Огнём и мечом
Тема: Огнём и мечом
1
Человеческая жизнь скоротечна. Если посмотреть вперёд в юности или оглянуться назад перед смертным одром, то может показаться, что путь этот длителен, огромен и практически необъятен. На самом деле, конечно же, всё совершенно не так – длинное путешествие состоит из сотен тысяч или миллионов коротких шажков, каждый из которых человек делает практически не замечая и не задумываясь.
Нет, монсеньор, я пришёл не для того, чтобы сознаваться в своих прегрешениях. Огонь моей веры по-прежнему пылает в груди, я не совершил ничего такого, в чём хотел бы раскаяться. Дело не в поступках, монсеньор, вовсе нет. Дело в мыслях. Меня одолевают сомнения.
Мы – воины церкви. Мы жертвуем собственным счастьем и благополучием для того, чтобы оградить обычных людей от чудовищ, ужасов ночи, сбивающего с верного пути шёпота сатанинских отродий. Мы не имеем права отойти от дел, отказаться от Миссии, жениться и состариться, безмятежно воспитывая подрастающих отпрысков. Нет, монсеньор, вовсе нет! Я помню каждое слово отданной клятвы, я совершенно точно знал на что шёл, и будь я проклят в тот день, когда хоть на йоту усомнюсь в принятом однажды решении. Я верю в высшую цель, я могу поклясться на писании и осенить себя крестным знамением, если вы сомневаетесь.
Так в чём же дело? Монсеньор, вы хорошо меня знаете. Много лет назад вы спасли меня от гибели и, что важнее, наставили на единственно правильный путь. Вы привели меня в лоно церкви, помогли мне найти своё место в жизни. Вы сделали меня инквизитором.
Вам прекрасно известно, монсеньор, что я самостоятельно практикую более пяти лет. Борюсь со злом, порождениями ночи, людской греховностью и порочной ересью. Вы видели мои отчёты – можете поверить мне, каждое слово в них чистейшая правда. Но монсеньор, вот что меня действительно беспокоит. Я не могу не думать о том, насколько часто мы ошибаемся. О том, что священное пламя столь чудовищно часто несёт очищение невиновным. Мне так хотелось бы, монсеньор, чтобы зло… Чтобы проявления зла были хоть немного более очевидны.
Их крики не отпускают меня – настигают в те предрассветные часы, когда моя воля в сонном забытьи слабеет. Я помню их взгляды, их лица. Я помню, монсеньор, что такова участь каждого инквизитора – что мы вынуждены выбирать малое зло для того, чтобы оградить людей от истинного кошмара. Но, монсеньор, сейчас я думаю о другом. О том, что будет, когда я оглянусь назад в конце своего жизненного пути.
Что я увижу тогда, монсеньор? Гордо вздымающиеся ввысь стальные кресты воспрявших из бездны забытья разрушенных храмов или же лишь бурлящие реки пролитой крови и столпы смрадного дыма, отмечающие оставленные позади пепелища?
2
Кай споткнулся о неприметно выступавшую из-под земли предательскую корягу и покатился вниз, в кровь раздирая колени и локти. Хотелось кричать, плакать, выть от несправедливости и отчаяния. Вместо этого он, стиснув зубы, поднялся и побежал. Он чувствовал, что времени остаётся всё меньше.
Он был у Хелен, когда в дверь постучали. Постучали не так, как сделал бы это очередной посетитель, просящий о помощи. Нет, такой стук как правило лишь предваряет требовательный безжалостный окрик, вслед за которым на хлипкий замок обрушиваются дубины и топоры. Он открыл, расправив плечи и вытянувшись во весь рост на пороге – всего лишь один человек на пути обезумевшей неуправляемой толпы селян.
Всего лишь полчаса назад Хелен рассказала ему о том, как Марк, деревенский мясник, не принявший отказа девушки, обвинил её в ведьмовстве. Он отвёл Хелен в сторону после ярморочного застолья и, дыша ей в лицо перегаром, принялся лапать. Получив вполне заслуженную пощёчину, мужчина рассвирепел – брызжа слюной ей в лицо, начал кричать, привлекая внимание, что, дескать, даже своими чарами не удастся соблазнить его, верного семьянина, этой отвратительной потаскухе.
Вспоминая, Кай снова пожалел о том, что его не было в деревне, когда проходило застолье – возможно, окажись он в нужном месте в нужное время, этого кошмара получилось бы избежать. В последнее время на Карнских равнинах охота на ведьм набирала всё больший размах – несколько месяцев назад жители сожгли знахарку в соседней деревне, ещё раньше народное правосудие добралось до Варны – известной на этих землях старой ведуньи, к которой, по рассказам, когда-то ходили ещё дед и бабушка Кая. Всё это происходило совсем близко, но, в то же время, где-то там, далеко. Кай никогда не подумал бы, что его родной деревне угрожает нечто подобное.
Парень остановился на развилке, тщетно силясь совладать со сбитым дыханием. Саднила скула – свежая память о тяжёлом кулаке мясника. Он возглавлял их – жирный, обрюзгший, по всей видимости вновь в стельку пьяный. Выкрикивал что-то про чары и соблазнение – толпа позади согласно кивала. Кузнец Герман поддакивал – дескать, помнит он, как позвал эту ведьму в свой хлев на прошлой неделе. Думал, поможет его захворавшей бурёнке. А вышла бестия с нахальной улыбкой, и заявила, что корове уже не помог бы даже сам Господь Бог. Толпа заревела, возмущённая богохульством. Сразу нашлись те, кто припомнил, как пару лет назад у кого-то скрутило живот после принятия полученного от Хелен снадобья. Припомнили и неурожаи последних лет, и мрущую от неведомой болезни скотину в окрестностях. Кто-то вспомнил даже старого пьяницу Ганса, которому после лечения у знахарки пришлось отнять ногу.
Кай помнил ту ночь, когда Хелен вернулась домой после визита к бурёнке кузнеца Германа. Она не могла нормально разговаривать с ним, попросила уйти и, он был практически в этом уверен – всю ночь после проплакала. Юноша стиснул зубы, продолжая бежать. Он думал о том, что ещё не всё потеряно. Происходящее ещё можно было исправить. Главное - не сдаваться.
Он свернул снова. Развевавшийся на ветке обрывок красной материи оповестил парня о том, что он на верном пути. Он вспомнил, как вышел навстречу толпе, силясь словами и жестами образумить их. Но кто он такой - молокосос, всего лишь пацан, что может значить его ничтожное мнение в сравнении с голосами наиболее уважаемых деревенских мужей? Его попросили уйти с дороги, на что он помотал лишь из стороны в сторону головой, жалея о том, что под рукой нет хотя бы косы или топора. С ним не стали церемониться долго – кулак Марка врезался в скулу, а пока Кай приходил в себя, селяне выволокли из хижины кричащую и вырывающуюся Хелен. Он не стал смотреть дальше.
- Это я, Кай! – размахивая руками заорал паренёк, отчаянно сигнализируя уже натянувшему тетиву часовому.
На посту была Триша – невысокая золотоволосая девушка, всегда смотревшая на него с какой-то скрытой симпатией.
- Извини, что не предупредил, мне нужно срочно поговорить с Хенсельтом.
Она сперва насторожилась, но после безразлично пожала плечами, открывая дорогу. Кай, буркнув под нос слова благодарности, ураганом пронёсся мимо, к лагерю, к притаившимся среди дремучего леса палаткам, к костру, около которого спиной к нему сидел человек.
3
Она не чувствовала рук, стянутые за спиной излишне тугими путами запястья давно онемели, но, тем не менее, Хелен не оставляла попыток освободиться. Привязанная к столбу, девушка затравленно озиралась вокруг, силясь найти в толпе хотя бы несколько небезразличных к её участи лиц. Она искала тёмную шевелюра Кая, но, как ни старалась, не находила. Лишь пышущее злостью и ненавистью оплывшее лицо мясника, лишь высокомерно поджатые губы пастора Кервана, лишь крестящихся в праведном ужасе деревенских старух. Ни капли сочувтвия. Она помогала всем им почти шесть лет, лечила их детей, животных, снабжала мазями и настойками - с тех самых пор, как умерла старая Хельга. А теперь все они отвернулись от неё в одночасье. Этого не могло происходить на самом деле, всё это казалось каким-то чудовищным невероятным кошмаром.
- Дайте огниво! – размахивая руками, ревел Марк, расхаживая из стороны в сторону с неподожжённым пока ещё факелом. – Святой отец, благословите сие священное действо.
Пастор Керван нерешительно покачал головой:
- Сын мой, вы излишне торопите события. Давеча я послал в Хейнстер за инквизитором – подобное дело не должно пускать на самосуд без покровительства божьего.
- И чего ждать, пастор? Пока она наворожит ещё какое-то ведьмовство? Потаскуха и без того очаровала сынишку Хорвала, вы все видели – он бросился на меня словно обезумевший вепрь! Керван, вы – представитель господа в нашей деревне, неужели вам недостаточно доказательств?
Хелен вспомнила, как несколько дней кряду ухаживала за женой пастора – тихой и невзрачной женщиной, подхватившей воспаление лёгких. Посмотрела на мясника, удивившись тому, почему и за что он так сильно её ненавидит. Отсутствие Кая в толпе лишало девушку последней воли к сопротивлению. Она не обращала внимания на порванное в нескольких местах платье, на растрёпанные и упавшие на глаза пряди волос, на тупую боль в изнемогавших без нужного количества крови запястьях. Она не пыталась молить о пощаде, ничего не говорила в своё оправдание. Просто наблюдала за происходящим, всеми силами пытаясь представить, что это происходит не с ней.
- Она навела порчу на мою корову! – рявкнул Герман, поддерживая мясника.
- Целых три ночи не мог найти себе места от жжения после её дьявольских трав!
- А бедняжка Кай, посмотрите что с ним…
- Она почти соблазнила моего мужа!
Хелен просто смотрела. Она больше не плакала. Она не доставит такого удовольствия этим ублюдкам.
За каждым обвинением в её адрес стояла история. И нелепость этих обвинений просто не укладывалась в голове. Опустив на грудь голову, Хелен расхохоталась, чувствуя, как подавляемая декадами злоба с прежде невиданной силой вновь пробуждается где-то внутри. Все они её предали. Даже Кай. Больше она не станет плакать.
Её жутковатый надрывный смех заставил селян ненадолго умолкнуть. Некоторое время они потрясённо смотрели на девушку. Марк снова первым прервал тишину:
- Она ещё и смеётся над нами! Ведьма!
И они начали скандировать на различные лады это слово. Ведьма, ведьма, ведьма – какой-то безумный фантасмагоричный речитатив.
Кто-то наконец дал мяснику огниво и тот, опустившись на колени, принялся возиться с промасленной тряпкой.
- Это безумие! – новый звучный голос перекрыл шёпот и выкрики.
Вперёд выступил Джейкоб, могучая фигура которого вполне однозначно выросла между Хелен и Марком. Деревенский мельник всегда отличался здравомыслием, и на какое-то мгновение в груди девушки даже затеплилась надежда.
- Я знаю Хелен с самого детства. С тех пор, как её взяла к себе Хельга. Как и все вы. Я не раз обращался к старой Хельге за помощью. Как и все вы. И к Хелен после того, как бабушка, сохрани Господь её душу, нас оставила. И Хелен всегда помогала, в любое время суток, в любую погоду, ни единого раза она не отказывала. И вот так вы платите ей за всё то, что она сделала?
При виде нависшей над ним внушительной громады Джейкоба, мясник подрастерял былую уверенность. По толпе волной прошёл недоверчивый шёпот. Но на помощь Марку пришли другие. Герман, Торвальд, Эммет – вперёд шагнул даже доселе колебавшийся пастырь.
- Она и тебя очаровала, приятель? – прохрипел вопросительно кузнец мельнику в ухо.
И в этот момент толпа начала расступаться. Прямо к центру площади, к обложенному сеном столбу, к привязанной Хелен и другим наиболее активным участникам действа, размеренным шагом двигался человек. Он был высок. Казался огромным, пусть его тело и скрывала от посторонних глаз безразмерная тёмно-синяя ряса. Из-за левого плеча выступала внушительная рукоять полуторного меча. На его шее, подрагивая при каждом шаге, поблескивал на цепи сталью узнаваемый символ священного ордена.
4
Рэйвенхольм рассматривал привязанную к столбу девушку. Не перечесть, скольких он таких повидал за несколько десятков лет службы – в последнее время подобные ситуации происходили всё чаще и чаще. Начатая церковью охота на ведьм набирала всё большую популярность в народе. Он терпеливо выслушал сбивчивые доводы обескураженных его внезапным появлением местных – особенно распинался толстяк, по-прежнему сжимавший в руках промасленный факел. Он уже слышал это – одни и те же обвинения, одни и те же доводы, одни и те же истории. Коварные соблазнительницы, без устали наводящие порчу на скот и детей. Рэйвенхольм понимал, что задержись он в пути ещё хотя бы на час, ему едва ли пришлось бы разбираться с этой проблемой.
- Я велел им дождаться вашего прибытия, - заискивающе гнусавил под ухом пастырь. – В этом конкретном случае сомнений быть, конечно, не может, но в таких делах всегда лучше самую малость подстраховаться…
Слабовольный священник, не желающий брать на себя ответственность перед Господом. Его можно понять – ведь для этого, в конце концов, существует священная инквизиция.
Рэйвенхольм молча приблизился к испуганно взиравшей на него девушке и, коснувшись её острого подбородка, заставил взглянуть ему прямо в глаза. Она ответила бездумным затравленным взглядом - бедняжка просто изнемогала от ужаса, липкими нитями пронизывающего её хрупкий рассудок. Подобно всем им. Практически нет возможности узнать истину прежде, чем столпом взметнётся ввысь пламя. И даже после этого нередко остаются сомнения. Рэйвенхольм отвернулся.
Инквизиция могла ошибаться. Ошибаться снова и снова. Но что такое десятки или даже сотни загубленных жизней в сравнении с безопасностью паствы? Рэйвенхольм посмотрел на мясника, перевёл взгляд на его дородную и взирающую исподлобья на ведьму жену. Версия соблазнения чарами трещала по швам. Он вспомнил рассказанную кузнецом душераздирающую историю про старого Ганса, которого происки нечестивицы вынудили лишиться ноги. Вспомнил и то, как часто прибегают к ампутации квалифицированные хирурги.
Нет! Рэйвенхольм одёрнул себя. Сомнением вымощена дорога к неверию. Его вера крепка, он не должен позволять себе сомневаться. Он посвятил свою жизнь борьбе со злом, с созданиями, с которыми человечество борется с самого начала времён. Лишь благодаря огню, стали и пламени веры удалось взять верх над чудовищами, загнать их в самые тёмные закоулки, превратить практически в миф, заставить скрываться. Эти люди напуганы – в окрестностях несколько лет не было хорошего урожая, болезнь косит скот, шайки налётчиков, дезертиров и мародёров хищными призраками напоминают о миновавшей войне. Даже если эта девушка действительно ни в чём не виновна, им нужен символ. Нечто, что сплотит их, укрепит пошатнувшуюся веру. Её жертва послужит на благо.
- Мне всё понятно, - изрёк Рэйвенхольм, заставляя селян моментально умолкнуть.
Он медленно вытащил из ножен полуторный меч, остановившись в нескольких шагах от приговорённой. Мясник подобострастно протянул факел, но инквизитор лишь презрительно качнул головой. Он провёл ладонью по наточенному до блеска холодному лезвию, которое без труда вскрыло кожу, жадно впитывая хлынувшую на сталь горячую кровь.
- Испокон веков церковь боролась с порождениями мрака. Одно из величайших прегрешений перед лицом Господа – ведьмовство, - его голос гремел, а сам Рэйвенхольм впился в лицо обречённой девушки пронзительным взглядом. – Единственный способ бороться с этим – искоренять. Огнём и железом, с начала времён и во веки веков.
Он поднял меч и лезвие вспыхнуло – по стали пробежали язычки ослепительно яркого пламени. Инквизитор двинулся к жертве, в то время как ошеломлённые зрители, затаив дыхание, наблюдали. Он не обращал внимания на нарастающий цокот копыт. А вот крики и смех заставили его обернуться.
5
Кай осадил мчавшуюся галопом лошадь лишь на самом краю площади. Хенсельт с саблей наголо пронёсся мимо, лихо гарцуя у самой кромки толпы горожан. Ещё четверо всадников со свистом и улюлюканьем кружили вокруг зашевелившихся беспокойно людей.
- Эй Марк, где ты там спрятался, похотливый жирдяй? У меня есть подарок для твоей жёнушки! – задиристо закричал Хенсельт, остальные вторили.
Толпа разбегалась – одна из женщин, увидев, что в неё прямо из седла целится Триша, упала на колени и залилась слезами.
Кай пустил лошадь в обход толпы, едва не задевая стены ютящихся вокруг площади хлипких домишек. Его переполняло злорадство – где теперь мясник со своей жирной рожей, где Герман и этот чванливый напыщенный пастор. Он просил Хенсельта по возможности не причинять никому вреда, но, надо признаться, с удовольствием бы лично проломил голову парочке местных мужей.
Пока Хенсельт и остальные отвлекали внимание, он практически добрался до цели. С саблей наголо Кай спрыгнул с лошади и, пользуясь тем, что почти все временно потеряли интерес к событиям у жертвенного столба, бросился к Хелен.
- Иди сюда, ты, сопливый выродок! – услышав знакомый голос, на бегу обернулся.
Как раз вовремя, чтобы заметить, как кузнец Герман пытается стянуть Хенсельта с лошади и получает саблей по голове. Глядя на захлёбывающегося кровью кузнеца на земле, селяне окончательно осознали серьёзность происходящего и с криками бросились врассыпную. Кай видел, как те немногие мужчины, которые с подобием оружия в руках пытались сопротивляться налётчикам, один за другим падают в грязь с проломленными головами или засевшими в жизненно важных органах стрелами. Конь Хенсельта встал на дыбы, но всадник, удержавшись в седле, расхохотался. Его смеху вторили вопли и крики. Кай не думал о том, что наделал. Он побежал к Хелен и, не взирая ни на что, сперва крепко обнял.
- Я пришёл за тобой, - прошептал, чувствуя, как волосы девушки щекочут его разбитую скулу.
Она что-то говорила, но он не слушал. Обошёл столб и, стараясь не обращать внимания на её посиневшие руки, осторожно перерезал саблей верёвки. Хелен тут же сползла вниз, непослушными пальцами начиная возиться с путами на ногах.
- Кай, слава богу, я думала… - шептала она.
Кай ликовал. Адреналин бурлил в крови, его переполняли азарт, счастье и безграничная жизненная энергия. В это мгновение ему показалось, что они способны на всё. Он вытащил из-за пояса старый отцовский охотничий нож и протянул его Хелен рукоятью вперёд. Пока та разбиралась с оставшимися верёвками, он обернулся, очень вовремя заметив бегущего мясника. Пухлый Марк, энергично размахивая руками, с потрясающей для его комплекции скоростью мчался к краю площади – вот только даже заправский бегун не опередит на этом открытом пространстве конного всадника. Хенсельт налетел сзади на полном скаку, с размаху обрушив на беззащитную спину лезвие окровавленной сабли. Толстяк споткнулся и с истошным визгом рухнул на землю, в то время как внимание Кая привлекла другая фигура. Одиноко стоящий с гордо поднятой головой посреди всего этого безумия человек в синей монашеской рясе.
Хелен повисла у Кая на шее. Она прижалась к нему и прошептала прямо в ухо:
- Они называли меня ведьмой после всего, что я для них сделала.
- Не бойся, милая, всё…
- Я покажу им, что такое настоящее ведьмовство.
Кай отстранился, его тёмно-синие глаза отразили недоумение. Его шокировал голос Хелен. Ледяной, незнакомый, брызжущий ненавистью.
- Прости, Кай, - с воистину хирургической точностью Хелен ногтями вскрыла горло юноши, заставив того выронить саблю и, захлёбываясь кровью, с ужасом и немым укором в глазах взирать на неё.
Она почти нежно уложила его на спину и, жадно припав к перебитой артерии, начала пить.
6
Рэйвенхольм наступал. Ледяное пламя ненависти горело в глазах, верный клинок в правой руке пел огненную симфонию. Он не боялся. Его переполнял неистовый гнев при виде устроенной извергами резни. Он заметил пастора Кервина, застывшего в прострации и в ужасе созерцавшего бойню.
Инквизитор раскалённой стрелой прошёл сквозь толпу, вынырнув на открытое пространство в непосредственной близости от ближайшего всадника. Золотоволосая девушка с самодовольной улыбкой целилась из лука в спину одному из удиравших крестьян. Рэйнвенхольм схватил её за полу куртки и рывком выдернул из седла. Она с пронзительным криком рухнула ему под ноги – крик захлебнулся, когда земля выбила из лёгких налётчицы остатки воздуха. Она потянулась к рукояти спрятанного за голенищем сапога небольшого ножа, но огненный меч Рэйнвехольма гораздо раньше пронзил её грешное сердце. В ноздри ударил запах жжённой человеческой плоти, но инквизитор давно научился не обращать на подобные мелочи никакого внимания.
- Триша! – ушей достиг яростный вопль ещё одного налётчика, который во весь опор мчался на Рэйвенхольма.
Именно этот тип искал Марка в самом начале побоища. В последний момент воин церкви сместился в сторону, выставив перед собой меч – лошадь, испугавшись огня, шарахнулась в сторону, едва не выкинув всадника из седла, в то время как клинок Рэйвенхольма наискось прошёлся и по животному, и по ноге незадачливого налётчика. Обезумевший от ужаса конь встал на дыбы с оглушительным ржанием – всадник, не сумевший удержаться на перерезанных стременах, распластался в грязи.
В спину ударил поток лютого жара. Жертвенный столб полыхал – вот только инквизитор не видел в огненном мареве тёмного силуэта извивавшейся жертвы. Внезапный порыв чудовищно сильного ветра подхватил пламя, превращая его в огненный шторм. Огненный шторм, который, противореча всем существующим законам природы, распространялся, перекидываясь на трупы, ещё живых людей и дома. Рэйвенхольм разом потерял интерес к лишившемуся сознания всаднику. С мечом наперевес он двинулся в сердце шторма. Он слишком хорошо понимал, что именно происходит. Дикая магия.
Пожар разгорался, дома занимались один за другим. Уцелевшие налётчики, подобрав главаря, благоразумно предпочли спастись бегством. Большинство уцелевших людей делало всё возможное для того, чтобы убраться как можно дальше от площади.
Она стояла почти в самом центре. Губы, щёки и подбородок в крови. Пусть и порванное, однако совершенно не пострадавшее от огня платье. Растрёпанные чёрные волосы. Соблазнительная и отталкивающая одновременно. Жар не причинял видимого вреда и самому инквизитору. С огненным мечом наперевес он шёл прямо к ней. Сомнений не оставалось. Не человек, но одна из тварей, истреблению которых он посвятил свою жизнь. Воплощение зла, ради изничтожения которого будет оправдана любая принесённая жертва.
Рэйвенхольм остановился в полуметре от существа.
- Ты не ведьма, - покачав головой, самодовольно заявил он.
Хелен медленно кивнула, подтверждая догадку.
- Когда-то давно вы наводили на людей ужас. Были хищниками во мраке. Держали в страхе целые города. А теперь…
Рэйвенхольм усмехнулся.
- Жалкие тени. Прячетесь, маскируетесь под людей. Выживаете.
Его настораживало то, что он видел. Не игривая улыбка собеседницы, не выглядывавшие из-под верхней губы удлинившиеся клыки. Нет, он видель боль и страх в глубине широко распахнутых глаз. Она боится, не осознаёт до конца, во что превратилась. Судя по тому, что успели поведать крестьяне, Хелен обитала среди людей с самого детства. Может ли статься, что лишь сегодня она впервые в жизни познала вкус крови?
Нет, он не должен задумываться о подобных вещах. Перед ним – воплощение зла. Древний враг человечества, богомерзкое отвратительное создание.
- Искоренять, - прохрипел он, вновь наступая. – Огнём и железом, с начала времён и во веки веков.
Рэйвенхольм побежал, а девушка вскинула обе руки, и навстречу инквизитору устремился поток раскалённого ветра. Сбил с ног, заставив выронить меч и кубарем покатиться назад. Даже плотная ткань мантии начинала тлеть в некоторых местах – бестия переступила клинок и направилась к практически беззащитному теперь Рэйвенхольму.
Он сорвал с шеи цепь и направил в морду твари спасительное перекрестье массивного стального креста. Он шептал молитву, наблюдая, как симпатичное личико омерзительного отродья исказилось от ужаса, как темнеет и плавится её неправдоподобно бледная кожа.
Он, заслонившись крестом, спиной вперёд отползал. Она наступала, словно обезумев и напрочь забыв о возможной опасности. Новообретённое могущество, должно быть, заставило её потерять осторожность, лишило способности трезво соображать.
Она приближалась, в то время как её лицо и тело покрывалось разрастающимися ожогами.
В тот момент, когда стальную волю Рэйвенхольма начали подтачивать предательские волны сомнения, из груди девушки вынырнуло полыхающее остриё инквизиторского меча. На её лице проступило недоумение, по площади разнёсся звонким эхом жалобный вскрик. Она вспыхнула, сгорая в считанные мгновения заживо.
Рэйвенхольм прикрыл глаза. Когда он открыл их снова, на земле лежал только меч – сталь покрывала тончайшая плёнка осевшего пепла. В некотором отдалении в полном одиночестве возвышался мужчина. В ужасе он разглядывал собственные ладони, пребывая в суеверном ужасе от того, что только что совершил. Инквизитор задумался, вспоминая. Его звали Джейкоб, он владел местной мельницей.