубить будем, для новой дороги, все выходные теперь отменяются!
- Да ети их под маточку! - выругалась Дина, только после этого сообразив, что бардесса еще не покинула ее двор. Исчезнув в окне, она торопливо покинула дом, выбралась на улицу, подошла к Ясене с опущенными глазами:
- Прости, кажется, с обедом у нас теперь нескоро получится, сама видишь - гребаные косматые со своей поганой войной... Но я тебя найду обязательно, когда освободимся наконец, ты ж в музее работаешь, верно? В первый же день отпуска обязательно забегу, хорошо?
- Встречаемся на дороге, короче, как всегда - вмешалась Лила. - Не тормози только, там сейчас все на нервяке, Мама сказала - лес пьяный будет, затрахаемся не по-хорошему...
***
К зданию Дворца Щитов Ясена добралась спустя десять минут, и музей являл собой островок стабильности посреди встревоженного Первопоселения, где, судя по обрывкам разговоров, всех куда-то мобилизовали или переводили по работе. По столичным улицам мчались в разные стороны верховые, кто-то с кем-то обнимался на прощание, устраивались импровизированные собрания на всех свободных площадках - словом, оживление было для рабочего дня весьма непривычное. Стоило ли, впрочем, этому удивляться? Времена после вчерашнего боя точно будут такие, каких никто, кроме ветхих старушек, и не помнит уже...
Музей же... а что ему станется? Он по-прежнему сиял широкими и дорогими окнами из прозрачного стекла (вопрос освещения являлся в данном случае критическим) а между окон по-прежнему висели те самые щиты, что дали ее месту работы свое название. Сейчас, наверное, после выволочки от Джемаймы, бардесса снова вернется к бесящей и напрягающей работе по полировке клинков, и к концу рабочего дня от этих однообразных движений думать забудет про любые исторические события...
Мысленно приготовившись к хорошей головомойке, Ясена вошла в здание, и сразу на пороге была встречена светловолосой рамониткой по имени Лейре - переписчицей музейного архива:
- Уфф, пришла наконец, ну где ты шляешься-то, Джемайма с минуты на минуту вернуться может, как нам тебя прикрывать? Девки-девки, чем вы думаете вообще?
- Известно, чем, - подошла рыженькая кудряшка Альба, смотрительница из зала доспехов. - Приветствуем новую королеву пьянчужек и блудодеек. В этот раз ты меня уделала с опозданием, признаю. Колись-ка: кто тебя могла настолько задержать? Неужели Жасмин, негодяйка похотливая? Или ты подцепила кого не из наших? Я вчера и не заметила, как ты улизнула. А с Джемаймой тебе повезло - наша Черная Дева с утра и не появлялась на работе.
- Ее вроде в Старую Крепость вызвали, - добавила Лейре. - Неужели наш музейный фонд теперь к войне приспособят?
|
|
- Ау! - вскрикивает Дина от неожиданного шлепка, рефлекторно выбрасывая руку, чтобы схватить кисть шалуньи, но затем соображает, что обе ладони бардессы у нее на виду. - Ах вооот оно что...
Она глубоко вдыхает от нежного поцелуя в шейку, благодарно гладит Ясену по мокрым волосам, затем с чувством "перед смертью не надышишься" впивается в губы любовницы. Чуть отстранившись, хмурится, потом пальцами снимает с липкой щеки бардессы светлый изогнутый волосок:
- Это, кажется, мое? Я помогу тебе, конечно, только нам надо сначала ополоснуться, а то вода уже кончается, - кажется, поток из кадки и в самом деле начал слабеть.
Подмывшись наспех, девушки покинули душ и вернулись в дом. Сборы Ясены много времени не заняли, хотя без забавных моментов не обошлось. Собирая с табуретов, кровати и пола одежду, Дина подняла две пары совершенно одинаковых трусиков - льняных, белого цвета, стандартных, с ткацкой мануфактуры под Старой Болотиной. Учитывая схожую комплекцию девушек, определить, какие кому принадлежат, было весьма затруднительно: сестры из ткаческого содружества умели делать прочное и удобное нижнее белье, но вот разнообразием их изделия, мягко говоря, не отличались. Словом, не без шуток и подколок, но девушки кое-как сумели рассортировать одежду по принадлежности и приготовиться к новому дню - рабочему для бардессы и выходному для Дины. Когда Ясена застегнула последнюю пуговицу, повисла ненадолго неловкая пауза. Наконец, лесорубка решилась:
- Слушай, я понимаю, ты бардесса, да и у меня тоже образ жизни такой, что... В общем, все с нами ясно, но ты бы не хотела как-нибудь еще встретиться, посидеть?.. Ты очень... яркая, да. Наверное, и подруги у тебя тоже все яркие и интересные, и каждая готова скрасить твой вечер, но, если тебе было со мной хоть немного хорошо, если ты не против повторить - было бы здорово, - отведя глаза, Дина обхватила пальцами края столешницы и сжала их до побелевших костяшек.
|
|
|
|
Анна, сменившая безразличие на гнев, выдала в себе то, чем она стала, поведя себя именно так, как предчувствовала паладин владыки Мертвых. Никакого ребенка и в помине не было, максимум кости, в которых она продолжает видеть свое чадо. Андреа, глядя в пол, судорожно вздохнула. После этого неприятного вмешательства, ей стало предельно ясно, что делать дальше. Призраку необходимо покинуть мир живых, хочет он того или нет. Судя по реакции нянечки, она будет сопротивляться, что было крайне прискорбным. Щит и меч в ее руках приобрели невыносимую тяжесть, а кольчуга давила на ставшие хрупкими плечи. Андреа не любила это чувство. Оно напоминало о старых ранах. Каждый раз, применяя насилие против немертвых, она видела искаженные лица своих детей, которые бездумно шагали на нее, стремясь убить все живое. — Я слуга Судьи Проклятых, Силва. Моя работа упокаивать мертвых и чем больше известно о них, тем проще это сделать. — Это было единственное, что она сказала испуганной ведьме. Тот, кто не служит Келемвору, не будет знать всех тонкостей ведения дел с неупокоенными душами. Но определенную пользу этот короткий разговор принес. Он помог ненадолго отвлечься и унять дрожь в коленях. Перед тем, как отойти от спальни, Андреа приложила ладонь к груди, где на синей парче был серебром вышит символ ее веры и еле слышно молиться: Келемвор, Повелитель мертвых, Судья Проклятых, наш Господь, мы, твои верные последователи, молим Тебя о силе выполнять твои приказы. Мы благодарим Тебя за все благословения, которые Ты даровал нам. Ты призвал нас соблюдать Твои законы, чтобы мы могли наслаждаться дневным светом и восхищаться Твоим Величеством. Открой глаза нашего разума, чтобы увидеть Твой Божественный закон и склонить наши сердца всегда к исполнению Твоих заповедей. Направь наши руки против тех, кто не соблюдает твои законы, потому что мы твои вечные слуги. Во славу Тебя, Келемвор, владыка Града Суда. Закончив с молтвой, женщина постояла несколько секунд в молчании, положив руку на закрытую дверь. «Анна, я вернусь и тогда тебе не придется страдать. А пока, потерпи, пожалуйста еще чуть-чуть.» Теперь можно было последовать за Освальдом. Кому-то, как не ей прикрывать его спину, если что-то пойдет не так. Воительница, стараясь не греметь доспехами, ступала тихо, озирая каждый угол темной комнаты.
|
|
-
Если бы Ванесса могла видеть броски Оса, она бы сейчас ехидно улыбалась ;р И одновременно дико завидовала бы, что только он слышит призрака!
-
Печальный сказ о внимательном Осе. Часть вторая.
|
Обернувшаяся в большое полотенце Ясена вытянула голозадую Дину в одной безрукавке во двор, навстречу майской утренней прохладе. Летний душ представлял собой несложную конструкцию - дощатый короб, на крыше которого была закреплена просмоленная деревянная кадка со специальной поворотной пробкой в днище. Бардессе понадобилось несколько прикосновений, чтобы равномерно нагреть воду и не испортить при этом самую не вызывавшую доверия емкость, и затем, к полному восторгу Дины, из отверстий в пробке полилась горячая водица, в которой можно было и голову помыть (лесорубка перед выходом из дома успела подхватить специально для подруги коробочку с пахнущим травам мыльным порошком). Непосредственно гигиенические процедуры, впрочем, заняли у девушек считанные минуты, и вскоре они перешли к вожделенным любовным играм в мыльной пене...
Распаленным бардессе и лесорубке не потребовалось много времени, чтобы от поцелуев и объятий перейти к самому интересному. Пальцы Ясены скользнули вниз, накрывая лоно любовницы, в ответ и Дина направила свою руку в промежность подруги. Однако бардесса твердо решила сейчас взять всю инициативу на себя: судьба рассудит, станет ли этот акт любви ее прощальным подарком, или, напротив, началом крепких отношений, но сделать все надо по высшему разряду, так, чтобы о сегодняшнем утре у той, кто подарила ей ночь, остались лишь самые сладкие воспоминания...
Прижав рослую лесорубку в углу, она прошептала ей на ушко, чтобы та ничему не удивлялась... а дальше призвала на помощь все свое магическое искусство. Пока вставшая на колени Ясена впивалась губами в сокровенные местечки Дины, воздух вокруг нее наполнялся сладкими, сводящими с ума мускусно-цветочными ароматами, тихими мелодиями, вся обстановка наполнялась атмосферой волшебства... Отработанные многими поколениями бардесс маленькие хитрости действовали далеко не всегда: важно было настроение момента, отношение твоей партнерши к тебе - и с этим Ясена, кажется, подгадала идеально. Насаживаясь на юркий язычок, Дина начала заходиться в стонах, ерзая по гладко обструганной, по счастью, стенке душа спиной и попкой, так что и сама бардесса вновь, как минувшей ночью, порядком завелась. Хотелось потянуться пальцами к своему лону, однако это означало потерять контроль над истязаемой ее собственными прикосновениями любовницей, поэтому Ясена снова призвала на помощь магию. И вот уже волшебная рука, атрибут, наверное, каждой из учениц Анаэрины, пробирается в промежность бардессы, накрывая бесплотными пальчиками набухшие и истекающие соками губки... Не так часто у Ясены выходило кончить подобным способом (концентрация на поддержании заклинания порядком убивает настроение, будем честны), но сегодня...
Наверное, Дина очень сладко пахла. Или как-то по-особенному стонала и извивалась. А может, у лесорубки просто были красивые глаза, в которых бардесса могла увидеть отблеск своей судьбы? Одним словом, у Ясены получилось почувствовать приближение ее оргазма, и магическая рука, которой она сама себя ласкала сзади, принуждена была ускориться, чтобы обе девушки могли кончить одновременно. Опыт в сочетании со страстью дал свои плоды: Дина издала свидетельствующий об оргазме полукрик-полувсхлип, насаживаясь на язык любовницы, за считанные мгновения до того, как своей кульминации достигла сама Ясена. Опустившаяся по стенке из-за разом отказавших ног лесорубка, едва отдышавшись, благодарно впилась в измазанные ее соками губы бардессы, затем отстранилась от лица подруги, и та вдруг явственно увидела, как по красной щеке катится не капля с мокрых волос, а настоящая слеза:
- Я ведь никогда не сумею сделать тебе так же, - всхлипнула Дина, которая сейчас, невзирая на свое мощное телосложение, казалось такой отчаянно слабой. - Но все-таки попробую, я ведь тоже могу хоть что-то, верно?
Она протянула руку к горячему влажному лону Ясены, однако та вздрогнула от прикосновения к столь болезненно чувствительной после оргазма вульве, и лесорубка тут же испуганно отдернула пальцы.
- Ты... уже? - с расширенными глаза Дина смотрела в лицо любовницы. - Но... когда? И как? Тоже... м-магия?
|
-
Они призраки эти... нестабильные! - уверенно заявила ведьма, хотя до этого призраков в глаза не видела. Но новым знакомым-то это откуда знать? Не грех и щегольнуть перед ними своей опытностью, пусть и привирая слегка! Правильно!
|
От первых прикосновений бардессы к руке Дина глубоко и с присвистом вдыхает, и едва не выпускает воздух прямо в рот накрывшей ее губы своими Ясены. Рука лесорубки ложится сначала на ягодицу любовницы, затем испуганно перемещается на талию, потом к спине - она как будто боится сделать что-то не так в этот памятный момент. Когда бардесса отрывается от ее губ - они видит на щеках Дины легкий румянец, и в ответ на ее предложение та расплывается в улыбке:
- Отличная идея, если ты никуда не спешишь! Правда, насчет завтрака - боюсь, вряд ли я тебя чем-то впечатлю, только вчера из леса вернулась, - Ясена, чье лицо находится так близко от лица Дины, вдруг замечает в уголках ее глаз характерный влажный блеск.
Встав с кровати и ступив на дощатый пол, лесорубка стала натягивать на себя черную полотняную безрукавку, пока бардесса получила возможность получше при дневном свете осмотреть как жилище своей любовницы, так и ее саму. Небольшой бревенчатый пятистенок производил знакомое впечатление достатка без уюта, столь типичное для обиталищ молодых неженатых девушек, работающих вдали от родных стен. Много добротной и крепкой мебели, красивая посуда на столе, даже пара окрашенных гипсовых статуэток футовой высоты - репродукции "Купальщиц" из знаменитой серии примы Франчески - все это свидетельствовало о том, что с вещевым довольствием у Дины дела обстоят замечательно, и невеста она завидная. Вот только не было в обстановке ее жилища тех характерных деталей, что свидетельствуют о привязанности женщины к своему дому - даже черные купальщицы были задвинуты в угол к стене, когда понадобилось, видимо, достать что-то громоздкое из шкафа, да так там и остались, и теперь эти несчастные девушки напрасно принимали соблазнительные позы, пытаясь привлечь внимание хозяйки...
Со спинки кровати Дина подобрала полотенце, сыгравшее определенную роль во вчерашнем вечере. Чистоплотная и заботливая девушка подложила его под свои бедра, чтобы в процессе любовных игр не испачкать простыню, которую стирать будет всяко сложнее - и надо было видеть ее глаза, когда Ясена с помощью простенькой магии вернула измазанному женскими соками куску ткани первозданную чистоту. Вот и сейчас она с удивлением рассматривала вышитый рушник, едва удержавшись от того, чтобы погрузить в него свое лицо, надеясь-таки уловить терпкий аромат - свой или своей любовницы.
- Душ у меня за домом, на заднем дворе. Вроде бы соседки особо не подсматривают, но случайно увидеть могут, так что имей виду - мне-то без разницы в принципе. Только сейчас, наверное, там водичка холодная с утра, нам может быть не очень удобно, но я могу вскипятить котелок на очаге, если потерпишь, - Дина подошла к большому деревянному ведру, стоявшему на одном из неиспользуемых по назначению табуретов, да так и застыла в ожидании ответа, давая возможность собой полюбоваться. Маленькие грудки с просвечивающими сквозь ткань на утреннем холодке сосками (хм, или не в холодке вовсе дело?), широкие плечи, очень развитые и рельефные мышцы спины (Ясена даже украдкой щупала ночью особо выразительные выпуклости), узкие, но крепкие бедра (при ходьбе ягодицы движутся довольно эстетично и выразительно), красивые прямые ноги - да, девушке было чем похвастаться. Светленький лобок за время работы в лесном лагере зарос ровно настолько, чтобы при ласках ртом мило щекотать нежный носик Ясены - и это было гораздо лучше, чем царапаться о трех-четырехдневную щетинку. Словом, если решить вопрос с водой - ничто не помешает приятному завершению их знакомства.
Вот только взгляд самой Дины вызывал сомнения в том, что ей хочется именно завершения.
|
|
|
|
|
|
Памятный день вторжения выдался для Ясены каким-то на удивление заурядным.
Точнее говоря, он обещал быть крайне насыщенным: Дворец Щитов, главный, да и, в сущности, единственный настоящий музей под Куполом, под руководством старшей смотрительницы Джемаймы готовился к неделе школьных экскурсий, которая начиналась вот аккурат через десять дней. В обязанности Ясены, как самой большой в коллективе любительницы оружия, входил уход за трофейными клинками - ежегодная полировка и обработка лезвий. Она сама легкомысленно вызвалась заняться этим делом, ибо помнила, каким медитативным и расслабляющим бывает уход за своим личным оружием, как успокаивают эти простые движения промасленной фланелевой тряпицы вдоль острия меча... Однако, оказалось, что подобное занятие здорово теряет в своей привлекательности, когда тебе надо обработать без малого три сотни мечей и кинжалов. И вот уже несколько дней девушка занималась уходом за клинками, ощущая, как ее труд из расслабляюще-медитативного превращается в накаляющий и напрягающий - и грозило это занятие растянуться как бы не до первых походов школьниц из Закуполья, с их хватающимися за сердце от обилия орудий убийства учительницами. Девятнадцать из двадцати девочек, пришедших в музей и радующихся возможности провести целый день не за постылой партой, наверное, забудут содержание экскурсии сразу же по выходу из Дворца. Зато двадцатая, может быть, одна из тех большеглазых тихонь, которых и не замечаешь в толпе шумных восьмилеток, несомненно, запомнит все, что расскажет Джемайма о боях и походах полувековой давности, сохранит в своем сердце на долгие годы, чтобы связать в итоге жизнь с армией, и тот факт, что реальные клинки строевых воительниц выглядят далеко не столь красиво, как музейные экспонаты, что с боями и походами в нашу прозаическую эпоху вообще грустновато выходит - все это не заставит ее свернуть с пути, намеченного в далеком детстве...
Вот для этой девочки, одной на весь класс, мы и работаем, как однажды мудро заметила старшая смотрительница.
Но вообще, она была странной, эта беспокойная шестидесятилетняя нумантийка в бесформенном черном балахоне и с неизменным беспорядком в пепельной кудрявой шевелюре. Иногда Ясене казалось, что их старшая любит вещи гораздо больше, чем кого-то из Сестер, и подобное отношение здорово коробило. Для пополнения коллекции музея она была готова на многое, и часто выманивала у семей героинь прошлого фамильные реликвии, не чураясь крайне сомнительных средств и манипуляций. И добро, если бы во Дворце экспонировались только стоящие вещи, которые действительно заслуживает сохранения и изучения, вроде второй лютни Примы Анаэрины. Так нет же - за те десятилетия, что Джемайма возглавляла музей, она успела наполнить его всяким захваченным у косматых хламом, готовая лично обшаривать окраинные деревни в поисках рыцарских шлемов, переделанных под ночные горшки, и тому подобных "артефактов". Говорят, из-за своего упрямого нрава эта женщина успела поссориться со старшими Коллежа, с начальством Старой Крепости, и едва не зацепилась с самим Советом Старших. Мало кем любимая, тем не менее, она оставалась бессменной старшей смотрительницей - ибо как раз работу свою любила как никто другой.
Наверное, в этом тоже можно обрести своеобразное человеческое счастье...
Словом, Ясена сидела над очередным мечом (тарзасский шестигранный клинок с двумя долами, инвентарный номер 3042), когда до Первопоселения докатилась тревога из Старой Крепости. Война. Война, которую все считали неминуемой - и к которой никто оказался не готов. Первая мысль, пришедшая в голову бардессе при известии о нападении, была не о маме, которая должна была сейчас выдвигаться к Дальним Выперкам встречать непрошеных гостей, а о том, что премьера грандиозной эпической постановки Большого Летнего Театра "Щиты наших матерей", в которой девушка играла эпизодическую роль одного из бородатых злодеев, атакующих главных героинь, скорее всего, не состоится. Да и много чего из летних развлечений теперь придется отменить, очень много. Судя по растерянным взглядам ее сестер, девушек и женщин, разом оторвавшихся от работы и повседневных дел и собирающихся в толпы возле самых важных общественных зданий столицы, мысли в их головах роились столь же нелепые и столь же несоответствующие моменту...
Часы протекали в напряженном ожидании. Добраться до Выперок и разведать, что там и как, гражданской девице было нереально: да же если пробиться сквозь встречный поток беженцев, на границе Купола тебя неминуемо завернут пикеты воительниц Старой Крепости, злых как дэвы, ибо они вынуждены держать "оборону" здесь, в тылу, вместо того чтобы встретить косматых на поле боя. И когда прискакала, наконец, конная вестовая, с какой-то намотанной на копье тряпкой, чтобы объявить о сокрушительном поражении митрианских разбойников - всеобщее облегчение вылилось в стихийное ликование, которое переросло в общегородские народные гуляния, ибо рабочий день ведь все равно уже безнадежно сорван...
Тряпка, которую привезла вестовая, оказалась ни много ни мало личным знаменем возглавлявшего нападавших баннерета Дюваля, и радостная воительница бросила его прямо под ноги толпе на топтание и осквернение. Однако именно в этот момент в дело вмешалась Джемайма, предпринявшая один из самых, быть может, глупых и отчаянных поступков в своей жизни: мало того, что выхватила из-под ног Сестер предмет высокой исторической ценности, так еще и стала выговаривать женщинам, находящимся на порядочном взводе, чтобы не портили будущие музейные экспонаты. В этот момент слегка оробела даже Ясена: не то чтобы она допускала возможность физического насилия со стороны Сестер, но, проклятье, судьбу лучше не искушать. Старшую смотрительницу удалось увести, операция по спасению знамени и пополнению коллекции музея увенчалась успехом, рабочий день по факту был закончен, а репетицию и так отменили - словом, у бардессы не было никаких оснований для того, чтобы не присоединиться к общегородскому празднованию. Как-то быстро улицы оказались усеяны столами с едой и выпивкой, в городском саду началась импровизированная танцевальная вечеринка - Сестры сбрасывали напряжение как могли, стараясь не думать сегодня, после победы, о том, что война теперь - это надолго, и тяготы ее и лишения неминуемо коснутся всех...
Ясена, просто и непринужденно подхватившая с одного из столов полбутылки вина, сидела под деревом в стороне от стихийного пикничка, погруженная в свои мысли, когда мимо нее проходила стайка рослых и крепко сложенных девиц, обративших внимание на знак Коллежа. Ну а дальше - сценарий известный. Что бардессы умеют делать лучше всех под Куполом? Пить и трахаться, очевидно. Значит, зацепившиеся за тебя взглядом сестрички либо предложат посоревноваться, кто быстрее упадет под стол, либо...
Девушка, отделившаяся, наконец, от компании (и отогнавшая знаками своих любопытных товарок) начала, разумеется, с предложения выпить, но обе они прекрасно понимали, к чему придет в итоге дело. Ее звали Диной, и она работала в артели лесорубок - отсюда и широкие плечи, и характерные мозоли, ощущающиеся при рукопожатии. Ногти, впрочем, тщательно острижены, что сразу прибавило новой знакомой очков в глазах Ясены.
Девица не вызывала у бардессы раздражения, вела себя вполне корректно, и, прислушавшись к своим чувствам, Ясена пришла к выводу, что не против закончить этот день в чужой постели. В конце-то концов, надо поддерживать квалификацию и репутацию Коллежа. Ну и вдобавок - не так много у нее было девушек, на которых можно посмотреть снизу вверх...
Репутация, впрочем, часто играла с бардессами злую шутку. Дина поначалу именно что старалась не ударить в грязь лицом перед Ясеной, и старанием этим, разумеется, делала только хуже. Пришлось приложить определенные усилия, чтобы она, наконец, смогла отдаться своей новой любовнице самозабвенно и без остатка. Усилия Ясены, впрочем, не прошли даром: бурно кончающая на ее пальцах партнерша смогла завести и саму бардессу, так что под крышей дома Дины в ту ночь недовольных женщин не осталось...
***
Она проснулась в объятиях лесорубки, упираясь коленками в стену. У живущей холостой жизнью Дины кровать была сама что ни на есть односпальная, и расположиться на ней посвободнее не получалось при всем желании - так что двум рослым девицам пришлось устраиваться спать "ложечками". На шевеление Ясены ее любовница отреагировала сонным щекочущим поцелуем в шейку, когда же девушка, наконец, ухитрилась повернуться лицом к своей новой знакомой - работница пилы и топора, встретившись с бардессой глазами, быстро отвела взгляда куда-то ей меж ключиц, проговорив застенчиво:
- Оу, доброе утро.
Известная история утренней неловкости двух едва знакомых женщин: сейчас Дина, должно быть, вспоминает самые интересные моменты вчерашней ночи, и при свете дня переоценивает некоторые вещи. Так бывает, наверное, со всеми, кто хочет попробовать, какова же бардесса Коллежа на вкус. Должно быть, именно поэтому такие связи ни во что не развиваются - второй ночи, скорее всего, не будет.
|
Гоша Жаботык пользовался в Гнезде репутацией паренька предприимчивого и свойского, хоть и слегка недалекого. Старшее поколение, конечно, бубнило меж собой, что пора бы ему уже прижать хвост и жениться – но пока еще без злобы. Молодежь же ценила полурослика за умение пить как дворф и воевать как гоблин.
Эта самая репутация стала причиной того, что, когда Гоше потребовалась помощь друзей, он собрал их всех в питейной при таверне глубокой ночью, прямо перед рассветом, когда честной народ уже досматривает третий сон, а вместо хозяина заведения и его жены гостей обслуживает их горбатая дочь Инюша. Впрочем, "обслуживает" – громко сказано. Девушка гремела посудой на кухне, заготавливая еду перед очередным длинным днем. Из-за приоткрытой двери вкусно тянуло свежеиспеченным хлебом, маринованными бобами и выкопанной всего пару часов назад гнилой селедкой*.
Гоша сидел за столом перед большой деревянной кружкой травяного чая и имел вид где-то на грани между сокрушенным и попросту жалким. Вместе с ним за столом заседали четверо: его девушка (по версии самого Гоши) Мия Руперт, друг его отца Фендер Торунн, оживленный кобольд Фафнир и вернувшийся с Долины Ледяных Ветров клерик Лютер. Кроме них в зале находился лишь приезжий бард-табакси по имени Квилл, который сидел на специальном "бардовском стульчике" и починял лютню, по стечению обстоятельств оказавшись на идеальном расстоянии, чтобы во всех подробностях слышать громкий шепот варвара-полурослика. История про покупку шахты по пьяни была уже рассказана, и настала пора объяснений, почему могучий варвар племени грифона в миниатюре не может сам решить свои проблемы:
– Слушайте, если бы там были просто медведи, я б один разобрался, – оправдывался горе-шахтер, вцепившись себе в правый бакенбард. Говорил он на общем, но с густым утгардтским акцентом, который делал его речь не вполне разборчивой для гостей из дальних земель – Ну может, вот одного Фафнира бы позвал. Но говорю вам: там, кажется, целый зоопарк. Прежде, чем меня оттуда прогнали, я клянусь, слышал изнутри чей-то свист! Может быть, это волшебники!.. Приносят жертвы своим демонам и трутся жопами... Друиды? Дракон? Драконы ведь любят сидеть на золоте, да, Мия?
– Короче, выручьте меня по-дружески, а? В крайнем случае, да, если там и правда одни медведи: убьем парочку, остальных разгоним, устроим пикник на природе. Будет весело! И идти недалеко: выйдем спозаранку, к обеду на месте будем.
– Я просто перестраховываюсь, – буркнул он в кружку своего безалкогольного чая. – Мало ли что. К нам тут и тролли, и великаны иногда захаживают. Я почти уверен, что на пустом месте шорох навел. Все будет хорошо. Вы только, дядь Фендер, мамке не рассказывайте, что я вас на уши поднял. А тебе, Фафнир, я двести монет серебром заплачу. Заодно, может быть, ты как кобольд мне подскажешь, что дальше с этой шахтой делать.
-
Очаровательное начало :3
-
Конечно не исландская национальная кухня, но тоже сойдёт
-
За эпическую смесь хаукарля с сюрстрёммингом, против которой явно нужно кидать проверку Выносливости с осложнением!
|
-
люблю керли, такая она милая конечно!
-
Едрить, так это с Сансом она еще ласковая была
-
Блин, у вас там все серьезно прям))
-
А хорошо
-
Предатель должен умереть!
-
Штурмуем главную страницу сайта)
-
Всё очен мрачЪно)
-
Какая женщина!
|
|
- Ванесса?.. - Глядя на неё удивлённым взглядом, прошептала распростёртая на алтаре Веления. - Ох.. Бедное.. Наивное дитя.. - Вновь зазвучал в ушах эльфийки, ощетинившейся на белёсую пелену витым жалом клинка, проникновенный голос. Нет, не в ушах.. К своему ужасу девушка осознала, что слова эхом отражаются прямо в разуме. - В таком возрасте уже пора бы понять, что твой ничтожный выбор ничего не значит.. Ты - лишь невесомая мошка, застрявшая в великой паутине. Бейся сильнее - и лишь продлишь агонию. Паук на гарде неожиданно пришёл в движение. Ещё недавно бывший куском обсидианово-чёрного металла, он коснулся кожи её запястья твёрдым хитином волосатых лапок. Рука, что должна была отбросить мерзкую тварь, лишь едва вздрогнула. Жрица же, будто заворожённая, не отрывала взгляда от восьми маленьких непроницаемых бусинок, внимательно изучавших её лицо. Голос тем временем продолжал: - Ты убивала.. Предавала.. Ломала себя.. Пыталась сбежать, скрыться.. И всё ради чего? Чтобы быть посмешищем в глазах чужаков? Терпеть оскорбления в надежде обрести признание и новую цель? Вырваться на свободу? Глупышка.. Никто и никогда не выйдет за пределы паутины. Пытаясь, ты только глубже увязаешь в шелковых нитях. Будто сам паук разговаривал с Ванессой. Он притворно-доброжелательно щелкнул жвалами, на которых набухла крупная сизая капля яда. Сбросив овладевшее ей оцепенение, эльфийка взмахнула рукой, ощущая цепкое касание уже всех восьми лапок. Пролетев несколько футов, тёмное, покрытое едва заметными волосками, тельце приземлилось на алтарь - прямо на грудь её сестры. -Лишь один выбор важен, дитя.. Кем ты желаешь стать внутри паутины? Мухой или Паучихой? И похоже, что ты уже сделала его.." Тварь пришла в движение. Она молниеносно клацнула резко увеличившимися жвалами, разрывая горло распластанной на чёрном камне жертвы и нырнула внутрь, уверенно прокладывая себе дорогу неожиданно сильными лапками. Расширившимися глазами дроу наблюдала за гримассой боли и паники на лице Велении. Она видела, как внутри рваной раны исчезает последняя конечность паука, а затем.. Младшая де'Ланж выгнулась дугой и издала душераздирающий крик, что заставил кровь Ванессы похолодеть в жилах. Постепенно пропитываясь ужасом от кончиков пальцев до корней волос, жрица Шар наблюдала, как из тела её сестры вырастает нечто.. Треск рвущихся связок превращал мысли в студень и лишал воли. Хруст костей под влажный аккомпанемент трансформирующейся плоти заставлял костенеть тело. Стоя прямо напротив развернувшегося дьявольского представления, Ванесса не могла заставить себя даже просто отвести взгляд. Всё закончилось через несколько мгновений, показавшихся вечностью.. На алтаре, теперь ещё более чёрном, стояло то, что осталось от её сестры. На мощных многосуставчатых лапах, нависая над землёй тусклым хитином необъятного брюшка, оно слегка покачивалось. Там, где должна была быть голова, от тонкой, изящной талии уходила вверх так хорошо знакомая эльфийке фигура в обрывках ритуального одеяния. Разве что руки обросли элегантной хитиновой бронёй с чрезвычайно длинными и острыми когтями. Аватар преданной ею Богини.. С телом преданной ею сестры.. Тварь подняла на Ванессу пылающие алым маревом глаза. -БЕГИ, СЕСТРЁНКА! - Голос гремел в голове, словно жрица сунула её в колокол во время удара. - БЕГИ, ПРЯЧЬСЯ И НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ! ЭТО У ТЕБЯ ОТЛИЧНО ПОЛУЧАЕТСЯ! Громадная паучья лапа с грохотом опустилась на землю.
Трюк удался. Ирэн(или то, что притворялось ей) совершенно не сопротивлялась. Длинный тонкий кинжал проник в сочленение лёгких посеребрённых лат, пробил кольчугу и взрезал поддоспешник, добравшись до мягкой податливой плоти. Захрипев, вышедшая из тумана девушка рухнула на одно колено. На изящном изгибе губ показалась кровь и тонкой каплей стекла к подбородку. На глазах у настороженно ловящего каждое её движение Гидеона девушка поднялась, пошатываясь и зажимая рукой кровоточащий бок. Две пары янтарных глаз столкнулись взглядами. -Подделать? - Произнесла она и рассмеялась. Громко, издевательски. - Мне кажется.. Из нас двоих здесь только одна подделка.. Подделка под мужчину. Подделка под воина. Подделка под истинного д'Анвар! Подделка под брата! Под конец девушка уже не говорила - вещала. Громко и уничижительно. Как обвинитель на суде. -Клянусь Лириэль, я надеялась ошибиться. Надеялась.. Но вот твой ответ! Ещё одно предательство.. Затаённый кинжал.. Не стоило, "брат". Ведь ты убил меня ещё тогда, на том проклятом поле боя, опоздав к назначенному сроку. Скажи, тебя правда задержали обстоятельства, или ты руководствовался своей знаменитой осторожностью, под которой так хорошо маскируешь трусость? Под её взглядом, пылающим яростью сквозь туман, Гидеон стоял, как вкопанный, не в силах пошевелиться. Словно воля его была скована. Словно он всегда оставался лишь непутёвым младшим братом, которому сейчас преподадут очередной урок. Сквозь прижатые к боку пальцы пузырилась кровь. Нанесённый удар определённо достиг своей цели, однако Ирэн(или то, что ей притворялось) упрямо держалась на ногах. Свободной рукой она вытянула из ножен так хорошо знакомый ему клинок. -Зачем? Ответь мне! Ради чего ты предал свою честь? Почему лучшие из родичей давно сгнили растерзанными трупами, а ты, недолорд, по-прежнему поганишь землю своими ногами? Скитаешься жалким изгоем.. Прячешься по углам, как загнанная крыса.. Не лучше ли было принять бой и смерть, сохранив те жалкие крохи достоинства, что у тебя некогда были? Ничтожество.. Мне стыдно, что когда-то я звала тебя братом.. Туман вокруг неё сгустился и из него, одна за одной, стали выступать фигуры. Он узнавал все эти лица, даже спустя столько лет. Узнавал и замершие в мрачной готовности обнажённые клинки. На единственный уцелевший росток некогда великого рода с укором и презрением смотрели его мёртвые соклановцы. -Ты знаешь.. Многие из нас умерли не сразу. Те, кто попал в руки к клану д'Алв, вкусили участь ужаснее смерти, прежде чем отправиться гнить. У них очень реалистичные иллюзии.. А ты всё это время бежал прочь, заботясь лишь о собственной шкуре. Что ж.. Делай так и дальше. Она вскинула клинок и Гидеона окатила волна презрения, ярости и гнева. Янтарные глаза с ненавистью глядели на него со всех сторон. -БЕГИ! - Зазвенел в голове ослеплённого чужими эмоциями воина голос его покойной сестры. - БЕГИ И ЗАБЕЙСЯ В УГОЛ, НИЧТОЖЕСТВО! У ТЕБЯ ЭТО ОТЛИЧНО ПОЛУЧАЕТСЯ!
Не подозревая о творящемся снаружи безумии, в доме не покладая рук работали трое. Достав из походного рюкзака шлямбур, Ос намётанным глазом примерил его к пока не испорченной стенной панели. Воспользовавшись предложенным Андреа молотком, он умелым движением вогнал крюк на новое место, после чего натянул верёвку. Если доспех действительно был очередным стражем, который имел видимость хоть чуть-чуть дальше своего носа, он, должно быть, сильно потешался над происходящим. При том условии, что магическому конструкту вообще было дозволено иметь хоть какое-то подобие эмоций. Когда немудрёная ловушка была установлена, Освальд извлёк из сумки очередной шлямбур и, оглядев готовых ко всему девушек, метнул его в доспех. Со звоном лязгнув о шлем, предмет для покорения гор бесславно пал к ногам по прежнему неподвижного доспеха. Впрочем. Было ли этого достаточно? Возможно, с такого расстояния стражу, чтобы явить себя, необходимо подвергнуться атаке именно оружием?.. Следом за шлямбуром последовал кинжал, разделивший его судьбу. Лишь массивный шлем съехал от удара чуть набок. Теперь доспех разглядывал ночных пришельцев несколько скептически склонив голову к левому плечу. Соблюдая все меры предосторожности, они приблизились к потенциальной опасности и Силва, откинув забрало, заглянула внутрь. Отсутствие внутри шлема золотого тиснения позволила троице, наконец, расслабиться. Хотя бы относительно конкретно этого комплекта доспехов. Отошедший на пару шагов в сторону дабы подобрать кинжал Ос внезапно насторожился. Что-то тревожило его чувства. Тряхнув головой и прислушавшись он наконец понял, что.. Из-за ближайшей к нему двери звучал голос. Едва-едва слышно. Молодой женский голос напевал что-то мягкое, нежное.. Тягучее. Сосредоточившись, разведчик наконец смог разобрать сова:
-Тили-тили-бом.. Закрой глаза скорее.. Кто-то ходит за окном И стучится в двери.
Тили-тили-бом.. Кричит ночная птица. Он уже пробрался в дом. К тем, кому не спится.
Тили-тили-бом.. Ты слышишь, кто-то рядом? Притаился за углом, И щекочет взглядом.
Тили-тили-бом.. Все скроет ночь немая. За тобой крадется он, И вот-вот поймает.
Колыбельная?.. Здесь? После всего произошедшего внизу?.. Да и само содержание песни не то, чтобы внушало сильное благодушие и спокойствие. Андреа и Силва увидели лишь, как напряглась спина шедшего с ними мужчины.
-
Хммммм
-
Всё происходящее зовёт исследовать этот мир и дальше вне особняка
-
Вот это я понимаю жути нагнать!
-
Нормально загнул))
-
часть в тумане — просто шик
|
|
|
|
|
-
Конечно, зачем призраку проходить сквозь двери. когда можно пройти сквозь потолок!!
-
Ля какой смертерадостный!)
|
-
Пляши, скелет, клац-клац!
-
Вокабуляр полностью соответствует ситуации)
|
-
— Бывало и получше. Док, это вы там болтаетесь? Обычная светская беседа упырей
-
Объясните, что это за херня и какого черта мы тут делаем? Гниём)
|
|
Отвлёкшись на переговоры остальных, Гидеон, к сожалению, не сумел отдать должного ответу Ванессы, но повернув голову обратно к ней, он слабо улыбнулся, не открывая губ, и покачал головой: - Не знаю, как в твоём мире, но в моём - сражаться вместе с товарищами и ценить их жизнь - это нечто само собой разумеющееся. Ты ничего не должна мне, Веления. Но я всегда буду благодарен тебе за помощь. В этот момент он снова отвлёкся на переговоры Освальда и Андреа и изумлённо приподнял брови: - Тех, кто жив? Там труп? Стремительно переместившись ближе и пропустив мимо себя нагруженную награбленным Силву, Гидеон склонился над скелетом на секунду, а потом выпрямился обратно еще быстрее. Тревожный взгляд пробежался по каморке, мужчина встал на колено, проведя кончиком пальца по следу, оставшемуся от отъезжающей двери. Затем поднялся, провёл пальцем по книжной полке и, не найдя ни грамма пыли, очень задумчиво вышел обратно. - Возможно... мои действия покажутся вам вопиющими, но я кое-что должен проверить.
Тяжелый меч опустился на стол, а сам Гидеон принялся лихорадочно выдвигать ящики, изучать документы, письма и прочий хлам. Письма были более чем прозрачные, одно он даже зачитал вслух: - Некий мастер Константин Вльжек благодарит Густава за заказ, говорит, что ему было приятно работать и обращает внимание, чтобы все, кому разрешен доступ на второй этаж помещения, провели необходимый ритуал с амулетом управления, в противном случае возможен смертельный исход. Ну, тут без сюрпризов. В следующем документы, подтверждающие права на владение неким мельничным подворьем Старая Дробилка. Тоже ничего удивительного. В одном из ящиков он обнаружил какой-то ключ, который покрутил в руке и кинул Освальду для сохранности, после чего обвёл комнату очень и очень тяжелым взглядом. - В моём мире... - Гидеон старался тщательно подбирать слова. - Существуют такие... люди, которые могут накрывать иллюзорные пиры, освещать замки блеском и великолепием, создавать зеркальные полы... и всё это силой своей... магии? Вы, наверное, спрашиваете себя, зачем я вам это говорю? - Он вышел из-за стола, подхватывая меч и показал на полки. - Признаюсь, я жил несколько... лет в доме аристократа. И никогда в своей жизни я не видывал такой чистоты. Отметьте так же тот факт, мастер Освальд, что следы от тайной двери такие, словно ей пользуются постоянно, но скелет... ему никак не меньше полувека. Даже если случилось так, что он погиб от воздействия какой-то чудовищной магии, то плащ, который держит в руках сеньора Сильва - это ценный предмет, разве нет? К тому же вы говорите, что он пал от яда... Неужели же люди, которые регулярно используют дверцу - за пару десятков лет не удосужились прибраться в комнате? Все эти вещи крайне не сходятся, как и состояние калитки, ведь если в доме царит такая... неестественная чистота, то почему её не смазывают с той же регулярностью?
Ему вспомнилось, как однажды он приехал на приём клана д'Алв. Роскошь, царившая в бальной зале была умопомрачительной, и столь же разительно отличалась от той же залы, которую он видел после приёма. В Кастелии от того, сколь велики твои иллюзии - зависела и личная мощь, так что сейчас, ощущая эти парадоксальные параллели, Гидеон ощутил зловещий холодок, поднимающийся по его спине. Чтобы отвлечься, он отошёл к окну, смотря сквозь его идеально чистое стекло на сад. Затянутый туманом, ухоженный, вроде бы, сад. Ухоженный... это вызывало еще больший ужас. - Может быть я кажусь вам больным параноиком, - печально заметил воин. - Но эти маленькие детали вызывают у меня кошмарное подозрение, что мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы кого-то спасти. Возможно мы... возможно нас "пригласили" сюда специально. Если это место действительно не то, чем кажется, как подсказывает мне чутьё, то живые доспехи - наименьшая из бед, которые нас ожидают. Вы знаете... я и сам могу накладывать иллюзии, но я не слишком силён - изменить могу лишь себя и не слишком надолго. Те, в моём мире, кто мог бы наложить морок на целый дом... они намного, намного сильнее меня.
|
|
|
|
Умирать скучно. Умирать в таверне было томительно скучно. Пусть для многих забулдыг это – едва ли не единственная возможная участь, но даже на последних мгновениях своей жизни Шариф "Док" Д'Альвино прекрасно понимал, что он достоин большего. В конце концов, человек его профессии должен умирать не иначе, как от неизлечимой болезни, проиграв как во внешней, так и во внутренней борьбе, борьбе своего организма с ненависной хвори – но никак не умерев без боя. Либо же, умереть настоящий лекарь должен в глубокой старости, в окружении близких и родных... Денег. Среагировал врач, увы, не быстро. Расторопность никогда не была особо сильной его чертой. Лишь когда дверь разлетелась в щепки, Д'Альвино схватил топор и попытался прорубить себе путь к выходу, однако у супостатского моргенштерна были другие планы. Итог: переломанные рёбра, повреждение осколками костей лёгких и сердца, обширный инфаркт и повреждение не самого дешёвого доспеха. Жадно глотая воздух, Д'Альвино совсем потерял счёт времени, силясь преодолеть жгучую боль в разорванных лёгких. Дышал, потому как без воздуха было не комфортно. И пусть каждый вдох доставлял ему боли не меньше, чем смогли бы доставить десятки ножевых ранений, но помереть, задержав дыхание, Доку мешала гордость. Всё равно ведь помрёт! Так почему бы напоследок на тот свет не прихватить с собой если не вражину-другую, так хоть пару галлонов воздуха, пусть спёртого трактирного, но воздуха? Меж тем, толпа монстров продолжала бесноваться в объятой хаосом таверне. На умирающее тело в ржавых доспехах обращать внимания никто особого не планировал – даже отобрать едва ли нашлось что. Однако самому доктору было, что сказать: –Во имя Джергала могучего, заткнитесь и давай к делу!.. Я что, весь вечер ждать буду?–Приложив усилия ещё более адские, чем боль в груди, прохрипел доктор, ожидая, что хоть кому-то хватит ума наконец добить его, прежде чем это сделают внутренние кровотечения. Однако особого внимания он привлечь к себе не мог. Лишь лежал на прогнившем деревянном полу посреди заходящейся пламенем таверны, сжимал дрожащей рукой рану. Перед глазами плыло, сам док едва не захлебнулся кровью, а веки становились всё тяжелее и тяжелее. Чтобы хоть как-то прояснить, когда же закончится его агония, Док скинул перчатку и, всё той же трясущейся рукой, дотянулся до своей шеи – попытался прощупать пульс. –"Остановился"–почти неслышно вынес Док свой последний диагноз...
|
|
Он замешкался, разглядывая арбалет. Действительно красивый, но вполне боевой экземпляр, который, наверное, хватило бы сил перезарядить только у него и крепкой на вид Андреа. Девушка-рыцарь нравилась ему, она напоминала сестру, бесславно и глупо погибшую, оставшись защищать отход последних из д'Анвар. Лучше бы выжила лишь она, единственная, кто действительно был этого достоин. Несоизмеримо более сильная и одарённая... но, судьба есть судьба, выживают худшие, и Гидеон, ничем не способный выделиться в своём мире, невольно считал себя таковым. Мысли унесли его слишком далеко. Звуки боя дошли до него слишком поздно. По наитию он вскинул было арбалет, но мгновенно понял, что враг находится за спинами соратников, да еще и к тому же, занявших всю лестницу. Да, сестра поступила бы так же. Не стала бы отступать вниз, позволяя союзникам занять выгодную позицию. Она постаралась бы сдержать врага одна. Так доблестно, но так глупо... он и сам не заметил, как руки и ноги вынесли его наверх. Слишком поздно спохватился, что ему не стоит показывать этим неизвестным "друзьям" слишком многое... а затем его увлекла горячка боя.
Противник не был обычным, но он наносил удары, и удары находили цель. Сложно было понять, насколько катастрофичен оказался урон, но фамильный меч исправно отламывал от стража кусок за куском и Гидеона это устраивало. Он не слишком обращал внимание на соратников, просто надеясь, что они будут делать именно то, что умеют лучше всего и преуспеют - слишком уж мало он о них еще знал. Однако чего он никак не мог отрицать, так это благотворной силы благословения той "ведьмы". Это изумило его настолько, что Гидеон даже застыл на мгновение, с удивлением обернувшись на рыжую девушку, словно не понял, что она сделала. Лишь на миг, но Силва могла прочитать в его глазах ошеломление и озадаченность, совершенно нехарактерные для жителя Фаэруна. Гидеон никогда раньше не ощущал на себе божественной магии. "Боги" Кастелии были мертвы, пусть и считалось иначе. Тем временем, страж, не оглядываясь на то, что его окружали опасные бойцы - ринулся наверх. Осознав, что он стремится к хрупкой темнокожей девушке, Гидеон нахмурился и серебристо-черным вихрем промчался сквозь ряды соратников. Ощущая невероятную лёгкость в теле, подаренную благословением жрицы, он взбежал на три шага по стене, оказываясь прямо над живым доспехом, выбрал удачный угол и коршуном упал вниз за мгновение до того, как страж вновь поднимет свою булаву, собираясь наказать отступающую наверх Велению. Длинный, широкий клинок попал точно в щель между шлемом и кирасой, а Гидеон, пользуясь инерцией, воспользовался им, как своеобразным рычагом, проворачивая назад и вбок с неожиданной силой. Латы дёрнуло вниз, а затем, следуя заданному направлению - они со звоном разлетелись на куски, падая к ногам Освальда и Андреа. Уже не обращая внимания на разбитый доспех, Гидеон поднялся еще на пару ступеней, всё еще удерживая тяжелый меч в левой руке и аккуратно стёр с щеки Ванессы алую царапину, оставленную отлетевшей щепкой. И, словно они были одни в этом кошмарном, полным нежданных опасностей доме, обеспокоенно спросил: - Ты не ранена? Он ведь не успел тебя достать?
-
Ой, как мило... Изгой заботится о той, кто презирает мужчин.
-
Так трогательно ^^
-
*зачерпывает ложечкой немножко пафоса* =)
-
Нечеловечески сочное описание.
|
|
– Темпус, сохрани эти руки, – воздев глаза к потолку, Фрэй негромко ниспросил Патрона о благодати для своего товарища, после того как жар солнца начал потихоньку покидать металлические звенья его брони. Пожалуй, кроме дисциплины и Веры, эти магические фокусы с материей были тем самым подспорьем, позволившим клерику добраться до оазиса и не свариться заживо. Переведя взгляд на Экерая, Стигсон благодарственно кивнул.
Когда же глаза жреца вновь повернулись к девушке напротив, мужчина начал подмечать то, что не успел ухватить сразу: Грибочек выглядела как овечка (вот кого она ему напомнила!), отбившаяся от стада и пастуха, растерянная и... как будто бы беспомощная. Хотя то что девушка добралась сюда одна (одна ли?) о многом могло сказать. Например, то что она целована Тиморой, или же внутри неё жило нечто более яростное создание, чем мягкая овечка. Как бы то ни было, весь вид Грибочка, её манера общения и держать себя, заставили Фрэя пересмотреть своё поведение.
– Рад нашей встрече, сударыня Грибочек, – как мог дружелюбно улыбнулся девушке здоровяк и, положив локоть на стол, склонил голову в знак более официального приветствия. Бронзовый символ Темпуса, свисавший с шеи человека на металлической цепочке, коснулся стола. Вторая рука жреца покоилась на ножнах с двуручным мечом, что уперлись в песок под ногами странников. – Не судите строго мои манеры - я человек простой, всё больше на ногах, нежели за столами. А если и сижу за оными, то публика там недалекая, – Стигсон хмыкнул и посмотрел на тифлинга слева от себя. – Экерай, конечно, при случае учит меня новым трюкам, но, знаете, старые привычки умирают неохотно.
Словно в подтверждение своих слов, последователь Лорда Битв повернулся к барной стойке, где верховодил драконид, и негромко обратился к трактирщику:
– Уважаемый! Холодного пива и мяса, будь добр, – попросил Стигсон, ещё не подозревая о готовящемся нависнуть над ним материальным роком.
Разобравшись с необходимой рутиной, жрец вновь подхватил кувшин, но на этот раз воспользовался одной из свободных кружек.
– О, знакомы мы с этим щёголем уже как несколько лет, сударыня моя, – тут же подхватил предыдущую ниточку беседы здоровяк, кивая на Экерая, – ещё с Невервинтарских временем. То тут то там нас сводила потом Судьба, так и прошли от самого Побережья Мечей до этого моря песка! А уж повидали то сколько! – Фрэй поджал губы, растянувшиеся в странное подобие мечтательной полуулыбки, прикрыл один глаз, а вторым хитро глянул на девушку, а затем на мужчину рядом. – Вот доводилось ли вам когда-нибудь видеть тифлинга, отплясывающего джигу на столе в трактире, полного пахарей да лесорубов?
|
-
я как раз успел пожалеть, что тауматургия так не умеет :)
-
Какой внимательный к окружающим :)
-
Плюс за совместную проработку персонажей с авекслм
|
|
-
Удачной игры!
-
Какая женщина!
-
Ля какая :D
|
Пустыня. Лишь две вещи в мире способны заставить человека ощущать себя настолько же маленьким, слабым и беспомощным, как бескрайние песчаные дюны, жара и миражи горячего воздуха, поднимающиеся над барханами. Лишь тот, кто хоть раз в жизни побывал в бескрайнем открытом всем ветрам океане или ступал в сердце вековечных, безгранично огромных скальных массивов - может найти подходящее сравнение. Пустыня высасывала силы и решимость, она была беспощадной и бесчувственной. Величественной и огромной. Таким был Анаурок - некогда величайшее царство мысли и магии. Ныне же - лишь царство дюн и жестокого Солнца. Все они попали сюда разными путями, некоторым и вовсе, казалось бы, не было места в этой зыбучей земле, другие были приспособлены к ней лучше. Какими бы ни были причины - они привели героев в оазис Вуэртил, что на Черной Дороге - знаменитом торговом тракте через Анаурок, который был подвластен не менее знаменитой и окутанной множеством зловещих слухов организации Зентарим. Пёстрые палатки расположились вокруг небольшого источника,бьющего прямо из вертикально поставленной скалы. Здесь росли колючие кустарники и неприхотливые к жаре деревья, маленькие и тщедушные, если сравнивать с Великим Лесом или Кормантором, но куда более впечатляющие, если вы всю жизнь провели в пустыне. Местом встречи была местная таверна - оформленная в калишитском стиле просторная палатка, из которой доносились приятные звуки перебираемых менестрелем струн. Это ощущение немного портило икание верблюдов и вялые разговоры вокруг, но как только вы оказываетесь в приятном полумраке заведения - всё уходит на второй план, как незначительное и далёкое. Магия песков, не иначе. Здесь уже нет бескрайнего, давящего бирюзовым куполом и янтарным Солнцем неба. Когда глаза привыкают к приглушенному свету, в трактире можно заметить двух тифлингов, закутанных в, на удивление, черные одежды. Они явно переносят жару куда лучше людей, а за входящими наблюдают с некоторым подозрением, но не прерывают тихого разговора за неожиданно потными кружками. Это может означать лишь то, что содержимое кружек - благословенно прохладное. Рыжеволосая миловидная халфлингша задумчиво перебирает струны странной, перевёрнутой арфы. Струны тянутся вдоль деревянного основания, а сам инструмент размерами едва ли уступает музыкантке в размерах. Она явно не местный менестрель, а кого-то ожидает за дальним столиком. Перед ней давно забытая кружка, остатки закусок и множество листов пергамента, дополненных чернильницей и пером. Взгляд чудесных васильковых глаз мечтательно направлен вверх, словно девушка сочиняет балладу о невероятных подвигах или приключениях. В любом случае, мастерство случайного менестреля достаточно для того, чтобы ласкать уши хозяина и гостей, так что никто не просит её прекратить. Могучий драконид с кожей цвета медной патины приглашает приходящих по одному и тому же делу за большой стол рядом со стойкой, состоящей из сложенных ящиков. У него широкий ассортимент бочонков с пивом, элем, дварфийской водкой и даже эльфийским вином, но цены в полтора раза выше привычных, что, учитывая прохладу напитков и условия пустыни кажется не грабежом, а щедростью. Постепенно пятерка собирается за одним столом и драконид просит их подождать, пока вошедшее в зенит Солнце минует час боли и начнёт свой путь к вечерней прохладе. Караванщик Азам, который и будет их нанимателем - подойдет сразу после полудня. Спешить некуда. В счёт заведения перед пятеркой оказывается глиняный кувшин прохладной воды. Остальное, в том числе и рашеменский чай или калимшитский кофе - следует заказывать отдельно. Помимо напитков драконид, имя которому Фафлериак, или просто Фаф - готов организовать непритязательные закуски, вроде сыров, печёных лепёшек или озаботиться поджаренным на гриле мясом, которое, не в пример выпивке, стоит уже в три раза дороже, нежели привычно. Он объясняет это тем, что ради этого ему приходится платить помощнику, но за качество его готовки хозяин полностью отвечает.
-
Красиво! В путь ^_^
-
Интригующее начало.
-
Колоритно) Вперед!
-
Хороший заход!
-
Мне ещё никогда не делали персональных отсылок, и притом таких романтичных! :)
-
Здесь чааары и месть! Отваааага и честь! Дворцы и песоооок! О дивный Востоооооооок!
-
Хорошей игры :3
|
Док, может, и был не из привередливых, но это место не любил. Более того: оно было одним из тех, в котором вообще лучше иной раз не останавливаться, и основным его преимуществом было то, что... ну, это не песчаный бархан в пустыне. Отдельным "Праздником" была местная кухня. В смысле, Вегетерианские котлеты "Плохой охотник"? Это было в высшей степени не справедливо! Почему когда медведь ест блюдо "Плохой охотник", он ест мясо, а когда посетители этого гадюшника едят одноимённое У-Блюдо – они едят проклятый спрессованный бурьян? В общем, вечер обещал быть хорошим. Хорошим для этой гостиницы. В лучшем случае кто-то умрёт, из-за чего прервётся его томительное ожидание следующего утра, да и шевеление какое-нибудь случится. Может, даже придётся копать могилу. Может, даже несколько. Лепота.
Вошёл в таверну Док без особого энтузиазма. Ситуацию как обычно спас Медь, уже распланировавший и реализовывавший очередную х... Шалость. Да, шалость. Как обычно, это не приведёт ни к чему хорошему, но по крайней мере Саймон уже нашёл их "Клиента" и подсел ему на уши. Д'Альвино собирался сделать то же самое, не вникая лишний раз в удручающее(А для Дока не удручающими были только вид кладбища и запах в лечебницах) убранство "Гарцующих Котлов". –Доброго вечера, господин Салем. Я – доктор Д'Алвьино.–Учтиво кивнул Шариф, подойдя к занятому проводником столу. Подошёл он, как и водится, без спросу, но во всём остальном старался сохранять дружелюбие, свойственное любому патологоанатому. То есть смотрел на живого собеседника пусть и без особого энтузиазма, но по крайней мере с облегчением из-за того, что вскрывать его пока не нужно.–Я прошу прощения за моего друга. По нему лоботомия плачет, но у меня инструментария нет, а топором было бы не рационально – иногда он бывает на удивление полезным... Кхм, извините. Насколько я понял, господин Медь уже начал посвящать Вас в наш вопрос? Доктор кивнул на нарисованную в неповторимой Саймонской манере карту, из-за чего пенсне чуть не свалилось с его носа и пришлось его поправить. Помнится, знавал Шариф одного табакси, который пока нёс сорванную с дерева листовку с объявлением о награде за голову дракона умудрился измять и изорвать её так, что сам лишь чудом не забыл, что на ней было написано. Так вот: этот кот наверняка покусал их пройдоху, иначе ничем заскоки парнишки объяснить было нельзя! Немного помявшись, док тоже выложил на стол карту. Она была куда более презентабельной, но нарисована была от руки, притом – пером и чернилами, успевшими даже немного растечься. –Увы, сэр Салем, это наиболее точная карта до нужного нам места.–Сказал Шариф, разглаживая карту на столе.–Рисовал её, к сожалению, не картограф, а заядлый посетитель опиумной курильни, так что в ней наверняка найдутся некоторые неточности. Без профессионала нам не обойтись, и в качестве оного нам посоветовали именно Вас. Раскрывать подробности о личности заказчика Док не планировал. Он и сам знал мало: так, некий беднеющий аристократишка средней руки, постепенно спускающий всё своё состояние на азартных играх и плотских утехах. Не ровен час, как он залезет в долги, но это мало волновало Д'Альвино: если наводка этого хмы... В смысле, "во истину, неприятного человека" окажется ложной, Шариф особо горевать не будет, когда тому придётся взять кредит ещё и для того, чтобы за услуги нанятых им приключенцев расплатиться.
-
Хороший пост, хороший персонаж!
-
А образ то яркий получается, мне нрав
|
-
лол, карта топчик
-
Не, норм, пост забавный) Удачной игры!
-
Позволяй лишнего, отличного получается. Поддержу Ярика, карта топчик)
|
|
|
|
-
Лучше он оставит этот секрет при себе, чтобы защитить ту, кто защищал его Очень хорошо, но я всё же жду развития этого поворота ;р
|
Кромешную темноту небольшого помещения заливает мертвенно-бледный свет. Источником ему служит крупный стеклянный шар на трёх изящно изогнутых медных ножках, наполненный изнутри густым, непроглядным туманом. Он не столько разгоняет мрак, сколько создает причудливую игру света и тени, на границе которой сложно что-либо различить. В темноте звучат шаркающие шаги и надтреснутый старческий голос произносит: - Вновь поднимается туман?.. Как интересно.. Опять шаги, скрип крышки небольшой шкатулки, тихий скрежет отодвинутого стула. В полосе света, что изливает шар, появляются две сухие, испещренные морщинами, ладони. Запястья увешаны золотыми браслетами, переплетёнными монетами и яркой тканью так густо, что наводят на мысли о чучелах, которые сжигают в обрядах летнего солнцестояния дикие южные варвары. В одной из рук - видавшая лучшие времена колода карт. Неожиданно ловкими движениями старушечьи пальцы, будто исполняя давно знакомый танец, тасуют колоду. На ярко зелёное(ставшее мертвенно серым в отсвете шара) сукно стола падает карта. На ней изображён клубящийся туман. - Значит.. Не показалось.. Ещё несколько плавных быстрых движений. Сверху на первую карту ложатся двойка "мечей" и шестёрка "глифов". - Хо-хо.. Паладин и Пастырь.. Ну куда же без этого?.. Туман в хрустальном шаре медленно расступается, открывая лицо женщины. Волосы, припорошенные ранней сединой и черты, которые ещё не скоро утратят девичью женственность. Она сосредоточенно молится, опустившись на колени перед святилищем. За её спиной возвышаются каменные стены монастыря, всё сильнее заволакиваемые туманом. Закончив ритуал, женщина встаёт и поднимает с земли щит, украшенный искусным изображением весов. Она делает шаг в подступивший совсем близко туман, двигаясь туда, где ещё минуту назад находилась обитель её бога. Серая хмарь плавно окутывает святилище за её спиной.Ладони ускоряются. Украшения на кистях мерно позвякивают в такт движениям. На сукно падают тройка "мечей" и восемь "звёзд". - Солдат и Некромант.. Любопытно, очень любопытно.. Пелена в шаре вновь расступается. На небольшом, неприметном поле посреди раскинувшихся вековых деревьев стоит одинокий силуэт. Он кажется смазанным пятном ночи посреди сгущающихся сумерек. Лицо, прикрытое капюшоном и маской являет окружающему миру лишь серые, с поволокой, глаза. Уставившись в одну точку, они будто видят в поросшем зеленью поле нечто, недоступное другим и вовсе не замечают подступающего со всех сторон тумана.- Запирайте двери, мертвец идёт! - замогильным голосом произносит владелица морщинистых рук и дребезжащий смех наполняет полумрак. В мертвенном свете шара на стол ложатся ещё две карты. Мастер и шесть "глифов". - О.. Жрец! И.. Бунтарь? Нет.. Изгой.. По вечернему лесу, в свете восходящей луны, отражающейся серебром в её волосах, спешит девушка. Темная ониксовая кожа и заострённые уши выдают в ней уроженку андердарка, чего, очевидно, достаточно для глухих к гласу рассудка преследователей, чьи факелы мелькают между деревья где-то позади. По счастью, погоня довольно близорука, да ещё и так удачно поднявшийся туман бледным саваном укрывает следы беглянки. Несмотря на одежду и украшения, приличествующие леди благородных кровей, девушка держится в лесу довольно уверенно, с каждым шагом удаляясь от факелов, медленно растворяющихся в спеленавшем лес непроглядном мареве.На растущую неровную стопку карт с тихим шелестом, рубашкой вверх, падает ещё одна. В иссушенных пальцах тут же появляется следующая. Она ловко подцепляет первую, чтобы явить миру девятку "звёзд", и тут же ложится рядом, превращаясь в пятёрку "монет". - Хм.. Ремесленник и Сотворяющий.. Нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Вновь девушка, спешащая по вечернему лесу. Но лес другой и девушка совершенно не похожа на предыдущую. Не горят факелы преследователей, лишь где-то впереди мелькает в траве маленькое чёрное пятнышко, периодически взмахивая чёрными крыльями. Девушка что-то восклицает, её рыжие локоны распадаются по плечам. Она бросается во всё уплотняющийся туман следом за убегающим зверьком , сжимая в руках небольшой мягкий мешочек, в который ещё недавно собирала ароматные лесные травы.Ловким движением правая рука снимает половину колоды и достаёт карту ровно из середины, бросает ещё одну сверху и, вместе с левой принимается за перетасовку, пока их владелица внимательно изучает глядящих на неё мастера "мечей" и семёрку "звезд". - Воин и Иллюзионист.. Кто знает, может то, что ему нужно.. На небольшой поляне рослый, могучий мужчина поднимается от костра. Янтарные глаза подозрительно глядят в надвигающуюся стену тумана, стараясь различить движение врага. Он мягко отступает назад и снимает с крупа лошади двуручный клинок, покоящийся в искусных ножнах, после чего делает уверенный шаг вперёд, навстречу возможной опасности. Так, как поступал до этого бесчисленное количество раз. Костёр жалобно шипит, без шансов проигрывая битву накрывшей его белёсой пелене. Мгновение, и из стеклянного шара смотрят два янтарных глаза, владелец которых делает ещё один шаг вперёд.Старые опытные руки делают очередное "па" и растущую кучку карт разом венчают мастер "звёзд" и семёрка "монет". - Как занимательно.. Волшебник и Вор. Нечастое сочетание. "Тёмная" лошадка.. - Ещё несколько дребезжащих смешков отражаются от стен. Прочь от стоянки каравана шагает тонкая девичья фигура с волосами чёрными, как ночь и настолько бледной кожей, что под ней, кажется, и вовсе не течёт кровь. Охранники каравана провожают силуэт мрачными взглядами, безмолвно наблюдя за тем, как он растворяется в сгустившемся тумане.- Что ж.. Похоже, в этот раз всё будет несколько интереснее.. - Старческий ноготь щелчком отправляет вперёд последнюю карту. Играя бликами в мертвенном свете опустевшего шара, она являет внимательным глазам оскаленный человеческий череп. - Да.. Определённо, интереснее.. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ Скромный пятачок земли посреди ничего, окружённый со всех сторон непроглядным куполом белёсой хмари. Ни одного лишнего звука не нарушало тишину. Мгновения, проведённые в одиночестве в подобных местах, кажутся вечностью. Сегодня, однако, столь сокровенному месту не суждено было остаться безмолвным. Сперва раздалось хлопанье крыльев и, взрезав пелену, на поляну выпорхнула пушистая чёрная кошка. Слегка накренив одно крыло, она заложила уверенный вираж и приземлилась прямо посреди пяточка утоптанной земли. Глядя на приближающиеся с разных сторон шесть теней, кошка слегка склонила голову набок и задумчиво мяукнула. Будто дожидаясь этой команды на открытое место ступило шесть ног. Каждый из них брёл в тумане, представляя то, что может таиться внутри.. Прислушиваясь к шороху своих шагов, ибо порой казалось, что нет, нет, да и звучит один лишний. Сколько это продолжалось? Минуты? Часы? Каждый затруднился бы ответить. Немая сцена продолжалась несколько секунд, итог которым подвела кошка. Она громко мяукнула и, взмахнув крыльями, в один прыжок оказалась рядом с хозяйкой. Единая стена тумана с одной стороны пяточка начала плавно расступаться, обнажая перед взглядами шестерых незнакомцев дорогу, по которой им теперь, очевидно, было предложено шагать вместе.
-
Видеть описание своего героя со стороны - это круто) Мне нравится!
-
Ну штош.. в туман!
-
Ну, с почином!.. Возлагаем все надежды ))
-
Ой, как красиво с картами!
-
Держись, Баровия, мы идём! -)
|
Пожав плечами, Кайдзин показал, что противиться не будет и, убрав обеденные принадлежности обратно в сумку, подхватил мушкет, катану и уселся перед входом, закуривая, пока к нему добиралась и Юмико. Времени терять смысла не было ни малейшего.
Забивая трубку с таким видом, будто это самое важное дело на земле, Кайдзин, тем не менее, иногда поглядывал в сторону Юмико, словно все хотел что-то спросить, но не решался. Мысли его самого все время утекали к неприятным воспоминаниям о первой деревне. Боги, если так везде… то ему было жутко думать о том, насколько печальным выдастся это путешествие. Пора было искать союзников, и он был уверен, что здесь хватит тех, кто научился выживать вопреки и будет очень рад присоединиться к их священной миссии. Наконец, трубка задымилась, а императорский егерь удовлетворенно выпустил столб дыма в небо. Ночь была звездной и лунной, хотя выделялась парочка на фоне одеяла и пещеры не слишком сильно. Зато перед ними вид раскинулся отличный, хоть и наполненный загадочными тенями и плодами собственного воображения. - Я рад, что ты с нами, Юмико, - заметил Кайдзин, улыбнувшись ей. – Твоя жизнерадостность заставляет меня забывать о смерти. А красота – вспоминать, что в жизни есть место не только битвам. Трубка снова замерцала в темноте, а на губах мужчины лучница могла бы заметить усмешку. - Хотя пока что веду я.
- Как это так?! – возмутилась девушка, откладывая в сторону колчан со стрелами, которые она пересчитывала. А затем продолжила говорить, загибая пальцы, - первого ты только ранил, а добил Риота, так что не считается. Впрочем, и моя первая стрела не сразила сразу. Зато потом следующим выстрелом я уничтожила сразу троих! И ты троих, когда рванул вперёд как глупец. А дальше я не видела, но не думаю, что ты успел разойтись. Юмико говорила с жаром, подсчитывая убитых врагов, а на щеках горел румянец. Но он появился раньше, сразу после комплимента Кайдзина. За разговором девушка попыталась скрыть своё смущение. - А как ты познакомился с Крессидой? – переводя тему разговора, спросила полукровка. Эта чертовка вызывала у Юмико симпатию и очень много вопросов. А ещё Кресс постоянно сопровождала Кайдзина, в том числе и битве, так что на будущее надо будет оговорить, что убитые ею точно не идут в зачёт Кайдзина!
Улыбка, озарившая его лицо, когда девушка начала считать, внезапно померкла после вопроса. Он некоторое время молчал, разглядывая Юмико, а потом грустно заметил: - Так вот в чем дело. Ты не знаешь, да? Что ж, позволь в таком случае приоткрыть завесу тайны над тем, почему никто не смотрит на меня прямо, - еще один медленный вдох табачного дыма позволил следопыту собраться с мыслями. – Я не знакомился с ней. Она – мой фамильяр, поскольку мне подвластны силы темнее и ужаснее тех, коими владеет Кагами. Я не просто императорский следопыт, хоть и был им когда-то. Я – проклятый и гонимый чернокнижник, продавший, как многие считают, душу иной силе. Для меня это была необходимость, единственный разумный шаг вперед – к познанию врага. И теперь я обращаю силу проклятых против них самих, от того и так много знаю о… демонах. Крессида тоже демон, но не этой земли, а далекой, той, что за морем. Мне подарили её, как надзирателя и помощника, чтобы я не слишком выпадал из плана повелителей мрака. Кайдзин невесело усмехнулся и откинулся на скалу спиной, поднимая взгляд к звездному небу. - Правда, кажется, я понравился ей больше, чем они ожидали, так что, по иронии судьбы, это я пользуюсь темными силами, а не они мной. И все же, для людей вроде Симидзу – я чудовище и монстр, замаранный тем, к чему нельзя прикасаться. – Он с секунду молчал, а потом хитро посмотрел на Юмико. – А тебе, значит, моя демоница нравится больше, чем я?
-
*прижимает Кайдзина поближе*
-
Правда, кажется, я понравился ей больше, чем они ожидали, так что, по иронии судьбы, это я пользуюсь темными силами, а не они мной И всё идет по плану.. *лизнула хозяина в нос*
|
|
|
|
Не только ворон, но и его хозяйка вызывали больше вопросов, чем давали ответов. Она прямо-таки купалась в магии. Хороший сигнал, чтобы привлечь внимание, но с другой стороны - чтобы отпугнуть этим достаточно разумных противников. Если эта хрупкая девушка колдует просто так, то какова она в бою? Давайте не будем проверять, поедем-как своей дорогой..
- Уууу! Барьер, значит? - Морико присвистнула еще одному колдовству Арисы. - А снаружи он какой? Подожди, давай я сама, это интересно! Лисица попятилась прочь из пещеры, вышла спиной вперед за границу барьера, ощущаемую сейчас только волшебницей - на взгляд остальных, Морико просто пялилась в пустоту, сверкая янтарными глазами. С "той стороны" свет ханъё давала только луна - походного костерка с ароматным супом она не видела, зрение закрывал матовый купол. Протянула руку - пропустило. Окинув взглядом подходы к стоянке, лисичка пожала плечами и нырнула за барьер. Почти что лисьи холмы, только их барьеры сложнее. Но они и не дело рук одного.
- Ну, знаешь, если ты и без учителя можешь такое.. - несколько заклинаний, и Морико прониклась. Это было далеко до ярмарочных фокусов и ее собственной магии. - Ты хороший союзник. И хорошенький! - лиса погладила Арису по платиновым волосам, ничуть не стесняясь девушки.
- Что до рассказа о пути кицунэ.. - ханъё задумчиво окинула взглядом собравшихся. - Если подумать, то меня можно назвать принцессой. Принцесса-лиса, как Кузуноха-химэ. Матушка была могучим духом, и то, она не ожидала, что я смогу так рано получить свой второй хвост. Да, легенды не лгут, это показатель наших сил. И опасности. Фффрр.. Она задумалась на какой-то миг, но потом увидела вопросительные взгляды. - Ах да.. Как полагается любой принцессе, и любой любопытной кицунэ, я сбежала из дома посмотреть на людей в их мире. И знаете - у вас так весело! И как сказала госпожа Идзава, на самом деле, нас в этом мире скрывается гораздо больше, чем думают люди. Собственно, я скрываюсь сама, и нахожу других скрывающихся. Возможно, в Канагаве получится узнать кое-что, что мне нужно, - закончила она, сверкнув глазами в Элспет. Несла ли и она в себе кровь ёкаев, или это стало присуще ей после жизни на Западе, пока что Морико не поняла. Но скорее всего, ответ придет в блеске обагренного клинка.
|
Не похоже было, что паренек им врал, но и конструктивных предложений от запуганного Пита тоже не последовало. В иной раз он, возможно, и ухватился бы за историю о «бандитском кладе», но сейчас уж больно это походило на сказочку, да и дорогу указать запуганный рассказчик все равно не смог бы… Видать и впрямь зловещие предложения Саравара оказались слишком уж эффективны, выбив у допрашиваемого бедолаги почву из-под ног – в таком состоянии он и признаться может в чем угодно, и поклясться могилой матери, что больше так не будет, и вообще! Да вот был ли от этих клещами вырванных признаний какой-либо толк? Джарим в этом сильно сомневался. Но и спешить с выводами не хотелось, ведь на кону была если не жизнь, то, как минимум, здоровье их пленника. С другой стороны, он был уверен в том, что чем больше времени они потратят здесь на этих мелких разбойников, тем меньше будет шанс решить ту, настоящую проблему, что и привела их сюда, к этой самой переправе.
- Четвертый? – удивился дварф, который, погрузившись в собственные мысли, и не заметил, как оправившаяся и пришедшая в себя жрица вмешалась в разговор. – Грэг что ли? Так он в лес убежал - только пятки и сверкали, - на лице Анкра’аза при этом утверждении причудливо смешались гордость и разочарование, какие он и испытывал от несостоявшейся потасовки с одним из прихвостней Вэнса. – Только клинок после себя и оставил, трус! Вряд ли его, безоружного стоит опасаться… Оставив Пита на попечение эльфийской лучницы, у которой, похоже, было больше шансов добиться от него содержательных ответов, чем у любого иного из присутствовавших, Джарим обратился к остальным, нарочито долго задержав взгляд на светловолосой жрице. - Что же касается этих ребят, так послушайте теперь меня. И ты тоже! Нино, ведь верно? Не знаю, что там каждый из вас удумал с ними сделать, но прежде чем вы решите их кому-то сдавать, что-то им отрубать или же пытаться выбить из пленных потерянные деньги, то лучше вспомните, зачем мы вообще перебрались на этот берег! Это вас двоих касается в первую очередь, - нахмурившись, сообщил товарищам Анкра’аз, поочередно глядя каждому из мужчин в глаза. – Прискорбно, что ты расстался со своими деньгами, Нарцисс, но помнится мне, что не из чувства наживы мы держали путь в Масляные Рощи! И что самое главное, жизнь, которую ты тоже мог потерять, все еще при тебе, а как по мне это уже достаточный повод сказать, что из этой ситуации ты вышел победителем. И ты, Саравар! Уж не знаю Бог ли твой вынудил тебя задуматься о таких жестокостях или же это просто часть того, кто ты есть, но если у тебя в мыслях нянчиться с этими двумя, преподавая им жизненный урок или же переманивая на сторону Талоса, то остальных в эти свои «развлечения» втягивать не стоит. Когда мы выходили из Евертона, у нас было Дело, которое объединяло всех нас. И дело то было безотлагательным! Таким оно остается и сейчас. И если вы собираетесь тратить время на попытки разбогатеть в дороге или же изменить весь мир, начав с двух горемык-разбойников, то я сразу вам скажу, что нам не по пути. Я готов отправиться в путь даже в одиночку, если вы намерены еще битый час заниматься препирательством и решением чужих судеб, - сурово сказал Джарим, как отрезал.
- А ты, девица, если и впрямь намерена позаботиться о законности всего, что дальше последует, как по мне, можешь забирать их обоих и самолично сдать преступников страже, если, конечно, знаешь, куда их вести, кому передавать. А также сможешь совладать с обоими в пути, потому как преступники они или нет, но их надлежит кормить, поить и следить, чтобы не сбежали, - южанин оценивающе взглянул на Нино, после чего устало вздохнул, точно перегревшийся механизм выпускал из себя пар. – Не скажу, что меня не впечатлило твое желание решить все по уму и по букве закона, даже несмотря на упомянутую ранее награду, но у нашего похода изначально была цель, и даже добравшись до Масляных Рощ она не будет достигнута. А времени у нас в обрез!.. Еще раз вздохнув, Анкра’аз умолк, точно над чем-то серьезно размышляя, и вновь заговорил, но уже куда спокойнее: - Нам нужно продолжить путь, а не задерживаться здесь понапрасну. Срок, данный нам эльфами, приближается и даже встреча с "непредвиденными затруднениями", - кивок в сторону связанных пленников, - ничего не будет значить перед лицом неудачи.
|
Поначалу мир казался чуждым. Но они знали, зачем пришли, прочитали это в душе ретивого священника, едва не положившего жизнь на то, чтобы дозваться их. Первые дни все казалось… неправильным. Мир был таким же, каким и был, если не считать прошедших лет. Люди были людьми, но сами ангелы казались себе ограниченными. Безмолвие, витавшее вокруг них, разбилось не сразу, но лишь тогда, когда они впервые осознали, что не помнят имен друг друга. А следом пришло понимание, что не помнят они и себя самих. Мир был таким же, как и всегда, но откуда они это знали, память ответ была дать не в силах. Тем не менее, священная миссия оставалась единственным маяком для каждой. Где-то на границе сознания им виделись могучие скалы Гейерова Предела, высокие башни древнего замка, названия которого они не помнили. И саркофаг, смутно знакомый, был именно тем, что необходимо было туда доставить. Миссия была непогрешимой, а Киссам не ошибался, но теперь ошибаться могли они. Без памяти веков, памяти рождения в зареве чудесного рассвета они ощущали себя обедневшими, осиротевшими и утратившими силу. О да, они чувствовали, что когда-то могли сокрушать скалы, побеждать чудовищных демонов и разгонять стаи вервольфов не слишком утруждая себя, однако теперь их сила была не столь уж и велика, пусть по сравнению с людьми вокруг они и оставались могущественными и невероятными. Довольно быстро ангелы обрели речь, подражая людям, а потом ощутили и бури эмоций, кажущихся невероятными для кого-то, жившего с начала времен. Слабые и беззащитные по сравнению с собой прежними, они, тем не менее, стали куда более человечными и мир вокруг, едва скорбь ушла, стал чем-то завораживающим, неисчерпаемым для изучения и восторгов. Он был мрачен, их Иннистрад, но и в мрачности его сквозила тонкая, очаровательная красота. Побитые дороги, бесконечные болота, похожие на гротескных насекомых деревья, пожухлая трава – вот то, что видели многие. Но они видели попытки тяжелого труда людей сделать мир удобнее и шире, жадность природы, не желавшей сдаваться их молоткам и топорам. Жажду жизни, заставлявшую неказистые стволы рваться в небо, а травы и цветы, тусклые, но прекрасные, каждый сезон вновь пытаться подарить миру немного красоты. Мир был печальным, свет почти не проникал в него, а затянутое дымкой облаков небо казалось плачущим, хоть дождь и редко падал на склоны бурной реки Кирч. Сильные, храбрые люди, составлявшие караван, каждый день боролись с дорогой и тяжелыми колесами повозок, боролись с коротким сном, скудной пищей и тяжестью доспехов на плечах. Но каждый раз, когда взгляд того или иного мужчины падал на ангелов, в сердцах их загорался свет веры, глаза блестели от непролитых слез надежды, и люди, отважные люди Иннистрада забывали о печали и лишениях, двигаясь дальше. Они были готовы умереть даже за призрак надежды, даже за пустое обещание, лишь бы оно давало хоть какую-то опору для ног, готовых до последнего вздоха шагать вперед и вверх. Прошло две недели с тех пор, как они выехали из Ханвейра в составе каравана на четырнадцать фургонов и повозок. Большинство людей здесь были торговцами, держащими путь в Стенсию или Кессиг, но были и паломники, решившие присоединиться к святой миссии, защищая как караван, так и груз, что покоился в центральном фургоне. Этот фургон был необычным: плотно закрытый, обитый металлом кузов щетинился с бортов стойками для оружия и копий с серебристыми наконечниками, в ложах покоились десятки болтов и стрел для арбалетов и луков, а маленькая башенка сверху, позволяла осматривать все вокруг, насколько хватало глаз. Хотя с высотой полета ангела, конечно, ей было не сравниться. Этой необычной крепостью управляли Годрик и Тео, те самые доверенные лица епископа Киссама. Тео был всего лишь священником, но как чувствовала Беатрис, в нем еще теплилась сила веры, а посох, украшенный Серебряным Хомутом мог направлять белую ману пусть и не так искусно, как она сама, но для человека – уверенно. Годрик же был охотником на волков и вампиров. Высокий, футов шести ростом, он был худощав и жилист, двигаясь ловко, словно снежный барс. Две рапиры из истинного серебра и ручной арбалет, были столь же изящны, сколь и смертоносны, и судя по его движениям и выправке, Годрик умел ими пользоваться не хуже, чем поводьями. Их фургон никогда не застревал в ямах, а четверка лошадей часто была самой свежей из каравана, когда ночь находила их лагерь. Тео же, пусть возницей и был скверным, каждый вечер тщательно ухаживал за каждой лошадью так, словно она была человеком его паствы. Чистил, кормил овсом, ласково избавлял от сбруи, словом, относился к ним с любовью и искренней заботой. Его чисто выбритый череп уже сверкал от пота, но он не позволял себе остановиться, прежде чем заканчивал с каждой, и только тогда подходил к походному костру, где Годрик уже варил в котле не особо вкусное, но питательное варево, да ставил палатки. Так и происходило все день за днем, подкупая покоем и миром. Один только инквизитор то и дело оглядывался по сторонам или просил одну из ангелов подлететь выше, не в силах избавиться от паранойи. На тринадцатый день путешествия по земле стелился липкий туман. Он достигал коленей лошадей и осей фургонов, прокрадываясь в сапоги и создавая атмосферу неприятной сырости. Река шумела где-то за холмами справа, слева стояли густые хвойные леса, на которые многие то и дело оглядывались, опасаясь волчьего воя. Неподалеку показались руины сожженного села, вид которого тут же вызвал рой пересудов. Версий произошедшего было столько же, сколько и рассказчиков, и Тео, с улыбкой, старался услышать то, что говорили на тележке перед ними, один лишь Годрик задумчиво жевал травинку и мрачно оглядывал местность: - Не нравится мне этот туман, - наконец хмуро заявил он, и вздохнул. – Беатрис, прошу вас, взгляните что вокруг, моя старая рана что-то разнылась, не к добру это, помяни мое слово Авацина.
-
Спасибо за атмосферу мрачности и безнадежности, поверила
-
Забористый пост. Атмосфера такая густая, что хоть ложкой черпай.
|
|
|
|
|
|
|
-
Интересное предложение, я подобного развития событий не предполагал, плюс.
-
Отличная идея, буду её продвигать :)
|
|
|
|
— А ночь холодна, а бедняга промок... — тихонько напевала Нимуэ про себя, кутаясь получше в шкуру медведя, — И мельника дочку уволок под шумок, — неожиданно оборвала мелодию друид и выдохнула так, что пар на минуту заволок всё лицо легкой дымкой. Со стороны казалось, будто на девушке что-то горит. — Какого черта нас потребовалось таскать в такую погоду? — процедила наемница, ни к кому, в общем, не обращаясь, — В такую погоду все нормальные звери спят. Звери! А люди претендуют на то, что умнее животных. Но зачем-то прутся по холодрыге на улицу. Ха! Нимуэ растерла мерзнущие руки, ладони которых были замотаны каким-то тряпьём - уголок ткани повис где-то на запястье и теперь болтался по ветру, неприкаянный как сама наемница. Мороз она не любила, хоть и привыкла. Любила она прежде всего осень, когда госпожа Природа делилась своими дарами, примеряя на себя золотисто-красный наряд, и готовилась к наступлению холодов. Мысли плавно перенеслись в Бросселиад, так что друиду пришлось себя одернуть, тряхнув головой. Выдохнув ещё раз клубы пара и пообещав себе, что как окажется в помещении сразу закурит - и плевать ей, можно или нет, Нимуэ поспешила к дому Конрада Друффа. Богатая обстановка резиденции, конечно, заставляла невольно признавать некоторую власть этого человека. И тем не менее, дерево для Нимуэ оставалось деревом, и неважно - береза это или орешник. Так что без лишних расшаркиваний, она уселась на один из стульев и набила трубку, начав вертеть головой в поисках огня, которым можно было бы поджечь смесь. Отчаявшись найти что-то лучше, она "прикурила" её от одной из свечей, стоящих на столе. Затянувшись, она даже прикрыла глаза от удовольствия, чувствуя, как разбегается по телу приятное тепло. Завывания вьюги остались за окном, и теперь танец белоснежных колючек не вызывал раздражения. Шкуры она оставила в прихожей, чтобы сидеть было удобнее, не заботясь тем, что выглядишь как удачная ходка охотника в лес. — Фууф, — друид выпустила клуб дыма и закинула ногу на колено. Брать зелье она не спешила, покачиваясь на стуле и размышляя о новом задании. Но с каких пор ввоз в лес продуктов стал чем-то, что так заинтересовало Жестянщиков? Загадка. Хотя если предположить, что он прикармливает каких-то разбойников... — А, собственно, нахрена вам он сдался? У вас есть какие-то основания предполагать, что он не местных лесников брагой снабжает? — хмыкнула Нимуэ, — Если у вас есть какие-то подозрения, что там этот идиот замыслил, хотелось бы выслушать. Со всем уважением, мистер Конрад. То что конюха не хочет в дела вовлекать? Ну так может всё дело в том, что этот идиот как раз болтливый не в меру, а он там попутно дочку лесника какого потрахивает, и не хочет, чтоб здесь об этом знали. Всякое может быть. Нимуэ постучала трубкой по сапогу, и вновь поднесла её ко рту. По комнате поплыли колечки дыма. — И нет, меня не волнует, насколько это законно-незаконно. Мне за это заплатят. Просто когда знаешь, в какую сторону рыть - оно всегда роется лучше. Уж поверьте друиду. Друид перевела взгляд своих синих глаз на спутников. Скользнула по рыжей бороде Гару и ухмыльнулась. Этот балагур вообще никогда не утихает и крепкий, прям как пойло, которое предпочитает пить. Задержала взгляд на шраме Керли. Настоящая заноза - в хорошем смысле. Хрен достанешь, зато сама достанет кого хочешь. Моргана...её волосы цвета вороного крыла ей идут - такая же темная лошадка, но маг она хоть куда, и Нимуэ это уважает. Наконец, взгляд дошёл до аристократических - иначе не скажешь - черт Лейланды. Иногда друид не понимала, что такая красотка делает у них в команде - давно бы сделала себе карьеру при каком-нибудь дворе. Но раз она с ними, им же лучше - уболтает и заткнёт за пояс кого хочешь. Сама Жестокосердная болтать не любила, но талант бардессы признавала. — Ты себе последнее отморозил, Гару, — усмехнулась в ответ на сальную шуточку дворфа девушка, — В такую холодрыгу у тебя даже не встанет. А если встанет, то я тебя крестьянам сдам, потому что ты ебаное чудовище. Природе противоестественное, — отшутилась друид, — За остальных не скажу, но если твою задницу потом сочтёт аппетитной какой-нибудь волк - чур на меня косо не смотреть. К шуткам жреца Нимуэ уже успела привыкнуть и сама была не против пошутить за компанию. Хоть какая-то эмоциональная разрядка. Не всё же волком на луну выть.
|
Первым делом, после осознания того, что он пришел в себя, едва не дотянувшись пальцем до тянувшегося к нему пальцем Талоса, было чувство уязвимости и уязвленности. «Какая-то болотная гнида, возрастом старше моей бабушки, влезла в мою драку?!». Нет, это не последнее, что он помнил... ах да! «Талос свидетель, я поджарил его старческие кости и он рухнул в воду?». Собираясь было подняться, Рок ощутил реальные проблемы с возможностью двигаться - что-то неприятно натирало ему руки, мешая подняться. Еще, почему-то лицо закрывала какая-то пленка, мешая ему нормально видеть. С этим всем ему нужно было что-то решать. И очень быстро. Напрягшись, Саравар с легкостью разорвал... веревки, сковывающие его тело. И с остервенением протирал глаза, залитые кровью, из десятков мелких уколов и порезов на его лице, нанесенных кустами, в которых он некоторое время пролежал. Откуда он это узнал? Солнце стало светить иначе, воздух, доносимый ветром поменял запахи, «обаняемые» им в недавнем бою. Никакого петрикота... - Сранная Иориз, - отбросив куски испорченных пут, жрец наконец смог вылезти из кустов, начиная отряхиваться, - Хорошо еще не убили, как беспомощного котенка. Душегубы алчные. Ничего, я вам щас тоже глаза на ветки намотаю... - ИОРИЗ!!! Рогатое ты чучело! Мы не договорили, бездинская ты ведьма! - достав таки меч, жрец уже начал представлять собой уже угрозу, сменив ее уровень с «ну, такое» на «так себе». Но этого должно было хватить на пару ударов по одному рогатому, бородатому и жеманному хлебалу. Это от Саравара лично. А он бы еще и от Талоса добавил. Цепочку взял, да всем троим по жопе прошелся, чтобы знали, как старших уважат... - Чтоб мне сдохнуть... Что это за блчдство?! - чуть было снова не уйдя в тот мир, поскользнувшись на какой-то черной жидкой дряни, и таки очевидно вильнувшей под его ногой, седой наследник слова истинного бога, продолжил выговаривать другие эти слова, оглядывая лес вокруг. - Талос, - приложив холодное лезвие плашмя ко лбу, устало выдохнул Саравар, - у нас проблемы.
-
- Талос, - приложив холодное лезвие плашмя ко лбу, устало выдохнул Саравар, - у нас проблемы. Хьюстон! Хьюстон!
-
едва не дотянувшись пальцем до тянувшегося к нему пальцем ТалосаЭтот образ...
-
маленький ор
|
|
|
«Не судьи и не палачи, да?» - Джарим не сумел удержаться сухого смешка, а на лице его сама собой обрисовалась улыбка, полная боли. «Как жаль, что твоя родственница не разделяет подобного мнения», - опечалено подумал дварфа, но не стал поднимать эту тему, все еще опасаясь того, что, в общем-то, довольно-таки сдержанное, нейтральное отношение эльфийских стрелков может в любой момент перемениться. И все же, долго поддерживать подобное состояние оказалось южанину не по силам, и он в сердцах воскликнул, требуя от собеседников объяснений: - Что же мы сделали?! Что, во имя всех северных богов! Ответь мне! Алтари, ваш Сильванус, проклятье и этот лес… жизнь моей подруги, - Анкра’аз сперва обвел рукой лес, столь разительно отличавшийся от того, каким он был еще этим утром, а затем опустил взгляд к земле, терзаемый горечью потери. - А еще это чертово чудище и та зловещая тень, что в нем укрывалась! – подойдя к телу поверженного медведя, дварф как следует пнул морду твари носком сапога, пытаясь хоть так дать выход накопившимся эмоциям. – И никто толком не в состоянии объяснить, что произошло, без того, чтобы не разбрасываться обвинениями в сторону тех, кто за себя ответить уже не сможет! Объяснить все простым и понятным языком! Вместо этого вы говорите, что собираетесь сжечь здесь все просто потому, что не в состоянии предпринять что-то иное? – чужестранец с вызовом взглянул на того, кого посчитал предводителем этого маленького отряда, того, кто говорил от лица их всех. – Посмотрите на себя! Вас здесь всего лишь горстка… Как вы собираетесь удержать лесной пожар, если тот выйдет из под контроля? Или же вы готовы спалить весь лес без остатка? Вместе с его обитателями? Но ради чего?! – Джарим сурово смотрел исподлобья на эльфа, совсем позабыв, что еще несколько минут назад сам не хотел разжигать между ними вражду. Сейчас его взгляд был суров и полон немого укора – как жителю пустынь, где безраздельно царствовали песок и палящее солнце, ему было невдомек как эти люди, более того – лесные эльфы! – могут с таким пренебрежением относиться к истинным богатствам северных земель. – И что насчет этого смрадного болота? Его тоже сожжете, а? Пускай я ничего и не смыслю в магии, но даже южному варвару понятно, что та дрянь, что заразила озеро, а теперь распространяется по лесу, - есть часть, если не самое сердце, проблемы! – дварф взмахнул рукой с зажатым в ней топором, указывая на озерную гладь, вернее на то, во что она превратилась.
- Если это место – часть вашего дома, если вам не безразлична его судьба, разве не должны вы хотя бы попытаться все исправить? - Анкра’аз обвел взглядам лица эльфов, что так и не спешили назвать своих имен, а потом перевел взгляд на Нарцисса, точно искал у того поддержки. А может быть, это он так просил прощения? В конце концов, если его грубая, но искренняя речь лишь разгневает длинноухих, то их двоих утыкают стрелами раньше, чем они добегут до кустов. Какая судьба в таком случае будет ждать Саравара, оставленного ими в зарослях без сознания и связанным? Но хоть Джарим и ощущал чувство вины за собственные слова, но отступать просто так он явно не собирался.
|
-
Трогательное прощание. Спасибо за все.
-
SEE YOU COWGIRL, SOMEDAY, SOMEWHERE!
-
В добрый путь и спасибо за игру.
-
Пусть ее песнь разнесется по ветру
-
За рассказанную историю
|
-
Неясно было другое - а чо, у Багги тоже вырастет?Я тоже об этом думал. Бва-ха-ха!
Ну, и вообще — класс. Отдельное спасибо за "вьябало".
-
Кто о чем, а Мэнни о первичных половых признаках)
-
Неясно было другое - а чо, у Багги тоже вырастет? Бабу эту Тефтель не любил (потому что она мужиков не любила очень активно и яростно) - и, чего уж там, побаивался. И вот интересно, ежели вырастет - она к мужикам добрее станет или нет? И если да - то как? А если нет - видать, и подавно.
Вырастет-вырастет!!
-
За "вьябало"
|
|
Весело насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, подслушанную явно в одном из домов удовольствия, худощавый высокий мужчина поджаривал на небольшой печке свое фирменное блюдо. Ролганги стали его самым нелепым и странным изобретением, но несмотря на не внушающий доверия внешний вид, мало кто отрицал, что блюдо вышло на редкость сытным, простым и вкусным. Ролганг собирался из нескольких длинных роллов с различной начинкой и небольшим количеством риса, после чего заворачивался в рисовую лепешку и прожаривался до хруста, становясь теплым и вкусным, а еще весьма сочным из-за обилия густого соуса, который тоже являлся личным изобретением Кайдзина. Занимался этим колдун исключительно потому, что ему было крайне скучно. Почти все путешествие не происходило ровным счетом ничего, поэтому он оставил Крес нести за себя голос и держать ушко в остро, а сам отправился готовить пищу. Если корабельщики не ошибались, осталось совсем немного времени, прежде чем они высадятся, а кидаться с головой в пекло, по мнению слуги императрицы было лучше на сытый и довольный желудок. Тем не менее, финальный ролганг слегка подгорел, когда драконы отвлекли Кайдзина от готовки, заставив с завороженной улыбкой наблюдать за их танцем. Пришлось нарисовать на нем иероглиф собственности, чтобы никто ненароком не взял с подноса самый неудачный. Несмотря на откровенное себялюбие и эгоизм, Кайдзин не был человеком злым или жадным, а потому не мог допустить, чтобы кто-то слопал недостойный кусочек. - Хиден, очередная победа на твоем счету? - С улыбкой подошел он сначала к их знаменитому на всю страну сопровождающему. - Самый вкусный - тот, что слева, угощайся. Благодарю за легкую поездку, надеюсь обратный путь будет не хуже для каждого из нас. И подмигнув старому воину, перевел взгляд на товарища. - Риота, угощайся тоже, достойный бой. Мой отец говорил, что победы не учат ничему, но поражение - может. Крессида, дорогая, твой тот, что с красной точкой, для человека слишком острый. Затем, с веселой улыбкой и в приподнятом расположении духа, буквально источая вокруг себя ауру доброжелательности и предвкушения, Кайдзин обошел всех остальных компаньонов, стараясь разбавить их кислые лица чуточкой шутки и поддержки, а так же вкусными, сочными и хрустящими ролгангами, которые приготовил на всех. - Ран, ты сегодня еще серьезнее, чем обычно. Если справимся, сможем увидеть драконов вблизи, улыбнись, ведь такое может выпасть на долю одного из тысяч. Я уж молчу о том, сколь славные сражения нас ждут. Вот в этот я положил побольше тунца, угощайся. - Кагами, - он опустился рядом с ней на колени, чтобы девушка не задирала голову. - Вот этот тебе наверняка понравится. Овощи, масло оливы, тончайший аромат нежного лосося. Держи глаза открытыми, скоро увидим множество магических диковинок, я лично уже весь извелся от нетерпения. Это ведь такой шанс для волшебника! - Ну здравствуй, самый сумрачный тип в нашей веселой компании. Бери этот, он максимально нейтральный. Как вид? Наверное раньше никогда не летал на таком? - Он улыбнулся Акаи'Суна, тоже заглядывая вниз. - Когда летишь на императорском дирижабле, видишь его мощь и красоту... начинаешь верить, что впереди тебя ждет столь же впечатляющая судьба. Шаг к мечте, значимости в мире, помолись за нас всех и то, чтобы впереди была победа, друг. - Юмико, наш чудесный цветок, твоя улыбка приятно разбавляет эти серьезные лица, бери последний, я добавил немного сладкого соуса, надеюсь получилось не слишком приторно. Уже скоро сможем посоревноваться в точности стрельбы, я уверен. А потом... о, кто знает, что будет потом, но будет интересно, это точно. И, взяв последний, то есть свой слегка подгоревший ролганг, Кайдзин по прозвищу Ворон, колдун, императорский агент, мастер пороховых мушкетов и просто душа компании, отошел от этой самой компании, поставив сапог на борт, и начал неторопливо есть, запивая рисовым вином из меха на поясе и разглядывая просторы внизу. В серых глазах, плескалось предвкушение побед, знаний и свершений достойных героев легенд. Это была миссия, для которого он появился на свет, в этом Кайдзин не испытывал ни малейших сомнений.
|
|
-
зомби бехолдер детектет!
-
Ты не говорил, что так сильно нас ненавидишь
-
Рояль попеременно звякнул несколькими струнами. ТА-ДА-ДА-ДАААААМ!!!
|
-
За хорошую игру, несмотря на разногласия!
-
Похоже Падающая Звезда идет на рекорд?возможно, это только начало рекорда. Хорошо, что Нейтан стоит на страже рекордов
|
|
|
Их вновь ждала теснота тоннеля, вновь открылся обрыв в черноту. Но кое-что отличалось. Теперь они не двигались навстречу неизвестности, а отступали с тяжёлой, но всё-таки вырванной из лап секты победой. Подвал за их спинами пылал. Каменное подземелье выдержит огонь, но Гарольд старался сжечь не столько кирпичи, сколько нематериальную связь, родившуюся из осквернённых икон и кошмарных снов. Одну бутылку он бросил в иконостас, глядя, как сгорают изуродованные лики святых, как загораются бумаги на столе Иосифа. Другая отправилась в стеллажи, превращая главный зал в ревущее инферно. Большой костёр, который Самуил Варнас зажёг на развилке, стал преддверием зажжённого Гарольдом и Бартеном большого пожара.
Ибо сказано: сжигайте своих мертвецов.
* * *
Вскоре в лица дохнули свежесть и холод. Вдали мерцал Новый Фандалин, освещённый необычно большим числом фонарей — наверняка, каждый житель слышал стрельбу. Чтобы обойти холм, потребовалось время. Часов не было, но шли, по собственным ощущениям, они медленно. Без Каспера (вернее, с Каспером на закорках) приходилось продираться сквозь плотные кустарники, оставляя на них целые нити одежды, а потом долго искать подходящий поворот на дороге от особняка к городской площади. В полном мраке добиться успеха было не так просто.
Засада в холодной ночи, на мокрой земле, среди густого тумана, сама по себе стала нелёгким испытанием, но принесла плоды. Сначала Бартен и Дендер перехватили брата Уолтера, спешившего из города. Тот пытался было удрать, но смирился с судьбой под направленным в нос дробовиком. Потом Гарольд взял на прицел двух моложавых парней, тайком пробиравшихся по обочине. Питер Брайтон и его спутник сдались без боя, да так усердно, что пальцами царапали звёзды.
Когда неровная луна коснулась окрестных лесов, от города двинулась процессия. Длинная лента огоньков — факелов и фонарей — плыла в предутренних сумерках, взрезая фиолетовый мрак как алая чинкуэда. Её возглавляли судья Холлвинтер, нонна Гараэль, мисс Бойл, хозяин сыроварни мистер Трикстер с ружьём, отец Варнас, несущий Догму, факел и обрез, и хмурый мистер Уолден в неизменном смешном кафтане, похожем на пижаму или халат. Он, наверное, согласился стать городским представителем только ради возможности первым всё записать. Но радость при виде живого Гарольда сотоварищи была искренней.
* * *
Выяснилось, что в десять, когда загремели выстрелы, судья приступил к действиям. Вместе с Уолденом и священником они арестовали двух сектантов у чумного дома, отобрав одноствольное ружьё для утиной охоты — то, которое досталось мистеру Трикстеру. Оказывается, вечером в салуне пастор не просто вызнал новости, но и готовил почву для ночного переворота, договорившись с вторым по вменяемости городским бизнесменом. Естественно, потому что самый вменяемый (и самый толстый) городской бизнесмен уже развлекался в подвале Энквитуров.
Недолгий допрос, учинённый на месте, приоткрыл новые стороны головоломки под названием Красные Колпаки. Брат Уолтер рассказал, зачем ходил в город. Описание «чёрной женщины» совпадало со словами мисс Леноры Бойл. Образ одинокой дамы, грызущей куриную ножку перед очагом, встал перед глазами Гарольда. Он видел неведомую Веронику, видел прямо там! Но в «Каменной деве», конечно, уже никого не было — загадочная постоялица исчезла, оставив нерасправленную постель и нетронутую воду в умывальнике, успевшую заледенеть. Мисс Торнтон, а позднее и Джаспер Уолден, оба знавшие лусканский диалект, перевели последний приказ викария однозначно: «Чёрный паук, исполни обещанное». Так обрело лицо это странное то ли имя, то ли организация.
Натаниэль не знал почти ничего. Он просто нашёл Брайтона и Стоунхилла, которые готовились защищать лестницу до последнего патрона, и позвал их с остальными. Разъярённый гибелью брата, Стоунхилл отказывался уходить. До тех пор, пока разгневанные горожане не взяли особняк в кольцо, отказывался он и сдаваться — потребовалось немало усилий, чтобы заставить «колпака» сложить оружие. Возможно, ветеринар предпочёл бы видеть Стивена мёртвым, но будущее угрюмому детине и так предстояло незавидное.
Итого — шесть арестов и четырнадцать убитых за двое суток. В совокупности — двадцать человек. Секта викария была разгромлена, Фандалин освобождён, но сколько бы ни обыскивали особняк, сколько бы патрулей ни вставало у дороги на Трибоар, след безумного священника потерялся в ночи. Не приходилось сомневаться, что Красные Колпаки, сохранив своего лидера, ещё дадут о себе знать. Бой за Новый Фандалин завершился абсолютным триумфом, но руины Старого Фандалина обрели подкрепление. С собой ушедшие «колпаки» забрали один револьвер и два ружья, зато Гарольду и Бартену достались остальные игрушки, включая магазинную винтовку Стоунхилла, снабжённую скобой под спусковым крючком для перезарядки.
* * *
Наутро в сгоревший подвал спустился губернатор Роше в компании Гарольда, отца Варнаса и сестры Гараэль. Вместе с неугомонным Нильсом, который и рассказал об удивительной находке, они вошли в камеру, где держали пленников. Всё вокруг покрывала копоть, а в почерневших грудах обломков едва угадывались винные стеллажи. Углекислый газ так щипал ноздри, что без платков и долгого проветривания войти в подвал было невозможно. Сапоги пришлось обмотать несколькими слоями мокрой ткани, иначе подошвы охватывал нестерпимый жар. Тем не менее, среди сажи Нильс нашёл нужную каменную плиту в своей бывшей тюрьме. На ней были выбиты два слова: «Агата Роше». Мэр Фандалина долго смотрел на эту надпись, а потом, не говоря ни слова, вышел. На одутловатых щеках блестели слёзы.
Преподобный Варнас задержался, прочитав заупокойную молитву, а потом долго бродил по сгоревшему подвалу, бормоча под нос псалмы, изгоняющие Дьявола. И Гарольд мог поклясться, что периферийным зрением он видит гирлянды быстрых искр, пробегающие по стенам. Будто обряды священника сжигали то, что не успел поглотить огонь...
* * *
Торнтон собиралась уезжать через сутки и позвала мистера Бартена с собой. Торговец, снабжённый письменной благодарностью окружного судьи штата Невервинтер, стал для компании более ценным активом. Наёмница предлагала мистеру Бартену взять жену, чтобы присоединиться к ней и Джесперу — её караван наконец-то шёл на Трибоар. Потом Компания пришлёт на торговый пост иного представителя.
Ветеринар Роберт Дендер, ставшим вторым местным героем, в основном отлёживался, но уже довольно бодро прыгал на костыле. К нему заходили горожане, интересуясь выдуманным им рецептом борьбы с чумой. Он не давал настоящих результатов, но вместе с прижиганием гнойных каверн и приёмами фтизиатрии помогал замедлить болезнь. Правда, ненадолго. Неощутимое зло, живущее в воздухе, продолжало наступать на Фандалин.
Власть в городке перешла к судье, который занял ратушу. Он отправил с Торнтон письмо в Невервинтер, которое начиналось с обстоятельного отчёта о произошедшем. Не приходилось беспокоиться о том, что вскоре мэр Роше будет вынужден или выполнять свои обязанности, или уйти в отставку.
-
Чувааааааак, даже не верится, что speed run подошел к концу - наверняка, мы оказались где-то в топах форумных) ну, хотя бы в ТОП-10 точно) спасибо, за старую историю на новый лад!
-
Действительно приятно знать что можно удачно играть, а то у меня начали зарождаться смутные сомнения(= Вы их развеяли! Хэх.
-
Еее! Еще один завершенный модуль тринашки! Браво!
-
Этому посту нужно больше плюсов!
-
с завершением чудесного приключения! Жду четвертый сезон!
-
Овации, восторг, шляпа в воздух и БАХ в неё из верного кольта
-
Ты, как всегда, в своём стиле) Роскошно!
|
-
Аеее, жрецы Талоса рулят х)
-
Ну вот, наконец-то на сурового жреца похож :)
|
|
У Иориз было, чем удивить Марию, но для начала она побеспокоилась о другом. Об одной мелочи, но невероятно трогательной, что в юности подсмотрела у женщин - последовательниц известного культа... Нет, это не имело отношения к демону или к мистическому, оккультному ритуалу, просто... Отдавшись и наслаждаясь друг другом, они продолжали держаться за руки. Это выглядело настолько чутким, что мгновенно запало в сердце, и она тоже хотела так... Со временем ценность жеста померкла, его глубина уступила раскованности, с которой Ио держала за руки не одну и не двух девушек, однако любовницам это было приятно. Она надеялась, понравится и теперь...
Вернувшись к прелестным бедрам, поглаживая и сминая кожу, Иориз раздвинула ее ножки в стороны, а затем позаботилась, чтобы не мешало платье. Она взяла руку Марии в свою, позволяя девочке играть с ее прядями лишь в половину от задуманного служанкой. Эти ласки были чародейке приятны: в ее кожу сквозь корни локонов ручейками восходила блажь. Однако ладоням суждено было встретиться. Ио крепко стиснула пальцы, меж которых вошли пальцы Марии, и не намерена была отпускать... До самой последней секунды.
- Тише, моя сладкая... Нам не нужно, чтобы нас тревожили, - попросила Иориз девочку, ненадолго отстранившись от ласк ее нежного, как сливки, бутона. Улыбнулась малышке в глаза и вернулась к приятным хлопотам. Вкус Марии - немного терпок, он едва оттенял сладостью и, конечно, не вровень меду, услаждал обоняние виконтессы. Но Иориз отнюдь не врала, называя любовницу сахарной, и смогла бы назвать вновь. За ее красивое лицо и фигурку, за невинный и робкий характер, за тот милый, искренний вздох, что срывался с ее губ все чаще, в такт движениям языка партнерши. За таившуюся страсть и нежность, что Мария вложила в ладошку, взятую тифлиной в плен... Иориз старалась кружить как бабочка, порхая в воздухе над ее цветком и неустанно отдавая ласки: по кругу, с нажимом и трепетом, вдоль губок с упоением кошки, и в стороны, преклоняясь набок. Медленно, но затем быстрее, настойчивей с каждой минутой, меняя силу и взятый темп. Она топила Марию в море приятных, небольших перемен, целуя и проникая глубже, но только когда нужно... Стоило только самой Марии просить о чем-то любовницу, ни слова не произнеся вслух. Иориз подслушивала ее чуткое тело: робкие движения ягодиц, пылкое сжатие пальцев, вдохи и частые выдохи... Все сказанное на его языке.
|
Вскоре, добравшись до берега реки и сумев при этом не увязнуть в болоте, эльфы смотрели, как Сибилла касается пером лебедя воды и произносит волшебное слово - и перо исчезает, а на воде появляется ладья - не лодка, а небольшой корабль, способный вместить четыре таких отряда, как их собственный, изящная, с носовой фигурой в виде головы лебедя с изогнутой шеей. Эльфы взошли на борт, произнесли второе командное слово - и лодка поплыла вверх по реке, будто она сама знала, куда ей нужно плыть. (Это было кстати, поскольку сами эльфы этого не знали).
Лодка плыла вперёд, мимо болотистого берега, лесов, полей, миновав какие-то деревянные домики, на берегу рядом с которыми стояли лодки и были развешаны рыбацкие сети, но людей не было видно, и их лодку, кажется, никто не заметил. Солнце закатилось за горизонт на западе, и постепенно начало смеркаться - похоже, они уже не успевали достигнуть Глиммеркипа до наступления ночи, но волшебная лодка и вправду несла эльфов быстрее, чем они могли бы двигаться пешком, сквозь леса и болота, по незнакомой местности.
Уже стемнело, когда впереди эльфы увидели огни - по обоим берегам реки стояли деревянные смотровые вышки, на которых были зажжены огни и стояли люди в доспехах и железных шлемах, в которых отражалось пламя. Увидев лодку, кто-то из людей подул в рог - над рекой раскатился громкий сигнал - а затем другой из воинов зычным голосом окликнул плывущих на незнакомом им языке. Наверное, волшебная лодка, плывущая без паруса и вёсел, должна была выглядеть странно, но, кажется, люди на вышках ещё не разглядели, что плывущие в ней - не такие же люди, как они.
|
|
Джарим и впрямь не чувствовал никакого неудобства в этой обстановке, а потому мог лишь пожать плечами на заявление жреца: мол, извини, дружище, но нет! А вот рассказ самого Освальда о его незадачливых приключениях по молодости, южанин слушал с интересом, даже отложив на какое-то время баранью ногу. Конечно, Анкра’аз ожидал, что барон как-то приукрасит свой ратный подвиг или же наоборот – расскажет о всей суровости того, что некогда пришлось пережить, но история вышла больше забавной и даже, в коей-то мере, поучительной. Улыбнувшись рассказчику, Джарим с веселым смешком отсалютовал тому полной кружкой: - Полагаю, что погоня как раз за таким вот историями и привела меня на дорогу приключений, ваша светлость, - прокомментировал чужеземец. – И мне приятно осознавать, что для вас, барон, имя моей далекой родины, не просто нечто из разряда небылиц. Те края от Берега Мечей отделяют многие и многие мили, потому я не был удивлен, что о Захаре здесь известно немногим. Рад, что иногда все же ошибаюсь на этот счет, - дварф вновь отсалютовал Освальду кружкой эля, почтительно склонив перед бароном свою голову, после чего присоединился к общему тосту. «Мечты, да?» - Анкра’аз не был уверен, что может назвать свою собственную. Разбогатеть? Стать известным? Пустить в Фаэруне корни и обзавестись семьей? Все эти мысли были так далеки от него сегодняшнего, что он едва не рассмеялся. Самому себе южанин казался пылинкой на ветру, щедро раздуваемом Великой Богиней. И если уж Нажм решит, что его парусам попутный ветер больше не нужен… что ж, Джарим не столь умен, чтобы планировать так далеко наперед. Стоит просто дождаться, когда подобная судьба настигнет и его! А уж сам южанин не сомневался, что его «дорога приключений» когда-нибудь подойдет к концу. Впрочем, сейчас он все еще был молод, силен, полон желаний и амбиций, пускай последние и сложно было сформулировать в какую-то единую мысль: - Признаться честно, я завидую тому, что вам уже довелось свершить, ваша светлость. Можно сказать, что исходить все побережье, как оно есть, - это одна из текущих целей моего «маленького путешествия», хо-хо! - воитель вновь ненадолго прервался, вкушая очередное блюдо с роскошного обеденного стола.
– Но и мне самому есть о чем рассказать, - продолжил Анкра’аз, утирая запачканные приправой губы. – Беда путешественника вроде меня в том, что историй всегда так много, что ты путаешься, какую из них стоит поведать в первую очередь. А иногда даже где они происходили или когда именно!.. И хотя последние приключения этого дварфа и пришлись на земли Фаэруна, думаю, у меня найдется, чем порадовать слушателей, желающих ненадолго перенести в жаркие пустыни Захары, - утерев руки краем скатерти и, как следует прокашлявшись, Джарим вооружился вновь наполненной кружкой и приподнялся из-за стола.
***
- Случилось это примерно за два или три года до того, как моя нога впервые ступила на Берег Мечей. Мне тогда довелось сопровождать караван долгоживущих, что пожаловали к нам едва ли не из самих Долин. Удивительные рассказы я слышал об их далеком доме, но хоть нам и довелось как следует пообщаться – да и плохого я о них ничего не скажу, - но к жизни в пустыни те ребятки были совсем не приспособлены. Благо, им хватило денег и рассудительности нанять охрану из числа местных племен! И вот… - южанин взял небольшую паузу, чтобы как следует промочить горло. – И вот в один прекрасный жаркий день, когда даже с меня пот ручьем лил, а наши наниматели и вовсе шатались из стороны в сторону, точно болезнью сраженные, посчастливилось же нам привлечь к себе внимание пожирателя песков. Ух, ужасные создания, ваша светлость! Не поймешь – то ли змея, то ли жук переросток! Тело толщиной с быка, а длиной – черт его скажет, потому как большая часть его все время скрыта в песчаном море. Чешуя - размером с добротный щит и так же прочна. Лапки, хоть и малы, но остры точно копейные навершия, а жвалами эта тварь запросто перемалывает взрослого мужа в полном доспехе! Бр-р-р-р, - Джарим эффектно потрусил бородой, точно отгоняя ужасающий морок. – Любому путнику в Захаре известно, что сколь бы подготовлен ты не был, связываться с пожирателями не стоит, а потом их угодья лучше обходить стороной, даже если и придется сделать крюк и обойти очередной оазис. Но нам-то было уже поздно деру давать! Хоть чудище и кажется огромным, но по скорости в песках не уступит и доброй скаковой лошади. Чего уж там про груженный товарами караван говорить?! И вот, значится, стоим мы с чернокожими молодцам из числа охранников и ждем, откуда же голова пожирателя высунется, а земля кругом так и ходит волнам – почитай, все вокруг своим телом пробороздил, ирод эдакий! А эльфы так и сгрудились вокруг повозок, луками из стороны в сторону водят – да только ж куда им стрелять? Разве что в песок стрелы втыкать зазря! Ну, в общем, не угадали мы, ваша светлость – тварь прямо к нам под ноги подползти успела, так что стоило ей показаться, как нас, охранников то бишь, раскидало по округе. Чудом никого монстр сразу не схарчил – а они такое умеют, поверьте! И вот, значится, поднимаюсь я на ноги. Молот верный так в руке и остался - пальцы то я не разжал, чай, не дурак полный! А пожиратель уже на всех парах мчится к нашим купцам, и ножками, знаете, так мерзко перебирает, что аж в дрожь бросает от одного лишь взгляда. Ну а я-то далеко! Не достать рукой! Да и сам не успею на пути у него встать… Ну, делать нечего? Размахнулся боевым молотом да запустил его в полет, аки копье или топорик метательный, - Анкра’аз изобразил свой замах уже опустевшей кружкой, демонстрируя удачный бросок чуть ли не трехлетней давности. - Ух, ничего не сказать – видать сама Богиня мою руку в тот день направляла! Попал прямо в жвало бестии, да так бы, небось, и голову ей свернул, коли шея у нее была бы, хе-хе… Но и без того неплохо вышло - прям в прыжке гадину застиг, не дал наших длинноухих даже коснуться. А там, пока чудище в себя приходило, то и остальные охранники на ноги встать успели, да вооружиться как следует. Окружили пожирателя, и давай его броню природную на прочность копьями да крюками проверять. И хотелось бы сказать, что мы одолели монстра, только врать не буду – скрылся гад, одни лишь борозды на песке мы за ним и видели. Полдня наш караван террорил, духу перевести не давал. Двух парней зацепить успел, серьезно так причем, пока мы его не отогнали, и хотя крови нашей на песке вдоволь осталось, никого в итоге мы так и не потеряли. Ни с чем пожиратель уполз, да и скатертью ему дорога! Страху, конечно, эльфы тогда натерпелись – оно и не удивительно. Не дракон, а все же чудище еще-то, - Джарим устало вздохнул, переводя дух и вытирая проступивший на лбу пот. В течение всего рассказа, южанин энергично жестикулировал, припрыгивал и всячески старался продемонстрировать происходившие в тот день события, вплоть до того, что даже пытался изобразить мерзкий способ передвижения твари, вовсю виляя своим коренастым телом. Не знаю, насколько хорошо у него получилось, но сам дварф остался доволен произведенным эффектом.
В итоге, вернулся за стол, Анкра’аз с довольным, хоть и заметно раскрасневшимся лицом. И не ясно до конца было, то ли алкоголь так повлиял на его смуглую кожу, то ли его это импровизированное выступление. - Эх, жаль, конечно, что не могу похвастаться, будто убили мы ту тварь, - слегка огорченно покачал головой южанин, но затем уже более бодрым тоном добавил: – Однако, одно я знаю точно. Даже крепкая броня пожирателя песков не устояла, когда я как следует приложился по ней своей секирой. Переломил одну из его чешуек пополам и пустил засранцу кровь! А потому можете не сомневаться, что и медведя вашего местного мы точно одолеем, ха-ха-ха! – не прекращая бахвалиться, Джарим продемонстрировал всем присутствующим крепкую, точно ствол дерева, накачанную руку, с гордостью похлопав ладонью по своим стальным мышцам.
-
True story. За старание.
-
Хорошая история!
|
|
Прошло 7 дней. В каком-то портовом городе.
Нарцисс варился в огромном медном чане и только охал от жарищи, что обжигала ему пяты. Он не знал, кто придумал такой способ купания, но он ему определенно нравился. Еще пару минуточек - и можно будет опрокинуть на себя ушат с ледяной водой. Потом после купания как будто на свет заново родился - кожа мягкая, бархатная, даже высокородные девушки завидуют - что уж говорить о простых мужланах, которые и пудры-то в жизни не видели.
А пока можно расслабиться и насладиться массажем плеч, который делала та прелестная эльфийка, с которой, собственно, Нарцисс познакомился в крепости во время своего триумфа. Естественно, слава раненного героя еще больше подняла барда в глазах жителей, для него были открыты все двери, в том числе и Энна захотела приютить артиста. Нарцисс не отказался от предложения, поэтому еще несколько дней провел в крепости, преимущественно в постели. Правда, не как больной, а как любовник. Благодаря стараниям местной целительницы раны заживали быстро и сейчас о них напоминало только четыре длинных и еще воспаленно-красных шрама на боку от когтей совомедведицы.
Сказать по правде, Нарцисс втайне гордился этими отметинами, ведь это был первый по-настоящему серьезный бой в его жизни и по мнению самого барда он показал себя на высшем уровне. Если сравнивать драку на шпагах с аристократом и бой с совомедведицой, то разницы почти не было. Разница только в том, что аристократ может провертеть в тебе ма-а-аленькую дырочку, а тварь в десяток раз тяжелее может и сожрать ненароком.
Стоит рассказать немного про Энну. Когда Нарцисс собирался отплывать на материк, эльфийка попросилась вместе с ним. А бард взял и согласился. Вот так сразу, и даже не пытался отвлечь ее от этой мысли сладкими речами и обещаниями, сбежав под шумок. Все же компания прелестной эльфийки с чудесными жемчужными волосами была совсем не в тягость, да и оказалась девушка куда умнее, чем показалась на первый взгляд. К тому же любовницей она оказалась очень жаркой. В кои-то веки Нарциссу хотелось просто насладиться покоем, без беготни, разбивания сердец и драк с рогатыми мужьями.
Трубадур легонько стиснул руку Энны и поднялся из чана, сделав пару шагов к большой дубовой бадье. Не успел еще пар сойти с плечей барда, как он перекинул на себя наполовину наполненное ведро и глухо засипел:
- Ух-х-х, хорошо.
А затем взял пеньковое банное полотенце и начал растирать тело. Нарцисс видел, что Энна еще не собиралась вылезать из горячей ванны, поэтому перевязал влажное полотенце на поясе и через небольшую дверь юркнул в соседнюю комнату. Там на столе лежала кипа бумаг. Кто-то мог подумать, что они разбросаны в жутком беспорядке, но бард считал это творческим процессом.
На листах был уже написал текст новой баллады, которая повествует о настоящей доблести и храбрости перед лицом опасности. Естественно, в главной роли был сам Нарцисс, но бард иносказательно упомянул также и монаха, в которым распрощался на хорошей ноте и выпил пару рюмок крепкой настойки, и кенку, сражающегося с пчелами и даже железного конструкта.
Бард сел на тахту и взял лютню. Во время купания родилась прелестная мелодия, на которую отлично ложились слова баллады. Он провел руками по струнам, проверяя строй. И мир наблюдал рождение новой баллады, еще одной на пути к бардовскому бессмертию. Еще одной, но далеко не последней.
|
Когда, Слэб назвал имя Гельзир, Мосс нахмурил брови, где-то он слышал его, но никак не мог вспомнить, мысли будто мухами роились внутри черепной коробки. Увы, частые удары головой и по голове не идут умственному процессу на пользу. Бэн глядел на тускло сверкающую ящерку в клетке и одно из воспоминаний, все же выползло из глубин подсознания на поверхность, почти сразу преоброзовав в своем воображении тусклый свет рептилии в небольшой костерок у которого когда-то сидел Бэн, разговаривая с врачом из своего отряда. Воин, вспомнил, как во время штурма логова разбойников, ему сильно досталось. Товарищи нашли его в бессознательном состоянии и в шлеме, где голова купалась в содержимом желудка, вышедшем наружу. После того случая, Бэн периодически стал забывать всякие мелочи. Не мог вспомнить, где оставил флягу, или видел ли сегодня командира, а иногда, с удивлением узнавал, что приходил второй раз получать жалование. Эта нелепая забывчивость волновала солдата и мешала нормально выполнять свои обязанности. В конце-концов, в одном из походов, не привыкший жаловаться, боец все-таки обратился к доктору за советом.
- С учетом, того, как сильно тебя приложили, это и не удивительно, что есть некоторые трудности с памятью. Как, это глупо не прозвучит, но в таком состоянии вполне нормально забывать что-то. Со временем пройдет и не будет беспокоить так часто, но, если забудешь, не беда - всегда существует вероятность, что мозг воссоздаст картину событий,- молодой человек с рыжей козлиной бородкой протянул руки к костру, согревая ладони,- Расслабься, вдохни и выдохни, закрой глаза и мысленно представь то о чем идет речь, место, где это могло быть, человека с кем говорил, попытайся воссоздать ваш диалог, в этот момент могут всплыть важные детали, вплоть до того, какого цвета у дамы были серьги или с какой стороны у собеседника был шрам на лице,- лекарь убрал руки от костра.
Бэн открыл глаза в тот момент, когда к его ладони прижалась ящерица, а Слэб испустил холод. Поежившись, Мосс снова сомкнул очи и стал вспоминать события этого дня. Вот он приобрел горячий напиток, подошел к танцевальной площадке, звучит музыка, все веселятся и танцуют, вот его неожиданно пригласила на танец голубоглазая полукровка... Йелениа! Человека будто осенило, мысль молнией мелькнула в голове. Это же та девушка рассказала ему про крепость злого волшебника и его эксперементы с холодом и живыми существами! Она и тот выскочка Люцис прибыли сюда вместе, Бэн вспомнил. Выйдя из раздумий, мужчина обратился к Оуэну.
- Лейтенант! - Окликнул он стражника, - я пока развлекался здесь, познакомился с голубоглазой полукровкой, она рассказала, что прибыла на остров вместе с тифлингом Люцисом, который очень интересовался этим Гельзиром и Пиками Племени, как я понял, то место весьма опасно, но с ее слов, этот полудурошный собирался идти туда и пытался ее заставить последовать за ним. Я хотел сломать демону нос, но решил не портить окружающим праздник, я поговорил с ним, но его версия событий не вызывает доверия. А потом я увидел рогатого в толпе, когда мы прекратили драться, он хотел спровоцировать толпу и устроить беспорядки, но обошлось. После чего он скрылся. Думаю этих двоих надо найти, происходит какая-то хрень, но,мне кажется, они что-то знают об этом, особенно, тифлинг. Вопрос, зачем он хотел спровоцировать нас на убийство громадины остается открытым. Это выглядит странно, учитывая его не здоровый интерес к Гельзиру и всему, что с ним связанно.
|
|
|
|
|
|
|
|
Верховный прокурор Граш стоял на широком балконе невысокой башни, и задумчиво смотрел во внутренний двор замка. Моросил холодный дождь, то и дело срывающийся в первый снег. В небе творилась беспроглядная серая мгла, настолько плотная, что невозможно было поверить, что сквозь нее когда-нибудь еще пробьется луч солнца. Холода наступили непривычно рано для этих мест. Внизу шли нехитрые приготовления к казни, которую Граш решил наблюдать лично. Два дворфа в лохмотьях выкапывали в слякотной жиже некое подобие канавы. А старый прислужник с кривой спиной, хромая и раскачиваясь из стороны в сторону, тащил ведра с песком - засыпать кровь, когда все закончится. Кажется, рабочие чувствовали себя неуютно под хмурым взглядом прокурора. Его боялись. И впервые в жизни он не был рад этому. Последние события вызывали сильное беспокойство. Буквально сегодня утром обнаружили тело ещё одного агента -- одного из тех, кто был связан с поиском Рубина Бессмертия. Становилось очевидно, что кто-то целенаправленно охотится за его людьми, без жалости вырезая их. Граш понятия не имел, кому так сильно перешёл дорогу. Хуже того, неделю назад его доверенный офицер был пойман с подельником во время попытки выкрасть из замка тело Джады Лилир, с тем самым Рубином на шее. И только случайность помешала предателям довести дело до конца. Именно их готовились казнить сейчас. Во двор ввели двоих мужчин со связанными за спиной руками. За ними шел еще один - Седой - мало отличавшийся от первых по внешнему виду, такой же изможденный и замученный. Разве что руки его не были связаны. Замыкал процессию огромный детина в дождевом плаще. В руках он держал широкий серп. Палач. Седого остановили чуть в стороне, а обоих осужденных подвели к центру двора и поставили на колени в грязь. Один из них - офицер Дредмор Каньер - поднял глаза к балкону и с презрением усмехнулся наблюдавшему от туда прокурору. Так, будто он точно знал, что возмездие за его смерть неминуемо настигнет того. Он смотрел открытым взглядом честного человека, хоть и был приговорен за предательство. Палач подошел к подельнику Дредмора, приставил лезвие к шее и с пугающей обыденностью сделал свое дело. Бедняга лишь жалобно заверещал, и тут же забулькал перерезанным горлом, Дредмор же закрыл глаза и зашептал слова молитвы. Наступала его очередь покидать мир живых. Вот только палач не торопился. Вместо того, чтобы выполнить свою работу самому, он сделал шаг к Седому и вложил серп в его руку. -- Ты, - зычно прогромыхал детина и подтолкнул Хэлла к стоящему на коленях связанному офицеру. -- Режь ублюдка. Следопыт взглянул на осужденного, затем на внимательно наблюдающего за ним с балкона Граша, и, наконец, на окровавленный клинок в руке… … за день до этого….
-- Почему она не убивает тебя, Хэлл? - Прокурор склонился над телом бьющейся в удушье женщины, и завороженно наблюдал как жизнь вновь покидает ее. Призрак парил вокруг и безуспешно пытался дотянуться до Граша. -- Ведь на тебе нет никакой защиты от нежити, но ты до сих пор жив. Не удивительно ли?
Прикованный цепью к стене Хэлл промолчал.
-- Я знаю, что ты думаешь, следопыт, - продолжил Граш выпрямившись, -- Я псих, хватающий невинных людей, и подвергающий их пыткам без видимой причины. Вот только это не правда. Я всего лишь верный слуга Рэнфолда Лютого. И все что я делаю, на благо моего повелителя. Мне не доставляет удовольствия держать тебя здесь. Но пойми меня правильно: история с крысами, дырой в стене и случайной находкой величайшего артефакта - слишком уж попахивает глупой выдумкой.
Голос Граша был тихим, неспешным и вкрадчиво зачаровывающим:
-- Но, допустим, ты говоришь правду, Хэлл, и действительно ни на кого не работаешь. Тогда тебе следует благодарить меня. Ведь я тот, кто определенно спас тебе жизнь. Так уж вышло, что есть сила, которая всячески старается убрать всех свидетелей: любого кто слышал или что-то знает об этом Артефакте, - прокурор указал на ожерелье с крупным рубином, покоящемся на шее мертвого женского тела.
-- Первым был твой друг Лефф Коррель, его зарезали как свинью в деревенской таверне. Затем пропал мой агент, вычисливший вас. После, одного за одним, находили мертвыми других, кто знал или слышал об этом деле. И, боюсь, череда убийств еще не окончена. Кто-то очень сильно желает перерубить нити, ведущие к твоей находке. И ты - главная нить! Как думаешь, долго бы ты прожил, если бы я не взял тебя первым?
Граш подошел к пленнику вплотную и прошептал:
-- Только благодаря мне ты сейчас не кормишь червей в поганой выгребной яме, Хэлл. Ты мой должник, как бы тебе не хотелось думать иначе! -- Прокурор всмотрелся в глаза следопыта, оценивая, на сколько до него дошел смысл сказанного.
-- И, думаю, ты можешь еще пригодиться мне. Я готов дать тебе работу. Достойную и хорошо оплачиваемою. У тебя будет все, что может желать человек твоего нрава: полная приключений жизнь с хорошим обеспечением. Вот только взамен ты должен будешь продемонстрировать свое стремление служить мне... Показать преданность... Не как наемник... Но как верный слуга...… сейчас…Хэлл сжимал в руке серп. Перед ним на коленях стоял приговоренный к смертной казни человек. С балкона за происходящим наблюдал Граш. Четыре солдата по углам двора на всякий случай приподняли арбалеты. Кажется, следопыту пришло время выбирать свою судьбу. ******** Помимо прокурора с уличной террасы за казнью наблюдало без малого два десятка разномастных наемников, укрывающихся под навесом от промозглого дождя. Все они чаяли получить работу, ведь по слухам, у местного властителя было неплохое задание, в меру опасное и не менее прибыльное. Внутри царил гул множества разговоров, то и дело взрывающийся безобидными ругательствами да смешками. Когда палач предложил одному из пленников зарезать другого, раздались одобрительные выкрики и редкие аплодисменты. Не каждый раз доводится увидеть подобное. “Мочи его, брат”, - кричали одни. “Лучше сам зарежься”, - со смехом возражали другие. Спектакль явно приходился народу по душе. И лишь немногие не поддались воодушевлению. Так, Лорд Фредерик Стэнтон вообще не следил за происходящим во дворике, предпочитая этому развлечению карточную партию. В данную минуту он не на шутку закусился с ловкачом Квиртоном. На кону уже стояло по пять золотых монет, но, кажется, игрокам этого было мало. Каждый был уверен в своем мастерстве и удаче, не желая отступать. Несколько собравшихся зрителей с азартом следили за исходом розыгрыша, разделившись по симпатиям пополам. Особняком от всех остальных держалась воительница Нил. Ей не было дела ни до казни, ни до карточных игр. Возможно как раз этим - своим безразличием и отрешенностью - она и привлекла к себе ненужное внимание. Уродливый полу-орк с секирой за спиной подошел к ней вплотную и, чавкая яблоком, прогоготал: -- А я думал тут будет тоска зеленая. Но нет. Этот Граш неплохо постарался: дал и хлеба и зрелищ. Даже о наших ночных развлечениях подумал! - здоровяк без стеснения пялился на девушку, -- Как на счет развлечь вечером красавчика Бруно? - с этими словами он широкой ладонью смачно шлепнул Нил по бедру. Рядом заржало еще два наемника, идея повеселиться с тремя единственными тут девченками казалась им весьма естественной. А иначе, по их мнению, для чего вообще этих цыпочек сюда позвали? Не сражаться же, в самом деле.
-
С продолжением!
-
Антуражненько!
-
На фоне всеобщей безнадёжности выгодно выделяется форумный покер. Утащу себе))
-
Настроение очень хорошо передано, классно!
-
Прекрасное введение
-
хорошее нелинейное повествование
-
Красиво начал...
-
Рисую сюда лукаса))
|
…Впрочем, идею перекочевать за столик к торговцам предстояло отложить на неопределенный срок, так как их попутчик прислушался к совету Джарима куда скорее, чем того ожидал сам дварф. Но он бы не был самим собой, если бы его опечалила перспектива расширить круг своих знакомств из-за такой мелочи как «планы»! Воодушевленный идей обзавестись новой подругой, чужеземец уже намеревался заключить пока что всего лишь «незнакомку» в свои медвежьи объятья, но справедливо посчитал, что выбираться ради этого из-за стола, более того – заставлять проделать то же самое девушку! – будет, как минимум, невежливо. Благо, Анкра’аз наконец-то разглядел длинные ушки и общую, как ему казалось, «хрупкость», присущую всем представителям эльфийского рода, а потому поспешил блеснуть своим «отменным» знанием их родного наречья – недаром же караванщики аж из самого Эвермита тратили долгие бессонные ночи, чтобы обучить любопытного дварфа всем тонкостям этого непростого языка!
- Vedui' Veluthe A’Sum Mista! Naitab Teile Y'Landrothiel Oiget Te'ed!* Меня зовут Джарим ибн Анкра’аз и я рад приветствовать тебя за нашим скромным столом, – приподнявшись и слегка склонив голову в почтенном приветствии, пробасил Джарим. Он давненько не практиковался, так что, кажется, где-то оплошал с произношением, но все равно прибывал в полной уверенности, что сумел донести до лесной охотницы смысл своих слов, а потом с довольным выражением лица бухнулся обратно, вцепившись в свою кружку.
А вот чего южанин совсем не ожидал, так этого того, что ситуация за столом столь быстро накалится. Казалось бы, стоило привыкнуть, что специфическая внешность его подруги порой создает некоторую… нервозность при знакомстве с новыми людьми, но ибн Анкра’аз справедливо полагал, что и короткого общения хватит, чтобы развеять опасения заблудших душ насчет «нечестивой чародейки». Здесь же еще и их новый знакомый успел приложить свою руку – в прямом и переносном смысле, - доведя эльфийского следопыта до предела. Хорошо осведомленный и о собственном «взрывном» характере, дварф всерьез опасался как бы ситуация не зашла слишком далеко, а потому решил вмешаться в острую беседу с оливковой ветвью: - Ну-ну, Саравар! Не стоит так давить… Я бы и передал тебе кинжал, но как ты видишь – у меня его нет, - посчитав, что уразумел задумку жреца, произнес Джарим, с улыбкой прикоснувшись к рукоятке небольшого топорика на поясе. – Так что, если ты не жаждешь продемонстрировать нам какой-то трюк с секирой, то я бы попросил тебя… нет, всех вас, немного успокоиться. Право слово, я, конечно, не до конца еще освоился с обычаями местных земель, но у нас на родине люди не затевают ссор за столом, да еще и в чужом доме! Это портит вкус еды и выказывает неуважение к тем, кто ее взрастил и приготовил, - смуглолицый мужчина обвел присутствующих пытливым взглядом и устало вздохнул.
- Полагаю, мы все просто слегка голодны, а потому прежде чем говорить о делах – давайте выпьем и перекусим! Уверен, тогда и беседа пройдет продуктивнее, - вместо кинжала, дварф подвинул к протянутой руке седовласого воина полную кружку пива и, не дожидаясь согласия остальных, окликнул хафлинга-официантку, энергично размахивая рукой, дабы привлечь ее внимание: – Элли, милая, принеси-ка нашим товарищам чего-нибудь перекусить. Иориз, ты ведь уже заказала что-то, верно? Повторите и остальным того же, чтобы никто не чувствовал себя обиженным. И будь добра, принеси сока для моей подруги – не хотелось бы лишиться возможности слышать ее прекрасный голосок… - воитель кивком головы указал на сидевшую подле него тифлину.
- Что ж, Солиана… Пускай наше знакомство и началось с неверной ноты, но я уверен, что ни дорогая Явин, ни Рок вовсе не намеревались нанести тебе оскорбления, - само имя эльфийки ибн Анкра’аз произносил медленно и четко, не желая исказить его звучание и тем самым подлить еще больше масла в огонь. – Можешь считать это налетом усталости после долгого пути. Мне же кажется, что наша встреча не иначе как предначертана самой милостивой Нажм, да не отвернет она от всех нас свой светлый лик, - Джарим прикоснулся к своему лбу тыльной стороной ладони, исполнив какой-то замысловатый жест явно ритуального характера. – Ведь, как и указала госпожа чародейка, цели у нас на сей раз, похоже, общие. И если все мы отринем неуместные предрассудки и надуманные обиды, то поймем, что нет ни одной причины не объединить усилия! Если не ради помощи друг другу, то хотя бы чтобы извести эту лесную нечисть из сих земель и оказать их обитателям добрую услугу, - громко и напыщенно провозгласил дварф, глядя куда-то под потолок, поверх голов собеседников. Впрочем, уже через мгновение южанин с хитрой улыбкой добавил, говоря намного тише: - Тем более, если местный паша предлагает за подобное деяние справедливую награду…
|
Посовещавшись насчет дальнейшего пути, небольшой отряд выдвинулся с рыбачьей заимки, не дожидаясь рассвета. Идти по лесу, огибая Утеху широкой дугой, да еще после серьезной драки, было тяжело - однако необходимо. Когда рассветные лучи начали отражаться от белых стволов валлинов, превращая их в подобие колонн из розового кварца, большинство бойцов в отряде уже валилось с ног. Только Тиа шагала без устали, да Леонардо и сквайры держались на своем чувстве долга. Кошка Эллариона нашла весьма удобной лежанкой воротник кендерши, только изредка взмуркивала, когда "подушечка" перепрыгивала лесные канавы, опираясь на доржный посох. Кажется, долгие путешествия ей были не в новинку!
По мере удаления от Утехи лес редел, и все сложнее было выбирать дорогу так, чтобы не попасть на большак, на глаза возможным дозорным, и не выйти на открытое пространство предгорий. То, что за ними охотились, было бесспорно - ночью дважды было видно зарево факелов вдали, но оба раза встречи удалось избежать. Когда даже соламнийцы начали спотыкаться о коряги, а Тиа чуть не потеряла кошку в очередном не очень удачном прыжке, Леонардо скомандовал остановиться и разбить лагерь. Речной Ветер, Тьюук и Хорст отправились на разведку по округе, и обнаружили в четверти мили от места стоянки небольшую ферму - одна семья да пара наемных рабоников. Домик притулился на опушке леса, и легонько дымил, испуская приятные ароматы горячего завтрака. Трое мужчин уже работали в поле на уборке соломы, им помогал крепыш-мул, впряженный в повозку с плетеными бортами из ивняка. Большак проходил чуть дальше, его было заметно по тонкой линии деревьев, высаженной для защиты от ветра - дорога вилась сквозь поле к перевалу, за которым лежали земли кочевников Абанассинии. Пожалуй, этот перевал был самым опасным местом пути - как бутылочное горлышко, он собирал все тропинки и дороги в одну, и пожелай кто схватить беглецов - достаточно лишь выставить кордоны. Однако насколько хватало глаз, в полях не было разбито военного бивуака, выходит - до этого места приспешники Тоэда не добрались.
Золотая Луна настояла на том, что отдыхать нужно в палатках - неизвестно, удалось ли им надежно оторваться от преследователей, а если гоблины подпалят жилой дом вместе с сеьмей фермера, вина ляжет в том числе на тех, кто укрывался в этом доме. Первую половину дня запомнили, пожалуй, только Картан и Тиа, оставшиеся дежурить и развешивать подмокшую одежду по веткам, благо ветер разогнал вчерашние облака, и ласковое солнце бабьего лета обещало согреть напоследок всех замерзших в дороге. Костра решено было не разводить - во-первых, не было припасов, требовавших приготовления на огне, а во-вторых, незачем обнаруживать себя дымом, пусть даже рядом есть жилье. Запах дыма с легкостью заменили преющие опавшие листья, тяжелый и приятный грибной дух, и легкий аромат последних августовских цветов. К вечеру припасы, взятые в дорогу впопыхах, подошли к концу, и во всех желудках почти синхронно заурчало. Тюук умудрился где-то накопать цельный рюкзак шампиньонов, так что с голодухи помереть не грозило - но, возможно, теперь стоило воспользоваться гостеприимством случайных соседей? К тому же, Золотая Луна настаивала, что нужно переменить бинты у раненых, а для этого нужна чистая вода. Увы, в лесных ручьях и прогалинах после вчерашнего дождя стояла сплошная муть - от такой может задурить края раны, и она еще долго не затянется. Если же прокипятить бинты, и приложить пропаренные и охлажденные травы к ране, она быстро затянется.
До перевала оставался день относительно безопасного пути. Раз отряды Тоэда не схватили их во время дневной стоянки, значит, сбились со следа. То ли помогла небольшая дезинформация через выжившего гоблина, то ли везение - но отряд получил заслуженную передышку, и мог хоть ненадолго насладиться красотой золотистых полей. Что до самого перевала, то, кроме очевидной опасности его блокировки, Хорст, Крайос, Эридия и все, кто довольно долго жил в Утехе, могли назвать еще одну. В землях Искателей поговаривали, что ночью на горной дороге лучше не оставаться. В первые годы после Катаклизма на перевале, в одном из горных гротов, поселился некий маг-ренегат, отказавшийся вступать в ложи Высокого Волшебства, и избравший свой собственный путь. Такие считались и считаются особенно опасными - однако в те далекие и непростые времена у Лож хватало других забот. Однако маги живут долго, а память волшебников и вовсе считается вечной - и вот, на исходе первого века новой эпохи, маг был убит подосланными головорезами. А может, то были его коллеги по ремеслу? Как знать. Однако с тех пор, как говорят, его дух не успокоился, и тревожит путников по ночам, когда луны магии сильнее всего. Этим "неспокойным магом" в Утехе пугают непослушных детей, и подростков, готовых сбежать из родительского дома слишком далеко. Впрочем, последних это мало останавливает, и множество молодых парней "на спор" переходили ущелье ночью. Мало кто из них возвращался, но тел на перевале не находили - зато потом о некоторых из них доходили слухи, что они либо убиты недружелюбным кочевым разъездом, либо нашли свою звезду на широких дорогах Пыльных Равнин, и возвращаться домой не собираются.
|
-
Ну, Барон сам напросился!
-
Личное пространство надо все-таки уважать, да.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Не смотря на габариты некоторых беглецов, им все же удалось покинуть клетку и добраться до укрытия, не обратив на себя внимания конструктов, которые так же спокойно сидели у костра. Когда последний пленник лег на песок по другую сторону бархана, Шур наконец позволил себе вновь обратиться к орчихе, которая до сей поры придержала мешочек с порошком внутри. — А теперь, мешочек.. Пора использовать пыль и свалить отсюда. Как только я закончу, двигайтесь за мной, как уже говорилось, мне доводилось бывать в этих местах и я знаю как не заблудиться в этих песках. — Шур протянул руку к Уте, требуя свою вещицу. У орчихи не было причин придерживать мешочек, в конце концов они все оказались вне клетки и теперь тот вряд ли мог как-то помешать ей остаться свободной. Заполучив желаемое, Имперец принялся что-то бормотать на каком-то каркающем наречии, звучащим зловеще и незнакомо. Когда он закончил, и сдул черную пыль со своей руки, та развеялась по округе, исчезнув с глаз долой словно её и не было. — Готово, это выиграет нам время. — прошептал Шур и спрятав уже пустой мешочек в свой карман, шустро засеменил по песку уходя как и планировал на восток. К нему быстро присоединился Грог, решивший тоже не испытывать судьбу и выбравший свой путь. Спустя полтора часа, полузамерзшие беглецы наконец увидели впереди очертания костра. От него не шел дым, но зоркий глаз мог заметить яркую точку на фоне темно-серой пустыни, которая простилалась от горизонта до горизонта. Заметив огонек, Шур довольно улыбнулся и прибавил шагу. Ещё двадцать минут и наконец они достигли костра, горящего в полном одиночестве, возле небольшой скальной породы, выступающей из песка. В твердом камне, можно было заметить рукотворную пещеру, с узким входом в который пролез бы только один орк за раз, или два худых человека. — Перевалочный пункт контрабандистов, не будь здесь моих товарищей, вы бы никогда не нашли его просто бродя по пустыне.. Если не знать где он и не знать магических слов, способных вызволить его из песка, искать его можно вечно. Но вот он, прямо перед вами! — довольно произнес Шур, подходя к костру и грея свои руки об него. Ночью в пустыне было ощутимо холодно и наличие костра было словно бальзам на душу. Немного посмотрев в огонь, Имперец наклонился к нему и дотронулся рукой до песка возле него. После чего вновь улыбнулся, но на этот раз его улыбка не сулила ничего хорошего беглецам. Спустя мгновение область вокруг костра накрыла кромешная тьма, в которой трудно было дышать и которая словно душила тех кто в неё попался. Разглядеть что-либо в этом облаке было просто невозможно, так же как и сконцентрироваться на чем-то кроме попыток сохранить воздух в легких. Не прошло и десяти секунд, и облако темной субстанции, рассеялось словно его и не было, и вместе с ним испарился и Шур. Костер потух и вдали, ещё можно было разглядеть удаляющихся ящеров, уносящих Имперца и тех кто устроил ему побег. По всей видимости он изначально не планировал брать их с собой, но при этом зачем-то помог им бежать. Так беглецы и остались возле скалы с пещерой и потухшим костром, без своего проводника, который даровал им свободу.. Которой теперь им нужно было правильно распорядится.
|
|
|
|
|
-
Свинерблиф, убедившись, что Трим не видит, сунул табличку в рот и решительно её изгрыз, обратив в ничто
Это сильно ;р
|
Древний город, разрушенный катаклизмом, был прочно стёрт из памяти большинства людей, и даже долгожителей-эльфов. Впрочем, Вечный Народ и вовсе не интересовался подобными мелочами. Овражник Тьюук, возможно, мог догадаться о расположении Кзак Царота, но для этого ему нужно было хотя бы уметь читать древние наскальные надписи в тех подземных залах, в которых он бывал. Лишь те, чьё образование действительно было разносторонним, могли по косвенным упоминаниям выстроить цепочку мыслей, в конце которой оказывался забытый город. По счастью, на рыбацкой заимке осенним вечером оказалось два таких учёных мужа - Леонардо, не зря обучавшийся в Великой Библиотеке, и Аларик, получивший в своё время уроки мудрости в соламнийских архивах. Задолго до Катаклизма земли, ставшие теперь Абанассинией, были заселены разрозненными, но многочисленными кочевыми племенами. По сравнению с их табунами стадо Кве-Шу было каплей в море. Вождь Волчий Коготь, лидер одного из кланов Ут-Кири, объединил под своей властью большую часть этих племён, и решил, что их сил довольно для войны с таинственными магами Вайретской башни. Он возглавил войска, однако потерпел сокрушительное поражение, так как маги превратили оружие нападавших в змей, умерщлявших собственных хозяев. В той давней битве погиб цвет воинства Ут-Кири, однако на их костях возникло новое государство. Волшебники, удовлетворенные смертью Волчьего Когтя, помогли его наследникам, принесшим клятвы вечного мира. С их помощью посреди степей возник город, центром которого стал храм Мишакаль. Карнавал Змеиной Ночи долгое время проводился в южных землях, как напоминание о необдуманных поступках и благодарность волшебникам Вайрета за умение прощать своих врагов. Кзак Моритат, вот первоначальное имя карнавала, и именно оно напомнило забытые имена на мертвом языке Ут-Кири. Кзак Царот был древней столицей великой орды степей, канувшей в Лету за несколько веков до возвышения Истара. И хотя история не сохранила упоминаний о точном местоположении столицы, её наверняка можно было отыскать на старых картах. Из всего того, что было известно про Ут-Кири, Аларик помнил только один факт - после Катаклизма почти все их земли ушли на дно Нового моря. Раз город Кзак Царот все ещё стоит на твёрдой земле, он должен находиться где-то на побережье.
В ответ на вопрос Эридии Речной Ветер только показал головой
- Наверное, вы редко путешествовали в степи. Я знаю, что от нашего сокровища путь должен идти на север, а затем на восток. Но дорог в степи нет, только направления. Мне сложно было бы пройти по своим следам, даже начни я от самой деревни. Случайно попасть в то самое место, где нужно свернуть к востоку, практически невозможно. Что же до других имён этого города, то мне неизвестно даже то, которое называют ваши друзья. Его сообщил нам странный маг сегодняшним вечером, а до этого мы называли это место просто гиблыми топями, и никто из воинов, знакомых мне, не ходил в ту сторону.
Тем временем порывы ветра усилились, и дождь, идущий с востока, начал вовсю заливать побережье озера Кристалмир. Тепло костра не успевало задерживаться в костях путников, улетая вместе с тугими струями воды. Белая кошка Эллариона забралась под курточку Тиа, и кендер с удивлением обнаружила, что сам эльф куда-то запропастился. Странно, ей казалось, что из таверны все бежали вместе. Может быть, он стал невидимым с помощью своей магии, и теперь тайком подглядывает за преследователями,чтобы заранее предупредить друзей об опасности?
|
|
Нарцисс впервые плыл на корабле на такую длинную дистанцию. Собственно, на корабле он тоже плыл впервые. Раньше ему всего лишь несколько раз приходилось играть на небольших речных яхтах, которые, скорее, служили мерилом богатства, а не полноценным средством передвижения.
Бард переживал, что из-за качки на него нападет морская болезнь и он будет выглядеть на берегу, как жеванная макрель, но обошлось. Вода была ласковой, а тело оказалось крепким. Выходит, что зря Нарцисс переживал и успокаивал себя игрой на лютне. Лишь под конец путешествия, поняв, что желудок не собирается плясать джигу, он вышел на палубу и насладился свежим соленым воздухом. Но недолго, а то от соли кожа становится грубой и сморщенной, как копченая слива. Смотришь на моряков и просто ужасаешься.
Когда молодой юнга постучал в каюту и сообщил, что корабль уже встал на якорь и скоро пассажиры будут сходить, Нарцисс потратил немного времени, чтобы натереть лицо специальным мелом, который защищает кожу от ветра. А также обязательно намазал руки чудодейственным кремом, благодаря которому руки барда остаются мягкими и чувственными. Во всяком случае, ни лютня, ни девушки никогда не жаловались.
Плавание на лодках прошло быстро. Не успел Нарцисс оценить красоту зеленой стены джунглей, как их уже достали из лодок и капитан стала проводить инструктаж. Именно стала, ведь капитан - женщина. Что это была за женщина! Видно, что умудренные опытом и силой мужчины и те подчинялись ей без лишних слов. Немного мужиковатая, но от этого не менее притягательная. Не в сексуальном смысле, а в творческом. Нарцисс был бы не прочь пообщаться с ней и узнать ее историю. Авось, остров подарит барду новую балладу.
Тем более, что она сама разрешила задавать вопросы. Поэтому Нарцисс поравнялся с ней, стараясь идти в ногу, и когда она обратила на него внимание, бард заговорил:
- Приветствую, миледи! Рад познакомиться с вами.
Тут бард попытался было изобразить почтительный поклон, но на ходу это было бы смешно, поэтому он всего лишь прижал правую руку к сердцу и немного склонил голову.
- Меня зовут Нарцисс. Я бард, и возможно, вы уже слышали некоторые из моих баллад. Я бы хотел сам выступить на фестивале. У меня есть как раз несколько баллад, которые еще никто не слышал.
Нарцисс похлопал себя по заплечной сумке. Среди исписанных размашистым почерком листов бумаги там как раз было несколько песен, которые бард написал буквально вот-вот. И уже хотел поделиться ими с публикой. Ведь баллада, которую не слышал зритель, - это не творчество, а всего лишь его призрак.
- Я смогу это сделать?
Собственно, именно это интересовало барда. Заранее у него не получилось узнать, приветствуются ли приезжие барды в форте, но он все равно решил рискнуть и поехать. И на этой ноте он замолчал, надеясь услышать, что такого барда как он праздник примет с распростертыми объятиями.
|
|
Финч с большим трудом сдержал улыбку, выслушивая весь великолепный пакет документов, который поручил подготовить своему помощнику Руфус. Так и подмывало добавить: "И не забудь приготовить 2-КФ с тремя ложками сиропа". Карлику даже стало интересно, сможет ли вообще справится ведалкен с подобной кипой бланков. Но удивлению мага не было предела, когда не успев он взгромоздиться на стул и собраться с мыслями, обнаружил что все нужные бумажки уже были на месте, а помощник с интересом остановился неподалеку в надежде тоже услышать подробности проекта. «Мне б этого парня в ассистенты…», - с завистью подумал Финч. К тому же он всегда одобрял, когда кто-то интересуется изетскими проектами, потому непроизвольно повернулся так, чтобы и ведалкен хорошо мог слышать доклад.
— Могу вас заверить, господин Норрингтон, что сегодня вы не найдете специалиста более беспристрастного и более искреннего с вами… как минимум по всем вопросам, которые касаются данного проекта, - Финч с довольной улыбкой указал на стопку документации на столе, - Меня зовут Аттикус Финч. Я…, - тут карлик замялся, как бы представить себя так, чтобы и не сильно соврать, но и на ходу не потерять авторитет в глазах писаря и его помощника, — … Я… руководитель Лаборатории Первоочередных Исследований…, находящейся в прямом подчинении самого лично лорд-мага Хока, - вроде прозвучало красиво. Излишне уточнять, что эта лаборатория состояла из одного только Финча, и первоочередность исследований была только в его собственной голове:
— Посмотрите в окно, господин Норрингтон. Что вы видите?, - Финч обернулся на велдакена-помощника, предлагая тому тоже задуматься над этим важнейшим вопросом, — Я вам отвечу - вы видите самую великую цивилизацию, какую только могли себе представить Паруны, когда заключали своей Великий Пакт Гильдий. И давайте будем честны, изобретения Лиги Изет являются не просто важной частью этой цивилизации, но и, не побоюсь этого слова, основополагающей, — карлик тут же поднял руку, заранее останавливая какие-либо возражения и споры о важности гильдий, — Я лишь имею ввиду, что ни вы, господин Норрингтон, ни я, ни даже ваш помощник не хотели бы в одночасье лишиться всех этих удобных и привычных вещей, будь то простой уличный свет, или сложная система дорогущих порталов. Так вот здесь на вашем столе изобретение куда более важное, чем все остальные вместе взятые, - Финч решил, что немного преувеличений не повредят делу.
— Уверен, что с вашим опытом, вы и без моих слов понимаете о чем идет речь в проекте, - карлик перешел на заговорщицкий шепот и подмигнул Руфусу, — Но раз уж ваша тактичность и скромность требуют предоставить возможность объяснить мне, то с большим удовольствием сделаю это.
Финч встал на ноги прям на стуле, становясь немного выше сидящего собеседника и, облокотившись руками об стол, торжественно заявил:
— Хок нашел способ добывать чистейшую магическую энергию!!!
Он внимательно посмотрел на обоих присутствующих, пытаясь оценить на сколько их впечатляет масштаб подобного изобретения. Почему-то фанфары не зазвучали. Неужели они правда не понимают о чем речь?
— Только представьте, что магическая энергия будет добываться на магостанциях, и специальными нитями передаваться в каждый дом. Любой горожанин, независимо от знаний магии, получит легкий доступ к общему источнику, стоит только подсоединиться к небольшому устройству…, - тут Финч снова понизил голос и с улыбкой добавил, — И ведь это будет не бесплатно! Только вообразите какие доходы могут получать гильдии, контролирующие производство, - Финч указал пальцем на себя, - И распределение, - палец показал на самого Руфуса, впрочем, карлик тут же на всякий случай решил уточнить свою мысль: — Под нами я имею ввиду Изет и Азориус, разумеется.
Финч очень надеялся, что смог верно донести основную суть «без всяких технических подробностей», как просил его Норрингтон. А, главное, сумел расставить правильные акценты. Теперь же пришла очередь раскрыть сложности и, что самое главное, попытаться воплотить в жизнь свою собственную идею:
— Но раз уж я обещал быть честным с вами, то скажу как есть. На данный момент проект находится в той стадии, что для добычи хоть какого-то значимого количества энергии, нужно использовать слишком много тепла. Потому первую станцию нужно будет строить на нижних уровнях, поближе к термальным источникам. И поскольку технология не до конца отработана, то на первых порах не исключен риск… аварий и взрывов... Нет, вы не подумайте, - Финч замахал руками, — Доходы от продажи магической энергии значительно перекроют даже самый большой ущерб, особенно учитывая что основной риск от аварий понесут Ракдосы - а это вообще ведь и ущербом назвать нельзя, - карлик оглядел собеседников, надеясь увидеть полное согласие с последним высказыванием.
И вот теперь-то пришло время выложить главный козырь, который с самого начала задумал Финч, и который в одночасье мог сделать его из простого мага-изобретателя на побегушках Хока, чуть ли не лорд-магом всей Лиги Изет. Финч закрыл глаза, собираясь с мыслями и было открыл рот, как в кабинет ворвался ЭТОТ МЕРЗКИЙ НИКЧЕМНЫЙ ПОСЫЛЬНЫЙ!
— Как ты смеешь врываться в кабинет без стука, - заорал на него Финч, уже представивший себя в высших эшелонах управления, и совершенно забыв, что он находится не в своем собственном кабинете и даже не внутри своей собственной гильдии, — Пошел от сюда вон, мерзавец паршив…!, - и только теперь, вдруг осознав, где и с кем находится, заткнулся на полу слове.
Стараясь даже не шевелиться, Финч скосил глаза на Руфуса, проверяя реакцию того на вспышку гнева карлика. Вот же влип так влип… Хотя, старик вроде не очень то и рассердился, видимо привык и не к такому за годы труда в Сенате.
-
Хороший пост, но курьера жалко :(
-
Я даже читать не стал: виду простынь Крана - ставлю плюс
-
Чертовски убедительный карлик! В фильме его бы сыграл только Питер Динклейдж.
|