|
В утренней дымке впереди проступили очертания города. Леви сперва не поверил глазам – столько раз на рассвете он надеялся увидеть Гримфолд, что давно потерял счет растворившимся дням. Север оказался не самым приятным местом – казалось, он сплошь состоял из бескрайних вечнозеленых лесов, миль безжизненных каменистых равнин, и одиноко петлявшей в бесконечность дороги. Несколько недель превратились в унылую вечность. С той ночи истории с хижиной Сания ни разу не сбивалась с пути и исправно вела их небольшую группу к намеченной цели. Три ночи из четырех приходилось ночевать в чистом поле, а когда охотники все же добирались до очередного городка или крошечной деревушки, в тех не оказывалось даже захудалого постоялого двора, что уж говорить о добротном трактире. Произошло страшное – Леви почти забыл вкус добротного алкоголя. Его собственные запасы спиртного давно иссякли, а местным самогоном не хотелось даже полоскать флягу. В самые темные часы Леви мысленно возвращался к единственному приятному вечеру, что случился теперь уже полторы недели назад. В тот вечер они добрались до Кеттерхола, по местным меркам почти индустриального центра, и на протяжении целого вечера Леви наслаждался неиссякаемым потоком терпимого пива, теплом и многозначительными улыбками падкой на флирт смазливенькой официантки. С тех пор – темнота, холод, настороженные взгляды местных затворников, лесные дебри, заснеженные поля, и эта треклятая петляющая дорога. Погода ухудшилась. Ночные заморозки больше не были шуткой – Леви не сомневался, что длительное путешествие в подобных условиях вполне было способно убить обычного человека. Сания никогда не жаловалась – ехала впереди, прилежно сверяясь с картой на каждой новой развилке. Она, кажется, даже получала от путешествия странное удовольствие – все дальше на север, в слабозаселенные неизвестные земли. Что может быть более притягательным для энтузиазма исследователя? Для Леви более притягательным могло быть буквально что угодно другое. Для него дорога стала воплощением дискомфорта, уныния и нарастающих тревожных ассоциаций из прошлого. Время от времени в голове с завидным постоянством всплывала мысль, что с каждым днем они все ближе подбираются к линии фронта. К его прошлому, крайняя граница видимости которого пролегала аккурат по этой залитой огнем и заваленной телами в мундирах полосе приграничья. И вот, наконец-то, долгожданный Гримфолд. В прошлом крупный торговый узел одной из ключевых торговых артерий Объединенного Королевства, он предстал перед всадниками бледной и почти неузнаваемой тенью былого. Небольшой город стыдливо жался к холодному морю вдоль безжизненного скалистого побережья, его окружала неровная линия старых крепостных стен. Несколько сотен домиков ютилось в тени стен с юга, дорога упиралась в решетчатые ворота, которые венчал массивный каменный барбакан. Над стенами виднелись темные ряды крыш, на западной окраине над другими постройками возвышался увенчанный железным крестом Единого шпиль городского собора. В некотором отдалении от города, на одиноком утесе, в туманной дымке вырисовывалась башня старого маяка. С востока к городским стенам почти вплотную примыкал лес, что тянулся вдоль линии побережья дальше на север, до самого горизонта. Леви ожидал от города большего. Этот “торговый узел” едва ли превосходил в размерах Веллингтон или Кеттерхол хотя бы в два раза. Тем не менее, он с энтузиазмом пришпорил лошадь следом за Санией – Гримфолд, как бы то ни было, означал, что они достигли крайней точки путешествия, и любая дорога отсюда ведет на юг. Тусклое осеннее солнце почти висело в зените, когда два всадника добрались до ворот города. Бойницы барбакана безразлично следили за новоприбывшими, ржавая решетка была поднята, массивные железные ставни распахнуты настежь. Но новоприбывших не встречали заспанные угрюмые стражники, а все крестьянские дома с внешней стороны стен выглядели необитаемыми развалинами. Охотники проехали под каменной аркой и оказались на вымощенной брусчаткой просторной улице. Впереди раскинулся прямой как стрела бульвар с множеством ответвлений, его темная брусчатка пестрела выбоинами, которые превратились в смутно отражавшие стальное небо промерзшие лужи. С обеих сторон возвышались неприглядные коробки двухэтажных домов, первые этажи которых встречали выцветшими вывесками давно закрывшихся заведений. Вывески с душераздирающим скрипом раскачивались на ржавых цепях, пока охотники, невесело переглядываясь, ехали мимо. Ни единого прохожего, ни единой живой души. Все окна либо выбиты, либо наглухо заколочены. Проезжая мимо, Сания заглядывала в некоторые из них, лицезрея, словно в черно-белом калейдоскопе, одинаковые и в то же время такие разные картины нагоняющего уныние запустения. Только несколько десятков необычайно крупных ворон, облепивших сплошной пернатой массой наиболее крупную лужу, отреагировали на прибытие охотников и с оглушительным карканьем взмыли в небо.
|
– Хо-хо, надумали все-таки, – прогремела сгорбившаяся над столом хозяйка, швыряя остатки заячьей тушки в деревянный таз у стола. Туда же она сгрузила огромную разделочную доску, тесак, и, ловко подхватив таз, направилась к выходу. – В этих краях гостеприимством не злоупотребляют, милок, – бросила она Леви, протиснувшись мимо. – Тут оно на вес золота. Кряхтя, хозяйка деловито обогнула Санию и вынесла таз наружу. – Располагайтесь пока, – хрипло каркнула вслед.
Изнутри хижина показалась охотникам довольно уютной. Теперь, когда со стола исчезла окровавленная доска, они заметили рядом несколько табуретов. Свечи заливали просторное помещение мягким светом, разоженная печь одаривала волной упоительного тепла. Аромат кипящего в котле варева приятно щекотал ноздри – то ли жаркое, то ли сытная мясная похлебка, варево манило и заполоняло пространство.
Замеченная Леви девочка сидела, прижав колени к груди, на одной из лежанок в наиболее темном и дальнем углу. Гостей она встретила брошенным исподлобья настороженным взглядом, но не сказала ни слова. Только забилась глубже в свой угол, обхватив острые коленки руками.
Хозяйка вернулась. Она успела избавиться от грязного передника, с пухлых пальцев стекала вода.
– Садитеся, говорю, – махнула на табуреты. – И игрушки свои оставьте, за столом такое ненадобно. Меня Бертой кличут.
Она подошла к печи, сняла с полки пару глиняных мисок и, не переставая говорить, взялась за поварешку.
– Нечасто к нам сюда гости заглядывают, в такие-то времена. Мужик мой, Джек, скоро должен вернуться, – Берта тяжело вздохнула. – Задерживается. Еще на рассвете ушел, стало быть, проверить силки. С тех пор ни слуху, ни духу.
Хозяйка щедро зачерпнула варево из котла и наполнила миску.
– Волнуюся я. Леса эти уже не те, что прежде. Лихо какое-то завелось. Целые поляны цветов за ночь сохнут, в силки зверье, заживо гниющее, попадается. Джек видел это лихо однажды – после темноты уже, издали. Говорит, ничего страшнее в жизни не видывал. Говорила ему – посиди пока дома, но где ж сидеть, жрать то всем надо.
Берта поставила на стол перед охотниками две исходящие паром миски.
– Жаркое мое. Любимое Джеково.
Жаркое, надо отдать должное, выглядело изумительно: тушеная картошка вперемешку с крупными кусками зайчатины, плавала в соусе густой, ароматной подливы.
Хозяйка выложила на стол деревянные ложки и вернулась к печи, чтобы наполнить новые миски.
– Вижу, люди вы неплохие. Плохих я сразу за версту чую. Оружием увешаны, может и пользоваться им умеете, стало быть.
Берта поставила еще две миски на стол и грузно опустилась на табурет.
– Клавдия, ужин! – крикнула девочке, и сама взялась за ложку. – Дочь наша. Как три луны назад в лесу потерялась, не разговаривает.
|
Веллингтон. Типичный сонный городишко, кои щедро рассыпаны в провинциальных землях. Ханс достаточно повидал таких. Дремлют, устроившись на перине традиционных укладов, укрывшись одеялком благочестия. Но порой в процессе охоты это одеяло сползало, и под ним обнаруживалось истинное лицо города. Зависть. Ненависть. Коварство, какого устыдились бы упыри и волколаки, и блуд, заставляющий покраснеть даже суккуба. Уважаемые отцы, исправно чтящие Единого, а по ночам избивающие жен и насилующие дочерей. Любящие жены, травящие мужей беленой и аконитом. Почтительные дети, выгоняющие из дома дряхлых родителей, душащие их подушками ради наследства. Змеиный клубок интриг, добрососедский быт пауков в стеклянной банке. И главное, что беспокоит такие городки куда сильнее ячейки вампиров или угнездившегося в стоках риггера - любыми средствами сохранить маску благочестивой сонливости, не дать сползти укрывающему его истинное лицо одеялу. У нас тут такого никогда не было, господин охотник. Верните все как было, господин охотник. Делайте что хотите, господин охотник, но позвольте нам и дальше тихо жрать друг друга, не опасаясь, что это сделает кто-то другой. Кто-то чужой.
С такими тяжелыми мыслями въезжал Ханс в окрестности Веллингтона, привычно не обращая внимания на шарахающихся, тайком осеняющих себя крестным знамением, украдкой плюющих вслед местных. Обычное дело. В подобных местах не любят чужаков. А охотники, так уж выходит, чужаки вдвойне. Уже не люди, еще не чудовища, застрявшие посередине, чужаки и для тех, и для других.
Возможно, Ханс был слишком предвзят. Хватало, в конце концов, даже в таких городках приличных, хороших людей. Просто сказывался опыт, личная склонность к мрачному фатализму и пока неясный, но тревожный контракт с участием дознавателя. Вернер не любил убивать людей. Это противоречило самой сути его ремесла. Но на самом деле, если уж быть честным до конца, он боялся. Боялся того, каким восторгом упивается внутренний зверь, глядя на стекленеющие глаза покойников, ощущая горячую кровь на руках. Зайди по этой тропе чуть дальше, и следующий дознаватель может прийти уже за твоей головой. Корпус должен постоянно самоочищаться, это вбивали в головы адептов во время обучения, это подтверждала практика после инициации. Это было необходимое зло. Но нравилось ли это Хансу? Нет, Хансу это чертовски не нравилось.
Вернер отдавал себе отчет в том, что производит довольно мрачное впечатление даже на охотников, так что с попутчицей старался вести себя мягко, даже, страшное дело, пару раз улыбнулся. Это было несложно, девушка оказалась крайне миловидной и дьявольски обаятельной, а Ханс, хоть и был наполовину гончим псом Корпуса, на вторую половину все же оставался мужчиной. Он украдкой поглядывал на ее точеный профиль, пытаясь припомнить, не встречалась ли она ему в столице, в чертогах? Похоже, что нет. Такие запоминаются. Вероятно, Арлетта была из тех охотников, что больше работают головой, нежели клинком, потому что многих вчерашних адептов Ханс знал как раз по углубленному курсу практического фехтования против нелюдей, который он вел несколько лет. Девица, кажется, была не прочь пообщаться, и даже Единый не сумел бы упрекнуть ее в отсутствии попыток наладить контакт, но односложные ответы Вернера не располагали к непринужденной беседе, и остаток пути до Веллингтона охотники проделали в тишине.
Передав поводья Ветреницы парнишке-конюху, Ханс бросил ему монетку. - Лошадей почисти хорошо, фуража не жалей. Будет нужно, доплатим, - сказал он слуге и добавил, показав клыки, - Если что-то из поклажи пропадет - найду и съем.
Притороченный у седла тяжелый меч Ханс отстегнул и так, положив его на плечо, шагнул в полумрак постоялого двора. Заведение пустовало, так что на опознание контакта много времени не потребовалось. Не тратя время на плешивого хозяина, Вернер сразу проследовал к одинокой фигуре дознавателя, ибо никем иным единственный посетитель "Его величества Фридриха" быть не мог.
- Лорд Джозеф? - Вопрос не подразумевал ответа, был скорее данью вежливости. - Ханс Вернер.
Серебряная собачья голова на цепочке не оставляла пространства для разночтений и дополнительных пояснений, как и оленьи рога на инсигнии дознавателя. Не дожидаясь приглашения, Ханс сел, положил шляпу на стол, прислонил меч к стене и не мигая уставился на собеседника без малейшего намека на дружелюбие. Если охотников не любил простой люд, то дознавателей не любил вообще никто, даже другие охотники. Потому что дознаватели суть охотники на охотников, а быть дичью - штука неприятная. Сегодня они работают вместе, а за кем этот тип придет завтра? За Хансом? Арлеттой?.. Ханной?
-
Ах, какое описание внутригородских клубков змей! Аж до мурашек пробирающее!
-
Здорово! Особенно городок под одеялом благочестия классно вышел!
-
Ханс может менять фамилию с "Вернер" на "Роршах") ссылка
-
Ханс конечно колоритный тип, нравится 🔥
-
Чувствуется охотничий опыт)))
-
Чем-то напомнило сходу памятную фразу Холмса про то, что «в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности»
А так… интересно будет работать с таким персонажем, да, интересно…
-
За восприятие города!
|
|
Когда неумелый стрелок увидел результат своих стараний, у него подкосились ноги. Он отвернулся. Это было ужасно. Артура пронзила мысль: лучше, когда всё удаётся сделать одним выстрелом. Быстро, чисто, с минимумом стресса для обоих сторон. Неуверенность в такой ситуации делает только хуже, продлевая мучения того, что осталось от этих людей. Нужна твёрдая рука. Джонсон боялся смотреть на своё детище, на свою ошибку. Он отвернулся и постарался сдержать рвотные позывы. Ему это не удалось. Как бы Артуру не хотелось признаваться, с его пацифизмом, ему полегчало, когда за спиной раздался выстрел, и зомби затих. Слышно дыша, опираясь на колени, парень кинул взгляд на улицу вокруг, проверяя наличие других ходячих. Было тихо. Всё. Теперь надо собраться с силами, и вытащить труп из машины.
Освобождая водительское сиденье, Джонсон старался не смотреть на бывшего человека. В особенности на его лицо, обезображенное его неуверенной пулей. Бросив тело на тротуар, Артур сел в машину, завёл двигатель, и как только Зеро сел рядом, неожиданно даже для себя самого резко дал по газам, не рассчитав в панике силу нажатия на педаль. Пытаясь успокоиться, Артур громко выдохнул. Всё было хорошо. Они в машине, едут по дороге. Зомби, чтоб их, почти не попадаются. "Всё хорошо" - неслышно произнёс он одними губами, приклеив глаза к дороге, но с трудом различая её.
Вскоре, взгляд всё же прояснился, мышцы в ногах расслабились, руки перестали сжимать руль до белых костяшек. Джонсон позволил себе выдохнуть.
- Куда теперь, шеф? Только не говори что не знаешь, потому что это тогда совсем пиздец.
- Не кричи и дай сосредоточиться!.. - Артур немного помолчал - Нам надо сейчас убраться подальше отсюда, в безопасное место. Ещё нужно позвонить кому-нибудь. Не знаю, полицию, ФБР, ЦРУ, в Белый Дом! Нужно узнать, везде-ли сейчас происходит эта хрень. Если да, должны были быть организованны какие-нибудь безопасные убежища. На крайний случай есть лес. Но чтобы позвонить, надо найти место с сигналом. Дай угадаю, твой телефон ещё не ловит? Надо съездить к центру сотовой связи. Может тем поломка, и поэтому сигнала нет. Но в первую очередь надо найти тихую заправку. Налить себе бензина с запасом, и найти пожрать. Мы не ели, организм истощён, и в лучшем случае скоро адреналин в крови поутихнет, и мы будем жутко усталыми. Посмотри, может в машине найдётся перекусить. Этот мужик ведь был отцом, а у таких часто есть что-то в машине на случай, если ребёнок проголодается в поездке...
Артур внезапно смолк. Он только сейчас в полной мере осознал то, что у владельца этого авто мог быть ребёнок. Это было так странно - Джонсон будто кожей ощущал, что совсем недавно это авто было частью жизни другого человека. Потёртости кожи, небольшой мусор на полу у заднего сиденья, огромная плюшевая игрушка. Где-же тот, кому он предназначался? Стал ли он таким же... "О, боже!" Артура чуть снова не вывернуло от мысли о том, что маленького ребёнка могла постигнуть такая-же судьба.
- Мгм... - Джонсон сдержал рвотный позыв, и постарался переключить поток мыслей - Надо ехать к окраине города. Там должно быть меньше людей. И не-людей. И должна быть заправка. О, боги...
|
По мере приближения звука шагов, весь мир Артура становился всё мельче и мельче. Шаг. Такие полезные для всестороннего развития знания как жанры музыки и виды живописи казались чем-то странным и абсолютно ненужным. Шаг. Неважно, какой у него диплом, какие имеются грамоты, какие были планы на будущее и какого он был социального статуса. Шаг. Уже не хватало места для знаний о физике, математике, химии. За исключением того, что касалось механики пистолета, крепости деревянной двери и весе потенциального противника. Стук. Всё, что было в сознании Джонсона, это выставленный вперёд пистолет, монстр, который угрожал Артуру, и разделявшая их дверь. На несколько секунд мир Артура сузился до этих трёх вещей. Эти мгновения казались ему бесконечно долгими. Но, вот они наконец закончились.
Монстр развернулся и стал уходить. Артур выдохнул. Только сейчас он заметил, что всё это время он не дышал. Даже биение сердца, казалось, замедлилось, под влиянием какой-то животной части натуры человека. Теперь же оно вновь начало биться интенсивно. Руки стали совсем потными. Рукоять так и норовила соскользнуть с рук. Поставив ствол на предохранитель и сунув его за пазуху, Артур вытер ладони о попавшийся под руки банный халат.
- Так... - выдохнул он, приводя в порядок мысли. "Можно сказать, что их обоняние не такое острое как у животных. Это радует."
Райан предложил свой план действий. Отчасти он был разумен, за тем исключением что... это больше походило на безумие.
- Вторая пушка и патроны, конечно, хорошо, но мы с тобой не то, чтобы отличные стрелки. - сказал Артур, подойдя ближе к Зеро, чтобы говорить как можно тише - Тем более в таком состоянии. У нас уйдёт весь магазин на то, чтобы завалить пару этих уродов, и остальные нас разорвут. Тем более, раз на два выстрела сошлась такая толпа, то на нашу перестрелку сойдётся весь район. На них точно патронов не хватит. Нет-нет. - Джонсон расправил волосы. Морально он чувствовал себя очень измотанным - Возможно, если подождать некоторое время, то они уйдут. А если нет, то стрелять - худший вариант. Лучше сначала попробовать незаметно смыться отсюда.
Джонсон начал расхаживать по ванной, таким образом успокаивая себя. И фраза, невзначай пущенная Зеро, показалась ему сделанным наугад выстрелом, попавшим в точку.
- Чёрт, а ведь точно. Сам подумай - внешний вид, поведение, манера движения, всё в точности как у зомби из игр и фильмов. "Последние из нас", "Обитель зла"... Вот же-ж... Неужто какая-то местная "Амбрелла" постаралась?
|
|
-
Иридий
-
Просто лучший пост в данной ситуации.
-
Я хочу, чтоб этот пост повис на глагне ближайшую неделю
-
Я хочу, чтоб этот пост повис на глагне ближайшую неделю Согласен.
-
Лаконичность и детерминированность этого поста навевает мотивы в стиле лучших работ Торантино. Впрочем, весь диалог достоин внимания.
-
Картинка удалена по причине нарушения правил ресурса
-
Хороший текст; по всем канонам литературного искусства. Неожиданные повороты, конечно, были предсказуемы, да и к кульминации я уже начал скучать. Но развязка поразила в самое сердце. Плюс один.
-
Достойный пост.
-
Лич уже запостил официальную картинку, поэтому мне осталось плюсануть только официальной музыкальной темой поста: ссылка
-
Абсолютно.
-
База.
-
+1 суров
)
-
Пост года.
-
Автор не побоялся высказать это. Подобной смелости можно только аплодировать.
-
Просто Да
-
Краткость - сестра таланта
-
По делу, без воды!
-
Между нет и да выбор только да
-
- Вызывает антирес. И такой ишо разрез: Как у вас там ходют бабы — В панталонах али без? - Йес! ©
-
Меня заставил Ли
-
-
Уровень литературности, к которому я всегда буду стремиться. Мои поздравления.
-
Leeвый коронный, правый похоронный
-
Универсальность, краткость, емкость. Пост, который подойдет практически для любой игры и ситуации.
-
+
-
Прошлый лучший пост был тоже ничего так, но этот превосходит его по всем параметрам. 10 репрессированных Ищущих из 10.
-
+
-
Да это же лучшее, что я видел на этом сайте!
-
- Я уже говорил тебе, что такое безумие?
- Да.
-
- Нет.
-
29 - некрасиво. 30 - красиво! :D
|
Мартин остолбенело смотрел на труп Осы (во, вспомнил, как парня звали!) и думал, как же это так вышло, что тот помер. Ударил-то по хребту, ну мож чуть сбоку, чтобы из седла в сторону сбить. Мощный вышел удар с наскока, то правда, но не такой уж чтобы прям насмерть-наповал!
Тут ещё Корог со своим маслом в огонь. "В себя не веришь", вот ведь сказанул так сказанул! Не верил бы, не догнал бы беглеца, да только не было ж цели убить, и тогда в чём же вера? Даже не нашёлся Мартин, что ответить товарищу, хотя тот и дело говорил шёпотом, просто кивнул задумчиво.
Ну значит, от падения помер Оса-ворюга. Не сам же Корог его добил, зачем ему? А если от падения, то... ну и поделом, вот что! Значит, сама земля не снесла. Значит, было ему от чего бежать и чего бояться. Такой вот суд земельный.
Успокаивать-то себя Мартин успокаивал так, а самого в душе кольнуло что-то непривычное. Людей-то убивать не доводилось ему раньше, по правде говоря, хотя как у других душа из тела выходит, видел. Неприятное зрелище, спору нет, но и не наизнанку выворачивающее, а уж для привычного к крестьянской жизни человека и вовсе не что-то из ряда вон. В деревне ведь вечно скот да птицу бьют, то в одном дворе, то в другом, а то и повздорит кто-то и миром не разойдётся. Пьяных поножовщин Мартин и свидетелем бывал, и даже участником (при нём, правда, на удачу обходилось как-то без погибелей). Казни, опять же. Мало ли развешано разбойников да мошенников по дорогам, которые Мартин же и мостил? В общем, смерть для него была штука привычная, если подумать. Потому и при поступлении в отряд патрульный дровосек на вопрос "в бою-то бывал, кровь тебе лить доводилось?" отвечал он утвердительно, пусть и слегка лукаво.
"В драке? Бывал, бывал. И кровь лил, как же, бывало такое", — покивал тогда важно и не стал уточнять, что кровь та из носов разбитых тянулась лениво, а не из раны открытой в локоть длиной хлестала. Впрочем, сэр Уолтер человек бывалый, может, и понял всё. Лицедействовать Мартин не умел.
И всё ж таки человек будто бы не животина какая-то. Одно дело куре башку топориком отсечь, совсем другое себе подобного с мчащего во весь опор коня спихнуть, а до того из фляги своей напоить.
Тьфу! От неприятных мыслей аж голова разболелась.
Скоты, люди, патрульные, бродяги, невиновные, преступники — все под одним светилом ходят, все в одной земле лежать будут. Кто-то раньше — кто другим жить мешает иль просто невезучий. А кто-то подольше воздухом чистым подышит да водички вкусной попьёт. Тот, кто на правильной стороне закона.
Мартин угрюмо вернул верёвку Хельги и со вздохом указал ему на тело Осы, дескать, сам видишь, уже не надо, оказывается. А потом снял флягу с пояса, пробку вынул, покачал из стороны в сторону, прислушиваясь к водовороту внутри, глянул в небо да опрокинул в рот. Хорошо!
Голова Осы отошла от тела легко, будто и вовсе на нём уже не держалась. Почти как у куры.
Мартин завернул затихшую навеки кумекалку в рубаху самого же Осы, предусмотрительно стянутую с его тела заранее. Так меньше запачкалось.
Благородные из их отряда как раз с каким-то гонцом (судя по обрывкам разговоров) общаться заканчивали, когда Мартин подошёл к ним со своим мрачным грузом. Приподнял уже начавший протекать красным тюк.
— Вот, сэр, — обратился он к командиру, стараясь не встречаться глазами с отрядным лекарем, — Сэр Эдриан сказал голову Осе отрубить. Наверно, для доказательства смерти? С живого я не срубнул бы! Если бы только совсем из рук выскользал. Тогда бы да. Так-то я поймать думал, раз упустил. Чтоб как задумано, значит, решётка, суд. А там как судья решит. Только вот... ну раз помер...
Мартин замялся, всё же глянул на сэра Эдриана невольно. Тот, получается, всё в точности увидал и понял в момент, пока Мартин с коня соскакивал да к телу шёл. Или всё-таки живого казнить приказывал? Непонятным оставалось это, но и хорошо даже, что не требовалось больше это понимать.
-
Нравится, как вся эта ситуация проходит через восприятие героя. Мартин из всех персонажей, походу, самый человечный)
|
Прощание с варягами не было теплым. Глянул на них Ловчий в последний раз, махнул только рукой. Только что змея убивали вместе, а тут уже пора вспомнить, что они чужую землю топчут. Его, Ловчего, землю. Ведь как ни крути, как ни говори себе, что ты сам по себе, земля-то однажды с тебя спросит. Хмуро шел он и через лес. Кому помогает? Змеелюдям? Что с ними дальше будет? Уж не отпустит их Ягиня от себя, это точно. Сманит, как есть сманит. Потом ещё и с ними бодаться. Конечно, отчаяние сил придаёт. И всё же трусливые они существа. Не то что Полоз. Одному в таком лесу выживать – это не в деревне, не в городе... хотя и в городе с деревней нынче выжить – целая наука.
– Ну да, – ответил Ловчий на вопрос Полоза, ковыряясь перчаткой в проплавленной кольчуге и думая, как поправить снаряжение. Да что тут поправишь? Проела желчь окаянная, почитай, целиком кольца разъела. Ну и дрянь. – Вроде того. Ищем двух братьев удалых. Больно разудалились братья, берега потеряли. Напомнить им и надо, что к чему на белом свете. Потом поднял на него глаза. – Слышь чего, чешуйчатый. Ты мне там должен был, за змея. Так вот. Забудем. Больше не должен. Хватит с тебя и так неприятностей. Ловчий был человек не жадный. Когда часто рискуешь жизнью, деньги нужны, чтобы лихо тратить, ну, или на старость. Тратить лихо он не умел, а старость – вот она, похоже, уже в дверь стучится, этот оборотень недоделанный через слово заладил "старче, старче". Ягиня тоже норовит. "Седой". Ну да, седой, чего себя обманывать? Значит, скоро и старость. А старый человек нужен, если у него семья есть. А если нету, и, видать, не будет, то и не нужен. И правда, какой от него прок на свете, если он не сможет больше чудищ убивать. Так зачем копить тому, кто ни на что не годится? Конец оттягивать? Да пусть приходит, эка невидаль. Живи, пока живешь, а доживать – мало удовольствия, что с деньгами, что без. Встал, потянулся, хрустнув шеей. – Отойду-ка я. Вы поболтайте. Он пошел к деревьям на краю опушки, сел, чтобы его не видно было, стянул перчатки и посмотрел на свои руки. А что? Может, так и выглядят руки старика. Сильные, а уж не как прежде. Да-а-а. Когда последний раз себя видел? Зеркала дома не держал, в ковшик смотреться не привык. Чего на себя смотреть? Не девка красная. А может, и правда, на лице уже морщины, каких раньше не было. Он задумался: а сколько жизни-то осталось? Ну, правда? Нет, ну ясно, в любой момент может и зверь лапой приласкать, или вот Кровавоглаз такой плюнет разок – и всё. Но если нет? Сколько ещё будет сил в руках топор держать? Десять лет? Десять лет неплохо (хотя все равно жутковато звучит, как говорится, уже про такого не скажешь "вся жизнь впереди"). А если пять? А если два? А если год? А как наперёд узнать? Да и легче будет, если знать-то? Да нет, не легче. "Какая разница-то?" – упрямо сказал себе Ловчий. Но в глубине души он знал, что разница есть. Каждый человек мечтает за жизнь что-то совершить. Чем-то запомниться. А чем он запомнится? Вот убили кровавоглаза, ну и убили. Хорошее дело сделали? Хорошее. А что-то всё равно не то как будто. "А ну его к лешему!" – подумал он раздраженно, натягивая перчатки. – "Какая разница? Никакой. Как давеча думал – так и будет. Был, помер, забыли, дальше поскакали. Сколько таких людей было? Не перечесть. Чем ты лучше? Да ничем. Выкинь всё это из башки. Не прожить уже жизнь по другому. А можно было бы – ты бы все равно не сумел. Права Ягиня. Скучный ты человек, Ловчий. Эту бы прожить, не оскотинившись."
-
Это что, значит, у Ловчих тоже кризис среднего возраста бывает?!
-
Кризис среднего возраста настигает быстрее Кровавоглаза, и от него топором не отмашешься
-
Когда я заявлялся в игру, то первым делом оформил чарник на ту роль, которую позже подхватил ты. Ещё на этапе оформления непринятого в итоге чарника размышлял над тем, как буду отыгрывать эту роль. И, на самом деле, отчасти приблизительно так, как отыграл её ты по ходу дела. Возможно, с менее отчуждённым характером, с несколько более добрым в стиле русских сказок, а если и с ворчливостью, то с благодушной и ироничной. Но вот уже во время серьёзных ответственных происшествий, характер моего отыгрыша походил бы на выстроенный тобою.
Но всё же не могу сказать, что мне понравился твой персонаж. Наверное, у меня сложилось к нему нейтральное отношение, слегка тяготеющее в сторону неприятия. Но тут нельзя не отметить, что ты подхватил заготовленную роль и брошенного персонажа и отыграл всё это дело в любом случае достойно, оказал игре существенную поддержку. И хотя само исполнение твоей роли мне пришлось, скорее, не по душе, но те не многие интеракции между нашими персонажами получились весьма весёлыми и рефлексия твоего персонажа под конец, отреагировавшая на отношение к нему остальных, выдалась однозначно годной. Редко, но бывает так, что персонаж не сильно импонирует, но вот игрок очень даже. И это был тот редкий случай и за него спасибо.
|
|
Сказочным зверем безусловно казался юноше умерщвлённый Кровавоглаз. Но не сравнились вид чудный и дородство чудовищное с яркостью и дивом соратников Ловчего. Подвижность Варвары неумеренная, колдовство Василисы огненное, стойкость Горыни несломленная. И сам охотник – былинный воин, одолевающий ужасы неслыханные. Тут уж оборотничество Ингьяльда выделялось не сильно. И от того как-то странно и как-то проникновенно чувствовалось то тепло уюта, что даруют стены любимого дома. Туго принимало сердце жар возгоревшихся эмоций, но ощущал себя Ингьяльд чутьём не то звериным, не то человеческим, своим в кругу новых знакомых, будто бы породнился со всеми, будто бы на своём месте находился, и забылась на миг тоска многолетней отстранённости. И о того не стесняясь зализывал раны на лапе медвежьей у всех на глазах. Но, украдкой на Василису глянув, смутился вскоре и руку обратно перевоплотил, снова стался бледным юношей, худощавой невыразительностью.
Пережив схватку опасную, вступив в сражение со зверем на стороне Ловчего, приобрёл юноша частичку опыта и понимание ремесла именитого охотника. Стал сильнее и выносливее и в тот день повзрослел на малость.
Нашёл забавным Ингьяльд то, что Ловчий стал разъяснять про чудище Горыне, да учить того премудростям охотничьим. Прислушался всё-таки старик к словам Ингьяльда о преемнике, пусть и навеселе сказанным, но по делу искренним. И лёгкая зависть охватила юношу, но не было в ней зла и обиды. А что до появления Ягини – уже чуток попривык к ней Ингьяльд. Насупился, но не опешил от представления нового. Воспринял появление манерное как что-то само собой разумеющееся. Как исчезла ведьма и обратился Ловчий к змеелюду, подошёл Ингьяльд ближе, приготовившись дальше в путь отправиться. Но притаился за спинами, усмотрев судьбу Полоза. «Зря мы здесь задержались» – подумалось юноше.
И не нравится разговор Ингьяльду, не к добру всё идёт. Осматривает он раненого себя и остальных соратников Ловчего, взглядом останавливается на Горыне, которому больше всех досталось, которому один удар – и погибель. «Вот уже упрямый старик и упрямая баба – два сапога и пара!» – говорит про себя и скрежещет недовольно зубами Ингьяльд. Решившись, нехотя вперёд к змеям выходит, да отвечает им:
- Может и скажут спутники-то, но помирать зазря захотят не все.
Натужно улыбается юноша и простирает руки в стороны, будто на встречу из избы к старому приятелю выходит:
- Да, одолели мы Кровавоглаза! То правда. Но мы лишь оружие в руках исполнителя и ответ перед вами должен один лишь Полоз держать. Ваше это дело, междоусобное, а не рода людского, причастность наша опосредованна крайне.
Поворачивается после этих слов к лиходейке и смотрит на неё укоризненно, хоть и говорит без упрёка, мягко, почти что и умоляет:
- Варвара, пылкая наша, ну посмотри на себя, изранена ведь вся… И если себя не жаль, то посмотри на Горыню! Пожалей молодца, какой ему бой, крепко досталось богатырю нашему, куда ему сейчас сражаться? Кто же будет груди твои белёсые мять на привале? Тяжёлая битва нам выдалась со змеем, а вторую переживём не все.
Серьёзно, не моргая, смотрит на Ловчего, словно ответа ждёт от того, но прежде тяжело вздыхает и говорит громко, земли вокруг себя окликая:
- Ягиня, княгиня наша дорогая, знаю, наблюдаешь за нами, слышишь всё прекрасно. Так подсоби же своим могуществом великим, вмешайся коль надобно будет и не разойдёмся мирно со змеями. Ведь живыми не выйдем, а таких скоморохов терять тебе... наскучит ведь жизнь потом – лучше нас на всём белом свете не сыщешь. Мы ведь многое может провернуть, да тебе хорошо услужить, властительница.
Прокашливается, делает шаг к Ловчему и шепчет ему невнятно:
- Ну же старик, не упрямься. Подумай. Не нужно нам это. Давай уйдём скорее.
От выходок всех заметно краснеет Ингьяльд, неловко ему до жути, руки мнёт, губы поджимает и с каждым словом хочется провалиться сквозь землю глубже. Но промолчать и остаться в стороне не мог. И всё то, что пришло в голову, дабы предотвратить смерть соратников Ловчего, высказал.
|
|
Как в погоду морозную холодной водой облило Ингьяльда, но не стал он к увёртливости прибегать, чтобы от касания ведьмы приблизившейся спастись. Да и не смог он – ступор тело схватил в тот миг. Простоял в недоумении нелепом секунды долгие, но как спохватившись вмешался Горыня – вышел в тотчас из оцепенения Ингьяльд. На ум себе сообразив мысли интересные, собрался с духом и улыбнулся юному воину: - Ничего страшного, друг мой! Княжна, видно, забавы любит. И знак затем подал остальным, мол всё хорошо.
Попытавшись обыграть по-своему роль в представлении спонтанном, поднимает Ингьяльд ладони к плечам, жестом показывая, что не сопротивляется он, да добродушно Ягине отвечает, с уважением простоватым: - Ингьяльдом меня звать. Спутник Ловчего я, княжна. Легонько отряхивает юноша кафтан у груди, и исподлобья на Ягиню поглядывает игривостью лёгкой. Несомненно, опасается Ингьяльд за себя, и имя своё очень не хотел называть, но и лгуном княжне показаться не желал, да подумалось ему, что от ответа сложно будет увильнуть, что Ягиня захочет – всё разузнать сможет и без него в любом случае. Тут иная причина сыграла в перемене юноши: пришла к нему мысль, что раз Ягиня подле себя варяг держит, то стоит с ней как-то сблизиться всё-таки и даже рассказать про себя, дабы нужное внимание привлечь, продвинуться в поисках своих. И будет знать он, что имя его теперь наверняка проговорят, но станет он ещё осторожнее.
И тут замечает Ингьяльд, как Варвара на Горыню посматривает и усмехается тихо себе под нос. Но смотрит теперь и сам на Горыню и так серьёзно, как не смотрел, пожалуй, ни на кого в своей жизни. За Ловчего воин молодой не заступился, но как до Ингьяльда дело дошло, то без шуток рискнул своей жизнью Горыня, встрял за него. И больше всего поразило Ингьяльда в лесу этом: не сказочность тёмная, не змеелюды, не ведовство, но самоотверженность братская Горыни. Дружбу с ним Ингьяльд воспринимал не всерьёз, наивной считал её. Но теперь осознаёт Ингьяльд, впервые прочувствовал, что есть настоящая дружба и настолько он благодарным сделался Горыне, что сам тому диву даётся. И может для Горыни поступок тот был характером проявления обычным, но для Ингьяльда отныне он не просто попутчиком случайным являлся, но в действительности самым настоящим другом. Очень сильно растрогал поступок Горыни сердце Ингьяльда.
|
Ловчий призадумался, помнит ли он своё имя. Нет, он, конечно, помнил, но его никто так давно им не называл, что он иногда забывал его, а потом ходил, как с занозой в ноге, целый день, пытаясь раскопать в памяти. А потом находил, и думал – зачем я его искал? Ловчий и Ловчий – всё и понятно. А как тебя при рождении назвали... Кого-то вон Святославом назвали, а он подлецом оказался, а Ратибор трусом, а Будимир первый брату в спину и ударил. Зачем они тогда, имена эти, раз все равно бабушка надвое сказала, по ним выйдет человек или совсем не по ним? Чтоб людей различать? Так чего его, Ловчего, различать, и так понятно, не перепутаешь. И все же без имени было немного обидно. Как будто не от отца с матерью родился, а просто из глины слепили тебя, наделили жизнью, чтобы ходил по свету и всякую погань ловил, а потом рассыпался (вон даже уж и малой этот заладил, "старче" да "старче", наверное, и впрямь уже старость подходит) – ну и забыли. Ничего, нового слепим. "Ну, может, так оно всё и есть. Только я сам себя таким слепил. Значит, и обижаться не на кого." – Полозом так Полозом, – ответил он. – Насчет помыться мысль хорошая. Только ить нам же тогда и одежду стирать и просушивать. А это огонь нужен, дрова. Найдется? Да и кони тоже – вон, на чуть-чуть отошел, а уже за ними нечисть приползла. Как бы вместо них костяки одни не обнаружить. Есть их где припрятать надежно? Подмывало спросить у этого Полоза, чего он сам-то с Кровавоглазом не заодно, считай же братья троюродные. Но, во-первых, мог и обидеться. А во-вторых, может, и заодно, только так он тебе и скажет. А в-третьих, если заодно – то чего он с варягами этими возился и норой своей рисковал? Не сходится. Так что Ловчий оставил свои подозрения при себе. – Змей-то за день не отлежится? А то кто его такого ядовитого знает. Но в целом оглядев своё изгвазданное воинство, Ловчий был настроен на привал. Сдержанно кивнул он огнедеве, дескать, уважь человека, не о чепухе какой-то просит.
|
-
Ингьяльд, конечно же, выбор сей оспаривать не стал. Ведь путь этот схоронит им несколько дней в дороге, которые ну никак они не могли потратить и стерпеть, ведь ножки их скакунов тогда точно сломались и надломились бы, а то, что придётся мокнуть теперь в трясине леса и с лошадей спешится, пробираясь по земле гибельной, так это только в радость.
Да, логика мастера, который всенепременно решил отправить персонажей именно в лес своим призволом хромает. Выкручиваться бесполезно, увы мне)
|
|
|
Ладно было все, потому как закончилось хорошо. Парень улыбаясь, оглядывался по сторонам: товарищи говорили, обсуждали то да сё, дедушка скатерку развернул, а на ней по волшебству яства из ниоткуда появились - чудно! И все как с долгих путешествий вернулись живыми да здоровыми, знакомятся, новостями обмениваются, ладятся. Почуял Горыня как в животе ветер воет - накинулся волком лютым на угощения. Пирог кусает, сыр в мед окунает, а гусем прикусывает. Скулы как жернова - все перемалывают. Опомнился парень, не один ведь уже он. Остепенил свое нутро, воды испил, да губы вытер. - Спасибо за угощения! - не забыл поблагодарить парень, перед тем как на улицу выйти. Прошёлся немного, на тын опёрся Горыня, задумался. Как дальше быть? Чего ждать? Думы тяжёлые в голове у парня крутятся, да все никак не сложатся в картину единую. Постоял чуть, обратно в дом пошел, спать.
Утро доброе выдалось, окромя домов погорелых, что черными остовами смуту в душе нагоняли. Словно были уроком: коли супротив варяга идёшь - будь готов по миру побираться, ежели выживешь. Скрипнул зубами Горыня. Отвернулся. Да спустя миг понял, что поздно отворачиваться. Это и его рук дело, ведь по сути он же артачиться начал! За правду стал? Да кому она нужна эта правда тут, коли сметут их как сор со стола... Собрался с духом Горыня, обратно повернулся и теперь на долго взгляд задержал на хатах черных. "Запоминай, хорошо запоминай урок сей." - словно голос Деда услыхал в ушах парень. "Да токмо все едино - правда главней!" - упрямо гнул свое Горыня - "Коли всем миром станут - обломят зубья варяги, не будет кривды!" Наверняка любой мог, кто рядом был, увидеть на лице парня эти переживания: то брови хмурил, то губы супонил, то кулаки сжимал да разжимал, словно воздух хотел смять.
Отправился парень к Гордею сначала. - Здрав будь, мастер! - поклонился парень, продолжил рубашку на руках к локтю запиная. - Хочу испросить тебя помощи в ремесле твоём. Видел как руку мне отняли? Страшно мне теперича, вот думаю: а нельзя ли изготовить на руки такие щитки, чтоб от костяшек пальцев, снаружи ладони, и до локтя были из железа крепкого? Чтоб можно было их снимать и одевать, перед боем, а? - как мог объяснял желание свое Горыня, жестами помогая себе, указывая где и куда идёт щиток.
Не забыл он и пор Ингьяльда, навестил в суматохе сборов и его. - Ну что, друже, отправляемся? - Горыня по плечу похлопал товарища боевого, - чай уже не дождешься как в Изборск прибудем? А что думаешь дальше делать то? - с улыбкой спросил Горыня.
Осторожно к Деве сметной приблизился, да поговорил чтоб никто не слышал. - Меня Горыней кличут. - запнулся на миг, но тут же собрался с мыслями и продолжил, - не знаю тебя я, только вечера мы познакомились, да токмо ты на выручку к нам пришла да... это... Того. Вот. Я это. - ладно начал, да в конце таки застрял. - Чего хотел то... А! Уж коли чего понадобиться, то не стесняйся - чем смогу, тем помогу. Ты только скажи. Под конец совсем уж смутился и ушел прочь с глаз долой.
Хотел было к девам остальными подойти, Василисе и Ольге, да не стал. Чего лясы по пусту точить, тем более что в дороге время будет и так. Тем более, что Василису парень немного побаивался, но хотел таки поговорить с мудрой Огнедевой, были вопросы у парня сокровенные, про семью да прошлое его... А что до Ольги, то сама она сторонилась люда, а потому времени надобно было ей дать, чтоб освоилась и по-привыкла к товарищам.
|
-
Мне просто нравится слово "умрун". Но в целом это тоже классный пост, полный непосредственности персонажа)
-
Я с него ржу каждый раз))) Пиши еще))
-
)))))))) здорово)
|
Слушал Горыня разговор, что на улице шёл. Недобрый то был говор у гриди княжеской, так не собаки на овец лают, а волки рычат, что не прочь задрать одну-другую. Слыхал он о наемниках Чахлика, князя нынешнего: горя столько наделали, бед людям немерянно учинили, да все, якобы, по его воле... Дико это было для разумения парня, не укладывалось то в голове. По рассказам Деда, князь завсегда ратовал за люд, чаял как лучше сделать, сберечь, защитить, по совести рассудить. Бывало не раз говорил: "Князь промеж людей поставлен старшим, дабы всю тяжесть на плечи одному возложить, а ему в том помогать остальным надобно." Вестимо, не был Горыня семи пядей во лбу, однако понимал, что люди то лихие пришли. С большим дороги. Надобно их к ногтю прибить, урезонить, по чести да совести. Но так же понимал, что глупо было тягаться даже с одним взрослым воем... Сидит Горыня, руки в жиру гусином, а лоб в испарине. Мысли вошкаются, да все невесёлые. "Ну же, Горыня! Вот она - несправедливость, поди да сделай заместо кривды - правду! Чего лавку седалищем придавил, поди боязно стало, а? Герой токмо на печи, у Деда на полатях?" Скрипнул зубами парень. На друга глянул, на слова его кивнул, вроде соглашаясь, да задумчиво как-то, отстранённо. Одна мыслишка осталась, да и та вся вышла: "Сказал Дед, что сила в правде. А я прав!" Как подумал так, сразу легше стало, будто жернов с плеч скинул. " Да что же это, я как мышь хорониться буду, покуда при мне лихо чинят? Нет уж, а то Дед заругает ещё." - Ступай, друже, - улыбнулся Горыня и встал. Плечи расправил, пояс протянул, руки отер о скатерть, - ступай, а мне надобно на улицу пойти, до ветру. И вышел во двор.
|
Горыня долго шел, ой долго. Лаптей истоптал, дорог переходил, а людей-то скольких перевидал! Со счета сбился, ведь в деревне всех знаешь, со всеми здороваешься и все тебя знают. Да коли сперва шел – здоровался, правда в ответ лишь видал как пальцем у виска крутили аль смеялись. Хмурился юноша, но спрашивать не решался, а погодя и сам понял, что в мире то большом людей так много, что все со всеми пока перезнакомятся, то и жизни той не хватит. Страшно стало Горыне, но и интересно от мысли той: столько всего нового мог узнать, столькому научиться... Аж головушка кругом пошла. Мир велик – вот что уяснил парень, и не имеет границ зримых. Много зла он видел, много для Горыни, а не для того Мира необъятного. Люди в печали, да горе страшном, бегут как зверь дикий от напасти черной. Лиходеи дорогами шастают, свой суд несправедливый чинят и хоть сам их не видал Горыня, да уж больно много плодов деяний их он видал. У кого не спросишь, все бают что по воле Чахлика то промышляют: совсем не понял того парень, как же так то? Видать наговаривают на него, не может такое князь допустить, думал Горыня. Но то дело, в котором еще разобраться следует, а покуда кому мог – помогал, не проходил уж мимо. Там телегу с лошадкой из трясины вытянуть, там вещи через быстрый ручеек перекинуть, там подранка донести до ближайшего перекрестка. Старался никого не обидеть Горыня, так и его никто лихим словом не помянул. Дошел таки Горыня до Вешенок, боги помыслы добрые прознали, а люди помогли. Сказывали в той деревне, что знает кто из местных – Вужлаком кличут – где Ловчий Изборский живет средь пущи темной. Однако не сейчас идти можно, а уж по утру, ну да подождать ночку можно. Сколько дней скитался, сколько сил положено, осталось пол шажочка – можно и передохнуть маненько. Избушка отыскалась, дык то вдова мягкая сердцем позволила дух перевести, омыться да на ночь остаться у себя в доме. В этом же доме еще один постоялец оказался – парень таких же лет как и Горыня, молодец добрый. – А меня Горыня зовут! – ответ парень, и сразу махнул рукой, - Да что ты? Пустое то, нечего тебе у меня прощения просить! - заверил нового знакомца парень. Любо ему было, что Ингьяльд вот так по простому заговорил, без экивоков всяких. Улыбается в ответ Горыня, кивает, и дальше говорит без утайки. – Ищу Ловчего я уж которые дни. Да вот только сегодня узнал я, когда сюда пришел, что видели его тут давеча, к кузнецу хаживал. Свои дела сделал и обратно в свой дом ушел, что в чащобе расположен дикой. Вужлаком кличут того, кто знает где искать его в лесу, - Горыня пожал плечами и вздохнул, - так что обожду я до завтра. Как солнышко взойдет – пойду к этому человеку доброму, да попрошу отвести меня к Ловчему. - тут он замолчал немного, да скоро продолжил, снова улыбнувшись, - А от чего не сдружиться-то? Я парень простой, ты, гляжу, тоже – значит друзьями будем! Коли хочешь – можем вместе к Ловчему сходить, я к нему хочу на службу попроситься. Уж он то человек достойный, - закивал парень убедительно, от важности щеки надув, - как скажешь, а? А тебе по что в Изборск надобно?
|
Дураком Ловчий не был. Тревожные знамения подмечал, и если несколько первых приписал случаю, то списать последующие на обычные совпадения уже так просто не вышло. С самой вести о смерти Возгаря разладилась спокойная жизнь Ловчего в окрестностях Вешенки. То слухи тёмные из Изборска, то всадник без головы, то вороны по пятам летают и каркают. Только слепец мог бы не заметить череду знаков, только глупец посчитал бы их чередой простых совпадений. Ловчий никогда не славился ни глупостью, ни плохим зрением. Зато неизменно отличался завидным упрямством. Именно упрямство проявилось и здесь.
Много лет назад он твердо решил, что если князь Возгарь дал вольную, то следует этой вольной придерживаться. Обустроил жизнь в даренном тереме, приучал себя забыть о роскоши княжеского двора да вечной суматохе больших городов. Получив прощальный подарок от князя, Ловчий твердо решил, что его служба окончена, что к такой работе больше возвращаться он не намерен. Сперва было сложно отучиться, забыть. Ловчий заставил себя.
Поэтому отмахивался от каждого знака упрямо и непреклонно. Когда старую знакомую в Вешенке встретил, то только нахмурился и пожалел, что сразу имени не припомнил. Расспрашивать бы не стал, но накормить – накормил. Он хорошо помнил девочку при дворе – беззаботную, разряженную, красивую. Следующим утром хотел вернуться в Вешенку, но передумал. Лихие времена нынче, и ни к чему бередить раны из прошлого.
В Вешенку не вернулся, но спокойствие потерял. Когда встретил безголового всадника, уже почти даже не удивился. Всадника Ловчий спешил, как подобает захоронил. Грамоту с печатью забрал, в тереме надежно припрятал. Лихие времена, темные. Все эти знаки – всего лишь следствия той грязи и гнили, что расползается по окрестностям из Изборска. Ловчий понимал это, понимали и местные. Никто не любил говорить о новом правителе вслух, ведь может выйти себе дороже. Ловчий в принципе не любил без необходимости говорить, а здесь ещё и зарок себе дал – не лезть, и не вмешиваться. Свою службу он отслужил, ничего больше Изборску и окрестным деревенькам не должен.
Решил так, но только отчего-то не стало спокойнее. В последнее время и вовсе необъяснимые странности начались. Во время утренних обходов силков, Ловчему начало казаться, что за ним следит лес. Звери, мелькавшие то и дело в кустах на опушке. Деревья, в шуме опадающей листвы которых слышалось осуждение. Ловчий отгонял эти мысль, до последнего думал – накручивает. Но в последние дни вокруг его терема начала собираться всевозможная живность. Подставляются звери, совсем страх потеряли – стреляй не хочу.
Ловчий принципиально не стрелял, игнорировал. Расхаживал по терему как ни в чём ни бывало, делами домашними занимался. Выходил дрова заготавливать, до угодья обходить. А зверья всё больше вокруг становилось, да всё страннее. Вороньё облепило крышу и частокол – Ловчий, бывало, камень швырял в них. Вороны взлетали с карканьем, и почти сразу назад опускались. И тут уж даже Ловчий вынужден был признать, что совсем не так что-то. С Изборском, с лесом, с самой землей этой.
Когда очередным утром у ворот его терема появилась разряженная девчонка, Ловчий уже совсем как-то не удивился. Понаблюдал за ней из окна какое-то время – убедился, что не случайно здесь оказалась, не разворачивается, не уходит. Вздохнул – со злостью, и, в то же время, с плохо скрываемым облегчением. Дорожный плащ с гвоздя снял, на плечи накинул. Посмотрел на стоявший в углу комнаты лук с колчаном – мотнул головой.
Засов с ворот снял и вышел навстречу. Остановился в десятке шагов.
Стоит, девчонку разглядывает. В меха разряжена, высокая, статная. Длинная коса, русая. Глаза зелёные – странные, завлекающие. Как будто видит и знает больше, чем говорит. И взгляд такой – вызывающий, неуютный.
Ловчий взгляд встречает, выдерживает. Не привыкать, и не такое в жизни встречать приходилось. Молча смотрит в ответ несколько секунд, отчего-то вспоминая совсем другую, давнюю встречу. После – на посох смотрит, странный посох, изукрашенный, с черепом. Усмехается холодно, как будто и не удивился совсем.
– Заблудилась, красавица? – спрашивает с усмешкой.
Если уж сама к воротам пришла, то пусть сама объясняется.
|
Забраться на диван не составляет труда. Хозяйка без труда читает мысли котёнка. Хихикает. Наклоняется. Комочек шерсти нежно трогают длинные тонкие пальчики, что ещё минуту назад ласкали странный прибор. Это сопровождают звуки речи: большое симпатичное двуногое существо что-то щебечет. Котики не понимают звуков речи. Но они безошибочно угадывают их смысл. Интонации, выражение лица и блеск в хозяйских глазах, что внимательно на тебя смотрят – через них ты ощущаешь любовь к своей маленькой личности. Угрозы нет. Здесь безопасно. Можно отпустить коготки. И в такой сложный момент мир проносится перед глазёнками. Котёнок летит по воздуху на паре ладоней. А потом приземляется. Посадочная площадка невероятно тепла и мягка. Цири попадает в щель между двумя большими округлостями. Если в мире существует самое безопасное место, то оно совершенно точно находится именно тут. Сверху ещё накрывает пижама. Красота. Однако, смутная тревога остаётся на месте. Бимка запрыгивает на диван. Хозяйка пытается подстроиться под него. Улыбается – очень довольна визитом любителя «тыгыдыкать». Пытается протянуть руку, чтобы погладить его, из положения лёжа. Ей пока что не до своего потемневшего устройства. В очередном свете молнии замечает сверкнувшие глаза Мусильды. Брови тут же хмурятся: за кружку ты ответишь сполна, шалунишка. Двуногие способны на самые изобретательные пытки. Некоторые из котов знают это слишком хорошо. Василий Петрович бдительно стоит посреди комнаты. Он вспоминает простую истину: коты всегда видят больше людей. А уж богатый опыт уличного бойца просто изобилует примерами этого. Черныш тоже знает истину. Пусть даже скорее в теории, чем на практике. Однако, ценность учёного в том, что он из непонятных предпосылок способен делать верные выводы. В данном случае, он складывает три элемента: собственные ощущения, математический анализ и поведение Сингуляра. Нужно иметь семь кошачьих пядей во лбу, чтобы отметить необычайную озадаченность обычно ежедневно странного кота в очках. Черныш имеет. Быстрый анализ этих движений, совершаемых котоликом, приводит к однозначному выводу. Точка вторжения определена. Глаза Черныша поднимаются вверх. Чтобы увидеть разверзающееся жерло портала. Дабы взглянуть в глаза невыразимому ужасу... ...душа на мгновение проваливается в никуда. [🎧] [ссылка]
Туннель в иное измерение похож на уродливую чёрную плесень. Всепожирающей амёбой он расползается в углу под потолком рядом с окном. И волна страха-паралича оттуда обдаёт всех котиков в комнате, с лапок до головы. Пахнет сыростью с гнилыми морепродуктами: это тварь вылезает из пространственной бездны астрального мира. ЭТО, – неописуемое словами с иллюстрациями чудище с яркими зенками, – лениво выплёвывает жуткую желейную тушу из-под «нигде». Гадкая аморфная масса, давит на психику котиков своим внешним видом. А Хозяйка выглядит так, словно ничего подобного в её доме не происходит. Она безмятежно гладит Цириллу. А котёнок в этот момент смотрит в очень мерзкую массу извивающихся наростов, отражающуюся в его глазах. Некоторые из них похожи на щупальца осьминога или кальмара. Видимо, главное оружие левитирующей в воздухе твари. Немой смех торжествующего существа раздирает атмосферу уюта. Котолик и Учёный первыми приходят в себя. Они быстро берут контроль над чувствами. Остальные видят, что дело дрянь, в тот момент, когда ЭТО принимается наступать прямиком на Хозяйку, протягивая к той червеобразные руки. Каждый интуитивно понимает: их ждёт мучительная смерть, если ЭТО сотворит с беспечной особой нечто кошмарное. Поэтому в вопросах борьбы с потусторонним монстром не может быть компромиссов. Пусть даже все они всего лишь коты. Пусть даже у них лапки. Это не может сейчас служить оправданием. Это враг – разумный, сильный и коварный. А потому наверняка ожидает слабое сопротивление в доме. Лампочка ночника неприятно моргает.
|
Толпа. Взгляды зевак. Ах, как это нравится Микаелю, он любит пребывать в центре внимания! Не омрачает удовольствие даже потная жара — она лишь часть работы, к ней быстро привыкаешь. Тебе не быть актёром без умения терпеть неудобства. А клоуном тем более, в их мешковатых-то костюмах. Тонкая тельняшка и штаны на их фоне почти по погоде. Даже берет к месту — защищает голову от солнца.
Мим идёт между людей и строит рожи детям и прохожим. Пока без цели и без смысла, так: по велению души в моменте. И, вместе с тем, высматривает возможности для начала выступления. Мимикрия — подражание и, хоть можно просто забраться на сцену и отработать давно отрепетированную программу, подлинная слава достигается в импровизации, во взаимодействии с публикой. Вот, например, эта девочка, явно заинтересованная и пытающаяся убедить папу подойти, чем не первый увлечённый зритель? Леблан шагает к ней, улыбнувшись, и тянет из рукава шарик (один у неё уже есть, но этот превратится в животное). Но планы его путает удар.
Сильный, да. Но терпимый — не зря Микаель столько времени в зале проводит, к боли тело его привычно. Впрочем, лицо ковбоя сулит и другие проблемы. Мим не боится его, нет, но трезвый расчёт резонно подсказывает: подерёшься сейчас и день насмарку. И неизвестно, сколько лечиться придётся. А это расходы и упущенная выгода. Не говоря о том, что столь грубый выход из ситуации претит тонкой артистичной натуре. К тому же, этот бравый южный парень только что подал любопытную идею. И грех не воспользоваться всеми взглядами, что сейчас, наверняка, следят за развитием конфликта.
Мим отступает на шаг, прижимает руку к груди, разрывает зрительный контакт и принимает растерянно-испуганно-виноватое выражение лица и слегка кланяется, отступая. Пятится от громилы. И, вместе с тем следит за каждым его движением. Чтобы, во-первых, уйти от атаки, ежели такое немое (ведь говорящих мимов свет не видывал с античных времён) "извинение" не будет принято и, наоборот, спровоцирует быдло. И, во-вторых, чтобы, как только он отвернётся, придать себе наигранных размеров и, в полной мере подражая манерам и походке ковбоя, стать его тенью, зеркалировать каждое движение, как учат на театральных курсах... оставаясь позади, на безопасном расстоянии. Классика комедии, конечно, но напарник-то не подсадной. А риск... искусство требует жертв!
-
искусство требует жертв!
В этом все твои протагонисты. Не боишься положить их на алтарь, потому и живые, настоящие получаются. Жаль, что ненадолго, как правило, но оно того однозначно стоит
-
Классно. Отличный мим получился
-
Максимально нестандартное разрешение конфликта
-
Жертвуй другими, мим то у нас один. Шикарнейший персонаж.
|
Весельчак, Хмурый.
Объединяете силы в штурме комнаты охраны. Весельчак, давишь гашетку, чувствуя отдачу в слабеющих от кровопотери руках. Выстрел. Визжат девчонки за сервисной стойкой — судя по шуму, кто-то спешно уползает под столы. Картечь разносит офицеру плечо. Тот валится мешком прямиком в дверной проем. То, что надо. Давишь второй раз — и новый куль покатых железок рвет стрелку гортань. Грохот оброненного ружья. Хрипы. В темноте комнатки растекающаяся под телом лужа кажется черной. То же, что натекло под тебя, напротив, красное. Людское, если ты все еще человеком себя считаешь. Откидываешь голову на пол и расслабляешься. Легкость какая-то, хотя неясно, почему именно. До конца ограбления еще чуть ли не марафон ломить. Причем раком вперед.
Хмурый, угрозы в воздух летят. Адресат труп без пяти минут, за горло держится и ногами по полу возит. Но даже если и в воздух, то не впустую. Там еще офицер все-таки есть. Может, поумнее окажется, хотя как знать?
Пиджак.
— Ладно! Хорошо! Я сейчас открою выдвижной ящик и вытащу оттуда ключи! Не стреляй только!
Держишь его на прицеле. Того, что нажмет тревожку, не опасаешься — и по вполне понятной причине. У кассирш истерика. Боятся головы поднять, но к полу их жмут уже не пушки. Не можешь сказать, откуда знаешь — просто знаешь. По наитию. Осматриваешься. Одна из девчушек совсем маленькая, ну точно дочь твоя. Только твоей четырнадцать, а этой девятнадцать от силы.
Менеджер подрагивающей рукой открывает дверь, впуская тебя за сервисную стойку. Осталось лишь пройти в хранилище. Хранилище захлопнуть никто так и не успел.
Шестеренка.
Нет. Случайностью или запугиванием это не было. Вслед за одним выстрелом помповика последовали еще два. Других. Ты полный профан в оружии. И знаешь о нем примерно лишь то, что он стреляет, если потянуть спуск. Но с такого расстояния — с пары шагов от разбитой двери — различить их на звук не составляет труда. Перестрелка. Нашелся внутри кто-то, готовый дать отпор. Или безопасники эти, или залетный какой. Кто-нибудь вроде почетного призера Национальной Стрелковой Ассоциации, излишне поверившего в себя. Холодок по спине. На кончике языка слюна скапливается. Тревожно. Трешь ладони о руль, чтобы согреться, головой вертишь. Сцепление под левой ногой, да газ по правой. По одной ли дороге тебе с теми, кто в банке? Грабить капиталистов — это одно. А убивать в ходе грабежей пролетариев, которые суть в том же положении, что и ты — другое.
* * *
Итан уже рванулся к стойке с оружием, но выстрелы, пусть предназначенные и не ему, оборвали его на полпути. Томаш погибал. За все время службы Итан никогда так близко не сталкивался со смертью. В отличии от Томаша, служившего в тюрьме, он был в национальной безопасности с самого начала и стал ее ветераном. Сначала на низких разрядах, потом в группе быстрого реагирования, а теперь, ближе к пенсии, вот здесь. Во вроде как спокойном месте. В группе быстрого реагирования никогда не приходилось сталкиваться с оружием — на выстрелы вызывали сразу помощников шерифа. А смерть... Смерть всегда оставалась как-то в стороне. Офицеры и погибали, конечно — бывало — но это как на войне с артобстрелами. Чемоданы кого-то убивают, но всегда не тебя и не твоих друзей.
И тут такое.
— Чо, нравится, урод?! Ещё один такой фокус выкинешь, уже я разукрашу твоими мозгами стенку, мудак чёртов! Или ты упадёшь мордой в пол, или полезешь в чёрный мешок! Ну!
Из него словно вытащили позвоночник. Куда бежать? За что хвататься? Оказывать первую помощь? Но ведь не под огнем же, да и не уверен он, что с такими травмами чем-то помогают. Кому-то звонить? Связь обрезана. Хвататься за пушку? Тогда злодеи начнут стрелять по кассирам. По пацанам и девчонкам. Итан сам пожил жизнь, а они нет — они-то в чем виноваты?
Нет. Сопротивляться не стоит. Лучше не сделаешь. Надо просто остаться в живых и дать показания, а копы доведут это до ума. Трусливо? Может быть. Но тот, кто так считает, пусть сам на его место встанет и примет решение. А он, Итан, посмотрит.
Он подошел к рекордеру и вытащил из него кассету, пишущую главный зал. На нее уже легло достаточно. Пихнул кассету в стенной сейф, еще распахнутый, закинул туда же ключи смены охраны и захлопнул дверцу. Каких-то полчаса назад оттуда доставали деньги, чтобы отправить их в хранилище. Всего полчаса назад, но как будто в совершенно другой жизни. Жизни, еще не перешедшей черту, делящую на "до" и "после".
— Не стреляйте! Сдаюсь! — крикнул он как можно громче. — Я бежал так, чисто из-под огня уйти!
А затем показал руки в дверной проем и принялся ждать. Смотреть на Томаша не хотелось. Как будто Томаш все еще мог его осудить.
* * *
Раздался хлопок, и Джой зашелся лаем. Гарри открыл глаза. После смены на забое свинцовая тяжесть в мышцах так и не разошлась. В комнате пахло углем и асбестовой пылью; прогорклая вонь, которой он не чуял. Это были его запахи.
Когда он только начал встречаться с Амелией, та поначалу смешно морщилась, но никогда не жаловалась. Шло время. Однажды Гарри вызвал ее на разговор об этом, но та лишь пожала плечиками. "Каждая работа по-своему пахнет. Врач пахнет аптекой, парфюмер духами и все такое. Чего ты стыдишься? Разве работать стыдно?". Глубокомысленно, подумал тогда Гарри. И ничего не ответил. То, что Амелия уже его выбрала, он еще не знал.
Он задремал перед теликом. Бутылочка "Будвайзера", полумрак, белая рябь помех поверх какого-то ситкома. Надо успокоить пса и разогнать остатки дремы. Амелия не одобряла такое. "Сейчас ляжешь, проснешься в четыре утра и опять бродишь начнешь". Гарри вышел во дворик и, оставив дверь открытой, впустил в дом прохладный ветер.
— Ну что ты лаешь?
Хлопок. Еще хлопок. Джой нашел новые силы, чтобы разлаяться пуще прежнего, и Гарри обратился в слух. Да это же выстрелы! К востоку. Куда-то к востоку. И совсем близко — иначе он не понял бы, откуда именно звук. Вдохнув поглубже, Гарри отправился назад домой и снял трубку телефона.
Тык. Тык-тык. Гудок. Гудок. Гу...
— Девять-один-один, чем я могу Вам помочь?
* * *
Мелкая рябь света где-то далеко внизу. Мелкие дома. Мелкие машины. Легкая дрожь кабины, шум рассекаемого лопастями воздуха. Хрип рации. Подходили к концу вторые пять часов сегодняшней смены, и помощник шерифа второго класса Даррен Монаган уже основательно устал. Хотя даже наедине с собой не признал бы этого. Его службе в дивизии воздушной поддержки минуло уже четыре года, но она его ничуть не вымотала. Любил он небо. Любил до того сильно, что госпожа Монаган не стеснялась ревновать.
Человек должен гореть делом, которым занят, и Даррен горел. Садясь в кабину вертолета, он становился им. Руки сливались воедино с рычагами, ноги с педалями, продолжением органов слуха становились наушники, а продолжением взгляда — приборная панель и небо. Все прочее отходило на второй план. Награждения, присвоение пятилетней планки за выслугу лет, уважение, почет, возвращения домой к развешенным через всю гостиную отсыревшим пеленкам — многое теряло смысл. Это дела земные. А он, Даррен, не на земле сейчас.
Они со вторым пилотом Аланом висели над Пиютским водохранилищем, когда диспетчер подал запрос:
— Всем свободным юнитам Альфа и Сьерра, Контроль.
Ответы от экипажей посыпались градом и тут же засорили эфир.
— Контроль, сто двадцать Альфа. — Контроль, сто двадцать шесть Альфа. — Контроль, сто тридцать три Альфа. — Контроль, семьсот семьдесят третий. — Альфа, Сьерра, десять-двадцать Мэрисвэйл, сотая северо-восточная. Неизвестные открыли огонь, сообщается о трех выстрелах. Код три, отреагируйте. — Контроль, сто двадцать шесть Альфа. Где конкретно это было, он не сообщил? — Сто двадцать шесть Альфа, он сам сказал, что это к востоку было. Звонок поступил с перекрестка сотой и двухсотой северо-восточных. — Контроль, сто двадцать шесть Альфа, десять четыре. Реагируем по коду три.
Алан повернулся к Даррену.
— Ну че, может поможем? — А если спугнем? — Может и спугнем. Но давай все равно спросим, вдруг нужны.
Даррен пожал плечами. Давай, что теперь.
— Контроль, Воздух-три. — Воздух-три, Контроль. — Контроль, мы нужны на ситуации по сотой восточной? — Воздух-три, десять четы... десять шесть, отбой, доложите статус. — Контроль, десять двадцать Пиютское водохранилище, ведем наблюдение за восемьдесят девятой однополосной.
Диспетчер помолчал.
— Контроль, Воздух-три. Прием.
Ответ не последовал.
— Контроль, Воздух-тр... — Воздух-три, Контроль, десять четыре запросу. Ведите наблюдение, прямую поддержку юнитам пока не оказывайте. Старший на ситуации еще не назначен. — Контроль, Воздух-три, десять четыре. Код шесть.
|
♫ — ссылкаОтель на отшибе дорог. Номер с двуспальной кроватью, но в самом номере четверо. Шелест лопастей потолочного вентилятора изредка глушит шум проезжающих машин. Веет куревом — не только-только поднятым облаком кумара, как во всяких питейках, а иначе. Старо и заскорузло. Табачный дым намертво пропитал стены, матрас, постельное белье и половик подле двери. Пропитал еще в незапамятные времена. Поздний вечер, за окном полумрак. Шестеренка движением пальцев раздвигает жалюзи, и рыжелый ржавый свет выхватывает извечную серую пыль. На улице никого. Среди редких машин на парковке он высматривает нужный автомобиль. Тот, что набитый доверху железом, смертоносным и не очень. И автомобиль словно отвечает Шестеренке на взгляд. Ноябрь. В номере не очень тепло, но ежитесь вы не от холода. Мандраж. Адреналин медленно и крайне дозированно, но уверенно поступает в кровь. Бояться есть чего. Всегда, когда пытаешься опрокинуть систему, поиметь ее, а потом уйти безнаказанным, будет место и тревоге, и тоске. По телику вот недавно выступал один боров здоровый из синих. Спецназовец полиции Солт-Лейк-Сити, оператор элемента. Честно признался, что кое-чего побаивается, когда идет на адрес. Казалось бы, работа по адресу — чего проще? Оцепили дом двумя кордонами, в десять рыл собрались, бронежилеты, карабины, и пошли. Хотя внутри один черный с револьвером, да и только. Но даже так все равно страх есть. Вот такие люди на систему работают. Возможно, считаются ее героями. А вам идти против нее. И идти меньшими силами. Отступать уже поздно. Вы заторчали под это дело Двум Пальцам и Шустриле. Если с первым еще как-то дела вести можно — он пусть с гнильцой, но остаточные принципы тоже имеет и слово держит, договориться можно — то второму по-хорошему надо бы кабину нахер прострелить. Жаль, что выбирать, с кем работать, не всегда приходится. Весельчака и вовсе сторонятся, как чумы. Мокрушник, мокрушник... Кто-то разнес, наверное. Может, даже и сам Эйт-Болл. Говноед. Стоило ли ради него впрягаться тогда? Пиджак думает о дочери. Хмурый — о брате. Ляо — о девушке. Все мысли о любимых, как у солдат в окопе перед броском на смерть — и сравнение недалеко от истины. Наверное, у каждого грабителя есть последнее дело. И не просто последнее дело, а то самое последнее дело, после которого прожитому можно будет навсегда подвести черту. Жизнь непременно пойдет на лад, потерянное вернется, а отвернувшиеся дадут еще один шанс. Потом работа завершается. Мандраж и драйв спадают, деньги кончаются, разочарование не уходит, и... И желание поиметь систему снова дает о себе знать. Все начинается заново. Нет. Не было, оказывается, это дело тем самым. А вот то самое еще только грядет. Все становится менее однозначным еще и потому, что в отдельных случаях деньги действительно помогают. Хмурый отправит брата в диспансер, Ляо щегольнет перед родителями девушки. А Пиджак... Да, кстати, Пиджак? На что надеешься? Что вернешь любовь дочери после того, как поставил ее под удар? Купишь за зелень, как банку соевой говядины? Ха. Ладно, что ж. И только Весельчак ни о ком не думает. Недуг — а может быть и дар, как посмотреть — не создает ему близких. Единственное, что саднит, как заноза под лопаткой — это Горелый. Полюбовные отношения “вор ворует, сыщик ловит” подошли к концу, оборвались с жизнью ребенка с того рокового дела. Что-то подсказывает, что Горелый больше не будет брать под арест. Что-то подсказывает, что Горелый будет валить. И валить наглухо, разряжая барабан до холостого щелчка. Надо все обдумать и как можно лучше. План в голове, осталось лишь воскресить детали. Воспроизвести покадрово, а затем быстро промотать, как смонтированную фотопленку перед выпуском. Или как на велосипеде — сначала педали крутишь, а потом позволяешь инерции нести себя вперед. Иными словами, увидеть в последний раз и отпустить. Отпустить до последней мысли.
|
|
Лук Терри определённо остался в таверне. Уоллес беспомощно озирается, через его шею перекинута рука находящейся в полубессознательном состоянии Лины. Лоррейн, упираясь ладонями в грязь, поднимается. Вскидывает голову и бессильно смотрит на последнего всадника Забытого, который уже выбрал новую жертву.
Чёрный конь во весь опор мчится прямо на Артура. Багровые глаза изливают нечеловеческую лютую ненависть сквозь прорези маски. Взлетает к небу, описывая пламенеющую другу, огненный хлыст. Однако, сам Массак теперь ощущает только спокойствие. Он чувствует, что ночь красной луны завершается. Что Забытого со всеми его легионами проклятых смогли, в конце концов, одолеть обычные люди. И этот последний всадник просто не имеет права стать преградой, способной этому помешать.
Исподлобья глядя на мчащуюся прямо на него во весь опор лошадь, сэр Артур вспоминает совсем другую, давнюю битву. Дома тогда тоже пылали, а узкие улочки тоже были завалены костьми, телами и залиты кровью. Он уже давно лишился собственной лошади, продолжая сражаться между двумя лишь чудом уцелевшими баррикадами. К тому моменту он почти смирился со смертью – и вид ноксианского кавалериста, что нависал над головой, замахиваясь для удара шипастым шаром моргенштерна, внушал не столько страх, сколько бесконечную всеобъемлющую усталость.
И Массак в точности повторяет действия, которые спасли ему жизнь на улицах Ионбурга. Стоит неподвижно вплоть до момента, пока не слышит свист вспарывающего воздух хлыста. Смещается в сторону, пропуская мимо плеча пламенеющий кнут, и единственным выпадом снизу-вверх вгоняет лезвие в живот всадника, что, ещё не успев осознать собственную ошибку, проносится мимо.
Вырванный из ладони меч остаётся в теле кавалериста. Последний всадник Забытого мчится во весь опор сквозь красную мглу – с мрачным удовлетворением Массак отмечает, как несколько секунд спустя слетает с крупа лошади опустевшая мантия.
Рыцарь поворачивает голову, наблюдая за Кельтом. Они сходятся, северянин и древнее кровавое божество. Забытый, будто отдавая должное противнику, спешивается. Охотник, видя это, переходит на бег. Хлыст падает в первый раз, хлёстко обрушиваясь с небес вниз, однако Кельт грациозно ныряет в сторону. Забытый отдёргивает оружие назад, поднимая фонтаны грязи и намереваясь завершить схватку горизонтальным размашистым взмахом вдоль самой земли. Однако Кельт, словно почувствовав траекторию движения хлыста за спиной, прыгает.
Эта картина надолго отпечатается в памяти Артура – проскальзывающий под ногами северянина огненный кнут, и словно зависший на мгновение в воздухе охотник за головами. Прыжок Кельта завершается свирепым ударом – руническое лезвие проходит сквозь маску и разрезает прямо в воздухе на две части ещё не успевшую опуститься вниз мантию.
Воин с севера медленно опускает оружие, и Массак видит, как одна за другой начинают гаснуть руны на лезвии. Дышать становится проще – развеивается, поддаваясь порыву налетевшего ветра, вездесущая мгла. Задрав голову в поисках дополнительных доказательств, Артур смотрит на небо. Вместо багрового шара луны он видит лишь затянувшие небосклон тёмные тучи, с которых уже срываются, обжигая разгорячённое боем лицо, первые капли дождя.
|
-
Ух, ё... Заставил ты меня конечно понервничать. Бой вышел очень напряженным, я буквально молился на кубы(и видимо, молитвы мои были услышаны). Давненько таких эмоций не испытывал.
Спасибо, что не прикончил Лину. Не знаю, есть ли в этом какая-то художественная задумка, или ты просто пощадил мои нервы, но тем не менее, спасибо! Я реально переживаю за всех персонажей, которых Артур пытается спасать.
|
-
И ещё один эпизод позади! За историей чрезвычайно интересно следить, и гадать, что же будет дальше, и куда оно всё выведет. Повествование держит напряжение, атмосфера погружает в себя, и персонажи тоже получились очень объёмные и запоминающиеся. Очень любопытно, куда же в итоге всё это выведет.
|
|
|
-
Ух. Это было нервно. Тот случай, когда действительно переживаешь за напарников, и действительно избегаешь напрасного риска, а не хватаешься за любой экшен интереса ради. Твои НПС действительно стоят того, чтобы всеми силами их беречь.
|
|
Конечно все знают, где найти Ди и выводок его девиц. Милли обворожительно улыбается, втайне надеясь, что лапа разодетого в пух и прах кобольда никогда не ляжет покровительственно на её талию. Она ещё недолго болтает ни о чём, отдавая дань вежливости постоянному гостю, затем, сложив алые губы в воздушном поцелуе, изящно изогнувшись, выскальзывает из-за столика. - Пора начинать.
От напряжённого ожидания, кажется, вибрируют даже стёкла. Все хотят видеть Коко. Все знают, что видят её, вероятно, в последний раз. Каждый хочет урвать немножно её любви, сохранить в сокровенном уголке памяти, спрятать от разрушительных волн времени, апатии, повседневной суеты. Долг Милли - подарить им такое воспоминание, которое и годы спустя будет греть душу. Пусть даже звёздочка её карьеры мигнёт и погаснет. - Twinkle, twinkle, little star, How I wonder what you are! Up above the world so high, Like a diamond in the sky... - тихо мурлычет кошка, пробираясь за стойкой, где Фил мечется от кранов с напитками до нестройных бутылочных рядов, отрастив дополнительные пары рук, мимо вспотевшего от трудов бармена в тихий уголок, где дремлет механическое пианино.
Только кто же заставит механизм подать голос? Милли озирается в растерянности, ища взглядом запаздывающую крокодилицу. Лишь сейчас до неё доходит, что компания, отправившаяся в Пьяный квартал, до сих пор не вернулась. Что-то случилось? Новые проблемы? Только некогда уже думать об этом, публика ждёт. Звёздочке пора воссиять во всю мощь! Мурлыканье падает до шёпота: When the blazing sun is gone, When he nothing shines upon, Then you show your little light, Twinkle, twinkle, all the night.
Электрическое солнце уходит, уступая место первородной тьме. И в узком луче прожектора на сцене вспыхивает живой факел. Жидкий огонь, текучий, сверкающий и переливающийся. Старое пианино, кашлянув, извергает поток знакомых звуков. Не желая рисковать, Милли заранее выбрала песню, которая в её исполнении вызывает восторг у любой, даже самой строгой и пресыщенной публики. А всё потому, что бесстыдно играет на примитивнейших струнах бесхитростной мужской души.
I wanna be loved by you, just you, And nobody else but you, I wanna be loved by you, alone! Да-да, милый, только тобой. Именно тобой. Не страшно, что твоя серая роба намертво уделана сажей, и сажа намертво въелась в твою душу. Я всё равно тебя люблю.
I wanna be kissed by you, just you, Nobody else but you, I wanna be kissed by you, alone! Да-да, я хочу, чтобы меня целовал только ты. Неважно, сколько раз лезвие твоего ножа входило под чужие рёбра, для меня ты - невинный ягнёночек, я буду любить одного тебя.
I couldn't aspire, To anything higher, Than, to feel the desire, To make you my own! Ba-dum-ba-dum-ba Doodly-dum-boo
Это "пу!" лопается на губах Коко лёгким пузырьком, забрызгивая зрителей отборнейшим шармом. Она не перестаёт улыбаться, уверяя каждого из присутствующих, что её любовь предназначена ему персонально. Коко действительно любит сейчас этих угрюмых, уставших, вооружённых до зубов, страждущих любви мужчин, иначе не смогла бы спеть столь искренне. Живое воплощение любви, аватар лучшей из богинь, прекраснейшая Коко Нат. Нет разницы, поёт ли она на сцене респектабельного ресторана или второсортной таверны, освещает ли её шар с хрустальными гранями или небольшой софит - она неименно находит тропинку к мужским сердцам.
И ей самой ужасно жаль, что песня так быстро заканчивается. Ведь о любви можно петь вечно. Впрочем, бурные овации, как всегда, примиряют со скоротечностью приятных моментов. Милли раскланивается, рассыпая по сторонам улыбки и реверансы. Она по-настоящему счастлива в этот момент. У певицы никогда не возникало сомнений, в чём смысл жизни: вот же он, в этих мгновениях триумфа! Чистейшее, концентрированное счастье. Ни алкоголь, ни плотские утехи, ни азартные игры рядом не стояли по накалу эмоций. Кошка в ударе и готова петь весь вечер, до последнего клиента. Но у судьбы, как водится, свои планы.
Со своего возвышения Милли довольно быстро понимает, что творится неладное. И неладное незамедлительно обретает лицо, мерзкое причём. Прима яростно топает ножкой. Сжав кулачки, выкрикивает, нисколько не смешавшись: - Ууууууу, вот говнюк, выступление мне испортил! Ни хвоста, ни совести! Такое выступление было, такой вечер! И вам испортил. Я бы до ночи пела, но ему же не терпится устроить свои дурацкие разборки прямо сейчас!
Она обводит толпу горящим взором. Неужели вы оставите это так просто, парни? Неужели не поставите ублюдка на место? Пусть большинству из вас не светило общество великолепной Коко, вы могли провести приятный вечерок в отблесках её сияния, направленного на самых удачливых. Будучи в настроении, Милли не обходила вниманием даже самых невзрачных клиентов, присаживаясь на минутку к тем, с кого нечего взять. Бессмысленно с точки зрения меркантильности, зато полезно для репутации. В последнее выступление она собиралась развернуться по полной. А нет ничего опаснее разъярённой женщины, которой сорвали миг законной славы.
|
|
1 – The Signs of FateОбратный путь до деревни тонет в тумане. Ноет раненое бедро, выступает на лице лихорадочная испарина. Спуски и восхождения даются с неимоверным трудом. Бурая кровь проступает на походной повязке. Возвращается отряд в гнетущем молчании. Измотанные физически и морально, израненные и истощённые. Артур словно во сне видит Уоллеса, который тащит на руках тело Генри. Видит, как падает со стоном Кабан, и как, отчаянно бранясь, поднимается снова. Лицо горит, призрачная дымка застилает глаза. Домики Темнолесья вспарывают зыбкую пелену хлещущего дождя далеко впереди. Их встречает Корбут в окружении местных. Артур не помнит подробностей, но, кажется, теряет сознание. В следующий раз в себя он приходит в тёплой постели. Деревянные стены и низкие потолки снятой Рихтером комнаты, одиноко трепещущая на табурете оплавленная свеча. Резкая боль в районе бедра. Порывисто приподнявшись, Артур понимает, что в комнате не один. Терри решительно надавливает командиру на грудь, укладывая его назад на подушку. Бледное лицо Лины дрожащим маревом маячит перед глазами. Пальцы девушки обжигают – она что-то интенсивно втирает в бедро. Кажется, Артур стонет и несколько раз порывисто вздрагивает. – Всё будет хорошо, – тихий шепот травницы доносится сквозь сгущающуюся в голове темноту. – Ты поправишься, Артур. Ты точно поправишься… Лихорадочное забытье прерывается спутанными кошмарами. Вот златовласая Сьюзи укоряюще смотрит на Артура в тот момент, когда хрупкое горло девушки стискивает лапища раскрасневшегося от ярости Кабана. Вот разводит руки в сторону Преподобный – его хохот громогласным эхом разносится по окрестностям, а в сооружённый деревенскими погребальный помост с оглушительным треском вонзается молния. Языки пламени охватывают тело – на помосте не Сьюзи, но Генри Стиллвотер. Он ещё жив, извивается и вопит, но местные, не обращая внимания на жар, удерживают Лорда на погребальном помосте. Темнота, вспышка – и новое лихорадочное видение. Рихтер рывком поднимает Бьянку за волосы, вскрывая горло девушки с хладнокровной ухмылкой. Но кровь хлещет фонтаном не в жидкую грязь – она окропляет рунный камень на Лысом Холме. Облака на небосклоне снова ускоряют свой бег, поднимается ветер, прижимая к земле чахлые берёзы и ели. И, наконец, сквозь лихорадочное забытье проступает костёр. Он полыхает в дождливой мгле подобно путеводному маяку – у костра, сгорбившись, сидит Арей. Половина лица его страшно обожжена, на уцелевшей половине – издевательская ухмылка. – Завтра мы уедем, Массак. Захватим золото Преподобного и свалим из этой дыры. В Ноксию или Третогор – не имеет значения, – Арей медленно прокручивает над огнём вертел с насаженным кроликом. – А ты останешься здесь навсегда. Сгниёшь в этих топях. Ты и каждый из тех, кто последовал сюда за тобой. Очередное видение отступает – Артур снова просыпается в холодной поту, почти сразу проваливаясь в новую грёзу. В следующий раз он приходит в себя уже на следующий день. Всё в той же арендованной комнате, в одиночестве. Лихорадочный жар отступил, однако по-прежнему сохраняется слабость. Какое-то время спустя появляется Борек – хмыкнув, он качает головой и уходит. Несколько часов требуется для того, чтобы справиться со слабостью и разобраться в конце концов в собственном состоянии. Ещё один день заканчивается, лучи заката проникают в комнату сквозь крохотное окошко. На бедре – свежая повязка, ещё не успевшая пропитаться кровью. Вместе с Уоллесом Артур спускается вниз – трактирщик как раз заканчивает приготовления к трапезе. Командир занимает своё место за тем самым столом. Нога по-прежнему ноет, однако чудодейственные мази Лины, очевидно, неплохо справляются. Терри оставляет его в пустом зале таверны, коротко сообщив, что Кабан и Рихтер жить будут. Уходит, сказав, что скоро вернётся. Борек ставит перед Артуром кружку эля и миску с похлёбкой. Бормочет что-то про то, что поесть обязательно надобно. Возвращается на своё законное место. Дверь таверны отворяется прежде, чем Массак успевает приступить к ужину. Вместе с порывом холодного ветра в зал широким шагом врывается жрец. Алая мантия развевается позади, седая борода грозно топорщится, глаза Преподобного мечут молнии. Он направляется прямо к Артуру – не спрашивая приглашения, занимает место напротив. – Живой, значит, – констатирует сухо.
|
Фил глянул на Гектора с ухмылкой, но в то же время с каким-то спортивным интересом. - Ладно, ты реабилитирован в моих глазах. Коктейли тут едва ли кто-то заказывает, а пиво с джином разливать помаленьку с ума сойдешь от рутины... - произнес волк, взяв из-под стойки две бутылки, грязную зеленую и чистую белую с отодранной этикеткой. В первой был виски, а во второй вермут, и если виски был здешний, его гнали в бочках в подвале, то вот вермут приходилось в небольших количествах покупать либо у кроков, либо у перекупщиков. Поэтому он был... недешевым удовольствием. Как, собственно, и любой биттер. Обычно в его качестве выступала какая-то горькая мать, которую гнали крокодилы из кореньев болотных трав. Выходил действительно мощный концентрат, из-за чего добавлять его нужно было довольно аккуратно. Фил поставил на стол и его в бутылке с бумажкой, кое-где покрывшейся коричневым налетом, на которой было написано "Не пить! Убьет!". И действительно, последний, кто его попробовал вчистую, свалился с серьезным расстройством желудка. Именно для этих целей Фил приписал эту бумажку. - Секунду... - волк ловко убежал в сторону подвала, взяв с собой бокальчик. Спустя пару минут он вернулся оттуда все с тем же бокалом, но в нем уже было несколько кусочков льда, который хранился в специальной камере в подвале, прямо рядом с бочками с виски. Прямо в бокал со льдом Фил начал наливать на глазок вермут, а за ним и виски. Рецепты коктейлей он помнил наизусть, хоть и редко их подавал, поэтому пропорции получились правильными с первого раза. Следом он добавил пару капель того крокодильего биттера и перемешал ложечкой, а следом срезал с немного засохшей половинки крошечного лимона кожуру. Лимон обычно использовал сам Фил, чтобы пить с ним чай и добавлять посетителям, когда они этого попросят, поэтому оный был еще относительно свеж со вчерашнего дня. Волк слил коктейль в красивую коктейльную рюмку, задержав кусочки льда в стакане при помощи сито, а после выжал сок с цедры в коктейль и аккуратно положил кусочек кожуры с краю. - Один Цинван, - произнес Фил, передавая коктейль рыси. - Хотя до завтрака не рекомендую выпивать.
Следом же, выслушав историю от кобольда, волк громко усмехнулся, возможно даже натужно. - Я бы лучше дал ему кличку "ничем-не-думающий". Это же надо додуматься, динамитом банк грабить... - он покрутил пальцем у виска. - Ну, может, хоть обувь хорошую делает...
Услышав просьбу Лиз, Фил вновь усмехнулся. - Знаешь, сестрица, похмелье можно и другими способами лечить, - произнес волк, впрочем, доставая турку и ставя ее перед собой. - Но это, видимо, не про тебя, да? Далее он взял кубическую кофемолку с круглой ручкой, а после засыпал туда кофейные зерна. Когда бармен начал крутить эту шкатулку, послышался характерный треск крошащихся зерен. Получившийся порошок парень высыпал в турку и залил кипятком, еще какое-то время подержав турку над примусом. Получилось довольно быстро... Далее в ход пошло то же сито, через которое Фил переливал коктейль. Конечно же, волк предварительно сполоснул его. Быстро вылив ароматный кофе в кружку, бармен добавил туда половину рюмки виски и немного сливок. - Держи, - Фил передал напиток официантке и рядом поставил сахарницу с тростниковым коричневым сахаром, которого тут было навалом. - Черт знает, где он... Наверное, опять балду гоняет где-то, а мы опять с голоду помирай.
Когда засвистел чайник, Филлип снял его с примуса и тут же вылил кипяток в заранее заготовленную смесь из трав и сушеных ягод. Волк уже привык к ежедневному запросу охранника, поэтому клал пропорции прямо по предпочтениям филина. Этот раз не стал исключением, и горячий напиток уже ждал охранника на стойке. Взяв газету, Филлип протяжно выдохнул, прочитав титульный лист. - Хоть бы в следующий раз уже с концами его... - произнес он с презрением. - Почему-то после Эйнхерии все Магнусы кажутся полными ублюдками.
-
Аж сам захотел всё это заказать
-
Гармонично, эстетично и изящно проделанная работа бармена. Моё уважение
-
Гармонично, эстетично и изящно проделанная работа бармена. Моё уважение
|
Лиз спала, и ей снилось, что она мчится в шикарном кабриолете по горящим иллюминацией улицам, по широкому мосту через реку, и она совсем молоденькая пушистая лисичка, вся шикарная такая, она заливается беззаботным смехом, кокетливо отводя лапкой газовый шарф с носика. За рулем кто-то, чьего лица она не видела - или ей было безразлично? Он был тоже шикарным парнем, и на его чешуйчатой лапе сверкало кольцо с крупным камнем, никак не подделка! Они мчались и смеялись, и тут вдруг поперек дороги со скрежетом и дребезжанием нарисовался какой-то ржавый гроб на колесах - нарисовался, развернулся таким молодецким дрифтом, аж искры из-под колес... и Лиз увидела, что это старый Сундук, будь он неладен! И она полетела прямо через него и бултыхнулась в холодную реку, и задние лапы свело холодом... "Ай!" - вскрикнула Лиз и проснулась. Сундук и правда ехал по улице, но кабриолета, конечно, не было. Голова раскалывалась. Похоже, вчера она перебрала немного, снимая стресс и усталость перед сном. Лиз, вздыхая и ахая, вылезла из постели, взглянула в зеркало - увиденное ее не устроило. И начала приводить себя в порядок прежде чем вылезти к умывальнику - не пугать же сослуживцев таверны - и напевала себе под нос низко и хрипловато. Песня была грустная, но Лиз привносила в нее здоровый такой жизненный пофигизм, типа: не ссы, бро, мы еще живы, еще не вечер.
Last thing I remember I was running for the door I had to find the passage back To the place I was before "Relax" said the night man "We are programmed to receive You can check out any time you like But you can never leave!"*
Лиз вылезла в коридор, одетая в ,узенькую зеленую блузку с короткими рукавами и основательным вырезом и узкую черную юбку, напудренная густо, чтобы скрыть тени под глазами, зябко передернула плечами и пошла к умывальнику. У умывальника она пересеклась с Фархатом, который поздоровался с ней. - Оу! Привет! Уже начистил перья, хоть на парад! - рассмеялась она в ответ на приветствие. Фархат это Фархат. Интересно, что должно произойти, чтобы он вышел непричесанный и не начищенный. - Я не опоздала? Скавы ффем, я ффяс буду. Дефект дикции объяснялся тем, что Лиз наводила последние штрихи, рисуя карминной помадой губы-"сердечко". Она спустилась, крикнув Эзре по пути: "И тебе привет, подруга!" Крокодилица ей нравилась тем, что никогда не задирала нос, при том, что она умела делать кучу вещей, до которых Лиззи было как до луны, в том числе варила сногсшибательное пойло, от которого перехватывало дыхание и глаза слезились. Лиз раз попробовала и просипела, вытирая слезы: "Эрза, солнышко, я, пожалуй, на сегодня пас... но знаешь, когда мне не хватит виски и захочется надраться вусмерть, я обязательно у тебя попрошу еще этого... в общем, этого!Ты бы, кстати, название ему придумала покруче, типа "Взрыв в горячем цеху", "Бомба" или что-то вроде... " Пока она по дороге пару раз взглянула в карманное зеркальце, чтобы проверить, не криво ли она нарисовала себе глаза, у столиков уже собралась вся компания. Ну надо же, чуть ли не раньше всех встала, а позже всех пришла - не считая Милли, конечно, которая выходила когда хотела. - Привет всем! Эх, Оди, кто бы нам Сундук взорвал, я думала, околею от грохота, до сих пор голова гудит, - Лиз небрежно потерла лапой висок, который до сих пор гудел, правда, Сундук тут был не причем. Она убрала грязный стакан, взглянула мельком на салфеточку с сердечком. Милли, Милли, твои поклонники скоро тебя караулить будут прямо тут, под столиками ночевать будут. Лезут прямо, как эти... моззи, отбою нет. Лиз взяла салфеточку за уголок, из любопытства ,втяула носом воздух - кто это у нас тут такой настырный? - и положила ее на краешек барной стойки. Выбросить бы ее, но вдруг Милли заинтересуется., Лиз подошла к барной стойке, умильно повиливая хвостом: - Филипп, дорогой, налей мне, пожалуйста, кофе и виски немного,... воооот столько, - выражение Лиз стало еще умильней, пока она показывала лапой, постепенно раздвигая пальцы шире и шире, - можно прямо в виски, чего зря стакан пачкать. Горячий кофе с ароматным виски - способен мертвого пробудить к жизни. Поесть бы еще, глядишь, голова бы совсем отпустила. - А где Фонг? Еще не приходил? Планов у лисы особых не было, кроме как поесть как следует и прошвырнуться по магазинам - не покупать, потому что финансы поют, как говорится, романсы, а так, поглядеть и прикинуть, чего душа желает. Чего-нибудь красивого и не слишком дорогого.
|
Утро Фархата начиналось как обычно. Проснувшись от ужасного грохота стального монстра, он недовольно поморщился. Окружающая среда словно хотела его смерти: скрежет трамвая ощущался ржавым, зазубренным ножом, царапающим барабанные перепонки, а солнце нещадно слепило чувствительные глаза – филин, прогуливаясь однажды по местной барахолке, решил сэкономить на занавесках. Охранник встал со скрипучей кровати и откинул грубое льняное одеяло серого цвета. Кровать была маловата, поэтому приходилось спать наискосок, из-за чего частенько затекали плечи. Фархат, в одном светлом нижнем белье, подошёл к самому обычному квадратному, с вытянутыми цилиндрическими ножками, дубовому столу и взял с его края спички и курительную трубку, предусмотрительно заправленную табаком. Вставив её в клюв, он подошёл к окну и открыл скрипящую форточку. Холодный ветер тут же обдул филина, отчего тот непроизвольно нахохлился. Когда же он поджёг табак и закурил, то терпкий, сладковатый вкус разлился внутри него, нивелируя неприятный холод. Бывший житель пустыни задумался о далёких Южных Землях...
Догоревший табак посыпался из трубки в окно и был распылён ветром в небе, исполосанном чёрным дымом. Филин закрыл окно и наклонился под подоконник. Там он отвязал леску от каждого из четырёх колокольчиков разного размера и, как следствие, высоты звучания, отвечавших за простенькую систему сигнализации внутри таверны. Первая леска соединяла углы парадной двери, запасного выхода и окон первого этажа, вторая вела ко входу в подвальное помещение, третья соединяла с колокольчиком окно в коридоре третьего этажа, а четвёртая – с углом двери, ведущей в комнату Халькварда. Затем Фархат взял расчёску и подошёл к треснутому настенному зеркалу, где принялся с неподдельным рвением расчёсывать непослушные перья на голове. В далёком детстве ему не посчастливилось проснуться пораньше и увидеть отца, собиравшегося на работу: растрёпанный, с чёрными мешками под глазами он выглядел как оживший труп, отчего сильно напугал мальчишку своим видом.
Когда битва с внешним видом была завершена, филин наклонился к небольшому комоду, над которым и висело зеркало. Оттуда он достал свой привычный, не раз стираный и оттого постепенно выцветающий, комплект одежды и, спасаясь от утреннего холода, поспешил в него облачиться. Затем охранник сел на стул и достал из-под комода классические чёрные туфли и, с помощью щётки и крема, довёл их до блеска во всех местах. Он посмотрел на когти на ногах и решил, что они достаточно короткие и обрезать их пока рано. Вытянув из правой туфли кожаное портмоне, Фархат открыл его и пересчитал оставшиеся драконы, после чего обулся и открыл нижний ящик комода. Затем он вытащил из него дублёные ножны с кинжалами внутри, после чего, убедившись в остроте клинков, привязал их себе на пояс, вышел из комнаты и закрыл скрипучую дверь на замок.
Пройдя по коридору до умывальника, Фархат встретил Лиз. Пожелав доброго утра и обменявшись с ней парой словечек, филин прошёл к единственному на этаже источнику воды и быстро умылся, стараясь не промочить пух под перьями. Затем охранник пошёл к своему посту на первом этаже, где уже готовились к приёму посетителей бармен и официант. Как только он спустился, затарахтел генератор и включились лампы, заставив Фархата слегка прищуриться. Чувствительные глаза болезненно реагировали даже на тусклый свет, но через некоторое время привыкали.
— Доброе утро Филипп, ты сегодня чернее, чем обычно, — с улыбкой произнёс филин, проходя мимо барной стойки, — сделаешь мне стаканчик чая без сахара, пожалуйста? — попросил Фархат и, не дожидаясь ответа, пошёл к парадной двери.
|
– Говорил же, дурное знамение. Прольётся кровь. Если не сделать, что должно, – Корбут мотает из стороны в сторону головой, направляясь к трактиру. – Может статься, что духи послали тебя и людей твоих на помощь нам, странник. Выпьем сперва. После – дела все обсудим.
Деревня позади возвращается к привычному образу жизни. Часть местных тушит пожар, организовав цепочку с ведрами между колодцем и объятой пламенем хатой. Другие подняли тело и сооружают сноровисто новый помост. Налетающий свирепыми порывами ветер доносит обрывки фраз командующего парадом жреца в алой мантии. Корбут решительно толкает дверь и первым вваливается в трактир.
– Борек! – ревёт он сходу, направляясь к одному из дальних столов. Тому самому столу, который занимал накануне вместе с Хельмутом и другими. Старейшина грузно опускается на скамью – дождевая вода потоками стекает с его бороды и промокшего насквозь плаща на дощатый пол.
Заспанный Борек появляется спустя несколько минут. – Чего тебя в такую рань принесло? – спрашивает ворчливо, на ходу протирая глаза. – Наливай своего лучшего эля. Кружку мне, да кружку гостю, – трактирщик продолжает что-то недовольно ворчать, но практически сразу уходит за выпивкой.
Стоит раннее утро. За окном продолжает хлестать отчаянно дождь, в зале таверны нет ни единой души – кроме Корбута и самого Артура. – То было одно из дел, о коих мы говорили, – сообщает старейшина Массаку, понизив голос. – Налётчики богомерзкие. Разумею так – больше их было, но остальные, как видно, топью ушли. Этот бы тоже ушёл, коль не решил коня прихватить. Молодой совсем, не управился, как видно, с животиной.
Корбут снова качает неодобрительно головой. – Отступники, что попирают и законы людские, и законы Всевышнего. То наши люди были когда-то. Молодняк безмозглый. Сбежали из деревни несколько зим назад. Думали, не место им здесь. Думали, найдут чем промыслить сами в лесах да болотах. Один вернулся с зиму назад. Приполз израненный, молил простить, да принять в деревню назад.
Возвращается Борек. Ставит на стол две кружки с густым коричневым элем. Одну перед Корбутом, вторую – около Артура. – Где эта девка запропастилась… – ворчит на ходу. Старейшина мрачнеет. – Нет больше девки, – возвысив голос, бросает трактирщику вслед. Борек медленно оборачивается – на лице недоумение. – Шею сломала блудница. Новую помощницу искать тебе надобно. Артур видит, как трактирщик, чуть пошатнувшись, упирается в стойку ладонью. – Сьюзи-то..? Корбут кивает и отгоняет Борека властным жестом.
– Так вот, значицца. Вернуться хотел. Просил назад принять. Страшные вещи рассказывал. О том, что встретили они там. Что делали, как пропитание добывали. Из тех семерых, что бежали, в живых только четверо к тому моменту осталось. А куда ж принимать? Родители ужо от ирода отреклись, да и другие не поняли бы. Отказал ему Преподобный, – Корбут смотрит Артуру в глаза, жёстко и отчётливо чеканя каждое слово. – С теми проблем не было. Да и не пытались они нас доставать. Месяца четыре как всё поменялось. Встретили они, значицца, другого головореза. У того несколько своих людей было, да и вояка он, видать, опытный. И как солдат этот шайку возглавил – так совсем житья не стало от них. Забыли лица матерей и отцов, рубят почём зря родных да соседей. Сам понимаешь – с молокососами теми мы б ещё разобрались. А с солдатами мужиков собирать воевать – то дело гиблое. Глазом моргнуть не успеешь – полдеревни поляжет.
Корбут поднимает кружку и делает несколько могучих глотков, практически ополовинивая её сходу. – То для тебя дело. Немного их там. Человек шесть, может семь. Трое наших, да вояка тот со своими. Лагерь у них, к северу от деревни. Наводку дать могу, где искать, но точно то мне тоже неведомо. Волками кличут себя, бандюганы, – Корбут вздыхает. – Убить их надобно всех. По тем, кто наш был, плакать больше не станут. Кровь за кровь, говорил я уже. Успокоить надобно духов.
Старейшина приканчивает кружку и хлопком ладони по столу подзывает Борека снова. – И второе дело есть. С обоими надобно до красной луны разобраться, но тебе решать, когда и что делать. За второе плачу, как сговаривались. Вокруг деревни нашей, значицца, с незапамятных времён круг камней установлен. То не обычные валуны, на них руны – руны древние, те, что духам слова правильные говорят, да от деревни погань всякую отгоняют. Зло за камни эти не лезет, стороною деревню обходит. Только один из валунов повалился недавно. Может повалил кто, может топи во всём виноваты. Надобно поднять обратно его – потому как без круга и защиты никакой нет. До красной луны поднять обязательно. Мы бы сами сходили, но место там гиблое – топи, в сезон дождей опасно соваться. Не из-за болота, – Корбут спешит оправдаться. – Твари там часто шастают. Не звери дикие, другие.
-
О, вот это я понимаю возвращение. Очень живо Корбут представляется. И в мелких деталях вроде капающей с него воды, и в манере общения с трактирщиком, и как с Артуром говорит. И вообще, вся сцена хорошо рисуется в голове благодаря умению с текстом работать. Вроде и много букв, а читается легко.
|
В безрадостном свете пасмурного серого утра деревня выглядит ещё более мрачно, чем ночью. По крайней мере – дождь прекратился, пусть клубящиеся над головами тёмные тучи и намекают на скорее продолжение. Рихтер начинает сноровисто взбираться вверх по холму. – Признаться, я ожидал увидеть одноглазую уродливую каргу, – хмыкает Ханс. – Местной ведьме могла бы позавидовать добрая половина столичных леди.
Они поднимаются на вершину холма, начиная шагать по уже знакомой с прошлой ночи Артуру улице. – Помнишь вчерашнюю девочку из таверны? – приблизившись к Массаку, спрашивает Ханс шёпотом на ходу. – Не ноксианку, флейтистку.
Вокруг – ни души. По всей видимости, Рихтер прав и местные действительно привыкли просыпаться несколько позже. Лишь со стороны топей доносится писклявый визг какой-то незнакомой Артуру живности. Всполошившись, отвечают обеспокоенным клокотанием куры в близлежащем хлеву. Ханс переходит на быстрый шаг.
– Почти сразу, как вы ушли, к ней приклеился Генри. Он это умеет, ты знаешь. Несколько кружек эля и он уже рассказывает про замки, стены которых в разы выше часовни этой их церкви. Девчонка слушала, раскрыв рот, – Ханс замолкает, задумавшись. – Сьюзи. По-моему, Сьюзи. Дочь кого-то из местных, помогает трактирщику в сезон дождей за пару-тройку монет.
Мимо проплывает фасад белокаменного местного храма. При свете в глаза Артуру бросается не только лишь странный крест, но и прибитые над входом ветвистые оленьи рога. – Я уже думал их урезонить, но тут вернулись Роб с Уоллесом. Кабан был мрачнее тучи и заказал несколько кувшинов этого местного самогона на все наши последние кроны. Терри почти сразу ушёл в комнату, спать. В общем…
Впереди уже виднеется двухэтажная коробка трактира. Однако, Рихтер уверенно сворачивает в сторону, в направлении одиноко возвышавшегося на самой окраине деревни амбара. – Стиллвотер с девчонкой закончили ворковать и ушли резвиться на сеновал. Это, по всей видимости, очень сильно не понравилось Кабану. Несколько минут спустя я тоже вышел наружу, отлить. Наткнулся на Лордика. Если я правильно разобрал его лепет, то Кабан снял его с полуобнажённой девицы и отвесил знатную оплеуху. Потом, со словами, что она достойна большего, попытался оприходовать сам.
Ритхер морщится, сплёвывая. – Бедняжка не оценила всей глубины душевного порыва старины Роба, начала визжать и брыкаться. Кабан успокоил её пощёчиной, – Мясник цокает. – И, по всей видимости, сломал шею.
Ханс заканчивает историю аккурат в тот момент, когда они вместо с Артуром огибают злополучный амбар. Генри, опустив голову, сидит на оградке около самых ворот – на коленях Стиллвотера покоится меч, а сам парень будто любуется утренним светом, что преломляется и переливается в зеркале стали. Услышав голоса и шаги, Лорд поднимает голову. На скуле уже набухает свежий синяк, однако глаза выражают совершенно несвойственную обычно Генри решимость.
|
1 – A Storm To ComeЖидкое хлюпанье грязи и воды под ногами. Косые струи дождя, заливающие глаза и пропитывающие насквозь одежду. Кромешная темнота затянутого низкими свинцовыми тучами неба – поздний вечер, который в это время года куда больше напоминает глубокую ночь. Единственный источник света – несколько факелов, отчаянно трепещущих на пронзительном осеннем ветру. Сосредоточенное сопение взмокших и измотанных длительным переходом мужчин. – Попробуй только сдохнуть, Лоррейн, – угрожающе сипит Кабан позади. – Только, сука, попробуй. В нескольких шагах впереди маячит широкая спина Уоллеса – вглядываясь в тьму за пределами светового кольцо до рези в глазах, парень продирается сквозь низкий кустарник, указывая дорогу. – Где там твоя деревня, Уоллес? – выкрикивает, не унимаясь, Кабан. Словно огромный бородатый медведь, он ломится упрямо вперёд, поддерживая бледного и необычайно молчаливого Эдварда. Рука Лоррейна судорожно обхватывает мощную шею громилы, и он пытается продолжать идти сам – однако, Артуру кажется, что последний час Эдвард скорее просто перебирает ногами. Роберт, не жалуясь и не прося о замене, упрямо тащит соратника на себе – и грозно сведённые косматые брови намекают на то, что лучше не стоит пытаться его сейчас подменять. – Это точно была деревня, должно быть мы совсем рядом, – остановившись, негромко отвечает остальным Терри. Некоторое время он нерешительно колеблется, выбирая дорогу. В арьергарде отряда понуро плетётся притихший Генри в компании сосредоточенного и молчаливого Рихтера. На ногах последнего агрессивно горят алой замшей новенькие ботинки – недавний трофей. Иногда Артуру кажется, что Мясник буквально одержим этими чёртовыми ботинками, меняя их практически при каждом удобном случае. Продираясь следом за Уоллесом сквозь дьявольский ливень, Артур не может не думать о том, насколько быстро ситуация в их положении выходит из-под контроля. Всего несколько суток назад ему в конце концов показалось, что они достаточно углубились на юг. В запасе имелась еда, и даже лихорадка, которая едва не прикончила Генри, в конце концов отступила. Однако, их угораздило наткнуться на ту поляну. Небольшая братская могила посреди неизвестности – было странно внезапно обнаружить в таком количестве трупы после того, как за последние несколько недель им не удавалось найти даже малейший намёк на признаки цивилизации. Ожесточённая схватка, судя по всему, завершилась недавно – вороны вовсю пировали над свежими трупами. Стояло пасмурное осеннее утро – услышав приближение людей, трупоеды тучами вспорхнули с насиженным мест, оглашая окрестности тревожным пророческим карканьем. Кто и с кем бился определить возможным не представлялось – на одном из брошенных щитов Артур заметил золотое ноксианское солнце, а человек возле сломанной повозки, вычурным дублетом и замшевыми ботинками, вовсе походил на купца. Пока Уоллес собирал стрелы, Рихтер, жизнерадостно хмыкнув, уже примеривался к ярко-красным замшевым сапогам. Даже так глубоко на юге, едва ли не в самом сердце топей треклятого Сероземья, отряд продолжали преследовать смерть и война. Первые капли дождя сорвались с набухшего свинцом, затянутого низкими тучами, неба. Хруст ветвей позади заставил Артура обернуться. Именно тогда и появились Они. Бледные поджарые силуэты. Худые как смерть сутулые существа, обтянутые прозрачной практически кожей. Непропорционально длинные руки, который переходят в изогнутые когти с зазубринами, волочащиеся по самой земле. Лица мертвецов с тёмными провалами ртов, обрамлённых несколькими кольцами мелких заострённых зубов. И прочная выступающая лобовая кость на том месте, где у людей обычно находятся рот и глаза. В разрозненном дневном свете они казались неестественными, сюрреалистичными. Асинхронные рваные движения резали восприятие своей поступательной резкостью. Так должна двигаться марионетка в руках хорошего кукловода, а не живое существо. Они выходили из леса, сжимая вокруг места трапезы полукруг. Артур прежде слышал рассказы о падальщиках, но никогда не воспринимал их всерьёз. И уж точно не рассчитывал столкнуться вживую с этими тварями. События последующих суток всплывают в памяти рваными отрывками, словно во сне и в тумане. Матерящийся Ритхтер, отчаянно шнурующий свой новый ботинок. Дрожащие пальцы Стиллвотера, что есть сил стиснувшие рукоять меча. Отряд отступал, на ходу формируя подобие построения. Новые поджарые силуэты с вальяжной медлительностью выходили из леса наперерез. Прорваться без боя не выходило – как выяснилось, живые интересуют падальщиков ненамного меньше, чем мёртвые. Артур вспоминает обомлевшего Генри, с ужасом взирающего на выпрямляющуюся в полный рост в метре от него чудовищную фигуру. Вспоминает рёв Роберта, с размаху опускающего молот на лысый череп другого падальщика. Хруст костей, деформированное сокрушительным ударом тело в траве, судороги существа, которое почти сразу начинает медленно подниматься с оглушительным треском встающих на место суставов. Генри наверняка остался бы там, если бы не Лоррейн. Тот оттолкнул парня в сторону, вгоняя меч в падальщика чуть выше ключицы. Клинок Эда завяз в бледной плоти – изогнутые когти вонзились в бок, беспрепятственно прорывая звенья кольчуги. Артур помнит, что первые несколько часов Лоррейн двигался сам. Сперва бежал вслед за всеми, не разбирая дороги. После шагал, выделяясь разве что повышенной молчаливостью. Несколько часов спустя они позволили себе первый привал и осмотрели рану. Чрезвычайно паскудно выглядевшее гноение началось практически сразу. Артур помнит, что при первом же взгляде на рану понял, что Эду потребуется профессиональная медицинская помощь. Накрапывающий дождь перешёл в ливень – характерный для этой местности сезон гроз начался на несколько недель раньше обычного. – Вот оно! – выкрикивает впереди Уоллес, возвращая Артура в реальность. В слякотную и дождливую ночь, к их попытке добраться до неизвестной деревни, которую Терри обнаружил около часа назад во время разведки. Кабан жизнерадостно хохочет позади, хлопая по спине совсем поникшего Эда. Впереди, за сплошной завесой дождя, действительно виднеются огни поселения. Там есть жизнь. Там может быть помощь.
|
|
Против опасений, невидимка вполне убивается обычными пулями. Что, не понравилось, милая? - злорадно думаю я, когда цель исчезает с насиженного места. Второй выстрел пропадает даром: тварь слишком быстра. Я не обращаю внимания ни на что. Прикусив губу, всматриваюсь в пелену водяной взвеси, выглядывая прорехи. Струйки воды льются со шляпы, пропитывают плащ. Дождь, минуту назад бывший всего лишь мелкой моросью, разошёлся вовсю. И надо отметить, этот разгул приходится весьма кстати. Иначе мы с Кэролайн даже не сообразили бы, куда смотреть.
Теперь знаем. Более того, даже знаем, кто явился по наши души. Вспышка молнии выхватывает тварь из небытия, и я подавляю дрожь отвращения. Господи, что это?! Определённо, про мух-переростков наставники не упоминали! Однако видение омерзительного существа внезапно успокаивает - ту часть моего сознания, которая отвечает за оборону. Вторая, более впечатлительная, рвётся оказаться подальше отсюда, но я удерживаю себя на месте. Спокойно, девочка, мы же видели это. Оно более не является загадкой. Электричество лишает его преимущества невидимости. Пули вонзаются в плоть - значит, то же сделает и шпага. Только вот оно обладает такими размерами, что двоих охотников может оказаться маловато...
Поэтому не имею ничего против тактического отступления, скомандованного напарницей. Решать ей, потому что именно она с большой вероятностью примет на себя первый удар твари размером с наш экипаж. Я бы поддержала любое решение Кэролайн, но втайне рада, что она не захотела связываться. Одно дело - осознавать, что в Гримфолде можно нарваться на неизвестных науке чудовищ, другое - встретиться с ними лицом к лицу. Может, мы и справимся. Может, нам придётся справиться, если плотоядная муха не захочет расставаться с добычей, последовав за ней во двор. Не похоже, что крылья рудиментарные. Хотя тогда ничто не мешает твари атаковать с воздуха - а она зачем-то носится по земле. Мысли молниеносно проносятся в голове подобно вспышкам молний, пока я, бросив взгляд за спину, отступаю за ворота. Не опуская револьвер, полубоком, чтобы не терять из вида ни Кэролайн, ни площадь с притаившимся существом. Почему оно не нападает?..
|
-
А вот это было весело)
-
За артистизм!
|
|
|
|
|
|
Чтобы найти неугомонную Агнессу Федоровну, Николаю пришлось изрядно побегать. В больнице не было, в механико-техническом училище тоже. Пришлось искать женщину по домашнему адресу – но и тут ее не оказалось. Хорошо хоть домочадцы посоветовали отправиться к дому Манакова, что на углу Троицкого проспекта – главной Архангельской улицы, и Набережной. По словам супруга, у госпожи Ротт там была назначена встреча: что-то, касающееся политики. Нужный дом отыскать оказалось несложно. Но Агнессы не было ни в «Товариществе инженеров К.Н. Манаковъ и К°», ни под вывеской «Торговый дом Х.Н. Манаковъ и К°», где женщина тыкала под нос приказчика в стиранном белом фартуке кулёк «дневной» карамели, возмущённо спрашивая, почему в наборе присутствуют только шесть дней, без среды. Приказчик растерянно оправдывался, заявляя, что среда вся скопилась в одном углу ящика и досталась какому-то покупателю скопом, но какая, в сущности разница? — Нет, вы не понимаете! — возмущалась женщина. — Я даю ребёнку по карамельке в день, он привык к этому рациону! И что теперь мне делать в среду, скажите на милость? И только обойдя дом по кругу, Рощин услышал знакомый голос. На лавочке под вывеской «Граверъ. Часы.» сидели госпожа Ротт и длинный мужчина лет сорока, явно семитской наружности, беседуя о чем-то. До Николая донеслось: - Агнесса Федоровна, это хорошо, но, вэй з мир, шэ с этого будет иметь мой народ? Ми и так как в тисках, и ви делаете нам новые халоймесы! - Мордух Гиршевич, я понимаю ваши сомнения. Но сейчас все левые силы должны объединиться и голосовать так, чтобы в Думу прошло наибольшее число кандидатов. Вы все-таки общественный раввин Архангельска, и вас послушают, а не меня. Социалисты – единственная сила, которая не будет вас ущемлять в правах – не к кадетам же вы пойдете? - Ви делаете мне вирванные годы, - поморщился собеседник барышни, - потом опять скажут, что жиды захватывают власть. Ви когда-нибудь видели, как делают погромы? Та не дай Бог вам это увидеть! Ми с дочками, конечно, рэпэтируем плакать и падать на колени, и хрусталь на видное мэсто виставили, но таки это не то шеб шобы. Мине спиной мает радикулит, и погромы мне противопоказаны, ви как врач это должны иметь ввиду. - Так я вам об этом и оговорю…, - заприметив Рощина, Агнесса Федоровна осеклась, замолчав, но поняв, кто перед ней, поднялась, отряхнув черненькую юбку, и, проговорив, - Момент, - поспешила к доктору. - Николай Борисович, здравствуйте! Какими судьбами? Позвольте вам представить, - указала она на недавнего собеседника, - Матвей Григорьевич Сереброкамень, гравер, часовщик, серебряных и золотых дел мастер и мой добрый знакомый Матвей Григорьевич (или все-таки Мордух Гиршевич?) также неторопливо подошел к бывшему военврачу и протянул для пожатия тонкую руку с длинными музыкальными пальцами: - Добрый день, Николай Борисович. Рад знакомству.
-
- Фамилия? - Серебров! - А точнее? - Ну, Серебрянский... - А точнее? - Ну, положим, Сереброкамень... - А еще точнее? - Ой, ну шо ви со мной делаете... Ну, Зильберштейн я! И что!?
-
Боже, этот диалог. Этот великолепный диалог!
|
Константин Александрович любил "Париж". Любил в первую очередь за его... нормальность. Присев в зале кафе, почитав меню и поглядев на собравшуюся публику можно было бы легко вообразить, что за окном не было никогда никаких переворотов и революций, а жизнь продолжается своим чередом. Заведение, конечно, было сплошь засижено офицерами, но разве мало было таких любимых служивыми людьми кафе, трактиров и ресторанов в Петрограде, Москве да и любом другом губернском городе, где были бы расквартированы хоть сколько-то значимые военные силы? Множество и множество. Особенно когда шла война с Германией и солдаты и офицеры стали появляться в городах, где прежде их в таких количествах никогда не видели. Дни той самой войны с Германией, когда приходилось воевать только лишь с регулярными войсками Тройственного союза, Константин Александрович вспоминал сейчас с некоторой ностальгической тоской. Тогда все было так просто.
Но названное (с некоторым провинциальным дурновкусием) в честь французской столицы заведение ему все равно нравилось. Подумать только, всего неделю, кажется, назад это место было возвращено своему законному владельцу, а дела уже начали возвращаться в привычную колею. Кафе было символом победы над большевизмом, его трепещущим, живым доказательством. Доказательством того, в конце концов, что весь тот ужас, что учинили красные варвары с Россией, все еще можно исправить. Что после неизбежной победы все снова будет как прежде, если не на бумаге, то по истинной сути своей. Это Рауша вдохновляло, пожалуй, куда больше любых триумфальных прокламаций, бравурных маршей и реющих над городом знамен. Флаги и гимны ведь лишь символы. А настоящая Россия здесь, в "Париже".
Потому прямо сейчас, как и каждый день в этот же час, Константин вносил свою лепту в национальное возрождение. А именно пил дорогостоящий "парижский" кофе, который хоть и был, пожалуй, весьма посредственным, оставался все еще самым лучшим в городе, если не учитывать запасов, что были может быть у представляющих великие державы послов. Пока господин полковник с господином капитаном говорили, он сделал глоток.
- Я думаю, - он поставил чашку щедро разбавленного молоком кофе на изукрашенное аляповатыми эмалевыми розами блюдце, которое придерживало карту Архангельской губернии с юго-западной стороны, и произнес тоном философа - что господин Чайковский поступил несправедливо. Он обещал собрать "деловое правительство", которое будет свободно пока от партийный предрассудков и полностью сосредоточит свою энергию на деле борьбы с большевиками. Но получили мы то, - лицо барона приняло выражение такое, будто он обнаружил в своем кофе волос - что получили. Я не вижу причин, по которым мы должны быть справедливы по отношению к господину Чайковскому и его... "товарищам". Я согласен, с ними надо кончать, самыми решительными даже методами.
- Но вот англичане, да. Я не думаю, что они будут прямо препятствовать каким-либо нашим начинаниям на этом поприще, но... Нам ведь еще сотрудничать с ними в дальнейшем. Успех всего нашего предприятия зависит от них и без них, я боюсь, пользы от нас в деле спасения России будет мало. А у англичан, слава Богу, правительство все еще есть и договариваться нам придется именно с ним, а не с одним лишь генералом Пулем. Значит нужно будет, чтобы любые наши действия против эсеров Чайковского правительства Его Величества короля Георга поддержало и одобрило, хотя бы post factum. И правительства прочих великих держав вместе с ним. То есть, договариваться придется еще и с послами, хотя, возможно, и post factum.
- Если так, то я боюсь, что придется идти у них на поводу. Мы, право слово, им многим обязаны и это даже справедливо. Великие державы изволят играть в демократию, а значит и нам, я считаю, следует пока поиграть в демократию. А если говорит об этом, то Верховное управление, в котором заседают эсеры, я отмечу, управляет пока еще не всей Россией, а только лишь Северной ее область. Значит и представлены в ВУСО должны быть избранные представители Северной области, происходящие, например, из Архангельской думы. Я, признаюсь, о местной думской политике не слишком осведомлен, но господин Старцев, думу возглавляющий, ведь достойный человек, а значит и другие достойные люди в вверенном ему органе наверняка найдутся. Думаю, можно было бы организовать какую-нибудь инициативу по включению таких людей в правительство. Что же, товарище эсеры пойдут против народовластия? - барон улыбнулся лукаво, явно намекая на то, что попытка такая со стороны эсеров непременно состоится, однако выглядеть будет глупо.
- Но ведь нам нужно еще и избавиться как-то от засевших в правительстве левых. Я думаю, что статейки Чайковского, Лихача, Дедусенко или кого еще из их компании можно подвести под какой-нибудь закон о пораженчестве, призывах к дезертирству или еще чему-нибудь в таком духе. Уверен, если поискать, то можно что-нибудь такое найти. Или может жаловались на кого-нибудь в правительстве, что он так или иначе превышает свои полномочия? Может кто-то у купцов деньги вымогает или что-то в таком духе. Наверняка же есть такие жалобы. Или может даже кто-то из них когда-то где-то был связан с большевиками. Если так, то можно будет кого-нибудь в правительстве от должности временно отстранить до завершения расследования, а вместе с ним и всех остальных, кто с ним повязан. А эсеры там ведь все друг с другом повязаны. Пока расследование будет продолжаться мы либо сумеем отыскать против них настоящие улики, либо успеем провести "демократическую реформу", например, и разбавить правительство ответственными людьми. Но критически важно, чтобы все было сделано по закону, хотя бы по самому старому и всеми забытому, и на благообразных основаниях. И жители Архангельска, и великие державы должны видеть, что это не шайка авантюристов пытается перехватить власть, а армии наводит порядок и защищает народ от беззакония.
Константин помолчал немного, кажется, думая уже завершать свою речь, но передумал и добавил:
- А еще, не стоит ли нам обзавестись собственной газетой? Может поговорить с руководителями "Вестника"? Мы ведь пока отвечаем на левую агитацию фактически молчанием.
-
Но названное (с некоторым провинциальным дурновкусием) в честь французской столицы заведение ему все равно нравилосьБарон ещё про электротеатр «Мулен-Руж» не слышал!
На самом деле отличный пост! Самое крутое, что ты основательно подготовился к модулю, кучу всего прочитал и сейчас в обстановке разбираешься если не на уровне Франчески, то по крайней мере на одном уровне со мной. Это вот прямо вообще офигенно, когда игрок проявляет такой серьёзный подход к делу.
-
А настоящая Россия здесь, в "Париже".Очень... символичненько.
А еще впечатляет размах прожектов барона.
-
Как шикарно он говорит! И вообще, пост очень сочный
-
+ политическая программа "подстелить соломки" :)
|
-
Прощай, головоног. Ты был крутой, но невезучий.
-
За самого обаятельного моллюска на белом свете!
-
За весьма колоритного персонажа, которому просто систематически не везло с бросками.
-
Рыботорговля!...
УЖАСНО.
-
Эх... Грустно(
-
Отлично сыграно!
-
Эх, Чакка. Крутейшая паучиная еда.
-
И в итоге самый негодяйский негодяй остался прикрывать бегство самой героичной героини( Эх...
-
Это страшная потеря для всего Стрёмного космоса. Прощай! F!
-
Увидел пост на главной, прочел. На "краже лучей Си у Ворот Тангейзера" порвался. Спасибо за эту отсылку.
-
-
-
Для круглого счета, ну и в целом хорошо.
-
Годно
-
+
|
|
Индивида делают личностью воспоминания. Сотри их у него — и человек умрёт. Запиши их ему — и он снова родится. В 27-м веке эры высоких технологий манипуляции над живыми существами приняли самые изощрённые и извращённые формы. Никогда ещё «кукловоды» не получали столько удовольствия от разрушения чужих жизней.🎶 [ссылка] 🎶 В помещении царила приятная темнота. Где-то на потолке лениво поскрипывал лопастями вытяжной вентилятор. Вспыхнул экран монитора, что стоял на рабочем столе. Коврик из пыли заиграл лучистыми бликами под холодным светом машины. На электронном рабочем столе высветилась стопка уведомлений списком от края до края, автоматически проматывая оные до последнего сообщения. «Доктор Родеррик, у вас семьсот восемьдесят три новых сообщения. Последнее датировано...», — виртуальная помощница услужливо ворковала из старых динамиков, отчего некогда милый голосок зазвучал сейчас хрипло, как у надломленного жизнью старого детектива. «Доктор Родеррик, ваш интерфейс недоступен, показать все сообщения на вашем рабочем терминале?» А доктор размышлял. Уже не один десяток лет он провёл в раздумьях над этим вопросом. Его пустые глазницы взирали куда-то в потолок, словно там находился ответ. Иссохшая мумия Родеррика расслабленно восседала в офисном кресле. Его белый халат как новенький. Электронный бейдж иногда перемигивался огоньками с лампочками на компьютерном терминале. Помощница терпеливо ждала его ответ долгие годы. Но Родеррик не отвечал. Его дух давно уж покинул бренное тело. Но для ИИ он всё ещё оставался живым. Пусть и слегка тугодумом. После десяти минут ожидания экран монитора погас на неопределённый срок. Как вдруг вспыхнул снова. Но на этот раз — без оповещения. Данные на рабочем столе пришли в движение. Чья-то рука стёрла одно за другим все 783 уведомления. Потом в мусорную корзину отправилось множество файлов. Раз за разом разворачивались новые окна с полосками загрузки данных, чтобы по окончанию оных закрыться обратно. И вот, наконец, во всё поле рабочего стола раскрылась программа «Лаборатория биологического стазиса». Невидимый, но весьма любопытный, гость забрался во вкладу «Хранилище». Перед ним выпал список содержимого данного помещения. Люди. Их имена — «Субъект» с номером пятизначной длины. Их истории — буквенный код. Их фотокарточки — как будто сошли с древнего паспорта. Их статус — два равнодушных слова. Листая список, хакер что-то искал. Поставил фильтр, отсеял всё лишнее. Остались две лишь позиции. «Субъект №45724. Статус: Ждёт назначения» «Субъект №45956. Статус: Ждёт назначения» Судя по всему, он нашёл, что искал. «Субъект №45724. Реанимация инициализирована. В процессе» «Субъект №45956. Реанимация инициализирована. В очереди» Сообщения отпечатались на экране после коротких манипуляций неизвестного. Теперь он лишь ждал, пока полоска процессов добежит до конца. С этого момента хакер больше никак не проявлял своего интереса. Зато в помещении вспыхнули полноценные лампы. Автоматика, чей час пробил, словно пробудилась после долгого сна. Громко зевнула гидравликой, размяла хрустящие моторы сервоприводов. После многих лет застоя сдвинулись с мест механизмы. И взялись за работу. Роборука аккуратно достала выдвинутую из хранилища капсулу. Поместила затем ту в машину по центру зала. Створки оной закрылись. А на экране терминала лениво потекли сообщения. «Подготовка биологической смеси... Готово» «Расконсервация тканей... Готово» «Удаление консервирующей смеси... Готово» «Заливка биологической смеси... Готово» «Процедура контроля... Отклонений нет» «Запуск организма...» Девушка пробудилась от мёртвого сна вместе с пробившим её тело и разум разрядом. Пустоту разорвал калейдоскоп осколков воспоминаний из прошлого. Риана плыла посреди них, как потерпевшая кораблекрушение жертва, в отчаянии пытаясь схватиться хоть за один из кусочков, будто это спасательный круг. Но стоило прикоснуться к ним, как те исчезали в яркой вспышке, оставляя после себя отчаяние и горечь утраты. Осколки кричали, все до единого, и хор их голосов смешивался в сознании несчастной, что пыталась выловить среди них хоть что-нибудь ценное. Лица, события, всё так смазано и нечётко, что ничего невозможно узнать. Они что-то делали, суетились, но для пробуждённой это выглядело абсолютно непонятной вознёй. — Проклятье, сделайте уже что-нибудь, «Чёрные Руки» вот-вот возьмут нас на абордаж! — Риана, твою мать, сделай уже это! Это приказ! — К чёрту ваши приказы! Вы все чёртовы мясники! — ...Мама! Мама! Проснись! Что с тобой, мама?!.. — Кристалл слишком нестабилен, мы... АААААА! — Мы регистрируем прогнозируемый поток частиц, но пока что волноваться не о чем. — Кто-то спустил чёртов... — Профессор Сардиния, из-за ваших связей с одним небезызвестным Доком у вас могут возникнуть... проблемы. А потом все мысли как будто смыло в унитаз. В лёгких закончился воздух, чтобы кричать от жуткой боли из-за каждой сведённой в судороге мышцы. Особенно — сердечной, что с жутким грохотом билась в груди, прокачивая кровь по сосудам. Раскрыв настежь рот, Риана только отчаянно втягивала им воздух, которого, казалось, ей не хватило бы никогда. В ушах громко звенело от звонкости своего голоса. Надорванная глотка саднила, как после часовой арии. И вдруг наступила апатия. Риана пережила только что второе рождение. Жёстко зафиксированная в собственной капсуле, она могла шевелить лишь глазами. И те в скромном внутреннем свете столкнулись с отражением. На Риану по ту сторону стекла смотрела совсем незнакомая женщина. Мрачно, как будто с упрёком. Строго и требовательно. Как будто говорила: «Ну так что, доигралась?» В голове всплывали первые мысли — доказательства собственного существования. Но каждая попытка вспомнить что-нибудь наталкивалась на кипу чистых листов, в которые превратилась её память. Вкупе с неспособностью двигаться, ноющим чувством пропадающей боли и наседающей слабости тела, всё это навевало тоску. Впрочем, она не мешала наблюдать за окружением. Например, появилось ощущение, будто в девушку буквально заливали энергию. А потом от тела отсоединились всякие трубки и иглы, на несколько секунд подарив противное чувство вытягивания инородных предметов. Стало тепло — его очень не хватало после космического холода небытия внутри нигде, посреди которого невесть сколько времени провела Риана. Шум в голове постепенно унялся, да и боль мало-помалу стала лишь неприятным воспоминанием. Первым в её жизни, не такой уж и новой, хотя сейчас казалось иначе. Внутри капсулы слышались чудные шумы. Что-то происходило. Как вдруг зрение исказилось помехами. Полосы, искривления, шумы... целая лавина текста прокатилась перед глазами. Какие-то строчки технического кода мелким убористым шрифтом скатились, исчезли. Зрение ещё немного покривлялось из стороны в сторону, пока окончательно не вернулось в норму. И тогда в центре взгляда отпечаталась надпись. «НЭКИ инициализирован» «Оболочка приветствует вас» «С возвращением, Риана Вербова» Это была она. Единственное, что девушка точно сейчас осознала. Это была она. Риана Вербова. Призрачная личность. С характером, но без воспоминаний. Створки странной машины раскрылись. Следом распечаталась капсула. Все сдерживавшие тело крепления отсоединились. Странный мир принимал девушку в свои пыльные объятия. Выбравшись наружу и кое-как размяв затёкшее тело, Риана обнаружила, что из вещей на ней только комбинезон, что закрывал почти полностью тело. Облегающий, плотный материал. На поверхности костюма кругом видны технологические отверстия для игл. Карманов нет. Сам по себе комбинезон раскрашен в чёрные тона с зелёными зонами. На груди выбит номер. Хм... что делать дальше? — Пожалуйста, покиньте рабочую зону, — сообщил вежливый голос. И как только девушка вышла за пределы очерченного вокруг чудной машины квадрата, роботизированная рука закрыла и вынула ту капсулу, что служила для заточения Рианы. Затем в устройство зарядили другой «гробик». Его створки закрылись. Похоже, ещё один кандидат на пробуждение. Но в данный момент у дамы, похоже, довольно много времени на то, чтобы осмотреться вокруг и, вероятно, подготовиться ко встрече с другим таким, как она, победителем в этой рулетке.
|
Несмотря на все неопасные опасности мирной жизни, домой Яна шла неохотно. Пусть незримые крылья, которые несли ее сегодня, уже сложились, возвращаться было неохота. Самое смешное, что она искренне любила и маму и Стасика, но как же с ними было тяжело. Особенно девушку напрягало, когда Людмила батьковна в порыве искренней материнской любви заводила разговоры про крещение. Когда Яна еще училась в школе, то думала, что ситуация в стихах, там где про «маму и крестик», выдумана поэтом для контраста. Ей намного больше нравилась другая часть. При мыслях об этом девушка поморщилась, а потом принялась в такт шагам декламировать, намертво вбившийся в кору головного мозга отрывок: Нас водила молодость в сабельный поход. Нас бросала молодость на Кронштадский лед. Боевые лошади уносили нас. На широкой площади убивали нас. Возникай содружество, ворона с бойцом. Укрепляйся мужество, сталью и свинцом. Чтоб земля суровая кровью истекла. Чтобы юность новая из костей взошла. И сейчас Яне было плевать, что могут подумать прохожие, если встретят ее в темноте ранней ночи. Хоть немного отвлечься стихами от мелких, но докучливых и муторных домашних проблем. Она даже стала подумывать о том, чтобы начать жить самостоятельно. Денег она заработает на продаже часов, а жить, как она убедилась, в их городе можно и бесплатно. Хотя бы летом, когда не надо думать о тепле в квартире. Она и не подозревала, что через десять минут будет обнимать маму, а та плакать у нее на груди…
Если Людмила Александровна полночи молилась, то Мстительница валялась на диване ,думала, ругалась и грызла ногти. Дважды вставала, чтобы заварить и выпить цикорий. Кофе в городе было не достать, по крайней мере за нормальные деньги, вот и приходилось довольствоваться дешевой заменой. Может цикорий и был «жутко полезным», но кофеина содержал меньше и не так бодрил. Моральные принципы девушки в очередной раз пришли в столкновение с окружающим миром. Мир в этот раз оказался крепче, точнее не мир, а один отдельный охламон. Тот, кто носил Янку на руках, дразнил, дергал за уши, насмехался, шутил, защищал, тренировал. Короче, непутевый братец Стасик оказался дороже всех и всяческих принципов. Так что девушка решила, что если сегодня окажется, что операция необходима, она найдет на нее деньги. Узнает сколько, выгребет вчерашнюю заначку, а если не хватит, то плохих людей с деньгами в городе много. Даже слишком много. И, можно будет совместить два полезных дела, спасение брата и борьбу со злом.
По дороге в больницу Мстительница несколько раз с трудом удержалась от того, чтобы ускориться. Мир вокруг казался слишком медленным, шумным и пыльным. А необходимость скрывать от окружающих свои истинные возможности откровенно злила. Раньше, в старые добрые времена в квартире почти всегда играл магнитофон, в основном, песни бардов. Сейчас в голове ее крутилась «Разбойничья» Высоцкого, с рефреном «сколь веревочке не виться». Там она свивалась в кнут, плеть, петлю. И девушка словно чувствовала на своей шее эту незримую удавку, что сдерживала Мстительницу внутри нее. Самое грустное, что она умом прекрасно понимала Стаса. Куда ему с таким характером было податься? Из армии его вытурили, в ментовку не взяли, сидеть без работы и пить?! Умом понимала, а вот душой этот выбор принять не могла. А знакомая машина у больничке заставила вздрогнуть. - Это что, получается, вчера могла со своим братом в бою схлестнуться?! А травму ему мог нанести в бою Шлем?! Просто писец! - никаких цензурных слов в голову Яне не приходило. Так что в больницу Яна вошла напряженная, как перетянутая струна, злая и нервная. В ответ на реплику гиганта она хмыкнула, а потом бросила: - Перепрыгну! А вот типа у палаты Стаса захотелось сразу прикончить. Причем с таким иррациональным желанием девушка столкнулась впервые, а поэтому даже растерялась. - Может это предвиденье?! Или предчувствие?! Кто этот нелюдь вообще такой?! – думала она, огибая существо, так внешне похожее на человека. В том, что этот тип человеком не является, Мстительница почему-то не сомневалась. Когда она увидела явно здорового Стаса, злость и раздражение и почему-то вспыхнули с новой силой. - Мы тут с мамой ночи не спим. Я себя через колено ломаю. А он, тут, уже, наверное, медсестричкам лыбится и глазки строит. – эмоции захлестнули Яну с головой. Хотя парень в этом был явно не виноват. То есть, виноват, в ситуации в целом, конечно. Но не в чудесном выздоровлении. Яна полыхнула глазами на окружающих. И с трудом удержалась от злой реплики парню: «А ты чё, прокурор, меня садить?». Тот явно был настроен доброжелательно, и Стасу хотел помочь. Не заслужил он Яниной обиды. Девушка присела на стул, кивнула маме, и обратилась к самому братцу: - Ну что, герой, рассказывай, что и как было.
-
Короче, непутевый братец Стасик оказался дороже всех и всяческих принципов. Так что девушка решила, что если сегодня окажется, что операция необходима, она найдет на нее деньги. Узнает сколько, выгребет вчерашнюю заначку, а если не хватит, то плохих людей с деньгами в городе много. Даже слишком много. И, можно будет совместить два полезных дела, спасение брата и борьбу со злом. За этот момент
|
Казалось всего на миг моргнуло освещение и вот Юр уже стоит в заполненной паникой и отчаяньем комнатушке. Людские крики и грохот опрокинувшегося стола заставили сработать вбитые на войне рефлексы и он тут же присел укрываясь за толстой столешницей и высматривая за окном противников. Очень хотелось кинуться в укрытие, забиться в угол, как это сделала часть комиссии, но тогда можно было пропустить много интересного, вроде прилетевшей гранаты или приближающихся нохчей... Дёрнувшись, словно от удара током, парень переборол привычное боевое поведение. Противников не было. Вообще. Даже его излишне разговорчивая галлюцинация на которую он едва не накинулся при всем честном люде пропала, видимо выбитая более существенными событиями... Вот только он не мог понять - какими именно. То, что у него ехала крыша он уже не сомневался, но какого черта сбрендил весь госпиталь? Привычно игнорируя штабных генеральчиков, что сейчас ссались точь в точь как зелёные салаги под своим первым артобстрелом, парень вертел головой изо всех сил пытаясь сообразить, что происходит. На ум приходили некоторые достаточно странные и экзотические варианты, вроде газовой атаки, но отсутствие нападающих решительно всё портило. И только мысль вильнула в сторону очередного супера, что, возможно, был коллегой Шайтана, как взгляд зацепился за собственную фотографию в его досье. И вызывающе крупную красную печать, которая многое объясняла. Жил он все же не в глухой таёжной деревне, а в Энном, где суперы встречались достаточно часто, а детишки только тем на переменах и занимались, что пересказывали друг другу разные байки про сверхлюдей, как они получают силы и кто какую хотел бы иметь. Он вот, например, всегда завидовал одному американскому "герою" с совершенно безумной регенерацией и сотнями лет жизни. Только вот тесты у него были отрицательными. А вот дружбан его, Васёк, с положительным результатом чего только не делал, что бы пробудить свой дар. "Сильные эмоции", "переживания"... И как результат - отчаянный прыжок с крыши школы, что сломал ему обе ноги и напрочь отбил всё нутро оставив калекой. А он, получается......... Едва не свалившись на пол от осознания и накатившей слабости, Юр тяжело задышал словно загнанная лошадь, и вцепился в своё досье панически соображая, что ему делать. Вариант "удрать нах" казался ему сейчас весьма и весьма привлекательным, вот только сил едва хватит на то, что бы выбраться из здания, после чего ему останется только бесславно брякнуться на грязный асфальт и принять свою судьбу. Херово, если честно. Кряхтя словно старик, он принялся рыться в разбросанных бумагах. Раз бежать было бессмысленно, оставалось только выбить из ситуации по-максимуму и разузнать всё, что эта комиссия знает о Шайтане, а дальше... А дальше авось и прорвется как-нибудь.
-
в Энном, где суперы встречались достаточно часто, а детишки только тем на переменах и занимались, что пересказывали друг другу разные байки про сверхлюдей, как они получают силы и кто какую хотел бы иметь. Он вот, например, всегда завидовал одному американскому "герою" с совершенно безумной регенерацией и сотнями лет жизни. Только вот тесты у него были отрицательными. А вот дружбан его, Васёк, с положительным результатом чего только не делал, что бы пробудить свой дар. "Сильные эмоции", "переживания"... И как результат - отчаянный прыжок с крыши школы, что сломал ему обе ноги и напрочь отбил всё нутро оставив калекой. Спасибо за это маленькое, но важное дополнение к вселенной)
|
А мы пойдем с тобою, погyляем по тpамвайным pельсам, Посидим на тpyбах y начала кольцевой доpоги. Hашим теплым ветpом бyдет чёpный дым с тpyбы завода, Пyтеводною звездою бyдет жёлтая таpелка светофо-оpа.
Возвращаясь домой, Светка негромко напевает, чтобы не было так скучно. Она понятия не имеет, который час, так что не рискует радовать обывателей своими выдающимися вокальными данными. Трамваев в Энном не водится, Светка их только в кино видела. Но гулять по железнодорожным рельсам ей всегда нравилось.
Город уснул, лишь изредка посылая навстречу одинокой путешественнице своих эмиссаров. Да и те мирно проходят мимо, не выказывая никакого интереса к подростку в чёрном неопределённого пола. Войдя в город, Стрела тут же натянула маску обратно: мало ли.
Однако всё тихо, и это радует. Хватит с неё на сегодня движняка! Сейчас ещё предки устроят... Светка представляет выражение маминого лица, и ей хочется малодушно пробраться в свою комнату через окно, забраться под одеяло, притвориться, что она уже давно здесь, и чего её вообще ищут... Только это тоже не прокатит. Что ж, бесстрашной охотнице на маньяков не к лицу бояться каких-то разъярённых родительниц, верно? Светка так не думает, зная, что доведённая до точки бурления мама способна выдать стране угля, и мало не покажется. Однако это всё-таки мама, она не убьёт и не запрёт в клетку. Максимум в комнату, из которой дочь давно научилась выбираться. А ещё завтра математика, которую Светка терпеть ненавидит и вечно откладывает на последний момент. Отложила её и сегодня, надеясь быстренько расправиться с дурацкими уравнениями после ужина. Ага, десять раз! Придётся завтра лихорадочно списывать на перемене у Юльки, подруги с первого класса. Последние годы Юлька отдалилась, предпочитая гулять с парнями вместо подруги детства. У Светки тоже нарисовались другие интересы. Однако сидят они по-прежнему за одной партой. Юлька понятия не имеет, чем занимается её соседка по вечерам.
Размышления о школьной жизни уводят Светку всё дальше от образа Стрелы. Сейчас она - обычный загулявшийся тинейджер, напрочь забывший о времени за своими суперважными делами. Нет никаких героев, да и маньяков нет. Сила дремлет внутри, и кажется, что её тоже совсем нет. Только Светка знает, что это не так. Другие не знают. И правильно, ни к чему.
Она едва не забывает избавиться от следов крови на руке. Остановившись у парадной, сосредоточенно трёт подтаявшим снегом засохшую кровь, морщится от царапающих кожу острых льдинок. Случайно повернув голову, замечает неподвижную фигуру на лавочке, которую папа, будучи в редком хорошем настроении, как-то окрестил насестом виверн. Виверны, как известно, фэнтезийные чудовища, плюющиеся ядом. Папа, очевидно, не испытывает пиетета к старости. Сейчас "насест" занят одиноким дедом. Светка сперва напрягается, вспомнив другого Дедушку, затем молча кивает старику и продолжает своё занятие. Ему явно глубоко поровну на юную соседку - а та уже сыта по горло мудростью предыдущих поколений. Дед неуловимо напоминает Экзекутора, так что даже не по себе становится. Только это точно не он.
Встряхивая онемевшую от холода руку, Светка входит в парадную и медленно поднимается на родной четвёртый этаж. Из подвала тянет сырой извёсткой: запах, обожаемый с детства. Стены щедро покрыты наскальной живописью. Когда-нибудь археологи будущего раскопают культурный слой конца двадцатого века и будут долго удивляться, кто такая Алекса из 9В и почему так важно, что она не отличается разборчивостью в выборе половых партнёров. Но пока это не важно никому, кроме разве что самой Алексы, которая регулярно появляется на лестнице с бутылкой растворителя, и её многочисленных поклонников, которые столь же регулярно наведываются к её месту жительства с маркерами.
Оставил кто-то послание и для Светки. Она сильно взволновалась тогда. Всё ждала, что будут новые тайные знаки. Однако ничего так и не появилось. Повинуясь неясному внутреннему порыву, она достаёт свой чёрный маркер и быстро пишет рядом с сердцем печатными буквами: "Who are you?". Портить стены нехорошо, и Светка никогда прежде не прикасалась к облупленной зелёной краске - но всё когда-нибудь случается впервые.
Из-за двери родного гнезда доносятся не предвещающие ничего хорошего звуки. Сунув раненую руку в карман и прижав её к телу, чтобы порез не бросался в глаза, Светка открывает дверь, просачивается в прихожую. Голова заранее опущена, демонстрируя раскаяние. Да, она в курсе, что поздно. Да, ей стыдно, очень. Да, нет ей прощения, это она тоже знает. Но орать-то так и трясти зачем?! Вот же она, ничего не случилось! От неожиданности Светка ещё не знает, как реагировать, однако явление отца даёт краткую передышку. Он вроде бы на стороне дочери, и сей факт вместе с нависшей угрозой домашнего ареста толкает ту на безумное откровение.
- Мама у меня парень есть! - выпаливает Светка на одном дыхании. Это была, пожалуй, самая неудачная придуманная отмазка, и именно она, как назло, выстрелила в самый неподходящий момент. Однако отступать уже поздно. - Мы с ним гуляли, всё в порядке! Просто забыли о времени. И он не наркоман!
Он - палач из позапрошлого века, рыцарь на чёрном коне, убийца детей и друг ворон. Благородно спас свою даму сначала от маньяка, затем от милиции, увёз в леса и забыл доставить назад. Пожалуй, выяснив такие подробности, мама согласилась бы на наркомана. Экзекутор, конечно, был бы крайне удивлён, услышав, как его обозвали - но это маленькая мстя за "ребёнка", о которой он никогда не узнает. А парень у Светки рано или поздно и так появится.
- Вы лучше мне часы купите, чтобы я знала, который час, - она переходит на примирительный тон.
|
|
|
|
|
Техник ничего не ответил Александру. Такие вопросы, лезть или не лезть, решал Борисов. Задача Ромы была проста: решать практические проблемы. Например, как восстановить антигравитационный глайдер до состояния способности к полёту? Ответ мог дать только он. Эти мысли занимали голову Колмогорова во время осмотра агрегатного отсека машины. До каких же удивительных высот дошла техника людей! А всё благодаря Зоне, дарам оной, к коим человечество относилось со справедливым подозрением, и всё равно ставило их себе на службу. То ли земляне уверенно приспосабливались к Зонам, то ли дружным строем шагали в ловушку "чужих", но результаты скачка технологий, вот же они! Роман чувствовал какое-то странное удовлетворение от того факта, что имел возможность прикоснуться к продукту высоких технологий.
Вряд ли кто-то заметил мимолётную гримасу неудовольствия на лице Романа, когда к его техосмотру подключился учёный. "Что он-то здесь забыл?" — лаконично вопрошали глаза технаря, когда Тимофеев запустил свои учёные руки в антиграв. Но вслух Рома ничего не сказал. Мало ли, вдруг у этого парня в голове есть что-то кроме науки. Тем более, что осмотр внушал всё больше и больше оптимизма насчёт возможности поднять аппарат в воздух. Переборка проводов, изучение узлов, бережное откручивание и закручивание гаек с болтами. Техник даже начал слабенько, но улыбаться, в предвкушении богатой по его меркам добычи.
Ровно до того момента, когда Колмогоров сел за штурвал. В приподнятом настроении потыкал кнопки, убедился в том, что бортовая система отзывается, а затем потянулся пальцами к "зажиганию". Вот тут его и ждал большой облом. Как мальчишка, у которого только что сломалась любимая игрушка, Роман горестно выдохнул с полным безысходности лицом. Легонько, но в сердцах хлопнув ладонями по рулю, техник откинулся в водительском кресле, уставившись куда-то в точку.
Тут-то его и накрыло.
На несколько долгих, как вечность, минут, вся жизнь для него потеряла свои цвета и смыслы. Крупная дрожь била по телу в такт барабанной дроби дождя. Сердце слишком громко, слишком больно билось в груди, эхом отзываясь в висках. Так, что хотелось вырвать его у себя. Тепла человеческой крови совсем не хватало, чтобы отбросить холод вселенского ужаса, сковавшего кости и кожу. Голову разрывало безумные в своём отчаянии мысли, желание развернуть время вспять. Вернуться и сказать самому себе, чтобы он не делал... но не делал чего? Передумал о чём? Почему? Почему это произошло? Почему именно с ним? Как?
Роман апатично сидел в кресле, с мученическим лицом вглядываясь в последствия своих неразумных решений. В слепой надежде, что это всего лишь сон, ещё немного... Но ничего не происходило. Эта реальность была твёрдой, как бетонный отбойник, в который уж лучше бы ему было врезаться. Кровь людей, которых уже невозможно вернуть, вызывала в душе мучительно душащее чувство вины. Его собственная безответственность обернулась гибелью тех, кто того совсем не заслужил. Они жили, они мечтали — и вот их нет, а всё из-за одного урода, нажравшегося и севшего таким за руль.
— Блядь, блядь блядь..., — шептали губы. Он словно забыл другие слова, а эти вертелись на языке, как заевшая пластинка под иглой граммофона. Вдруг в его трещавший по швам мир ворвались полицейские. Роман судорожно вздрогнул и поднял на них мутный, слезящийся взгляд. Сдобнов какой-то, кто-то ещё. В глазах ясно читалась готовность принять свою судьбу. И, судя по выражению крайнего недоверия на лице, Колмогоров ожидал чего угодно, но совсем не таких слов от законников. Руки даже не ощутили, как с них сняли оковы, безвольно заткнули щель между коленями. Потому что в отсутствие физических наручников куда мощнее были путы моральные, сковавшие Романа. Тело мстило душе за предательство собственным неповиновением приказам мозга. И всё же, парень нашёл в себе силы, чтобы раскрыть рот и с запинками пролепетать вопросы:
— С-своб-боден? П-приехали? З-за м-мной? — а его голос зазвучал, как у плаксивого школьника.
Колмогоров знал, что расплата за содеянное должна настигнуть его. Он принял это здесь, и смирился. Однако, похоже, у Немезиды были другие планы. Она откладывала встречу с ним. И это пугало его ещё сильнее. Что будет дальше? Как он будет жить с этим? В постоянном страхе, что родственники сбитых им пешеходов настигнут его для самосуда? Или... он боялся даже помыслить о таком варианте. Роман продолжал боязливо вжиматься в спинку кресла машины. Он затаил дыхание и следил за диалогом двух служителей "закона", машинально повторяя за ними их реплики. Никогда в жизни техник не выглядел настолько жалко, как сейчас. Впервые ощущения жалости к себе, тоски и безвыходности захлестнули его душу таким сильным паводком, что последняя дамба сознания, сдерживавшая плещущиеся внутри виновника ДТП эмоции, не выдержала напора.
Опустив невероятно тяжёлую голову к коленям, Роман неуверенно приложил ладони к лицу, подперев то и скрыв между пальцами глаза. После чего его плечи беззвучно затряслись.
— Будь проклят этот чёртов Завод...
-
Эмоциональность! Именно реакции такого уровня я и желал) Отличный отыгрыш
-
Неплохо.
-
Ого, как Романа "накрыло"...
|
Сработало. Обычное зрение Рыси заволокло "помехами", "белым шумом", которые очень быстро сменились образами воспоминаний, выдернутых прямиком из чужой жизни. Как в тот раз, с Рэд, картинки видений походили на кадры старых документальных фильмов с трясущейся в кинопроекторе плёнкой и "изжёванным" звуком. "Третий глаз" перенёс Софи в далёкое прошлое. Насколько именно? Она увидела, как мальчишка склонился над ромашкой, рядом с которой вился толстый шмель. Парниша с любопытством разглядывал, как пушистая чёрно-жёлтая жопка вьётся над цветком, когда его по плечу хлопнул солидный мужчина в возрасте. Подросток немедленно выпрямился, внимательно посмотрев на старшего, а тот показал ему на шикарную двухэтажную усадьбу вдалеке. — Смотри, Стивен. Если ты станешь сенатором, всё это станет твоим, — мужчина широко провёл ладонью, как бы охватывая огромную территорию поместья, а потом с широкой улыбкой добавил, — а если ты станешь президентом, то твоей станет вся Америка! Хе-хе-хе... ладно, идём. Мама ждёт нас к обеду. Стивен согласно кивнул. Отец и сын, безукоризненно одетые, прошли дальше. Стоило им пересечь некий невидимый барьер, как один вырос, а второй состарился. Впрочем, возраст слабо трогал мужчину, хранившего состоятельный вид. Но вот к ним присоединился второй парень, немногим младше первого. Вся троица шла по красиво украшенным в неоготическом стиле коридорам, пока отец уверенным голосом рассказывал: — Будущее человечества — это транснациональные корпорации! Уже сейчас видно, как интернет постепенно стирает границы между нациями. В дальнейшем процесс будет только набирать обороты, не взирая на стремление кучки консервативных идиотов придерживаться линии националистической и антиглобалистской политики. И в этом будущем наша семья должна будет занять подобающее ей место. Стивен, Лоуренс. Эта воистину задача атлантов ляжет на ваши плечи. Но, я надеюсь, что мне доведётся лицезреть расцвет Блэкстоунов в новом мире. Юный "Йен" внимательно слушал отца. Но его чело омрачил тщательно скрываемый скептицизм. Снова мягкий, почти незаметный переход. Остался только Стивен. Одетый, как турист, он садился в джип. А перед ним раскинулась величественная и немного таинственная гора Шаста. Калифорния сама по себе была неплохим местом, а эта легендарная гора с потрясающими видами вокруг неё... Юноша бродил у подножия и даже попробовал немного забраться на саму гору, чтобы помедитировать среди священной природной тишины тех мест. Его лицо в тот момент светилось блаженным спокойствием. И вдруг неестественно застыло, став серым. Когда к нему поднесли цветы, стало понятно, почему. Незримый переход к фотографии, выбитой в центре гранитного камня. На оформление могилы не поскупились. "Стивен Блэкстоун, годы жизни..." Запись частично закрывали собой два силуэта: рыдающая женщина и поддерживающий её мужчина. Они одеты целиком в чёрные одежды. Отец, едва узнаваемый из-за того, что разом постарел на добрых двадцать лет. А рядом с ними недовольный Лоуренс, с горькой усмешкой отвернувшись взгляд от могилы. Незаметно подкравшийся фотограф щёлкнул аппаратом, и видение опять замерло. Лишь для того, чтобы отпечататься на желтоватой бумаге газеты с заголовком первой полосы "Сын конгрессмена погиб в автокатастрофе", которая тут же была свёрнута и брошена в бардачок. Стивен... нет, теперь уже Йен, смотрел на потрёпанные фальшивые документы, что выглядели, как настоящие. Он чувствовал себя паршиво, и почему-то выглядел так, словно перескочил через молодость сразу в средний возраст вместе с кризисами. Впрочем, это состояние постепенно сглаживалось по мере того, как будущий сталкер путешествовал по Америке, иногда останавливаясь рядом с почтовыми ящиками, чтобы покрутить в руках мятую открытку с текстом колыбельной... Яркая вспышка ударила по глазам Софи, возвещая о конце её видений.
|
Еще до того, как забраться в танк, Виконт заметил, что Рысь вытащила какие-то бумаги у солдата. На ее недоуменный взгляд он легко кивнул. А потом, уже в машине устроился поближе, чтобы посмотреть, что там такое и в письме и на карте, на которой его заинтересовали странные символы, которыми она была изрисована, в попытке проследить связь между ними, или систему, если таковая прослеживалась. Против соседства Виконта девушка не возражала. Может хоть он поймёт эту филькину грамоту. Сколько Рысь не билась над картой, ни хрена ничего не поняла. Как будто ребёнок её рисовал, хаотично выставляя какие-то дурацкие знаки. Со вздохом передав макулатуру в руки иностранца, Софи погрузилась в чтении письма. Оно хотя бы было написано понятным языком. Не сказать, что после всего пережитого и увиденного письмо особо сильно проняло Рысь. Но определённо тронуло. Жаль ей стало солдатика волей судьбы забравшегося в этот филиал Ада на земле. Наверное, считал, что поступает правильно, согласившись на эту операцию. Вот только его семье от этого не шибко легче. Во всяком случае, Фила похоронили и отпели. В отличие от его проклятых сослуживцев. Спрятав письмо в конверте, после пары секунд колебаний Софи убрала его к себе в рюкзак. Может отправит послание по адресату. Если сама выберется. На душе у девушки стало совсем пусто. Значит этот Стэнфорд всем управляет? Или Нулевой Знаменатель через него. Что более правдоподобно. Он любит играть с людьми.
Изучая карту, Виконт почувствовал взгляд Святоши. — Да, Святой отец, — спокойно отозвался Йен, стараясь говорить не быстро, чтоб тот мог и далее пребывать в своем блаженно-задумчивом состоянии во время разговора, и чтоб в его не появлялись ярко окрашенные эмоционально тона. — "Искра" рассказала любопытную историю. — Как мне показалось, она о создании света. Того света, проводником которого Вы являетесь. — Сделав паузу, Виконт пересказал историю, поведанную ему Искрой, а после продолжил. — Когда меня взорвали, я оказался в одном месте, в котором убегал от страшных теней. Сфера света вырвала меня из их лап. А затем я услышал голос, который мне сказал, что дает шанс. Еще, когда Купол меня погрузил в морок первый раз, там тоже были эти грозные страшные тени, которых боится все живое и неживое здесь. Свет и тени. Они везде. И даже сам Купол. Как думаете, что они такое?
От мрачных мыслей Рысь отвлекли откровения Виконта. О как. Это непонятная штуковина уже забралась ему в голову. Впрочем, денди казалось был совсем не против. Оккультист фигов. Теперь оказывается вселенную создала какая-то машина. Она и есть Нулевой Знаменатель? И по совместимости Бог Святоши? Было бы забавно. Софи тихо захихикала. - Как тебе такая теория, старик? Ты поклоняешься какой-то железяке. Великому Создателю Всего Сущего Три Тысячи! – пафосно провозгласила Рысь с видимой иронией. – Может твой Бог и есть Купол. Именно здесь ты и получил свои способности. Звучит логично так-то. Святошу рассказ Виконта заметно нагрузил. Это было понятно по тому, как он задумчиво уставился куда-то в точку в стороне от лиц компаньонов. Сложив руки на груди и ладонью одной из них подперев подбородок, дед-технарь обмозговывал, что сказать на всё это. - Концепция Бога-Машины, значит, - кивнул Святоша, - далеко не новая штука, тем более, что её где и как только не обыграли, - Альберт мягко усмехнулся, - впрочем, мне нравится. В конце концов, вся моя жизнь была связана с различными машинами и механизмами. Но "Три Тысячи", это не то число. Знаете, почему компания "Google" взяла себе такое название? Потому что один математик, Казнер, в 1940-м году предложил слово "googol" для обозначения числа, равного десятке в сотой степени. Огромное число! Физики считают, что в нашей вселенной примерно такое количество атомов. Иегова Гугол! - добродушно спародировал интонации Рыси старик и со вздохом добавил, - ещё одна теория в копилку гипотез. Сделав паузу, Святоша попробовал ответить Виконту: - Свет несёт энергию, Тьма её поглощает. Ничего особенного. Это физика. Но, поскольку мы находимся в Куполе, искажённом пространстве, то и законы физики здесь искажены. Но базис всё ещё остаётся неизменным. Свет несёт энергию, а тени - это есть последствия её поглощения. Мы видим свет из глаз, потому что они являются проводником энергии души, душа есть сочетание электрических импульсов тела с чем-то, до чего наша наука ещё не дошла, а лазерный луч красного цвета это концентрат световой энергии, который прорывается через подавляющее световой спектр поле Купола. Сам Купол является лишь инструментом, но что за ним стоит? Чья-то воля? Продукт запретных технологий? Я не могу сказать точно. Мы все получили свои способности по той причине, что стали проводниками энергии Купола и научились применять её в том русле, которое нам ближе и понятнее всего. Мои молитвы, видения Рыси, сверхсила Кэмэла, смерть и воскрешение Ковбоя. Каждый из нас что-то приобрёл здесь, и одновременно что-то потерял. Мы манипулируем континуумом внутри Купола в меру наших сил, вне зависимости от того, верим ли мы в некоего Бога или нет, а Купол заставляет нас страдать за это. Странные вещи, происходящие с Ковбоем, Немезида, пришедшая за Кэмэлом, и ещё что-то, отчего вы вылетели прямо из воздуха к нам. Но чаще всего Купол отнимает разум, что мы увидели на примере несчастного солдата. Выдав монолог, Альберт флегматично замолчал. — Возможно и то и другое. В смысле и чья-то воля и продукт запретных технологий. Способности — синтез энергии с душой? А потеря и находка — для поддержания энергетического баланса. Страдания же... я бы назвал это последствием того, что нагрузка не расчитана ни на наше тело, ни на нашу психику. Как-то так. — После чего Виконт кивнул Святоше, мол, добавить ему пока к этому больше нечего. - Ты уж определись, старик. – подвела конечный итог Софи, растянув свои длинные ноги на полу. – Сначала вёл проповеди про Бога в подполье. Теперь говоришь, что не прочь служить Богу-Машине. Тебе лишь бы какую-нибудь удобоваримую фантазию в голове поддерживать, чтобы продолжать своё дело. Девушка с комфортом раскинула все конечности в отсеке, предназначенном для шести человек. - Ах да. Тебя же на пляже не было. Вкратце, всем здесь заведует моя сестра-близняшка. Зовут её Нулевым Знаменателем. Её люди создали. Как я поняла она тут вместо безумного экспериментатора. Опыты проводит. А ещё мне было видение, что весь мир поглотит Купол. Потом Земля взорвётся, станет плоской, распадётся на острова. Эти острова соберёт пропитанное чем-то фиолетовым ядро и… и… на этом моменте у меня закончилась травка. – Софи истерично расхохоталась. – Ну пиздец какой-то, согласитесь? Голова ходит кругом. Я уже и не понимаю зачем сюда пришла. Давайте на всё плюнем и обратно поедем? Загоним эту Искру и будем жить припеваючи! Как тебе идея, здоровяк? – Софи постучала локтём по стене, привлекая внимание Кэмэла. — Это не все, — добавил Виконт, когда Рысь истерично расхохоталась. — Когда ты начала тогда кричать, требовать информацию, ИИ скафандра выдал видеозапись, хоть и обрывочную и малопонятную, но все же, связанную с этим взрывом земли. Возможно, там есть еще видеозаписи. Только нужно знать, что запрашивать.
Тем временем, с максимальным комфортом устроившись на прохладной броне, Ковбой пронизывал окружающую среду своими многократно усиленными органами чувств. Салон "Брэдли" был не исключением. Если сначала Джон еще прислушивался к беседе внутри, то где-то на очередном запутанном монологе Святоши, сталкер перестал обращать внимание на слова, оставив их на уровне фонового шума.
Кэмэл слушал эту дискуссию вполовину уха (тем более что плохо было слышно из-за мотора), считая свой мозг слишком маленьким для осознавания вопросов вселенского масштаба. Он жил в своём микромирке, и важными ему казались вещи, которые в сравнении со вселенной ничтожнее, чем какая-нибудь пылинка в сравнении с ним самим. Не хотелось Кэмэлу ощущать себя таким ничтожным и незначительным. Неприятно. Хватит ему неприятных знаний о себе и без этого. Потому он был сосредоточен на вождении, когда его вдруг похлопали по плечу - А? - Переспросил вояка, обернувшись к девушке и стараясь перекричать мотор. - Обратно? Обдумав ответ, бородач пожал плечами. - Можно и обратно. Только скажи, и я развернусь. На самом деле Кэмэл и не знал, хочется ли ему разворачиваться. Вперед идти было страшно. Но куда было возвращаться? И ведь... Хотелось снова столкнуться с глодающими душу демонами. Увидеть лицом к лицу все медленно убивающие сомнения и страхи. Сразиться с прошлым. А потом можно и вернуться - новым человеком. Но всё же, а стоит ли? А не хватит ли с него? Сам он не решит. Пусть уж за него, как обычно, решит его командир. - Ну так что, мне разворачиваться? Раз уж конечный выбор предоставили Рыси, то та особо долго думать не стала. В своей личной цели она успела сильно усомниться, всё новые и новые безумные встречи, и психоделические откровения окончательно вогнали её в тупик, а что касается денег, то набранные артефакты они продадут за хорошие деньги. Можно будет слетать на Мальдивы уже по нормальному. В конце концов они просто наёмники. И пришли сюда зарабатывать деньги. Эта цель успешно выполнена. - Разворачивай. – коротко отозвалась Рысь и закрыла глаза, скрестив руки у себя на груди.
Услышав приказ, Кэмэл мгновенно застопорил гусеницы, и бронетранспортёр резко затормозил, по инерции проскрежетав гусеницами по асфальту. Пассажиров от резкого торможения бросило вперёд вместе со всем грузом. Затем гусеницы за крежетали вновь, пущенные противоходом, и Брэдли всем корпусом развернулся на месте. Мельком проскочившее слово "обратно" заставило Ковбоя слегка заволноваться и снова начать подслушивать. Джон не в курсе был, что произошло с Рысью за время его отсутствия, и потому такие откровения его изрядно удивили. Ухватившись за выступы на машине, Ривз сумел удержаться во время экстремального разворота. Резкий разворот, - машины, диалога, всей ситуации вообще, - закономерно застал Святошу врасплох. Он сильно, но в то же время неприятно, удивился. Сидя со слегка потерянным, плюс к тому прифигевшим лицом, старик немного помедлил, бросая взгляды из стороны в сторону. О том, чтобы продолжать беседу, только что вроде бы неплохо шедшую, уже не было никакой речи. Ситуация напряглась до потрескивания статики в воздухе.
- Кто хочет остаться - можете сойти. - Объявил Кэмэл всем присутствующим. - Вроде у вас были свои цели. А я сюда попёрся бабла зашибить и в тюрьме не оказаться. С меня, пожалуй, реально хватит. Так что мы с Софи домой, пока ещё можем. — Нет, — как всегда спокойно и сдержанно отреагировал Йен на идею загнать Искру и повернуть назад. На мгновение в его взгляде промелькнуло разочарование. В какие-то моменты ему казалось, что в Рыси есть что-то большее, чем провести всю жизнь в праздности, лежа на песке на берегу моря. Впрочем, и это тоже хорошее желание. — Я не отдам Искру, пока не узнаю... пока не узнаю. Будешь отбирать? Похоже, что мнениие Ковбоя вообще никто спрашивать не собирался, но парня это не остановило и, поразмышляв пару мгновений, он настойчиво постучал в ближайший люк. Дождавшись, когда ему кто-нибудь откроет, Ковбой свесил свою несуразную башку в отверстие: - Не хочу портить вашу идиллию, но мы вообще-то не просто так сюда ехали. Если ты, Рысь, еще не раздолбала камеры, конечно. - Джон многозначительно перемигнулся диодами на антеннах. - Наше задание. Вряд ли заказчик будет рад, если его так просто кинут. Не знаю, как у вас, а у меня сложилось впечатление, что после этого жить "припеваючи" никто вам не даст, с учетом того, сколько в нас вбухали аванса и средств. Если меня, допустим, просто сдадут на опыты, то вас, ребята, могут и рыб кормить отправить. Вам так не кажется? Или вы думаете, что деньги вас спасут? Так и не высказав своих предпочтений, Джон сложил руки под подбородком и вперил немигающие окуляры в Рысь с Кэмэлом.
Честно говоря, то, как сначала говорила Рысь о возвращении, Йену показалось, что она не всерьез. Мало ли, может разыгрывает или пытается на понт взять. От такой цепляющейся по любому поводу колючки можно было легко ожидать чего-то подобного. Но когда он понял, что направление путешествия сменилось на противоположное, а разворот иллюзией не был точно, в его спокойствии появилось напряжение, которое он даже не пытался скрывать. Сказать ему на это было нечего. Они предельно ясно озвучили свои цели. Что же, пусть так. Все также молча он потянулся к скафандру, и, взяв его, а заодно и оружие с другими своими вещами, полез к люку. — Надеюсь, вы знаете, где ваш дом, — добавил напоследок, выделив голосом последнее слово, очевидно подразумевая под ним нечто больше, чем участок земли или коробку с удобствами, прежде чем вылезти наружу. - Вы серьёзно? - всё же задал вопрос Святоша, нарочито медленно засобиравшись и рукой притормозив Виконта, - и даже до Алиески не подбросите?
- А мы ему что, эсэмэску пошлём, что вернулись? - Фыркнул Кэмэл в ответ на вопрос Ковбоя. - Да в этом Куполе пропасть как два пальца, а до центра вообще никто не добирался. Вот и пусть думает, что пропали. Нас наверняка ещё загодя списали в невозвратные. А даже если... Ну пусть попробуют. Я тут и не таких тварей ломал, чтоб потом людей бояться. После он обратился к Виконту, для чего пришлось кричать громче, чтобы он слышал его сквозь переборку. - Слышь, британец, а ты не много на себя взял? Не ты Искру добыл, и не тебе ею распоряжаться. Так что если у тебя есть хоть капля честности, ты её вернешь. А нет - ну и подавись. Вместо неё можно нормально загнать и мой хабар. Сферу, скафандр, вот эту всю херню. Сойдут за подарок иного мира. Последним он дал ответ Святоше. - Да, я серьёзно. Я раньше не думал как следует, просто тащился за всеми, мол, куда все, туда и я. Как овца на привязи. Привык так жить. А теперь вот задумался - а на кой оно мне, вот это вот всё? Видеть старых мертвецов, медленно сходить с ума, кровь лить, жилы из себя тянуть. Ради бабок? Ну вот сейчас у меня есть нормальный шанс зашибить бабок, мне незачем для этого лезть в очко Сатаны. Мы ещё даже до Алиески не добрались, а меня уже дважды наизнанку вывернул этот Купол, пропади он пропадом. Я не хочу кончить как Ковбой. Тогда мне вообще от сюда будет не вернуться. А пока ещё я могу. И именно это я и сделаю. И вам советую тоже. Упершись лбом в окуляр, Кэмэл устало добавил. - А если хотите дальше идти, то идите пехом. Извините уж, но я хочу свалить побыстрее и побезопаснее. Тем более, мы всё равно хотели топать это расстояние на своих двоих. Пушки можете забирать. Джон помедлил с ответом. Было в словах Кэмэла разумное зерно, но всё таки... - Я бы на твоем месте не был так уверен...
Впрочем, для себя Ковбой все равно не видел пути назад, по крайней мере сейчас. Странно выходит, начинал с одними людьми, а заканчивать будет с другими, одного из которых вообще не знает. Ни вражды, ни особой привязанности к Кэмэлу с Рысью он не испытывал, но оставаться без только что добытого транспорта, равно как и без полезной штуковины - не самая приятная перспектива. И пока обстановка накалялась, Ковбой предавался сомнениям.
Рысь выглядела немного подавлено. Несмотря на своё смелое заявление всё же высказала она его малость импульсивно. А тут Кэмэл её сразу поддержал. Видать у солдата тоже порядком накипело от всего происходящего. В общем получилось как-то неловко перед остальными. Отказ Виконта отдавать Искру в принципе Рысь понимала. Не за деньгами он приехал. Впрочем, Софи всё-таки решила ему напомнить: - Это не книжка с картинками, Йен. Артефакт опасен и постепенно подводит тебя к безумию. Что ты хочешь у него узнать? Эту штука показывает тебе только то, что хочет. Как бы абсурдно это не звучало. Лучше избавиться от него. Продать учёным, пускай возятся. Ничем хорошим эта одержимость для тебя не закончиться. – Софи пыталась быть рациональной. Хотя её тоже немного покоробил тот факт, что Виконт решил захапать дорогостоящий артефакт лично себе. Как-никак вместе его добывали. Но раздухарившегося бородача она всё-таки решила немного успокоить. Положила ему руку на плечо и проникновенно сказала: - Тише, Ник. Вспомни, Виконт помог нам разобраться с пришельцами из ада, хотя мог спокойно уйти вслед за Рэд. И даже заплатил за это жизнью. А Святоша залечил твои раны. Если они хотят продолжать путь, то мы хотя бы должны довести ребят до Алиески. К тому же скоро ночь. Заночуем вместе и поедем с утра в обратный путь. На Ковбоя же она посмотрела с удивлением. А потом улыбнулась. - В городе нас ждёт оживший танк и целая дивизия зомбированных бессмертных солдат. Думаешь какой-то толстосум испугает нас больше? – потерев носком землю под ногами, она виновато сказала: - Простите меня, но я просто не знаю зачем дальше так рисковать жизнями. Я сюда пришла изначально, чтобы упокоить своих родных. Но их тела, наверняка, сожрал этот прожорливый танк. А души… Ну. – девушка замялась. - Со мной недавно говорил отец. Кажется… не стоит о них больше волноваться. Больше о себе. Вновь переведя взгляд на Ковбоя, она добавила. - Подумай и ты, Ковбой, зачем идёшь к центру. По-моему, ты и сам не знаешь. Просто признавать не хочешь.
Уважение к сану действовало на Виконта безотказно. Мужчина вместо того, как и собирался, чтобы вылезти, уселся обратно. Однако, вещи обратно на места класть не спешил. — Честность?! Глаза Йена потемнели. Впервые в них засветились эмоции, которые годами он учился сдерживать. — Вы сами отдали ее мне, потому что испугались ее воздействия. Искра - кладезь знаний, как старинная книга, содержащая ключи к древним знаниям. Да отдать ее не в те руки - просто кощунство, не говоря о том, что вынести ее Зоны может быть просто опасно. А вот отсутствие агрессии в голосе Софи вернуло Йену прежнее состояние. Ледяной тон мужчины постепенно теплел. — Одержимым быть не всегда плохо. Точнее быть немного одержимым неплохо. Иначе жизнь превращается в рутину и тогда начинается негативная одержимость — бегство от скуки. И потом, разве люди поступают не также? Мы тоже показываем другим только то, что хотим. — При этом Виконт взял руки девушки в свои и приложил к вискам, чтоб она снова могла заглянуть в его прошлое, как при первой встрече. — Вот как сейчас: сам, добровольно. И еще, мы не только рискуем, мы теперь живем здесь. — И несколько жестко добавил: — Стивен. - А твои руки это те, чтоли? Ты, типа, честнее , разумнее и светлее каких-нибудь институтских ботаников? Ну-ну. - Кэмэл фыркнул, хотя его пыл и немного остудила Рысь. - Интеллигент, которому скучно жить нормально, вот и весь ты. А если я у тебя, обормота, решу отобрать эту штуку, то ты ради неё пристрелишь меня? Да? Кэмэл фыркнул. А потом вновь начал разворачивать "Брэдли". - Ладно. Довезу вас до Алиески. А потом решим, что делать дальше.
Явно слова Рыси не дошли до адресата. А даже наоборот, спровоцировали Виконта показать лицо этого самого фанатика. Выглядело немного пугающе, честно говоря. Рысь на манер Кэмэла была вполне готова поверить, что Йен мог пойти на крайние меры, чтобы сохранить эту непонятную штуковину. И, по правде говоря, странные речи об одержимости возникшие опасения нисколечко не рассеяли. Скорее только укрепили. Недоумённо захлопав глазами и опасливо дёрнувшись, когда Виконт взял её руки, Рысь совершенно честно призналась: - Ты сейчас говоришь, как чокнутый, Йен. Это пугает. Ты всегда был таким, или Искра тебе и сейчас что-то нашёптывает? Впрочем, она позволила ему приблизить руки к вискам. Склонила голову, Софи внимательно посмотрев в глаза мужчины. - Что ты мне хочешь показать? – заинтересовано спросила. Сопоставив названное имя и самого Виконта, она сосредоточилась и постепенно погрузилась в транс.
-
Еще и во времени расставил, прелесть)
-
За каллиграфические труды
-
Как и обещал, награда за труды
-
Плюс в целом за персонажа, нежели за пост, а также за то, что ты выкладываешь наши словески)
|
|
-
Живой человек, который нервничает в экстремальной ситуации
-
Соберём женины кирпичи и отгрохаем свечной заводик в Зоне 8)
|
|
|
От этого места у Софьи шли мурашки по коже. Не потому что оно в целом было жутким, но потому что ужасно напоминало ей о том, как с ног на голову перевернулась её жизнь. Когда-то в похожем месте жила и она. Когда-то случился Первый Контакт. Они выжили, но потеряли абсолютно всё: дом, память, себя и будущее. Странно, что людей удивляло и пугало (да и продолжает удивлять и пугать), что после таких событий такие удачливые как она менялись до неузнаваемости. В очередной раз вспомнив воспоминание в лифте, девушка отметила, что даже спустя годы случившееся заставляло её меняться, приспосабливаться. И это ещё было очень большим вопросом, кто заставил её измениться сильнее: они или "мы". И вновь Софье пришлось прогонять прочь мысли, которые логически продолжали эту цепочку. Люди напуганы, нельзя винить их за осторожность и волю к жизни. Они ни в чём не виноваты.
- Я думаю, что и той дыры позади нас - тоже. - прокомментировала Софья слова Риммы. Теперь уже подобная странность казалась если не незначительной, то уж точно неудивительной. А что самое важное - не подавало повода беспокоиться за свою жизнь. Как и телефон... пока он не зазвонил. Естественно, звон заставил девушку застыть на месте, предположить все варианты дальнейшего развития событий, лучшим решением в которых было бы бежать прямо сейчас, потратить время на безрезультатный поиск вариантов, при которых бежать не надо, оценке, насколько возможно, что аппарат всё ещё подключён к сети и к электричеству... Всё это привело к тому, что в конце-концов ещё до того, как техничка решила предложить пройти мимо, трубку уже сняли. И чем дальше продолжался, если его можно так назвать, разговор, тем сильнее Софья жалела о своей медлительности. - Совсем как вчера. С радио. - прошептала девушка, стараясь чтобы её слышала Римма и не слышали с той стороны, услышав первую реплику. - Положи тру... А как только заговорил ОН, Софья тут же потеряла дар речи и в то же время побледнела. "Нет, нет, нет, нет! Только не ОН!" - в так своим мыслям девушка замотала головой. При этом она продолжала смотреть на учёную, держащую в руках трубку. Голова девушки разрывалась от количества вариантов, что она могла предпринять. Вытолкнуть Римму и повесить трубку? Молча позволить ей говорить? Тихо предложить соврать? А может самой что-то ответить? Или всё же бежать без оглядки? Ведь она даже толком не знает, кто этот ОН, она лишь знает, что он - плохой человек. Да и человек ли? И как она объяснит что-либо своим товарищам? Сейчас было ясно, что лучшим решением было бы просто притвориться, что не знает голос, но кто теперь ей поверит? Не в состоянии решить, что же ей предпринять, она так и продолжила мотать головой, явно не поддерживая продолжение разговора.
-
Они ни в чём не виноваты. Нужно быть сильной, чтобы простить и признать за людьми право на недоверие.
-
Не за конкретный пост, за персонажа в целом
|
|
|
Римму сложно назвать профессионалом в области восприятия людских эмоций. Правильнее будет сказать, она находится на противоположном от гениев эмпатии полюсе. Но когда живая (местами чересчур) и скачущая по бункеру девица застывает у стеночки, сложно не понять, что на неё только что свалилось нечто очень и очень трудноперевариваемое. И почему-то в этот тяжёлый момент она зовёт Римму, которую из всего персонала "Гекса" сложнее всего заподозрить в умении подставить дружеское плечо. Впрочем, недоумевать Римме остаётся недолго.
Она послушно проследовала за Ириной к чудо-агрегату. Вгляделась в изображение на мониторе, в недоумении похлопала глазами, пока не осознала, что именно видит. Хмыкнула. Понятно теперь, почему Ирина такая нервная. Очевидно, раз "протокол" установлен на её компьютере и в комнате охраны, он может быть где угодно ещё. И кто угодно может смотреть на мир их глазами. Теоретически. Удобная штука! Однако совершенно не стоит той растраты нервных клеток, которую сейчас себе обеспечивает коллега. Они вляпались довольно давно. Достаточно давно для того, чтобы погрузиться в дерьмо как минимум по пояс. Неудивительно, что буквально каждый шаг в "Гексе" приносит массу поразительных открытий. И с этим придётся как-то жить.
Римма помолчала, подбирая слова. Как бы она ни относилась к девочке, та обратилась именно к ней. Значит, Римма теперь в какой-то мере несёт ответственность за последующие шаги Ирины. Паника и злость - плохие советчики в принятии решений. Это она и постарается донести. Спокойно и без эмоций.
- Ты понимаешь какая вещь... Эта "поебень" - не самая крупная из наших текущих проблем. Если бы кто-то из наших... нанимателей имел доступ к этим камерам, сюда бы уже примчался отряд спасателей. Потому как мы провалялись в бессознанке очень долго. Такое не могло пройти незамеченным. Однако никакой реакции не последовало. Либо они не видели этого, либо не посчитали нужным отреагировать - в чём я лично сомневаюсь. Мы слишком ценные сотрудники, чтобы нами разбрасываться. Может, конечно, наблюдают и смотрят, что с нами будет. Есть ещё один вариант, - который только что пришёл Римме в голову, - наблюдает за нами вовсе не наш работодатель. Ты уже вспомнила, зачем мы здесь?
Она подождала, давая Ирине возможность собраться с мыслями. Прогнать гнев и страх, настроиться на рабочий лад - вот что ей сейчас нужно. Тогда можно и поговорить серьёзно.
- Мы изучаем некую зону. В ней есть эпицентр. В нём что-то происходит, что именно - боюсь, человеческая фантазия не в силах это реконструировать. Эпицентр излучает аномальный фон, измеряемый в Бергманах. "Нормальный" фон составляет сотни микроБергманов в секунду. Тот всплеск активности, в результате которого мы лишились памяти, превышал восемь по шкале Бергмана. Считалось, опасны для жизни всплески уже от двух Бергманов в секунду. Мы получили восемь. Более того, подвергались этому воздействию длительное время. И выжили. И даже вроде не изменились. Только кто скажет, кем мы теперь стали? Римма вновь сделала паузу, чтобы Ирина смогла как следует осознать весь масштаб трагедии.
- И даже если "Протокол" - наше, человеческое изобретение, я склонна считать его полезным. Более того, необходимым в тех условиях, в которых мы работаем. Возможно, в один прекрасный момент эти записи станут тем единственным свидетелем, который поведает миру, что с нами произошло.
-
Плюс не столько за конкретный пост, сколько за самого персонажа. Оплот адекватности, активная и полезная деятельность, но при том есть место для отыгрыша характера и эмоций. Ценное приобретение для команды.
-
Римма крутая. Каждый раз красиво
|
|
Кто как, а Василий разочарования не ощутил. Раз уж столько ждал, можно и полчаса каких-нибудь до рассвета подождать! Нестрашно. — Эх! — крикнул он и даже ногой притопнул. И даже шапку снял. И теплые тридцать-три одежки, которые на севере так нужны были, скидывать с себя стал долой. Сердце вольного воздуха хочет. — Вот ведь! Дошли!!! Дошли, ребята!!! Вот это да!!! Даже и не верится, Господи ты боже мой! Кончилась тьма! Ну я не знаю, как вы, а я бы прямо тут скатерочку расстелил, чтобы за это выпить и поесть как следует! Кто хочет идти, тот, конечно, пусть идет, я вам больше не приказчик, а только мне кажется, не выпить сейчас немного не по-русски будет. Как считаешь, Фока? Ну, Одихмантьичу, наверное, не наливать. Или все-таки, последний-распоследний разок? За такой день? Могло показаться, что он сейчас начнет палить из ружья или пустится в пляс — так он радовался. — Вот, Одихмантьич, теперь ты считай что повеличавей герой будешь, чем Илюша, не в обиду его костям сказано будет! Целое солнце вернул! Тряхнул стариной так, что молодым на зависть! Дай обниму! И обнял. — Тебе, батыр, Олена, конечно, правильно говорит. С войной к нам не ходи. А без войны ходи! В гости. Ну, или если жить у нас хочешь. И, между нами говоря, войну мы тебе найдем. Если у тебя там в орде не очень складываться будет, а там сейчас, как Бекет умер, замятня пойдет будь здоров, то приходи прямо ко мне, я тебе и саблю найду по руке, и службу по плечу. Повернулся он и к Даньке. — Вот за кого не беспокоюсь, так это за малого. Вот это голова, а! С такой головой, можно, в общем, и не работать! Но не таков, конечно. Приезжал бы тоже в Киев. Тула что? Там мастеровых много, да развернуться негде будет, как мне кажется. А в Киеве не только гуляют, там заняться есть чем. Скажем, открыл бы уж академию какую, а то во всяких Польшах да Неметчинах этого добра полно, а у нас что-то негусто. Вот за Фоку, в отличие от Даньки, Василий беспокоился. — Ты, Фока бросай это дело. Ты теперь герой, и не спорь. Герою направо-налево воровать нельзя. Не по чину. А можно только если по крупному. И не у своих! Сейчас же солнце выйдет, будет много городов брошенных, много кладов всяких да гробниц языческих, до которых раньше три года скачи недоскачешь. А теперь, наверное, и доскачешь! Ты бы ими лучше занялся. Мертвым - что? Им добро не нужно. А живым еще очень даже понадобится. И дело хорошее сделаешь, и с шибеницей разминешься! Правда, услышав слова Осьмуши, Василий посерьезнел. И хотел сказать, чтобы Осьмуша в Киев не приезжал. Знал он Киевских бояр, приедет такой Осьмуша — живо его в оборот возьмут. Не своей волей — так против Олены что замыслят, чтобы его вынудить. И там уж неважно будет, чего сам он хочет — помимо него закрутится. Кто-то всегда царя скинуть хочет, а кто-то поддержать, а тут такой случай удобный. Но потом махнул рукой — сам уже не дурак, сообразит. А не сообразит — поможем, значит. Солнце вот нашли, что ж, усобицу не остановим? Так что он только ответил Олене: — Что перечила, то нестрашно, хорошо, что живы все. И вам двоим счастья, где бы вы его не нашли. Ну а потом подбоченился, обнял Маринку за пояс и сказал всем: — И вообще, приезжайте все на свадьбу! А то что нам там двоим все рассказывать, как и что было? Нам не до того будет, а людям же интересно знать. Ну и просто. Кот вон последнюю сказку свою рассказал. А чем сказка должна заканчиваться, если не свадьбой и не пиром, а?! Пожалеете потом, если не придете! Приходите! И поцеловал Маринку. Не потому что это к слову было. А просто. Не удержался. Как в самый первый раз.
-
Хорошая заключительная речь для эпического приключения. И заканчивается правильно: веселым пирком да за свадебку.)
-
Вот это я понимаю, порадовался достигнутому) Ну и куда уж без свадьбы в финале? Плюс и за заключительный пост, и за подробный разбор игры в обсужде.
-
+ ня
|
-
крест сразу бы нагрелся, загорелся и плюнул ветерану Ирака в глаз святой водой, отчего бы тот, несомненно, истаял бы прямо на месте. Это шикарно)))
|
-
За раздумья о местонахождении кощеева царства.
-
+ ня
-
все равно видно было, что место холодное, и всегда было холодным. Кутеж, угар, дурман, роскошь, даже страсть — это здесь все было, а посмеяться как следует, от души, не умели. И любить не умели. И пить, если честно, тоже. Хороший момент
|
Раньше Василий любил морозец. Ну да, щиплется, но зато и бодрит, ох как бодрит! На морозе плохо когда? Когда ты в рваном армяке да в дырявых портах плетешься с вязанкой сырых дровишек на спине к дому-развалюхе, где голодные дети в обносках на остывшую печку забились. А когда ты княжий сын, там по-другому: встал с утреца, навернул чугунок каши с салом, поплескал водой в очи, натянул кафтан на меху, да шапку соболью, да рукавицы бобровые. Вихрь уже оседланный, под теплой попоной стоит, стремена инеем покрылись, а сам только фыркает, да снег копытит нетерпеливо. Дескать, давай уже, хозяин, погнали за зайцем или за кем там тебе надобно? Взлетаешь в седло и поехал себе — комары да мухи не кусают, сапогами снег черпать не нужно, следы сверху читаешь да выглядываешь врага али зверя. Кровь на морозце сворачивается быстро, трупы коченеют и не пахнут дохлятиной. Только следи, как бы булат гибкость не потерял, да тетива не порвалась. В кафтане даже хорошо — стрелы ордынские в нем застревают, когда на излете. Или вовсе велишь сани запрячь с бубенцами, друзей скликаешь, да с цыганами по девкам... эх! На морозе и поцелуи горячее выходили! А с мороза в княжий терем входишь — шубу или что там с плечь скидаешь: их уже служка подхватит, а сам к столу. Перекрестишься, махнешь водочки, захрустишь огурцом, да щей дымящихся навернешь — аж за ушами трещит!
Но это было давно, там, на юге. А теперь у княжича адски ныл шрам, паном Войцехом оставленный. И напоминал, что даже молодые, знатные и красивые смертны. И Василий был зол и матерился сквозь зубы. А вокруг были не леса киевщины и даже не степные заставы, а голая тундра. Ветер воет, поземка метет, полозья скрипят да олени ушами хлопают. Тоска! И не до поцелуев вовсе, хоть Маринка и рядом — надо по сторонам смотреть, а не миловаться. Кощеевцам хоть окорот и дали, да кроме них что ли врагов не было? Как же. Ходят тут бродят и чудища всякие, и люди, от чудищ недалеко ушедшие. Если кто может себе позволить подумать о жалости и о сострадании, помечтать о том, что будет дальше или пожалеть бедненьких кощеевых воинов — то это не командир. Командир должен думать о караулах, засадах и нападениях. И то, как ни старался, чуть Оленку не прозевали! Ну тут уж вообще больше никаких сомнений не было. И пела тетива, и грохотало ружье, и секла сабля завернутых в шкуры раскосых охотничков. Была отупелая злоба на всех, кто встает на пути и хочет убить. Конечно, их вроде бы в гости не звали... но и лезть без разговоров убивать за диковинку было слишком люто, чтобы еще кого-то жалеть. Подходи — не бойся, уходи — не плачь! А когда понял, что из-за скатерти они так упорно нападали, разозлился еще больше. Потому как все равно скатерка, не подаренная Фокой чукчам, еды бы им не принесла. Хоть бы узнали, поговорили для начала, чем так вот с костяными стрелами на стальные кольчуги-то лезть. А хотя, ну, узнали бы, ну, поговорили, выведали, и что? Все равно норовили бы всех поубивать, а Фоку взять живым да замучить, чтобы им эту скатерть "подарил". Не, ребятки, разговор с вами короткий. Вы ТАК выживаете? Ну и мы ТАК выживаем. Только вы ради себя, а мы за всех, и значит наше дело правее вашего. И весь сказ. И детей ему тоже было не особо жалко. Вырастут — и станут такими же. И какая разница, им сейчас умирать или потом тем, кого они убьют? С равнодушием взирал он на лишенные кормильцев семьи. Он таких и на Руси навидался. Тех-то жальче почему-то было.
А потом пошли мерзлые. Тут уж вообще никаких сомнений не было — только сдавленный волей ужас, да усталость, да тоскливое отчаяние: "Что ж вы все никак не умираете?" Хорошо хоть Данька сообразил быстро. Да, в общем, и так бы догадались. Все, что не можешь сразу убить — поджигай, хотя бы попробуй — это было то немногое, что Василий усвоил из методов Поундса. Ну, не хотите сталью упокоиться, так сгорите, отребье, погрейтесь напоследок. Рощину это было все равно.
И Осьмушу ему тоже было не жалко. С того самого момента, как он, тогда, в Полоцке, обмолвился, что имеет право ему, Рощину, приказывать. Доверять — доверял, потому что как не доверять, если вместе идешь? Но не простил. И страдания, у Осьмуши на лице написанные, о том, что тут де кощеевцы, бедняжки, друг друга ели, и им самим закусывали, не отзывалось у Рощина ничего. "Мало что ли наших детей с голоду повымерло, когда хоругви папаши твоего посевы вытаптывали." Рощина, конечно, можно было обвинить в княжичьей избалованности, да в беспутной юности. Но кое-что он крепко усвоил: если свои тебе коня дали, которого целая деревня почитай кормит, да доспех, который больше стоит, чем обычный человек за год заработает, да обучили науке ратной, да людей доверили, то неважно, княжий ты сын или еще чей: ты твердо должен помнить, где свои, а где чужие, где Наши, а где Ваши. И головой думай, и сердце имей, и где можно крови избежать — избегай. Но наших и не наших отделяй. А Осьмуша был не наш, это Рощин нутром чуял. И хуже того: под нашего подделавшийся. Хорошо, что до беды это не довело. До полной беды. А могло.
С такими думами ничего особо не радовало — ни огни северного сияния, ни еда со скатерки, ни жар волшебного пера.
А когда дошли до развалин кощеевских, тут вдруг Рощин и понял, отчетливо, что самую важную службу сослужил. Может, будут еще сражения, службы и задания, может, ему еще княжить суждено, а может — так, детей растить, да еще и не в княжьем тереме, а на заставе какой-нибудь забытой. Все может быть. Но уж важнее того, что он сюда всех их привел от застав, никого не потеряв — вот это самое важное и было. Не весело ему было и не грустно. Но пустовато.
— Да чего уж, — возразил он Фоке. — У тебя голова запасная что ли имеется? Пойдем все вместе. Дорога-то одна на всех. Не зевай, ребята. Кто знает, что там, в руинах этих.
|
Фока шел. Хлюпал носом тать, знай ноги переставлял, а снег куролесил, все в рожу норовил сыпануть. Уставал – в обоз забирался погреться. Да токмо и там холод пробирал до самых костей. Забирался может и еще глубже, однако же Фока дурак не знал уж куда дальше: руки трет, навроде теплей стали, да нос посинел – нос потер хорошо, да ноги уже не чувствуешь. Сколько раз думал, что все, пришло время его: мысли, и так не больно резвые, совсем ход замедляли, кров по телу еле-еле ворочается, а рук и ног не чувствуешь... А сам вроде как и не в теле своем, а где-то далеко, там за горами-долами, и тепло становится, хорошо так. Спать. Тихо. Выспаться не дают в тепле – трясут ужо. Затем приходила боль и снова промозглый холод – видать кто из отряда геройского тормошил нерадивого татя, отогревал. Стычки, лязг булата да кров на снег. Уже как сыто к столу, "наелись": все тошно, смешалось, слилось в единый мерзлый ком. Только цель одна их словно на волоке тянет вперед, толкает, подначивает, не дает в снег упасть и уснуть. Идут герои. Много всего было с того самого дня коды татя гридь схватила, да из петли под самый княжий стол притащила. Был Фока, а стал не пойми кто. Для него живот людской уж не той цены что раньше был, столько супротивников да вражин за мост калинов отправил, что и не счесть. Познал он истину простую: жизнь человека просто пыль, тростинка ковыля степного, только пальцами надавишь – хрустнет по-полам. Кто сильней, того и правда, а магия да чары – лишь так делает, что слабый может сильного в могилу упечь, исподтишка, значится, не по Правде. Худо сие, неправильно. От такого знания и понимания, тать грубее стал, степенней. Обстановка тому лишь способствовала: товарищи все устали, а Фока еще сильней, куда уж там балагурить, да озорничать. Хорошо было Фоке думать, что идут они за Солнцем. Мечтал тать помаленьку в мыслях. Стыдно было, кому сказать, посему, лишь глупо улыбался вьюге Фока, да брел устало. Впереди не льды да серое небо, а тропинка проторенная, а по бокам нива желтые раскинулись. Колосья спелые, едва не лопаются от натуги, стебли согнуты, к земле клонятся. Ветерок игриво носится меж полей, то тут, то там крутанется, дескать, видали как могу, а? А дальше торный путь, торговый начинается. С боков еще две дороги сходятся и в город уходят чрез ворота. У ворот стража суровая, с копьями, мзду сымает, да "всяких" от городка отваживает. Дальше уж путь досками стелен... А нет! Камнем мощеный, ага, и прям в терем княжий. А там – за стол садится люд важный. Князь вместе с боярами, а среди них и сам Фока! Ухмыляется тать вьюге строптивой: она его плеткой мерзлой, а он ей мысли теплые. Опомнился ужо когда перед спуском стали. Вздохнул тяжело да предложил. – Давайте я пойду? Погляжу чего, прознаю, а?
|
|
*** - Все будет хорошо. - Мы придем на Север. - И будет свет. - И тепло. - И из глазниц черепов чукчей прорастет зеленая трава. Крутились мысли в бестолковой голове. Маринка стряхнула с лезвия сабли кровь и вытерла его о мех парки еще теплого трупа. Теплым он будет очень недолго. Если кровь не вытереть, то она застынет. Красным льдом. Таким, как уже замерз у предыдущего тела. А так, все хорошо, все правильно. Кровь на льду не меняет цвета, сталь в крови остается сталью. - Белый снег, красный лед. Или, красный лед, белый снег? Как красивей? - Все будет хорошо. - Их дети увидят солнышко. - Счастливые. - И сдохнут от голода в тепле. - Если на клинке будет лед, он будет застревать в ножах. - Это может помешать убить очередного чукчу. - Они сильные. - Но мы сильней. Мы же герои, нам не больно. - А если чукча окажется сильней, то у меня есть пушка, ха-ха-ха. Сюрприз. Я же герой. У меня есть пушка, а у них, нет. Тьфу, не герой, героиня. Мысли никак не кончаются, как и путь сквозь мглу. А что хрустит под ногами? Снег, лед или старые кости, наплевать. Только осторожно. А то слюна замерзает на лету.
*** А в кибитке тепло. И тесно. Все-таки до хрена народу. Восемь человек. Из которых только две умницы и красавицы, а остальные точно не красавицы, да и насчет ума, не все блещут. А еще нет возможности сходить в баню. Да что там, любой поход «до ветру» превращается в подвиг. Нужно себе ничего не отморозить, и чтоб не напали, и чтоб не убили. Но все равно, теснота хуже. День за днем смотреть в одни и те же мужественные морды. А самую мужественную не прижать к себе, не впиться губами в губы, не прижаться белым телом к телу. Не полюбиться, не помиловаться, только и остается в гляделки играть. Скучно. - Грусть, тоска. - Живых рубить, да кончились они, за спиной остались. В прошлом, считай в нигде. - Мертвых жечь, еще скучней. - Не гусляров, ни песенников, даже волки не воют. Нетути тута волков. - Хорошо, что ноги думать не умеют. Шагают себе и шагают, когда задница устает в кибитке сидеть. - Надо было еще гусли - самогуды достать, и ковер - самолет. Долетели бы с ветерком и с музыкой.
Хорошо мысли думать в первый раз. А когда новых уже нет? Одни и те же, да по кругу? Начинает казаться, что стоишь на месте. Идешь, но никуда не приходишь. Застряла, как муха в янтаре. Хотя, скорее, как в варенье. И начинаешь думать всякую ерунду: - Почему я? Почему для тебя? - Белое безумие, белое безмолвие. - Быть как стебель, и быть как сталь. - Нас не догонят. - Вот кончиться все, и нарожаю Ваське кучу детей.
А когда жжешь мерзлого, другую ерунду думаешь: - И движутся неживые, не ведая больше страха. - А хорошо горим, душевно. - Гори, гори ясно, чтобы не погасло. - Он горел и горел, а однажды погас. - Каждый костер, когда-то догорит.
А еще по дороге можно сочинять стихи: «Значит, идти вперед, что еще остается. Ненавистью и любовью, нам за дела воздается. От мерзлой земли отрываясь, в небо идти на подъем. Творить мечту и миры, в которые мы уйдем. Люди горячей крови. Люди, обреченные смерти.»
И твердить, себе, твердить, твердить: - Все будет хорошо. - Все будет хорошо. - Все будет хорошо, мать вашу!
*** Маринка глядела на город холодными глазами. Не видела. Точнее видела старым. Когда все горело и рушилось. И до того. Где-то там был дом. Где она гостила. Юная и винная. Уже вкусившая чужой крови. А в соседнем дворце тосковала местная. Кощеитка или кощейка, как правильно? Красивая стервь. Тосковала от того, что ей нечего было хотеть. Маринка для нее была смешная и понаехавшая. Она была старше ее. Как-то они посмотрели друг другу в глаза. На следующий день Маринка, неожиданно для себя, сочинила стихи: «Средь серебряных и стеклянных зеркал Танцует она. Женщина, колдунья, пророчица. Снежная королева. Умирающая, от одиночества». А та ответила сонетом: «На фоне темно-красного ковра. Сидишь, поджавши ноги на диване. И вышиваешь весело – небрежно. В твоих руках проворная игла…» И все-такое. Там было много. Но Маринка не запомнила. Изысканная игра в чувства. Бестрепетная игра в любовь. Обреченная игра в жизнь. А имя? Имя хотела, но не могла вспомнить. Память милосердно укрыла его. Не помню, значит, не было, да? Только вкус губ, что пахли полынью…
Когда все рухнуло, когда в бокале девки вдруг перестал отражаться солнечный свет, она не успела. Рвалась от одного рушащегося дома к другому. По-звериному, даже без надежды. Какая изощренная жестокость, убить мать, после дочерей. А их Бог отвернулся в сторону, как и всегда. Или, наоборот, жадно смотрел с небес, как на Содом и Гаммору. Смеялся ли он над гибелью царства Кощея, когда Маринка бежала от «я» к «ты»?! Дворец горел и наполовину уже развалился. Ворвалась. Стучите, и вам откроют, а если нет, всегда можно выбить дверь. Дым. Много дыма. Так, что в серебряных и стеклянных зеркалах не было отраженья. Кто ищет, находит. Маринка искала, и нашла. Обугленный труп. Вначале рухнувшая статуя Кощея придавила женщину и переломала ей ноги, а потом до нее добралось пламя. Сопутствующая потеря борьбы со злом. Девка смотрела, и не могла поверить. Просила, но никто не помог. Молила, но никто не отозвался. И душа застыла под коркою льда, раньше, чем волна холода пала на пожарища, распугивая воронов.
*** - Дошли,- сказала Маринка, встряхнула головой, прогоняя тени былого, и оскалилась. - Теперь, все будет хорошо.
-
Монотонность мыслей и момент с "тосковала от того, что было нечего хотеть" - прям отлично.
-
Увау... Вау! (куча мкждометий, короче)
-
:)
-
Гааарно...
-
Сильна, ничего не скажешь.
|
Данька сморгнул остатки слёз и поднялся на ноги уже прежним деловитым мастеровым, только что уставшим сильно. Немудрено! После такой-то работёнки, за которую вся награда одна похвала да то, что живой остался.
– А зачем вам Кот книгу эту дал, княжич Василий? Или откуда она у вас? Это ж такая... Такое...!
Данька семенил позади рослого ратника, никак не умея подогнать шаг тому вровень. Сказать или не сказать, что видел Кота этого? Да зачем. В конце пути всё равно всё на свои места встанет.
– А книга эта, она прошлое же тоже рассказывает? Если так, то мне наверно надо будет ещё один раз в неё заглянуть. Переписывать не буду!
Узнать бы что-то о мастере-в-машине...
По пути наткнулся Данька и на черепушку, что так помогла из плена древесного выбраться. Он наклонился и подобрал её, нерешительно прислушиваясь к шёпоту бывшего ведьминого посоха.
"Ну как, парень, упокоился уже али как?"
Свои потихоньку приходили в себя. Прав Соловей, потрепали их в этой схватке, потрепали. И всё же отрадно было видеть всех живыми. Кроме Олены, пожалуй, которая и живая-то не краше мёртвой от отошедшего Николки возвращалась.
Данька вздохнул тяжело и опустил взор в землю. Не всех уберегли во время битвы. Остаётся лишь вернуть солнце, чтобы хоть как-то оправдать жертвы всех павших.
Отвечал же Олене бездумно, по началу глядя в сторону: ー Верю, будь то в твоих силах, и ты бы меня от плена и погибели избавила бы.
А как повернулся к собеседнице, наконец, так и стерпел ровно взгляд её бездонных светлых глаз. Улыбнулся даже слабо.
ー Мы всё ещё герои и доля друг друга, Олена.
Смутился вдруг Данька. А не заметила ли ведунья, как к книге волшебной потянулся? Не это ли под "самым чёрным ужасом" подразумевала: быть переписанной? Ну всё, хватит гаданий да недомолвок.
ー Слушай, я бы этого не сделал. Да, подумал сперва, что так легче будет: вырвать, вычеркнуть, словно не было. Раз уж возможно такое. Любовь же что волшба, и чем же такая волшба лучше, чище, правильней переписывания сказки? Книги такой не касаться ー всё равно что без отвара целебного выздороветь пытаться! Но потом, как заглянул внутрь, ясно стало: кто таким простым путём "выздоравливает", тот баловень судьбы и урока жизненного не запомнит. Снова проторенной дорожкой пойдёт, искрой прошлой грезить, семью чужую рушить, утерянное вернуть пытаться. Я лучше так, сам, закалюсь и лучше стану, без волшбы волшбу одолею.
Выговорившийся Данька опять улыбнулся, светлее прежнего.
ー Видишь, уже "на ноги встал": о важном с тобой говорю, в глаза твои прямо смотрю... бездонные...
Грустью надломился голос подмастерья. Упал болезный, рано бодрости здоровой порадовался. Лежи-долечивайся!
Данька сглотнул и всё-таки отвёл взгляд в сторону, дёрнулся рукой словно бы соринку из глаза вынуть, моргать стал часто. Авось не заметит Олена, улыбнётся в ответ да к Осьмуше скорее вернётся.
-
Не это ли под "самым чёрным ужасом" подразумевала: быть переписанной? Я вот теперь и сам думаю, а не имела ли Олена в виду именно это. Это и правда ваша глава)
-
Данька заговорил! Чудо-чудное, диво-дивное...
|
- Что ж, что никто не ждет, Никола; свет не без добрых людей, чай... - стала Олена горячо убеждать Николу. Да осеклась, горло спазмом перехватило. Не увидела глазами, а почуяла: тихий он изнутри, прозрачный, легкий. Нет в нем сил жить. И желания жить тоже нет. Лечить его можно. Да вылечить нельзя.
Олена усилием воли подавила плач сиротский по другу задушевному, по его щедрому и отважному сердцу. Губу до крови прикусила, голову запрокинула - слезы обратно в глаза загнать. Не хотела она выть по Николке как по покойнику. Подошла к деревцу близко, виском к коре припала - словно прислонилась к его холодеющей щеке, проросшей корой. Улыбнулась через силу; льдинки в глазах растопились, поплыли непрошеными светлыми слезами. - Да, Николушка, - сказала. - Мы одолели. Сгинула она. Навсегда. Ее нет, а мы есть. А там, глядишь, мы солнышко вернем, так и совсем жизнь хорошая будет. Я буду и ты будешь... со мной всегда. Что бы со мной ни сталось, куда бы я ни пошла, кто б рядом ни был - у меня в сердце будет горенка затворенная такая, где будешь ты да я. Ты всегда будешь таким, каким видела я тебя - веселым и звонким, как родник в бору. Будем за руки держась беседы говорить, как, помнишь, говаривали раньше; ты будешь мне свистки из бересты резать, а я тебе венки плести; да в горелки бегать с тобой будем на опушке. И радостно так будет, легко. Ты ж для меня надеждой был и радостью моей без боли и печали; так и будешь. Теплом своим ты меня отогрел, не дал застыть в лютую стужу, горел как свечечка на ветру; так и всегда светить ты мне будешь сквозь мглу. Не думала я, не гадала, что буду провожать тебя, Николушка; ан вон как вышло. Спасибо тебе за все, друг сердечный, да прости меня, а я помнить буду, пока жива. Олена говорила, гладила Николку по шершавой коре, а потом, когда слова кончились, замолкла и стояла, держа в руке его руку-ветку, слушала, как иссякает дыхание и тонкий голосок жизни умолкает в нем; и не оставляла, пока он не затих навсегда.
|
Шаг по траве, что только что была сочнее, зеленее, ярче. Взгляд по небосклону, что только что был синим, свободным, чистым.
К Олене, что только что была несчастна. Мимо неё, и рука ー в кулак, чтобы не коснуться чужого, даже если просто хочешь помочь с перевязкой.
К Осьмуше, что только что был рабом. Мимо него, и проглочен скрип зубов, чтобы даже его не услышал, не подумал дурного некстати, невовремя.
К Яге, что только что была, но быть перестала. Мимо, перешагнуть, не обращая внимания на страшных волков, помощников смерть-пули. Просто трухлявое бревно в лесу, про которое не упомянут ни в одной сказке.
К волшебной книге, что была, есть и будет, покуда существуют люди, речь и истории.
Такая мощь в такой неказистой форме.
Проигранный во мгновение ока бой, молодость и власть ведьмы, свет в небе ー настоящее ли солнце, вырванное на краткий момент из безвременья, искусный морок ли? И всё через это...
Данька упал на колени, дрожащей рукой перевернул корешок и запустил пятёрню в страничное нутро сказки. Не чужой, не общей ー своей главной.
Первая встреча, и они с Осьмушей уже тогда были вдвоём, но первый взгляд в бездонные светлые очи было не остановить. С него всё началось. И вот уже первые шаги рядом, первые испытания, пройденные вместе. Разговор у костра, родивший первую мысль об избранной доле. Новые и новые взгляды глаза в глаза, смущённые отворачивания. Не было времени на объяснения, но всегда было на любование.
Данька листал то ли исписанные, то ли пустые страницы и не понимал, то ли взаправду понимает пляшущие сквозь злые слёзы буквы, то ли настолько хорошо помнит всё произошедшее, что рисует для себя его картины на бумаге одним лишь взглядом.
И ведь коли настолько отрешиться, то как со стороны себя видать. Времени на объяснения в походе было предостаточно, а вот со смелостью одни проблемы. Выдерешь страницу со взглядами и воздыханиями, но подумаешь малодушие своё выдрать ー и от сказки ничего не останется.
Ну хотя бы самую первую! Про встречу, про бездонные светлые глаза! Не будет её, и всё остальное чуть померкнет, перестанет слепить, терзать, давить. Останутся просто Данила-мастер и Олена-знахарка, герои, друзья и соратники, если и любящие друг друга, то просто, безыскусно, по-ремесленному. Даньке бы того хватило! Он бы внушил себе, что и в глашатая-кощеевца из-за одного только рвения стрелял, и что над умирающей ведуньей не рыдал, а так, слезу разве что горькую уронил, до последнего за жизнь её борясь.
А может, переписать? Только чем? И как это вообще работает? Проклятое волшебство!
Данька выхватил из кармана свой рабочий мелок, но тот был толстым и то ли не оставлял следов на бумаге, то ли у подмастерья опять всё поплыло перед глазами. Мелок не слушался, выскальзывал из мокрых белых пальцев.
Окстись! Начнёшь, и остановишься ли? Не захочется ли переписать... её? Больше искр во взглядах, больше желания, больше понимания, в конце концов! Нашёл бы слова!
Данька отодвинулся от книги и пересел, скособочившись, набок, провёл рукой по жухлой болотной траве, окинул взглядом затянувшийся багровыми тучами небосклон. Это ー настоящее. Олена, милующаяся поодаль с Осьмушей ー настоящая. И он, застывший над обрывом бездны-искушения ー настоящий.
Данька захлопнул с озлобленным раздражением книгу и сел, отвернувшись и обхватив колени руками.
Сейчас.
Всего минутку. Закрыть глаза, рассеять внимание, передохнуть. И он поднимется, подберёт книгу и пойдёт дальше в одном отряде с Оленой, Осьмушей и остальными соратниками.
-
Эх ты ж. Прямо слов нет, одни эмоции.
-
Действительно крутой отыгрыш, бро!
-
Охохо, бедолага. Совсем истерзался
|
После того, как крылатая тварь вцепилась в Рощина, все события слились в сплошной ком. Вот он пытается дотянуться руками до птичьих перьев, вот парит над землей, вот уже летит к ней, вот вороны, Яга, трава. Посреди всего этого только широко распахнутые глаза Фоки, улетающего вниз, стояли, и непонятно уже было, все с них началось или ими закончилось. Эх, хороший друг был Фока. Может, не слишком понимающий, да зато верный. А может и хорошо понимающий. На свой-то лад. Да теперь-то что?.. Книга! Трава. Болото. Воронье. Княжич кое-как пришел в себя. "Вот карга старая, обхитрила все-таки как-то! Бесовская старуха! Нет, это я виноват! Развел в отряде непойми что! Надо было так — приехали, Данька сразу ей пулю в лоб и привет. А потом бы череп поискали. А то — драться, не драться... Стрелять... не стрелять... Развел сомнения. Глупо вышло! Не, больше никогда никакой нечисти никакого шанса! Все повторил, как с Шепотом! Ничему, мать твою, не учишься! Переговоры переговаривать да разговоры разговаривать... Нечисть надо бить, без жалости и колебаний. Уууу, карга старая!" Примерно с такими мыслями Василий осматривал поляну. Чудно тут все, конечно, выглядело. Солнце. Деревья. Изба куда-то делась. И жутковато. Выглядело так, как будто пришел их отряду долго подбиравшийся и оттягиваемый конец. Немного, конечно, придавало надежды то, что уж из таких передряг выбирались... Э, а что там Соловей? Свистнул бы как следует, добил бы тварь. Эх, не тот уже Одихманьтич. А где Маринка!?" Поискав глазами, Василий увидел, где Маринка и что с ней происходит. Больше он над положением не раздумывал, а напрягся что есть мочи, лишь бы траву изорвать. И намеревался еще кое-кого изорвать затем. А еще бы лучше сабля под рукой оказалась. Но в общем, он и без сабли хотел. Хоть сапогом, хоть кулаком. Не, старуха, за это уже ты заплатишь! Хоть с того света вернуться — и то стоило, чтоб за такое взыскать! А не то что трава тут какая-то...
-
Надо было так — приехали, Данька сразу ей пулю в лоб и привет. Вообще, я изначально думал, что примерно так оно и выйдет) И даже подготовил контр-меры)
|
Никогда-никогда, ни в логове Волка, ни в кромешной тьме Полоцкой церкви, заваленной трупами, ни даже в Бабушкиной личной преисподней, полной хруста костей, крови и стонов, не испытывала Олена такого ужаса. Там плоть истязают и кровь льют, а здесь душа калечится, самая правда выворачивается наизнанку с хрустом. Олена вывалилась из дерева, почти обеспамятев от боли в сломанной руке, приподнялась, чтоб увидеть, как Осьмуша, с его чутким сострадательным сердцем превратился в убогого дурачка... пусть бы он стал жестоким, пусть - озлобленным, пусть даже насмерть напуганным... но только не слюнявым идиотом! Страшная мысль мелькнула: лучше бы он умер. - Стой! Ты разум ему отшибла, тварь! Что за морок ты навела! - Олена дернула зубами застежку сумки, рассыпав пучки трав и склянки наземь, вытащила шипастый стебель чертополоха, размололола в руке, загоняя колючки под кожу и раскровянив ладонь; подбежала к мычащему то ли от чувств, то ли от боли Осьмуше. - Отвались от моего милого, морок черный! Как трава рассыпается, так и ты в прах рассыпься, сгинь! В пустых Осьмушиных глазах, дохлых, как у снулой рыбы - ни огонька, ни проблеска понимания какого-никакого, только хрип из рваных легких и ниточка слюны изо рта. До боли вглядываясь в затуманенные синие глаза, ждала Олена, подействует ли заклинание против морока черного, разум затмевающего. Опять, как давеча, отказывалась Олена признавать бессилие свое против судеб мира, против проклятой книги, против Ягиной кривды... Решимость ее вдруг поколебалась, скривилось лицо, заплакала Олена тоненько, жалобно, хоть обещала давным-давно, что не увидит Яга ее слез, хоть на куски ее режь. - Яга! Он же кровью плюется, ты что, не видишь? Дай хоть полечить его, ему же больно!
|
|
|
Что же всё-таки такого сделал Данька, чтобы оказаться пригодным к геройскому ремеслу? В гостях у бабы Яги ему пришлось невольно задуматься о изначально мучающем его вопросе вновь.
Судя по жилищу старой ведьмы и по её повадкам, Олена прошла через такое, что Даньке и в страшном сне присниться не могло. Да если подумать, все в отряде ещё до начала солнцеходства были с каким-то суровым опытом за спиной, и повоевавшие за царя и князя Василий с Осьмушей, и походивший в набеги Батыр, и исходивший воровскими путями тёмные стороны городов Фока, и постранствовавшая по свету Марина. Все они сидели за столом как ни в чём не бывало или даже ели вместе с хозяйкой, а у Даньки хоть и в горле пересохло, а руки как отнялись ー даже кружку с квасом не поднять, хотя вот она, перед глазами стоит.
Только когда Яга кубок раздавила, тогда Данька в себя и пришёл, оцепенение с себя сбросить сумел.
Всё из-за уверенности её колдовской! У-у, ведьма. Ещё бы, у себя дома-то, где поди тысяча заклятий на каждом углу висит, да не быть ей уверенной? И ведь не гонит, не бьёт, не заговаривает. Скучно ей, вот в чём дело.
Дальнейший разговор мысли подмастерья подтвердил, а уж предложение на улицу выйти он так и вовсе радостно воспринял, чуть ли не первым после хозяйки из-за стола выскочил.
Однако, Яга не прогуляться им предложила, а вполне себе в своём духе задачку задала. Только-только воспрянувшая Данькина смелость снова в тугой узел внутри живота свернулась, и хорошо, что не съел ничего за столом, а то ещё не удержал бы, при виде такого-то несчастливца!
Вот ведь как значит, не только они с Осьмушей на Олену глаз положили, были у неё и другие ухажёры...
Данька с тоской посмотрел сперва на заточённого в проклятом дереве Николу, а после на Олену. Опоздал парень, не вышло. Освободи его теперь, и что ему останется? У Даньки ещё хотя бы поход за солнцем есть (хотя после него-то как быть?), а Николе этому, быть может, и умереть сейчас слаще будет, если правда ученицу Яги любил. Сердце щемило от таких мыслей, так что даже хохот ведьмы каким-то приглушённым казался. Странное духовное родство с Николой Данька почувствовал, словно сам себя в клетке кривого дерева увидал.
И предложить нечего. Не силён мастеровой в делах волшебных, тут и так ясно, что начнёшь пилой да топором работать, и всё равно не успеешь пленника вызволить ー кровью раньше изойдёт. Лучше уж пулю в сердце, чтобы сразу отошёл.
Смотреть на мучающихся Николу и Олену было невыносимо, и Данька с тихим вздохом отвернулся, встал боком, задний двор взглядом окинул. Неужели нет тут никакого места силы, источника могущества Яги? А может Яга что из дерева этого заговорённого делала, поделку какую, шест по череп, забор? Да и зачем вообще из этого дерева-то! Тут хоть за любую штукенцию хватайся, коли разговорятся, так может подскажут, чего видели, чего тут происходило в момент проклятья!
-
Что же всё-таки такого сделал Данька, чтобы оказаться пригодным к геройскому ремеслу? Скоро узнаешь)
Плюс за пост в целом) Редко, но метко, как говорится)
|
"Vsyo pash-low puppies day". Антон Комаров каждую рабочую неделю начинал именно с такой фразы. Откопал её клерк случайно, в бездне социальной помойки под названием "ВКонтакте", и так она застряла в голове. Аккаунт в соцсети нужен был Комарову только для двух вещей - для работы с персоналом и для деградирования, спасибо "мемам". Юмор фразы заключался в том, как она произносилась, а Антон немного "шарил" в английском языке. И сейчас, когда парень сидел за столом и ловил краем уха эти приказы "зайди ко мне", он думал только об одном. Еженедельный "puppies day" в этот раз открывался с "Катеньки". Когда дойдёт очередь до него? Когда этот седой ублюдок примется полоскать ему голову помоями из своего рта, откуда воняет оценочным мнением, как со скандальной московской свалки? Антон мрачно покачал головой. Вместо терзаний он предпочёл перевести свои размышления в другое русло. В его голове не было места мусору. Он ещё вернётся к этим вопросам, но потом. Потому что для начала неплохо было бы представить героя этого повествования честной публике. Ведь первое впечатление клиента о сотруднике складывается из мелочей. Чтобы хоть как-то показать, что он не "алкаш за партой, за которой сидел ещё его прадед", Антон соблюдал строгий порядок. Каждой вещи - своё место, будь это ручка, клавиатура или бланки договоров. Парень педантично раскладывал всё это в одном ему ведомом порядке, и очень, очень ревностно охранял его. Никакого завала и беспорядка он не терпел, всегда стремился всё привести в божеский вид, как бы плотно его не завалили работой. "В моих чертогах разума я держу только необходимые мне инструменты, и потому они у меня находятся в идеальном порядке", - у клерка было здоровое самомнение, как бы не сомневались в этом остальные и товарищ (не)уважаемый директор. Порядок на столе, порядок в голове, порядок в документах. В этом был весь Антон-На-Работе. Кого он видел со своего места... а никого. Клерк предпочитал работать, а не таращиться по сторонам в поисках развлечений. Каждый день предлагал ему 8 часов насыщенной интимной жизни, не считая ещё сверхурочных. Глаза либо в мониторе, либо в бумаженциях, либо в локтях - если выдавалась свободная минутка, чтобы вздремнуть (обычно в обед). Никаких разговоров! Этому зануде не до них. Да и кому он нужен, таракан в уголке (кроме начальства)? Он любил это место, вдали от любого света. Здание бывшего музея вообще само по себе завораживало Антона. "Если бы меня спросили, почему я прихожу сюда, я бы ответил - потому что мне нравится это место. В нём я вижу что-то родственное себе. Упадок, разрушение, бессмысленность существования, но при том продолжение осознанного бытия, полного страданий, потому что так надо кому-то свыше, потому что я сам не хочу ничего менять. Я застрял во времени, как это здание, и мне не под силу ни созидание, ни разрушение". Клерк думал об этом, а в его голове автоматически крутилась депрессивная, тягучая мелодия без слов. Понедельник... Такой же день, как и все остальные. Только вместо "старой мочалки" - "генератор поноса 9000". Ладно. Он переживёт этот день. Так же, как и все остальные. Поругается, выскажется, поплачется, обсудит - и всё это мысленно. Антон умел общаться с самим собой и находил себя прекрасным собеседником. "- Ах ты, мешок дерьма, опять ты дрыхнешь на ходу и просрачиваешь отчёт! У тебя дедлайн, пидрила ты такая! - Извините, господин директор, всё будет улажено. - Звездуй тогда отседова! Следующий!" И сразу как-то спокойнее на душе. И пускай разговору ещё предстоит случиться, Антон уже его провёл в своей голове и был вполне доволен результатом. А что там случится в реальности - его это не касалось. Нагадит Викторович в уши, а он выйдет, встряхнёт голову, чтобы из неё вывалилось всё лишнее, и будет работать дальше. Лишь бы этот ублюдок платил, а там он может заказывать хоть какую музыку. Волнение сняло, как рукой. Как обычно. Как всегда.
-
Педант и зануда. Хорош )
-
Vse pash-low puppies day Я тоже запомнила эту фразу в свое время) Хороший пост)
-
Сочные мысли. Сочный персонаж.
-
Ах, один из моих любимых типажей
-
Воу, мрачный.
|
|
|
-
Мне нравится, как мисс Пенелопа "подыграла" легенде, и как она обращается с Гастоном. Вообще, забавная вышла сцена
|
-
Помнится, ответы на Фокины сомнения уже звучали из уст Новгородского князя) Может, ему это обсудить с ближними?
Тем не менее плюс за ряд моментов, как размышлизмы о Солнце, так и ощущение себя простым человеком.
-
Это так... мило. Прям не могу)))
-
Вернее не так: ведь не измениться ничего, потому как и когда оно было, ведь также зло творилось! Не выйдет кривда вся из мира, коли солнце вернется. Выходит что токмо заради прихоти своей они солнце добывают, мол, было так, вестимо и быть должно также! Вопрос, что называется, ребром. Эх, дядьФока...)
|
Ранний вечер следующего дня
Чарльз Сэнфорд возвращался домой, предвкушая ужин в кругу семьи и отдых. Сегодня он провёл встречу с членами "Демократического союза молодёжи", где произнёс все положенные речи и провёл все положенные мероприятия, а сейчас мог отдохнуть от трудов праведных. Оставив машину в гараже, он вошёл в двери собственного дома со словами: - Дорогая, я до...! - и тут его взгляд упал на его дочь Мэри, сидевшую на кресле в гостиной с таким видом, будто она ждала его... будто готовила ему сюрприз - но этот сюрприз, похоже, не был приятным. - Привет, папочка, - усмехнулась в лицо отцу Мэри. Весь её вид был вызывающим: её улыбка, её интонации и особенно её одежда - неприлично короткая юбочка, неприлично короткий обтягивающий топик, совершенно вульгарный макияж... откуда в гардеробе её дочери вообще взялись такие вещи?! - Не "привет", а "добрый вечер", - Сэнфорд слегка опешил, но попытался перейти в наступление. - И что это на тебе надето? - Я собираюсь пойти с подругами погулять, - ответила Мэри всё с той же улыбкой и, встав, направилась к двери. - Пока, папочка, вернусь поздно, а может быть, завтра. - Никуда ты не пойдёшь! - возмутился Сэнфорд, преграждая дочери дорогу. - Ты... ты... не смей меня позорить! Ты никуда не пойдёшь и останешься дома и!... - Ой-ой, не учите меня морали, папочка! - усмехнулась в лицо отцу Мэри. - Сам-то днём читаешь речи о политике, о демократии и всём таком, а ночью трахаешься со шлюхами! - Кто... кто сказал тебе это?! - поперхнулся воздухом Сэнфорд. - А ты не читал свежую прессу? - усмехнулась Мэри и, подойдя к журнальному столику, буквально ткнула в лицо отцу разворотом газеты - "Вечернего горна", одного из представителей нью-эдинбургской бульварной прессы. Статья была озаглавлена "Скандал: представители высшего общества тайно посещали БДСМ-клуб" и проиллюстрирована несколькими фотографиями, запечатлевавшими нескольких мужчин и одну женщину во время БДСМ-оргий. Сэнфорд побледнел, когда понял, что знает место, где были сделаны эти фотографии, - это было одно заведение, которое он несколько раз посещал. Это его владельцы установили там скрытые камеры, чтобы даже не шантажировать его - нет, просто вбросить эти фотографии в прессу и разрушить его карьеру?! Или это кто-то из его врагов прознал о его тайном увлечении?? Кто??! - Ну как? - с насмешливым видом поинтересовалась Мэри, уже стоя у двери. - Ну, я пойду, вернусь вечером или завтра, чао! - Нет! - Сэнфорд попытался собрать всю свою решимость. - Мне плевать, что пишут в этой грязной газетёнке! Мне плевать... фотошоп это или нет, и кто... состряпал эту клевету, и кто... заплатил этим газетчикам, чтобы очернить моё... доброе имя! Я твой отец, и я приказываю тебе...! - Отец? Надолго ли? - издевательски усмехнулась Мэри. - Скорее "бывший муж моей мамы" - мама, кстати, сейчас собирает вещи. Просила передать, что собирается с тобой развестись.
На второй этаж Чарльз Сэнфорд взлетел бегом, совершенно забыв об оставшейся внизу дочери. Миссис Сэнфорд сидела у раскрытого чемодана, упаковывая в него вещи, и весь её вид выражал твёрдую решимость. - Дорогая, послушай... - Я слушаю, - миссис Сэнфорд остановилась и с преувеличенным вниманием посмотрела на мужа. - То, что пишут в газете... это ложь... и гнусная клевета. Это мои конкуренты... это эти чёртовы республиканцы... заплатили этим продажным газетчикам, чтобы... опорочить меня... они состряпали эту фальшивку. Ты же веришь мне? - Я верила, - бросила в ответ миссис Сэнфорд, снова принимаясь запихивать очередную вещь в чемодан. - Я верила, когда ты врал мне, что едешь на деловые встречи, а сам... сам хлестал каких-то шлюх плётками! И ладно бы ты просто завёл любовницу, но это... это извращение! И ты этими губами потом выступал перед юношами и девушками, говорил им о морали, о демократии, об американских ценностях! - Энни, это всё ложь, это фальшивка... - Прекрати врать! Ты думаешь, я не могла бы узнать тебя на фотографии? Ну скажи мне, скажи мне, чего тебе не хватало, что ты ходил к этим шлюхам? Секса тебе было мало? Нереализованные сексуальные желания? Ну так нанял бы психоаналитика, а не ходил бы к шлюхам! Сэнфорд чувствовал себя припёртым к стене, и единственным, что он смог ответить, было: - Сука! Фригидная сука! - в этой фразе была вся его злость, всё накопленное за многие годы семейной жизни недовольство. Аннетта Сэнфорд слишком много времени уделяла работе и светской жизни и слишком мало - ему. Из-за этого он пользовался услугами проституток, из-за этого теперь его жизнь, его карьера, его семья летела под откос... если бы только эта сука не говорила ему так часто "я устала, давай завтра", снова повторяя это завтра! - Фригидная?! - задохнулась от возмущения миссис Сэнфорд. - А ты - извращенец! Лживый извращенец! Ноги моей больше не будет в твоём доме! Заявление о разводе вышлю через адвоката!
Когда Чарльз Сэнфорд на трясущихся ногах спустился вниз, Мэри уже ушла, но у Сэнфорда не было сил думать о дочери, её поведении и всём прочем. Всё, всё, что он построил для себя за долгие годы труда, всё рухнуло в одночасье... и всё из-за каких-то чёртовых папарацци! И чем он виноват? Можно подумать, что эти газетчики, эти его конкуренты, его товарищи по партии, которые с готовностью отвернутся от него, - что они святые, они верные мужья, не имеют любовниц, не ходят к "жрицам любви" и блюдут высокую нравственность! Его дочь сама сейчас идёт трахаться как шлюха с каким-нибудь тупым качком, даже не скрывая этого! А Энни - может быть, у неё давно был любовник, и она сейчас спешит сообщить ему, что она наконец-то может развестись со своим мужем, потому что узнала о его изменах раньше, чем он узнал о её?! Что такого он делал, чего не делают другие? От раздумий Сэнфорда отвлёк звук рингтона, заставивший его вздрогнуть, будто звонок телефона был звоном колокола, звонившего по нему. Дрожащей рукой Сэнфорд вытащил из кармана телефон и нажал на кнопку приёма. - Д-да? - Чарльз, - произнёс голос на том конце провода. - До нас дошли слухи о твоих... увлечениях. - Это ложь! Это клевета, это фальшивка, это происки конкурентов!... - Я всё понимаю. Но мы не можем иметь на публичной должности человека... о котором говорят подобные вещи, - и Сэнфорд почувствовал, как его сердце оборвалось. Теперь он потерял всё.
|
-
Хорошо!
-
Я боялся, что эта Пушка успеет выстрелить, и одновременно хотел это увидеть. В таких фразах раскрывается характер)
-
Тот момент с выстрелом пушки - он реально классный
|
|
Проходя мимо куривших под вывеской ребят, сталкеры услышали их диалог: - Вот бы мне хотя б десятую часть этой крутости, да метнуться поближе к Центру, за хабаром... - Десятая-то у всех есть. Но вот не всем так дико фартит. - Если всё это не выдумки. Разве можно столько лет бродить по Зоне и не видеть людей? О, Ласточка, привет. Незнакомый никому из присутствующих Солист с его более публичной подругой вошли в бар. Ангар переделали знатно и на зависть любому ночному клубу. Тут и танцплощадка для дискотек, и освещение от потолочных прожекторов, и традиционная стойка с выпивкой и закусками, не говоря уж о созвездиях столов и стульев. Служебные помещения ангара отвели для нужд бара, а особый восторг у посетителей неизменно вызывала автоцистерна, из которой разливали местное чудо-пиво, сваренное здесь же, в СЗС. Сейчас свободные места отсутствовали. Припозднившимся товарищам приходилось стоять у стен и успевать занимать освобождающиеся сиденья. "Гвоздем программы" оказался сталкер из числа "первых" - Капрал. Мужчина восседал на высоком барном стуле, на полуобороте к зрителям. Каска и маска висели у него на шее, только первое свисало сзади, а второе возлежало на груди. Капрал чувствовал внимание аудитории и откровенно наслаждался им - ещё бы, он пропал ещё тогда, когда Солист впервые вышел в Зону. - В Центре у меня было ещё одно классное развлечение - стравливание роботов и киборгов. Это не так сложно, как кажется, - рассказывал Ганнар народу, - зато какой эффект был! Просто собираете кучу киборгов, вешаете на них "глушак" и вуаля - пролетающие робоглазы матерятся, вызывают подкрепление и начинается весёлая буча! Главное, чтобы тебя самого не сжевали вместо машинного масла. Ща, вроде бы я один раз это даже заснял. Перебросив лениво дымящуюся сигару в уголок рта, старик схватил со стола коммуникатор и нашёл в нём что-то - ввиду чего посигналил пальцами бармену. Тот подключил устройство к огромному экрану головизора. Хаотичные переговоры удивляющихся, восторгающихся и сомневающихся сталкеров слегка поутихли в преддверии нового зрелища. Свет в зале погас...
"Маска, начать запись". То, что видел сейчас Капрал, снимал его гаджет. И вид от первого лица добавлял толику эффекта присутствия для будущего видео. Ганнар поправил маску, бросил последний и наиболее строгий взгляд на элементы интерфейса в тёмно-зелёных тонах, чтобы лишний раз убедиться в том, что всё в порядке. Капрал высунулся из-за укрытия. Здания в Центре Зоны были подобны тысячелетним секвойям, а человечек - альпинист, застрявший посреди них. Взгляд вверх - там темнота. Взгляд вниз - а там бездна. Единственными источниками света здесь были холодные вездесущие лампы и перемигивающиеся светофоры. Наконец, взгляд добрался до террасы, которая раскинулась между "стволами" небоскрёбов. Она находилась ниже балкона, где стоял Ганнар, но не это сейчас беспокоило его. Сталкер приблизил взгляд и выхватил им взвод киборгов-солдат. Они патрулировали террасу. Потом Ганнар вдруг резко бросился на пол. Настолько бесшумно, что за стенкой прогудел летящий антиграв. И лишь когда наступила мёртвая тишина, сталкер снова поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Жизнь в Центре "кипела" - но это запрограммированное существование роботов, а не хаотичное бытие людей. Огоньки воздушных патрулей разбавляли черноту двух бездн и холодные краски Центра. Но надо было решать проблему с солдатами. Капрал держал в уме неведомую цель, и киборги в его планы не вписывались. Сняв с плеча дробовик, сталкер достал из кармашка на разгрузке какой-то патрон с интересной маркировкой и вставил в патронник. Щелчок помпы - но вместо стрельбы Капрал вытащил смартфон и набрал на нём экстренный телефон. "Полиция? Нападение террористов! Да, отследите по устройству!" Капрал со смешком размахнулся и метнул смартфон на террасу. "Хрясь!" Тот ударился, но остался целым и привлёк внимание киборгов. Капрал вновь скрылся в укрытии, выждал до известного лишь ему подходящего момента, высунулся, всё для того, чтобы тщательно прицелиться и бахнуть из дробовика по одному из двуногих болванчиков. Выстрел эхом прокатился по бетонной "роще". Капрал притаился. Обещанная буча подъехала вместе с любопытными хренолётами. Сталкер рискнул высунуться из укрытия только когда грянули первые ноты симфонии перестрелки. Это и впрямь было весело! Взвод солдат рассредоточился по всем доступным укрытиям на террасе и разобрал на запчасти дронов, ибо роботы открыли огонь первыми, застав врасплох и разделав в сито одного зомбика. Подкрепление не заставило зрителя долго ждать - перекрёстный огонь разгорелся с новой силой, отчего-то напоминая миниатюрную репродукцию сражения между авиацией и зенитками во Второй Мировой. Солдаты поначалу с лёгкостью отбивались от полиции. Но та догадалась пустить в ход "батоны". К полю дряни приближался громогласный рёв полицейских сирен, опережающий спешившую на подмогу тяжёлую артиллерию. Но в случае с антигравами "тяжёлый" не означало "медленный", в чём зритель только лишний раз убедился, когда на террасу сверху упало множество перекрещивающихся теней. Три огромных, толстых жукообразных дрона буквально и метафорически закатали взвод киборгов в бетон. Громыхание тяжёлых орудий и треск силовых полей длились от силы пару десятков секунд, пока от киберзомби не остались бесформенные куски тел и "голубой кисель", расплескавшийся по усеянной чёрными дырами террасе. "Ух, бля", - пробормотал сталкер, лицезревший опустошительную силу пушек "батонов", и сразу же спрятался. Капрал даже дыхание задержал и внимательно вслушивался в шумы окружающего мира, пока те не растворились в бездне Центра. "Это было близко. Маска, завершить запись".
Аудитории в СЗС видео понравилось. Вместе со светом в ангаре разгорелись и разговоры. Но Капрал только весело усмехался, потягивая бутылку виски вперемешку с дымом от дорогой сигары. Сталкеры же довольствовались пивом, которое наливали без стеснения - сразу видно, что всё за счёт душевного гостя. - Чёрт, где такой дробаш раздобыть можно? - Да волыну-то везде, но вот патроны... Я хочу их. - Эй, Капрал, а в гости к вам в убежище можно? - послышался деловитый вопрос. - Ха! Я туда прихожу с закрытыми глазами... поэтому я не знаю, где оно. Эх, сколько барахла я туда натаскал, вовек ведь не вывезти. - Мы поможем! - с весёлой хитрецой сказал кто-то. - Охотно верю, чёрт возьми! - Ганнар расхохотался, после чего благодушно предложил аудитории, - эй, братва! Кто хочет проверить мою реакцию на втыкание ножа между пальцами? - и вытащил из ножен традиционное армейское холодное оружие, чтобы демонстративно поиграть его лезвием перед людом.
-
А что, так можно было? 0_о Хорошо написано. Мне, как не самому ярому любителю робо-боев читать было интересно.
-
Добротно)
-
"Ух, бля"
Наш мастер е**шит вообще адовые посты
|
Вечер предыдущего дня
- Дэйв, ты уходишь? - на часах было без нескольких минут шесть, рабочий день заканчивался, и сотрудники редакции газеты "Нью-Эдинбург Вчера, Сегодня, Завтра" собирались по домам, и лишь Дэвид Дэниэлс, числившийся внештатным сотрудником газеты, напряжённо сидел у своего компьютера, что-то набирая на клавиатуре. - Я немножко задержусь! - бросил тот в ответ, не поворачивая головы и не отрываясь от работы. Офис редакции понемногу опустел, а Дэвид продолжал работать, набирая, перечитывая текст и стирая не понравившиеся ему фрагменты, когда его окликнул голос: - Мистер Дэниэлс, как ваш репортаж? - голос принадлежал мистеру Картеру, главреду NEYTT, царю и богу редакции. - Сэр, мне нужно ещё два-три часа! - поспешно ответил Дэвид. - Можно я задержусь в редакции ненадолго? Я могу закончить работу дома, если нельзя, я обещаю, я клянусь вам, что закончу статью до отправки номера в печать! - Да? Идите лучше домой, мистер Дэниэлс. Выпейте кофе, поужинайте и работайте над статьёй столько, сколько понадобится... но я надеюсь, что когда статья пойдёт в печать, в ней не будет никаких... последствий поспешной редактуры. - Всё будет сделано в срок! - заверил своего босса Дэвид, мысленно пообещав себе сделать статью к нужному сроку, даже если он проведёт всю ночь без сна. - Э... сэр... разрешите спросить совета? - Спрашивай, - мистер Картер слегка подался вперёд. - В общем... в то время, когда я делал свой репортаж... в уэйуордскую коммуну решил наведаться Чёрный Волк. Пытался сделать Непокорным предложение, от которого нельзя было отказаться: мол, вашего лидера больше нет, переходите на Тёмную Сторону, у нас есть печеньки... В общем, он был послан со своими предложениями... и я теперь думаю, как эту историю преподнести... Вот, я даже снял Чёрного Волка, - добавил Дэвид, указывая на экран перед ним. - А в чём, собственно, сложность? - заинтересованно спросил мистер Картер, присаживаясь рядом. - Ну... Во-первых, я хочу правильно подать эту историю, чтобы это выглядело как "коммуна Уэйуорд-Стритс отклоняет предложение суперзлодея о сотрудничестве", а не "коммуна Уэйуорд-Стритс начинает сотрудничать с Чёрным Волком". У этих ребят и так полно проблем, я не хочу, чтобы из-за моей статьи их стало больше... - А почему это может выглядеть так? - Ну... читатели могут понять написанное неправильно, додумать от себя, быть предвзятыми... вы же знаете, что так бывает, сэр? - Да, так бывает, - согласился главный редактор. - Значит, тебе нужно будет описать это так, чтобы как можно меньше людей поняли это неправильно, и если ты это сделаешь, значит, ты хороший журналист. - Э-э-э... постараюсь, сэр... - с сомнением ответил Дэвид. - И второе... мне нужно как-то органично вписать этот сюжет в свой репортаж. Может быть, разбить статью на две? Одна часть - репортаж из коммуны, вторая - о визите Чёрного Волка и его предложении... только во второй части материала не хватит на полноценную статью... - по правде сказать, Дэвид мог бы написать целую статью о Чёрном Волке и его истории, но, пообещав уэйуордцам не разглашать информацию о связи Кастеллано с их коммуной, он не стал даже упоминать об этом при своём начальнике, как бы юноша ему ни доверял. Знай Гравитон, кем его босс является на самом деле, он рассказал бы ему всё, но тайная жизнь Кристофера Картера была тайной для окружающих. - Органично? - мистер Картер ненадолго задумался. - Напиши статью от первого лица, изложи все события в хронологическом порядке: ты приходишь, ты знакомишься с местными детьми, и так далее, потом появляется Чёрный Волк, происходит разговор, потом он уходит, и потом ты описываешь, что было дальше. - Хм... да, так можно попробовать... - согласился Дэвид. - Только... мне потребуется больше времени... я тогда закончу дома, - и Дэвид принялся спешно сохранять рабочие файлы, переписывать их на флешку, выключать компьютер и одеваться. - Спасибо, сэр, я обязательно закончу репортаж до отправки номера в печать!
Когда Дэвид убежал, мистер Картер, улыбнувшись ему вслед, вернулся в свой кабинет, чтобы накинуть пальто, прежде чем тоже отправиться домой. Он едва успел подойти к вешалке, как в окно раздался стук снаружи - Картер открыл окно, впуская в кабинет чёрного ворона, вспорхнувшего на письменный стол. Улыбнувшись, Кристофер достал из кармана купленный в зоомагазине пакетик с сушёными сверчками и высыпал их перед Эдгаром, который немедленно принялся клевать их.
-
Просто плюс. Кто играет - они знают, за что.
-
Так вот почему Рейвенмен узнал информацию о реальной личности Невесты из газет!
|
|
-
Пост весь хорош, но плюс ставлю за это) Районы, кварталы, жилые массивы Не думал, что кто-то кроме меня помнит это)
|
|
-
Бух. Крепко так все сложено. Ладно, приятно читать. Действительно жалко стало их.
-
Что тут скажешь?)
-
Это любовь
-
От души.
-
Так трогательно! Смахиваю слезу...
|
Дисклеймер: в данном материале все ссылки ведут на сторонние ресурсы, не связанные с l.dm.am. Автор не несет ответственности за наличие на них мата, вредоносного кода, и других нежелательных вещей. Часть материалов, опубликованных в статье, предоставлена Fiona El Tor, за что автор выражает ей особую благодарность. Воспоминания дядюшки ПружиныУже в глубокой старости, когда шило в его любопытной заднице пришлось заменить на титановый протез, а приключения стали все чаще происходить во сне, а не наяву, дядюшка Пружина полюбил посиделки со своими многочисленными племянниками у камина. Племянники, конечно, были очень привязаны к дядюшке - настолько, что многие из них на самом деле племянниками ему и вовсе не приходились, но слушали рассказ, боясь перебивать - а все потому, что после рассказа дядюшка каждому выдавал конфетку. Так было и в этот раз. "Эх, племяннички, вот теперь у вас совсем другое время. Захотел отправиться в путешествие - и пожалуйста, скачал в стиме игру, иногда и за бесплатно, или же сел на самолет до Франкфурта-на-Майне со всем своим ларповым* снаряжением и отправился на Дракенфест**. В наше-то время все было по-другому... Слушайте... Датой рождения российского Ролевого Движения официально считается 1990 год, когда клубами любителей фантастики была проведена первая выездная ролевая игра по "Властелину Колец" на реке Мане. Это в Красноярском крае, если вдруг вы полезли в Википедию. На общеролевом жаргоне - Кырск. О том, как это было, можно даже посмотреть: история сохранила для нас кадры кинохроники ссылка+ ссылка. Как тогда, в эпоху до мобильных телефонов, можно было играть, тем более в количестве аж 127 человек, со всей России? Подготовка к этой игре заняла год. Может быть, больше. То есть, на самом деле, ролевое движение зародилось чуть раньше 90 года, просто тогда, в Крске, оно заявило о себе. Тогда это называлось — КЛФ. То есть, клубы любителей фантастики. Тексты Профессора, да и многих других авторов, все еще с трудом проникали через железный занавес и часто распространялись в простых перепечатках - романтика самиздата. Разумеется, печатали и свое. С октября 1989 клуб "Eternal Sails" издавал газету "Палантир", которая и стала основным рупором хоббитских игрищ - того, что спустя несколько лет стало ролевыми играми "на местности" или же "полигонками". Кроме газеты были письма. От одного КЛФ - другому. То есть правильней сказать - "подготовка к игре заняла ВСЕГО год!" Впрочем, узнать о том, как это было, пожалуй, лучше из первых рук. Если вам интересно, кому мы обязаны рождением ролевых игр в нашей стране — пройдитесь по этим хранилищам. Конечно, великая библиотека Палантаса содержит куда больше книг... Но если читать все подряд, не останется времени на приключения, так ведь? ссылкассылка (внизу страницы) На той ХИшке (от "хоббитские игрища" - самоназвание первых ролевок) родилось многое из того, что сейчас мы считаем само собой разумеющимся в ролевых играх. Из хоббитских игрищ выросли почти все ветви ролевых жанров: кабинетки, павильонные, балы, турбазы... Кроме, пожалуй, текстовых ролевых игр. Эпоха гласности наступила везде - не только в Красноярске, но и в Европейской части Союза. Через тающий на глазах железный занавес любопытные антисоветские элементы стали проникать на территорию соседних славянских стран. И что немаловажно - все-таки возвращаться обратно. Так поступили основатели кооператива "Осень", подарившие нашей стране первую конвертацию AD&D. Сыграв в первоисточник с то ли польскими, то ли чехословацкими друзьями (тут дядюшка Пружина обоснованно жалуется на старческий склероз), эти люди загорелись желанием перенести игру в нашу страну. Назвали очень просто - "Заколдованная страна". Чем вам не аллюзия на СССР до перестройки? Было только две проблемы: 1. Они играли с огромным количеством хомрулов по фанатскому переводу правил 2. Они были игроками, не видели материалов мастера, и, разумеется, не успели даже толком понять, как генерировать персонажа. Но это неважно. Главное - у них теперь была идея! Правила "Заколдованной страны" действительно очень напоминают AD&D, только какое-то... Больное, что ли. Тут есть классическая система THAC0, исправленная и урезанная (КД -1 и -2 пробивается одинаковым значением куба - 18). Отчасти это связано с тем, что вместо d20, не освоенным промышленностью СССР, издателям пришлось кидать 3d6 (эх, а был бы в их распоряжении GURPS, да?). Есть и спасброски (броски удачи в русской версии). Правила очень просты и явно недоделаны: они оставляют впечатление беглых записок по памяти, какими, скорей всего, и являлись. Отдельный разворот книги правил посвящен роли ведущего (это тот, который ДМ). Тут все те же общие советы, которые копируют из одного DMG (dungeon master guide, руководство мастера) в другой — опять же, очень простым тезисным языком. Ну а что насчет сюжета? Может быть, проработанный сеттинг, спросите вы? Хороший модуль? Конечно же! И сеттинг, и модуль-"песочница" - к вашим услугам! Вот пример глубокой проработки энкаунтера: К вам подходят 4 орта. Спрашивают, не глоки ли вы, и требуют денег. Если даете — уходят, нет — дерутся. А вот пример не очень глубокой проработки: Волосатый человек играет.Сюжета нет. Хотя, постойте. Это же песочница, разумеется, здесь нет сюжета. Ну, какие-то квесты, приключения должны же быть? Нееет, ребятки. Здесь абсолютный сюжетный вакуум, как физическое явление. Вы не знаете, зачем вообще вашим персонажам нужно бродить по этим замкам, случайным столкновениям в дороге и лавкам Трурля. Вы просто играете в это. Создай сейчас кто-то такой модуль на ДМ, в него вряд ли записались бы игроки. Но тогда, в 1990-м, это было откровение. Тираж игры составил 40000 экземпляров. Сравните это со 127 игроками ХИ! Конечно, многие из тех, кто купил игру, забыли о ней. Более того, если вы начнете копаться в сундуках старика Интернета, то обнаружите, что многие люди до сих пор не знают, что кроме этой игры есть куда более качественные - например, оригинальная D&D. Все эти люди вспоминают о "Заколдованной стране" как об игре, открывшей простор для фантазии. Как о чем-то действительно волшебном. Секрет этой игры прост: кооператив "Осень" предложил идею, и она упала в почву, очень долго этой идеи ожидавшую. Даже с описанием энкаунтера в три слова хороший мастер может развернуть сюжет. Но если люди не знают, что такое вообще возможно, откуда возьмутся хорошие мастера? Впрочем, игра не стала нестареющей классикой. Она дала путевку в жизнь тем мастерам, для кого реальность оказалась слишком скучной, и, как первая ступень космической ракеты, упала на землю грудой покореженного обгорелого металла, выполнив свою главную задачу. Тем временем наступило новое время. Распался СССР, на его осколках появилась Россия. Съездить за бугор стало проще, хотя и не очень - денег-то нет. Вместе с этим на просторах нашей Родины появился Интернет. Нет, сначала, конечно, Фидо - но все-таки глобальная сеть на то и глобальная, чтобы вытеснять частную инициативу. В 1996-97-м годах заработал портал "Арда на Куличках" ссылка, объединивший тогда многих ролевиков. Появились мастерские группы "второй волны". Все больше людей стали обрезать переднюю часть от своей лыжи и уходить в леса. И где-то к 1997-му году предложение превысило спрос. Мастера начали привлекать игроков и соперничать друг с другом не только в теософских диспутах на тему правильности толкования "писания Профессора", но и как сюжетники, организаторы, построители систем правил. Тогда же появляются и крупные ролевые клубы. А что в текстовых играх? В 1997 году слегка окрепшие ролевики из Питера решили вновь взяться за популяризацию D&D в широких народных массах и издали игру "Заклятие черного мага". Многие неокрепшие юные мозги именно из этой игры узнали, что такое вообще ролевые игры. И, что немаловажно, в предисловии к этой игре наконец появились отсылки к D&D! Сама по себе игра тоже представляет собой "песочницу", правда намного более продвинутую по сравнению с 1990-м годом. Система наконец-то стала стройной. Да, это не D&D, в ней есть ляпы (особенно по части дисбаланса меча и магии), но по ней можно нормально играть. Куб 3d6 был заменен на оригинальный "процентник" - он тоже давал значения от 1 до 18, но комбинировались они своеобразно: на одном d6 были парные наклейки "0", "6" и "12", что в сумме с другим d6 как раз и давало результат. Видимо, в 1997 игральные кости все еще стоили намного дороже бумаги... Разработчики даже намекали на возможность поставки с d20, но... По-моему, таких комплектов не было. В правилах по-прежнему отсутствовали навыки, все действия, описанные в системе, сводились к применению заклинаний и рубилову на мечах. Впрочем, еще был специальный бросок на побег. При определенной удаче можно было обокрасть всё подземелье, просто убежав от дракона. К еще одной оригинальной находке стоит отнести систему повреждений. Любое оружие наносило урон 1d6, однако это не была формула вроде DM-овской Xd6+Y. В характеристиках оружия прописывалось соответствие, например "0-1-2-3-3-3". То есть, при выпадении на 1d6 от 1 до 4 урон составляет 1d6-1, а если выпало 5 и 6, то выше 3 урон не поднимется. Таким же образом обыгрывались особые критические свойства оружия: "1-2-3-4-5-10". Сюжетная часть тоже не стояла на месте. К игре прилагалась "Книга Сумерек" - это просто рассказы по местному сеттингу, описывающие некоторые события в игровых локациях. Конечно, к реальной наполненности локаций они не имели отношения, но в целом это был огромный шаг вперед. По рассказам "Книги Сумерек" вполне можно было водить собственный модуль. Текст игровых локаций по сравнению с "Заколдованной страной" вырос в разы. Хотя текстовая часть была все так же ориентирована на dungeon-crawl: номера комнат на карте, случайные события на дороге, сеть дорог и замков; теперь описания локаций были литературными. Более того, они изобиловали отсылками к "нужным книгам", то есть выполняли просветительскую роль. Пожалуй, именно этого и добивались разработчики - открыть дверь в РИ тем, кто ее упорно не замечал. Сайт игры ( ссылка) уже почти развалился, и в настоящее время на нем поддерживается лишь незначительный, случайно уцелевший кусок правил, и вступление - тот самый ключик к двери в мир ролевых игр. "Заколдованная страна" и "Заклятие черного мага" были первыми попытками познакомить граждан нашей большой страны с ролевыми играми как с масштабным явлением. Конечно, играли свою роль и сообщества в ЖЖ, "Арда-на-Куличках", allrpg, kogda-igra... Но по большей части эти клубы оставались элитарными: в них нельзя было войти, если не знать о наличии входа. Постепенно интернет проник в каждый дом - по крайней мере, в крупных городах. С наступлением эпохи фейсбука и вконтакта координация игроков стала намного проще, а оригинальные, или переведенные, правила D&D — доступны всем желающим. Пожалуй, сейчас мало кто знает о том, что такие адаптации текстовых РПГ вообще имели место, однако они затронули достаточно большое количество людей. За что авторам этих игр, конечно же, большое спасибо. Время создания "Арды на Куличках" - это также и время расцвета форумов в интернете. Narod, ucoz и другие движки стали активно осваиваться пользователями. Да и сама "Арда" была по сути форумом, только несколько необычно организованным. Уже в 1998-м в отдельных уголках рунета появились малонаселенные форумы, на которых ролевики пытались во что-то такое играть... По большей части это были сайты, поддерживаемые людьми, знакомыми с оригинальными правилами AD&D и западной практикой форумных игр, и рассчитанные на узкий круг общения. Туда можно было попасть по личному приглашению одного из участников, но чаще всего - вообще никак. Как правило, такой форум предназначался для одной единственной игры, и ник при регистрации означал собственно имя персонажа. Болезнь "заведу и брошу", по-видимому, является генетически врожденной для ФРПГ, потому от тех сайтов-игр в наши дни остались лишь воспоминания да пепелища. По крайней мере, мои скромные попытки найти что-то из того прошлого не увенчались успехом. Но есть в истории ФРПГ и более фундаментальная постройка. Она подобна Трое, несколько раз перестраивавшейся на одном месте. В феврале 1999 года Дмитрий Новиков aka FatCat создал сайт FatCat's RPG Guide, призванный стать площадкой для ФРПГ во всей России. Спустя год и два месяца после своего основания этот сайт получил имя Rolemancer.ru, которое и выбито на его надгробной плите. Это действительно был портал ролевых игр - не одной игры, а множества. Кроме, собственно, игр здесь велись колонки новостей, печатались статьи ролевой тематики, велся рейтинг других ролевых сайтов. Суровость первого и второго поколений ролевиков в полной мере проявила себя здесь: так, за брошенную на полпути игру здесь могли забанить мастера. Сам запуск игры требовал согласования с администрацией. Еще одной отличительной особенностью ранних ФРПГ было наличие графы "опыт" в анкете игрока. Пожалуй, это была дань 90-м, когда у ролевиков не было возможности подтвердить свою "олдовость" документами в интернете. Просто верили на слово. Кроме ролемансера, чуть позже него, в России заработали и другие порталы: Мир Ролевых Игр, он же PRGWorld (2003 год), и РПГ-Зона (тот же 2003). Отдельно стоит упомянуть проект Dungeons.ru, стартовавший в 2001-м, - работающий по сей день агрегатор переводов и статей по D&D на русском языке. Не являясь сайтом ФРПГ, он, тем не менее, внес огромный вклад в адаптацию текстовых ролевых игр в России и был одним из первых подобных проектов коллективного перевода игровой литературы. Ролемансер умер в 2011-м году и частично возрождался позднее - агония была долгой и мучительной. Окончательное закрытие сайта состоялось в 2016-м. Но за четыре года до закрытия Ролемансера, летом 2007-го года, в рунете появился еще один сайт. С более удобной системой (хотя и без некоторых "фишек" вроде ветвей обсуждения или сокрытия имени пользователя, написавшего пост). Сайт, не просто предназначенный для ролевых игр, но с принципиально другим движком, учитывающим особенности ролевой игры. Место, на котором уютно. Место, ставшее новой гаванью для тех, кто пережил крушение Ролемансера. Место, где мы с вами сидим у теплого камина дядюшки Пружины. Но рассказ о том, как оно создавалось - это уже совсем другая история. Тем из вас, кому не терпится узнать ее, я советую заглянуть в пыльные архивы нашей башни высокого волшебства: ссылка+ ссылка" Дядюшка Пружина встал из своего кресла и прошелся по комнате. Часть племянников уже дремала, уснув под монотонный рассказ с вкраплениями непонятных слов, часть терпеливо ждала своего угощения. А старый кендер будто и не видел их - он вспоминал подвал сгоревшего в пожаре дома, где лежал его "арсенал": крышка от газовой плиты, несколько лыж, обрезанных "по креплениям", странная конструкция из двух лыжных носков, скрученных между собой просверленной у школьного трудовика рессорой от "копейки"... Этого дома давно нет, на него лет десять назад сел красный дракон, а потом, после войны, место раскатали бульдозерами, невзирая даже на бьющий из-под земли родник. Где-то там остались книги и мечты. Их бесплотные тени до сих пор иногда собираются рядом с этим местом, над родником, забитым бетонной пробкой, и разговаривают друг с другом. Дядюшка Пружина давненько не был в той стороне. Наконец воспоминания отпускают, и он вспоминает о детях. - Ну же, ребятки, подходите! Кому леденцы! А кто больше любит грильяж? А еще у меня сегодня получился чудесный яблочный пирог! Пойдемте на кухню, я угощаю!
-
Исторический труд:-)
-
Очень интересно. Никогда не знал историю появления ролевых игр, как и дм'чика, хотя немало времени на это потратил. Спасибо за то, что подняли пыльные записи из архивов. Спасибо за историю. Человек должен знать своё прошлое! А заодно родной язык, родную литературу, географию и математику
-
Занимательный экскурс в историю.
-
Ролевые игры и история - две вещи, которые я люблю, и теперь они вместе
-
Да, были деньки, кхе-кхе...
-
А ещё кроме форумок и полигонок была такая офигенная штука, как Multi user dungeon (они же MUDы). Хотя в 2005 году, пока народ тусил на Ролле, я рубился в Рагнарок онлайн. И читал Навигатор игрового мира и Лучшие компьютерные игры. Да вообще много чего хорошего можно про те годы вспомнить, что и говорить...
-
Душевный такой обзор истоков
-
Спасибо большое. Интересно и очень ностальгично:)
-
До конца пока дочитать не успела, оставила на сладкое. Классная статья. Вот почитаешь такое, и чувствуешь себя тироназавром прямо )
-
Весьма.
-
Ностальгия! Вспоминаю годы, проведенные ра Ролемансере... рассказы друзей и знакомых о хишках... идеологические баталии на Арде.... как годы-то летят!
-
Ностальгия. Но без упоминания Зилантконов и других ключевых конвентов тема раскрыта не полностью.
-
молодость, молодость.
-
Однако, это прямо целый научный труд, завернутый в уютный рассказ. Не поставить плюс за это- преступление.
-
Получите квитанцию, распишитесь. Было приятно сотрудничать с вашим пружинно-наемничьим агентством!
|
|
Не успела ничего цыганка подмастерью ответить ー Олена к Даньке подошла и вывалила всё наболевшее глаза в глаза, как это она умеет. Оробел Данька от такого напора, руки вдоль тела опустил, едва ружьё тяжёлое у бока удерживает, смотрит на девушку лесную как на великана горного, снизу-вверх, губы сжал, глаза чуть прищурил, ресницами как щитом от слов острых защищаясь.
Вот тебе, Злата, и "поспешил". Глупая цыганка. Такая мудрая, а этого не увидела в глазах Олениных. Может, от того, что сама Злата уже позабыла что такое любовь эта, первая и крепкая, хрупкая, вязкая?
Зачем она так резко? Наверное, чтобы отрезать. Так надо, точно надо. Олена же знахарка. Данька ничего в этом не смыслит, но знает: если конечность сильно перебита, то надо резать, иначе загноится. Да, лучше в землю мёртвым мясом, чем сморщенной культёй при здоровом теле. Казимира Завидовича руку вон закопали, а он себе новую сделал, не хуже прежней, в чём-то лучше. Что мастер в вещь вдохнёт, то в ней жить и будет. Иногда чувства те же вещи, иногда и человек пускай и божье, но творение. Изделие. Данька сам в себя жизнь вдохнёт.
Разгладились черты лица у отрезанного, выдохнул он спокойно и сказал:
ー Потому что выбрали друг друга, знаю. Как соратники, как... герои. Как друзья. Как долю. Пускай безответную. Я тебя тоже люблю... как соратницу, героиню, подругу. И как долю безответную. И мне это... хорошо. Это лучше, в сто раз лучше чем тебя умирающую на руках держать, поверь. И прости коли взгляд у меня тяжёлый ー то не из-за тебя. Я сегодня многое понял, благодаря тебе и Осьмуше. Что смерть рядом. Что любить можно. Что жить нужно спешить ー даже в безвременье, в сумерках этих, посреди кровавой сечи!
Наконец получилось взгляд этих бездонных глаз выдержать. Значит, и правда свободен. Значит, любовь не оковы, не нож в сердце, не яд и не потеря рассудка ー это разговор двоих, рождающий мысль о жизни. Даже если после разговора самой жизни не будет.
ー Я схожу пока на тот берег, надо мне. Я сегодня не только успел понять, что тебя люблю, почти тебя потерять и вновь живой увидеть, мне сегодня ещё людей пришлось убить, пускай и кощеевцев. Я должен на них взглянуть. Но ты не беспокойся. Я тебя услышал, Олена. Я скоро вернусь. Ты вернулась, и я вернусь. Ты изменилась, любовь свою спасла, а через это всех нас: ты уже героиня. Но и я тоже... времени зря не терял. Осталось другим стать, там, на пепелище. Настоящим героем, а не заплатанным.
Перед уходом он взглянул зачем-то на Злату. Без благодарности, укора или радости. Как на равную в странном таинстве: у тебя любовь несчастная и у меня, но она у нас есть, и ты, цыганка, тоже меня кое-чему сегодня научила. Если уж ты смогла предавшую и убившую тебя любовь простить, то мне на свою с кулаками кидаться тем более незачем.
-
ー Потому что выбрали друг друга, знаю. Как соратники, как... герои. Как друзья. Как долю. Пускай безответную. Я тебя тоже люблю... как соратницу, героиню, подругу. И как долю безответную. И мне это... хорошо. Это лучше, в сто раз лучше чем тебя умирающую на руках держать, поверь. Крутые слова. И, на самом деле, круто когда герои в модулях что-то понимают, осознают, принимают, меняются. Потому что вместе с ними меняемся и мы. А значит, все это больше, чем просто утонченное развлечение интеллигентных людей.
-
Вот это страсти закручиваются. Плюс за Данькино смирение и путь, который он к нему ппошел. И плюс за его стремление увидеть дело рук своих.
|
- Cпасибо, дядь Фока, - Олена через силу улыбнулась. Как раз впору – больных попоить. Да и самой как пить охота. Зачерпнула ковшиком водички из ведерка - руки мелко дрожат, водичка через край ковшичка плещется, Забаве прямо на лицо.. - Забавушка, извини. Вот, попей. Не бойся, живы все. А ты, князь, лежи, дыши ровно, не разговаривай. Ну вот. Теперь Забава может думать, прогнать ей Павла или простить ему; Павел может выбирать - уйти в монахи грехи замаливать или остаться княжить. Может, будет он, о своей вине помня, все по правде решать, судить по справедливости. И так может выйти. Злату слушать – то ли радоваться, то ли плакать. Олена потянулась к злосчастной цыганке – обнять ее. - Ну вот, видишь, как хорошо. Не придется в тридевятое царство за Птицей ходить. Я уж думала - все нам, нет птицы - нет солнца. Кот-то, поди, сам не рад, что такое завертел, страсти такие. Мне самой аж его придушить захотелось, - Олена опять растянула губы в невеселой улыбке. - Боле всего за то, что герои могут свое слово молвить, а другие влекутся, как телята на веревочке. Это несправедливо. Злата, ты не жестокая. Простить не можешь - ну и не прощай. Это... пройдет. Потерпи немного. Как солнце вернется - жизнь совсем хорошая настанет. Я солнце во сне видала. Солнце, оно знаешь какое? Увидишь его - и твое сердце смягчится, оживеет. Ну... чего ты все одно молвишь - смерть, смерть? Не надо, не хорони себя. Про Трояна ни слова, будто забыла, будто и не было его. А ну как он за ней придет? Взгляд Олены вильнул в сторону, от Златы прочь – ну как увидит она, что Олена напрасно ее утешает? - скользнул по Даньке, который так и стоял в обнимку с дедовым ружьем. Отчаянность вся, боль с последней надеждою пополам, с которою он давеча глядел на нее, за руку держа – все вытекло из глаз его, выгорело. Стоит как пеплом припорошенный. Стоит, не уходит, как часовой на страже. Караулит, что ль? Надеется, что проснется она – и все как раньше, когда только встретились в лесах меж Тулою и Калугой? Ох, он все видал, как Осьмуша целовал ее и слова ласковые говорил… а что с того, что видал? Прятаться ей теперь? Олена почувствовала, что будто бы сердится на Даньку. Так сердятся, когда кому-то сделают больно, смертно обидят, а как загладить обиду – не знают. И смотреть-то ему в глаза неохота. Жалко… его жалко, вон неприкаянный он какой. Оленин взгляд снова метнулся прочь, словно она его еще больше обидела… конечно, обидела! Пожалела! А сам виноват! Олена еще сильней распаляла свою на Даньку досаду. Звала его с собой в Загатье – так не пошел же с ней рука в руке по гульбищу бродить, через огонь прыгать. Дела, сказал. А Осьмуша пошел. Вот и выяснилось, кто брат названый, кто друг сердечный! И чего он теперь смотрит так… будто… Олена опять поднялась через силу, подошла к Даньке. Потянула за рукав в сторону. Заговорила полушепотом – сбивчиво и прямо, как камень, летящий в лоб. - Даня. Не гляди на меня так, будто я твое сердце вынула и ногами потоптала. Я же знаю, что ты знаешь, что я знаю… все. Про тебя, про меня и про Осьмушу. Я тебя… тебя люблю как брата. Вот. А Осьмушу я просто люблю. Я не виноватая, так само вышло. А что я умерла и вернулась – так ничего не изменилось, все по-прежнему. Что мне теперь от тебя бегать и глаза отводить? Я тебя жалеть не хочу. Я тебя еще больше обижу тогда, если буду жалеть. Я буду тебе всегда другом. И я с тобой рядом за солнцем пройду до самого конца котовой сказки, будь она неладна. И я не хочу ни жалеть тебя, ни от тебя бегать. Ты… Даня, ты сильный. Ты будешь очень-очень счастливым человеком… потом. И вообще, ты… про меня ничего не знаешь, как я жила и что раньше делала. Может, узнаешь – я тебе опротивею. А нам, может, всем счастья не видать, у нас всех доля злая. Ну и что? Зато солнце… будет. И луна. Олена развела руками, обрывая свою сбивчивую речь, будто воздуха ей не хватило. И замолчала, беспомощно глядя на Даньку, заставляя себя не отводить от него глаза.
-
ох уж эти, люблю как брата оправдашки за столько веков не поменялись :)
-
Даня. Не гляди на меня так, будто я твое сердце вынула и ногами потоптала. Это пять.
-
Давненько тебя не плюсовал, хотя было за что) Вот теперь плюсую - и за Олену в целом, и за конкретно этот пост. От момента, как Олена поит водой Забаву(даже при столь простом действии характер показывается), до расстановки точек над ё с Даней.
Круто играешь.
-
Хорошо в целом вышло, хоть и резко чуток)) Но, думаю, ещё зашлифуем впоследствии. А так да, я прям чувствую, как персонажи изменились за игру, причем не только взаимодействуя с миром, но и опираясь друг на друга. Это бесценный опыт совместного творчества.
|
|
Василий тоже сначала хотел с гордым видом отойти прочь и поставить на этом точку. Но кое-что в словах Осьмуши заставило его задуматься. И, пожалуй, он почувствовал, что не на то разозлился, что не нужна Осьмуше над ним власть, что не об этом был разговор. И вместо того, чтобы пойти отдельно от парня, подошел к нему поближе, оглянулся, чтобы убедиться, что Соловей не слышит, и заговорил вполголоса. — Мать потерять — это больно, — сказал он. — Но ты-то сам не думал, за что Соловей вас так ненавидел? Почему тебя так убить тогда хотел? Не просто так. Он мне порассказал про себя, и я так думаю — от страха. Ты же знаешь его историю, да? Соловей был разбойник и душегуб, но еще он был вольной птицей. И в этом была его суть, а не в разбойности. Он мог бы быть хорошим, а был плохим. Но он сам это выбрал. И за это его убил Илюша. И попал Соловушка в ад, и черти его там драли так, как ни мне, ни тебе не снилось. Но он получил по заслугам. И все было честно. А твой папа, не тот, который у монастыря сейчас, а тот, который... — Василий чуть не сказал "настоящий", но вовремя остановился. — В общем, ты понял какой, вернул его и посадил "на поводок", дескать, будешь делать что я скажу, а не то — обратно в пекло. И я так думаю, для Соловушки, вольного нашего, это было как тот ад примерно. Кое-как он вывернулся, но ему пришлось свою вольную птицу убить, часть себя то есть. И за это он вас ненавидел. А еще... Еще от страха. Что Кощей умер, а теперь придешь ты. Все же думали, что ты будешь, примерно как Кощей! А значит, опять посадишь его на тот поводочек. Хоть он и покрестился, но у тебя же целая кодла мастеров на все руки, а ну как придумаете что-нибудь новенькое? Чуешь к чему я? Умереть страшно. А бояться жизни так же, как смерти — это все равно что умирать каждый день. Думаешь, нестрашно было Соловью? Еще как страшно. И он искал тебя, чтобы избавиться от своего страха. А может, от воспоминаний о страхе. Не мне тебе про страх рассказывать. И вот, он тебя нашел. И... не убил. Подумай об этом. У меня, знаешь, тоже, свои счеты к черным были — у меня родичи от вас погибали, а иные в полон уведены. Это не мать, конечно... но тоже, знаешь, не пустой звук. И все-таки я сегодня сказал твоим головорезам — идите. И Соловей тебя не убил. Правильно он сделал тогда или нет? Сам скажи себе. И если думаешь, что правильно, то прости его. Он плохой, Соловей, я знаю, он может, не намного лучше ваших. А может, и не лучше. Но это и от страха ведь. Ты его освободи от страха, как бойцов от зароков освободил. Ты его лучше сделай. Подумай. Он разбойник, душегуб. Но что-то в нем есть, в этом Соловье, а? Закончив свои речи, Василий легонько хлопнул Осьмушу по плечу, и теперь уже отошел совсем.
|
-
Батыр как обычно импонирует рассудительностью и трушным мужским взглядом на вещи).
-
Просто и мудро) И как умный человек, Батыр про все это промолчал)
|
Трудно было представить, чтобы Фиона выглядела более угрюмой и нелюдимой, чем сейчас. Зрелище плачущей Доры было таким жалким и нелепым, что охотница за головами не выдержала и отвернулась, поджав губы. Многозначительное фырканье, слышное одной лишь ассасинке и принадлежавшее только ей, лаконично говорило об её впечатлении.
«Ты девушка, и проблема чувственного восприятия мира стоит перед тобой особенно остро. Ты должна отказаться от эмоций, чтобы быть сильной. Ты должна игнорировать чувства окружающих тебя людей и твоих жертв, чтобы быть эффективной. Эмоции ведут к гибели. Логика ведёт к победе»
Кулаки, спрятанные под локтями, сжались до белых суставов. Скулы постоянно двигались из-за дрожи в зубах - речи опостылевшего Смотрителя вспомнились не вовремя. Настолько, что били прямо в точку. И Фиону неизменно с подобными воспоминаниями посещал один единственный вопрос. Так ли уж нужно следовать правилам того человека, который давно уже не является её хозяином? Сложность вопроса заключалась ещё и в том, что эти наставления работали и в «новой жизни». Которая немногим отличалась от «старой», к сожалению. Ассасинка косо наклонила голову, чтобы снова глянуть на Дору. Жалкое и нелепое зрелище. От которого почему-то разрывалось сердце.
«Птица, или клетка?»
Если прислушаться к Фионе, можно было услышать тихое утробное бульканье и зубовный скрежет. В ней боролись два полярных чувства. Это уже было по меркам Смотрителя слабостью, но без его ежовой руки девушка, что называется, «распустилась». Смертельная слабость, которая в другой ситуации могла стоить даже жизни.
«Птица, или клетка?»
Ингрэм сама не заметила, как её сердце забилось в ритме колокола набата. Вопрос, бившийся в её голове подобно язычку в колоколе, предлагал дилемму. Выбор, который осознавала лишь сама наёмница. В этом мире было слишком мало людей, которые бы поняли, почему в кажущемся пустяковым выборе затаилась тяготящая душу Фионы дилемма. Секунды размышлений казались вечностью. Но когда по глазам ассаснки промелькнул жест Доры, время как будто ненадолго остановилось. Когда та схватила рукой пистолет, этот гордиев узел был разрублен.
– Чёрт... я пожалею об этом, - тихо-тихо пробормотала Фиона, снимая перчатки, – но ладно. Пусть будет птица.
Выдохнув, уже гораздо смелее, наёмница с огромным трудом оторвалась от стены и на деревянных ногах подошла к распластавшейся на асфальте Доре. Убийца с фиолетовыми волосами старалась не смотреть в глаза окружающим её людям. Это было самым простым фокусом из тех, которые она спонтанно захотела сделать. Потому что в следующее мгновение Фиона опустилась на колени и приподняла голову Доры так, чтобы та легла на мягкие бёдра спортивной и подтянутой девчонки. Руки Ингрэм что-то предательски плохо слушались, отчего в движениях сквозила неуверенность. Пальцы левой руки нежно скользнули по щеке Доры и улеглись на плече, а ладонь правой пригладила шевелюру эльфийки. Она один раз погладила её, второй, третий... Это походило на случайно виденную наёмницей сценку из какого-то фильма. Фиона редко чувствовала себя полной идиоткой. Сейчас был именно подобный момент. Поэтому «горячая голова» смотрела только в лицо напарнице и едва вздрагивала от холодного пота, который пропитал всю одежду под костюмом и капельками собирался не только вокруг полумаски, но даже внутри неё, заметно смазывая зрение. В пылу адского волнения дамочка забыла даже про контроль собственной мимики. Хотя, наверное, выражение живого беспокойства в этот момент было куда более искренним и подходящим для Фионы, чем обычная её каменная маска.
-
Хорошечно. Достойно не одного и не двух плюсов.
-
Лайк без возражений. Великолепно.
-
Охохо, старая-добрая Фиона. Плюс ностальгии по старым денькам
-
Решимость пойти против своих принципов ради добра — заслуживает уважения
-
Суров, +1 Эмоционально насыщенный и весьма графичный пост.
|
После взрыва Даньку всё-таки захлестнуло, и так не вовремя. Слишком уж тонка черта между властью над вещами и властью над миром, так тонка, что после иного такого свершения не рад будешь подумать невольно, что и человека ведь рано или поздно получится овеществить, а значит...
Ведь так просто! Порой долго и кропотливо, да, но и просто, просто знать детали и принцип их работы, просто соединить и наладить, просто выжать пользу. А тут ведь что нужно ー то и полезно, то и правильно, а Бог на небесах обождёт, а то и вон молнией пособит. Сейчас кто герой, тот сам почти бог. А на войне героем быть просто.
Пятёрня Соловья почти что вышибла из Даньки настоящий совиный крик, который быстро перерос в его собственный, наполненный болью и страхом. Звук ружейного выстрела с того берега вторил ему эхом. Данька рухнул на колени и не увидел падения совы в мутные воды реки, а всё равно содрогнулся всем телом, когда это всё-таки случилось.
Выпало блюдце из скрученных судорогой рук, надвое раскололась окаменелость древнего совиного яйца, брызнула ли в самом деле наружу жизнь? ー Даньке так показалось, но он и без того знал, что смерть рядом прошла, жертв и помощника в убийстве на тот свет увела, а сама обернулась, показала, что знает, кто главный убийца...
С трудом подмастерье в себя пришёл, на полу, лицо руками закрыто, дыхание тяжёлое никак выравниться не может. Прислуге там у пушек так же больно было перед смертью, как ему сейчас?
А своим-то что, Соловей вон счастлив просто, что "чёрные просрались". Матушка Мирослава? Тоже поди радуется успеху тихо как она умеет. И где-то там княжич Василий, жив ли, да уж наверняка, и тоже ведь слышал взрыв-то, кто ж его не слышал...
Даньке впору бы улыбнуться, ответить Соловью что-то эдакое молодецкое, покрасоваться. Нет. Не выстрелит теперь пушка та гигантская, не разрушит детинец с Оленой внутри, и хорошо. В такой момент достижением гордиться ー значит и убийствами бахвалиться. Выжить там при таком светопреставлении никто не мог, кроме разве что самого Пушкаря. Вот что княжич Василий имел в виду, говоря про войну... Ты-то захочешь или нет, а она своё всегда возьмёт, покуда ты участник её, а не беглец.
Всё ещё чувствуешь себя героем?
-
Супер! Четко, внятно, объемно!
-
За пост в целом и отсылку на Spec Ops в частности
-
+
-
Всегда читаю с удовольствием!
|
|
|
|
-
Восхищает Данькино тихое упрямство. И эта способность так радоваться творениям своих рук.
-
Хоть какая-то отдушина у парня) Черт, я вечно забываю плюсовать понравившиеся посты
|
-
Фока супер, как обычно). Разбавляет пафос.
-
Посему сложил кулак так, чтобы срамной знак получился и Трояну показал через окно.
Чего только Троян не наслушался и не навидался в свой адрес)
-
За отличный стиль
|
Когда сова расправила широченные свои, почти в три аршина размахом, крылья и поднялась чуть в воздух, тут же присев обратно на стол в кузне, Данька и сам едва не подпрыгнул от восторга.
Именно с этого филина-пугача зародилась в задумавшем побег подмастерье мысль уйти из мастерской не с пустыми руками. Не после стольких часов, проведённых за созданием летучего чучела, бросать его пылится в чулане, отправляясь в далёкое странствие! Тогда Данька совсем не чувствовал себя вором, набивая короб диковинками своего мастера, а потом... потом поход за Солнцем и становление героем всё списали.
Нет уж, хоть и кольнуло воспоминание о содеянном Даньку в сердце, но затмить радость творения не смогло. Что с того, что он опустошил запасы кладовой Казимира Завидовича, если тот к большинству из этих вещей всё равно охладел уже давно? С совой этой ведь так же было. Сперва чуть ли не вместе над ней работали, Данька наблюдал и инструменты подавал, а учитель в чучело высушенное да разрезанное знай себе шарниры да каркасные палки вставлял и приговаривал: "знать будешь, как спать мне мешать, ухалка глупая!", и поди пойми, взаправду ли из-за одного только уханья далёкого Казимир филина того изловил да прикончил, то ли исподволь подмастерью своему внушал, что с ним лучше не баловать, раз уж даже такую гордую и красивую птицу лесную строгий учитель не пожалел...
Напичкали они её поначалу железом знатно, тяжелей коромысла о двух вёдрах стала ー то учитель увлёкся, конечно. А как понял, что такая она не то что летать, и с крыши дома-то плавно спуститься не может, так плюнул и приказал в чулан убрать, даже чинить не стал в лепёшку разбившееся. У Казимира Завидовича мысль живая, подолгу на месте не стоит, всё дальше течёт-пробивается, а Даньке дело недоделанное долго ещё зудом в руках и голове отдавалось. Насилу выпросил разрешения самому пугача лесного починить. Там-то и понеслось! Захватила Даньку работа новая, каждую минутку свободного времени уделять ей стал. Какие-то шестерёнки он на лёгкие деревянные заменил, а вместо сухожилий шнурки да хворост к пружинам да колёсикам присоединил. Крылья искусственно бычьим пузырём увеличил, новыми перьями сверху прикрыв, стежок к стежку, ниточка к ниточке ー сразу по-другому стала сова воздух загребать да на ветру держаться!
Согрелось сердце Даньки от по-иному бытие его былое осветившей памяти. Пускай как вор и беглец ушёл он из мастерской, но проработал-то он там честно и усердно!
Жаль, что Казимир Завидович не оценил тогда успехов промежуточных, погнал Даньку на другое дело, а вот видел бы сейчас, ух...
Ничего, подумалось Даньке, рано бахвалиться да величину из себя воображать. Вот когда взлетит пороховой склад вражий на воздух, вот тогда можно будет.
И всё же кузнецу княжескому подмигнул подмастерье заговорщически, не удержался.
***
Своих Данька на стене нашёл ー статного и рослого княжича, игуменью в заметной светлой одежде да лихого разбойника издалека видать было.
ー Готово! ー пришлось перерыв сделать да отдышаться, а то и ружьё тяжёлое по ступеням крутым волочь, и за блюдцем да яйцом совиным, по блюдцу катающимся, следить одновременно тяжко было. ー Не пужайтеся только.
Тут-то филин-пугач на зубцы и присел, из-под облаков мрачных камнем упав, но у самой стены взмахом крыльев остановившись вовремя. У героев от резкого порыва ветра даже волосы всколыхнулись.
ー Во-от, и снаряд пороховой при ней, и огниво самозарядное! Осталось только узнать, где кощеевцы склад свой устроили... матушка Мирослава, пособишь опять? А я туда совушку наведу, аки гнев Афины, богини греков. Наш-то поди простым огнём не карает, всё больше молниями, да, матушка?
Что и говорить, настроение у Даньки было боевое, а ведь даже умыться не успел ー к своей и Олениной крови на кожаном доспехе добавились масляные пятна и неизбежная при работе в кузне грязь.
ー Только вот думаю, не собьют ли в полёте... или не падёт ли на неё смок коршуном. Княжич Василий, ты поди получше меня-то из ружья стреляешь, я и на охоте-то настоящей никогда не был, да и вымотался весь, кровью едва не изошёл, теперь руки гудят, в глазах рябит что-то... Может, ты пока ружьё возьмёшь? Я всё равно за него схватиться не успею, появись вдруг дракон в небе, мне вот с блюдцем волшебным возиться надо, чтобы совой править.
С этими словами Данька, вновь сбивший дыхание путаными объяснениями своей задумки, Василию ружьё Гримма и протянул ー скрипнул приклад о камень стены.
ー Осторожней только, оно уже смерть-пулей заряжено.
|
Мёртвым не нужна еда. Мёртвым не нужна вода. Мёртвым не нужен сон.
"Духи не знают усталости", как говорил один персонаж компьютерной игры. Я всё время видел только циничный подтекст, скрывавшийся за этой, казалось бы, "героической" фразой. Духи слишком хорошо знали, что такое усталость. Они попросту олицетворяли её.
Много ли радости в том, что ты мёртв и тебе недоступны даже элементарные удовольствия? Чувство невосполнимой утраты тела особенно остро ощущалось по ночам. Было что-то приятное в том, чтобы сидеть в темноте перед телевизором и смотреть сериалы, хрустя вкусными чипсами с колой. Мне тогда ещё рано было проводить время в любимом круглосуточном баре, с сигаретой и стаканом виски в руках. Рано для философских рассуждений и проклятий в сторону депрессивного бытия. Но "самый раз" и "поздно" не наступили. После смерти я мог позволить себе только игру воображения. И в моём новом мире даже днём все кошки серы и среди них нет ни одной белой или чёрной, ведь мир - это всего лишь оттенки серого с небольшими штрихами красного. И кошмарное, вгоняющее в депрессию, сжимающее нутро и режущее его без ножа чувство ностальгии.
Ночь. Одна, другая, третья... Каждую ночь с момента своей смерти я неприкаянно скитался по округе и крутил в голове мысли. В них не было чего-то оригинального. Аргументы к давно уже остывшим спорам, "фанфики" по полюбившимся мне произведениям, где я - часть вселенной и герой, который помогает другим героям или как-то иным образом участвует в общем замесе. Разговаривал сам с собой на сложные темы вроде выбора той самой "вайфу", с которой я бы провёл всю жизнь, в деталях представляя себе каждый момент быта. И мечты, мечты... Все они разбивались об серую повседневность, где я был способен только на сомнительного геройского качества манипуляции. Там прочесть мысли, тут проникнуть и посмотреть, высосать энергию и по новой заглушить совесть оправданиями в духе "себе не поможешь - никому не поможешь". Кого-то может быть волновало моё существование, но было ли что-то большее в этом, чем меркантильность или страх перед существом из потустороннего мира? Я уставал не оттого, что летал по кругу. Я загонял себя мысленно.
Эта ночь поначалу не отличалась от всех предыдущих. Как обычно, город превратился в кладбище, жаждавшее свежей крови. А звёзды были бессердечными и холодными арбитрами, которые следили за бродящей в тенях Смертью. Не её коса разила людей, всего лишь красивая вещь для антуража. Души мертвецов сами летели за уютную пазуху костлявой старушки и только упрямцы вроде меня отвергали радушный приём. "Не очень-то и ждём тебя", отвечала Смерть. Лукавила. Если я оставался в полной тишине и в абсолютной темноте, то слышал в голове её тихий зов. Он манил меня... И меня охватывал страх. Мёртвый тоже может умереть.
С тех пор, как я прижился в коммуне, моё ночное бдение зачастую ограничивалось территорией школы. Я бесцельно перелетал из угла в угол, но избегал кладбища, чтобы не встречаться с теми призраками. У них немного "заело пластинку". Избегал я и тех мест, где зачинали детей, хотя я не могу не признаться в большом желании злоупотреблять своим положением хотя бы для того, чтобы точно знать, кто мать и отец (снова оправдания, да?). В остальном, в школе не нашлось бы уголка, где меня не было. Я был чуть ли не часовым за полставки, патрулировавшим коммуну. И полуночники считались мною чем-то само собой разумеющимся. Я их прекрасно понимал. Но так уж вышло, что сегодня я случайно услышал играющую песню. Музыка посреди ночи вряд ли была чем-то новеньким в коммуне, но она заинтересовала меня хотя бы из соображений уважения к тем, кто спит. Впрочем, я не исключал того, что сам по себе обладаю излишне острым слухом и моё бесплотное тело прекрасно ловит звуки среди конструкций здания. Но я никуда не мог деться от хорошо забытого мной природного любопытства, которое охватило меня. Тем более, что сама песня и её слова завораживали.
Что же я увидел, придя на звук? О, это было более чем удивительное зрелище. Сама по себе песня была не характерной для покинутых детей Уэйуорд-Стритс, но, пожалуй, именно она хорошо подходила многим из них. Но ещё больше восхитило наличие столь тонкого музыкального вкуса у того, от кого не ожидаешь ничего подобного. Некоторое время я просто задумчиво стоял посреди этого помещения, которое обычно вызывало у меня смешанные эмоции - осквернённая библиотека, но важная для коммуны оранжерея. Сейчас я как-то и думать забыл об этом, наблюдая за тем, как Невеста прыгает от растения к растению. На душе потеплело. Гнетущая тоска отступила куда-то в тенёчек с угрозами при случае вернуться снова. В такт ритму песенки я качал головой, это разбросало из той почти все депрессивные мысли. Ощущение внезапно наступившего облегчения было сравнимо с тем чувством, когда пациент, ещё недавно жестоко страдавший от острой зубной боли, выходит от врача, залечившего ему больной зуб.
Как странно. Я не видел своего лица, но мне казалось, что оно улыбается. Я не видел своего тела, но мне казалось, что оно чуть-чуть пританцовывает. Я не помнил, сколько времени у меня уже не было даже такой маленькой радости. Она складывалась не только из хорошей песни, трогавшей каждую потрёпанную струну моей израненной души. Зрелище беззаботной девушки-ящерицы, занимающейся любимым делом, искренне умиротворяло. И в голову приходили уже совсем другие мысли. Например, а не оживить ли того скелета, что стоит, одетый в приятный глазу наряд. Приступ ностальгии от внешнего облика подвешенной груды костей не ударил ножом в сердце, а прокатился по тому тёплой морской волной доброй шутки, которая сама собой родилась в моём сознании. Эта же волна придала мне сил и смелости, а главное, ненадолго вернула то озорство, которое я потерял тем смертельным днём.
Что же... пришло время воспользоваться той силой, которую я когда-то задвинул далеко в угол. Той силой, что принадлежит мне по праву призрака.
В теплице раздался громкий и резкий звук, который мог бы напугать даже мёртвого. Мёртвого, но только не Мистера Боунса. Потому что тот и оказался источником звука. Скелет спрыгнул с шеста и едва не потерял равновесие. Какая-то сила держала его кости вместе и не дала им рассыпаться. Мистер Боунс выпрямился и для начала размялся. Его застоявшиеся кости хрустели, как несколько пачек чипсов под катком. Потом скелет стильным жестом поправил чуть не слетевшую с голого черепа шляпу, аккуратным жестом подтянул бабочку на шее и отряхнул фрак от пыли. Приведя себя в порядок, Мистер Боунс повернулся к Невесте, пощёлкал челюстью для привлечения внимания и помахал ей рукой, упираясь второй в бок аки босс.
|
В целом, похоже было, что команда Флоры либо сознательно оборвала свои связи с большим миром, либо не могла их восстановить. Сама Флора сбежала от отца, живя жизнью отшельницы. Тотем сбежал из индейской резервации и не возвращался туда, опасаясь за свою свободу, - впрочем, раз в несколько месяцев Тотем делал вылазки на "родину", но Ас не знал подробностей. Ук-Ук никогда не был человеком, а Гвен не помнила, кем она была до того, как попала в руки неэтичных учёных. Сам же Джо Джонсон, оказывается, тоже имел опыт знакомства с этими учёными - после того, как его отец погиб в борьбе со злом (только после его смерти Джонсон узнал, что его отец вёл тайную жизнь ночного мстителя), Джо был похищен из своего дома, и над ним проводили эксперименты Мендельштейн и его коллеги, пока Джо не удалось, овладев своими силами, сбежать из лаборатории, после чего он встретился с Флорой. В большом мире у Джо осталась мать, но с ней юный "атомокинетик" общался только письмами, опасаясь, что его враги могут придти за ней. Таким образом, все пятеро, сознательно или по воле обстоятельств, вели жизнь беспризорников, ютившихся в заброшенных зданиях и иногда совершавшие набеги на злых учёных - сейчас они планировали очередную попытку набега на экспериментальную протезно-ортопедическую клинику ТомТек...
- Э? Твою маму - в смысле, свою жену? - озадаченно переспросил Тревор. - Я слышал, что-то там такое было... - он резко осёкся, увидев, что Флора вперила в него пронзительный взор. - Окей, ладно-ладно, не надо душить меня лианами прямо тут, я всё расскажу! Я, то есть мы в курсе, что Мендельштейн - твой отец, а ты - его дочь... Не, я не то чтобы следил за тобой, как какой-нибудь сталкер, это случайно вышло - я одновременно искал информацию и про тебя, чтобы с тобой встретиться, и про Мендельштейна, и увидел, что у тебя и у его дочери на фотографиях одинаковое лицо. Кстати, вполне симпатичное - ты могла бы позировать для обложки супергеройскрого журнала, если бы такой существовал. О, кстати, неплохая бизнес-идея - издавать супергеройский журнал - с твоей фоткой на обложке его враз раскупят! - Прекрати, - Флора невесело улыбнулась. - Я вообще, по официальной версии, супертеррорист и разыскиваемый преступник. Ладно, я тоже тебе признаюсь - это Мендельштейн мне рассказывал про вас. Он следил за вашими... "подвигами" и восхищался, какие вы непреклонные герои... но ты сам понимаешь, почему именно его словам я больше не верю. - Ну, тогда суперзлодейский! Если ты сфоткаешься для обложки с подписью "Переходите на тёмную сторону, у нас есть пе..." то есть "все красивые девушки уже у нас", то записываться в злодеи выстроится очередь! Э, то есть Мендельштейн, он типа следил за нами? Вот же ж... Знаешь, нам Эрл, то есть Уличный Волк, что-то упоминал про то, что Мендельштейн пытался его усыновить или что-то вроде того. Ну, взял его из приюта, якобы для усыновления, а сам отвёз в лабораторию и стал колоть всякими злодейскими препаратами. Сама понимаешь, Эрл ему был не очень благодарен... но, может, Пендельштейн действительно был настолько долбанутый, раз хотел его усыновить и следил за ним? Слушай, ты же сейчас не будешь мне говорить, что он всё-таки твой отец и всё такое? - Тревор, спохватившись, заткнул свой словесный фонтан. - Ну, после всего того, что было... - Флора грустно усмехнулась. - Знаешь, он когда-то был замечательным папой - ну кому не понравится отец, который может одарить тебя суперсилами?... - Э, то есть эти твои суперсилы - это было добровольно? - перебил Флору озадаченный Тревор. - Да, добровольно. Он обещал, что когда-то у всех людей будут суперсилы, и им не понадобится никакая регистрация. Он сделал меня супером... и он всё время врал - врал мне и моей маме. Он скрывал от нас, чем он занимался на самом деле, свои опыты над людьми. И когда мама начала слишком о многом догадываться... он её убил. Не своими руками, конечно, чужими, но... ради того, чтобы сохранить в тайне свои грязные дела, он был готов на что угодно, - сказала Флора со злостью, горечью и болью в голосе и замолчала, отведя взгляд.
|
- Не родившийся, не крещенный, не по-божески это все.... - бормотала Мирослава, глядя, как Павел сына своего хоронит. Да, что там хоронит.... закапывает. Жалко ей стало его, а цыганку еще пуще, но ненадолго. Давней болью отозвалось все внутри и несмотря на смертельную усталость, проковыляла матушка к могилке свежей и молитву начала читать. А люди все не унимались , все спорили, все виноватых искали. А Полоцк горел, и время шло. Ничему не успела монахиня удивиться - ни событиям битвы за город, ни отсутствию руки у Чернавки, ни тому, что Осьмуша сын Кощея. Игуменья устало смотрела на то, как скрутили Злату, как Василий вступился за нее, как Павел его остановил, как Маринка в спор ввязалась. И слова, слова, все слова... а потом вдруг страх пронизывающий, ни с того, ни с сего. Как оправилась Мирослава, руку к груди приложила и в сторону сада посмотрела, где дитя похоронено было, на Забаву бледную взглянула, и с огромным осуждением на остальных участников всей этой истории - на Павла, Прошина, его людей и Злату. - Нелюди вы... - сказала она ни громко, ни тихо, и из глаз ее потекли крупные слёзы. Объясняться она не собиралась, да и не смогла бы она поделиться своими чувствами и мыслями с этими людьми, которым ребенка в могилу отправить, все равно, что страницу перелистнуть да на прежний путь вернуться. Впервые задумалась монахиня о схиме. Выбрать бы обет молчания, ибо никаких слов ей все равно не хватит, чтобы убедить собравшихся опомниться, смириться, пока не поздно. Оставалось лишь на Бога уповать. - Господь воздаст вам по деяниям вашим. А я, жива буду, за тем прослежу. С ужасом подумала матушка и о том, что ее кара господня тоже не минует за слабость ее и злобу на людей. Слезы утерла рукавом, Даньке кивнул. - Сейчас, попробую , - и отошла в сторонку, чтобы не слышать разговоры.
|
Опять Олена тонула в бездонном омуте, без толку барахтаясь в темной воде, пока ей не стало слишком холодно и одиноко, чтобы продолжать бессмысленные попытки вынырнуть. Вот что самое плохое, самое страшное, когда умираешь, мелькнуло в сознании: тот миг, когда понимаешь, что всплыть уже не получится. А так совсем не страшно умирать. Настоящая смерть не жестокая, не свирепая. Она... никакая. Небытие. Она шла сквозь тьму за золотой ниткой, на другом конце которой находился Осьмуша; вот и он, серый, жалкий, как тряпкой стертый. Таким ли он должен жить долго и вряд ли счастливо? Надо отпустить его на свободу, как жар-птицу, чтоб летел. Недолго ему лететь. Олена знала это не от Златы, не от Шепота, не от Кота. Просто знала. В глазах у Олены слепило, дрожало и расплывалось сквозь слезы солнце, которое обязательно должны увидеть все. Если в ревнивых мыслях Даньки Олена должна была засыпать со счастливой улыбкой на лице, то удивился бы он сейчас, увидев ее лицо. С таким лицом разве что на плаху идут. Мальчик под деревом говорил мертвой матери о счастье. Просил ее верить. Мать Хельга, Ольга - верила, должно быть. Как же матери сыну не верить? Верить надо, потому что ни солгать, ни скрыть ничего нельзя в смертном сне, когда души стоят друг против друга обнаженные. И Олена верила: все будет хорошо. Умереть не страшно. Мы будем все вместе. Поэтому она побежала через сугробы, почти не чувствуя обжигающего холода, уколов острых льдинок - к милому, чтобы целовать лицо его белое, впиться в уста сахарные. И тогда он обернулся.
Кощей не может говорить: "любимая". Не кощеевское это слово. Олена поднялась на цыпочки, чтобы взять в обе ладони истлевший лик, закинула голову - так же, как нынче под ивой у речки, подставляя губы поцелуям. Взглянула в белесые бельма с синей точкой внутри, пытаясь сквозь страшную личину увидеть знакомое лицо, синие глаза, добрую улыбку. - Осьмуша, свет ты мой... это ты, ты! Что ты с собой сделал, родной мой, желанный, отчего ты так переменился? Я же знаю про тебя все, про душу твою светлую; каким бы ты не казался, я тебя другого вижу, настоящего!
|
Услышав, что Осьмуша — сын Кощея, Василий все остальное слушал вполуха. Слишком много чего теснилось от такого в груди. И недоверие: как так, Осьмушка, младшая дружина Мстивоева, сын самого Кощея??? Да ни в жисть не поверю! И досада: что ж не разгадали, что ж не поняли-то раньше? Ни матушка в нем кощеевство темное не почуяла, ни Маринка глазом своим не разглядела, ни Всеслав не признал! И злость: ведь он меж нами ходил, все наши тайны выслушивал, вражье семя... Поэтому историю про страшную месть он выслушал впол-уха: после стольких смертей, произошедших только что на глазах, давным давно случившееся злодеяние, при всей его жестокости, как-то отступало в сторону. Про перо жар-птицыно были интереснее, но тоже не слишком - ну какая разница-то, за самой птицей клубок мотать, али за пером ее? Да и одно что ли перо во всем мире? Никому что ли не дарил никогда эти перья Ростислав? Не верится что-то. Спасибо, конечно, Злате, что рассказала, но и так бы нашли, чего уж. Как закончили с похоронами, Василий обратился к Павлу. — Соболезную тебе в потере твоей, но поелику никого старше тебя в роду твоем нет, ты и есть князь теперь. Это теперь, твой город, тебе его и защищать. Людям, которые там сражаются, надо знать, что их не бросят, что с ними... И тут краем глаза он увидел, как Прохоровские гридни бросились на цыганку и стали крутить ей руки, а сам воевода ударил ее по лицу. Несмотря на то, что пять минут назад Василию казалось, будто он на сегодня навоевался, и хорошо бы ушат воды на голову вылить, да пирогом заесть, да спать завалиться, лучше всего с Маринкой рядом, но в тот же миг кровь бросилась ему в лицо и он осекся, не договорив. Княжич не был семи пядей во лбу, но не надо было слыть мудрецом, чтобы догадаться, кому старый князь отдал приказ задушить цыганку. Князя убил Катигорошек, а заговор... ну, а что заговор? Злата ж никого не убила до сих пор, разозленная женщина и не такого наворотить может, а причин разозлиться у нее было достаточно. И уж точно жить или не жить ей, только что второй раз потерявшей сына, было не Прошину какому-то решать! Василий, конечно, помнил, как они дрались бок о бок с ним против кощеевских полчищ, но помнил и как обозвал воевода Чернавку перед самой битвой. Помнил и как Злата боролась вместе с героями со своим чудовищным детенышем, и как гадала она ему в Велесовом хвосте (ох, неспроста место так называлось), и как он вступился за нее перед покойным Поундсом. А значит, не вступиться сейчас было бы...
— А ну, отсади! Руки убрали! — гаркнул он на гридней, и стал без разбору бить их плетью по лицам и по рукам. — Ты, воевода, с кощеевцами не навоевался, с бабами воевать потянуло? Один раз мало убить, а? Ну, прочь! Отпусти, кому жить не надоело! Убью! Рощин всем видом давал понять, что шутки шутить не намерен, и за плетью пустит в дело саблю. И плевать, сколько там за Прошиным людей - двое-трое или сотня.
...было бы не по-княжески, не по-геройски, и не по-мужски.
-
Молодца!
-
Ай да княжич)
-
Наш человек!
|
|
-
Вдруг, как и все что было в жизни непутевой у татя, мыслишка грязная шмыгнула в голову: стоят они, вестимо, уперлись рогами-руками, а тварь эта поди возьми да и вырвалась. Намотала кишки людей добрых и была такова. Как наяву Черный увидел своих другов, что раскинули руки по полу и замерли пред мостом калиновым. Никто уже не идет за Солнцем. Умерли все, скоро и глупо. И сказке конец.
За этот момент
|
|
-
Эх ма!
-
Такой пронзительный не смотря на краткость пост выдать на коленке посреди рл-завала способен только один из лучших известных мне фрпг-игроков...
-
печалька
-
Давай уже...
-
Эх! Как же жаль терять такого сильного игрока!
А у меня были такие планы с Всеславом на ивент в Вечной Мерзлоте...
|
Вьюга, которой, казалось, не будет конца, нехотя успокаивается. Тёмные фигурки людей разбредаются в разные стороны, отмечая свои пути цепочками глубоких следов. Внутренний дворик пустеет всего лишь за несколько коротких минут. Лишь полыхает, постепенно выгорая, часовня, и в мрачных отсветах внушительного кострища продолжают неподвижно лежать на снегу бездыханные тела.
Дункан. Они, как рыцарь и обещал, ушли на рассвете. Командир собрал по всему замку жалкие остатки своего гарнизона и, реквизировав для нужд империи лишь немного припасов, пустился в путь с первыми лучами восходящего солнца. Снег весело поблёскивал на ярком свету, издевательски безоблачное по-зимнему синее небо словно нарочно контрастировало с бушевавшей накануне вечером вьюгой.
Сам Дункан бредёт во главе колонны, прокладывая своим людям тропу. Совсем немного их осталось, меньше половины, всего-то шесть человек. Поголовно угрюмые, подобно своему немногословному командиру, идут след-в-след, невольно прокручивая в памяти чудовищные события предыдущей ночи.
Рыцарь, опустив голову, вспоминает. Как уйдя со двора, он первым делом направился в покои леди Астории. Как стоял около забившейся в самый угол кровати девочки, тщетно пытаясь объяснить ей, что происходит. Он говорил, что ей как никогда теперь нужна защита, что он и его люди могут помочь. Естественно, юная леди Уинтворт ему не поверила. Она боялась его – скорее всего, в глубине души ненавидела. Она молча трясла головой, в то время как в её глазах проступали горячил слёзы. Он отлично понимал её. И всё же почему-то надеялся, что та поверит ему и послушает.
После смерти Преподобного всё казалось каким-то другим. Даже привычный хруст снега под ногами, даже вырывающиеся изо рта при дыхании облака горячего пара. Дункан не мог перестать думать о том, была ли действительно столь абсолютна истина самоуверенного жреца. Ведь если хоть на мгновение допустить, что тот ошибался… Что видения, которые видел сам рыцарь в огне, были лишь плодом его распалившегося воображения… Тогда становилось совершенно очевидно, что они делали под влиянием Преподобного воистину страшные вещи. Дункан уже не так уверен в себе – ему кажется, что даже его собственная память теперь сбоит и подводит. И, тем не менее, он просто не имеет права сдаться сейчас. Он должен вывести людей, дотащить их, если это потребуется, хоть на себе, до занятого империей Эредина.
– Сэр, – робкий голос одного из солдат прерывает размышления рыцаря. Тот, заранее ожидая худшего, медленно оборачивается. Вместо слов солдат молча указывает куда-то назад, в хвост колонны. Дункану не нужно всматриваться до рези в глазах в белоснежную даль – он и так знает, что хочет показать ему подчинённый. Сам он заметил преследователей чуть больше часа назад. И предпочёл бы, чтобы солдаты как можно дольше оставались в блаженном неведении. Ведь там, вдали, отчётливо виднеются жутковатые силуэты. С неумолимой неторопливостью они тащатся по ещё горячему следу отряда, способные двигаться с одной скоростью напролёт недели и месяцы. Дункану хватило одного взгляда, чтобы опознать рваные и ассиметричные движения падальщиков. Увидев такое однажды, больше уже никогда не забудешь.
Вместо ответа рыцарь благодарит зоркого солдата коротким кивком и, рявкнув, подбадривает своих подопечных: – Скорее, шевелите конечностями! Он смотрит на имперцев снизу-вверх, с чрезвычайно самоуверенным видом. Если они поверят в него, то, быть может, заодно поверят в себя. Развернувшись, Дункан начинает продвигаться вперёд почти вдвое быстрее. Хоть и прекрасно знает, что падальщики доберутся до них гораздо раньше, чем на горизонте хотя бы появятся башни замка такого далёкого и практически недосягаемого теперь Эредина.
Дрег. Коробейник всегда знал одну истину: тот, кто достаточно долго и упрямо ищет что-то в правильном месте, рано или поздно это что-то найдёт. С самого рассвета Дрег вот уже несколько часов без устали перелопачивает снег на заднем дворе. Стальные тучи развеялись, сугробы издевательски сверкают и серебрятся вокруг – мир словно нарочно пытается всеми силами вытеснить из памяти любые воспоминания о миновавшем кошмаре.
В конце концов, усилия коробейника увенчиваются успехами – не обращая внимания ни на что, Дрег копает, копает руками в грубых варежкам. И вспоминает события совсем недавно завершившейся ночи. Не взирая на близость и сохранность своего рюкзака, торговец долго не мог уснуть, а если и проваливался в кратковременное забытье, то нещадно стонал и ворочался. Мрачное пророчество жреца Урфара не выходило из головы – тревожные сны Дрега были полны чумных зверей и очищающего огня, бушующей вьюги и отдалённого смеха всевидящих богов суровых Севера. Из бездны кошмара на него с укором взирали Флинт и Эйты, заливался лаем, облизывая лицо, ещё живой и такой бесконечно жизнерадостный Шваркс. Дрег метался во сне, покрываясь испариной, а, едва открыв глаза, подорвался с жёсткой кровати и бросился, ни минуты не медля, на поиски. В конце концов, он всё же обнаружил то, что искал.
Коробейник медленно поднимается. На руках он держит тёмную и превосходно сохранившуюся на холоде тушку дворняги. Никогда не унывавшего Шваркса, весёлая мордочка которого теперь раскроена изуверским ударом топора. Выпрямившись в полный рост, Дрег наконец-то чувствует себя немного спокойнее. Он уже ничего не может сделать для своего хорошего, быть может лучшего, друга. Только устроить подобающие похороны и надеяться, что для верных собак у северных богов припасены своя Тропа и свой счастливый Очаг.
Дрег сожжёт друга прежде, чем отправится в путь. Он пробудет в замке ещё несколько дней и лишь затем, тепло попрощавшись с Юргеном, Максом, леди Уинтворт и бесчувственной Санией, в одиночку отправится дальше. Те попросят его остаться, ещё хотя бы чуть-чуть подождать, но коробейник лишь улыбнётся в бороду и, забросив рюкзак на плечо, побредёт. Ведь он почувствует, что время пришло. Что совершенно необходимо выдвигаться прямо сейчас, что его убивает каждый лишний день промедления в этом чёртовом замке. Лишь дорога поможет Дрегу восстановить душевное равновесие – снова один, снова в пути, снова с верным рюкзаком за плечами. Это покажется правильным. И Дрег не станет противиться. Он исходил большую часть мира от края до края однажды, и ему, быть может, удастся исходить её снова. Дрег уйдёт ранним утром, один, улыбающийся, совершенно спокойный, с гордо поднятой головой.
Неделей спустя он, добравшись практически до самого Эредина, наткнётся на одну из многочисленных банд дезертировавших из разгромленных армий Альянса солдат. Одинокий торговец с внушительным рюкзаком покажется ренегатам заманчивой целью – они вгонят арбалетный болт в живот коробейнику, обрежут кинжалом лямки его безразмерного рюкзака и, опустив головы, бросятся прочь в гнетущем молчании. Коробейник будет, истекая кровью, лежать на снегу. Будет умирать, понимая, что в конечном итоге его порешили свои же – люди, переговаривавшиеся между собой на теравийском наречии. Он будет вспоминать лица покойников, мёртвой жены, умерших или давно пропавших друзей. Никому не будет до него дела. А сам Дрег, прерывисто дыша, подумает о проложенной сквозь Вьюгу тропе. Северные боги приберегли напоследок для него ещё одно, самое сложное испытание. Там, на другом конце тропы, друзья и родные уже ждут, отдыхая и греясь в безопасности около тёплого Очага. Он присоединится к ним, если сможет пройти тропу. Чтож, идти без устали вперёд коробейник способен практически вечно.
Сания, Пуатье. Не взирая на обезболивающее, обожжённая рука, кажется, горит с каждой минутой только сильнее. Словно это сейчас Сания держит в огне несчастную кисть. И, когда кажется, что страшнее этой боли ничего быть на свете не может, становится хуже. Слёзы, несмотря ни на что, наворачиваются на глаза. Хочется плакать, кричать, а ещё лучше – просто лишиться сознания. Вокруг хлопочет Макс, ищет в замке лекаря, пытается сам обработать кое-как рану. Сания не знает, насколько хорошо у него это выходит. Ей всё равно. Она проходит новые и новые круги персонального ада. В бреду просит Макса отыскать Энзо, детей, Асторию. Лишь когда Сания наконец засыпает, тот предпринимает попытку.
Пуатье узнаёт, что Юрген убил не так давно местного медика. Его беспокоит поднимающаяся температура Сании, которая стонет от боли даже во сне. Но Макс понимает, что уже сделал всё возможное и больше ничем ей не может помочь. Остаётся только надеяться, что рано или поздно сработает обезболивающее. Он идёт, узнав перед этим дорогу, в личные покои графини. Уже подходя к спальне девочки, встречает вылетающего оттуда молнией Дункана. Рыцарь выглядит злым, обескураженным и взбешённым – едва не врезавшись в плечо Пуатье, он, ни слова не говоря, уносится прочь. Подгоняемый недобрым предчувствием, Максимиллиан врывается в комнату – однако, обнаруживает Асторию целой и невредимой, пусть и в слезах, на кровати. Девушка тупо кивает в ответ на его уверения, что всё позади, что теперь она в безопасности. Что имперцы уйдут на рассвете. Она не спорит, не спрашивает. Происходящее куда сильнее напоминает ей какой-то нереальный кошмар. Макс предлагает девочке уйти через пару дней, вместе с ними. Он обещает защитить её.
Максимиллиан ещё не знает, что через несколько дней из замка уйдёт только Дрег. Сания по-прежнему будет метаться в бреду, почти не приходя надолго в сознание. И без профессионального лекаря становится очевидно, что её убьёт длительный переход. Пуатье решает не рисковать. Он наблюдает, как уцелевшие слуги графини восстанавливают ворота. Как Юрген опустошает медленно, но верно, погреба графа. Рыцарь теперь мало спит, просыпаясь чуть раньше рассвета и каждое утро упражняясь по несколько часов с мечом во дворе. Он пытается восстановить былую форму, словно чувствуя, что в ближайшем будущем она ему пригодится. Зима бушует вокруг, изо дня в день и без того неистовые морозы только крепчают.
Провизии замка с лихвой хватило бы и на вдвое большее количество обитателей. Пуатье слышит, как Юрген вечерами, бывает, закрывается с бутылками в подвале и громко разговаривает сам с собой. Состояние Сании ухудшается. Девушка уже не похожа сама на себя. Становится очевидно, что лихорадка просто так не пройдёт – подгоняемый безысходностью, Макс принимает отчаянное решение снарядить повозку для перевозки пострадавшей в столицу. Если ей где-то ещё могут помочь, то разве что там. Астория, окрепшая и оправившаяся, наотрез оказывается уходить вместе с ним. Теперь она снова ведёт себя как истинная аристократка – называет Пуатье не иначе как «сиром» и изредка шутливо говорит, что весной она ещё раз посвятит его в свои личные рыцари и назначит начальником гарнизона и её личной охраны. Когда девушка узнаёт, что Макс собирается уезжать, она почти умоляет его, сохраняя, впрочем, достоинство, возвращаться, как только возникнет такая возможность.
Вопреки ожиданиям, Сания переживает дорогу. Пуатье расплачивается золотом графини с одним из лучших лекарей столичных предместий. Тот обещает сделать всё возможное и утверждает, что, хотя всё и запущено, ещё остаются какие-то шансы. Врач принимает решение ампутировать руку. Макс снимает комнату рядом, наблюдая, как девушка медленно, но верно идёт на поправку. Она по-прежнему до конца не приходит в себя, однако выздоровление теперь становится вопросом исключительно времени. Оставив доктору, который показался Пуатье крайне честным и порядочным человеком, большую часть своих денег для Сании, рыцарь, выждав ещё неделю, вместе с первыми оттепелями отбывает обратно в замок графини Уинтворт.
Сания поправляется. Снимает на оставленные Пуатье деньги комнату, устраивается помощницей к спасшему её жизнь доктору. Управляться с инструментами и микстурами без одной руки оказывается непросто, однако Санни очень старается. Мечта добраться до Оретана становится практически недосягаемой в её положении. Приходит время родов, которые проходят на удивление благополучно. Рождается девочка.
Санни смотрит на своего ребёнка и понимает, что всё могло бы закончиться куда хуже. Так, как закончилось для многих других. Жить без одной руки не легко, будущее – туманно и неопределённо. Пуатье уехал раньше, чем она успела его хотя бы отблагодарить. Лишь со слов дока Санни известно обо всём, что сделал для неё Макс. Но глядя в огромные и внимательные голубые глаза маленькой Уны, как-то сразу обо всём забываешь. Об утратах, проблемах и многом другом. Вместе с видом ребёнка приходит надежда. На то, что в конечном итоге всё сложится хорошо.
Юрген. Расчётливый и рациональный солдат предпочитает задержаться в замке подольше. Здесь тепло, полно табака, выпивки и еды, а кроме того – относительно безопасно. Юрген инспектирует кладовые, принимает за неимением других добровольцев командование растерянной гвардией слуг, руководит первое время восстановлением замковых ворот. Вечерами он оккупирует графский подвал, старательно расправляясь с содержимым винного погреба и споря с появляющимися всё чаще фантомами прошлого. Иногда, на трезвую голову, утром, Юргену начинает казаться, что он сходит с ума.
Замок, тем временем, постепенно пустеет. Первым уходит Дрег, полторы недели спустя уезжает на единственной повозке Макс вместе с Санией. Юрген с девочкой-графиней остаются почти что наедине. Сперва та старательно избегает жутковатого старика, однако, одним снежным вечером, сама спускается к нему в подвал. Юрген, ещё недостаточно пьяный, чтобы потерять нить реальности, отмечает, как сильно та изменилась. Повзрослела, похорошела – настоящая аристократка теперь, не отнять. Она в последнее время и с подчинёнными управляется гораздо увереннее. Более властно.
Не говоря ни слова, Астория садится на табуретку напротив, и наполняет вином хрустальным бокал. Она едва заметно дрожит, но, тем не менее, сохраняет хладнокровие. Она рассказывает Юргену об имперцах и Преподобном. О том, как её отец, граф Уинтворт, сам впустил в замок отряд замёрзших и продрогших до костей путешественников. О том, как они первой же ночью расправились с графскими солдатами и захватили имение. Как Преподобный, смеясь, приказал своим людям свергнуть ложных идолов Единого и отвести графа и графиню в часовню. Совершенно спокойно и невозмутимо девочка говорит о том, как Преподобный сжёг её родителей заживо, заставив её саму на это смотреть. Она и правда выросла. Стала сильнее. Астория говорит о том, что этим дело не ограничилось. До группы Юргена были другие. Несколько маленьких группок беженцев, решивших поискать убежище в неправильном месте. Отряд эльфов, настолько отчаявшихся и заплутавших в снегах, что принявший решение, наступив на горло собственной гордости, просить помощи у людей. И Преподобный помог. Гостеприимно распахнул двери перед гостями лишь затем, что бы все шестеро закончили на костре свои и без того излишне длинные жизни. Девочка пьёт с Юргеном почти до рассвета, её рвёт ещё несколько часов после. Больше она на эту тему не говорит, а старый солдат, конечно же, ничего и не спрашивает.
С первыми оттепелями Юрген соберёт вещи, возьмёт свою саблю и двинется на восток, к Светлому Лесу. В поисках цели в жизни, в поисках приключений и новой войны. Там, на востоке, поднимает голову новый вождь зеленокожей орды. Там, на востоке, отступает свободный народ, а последние эльфы скитаются по руинам некогда великой и прекрасной цивилизации. Он отправится проверить пророчество. Ему обещали время, когда заржавеет даже железо в сердцах. Войну, которой этот мир не знал ещё равных. Юрген терпеливый. Он подождёт.
Эпилог. Яркое весеннее солнце растапливает льды и снега. Артоданские чёрные знамена победоносно трепещут на фоне тёмно-синего неба. С первыми оттепелями имперские когорты выдвигаются, переправившись через реку, на земли Альянса. Давным-давно отправленные, однако задержавшиеся ввиду ранних холодов, подкрепления.
Чёрные пехотинцы победоносно шествуют по бело-зелёным равнинам. Изредка они проходят пустыри, на которых, согласно довоенным картам, должны были располагаться посёлки и деревушки. Иногда попадаются уцелевшие поселения – в поисках дополнительных припасов артоданцы заходят в дома, но в насквозь промёрзших строениях находят лишь окоченевшие трупы. По мере продвижения вглубь некогда плодородных, теперь – совершенно мёртвых, земель, рядовые солдаты всё чаще осеняют себя священным знаком Урфара. Боевой дух подразделений опускается всё ниже и ниже.
Издалека заслышав топот марширующих армий, падальщики заблаговременно расползаются в разные стороны, забиваясь в свои подземные норы. Когда на горизонте в конце концов проступают башни столицы, артоданский главнокомандующий объявляет привал и, набив трубку, погружается в размышления. Императору конечно виднее, но что-то подсказывает, что едва ли империя действительно остро нуждается в подобной провинции. По крайней мере, империя точно не нуждается в том, во что это провинция превратилась за последние годы.
-
Шикарный эпилог! И шикарная игра! Спасибо за игру огромное. Я что-то много чего хотела бы сказать, но обязательно что-нибудь забуду ) Поэтому, скажу главное. Эта партия - точно лучшее во что я здесь играла и самая любимая. Ты - замечательный мастер. Это было круто! Очень. Мощно, красиво и драйвово. Незабываемо, короче. Они все живые стали. И люди и мир... Спасибо. И да, ПРОДОЛЖЕНИЯ!
-
Спасибо и тебе, за шикарнейшую игру и то что довел её до конца. Финал порадовал, жизненный, интересный и лишь ещё больше распаляет желание узнать что же там будет дальше с выжившими героями и этим миром.
-
Большое спасибо за еще одну отличную игру.
-
!!!!!!!!!!! Отлично. Спасибо за игру.
-
Поздравляю с завершением красивой сказки. Молодец!
-
Мои поздравления с завершением. Какое-то время вас читал, пока вы не забуксовали. Было очень интересно следить за страданиями приключениями игроков и читать посты мастера. Ну и немного вдохновения почерпнул для себя.
-
Очень интересно было наблюдать за игрой! Хороший состав, классный мастер. Эпилог восхитителен!=]
-
Не следил за игрой в процессе, но теперь обязательно почитаю!
-
Мастер и игроки выложились на все сто, и вот получилась жуткая и прекрасная история о битве за жизнь и за человечность в условиях, почти невозможных для того и другого. Читала вас (правда, нерегулярно), хотела бы и дальше читать. Продолжения!
-
Ты молодец.
|
Может быть пули-из-тени слабее свинцовых, может быть женская забота-кора сильнее дублёной кожи, может Даньке просто повезло, и тогда повезло дважды. Шёпот не стрелял в него настоящим оружием, лишь колдовским отголоском... Олена окутала его волшебной защитой, позабыв защитить себя...
Он не разбирал моменты и не прислушивался к бешено колотящей в рёбра жизни. Он машинально опёрся рукой о пол, обжигая изморозью Нави ладонь и щеку, и видя, как дёргающимися снежинками опадают вокруг вмиг лишившиеся направления пчёлы. Их хозяйка лежит на полу в луже растекающейся крови. Враг изранил героев и отнял искомое, но перед тем обставил, обставил, обставил!
Не хватает воздуха в груди, удар вышиб почти всё, чем можно дышать, оставив пульсирующую резью рану, которую никак-никак не залечить, потому что прямо сейчас сама злость толкает вскинуться на колено и разрядить последний ствол пистоля пусть даже в тень врага!
Стон боли смешался с рыком ярости, когда мысль догнала пулю, да не эту, вонзившуюся в двойника Шёпота а ту, которой Шёпот ранил Олену. Шёпот ранил Олену! Смелую до безрассудства, отчаянную, всегда такую живую! Это её пчёлы копошатся вокруг как пьяные, это она вздрагивает в луже собственной крови, это её жизнь висит на волоске!
Дымящий пистоль вывалился из руки, а рванувшаяся на подъём нога подвернулась, и Данька снова припал к полу, полупрополз-полупрошёл по нему несколько шагов на четвереньках в сторону той, кого никогда не сможет отпустить по-настоящему.
Шёпот издевается, бросает героям жалость к своей и ненависть к нему как адскую подачку голодным до справедливости-о-двух-концах собакам. Хочет, чтобы они передрались внутри себя, чтобы два их позыва вцепились друг другу в глотки, чтобы запутались и замешкались, чтобы кровь из раздираемой совестью души смешалась с кровью из раны Олены и застила им глаза... Чтобы Шёпот сбежал и восторжествовало Безвременье.
Рухнув вновь уже почти у тела раненой, Данька нашёл внутри воздух и обрёл новые силы. Злость не устаёт открывать новые двери ー скоро он заблудится в этом лабиринте и останется с его хозяйкой.
Рука сама метнулась к кармашку на боку, и мигом позже Данька уже направлял проклятые часы на утекающую за поворот настоящую тень убегающего врага, на его исчезающие вдали шаги, на эхо его мерзкого голоса.
Он дурак, он весь бой стрелял в издевательски неуязвимую тень врага как в свою собственную вместо того, чтобы принять её как часть врага и себя, как данность природных законов мира. Он дважды дурак, он понял ошибку и продолжил расстреливать и проклинать того, кого нельзя убить и кто уже и так проклят вместо того, чтобы спасать ту, кого ещё можно спасти и кого можно было защитить.
ー ...Р-р-рина!! Р-р-ржи его!
Самую опытную и сильную из них Шёпот выманил в самую глубь комнаты, но она ещё сможет достать его. Герои ー больше своих страстей, в основе их побед всегда лежала взаимовыручка. По силам Даньке проложить дорогу Чернавке и облегчить предстоящий бой, по силам же ему и вернуть в явь Олену.
|
|
|
— Добро! — тряхнул головой в шлеме Рощин, левой рукой удерживая поводом гарцующего жеребца, а правой уже поигрывая от нетерпения копьем. — Давай, закрепляйся на реке. А я постараюсь, чтоб им было теперь не шибко до тебя! И отпустил повод, и поддал Вихрю — поехали! Василий, конечно, был уже не такой свежий, как в начале битвы, да и пощипала его сталь кощеевских воинов, но когда на коне — так и сил прибавляется. Ведь это ж скачка! Это ж полет! Это песня! Это ветер! Вот все было в Маринке ладно — и хитрый черный глаз, и упрямство, и тугая молодая плоть, и задор, и греховная сладость ее поцелуев, одно было не в масть Василию — что лошади ее не любили. Как бы он хотел потом, когда солнце появится, оседлать с ней двух горячих коней и унестись подальше в степь, чтоб в ушах свистело и под ложечкой забирало перед каждым пригорком! Чтоб трава стелилась позади, а цветы клонились бы вслед проносящимся всадникам. Ух! Это было бы дааа!.. Но война — не для мечтателей, и Рощин не стал долго вздыхать по тому, на что и надеяться-то не стоит, а стал глядеть вперед да по сторонам. И выглядел, все, что нужно было. И тоже дух захватило, но уже по-другому совсем. Как тогда, когда Соловья в корчме увидел да латников гетманских, героев сказок. Недобрых сказок, которые рассказывал его дед, про лихих конников, которых боялась и ненавидела вся Русь — зловещие кощеевские хоругви! "Ну уж посмотрим, не проржавели ли вы там за столько лет!" — подумал про себя Рощин, и ощутил, что запал, задор, который в душе проснулся, был правильный. Хороший такой задор. Боевой! Надо было выбрать, кого атаковать. И выбрать было из чего. Василий прикидывал, что с их атаки они, должно быть, рассеют один вражеский отряд, если повезет, а потом придется отступать, чтобы перестроиться (это если найти красивые слова вместо "спасать свои жизни"). Но кого же ценнее разбить? С одной стороны, Кровавым без доспехов будет проще переправиться потом через речку. С другой - мост еще нужно удержать, пока под него заложат заряды, а пробиться сквозь баррикады проще будет Костяной. Но Василий выбрал все-таки Кровавую. Чутье подсказывало, что в Костяной полоцкие всадники имеют больше шансов завязнуть сразу, а этих, легких, может, и сомнут подчистую. А бить надо туда, где больше урона нанесешь, неважно, чем воюешь, острой саблей или конной сотней, суть одна. Тут еще начали его окликать — и вообще будто крылья выросли за спиной почище, чем у тех гусар! "Откуда они меня знают-то?!" — только и мелькнула мысль. А сам выехал перед ними, прокрутил копье над головой и гаркнул: — А ну стройся! Подравняйсь! Подравняйсь! К атаке! Копья к бою! Мечи вон! Снял шлем, зажал подмышкой, подставил лицо свое, покрытое запекшейся кровью, под горячий, пахнущий гарью и порохом ветер. Не освежает, зараза. Зато все видят теперь. — Да, Рощин я! А вы что ж, неужто те храбрецы, что на кощеевцев поскачут вместо пира!? Показал в ту сторону, где гарцевала Кровавая, споткнувшаяся о баррикады, пока еще не видящая, что за удар готовят ей с фланга, да проехался вдоль строя, нарочно своим копьем задевая выставленное оружие. Клинь-клинь-клинь-клинь-клинь! — лязгает легонько сталь о сталь. Для бойца это заместо музыки. Ну и пару слов надо сказать. Русский человек так не привык, чтобы сразу в капусту рубить. А пара слов на такой случай как раз у Рощина имелась, да и в горле еще не совсем пересохло. — Вижу теперь, что те самые! Ну, слушай! Тут кощеевцы ни с того ни с сего решили, что они поболе, чем кучка злобных стариков-убийц! Пора им напомнить, кто победил в войне! Мы победили! Еще мой дед их бил! Тогда победили — теперь и снова побьем! Не для удали! За город! За семьи! За людей! За всех, кого они жизни лишили! Вломим, чтоб взвыли напоследок! Надел обратно шлем, застегнул ремешок. "Ну все! Теперь — держись, ребятушки. Будет жарко!" — Подравняйсь! За мнооооой! ВПЕРЕД! Поехал сперва чуть спокойно, а потом как дал шпор Вихрю! — В атаку! "Ну, где ты там, пернатый! Доберусь до тебя!" — Выходи на бой, рыцарь! Сразись со мной! И чует сердце: этот — не Шепот, отказывать не будет. Уважит поединщика. И заныло сладко сердце от азарта лютой схватки. "Всех убивайте, ребятушки. А этот — мой!"
|
|
Фока удумал что то, однако говорить не стал. Ртом плямкнул, губья поджал, молча носом воздух выпустил. Все вокруг него проходило, бурлило, разговоры сшибались, аки льдины в окияне трескаются да хрустят, а тать стоял все да стоял. Вон и Данька вышел вон, матушка девчулю подхватила, прямо вовремя, еще бы чуть да брякнулась о пол, а тать стоит, мозоли в голове скрепят. – Да погоди ж ты! Нос выровнять надобно! - бросил он вдогонку парню, да не знал, услышал тот, аль нет. Сам было пошел за ним, да тут его мыслишка и догнала. – Дык выходит что все енто по твоей вине? - он оглянулся на разбитое окно, да на страдающий город за ним, - Люди, жизни вон те? Да? - как бывало ужо раньше, когда сам спрашивает, да сам отвечает, продолжил. - Мразь эта кощеевская, она же ведь на гниль, как пчелы на мед, лезет. Коли нету в деревце сучка мертвого, дык не заест его медный жук, разве не понятно? Может и не было так всклокочено у Фоки на душе как у подмастерья, да токмо лишь от того, что устал он ужо от черноты людской. Не той, что под покровом ночи, да на погосте аль месте укромном. Не той, что веками в колдуне злом множится, с ума-разума сводит. Не той, что яростью аль безумием человечность застилает и дела самые черные дозволяет творить... А устал тать от погани простой, что в каждом человеке сидит, только уступит ей человек, хоть пол шажочка – все, пропал! Пустил зависть в душу – корову соседскую с утками потравил. Положил глаз куда не следовало – загубил семью чужую, спортил жену. Позволил страху место чести занять – ударил в спину на поле утоптанном. И все то простое, промеж людей часто происходит, завсегда понятное, но... непобедимое. Вот она, сила черная, крепче булата будет. – Я тут, недалече буду, матушка. - понуро бросил Фока через плечо, да за Данькой вышел.
|
- После меня ты будешь корки хлебные доедать, да квас с донышка допивать! – Маринку словно подхватила волна гнева и ненависти, и несла на себе. В ее душе мешались боль, злость на силу Трояна и собственную слабость, горечь от рабской послушности Акулины. А еще было неимоверно жалко неведомую невесту змееныша. До чего же ее довели, что она решила купить помощь ценой собственной жизни. Чернавка еще сильнее потянула к себе силу той стороны и словно услышала в голове страшный, беззвучный шепот. - При рождении человек получает в подарок жизнь, а потом только теряет. Сломанные игрушки. Детство. Невинность. Родителей и друзей. Часы и минуты. Мечты и надежды. А если и находит что-то на этой страшной дороге, то не может удержать в руках и снова теряет. Любовь... Силу... Власть... И, наконец, теряет свой самый первый подарок. Время словно остановилось, а перед глазами возникло видение ледяной пустыни. По ней брела женщина, закутанная в какие-то тряпки поверх воздушного шелкового платья. Снег скрипел под ее ногами, снег падал сверху и кружился в потоках ветра, облегая стройное тело в подобие савана. Голова путницы была опущена, так что Маринка не видела выражение лица, да еще беженка горбилась и прикрывалась от ветра поднятой рукой. Ноги ее всё глубже проваливались в снег, вязли в нем. Было видно, что каждый шаг давался ей с трудом. Ветер трепал лохмотья, развивал волосы на непокрытой голове, хватал тело ледяными пальцами. Следы почти сразу заметало следом, тех что оставили ноги минуту назад уже не было видно. На миг Маринка почувствовала чужие чувства как свои. Боль, страх, отчаяние, и холод, холод, холод. Изматывающий, высасывающий силы, лишающей всех надежд. Он уже не ощущался обессиленным телом. Казался призрачным, обманчивым телом. Маринка увидела, как после очередного тяжелого шага женщина остановилась, покачивалась. В вихрях снега рухнула на колени, а потом завалилась на бок. Вздрогнула, несильно дернула ногой, будто пытаясь сделать еще один шаг, и замерла. Девка близко-близко увидела остекленевшие глаза, на которых не таяли снежинки, а потом, наконец, ее лицо. Точнее – свое. Вздрогнула… и очнулась. -Вот значит, как бы все было, не пойди я к Велесу, - подумала она, - или это Навь меня морочит призрачными видениями? Все произошло так быстро, что со стороны никто бы не успел понять и оценить секундной задержки в речи Маринки. Ведь она тут же сразу и продолжила, да еще злее, чем раньше: - Конечно, тебе кроме себя ни до кого нет дела! Пусть весь мир рушится, тебе только свадьба интересна! Кто о чем, а пес о случке! Плохо же ты меня знаешь, если думаешь, что можешь испугать болью! Девка крутанулась юлой, чтобы вложить в удар инерцию тела, и чтобы ему не помешала никакая змея. И хлестанула Трояна железной клюкой наотмашь, как пастух скотину кнутом.
-
Когда "бьет" не значит "любит"))).
Вот это вот посылание нахер богов, зароков, отрицание ограничений и тяга к свободе - делает персонажа тем, кем он есть: Маринка - такая Лилит из простонародья))). Это то, что делает ее чертовски притягательной и одновременно бесит меня))).
-
Атмосферно! + + +
-
О, прочистилось! Отличный пост, и хорошее отображение того, что бы было, выбери Марина иной путь
|
Протягивающий колышек Павлу Данька с раздражением покосился на Мирославу. Слишком добра. Будто бы по себе всех меряет. Не понимает, что другие люди могут быть менее сильными, менее волевыми чем святая женщина-героиня. И сейчас в штурме этом такие-тщедушные погибнут просто, и всех их героям не спасти, если они сами спастись не захотят! Их не гладить надо, думая, что гнёшь и закаляешь, а бить, чтобы выправить, не дать утечь в самооправдание! Так куют железо, мощными частыми ударами; под великой тяжестью выдавливается в заданной форме изящное прочное изделие.
― Матушка Мирослава, какой ещё суд городской, города скоро не станет! Надо Злату найти и на нашу сторону вернуть, пока она новым заклятьем в спину защитникам не вдарила! Какого ещё света ты у Бога просишь, мало тебе услышанного? Злата с кощеевцами спуталась, частью наказания своего их воспринимает, а надо нам их на том поприще заменить! От их «наказания» просто камня на камне не останется, а в нашем мы ей покажем, чего она на самом деле жаждет, без прикрас!
Данька указал колышком на едва живую от страха Забаву и словно со стороны себя услышал. С дрожащим голосом, возбуждённый и выбитый из колеи обманом, мороком и осознанием правоты той, кто вступила в битву на стороне врага, будучи такой доброй и отзывчивой раньше. Это всё какая-то гигантская несправедливость, ну как её обычным судом решить!? Всё равно что рухлядь полную на починку сдавать, а тут новое впору создавать! Так ведь не мастеру же против воли заказчика идти, но хотя бы убедить попробовать стоит!
― Забава и дитя её невиновны, но также невиновны были и Злата с её дитём. Тут она нам в зеркальце злое отражение колдовством своим казала, а мы ей почти тем же ответим! Увидит и вспомнит она себя в Забаве, невинную и испуганную, захочет ли тогда жизнь ребёнка отнять? Как будто бы своего собственного! При том, что Павел повинится тут же, без гордыни и вызова, а с пониманием, что лишь потеря ребёнка его и Забавы ― единственное, что на самом деле равнозначно её собственной потере. Увидит она то понимание, возьмёт в руки колышек этот, и, уверяю вас всех, неподъёмным он ей станет, а путь в сторону прощения светлее и проще покажется. Хоть и по кривой дорожке пошла она, матушка Мирослава, до самого ада ей её держаться необязательно. Продолжит Злата месть свою ― сама свою душу проклянёт, а откажется ― спасётся, кому как не тебе ей о том напомнить? А мы поможем так ей на попятную выйти, чтобы и жажду мести утолить, и невинным не дать пострадать. То и будет судом единственно правильным.
Данька почувствовал, что выдохся и устал, ему уже и воздуха не хватало для речей гневных, а дрожь яростная всё била и била в грудь, словно толкая дальше, требуя большего. И он поддался, взглянув недобро на князя Ростислава и ткнув напоследок колышком и в его сторону.
― Или ты думаешь, матушка Мирослава, что те, кто семь лет назад цыганку безродную приказали в подвале задушить во избежание огласки народной… нынче сами на суд городской явятся, "без чинов и положения" пред людьми головы покорно склонят? Скорее Солнце само вернётся.
Очень хотелось сплюнуть и пойти наружу помогать отбивать приступ. Там на стенах в крови пролитой и потрохах взрезанных и то грязи и отвращения меньше, чем в высоких палатах пресветлых князей.
-
Плюсомет прочистился, поэтому ставлю плюс этому посту! Вообще, Данька мне нравится как человек, который ищет альтернативные варианты решения, а не просто выбирает между двумя видами зла. Что тогда, с Верой, что сейчас. Сейчас ему и вовсе труднее.
|
-
Мудро, сурово и справедливо. Очень приятно слышать глас здравого смысла.
-
Эх, Матушка, моральный компас героев)
|
|
Не успел Данька задуматься над словами Златы, как хаос жуткого морока испарился вместе с самим мороком, как и не бывало их; даже моргнуть пришлось подмастерью несколько раз, чтобы убедиться в новой-старой реальности. Да-а, могуча игуменья, святая женщина, такое лишь её молитве под силу.
Услышав пальбу и шум на улице, Данька спохватился и попытался перехватить Павла за руку. Не до коленопреклонства и раболепия сейчас!
ー Забавой матушка Мирослава займётся, княжич! Она словом божьим врачует как мало какой знахарь сумеет!
Сперва ловушка колдуньи цыганской, сразу следом штурм кощеевцев ー бой и отсюда слыхать, всполохи огня через разбитое окно и тут и там виднеются: плохо дело, очень плохо! Только вот разгневанной Златы-мстительницы в тылу войск полоцких не хватает! С такими мыслями тревожными не до страха становится, особенно когда прямая угроза жизни и рассудку с глаз долой пропадает.
ー Нет времени, княжич, Злата ведь наверняка здесь, в городе, и коль не вышло у неё с зеркальцем, так по-иному тебя достать попробует!
Проследить за взглядом Павла труда не составило: ну конечно же, всё внимание на красавицу бесчувственную. Данька тут же в ладоши перед лицом княжича хлопнул, чтоб тот прислушался наконец.
ー Неужто в одной лишь любви безответной дело? Или ещё как унизил ты цыганку и оскорбил, ну же?
Говоря так, Данька зубами чуть не скрипнул от досады. Как же знакомы были ему чувства Златы... И тем грустнее было понимать, что там где он обиду свою на враге выместил, порохом выжег и подуспокоился ー Злата решила вообще никого не щадить, целый город огню предать, лишь бы обидчику жизнь испортить. И это та Злата, что так ласково героев привечала, конями да советами помогала, уверенность в добром исходе всем своим видом излучала! Неужели всё дело в сроках?! Неужели через столько лет, сколь с расхода Златы и Павла прошло, и сам Данька собственной обидой отравится?
ー Ты пойми, княжич, Злата не такая была, помогала нам-героям всячески, вот я и доверился ей с посылкой этой, думал, она только послание передаст очередное своё премудрое... И она ещё может обратно союзницей стать, ежели замириться сумеете! Сейчас война идёт, слышишь? Думай сам, что лучше в битве, на своей стороне колдунью могучую держать, или же ссорой старой во вражий лагерь её толкнуть? Сейчас не только мечи да пушки, сейчас и твоё слово победу нам добыть может! Найдём её! Вернём ей мир!
"...или хотя бы душе её, ежели придётся", подумал Данька и почувствовал, как холодеет всё внутри. А что если Злата права, а не Павел? Ради пера жар-птицы помощницу-советчицу героев застрелишь, подонка-обманщика защищая?
Нет! Должен быть способ настоящим миром дело решить, без колдовства и пороха!
|
|
- Почему - он? - Олена опустилась на край расстеленного плаща. - Ах, да. Кот сказал. Нет, я им жертвовать не стану. Не смогу. Даже ради всех людей.
Вот и не надо никуда спешить. Некуда. Незачем. Сказка кончена. К чему возвращаться - глядеть, как они все будут рваться-метаться, долбить в стену каменную, надеяться, отчаиваться, умирать по одному, а она тем временем... - А вы что - будете его сонного держать и ждать, пока мы все не умрем, да? А откуда вы узнаете, что мы умерли? А я как его найду... потом? Я же тоже умру. Олена, глядя в одну точку, подтянула колени к подбородку, руками обхватила. Остаться рядом с Осьмушей, голубить его, сон его беречь, кудри его русые гладить, в глаза глядеть... как она ему в глаза глядеть будет после такого? А он ей - как? Это уж будет не он, а она - не она. Опротивеют они друг другу, опостылеют. - Шепот, - сказала она ровным голосом. - Он так жить не захочет. Раз ты знаешь его, значит... и это знаешь. Вот ты сказал, молодым все дороги открыты, да не будет в Безвременьи никаких дорог. И Руси не будет. На ваш, стариковский, век еще хватит, а молодым и вовсе ничего не останется... без Солнца. Цыганка говорила, ему Русью править. Править - погостом? Хорошую же ты ему жизнь приготовил. Олена бездумно сидела-глядела, как Смок с хрустом и чавканьем пожирает лошажью тушу. Прямо как бабушка. Да, вот. Бабушка. Может, присоветует что? Она безумная, но мудрая... да тут безумье и надобно больше, чем ум-то.
- Должен быть другой выход! - Олена порывисто вскочила на ноги. - Я к Бабушке Яге полечу, спрошу ее! Она все знает! Она брату своему смерти не дала, может, и этого скажет как уберечь! Снова сникла, опустилась наземь. Судьбу не обойдешь, не обманешь, на коне не обскачешь. Да и... ну-ка вспомни, каким стал бабушкин брат, получив бессмертие? - А может, Кот ошибается? - спросила она с последней надеждой. - Он нас всех, может, испытывает, глядит, чего все мы стоим, какое решенье примем, что выберем? Шепот. А что если - жизнь за жизнь? Выкупить его? Другой жертвой? Как думаешь, можно так?
|
|
|
Удивился батыр, что не с атаманом урус в первую очередь беседует, а бандой его поредевшею. Где ж это видано, чтобы рядовые разбойники судьбу денег и своей жизни решали? Нет оно то конечно бывает, что если дисциплины нет, так все поразбегаются кто куда при первых признаках опасности, как рабы восставшие или ополчение крестьянское делает, но если разбойники здесь до сих пор, то, наверно, главарь их не глуп совсем и подчиненных своих жестко контролирует. Ведь между бандой и армией много общего, за трусость в бою везде ответственность положена - где то без добычи останешься, где то плетей выпишут, где то голову с плеч долой, а где то весь и отряд беглеца хан казнить приказать может, и тогда труса позорного свои быстрее зарубят, чем его лошадь голову не в ту сторону повернуть успеет. Хотя, конечно, всякие армии бывают, некоторые латники знатные привыкли всякое отребья копытами коней растаптывать, так им только одну команду на атаку дать успеешь, а потом они сами по себе действуют по своему разумению и удали, и такая тактика, как не трудно додуматься, в сражении с достойным противником часто причиной разгрома является. Другие армии набирают из наемников корыстных, которые хоть и уметь драться грамотно и строем ходят умело, но всегда свои шансы перед битвой оценивают и свалить могут до побоища или на сторону врага перекупиться задорого.
Так что в войне и грабеже по разумению геройскому получалось, что успех и победу тот имеет, кто среди людей своих дисциплину держит железную, чтобы по команде нападали воины и так же по команде общим строем отступали слаженно, в любой момент на врага развернуться готовые, если отступление хитростью окажется. Потому во время войн и набегов храбрые степные налетчики, Тан-батыра соплеменники, в пух и прах армии громили оседлые, хоть из ополчения народного, хоть из рыцарей, хоть из наемников собранные.
В случае же с бандой Козыря получалось, что за жизнь свою он не сильно опасается, а народ лихой коль в бою вдруг закончится, то во времена тяжелые да голодные в каждом селении их набрать заново получится, что уже атаман проворачивал, если верить кошачьей истории. Так что он кинет своих тех разбойничков на заклание, если понадобится и не с мелкими сошками беседовать надобно, а с главарем их язвительным.
|
— Куда, дурья голова! Назад! — только и успел крикнуть Осьмуше Холмский, даже коня поворотить не сумел. Да и разве есть тут время за каждым дураком гоняться, когда город защищать надо? Вот еще один скаженный на его, Василия, голову. А выглядел таким смирным да рассудительным. Еще и девчонку за собой поволок! Пропадут ни за понюх табаку. Эх...
Воевода Рощину понравился. Сразу по делу стал говорить. Холмский ему тем же ответить хотел, да только Всеслав отвлек. — А чего не удержали? — с досадой спросил он у мерзлого воина. — Осложняется... погибнет, дубинушка стоеросовая. Тоже видать в герои захотел. Эх молодежь... При этих словах княжич задумался, давно ли он сам был молодежью? Но надо было заниматься делом. — Здравствовать тебе, Прошин. Я — Рощин-Холмский, — обошелся Василий для быстроты без титулов и именования по родам. Не до того. — Кощеевцы. У них там четверо главарей, все отпетые. Шепот — этот убийца, лазутчик. Наверняка попробует в город проникнуть. Пушкарь — тот из орудий палит. Товарищи мои верно говорят — постарается стены проломить али ворота. Скорее всего не в одном месте. Скотник — мастер над рабами, что он в бою может — мы того не знаем. Ну, а Псарь — он у них главный, урсолак. У нас в отряде девять... тааак... семь человек. Я, Всеслав, да Маринка — для ближнего боя, Матушка — слово Божье несет, исцелять умеет, прозревать, да молнии врагу на голову обрушивать. Фока — мммм, ну, навроде лазутчика, а Данька, малец, на все руки мастер и стреляет хорошо. И Соловей еще — про него рассказывать не надо. Кощеевцев много быть не должно. В Новгороде их до сотни было, тут, стало быть, вряд ли больше трех сотен наберется. Воюют они хорошо, и в открытое поле лезть на них не стоит. А у тебя, говоришь, человек сто готовые и еще триста собираются. Слушай... На празднике, наверняка, полно гостей. Всяких князей, витязей да богатырей среди них несколько десятков-то наберется? Надобно их посадить на коней да держать на случай, если кощеевцы прорвутся за стену — тогда и ударить. Я могу повести. Что до остальных... Всеславу место в первых рядах. Мы его, кстати, не ловили — сам пришел, аж до Бекетовских степей дошел, так заело. Даньку и Матушку Мирославу надо бы на стену — Пушкарю нужен порох будет, много пороха. Либо Данька его самого подстрелит, либо Матушка молниями ударит по запасам пороховым — мало не покажется. С молодоженами для защиты предлагаю оставить Маринку, Фоку и Соловья. Ворота укрепить — дело хорошее, но можно, конечно, не успеть. Пушек много и не надо — те, что есть, за воротами и поставь да заряди картечью. Что скажешь?
|
Ох, и тяжела доля проповедника. Особенно, если нужным опытом не обладать. Для Мирославы всегда это было сложно, ведь и ее путь к Богу был тернист и неоднозначен. Как тут дашь однозначный ответ? Да и Святое писание не станешь цитировать, особенно для таких молодых ушей. Но от матушки не укрылся взгляд Даньки, намекнувший на род его терзаний. Любовь... - К вере по-разному приходят. Кто-то за любовью или от сердца разбитого, кто-то из страха смерти, кто-то с детства приучен. Только я бы не стала сравнивать любовь мирскую и любовь к Богу. Это все ж разные вещи. Хоть и то и другое от Него, - матушка вверх посмотрела, на небо. - Язычники же тоже верят, ищут защиты от своих Богов, покровительства, а в час отчаяния помощи. Кому-то достаточно договоров для надежности, кто-то боится их гнева. Богов так много... теперь-то я в этом убедилась, но вера моя во Единого не пошатнулась. Потому что, знаешь какое его отличие от остальных? Даже если ты не веришь, даже если сделки с другими заключаешь, он все равно тебя любит! Ибо он Создатель. Он любит и страдает за тебя и направляет на путь истинный. И если ты избегаешь его путей здесь - на земле, то все равно, рано или поздно, предстанешь перед ним. И он простит. Матушка тяжело вздохнула. Ну, как убедить молодого парнишку не отворачиваться от Господа? Она и сама-то по молодости не слишком часто о вере думала. Исполняла общепринятые обряды и того ей хватало. В монастырь-то пошла только чтобы сбежать от мирской жизни, которая стала в тягость. И потихоньку, год за годом проникалась верой. А тут надобно всего только на один вопрос ответить правильно, чтобы не отвернулся Данька от Бога, чтобы взял крест и носил, уповая на него в час нужды. - Так что, Данька, не нужно верить четно или нечестно, веру не измерить никаким мерилом. Просто прими как данность, что Он есть в твоей жизни, что Он любит тебя, несмотря ни на что. И если терзает тебя какое-то чувство, не стесняйся в безмолвной молитве к нему обратиться. И он сгладит боль, усмирит душу, а может и даст намек, решение... и станет легче. Просто легче. Ты действительно не будешь одинок - не важно, есть ли рядом спутник жизни или его нет. Матушка тоже бросила взгляд на Маринку и Василия, а потом на Оленку и Осьмушу, через костер собравшихся прыгать. Счастье зыбко. Пока ты счастлив, ты о Боге не думаешь, но жизнь жестока. Сегодня идешь рука об руку с любым, а завтра - разлука. И вот тогда.... Не стала матушка более ничего добавлять. Если не убедительны были ее речи, стало быть еще не время. Сказала только: - Ты хороший человек, Даня. Это твой стержень. Не потеряй его.
-
Хороший подыгрыш, спасибо.
-
Дааа, проповедовать — не молниями с неба ебашить! Тут не поспоришь.
-
За душевеый пост и умело подобранные Мирославой слова
|
-
Давно так не смеялся, спасибо))
-
Втащил, йопта).
-
Вынесло последнее предложение просто :-) Да и весь пост справный.
-
И впрямь, ну как это, свадьба - и без драки
-
Эт-та уважил так уважил! ;)
|
Вот чудеса! Вот так удача, нечего сказать. Сам Кот-Ученый. Между прочим, личность очень уважаемая и известная. Однако сам Рыжий ожидал нечто иного. Больше шерсти, например. Не сказать, что прям совсем разочарован, но есть небольшая такая досада. Но вот странная мыслишка закралась: если сам Кот здесь, то кто ходит по цепи? Русалка какая-нибудь там? Так, стоп, русалки не ходят. Тогда кто ходит еще по цепи? Отбросив такие ненужные мысли, Лис продолжил слушать Кота.
Как услышал про героев, так загорелись глаза у Рыжего. Чего-чего, а вот про Героев, что за Солнцем идут, он многое слышал. Любит люд болтать всякое, а Рыжий горазд слушать. Часто это был полнейший вздор и выдумки, потому что такова судьба историй – каждый что-то свое преподносит в историю, что-то додумывает, забывает, перевирает, все становит так шиворот-навыворот, что становится трудно отличить правду от выдумки. И вот, перед ним был человек (ну ладно, КОТ, но не суть) который, если верить сказкам, знает все и про всех:
- Герои Солнцеходы? Герои, что заставили морского разбойника, чтобы тот им изловил Чудо-Юдо, и на спине которого в Лукоморье припыли?! Что по предсмертному поручению князя Орловского порубили Ужас Злобина на куски, а куски в сундук железный с цепями потом посадили? Те самые герои, что в Новгороде побили армию кощеевцев, что хотели Князя Новгородского убить, да двойником заменить? – Поток вопросов, казалось, просто неисчерпаем. - А это правда, что с ними ходит Ванька Забугорный, что с другого конца света прилетел на спине гигантского сокола, да ездит верхом на гиганстком волке, аки Иван-Царь? А то, что сам Князь делит с ними хлеб и воду, как с равными? Среди них ходит мертвый Богатырь, который как услышал про их цель, к жизни вернулся да помочь решил Земле Русской?
Однако, некие подозрения все же глодали Рыжего. - Погодите. То есть, мы, должны будем идти незнамо куда, найти Солнце, которое пропало незнамо где, и достать его, незнамо как? А если не пойдем, то так сразу и отправимся к Смерти? Не то, чтобы хо. Однако, выбор не из самых приятных. Некоторые сказали бы, что тут и выбора нет, но Рыжий знал – выбор есть всегда. Не самый приятный выбор, но есть
- Ну, я без сомнений согласен. Но я так понимаю, ни деньги, ни слезы Смерти не нужны. Вот только не надо говорить, что наше место займет кто-то другой, а то мне прям аж, совсем совестно станет. И вот, ну прям самый распоследний вопросик, малюсенький такой, - с надеждой в голосе продолжил Лис - ну скажем, возможно, есть у меня один друг, которого ВОЗМОЖНО прокляли неудачами на всю его жизнь. Ну, я так, чисто предполагаю. И вот он умирает, этот мой друг, да вновь воскресает, чудом каким-нибудь этаким. Так вот, возможно ли так, что это самое проклятие перестанет работать на моего друга?
-
*вы ощущаете, как поднимается ваш рейтинг* Классный пост)
-
- Герои Солнцеходы? Герои, что заставили морского разбойника, чтобы тот им изловил Чудо-Юдо, и на спине которого в Лукоморье припыли?! Что по предсмертному поручению князя Орловского порубили Ужас Злобина на куски, а куски в сундук железный с цепями потом посадили? Те самые герои, что в Новгороде побили армию кощеевцев, что хотели Князя Новгородского убить, да двойником заменить? – Поток вопросов, казалось, просто неисчерпаем. - А это правда, что с ними ходит Ванька Забугорный, что с другого конца света прилетел на спине гигантского сокола, да ездит верхом на гиганстком волке, аки Иван-Царь? А то, что сам Князь делит с ними хлеб и воду, как с равными? Среди них ходит мертвый Богатырь, который как услышал про их цель, к жизни вернулся да помочь решил Земле Русской?
Классно)
-
воображение юного лиса впечатляет ))
|
Опьяневший Фока не стал скупиться на слова, хлопнул чарку, утер рукавом да стал речи умные балясить. – Меркой, говоришь, какой? Да самой обнаковенной. Вот гляди: попервах надобно узнать, заради чего судишь. Можно ведь судить, чтобы правду найти да во главу стола посадить, а можно судить, дабы закон не гнули как кто хотит. Ежели так, ради закону, то надобно мене пеньку на шею кинуть да во-он на той липе и остыть дать. - еще раз чарку опрокинул, закусил, налил и Осьмуше предложил, - Дальше идем. Вот слыхал я от дедов старых, что далече, в степи есть курганы - могилы старые, которым по сотне лет. И сам видал, да уж больно на холмы похожи, ну да ладно. Так вот, под теми холмами почивают вои, вместе со своими богатствами, слугами, даже конями, ага, - Фока заверяюще губы надул и закивал, вестимо, правду говорю, - Скарб? Верно, вещи ценные, дорогие, пошто их в землю спрятали да костьми устлали? - тут он поднял палец вверх и рожу скорчил умную-умную, наклонился к доброму молодцу и доверчиво, чуть голос понизив, продолжил, - у нас дед на деревне был, за волхва, так он как помирал мне тайну и рассказал, за то что я ему дров на зиму наложил под стриху. Вещи в могилу клали, чтобы люди новые вещи делали. Лучше, красивей, понимаешь? Чтоб не сидели на месте одном. - Фока умолк, давая понять что тайна раскрыта и теперича надобно покумекать над ею. Обождал немного, еще закусил и продолжил. - Так вот я, с такого краю, вроде и пользу приношу, когда вещицу какую беру. Ежели б последнее забрал, то одно, али у того, кто не смогет повторить аль купить, а так... - тать ладошкой махнул, мол, делов-то... Молчал. Глядя перед собой и в даль единовременно, а потом сказал, глухо как-то. - Слова это все, парень. Пустое. Ежели попался тать – его место в петле на суку. Вот и мерка, Осьмуша.
|
|
|
-
Фока не пропадет!)
-
От же ж хитрец!
-
Фока однозначно лучший персонаж второго плана, и жалко, что только второго! И первый бы вытянул, если бы не героический формат этой конкретной сказки. Ну то есть вопрос в стиле и масштабе. Если бы какой-то спин офф был бы целиком про воров и авантюристов (Бандитское Лукоморье), то Фока бы там точно главным героем стал без проблем))
|
|
|
Марк
Джек принял руку Марка, тьма сгустилась вокруг обоих - и она оказались на вотчине Тревора - кухне, где часть девушек мыла посуду, часть возилась с готовившейся едой, но при появлении Марка и Джека почти все обернулись к ним. Тревор, скучая, следивший за своими подопечными, оживился и поспешил к появившимся. - Привет! Хотите чего-нибудь пожрать? Если хотите чего-нибудь посерьёзнее галет, минут через десять может организовать. Кстати, Джек, - парень повернулся к телепортеру, - давно хотел тебя спросить: ты в туалет тоже телепортацией ходишь? На лице Джека отчётливо отобразилось желание врезать Тревору так, чтобы его пришлось отскребать от стен, но телепортер лишь с изрядной долей желчи ответил: - Да, я тоже ряд тебя видеть. Вообще, мы по делу. Ты не мог бы посмотреть, не появилось ли у нас в коммуне никакой лишней электроники, жучков, скрытых камер и так далее? Тут у нас, оказывается, шарится супергерой под прикрытием, мало ли, чего у него на уме... - А, - ответил Тревор, - это можно. Техногенная призма, дай мне силу! - выкрикнул он, картинно вскидывая руку, и на Треворе возник его Костюм. - Подождите минутку, я должен воззвать к Силе Инопланетных Супертехнологий, настроиться на течение электронов вокруг себя и прочее бла-бла-бла, - проговорил Кибер-Ангел и замолчал на время, прежде чем сообщить: - Нет, всё чисто, никаких шпионских устройств! А о каком это супергерое под прикрытием вы говорили?
Самуэль
На улице шёл мелкий дождь, но Самуэль мог защититься от него капюшоном, а от уличного шума отгородиться наушниками и отправиться на прогулку. Уэйуордская коммуна и трущобы вокруг жили своей жизнью: ребята в дождевиках собирали дождевую воду, подставляя вёдра под желоба, Мусорщики собирали мусор (дождь смывал грязь с улиц, но мусор оставался), Стритфайтеры патрулировали улицы. Взгляд паренька задержался на "бункере" Кейси - хозяин бункера не показывался наружу, но почему-то Сэм был уверен, что Кейси следит за всем, что происходит в коммуне. В окрестностях Уэйуорд-Стритс всё было спокойно: возможно, городские хищники, зная об аресте лидера уэйуордцев, уже готовились попробовать коммуну на прочность, но никто из них не рисковал приближаться к ней так близко... Самуэль сделал уже второй круг вокруг коммуны, когда увидел шедшего по направлению к коммуне Джона в сопровождении его "свиты". На "Запмене" была куртка с капюшоном, оставлявшая видимой лишь буквы D, H, I и AN от надписи I DO WHAT I WANT, но это был он - и, увидев Самуэля и поняв, что тот видит его, Джон на секунду остановился, словно в растерянности.
|
|
|
|
А Фока... А что Фока? Сел за столы широкие, скатерти белые, хотя вон замарано: кто-то руки жирные обтер видать. Ну да ладно, то дело пустое, ведь говорят же, что не место человека красит, а наоборот. Уселся значится, рукавом крохи на пол смахнул, чарку налил – махнул как полагается, не скривился, а токмо икнул. Помедлил малеха, еще одну плеснул, выпил тут же, поставил пустую посудину на стол. Перстом беззлобно ткнул, а та взяла и перевернулась на бок. Голову рукой подпер, а второй рукой тарелку с квашней пододвинул. Подождал еще немного, а оно – вино зелено – ярится, дерет горло, спустя миг в живот тепло опустилось. Токмо в горле печь не переставало, а Фоке вроде того и хочется – не закусывает, не запивает, сидит, устало через стол глядит. "Покуда я вопрошать себя буду вопросом постылым – сколько их полегло, товарищей боевых? Жуть. Мрак один, заместо мыслей лезет. Может лучше самому в земельку лечь, так хоть ни страху и боли не будет. – думает тать, покуда горло "остывает". – Да нет, так уж больно на труса смахивать стану. Отлеживаться, покуда остальные кровушку льют как медовуху..." Тряхнул головой, поставил чарку на дно, плеснул еще разок да опрокинул в себя и снова задумался, забыв закусить и в этот раз. "Да так тоже не шибко то и верно, ведь я то не такой герой как... Как богатырь сварожин. Аль как Ваня. Аль как они все... Ведь не такой же! - поглядел на ногти свои осоловело, хмельно глаза полуприкрыв, - А какой? А?" Подумал, икнул еще раз. Стал квашню щепотями в рот кидать, как кобыла травку, по-маленьку пережевывая, закусывать начал. Капуста добрая, хрустит, сок по губам скатывается да прям на бороду, вместе с кусочками самой капусты. Чистой рукой картины достал, на стол брякнул. – Эй, - через спину глянул, на тех кто во дворе, - чего ногам, эта, покоя не даете? Аль решили, эта, по девичьи пощебетать? - тут Фоке хмель в голову и ударил, мягонько так, как баржа груженая о берег...
-
Блиииин! Фока такой клеееевый!
-
Вот Фокка всегда будет занимать совершенно особое место в списке игроков Лукоморья. И вообще, мне нравится. та аутентичность, с которой ты его отыгрываешь
-
как кобыла травку, Улыбнуло )
|
Сцена с Казимировской рукой не то чтобы сильно удивила, но позабавила Василия. Старики-то часто детей развлекают по-всякому, но от бывшего кощеевского прихвостня, конечно, такого не ждешь. — Ой-ой-ой, — насмешливо сказал Василий в ответ на его речи. — Ну ты даешь! Бекета с Кощеем сравнил! Бекет-то враг, но враг врагу рознь. Ордынцы не уничтожить нас хотят — они хотят воевать, снова и снова. С нами, друг с другом, со всеми, с кем сразиться можно и победить. Это жизнь у них такая, волчья. Волк с зубами рождается. А Кощей — то другое дело, он всех нас уничтожить хотел, даже вон ось эту, и ту погнул, просто назло, чтобы умерли все. Ордынцы — это ордынцы, а Кощеевцы — как будто мы же, только хуже, много хуже. Если бы Чернобород в бою с ордой пал — было бы грустно, но хорошо, правильно. А то, что с ним Кощей сделал — это любой смерти хуже! Бекет — это человек, понимаешь? Предводитель, воевода. Убили или сам там умер — и нет его. А Кощей — это сила. Эта, как его... идея! Она людям душу наизнанку выворачивает. Он вон помер, а солдат своих за яйца все одно держит. Неправильно это! При словах Казимира про Соловья и Чернавку, княжич, конечно, завелся. Видимо, история про Чернавку была все же по живому, да и выпад в сторону героя своих детских игр, с которым он сражался бок-о-бок и с которым было столько откровений, не пришелся по нраву. Он заговорил быстро и запальчиво: — Соловья убили, понимаешь?! Он жизнью своей заплатил за то, что сделал, когда Илюша ему головушку снес. И тем, что после смерти было там, на той стороне. Тебя-то самого как, убивали, нет? Че ты его с собой равняешь? А Чернавка... ну... была у нее тетка, и что? Ну жила она там, и что? Метка есть на ней кощеевская? Нет? Об чем разговор тогда?! И вообще, ее Кот для дела выбрал! А на тебе, старик, метка есть, значит, ты ему клятву принес. Отрекся от нее? Ни черта! И ты, кстати, смолчал про метку, и вот за это я на тебя и взъелся — мне не так важно, как оно у тебя раньше было, а важно сейчас ты за нас, или за них. Вот сказал бы — да, я за вас, я порвал с кощеевцами и не хочу об этом вспоминать, как Всеслав вон — ну тогда я бы понял. Но ты ж не так. А что там природа у тебя и что тебя заставило — это чушь. Выбор всегда есть. Может, трудный у тебя выбор был, не спорю. Но ты выбрал так — ты с меткой кощеевой не родился. А насчет того, что помогать нам хотел — это еще надвое бабушка сказала. Может, им просто навредить, что Хапилову тебя отдали. Чем ты тогда Соловья лучше? И благодарности твоей я не слышал что-то. "Спасибо, ребятушки, что от мешка этого мясного меня избавили, ввек не забуду!" — передразнил он голос Казимира. — Было такое!? Шиш с маслом! Наплевать тебе на всех, кроме себя и своих амбиций. Ну, и Даньки вон еще, но это ж тоже, небось, потому что ты в него времени и сил столько вложил. Княжич подумал немного, и добавил: — И зря ты так про любовь! Если ты никого не любишь — хоть женщину, хоть родину, хоть людей, хоть кого, то и все что делаешь — без смысла. Щепки да пыль. И неважно, большие дела ворочаешь или копеечные, без любви — это чепуха все. А Кощей твой, он не просто против нас, не просто Антирусь. Он антилюбовь, если хочешь! "Откуда я знаю? — подумал вдруг Василий. — Откуда? От того, что в глазах видел у них? У Шепота, Хапилова, Войцеха, Тадеуша? Всеслава, в конце концов? Да, должно быть, от них." — Ладно, — сказал он примирительно. — Договорились, и славно. Хорош! А то уши уже в трубку скручиваются от слов. Я сегодня на месяц вперед с гусляром этим наговорил и с тобой вон. Устал. Иди лучше выпей тоже со всеми, чем дымом этим травиться. Вон как дохаешь, задохнешься еще неровен час...
|
4 глава. Новгород, после боя с кощеевцами разбирательств между гусляром и княжичем
Василий нашел Казимира в одной из комнат. — Завидович, — сказал он, беря старика за плечо. "Отчество-то какое! От зависти что ли?" — пора с тобой потолковать, о делах наших скорбных. Пошли-ка с глазу на глаз. Старое, почти забытое детское озорство подкинуло Василию идею достать сейчас саблю и в шутку спросить у мастера, какую руку ему первой сечь. Но шутка получалась слишком злой, особливо для этого дня. И так достаточно было крови и бряцанья оружием. — Тут дело такое, Казимир, — начал он напрямик. — Осьмуша сказал, что ты Даньку спас, когда его убить пытались. Это хороший поступок, а Данька — хороший, парень, наш. И, не знаю, как на том свете, а на этом, я считаю, тебе кто-то это дело должен зачесть. Поэтому я те прощу твои увертки и твое полукощеевство. Люди, может, из-за твоего упрямства и погибли, дружинники новгородские, да и Соловей свинца накушался. Но кто тебя разберет, что ты там знал, а что нет... Если знал, значит, на твоей совести это будет. И "осла" твоего, будем считать, я не услыхал, пока с гусляром бранился. Да и сам я хорош, мог бы и уважить седины твои. Извини, что я тебя саданул. Хоть ты и вредный старикан, как ни посмотри, а нехорошо получилось. Василий виновато развел руками, а потом продолжил. — Но вот что ты на язык не сдержан — это правда, и я это терпеть не буду. Не хочешь нам помогать — ну и черт с тобой, в герои силком не затащишь. Не хочешь к нам с уважением — ладно. Но уж и хамить ты брось. Я, конечно, лишку хватил сгоряча, что, мол, руки тебе укорочу, или что убью там тебя. Я со стариками и с дитятями не воюю, у меня и так врагов хватает. Но достал ты меня уже порядком. Поэтому, если отношение свое высокомерное не поменяешь, я тебя отведу к княжьим гридням и скажу, что ты еще один из кощеевских ребят, а это правда, и что пусть они сами с тобой разбираются. Как уходить будем сделаю, чтоб Даньке не навредило. А дальше, Казимир, мне все равно, что с тобой будет. Выкрутишься — и Бог с тобой. Нет — не обессудь. Я не знаю, ты акромя Хапилова в застенке был когда или нет. Хапилов чудище то еще, конечно. Был. Но и об этих ребятушках я кой-какое представление имею. Василий подпер спиной стенку и продолжил, усмехнувшись чему-то своему. Видимо, воспоминаниям. — Я когда малой был, много чудачил в Киеве. Однажды девку облапал сзади в переулке из озорства, да не разобрал в темноте, что это не дочка боярская, а жена. Ну и боярин с моим отцом, посоветовавшись, решили, что для уму разуму мне в дознании денек провести не помешает. Меня там, конечно, не мучили, не били. Но допрашивать допрашивали и посмотреть я посмотрел. И знаешь... неприятное это место, тайный приказ. А знаешь, почему, Казимир? Он наклонился к самому лицу мастера и посмотрел ему в глаза. — Потому что там люди очень скучные. Им на тебя наплевать, и на то, виновен ты или нет — тоже. У них грязная скучная работенка, маленький оклад и вши в бороде. Посадят тебя на стул, ручки цепями скованы, дьяк читает вопросы по бумажке. Один детина клещами угли ворошит, другой хлыстом поигрывает и на дьяка посматривает. Дьяк тебя спрашивать будет: "с каких пор", "сознаешься ли", "делал ли то или это". Ты ответишь. Но ты же по-человечески говорить не можешь, по-птичьи только. Дьяк тебя не поймет, а ему надо ответ записать же. Он кивнет детине, тот бить будет. И так по кругу. Пока либо не признаешься, либо сознание терять не начнешь. Тогда дадут отлежаться — и по новой. Там очень простые люди, Казимир. И очень скучные. Пока детины тебя мучить будут, дьяк пойдет квасу попьет или в шашки поиграет с другим таким же. Ты им выдашь поначалу всю ту пургу, что нам гнал, про то, что у тебя особая метка от Кощея и про свои необычные ремесла, но им это до борозды, поверь. Они не будут разбираться, кто кощеевец полностью, а кто наполовину. Им одного слова "заговор" достаточно будет. И в конце концов ты запоешь про все, что делал, когда с кощеевцами чалился. А там что, неужто крови на руках у тебя нету? Неужто чист, аки ангел? Ой, не верится мне! И я думаю, за все твои дела тебя по головке не погладят. Не знаю, может, и выкрутишься оттуда как-нибудь. Но уж только если сам — ума не приложу, кто тебя туда спасать придет в этот раз. Василий с сожалением покачал головой. — Так что выбирай, Казимир Завидович. Хочешь, чтобы так все у тебя закончилось, среди людей тупых и серых, или нет? Делать-то ничего не требую и в ножки мне кланяться не надо, просто говори с людьми по-людски, без заносчивости своей обычной — и ничего тебе не будет. Доживай тогда свой век, как сам знаешь. Понял ли меня?
-
Пробирает. Вспоминается "Обитаемый Остров", где Вепрь рассказывает, что в тайных казематах прежнего режима страшно было то, что тебя пытает не палач, а скучающий чиновник.
|
|
- Да, - Оленка покорно кивнула и понурилась. Надо ей сейчас уйти, чтобы других собрать и держать наготове. Дядя Торквальд ей важное дело поручает. Он в лесу каждой осине свой-свойский, не пропадет. Но она с трудом давила в себе непреодолимое желание уткнуться лбом в отворот его кафтана и зареветь - горько, по-сиротски. Родня он уже ей был, семья. Пожилой дядюшка, добрый, строгий, ко хмелю нестойкий. Глядел, чтоб она чему дурному не научилась у чужих людей; у костра истории всякие рассказывал. Вот она сейчас повернется, уйдет - и он исчезнет в лесу, растворится, словно его и не было никогда... Оленка изобразила бодрую и кривую улыбку, начала сосредоточенно копаться в котомочке, низко склонив над нею лицо. - Я так и сделаю, а ты слушай: моя птичка, как подлетит, трижды чирикнет, и ты будешь знать, что от меня, а не от Волка. А ты же по-птичьему не знаешь, так ты тоже трижды в манок просвисти - это ей будет знак, чтоб ко мне лететь. Манок у тебя был - на рябчика, помнишь? И мелкую грамотку, если надо, к ейной лапке привяжи... Так она наставляла охотника, словно она была старшая, а не он; и рассовывала по карманам его охотничьей куртки крохотные берестяные туесочки, коих швы были воском залиты, бормоча: "Это тебе силы подкрепить... это чтоб не спать... это человечий дух отбить...... это лучше слышать..." Потом стиснула его рукав, порывисто поднялась на цыпочки, чмокнула его в щетинистую щеку, сказала ломающимся голосом: - Я быстро, дядь Торквальд. Ты себя береги, ладно? Ауфпасс, ахтунг, хорошо?
Повернулась и быстро пошла, сбиваясь на бег. Шла, хлюпала носом, уже не скрываясь ни от кого, и вытирала глаза о рукав. Ближе к опушке только остановилась - призвать к себе какую-никакую птаху летучую. В глубине леса Волк всех разогнал, там даже совы не ухают. Уж лучше здесь, от вольного города Новгорода подальше, а то если эта птаха, набравшись дурных манер у вольных новогородцев, с ней торг вести будет... ой, она за себя не ручается.
- Сыщи в лесу старого охотника-чужеземца, да не бойся: он птичек не обижает. Чирикни три раза над его головой, и он за тебя в лесу заступится, зверям-птицам хищным не даст. Будь с ним, пока он не просвистит трижды в свисточек, да лети меня искать, я в городских стенах буду. Сделаешь как скажу - насыплю тебе проса пригоршню.
Отпустив птичку, Олена присела собраться с мыслями. Если ребенок на охранные чары Дерезы напоролся... не может быть. Те чары совсем недавние, а мальчик, видать, долго в козликах ходит... и отчего он так забоялся и шарахаться стал, когда она по-козьи с ним начала мекать - а у Волка в логове сидеть не боялся? Задумалась она, и стало у ней в голове потихоньку складываться, и забрезжило помаленьку, что "не пей" относилось не к вонючему зелью в котелке, а "идет" - вовсе не к Волку. Оленка вскочила, шлепнула себя по лбу и воскликнула: - Ну Дереза, ну... коза! А я дура набитая! Грянулась она оземь, оборотилась голубкой и полетела в вольный город Новгород.
|
Были бы кощеевцы бесстрастными и бессердечными людьми-без-вещей, Данька уцепился бы хотя бы за это. Но они ими, похоже, не были. В то, что затесался среди нечеловечески холодных и злых воинов один хороший, с доброй душой и почти детской игрушкой, Данька верить не хотел и как нашёл её, так тут же и выронил. Она могла что-то прошептать, а он - услышать. А бывший владелец уже ничего не мог. Лучше не знать, откуда у него эта свистулька, лучше представить себе мародёра или грабителя, насмехающегося над плачущим ребёнком, в память об удачном деле решившего себе такой трофей оставить. Лучше так, чем узнать о походя перемолотой героями жизни, возможно сложной, но со своими надеждами.
Данька вместе с подбирающимся к горлу комком почуял и вьющийся у сердца холодок. Красные-красные руки. На виске или капля пота или муха. Мерзкое ощущение мокрого следа перед незавершенным хлопком.
Мастер в проёме показался на миг князем, велевшим остаться в корчме, и Данька поразился, насколько ненавистен ему этот образ вернувшегося посмаковать агонию юной наивности ветерана-стервятника.
- В порядке!
Данила сбросил руку Казимира со своего плеча, чтобы тот не успел почувствовать его дрожь.
- Ищу. Что есть, то ищу.
Он развёл руками в стороны и неловко оглянулся. Больше всего хотелось вымыть руки, долго, до скрипа кожи вытираться полотенцем, а потом запереться в мастерской и не выходить, пока не закончится сырьё...
Победило упорство и что-то ещё внутри, что верило в лучший исход. Может быть, это и не то, чего он ожидал от самостоятельности и пути героя, но это лишь препятствие, и сдаться на нём значит не дойти до сути. Да, это всё не может быть сутью. Это тяжелое грязное дело, сулящее выгоду для дела иного, для блага большего.
Лапти от грязи дорожной очищал, и рассудок от крови и страха очистит!
- Может быть, бумаги не успели сжечь, может быть, тайники на случай возвращения оставили! Я это мигом, я теперь знаешь как умею? Эти стены мне сами всё скажут!
"Скажете же? И тогда вас не сожгут"
Не подумал - прошептал, на одну из досок ладонь положив и отпечаток кровавый оставив.
Ну же, корчма. Твоих обитателей кровь. Твоё прошлое и будущее.
- Смотри, я уже не подмастерье. Не убил, но пригодился, значит, и до замка твоего мастера дойду, и сам Механизм Анти-Оси исправлю!
|
14 августа
Жаркое, тихое лето подходило к концу - без происшествий. В жизни Лёдика не происходило ровным счетом ничего особенного - так, обычные будние дни. Происшествия начались вечером 13 августа, когда к ним домой пришел дядечка. Дядечку звали Антон Петрович, дядечка был улыбчивый, пухлощекий, пузатенький и невысокий - этакий колобок. Судя по тому, как уважительно и в то же время дружелюбно общался с Антоном Петровичем папа, Антон Петрович был человеком важным. Его должность и фамилию Лёдик как-то прослушал, но одно уловил - дядечка пришел из горкома. Родители провели гостя в зал, усадили на диван и предложили воды. Антон Петрович вежливо отказался. Отчаянно потея в жарком шерстяном пиджаке черного цвета, он то и дело утирал свою лысеющую, круглую голову платочком, щурил в улыбке глаза - и сыпал благодарностями вперемешку с комплиментами. Даже Лёдику, мимо проходившему, досталось - "эк красноармеец-то вымахал!" Комплимент был, мягко говоря, притянутый за уши - ни особым ростом, ни особой красноармейскостью Лёдик не отличался. Впрочем, маме с папой вроде как понравилось. Антон Петрович явно очаровал их - как своими сладкими речами, так и важностью своего поста. А очаровав родителей Лёдика, толстячок перешел к делу - и вдруг оказалось что пришел он, вообще-то, как раз к Лёдику. Последнего позвали - и вдруг предложили вступить в кружок радиоэлектроники при ДК "Орленок". Как, почему, зачем - Антон Петрович не сказал. Зато - он много и красиво говорил о том что это "путевка в жизнь", говорил о воспитании, о том, какой Лёдик талантливый и вообще умница. Так говорил, так говорил - что родители, даже мама, через какое-то время уверовали в то что кружок радиоэлектроники это судьба их сына, что только так и никак иначе. В конечном счете, мнение самого Лёдика даже значения не имело - он понял что его отправят в этот самый "Орленок" во что бы то ни стало. Собственно, так и произошло - утром 14 числа мама одела его, снарядила в путь, причесала, а папа, по дороге на работу, подвез на служебной машине до улицы Красной Гвардии, пожелав удачи. Что Лёдику оставалось делать? Не слоняться же по городу весь день из глупого упрямства? Лёдик был мальчик в целом послушный, так что сделал как велели - пошел в "Орленок".
У ворот его встретили двое милиционеров, каким-то образом узнали по фамилии, посетовали что он рано, велели идти в "вестибуль" и там ждать. До здания Лёдик добрался без приключений, пешим ходом через парк. Парк ему не понравился - с утра он казался совсем не парком, скорее каким-то настоящим лесом, дремучей чащей. Поднявшись по ступеням к дверям "Орленка" и потянув на себя за массивную, мокрую от росы, ручку, массивную же, дубовую дверь, мальчик с чувством странного облегчения прошмыгнул внутрь. И оказался в том самом "вестибуле", о котором ему говорили. Вестибюль был... впечатляющий. Высотой в три этажа, до самой крыши - так, что потолок терялся в сумрачной вышине. Та стена, что была у Лёдика за спиной, которая со входной дверью - оказывается, у нее были витражные окна, из разноцветного стекла, складывающегося в странные, геометрические узоры и символы. А вместо стен впереди, слева и справа - были этажи и коридоры, лестницы к ним тут и там, ведущие в разные части здания. Пол был паркетный, прямо как у папы на работе, в Доме Советов. В общем, удивительное место. - Малой, тебя как звать? - окликнул кто-то засмотревшегося и замечтавшегося Лёдика. Это оказался еще один милиционер, молодой такой, улыбчивый мужчина, вихрастый - он сидел за столиком слева от входа. Мальчику бросилась в глаза пачка сигарет, какая-то на вид незнакомая, торчащая из нагрудного кармана гимнастерки. - Ты, наверное, Вершинин? А нет, стой, Вершинников, да? - милиционер был нетерпеливый, дожидаться ответа на свой первый вопрос даже не думал. Сразу принялся предположения строить, листая деловито какие-то бумаги у себя на столе.
|
-
Самоотверженная Мирослава! Вот нравятся мне такие персонажики. ...а еще блин, как-то я не подумал, что она может корабль спалить. Теперь и думай, сюжет мееять иои выкручиваться)
|
|
-
Сейчас он будет убивать свое прошлое. Рубить его собственной рукой. хорошо.
-
За тот же момент, который плюсанула Йола)
|
|
Музыка танго довольно проста. У нее две основные составляющие - ритмическая и мелодическая. - Как правило в танго есть четкий ритм, задаваемый бандонеоном и/или контрабасом. Размер обычно 4 четверти (бывает 2 четверти) — т.е. в такте чередуются 2 сильные и 2 слабые доли ( пам!-пам- пам!-пам). Сильная доля — шаг. Еще сильная доля — еще шаг, уже с другой ноги. Между шагами свободная нога подтягивается к опорной. Все очень просто. Небольшая сложность заключается в том, что ритм надо чувствовать. В том смысле, что шаг занимает какое-то время от начала до конца. А сильная доля — это момент, когда она сыграна. И нужно начинать шаг чуть заранее, чтобы нога опустилась на пол в тот момент, когда музыкант сыграет ноту. Но это несложно, в какой-то момент просто начинаешь это чувствовать, и все. - Бывают еще удвоения - когда три (или больше) доли подряд делаются сильными. Эдакое короткое ускорение шага. Вот два такта с удвоением между первой и третьей долей второго такта: Пам!-пам- Пам!-пам- Пам!-Пам!-Пам!-пам. Удвоения могут быть и коротенькими, а могут быть и длииииннными — на целый такт или длиннее. Все удвоения протанцовывать не обязательно, да это и сложно, если не знаешь конкретное танго наизусть. Но с опытом учишься их предугадывать. - В классическом танго-оркестре 4 инструмента — бандонеон, скрипка, фортепьяно и контрабас. Бандонеон — центральный инструмент, он часто отвечает и за ритм, и за мелодию. Скрипка больше отвечает за мелодию, часто ей дают играть соло или аккомпанировать вокалу. Фортепьяно своим аккомпанементом оттеняет резкое звучание бандонеона. Ну, а контрабас усиливает ритмическую часть. В отличие от танго-шоу, в аргентинском танго практически нет ударных — они будут звучать грубовато, да и ритм и так четкий. Могли быть и другие инструменты, например, гитара, труба, Франсиско Канаро любил добавлять в оркестр деревянные духовые типа кларнета, а Освальдо Фреседо — арфу и вибрафон. Ах да, вокал. Вокал в танго чаще всего мужской, чаще всего тенор. История знала и крутых танго-певиц: легендарная Либертад Ламарк, Ада Фалькон, Нина Миранда, Тита Мерелла, но... они пели с эстрады, их записывали, их слушали, их любили, но под их пение почти никогда не танцевали. Такой вот дискриминасьон). - Также мелодия обычно делится на так называемые "восьмерки". Каждая восьмерка — это 8 сильных долей, то есть 4 такта (8 сильных и 8 слабых долей). Обычно конец каждой восьмерки в музыке немного оформляется — либо восьмую долю пропускают, делая паузу, либо это звучит, как своего рода завитушечка или точки с запятой. Очень хорошо это слышно здесь (оркестр современный, но само танго старое) ♫ ссылка Если вслушаетесь, в этой записи обычно фортепьяно делает небольшое тра-та-та-там или скрипка чуть-чуть вылезает в конце каждой фразы. Эти концовки помогают партнеру расставить акцентики и акценты. Например, идет восьмерочка, а в конце ее ты замираешь, делаешь паузу. И тогда первый шаг следующей восьмерки приобретает как бы дополнительный смысл, его сильнее ждет партнерша. - По классике мелодия идет, емнип, 24 восьмерки, но бывает и больше, и меньше. Мало кто их считает обычно. В конце мелодии (последние пара восьмерок) часто бывает т.н. "вариация" — повторяется кусок из начала, но темп ускоряется или музыканты начинают играть более акцентированно, более подчеркнуто, или с большим числом удвоений. Обычно это — самая страстная часть мелодии, особенно если начало было сдержанным. Такое нагнетание перед последним сильным пам-пам! Эффект как в постели от ощущения надвигающегося оргазма.Шаги- В танго всего три шага — вперед, назад, в сторону (с). - (это была шутка) - Самый большой шок в танго был у меня на первом занятии, когда оказалось, что идти надо "прямо в ничего не ожидающую партнершу". Не по боку там ногой обходить, не осторожно как-то. Нее). Смело, прямо "в партнершу". Штука в том, что если вы держите объятие правильно и вес на "параллельных" ногах (у меня, скажем, на левой, а у нее на правой, а это легко проверить) — она пойдет практически одновременно с тобой, и ты на нее не наступишь. Потому что если она вдруг упрется и не пойдет, она потеряет баланс и начнет падать))). Таким образом на самом базовом уровне ведение партнера заключается в том, чтобы нежно не оставлять женщине выбора. - Шаг у партнера может быть с пятки на носок и с носка на пятку, а также всей стопой сразу в пол. Но классика - с пятки на носок. Партнер как бы проглаживает пол носком, доводит его до того места, где хочет поставить ногу, а дальше отрывает носок и ставит пятку, а потом перемещает вес на переднюю часть стопы, как будто прокатывая по полу пресс-папье. Шаг получается такой... котячий, в общем). Стремительный, но мягкий. Поэтому наступание на ногу партнерше ничем не грозит - в какой-то момент стопа приобретает чуткость, и ты успеваешь почувствовать, что под носком что-то есть до того, как наступишь, и замираешь с весом на пятке. Партнерша почувствует, что ты коснулся ее ногой, но не более. - Партнерша большую часть времени ходит спиной вперед. И ей в этом отменно помогают каблуки. Пару слов о туфлях для танго: они обычно с открытым мысом, а каблук отцентрирован под середину пятки. И они... очень изящные). Но при этом они не всегда блестят как новые. Туфли хорошей партнерши - как обложка хорошей книги. (с) пословица. В смысле, слегка потертые). А вот о чем мечтает хорошая партнерша после милонги! - И - самое главное: на базовом уровне партнерша не задумывается о том, куда пойти. Сигнал из тела партнера сразу идет в ее тело, минуя мозг. Она идет как чувствует. Если она что-то не так поняла - задача партнера подстроиться и все исправить за счет своего шага. Партнерша, иди как чувствуешь, держи объятие и не смотри вниз))). - Получается, движение состоит из трех стадий: импульс партнера - следование партнерши в соответствии с тем, как она почувствовала этот импульс - сопровождение партнером того движения, которое получилось. - Это как вопрос и ответ, при условии, что ты спрашиваешь не чтобы спросить, а чтобы услышать ответ. Или как нападение и отступление, но он наступает так, чтобы ей было, куда отступить, а она отступает так, чтобы он обязательно догнал. - Или как управлять огнем изнутри). - Это слияние без растворения друг в друге - вас двое, но у вас одно движение на двоих. Есть пословица: У пары четыре ноги, две головы и одно сердце.- Пары танцуют против часовой стрелки (есть даже школа танго, которая называется "Против часовой"). Круг танцующих называется ронда. Внутри большой общей ронды может быть вторая, поменьше, или даже третья, совсем маленькая. В ронде обычно есть некоторая центростремительная сила (поскольку в центре всегда больше свободного места), поэтому считается, что наиболее опытные партнеры танцуют как раз не в центре, а по краям. Возможно, вас это удивит, но опытной паре не нужно много места, чтобы получать удовольствие от танго. Квадратного метра хватает. Для тех, кто не верит. > ссылкаПравда, это зависит еще и от музыки: я, например, терпеть не могу танцевать быстрый танго-вальс на тесном танц-поле. А нежное медленное танго - пожалуйста. - Партнершу стараются держать спиной "наружу ронды", т.е. к столикам. Во-первых, так всем хорошо видно ее округлые достопримечательности офигенное платье с открытой спиной, а во-вторых, ее как бы оберегают от возможного толчка или неловкого движения другой пары со стороны танцпола. Но все это довольно условная вещь — иногда партнерша делает шаги вокруг партнера, обходит его с разных сторон, он ее тоже... Это так, скорее стремление. - Важное замечание. Из сказанного выше могло показаться, что партнер - царь, бог и решает, а партнерша покорно следует. Так происходит только на самом базовом уровне. Ну да, решает-то партнер. Но партнерша может понять "по-своему", может на что-то намекнуть, может просто обозначить свои желания через объятие. Вот как выглядит перехват инициативы партнершей. > ссылкаИ еще - у нее есть украшения. О них подробнее. - Украшения - это то, что партнерша делает сама, без ведения. Это творчество. Это может быть особая кокетливая манера шага, красивое движение ногой. Украшения можно условно разделить на "легкие" и "тяжелые" (так не говорят, это я придумал). Легкие ( адорнос) - это такие короткие маленькие "завитушки", которые партнер может даже не почувствовать телом, они никак не повлияют на его ведение. "Тяжелые" - это такие, под которые партнер специально дает время: "На, дорогая, украшайся, никуда не тороплю". Например, на сэндвиче (есть такой очень романтичный элемент, дающий партнерше простор для самовыражения, пока она переступает через ногу мужчины). Есть партнерши, которые на каждом сэндвиче прямо таки выплетают ногами кружево, без всякого ведения со стороны партнера. Кстати, партнер может и не дать времени на сложные украшательства. А бывает, что некоторые партнерши украшениями злоупотребляют. Украшения - как крем на пирожном, если их слишком много, становится "невкусно". - В общем, вы уже поняли, что взаимодействие может быть в две стороны. Мужчина как бы задает тему беседы, женщина ее или поддерживает, или развивает. "Да-да, как интересно, рассказывай дальше, не останавливайся" или "А как насчет рассказать мне еще и об этом?" - Как я уже говорил, аргентинское танго - это импровизационный танец. Поэтому партнерша вообще не знает, что будет дальше, да ей и не нужно — она все поймет через объятие и ведение. - Это накладывает на партнера определенную ответственность - условно говоря, он "отвечает" за то, чтобы танец был интересным, но не слишком сложным. Также он в большей степени отвечает за музыкальность (ритм шагов, паузы) и за перемещение по танцполу. В случае столкновения двух пар извиняются всегда партнеры. - Партнерши во время танго часто закрывают глаза. Ну, во-первых, это романтично, люди же часто закрывают глаза, когда целуются, ну вы поняли). Во-вторых, они доверяют. Во-третьих, так "отключается" голова, сильнее чувствуешь ведение партнера. В-четвертых, если партнерша хотя бы чуть-чуть ниже ростом, то ээээ а на что там, собственно, смотреть, в близком объятии? На ухо? На край его рубашки? На то, как хорошо у партнера щека выбрита? - Смотреть в глаза в открытом объятии считается не совсем корректно. Тем не менее, это происходит постоянно. - Есть еще одно коварное занятие - "кабесео при живом партнере". Когда вы танцуете с одним мужчиной, и вдруг через его плечо ловите взгляд другого. И с этим, вторым, вдруг оба понимаете, с кем будет следующий танец))). Вообще так делать нехорошо. Но... бывает! И пару слов о паузах- Однажды один мой преподаватель сказал, что настоящее танго - не столько в шагах, сколько в паузах. - Танцевать без пауз - это как писать без точек и запятых, сбивчиво, запальчиво и без должного внимания к читателю. - Музыка танго подсказывает моменты для пауз. Обычно это концы восьмерок, о которых я говорил, или так называемых музыкальных фраз (они часто совпадают с восьмерками, но не всегда). - В шагах ты, если ты партнер, ты думаешь, куда пойти, что сделать, как обыграть. Ты творишь. И ты натворил горы красивого танца. А потом - пауза. Вы оба замерли, и ты не просто обнимаешь партнершу, а прижимаешь ее к сердцу, скользишь щекой по ее щеке и чувствуешь: она с тобой, она в твоей истории, в твоем танце, она все-все чувствует, всю эту красоту. Это вдохновляет. - Или вы танцевали и в конце фразы замерли. И ты вдыхаешь полной грудью, и партнерша вдыхает с тобой, и она чувствует, что сейчас будет новый шаг, ты ее поведешь, но шага все нет и нет, и она уже изнемогает, трепещет, и хочет этого шага, но его все нет, и мелодия идет по нарастающей, и вы как будто приподнимаетесь над танцполом, вы легкие, вы невесомые... А потом — ррррррраз! И шаг — точно в сильную долю, сильный, мощный! И вы вместе в этот момент... ммм). - В общем, я думаю, вы понимаете, что без пауз — никуда). В паузах можно прислушаться и услышать. В паузах можно подразнить. В паузах можно признаться в любви. В паузах можно пропасть с головой). Паузы - это очень важно. Танго с кортес стремительно и сложно своими фигурами. Вычурные арабески, исполняемые почти на одном месте; резкие порывы и неожиданные остановки; несколько секунд неподвижности, сосредоточенности в себе — и снова поспешное, словно наверстывающее эти секунды, движение, расшитое узорами; решительное наступление, неизбежно вновь прерываемое, словно обрезанное невидимым ножом. Здесь перед нами одна из самых, быть может, характерных особенностей танго: это танец, в котором движение прерывается только вдруг, внезапно обуздываемое властным ритмом. Так взмывает на дыбы конь, остановленный на скаку удилами опытным наездником. Танго заключается в одном моменте, но этот момент полон лихорадочной борьбы: один извивается в стальном корсете, другой, как безумный, бросается куда-то и останавливается. (с) Эстела Канто Начало - Танго на милонге - это не номер для сцены. Именно поэтому его не начинают танцевать сразу, когда звучат самые первые ноты. - Вот вы пригласили партнершу. Возможно, мелодия уже началась. Но вы никуда не торопитесь, спокойно ведете ее за руку на танцпол, выходите на него, не мешая другим парам. - Вы обнимаете ее, она обнимает вас. Я не знаю, были ли в 30-х правила, как строить объятие. Сейчас строгих правил нет, хотя учтивым считается сначала предложить левую руку даме, а потом уже обнимать правой за спину. Но это не точно))). - И вот вы в объятии. Партнер легонько переносит вес с одной ноги на другую, партнерша чувствует это, переносит свой. Теперь вы знаете, на какой ноге у нее вес. Вы готовы. Но еще какое-то время партнер ждет... Начала музыкальной фразы, пока настроится, чтобы не торопиться. - Вы, наверное, уже поняли, что торопиться вообще не надо). - Дальше первый шаг - и понеслась! Завершение - Танго - это драматический танец. Знаете, какая фраза в абзаце самая драматическая, больше всего приковывающая внимание? Последняя. - Поэтому лучше три раза налажать в середине, чем запороть конец!!! - Большинство танго заканчивается на две сильные доли, так называемое "пам-пам". - Концовка не застанет вас врасплох - вам подскажет ее музыка. Не то чтобы были какие-то формальные признаки, но общее напряжение мелодии к концу возрастает, так что пропустить финал сложно. - Концовка может быть разной. Но она не должна застать вас на середине элемента. - Можно просто четко собрать ноги и крепко обнять партнершу/партнера в последний момент. Но есть позы, которые особенно хорошо подходят для концовки. - Лично моя любимая концовка - посреди сэндвича. В ней есть приятная небольшая недосказанность, как в хорошем романе.
-
это не просто матчасть, это нечто большее я чувствую танец, когда читаю это, чувствую тебя в танце, очень живо, эмоционально и ярко мега-крутой модуль
-
Не думал, что можно уметь описывать такие вещи, как танцы и музыка, да еще и так профессионально. Да, танцы это целая наука
|
Олену зацепило это "мы", что уверенно выговаривал Осьмуша. Целый табор... беженцы, жители разоренного села, большая семья? Но была же у него родная кровь, своя стая, те, кто спас его, маленького, кинул в санки и увез от врагов. А то, что птенцы вылетают из гнезда, как оперятся - это правильно. Осьмушина печаль ее уязвила виной - почто она еще одному человеку боль причинила, заставила память бередить... Осьмуша искал у ней тепла, и она тоже придвинулась поближе - погреть. - Вот видишь, как хорошо, - проговорила она жалким от непролитых слез голосом. Они стояли в горле, не хотели уходить, а она их загоняла обратно в глаза, так ей жалко было вдруг Осьмушу с его детской бесприютностью, с этой нелепой и непозволительной для воина сердечной мягкостью и чувствительностью к чужой боли. - Видишь, у тебя сродственники где-то есть, и они тебя не бросили на холоде, сохранили, вырастили, хоть и на чужбине, и помнят тебя добром. А ты... я... - Олена вдруг проговорила тихим, звенящим от напряжения голосом. - Никому... никому тебя не дам... убить. Ранят - раны закрою. Заболеешь - вылечу. Ты - не умрешь. И сама своих слов испугалась, потому что знала, что ее от сердца сказанное слово, хорошее ли, дурное ли - крепко.
- А я... да самая обычная беда, какая. Тятя мой покойный Василий лесничим был при князе муромском, а по молодости-то он много по чащам побегал, вот и привез матушку из северных лесов... она сказывала, жили они на высоком камне в сосновом бору посреди мшар - мать ее знахарка и ведунья, и бабка то же... по материнской линии все такие. Ну и увез ее в Муром, крестил и обвенчался. Любила она его очень. Мы там хорошо жили, в достатке. Меня матушка травки пользовать учила с младенчества. А потом она хворать стала и померла. Душно ей было в городе жить, нехорошо, по лесу она все тосковала, с деревьями в бреду говорила. А потом тятя женился скоро, ну, мачеха... меня незалюбила. Мне кажется, она его приговорила к себе, как Вера Рыгора. Раз тятя уехал, а она меня за огнем послала. Было такое, огонь во всем доме вдруг погас. Я пошла. А меня по пути украли... Рассказ Олены становился все более отрывочным. Ну... Осьмуша-то, как ей показалось, тоже что-то немного темнил про себя, недоговаривал. Ну и что. У каждого есть в душе чуланчик, куда никому хода нету, наверное, это правильно. У него, у нее. Олена говорила и чувствовала, как между ними вырастает тонкая стеночка лжи - точней, полуправды. Хотела в нее ломануться всем телом, все-все сказать - и будто соскальзывала куда-то. - Ну и в конце попала я в чащу, даже не знаю где. Там бабка жила в домике, колдунья. Ей одной скушно было. Она меня у себя жить оставила, звериному языку учила, ведовству. Мне там было нелюбо, я к людям хотела, хотя... знаешь, Осьмуша, я ведь тоже с людьми плохо умею ладить. Не то что боюсь, а - не умею. Вот Дане все время будто на ноги наступаю... В общем, хотела уйти, а не могла, потому что там тропинки были заколдованы, без бабкиной воли ни туда, ни сюда. Потом научилась птичкой оборачиваться и улетела прочь. Вот. - А ты, Осьмуша, - поспешно спросила она, предваряя его другие вопросы. - Ты врагов-то своих отыскал? Что ж, поквитался ты с ними или простил?
-
трогательная девочка
-
Олена говорила и чувствовала, как между ними вырастает тонкая стеночка лжи - точней, полуправды. Хотела в нее ломануться всем телом, все-все сказать - и будто соскальзывала куда-то Очень мне нравится вот этот момент
|
|
Лелислав мотал на ус что мог. Стало быть, с остальными боярами дела у Бубы не важно шли. Ну, оно и не шибко удивительно, новгородские бояре только против чужаков горой друг с другом стоят, а когда чужие не донимают -- промеж себя собачатся, видать, чтоб прыть не терять. А может, и не только новгородские? Подробность, конечно, интересная, но как ее на благо употребить, Лелислав с ходу не придумал.
Так же с ходу Лелислав решил и что клубок воровством добывать негоже. Во-первых, вора обокрасть, поди, тяжелее чем царя, во-вторых, если поймает Корягу -- не сносить ей головы. У своих красть среди лихих людей считается чем-то сродни богохульству у божьих. Однако от чистого сердца помощь предложенную и отклонять грех. Надо заболтать да посулить, что пригодятся ее услуги. А может, и вправду пригодятся, как знать? На будущее не загадаешь. -- У своих красть негоже. Обожди лучше, пригодится в походе за Солнцем и воровское ремесло. Вон давеча как Фока наш отличился. -- Естественно, Лелислав решил, что для воровки нет лучшей истории, чем по геройстве вора. Ну и, само собой, летописной точности придерживаться не стремился. -- Надобно нам позарез было кое-что от хана ордынского. А он условием поставил службу лихую: должны мы были извести кощеевскго приспешника, поганого Хапилова, колдуна и живодера. А обретался этот кромешник не где-нибудь, а в самом Аду живым дни свои коротал, даже чертей обманывал лиходейством своим, что его тронуть не могли. Вот, добрались мы до логова поганища этого, а что делать и не знаем. У колдуна слуг видимо-невидимо, да все из мертвой человеческой плоти аки куклы сшиты. Кого на куски распотрошишь -- так мерзавец его обратно тотчас соберет, страшнее прежнего. И вот, сидим мы да думаем, как же быть, как супостата бороть, а Фока-то и говорит, мол, не кручиньтесь, где воин как пловец в кольчуге, там вор что рыба в воде. Мол, все самое тяжелое на себя возьму, вы только подсобите маленько. Полез он вперед всех в логово Хапилова через печную трубу, а нам наказал, как из виду скроется, досчитать трижды до ста и ломиться через главные ворота, да так чтоб послышнее. Сказано-сделано. А кромешник-то, как нас завидел, начал пущать супротив нас все поганое войско свое. И кого там только не было! И полулюди-полукабаны, с клыками да шкурой, что едва мечом пропорешь, и истуканы костяне, с двумя головами да четырьмя руками, и в каждой руке по косе, как у смерти самой. Ну, мы-то, положим, тоже не лаптем щи хлебаем, с нами и боярин настоящий был, что саблю в руки взял едва титьку отняли, и кощеевский воин-страхолюдина, лед выдыхающий, и девка-падчерица самой Мары, хозяйки Нави. И вот, рубим мы это войско поганое, а его меньше не становится. Как упокоим, вроде бы, одного супостата, Хапилов из его же костей нового собирает. А Фоке, смекаешь, того и надо было, чтоб сам голова поганого воинства занят был. Пока сеча шла -- пролез тихо, по воровски к негоднику, да вставил ему перо куда следует.
Лелислав перевел дух. Ну, может и не лучшая сказка выходила, но уж что на ходу сочинилось. И пора было неспешно переходить к делу. -- Вот про что я речь веду. Не торопись у друзей красть, на наш-то век и врагов хватит. Да и тут, как я посмотрю, поганищ развелось так что спасу нету. В стенах кощеевцы шастают, за стенами волк чудовищный деревни опустошает. Ужель самим-то так жить не надоело? Авось, кто из этих не только простым новгородцам поперек горла, но и гордому боярину Бубновскому. Он же тоже плоть от плоти Новгорода. Так неужто не сторгуемся с ним, что мы какое из лих этих отправим на тот свет, где чудищам и место, а Буба нас за это своим сокровищем и наградит. Нужен нам от него клубок его вещий, Иваном ему подаренный, путеводный.
|
Данька рад был оказаться наконец в замкнутом помещении - поход по шумному Новгородскому рынку окончательно выбил его из колеи. Не то чтобы парень был непривычен к городской жизни, вовсе нет, но всё же новгородцы калужанам в торговом деле такой форы могли дать, что закачаешься! И с таким-то азартом у них это выходило, но при этом и со статью особой, будто не леденцами теми же торговали, а сразу изваяниями мраморными... если бы те стоили столько, сколько леденцы. Впрочем, это ещё после исцеления хандры калужской поглядеть надобно будет, кто задорней торгует.
А петушок сладкий Даньке понравился, он бы и ещё сгрыз, если бы не дело, благо и у самого гроши имелись. Надо будет на обратном пути самому всем купить, заодно улыбнуться Осьмуше, чтоб не думал, что подмастерье беглый хандрой заразился.
И вот стоило представить себе только картину эдакую, где Данька улыбчивый каждому герою по леденцу раздаёт, кому медвежонка, кому лисицу, а кому и петушка, как сразу вспомнилось: ну ведь точно, они же теперь с героями путешествуют. Враз как под грибным дождём вымок.
Все торговые ряды Новгорода не могли отвлечь от мыслей о новых знакомых и, вероятно, новой судьбе. Ведь связан Данила с этими разношерстными героями теперь странными незримыми узами, и всё равно удивительно, что в самом деле ходит с ними по одним улицам, говорит об одних и тех же делах насущных, да и воздухом одним дышит, если уж на то пошло.
А страннее прочего то, что даже бывшему кощеевцу место в дружине геройской нашлось (хотя и мастер бывший, и странная девица чёрновласая тоже вопросы вызывали)! Когда Всеслав приросшие к телу доспехи показывал, Данька даже рот от удивления открыл - это же надо до чего чуждо духу русскому колдовство кощеевское! Данька себе и представить такого не мог, чтоб железо могло к телу прирастать. Как же после такого этот витязь морозный от Кощея отвернуться смог? Ох, и подумать только, живой кощеевец! Идёт рядом, говорит, никого не убивает. В общем, глазел на Всеслава Данька не меньше местных, благо что на их фоне не так заметно было поди.
Только на входе в кузню Вольги осмелился подмастерье предложить:
- Может тогда поверх этой брони другую приделать? Хотя бы местами. А где не выйдет, там можно и тканью прибрать, хм.
Данька даже вокруг витязя обошёл и, во вкус войдя, тесёмку с головы снял. Она у него с мерными отсечками была со внутренней стороны, для замеров таких самое то, ну и под рукой всегда. На шлем крылатый посмотрел придирчиво и пробормотал:
- А лишнее спилить.
Только вот внутри кузни никто их не ждал, похоже. Немец, который молодой и не Торквальд, но тоже охотник, правильный вопрос задал. Данила тоже на мастера взгляд осторожный кинул, что дескать не так-то, Казимир Завидович?
|
Как возвращаются в город, который любят? Это не долгожданная встреча с мамой, когда прячешь скупые слезы радости, не то оттого, что снова, вопреки годам на плечах и барышу за поясом снова почувствовал себя ребенком, вернувшимся к маме, не то оттого, что слава богу, не к похоронам. Нет, совсем непохоже. Эта не встреча с женой, когда, со слегка хитрой улыбкой, не торопясь идешь вперед, раскинув руки для объятья, скрывая что хочется бежать, а обняв уже думаешь, дождаться бы вечера. Нет, не похоже, хотя поближе. Это не встреча с собственными детьми, когда гадаешь, завизжат или испугаются, потому что отвыкли, когда жадно ловишь взглядом, как же подросли, торопливо ища по карманам, куда же запихал гостинцы. Нет. Без возгласов и объятий, просто воздух любимого города вновь наполняет до краев подопустевшую было чашу жизни, пьяня голову но возвращая ясность телу, наполняя искрящейся радостью. А еще, это не противоречит тому, то вернувшись в любимый город, так хочется найти, из-за кого тут стало хуже чем было, и вырвать ему кадык.
И Лелислав заметно опьянел, вступив в свой Новгород. Однако, как и любой гусляр -- завсегдатай чужих пиров, он и навеселе свое дело знал. -- Мне уж точно по лавкам. Кольчуга кузни просит еще с когтей Баюна, не говоря уж о гуслях. -- Зычный оставался новгородцем даже в этот момент, прикидывая. а что же у него за душой-то есть. Увы, чуть больше двух золотых, после того как с Малахом расплатились, да и то, один из них тратить было вроде как нехорошо. Потому что то что обещал -- гусляр еще не выполнил. А при всех непростых перипетиях с Василием, данное слово надлежало исполнять, и золото тратить не до а после. -- Но я пока за дела наши непростые поговорю. Секрет думаю, даже для вас -- пришлецов, не великий, что в Новгороде есть Князь, Киевом посаженый, то есть, вроде и свой, а вроде всегда слегка чужак. А когда и не слегка. И есть бояре. Вот эти-то как раз новгородцы истинные. Отношения между ними и князем... Нет, не верьте сказкам, не всегда как у двух медведей в одной берлоге. Хотя и так случается. И тут не угадать, давненько я дома не был, а тут, бывает, что каждую неделю все с ног на голову встает. А дело нам до всего этого вот какое. Нам надобно Волка убить, это хорошо, это правильно. Но нам надобно еще и Клубок у Бубы выпросить, ой как надо. А ему вроде не с чего нам его давать. Так вот и думаю я, что надо бы нам два дела одним махом обделать. Только вопрос, кому предложить купцом на нашу удаль быть, так сказать. Оно князю надо: князь, ежели послал героев чудовище изловить -- так вроде, сделал то что должен, ему почет и хвала. Но у князя клубка нет, придется что ему с Бубой торговаться, что нам за княжескую награду. Оно может быть и Бубе надо. Если сейчас бояре с князем на ножах, то кто перед народом князя уест, мол смотри-ка, это мои люди сделали, что твоя дружина должна была -- тот среди новгородцев уважение заслужит. А Новгород не Киев, тут людская любовь больше казенных печатей решает. -- Не удержался от камушка в чужой огород Лелислав. -- Так что, думать надо крепко. К кому с предложением идти. Может многое зависить. Что до кощеевца, который что для волчьего горла ковал -- тут не знаю. Одновременно пойдем, аль разделимся?
|
|
- Даня, это ты верно сказал. Я о том же думала: нет у меня от него лучше средства, как Мать-Землю о помощи просить. Лишь она одна и сладит с ним. Ни дереву, ни иной живой твари, летучей иль рыскучей, против него не выстоять. А ты какое свое рукодельное орудие думаешь пользовать? Может, пуля серебряная его возьмет? Оборотней берет... только он не оборотень. Даня, может, ловушку какую умную смастеришь? ******
Вот стоит в лесу избушка. Из двери тянет знакомым запахом - сырым, душным, будто немного кислым. Сколько не беги, не убежишь, лети - не улетишь, сделаешь круг да обратно вернешься. Ком тошноты подкатывает под горло, грудь холодеет и ноги делаются ватные. "Маленькие" - это козлята. Детки козы. Пусть Осьмуша думает, что это она испугалась свежей крови и мяса. Так лучше. Да еще он так заботится, так ее бережет, словно дитя малое, невинное. Так приятно это, что не сказать даже; а она ему врет-не краснеет, дитятком притворяется. Совестно Олене стало. Она неловким движением отвела Осьмушину руку, сказала деревянным голосом. - Мне надо на избушку взглянуть, братец. А внутрь не пойду, чего там ходить, съел он козлят-то. И Дерезу тоже съел небось. Бедные. Пусти, Осьмуша. Не бойсь, не сомлею. Смотри-ко, Хальквард, там пучочки травы-волкобоя у косяка привешены, такие же, как те, что я тебе давала. Выходит, коза про волка знала, от него козлят берегла, да не уберегла. Бедные... Тут охранные чары какие-то наложены на дом, сильные. Как он тогда сумел войти, я в толк не возьму! Хальквард, а зачем ему размер менять? Может, чтобы в избушке поместиться? Прежние-то следы куда как больше были!
Нет нужды в домик заходить. Да и не зайти ей, там же чары. - Есть кто живой, зверь ли, человек ли? Отзовись! Так уж крикнула, ради очистки совести. Ясно же, нет там никого живого.
-
Ии, двухсотый плюсик за мной) В данном случае опять же,в целом, за персонажа. Олена вышла просто замечательной, трогательной и милой. Особенно для столь грустной истории ее жизни. Почти сразу стала одним из любимейших героев.
У теья прям талант
|
До боли знакомыми показались места, в которые перешел лес. Но точное воспоминание, как часто бывало с Всеславом, ускользало. Лишь когда мелькнула в тумане какая-то громадная тварь, всполошив героев, ярко встала перед глазами картина прошлого. Исход. Север, Царство Кощеево - это ведь не только бескрайние снежные просторы. Можно ли было назвать везучими тех, кто живым выбрался из ледяных земель, если потом им столько же предстояло идти по тундре, средь болот и вот таких вот лесов? Немало носящих черно-золотую одежду навсегда осталось в трясинах, не выдержав усталости либо неосторожно оступившись. Были и те, кто стал пищей для зверья, а то и для кого похуже. И теперь эти "похуже" здесь, на юге, продолжают крушить и без того еле живой мир. Заговорами, черным колдовством, лесным террором - они не собираются останавливаться. Стряхнул лишние рассуждения. Пару мгновений, что вот так простоял столбом - за них уже могло случиться что-то непоправимое. Нужно меньше думать, тем более, ничего хорошего такие мысли все равно не приносят. Чуть позже, чем все, схватился за меч, злость к себе испытывая за промедление. Приготовился собой прикрыть остальных от неведомой твари в тумане, вперед шагнул. Но миновало. Ни слова не сказав, убрал руку с рукояти и встал обратно, в прежний ритм путешествия вернувшись. Только больше не зевал и не вспоминал, где еще такие елки видел, а по сторонам смотрел. И вот следующий раз уже не пропустил. Как зашуршало в камышах, так сразу вперед вышел и щит выставил, меч тихо из ножен потянул. Этот-то врасплох больше не захватит Всеслава, получит по полной. Женщина-коза. В сарафане. Ранена. Замешкался богатырь - не выглядит она опасной. Но мало ли что не выглядит опасным? Однако ведьма-Чернавка на слова зверолюдки ответила, беседу завязала. Знает, кто такая? Пусть так, но меч в ножны прятать не стоит. А вот от того, чтобы мысль озвучить, что сразу после слов лесной тварюшки возникла, Всеслав не удержался: - Западня. Но, видимо, слишком уж тихо сказал, да и поздно. Потому что женщину-козу уже перевязывают и на коня собираются сажать, да и беседуют с ней вполне мирно. Странно такое Всеславу, но, может, потому этих людей и выбрали его сны, что они вот так могут делать? Случайным встречным верить, доброту проявлять, не видеть во всех врага? Может, и ему стоит у них поучиться? Нет. Рановато. Звонко меч в ножны загнал и отошел в сторонку. За этим существом нужно будет присмотреть.
|
"Гетман, палач, повар, псарь, скоморох, этот вот непойми кто... Мастер... Сколько ж вас еще осталось, прихвостней-то кощеевских?", — думал Василий, пока лошади маленького отряда пробирались среди бурелома и по хлюпкой болотистой почве. Но все они, даже огромный Хапилов, меркли и бледнели перед волком, который показался в мареве и исчез. С дом размером? Волк??? Василия было не испугать большим зверем. На зверя он хаживал — и на медведя, и на кабана. У боярских детей это было признаком удали, и тех, кто не доказал свою храбрость и ловкость на охоте, не всегда принимали в компанию. Да и с настоящим чудищем ему биться приходилось. Он вспомнил, как это было — у Желтых Вод. Это было страшное место — желтая липкая глина, мелкая речушка, а по берегам — кости, скелеты, да все изломанные, раздраконенные. Ржавела помятая броня да перекореженное оружие, трава вся пожухла от ядовитого дыхания, и чем ближе к логову змея, тем была она мертвее и суше, хоть и росла на самом берегу. Ждать долго не пришлось — закипела, забурлила вода, вылезло чудище о четырех лапах. Раздвоенный язык, пасть, зенки, кровью налитые, а где капнет слюна — там земля дымится. Долгим бой вышел. Главное было первым ударом не промахнуться, копье точнехонько в пасть направить. Вихрь, друг, не подвел, не споткнулся, не взбрыкнул, не заартачился. Потом раненый змей отбивался, силился обратно в речку уползти, исплевался желчью, избороздил когтями всю землю, да и Василия помял изрядно — больно рано решил витязь, что кончилась битва. Истыкал тогда его всего стрелами княжич, иссек саблей, сулицами, что у седла подвязаны были, проткнул. Места живого на змее не было, да уж и на человеке его немного осталось. Не для красного словца придумана поговорка "насмерть биться". Тяжело человеку с чудищами воевать. Но даже в одиночку Василий, возможно, рискнул бы выйти против волка, если сойтись с ним грудь грудью да на ровной твердой земле. А уж ввосьмером — и подавно. Потому и хитрит зверь, потому и пугает, показывается, мол, трепещите, вот я какой. Зверь опасный, конечно. Но страх опаснее. А тут и зверолюдиха появилась. Диковинная, нечего сказать, но на Руси всякой нечисти развелось за последнее время, и не вся она злая. Поколебался Василий — да, могла бы их в ловушку козочка завести. Но уж больно для нее самой опасно это выходило. К тому же — рана... "Веришь-не веришь" — старая наша геройская забава. Но Маринка вон, похоже, верила. А женское чутье — не табаку понюшка, бабы и сами обманывают лучше, и чужой обман на раз-два видят. Подумал, Василий, и решил. — Давай, Франц, останови кровь — и поехали. Покажешь путь и про волка расскажешь по дороге. Я — Василий, из князей Рощиных. Это Маринка. А остальных после узнаешь. Только обманывать не вздумай — не до шуток нынче в лесу.
-
Хорошая история
-
Так их, змеюк.
|
|
С каждым шагом по разоренному тракту Лелислав злел. Это, черт возьми, были его родные края. Да, хорошие времена уже почти что изгладились из памяти, с тех пор как Солнца не стало, что ни месяц -- то новая напасть. Но хоть как-то люди жить приспособились. Но вот чтобы такое... Невиданное-неслыханное лихо, нечего сказать. И откуда взялось?! Гусляр уже начинал с гневно поглядывать на Казимира, прикидывая, не спросить ли его, не Псаря ли кощеевского это рук дело. Да только этого не спрашивать надо, этого надо выспрашивать. Второпях такое не делается.
А тут и вовсе дела опасно пошли. Нечто, чем бы оно ни было, ходило рядом. И поквитаться с душегубом хотелось, и разум, холодный да сметливый, говорил, что кто с кем поквитается -- бабушка надвое сказала. Вон, Баюн помельче был, а Ивана схоронили. Нет, не время, как Илья Муромец, вызывать на честный бой вражину, а время засунуть свою гордость себе в муром, да пробираться по болоту тише воды ниже травы. -- Не было отродясь таких, Соловушка. Уж не Псаря ли кощеевского работа? -- Не удержался поделиться догадкой на вопрос Соловья. Все-таки, Разбойник был с кощеевцами какое-то время, мог и знать кто там кто есть.
А когда впереди показался силуэт, явно меньший неизвестного чудища, хоть все же явно не человеческий, у Лелислава отлегло от сердца, да обратно накатило, едва гусляр рассмотрел, что им вышло навстречу. Словно мало на его долю выпало за этот поход. Господи, человек-коза. Вроде бы и не Лелиславу, после его-то встречи с Иришкой, бояться нечисти, но коза. В иноземных легендах овеянное самыми мрачными сказками существо. Эх, Иван-Иван, на кого же ты нас покинул, смотришь ли с небес? Это ведь от твоего народа такие сказы происходят. Гусляр на то и гусляр, чтоб быть жадным до чужих сказок, а у увитых да раскрашенных синим воинов закатных краев первейшая страшилка на ночь: грустная история о о воине, что еще мальчиком пас коз, да развлекался срамным образом. Вот вырастает он, становится почтенным воином, храбрым и доблестным, несущим товарищам победы и спасение, а врагам -- смерть. вроде бы, и грех забыт. И войско его -- слава, и дом его -- полная чаша. А появляется из ниоткуда чудовище, и начинает его преследовать. От честного боя один на один уклоняется, да то юнца из дружины задерет, то слугу, то и вовсе кого из домашних. Вот и пойди тут, догадайся, что у старых грехов длинные тени, что не просто какая-то гадина твоих людей по одному со свету сживает, а твоя родная кровь. Не приведи господи в такое влипнуть, лучше уж, как царь греческий, собственного отца по незнанию убить, все на Страшном Суде будет проще оправдываться. Эх, сэр Поундс, только сейчас новгородец почувствовал, как же ему не хватает мрачного и подозрительного убийцы чудищ.
Больше всего сейчас Лелиславу хотелось бы выхватить меч, да очертя голову кинуться на незваного гостя. Авось друзья верные не станут лишних вопросов задавать, когда до сечи дошло. авось еще и Матушка благословит. Все вместе должны справиться, когда все вместе меч наголо да в кромешную рубку -- вроде и не так страшно. Но -- нельзя. Вот хоть бейся лбом о камень придорожный, а нельзя. Из-за Иришкиной памяти нельзя. Словно старые грехи выходят на дорогу, и этак скромно и ненавязчиво напоминают про должок. Господи, неужто хоть это не должно было проститься, все-таки с тех пор в Ад живым спускался, да земной путь одного кромешника оборвал. Отче-отче, по что оставляешь...
Язык певуна почти перестал его слушаться. -- К-кто ты? И почему нас просишь, коли тебе до дому? Рука Лелислава сама собой легла на меч. Не на гусли, своим пальцам он сейчас не доверял.
-
время засунуть свою гордость себе в муром Пост весь хорош, но вот этот кусок особенно хD
-
Гусляр очень нравится. Нечасто такой, хм, обстоятельный подход сочетается с красотой и "художественностью" текста.
|
От такой отповеди Данька покраснел и смущенно кашлянул, а потом нахмурился и затараторил:
- Да я-то что, мне ж тоже жалко! А если пока за волком ходим где-то еще какая напасть стрясется, так тех бедняг тоже жалко будет. Только они везде и сразу такие... Пропащие. Все мы такие. И всё же живём как-то.
Он окончательно запутался и потерял нить собственных рассуждений, и это было неприятно, и это вязало язык почти осязаемой горечью, это надо было сорвать с разговора и отшвырнуть прочь как опасную змею.
Данька встал на ноги и прихватил Олену с двух сторон за локти, сжал и приблизил.
- Слушай, хватит. Ты не герой, я не герой, Торквальд с Осьмушей, ну какие даже с них герои? Это всё неважно. Мы вместе найдём этого волка, героев и путь к Кощеевскому замку. Сапоги стопчем, кровь прольем, но что сможем - сделаем. И тогда вернёмся, и пускай люди скажут, кто герой, а мы гадать не будем, мы друг друга держаться будем! Потому что... потому что...
Мир без солнца. Хандра на улицах. Болота наступают. Лихой люд богатырей и князей режет, а мастер теряет руку - время душегуба, не зодчего. Время ярости и отчаяния. Даже иноземного хищника некому ловить кроме пьяницы-немца. Но ловить его нужно. Отпор ярости нужен. Лекарство от хандры, механизм осушения почвы, солнце, солнце, солнце...
- Да потому что мы выбрали друг друга, понимаешь?
Больше всего на свете нужно вот это дыхание этой жизни и эта надежда в этих бездонных светлых глазах. Без этого и с солнцем Безвременье, и без солнца.
- Я уже не уйду только потому, что ты пожалела Торквальда и верю, не уйдешь и ты, если выясним вдруг, что исправить Замок Кощеевский - годы уйдут! Безвременье! Я когда горю работой, часов не вижу. А ты же не уйдёшь, не бросишь, думаю. Потому что неважно, кто мы - мы уже выбрали путь, тот, где Торквальд слепо ищет, Осьмуша слепо хранит, я слепо чиню, а ты слепо жалеешь.
"Всё равно тебя... человека мне не починить, а тебе меня - не полюбить. Даже слепо. Тогда зачем все эти сомнения, если мы всё равно идём к цели. Пускай слепо."
Данила сбросил хватку и отступил широким пружинистым шагом, и не смог остановиться - развернулся и пошёл прочь от костра. Без вещей, поэтому и без лишнего страха для спутников - так уходят побыть наедине с собой, а это всегда недалеко от жизни и долга.
|
|
|
Хорошо, что не пришлось самому конём править, обошлось. Торквальд дядька матёрый, уверенный, такого всякий конь уважает, терпит. Ну а Данька тихонько сзади пристроился, и вроде бы как все довольны. Короб? А что короб, может это немца короб? А может конь и не заметит.
Верхом с одной стороны быстрее, с другой - неудобно, путь-то неблизкий, а потряхивает порядком. Так что привалу Даня был рад. А от чего сердце замерло, так это от напора Оленкиного. Вот ведь девка, что на душе, то и на языке. Хотя так лучше наверно, чем таиться и злобу копить.
Парень вздохнул и сказал:
- Всё так, Олена... и всё не так.
Помолчал, вбок глядя, палочку с земли подобрал чтобы руки занять, от тревоги отвлечься.
- Нет порядка нигде. Почему мы должны чудищ выслеживать? Беду повстречать и людям помочь, это понимаю. Беду узнать и за небосклон к ней? Это как? Это для дружины дело, для княжеского внимания, для тех, кто в ответе за землю и за людей. Если молчат такие, если нет ответа, то что же, каждый сам по себе в ответе? За всё сразу? Это ли - быть героем? Но тогда всем такими быть... или никому. И что-то я в сёлах и городах таких не вижу. Всё больше хандру одну, и лучше бы тебе её не повидать, в людях разочаруешься.
Данила нашел в себе мужества снова взглянуть в Оленины глубокие светлые глаза. Что ж он несёт такое, что ж мелет? С ней бы по-другому, о весёлом и милом, по-ловчей да по-ласковей, а он...
- ...подвиг совершить, дело до ума довести, я так думал про геройство. И это каждому по силам, но в своём чём-то. Князю одно виднее, пахарю другое. Будем за каждым волком по лесам бегать... дружину не заменим, хлеба не вырастим.
Он оборвал сам себя и поджал губы.
"а волк разорвёт, и солнца не вернём"
Лес вокруг пугал своими шорохами и скрипами. Может это и есть Безвременье - когда каждый обманывается надеждой суметь всё и успеть всюду, а сам в погоне за собственным следом и шапку теряет, и род, и дом.
|
Стояла Оленка в ночи, раскинув руки крестом, словно пугало посреди поля, а над нею кружились летуны черным водоворотом, только грай вороний и щебет мелких птах в ушах стоит, да еще зуденье тонкое, на грани слуха, от коего в голове дурман подымается - мыши летучие пищат. А Оленка им тоже то ль щебечет, то ль посвистывает, и лицо у ней совсем не детское, даже и не то чтоб девичье: тонкие брови насуплены, взгляд стал грозным и диковатым, глаза почернели от расширившихся зрачков. Покружилась летучая стая - и прянула во все стороны, вмиг рассеялись, словно и не было их. Только огромный старый филин ухает; а у Оленки лицо все более леденеет, губы в полоску сжимаются. - Спасибо, дедушко филин, - колдунья махнула поясной поклон перед старой птицей. - Что старых крыльев своих не пожалел, прилетел на мой зов. Значит, след зверя нам надо взять. Ты сказал, начинается он недалеко отсюда, в разоренной деревне. Попросила б я тебя проводить нас, да что ж тебе, старинушке, крылья трудить. Ты расскажи, как туда пройти-проехать, а дале мы уж сами найдем. Чай одолеем супостата...
**** Выслушав старика, Оленка повернулась к охотнику. - Беда, Хальквард, - сказала она ему, впервые назвав его по имени, как равного, забыв про разницу в возрасте. - Это не оборотень, это... я даже не знаю, что он такое, твой волк, хуже Орды.Тебе одному никак не сладить. Я с тобой иду. Тут она заметила и Даньку, и Осьмушу. О, а он конями разжился-таки! Что за кони, вороные, как ласточки! - Даня, Осьмуша, - звонкий девичий голос звучал непривычно глухо и низко. - Хальквард Гримм из Немецкой земли пришел за волком-душегубом. Так вот, ему надо пособить, - Оленка обвела своих спутников суровым взглядом, говорившим, что решение ее окончательное. - Птицы страшное говорят. Волк идет по Руси. Людей и зверей - всех в клочья рвет, встретит деревню - ни одной живой души там не оставляет, валит лес вековой, просека за ним остается. Так страшен он, что птицы к нему подлетать боятся. И зверь тот лютый всю Русь кругом обходит, в кровавое кольцо ее замыкает. А как замкнет - тогда вернется откуда пришел, в Немецкую землю. И что тогда будет - не знаю. Страшно слушать мне даже про чудище это. След его недалече начинается, он здесь деревню опустошил. А после того он уже и не скрывался, шел, все живое вокруг себя убивал. Ты все слышал, Хальквард? Нашелся след! А собьемся - птицы укажут. Осьмуша, Даня. Я с Хальквардом пойду, а вы уж сами решайте. Да, вещи вот... я с собой взяла, чтоб не пропало что. Держите.
|
|
|
-
Это прекрасно.
-
Мирослава прекрасна
|
Упавший на спину Лелислав смотрел в небо. Конечно, никакого неба перед его глазами не было, был потолок мерзкого жилища Хапилова, собранный, как и все здесь, из человеческой плоти. Но это и не важно, достаточно знать, что там, куда устремлен твой взгляд, за мясным творением нечестивца, за толстенным слоем земли, есть небо. Туда и отправится твоя душа, случись что. Возможно, вот прямо сейчас. Это великая благодать -- возможность во время боя взглянуть в небо.
Лелислав чувствовал, как его тело провалилось в трясину еще на палец, затем еще. Затем чиья-то сильная рука схватила за шиворот, потянул назад и вверх, это хорошо что вверх, иначе придушил бы воротом. А Лелислав все играл, не позволяя страху, отбивая про себя ритм, потому что даже в самой неистовой мелодии слишком быстро тоже нельзя, иначе мысли обгонят пальцы, лишь краем глаза отметил, кто тащил -- Василий. Гусляр не сбил ритма, и не пошевелился и когда за спиной у них выросла фигура с четырьмя лезвиями вместо рук, и замахнулась, чтоб пригвоздить обоих. Не шелохнулся и когда Василий каким-то чудом, выпустив ворот, успел полоснуть саблей нападавшего на мгновение раньше. Играя, Лелислав наблюдал, как созревшим орехом хлопнулся об пол Фока, потом где-то вне поля зрения будто бы что-то лопнуло, и плечо пронзило болью, но руки пока шевелились, пальцы играли.
А потом, с отчаянным воплем Хапилова, загодя стало понятно, что они победили. Что все ли отсюда живыми выберутся -- бог весть, но этом жирному нечестивцу конец. Вскоре, все скрыла тьма, да оно было и к лучшему, а едва стал свет --- Лелислав вскочил на ноги и бросился к Фоке. -- Жив? Я не хотел прощаться, когда ты уходил. -- А что тут еще скажешь...
-
Это великая благодать -- возможность во время боя взглянуть в небо.
-- Жив? Я не хотел прощаться, когда ты уходил. -- А что тут еще скажешь... респект.
-
Отличный отыгрыш отрешенно-отчаянной игры) Вообще, сама сцена, когда Лелислав упорно играет несмотря на то, что смерть уже в буквальном смысле утаскивает его - крута
|
|
|
|
- Если честно, без понятия, Кас. Наверное, не было у него девушки. Эрл был из себя весь такой занятой парень, знаешь, каждый раз, как он видел, он резко как-то менялся лицом, понимаешь, и разворачивался в прямо противоположную сторону, и шагал. Я его догоняю, говорю, мол, «Эй, большой брат, притормози, я же ещё со вчерашнего не договорил! Ну так вот, история была такая, ствола у меня в руке не было, клянусь, это был банан! Тебе это любой подтвердит, и Боби, и Рас, и Смити, и Карл, и Ваминджо, ты не смотри что Док чутка зашуганный, не я это, честно, ну, не бегал я по двору с пушкой, да и откуда у меня пистолет бы взялся! Сам же сто раз осматривал мою комнату! Кстати, правда она стильная стала? Я освежил краску на прошлой недели, закрыл дверь, говорю, народ, не заходите туда и не открывайте комнату, краска сохнет, пожалуйста, а они подумали, я там прячу что, и залезли в закрытое помещение, да притихли как-то сразу, от запаха краски их припекло за пару секунд пришлось их вытаскивать и заново всё перекрашивать, в салатовый, а ты как думаешь, что лучше, как раньше было, или как сейчас? Вот Дэнис мне твердит, что комната моя – аки капустный лист, а я думаю, что…»- Уил прервался, переводя дух,- И тут Волк положил мне руку на плечо, и уставший такой, чистым, немного осипшим голосом говорит, мол, Уил, то что ты сейчас говоришь – ну очень важно, но, дела-дела, ну никак он не может ос мной обсудить всё, уверенно мне так вещает, что факелы зажигают, чудики чудят, а новенькие совсем страх потеряли и творят что-то непристойное, и на всех их он один – Эрл Эриксон, он всем бездомным в это коммуне и мама, и папа, и дядя, и тётя, и старший брат, и нянька, и школьный ремонтник, что свечи машинам вставляет. И не только свечи, и не только машинам вставляет, да ни по одному разу на день, и дела, дела, ну ты понимаешь. Да, неспокойно мне часто за него было, с другой стороны, думаю, была бы у него и девушка, то её бы Невеста схарчила и не поперхнулась. Или же на удобрение пустила,- он задумчиво шёл молча пару блаженных мгновений абсолютной тишины и услады для ушей. Потом же рот негра вновь открылся, озарив переулок белоснежной озорной улыбочкой,- Что же до слэшей, вот честно, ничего не могу сказать. Бладмарка я лицо пока ни разу не видел, вот увижу его как-нибудь, и обязательно спрошу, знает ли он, про то, что про него пишут слэш фанфики, если их пишут в принципе, по крайней мере, ты права, такой возможности исключать не могу. Или же спрошу у кого-нибудь из окружение Бладмарка, наверняка кто-то да должен знать.
|
|
– А думать то чего тут? - тать выхватил нож и затряс им в воздухе перед собой, - там же каждого резать надобно, аки свинью! Р-раз и на нож! Взять хотя бы этого, боярского сынка! Слово скажет, как через губу плюет, а смотрит, смотрит-то как? - тать задрал подбородок и надул щеки, - А эта, матушка, тьфу! Все правильно, по заповедям, да разве человеку нормальному можно так жить вовсе? Нравится – возьми, кто слово поперек – язык долой, а ежели кто не по нраву, - Черный провел тупой кромкой ножа по горлу, - и делов то! Захохотал Фока, подтверждая нрав свой разнузданный да злой, а у самого ноги разве что не подкашиваются. Вот покуда был там, вверху Хапилов, не так страшно и было блядословить. А с каждым мигом все ближе и ближе мясное лицо, как у хряка расплывшееся. Все гуще пот по лбу у Черного катится, вроде работой тяжелой занят, а не языком ляпает. Одна мысль на задворках трепыхается: "Хоть бы успели, родимые! Хоть бы выжили, да кинулись сюда, ирода изводить!" – А гусляр? Ну прямо воротит: и то знает, и это, хоть спроси, а хоть и не спрашивай, все одно баять будет! Я таких вообще терпеть не могу! А немец тот наоборот, как воды в рот набрал, хоть сказал бы чего – так нет же! Все глазками по сторонам, все сам с собой, себе на уме, а по роже видно – считает всех нас дикарями, мол у них, там, по-другому все, по правильному! - Фока чуть ли не задыхался от мерзости, что нес, а передыхать нельзя было, раз уж начал. - Но самые гнилые, так это дева черная да этот, морозный-деревянный, Всеслав из Варандея. - тать перевел дыхание, да сам чуть не задохнулся от вони, что от Хапилова пахнуло – совсем близко спустился душегуб, вровень с лицом Фоки, - Им был дан шанс. Самим... - он снова задрал голову, закрутил подбородком, мол и вообразить сложно, не то что вымолвить имя роковое, - Дык делай же дело, режь, забирай у слабых, изводи дураков под корень! А они... неблагодарные, предали... Уж коли дал слово верности – держи! Вот бы мне кто дал такой шанс, а господин Хапилов?
|
|
|
|
|
|
-
хватит себе головы Хапилова, чтобы ханом снять?! Если это очепятка, то суперклассная.)
-
Кто цветы любимым рвет, а кто - вражьи головы)
|
И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает
Ответ, которого не дождалась Мирослава от Хранителя, и который подспудно дал ей супруг ее Иван, сейчас окончательно утвердился в ее душе. Все, что она познала за годы своего монашества, все во что верила свято, сейчас воочию предстало пред ней. Вот он - смысл бытия! Жить так, чтобы в конце пути избежать мучений. Да если бы каждый человек узрел геенну огненную, не в фантазиях своих, а наяву, неужель продолжил бы бесчинствовать на земле? Неужели не задумался о вечной жизни? Неужели продолжал бы ставить под сомнение существование и Царствия Небесного? Она ведь усомнилась.... на короткий миг, от которого все ее существо перевернулось. От которого стало жутко. Усомнилась и покаялась. Ибо только ей выбирать - верить или нет. Бывали времена, когда Василиса, познавая премудрости Святого писания в Залесском монастыре, не могла взять в толк, отчего Господь прямо не заявляет о себе, не показывает грешникам, что ждет их после смерти? Первое время она боялась спросить у сестер, но внутреннее неудовлетворение росло. Ну, почему? Почему же нужны такие сложные пути, такие туманные ответы, которые трудно понять простым людям? И Василиса спросила... Ей дан бы ответ: если Моисею и пророкам не поверят, если апостолам не поверят, то если и мертвый воскреснет и придет свидетельствовать о посмертной участи и аде - и ему не уверуют. Даже если Сам сойдет с небес - не подвергнут ли и это чудо сомнению? Каждый сам выбирает. Господь посылает нам знаки, видения, святые являются к отдельным людям, чтобы в решающий момент дать человеку выбор. Было бы слишком просто, если бы у каждого появилась возможность прогуляться по аду. Да, он впечатлился бы, да он уверовал бы, но перестал бы он от этого грешить? И как быстро стерлись бы из памяти образы вечных страданий? А Мирославе судьба предоставила такую возможность и неспроста. И даже не для того, чтобы найти Хапилова, и не для того, чтобы Солнце вернуть. Для чего-то еще более значимого очевидно. Они все сейчас стали носителями тайного знания и это непременно оставит след в душе каждого. Она подумает обо всем позже... сейчас нужно вернуться к цели, что их сюда привела. И быть начеку. - Они повсюду, - матушка уставилась себе под ноги и поднесла ладони к лицу, словно пыталась отстраниться от жутких образов. - Бесы... чуют нас... по грехам нашим. И там их больше всего. Она указала рукой в сторону каменного дома.
|
|
|
|
|
Василий старался коня особенно не гнать за Гияром, у того чай табун свой где-нибудь дожидается, а коли конь помрет — он его на шкуры пустит да на мясо. Вихрь — не то, не просто животина — друг. Им двоим еще, может, биться сегодня вместе, пыль степную взрывать, траву разметывать. Нечего его томить понапрасну. Ну, а как подъехали, спешились, увидел он, как припала монахиня к кургану, как заплакала, едва землю не целует. Защемило у княжича сердце, будто сам он кого здесь потерял, да от тоски той ненависть нахлынула. Изругал он себя сразу же ругательными словами, что ханскому сыну советы давал, что пил с ним, что Бекета подговаривал обратно в человека превратить. Стоит, плеть мнет, Гияра глазами злыми сверлит, и думает: "Ну, гад, ну, волчонок, ну попробуй, давай, скажи еще хоть слово про наших женщин. Давай, скажи, как вы их воспитываете там у себя, как вдовами делаете. Давай, попробуй. Я с тобой такое сделаю, что света не взвидишь, тебе Хапилов ангелом покажется. Не обрадует тебя солнце, не утешит луна. Только вякни еще, сука, вражье семя, только испробуй меня. Из-за твоего попаши и всего вашего народа поганого столько слез наши бабы проливают, по мужьям, по сыновьям! Жили мы, вас не трогали, нет, надо вам прийти, зорить, убивать... Погоди, достанем солнце, укрепимся, вы по-иному у нас запоете. Поднимется наш царь в полный рост, разделается со скверной, с предателями, и тогда, тогда мы к вам сами уж придем. Вы живете войной и думаете, что это и есть жизнь, и всем надобно войной жить, огнем и кровью, а не хлебом и плугом. И вы нас к этому приучаете. Но мы придем и в один год спросим с вас за каждую слезинку, что за сто лет пролили. И если надо будет, всю вашу степь поганую повыжгем от края до края, все ваши кости переломаем и всех вас до единого, кто не захочет мирно жить, всех вас убьем! Не радуйся сегодня, глядя на эту женщину. Мы выстоим. Ради всех слез ее выстоим. Попробуешь ты у меня еще на Русь прийти, кровавыми слезами поплачешь. Молчи теперь лучше, морда ордынская." Стоял, сапогом землю рыл, сам как конь, покуда Лелислав не выступил. Все-то ты знаешь песенник, везде-то был, все-то слышал. А почувствовать не можешь. Сколько ж лет она слезы те копила? Сколько лет поклонами да молитвами крепилась? Бросил только Василий гусляру: — Не надо, не мешай ей.
-
Вот это просто вау
-
Ох, прочувствовала)
|
-
+
-
Эх, пробирает.
-
Несчастная женщина
|
Дело успокаивает, от мыслей дурных отваживает, потому и работалось Даньке обычно хорошо, как бы ни был он печален или обеспокоен. Этот раз исключением не стал - как увидал парень верстак, сырья да заготовок склад, инструментов ряды, меха кузнечные... эх, так и вздохнул со смешанными чувствами - всё в пыли, давно не использовалось, но уложено аккуратно и даже красиво, как только мастер настоящий оценить и может, пожалуй. Дед-Рыгор, что только с тобой чары эти сотворили...
После соприкосновения с Неписанным, идеи обуревали Данилу, но он сумел взять себя в руки и остановиться на простом решении. Взял у хозяев стекляшку ненужную, померил, отметил да обрезал-обколол так, чтобы полоской на глаза ложилась. Это из опыта личного - не любил Данька под водой глаза открывать, то ли вода полуболотная такая скверная в детстве его была, то ли просто глаза слабые. А так, через стёклышко - видно всё, пусть и расплывается немного, толстоватое стекло, ну да ничего.
Очередь за щелями - мало же к лицу приложить, надо, чтоб не протекало. Тут-то Данька свою живую глину из горшка-то и достал. Ну как "свою"... ну да не суть. Глина та под живыми (а какими её ещё берут-то?) пальцами размягчалась и сравнительно быстро вновь пригодной для лепки становилась, но ещё несколько лет назад в ученичестве своём заметил Данька, что глина эта диковинная вообще от всякого тепла телесного такими свойствами наделяется - хотя для внешнего "неживого" мира тверда как и обычная, даже потвёрже иных видов будет.
Облепить той глиной стекло по краям, придать форму верхней половины лица, примерить, поправить - много времени не заняло. Теперь ремешок только приделать, и если на затылке затянуть, то плотно так прилегать будет к переносице, надбровным дугам да скулам, что любо-дорого смотреть! А так как к живому-то лицу прилегать будет глина, то и постоянно на грани твёрдости и мягкости балансируя, плотней только вмявшись, утечку исключит.
Дыхание Данька полым внутри камышовым тростником обеспечил - длину подобрал, вспомнив, насколько ведро с камнями опустилось, а чтоб дышать удобней было, из живой глины деталь навроде свистульки вылепил, широким раструбом в рот, а из-под уха сзади трубка дыхательная торчит, можно вперёд плыть, мешаться не будет.
Как вот только Олена в темноте подводной путь себе освещать будет? Хм, а ведь давно хотел Данька свои свечки из кровавой смолы испытать. Такие уж они пылкие получались - землёй не закидаешь и водой-то не сразу зальёшь - что казалось порой подмастерью, что и под водой какое-то время прогореть сможет. Ну что ж, вот и выдался случай это дело проверить.
Кровоточащие деревья поганой новой породы начали расти на Руси вскоре после пропажи Солнца, становясь печальными предвестниками разрастания болот. Где-то их называли чародревами, где-то кроводревами, а где-то просто боялись называть, но они всё равно подступали всё ближе и ближе к обречённым деревням, словно заранее оплакивая страшной красной смолой тяжёлые судьбы будущих беженцев.
Некоторые охотники и добытчики посмелее приносили собранный и укутанный в освящённые священниками тряпки сок кроводревов в города на продажу, а Данька научился растапливать его в особых пропорциях с воском и непочатой водой, получая красные свечи, вспыхивающие через пару-тройку мгновений после зажжения ослепительно ярким светом и горящие после мощно и ровно, не уступая ни ветру, ни пыли, ни даже воде.
Сейчас Данька достал одну такую свечу из запаса и аккуратно растопил в отдельной миске, после чего пропитал жидким составом ненужную тряпицу, закрутил её в палку и снова пропитал, оставив подсыхать.
Удовлетворённый результатом работы, парень отряхнул ладони, кивнул и улыбнулся. Вот теперь не стыдно будет и Олену вперёд пустить, если захочет, а то и самому вниз спуститься, колодец ведь про чудищ подводных ничего не сказал, значит и нет их там. Наверняка нет. Да нет, точно нет!
|
-
Поди не одно ведро можно увернуть в себя, так что же тогда будет? Балин! Теперь этот вопрос меня тоже мучает)))))
-
Даже когда тебе не особо есть чего писать, ты все равно жжешь)
|
Пока Олена и Вера продолжали милую беседу, Данька словно в прорубь ледяную окунулся, тревогой переполнился. Запертая в пределах двора и дома злобная женщина, не находящая выхода своей зловещей силе, особенно ещё и при не до конца покинувшей это место матери Хаврошечки - да такая ведьма чего угодно выкинуть может! Однако, что удивительно, вместе со страхом росло и любопытство, и даже странная и какая-то почти детская радость.
Стоило Даниле нос из родного болота высунуть, как попал он в мастерскую таинственного мастера, а стоило и из обрыдшего города уйти, как тут же ярмарки со скоморохами-убийцами, покушения на князей и богатырей, и мёдом на блины - целый дом, полный заговорённых Неписанной вязью вещей! И это без Кота, его волшебного письма и холодных ветров из-за порога Безвременья! Это - вокруг и взаправду! Ну правда, что ещё должно с человеком случиться, чтобы он себя героем настоящей сказки ощутил? И не той, что кем-то для него писана, а своей собственной. Может, и нет никакой хандры калужской, а, Данила, может это твоя личная хворь была, и вот ты здоров наконец?
От пьянящего ощущения сбывающихся каскадом подсознательных мечтаний Данька словно и в самом деле захмелел, завороженно изучая письмена вокруг, что так охотно проявились по его простой просьбе.
Это было действительно волшебно - и, что даже важнее, впервые без подсказок мастера поддавалось простому рабочему пониманию вчерашнего подмастерья! Теперь даже просто побыть в этом доме подольше и поизучать все эти вещи вместе с хозяйкой было бы так здорово... если бы не сама хозяйка со своими страшными дочерьми, похожих на теряющих последние крохи сытости гончих.
Данька смутно догадывался, что просьба дерево спилить - с подвохом, что как-то связано это с той другой, почившей-но-не-ушедшей Верой. Эх, жалко не успела Олена рассказать получше, что вызнала. Если уж назвала дерево чудищем, то зачем теперь заступается? И ведь уже не посоветуешься, отвечать надобно. И впавший в странный раж Данька, внутренне махнув рукой, приосанился, глянул на Веру сызнова и пристально, и ответил так:
- Коли уж героев в нас видеть решила, хозяюшка, таким и дело стоит выдавать геройское. Дерево, пусть и злое, спилить-срубить - на час работы, героев не увлечёшь. Вот четыре души проклятые со двора заколдованного выпустить, то поинтересней задачка будет.
Отставив в сторону пустую тарелку, Данька обвёл весёлым и чуть мутным взглядом всех сидящих за столом, и Осьмушину руку под столом сжать не забыл, не мешай дескать. Лишь бы клюнула Вера и на Хаврошечку не подумала, потому только про четырёх проклятых и упомянул Данила. Внутри всё тряслось у него, но он изо всех сил старался не показать слабину и говорить как можно спокойнее и важнее - тут образ учителя и речи его большим подспорьем стали. Как-то сразу подслушанные обрывки разговоров его с ночными посыльными для Даньки прояснились.
- Большого мастера помощник главный я, но имя тебе его лучше пока не знать. Шёпоту вещей я у него научился и вот наслушался о проблеме твоей и дочек твоих. Все вещи в доме и во дворе только о том и говорят, помощи для тебя просят, именем твоим едва ли не сверкают. А я всё слышу и вижу.
Данька лениво указал на точное место столового Неписанного знака, потом повторил тот же жест ещё с несколькими предметами, неспешно, повторяя по памяти, как делал Казимир, когда ему что-то в работе Даньки нравилось или наоборот. Не менялся он обычно в лице, а словами вдумчивыми до подмастерья смысл донести старался. Удивительно, как не столько хитрости дел тонких, сколько подход и поведение мастера Даньке сейчас пригодились. - Ещё калитка на входе всё рассказала, и как венок похоронный со двора вынесли, и как хозяйку бывшую под той яблоней похоронили, и как ты с дочками на место её пришла да под то же проклятье попала. Суровая судьба, к одному-единственному месту быть навек прикованной.
Говоря про яблоню и другую Веру, Данька невольно взглянул на Олену, всё-таки тут он не со своих знаний говорил, и уверенности у него оттого поменьше было. Как бы на убедительности не сказалось.
- Так вот могли бы мы по-настоящему помочь тебе попытаться, хозяюшка, только не за просто так, разумеется. За падчерицу твою, толковая она, нам в дорогу сгодится. Если дело выгорит, вам в честь освобождения и дом опостылевший, и яблоню ту сжечь в самый раз для праздника будет, а падчерицу выгнать. А дальше разойдёмся, мы своей дорогой, вы своей, города Руси покорять, пока ещё есть что покорять. Одного я только понять не могу... с какой стати герои мы тебе стали? Не слыхала поди, что последние герои уже покинули Русь-то, после покушения на царя в Киеве, а кто остался, тех люди лихие выслеживают и убивают, как Виктора-богатыря в Туле сегодня, и то ли ещё будет...
Мрачнее закончилось почему-то чем Данька собирался закончить, и непонятно, почему все слова эти такой отклик вдруг у него же в душе нашли. Словно искал он и искал дело жизни, к свободе творчества рвался, а как нашёл, на последнюю преграду наткнулся - на Зов Сказки умирающей да на героев безвестных, что и себя защитить не могут. Дело их геройское на одной чаше весов, а на другой - весь мир Неписанного, чью вязь изучи да освой, и как знать, может на некий свой мир замахнуться сумеешь, и не нужны будут никакие герои, и не будет никаких героев, кроме тебя, единственного творца и властелина...
...Он вздрогнул и как от дрёмы полуденной очнулся. Нет, память его ясна была, помнил каждое слово, но он ли в самом деле говорил сейчас, или его голосом другой кто-то? Письмена Неписанного Языка померкли и исчезли из сознания, оставив после себя ноющее чувство пустоты, как во время голода.
Данила только теперь вспомнил про знак для Осьмуши и запоздало разжал его руку, кинув искоса смущённый взгляд. Что-то отвлекало, зудило на груди. Он украдкой потянулся почесаться и наткнулся на маленький комок забытого крестика.
-
Попытка была хорошей) Даня все-таки не оставляет попыток найти нейтральное решение, и движется в верном направлении
-
(плюсовалка прочистилась) Данька отжег.
|
-
Вот она сейчас в дерьмо встрянет и её в соседнюю клетушку с нашим пушистым лидером упрячут. И будут перестукиваться через стенку, передавать записки в краюхе хлеба, писать молоком малявы на волю и из хлебного мякиша делать себе чёрствого и непонимающего друга или подругу.
|
В этот раз Василий в ответ на слова мальчишки просто рассмеялся. — Куда тебе женщин воспитывать, мальчик, ты с котом-то управиться не смог! И не тебе меня землей попрекать — мы не в гостях у тебя. Вы на Русь без приглашения ходите, грабить да убивать, и отец твой в том числе. Да вон в последний раз не вышло у Берендея вашего, кровью вы умылись. Так что и нам к вам прийти не зазорно теперь, и ваши обычаи блюсти нам нечего. "А интересно, сколько ж ему лет? Ведь Бекету уже лет сто. Когда же он успел сына заделать?" Тут Лелислав завел свою обычную волынку, "я сожалею", "вины нет", "по нашей правде" и дальше в том же духе. Эх, видел бы ты, гусляр, деревни, ордынцами, сожженные, не сожалел бы ты о Бекете! А хотя что ж... Голодухино-то видел. Или, может, до Новгорода не достанут, и ладно? Кто ж тебя, витиеватого такого, разберет... Пару секунд княжич колебался. Гияр, или как ты там его, многовато на себя брал. Был бы он русским парнем — Василий бы просто проучил его, отходив плетью, и отпустил. Но с ордынцами так делать не следовало — всегда норовят отомстить, это у них в крови. Их или вообще задирать не надо, или уж убивать сразу. И несмотря на юный возраст, в бою он убил бы Гияра не колеблясь. Да и убивал уже таких же примерно, может, маленько только постарше. Ничего не екало. Волчата. Но Лелислав очень уж старался все сгладить, прямо из кожи лез. Значит, для чего-то хочет поговорить. В конце-концов, Рощин и сам предлагал с ордынцами договориться, еще на горе. Да и Маринка вроде не особенно обиделась. Василий глянул на нее, вспомнил кое-что, что совсем недавно происходило между ними, и... запал драться прошел. — На первый раз спущу тебе за твои неразумные годы, но в другой раз одергивать не буду. Сам за своим дерзким словом следи. А что до угроз моих, то скатерть до них не касается, твой отец без нее довольно зла нам сделал, чтобы тебя за ним отправить у меня руки чесались. Думай об этом сперва, если любого из нас задеть захочешь. Ну, теперь познакомимся. Я — Василий Всеволодович, княжий сын. Этот умный и добрый человек, который тебя за стол позвал — певец и воин Лелислав. Это Маринка, в бою посильнее многих мужчин. Это Фока, самый ловкий из нас, и просто славный парень. Это Франц, иноземный воин, и волк, коли видел — его. Это матушка Мирослава, целитель и ясновидящая. А это Соловей, и коли твои разведчики за нами и вправду следили, то и так тебе рассказали, кто он. Теперь садись с нами и говори, что хотел.
|
|
|
|
Олена коротко поглядела вслед обоим своим мальчикам, как она уже начала называть про себя и Осьмушу, и Даньку, и горько потупилась, прикрыв ресницами прозрачные льдистые глаза. Разве ей равняться с черноокой девой Хевроньей, с ее выгнутыми дугой чорными бровями, с горящим внутри темным полымем? Тоска Оленку взяла. Может, она все ж Осьмушу не за братца держит, а за мил-дружка сердечного? Может, к Дане неровно дышит? Прислушалась: нет, вроде бы... сердечко обычно, тихо бьется, а все равно смутно ей, ревниво. Дева Хеврония-то, коли захочет, обоих парнишек возьмет эдак правой ручкой, левой подбоченится, да пойдет отсюдова прочь, куда душа просит. Ей-то что; ей-то здесь все, гляди, давно опостылело, и дом, и страшилы разноглазые, и мачеха... да уж, наверняка черноглазка не родная дочь этой... ведьме. Точно. Обе ведьмы, только старшая сильней пока что, младшую совсем собой задавила.
Силилась-силилась Оленка Хаврошечке посочувствовать. Как же: у обеих сиротская судьба. У обеих батюшка, похожий на дохлую рыбу, да злая мачеха, что того батюшку в турий рог искривила, а сиротку только что драной тряпкой по двору не гоняет. Да только что-то жалость сердечная нейдет у Оленки. Недобрая Хеврония. Злая. А что Оленке оттого, даже если и женится Осьмуша на красотке черноокой? Может, в ней Осьмушино счастье? Может, зря она на Хаврошу взъелась? Нет, думает Оленка. Ведьма Хевронья его тоже держать будет, как мачеха батю - на короткой сворке: опоит, пошепчет, узелок завяжет, булавочку воткнет - вот и станет Осьмуша ходить вялый да квелый, словно старинушка Рыгор. Послушный муж, хороший. А мне было бы с таким мужем скушно, думает Оленка, мне такого бы не надо. Нет, не пожелает она такой доли Осьмуше...
Вздохнула Оленка не по-детски, да и пошла тихонечко бочком-бочком по двору. Прикинулась ветошью; и хорошо, что ее ни одна здешняя дева не пасет. Водички бы найти - колодец либо хоть кадку с водой, наговор на воду сделать против сглазу и мороку черного. А покамест девица к яблоньке поближе подобралась. Осторожно глядит: а ну как яблонька ее незалюбит? Корнем из-под земли подцепит либо веткой хлобыснет? Подошла, тихо спросила: - Яблонька-матушка, поворотись ко мне, поговори со мной, не серчай. Что за печаль у тебя? Коровушка-кормилица, почто твоя голова тут лежит? Чем пособить тебе?
-
Красиво все и ладно, в смысле легко.
-
Очень красиво ты пишешь, приятно читать) Персонаж получился очень "сказочный", и при этом реалистичный
|
Как ни странно, доводы спутников убедили Даньку, что не случайно всё это затеялось. И письмо, где его (наверное) упоминают, и то, что именно к избраннице-Олене и её посыльному разлом Казимиров вывел сразу же, и вообще, больно уж уверенно и в то же время просто эти двое держались, так и хотелось не упасть в грязь лицом перед ними, а напротив, доказать, что и сам Данила очень даже хорош в деле геройском.
Конечно, хорохорился и храбрился внутренне при таких мыслях Данька, а поразмыслив в дороге, понял, что ничего про дело это геройское не понимает по сути. Ну да сделал он себе пистоль и кистень хитрые, от обидчиков отбиваться, но что же, с этим - да в Кощеево Царство? Это ведь там по легендам Солнышко пропало, а там-то что, там таких как те скоморохи или волки белые - тьма тьмуща! С другой стороны, только то и следует с того, что воевать там не с руки даже героям, а если прокрасться тихонько суметь, то и каждый героем назваться сумеет, по результатам-то.
А в беседы Данька и не вступал толком, на Оленины "службу поминальную закажи" да Осьмушины "сами теперь решить должны" только кивал рассеянно, но с согласием, дескать, да-да, понимаю. Была у него такая черта в поведении, задумчив порой становился, ну что поделать.
***
В компании всё же приятней шагалось, - мимо той же повозки разграбленной Данька не с опаской проходил, а напротив, увлечённо слушая рассказ воина-дружинника. Да и природой вокруг порадоваться удавалось побольше - не то внимание выискиванию угроз уделяешь, остаётся и на себя немного. Здорово.
Вот только дом, к которому их Осьмуша привёл, как-то не понравился Даниле. Вернее, не понравились-то ему люди, в доме том жившие, а через них и сам дом по-другому смотреться стал - жильцы всё-таки меняют жилище, и зачастую к худшему. А тут... нет, повидать уродов Данька повидал - после пропажи Солнца такие стали чаще на Руси рождаться, но только ежели росли в приличных общинах, то и вели себя скромнее обычно. Тут же другое дело, девки эти странные, злобные какие-то, дерево (показалось ли?) словно бы и правда как живое от них отбивается, ещё и мать их такая грозная, что спасу нет. Заболтался наверно Осьмуша в дороге, таких "невест" не разглядеть-то, да при такой тёще! Бррр...
И всё ж таки есть хотелось, привык за годы городской жизни к горяченькому, тяжело теперь отвыкать было, лепешками да морковками перебиваться. А Олена как на зло про "хлеб в дорожку" песню завела. Ух глазищи. Скорей своё ввернуть, пока не договорилась. Ну что тут за час-другой случиться может?
- Мне бы вот только одежду ещё сполоснуть, вот, в грязь упал, а пока сохнуть будет, я бы вам, хозяева добрые, починил что-нибудь да поправил бы, у меня руки ловкие и глаз смелый, разные ремесла знаю и инструмент ношу.
Сказал так Данька, а сам на Олену косится, каши мол хочу, куда ты со своей сухомяткой просишься, я тебе ещё на щи с мясом заработаю, вот увидишь.
И невзначай руку на калитку положил, быстро петли осмотрев, да как выстругана, покрашена ли, одним движением ощупал как спросил: "как вы тут?" Вещи обычно врать не обучены, в отличии от людей, которых жизнь сама часто учит.
-
Отличный пост, характер Дани очень хорошо в нем отражен
-
Вещи обычно врать не обучены, в отличии от людей, которых жизнь сама часто учит Хорошо сказано ("глазами мастера")
|
Олена ответила своему новоиспеченному названому братцу таким же скептическим взглядом. - Кто бы говорил-то про негеройский выгляд, сапог в болоте завязивши, - фыркнула она. Уж не первый раз за этот день. - Это только встречают по одежке. Одежка, чай, дело наживное, - неуверенно проговорила она. Хорошо сказать, а где нажить-то той одежки? Не посередь лесной чащи, уж точно. - А про Солнце ты сам давеча сказал, не помнишь? Что, мол, князь собрал ходоков да велел им Солнце сыскать, спасение Руси доверил. Кот героев выбрал, рукою князя сонного грамоты написал, князь гонцов разослал с грамотами. Выходит, мы теперь герои, хоть и заплатанные. **** Долго идти не пришлось. Оленка яблоню сразу заприметила, будто бы дерево маялось, чахло, страдало от тягости невидимой. И коровья голова неспроста у корней лежит, и три девки страшные, нехорошие. Ну, Осьмуша, нашел чем шутить! Женюсь, говорит! - А ты не говорил, что свататься приехал, - ревниво прошипела Оленка Осьмуше, глядя, как ожившее дерево лупцует трех страшил. Нет, не выходит без зубоскальства. Все потому, что очень страшно ей. А посмеешься - и вроде уже не так страшно. - Оно верно, с лица воду не пить. Мой тебе совет: выбирай, у которой глаз поменьше, чтоб от догляду ейного хорониться было легче!
И хозяйка Оленке не понравилась, что ты будешь делать. Отец-то добрый, хороший, а эта - злыдня, совсем как Оленкина мачеха была. Если она такая же змеюка подколодная, то батюшка гостям не защитник и не помощник, она ему живо глаза отведет. А может, и отводить-то нечего, вон он как... все в сторону смотрит. Бежать бы отсюда бегом, да вот яблоньку жаль. А что? если не зевать по сторонам, не сплоховать, то ничего, их же трое. Только в баню идти боязно: запрет, сварит в кипятке и сожрет, знаем мы таких...
- Ну что... герои? - спросила Оленка обоих спутников. - Справимся с добрыми людьми? Яблонька что-то сказать хочет, важное, не разберу. И вошла в ограду. - Добрый день, люди добрые, - сказала; хотя то ли день, то ли ночь, не поймешь. - Не взыщи, хозяюшка, нам долго оставаться нельзя, у нас дорога дальняя. Нам бы хлебца на дорожку...
-
Оно верно, с лица воду не пить. Мой тебе совет: выбирай, у которой глаз поменьше, чтоб от догляду ейного хорониться было легче!
Это шикарно)
-
Заплатанные герои, это пять)))) Ну и вообще, хорошо всё.
|
Итак, леди-н-джентльмены, наша история (а вернее, калейдоскоп историй) подошла к концу, и в первую очередь я хотел бы всех вас поблагодарить! Это было супер-круто! Пусть иногда я с вами спорил, иногда чувствовал, что вы недовольны, иногда расстраивался и переживал. И все же это ничто по сравнению с количеством фана, драйва и удовольствия от ваших постов и решений, которые я получил за этот модуль. Куча разных характеров, накачанные саспенсом сцены, ровно столько пафоса, сколько нужно, страх, азарт, триумф, разочарование. Все было))). Отдельно я хотел бы поблагодарить трех игроков: - Swin, за все те переписки в личке и идеи, которые он мне подкидывал, и некоторые из которых я взял на вооружение. А отдельное спасибо за тотализатор! - Kyra за правильные вопросы, которые она задавала. - Вилли за возможность обсудить правила и спросить мнение. Все прошло не совсем так, как я задумывал — ни один персонаж так и не пережил 5 дуэлей, поэтому турнир превратился скорее в "лигу на выбывание". (Возможно, прав был Свин, когда предлагал повышать ОД бесплатно с каждым уровнем, а возможно просто так решили кубы). Но, на самом деле, я не сильно расстроен из-за этого))). Хотя и чувствую грусть по поводу того, что так много классных парней и обаятельных (в основном) ублюдков (не говоря уже о прекрасных стервочках) отправилось в бут-хилл... Много раз слушал эту грустную песню, отправляя туда самых любимых из них... ♫ ссылкаТут самое место сказать спасибо Мистеру Риперу ( ЛичЪ) за идею с эпитафиями. Хотя не могу не отметить, что эпитафии Свина мне вкатили не меньше)))). Пару слов о второй редакции. Кто-то был против, кто-то был за. Я считаю, во второй редакции было подчищено много косячков, добавлены интересные возможности (какие-то из них зашли, какие-то нет), и вообще повышено разнообразие. Летальность там уменьшилась несильно, как вы увидите из статистики. Все же пауза посреди модуля — не совсем правильная тема, постараюсь больше так не делать. И, возможно, именно из-за переработки правил разница между высоко уровневыми и низкоуровневыми персонажами сгладилась. Что касается сеттинга, имхо, он получился чем-то средним между спагетти и ревизионистикой, и это было классно). Самого любимого персонажа назвать не могу — придется перечислить половину персонажей в модуле))). Так или иначе, надеюсь, вам понравилось). И надеюсь снова увидеть ваших персонажей в модулях о Старом Западе. Старый добрый или новый и свежий, заезженный или поданный под совершенно новым углом, вестерн — это всегда вестерн). А теперь дискотека про победителей и призы! 1. Ну что. ПОЗДРАВЛЯЕМ MASTICOR'у С ПОБЕДОЙ!!! Победа заслуженная — 7 побед за весь модуль, столько же было только у одного игрока, больше не было ни у кого. Да, технически репутация была выше у персов, не перенесенных из первого модуля, но когда ты не даешь возможности себя вызвать — я считаю, значит, и не участвуешь. В то же время, победа была бы невозможна без одного доброго негра и одного доброго доктора, не забудем о них. Хорошие персонажи показали себя действительно хорошими. Итак, Мастикора получит копию револьвера Colt Single Action Army 1873 от фирмы Denix! Фото с револьвером после получения крайне приветствуется!)))) 2. Второй приз присуждаю Grighoul'у. Также 7 побед за модуль, высокая активность, продуманная тактика. Поиграл за все стороны))). А еще он написал отзыв на форумеЕму будет отправлена книжка об оружии дикого запада, как реального, так и киношного). Приятного чтения! 3. Третий приз присуждаю Draag'у, как финалисту. Приз символический — это гильза от винчестера .44 калибра). 4. Четвертый приз присуждаю Вилли, как человеку, который дважды играл за законников, а один раз убил законника. Короче, ни одна дуэль в этом модуле, в которой были законники, не обошлась без Вилли. Это шерифская звезда! 5. Еще один приз обещал Махгалу, как победителю в тотализаторе, если он зайдет на форум. А то его уже месяца два нет(. Призы разошлю чуть попозже, всем напишу, кому куда когда. Теперь обещанная статистика. Посчитал без проверки — и так много времени на это ушло. Так что маленькие ошибочки могут быть, но в целом все верно. Общее. - Было 50 дуэлей, 22 в первой части и 28 во второй. - Персонажей было 52, из них 7 женщин (считая переодетых) и 45 мужчин. - 15 хороших (-1 переметнувшийся в плохие), 20 плохих (+1 переметнувшийся из хороших и -1 переметнувшийся в сам-по-себе), 16 сам по себе (+1 переметнувшийся из плохих).
А как с выживанием и смертностью? - Было убито 44 персонажа, из них 21 в первой части и 23 во второй. Выжило 7, считая 5 не перенесенных из первой части. - Дуэлей, закончившихся убийствами, было 41 (20 в первой и 21 во второй части). - Дуэлей, в которых не умер никто из игровых персонажей, было 9 (2 в первой части и 7 во второй). - Добиваний было 3 (1 в первой части, 2 во второй). - Убийств на первом ходу было 20 (9 в первой части и 11 во второй).
О разнообразии: сцены, клише, пушки. Самым популярным клише был... Бандит! Целых 5. Сразу за ним по популярности были клише Ковбой и Мексиканец, по 4. По 3 было клише Законник, Картежник, Красотка, Наемник, Олд-таймер, Юнец, Громила, Падре. По 2 было клише Метис, Доктор, Пинкертонец, Толстяк и Фермер. Самыми редкими были клише Офицер, Пьяница, Маман, Бизнесмен и Старатель. И отдельное спасибо игрокам, что мы видели в деле ВСЕ клише!!!
В сценах разнообразия было меньше. Самой популярной сценой стали... нет, не пыльные улицы, не салуны и не задние дворы. А пароход! Его выбирали аж 7 раз! Честно говоря, я даже подустал от них). По 4 раза выбирали отель, пыльную улицу (ок, в финале не выбирали), бордель и заброшенную миссию. По 3 раза выбирали ручей, станцию, водопой, салун, ночную улицу. По 2 раза выбирали паром, скалы, мост и задний двор. По 1 разу выбирали хижину, шахту, кантину и притон. Мы так и не увидели лесопилку, поезд (!!!) и лагерь ковбоев.
Должен сказать, что сцены во второй части были гораздо разнообразнее — было 4 сцены, которые выбирали во второй части, и не выбирали в первой, и только 1, которая в первой была, а во второй нет.
И, наконец, пушки.
- В первой части было засилье старых-добрых, их выбирали 19 раз (4 раза в парном варинте), во второй части только 1 раз (кстати, не знаю, чего вы все боялись, метис им отлично действовал). - Популярность старых-добрых во второй части разделили старые и тяжелые (3 в первой и 8 во второй) и, конечно, классика (3 в первой и 9 во второй). - Дерринджер хорошо пошел для левой руки — в первой части он был выбран 1 раз, а во второй — 4 раза. - Коротыш чуть сдал позиции — с 6 в первой части до 4 во второй. - Малыш за всю игру использовала только Мастикора, и то из-за штрафа для леди на мужские пушки. Все же недодал я ему летальности, видимо(. - Нововведенную по просьбам стреляющих винтовку выбрали 6 раз. Все боялись, что она будет слабоватой, а оказалось крутой пушкой со своими достоинствами и недостатками. - Дробовик стабильно выбирали по 2 раза.
А насколько хорошо вы стреляли? - Всего, считая осечки, игроки сделали за игру 254 выстрела друг по другу (113 в первой части и 141 во второй) и еще 2 выстрела-добивания (считаю пальбу Маккоя по шляпе Кида за 1 выстрел). Союзники сделали 10 выстрелов, считая осечки, и 1 добивание. - Осечек было 19 у игроков и 2 у союзников. Кстати, процент осечек у игроков снизился во второй части. Видимо, активнее стали брать "Только лучшие патроны". - В первой части у игроков было 39 попаданий и 64 промаха. Во второй 70 попаданий и 62 промаха!!! Иными словами, стрелять вы стали на порядок лучше!))) Я думаю, дело в появлении винтовок и в меньшей популярности двуручного спама 40%-ными выстрелами.
Добро или зло? - Больше всего побед одержали хорошие персонажи! 13 побед над плохими, 5 над самими по себе и 2 друг над другом (сюда же идет победа Маккоя над Кидом). Всего 20 побед. Больше всего в их копилку внесли Эндрю'Ко, Маккой, Алонзо Беннингтон и оба Дока. - Плохие в долгу не оставались. Они перебили 9 хороших, 6 самих по себе и 3 из своего числа, всего 18 побед. Больше всего в их копилку внесли дамочки Мастикоры, Мигель Торрес и, я б сказал, Роджер Дин. - Сами-по-себе тоже оказались не лыком шиты, 4 победы над хорошими, 3 над плохими и 3 над самими по себе, всего 10 побед. Любопытно, что в первой части они в основном побеждали хороших, а во второй плохих. - Еще было 4 ничьи (ок, ничья Джимми и Пикара достаточно условная, но по букве правил это ничья).
Наконец, результативность самых активных игроков. Вилли - 5 персонажей, 4 победы, 5 поражений. Бритиш - 5 персонажей, 0 побед, 4 поражения, 2 ничьи (Бритишу не везло). Ничан - 1 персонаж, 4 победы, 0 поражений. Мастикора - 3 персонажа, 7 побед, 4 поражения. Драаг - 1 персонаж, 3 победы, 1 поражение, 1 ничья. БлэкДрэгон - 3 персонажа, 1 победа, 3 поражения (Дракону реально не везло!). Ранадан - 3 персонажа, 3 победы, 3 поражения. Букворриор - 2 персонажа, 3 победы, 2 поражения, 1 ничья. Обскур - 2 персонажа, 5 побед, 2 поражения. Григхоул - 4 персонажа, 7 побед, 3 поражения, 1 ничья. Азз Кита - 1 персонаж, 1 победа, 2 поражения, 1 ничья.
И напоследок, маленький комментарий-разбор по каждой из дуэлей. Пожалуйста, не обижайтесь на то, что я тут понаписал — мнение субъективное, могу ошибаться. Начнем с первого модуля 'BB'| Die with your boots on: Bang-Bang! Помним, что правила там были малость другие.
N1. Перестрелка на пароме через Рио-Гранде (Реджинальд Ремингтон против Джесси Форда) Перед бурей: двуручник-Форд скипнул поединок воли в пользу первого выстрела, как и положено настоящему бандиту, в результате выиграл 2 очка. Вилли с помощью этого самого вызова на поединок воли хотя бы отграл себе 1 очко. Хорошая тактика у обоих. Перестрелка: была интересной. На первом ходу Форду повезло на низкой вероятности попадания и он ранил Ремингтона. Но он слишком рано поверил в свою победу и приказал союзнику не рыпаться. Хорошо угадав скорость на втором ходу, он об раза промазал и подарил Реджу шанс. В целом у обоих была неплохая тактика, исход определило везение (правда, финальная осечка Форда мало что решила) и отказ Форда от помощи союзника. Интересная была дуэль, я думал, Форд прихлопнет законника, ан нет.
N2. Перестрелка в отеле "Брайт Стар" (Эбони против Джейн "Колючки") Перед бурей: Особо, не заморачиваясь с маневрами, Эбони вызвала, а Джейн открыла стрельбу. Джейн таким образом не дала Эбони встать в укрытие, что до некоторой степени невелировало бы подвижность красотки. В этот момент по сути дуэль была уже выиграна, с учетом разницы в 2 ОД из-за территории. Перестрелка: Обмен выстрелами был с настолько неравными вероятностями, что я не сомневался в победе Джейн. Сильный билд + своя территория + сильная тактика. Тот случай, когда дело не в везении.
N3. Перестрелка на ручье Койоти-Крик (Леопольд Стендлтон против Пабло "Барыги" Чакона) Перед бурей: Первая дуэль Коварного Чакона. Сделал все четко: в ответ на вызов присмотрелся, по пронциательности считал скорость противника, поставил свою на 1 выше. Перестрелка: Убийство на первом ходу. Сильный билд + враждебная для врага территория + сильная тактика. Все грамотно сделал.
N4. Перестрелка на станции Роупсвилл ('Стеклянный' Патрик против преподобного Уильяма Маккоя) Легендарная дуэль, собравшая, наверное, больше всего плюсиков за отменный отыгрыш Азза. Перед бурей: Патрику было несладко - минусы к меткости за солнце и слабое клише. Он выправил ситуацию с помощью поединка воли, в котором имел вдвое выше шансов, чем соперник. Потом он еще и встал в укрытие. Перестрелка: В результате шансы уравнялись, и падре, который и так не заточен под блицкриг, оказался против Патрика в укрытии и с минусами к меткости. Потом падре спохватился и тоже кинулся прикрываться прохожим. В общем, в итоге было 8 промахов, 1 осечка и 3 попадания. Редкая дуэль (одна из трех, кажется), где сработал везучий сукин сын. Итого: хорошая тактика Патрика и чуть-чуть ( несмотря на осечку) большее везение падре.
N5. Перестрелка на перевале Брокен-Тиф (Дэвид Сэмюэль Кригсон против Мурха «Deatach» О’Лоркейна) Встреча двух бойцов с проницательностью всегда интересна. Тут было так. Перед бурей: Док кинул вызов, а ирландец присмотрелся. Ничего особенного. Дальше было так: Мурха вложился на первом ходу по-максимуму в стрельбу, а Док потратил два очка на нырок в укрытие. У Мурхи был шанс, и в целом он все делал правильно, но и док тоже вел себя не хуже. В результате одновременные выстрелы на первом ходу, а на втором Мурхе уже не хватало очков действия для достойной вероятности и достойной скорости. Итог: более сильный билд у дока и продуманная тактика у обоих + капелька везения подарили Доку победу.
N6. Перестрелка у источника Солти-Спрингс (Колтон Уайт против Джо) Перед бурей: Метис все делал как по нотам: отказался от поединка — пользуясь фишкой своего клише, присмотрелся, сблизился с укрытием. Но и Колтон, поняв, что проиграл первую фазу, и дальше будет только хуже, открыл огонь. Перестрелка: Билд у Индейца был чуть послабее за счет потраченного на нож очко, но он использовал его на 100%, прячась за убитую корову. Просто посмотрите, как менялись вероятности попадания: 60-60, 50-50, 30-80 в пользу Джо, 40-50 в пользу Колтона. Но выпавшая осечка и зафейленный мной бросок 1-8 привели к тому, что победил наемник. Итог: Чуть более мощный билд против более совершенной тактики. Победа за счет везения.
N7. Перестрелка в хижине в Седар-Хиллс (Стервятник Торрес против Сайласа Селлека) Тут все было просто, даже расписывать не буду. Человек с дробовиком пожертвовал первым ходом ради того, чтобы получить укрытие. Его противник-двуручник получил 4 первых выстрела. Смертельным оказался 2-й из них. На самом деле, Сайлас рискнул по-крупному и проиграл. Бывает.
N8. Перестрелка на улице Сентрал Роад в Честер-Сити (Пабло Чакон против Реджинальда Ремингтона) Крутая перестрелка. Чакон, зная, что клише противника дает плюс против "плохих", перековался в "сам по себе". Редж вложил очко из репутации в погоду, но оно не сыграло. В итоге выпал дождь, что по старым правилам очень сильно било по Чакону с его двуручным билдом. Перестрелка: Началась сразу, без вызова, в стиле Чакона. Сначала он стрелял, чтобы ранить, но потом нервы взыграли, и стал стрелять, чтобы убить. Редж бы достал его первым выстрелом, но совершенно неожиданно его коротыш дал осечку. На втором ходу коротыш Реджа уже не давал бонуса, кроме того сработала проницательность Чакона: он выставил скорость на 1 выше и успел-таки свалить кабальеро. Итог: Хорошая стратегия и тактика Чакона + невезение Реджа пересилили невыгодные условия сцены.
N9. Перестрелка в салуне "Золотая подкова" (Барри "Жирный ублюдок" Борр против Джека "Джиги" Джефферсона) Практически зеркальное отражение поединка номер 7. На этот раз парень-с-дробовиком стрелял первым, а его противник рисковал всем, прыгая в укрытие, хотя и в ответ пальнуть успел, и даже попасть. Тут опять дробовик не сыграл, да Барри еще и разрядил его дуплетом на первом ходу. Джига мог бы спокойно расстрелять безоружного врага, но вместо этого картинно сошелся с ним врукопашную. И победил! Головокружительная дуэль. Не скажу, что была особо крутая тактика. Зато был грохот дробагана, благородство и везение (которое тут всегда было обратной стороной чьего-то невезения). И отличный отыгрыш!
N10. Перестрелка в салоне парохода "Вирджиния" (Джек Джига Джефферсон против Джейн 'Колючки') Вторая и последняя дуэль Джиги. На первом ходу оба персонажа старались опередить друг друга. Не удивительно, что с вероятностью попасть 20% они никуда не попали. На втором ходу Джейн уже оказалась в укрытии, что позволило ей подскинуть скорость и сильнее вложиться в меткость. Сладкий вкус победы. Итог: Примерно одинаковое везение, более сильный билд и тактика у Джейн.
N11. Перестрелка у безымянной лужи где-то в Арканзасе, которую потом назовут "Револьверным прудом" из-за этой перестрелки (Джеймс Форд против Джимми Енота Престона) Форд открыл огонь, не дав противнику сделать что-либо. Он поставил скорость пониже в пользу точности, а Енот скорость повыше и рванул за корову. Енот вкладывался в последующие ходы, а Форд — в первый. В результате Енот выстрелил первым, но со своими 20% промазал, а Форд выстрелил вторым и со своими 90% попал. Тут никакого везения не было, чисто хорошая тактика против не такой хорошей тактики. Жаль, что Форд больше не участвовала в перестрелках.
N12. Перестрелка в салоне парохода "Император" (Стервятник Торрес против Колтона Уайта) Перед бурей: Колтон специально выбрал сцену, в которой Стервятник имел штраф. Чтобы совсем закрепить успех, он еще и вызвал противника на поединок воли (и еще я там побуждал к этому обещанием плюшки). И проиграл. Весы качнулись в другую сторону, и на следующем ходу Стервятник открыл огонь. Перестрелка: Того самого одного очка Колтону и не хватило. Стервятник опередил его на 1, правда, словил осечку на одном из стволов. Но одного выстрела оказалось достаточно. Итог: Тактика или везение? Тактика у обоих была нормальная, возможно, Колтону не стоило лезть в поединок воли с равными шансами. А возможно, стоило, все же, билд у него был не такой крутой, как у Торреса. Сложно сказать. Скорее все же везение.
N13. Перестрелка в отеле "Сильвер Спур" (Кармело Пелаес против Дэвида Сэмюэля Кригсона) Пелаес храбро вызвал противника-двуручника высокого уровня, да еще и взяв спорный старый-и-тяжелый. Это было храбро и безрассудно. Перестрелка: Началась сразу — Пелаес попытался скомпенсировать разрыв, стреляя без вызова. Док на проницательности считал его скорость и поставил на 1 выше. Поскольку Пелаес и так много вбухал в скорость, поймав пулю и будучи раненым он уже не смог попасть. На втором ходу Док уверенно добил ослабленного ранением противника. Высокая летальность старого-и-тяжелого не сыграла, потому что Пелаес ни разу не попал. Итог: Сознательно или нет, по тактике да и по самой сути вызова Пелаес сильно рисковал. В итоге Док победил по тактике и билду, удача была минимальной. Но чу! У спящей старушки упал плед. Кригсон его не поднял и не укрыл им старую леди. Опрометчиво, опрометчиво, это аукнется ему в церкви!
N14. Перестрелка в доме свиданий "Суит Каприс" (Пабло Чакон против Джейн Колючки) Встреча двух лидеров — двуручника-Чакона и подвижницы- (хм, какое странное слово... нет, пусть лучше будет) вертихвостки-Джейн. Чакон отважно бросил вызов и получил просто худший вариант из возможных. Бордель. Разница по ОД была сразу 2, плюс еще пара союзников у красотки. Чакон попробовал улучшить ситуацию с помощью маневра, но Джейн это не устраивала, и она сразу открыла огонь. И получила за это бонус. Победа по начальным условиям поединка. Ну, и по тактике предбоевых маневров. Все же трудно победить, когда у противника перевес в 3 ОД.
N15. Перестрелка в миссии Санта-Мария-де-Трес-Монтес (Дэвид Кригсон против Мигеля Торреса) Похожая на предыдущую ситуация. Два очень похожих билда, но Торрес заманил Дока в церковь, получая на старте на 2 ОД больше противника. Док хотя бы не дал ему получить еще +1 за стрельбу без вызова. В общем, эти 2 ОД и решили дело, на втором ходу. В целом решила сцена и чуть большее везение мексиканца. Особых преимуществ по тактике не было.
N16. Мексиканская дуэль на улице в Пьедрас Неграс (`Раттлер` Джек, Фред Ремингтон и Клайв Вудсток) Ооо, первая из двух мексиканок. Это было мощно! Три парня и у всех старые-добрые, гггг). Живчик-Ковбой, двуручник-Законник и скоростной Старикан. Сначала все палили по законнику, наверное, потому что он был двуруким. Но промазали, а он ранил ковбоя. Потом Старикан кидал куб, чтобы решить, в кого стрелять. Переключился на ковбоя. Старикан ковбоя ранил во второй раз, а Законник должен был добить. Но не добил - осечка. Тут Старикан с законником решили, что ковбой больше не боец, и переключились друг на друга. Забавно, что ковбой уже тогда стрелял в старикана. Но не попал. Старикан прочухал, что законник медленный, как черепаха, точно рассчитал скорость и уложил его. Остался он и израненый в мочалку ковбой. И тут произошло чудо. Дважды раненый ковбой забросил 2 очка в перемещение и выдал нехилый штраф на попадание врагу. Ремингтон, решивший, что уже победил, вложил в скорость либо слишком много для одного выстрела и слишком мало для двух. И не попал! И ковбой чисто случайно его уложил. Итог: На самом деле, конечно, везение сыграло. Но не только. По тактике если против Законника Старичок сыграл безупречно, то против Ковбоя — нет. А вот тактика у Ковбоя была хорошая при плохом везении на первых ходах. Победа выглядит, как чудо, а на самом деле заслуженная.
N17. Перестрелка в миссии Л'Иглесиа-Нова-де-Санта-Круз, более известной как Ноу-Руф-Черч (Дора ДюФран против Преподобного Уильяма Маккоя) Еще одна долгая бестолковая дуэль с беготней, укрытиями, полностью расстрелянными барабанами и прокинутым Везучим-Сукиным-Сыном... В итоге Дора выиграла, потому что на разбежке в самом начале ей повезло больше (попала при равной вероятности), и благодаря тому, что у падре был капсюльник, а у нее патронник, и когда у обоих кончились патроны, она успела перезарядиться. Падре получил финальную пулю, уже когда шел в рукопашную. Первая дуэль, где задымление сыграло роль, кстати.
N18. Перестрелка в салоне парохода "Бостон" (Джимми `Ловкая рука' против Даниэля) Джимми попробовал получить укрытие, но Даниэль рвалась в бой. Скорости были одинаковые, у Джимми чуть поменьше вероятность попадания. Победа на чистом везении.
N19. Перестрелка на мосту через Литл-Дир-Крик (Фрэнк `Костяшка` Иден против Джозефа Маккоя Младшего) Первая неудачная попытка провернуть трюк с мостом. Перед бурей: Маккой твердо отказался от поединка воли и открыл огонь. Перестрелка: Фрэнк сделал очень странный ход. Достал оба револьвера, но выстрелил только из одного. Плюс движение, раскачивающее мост. Короче, хотел успеть сразу все — и создать противнику штраф, и пострелять, и из старого-и-тяжелого, и даже иметь шансы на попадание. Маккой спокойно стоял и стрелял. У него был бесхитростный билд "все вложить в скорость и точность". Он дал ему 3 выстрела с вероятностью попадания 60%. Третий и стал роковым. Что любопытно, если бы у Идена был бы другой револьвер, да хоть классика, Маккой успел бы сделать только два выстрела. В общем, победа чисто по тактике и отчасти по билду, никакого везения.
N20. Перестрелка на палубе парохода "Леди Бейн" (`Последний` Боб Уилсон против `Стеклянного` Патрика) Тут просто чистое концентрированное везение, один килограмм. Вероятность убить противника на первом ходу у Патрика была 0,48, а у Боба 0,54. Патрик убил, а Боб даже не попал (при вероятности 90%). В общем, такика у обоих была нормальная, а решило везение.
N21. Перестрелка в салуне "Рога и хвост" (Эррон `Рикошет` Смит против Джозефа Маккоя Младшего) Очень стильная по отыгрышу дуэль, которая преподнесла сюрприз. Сразу надо сказать, что у Маккоя было преимущество в 1 уровень, что отчасти нивелировалось спец-правилами Эрроновского клише. Перед бурей: Рикошет вызвал Маккоя на поединок воли, видимо, забыв, что сам по себе против хорошего получает штраф к воле. А там еще и клише... В общем, сам себе напортил. Зато маневры были у обоих осмысленные — оба сныкались за прочным укрытием. И понеслааась. Перестрелка: На первом ходу, как это ни удивительно, попали оба! И никто никого не убил, что с летальностями времен первой редакции было удивительно. На втором ходу Эррон поставил скорость 1, чем дал противнику сделать 3 выстрела. С вероятностью попадания противника 50% и низкой выносливостью он подписал себе приговор. Ну, а из союзников никто не попал. Правда, Эррона не убило, и от ран он не умер. Но игру не продолжил. Итог: более сильный билд, более сильная тактика, более удачная сцена.
N22. Перестрелка в салоне парохода "Эсмеральда" (Мигель `Стервятник` Торрес против Джейн Колючки) Самая долгоожданная чемпионская дуэль пятого уровня. Перед бурей: От оскорблений сразу перешли к выстрелам. На самом деле, в ответ на вызов, Джейн имхо следовало бы не палить, а спокойно встать в укрытие. А вот следующий ход мексиканца она могла бы сорвать стрельбой, не тратя очки на то, чтобы добраться до укрытия. Результат: Проницательности ни у кого не было, просто вслепую поставили равную скорость. Мигель вложил всю точность в один ствол, получив в результате неплохие 60% попадания. У Джейн было 50%, но выпала осечка. Итог: в меньшей степени слабая тактика Джейн перед перестрелкой и в большей степени везение мексиканца в ходе самой дуэли. Так мы лишились красотки Джейн((((.
Дуэли второго модуля
N23. Перестрелка в отеле "Седар Хилл Пэлас" (Эмили против Октавио Рамиреза Дельгадо. Вызов по-французски) Перед бурей: Тут Эмили допустила ошибку — предложила поединок воли, а Октавио возьми да откажись (какой был смысл ему вкладываться в рисковое предприятие на первый ход, когда было почти беспроигрышное на всю перестрелку?) и встань в укрытие. Красотка отыграла 1 очко, а противник — сразу 3. Кроме того, по новым правилам, красотка тратила больше очков чтобы перемещаться. Перестрелка: обмен выстрелами, повезло еще, что Джейн не убили. Первое и единственное, кажется, бегство, за всю игру. В общем, тут тактика сыграла.
N24. Перестрелка на мосту через Уолнат-Крик (Линда `Могила` Кейн против Старичка Гранта. Вызов янки-стайл) Перед бурей: Линда присмотрелась, вызвала на поединок воли и победила. Неплохое начало. Но действительно интересное было дальше. Перестрелка: Линда провернула трюк, который не удался костяшке в первом модуле — на все деньги рванула вперед, давая противнику вдоволь настреляться на шатающемся мосту. У Старичка Гранта остался всего один патрон — и ни одного попадания! На следующем ходу он попытался отзеркалить эту тактику, но у Линды сработала пинкертонская проницательность, она вложила почти все в попадание и таки убила старичка. Победа по тактике. Ну, и еще по тому, что Старичок не выставил ограничение на выстрелы. Один из тех трюков, что можно провернуть лишь однажды. И крутейший дебют Линды!
N25. Перестрелка на полустанке Твенти-Сэвэн-Майл-Стейншн (Эллисон Кид против Микки `Грязные Пальчики` Уилсона. Вызов дикси-стайл) Кид пытался там как-то присмотреться, куда-то сманеврировать. Микки сразу начал палить. Двуручный билд во второй редакции был уже не такой крутой. В результате вторая рука Микки даже выстрелить не успела. Вероятности у Кида были чуть повыше, но в целом в большей степени решило везение.
N26. Перестрелка в шахте Коппер-Крэк (Пьер Пикар по кличке `Большой`против Джимми `Ловкая Рука`. Тру-джентльмен стайл) Перед бурей: Джимми пафосно закурил свою трубку, а Пикар встал в укрытие. В целом в этот момент дуэль была выиграна — Пикар вложился в дуэль целиком, а Джимми в первый ход. Потом толстяк еще не дал в укрытие встать противнику. Перестрелка: На первом ходу Джимми решил использовать получивший во второй редакции новые кошерные правила дерринджер. Ранил противника слегка. Джимми не повезло — промазал с вероятностью 70%. Но и Пикару не повезло — кольт в левой руке дал осечку. Дальше было уже не так весело — два проницательных стрелка ловили друг друга по проницательности. Но по сути стреляли с одинаковой скоростью и почти одинаковой вероятностью попадания. Первым повезло Пикару. Но! У него был персонаж на уровень слабее. Имхо если бы Джимми на первом ходу встал в укрытие, все могло бы сложиться по-другому. В конце наемник пафосно подорвал шахту с помощью ящика динамита. Порадовал меня. Перестрелка в шахте была всего одна, и заложенная в сцену бомба сработала).
N27. Перестрелка у источника Трасдейл-Понд (Джозеф Маккой Младший против Линды Кейн. Тру-джентльмен стайл) Долгая интересная перестрелка с разбежкой по укрытиям и стрельбой поверх коров. Перед бурей ничего интересного не было. Выиграл Маккой прежде всего потому что не побоялся первым из всех игроков взять винтовку. Благодаря винтовке и выиграл. Линда, конечно, вовремя сдалась. Особого везения или невезения тут не наблюдал. Разве что у Маккоя один раз выпала осечка при вероятности попадания где-то в районе 80%. В итоге мир, дружба, жевательный табак и закоррапченный Маккой))). Спасибо, ребята, за отличнейший отыгрыш!
N28. Перестрелка в борделе "Хай Хилз" (Эллисон Кид против Вилли Джонсона. Тру-джентльмен стайл) Два мужика, вместо того чтобы устраивать пальбу в борделе, просто сошлись в рукопашную. Ну Кид его и вышвырнул за дверь. И потом в тюрьму посадил. Любопытно, что шансов у Вилли было больше. Откровенно говоря, фигню какую-то устроили, а не дуэль, я расстроился тогда. А сейчас читаю — весело так))). Эти ужасные проклятия и перепалки))).
N29. Перестрелка на ручье Девилфиш-Крик (Пьер `Большой` Пикар против Джесси Кастера. Тру-джентльмен стайл) Один из игроков представлял правила на порядок лучше, чем другой. К тому же, Джесси был на уровень слабее. Клише толстяка как раз отчасти нивелировало клише священника. Но главное, почему бой был неравным — у Пикара была проницательность, а у Джесси нет. Перед бурей ничего интересного не было. А вот дальше было любопытно. Одна из немногих дуэлей, где имело место прятанье за укрытиями целиком. Джесси просто невероятно повезло, когда он рванул к укрытию, а Пикар из 3 выстрелов с вероятность 40% не попал ни одним. Вероятность этого была где-то в районе 21%, если што. Он даже подстрелил толстяка. Дальше герои расстреляли все патроны и никуда не попали. Ну, а потом Пикар по проницательности считал ход, в который Джесси выглянул, и подловил противника. Скорости у них были одинаковые, но у одного вероятность попадания 20%, а у другого 60%. Так что в итоге ничего чудесного, более сильный билд и тактика победили.
N30. Перестрелка на заднем дворе магазина универсальной торговли "Шихан-и-Партнеры" (Эндрю`Ко против `Стеклянного` Патрика. Тру-джентльмен стайл) Тут стрелки решили, что когда бьются двое хороших, стрелять надо не насмерть. Ух, понаставили друг другу отметин. У Патрика был перевес в целых два уровня. Почему же он проиграл? На самом деле, он выбрал не самый лучший вариант сцены — задний двор. Да, на первом ходу она давала преимущества, но в ней было много укрытий, и винтовочнику Эндрю было где развернуться. В результате иногда он попадал с вероятностью 90-100%. Выиграл по сути билд.
N31. Перестрелка в кантине "Барба Роха" (Вилли Джонсон против Хесуса Диаса. Вызов по-французски) Одна из моих любимых перестрелок — тогда как раз прошло три встречи "без трупов", а тут такое... Перед бурей: Оба бойца пошли удовлетворять соблазны и присматриваться. Разница была в том, что Вилли подошел к столу и автоматом встал в укрытие, а Хесус просто к женщине. К чести Хесуса он не стал за нее прятаться. Перестрелка: Хесус вложил в скорость маловато. В результате один его ствол был избыточно точным (90%), второй выстрелил позже, чем рявкнул дробоган бандита. И уже не смог попасть. На первом ходу дробовик его только ранил, а на втором добил. Но тут совершенно неожиданно в игру вступил союзник Хесуса, Пабло. Ему случайно в качестве оружия выпало ружье, и он выбил остаток ран из Вилли. А потом добил. Итог: Более совершенная тактика Вилли принесла ему победу, а везение превратило ее в кровавую ничью.
N32. Перестрелка на пароме через Платт около Белль-Вю (Джозеф Маккой Младший против Эллисона Кида. Тру-джентльмен стайл) Перед бурей: В самом начале Маккой спрятался за лошадью, а Кид пошел к нему, но не дошел. Перестрелка: А дальше Кид допустил досадную ошибку. Вместо того, чтобы подойти к лошади и убрать свой штраф, на что ушло бы 4 очка в один ход, он стоял на открытом месте и палил. В результате Маккой выщелкал из него все раны, а потом добил. И перешел на сторону зла. Итог: Ошибка в тактике стоила жизни.
N33. Перестрелка в старой церкви за лысым холмом, которая уже никто не помнил как называлась (Линда Кейн против Октавио Рамиреза. Тру-джентльмен стайл) Линда была на уровень покруче. Перед бурей: Октавио сразу отсек все возможности для перемещения с помощью предупреждения, так что Линда просто присмотрелась к нему и кинула поединок воли, от которого Мексиканец отказался. Перестрелка: Не помню, сработала ли там проницательность. Суть была в том, что у Линды скорость была вдвое выше, но за счет точности, а Октавио делал свой выстрел раньше второго выстрела Линды за счет более высокой молниеносности. В общем, Октавио выставил предельно низкую скорость, при которой он получал максимальную выгоду от риска стрелять вторым. И выиграл. Не могу сказать, был это расчет или просто угадывание. Определенное везение точно было.
N34. Перестрелка в церкви в гост-тауне Даймонд-Сити (Малыш Тедди Маккормик против Эмили. Вызов дикси-стайл) Пальба началась сразу. Маленький пистолетик, тонкий расчет по скорости, один выстрел — один труп. Опять-таки, не знаю, угадана была скорость или как-то рассчитана. Определенное везение тоже было — 50% попадание и 50% убийства наповал. И оба выпали.
N35. Перестрелка на пыльной улице в Хэйс-Сити (Алонзо Беннингтон против Гарри Роджерса. Вызов янки-стайл) Дебют Алонзо "Какой-то ты чувак подозрительный" Беннингтона. Алонзо храбро вызвал противника на поединок воли, причем шансов у него было меньше. И выиграл! Ну, а дальше... Гарри выстрелил слишком быстро — стоило прикинуть, что винтовочник не будет задирать скорость выше 4, а молниеносность у него низкая. А Гарри поставил 6. И промазал. А Алонзо стрелял с убедительными 100% вероятности попадания. И выбросил наповал. Финита. Итог: Ошибка в тактике одного игрока, сильная тактика и чуть везения (все же наповал на 40%) второго.
N36. Перестрелка в Барсучьей Норе (Пьер `Большой` Пикар против Роджера Дина. Тру-джентльмен стайл) Первоуровневый персонаж победил третьеуровнего. Как это вышло? Перед бурей: Роджер отыграл 1 очко за отказ Пикара участвовать в поединке воли. Пикар же спрятался за столом, да еще и соблазн удовлетворил. То есть на первый взгляд Пикар все правильно сделал. Перестрелка: А дальше вмешалось сочетание обстоятельств и кубов. Судите сами: Все висело реально на волоске. - Если бы Дин не имел +1 к воле за свою территорию, он получил бы штраф за выстрел без предупреждения и промазал. - Если бы Пикар спрятался за бабу, а не за стол, Дин бы промазал. - Если бы у Пикара было на 1 очко вложено больше в левую руку, он опередил бы Дина с его старым и тяжелым (а так Дин стрелял первым из-за свойства персонажа). - Если бы у Дина было вложено на 1 меньше в меткость, сыграло бы спец-правило клише толстяка и это была бы всего лишь рана. Везение чистое, концентрированное, один фунт! Бедняга Пикар, мне он нравился. И бабу я ему красивую подыскал. Не помогло(((.
N37. Перестрелка на Биг-Бивер-Тэйл-Крик (Эндрю`Ко против Эмили. Вызов дикси-стайл) Из всех персонажей Мастикоры, Эмили мне нравилась больше всего. Тем обиднее, что в перестрелке, в которой она погибла, она все делала правильно. Перед бурей: В ответ на предупреждение и вызов от Эндрю, Эмили вкатила ему поединок воли. Предлагать поединок воли вторым ходом было очень правильно — если противник от него отказывается действием, ты можешь на следующем ходу аннулировать его действие стрельбой. Эндрю принял и проиграл. Дальше попытался совершить маневр, но был прерван стрельбой. Совершенно правильно! Если была бы разбежка по укрытиям, Эндрю с винтовкой, конечно, был бы в выигрышном положении по сравнению с красоткой. Перестрелка: На первом ходу оба промазали, хотя у красотки было на 20% вероятность выше. На втором Эмили совершенно точно считала скорость противника и выставила свою так, чтобы выстрелить дважды. Это получилось, но не получилось убить. Буквально 10% не хватило. Ну, а дальше поскольку на ковбоя не работает снижение меткости от ранений, он, конечно, попал. И Везучая Сучка не сработало. В общем, победа на везении, хотя нельзя сказать, что Эндрю какие-то ошибки делал. Просто у Эмили тактика была почетче.
N38. Перестрелка на заднем дворе конюшни "Фицпатрикc Боардин Стэйбл энд Харнесс Шоп" (Алонзо Беннингтон против Уильяма Кодди. Вызов по-французски) Еще одна классная дуэль. Вот это был реально тот случай, когда отсутствие смертельного исхода только добавило эпичности. Перед бурей: Алонзо обзавелся старым-и-тяжелым, дающим бонус к репутации. Поскольку, он желал его использовать, он не стал допускать разбежки по укрытиям, а сорвал маневр противника. Кодди присмотрелся, но крайне неудачно — я плохо откидал. Перестрелка: На первом ходу разменялись удачей — оба стреляли с очень высокой вероятностью попадания, но Метис промазал, а на выстрел Алонзо сработал везучий сукин-сын. На втором ходу метис допустил ошибку — выкрутил скорость до десятки, а противник наоборот подскинул до четырех. В результате Метис хоть и стрелял дважды, но с мизерными шансами на успех. Негр же прицелился как следует и — бац! Попал, ранил. Выносливость у метиса тогда была 0, так что он сразу потерял 3 ОД, и на следующем ходу негр стрелял уже и быстрее, и точнее. И опять ранил. Метису все-таки удалось размочить счет, но маленькой летальности не хватило. А потом у него кончились патроны. Победа по тактике, в общем. И дальше, конечно, было круто: Метис такой стоит и говорит, давай, стреляй. А негр не стреляет). Блиииин! Как в хорошем кино))).
N39. Перестрелка на вокзале во Флэгстоуне (Джозеф Маккой Младший, Грозный Делец, против Эндрю`Ко. Вызов дикси-стайл) Эпическая встреча персонажа пятого уровня и персонажа третьего уровня. И эпически же крутой заход. Эндрю показал, что надо делать с дерринджерами. Он видел, что шансов у него маловато — единственное укрытие выпало на стороне Маккоя. Было понятно, что маккой на первом ходу ринется туда. И он просто выстрелил из дерринджера с хорошей такой скоростью. Маккой, кстати, прочитал его заявку по проницательности, но все равно дал противнику сделать 2 выстрела. Напрасно, как раз второй его и сразил. Победа по тактике.
N40. Перестрелка в борделе "Трайпл-Рест" на Шестой Улице (Барри Койот против Никки. Вызов по-английски) Начало было довольно стандартное — разбежались по укрытиям. Никки, правда, хватило дойти для удовлетворения соблазна, а Барри нет. Так что он просто бухнул. Бедняга Барри стрелял не наповал. Хотя он все равно так ни разу и не попал. Честно говоря, ему просто не повезло — у него стабильно были выше вероятности попадания, но на втором ходу перестрелки красотка его завалила. В целом, нормальная тактика у обоих (у Никки чуть получше), больше везения у Никки. Возможно, все дело было в том, что на аватарке у Барри был персонаж из фильма "Последний изгой", которого убивают через пару минут после этого места.
N41. Перестрелка в доме свиданий "Мон Плезир" (Пабло Лорхес против Роберта Генрисона. Вызов по-французски) Док постоянно выбирал сцены так, что воевал с кучей союзников. Впрочем, ни разу они серьезно на перестрелку не повлияли. Перед бурей: Док удовлтеворил соблазн, встал в укрытие и не дал удовлетворить соблазн противнику. Перестрелка: Док без всякой проницательности поставил скорость на 1 повыше и не прогадал. Попал, убил. Чистая победа. В большей степени по тактике, хотя везение тоже было. Возможно, все дело было в том, что на аватарке у Пабло был персонаж из фильма "Весеннее приключение" (это серия сериала про молодого Индиану Джонса), которого убивают через пару минут после этого места.
N42. Перестрелка на пыльной улице в Увальде напротив бара "Капитан Стилл" (Никки против `Стеклянного` Патрика. Вызов по-французски) Уровень у Патрика был повыше, зато оставалась не залеченная рана. Силы примерно равные. Перед бурей: Никки, мудро воспользовавшись своим клише для отказа от поединка, присмотрелась к противнику. Правда, особо интересного не высмотрела. Перестрелка: Первым повезло Патрику — в один ход он попал по красотке, а она еще и схватила осечку. На следующем ходу Никки размен был в пользу Никки — выстрелы одновременные по молниеносности, но Патрик только ранил, а она убила. Как и в предыдущей дуэли Никки, тактика была примерно одинаковая, в большей степени сыграло везение.
N43. Перестрелка на темной аллее позади салуна "Синий Носорог" (Эндрю`Ко против Роджера Дина. Тру-джентльмен стайл) Вторая дуэль Роджера Дина. Каждый раз, когда о нем думаю, вспоминаю "парнишка безымянный вырубает чемпионов". Так было и в этот раз — победил по поединку воли, и даже с учетом того, что Эндрю стрелял без предупреждения, Дин успел выстрелить первым дважды. Перестрелка: Эндрю зашел красиво — вложился в снижение врагу вероятности попадания своей подвижностью, а сам, используя спец правила винтовки, составил заявку так, чтобы попадать 100% и с большой вероятностью убивать. Но Дин все же попал. Эндрю реально красиво рискнул. Скорее не повезло, чем была плохая тактика.
N44. Перестрелка на ночной улице в Ларедо (Преподобный Джозеф Ньюфаундлендский против Матео Моразы. Вызов по-французски)Сложно сказать, было ли тут невезение или просчет в тактике. По самой дуэли описывать нечего — стреляли друг в друга, Джозеф попадал, а Матео мазал. Потом, когда Джозеф перезаряжался, Матео его даже ранил. Но в общем дуэль хорошо показала мощь дробовика. Одно попадание — и уже сложно что-либо сделать в ответ. Хотя вот смотрю, Джозеф попал 3 раза из 3, вероятности были 30-50%. Ни разу не промахнулся. А Матео еще и провалил бросок с третьей волей... Да не, тут однозначно везение.
N45. Перестрелка в салоне парохода "Дэвенпорт" (Роберт Генрисон против Роджера Дина. Тру-джентльмен стайл) Не буду подробно описывать эту дуэль, поскольку тут был такой момент, что Дин неправильно понял карту, и из-за этого допустил довольно серьезную ошибку. Но и без этого шансов у него было не то чтобы много. Судите сами — капсюльник с 6 патронами против 3 противников.
N46. Перестрелка на палубе парохода "Кэннон Болл" (Алонзо Беннингтон против Никки. Янки-стайл) Разбежались по укрытиям, и тут, конечно, винчестер Алонзо показал себя на голову круче, чем дерринджер и классика Никки. Алонзо еще и напарника ее уложил. Молодцом, в общем. Победа была по тактике. Хотя учитывая количество свинца, которое словили участники, везение тоже было ого-го. Олсо, в этой дуэли критическую роль сыграло правило на задымление. Если бы не дым, Никки бы негра уложила. А так хотя бы он ее добивать не стал.
N47. Мексиканская дуэль на перевале Лос Колмилос (Уильям Кодди, Преподобный Джозеф Ньюфаундлендский, Джек `Одной ногой в могиле`) Вторая мексиканочка оказалась проще. Падре выглядел очень страшным со своим дробаганом, поэтому на первом ходу ребята вдвоем мочили его. Падре поставил скорость 1 и прыгнул за скалу. Очень опрометчиво в него всадили три пули, одну из которых отбило кирасой. Но двух других хватило. Дальше старикан и метис разбирались друг с другом. Старикан повторил ошибку Падре, дав противнику сделать 2 выстрела. А надо-то было всего лишь 1 очко перекинуть в скорость... Результат: Победа Метиса по тактике.
N48. Перестрелка в Салуне "Уэйл-энд-Тёртл" (Роберт Генрисон против Уильяма Кодди. Вызов по-английски) Док опять насаммонил себе союзника. Но по факту ему просто повезло — револьвер Метиса не вовремя дал осечку, а на следующем ходу он промазал с вероятностью 50%. В целом, Доку банально повезло. Тем более, что как он сам рассказывал, план его исходил сплошь из неправильных предпосылок.
N49. Перестрелка в отеле "Энтлоуп Крик Инн" (Октавио Рамирез Дельгадо против Алонзо Беннингтона. Вызов по-английски) Два винтовочника сошлись в коридоре отеля. Один стрелял наверняка, зато второй быстро. Кто успел, тот и съел. Процитирую сам себя: Рамирез написал заявку, в которой попадал с вероятностью 100%, а убивал с вероятностью 90%. Да еще и снизил врагу вероятность попадания. Алонзо перезаложился в скорость на 4 очка, а так как винтовка стреляет всего раз в ход, они повисли мертвым грузом. Still, сыграло отсутствие осечек и адское везение. N50. Перестрелка на пыльной улице одного маленького городка, название которого ни о чем вам не скажет (Алонзо Беннингтон против Никки. Финал) Ну и финал. Никки очень правильно использовала изъян винтовки, позволяющий ей стрелять только раз в ход. Смело отдала противнику первый выстрел, вкатив все в вероятность попадания и зная, что у него не очень высокая меткость. А в ответ убила. Храбро, рискованно, сработало. Заслуженная победа, красивый финал.
Вот теперь точно все!))) Всем виски!
-
Разбор всех дуэлей это эпично.
-
Большое спасибо за игру! Было весело. :) Это был один из лучших виденных мною модулей, мое уважение.
-
Проделана большая и красивая работа. Поздравляю с завершением.
-
маэстро
-
Поздравляшки от стороннего наблюдателя, так сказать)
-
Лучший разбор игры, что я видел. Да и сама игра - отличная.
-
Жесть, это ж как надо было сесть и заморочиться. За титанические труды! Это эпично.
Жаль, что все мои концепты погибли, но на интерес к игре это не сказалось. Было прикольно.
|
|
Глянул тать что творится: один Василий упал навзничь, да токмо не от раны, а от того, что пулькой стрельнул, а оно обратно шатнуло. Видать затылком приложился, но до свадьбы заживет, коли грудь шевелится, то пустое. Остальные хоть и помяты, да вроде живы. А дальше... В тот миг, когда когти булатные меж ребер Поундса прошли, почуял Фока, что вроде как и его лапа призрачная пронзила когтями. Хватанул пятернёй рубаху на груди, авось лапу ту остановил, потому как сил нет боли сдержать. Да нечего нет там, то внутри болит. В глазах защемило, а в горле ком стал, слова в голове крутятся, а выйти не могут. И так больно стало, так яро в груди защемило от того, что видел Черный как собрата губят, что дрогнул телом весь. – Да чтож-ж! Да я тя курва! - стоит Черный, кулаки сжимает да разжимает, а нечего делать-то. Б-бум! Гулко в уши ударило, тихо вокруг сделалось как-то. Ванятко-гляди всю работу-то и переделал, да оторвал коту поганую голову, аки петуху. Тело отбросило, вроде как тряпье непотребное. Смотрит Черный, а грудь не вздымается – глаза в небо уставились и замерли. Вот и все. Сколько дорог истоптали вместе? Сколько каши съели – то не ведомо, а ведомо то, что считал Поундус Фоку человеком, не рванью сволочной. А тать Ивана – братом, хоть и племени басурманского. Подошел к телу, носом шмыгая, присел рядышком. Шуйцу на грудь положил, чуть кровью пальцы испачкал. Вроде и плакать хочется, а нечем. Вышли слёзы все, аль высохли, неведомо. Капюшон откинул с лица охотника за нечистью и в глаза посмотрел. – Хватит тебе лик скрывать, сослужил работу тяжёлую, отдыхай теперича. А мы уж дальше будем идти, ты не думай, дело начатое завершим и скоро-таки солнышко отыщим. Не зазря голову сложил ты. Отдыхай, братец, - по глазам провел и замолчал. Серьезен ликом тать стал – глаза в щелки обернулись. Никогда прежде таким Фока не был, завсегда душу исцелял-выхаживал смехом аль рыданием. А тут вроде как зарубка осталась, никак не всковырнуть, не смыть. Куда бы ни пошел, что бы не делал дальше, а все одно помнить будет. В один миг на дюжину лет постарел Фока. Морщинки под глазами залягли, да не от смеха веселого, а от печали.
|
-
От этого поста прям веет сонностью и текучкой мысли)
-
Чуть не заснула, пока читала. Очень убедительно)
|
|
"Роберт Картер" Эта история напомнила мне один из эпизодов нуарных комиксов про детективов подводного города. Мэлвин Аварадо под псевдонимом "Кевин Фулл" соблазнял девушек, а потом убивал их порождениями чёрной бездны планеты-океана. Впрочем, там ещё всё было гуманно, это порождение "всего лишь" делало жертву досмерти ублажённой. А вот тут, как в бульварном чтиве про суперзлодеев, "страшные опыты и ужасный итог". Всегда ненавидел такие сюжеты, а теперь, по иронии жизни, передо мной маячило именно такое дело. Поводом больше, чтобы взяться за него. Но мне следовало кое-что прояснить. Я полностью выбрался из стены, для солидности сцепил руки за спиной и стал ходить вокруг Невесты и Варфа, ведя рассуждение. - Для начала я хотел бы предупредить вас. Во-первых, я не коренной житель Нью-Эдинбурга и появился в городе относительно недавно, - произнёс призрак, смотря в пол перед собой, - во-вторых, я стал, как вы выразились, "метачеловеком", в момент своей смерти. До этого я вёл настоящую жизнь простого подростка и не интересовался, кхм, "металюдьми". Поэтому я не знаю, кто такая Флора и экотеррористы. Чтобы подать идею, мне нужны исходные данные, которые я мог бы проанализировать. После этих слов я остановился и глубоко задумался. Что я делал со своей жизнью, когда был живым? Что я мог бы делать вместо того, чтобы торчать в комнате и таращиться в яркий экран монитора? Эти вопросы с момента смерти не давали мне покоя. Было и ещё кое-что, что наводило меня на тяжёлые мысли. Два признания Невесты. Первое - в собственной кровожадности. Неожиданно, я очень хорошо понял её. Это чувство голода... Иногда в моей жизни случались моменты, когда я сам смотрел на людей, как на еду. Это здорово отравляло моё призрачное существование. Второе признание было косвенным. Улыбочки, когда девушка-ящерица вспоминала Эрла. Я не мог утверждать этого точно, но девушка-ящерица определённо сохла во Уличному Волку. Это вкупе с тем, что "Роберт" наверняка был во всех отношениях исключительной фальшивкой, добавляло мне унылых мыслей о том, что парням вроде меня не светит не то что настоящих, а даже призрачных отношений с противоположным полом. Я тешил себя мыслью о том, что я гордый одиночка, но это была лишь попытка задвинуть либидо в чёрный ящик подсознания. В общем, я чуть было не приуныл прямо на глазах публики. - У меня есть несколько "супер" способностей, которые могли бы помочь вам, юная леди, - мягко произнёс Даст, шаркнув ногой, - но я бы хотел поговорить об этом в более безлюдной обстановке. Поэтому я готов идти. Но я не могу долго держать себя в видимом состоянии. Я незримо буду с вами. Я буду слышать вас. Я буду шёпотом из ниоткуда. И с этими словами Даст растворился в воздухе. - И ещё, - раздался его шёпот, - коммуна не "вне закона". Она... в социальном "лимбе". И если мы будет работать с супертеррористами, то мы точно рискуем попасть в ад, из которого не сможем выбраться.
|
|
Выходи в привольный мир!* К черту пыльных книжек хлам! Наша родина– трактир. Нам пивная – божий храм. Ночь проведши за стаканом, не грешно упиться в дым. Добродетель – стариканам безрассудство – молодым!
Студиозы гуляют, пивнушка гудит: крики, смех, нестройное пение и стук кружек. Пока Санни пробирается вглубь заведения в своём новом зелёном платье с весьма нескромным вырезом, за который с мамой пришлось долго спорить, и шикарных носатых туфельках на высоком каблучке, её успевают несколько раз окликнуть, разок ущипнуть пониже спины ( - отцепись, придурок, - бросает девушка, впрочем беззлобно) и всучить полную кружку. Санни залпом выпивает и с торжеством оглядывается вокруг — мол, что, съели? У размалёванной девицы, оседлавшей колени певца, взгляд становится совсем кислым.
Наконец, девушка находит глазами Тьера. О, Единый, как же он пьян, никогда она его таким не видела! Санни тянет парня за рукав к выходу, ей всё же хватает ума при всех его не позорить. - Отец зовет, он составил новые микстуры, какие ты просил, пойдём же, пойдём же скорей... (дай только выбраться отсюда и я тебе всё выскажу, пьянчужка, я его, значит, битый час жду, а он тут гуляет... ). А певец всё надрывается, и десяток глоток подхватывают:
«Человек – есть божество!» И на жизненном пиру я Амура самого в сотоварищи беру. На любовную охоту выходи, лихой стрелок! Пусть красавицы без счету попадут к тебе в силок.
…белым саваном вьюга хоронит последнюю надежду, последнюю отчаянную возможность - держаться вместе. И жуткий вой оплакивает её. Одна, снова совсем одна, не нужная никому, не способная никому помочь. Стоило только позволить себе поверить в этих людей, как неведомые демоны забирают и их. Она не захотела сделать выбор, так сделали за неё. Сания уже больше не сомневается, боги или демоны, (да какая между ними разница-то - и те, и те просто сволочи!), над ней действительно смеются, издеваются, проверяя, как скоро она сойдёт с ума перед смертью. Дарят надежду и тут же отбирают, словно гасят огонь, который даже не успел согреть. Раз за разом. Так мальчишки из их квартала шутили с дурачком Фрицем: привязывали к длинной ниточке монетку и прятались за угол. Парень радостно хватал денежку, а она - хоп и пропадала куда-то. А Фриц стоял посреди улицы, рассеянно хлопал глазами, шмыгал носом от обиды. Мальчишкам было смешно. Там наверху, без сомнения, тоже очень смешно: - Чтобы ты не сделала, дурочка, - хохочут боги-демоны, - а монетка на ниточке, и ниточка в чужих руках. А ты осталась одна. Если бы так. Всё хуже, всё гораздо хуже. Ты не одна.
Сания пытается нащупать сквозь буран своих спутников, но в такой адской мгле это невозможно. Ветер и снежное крошево сбивают с ног, проникают сквозь одежду, словно она стоит совсем обнажённой. Как же холодно и страшно, как же холодно и страшно...
Август хмельной и жаркий вырывается наружу запахом ранних яблок, в изобилие растущих возле пивнушки. Их так много, что ветки не могут удержать плоды, земля под ногами усыпана падалицей. Санни вне себя от злости топает каблуком прямо по этим яблокам, гневно размахивает руками, Тьер оправдывается виновато: экзамен, зашли отметить, на пять минут буквально, нельзя отказаться, он не хотел... Бормочет почти не членораздельно, пытается её задобрить и поцеловать и вдруг, потеряв равновесие, летит вместе с ней в эти яблоки. Целует, на платье такой откровенный вырез, а от огромной кружки пива слегка кружится голова... Или это от запаха ябок? Тьер трезвеет, пытается отстраниться, но Санни держит крепко, не выпускает, не может, не хочет отпустить. И плывёт земля под ногами и сводит с ума яблочный аромат. Потом они одеваются воровато и торпливо, кажется, прошла целая вечность, а между тем всего несколько минут - из трактира доносится последний куплет той же фривольной песенки и Санни вдруг вздрагивает, прижимается испуганно к парню. Словно холодом дует на миг среди летнего зноя:
Май отблещет, отзвенит – быстро осень подойдет и тебя обременит грузом старческих забот. Плоть зачахнет, кровь заглохнет, от тоски изноет грудь, сердце бедное иссохнет, заметет метелью путь.
… Яблочный аромат на миг явственно чувствуется посреди белоснежной могилы. Наваждение тут же пропадает, но страха больше нет. Они ещё живы, ещё живы. Зима закончится, этот буран когда-нибудь закончится, ничто не может длится вечно. Нельзя сдаваться, просто нельзя. Иди по такому бурану практически невозможно, но она идёт. На ощупь, проваливаясь в снег идёт, вытянув вперёд руки к дальней, пушистой ёлке за границей лагеря, у которой, кажется целую вечность назад собирала бурелом. Только бы не упасть, только бы опять не упасть. И почти натыкается на тёмный ствол. Здесь ветви защищают от ветра и снега, хотя и совсем чуть-чуть. Нужно переждать буран, а потом идти дальше. Нужно двигаться, если сейчас остановиться — это конец. Она кружит вокруг ёлки, вытаптывая себе дорожку в снегу. Двигаться, иначе замёрзнешь. А если двигаться, всё будет хорошо, буран кончится, скоро настанет утро. Останавливается, чтобы глотнуть совсем немного вина и снова идёт по кругу. Она не одна, не одна. И тут где-то люди.
- К деревьям, идите все к деревьям, - Санни не знает, слышит ли кто-нибудь её, - но надеется, что порыв ветра донесёт голос. Она не будет кричать, и плакать не будет. Не дождутся эти боги-демоны. Они тут, они вместе. А губы сами собой выводят строки песни. Последние. Последние?
Жизнь умчится, как вода. Смерть не даст отсрочки. Не вернутся никогда вешние денечки.
|
Ну и что это, черт возьми, было?! Для гусляра, не представляющего в битве самостоятельную силу, помышляющего лишь о том, чтоб усилить других, гусляра, не способного даже о своей защите толком позаботиться, только и остается надеяться, что воин со щитом прикроет... Нет ничего на свете страшнее собственной беспомощности, а потому гусляр, в бою не видящий плодов своих усилий, в отличие от того, кто железом разит, основывает свое мужество на вере в товарищей. Мол, ты сделай то что должен, тогда они сделают что должны, и все будет хорошо, и все выживут. Ну, или почти все, на то он и бой. И вот потому нет ничего поганее моментов, когда приходит понимание: ровно ты сделал все как надо, а идет все не как надо. Не потому даже, что в бою страшно, когда не в свою пользу чаши весов склоняются, хотя это страшно, что скрывать. А потому погано, что лично твою веру это размывает, ту самую веру, что ты сам себе и выдумал, чтоб не в каждой серьезной заварухе портки пачкать. Сам себя обманул, сам заставил поверить -- вот тебе и расплата.
Лелислав бросил один короткий взгляд на свои гусли. Прощальный. Долго ли новые струны натянуть? По меркам боя -- долго, может статься что дольше, чем до смерти. Новгородец еще слышал, как гуляло затихающее эхо его последних аккордов, когда потащил из ножен викингский меч, и бросился на врага. Играть товарищам Зычный больше не мог, оставалось говорить. И речь Лелислава разительно отличалась от его пения. -- А ну подъем, кошачьи харчи! Рано дрыхнуть! Кто сохранил, чем рубить -- руку Хана, остальные Кота займите. Плохой был знак, что Франц без топора остался. Не то, самонадеянный, мнил Баюна с одного удара зашибить, не то добивать собрался, чем на Руси испокон века груши околачивают. Как-то с Ханом теперь справятся? Впрочем, это не Лелислава сейчас забота, ему было о чем думать. Гусляр знал про главную слабость в бою всех, творящих чары так или иначе: нельзя одновременно призывать чудеса, хоть от музыки хоть от бога, и уворачиваться от ударов. Еще бы Лелиславу не знать про эту слабость, на своей шкуре испробовано. И вот, пойди ж ты, в кои-то веке у врага та же напасть. Один ты, Баюнчик-чудотворец, и прикрыть-то тебя некому. Грех не воспользоваться случаем.
Лелислав зашел со стороны, чтоб оказаться между Баюном и Мирославой, на случай, если зверюга решит мирскими средствами драться, а матушка молиться -- надо прикрыть монахиню, от остальных дождешься, как же. Ну и, само собой, булата Усатом под ребра! Так ему, пусть знает с кем связался!
|
|
|
|
Забыл Василий, где земля, где небо, чуть от Маринкиных слов сознания не лишился. Не знал он, как это бывает, не любил за жизнь свою недолгую никого и никогда. Забавлялся только да понимал, что женят его однажды на боярской дочке, что будет она ему хорошей женой, родит детей, чтобы род их продолжить, а там... стерпится-слюбится, как отец говаривал. А любовь? Ну, а что любовь? Это ж только в песнях поется, а он уж не безусый мальчуган был, чтоб в них верить.
Лишь раз засомневался он в этом, когда увидел, как Вихрь, жеребец его соловый, кроет неистово статную вороную кобылу. Разозлился он на коня, сам не зная, отчего, пошел к нему, плеть для удара прибирая, да остановил его конюх Семен: постой, говорит, княжич, не видишь, любовь у них. Опешил от таких слов Василий, вскинулся, мол, что ты такое лепишь? Любовь — то когда в церкви венчаны, родители благословили, в тереме одном живут, а это ж животина, звери, блуд. А Семен ему ответил: "Наслушался ты, княжич, попа верно. Твой-то соловый ни на одну другую не смотрит, истомился весь по воронушке этой, не может без нее. Не мешай ты ему. Не всякий конь так будет, да и человек не всякий. А коли помешаешь — лютой ненавистью он тебя ненавидеть будет и однажды подведет." Усомнился тогда княжич во многом, что до этого ясным казалось, и бить жеребца не стал.
А теперь и сам понял, ртом воздух ловя, как это, когда не можешь без кого-то. В лесу был он волком злым и голодным: только и желал, что войти, овладеть, напиться страстью из пересохших губ, выкупать пальцы в волосах, ниспадающих черными волнами, вырвать из груди ее высокой стон, до того ее довести, чтобы сладкой судорогой крутило ей тело — словно отомстить ей хотел за то, что проняла его дурманом любовным, так отомстить, чтобы от сладости зашлась вся. А сейчас, чувствуя, как прижимается Маринка к нему, как сливается с ним, как голову на плечо кладет, почувствовал Василий, будто раскрылось что-то наподобие цветка у него внутри — то теплое, что чуть не задушил он минуту назад, в каюту идучи. И выпорхнуло из этого цветка всего одно желание, и село ему на плечо теплым сполохом солнца, которое ни разу он не видел. Никогда ни к кому он такого желания не испытывал, а теперь почувствовал: захотел, чтоб Маринка счастлива была.
Но закончилось все быстрее, чем он надеялся. Явилось откуда ни возьмись чудище неведомое, взмахнуло лапищей — вонзила змея в него зубы отравленные. Вскрикнул княжич гневно, заскрипел зубами — да что поделаешь, потекла отрава по венам, занемел от нее бок, засаднил. Был бы против него колдун какой или дракон или демон — схватил бы он саблю, заслонил бы собой Маринку, перекрестился бы да и ринулся в бой. Но то царь был Змеиный. Ну, кинулся бы он на него, ну победил бы даже — и что тогда? Спасло бы его это от яда? Сняло бы проклятие лютое с Чернавки? Не блистал Василий науками, не отличался знаниями, не было у него премудрости книжной, но уж чего-чего, а с царями говорить его учили крепко. Царь он хоть змеиный, хоть русский, хоть хоть заморский — всегда одного толка. Пересилил кое-как княжич боль, поклонился, но не до земли, ведь и сам он не простого рода был, и об этом не забывал. И сказал, за руку Маринку держа: — Исполать тебе, Царь Змеиный! Врут стало быть, о тебе песни наши: во много раз ты против них величественнее, во много раз могутнее. Зовут меня Василий, роду я княжеского, повиниться я перед тобой хочу. Во сыром поле, что на Желтых Водах, убил я Змея-Кровавоглаза, твоего, стало быть, подданного. Исказила его сила темная, ошалел он от колдовства черного: стал питаться одной лишь плотью человеческой, житья людям не давать. Сразил я его в честном бою, силой и храбростью. Коли хочешь ты с меня за то спросить — изволь, готов я ответ держать. Что до дерзости моей, то не было у меня в мыслях тебе обиду нанести. Но создан наш род людской не так, как твой народ — не хозяева мы сердцу своему, не вольны ему приказывать. Если же хотел ты заставить меня пожалеть — не жалею я ни о чем, бо не так страшно умереть, как жить в тоске смертной до скончания лет, зная, что не обнял любовь свою, по малодушию струсив, пусть и пред таким грозным и великим царем, как ты. Василий вздрогнул, чувствуя, как яд начинает жечь тело, но кривить лицо перед чудищем не стал, только облачко пара из рта вышло на выдохе. — Коль не врет молва о твоей мудрости и могуществе, стало быть, знаешь ты, кто я, куда иду и что ищу. Не даром из всех мне Хранитель древа книгу отдал, что путь нам указать должна. Не рано ль решил ты извести меня, великий царь? Аль не любо подданным твоим на солнце погреться, как слышал я, в старину бывало? Аль хорошо им в вечном сумраке жить? Что до Маринки и до зла, которое ты над ней сотворить желаешь, на то твоя царская воля, а от себя скажу — хоть всю ее в змею преврати, не станет она мне от того менее милой. И поклонился в другой раз.
-
Вот прямо аки речка слова льются. К тому же логика железная.
-
Хода нет, ходи с бубей :D
-
Красноречиво. История с жеребцом особенно пришлась кстати)
-
Папа Василия, пожалуй, будет в ярости почище Змеиного Царя от такой-то любви)
Классный пост
-
Великолепно! Читал, затаив дыхание!
|
|
На корабле Лелислав ходил тенью, сам не свой, избегая не то что товарищей, а даже Никаса, с которым с удовольствием коротал время дорогу сюда. Однако же, после обеда, по собой же заведенному порядку, достал гусли, не то решив, что собственное настроение -- не оправдание чтоб нарушать данное слово, не то в привычном ремесле ища забвения.
Песню, однако, выбрал вопреки заведенной традиции, не петь о ратных делах. Объявил, что сказ будет заморский-греческий, о жизни и подвигах какого-то Тезея, сына Эгея.
Греческая-то может и греческая, а по началу сага от викингской не отличалась ну ничем. Родился, мол, у царя сынок, как и положено, расти был отослан куда подальше, зане в палатах всегда найдутся те, кто главному наследнику не рады, так что пока за себя постоять не может -- дальше от дворца целее будет. Ну а как вырос -- так и пришел ко двору папаши, по дороге, как и положено, вломив кому надо, чтоб батюшке лишний раз дружину не гонять за всякой мелочью.
И только тут-то отличия саги от скандинавской и начались. Ибо отец героя, хоть вроде и царь гордый, а дань кое-кому платил, как выяснилось. И платил как-то не по-людски: серебром да золотом; а платил он семь юношей и семь девушек в год. Герой деревенский, ясное дело, такого столичного непотребства вынести не мог, и вызвался отправиться одним из четырнадцати, чтоб на месте разобраться, в чем там дело, да прекратить лиходейство. Наперед думать, стало быть, у героев не заведено, ни греческих, ни скандинавских, ни тех что промеж.
Попал с этим замыслом Тезей как кур в ощип, ибо как доплыл корабль с данью до места назначения, попал прямо в лапы местной страже. Которая, ясное дело, оружие отобрала до последнего ножичка, и юношей под замок. А выяснить удалось следующее. Что с некоторых пор на острове нет царя, правят им одни царицы. Точнее, царевны, ибо как царица родит дочь -- с этого момента уже не она а дочь считается правителем. Вопрос, что происходит с сыновьями, само собой, считается неуместным. А самое главное, что мужем при всех этих царевнах состоит некоторое чудовище, получеловек-полубык, живущий в лабиринте, и которому, собственно, в жертву четырнадцать человек в год и надобно; чтоб злость всою выплескивал, когда не занят подготовкой очередной смены поколений у правительниц. Ну и вестимо, поскольку жертв ему кидают по одной и без оружия -- дела их безнадежны.
И вот, сидел себе в заточении Тезей, ждал неизбежного, да горевал о том, как же он так по-глупому в петлю геройскую свою головушку сунул. Как тут явился к нему... (Лелислав вроде как даже путался, как явившегося описать). Вроде как хмельной дух. Только не тот, который к каждому является, стоит его правильно почтить, а тот, который дух всего хмельного пойла: и пива, и зелена вина, и не зелена а вполне себе золотого, и браги... Явился и говорит, де ему тоже не по нутру, что здесь творится, так что Тезею он бы помог. Только задарма даже верховному духу помогать впадлу, так что интересует его, что Тезей ему предложит за помощь. А Эгеев сын, честная душа, и отвечает, что мол нет у него сейчас ничего, что было то стражники отобрали, но если здесь на славном подвиге своем чем разживется -- пусть Мутноглазый себе что хочет затребует из добычи. "Так тому и быть!" -- согласился Заплетающий Ноги, а подошел он к делу творчески. Его волей всякий на острове, как выпил, до таких чертиков набрался, что начал Тезея принимать за девушку. Всякий, кроме Царицы, ее, кстати, Ариадной звали. Сказал Дарящий Веселье, что дальше герой уж пусть сам выпутывается. А Тезею больше и не надо было, как несчастная девушка, приготовленная к жертве, он уже по всему дворцу разгуливать мог, лишь бы за стену не сбегал. Вот он и пристроился в служанки к Царевне, якобы за работой не так боязно смерти ждать. Уж что там дальше было -- ни в сказке сказать, ни в приличном обществе, чай Ариадна не дурой была, человека-то быку предпочла. Обо всем остальном она и позаботилась: и чтоб в лабиринт Тезей все входы-выходы узнал, и чтоб попал туда не голый, а с оружием. Ей-то как правительнице такое обустроить было раз плюнуть.
Хоть тот бык и силен был как бык, а на руках копыта -- оружие не взять. Да и рога мечу не ровня. Одним словом, идет бычок -- качается. И вот, уже собирает герой победный пир, чтоб стало быть на острове воцариться, как законный царь и муж природной царицы, ан после первой чаши является к нему хмельной дух, и говорит "Ариадну -- мне".
Тезей долго царил во граде своего отца, стал мудрым правителем, его любил народ, он прижил детей от трех красавиц, и выиграл бессчетное число войн, обложив данью половину своих соседей; он так никогда и не был побежден в честном бою, в старости, его столкнул с обрыва его собственный раб. Есть много геройских сказаний у греков. О героях, что после победы передрались за разделом добычи; героях, насильно взявших в жены наследниц царств и убитых женами в собственных постелях; героях, ради короны убивавших собственных отцов; героях, сходивших с ума и приносивших в жертву самим себе собственных детей; героях, в безумии своем деливших ложе с богинями, и старевшими за год на сто лет. Особняком стоит сказание о Тезее -- герое, что не посмел.
-
Видно знакомство Лелислава с сагой о деяниях славных витязей Жихаря и брата его Яр-Тура.)
-
Наперед думать, стало быть, у героев не заведено, ни греческих, ни скандинавских, ни тех что промеж. Это мы, Холмовичи, это про нас, да, "узнаю друга Федю")))).
-
+
-
Ох, и провакатор же этот гусляр.
-
Это прекрасно.
-
Чудесная интерпретация)
|
Только после смерти я узнал, сколь несчастными могут быть люди. Какие страдания они могут испытывать. Через что они могут проходить. Ведь в живую бытность я был обычным ребёнком, который имел всё, что нужно для своего скромного счастья: любящие родители, приятное общество, прекрасное воспитание и природный дар. Школа немного портила всё, но я и рассматривал её только как испытание, которое нужно пройти и забыть. Ужасы мира не коснулись меня, когда я был под надёжной защитой - но сейчас я хлебнул и навидался их сполна. Я лицезрел тёмную изнанку нашего общества, её гнилую червоточину, от которой пахло кровью и тухлятиной. Коммуна была прибежищем для горьких детских судеб, сломанных нашим обществом. Если бы слеза голодного ребёнка весила больше планеты, сумма слёз обитателей коммуны создала бы на месте Земли огромную чёрную дыру. И ведь это проблема не одного города. Это проблема всей планеты. И как её решают? Никак. Никому не нужны беспризорные дети. Лишь бы не путались под ногами, а если начнут, то их можно запугать любым методом, и никому не будет до этого дела. Жестокость и равнодушие мира, его несправедливость, заставляют только желать его скорейшей кончины. Лицемерные уроды, населяющие эту планету, недостойны того, чтобы жить. Я был одним из таких уродов, увлекался психологией и детективами, но при этом жил в собственном, выдуманном мною идеальном мире, и ничего не дал миру реальному. Поэтому я был недостоин жить. И всё-таки я не до конца исчез из этого мира. Что бы это значило? Это вопрос, на который я с самого начала искал ответ. Но, возможно, он лежал у меня под носом. - Здравствуйте, ребята. Прошу прощения, что зашёл без стука и прерываю ваш разговор, - произнёс я, когда предстал перед "советом" и приветственно поднял руку, - но мне нужно переговорить с вами по поводу расследования причины провала злополучного рейда. Я мысленно извинился и перед часовым - он честно выполнял свой долг, но был бессилен против моего моего проникновения на совещание. Я лишь надеялся на то, что меня поймут и простят. Моё присутствие здесь могло сказать собравшимся как минимум об одном - оно было крайне исключительным и без причины я бы не появился перед их глазами в своём жалком виде, угнетаемый депрессией после неспешного полёта по школе. После своих слов я оглядел собравшихся. Если не считать незнакомого мне парня, который испугался и запустил в меня некой хреновиной, из-за которой я тут же испугался в ответ и скрылся из виду, здесь собрались, вероятно, самые верные коммуне люди. Суровые Марк и Билли, неплохой парень Джимми, чудные Винсент и Джейн, и дивная Невеста - я был знаком с ними совсем немного, чтобы сделать определённые выводы, но один взгляд на девушку-ящерицу причинял мне боль от мысли о том, через ЧТО ей пришлось пройти. По сути, эта девушка была квинтэссенцией всех моих мыслей о мировом дерьме. Теперь я ждал, когда мне дадут слово, потому что уже как минимум один человек был не рад моему появлению и лаконично пожелал мне смерти.
|
Внезапно, вырывая Санию из мира тепла и уюта, зашёлся пронзительным лаем пёс, девушка недовольно обернулась на звук, поварёшка выпала из рук. Из темноты, злорадно скалясь облезлыми мордами, на неё надвигалась чума. О, она слишком хорошо помнила её в лицо, чтобы мгновенно узнать. Вот значит, как да? Вот для чего всё это было? Чтобы она осознала, что умирает не одна, чтобы успела почувствовать, успела понять, полюбить, поверить! Вот для чего нужна была эта отсрочка. Кому-то там наверху это видимо кажется особо забавной шуткой. Да будьте вы прокляты, да будьте вы все прокляты, боги этого несчастного мира, с вашим извращённым чувством юмора. Она видела, как умирают дети, старики, знакомые и незнакомые. Она ничем не могла им помочь. Никогда. И Тьер не мог. И отец. Отец пытался, он сутками просиживал в лаборатории, забывая поесть. Знал, что бесполезно, что бьются маги, не ему чета, что нет вакцин от этой заразы и всё равно пытался. Не мог по-другому. Отец всегда испытывал все свои новые лекарства на крысах, а если те выживали - на самом себе. Он говорил - учёный должен рисковать, просто обязан, но только собой. Мама не ругалась, лишь украдкой плакала каждый раз. Отец мягкий, добрый, никогда ей не перечил, но тут был твёрд. Имперские маги использовали в качестве крыс всю Теравию. О, как же Сания надеялась, что им доведется однажды испытать и на себе всю прелесть своего дьявольского изобретения!
Говорят, любая девушка выбирает пару, похожую на её отца. Так ли это или нет, но в случае Сании было чистой правой. Тьер ей тоже никогда не говорил слова поперек. Она временами бесилась от этого и нарочно испытывала его терпение, желая, чтобы обругал или одернул, ударил, наконец - мужчина должен быть более твёрд, уверен, мужчина должен быть главой. А он улыбался ей мягкой, какой-то беспомощной улыбкой, гладил по волосам и говорил: "да, конечно, милая". В тот день она впервые услышала "нет". Сначала не поверила. Ругалась, плакала, умоляла, доказывала. А Тьер гладил её волосы и говорил своим мягким, извиняющимся голосом: "нет, милая, иди одна". И шёл в город с жалкими, бессильными микстурами в карманах, которые никого не могли спасти.
- Зачем ты идешь туда снова? Ну зачем! Ты ничего не можешь для них сделать, ничего!
- Потому что по другому не могу..., - виновато глядел Санни в глаза и уточнял с болезненной честностью - Могу. Не хочу.
Конечно, никуда она без него не ушла, тогда она еще не знала, не понимала, а потом было уже поздно. Отец умер у неё на руках и мама. Тьер последним. Она дала обещание, которое не могла выполнить, которое просто нельзя было выполнить, оставалось только ждать смерти и Сания ждала. Но чума не пришла за ней... только затем, чтобы она поверила, что выберется, что выживет, что выполнит слово. Только затем, чтобы голодала на дорогах, чтобы крала и врала, уничтожая в душе все, чему учили с детства, чтобы обрекла на погибель незнакомых людей, чтобы тащилась куда-то в буран, замерзая от холода, потому что верила, потому что наделась. И теперь, подарив ей достаточно надежды, чума вернулась забрать своё. Это подло, это просто подло даже в этом щедром на подлости мире!
Бешеная ярость разгоралась в ней, незнакомая, безумная ярость. Сания больше не думала, не чувствовала, не жила. Лица плыли перед ней: мама, отец, Тьер... и он, она его сразу узнала, хотя никогда не видела, перед глазами заплясали оранжевые круги. Зажав в руке рыцарский кинжал, Сания кинулась мимо захлебывающегося лаем пса, мимо Каталины и Энзо прямо на чуму, прямо на ее гнусную, безобразную, проклятую морду. Попытаться ударить мерзкую тварь изо всех сил! Первой. Ты ничего не можешь для них сделать. Ничего. А я могу...
|
-
Магма течёт в наших венах, раскаляя сердца! %)
-
Пост, полный ХАРАКТЕРА, полный ХАРИЗМЫ, полный ТРЕВОРА
|
После смерти я очень полюбил осень и зиму. Время, когда день становится короче, а ночь - длиннее. Время, когда мир погружается в оттенки серого, а проклятое Солнце скрывается за свинцовыми облаками. Время листопадов, когда с деревьев срываются огоньки и кружатся в своём последнем воздушном танце. Время увядания природы. Время погружения животных в спячку. Время... Время перед праздником смерти. Нет... Время Смерти. Меланхолия, чудесная меланхолия. Привет, тяжёлая осенняя депрессия. Которая так сладко сковывает душу, уволакивает её в зону комфорта, огороженную сетчатым забором с колючей проволокой - ленью. Я бы с удовольствием впал в депрессивный осенний запой... но не могу. У меня полно дел. И я не способен пить. Размышляя над этим, я с тоской осматривался в лазарете, не раскрывая своего присутствия. Старушка с косой пощадила лишь нескольких человек из того рейда, и последнее, что они бы хотели увидеть - это мой летающий призрачный труп, пристроившийся в уголке помещения. В обычное время мне нечего было делать в лазарете - более того, до сегодняшнего дня здесь никогда и пыли моей не было. Что же изменилось? Пропал без вести Уличный Волк. Не то чтобы я сильно прижился (ха-ха) среди обитателей коммуны, и я не был полноценным членом оной, но мне хватало ума понять, чем была чревата потеря идейного вдохновителя. Я видел после того Судного Дня немало ребят - многие из них были деморализованы. Герцог и супергерои коммуны пытаются удерживать порядок внутри школы, но как долго они смогут это делать? А если говорить про меня, то я хочу развеять иллюзии. Я не супергерой. Я лишь призрак, тень былого себя, со странными способностями. Я был бы героем в полноценном, главном смысле этого слова, если бы я не использовал для поддержания собственной жизни других живых существ. Людей. В итоге, мне приходится идти на сделку со своей совестью. "Баш на баш". Цинично? Да. Можно ли иначе? Нет. Я боюсь Истока. Я панически боюсь Истока. Но это сейчас не важно. Уличный Волк исчез. Что же произошло? Что же пошло не так? Обитателям коммуны нужны были ответы на эти вопросы. Им нужен был... я. Поэтому я бросил свои дела и теперь парил здесь, среди больных и раненых, но, самое главное, живых людей. И вёл диалог с Ваминджо. Он мог слышать меня, а я слышал его. Этого было достаточно, чтобы не беспокоить других пациентов. Ваминджо. Я помнил мою первую встречу с ним. В тот момент, когда мы смотрели друг на друга, меня посетило странное чувство. Если бы я поднял руки, страшно потряс своим телом и крикнул "Бу!", Ваминджо бы наверняка испугался до усрачки и в ужасе убежал бы от меня. Мне было бы смешно, но я понимал - мою шутку не оценят. Поэтому я вспомнил песенку "От улыбки станет всем светлей". И я улыбнулся этому парню... Теперь меня мучает вопрос, не нанёс ли я ему в тот момент психологическую травму. Как и многие другие обитатели школы, Ваминджо носил в себе груз многочисленных комплексов и проблем, которые взрастило в нём наше (сарказм) прекрасное, высокоморальное и нравственное общество. Откуда я знаю? Да просто мне не составляет труда определить это, только взглянув на то, как ведёт себя человек. "Язык тела" выдаёт характер человека с головой. И меня вовсе не смущает то, как выглядит этот парень. В конце концов, не моему изувеченному трупу жаловаться на тело моего собеседника, похожее на прикрытую подростковой одеждой фиалковую лужайку, обрамлённую меловыми разводами и с нефтяным пятном вместо лица. Я разговаривал с Ваминджо. Я чувствовал себя комфортно рядом с ним. Я знал, что он мне не враг, и что он во многом похож на меня самого, поэтому я позволял себе больше вольности в беседе. Я кивал ему в ответ на его подозрения, но потом меня привлекла фигура духа за окном. Я подозрительно прищурился вслед ей. Комментарий моего товарища сказал мне о том, что он тоже почувствовал чужое присутствие. Это мог быть местный блуждающий дух, но я как никто другой понимал: слова "перестраховка" не существует. - Я видел за окном духа, летящего вдоль стены. И, думаю, мы оба говорим сейчас об одном и том же. Я не смог точно запечатлеть, кто это. Я ринулся было к окну, чтобы догнать пролетевшего призрака, но вовремя спохватился - сначала я должен был убедиться, что на дворе нет Солнца. Потому что оно сожжёт меня, стоит мне появиться на нём. И уж мой товарищ точно знал это.
-
У меня в голове играла тягучая, печальная мелодия навроде этой ссылкаПост роскошен)
-
Вот в других обстоятельствах я бы решил, что избыток курсива и речь от первого лица, это плохо, но для "наурного" персонажа именно такие монологи, обращённые к самому себе, - это именно то, что нужно. %)
-
Обалденно.
|
|
|
-
И все же, в чем-то Поундс прав. Нечисть и есть нечисть. Если она не убьет, не покалечит и не отберет у тебя что-то, то разобьет тебе сердце Х(
-
Ты попытался! Это плюс)
|
Почувствовал Василий, услышав ответ на свой вопрос, как внутри сжалось что-то, стиснутое, перекрученное, задавленное. — Спасибо тебе, — ответил губами одними, еле слышно. Отвернулся от вужалки, пошел, под ноги себе глядя. Чернее тучи, перчатку стискивал до белых костяшек, по бедру себя похлопывая, все сильней с каждым ударом. А левой рукой за ворот держался, оттягивал, как будто душно ему. Прошел с десяток саженей, словно и не видя, куда, зачем. Потом голову поднял — зубы стиснуты, в глазах злость, обида. Не привык княжич беспомощным себя чувствовать, привык, что на любой вызов свой ответ имеется у него. А тут как быть? Крепко его зацепило все это, видать. Думал, видно, на чем душу отвести, и увидел тут, как Фока скачет, будто заяц ошпаренный. Подбежал к нему порывисто, вышиб сапогом саблю, что перед этим снова кончиком в костер упала. — Что ж ты делаешь, дубина стоеросовая!? Аль не знаешь, что в огне у стали закалка сходит? Такая сабля была ладная, пошто ты ее в костер-то сунул, балда!? Погнется она у тебя о первый же шлем! С таким головотяпством никакого оружия нам не хватит! С чем тогда биться будем? Гусли врагов в могилу не укладывают! Отдышался немного, понял, что лишку наговорил, наверное, да и Фока ведь получил уже за свое головотяпство. Снял тогда Василий наруч с предплечья, сказал уже поспокойнее, примирительно: — На хоть, приложи холодное. Отошел немного, сел на землю, где трава еще зеленая оставалась, да и закручинился, пальцы в замок сцепив, лбом в руки уперевшись. Про Фоку и думать забыл. Коли не вужалка, пошел бы может, хоть одним глазком взглянуть, что на ручье делаться будет. А теперь не до того. И колется, и жжется, и крутит внутри — помирать-то и раньше не хотелось, а теперь вроде и жизнь не в жизнь.
|
-
Взоржал аки окаянный, плюс тебе сразу же)
-
Вот она, сермяжная правда-то..)
|
- А я... - произнесла Летна, и задумалась: а что ей, в самом деле, делать в чужом городе, в чужом мире, где у неё нет никого, и в котором она оказалась не по своей воле?
- А я чёрт его знает, что буду делать, - честно призналась она. - В своём родном мире я была певицей, а получится ли быть ею в этом - я не знаю... - про себя девушка мысленно приготовилась к перспективе, что ей придётся работать в чужом мире посудомойкой или кем-то в этом роде.
И внезапно, отбросив мрачные мысли, Летна запела - без сопровождения:
- Солнце встаёт, просыпается город. Рабочих зовёт на работу гудок. Кетцалькоталь, бог из железа, Требует вновь для себя вашу кровь.
Начиная спокойно, в каждую следующую строфу девушка вкладывала всё больше экспрессии, всё больше эмоций.
- Города сердце железное бьётся, Лёгкие города харкают дым. Чтобы шестерни машины крутились, Кетцалькоатлю нужна ваша кровь.
Текст песни не хватал звёзд с неба, рифма отсутствовала как класс, ударения иногда стояли не на своих местах, и с грамматикой певица обращалась достаточно вольно - но всё это исполнительница словно старалась скомпенсировать экспрессивной манерой пения.
- Жалких людишек безликая масса Трудится в чреве стальных пирамид. Тысячи их — своим потом и кровью Смазают сердца стальной механизм!
Кровью и потом политы шестерни, Жизни сгорают в доменных печах. Сотни людей не увидят заката - Сотни им завтра на смену придут!
И, чуть сбавив накал эмоций, Летна пропела с нарочито фальшивой торжественностью:
- Жертвы кровавые нет, не напрасны - Солнце машинное поят они! Если иссякнет река людской крови, Солнце погаснет, разрушится мир!
А следующую строфу певица почти выкрикивала, словно вкладывая в слова всю ненависть к неведомому железному владыке:
- Железнопёрый дракон-миродержец! Волею одной его город живёт! Чтобы отсрочить на день Армагеддон, Требует он человеческих жертв!
И - закончила вновь спокойно:
- Солнце заходи, и град засыпает. Спит змей пернатый, довольный людьми. Завтра, чтоб день ещё прожил сей город, Новые жертвы потребует он.
- В общем, вот так, - смущённо закончила певица и, не удержавшись, сделала рукой "козу". - Как вы думаете, я могу на что-то рассчитывать в вашем мире с таким... репертуаром? Увы, моя группа... мои музыканты остались в моём родном мире...
-
Отличная песня, практически вживую услышал!
-
Честно сказать, пел я это на мотив советских пропагандистских гимнов
-
Гимн промышленной революции (или о вреде индустриализации) :-)
-
Вотэтоповорот :) Здорово!
|
|
|
|
|
Золотистые огни постепенно гасли, погружая помещение в полумрак. Разговоры постепенно стихали, и в зале воцарилась атмосфера приятного ожидания. Оно длилось всего пару томных мгновений: до тех пор, пока свет софитов не вырвал из окутывающей зал полутьмы сцену. Заиграло вступление, бордовый, в тон антуражу, занавес поднялся, обнажая перед зрителями расставленный реквизит – диванчик и столик с телефоном, перенося наблюдателей из ресторанного зала в чью-то гостиную. И, конечно, в подобных гостиных не могло обойтись без горничных – почти тут же, вслед за вступлением, появились полуобнажённые девушки в соответствующих костюмах, разбегаясь по местам. Но декорации и статистки – всего лишь фон. Для той, кто появился на целую минуту позже, заставляя зрителей смаковать момент своего появления. Музыка замедлилась. И она взошла на сцену – роскошная и блистательная в своём образе, одной лишь белоснежной улыбкой затмевающая остальных девушек. Знаменитый предмет гардероба – корсет с округлым декольте в форме сердца, чулки и туфельки, а сверху – полупрозрачный халатик. Плавные, медлительные, грациозные движения, с которыми она расставалась с очередной вещью. А стоило ей опуститься на диван и взять в руки телефонную трубку – и посетители услышали её мягкий, глубокий голос, чарующий переливами интонаций… Выступление длилось не более десяти минут, но давало зрителям насытиться визуально и усладить слух в полной мере. В последний на сегодня раз – ведь на этом сегодняшний репертуар знаменитой певицы заканчивался. И Эмбер Харт, прощаясь со зрителями и очаровательно улыбаясь им со сцены, с лёгкой грустью думала о том, что через несколько мгновений её покинет.
…Громоздкое зеркало с множеством рассыпанных по раме лампочек отражало усталое лицо Эмбер. Как бывало и прежде, певица, садясь за собственный столик в личной гримёрке, давала себе короткий отдых перед тем, как вновь выйти в свет. Нельзя было сказать, что она измучена, - её работа приносила ей немало удовольствия. Но ночной образ жизни вкупе с непрерывными разработками сценариев с песнями, костюмами и реквизитом давали о себе знать. Впрочем, лёгкий транс Эмбер, за который она словно вновь слышала проигранную в зале музыку и собственный голос, быстро спал. И девушка взялась за приведение себя в порядок: снятие грима, ещё более отбеливающего её и без того светлую кожу, и совершенствование причёски. Она не так бы переживала на её счёт – но не хотелось предстать перед незнакомым мужчиной в неопрятном виде…
Подумав о нём, Эмбер улыбнулась. И бросила взгляд на приоткрытый ящик, в котором, помимо косметики, хранила некоторые открытки поклонников. Среди них были и записки того таинственного незнакомца, что занимал её мысли не только последние минуты, но и последние дни. Естественно, подобные послания девушка получала не впервой. И была наслышана от официантов заведения о постоянных посетителях, что зачастую появлялись в клубе только в те дни, когда выступала она. Как правило, Эмбер лишь отмахивалась от назойливых поклонников, ибо была уверена: большинство из них – глупые влюблённые мальчишки, не представляющие для неё никакого интереса. Пылкие юношеские признания не могли растопить её сердце. Но и не реже она получала послания от более респектабельных и уважаемых мужчин, в сердцах которых давно угасла эта трогательная пылкость, а осталась лишь развращённость богатством и окружающей их красотой. От подобных толстосумов, разбрасывающихся своими деньгами и авторитетом, ей было ещё более противно. И Эмбер, совершенно не страшась, бросала им резкие отказы в их весьма вызывающих приглашениях. Ей нечего было бояться – под покровительством самого Джека О`Риппера. Пожалуй, он был единственным мужчиной на свете, с которым певице приходилось считаться.
Но этот таинственный незнакомец… он заинтриговал её. И даже Эмбер не могла бы ответить себе, чем именно – лаконичными записками, ненавязчивым вниманием или вызывающим интерес выражением: «У меня есть информация»… Харт понятия не имела, о какой информации говорил незнакомец. И почему не хотел ей показаться, не пытаясь увидеться со звездой за кулисами. У неё возникали тревожные мысли о том, что он принадлежит враждующей с ирландцами банде, и ему приходится наблюдать за ней лишь издалека. Действительно ли у него есть информация или это своего рода «ловушка»? Какую он преследует цель? Какая, чёрт побери, информация?.. Почему-то Эмбер, едва услышав эту новость, подумала об отце. Но не могла себе представить, чтобы кто-то смог узнать её тайну, её настоящее имя. Девушка понятия не имела, присутствует ли опасность в раскрытии её инкогнито, потому что не представляла, какое положение занимал в криминальном мире отец. Но она была вынуждена принять крайние меры по возвращении в родной город…
Это щекотало её нервы. Подразнивало любопытство. Интриговало и пробуждало азарт. Всё, начиная с того момента, как Элис Картер стала Эмбер Харт. Всё, включая и эту злополучную «информацию»… Кажется, Эмбер слишком привыкла к этому двуликому миру, и встреча с таинственным незнакомцем не вызывала в ней совершенно никакого страха. Свидание было назначено на нейтральной территории, во вполне презентабельном заведении. Стоило ли ей вообще бояться?.. И, в конце концов, кто не рискует - тот не пьет шампанского!
…Сделав лёгкий макияж, надушившись и сменив гардероб (на более закрытый, но не менее соблазнительный), Эмбер встала из-за столика, прихватила личные вещи и, надев солнцезащитные очки – сугубо в целях сохранения тайны своей личности, - вышла из гримёрки, направившись к чёрному выходу. И в который раз, следуя по этому коридору, она подумала о том, как странно порой складывается жизнь. Ведь ещё в подростковом возрасте, когда Джордж привёл её именно в этот клуб, ранее являвшимся простым баром, Эмбер влюбилась в это место и никогда не могла бы подумать, что будет здесь выступать. Как сейчас она помнила появление на сцене танцовщиц, разодетых в блестящие наряды, помнила клубы дыма от сигары, которую выкуривал её отец. Довольным взглядом он следил за игривым танцем, и лишь после, щёлкнув её по носу, произнёс: «Хороший из тебя выйдет адвокат, малышка. Такой серьёзный взгляд!»
|
Лелислав знал, зачем он сюда пошел, и знал зачем его позвали. Иными словами, есть "хочу" и "должен", и первое имеет свои права лишь пока не мешает второму. Впрочем, болтать с девушкой было приятно, петь для нее не было работой. Даже просто находясь рядом гусляр отдыхал душой от ужаса недавнего плавания, и мысль, что скоро им плыть обратно уходила куда-то далеко.
Увиденное, впрочем, тоже стоило того чтоб на него посмотреть. Что Иришку будут слушаться змеи не было неожиданностью, но вот что все звери станут выполнять волю царевны оказалось сюрпризом. А уж что потом началось и вовсе потрясающее. Иришка, оказывается, умела ворожить почище иного волхва, зажженный голубой огонь не только грел но и очаровывал Лелислава. -- А что, Ириш, неужто правду сказки говорят о вещих женах-змеях? Хотя, у нас-то на севере все больше о лягушках, но суть одна всегда. Мол, премудрая девица, лягушка или змея в своей коже, сняв ее умеющая обращаться в человека? -- Рассказывать больше гусляр пока не хотел, во-первых, боялся что насмех подымут, да и передохнуть чуток не мешало, петь-то явно еще долго предстояло. Лучше пока послушать, чего удивительного царевна расскажет.
Уж с чем-чем, а с тем что петь еще предстояло Лелислав не ошибся. Царевна сказала, что ждать придется несколько часов. Что ж, часа хватит на весьма некороткую балладу. Из всего, что приходило на ум, Лелеслав выбрал сказание об Орфии, сладкоголосом обманщике. Брала свое начала песнь, вестимо, у хитрых греков, впрочем, на родной сказ переводил, по счастью, не Лелислав; как намекал недавний опыт общения с Никасом, греческий у гусляра был весьма неважен. Однако, у гусляров принято вольно обходиться с чужими сказками, что прочитанными что услышанными -- каждый следующий норовил добавить что-то свое. И к этой истории Лелислав от себя добавил немало.
А повествовала баллада вот что. Был славен в земле своей Орфий Сладкоголосый, искусными песнями и искусным же враньем. И полюбил он дочь местного князя Дику, деву с золотыми глазами. И явился Орфий к князю, хвастая, что на ближайшем пиру, столько бы ни собрал князь музыкантов, всех перепоет он, Орфий, а коли будет так, то в награду себе просит отдать за него Дику. И созвал князь пир, и множество достойных мужей собралось в палатах радушного хозяина, и три ночи состязались лучшие певцы,. Увы, не только люди любят пиры. Смотрел на тот праздник, незримым, сам царь мрачной Нави. И понравился тот пир хозяину Царства Мертвых, и угощение, и музыка, а более всего -- та, ради которой затеяли пир, Златоглазая Дика. Музыка отзвучала, еда сегодня есть завтра нет, а Дику Царь Мертвых забрал к себе. И печаль пала на хоромы князя, и разошлись кто куда его знатные гости, Орфею же идти было больше на земле некуда. И решил он спуститься живым в Царство Мертвых, чтоб вернуть свою любовь. Но проста дорога в Царство Смерти, да тяжела обратная. Явился певец ко двору Царя Мертвых, и потребовал, чтоб выставили против него всех лучших певцов прошлого, что сейчас служат Царю. И если перепоет их Орфий, то пусть в награду Хозяин Смерти отпустит вместе с ним Дику. Но лишь смеялся Царь, сказав, что много о себе возомнил смертный. Но дерзость отчаянного веселит Царя, и так и быть, созовет он всех мертвых музыкантов, и если перепоет их Орфий -- то в награду Царь отпустит из Мира Мертвых одного, не будь он Царь Мертвецов. И собрал Царь певцов, и привел Дику смотреть, как вершится судьба, и без счету времени звучала музыка, ибо нет в Царстве Смерти дня и ночи. И перепел всех Орфей, и пораженный Царь от щедрот своих позвал суженных провести в его дворце столько времени, сколько горят свечи в человеческий рост. А после Орфий должен решить, кто отправится на свет жизни, а кто навеки останется во тьме. И разделили ложе Орфий и Дика, а после Орфий рассказал своей возлюбленной, как можно вдвоем покинуть Царство Смерти. Он вырезал из воска свечи фигурку, точь-в-точь похожую на него, и наказал Дике вырезать фигуру себя из воска, и написать на ней свое имя. И обменялись они фигурками, и Орфий рассказал, что надобно идти по одному, не оборачиваясь друг на друга. И если станет невмочь от тоски по другому, не оборачиваться на него, а смотреть на фигурку, и идти вперед. И когда встретит ее жесткий слуга Царя Мертвых, и спросить "Одна идешь?" отвечать "Одна". И как выйдешь из Царства Смерти, открой что написано на пьедестале фигурки, дабы найти им друг друга в мире живых. И вышли они из дворца Повелителя Смерти, и встали спиной к спине, и пошли куда глаза глядят, не оборачиваясь. Ибо куда ни идти в Мире Живых -- идешь к смерти, а куда ни идти в Мире Мертвых -- идешь к миру живых, главное не оглядываться и не сворачивать. И долго шла Дика, и была на пути ее тьма, непроглядная тьма и кромешная тьма, и остановил ее Страж Мира тьмы, и вопрошал "одна идешь?", и правдиво отвечала она "одна". И еще дольше шла Дика, и обнаружила себя не где-нибудь, а во дворце родного отца. И открыла она пьедестал фигурки возлюбленного, чтоб вслух прочесть его настоящее имя, дабы встретиться им вновь в Жизни. А там было написано "Прости".
-
Хороший. Вот так и в жизни бывает.
-
Ну ты завернул!!!
Пронзительная история).
-
За историю Орфея и Эвридики
-
Замечательная интерпретация)
|
Chi crede che il denaro gli faccia tutto finisce a fare tutto per il denaro.*
- Энтони, Марта - ты хорошеешь с каждым днем! -, Уильям! - поприветствовал отнюдь несвятую троицу Фульвио. Он знал каждого из них достаточно давно, чтобы его не оскорбляло чисто американская нахальная привычка сразу говорить о делах...
Энтони, тот, что говорил, в те времена был простым шофером, и, помнится, сам частенько обращался к жрицам любви. Всегда был чувствительным, романтичным до пошлости. Застрелил сутенера, когда тот на улице ударил одну из своих подопечных. Если бы не помощь Фульвио, все закончилось бы лет на тридцать пять раньше...
"Благочестивая" Марта - маленькая, изящная, но очень живая старушка, которую вы частенько можете найти или задорно играющую в лото на двадцать третьей улице (кажется, лишь она одна умеет в лото играть задорно), или смиренно молящуюся в церкви. Иронии в прозвище нет, она каким-то чудом сумела организовать публичный дом специально для женщин, немыслимую редкость где бы то ни было. И, хотя сейчас времена куда более свободные, на что и жалуется Энтони, но не настолько, чтобы женщина могла без труда найти себе партнера. Когда же она только начинала, была всеми уважаемой вдовой...
Уильям, сынишка покойного Нэйтана - хорошо разбавленный жиденок. Батюшка, царствие ему небесное, ушел в лучший мир совершенно своим ходом, без чьей либо помощи, а отпрыск, который вечно нос воротил от отцовских дел, видимо, ощутил сладость плодов, ими приносящих.
Когда Фульвио отправили в Оушен-сити, и он основал новую ветвь Семьи, ни о какой культуре здесь не было и речи. Произвол властей и полиции, грязь и убийства, распущенность и разврат. Нестра принес с собой стабильность и порядок. И, хотя в те времена ему была противна сама мысль о том, чтобы Семья торговала блудом, он был настоящим мужчиной и умел видеть вещи такими, какие они есть. А правда такова:: бордели были и будут всегда, и, если их будет контролировать не Семья, то станет кто-то другой. Но кто же сделает лучше, чем Фульвио, верно?
Уже после, когда, направляемый его рукой, бизнес стал развиваться (девочек стали регулярно осматривать врачи, абы кого в "приличные помещения" пускать перестали и заодно знатно уменьшили количество размалеванных шаболд на улицах и их "кураторов"), Нестра увидел то, чего не замечал раньше. Публичные дома были отдушинами для тех, кто не мог иначе. Иные не уродились красавцами, кто-то не умел красиво говорить, третий был вечно в разъедах - и вечно одинок. А сколько в мире одиноких, отвергнутых или просто нуждающихся в ласке женщин? Фульвио никогда не сомневался, что по-настоящему видеть красоту в каждой женщине умеют лишь итальянцы, но лишь здесь он увидел печальные последствия ограниченности американцев... И, наконец, кварталы красных фонарей позволяли мужьям и женам исполнить некие фантазии, которые были решительно невозможны на супружеском ложе.
Так что публичные дома порою даже помогали сохранить семью и ее ценности.
Вот, что было для Нестра гораздо важнее денег - в отличие от этих троих. И пусть общество шло путем свободы, разврата и распущенности, кое-что в нем всегда остается неизменным.
- Я понимаю вашу ситуацию. Времена и вправду изменились. Теперь все иначе, а потому и нам следует кое-что изменить... Поступим следующим образом. Я не только готов снизить для вас плату, я готов вложить деньги в развитие вашего дела. Помочь с охраной - уверен, сейчас появилось множество мелких конкурентов, которые предоставляют услуги... Скажем так, немыслимые раньше. Надо убедиться, что вы трое останетесь крупнейшими поставщиками своего товара в городе. Крупнейшими. Уважаемыми. Популярными. И, самое главное - надежными. Поэтому, когда придет человек, которого вы узнаете в лицо, - ну, знаете, полицейские, политики, бизнесмены - вы знаете, кому звонить. И убедитесь, чтобы каждого обслужили как следует.
Да, это выходило за рамки сотрудничества, которое сложилось ранее. Но именно сейчас дон Нестра чувствовал острую необходимость иметь как можно больше рычагов давления на представителей законной власти в этом городе.
|
-
Пытливый ум у Фоки)))
-
Это ж ещё надо было придумать)))
-
Фока жжет почище того змея)
-
Не могу не заплюсовать этого)
|
|
Немец молча шёл на протяжении всей дороги, которую показывали отряду змеи. По пути он размышлял о своём месте в отряде, да и вообще обо всех членах отряда. И своего места он, откровенно говоря, не мог понять. Как в семье своей он себе места не нашёл, так и тут ему было трудно освоиться. До сих пор он ни с кем из группы не смог завести продолжительного разговора, кроме как с Иваном, но и тот разговор завёл скорее из-за любопытства, нежели из дружелюбия. В какой-то момент Риттервульф даже подумал что Иван считает немца отдельным видом нечисти, с которой сам он борется, но постарался выкинуть эти мысли из головы. Пока что его единственным другом и семьёй был Ночной Волк, который ответственно заявлял, что раньше люди часто охотились с волками. Он говорил, что каждый волк имеет память своих предков, и что в далёкие времена такая связь как у них с Францем была не редкостью, и что даже зачастую привязанные друг к другу люди и волки сбивались в стаи.
Но сейчас его единственный друг всё чаще отстранялся от него, при любой удобной возможности убегая подальше в лес, или куда-то ещё. Оно и понятно, ему было не по себе когда вокруг было много людей, которые хоть и привыкли к нему, но всё же…
Выйдя к вужалке, Франц мгновенно забыл о чём он там думал. Столь прекрасной ему показалась не виданная им до селе змеевидная особа. Второй раз немец был словно очарован. Очевидно, на нём сказывалось что давно он оставался без женского внимания. Не то чтобы он до ухода на службу много пользовался вышеупомянутым вниманием, но оно всё-таки было, может, в большей степени из-за титула и земель отца, чем из-за внешней привлекательности, но всё же… А в лесах особо девушек не встретишь. Однако, в голове Франца зародилась занятная мысль, но он решил подумать над ней позже.
На протяжении всего диалога Риттервульф стоял немного в стороне, смотря куда-то далеко, но в то же время внимательно слушая разговор. Он как обычно не вмешивался, тем более что о борьбе с нечистыми силами он знал ровным счётом ничего, но зато он знал что группа наверняка примет решение которое как минимум не не понравится Францу, хоть его мнения никто непосредственно и не спросит. А если и примут, то тогда уж он выскажется, и может быть, к нему прислушаются и что-то изменится.
Змей Горыныч-младший. О Горыныче были наслышаны даже в Пруссии и немцу захотелось взглянуть на родственника своеобразной легенды, ибо он сам имел довольно смутное представление о том, как подобное существо могло бы выглядеть. Ведь все рассказы о нем были довольно расплывчаты и не давали конкретного образа Змея. Одни говорили что у него три огнедышащие головы, другие говорили что он – дракон, и пусть с одной головой, но жар его пламени был способен испарить не то что озеро, а целое море! Третьи же несли совсем уж околесицу и говорили что у него есть крылья и в целом он может и выглядит как дракон, но летать совсем не умеет. В общем, немец был в некотором предвкушении.
|
-
Улыбнуло)
-
Не ожидал от Фоки подобного! Думал, что будет откровенно пялиться :)
-
На этой мысли Фока окончательно испарился думать, за что и получил тяжелой веткой по лбу. Засычал, губу закусив, и дальше пошел со всеми. Фока, без сомнения, заслуживает тонны плюсов своей клевостью))).
|
|
|
Ощущая, как мир на миг застыл и поплыл обратно, после чего вернулся в более-менее стабильное состояние, мутант понял, что включилось аварийное восстановление. Итан встал, словно ощущая, как становятся на место и закрепляются кусочки его тела, собираются вены, артерии и капилляры, в которые обратно заливается кровь. Рука неприятно хрустнула - похоже, она получила больше всего повреждений от тарана и ещё не успела полностью срастись и оказалась неготова к нагрузке. Процедура не из приятных, но и не без плюсов по сравнению с обычной регенерацией или исцелением - организм не может срастись неправильно. Но боль оставалась. Фантомные боли, которые бывали и у тех, кто терял конечность - мозг всё ещё верит, что травма на месте. Даже если болеть нечему. После нескольких падений, спидстер научился терпеть - было больно, а голосовые связки не всегда срастались первыми.
Немного хромая, явно психосоматически, он пошёл, туда, куда отправился Волк. Но вышел он с противоположной стороны площадки, на которой Непокорные оставили доктора, парень на секунду зажмурился, чувствуя, как левый глаз наконец полностью закончил с ремонтом, собрав кровь из яблока. Он себя чувствовал так, будто его вновь обдало горячей смесью крови и мозговой жидкости Джины. Они не могут... Столько ребят... Будь он в Порыве, наверное, он бы бросился, готовясь или размазать профессора по земле или отправив его в винты вертолёта, но рука, держащаяся за стену хрустнула - полностью срослось запястье.
Профессора так и не умыли и в те моменты, когда на него мог падать свет, Итан видел на нём кровавые следы остатков Джины. Впрочем, как и на Эрле. На его глаза навернулись слёзы, когда он вспомнил о Джине, о других друзьях, которые стали мирмидонами и с её смертью потеряли последний шанс на хотя бы подобие нормальной жизни. Как будто у кого-то из них оно было. Самое страшное - это то, что он мог понять причины лидера и не мог с ними не согласиться. Но это было слишком трудно.
Итан развернулся и шагнул обратно в темноту с обычной человеческой скоростью ступая по земле. Это было именно тем, что ему было нужно в этот момент. Несмотря на желание перейти в Стазис и заглушить чувстваили сбежать от них в Порыве, он шёл дальше от площадки, слыша то, что происходило за ним, а по лицу стекали тёплые, солёные слёзы, смешиваясь с кровью на нём.
-
Очень эмоционально!
-
Бедный парень
|
Прячась за углами строений, Непокорные наблюдали, как вертолёт завис завис над кварталом, принимаясь шарить вокруг ярко вспыхнувшим лучом прожектора - и очень скоро остановив луч на связанном Мендельштейне. С вертолёта спрыгнул - просто спрыгнул без какой-либо страховки - затянутый с головы до ног в городской камуфляж человек. Для обычного человека такой манёвр означал бы несколько переломов, и автор самоубийственного прыжка, похоже, приземлился не без последствий... однако затем, когда он выпрямился и шагнул по направлению к Мендельштейну, все его переломы как будто исчезли в мгновение ока. С вертолёта тем временем десантировались тяжело вооружённые солдаты, принимаясь рассредотачиваться и занимать огневые позиции, - Непокорным пришлось спрятаться, чтобы не быть замеченными. Системы Костюма Древних быстро распознали сверхъестественно-быстро-регенерирующего человека: его звали Уильям Нельсон, в прошлом известный как Парагон VI, а ныне - как наёмник по имени Экзекутор, разыскиваемый за дезертирство, участие в незаконных вооружённых формированиях, похищениях людей и убийствах. Если верить базам данных ФАКС, его суперсилой была регенерация поистине фантастического уровня... - Это вас мы должны были спасти? - поинтересовался Экзекутор, подходя к Мендельштейну. - Вам помочь? - он достал из-за спины меч, ярко блеснувший в ночи. - Думаю, я сам... благодарю, - Мендельштейн, как ни в чём не бывало улыбнувшись, неожиданным нечеловеческим усилием разорвал свои пути и встал, потирая полученные им синяки. - Вы появились очень вовремя: эти молодчики как раз обсуждали, какую часть тела мне отрезать... однако, похоже, они решили не создавать себе дополнительных проблем. - Вот как, - хмыкнул Экзекутор. - Значит, нам оставить их в покое, забрать вас и улетать? - Полагаю.... да, - ответил Мендельштейн. - Учитывая... способности этих юношей, а также их, так сказать, решимость и целеустремлённость, бой с ними сложно будет выиграть без потерь. - О'кей, парни - поднимаем профессора на леталку и улетаем, - махнул рукой Экзекутор. - Чёрт! - ругнулся Эрл, наблюдая из своего укрытия за тем, как солдаты поднимаются на тросах обратно на вертолёт, а тот, забрав всех своих пассажиров, разворачивается и улетает прочь, исчезая в ночном небе. - Ну где, где эти герои в разноцветных плащах, когда они нужны?! Тут сумасшедшие учёные ставят опыты над людьми, преступники в федеральном розыске летают, как у себя дома, а ни одна собака даже не почешется! Ладно... - он выдохнул и повернулся к своим друзьям. - По крайней мере, они вроде бы решили оставить нас в покое. Обитателям коммуны ещё предстояло забрать тело Джины из заброшенного дома и предать девушку земле. Ответить Мелвину - бывшему парню Джины - на его взволнованный вопрос, что с его девушкой, и увидеть его убитое горем лицо. Узнать, что пока коммуна готовилась отражать возможное нападение, Энрике Кастеллано удалось сбежать из подвала, где его и его банду держали в плену. Единственным, что скрашивало горький вкус поражения, было то, что Мендельштейн и его таинственные наниматели, похоже, решили, что связываться с уэйуордской коммуной и Непокорными не стоит затраченных усилий, а месть за нанесённый им ущерб не принесёт выгоды, и как будто действительно оставили коммуну Уэйуорд-Стритс в покое. Коммуна вновь возвращалась к привычной жизни... а Непокорные могли обдумать, как помешать планам тайно действующих в городе суперзлодеев, - но это им предстояло сделать лишь в будущем. Продолжение следует
-
Отличный финал затянувщейся истории. Плюс за упорство и умение хорошо закончть увязнувший модуль, а такжев целом за отличную игру.
Даешь продолжение!
-
Спасибо за игру. Жаль, я не продержался до конца.
|
Как волны черные да буруны пенные бились о борта корабля кощеевого, так грусть и печаль плескались о душу Фоки. Каждый миг, пока шли они через места гиблые, вспоминал тать жизнь свою. Не хорошую и не плохую: хоть и хаживал он дорожками кривыми, да всегда знал на что идет и были светлые деньки пополам с темными. Никого не винил в жизни своей непутевой. Жил он не по правде людской, но вот коли люд за солнце выходит биться, видать не хочет тать на сторону черную становиться, не до конца он в омут нырнул значит. Проплывают образы прошлого, жизни былой, пред глазами Черного, как те иконы в храме бога распятого. А вокруг то волны, что готовы корабль аки скорлупу ореха размолоть, то твари темные, жадные до мясца людского, теплого, до душ не загубленных клеймом кощеевым. Да каждый раз все искусней становятся силы, что дорогу преграждают им. Мороки да призраки, что разум аки замок взламывают. Твари кусючие, щупальцами хлещут вроде плетями, души до самого дна выпить желают, а все ради того, чтобы не дать им до дерева добраться. Хоть и было вдосталь людей у Малаха, чтоб грести, да Фока все одно напросился в гребцы. Когда от дела маешься, то только тошно становится, токмо сильней ужас в живот забирается да льдом все сковывает. А так, руки крепче весло жмут, глаза в пол уперты да мысли вон. И-и-и раз! Удар плашмя о воду. Сколько же будет-то еще напастей, долго ли еще? И-и-и раз! Выдержит ли Фока испытание морем темным? И-и-и раз! По бокам люд сидит суровый, лица хмурые, словно на поминках. Все жизнью обтесаны, кто как, вестимо по-разному, но в час темный собраны да подогнаны друг к дружке. И-и-и раз! Отходил от бережка корабль боевой, огромный да грозный, готовый и мрак и тьму раздавить, а плывет уже вроде как кораблик малый, шкарлупка от семечки гарбузовой... Не думал, не гадал Фока, а мыслишка сама юркнула в голову. Коли силы такие собраны, чтоб помешать человеку в место то попасть – может и не надобно ему туда? Может природой самой то место закрыто, говорит она вроде как голосом человеческим: не ступай туда, окромя лиха да горя ничего не сыщешь! Ан нет, рогом стали да прут, аки волы по пашне. Да токмо не переломят ли их за дерзость? Выплыли. Справились. Выдохнул Фока, словно камень пудовый нес да опустил на земь. Живы, вроде. – Да чтоб хоть раз за плетень после такого я вышел! - тать утер потец со лба да руками в борт уперся, дух переводя, - да ни в жизнь! А тут как раз Лелислав диковинку в море пустил. Р-раз! Ладья, аки лебедь, по глади ровной заскользила... – Ляпота!... - тать от удивления рот раззявил, да закрыть и забыл. Так и шел на ладью, как только в пучину не свалился?
-
Не устаю плюсовать твои посты. И стиль держишь,и роль отлично играешь
-
фантастически яркий персонаж Фока
|
|
За последние три дня путешествия Лелислав прошел через все ступени страха. Страх битвы, лицом в лицо с противником -- тот, который подстегивает воина как плеть коня, тот что уже становился привычным. Гарпии, зубастые выпрыгивающие из воды рыбы -- все это пробирало до нутра, но уже через часок после того, как палуба отмывалась от крови, становилось лишь темой для терапевтической беседы с Никасом под очередной наперсток его волшебной настойки. Как всегда воины отходят от боя, за совместным возлиянием, смеясь несмешному, в спасительном отупении, которое одно и помогает не думать, как близко костлявая прошла на этот раз. Поначалу Лелислав даже ухмылялся про себя, мол чем только не обогатятся его будущие сказания, впрочем, эта бравада иссякла быстро, осталось только, "Господи, лишь бы доплыть!".
Тянущиеся из-под черной воды щупальца неизвестного врага были куда более тягостны. А уж и вообще не показывавшиеся чудища, когда остается только играть воодушевляющую песню тому парню, что выбирает момент пинком столкнуть за борт бочонок с подожженным фителем, и молиться, чтоб это сработало. Хотя молиться -- дело Мирославы, а гусляру остается просто петь и надеяться. Но потом, казалось, уже не чудища а само море ополчилось на непрошеных гостей. Погода перестала слушаться музыки. Что дело нечисто, Лелислав понял, когда песня спелась как надо, но туман не разогнала. Гусляр начал играть чаще, но мрачно ждал новых напастей, и они не замедлили появиться. Шторма не желали утихать, впрочем, кто знает, что было бы, не играй Лелислав успокоительную. Желания проверить, что случится если замолчать, у новгородца не возникало. Потом плавучие острова и корабли-призраки, чем-то напоминающие мрачный Нагльфар, каким он представляется в сказаниях суровых северян.
С пошедшим вверх дождем с видениями множественных смертей их корабля волна страха захлестнула Лелислава с головой. Лицедей вышел из роли воодушевителя команды, теперь он был так же напуган, как все они, и если не схватился сам за весло, чтоб грести плевать куда, лишь бы отсюда -- так только потому, что праздных весел не было. Малах понимал, куда идет, и команду подбирал соответствующую.
И вот весь кошмар закончился. Досадно было, что сели на мель, но это дело для мореходов привычное. Правда не с таким большим кораблем, но тут новгородец в Малаха верил, справится. Свой козырь из рукава показывать Малаху Лелислав не хотел, все же не до конца доверял разбойнику, и поначалу думал, не испросить ли шлюпку, чтоб до берега добраться. А потом представил, что тут может на этих последних двух верстах под водой скрываться, и решил нет уж, лучше пусть днище потолще будет, чем у шлюпки-скорлупки. Сам думай, кого больше боишься, собственного капитана, или... Впрочем, тут и сомневаться нечего, что "или".
Лелислав сбросил за борт свободный конец каната, и полез вниз, так чтоб волны уже сапоги захлестывали. И прежде чем его окликнули, мол какой бес ему в голову ударил, гусляр уже, отпустив одну руку, нашарил в суме свое сокровище, и бережно опустил его на воду. Можно было и с борта кинуть, но ну как перевернется?
Это был сладкий момент. Видеть бы вытянувшиеся рожи на борту, когда рядом с судном будто из ничего возникла ладья. И на ее борт Лелислав вступил уже капитаном.
Пару секунд гусляр наслаждался эффектом, а потом перешел к делу. -- Ну что герои, грузимся, че рты-то поразевали? Малах, сколько Орел в тот раз отсутствовал? Харчей берем на столько дней, да еще на три. Хоть надеюсь, что мы-то быстрее воротимся. обратно привезем, ничего им не сделается. Воды на день, да еще пустых бочонков. Дубы не растут там где ручья нет, не бывать такому. Так что еще запас пополним. Ну что, герои, шевелись, раньше назад воротимся. Малах, надеюсь, уже снимитесь с мели. Жди здесь на якоре, ближе не подходи. Если туда доплывем, то и обратно. И готовь канат да лебедку, нам эту красавицу из воды тянуть придется.
Новая роль тешила самолюбие новгородца, нельзя было этого не признать. Впрочем, капитан он на две версты всего, там снова все равны станут. Но пока -- пустячок а приятно.
-
Интересный пост.
-
Хороший пост! Живой
|
Василий был не рад после разговора с Малахом. Уж казалось бы — воин и есть воин, а крепко все было не по нему. Не привык себя княжич сдерживать, а тут каждый зацепить норовит. Что басурманин, что Соловей, что дочка его, что Малах, что гусляр — каждый то не в свое дело лезет, то уколоть спешит, то упрекнуть чем-то. Умом-то, конечно, Василий понимал, что между ними пролегла пропасть, да и в друзья он ни к кому не набивался. Вывел он воина-кащеевца на бережок, снес ему головушку, смыл со стали булатной кровушку, да и пошел по песку. На волны смотрел, да тосковал по родному краю, по отчему дому. Думал, что там да как сейчас, да чем все заняты в это время дня. Да вспоминает ли о нем хоть одна живая душа. Ходил княжич по берегу, слушал прибой да раковины разглядывал. Никогда он доселе моря не видел, а теперь, хоть оно и мрачное было и недоброе, лучами солнечными не освещаемое, но все же величественное, свежее. Хотелось на волны его насмотреться, воздухом соленым надышаться. Нашел местечко почище, сел на бревно, что прибоем выкатило, да и задумался обо всем да не о чем. А на душе склизко, будто водоросли там раскиданы гниющие, ну точно на берегу. Вот ведь не зря говорят, что важнее не куда, а с кем. Думал он, все крутил в голове с одного бока на другой, что о нем говорили, да как. И вроде бы что ему до них? Бродяги да воры, да монахиня — кто он им, кто они ему? В ином раскладе и слушать бы не стал — протянул бы плетью поперек лица, чтобы думали, прежде чем говорить. А тут-то как? Ить товарищи. Неможно лютовать. Да и браниться не к лицу. Ничего Василий не придумал, побросал кинжальчик в песок, попересыпал песок тот из ладони в ладонь, намочил сапоги в море-окияне, да и пошел назад. Такова, стало быть, дорога его. Не поворачивать же теперь из-за огляда людского. Не за тем он ехал, чтобы слова красные о себе выслушивать. Сидел Василий на пиру, пригорюнившись, косился все на местных, на сволоту празднующую. Да на соратничков. На Черную Девку, что упилась допьяну. Вот кому легко! Есть с кем — выпьет, нет — тоже. Княжичу же брага в рот не лилась, коли нету человека, с кем разделить хмельное веселье. Так и сидел он, всем чужой, что своим, что местным, что родичам Малаховым. Не с кем словом перекинуться, не с кем песню на два голоса спеть. И лишь когда Злата плясать вышла, махнул Василий рукой. В Киеве — там по-другому было, там проводы божеские, семья, дом, в трезвости надо было быть. А тут, в Велесовом Хвосте, иное совсем — дьяволовы проводы. Вторые, последние, стало быть. Ахнул он кружку разом да и пошел плясать. Да уж и все равно было, как посмотрят да что скажут. Сапоги в пол стучат, музыканты из кожи вон лезут, Злата сама как пожар в степи. Пьянит пляска почище вина да браги, взлетают юбки, крутится мир. Пропади оно пропадом, один раз живешь.
=========================================================================
А на корабль взошел уже готовый хоть через час саблю вон и драться, с кем надо будет. Большой был у Малаха корабль, не швыряло его, как скорлупку, на волнах, и оттого, может, и не было у Василия морской болезни. Наоборот, понравился ему корабль. Словно конь породистый, даром что клеймо переставили. А что кощеевский да рабов возил — так и у коня не спрашивают, как работать хочет. Запрягают да едут. Но, однако же, думы тяжелые бесследно не исчезли. Улучил Василий момент, когда матушка одна будет, да вездесущий гусляр на выпивку отвлечется. Тогда и спросил ее вот о чем: — Ты уж не серчай, хотел я у тебя спросить, да все никак времени не было. Не разумеешь ли ты, по какой такой хитрости князь Орел людей выбирал для похода нашего? Уж больно братия эта странная. Отчего не богатыри, не воины православные, не честные христиане? Отчего бродяги, разбойники да воры? Отчего язычники да басурмане? В толк я взять не могу. Уже ль перевелись на земле русской герои, что во Христа веруют? В толк я не возьму, и горько мне от этого. Знаю я, бывает, что товарищей по битве не выбираешь, но чувствую, что чужой я им.
|
Глаза монахини округлились... От таких слов чуть ноги у нее не подкосились. Самое страшное, что обвинение Малаха было небезосновательным. Ей-то золото по жизни было без надобности, а на что собирались свои честно заработанные золотые тратить ее спутники, то не ее дело. Но и правда, торговля была здесь неуместна, с самого начала. К чему им приберегать монеты? Они может и не вернуться из своего похода. Все они перед царем клялись родине послужить верой и правдой, всех поди чувство гордости и благоговения одолевало в те минуты, разве кто думал тогда о выгоде? Ну, за всех не скажешь... Да и чего сейчас разбираться? Стегнул Малах, как плетью, как ледяной водой окатил. Понятно стало, что в обиде он на государство, как таковое, не на родину, не на землю матушку, а на людей, что ее населяют, что когда-то предали... И ни к чему ему ни новые связи, ни репутация, ни подвиги славные. Может и права, только вот этою общиной и живет. Тем, что нужен хоть кому-то, даже тем, кто алчен, низок, лицемерен, но живет под его началом, зависит от него. Не злой он, ох и не злой, но обозленный. Кивнула Мирослава с пониманием, словно признавая правоту хозяина. - Думается мне, что прав ты, Малах. Про деньги прав. Не пристало нам их считать в такой-то момент. Но кое в чем все-таки ошибаешься. Благородство ненужным не бывает. В душу к тебе лезть я не стану, поняла уже, что только хуже от того бывает, но скажи ты честно - неужель не хочешь помочь нам Солнце вернуть? А если б нас здесь не стояло, а просто знал бы ты, куда идти за солнышком, неужель не отправился бы? Если б знал, что есть шанс, и заблестит Русь-матушка, зацветет, да запоет. Что детки малые лица свои теплым лучам подставить смогут, что сгинет вся нечисть с лица земли, что закончится этот кошмар? Неужели не пошел бы? Не ради славы и богатства и не ради искупления грехов, не для того, чтобы проверить себя али других, а просто... ради жизни... Вздохнула монахиня. Тяжело ей речи такие давались. Многое хотелось сказать, а уместно али нет, кто скажет? С горяча многое можно наговорить, да и не привыкла она выступать перед людьми, что в проповедях не нуждаются. Потянула сумку свою из-за плеча, порылась в ее глубинах и вытянула мешочек с оставшимися золотыми. К столу ближе подошла да высыпала золото свое: - Это все, что есть у меня. Не откажи нам, добрый человек. Знаю, что добрый, - матушка улыбнулась, на сурового моряка взглянув. - Прости, если обидели чем, но и нас не обижай, гостей твоих.
-
Приятный пост. Теплый.
-
Не нарадуюсь на отыгрыш
|
Фока смахнул пот с чела и сунул саблю за пояс. Схватка завершилась полной победой братии, вокруг валялись порубленные кощеевы гридни, лужи крови застлали пол. Особого ража боя тать даже не учуял, бился потому как иначе было нельзя, игра на размен пошла, да и жалко "пику" не было. Вроде люди то были, а вроде и нет... Как и прежде смотрел Фока на Чернавку пугливо. Не выходил у него с памяти тот миг, когда она глазом чародейским всю корчму обвела. Словно в душу глянули татю, да так глубоко, что покоробило его. Затрусилась душа сволоча, аки зайца серого. Плямкнул Фока губами пересохшими и представил, вдруг как на привале ночевать будет у одного костра с девой черной. Как глаза закроет, только в дрему провалится, а она ка-ак зыркнет опять! Его аж передернуло всего. Опомнился уже когда Василий ему сказал, чтоб с пленным подсобил. Кинулся было... вспомнил про карманы да кошели, что как грибы были по корчме рассыпаны были. Ведь у каждого кощеевца при себе мог быть скарб дивный, рыжье али камешки-самоцветы. Уже почти начал было шарить, да встрепенулся Фока: сидели бы тогда они в корчме да квас кислый жрали, коли карманы тугие бы были? Вестимо нет, значит и в карманах ветерок кувыркается. Обратно к пленнику пошел тать, да на пол дороги остановился: ведь могли они вещичками и зачарованными обжиться... – Да ну что ж творится то со мной! - слово бранное умолчал тать, крутануло на месте Фоку – снова решил он карманы посмотреть. Уже руку тянет, а мысль как стрельнет, аки княжич пулькой из ружьишка своего: это же Кощея ватага – самого страшного колдуна, а раз так, вестимо токмо черные вещи у них могут быть, поганые, что в руки попадут, а руки те и отвалятся. Икнул Фока от мысли страшной, глянул мельком на "цапалки" свои и к груди их прижал, отвернулся, отошел по-дальше от врагов поверженных, да по-ближе к пленному. Тут как раз и перепалка началась меж гусляром да бубной с корчмарем. Лелислав прав был во всем, говорил по делу так что Фока даже не раздумывая за товарища, уже боевого, "впрягся". – Ану ша, волчья сыть! Куды кочерыжки тянешь!? - он яро глянул на воров, что токмо языками шлепали, когда помощь нужна была, сказал тать - Решили завернуть, когда шкуру на кон ставить нужно было? А? Бычье кривомордое! Кумекалки заточили и слушаем: им, – он выразительно глянул на товарищей, перепачканных кровью, - как в лоб, что по лбу резать что пику, что бубну. Тать перевел дыхание, хоть и говорил он дерзко, вестимо, с гонором, да токмо ведь правду говорил. А правде верят, особливо коли с уст, привычных к вранью, исходит она. Поймал взгляд Лелислава, на миг задумался, от чего рожа стала у Фоки ну уж совсем глупая. Уразумел он, что вроде как не против гусляр уходить, да токмо спину показывать не хочет. Кинутся вдогонку да рвать станут. "Эх, да не дурак ведь, братец-то! Встретить бы на пяток лет раньше такого подельника! Ух и делов-то накрутили бы" - кому что, а вшивому баня! Кивнул невзначай, мол дошел мыслями. – Так что коли кто желает кишки с пола собирать – милости просим, – Фока улыбнулся, любо дорого посмотреть, словно гостей к столу зовет, – молодцы будут рады! А чтоб локти кусать не стали да дурость в головы пускать – так уж и быть. Барыш с кошелей да поясов ваш. – он кивнул на трупы, - На чужой земле делиться надобно так Поконом бубновым положено. На этих словах он выразительно глянул на товарищей.
|
|
|
-
Красивый пост весь, но особенно понравилось мысли о мотивации кощеевого отродья.
-
Отличный пост, особенно что касаемо восприятия Василием кощеевцев
|
|
|
Не след было боярскому сыну пугаться волшбы, но Рощину, конечно, не по себе стало, когда цыганка глаза закатила. Но рука его не дрогнула, когда подхватить гадалку пришлось. Почувствовал он тугую плоть, молодую, женскую, материнскую, сочную, как яблочко красное, яркую, как цветок раскрывшийся, жаркую, как натопленная печь. И только хмарь на душе не давала пламени разгореться. Усмехнулся он, на кошелек глядя. Достал оттуда еще горсть монет, протянул ей. — И ты себя береги, красавица. Схорониться бы тебе, чует сердце мое, могут тут случиться булатные проводы да червоные слезы. А вот из ребятишек твоих кто мог бы за лошадьми присмотреть. Говорили, что цыгане лошадей воруют — и это правда. Но то цыгане, а это цыганята. А клин клином, как известно, вышибают. — А звать-то тебя как? Даст Бог, свидимся еще.
Вот, опять басурманин не своей печалью опечалился. Слыхал Василий о людях ратных из земли немецкой, что вроде как воины, а вроде как и чернецы. Те обыкновенно крест на одежде носили, и давали обет не дотрагиваться до женщин. По-разному к ним относились на Руси, где божьими дворянами звали, а где и псами-рыцарями. Воины они, говорили, хоть куда, да честный бой не жалуют только — где скопом навалиться, где сонных резать, где сзади ударить, вот как Франц этот, что с волком тешился, на палача со спины напал. А этот лучник сумрачный, интересно, не из таких ли? Не потому ли на цыганку взъелся, что видит око, да зуб неймет? — Ты, стрелок, по всему видать, человек заморский, не знаешь законов наших неписаных. Так я тебе расскажу. У нас на Руси говорят: "Не пойман — не вор", а повинную голову, — тут подкинул он кошелек, звякнувший монетами, — меч не сечет, слыхал? А коли не терпится тебе, ясный сокол, покогтить кого, так не когтил бы лебедицу, не видишь — птенцы у нее, семеро по лавкам, мал мала меньше. Пойдем-ка лучше в кабак, там, я так мыслю, поболе тех, кому твоя проповедь о добродетелях християнских больше в масть выйдет. Если, конечно, не заробеешь, коль не мать с детишками пред тобой будет, а люд лихой.
|
После второй фразы спасителя своего бывшего, Лелислав почувствовал, как капли пота выступают на спине, ползут по лопаткам вниз и вбок, собираясь к впадине позвоночника, и вдоль него уже почти что маленьким ручьем в штаны. Нет, не от того что спаситель, похожий на Соловья-Разбойника, Соловьем и оказался, к этому-то уже можно было привыкнуть; раз уж совсем недавно по рассказам погибший героем Чернобород погиб второй раз, уже чудовищем. Это все казалось теперь мелочью. -- Про Соловья-Разбойника кто же не знает? Только у нас поют, что погиб он -- брешут, видать. Я как тебя увидел, подумал, неужто сын в отца так пошел. Соловью-разбойнику-то уж не мало лет должно быть, а ты вон, в силе, другим на зависть. Пальцы перебирают струны, язык плетет свою болтовню. Страшно, черт возьми. Подлые мысли в голову лезут, что лучше бы помалкивал. Ан нет, что-то говорит, что хоть и перед Разбойником, а сам поступай как должно. На кривом пути удача отвернется, а им сейчас удача ой как надобна. А может, и не эта благочестивая мысль последним камушком на весы легла, а дурацкий мальчишеский понт, но добавил гусляр залихватски: -- А впрочем, хоть бы и с самим знаменитым Соловьем-Разбойником, от слов своих не откажусь. У нас на Руси говорят, делай что должно -- пусть будет что будет. Ляпнул, и сам своей смелости дивился. Но уже отступать поздно.
Не то сейчас Лелислава пугало, что перед ним был не то не умиравший, не то воскресший Соловей-Разбойник, а то, что оказывается он знал все про людей Орла и искал их. И ведь перчатка с раструбом, такая же как на руке Януша. Не часто Лелислав такие видел, и казалось, что не может быть совпадением. -- Ну, ежели ты и про выбор Орла знаешь, и нас здесь видишь -- то сам про все догадываешься. Конечно, мы здесь по Малаха. Мы вот, пока сюда собирались, видели черного коршуна, в очень уж похожем на твое окружении... -- Не то чтоб привычный к этому, не часто придется древние заветы ремесла исполнять, многим так вообще за всю жизнь не выпадет непростой жребий. Так и расскажут сыну про древний зарок гусляров, как сказку, слегка загадочную, слегка пугающую. Но на сказки у Лелислава память хорошо. Итак, если встретил того, от кого есть что скрывать -- должен это рассказать. Как угодно прячь-запутывай, но сказать придется. Как сейчас, про коршуна вместо Януша, летающего с воронами, перчатку сделать каким-то нелепым окружением...
А миг спустя Лелислав решил, что ну все это к дьяволу. Ты уж если долг признал, так не только один раз его исполни, но и до этого не пытайся хитрить с благодетелем. Пусть слова значат то что значат. Гусляр одернул себя и сказал то же самое еще раз: -- Нам встретился еще один витязь в таких же перчатках как у тебя. Не твой дружок был?
|
|
|
Лелеслав неизменно благодарил всех высказывавшихся. -- Спасибо, друг Франц. Обещаю, что не подведу твоего доверия... -- Спасибо, жена загадочная. Пойдешь со мной -- будет хорошо, будешь другим занята -- все одно справимся, из восьми кто-то да окажется свободен, всего-то при разговоре поприсутствовать.
Особо же гусляр ответил Мирославе, еще в пути, едва монахиня соизволяла заговорить, Лелеслав почтительно прерывал всякую свою речь. Спокойный перебор струн сейчас, правда, прерывать не стал, надеясь, что тихая музыка разговору не помеха. -- Истинно так, матушка. Приглашаю, всех кто более неотложными делами занят не будет, пойти со мной. Ну там, не знаю, что с дороги да перед дорогой в селении может понадобиться, но если что -- устраивайте свои дела, сопровождающих авось хватит. Я бы больше, игуменья, опасался не за разговор с Малахом, а как бы против нас уже на корабле лихое не затеяли. Потому и думаю, что надо бы бдящих по ночам оставлять. Да, может, кашеварить самим.
Вообще, поболтать, как и всякий гусляр, Лелеслав оказался большим любителем. И сам рассказать, и других послушать. Улучшив момент, и сам спросил у Мирославы. -- Игуменья, я вот в толк не возьму, не просветишь неразумного? Вот, читал заморское писание о господе нашем. Вроде как их трое но он един -- ну хорошо, тут ясно, можно себе предс авить. Вроде, Отец это Иегова, сын это Иисус. А Саваоф из них который? Там же вроде как третьим дух, а если по картинке судить, так он вообще голубь. Ну не голубю же богом воинства быть? Странно это как-то, засмеют воины голубя-то, они народ суровый.
-
О, столько внимания матушке. Однозначно плюс)
-
Оо, богословские споры! И вообще, радует твоя активность и твой слог. Продолжай в том же духе
|
Сколько-то шли они, пока до Киева, града стольного, дошли, Фока и не упомнил. Знал лишь, что время долго тянулось, что серое полотно дороги грязной, прямо меж ушей лошади, видел изо дня в день. Бывало, что скукою маялся да на своих двоих шел, размеренно грязь ногами втаптывая. А дорога, как вроде заговоренная – все не кончается и стелится аки речка в разливе. Пока до града добирались, еще больше с товарищами сдружился. Кой де раз не шельмует, коли в карты сядут играть с Витей. Да то не Фока виноват: руки-то привыкли масти дергать, а переучиваться – хуже самой учебы, так что только силой заставлял себя тать по-честному играть. Ежели слово какое бранное на язык лезет, Фока старается проглотить, да искоса на матушку поглядывал, мол понимаю, что ухо "болеть" будет, что негоже человеку божьему мужицкие бряцалки слышать. А ежели с Ваней за костром о том, о сём баят сядут – Фока каждое слово передумывает, ведь знает, что понести может, наговорить с пять коробов, а человек, доверие проявивший, поверит еще, небось. Стыду-то будет, так Фока прям по рукам и ногам опутанный ехал: ни обдурить, ни картинами по босяцки перекинутся, ни судьбу поругать. Да все то пустое, ведь впервые, Черный товарищами надежными обзавелся. Да не просто прохожими-перехожими, а такими, что и спину показать им можно, да и сами жизнь доверят. От того и дорожит Фока, не беснуется. Зато как в палаты каменные въехали! Фока враз шапку долой. С коня сиганул. – Простите други, не могу я больше аки праведник в склепе, - парень умоляюще на товарищей глянул и, убегая, прокричал, - на завтра я найду вас! А что было потом? Да все было. Коли верите, а коли нет, можете у всех спросить. Видели Фоку и на мосту Рыбьем, ближе к полудню, дрался вроде бы с кем-то. Правда не понятно было, толи он бьет, толи его. Дальше видели его у дома Красного, что на Пряничном въезде – в картины играл. Как играл понятно, ведь ушел с монетой звонкой. Да тут же её прокутил в корчме "Медовый бык". Там же в кости играл с гриднями княжьими. Собрались было Фоку отоварить за руки быстрые, да он тут же пропал. Появился ближе к полуночи у постоялого двора, на углу Яровой и Дубовой, вместе с двумя рожами наглыми. Те стали народ созывать, опять в карты играть, да Фока уж больно налакался хмеля, так что проигрался до последней соломинки и, если бы не сволочил сапоги у купца тульского, то с босыми ногами бы к князю и пришел. Завели в палаты царские, пред очи светлые. Стоит Фока, как на плаху пришел. Мало того, что ночью "чертиков ловил", так еще глаз болит, куда еще на мосту кто-то кулаком угодил. Решил Черный маяться потом, когда время будет, а пока оглядеться надобно, ежели удача так обернулась. Окромя царя с царицей в палатах гости статные, видать по делу созваны, вестимо не простых людей позвали. Гусляра Фока сразу признал. На таких людей у него глаз наметан, чего уж там. Есть у кощунов да гусляров во взгляде огонек диковинный, что ни на удаль, ни на дурь не похож. Вроде и не ратному делу обучены те, кто песни слагает, но рядом с воями в сечу идут, аки витязи. Коли случится чего в граде дальнем – вроде взаймы у кого-то "ноги" взяли – идут, себя не жалеючи, за три-девять земель, абы вести узнать, да правду всему миру рассказать. Вроде и понимал их Фока, но тут же представлял как сам куда то идет, чтоб лишь новость узнать какую и сразу палец сам по себе к виску тянется. За просто так – тащиться в даль. Правда не дальше нескольких зим назад и сам с офеней земли разные исхаживал, да то и забыл, вроде по нужде какой ходил, а не от дела маялся. Другого чужестранца тоже заприметил. Было что-то общее с Иваном у того незнакомца. Вроде человек как человек, а сразу видно – не русский. Рядом гой другой породы затесался, с волосом русым. У таких и щи наваристей в миске завсегда, да и хлебают, вестимо, не лаптями. Глаза так же как и у Фоки, на царя – самого, весть-батюшку – смотрят, а все равно по-другому как то. Словно оба на стремянку залезли, ан-нет, тот что с волосами русыми на пару ступенек выше забрался, вроде как смотрит на царя "ровнее", нежели Фока, у которого будто и голова кверху задрана, когда на царя глядит. Деву во всем темном конечно тоже заприметил, да уж больно нелюдима была она. Вроде и хочет Фока рассмотреть её, да только глаз касается чернявой, так сразу спрыгивает. Разглядел, что вроде своя, не басурманка, да и то хорошо. Слушал Фока речи мудрые, да на ус мотал. Ему то чего лезть, коли старшие товарищи ответ держат, а они все по-правде говорят. Когда разговор за Солнышко зашел, так совсем аки мудрец стал: брови насупил, рожу умную скривил, еще и подбородок подпер, мол голова от мыслей тяжела стала. Токмо все просто оказалось, не мудреней репы запарить. Надобно пойти, да отыскать сына Василисы и Кощея, врага рода людского, кривомордого. Как только отыщется сынишка непутевый – рога ему и по-сшибать, аки лосю сонному. Можно, конечно, и разговором все устроить, да только чуял Фока, что такие душегубы слов людских вряд ли понимают, а коли и понимают, то не слушают. Им, вестимо, кулак подавай, да чтоб обязательно по-больше да по-круче, с мозолями от дела ратного. Вот тогда враз разговор ладиться начинает, еще бывает что и слезки льют, да токмо поздно бывает. Это да. Только вопрос оказался у Фоки, да так застал врасплох татя, что не успел он и рот закрыть, абы разговор не прерывать, да и промолвил. Прямо царю. – Так это мы, вестимо... - спохватился, что не на дворе хмельном языком телепает, а с людьми знатными разговор держит, приосанился, - Я правильно кумекаю, царь-ба-юшка: чтоб Солнце вернулось, надобно сынка Кощеего найти и... - тут Фока и поплыл, потому как сказать "убить" – вроде не гоже пред царем речи такие вести, сказать по-народному, матушка серчать будет, да и царица еще гневаться станет. Поэтому Фока, не долго думая, тихо присвистнул краешком рта, моргнув одним глазом, и хлопнул ладонью по кулаку, вроде как "колодец накрыл", - найти его и того?
-
Прекрасен, как обычно).
-
Фока, как всегда, шикарен
-
Иного и не ожидалось. Красиво, стильно и ладно! :)
-
Бесподобен, как всегда.
-
Любо-дорого читать сей чудесатый постик
-
Отвел душеньку)))
|
Небо над Нью-Эдинбургом уже было тёмным, когда Непокорные с помощью Джека покинули зловещую лабораторию, захватив с собой компрометирующие документы на здешних безумных учёных, Джину и её "мирмидонов", Мендельштейна и стоявших снаружи на стража Герцога с его ребятами. Похоже, несмотря на поздний час, коммуна беспризорников не спала - многие с трепетом ждали результата вылазки Непокорных, и на появившуюся посреди коммуны небольшую толпу из слабо освещённых окон заброшенных зданий смотрело множество глаз. Очень скоро появился и сам лидер коммуны, который, должно быть, беспокоился за своих лейтенантов больше всего. Окинув Непокорных взглядом он с явным облегчением улыбнулся и произнёс:
- Вижу, операция прошла успешно. Все целы? Пахнете кровью... - он снова обвёл взглядом Непокорных и, остановившись на Варфе, который получил сквозное ранение и с трудом мог передвигаться, мгновенно нахмурился. - Ох, чёрт... Так, кто ранен - на перевязку! - и, отдав это распоряжение, переключил своё внимание на Джину. Эрл посмотрел на неё долгим взглядом, в котором смешивались сожаление и вина, явно не зная, что сказать. Девушка же, опустив голову, тяжело вздохнула и, собравшись с духом, произнесла опечаленно-виноватым голосом:
- Прости, Эрл... Я... Они... они обещали вылечить меня от моей болезни... я не могла так дальше жить, как прокажённая... - Формально, я выполнил своё обещание, - с невозмутимым видом и лёгкой улыбкой заговорил вдруг Мендельштейн. - Изменения в организме мисс Мэй в качестве одного из эффектов должны были повысить её иммунитет... если бы ваши друзья ворвались к нам чуть позже, можно было бы с уверенностью сказать, какой эффект это окажет на её болезнь...
Джина резко обернулась к Мендельштейну, глядя на него с нескрываемым омерзением, Эрл же уставился на него с неподдельной злобой и процедил сквозь зубы: - А, вы, профессор... - Здравствуй, Эрл, мой мальчик! - с напускной радостью отозвался Мендельштейн. - Неужели ты даже не поблагодаришь меня? Ты много достиг здесь, я знаю - но разве бы тебе удалось это без тех способностей, которые ты получил от меня? - Поблагодарить тебя?! - буквально прорычал Эрл, словно он был готов превратиться в свою волчью форму и растерзать Мендельштейна на месте. - Может быть, ты хочешь сказать, что ты ставил надо мной свои опыты ради моего блага и ради блага всех этих детей?! Или что ты в самом деле думал о благе Кэтти и Джины, когда превращал их в это??! Или, может быть, ты думаешь, я создал эту коммуну специально для того, чтобы ты мог брать из неё материалы для своих экспериментов?!! - Я... знал, что ты не будешь мне благодарен... - ответил Мендельштейн с деланно невозмутимым видом (насколько можно было казаться невозмутимым перед лицом разъярённого оборотня), но в его голосе вдруг мелькнули нотки сожаления и боли. - Возможно, потомки рассудят нас и оценят мои заслуги перед наукой... - Тогда ты можешь уже придумывать себе некролог, - хмыкнул Эрл, сверля Мендельштейна ненавидящим взглядом. - У тебя есть причина, по которой я не должен убивать тебя прямо сейчас? - Конечно! - с готовностью ответил Мендельштейн. - Твоим друзьям... потребовалась моя помощь, чтобы удалить из организма мисс Мэй небольшое устройство... служащее мерой предосторожности на случай её побега. Эрл нахмурился при словах Мендельштейна, но затем бросил в ответ: - Хорошо. Ты можешь рассчитывать на мою помощь - и на то, что я не убью тебя до того, как ты это сделаешь. Но делай это как можно быстрее.
|
|
|
|
-
Надеюсь, Фока не совсем потеряет свой веселый нрав, но ты хорошо показал то, что он может быть и таким.
-
Живой человек. Открывается персонаж с новой стороны.
-
Фока как обычно прекрасен.
|
|
|
|
|
|
|
– Ты что Витя, опомнись! - Фока спрыгнул с коня и уже схватился за носок сапога богатырского. В голове еще шумела вчерашняя брага, но тать трезво понимал, что все может обернуться не в лучшую сторону. - Постой, Витенька, не горячись ты так! Оно то дело правое, - Черный что есть мочи закивал головой, преданно глядя в очи, - коли своё тронули надобно в морду дать, а коли человека забили, навроде как не чужого, надо так дать чтоб и кровью умылись да юшкой хрюкали, то верно все. Да только посчитать надобно выродков для начала нужно, - Фока обернулся, на дорогу показал рукой, - там их с пару сотен будет! Да я что, я только за, ты то весь вон какой, одной рукой махнешь – дюжину долой, другой – вторую дюжину в землю по ноздри вобьешь. Я в том уверен, да только что потом, Витя? Точно! Конем давить, аки жуков на поле, того гляди пару дюжин и упокоишь, а дальше что? Дальше то? Они ж, твари, руками голыми тебя по кускам разорвут да на пироги растянут! Ты ж им жизнь всю портить удумал, понимаешь? Человеком трудно, зверем легче. По что думать как жить, что завтра будет, как детей воспитать, как по мудрости отцовской жить? Ведь можно как зверю дикому, взять, что хошь, а что не дают – забрать! Кого хошь в могилу свести, а кого – на сено потащить – так ведь легше, Витя! А ты их этого всего лишить вздумал, да того, кто им дал все это, на их же глазах осудить? - Фока медленно повел головой из стороны в сторону. - Не дадут Витенька, зубами рвать станут, дохнуть под под булавой твоей, а даже пядь раздолья дикого не уступят... А на нас клятва висит, чтоб груз доставить. Я, так уж, человек не больно честный, да только слово дал... Давай сперва службу выполним, а на обратной дороге уж тут думать будем как гада энтого извести, а Вить?
|
|
|
"Вот тебе и град стольный! - подумал Фока. - Только на стольный не слишком смахивает. Больно уж он угрюм..." Черный, вместе со всеми, прибыл в город, проехав меж распахнутых ворот. Хоть и весел люд, а коли знать Фоку, то можно было сказать, что и как-бы родные ему были те люди, да только что-то пугало татя. Вроде лица веселы, песни удалые да только есть такое-эдакое, вроде как за ширмою спрятано, что мерехтело где-то “там”. Пугало что-ли… Фока спрыгнул с коня и покрутил головой. Дома, дороги, плетни да горшки. Он быстро подвязал свою лошадь к телеге и протиснулся между Виктором и остальными. – Я в город пойду, штаны подлатать надо, - на роже было написано, что хмеля хочет, - коли чего,то по-утру буду, найду. - уже отбежал в поток толпы, но вскоре вернулся обратно, - а коли не найду, то с первыми петухами у ворот встречу! - и тут как ветерок сдул его. Отправился Фока, сперва, штаны подлатать. Все по правде, да что толку от штанов добрых, коли пузо к спине прилипает. Во рту не то, что макового ростка не было, а вообще ничего не было. Так, крохи пособирал, что у избы Отчей детишки побросали и все… Заглянул Фока в корчму. Сразу гуся съел. Фока хоть и тощий был, а влезало в него дай то бог каждому, как говаривал сам Черный: “Коли телом худ, то душой не скуд!” Хватал Фока и пироги с печенкой, киселем все захлебывал, а сам глядел по сторонам, разговор тихий слушал. Кто де чем промышляет, что творится да почему. Хоть и за ушами трещит, да слуху не мешает. Опосля карты достал. Так, нехотя на стол брякнул, локтем подвинул, мол кому интересно – раскинуть можно. Тут и закрутилось все. Было и “пятерней” по столу вдарить, так что свечи тухли, была, конечно, и тихая игра. – Токмо чтоб все честно было! - Фока сразу предупредил, - не ворье же собралось! Играют, значится, играют и видит Фока, пять тузов вышло! Вот те на! Попытался сунуть, вестимо, соседу в нос кулаком за дела такие сволочные. А он гад креститься да говорит, что руки пустые, рубаху закатывает все показывает – и в правду, не врет гад. Ножи достали, стали смотреть друг на друга люто. На одного все подумали, рыжий детина, косая сажень в плечах. Прижали, значится, толпой всей к стене бедолагу – спросить хотят за дела плутовские. И чует Фока, вернее вспоминает, что он сам тот пятый туз из-под стола вытащил и в колоду сунул, когда сдавал! Стыдно стало Черному, ох и стыдно… Пошел он в другую корчму, а дальше в третью, или то дом был чей-то? Уже ли упомнить! Бывало и по карман чужим лазил, так то ночью холодно было, руки чуть не отморозил, когда от одной корчмы шел в другую, вот и грелся. Не пропадать же! А как первые петухи клюв открывать стали – к воротам пошел, откуда-то пол ноги кабаньей прихватил и бурдюк с медом, правда не хмельным, а простым. Стоит, вестимо, у ворот, ногу кабанью наминает и с бурдюка припивает – товарищей ждет, в поход дальше идти.
|
|
|
|
|
|
-
Служебный роман не пройдет :D
-
И действительно, как тут девушке устоять?
-
- Ну то пустое, - Черный поджал губы и кивнул. Гениальный ответ))).
|
Вот наконец прибыл богатырь во владения князя Алексея Орла. Воистину дивный город воздвиг он посреди озера великого. И ведь какая мысль! Это ж не один супостат сюда не проберётся в большом количестве. У моста стоят башенки охранные, вдоль берегов тоже башни стоят охранные, да и дружинники местные вечно на стороже стоят. Хороши молодцы - выправка, стать да умение видное. И князя своего любили, по головам понурым, и взглядам тяжёлым видно, хоть и стараются не показывать этого. Семья у которых остановился Виктор была набожна и Христу новому, на земли пришедшему молилась истово. Даже в доме "красный угол" с иконками сделали. Вроде просто картинки, но намоленые, несёт от них силой, да голову мутит у богатыря. Не сильно, навроде звона в ушах, но неприятно, оттого и спать просился на конюшне, и днями в кузнице проводил, только трапезничать всё же приходилось в доме - негоже отказывать гостю в такой просьбе. За сим и прошло недолгое ожидание похорон. Пришёл срок тризну справить. Прошёл он палаты княжьи, и снова подивился выправке дружины местной, да напряжённости её. Мечи повытаскивали, глазами цепляют движение каждое, как будто воевать собрались. А Виктор всю броню и оружие оставил в доме, где остановился, надел рубаху парадную. Не по нраву пришлось такое обрашение к гостю званному, и взгляд с каждой минутой у богатыря становился всю тяжельше и тяжельше. Но вот подошли другие гости, и стала ясна причина напряжённости дружины орловской. Если бы Виктор трапезничал, то явно поперхнулся бы от увиденной разнашёрстности гостей. Какая-то монахиня, новоявленного Христа, девка худосочная какая-то, в косынке, да одеждах открытых, но по рукам видно что не только нитку с иголкой эта девица в руках держала. Дальше больше. Бусурманин какой-то, с соколом огромным - они что, охоту соколиную устроить хотят? Скоморох какой-то, с глазами бегающими и ртом открытым. И при появлении последнего гостя сет Сварожича окончательно пожалел о том, что не прихватил с собой оружия никакого. От него несло лесом тёмным, силой, и нечистью одновременно. Если бы не уроки отца, да дар особоый он может быть и не земетил ничего, а так напрягся мгновенно как другие дружинники, и шёл позади серого - не хотелось оставлять такого за спиной. Да и предосторожность и напряжённость дружины тут же перестали казаться излишними. И даже некоторая грубость провожатого прошла мимо ушей богатыря.
Вот и за торжественный, да нет там ничего торжественного. Выслушал всё Виктор, покривился от неучтивости смерда, Фокой назвавшимся. Но что со смердов взять - не хотят своим животом жизнью рисковать, так в земле копаются, холопов, да дружину обеспечивают. Не утерпел Виктор прошёл прямком к воеводе, встал по правую руку от него.
-Я Виктор свет Сварожича, богатырь тульской, даром Сварожьим наделённый, да знаком именным пожалован. Скажи мне, Мстивой Железный, почто вы тризну по князю так негоже правите? Это что, тризна по холопу какому, что гостей даже дюжины не наберётся? - Виктор стал подле воеводы, взгляд негодования полный в него направив. Не собирался он пока садится. Стоит, зубами поскрипывает. Не смог стерпеть он такого, не смог! Умом понимал что есть причина для всего этого, но горячая кровь, да напряжение, царившее в залах замка, дали знать.
-
Вполне естественное возмущение.
-
Хорошо отыграл
-
Прекрасный слог и изложение. К сожаление не могу, по техническим причинам, поставить +.
|
Знал Фока, что может обернуться это все ошибкой. Могло все так повернуться, что молодцы не того привели - тогда сразу его, Фоку, в петельку кинут. Он то им зачем? А могло обернуться так, что нужно было привезти Черного, да токмо для того, чтоб опрелюдно конями разорвать, правда зачем баню топить было да в рубахи с петухами одевать? А то, что пообещали пальцем не трогать, дык сейчас не трогать, а завтра - на дыбу. Да и плеть - не палец, обещали же только про палец... Понимал это все Черный... а поделать с собой ничего не мог. Улыбался во всю рожу, когда гридни суровые, губами плямкали да прощения переспрашивали. А он, милостиво так, ладошкой одному по плечу похлопал, мол, не серчаю, иди. У самого внутри похолодело, а вдруг сейчас ото злобы кинутся, да мечами изрубят, ан нет, стоят молодцы, зубы скрепят, но стоят как вкопанные. Крутанулся Фока на пятках лихо, да пошел прочь. А сам дальше думу гадает: коли помер тот, кому нужен он был, не "отпустят" ли его, как душегубы офеней в овраги без сапогов "отпускали"... Станут кругом перед торговцем, говорят: "Вон у тебя сколько всего, давай, мил человек, поможем донести!" А он только и просит, чтоб отпустили живого, а ему в ответ кивают, руками разводят да диву даются, мол, как такое лихо про них мог сказать. А коли отдал скарб - по темени топором, сапоги сымают и в канаву. Вот и Фока идет, а сам на поршни смотрит, не сымут ли? По сторонам глянул - да все палаты каменные, куда ни плюнь - гридни, морды псовые! Завыть да кинуться, может в окно? Догонят, да плетей дадут. Фока чвиркнул на пол, смутился - ногой шаркнул и дальше пошел. - Эх, а красота то какая! - Черный отринул мысли недобрые да по другому посмотрел вокруг, а смотреть было на что: тут и стены мелом измазаны, так что тронуть страшно, а шелка - шелка то весят на окнах, идешь, а они вслед за тобой колышутся, словно прощаются. Фока удивленно смотрел по сторонам, пока вели его в покои великокняжеские. Иногда руку протягивал, да в самый последний момент одергивал, еще в спину пнут, да ногами бить станут - нет, пусть отведут, а там глянем что судьбинушка выдумала! В палату завели за столы усадили - угощают с дороги, эво как! Фока заулыбался еще шире - когда признал воеводу Мстивого. Выходит он за главного сейчас в Плоте? Говорила матушка, что непутевым Фока будет, а вон ведь как: с самим городничим дружбы водит Фока! Хватанул кренделек, пудрой снежной усыпанный, да в рот его весь! - Меня звать Фока, - мазнул ладонью по губам и за еще одним потянулся, - Фока Черный, а кто я - от кель мне знать за что спрашиваешь? Человек я простой, коли скажут нести - понесу, да всё говорят отдай, а я что? Брал? - с этими словами он вопросительно глянул на сидевших за столом. - Вот ведь как!
|
|
|
|
|
|
|
Жуткий удар выбил дух из, вероятно, в край обдолбанного и нихрена не понимающего Эда. Жуткий, режущий глаза свет болтающейся под потолком лампочки рывками вырывал из окружающей тьмы клубы желтоватой пыли, скелеты шкафов и торчащие из груди шприцы и обломки досок пола. - Что за гребанная рухлядь... - Мелькнуло в его медленно и тошнотворно вращающемся сознании удивление. В самом деле, видеть изнанку пола из такого ракурса ему еще не приходилось. Руки и ноги торчали где-то вверху, отбрасывая причудливые костлявые тени. Треклятый прожектор качнулся еще раз и в очередной раз как напильником прошелся по глазам, Эд поморщился, прохрипел что-то возмущенное и зажмурился. Вернее попытался - веки самым наглым образом отказывались закрывать глаза. Примерно как когда они залиты кровью и не хотят открываться, только строго наоборот. Ненавистная лампочка с яростью пустынного солнца выжигала его беззащитные глаза, а он, словно в каком-то страшном сне, не мог даже моргнуть. Стараясь не поддаваться панике, он, как опытный наркоман, решил проигнорировать странный выверт сознания и закрыть глаза вручную. Буквально. Осторожно, что бы случайно не провалиться в подвал целиком, он согнул правую руку, приблизил ее к лицу... - Йииииииииаааааатььь... - Вырвался очередной стон из его глотки. Рука была похожа на кокой-то кусок мумии, если не сказать хуже. Тонкие, изящные косточки, тощие темные вены, жилы и невесомые ниточки мышц были так туго обтянуты белесой и какой-то едва ли не прозрачной кожей, что на их фоне узники фашистских лагерей могли бы и постыдиться своей зажранностью. Все же закончив движение и прикрыв глаза рукой, Эд понял, что в этот-то раз бэдтрип его точно доконает. Мало того, что кисть реально просвечивала, так и глаз под ней как-то не нашлось. Вообще. То есть, блядь, ВООБЩЕ!!! Ни век, ни гребанных глаз! И пофиг, что в этот самый момент сраная лампочка продолжала в них светить - не было их и все тут! Пустые глазницы в дурной черепушке и рука мумии, что пытается их заслонить от света! Ха! Очень, млять, смешно! Уже слыша, как его крыша начинает тихонько ехать, Эд волевым усилием задавил нарождающуюся толи панику, толи истерику. Расслабился и еще разок попытался закрыть веки, делая вид, словно все эти глюки его совершенно не волнуют. Ну стал немножко скелетом, ну глаз нет... Ничего, и не такое он видал... Главное успокоиться и веки обязательно найдутся. Всегда находились и сейчас никуда не денутся. Вот, сейчас он отвлечется на что-нибудь и они сами собой моргнут. А пока он просто вылезет из ямы и перестанет таращится на эту слишком много о себе возомнившую лампочку. Медленно, осторожно и как-то даже вальяжно повытаскивав из груди устрашающего вида шприцы Эдвард кряхтя и гремя костьми об пол повернулся на бок, выкатываясь из пролома. Вздохнул и понял, что до этого вообще не дышал. Не хило его приложило об пол... Впрочем и сейчас он так, просто набрал воздуха, что бы было чем материться. Выматерился. Получилось как-то не очень. Сухой, натужный сип умирающего от похмелья посреди пустыни курильщика, а то и того хуже. Да он не сильно бы удивился, если бы еще и пыль изо рта посыпалась... И что ведь забавно - пить совершенно не хотелось. И есть. И даже дышать. Дурная, несомненно залитая по самый верх наркотой башка все еще кружилась, но парень упрямо уцепился костлявой рукой за полку стеллажа и попытался встать на ноги, что бы как следует осмотреться и наконец понять куда же его черти закинули.
|
"Что происходит? Что было? Где я, и в каком состоянии? - какая-то беспорядочная каша из подобных мыслей кружилась в голове девушки. - Всё так плохо видно... Я ещё не совсем пришла в себя, или здесь освещение такое (хотя вроде, я под открытым небом), или у меня что-то со зрением?.." Вторым после видимости, на что она обратила внимание (хотя, обратила почти одновременно) - были наручники. Видимость, наручники и какие-то странные ощущения в теле давали некое страшное чувство плена, из которого неизвестно можно ли выбраться. При таком ощущении даже не сразу заметишь, что не помнишь почти ничего из своей жизни. В голове мелькали только какие-то мрачные образы, как она дралась с кем-то (хотя вроде, тогда победила, значит, здесь она оказалась при другом случае), какой-то мальчик, кровь, слёзы, какое-то обвинение... Будто это просто то, что логично вспомнить в первую очередь, и не обратишь внимание, что не вспомнишь ничего другого. Словно сейчас твоя жизнь сосредоточена в каком-то "коробке". Очень неприятном коробке... Немножко собравшись с мыслями, Кэтрин попробовала немного разобраться в странных ощущениях. Потрогала щёки и шею... Боже, какие раны!.. Врач нужен... Ещё не задумавшись, как будет объяснять, где она, девушка инстинктивно нащупала телефон... Не работает... Паника... Трудно дышать... Стоп... "Мне не трудно дышать... Я вообще будто бы не дышу..." Снова пришло ощущение, что она не совсем пришла в себя. Будто всё во сне. Всё так фантасмагорично. Это не тот сон, который хотелось досматривать, и Кэтрин попробовала проснуться. Но нет. Чем больше она пыталась, тем больше приходило чувство реальности. И с ним - осознание, что это теперь её зрение, и что она действительно не дышит. И что с этим теперь как-то жить. Она положила телефон и попробовала найти ключ от наручников. Ничего. Только бумажник, но сейчас точно не в деньгах счастье, и какая-то визитка. Кто этот Вернон Роуз? Друг или враг? А кстати, кто враг? Мысли крутились около чего-то такого... Она пошла помочь какому-то мальчику... Видимо, кого-то убила, привысив полномочия... А что именно-то было? Кого убила, и кто оставил её здесь, такую?.. Она силилась вспомнить хоть какие-то события вокруг этого - но ничего... О том, чтобы вспомнить, кто она вообще такая, папу-маму - Кэтрин даже не подумала. Это как-то должно само собой помниться, и не подумаешь пытаться вспомнить именно это. Где-то на фоне мыслей маячила её собака, но кто бы мог подумать, что она маячила потому, что больше ничего и не помнилось? "Спокойно, Кэтти, - сказала она себе, - если я здесь и... такая, то надо идти куда-то дальше." А куда идти? Вот тут она с ужасом осознала, что не помнит ни адреса жительства, ни адреса работы... Да ничего вообще не помнит - ни родных, ни близких. Если её новые глаза ещё могли плакать, на них точно навернулись скупые слёзы. И у кого спросишь?.. У этого Вернона Роуза, что ли?.. Нет. А может, он думает, что Кэтрин сейчас мертва, и радуется этому, а когда узнает, что не совсем мертва, то..? Пока она не разберётся - не трогать этого Вернона Роуза. Пока возможной зацепкой могли стать эти трупы. Кто они? Кэтрин попробовала осмотреть их на предмет возможных улик.
|
|
|
|