Тема: Наблюдение/Схватка
Сказка о лете.
Сложно брести в снегу по колено. Уже спустя пару часов начинаешь мечтать о том, чтобы найти наконец нечто, хоть отдалённо похожее на дорогу. Начинаешь ненавидеть снегопад, который продолжается вот уже несколько дней. Проклинаешь ледяной ветер, который словно нарочно дует прямо в лицо.
Обещаешь себе, что следующий шаг точно станет последним. Ещё один шаг – и точно сдаюсь. Раз за разом обманываешь себя, прекрасно зная, что будешь лгать себе снова и снова.
Конечно же. Не могу ведь я сдаться так просто.
Мне опостылело это проклятое бегство. С каждым днём всё труднее избавиться от сомнений, что там, впереди, вообще что-нибудь есть. Что не покрылась льдом следом за остальным миром и расположенная дальше на юге пустыня, что ещё существуют где-то места, которые миновала война, захлестнувшая многие королевства.
Если бы я шёл один, я бы точно не выдержал. Сдался. Просто упал бы на снег, позволив себе закрыть на минуту глаза, позволив себе заснуть, воскрешая в памяти лазурное небо. К счастью, я не один. Потому продолжаю бороться. Потому снова и снова преодолеваю себя.
Все знали, что эта зима будет лютой.
Это стало понятно уже тогда, когда ввиду острого недостатка мужских рук в деревнях сгнивала на полях большая часть богатого урожая. Короли, что вечно играют в свои непонятные игры, на этот раз превзошли сами себя. Избрав для начала войны наиболее неудачный момент среди всех возможных.
Голод. Действительно страшный. И холода, каких даже старики уже не припомнят. Бароны и лорды замерзают в своих роскошно обставленных замках. Люди умирают от голода целыми деревнями.
Срываются с места те, у кого ещё хватает решимости. Предпочитают попытку спастись неминуемой смерти. Группы беженцев устремляются куда-то на юг, в надежде достичь… Хоть чего-то кроме этого снежного ада.
Это просто кошмар. Кажется, ноет каждая клеточка тела, измученного и непривычного к такого рода нагрузкам.
Сперва толкают вперёд решимость и энтузиазм, некоторое время поддерживает сила воли. После – молча шагаешь, просто стараясь оставаться в сознании.
Не уверен, что я смог бы это долго выдерживать. Наверняка не смог бы. Если бы со мной не было Мелоди.
Странная девочка. Сложно сказать, сколько ей всё-таки лет. На вид я бы дал не больше восьми. Почти всегда молчит, смотрит под ноги. Я ни разу не видел, чтобы она хоть на что-то пожаловалась. Ни разу не застал ни слезинки в больших и по-детски невинных глазах небесного цвета.
Арей говорит, что нашёл её в горной пещере. Что она была там одна – маленькая черноволосая девочка в десятках миль от каких-либо признаков цивилизации. Она не отвечает на вопросы о прошлом – я понятия не имею, каким образом она в одиночку забралась так далеко. Знаю лишь, что во время движения она никогда не отстаёт от меня.
Этот мужчина со странным именем Арей. Последний член нашей небольшой группы. Есть и другие – люди, которые идут рядом и направляются в ту же сторону. Мужчина и женщина – тихие и чем-то постоянно напуганные. Всегда бредут позади, иногда о чём-то тихо переговариваясь. Кажется, вроде и с нами. Делят с нами еду, спят около разводимого нами костра. Но, в то же время, отдельно. За неделю пути я не перемолвился с ними и словом.
Мне кажется иногда, что если кто-то из этих двоих прямо сейчас поскользнётся и подвернёт ногу, то Арей даже не остановится. Так и продолжит идти, изредка оглядываясь, чтобы убедиться, что мы с Мелоди не слишком сильно отстали.
Конечно, всё это бред, он так никогда не поступит…
Но всё-таки чувствуется некий незримый барьер. Барьер, который устраивает обе стороны.
Арей. Мрачный громила, могучая спина которого постоянно тёмной громадой маячит среди белой мглы впереди. Я ни разу не видел, чтобы он улыбался. Навряд ли это из-за его густой бороды. Ни разу не видел, чтобы этот парень позволил себе хоть на секунду расслабиться.
На первый взгляд может показаться, что Арей воспринимает одинаково все препятствия на пути – с каменным выражением на лице преодолевает их одно за другим. Может показаться, что он всегда сдерживает себя, никогда не выкладывается в полную силу. Но я уже достаточно изучил его, чтобы утверждать, что это не так. Арей всегда использует все имеющиеся в его распоряжении ресурсы, совершенно не жалея себя. Мне становится не по себе при мысли о целеустремлённости этого человека. Никогда прежде мне не приходилось знать никого, кто бы с таким ледяным остервенением шёл к поставленной цели.
В редкие минуты отдыха я радуюсь мысли, что по каким-то причинам Арей упорно тащит нас за собой.
Мне кажется, он по-своему любит Мелоди. По крайней мере, как и я, уважает эту странную девочку. Слишком суровый и стеснительный, чтобы это признать, он по-другому проявляет свою заботу. Изо дня в день рискуя ради нас своей жизнью.
Я никогда не спрашивал Арея, кем он был до всего этого. А он никогда и не говорил. В этом они с Мелоди крайне похожи – с идентичным упорством избегают любых разговоров о прошлом.
Я догадываюсь, почему он решил подобрать и меня. Кто-то ведь должен заботиться о маленькой девочке. Вы пробовали когда-нибудь спать у костра в такую погоду? Когда в попытке спастись от ночного холода настолько близко подползаешь к огню, что пламя почти обжигает. В то время как сзади по-прежнему наседает мороз. Мелоди проще. С некоторых пор я сплю с ней в обнимку. Защищаю ребёнка и с другой стороны. Мне кажется, она понимает. Действительно ценит. Сложно вообще что-то с уверенностью утверждать, когда речь заходит о Мелоди.
Иногда я ловлю себя на мысли, что Арей – единственный, кто способен выбраться отсюда живым, преодолеть все препятствия.
Если не справится он, то не сможет никто. И он протащит нас за собой. Доведёт до плодородных южных земель, если такие хоть где-то ещё существуют. Глядя, как он орудует своей огромной секирой, я невольно начинаю жалеть тех, кто оказался на его пути по каким-то причинам. У меня тоже есть оружие – болтается в ножнах на поясе меч. Но я никогда не пользуюсь им. Лишь наблюдаю.
Арей всегда справляется. Волки, мародёры, бандиты. Сражается он с той же пугающей методичностью. В его движениях совершенно нет грации, что была свойственна стилю рыцарей ушедшего лета. Но, чёрт побери, его стиль несравнимо более эффективен.
Он пытался как-то учить и меня. Ночью, около разведённого посреди леса костра, когда Мелоди уже спала. Всего лишь полчаса спустя он махнул рукой, признавая мою совершенную безнадёжность. Я соглашался. Только Арей действительно способен охотиться, добывая пропитание для всей группы. Не уверен, что без него мы бы протянули хоть один день.
И вот снова идёшь, продираешься сквозь белую мглу. Давно уже потерян счёт дням, давно лишилась смысла конечная цель. Иногда я забываю, зачем с удручающим постоянством переставляю уставшие ноги. Давно перестал верить, что там, впереди, мы всё же обнаружим хоть что-то, кроме этих белых равнин.
Главное – стараться не думать о лете. Не вспоминать настоящий цвет неба. Такие мысли опасны. Такие мысли мешают просто идти.
Задумавшись, я даже не сразу понял, что Арей остановился. Замер, настороженно вглядываясь в пелену снегопада. Я тоже смотрел. Так старательно, что глаза начинали слезиться от окружающей со всех сторон белизны. А потом заметил и я. Нечёткие тени. Что-то мне не понравилось в позе нашего предводителя. Излишняя настороженность, которой он обычно не проявлял. Сердце против воли начало бешено колотиться.
Проблема последней войны в том числе была в том, что некому было убирать трупы. Множество битв, как локальных, так и масштабных, отгремело по всему королевству в рекордно короткие сроки. Пир для стервятников. И обилие падальщикам. Никто не знает, откуда взялись эти мерзкие твари – после многовекового затишья вновь выползли из своих грязных нор.
В первую очередь, они питались именно трупами. Не брезгуя живыми, если на горизонте намечался дефицит мёртвых тел.
Падальщики – столь же неотъемлемые спутники послевоенного времени, как нищета и разруха. Я много слышал об этих тварях. Но лишь сегодня столкнулся с ними впервые.
Говорят, если бродячая стая почует добычу, то уже не отстанет. Эти твари не нуждаются в отдыхе, хоть и двигаются несколько медленнее обычного человека. Не важно, как долго ты сможешь выдерживать подобную гонку – день, два, неделю… Посреди снежной пустыни это не имеет значения. Если не дать им бой сразу, не отогнать, то шансы на выживание уменьшаются с каждой потраченной крупицей энергии.
Конечно же, понимал всё это и Арей.
Жестом он приказал нам остановиться. Он поступал так всегда.
Хоть у меня и болтается на поясе меч, но я – на редкость бесполезный воитель. Когда сражается Арей, я всегда остаюсь в стороне, наблюдаю. Вот и сейчас. Мы останавливаемся, лишь одинокая фигура шагает вперёд. Я вижу, как он до боли знакомым движением перехватывает поудобнее рукоять своего огромного топора.
Неторопливо двигается вперёд, навстречу жутковатым теням.
Несмотря на критичность ситуации, я почти не волнуюсь. Арей всегда побеждает в сражениях. Хоть я и понимаю, что это нелепо, но убедить себя в возможном провале на этот раз почти невозможно.
Из-за пелены снегопада картина схватки несколько смазывается. В такой ситуации трудно различить все детали. Местами приходится пускать в ход богатое воображение, чтобы восполнить возникающие пробелы.
Тени падальщиков – грациозны. Эти мерзкие человекообразные твари движутся плавно, почти что бесшумно. Скользят над землёй, ссутулившись и согнувшись. Каждая «рука» заканчивается длинными и изогнутыми когтями – именно такими удобнее всего расчленять трупы. Как только не называют их – гули, упыри, вурдалаки… Я предпочитаю слово «падальщики» - наиболее удачное отражение того, чем они, по сути, являются. Эти твари никогда не нападут на хорошо защищённый отряд. Их добыча – либо уже мёртвые, либо ослабшие и обессилевшие окончательно путники.
На этот раз они просчитались.
Я хотел в это действительно верить.
Арей работает грубо, но эффективно. Лезвие секиры обрушивается на первого противника по широкой дуге и почти тут же снова поднимается вверх – алеет кровью первой жертвы зеркало стали.
Я боюсь на мгновение отвести взгляд, не хочу пропустить что-то действительно важное, но всё же нахожу в себе силы. Отворачиваюсь лишь затем, чтобы убедиться, что Мелоди, как обычно, не смотрит на схватку. Она всегда поворачивается спиной и просто стоит – ждёт, пока Арей закончит работу. Хотя, насколько мне известно, тот никогда и не просил её поступать таким образом.
Тени танцуют. Чувствуется, что падальщики привыкли охотиться стаей. Они кружат подобно волкам, выгадывая момент, чтобы зайти противнику в спину. Но Арей не играет по правилам – не хочет погибнуть, застыв в центре оскалившегося клыками кольца. Он постоянно наступает, шагает вперёд – зачастую размахивая топором почти что вслепую.
Падают тени. Один из падальщиков бросается вперёд в опасном рывке – его морду удалось одним коротким ударом практически разрубить пополам.
Мои пальцы нервно стучат по рукояти собственного меча – внезапно замечаю, что снова закусил по привычке губу. Нервничаю.
Сколько их там? Десять? Пятнадцать?
Размышления прерывает внезапный рывок очередного ублюдка. Сперва я не понял, что там случилось – метнулась вперёд когтистая лапа, вздрогнул Арей, слишком увлёкшийся отражением атаки другого противника. Впрочем, тут же отскочил назад, отсекая по локоть руку тронувшей его твари. В его движениях не было и намёка на полученное недавно ранение. На мгновение я даже подумал, что мне показалось. Что когти, впившиеся в беззащитную плоть – всего лишь игра моего больного воображения.
О боже мой, Арей…
Его хватило на несколько коротких секунд – секира выскользнула из рук, а сам воин согнулся. Почувствовав слабину, монстры тут же напали. Почти синхронно набросились с разных сторон на беззащитного человека. Погребая его под уродливой массой извивающихся судорожно тел. Всаживая в его тело жуткие зубы, насквозь пробивающие мех шубы и прорывающие звенья кольчуги. Они сбили Арея с ног, повалили на землю. Он умирал так же, как и сражался. Молча, не издав ни единого звука.
Несколько секунд потребовалось на то, чтобы осмыслить произошедшую только что катастрофу.
Арей мёртв. Это казалось неправильным, нереальным. Я бы не удивился, если бы достали меня самого. Мелоди. Но он… Казался неуязвимым, выкованным из стали.
Я оглянулся на этих двоих. Мужчину и женщину. Вроде и здесь, но, в то же время, их нет. Есть только мы. Я и Мелоди. Я подошёл к девочке, осторожно и почти нежно положил ей руки на плечи. Развернул к себе, заглянув в её голубые глаза. Она казалась спокойной, совсем не испуганной. Я был уверен, что всё понимает.
В душе я восхищался этой маленькой девочкой. Опустился около неё на колено, запустил руку в её чёрные волосы. Прижал к себе, заставляя уткнуться носом в чёрный мех моей шубы. Почувствовал, как она крепче прижалась ко мне, как сомкнулись на пояснице крошечные детские ручки.
Слёзы замерзали прямо у меня на щеках. Но это не страшно. Мелоди не видит моего лица в эти минуты. Главное, чтобы в голосе чувствовалась уверенность. Чтобы она не различила в моих интонациях нотки отчаяния. У меня оставалась задача, которую я считал почему-то до крайности важной. Рассказать этой девочке сказку. Рассказать так, чтобы она мне поверила.
Ей куда проще поверить, чем мне самому. Ведь она уткнулась носом мне в грудь, ведь она видит лишь черноту меха перед глазами. Она спряталась от ветра и снега, не видит теней, которые уже закончили трапезу и неторопливо приближаются, образуя вокруг нас сжимающийся стремительно полукруг.
Я говорю и сам удивляюсь тому, насколько спокойно звучит мой голос в эти минуты. Я рассказываю ей историю. О прошлом, о лете. О временах, когда над головами висела синева бездонного неба. Когда ещё не случилась война, когда не приходилось ежедневно бороться за жизнь и существование. Я хочу помочь этой девочке хоть на несколько мгновений вернуться обратно, в безмятежное и счастливое детство.
Я говорю о тепле, о горячей и вкусной еде. Мои слёзы застыли, слова Арея не выходят из головы. Но голос мой крепок. Мелоди слушает.
Я обещаю ей, что мы обязательно выберемся. Что доберёмся до мест, где, как и прежде, зеленеет трава. Что останется позади ледяная пустыня. Со слезами шепчу, что никому её не отдам и ни за что на свете не брошу.
Она молчит. Слушает. Чувствую, что всё понимает, что не может мне верить. Но знаю, что хочет.
Видят боги, не лгу. Если бы мне дали возможность, я бы сдержал каждое своё обещание. Но мой меч бесполезен. Арей как никто понимал это. Если не дать отпор падальщикам сразу, то бегство бессмысленно.
Тени всё ближе. Сжимается роковое кольцо.
Прости меня, Мелоди. Меньше всего на свете мне хочется причинять вред этой изумительной девочке. Я не перестаю говорить, когда в ладонь ложится рукоять небольшого кинжала. Если бы только был другой выход… Если бы только я мог…
Но я не могу. Я не Арей. К несчастью.
Что могу я, если не справился он.
- Прости меня… Прости меня Мелоди, - хриплый шёпот срывается с губ.
Только не плачь. Я знаю, ты ведь не станешь.
И я резким движением всаживаю в кинжал в детское тельце. Надеясь, что с первого удара удастся поразить её сердце. Что девочка умрёт моментально, пребывая в сказочном лете, которое я для неё всё-таки создал, пусть и всего на несколько коротких мгновений.
Крепче прижал к своей груди её голову. Горячая кровь струилась по лезвию отвратительного мне кинжала, горячая кровь водопадом лилась на кожу. Я радовался лишь тому, что всё получилось. Что одного удара оказалось достаточно.
О боже мой, Мелоди…
Крошечное тельце у моих ног на снегу. Падальщики близко, совсем уже близко. Мне становится мерзко при мысли, что они сделают с ней после смерти. И нет рядом огня, нет под рукой ничего, что помогло бы достаточно быстро его развести.
Я уже могу различить тёмные провалы глазниц ближайшего монстра. На изогнутых когтях капельки крови – крови Арея. Я снимаю с пояса ножны, отбрасываю в сторону меч. Перехватываю поудобнее рукоять небольшого кинжала. Обеими руками, как учил меня Арей. Кажется, он предвидел подобное. Чуть больше недели назад, ночью, около разведённого наспех костра. Мелоди тогда давно уже спала. По крайней мере, я очень надеялся, что она мирно спала и не слышала из того разговора ни единого слова.
Я знаю, как именно нужно ударить, чтобы убить себя практически моментально. Не отрывая взгляда от тёмных глазниц ближайшего падальщика, я отвожу руки вперёд для единственного, рокового удара. Резко, быстрее, чем успею сообразить и обдумать. Недостаточно резко. В последний момент сработал инстинкт самосохранения – рука дёрнулась, отводя лезвие немного в сторону. На расстояние вполне достаточное, чтобы оно прошло в нескольких дюймах от сердца. Чудовищная боль тут же заставила меня пожалеть о собственном малодушии.
Ещё попытка – и нож входит на этот раз прямо в живот. Со стоном я медленно оседаю на землю. Но страх подгоняет – нависла тенью над головой фигура проклятого падальщика. Приподнимаюсь, снова замахиваюсь. И уже знаю, что на этот раз точно не промахнусь.