Голосование пользователя

Берт посмотрел на Ким и качнул головой:

— Нет, Ким. Он не ФБРовец. Он тот, кто числится в ФБР рядком с суммой с четырьмя нулями. Телик смотришь, газеты читаешь? Запомни его лицо и как в следующий раз включишь, просмотри "America's Most Wanted". Чего он хочет — я не знаю. Ты не знала его до этого, я не знал о нем ничего последние семнадцать лет. Что в общем-то одно и то же. Но то, что я точно знаю — ни денег, ни жратвы, ни лежки у него нет. И вряд ли он пойдет за поденной работой, чтобы все это себе надыбать.

Он посмотрел на Алекса.

— У таких как ты, Ким, или вот Фрэнк, зудят клыки от того, что происходит вокруг. А вот такие, как он, не особо стесняясь пускают эти самые клыки в ход. Террорист ли он? Кто-то назовет его террористом. Да. Но это лишь половина... гм... верной постановки вопроса, сечешь? Полная заключается в том, откуда берутся террористы вроде него. Откуда-то они берутся. Это тоже да. И вы с Фрэнком хорошо знаете ответ — вы с него здесь и сейчас, в общем-то, и начали.

Берт помолчал.

— А пока господин Северин думает, что ко всему этому добавить, я продолжу, — он обратился уже ко всем. — Что я вижу, так это то, что ни у кого из вас нет нормальных бабок. Пиво грошовое, бесплатная закусь. Вы знаете, кто я и чем занят. Я получаю десятую с каждой сделки, которую проведу сам. Чем вы займетесь после того, как Северин обозначил себя врагом, и до того, как Меркурий утопит этот раён в говне, меня не ебет. Похуй, честно. Но возможность поднять бабок я вам (а через вас и себе) найду. Найду, если вы скажете, что готовы искать. Заодно и посмотрите, кто из вас реально на власть вот прям сейчас готов залупиться, а кто... А кто просто коробка пиздабольная, и в разведку с ним не ходят.

А вопрос-то на самом деле был важный. Может быть, самый важный из всех, потому что, если разобраться, звучал он так — «ты циник или нет»?

Есть правило, которое Майки для себя вывел уже давно: никогда не доверяй цинику. Если человек хоть во что-то верит, он может предать, но циник предаст обязательно, как только это ему будет выгодно. Если для человека весь мир — рынок, на котором всё продаётся и покупается, то верность, идеи, убеждения не самоценны, а если и имеют цену, то рыночную.

И если бы сейчас этот быдлан ответил в том ключе, что люди — говно и ничего сами по себе не стоят, Майки бы понял: это циник, которому наплевать на всех кроме себя и, может, близких — да и тех лишь потому, что они являют собой его продолжение. Собственно, быдлан и ответил, что люди говно, но — вместе с ними и он сам. Это было не презрением к окружающим, а самобичеванием. «Разгребаем как можем» — вот что он добавил затем, и это дополнение Майки понравилось. Если быдлан говорил искренне, это были правильные слова.

Но, может, он говорил неискренне? Вполне вероятно. Но в подпольной работе есть ещё одно правило: людям нужно иногда доверяться. Это рискованно даже если уверен, что имеешь дело с единомышленником; это вдвойне рискованно, если не уверен, — но без этого никак. Если никому не доверять, скрывать истинные намерения от каждого, то никакой организации создать не получится никогда. Именно поэтому любые власти любого государства так любят внедрять в подполье провокаторов, а ещё больше любят, когда провокатор с треском проваливается, — каждый в подполье мгновенно начинает подозревать каждого, и организация рассыпается сама собой.

Играть в открытую, не понимая ещё толком, что это за человек, основываясь на одном размытом ответе, было само по себе безумием, но вдвойне безумием было говорить то, что Майки собирался сказать, в присутствии людей, о характере которых оставалось гадать. Ладно, этот, предположим, не сдаст: а тот злоебучего вида пацан-ирландец? А парнишка со стаканом, который сидит, как пришибленный? А эта байкерша? Что-то там про жетон они говорили: из бывших акабов она, что ли? Втройне хуёвые расклады — но какие альтернативы? Снова шкериться ото всех? Даже и были бы деньги на новые документы — заебало. Попытаться подмазаться втихаря, не открываясь? Не выйдет: ребята не такие, с этими надо играть в открытую. Играть и надеяться, что не ошибался.

А ещё очень, очень вдруг захотелось сказать открыто — «я враг государства», после семнадцати лет пряток сказать о себе так, как говорил в семидесятые. Это чертовски приятно было говорить тогда, и сейчас сказать это захотелось нестерпимо, будто затянуться сигаретой после многих лет завязки.

— Северин, — представился он, прямо глядя на быдлана. — Человек без фамилии, документов и денег. Я враг этого государства, Берт может подтвердить. Приятно познакомиться, — и протянул быдлану руку.

Хочешь узнать, как проебать то немногое, что дала тебе жизнь - спроси Флинта Маккензи. Он в этом большой спец.
Жизнь дает тебе лимоны? Делай из них лимонки и бросай себе под ноги. И ты взлетишь. Правда, ненадолго. Социальный лифт по-спаргэкски.

Последнее время Муха жил в промежуточном состоянии между ступором и шухером. Мозгам, до того не особо нагружаемым хозяином, требовалось время на осознание беспросветной жопы, на дно которой он радостно занырнул.
Папаша, храни Господь его мятежную душу, учил - никогда и никому не давай спуску, чего бы не стоило. Око за око, зуб за зуб? Черта с два! За око выбей в ответ оба, за зуб сломай ублюдку челюсть - только так. Иначе прогнут, сядут сверху и сам не заметишь как будешь мычать, тянуть чужую упряжку и радоваться, когда вместо кнута поперек хребтины получишь кусочек сахара.
А теперь - где искать виноватых? Донни, что ли, виноват, которого добрые друзья кинули легавым с дырявым ливером? Или может Энди, над которым все только поржали, когда он сунул в багажник гребанный пулемёт? Или тот малой пацан, чей взгляд, высвеченный дульными вспышками АК, словно стробоскопом, снился теперь Флинту каждую ночь?
Муха зло орал, поднимал руку со стволом, чтобы заставить малого исчезнуть, но пистолет был слишком тяжелым, а пацан все глядел, глядел своими распахнутыми глазищами, прямо, блядь, в душу глядел, пока Флинт не вскидывался, сдавленно дыша, слепо моргая в темноту и запоздало понимая, что на самом деле сжимает в потной ладони пушку. Мухе и раньше доводилось стрелять в людей, он даже не видел в этом особой проблемы, но была черта, которую он переступать не собирался. И очень, должно быть, повеселил этим старого пердуна на небесах.

Короче, очевидно было, кто все проебал - вон тот парень, чью щетину Муха скребет тупым жилеттом каждое утро. А с него, парня в зеркале, какой спрос? Хотя двенадцать свинцовых друзей в магазине паленого чеха знали, какой. Выбирай любого, он подскажет, где тут черный ход и как срезать дорогу от роддома до крематория. Мысль эта, как ни странно, успокаивала. Еще не время, пока еще нет.

Постепенно пришел к мысли, что раз уж из задницы нет никакой возможности вынырнуть, то уже, вроде как, и неважно, насколько глубоко ты в нее залезешь. Все, чем может напугать Флинта американское правосудие, это еще пара-тройка пожизненных к тому, что на нем уже висит. Или сразу вышка. Но чем от этого отличаются полста лет за решеткой?
Да и продырявить себе башку никогда не поздно, а пока... Пока нужны были бабки. У Без Бэ вроде есть маза достать фальшивый айди, но нужен кэш. Чтобы подогреть достаточно кэша, нужен хотя бы один хороший налёт - единственное, что умел делать Муха, и то, как показала практика, хреново. Для налёта нужны колеса, это решаемо, и кореша, а вот с этим наблюдалась проблемка. Флинт отдавал себе отчет, что в одного, скорее всего, не вывезет, но других вариантов на данный момент не было.

Муха докурил, отправил бычок полетать, быстро по сторонам глянул, якобы разминая затекшую шею - вроде никого. Ладно.
Толкнул плечом дверь бара, подавив желание вжать голову в плечи и надвинуть пониже бейсболку. Лучший способ рассказать всем что ты в бегах - расхаживать вокруг с загадочным ебалом, поднимая воротник и бдительно оглядываясь. Срисовал клиентуру, пока шел до стойки - Мама, мать ее, Кимби, принесла ее нелегкая, шапочно знакомый торч и ну нихуя себе какая встреча, тот самый расписной фрик из бургерной. Да еще Без Бэ трет с каким-то мужиком - а вот его мы не знаем. Но Без Бэ бы, наверное, маякнул, если это легавый. Впрочем, все равно мужик Флинта уже спалил еще на входе.
Муха не без усилия даванул радостную лыбу, шутливо козырнул Маме Кимби, и приткнулся к стойке рядом с Джоном-Джеком-Хер знает кем, так, чтоб его спина закрывала физиономию Флинта от левого мужика. Кимби, если и в курсах про последние выкрутасы Мухи, вряд ли побежит его сдавать, с Расписным они вообще были незнакомы, понятно только что не коп, и на том спасибо.
- Хэй, Джонни-Джэк! Как сам, все триппуешь? - дружелюбно поприветствовал торчка Муха, протянув пятерню, а сам в глаза заглянул - мелькнет там что-нибудь этакое, про что знать простому торчку не нужно? Но по ходу нет, не в курсе старина Джон. Или Джек. Судя по взгляду, он если и в курсе о чем, так разве что на каком конце радуги лепрекон прячет золотишко.

* * *

Чуть до полудня солнце над Западом отливает рыжим.

Неласковое и такое далекое. Еле пробивающееся через взметаемые автомобилями облачка асбестовый пыли, столбы дыма от далеких ТЭЦ и корабельный смог доков на Риверрайде. Утром и вечером дня багряный свет на восходе и закате слепит глаза. А в середине дня светило мертво. И бело, как огромная галогенная лампа. Пыльный ветер стачивает облицовочный кирпич небольших высоток. Летит мимо мелкий мусор; летит невесть куда, цепляясь за пошарпанные бордюры и выбоины в дорожном полотне. На стенах тэги банд — уже тоже побледневшие от времени. Дуют паршивенький кофе пара копов — оба без бронежилетов, но не испытывающие никакого беспокойства по этому поводу. Один даже пуговицу верхнюю расстегнул. Идет мимо байкер в куртке Стаи. Козыряет им чуть с издевкой и следует дальше, пнув куда-то в сторону подвернувшуюся под ноги банку из-под колы.

Если бы жизнь имела вкусовые рецепторы, Западный Спаргрэк был прогорклым и тягучим.


Пикассо, сегодня у тебя выходной. Вкалываешь два через два по половине суток, оплаты не хватает даже не то, чтобы не умереть, а мысли вообще где-то далеко. Легкие мысли. Вроде бы вопреки тому, что вокруг происходит. Легкие. Вчера ты опять побывал у Бетти. Девочка просияла ("Дядя Фрэнки!"), а затем засыпала рассказами. Об учебе. О новых друзьях. О старом ветеране Гренады, который учит ее играть в баскетбол — ведь если научиться играть в баскетбол на коляске, можно будет научиться делать на коляске что угодно! В общем, о всем таком. Всем, что настолько во многом отличает ее жизнь от твоей. Ты тихонько радовался. Слушал, слушал и слушал. Потом Бетти сказала: "А посмотри, как я теперь умею!". И вдруг встала на коляске на попа, удерживая баланс чуть ли не под углом в сорок пять. Ты попросил прекратить, но она, смеясь, не стала. И ты отчего-то не захотел настаивать. Ну и правильно. Постояв так еще, Бетти мягко опустилась на исходную. Словно земное притяжение потеряло над ней власть. Потом происходило что-то еще, но так или иначе, уходил ты чуть более развеянным. Кто знает, возможно, даже чуть более счастливым.

Что-то ты в своей жизни делаешь правильно, Пикассо. Нужно осознание этого человеку, кем бы он ни был. Даже когда рожа разворочена так, что впору пугать грешников в аду. Даже когда занимаешь у соседа пять баксов, чтобы доехать до поденной работы и заработать там семь. Даже когда свободные отношения с женщиной разваливаются — хотя казалось бы, чему там развалиться, ничего ж не построено? В общем, нужно. И какое-никакое, но оно у тебя есть.

Пересохло в горле. Надо бы выпить, только в карманах ветер гуляет. Да и, если честно, не выпить надо. А просто куда-то себя деть. Ноги сами несут в "До краев".

В баре тихо и чуть затхло. Надрывно работающий кондиционер явно не справляется. Чуть поскрипывающий пол. Старая и вся в ожогах, но любовно отполированная стойка. Несколько высоких стульев и две длинные сплошные софы по обе руки от входа. Кое-где торчит из них синтепон. Без Базара ловит спортивную волну. Свою очередную херню, в которой ты никогда не разбирался. Он поворачивается на звон колокольчика и, лишь на секунду оторвавшись от своего занятия, кивает тебе на стул:

— Будешь чот, Пикассо?


Мама Кимби, клубхаус Курв. Уже поднадоедает приходить сюда пешком. И хотя никто, в общем-то, не против, чтобы ты оставалась безлошадной, против остается один из самых важных людей. Это ты сама. От некоторых приятельниц и подруг ты пару раз слышала фразу вроде "Я чувствую себя голой без колец и сумочки". Ты всю первую половину жизни чувствовала себя голой без полицейского жетона, а всю вторую — вот как сейчас. Без седла под задницей. Без нагнетания газа движением запястья, без упругого взлета оборотов движка. Не может так Курва считать себя Курвой. Даже если вокруг не скажут и полслова поперек.

Тру, Коко и Чузи играют в домино. Вот-вот закончилось собрание клубхауса, где вновь был поднят старый и избитый вопрос. Деньги. Мерч продался плохо, и до конца сезона у Курв не закрываются триста шестнадцать долларов. Это с учетом аренды — клубхаус еще удается отстоять, а вот членство в SAMC потребует допсбор. Мысленно ты пожала плечами. Ничем это все не обернется — вас несколько дюжин, к концу месяца просто скинетесь по десятке. Но что-то и шевельнулось в глубине души. Если удастся закрыть этот долг самостоятельно, возможно, что-то в твоих отношениях с клубом изменится в лучшую сторону. Широкий жест. Жест, способный показать, что ты скорее готова ходить пешком, чем дашь клубу потонуть.

Сейчас же Коко с воодушевлением рассказывает о свиданке с неким Солмером. Одним из Волкодавов.

— Ну мы едем парой, он ведет, я следом. На перекрестке красный, надо останавливать, а я вижу, что он тормоз жмет вхолостую. Отказали. Ну он тоже заметил. У меня сердце чуть не выскочило — прям на красный выезжает же! Кричу ему, мол, прыгай.
— А он чего? — спрашивает Чузи.
— А он спокойно так газ отжал, на перекрестке в поток вклинился и топливный шланг дернул. И так вхолостую ехал, не остановился.
— Кровянка-то ледяная.
— Вот-вот. Потом на него еще и копы присели. Он им и руки по-свойски пожал, показал проблему, так они ему потом еще и клетку вызвали. Чтоб чоппер до сервиса докатить.
— Ушам не верю.
— Чему ты удивляешься? — встревает Тру, ставя кость. — Волкодавы с полицией на короткой ноге.

Побыв в клубхаусе еще какое-то время, ты собираешься уходить. Уже на стоянке мотоциклов тебя ловит Леди Фокс:

— Ким, подойди, пожалуйста.

Пожав плечами, ты подходишь.

— Человек появился один в Риверрайде. Зовут Пит-Мусорщик. Автосвалку держит. Раньше он только клетками занимался, но сейчас взялся и за чопперы. В SAMC говорят, легал он. И что там можно чо не совсем убитое найти за тыщу-полторы. Ты загляни, как деньги будут, — она дает тебе визитку правления Курв. — Скажешь, что от нас. Только японцев не бери. Курвы — не магазин игрушек.

Ярая патриотка отечественного мотопрома, японские спортбайки Леди Фокс не могла терпеть.

Ну что ж. Теперь осталось только найти, откуда взять денег. Может, Без Базара чего подкинет. Ты отправляешься в "До краев".


Доу, прошло уже столько времени с тех пор, как ты осознал себя, а ничего не прояснилось. Все как в тумане. Лежишь так, бывает, после смены и в потолок смотришь. А в голове ветер гуляет. Приложили что ли по чердаку так сильно, или как дело было? А какое дело? А когда? Последнее, что помнишь сознательное — как в себя пришел. Рядом Зак и еще какой-то тип. Тоже не особо молодой, но тебе он несколько мутным показался. Хьюи, лепила. Ну раз лепила, значит, было от чего лечить. Зак еще так обрадовался, когда ты в себя пришел, и только потом уловил, что у тебя в голове ничего не осталось. Долго они тогда с Хьюи там переговаривались — об услугах, обязательствах, долгах, всяких таких вещах. Потом вернулись к тебе, и тот сказал:

— Хочу проверить, действительно ли ты забыл все.

Затем протянул тебе бульбулятор с каким-то спуском скоростным. И зажигалку. Вот тогда ты и понял, насколько на самом деле это тебе хорошо знакомо. Привычным жестом поднес приблуду к губам, жигой чиркнул и уже поднес синий шарик тусклого пламени к другому концу. Ты владел этим. Владел, возможно, лучше, чем хотелось тогда тебе самому.

Но тяги не было. Казалось, что счастье ты неспособен извлекать вообще не из чего. Скорее всего, дурь действительно легла краеугольным камнем в жизнь — в ту прошлую жизнь. Где, наверное, тебе вообще ничего не принадлежало. Вечные бега, жизнь от трипа до трипа. Не то, что надо повторять. Так нельзя. Так не стоит. Так неправильно.

Вот с тех пор и живешь. Нарыл свои документы, долго смотрел в фотографию с водительских прав, запоминал имя и числа. Джеки Бакстер. Кто ты такой и во что превратил свою жизнь?

Слоняясь по Западному Спаргрэку, заходя в заведения одно за другим и глазея по сторонам, ты надеялся хоть на какую-то зацепку для памяти. Как вдруг в "До краев" тебя увидели пара ирландцев в зеленых спортивках:

— О, Джеки! Куда пропал? Чо, по-старому все? Цены помнишь?

Ты не понял, о чем они. Ты не помнил даже имя собственное, какие там цены. Но на всякий случай отказался.

— Как знаешь. Если чо, я у себя буду. Забегай.

В следующий раз ты приходишь в "До краев" снова, но уже не видишь ирландцев. Только мужик с рожей, похоже, попавшей под комбайн, да крепкая дама в мерче байкерского клуба.


Муха, говорят, Донни провожали на тюрьму всем кварталом. Подтвердить или опровергнуть это ты не можешь. Уже давненько так порядком не трешься с Островитянами. Но там за несколько убийств первой статьи и вооруженную ограбу светила парочка смертных казней. И только то, что он ссучился как тварь, помогло ему избежать столь суровой участи. Да, с ним обошлись по-божески — всего шестьдесят два года строгого режима с конфискацией имущества. Когда он выйдет на свободу, огромные человекоподобные роботы из японских мультов уже будут бороздить просторы вселенной. Или что-то типа этого. Славься, система юстиции США.

Но тебе надо думать о себе. Копы решили первым делом выкропать в нули мозги твоей сестре. Ты опять же не стал проверять — просто разорвал контакты. С ней, с матерью, вообще почти со всеми, с кем был знаком из цивилов хотя бы через два рукопожатия. Жизнь на нелегальном положении превращает человека в затравленного зверя. Ты шугаешься и убираешь прочь с пути любого полицейского патруля. Избегаешь более-менее людных мест. Хватаешься за пистолет даже при мнимой угрозе. И доводишь до автоматизма счет до одиннадцати.

В магазине твоего пистолета дюжина патронов. И один надо оставить.

Пока удается кое-как перебиваться чем-то в "До краев". В задней комнате можно жить без палева, если только есть чем платить Без Базара. Если же нет, можно оказывать услуги, но тогда твое положение висит на волоске. Тебя выселит тот, кто предложит услугу повесомее. А их уже вон, немало так собирается. Посмотри на стойку.


Лефевр, как и из каких соображений ты выбрал Претсберри местом для побега, ты не помнишь. Скорее всего, дело в Без Базара, у которого там нашелся активчик. Но вопрос изначально стоял не так. Бежать не куда, а откуда и от кого. От федералов. Места каким-то сантиментам тоже не нашлось — без жалости сжег все старые мосты, расстался с собранной по крупицам жизнью и снова... Снова прыгнул с головой в мутный омут. Как было когда-то, как будет происходить теперь во все времена. В одной кинохе Майкла Манна что ли, которую ты отсмотрел с женой, крутой грабитель инкассаторов проговорил часть своих мировоззренческих установок. "Не имей ничего того, чего не сможешь бросить за тридцать секунд". Киноха кинохой, а только ты похолодел тогда. Тебе ведь тоже довелось грабить инкассаторов.

И тут вот те раз. Побежал, бросил, и про тридцать секунд не совсем ложь. Дно этого омута — оно с острыми краями.

Единственное, что ты понял за эти годы — это то, что такая война не заканчивается подписанием мирного договора. Стороны не смогут забыть все, замять и спокойно сосуществовать на территории одной страны. Кто-то один будет считать себя проигравшим, упустившим возможность, а значит, никогда не простит этого второму. Прекращенное противостояние на поверку оказывается лишь прерванным.

Возможно, был вариант бежать из страны. Искать политического убежища где-то еще. Именно это тебе и предложил Без Базара, когда ты за долгие годы наконец его увидел. Сказал:

— Если тебе снова документы нужны, цены тут более божеские. Но и качество... Богов фальсификации сюда не занесло. Серьезную проверку не пройдет, но тебе ж только границу перейти?

А ты о жене и детях вспомнил. Вспомнил обо всем содеянном на ниве левого радикализма. Вспомнил, как родившись в богатой семье, воочию видел колесо истории, приводимое в движение капиталом и натурально перемалывающее людей. Захотелось сжать кулаки до побелевших костяшек, да зыркнуть злобно. Не сжал. Не зыркнул. Сказал только:

— Я на постоянку.

Берт не понял или не заметил. Или сделал вид. Так или иначе, он лишь пожал плечами:

— Будет сложнее. Но без базара.

Ладно, будут у тебя документы. И допустим, даже деньги за них ты отдашь своевременно. А дальше-то что?

В любой непонятной сиутации ты предпочитаешь стрелять и действовать по наитию.
И в этот раз тебе тоже повезло.
Во время стремительного броска голову ожгло - луч прошел выше виска, чиркнув по коже и безвозвратно попортив прическу. Ранение ерундовое, зато какой будет мужественный шрам!
Адреналин в крови скакнул в стратосферу.
Не теряя импульса, выскакиваешь из-за ящиков, вскинув пистолеты.
Прямо на тебя очень удачно бежит пират со стаббером. Удачно для тебя - для него, конечно же, не очень. Убийство крайне удивленных людей начинает входить у тебя в привычку.
Бандит падает, пораскинув мозгами. Его приятель метрах в десяти разворачивается, вскинул картечник.
Прищурившись, как Инспектор Икс в "Не время для бухучета", ты поливаешь его шквалом пуль с двух рук. К сожалению, в стрельбе навскидку из двух пистолетов, как в кино, оказалось минусов не меньше чем плюсов. Прицелиться толком не успеваешь, большая часть патронов ушли в молоко, но одной пулей все же удалось зацепить руку противника. Он роняет свое грозное оружие, взвизгнув по-девчачьи, но надо отдать ему должное - тут же лезет в кабуру за пистолетом. В этот момент кто-то поджаривает ему вторую руку из лазерной винтовки.
Пират сползает вниз, мгновенно переключаясь в режим "не убивай, братан, я ж не со зла". Но у правосудия в твоем лице сейчас слишком много других дел, кроме как устраивать справедливый суд. Хладнокровно перезарядив пистолеты, ты отправляешь беднягу следом за его приятелем.

Весомое мнение представителя бюрократии Метрополии поставило точку в прениях, и повстанцы во главе с бравым инспектором принялись за дело.
Вместо с Стормом вы сортируете и отбираете более менее уцелевшее снаряжение уничтоженной штурмовой группы, складывая то, что, по вашему мнению, может пригодиться в освободительном походе. Дело это не быстрое, поскольку на двоих у вас всего три руки. Особое обсуждение вызвали коровьиные мины, которые, хоть и продемонстрировали свою невероятную эффективность, все-же были небезопасны для траспортировки, а к тому еще и страшно воняли. Поэтому единогласно было решено их не брать.
Сторм, к слову, собирается ехать с тобой, несмотря на покалеченную руку, и разубедить его представляется совершенно невыполнимой задачей. Впрочем, ты особо и не стараешься. Все-таки три руки лучше, чем две.

Мотор вездехода рычит, пушки заряжены, глаза прищурены, даже ксеногерань на заднем сидении воинственно расправляет листики.
Перед самым выездом вас догоняют мисс Киннаман и мистер Грок.
- Слишком опасно ехать в одиночку, - слегка смущенно говорит тебе Ребекка, - возьмите это.
Она протягивает тебе два два затянутых в пластилен пузырька с прозрачной жидкостью.
- Это концентрат коровьиных феромонов, - поясняет мисс Киннаман, - Нам пришлось выпустить коровьев, без гормональной подпитки они на свободе долго не протянут, так что... Если станет худо, разбейте емкость. Коровьи, привлеченные феромонами, прилетят и, скорее всего, взорвутся. Теоретически. Так что лучше стоять подальше от эпицентра. Ну и будьте осторожны, не пролейте на себя. И... удачи вам, инспектор.
Она порывисто клюет тебя в щеку и отстраняется, отводя глаза. Сторм сидит в вездеходе с безучастным видом, Грок, покашливая, протирает очки.

Машина, рыча, срывается с места, и в зеркале заднего вида ты видишь, как быстро уменьшаются две фигурки в белых халатах.

В общей зале, тем временем, явил себя высокому обществу штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Даниил Симеонович Багровский. Явил эффектно, истинно по-гусарски.
Какие-то невесть откуда взявшиеся в заведении Шустовского институтки вдруг обнаружили, что прямо над ними в томной атмосфере кутежа маячит синюшное рыло с горящими глазами и торчащими щетками усов. К испуганному визгу девиц добавился страшный рык, коему позавидовал бы и диковинный консьерж ресторана.
Материализовавшийся на тот момент полностью диавол вскочил верхом на отбитый у барышень диван и обвел притихших гостей налитым кровью, тяжелым взглядом.
- Вы что тут?... А? Сидите всё?... Пьёте? Ужо и Россию пропить готовы? - хрипло заявил потусторонний визитёр. - Да только воооот вам!

С этими словами он продемонстрировал собравшимся инфернальный кукиш. Ужасала данная фигура тем, что помимо обидной конструкции из пальцев содержала в себе смит-вессоновский револьвер.

- Не взять вам Россию, подавитесь! Швед лез, француз лез, турок лез, и вам не обломится! Мы! Я! Не дадим! Костьми ляжем, но веру нашу православную, родину и Государя обороним! На том стоим, и стоять будем!

На последних словах голос сатанинского оратора дрогнул от нахлынувших чувств, и стало ясно, что никакое это не привидение, а несвежего и помятого вида гусар.
А поскольку от гусар все примерно чего-то вот эдакого и ожидают, гости перестали удивляться и вернулись к своим занятиям. Вдобавок многие вспомнили, что уже сего господина видели. Не далее как вчера он заявился к Шустовскому, дал в ухо медведю, громогласно хлопнул абсенту во имя Государя нашего Александра и рухнул за тот самый диван, где все про него благополучно забыли.

Утративший внимание публики возмутитель спокойствия еще некоторое время сверкал глазами и размахивал револьвером, но потом махнул рукой и грузно опустился на диванные подушки.
- Не понимаете вы ничего, пропащие... - трагично прошептал Даниил Симеонович, стремительно разменявший беспричинный гнев на черную меланхолию, - Не понимаете... И я не понимаю. Ведь мы там!... а вы тут!... мы... а вы! Иэххххх!...

- Человек! Человееек! - зычно воззвал Багровский, и когда оный таки отыскался среди окружающего сатанинского вертепа, устало сказал: - Водки неси.

- !!!!!!!!!!!!! - заревел Михаил при виде новых гостей и на каждого по-особенному.

На бомбиста Капустина - грозно, свирепо, но вместе с тем немного удивлённо и со скрываемой опаской, мол "ты это брат не того, не замай!". Ибо Миша был хоть и дикий зверь по натуре, но с анархистом по степени внутренней свободы сравниться не мог.

На англичанина Флетчера - слегка подозрительно, всё-таки англичанка как известно гадит и кто его знает... Большая Игра, знаете ли, все газеты полвека судачат, даже распоследний медведь из Сибири в курсе. Словом, Михаил проводил англичанина взглядом из-под нахмуренных мохнатых бровей.

На купца Брюханова простодушно и весело, поскольку именно такие купчины имели обыкновение закатывать самые щедрые пирушки, во время которых так или иначе перепадало от щедрот всем, включая медведя. А Михаил в глубине своей медвежьей души тоже был гедонистом и любителем сладострастия, как и сам Брюханов, понимая под оным неудержимую любовь к мёду.

Впрочем, никого грозный страж не задержал надолго и все гости вскоре присоединились к коту Василию и другим более ранним посетителям "У Шустовскаго".

Евроальянс, Польша
70 км к северу от Варшавы, засекреченная учебная база
11.09.32 21:47

Эльза Лердал

Симуляция завершилась. Требуется немного времени и несколько вдохов, чтобы напомнить себе, что затянутые сизой дымкой холмы остались в виртуальной реальности, в то время как вокруг нависают привычно серые стены. Эльза, как и весь лётный состав, не покидала расположение последние три недели, и единственным спасением от повсеместной серости неизменно становились учебные вылеты. С высоты невозможно разглядеть безысходность, приходится наслаждаться убегающими вдаль ассиметричными жёлто-коричневыми заплатками осенних польских полей. В небе так просто забыть об окружающей нищете, унынии и нависшей тенью над всей Европой угрозе.

Эльза бросает на часы быстрый взгляд. Время подсказывает – полковник Ковальски уже начал свой брифинг, а значит ей тоже пора отправляться в аудиторию и быть готовой провести инструктаж.

Три недели интенсивного обучения позади, но результаты разочаровывают. Эльзе обещали опытных пилотов – лучших из лучших, элитных асов местных военно-воздушных сил. На деле у подавляющего большинства из них отсутствует боевой опыт как класс, а лучшие имеют отдалённое представление о базовых манёврах и построениях. Они едва освоили азы управления «фальконами» – страшно представить, что этим людям, возможно, в скором времени придётся сражаться с лётчиками союза.

Если эти пилоты – лучшее, что может предложить ей Евроальянс, то не хочется даже думать, что из себя представляют другие. Они не готовы. Едва ли будут готовы достаточно в ближайшие недели, если не месяцы. Асы союза, настоящие асы, просто порвут их в небе – и это будет её, Эльзы, ответственность и вина.

Пилоты эскадрильи едва осознали, что научились, выражаясь метафорически, ползать.
В ближайшие недели Эльзе предстоит научить их летать.


Кристиан Гертс

Душная аудитория заставлена старыми партами, доставленными сюда прямиком из университета. Тусклая лампочка под потолком заливает болезненным жёлтым светом серые стены, вокруг защитной решётки светильника мечется, то и дело с раздражающими шлепками врезаясь во всё подряд, здоровенный ночной мотылёк. Полковник Ковальски продолжает вещать об утраченной молодости, расхаживая с маркером в руке вдоль магнитной доски. На доске – несколько штрихов, которые должны были иллюстрировать поясняемый полковником классический манёвр звеньевого обхвата, но так и остались бесформенными штрихами. Звеньевой обхват потерял актуальность в ту же минуту, как Ковальски упомянул, что, помнится, именно этот манёвр спас ему и его напарнику жизнь в небе над горящим Алеппо. Собственно, это произошло в первую же минуту.

Рядом скучает Бржишек – пожилой поляк, опытный пилот и подопечный Кристиана по совместительству. Подперев щеку ладонью, он с отстранённым видом наблюдает за энергично расхаживающим из стороны в сторону полковником, который разогревается всё сильнее. За соседней партой первого ряда – Ядвига и Бренди, за следующей в гордом одиночестве восседает, скрестив руки на груди, Бронислав.

В глазах каждого Кристиан замечает то же отстранённо-усталое выражение, которое, наверняка, царит в его собственных. Бесконечный день начался ещё в семь утра, включал в себя три часа изнурительных физических тренировок и два комплексных тренировочных вылета. Теоретическая подготовка, которая началась после пяти вечера и без того была достаточно утомительной, а лекция полковника в качестве персональной добивки способна усыпить даже наиболее стойких.

Опыт подсказывает, что спасти от Ковальского эскадрилью способно только своевременное прибытие инструкторов. Начинает казаться, что этот день не закончится. Начинает казаться, что мягкая подушка и одеяло – роскошь, которая больше недоступна пилотам.


Бронислав Гачиньский

Старик опять разошёлся. Истории про Алеппо вместо теоретической лекции нагоняют тоску и сон на и без того уставших ребят. Даже самому Брониславу усилием воли приходится держаться открытыми слипающиеся глаза – сидя полубоком спиной к стене, он осматривают заполненную пилотами аудиторию. Многие хоть как-то изображают заинтересованность, каждый на деле валится с ног от усталости. Это был длинный и насыщенный день, в конце которого каждый стал чуть более подготовленным, чем был, просыпаясь.

Бронислав ловит себя на мысли, что начинает гордиться успехами эскадрильи. Сформированное три недели назад учебное подразделение быстро проходит слаживание, уже вполне сносно управляя импортной техникой. Некоторым освоение «фалькона» даётся проще, другим тяжелее. Тем не менее, ещё несколько месяцев – и это будет подразделение, появления которого будут опасаться лучшие пилоты союза. Разумеется, таких подразделений будет становиться всё больше – как только Элизиум убедится в эффективности учебной программы, за первой поставкой техники последует новая.

Дверь в аудиторию открывается, принося бодрящий сквозняк и инструкторов. Вайт входит в аудиторию следом за Эльзой, и появление обоих явно обескураживает погружённого в воспоминания об Алеппо полковника.

– Кхм, – изрекает, придирчиво изучая два нанесённых маркером на доску чёрных штриха, и начинает энергично стирать их. – Вы как раз вовремя.

Ковальски отступает в сторону.

– Прошу вас, я тоже послушаю. Ведь учиться никогда не поздно, так ведь, инструктор Лердал? – издав неоднозначный самодовольный смешок, полковник направляется к (о боги) пустующему месту за партой самого Бронислава.

"Симпатичный", – промелькнула мысль у Дайаны. Мысль, плавно перерастающая в вожделение. Она не могла отвести глаз от его мирно-сонного лица. Такого привлекательного своей безмятежностью. Вот бы сейчас бы... – в её воображении замельтешили образы секса, странным и неожиданно-пикантным образом смешанного с кровавым пиршеством.
Девушка замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. "Съешь, съешь!" – трепетало, шептало внутри что-то настойчиво и требовательно.
Дайана облизнулась, ощутив языком ванильный вкус губной помады. Нет, что за ерунда! Во-первых, она его даже не знает! Не то, чтобы секс обязательно должен быть поводом для знакомства, но не опускаться же до такой степени, чтобы домогаться незнакомого мужчину, который прилег отдохнуть в ванной.
Стоп, что-то не то. Прилег отдохнуть в ванной. Но тут достаточно спален. Зачем спать в ванной?
Дайана почувствовала, что путается в рассуждениях.
Нет, не надо на него смотреть, это сбивает.
Она отвернулась и уставилась в зеркало.
Значит так.
По порядку.
Она его хочет. Сейчас. Причем так сильно, что даже готова сожрать. Сейчас сожрать, прямо сейчас. Вечером после семи! Она много лет не ест в это время абсолютно ничего. Она пообедала сегодня как обычно. Но что-то не так. Что же?
Дайана вцепилась в чётки, отсчитывая
То, что она его хочет. Это неправильно, ей никогда не нравился просто секс без разговоров. Даже наоборот, главным было общение, а секс присоединялся.
То, что он спит в ванной. Это ненормально. Возможно, он болен?
То, что она хочет есть, причем вот так непреодолимо и жадно. Это вообще ни в какие ворота. Возможно, она тоже больна? Может быть, у нее горячка? Проклятие! Дайана вспомнила про карту. Нет, это слишком ужасно, чтобы быть правдой.
Сунув руку в сумочку, она вновь нащупала прохладный пластик с тончайшим рельефом узоров. Вынула ее в десятый раз за день, впилась в нее взглядом. Не может быть, чтобы ты предвещала это МНЕ.
Не может быть!

Феникс

Здоровяк расцепляет руки, смотрит в смартфон. Тап-тап-тап... На третьем тапе кивает:
— Мистер Колдуэлл... Добро пожаловать!
Делает шаг в сторону, освобождая проход, и, снова скрестив руки, глядит поверх твоей головы: будут ли смельчаки, что вне списка рискнут прорваться? Впрочем, тут не так много людей. Пацан какой-то, привалившись к стене, листает мобилу. Парочка спорит приглушёнными голосами, бурно жестикулируя. Ну, и охранник. Шагаешь вверх — первая ступенька.

Зачем вообще на последний этаж подниматься пешком? Есть же лифты? Почему не доехать? Кнопка для 99 этажа там точно есть, ты проверил. Но не заработала. К счастью, подниматься недалеко. Десятка три ступенек и вот ты тут. Вываливаешься из прохладной лестницы в душный и смрадный оглушающий зал. Дергающиеся пиздюки, подпирающие стены с бокалами коньяка середняки, бар. Подмечаешь виновницу торжества, наблюдающую за танцующими. Какой-то парень что-то шепчет ей на ухо. Видишь в толпе и иные знакомые лица. В основном, фигуранты громких (точнее, скандальных) дел — золотая молодёжь, уклонисты от налогов, домашние насильники и прочая шваль. Клиентура!

Возможно, где-то на своем жизненном пути ты свернул не туда. Возможно, тебе было предназначено судьбой пробираться по джунглям Омикрона-Персея с размалеванным камуфляжной краской лицом и с автоганом наперевес, или хладнокровно устранять неугодных донам белорусской мафии в душном человейнике Нью-Нью-Арка. Во всяком случае, никто не учил тебя убивать людей, если только не считать за это экзамены по галактическому аудиту. Тем не менее, у тебя прекрасно получается.
Ты шагаешь по полю несостоявшегося боя, с неотвратимостью Немезиды ставя багровые точки на жизнях уцелевших пиратов. Пистолеты уже привычно толкают ладони, выплевывая свинцовые пилюли, окончательно решая пиратский вопрос.
Ни любви, ни тоски, ни жалости. Таков путь агента Метрополии.

Последний уцелевший пират успевает прийти в себя, что-то осознать, глядя в дымящий ствол штатного пистолета. Он в отчаянии пытается поднять обожженную руку, не то взывая к твоему милосердию, не то собираясь перехватить пулю. Щелк - затвор NU-Tak.03 встает на задержку, обнажив пустой патронник. В глазах пирата мелькает робкий призрак надежды, как раз перед тем как твой второй пистолет вышибает ему мозги. Не сегодня, приятель.
Из дверей диспетчерской появляется Сторм.
- Ну и ну, - говорит он, - Я начинаю сомневаться, что мы поставляем удобрения.
Его глаза поблескивают, как у человека, пробудившегося от долгой дремы и наконец-то получившего возможность заняться любимым делом.
- А вы страшный человек, инспектор, - качает он головой, глядя на результат твоего правосудия, но странным образом это звучит как комплимент. - Тем не менее, мы победили, черт возьми! Их тут человек двадцать, не меньше, отлично! Есть мысли, что делать дальше?

Карта местности

Высший командный состав обсуждает план действий в штабе лорд-маршала. Лесистая местность на том берегу реку не только изрядно затруднит продвижение Корпуса, но также отлично приспособлена для засад и совершенно непригодна для кавалерийских манёвров.

– тактическая карта местности (ссылка):

– красный щит: дивизия барона Ройса;
– щит с короной и вороном: дивизия генерала О'Рейли;
– щит с молнией: дивизия генерала Мортегана;
– синий щит: гарнизон Хардвика.

Превратившееся в беспорядочный вороний грай совещание штаба еще больше портит Роберту настроение, а оно и так было далеко не радужным. Может, он и не имел такого авторитета в высших армейских кругах, но терпеть подобное неуважение не собирался. Кроме того, он сильно сомневался, что подобный формат обсуждения способен породить что-либо еще, кроме мигрени у его участников.
Когда раздражение достигает критической отметки - а занимает это не так уж много времени - Грейхоук обрушивает сжатый до побелевших костяшек кулак куда-то в район западных от лагеря армии Альянса лесов, заставляя подпрыгнуть выставленные на карту фишки и кружки. Мелькает мимоходом мысль, что здорово было бы вот так вот, одним молодецким ударом прихлопнуть неугомонных северян и покончить разом с кампанией в Свободных землях.

- Довольно! - рявкает он, разом высвобождая накопившуюся ярость. Видимо, вышло достаточно убедительно, поскольку многоголосый гомон мгновенно смолкает.

- Господа, - ледяным тоном говорит Роберт, пока в мгновение тишины не успел вклиниться никто из офицеров и генералов. - Вы не хуже меня понимаете, что подобным обсуждением мы не придем ни к чему. Поэтому впредь я бы хотел видеть здесь, над этой картой, не базарную ругань, а грамотных, опытных военначальников, которыми вы все, без сомнений, являетесь. Я понимаю, - повышает он голос, видя уже открытые рты и пресекая возможные возражения, - многие из вас считают, что я незаслуженно занимаю должность лорда-маршала. Что мне недостает опыта - тяжелый взгляд на поджавшего губы старика О'Рейли - или высокого положения - взгляд перемещается на Мортегана, слегка изогнувшего уголок губ в пренебрежительной усмешке, - для того, чтобы руководить этой кампанией. Что ж, возможно, это так. Но прошу вас отметить, господа, что это решение Его Величества, которое мы, верноподданные короны, обязаны уважать.

Выдержав секундную паузу, Роберт продолжает, на этот раз более мягко:
- Заверяю вас в моем подлинном уважении к вашим заслугам и опыту, господа. Уверен, что столь блистательный командный состав не оставит дикарям ни единого шанса. Однако, клянусь честью, если мы продолжим препираться в том же ключе, северяне перемрут от скуки, так и не отведав нашей стали.

Грейхоук обводит взглядом притихший штаб.
- Таким образом, предлагаю начать наше конструктивное совещание с доклада капитана Хардвика, - Роберт кивает командиру Верного, - И я очень надеюсь, что никто не будет его перебивать и нам больше не придется возвращаться к этому вопросу. Капитан?

Это была отличная речь. Под вражеским обстрелом, перед лицом многократно превосходящего противника, среди раскалывающего небеса и землю огня артиллерии, твои слова наверняка смогли бы поднять ссущую в штаны роту новобранцев в безнадежную штыковую атаку. Но для того, чтобы разбудить боевой дух в старом инженере, вчерашней студентке и ветеране-инвалиде, их явно оказалось недостаточно.
Некоторое время все озадаченно смотрят на тебя.
Затем мисс Киннаман решительно поднимается с диванчика и подходит к пульту управления машиной экстренной медицинской помощи.
- Так, Эдвард, ну-ка покажите, что вы тут понатыкали... Дофамин, адреналин, кортикостероиды... А куда столько эндорфина? Тройная доза, мистер Грок! Ему же ногу прострелили, а не отпилили.

Нахмурив брови, мисс Киннаман начинает колдовать над клавиатурой аппарата, инженер смущенно потупившись, протирает очки.
Ты чувствуешь, как захлестнувшее тебя желание немедленно встать в атаку и погибнуть за министерство и отечество постепенно исчезает.

- Не лишено смысла, в принципе, - чешет подбородок Сторм, - только у нас из личного состава двое гражданских, в жизни стаббера не державших, и я далеко не в лучшей форме. Чертовы клещи... По большей части, надежда только на вас, господин инспектор. Но прямая атака на шахтерский лагерь это суицид, они там неплохо окопались, постоянные дежурства, патрули, брустверы с пулеметами. За главного там некий Симон, и он, хоть и злобный подонок и пират, а дело свое знает. Возможно, отставной десантник. Еще там по- прежнему в заложниках дети, пока они не будут в безопасности, полноценное восстание поднять не выйдет, я знаю, я там был, говорил с людьми.

- Я, конечно, прошу прощения, кхм, - дребезжит мистер Грок, - а может, и не надо ничего делать? Они ведь не дураки, понимают что нашего инспектора начнут искать, и скоро сюда прибудут полицейские, а то и военный десант. Улетят себе со своим палладием, и пускай подавятся.

- А коровьи? - возмущается мисс Киннаман, - Вы же в курсе ситуации, Эдвард! Без срочной очистки стойла скоро будут погребены под удобрениями, все поголовье в опасности!

Мистер Грок беспомощно разводит руками.

- Возможно, придется все-таки их выпустить, Бекки...
- Но ведь в полях, без постоянной стимуляции, они и недели не протянут! Вы представляете, какого труда будет стоить вырастить новое поголовье генетически модифицированных коровьёв?

- Если бы проблема была только в коровьях, - с отвращением говорит Сторм, заработав испепеляющий взгляд ксенобиолога, - пока я был в шахте, у меня сложилось впечатление, что пираты не собираются оставлять свидетелей. Да, несмотря на заверения их усатого предводителя, есть вероятность, что весь персонал перед отлетом просто зачистят.

Мисс Киннаман мгновенно бледнеет, Грок неверяще трясет головой.
- Нет, на это они не пойдут.
- А что им терять? Там над каждым как минимум пожизенная стазис-капсула висит.

Кайзер стискивает зубы, пальцы белеют на рукояти опущенного меча. Девчонка близко, в её голосе слишком много уверенности, и недостаточно страха. Она не одна, и треск факелов безошибочно выдаёт планы местных.
Глаза Дитриха по-прежнему смотрят на темный проём, но на самом деле десятник смотрит в себя. Скольких убил? Хороший вопрос. Незваные воспоминания возвращаются, целые пласты памяти поднимают из неосознанного забвения недели, месяцы, годы.
Острие копья, что с силой входит в брюхо вставшей на дыбы лошади. Шаг, укол, шаг – наступающий вперёд строй, и лишь иногда железо вонзается в тела северян. Но те убийства, в строю, не воспринимаются чётко, будто они не Дитриха, общие. Гораздо лучше Дитрих помнит другие – как накладывает всё новые стрелы на тетиву, как отправляет смерть в головокружительно короткий полёт. Помнит, как наконечники впиваются в спины бегущих и в лица яростно наступающих. Он всегда был хорошим лучником, Дитрих. И теперь перед глазами проносится каждый удачный выстрел последних лет. Поднимается внутри осознание – много, так много, оказывается.
– Многих, – отвечает эхом, совсем тихо.
Благо девочка теперь рядом, услышит.
– Послушай, – последняя попытка, чистая искренность. – Война закончилась, северяне разбиты. Солдаты возвращаются с севера, и мы – только первые.
Если Дитрих ввяжется в схватку с местными, то этих, не разбираясь, прикончат сотник и остальные. Возможно, уже прямо сейчас Берндт целится девочке в голову, затаившись во мраке. Скорее интуитивно, чем осознанно, но Кайзер догадывается, что здесь происходит.
И он заслужил это, они все заслужили.
– Я выхожу, – сообщает собравшимся громогласно, спокойно. – Без оружия.
В подтверждение своих слов, Дитрих выкидывает меч из избы. И, выждав секунду, выходит сам следом.

- О, первый пошел, - в предвкушении потерла лапками Мыша, когда громыхая и поскрипывая в покои ввалилась груда железа.
Запишем: Бэзил. Рыцарь. Характер блядский, излишне самоуверен. Гордится и хвастает победами, причем постельными больше, чем военными.
Мышь присмотрелась - а не эти ли белые волосы регулярно торчат из каждого темного угла и каждой кровати придворной дамы? И не только кровати, да.

Услышав крик, Ральф ломанулся из-под телеги. Но пока вылез, Егеря уже и след простыл. Это что ж, он прибежал и убежал? Ни тебе здрасте, ни до свидания, ни доклада по форме, одно распиздяйство. Выругался Фарц себе под нос. Ну, блять, такого от опытного братишки он не ожидал.

А там и сотник снова порадовал, всех с собой забрал и убежал. А Фарц что? А Фарц крайний, как всегда. Десятника пьяного кому спать укладывать? Ему, конечно. Телегой править? Ну, это ладно. Хуетой заниматься вместо заслуженного отдыха? Вот-вот. А теперь вообще: в одиночку телегу охранять неизвестно от чего. Тиль вон тоже ведь вернулся с лицом странным, видал, может, чего? Да кто его спросит. Пфальцу похер, он за разведчиком гоняется.

Подумал Ральф, да в телегу залез. Шлем надел, вещи распихал, себя рогожей накрыл и копьё положил рядом. Замаскировался в полной боевой готовности, как бы. Не солдат, а куча ветоши, небрежно сложенной. Ну, издалека хотя бы. Наверно. Себя-то парень со стороны не видел.
А ещё поразмыслил так: всё-таки есть что-то в демобилизации этой и скорей бы уже. Хотя бы одиночество смертью грозить перестанет.

Девица, заботливо поддерживая героического раненого инспектора, без умолку щебечет. Ты узнаешь, что ее зовут Ребекка Киннаман, она ксенозоолог и на Иерихоне-2 проходит практику после университета, а тут такое, и связи с Метрополией нет, и бандиты на вездеходах, весь персонал забрали, а они вдвоем укрылись здесь, а мистер Грок сказал им, что акустические вышки опасны, и теперь они боятся пересекать периметр, а потом Генри пришел, и рассказал что все работают в какой-то шахте, а он сбежал, а эти про него спрашивали, ой да что это она болтает, вы же ранены, одну минуточку, сейчас все будет хорошо...

Под аккомпанимент ее нервного монолога и печального ворчания безопасника сзади вы поднимаетесь на второй этаж, там, судя по аппаратуре, что-то вроде диспетчерской. Вас встречает седой мужчина в таком же, как у Ребекки, белом халате, только уже не совсем белом - одежда щедро пересыпана черными масляными разводами. На вид мужчине лет за семьдесят, крупный, в прожилках, нос украшают очки с толстыми линзами. Глаза за этими линзами кажутся в два раза больше, что придает владельцу очков комичный вид печального седого лемура. Видимо, это и есть мистер Грок.
- Эээээ, - дребезжит он.
- Он ранен, мистер Грок! Я принесу аптечку, а вы включите ЭМП!
- Ээээээ...

Тебя помещают на небольшой уютный диванчик, Ребекка решительно присаживается рядом на корточки и задирает твою штанину. Бинт на голени слегка пропитался кровью, но в целом выглядит свежим.

Охранник Генри, скептически глядя на эту возню, наконец говорит:
- Судя по всему, пациент не так уж сильно пострадал. Может, мы все-таки узнаем, кто он такой?
- О! - говорит Ребекка. Видимо, эта мысль каким-то образом до сих пор не приходила ей в очаровательную головку.
Она встает, вопросительно глядя на тебя. Возящийся с аппаратом ЭМП мистер Грок тоже оборачивается, а охранник Генри и без того не сводил с тебя подозрительного взгляда.
Повисает пауза.

Вездеход медленно трогается вперед, проезжая на территорию агрокомплекса. Сзади с тем же мучительным скрежетом закрывается створка ворот, громко щелкнув магнитным замком.

Планшет послушно включает трансляцию активной радиочастоты:
- ...льман, прием.
- Эльман на связи, прием.
- Ты хуй! (Гогот на заднем плане)
- Дебилы блять, отбой.
- Говорит Симон. Еще раз услышу как частоту говном забиваете - лично вскрою каждого.
- Извини, братан, попутали, конец связи.
- Симон Кудре, прием. Симон Кудре, прием блять!
- А, да, чо такое, Симон? ...Симон?
- Прием.
- А?
- Когда заканчиваешь сообщение, говори "прием", блять! Ослы ебучие, сколько вас учить?
- Л-ладно ладно, понял я, прием.
- От Хрюна новости есть? Прием.
- Неа. ... Ой, прием.
- Сссссука. Ладно. Берите квадрики, езжайте за ними. А вообще нет, возьми народу побольше и пиздуйте пешком, а то еще и квадрики просрете, олени блять. Вам полезно будет жопы размять, вояки, ммать. Прием??
- Да где я народ то...
- В манде! С дежурства сдерни! Чтоб вездеход вернули хотя бы один, иначе можете не возвращаться даже! Конец связи.
- Ну епта, Симон...
- Кудря. Урою.
- Понял-принял, Кудря, конец связи.

Ты быстро ориентируешься, куда ехать - возле приземистого двухэтажного здания машет тебе рукой человеческая фигурка. По мере приближения фигурка обретает очертания миловидной брюнетки в белом лабораторном халате. Рядом с ней застыл мрачный тип, похожий на родного брата Джона Доу. Он одет в уже знакомую тебе форму службы безопасности. Недавно ему, очевидно, сильно досталось - форменная куртка прожжена в нескольких местах, одна рука в лубке висит, сквозь прорехи в форменных брюках проглядывают бинты, а лицо носит признаки недавнего перелома носа. Тем не менее, пистолет в его здоровой руке смотрит прямо на тебя, и по всему видно, что эта самая рука не дрогнет, дойди дело до стрельбы.

Пфальц:
- Лошадь, повозку и припасы получишь у интенданта, - Юрген помнил, каким зловредным был этот однорукий тип - у него всё было под запись, зернышко к зёрнышку (надо признать, только благодаря этому въедливому упрямству в этой армии сохранялось какое-то подобие порядка) и хрен ты дождёшься хоть чуточки уважения - ведь ты пришёл просить и требовать в роли нуждающегося,.
- Голубя.. Линд, у вас есть голуби?
- Только вороны, - Линд, голубоглазый лейтенант со светлой бородкой, загадочно улыбнулся, пялясь на свои карты. Предстоящий сложный поход Пфальца-сотоварищи трогал его так же, как и судьба несчастной букашки, попавшей под его сапог.
- Пошлёшь конного, - подытожил ван Бурен, подняв брови и вновь пыхнув трубкой, - по демобилизации - до тех пор, пока его величество не подписал указ, мы все - и ты, и я - находимся на его службе, защищаем родину от врагов, как внешних, так и внутренних. О дальнейших распоряжениях, ежели таковые последуют, узнаешь на месте. Я позабочусь, чтобы посыльный дошёл до вас в кратчайшие сроки. За жалованьем - к интенданту. Всех не задействованных передашь Роттенкранцу, - это, стало быть, сотник третьего взвода - понял ты.
- Но в первую очередь заботить вас должно только это задание. Не жалование и не девки в дорожных трактирах. Ясно? К выполнению приступить немедленно, - он зыркнул на тебя исподлобья, - читай - с рассвета в лагере вас не должно быть.

Фарц:
Сигизмундов солдафон расхохотался тебе в лицо, брызнув слюной и машинально ткнув кубком в твой, "коктейльный":
- Ахаха, а потом догонят и ещё дадут! Вот умора, пхахаха! - он закатился гоготом, отшатнулся и, чуть по щиколотку не уйдя в подтаявшую от тепла костра грязь, побрёл, шатаясь, к своим соратникам, чтобы, видимо, рассказать им уморительную шутку твоего авторства.
Ты пригубил в очередной раз, но понял, что не идёт - алкоголь в твоей крови никогда не зажигал тот пожар, которым разгораются другие. Много раз ты видел, как ребята хмелеют, развязно ведут себя и похабно пристают к хохочущим девкам. Тебе от выпитого только всё больше хотелось отлить, да начинало всё сильнее першить в горле - ведь горькая эта огненная вода, проклятое пойло.
Можно было, конечно, притвориться, чтобы быть как все. Но надо ли?

Вогт:
Пил и ел. Ничего особенного не чувствуя. Все как будто ждали от этого вечера каких-то сраных откровений. Ну а ты набил брюхо, и по телу разливалось приятное тепло от выпитого. Только вот что-то сотник появился вдруг и как-то неприятно ёрзает, будто возбуждён каким-то делом. Кольнула тревога глубоко внутри, приятное тепло отгоняя. Не к добру.
Будто бы мир услышал твоё ворчание, даже в этот день, и решил подкинуть ещё одну причину поворчать.

Егерь, Кайзер:
Берндт хотел налить супа в сумку десятнику, на потом, для закуски, но что-то вовремя спохватился - ведь остынет! Рукой дрожащей еще плеснул ему в кружку, заглядывая в глаза и бормоча что-то навроде: "Щас мы с тобой бахнем, ух, бахнем", но Кайзер бахать не стал - в его пустых глазах вдруг шевельнулось что-то недоброе, по всему телу пробежал спазм, щёки его надулись, будто он сильно захотел выдохнуть, но то не выдох был - а рвотной массы фонтан.
Он успел только наклониться от костра, и его жестоко вывернуло на землю. Схватившись за живот, дрожа и давясь соплями, десятник выгибался, булькая и мучительно содрогаясь, и из глаз его бежали слёзы. Тебе оставалось только держать оба кубка в руках и тихонько сопереживать.

Хоффман. Пфальц. Общее:
Тиль же в это время, отвлечённый от беседы с десятником, напряженно мигая, вглядывался в вязь из букв, норовившую ускользнуть прочь от внимания бойца - туман застилает глаза, но ты, отгоняя его подпалённой головёшкой, выдвинув от натуги челюсть, пыришься в текст, выкатив глаза, и читаешь вслух заплетающимся языком:
"Именем короля, его высочества Гримма, обладатель сего письма, дарованного его высокоблагородием герцогом Тоттеном, наделён властью решать споры и выносить вердикты в отношении дел, связанных с безопасностью на дорогах и населённых пунктах на территории герцогства Гальдланд, и любому гражданину надлежит помогать предъявившему письмо в деле восстановления порядка и законности". Здоровенная красная печать герцога и размашистая подпись визировали документ снизу.
Такая бумага на чёрном рынке в Броддах стоила бы состояние. С такой бумагой можно было бы развернуться, если бы солдаты его Величества вдруг решили поиграться в криминал, обладая связями в кругах самых неприятных личностей королевства. Обладание такой бумагой - это опасно, очень опасно, если показать её не тем людям и не в том месте. За, казалось бы, кусок пергамента кто-нибудь мог бы перешагнуть через моральные принципы и перерезать горло тому, кто носит такой документ за пазухой.
Невесёлые мысли завертелись, было, в голове у Пфальца.
Хоффмана, однако, только затошнило от крутящихся перед глазами букв, и он всё равно толком ничего не понял из едва прочитанного - речь его перемежалась икотой, которую он не мог побороть.

Боль это порой мучительно, иногда унизительно, и всегда неприятно. А еще боль мотивирует.
Пульсирующий огонь в ноге и резкое осознание собственной смертности замотивировали тебя настолько, что твоя связь с непостижимыми астральными левиафанами космоса окрепла как никогда прежде.
Тебя услышали.
Ты ощущаешь, как твое сознание крохотной молекулой барахтается в тени чего-то настолько необъятного и чуждого ограниченному разуму примата с далекой Земли, что мозг почти не выдерживает. А затем ОНО смотрит прямо на тебя.
Тут предохранители в мозгу выбивает, и связь резко обрывается. Но на миг, один краткий миг пребывания в тени Великого Странника ты все понимаешь. Приходит кристально четкое осознание сути всех вещей и явлений, сейчас ты мог бы легко решить любой из парадоксов, над которыми безуспешно бьется наука Метрополии. Но стоящая перед тобой задача, хоть и оскорбительно ничтожна на фоне проблем человечества, конкретно для тебя является более приоритетной.

Ты чувствуешь каждый стебель окружающего тебя кукурузного поля, слышишь как растут и тянутся к солнцу побеги, как срезанные вашими выстрелами растения уже начали заново надстраивать клетчатку, восстанавливаясь. Видишь в мельчайших деталях, как крадутся через травяной лес твои преследователи.
Осторожно ступает, держа наизготовку стаббер, Микаэль Симмонс по кличке Хрюн. Ты все про него знаешь. Он страдал энурезом до 12 лет. В детстве его любимой игрушкой был Инспектор Икс. Входил в галактическую сборную по софтболу. В тридцать два стал наемником, чтобы оплатить счета за лечение смертельно больной дочки, когда его уволили из космодесанта по сфабрикованному обвинению в коррупции. В красном списке галактического розыска за соучастие в особо тяжких преступлениях.

Следом за ним пробирается Жейк Вертура по кличке Чад. Ты все про него знаешь. В возрасте пяти лет лишился обоих родителей. Вырос в детдоме. Страдает от ментальной дисфункции, болезненно склонен к мелкому садизму, труслив. С подросткового возраста состоял в городских бандах, позже подался в пираты. В желтом списке галактического розыска за соучастие в особо тяжких преступлениях.
В стороне, привалившись спиной к вездеходу и испуганно пуча глаза, лежит Винсент Диего, по кличке Винс. Ты все про него знаешь, но лучше бы не знал. Он из тех подонков, у которых вся биография покрыта липким слоем запекшейся крови. Это очень, очень плохой человек. А сейчас ему больно и страшно. В черном списке галактического розыска с особой пометкой приоритета.

Пыхтя и отдуваясь, по оставленной твоим вездеходом просеке им на выручку спешит Леви Розенберг по кличке Дохляк. Ты все про него знаешь. Он с детства рос книжным мальчиком в хорошей, обеспеченной семье на Зета-7. В пираты пошел за романтикой космических странствий. Сейчас ему пятьдесят три, он мечтает выйти из дела и купить себе тихую фермочку где-нибудь подальше от Метрополии. Перенес инфаркт, инсульт, пережил все штаммы макароновируса и благополучно вылечился от лейкимии. У него болит колено, ему жарко, страшно и хочется поскорее отсюда уехать. На его лбу сто сорок две капли пота. В желтом списке галактического розыска за соучастие в тяжких преступлениях.

В двухстах пятидесяти метрах от тебя ползет, заинтересовавшись шумом, взрослый самец гигаклеща. Про него ты тоже все знаешь. Например то, что в нем не меньше центнера веса, он не особо голоден, но любопытен. Он всеяден и не прочь включить в свой рацион инспектора и парочку пиратов.

Ты поднимаешь винтовку, легко, не задумываясь, даже не целясь. Пальцы уверенно находят переключатель мощности, выкручивая его до щелчка. Закрываешь глаза и выжимаешь спуск. Оружие издает резкий треск, вспышка обжигает даже через прикрытые веки.
Не слышно никаких криков, только шум от падения двух тел. Ты убил их мгновенно, обоих одним выстрелом.

А затем все уходит, реальность возвращается в свое привычное состояние. Но часть брошенной на тебя тени Великого Странника остается с тобой навсегда.

Тим, пошатываясь, приближается к ближайшему выбитому окну. Под подошвами ботинок хрустят осколки стекла, в лицо бьёт осенней ветер вперемешку с дождем. Плечо горит, взрывается при каждом неосторожном движении обжигающей болью. Мужчина не оглядывается, но и без того понимает, что оставляет позади себя дорожку из крови. Когда-то он вместе с отцом шагал по такой же дорожке по следам подстреленного оленя. Сегодня он и есть тот самый олень, а безмятежные дни охоты далеко в прошлом. Позади не только воспоминания об охоте, но крики, стоны, всхлипы, шаги. По крайней мере, не слышно новых выстрелов и хруста ломающихся костей. Ещё вдох – и Тим застывает напротив выбитого окна. Там, снаружи, в ночи, полыхает крона расколотого ударом молнии дерева, и блики пламени танцуют в непроницаемом зеркале обсидианового пруда. Над миром клубятся, закручиваясь в чудовищный водоворот, тяжелые тучи, что обрушивают на землю косыми струями ливень. В сполохе новой молнии Тим видит задний двор замка, и раскинувшийся под ногами садовый лабиринт. До газона внизу, на глаз – по меньшей мере десять футов, может пятнадцать. Узкий внешний карниз обрамляет этаж – Тим смотрит влево и видит, как карниз закручивается, огибая выступающую декоративную башенку.

Руэл приподнимается и слепо шарит пальцами вокруг выходящего из пола светового луча. Непослушные пальцы обхватывают скользкую поверхность смартфона, голова гудит, комната перед глазами плывет. Слабый луч фонаря только углубляет окружающий мрак, очерчивая отдельные фрагменты интерьера и мешая воспринимать целостную картину. Картер, не обращая внимания на хаос, шарит фонарем по полу в поисках ножа и молитвенника. Но вместо этого луч выхватывает застывший над телом телохранителя около выхода силуэт Эшфорда. И Руэл, забывая обо всём, просто смотрит.

Сеймур, обнимая себя руками, в позе эмбриона скорчился на полу. Время от времени он приоткрывает глаза и наблюдает за миром, словно терпеливо ожидая момента, пока кошмар закончится, и обстановка нормализуется. Реджинальд следит за вспарывающим мрак лучом фонаря, и видит, как конус света врезается в неподвижную спину Эшфорда. Видит, как мимо лорда проскальзывает, держась за руки, несколько человек – в смутных силуэтах Сеймур, кажется, различает Энни и Патрика. Лорд даже не шевельнулся, позволяя им беспрепятственно добраться до выхода и раствориться в ночи. Лишь после Эшфорд переступает через тело Ричарда на полу, и медленно приближается к неподвижно ожидающему у входа дворецкому. Словно в страшном сне, будучи не в силах не только пошевелиться, но даже просто закрыть глаза и сбросить проклятое наваждение, Сеймур наблюдает за тем, как лорд почти ласково касается ладонями седых висков старика. С хрустом ломаются шейные позвонки, и древний дворецкий оседает на пол – дряблая кожа на шее закрутилась спиралью, а лицо смотрит в стену, провернувшись на все сто восемьдесят градусов.

Патрик, взяв сразу нескольких девушек за руки, решительно направляется к выходу, возглавляя процессию. Они проходят мимо съежившегося на полу около стола Реджинальда, мимо бездыханного тела детектива Мэйнарда, и наконец приближаются к застывшему над трупом охранника Эшфорду. Даже если обходить лорда по широкой дуге, всё равно он остаётся достаточно близко. Особенно если помнить, насколько быстро он способен перемещаться. Особенно если помнить, с какой лёгкостью способен убивать. Но Патрик не боится. Проходит мимо и доводит девушек до распахнутых настежь дверей. Проходит мимо застывшего, будто замороженного дворецкого, и выходит в утопающий во тьме коридор. Продвигаться дальше без света становится тяжелее. Патрик ориентируется на вспыхивающие за многочисленными окнами сполохи молний, и на шаги группы, которая покинула зал перед ним. Он добирается до ведущей на первый этаж холла лестницы – новая молния проявляет мир в негативе, на мгновение выхватывая из мрака возвышающиеся на тех же местах доспехи, входную дверь и ещё одну группу хранителей, уже в самом низу, у подножия.

Доверившись Патрику, Эйра вместе с ним, Вильгельминой и Энни кое-как, почти наощупь, добирается до убегающих вниз ступеней. Сквозь сдавленное дыхание, тихий шелест шагов, сквозь застывшую перед глазами неподвижную спину склонившегося в свете фонаря над Ричардом Эшфорда, не без труда пробиваются совсем другие воспоминания. Полузабытые, из далекого детства. Из тех времен, когда Эйра украдкой проникала в родовую библиотеку, и читала (главным образом рассматривала картинки) пыльные книги. До поры родители не хотели ничего рассказывать дочери об этих книгах, но девочка всегда чувствовала, что их окутывает какая-то мистика, что в них сокрыто что-то действительно важное. Прошло много лет, и теперь полуистлевшие обрывки воспоминания возвращаются вспышками. Эйра даже останавливается на вершине лестницы – в неё едва не врезается от неожиданности отстававшая всего на шаг Вильгельмина. Вздрагивает, так ярок и отчётлив проявившийся в воспоминаниях образ.

Сломанное тело дворецкого падает на пол бездыханной куклой. Эшфорд, моментально теряя интерес к пожилому слуге, отворачивается от него и снова смотрит вглубь комнаты. С хищной ухмылкой на бледном лице он направляется в сторону Руэла и Реджи – с ног до головы в чужой крови, хозяин замка выглядит как никогда устрашающе.

Дерек спускается по узким ступеням навстречу главному холлу. Ладонь скользит вдоль полированного перила, вокруг клубится прерываемая редкими сполохами молний кромешная темнота. Позади слышны дыхание и лёгкие шаги девушек – по крайней мере, никто из них не споткнулся, не сорвался и не упал. Дерека удивляет, что Эшфорд отпустил их, позволив беспрепятственно пройти мимо и выйти из зала. Мужчина уже почти добирается до первого этажа, осторожно прощупывая носком одну из последних ступеней, когда ведущая наружу тяжёлая двустворчатая дверь распахивается, будто под воздействие сквозняка. Массивные створки раскачиваются на натужно скрипящих от ржавчины петлях, и впереди возникает дождливый прямоугольник, лишь немногим светлее окружающей темноты.
В лицо бьёт поток холодного воздуха, и, одновременно, вдоль позвоночника проносится волной морозная дрожь. Повинуясь смутному предчувствию в районе груди, Дерек останавливает в воздухе занесённую ногу. Новый раскат, и сквозь высокие бойницы в главный холл замка вместе с молнией врывается ослепительный свет. Дерек сразу же видит их – и, по сдавленному вздоху позади понимает, что как минимум одна из девушек видит их тоже. Несколько тварей – как минимум три, возможно четыре. Жилистые, голые, обтянутые болезненно-бледной кожей. Одна, припав к полу, выжидает неподвижно прямо у выхода – бледная кожа обтягивает покатый выступающий лоб, что заменяет существу и нос, и глаза. Чуть ниже лба – выпирающая оскаленная пасть с несколькими рядами зубов, с клыков свисают и тянутся, переливаясь, струйки вязкой слюны. Ещё две таких же твари – на противоположных стенах. Ползут, перебирая когтистыми лапами, и, вопреки всем известным законам физики, не срываются вниз. Если подумать, то они чем-то неуловимо напоминают людей. Болезненных, изуродованных, искалеченных альбиносов, от которых, тем не менее, буквально веет смертельной опасностью.

Увы, облюбованный тобой для засады клочок земли ровный, как посадочная площадка офисных глайдеров в министерстве Метрополии. Толстые стебли кукурузы-мутанта надежно прячут тебя от противников, но и ты в свою очередь их не видишь. Никаких удобных холмиков или ямок, где можно было бы обустроить надежную огневую позицию. Говорят, Рон Джембо, попав в окружение при осаде Шкадии, зубами выгрыз себе укрытие посреди армейского плаца, сделал из своего ремня пращу и перебил кусками бетонного покрытия роту штурмовых дроидов. Ты тоже можешь рассказать что-нибудь в том же духе, нужно только для начала выбраться из этой передряги.
Расклад пока не в твою пользу - элемент внезапности может дать тебе время на пару выстрелов, а дальше начнется прямой бой. Толстые кукурузные побеги могут тебя скрыть, но вряд ли стоит расчитывать на их защитные свойства.

Времени на то, чтобы передумать, уже не остается - ты слышишь как приближается шум мотора другого вездехода, и вскоре замолкает. Слышны голоса. Все ближе, ты уже различаешь слова.

- О, глянь, вон тачка!
- Вижу, не слепой.
- Это чо он, пешком драпанул?
- Ага. Или сидит в засаде и ждет, чтоб подпалить тебе жопу, Винс.
- Бля. Эй ты, как тебя, засранец! Выходи по-хорошему, мы тебя не больно убьём!

Несмотря на очевидную угрозу, интонации преследователя выдают неуверенность. Возможно, даже страх.
Голоса приближаются к машине. Переговариваются двое. А, нет, вот заговорил третий, чуть позади первых двух:
- И чо мы, в прятки с ним будем играть? В этой сраной кукурузе собственную задницу можно потерять, не то что какого-то фраера.
- Ну уж нахер, я за ним туда не полезу. Это же гребаный инспектор. Они как ниндзя, я в кино видел.
- Там и не такое покажут. Я однажды кино про честного губернатора колонии смотрел.

Первые двое смеются. Снова говорит третий:
- Шутки шутками, а четверых парней этот черт положил, и усатому бочину дыранул.
- Так он вроде не один был.
- Это усатый сказал. Ты ему веришь, что ли? Давно по краю ходит, падла. Сам облажался, вот жопу и прикрывает. Симон говорил, надо было этого хмыря на месте валить. А теперь что?
- Ты потише давай, ага? Крузейро пока еще капитан.
- Посмотрим, надолго ли.
- Заткнись, Чад. Эй, Дохляк, ты как там?

Неразборчивое бурчание рации.

- Говорит, чисто.
- Ну и чо делать то будем, Хрюн?

Блэйк наступает, обходя стол. Одна рука свисает вдоль линии корпуса безжизненной плетью, во второй переливается в неверном свете старый-добрый боевой нож. Саймон выкрикивает слова, которые, согласно легендам, служили девизом одному из рыцарей Камелота. Вспоминает прошлое, жизнь до и жизнь после, и, конечно же, службу. В те годы мир казался проще, прямолинейнее. Значение имел лишь приказ командира, не существовало требующих нетривиальных решений долгосрочных задач. Можно было просто шагать, выкрикивая речевки и песни в одно горло с соратниками. В последующие годы всё так сильно запуталось. Начинало казаться, что не распутается уже никогда. Всё изменилось этим сентябрьским вечером. Крик Саймона изобличает, привлекает внимание, лезвие боевого ножа хищно пляшет в вытянутой руке. Эшфорд ждёт неподвижно – серые глаза пристально следят за приближением Блэйка, фиксируя каждое движение, каждый сбивчивый шаг. Саймон рычит, срывая горло, и бросается на отродье в последнем рывке. Не успевает толком удивиться скорости лорда, как нож выскальзывает из пальцев с оглушительным хрустом ломаемой кисти. Эшфорд больше не играет, не разговаривает – Блейк понимает это совершенно отчётливо. Опустив подбородок, смотрит на окровавленную руку лорда, по локоть зарывшуюся в его, Саймона, грудь. Боли почему-то по-прежнему нет. Нет боли, нет страха, не осталось места для проблесков света. Только холод. Пустота. Отсутствие времени.

Энни обматывает ладонь рукавом и лезет в камин. Жалко китель, но ничего не поделаешь. Выхватывает из очага тлеющую головню, успевает сделать один шаг и, почти зашипев от боли, роняет головню. Раскаленное дерево моментально прожгло и рукав кителя, и совершенно неподходящую для подобных целей салфетку – девушка беспомощно смотрит на почерневшую деревяшку у своих ног, которая от падения раскололась на две равные части.

Вильгельмина хватает так кстати оставленную кем-то здесь кочергу. Длинная, увесистая, железная, с угрожающего вида крюком на конце – она, пожалуй, способна при необходимости сойти за оружие. Повернувшись в сторону Энни, девушка понимает, что сомнительная затея подруги провалилась практически сразу. Поверх плеча кадета Мина видит, как Саймон Блэйк набрасывается на Эшфорда и как тот, непринужденно сместившись в сторону, наносит удар. Пальцы Алистера выныривают из спины Блэйка вместе с фонтаном крови – удар чудовищной силы буквально пронзил грудную клетку Блэйка насквозь. Картина неправдоподобная, картина гротескная, картина, превращающая объективную реальность в сюрреалистичный кошмар.

Руэл смещается в сторону, перехватывая поудобнее нож. На Эшфорда бросается Саймон, и Картер использует его нападение для того, чтобы занять более грамотную позицию. Оказавшись позади лорда, он уже намеревается нападать, однако обмирает при виде того, чем заканчивается непродолжительная потасовка Блэйка и Эшфорда. Свет угасает в стекленеющих глазах Саймона, в то время как рука лорда почти по локоть тонет в его груди. Замешкавшись, Руэл неловко пригибается и пытается дотянуться лезвием до бедра воплотившегося в мире смертных чудовища. Вместо ожидаемого успеха окружающий мир начинает отчаянно кувыркаться. Мужчина, выронив и нож, и молитвенник, кубарем катится по полу к дальней стене. В голове звон, обеденный зал дрожит и плывёт – приподнявшись на локте, Руэл ошалело смотрит на Эшфорда, который невозмутимо проходит мимо навстречу следующей жертве. Левый висок горит, отчаянно пульсирует при попытке к себе прикоснуться – лорд небрежно отмахнулся от Картера между делом, едва его не прикончив.

Ульрих Мэйнард вскидывает тазер, прицеливаясь. Сперва обзор заслоняет спина налетевшего на Эшфорда Блэйка, после – Руэла. Детектив наблюдает, как оба нападающих разлетаются, раскиданные лордом без видимых усилий в разные стороны, и подгадывает момент. Теперь Алистер наступает уже на него – серые выцветшие глаза продолжают беспрестанно смеяться. Ульрих выжимает спусковую скобу, и с удовлетворением убеждается, что электроды впиваются точно в грудь лорда, который даже не пытается увернуться. Но происходит невероятное. Мэйнард отчётливо видит, как чернеет и обугливается под воздействием электричества водолазка, но сам Алистер Эшфорд как ни в чем ни бывало продолжает идти. Окна за спиной лорда синхронно взрываются, и в зал вместе с порывом холодного ветра прорывается дождливая ночь. Порыв воздуха смахивает весело потрескивавший в камине огонь, на смену тревожному полумраку приходит абсолютная темнота. Ульрих скорее чувствует, чем видит движение. Человеческая глаз не способен различить силуэт, с невозможной скоростью скользящий во мраке. Когда Эшфорд – фигура, чуть светлее, чем тьма, вырастает перед Мэйнардов в полный рост, тот, вопреки собственным ожиданиям, не успевает даже вздохнуть. Пальцы лорда стискивают и сминают горло, выдавливают воздух из лёгких, отрывают от земли словно невесомую плюшевую игрушку. Долю секунды Эшфорд смотрит в глаза Ульриху, наслаждаясь. После – сжимает пальцы, и небрежно отбрасывает в сторону уже бездыханное тело.

Нож в руке Дерека отчего-то совершенно не выглядит весомым аргументом в сложившейся ситуации. Стоящий рядом телохранитель целится в лорда, но выстрелить мешают отважно набегающие на хозяина замка взбешенные гости. Дерек видит, как лорд рукой пробивает грудь Блэйка насквозь, как небрежно отбрасывает Руэла. Видит, как Эшфорд направляется в сторону лысого детектива – и, по совместительству, в сторону самого Дерека. Телохранитель по-прежнему медлит – дотягивает до того, что все окна в зале одновременно взрываются, впуская холод, дождь и кромешную темноту. Вопреки здравому смыслу и логике угасает, задохнувшись, огонь в камине. И в нахлынувшей в одночасье со всех сторон темноте слышится то отчётливый хруст, то прерываемые воем койотов сдавленные хрипы. Секундой позже стоящий рядом телохранитель стреляет дважды – отрывистые выстрелы сливаются воедино, а сполохи высвечивают фигуру Эшфорда в полушаге. Что-то совсем рядом ломается, что-то грузно падает на пол – молния снаружи бьёт в крону росшего на берегу пруда многолетнего дуба, освещая комнату ещё на мгновение. Этого времени оказывается достаточно для того, чтобы обнаружить дворецкого – тот по-прежнему неподвижно стоит в нескольких шагах позади, около самого выхода, сохраняя надменно-отстранённое выражение на лице. Этого времени оказывается достаточно для того, чтобы обнаружить в шаге от себя Эшфорда – оказавшись между Дереком и Эйрой, лорд стоит неподвижно, чуть склонившись над трупом телохранителя со сломанной шеей.

Для Тима события развивается слишком быстро. Мужчины бросаются на хозяина замка, и тот, вопреки ожиданиям, играючи отбивается. Не просто отбивается – начинает безжалостно убивать, голыми руками разбрасывая рослых и здоровых гостей. Тим видит, как лысый детектив стреляет в лорда из тазера, но тот проходит мимо О’Райвера и продолжает наступать на Мэйнарда как ни в чём ни бывало. Следом взрываются окна, унося с собой свет. В кромешной тьме Тим по-прежнему стоит на месте и озирается, пока комнату не озаряет сразу несколько вспышек. Уже падая на колено и хватаясь за обожженное резкой болью плечо, мужчина проклинает того, кому пришло в голову стрелять в сложившихся обстоятельствах. Сквозь плотно сомкнутые пальцы толчками пробивается горячая кровь. Подстрелили. Чёрт возьми, подстрелили!

Вспышка боли, краткое ощущение полета.
Лэйк, шипя и барахтаясь, выбрался из-под скатерти. Какие-то бесконечные мгновения он смотрел на свою правую руку, изогнутую под странным углом, как будто у нее появился вдруг новый сустав. Боли не было. Зато было странное чувство облегчения - вот он, враг. Выглянул из-под личины лорда, показал свое рогатое рыло.
Конечно, правая рука не работает, но ведь Господь в щедрости своей даровал человеку две руки.
Пальцы левой ладони крепко обхватили рукоять охотничьего ножа. Лэйк знал, что уже списан в расход. С такими ранениями на фронте делать нечего. Но вот остальные... пускай смотрят. Пускай тоже увидят, с кем имеют дело.
Саймон медленно пошел в обход стола, указывая ножом на Эшфорда:

- Узрите дьявола в обличье человека, рыцари! Вот он, истинный враг! Это не человек, понятно вам? Забудьте, кем вы были раньше, сегодня вам открылась истина. Смотрите же, смотрите на него! Еще может быть не слишком поздно их остановить! Post tenebras veritas! Post! Tenebras! Veritas!

  Сумасшедший или все-таки одержимый демонами? Безумец, или тот, о чем даже подумать страшно? Под вихрем заполошных мыслей теряется одна, наивная и немного детская: быть не может такого, возможно, Эшфорд их проверяет? Широко распахнутыми глазами Энни озирается, переводя взгляд с суеты вокруг на островок торжествующего спокойствия за кафедрой, и совершенно не понимает, что делать и какой голос поддержать.
  Кто-то не верит, что у Алистера давно прохудилась крыша, кто-то, судя по всему, готовится к бою, другие же намерены бежать. А растерявшаяся кадет не знает, что и предпринять, чувствуя себя маленькой, потерявшейся в лесу девочкой, на которую плотоядно смотрит пряничный домик и уже принюхивается старая злая ведьма в обличье прекрасной феи. Шумят отодвигаемые стулья, гул голосов сливается в единый фоновый шум, а Морган, хлопая глазами, так и сидит на своем месте.

  Что это, учебная тревога или первый бой? Или торпеда уже разорвалась в машинном отсеке, и остается только покинуть корабль? Ах, почему она – всего-то флотский кадет, а не полицейская, не пожарник и спасатель, и не знает, что предпринять! Аргументы и возражения – скорые поезда, несутся так, что не рассмотришь. Что лучше, как правильнее? Если насчет демонов не лгали – ее долг встать у них на пути: не как потомку рыцарей чего-то там, не как будущему офицеру даже, а как честному человеку. А если это только безумие одного человека, поехавшего на древних легендах и возомнившего себя Сатаной, то лучше разводить пары и мчаться в город, откуда уже вызывать полицию, скорую и кого-там еще надо, чтобы обезвредить ненормального лорда.
  И девушка решается: кинув телефон в карман, выпрямляется в полный рост – стул жалобно скрипит – и надевает коротким жестом берет. Плевать, что на корабле, напоровшемся на рифы, имя которым – Алистер Эшфорд, она не капитан, а лишь один из моряков. Пора что-то предпринять и постараться помочь всем. И остаться здесь – наихудшая из идей. А значит, пора командовать эвакуацию и оставлять судно. Последней, естественно.

  - Лорд, вы – негодяй и хам! – Не бросить мерзавцу в лицо, каков он - себя не уважать. Повернувшись вполоборота к Ричарду, она командует, словно имеет на то право. - Сэр охранник, выводите леди Невилл и Мину! Девочки, не спорьте! Псих пусть катится к черту, а если угрозы правы – здесь нас, безоружных, схарчат и не подавятся. Реджинальд, бросьте дурить и уведите Патрика. Сейчас же! – Энни копирует рычащие интонации одного из инструкторов, от приказов которого ноги бежали вперед мысли. – Ульрих, вам Джессика, спасибо! Дерек – свою даму. Прочие джентльмены, мы с вами уйдем последними! – она почти кричит, стараясь, чтобы ее услышали все.
  Немного охрипшая, она резко разворачивается на каблуках к владельцу замка.
  - Не рыпайтесь, сэр, а то щас стулом отхерачу, не посмотрю, что вы мужчина и старше! Мы уходим, и никто нас не задержит! Ни сектант, ни факаный демон!

  Короткой мыслью скользит сожаление об оставшихся в номере рюкзаке и парке: забрать их уже не выйдет. Жалко куртку – казенная вещь. Но жизнь важнее.

Пока суть да дело, пока задавались вопросы, на которые не давались ответы, Дерек успел заскучать. Взял нож, взял вилку в руки. Начал их разглядывать, наверняка фамильное серебро. Может штамп какой-то, проба, было искренне интересно гораздо больше, чем вопросы Лысого. Да, лорд оказался неприятным типом, но мало ли мудаков на свете? Что же теперь, на каждого из них обижаться? Прошлый владелец мастерской, армянин, тоже был полнейшей мразью, но зарплату платил исправно, не хотел связываться с профсоюзом.
Выключился свет. Парень напрягся, вновь начал слушать поток сознания калеки-лорда. А потом услышал непонятный лай с улицы.
Убирая столовые приборы в карман, Дерек схватил за руку Анну.
- Валим отсюда! Какая, нахуй, Британия, тюфяк, похоже, совсем поехал! Я так и знал, что лорд ебанутый и теперь решил нас загасить! Пиздец! - попутно он отметил, что неприятный человек по имени Ричард тоже потянул свою подопечную в сторону выхода. Что же, может быть у них действительно было что-то общее. К примеру, здравый смысл и инстинкт самосохранения.
- Надо валить вместе, - сказал Ричарду. - На остальное насрать. Ебальник можешь мне начистить потом.

Алистер Эшфорд скучает на кафедре. Терпеливо дожидаясь, пока все выговорятся или представятся, он, словно потеряв остатки интереса к происходящему, всматривается в дождь за окном. Лишь после того, как умолкает Руэл, лорд, бесцеремонно проигнорировав вопросы Картера, возвращает внимание Эйре.

– Нет никакого смысла вас проверять, – ухмыляется он, глядя исподлобья на девушку. – Я и так слишком хорошо понимаю, что вы из себя представляете. Вырожденцы, жалкие потомки лучших людей королевства, не годящиеся своим предкам даже в подмётки. Те рыцари Камелота, настоящие рыцари, внушали страх. В сверкающих латах, с разумом ещё более неподатливым и железным, чем сердце. Миновала целая вечность, но я до сих помню тот день, будто это было только вчера. Что касается вас…

Ухмылка Эшфорда становился леденящей.
– Я бы даже хотел, чтобы это оказалось чуть более интересным, – он подаётся вперёд, нависая над кафедрой. – Ты ведь уже догадалась, не так ли? Проницательность настолько же впечатляющая, насколько и бесполезная. Ведь ты, как и все остальные, не увидишь рассвета.

Свет гаснет, вспыхивает снова и с треском угасает уже окончательно. В обеденном зале, в коридоре и, кажется, во всём замке. Тьму за окном прорезают спаянные воедино сполохи молний, которые преследует глухой грохот громового раската. Единственным источником света в помещении остаётся огонь, и неверный свет камина заботливо укутывает левую половину лица лорда Эшфорда непроницаемыми тенями.

Даже не вздрогнув, Алистер смотрит на светящийся ядовитой зеленью в темноте циферблат дорогостоящих наручных часов и негромко резюмирует:
– Как раз вовремя.
После этого поднимает голову и холодно оглядывает собравшихся вокруг круглого стола потомков хранителей.

– Вы ведь слышите это?
Сквозь грохот грома и шелест дождя пробивается отдалённый визгливый завывающий лай.
– Они уже близко, – лорд Эшфорд выпрямляется во весь рост, заходясь в совершенно искреннем смехе.
– Пришло время бежать, – возвысив голос, советует почти благосклонно сквозь хохот.
Будто даже подбадривает.

Ульрих немигающие смотрел на Дерека. Он даже не улыбался, а пытался предугадать дальнейшие ходы оппонента.
Он не был даже английским джентльменом, ибо джентльмены никогда не позволили бы себе такие выражения в присутствии дам и других мужчин. Это скорее состояние души, чем звание.
Дерек был скорее типичным представителем "вайт треш". Белым мусором.
И его замечание по поводу полового члена во рту, тоже не вызвало никакой реакции у бывшего сотрудника Скотленд-Ярда. Еще в Кентском колледже для копов, психолог- преподаватель чётко рассказала про работы доктора Карла Густава Юнга, который вывел прямую зависимость между курением и оральным желанием что то сосать. А если совместить это с работами его близкого друга Зигмунда Фрейда, то можем сделать вывод, что слова Дерека о половом члене во рту - прямое подсознательное его желание. Которого он возможно стыдиться, что тоже странно для современной Англии, где каждый восьмой житель классифицирует себя как гомо, би или транс.
Резюмируем? Данный человек не понимает понятий английского права о харассменте, которые действуют в стране аж с 1972 года и преподаются в школах на уроках социальной этики; выборочно придерживается правил английских джентльменов; обращает внимание на хамство других людей, не замечая своего; и наконец стесняется своих нетрадиционных сексуальных желаний в нашей свободной стране.
Так кто вы, такой мистер Дерек на самом деле? Может быть иностранец? А что если он демон, прибывший из далёких прошлых веков, но еще не успевший привыкнуть к изменениям в нашей стране за последние 40-50 лет? Хмм...
Конечно, коп не стал никак реагировать на оскорбления, ибо это было абсолютно естественно для любого преступника, желающего переключить повестку и уйти от ответов. Они все, вместо того чтобы аргументированно защищаться - срывались на оскорбления, ибо были не способны что то пояснить по существу. И вежливо. Такое случалось на каждом третьем допросе и было сплошь рутинным наблюдением для копа.
Угроза между тем легко читалась в выражениях Дерека и безусловно он жаждал продолжения.
- Конечно, мы же не закончили. Еще поговорим. - детектив сухо и вежливо ответил оппоненту, будучи готовым к продолжению.
А затем отошел на другую часть комнаты. Пришел лорд Алистер, и детектив жаждал его послушать.

Вы не можете просматривать этот пост!

Когда неожиданно начался конфликт, Реджи застыл на стуле с нелепой, извиняющейся какой-то улыбкой на лице. Что же этот несколько слишком активный аббат ляпнул-то девушке, чтобы заслужить такую реакцию? Неужто на "исповедь", так сказать, пригласил? А с виду приличный такой человек...

Ситуация накалялась. Пошли уже разговоры в духе "пойдём выйдем". Надо было бы вмешаться. Но тут, как обычно, самый трудный шаг — первый. Оторвать задницу от сидения, встать между конфликтующими, сказать что-нибудь забавно-примирительное, что позволило бы обеим сторонам сохранить лицо и свести всё к шутке... Но как же трудно решиться.

И тут... Патриком?! Кровь прилила к лицу писателя. Неужели этот странный паренек более решительный чем сам Реджи? Какой позор! Ну уж нет, он должен присоединиться, должен встать рядом с Патриком и его Динозавром во славу мира и процветания если не на всей земле, то хотя бы в отдельно взятой гостиной. Реджинальд стиснул подлокотник, намереваясь встать, но от героически свершении его по счастью спасло долгожданное появление хозяина замка, по всей видимости.

Сеймур рухнул обратно в кресло, облегчённо отдуваясь.

Все эти разговоры о том зачем, почему и как, не особо интересовали Анну. Строить гепотезы, одна не вероятнее другой, по её мнению, не имело никакого смысла. Всё же, стоило дождаться хозяина. Её больше волновало, куда, вдруг убежала Иви и продолжение разговора с Рыцарем Фаянсовой чаши. Не так часто ей приходилось общаться с подобными людьми и сейчас было жутко любопытно.
Оглядев всех присутствующих за столом, она кивком и улыбкой поблагодарила запыхавшегося Реджинальда, усевшегося за стол и уже повернулась к Дереку, что бы продолжить разговор, как услышал звук пощечины. Причём не игриво, а вполне звонко и означающей, что мужчина не просто сказал лишнего, а перешёл черту.
Реакция Дерека не заставила себя ждать. Анна откинулась на спинку стула, приподнял бровь, глядя на набирающий обороты конфликт,
- Как мило, - мурлыкнула она неосознанно перекатывая в пальцах нож. Только вот вмешательство странного молодого человека с динозавриком все испортило.

Лысый, похоже, решил не отвечать, только стоял и смотрел, потирая место ушиба.
Дерек вскочил со стула, набычившись:
- Глухой, что ли? - бугай, Ульрих, вроде, ему с самого начала не понравился. В нём парень чувствовал легавого. А на них была стойкая аллергическая реакция в виде чешущихся кулаков.
Подойдя ближе, невзирая на разницу в росте, ткнул пальцем в грудь:
- Веди себя прилично! Или тебя научить?

Джессика сидела в терпеливом ожидании, когда всё это к чему-то придёт. Надо сказать, что чёрная скатерть скорее раздражала. Почему не белая, не праздничная? Ладно бы если чёрная ткань была покрыта какими-нибудь богатыми узорами, а так было ощущение угольной черноты, на которой белели блюда и стаканы.
Когда с ней неожиданно решил пошептаться Ульрих девушка этому хоть и не обрадовалась, но препятствовать не стала. Ну мало ли что человеку в голов пришло? Но по мере того, как он говорил губы её сжимались, а в прищурившихся глаза мелькнула злость. Какого чёрта творится у него в голове!
Не успел он ещё договорить, как не сдержавшись Джесс подняла руку и врезала ему от души хлёсткую пощёчину, во взгляде же её плеснула раздражение.
— Идите к чёртям! — выдохнула она хрипло.

Вы не можете просматривать этот пост!

Резонно рассудив, что играть с солдатами в прятки по заброшенным административным корпусам слишком опасно, ты решаешь потратить щедро подаренные судьбой несколько секунд на возню с вездеходом.
Лихо запрыгиваешь на водительское сиденье, осматриваешься. Ксеногерань отправляется на пассажирское место. Под правой рукой пара рычагов, на передней панели штурвал, матовая сенсорная панель, какие-то кнопочки и крутилки, ноги упираются в две упругие педали. Не звездолет, конечно, но выглядит управление не очень интуитивно.
Рядом со штурвалом большая красная кнопка. Благодаря своей экспертизе в логистике ты примерно представляешь себе, как устроена колониальная техника. Пуск двигателя предусмотрен одним нажатием кнопки, при условии что ключ зажигания на месте. Ты понятия не имеешь, где этот ключ и куда он вставляется на данной модели, знаешь только, что это место, в отличии от дружелюбной большой красной кнопки запуска мотора, может находиться почти где угодно.

Недолго думая, ты стучишь кулаком по этой кнопке, круглой, словно зеро на барабане рулетки, куда ты поставил абсолютно все. И ты срываешь джекпот. Вездеход чуть заметно вздрагивает, ты чувствуешь как заработало большое механическое сердце машины, утробно заурчал двигатель. И вовремя, потому что в окне как раз появляется свирепая усатая физиономия де Крузейро, а затем и его пистолет.
Самое время рвать когти, господин инспектор. Вот только куда?

Саймон шел уже несколько часов. Можно сказать что ему повезло - большую часть расстояния удалось покрыть с попутным дальнобойщиком, который гнал свою фуру с какой-то мороженой жратвой в один из вездесущих Tesco. На счастье Лэйка, водила оказался угрюмым мигрантом откуда-то из этих стран Восточной Европы, в которых сам черт ногу сломит, одних только Россий две, а то и три штуки. Так что всю дорогу в кабине грузовика Саймон просто молча пялился в окно под однообразный визглявый брит-поп.
Но остальные водители не спешили подбирать одинокого бродягу, на котором для полноты картины только плаката с полицейской ориентировкой не хватает. Спасибо хоть, повезло и ни разу не прикопались патрульные, к мечу у них могли возникнуть некоторые вопросы.
Так что пришлось топать пешком, отмеряя шагами грязь и палую листву на дорожных обочинах.
Это было привычное дело. В конце концов, как говаривал вечность назад Пит Полундра, все что от тебя требуется - просто переставлять чертовы ноги, солдат.
Миля за милей сдавались в плен монотонному маршу бывшего морпеха. Пару раз он останавливался перекусить в придорожных забегаловках, но тоже без приключений. Разве что денег оставалось совсем впритык. Если письмо было чьей-то дурацкой шуткой, на обратную дорогу у Саймона не останется практически ни единого пенса.

Но Лэйк об этом даже не задумывался, потому что сердцем чуял - время пришло, и сквозь толщу черной меланхолии, в которой он утопал последние годы, забрезжил путеводный свет маяка. Post tenebras veritas, все в точности как говорили дед с отцом. Пророчество сбывается, осколки древнего ордена созваны вновь.
Когда Саймон думал об этом, душу переполняло счастье, привыкшие сутулиться плечи гордо расправлялись, и он прибавлял шагу.
Наконец-то, стучал по капюшону дождь.
Наконец-то, сигналил встречный водитель.
Наконец-то, шептали мокрые листья, по которым отбивали ритм новенькие ботинки Лэйка.

Пока Саймон штурмовал извилистую горную дорогу, мимо проползло, не задумавшись, разумеется, остановиться, несколько автомобилей. Такая популярность отдаленного проселочного маршрута наводила на размышления. Красная тойота, серый опель, даже обогнал, весело потренькав звонком, какой-то парень на обычном городском велосипеде. Саймон махнул ему рукой, но тот даже не заметил, бодро прокатив мимо. Кажется, он что-то пел.

Не сбавляя шаг, Лэйк миновал крепостную стену, тоннель и вошел в замковые ворота. Все обогнавшие его автомобили предсказуемо оказались здесь. Вытянутый черный автомобиль бизнес-класса, который Саймон видел по дороге, стоял в окружении опелей и фордов, словно наследный британский аристократ в толпе безродных проходимцев. Бродяга хмыкнул, поправил висящий за спиной сверток с мечом, шагнул вперед. Под зонтами и капюшонами кучковались люди. Шелест дождя скрадывал их переговоры, но кое-кто заметил Лэйка, махнул рукой. Саймон помахал в ответ и прошел мимо под козырек крыши, не спеша смешиваться с толпой. Да он и не знал, что им сказать.
Привет, я Саймон?
Вы к Эшфордам? А крайний кто?
Это здесь собирается древний орден демоноборцев?
Не, глупости. Косых взглядов и разговоров за спиной Саймону хватило в наивной юности. Он спрятался от дождя, закурил, пряча сигарету в кулак. Несколько часов прошагал, можно себе позволить просто подождать несколько минут, посмотреть, понаблюдать.
Так или иначе, все прояснится. Post tenebras veritas.

Бородатый кивает, Блэквотер будто случайно смотрит куда-то в сторону. Настоящий кошмар любого телохранителя – Эйра всё-таки забирается в набитый странными незнакомцами треклятый автомобиль, приехав в дыру посреди неизвестности по непонятному приглашению. Ричард наивно полагал, что после истории с кельтскими друидами готов ко всему, но чудовищно ошибался. Негромко вздохнув, он отходит на несколько шагов в сторону и закуривает. Курить хотелось на протяжении последних восьми часов, и одному богу ведомо, сколько ещё продлится это «мероприятие». Ричард смотрит на плачущую статую посреди фонтана, и чувствует нарастающую тревожность. Хорошо хоть бородатый оставил Эйру в покое и переключился на новенькую девочку. Этот тип до тошноты напоминает брата последней экс – такой же наглый, беспардонный, и западающий буквально на каждую юбку. С наслаждением пропуская сквозь легкие никотиновый дым, Ричард наблюдает за новой машиной, которая появилась почти минуту назад и по-прежнему стоит с включенными фарами. Фары гаснут, и из салона выбирается изящная девушка в брючном костюме. Работа на лорда Невилла помогла Ричарду привыкнуть воспринимать утонченных аристократок как людей из плоти и крови, но эта девушка…
Сглотнув, Блэквотер отводит взгляд, вдруг почувствовав себя совсем чужим на этом празднике жизни.

Долгая дорога, трясущийся автобус и каракули деда в неровном свете автобусной лампы. Старикан писал курсивом и от того чтение нельзя было назвать приятным - каждое предложение давалось тяжело, словно это не английский, а арабская вязь. Но смысл по-тихоньку начинал доходить до парня, когда он перечитывал абзац по два или три раза.
Несколько раз он негромко хмыкал, от чего-то глаза лезли на лоб, но, в целом, Дерек понял для себя одно - дедуля-то был поехавший, причем основательно и надолго. Какие-то блядские рыцари, какой-то орден, в рот его ебать. Закрыв записную книжку, полную россказней, нарисованных печатей, каких-то кругов и заклятий, парень попытался для себя осмыслить прочитанное и понять, как он ко всему этому относится. В целом, получалось, что не особо.
С одной стороны, поверить в демонов Ада и прочую поебень было трудно. В просвещённый 21-й век опасаться надо обдолбанного пидараса из "Миллвола" с ножом в руке, или же "бобби", который уже сделал предупредительный выстрел и теперь направил свой табельный револьвер прямо в твою удаляющуюся по переулкам спину. Бояться надо шахида в метро из числа "освобожденных народов" Афганистана или Ливии, или русских подлодок, всплывающих в неожиданных местах. Но никак не демонов и прочих фэйри.
С другой стороны, деда он хорошо помнил. Это был крепкий работяга, в своём уме, доживший до 74 лет и даже в том возрасте мог прописать такого крепкого леща, что голова звенела словно колокол церкви святого Варнавы. И если бы не любовь к табаку, мог бы совершенно точно дожить и до ста лет. Поверить в то, что старик выжил из ума и начал записывать свои сны было тяжело.
Так что в Уиллингтон Дерек приехал в смешанных чувствах относительно того, во что верить, а во что - нет. Ему не слишком сильно улыбалось оказаться среди поехавших башкой ребят, которые наряжаются в балахоны, а потом бегают вокруг менгиров с голой жопой и тряся хером, размахивая мечами и поливая друг друга бараньей кровью. Да и вообще, все это смахивало на какой-то розыгрыш. Мало ли какие у богачей причуды.
Наивным парнем Стоун не был, улица быстро отбивает желание верить в чудеса, но вот дед с его записками... В конце-концов, какая разница где скрываться от внимания полиции, в Уэльсе или морозить задницу в какой-нибудь шотландской деревне? Уж лучше это будет старинный замок и тёплый камин, а он послушает, что этот самый Эшфорд расскажет.

С остановки и до замка путь был неблизкий. Не так уж чудовищно далеко, но в такую погоду пешая прогулка была занятием для извращенцев. Так что ворота Дерек миновал порядком озябший, окутанный клубами дыма из зажатой в зубах сигареты и овеянный запахом джина. Алкоголь помог снять поверхностное напряжение, острую иглу недоверия, погрузив парня в благодушно-насмешливое настроение.
На парковке было уже три автомобиля и даже велосипед. Какой-то народ тут все-таки был, только, как видно, хозяин замка не спешил с ними познакомиться. Скривив рот и сплюнув на дорогу, Стоун выматерился и поправил поднятый воротник, который не сильно спасал от промозглого ветра. Неторопливо докурил сигарету, слегка обжег пальцы, затоптал бычок. Потом отравился к людям, которые сидели в одной из машин. Смерил взглядом лысого здоровяка, привычно оценивая какую опасность тот может представлять в данный момент, после чего постучал по крыше машины и заглянул внутрь.
- Тук-тук, че как сидится? Все тут тоже получили странное письмо от этого гостеприимного хмыря в замке? Когда будут пускать внутрь никто не знает? О, привет, love, - улыбнулся девушке в форме, а сам быстро прозондировал двух других мужчин. За рулем сидел какой-то мешок хмыря, на заднем сиденье - какое-то дрищавое существо. "Блядь, ну и компания", - подумал на секунду и отошел чуть назад от машины. Собеседников посмотрел, так что можно больше не соваться в салон своим жалом.

— Матушка моя могла поведать, да, — вздохнул Реджинальд. — Очень уж ей нравилось думать, о всяких пустяках вроде того, насколько эфемерны наши надежды получить баронский титул или вот эти вот старые истории о рыцарях. Натурально всё детство я только и слышал, король Артур то, демоны сё... Так что шутки шутками, а раз нас как минимум таких... эээ... четверо, полагаю? — Реджи глянул на мужчину, представившегося Ульрихом. Аббат он что ли? Френч, вот это вот всё, только чётки добавить и будет вылитый святой отец. — А стало быть можно предположить, что эта легенда известна кому-то ещё. И этот кто-то вполне мог решить заработать на этом денег.

— Впрочем, — пожал плечами мужчина, — лучше уж так, чем какой-нибудь глупый пранк.

В улыбке де Крузейро убавляется стали, он с довольным видом откидывается в кресле.
- Я так понимаю, это "да", господин Браун? - говорит он. - Приятно иметь дело с разумным человеком. А что скажет ваш коллега?

Недвижимый как монолит Доу равнодушно цедит:
- Босс решает.

- И босс уже решил! Вот и славно, вот - и - славно, - заканчивает за него лже-губернатор. Он выдвигает ящик стола, извлекает на свет плоскую бутылочку и ставит ее рядом с пистолетом. Судя по тому, как звякает задвинутый ящик, так осталось еще немало таких бутылочек. - Не откажетесь употребить коллекционного виски в знак взаимопонимания, господин Браун? Шивас Рыгал, двадцать дет выдержки, не какая-то синтезированная ссанина. И да, еще одна последняя просьба - не будете ли вы так любезны, джентельмены, сдать оружие в качестве демонстрации добрых намерений?

С последними словами де Крузейро атмосфера неуловимо сгущается. Внешне ничего не изменилось, но ты почти физически ощущаешь, как у всех в комнате напряглись пальцы на спусковых крючках. Сзади тебя раздается зловещий щелчок затвора картечника, тихое "ой", что-то падает с легким стуком и тебе под ноги выкатывается толстый пластиковый патрон.
Слышится шепот "Дебил!..", звук крепкой затрещины, еще одно "ой", затем возле твоего ботинка появляется чья-то рука с грязными ногтями. Тыльную сторону ладони украшает изображение голой женщины в легкомысленной позе. По крайней мере, тебе хочется думать что это женщина, поскольку татуировка выполнена не самым выдающимся мастером, и вполне вероятно, еще и нетрезвым.

Сейчас явно наиболее подходящий и, вполне возможно, последний шанс понадеяться на удачу и перевести переговоры из дипломатических в огнестрельные. Или пойти навстречу предложению де Крузейро и сдать оружие.

Вы не можете просматривать этот пост!

Разобравшись наконец с заклинившей защелкой багажника, ты достаешь саквояж со своими скромными пожитками и пробираешься к выходу вслед за могучей фигурой охранника. Путь преграждают ящики с деловой документацией и штрафами за нарушение сроков поставки ресурсов. Несмотря на повсеместное распространение экстранета, бюрократический аппарат до сих пор признает юридическое значение только у бумажной переписки. Это, собственно, и есть основной груз шаттла. Кто-то в департаменте посчитал, что дешевле переоборудовать почтовый транспорт, чем оплачивать доставку пассажиров отдельно.

Гермодвери с тоскливым стоном расползлись в стороны, затем, выдержав достойную драматическую паузу, разошелся и затвор шлюза. В корабельный полумрак с силой палубного орудия ударил луч солнечного света. Оставалось только позавидовать Джону Доу, который уже украсил свою квадратную физиономию солнцезащитными очками. Следуя за ним по пятам, ты спрыгиваешь в ломкую сухую траву Иерихона-2. Крохотный шажок для человечества, но, вероятно, огромный скачок для твоей карьеры.

- Етить-колотить, здраааасьте!..

Прикрывшись ладонью от режущего глаза солнца, ты видишь комитет встречающих. Четверо человек, в форме колониальной службы безопасности, все вооружены. Чуть поодаль стоят два универсальных вездехода, на один из которых явно кустарным способом приварена станина с крупнокалиберным пулеметом. Двое торопливо докуривают, один неприветливо глядит на Джона Доу, держа наизготовку свой устрашающего вида картечник. Четвертый, явно тот, кто и произнес исторические слова приветствия, стоит ближе всего к вам, уперев руки в объемные бока и сверкая золотом щербатой улыбки.
Глаза постепенно привыкают к яркому свету, и ты начинаешь замечать детали. Вы должны были приземлиться на второй грузовой посадочной площадке для судов малого измещения, однако это место выглядит заброшенным и одичавшим. Никаких следов техники или персонала, только скрипит решетчатое ограждение на степном ветру да валяются поодаль несколько разбитых ящиков, судя по всему, из предыдущей почтовой отправки.
Встречающие вас люди тоже не тянут на эталон служащих правопорядка. Если приглядеться, одеты они во что попало и как попало, только на плечи небрежно наброшена форменная куртка СБ. Какие-то варварские перстни, цепочки, связки амулетов, на открытых участках кожи проглядывает многоцветная вязь татуировок. Галстук вообще есть только у возглавляющего группу щербатого бородача, правда, повязан на голове. У этого форменный китель надет на голое тело, расстегнут и являет миру солидное пузо и мохнатую грудь. В рыжей шерсти утопает множество висящих на шее побрякушек, какие-то зубы неизвестных тебе, но несомненно хищных животных, кулоны и прочие сомнительные украшения. На плече бородача висит лазерная винтовка, помимо этого на поясе торчат сразу две пистолетные кабуры.
Джон Доу грамотно занял позицию, перекрывающую все возможные линии огня по клиенту. То есть тебе.

- Добро пожаловать в Парагон-таун, - продолжает скалиться щербатый, - И кто ж вы такие важные будете, что вас почтой доставляют? Шпиёны-почтальоны?

Все заржали, кроме парня с картечником. Этот продолжает бурить взглядом невозмутимого Джона Доу. Видимо, такие серьезные пушки доверяют исключительно самым серьезным ребятам.

По ту сторону иллюминатора бурлил жизнью космос. Черный бархат, щедро усыпанный жемчугом далеких звезд, расчерчивали скрещивающиеся пути астероидов и комет, сплетались в причудливом танце пустотные драконы и русалки, вспышки протуберанцев рассыпались по оранжевому гиганту Инептиас, главной звезде местной планетарной системы. Словом, тот кто работал над данной голопроекцией, имел чересчур бурную фантазию и явно мало был знаком с тем, как по-настоящему выглядит межзвездное пространство, зато хорошо проштудировал труды на тему психоза Вернье-Ламара, специфическому расстройству дальнобойщиков и пилотов-одиночек. Не все способны подолгу выдерживать ответный взгляд бездны. Отчасти поэтому в твоем шаттле вообще не было настоящих иллюминаторов. Говоря начистоту, он в принципе не предназначался для перевозки пассажиров, поэтому лететь приходилось в крохотных каютах техперсонала. И пока твое тело мягко приводили в кондицию после перегрузки и гибернации массажные системы кресла, оставалось только пялиться в нарисованную каким-то оболтусом межзвездную пастораль.

И вспоминать. Первый раз ты увидел настоящий космос на лунной базе, где отмечал сдачу последнего экзамена твой университетский курс. В ресторане была открытая терраса, где над культурно и не очень отдыхающими распростерлась бездонная черная бездна открытого пространства. Бескрайняя холодная, равнодушная пустота давила масштабами, заставляя осознавать свою ничтожность перед величием вселенной, превращая веселые разговоры в полузадушенный шепот, а громкий радостный смех в истеричное жалкое хихиканье. Словом, неудивительно почему терраса не пользовалась популярностью и там всегда были доступны столики по хорошей цене. Мысли сами собой перескочили на воспоминания об альма матер и годах учебы. Хорошее было время.

Жарко и душно. Весь город будто гигантский бекон, который господь бог решил пожарить себе на завтрак.
К полудню, когда ландшафт хорошенько прожарится, в небе появится огромная вилка. Было бы классно, хоть какое-то интересное происшествие.
Скука, а не жара - вот настоящий бич этого захолустья, и только она выгнала Роя на этот выдающийся по местным меркам ивент.
И вот теперь, шкворча вместе со всеми в толпе на раскаленной сковороде творца перед Орегон-плаза, Рой задает себе вопрос - какого черта он тут делает?
Понятно, что лучше уж потусить на рок-концерте, чем сидеть дома и перебирать отцовские книги, кубки и пыльные фотоальбомы. Но зачем он, младший, вообще приехал сюда? Агент же ясно дал понять, что на поиски покупателя потребуется время. Все-таки продать участок земли в пару акров с домом впридачу несколько сложнее, чем пачку чипсов.
И Рой не может ответить себе на этот вопрос. Как и на то, почему в ответ на предложение Джесси устроить в Спрингфилде договорняк за хорошие бабки послал его к черту.

Сайонара, господин мэр, извините, забыл ваше имя, как только отвернулся от трибуны. Звездно-полосатую безделушку в карман, тоже - хрен его знает зачем. Просто захотелось. Течение влечет Роя по человеческому морю прочь от трибуны, к живительной прохладе торговых залов. В детстве Рой довольно долго верил, что кондиционеры - это окна в волшебный мир Санты. Если так, то в местном супермаркете их достаточно, чтоб ушлый старик мог составить подробное досье на всех местных мальчиков и девочек с хорошей кредитной историей.

Проезжая на эскалаторе мимо охотника, сражающегося с чучелом волка, Рой сложил пальцы пистолетом и выиграл у манекена в ковбойской дуэли. Волк выглядел довольно жалко. Донни-младший подумал, что все эти спецназовские штуки-дрюки нелепо выглядят для охоты на линялую серую собаку. Вместо волка им бы воткнуть сюда какую-нибудь вооруженную до зубов иноплетную тварь, как в серии Хало, мигом бы подняли продажи.

Чернокожий охранник, выглядевший как два склееных Баста Раймса, заставил Роя удивленно присвистнуть. Но ни сам ямайский страж порядка, ни его приятель не обратили внимания - пялились на белокурую Барби в кафе. Впрочем, тот из охранников, что не вываливался из униформы, быстро скользнул по младшему взглядом, но не счел угрозой безопасности вверенного объекта и отвернулся. Рой притормозил и тоже взглянул на заметную дамочку, благо пялиться было на что.
Одинокая цыпочка в кафе, белая и сладкая словно сахар в твоем кофе, выглядела достаточно перспективной компанией для того, чтоб убить пару-тройку часов до концерта. Возможно, конечно, она ждет такого же симпатичного белого Кена, но если б Рой парился по таким мелочам, он бы не лишился девственности в пятнадцать.

Занял в кафе стратегическую точку напротив, мимолетно окинув взглядом остальных посетителей. Ни один из них на Кена не тянул. Уже хорошо. Кивнул черному парнишке за одним из столиков и принялся разглядывать девчонку - не особо скрываясь, но и без лишней наглости.
Вообще барышня выглядела слегка потеряной, словно поплывший от пропущенного панча боец. Однако срисовала заинтересованный мужской взгляд, мгновенно подобралась и так стрельнула глазами в ответ, что, будь дело на ринге, Рой бы уже повис на канатах под методичный счет судьи. Черт, он даже отвернулся смущенно, как школьник, благо официантка подоспела вовремя, приняв огонь на себя. Интересные дела. Кену, если он вообще существует, придется занимать очередь.
- И мне можно то же самое, - быстрый взгляд на бейдж, - Келли? Спасибо.

Младший уже сдвинулся на соседний стул, откуда до тактического марш-броска за столик девушки осталось чисто символическое расстояние. Вгляд на девицу, открытая улыбка.
- Привет, я Рой. Чертовски жарко сегодня, а?

Трехэтажный торговый центр с громким и гордым названием «Орегон-Плаза».
Матовые зеркальные стены смутно отражают солнце, небо, толпу, заставленную машинами автопарковку и сцену.
По левую сторону от главного входа раскинулись разноцветные палатки уличной ярмарки, между которыми прохаживаются сотнями посетители.
Сам главный вход представляет собой две пары зеркальных двустворчатых дверей, которые автоматически расходятся перед каждым посетителем в стороны.

Так как выступление мэра уже закончилось, а благотворительный концерт инди-рок группы PowerCat пока что не начинался, то именно центральный вход стал местом наиболее впечатляющего столпотворения. Сотни людей сплошным потоком движутся внутрь «Орегон-Плаза», другой поток выносит наружу исчерпавших праздный интерес посетителей.

Совсем рядом с главным входом, чуть в стороне от основной толпы, звезда единственного канала местного телевидения Белла Стронг пытается одновременно выполнить две задачи первостепенной важности: найти своего оператора и подобрать несколько добровольцев для небольшого интервью в честь открытия.

Вы не можете просматривать этот пост!

Корабельный смарт-бот при всем желании не мог ссать, поскольку этого не предусматривала его конструкция, о чем Влом и сообщил капитану, подробно цитируя пользовательскую инструкцию по эксплуатации. Однако его тираду заглушила громогласная ария Вилко.
Влом замолчал, вежливо ожидая и меланхолично помигивая светодиодами. Внезапная страсть капитана к вокальным упражнениям исчерпала себя как раз в тот момент, когда аудиосенсоры начали перегружаться и Влом всерьез задумался о разгерметизации кабины.

- Ободряющая ложь: с вами приятно было поработать, капитан, сэр, - сообщил бот, - Дежурное любопытство: у вас есть какой-то план, помимо вокальных упражнений? Ободряющая ложь номер два: вы превосходно поете, сэр.

- Скорбно и возвышенно: сэр, система охлаждения энергоблока вышла из строя, - бесстрастным механическим голосом сообщил старпом, траурно помигивая теми лампочками на своей лицевой панели, что еще не успели перегореть. - Как временно исполняющий обязанности бортового компьютера, я просчитал 191233 варианта развития событий, и во всех из них вы погибаете долгой мучительной смертью. Примите мои сожаления. Доверительный тон: в моем банке памяти имеется информационный блок о ритуальных традициях данного субсектора, а также ролевая модель нескольких конфессий, включая популярный сегодня нео-зорро-астризм.

Голосовой модуль бота зашипел, ржавый щиток лицевой панели сдвинулся набок и наружу выехал поднос с исходящим ядовитым паром эрзац-кофе в многоразовом стаканчике.

- Учитывая обстоятельства, я взял на себя смелость добавить в ваш напиток последнюю каплю этанола, которую я синтезировал из, кхм, посторонней органики на борту судна. Желаю приятного дня!

- Ваше высочество… - зазвеневший было сталью голос лорда-командующего смягчился вслед за его взглядом. Эдмунд не мог не понимать, что нельзя оспаривать приказ, отданный в разгаре боя. И тем не менее сделал это, несмотря на то, что их взгляды на подобный поступок были схожи. Вопреки всему, что они обсуждали. О причинах догадаться было не трудно.

- Эд, - теперь его слова мог слышать только сам младший принц. Обращаться таким образом к особе королевских кровей Седеэрн позволял себе только наедине, во время уроков ратного мастерства. - Мы не можем потерять здесь половину отряда. А я не планирую умирать, пока не увижу твою сестру здоровой.

Взгляд Седа встретился со взглядом принца. Рука рыцаря мягко, но настойчиво, сняла руку Эдмунда с плеча. Кольцо, врученное ему королем и висевшее сейчас на шее командующего, казалось тяжелым и холодным.

- Моя жизнь теперь и в твоих руках, Эдмунд Сторм. Займи позицию и приготовься к бою.

Лорд-командующий, не обращая больше внимания ни на что другое, двинулся в сторону осевшего под грузом своих печалей трактира.

Вы не можете просматривать этот пост!

Princess of Yours

Шаги принца гулким эхом разносятся по пустынному коридору.

Замершие у входа в покои принцессы гвардейцы, почтительно склонив головы, замирают, синхронно стукнув по полу древками алебард.

Аурелия умирает. В этом ни у кого в Стормхолде уже не осталось сомнений. Эдмунд слышит за спиной те же боязливые перешептывания разодетых придворных, которые преследовали его несколько недель назад, когда скверна ещё только добралась до матери. Различает в голосе отца отголоски неумолимого рока, когда тот долго и тщательно подбирает слова, что непосредственно касаются дочери.

Никто в столице не сомневается – судьба Аурелии решена. Скверна не делает различий между бедными и богатыми, скверна не щадит никого. Выживших нет, она сжирает заживо каждого, до кого смогла дотянуться.

Последний отчаянный шаг – экспедиция в недра картины, просьба о помощи к Адриану, который не раз и не два доказывал, что способен творить настоящие чудеса.

И Эдмунд, и сам король понимают, насколько призрачны шансы на успех в этой миссии. Даже если Адриан согласится помочь, даже если действительно окажется в силах разобраться со скверной, даже тогда он может просто не успеть вовремя.

Принц чувствует, что отец уже смирился в душе. Это заметно по тому, насколько тщательно он под любыми предлогами избегает визитов к дочери. С самого детства окутанная любовью, роскошью и обожанием всех придворных, теперь она осталась одна. Прокаженная, отверженная, умирает в одиночестве в полумраке покоев.

Нет, не одна. Никогда не одна.

Принц проходит мимо неподвижных гвардейцев, делает к двери ещё один шаг. Створки распахиваются. Навстречу выходит рослый мужчина в золочёном доспехе, алый плащ за спиной которого, встрепенувшись на сквозняке, опадает. Длинные иссиня-чёрные волосы обрамляют бледное худое лицо, голубые глаза недобро взирают из-под тонких бровей.

Эллиас Сторм. Старший принц. Брат. Королевский наследник.

Его визит удивляет. В последние годы Эллиас всё меньше времени проводил в компании Эдмунда и Аурелии, всё больше – в окружении наиболее влиятельных королевских советников. Он отдалился не только от брата, всё чаще начиная открыто оспаривать и решения короля. До Эдмунда доходили слухи о сближении принца с верховным понтификом, главнокомандующим церковных храмовников.

Взгляды братьев встречаются. Эллиас скупо кивает, едва заметно поморщившись.
Последнее не укрывается от младшего принца, окончательно подтверждая давно зародившиеся в глубине души подозрения. Брат по меньшей мере догадывается об истинной природе отношений между Эдмундом и Аурелией.

Ни разу не озвучив свои подозрения прямо, Эллиас обходился колкими недомолвками. Застав брата на пороге спальни принцессы, наверняка сделал выводы, которых не последовало бы при иных обстоятельствах.

– Я слышал про экспедицию, – сдержанно произносит старший принц, как только двери покоев закрываются за спиной. – Опрометчиво.

Вы не можете просматривать этот пост!

Седеэрн протиснулся сквозь врата вслед за Людвигом. Судя по тишине, непосредственной опасности там не было. Тем не менее, рыцарь был собран и готов ко всему. Поэтому от вида, столь отличного от того, что он узрел на волшебной картине какими-то минутами ранее, у него лишь блеснули глаза и невольно сжалась челюсть.

- Держим строй, - негромко напомнил лорд-командующий следовавшим за ним спутникам. Он сделал это из старой привычки, скорее для собственного успокоения, нежели из необходимости. Седеэрну нужно были несколько секунд, чтобы осознать и переварить увиденное.

Город пал. Сказочный, идеальный город счастья и вечной весны лежал брошенным, присыпанным снегом трупом у его ног. Синие одежды его истрепались и зияли прорехами, а предсмертный оскал торжественно являл миру многочисленные черные дыры там, где раньше белоснежно блестел ровный ряд здоровых зубов. Хотелось выругаться. Лорд-командующий лишь глубоко вдохнул и, пройдя немного вперед, остановился.

Взгляд рыцаря устремился вдаль. Мимо последнего рубежа воинов Синего Пламени. Мимо потрепанного моста, возможность пересечь который была еще под большим вопросом. Дальше. Сам город. Бледный болезненный брат нарисованного. К его стенам и башням, лежащим сейчас руинами. Что могло их повергнуть? Осадные орудия? Землетрясение? Магия? Взгляд Седеэрна медленно повернул вспять. От шпилей и башен к серым замковым стенам. По опустевшим улицам к месту битвы. Вернулся к подножию утеса. И обратно. Пробежался по ответвлениям и пересекающим предполагаемый путь дорогам. Дошел до конца и повернул назад. И снова. И опять. Голова как-будто сама отстраненно кивнула в ответ на слова принца, пока мозг пытался запечатлеть увиденное.

- Боюсь нам все же придется взглянуть на мост поближе, ваше высочество, - не отрываясь от созерцания ответил лорд-командующий. - Ваше предложение хорошо всем, кроме одного: принцесса Аурелия может быть поглощена Скверной в любой момент. У нас нет времени.

Что-то беспокоило Седеэрна. Что-то, что лежит на поверхности и должно было быть давно им подмечено. Задумавшись, рыцарь пропустил слова сэра Дженсона и часть последующего разговора мимо ушей. Его спутники должны хорошо понимать, что сейчас не место и не время для конфликтов. Завязавшаяся перепалка должна была вот-вот угаснуть сама собой. Что же он пропустил?

- Чем более незаметно мы доберемся до города, тем лучше, - пробормотал себе под нос Сед. Тревожащее его нечто явно крылось в словах принца. - Незаметно... Мы здесь как на ладони!

Дурак! Неужели вид угасшего города настолько его поразил, что он забыл о такой элементарной вещи? Меж тем, ссора явно набирала обороты. К ней, к удивлению рыцаря, подключился даже архимаг Ульфред. Раздраженно цокнув языком, лорд-командующий резко повернулся на пятках и рубанул рукой воздух.

- Довольно. - Голос Седеэрна был сух, а глаза, слегка прищурившись, обошли каждого из участников склоки по очереди. - Выше высочество. Мастер Ульфред. Сэр Дженсон. Прошу вас оставить этот спор, пока мы здесь. Любые споры, по возможности. Как вы видите, мы столкнулись с чем-то за пределами наших ожиданий. Не вижу смысла гадать что здесь произошло, когда мы можем спуститься вниз и выяснить это наверняка. Когда мы должны это сделать. От нашего единства зависит успех миссии. Наши жизни. Жизнь принцессы Аурелии. Возможно и судьба всего королевства.

Рыцарь тихо вздохнул и посмотрел на Лиару. За то время, что Седеэрн знал Тень, чутье не подводило ее ни разу.

- Я искренне надеюсь, что ты не права. Надеюсь, но не рассчитываю. Сэр Дженсон, - теперь лорд-командующий обращался к чемпиону, - закройте врата. Мастер Ульфред, займите место в строю. На этом утесе нас очень хорошо видно. Спускаемся вниз, осматриваем место боя и движемся дальше, к мосту. Возможно нам удастся перебраться по нему в город. Времени у нас нет, поэтому действуем быстро. Всем быть начеку. Вперед.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

– Хорошо, Ятомато. – кивнул подошедшему ракообразному воителю. Невзирая на... неказистый вид, впечатление на Сэра Морта заморский мечник производил благоприятное. Что-то в осанке и речи его выдавало в клешненосце стойкого бойца: кого-то, кто точно сможет помочь ему в создании достойного боя. Да и чего таить, поклоны и прочие знаки уважения были неравнодушны податливой гордыне латника. И однорукий калека совсем не казался ему менее угрожающим соперником, чем кто-либо иной из побеждённых. – Я принимаю твой вызов.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

- Так-так... - Элвис Рихардович мрачно смотрел на то как Мартышка стремительно мчится по карьерной лестнице к вожделенному стакану белой сметаны. "Спасибо Капитан!", "Прекрасная идея..." - хваткая оказалась карьеристка. А ведь какая казалась тихоня.

- Да - с притворным до отвращения энтузиазмом произнёс наконец он - давайте откроем шлюзы...Прекрасная идея. Вы наверняка знакомы с основами подраздела ксенобиологии о пустоте и хищниках обитающих в межзвёздных пространствах? Ах нет? Ну так я просвящу: ниточные черви Luminites Fatales, питающиеся светом звёзд и не брезгающие аккумулирующимися в глазах астронавтов фотонами, Чернотные кляксоиды они же Nequa Atramento почти неотличимые от межпространственной тьмы (мы выключим ещё и свет, верно? Как раз чтобы труднее было их заметить) охотящиеся на всё цветное - такой присосётся к скафандру, мгновение и скафандра нет, а он уже пожирает вашу кожу - вытягивая из неё все цвета. А Comarus Sonus? Эти рои мелких как пыль существ, путешествующих роями между звездами и "кусающими" точно в электроны ваших клеток?
Элвис с гордостью улыбнулся, словно он сам вывел в пробирках а затем вырастил подкармливая молочком из бутылочек, всех этих люминитес атраментов и уже совсем зловещим тоном продолжил:
- Но всё это цветочки. Настоящие ягодки это Ocuslocus Slonopotamus. Об этих тварях известно настолько мало, что в современной ксенобиологии их ещё называют Икающей Смертью. Потому что ты икнуть не успеешь как наступит смерть!
Что их привлекает? Свет? Тепло? А может свист выходящего из корабля воздуха? Неизвестно. Но в истории зарегистрировано множество случаев нападения этих коварных, молниеносных хищников. Оставлявших после себя мёртвые скорлупки кораблей...

Драматическая пауза призывала всех проникнуться серьёзностью предостережения. Элвис даже склонил голову, словно прислушиваясь - вдруг из-за иллюминатора послышится скрежет когтей по обшивке корабля?

- Так что радиационную защиту можем отключать абсолютно смело - нам радиация уже не навредит. И кстати связь тоже. Она вполне возможно нам уже не поможет.

- И, да... Капитан, я бы не особо рассчитывал на самаритян на Фаэсе... Единственное что может быть у поселенцев Фаэса общего с самаритянами так это поклонение золотому тельцу. Ну или просто золоту.

Что и говорить, мощная конструкция, построенная на века, внушала доверие. А вот встречающие путников инугами — что-то не очень. Точнее, может кому-то и они внушали, но... Собака — лисе не товарищ. Прыг! И, натянутые как струны, пушистые ушки уже выглядывают из-за спины Нии Шо. Учитывая разницу в росте, сбоку, примерно на уровне чуть выше локтя. Типа спряталась.
— О-ой...

Мэйлин вежливо кивнула дядюшке По в знак благодарности. Аромат, закружившийся над столом, столь близкий и насыщенный теперь, оказался действительно выше всяких похвал. Незаметно поглядывая на Нии Шо, с интересом предвкушая бурных реакций, лисичка, аккуратно придерживая ладошкой одной руки рукав другой, приподняла крышку чашки и легко повела носиком, вдыхая пары чая.
— Не горных богов, — горный, особенно своей родной провинции она бы узнала, — но не менее восхитительный.

После чего опустила крышку обратно и отодвинула чай. А вот дальше, выслушав речь лапшичника о пути к бессмертному, не оборачиваясь, словно её это не касается, лишь повернув пушистое ушко в его сторону, настроив словно локатор, дальше она хоть и придвинула плошку с лапшой, и даже взяла палочки, но вместо того, чтоб начать есть, засмотрелась на мужчину.
— А... Давайте поиграем? Если вы съедите лапшу из этих четырёх плошек быстрее, чем я из одной, я угощу вас прекрасным вином из своей родной провинции, — и сделав паузу, вкрадчиво добавила, — за каменным мостом через реку за тысячу шагов отсюда.

- Когда я служила в армии... - Крис сделала паузу после этих слов, которую делала всегда, предваряя тем самым начало очередного рассказа о её бравых похождениях на войне, - Мне довелось работать на кухне. Это такое место, куда действительно умеющим готовить людям лучше не попадать. Либо у тебя случается культурный шок, и остаток своих дней тебя трусит от вида кастрюли и поварёшки, либо ты остаёшься работать там до конца жизни, но в этом случае можешь попрощаться со всеми своими прежними представлениями о том, какой должна быть пища. Вкус? Красота? Отставить, солдат! Пища должна быть предельно питательной и безвредной. Пища должна занимать минимум места в походной сумке солдата, а её употребление не занимать много времени. Кроме того, процесс её приготовления так же должен быть быстр и доступен в любых масштабах. А вкус - дело последнее, до которого у тебя при всём желании руки не дойдут. Работа на кухне ведётся от рассвета и заёба. Но если ты попал туда, то, скорее всего, тебе уже никогда не придётся брать оружие в руки, а едой ты будешь обеспечен сверх всякой меры до конца жизни. Если, конечно, сможешь к ней привыкнуть.
Миллер говорила так, словно действительно всю войну просидела на кухне. В это можно было бы поверить, если бы не увечье, получить которое повару надо очень постараться, а также то, что и о других вещах женщина рассказывала в своё время не менее убедительно и с присущей ей грозной бравадой, словно каждый раз она читала по памяти какую-нибудь пропагандистскую листовку.
Дорога пошла быстрее и увереннее, когда хорошие разговоры, да на полный желудок, возымели своё законное место в качестве извечного занятия добрых путников. Элли так и вовсе начало клонить в сон со страшной силой, и на жаре, разморённая и эмоционально подуставшая, она сама не заметила, как прикорнула, склонившись на шею ослика - Барбаро, подлец, вместо того, чтобы взбрыкнуть, напротив, пошёл тише, мягче, словно нарочно желая убаюкать всадницу. А может это был его коварный план, чтобы, когда та заснёт окончательно, скинуть в пыль? К счастью, нет.

...Длинная очередь солдат, конец которой терялся где-то в сизой дымке, выстроился к гигантскому котлу с чашками в руках. Возле него стояла Кристи в фартуке и колпаке и обеими руками мешала странного вида кашу. Когда очередной боец подходил с чашкой, та плюхала из здоровой поварёшки порцию, выливавшуюся через край, и тот сразу же начинал черпать её ложкой, отходя с пресной миной и приговаривая: "Как невкусно, как невкусно. Зато сытно и питательно".
- Да я эту баланду могу одной рукой готовить сколько угодно! - хвастается Кристи.
Как вдруг прилетает большая-пребольшая птица, на голове которой фуражка с молотом и шестерёнкой, взмахивает острыми как бритва крыльями и отсекает руку женщины. Та сразу становится грустной, но зачем-то кидает отрезанную руку в котёл, где та и растворяется. Птица улетает, а очередь кормления и готовки продолжается, но уже в два раза медленнее.
Элли наблюдает это со стороны, сидя верхом на взнузданном как лошадь бегемоте, в седле и с вожжами в руках. Она чувствует, что сзади кто-то сидит, разворачивается и видит женщину с ярко-красными волосами. Незнакомка опирается ладонями ей о плечи и притягивает к себе, чтобы с безумным взглядом и широченной до безумного улыбкой заглянуть той прямо в глаза.
- Проснись, а то сдохнешь. - громко шепчет она и что есть силы встряхивает Элли за плечи...

Лэйн проснулась как от резкого толчка. Резко отлипнув от гривы ослика, она выпрямилась в седле и машинально осмотрелась. Они по-прежнему ехали вдоль унылой и однообразной тропы. Ничего не изменилось, разве что солнце перекочевало левее и стало над самой головой. Полдень. Кристи молча ехала впереди. Кажется, всё спокойно. Элли помассировоала затёкшую щёку - должно быть, ослик просто оступился, и её тряхнуло в седле. Но почему так болят плечи, словно их действительно кто-то сильно потрепал? Дурацкий сон оставил после себя дрянное ощущение... но как-то тихо вокруг.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

- Ну, вроде один. Когда я смотрела, по крайней мере, один был. Я не то, чтобы прям постоянно.
С лампочкой все было в порядке - на первый взгляд, по крайней мере. Возможно, была какая-то проблема с цоколем, и ее коротило в какой-то момент. Ничего сверхъестественного в этом не было.
Когда с этим всем было покончено, детектив уже собирался покинуть квартиру мисс Чен, и обдумал то, что увидел и услышал, вывод был только один: студентка явно не так поняла вопросы про лампочку и просьбу оставить номер телефона.

Возможно, она смотрела слишком много порно.

=====================================

Пока один детектив сражался с непобедимой лампочкой, второй - с не менее непобедимой техникой.
Джефферсон настойчиво и методично раз за разом тыкался в нужные кнопки, чтобы, наконец, совершить маленький подвиг.
Это ему удалось, и в отдел ритуалистики отправился набросок, составленный детективом с куда меньшими трудностями.

Через несколько минут пришел ответ.
“Судя по всем показателям, это магический круг для подавления звука. При работе он, вероятно, способен заглушить даже выстрел из пистолета в пределах комнаты. Составлен опытным специалистом. Индивидуального почерка заклинателя не замечено.”

¤ Сир Тристан до последнего пытался изо всех сил удержаться в седле, но техничность сира Артура Хитроумного не оставила ему иного выбора кроме как поцеловаться с землей. Настроения его это впрочем не испортило, скорее наоборот. В победе после своего фирменного удара он не сомневался, так что и объявившие её герольды не стали большой новостью. Сняв шлем юный рыцарь поднял обе руки вверх, со счастливой улыбкой приветствуя ликующие трибуны. Такие моменты и были причиной, почему же он так любил турниры.
Но конечно же он не смог бы показать такой впечатляющий поединок без достойного соперника, так что проходя мимо сира Артура жюльенец уважительно отсалютовал ему, и слегка стукнул латницей по месту куда тот попал своим копьем.
- Это был воистину славный удар!
Что нужно истинному рыцарю помимо похвалы за достойный результат? Сам сир Тристан конечно же считал что выложившись на полную его оппонент не уступил бы больше никому в этом раунде, но не дело оскорблять рыцаря такими утешениями. Так что после этих слов и выказав свое признание, Тристан направился готовиться к следующему раунду, надеясь преломить копье с сиром Карлом или сиром Айвенго.

К сожалению герольды объявили что в предпоследнем раунде ему предстоит встретиться с сиром Галахадом Благочестивым, весьма слабо проявившим себя до этого момента. Пытаясь бороться со внутренним разочарованием и убеждая себя не расслабляться раньше времени, сир Тристан перед тем как отъехать в свой конец турнирного поля с улыбкой поинтересовался.
- Не желаете ли и вы позабавить толпу хорошей шуткой, добрый сир?

Взгляд, устремленный в небо. Ладошки, сложенные в молитвенном жесте. Полушепот, возносившийся к Богу. И все же. И все же, едва воцарилась тишина на ристалище, желание видеть столкновение победило страх... Побелевшие костяшки пальцев, еле заметные следы от впившихся ногтей и долгожданный вдох в замеревшую в ожидании грудь. Живой. И даже невредимый. После столкновения с таким достойным противником. Влажные глаза — последствия напряжения. Рывок к краю трибуны, движимый мощным выбросом эмоций. Скорее всего, потом, когда все закончится и утихнут чувства, она снова будет сопротивляться своему похитителю, всячески скрывать, что на самом деле уже давно поняла, что ее жизнь зависит от него. Но сейчас... Сейчас леди Иксия смотрела прямо на него, приложив платок, с вышитыми его инициалами к сердцу. Увидев, что сир Артур также устремлен к ней, что взглядом пытается её выхватить из толпы, поднесла к алым губам платок, нежное прикосновение, а затем, похоже, засмущавшись своему порыву, застыла. Надо... надо... Надо подойти к Её Величеству. Выразить свое почтение. Еще мгновение своему отважному рыцарю. Потом она повяжет этот платок на булаву, перед Общей свалкой на удачу. А пока девушка незаметно пробралась к королевской трибуне. Аккуратно привлекая внимание королевы Гиневры, склонилась в глубочайшем поклоне, поздравила миледи с победой благороднейшего сира Тристана Изящного, ведь лишь самый достойный способен выбрать своей Прекрасной Дамой первую леди Лубритани.

Нахмурился Том. Опять-таки притворно. Но к столу подошёл.
— Это ты меня так посылаешь, что ли? "Иди-ка ты, Томми-бой, на кий со своими коленями"? Дрянная ты детка, — имя так и не вспомнил. — И заслуживаешь чего? Правильно, порки, — шлёпнул Лорен по заду. — Только я играть не буду. Не хватало ещё с дочкой друга сосаться.

"И две игры кряду проиграть", — подумал, но не сказал. И про очевидный намёк на инцест промолчал. Мало ли, какие у них там порядки в семье, может потому и отшивает всех. Ну, главное чтоб по доброй воле, в вопросах секса Грязный не имел табу.

А вот вопрос про тоску напряг дико. Прям ощутил, как очко сжалось. Неладное почуял — не зря столько лет в бизнесе. На наркоманок девки не походили. Прищурился недобро. Прислушался к кобуре под жилетом.
— Чот вы, бабы, заладили со своей тоской. Прям мне кажется, что вы с нами не по большой и чистой любви, а из меркантильных побуждений. Давайте так: плата вперёд (и я не о деньгах). А потом и покатаемся, — улыбнулся. Нет ничего лучшего для расслабления, чем дорога на высокой скорости. А там, если человек хороший, и отсыпать можно, вдали от чужих глаз.

Барлоу только ухмыльнулся раздавшимся воплям и продемонстрировал товарищам средний палец, прежде чем исчезнуть в дверях сортира.

Выслушав президента, Змей кивнул:
- Не вопрос, Седой. Буду как девица на католическом утренике. Я даже пушку с собой не взял на этот раз.

Стряхнув с конца последние капли, Барлоу застегнул ширинку своих линялых джинсов, выплюнул окурок сигареты в писсуар и вышел в общий зал. А там, тем временем, стало довольно людно.
Том уже приклеился к какой-то телке, Фил внушительно маячил на фоне своей хрупкой Джесс, как большой, толстый и седой намек на проблемы.
- Глаза сломаете, джентельмены, - дружелюбно сообщил Змей выпивохам, таращившимся на дочку Троттла, и подошел к стойке
- Послушай, друг, - обратился он к бармену, - я однажды был на соревновании по бздежу в Кентукки. Занесла нелегкая, прикинь. И знаешь что? Даже там не воняло так паршиво, как в твоем гальюне. У тебя там как будто мамонт сдох, нахуй. Прими меры, а то в этой стране запрещено химическое оружие, знаешь ли. А пока плесни вискаря.
Затем отвернулся и со стаканом в руке оперся спиной о стойку, разглядывая пополнение в кабаке. Особенно непонятно как занесенных сюда городских пижонов в новеньких "ковбойских" шмотках.

0 – ТУРНИР! В Лубритани начинается новый ТУРНИР! Все Рыцари должны поспешить в Амелот (лубр: "I-​am-a-lot"), Королевский Замок, чтобы принять участие в сем достойном настоящих воинов испытании. Это будет хорошая проверка ваших умений держаться в седле и сражаться различным оружием, но также и умения выбрать Прекраснейшую из Дам...

"...На то и Лубритань, там имя – как удар!..." (с) "Лэ о Леще"

"...Турнир! Вот и все терзанья окончатся, что ни есть.
Кто выиграет состязанье – тому и дама, и честь!..." (с) всё о нем же.



...Турнир - как много в этом слове для сердца Рыцаря слилось! Это и благороднейшая из забав помимо войны и охоты, и возможность померяться силой с другими добрыми Рыцарями, и блеснуть перед Прекрасными Дамами, а также потешить славного Короля Артура Мандрагора. Кстати говоря, а вот и он: могучий черноволосый муж с кудрявой бородой и яростным взглядом. Его роскошный наряд из вышитого золотом бархата и дорогих мехов хорош, но ему куда больше шли бы кольчуга и панцирь. Понимание этого прискорбного факта заметно и по взгляду Артура - издалека видно, какая зависть мелькает во взоре правителя, когда тот оглядывает очередного проезжающего к ристалищу Рыцаря. Ну ничего, по крайней мере сегодня у Короля и его прекрасной златовласой Королевы Гиневры будет место с лучшим обзором!

Кроме Короля с Королевой на турнир прибыло множество самого разного люда: королевская свита и челядь, стражники, юные оруженосцы, трубадуры, шуты, торговцы, вольные землепашцы, ремесленники и просто зеваки-бездельники. Даже монахи, хоть с виду и осуждающе глядящие на военные упражнения Рыцарей, нет-нет да и с любопытством посматривают на происходящее. А иные самые крепкие и юные среди носящих черные рясы выдают себя горящими глазами при виде мечей и пик: сразу видно, что не по этим молодцам молчание монастырских келий и смирение плоти! Парни из простого люда тоже приглядываются к бранным затеям с интересом, но больше кучкуются у стрельбища, где вскоре выступят лучшие лучники Королевства. Хотя Рыцарям не возбраняется использовать лук и стрелу на охоте, в бою они всё-таки предпочитают разить врагов могучей рукой и верным мечом. А вот у смердов таких предрассудков не водится, из-за чего стрелки-чемпионы среди простолюдинов чуть менее популярны, чем лучшие Рыцари Королевства.

С азартом и любопытством глядят и Прекрасные Дамы со своей галереи, лишь притворно ахая и сочувствуя неизбежным в таких случаях раненным и погибшим, но вместе с тем и внимательно высматривая самых ловких, сильных и приятных по виду и манерам Рыцарей. Каждая в глубине души надеется, что именно ей будет поднесена корона "Королевы Красоты" этого турнира - случись такое и твой портрет появится на страницах ежегодного "Ye Olde Vogue", особой летописи куртуазной жизни Королевства, а значит жизнь прожита не зря!

– Медовый напиииитооок! Медоооовыыыый напииитоооок! - надрывается один торговец-разносчик.
– Фрукты в меду для Прекрасных Дам! Сладкие персики для Прекрасных Дам! - подхватывает второй.
– ЖАРЕНОЕ МЯСО! А КОМУ ЖАРЕНОЕ МЯСО! - ревет драконом третий, потрясая цельной свиной ногой.

Лязгают мечи в тренировочных схватках, свистят и втыкаются в мишени оперенные стрелы, ржут боевые кони, смеются и осушают кружки с элем зрители и участники. Уже совсем скоро начнется торжественный выход благородных Рыцарей на ристалище, а затем...

Каждый из вас, Рыцари, сейчас стоит подобно витязю на распутье - вам следует принять решение о том, как лучше подготовиться к турниру и в каком именно виде рыцарского спорта вам выступить.

- Он когда-нибудь видела стримы этого человека?
- Что она о нем думает, был ли он хорошим человеком?
- Случалось ли недавно что-то из ряда вон? Безотносительно парня, а просто.
- Часто ли в доме видели совсем посторонних? Кого точно здесь не жило


Джефферсон занялся долгой, достаточно нудной задачей, которая требовала определенной точности движений и ментальной гибкости: не так-то просто составить рисунок, распределенный между несколькими шторами, которые еще и висят в довольно свободной форме.
Но пожилой детектив недаром напрягал свой разум год за годом - и, спустя некоторое время, у него был набросок, достаточно точный и подробный, чтобы понять: это рисунок ритуального характера. Что именно это всё должно делать сказать Джефферсон не смог, но смог узнать отдельные элементы, отвечающие за звук.

=====

Ли Чен согласилась проводить детектива в свою квартиру, хотя и немного помешкала: но, в целом, это было не слишком удивительно. Мало кто хочет видеть в своей квартире детектива, даже если скрывать нечего.

Так или иначе, спустя несколько минут, Ремингтон сидел за столом на скромной кухне в довольно скромной квартире. Это была квартира ровно над квартирой погибшего, и с точно таким же расположением.
Здесь всё было куда более аккуратно: книжные полки с учебными пособиями, большой и удобный стол, на котором аккуратными стопками уложены конспекты.
В кухонном углу никаких гор мусорных пакетов, и следы активного использования плиты и рисоварки.
- Мисс Чен, вы когда-нибудь видели стримы погибшего? - приступил Ремингтон к вопросам, когда с обязательными любезностями и стаканом воды было покончено.
- Мм, да. Я в свободное время смотрю стримы, у меня компа-то нормального для игр нет. И я услышала, что у нас в доме живет… м. Жил? Жил. Стример, вот, мне интересно стало.
- А что вы думаете о покойном? Он был хорошим человеком?
- Не знаю даже. Ну вы понимаете, на стримах он такой… эджи парень такой был. Ну как бы так… вые.. выпендривался много, ругался матом, кричал и вообще. Но вот лично я его не видела ни разу, так что не знаю. Ну знаете, стримеры они как бы на камеру другие часто, вроде.
- Случалось ли недавно что-то из ряда вон? Безотносительно погибшего, в целом.
- Из ряда вон?.. - девушка задумалась, и на лице читалось некоторое недоумение. - Ну, лол, разве что лампочка в ванной дважды за неделю лопнула. Ха! Ха..
Ли Чен явно пыталась пошутить. Получилось не очень.
- Часто ли вы в доме видели посторонних? Кого точно здесь не живет.
- Ой, нет. Сюда почти никто не заходит вообще. Ну разве что доставщики приезжают, но они не то, чтобы прямо посторонние.

Пока Ремингтон размышлял над ответами, он заметил, что девушка делает какие-то странные жесты. Лишь через несколько мгновений, до него дошел их смысл: похоже, девушка пыталась строить глазки.

Более жалких и неумелых попыток детектив не видел давно.

Никто не стал возражать против прогулок перед сном - не то что бы они были чем-то из разряда обыденных, но и противозаконного в них тоже ничего не виделось. Лишь Мэлоди полюбопытствовала, куда-то на ночь глядя навострилась её дочурка, да и то молча.

Свежесть ночного воздуха благотворно сказывалась и на душевном, и на физическом состоянии. Уже после двух минут пребывания снаружи Элли ощутила прилив сил и хорошего настроения, которое могло бы быть ещё лучше, не омрачай его невольные мысли о предстоящей встрече. Что скажет Карен, когда увидит её? Как поведёт себя? Различные варианты развития событий появлялись в голове девушки, но все они будут отметены, пока не случится момент истины, и тогда исполнится лишь один. А может даже и ни одного - в жизни всякое бывает, не угадаешь наверняка.
И вот Лэйн стояла на пороге в ожидании, когда на её визит кто-нибудь отреагирует. Прошла почти минута после повторного стука в вдерь прежде, чем за той послышались шаркающие шаги, и в конце концов ей отворила мать Карен. Последние месяцы миссис Коул сильно болела, и девушка нисколько не удивилась, увидев перед собой бледное, чахоточное лицо.
- А, Элли, здравствуй. - прокашлявшись, констатировала женщина и, оставив дверь открытой, зашаркала обратно вглубь дома, - Я сейчас позову... позову Карен. Карен! К тебе гости!
Пока миссис Коул шла, зазывая дочь, Элли услышала характерный скрип на втором этаже противоположной стороны дома. Похоже, это окно спальни Карен.

Вы не можете просматривать этот пост!

Свернув с большой, вытоптанной дороги на одну из окольных, Миллер направила лошадь в сторону, к другой окраине города, нежели та, через которую обычно въезжают в Хартстоун торговцы, гости, путешественники - два последних вида в нынешнее время стало совсем мало. Женщина взяла курс к дому своих родителей, где и проживала одна последние годы. Благо, дотуда было недалеко, а потом Лейн увидела знакомую кровлю раньше, чем её заметили случайные прохожие. Вечерело, и многие уже занимались домашними делами - не до разглядывания улиц им было, равно как и не до прогулок.
- Иди за дом, там бочка с водой, ковшик и прочее. - несмотря на оказанное гостеприимство, Миллер по-прежнему была холодна и резка тоном, - Мне нужно вернуть лошадь гильдмейстеру до того, как он решит, что я её у него украла.
Скотины у последней из Миллеров не было. С тех пор, как уехали старшие, а впоследствии и их дочь, хозяйство никто не держал. По возвращению Кристи вроде пыталась сделать огород, но тогда ей было тяжело управляться с одной рукой, а от помощи она дерзко отказывалась. В итоге всё, что осталось - пустые грядки с высохшим чернозёмом и побуревшие от бездействия тяпка да грабли сразу за кабинкой для мытья. Ну а то, что Кристи взяла у кого-то лошадь впопыхах и без спросу, было на неё похоже. Она никогда не опускалась до воровства ради наживы, но не считала зазорным одолжить любую вещь, какая ей заблагорассудится, если она нужна была для выполнения дела.
Миллер хотела было помочь Лэйн слезть с лошади, но, едва подойдя и протянув руку, замешкалась. По сощурившимся глазам и слегка скривившимся губам девушка поняла, что её спасительницу одолело чувство брезгливости. Но прежде, чем та успела в очередной раз устыдиться, Миллер отбросила предрассудки и решительно приложила усилия, чтобы Элли благополучно спешилась. И всё-таки, кто бы что ни говорил, но под этим рваным тренчем билось доброе сердце. Доброе сердце в железной скорлупе.
- Наверное, уже поздно, но помойся хорошо. - вновь сказала она и указала на кабинку из листов жести, в которой была и бочка, и всё необходимое для мытья.
Оставив Элли размышлять, что та имела ввиду под словами "уже поздно", Крис вновь оседлала скакуна и пустила его рысцой в город, к хозяину. А Лэйн... что же, Лэйн была дома.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Е

Важное о внешности персонажа

Поскольку все ваши персонажи без исключения - женского пола, а это располагает к нездоровому и, главное, нереалистичному фансервису, мы вводим специально для склонных к излишней сексуализации героинь товарищей специальный хоумрул:

В полевых условиях неподходящая к ним одежда дает существенные игромеханические дебаффы.

Конкретный пример - решили вы, допустим, создать чародейку (в данном модуле неразрешенный класс, но очень уж наглядный пример). Чародейки на картинках из пинтереста почему-то всегда одеты довольно странно для профессиональных авантюристок, лазающих по всяким неприветливым местам. Вот так, к примеру:



Что это означает в нашей ситуации? При входе в лес вас, скорее всего, так жестоко покусают комары, что вы будете неспособны держать концентрацию на заклинании, автоматически проваливая ее на каждом ходу.

А вот, например, еще более наглядный пример - амазонка в бронелифчике:



Нет, вы можете, разумеется, записать в инвентарь чешуйчатый доспех, а также поставить похожую картинку на аватарку. Однако в бою на каждом ходу одно обычное попадание будет превращаться в критическое, а один промах по вам будет превращаться в попадание - по очевидным причинам.

Правило это вводится потому, что я не собираюсь формально запрещать фансервис, однако очевидные последствия, быть может, заставят кого-то задуматься - вы-то сами как идете в поход в лес, например? Так, может, не нужно издеваться над своими персонажами, заставляя их топать по чаще в бронесапожках на двенадцатисантиметровой шпильке и в chaimail bikini?

– KAPITALIZM! - презрительно процедил Суходрищев, даже не удостоив корявые крабьи ракеты взглядом. Вот всё у них так, у фашистов этих, без души и пролетарской ненависти, сплошное мракобесие и поиск выгоды! Не иначе как кто-то у них там на фашистском заводе spizdil моток проволоки или сэкономил на паре ламп. Другое дело наши, советские ракеты, построенные на принципах диалектического материализма, солидарности трудящихся и классовой борьбы! Потому враг будет разбит. И товарищ Кузьма приложит к этому максимум усилий.

– Поехальи, товаристч Льев! Жмьи Кнопку! - провозгласил Кузьма и Андропов тут же покрылся холодным потом, сообразив, о какой Кнопке идет речь. Ведь в Расстреляторе она была одна - такая же большая и красная, как трепещущее над танком-политруком Красное Знамя.

- Даз ист гут день чтобы постреляйтен по русиш гаден. Враг будет разбит во славу Дойшланд и великий Фюрер! Зип файл! - Зиганул хер Капитанен, и вместе с ним крабенпанцер. Хитроумный машинен с достаточно лапа, чтобы ходить и зиговать.

Трепет перед боем заставляйт голод хер фон Забабахен хотеть кушайт. Время перекусить! Советиш унтерпанцер на живой гусеница вместо металлический, с огромный толстый двойной длиннохобот. Даз ист показатель маленький вурст сталин! Ха-ха! Подкиньте в топкен ещё еврей, мы идём в атакен!

Е

Чынхыз только остановился посмотреть насколько ему в пузе большую дырку копьем сделали, а вокруг уже свалка, драка, про блины орут (есть захотелось) и Кхан аж залюбовался тем, как его орлы рвут на части полчища хумансовых сусликов. Ну точно, людишки-самоубийцы.
Сам кхан схватил ближайшего хуманса с факелом и рыкнул ему в лицо.
— Степь жечь не дадим!
И зарезал!

Общее

Подобно полевым мышам, хумансы решили прошмыгнуть сквозь степь ночью. Но в маленьких головах мало ума — зачем-то они при этом зажгли огни. Неразумные. Вы заметили их со своей сторожевой башни.

Углук Одноглазый

Замер рядом Ржавонякс на волке. И замер ты. Не торопитесь вступать в битву. Выглядите задумчиво, стратегически.

Уже в который раз задумывался Никола, так ли хороша оказалась жизнь наёмника, как баяли на деревне да в корчме. Все его товарищи по несчастью оружию оказались грязными и грубыми мужиками, все мысли которых постоянно гуляли между «пожрать» и «потрахаться». Где-то посередине ещё болталось желание набить карманы гульденами, а вот о доблестных битвах и стяжании славы все отзывались почему-то исключительно матюгами.

В общем, пару раз, ночуя в грязи да под дождём, Николе даже приходило в голову, что в семинарии было не так уж и плохо... но тут вспоминалось ощущение липкой руки того попика, заползающей под его рясу, и вся грязь, ругань и вонь становились уже не столь и важными. В самом деле, нехай воняют, пускают ветра да обсуждают как баб того-этого, зато никто не лезет к нему, и даже не приказывает без очереди котелок чистить! И даже голый мужик уже не пугал паренька, особенно после того, как, хихикая и вращая левым глазом, вручил ему такой же арбалет, какой всё время таскал с собой. В общем, почувствовал себя Никола полноправным членом сей славной компании.

  ***

Первое правило наёмника касательно сражений Воршчек усвоил довольно быстро — лучший бой тот, который не состоялся. В самом деле, в сражении ведь и помереть можно! К сожалению, сегодня, в привлекательной близости от Старых Жопок, битвы избежать бравой бригаде не удалось. Выперлись прямо на них какие-то хмыри, и сразу вся расхлябанность его сотоварищей куда-то исчезла: злые глаза внимательно бегали от одного противника к другому, подтягивались ремни доспехов и штаны повыше (у кого они были), а оружие с металлическим скрежетом доставалось из ножен.

Порадовался в этот момент парень, что не с мечом али топором он стоит в переднем ряду, а одёсную мастера Абрахама за щитом тетиву арбалета натягивает! С такой конституцией, как у Николы, он бы до первого удара только простоял, причём не обязательно мечом — кулака в железной рукавице хватило бы с лихвой.

Воткнул парень щит в землю, как ему показывали, положил ложе арбалета на край павезы и взглянул на нестройные ряды противника. Те уже тоже к бою изготовились, и от страха у Николы так живот свело, что он чуть не опростался на месте, но справился с собой, сжав зубы до скрежета, и выстрелил в усатого мужика в таком же, как у Николы, шлеме, и тоже с арбалетом.

Е

ИМШ

Горящий шар поднимается из волн. Жидкое, пляшущее пламя. Солнце, размером с воздушный шар. Он висит, как плод, на прозрачном, едва уловимом для зрения стебле. Выше. Выше. Уже над палубой. Почти у самых парусов. Поднимаете взгляды.

Чудовищные пики зубов, направленных вниз и вперёд, показываются из воды. Тёмно синие. Почти чёрные. Но вы не видите ни их, ни белых, будто варёных, глаз. У них нет зрачков и движения. Они смотрят в небо.

Глядите зачарованно на огонь из воды, качающийся высоко над вашими головами. От него исходит жар, как от горящего дома. Ваши лица оранжевы от ожога, а брови исчезли, делая вас самих похожими на удивлённых двуногих рыб. Парус подхватил пламя. Он "капает", струясь, на палубу. Горячий воздух толкает вас в спину, но вы не можете оторвать глаз. Слёзы текут по обожжённым щекам. Все ваши заботы остались далеко. Даже боль в теле кажется незначительной, нездешней. Вы смотрите, как дрожит в небе сгусток пламени и понимаете, как устроен мир. Зачем было это всё. И смысл каждого мелкого действия в вашей жизни. Каждого человека. Всё было не зря. И всё будет не зря. Скоро в горите, как тряпичные куклы, облитые керосином. Но боли нет. Горя нет.

Имш, поднявшись чуть из волн, чтобы заглотить пылающую "Элизабет" целиком, крушит верхними зубами остатки пылающей мачты. Нижними он подхватил судно целиком под дно.

Лупоглазый Симэн

Эдвард Каллан. Имя ударило в памяти, как колокол. Конечно, ты знаешь. Вы с Эдом работали матросами на "чёрном" траулере много лет назад. Стоял октябрь. Вы ходили на краба. Патруль возник, будто вынырнул из-под воды. Миг назад его не было и вот, появился, как на картине — красные-солнца-с-лучами, сверкающие носы, серьёзные пушки. Ваша "Элеонора" рванула прочь, насколько может "рвануть" такое судно. Двадцати четырёх фунтовое ядро пробило палубу. Второе — сломало фальшборт и прокатилось поперёк всего траулера, ломая всё пути. Капитан решил сдаваться. Подняв руки, вы смотрели, как японцы перепрыгивают на палубу. Вас собирались доставить в Портсмут. Там ждал допрос, ускоренная процедура для браконьеров и виселица. Суды тогда производили такие дела, как печатный станок, это было сразу после войны. Вы с Эдом сбежали из-под конвоя в порту: он столкнул матроса с винтовкой с пирса, ты ударил ногой второго и вы побежали. В вас начали стрелять, тебе об этом напоминает ноющая боль перед дождливым днём и заросшая дыра в спине. Но вы скрылись. Дальше ваши пути разошлись. Ты слышал от общих знакомых только, что Эд снова ходит за рыбой под парусом — на свой страх и риск, с маленькой командой теперь. Как называлось их судно? Что-то кельтское... "Эилинна", "Ноулиннна"... в этом духе. Неужели Джо встретил старину Каллана в Лиссабоне?

Мартышка сидела, зажав кисти рук между колен и глядя перед собой. От холодной воды у нее покраснели веки и кончик носа, и она походила на понурую белую мышь. Мартышка не глядела прямо на Леди, но боковым зрением видела поднявшийся над белым (светло-серым) изголовьем водоворот рыже-розово-зеленого. Гораздо больше всего видно, если не смотреть прямо.
Простыла? Раз Леди спросила, значит, надо что-то сказать в ответ. Мартышка принялась обдумывать - простыла она или нет. Горло не болело, нос дышал свободно... почти свободно. В нос и под веки с тихим зудением, как почти невидимая ноющая мошкара, липла тончайшая серая пелена. Наверное, поэтому Мартышке чихалось. Это все серое виновато... Только как об этом скажешь, что у нее все лицо залеплено серым? Все подумают, что это грязь, а она не грязная, она только что умывалась...
Мартышка наконец перевела взгляд на Леди и заметила, что та сидит, протянув ей руку. У Леди нет ноги. Этого не может быть, потому что Леди - как балерина. Кукла-балерина, у которой отломалась одна нога. Поэтому Леди трудно танцевать. Не то чтобы Мартышка забыла, что сама предложила ей помощь, нет, она помнила, но обдумывание своих мыслей заняло у нее какое-то время и почти все ее внимание. Вдруг Леди на нее обидится, что она обещала, а потом оставила лежать навзничь среди подушек? Надо ей объяснить...
Мысли Мартышки собрались пойти по второму кругу.
- Не простыла, - так же монотонно сказала. - Я чихаю, потому что в нос серое лезет. И в глаза. Чешется. Серое - чешется.
Надо помочь Леди подняться. Потом она, опираясь руками о кровать, сможет пересесть в коляску. Она так всегда делает. Вон коляска стоит, пустая, без Леди, подслеповато улыбается потертым коричневым дермантином сиденья,топорщится хромированными спицами колес. Коляска уродливая. Даже страшная.
Мартышка подошла к Леди, пододвинула коляску поближе к кровати, взяла ее руку своими обеими - крепко и неловко, стала тянуть на себя. Была б она ловчей, может, подхватила бы Леди под спину. Мартышка была недогадливая и тормозная. Но она старалась.

Леди еще утыкала нос в подушку, жмурила глаза, уматывала голову одеялом, изо всех сил пытаясь удержать сон. Такой славный, ну же, еще немножечко!

Но пляшущая парочка неумолимо бледнела, море расплывалось, музыка исчезала в звуках начавшегося утра. Эх, мать твою. Она сердито зарычала в подушку, возмущаясь несправедливостью бытия. В некоторые дни ей вообще просыпаться не хотелось — а, если честно, то почти всегда. Даже в плохом сне ей было лучше, чем...
Просто лучше.
Вот так вот.

Сдавшись, оно высунула нос из кучи-малы, что наворотила на себя — и ничего не увидела, потому что надо было еще волосы с лица убрать.

Мартышка — тихий ангел — уже тут как тут. Как она умудряется? Ты еще только продираешь глаза, а она уже начищенная, аккуратная, свежеумытая и готовая помочь. И не ноет, как некоторые. Леди скосила глаза из-под взлохмаченной челки и выпростала руку, откидывая пряди с лица.

— Хкк-кх, — прокашлялась. — Привет! Да, помоги мне подняться. Ты что, чихаешь? Простыла?

Леди принимала помощь так же просто и естественно, как Мартышка её предлагала. Каждый раз "спасибо" — в Доме не котировалось. Во-первых, глупо выглядит, во-вторых, подчеркивает всякие сложности, в-третьих, надоедает до тошноты, в-четвертых, некоторые и говорить не могут, а в-самых-главных, спасибами пользуются сестры. И тычут ими, сухими и казенными, тебе прямо в лицо, довольно противно. Значит, среди воспитанников этого лучше избегать.

Но, конечно, если тебе оказали прямо УСЛУГУ, то, конечно, надо уметь быть благодарным. Конечно. Разумеется. Но это сама Леди так считала. Кто-то, может, и не согласен, но личные тараканы — личное дело каждого. Их надо уважать, беречь и не пугать, чтобы не взбесились, а то налетят сестры, нашпигуют дуразином — и приветики.

Пухлому было хорошо. Сны снились ему часто. Но безжалостный повелитель снов, редко когда жаловал его чем-то хорошим. Вроде бы при выпавшей на долю Пухлого реальной жизни, вполне можно было сжалиться над ним и по крайней мере во сне, разрешить почувствовать себя хорошо. Однако большей частью, едва закрыв глаза он окунался в кошмары. Липкие, вязкие, какие-то «клёклые», непонятные – и от того ещё более страшные.

Но не в этот раз.

Сначала ему показалось, что он сидит на стене окружающей Сад. Но почти сразу же он понял что эта – намного выше. Захватило дух. Совсем как когда-то на скрипучем колесе обозрения. В парке. Пухлый тогда жутко испугался, чуть не напрудил в штаны.

Он был куда меньше чем сейчас, да и видел лучше. Так что высота, покачивание кабинки и отстранённая, глядящая куда-то в сторону мама, заставили его сильно испугаться и заканючить.

Чем это закончилось в тот раз и как он вообще оказался на колесе, Пухлый уже не помнил. Слишком маленьким был. Воспоминаний о «той» жизни осталось совсем мало. И всё труднее было понять что это – реальное воспоминание, или порождение собственного воображения.

Но сейчас ему было совсем не страшно. И не потому что он не видел высоты. Как раз наоборот – при взгляде вниз, зрение становилось удивительно чётким. Он мог увидеть даже как в траве ползают букашки! И это с самого верха стены!

Впрочем, как это часто бывает во сне, Пухлый нисколечко не удивился этому факту. Ему было очень хорошо. Словно не луна тускло висела над ним (совсем не высоко, захоти, и он смог бы дотянуться до неба – Пухлый был уверен, что смог бы, но не хотел) а тёплое солнышко пригревало. И самое главное – никто-никто не мог добраться до него. Ни упускающая ни одной возможности ущипнуть за плечо Злюка, ни даже этот пронырливый Сорока.

Пухлый положил ладошку на стену. Под пальцами проявились колючие камушки кирпичной кладки, и...

... и тут он проснулся.

Резко, рывком. В ушах звон, будто над ухом только что отзвучал громадный будильник.
Серая муть залила мир. Свет в комнате тусклый. На соседней кровати видна большая фигура Дубины. Дубина хороший, не злой. Никогда не издевается. Но Пухлый всё равно его немного опасался – слишком он большой и... и упрямый. Второго своего товарища по комнате, Сороку, Пухлый не увидел. Может тот вышел (хорошо бы) а может просто ещё лежит под одеялом и планирует гадости. Он всегда их планирует. В этом Пухлый уверен.

Рука привычно потянулась к тумбочке – взять очки. И наткнулась на пустоту. Пухлый осторожно, чтобы ненароком не спихнуть на пол, пошарил рукой по тумбочке. Липкое пятно, царапина в форме змеи и больше ничего. Очки пропали.

На всякий случай он ещё раз, уже с меньшей осторожностью прошёлся по тумбочке. Нету. Придерживаясь за угол тумбочки опустился на колени и зашарил по холодному линолеуму пола.

Нету. В животе свернулся в комок ледяной червяк паники. Как же он без очков? Куда они пропали?

Пухлый неуклюже поднялся с пола. Может он их положил куда-то ещё? И забыл?

- Вы мои очки не видели? – голос со сна вышел совсем писклявым, сорвавшимся на «петуха» на слове «видели».

Спрашивать особого смысла в принципе не было – Дубина скорее всего не поймёт или поймёт, но по своему, а Сорока... Сорока он и есть Сорока.

Выставит одну руку вперёд, Пухлый пошлёпал босыми ногами по комнате планируя ощупать все места где могли бы лежать его очки.


Пухлый обходит комнату шаря везде где возможно, даже на (но не "в") тумбочках Сороки и Дубины

— САМ ДЖОПА! САМ ДЖОПА! — я не остался в долгу. Вот же ж дьявол, а не птица.

— Ты кого мне продал, рожа небританская? — уже позже допытывался у торговца. — Не бери у него ничего! — Лупу посоветовал. — Этот гад демонами торгует! Вот укусит тебя тварь эта за палец, будешь знать!

Альберт и девушки, мило общаясь, позавтракали. Слуги Виви все так же, что называется, "не отсвечивали", впрочем, теперь это алхимика уже не удивляла, да и вопрос этот он затрагивать не пытался. Они двинулись дальше.
Но что-то изменилось... Исчезла из общения какая-то теплота, все эти многочисленные намеки волшебницы, поглаживания, поцелуйчики. Она стала... отстраненной, холодной. Легко говорила на тему магии, и довольно много интересного Альберту рассказывала. Они обсуждали и возможный бизнес Альберта в столице, природу Зеленого леса, погоду. Рассказывал алхимик и о своих приключениях. Но... Блеск в глазах Вивиан постепенно поблек, сменившись какой-то тоской, она стала более раздражительной и резкой. Через неделю пути Альберт начал иногда думать, что зря согласился на эту поездку, и стоило бы отправиться в путь самому, а то и вовсе - в группе с остальными исследовать древние святилища Аэлиты.
Но на одном из привалов к нему подошла Альба, похоже, явно выждавшая момента, когда Виви отправилась совершать вечерний туалет к небольшому родничку.
- Missilya... Эта женщина-колдунья, Вивиан, да?.. Я чувствую, что она болеет. Ей плохо. Я могу ей помочь. Но тогда плохо будет мне. И ты можешь ей помочь, и тогда будет хорошо и ей, и тебе. У нее странная болезнь... Без любви, конечно, плохо, но ей... намного хуже, чем должно быть. Но она не хочет. Упрямая. Ты должен помочь! - Альба волновалась, оглядываясь на Сейру, которая "колдовала" над котелком с отваром и не особо успешно делала вид, что увлечена именно котелком (но сама активно кивала, будто подтверждая слова Альбы). Поглядывала смуглокожая девушка и на тропку к роднику. Похоже, подруги алхимика сговорились, пытаясь помочь Виви, и, возможно, знали больше, чем говорили. В конце концов, девчонки нередко общались между собой, "секретничали", когда Альберт приводи в порядок свои записи.

Общее

Блестящие в свете молнии камни промчались со скоростью ветра по правому борту. Там могли остаться ваши скелеты на ужас другим морякам, будь Симэн хоть чуточку менее лупоглаз и расторопен. Гром раскалывает небо. Стихия.

Нашёл кое-что. Но всё неинтересное. Треску покупать — Симэна обижать. Кофе не такой уж и недорогой. Пенька же не настолько дешёвая.

Ну и ладно. Пропустил стаканчик и на Элизабет вернулся. В добрый путь!

Герой Багробанка:



Месье Лоуренсо: В этом несколько более пожилом, чем можно было бы ожидать от призванного героя безупречно вежливом и прекрасно воспитанном мужчине не столько даже демоническим, сколько просто деловым чутьем ощущается аромат конкурента. Словно бы, у себя дома он тоже было чем-то вроде «оверлорда» пускай и калибром немного поменьше. Весьма себе на уме джентльмен, впрочем, довольно быстро освоившийся с управлением волей судьбы оказавшейся под рукой и использованной в качестве концентратора ритуала стрелючей тростью.

Герой Топких Вод:



Коган Ворвор: Да. Вы правильно расслышали – ворвор. Или даже «лучший ворвор» какой то там хренпоймиляндии. Эта просто невероятно тупая, даже по меркам гладкокожих, детина, убить которую проще чем переубедить, на полном серьезе считает себя умелым вором, мастером засад и действует, между прочим, соответственно. Не сказать чтобы он уж совсем в этом плох, но зрелище того как он медленно и бесшумно подкрадывается к кому то сзади чтобы внезапно огреть по голове своей Дубинищей в память откладывается надолго. А еще некоторой проблемой обещает стать то, что рассчитанный на ящеролюдскую голову золотой ритуальный шлем на его отличающийся формой череп банально не налазит.

Герой Горнила:



Урук Мак Тук: Какой-то то ли недоорк, то ли переорк. То ли помесок с гоблином и… дикобразом? То ли, и скорее, всего появившийся на свете там, где орки серьезно так отличаются, но все еще достаточно орк, чтобы относить его к лучшему из видов разумных. Несмотря на то, что выглядит так, словно его соплей можно перешибить, силен что твой тролль, и завязывает в узлы руками металлические прутья. Да и в скорости не откажешь. Вооружен каким то дубьем из шипованной ветки ненормальной прочности. Не то чтобы тупой, но до того нецивилизованный, что даже вида открытого пламени шугается. Охотничий рог из черного железа ему, впрочем, похоже понравился.

Герой Гробницы:



Гадюка: Наемница со стажем, судя по обмолвкам не то что не чуравшаяся грязной работы, а в основном ей на жизнь и зарабатывавшая. Сквернословит словно галерный раб, впролне оправдывая свое ядовитое прозвище, которым представились вместо имени и пререкается по каждому поводу, коих отыскивается не так и мало. Судя по всему неплохо управляется с двумя мечами, что носит за спиной, равно как и кое-чего понимает в алхимии и ядах. Отделанный «под чешую» черный доспех ей пришелся впору, словно всегда на ней и был.

Герой Щели



Папиллайон: Если и не худший «герой» их тех, кто кому-либо когда либо выпадал, то наверно как минимум войдет в первую сотню. Производит впечатлене жалкого слабосильного ничтожества, которое, при ближайшем рассмотрении полностью оправдывается. Историю свою выложил как на духу: Уроженец хорошей семьи, из какого-то довольно странного мира, начитался книжек с картинками про героев и был банально забит насмерть в подворотне обычной шпаной, при попытке заступиться за «обижаемую» ими проститутку. Просто до слез. Зато послушный, книжку взял без особых вопросов.

Герой Усыпальницы:



Мистерика Ля Фредерика: Студентка престижной «Академии Девушек Магических Рыцарей Защитниц Галактики». Да, именно так, слово в слово. Впрочем, тут наверно стоит уточнить – Худшая студентка престижной академии. Ибо с обучаемостью у нее просто жвах. В одно ухо влетает, чтобы тут же вылететь из другого. Чуть не затопила половину Усыпальницы своим волшебным кольцом, которое считавший его обычной первой попавшейся под руку драугр безделушкой, кажется, немного недооценил.

      — В сухом остатке мы имеем безымянного полковника, который так и не соизволил представится, зато начал палить из пистолета когда его вполне резонно послали нахуй, а также захваченный корабль конфедерации. — Торрес продолжал стоять сложив руки на груди, смотря в основном на Новака и Лунга. — На скальпеле выбита звезда конфедерации, на упаковках бинтов и бутылках с препаратами знаете что? Тоже звезда, и надпись «ВС КССС». Вы не конвоиры — вы захватчики и мародеры с непомерным самомнением. Даже ваши трусы, и те в конфедерации сделаны.

      Закончив с обвинениями, Рикардо отправился к двери, демонстративно почесав задницу под натирающей поясницу резинкой трусов «Ну давай, железка, узнай уже меня...», вертелась мысль в голове лейтенанта. Глубоко вздохнув, он приложил руку к замку, в надежде, что справедливость будет восстановлена и сбоящая система наконец признает законных хозяев.

А при конфедерации — всё будет заебись
Она скоро победит — надо только поднажать
Там всё будет бесплатно, там всё будет в кайф
Там наверное вообще не надо будет умирать
Я проснулся в криокапсуле и понял, что —

           ВСЁ ИДЁТ ПО ПЛАНУ

      Торрес, откровенно говоря, не понимал, какого черта люди в таких же трусах как у него, выбравшиеся из таких-же капсул, предъявляют ему какой-то плен и преступления, которых он не совершал. Количество предложений отдать пистолет и варианты выбора следующего его владельца, так и вовсе превысили все разумные рамки. Даже если каждому по одному патрону отдать, и то на всех не хватит. Тем не менее, полковник все-же решил совершить самоубийство его руками, не дав времени на ответ и оставив последнее слово за собой. Плохой план. Рядом с ним было всего двое: азиат предусмотрительно отступил назад, подполковник почему-то стоял возле трупа, по лицу последнего выбравшегося из капсулы уже текла кровь, хоть он и нашел в себе силы подобраться ближе.

      Полковник начал уходить в сторону от возможного выстрела, но Рикардо и не стал его преследовать. Было видно, что парень кривился на один бок при ходьбе, да и пистолет у него удалось отобрать относительно просто. Логичнее было стрелять в цели покрупнее. Лейтенант просто отпрыгнул назад не вступая в бой, оставив больше времени остальным на реакцию, вместо того, чтобы укладывать всех кто дернется двоечками в центр масс. Но нажать — нажал конечно. Правда не на спуск, а на кнопку экстракции. Придержав мизинцем выезжающий магазин, второй рукой отвел назад затвор, чтобы экстрагированный патрон ткнулся в согнутую ладонь. Обратное движение и затвор слетает с пазов под ноги, туда же летят и выстрелившие возвратной пружиной остатки пистолета. Только потяжелевший на патрон магазин остается в руке, вместо свинчатки: ломать лица тем, кто не понимает слов.

Общее

Из-за чёрного облака вышла пурпурная луна. Далеко внизу однорукий робот разбрасывает искры, присев на одно колено у робота-о-четырёх-ногах: работает сварка. Они выглядят, как два муравья, с неба. Две блестящие шевелящиеся точки на мёртвом песке. Он заменяет платы. Отбрасывает сгоревшие провода. Наваривает новый лист брони. Побродив по полю боя, они вдвоём уходят в пустыню. Следы тянутся от десантной капсулы, похожие на следы безмятежного человека, гуляющего по пустыне с собакой. С большим размером ноги. И с собакой, похожей на скакового военного киборга. В отражённом от чёрного песка свете звёзд они даже выглядят похоже на это видение. Они идут на восток.

– Такие как Линч… Те, кто на самом деле управляет этим городом, они годами поднимались к вершинам, совершая на своём пути ужасные вещи. То, что происходит сейчас – досадная оплошность, пустяк, которую его друзья в других организациях просто замнут. Линч наверняка смог бы сработать чище, но, кажется, ты его зацепил. А мэр не из тех людей, кто прощает удары по своему самолюбию, – тихо проговорила Молли, закуривая.

Она неосознанно барабанит пальцами по столу, отбивая задаваемый ливнем ритм. Кажется, впервые за всё время совместной практики они с Фениксом действительно разговаривают.
– Ты наверняка видел, как улыбался Хартингейл, – Молли передёргивает зябко плечами.
Осматривается в поисках пепельницы и, не найдя её, небрежно стряхивает пепел на стол.

В лёгком недоумении она смотрит на книгу, на обложке которой Эван Уотс в своём неизменном плаще шагает под проливным дождём по улицам незнакомого города.
– Спасибо, – отзывается неуверенно.
Свободной рукой переворачивает томик и вчитывается рассеянно в описание.
– Мне правда жаль, Феникс, – подведённую тушью глаза снизу вверх смотрят на адвоката.
Словно для неё действительно важно, чтобы он это понял.

Ответить девушке Колдуэлл просто не успевает – дверь распахивается после требовательного короткого стука. В кабинет входят полицейские, оставляя грязные следы на ковре. Лица обоих Феникс видит впервые – и мрачные выражения этих лиц едва ли обещают приятное времяпрепровождение адвокату. Они напрочь игнорируют присутствие вздрогнувшей от неожиданности Молли – подходят к столу Феникса с разных сторон, и капли влаги поблёскивают, переливаясь, на полицейских жетонах.

– Феникс Колдуэлл? – почти утвердительно спрашивает тот, что повыше.
Они не размениваются на предъявление удостоверений и ордеров. Каждый из собравшихся в кабинете и без того прекрасно всё понимает.
– Пройдёмте с нами.
Не спрашивает, не предлагает, даже не требует – просто ставит перед фактом, как бы между делом предполагая, что в противном случае они скрутят Эф Джея и выволокут из офиса силой.
– Мистер Хартингейл ожидает внизу, – добавляет с ухмылкой тот, что пониже.

Стелла с испуганно-встревоженным выражением на кукольном личике провожает взглядом проходящую мимо процессию. В её глазах стоят слёзы, тёмные подтёки размазанной туши застывают подсохшими дорожками на бледных щеках.
Из приёмника льётся ненавязчивая приятная композиция – одна из тех, которые кажутся знакомыми до зубного скрежета, но вспомнить название или исполнителя всё никак не выходит. Проходя мимо, Феникс невольно задумывается о том, что теперь Стелла может раскладыватьсвой пасьянс и слушать «Мунлайт-ФМ» сколько хочет.

Подходя к лифту, он по-прежнему сквозь приоткрытую дверь в фойе слышит струящиеся из динамика треки бесконечного полуночного хит-парада. Рослые полицейские молчаливыми тенями маячат позади адвоката – и, как Феникс отмечал ещё в участке, их присутствие отнюдь не дарит ощущение защищённости. Нет, городской департамент – это логово оборотней, наделённых официальными полномочиями вооружённых беспредельщиков, некоторые из которых могут сперва пустить тебе пулю в затылок, а лишь после задуматься. Тем более иронично, что именно полицию Хартингейл решает использовать для того, чтобы поставить финальную точку в этой истории.

Пока лифт поднимается, Феникс несколько отстранённо размышляет о Городе.
Месте, в котором ничего не значат слова «справедливость» или «закон».
Месте, в котором честные копы вынуждены закрывать глаза на творящийся беспредел и бездействовать, опасаясь лишиться жизни или работы.
Месте, в котором сбитые обдолбанными мажорами честные девушки умирают в больницах от передоза.
Месте, в котором человек, сражавшийся за эту страну на войне, оказывается вне закона и убивает его блюстителей, чтобы скрыться.
Месте, где адвокат, собравший все доказательства и не говоривший ничего, кроме правды, с треском проигрывает стопроцентное дело.

Створки лифта сходятся, и кабина начинает медленно скользить вниз.

Шут переводил взгляд с одного дворянина на другого, и на его подвижной обезьяньей мордочке явственно читался весь спектр эмоций, от испуга до удивления. Крайнего, надо сказать, удивления, когда Арч услышал что убийца короля - дочь звездочёта, книжная дева Аурелия, а вовсе не злодейское умертвие и не честолюбивый вейлонец. Сплошное сумасшествие! Иначе, чем очередной волшбой неведомой ведьмы, сие было не обьяснить. Что сама же убийца и подтвердила.
Что не поделили сын герцога и чужеземный принц, дурак так и не понял. Вроде бы и не спорят даже, а ишь ты - уже зубами скрипят, глазами сверкают, и руками оба рукояти мечей цапнули. Того и гляди, пойдут друг дружку потрошить прямо тут. А из-за чего? Непонятно. Не могут, видать, решить, кто главней. Обычное дело среди мальчишек, только люди попроще давно бы навешали друг другу тумаков да успокоились. А этим нет, что вы. Оплеуху дать не моги - ущерб чести! А вот добрых пару локтей железа в пузо сунуть - это пожалуйста.

В воздухе аж будто искры засверкали, до того атмосфера накалилась. Еще чуток - и точно головы полетят. Шут снова зажмурился, собираясь с духом. Отшагнул чуть назад, на всякий случай - поскольку для тех, кого господь голубой кровью обделил, благородная публика зуботычин как раз не жалела. И издал губами долгий протяжный звук, имитирующий бурное пускание ветров. Завладев таким нехитрым образом общим вниманием, он подбоченился, задрал нос и запел задорно:

- Жил был веселый парень Том,
Вчера, сегодня и потом,
Не угнетал себя трудом,
Но сытно ел!

Он не умел ни жать, ни ткать,
Не мог ни петь, ни танцевать,
Лишь только факел зажигать,
Наш Том умел.

Не знал ни кройки, ни шитья,
Не ведал смысла бытия,
Но удивлялись все друзья -
Как парень мил!

Не делал ни добра, ни зла,
Но жизнь его была светла,
Одни лишь только факела,
Весь день палил!

И ночью освещал весь двор,
Светился лес и косогор,
И в целом весь земной простор,
Сиял как днем!

Моря, долины, и поля,
Березы, клены, тополя,
Светилась вся вообще земля,
Таков был Том.

И верность факелам храня,
Впустую не провел ни дня,
Пылал весь мир как головня,
Шипел и тлел!

Но нет преграды чудесам,
Том, устремившись к небесам,
Однажды загорелся сам,
И весь сгорел.

Пускай велик ты или мал,
Крестьянин или кардинал,
В итоге ждет один финал,
На свете том.

Но по сей день и стар, и млад,
Лишь взгляд на небо обратят,
Узрят - с рассвета на закат,
Гуляет Том!

Исполняя эту веселую песенку на разухабистый застольный манер, шут приплясывал, обошел спорщиков на руках, болтая в воздухе яркими сапожками, сделал колесо и в завершение выдал классическое сальто с приземлением на задницу. Перестарался и прикусил язык, но виду не подал, а гримаса боли помогла скорчить настолько дурацкую физиономию, что паяцу даже скулы свело. И закончил уже экспромтом:

- Зачем друг другу мять бока,
Коль жизнь и так невелика,
Не лучше ль будет для врага,
Задор сберечь?

Ведь ясно даже дураку,
Что нужно ведьму-кочергу
Найти, и ей срубить башку
Долою с плеч!

HK-47

Грохот ружейного выстрела. Ещё один таранный удар в лист брони, что создан принимать снаряды, разогнанные "по Гауссу". Стрелок-из-аборигенного-ружья, похоже, дурак. Или незрячий, как ты. Автоматчик не дурак. И он зрячий. Выцелил зазор между щитами. Разрядил туда три выстрела. И ещё три следом. Мир скачков звука и расплывчатых траекторий схлопнулся в точку молчания. Ноги сложились в коленях. Грозное рыло лазера ткнулось в мягкий песок.

Сожители Коновалова со стороны смотрели за сборами и мелькающему по квартире, будто призрак, интерну. Глядели на его сборы, с интересом рассматривая через открытую дверь ассортимент тех вещей, которые он швырял в сумку. Пашка пару раз рот открывал, но так и не решился задать вопрос. А может просто не смог сформулировать.
- Рост, ты чего?.. - В итоге осмелился Виталик, почесывая башку. - Какой пиздец, куда валить?..
- Он из больницы чет спиздил и за ним менты гонятся, - радостно «выдал» Пашка.
- Гонишь.
- Не гоню. Сам признался.
- Не, не верю. Коновалов хороший парень, - упорно повторил любимую фразу Виталя и Паша шлепнул себя по лицу, чтоб затем перегородить своей долговязой тушкой выход из комнаты Ростислава.
- Давай говори, - неожиданно уверенно и спокойно произнёс, - что за пиздец, брат?

Принц высокомерно удалился, всем своим видом демонстрируя, что шут с принцессой на руках, да и все прочие, должны немедленно следовать за ним. Надо признать, впечатление этот вейлонский негодяй произвести умел. Арч уже покорно засеменил вслед, но заметил, что все прочие отнюдь не торопятся покинуть эту смрадную обитель. Оставаться наедине с иностранным дворянином не хотелось - а ну как это он же затеял всю эту кутерьму, и теперь умыкнет принцессу в полон, и насильно заставит выйти за него, заграбастав таким образом все королевство. К тому же в зале началось что-то странное – хотя казалось бы, что может показаться странным после разгуливающих трупов – наследник герцога на повышенных тонах вступил в пикировку с нахальным белобрысым рыцарем, и в их интонациях шуту явственно послышался звон мечей.

Нашли время! А принцесса что - пустое место? Точнее даже, уже королева.
Арч помялся в нерешительности. Если эти пустоголовые дворяне не способны сами договориться, кому то придется их урезонить. Кому, если не дураку?
Но - страшно. Как там учил мэтр Огурчик? Господам надо иногда дерзить, их это веселит. Особенно короля, он вообще устает от постоянного перед ним коленопреклонения. А если не получается и страшно, представь их, аристократов, без одежды. И сразу поймешь, что они точно такие же люди.
Арч зажмурился, открыл глаза - и надо же, сработало.
Он гневно топнул сапожком и, если б не принцесса на руках, даже руки бы в бока упер.
- Ну вы даете, господа хорошие! Распушили перья, ровно два петуха! Одна войнушка на уме, только и ищете, кого бы еще мечом отоварить! Ведь сколько народу, и даже его величество, колдовством неведомым загублено! Так теперь вы еще подеритесь! А их высочество Лиодамия? А ежели ее сейчас принц чужеземный похитит? Вы, Вертран - вы же герцог! Ну, почти. На вас все смотрят и ждут решений, а вы как ребенок. И вы, эм...ну, вот вы - шут посмотрел на Оскара - вы же рыцарь! Разве ж не присягали на верность короне? Что это еще за новости - рыцарь без короля?

Шут выдохнул, кажется, искреннее негодование, толкнувшее его на столь непочтительные речи, иссякло. Он снова посмотрел на юношей и выдал на остатках отваги:
- Стыдно!

После чего развернулся и вышел из зала, поспешив отгородиться дверьми от последствий своей дерзкой выходки.

Варвар рубил топором. Со стороны он казался нерушимым, незыблемым, как скала - его удары не прекращались, несмотря на раны, нанесенные похождениями зла и примкнувшими к ним разбойницами. Топор поднимался и опускался, и Олнамм иногда только выкрикивал что-то, на особенно резких ударах.

Но на душе его было неспокойно. Все это время, с самого начала как он пришел в лагерь, варвара обуревали темные тучи сомнений, застилавшие его взор и мешавшие видеть конечную цель. Не в его привычке было высказывать беспокойство вслух, впрочем, и потому он пытался разобраться с тем, что его тревожило, самостоятельно. В его клане было принято так - ты либо можешь справиться с тем, что тебя гложет, либо ты слаб. И потому он никогда не говорил о том, что его беспокоило по-настоящему. Почти никому. Последний год перед тем, как он покинул свой клан, Олнамм полу-приручил дикого степного кота, подкармливая того мясом с охоты. И, бывало, варвар говорил с диким зверем, не ожидая, что тот поймет его или ответит. Но это тем не менее, это помогало разобраться с мыслями и что-то решить. Конечно же, варвар не стал брать кота с собой в поход - его место было там, в природе, дома, и потому сейчас о бедах вновь некому было жаловаться.

Тем более, что тревожила его проблема, о которой не стоило говорить вслух - он слышал голоса. Но не просто голоса из воздуха. Он слышал голоса друида и колдуньи. Здесь начинались проблемы. Эти его спутники говорили, Олнамм это знал. Но даже когда они молчали, их голоса все еще было слышно. Сперва на грани слышимости, а потом все громче и громче. И варвар не был уверен, слышал ли это же другие в отряде, но он точно знал, что это неправильно. Странным было также то, что он слышал тайные голоса только от этих двоих. Что это значило? Вероятно, если бы он сходил с ума, он слышал бы 'тайные голоса' всех? Это было бы логично. Но нет... оставался простой вывод - что-то странное происходило именно с этими двумя.

И только теперь вопрос варвара наконец-то разрешился. Они столкнулись с отрядом разбойниц, разум которых поддался тьме. Раньше Олнамм не задумывался о том, что такое было возможно. Его разум был тверд, и тьма была над ним не властна. Но что, если не все были так же крепки? Что, если он слышал злые силы, шепчущие в головах Робура и Ли Юнь? Что, если те уже слушали тьму и сейчас вели из в ловушку?

Этому нужно было помешать. И, едва варвар пришел к такому выводу, он, подняв топор в очередной раз, резко развернулся и опустил оружие на друида.

Арчи проснулся и мгновенно запаниковал. Проспал! Проспал свой звездный час! Судя по царящей тишине, все давно закончилось, а о стезе королевского дурака теперь можно забыть. Но как же так? Ведь не пил же он хмельного, разве что совсем капельку, для храбрости... Сказалась бессонная ночь с бесконечными репетициями? Эх ты, Арчибальд!... Теперь ждет тебя бесславное возвращение в папашину комнатушку, глубоко в застенках замка. Снова дергать за рычаг кукольного эшафотика, заставляя господина Веселого Плясуна болтаться в маленькой петле и сучить деревянными ножками, под придирчивые замечания папаши...

Но что это? Какой то шум раздается в зале, похоже, не окончилась еще пирушка. Разговоры, звон стекла, приглушенное всхлипывание... А вдруг еще не поздно? Арчи вскочил, потряс тяжелой со сна головой. Непривычно тяжелой. Хлестнули по щекам длинные космы. Это что, пока он спал, Огурчик напялил на него парик? Вот старый негодяй, мог бы, вообще то, и разбудить! Но ничего, с ним потом.

Арч глубоко вдохнул, решительно откинул полог занавеси, шагнул отважно в зал, наполненный знатью. С порога сделал колесо и так и застыл, пораженный, с раскинутыми нелепо руками. Зал наполнял тяжелый запах давно прокисшей снеди, люди вповалку лежали кто где, и лишь несколько фигур растерянно бродили вокруг. Что за бредовые бредни? Умерли они что ли, или... спят? Судя по многоголосому храпу вразнобой, последнее больше соответствовало истине. Однако, в целом, картина отнюдь не напоминала славную пирушку, даже люди из более скромных сословий редко упиваются до столь скотского состояния. А папка евойный так и вовсе к спиртному равнодушен.
- Папка! - задушенно пискнул Арч, и пестрой молнией промчался в конец стола, сопровождаемый веселым бренчаньем бубенцов. Отец сидел, исполненный достоинства, в одиночестве. И спал мертвым сном, как и остальные. Вспомнилось Арчибальду, как папаша искренне прослезился, узнав, что ему дозволено будет присутствовать на празднестве. Как славил мудрого и про-грес-сивного короля Брона. Как целый день крутился перед зеркалом, выискивая несуществующие пылинки на своем лучшем костюме. А теперь вот сидит, словно покойник, разве воздух с еле заметным свистом все же покидает ноздри. И щеки затянуты густой щетиной, а ведь отец был выбрит до синевы перед торжеством! Чертовщина какая-то.

Арч растерянно стащил с головы свой веселенький колпак, и принялся мять его в руках, переводя непонимающий взгляд с одного бодрствующего барчука на другого.
- И что же это, с вашего позволения, за тирлим-бом-бом? - спросил он озадаченно неизвестно у кого.

- Не вопрос, шеф. Надо будет - сыграем быка, - кивнул Виктор.

На обмен полупидорскими колкостями он только ухмыльнулся слегка снисходительно. Надо молодого на прочность проверить, пропесочить демонстративно, понятное дело. Друг дружку то эти волкодавы уже наверняка до костей обжевали, а тут новое лицо.

Сам клуб выглядел обычно. Как то и не верилось, что внутри могут ждать привидения, бесы и прочие потусторонние еблозавры с тентаклями, коими стращали инструктора. Своих предложений Виктор выдвигать не стал, естественно. Была бы обычная полицейская операция - предложил бы тупо выход пасти, внутри же гражданских полно. Хотя, там тоже нюансы. Если клиента нужно взять с какими-нибудь таблеточками интересными, то шансов больше на месте, конечно. Так и тут - хрен его знает, может, этот возвращенец там сатану какую-нибудь вызывает вот прям сейчас. Или его самого в туалете суккуб зажал и жизненные силы, кхм, высасывает. Страшно! Но интересно.
Так что Улаев старший, ему видней, как дело обставить. Он на всех этих штучках гаррипоттеровских не одну собаку съел, вон, по ауре человека способен срисовать.

Стиснув зубы, сжав кулаки до хруста Фелиция следила за боем мертвого сеньора и герцога. Увы, следить пришлось недолго. Резкий взмах меча, и командор - её командор, рыцарей Хранителей Рассвета, для неё нет другого лорда - командор пал.

От такой дуэли мороз продирал по коже. А безвестный труп издевательски склонил голову - типа, следующих подзывает. Скотина дохлая. Да тебе уже пора мирно гнить, червей кормить, а он все мечами машет. Не дело это. И будто что-то пихнуло наемницу в спину - ожидания ли товарищей, распоряжение ли командующего, или последние слова герцога, что были обращены именно к ней. Или это был ее собственный шаг, который она сделала. Или это "Рассвет" дал ей толчок. А кто его разберет, наверное, все вместе сложилось в неодолимую силу, заставившую бывшую крестьянку ступить в дуэльный круг.

Она не чувствовала какой-то особой чести - скрестить мечи с мертвецом невелика радость. Ясно, что это какой-то важный мертвец, торчит за троном всю дорогу. Ишь, разважничался, что ему и в могилу не по чину теперь идти. Так она ему и сказала. Прямо, как думала.

- Не знаю, кто ты есть за важная персона, сиятельный мертвый господин, - наёмница перехватила поудобней копьё, помахав им перед носом скелета. - Но видать, птица не из последних. Я, леди Фелиция Храбрая, рыцарь ордена Хранителей Рассвета готова принять твой вызов и отправить тебя на заслуженный покой. - Она гордо стукнула копьём, подтверждая свои слова. - Пора и честь знать, ваша милость. Природой повелено умершим в могиле лежать, а не топтать белый свет. Так я готова тебя с почестями сопроводить на упокоение.

Наверное, это и к лучшему, что Тьма, пробравшись в голову Орсо, не оставила воспоминаний. Только смутные образы близких, и вспышка боли и света. Оставалось только радоваться, что не успел герцог натворить ничего по-настоящему страшного. И вспомнить молчаливого храмовника Роберта, которому не так повезло. Что за демонов он вскормил в своей душе, что не смог противиться, когда Тьма спустила их с поводка? Теперь и не узнать. Да и стоит ли?

Цель приближалась. Где-то уже совсем близко пульсировало черное сердце, разгоняя тьму по венам этого мира, отравляя и искажая. Орсо затруднился бы объяснить, как он ощущает эту пульсацию - обычные зрение и слух тут были не причем. Он улавливал ритм этого темного сердцебиения каким-то неизвестным шестым чувством. Проводник больше не нужен - источник можно было найти с закрытыми глазами.

Дворец, тронный зал. Все так же сидит на месте Император, безнадежно и необратимо мертвый. А в дальнем углу чудовищный разлом, цель всего этого похода. Окно в мир настолько чуждый и холодный, что не укладывалось в голове, даже после всего, что довелось увидеть во тьме. Орсо ощутил себя невообразимо крохотной пылинкой перед безразличной бесконечностью простирающейся по ту сторону разрыва пустоты. Чувство было настолько давящее, что хотелось просто упасть и сжаться в комок. Инстинктивное желание новорожденного, грубо вырванного из привычного тепла, поскорее вернуться в уютную тесноту материнской утробы.

И ряды гвардейцев, отделяющих хранителей Рассвета от их цели. Сорок человек. Чертовски много. Что-то подсказывало, что эти бойцы не будут так же дуром лезть на мечи, как дважды покойные эдерлингцы.
И сам лорд-командующий здесь. По правую руку Императора, словно, даже будучи поглощенным тьмой, рыцарь не оставил сюзерена.
Орсо глядел на перчатку, что лежала сейчас между воинами света и тьмы. Вызов. Шанс сойтись в поединке с легендарным сиром Годриком. Это была, конечно, великая честь, вот только Орсо знал, что против этого рыцаря едва ли выстоит и весь отряд. А ведь за его спиной еще сорок гвардейцев...
Де Труа никогда не был превосходным фехтовальщиком, максимум - сносным. Однако если кем отряду сейчас и можно было пожертвовать, так это им. Кто знает, может, для этого он и прошел весь этот путь. Каждый этап на пути к сердцу тьмы требовал свою жертву. На болотах - Ко'Драп, Дебора и Георг. На столичных улицах - Роберт. А сейчас - почему бы не Орсо? Может, он сумеет протянуть достаточно для того, чтоб остальные придумали дальнейший план. Ибо герцог не верил, что измотанные дорогой хранители выстоят в лобовом столкновении с отделением элитной гвардии Империи.
Орсо нашел глазами Храбрую, кивнул ей:
- Помни о Копье, леди Фелиция. Его история рассказана лишь наполовину.

Затем герцог медленно шагнул вперед, наклонился и поднял перчатку. Отсалютовал затянутой в серебристые латы фигуре мечом.

Каменный мост перекинут через столичную реку, до тёмных вод которой не дотягивается магический свет. Мир размывается, теряет чёткость, реальность отступает перед клубящимся чёрным туманом. Шёпот не замолкает, в то время как голоса соратников доносятся издалека, будто пробиваясь сквозь толщу воды. Если продолжать идти вперёд, то это закончится. Если не унывать и не сдаваться, то всё должно быть в порядке.

Смутные образы и знакомые лица. Невозможно понять, где наваждение, а где реальность.
Роберт безмолвно сворачивает в сторону, отколовшись от остальных. Голова храмовника опущена вниз, молот падает с глухим лязгом на мостовую. Морок ли? Очередной нелепый обман?
Сердца пронизывает апатичное безразличие. Толпа расступается, освобождая храмовнику путь. И, едва впустив его, с восхитительной синхронностью смыкается снова. И нет больше Роберта. Растворился во мраке. Не возвышается его могучий силуэт среди других мертвецов.
Следующие по пятам за людьми поглощённые осторожно переступают брошенный молот.

По ту сторону моста уже ожидает сопровождение.
Сотни и тысячи плетутся на почтительном расстоянии следом, в то время как мрак застилает взоры живых новым видением.

Крылатые твари, одновременно похожие на огромных мохнатых нетопырей и парящих над землёй человекоподобных волков. Извивающиеся огромные змеи, кольцами огибающие горы изувеченных трупов.
Броня искорёжена, порваны и втоптаны в грязь знамена.
Чей-то отчаянный полный ужаса вопль гулким эхом разносится над равниной.
Один из летающих монстров пикирует вниз, серповидными когтями пронзая на скорости спину ползущего по земле человека. Словно пушинку поднимает вверх рыцаря в полном латном доспехе, кромсая и разделывая трепещущего в его хватке человека не замедляя полёта.
Бесформенные кровавые сгустки слизи наползают на груды тел и продолжают плыть дальше, оставляя позади себя лишь обглоданные белесые кости и ржавую сталь.
Скорчившись в жидкой грязи, лежит, сотрясаемый рыданиями, чародей круга. Несколько последних уцелевших солдат образовали вокруг герцога жиденькое кольцо, с ужасом разглядывая морды и силуэты, проступающие вокруг уцелевших во мраке.
Нога Грегора, практически оторванная чуть выше щиколотки, с неимоверным трудом продолжает цепляться за тело остатками сухожилий. Сам герцог стоит внутри кольца на коленях, вогнав остриё фамильного меча в рыхлую землю и всем своим весом навалившись на гарду. Веки опущены и дрожат, губы повторяют глухим шёпотом монотонный речитатив.
Крылатые твари с горящими глазами обступают людей. Перепонки крыльев исходят мраком и едва заметно подрагивают, кровь тонкими струйками стекает с изогнутых когтей и клыков. Тихая молитва герцога становится громче, настойчивее – чудовища медлят, будто бы слушают.
А потом разом устремляются вперёд нечеловеческими прыжками, опрокидывая и потроша последних защитников, перерубая шею герцога на лету. Они бросают Орландского на спину, вскрывают броню и жадно впиваются зубами в горячую плоть.
И вдруг замирают. Все как один поднимаются, синхронно поворачивая морды в определённую сторону. Скорее ощущают, чем видят солнечную полоску стали, гордо поднятую к тёмному безразличному небу.
Эвелинн чувствует на себе их голодные злобные взгляды.
Крылья оглушительно хлопают – одна за другой мохнатые твари поднимаются в небо, оставляя в покое бездыханную добычу.

Рассвет развеивает наваждение, отгоняет тёмный туман. Идти вперёд становится значительно проще, приятнее. Остаётся позади мост, следом – новый квартал. Решётка дворцовых ворот поднята, створки – гостеприимно распахнуты. Брешь там, внутри. Совсем уже близко.

Илль играет имперский матч на свирели, выступая перед неблагодарной достаточно публикой.
Чёрные пустые глаза взирают на исполнительницу безразлично, ни единого выкрика одобрения ожидаемо не доносится из толпы.

Глаза Орсо затягивает тёмная пелена, ладонь герцога ложится на рукоять Латифьера. Когда Виссиль напрыгивает на де Труа сзади, тот резким рывком подаётся вперёд, перебрасывая женщину через голову. Чародейка, восстанавливая дыхание, остаётся лежать на земле, в то время как герцог стремительно разворачивается. Тьма переливается в глазах, меч в руке излучает мягкий волнительный свет. Орсо отворачивается и начинает тоже шагать навстречу расступающейся гостеприимно толпе.

- Перловой крупы, пару кружек, - бормотал Янус, - грибов полкило, свежих, три-четыре луковицы, масла подсолнуха чуток, соли ложку, и петрушки еще, пру щепоток...

Он вздохнул. Конечно же, у него всего этого не было. И можно было только представлять, что у него все это было. Но по крайней мере, это помогало выкинуть из башки другие голоса. Другие голоса ему не нравились. Его собственный голос, говорящий про еду, был в разы милее.

- Почистить лук сначала, порезать, кубиками, крупно, потом грибы порезать... а, и помыть сначала, а то блять немытые грибы, это может херово получиться... сковородку на огонь поставь, масло туда, и грибы, и жать, пока не зашкворчат... закинуть их в миску, а на сковороду лучок, и жарить опять, блять, чуть-чуть, пару минут, чтоб не пережарить... а потом крупу туда заебенить, и жарить, и помешивать, пока оно все не зазолотится равномерно, сука... а потом опять грибы сверху, и опять мешать, а то хуйня будет, если грибы только сверху, все равномерно, как перемалывать, только перемешивать... И все, блять, можно выкладывать в миску. Или нахуй миску, снять с огня и есть сразу... эх...

Толстяк вздохнул. Когда он последний раз ел хорошую кашу? По-настоящему хорошую? Давно? Недавно. В этой дыре он уже не помнил ничего. А что помнил, не мог понять, по порядку ли это все шло в его памяти. Но зато он все еще помнил рецепты. Он не очень хорошо готовил, но когда ты много лет шаришься с отрядом наемников, ты просто не можешь не нахвататься рецептов самых разных блюд от самых разных людей. И Янус продолжал.

- ...штук пять куриных грудинок, два яйца, муки, и перцу, блять, перцу...

Не зная города, двое забрели в не лучшие улицы города. Это уже было недалеко от порта - утренний ветер приобрел вкус моря и тухлой рыбы, хотя самого моря видно еще не было. Похоже, это были своеобразные трущобы, окружавшие портовый район - узкие улицы, где дома едва ли не смыкались над головой, да и сами дома... Или рассыпающиеся от времени грязно-серые каменные здания с покосившимися окнами и дверями, или более свежие - деревянные надстройки из уже подгнивающего дерева. По узким канавам текла грязная вода, смывая нечистоты, под ногами чвякала грязь, где-то попискивали крысы. Пожалуй, не стоило бы на такие улочки вести девушку, но Рик, увлеченный разговором спохватился, что они зашли не в лучшее место, лишь тогда, когда дорогу ему перегородили трое.
Эти ребята вполне могли бы зарабатывать себе на жизнь грузчиками - втроем они едва помещались на узкой улочке, да и то выстроились "треугольником", выпустив вперед самого здорового с кистенем в руках. Но, похоже, зарабатывали они кое-чем другим, судя по абсолютно бандитским рожам. Оглянувшись, Рик и Элис поняли, что сбежать не выйдет - сзади подошли еще двое, менее габаритные, зато у одного в руках был грязный старый арбалет, недвусмысленно направленный на них.
- Шо, цыплятки, попалися? - хмыкнул, похоже, главарь, в руках которого здоровенный кистень казался игрушечным, - Выворачивайте кармашки и отдавайте денежки, и никто не пострадает, хе-хе...
Элис же затылком ощущала маслянистые взгляды бандитов, скользившие по ней. Как там говорил Аэл? Она будет привлекать мужское внимание куда больше, чем раньше?.. Не лучший момент...

"Зефир" пробыл на приколе еще три дня. Осунувшиеся рожи команды залоснились от обильного, пусть и в основном растительного, питания, глаза их почти все время были маслянистыми и довольными от не менее обильного внимания дриад, а ругань на корабле практически прекратилась. Да что там ругань! Даже в кости моряки почти не играли, были слишком усталыми, и слишком довольными.
Но - всему приходит конец. Пришел он и пребыванию "Зефира" на этом острове.
Винсент со смесью стыда и удовольствия вспоминал время, проведенной с Ойни. Кентаврица была... другой. Не такой, как дриады, не такой, как человеческие женщины. Слишком честная, слишком уж ее поведением управляли инстинкты, почти не прикрытые флёром цивилизованности. Винс даже начал в глубине души понимать того, кто "заказал" девушку. Что, в общем-то не значило, что он собирается везти ее заказчику.
Уже на второй день Эйра с наигранной ревностью сообщила капитану, что кентаврица понесла от него, и он "может быть свободен", но Винс просто не смог отказать этим наивным большим глазам, что с такой надеждой смотрели на него. Как, впрочем, не мог отказать и Эйре, пускавшей в ход все свое немалое обаяние.
Так что сейчас, когда матросы собирали концы, проверяли, хорошо ли закреплены ящики с фруктами, а кок развешивал вялиться мясо капибар, завернутое в широкие листья, Сердцеед смотрел на берег почти без сожаления. Под глазами у него залегли тени, а тело неплохо так ломило. Конечно, обильное питание и травяные отвары Эйры помогали ему с "мужской силой", но лишь отчасти, и чувствовал капитан "Зефира" себя выжатым.
Ойни первые два дня просилась с ним, хотя Хозяйка рощи предупредила капитана, что кентаврица не сможет долго жить на корабле, и оторванная от земли, от которой черпает свою магическую силу (магии этой Винсент, слава Светлому, так толком и не увидел), быстро зачахнет. Просила и остаться с ней - и мягко отказать ей оказалось невероятно сложно. Но на третий день успокоилась, и стала чуть более задумчивой и обращенной внутрь себя. Возможно, ощутила начавшуюся беременность? Хотя на таком раннем сроке это уж точно было странно.
В любом случае, прощались они без особых истерик, хотя, конечно, большие глаза кентаврицы были полны слез. А вот Эйра просто подарила на прощание свой особый поцелуй...
Теперь же, когда Винсент смотрел на берег, от которого они вот-вот отчалят, он уже начал размышлять, что же ему теперь делать с заказом, и куда плыть...

Копье ли высвободило часть своей дремлющей мощи, или же Фелиция твердой рукой направила его в уявимое место чудовища, но тварь тьмы оказалась повержена. Опали и съежились бессильно отростки-щупальца, оставляя людей в оглушительной тишине. Истинный лик тьмы оказался страшен. Краткий миг, и отряд лишился как минимум двоих соратников.
Орсо огляделся, тяжело дыша, так и не успев вонзить пылающий клинок в раздутое брюхо порождения мрака.
Он полагал, что готов принять смерть во имя великой цели. Но теперь, вспоминая жуткий, уродливый провал пасти этой твари, окруженный мелкими острыми зубками словно бахромой, герцог уже не был так уж уверен в том, что желал бы такой гибели. Тем печальнее было думать об ужасающей участи, что постигла старого медведя Ко'Драпа и егеря Георга.

- Вечная память... героям, - пробормотал Орсо отстраненно, как всегда. - Павшим... и живым.

Он посмотрел на Фелицию, твердо сжимающую в руках оружие, некогда называвшееся Копьем Годрика. Теперь же оно имеет все шансы остаться в памяти людей Копьем Фелиции. На глазах Орсо творилась новая история этого мира, он почти физически чувствовал, как становится свидетелем легенды. Если, конечно, у их маленького отряда получится, и царство людей получит второй шанс. Простая девушка из народа, кто знает, может даже из поместных деревень лёна де Труа, встала на пути тьмы. И тьма отступила.
История часто предвзята. История помнит царей и завоевателей, великих мудрецов и великих подлецов, но мир стоит на костях таких вот простых людей, как Фелиция. Пускай они не знакомы с науками, не умеют танцевать на балах кадриль, не морщат высокие лбы на военных советах, ворочая тысячами чужих жизней. Зато они просто стоят, когда нужно выстоять. Стоят насмерть.

Как стояла в свое время третья имперская когорта, двое суток удерживая перевал под накатывающими яростными волнами дикого народа коней. Как стояли в коридорах дворца лейб-гвардейцы его величества, так и не пропустив вчетверо превосходящих сил мятежных баронов в альков, где скрывалась монаршая чета с детьми. Как стояли солдаты герцога Эдерлинга, сдерживая саму тьму, обрекая себя на участь похуже смерти.
- Смог бы я? - думал Орсо, глядя на наемницу. Со всеми своими титулами, родовым древом в пяти томах, со всем своим куртуазным воспитанием и этикетом? Смог бы я выстоять? И понимал - разница между ними в том, что эти люди не задают себе вопросов. Они просто знают, что больше некому.

Чародейки немедленно занялись ранеными, среди которых оказалась и проводница Звездочка. Ранена или... впрочем, безо всяких "или" было ясно, что невозможно вывернуть голову под таким углом самостоятельно. И крохотное озерцо болотной воды, плещущееся в безвольно открытом рту девушки... Скрипнула латная перчатка, герцог с силой сжал кулак, словно намеревался поймать в него саму тьму и раздавить. Единственный проводник... Проклятая знала, куда бить. Склонилась над телом Светлая, шепчет не то заклятье, не то молитву. Падают и пропадают в черной бездне мелководья слезы молодой колдуньи. Орсо ощутил воспрявшую надежду - а ну как вырвет Светлячок душу Илль у костлявой? Бывали же случаи, когда магам удалось возвращать покойных.

Не видя, где бы еще пригодилась его помощь, Орсо последовал примеру Джона и занялся разжиганием нового факела.

Когда стих бой, командир встал, словно его оглушили. Внезапно умершее от рук Фелиции существо, обмякшая в руках Илль и нелепо покачивающийся на островке мокрой травы сапог с картой. Что это было? Почему он так бездарно себя вёл? Растерялся, думал о чём-то другом совсем? Запаниковал?
Сказать было сложно. Отчасти всё и сразу было в этом поведении и теперь Элиасу было как-то горько за всех, кто погиб.
"Хватит!" - в очередной уже раз одёрнул себя. Заставил себя проглотить ком ненужных чувств поглубже, сосредоточившись на бое. Только кончики пальцев подрагивали слегка, хорошо что не видно в латных перчатках.

Пусть со стороны он мог показаться хладнокровным мерзавцем, первое, что сделал Расмуссен - это не поспешил к своему брату по вере, который плавал в кровавой воде и готов был испустить дух. Не подставил локоть под голову изломанной проводнице, помогая Эвелинн с исцелением. Командир, в первую очередь, схватил сапог и вытащил карту. Проверил её в свете волшебного шара - цела! Молодцы, следопыты, не делали хрупких вещей! Карту он ещё раз пробежал взглядом, выжигая в своём сознании значки и чёрточки. Убрал под доспех.

Второе - это Роберт. Склонив колено возле Безмолвного, Элиас аккуратно подхватил его под руки и помог мистресс Алакрейн коснуться кожи. Его не заботило то, что когда-то магия исцеления была еретичной. Это не ересь, это другое воплощение Света и воли Создателя.
- Ну же, - пробормотал командир, сосредоточенно глядя в лицо волшебнице (и с сожалением отмечая то место, куда пришёлся его удар). Роберт зашевелился, Виссиль направилась к Янусу.
- Брат, как ты? - тихо позвал храмовник. Приподнял товарища, помог сесть, снял с него шлем. Ему было важно увидеть разум в глазах, увидеть немое движение губ. Или сосредоточенный кивок.
Крепко стиснул руку Безмолвного. Отпустило немного.
- Держись. Наш долг ещё не исполнен. Держись, брат. Пойду, посмотрю как там Илль, а то сопли распустил совсем, командир-хремондир, - усмехнулся, а в глазах облегчение. Хлопнул по стальному плечу и на ноги поднялся.

Снова преклонил колено, снова опустился в напитанную водой землю возле волшебницы. Положил руку на плечо Эвелинн, тихо сказал ей:
- Ты справишься, с тобой Свет, - и начал следить за тем, что происходит с телом проводницы. Ужасные раны, торчащие в разные стороны сломанные кости. Открытый девичий рот, полный болотной воды. Взгляд, направленный в никуда. Элиас прикрыл глаза мёртвому телу, пусть она их снова распахнёт уже сама, если у них всё получится!
- Ты творишь чудо, в очередной раз, - продолжает тихо шептать Светлой. - Не сомневайся в себе и в своих силах никогда. Создатель не зря послал нам тебя, потому что ты - его орудие.
Храмовник говорил эти слова искренне. Он был чёрствым человеком, что касается человеческих связей. Привязанности никогда не распространялись дальше некоторых братьев по Ордену, а жестокие времена часто вносили коррективу в количество близких. К примеру, командир знал, что если для достижения их Цели ему придётся отправить брата Роберта на смерть - это необходимо. И Роберт это знал. И поступил бы так же к Элиасу, в этом была честь каждого храмовника.
А вот как относиться к Эвелинн мужчина не знал. Он видел её как-то иначе, чем других колдуний. Чем других женщин, даже.
- Ты справишься, - прижал её к себе одной рукой, потому что знал, как она устала. Как устали они все. И сколько ещё предстоит им впереди.

В квартире внезапно начало твориться что-то совсем странное. Жильцы квартиры сражались с санитарами так, что это самым живым образом напомнило Волкову городские бои в Кенигсберге - и он рефлекторно отшатнулся в сторону, а рука сама собой потянулась в пустоту, нащупывая оставшийся в далеком прошлом "Тульский Токарева". Внезапно Алексей Иванович понял, что дошел до своего внутреннего предела, когда растерянность и страх упираются в глухую стену праведного негодования и желания разобраться в происходящем любой ценой.

Трофейный веник был убран в угол. "Бабах!" - с грохотом ударила об пол прочная, еще едва ли не дореволюционных времен табуретка, привлекая внимание всех жильцов квартиры.

– Отставить драку! - рявкнул Волков, невольно на минуту забыв о том, что на нем нет гимнастерки с лейтенантскими погонами. - Прекратить самосуд! Доложите обстановку!

Серые выцветшие глаза Алексея Ивановича сейчас побелели от злости и прямо-таки метали молнии. Всё было как в тот единственный раз в Восточной Пруссии, когда ему пришлось наводить жесткий порядок в своем отделении, где пара бойцов едва не подбила остальных на мародерство и насилие над не успевшими сбежать немками. В тот раз его, хилого "зеленого" лейтенанта, испугались матерые бойцы, прошедшие через ад и не боявшиеся ни бога, ни черта - ему не пришлось стрелять, но все поняли, что он сделал бы это без колебаний. Получится ли и сейчас навести порядок среди своих, спустя столько прожитых лет?

- Ах ты срака старая!.. - Проснулась Тихоновна, не успев отдать Коготь должное за "тритона". - Варан горбатый! Пакость какая, а...

Бабулька тряхнула руками и подлетела к потолку с воплем "Вааай! Бесовщина!". Йопушки-воробушки сугробики на гробиках, как резко все плохо стало! А это из-за Коготь все, точно! Колдунской ведьмой была она, и теперь сделала и Любовь Тихоновну подобной! Ах что делается то... Вот жили при Сталине - такого не было! Ни бабки не летали, ни пирамидо-треугольники не пирамидо-треуголили. Хотя бабки все же иногда летали. Но не самостоятельно же!

- Падла проклятая! Чтоб тебе пусто было, да упокоит хосспаде твою грешную душу! Караул! Улетаю! - Вопила старая карга на потолке, размахивая руками.

Анюта обеспокоенно посмотрела на Риту. Почему та вдруг стала оседать, девушке было непонятно. Но, может это не так уж и важно. Несмотря на легкость в общении, к вторжению в личное пространство, Анна относилась настороженно и чувствовала себя неловко. А, поскольку во многом судила по себе, то и ее попытки вторжение в чужое, были осторожными и аккуратными. Она легко обхватила предплечье Риты, не делая при этом усилия сдвинуть с места.

— Может тогда пойдем уже попьем чайку? Чувствую ночка предстоит длинная. Люда, присоединяйся к нам, как только с подарком Матрены определишься.

— А... Нет, я не об этом. Скорее к тому, что и не фамилия это вовсе. Существовали же раньше ордены. Просто... Как-то... Живешь, не обращая внимания. А потом что-то происходит, и тут же... Хм. Может, и зря разбил. Только, объяснить нам, что с часами происходило, все равно некому. Да и не поверит никто. Надо убрать все странное до приезда служб и вообще перед ними помалкивать, чтоб нас в дурку не забрали.

Она поет и режет веревку, а кто-то хватает за эту руку и мешает... Казалось бы, мгновение осмысления, бесцеремонная вспышка, вторгшаяся в идиллию безмятежности и торжество красоты. Немой упрек. И горькая обида.
Всего лишь мгновение - и лицо Элиаса смазывается, забывается. Перед ней - все те же дивные танцоры и теперь он, стоящий напротив в парадном мундире. Не хмур лицом. Не призывает к ясности. Не укрыт плащом Тьмы. О, нет!

Он уже пригласил ее, она уже согласилась. Ладонь в ладонь, протянутой кавалером. Виссиль готова танцевать!
Пение ее стихает и ласковая улыбка трогает губы.
Чародейка поворачивается к нему. Делает шаг навстречу.
Одухотворенное лицо, обласканное отблеском бальных ламп, невидимых командиру. Сладкоголосые чаровницы призывно увлекают поближе к источнику радости. И Виссиль тянется всем сердцем. Всем своим естеством.

Ей видится ладонь на талии, на деле же сама ведет в ту сторону, клинок в руке уже не помня.
К плечу Элиаса вторая ладонь грациозно стремится.
- Кружи меня, - шепчет. - Поближе к ним! Кружи! - уже громче.
Гибка и изящна Виссиль, раскрываясь в незнакомом командиру свете так не вовремя. Далекими мечтами, сама того не ведая, обрекает на погибель саму же себя.

Светлячки кружат и танцуют, отгоняя тревогу – бесконечно красивые и чужеродные в этом жестоком мире абсолютного мрака.
Они предстают перед изнеможенными путниками тем, о чём каждый из них мечтает, они дарят умиротворение и уверенность в завтрашнем дне – лишь у немногих хватает сил противостоять предательскому и коварному наваждению.

Неведомое утаскивает Бедвера в болото – голова храмовника время от времени появляется над водой, слышны издаваемые им проклятья и крики. Сперва натягиваются верёвки, и, перерезанными, почти сразу же опадают. Вздымается, вспыхивая во тьме несколько раз, меч храмовника – перекованный из фамильного оружия Ко’Драпов клинок тщетно месит грязную воду. Последнее слово – и Бедвер пропадает.
Остаются лишь круги на воде.

Джона будто не слышат. Завороженные огнями люди продолжают шагать с идиотскими улыбками навстречу неминуемой смерти – ясность ума, по всей видимости, сохраняют лишь оставшиеся храмовники. Наёмник в несколько неуклюжих шагов настигает бредущую проводницу, сбивает девушку с ног, вынуждая с головой погрузиться в холодную воду. Почти сразу Илль начинает брыкаться и вырываться – выныривает из болота тяжело дыша, упираясь обеими ладонями в мглистое дно. Грязная вода стекает по лицу и свисающим волосам, девушка соображает и реагирует по-прежнему медленно, но самое главное Джон уже видит – морок развеян.

Щит Роберта поднимается, закрывая от взора Эвелинн предательские огни. Девушка вяло сопротивляется, но оказывается не в силах противостоять стальной хватке и почти звериной силе храмовника. Мужчина держит её, пытливо вглядываясь в бледное одурманенное лицо. Держит вплоть до тех пор, пока в глубинах затянутых туманом голубых глаз не начинает смутными огнями проявляться осмысленность.

Отрывистые крики Элиаса тонут в сольной арии скрипки – возвышенное и безупречное исполнение неизвестного музыканта воистину достойно лучшего из имперских балов. Творящаяся вокруг суета не имеет значения, оставшиеся от Бедвера круги на воде совершенно не внушают тревоги.
Огни величественный и прекрасны. Огни не способы предавать и обманывать. Огни не настаивают, они вежливо просят – и перед этой просьбой не остаётся сил устоять.

Элиас стряхивает остатки морока, стараясь не натыкаться взглядом на порхающих светлячков.
Он хватает за руку Виссиль, удерживая девушку против её воли на месте. Во взгляде, брошенном на командира через плечо – непонимание и обида. Она изо всех сил стремится к огням, она не понимает, какое Элиас имеет право её останавливать.

Орсо глядел на танцующие огоньки, и понимал, что они кружатся для него. Для промокшего, жалкого, с кровоточащими ступнями, измотанного и опустошенного, одинокого среди людей и седого старика в неполные сорок. Огоньки обещали, что всё наконец закончится.

В детстве, когда Орсо было грустно или плохо, он приходил в фамильную картинную галерею и подолгу сидел там у портрета бледной девушки с большими печальными глазами. Сам он матери никогда не видел, ибо она скончалась, так и не придя в себя после тяжелых родов. И сейчас, сам того не замечая, завороженно глядя на причудливую игру болотных огоньков, герцог шептал:
- Мама, матушка. Зачем мне так больно? Пускай всего этого не будет, матушка. Пожалуйста...

И ему обещали, что все наконец закончится. Быстро.
Герцог сделал неуверенный шаг, еще один... Что-то мешает. Веревка? В пекло веревку! Этот остолоп-храмовник, вчера командовавший свиньями в хлеву, не смеет приказывать дворянину!
Кинжал разрезал сдерживающие путы, и Орсо снова шагнул туда, где его ждет наконец покой.

Денег на счету не оказывается. Набитый долларами чёрный кожаный кейс терпеливо ожидает Феникса прямо на его рабочем столе, порождая вопросы, каким образом он здесь оказался, и почему Стелла не обронила ни слова про визит человека от Хартингейла.
Так или иначе, но Линч держит слово – беглого изучения содержимого оказывается достаточно для того, чтобы понять, что в чемодане находится оговоренная соглашением сумма.

Краткая аннотация на обратной стороне «Скелета за прилавком» рассказывает, что на этот раз отважному и самоотверженному юному детективу Эвану Уотсу предстоит расследовать необычайно изощрённое убийство возлюбленной своего лучшего друга и пройти по следу загадочного убийцы, который никогда не оставляет следов. Феникс смутно припоминает, что это не первая встреча отважного детектива с загадочным убийцей – в одной из попадавшихся прежде ему аннотаций этот неуловимый рецидивист успел уложить родного брата Уотса и скрыться, не оставив зацепок.
Справедливо рассудив, что некоторым историям лучше так и оставаться до конца не рассказанными, Феникс берёт с собой книгу. Совершенно очевидно, что его мать окончательно исписалась основательно и давно. Очевидно всем, кроме десятков тысяч преданных фанатов самоотверженных похождений юного детектива.

Кейс скрывается в сейфе, Феникс проходит мимо своей секретарши, прекрасно понимая, что как только он отойдёт достаточно далеко, «Мунлайт-ФМ» снова обретёт постоянную слушательницу. Он бы не удивился узнав, что Стелла звонит в студию и принимает участие в идиотских конкурсах ради смехотворных призов, причём занимается этим прямо с рабочего телефона.

Снаружи по-прежнему ливень, зато Молли пропала. Машина Феникса открывается, салон встречает его запахом не самого дорого ароматизатора. Включается обогрев, направляя в лицо адвоката потоки раскалённого воздуха.
Вместе с поворотом ключа, вспыхивает дисплей магнитолы.
– … новые подробности зверского убийца Кристофера Линча. Старший детектив Блейк отказался комментировать ход расследования. К другим новостям…
Прогретый двигатель ревёт, дворники сбрасывают дождевую воду слоями с лобового стекла.

Безрадостное тёмное утро, очередное и далеко не последнее.

Центральная больница Святого Патрика находится в нескольких кварталах от офиса Феникса.
Замученная после ночной смены медсестричка на ресепшене сообщает номер палаты Мелоди Уинтер без лишних вопросов, лишь попросив документы Колдуэлла и сделав короткую пометку в регистрационном журнале.
Пустой лифт поднимает адвоката на девятый этаж, унылые бело-зелёные коридоры направляют прямиком к нужной двери. Около неё на больничном стуле сидит скучающий полицейский – погоны сержанта, выступающая из нагрудного кармана тёмно-синего кителя рация, табельный пистолет в кобуре.
– Сержант Шелби, – представляется, немного привстав. – Сожалею, но посещение Мелоди Уинтер ограничено…

Дверь палаты открывается – появляется Джонатан.
– Пусти его, Фрэнк. Адвокат, – коротко поясняет.

Молодая девушка на койке производит достаточно гнетущее впечатление. Раскиданные по подушке тёмные волосы, синяки под глазами, болезненная бледность изнеможенного худого лица. Сине-жёлтая гематома на всю левую скулу, фиксатор шеи, приподнятая на ремнях нога в гипсе. Феникса внимательно изучают пронзительно-голубые слезящиеся глаза.
– Мелоди, это мистер Колдуэлл. Адвокат, – с этими словами отец бедняги подходит к подоконнику и останавливается около окна, скрестив на груди руки.
Его спина напряжена, взгляд прикован к стеклу, по котором барабанит, не жалея сил, ливень.

На тумбочке около Мелоди – пакет сока, пачка печенья. Стойка капельницы рядом с кроватью.
Она ничего не говорит, не спрашивает – просто вопросительно смотрит.
И, несмотря на болезненную бледность, больничный антураж и тяжёлые травмы, Эф-Джей не может не отметить, что девочка на самом деле красива. Без эффектного макияжа и каблуков. По-своему. Чем-то неуловимо цепляет.

Вокруг что-то происходило. Что-то странное. Командир отряда сидел у костра, ему в руки кто-то сунул плошку с горячей кашей, а он сидел, словно пыльным мешком оглушённый и тупо наблюдал как кричит герцог, буквально вырываясь из рук пытающейся исцелить его Виссиль. Герцог истекает кровью. Алакрейн ревёт. Брат Роберт, игнорируя волшебницу, пытается поднять аристократа на ноги, как будто не замечая, что тот ранен. Звенят обвинения в сторону Эвелинн, которая стоит с растерянным видом.
Расмуссен видел это всё, но с ним что-то произошло. Он не мог понять, что творилось перед его глазами, почему эти люди ведут себя так, а не иначе. Ведь он отдал приказ?.. Собрал всех... Надо выдвигаться и идти вперёд...

Почему?

Никогда раньше Элиас не задумывался над тем насколько он сообразителен. Не было в его жизни момента, когда бы он сел и задумался - ты, брат Расмуссен, не слишком быстро думаешь, не очень хорошо твоя голова понимает других людей. Потому что как складывалась жизнь?

Поначалу всё было очень просто. Ты живёшь в храме, тебя воспитывают, тебя кормят, тебе объясняют раз и навсегда что есть Зло, что есть Добро. Мир обретает вполне осязаемые границы и ничто их не колеблет. "Послушание - благодетель", улыбаясь, говорит мать-настоятельница и за обедом даёт немного больше каши.

Потом тебе дают в руки оружие и говорят - мы поможем тебе осознать свою цель в этом мире. Те, кого мы покажем - это наши враги. А значит и твои враги. Тебя учат, что именно нужно делать с врагами, как поступать, опять же, не сомневаясь, действуя в уютных рамках твоего мира. Ты живёшь, учишься, набираешься мастерству, становишься умелым и ощущаешь гармонию. Твои наставники улыбаются тебе. Аббат упоминает твоё имя в вечерней мессе.

Случается страшное и мир погружается во Тьму. Это колеблет границы мира, разрушает их, потому что теперь появляется Что-то, что однозначно гораздо более враждебно всему, что ты поклялся защищать. Оно враждебнее магов, которые примеряют на себя роль Создателя, что им не по плечу. Оно радикальнее зарвавшихся аристократов, что считают будто жизнь земная продлится вечно и не будет спроса с них потом. Тьма - она конкретная, вот что ты думаешь. Тварям не нужны деньги. Или земли. Или тайные знания. Им нужна твоя жизнь и жизнь всех людей, животных, всяких мелких букашек.
Тебя ломает осознание бессмысленности, поначалу, но потом в голове начинает проясняться. Ум начинает работать сам, включаются врождённые резервы и вот уже ты сам трактуешь учение, каждую букву которого знаешь лучше, чем тыльную сторону своей руки. Для этого достаточно всего лишь стать самым старшим в своей боевой группе, чтобы на какой-то момент исчезли все те, кто раньше давал тебе указания.

Наверное где-то в этот момент Расмуссен начал действительно меняться. За те 12 циклов, что им пришлось приспосабливаться к темноте, он, разумеется, не раз участвовал в междоусобных сражениях. Но всегда пытался или понять своего противника или же переубедить иерархов, что конфликт невыгоден. Рассуждал он просто - убийцы, насильники, мародёры, бандиты не могли считаться за полноценных людей, так как они совершали дело Тьмы. Вносили смуту. Разобщали общество. Но почему Церковь продолжает отрицать то, что волшебники - тоже люди? Они могли создавать Свет. Тьма - не могла. Отметая лишнее ты приходишь к единственном верному выводу.

Примерно это же можно было сказать про аристократов, про некоторых из них. К примеру, как можно было отрицать, что герцог Орландский, его вассалы, его свита - плохие люди? Что ими движет та же корысть, что была когда-то. Что они не способны на самопожертвование, на благое дело во имя Света? Могли. Раз за разом это доказывая.

Потихоньку Расмуссен встраивал в свою картину мира тех, кто, когда-то, был для него по другую сторону. Он просто не мог категорично воспринимать этих людей. Он с ними не работал. Не сражался. Но мысленно практически приравнял к своим боевым братьям, таким же каким он был когда-то. Без страха. Без упрёка. Без лишних эмоций воспринимающих свой долг и готовые принять свою судьбу в любой момент.

А теперь момент для раздумий догнал брата-храмовника в самый неподходящий момент. На краю гибели, во тьме, на руинах забытой всеми церкви, усыпанный прахом мёртвых героев, Элиас вдруг оглушительно осознал свою ошибку - люди слишком сложны! Этот герцог был так сильно ранен Тьмой, что даже проблеск надежды, проблеск чего-то, что показал ему Клинок Рассвета был хуже, чем вскрытое ржавым ножом колено. Чем смятый, словно тонкая фольга, доспех на плече. Де Труа плевался и кричал, называя ведьмой прекрасное и воздушное создание в форме Эвелинн. Бедная девушка пыталась успокоить аристократа, а храмовник тупо наблюдал, понимая, что это бесполезно. Обида пустила корни в душе старика и её будет очень трудно выкорчевать.

Герцогу вторил другой старик, рейнджер, который с самого первого взгляда показался Элиасу слишком странным. Слишком "себе на уме". Его слова, простые, ранили не только Эвелинн, но и командира. Незаслуженно! Как горько, должно быть, чувствует сейчас себя волшебница! Или же нет? Храмовник опустил свой взгляд и, не видя ничего в своих руках, попытался выплыть из нахлынувших на него непонятных эмоций. Он не понимал. Или же понимал?..

Командир рывком поднялся на ноги. На секунду замешкавшись, вновь обратив внимание на сжатую в руках еду, он отложил ненужные сейчас вещи и шагнул вперёд.
Шагнул, чтобы остановиться, замереть и послушать Джона, который ковылял от одного к другому, веско и хлёстко высказывая всё то, что сейчас поднималось огнём в глотке храмовника.
И, вроде бы сказал всё наёмник. По-простому сказал, выдал как есть, но этого было мало, когда тебя самого съедают изнутри безумные эмоции и чувство несправедливости.

- Да как вы смеете!.. - в его голосе звучала сталь. С удивлением для себя Элиас понимал, что сейчас он впервые за долгие годы чувствовал что-то очень яркое, помимо веры.
- Да как вы все смеете обвинять её в том, что она выполняла своё Предназначение?! Ведьма, коза - вы посмотрите на себя сейчас! В её руках сейчас - будущее целого мира! Вы понимаете? От нас, от неё, от этого кинжала - зависит ВСЁ!..
На мгновение Элиас задохнулся. Он выпучил глаза, он взмахнул руками. На его суровом, проборождённом морщинами лице проступила краснота. Мужчина уже не казался серым, одномерным, в него, как будто бы, что-то вселилось. Сама мысль об этом пустила волну дрожи по его спине под доспехом, однако он не смог замолчать.
- Мы все сейчас должны благодарить Создателя о том, что он послал нам испытание в виде павшего войска именно сейчас!
Вскинул руку, пальцем тыча в пролом, в кости под ногами, старые кости, которые до сих пор сжимали свои мечи и палицы.
- Благодарить, что это испытание пробудило силу Кинжала Рассвета почти в начале нашего пути, что его разум, разум магического оружия, будет искать вдохновение в каждом из нас! Что именно наша добродетель подскажет оружию что есть Правда.
- Он, - посмотрел на Джона. - сказал то, что думаю я сам - мы должны бить одним кулаком, - закованные в сталь пальцы с хрустом сложились в кулак. Рука задрожала от напряжения. Таким кулаком можно было выжимать воду из камня, как старых баснях для малых и неразумных детей.
- То, что вы ощутили будет ждать весь мир. А если мы проиграем... Если сейчас мы будем винить друг друга, если мы затаим обиду. То всё, - рука метнулась в сторону, словно отбрасывая что-то невидимое в угол.
- Нам придёт конец. Тьма победит, Тьма! Ей даже не придётся пускать в наших душах ростки. Всё сделаем сами.

По спине пот стекал ручьём. Лоб взмок, короткие волосы неопрятно торчали в разные стороны, тоже все в поту. "Будто пробежал целую лигу с телегой на плечах", подумал про себя Элиас.
- Послушайте, - он почти выдохся и теперь звучал устало. Как и чувствовал себя.
- Маги, дворяне, наёмники и следопыты. Братья-храмовники. Мы должны, - он надавил. - верить друг в друга. Друг другу! Не в меня, потому что я верю в каждого из вас. Верьте в себя. И в тех, кто здесь сейчас стоит.
Ему не было стыдно за вспышку красноречия. Ему было просто горько, отчего-то.

- Собираемся и выходим, немедленно. Больше ждать нечего.

      Герцог не ожидал от восставших такой прыти. Особенно столь профессионального удара в колено. Видать, при жизни этот парень был тот еще тип. Завалившись на бок, Орсо принялся отползать от бредущей нежити, но те совершенно перестали обращать на него внимание. Было чертовски больно, но боль злила и мотивировала. Если чувствуешь боль, значит, ты еще жив.
А затем воздух наполнился потрескиванием магических разрядов, прорвавшиеся скелеты рассыпались грудами костей, а в спину отползающему аристократу ударил грохот и клубы каменной пыли и крошки. Волшебницы обрушили провал. Очень вовремя, надо сказать. Передышка им сейчас не помешает.

      Герцог дополз до стены и тяжело привалился к ней, переводя дух. На вопрос храмовника по поводу старика Глаза только махнул рукой в сторону лестницы и проронил кратко: - Жив. Отстраненно отметил, что пришла в себя Звездочка Илль, появился сверху следопыт Георг. Наемник Джон тоже ранен, но жив, и Ко'драп выглядит бодро. Без потерь. Это хорошо.
Орсо только испытывал смутное беспокойство по поводу своего колена. Если маги не сумеют подлатать ногу... Что ж, товарищи конечно не бросят. Но отряд идет со скоростью самого медленного воина, так что... Не имеет он права ставить свою личную вендетту выше цели отряда. Выше этой цели вообще ничего нет. Даже жизни их всех, вместе взятых. Даже жизни всех солдат объединенной армии сира Грегора. Сегодня каждый это понял. Даже самый последний разбойный лорд, еще вчера с радостью пустивший бы кровь соседу за сдвинутый на пядь пограничный столб. Даже наемники, прежде не шевельнувшие бы и пальцем без хорошей платы. Все эти люди, должно быть, уже сейчас стоят насмерть против скрывающегося во тьме ужаса, и единственное, что помогает им держаться – надежда. Надежда, что нужно выстоять еще миг, минуту, час – и вспыхнет далеко во тьме крохотный огонек, разрастется в разгоняющий пелену мрака яркий свет. И долгая ночь закончится.

      И словно прочтя его мысли, свет вспыхнул. Растаяли как наваждение стены осиротевшей церкви, хмурые лица товарищей, истаяла бледной дымкой обступающая тьма... Адель.
Орсо больно стиснуло грудь, давно, казалось бы, угасший свет надежды воссиял тысячью солнц... Адель!
Неужели все это было дурным сном? Она стояла рядом, улыбаясь. Эти ямочки на ее щеках, которые сводили его с ума. Так могут улыбаться ангелы.
- Что с тобой, Ори?
Он все еще не верит. Протягивает руку, касаясь ее лица, стыдясь своих кургузых обломанных ногтей и грязных пальцев. Чувствует живое тепло. Возможно ли это? Он отчаянно хочет поверить и еще больше этого боится.
- Взгляни на него, Ори. Матушка сказала, он твоя копия.
Матушка ошибалась. С круглого детского личика смотрели на герцога глаза Аделаиды, темные, с характерным разрезом. При дворе вечно шушукались насчет нечистой крови Скьезо, слишком тесно сроднившихся с восточными соседями Империи. Да и сама Адель часто шутила, что приворожила Орсо по старому ритуалу народов степи, которому ее обучила бабка, чистокровная Дарза'Ту. Герцог в ответ ворчал, обещая нажаловаться на жену в Корпус.
Эти глаза смотрели с взрослой серьезностью, комично выглядевшей на крохотном личике малыша. Орсо почувствовал прилив нежности, настолько защемивший сердце, что казалось, от этого можно умереть.
- Вы... здесь?
- Конечно, мы здесь, Ори. Мы всегда будем рядом с тобой.
- Это правда? Это... это правда..
В ответ она рассмеялась. Дробный жемчуг ее смеха, глаза, ямочки...
Он сдался, прижал их обоих к себе, чувствуя как опадает с плеч многотонный груз боли и отчаянья. Так к нему привык, что почти и не замечал, как тот тянет и тянет, пригибает к земле, чтобы в один момент похоронить.
Зарылся носом в густые темные волосы, пахнущие... костром?
Тепло родных таяло у него в руках, все снова заволакивала проклятая тьма.
- Нет!...
Исчез малыш с серьезными глазами. Поблекла и растворилась Аделаида, Ада, Адель, оставив в его руках лишь пропитанный дымом, пылью и духотой склепа воздух.
- Неееет!

      Напротив его лица, словно издеваясь, растянулся в оскале череп. Орсо слепо поглядел на свои пустые ладони. Лицо его потемнело, безобразно сморщилось. Он поднял глаза на Эвелинн, замершую с кинжалом в руке.
- Ты, ведьма!...Снова... Зачем?!
Дрожащая рука поднялась, ткнув в Светлую скрюченным пальцем.
- Ты!... Ненавижу... Ненавижу!

      Герцог неловко попытался встать, опираясь на меч, не сводя с чародейки совершенно побелевших от бешенства глаз. Раненая нога не выдержала, подвернулась, и он грузно свалился навзничь. Меч откатился в сторону. Герцог де Труа замер в нелепой позе, подогнув одну ногу к животу, уткнувшись лицом в пол. Только бессильно скребли пальцы по каменным плитам, да тряслись, словно в припадке безумного веселья, серебряные орлы на черных наплечниках.

Молли усмехается, изогнув в насмешливой ухмылке ярко-алые губы.
Как всегда эффектно. Красиво. Раздражающе бесконечно.
Выдержав драматическую паузу, она выдыхает облако никотина почти в лицо Фениксу.
– Могу показать тебе юриста, который скоро проиграет очередное дело, – отзывается едко, хлопая при этом невинно ресницами.
– БигБи говорит, что предлагал тебе дело Линча первым, но ты решил отказаться. Неужели в старом-добром Эд-Джее проснулось сострадание?
Вопрос по-прежнему едкий и ироничный, но, на этот раз, в нём сквозит вполне искренний интерес. Молли действительно хочет знать, почему он взялся за дело не с той стороны. Почему предпочёл откровенно проигрышную позицию выигрышной.
– И снова под ударом твоя и так не слишком безупречная репутация.

Дождь барабанит вокруг, выбивая пену на лужах. Напротив Феникса – человек. Коллега. Симпатичная девушка. Которая никогда не найдёт с ним общий язык, никогда его не поймёт. С тем же успехом он мог бы пытаться найти собеседника в представителе инопланетной цивилизации.
Ливень и пустота вокруг, казалось бы, располагают к чуть более непринуждённому душевному разговору. Но Молли никогда не перестанет подкалывать и острить, даже если выступает единственной актрисой на сцене. В ней – вся суть Города. Города, который Феникс искренне ненавидит и, одновременно, по-своему любит.

Кинжал с удовольствием отвечает на зов. Кольцо света вырывается из зеркального лезвия, озаряет хмурые лица немногословных людей, беспрепятственно выскальзывает за стены храма. Солнечные лучи заливают тела и погрязшие в сумраке души.

Это действительно напоминает рассвет.
Когда самые тёмные часы ночи остаются наконец позади, когда блекло-жёлтый диск солнца показывается над линией горизонта, развеивая и прогоняя кошмары. Солнечный свет возвращает приятные воспоминания, напоминает каждому, ради чего они здесь собрались и с какой целью продолжают сражаться. Он – сама противоположность тьме, ползущей из Бреши. Он дарит надежду, пробуждает воспоминания.

Боль герцога де Труа временно отступает. И речь не только о боли физической, кажется – сама душа будто бы исцеляется на мгновение. Он видит вполне нормальную улыбку Аделаиды, видит на её руках здорового сына, видит своё собственное имение под синим небом – именно то, которое он когда-то себе представлял. Жизнь перестаёт казаться такой уж паскудной и безысходной. Хочется верить, что пламя надежды тлеет всегда.

Фелиция снова дома, с братом и матерью. Нет озёр мрака в глазах, нет уродующих жутких наростов и щупалец. Всё именно так, как было когда-то. И лишь больнее от осознания, что прошлое, что бы они не делали, уже не вернуть.

Дебора видит не прошлое, нет. Она видит будущее – победоносное возвращение отряда после достигнутого успеха, жизнерадостно улыбающихся людей, ступающих по зелёной траве в свете истинного, не иллюзорного, дня. Навстречу героям марширует ровными рядами армия Грегора Орландского – сам герцог впереди всех, в сияющих доспехах, с лучезарной улыбкой на благородном лице. И смотрит он, естественно, именно на неё. С непередаваемым словами восхищением и восторгом.

Илль, ещё не успевшая толком прийти в себя и опомниться после устроенного Элиасом допроса, проникается светом, чувствуя, как восходящее солнце изгоняет из её сердца скрывавшиеся там до поры до времени тени. Она видит то, во что боится теперь даже верить – воссоединение с родными, целыми и невредимыми, почти не изменившимися даже после стольких прожитых лет.

Джон возвращается домой, впервые за последнее десятилетие видя при свете дня дочь и жену. Ему много не надо – хватает осознания факта, что он, несмотря ни на что, преуспел. Защитил родных от опасности, которую не смогли остановить наиболее могущественные и влиятельные люди Империи. Он видит улыбку Мириам, которая, даже при свете дня, не обращает внимания на уродующий лицо наёмника отвратительный шрам. Крошка Ниэль улыбается, одними губами произнося тихое «Папа».

Бедвер грезит о сыне. О том, с каким достоинством отнесётся к нему герцог Орландский после подвига, совершённого в столице храмовником. Ему видится прекрасная Аннабель, дочь герцога, которая с очаровательной улыбкой отвечает согласием на предложение сына. Старый барон улыбается собственным мыслям, напрочь забывая на секунду о том, что их путешествие ещё отнюдь не окончено.

Мечты Виссиль сложнее, не так однозначны. Она безумно хочет обнаружить, после освобождения мира от тьмы, невредимыми мужа и сына. Но даже в радужном ореоле чистой фантазии её мысли будто сковывает цепями чистый рационализм. Слишком часто она думала о том, во что они превратились. Слишком боится этой встречи на самом деле, чтобы самоотверженно и без задней мысли о ней мечтать.

Георга волна света едва не сбивает с ног прямо на лестнице.
Он вдыхает полной грудью запах свежей листвы, рассматривает с удовольствием утреннюю росу на траве, вспоминая о семье, которая дома терпеливо ждёт его возвращения с рейда.

В фантазиях Януса главную роль, как ни странно, играет не свет. Он думает о безбедной жизни в своё удовольствие в условиях, когда одно его имя окутано всеобщей славой и почитанием, а нависшая над целым миром угроза не заставляет пускаться в очередное безнадёжное суицидальное путешествие.

Элиасу в свете видится немое благословение Создателя. Всю жизнь он делал то, что от него требуется, никогда и ни о чём никого не просил. Если будет необходимо, он умрёт ради процветания большинства. Без тени сомнения. Потому что рождён для этого. Потому что, в конце концов, кто-то же должен.

Сверкают загадочно в прорезях шлема глаза Безмолвного. Сталь надёжно скрывает выражение лица отказавшегося от оков мирской речи храмовника – и лишь одному Создателю ведомо, что видится Роберту в лучах солнца, восходящего над миром, возрождающимся после продолжительного затмения.

Когда кольцо проходит сквозь стены храма, задевая скелетов, те цепенеют. В дверных проломах видны застывшие гротескные изваяния, уставившиеся пустыми глазницами на что-то прямо перед собой. Несколько секунд они стоят неподвижно, после чего начинают в гнетущей тишине один за другим рассыпаться на части. Отваливаются конечности, хрустят позвоночники, отделяются от гнилых шей черепа. С металлическим лязгом падают ржавые мечи и доспехи на землю, будто сила, соединявшая эти груды костей воедино, вдруг испарилась.

Свет исчезает. На людей, слепя с непривычки, обрушивается тьма, возвращая к преисполненной страхом и болью реальности.

В абсолютном молчании слышится лишь лязг железа и срежет падающих костей. Павшие солдаты герцога Эдерлинга в конце концов обретают покой. Ветераны разваливаются, уходя в давно и основательно заслуженную отставку.

Женщина в чёрном шагает вперёд. В её голубых глаза переливается эхом тоска, чёрные волосы растрёпаны и разительно контрастируют с болезненно-бледным лицом. Она грустно улыбается одними губами.
– Не сопротивляйся, Георг, – тихий потусторонний голос умиротворяет. – Ты большую часть своей жизни положил на защиту Империи. Но старой Империи больше нет, канули в бездну забвения лорды и императоры.
Она выходит на свет – черты красивого лица обостряются, кожа на скулах натягивается и начинает просвечивать.
– Там, куда вы идёте, нет ничего. Только боль, страдание и первозданная тьма. Ты заслуживаешь большего. Ты заслужил… В конце концов… Отдохнуть.
Рейнджер мог бы поклясться, что губы незнакомки не двигаются, а мелодичный безукоризненный голос разносится эхом прямо у него в голове. Она приближается – не женщина уже, но давно сгнивший скелет, череп которого на манер волос обрамляет рваная ткань тёмного капюшона. Свёрток с младенцем потемнел и весь сморщился.
– Она дело говорит, Георг, – вставляет комментарий Брэнд рядом.
– Не знаю, Глаз, мой дед всегда говорил – не слушай, Марв, женщин, до добра они не доводят, – ворчит под ухом Марвин не то чтобы убеждённо.
В мёртвом оскале скелета Георгу видится невыразимо печальная притягательная улыбка. Ей хочется верить, с ней хочется соглашаться.
– Не сопротивляйся, Георг. Отдохни, – скелет протягивает к щеке рейнджера пальцы. – Пойдём со мной. Это совсем не больно. Тебе понравится.

– ТРЕВОГА! – отрывистый крик откуда-то сверху.
Георг, в этом не может быть ни малейших сомнений.



Головня вылетает наружу и падает на мёртвую бесплодную землю. Полыхает, освещая небольшое пространство вокруг. Ни Элиас, ни окружившие его люди не видят ничего нового.
Лязг повторяется. Шорох и треск. Из клубящегося мрака мучительно медленно проступает человеческий силуэт. Нога в ржавом деформированном латном ботинке, едва не наступив на тлеющую деревяшку, переступает головню. Ржавый доспех кавалериста, остатки рваного и неузнаваемого теперь почти что сюрко на нагруднике. Открытый шлем, позволяющей насладиться во всей красе видом лица полуночного визитёра. Пустые выеденные глаза, лоскуты гниющей кожи на острых скулах, развороченная и разве что чудом не отвалившаяся нижняя челюсть.
В правой, опущенной вниз руке мертвеца, волочится, оставляя след на земле, зазубренная секира. Левая рука, не защищённая по каким-то причинам латной перчаткой, сжимает голыми костяшками пальцев клочок алой ткани.

Безмолвно, неумолимо, не обращая внимания занявших позиции у пролома защитников, мертвец приближается.
Олицетворяя своим устрашающим видом всё то, что люди так боялись найти в темноте.

Намекать Хартингейлу не приходится дважды.
– С вами исключительно приятно иметь дело, мистер Колдуэлл, – произносит, кивнув. – Надеюсь, мы поняли друг друга. Деньги доставят вам в понедельник.
Он поднимается со стула и, не прощаясь, выходит из кабинета.

Стелла скучает с недовольным видом в приёмной, время от времени медитативно щёлкая мышкой. Феникс догадывается, даже не глядя на монитор, что она наверняка снова раскладывает свой любимый пасьянс. Едва ли девушке зачем-то в это время может действительно пригодится компьютер. Она поднимает глаза, вопросительно глядя на Колдуэлла из-под длинных тёмных ресниц.
– Он ушёл, – сообщает зачем-то и без того очевидное.
Кивком указывает на заполненную копию формуляра.

Изрядно затянувшаяся рабочая неделя в конце концов завершается. Адвокат спускается на лифте в фойе, в котором с не менее скучающим видом его приветствует одинокий охранник.
– Задержались сегодня, – констатирует с дружелюбной улыбкой. – Все остальные уже ушли.
Этот охранник раздражает, пожалуй, сильнее всего. Кажется, его зовут то ли Майк, то ли Питер – и именно он постоянно пытается демонстрировать свою едва ли не выходящую за рамки приличий общительность практически каждую смену.

Снаружи неистовствует настоящая буря. Чёрное небо то и дело прорезают вспышки ослепительных молний. Вода потоками стекает по тротуару, лужи на парковке пенятся и бурлят. Осень, пожалуй, в этом городе особенно отвратительна. Этот город, впрочем, безусловно омерзителен в любую погоду.

2

Утро понедельника.

Машина адвоката останавливается на парковке перед офисным комплексом.
Светает, автомобильные дворники работают в полную силу, сбрасывая со стекла дождевую воду слоями. Весь мир вокруг пенится и бурлит, напоминая непроглядное сплошное болото.
Адвокат выбирается из машины, на ходу отмечая, что за непродолжительный переход, как обычно, наверняка успеет вымокнуть насквозь. Кое-что в Городе никогда не меняется.

Не меняется, впрочем, и Молли.
Она встречает Феникса на крыльце – укрывшись под длинным выступающим козырьком, курит тонкую дамскую сигарету с ментолом, оставляя каждой затяжкой следы агрессивно-алой губной помады на фильтре. Заметив Колдуэлла, она демонстративно вздыхает. Высокие каблуки, бежевое пальто и строгая причёска каре – Молли многие могут назвать эффектной, стильной и симпатичной, но сам Феникс слишком хорошо знает, что в действительности она из себя представляет.

– Эф-Джей-Колдуэлл? – произносит вместо приветствия с пафосным придыханием.
Эти интонации будто бы созданы для того, чтобы возбуждать или нервировать собеседника.
– Собственной персоной? Слышала, у тебя новый клиент.
Усмешка. Затяжка.
– БигБи уже ввёл меня в курс дела.
Во всём агентстве только Молли называет Мейсона БигБи. Большой Босс. При нём, конечно же, она себе подобную фамильярность не позволяет, зато отыгрывается по полной в разговорах с коллегами.
– Слышала, ты будешь, не жалея сил, защищать бедняжку Мелоди? – притворная жалость и сочувствие в голосе.

Не приходится сомневаться, что Молли уже известно обо всех деталях соглашения с Мейсоном.

    Чем глубже отряд углублялся во тьму, тем спокойней становилось герцогу. Тьма снаружи, тьма внутри. Гармония.
Он теперь воочию наблюдал то, о чем раньше слышал лишь из рассказов сорвиголов-рейнджеров, и своих разведчиков. Скрюченные призраки деревьев, трава, осыпающаяся под сапогами черной пылью. Даже силуэты развалин домов как то приземисто жались к земле, точно затаившиеся в засаде хищники. Путешествие в душный, вязкий кошмар. Тьма искажает, о да. Здесь ее власть столь велика, что меняется сама структура реальности.
У изваяния Спасителя, которое было ненадолго выхвачено из мрака, раньше явно не было столь бесстыдно-издевательского выражения лица.
  - Святотатство, - пробормотал герцог, скрипнув сталью латной перчатки. Слепые глаза статуи, казалось, неотрывно следят за отрядом, а искореженные безобразной ухмылкой черты лица непрерывно изменяются, зыбко дрожат. Тьма наблюдала за ними.
  - Я иду за тобой, слышишь? - пообещал герцог статуе и отвернулся, когда она осталась позади, растворивших в сомкнувшемся за спиной группы океане черноты.
Орсо прекрасно помнил окрестности столицы, но воцарившееся здесь царство тьмы перекроило все на свой извращенный манер, и без проводника он наверняка потерялся бы средь миражей и блуждающих мертвецов. Что за мистическим даром владела эта девица с породистым лицом аристократки и ухватками лесного разбойника? Что он вообще знает о своих спутниках?

    Герцог перехватил брошенный на него взгляд светлой чародейки. Буквально светлой - белая мантия, выбивающиеся из-под капюшона золотистые пряди. Девушка выглядела совсем юной. Почему она вызвалась идти в сердце тьмы? Герцог знал, что отряд укомплектован исключительно добровольцами. Более того, именно она несла созданное Корпусом орудие, последнюю надежду людей. Орсо попытался ободряюще улыбнуться ей. Получилось не очень, девица испуганно отвернулась. Улыбка в сочетании с пустыми глазами больше смахивала на оскал мертвеца.

    После кажущегося бесконечным перехода, когда Орсо перестал даже пытаться понять, где они находятся, показались очертания Лоттервиля. Кривые останки домов, поросшие каким то серым мхом, похожие на брошенных хозяевами запаршивевших псов, скорбно взирали на идущих по улице людей. А за черными провалами окон таилась хищная, страшная пустота.
Когда отряд добрался до здания церкви и храмовник Элиас скомандовал привал, Орсо устало прислонился к стене. Все таки отвык он от такой жизни, от долгих маршей наизнос, от изнурительных пробежек вокруг тренировочного плаца, на которые его гонял в былое время учитель фехтования Родерик де Жоньер. Ох и ненавидел же он тогда старика!.. Слишком привык герцог Орсо полагаться на коня, как и подобает рыцарю. А теперь вот, пожалуйста – ноги гудят, а на пятках, кажется, назревают мозоли. Мозоли! Смешно.
Де Труа кивнул Элиасу, подтверждая уговор. Никаких титулов. Еще в начале похода Орсо уверил лидера воинов церкви, что участвует в деле на равных со всеми, полностью делегирует ему, Элиасу, командование и попросил донести эту мысль до остальных членов отряда. Некоторые из них знали герцога, а другие, уж наемники то наверняка, видели отчеканеный профиль Ардаля де Труа на имперских полукронах. А Орсо был до чрезвычайности похож на деда.
Так что косились, сторонились сутулой, закутанной в простой солдатский плащ фигуры. Но после привыкли. Какие тут регалии, когда вокруг вязкими чернилами струится тьма. Маги, церковники, солдаты и аристократы исчезли, осталась лишь кучка испуганных и решительных людей.

    Элиас живо распределил людей по позициям. В тактике этот воин явно разбирался больше герцога, привыкшего мыслить куда масштабней. Вот и отлично. Орсо здесь на правах обычного солдата. Ну как, обычного... У него за спиной, спрятанная в кожаный чехол, покоилась ценная семейная реликвия — копье Годрика. Орсо не раз брал его в руки, чувствуя, как дрожат ладони от переполняющей предмет мощи. Копье можно использовать дважды, в крайний случай и в совсем крайний случай, как часто шутил Виктор де Труа. А может, не шутил. У отца было странное чувство юмора.
Именно на этих условиях герцог и настоял на участии в походе. Копье несет либо он — либо никто. И сиру Грегору не оставалось более ничего, кроме как согласиться.

    Когда храмовники восстановили алтарь и затянули молитву, Орсо молча стоял рядом. Он видел, как светлеют лица людей, преисполненные верой. Надеждой. А герцог не чувствовал ничего. Только тьму, плотным коконом туго стягивающую убежище. Тьма звала. И что-то в груди Орсо отзывалось на этот зов.
Он знал что обречен, и шел сюда умирать. Эпитафия его была уже написана жирными хлопьями сажи, оседающими на пепелище фамильной резиденции. Все, чего он хотел — это подобраться к сердцу тьмы и всадить в него меч. Неважно, скольких искореженных тьмой тварей они сумеют одолеть, главное зло таится там. В сердце.
В отличие от порождаемых ей кошмарных сущностей, тьма неуязвима. Можно протянуть руку и схватить ее, но она выскользнет сквозь пальцы, словно туман. Свет способен лишь отогнать ее на краткий миг, после чего она все равно возьмет свое. Люди еще не знали такого врага. И сейчас, когда едва-едва сверкнул в кромешном мраке проблеск надежды и отряд мотыльков отчаянно рванулся к этому свету, Орсо был счастлив отдать свою жизнь за право лететь с ними.

    В сущности, это был крайне неравноценный обмен.

  Поселок встретил их как и полагалось покинутому поселению - пустыми руинами, зияющими провалами выбитых окон, воющим ветром следи обрушившихся стропил. Мгла клубилась рядом, но отступала, стоило попытаться рассмотреть её, оставляя вместо себя простую и привычную темноту. Скорее всего, мрак пока всего лишь играл с ними и дальше он будет наглее. Что будет дальше Элиас не знал, но не сомневался, что будет трудно.
Всю дорогу он шёл молча, берёг дыхание и разглядывая своих новых спутников. Кого-то он знал давно, если говорить о брате Роберте. О ком-то слышал, кого-то можно было легко прочитать, будто это раскрытая книга. Спутники не были командой, они не готовились для этой миссии вместе, но им выпала такая судьба и пусть благословит их Свет и Создатель.
Пешая дорога не располагала к беседе. Теперь у них была возможность поговорить, перевести дух, познакомиться друг с другом настолько, чтобы можно было доверять.

- Здесь мы остановимся, - сумка с вещами была поставлена на пол, щит и двуручный меч приставлены к стене.
- Это место - последняя возможность собраться с силами и поговорить друг с другом. Вспомните кто вы, для чего мы отправились в этот путь и какова наша общая цель. Отдохнув, мы отправимся дальше в путь. Возможно мы слегка задержались в дороге, но следует воздать молитвы Создателю за то, что ни одна тварь не потревожила нас в этот час. И ещё одна причина для остановки - войскам герцога следует дать фору выступить со всем огнём и сталью, чтобы меньше внимания привлекали мы.

  Осторожные слова, чтобы подстегнуть пошатнувшийся боевой дух, снять нервозность и нарастающий страх. Разум Элиаса укрепляла его вера, но остальные были не так сильны. Он старался внушить свою уверенность спокойным голосом, твёрдой интонацией, дать возможность людям найти мир в собственных мыслях. К тому же, некоторым членам отряда нужно дать время смириться с его ролью лидера.

- Георг, брат Бедвер, колокольня слишком разрушена, - обратился к следопыту. - Найди место повыше внутри собора. Янус, Фелиция, Джон - установите смену дозора вместе с Георгом, два человека всегда должны находиться начеку, в двух точках храма. Включите в смены меня, брата Роберта и брата Бедвера, я доверяю вашему опыту. Сир де Труа, - храмовник с уважением поклонился, - если вы захотите присоединиться к дозору, на ваше усмотрение.

Элиас кивнул на предложение чародейки Эвелинн, чья непривычно высокая и хрупкая фигура привлекала взгляд. В ней было что-то знакомое. Какая-то искренность и чистота. И совершенно точно - тайна.
- Конечно, Илль нужно отдохнуть у костра и твой волшебный огонь сослужит нам хорошую службу, - ободряюще улыбнулся, хотя эта улыбка могла показаться усталой и заскорузлой.

- Брат Роберт, брат Бедвер. Я хочу сложить осколки алтаря как им подобает быть и вознести молитву Свету. Если кто-то захочет присоединиться к нам - прошу, не стесняйтесь. Я прошу вас всех отринуть старые обиды и предрассудки, потому что они не сослужат нам хорошей службы в дальнейшем пути. Мы едины в нашей Цели.

  Отправившись в зал и начав ворочать камни, храмовник тихо сказал своим братьям:
- Помните, что труд - это тоже молитва и трудом мы обретаем спасение. Будьте сильными в своих помыслах, не дайте тьме проникнуть в вашу голову. Будьте бдительны, пусть Свет направит вашу руку с оружием. И ещё, - мужчина подошёл к своему младшему брату, Роберту Безмолвному. Положив руку на затылок воину, Элиас прислонил свой лоб к холодному металлу топхельма.
- Ты будешь охранять Эвелинн. Понял меня, брат? Это - мой приказ. Ни на шаг от неё. Стань её щитом. Сокруши своим молотом всех, кто захочет её убить. Она должна выжить, в ней заключена наша миссия.
Расмуссен отошёл на шаг и призвал Роберта опуститься на колено. Достав свой меч, командир положил его клинок на плечо брату.
- Что есть твоя жизнь? Твоя жизнь - это служение. Что есть твоя судьба? Твой долг - это твоя судьба. Что есть твоя награда? Твоя смерть - это твоя награда. Что есть твой страх? Твой страх - это не выполнить приказ. Что есть твоя клятва? Твоя клятва - это вечное служение, - уважая обет брата-храмовника, Элиас сам проговаривал вслух церемониальный ответ. Он не сомневался, что Роберт выполнит приказ, несмотря на старую неприязнь к чародеям. Не из того теста был слеплен воин веры, чтобы сомневаться.
Расмуссен кивнул брату Бедверу и опустился на колени, битый камень хрустел под сталью наколенников.
- Мне неведом страх, - начал он.
-

A spiritu dominatus,
Domine, libra nos,
  От неверных тварей тьмы, 
Избавь нас, Создатель. 
  От мрака, тьмы и вечной ночи, 
Избавь нас, Создатель. 
  От проклятых и забытых, 
Избавь нас, Создатель. 
  Свет укрепит нашу веру. 
Я служу Свету и в нём - наше спасение. 

Такт 3
Начались подготовки к исполнению плана Рафи, параллельно с обучением разведчиков. Теперь немалую часть их подготовки посвящали способности внезапно нанести удар и скрыться. Что подало некоторым каджунам неплохую идею...
Если брать отряд разведчиков и обучать их только искусству подобных операций, то такие как Туга, едва ли будут так наглеть, а если такого не повторится, то и жить всем каджунам станет лучше.

Однако радость была омрачена тем, что одного из поселенцев поймали за тем, что он подглядывал за тренировками разведчиков и нашли околачивающимся у места, где Рафи разъяснял план тренировок для его "подарка". Долго спрашивать не пришлось, житель выдал, что он должен был сделать доклад Туге об обороноспособности южан, и об их планах.

Болота – наш дом. Ужасная весна прошла, уступив место приятному летнему теплу, которое просачивалось даже через туман и шляпы грибов. Болотные растения приносили много плодов, хищники попритихли, крабанов можно было заметить недалеко от поселений, буквально просящих, чтобы их поймали.
В Данморе жизнь текла своим чередом: охотники ходили по топям, передвигаясь на маленьких плотах по местам, где вода была глубокой, ловили мелкую и крупную дичь, гриборубы заготавливали материал впрок, готовились к холодам. Конечно, горы, окружающие их родную топь, защищали от холодных северных ветров, но близ Долины Ледяного Ветра на северо-востоке каждую зиму становилось просто невыносимо холодно, и каджунам, живущим там, приходилось обивать стены жилищ мехом, чтобы не замерзнуть.
В этом году особо отличился один каджун. Народ топей был довольно изобретателен, но этот исследователь выделялся на общем фоне, являясь настоящим гением. Но для раскрытия своего потенциала он постоянно просил отправить его в экспедицию к границам топей, что было довольно опасно.
До Рафи донесли, что несколько племен к югу отказались объединяться, так как харизматичный вождь Туга убедил всех, что раз они живут у края болот и защищают их от вторженцев с холмов, значит они сильнее и главнее, чем те племена, что живут в глубине.

Мейсон кашляет, маскируя задумчивость.
– Я сделаю вид, что не услышал, как ты только что охарактеризовал родного племянника нашего горячо любимого мэра. Значит, папка пришёл прямо к тебе?
Смешок.
– Любопытно.
Босс сипло дышит в трубку, не особенно озабоченный ожиданием собеседника. Думает.
– Ты не сможешь оппонировать сам себе на суде, Колдуэлл. Я передам дело Молли, она наверняка справится, – в едком голосе Мейсона явно насмешка.
Он прекрасно знает об отношении Феникса к Молли, не упуская возможности дополнительно уязвить одного из своих наиболее амбициозных сотрудников.

– Она будет защищать Линча, ты веди тогда дальше девчонку. Сделай всё возможное, в полном соответствии с корпоративными стандартами нашей конторы, – снова смешок. – Мы понимаем друг друга, Колдуэлл? Вроде идиотизмом ты никогда не отличался, в отличии от твоей секретарши.
У Феникса были все основания полагать, что Стелла неспроста так долго разбиралась с документацией босса на прошлой неделе. Старину Мейсона, по всей видимости, не сдерживали моральные принципы, мешавшие самому Эф-Джею дать Стелле возможность попробовать пробить себе прибавку к зарплате.

– Молли будет представлять Линча, Эф. Ты будешь вести девчонку. Ты должен сделать всё возможное, но, конечно же, трагически проиграть дело. Кошмар наяву – слепая Фемида снова пронзила копьём грудь не того человека. Мы понимаем друг друга, Джей? Надеюсь, мне не придётся повторять это дважды.
Мейсон прокашливается.
– И, конечно же, ты никогда не получал от меня подобных инструкций.
Адвокат почти чувствует, как лукаво подмигивает ему босс на той стороне телефонной линии. Едва ли удастся сорвать лавры на этом деле при подобном исходе. Впрочем, быть может, в сложившейся ситуации именно таким образом выглядит меньшее зло.

– Не уходи из офиса, человек от Линча скоро поднимется. Я позвоню ему, но, почти уверен, что он захочет лично с тобой побеседовать. Вопросы? Пожелания? Предложения?
Феникс прекрасно знает, что Мейсон начнёт говорить прежде, чем тот успеет вставить хоть слово.
– Передавай от меня привет Стелле. Можешь сказать, что я очень доволен заполнением того формуляра…
И снова смешок. Босс явно пребывает в прекрасном настроении и, судя по не до конца чёткой дикции, сам сегодня отъехал с работы значительно раньше.

Как-то мельком подумалось, что если лицо из картельского обреза сегодня не сломают Чертову Мэру, то сломать его могут вполне заслуженно за фокусы с перевоплощениями некоему Уолтеру Монку, номинально принадлежащему к небезызвестному Ковену Безумия, а по плодам своей деятельности больше похожему то ли на специально подосланного или банально перекупленного диверсанта, то ли просто на опасного кретина. Подумалось и о том, что если сейчас начать искать мэра методом перебора, то хоронить Монка возможно будут как героя, бесстрашного борца с нацистским зомбиапокалипсисом, с проникновенным некрологом от Мистера Прессы в качестве возвращения услуги и может даже с почетным караулом в качестве того же от Мистера Мэра. Но все эти мысли в его голове быстро меркли на фоне яркой, подобно той появившейся на валтасаровском пиру хрени из библии, о которой он годы назад затирал каким-то пришедшим к Богу неудачникам, светящейся надписи "ЗАЧЕМ?".

Хороших причин замаскировать Мистера Мэра под соломинку в стоге сена с целью помочь его убийству можно было найти где-то с тысячу, но на поверхности лежало явное "Сделайте за меня мою работу", обращенное к уже немного мертвым охранникам-тройкам. Кои с некоторой вероятностью даже могли под горячую руку прихлопнуть перекинувшегося нанимателя, если бы не на удивление слаженно сработавшая команда убийц. В такие минуты Монку казалось, что во всех проводимых им же тренингах с затертыми до дыр "Не полагайтесь на удачу!" и "Учитесь работать в команде!" даже есть какой-то смысл помимо развода лохов.

А ежели смысл есть, то хотите бросить свои легкие?.. Тьфу, опять тихо подступает помешательство. А ежели смысл есть, то ему надо срочно достать какое-то изречение, после которого он перестанет стоять в полной растерянности и что-то предпримет.

"Страдают из-за ошибок одни неудачники! Успешные люди делают все, чтобы их исправить!"

Рассчитано на кретинов. Ему сойдет.

Мыслью номер раз было обратиться к живущему в черепушке демону, подобно другим "воображаемым друзьям" до сих пор неплохо извлекавшему из его памяти всякие мало- и многозначительные происшествия, который мог и запомнить, как конкретно выглядела наброшенная на мэра зомбиличина. Наличие или отсутствие челюсти, количество железных крестов на мундире, обглоданность рожи, наличие-отсутствие глаз и конечностей, каска, рост - какие угодно приметы, способные сузить круг поисков.

"Эдди, звонок зрителю - в какого именно уникального и неповторимого как снежинка гнилого ублюдка я его превратил?!"

Параллельно Монк и сам постарался вспомнить хоть одну деталь облика, как-то ускользнувшего в череде событий, хотя этого определенно было уже недостаточно.

Мыслью номер два было проверить доступ к теневому навигатору, в котором тень того же Гарри ощутимо выделялась своей опасно-холодной аурой, а в дредноуте можно было разглядеть многих-как-один, а значит, и тень накрытого иллюзией мэра могла выделяться среди остальных гнилонацистов.

Мыслью номер три было то, что в текущей "спокойной" обстановке талантливо косить под тупого мертвеца мэр мог как угодно долго, но в "боевых" условиях инстинкт самосохранения и разумное поведение, которые у зомби отсутствуют как явление, должны его выдать. В частности, если Монк прикажет своей Малой Зомбитолпе разойтись по округе и буквально начать грызть и рвать на куски прочих шатающихся по ней зомби, то симулянт будет единственным среди монковых и не-монковых гниломордов, кто захочет от этого веселья уклониться. Легко ли его при этом будет заметить? Монк подозревал, что ни разу не легко - примерно как одну щепку в большой куче плывущих по реке щепок, по какой-то причине двигающуюся против течения.

Или как парня с хотя бы крохой мозгов среди одноцветной толпы безмозглых сектантов, готовых нести свои деньги очередному гуру из тех, каких Уолт перевидел множество, на каких работал, в конце концов сам став "мастером просветления". А "мозгастые" инородные элементы попадаются на любом собрании, их приходится так или иначе вычислять и выбрасывать из общей кучи, чтобы не портили общую атмосферу беззаботной тупости. Вычислять по почти неуловимым признаком интеллекта, по тому, что не хотят смеяться вместе со всеми или смеются не так как все. По тому, что они НЕ сделают абсолютно любую, убийственную глупость только ради того, чтобы не выделяться из толпы.

И таким, вероятно, и был мэр-симулянт. Он может медленно хромать и делать вид, что совершенно бессмысленно шатается, но все равно будет шагать целенаправленно - к выходу ли, к приметной ли кучке зомби, среди которой может затеряться. И будет так или иначе уклоняться от каждой свары между монковскими и не-монковскими мертвецами.

Уолт напрягся, ему надо было изо всех сил сконцентрироваться и найти этот "выбивающийся элемент".

Похоже, что Мистер Пресса обладал довольно таки неплохим чутьем ситуации, не исключено, что дополненным какого-либо рода магическими фокусами, в том числе и связанными с пафосными очками. Так или иначе, но затягивать он не стал, а вместо прощальных слов вручил Монку свою не менее пафосно оформленную, с золотым орнаментом на качественной розовой бумаге визитку, посоветовав заглянуть к нему на неделе, если тот хочет поговорить о руинах своего дома, том, как за них можно выбить таки приличную компенсацию «ну и вообще о делах наших суетных». Похоже, как скарбезно заметил бы (а может и заметил, и это были его мысли а не Уильяма?) Эдди – ему все-таки «дадут».

Добыт контакт Мистера Романтичного. Можно навестить его после конца акции или досрочного выхода из оной на «поговорить за жизнь».



По возвращении Монк имел возможность краем глаза заметить, что не он один размышлял подобным образом, и проводив своего «клиента» назад возвращался и парень_с_тенями. Или скорее даже тот сам заметил Монка во главе его небольшой армии мертвых и без особой уверенности нажал себе на нос аки на кнопку. В сочетании с его солидным обликом – выглядело это довольно уморительно, но голос Эдди, посоветовавшего в ответ хлопнуть себя по уху левой рукой звучал даже довольно серьезно. Дать перевод жестов он, разумеется, не потрудился. Какие то гейские заморочки?



Впрочем, к тому времени, ситуация вокруг Мистера запретить тоже не стояла наместе. И даже напротив – развивалась стремительными темпами. В частности, Плакса столкнулся с тем же эффектом, что и Суровый Ковбой не так давно, оказавшись один против двоих, не слишком удобных противников. В тот момент, когда запрыгнувший на какой-то выступ, зацепившись за него «щупальцами» сотрудник расчехлил скрытое в руках интегрированное лазерное вооружение, в него еще успели сделать какой-то угрожающий жест… но что тот должен был сделать выяснить уже не удалось. Две дырки, проделанные в голове лазерами и развороченная попаданием ускоренной электромагнитным разгонником дроби прикончили его так быстро и качественно, что выяснить кому именно принадлежал «фраг» смог бы наверняка разве что опытный патологоанатом.



Немного менее радужно дело обстояло с перестрелкой у Джона. Стоило тому вскинуть в направлении противника пушку, как тот ушел в бок резким перекатом через раненную ногу, заметить это Джон, кажетя, даже успел, а вот скорректировать траекторию выстрела все же довольно непривычного оружия – уже нет, и снаряд криомета врезался в толпу, вморозив в лед трех случайных людей.

–> Блять. Ну. Оно же типа нелетальное? Его эта теневая херня предупредила.

Впрочем, похоже, что Вуду тоже умел считать, и бегло оценив численное преимущество врага и состояние Плаксы поступил наиболее разумным образом – нырнув в толпу стремительно удаляясь от места стычки в северном направлении. Учитывая, что на бегу он все еще сильно хромал на порезанную ногу, догнать его силами Сотрудника или Шиншилы пожалуй даже не составило бы особого труда, а вот в том что это будет Выгодно уже были некоторые сомнения.



Таким образом, битву за жизнь Запретить можно было считать уже законченной. Тот к счастью, все еще показывал признаки жизни, хотя и страдал от сильнейшей кровопотери, не говоря о контузии и без скорейшего оказания медицинской помощи, желательно в исполнении квалифицированного работника, мог и прекратить свое бренное существование. Обстановка вокруг была не самой подходящей для тяжелораненого, и возможно был самый подходящий момент, чтобы посетовать, что нормального хила в пати Шестисотый так пока и не добыл.

Тем временем, остатки противника – Плакса и обогнувший Запретить и Спасателей по широкой дуге Невермор отступали в сторону Севера, надо полагать, для того, чтобы присоединиться к убиению все еще отстреливающегося от Пса мэра. Жаба имела сказать о последнем, что скорее всего, после подобного представления с МертвоНацистами, тот мог и дозреть до мысли о том, что Крышу ему стоит побыстрее поменять, но как то без особого энтузиазма, ибо потерять уже добытый ЛутЪ наверно было бы обиднее.

Кроме того, из интересных моментов, можно было отметить, что двигающаяся с околочерепашьей скоростью Мадам тоже достигла точки околосваливания из этого бардака, и если хотелось привлечь оную к тому, чтобы воспользоваться ее услугами или просто побеседовать за жизнь напоследок – возможно, сейчас был самый подходящий для этого момент.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Да, материал для статьи был неплохой, жертв много, а я бы даже мог дать вашему корреспонденту драматичный комментарий о том, каково одним из первых вылететь из грозящего взорваться помещения и затем обнаружить, что большинство собравшихся на шум соседей этого сделать не успели и... простите, как у вас обычно пишут: "превратились в фарш" или "нет, я этого не вынесу!"? В общем, жаль что не пошло в тираж, но мне кажется, со мной это еще не последняя такая история. Да и со всякими Свидетелями и Братьями-Очевидцами я, как вы наверняка знаете, частенько веду дела. Как думаете, если сможем встретиться позже в более спокойной обстановке, стоит поговорить о небольшом сотрудничестве, чтобы к вашим горам достоверного и свежего материала добавилась еще горстка?

Тут уже Уолли решил закинуть удочку лично для себя, ведь особнячки, а то и что-нибудь на порядок более полезное сами собой не строились, и если они оба покинут мероприятие с оставшимися в черепной коробке мозгами и вообще живыми и в сознании, то даже поверхностное знакомство с Мистером Прессой будет для Монка нелишним.

"Ставлю что очки и впрямь непростые, но не от Трейдерс, а откуда-нибудь с магического рынка, и скорее не информационно-собирательного, а атакующего или защитного свойства, а с памятью у старикана полный порядок" - мысленно ответил на заявление Эдди культист, чтобы демон там не чувствовал себя совсем покинутым и одиноким.

- Только то, что ваше ожидание эксклюзивного предложения несколько подзатянулось, - отвечая на вопрос, есть ли ему что сказать, Монк по старому опыту непроизвольно взял тон умудренного бизнес-тренера, вынужденного раз за разом доносить до учеников банальнейшие истины, которые они почему-то забыли, - А у нашей организации заканчивается терпение, и на зашедших на ее поле китайцев, как и на их подельников, организация смотрит гораздо, гораздо хуже, чем вы на очередного энтузиаста с его "А давайте перелопатим систему подачи новостей!". Вы как разумный человек подождали, пока к вам с обеих сторон поступят все возможные предложения, немного набили себе цену, и теперь вам есть из чего выбирать. Вы можете за неплохую в общем-то компенсацию помочь крупной, щепетильно относящейся к разделу зон влияния и к тому, чтобы никто не лез не в свое дело, фирме, к которой позже всегда сможете обратиться, если кто-нибудь с топором вместо пера решит полезть уже в вашу личную зону. Вы можете за, наверное, чуть большее вознаграждение помочь компании меньшего масштаба, которая уже не очень-то уважает чужие интересы и даже столь важному мероприятию не смогла обеспечить должную безопасность. Или можете постоять в сторонке до тех пор, пока та или другая сторона не решит нарушить ваш нейтралитет уже не с помощью хорошей суммы, а с помощью обреза, биты или, упаси господь, раритетной дедушкиной катаны.

- Уже высокий полдень, мистер, и ждать больше не имеет смысла, - и чуть виновато улыбнувшись, Монк поспешил добавить, - Извините, если не сообщил вам ничего нового или интересного.

Дринкинс сверился со своими черточками над приборной панелью, немного подумал и ответил:

- Эбаут сиксти севен постс, Сэр!* - Сказал Дринкинс, основываясь на статистике их продвижения.

— Сэр! Аур бортинженер контактед ми тру интерком. Ит симс зед аур нэвигэйшн систем из брокен. Ит кэн аффект аур курс!

- Гуд! - гаркнул Командор. - Ит минс ай донт хэв ту претенд ай эм флаинг зис факинг плейн! Ахха-ха-ха-ха-ха!!*

Дринкинс продолжал подавать дельные идеи, несмотря на очевидную безнадежность ситуации. Так что, когда тот предложил связаться с землей, командор тоже добавил своего личного оптимизму:

- Иф ви контакт аирпорт энд аск фор хелп, ол зей кэн ду из контакт э прист! Ахха-ха-ха-ха-ха!!**

Вы не можете просматривать этот пост!

- Дзинь-ц-ц! - треснуло стекло.
- Краар-сшш-кра-шшс-кхрара... - лезло в залу вместе с сухим шелестом тысяч крыльев.
- Дзиц-хрумц-ц! - черные клювы пробивают дорогу.
Успеваешь только выругаться внутренне да руку с пистоля на рукоять кошкодера спустить.
- Даамн-кра-кра-фпш-шсс-шс... - как поток чёрной ртути, лавина тел заполняет тронную залу, скрывая в бесформенной мельтешащей массе очертания людей, стен, словно поглащая и заменяя собой весь привычный мир.
Выхватываешь полосу тяжёлой стали.
Нет больше старой доброй Унгарии. Есть только эта затхлая хрипло кричаьщая бесконечная ночь цвета пепла с углем.
Машешь отчаянно, в полёте жесткие тушки разрубая. Кричишь.
Нет больше дворца, двора, придворных. Есть только вихрь, болезненно острых когтей и клювов, неподатливых упругих перрьев и самоубийственной отчаянности проклятых...
Кричишь что-то невразумительное.
Нет больше братьев ландскнехтов... А... Нет... Есть!

Слышится грохот барабана и бравая песня я морском звере.
Рычишь, вороню башку зубами перекусывая.
Ревешь, яростью песни удары усиливая.
Бьешь, подороже свою шкуру продать надеясь.
В последний раз? - Как всегда.
И всегда - как в последний раз.

Грим стоит, твердо уперев ноги в выгоревшую от злого степного солнца траву. Длинная ясеневая пика крепко зажата в мозолистых лапах. Справа прикрыл глаза и что-то бормочет Орзог - сопляк, едва-едва десяток разменял. Молится он, что ли? Смешной. Похож немного на старого знакомца по прежним временам, Гормуна. Грим предлагал юнге вместе пойти на фронт, но у того были другие планы. Трактир открыл, это ж надо. Видимо, гномья кровь свое взяла, не иначе.
Слева - кряжистый ветеран Углук, матерый орк, немало Кризисов пережил. Тоже глаза закрыл, да только он, скорее всего, просто дремлет. Грим хмыкнул, поправил сползающий на глаз шлем в виде оскаленной волчьей морды. Склонен нынешний предводитель к подобным изыскам, даже чересчур. Что самое интересное, на отлив шлемов деньги нашли, но, ввиду серийного производства, унифицировали размер. А мерку снимали, должно быть, с подвернувшегося под руку тролля, потому что даже Гриму с его массивной тыквой каска была великовата. Шлем пехотный, модель ПМ2, размер подгоняется солдатом индивидуально посредством регулировки подклада, о как. То есть, ежели по простому, намотай побольше тряпья на макушку, и будет в самый раз. Р-раздолбаи... Среди пехоты ходил слушок, будто эти чертовы шлемы закупались через третьих лиц у гномов. Интересно, что по поводу этого думает Сам? Особенно на фоне пропаганды, вещающей о бескомпромиссном противостоянии врагу.

Гудит рог - значит, выступили. Даже отсюда видно, как тронулись, зашевелились блестящие начищенной сталью ряды. Орет сотник прямо над ухом, молокосос Орзог получает могучую затрещину, с коротко стриженой башки сваливается хреново отрегулированный ПМ2. Ну, цирк.
- Вы что, мммать? Спите тут, нахер? Атаку мне решили проспать, сучьи дети? Пики - товьсь! В землю, в землю ее упирай! Рядовой Орзог, шлем подогнать! Увижу без каски - лично от жопы до макушки порву, верь мне!

Верь мне... Вспоминается Гриму тот прощальный загул в "Пиратской Доле". Многие решили разбежаться, остро почуяв утекающую сквозь пальцы удачу. Кто в другую команду, а кто вовсе завязал и осел на берегу. Он тогда, бочком придвинувшись к парочке, порылся в сумке и смущенно сунул совсем уже не бледной Бетти взьерошенный комок свалявшейся шерсти, в котором при некотором усердии можно было разглядеть отдельные лапы, уши и свирепый взгляд.
- Это КАПЕТАН ЖОПОНАДИРАТЕЛЬ, - буркнул орк, кося глазом в сторону, - возьми вот, это.. на память, вроде как.
Они, Бетти с Йорком, тогда такие счастливые были. Даже неловко было рядом находиться, словно влезаешь своим рылом свиным в чужую, красивую и опрятную тарелку.

Неотвратимо надвигается союзная рать на ощетинившиеся пиками ряды орков, троллей, гоблинов. Навалилась гнетущая, предгрозовая тишина, монолитное, физически ощутимое молчание сотен и сотен стиснувших зубы солдат.
- Щиты поднять! - снова дерет глотку сотник.
Передний ряд вскидывает массивные, похожие на дверь трактира щиты. Значит, сейчас артподготовка будет. Сквозь щели в сплошной стене щитов видно, как потемнело небо. Стрелы. Летят бесшумно - эльфийские. Застучал, забарабанил по защите стальной дождь. Орзог, высунув от усердия язык, возится с застежкой ПМ2, когда стрела входит ему в правый глаз и пробивает голову навылет. Чуть подрагивает в глазнице сопляка изящное эльфийское оперение.
Интересно, слышал ли этот эльф про отважного капитана Фаэтона Железную Хватку, наводившего ужас на торговцев всего какой то год назад? А про весельчака-эльфа Йорка, героя красивой легенды о любви и искуплении, что бороздил океан под черным флагом капитана Фаэтона и не гнушался водить дружбу с отвратными орками и троллями?
Вполне может быть.

Залп эльфийских лучников собрал свой урожай, и раскатился над полем сводный грохот, до боли знакомый рев пушечного хора. Симфония многоголосого воя раненых, покалеченных, умирающих набрала обороты, грянула с новой силой. Массивное ядро разметало передние ряды орков, расколотило бесполезные щиты, пронеслось, обдав жаром, мимо Грима, стерев в кровавую кашу ветерана Углука. Новые методы ведения войны на этом отдельном пятачке земли одержали убедительную победу над опытом и солдатской закалкой.

Задрожала земля. Покатилась, набирая скорость, главная ударная сила, бронированный кулак армии Союза - тяжелая кавалерия. Орки сдвинули ряды, к Гриму прибило каких то незнакомых, наверно, из последнего Призыва. Землю трясет, лихорадит. Дробный стон избиваемой копытами степи сливается в сплошной нарастающий гул. Вздымается до неба пыль, рожая все новые и новые ряды закованных в сталь рыцарей. Они уже близко.
Грим рычит, вторя соседям по строю, накрепко упирает древко в землю, выставив навстречу лавине атакующей конницы хищный узкий клюв пики.

В самый миг перед сшибкой, за секунду до того как смешаются аккуратно выстроенные генералами порядки в одну орущую, звенящую железом кучу малу, до того как вознесется к безучастному небу многоголосое крещендо агонии и смерти, в этот самый миг плывут перед глазами Грима знакомые лица.

Махмуд, чернобородый дьявол. На прощанье Грим подарил ему папашин топор. Ну а кому еще доверить столь эффективный инструмент истребления, как не самому лихому рубаке? Все равно на войну со своей кустарщиной не пускают. У нас, говорят, пойнт-бай, а вы тут свои секиры притащили с плюс пять к Пробою, олухи. Черт его знает, что эти генерализьмы значат.

Шмыга. Мелкий ушастый проныра, лихой как добрый десяток корсаров. От новых парней из ополчения Грим узнал, что неугомонный гоблин обзавелся таки собственным кораблем и рьяно взялся потрошить жирные купеческие суда. Так что слава его растет пропорционально назначенной за его голову цене, а каждого второго гоблиненка в Пиратской Гавани нынче называют Шмыгой.

Томас Каспар, единственный в округе пират в латах. А еще самоубийца-неудачник. Впрочем, парню вообще везло как утопленнику, однако же именно Томми зарубил в последнем безнадежном абордаже вражеского капитана, окончательно деморализовав тем самым сопротивление их команды. Хороший пират.

Ка'Нур, чешуйчатый ящер-кок. Готовил он отменно, причем несмотря на скудные запасы привианта, каждый раз умудрялся сварганить что то новое и экзотическое. А еще ему удалось все же реализовать свою давнюю тайную мечту и всучить капитану Черную Метку. Правда, все прошло, пожалуй, не так как он себе это представлял. Но с мечтами вечно такая история.

Айвор. Тоже тот еще персонаж - из купцов в юнги на старости лет. Грим все собирался у него как нибудь спросить, за каким лешим его, Айвора, потянуло на морской разбой? Да так и не удосужился в свое время. Жаль.

Лонго Коротконогий, единственный хоббит в команде. Мал, да удал. Всегда рад протянуть руку помощи, и сам от оной руки никогда не отказывался.

Стивенс, тертый матрос, вечно пьяно ухмыляющийся и попыхивающий трубочкой. Грим как то пытался повторить его фирменный акробатический трюк с лихим абордажным прыжком вниз головой прямо со снастей на вражью палубу. Вышло не очень. Все таки орки только внешне смахивают на обезьян.

Изя, человек-загадка. Никто не понял, откуда он взялся, но с тех пор пираты частенько стали ругать друг друга шлимазлами и унтерменшами. Помнится, пройдоха на прощальной вечеринке впарил Гриму по дешевке неплохой кортик, и только на фронте орк вспомнил, что сам же его загодя Изе подарил. Что и говорить, талант.

Шокри Дан. Бессменный и в прямом смысле слова бессмертный канонир "Перехватчика". Хорошим был человеком. Наверное. А как помер - стал просто золото. Скуп на слова, но уж если откроет рот... К слову, это ведь они с Бетти вдвоем нагнали такого страху на экипаж линкора, что те в полном составе предпочли сдаться. Да и его знаменитая шутка про книппели имела немалый успех среди местной солдатни.

Туан Туен. Томная чешуйчатая мазель штурман. Часами стояла за штурвалом, особенно в солнечную погоду, прокладывая курс "Перехватчика" к очередной добыче. Что тут еще добавить? Хороший штурман обеспечивает половину успеха. Туан была очень хорошим.

Астра, с ее необьятным бюстом и голосом, какому бы позавидовал и сотник Раздергай. Рок Обжора, тролль и обжора, принесший немало горя в дружные хоббичьи семьи. Амарал, сгинувший в первом же безрассудном абордаже.
Гормун. Бетти. Йорк. Фаэтон.

Они были ему друзьями. Других друзей у Грима никогда и не было. Орочий век недолог. Не только из-за Кризисов. Хотя и из-за них тоже. Иногда мы сами творим себе судьбу, иногда она выбирает нас. И как одно от другого отличить - черт его знает.
Летящий в лицо Гриму отточеный наконечник рыцарского копья двоится, его хищные очертания скрадывает скопившаяся в уголке глаза слеза.
Прощайте, друзья.
Мама будет гордиться.

Томас

Почесав восковой нос на твою просьбу, библиотекарь Морвана принёс толстый украшенный золотом и светящимися камнями том на латыни под названием "Книга О Зверях с Неизвестных Полей, Столь же Популярная, Сколь и Полезная". Ты принялся за работу с источником.

Перед тобой просторная, как поле, книга. Пушистый свет свечи дрожит на желтоватых листах. Гравюра изображает пенное море и грозу, и луну, и подводную голову со страшными глазами и бесчисленными гибкими руками - она насилует трёхмачтовый корабль, одна мачта уже отломилась. Надпись на латыни гласит: Kraken Octopus. Ниже приводится руководство:

Под громоподобными волнами
Бездонного моря, на дне морском
Спит Кракен, не потревоженный снами,
Древним, как море, сном.
Тысячелетнего века и веса
Огромного водоросли глубин
Переплелись с лучами белёсыми,
Солнечными над ним.
На нем многослойную тень рассеял
Коралловых древ неземной раскид.
Спит Кракен, день ото дня жирея,
На жирных червях морских,
Покуда последний огонь небесный
Не опалит Глубин, не всколыхнёт вод, —
Тогда восстанет он с рёвом из бездны
На зрелище ангелам… и умрёт*.

Переворачиваешь страницу. Молодая женщина с пламенными волосами и гигантскими крыльями летучей мыши улыбается читателю, обнажая волчьи клыки. В одной руке она держит отрубленную голову воина с печально поднятыми вверх глазами, в другой - серп. Strix - гласит латинская надпись. Статья под картинкой предписыват бороться со стригами так: днём нужно отыскать их на кладбище с помощью коня, переводя его через могилы, когда конь упрётся и не захочет переступать - там лежит стрига. Нужно вбить два кола - в оба сердца, стригу следует крепко держать - она начнёт бить руками и рычать, затем надлежит раскрыть её рот и набить чесноком, чтобы она не могла стиснуть зубы или прокричать проклятие. Потом голову стриге отрубают, а тело нужно сжечь, читая молитву. Какую молитву следует читать, в тексте не сказано. Наверно, молитвы в ходе работы приходят интуитивно.

На следующем развороте стоящий на двух ногах волк с человеческим телом и руками. Его окружили пейзане с вилами и факелами, а сам он занят тем, что перекусывает пополам женщину. Руки волка подняты над головой в жесте праздничного дурачества, а лезущие из орбит глаза передают выражение слабоумия и любопытства. По-латыни это будет: versipelles. Бороться с ними предлагается отсечением головы.

Далее трактат изображает Epibouleus Oxisor - льва размером со слона, с двумя человеческими головами и хвостом скорпиона. Спасения от этого существа нет. Jaculique volantes - двуглавый змей с лапами орла и пернатыми головами свил себе на гравюре гнездо в ветвях дуба и готовится ринуться на голову проходящих мимо беспечных селян. Рекомендуется для защиты от него носить с собой кошку. Cathoblepos - напоминает покрытого латами вола с непропорционально большой головой, направленной в землю. Сказано, что эта тварь из засушливых южных земель питается ядовитыми травами, потому так раздута от яда, что не может поднять головы от земли. По данными других исследователей Cathoblepos видит под землёй клады, а сам он никакой не бык, а демон, который настолько жаден, что не может оторвать от тусклого блеска золота своего взгляда и потому принужден ходит с вечно опущенным рылом. Сказано так же, что его смрадное дыхание убивает всё вокруг. Единственный способ одолеть Cathoblepos'а - блеском богатств заманить его на дно моря или озера, или реки. В естественной среде обитания это невозможно - тварь живёт в Африканской пустыне...

Это все из-за него.
Кровь на лезвии. Кровь на руках. Я не мясник и не убийца, я не умею это делать красиво - в крови все. В крови того, в кого я когда-то поверила. Кого хотела любить. Очень хотела.
Лезвие дрожит в ладони, ходит ходуном, пока я с ненавистью смотрю на этого упыря-анимешника.
Все из-за него.

Делаю шаг. Становлюсь над ним и хватаю за волосы, запрокидывая голову.
- Где теперь твои деньги, утырок?..
Слишком много злости. Слишком много обиды.
На Николая. За то, что посмел поднять на меня руку. За то, что так легко сдох, запятнав меня убийством.
- Нигде, - отвечаю сама на свой вопрос и медленно всобачиваю в глотку нож.
Это легко. Потому что я ЗНАЮ, что найду их тела в мешках. Потому что это уже случилось.

Вы не можете просматривать этот пост!

Ульрих только и успел, что испугаться, разозлиться, черные перепуганные глаза под зеленым капюшоном заметить... как все закончилось. Он даже едва равновесие не потерял, новый замах двуручника сдерживая. Стоптали братья засаду, словно заморский зверь Мамот.
Все таки имперская наемная пехота - сила. Даже обескровленная, полудохлая кондотта из десятка с лишним ландскнехтов. Ждали их эти олухи? Несомненно. Знали ли, с кем имеют дело? А вот это вряд ли.
Вот так оно все и вышло. Готовили засаду, а засадили им самим.

Сизый пороховой дым плыл над поляной, между деревьев еще металось эхо последних выстрелов. Склонились костоправы над ранеными. Склонился седой ворон Лютер над мертвецами. Ульрих никуда склоняться не стал, оперся на гарду цвайхандера, вздохнул глубоко, дыхание выравнивая. Кровь колотила в висках, отступала понемного багровая пелена, застилающая взор.
Слишком быстро. Совсем не похоже на нормальную войну, когда сшибаются два строя, рвут и давят друг друга, а ты не выбираешь цели, просто крутишься как бешеный, а меч сам рубит пики, людей, коней... И главное не устать раньше врага, не упасть и не умереть раньше врага, потому что именно по твоему телу прорвутся они, сломают ваш строй, разделят, окружат и погонят, разя в спину... Как оно все и вышло в прошлый раз.

Задумался Красавчик, загрустил. Вместо радости от победы пустота какая то внутри, будто лишили чего то важного. А чего, неясно. Рассеянно отмахнулся от Счастливчика:
- Да чего там брать с этих нищуков? Плащи драные да штаны сраные?

Однако от гауптмана так уже не поотмахиваешься. Ворча, Ульрих достал нож и пошел искать по кустам трофейную голову. Нашел. И к общей куче еще ухо присовокупил, потому как только одно на той башке и уцелело.

Ну а затем дальше двинули. По едва заметным следам в сплошном ковре зелени. Снова корни под ногами, ветки пику цепляют, а задницу жжет сальный взгляд Карла. Да и черт с ним. Все привыкли уже, что старый ветеран с присвистом. Кому другому быстро бы ноги из жопы выдернули, а тут... ну, это же старина Карл. Вроде той же биззяны в клетке - талисман удачи.

...И снова удалось застукать лесных братьев со спущенными штанами. Ей-ей, разленился у них тут разбойник, обнаглел, расслабился. Ни засидки, ни охранения, ни хрена. Значит, учиться будут на горячем. Бог им, стало быть, судья, а нам союзник.
Двое, трое... ну, может еще в шалаше кто остался. Ерунда.
Ульрих напружинился, глянул на Боммеля - рвем? А чего ждать - рвем! Хороший шанс языка взять наклюнулся.

Карл

Интересно, как Йоган это делает. У него выходит железней... тяжеловесней... Ты будто слышишь, как сращивается кость, хлюпает кровь... У тебя выходит иначе. Удивительно, как это похоже на живопись или на почерк. Ты не умеешь ни то, ни другое, но чувствуешь в своём безымянном искусстве родство с другими искусствами. Ханс на миг встретился с тобой взглядом - ещё растерянный и раненный. И вот - уже озирается по сторонам, считает трупы, а в его взгляде живость и практическое соображение.

- Говна пожуй, добытчик херов, - насмешливо бросил Душегуб и плюнул вслед Гроку. - Кто успел, того и уши.

Однако эльфов было еще много, можно успеть разжиться трофеями, пока остальные увальни, типа Тефтеля, чешут задницы.
Прикрываясь щитом от летящих стрел, Наугрим рванул к одному из тех ушастых, что сумели где-то откопать свою пыльную честь и гордость, и приняли прямой бой.

Вы не можете просматривать этот пост!

Чертово ружьё в руках путается. Великовато оно. Неудобное. Тяжёлое. Пока держу его, продолжая направлять дуло на пленных (уже даже не пытаюсь вспомнить зачем я это сделала), дотягиваюсь до ножика и подхожу к самой, как по мне, безобидной.
- Настя, Настенька же, да?.. Ты прости.. - бормочу, заходя за спину и освобождая ей руки. Сразу же отхожу, наставляя дуло на голову девушки, - я обидеть не хотела никого. Как-то.. неудачно вышло, да?..
Мало времени - это я где-то на подкорке мозга чую.
- Освободи Елену и Николая. И на выход.
Смотрю в ее лупоглазые зареванные глаза. И понимаю, что времени все меньше.
- Шевелись, сука! - Ору, вскидывая ружьё.

Почти все советники Дейенерис, если бы они были уверены, что никто не расскажет, что они могут сказать, согласились бы с тем, что последняя представительница Дома Таргариен иногда ведет себя излишне самоуверенно. Мало того, что она действительно верила в то, что её судьба - править всем Вестеросом. Нет, это было не так странно, даже для представителей менее благородных Домов. Но иногда она вела себя так, словно ничего в мире не способно ей навредить.
Вот и сейчас, взяв с собой в путь лишь небольшой отряд Безупречных, она приказала телохранителям держаться позади, не мешая её мыслям. Теперь Безупречные вынуждены были остановиться посреди поля, так как их госпожа решила дать коню отдых у небольшого озера. Драконы в данный момент также были предоставлены сами себе - они оставаясь в пределах видимости, но, все еще будучи подростками, больше были заняты притворной борьбой в небесах. Дрогон, конечно же, побеждал любого из братьев, и потому Визерион и Рейгаль объединились, и один пытался цапнуть черного дракона за хвост, пока другой отвлекал его спереди.
В некотором роде их поведение было похоже на поведение многих Домов - столкнувшись с противником сильнее их, они стремились объединиться и вместе побороть соперника. Лишь только для того, чтобы после вновь схватиться друг с другом. Конечно, для драконов такое поведение было игрой, но тысячи жизней на обоих континентах сейчас зависели от правителей, многие из которых играли так всерьез.
За этими мыслями Дейенерис не заметила, как с Безупречными поравнялся и, перекинувшись парой приветственных фраз, продолжил путь Даарио. Воин наконец-то нагнал королеву, и теперь собирался вновь возглавить её охрану. Но, хотя Дейенерис еще не заметила его, прибытие телохранителя заметила другая пара глаз.

Лошадь Арьи была оставлена за ближайшем холмом. Последние несколько суток она следила за Матерью Драконов, выжидая наилучший момент для нападения, но Безупречные несли охрану хорошо, и нападение на лагерь Дейенерис ночью не гарантировало успеха. Однако, ожидание убийцы увенчалось успехом - её цели надоело быть окруженной охраной, и она отослала их, после чего остановилась для раздумий. Арья не знала, о чем может думать Бурерождённая, но эта остановка была ей шансом. Оставалось только надеяться, что её мысли будет занимать ей достаточно времени, чтобы приблизиться незаметно.
Многие думают, что в поле тяжело спрятаться. Это было не так. Высокая трава может скрывать в себе сотню солдат. Золотые Поля могли спрятать в себе тысячу Безликих. Или кого-то, кто обучался у них. Ни Дейенерис, ни её драконы с возбуха, ни тем более находящиеся слишком далеко Безупречные не могли заметить убийцу. Она почти добралась до цели, но прибытие Даарио путало все планы. Арья увидела его, и знала, что он не отойдет от своей госпожи. А значит, её шанс избавить от последней Таргариен сейчас ускользал, как песок между пальцев. Она могла оставаться на месте, дать им уехать, ждать следующего шанса. Или она могла рискнуть.

Когда в паре десятков метров из травы поднялась одетая в черное фигура и кинулась на нее, Дейенерис пришла в себя достаточно быстро, чтобы пришпорить коня.
- Sōvētēs, - изо всех сил крикнула она, одновременно понукая скакуна к более быстрому ходу, и призывая своих драконов, надеясь, что они услышат её.
Конечно же, убийца была готова к тому, что её жертва попытается спастись. В руке Арьи уже был метательный кинжал, который она кинула еще до того, как сама начала бежать. Оружие воткнулось в основание шеи лошади. Убийца не целилась в наездницу - её скакун был более легкой целью, поэтому она метала кинжал с четким намерением остановить жертву от бегства. Встав на дыбы, конь сбросил наездницу и завалился на бок, а в руке Арьи уже был другой кинжал.
Даарио также увидел фигуру в траве, когда та перестала скрываться. Пустив лошадь галопом, он крикнул Безупречным, привлекая их внимание. Те также поспешили к королеве, но они безнадежно опаздывали. Даарио сам был уверен в том, что он опоздал, когда увидел, как Дейенерис упала на землю. Он видел, как она поднялась и попыталась бежать от убийцы, но та была слишком быстра. К счастью, она все еще двигалась медленнее лошади и, когда Арья уже заносила кинжал для удара, Даарио, соскочив с лошади, просто свалился на нее, сбивая её в сторону.
Они перекатились, приминая траву, и вскочили почти одновременно. Воин схватился за ножны меча - подарок из Вестероса еще не покидал ножен, кроме как когда он смотрел на него в первый раз, но теперь Даарио готов был использовать этот подарок, чтобы избавиться от угрозы из тех же земель. Но Арья, уже держа кинжал в руке, кинулась на него, делая несколько быстрых взмахов и не давая ему времени выхватить меч. Увернувшись от первых ударов, Нахарис вдруг понял, что все это было лишь уловкой - убийца не собиралась сражаться с ним, но она убрала его в сторону, и теперь Дейенерис, не успевшая убежать далеко, слова была перед ней. И Арья вновь заносила кинжал для удара. Выхватив наконец меч, Даарио вновь кинулся на защиту госпожи. Первый его замах - снизу вверх и направо - заставил убийцу отпрыгнуть в сторону. Она уклонилась от второго удара, который рассек воздух по горизонтали. Но когда Даарио поднял меч над головой для третьего удара, Арья неожиданно кинулась прямо под его меч и воткнула кинжал ему в сердце.
Даже умирая, Нахарис попытался схватить убийцу, чтобы не дать ей атаковать Дейенерис, но та ожидала этого и, быстро выдернув кинжал, ударила его по ногам, заставив упасть на землю. Не тратя время на то, чтобы добить противника, который и так уже был почти мертв, Арья вновь кинулась вперед, на этот раз используя тело Даарио как подпорку. Оттолкнувшись от его спины, она прыгнула на Дейенерис, почти взлетела в воздух, в третий раз занося кинжал для удара, который должен был стать смертельным.

И в этот момент её сбил дракон.

Все три дракона услышали призыв матери и спешили на помощь, но Рейгаль успел первым. Он поймал Арью в полете, как голодная чайка хватает кусок хлеба, и приземлился, раздирая зубами её плечо, и полосую её бедра когтями передних лап. Дрогон и Визерион, приземлившись между ним и Дейенерис, тогда рычали и завистливо щелкнули челюстями. Кто бы ни был победителем в их игре ранее, сегодня Рейгаль был первым драконом.
Дейенерис второй раз пришлось оправиться от шока. Она не ожидала нападения убийцы, и она уже не ожидала спасения, особенно после смерти Даарио. Но теперь она сделала несколько шагов вперед, к раздираемой на части убийце.
- Daor! - приказала она.
Рейгаль прекратил терзать жертву, и отступил к братьям, облизывая окровавленную морду. Первые Безупречные наконец-то прибыли, большая часть из них окружила Арью, а двое бросились к Даарио. Перевернув его, один из Безупречных покачал головой. Воин был мертв.

Дейенерис не нужно было смотреть на кого-либо, чтобы знать, что её телохранитель уже мертв. Так же, как скоро будет мертва убийца.
- Я не буду заставлять тебя страдать, - сказала она девушке. - Но я заставлю страдать тех, кто тебя прислал. Убейте её, - последняя короткая фраза предназначалась Безупречным, один из которых тут же ударил Арью копьем, мгновенно оборвав её жизнь.

Среди вещей убийцы был найдет герб Старков. Теперь Дейенерис знала, кто из Великих Домой решил объявить ей войну. Голову убийцы отрубили, дабы отправить нанимателям, вместе с предупреждением, а тело её предали огню.

Даарио был похоронен там же, где он отдал свою жизнь, защищая Дейенерис. Она задержалась в Золотых Полях на несколько суток, пока Безупречные собирали курган, в котором вместе с телом был погребен и Валирийский Клинок. Своими действиями Даарио Нахарис доказал, что достоин владеть им и при жизни, и после смерти, и никто не имел права отобрать этот последний подарок.
Покидая Золотые Поля, Дейенерис более не останавливалась. Она точно знала, куда ей нужно отправиться.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

  - А вот и приданое, - тихо присвистнул Примо, разглядывая находку.

  Интересная ситуация. Девицу тайком спроваживают из столицы домой к папаше, с кучей золота в подоле. Вот тебе и снежная королева. Надменный взгляд, гордая осанка, стройные шеренги аристократов в родословной - а вопрос, как всегда, только в цене за услуги. Впрочем, все они такие, только и годятся на то чтоб разводить пошире ноги. Бывают, конечно, исключения. Примо видел, как двигается Кейра, и эта бледная дамочка носила свое железо явно не для красоты. Доведись им встретиться лицом к лицу в переулке, Шакал вовсе не был уверен, кому именно удастся из него выйти.

  Моретти поглядел на доктора, но тот был занят внезапной перепалкой со странным хромым типом, который именовал себя школяром и чья роль в отряде была для Шакала еще большей загадкой, чем участие в нем рыжей Маришки. Похоже, кое в кого явно не вколачивали уважение к субординации тяжелыми армейскими сапогами. И сейчас, возможно, это будет исправлено сэром рыцарем. Во всяком случае, Шакал на это надеялся. Его бы это здорово позабавило - как же, секретная служба его величества, серая стража государственных интересов, хладнокровные профессионалы - лупцуют друг дружку по мордасам во дворе трактира, словно обычная пьянь. Впрочем, дойди дело и вправду до драки, Моретти не поставил бы на Барджа даже драной подметки против всей королевской казны. Ибо, хоть книгочей и был мужчиной плотным, но рядом с монументальным Гуго все равно казался беззащитным карапузом.

  Примо оставался возле кареты, скрестив руки на груди и прикрывая спиной находку.

  - Гляньте-ка в карету, док, - сообщил он Теодору. - Если это не тот самый груз, то я - пресвятая богородица.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

  Грим продолжал отчаянно возиться под живым ковром галдящих хоббитов. Жизнь мало помалу покидала его, вытекая через десятки ран и порезов. Орк чувствовал неотвратимую поступь своего тезки, Мрачного Жнеца.
Пират обратил страдающий взор к небесам.
Облака вдруг разошлись в стороны, и в лазури проявился зыбкий образ Грома д'Арка (да, у орков туговато с фантазией).

  - СЫН, - раздался громоподобный голос покойного д'Арка-старшего, и эхо разнесло его над волнами, - ХУЛИ ТЫ ТАКОЕ ЖОПОРУКОЕ МУДЛО? ТЫ ЧТО, СОБРАЛСЯ ПРОДУТЬ В ДРАКЕ ХОББИТАМ? ПАЦАНЫ НЕ ПОЙМУТ.

  Стоящие за могучим плечом папаши смутные силуэты пацанов угрюмо закивали.

  - А НУ КА СОБРАЛ ЖОПУ В ГОРСТЬ, ВСТАЛ И ПОКАЗАЛ ЭТИМ НЕДОМЕРКАМ, ИЗ ЧЕГО СДЕЛАНЫ Д'АРКИ! И УЧТИ, ЕСЛИ ПОМРЕШЬ, ЛУЧШЕ ТЕБЕ ПОИСКАТЬ ДРУГУЮ ПРЕИСПОДНЮЮ, ПОТОМУ ЧТО В ЭТОЙ ТЕБЯ БУДУ ЖДАТЬ Я!

  Мираж заколыхался и растворился, но некоторое время в отдалении еще раздавался призрачный шепот. «Нет, вы видели? Блядские хоббиты! Ну охуеть теперь вообще.»

  Воодушевленный (и напуганный до усрачки) видением Грим взревел и поднялся на ноги, расшвыряв гроздьями висящих на нем коротышек. Отмахнулся топором, и один из полуросликов свалился в кучу собственных потрохов. Еще один мохноногий прыснул было в сторону, но повстречался с могучим орочьим сапогом и, протяжно визжа, улетел за борт.
Грим был сплошь покрыт кровью, хрипло и тяжело дышал, вытаращенный глаз пылал алой ненавистью, словом, орк являл собой воплощенного демона отмщения.
Окружившие его коротышки попятились, ощетинившись остренькими железками.

  Примо проснулся, когда солнце уже стояло в зените и отдельные яркие лапки-лучи вовсю шарили по комнате, находя лазейку в плотно задернутых шторах.
Проснулся, как всегда - мгновенно вынырнув из забытия, бездны, заполненной только пустотой. Сегодня ему не снились сны. Зверь был сыт.

  Потянувшись словно кот, Примо не торопясь выбрался из постели, отдернул шторы, впуская свет. Щурясь, оглядел улицу. Все как обычно. Еще один чертов день, похожий на все прочие дни за последние два месяца. Повседневная рутина поначалу Шакалу даже нравилась - никаких забот, никакого риска, полная безопасность и ленивое сытое существование. Но долго так продолжаться не могло, и теперь Примо чувствовал что от такой жизни начинает терять хватку. А самое главное, терять контроль. Регулярные ночные вылазки помогали, конечно. Однако зверь становился все прожорливей, и все более настойчиво проверял клетку на прочность. Зверю было мало крови - ему был нужен хаос и острое чувство опасности, только так можно вкусить всю полноту жизни.

  Вчера, вернувшись в таверну уже за полночь, он поймал себя на том что стоит, прислонившись плечом к косяку, и завороженно глядит за отплясывающей под серебряным дождем рыжеволосой девицей, а губы сама собой кривит дьявольская ухмылка. Зверь смотрел на Маришку и хотел ее. Опомнился Примо, только когда на него начали коситься и перешептываться посетители. Снова натянув свою обыденную маску, он поспешил подняться наверх, к себе в комнату.
Эта девица действовала на нервы. Своим непонятным статусом в отряде. Своим вызывающим поведением. Своими рыжими космами, смазливым личиком и дерзкими зелеными глазищами. Она привлекала внимание словно текущая сучка в своре дворняг. О, как ему порой хотелось связать эту юную дрянь и аккуратно срезать ее нежную шкурку, не спеша, по миллиметру, жадно ловя каждый миг ее сладкой агонии. И само обидное - она была неприкосновенна, как и все прочие обитатели этой богодельни.

  Примо отвернулся от окна и подошел к зеркалу. Зверь снова спрятался, явив взгляду Шакала приятного молодого человека, скромного и щедрого на улыбку. Моретти знал, что рано или поздно он слетит с катушек, клетка треснет и зверь покажет себя во всей красе. Возможно, это убьет его. Но это точно будет весело.

  Рано или поздно. Но еще не сегодня.

Вы не можете просматривать этот пост!

На корабле стало людно. Накувыркавшиеся с дриадами матросы постепенно под вечер собирались обратно на свои койки, на которых им спать было привычнее, чем пусть и на мягкой травке. Да и к тому же, судя по виду большинства встреченных мужчин, им также следовало некоторое время побыть... отдельно от дриад. Отъесться, отоспаться, отдохнуть. Чтобы потом с новыми силами отправиться в рощу, благо по планам Винсент собирался быть тут еще дня два. У команды даже особо сил хвастаться своими успехами не было, переговаривались и то вяло, жуя жаренное мясо. Напади сейчас на них кто - и не отобьются же! Хорошо все же, что место тайное... Зато глаза у всех довольно поблескивали.
Уйдя с корабля, Винсент отправился к роще. В роще тоже уже стало тише, хотя света тут хватало - вокруг деревьев дриад роились светлячки и белокрылые бабочки. Дриады тоже были не железные - многие из них попрятались в свои деревья, отдыхать, это было видно по замершей листве, что не шевелилась даже от ветра. Томные вздохи слышались куда как реже, чем утром, но все же кое-кто продолжал... развлекаться.
Винсент наткнулся на знакомую дриаду, примерявшую ожерелье, явно подаренное поклонником - многие матросы имели своих любимиц и привозили им подарки, обычно какие-то недорогие украшения или зеркальце. У нее он и выяснил. что кентаврицу увели к озерцу у другого края рощи. Туда пират и направился, раскланиваясь со знакомыми и отшучиваясь по поводу различных неприличных предложений.
Небольшая речушка текла в море, падая в него с холма своеобразным водопадиком. Но до падения, на вершине холма, то ли сами дриады, то ли уж сама природа устроили небольшое озерцо с пологими, поросшими мягкой травой берегами, кувшинками и удивительно чистой для джунглей водой. Место это Винс знал неплохо, тут можно было и выкупаться, и напиться, и воды набрать, хотя обычно они воду брали из другого источника, чтобы не таскать бочки через всю рощу, вытаптывая траву. Подходя ближе, пират услышал тонкие женские голоса и прислушался, поневоле замедлив шаг.
- А потом что?.. - кто-то из молодых дриад, их Винсент еще не особо хорошо знал.
- Отправилась она в путь, не щадя копыт, и вскоре забралась на высоченную гору, про которую ей старая ведьма-то и рассказывала!.. Острые камни царапали ей тонкие ноги, пыль забивалась в шерсть, хвост и волосы, а есть приходилось лишь то, что взяла с собой, ведь из животных там водились лишь скорпионы да змеи, ядовитые, что шипели и размахивали жалом, - а это явно Ойни рассказывает... судя по голосу, уже бодрая и успокоившаяся.
- Ну, и что там, на верху-то?..
- Добралась она до вершины, и сразу же увидела тот цветок горный, что Эдельвейсом называется, способный вылечить ужасную болезнь... А рядом... - Ойни сделала паузу.
- Что??!! - хором выдохнули дриады.
- Почти добравшись до цветка лежал прекрасный мужчина... Никогда еще храбрая Линатирия не видела такого красавца!.. Широкие плечи, мощный круп, изящные бабки. Хвост его и волосы, запылившиеся в пути, были благородного черного цвета, а шерсть напоминала подсохшую глину... И лежал он без дыхания и движения!..
- И что?..
- Заметила Линатирия рядом змею мертвую, впившуюся в заднюю ногу красавца. Тот раздавил гадину, но и сам, похоже погиб от яда..
- Да как же так!.. Но она же лекарь, она его спасла?..
- Знала храбрая девушка, что может спасти от яда все тот же цветок. Но цвел он лишь один, и замерла она, не зная, спасти ли ей мужчину, в которого влюбилась без памяти, или отнести Эдельвейс старой ведьме, по уговору...
- Да что тут думать-то!.. Конечно, мужчину!..
Тут животрепещущий рассказ прервался. Как ни старался Винсент вести себя тихо, но какая-то вредная веточка все же хрупнула под его ногой, дриады, едва виднеющиеся через листву, обернулись, и таиться больше не было смысла. Выйдя на берег озера, капитан увидел весьма завелкательную картину: похоже, самые молодые дриады, собрались и вместе с Ойни купались совсем недавно - их волосы были еще слегка влажные. А еще, они все были обнаженные, и ничуть не стеснялись этого, только сама кентаврица, густо покраснев, прикрывала грудь длинными распущенными волосами. Девушки окружали рассказчицу, разлегшись на траве, а кое-кто из обитательниц рощи уложил головы на мягкий белый круп кентаврицы, о котором в свое время столько думал Винс. Обнаженные попки, груди и тонкие тела дриад радовали взор, тем более те сразу захихикали и замахали руками, приветствуя Винсента. Были тут и те самые близняшки, о которых рассказывала Эйра, совсем еще молоденькие, с треугольными девичьими грудками и плоскими бедрами, но уже вполне себе милашки... Всего дриад было семеро, ну и Ойни.
- А мы тут история рассказываем! Иди к нам! - заманивали Сердцееда девушки.

Растерянный Винсент продолжал говорить, похоже, загоняя себя все глубже в какую-то непонятную западню. По крайней мере с каждой его фразой, губы Ойни дрожали все сильнее и в конце концов кентаврица разрыдалась. Похоже, за эти сутки она действительно набралась сил, ранее жалеть себя и плакать их у нее не было, а теперь вот... появились. Дриады кудахчащами наседками окружили девушку, поглаживая ее по волосам, плечам, крупу, а у Винса, несмотря на неловкое и сердитое настроение почему-то всплыло в памяти, какими приятными на ощупь были ее молоденькие грудки, да и лошадиная часть... бархатная такая!..
Он уже было сделал несколько шагов назад, замечая яростные взгляды дриад, не зная, успеет ли смотаться, прежде чем те решаться на что-то, как из кружка вокруг кентаврицы встала Лили. С этой дриадой Винсент был знаком, они не раз... "виделись". А еще, в отличие от многих у нее был чудесный, как считал пират, характер - не такой вздорный и эмоциональный, как у остальных древесных красоток.
- Идем-ка... - сухо проговорила она, и между тонких пальцев скользнула гибкая лоза, оплетая шею Винса и затыкая его на полуслове. На этом импровизированном поводке пирата утащили метров на пятьдесят в глубь леса, к дереву Лили, и только там отпустили, дав отдышаться. Если бы не чудная маячащая прямо перед глазами попка Лили, он бы взбеленился, а так... можно сказать, что он шел почти добровольно, а "поводок" - это так, шутливые игры.
- Вииинс, цветочек ты мой вонюченький, - хмыкнула Лили, - Ты и впрямь ничего не понимаешь, или придуриваешься?.. Давай я тебе растолкую, может, дойдет с какого-нибудь раза-то. Итак. Девчонку ее племя выбрало в жены неизвестному мужику другой расы в чужом племени, которого она в глаза не видела. И отправило саму в это самое племя. А по пути ее похитили люди, посадили в клетку, толком не кормили и не поили, куда-то везли. Полуживую ее сгрузили к тебе, где ей наконец-то дали хотя бы ноги размять и поесть, но тут ей еще и природа подложила свинью, и ей крышу сносит от течки. Не говоря уж о тебе, мой любимый красавчик, который ее, по ее же словам, оседлал и предъявил права, и вообще, ничего так... Все еще не доходит, нет?.. О, Лес, Винс, почему все мужчины такие тупые!.. Итак: она еще очень молода, знаешь ли, ей страшно, она растеряна, она не знает, что делать и куда идти, ее тело требует самца, и впридачу ко всему, она еще и втюрилась в тебя без памяти, и вздыхает то и дело, на тебя глядя. И ты еще спрашиваешь, почему она плачет, когда ты ей то какого-то Дока предлагаешь, то тупицей ее обзываешь, то вопросы задаешь, на которые никто ответов не знает!..
Дриада выдохлась и замолчала.

[Hero of war - ссылка]

НОДы под куполом. Прорвались первые, к их числу присоединяются новые с каждой проходящей секундой. Задымленный раскалённый воздух Парадиза прорезают перекрёстные лазерные лучи. Борт транспортного отсека шаттла призывно опущен – очередные счастливчики запрыгивают в его тёмные недра, лелея призрачную надежду на возможность спасения. Одно за другим несокрушимый мех закидывает в транспортник бездыханные тела. Второй оператор, проигнорировав Салливана, продолжает палить из всех доступных орудий по наступающим ботам, время от времени поглядывая малодушно в сторону шаттла. Стокман ошарашено смотрит на Джея и пытается что-то ответить, но, осознав тщетность сопротивления, решает молчать. Отступает одним из последних Ярвинен, отстреливаясь короткими, но успешными чертовски очередями.

Сол залетает в кабину одним из первых и падает на кресло пилота. Приборная панель искрит и дымится, красные диоды слепят, оповещая о полном выходе из строя самых разнообразных систем. Плевать. Хорнсвуд привычно разбирается с управлением, кликает по контрольной панели, удовлетворённо отмечая гул разогревающихся движков. На соседнее кресло опускается Юна – сквозь стекло видно небо, бьются на орбите исполины-дредноуты и роятся вокруг точки-истребители.

Уолтерс занимает место за освободившейся лазерной установкой. Даёт первую очередь, разнося пехотного бота из числа стрелявших в спину бегущим солдатам. Сразу следом – второго. И ещё одного. Мощь орудия потрясает, противники превращаются в металлолом одним за другим. И не хочется смотреть на стремительно пустеющий индикатор боезапаса. И совсем не хочется думать о том, что будет, когда этот индикатор совсем опустеет. Эти синтетические твари отняли у Уолтерса всё, что он любил и всё, во что верил. Уничтожили Оклахому. И пусть бесчувственным болванчиком всё равно, сам Карл с каждым погасшим глазом-диодом чувствует глубоко внутри нарастающее мрачно удовлетворение.

Бакстер метает позаимствованную гранату. Отмечает, как та падает практически точно в цель, поражая целое звено НОДов. Будь у него время и ещё пара десятков гранат, дай ВКС бой, а не начни отступление почти в полном составе, кто знает, быть может…
Бак вжимается обратно в укрытие, слыша позади разогревающиеся двигатели шаттла. Бросает быстрый взгляд через плечо, стараясь не думать о хищно-изумрудных лучах, с завидным постоянством мелькающих где-то над головой. Он видит, как замирает безжизненно около самого транспортника один из мехов и как выпрыгивает прямо с кабины на трап, эффектно перекатившись через плечо, незнакомый солдат-оператор. Бак чувствует себя брошенным, преданным, и лишь тяжёлая установка Уолтерса продолжает монотонно гудеть где-то рядом. Здоровяк видит и бегущую со стороны ангаров одинокую фигурку в G-8 – солдат, забыв обо всём, мчится к шаттлу. Прямо на полном ходу срезает его зелёный луч – бедняга спотыкается и скользит по асфальту, замирая безжизненно в каком-то десятке метров от трапа. Одним из последних сдаётся Джей Ди – поднимается защитное стекло кабины его меха, а сам Джей, оттолкнувшись, вкатывается в пассажирский отсек. Трап, словно задумавшись ненадолго, начинает медленно подниматься, официально завершая эвакуацию. И сразу становится как-то спокойнее. Улетают без вас, но сожалеть об этом уже как-то поздно. Всё кончено, ничего сделать больше нельзя. Бак поворачивает голову и упрямо смотрит вперёд. Десятки НОДов решительно вступают под сень защитного купола. Изумрудные глаза-прожектора хищно мерцают, зелёные лучи расчерчивают задымленный плац. Замолкает орудие Уолтерса – лежит Карл рядом, уткнувшись безвольно забралом в асфальт. За мгновение до того, как один из лучей бьёт прямо в лицо, Бак видит и их – неторопливо и величественно выкатывающихся из самых недр транспортных отсеков НОД мехов.

Шаттл отрывается от земли и устремляется в небо. Заложив пробный вираж, проносится над территорией бывшего учебного центра. С высоты открывается превосходный вид на превратившийся в поле боя искорёженный плац. Отсюда видно, как подобно нашествию чудовищных металлических тараканов стальная волна НОД накатывается на удерживаемые силами ВКС ещё совсем недавно позиции. Как обступают они немногочисленные оставшиеся лежать на асфальте тела. И, наконец, как синхронно задирают головы вверх, беспомощно наблюдая за взмывающим ввысь шаттлом и даже не предпринимая попыток стрелять.
А там, в небе, тем временем, узел НОД вспыхивает десятками крошечных взрывов. Всё новые и новые залпы дредноутов ВКС стремятся превратить в пыль зловещий тетраэдр. Навстречу крошечному шаттлу устремляется один из перехватчиков, который тут же взрывает прицельной очередь спикировавший истребитель сопровождения из Эгиды. Впереди – десятки минут отчаянных попыток зацепиться за жизнь, воздушные манёвры и уклонение от хищных беспилотников НОД. И, тем не менее, при виде разрываемого десятками взрывов узла, при виде безмятежно-бездонного неба Парадиза-4, на смену отчаянию и панике приходит надежда.

***

Вялотекущая десятилетняя война закончилась в одночасье. Изучив в достаточной мере повадки и инфраструктуру противника, центральный узел НОД, просчитав все варианты, перешёл в полномасштабное наступление практически по всей линии фронта. Сотни и тысячи тяжёлых флотов с воистину впечатляющей синхронностью обрушились всей своей мощью на пограничные силы Федерации. Не ожидавшие подобного напора и отчасти потерявшие в период затянувшегося затишья бдительность, формирования ВКС отступали. Сотни периферийных миров оказались потеряны, мобильные отделения ВКС отходили вглубь обжитых секторов для перегруппировки. Колоссальные потери в личном составе повлекли за собой всеобщую мобилизацию. НОДы предпринимали отчаянные и безнадёжные на первый взгляд глубинные рейды, жертвой одного из которых стала система Стеллариса. В результате серии ожесточённых боёв эскадре адмирала Арчера удалось разгромить и отбросить противника, потеряв всего три планеты в системе – Парадиз, Оклахому и, собственно, сам Стелларис.

Новобранцев должны были перебросить в новые учебные центры, временно прикомандировав уцелевших к боевым подразделениям до последующего перераспределения. Распределения, которое, ввиду всеобщего хаоса и неразберихи, так и не наступило. Так и не дождавшись соответствующего приказа из главного штаба, локальное командование приняло решение бросить рекрутов в бой. Многому пришлось учиться по ходу, живя и умирая за Федерацию. Ни о каком возвращении домой теперь не могло идти даже речи – демобилизация солдат откладывалась на неопределённый срок, в то время как неутолимая машина войны продолжала пожирать всё новые и новые людские ресурсы.

Прошло четыре года.
Джоди больше никогда не видела никого из своего учебного центра. Её прикомандировали к 81ому корпусу космического десанта – батальону, который уже на второй месяц перебросили на периферию двадцать первого сектора. Сперва ветераны корпуса посмеивались над хрупкой и неопытной девочкой, однако, назло им всем, она продолжала выживать. Она прошла то, что впоследствии получило в масс-медиа громогласное название «Ледяное кольцо Арканума» - мясорубку на безжизненной поверхности промёрзшей насквозь планеты, в ходе которой прекратили своё существование восемь корпусов космического десанта. После побоища был официально расформирован и 81ый. Джоди присвоили орден Героя Федерации, звание сержанта и перебросили в новое подразделение. Она продолжала выживать, отделавшись несколькими ожогами и двухнедельным отдыхом в госпитале. Война стала чем-то обыденным, сделалась повсеместной рутиной. Не было мыслей о конце всего этого, не сильно волновали мечты и об отпуске. Стеллариса больше не существовало – ей просто некуда было в случае чего возвращаться.

Юна в одночасье перестала быть дочкой богатенького папаши. Фамилию Дэлтон забыли – отец, корпорация, капитал и всё накопленное за годы влияние сгинуло вместе со Стелларисом. Можно сказать, что ей повезло – в момент сражения она оказалась в относительной безопасности, вдали от умиравшей планеты. Вместе с Солом Юна попала в корпус пилотов, где прошла дополнительный короткий курс обучения по управлению истребителями. В этом деле девушка обнаружила в себе настоящий талант, значительно превзойдя Хорнсвуда и выйдя живой из более чем десятка сражений в космосе, не будучи ни разу подбитой. Истребитель Сола вспыхнул во втором же бою – парень получил обширные ожоги большой части тела и почётную демобилизацию после продолжительного курса восстановления и реабилитации на Дейтройте-92.

Алекс и Конор попали в 93ий пехотный, практически в полном составе уничтоженный на Аркануме. В условиях снежной бури, почти полного отсутствия видимости и прорезавших белоснежную мглу алых прожекторов, они, лишившись командования, собственными силами вывели из строя прорвавшего оборону механизированного пехотница НОД, за что были незамедлительно представлены к орденам. Бейкера собирались направить в один из отдалённых учебных центров в качестве сержанта-инструктора, однако, после длительного собеседования с штатным психологом ВКС, приняли решение утвердить на эту должность Конора Солда.

Онни Ярвинен, стартовавший с крайне положительными рекомендациями лейтенанта Стокмана, был отправлен на дополнительное экспресс-обучение и переведён в элитный пехотный корпус специального назначения, в составе которого блестяще принял участие в крупномасштабной операции по эвакуации уцелевших с Арканума, в ходе которой в первый и единственный раз встретился с Джоди. Через два года Ярвинен – во многом, благодаря внушительной нордической внешности и благородному профилю, был возведён в сан героя войны, обвешан всевозможными орденами и даже принял участие в съёмках нового агитационного ролика ВКС. После чего отправлен в академию ВКС для дополнительного обучения с дальнейшей возможность занимать руководящие должности.

***

О’Коннор входит в зал, проходит мимо нескольких рядов заполненных журналистами и свидетелями кожаных стульев и, заложив руки за спину, останавливается перед трибуной. Напротив него, за столом – трое седых и явно утомлённых полковников, главный из которых со скучающим видом смотрит на очередного участника, подперев подбородок ладонью. О’Коннор выглядит внушительно и впечатляюще в парадном мундире – на его плечах новенькие погоны майоры, на груди сверкают три ордена, в том числе – наиболее почётный, героя Федерации.
– Командир тридцать первого специального батальона двадцать девятого корпуса космического десанта майор О’Коннор, – чеканя каждое слово, представляется он.

Седой полковник устало машет рукой, предлагая поскорее покончить с формальностями. Он монотонно доводит О’Коннору то, что приходилось повторять сегодня неоднократно. Дескать, проводится инициированное свыше разбирательство трагически известных событий на Парадизе-4, внутренняя проверка компетентности командования и принятых в ходе инцидента решений. О’Коннор ухмыльнувшись, кивает – прошло почти четыре года с тех самых событий, четыре года ожесточённой войны. Никто из власть имущих и не вспомнил бы о том инциденте, никто бы не стал поднимать это со дна в подобное время – никто не стал бы, если бы не нашумевший фильм этой девочки Уинслет и не поднявшийся вслед за ним общественный резонанс в центральных мирах. Полковник начинает задавать вопросы по протоколу, О’Коннор сдержанно и совершенно спокойно на них отвечает.
– По имеющимся данным, вторым учебным взводом на тот момент командовала лейтенант Миа Кортес…
– Миа О’Коннор, – с улыбкой поправляет майор. – Моя супруга. Списана в запас после полученного на Парадизе ранения, сейчас на Земле.
Полковник делает какую-то пометку с усмешкой.
– Нам так и не удалось обнаружить какие-либо данные о лейтенанте Стокмане…
Ничего удивительного – в хаосе последних лет бесследно исчезали целые подразделения, не то что отдельные люди.
– Насколько мне известно, погиб на Аркануме, – отвечает, тем не менее, О’Коннор, задумавшись о том, долго ли будет продолжаться весь этот фарс.

Очевидно, что всё заседание – показательная постановка, ответ власти на общественные волнения. Полковник делает очередную пометку в блокноте.
– Понятно. Как вы считаете, майор, были ли ваши действия на Парадизе оправданными? Я читал рапорт относительно этой ситуации с Райзом.
О’Коннор хмурится, но отвечает уверенно:
– Полностью оправданными. В условиях реальных боевых действий боец стал угрозой – я не мог позволить себе рисковать жизнями подчинённых, Райз ослушался, нарушив прямой приказ непосредственного начальника. Мы сделали всё возможное, чтобы минимизировать потери и свести их к минимуму, сэр. На Парадизе, при всём уважении, была настоящая мясорубка. Полковник Корнуэлл проявил свою полную несостоятельность и некомпетентность. Как, впрочем, и капитан Уилсон. Как я и указывал в рапорте, при учёте сложившихся обстоятельств мне, как старшему по званию, пришлось взять командование на себя и возглавить организацию обороны.
Полковник кивает одобрительно, в зале позади кто-то тихо переговаривается.
– Сэр, я двенадцать часов назад вернулся с боевого задания. Корпус отбывает в девятый сектор через двое суток. Если ко мне нет больше вопросов…
– Одну минуту, майор. Кажется, у нас остался на сегодня последний свидетель.
О’Коннор раздражённо сжимает несколько раз в кулак за спиной протез, заменяющий ему правую руку.
– Долорес, будь так добра, пригласи в зал старшего сержанта Салливана.
О’Коннор хмурится, вспоминая. Забытая за прошедшие годы фамилия кажется офицеру смутно знакомой. Взгляды присутствующих обращаются к двустворчатой двери. Щёлкают камеры.

Тифлина, которую "снял" на эту ночь Джюз оказалась еще той затейницей, "укатав" даже считавшего себя неутомимым волшебника. Неутомимым в плане утех, разумеется. В любом случае, это стоило каждой заплаченной монетки, хотя в голове тифлинга и промелькнуло, что студентки хоть и куда более неопытные, зато - бесплатные. Не считать же "платой" проставленный зачет?..
В общем, отключился он глубоко и надолго, собираясь громко и нецензурно послать того, кто придет его будить утром.
Правда пробуждение было неожиданным. И даже не сказать, что неприятным. Хотя нет, все же неприятным - руки и ноги были качественно зафиксированы жесткими колодками, а на нем... Нет, ну, это было, конечно, даже приятно, хотя не то, чтоб он был большим любителем подобного. В общем, на нем прыгала девушка, ритмично приподнимаясь и вновь опускаясь. И если б он не вымотался пару часов назад, это было бы очень приятно, а так... ну, так просто неплохо. Правда вот лицо девушки не выражало ровно никаких чувств, а повязка на одном из глаз еще и усиливало это мрачное впечатление.
- Проснулся? Хорошо. Не хотела будить тебя щекотанием ножа по горлу, решила, что такой способ придется тебе по вкусу, - у девушки даже не сбивалось дыхание, в отличие от Джюза, который постепенно заводился от ситуации, хотя та была все же больше пугающей, чем возбуждающей, - Тебя зовут Джюз. И ты с твоими ребятами прибыл сюда по приказу Ондатра, чтобы получить кое-какой груз. Я хочу узнать, что он вам за это пообещал. Чтобы предложить что-то больше. Ну, или убить, чтоб не мешались, хотя это не то, что мне бы хотелось.
Девушка продолжала говорить ровно, ее небольшая грудь подпрыгивала в такт движениям, привлекая внимание. И все же от нее веяло какой-то жутью... что-то на уровне инстинктов советовало держаться держаться от нее подальше. Жаль, что Джюз не мог.

Карл Штефан Циглер

Отложил пилу и взял лупу. Щёлкнул фонариком-ручкой, наклоняясь к трупу, морщишь нос: на этом субъекте за время лежания произросла интересная плесень... Читал в медицинской периодике недавно об их разновидностях.

Карл Штефан Циглер

Опускаешь железный череп в канистру с водой. Вытаскиваешь. Череп стал мокрым. Вода, наверно, святой... Ты не очень уверен, что это именно так делается. Это больше по части оккультистов. Что же касается химикатов... Осматриваешься растерянно. Где-то тут у вас была бочка с мгновенным растворителем.

Рилла и правда была прелестна, в своем платице, еле-еле прикрывавшем соски, зато оставлявшем на обозрение и ложбинку между пышными грудями-вишенками, и тонкую шейку... А еще, она была довольно внимательной фейкой, по крайней мере иногда.
- Кое-кто так внимательно глядит на мои сисечки, как будто очень голодный!.. - выпятив предмет разговора еще больше и еще даже приподняв его руками, захихикала она, - Кажется, Сейра не удовлетворила твой аппетит? Ну-ну, - фейка подлетела поближе, похлопав друида по руке, - Рикуся, не куксись!.. У тебя всегда есть я, и целый час!..
Она заманчиво повиляла попкой, стягивая с шеи цепочку и откладывая ее в сторону, и послала Рику воздушный поцелуй, томно-хитренько глядя на него искоса.
---
- Ой-ой, такие деловые, аж прям ваще, - грудным голосом расхохоталась женщина и потянулась, еще раз демонстрируя свое тело, - Можете при мне свои дела обсуждать, я не из болтливых... и из опытных!.. - она подмигнула Альберту, - А уж к тем, кто мне с утра после веселого вечера кваску принес, я вообще - сама признательность!.. - она облизнулась, и тут же взвизгнула, рассмеявшись. Дело в том, что капитан, тоже прочухавшись, без какого-либо смущения рукой схватил ее за грудь, с удовольствием начав ее мять.
- Дела, говоришь, - протянул он, не глядя на Альберта, - Если подождут дела, то подождут.. Гляди, какую цыпу подхватил вчера, а?.. Это тебе не портовая шлюха!..
Альберт поймал в свою сторону несколько ревнивый взгляд собственника со стороны капитана, но женщина тут же притянула того за шею, смачно и жадно целуя. И, попутно, схватила алхимика за рукав, потянув к себе.
- Ну, же!.. Всегда мечтала, чтобы сразу двое!.. Такого приключения у меня еще не было!.. Иди-ка, как тебя там!..
Растерянный взгляд алхимика, которого так или иначе слегка возбуждала эта неловкая ситуация, наткнулся на бархатные сапожки, судя по всему принадлежавшие этой даме. Довольно дорогие и качественные сапожки, уж настолько-то он в обуви разбирался!.. А на той руке, что все еще тянула его на себя, блеснуло тонкое, очень изящное колечко... платина!.. Однозначно!..

Карл Штефан Циглер

Каменистый берег. Накатывающие волны. Непроницаемая чернота ночного неба. Романтика. Чуть не начал мурлыкать Вагнера. Вовремя спохватился: если кто-то услышит, могут подумать, что ты немецкий шпион.

- Да, урон здоровью, конечно, наносится. Но пока непонятно насколько. Знаете, Карл, двадцать лет назад в Лондоне смог был куда хуже любого табачного дыма и от него люди умирали гораздо эффективнее. Могу лишь заметить, что во время войны табак был наиболее эффективным способом удержать своё рассудок в рамках привычного. Потому, над окопами стоял не только пороховой, но и табачный дым. Так что я могу понять, отчего Гильберт решил прибегнуть к никотину. В связи со спецификой нашей работы я бы лично рекомендовал морфий в небольших дозах - всё-таки классика не стареет.
Грустно вздохнув, Эльфман заметил:
- Покойный Джон мог бы нам многое рассказать про свойства расслабляющих или возбуждающих веществ, у него был достаточно продолжительный и разнообразный опыт их употребления. Удивительно, что сгубили в итоге его не вещества.
- К слову, табачная зависимость развивается не только у людей. Слышал от одного знакомого профессора из Оксфорда интересную фразу: "Капля никотина убивает лошадь", так что Уильям, лучша вам оградить своего нового скакуна от плохого примера Гильберта! - и рассмеялся своей шутке.
- Вот Люпо, боюсь, уже не помочь. Бедный пёс иногда выглядит словно потрёпанный моряк из Доклендс. Предложите ему папиросу и, я думаю, он потребует ещё и стакан джина в придачу!

Карл Штефан Циглер

Раздетый по пояс Вильям стоит на одной ноге на кушетке, раскинув руки. Герр Доктор водит перед его глазами вправо и влево маленьким молоточком. Просит высунуть язык. Вздохнув, откладывает молоточек и делает запись в журнал. Люпо, помогавший диагностировать, в слабой надежде вильнул один раз хвостом: будет жить? С каменным лицом резурректор озвучивает диагноз.

Вильям Коббс

"Сотрясение надпочечников"! Твою мать! Взглянул с тоской на инструменты и микстуры герра Доктора. Лечение, говорит он, будет сложным.

"Она обещала любовь". Последние слова Джона эхом отозвались в ушах Леонарда, а холодный свет Луны отразился в стекленеющих глазах.
- Констатируйте время смерти, доктор, - глухо сказал Эльфман, прикрыв глаза мертвецу.
Майор Митчелл прибыл почти сразу после этого, бессовестно опоздав. Военные с готовностью забрали арестованных улюков, оцепили территорию и изъяли все единицы инопланетного вооружения. Государственная тайна, с этим всё было ясно, пререкаться было бы ребячеством, недостойным джентльмена.

Миссия никогда не оканчивалась сразу. Вначале было это тягостное молчание по дороге в Департамент. Они сидели в автобусе и Леонард находил пугающе много места - можно было, разумеется, списать это на отсутствие лошади Вильяма Коббса, но дело было далеко не в этом. Не только в этом. С ними больше не сидел рядом Джон и не отпускал свои шуточки. Не пытался неуклюже скрыть своё образование или происхождение. Бал окончен, маски сняты.
Тщательно и педантично описав в рапорте всё, что происходило на холме той ночью, Леонард подал официальный запрос на недолгий отпуск. Несколько дней, неделя, ему требовалось время, чтобы привести в порядок свою голову и сделать несколько важных дел.
Иногда, ради благородной цели, джентльмен должен поступить неправильно. Например, пойти на мелкую кражу. Таковой было похищение фамильного перстня Джона Бритиша и его блокнота с записями. Для чего эти две вещи понадобились девастатору?
Чувство ответственности за смерть коллеги было тяжелым бременем и ответственностью, которую Эльфман должен был нести до конца. Он возглавлял операцию "Стоунхендж". Под его началом погиб человек. Если бы они всё ещё были на фронте, он, как офицер, должен был поехать к родственникам и уведомить о случившемся. Служба в Министерстве этого не требовала от сотрудников - количество смертей всегда было высоким, текучка кадров была невероятной, а уж на кладбище стажёров место, похоже, добавляли пространственной магией. Однако это был вопрос чести и им поступиться было нельзя.
Через свои обширные связи и знакомства, в один из пасмурных зимних дней, Леонард посетил резиденцию адмирала флота, первого морского лорда в отставке, бывшего члена Королевского Тайного совета, 1-го маркиза Милфорда-Хейвена, Луиса Александра Маунтбеттена. О чём они говорили за закрытыми дверями останется загадкой. Позднее, ограниченным тиражом был выпущен сборник поэзии Джорджа Луиса Генри Виктора Сержа Маунтбеттена, 2-го маркиза Милфорда-Хейвена, посмертно. Листая сборник, под названием "Луна... она обещала любовь", Эльфман горько посмеивался, думая о том, что сказал бы на это Джон. "Ну и дрянные же стишки я написал! Что за конфуз! Хотя вот эта барышня, которой я посвятил второе стихотворение на четвертой странице была очень даже хороша... Ну, вы понимаете, Леонард!"

Оставшиеся дни непродолжительного отпуска девастатор посвятил обычному для себя времяпрепровождению. Некоторое время провёл в Оксфорде, на заседании физико-математического клуба. Поделился некоторыми интересными наблюдениями и мыслями, на которые его натолкнули "струномёты" улюков. Разумеется в детали вдаваться Эльфман не мог, всё-таки государственная тайна, но поразмыслить над физическими принципами, лежащими за функциональной стороной оружия ему никто не мог запретить.
В Лондоне же просто гулял по набережной Темзы и смотрел в её свинцовые холодные воды.
Награды или порицания, всё это меркло перед необратимостью времени.

Очевидно, улюк либо не понял его, либо не пожелал выключать свой механизм. А может он и не мог это сделать? Для Джона, сбитого с ног металлическим вихрем, это уже не имело значения. И ровно столько же для него теперь значили иот факт, что он все же успел кого-то прикрыть, и все эти нынешние подергивания его за рукав, столпившиеся вокруг сослуживцы... Или это уже были лишь домыслы умирающего мозга? Люпо, Циглер, девастаторы, Вильям вместе со своим конем, сержанты, Слоббер и настоящий - все они суетились, таскали носилки, бинты и шины, зачем?
А кто-то еще и успевал что-то рассказывать.
- Солнце? Мистер Эльфман, ваши познания иногда пугают. Но знайте, солярные культы никогда не оборачивались ничем хорошим. Рано или поздно, они все приходили к одному.
Джон Том Бритиш, так же известный как Джордж Маунтбеттен, перевернулся на спину и уставился в ночное небо.
- А вот луна... Она обещала любовь.

Общее

Джон Бритиш наносит выверенный удар гаечным ключом. Источники света гаснут. Провода перестают искрить. В недрах Тарелки раздаётся ухающий звук, будто что-то большое сдохло. Все молчат в наступившей тишине.

Гул... какого?! Борн?!!!
Ты...
Такая же...
Железка...
Да?!
Ярость.
Трейдерс же. Трейдерс!!! Это они... из-за того, что он налажал или представился по своему родному имени "официально мертвого" сотрудника? Второе они бы могли так же стереть - ограничились бы внушением и замели бы под стол? Как его факт застревания. Им было... тупо лень?!!
Так... у него есть полминуты. Наверное. Шутка. Меньше.
- Я застрявший!! - последние слова - последний привет. Хоть им и не воспользуются - не те люди вокруг.
Злоба. Были бы зубы - стиснул б их до скрежета полного.
Отчаяние. Он умрет. Точка. Ему даже могилку уже оплатили... только вот тушка его слегка тяжелая и очень электрическая.
Слов мало - нужно.... Да! Еще привет корпам- винтовка с силой швыряется в стену - так, чтобы детонирующий элемент сломался и у ирландцев оказался образчик техники. Было бы лицо - он бы безумно усмехался.
Осознание. Долг. Решимость. Он сейчас рванет - а рядом - невинные. Или не совсем... но точно не противники!! Просто не могли переехать, не было денег, не было сил!!! Ему нельзя взрываться тут.
Поворот и рывок - на пределе мощностей - к окну, балкону, только подальше от людей! И он даже не будет сопротивляться тому. если тот человек-гора его выкинет.
Надежда. Слабая. Но даже искорка затухает последней. Гранаты! Томаса! Пожарных!
Освободившиеся от винтовки руки тянутся к поясу, срывают гранаты с нетипичной маркировкой. Не светошумовые, фирменные, а противопожарные. Ноги бегут к окну, руки срывают эти "охлаждалки", активируют и прижимают к корпусу.
Тогда, когда он отвернется и сделает шаги.
Может... получится?
Ирония. Даже в этом положении он хочет выжить.
А если не удастся - так никого из невиновных и недоказанных не унести с собой..
"Надеюсь... я Малькольм, а не эхо?" - последняя мысль? Наверное, она заслуживает ею быть.
Может, он таки заключенный человек, а не его дефектный электронный слепок?
И он же сможет не убить никого с собой? Сможет?..

- Кто сказал Стоунхендж? Давайте возьмем его штурмом! Ах, да как, да твою... Старая кляча, ты вылезешь из этого автобуса или нет уже?
Вильям громко сопя и ругаясь выпихнул наконец из автобуса гнедую, но не слишком старую кобылу по клике Буцефала (бывш. Буцефал) и наконец-то громко выдохнул. Нацепил на себя фирменную жилетку и полицейский шлем, после чего, запрыгнул в седло лихим движением подсмотренным у одного знакомого американца.

Гильберт Несбитт

Эти Камни - древнее, глубокое место. Здесь много чего произошло и ещё произойдёт в грядущие века. Стоунхендж подобен великой реке - течение его энергий тихо и мощно одновременно.

Рональд Морнинг

В детстве тебе часто снился один и тот же кошмар: ты бежишь по длинному узкому коридору, а за тобой медленно движется гнилостно-зелёный туман. Когда ты устаёшь бежать, он подползает чуть ближе - сначала стелясь по полу, потом полной стеной. И тогда можно видеть тянущиеся из него костлявые руки и слышать шёпот глухих, гнилых, как сырые осенние листья, голосов. Они говорят: "Ронни". Они говорят: "Малыш".

Недоверчивая восторженность промелькнула на лице у Роберта, когда он слушал о захватывающих дух планах Безумного. Сам дядя Реджи и будет его учить всему, что знает? Ура! На намеки же о том, что однажды малыш Берти возьмет в свои руки весь мир, мальчик только согласно закивал, слыша эту речь уже не первый и не второй раз.

- Да, папа и дядя Октавий говорили то же самое, - без особого энтузиазма проговорил он, а потом вновь зажегся, - ...Но не говорили, что столькому надо научиться! План хороший, так он намного интереснее. А ты научишь меня, как быть безумным? Сделаешь из меня настоящего сумасшедшего? Но сначала я хочу поучиться у дяди Джестера грязным приемчикам.

Меж тем уроки шута-контрразведчика пошли совсем не так, как ожидалось. Сам Джестер после них, по его же собственному заявлению, лишь чудом остался жив и не изувечен.

- Это не ребенок и даже не человек! - тонко завывал впервые за долгое время жесточайше избитый, а не избивший кого-то таким же образом шут, - Курфюрст, я просто уверен, что такой массе приемов могут обучать только в секретной разведшколе. Уж не засланный ли мальчик? Реакция тоже сверхчеловеческая.

Сам малыш Берти первым уроком остался очень доволен. В то же время призыв среди беспризорных детей позволил быстро пополнить поредевший строй купидонов, и даже завербовать в войско генерала Бартоломью сотню сверх потерянных в бою.

На оба письма не замедлили прийти ответы.

Уважаемому курфюрсту Реджинальду Гогенцолерну.
Я полагаю, что вы действительно могли бы оказать неоценимую помощь всему парящему острову, совместно со мной и моими союзниками возвратив порядок на земли Лесного Царства. Я вовсе не против того, чтобы кусок его территорий был взят под ваш контроль, поскольку, хоть мы с вами и редко встречаемся, я наслышан о вас как о прекрасном управленце и твердом поборнике закона.
Да, я готов оказать вам все необходимое содействие в переправке вашего воинского контингента - если я только правильно вас понял, но это, право же, совсем неважно, - из Туаданна в Лесную Долину.
Искренне ваш, Люций Сорель.
P.S. На всякий случай напишите заранее, намерены ли вы брать ваш поезд.

Реджинальду Безумному
Вынужден вас огорчить - у моей дочери уже есть жених. Если же вдруг что-то помешает их браку, есть запас из нескольких десятков женихов. Надеюсь, вас это все же не сильно расстроит.
Лорд Реджинальд, я бы попросил вас не спешить со вторжением в Лесное Царство, пока не будут определены некоторые нюансы. В целом же предлагаю вам приехать в Эдинхолф, где я и некоторые другие лорды-маги как раз обсуждаем эту проблему.
Лорд-префект претория Адам Серегил.
*Снизу приписка*
Знаете, мы все-таки можем обсудить ваше предложение о династическом браке на том же собрании. Времена нынче смутные, и я подумал, что вопросы любви не стоит откладывать на день грядущий, который неизвестно что нам принесет.

Увы, остановка поезда оказалась всего-навсего обманным маневром, и как выяснилось, чиновники оттянули время не столько для того, чтобы председатель Остенвильд успел выйти на сцену, сколько для того, чтобы Чертяка-Искуситель вместе со своим экипажем успел сотворить... что, мать его, они сотворили? Как только Джон и Люси подошли к воротам с другой стороны, все вокруг заволокло непроницаемым черным дымом, от которого находившиеся поблизости люди хватались за головы, падали и плакали.


Получатели: Джон Остенвильд.

Тут раздались сперва звуки идущей повсюду перестрелки, причем судя по всему пули летали далеко не только в сторону гостей, а затем председатель услышал сумасшедший крик "Что ж, закурим, брат-боец!" и за ним раздирающий уши грохот. "Закурили у ящика со снарядами" - мгновенно пронеслось в голове Остенвильда.


Получатели: Джон Остенвильд.


Получатели: Реджинальд Безумный.

Джестеру пришлось слегка отвлечься от некой запланированной им шутки над красными плащами, поскольку произошел форс-мажор: к его парням, гордо носившим нашивки "контрразведка", явился миссионер из Зарамира, сразу же сознавшийся, что он - шпион на службе у инкарнатов, которые хотят овладеть весь мир. Или наоборот, служит в тайной организации по борьбе за права инкарнатов, не давая людям их овладевать, поскольку понять все это даже многоопытному Джестеру было сложно, когда рассказ этого типа по кличке Пастырь перемежался признаниями в еще с детства укоренившемся эдиповом комплексе и в том, какой именно любви разведчику хотелось от своей богини Визар. Как и в том, что Пастырь еще с детства был не таким, как все, и остро чувствовал боль других людей вместе с их неудовлетворенными стремлениями. Он просто хотел сделать мир лучше! Дать желаниям этих несчастных сбыться! Светозад обещал, что богиня всех удовлетворит. Кстати говоря, его тень на самом деле не тень, а инкарнат по имени Искуситель, который помогает ему вчитываться в чужие страсти...

Пастырь:


Как это ни странно, тень Пастыря действительно оказалась потусторонней сущностью, специализировавшейся на проникновении в тайные страсти людей, которая вместе с миссионером сейчас пребывала в не слишком-то вменяемом состоянии от переполненности энергией бушевавших вокруг желаний. Но в отличие от разведчика-гиперэмпата, пребывавшего в нестерпимых муках от наполнявшей Аффектиополис боли, Искуситель был без ума от этого города... Нет! Нет, он хотел отсюда бежать, у него был договор, они со Светозадом собирались превратить весь мир во... во что? В Аффектиополис!!! Первожрец обещал ему, что миром будут править тень и страсть. А курфюрст Реджинальд уже сейчас создает такой мир, и безо всяких наводящих тоску молитв.

Искуситель:


С этой двоицей в город прибыло пятьдесят солдат, у которых контрразведчики отобрали дротики, зачарованные связкой Порядок-Воздух. Джестер лишь тихо присвистнул, когда запустил один такой, и он быстро скрылся за тучами, даже не планируя падать вниз. У этой группы Пастыря еще как нельзя кстати оказался целый мешок золота на оперативные расходы.

В связи с этим Реджинальда срочно отвлекли от проекта по возведению Арены, попросив решить, что делать с заходящимся в муках шпионом мирового класса - который, впрочем, мог через какое-то время вполне отойти и привыкнуть, - и с желающим служить курфюрсту теневым инкарнатом.

К тому же Механик сейчас запрашивал добро на то, чтобы предложить некому поселившемуся в Под-Амре Архитектору с большой буквы, который судя по тому, что это было его именем, явно давал фору всяким другим столичным архитекторишкам, взять заказ на возведение Малой Арены. По счастливейшему совпадению этот же Архитектор был большим специалистом в зрелищных играх, поскольку именно он возвел прямо под Под-Амрой грандиозный лабиринт, где люди сражались с ужасными зверями за секретный главный приз. По мнению Механика, это был прямо-таки идеальный вариант на вакансию главного массовика-затейника.

Тот, кто хоть раз бывал проездом в Аффектиополисе, и окидывал взглядом его мрачные улицы, на которых истошные вопли одного прохожего никак не мешали другому задумчиво идти и вслух пересчитывать булыжники на мостовой, сильно удивился бы, узнав, что с финансовые дела у правящего этим паноптикумом курфюрста обстоят совсем неплохо. И пускай большая часть населения города была неспособна заниматься постоянным и усердным трудом из-за своих вспышек безумия, а потому голодала и лишь изредка получала, благодаря хаотичной природе поглотившего ее мегаполиса, возможность выбиться из нищеты, направо и налево рассыпая серебряные монеты - был и другой фактор. В Аффектиополисе можно было все.

И потому толпы искателей приключений мчались сюда. Те, у кого ветер свистел в карманах, молились всем богам фортуны, чтобы именно им в этом сумасшедшем городе выпала возможность получить от возникшего из окутанного туманом переулка похожего на мумию старика туго набитый золотом кошель "за красивую ямочку на подбородке". Романтики бросались в пучину Аффектиополиса в поисках воспетой в строфах стихоплетов безумной любви, которую им не удалось сыскать в остальном Хор-Алькане. Не принятые миром чудаки отчаянно искали место, где на них перестанут смотреть как на больных кретинов. Безжалостные головорезы льстились на царящую в мегаполисе вседозволенность, ведь, казалось бы, не составит трудности напороть на нож пару потерявших рассудок жирных гусей, у которых на поясах звенят вожделенные кругляши. И почти каждый из вступавших в черту мрачного города надеялся быстро достичь своего - и умчаться прочь, вот только выходило это у немногих, а остальные оседали тут и впадали во всеобщую манию.

Было в Аффектиополисе и меньшинство, к которому относился и сам курфюрст Реджинальд. Те отщепенцы, которых окружающий мир и собственное сумасшествие отчаянно пытались убить, но которые лучше всего умели делать одно - выживать. Закаленные в постоянной борьбе со смертью и отчаянием, подобные звери оказывались куда крепче остального населения, и именно им удавалось налаживать здесь такой бизнес, который в любом другом городе считался бы нелегальным. В один ряд с такими банальными вещами, как работорговля, наркоторговля, проституция, чеканка фальшивой монеты и кровавые оргии, которые вообще-то кое-где на парящем острове вполне цвели и считались неоспоримой традицией, в мегаполисе становились: торговля детьми, отцами, матерями, мужьями и женами, которых спустя какое-то время начинаешь считать своими, давно погибшими... услуги биомантов, позволяющие становиться неотличимым на лицо от своего кумира - по счастью, как раз в Аффектиополисе небольшие отличия от желаемого трудно было заметить... продажа невидимых ручных драконов... и многое, многое другое.

Разве что торговые караваны желали останавливаться в черте города настолько же, насколько в столице Хор-Алькана желали бы увидеть заезжающий "Друидов Пахарь", поэтому приречные пристани и находящиеся за стенами базары чаще всего были переполнены, вызывая давку.

А Реджи со своим прочно осевшим в городе кланом Гогенцолернов оставалось только поддерживать обеспечивающее весь этот бесконечный карнавал Сердце Башни, и стричь шерсть со своих "баронов", то есть лиц, немного всплывших над пучиной хаоса и умудряющихся не прожигать скопленное в сундуках золото в течение месяца. Но надо сказать, сегодняшние бароны вызывали у Безумного некоторое беспокойство...

Айрик

Маг сравнительно редкой связки Страсти и Порядка, нажившийся на том, что додумался устроить в Аффектиополисе "Тихую Обитель" - маленький квартал, защищенный от влияния реджинальдового хаоса и потому послуживший местом, где собираются наиболее здравомыслящие и вменяемые люди в городе. В частности, Реджи знал, что его дядюшка Бартоломью, чья странность выражалась в неестественном трезвомыслии на фоне царящего вокруг бедлама и спокойном его принятии, часто посещал Обитель и пропускал стаканчик-другой в одной из местных пивных, уверяя завсегдатаев, что его племянник такой же как и он совершенно рассудочный человек, и что Аффектиополис под его рукой ждет абсолютно светлое будущее.

Что довольно естественно, устроенный Айриком островок почти обычной жизни оказался невероятно востребованным именно в этом городе, и многие люди выкладывают барону большие деньги за право в нем жить, а цены в местных заведениях были... да, были действительно безумными. Так что приносимое бароном в казну курфюрста золото равнялось доходу от иной провинции, однако смущало то, что свои собственные доходы Айрик вкладывал в расширение бизнеса. То есть, в постоянное увеличение Тихой Обители, где волшебник, кстати, уже открыл богадельню по вправлению мозгов "несчастным безумцам", единственное его заведение, работавшее совершенно безвозмездно.

Гуткопф

Видел ли Реджи большие красные буквы "Человек Сореля", написанные на лице Гуткопфа и на его биографии, было большим вопросом. Но что Гуткопф совершенно скучный и замкнутый тип, а вся его банда в этом подобна ему и до неприличия сера и однородна, курфюрст замечал. Основой бизнеса этого сумрачного мага было управление сетью лабораторий по изготовлению псиатов - веществ, влияющих на сознание, и иногда на магические способности. В Аффектиополисе они были практически ненужным товаром, хотя, конечно, это и был город, в котором можно продать самую бестолковую вещь, но большая часть товара Гуткопфа шла на экспорт. Что и в какой консистенции он там мешал, было загадкой, хотя барон массово закупал для этого почти любую недорого стоившую алхимическую дрянь.

То же, что лаборатории часто горели, взрывались и в один день превращались в бордели или в церковно-приходские школы, говорило о необычайной дешевизне их содержания по сравнению с прибылями от идущих на экспорт псиатных зелий и порошков. А монополизировал весь этот бизнес в Хор-Алькане известно кто.

Октавий

А вот откуда у этого барона брались деньги, курфюрст не знал, зато хорошо помнил его исполосованную рожу, то и дело мелькавшую во время войны за Сердце Тысячи. Вассал Коннахтов и действительно барон по крови, Октавий командовал корпусом "Пылающей головы", состоявшем из наиболее отчаянных и кровожадных ганнезарских недобитков из разгромленных инкарнатами армий. Не такой скучный, как Леваль, барон воевал едва ли ради высокого положения, скорее уж из желания выместить свой гнев на первом подвернувшемся под руку, но вот до золота всегда был жаден.

Оказавшись кое с кем из своих солдат в Аффектиополисе, Октавий неожиданно резво и легко для своего неприятного характера сдружился с родичем Реджи, Карлом Генрихом Гогенцолерном по прозвищу Считающий Ворон. И вдвоем они стали насаждать здесь странную столичную моду на ношение высокородными магами и их свитой красных плащей, а также на нападения на не владеющих магией жителей города, их избиение и принуждение кланяться "благородным волшебникам". Собирались плащи, что характерно, в Тихой Обители, и встречавший их там дядюшка Бартоломью отзывался о них как об обычных молодых людях, которым очень хочется выделиться из толпы, но которых кто-то сметливый собирает в стаю, которую можно будет удачно на кого-то натравить.

Карл Генрих:

Местные красные плащи:


Все три барона были сравнительно с другими обитателями Аффектиополиса просто золотыми телятами, но всех троих объединял существенный недостаток - они не понимали сути города Реджи! Расширение наполненных порядком кварталов, попытки ввести здесь строгую иерархию и хождение красным строем, а также попытки огородиться от безумного ночного шепота городских улиц делали их здесь чужаками. Но что собирался делать с ними курфюрст и собирался ли вообще что-то делать, еще не было ясно.

Финансы и не только

Неизвестно, вел ли кроме дядюшки Бартоломью хоть кто-то учетные книги, но дядя-генерал не жалел толики своего личного времени на то, чтобы подрядить какого-нибудь считающего звезды на небе горожанина заодно пересчитать серебро и золото в сундуках курфюрста, а затем подрядить еще одного и с помощью такой "двойной бухгалтерии" удостовериться в правильности счета. Пока помогало, и ежемесячно Бартоломью клал на стол отчет об имеющихся средствах. В текущем месяце дела обстояли так:

Получено

Золота:
- От Айрика: 3 сундука с золотом
- От Гуткопфа: 3 сундука
- От Октавия: 2 сундука
- Из других источников: 2 сундука

Цистерн с манахаосом:
- 6 штук

Потрачено

Золота:
- На жратву купидонам: незначительные средства
- На яд для их стрел: 1 сундук
- На поддержание в рабочем состоянии "Чертяки": 1 сундук

Цистерн с манахаосом:
- На топливо для "Чертяки": 2 цистерны

Итого

- 8 сундуков золотом
- 4 цистерны с манахаосом


- Народ голодает, преступность растет, силы правопорядка неотличимы от организованной и дезорганизованной преступности, - выдал свою дежурную скороговорку дядюшка, заканчивавший ей каждый отчет о делах.

После чего слово взял начальник тайной стражи Джестер, бывший (бывшая? по высокому голоску и не отличишь) натурой тонкой и потому легко ранимой. Поэтому свое "введение в дела" шут начал с надрывного "Да как мне в таких условиях вообще работать?!", перетекшего в рассуждения о том, что шпионы и враги курфюрста могут ходить по Аффектиополису как у себя дома, заговоры он раскрывает буквально в каждой точке города, только большинство из них ни к чему не ведут и на поверку оказываются очередным помешательством, а настоящий враг в это время может быть готов нанести удар. Затем Джестер резко сменил тон и сказал, что работы непочатый край, помощников не хватает, а ребят с устойчивой психикой, которые действительно смогут у него трудиться, найти очень сложно. И попросил денег на расширение агентурной сети и вербовку контрразведчиков.

Дела в Под-Амре

Никто точно не знал, с какой именно целью курфюрст вложил средства в приобретение куска подземного города, но никакого предприятия Реджинальд там пока не завел и, соответственно, выхлопа не получал. Там вроде копошились какие-то банды, делившие псиатные притоны и что-то еще такое же темное, но пока люди лорда-мага Реджинальда их не навещали и не требовали своей доли, его участие в творимых там делах ограничивалось разве что появлением табличек "Частная собственность!" на принадлежащей ему территории.

...И имповодство!

Бесконечно благодарный Реджинальду, однако по прибытию в его город практически сразу подсевший на добываемую с помощью Шпиля ману хаоса, и потому утративший чувство меры Механик однажды решил помогать своим сородичам бежать из подземелий в Аффектиополис, где "маны реки и ее на всех хватит!". Благо доходов Механика на разворачивание небольшого проекта по освобождению импов вполне хватает, а никак не задействованный в хозяйстве кусок Под-Амры курфюрста он использует как перевалочный пункт для доставки братьев на их новую родину.

Пока неизвестно, будет ли кто-то из столичных аристократов недоволен этим мелким аболиционизмом, но вот число присосавшихся к манаисточнику импов потихоньку растет.

- Есть, капитан! - заухмылялся старпом. Тот и сам был не дурак сходить и в рощу, и как бы самого его не пришлось бы оттуда вытягивать за натертый о дриад хер, но по крайней мере можно было быть уверенным, что оставшуюся после груза часть трюма забьют местными орехами и фруктами - Улифорд любил вкусно пожрать, и не чурался ради этого и сам поработать, и команду погонять.
Пираты уже сообразили настил, по которому и сами сползали на берег, покачиваясь с непривычки, и груз можно будет затащить, даже такой габаритный.
- Маста Винсент! - белозубо заухмылялся Моро, - Как всегда вовремя! Как приятно работать с белым маста, такой хороший, такой трудолюбивый, такой красивый! Дарить Масте свой третий жена, второй дочь, да?!
История повторялась из раза в раз, но Винсент не велся на лесть Моро. Жены у него были одна другой страшнее, изтатуированные, с обвисшими грудями и измордованные множеством родов. Вторая дочь... это уже интереснее, в общем-то негритяночки были хороши, но надо ли оно честному пирату? В любом случае, бравый капитан был уверен, что это лишь присказка для лучшей торговли, и несчастных жен с дочерьми предлагают каждому капитану, с которым работает Моро.
- Нет-нет, Маста! Груз особый! Ты такое не возил, но и маста Таррел - человек особый, - Моро закатил глаза, подняв руки в молитвенном жесте, - Ты рабов не возить, но это и не обычный раб. Маста Таррел особый человек, особый заказ, ты - особый капитан, отвезти и мы получить особый награда, да?! Смотри сюда, какой товар хорош! Себе бы взять, да у Моро семь жен, все соки выпили, куда ему еще такая, да?
Еще вполне себе полный сил торговец приоткрыл занавеску, открывая Винсенту вид на клетку, где сидело невиданное капитаном прежде существо... Скрючившись в маловатой для нее клетке, подогнув под себя изящные ноги, с связанными за спиной руками и заткнутым кляпом ртом, на Винсента с ненавистью уставилась... девушка?..