Голосование пользователя

ー Да уж, и то верно, врата ада не одолели церкви сей. Пока.

Кевин бы не отрёкся, сколько петуху не петь. Но не познавший дна дойдёт ли до вершины?

ー Вспыльчив был Пётр и импульсивен, а Иуда послушен и исполнителен, и вот одни говорят, стал он орудием Сатаны, а другие твердят ー волю Господню исполнил, но и так и эдак выходит, что ни одного приказа Иуда не ослушался, ибо по своей воле не за 30 сребреников Бога продают. Как думаешь, Лойд? Кто тебе ближе и понятней? У тебя же уже, кажется, были проблемы с проявлением инициативы... в Нормандии?

Думай, что человек пред тобой всезнающ, если хочешь, но я лишь был там и видел всё от начала до конца, от того, как ты взгляд мой заметил у второй повозки, до того как врать начал Сержанту своему. Было ли это вторым твоим отречением или уже третьим? Перед ним ведь было ещё одно, когда ты отрёкся от Итана и Райана. Я был и там, я видел и это. Ты покаялся уже тогда, но пострадал Шарп, ты покаялся, раз уж здесь да при оружии, и сей раз, но Бог любит троицу странной любовью.

[Hero of war - ссылка]

НОДы под куполом. Прорвались первые, к их числу присоединяются новые с каждой проходящей секундой. Задымленный раскалённый воздух Парадиза прорезают перекрёстные лазерные лучи. Борт транспортного отсека шаттла призывно опущен – очередные счастливчики запрыгивают в его тёмные недра, лелея призрачную надежду на возможность спасения. Одно за другим несокрушимый мех закидывает в транспортник бездыханные тела. Второй оператор, проигнорировав Салливана, продолжает палить из всех доступных орудий по наступающим ботам, время от времени поглядывая малодушно в сторону шаттла. Стокман ошарашено смотрит на Джея и пытается что-то ответить, но, осознав тщетность сопротивления, решает молчать. Отступает одним из последних Ярвинен, отстреливаясь короткими, но успешными чертовски очередями.

Сол залетает в кабину одним из первых и падает на кресло пилота. Приборная панель искрит и дымится, красные диоды слепят, оповещая о полном выходе из строя самых разнообразных систем. Плевать. Хорнсвуд привычно разбирается с управлением, кликает по контрольной панели, удовлетворённо отмечая гул разогревающихся движков. На соседнее кресло опускается Юна – сквозь стекло видно небо, бьются на орбите исполины-дредноуты и роятся вокруг точки-истребители.

Уолтерс занимает место за освободившейся лазерной установкой. Даёт первую очередь, разнося пехотного бота из числа стрелявших в спину бегущим солдатам. Сразу следом – второго. И ещё одного. Мощь орудия потрясает, противники превращаются в металлолом одним за другим. И не хочется смотреть на стремительно пустеющий индикатор боезапаса. И совсем не хочется думать о том, что будет, когда этот индикатор совсем опустеет. Эти синтетические твари отняли у Уолтерса всё, что он любил и всё, во что верил. Уничтожили Оклахому. И пусть бесчувственным болванчиком всё равно, сам Карл с каждым погасшим глазом-диодом чувствует глубоко внутри нарастающее мрачно удовлетворение.

Бакстер метает позаимствованную гранату. Отмечает, как та падает практически точно в цель, поражая целое звено НОДов. Будь у него время и ещё пара десятков гранат, дай ВКС бой, а не начни отступление почти в полном составе, кто знает, быть может…
Бак вжимается обратно в укрытие, слыша позади разогревающиеся двигатели шаттла. Бросает быстрый взгляд через плечо, стараясь не думать о хищно-изумрудных лучах, с завидным постоянством мелькающих где-то над головой. Он видит, как замирает безжизненно около самого транспортника один из мехов и как выпрыгивает прямо с кабины на трап, эффектно перекатившись через плечо, незнакомый солдат-оператор. Бак чувствует себя брошенным, преданным, и лишь тяжёлая установка Уолтерса продолжает монотонно гудеть где-то рядом. Здоровяк видит и бегущую со стороны ангаров одинокую фигурку в G-8 – солдат, забыв обо всём, мчится к шаттлу. Прямо на полном ходу срезает его зелёный луч – бедняга спотыкается и скользит по асфальту, замирая безжизненно в каком-то десятке метров от трапа. Одним из последних сдаётся Джей Ди – поднимается защитное стекло кабины его меха, а сам Джей, оттолкнувшись, вкатывается в пассажирский отсек. Трап, словно задумавшись ненадолго, начинает медленно подниматься, официально завершая эвакуацию. И сразу становится как-то спокойнее. Улетают без вас, но сожалеть об этом уже как-то поздно. Всё кончено, ничего сделать больше нельзя. Бак поворачивает голову и упрямо смотрит вперёд. Десятки НОДов решительно вступают под сень защитного купола. Изумрудные глаза-прожектора хищно мерцают, зелёные лучи расчерчивают задымленный плац. Замолкает орудие Уолтерса – лежит Карл рядом, уткнувшись безвольно забралом в асфальт. За мгновение до того, как один из лучей бьёт прямо в лицо, Бак видит и их – неторопливо и величественно выкатывающихся из самых недр транспортных отсеков НОД мехов.

Шаттл отрывается от земли и устремляется в небо. Заложив пробный вираж, проносится над территорией бывшего учебного центра. С высоты открывается превосходный вид на превратившийся в поле боя искорёженный плац. Отсюда видно, как подобно нашествию чудовищных металлических тараканов стальная волна НОД накатывается на удерживаемые силами ВКС ещё совсем недавно позиции. Как обступают они немногочисленные оставшиеся лежать на асфальте тела. И, наконец, как синхронно задирают головы вверх, беспомощно наблюдая за взмывающим ввысь шаттлом и даже не предпринимая попыток стрелять.
А там, в небе, тем временем, узел НОД вспыхивает десятками крошечных взрывов. Всё новые и новые залпы дредноутов ВКС стремятся превратить в пыль зловещий тетраэдр. Навстречу крошечному шаттлу устремляется один из перехватчиков, который тут же взрывает прицельной очередь спикировавший истребитель сопровождения из Эгиды. Впереди – десятки минут отчаянных попыток зацепиться за жизнь, воздушные манёвры и уклонение от хищных беспилотников НОД. И, тем не менее, при виде разрываемого десятками взрывов узла, при виде безмятежно-бездонного неба Парадиза-4, на смену отчаянию и панике приходит надежда.

***

Вялотекущая десятилетняя война закончилась в одночасье. Изучив в достаточной мере повадки и инфраструктуру противника, центральный узел НОД, просчитав все варианты, перешёл в полномасштабное наступление практически по всей линии фронта. Сотни и тысячи тяжёлых флотов с воистину впечатляющей синхронностью обрушились всей своей мощью на пограничные силы Федерации. Не ожидавшие подобного напора и отчасти потерявшие в период затянувшегося затишья бдительность, формирования ВКС отступали. Сотни периферийных миров оказались потеряны, мобильные отделения ВКС отходили вглубь обжитых секторов для перегруппировки. Колоссальные потери в личном составе повлекли за собой всеобщую мобилизацию. НОДы предпринимали отчаянные и безнадёжные на первый взгляд глубинные рейды, жертвой одного из которых стала система Стеллариса. В результате серии ожесточённых боёв эскадре адмирала Арчера удалось разгромить и отбросить противника, потеряв всего три планеты в системе – Парадиз, Оклахому и, собственно, сам Стелларис.

Новобранцев должны были перебросить в новые учебные центры, временно прикомандировав уцелевших к боевым подразделениям до последующего перераспределения. Распределения, которое, ввиду всеобщего хаоса и неразберихи, так и не наступило. Так и не дождавшись соответствующего приказа из главного штаба, локальное командование приняло решение бросить рекрутов в бой. Многому пришлось учиться по ходу, живя и умирая за Федерацию. Ни о каком возвращении домой теперь не могло идти даже речи – демобилизация солдат откладывалась на неопределённый срок, в то время как неутолимая машина войны продолжала пожирать всё новые и новые людские ресурсы.

Прошло четыре года.
Джоди больше никогда не видела никого из своего учебного центра. Её прикомандировали к 81ому корпусу космического десанта – батальону, который уже на второй месяц перебросили на периферию двадцать первого сектора. Сперва ветераны корпуса посмеивались над хрупкой и неопытной девочкой, однако, назло им всем, она продолжала выживать. Она прошла то, что впоследствии получило в масс-медиа громогласное название «Ледяное кольцо Арканума» - мясорубку на безжизненной поверхности промёрзшей насквозь планеты, в ходе которой прекратили своё существование восемь корпусов космического десанта. После побоища был официально расформирован и 81ый. Джоди присвоили орден Героя Федерации, звание сержанта и перебросили в новое подразделение. Она продолжала выживать, отделавшись несколькими ожогами и двухнедельным отдыхом в госпитале. Война стала чем-то обыденным, сделалась повсеместной рутиной. Не было мыслей о конце всего этого, не сильно волновали мечты и об отпуске. Стеллариса больше не существовало – ей просто некуда было в случае чего возвращаться.

Юна в одночасье перестала быть дочкой богатенького папаши. Фамилию Дэлтон забыли – отец, корпорация, капитал и всё накопленное за годы влияние сгинуло вместе со Стелларисом. Можно сказать, что ей повезло – в момент сражения она оказалась в относительной безопасности, вдали от умиравшей планеты. Вместе с Солом Юна попала в корпус пилотов, где прошла дополнительный короткий курс обучения по управлению истребителями. В этом деле девушка обнаружила в себе настоящий талант, значительно превзойдя Хорнсвуда и выйдя живой из более чем десятка сражений в космосе, не будучи ни разу подбитой. Истребитель Сола вспыхнул во втором же бою – парень получил обширные ожоги большой части тела и почётную демобилизацию после продолжительного курса восстановления и реабилитации на Дейтройте-92.

Алекс и Конор попали в 93ий пехотный, практически в полном составе уничтоженный на Аркануме. В условиях снежной бури, почти полного отсутствия видимости и прорезавших белоснежную мглу алых прожекторов, они, лишившись командования, собственными силами вывели из строя прорвавшего оборону механизированного пехотница НОД, за что были незамедлительно представлены к орденам. Бейкера собирались направить в один из отдалённых учебных центров в качестве сержанта-инструктора, однако, после длительного собеседования с штатным психологом ВКС, приняли решение утвердить на эту должность Конора Солда.

Онни Ярвинен, стартовавший с крайне положительными рекомендациями лейтенанта Стокмана, был отправлен на дополнительное экспресс-обучение и переведён в элитный пехотный корпус специального назначения, в составе которого блестяще принял участие в крупномасштабной операции по эвакуации уцелевших с Арканума, в ходе которой в первый и единственный раз встретился с Джоди. Через два года Ярвинен – во многом, благодаря внушительной нордической внешности и благородному профилю, был возведён в сан героя войны, обвешан всевозможными орденами и даже принял участие в съёмках нового агитационного ролика ВКС. После чего отправлен в академию ВКС для дополнительного обучения с дальнейшей возможность занимать руководящие должности.

***

О’Коннор входит в зал, проходит мимо нескольких рядов заполненных журналистами и свидетелями кожаных стульев и, заложив руки за спину, останавливается перед трибуной. Напротив него, за столом – трое седых и явно утомлённых полковников, главный из которых со скучающим видом смотрит на очередного участника, подперев подбородок ладонью. О’Коннор выглядит внушительно и впечатляюще в парадном мундире – на его плечах новенькие погоны майоры, на груди сверкают три ордена, в том числе – наиболее почётный, героя Федерации.
– Командир тридцать первого специального батальона двадцать девятого корпуса космического десанта майор О’Коннор, – чеканя каждое слово, представляется он.

Седой полковник устало машет рукой, предлагая поскорее покончить с формальностями. Он монотонно доводит О’Коннору то, что приходилось повторять сегодня неоднократно. Дескать, проводится инициированное свыше разбирательство трагически известных событий на Парадизе-4, внутренняя проверка компетентности командования и принятых в ходе инцидента решений. О’Коннор ухмыльнувшись, кивает – прошло почти четыре года с тех самых событий, четыре года ожесточённой войны. Никто из власть имущих и не вспомнил бы о том инциденте, никто бы не стал поднимать это со дна в подобное время – никто не стал бы, если бы не нашумевший фильм этой девочки Уинслет и не поднявшийся вслед за ним общественный резонанс в центральных мирах. Полковник начинает задавать вопросы по протоколу, О’Коннор сдержанно и совершенно спокойно на них отвечает.
– По имеющимся данным, вторым учебным взводом на тот момент командовала лейтенант Миа Кортес…
– Миа О’Коннор, – с улыбкой поправляет майор. – Моя супруга. Списана в запас после полученного на Парадизе ранения, сейчас на Земле.
Полковник делает какую-то пометку с усмешкой.
– Нам так и не удалось обнаружить какие-либо данные о лейтенанте Стокмане…
Ничего удивительного – в хаосе последних лет бесследно исчезали целые подразделения, не то что отдельные люди.
– Насколько мне известно, погиб на Аркануме, – отвечает, тем не менее, О’Коннор, задумавшись о том, долго ли будет продолжаться весь этот фарс.

Очевидно, что всё заседание – показательная постановка, ответ власти на общественные волнения. Полковник делает очередную пометку в блокноте.
– Понятно. Как вы считаете, майор, были ли ваши действия на Парадизе оправданными? Я читал рапорт относительно этой ситуации с Райзом.
О’Коннор хмурится, но отвечает уверенно:
– Полностью оправданными. В условиях реальных боевых действий боец стал угрозой – я не мог позволить себе рисковать жизнями подчинённых, Райз ослушался, нарушив прямой приказ непосредственного начальника. Мы сделали всё возможное, чтобы минимизировать потери и свести их к минимуму, сэр. На Парадизе, при всём уважении, была настоящая мясорубка. Полковник Корнуэлл проявил свою полную несостоятельность и некомпетентность. Как, впрочем, и капитан Уилсон. Как я и указывал в рапорте, при учёте сложившихся обстоятельств мне, как старшему по званию, пришлось взять командование на себя и возглавить организацию обороны.
Полковник кивает одобрительно, в зале позади кто-то тихо переговаривается.
– Сэр, я двенадцать часов назад вернулся с боевого задания. Корпус отбывает в девятый сектор через двое суток. Если ко мне нет больше вопросов…
– Одну минуту, майор. Кажется, у нас остался на сегодня последний свидетель.
О’Коннор раздражённо сжимает несколько раз в кулак за спиной протез, заменяющий ему правую руку.
– Долорес, будь так добра, пригласи в зал старшего сержанта Салливана.
О’Коннор хмурится, вспоминая. Забытая за прошедшие годы фамилия кажется офицеру смутно знакомой. Взгляды присутствующих обращаются к двустворчатой двери. Щёлкают камеры.

  Имущество Армии Соединенных Штатов быстро и беспрепятственно возвращалось в родные руки бойцов вышеозначенной армии. А один из лучших и скромных ее представителей в чине штаб-сержанта сейчас стоял, прикрываясь кормовой дверью подбитого броневика, наблюдал, как прямо в его грязную рожу направляется семидесятипятка длинной в добрый телеграфный столб, и никакой гордости за себя и армию сейчас не испытывал. Гордость, конечно, всегда здорово, но она особо не помогает, когда в тебя прилетит минимум два фугаса килограммов в пять. Или сколько там у них в снарядах?
  От тяжелых дум уже привычный, но ни фига не родной писк в ушах отвлечь не мог. А вот тяжкий, с каким-то не таким придыханием зов о помощи выстрелил, словно крепостная мортира в лесной глуши. Вуди подумал грешным делом, что сначала какой-то калич уронил ящик себе на мизинец, но все оказалось куда драматичнее.
  Краут, видимо, был за пулеметом, а когда его пробило, то скатился вниз, и поэтому его не заметили сразу. Когда же заметили, то даже было остановились, но Валентайн, который залез внутрь, распихав всё и вся привязанным гранатометом, ускорил всех неожиданно злобным шепотом:
  – Чего встали, дохляка что ли не видели? Живее разгружайте!
  Немец дрыгался совсем как живучий, но месиво в районе живота и очень сильно контрастирующее белое лицо явно говорило, что он выживет, если только сейчас не подъедет хирургическая бригада с госпиталя уровня минимум армейского. Не, конечно, бывало, что всякие выживали, да и самому Валентайну всерьез собирались руку отрезать в сорок третьем, но вот сейчас...
  Отвлек стрелок со скаута, который со своим пламенным приветом от лейтенанта казался настолько неуместным, что Вуди чуть на него всех собак не натравил, когда вылез из десантного отделения:
  – Да что ты говоришь? Вот спасибо, блять, без него то я тут нихуяшеньки не вижу. Раньше надо было жопой-то думать, когда нас сюда посылал... Передай, что принял и выполняю. Быстрее догружайте все.
  С краутом же надо было что-то делать. Самым простым и, может, правильным, было бы решение добить. Хотя Вуди в живую редко видел, чтобы кто-то кого-то добивал. Кажется, еще сразу после Анцио рассказывали, что ротный из кольта ухайдокал немецкого танкиста, который весь обгорел. А может, то байка была. Сам же Вуди был в этих вопросах не то что мягкотелым... Ну, никогда не доводилось, да и понять это как-то тяжело. Точно так же, например, он не понимал и даже презирал тех, кто стреляется, как пару часов назад какой-то офицер, например. Ты вышел из жопы, живой, почти целый. Сам Бог сказал тебе, чтобы ты жил. А ты взял и просто...
  Да и даже если добивать, то как? Застрелить - так крауты кругом, еще не дай боже, опять минометами отвечать начнут. Можно, конечно, задушить ремнем. Но это прям совсем для отбитых, которые ничем не лучше наци. Впрочем, есть же еще и нож.
  Вуди снял рюкзак, чтобы не долбиться обо все фаустпатроном, достал верный, со следами засохшей эсэсовской крови М4. Залез внутрь, встал прямо за немцем, который, кажется, все понял, потому что еще сильнее побледнел и засипел. Хотя Вуди старался отвернуть нож. В общем, просто так не получилось, поэтому Вуди сначала отвел голову, а потом закрыл крауту глаза правой ладонью. Приставил лезвие совсем рядом к шее, буквально пара миллиметров - и артерия, в теории, уже вскрыта.
  Но что-то все равно было не так. А что, собственно, не так, Валентайн? Ты же сам прекрасно понимаешь, что этого пацана не будут спасать ни свои, ни чужие. А даже если и будут - то своих перестреляют те самые Шерманы, а чужие скорее сами скальпель в пузо воткнут. Ну и что делать? Вынести его на дорогу, чтобы крауты увидели? Ну так они увидят, а тебе же - пулю в лоб. Благородные войны кончились в веке так в девятнадцатом, если не раньше. Казалось бы, вот, надавил, дернул - и все, просто помог человеку сдохнуть относительно без мучений. Тебе бы вспороли живот - наверняка бы не задумывался. Ну же!..
  Вуди глубоко, очень глубоко вдохнул. Скорчил максимально злое лицо. И с диким, нечеловеческим, но заглушенным, сквозь зубы, криком выбросил нож в открытую дверь. Несколько часов назад он искромсал живот немца, который был оглушен, но все же еще живым. Теперь же он не смог добить уже практически мертвого краута.
  Так же сквозь зубы он выговорил: "Да будь оно все проклято!" Чувство собственного бессилия затуманивало глаза, а руки мельтешили по подсумкам. Машинально, практически не соображая, Вуди достал то, что осталось от аптечки. Она была забита не пойми чем, от таблеток "от контузии" до пустой пачки бритвенных лезвий. Впрочем, коробочка с морфином нашлась почти сразу. Неожиданно, пока Валентайн разрывал штанину на бедре, он заговорил, не смотря на подопечных:
  – Загружаем Скаут и ждем дымов. Когда начнется карусель – гоним бэтэр по дороге, но не прямой, а чуть по дуге, немцы наверняка дадут залп, как услышат лязг гусениц. Сами же бежим через лес, напролом, как лоси. Всем ясно?
  Вколол немцу полный тюбик. Почти наверняка потом, когда он понадобится, Вуди об этом пожалеет, ну да что уж теперь. Может, где-то там это зачтется. Вот вроде помог человек. А правильно ли сделал или нет - и не поймешь.
  Пакет с сульфаниламидом тоже оказался надорванный, но что-то на рану все равно высыпалось, так что хуже не будет. Вудроу оставалось лишь выйти из отделения, подобрать и убрать штык-нож, наскоро закинуть рюкзак и спросить:
  – Все погрузили? Эй, стрелок! Давай команду Койоту.

Все нижеследующее является не более чем моими собственными ориентирами на тему вражеских действий в системе The Regiment.

Враги-нпц также сильно отличаются от сил игроков (пц и нпц), как сами игроки отличаются от мастера.
У игровых персонажей есть Атрибуты, Ходы, припасы и поставки, больше здоровья и морали, возможность взять увечье вместо критического урона и т.д. У врагов же ничего этого нет, даже Опытности нет, потому что одной из главных особенностей системы является прогресс за счёт бросков игроков (повезло ー прогресс в их пользу, не повезло ー в пользу мира/врагов).

В бою вражеские отряды по умолчанию (=без жёсткого хода) действуют по довольно примитивным алгоритмам:
По сути у мастера на 1 раунд боя есть по 1 простому ходу на 1 юнит врагов-нпц (во многом это же применимо и к союзным нпц).
* продвинуться на небольшое расстояние (до 50 ярдов, из-за ландшафта/снега может быть и поменьше, на расчищенной дороге ー побольше).
* пострелять простой Атакой (получая от цели в ответ), может быть(!) на ходу, и тогда скорее всего обеспечивая цели фактор защиты "движение".
# Кстати хочу уточнить, что если враги Атакуют союзных игрокам нпц (или наоборот), то перестрелка между ними (=обмен уроном) происходит 1 раз в раунд. Т.е. если дать взводу пехоты Команду Атаковать взвод краутов, то в течении резолва хода крауты не будут Атаковать их второй раз (чтобы получить в ответ ещё один набор кубов).
* приготовиться использовать любое оружие кроме стрелкового (так как у врага нет механики припасов, это компенсируется "медленностью" применения любого мало-мальски специфического оружия, т.е. необходимостью потратить раунд-два на явное или косвенное предупреждение игроков).
# пулемёты тут скорее исключение, но и у них есть метка "установка", требующая времени на, хм, установку пулемёта. Если он у врага уже установлен, то Атаковать им он будет без особого промедления, но и то я часто придерживаю огонь тех же ганомагов, объясняя это "временем, нужным на получение цу от командира", но на самом деле балансируя этим отсутствие припасов.
* начать восстанавливаться из состояния "прижаты/подавлены огнём" (займёт от 1 раунда, если только подавлены и всё, до 4 раундов если прижаты+испуганы+растеряны, причём каждый раунд им надо будет заниматься только восстановлением и ничем больше).
* запросить артподдержку или подкрепление, но не одновременно. Ок, так как этим занимается командир, то его юнит может ещё и что-то другое параллельно делать, но и то, я скорее буду вызывать поддержку не сразу, а после того, как ситуация серьёзно ухудшится.
* описать пока ещё далёкую пристрелку артподдержки (= дать возможность игрокам сменить опасную позицию).
* занять укрытия и/или(скорее "или" чем "и") замаскироваться. Залегать (как описано в Ходу "Залечь!") в ответ на огонь сил игроков враги по умолчанию не умеют, но будут прятаться от огня Прикрытия, как описано в соответствующем Ходе. Враги могут залегать нарративно, впрочем, просто по лит-описанию поста. Не придирайтесь к словам.
* штурмануть противника, уже находясь на ближней дистанции, при этом просто переходя в рукопашную (никакого доп-урона по пути по умолчанию нет).
и т.д.

Но вот тут самое время поговорить о том, как драматически, хех, изменяется ситуация при наличии у мастера возможности сделать Жёсткий Ход.

Вообще, как говорит пророк апока Винсент Бейкер, "жёсткий ход должен быть настолько жёстким, насколько это нужно мастеру (в текущий момент игры для следования своим принципам "сделай крутую драму", "дай блеснуть пц", "смотри на всех через прорезь прицела" и т.д.)"
То есть технически самые базовые и коренные правила этой системы позволяют мастеру на ЖХ сделать всё, что угодно, что не противоречит его принципам. Один из них, впрочем, это "не играть на победу", потому что иначе можно было бы ронять на Бастонь атомную бомбу и идти заниматься более серьёзными делами.

Ещё раз. Я хочу, чтобы все поняли, в какую ужасную и несправедливую игру вы играете. Это надо было сделать в самом начале, но я, к сожалению, социального договора с игроками не заключил.
Так вот, да, на Жёсткий Ход мастер может сделать всё, что угодно. И это базовое правило этой системы (ещё со времён самого оригинального ванильного апока). Я ничего не могу и не хочу с этим сделать. Мне нравится эта система такой, какая она есть.

Однако.
Лично я всегда эту тему с "неограниченным ЖХ" не очень любил, потому что мне казалось, что пресловутые "принципы мастера" не выглядят для игроков достаточно убедительными сдерживающими мастера факторами. Именно потому, кстати, я часто прописывал и прописываю результат ЖХ в тех или иных спец-ходах, тогда как по умолчанию ЖХ почти всегда остаётся абсолютной чёрной дырой, из которой может и должно вылезти всё, что угодно.

Тем не менее, я лично для себя часто (но не всегда!) ставлю ограничение в "+2 простых хода+взлом базовых ограничений на 1 условную категорию". Такая, хм, формула, если угодно.

Это означает, что теперь я могу, походив всеми юнитами врагов, сделать ещё 2 хода(но вряд ли одним и тем же юнитом все 2, иначе получится, что он сделает 3 хода, что зачастую может быть перебором. Но может и не быть.)
Взлом же базовых ограничений позволяет мне:
* Атаковать бронетехнику на средней дистанции, а не на ближней (ну вот на ЖХ нашёлся такой меткий стрелок в отряде краутов), но НЕ на дальней (потому что взлом ограничений даёт мне +1 категорию, а не +2).
* Штурмануть янки с нанесением урона по пути.
* Восстановиться из какого-нибудь прижатого состояния за 1 раунд там, где в обычных условиях мне надо было бы 2, а то и 3 раунда.
* Вызвать артподдержку И подкрепление сразу.
* Использовать, например, гранаты, без предварительной подготовки.
* Занять укрытия/маскировку в ответ на огонь янки как если бы крауты Залегали, в том же раунде.
* пострелять дважды, а не один раз (2 Атаки вместо 1, скорее всего (но необязательно) по разным целям, но не 3 Атаки, потому что взлом на +1 категорию. И да, я не вижу ничего стрёмного в том, чтобы пострелять основной массой отряда по врагу, а потом 2-3 бойцами того же отряда докинуть ему гранат, игроки могут то же самое благодаря пц внутри нпц-отряда, т.е. нпц-отряд стреляет, а пц кидает гранату).
* пробежаться дальше 50 ярдов за ход (спринтануть, так сказать).
* ввести подкрепления в игру не через сколько-то раундов, а пораньше, может уже на следующий.
* ударить артобстрелом поточнее и пораньше...
* ...соответственно, вытекая из предыдущего пункта, в конце концов, мастер может просто прописать пц грёбаный урон напрямую, даже без бросков кубов урона. "Меткий выстрел поражает тебя в грудь, получи 2 раны и deal with it". Да, мастер может это сделать на ЖХ в любой логично следующей такому исходу ситуации (в бою то есть). Просто помните об этом.
и т.д.

Не стоит, однако, считать, что на ЖХ я буду делать бесконечно долгое и бесконечно болезненное количество гадостей.
Они конечны. Их масштаб ограничен вышеописанной формулой.
И даже если я сделал что-то сильное где-то, это значит, что я не сделал ничего сильного в другом месте.
Иначе говоря, 4 успеха при 2 провалах (из 6 пц) приведут игроков к желанной победе весьма быстро.

Я хочу подчеркнуть лишь то, что нет, даже ЖХ не делает из вчерашнего новобранца нацистского сверхчеловека, но он отражает некий всплеск энтузиазма, героизм "с той стороны", отчаянные усилия или же обнаружение в отряде врага матёрого ветерана, который, чёрт возьми, умеет стрелять панцерфаустом на среднюю дистанцию (которая, кстати, необязательно все 200 ярдов, может быть и 60, а на 200 я скорее всего как-то по-другому реализую свой ЖХ). В конце концов та же 26-я Фольксгренадёрская дивизия, окружившая Бастонь, вся состояла из по большей части молодняка, НО со значительными вкраплениями мега-ветеранов бывшей 26-й Пехотной дивизии. В том же варгейме Flames of War создатели им Confident Veterans дали, что почти самый крутой уровень в игре, на минуточку (круче только Fearless Veterans, и это, разумеется, их любимая десантура). Я всё же не столь категоричен, но я это к тому, что ЖХ вполне отражает проявление в стане врага таких вот ветеранов.

При этом иногда мастер может смягчать ЖХ, давая какие-то иные поблажки силам игроков. Грубо говоря, тут вы что-то успели не смотря на провал броска, но за это я +1 ход сделаю со взломом ограничений.

Вообще, зачем нужен этот взлом. Да чтобы бои были динамичней и интересней, чёрт возьми!
Ведь без ЖХ бои реально крайне унылы.
Враги медленные, топорные, на всё мало-мальски интересное у них уходит куча времени, за которое силы игроков могут настрогать нищастных краутов только в путь. А если так, то проще стоять на месте и тупо Атаковать, потому что любая попытка сделать что-то другое просто приведёт к горе трупов, и всё.
Без ЖХ такая игра станет не просто ворпорно, а коловдьюти в худшем его проявлении.

ЖХ позволяют мастеру делать то, что он не может делать без них, получать какие-то усиления, прицеливаться и прописывать урон конкретно кому-то (пулемётчику, недовызвавшему подкрепление радисту и т.д.), преподносить неожиданные сюрпризы, развивать драму и т.д. Организовать всё так, чтобы игра была и интересной, и справедливой, т.е. не создавала ощущения "фильма, на который я-игрок не могу повлиять" ー задача непростая. Если слишком усилить возможности контроля над ситуацией для пц при ещё большем ограничении возможностей мастера ー будет крен в сторону аркадности, при которой любая попытка развить хоть какую-то драму будет выглядеть вымученной из-за того, что до-после этой попытки будет куча сцен, где всесильные игроки наваливают горы краутских трупов без каких-либо особых усилий. Если же сделать наоборот, то будет крен в сторону самовоспроизводящегося без действий игроков фильма, который может быть сколько угодно драматичен и красив, но так и останется фильмом, в котором у игроков будут лишь номинальные роли. Я не хочу ни того, ни другого, и, как бы неубедительно это не звучало, но это всё тот же принцип мастера из оригинального апока.

Вообще, стоит вспомнить всё это ещё разок, а то что я загадками говорю.
Вот цели мастера:

А вот принципы мастера:

Нет, я не собираюсь отказываться от свободы ЖХ, потому что только она даёт мне возможность сделать историю интересной и увлекательной, но в то же время я буду стараться ещё чётче выработать условно-идеальный "кодекс мастера регимента" и следовать ему.

При ближайшем рассмотрении рана оказывается не так уж страшна: пуля прошла навылет, лишь ковырнув широкую мышцу бедра. Но это не значит, что на неё можно махнуть рукой, ведь будет крайне глупо выбраться к своим со спасённым, но истекающим кровью на глазах у всех товарищем.

Применить бинт из индивидуальной аптечки по назначению ー дело нехитрое, но внимания требующее полного. У перевязываемого же Панды и время свободное есть, и глаза ни к чему не прикованы, вот и замечает за спиной своего нового знакомого берущего его на прицел краута, того, что позади своих резвых дружков остался. Подстрелен, сукин сын, но сумел всё же очухаться, вот-вот спусковой крючок вдавит и ухмыльнётся напоследок. Видишь, Рядовой Уиндер, как вытекает на щеки и челюсть у него изо рта кровь. Этому парню терять больше нечего.

      Бейкер замечает, как сплевывает на сторону его сержант. Жест в американской культуре вполне однозначный. Вон оно че! Гонор свой показывает, Мама-Утка. Ладно! Охренеть! Пишешь на человека представление, а он вон с тобой как. Вот от кого не ожидал. Хотя, что ему это представление? У него уже ведь бронзовая звезда имеется. За Италию, кажется. Ник читал его личное дело, как и личные дела всех сержантов своего взвода. Из них из всех Валентайн один остался не убит и не ранен.
      Бейкер снова злится, но это хорошая злость, не бессильная, а придающая энергии.

      — Да не, не останутся, — отвечает он танкисту. — От них же танк уедет, только когда смена придет. Все продумано! — и подмигивает Гоназлесу.

      Солдаты грузятся. Пока все рассаживаются на танки, усаживают раненых в замызганных повязках и пристраивают непослушное в задубевших от мороза руках оружие, пока блаженно замирают на секундочку-другую у моторного отсека танка и самоходки, чтобы эти самые руки погреть, у лейтенанта есть минутка.
      — Валентайн, на пару слов, — ловит он под локоток распоряжающегося сержанта. — Отойдем за деревце.
      Достает из мятой пачки две последние "Лаки страйк", сминает ее и выбрасывает.
      — На, держи. А, черт, чуть не забыл, у нас же тут светомаскировка. Ладно, по дороге с блок-поста выкурим. Ну, все равно, держи пока. Есть короткий разговор.
      Ник закладывает сигарету под каску, за ухо, чтобы не потерялась.
      — Я все вижу. И все понимаю. Ты, наверное, в гробу видал армию. Дембельнешься — вернешься в свой институт или что там у тебя было. Колледж? Пусть колледж, неважно. Я знаю, меня солдаты недолюбливают, и ты не обязан. Но армия побеждает не пушками и не танками — армия побеждает порядком. Чем от фронта дальше, тем он жестче, чем ближе — тем проще. Я не требую тут тянуться в струнку, проверять галстуки и прочую ерунду. Но военный порядок должен быть. Если офицер говорит "сделать", солдат отвечает "есть". А ты — ты не просто там солдат, ты СЛЕДИШЬ за этим порядком. Ты мой помощник. И все солдаты смотрят на тебя. Ты же, блин, Мама-Утка, как мать для них. Есть грань соблюдения порядка, за которой армия превращается в вооруженную толпу. То, как солдаты реагируют на приказ — и есть эта грань. Я тебя ценю, еще раз повторяю. Но, — До этого Ник говорит спокойно, но дальше делает ударение на каждом слове. — Не. Переходи. Эту. Грань. Так и тебе потом работы меньше будет, и мне головняка.
      Может, так поймет. Утка же в глубине души глубоко гражданский человек. Но не глупый. Должен понять, что Ник не просто так к нему придирается. Что это важно, черт возьми!
      — Ну что, прояснили? Поехали отсюда? — спрашивает он уже другим голосов и как-то вроде не по уставу, кивая в сторону БТРа, в который солдаты набились, как сардины в консерву. — А то личный состав замерзнет.

Бьёт тело крупная дрожь, пульсирует в висках близкая память о первых днях германского наступления. Как стреляли в ночи по силуэтам, как бежали от танков, как пробирались по лесам, пугаясь каждого птичьего крика. Водишь дулом винтовки по лесу, перебирая деревья-укрытия, Рядовой Диксон, но врага нет.

Тебе показалось. Чёртова мнительность благословенна будь. Без неё точно убьют, а лучше уж наверно так, но зато живым, живым... Это просто лес, просто снег. Никого.

Гражданские подарок не берут, показывают жестами, что могут сгрузить взятые "по ошибке" ящики наземь, что им чужого не надо, что как же так, без охраны же склад, кто ж знал-то! Понимаешь почему-то их путанные оправдания, Рядовой Диксон, но от них тебе не легче. Это же не спонтанный визит в гости, где от угощения принято один раз отказываться, а потом уже принимать, и все всё знают, но всем правит сытая и уютная вежливость. Тут от лишней банки консервов может зависеть чья-то жизнь. Никто не знает, сколько продлится эта проклятая осада.

Подбежавшие парни с отделения помогают бельгийцам осознать всю серьёзность ситуации, в которую они попали. Рандеву с остальными происходит где-то на середине тропы, ни дать ни взять просто какая-то соседская встреча: бельгийцы с обеих телег даже разговор какой-то спокойный завязывают, криво ухмыляясь на собственную неудачу.

Миллс переводит их просьбу остаться с транспортом и лошадьми, без них ведь ни старику, ни его внукам до дома по такому снегу не добраться. Супругам со второй телеги тоже не улыбается перспектива лишится своего коня. Может и на жалость давят, а может просто не верят, что им что-то вообще вернут. А чего уж теперь-то терять? Лучше хотя бы попробовать напроситься в добровольные теперь уже помощники. В конце концов, если кто-то будет править лошадьми, то кому-то из своих не придётся выпускать оружия из рук.

***

Сколь тропке не виться, а спустя четверть часа или около того отряд Уайта добирается и до её конца. Заложенный майором Десобри в первые дни обороны Бастони склад действительно впечатляет: крытые маск-сетками груды ящиков, аккуратные рядки бочек с топливом, даже подобие забора, впрочем, совсем не законченного.

Впечатляют и масштабы грабежа. Весёлый галдёж на французском слышен ещё на подходе, а как, ускорившись, выруливает пехота из-за последних деревьев опушки, так тут же перед глазами встаёт настоящий базар, просто какая-то предрождественская ярмарка! Только шаров и гирлянд не хватает.

Бельгийцев тут человек 40, не меньше, и с ними по меньшей мере десяток подвод, у кого-то и санки, кто-то просто перекладывает армейское добро в собственные сумки и рюкзаки. Женщины живо обсуждают, как пустят на кройку и шитьё тёплые зелёные пледы, дети лакомятся шоколадом, не дожидаясь возвращения домой, а кто-то из мамаш уже вытряхивает из карманов своих чад патроны и гранаты пока их солидные папаши с интересом изучают автомат Томпсона.

При виде нагрянувших на праздник военных все разом стихают, а спустя несколько тягостных секунд молча же начинают расходиться. Только что была толпа, а вот уже и прорехи видны, словно старая ткань на руках расползается в стороны человеческая масса. У кого-то сорваться с места получается сразу, и вот уже скачут мимо солдат-янки телеги с добром, которые ещё можно успеть остановить, но что тогда с вон теми, что только упаковались и тронулись? А с теми, что уходят пешком через лес? А с вон теми-то что делать, сукины дети заводят джип и грузят ящики прямо на него!

      Колонна въезжает в лес, и Бейкер какое-то время завороженно смотрит на ветки, покрытые свежим снегом. Это так красиво, что даже бензиновый выхлоп и чёрная гарь от мотора впереди идущего Шермана не портит картину. Всё такое свежее, тонкое, новогоднее, чистое, что на душе становится легко-легко.
      С усилием лейтенант сбрасывает с себя морок. Это ничейная земля, здесь опасно. Не надейся на солдат — смотри сам, слушай. А главное, думай. Думай, потому что солдаты не думают сейчас. Они шарят глазами по кустам, боятся, или в ленивой полудреме сидят, сдвинув каски на глаза и кутаясь в шинели. Никогда не полагайся на солдат или сержанта, если рядом враг. Не филонь. Ты ведь офицер. Они если что просто умрут, а ты не только умрёшь, но и потеряешь других. Ты за них отвечаешь, твою мать.
      И Бейкер думает. Подавать сигналы ракетами здесь, в непосредственной близости от противника, или нет? Может, и не стоит? Но уже смеркается. Бродить по лесу в поисках потерянного взвода некогда.
      И когда обмороженный пулемётчик начинает мяться и мямлить что-то вроде: "Нууу... Где-то здесь... Или все-таки дальше", у Бейкера уже есть решение.
      — Колонна, стооой! — командует он. — Технику отвести к опушке прогалины. В линию. Замаскировать в пяти метрах от края деревьев. По-быстрому! В машинах остаются только водители и пулеметчики. Остальным выгрузиться и занять позиции. Всем смотреть в оба. Сержант Валентайн, назначьте сектора обстрела. Один БТР с саперами прикрывает тыл. Проверить пулемёты. Сидеть тихо. Никому не курить. Быть готовыми к появлению противника.
      Ждёт, пока стихнут команды и прекратится урчанье моторов, и люди, взбодрившись, прильнут к прицелам.
      Потом зовёт капрала, выдаёт ему ракетницу и посылает на прогалину.
      — Выпусти две ракеты. Подожди минуту и ещё две. Потом минуту и ещё две. Потом возвращайся на позицию. Зелёные ракеты. Все, бегом марш!
      Краутские ракеты вроде либо красные, либо белые.
      Ну все, теперь ждать. Как в засаде. Главное, чтоб своих не перехерачили.

Гамма.

Салливан решает не медлить – первым покидает мчащийся на приличной скорости грузовик, уже мгновением позже скатываясь кубарем в заросли по откосу. Замирает Джей Ди в высокой траве – как ни странно, полностью невредимый, разве что слегка саднит ушибленное колено. Мимо него по дороге с грохотом проносится преследующий транспортник мех, не обративший на одинокого рекрута никакого внимания.

Тяжёлый механизированный бот НОД громыхая, мчится вслед за военной машиной, стремительно сокращая дистанцию. Спаянные орудия бота открывают огонь почти одновременно с теснящимися в кузове новобранцами – первый энергозаряд взрывает энергетический щит Уикерса, второй – снимает защиту Челси. Эти двое сидят ближе всего к заднему борту и своими щитами невольно прикрывают от вражеского огня остальных.

Оливер так и не успевает выйти из ступора – устроенная Стокманом короткая встряска оказывается недостаточной. Он сидит на скамейке с самого края, тупо бурая взглядом неподвижное тело Монтаны. Вспоминая улыбку девушки, её лицо, волосы. Всё то, что успел сказать ей и всё то, что ещё собирался. Когда Челси подрывается и начинает стрелять, когда из глубины кузова вылетают другие лучи, Оливер всё ещё медлит, тщетно силясь сбросить оцепенение. Он мучительно медленно поднимает глаза, видя катящегося по трассе массивного меха. Сердце пропускает удар, когда НОД начинает стрелять. Вокруг вспыхивает полусфера щита, а Уикерс по-прежнему в ужасе смотрит на бота-преследователя. Он помнит, что это чудовище сделало с «Гаммой» во время учебного боя. Помнит, каких колоссальных усилий стоило его уничтожение. Жаль, что уничтожение всего лишь условное. Ещё один энергозаряд НОДа взрывает очередной щит, на этот раз – Стоуна. Пальцы Оливера стискивают «Фалкон», дрожащими руками он поднимает винтовку… Выстрел бота пробивает в груди Оливера внушительную дыру. Преференции для слабых духом у НОДов, судя по всему, совершенно не предусмотрены.

Следующий энергозаряд сносит голову лишившегося защиты Челси и прожигает обшивку. На этом мех, как видно, приходит к выводу, что таким образом расстреливать огрызающихся огнём людей ему придётся непростительно долго, в связи с чем переходит к более решительным действиям.
Он уже лишился одного из орудий, однако второе, по-прежнему функционирующее, делает ещё один выстрел. Почти одновременно с этим на мгновение приоткрывается ещё одна панель и короткоствольное орудие выплёвывает прямо в кузов сгусток плазмы. В тот же миг последний энергозаряд разносит заднее колесо транспортника, заставляя тот подскочить, уткнуться носом в асфальт и перекувыркнувшись, проехать на крыше кабины ещё несколько метров. Один из последних выпущенных рекрутами «Гаммы» лучей взрывает и самого НОДа – тот вспыхивает несколько раз и, завалившись на бок, высекая снопы искр скользит по асфальту.

Мир солдат в кузове в самом прямом смысле этого слова переворачивается – раскалённая плазма облепливает защитные сферы, выводя их из строя одну за другой. Прожигает в нескольких местах костюм беззащитного Вудкрона. А беспощадная гравитация вышвыривает бойцов из кузова, хаотично разбрасывая их по дорожному полотну.
Джей Ди видит дымящийся остов НОДа на дороге, в метрах ста от места его собственной высадки. Ещё дальше видит чадящий нещадно перевёрнутый грузовик, вокруг которого разбросаны тут и там остальные члены отряда.

По сравнению с кораблями предыдущих серий, броненосцы типа "Канопус" имели ряд новшеств, таких как полное бронирование палубы, а также, бортов по всей длине ватерлинии. Что примечательно, броня была качественная и произведена на заводах Круппа, знаменитого германского промышленника. Однако, после гибели "Оушена" и "Голиафа" во время Дарданелльской операции в 1915 году, стало ясно, что броненосцы этого типа слишком уязвимы перед минами и торпедами. А уж после Ютландского сражения 1916 года, когда британский "Гранд-флит" и немецкий "Флот открытого моря" встретились у пролива Скагеррак, стало окончательно ясно, что в современном маневренном морском бою каждое судно обязано быть способно дать ход не менее 24 узлов. Увы, но "Канопусы" могли выжать, максимум, лишь 18 узлов, и то, при условии исправности всех двадцати паровых котлов. Фактически, броненосцы этого типа оказались нерасторопной обузой в походном ордере и "кораблями на 5 минут боя". Вследствие чего, были признаны устаревшими и подлежали выводу из состава флота. А экипажи этих судов - списанию в береговые подразделения. Адмиралтейству даже не пришлось думать, куда девать "лишний" личный состав. У них на такой случай уже была сформирована 63-я пехотная флотская дивизия, которая с самого начала Войны вела боевые действия в континентальной Европе.

Среди таких "списанных" оказался и матрос 1 класса Джонсон.

Предполагалось, что после нескольких месяцев дополнительного обучения, Артур отправится на фронт. "Твоя страна нуждается в ТЕБЕ" указующим жестом призывал с агитационных плакатов фельдмаршал Китченер каждого. И всё бы ничего, но в начале июня шестнадцатого года крейсер "Хэмпшир", на борту которого находился военный министр, подорвался на немецкой мине у Оркнейских островов. Погиб почти весь экипаж, включая походный штаб и самого Китченера. Так что, в данном контексте этот призыв смотрелся несколько двусмысленно - будто мертвец хочет утащить тебя за собой.

В учебном батальоне Джонсон усердно обучался рытью окопов, преодолению проволочных заграждений и прочих препятствий, метанию гранат и, конечно же, стрельбе. В основном, учили обращаться с винтовкой "Ли-Энфилд", но довелось пострелять и из пулемёта "Льюис", и даже из пистолета "Веблей". Конечно, пистолеты - оружие офицеров, но в условиях боя всякое случается, и другого оружия могло просто не оказаться под рукой.

Отправляться на Европейский Театр Военных Действий Артур категорически не хотел. Потому-то, впоследствии, и подал рапорт на перевод в полицейский Департамент Санитации. Тогда-то Джонсон думал, что будет бороться с преступлениями, связанными с нарушениями санитарных норм. Например, с негодяями, бросающими на газоны окурки и бумажки. Ну, в худшем случае, бегать по промзонам и замерять уровень вредных выбросов в атмосферу и загрязнённость сточных вод, а потом выписывать штрафы предприятиям за превышение норм. Всё лучше, чем месить окопную грязь, гадая, от чего умрёшь раньше - от вражеской пули или осколка, либо от тифа и дизентерии. Если б Артур знал тогда, что спустя пару месяцев окажется в канализации, в пасти слизнедемона...

Как бы там ни было, служба есть служба, и, в значительной степени, она состоит не столько из боевой подготовки, сколько из бытовых вещей. Таких, как приём пищи, который обеспечивает камбузный наряд. К слову, не смотря на то, что учебный батальон располагался на берегу, моряки в своей речи по-прежнему использовали корабельные термины, а их служба регламентировалась согласно Корабельному Уставу.

И вот однажды, когда Артур стоял в камбузном наряде, с ним случилась неприятность. Дело в том, что баталерка для хранения посуды имела пружинный захлопывающийся замок. И после того, как Джонсон отнёс туда стопку тарелок и закрыл дверь, оказалось, что ключи остались внутри. Ломать дверь было нельзя - в этом случае, баталерка останется незапертой, и всю посуду украдут бойцы из других рот. Заменить замок тоже не представлялось возможным - на территории учебного лагеря они не продавались, а уход в самовольную отлучку в город - это серьёзный риск попасться военному патрулю.

К счастью, выход из сложной ситуации нашёлся довольно быстро - им оказался короб вентиляционной вытяжки, проходивший от плиты через баталерку и далее. Недолго думая, Джонсон натянул на себя самую старую робу и полез в короб. Артур, буквально, продирался по системе вентиляции, поскольку, внутри его встретили торчащие со всех сторон "ножки" ржавых винтов и зазубренные края плохо подогнанных стальных листов. Кроме того, внутри оказался многолетний, толстый слой жира, грязь, паутина и куча крысиного дерьма, поскольку, вытяжка давно не работала. Пока полз, Джонсон всё боялся застрять внутри, но, к счастью, обошлось. Но к тому моменту, когда Артур вылез через люк уже в баталерке и открыл дверь изнутри, видок у моряка был тот ещё. Роба порвалась в нескольких местах, вся была перемазана грязью, жиром и дерьмом, а с волос свисала паутина*.

С тех самых пор Артур возненавидел захлопывающиеся замки, но зато получил опыт проникновения в помещения через систему вентиляции.

Когда же верхняя половина тела стажёра застряла в пасти Лорда Слизня, моряк вспомнил пережитый опыт и сделал всё от него зависящее, чтобы не протиснуться меж острых зубов, а, наоборот, понадёжней застрять у демона в вонючей пасти, да так, чтобы тот не смог сжать челюсти. Костюм трещал и рвался, но Джонсон об этом не беспокоился. Ведь у него в руках был "Эвепорайзер образца 1924 (?!!) года"! Не "Веблей", конечно, но принцип наведения и стрельбы тот же, что и у любого другого пистолета!

"Темновато для прицеливания, но ведь и промахнуться из такого положения невозможно!"

Впрочем, Джонсон, всё же, постарался выстрелить туда, где, по его предположению, у этого "отродья Сатаны" находился мозг.

Генри Джастис

Оружие тряхнуло ладонь и гавкнуло огнём. Как очень злая адская собака. Ты слышал крик. Бежишь, не оборачиваясь.

Брауна не так просто отвести в сторону от его людей. Он делает руками знаки, показывая, что да, идёт, уже-уже, а сам переводит взгляд с одного пехотинца на другого:
"Не будем сбрасывать никого со счетов, Томас, понадеемся, что парни ещё выберутся. А насчёт еды вам вот Смит всё расскажет."
"Ой, ну как-как, Лойд! Тут отлежался, там притаился, больничка, линия Зигфрида. Через день они через Оур попёрли. Да такую же историю пол-полка рассказать может. Ну, могло бы."
"Судьба, планы, ну ты даёшь, Честер! Не надо из меня мессию лепить, хех. А с десантом поаккуратней, они, зараза, злопамятные, а нам ещё воевать вместе."

Всё же радость радостью, но дела насущные одними весёлыми разговорами не решаются.

ー Ладно, парни, ещё пообщаемся. Смит! У нас тут пополнение. Выдай всем сух-пайки и изложи заодно мысли насчёт горячего, ну те, что ты мне рассказывал, ー На призыв Капитана подходит, оторвавшись от диктовки каких-то записей своему помощнику, слегка полный и весьма сутулый лейтенант с правой рукой на перевязи. ー Лейтенант Элайя Смит у нас из 9-й Бронетанковой, и, кстати, оттуда он тут не один, так что не думайте, что за инвалида некому будет заступиться!

Усмехнувшись напоследок и хлопнув Смита по здоровому плечу (тот морщится, но криво ухмыляется в ответ), Чарльз, наконец, уделяет время и Бейкеру:

ー Давай на второй, Лейтенант, штаб у нас тут всё здание, только-только провода протянули, я себе-то кабинет ещё только выбираю.

На лестнице Капитан прокашливается и меняет тон на более деловой:
ー Я тут не только по снабжению. Полковник Робертс доверил мне и тактическое руководство, всё-таки большинство солдат в Команде из моей дивизии и из моего полка. Проблема только в том, что офицеров не хватает, вот мне и приходится сидеть на телефонах и картах одновременно, в одну голову изображать из себя штаб, склад, арсенал и какую-то бредовую помесь казармы и богадельни!

На втором этаже не так людно и больше комнат (первый-то по сути один большой зал с полками для электротоваров). Путь лежит в, вероятно, бывший кабинет бухгалтера. Стол, за ним кресло поудобнее, у стены сбоку три стула попроще. Капитан отдёргивает льняные зелёные шторы, освещая помещение остатками света уходящего дня.
ー Из лейтенантов есть ещё Хиллс и Престон из пехоты, и Ричардсон из бронепехоты, его-то знаешь, наверно?

Так и есть, Винсент Ричардсон тебе знаком, Лейтенант. Выжил, значит, в Новиле.

ー Ну и Смит из 9-й Бронетанковой, хех, я и не знал, что такая вообще есть. Вы же с ними нового образца, ну, по структуре? Команды Боевые, мобильность, оперативность, секретность, хех. Интересно. Однако, Смит со своей рукой не боец, потому тут по хозяйству и помогает. Хиллс и Престон уже под Сеноншамом, пришлось первую же партию самых боеспособных бойцов туда отправить, по запросу десанта. Ричардсон тут, на третьем отлёживается, и ты кстати сходил бы его проведать, а то на нём вроде ни царапины, но бледный весь, потерянный. Мне некогда разбираться, годен он к боевым заданиям или нет, а тебе как знакомому видней будет.

Браун отпирает откуда-то взявшимся ключом ящик стола и аккуратно расстилает по всей столешнице карту Бастони и окрестностей. По сути такая же как и та, что ты получил от Полковника, Лейтенант, только пометок где-то побольше, где-то поменьше.

ー Смотри, Бейкер, сейчас вся война идёт под Шамом и, ха, Сеноншамом, под Моном и вдоль трассы Е40, вектор наступления на Манд-Сэнт-Этьен. Ещё вокруг Фуа наблюдается серьёзная концентрация вражеских сил, много пехоты в маскхалатах, хм. Кстати, кроме разведки десантников про них ещё наши докладывали, и даже скорее ваши. Линию фронта в лесах около железки перешёл какой-то полузамёрзший парень, под Новилем воевал, говорит, прикрывал вашу эвакуацию в Бастонь. Пулемётчик, чёрт, имя забыл. Короче, по его словам, там в лесах осталось ещё пара десятков бойцов из разных частей, с ранеными и оружием, а он пошёл дорогу разведать да заблудился в метели.

Капитан мерно постукивает пальцами по столешнице, выбивая ритм, что для какого-нибудь гражданского было бы гипнозом и мукой, но для человека военного скорее всего что музыка планирования.

ー Я почему так распинаюсь, Лейтенант? Чтобы ты понял скорее, что у нас тут довольно мало сил, а с ожесточением боёв запросы на подмогу начнут поступать со всех сторон. Каждый человек на счету! При этом люди есть, но их собрать надо, воодушевить, а то многие хоть и не в медпунктах, но корчат из себя чуть ли не рабов египетских. Так что одной из первейших наших задач станет пополнение личного состава Команды SNAFU. Особенно артиллерией. Вообще, десант всё себе загрёб, нам артподдержку вызывать только через их Центр Управления Огнём*, вот их частота, запиши сразу. Но сам понимаешь, приоритет для нас околонулевой, так что вот что я думаю. Есть несколько подразделений, куда можно обратиться... без посредников. Но нужно контакт установить личный, качественный, понимаешь?

“10 снарядов в день”

У Чарльза выразительные голубые глаза и, когда надо, весьма проникновенный голос, что не может не способствовать пониманию.

ー Вот тут под Витримоном позиции 969-го артбатальона, там парни не робкого десятку, что бы про них ни болтали! Сохранили при отступлении все пушки и уже вовсю дают краутам прикурить, слышишь? Бьюсь об заклад, они, ー Браун сверяется с компасом и указывает на раскатистую канонаду через удобно выходящие на северо-запад окна, ー Их чернокожим собратьям, ну, ты же в курсе про эти батальоны, Лейтенант? Так вот их собратьям из 333-го повезло меньше, потери, говорят, немалые, но какие-то орудия вроде бы тоже вывезли. Они сейчас вместе с 775-м артбатальоном занимают какое-то поместье или чуть ли не замок, хм, я даже выписал... Isle La Hesse, во! Это вот тут, после крупного перекрёстка. Помяни мои слова, Бейкер, турнут их оттуда как только всё утрясётся! В общем, если поедете к чёрным пушкарям, проследи, чтоб среди "парламентёров" не было расистов. Такие хоть молчать в тряпочку будут, всё одно глаза их выдадут. Я серьёзно, чтоб без подъёбок всяких там, особенно с потрёпанными 333-ми. Все подъёбки для гражданки, а у нас тут война, и останемся без артподдержки, пускай даже чернокожей, поляжем быстро ー вот эту мысль до личного состава донеси, Лейтенант.

Растянутая пауза и поднятый вверх указательный палец Капитана дают понять, что для него нормальное отношение к соратнику действительно важно. Ну или он только так утверждает.

ー К тому же офицеры-то там всё равно белые. Так... Есть ещё артиллеристы из планерного десанта, 321-й артбатальон, эти базируются вот тут, около мили от Манд-Сент-Этьен. Скажу честно, с парашютистами у меня отношения не заладились, но вы там с ними под Новилем бок о бок воевали, попробуй навести справки, может у кого знакомые есть и в 327-м планерно-десантном? В любом случае, будете там, про меня ни слова, сразу пошлют.

Браун вздыхает и морщится, вспоминая о чём-то неприятном. В памяти его, однако, находятся мысли и явно более позитивные:

ー Так, а что это за броня под домом? Мне показалось, или траки одновременно с вашими грузовиками замолкли? Тебе удалось выцепить у десанта какую-то технику?!

***

Лейтенант Смит оказывается человеком основательным ー собрав вокруг себя разношёрстую толпу из пехоты и бронепехоты, быстро организует из усиженных на пол и оставленных стоять полукруг напротив одного из широких стеллажей, на который его молчаливый помощник споро прикалывает большую карту. Такую разве что в штабах генеральских увидеть можно! Видать, отступление оставляет не только шрамы, но и такое странное наследие, вывезенное кем-то в спешке, но не доставленное до изначальных владельцев.

ー Так, парни, собрались, если хотите ужинать из котла, а не крохи галет по полу собирать.

Голос у Смита низкий, грудной, а взгляд будто бы чуть исподлобья, это настраивает на серьёзный лад и быстро отсеивает разговорчики.

ー Раз уж наш разговорчивый Капитан нас покинул, я сразу перейду к делу. Ходить по гражданским, тут, в центре, или на якобы более зажиточных полуфермерских окраинах, и еду клянчить ー официально предложенный нам чуть ли не самим Маколиффом вариант добычи пропитания. Если кому по нраву напрягать несчастных бельгийцев, милости просим, только по пустым домам особо не шарьтесь, а коли занесёт, то чтоб лишнего не брали и мне адресок сказали. Компенсируем потом, кхм.

У кого-то отчаянно урчит в животе, но Смит в лице не меняется, лишь оживляется, переходя к, судя по всему, главному:

ー Но у меня лично идея получше. Вот тут, ー Он указывает пальцем здоровой руки на край западного выступа обороны, ー Под Фламизулем, последний раз на связь выходили снабженцы 101-й, те, что до Бастони не доехали. У самого десанта сил хватило только фронт выдавить на запад, вернутся для проверки не могут. Да, крауты могли всю колонну к себе завернуть, могли расстрелять, могли на месте всё сожрать, но я считаю, проверить стоит! Только если что найдёте, то придётся на обратном пути заскочить в Манд-Сент-Этьен, поделиться с планерным десантом. За наводку, так сказать, ну и чтоб не думали, что мы с трофеев одни жировать вздумали. Обоз-то их был изначально, ну, парашютистов, но не важно.

Смит прокашливается и тыкает на сей раз южнее под Бастонью, где-то между лесами и железной дорогой.

ー Ещё вот что от местных слыхал. Вот тут якобы поезд грузовой встал, не успел выбраться из Бастони. Чёрт его знает, что там, но может статься, еда тоже найдётся. Он там опасно близко к линии фронта, не ровён час его крауты залапают, так что мы можем успеть его спасти. Для самих же бельгийцев в первую очередь, ну а спасибо их на хлеб намажем, коли найдём.

Тем временем кто-то из солдат, куривших снаружи, возвращается в штаб, в тепло, присоединяясь к спонтанному военному совету. Военно-продовольственному, так сказать.

ー Была тут ещё у кого-то мыслишка поохотиться, хм... Коул, ты, да? Ну, я не охотник ни разу, но что-то мне думается, что зверей всех война распугала. Однако, если подумать, кого-то из них она же могла и убить. Слышите, как палят на северо-западе? Уж не знаю точно, что там, полноценная атака или контрбатарейная стрельба, но скорее всего второе, ведь до этого примерно оттуда наши палили. А теперь крауты прочёсывают леса своими длинноствольными граблями. Как стихнет, можно будет побродить там в поисках побитых зверей, но, думается мне, это для самых голодных. Давайте лучше сосредоточимся на разбитых снабженцах и вставшем поезде. Или у кого-то ещё есть идеи? Может, вопросы, уточнения? Ну и, конечно, добровольцы? Не боись, как Капитан вернётся, всё равно продотряды назначим, но самые боевые и рисковые получат добавку из котла, коли найдут чего, это я вам гарантирую.

Какбы невзначай Смит приоткрывает один из шкафчиков у стены, показывая плотно уложенные внутри пакеты с сухпайком. Намекает поди на то, что раздача еды начнётся только после окончания совета... и выполнения его требований по добровольному отзыву.

[Wermacht - ссылка]

Гамма.

– Их проверяли, – отвечает Стокман Джей Ди. – На базе разберёмся, техники ещё раз протестируют на предмет неполадок.
Вопрос Вудкрона относительно инъекции он просто проигнорировал, а вот Монтане насмешливо бросает в ответ:
– С чего бы это им оживать?

С каждым новым шагом место недавнего боя остаётся всё дальше. Исчезает из зоны видимости ручей, безжизненный шар и другие поверженные противники. Накатывает волна лёгкого самодовольства, пьянящего торжества. Победили, справились совсем неплохо для людей, большинство из которых только сегодня едва ли не впервые в жизни взяло в руки оружие. Выстраиваетесь в V-образный клин победы, направляетесь вслед за шагающим чуть впереди немногословным Стокманом к транспортнику. Хочется верить, что по крайней мере на сегодня испытания закончились. Можно поужинать, отдохнуть и наконец-то лечь спать. Этот безумный день и без того уже кажется бесконечным. Страшно подумать, сколько ещё подобных дней вас ждёт впереди. Ещё страшнее лишь мысли о том, что будет, когда новобранцы окажутся в действующих подразделениях, на линии фронта.



Смайл вот только что идёт рядом как ни в чём ни бывало, а потом будто бы спотыкается и падает на колено, инстинктивно упираясь в землю рукой. Не реагирует на внешние раздражители, пристально и с внимательностью, достойной лучшего применения, уставившись в какую-то ничем не примечательную точку в траве.
– Смайл? – требовательно спрашивает сразу подлетевший и склонившийся над ней Стокман. – Что с тобой?
Джунгли на мгновение пронизывает могильно-зелёный ослепительный свет, отбросивший на землю чудовищные фантасмагоричные тени новобранцев, отпечатавший неправдоподобно бледные в этой новой световой гамме лица за бликующим нещадно защитным стеклом. Ослепительно яркая вспышка зелени всего на секунду – проникающая сквозь листву, искажающая привычные очертания предметов и расстояния. Всего секунда – и пропадает, джунгли вокруг возвращаются к своему обычному полумраку, будто бы ничего подозрительного не произошло.

А сразу следом новобранцы слышат шипение. Уже знакомый звук, с которым выпущенные энергозаряд прожигает местные заросли. Стокман поднимает голову, оставив ненадолго в покое Монтану и смотрит в сторону. Видит то, что замечает одновременно с ним подавляющее большинство новобранцев. Как невесть откуда прилетевший заряд вонзается в спину Вильямса, как тот вздрагивает, как искрит нещадно повреждённый G-8. Рекруты слышат, как плавится броня Кенни, видят, как его спина в месте попадания превращается в обугленное кровавое месиво, как Вильямс трясётся, бьётся в агонии и, разом обмякнув, начинает медленно оседать.
– Вот же блядь, – коротко резюмирует произошедшее Стокман и, подавая положительный пример, первым падает мордой в траву. Он переворачивается на бок и начинает быстро клацать по интерфейсу коммуникатора, параллельно озвучивая и без того очевидное вещи:
– Это не учения. Перевожу ваши «Фалконы» и G-8 в боевой режим, не делайте глупостей. Занять позиции, повторяю, всем занять позиции! Сохраняйте спокойствие. Двое добровольцев - со мной, пойдём вперёд и будем координировать огонь остальных.

Вот же, неладная... Угораздило же его сходить в такой неподходящий момент. Зла на десант он не испытывал - они такие же, как Уайт и его бойцы, только десантуру ещё и кидают в пекло погорячее, да отдохнуть дают почаще. Иногда.

- Я тя услышал, Фрай, ни к тебе, ни к Чаку претензий нет, вы всё правильно делаете. Базуку, ты, прости, не отдадим, но и с пустыми руками вас не отправим. - Обернулся к своим, свистнул. - Пехота! Десантура сейчас на марш идет, а затем в бой. И пока мы тут с вами штаны просиживаем, будут на брюхе под пулями ползать. Так что собрались, да скинулись каждый по половине боеприпасов.

К бритоголовому сержанту обратно обернулся.

- Сдаем как сказано и прямо сейчас уходим искать SNAFU. А летехе своему скажите, что владелец базуки, кажись, крышей поехал - схватил трубу и через забор сиганул, ну а искать его вам, конечно же, некогда. Окей?

На базутчика глянул:

- Лойд! Какого хрена ты ещё не за забором со своей трубой!?

"Проиграна лишь битва, но не война."

Набившая оскомину фраза, столь часто повторяемая в мирное время учениками и их учителями, спортсменами и их тренерами, работниками и их начальниками. Здесь, в занесённом снегом и брошенном прежними жильцами трёхэтажном доме в центре Бастони, эту отвратительную аксиому не произносит никто. О ней, быть может, думают, но высказать вслух, при товарищах, прошедших вместе с тобой огненный и ледяной круги ада? Таких тут нет. Тут все понимают, все чувствуют задубевшей на холоде и ещё до конца не отогретой кожей ー нельзя выиграть войну, не выиграв ни одной битвы. А здесь пока что почти никто ничего не выигрывал.

Можно, конечно, собрать вокруг себя молодых парней из последнего, самого невезучего, пополнения, и до посинения травить победные байки про Африку, Францию и Голландию, но для слишком многих вокруг война началась отсюда, с Люксембурга и Бельгии. По глазам видно ー после всего пережитого не поймут. А ты сам-то себя услышишь при таком рассказе, ветеран?

Ты штурмовал пески Юта-бич, Лойд Диксон, ты взрывал серые танки в зелёном аду живых изгородей Нормандии, ты видел краутов на расстоянии вытянутой руки и пережил каждую встречу с ними чтобы стать достойным рассказчиком. Почему ты ещё не звезда казармы?

Ты оставил сотни засечек пулями на деревьях Хуртгенского леса и наверно не только на них, Честер Саммерс, ты стрелял по вспышкам встречных выстрелов и слышал полные боли крики не только вокруг себя. В чём ты точно можешь быть уверен, так это в своём умении выжить, ты бы легко стал директором грёбаного университета выживания, случись такой вдруг где-нибудь в Штатах. Только вот где твои ученики?

Ты повидал на своём военном веку не так много, Томас Уайт, но ты сохранил хладнокровие в самых тяжёлых ситуациях, и это сохранило твоих людей, многие из которых сейчас тут и в любой миг готовы по первому же твоему знаку подняться и кивнуть: "возглавляй, но не повтори того, через что мы прошли, мы верим ー ты не повторишь!". А ты сам в это веришь, Сержант?

Это была не битва, а настоящее избиение.
Все знали, каждый солдат во всей чёртовой дивизии знал о скоплении вражеских сил за рекой Оур.
Патрули находили следы подготовки к наведению понтонных мостов, видели чужих разведчиков, брали языков и вытряхивали из них такие сведения, от которых волосы вставали дыбом. За рекой целые дивизии! Сотни и сотни панцеров! Люксембуржцы, как простые так и члены сопротивления едва ли не хором подтверждали слова пленных, казалось, любой гражданский по ту сторону реки знает простой и ясный ответ на вопрос, готовится ли наступление. Чёрт подери, в те или иные ночи шум моторов перегоняемых на позиции чужих машин был слышен даже часовым на постах!
И всё равно командование оставалось глухим и слепым ко всем, даже самым детальным отчётам.

Ни одной попытки перегруппироваться или подтянуть больше сил, чтобы просто довести численность личного состава на оборонительных рубежах до уставных значений. В зону ответственности одного только 110-го полка 28-й Пехотной входило около 13-ти миль, расстояние, обычно обороняемое как минимум вдвое большими силами. Что и говорить, людей хватало лишь на отдельные блокпосты и важные узлы вроде городов и мостов.

Когда под внезапный артобстрел сами ночные облака превратились целой полосой германских прожекторов в один длинный светоотражатель, многие не поверили своим глазам, но что оглушило сильнее вражеского удара, так это беспомощность командования, чья цепь распалась почти сразу, ведь уже на второй день наступления в плену у краутов оказался даже полковник Фюллер, не говоря о многих других офицерах меньшего калибра. Узлы обороны сражались сами по себе, но даже нанося серьёзный урон врагу вынуждены были бессильно наблюдать, как обтекает германская пехота их позиции, усиливая натиск на тыловые части, а упрямцев оставляя на закуску идущим по следу танкам. Своя родная броня нелепо тратилась на встречные бои лоб в лоб, попадала в засады на марше и сгорала целыми колоннами или просто приезжала в одну часть очередного раздираемого боями Марнаша или Хозингена и, не найдя командира защитников, уезжала восвояси. Ситуация менялась так быстро, что самыми точными и эффективными приказами сверху неизменно были "держаться Х часов!" и "отходить на рубежи под Н!", всё остальное просто не выдерживало первого же столкновения с реальностью, в которой одна дивизия попала под каток из четырёх вражеских.

Самыми подготовленными в итоге оказались те, для кого наступление не было секретом, и они же испили чашу поражения до дна. Стычки в ночных лесах, бои за горящие амбары на ключевых дорогах, сражения на разбитых снарядами улицах бельгийских городков ー дошедшие до самой Бастони рядовые пехотинцы видели всё.

Видели перевёрнутые указатели и перерезанные провода, видели спрятанные в сугробах трупы военных полицейских. Видели стрельбу гаубицами прямой наводкой, видели останки накрытых вражеским огнём батарей. Видели расстрелянные на узких извилистых лесных дорогах германские танки, видели расстрелянные на тесных кривых улочках танки американские. Видели сдающиеся под пулемётным огнём роты краутов, через несколько часов освобождаемые целыми полками их товарищей, видели героическое упорство, кровью и потом, по щиколотку в гильзах выигрывавшее лишние часы невесть для кого, но награждаемое по исчерпанию возможностей к обороне расстрелами десятков упорствовавших.

Нельзя было сказать, что крауты шли убивать всё живое и оставлять за собой выжженную землю. Слишком многие из них были слишком молоды и представить себе не могли таких больших потерь в первые же дни своего наступления. Они не знали, как реагировать на смерть друзей. У них было ещё неостывшее после боя оружие в руках, перед ними стояли, задрав руки в небо, убийцы их близких. Ругань и рукоприкладство их офицеров не искупали и не могли искупить ими содеянного.

Выжившие и дошедшие до Бастони бойцы 28-й Пехотной знают ー при схожих обстоятельствах это повторится вновь.
Пехота краутов не успеет ни повзрослеть по дороге до Бастони, ни научиться воевать малой кровью.
Никто не хочет смотреть в глаза 17-18-тилетнему мстителю при сдаче в плен.
Никто не верит, что сдаваться больше не придётся.

Ты невольно чувствуешь себя одиноким, Рядовой "Бам". У тебя в друзьях только мутный Саммерс, в товарищах с десяток неплохих парней, во врагах же несколько "старых знакомых" по Нормандии. Они распространяют о тебе скверные слухи, ты в этом уверен. Даже на Саммерса и его сомнительные делишки (вроде такой же оборванец, но зачастую при добре) смотрят не так криво как на тебя. Что толку в твоём богатом опыте, в твоих боевых заслугах, в засечках на стволе твоей базуки, если у тебя даже напарника-заряжающего нет? Не то что бы ты собирался сейчас же срываться с места в карьер и отправляться на передовую к десантникам. Впрочем, почему нет? Что ты забыл в этом наполненном озлобленными людьми, но таком пустом на уют доме?

Тебя начинает потряхивать, Рядовой "Чет", у тебя осталась последняя доза морфина. Твой дружок-Итан, такой же бродяга и хулиган, прибившийся к тебе, впрочем, только здесь, в Бастони, утверждает, что знает, как взломать ту запертую заботливым хозяином дверь на третьем этаже. Итана заботят припрятанные беженцем ценности, коих в доме не оказалось (он уже всё тут проверил), тебя же больше привлекает мысль об аптечке, отсутствовавшей в ванной (да и не только там, это проверил уже ты). Райан, другой твой подопечный-подручный, трусоват, тихие разговоры о взломах и мародёрстве слушает с опаской во взгляде, но не сдаст, это точно. Ты видел, как он бросил раненого радиста в горящем доме в Клерво, нарушив прямой приказ убитого позднее лейтенанта, ты знаешь, как он боится краутов, но ещё больше ー тех, кто их убивал вместо того, чтобы бояться. Сейчас, впрочем, не до подозрений, надо бы решить, уединиться ли в сарайчике на заднем дворе, или же сходить с подельниками на третий этаж, выгнать соратников-постояльцев под каким-нибудь благовидным предлогом, а потом вынести кладовку? Почему эта дилемма занимает тебя куда больше дум о Сражении за Выступ?

Твоя "Музыка" для солдат как глоток воды после боя, Сержант, но твои губы потресканы, в горле сухо, а в голове звенит самая младшая из сестёр контузии ー усталость. Ты не спал с самого начала наступления, ты не уверен, что вообще сможешь заснуть вновь, ты знаешь один самый верный способ это сделать, но тебе страшно от того спокойствия, с которым ты нём порой думаешь. Спешки нет, одна инерция. Бойцы вокруг всё ещё твоя ответственность, груз, который в какой-то момент стал нести тебя сам. Грубиян-Уайатт не один тут ходит без шапки и шинели, но у тебя есть и свитер и тёплые перчатки, и это нормально: "всё равно не мой размер, сарж, ну чё ты, правда, от твоих рассказов у печки и то тепла больше, чем от этих тряпок!". "Коротышки" Адам и Гленн докуривают сигареты до бычков, но твоя пачка полна, и никто не бросает завистливых взглядов: "да ладно вам, сержант, сэр, курите-курите, нам оно вредно, я ещё на гражданке бросать собирался, а Адаму жена написала, что если вернётся курящим, то всё, развод, хахах!". Смуглый техасец-Дюк вчера вручил тебе твою губную гармошку, которую ты уж отчаялся найти, а он вот подобрал не смотря на сумятицу отступления: "ну как я мог, Том, это ж почти что талисман роты!". Если бы не твои люди, Сержант, ты бы сейчас спал беспробудным сном, возможно, впрочем, вечным. Ты знаешь их слабости и страхи, а они знают, что рядом с тобой о них можно не думать. Им непросто отказать, когда они просят сыграть им какую-нибудь мелодию из мирной жизни. Почему приложиться к губной гармошке становится в последнее время проще, чем поддерживать дисциплину обычным способом?

Чувство несправедливости.

Это оно держит в доме и зовёт обиду, перебирает воспоминания и дышит в затылок праведным гневом, просит хотя бы музыки, зная, что объяснений от командования не дождаться. Это от него все разговоры о войне сводятся к сотому пересказу подвига сержанта Джей-Джей Кунна, передавшего полковнику Фюллеру конверт с настоящим дерьмом из краутского сортира из-за Оура. И даже после этого слепые мудаки из высоких кабинетов проворонили целое грёбаное наступление!

Несправедливость ー тот собеседник, от выяснения отношений с которым не уйти.
Без внутреннего разговора с ним легче на душе не станет и не будет по-настоящему отвеченным ни один из заданных самому себе вопросов.

Дверь в дом с грохотом открывают с ноги.

На пороге ー румяный и подтянутый, молодцевато выглядящий десантник. У него мускулистые руки в мозолях и здоровенные облака пара изо рта, пружинистый шаг и насмешливо-ироничный взгляд.

ー Ну что, рвань, три добровольца нужно, дрова порубить.

Бастонь стоит почти вся без электричества и воды в кранах, война разбила эту часть общественной инфраструктуры. Штабы и медпункты выцепили себе бензиновые генераторы, и то не всем досталось, говорят, а простые солдаты вынуждены добывать огонь и кипятить воду по старинке.

Голубые глаза десантника бегло изучают щурящихся на свет солдат и останавливаются на Лойде.

ー Ты вроде здоровяк, чего сидеть, пошли? А это чего у тебя? Базука?

Удивлённый присвист пропарывает тишину в помещении как краутский штык-нож бочину спрятавшегося в стоге сена пехотинца.

ー Чё она здесь делает? Сдать забыл? Говорили же, всё тяжелее винтовки сдать оружейнику в бельгийских бараках. Тебя чё, не касается?

Несправедливость не выпускает раз попавших в её когти. Переломить такое отношение судьбы будет непросто, но когда-то начинать надо. Пускай до вас не снизошли офицеры, пускай не было брифингов и разборов полётов, но если не выразить своё отношение к очередной несправедливости, то недалеко и до пули в лоб.

Гамма

Ебучий шар проложил просеку, испугал бойцов и спутал нам все тактические карты. Как говорят (теперь) в отделении "Гамма": "Первый V-образный клин комом". Перестав понимать тактику и видя глядящую с любопытством из спаренных пушек смерть, я начинаю стрелять.

Гамма

Последние слова Олли, то есть Уика, Монтана словно нечаянно пропустила мимо ушей.
Просто припала на мороз слегка.
То есть, она бы и так, и так не ответила.
Но тут накатило такое, что Смайл дернула стволом, собравшись гасить вслепую. Слава богам, не успела. Потому как отпустило - едва только проморгалась. В пот бросило конкретно - вот лажа была бы, если б она опозорилась, как истеричная дурочка. Фууух, падла. Примерещилось же. Точно, наркоту ширнули. Поговорить бы с этим доком по-свойски чтоб ручонки его сучьи больше с дурью к ней, к Монтане, не совались. Тьфу! Она чуть не заплевала шлем, но вовремя одумалась. Пока тупила - серж ткнул ее носом в удачный валун. Она спорить не стала, нырнула, куда велено. Огляделась незаметно - не косятся ли на неё товарищи? Да нет, вроде. Нормально.

Бросила короткий взгляд на Уикерса. Как там ботаник - не скис?

Обняла ствол, прильнув к нему щекой. Какого она так нервничает? давно пушку в руках не держала? Твою мать. Ну, где ты там, хитрый НОД? Надо пристреляться для начала.

Распределяетесь по отрядам. О’Коннор безразлично кивает всем добровольцам, время от времени окидывая новое пополнение скептическим взглядом. У Стокмана вообще такой вид, будто ему глубоко плевать на всё, что здесь происходит – складывается впечатление, что он хочет быть сейчас совсем в другом месте и заниматься совершенно другими делами. Когда в строю остаётся всего лишь парочка неопределившихся, капитан, цокнув, выбирает Балора и, немного подумав, Эдгара Райза.
– Я сделаю из тебя настоящего профессионала, парень, – произносит насмешливо. – Уверен, ты не подведёшь «альфу», солдат.
Кеннет Уильмс одним из последних присоединяется к «Гамме», предварительно оценив распределение особенно неприятных на его взгляд новобранцев. Лейтенант Кортес, прищурившись, добирает Купера и Бейкера, а О’Коннор начинает снова громогласно вещать:
– Перед сформированными подразделениями будет поставлена первая учебно-боевая задача. Какие-то гении в Министерстве полагают, что чем быстрее вы впервые столкнётесь с условным противником в условиях, максимально приближенных к боевым, тем более эффективно будет происходить дальнейшее обучение, – по гримасе капитана можно понять всё, что он думает о «гениях в Министерстве». – Им, наверное, кажется, что это забавно – поставить перед людьми, которые и винтовку-то в руках не держали, задачу устранить группу НОДов. Предполагается, что вы на собственном опыте почувствуете необходимость в дальнейшем обучении, желание развиваться и самосовершенствоваться, после того как увидите, насколько неэффективны ваши действия в текущем варианте. Предполагается, что через три недели обучения мы с вами попробуем выполнить эту же задачу ещё раз и вы своими глазами увидите реальный прогресс и воодушевитесь. Лично я считаю, что всё это редкостная херня, но кто я такой, чтобы спорить с начальством?
– НОДы, естественно, не смогут причинить вам вреда, – подхватывает речь замолкшего капитана Кортес. – Семь пехотных ботов стандартного образца, несколько месяцев назад привезённые с фронта, восстановленные и перекодированные нашими программистами. Их функционал ограничен, вооружение выставлено на минимальные мощности и ими управляет в данный момент наш кадровый офицер. Тем не менее, не лишним будет напомнить про соблюдение мер безопасности.
Стокман сплёвывает на землю, методично барабаня пальцами по капоту транспортного грузовика.
– Итак, задача, – продолжает О’Коннор. – Выдвинуться на исходные точки посредством марша на транспорте, на месте получить экипировку, снаряжение и тактические данные обстановки на местности. У каждого подразделения своя исходная точка, примерно на равном удалении от позиций противника. Боевым порядком выдвинуться к группе противника, обезвредить его с наименьшими потерями ресурсов. Наиболее грамотные действия будут поощрены. Командиры подразделений назначат одного из вас на временную должность «сержанта-стажёра», исключительно в целях проверки ваших лидерских навыков в ходе отдельно взятой операции. Сами офицеры задействованы в ходе выполнения учебно-боевой задачи не будут. Вы не имеет права обращаться к ним с вопросами, за помощью или советами. Они – наблюдатели. Вопросы есть? Вопросов нет. По машинам!

Альфа.
Взвод трясётся в кузове грузовика. О’Коннор сидит здесь же, вольготно развалившись на одной из скамеек. Поглядывает на новобранцев сквозь стёкла солнцезащитных очков.
– Всё поняли? – чуть подавшись вперёд, спрашивает. – На месте вы получите лазерные винтовки «Фалькон» стандартного образца, модификации «U». Это означает, что функционал ограничен программно, вы будете использовать 20% реальной боевой мощности. Для того, чтобы вы, имбецилы, не перестреляли друг друга и не повредили учебные прототипы. Датчики на корпусе НОДов будут рассчитывать реальную мощность попаданий и деактивировать бота, если посчитают, что полученный урон был критическим. Кроме того, винтовка модификации «U» не позволит вам выстрелить, если сенсоры посчитают, что на линии огня есть кто-то к костюме G-8, однако настоятельно рекомендую не проверять. Ваши костюмы G-8 тоже модификации «U», их функционал ограничен, а датчики обездвижат экзоскелет, если посчитают, что залп НОДа должен был вас прикончить. До гранат и всего остального вы пока что не доросли, деграданты. Я и так буду искренне рад, если весь этот фарс обойдётся без травм.
О’Коннор придирчиво оглядывает своих бойцов, прикидывая, кого из них можно назначить на роль временного лидера группы. Поворачивает голову в сторону Райза. Грузовик, громыхая, мчится вглубь острова по асфальтированной дороге во главе колонны, состоящей из трёх одинаковых транспортников. На развилке ваш сворачивает вправо, а два других – влево. С обеих сторон над узкой дорогой тёмной громадой нависают непроглядные джунгли.
– Будешь сержантом, парень? – спрашивает у Эдагара. – Кто если не ты, правда?
Усмехнувшись, смотрит на Томаса.
– Будешь главным, – кивает. – Все усекли? На ближайшие три часа, это – ваш непосредственный начальник.

Бета.
– Карл Уолтерс, да? – лейтенант Кортес сверяется с дисплеем коммуникатора. – У тебя практически безупречная биография. Ты мне нравишься, побудешь сегодня сержантом-стажёром. Проявишь себя хорошо, может со временем станешь полноценным. Что может быть лучше карьеры в ВКС, правда?
Она улыбается и обводит взглядом своих подчинённых. Грузовик мчится по асфальтированной трассе сквозь джунгли, идущий головным транспортник «альфы» сворачивает, а остальные продолжают движение.
– На время этой операции, он – ваш начальник, – заявляет достаточно жёстко. – Я выступаю просто как наблюдатель, меня здесь нет, на меня не рассчитывайте. Наша задача – как можно скорее добраться до цели и уничтожить учебные прототипы, без потерь и с минимальной тратой ресурсов. От того, чей взвод подстрелит больше НОДов, зависят результаты моего пари с капитаном О’Коннором, так что уж постарайтесь.
При помощи проектора коммуникатора выводит на всеобщее обозрение голографическую карту острова.
– Мы – здесь, – на карте появляется синяя точка. – Здесь «альфа» и «гамма». Противник – здесь, почти в самом центре.
Жирный белый крест обозначает дислокацию НОДов.
– От точки высадки до пункта назначения – чуть больше трёх километров. Суть этой операции в том, чтобы продемонстрировать вам самим, что вы ни на что не способны. Покажите командованию ВКС на что вы способны на самом деле!
Ваш транспортник тормозит, а «гамма» мчится по окружной дороге куда-то дальше.

Гамма.
Стокман молчит. Сидит в самом углу в кузове транспортника, не проявляя к новобранцам ни малейшего интереса. Когда уже начинает казаться, что он так ничего и не скажет, сквозь шум ветра и грохот колёс пробивается сухой металлический голос:
– Будет просто отлично, если никто во время этого цирка не покалечится, – пауза. – Если кто-то решит поиграться с оружием, независимо от того, учебное оно или нет, я всажу этому кому-то в спину три заряда из своего пистолета. Сквозь костюм не убьёт, но, поверьте, почувствуете. Сенсор G-8 решит, что вы получили критический урон и так и проваляетесь обездвиженными мордой вниз до конца операции. Максимальная серьёзность, сосредоточенность. Представьте, что всё происходит по-настоящему.
Что-то в тоне этого человека наводит на мысли, что он определённо не шутит.
– Старшим будешь ты, – кивает на Онни. – Но даже не вздумай возомнить, что это какая-то великая честь или, упаси господи, что ты теперь настоящий сержант. Ты кажешься вполне адекватным.
И Стокман, словно израсходовав весь свой запас социальной энергии, замолкает.

Общее.
Транспортник тормозит на обочине. В сплошной полосе джунглей – небольшая поляна. Там – девять зелёных продолговатых ящиков. В каждом – ваш персональный костюм G-8 «U», лазерная винтовка «Фалькон - U», универсальная сапёрная лопата стандартного образца на магнитном зажиме.
– Экипируемся, – доносится до слуха команда.
Бронекорпус G-8 раскрывается сзади и тут же автоматически закрывается, стоит лишь просунуть в рукава руки. Мимолётный укол свидетельствует о том, что умная автоматика костюма присоединяется считывает биологические параметры организма. Оживает встроенный гибкий экзоскелет, моментально превращающий безжизненную груду металла на плечах в нечто, кажущееся не тяжелее пальто. Собственные движения ощущаются немного громоздкими, неуклюжими, но, кроме прочего, в них появляется потенциальная сила, мощь, которой там прежде не было и подавно. Лопатка удобно встаёт в магнитный зажим на бедре, тактический шлем нахлобучивается на голову. Перед глазами – полупрозрачный щиток визора, по которому достаточно уверенно ползёт горизонтальная полоса загрузки. Её сменяет надпись «Добро пожаловать, новобранец», а вслед за этим всё исчезает. Стоит надеть шлем, как все посторонние звуки попросту исчезают – голоса, ветер, шелест листвы. С трудом разбираешь лишь приглушённые отголоски. На запястье – встроенный в бронекорпус сенсорный дисплей, демонстрирующий доступный функционал. Несколько каналов связи, из которых подсвечивается лишь один, одноимённый названию взвода. Тактическая карта, которая выводит на визор hd-изображение острова с высоты, на котором горят островки красных, синих и золотых точек. А примерно посредине – точки белые, в дебрях лесного массива. Программа-навигатор любезно прокладывает стрелки наиболее оптимальных маршрутов. Несколько опций фильтрации аудио – комбинированный режим, выставленный по умолчанию, полная изоляция либо отключение фильтра. Автозатемнение визора в зависимости от текущего уровня освещения – чрезвычайно полезная штука, по слухам.

Резкая смена настроения капитана выбила Тайрона из колеи. Это какое-то неправильное шоу. Это какая-то не та армия, которую он ожидал увидеть. Атака О'Коннора заставила вспомнить гадкое чувство бессилия против нападок. Это не имело ничего общего с подколами его друзей. Сол и Винни не ставили целью унизить, уничтожить, как это делали уроды в школе. И здесь. Можно улететь на другую планету, но нельзя убежать от уродов. Взгляд упал на пончики разбросанные по асфальту. Сейчас не они, а вся прошлая, привычная, устоявшаяся жизнь валялась под ногами. Скоро она навсегда останется позади. Райский пляж превратился в жаркий ад и надо приспосабливаться.

Клауд осмотрелся, стараясь делать то же, что остальные. Снять куртку, занять место в строю, потом намочить и повязать на голову верх спортивного костюма. И бежать.

На бегу Чёрный Айсберг превратился в гору танцующего шоколадного желе, поблёскивающего золотой цепью. Сначала казалось, что всё идёт неплохо. Но уже через минуту ситуация пошла в пике. С каждым шагом куртка в руках становилась всё неудобнее, дыхание - тяжелее, тело раскачивало из стороны в сторону, норовя задеть соседей.

Казалось бы, очевидный выбор - тюремная роба или армейская гимнастерка. Любой дурак примет верное решение. Только затем, чтобы усомниться в нем, сидя, прижатым с двух сторон, такими же дебилами, как и ты, такими же неудачниками, как и ты, чувствуя плечами этот страх, это напряжение, готовые вылиться в любую секунду не то в штаны, не то в безумную ярость. Словно отбивая ритм агитационной песни, стучит какая-то деталь, вроде бы еле слышно, но на самом деле - впиваясь в мозг. Все, что спасает - это сиськи. В строгом костюме фигурка только лучше видна - че б и не попялиться, слушая объяснения про то, как заполнять анкету из пяти пунктов, составленную так, что ее осилит даже умственно отсталый. Сиськи девок, которые, приземлившись, тут же полезли в воду, словно это был какой-то ебучий курорт...
Тарахтящий вдалеке джип словно говорил "нихуя не курорт". Но кого это колебало? Кеннет хмыкнул, откусывая пончик, предложенный черножопым толстяком - тот явно не хотел ссориться. И правильно, мать его, делал. Впрочем, кулаки не чесались: весь этот цирк с конями навевал лишь тоску...
Слишком ярко. И жарко. Непривычно жарко, на самом деле. Мерзкая планета. Чертова служба. Она еще не началась, а Купера уже охватила тоска. Чуваки вокруг уже начали выяснять отношения и сходить с ума. Он молча смотрел на все это, мысленно готовый к тому, что их щас просто расстреляют с какого-нибудь пулемета, как галактических отбросов.
Взрывается динамитная шашка - и Кенни просто не успевает испугаться, а потому сохраняет невозмутимый вид, дожирая пончик. Запить бы - но нечем. Все это не имеет смысла. Если какой-то долбоеб проносит взрывчатку, а ты отправляешься даже без верного кастета, который у тебя отобрали копы, прежде, чем погрузить в дружелюбный военно-транспортный шаттл, то дело твое труба.
Теперь от мрачного настроения не спасали даже сиськи. Нутро подсказывало, что потрахаться все равно не дадут, а вот заебывать будут по-полной...

Расы:

"Ролевик" - ролевик обыкновенный, классический. Может иметь самый разный вид. В силу относительной адекватности имеет больше возможностей для заработка и, как следствие, сбора экипировки.
+2 золота на закупку экипировки

"Недорослик" - несовершеннолетний или просто очень мелкий ролевик. Пронырлив, суетлив, ловок и незаметен, особенно на фоне полужлобов.
+1 на броски скрытности и уклонения

"Полужлоб" - ролевик, в жилах которого течет кровь диких жлобов. Крупный, мощный, хамоватый. В перспективе отличный рекон или маклауд.
+1 на броски рукопашной атаки и силовые действия

"Дивный\ая" - ролевик неопределенного пола, фанатеющий\щая от Толкиеновских эльфов. Сентиментальный\ая, утонченный\ая, меланхоличный\ая. Имеет бонусы к социальным умениям и часто не только позирует с луком, но и умеет стрелять из него.
+1 на броски социалки и стрельбу из лука

"Алкодварф" - ролевик, который пришел на игру только чтобы побухать. Обычно отличается квадратной формой и бородой, а также удивительной выносливостью.
+1 на броски выносливости и алкостойкости

Классы:

"Рекон" - не столько ролевик, сколько фанат стучания мечом по чужим головам. Хорош в бою, но бестолков во всем остальном.

Получает +1 к рукопашной и +1 защите.
Перебрасывает критические провалы рукопашных атак.
Имеет доступ к отличному реконскому снаряжению.

"Паладин" - это не класс, это диагноз. Настолько упорен в молитвах, что получает от уставшего мастера себе и пати бонусы за божественные благословения.

Лидерство - если в пати есть паладин, все остальные получают +1 ко всем проверкам.
Божественное вмешательство - один раз в день паладин может уговорить мастера перебросить неудачный кубик.
Возложение рук - один раз в день паладин может восполнить себе или другу +1 хит, мастер так и быть пропустит это.

"Маклауд" - потому что считает себя бессмертным, короче еще один диагноз. Презирает щиты и доспехи, думает что у него больше хитов, чем у остальных. Яростен в атаке.

Получает +1 к рукопашной и +1 хитпоинт.
Может один раз за игру "восстать из мертвых" без посторонней помощи.
Ярость Маклауда - в битве может повысить атаку на +1 ценой снижения защиты на -1.

"Социальщик" - пришел на игру чтобы (сюрприз!) поиграть. Плохо воюет, но успешно продвигается в квестах, требущих общения. Часто имеет неожиданные навыки - вроде игры на гитаре, умения вкусно заварить доширак и т.п.

Перебрасывает критические неудачи на социалке.
Получает +1 к социалке.
В бою может приводить врагов в замешательство, "атакуя" их социалкой.

"Турист" - пришел на игру отдохнуть от города и померзнуть в спальнике на пенке на почти дикой природе. Успешно ориентируется на местности, знает с какой стороны дерева мох растет, неплохо стреляет из лука.

Перебрасывает критические неудачи на проверки выживания в природе.
Умеет читать следы.
Получает +1 к стрелковым атакам и к маскировке на местности.

"Гад" - весьма коварен. Пришел на игру, чтобы портить игру всем остальным. Бэкстабы, кражи, ловушки, крики "Опять эта сволочь!" на весь полигон - это всё его любимое.

Получает +1 к маскировке в толпе и на местности.
"Бэкстаб" - если успешно проходит тест скрытности в битве, то атакует с бонусом +2.
Ворюга - если успешно проходит тест скрытности, то может похитить предмет у противника.

"Системщик" - обычно носит очки на много диоптрий, помнит наизусть правила ДнД всех редакций и имеет под рукой коллекцию карточек МТГ. Любит кастовать фаерболы и давить на мастера знанием системы.

Фаербол! - тратит компонент заклинания и атакует стрелковой атакой с бонусом +2.
Окаменей! - тратит компонент заклинания и заставляет врага замереть на раунд.
Невидимость! - тратит компонент заклинания и делает себя или союзника "невидимым" (мастер заставит всех делать вид, что это так и есть).

"Марсианин" - ролевик с технарским складом ума и мозолистыми руками, постоянно пытающийся протащить на полигон что-нибудь взрывающее мозг мастеру, вроде бензопилы или пневматического ружья.

Темные технологии - имеет доступ к безумному марсианскому снаряжению.
Очумелые ручки - может прямо на полигоне пытаться соорудить различные предметы и приспособления, а также чинить свои устрйства, если они сломаются.

«Ренессанс» неторопливо готовился к переходу в состояние гиперпространственного прыжка. Конечная цель уже была точно намечена, бортовой ИИ с присущей ему беспристрастностью проводил финальную диагностику наиболее важных систем. Казалось, что даже самому кораблю передалось угрюмое настроение его капитана.
Эрик стоял прямо напротив Сильвии с мрачным видом, не рискуя произнести ни единого слова. Не считая достаточно условного присутствия Эшли, они вдвоём остались наедине на огромном линкоре. Всего полчаса назад в открытый космос отстрелили спасательную капсулу с прахом Фрэнка. На протяжении всей церемонии и нескольких последних часов до неё, капитан оставался пугающе молчаливым. Он больше десятка раз пересматривал видеозапись недавних событий с капитанского мостика. Сильвию не без тревоги наблюдала за странными манипуляциями Фрайзера – с совершенно непроницаемым лицом он нажимал на паузу во время каких-то совершенно случайных моментов, выводя крупным планом то лицо Полинга, то рыжеволосой девушки, которая того в итоге убила. Он занимался этим не менее часа, то и дело принимаясь нервно барабанить пальцами по столу.
– Мы возвращаемся на Землю, – в конце концов, не терпящим возражений тоном объявил он. – Я больше никого не намерен подвергать подобной опасности.

В вот теперь, за несколько минут до начала прыжка, Эрик стоял перед Сильвией, упрямо буравя её исключительно долгим пронзительным взглядом.
– Мне очень жаль. Правда жаль, – проговорил глухо и совершенно бесстрастно.
И, развернувшись на пятках, быстрым шагом двинулся в направлении лифта.
Фрайзер шёл прямо в свою каюту. Ему хотелось напиться, упасть на кровать и заснуть. А проснувшись, обнаружить, что всё это – всего лишь затянувшийся ужасный кошмар. Лица покойников плыли перед глазами, сменяя друг друга. Фрэнк, СиБи, отличный парень и его верный помощник. Макс и Беллис, которых он даже не успел нормально узнать. Фрайзер вытащил их из одного локального ада лишь затем, чтобы тут же безжалостно швырнуть в новый, отличающийся от предыдущего лишь более весёлыми декорациями. Фрэнк как-то сказал ему, что не стоит так унывать. Что, как ни крути, благодаря его помощи выжили люди. И где теперь эти люди? Не нужно было быть блестящим математиком, чтобы понять, что Эрик явно с разгромным счётом проигрывает в этом матче с вселенной. Одной Сильвии недостаточно, чтобы искупить остальных. Вступая в лифт, капитан от души понадеялся, что хотя бы у неё всё сложится хорошо, но радужный образ моментально вытеснили укоризненные взгляды наступающих призраков. Эйб. Никогда не унывавшая Дженна. Совсем ещё наивная девочка Найна Лерьен. Он вспомнил, как сидя в своём кабинете во время отбора, подумал о том, что она не готова. Нарисовал около её имени вопросительный знак. Но тогда всё казалось таким радужным, несерьёзным. Экспедиция воспринималась как весёлое приключение. Мог ли он знать..? Должен был знать.

Створки лифта сомкнулись и Эрик, оставшийся в одиночестве, схватился за голову и медленно сполз на пол по гладкой стене. Ему казалось, что он сходит с ума. Он помнил их всех. Голоса, лица, даже цвет глаз.
Он хотел помочь людям, хоть немного уменьшить безграничную несправедливость этой вселенной, но он провалился. Сделал всё ещё хуже. Возможно, стоило послушать Кейна и отдать линкор в собственной Федерации. Возможно, эта больная вселенная лучше знает, что ей действительно нужно. Бессмысленная война, миры, бьющиеся в агонии, боль и страдания. Пусть так. Фрайзеру казалось, что теперь ему уже всё равно.

Силуэт «Ренессанса» расплылся – зелёный линкор, зависнув на мгновение в пространстве, прыгнул к Земле. Покинутая им система враз опустела – на фоне немногочисленных тёмных планет холодно и ритмично мерцали звёзды. Они бесстрастно фиксировали события с воистину впечатляющим безразличием. Трагедии быстротечных жизней людей их нисколько не впечатляли. Целые империи и федерации успевали восстать и разрушиться, пока с неторопливой степенностью завершала свой жизненный цикл одна умирающая звезда. Они наблюдали.

Теория маятника. После падения вниз последует взлёт на ещё более невиданные вершины, а потом – ещё более сокрушительный крах. Так будет продолжаться до тех пор, пока нить маятника не разорвётся. Это неизбежно. Вопрос один. Покорит ли человечество такие высоты, с которых сорваться во мрак станет уже невозможно, или же упадёт в настолько глубокую бездну, что сил выбраться уже не останется? Ответ очевиден. Каждый выбирает сам для себя.

      Пока Минг доводил гипертрофированное BBQ до состояния "щедро сдобрено дробью", Сантос проявлять чудеса человеческой смелости и смекалки, прыгнув в окно горящего дома. Что он мог там найти? Котёнка? Или всё таки нечто такое, что превратило жителей деревни в плотоядных монстров? По косвенным наблюдениям, "оно" превращало людей постепенно. Как показал "дед", монстрам ещё пытались дать отпор, но затем "эпидемия" нахлынула и на остальных. Как знать, может, в деревне ещё есть остаточное влияние аномалии, и медленно, оно трансформирует новую порцию человеческих особей. Да и Сантос пробыл здесь дольше остальных...
      Нет, что-то не так. Марк успешно расправлялся со своей группой. Темплтон тоже не lickom shit. А вот если в огне поедет крыша у Доминиго, то... В лучшем случае, ещё на одну порцию BBQ станет больше. Стиснув зубы и приготовившись к худшему, Ву Шен бросился в окно за кубинцем, вытаскивать бедолагу, пока у того ещё не успели деформироваться челюсти и нейронные связи "Свой-чужой"

- Ребя-а-ата, как я рад вас видеть.

Жозе выразил всю глубину своего счастья, сползая на пол, и скользя ногами по вымазанному кровью и прочими выделениями полу.

- Нет, определенно, Ленин был прав: коллектив - великая сила, - Жозе похоже начал бередить, по русски объясняя Марку пользу коллективизма. А потом внезапно замолчал посередине фразы.

- Я думал вы спасать меня пришли. Что это?!

Закончился бой, нужно было срочно выдвигаться. Ночная степь навеивала странную тоску на Бейчмо.

Остаток пути он шел молчал - на него нахлынули воспоминания. Особенно смотря на киборгов, что ковыляли рядом.
Рос он у матери одиночки. Отец, как говорила мама, "пошел на фронт, инсектов бить". Это могло многое значить, а вот что именно, Бейчмо никогда не уточнял. Жили они в маленькой, тесной комнатушке комуналки возле туалета. В той квартире всегда было шумно, всегда было много народу - помимо них в той коммуналке жило еще три семьи моргов и еще одна анимальская. Летом пекло так, что не надо было тратиться толком на масло и газ, чтобы что-нибудь пожарить, а зимой стены и окна промерзали насквозь, становясь очень хрупкими. Туалет всегда был занят, холодильник - заставлен. Все были на виду друг у друга, и все друг дружку ненавидели друг друга. Гиббонидзе презирали Горкморга, за то что Морк, патриарх их семьи был горький пьяница и клянчил деньги, Тучиловы ненавидели Гиббонидзе за то, что у них вечно по ночам плачут их трое новорожденных, а Тучиловых не любили все, потому что, если верить слухам, Тучилов-младший имеет талант псиата, и стучит на всех.

Ему с мамой помогал его сосед, Бомбард, забитый, тихий, но в чем-то гениальный инженер. Он работал на местном заводе, конструировал новых киборгов. Приносил гостинцы, еду, помогал по хозяйству. Без него бы Бейчмо не сумел бы толком пробиться в люди. Сам он очень долгое время думал, что на самом деле это Бомбард был его батей. До одного момента - когда Бейчмо, еще ученик старшей школы, придя домой застал то, как Бомбарда избивал некий здоровенный, пьяный моргон. Рядом уже валялся Морк Горкморг, держась за голову. Тот моргон был весь в татуировках и совершенно дикого вида, явно бывший ЗЭК, отслуживший много лет. Бейчмо, недолго думая, налетел на здоровяка и принялся мутузить его. Единственная причина, почему тогда Бейчмо выиграл, это была внезапность. Затем, недолго думая, выкинул его в окно. ЗЭК, пролетев вниз два этажа, приземлился, неуверенно встал и проорал, смотря прямо в глаза Бейчмо:
- ТАК ВОТ ТЫ КАК ТЕПЕРЬ С БАТЕЙ ОБЩАЕШЬСЯ, ДА, АНИМАЛЬЕ ОТРОДЬЕ?!? Я ТЕБЕ ЭТО ЕЩЕ ПРИПОМНЮ, МАЛОЛЕТКА ПЕРЕРОСТОК!
И, неуверенной походкой, пошел прочь. Бейчмо помог встать Бомбарду, тот был еще жив, и, в принципе здоров. Увидев молчаливый вопрос в глазах подростка, Бомбард кратко ответил:
- Твой отец. Настоящий. Были друзьями. Когда-то. - Молча сплюнул на кровью пол коридора. - Можешь больше не беспокоиться.

На некоторое время все затихло. Бейчмо еще судорожно ждал, что его отец вновь еще раз вернется, но этого так и не случилось. Прошла неделя. Две. К началу третьей за Бомбардом пришли. Оказывается, часть киборгов оказалась с дефектом, они как-то сбежали с завода, и порезали на куски какого-то бомжа. Беднягу невозможно было узнать, в настолько мелкий фарш его покрошили. Инженера забрали в лагеря за халатность.

Когда вечером пришла мать Бейчмо, она поинтересовалась, что случилось.
- Бомбард ушел на фронт, инсектов бить - кратко, скупо ответил Бейчмо, наливая чай в граненые стаканы.
Молча выпили соленый чай вместе. В тот вечер даже детеныши Гиббонидзе молчали. Потом в комнату Бомбарда въехали Тучиловы, отчего их стали ненавидеть еще сильнее.

Пропало наваждение. Засада! Время вернуться из мира грез, в мир реальности.
- УРРРА! - Осмотрелся Бейчмо, пытаясь выявить среди нападавших главного. Убив его, они лишатся мозга! Или не они. Но неважно.
- СТРЕЛЯЙТЕ ВОН В ТОГО, ЧТО СБОКУ! ОН ЛИДЕР ЭТОЙ ШАЙКИ!

Значит так? Объявляется охота на аллигаторов.
- Не нихто. Вы только что угробили моего подчинённого. Я предупредил.
Картер вскинул карабин и выпалил по джипу. Он не собирался стрелять по бензобаку, что за глупости! Нет, он нацелился показать фокус из тех, за попытки провернуть которые сержанты-наставники в любых лагерях, браня крепкими словесами боевики, выбивают незадачливому рекруту зубы.
Луи собрался закинуть пулю в ствол гранатомёта. Навскидку. Из карабина.
Ему это было очень, очень надо проделать, а то трупов будет ещё больше, чем только бедный баклан.

Работа в "группе Кесслера" похожа на армейскую службу. Приказы не обсуждались, дисциплина требовалась строжайшая. Не из прихоти вышестоящих агентов - просто риск был слишком велик. И риск этот преимущественно индивидуальный: раскрытие одного агента не ставило под удар всю Группу. Анонимность полная. Никаких настоящих имен. Увидеть лицо другого агента - большая редкость. "Крейзау" была одной из самых законспирированных организаций. И одной из наиболее успешных в этом смысле.

Сегодняшний день не отличался от прочих. Кроме распоряжения прибыть сегодня вечером по одному адресу - где-то на окраине Утрехта. Некое складское помещение в темном районе. Гаражи, ржавчина, старые машины и грязь. Мусор. Такое местечко есть в любом крупном городе. Там вы и познакомились, принюхались. На месте вас встретил куратор: ваш непосредственный начальник. Его звали Кей. Разумеется, вымышленное имя.

А ещё, там было несколько ящиков, доверху забитых оружием и амуницией. Винтовки, гранаты, бронежилеты. Подсумки и аптечки. Много всего. Вряд ли это добро предназначалось для пикника на природе.
- Время пришло, - сказал Кей, развеяв последние сомнения. Ваша гражданская одежда отправилась в черные мусорные мешки. И даже нижнее белье. Кацовскому процесс до боли знаком: его служба в ландвере начиналась с того же. Закончилась тем же - много лет спустя, ему вернули мешок с его вещами. Немецкая, мать её, педантичность.

Вы надели обновку - монотонный тёмно-серый камуфляж, боевые ботинки. Обычные ландверовские труселя и майки. Правда, без имперского орла с-венком-и-солнцем, маркировки предприятия. Ну, у Сопротивления было много друзей, в том числе и те, что работали на фабриках по пошиву одежды для Рейхсвера. Так империя создавала на Утрехте рабочие места. Фабрика, ранее производившая батареи для электрокаров и поставлявшая их на другие планеты, теперь производила батареи для имперских бронеавтомобилей. Ну и для гражданских тоже - на центральные миры империи по смешным ценам. Корпорация "Даймлер" - новый владелец фабрики - вела особую экономическую политику в отношении "родных" имперских миров. При том что на самом Утрехте цены остались прежними.

С легкой руки Кея главным назначили Стефана. Почему? Потому что. Приготовились. Собрались. Распихали боевые и личные вещи по карманам и подсумкам. Снаружи вас поджидал непримечательный фургон синего цвета с надписью: "Кунц, Кохельман и Ко. Ландшафтные работы. Превратим вашу степь в оазис!".
Слоган лукавил. На планете степей не было в принципе, благодаря специфическому расположению двух небольших континентов. Всё остальное - сплошной океан, да два полюса, скованных льдом. Прекрасная, теплая планета. Не жарко, но и не холодно. Достаточно сухой воздух, дышать легко. Двадцать два часа в местных сутках. Гравитация чуть меньше земной. Даже коренной землянин не почувствует разницы. Седьмое сентября на дворе. Температура не опускается ниже отметки +20. Обещают переменный дождь.

В фургон и погрузились. Покрышки зашелестели по асфальту. Через маленькие окошки задних дверей было видно, как медленно угасает вечер, превращаясь в ночь.
- Сожалею, что пришлось всё делать в последний момент. Утечка информации была недопустима. Сегодня великий день, которого мы так долго ждали. Сегодня начинается наше восстание, наша революция. Первая в череде многих. И именно поэтому она так важна. Основные события будут разворачиваться в городе, но сейчас мы выезжаем прочь. Вашей целью является особняк нашего любимого планетарного гауляйтера, Ганса Реннеке. И он сам. И его компьютер. Оба этих предмета нужны нам в сохранности, потому что в них находится гора критической информации для нашего предприятия. Само собой, особняк охраняется полицаями, одними из лучших. Да и сам особняк висит на тревожной кнопки, поэтому действовать нужно очень быстро. У вас на всё будет около десяти-пятнадцати минут, прежде чем прибудет подкрепление. К этому моменту Ганс и его компьютер должен быть в фургоне, и вы вместе с ним - на пути в столицу. У водителя все необходимые инструкции, - Кей кивнул на молчаливого африканца, крутившего баранку. Его звали Джей.

- Так что берегите его. В этой коробке наручники и кляп, а ещё взрывчатка для вскрытия дверей. Стефан, специально для тебя особый подарок. Радиосканер. Здесь - подробная карта со схемой особняка, ознакомьтесь, - Кей раздал несколько распечаток.
- Нет смысла выдумывать хитрые планы по заходу внутрь, сигнализация обнаружит вас в любом случае. Заходите с главного. У вас преимущество в огневой мощи. Охрана гауляйтера вооружена пистолетами и легким автоматическим оружием. По имеющейся информации, их там человек пятнадцать. Есть и бронежилеты, но они спасут разве что от огня пистолетов-пулеметов. И то, не факт. Прорывайтесь дерзко и агрессивно, заливайте огнем и гранатами. С жертвами со стороны обслуги придется смириться. В любом случае, они все не местные. Это...допустимые потери. Вопросы есть?

Основная группа примерно из шести десятков бойцов скрытно идет к мосту. Молча, стараясь не издавать не звука, хотя не получается - то фляжка о приклад винтовки стукнет, то боец неудачно на ветку наступит так, что в тишине кажется, будто целое дерево свалил. Партизаны неодобрительно косятся то на одного, то на другого "разяву", но молчат. Они то привыкшие, регулярно по лесам да болотам ходят, а солдат Красной Армии редко обучают тихому продвижению. Солдат Красной Армии должен уметь быстро находить укрытие, метко стрелять и удерживать позицию до следующего приказа.

Метров триста до моста не дошли, когда началось. Гром грянул, вспышки справа от вас, километрах в пяти. Нет, не дождь - артиллерия работает. Катюши, похоже, тоже доставляют подарки фашистам. Неужели опаздали? Балашова позвали. Нет, не опоздали - пятнадцать минут одиннадцатого. Видимо, пятнадцать минут на артподготовку, а затем красноармейцы пойдут в атаку, на уцелевшие после обстрела вражеские позиции. Снова многие погибнут. Затем, возможно, немцы пойдут контратаку и снова многие погибнут. Это при условии, что подкрепления пойдут с Бобруйска, потому что если через Глуск, то удар придется держать вам и тогда вся надежда на то, что батальоны дойдут до моста достаточно быстро, чтобы поддержать вашу оборону.

Впрочем, артподготовка вам только на пользу - за этим грохотом шум вашего отряда почти не слышен, разве что начнете стрелять или на самом деле деревья валить.

Передовые партизаны останавливаются резко, приседают, руку подняв. Посовещались быстро и к основному отряду вернулись.

- Товарщ командир! Пришли, тама, - рукой вперед показал, - немцы. Метрах в полтораста, в траншее, мы пока тока троих-четверых видали, но это толь те, которые тута поблизости, а тех, что дальше - не видать. Но можа попытаца поближе подползти, глянуть, ежли нада.

Пришли, стало быть. Почти ко времени. Через дюжину минут наступит указанное время, хотя может уже начать?

Шаг назад и двоечку в акробата.

      Медик посветил фонариком в окно и осмотрелся.

Лязг гусениц действительно слышен издалека, даже сквозь метель, пускай та и слабее предыдущей. Этот звук не спутать ни с чем, это вызов на бой, грозная труба глашатая на этом свинцовом турнире.

Встряхиваются солдаты у окон и в свежеотрытых окопах, не успевшие ни отдохнуть после работы, ни замёрзнуть в краткой передышке.
У всех один вопрос на уме ー началось? Если да, то почему ещё не стреляют?

Нет, не зря утята Мамы-Утки заваливали окна столами, креслами и ящиками из шкафов, оставляя лишь узкие щели бойниц. И индивидуальные ячейки меж толстых корней в роще сбоку от дома бойцы под командой Панды рыли тоже не зря, не зря маскировали их снегом и ветками. Всё это пригодится, просто враг... щупает оборону. Без спешки, без суеты.

Основные силы концентрируются на юге ー даже изнутри особняка слышно, как тарахтят германские полугусеничные бронетранспортёры и их куда более тяжёловесные собратья из Фуа в сторону Рекони. Выгружаются из десантных отсеков панцергренадёры. Часть пехоты, однако, замечают с третьего этажа и на юго-востоке, там пара отделений спешит мимо потухшего только что пожарища, где была стычка с краутами-разведчиками.

В авангарде подкрадывающихся к Белому Дому сил ー "старая" знакомая Взвода, пума Sd.Kfz.234/2, уверенно чешет по дороге, забирая постепенно к обочине, а после и вовсе ー на поле. Неспешно поворачивается башня перпендикулярно ходу машины, тычет нахально в стены особняка, словно дразнится.

Переход через болото дался тяжело. Четыре дня месили болотную жижу, порой утопая в грязи по колено, а то и по самый пояс. Четыре дня не жгли костров, давились всухомятку, спали на голой земле. "Бацька Кандрат, не магу больша", - Полина, совсем еще молоденькая девчонка с сумкой, полной лекарств, через плечо и винтовкой, падает на коленки, тяжело дышит. "Давай, даражэнькая-родненькая, уставай. Нада, нада исци. Сцяпан, памаги ей". Вокруг жужжит мошкара, жарко, будто на сковороде. Ну а что делать? По-другому никак. Немец в дрыгву не полезет, ему тут смерть. Наконец, вышли к реке. "Оружие дзержи над галавой. Патроны не мачыць. Дзелай, як я". Переплыли, отдышались. Дошли...

Передача документов, баня... Все это было уже как во сне. Казалось, само время стало тягучим, как кисель. Как в отряде? Нормально, не жалуемся, настроение боевое, с сябрам вашим все добра, хороший боец, полезный, рация это отряду большое подспорье. Попарились, перекусили, Кондрат глянул как разместили его бойцов, всем ли всего хватает. "Атдыхайце, хлопцы", - махнул рукой и, завалившись на одну из коек, рухнул в темный омут сна. Снилась своя хата. Работа на МТС была тяжелой, постоянно на полях, в отрыве от семьи, поэтому каждый приезд домой воспринимался как праздник. На столе чыгунок с картохой, сало, бутыль с чистой, как слеза, самогонкой. И, вроде, приехал он ночью, а в хате светло, будто днем, радостно. Старшие завалились на печку, свернулись калачами, спят. Ганна его качает колыску и тихонько так напевает (а, может, это и не она? может, это слышит он сквозь сон как решила порадовать бойцов песней Полинка?): "Як вазьму я ружу кветку ды пушчу на воду, плыві-плыві ружа кветка да самога броду".

Нас следующее утро проснулся, вымылся, причесался, одел вышитую свою рубаху - в общем, привел себя в порядок, чтобы не стыдно было перед начальством показаться. Ясно же, что не будут они тут засиживаться. Очень уж бурная реакция была у "Погоды" на добытые его отрядом документы. Так и вышло.

Все что говорил лейтенант, Кравченя слушал внимательно, то и дело поглаживая большим пальцем русые усы. Да уж, задачка. Крутая каша будет там завариваться, если посылают с его отрядом еще целый взвод. Кандрату, по большей части, мосты приходилось взрывать, а тут на тебе - удерживай любой ценой. Когда немец за них крепко возьмется, то может запросто перещелкать всех его ребят, как уток. Подорвать по-тихому и уйти вот это было бы дело, это было бы привычно. Но тут война, а не магазин сельсовета. Тут не повыбираешь.

-Таварыш лейтенант, разрешите абрацица, - Кондрат глянул на нквдшника, когда тот дал добро, продолжил, - Что известно о силах немцау в гэтам районе? - ткнул пальцем на карту, в Березовку.

- Ничему не удивляйтесь, майор...
- Вас к такому не готовили, доктор...
- Потом вы станете генералом, капитан ...
- Вы будете убивать пришельцев, мистер Пэнь...

Короткое, но крайне информативное собеседование в непримечательных комнатушках, обещание любых возможных в этом мире благ в качестве оплаты, никаких лишних угроз, кроме "На Земле знать это могут всего триста человек. Не вам выбирать посвящённых среди остальных" с понятным итогом в случае иных действий. Для Паркера сделали исключение, разрешив ему рассказать своим солдатам всё, что он считает нужным - "Мы надеемся, что они будут разумны". Всё это не угрозы, но нельзя называть иначе советы тех, кто может заплатить центральной африкой.

Спешный проезд по городу в оцепленный аэропорт, спринт до трапа самолёта и взрыв на фоне. "Не беспокойтесь, это просто муляж", "ваши места, господа", "капитан, ваши бойцы полетят на другом рейсе". Этот самолёт и правда мог вместить максимум шестерых и места оставалось немного. Услужливая стюардесса прошла в кабину к пилоту; пока закрывалась дверь, можно было видеть, что она сняла фартук и села за второй штурвал.

Взлёт. Где-то внизу прогремел ещё один взрыв. "Радарная защита включена, - слегка механическим голосом. Внимание на экран" - им же. "Вам придётся работать с этими людьми, - приятный мужской баритон. Его владелец на экране не показан, вместо него - фото. Лицо в анфас на верхней половине, оно же в профиль на нижней. - Джон Ньюмен, мутант. Место рождения засекречено, - На экране появилось, потеснив первое лицо влево, второе, точно такое же. - Управляет двумя телами единовременно. Снайпер высшей категории. Устойчив к малокалиберному оружию, неуязвим телепатии." - Список сухих фактов. Пауза. Другое лицо. Мужчина продолжает "Генри Дрейфус".

Дверь кабины открывается, официантка выходит из неё. В руках - маленький, но смертоносный пистолет.
- Руки за голову. - Всё такая же услужливая речь, всё такое же миловидное лицо. Из кабины вытекает струйка крови, течёт мимо ног девушки к вам...


Получатели:

Глобальный ход 2/15 (1) Отдых
      Пока Рей решил устроить коллегам внезапный выходной, Ву Шен Минг прогуливался по территории базы, и знакомился с персоналом. Особо примечательными оказалась стопка старых советских плакатов, которую кореец обнаружил при разборе завалов. Тем более, пора было немного разбавить серые стены и плакаты вождей чем-нибудь более... приземлённым. Вооружившись синей изолентой и старым перочинным ножом, Минг пошел поднимать моральный дух.

- О, Мария, свет очей моих и единственный лучик теплого солнца в холодной мрачной Сибири.

Жозе с Крысом общаться не хотел, делать что-то руками тем более, но некое неприятное проседание по боеспособности подразделения видел.

- Машенька, я тут бумажулю написал, нашему начальнику на подпись. Дашь ему ознакомиться?

Бумажка была написана на затрапезного вида тетрадном листке (а что поделать, если другого не нашлось), но зато ровным и аккуратным почерком. По русски. Своему английскому Жозе не доверял настолько, чтобы рискнуть писать важные документы. Впрочем, своему русскому он лучше бы тоже не доверял - за минувшие годы даже простые правила местами подзабылись.

Поддых

Втянул субстанцию сквозь зубы и ноздри. Дистиллированная Тьма оказалась пряная и дымная, как опиум. Как эфир. Эфир. Закружилась голова. Десятки голосов. Ищешь рукой опору и не можешь найти. Кренится мир. Упал ладонью в сочную траву. Песчинки между пальцами. Мембраны. Мембраны? Поднёс ладонь к лицу. Нет. Просто рука двоится. Троится. Сглотнул - медленно-медленно, как во сне. Поднимаешься. Слышишь собственное дыхание - как в гулкой пустой комнате. Шершавое. Шумное. Скрип мокрой травы и хруст песка. Сапоги. Поднимаешь глаза: львиная голова. Узкие зрачки. Как у змеи. Стало страшно. Попятился. Закричал. Ещё голоса. Гулкие, как призраки, кричащие из колодца. Движется сквозь высокие сочные стебли Учпочмак, как ледокол. Гудит: "ФТОАГННННННАСВЗЗЗЗЗЗЗЬЬЬЬЬ!!!" Колотится сердце. Горячо в горле. Бейчмо. Движется медленно, как рыба в воде. Раскрывает рот. Смотрит слепо куда-то. КоГорн. КоГорн - это ты. Другая версия тебя. Или он не версия, а просто утилита? Накрываешь лицо ладонями. Что ты думаешь? Трясёшься. Мысли хрупки, как зеркала. Отражают реальность жутко. Однажды маленьким моргончиком ты был в комнате смеха. Там были кривые зеркала (псиат смотрит на тебя - в его глазах чёрный космос). Ты вошёл туда, держась за руку с братом. Он сказал тебе, что ему страшно (он смотрит на тебя - на КоГорна). Он сказал: "Под, я хочу писать". Учпочмак выдавливает слова мучительно медленно, как пасту из старого тюбика: "УОДИМИКАРАТА!!!" Он смотрит на тебя - а ты только хватаешь воздух. Что он хочет сказать? «Уходим без возврата»? Без возврата. Отползаешь от него спиной в ужасе. Брат сказал "Под, может уйдём, может уйдём, давай уйдём?" Уходим без возврата. Псиат смотрит - и ты видишь в черноте его космоса огонь очень горячей и очень свирепой звезды. Он был младше тебя - совсем ребёнок. Ты сжал его руку - "За Науку!" Что за бред. Тебя трясёт. Ты сжал его руку и сказал, что это будет весело. Помнишь, какая она была горячая. Вы пошли, держась за руки - из зеркал чудовища кривлялись на вас и кричали: совсем не вы. Даже не моргоны. Через зеркальную стену - кто-то бешено безостановочно захохотал. Он вырвал ладонь из твоей руки и побежал. Ты крикнул и чудовища со стен закричали в ответ. Ты бежишь. Быстро. Ударился о стекло. Помнишь звон. Помнишь кровь. Помнишь непрекращающийся, спазматический смех - это был сумасшедший посетитель или аудиосистема? Или это был ты? Ты слышал, что смех - социальное чувство. Учпочмак: "ПРИ СОЮЗЕ?" Союзы. И, а, но, да - соединительные. Или противительные? Нет, союз не может быть противительным. Союз - это когда соединяют. Только Союза - Союза больше нет. Вас - разъединили.
Твоё тело сотрясают громовые раскаты. Трясутся руки. Горят щёки. Горит жёлтое, как желток солнце. Оно убьёт вас. Или он – посмотрел на него. Только на кого из них ты посмотрел? Опять на себя? КоГорн скалится. Смотрит чёрными глазами. Когда ты выбежал из лабиринта, мать спросила, было ли весело. Ты судорожно киваешь. Ты хочешь сказать – хочешь сказать про брата, но она не спрашивает. Она спрашивает, хочешь ли ты сладкой ваты. Она спрашивает, пойдём ли потом в тир. И вы идёте, и покупаете сладкую вату. Вы идёте – и ты выигрываешь плюшевого террана в тире. Ты хочешь закричать - ГДЕ МОЙ БРАТ? Отец только строго смотрит на тебя. Он громкоговоритель на стадионе, он Бейчмо, он говорит: «НЕ БАЛУЙ!» Куда он исчез? Инсект занял его тело! Инсект! ИНСЕКТ! ИНСЕКТ! Ползёшь. Солнце слепит. Намок от росы. Изрезал о хищную траву руки. Инсект. Только он приходил уже к тебе. Однажды ночью, ты видел, как он стоит за шторой, смотрит. Ты включил лампу, чтобы он исчез. И он исчез: стал просто тенью от кустов за окном на жёлтых шторах. Ты чувствуешь, как теряешь вес. Шкворчит, вскипает подкожный жир. Закричал. Вздулись вены на шее. Лев смотрит на тебя поверх стеблей травы, откуда-то из неба. Лев – поверх травы. Как много существ видели это последним кадром в жизни? Но он не ест тебя. Он не ест. Ещё он не ест крекеры со вкусом бекона: просто видишь это в выражении его морды. Извиваешься, как змея – ты стал такой неуклюжий, такой угловатый. Как будто ты без кожи, но весь из глупых костей и нервов, не можешь найти себе место. Тошнит. Трясёт. Пена слюны на губах. Закатываются глаза. Куда он исчез в том лабиринте? Его сожрали призраки вас – искажённые копии. А ты убежал. Нет. Это было не так. Как тогда он вернулся. Почему тогда он сейчас здесь? Он помнит тебя – но делает вид, что не видит? Застучала челюсть. Это хорошо, хорошо, хорошо, что не видит. Если он УВИДИТ. Если он УВИДИТ. Что будет с тобой тогда? Что будет с тобой сейчас? Может быть – это ОН? Это он сделал с тобой? Его взгляд? Сжимаются-разжимаются кулаки, будто энергией этих движений решили электрифицировать целый район. Где-то читал, что электричество – это страдание проклятых душ. Когда ты сбросишь ещё десяток килограмм – от тебя останется только полная электричества страдающая душа. Ты усыхаешь. Выпаривается с потом тело. Жир. Мясо. Трогаешь в ужасе голое лицо: ты лишился тентаклей – оно гладкое, как лысый череп террана.
Вдруг стало легче. Совсем легко. Выдохнул, расслабляя дугой сведённую спину. Разогнулись ноги. Раскинул руки. Смотришь в синее небо, лёжа горячей спиной в прохладной росе. Ты пережил. Встаёшь, чувствуя себя тканью паруса – тебя качает ветром. Форма стала большой, как палатка. Трогаешь голову: глаза, уши. Ты остался моргоном. Худым, но обросшим жёстким мясом. Слабым, но опасным. Чем ты опасен? Учпочмак движется, словно субмарина. Бейчмо не более подвижен, чем комар в смоле. Подошёл к ним. В мир хлынуло движение – скорость, звуки.

На весла налегли, уйти отсюда хочется сильно, очень быстро, как можно быстрее. Гена и ты гребете что есть мочи, стараясь лодку ровно держать. Петр на корме, с карабином, высматривает немцев, если кто высунется - получит пулю.

Почти до середины догребли. А может уже и за середину перешли.

- Де русен! Зи шлемен!

С того берега. Ну сейчас начнется... Выстрел! Петр перезаряжает. Ещё выстрел. С той стороны карабины щелкают, МП-40 стрекочет. С вашего берега - пулемет заговорил, видите, как пули по воде щелкнули и выше пошли, в лес. Гамов дернулся.

- Ааа, зараза.

Снова затвор передернул, прицелился, выстрелил. А вы же гребете, что есть мочи.

И опять стрельба с той стороны, стреляют и с этой. Пуля ударяет тебя по каске, едва не бросив на Геннадия - скользь, кажись, прошла, но очень близко было... В голове туман, может даже вырубился на миг, но глаза открыв видишь, что корма в сторону пошла. Генка за твое весло схватился. Но ты собрался и давай снова грести, выравнивая лодку. Ухает что-то на том берегу, мины рвутся, пулеметы добавляют жару. С вашей стороны тоже взрывы - похоже, немцы свои минометы подключили.

Оглянулся, четверть пути осталось, примерно. И снова за корму смотришь. Не видишь перед собой ничего, кроме ориентира и отстреливающегося ефрейтора Гамова. Стреляет, взводит затвор, снова стреляет. А вы только и можете, что грести. Вниз лодки глянул - на днище водичка красным окрашенная плещется, в ней на спине немецкий ефрейтор лежит, твой взгляд поймал, секунду тебе в глаза посмотрел, да ответ взгляд - понимает, что ничего хорошего его не ждет. Рядом с ним Витя - похоже, без сознания уже.

Снова пули свистят. Галиулин айкнул, да выругался таким трехэтажным, какого ты ни разу от здоровяка не слышал. Но гребет, кажется, ещё сильней на весла налег. И ты налегаешь - уже скоро... И тут Петр за грудь схватился, привстает и разворачивается, как будто сказать что-то захотел, на миг с открытым ртом замер и на бок завалился. Дернулся ты, чтобы его схватить, да поздно - рухнул ефрейтор Петр Гамов в воду... Весло бросил, схватил своего бойца за руку, удерживая от того, чтоб его течением не унесло. Генка тоже не растерялся, твое весло подхватил и обоими гребет. А ты Петю вытащить пытаешься, да никак...

Уже почти ушли. Почти... Ещё несколько гребков и между вами и немцами оказывается спасительный холмик. Галиулин к тебе бросился, при том пытаясь не перевернуть лодку, Петю в лодку затаскиваете. Замечаешь, что Генка тоже пострадал - предплечье в крови, но похоже, ничего серьезного. А вот Петр... Петр мертв.

Дальше всё как в тумане - до берега дошли, там свои, помогают вылезти. Витю без сознания на носилки и тебя с Генкой в санчасть, немца куда-то уволокли. Ротный молча тебя по плечу похлопал, тут же руку пожал - тебе и Геннадию. Ничего не сказал, без слов всё ясно.

В санитарном блиндаже раны обработали, перевязали. Узнали, как с Витей Малининым, всё не так страшно оказалось, кровопотеря из-за пробитого кровеносного сосуда, но рана не слишком страшная - выкарабкается. А вот Гамов умер ещё в лодке... Ещё примерно через полчаса Шилов появился.

- Привет, герои. Подняли вы бурю - немец до сих пор воюет, бронетранспортеры подтянул, может и артиллерию. Похоже решил, что раз такая поддержка, то вы в том лесу плацдарм захватить собирались. А ефрейтор ваш, ценный кадр, кстати. На допрос меня не позвали, но как мне сказали, он из тех, кто одним из первых на нашу землю три года назад вступил. И хотя он обер-ефрейтор, не так давно унтер-фельдфебелем был, за огрехи разжаловали чуть не в рядовые, а на его место молодого должны были поставить. Так что если б вы его сменщика взяли бы, толку, скорей всего, меньше было бы. Ну да ладно. Вам наркомовские положены, для успокоения нервов.

Действительно, полагались вам наркомовские. Одно время, говорят, по сотке каждый день наливали, даже перед атакой. А теперь только после и только тем, кто в тяжелой боевой ситуации побывал.

Иваныч встал, вышел, почти сразу вернулся с тремя кружками, бутылку достал (кто же у вас в роте ещё мог контролем над водкой командовать, как не он), две кружки почти полных налил, одну - на самое дно и себе забрал. Пить - не пить - право каждого. Но после потери боевых товарищей, после ранений, после того, как под смертью ходил и в глаза её заглянул - здесь и трезвенник спасует. Генка кружку взял, видишь, что рука едва заметно дрожит. Напряжение никак не уходит.

- Поправляйтесь, бойцы, - Шилов поднял кружку, - за тех, кто с нами был до конца. - И не чёкаясь, выпил.

Растянулись и медленно, пригибаясь, вперед пошли. Тихо, скрытно, стараясь максимально оставаться незаметными. Метров с полста прошли, затем - легли и поползли, стараясь поближе держаться, чтобы соседа из вида не потерять.

До "колючки" доползли. Вот ведь, предусмотрительный немец, но здесь не жалкие две проволоки, здесь приличная вязка, за ней - вторая. Так что пришлось лопатки достать и лопатами подкоп делать, да чем-то укреплять держать приподнятую проволоку. А раз палок поблизости нет, те же самые лопаты пришлось подставлять. В результате получилась вполне приличная арка, под которой один боец в легкую проползал. Так и прошли ряды "колючки".

Ещё метров двадцать и траншея. Тихо спустились, осмотрелись - видимо, вспомогательная, для того, чтобы если что - со стороны леса оборону держать, да к фронтальной траншее подбираться. Дальше двинулись, от фронта, навряд ли на самом краю фронта унтеры сидят, часовые только.

Несколько минут шли по узкой извивающейся траншее, прислушиваясь к каждому звуку, да вышли снова к леску. Тут то и услышали разговор двух немцев. Подкрались ближе, по прежнему, не понятно, о чем говорят, но по тону, один другому что-то объясняет. Спокойно, размеренно, уверенно. Чуть ближе подкрались - так и есть, двое, голубчиков. Курят, один, видимо, постарше, показывает рукой направления второму, тому, что помладше и рассказывает. Тот, что моложе, что-то спрашивает, постарше - отвечает.

Обоих брать? Рискованно. Стрелять здесь - наверняка тревогу поднимут.

Один из твоих бойцов тихо за локоть трогает, а когда ты поворачиваешься к нему, показывает на молодого и пальцами на своем пагоне толстую кайму показав и кивнув. Пригляделся, действительно, у молодого на погонах, вроде, унтерская кайма широкая. Вот он, голубчик, попался!

Хотя... Нужен ли такой унтер, который, возможно, первый день на фронте? Может лучше его собеседника взять? У того несколько полосок на погоне, но погон рядовой. С другой стороны, он то здесь всё в округе знает. Вот и думай теперь, Миша, кого тебе домой тащить - молодого унтера, который, возможно, только неделю назад свою учебку закончил и первый день на фронт как прибыл или опытного и знающего, но всего лишь ефрейтора...

Ох ты, в вашу сторону пошли. Это вы удачно вышли. В соседнюю траншею вы с бойцами вжались, выжидая, когда пройдут. Сердце стучит так, что кажется, вот прямо сейчас услышат его и за оружие схватятся. Один за другим прошли, не заметили. Тут то сзади на молодого набросились и завалили, и сразу же на второго налетели. Тот, что постарше сопротивлялся более яростно, более умело, да только по-хорошему и крикнуть ничего не успел, получив в грудину, глазенки выпучил, а затем в челюсть прямой удар словил от Генки Валиулина, после чего осел на дно траншеи.

Молодого спеленали в рот кляп затолкали, руки ремнем перехватили. В глаза у него ужас, озирается, на вас смотрит, мычать попытался, получил под дых, заткнулся.

Дел сделано, выбираться надо. Быстро, но так же тихо и незаметно.

Банангл

Ты мало помнишь дореволюционную жизнь (в смысле ту, которая вяло и бессмысленно текла до революции в твоём сознании, после которой мир вспыхнул яркостью и значением), но кое-что помнишь.
Ты рос тонким и нервным мальчиком даже по меркам улюкской культуры. Твои мама и папа смотрели на тебя большими, как блюдца, блестящими чёрными глазами и переглядывались обеспокоенно, когда думали, что ты не видишь. Твой дедушка качал серой грушеобразной головой. Он говорил, что ты - как змея в раскалённый полдень: голый нерв. Другие улюки угукали и тянулись руками к звёздочкам над своими колыбелями. Ты молча и яростно бил рукой по перилам. Другие улюки улыбались робко, когда им показывали голо-фильмы про Страну Снов. Ты орал. Другие качались на деревянных космических пони и ощущали в этих ритмичных качаниях спокойствие, гармонию со Вселенной или какое-то такое неведомое тебе измерение психической жизни. Ты "раскачал" своего пони о стены в древесную "лапшу" в первый же день: когда мать увидела, как ты носишься на нём по комнате, круша предметы и швыряя его деревянным лбом о стены, ты впервые услышал, как она кричит. Этот крик звенит в твоей памяти до сих пор - будто она увидела не сына в детской, а Шинкентира хайва в лесу. Ты остановился. Взглянул на неё. Начал рыдать. Она упала в обморок.
Стал старше - открыл мир книг. Сначала - просто листал. Ты часами сидел в комнате и, раскачиваясь взад-вперёд, листал технические журналы. Ты не понимал смысл, но он всё равно зачаровывал. В 14 ты взорвал жилой отсек вашей тарелки с пробоиной в открытый космос.
Ты не хотел зла и едва не сошёл с ума от вины: эксперимент пошёл не так, ты объяснял взахлёб, как это был бы новый источник энергии, как всё общество выиграло бы от этого, ты говорил, говорил, говорил, говорил. Ты всегда говорил очень много и очень быстро. Было решено, что всем будет лучше, если ты отправишься в кадетский корпус, а потом в армию. Ты дрожал, когда ночью, лёжа в постели, думал об этом, а руки немели от ужаса. Но ты оказался там - и это было просто великолепно. Нет - это было ВЕЛИКОЛЕПНО: ты любил, что можно уставать на тренировках, ты любил оружие, любил лекции. Ты чем-то пугал одногруппников. Они делали вид, что презирают тебя, иногда били, но они боялись тебя, как здоровый улюк боится зашипевшей вдруг и поднявшей шерсть кошки. Только (пользуясь этой животной метафорой) - твоя шерсть НИКОГДА на самом деле не опускалась. Однажды друг выстрелил в тебя ночью из шокера за то, что ты закричал формулами во сне и "...слишком страшно дёргал руками, Бан. Прости, но если бы ты сам себя в этот момент видел - ты бы тоже выстрелил. Чувак, мы думали ты СОЖРЁШЬ нас! Или превратишься в... ну, я не знаю, в террана! И всех тут нахрен перестреляешь! Ты принимаешь что-то?".
Разобрал винтовку с ошеломляющей скоростью. Шум. Смазанные движения рук. Аккуратно разложенные на столе детали. Собрал! За одну вспышку нейронной молнии. Моргоны рядом чувствуют себя неуютно, когда ты делаешь это так быстро. Ты можешь понять: в твоих руках мог быть пиломеч. Мог быть лазерный нож. А сейчас - ещё раз! Коснулся чуткими пальцами металла, разгоняясь мысленно, вертя в воображении трёхмерный чертёж винтовки. И - замер, ощущая подушечкой безымянного теплоту металла. Поднимаешь глаза.

В ушах шумит. Да и вообще хреново. Но вот теперь мистеры любители помахать кулаками обратили, наконец, внимание на то, что действительно важно.

- Угроза первой степени, - с трудом выплевывая слова поднялся на ноги Тэмплтон. - В кейсе предположительно бомба. Командование беру на себя. Каждый, кто способен двигаться, займитесь ранеными. Выведите их отсюда. Охрана, прошу вас ждать снаружи. Убедитесь, что поблизости нет гражданских. Эвакуируйте отель. Бомбой займусь я сам.

Предложения строились медленно и неохотно. С трудом передвигая ноги, поджав к груди раненую руку, Рэй тяжело ковылял к источнику писка.

Но в голосе его звучал металл.

Общее

Обожжённые и немного сумасшедшие, вы оказались сначала в госпитале, потом у псиатов, потом опять в госпитале, потом, само собой, отправили на расстрел. Вывели в поле и дали залп из зенитного орудия. Тут бы и конец вашей истории, но это вас не убило. Начальник колонии оказался моргоном суеверным - сочтя такое за дурной знак, экзекуцию решил не повторять, а отправил вас добывать пожизненно уран, заметив, что здоровьем вы крепкие, к радиации привычные - транжирить таких шахтёров было бы растратой народного имущества. Через год горнодобывающих работ в вашем деле обнаружили ошибку: расстрелять с особым пристрастием должны были совсем других. За такой бардак в колонии устроили разнос, кому-то дали нагоняй, а вас отпустили на все четыре стороны. Ещё через полгода пришла сухая почтовая карточка из суда, сообщающая, что врагами народа больше не являетесь. Реабилитированы.

      Грохнул выстрел, и сразу, словно лопнула струна в мозгу. Вспомнил про долг, про Отчизну. Причем не ту отчизну, которую упорно подсовывали чужие, убаюкивающие слова. А свою, где родился и вырос. Вспомнил графство Гэмпшир, меловые холмы Саут-Даунс, и огромный зеленый массив Нью-Фореста. Всё это, словно спасательный трос водолаза, понемногу вытаскивало из пучины безумия помраченное сознание. А потом, всё это переплелось в образ Елизаветы II, Королевы-Матери. Джошуа вспомнил, как она лично награждала его Крестом Виктории, вспомнил теплые слова что она говорила. И внезапно, будто вынырнул из мутной глубины на свет, и тут же хватанул воздух ртом.
      Джошуа пришел в себя. Вокруг творился форменный all hell broke loose. ЦРУшник стрелял в КГБшника. Смуглый Сантос выглядывал из-за мини-бара. Не являвшийся обладателем мощного телосложения Луи, пыхтел пытаясь перевернуть огромный дубовый стол. Минг пятился задом, а в его тусклых глазах зияла бездна. Не требовалось быть психиатром, чтобы распознать сумеречное расстройство сознания, и явные признаки зарождающейся шизофрении – для этого хватало обычной медицинской квалификации Джошуа. Вот с Минга он и решил начать. Стоило вырубить этого начинающего психопата, пока он не добавил свою порцию хаоса в творящееся вокруг.
      ...К тому же он все равно ему не нравился.

Сперва это конечно звучало как "интернациональный долг 2: здравый смысл наносит ответный удар", защищать что-то такое прекрасное от чего-то такого премезкого, да еще и непонятно где, но видимо там где влияние будет такое всеобщее. Жозе чуть было не позвал Хосе, чтобы тот пристрелил гостя. Хосе - это не то телохранитель, не то сторож, не то для груза, не то для пилота был. Но Хосе не оказалось на месте, может в туалет отошел, а может почуял сокровенным чувством опасность и вовремя испарился. Но ситуация сама-собой разрешилась - денег предложили. Много.

Ну раз за деньги, то запросто. Это мы можем, это мы умеем. Что там у вас, господин хороший, снова Африка? А, секретность. Это мы знаем, это мы понимаем. А на чем... а с кем? А ну да, вы же говорили. Секретность, ага. А аванс можно получить? Хм, ну если нет, то выход там. Барон вперед платит. Ну вот, так бы сразу и сказали.

На борту уютного лайнера Жозе только думал о том, предложи ему тот вербовщик, скажем отсосать, за те же бабки, а не людей убивать снова, согласился бы, или нет. То есть нет конечно не согласился бы, он же не такой. Но буквально две недели назад он Хосе так и говорил: вот допустим, говорил, приедет ко мне какой-нибудь, скажем, полковник и позовет, скажем, в Сомали людей убивать, я его конечно пошлю далеко и надолго. Я, говорил, Хосе, не как ты, я больше людей за бабки не убиваю. Честно, заявлял, работаю.

А вот нет, как оказалось. Так что глубину собственного падения надо осознать. Девушка, водочки, будь добры.

А в самом Калининграде Жозе предавался все больше ностальгии по студенческим годам. С удовольствием читал названия улиц на кириллице, рожи памятнику Ленина корчил и при каждом новом повороте событий мысленно кивал себе "я же говорил".

Люди в штатском, машина от аэропорта. Я же говорил.

Гостиница, еще такие же дикие гуси. Я же говорил.

Дядька с погонами русскими. Майор, кажется. Я же говорил.

Ну точно хотят войну гражданскую где-то развязать. Все как я и говорил. Пора прикидывать, Жозе, за сколько ты отсосать у лысого китайца согласишься. Тем более, что вот и китаец, напротив сидит.

Негру не ответил, только рукой махнул, небрежно так. Знаем мы как вы, братушки угнетенные, воевать умеете. Наверное какой-то чинуша от заказчика, худой, значит ничего важного за ним нету. Можно не запоминать даже.

ВЫСШИЙ ПО ЗВАНИЮ ЧТО ОТЕЦ РОДНОЙ! - откозырял было улюк, и ринулся к ... а стоп, нету больше ничего. Дымит база. Горит. Ивушка покосилась и раскурочена. Всё пропало.

Схватил террана за шкирку, тащит за собой прочь от боя, к будущим свершениям.

БЕГ ФОРМИРУЕТ КУЛЬТУРУ ОПТИМИЗМА! - кричит тому в камеру. Вцепился в террана как в последнюю надежду. Кричит в рацию патриотическую песню.

- Если все закончится, мистер Митчел, - мрачно ответил Лефевр. - Высок шанс того, что некуда будет возвращаться ни вам, ни мне. И сейчас вам категорически не стоит возвращаться домой, потому что тогда вы уж точно из города не выберетесь. У вас нет времени ни на что. Нет времени сделать уборку, попрощаться с близкими, покормить пса или попугайчика. Или мы сейчас же едем за вторым пилотом, или вас ловят агенты и сажают под арест. А они это сделают, если увидят вас со мной. Выбирайте.

Общее

Моргонис - центральный мир СМСР. Старый, как пыльный учебник истории. Красивый, как самозарождающаяся статуя Вождя. На Моргонисе расположена столица всего необъятного Союза - белокаменная красавица Моргва. В Моргве стоит Гремль. А в Гремле - Вождь. Склонился над картой в белом костюме, курит трубку. Мыслит о судьбе страны. Вдруг дверь его кабинета открывается и злая, но твёрдая рука, высаживает Вождю пулю в лоб. Дрогнули уши у Вождя, а чёрная кровь плеснула на карту необъятного и счастливого Союза, как из опрокинутого стакана - побежала чёрным пятном, пожирая республику за республикой, глотая сектора, туманности, планеты. Того и гляди - поглотит и тебя.

- Товарищи. - Сказал в первый вечер на Триаре сытый и пьяный Ктулх-Майор, поднимая очередной граненый стакан. - Товарищи. Я хочу сказать тост и выразить вам благодарность за отлично исполненный долг.
- Первым делом я хочу помянуть тех, кого больше нет с нами. Я помню каждого и скажу, что погибнуть под моим командованием - большая честь. Те, кто так сделал, не умрут никогда.
Фтагн влажно прокашлялся, сморгнул слезу с кожистого глаза.
- Киборг WARG, неудачливая железка - да станет тебе пухом промышленная переработка. Надеюсь, наши умельцы вновь перекуют тебя в машину войны, а не в какой-нибудь мирный трактор.
- Толкач, убивший и ставший убитым. Наилучшая судьба для моргона, за исключением второй части.
- Взгры... Бздры... Взды... ВЗГРЫХУРГЫР! Я помню, как тебя намотало на траки танка. Вроде бы мы оставили тебя в здании, а может, и нет. В любом случае, смерть от рук моргона, а не поганого инопланетянина, почетна и приятна.
- Хмыщ, наш первый псиат. О, как мы пытались его вытащить, а? А? Ха-х-ха-ха! Не вытащили.
- Милитурист Брюс, терран. - Мрачнеет дагон. - Из-за его гибели мне пришлось писать эссе и отчитываться перед Экзаменаторами. Мало кто доставлял мне, молодому красивому дагону, таких неприятностей! Достойно уважения.
- Угрюх. Ооо, Угрюх - Герой. С большой буквы. Непокорный, он ослушался приказа, да и милитуриста с собой увел. Я вначале думал, что он бестолковый, хотел расстрелять или еще как взыскать - а вон как вышло! Редкий случай, когда непокорность делает свершения. Спас нас всех. Я знаю, что на 36 Моргонских Эмиссаров там, на Ю-Пине, теперь стоит его чугунный памятник. После войны я пойду и возложу к нему цветы. И - обещаю - первое снесенное яйцо я назову Угрюхом! Слово Ктулх-Майора!
Выпив и налив опять, Учпочмак продолжил тост. Кто сказал, что за один тост моргон выпивает один раз?
- Вуглускр. Улюк, узнавший свет коммунизма без выстрела в затылок. Не это ли лучше всего показывает благие намерения Союза? Я буду помнить тебя. ДОГНАТЬ И ПЕРЕГНАТЬ ПО ПРОИЗВОДСТВУ МОЛОКА И МЯСА!
- Рывач. Скажу честно - не знаю ни одного моргона, водившего танк лучше, чем он. Разве что моя мама, трактористка, могла потягаться с ним, когда выпьет. Но у мамы-то хоть одна нога есть! За Рывача.
- Даздраперма. Она спасла меня, а я взыскал. Так бывает на войне. К этому нежному цветку моя загрубевшая душа до сих пор питает мягкие чувства. Она спасла меня, а я взыскал. Зато видели бы вы ваши лица после этого!
- Мрук. Сложно с этими бруталами-на-киборге. Чужда им дисциплина. Зато как воюют, как воюют! Весь пляж башкой забрызгал! Даа, бруталы-на-киборге умеют погибать красиво.
- Анимал Акоп, еще один космоплит, пришедший в Союз из другой расы. Воевал и погиб за правое дело, да еще и на родной земле! Он же с Арахиса? Нет? Но там же анималы сплошные. Точно не с Арахиса? Все равно! За Акопа!
- Даблдыщ. Погибнуть в самом конце миссии, так быстро, так безнадежно... А ведь он только стал дагоном. Прилежно учился, между прочим, да, товарищ Бейчмо! Не прядайте тут ушами презрительно, интеллигенция нам тоже нужна, особенно в армии, где ее так мало. Воевать умел! Не посрамил дагонские шевроны! Сколько народу на той высадке полегло - а он выжил, даром, что новичок. Сколько врагов убил! Наравне с нами, ветеранами, шел. Не сожрал бы его червь - глядишь, и переплюнул бы нас, стариков. Переплюнул бы и командиром стал. Хм. Может, и хорошо, что он умер. Да нет, я не о том. Хороший он моргон был. И дагон тоже неплохой. С талантами.
Кончилась бутылка, пока тост говорил. Эх! Швырнул в стену - осколки потом черпаки уберут. Новую раскупорил, благо, этого добра сегодня хватало. Хлопнул стопку тут же, да осьминожкой закусил.
- А теперь о живых. О нас.
- Первым делом хочу сказать о товарище Вздрыже, потому что он псиат и следит за тем, чтобы мы были благонадежны. Мы же не подведем товарища Вздрыжа и партию, а, моргоны? Не подведем. А тот случай... Эх, да ну его. Ты это, тащ псиат, извини уж. Не сориентировался после смерти. Бывает со мной. Уж давай лучше о хорошем: эк ты этих анималов-то под контроль брал, любо-дорого! Рожи кривые, дергаются, в своих стреляют - умора просто! Рад я, товарищ псиат, что ты с нами, уж извини, что так по-простому.
- Товарищ Лецик. Я, право, вначале больно удивлялся, когда увидел, что у вас в партбилете "Царь" написано. Это как же так, думаю: мы ж Царей-то всех перевешали! Не доверял, в общем, все подкопаться хотел да взыскать, как следует. Однако ж - редкий случай! - ошибался. Без вас, товарищ Лецик, мы бы с Арахиса не ушли, так вам скажу. Уж сколько вы анималов своим мечом порубили - не счесть! А как удар держите! Даже Бейчмо, и тот небось ляжет с половины этого всего, заново лепить придется. А уж этот анимал Харконянский в конце - это вообще. Я как узнал, что вы учудили - аж зеленой завистью залился. Это ж надо было так придумать! За стратегическую мысль, тесно сплетенную с боевым умением - за вас я выпиваю этот стакан!
- А теперь мои старые друзья. Да, не побоюсь этого слова - друзья! Сладкая парочка! Лучшие солдаты, виденные мной. Товарищ Бейчмо, товарищ Поддых, попрошу встать. Осознавайте торжественность момента. С Ю-Пиньской компании вы со мной, с нее мы начали побеждать и не собираемся останавливаться до сих пор!
Не раз наш брутанк прикрывал товарища от верной смерти, да еще и топором орудовать умудрялся! И как - во как! Множественные убийства! В армии учат, что один моргон в бою может делать только одно дело - и тут вы, товарищ Бейчмо, живете не по Уставу, за что вам объявляю выговор. Шутка! Продолжайте прикрывать наши задницы, продолжайте крошить врагов в кровавые ошметки. Радуйте командование, хе-хе.
И Поддых. Тут и сказать нечего, он для меня, да и для всего отряда, как вторая мать. Сколько раз думал - ну, все. И тут опять вижу морду его озорную! "Не все!" - Говорит она. И я внутри так "Оп!" - Лихо прикладывает Ктулх-Майор ладонь к виску в воинском приветствии. - "Есть не все!" Да что я рассказываю, все хоть раз, да получали по морде его целительным ботинком, перед этим раскинув кишками по ландшафту. За моргонскую медицину и товарища Поддыха! За брутанка, его верный щит и кровавый топор!
Закончилась опять бутылка. Только же открывал ведь! С удивлением осознает товарищ Фтагн, что под хвалы Поддыху и Бейчму вылакал всю из горла залпом. Вот что значит - почет!
- Ну и, это, питомец твой, Поддых. Был сумрачный какой-то, значит, субъект. Объект, да. Сразу видно, неблагонадежный. А стал - вон кем! Виверной Революции! Красивый, зубастый, с жирком! Эк он нас обосрал тогда, у завода! Вояка тот еще. Налейте ему тоже, в мисочку, вон. Только немного - маленький же еще.
Последнюю стопку выпив, опал на стул, как озимые. Глаза в разные стороны смотрят, щупальца шевелятся хаотично. ХАОТИЧНО. На стенах тоже зашевелились, и в тенях углов. Силится что-то еще сказать Ктулх-Майор, да не может - чувства накатили. И сам накатил тоже.

Джон рванул наружу. Голос в наушнике все бубнил что-то про численный перевес и то что нет смысла умирать просто так. А Джон уже видел врага. Тот присел, согнулся за воздуховодом, смотрит на Джона испуганно не стреляет.

Зато Джон выстрелил пару раз прямо на ходу. Парень тут же головой вниз нырнул, попытался свернуться за хлипким укрытием. Ну да, это бы ему помогло, если бы Джон попасть хотел. А так только хуже себе сделал. Свернувшегося калачиком спецназовца невидимая сила протащила по крыше.

Он кричал, пытался ухватится за что-нибудь, почти сумел. Почти. Джон уже не смотрел как будет падать этот, он сам упал на живот, перекатился в сторону, за такой же воздуховодик как тот за которым спецназовец сидел, и стал искать взглядом второго.

Их же двое было.

Над ухом рявкнул дробовик. Все тело пронзило жуткой болью.

     Д
          С
       ООО
       ВОО
       ООО

Так бывает, война ослабляет на миг свою костяную хватку, не замечая выскальзывающих на мирное распутье жертв. Птицы над лесом, следы в снегу, точка на радаре: люди читают друг о друге по знакам. Люди придумали белый флаг. Люди могут, постаравшись, просто понять себе подобных. Иногда этого хватает, чтобы сойти с курса на взаимное уничтожение.

"Янки достали меня, отомсти"
"Заткнись, наш фельдшер творит чудеса!"
"Я не доеду, во мне три дыры"
"Молчи, а умрёшь ー я прокляну себя сам!"

Рич мог бы поклясться, что в какой-то момент начинает понимать каждое-каждое слово. И холод на миг уступает смутной надежде разойтись, и беззвучное пожелание удачи раненному Ричем же крауту почти срывается с губ вместе с паром.

Но тут от дороги начинает стрелять пулемёт, и кора двух дубов разлетается жалящими кусками, а свист пуль терзает безжалостно воздух.

Так тоже бывает, попадаются и в одной армии, и в одном боевом отряде люди, настолько не понимающие друг друга, что войне и не приходится судорожно ловить своих беглецов. Война улыбается. Непонимание ー первый шаг в её объятия, и зачастую большего и не нужно.

Замолкает один из краутов, сдавленно рычит второй. Лязгает затвор его пулемёта, а потом длинная очередь решетит кеттенкрад в кювете до состояния швейцарского сыра. Кажется, там за дубом кто-то рыдает, но онемевший от холода Рич уже не уверен. Он вновь не понимает ни слова по-немецки.

-...И тут я обнаруживаю эту проклятую "Гадюку" у себя на хвосте! - в этот раз, как ни странно, Митчел бы рад соседке. Хоть он уже в десятый раз рассказывал одну и ту же историю, а Милли слушала все так же затаив дыхание, это помогало отвлечься от дурных мыслей.
-А Шань орет: Пит, у нас маленький опездл на жопе! Ну я тут же газ убираю, применяю воздушный тормоз и в крутую бочку правую! - Маверик продемонстрировал двумя руками свое положение и положение атакующего F-16. - Он думал, хитрый, спикировал на меня и сейчас собьет, но "Томкэт" это тебе не "Агрессоров" гонять! Пытается уйти наверх, а я даю форсаж и вытягиваю нос своей птички на последних остатках энергии, уже чувствую как машина вибрирует, готовится уйти сваливание, а Шань орет: захват! лови, говнюк! И бах! Наш первый сбитый. Хоть и на учениях, конечно, но все-таки.
Маверик часто рассказывал эту историю, произошедшую с ним на первых боевых учениях "Красный флаг" в Неваде. Там он много чему научился, много с кем познакомился и даже встретил свою первую любовь. Сердце больно кольнуло. Интересно, помнила ли еще о нем Шарлотта? Возможно. А может и нет. После того, как Маверика перевели в "Тузов", он ни разу не встречался с Блэквуд и даже не разговаривал. Вообще Пит был не самым компанейским человеком. Он дружил, действительно дружил, с парой человек из эскадрильи, с Мили да и все. Мама умерла два года назад, отец в бросил их еще когда Питу было десять лет и Маврику было наплевать где он и что с ним.
Пит хотел было уже предложить Милли пойти выпить, как вдруг в дверь позвонили.
-Ой. Ты кого-то ждешь? - захлопала глазами девушка. Пит отрицательно покачал головой, паранойя тут же включилась и Пит сначала сбегал в комнату за пистолетом, а потом уже стал открывать дверь. Пицца? Что? Прочитал визитку. Почесал голову. Все это было похоже на дешевый боевик из 90ых. И конечно же всей этой шпионской лабуде, которую тут пытались с ним разыгрывать Питер был не обучен. На второй "Красном Флаге" Пит участвовал в упражнении по спасению пилота, сбитого над вражеской территорией. При этом он был этим самым пилотом. Ему пришлось двое суток мотаться по пустыне, прятаться от патрулей и в конце концов добраться до точки эвакуации. Но все это было в пустыне, где нужен был навык скрытности, но не умение растворятся в толпе или "сбрасывать хвост"! Что ж, стоило найти этого Джеймса Бонда, хотя бы для того, что бы узнать на кой черт переодеваться в сорокалетнего разносчика пиццы! С другой стороны, если наружка на него не отреагировала...
-Кто это был?
-Какой-то парень, принес пиццу. Ошиблись видимо. Ты не хочешь прокатится? - план был прост. Погонять немного по городу и попробовать оторваться от наружки.
Перед тем как выйти Митчел все-таки положил в сумку AR-15 и несколько магазинов, кинул ее на заднее сиденье. Одел подмышечную кобуру, всунул в нее "Кольт", пару запасных магазинов и накинул свою кожанку. На спине был нарисован символ эскадрильи (пиковый туз) и ниже надпись "Top Gun".

Лецик

Пересчитал на всякий случай ещё раз всех про себя. Умом понял, но что-то неразумное не хочет поверить. Вот Поддых – бравый штурммедпех. Глав-штурммедпех! Один. Вот Вздрыжъ – бдительный товарищ псиат. Два. Вот товарищ Бейчмо – опора коммунизма. Это три. Вот Объект безжалостного эксперимента Поддыха – пульсирует, дышит, наверно, можно его учесть как «четыре». Вот товарищ гвардии дагон – это пять. Вот ты сам. Итого, шесть. Неправильное получается число. Может, ещё раз пересчитать?

Переговорив с аналитиком, Лефевр улыбнулся. Он по привычке было решил, будто придется выводить человек двадцать с хорошо охраняемой территории. А тут всего лишь двое пилотов под домашним арестом.

Ерунда, одним словом.

Первым делом Рауль отправился в ближайший туристический магазин, где купил ярко-желтую кепку совершенно идиотского вида, майку и шорты ей под цвет. Потом взял напрокат велосипед.

И лишь затем отправился за пиццей.

Купил сразу коробок пять, закрепил их на своем нехитром транспортном средстве и поехал туда, где жил Маверик.

План был прост. Под видом доставщика пиццы он подойдет к двери, дождется, пока Митчел откроет ему дверь. Протянуть коробку, якобы заказанную им. Питер, разумеется, ответит, что ничего не заказывал, что агенты, разумеется, проверят уже при появлении Рауля, ведь его телефон наверняка прослушивается. Лефевр извинится за ошибку и даст ему "визитку", которая на самом деле окажется запиской. "Ваш дом под наблюдением. В ближайшее время вас собираются судить. Сбросьте хвост и отправляйтесь в указанное место*".

Он военный, в конце концов, или кто?

      Клаус пересек автостоянку словно заправской квотербек, только вместо мяча, прижимал к груди беретту. Поднырнув под лапу одного паука, и перепрыгнув через какой-то семейный автомобиль (кажется, Ирвина), он влетел в свой форд, и рывком захлопнул дверь. Мохнатая лапа с грохотом врезалась в стойку, посыпалось крошево стекла. Времени расслабляться не было. Повернув ключ в замке, Клаус собрался воткнуть передачу, но перед капотом возникла очередная тварь. Подсунув свои мохнатые, суставчатые ноги под бампер, паук стал медленно поднимать авто. Это внезапное препятствие стало последней каплей, для и без того расшатанного иррациональностью происходящего, сознания.
      Клауса затрясло от ярости, чего с ним уже давно не происходило – все курсы психологической подготовки летели псу под хвост. После всего что натворило корыто в небе, после всех этих ужасных зеленых нитей, превращавших людей в недвижимые коконы, теперь эти твари не позволяют ему забрать тело дочери?!
      Подобрав обе ноги, Клаус резким ударом выбил лобовое стекло, тщательно прицелился в (морду? головогрудь? переднюю часть туловища?) то что возвышалось над капотом, и выстрелил. После чего переключив передачу дал по газам.
      Машина взвизгнув шинами по асфальту резко дернулась вперед, и капот опустился приняв горизонтальное положение. От удара машина заглохла, и остатки самоконтроля покинули сознание Клауса. Гнев, словно бурлящая клокочущая магма поднялся из глубин и затопил разум. Он закричал, и стал беспорядочно разряжать магазин беретты в окружающих машину тварей.

- Мы собираемся взять на работу этих людей, - клерк улыбнулся немного виновато, - ХСОМ не военная организация. Мы плохо разбираемся в специалистах вашего профиля, зато имели дело с построением успешных компаний. И знаете...

Хлопнула закрываясь папка, негромко стукнула по столу ручка.

- ...Главная часть успеха - это хорошая команда.

***

Как-то так ваши собеседования прошли. Закончилось все на обычной ноте "спасибо, мы вам позвоним". Как ни странно, и правда позвонили. Потом был перелет чартерным рейсом, куча бумаг: контракт, согласие на обработку, отказ о претензий, соглашение о неразглашении.

Быстрее всего закончили со Стивом - типовой контракт, страховка, никаких особенных условий и сложностей. Анне и Раулю же пришлось еще какое-то время сражаться с бюрократической машиной. Первая участвовала в приеме на работу всех бойцов своего подразделения, а второй, иногда часами, просиживал сражаясь с юристами ХСОМа, за каждый пункт своего контракта. Все-таки запросы и требования у него были несколько повыше чем у простых вояк.

В целом, клерк, проводивший собеседование не соврал: ХСОМ не был военной организацией. Скорее порядки и оборудование напоминали исследовательский отдел крупной корпорации. Единственным отличием было то, что весь персонал проживал исключительно на территории базы. Никаких отъездов на выходные к семье, никаких контактов с внешним миром. Мобильную связь глушили, интернет не работал.

На базе было полно различных странного вида "ученых", которые все больше зависали в кафетерии поглощая литрами кофе, или играли в настольный теннис во дворе. Работать они, вероятно, тоже работали, но даже Раулю не сразу удалось застать их за этим делом. Кроме ученых и набранных спецназовцев на базе проживало несколько десятков человек технического персонала и около взвода мрачных ребят из какой-то мутной ЧВК. Последние осуществляли охрану периметра и следили за порядком. Однако, как объяснили новичкам, использовать охранников в операциях за пределами базы не предполагалось.

Объяснил непосредственно командир базы - Иван Смирнов - спортивный мужчина за сорок, с отличным английским, аккуратной стижкой и дорогими часами. Он же и проводил экскурсию по базе, заодно объясняя бойцам что именно придется делать.

- ХСОМ, - это не коммерческая исследовательская организация. Исследуем мы, это не тайна, пришельцев. Не смейтесь, если вы расспросите наших сотрудников, то они вам даже расскажут о том что уже известно и как продвигаются дела.

Рука с идеальным маникюром и дорогими часами лениво махнула в сторону таблички на дверях.

- Тут наш дата-центр, суперкопьютер на восемьдесят шесть петафлопс, не самый мощный в мире, но достаточно серьезная машина. В основном работа идет здесь. Мы собираем, обрабатываем и анализируем информацию об активности пришельцев. "исследуем рынок", так сказать.

Смирнов изобразил пальцами кавычки и усмехнулся.

- К сожалению, это пока все что мы можем делать. Не поверите, у нас до сих пор нет ни одного образца инопланетной технологии, или биологии. Они знают о нас куда больше чем мы о них. Мы даже не можем достоверно ответить на вопрос как давно они за нами наблюдают. Зато совершенно очевидно, что с недавних пор они внезапно решили стать гораздо агрессивнее. Летают не прячасьь, нападают на людей иногда. Часами, а то и сутками, могут оставлять свои аппараты на земле. А тут генетический отдел.

Отмахнулся Смирнов в сторону стеклянной двери, щедро заклеенной разнообразными стикерами, изображающими опасность. Радиация, химическая, биологическая угроза, "не влезай убьет", какой-то непонятный знак в виде церно-белых крыльев на фоне стилизованного щита.

- Там нет никого, бездельники получают огромные деньги за то что гоняют в плейстейшен. У них пока просто нет работы, - Смирнов вздохнул, - И тут появляетесь вы. Ваша задача - обеспечивать образцами наш научный корпус. Сбивать тарелочки, захватывать пришельцев. Желательно живьем, конечно. В общем, тащить все что плохо лежит.

В кармане директора запищал пейджер. Он достал его прочитал сообщение изгибая скептически бровь, повернулся к бойцам:

- Как в плохом кино, правда? Стоило мне перейти к сути вашей работы, как появилась возможность выполнить ее на практике! Пройдемте.

— Мне не нравится это твоё "должен", — огрызнулся Сол с неожиданной для себя резкостью. — Насколько я знаю, никто не назначал тебя главным, а если бы назначил — меня бы здесь не было. Я не собираюсь бегать на побегушках у вампира, только потому что он на две недели старше меня. Уж тем более, если он не знает, чем Величие отличается от Доминирования, и не способен ясно сказать чего хочет. На кой чёрт тебе были эти рентакопы?

— Знаешь что… ты можешь идти и искать Домициана сам, где хочешь, сколько хочешь, и какими хочешь методами. Я не собираюсь работать с тем, кто считает меня идиотом, и ждёт, что я буду выполнять его приказы, читая мысли как чёртов телепат, ясно? Ты вообще знаешь слова «работа в команде»? Иди, ищи на старом кладбище, раз считаешь, что он там. Можешь выключить радио и пропасть ещё на час-другой, раз у тебя такой стиль работы. Только ящик оставь, ты его всё равно сам далеко не унесёшь. А я проверю мавзолеи на склоне Террасы. Берг, ты со мной?

Берг сидел на крыше, с которой всё кладбище было как на ладони. Он видел Южный вход в полутора километрах. Практически без помех он видел «Гончарное поле», как в Америке называли кладбище для бедняков и бездомных. Сай Хилл на севере тоже просматривался почти полностью, как и Уотерлоу Хилл на востоке. Часть Лаврового Холма была скрыта мавзолеями в Саду Урн, и плохая видимость была на спуске Аркрайтской Террасы, где тоже были мавзолеи. Но дальше к западу было лучше: свет Стеклянного кладбища и Ряда Миллионеров был настолько яркий, что различать детали не мешали даже растущие там деревья. Машина охраны уехала именно туда, к главным воротам на западе этого кладбища, окружённого каменной стеной, словно древний город.

Пришло его время решать: пойти со старым знакомым Солом, или же последовать за взявшим на себя обязанности лидера Джимом, которого Рейнальдо навязал им в качестве уже опытного кровососа. Он так же мог остаться на крыше, охраняя ящик с таинственным содержимым и в случае чего пытаясь прикрыть со своей позиции любого из попавших в беду коллег. Либо пойти своим путём, работая в одиночку, как он привык это делать раньше.

Впавший в транс пленник частично пришёл в себя, когда к нему подошёл Сол. Его рот ещё механически повторял слова, но взгляд был более осмысленным. В этом взгляде читалось, что он понимал всю решительность Сола, и там даже мелькнул страх (эту эмоцию Сол последние ночи научился чувствовать острее, чем остальные). Страх уровня «бей или беги», от которого в голове Сола предупредительно зазвенел колокольчик: под рукой пленника лежал заряженый дробовик. Вот-вот в мозгу этого безумца дощёлкнет нужное реле, и переговоры превратятся в сцену из вестерна: кто первый схватит и разрядит свою пушку?

Но реле не дощёлкнуло. Пленник видел и понимал, что происходит, но не стал действовать. Он так и сидел в оцепенении, пока наручники защёлкивались за его спиной, отсекая даже призрачный шанс на то, чтобы уйти живым.

— ААААААААААААА!!!!!!!

Рычаг действовал отлично. Пленник кричал так, что вой срезонировал в колоколах стоящей поодаль церкви.

— Стоп!!! Стоп!!! Хватит!!! Что вы хотите знать?! Мы здеь за тем же, за чем и вы! Выкопать этого ёбанного Домициана! Я следил за вами почти от самой стены, чтобы сообщить своим, если вы найдёте его первым. Слушайте, вы всё ещё можете просто уйти! Возвращайтесь к своим боссам, скажите, что провалили миссию и никто больше не пострадает! Вас всего двое, а нас гораздо больше, и мы лучше подготовлены. Вы сейчас просто сами себе могилу копаете!

С такой раной у Сида были далеко не самые радужные перспективы. Конечно, был шанс того, что удар прошёл по касательной и тогда всё вполне себе в порядке, а был шанс того, что у парня сотрясение и без помощи он загнется.

— Сука! — Билл ударил по рулю, — Твою мать, какого хрена? Сид, мать твою, живи, слышишь, живи. Я не дам тебе умереть, слышишь? Не дам, я не могу, чтобы кто-то умер из-за меня! Будешь жить, чёрт подери, будешь!

Внутри Освальта началась буря, у него на руках был умирающий незнакомец, которому он обещал помочь, дома – дочь, которую убьют, если он не будет следовать указаниям сумасшедшего деда, а ещё по его следам шла полиция, некогда бывшая его союзником. И при всём этом, надо было найти того самого священника. Только где искать, в такую-то погоду?

Пульс Сида нащупать не удалось, возможно, из-за того, что руки замерзли слишком сильно. И кроме всех этих проблем, вырисовывалась ещё одна – сломанный минивэн, который привлекал внимание всех в округе. Экс-офицер начал смотреть в окна и выискивать место, где можно бросить тачку. Причём, кроме переулков, где машину можно было бросить и оставить след полиции, он искал также каких-то бандитоподобных парней, которым можно будет отдать транспорт, даже за сотню баксов.

Три вороньих пера вонзились в песок под ногами Домициана. Эти чёрные птицы встречались в «Стране Пурпура» на удивление часто, но всё же ближе к вечеру, с наступлением сумерек, а сейчас был почти полдень. Три вороньих пера, как весточки из холодных дунайских провинций, где жизнь никогда не спокойна. И, скорей всего, не будет впредь. С тех пор как умер император Авдил и на его смену пришёл император Вайос, в империи наступил кризис. Галльские земли отделились ещё при прежнем правителе, и теперь там правил галльский император Максим, любимый в провинциях и презираемый в столице как узурпатор, поклоняющийся ложным богам. Но какие боги сейчас правильные? Здесь, в Иераполе, процветал культ Кибелы, и Домициан был свидетелем чудес, каких не было в Риме. В землях Греции набирала силу религия Ихтис, чьи проповедники добрались и до Рима, рисуя своих рыб в столичных катакомбах. Чудеса их Мессии кажутся наивными по сравнению с чудесами Кибелы, но даже их было достаточно для Рима, ведь сегодня даже римские авгуры не могли предсказать ни урожай, ни засуху. Боги отвернулись от Рима.

Три вороньих пера преградили Домициану путь в храм Кибелы, который был также и библиотекой. Домициан прибыл в «Страну Пурпура» по поручению Гекатерины Висмод, сестры императора Авдила, чтобы написать биографию «последнего императора, при котором Рим процветал». Когда он отправился из Рима, это были земли империи, но когда его галера прибыла в порт Иераполя, Домициан ступил уже на землю Пальмирского царства. Квартировавший в Иераполе XII Сторожевой Легион присягнул Пальмирскому Императору. А потом следующему. И следующему. За прошедший год в Пальмире сменилось столько императоров, что казалось, будто офицеры регулярно разыгрывали титул в орлянке. Делать здесь всё равно было нечего. Сирия — не Дунай, легионерские шестизарядные магнумы не стреляли уже несколько лет и покрылись ржавчиной.

Но XII Легиону до этого не было дела, как не было дела и до старого историка, прибывшего погостить в город. Их вообще мало что интересовало, с тех пор как они покинули бараки на Солдатской Площади и перебрались в пустующие каменные особняки, оставленные сбежавшей от войны знатью. Это был прекрасный район, самый прохладный из всех. Он раскинулся вдоль северной стороны холма, а разбитые здесь сады дарили прохладу даже в знойный полдень. Кроме того, отсюда до шлюх из бедного квартала было рукой подать, а для легионера это весомый аргумент.

Город был поделён на чёткие кварталы: купцы жили отдельно от черни, ремесленники не выходили за пределы своего Гончарного квартала, а жрецы предпочитали стены храма и постройки на холме, где он стоял. Домициан мог ходить по любой улице, но по долгу службы большую часть времени он провёл в храме. Монументальность храма трудно преувеличить. Стоящий на самом высоком холме города, он имел дополнительный фундамент высотой в два человеческих роста. Сложенный из камня, с дверьми, украшенными золотом. Внутри обилие золота слепит глаза, а аромат благовоний пропитывает одежды. Если бы Домициану было необходимо дышать, он бы не смог здесь работать. В главном зале стоял алтарь, на котором приносились кровавые жертвы перед статуей Кибелы. Сама статуя отлита из золота, её одежды украшены несметным количеством драгоценных камней, привезённых сюда из Египта, Индии и Фригии. На её голове диадема с гигантским бриллиантом, отражающим солнечный свет на весь храм и светящийся даже ночью, хотя и гораздо слабее.

Но этот магический камень был не самым удивительным чудом Иераполя. В глубинах храма в тайне от всех стоял камень Гелиас, испускавший из своей глубины золотые лучи, словно в него был заточен кусочек солнца. Ночью он становится пурпурным, а днём он поворачивается в след за путешествующим по небу солнцем. На нём проступают древние буквы, начерченные оракулом. Эти буквы окрашены в цвет, похожий на киноварь, но Домициана не обмануть: это была кровь. Значения слов не известно и самому оракулу, он чертил их по памяти, словно рисунок, копируя с такого же камня, который видел в городе Голконда, далеко к востоку отсюда. Этот камень являлся сердцем Иераполя. К нему по желобам и трубам храма через священные шлюзы, о которых было известно лишь жрецам, стекала кровь с алтаря в главном зале. Кровь вместо воды питала местную землю, она лилась из возложенных на алтарь жертв, лилась из отрезанных членов жрецов, ритуально оскопивших себя, чтобы затем предаться бесплодному разврату. Кровь лилась под ножами грабителей из тёмных переулков, чьи убийства в определённые дни считались не преступлением, но священнодействием. В чрезвычайно сложных ритуалах оргаистический культ Астарты перемешался с аскетством культа Рыбы, кровь животных мешалась с кровью людей, солнце оказалось под землёй, а луна здесь — божество мужского рода, почитаемое наравне с солнцем. Но главной всё же была Кибела, владычица гор, лесов и зверей, регулирующая их неиссякаемое плодородие.

Золотая маска роскоши, скрывавшая кровожадное уродство, поощряемый, но бессмысленный блуд скопцев, и солдаты, забывшие войну — таков был Иераполь, построенный на обломках десятка предыдущих городов, уходящих во тьму веков. И храм Кибелы, на холме столь древнем, что его катакомбы всё ещё хранят сырость со времён потопа Девкалиона. Сюда прибыл Домициан год назад, чтобы писать о восточных кампаниях своего императора, и в прохладной библиотеке этого храма стояла его печатная машинка. И теперь, когда труд его был почти закончен, у крепостных стен Иерополя объявились два других легиона: VII Освободительный Легион императора Максима и XXII Вспомогательный Легион императора Вайоса. Пред землями Пальмиры встал выбор: присоединиться к законному, но нелюбимому императору Вайосу, или стать частью галльской империи Максима, зажав Вайоса в тиски.

Три чёрных пера на пути Домициана, оказавшегося между молотом и наковальней.

Выстрел над головой, отрезвил Грегори. Вернул вкус к жизни. Оказывается, даже тому кто потерял всё, есть что терять - жизнь. И как бы ужасно не было твоё существование, умирать-то почему-то не хочется.

Прислонившись к столу, Грег вжал голову в плечи, словно перепуганный ребёнок. Бежать? Да, это казалось единственным верным решением. Но это решение диктовал страх, а он редко бывает объективным. Хотя порой и бывает прав. Вот только Грег решил слушать себя, а не свой страх.

"Соберись! Давай Грег, давай! Не ссы! Будь мужиком!!!"

- Эдди! Как оно, снежок, работать на негриллу? Нормально лежать под черным педрилой?! Да, я знаю, Густаво тоже не самый белый, но он хотя бы не обезьяна черножопая. Давай, приятель, помоги мне притащить Твикса к Густаво и он в накладе не останется. Поверь, он хорошо награждает своих друзей!

Пока Грег произносил эту речь, пытаясь посеять зерна сомнения в душе Эдди и если не склонить его на свою сторону, то хотя бы сделать из него нейтрального наблюдателя, Ковбой взглядом блуждал по полу около себя, в надежде обнаружить что-нибудь по-увесистей, дабы можно было кинуть в рожу Эдди, если тот окажется тупым упертым бараном. Или просто хорошим другом Твикса. Но дружба, в последнее время, редкое явление.

- Съездим, - заверил Чарли директора. - Вторая песня - это была небольшая импровизация.

Репетиция шла ни шатко ни валко, похоже весь запал группа оставила вчера в "Деформации". Казалось бы, что после такого заряда энергии, который группа вчера получила, все должны были жечь не по детски, ан нет. Всё таки репетиция и выступление - это две большие разницы. Отрепетировать можно свои партии, что бы играть их правильно и вовремя, вокал, что бы петь так как нужно и попадать в ноты, но кураж можно поймать только на концерте, только перед живым зрителем. Вдобавок Чарли начала мерещится Мелиса, что тоже не пошло на пользу его игре. Дин, в эмоциональном плане, судя по всему, чувствовал себя не лучше. А "вишенкой на торте" стал неугомонный Майкл, который в перерыве решил поиграться с гитарой и, изображая крутой запил на стоявшем без дела инструменте Пита, порвал струну. Тут даже Дмитрию Сергеевичу стало ясно, что с репетированием на сегодня нужно заканчивать, что он и сделал к огромному облегчению Мэйсона.
На выходе из склада, Чарльза догнал Майк опросил подкинуть его до дома. Просьба была несколько странной, так как Чарли никому не говорил, что куда-то собирается. Ехать домой было рискованно - телефон мог зазвонить в любую минуту.
- Прости дружище, мне нужно заехать кое-куда. Могу подвезти до центра, а ты от туда на такси. Идёт?

Кэт говорила и говорила, и Крис, кажется, вовсе не собирался её прерывать. Он просто смотрел на неё, снизу вверх, и взгляд карих глаз обжигал девушку едва ли не физически.
Она вновь вспомнила прошлое. То, о чём мечтала забыть за всё прошедшее время. Дрогнул голос едва заметно, появилось побуждение отвернуться и закусить губу – до крови, заглушить физической болью моральную.
Все эти месяцы, недели, дни – Кэтрин пыталась забыть тот инцидент. Со всем рвением поглощённой работой труженицы, занятой досугом молодой девушки, окунувшейся в семейную жизнь и волнения за родную душу сестры… Мысли о чём-то другом постепенно вытесняли тот случай. И, кажется, Кэт начинала верить, будто он произошёл вовсе не с ней. Забывать детали его внешности, его голос – оставался в памяти исключительно образ.
Однако хватило одной встречи, единственного взгляда – и все её усилия оказались напрасны. Что-то внутри болезненно заныло, воспоминания взыграли в памяти вновь. И образ, что не переставал её преследовать, ожил – но теперь он был совершенно другим. Его лицо темнело от щетины и приобрело словно иные черты… И в глазах – тень различных эмоций.
Злость. Ненависть. Именно их видела Кэт. Или хотела видеть под давлением чувства вины?..
Ей стало не по себе. Совершенно не по себе. Она почувствовала себя как никогда более уязвимо. Словно этот человек видел её сейчас насквозь…

Но спектакль должен быть сыгран до конца. Уэллс не была бы Уэллс, если бы разрыдалась и закатила сцену прямо здесь, у всех на виду. Кэт старалась не падать духом. Кэт старалась быть сильной. Сильнее прошлого, что давило на неё тяжёлым бременем воспоминаний…
Крис слушал. И, кажется, вовсе не собирался радоваться её внезапному обществу. Поднялся с места, кутаясь в верхние одежды, и указал на толпу, собравшуюся вокруг спасённого мальчика.
Что-то ёкнуло внутри от обиды. От злости. От отчаяния... Он явно не намерен продолжать разговор.
На краткое мгновение забылась причина так и не произошедшего звонка. Мысли о ней вытеснились совсем иной: что он развернётся и уйдёт, и она никогда больше его не увидит. Если позвонит – он вновь сбросит вызов… Кэт отчётливо осознала, что вовсе не хочет его отпускать.
Но он… он был бы рад поболтать. Но ему нужно в машину.
Крис развернулся, а Кэт опешила, растерявшись и не зная, что делать дальше. Такого резкого поворота в разговоре девушка не ожидала. И вмиг вспомнилась цель её звонка. И вместе с ней, казалось, вернулись и силы.
А если бы не этот случай с Бэкки?.. Она решилась бы остановить его?..
- Крис, постой! – девушка, в порыве заигравшего внутри страха, подалась вперёд и схватила его за руку пониже локтя, ощутив его тепло. Мгновенный ток выбил из неё дух, но Кэт практически тут же взяла себя в руки и произнесла, пытаясь успокоить участившееся сердцебиение: - Пожалуйста, не уходи. Мне нужно кое-что сказать! В смысле… Мне очень нужна твоя помощь. Это не касается... - запнулась, - нас. Это касается моей сестры, - снова ком в горле.
Если минутами ранее ей было не по себе, то сейчас стало ещё хуже. Проблемы прошлого. Проблемы настоящего. Вновь всё навалилось скопом и грозилось раздавить морально.
- Поговорим? – пальцы сильнее сжали его руку. – Хотя бы недолго. Пожалуйста, Крис…

Холоднее, чем он мог себе даже представить. Уже в воздухе, за мгновение до того, как влететь на всей скорости в воду, Эллингтон успел пожалеть о своём решении. Вот только что-либо изменить уже оказался не в силах. Намокшая моментально одежда стесняла движения, жидкий лёд вокруг сковывал мышцы и заставлял нервную систему агонизировать.
Под водой было действительно страшно. В пронизанном приглушёнными и далёкими звуками полумраке царила своя, особая, атмосфера. Плыть Крису приходилось практически наугад, в то время как недостаток кислорода начинал рвать на части до предела напряжённые лёгкие.
Он плохо помнил, что случилось потом. В глазах потемнело, ногу свело судорогой, а сердце колотилось как ненормальное. В конце концов, он обнаружил себя на поверхности – сидящим на снегу чуть в стороне от толпы и трясущимся от каждого дуновения ветра. Пришлось признать, что даже там, на глубине, было гораздо теплее.
Не вставая, мужчина принялся судорожно шарить по карманам заботливо накинутого ему кем-то на плечи пальто. Онемевшими пальцами нащупал там, отнюдь не сразу, пачку сигарет с зажигалкой. Как же всё-таки хорошо, что он никогда не хранил в карманах брюк ничего по-настоящему ценного.
Запоздало разобрался с непривычными ощущениями – поверх знакомого пальто на детектива был наброшен чей-то пуховик, совершенно отвратительно справлявшийся со своей главной функцией.

Не глядя по сторонам и даже радуясь, что вниманием толпы почти полностью завладел сейчас спасённый ребёнок, Эллингтон запихнул себе в рот кончик сигареты и кое-как умудрился её все же поджечь.
Он помнил панику под водой, помнил красный контур ребёнка. Помнил резкий рывок – спасительный толчок навстречу поверхности. Затянулся жадно, заполняя дымом едва не затопленное было пространство лёгких.
Мужчина понимал, что нужно вставать и куда-то идти. Скидывать с себя мокрую насквозь одежду, ехать домой, переодеваться, или даже прямо в больницу. Но не спешил. Пока ни у кого из окружающих для него не было времени, Эллингтон нашёл немного времени для себя.
Курил, не обращая внимания на клубы дыма, летящие прямо в лицо и заставляющие слезиться глаза. А затем затушил сигарету о снег резким движением. На все эти манипуляции не ушло и минуты. Лишь затем Крис наконец-то повернул голову в сторону и встретился взглядом со своим потенциальным спасителем – кажется, единственным человеком, который за заботами о спасённом ребёнке не забыл об идиоте-герое.
Его собственная минута славы обычно представлялась Крису чуть более грандиозной и значимой.

Сказать спасителю, впрочем, Эллингтон ничего не успел – его окликнули и мужчина недолго думая поднял голову, выискивая источник смутно знакомого голоса…
Сохранить внешнее спокойствие оказалось непросто, даже несмотря на всё ещё стекающие с мокрых волос по лицу струи воды. Он мог ожидать увидеть здесь кого угодно, но только не Кэтрин. Не сейчас, не при таких обстоятельствах.
Глубоко внутри колыхнулись застарелые чувства. На этот раз гораздо сильнее, чем бывало обычно – когда он случайно наталкивался на фамилию Уэллс в газете или знакомое имя проскальзывало в новостях на ТВ. Непосредственный очный контакт был всё же делом совершенно иным – он вновь пробуждал было затихшую ревность, злость и, ко всему прочему, нечто другое.
Кэт говорила и говорила, а он продолжал молча снизу вверх смотреть ей прямо в глаза. Когда закончила, медленно поднялся и, обхватив себя руками, повернулся спиной к особенно свирепым порывам холодного ветра.
Она говорила легко и непринуждённо, словно ничего и не произошло. Словно в последний раз они виделись только вчера.
- Не задерживайся, материал упускаешь, - он кивком указал на суетящихся вокруг ребёнка энтузиастов-помощников. – Может выйти неплохая статья.
Случайно она здесь оказалась, как бы не так. Эллингтон напрочь проигнорировал и её идиотский вопрос, и реплику о необходимости немедленно показаться врачам.
- Был бы рад поболтать, но мне нужно в машину, - совершенно бесстрастно проронил он и повернулся, с явным намерением уйти и оборвать таким образом эту беседу.

Грязные, измученные, продрогшие до костей – такими кое-как выбрались на сушу, обломав тонкий прибрежный ледок, воины Хельги-ярла и спасенные ими пленники. Кто выбрел сам, а кого и вынесли на руках – Рагнар и раб Чирий всплыли спинами вверх. Саймон тут же, на снегу, сам синий и закоченевший, все же перебросил Хьёрвардсона через колено, выдавил из него воду. А потом вдувал в лёгкие стрелка звенящий, вольный воздух Хогаланда, пока тот не закашлялся и не сделал первый, судорожный вздох. Рагнар был спасен, но пока Сайман занимался им, для Чирия стало уже слишком поздно…
Кто-то сказал бы, что удача покинула этих людей. Кто-то бы возразил – едва ли. Ведь они почти все выбрались живыми оттуда, где далеко не каждый смог бы сохранить голову.
Впрочем, радоваться было рано. Мокрые насквозь, без возможности просушиться и обогреться, пусть на не сильно крепком, но ощутимом морозце, чудом уцелевшие герои имели все шансы после всех подвигов принять бесславную и нелепую погибель. Сгореть в одночасье от жара, или изойти кровавым кашлем. А то и просто-напросто замерзнуть насмерть.
А ведь еще ночь стояла - хоть глаза коли, непроглядная. Йольская ночь, самая долгая в году. Непростая, богатая на чудеса…

Нет, все же удача была с ними. Торвальд узнал место. Небольшое незамерзающее озерцо, питаемое бьющим из круглой дырки в скале потоком, входило в одаль Греттира Ормульфсона – одного из нынешних гостей все того же папаши-Бьярни. Усадьба самого Греттира находилась тут же, неподалеку, на берегу. К ней Торвальд и повел своих спутников практически ощупью.
Пробежка по свежему снежку, гулкие удары в усадебные ворота. Недолгие препирательства с заспанными и хмельными по случаю праздника домочадцами Ормульфсона – к счастью, Торвальд был узнан, - и вот уже вытертые насухо, переодетые в старые, но теплые вещи гости отогреваются свартваном у раскочегаренной по такому случаю печки, и потчуют местных историями, достойными стать сагами. Но время дорого, надо поспешить. Краткий отдых, и на арендованных под честное слово лыжах – в Ильстедхем.

***

Родовое поместье Кнутсенов встретило благополучно вернувшихся ночных скитальцев картиной, в общем-то, ожидаемой. Веселье давно перевалило за середину, и хоть капельку трезвого мужа в длинном доме было найти непросто.
Во дворе шатающиеся гости пускали пенные струи вторичного пива и энергично поблевывали. За столами остались единицы: кто уткнулся бородой в столешницу и молодецки храпел, кто и вовсе сполз под лавку, кто деловито пользовал в сторонке от места гульбища подвернувшуюся под руку девку-тир. Музыкальная машина оказалась забыта, и уже не горела огнями – вместо нее косо бил по струнам и драл глотку патлатый некто, пытаясь нафальшивить песнь о деяниях конунга. Выходило невнятно. Нашлось место и молодецким забавам, вроде борьбы на руках, плавно переходящей в просто борьбу, а то и битьё морд...
Словом, островитяне перепились и развлекались, как могли.
Один только Четырехтактный Бьорн держался довольно бодро, моча усы в пиве, и с благосклонной усмешкой взирая на идущий своим чередом пир. Брат его тоже старался держать марку, сидел прямо, но его блуждающий по залу взгляд был мутным и не вполне осмысленным.

Появление вернувшихся сопалубников первым заметил все тот же Бьорн, и немедленно велел подать им рога и кубки, а так же освободил место подле себя и Бьярни, спихнув с лавок пару перебравших соседей.
Рассказ получился долгим и захватывающим. По ходу повествования к столам подтянулись все, кто был еще в состоянии двигаться и соображать. В какой-то момент появилась и хозяйка-Астрид, глядевшая на сына с явным облегчением, но не дерзающая прерывать важный мужской разговор.
Эрик заливался соловьём, Рагнар с Рагнвальдом поддерживали. Десятки андъярнов и цвергов превращались в сотни; курганы добычи – в горы. Под конец повествования, когда хирдманам пришлось отступить перед вражьими полчищами, бросив добро, счет неприятеля шел уже едва не на тысячи. Торвальд поддерживал похвальбу согласными кивками.
Закончилась же сага сухим подведением итогов: недобитых косматых осталось едва ли с полусотню, а добра, которое они стерегут, хватит на безбедную жизнь целого поколения. Недурно бы этим добром завладеть. Да и оставлять без отмщения нападение на достойного карла, коим, без сомнения, является Торвальд Бярнисон –нехорошо. Боги не поймут.
По окончании повествования поднялся страшный гам. Особо горячие головы предлагали собираться немедленно, и врезать зверькам, пока те не опомнились от страшных деяний Эрика сотоварищи. Другие были более осторожны и сдержаны в своих суждениях. Кто-то и вовсе намекнул, что не дело совать руку в осиное гнездо, особенно если осы уже знают, что ты где-то рядом. Впрочем, таких тут же зашикали и осмеяли, упрекая в малодушии – едва до хольмганга за обиду не дошло.
Конец препираниям положил Бьерн – как, без сомнения, самый опытный в ратном деле человек. Четырехтактный постановил: горячки не пороть, дать всем проспаться и охолонуть. Наутро как следует снарядиться, исполчить дренгов-арендаторов по грендам присутствующих. Кинуть клич соседям из тех, кто на пиршестве не присутствует. И тогда уже, в силе, выступать. Кормчий закинул удочку насчет призвать на подмогу людей посерьёзнее – какого-нибудь ярла, хоть того же Хельги, к примеру…
Но тут заартачился Бьярни – мол, ярл и долю ярлову потребует. Ему да его хирду вся лучшая добыча уйдет, а прочим – крохи. Нет уж, мы тут сами с усами, справимся.
Соседи такое суждение поддержали. Бьорн спорить не стал.
Порешили.

На другое утро, ясное и морозное, сделали, как сказано. Гости разъехались по домам – собираться. Гонцы, пользуясь выпавшим хрустким снежком, понесли «стрелу войны» по окрестным одалям и грендам. Собраться уговорились к вечеру на гравгаммале. Оно, конечно, ночью драться не очень хорошо – вдруг валькирии в темноте героев не разглядят? Но, раз все равно под землю лезть, то и разницы никакой.
Пришли не все. Кое-кто решил, что какая там добыча еще неизвестно, а вот цверги там точно есть. Недаром три опытных хирдмана унесли в логовище едва не больше, чем принесли обратно. Да и сами полуживые вернулись.
Но многие пришли. Даже Арнвир с сыновьями и дренгами. Может, хотел взглянуть сам, что лежит под гравгаммалем, и стоит ли спорная земля тяжбы на тинге и ссоры с Четырехтактным. А может просто прельстился возможностью взять добра привычным способом – на меч.
Словом, рать собралась изрядная. С полсотни оружных карлов, да к ним без малого десяток настоящих воинов. Сразу порешили, как делить медвежью шкуру – будущую добычу. Договорились так: пять долей Бьорну, как хёвдингу сборного хирда; столько же Бьярни – ведь вход в тоннели на его земле; по три доли на каждого опытного воина и по одной – прочим. Настырный Эрик выторговал, чтобы по одной дополнительной доле накинули и троице дружинников Хельги, ведь именно они все разведали, и знают, куда идти и чего ждать.
Да только косолапый остался так и не убит, а его шкура – при нём. Когда сводная рать подошла к спуску в подземелье, вместо лестницы их встретил голый колодец шахты, курящийся частицами не до конца осевшей бетонной пыли и горьким динамитным духом. Треклятые цверги обрушили спуск взрывом, и запечатали шахту обломками лестничных пролетов. Разгребать – работа не на день, и даже не на месяц. Искать другой спуск в подземелье – тоже.
Пришлось ополченцам расходиться по домам, угостившись привезенным из Ильстедхема пивом, чтобы залить обиду и погасить ратный пыл.

***

Так и закончилась эта история.
Бьорн со своими молодыми друзьями погостил еще несколько дней у брата. Отдохнули, попарились в бане, поваляли девок, сходили на охоту. А затем направились в обратный путь.
Эрик, Рагнар и Рагнвальд в накладе не остались. Хоть и оставили у цвергов немало, но Бьярни с Бьорном отдарились за спасенного родича как следует – суммарно монеты, украшения и безделушки, полученные воинами, тянули никак не меньше, чем на полсотни марок. К тому же, братья как следует наполнили карманы скальда, что был приглашен на празднование Йоля, дабы он сложил добрую драпу о славных деяниях этой троицы.
А Саймон получил свободу. Бьорн, услышав о доблестях своего человека, не колеблясь, решил, что он не рожден для ошейника. Обряд освобождения провели честь по чести – Саймон торжественно передал символическую марку серебром за свой выкуп (полученную, правда, от своих товарищей по приключению) Четырехтактному, заколол ритуального барана, повесив на него свой ошейник, и испил на пиру свободы «эль вольной шеи». Так для людей умер раб Саймон и родился свободный человек. Имя «новорожденному» подобрали созвучное имени покойного, но совсем другое. Славное.
Так что с Старбю дружинники Хельги Двенадцать Пуль возвращались уже не вчетвером, а впятером – с ними ехал свободный человек Сигмунд, кандидат на вступление в хирд. И за него было кому замолвить слово перед ярлом.
Впереди ждали еще два зимних месяца, а весной…
Впрочем, как вы, наверное, уже догадались, о том повествует совсем другая сага.

Лекция Дога кое-что прояснила, но и новых вопросов то же добавила. Итак - вампиры существуют. Поверить в это было трудно, но эта троица, кажется, говорит вполне серьёзно. Что ж, если это правда, это объясняет произошедшее ночью. Но всё равно парню понадобится время, что бы принять факт существования существ, считающихся мифом

- Судя по тому, что я сейчас сижу здесь, людей они действительно не убивают. Во всяком случае моя ночная знакомая. Если она поужинала моей кровью, то и так понятно, почему я так фигово себя чувствовал утром. Чего там проверять? - музыкант посмотрел на Дога, но тут ему в голову пришла весьма не приятная мысль. - Или ты опасаешься, что я превращусь после укуса в одного из них?

Свитч своим предложением немного вывел Чарли из себя. Он летел сюда сломя голову не для того что бы ему сказали: "Чарли, чувак, вампиры существуют и один из них вчера тебя укусил." Нет, ему нужно ответы на все вопросы и он не собирался торговаться.
- Приз за пунктуальность? То есть ты считаешь, что ваша лекция о кровососах стоит того, что бы мчаться на другой конец города? Ни фига подобного. Пускать пуль в глаза и впечатлять научным изложением будешь других. Я так и не услышал никакой конкретики. Зачем Мелиса разодрала мне спину? Что это за знак? Что за Сообщество? И что вы с этими вампирами делаете? - всё больше располялся Мэйсон. - Охотитесь на них? И делать-то теперь что?

За что можно было похвалить полицию, так это за оперативность. Лифт и лестницу перекрыли практически мгновенно, оставив Билла без возможности спрятаться на парковке. Коп поматерился быстро придумал новый план.

Первым его пунктом было: зайти в первую попавшуюся комнату и спрятаться там.

Вторым было: ждать ночи и сваливать с Роджером.

Планом Б стало: сдаться, если заметят, потому что, в отличии от Грега-гиганта, Освальт не огромный мужик с горой мускул под пузом.

Комната оказалась не пустующей палатой, как хотел бы офицер, но времени на поиски не было.

Первыми жертвами, приступившего закон экс-офицера, стали нынче модные дырявые джинсы какого-то парня (женские бы не налезли на далеко не самые худые ноги копа), белый халат, атрибут любого врача и стул, на котором он развалился.

А потом началось ожидание чуда. Где-то через полуспящий беглец стал соседом врачей, которые покидали свои рабочие места, возвращаясь к жизни простых людей, а не спасителей жизней. Они обсуждали "их" побег. Только вот знали ли они и полиция, что Грег теперь никак не связан с Биллом. Они теперь сами за себя. Но объяснять он это не собирался. Это было бы величайшим провалом в истории побегов.

Никто к счастью не зашёл к хитрому полицейскому-врачу. Один вопрос, и он бы был замечен, так как придумать хоть какую-то легенду ему не позволила усталость.

Когда почти все отправились домой, Освальт отправился искать лифт.

Лифт был найден, а значит оставалось лишь несколько шагов до свободы, но вместо этого экс-полицейский получил по колену от действующего полицейского. Сопротивляться молодому кому было бы тяжело, но проверить это не удалось. Сознание отправилось куда-то в другую от беглеца сторону, оставив его без оного.

Что было дальше он уже не вспомнил. Можно было догадаться, что коп вернул доверие начальства, вернув потеряного заключённого, а самого беглеца унесли в комнату и приковали к кровати.

***

Он проснулся ночью. Наручников не было. Как закрытой двери. Билл вообще был не в больнице. Это была его спальня. Его кровать. Только одежда была странной. Полосатая, как в тюрьме из фильмов. Это было странно. Он поднялся на ноги и, утирая глаза, заковылял к двери. Но в проеме, из-за которого шёл чересчур яркий свет, появилась его дочь. Она смотрела на отца с укором. На её глазах проступали слёзы.

— Почему, папа?

— Ч..что?

— Почему ты всё поставил на кон ради денег?

— Каких денег? О чём ты?

— Ты убил тех афроамериканцев с подсудимым N1488.

— Каким к черту подсудимым?

Но дочь не ответила. Вместо неё уже сидел чернокожая судья в парике, а вместо комнаты вокруг появились стены зала суда.

— Подсудимый N1328, признаётесь ли вы в убийстве Стивена Фрая в ночь с десятого на одиннадцатое декабря две тысячи двенадцатого года?

— Нет. Он же пережил то попадание. Я не убивал его. Нет, чёрт подери! И где мой адвокат?

— Убийцам адвокатов не дают.

— Что? А как же законы?

— Для убийц другие законы!

— Но это нарушает конституцию!

— Для убийц другая конституция!

Ответить Билл не смог. Слова стали комом в его горле, а вместо его ответа судья зачитала ещё одно обвинение: "Билл Освальт обвиняется в преступном сговоре с Грегори Джейкобсом и попытки хищения двухсот тысяч долларов, владелицей которых является Бритни Флауэрс". Последнее испугало офицера. О таком он даже не задумывался. Но ответить он вновь не смог. Стены изменились, а на месте судьи вновь появилась его дочь.

— Ты понял, Билл? — сказала уже дочь.

— Но... Я этого не делал!

— Нет! — она начала кричать и плакать, — Это всё ты! Из-за тебя ушла мама, из-за твоей тупости тебя посадили в тюрьму! Это всё твоя вина, Билл! Ты всегда делаешь всё не так! И даже не стараешься! Ненавижу тебя! Ты мог всё исправить... Ты...

Последние слова были прерваны каким-то шумом. Будто сам бог раздвинул небеса и странно знакомым голосом сказал: "У тебя пять минут".

***

Сон окончательно ушёл. Теперь вместо бога над Биллом стоял Роджер. На руке было лишь кольцо от наручников. Остальная часть была на ножке кровати.

— Да, да, конечно. Пяти минут будет много, — сказал быстро вставший Билл, он также отметил, что впервые за долгие годы за секунду слез с кровати.

Освальт взял куртку, но не надел её, и пакетик сока.

Холод стальными цепями тут же сковал почти обнаженное тело Грега, ведь ту больничную накидку, можно принять разве что за ночнушку. На что он только надеется? Что сможет полуголым, в лютый мороз и снег, сбежать? Нет, это безумие! Значит он действительно сошел с ума?

Взгляд с балкона вниз не сулил ничего хорошего - 20 метров свободного падения и встреча с холодной поверхностью. Можно сказать, что падая отсюда, Грег ляжет прямо в холодный ящик морга. Но лучше уж так, нежели провести остаток дней в дурке.
Слова фараонов были сладки как мед, в этой перспективе из бочки дерьма и прочей херни. Лучше остаться в теплом кабинете, поговорить с ними, потребовать что бы пришел адвокат, передать ему дело Грега, ведь там наверняка есть что-то интересное и компрометирующие доктора Грега. А ещё было бы время подобрать ключ к сейфу, а там то уж точно зарыт не один скелет Хауза. Уж это бы точно очистило фигуру Джейкобса ото всяких обвинений в невменяемости. Сразу бы стала ясна природа его агрессии - самозащита. Но Грег не был мальчиком-торчком запуганным до усрачки, нет, он был взрослым мужиком и прекрасно понимал, что копы будут тянуть время, отрезать ему все пути к отступлению, потом подтянется спецназ, снайперы и всё будет кончено. А в друг в сейфе ничего нет? Вдруг Хауз чист и Грег действительно сошел с ума и не понимает что происходит, что он вытворяет?

Несмотря на пронизывающий до костей ветер, лоб Джейкобса покрылся испариной - ему предстояло сделать самый сложный выбор в своей жизни.

Бежать. Так у него есть хоть какие-то шансы. Видимо старик был прав, что Хаузу верить нельзя, что мир этот гораздо темнее, чем Грег всю свою жизнь считал и он уже обречен. Видимо выбора то у него нет. А когда у человека нет выбора, он загнан в угол и ему нечего терять, он становится решительнее чем когда-либо. Он становится другим.

И с осознанием этого, дыхание Грега стало ровнее, мысли успокоились и вдруг всё стало так легко и понятно. Кажется даже что боль в носу и руке отступили. Гнев в глазах сменился стальной решимостью - ему нечего терять. Руки стягивали ремень с доктора, сам же Грег в это время неустанно повторял копам дабы не приближались:

- Я повторять дважды не буду! Никто не входит в комнату, иначе всем пизда!

Грег не питал иллюзий о том что ремень тощего Хауза, Джейкобс сможет затянуть на своем пузе, но вот примотать личное дело к ноге этим самым ремнем, самое то!

Ну а дальше самое сложное, главное не смотреть вниз...

Время шло и слова лились изо рта доктора Хауза. И с каждым словом, лицо Грегори Джейкобса всё сильнее краснело, а на шее и висках проступали вены. Мышцы его напрягались всё сильнее, словно ярость, растущая внутри его тела, словно он Брюс Беннер.
Его решили упрятать в психушку, а там когда выйдет, может часть имущества будет принадлежать ему. Но он то знает, если он и выйдет оттуда, то пускающим слюни идиотом. И больше всего бесила эта его беспомощность. Он ничего не мог сделать с этой хуйней что творится с его жизнью. Нет, наверное он мог бы сорвать эти никчемные крепления, вбить этому докторишке его трость в его же задницу и отмудохать ещё парочку человек (хотя скорее всего нет, стычка с грабителями показала что он уже не тот что был в молодости), но тогда бы его судьба была бы предрешена. Сделали бы какую-нибудь операцию на голове, что бы Грег стал безвольным овощем и всё.

Но и сдаться и пустить всё на самотёк он не мог.

- Какого хуя?! У меня в голове какая-то опухоль, а Вы, вместо того что бы лечить меня, залечиваете мне какую-то хрень про дурку и пытаетесь тут показаться самым невзъебенно умным! Ну так если ты такой прошаренный мудак, что знаешь всё и вся, то нахрена ты ещё пытаешься из меня что-то выпытать, Хауз, ты и так всё знаешь, скотина ты эдакая...

Грегори пыхтел как бык на корриде.

- Слушай сюда внимательно, если ты сейчас же меня не отпустишь, то лечение понадобится тебе, но штука в том, что лечится ты будешь в местах не столь отдаленных, так как я тебя засужу, мудила ты некомпетентная!

      Но трактирщик как ни в чем ни бывало продолжал оттирать пол. Он разгибался только чтобы опустить тряпку в ведро, прополоскать её и снова вставал на четвереньки, чтобы с упорством обреченного наводить чистоту в вверенном ему заведении.

      — Безумцы... Их так много, что каждый из них может быть по-своему известен. Захаживал к нам на днях Моррис. Вот тот - самый настоящий безумец. Во рту у него не осталось ни единого зуба и смех из его рта душу выворачивал на изнанку. Всех посетителей у меня распугал, хоть и пил стойко. Долго на ногах держался. А когда упал обессиленный - в таверне никого уже и не осталось. Не желали люди с ним находиться. Больше не пущу этого черта. Пусть баб портовых гоняет на пристани, а у меня ему делать нечего больше.

      Рене поднялся и пристально посмотрел под ноги Артуру. Пол перед ним едва ли не блестел. В зале поубавилось народу. Большинство из них уже лежали на набережной, недалеко от дверей трактира, и приходили в себя после веселой драки, делились впечатлениями и искали выбитые зубы. Жан Жак со слугой сидели на облюбованном столике. Товарищ откровенно горевал над испорченной шляпой.

Композитный силовой доспех штурмового класса оказался на месте и смиренно ожидал заместителя капитана. Дактилоскопический сканер, выступивший в качестве альтернативной паролю защиты контейнера, радостно пискнул, принимая отпечаток Фрэнка. Фрайзер передал заместителю достаточно большое количество полномочий – в том числе, очевидно, и на использование секретного оружия, «Претореанца».
С приятным щелчком наиболее совершенный боевой костюм своего века оказался в распоряжении Фрэнка Полинга, временно исполняющего обязанности капитана линкора под громким названием «Ренессанс».
- Выполняю распоряжение. Соединяю.
Эшли без промедления исполняла команды.

Свой исходящий видеосигнал Борман не стал отключать.
Крошечный сферический дрон услужливо спроецировал на стену арсенала сидящего за письменным столом императора. Артур Борман выглядел властно и величественно в своей алой, расшитой золотом, мантии. Повелителем Элкора оказался широкоплечий бородатый мужчина с тяжёлым и притягательным взглядом. Он выглядел надменно, солидно, крайне ухоженно.
Именно так и должен, в теории, выглядеть настоящий властитель.
Голос Бормана тоже вполне оправдал ожидания – мощный и вкрадчивый баритон, способный в равной степени как убеждать, так и запугивать собеседника. Прирождённый лжец и оратор. Сложно представить кого-то, кто бы смотрела на троне хоть на йоту более органично.

- Мистер Полинг, я полагаю? – с некоторым уважением осведомился он. – Артур Борман, правитель этой планеты. Думаю, нам с вами давно стоит обсудить пару насущных вопросов. Согласно имеющейся у меня в распоряжении информации, вы, а в том числе и весь экипаж «Ренессанса» были введены в заблуждение и примкнули к группе изменников, гордо называющих себя громким словом «повстанцы».
Борман говорил весьма убедительно. Даже Фрэнк, знавший правду, ловил себя на том, что уже слегка поддаётся подтачивающему уверенность изнутри змею сомнения. Полинг слышал, как раздражённо фыркнула Алиса у него за спиной.
- Эта их, так называемая, «революция», - кажется, в слово «революция» Борман вложил всё возможное презрение мира. – На деле – не более чем террористическая акция, устроенная с целью свержения действующего режима. Правительства, скромным представителем которого я здесь являюсь. Правительства, совершенно лояльного Солнечной Федерации, спешу вас заверить.
Алиса позади фыркнула снова. Громче. Более раздражённо. С плохо скрываемой ненавистью.

- Помогая этим… «Революционерам»… Вы, ваше судно и весь его экипаж, согласно общепринятому закону Солнечной Федерации, приравниваетесь к классу интернациональных изменников. При неблагоприятных обстоятельствах на вас в суде можно повесить даже "посильную помощь Конфедерации"… - Борман притворно зацокал и, не давая Фрэнку возможности вставить хоть слово, продолжил:
- Однако. Однако, я готов закрыть глаза на это недоразумение, если мы с вами проясним спорные моменты, прямо здесь и сейчас… И придём к некоторому подобию компромисса.
В конце концов Артур замолчал. В установившейся тишине Фрэнк особенно чётко услышал щелчок снимаемого предохранителя.

Алиса, стройная девочка-революционерка с огненно-рыжими волосами, направила бластер Фрэнку прямо в затылок. Замерла в классической позе стрелка, широко расставив ноги и сжимая оружие двумя руками. Борман, для которого отсутствовала и обратная видеосвязь, и были заглушены все посторонние звуки, терпеливо смотрел на заместителя капитана, ожидая ответа.
- Полинг, - грубое обращение по фамилии резануло.
Голос девушки дрожал, но стальными нотками в нём сквозила решимость.
- Немедленно заверши сеанс связи. И отдай линкору приказ открыть огонь по намеченной цели.

      — Гыгыгы, соображаешь, хоть и мелкая еще! — посмеялся карлик. — Впрочем, не мне о мелкости говорить, да? Так вот что. Заставлять ты, конечно, не заставишь. Но посоветовать можешь. И давай-ка так все точки расставим: человек от тебя ко мне пришел — тебе подарок. Человек, с тобой поговорив, не ко мне пришел — с тебя штрафик. Такие вот расклады.
      Как бы там ни было, карлик после этого разговора допил и ушел. Да и остальные посетители понемногу разошлись. И немногие из них задержались до того момента, когда Черри, подянвшись наверх, спустился снова, позвал своих подручных, а чуть погодя с верхнего этажа донесся приглушенный, как потом оказалось, подушкой, одиночный выстрел.
      Керри, умотавшаяся за день, этого даже не услышала, а вот Дирк пошел наверх, спустившись оттуда очень-очень грустным.
      Таверны Джинна больше не было. Потому что сам Джинн пораскинул мозгами в одном из "сьютов", опрометчиво попытавшись обвести вокруг пальца третью по крутости банду в Рэде. Не срослось.
      Утром Керри и Дирк узнали, что теперь Таверной управляет... Загадка.
      Вот такая вот карьера.
      Но это была уже другая история.

Грегори не понимал что гипноз уже шел. Наверное так же человек не осознает себя во-сне, но после он поймет что произошло. А быть может и не вспомнит, словно это был просто сон. Но пока он был здесь и всё шло словно на автомате. Словно Грег был не Грег, а зритель наблюдающий за одноименным героем артхаусного кино.

И ему не страшно, как не страшно искушенному зрителю при просмотре очередного, дешевого фильма ужасов. Он не боится никого и ничего. Кроме себя самого.
О да, Грег страшен. Ещё более он страшен в гневе, что он впитал в себя и увидел тех кто этот гнев в нем породил. Тех кто не устоял под волнами ярости Грега и пал. И тех, кто не испугался Грега, но напугал его самого. Но это было тогда. Теперь же Грег не боится никого и ничего. Кроме себя самого...

Образы пропали, оставив ярость гореть огнем в душе Грегори Джейкобса.

Осталось четыре шара и рука инстинктивно потянулась к желтому шару - радости. Ведь люди любят радоваться и Грег не исключение. Но в последний момент что-то его одернуло. Что-то заставляло взять иной шар. Рука тянулась к фиолетовому шару - обиде.

Обида подчас становится той искрой что зажигает огонь ярости. Но у Грега в душе и так полыхал пожар и он хотел лишь просто подлить немного бензина в него, дабы спалить всё к чертям...

Вид пушки, направленной в него, словно перекрыл какую-то пробку в голове Джереми. Пробку, отвечающую за агрессию - вариант убить этих ребят и свалить уже не виделся ему идеальным, если таким чётким языком можно описать то очищающее, но смутное и неуловимое прозрение, которое суматошно наступило в одну секунду и закончилось в следующую. Прозрение сменил страх. Почему-то вспомнился подвал, чужое тело, истекающее кровью у него на руках и пули, вспышки выстрелов. Джереми вздрогнул - это было страшное воспоминание. Ему надо было избежать стрельбы, как угодно избежать стрельбы! И он выбрал привычный путь, попытался привычно запугать стоящего перед ним человека...с оружием...и непривычно смог только проблеять:
- Слышь, опусти пушку. - Это прозвучало жалко.

Максим Коляев:

Второй сторож тоже собирался зайти, но нервный напарник захлопнул дверь перед самым его носом, едва камарилец переступил ворог.

- Эй! Чуть по носу мне не заехал! - раздался возмущенный возглас.

Что толку? Внутрь попал только Макс. Сторож будто не слышал напарника и судорожно гремел ключами в замке. Сказать, что он выглядел и вел себя странно, отнюдь не преувеличение. Мужчина сильно волновался, столь же сильно суетился и выглядел при этом смертельно уставшим.

Вскоре глаза вампира привыкли к темноте. "Каморка" состояла из небольшого офисного помещения, где, вероятно, трудились сотрудники ритуальной службы, и значительно более просторной мастерской. Все углы заставлены заготовками под памятники, мраморными глыбами и ящиками с инструментами. Очень пыльно. Источником света был только монитор на рабочем столе, а единственным звуком мягкое урчание кулера в работающем системном блоке. Свет в помещении не горел.

- Он там, - справившись с замком, сторож вцепился в рукав Макса и повел его в мастерскую, - Я отогнал его сразу же. Клянусь!

Он чуть не перекрестился, но, подняв руку, вдруг в нерешительности застыл... передумал. И указал рукой в темноту. Действительно. Там, у больших двухстворчатых дверей, через которые на улицу выносили крупные памятники, стоял байк. Разглядеть его в темноте сложно, но видимый контур говорил о сохранности транспортного средства.

Не позволив вампиру толком насладиться встречей с железным конем, мужик засуетился опять и потащил его к монитору. Услужливо, но очень настырно усадил в кресло.
- А еще послание. Он велел показать тебе послание сразу, как ты придешь, - дрожащим пальцем сторож ткнул в монитор, - Смотри!

На экране камарилец увидел белое окошко чата, красный смайл-рожицу дьявола и короткое сообщение:

"Кто заказывал текст последней Указной Грамоты?)"

Ниже подпрыгивал от нетерпения мультяшный конверт. Хлопая рисованными глазами, он уговаривал скорее начать скачивание...

Кэт непрерывно слушала Чарли, пытаясь не обращать внимания на компанию, занявшую столик неподалёку. Молодые люди слишком часто бросали взгляды в их сторону, и это начинало откровенно напрягать.
В какой-то момент Мэйсон замолчал, о чём-то задумавшись. И последующие его слова натолкнули на мысли, что музыкант, вероятно, чувствует нечто похожее на вину. Фронтмен – Пит. Это он должен был петь и находиться здесь…
Кэт напрягла память, припоминая, кто такой Пит. В голове тут же всплыла информация из сетей: Пит Лоефлер, 24 года, вокалист группы… Мэйсон солировал на вчерашнем выступлении, вероятно, по причине каких-то определённых обстоятельств… Было бы неплохо узнать, что это за причины и почему Лоефлер передал вокал Мэйсону.
Как бы то ни было, музыкант должен был смириться с очевидным: всё произошло именно так, а не иначе, и это именно он произвёл на публику столь сильное впечатление, что интернет-пользователи, читатели прессы и зрители хотели узнать о нём как можно больше.

Слова Чарли об отсутствии музы несколько расстроили. Читатели – в особенности, женская половина – всегда интересовались подробностями личной жизни звёзд. Даже упоминание о том, что у известного музыканта есть кто-то на примете, некая вдохновительница, муза и просто девушка, могло заставить сердечки юных воздыхательниц учащённо биться, а умы – туманиться нездоровым любопытством и фантазиями.
Кэт усмехнулась своим мыслям. Глянула на диктофон – пора выключать и заканчивать интервью. Но… ей хотелось выяснить кое-что ещё: почему в итоге солировал Чарли?..
Но она попросту не успела.

В помещении повисла гнетущая тишина. Разговоры оборвались настолько резко, что от всеобщего молчания стало как-то неуютно. Кэт взглянула на компанию молодёжи, интуитивно почувствовав, что причина возникшей паузы именно в них. Заметила направленные в свою сторону взгляды – внимательные и недобрые.
Чутьё подсказывало, что сейчас обязательно что-то произойдёт. Уж слишком зло эта компания смотрела на Чарли, а в их красноречивом молчании ощущался агрессивный настрой.
И чутьё журналистку не подвело. Один из парней поднялся со своего места и походкой вразвалочку направился к их столику. Пульс немного участился от волнения, но внешне Уэллс оставалась невозмутимо-хладнокровной.

- Эй. Эй, я к тебе обращаюсь…
Незнакомец бесцеремонно вклинился в их разговор, явно не заботясь о правилах приличия. На лице мажора застыла отвратительная ухмылочка, а в глазах читалось выражение явного превосходства над всеми присутствующими личностями. Кэт обвела его пристальным взглядом с ног до головы, даже не думая скрывать свои эмоции. Подобный типаж мужчин был особенно популярен у глупых девочек, не способных разглядеть за бицепсами отсутствие интеллекта.
Собственно, его отсутствие он и подтвердил, выразив желание побить Мэйсона. Кэт чего-то подобного и ожидала от него услышать – но, честно говоря, было откровенно странно видеть, что к Чарли подходят не с желанием взять автограф, а для того, чтобы набить морду… Естественно, для парня в розовом поло это была своеобразная, извращённая игра, желание в очередной раз доказать друзьям свою «альфа-самцовость», но он даже не догадывался, насколько неадекватным выглядел в глазах свидетелей.

Дальнейшие события лишь повысили градус неадекватности. Чарли её удивил ничуть не меньше, продемонстрировав собственную агрессию. Кэт внутренне содрогнулась, наблюдая за дерзким действием Мэйсона. Парень в поло оказался не менее проворен, вывернув музыканту руку.
Чёрт… Необходимо вмешаться, пока всё действительно не вышло из-под контроля и сотрудники кафе не вызвали полицию. Но Кэт сидела в оцепенении, не в силах из него выйти, и просто наблюдая за происходящим…

- Песни с самого начала писал я. Но не нужно думать, что фронтмен, который пишет и исполняет песни, делает всю работу. Такой, и швец и жнец и на дуде игрец и вообще самый главный, а остальные просто разучивают мелодии и играют. Нет. Написать текст - это только полдела. Гораздо сложней сочинить к нему музыку. Всё отшлифовать и довести до ума. Хорошо если в голове уже есть какой-то мотив, на который ты пишешь песню. А если нет? Так что работает вся группа на равных. Тексты пишу я, а то что вы слышите со сцены - уже результат коллективного творчества.
Чарли умолк, почувствовав, что сказал что-то не то. Зря он произнёс это слово - фронтмен. И на интервью зря пошёл. Нужно было подождать хотя бы до завтра, когда бы всё более-менее утряслось и было бы ясно кто куда и что к чему. А теперь Пит будет окончательно настроен против него. Чёрт, я должен был подумать об этом. Но утро выдалось слишком уж сумасшедшим. Навалилось всё сразу: и известность, и пробуждение в одной кровати со старой знакомой, и то, что ты совершенно не помнишь, как ты и она там оказались, как и событий прошлого вечера, и наглые репортёры, которые лезут в твоё окно, и эта журналистка, так выгодно контрастировавшая с рыжим придурком. Слишком много всего. И Чарли, возможно, только что усугубил то, что вынужден будет расхлёбывать сегодня вечером. Что ж, отступать уже поздно, остаётся только попробовать немного исправить ситуацию.
- Справедливости ради надо сказать, что фронтмен у нас Пит, а я на бэк вокале и иногда подменяю его, как вчера. Здесь, по идее, должен сидеть он. Просто но никто не думал, что выступление в "Деформации" произведёт такой фурор. Но, не знаю к счастью или нет, всё получилось так как получилось.
Настроение несколько подпортилось от мыслей о вечере, а галдящая компания изрядно убавила кафе уюта. Захотелось побыстрее закруглится здесь и пойти домой. Заняться своими делами, например посидеть на том форуме или просто отдохнуть перед репетицией. Но вот так, вдруг, заканчивать интервью было конечно не комельфо и Мэйсон продолжал, улыбаясь, отвечать на вопросы.
- Хех. Нет, музы нет. Вдохновение посещает меня время от времени. Это не обязательно должна быть женщина или какой-то человек. Вдохновить может что угодно. Книга, фильм, какой-то случай или чья-то музыка. Иногда вдохновение приходит просто на ровном месте. Но если бы кто-то или что-то вдохновляло меня с завидной регулярностью, я был бы только рад.
И опять события прошлой ночи напомнили о себе. Теперь вот в вопросе Кэтрин. И она права, чёрт возьми. Пел он для какой-то красотки. Не для той ли самой, что разукрасила ему спину? Мне нужно на форум. Как приду домой, первым делом на форум. Нужно, наконец, разобраться в этом и чем быстрее, тем лучше.

Несколько минут бродяга молчал и разглядывал убранство больничной палаты. Торопиться ему было некуда, да и незачем. Возможно, в ближайшие пару десятков лет ему вообще будет некуда торопиться и спешить, разве что вовремя встать лицом к стене и приготовиться к перекличке и досмотру.

- Не пишут... - несколько разочарованно повторил Брайан.
- Человеческая память слишком ненадежный источник хранения информации. То ли дело книга. Людей уже нет, а их бессмертные творения всё еще существуют. Да и переспросить, позже, может быть не у кого...

Брайан посмотрел исподлобья на Андреаса и скептически хмыкнул.
- До недавнего времени я слышал только белый шум в голове, когда мои старые раны начинали напоминать о себе. Так что да, можешь считать рассказ "сказками безумного ирландца", если тебе так будет проще. Я же не пытаюсь заставить поверить в Конец Света, всё таки я не пастырь и не веду воскресную проповедь. Я расскажу, а выводы делай сам...

Проследив передвижение детектива, подозреваемый подождал, когда детектив займет удобное для себя положение и начал рассказ:
- До вчерашнего вечера я как-то и не задумывался о своем диагнозе. Ну есть и есть, не болит и не беспокоит. Иногда голова звенит, когда сильно волнуюсь или выпью лишнего, в целом с виду обычный человек, даже как-то агрессии никогда не возникало. Но сейчас не об этом.

Бродяга ногтями поскрёб подбородок с молодой щетиной.
- Когда я поймал ту крысу и нашел на ней часы, я даже и не думал, что вечер окажется столь насыщенным на неприятности. Подбираясь к мусорному баку, я расчитывал встретить там еще животных, но никак не труп девушки. Нааверняка вы его видели, или фотографии. Первое, на что обратил внимание, это были её глаза, чуть позже, когда первый ступор прошел, я обратил внимание на порезанные руки и странного вида нож, который сжимала покойница. Казалочь всё логичным, что девышка вскрылась из-за неразделённой любви, а парень, пытаясь скрыть неприятность, не придумал ничего лучше, чем выгрузить её в мусорный бак, да ещё и вещи аккуратно положить рядом. Не суть... Открыв крышку того проклятого бака, я ощутил сильное желание завладеть им. Не знаю, почему я его тогда не взял, видимо вбитая отцом совесть не позволила. Я вызвал полицию и стал ждать, но было такое ощущение, что кто-то меня постоянно уговаривает поступить иначе. Когда появились полицейские, то этот зов, будем называть его так, пропал, а младший из копов потянулся к клинку и завладел им. Принялся наносить себе на предплечья похожие узоры, что были на руках девушки. Совпадение? Запомните этот момент. Старший попытался помешать и в какой-то момент у него получилось. Я думал, что получилось, но нет. Молодой пристрелил напарника и действительно бросился на меня. Когда нож лежал рядом, мне казалось, что в венчающем его алом рубине плавает глаз и пристально наблюдает за окружающим миром. Злой взгляд, такой, что аж мороз по коже. Потом я сбежал и был подобран этим странным немым стариком. Я действительно не знаю о нём ничего, ни кто он, ни где живёт. Всё только с его слов... с записок... Он поведал, что выслеживает вещи, которые приносят вред людям, сподвигая их на различного рода преступления. Я вначале посмеялся этой причуде старика, но как-то прочувствовав на своей шкуре зов и вспомнив рассказы о проклятых алмазах и фамильных драгоценностях, погубивших целые династии благородных янки из европы, взглянул на события иначе. Окончательно меня убедила демонстрация нескольких предметов, что обладали подобным зовом. Словно выпущенные из ящика Пандоры, они олицетворяли те либо иные смертные грехи. Злость, алчность, зависть, похоть... Чуть позже, за бутылкой виски, я узнал что их гораздо больше, чем смертных грехов, но все эти вещи обьединяет одно стремление - толкать людей на преступления. Сегодня же, зайдя в сортир, я ощутил похожий зов. К сожалению не смогу сказать, какая вещь могла быть тому причиной, но вот тот убийца - клерк, он так же как и девушка в мусорном баке, как полицейский, покрывал свои руки порезами странной формы. Из этого можно сделать вполне закономерный вывод. Этот как картины или механизмы все они разные, но почерк мастера ни с чем не спутать...

Бродяга оторвал взгляд от Брейвика и несколько раз моргнул.
- Надеюсь, теперь, ненужно объяснять почему я выгораживаю старика? Он делает полезное дело, пытаясь разыскать подобные предметы и не дать свершиться ещё большему злу. Возможно, он занимается этим всю свою жизнь, а я только столкнулся с ним. У него есть опыт, а у меян только дурная голова и задница, что отлично умеет влимать в неприятности. Если закроешь меня, у старика будет шанс найти ещё пару вещей, а закроешь его... Кто будет выслеживать подобные вещи? Будете сажать людей одного за другим, вещи будут выбирать себе новых и новых проводников злой воли, убийства не прекратятся... Даже тот парень в сортире, он не хотел убивать вашего сотрудника, я это видел в его глазах, но некая вещь уже завладела его рассудком, а я опоздал и не успел. Пытался образумить, но когда увидел жетон и пистолет... Он уже не слушал, только твердил, что не хотел убивать и это не он. Целясь в него, я не хотел его убивать, только ранить, но видишь как всё получилось.

Замолчав, Брайан уставился в окно.
- Вот и выбирай теперь, детектив. Верить мне сейчас или потом, когда я буду за решеткой, а убийства не прекратятся. Будешь ловить преступников, вот только все они будут разными, а почерк убийств будет везде одинаковый.

Орка поискала взглядом какую-нибудь палку, но не увидела поблизости ничего подобного. Пришлось сдирать с бедер тряпки и делать из них мягкий кляп. Перед операцией Керра сказала колдуну:
- Огня не жалей. Мясо нарастет, главное, чтобы кровь не вышла.
После чего сунула в рот тряпку, чтобы не сломать зубы, сжала челюсти и приготовилась терпеть.Орка надеялась, что ее прелести не отвлекут колдуна от лечения. Да и не выглядел он способным на что-то в постели.

Свое положение орка рассматривала как затруднительное. Если колдун не залечит кость, то идти ей будет затруднительно. Правда у Керры мелькнула мысль, как можно к пользе отряда решить это затрудние, но она не знала, как к этому отнесуться глупые люди. Они были такими странными в некоторых вопросах. Но на всякий случай, когда Магнус уже приготовил нож, она вытащила кляп и простонала:
- Не сможешь вылечить, отправь меня к Ауге... Я обещала ей жертву... Если не могу никого убить... Значит жертвой будет Керра... и... - орчанка осклабилась сквозь боль, - ... мясо орков не такое мягкое и сладкое как у людей... но вполне съедобно... я ела, я знаю...

Дальше была боль. Море боле. Как раньше Керра захлебывалась в холодной и соленой воде, так теперь тонула в горячей, обжигающей боли. И все ее тело опять было мокрым, так как из всех пор выступил пот...
На мгновение ее взгляд остановился на болте, а потом раскаленное железо погрузило в темноту беспамятства.

.

Общее.

Мистер Ги прищурился. Он ещё раз посмотрел на Ларса Берга. Какой-то чужак, которого он никогда раньше не видел. Бродяга, решивший пустить корни в Новом Орлеане?

Затем мистер Ги снова перевёл взгляд на МакГилла. Он улыбнулся, но ничего приветливого в этой улыбке уже не было. МакГилл заметил клыки, чуть выступающие из ровного ряда зубов, что делало его похожим на рысь.

— Ах-ха, и ваш долгосрочный и взаимовыгодный партнёр принёс сумку с деньгами прямо сюда? Прекрасно! Смел ли я просить фортуну о чём-то большем?

Его рука взметнулась в условном знаке, и звук выстрела пронёсся волной по стадиону, описав круг и зависнув в центре. МакГилл ничего не почувствовал. А потом земля стала выскальзывать у него из-под ног. Он пошатнулся, упал. Кровь из простреленной груди стала растекаться липкой теплотой, заполняя пространство между рубашкой и кожей.

Мистер Ги положил руку на пояс, слегка отодвинув жилет, и там показалась кобура с автоматическим пистолетом. Беретта, прям как у МакГилла.

— Оставь деньги там, где стоишь, и уходи, — громко приказал он Бергу.

- Активирую тяжёлый дезинтегратор. Калибрую орудие для точечного выстрела по заданным координатам. Процесс может занять несколько минут, пожалуйста подождите… - голос Эшли разносился из динамиков по палубам «Ренессанса».
Не дожидаясь завершения калибровки, Фрэнк резко развернулся на каблуках и решительно направился к лифту. София была не менее ошарашена произошедшим, чем сам Полинг – или, по крайней мере, старательно изображала искреннюю заинтересованность.
Рыжеволосая Алиса же, напротив, выглядела раздосадованной. Почти бегом она бросилась вслед за шагавшим решительно Фрэнком, закидывая его спину вопросами:
- Это ведь ничего не меняет, так ведь? То, что у Бормана этот ваш капитан… Ты ведь не поддашься на провокацию, Фрэнк? Ты ведь, чёрт тебя побери, не испортишь всё из-за проклятой сентиментальности?! Что ты собираешься делать?!
Когда створки лифта разъехались в сторону, девушка уже не просто спрашивала, она практически срывалась на крик. Всё шло совсем не по плану, судьба Элкора внезапно вновь повисла на волоске и, после всего сегодня произошедшего, сохранять обычное хладнокровие Алиса Картер оказалась просто не в состоянии.

Лифт устремился вниз, в направлении арсенала, а обстановка в кабине стремительно накалялась.
- Этот человек, - тихо вставила, воспользовавшись образовавшейся в диалоге секундной заминкой, София. – Это был Феникс.
- Все знают Феникса, - раздражённо огрызнулась Алиса.
- Начальник имперской специальной службы. Отряда карателей, - спокойно закончила двойник Регины Барреа.
В слове «каратели» Фрэнк почувствовал особый подтекст. О том, какую роль такие отряды играют в условиях партизанской войны, начальник безопасности вполне мог догадываться. О том, насколько сильно их ненавидят. И одновременно боятся. СиБи мог не сомневаться, что у половины активных членов Сопротивления наверняка есть с этим Фениксом какие-то личные счёты. И, тем не менее, он всё ещё жив и продолжает действовать.

Лифт опустился на нужный этаж. Двери открылись, а Фрэнк сразу заметил, как к нему устремляется крошечный белоснежный шарик дрона-помощника.
- Входящее соединение. Артур Борман вызывает линкор «Ренессанс». Принять вызов? – осведомилась Эшли.
Маленький дрон тут же услужливо спроецировал прямо на стену пиктограмму входящего вызова. Этот небольшой шарик при необходимости будет следовать за Полингом по пятам, транслируя изображение собеседника и позволяя вести переговоры прямо во время движения.
В конце коридора маячила дверь арсенала.

- Да не за что. Я же не делал ничего постыдного или противозаконного. Просто мне не сильно везло, но это с каждым может случится. Так что ничего удивительного здесь нет. А всякую ерунду можно и на пустом месте написать, без интервью, если вы на это намекали, - закончил парень с хитрой улыбкой.
Услышав про грозный нрав русских, Чарльз не смог сдержать усмешки:
- Похоже у вас есть знакомые русские? - иронично заметил музыкант. - От части это правда, под горячую рука ему лучше не податься. Хотя за всех русских не скажу.
Мэйсон свернул с темы, что бы не развивать её и не превращать директора в тирана в глазах общественности.
- Нет я не был знаком. Это кто-то из парней. Эм, может Пит? Не помню уже кто предложил к нему обратится. И изменений хватает, да, - Чарли отхлебнул чая что бы потянуть время и обдумать ответ. Не рассказывать же, что Сталин регулярно отвешивает парням тумаков. - Но это, в основном, касается всяких юридических дел. Вряд ли это будет кому-то интересно.

      Остатки налетчиков, подгоняемые предсмертными криками товарищей и звуками разрезаемых доспехов и плоти, выскочили из ворот на улицу. Все они побросали оружие и щиты и неслись сломя голову в противоположную от поместья сторону. Аксель тоже решил, что задерживаться ему здесь более не стоит и, приметив лестницу на башню, изо всех сил бросился к ней. Кровь давала дополнительные силы и он почти мгновенно оказался на вершине. Здесь в обнимку лежали два тела, пронзенные топорами его воинов. Не задерживаясь на открытом хорошо простреливаемом участке, вампир ринулся вниз. Приземление с семиметровой высоты могло выйти и получше, но он по крайней мере не сделал это головой, а опустился на четвереньки. Ладони нашли несколько острых камней и кровь брызнула на мостовую, но боль сейчас меньше всего заботила вампира. Он стоял спиной к воротам. По обе стороны улицы стояли несколько отрядов городской стражи по четыре человека. Некоторые из них держали в руках арбалеты. Из-за их спин все также наблюдали зеваки, разве что число их увеличилось. Единственный свободный путь к отступлению лежал прямо: между невысокими деревянными домами, к реке. А оттуда уже по набережной можно было добраться до причала.

      Защитники не стали преследовать убегающих. Несколько выпущенных арбалетных болтов пронеслись мимо. В темноте попасть с такого расстояния было почти невозможно. Аксель быстро нагнал разбойников. Рядом с ними бежали лучники из второго отряда. Людей, орудовавших тараном Аксель не заметил. Должно быть, они отступили как только их дело было сделано. Спустя четверть часа вся группа оказалась в порту, около знакомого Акселю корабля и таверны. Оттуда как раз доносился голос какого-то горлопана. Аксель чуть сбавил ход, чтобы послушать.

Кораблю безопасно в порту,
Но скажи: зачем его строили?
Пусть как все - покоряет волну,
Возвращаясь только с прибоями.
      А где безопасно Акселю? Париж теперь - наименее безопасное место для него. Когда случится удачный прибой? Кто знает... Вампиры живут вечность, но и они не вечны. Клинок или когти сородича могут упокоить немертвого также легко, как и смертного время. Многие из них принимают решение уйти на века в землю и не просыпаться, устают от жизни, от борьбы за власть, от низменных желаний. Налетчики поднимались по трапу корабля. Матросы спешно поднимали парус, а борта уже ощетинились рядами весел. Орлеманские налетчики сейчас очень сильно походили на Акселя. И им, и ему в Париже грозила большая опасность. Смертельная. Они сделали свой выбор и уходили отсюда. Подальше. Они хотели жить. И Аксель мог последовать с ними. Проезд на этом корабле ему был оплачен. Как и разбойникам. Куда он шел? Да какая разница. Рядом с бурлящим жизнью кораблем Аксель узнал знакомое судно. На таком же плавал Карл. Более того, скорее всего это и было его судно. Непонятные буквы на борту казались слишком знакомыми... Погубит ли он Карла, если явится к нему сейчас?

Чтобы почитать сказки как полагается, Эрвану пришлось вернуться в склеп за лампой. Его собственные черные без зрачков глаза видели витьеватый текст, но чтобы рассмотреть картинки, Кадве нужен был огонь. Вампир зажег хитрое приспособление, порадовавшись, что вчера потрудился погасить огонь и сэкономить масло. Теперь эта скромная лампада могла послужить ему. Возможно, другого вампира бы беспокоило, что он теряет время, читая сказки в лесу двенадцатилетнему подростку, вместо того, чтобы решать проблему на корню - начиная с друида. Но Киасид считал, что спасение Гвенедег должно начинать шаг за шагом, начиная с одной души.

Может быть, ему не хватало своей семьи. Родители Эрвана, как и все его дети, и даже внуки, давно лежали в земле на родовом кладбище. Он помнил, как менялись их лица и тела, превращались из молодых, умильных и нескладных детских в стройные и крепкие станы взрослых, а затем в немощные сгорбленные силуэты стариков. Он помнил и посещал те места, где покоились их кости. На другом конце следа в деревне жило множество потомков Эрвана, вышедших из его чресел. Но он не знал, пожалуй, ни одного из них, если только кто-либо из немощных старожилов не дотянул до этого забытого и потеряного в туманах сознания века. Гвенедег ждали его десятки лет. Подождут еще час. Внимание и надежда живого ребенка были важнее.

Эрван открыл книгу и пролистал сказки, впитывая пронзительные иллюстрации. Многие истории были ему знакомы, он слышал их в разных уголках Арморики. Наверное, их знал и Кадва - от бабушек и дедушек, даже приемных. - Ага, вот оно. Вампир выбрал историю, которая наверняка не была знакома его единственному слушателю.

- Это история про юношу, который служил феям. Тебе понравится.

Мендю был опытным рассказчиком. Еще при дворе Номеное он отличался своим искусством и благодаря ему располагал к себе воинов. Его часто просили пересказать то или иное происшествие - приукрасив речь немного. Став Киасидом, Эрван продолжил практиковаться, хотя и не так часто. Сказки у костра грели смертных, но кто хотел слушать их из уст холодных созданий ночи? Тем не менее один раз в сто лет шанс выпадал. Вот и сегодня нашласть внимательная аудитория. Голос Эрвана поменялся, приняв хорошо знакомые любителям сказок ритм и такт. Одинокий огонек в лесу, два силуэта, весенняя ночь.





- Как и полагается молодоженам в сказках, - подытожил Эрван.
- Про что эта сказка? - спросил Кадва, несколько удивленный превращениями и особенно разрезанием невесты.
- Как видишь, феи дикие и непостоянные. Особенно девы. Их стихия - вода. Пруды, озера, источники, реки... колодцы, вроде того, в котором ты оказался. В своем элементе они способны совладать даже с сильным волшебником. Если ты хочешь остаться цел, то не нужно принимать то, что они говорят, за чистую монету. Следует разобраться, проявить хитрость и сноровку. Обратить их обещания против них самих. Согласно древнему коду, если фея дает тебе слово, то она обязана его исполнить.

Истолковав сказку, вампир, наконец, перешел к сути дела.

- Тебе нужно пока отложить уход в волшебную страну, Кадва. Нужно отправиться к Прауст и узнать, что она имела ввиду под объединением двух драгоценных камней. И как ты сможешь попасть туда, куда хочешь. Но этого мало. Ты и я - вместе - мы должны справиться с этим друидом, который пришел в мои земли и поработил моих людей. Который заставил их посадить тебя в колодец, чтобы принести в жертву. Одного из своих, по слову чужеземца! Ты не должен допустить такой несправедливости. И я не допущу.

Мощные софиты на стадионе освещали всё поле, будто вот-вот должна была начаться игра. Но никакой игры, конечно, не было. Трибуны были пусты, и помещения под ними утопали во мраке. МакГилл прошёл через служебный вход, слушая как эхо разносит по окружности стук каблуков его офисных ботинок. Кратчайший путь отсюда был через поле, на котором даже идеально постриженная трава с трудом отбрасывала тень — настолько много там было света. Хорошо, что на милю вокруг стадиона не было ни одной постройки выше двух этажей, иначе весь стадион был бы как на ладони.

Оказавшись у забора, МакГилл увидел парня в ковбойской шляпе, стоящего прямо посреди поля, на месте питчера. Он был в тёмно-синей щегольской рубахе и жилетке из крокодиловой кожи. Образ в стиле дикого запада дополняли байкерские сапоги. Парень был выше Наваретте, и более стройного телосложения, так что ошибиться МакГилл не мог — на поле его ждал другой человек. И человек действительно ждал его, уцепившись большими пальцами за карманы своих джинс. Шляпа скрывала его лицо, но МагКилл мог увидеть длинные чёрные волосы и эспаньолку. И, постаравшись, он даже мог увидеть улыбку на губах незнакомца.

Вопрос «где, блядь, Наваретте?» не остался без ответа. Мексиканец в чёрном спортивном костюме обосновался под навесом, в тёмном уголке трибун. Он сидел там, скрючившись, как голубь под карнизом, а в руках у него блеснула прицелом снайперская винтовка. Увидев, что МакГилл заметил его, он в приветственном жесте поднял руку. А затем снова опустил её на курок. Наваретте не особо напрягался по поводу незаметности своего укрытия. Он мог бы занять и более выгодную позицию (например, под табло, где тень была абсолютно чёрной и увидеть Наваретте можно было бы только через тепловизор), но он будто хотел, чтобы МакГилл заметил его.

К несчастью бродяги, дальше профессиональной оценки дело не пошло.
Брайан открыл рот, чтобы опротестовать действия Вергилия по нанесению увечий клерку-убийце, но не успел. Только слюной перепачкал подбородок, от чего стал похож на умалишенного и чем-то обеспокоенного идиота.

Вообще бродяга не хотел двигаться. Лучше всего оставаться верхом на убийце и дожидаться полиции. А ещё было непонятно, какого хрена Вергилий медлит, не слушая его. Сказано же было дважды - Уходи. Но похоже к немоте прибавилась ещё и глухота.

Бездомный ударился спиной о кафельную стену и зашипел. В глазах потускнело от острой ноющей боли. Попытался проморгаться, не очень то и помогло. Вергилий что-то делал с и без того поганенькой раной, а когда зрение удалось восстановить, босс посмотрел на него так, что Брайан почувствовал себя отцом, который разговаривает с нашкодившим сыном. Хотелось утешить и спокоить, мол правда на нашей стороне и незачем переживать.

Перед глазами плыло и сознание не сразу восприняло взмах руки с изменившейся надписью, а через секунду дверь открылась и появилась полиция, как всегда вовремя. Рука бродяги дёрнулась, пытаясь остановить Вергилия, но пальцы схватили лишь пустоту и рука безвольно упала на колено.

Противный писк, как в самолёте пред выброской. К горлу подкатывает тошнота, бездомный трясет головой, разгоняя сизую муть в голове. Чувством морали и долга, он заставляет себя поднять голову и обратиться к вошедшему полицейскому прежде, чем окончательно отключиться.

- Убийца он... - рука, лежащая на колене, вытянутым пальцем указала на клерка.

Кэт слушала музыканта, изредка кивала, давая понять, что всё её внимание сосредоточено исключительно на разговоре. И в какой-то момент она поняла, что именно не даёт ей покоя. Общение Чарли можно было назвать лёгким, дружелюбным и в каком-то роде душевным, но никак не манерным и пренебрежительным, что характерно для большинства звёзд. Впрочем, Мэйсон – звезда восходящая, в нём всё ещё живут старые привычки, чувствуется отголосок прошлого. Ей в голову пришла мысль: испортит ли его шоу-бизнес? Каким станет этот парень через несколько лет?.. Кэт живо представила себе картину будущего – алкоголь, фанатки, бесконечные конфликты… Богатство и слава портят хороших людей.
Тем временем Кэт продолжала слушать. И её память зацепилась за несколько особенно примечательных фраз.
- Классическая история практически любого музыканта, - улыбнулась девушка. – Но не каждый из них имеет за плечами историю о трудном прошлом. У вас действительно были проблемы с семьёй и полицией, Чарли?.. - в тоне журналистки было больше участия, чем любопытства. – ...Итак, гаражные вечеринки, широкая известность в узком кругу. Сплочённая команда друзей, увлечение которых затем переросло в профессию – я правильно понимаю? Но обычно в карьере музыкальных групп не всё так замечательно. Наступает кризис, состав меняется… Не было ли и у вас чего-то подобного?.. И кстати… - девушка сделала паузу и опустила глаза на блокнот. Рука аккуратным подчерком вывела «Шевалье Дьявола». – Безумно красивое название. Как оно пришло к вам? И есть ли у него конкретный смысл?

Самым жутким оказался даже не крик Энн, где-то за спиной попавшейся в деревянную ловушку, а поведение Майкла, вместо ответа беспомощно осевшего у стены.

"О, нет, стоп, - не сразу сообразила Мелисса, - ответ был."

Все это время гребаный молчаливый фанатик планомерно приводил в исполнение какой-то сумасшедший по своей жестокости план. Да, Кропс с самого начала вел себя дико, но даже если бы он ползал по потолку, девушка вряд-ли заподозрила, что все окончится вот так.
Мелисса никогда не видела брата в этом жутком состоянии бессилия, его уверенность, то и дело граничившая с наглостью, была чем-то настолько постоянным, что, казалось, за нее можно хвататься как за якорь в любую жизненную бурю.

От нее самой не было никакого проку, Мелисса думала только о том, как забраться в самое глухое место и переждать до рассвета в надежде выжить, но Майкл, такой, каким она его знала, еще мог что-либо изменить.

- Майки, да чтоб тебя, - упав на колени, Мелисса шмыгая носом, залепила брату несколько громких пощечин, затем обхватила ладонями его лицо - приди же ты в себя, это твои сраные друзья, каким бы чмошным обсоском ты себя ни чувствовал, они привыкли слушаться именно тебя, если в эту секунду кто-то не начнет раздавать команды, закрыть гребаную дверь или спасать Энн - мы все трупы, и это не будет нигер, и это не будет парень, который хрен вообще знает, каким чудом еще не отрубился, ты понял меня!?

Вы не можете просматривать этот пост!

Ехать с дырой в заднем стекле не было лучшей затеей, но цель была важнее, чем целостность заднего стекла.

Пока киллер ехал по окраине всё было спокойно. Ни полицейских, ни зевак с камерами, никого. Но вот в какой-то момент всё пошло наперекосяк. Коп заметил его и приказал остановиться. Берг не стал сопротивляться и припарковал машину у обочины. Револьвер переместился из кобуры в левый рукав, чтобы его было легче вытащить в случае проблем.

Когда полицейский подошёл к машине, Ларс сам открыл окно.

— Добрый вечер, офицер, — сказал он, как будто не замечая дыры в заднем стекле, — Есть два варианта развития событий: вы спросите у меня документы, я скажу, что машина не моя, а я её одолжил, понимаете, что за этим последует, или вы сядете в свою машину и уедете отсюда. Зачем? Потому что есть дороги по которым лучше не ездить, раньше на таких писали, здесь живут драконы, сейчас этого не делают, но это не значит, что драконы исчезли...

Сделав небольшую паузу, Берг продолжил.

— Давайте я вам скажу, как всё будет. Я закрою окошко и уеду, а вы вернётесь домой к семье и друзьям. И каждый раз, смотря на себя в зеркало, вы будете знать, что живы, потому что решили не идти по этой дороге сегодня, потому что пошли туда, где свет, а не тьма.

Эрван очень удивился. Он ожидал увидеть жрецов, хмурые лица очаявшихся мужей, либо хищные ухмылки врагов. Но никак не ребенка. Что это? Жертва? Случайный прохожий?

Фольклор Гвенедег изобиловал историями потерянных детей, забредших поглядеть на танцы Корриган между менирами. Бруно из Монтань, Ролан, Бедняк и Три феи. Девы из Прекрасного народа всегда были охотчи до любви смертных, либо проявляли материнские чувства к сиротам. Они часто забирали детей в свою волшебную страну, а когда те вырастали - дело принимало совсем новый оборот.

Но черт возьми, Эрван был вампиром, а не феей! Единственой страной, в которую он мог забрать мальчугана, была земля смерти.

- Ты знаешь, кто здесь, дитя, - произнес Киасид, материализуясь в полумраке. - Ты зашел в древнюю усыпальницу нашего рода, на запретную землю, где покоится наследие и темная тайна Гвенедег. Если ты моей крови, то ты знаешь меня. Твоя бабушка рассказывала обо мне страшные сказки на ночь, а мать наказывала никогда не подходить к запретному дольмену. Возможно, твой отец предполагал, что однажды тебе придется это сделать, и предупредил тебя. Этот день наступил. Загляни в прошлое и вспомни кошмары, которые тебе иногда снились по ночам.

- А теперь скажи мое имя.

      Запрокинув голову на вал соломенных подушек, Аделард отдался на волю музыки и скользящих среди одежд четырёх ладоней. С едва слышным скрипом шнурки, соединявшие кожаные полы кафтана, разошлись в стороны. Воды колодцев не могли очистить дорожное платье как подобает, но юноша и девушка не обращали внимания на пыль и ожоги. Филипп играл, а уступившая ему инструмент Аврора с нежностью касалась языком грубых рук Аделарда, что повторял с другой стороны греческий слуга. И, в сравнении с по-юношески гладкой их кожей, Аделарду казались ужасными его уродливые и ветвистые шрамы. Казались ужасными отнятые мечом пальцы, сломанное ударом дубины предплечье…

      Почему-то рыцарю хотелось плакать.

      Купаясь в озере тончайших шелков, он нашёл среди них жар ничем не защищённого тела и привлёк Аврору к себе, позволяя ей наполовину выскользнуть из затейливой вязи одежд. Как никто знал Аделард, сколь желанен плод, над которым ты не властен до конца, как он красив. Власть опьяняет, но, лишённый загадки, мир блекнет, растворяясь в бесконечной череде ночей. И, опьянённый, он искал.

      Но сегодня… Сегодня звуки лютни обещали иную ночь, и стремительные молодые тела вторили им, войдя с наивной непринуждённостью в одинокое путешествие рыцаря из города Вивье. Горькие слёзы обратились отчаянным желанием: невыносимо сладким как последний бокал, подаваемый обречённому на смерть.

      — Пой свою песню, добрый Филипп. Мы внемлем.

      Глаза Аделарда закрылись, позволяя одиночеству исчезнуть в нарастающем буйстве эмоций и ощущений. Тоска отступила. Он желал продолжения, и сквозь прилившую к губам и щекам кровь нечётко сознавал, сколь внимателен взгляд Филиппа. Напротив даже, присутствие участного зрителя обратилось будоражащей пряностью, заставляя Аделарда с силою привлечь к себе затылок Архимедиуса и впиться языком в по-мальчишески неумелые мягкие губы. Он с жадностью кусал их, чувствуя как юноша — по знакам ли Филиппа или своей воле — лихорадочно избавляется от повязки, как его тело вздрагивает, а сердце торопливо стучит не то в опасении, не то в предвкушении. И кто знал, чего было больше в этом союзе: слёз или вожделения.

      Аврора распустила завязки на тёмной рубашке, взвинчивая пляшущее в темноте сознание Аделарда зовущими объятиями. Шевалье осознал, что торса касаются уже не пальцы, но аккуратные груди с точками тёмных сосков. Из горла Аделарда вырвался тихий стон, а девушка с грацией кошки из далёких гор Хорасана взлетела на него, в едином слитном танце избавляя себя от последних одежд. То не заняло времени: вуали уже лежали поверх шелковистой талии, серебрясь в лунном свете. Стройная, обнажённая, Аврора подняла руки к потолку, складывая их в змеином представлении так, что под грудью обозначалась дуга рёбер. Архимедиус вскинулся к ней, откидывая шёлковый туман прочь, и со щемящей сердце болью Аделард понял, как многого он навсегда лишён. Как раскованы, юны и соблазнительно красивы эти вчерашние дети, которые могли бы быть братом и сестрой — кроме того только, что немногие близнецы способны так недвусмысленно ласкать друг друга, переплетая бёдра и уста. Аделард скользил по ним взглядом, направляя руку юноши к теням внизу живота. Тот застонал, не в силах сдержаться, инстинктивно начиная движения в противоход своему кулаку.

      Нетерпеливое возбуждение подростка передалось Тореадору. Аделард вновь рванул Архимедиуса к себе. Затем приподнялся, позволяя Авроре распутать пояс штанов, и задохнулся словами, когда черноволосая голова опустилась меж его ног. Песня Филиппа лилась аккомпанементом в такт бурлящим волнам экстаза, что горячий язык поочерёдно приносил любовникам. Дрожь удовольствия и давно забытый галоп вновь скачущего в ослепительном нигде сердца бросали Аделарда то в изнуряющий жар, то в предсмертный холод. С мычанием отстранив Аврору, роняющую с губ длинные нити слюны, Аделард подхватил девушку. С непринуждённой гибкостью Аврора поднялась над крепким животом рыцаря, раскидывая руки с игривой улыбкой. Нетерпеливо качающий бёдрами точёный силуэт заставил шевалье вскрикнуть от наслаждения — и Аврора сама направила его внутрь, прикрыв глаза. Как многое отдал бы Аделард, чтобы знать, чем объяснить то выражение — удовлетворением или понукой… И была ли, в конечном счёте, ему разница?

      Архимедиус стал на колени, обращаясь то в сторону лежащего на спине Аделарда, то к закушенным докрасна губам Авроры. Он переводил поцелуи в укусы, оставляющие синяки на коже грудей, и цеплял языком резко обозначенные от напряжения ключицы обоих. Под ладонями рыцарь чувствовал пот, покрывающий его спину и бёдра, и вот уже он сам приник к мальчику, поднимаясь языком от острых коленей к талии. Архимедиус навис сверху, не отрывая от его лица расширившихся глаз и позволив Аделарду вобрать себя до самого горла. В эти секунды рыцарь не видел, но знал, что вспыхивает и расцветает над его изуродованным шрамами телом продолжительный поцелуй между юношей и Авророй.

      Даже на смертном одре не признался бы Аделард, что по своему желанию дал происходящему случиться именно так. В долгие годы жизни он понял: не будешь насильно достоин любви. Мановение пальцев Старейшины, пусть обожаемого благодаря силе Уз, не сделает желанным то, что делаешь поневоле. Не умея овладеть контролем над пустившимся в страстную ярость соития телом, он отдал им шанс. Пусть самое драгоценное, самое уязвимое, что есть у юной души, молодые слуги подарят друг другу — тепло финального поцелуя, скреплённое последней нотой…

      И последовавшие в конце печальные аккорды явились своего рода квинтэссенцией прелюдии, но продолжения не последовало. Все трое замерли на беспорядочном ложе. В окне забрезжил рассвет. Филипп с преисполненным трагизма видом молча поднялся, закрыл окно. Аврора сладко спала на плече Аделарда, а Архимедиус неотрывно смотрел на вампира.

      — Подними голову, — тихо произнёс Аделард, мягко лизнув ранки на мирно вздымающемся плече девушки.

      Архимедиус осторожно приподнял подбородок, зажмурившись словно в ожидании удара. Аделард не держал сомнений, что юноше уже приходилось проходить через это — возможно, что от него он ждал мести.

      — Не закрывай глаза.

      Мальчик побледнел, едва заметно приподняв веки.

      — Не закрывай.

      Как загипнотизированный, тот уставился в потолок, щедро подняв голову. Аделард медленно приблизил лицо к беззащитно подставленной шее, ясно ощущая напряжение, охватившее всё тело несчастного, и так же медленно коснулся иглами клыков нежной как мягкий мрамор кожи. Глаза уставшего мальчика заволокла пелена эйфорического счастья…

      Аделард не позволил себе сделать более двух осторожных глотков. Он отстранился, и Филипп проговорил:

      — Пришел рассвет, мой гость. Теперь же нам, проклятым созданиям, настало время укрыться в норах, забыться сном, избавить мир овец от своего присутствия.

      — Печаль истории, что вы поведали, сравнится лишь со щедростью, которой я стал свидетель, — так же тихо откликнулся Аделард, словно по негласному сговору не упоминая необычные обстоятельства беседы. — Я вновь благодарю вас, добрый сир. И пусть завтрашняя луна принесёт нам удачу.

      Карл путешествовал на корабле из Гамбурга вдоль северного побережья Европы в Париж. Посещая Кале, Руан и другие значимые порты, он везде искал выгоду, старался ухватить что-то подешевле и везти туда, где стоить это будет в несколько раз дороже. Так получалось не всегда, но часто счастливая звезда улыбалась торговцу. Он не нашел ничего зазорного в том, чтобы заработать еще горсть монет, выделив каюту сначала одному незнакомцу - карлику по имени Артур, а затем подселив туда и второго. Две койки позволяли достаточно вольготно разместиться незнакомцам. Неспешное путешествие с остановками в сутки-двое в разных городах и ночной образ жизни обоих... неудивительно, что попутчики познакомились и признали родную кровь.

      Путь обоих лежал в Париж. И хотя поначалу они преследовали разные цели, с каждым днем путешествия они сближались до тех пор, пока не слились в одни. Помочь соклановцу в незнакомом городе оказалось не только хорошей идеей, но делом чести, потому что кто если не твоя кровь протянет тебе руку помощи в момент опасности? К тому же кто знает как примут их в столице Франции... Артур перед отбытием из Италии кое-что узнал о Париже от своего сира и поведал Жану, что местная ячейка сынов Малкава немногочисленна и слаба. Состоит в ней едва ли половина дюжины детей каина жидкой крови, и держится в городе только за счет авторитета и влияния старейшины Гуго де Арванша, также известного как Безумный Хьюго. Вампир этот по общему мнению несколько "не в себе", и не удивительно, что никто же желает иметь с ним дел... Найти его можно в поместье Две Луны, как и остальных представителей клана.

      Благодаря небольшой шутке, устроенной вампирами, корабль под громогласную ругань Карла пришвартовался в порту Парижа уже затемно. Разгружать товары было уже поздно, и истосковавшиеся по твердой земле матросы, с разрешения осерчавшего капитана, с радостью ринулись в таверну "Десятый причал" отведать местного пойла, еды и женщин. Артура и Жана бесконечная качка достала не меньше и они не скрывали радость от возможности пройтись по набережной, вдохнуть аромат города, да и просто услышать шум толпы.

      Было то любопытство, или Артур и Жан решили присесть и спокойно обсудить планы, но они последовали за моряками в кабак. Внутри оказалось многолюдно, не меньше пяти десятков человек отдыхали этим вечером, и шум от них разносился по всей набережной. Пахло потом, солью, вином и лишь иногда аромат шафрана перебивал остальные запахи. Один свободный столик с тремя стульями заманчиво приглашал воспользоваться гостеприимством этого заведения. Еще больше тому способствовали две симпатичные женщины, сновавшие по залу с кувшинами. Кабатчик стоял у стойки и взирал на происходящее как коршун. На левой руке его красовался ужасного вида рубец, оставленный неизвестным оружием... Как будто бы его локоть обмотали колючей проволокой и провернули с пол дюжины раз. Не теряя времени Артур и Жан заняли свободный столик. Теперь им нужно было решить что делать дальше: направиться ли к Князю этого города, чтобы представиться, или посетить анклав Малкавиан. А может быть лучше просто отдохнуть и хорошенько оторваться после путешествия? Вот это заведение, вроде бы, как раз подходит!

Один из самых красивых городов Эвиала стоит на высокой скале. Странно, но люди воздвигли его на голом камне, когда воду приходилось таскать снизу-вверх, но за дело взялась магия и все преобразилось. Камень постепенно скрылся за воздвигнутыми постройками и мостовыми, красивые деревья и трава застлали некогда черный камень и лишь в центре Ордоса, на площади, все осталось так, как было изначально. Черная плоть скалы напоминала каждому из живущих о прошлом. Для всех эта площадь была олицетворением Тьмы, некогда господствующей в этих краях.

День учеников, а именно так назывался момент, когда желающие поступить в Академию могли узнать свою судьбу, наступал в первый день сентября. Академия Высокого Волшебства открывала свои ворота и на площади начиналось одно из самых удивительных испытаний, с трепетным названием “Выбор Силы”. Будущие маги, прошедшие испытание Выбором Силы, становились полноценными студиозусами. Провалившие его отправятся домой, в ожидании следующего года и надежде на будущий успех.

Право на поступление получали те, кто имел специальным образом зачарованное кольцо, врученное одним из магов, окончивших ранее Академию. На серебряном кольце стояло имя мага, по которому можно было узнать вручившего его. Взамен отданного, магу высылалось другое кольцо и полагалось вознаграждение.

В толпе можно было разглядеть такое множество представителей народов, что порою хотелось зажмуриться, отгоняя наваждение. Те, кто пытался это проделать, открывали глаза и с неподдельной улыбкой на лице принимались радоваться случаю оказаться в этом месте. В воздухе витал дух праздника, так что хотелось прыгать и кричать вместе со всеми, веселиться, скакать и почувствовать тот неиспытанный доселе эффект свободы от своей прошлой жизни. Многие пытались найти земляков, хлопали незнакомых им людей по плечам и пробовали рассказать веселые истории.

Лица присутствующих сильно напряглись, когда за высокой стеной Академии прозвучал горн. Начало церемонии было положено и этот звук поддержали многочисленные трубы, сплетаясь в удивительную по красоте звучания мелодию. Все замерли. Белые ворота распахнулись и из них вышла торжественная процессия. Впереди шли ученики с коробами. Кандидату следовало запустить руку в короб и вытащить небольшой шар. Каждый, кто вытаскивал Шар Жребия, тут же начинал всматриваться в него, гипнотизируя, но тот светился своим, отличным от других светом, отображая имя кандидата. Следом шли преподаватели. Некоторые из них показывали различные магические чудеса. За ними - слуги Спасителя, с высоко поднятыми головами, исполняли завораживающую песню. Последними, кто вышел из открывшихся ворот, были деканы факультетов, во главе с ректором. Их лица лучились радостью, а праздничная одежда переливалась цветами радуги. В толпе сразу начали шептать, указывая то на одного, то на другого. Позади всей процессии шла высокая, одетая во все черное фигура, с низко надвинутым на голову капюшоном. Из-под капюшона высовывался подбородок покрытый темно-коричневой чешуей. С каждым шагом он издавал звук, похожий на клацание когтей. Вид у Темного был очень страшный, так что многие закрывали глаза, когда он поворачивал голову в их сторону. Последний из деканов прошествовал медленно, опираясь на черный посох, с разинутой пастью дракона наверху, и остановился позади остальных.



Из толпы то и дело слышались разговоры:
- Всего двенадцать факультетов….
- А какие? – тут же восклицали некоторые и тогда самый осведомленный начинал рассказывать, не забывая при этом наблюдать за шествием:
- Первый – общего волшебства. Второй, третий, четвертый и пятый – стихийные. Ну энтомо собой понятно, что огонь, вода, воздух и земля. Сильные магики! Потом факультет алхимии со своими снадобьями, затем – святые братья. Восьмые – те, кто занимается нелюдью. Девятый – древняя магия. Говорят, там амулеты делають, обержки всякие, да прочие магические штуки. Рисуют магией вроде там же. Десятый факультет состоит в основном из мечтателей и сказочников. На звезды смотрют, да считают что-то. Вот кого я уважаю – одиннадцатих. Лекари это. Попасть туда – всю жизнь горя не знать! А вот и этот, темный идет. Видите!? Последний факультет говорят – ТЬМЫ! – говоривший перекрестился, не забывая тут же быстро произнести одну из молитв. – Тьфу на него! И зачем токмо держют, а?

Из группы деканов вышел маг в красивом бирюзовом плаще. В руке он держал увесистый белый посох увенчанный сверкающим адамантом. Вид у него был статный, чувствовалась огромная сила и власть. В толпе начали шептать: “Ректор это, Ането”. Ректор поднял руку и все сразу затихли.

- Ученики мои!.. Да, да, именно так обращаюсь я к вам, хотя ни один из вас ещё не может перешагнуть порога нашей благословенной Академии, – зазвучал над площадью неожиданно сильный, хорошо поставленный голос. – Сила призвала вас, и вы пришли на зов. Вы пришли, чтобы совершить выбор и, пройдя тяжкие испытания учением, стать теми, кто помогает людям, не делая различий между лордом и простолюдином, истинно верующим или язычником, коему ещё предстоит постичь всю благость Истинной Веры. Вы пришли сюда, потому что понимаете – подобно тому, как нуждается в огранке драгоценный камень, так и ваши таланты, никем не подвергаемые сомнению, подлежат такой же обработке. Не сомневаюсь, ученики мои, на этой площади есть люди, что и так умеют вызвать дождь или отогнать непрошеную градовую тучу от виноградников, есть те, что разведут костёр в любую погоду или даже смогут заставить уняться небольшой пожар. Всё это так. Магия – великий дар богов, тех Древних Богов, благость коих признавал и Спаситель, да святится имя Его во веки веков!.. – Площадь ответила согласным негромким выдохом. Ректор сделал паузу и продолжал, обведя взглядом склонившиеся головы: – Не стану утомлять вас долгими речами, ученики мои. Меня вы ещё успеете наслушаться. – Он позволил себе улыбку, и площадь с готовностью хохотнула. – Последуйте велению ваших сердец. Приблизьтесь к деканам тех факультетов, студентами которых вы хотели бы стать. Отдайте им шары с вашими именами. И мы узнаем, совпал ли ваш выбор с выбором Силы. Как всегда, я молю Спасителя, чтобы никто не ушёл с этой площади в слезах и отчаянии. Приступайте же, ученики мои, и не торопитесь! Никто не уйдёт с площади прежде, чем последний ученик отдаст свой шар. Не бойтесь, что на избранном вами факультете до вас окажется слишком много студентов и вам поэтому откажут. Не толпитесь, не толкайтесь, чинно и мирно, как и положено ученикам, подходите к вашим деканам! (с)

Сейчас каждому кандидату предстояло взять шар и отнести к декану того факультета, который ему больше всего подходит. А дальше выбор должна была сделать магия. Поступающие медленной цепочкой потянулись к своим будущим учителям.

Улица оказалась пустынна, и Кэт без труда проделала оставшийся до машины путь. Уставившись в экран телефона, девушка одновременно обдумывала будущее интервью, на ходу прикидывая приблизительные вопросы. Ей ещё предстоит основательно над ними поработать, сделать хотя бы набросок вступительного текста с краткой информацией о самой группе - естественно, статья должна начинаться именно с неё.
Привычный звук отключаемой сигнализации - Кэт открывает дверь, не глядя. Опускаясь на сидение, чувствует приятное тепло, ещё не успевшее выветриться из салона. На дисплее, наконец, высвечивается результат поисков - всего одна строчка с адресом, не дающая совершенно никакого понимания, где именно расположено кафе. Видимо, заведение не из популярных - но оно и к лучшему.

Всё ещё думая об интервью, Кэт ставит телефон на подставку и тянется к бардачку, уверенная, что найдёт там искомую карту города - некогда купленную для сугубо профессиональных целей. И действительно, вытягивая потрёпанную, сложенную в несколько раз карту, Кэт первым делом замечает нанесённые маркером пометки. Возникший в голове ассоциативный ряд тут же возвращает её в прошлое. В котором осталась работа и отличная должность, занимаемая теперь Харви. В котором остался Крис.
Поток мыслей затягивал всё глубже в бездну ушедшего времени. Из бардачка выпали фотографии, усыпав пол и соседнее сиденье. Пульсирующая внутри боль разрасталась. Воспоминания и мысли, прошлое и настоящее - всё спуталось.

Яркие вспышки озарили сознание. Память на краткое мгновение вернула её в ту ночь, когда пропала Бэкки.


Под гнётом нахлынувших эмоций стало трудно дышать, трудно думать. Кэт пыталась сохранить остатки самообладания, стирая с лица оставленную слезами влагу. Всё шло отлично, на какое-то время ей удалось забыть о произошедшем - но прошлое вновь дало о себе знать. И груз проблем вновь навалился на хрупкие плечи...
Есть ли смысл тянуть дольше? Каждая минута отмеряет безвозвратно потерянное время, каждую минуту с Бэк может произойти всё, что угодно. Чем скорее Кэт попросит Криса о помощи - тем лучше... Она прекрасно это понимала той незамутнённой частью сознания, где полностью отсутствовали связывающие с этим человеком чувства и преобладала рациональность. Но в глубине души что-то трусливо сжималось в комок при одной мысли о предстоящем звонке.
Набрать номер человека, что мог бы помочь в поисках сестры - совсем несложно. Набрать номер Криса Эллингтона - невыносимо трудно. Именно поэтому телефон по-прежнему покоился на подставке, остановилась тянущаяся к нему рука. Кэт задумалась. Сейчас у неё есть иные дела, требующие её внимания. Если она позвонит сейчас... все её мысли на ближайшие часы займёт только один человек. И это будет вовсе не Чарли Мэйсон.

***

Кэт нельзя было назвать трудоголиком, но все взваленные на себя обязанности она выполняла по возможности быстро и ответственно. В первую очередь потому, что любая ошибка могла стать в её профессии фатальной - как уже случилось однажды, из-за чего пришлось менять место работы и строить карьеру заново. Во вторую - такой уж она была, с головой погружалась в новое дело и старалась сделать всё правильно до мелочей.
Вся её работа разбивалась на шаги. И в данном случае первым этапом являлось вовсе не интервью, а подготовка к нему: колеся по городу в поисках кафе, Кэт продуктивно использовала каждую свободную минуту. Копалась в телефоне, выписывала в заметки информацию, составляла список вопросов. Успела записать на диктофон свои задумки по поводу начала статьи... Усмехнулась, почему-то представив рядом Криса, недовольно наблюдающего за её совсем неаккуратным вождением.

...Кафе "Лондон" оказалось не столь уж примечательным заведением, расположившись на окраине города. Уже с парковочного места Кэт отметила, что большинство столиков, видных сквозь обширное окно, свободны.
Спокойно припарковавшись и направляясь в кафе, Кэт думала о предстоящем разговоре, никак не ожидая, что объект её мыслей материализуется тут же. Мэйсон встретил её у дверей и пропустил внутрь. В первую секунду Кэт смутилась неожиданной встречей, но тут же очаровательно улыбнулась и пересекла порог.
- О... Пожалуйста, подальше от окна. Нам вполне подойдёт столик на группу, - тут же поправила с улыбкой Кэт и взглянула на парня: не возражает ли он? Выбирать столик у окна она не хотела по одной простой причине - внимания со стороны прохожих ей совсем не хотелось.

...Внутри и правда было немноголюдно.
Сидя за отдельным столиком и ожидая свою порцию капучино, Кэт скользнула взглядом по посетителям. Пожилая пара и несколько человек за отдельными столиками не представляли совершенно никакого интереса. Зато сидящий на диване парень в окружении наполненных пивом кружек вызывал определённые опасения: вскоре нагрянут его дружки, и в кафе станет раздражающе шумно.
Девушка перевела взгляд на Чарли. Перед ней уже лежали неизменные атрибуты - блокнот, ручка и диктофон.
- Чарли, вы не против, если я включу диктофон? - Кэт потянулась к названному предмету, склонила голову вбок и улыбнулась. - Некоторые вещи проходят мимо моего внимания, когда я записываю диалог. И потом... рука ужасно устаёт.
Получив ответ, Кэт приступила к самому интервью.
- Для начала хочу отметить, что для музыкальной индустрии вы стали настоящим сюрпризом. Безусловно, приятным. Видео с вашим выступлением всего за ночь набрало бешеную популярность. Как думаете, Чарли... - Кэт сделала паузу и задумчиво коснулась пальцем губ. - Что стало причиной такого успеха? Подобранная песня и отличная команда, правильный пиар или просто удача?.. Быть может, вы сами? - многозначительная улыбка. - Расскажите свои впечатления. Как понимаю, в "Деформации" вы с группой выступали впервые?..

Битву с троллем Шульц благополучно пережил, грозно сжимая алебарду в арьегарде. А чего? Это вон пусть молодые долбоебы всякие бросаются голову очертя на такое дело. Заслуженных же бойцов, старых ветеранов, надо беречь до сражений действительно серьезных. А кому их беречь, кроме как не им самим? Вот-вот.
Десятник, сука, кажись приметил Густавовскую эту хитрожопость, и старого ветерана припахал раздавленные трупы закапывать. Зачтется ему это, зачтется, падлюке, судьба его научит старость уважать! Дак мало того, что на работу тяжелую и грязную запряг - так еще с кем запряг!? С Вольфом, змеюкой, шулером поганым! Знал же, что Гус ему давеча в пух и прах продулся, вот и выбрал обоих, чтоб несчастному Шульцу и того гаже было! Мудак, чтоб ему жопу разодрало!
Пока злые мысли думал, десятник уж и ушел, а потому мысли остались мыслями и словесной формы не обрели. Лишь плюнул на землю Шильцемыльце вязкой слюной, да зарекся в следующий раз козлу-десятнику все это высказать прям вот в рожу. Зарекся, значит, да за кайлом попиздовал, как сказано.
- Слышь, Вольф, ну как, просадил уже денежки мои? - По пути беседу решил начать. Противно, конечно, с шулерами всякими беседовать и обманщиками, ну да ладно. Не молчать же. - Просади-и-ил небось. А я месяц целый собирал, золотишко-то. Месяц!
Пальцем заскорузлым потряс, открыл было рот, чтоб добавить что-то позлее. Но тормознул, обратно закрыл. Ссориться не хотелось, да и... Не хотелось, короче, ссориться с этим Вольфом. Вот когда за руку Гус его поймает за столом игровым, вот тогда-а-а...
- Ну ничего, ничего. Ты молодой, тебе оно нужнее, ага ведь? И хуй стоит еще, и от браги похмелья никакого почти что, а, а? Хе-хе-хе. Тебе нужней, тебе нужней оно, молодым развлекаться нужно.
С минутку помолчал, пока трупы по кускам на носилки закидывали. Губами пожевал, что-то под нос побормотал. Наконец выдал залпом:
- Слушай, ты эта... Ты-то лось здоровый, молодой. У тебя руки вон здоровые, ноги. Давай, может, эта - яму ты выкопаешь? А то старый я стал, спина ломит от погоды дерьмовой. Ну и эта, а мертвяков тогда я сам покидаю. Ну серьезно, чего тебе возиться-то с ними? Вон они в дерьме все, потроха наружу. Ямку тока выкопай неглубокую, да прикопай, а я их уж сам уложу, а?

      Аделард и не думал бояться девичьих рук. Напротив, затаив дыхание он поднялся навстречу вошедшей, преклонив голову и сожалея о непотребном своём виде. Если Новый Рим, град Базилевсов, и был звездой востока, то шевалье готов был поклясться в том, что свидетельствует в сей миг звезду запада. Об этом Аделард и сообщил, глубоко поклонившись. Теперь похабные мысли казались ему неуместными и даже грубыми — а немногое может показаться грубым существу, сожравшему давеча с пяток живых овец.

      — Уверен, что кровь моя вне опасности, хотя сердце молит о помощи, — не отрывая глаз от перелива газовых вуалей, проскрипел Аделард и поскорее откашлялся. — Признаюсь, за время долгой дороги путь мой голос отвык от созвучий мелодии, но... песня способствует воспоминаниям не хуже давно забытого мной терпкого родосского вина. Отчего бы и нет? Леди Аврора, прошу вас играть так, как наигрывали бы в лад неспешному ходу застольной беседы. А я...

      Аделард взглянул на звезду за окном, на сей раз бывшую звездой уже севера. В ночном воздухе он почерпнул отваги и договорил, едва уловимо смущаясь:

      — ... а я буду петь. Вернее, говорить. И пусть мой рассказ будет прерван, едва наскучит.

      Ладони Авроры заскользили по струнам, наполняя звёздную майскую ночь тёплым перезвоном. Улыбнувшись служительнице — «Право, как жаль, что, верно, делит она не только благосклонность Филиппа, но и постель» — Аделард заговорил мерным речитативом. И его голос приобрёл ту мелодичную плавность, которой всегда отличался от грубых голосов солдтани и отцовских сотрапезников.

      — Во многих я землях
      Был, добрый Филипп,
      В царстве Бургундии
      Род мой возник.

      Во многих походах
      Часть жизни отдал.
      Я видел Рону, видел Милан,
      Где и сей день правит герцог-тиран.

      Ступать доводилось моим сапогам
      По камню Эльзаса, италийским холмам.
      Видел альпийский я снежный венец.
      В германских лесах побывал, наконец.

      Но ни при очах, ни в жизни моей
      Не видел я ярче столичных огней,
      Чем те, что над гладью пролива Босфор
      Однажды возжёг имперский орёл.

      Аделард говорил, и в его словах как живые расцветали панорамы города на семи холмах: Нового Рима, Византия, Константинополя. Во всех цветах поднимался ражий вал могучих Феодосиевых стен, что двумя кольцами охватили город на мысу близ залива Золотой Рог, что между Босфором и Мраморным морем.

      — Представь себе сонм роскошных садов,
      Что к морю спустились с зелёных холмов.
      Представь шум базаров, их гомон и крик,
      Вот он достигает и стен городских!
      Представь цитаделей вечный дозор,
      Владык-ортодоксов во злате убор.

      Рассказывал Аделард о сотне каменных башен — девяносто шести, конечно, но в таких тонкостях рыцарь был не сведущ. О великолепных Золотых Воротах, чрез которые входил в столицу Европы и Азии главный торговый тракт. Говорил о районах, и о тех людях, с чьей помощью когда-то перебрался в Италию, чтобы затем вернуться назад по велению сира… и вновь пуститься в путь на купеческом корабле:

      — Правит в Галате торговый патент,
      Золото Генуи, кастильский адвент.
      Союз коммерсантов, арматоров порт:
      Дож из Венеции — вот кто там лорд.

      Влахерна — вот юдоль утех и пиров,
      Для тех, кто фараоном по следу отцов
      Стал, унаследовав виллу и слуг,
      Где сам император — сосед твой и друг.

      Аврора играла, а тесная комната сменялась величественными интерьерами нового дворца Алексея Комнина, военачальника и героя, поразившего болгар, арабов и сельджуков, вернувшего былое величие умирающей стране.

      — Представь его своды, что выше небес,
      Средь блеска алмазов воссел базилевс,
      И два титана, два льва золотых
      Порядок блюдут у ступней у чьих.

      Алых шелков льётся река,
      Сапфир, изумруд? — то скучно! Едва
      Ль во Влахерне найдётся такой,
      Кто роскоши меньшей ведал, чем той.

      Однако едва ты свой взор обратишь
      К тем берегам, что за морем из крыш,
      Берег иной увидишь здесь ты —
      Это шумит океан нищеты.

      Ещё многое поведал Аделард. О роскоши и блеске восточных дворцов, о лихорадочной как пляска Святого Витта придворной чехарде и многочисленных сварах между армией, купечеством и земельной аристократией. О несметных ордах варваров с востока и севера, о предательстве германских наёмников, о Папских планах. Только приметив, что даже положение туч за окном давно уже поменяло себя, Аделард перевёл дух.

      — Пусть здесь я умолкну, месье Филипп. Иначе, видит небо, я готов неделями вести свою повесть. А, должно быть, на приёме у Его Высочества мне неминуемо зададут схожие вопросы — вы будете скучать, наперёд узнав сразу всё, — не удержавшись, шевалье метнул взгляд в сторону Авроры — скучала ли? Противен ли он ей?

- Трясти квартиру? С чего вдруг? Официально к тебе претензий быть не может. А где я нашел место пристроить свою задницу, это уже дело фортуны. Я уже засветился в нескольких ремонтных мастерских, в одной отказали, в другой нашел подработку, а в третьей немой владелец согласился нанять работника за еду и крышу над головой. Ничего криминального в этом нет, если человек платит своей работой за предоставленные блага цивилизации...

Бродяга отвёл глаза чуть в сторону, словно и не за клерком наблюдает, а разглядывает рекламный плакат за его спиной.
"Странный тип." промелькнула в голове мысль и мужчина досадливо поджал губы. Только кофе... Даже грёпаный круасан не заказал... Денди, Лондонский...
Вновь повернулся к Вергилию:
- Потянет или нет, это и предстоит выяснить. Я к нему в карман не заглядывал. Если вещью заинтересуется, а у самого средств не будет, то либо цену сильно попытается сбить, либо своим сообщит за скромный процент за посредничество. Это улица, босс. Здесь люди своей выгоды, даже мелкой, стараются не упускать...

Умолкнув, вояка допил остатки бульона через край супницы и удовлетворительно крякнул. Проводил долгим взглядом долговязого в пальто и кивнул.
- Комиксы не самое плохое изобретение. Вот в Ираке один парень мангу читал... или смотрел... хрен пойми. В общем картинки детские разглядывал. Так там что глаза, что сиськи примерно одного размера. Руки и ноги как спички... То ли дело плейбой...
Бродяга вздохнул, вспоминая "гуманитарную помощь правительства", которую она присылала с корреспонденцией. И девушку вспомнил - Мисс Июль. Постер на три разворота, почти с человеческий рост... Красотка сидела на изгороди возле красного амбара и потягивала колу. Улыбалась. Она всегда улыбалась...

И тут дал о себе знать мочевой пузырь. Обилие выпитого вчера виски и утреннего кофе, придавленное сверху куриным бульоном, нажало на клапана.
- Блин... Выругался бродяга, поднимаясь из за стола и с опаской поглядывая на стаканчик кофе принесённый официанткой.
- Ещё пара капель и я лопну... Надо сбросить давление в клапанах...
Глянув на дверь с надписью "WC", он иронически хмыкнул.
- Надеюсь там без очереди. Босс, я скоро...

Наваретте вспомнил о своём кофе, и хотел было взяться за чашечку, но усмехнулся и передумал.

— Нет, давай-ка расставим все точки. То есть ты хочешь, чтобы я подорвался сегодня и обострил со своими врагами, и в обмен предлагаешь мне три куска. Три, блядь, вшивых куска, которые я за неделю имею, просто вовремя пиная своих дилеров, а ты хочешь, чтобы я жопу под пули подставлял. А потом полгода ходил оглядывался, не порешит ли меня кто за своих друзей?

Рука потянулась к кофе, но снова остановилась на пол-пути.

— И что значит «позаботился о полиции»? Все легавые города теперь под твою дудку пляшут? И ко мне значит не придут и не начнут прессовать вопросами, типа где я был, когда моих главных врагов взрывал кто-то очень на меня похожий? Дружище, блядь…

Вернувшись в квартиру, Мэйсон обнаружил, что его гостья уже собралась уходить. Он вызвал такси и, прощаясь, забил её номер в телефон, попутно уточнив имя.
Проводив Кэри, Чарли отправился в душ, что бы прийти в себя окончательно. Он не был любителем контрастного душа, но холодная вода из крана на кухне привела его в чувство, значит и душ должен помочь. Заодно рассмотрел в зеркало свою спину - глубокие многочисленные царапины впечатляли и пугали одновременно. Возможно даже шрамы останутся. После Мэйсон собрал мусор в мешки и приготовил их к транспортировке в мусорные баки и мало-мальски прибрал в квартире. Спина чем дальше, тем сильнее болела. В конце концов боль стала почти нестерпимой и Чарли вспомнил, что так и не выпил обезболивающее, которое дал Кэри. Нашёл пузырёк и проглотил таблетку. Скоро должно стать легче. И как такая хрупкая девушка как Кэри могла так расцарапать ему спину? Какой бы безумный секс у них не был, но чтоб она оставила такие глубокие царапины, в голове это совершенно не укладывалось. События вчерашней ночи почему-то не давали ему покоя. Точнее то, что он эти события не помнил. Чарльз напряг память и вдруг:

Кажется, она коснулась сначала пальцами, а потом и языком окровавленную спину.

Кажется, она приблизилась к нему и впилась нечеловеческими клыками в шею, что вызвало эйфорию и сладкую истому по всему телу, которая не шла ни в какое сравнение даже с незаконченным половым актом. Да и законченными когда-либо прежде.

Воспоминание. Словно вспышка в сознании. Что это чёрт возьми и кто эта женщина? Или это ему вчера привиделось? Вчерашние вопросы к Питу и Майку о составе их курева ожили в памяти и требовали ответа. До них он доберётся вечером, а сейчас... Чарли взял смартфон и вышел в интернет. В неясной надежде хоть как-то освежить память зашёл на сайт клуба "Деформация", почитал новости, посмотрел ролики на YouTube. Пару раз его прерывали телефонные звонки. Какие-то незнакомые журналы просили дать интервью. На оба предложения Чарли ответил отказом, время уж больно не удобное. Интервью получится скомканное и на репетицию потом придётся лететь сломя голову. Лучше уж в другой раз.

* * *

Журналистка пришла в кафе точно к назначенному времени. Они столкнулись в дверях и Чарльз пропустил девушку вперёд.
- Здравствуйте. Да, на двоих, - ответил Чарли девушке хостес. Они с Кэтрин проследовали за Джесси и сели за столик. Мэйсон заказл чай.
- Итак, о чём вы хотели спросить?

- Мне казалось, я делал тебя несколько крепче, - с лёгким недовольством произносит мужчина, нависая над тобой, опустившимся на колени, неприступной громадой.
В его тёмных глазах – ни единого проблеска жалости или сострадания. Нет, впрочем, на лице и признаков гнева. Лишь презрение и немного брезгливости – примерно так обычный человек смотрит на беспомощно извивающееся на земле насекомое.
Он недовольно качает в ответ головой:
- Охотника чуть не прикончила кучка невежественных дикарей… Немыслимо.
Сквозь багровую пелену тумана войны проступают вдалеке очертания какого-то города – расплывчатые силуэты ощетинившихся шпилями высотных зданий и каких-то совсем уже непонятных конструкций.
Кажется, твоя покорность нисколько не удивляет его. Он принимает подчинение и почитание как ожидаемое и единственно верное к себе отношение.
- Я твой Создатель, Альде. У меня несчётное множество воплощений и много имён. Здесь, в этом времени и пространстве, меня называют Марсом, богом Войны. Но ты можешь звать меня Аресом, - великодушно разрешает творец, задумчиво уставившись вдаль.
- Поднимись же, охотник, - его звучный и полный невиданной внутренней силы голос невольно побуждает к действию, наполняет энергией. – Истинные цели твоего пребывания в этой точке времени и пространства ты понять попросту неспособен…
Он тяжело вздыхает, приняв решение попробовать объяснить:
- Здесь – одна из ключевых точек пространственно-временного континуума. Один из поворотных моментов Войны, - он особенно выделяет «Войну» интонацией. - Для победы в будущем, историю необходимо направить по иному пути здесь и сейчас. Изменить первоначальный ход событий, обеспечив Римской империи процветание на тысячелетия. Здесь и сейчас, ты, Альде, запустишь ключевую цепь событий, которые приведут спустя века к невиданному расцвету человеческой цивилизации.
Арес выдерживает паузу, давая тебе возможность осмыслить услышанное.
- Ты убьёшь Боудикку, предводительницу восстания кельтов и ввергнешь обратно в пучину междоусобиц бриттские племена. Ты свергнешь ложную богиню леса Андрасте и укрепишь позиции римского пантеона. Не беги, охотник. Сдайся кельтам и притворись на время добычей.

      Первое что увидел Аксель - таран, методично пытающийся разворотить высокие массивные ворота из цельных бревен. Восемь вооруженных человек умело отводили окованное железом бревно и отправляли его вперед. Покатая треугольная крыша надежно защищала их от лучников, целившихся в них с башен. В ней торчало несколько стрел, но люди, осознав всю тщетность попыток прострелить защиту, перестали тратить снаряды и ждали, когда кто-то из людей случайно покинет укрытие. Судя по отсутствию трупов и раненых, подобной удачи защищающимся никто не предоставил.

      Ворота, как и весь частокол, защищающий поместье имели около трех с половиной метров в высоту. Состоял он из цельных бревен заостренных на концах. Башни у ворот возвышались еще на столько же. Конструкция их была проста: бревна поуже, сложенные крест на крест, образовывали ровный квадрат; и чем-то напоминала строительные леса.

      Разбойники послушно начали выстраиваться в линию, как им и приказал Аксель. А слева чуть позади готовился двинуться вперед еще один отряд. Два копейщика убрали за спины щиты и разжигали факелы, лучники выпустили по стреле, но те не долетели до частокола, не говоря уже о том, чтобы перелететь через препятствие. Аксель заметил, что снаряды их имели утолщение на концах. Сопровождали их шесть человек с средники круглыми щитами и сумкой с пилумами за плечами. А за их спиной, гремя колесами о булыжники на мостовой, со скрипом катились телеги...

Карта: ссылка

Сказать что Джейкобс был в шоке - не сказать ничего. Сначала жуткая похожесть одной стервы на другую, затем наглость с которой она выдает эту ложь за правду, ведь, сука, это же явная ложь! Ну как вообще можно в это верить?! Охранное агентство... Ха! Наверняка профессиональные телохранители, мать их...

- Погодите, как это бывшая? Когда мы с ней развестись успели?

Джейкобс всеми силами старался сохранять спокойствие, но это давалось ему с трудом. Мужчина склонил голову к груди и с силой протер глаза и лицо ладонями, после чего глубоко и тяжело выдохнул и сказал:

- Хорошо, будем играть по-правилам Вашего "наебатско-блядского бюро", - лицо Грега, как и голос не выражали ничего кроме усталости. Рука мужчины потянулась к конверту, но рванула чуть дальше в попытке схватить мисс Жаклин за запястье и рывком подтянуть к себе, что бы тихо ей прошептать "Я..."
Если честно, то что сказать ей, он не придумал, расчет шел больше на суровый взгляд и эффект внезапности. Что-то вроде послания "вы не с тем человеком связались".

Если тебе удастся. Если ты сможешь его остановить. Если сможешь освободить Бэкки... Ты забудешь этот момент, как страшный сон. Навсегда сотрёшь из памяти этот кошмарный эпизод: и отчаянный крик, и удаляющуюся бледную спину, и окровавленную кисть... И свой бесконечно долгий бег - сквозь лабиринты занесённых снегом улиц.
Всё сотрётся. Станет неловкой паузой в разговорах с сестрой. Тенью, накрывшей прошлое. Но останется позади. Навсегда.
Если.

...Ноги едва слушаются - передвигать занемевшими конечностями становится всё сложнее. Девушка уже практически не ощущает собственных стоп - пропитавшиеся влагой носки заледенели. Холод постепенно расползается по телу, впитываясь в кожу, - но не может достичь сердца. Лихорадочно бьющегося и горячего сердца.

Свет фонаря выхватил двигающуюся фигуру. И лицо сестры с выражением застывшего ужаса.
- БЭК!..
Её голос срывается. Тонет в пустоте петляющих улиц.
Вновь поднимается рука, направляет дуло пистолета в спину удаляющегося мужчины. Где-то на подсознательном уровне Кэт понимает, что это её последний выстрел, последний шанс; она не сможет его догнать. В отчаянной попытке прицеливается вновь и давит на спусковой крючок...

Отдача вновь бьёт по руке, ноет от тяжести пистолета кисть. Вновь хлопок выстрела - и вторая пуля вгрызается в плоть. В душе растёт ликование - и тут же тает перед сковавшим девушку страхом. Она не понимает. Никак не может понять, почему оружие оказалось бесполезно...
Он продолжает бежать, не сбавляя скорости. Удаляется на всё большее расстояние.

Не хватает сил для нового крика. Кэт срывается с места, просто следуя по его пути, стараясь не терять похитителя из виду. Отчаяние поглощает, сминает волю, распространяется внутри горьким ядом.
Несколько поворотов - Кэт теряет его из виду. Угол забора - и взгляду предстаёт картина её последующих ночных кошмаров.
Бледная, неестественная фигура застывает у самой кромки воды. Не обращая внимания на отсутствие конечности, неуклюже надевает на лицо Бэкки какую-то маску, заглушая тем самым её вопль.
Сердце Кэт в этот миг пропустило удар.
- НЕТ!!!
Ты бежишь к ней изо всех сил, протягиваешь руку.
Но уже поздно.
Похититель и его жертва скрываются за поверхностью чёрной воды.

***

Пауза откровенно затянулась.
Занимаемая собственными мыслями, Кэт совсем забыла о присутствии полицейских. Сидя на диване, с головы до ног укутанная в тёплый плед, она смотрит куда-то вперёд, в одну точку, невидящим взором. Лицо - бледное и окаменевшее, лишь в глубине карих глаз отражается скрытое переживание. Она всё ещё видит эти картины. Она ещё живёт тем мгновением. Отказываясь принимать реальность в настоящем времени.
Её била крупная дрожь. Тело постепенно отогревалось, но изнутри обжигало от холода. Ни плед, ни какие-либо слова поддержки не могли в эту минуту её согреть.

Наконец, Кэт поднимает глаза. Смотрит на усталые и слегка раздражённые лица мужчин. Ей требуется время, чтобы осознать - нужно говорить, нужно описать произошедшее. Иначе ей никак не смогут помочь.
- ...Было около трёх часов, когда я проснулась, - ровный тон, хрипловатый и спокойный голос. - Услышала крики сестры, вышла в коридор и увидела внизу его... с Бэкки на плече. - Взгляд снова опустился. Кэт воскрешала в памяти недавние события. И столь же бесцветным голосом продолжала их пересказывать, в точности повторяя всё увиденное. Включая и момент с отсечённой кистью похитителя. - ...Он ушёл под воду, не выпуская её из рук. Больше я их не видела.
Кэт переводит взгляд с одного мужчины на другого. Только сейчас в нём загорается искорка - возможно, надежды?.. Впервые за короткий разговор на лице девушки отражаются какие-то эмоции.
- Он точно не мог уйти далеко. Вода слишком холодная, никто не выдержит таких низких температур...
Никто из людей. Но он... Он - словно оживший монстр из фильма ужасов.
Кэт старательно отгоняет подобные мысли.

Вы не можете просматривать этот пост!

Александре нечего было скрывать и она не чувствовала за собой никакой вины, но под одновременным воздействием сразу пяти старших своего клана опустилась на оба колена. Ей казалось, что в лицо ей дует сильный ветер, стремясь смять, разорвать, проникнуть в мысли. Но глаз де Мендес не опустила:
- Что произошло в Овьедо я могу поведать только со слов встреченного мной гуля, поскольку сама к тому времени уже покинула город. Зато хорошо знаю, что было до этого. В древних землях иберии развелось слишком много ласомбра. Больше, чем представителей любого другого клана. Они щедро давали и дают становление и христианам, и мусульманам, враждуя между собой. Но насколько эта борьба истинна, я не могу судить. От количества и силы владеющих тенями, стали произрастать власть и влияние. Их голоса все громче звучали в Испании, заглушая голоса других кланов. В Овьедо было так же. До вторжение мавров город был одной из твердынь вентру, но затем его заполонили ласомбра. Княгине города Марбуэне, несмотря на изобретательность, и ее талант к манипулированию и уловкам было все сложнее удерживать домен. Архиепископ Мадрида ласомбра по имени Монкада несколько раз называл Марбуэне слабой. По слухам он предложил поддержку любому достойному соискателю титула князя. А между тем, сир Монкада - ласомбра Сильвестр де Руис, господин теней, носит неофициальный титул лидера сородичей в Иберии. Я служила королеве душой и телом, и видела, как трудно ей приходится. За верную службу ласомбра потребовали моей казни, Марбуэна им отказала, но была вынуждена удалить меня от двора. Видимо враги сочли, это очередным доказательством ее слабости и своей силы. Через несколько дней после отъезда меня нагнал гуль. Он принес страшные вести, что ласомбра и бружда вместе, восстали против власти королевы и свергли её. Весь клан вентру в Овьедо был уничтожен. Марбуэна потеряла и домен и голову, приняв окончательную смерть. Я не стала возвращаться, чтобы проверить это. Но на своем опыте могу сказать, что ласомбра враги не менее опасные, чем бруха.
Закончив эту длинную речь-исповедь, Александра собрала остатки сил и поднялась на ноги.

Вы не можете просматривать этот пост!

– Вопрос, который звучит уже в третий раз за сегодняшнюю ночь. Подожди, я сейчас подойду тебе. Надеюсь, не случится нового приступа, и ты не попытаешься меня уничтожить.

Элджин повесил трубку, и появился в дверях через пару минут. За его спиной были два гуля-телохранителя, в классических костюмах, с непривычными для телохранителей дробовиками. Элджин оставил их за дверью, поручив «продолжать выполнять приказ», после чего закрыл дверь на ключ, а ключ отправил во внутренний карман своего пиджака.

– Я не знаю, с чего начать, Домициан, - честно признался он, подходя к своему другу.

– Та сцена, которую ты устроил у Принца… я полагаю, что на тебе проклятие, делающее тебя опасным, в первую очередь для самого себя. То как ты набросился на МакДжинна, опрокинув его со стула и пытаясь втоптать в пол, и то, как ты кричал, будто одержимый, что весь Примоген должен склонится перед тобой, и начать очистительную войну против врагов Ланкеа эт Санктум… Домициан, которого я знаю, не поступил бы так, даже поддавшись своему Зверю. Скажи, ты помнишь что-нибудь из этого? Как называл себя мессией и объявлял судные дни? Как утверждал, что говоришь теперь от имени самого Господа? Как дал пощёчину Мисс Опал, за то, что она, будучи крови низшего клана, посмела перебить тебя?

Женский крик, стук в дверь...Крис понял, что его штаны стали теплее - он обоссался от страха. В таком виде он точно не хотел показываться перед Самантой и постарался проскользнуть в ванную, чтобы...Он надеялся как-то что-то с этим сделать, но пока ещё не придумал, что именно. Да, страшно было уходить от людей, но ходить в мокрых штанах перед Самнтой точно было страшнее.

      Один мудрец из рода Бруджа, с которым Аделарду довелось изучать латынь, за чашей алого вина сложил такой стих:

      «О, бессмертья обет!
      Как легко его таинство
      На нет сведено
      Счётной книгой».

      Слушая сквозь подступающий мрак дневного торпора рассуждение о том, как верный скакун пересчитывается в цену на мясо, Аделард пожелал (не зная о существовании Горацио), чтобы никакому меняле никогда не давали Обращение — рекомое бессмертье не вынесет жадной руки негоцианта. Каково, скажите на милость, быть Владыкой Ночи, которому не хватает денег на столичный трактир? Но дружелюбие, с которым кругленький человечек обирал не замечающего того рыцаря, обезоружило шевалье легче, чем выпад фламандского мастера.

      — Согласен. А стены Парижа я уж успел рассмотреть. Они, ты справедлив в суждении, подобны бастионам прославленных Афин и даже превосходят их, — сказал Аделард. — Но утренний свет разбудит меня, тогда как к вечеру мне должно продолжить путь в свежем расположении. Потому сбереги лучшие покои для более счастливого путника, а мне дай комнату, где мало солнца иль крепкие ставни. Много более буду благодарен, коли подадут туда горячей воды в кадке, а руки служанки приготовят мой наряд к городским улицам.

Грег покраснел как рак, когда детектив запел свою песню, вместо того что бы помогать. Такой же как и все, только и может что сотрясать воздух. Долбанный бюрократ! А он ещё тут распинался пред ним, рассказывал как всё произошло (пускай и с незначительными недомолвками). Ясно же, что этот пижон не будет помогать, пока ему на лапу не дашь.

- Сука, они вломились ко-мне в дом, уебали бейсбольной битой мне по-голове, ствол к голове приставили - конечно я завалил этого черномазого ублюдка! Что мне ещё оставалось делать?!

Бизнесмен отвернулся от детектива и вновь подошел к окну. Руки уперлись в подоконник, а голова опустилась на грудь, из-за чего, со спины он стал выглядеть как безголовый великан.
Плечи его тяжело вздымались от глубокого дыхания. Наконец успокоившись, Джейкобс продолжил:

- Да это шлюха со-всеми еблась. А этот Фрэнки, я его раньше не видел, иначе такого верзилу бы я запомнил, - Джейкобс развернулся к детективу полубоком, правую руку все же не убрав с подоконника, - Я большой парень, детектив. Но этот Фрэнки... Это просто горилла какая-то. Вы дробовик видели?

Крик сестры всё больше отдаляется. Поднявшись с колен, Кэт мчится прочь из комнаты, до ужаса страшась того момента, когда придётся столкнуться с похитителем. Из последних сил стараясь отогнать самые худшие мысли, несётся вниз по лестнице, подсвечивая дорогу фонариком телефона. Из динамика слышен голос оператора, но Кэт не слушает…

Ноги в мягких носках скользят по паркету. Здесь, на первом этаже, сильнее ощущается дуновение ветра из открытого дверного проёма.
Преодолеваемый путь напоминает кошмар. Сон, в котором нельзя проснуться. Ограниченный воспалённой фантазией, он заключил её в определённые рамки – и выбраться из них ей уже не удастся, до самого финала. Пока не случиться самое страшное…
Её бег столь долог. Адреналин, бегущий по венам, ускоряет реакцию, работу мозга. Ощущение, что собственное тело – слишком медлительно…

Кэт пересекает холл, врываясь в столовую. Останавливается ненадолго – лишь затем, чтобы бросить взгляд на кирпич и разбитое стекло. Понимание произошедшего приходит сразу же. Но вместе с тем в подсознании рождается мысль: почему не она? Почему именно Бэкки?..
На размышления уже не остаётся времени.

…Щелчок выключателя. Мягкий желтоватый свет озаряет помещение, отражается в осколках, рассеивается, соприкасаясь с ночной тьмой. Отсюда виден силуэт чужака – и Бэк на его плече.
Кэт ступает на снег, ощущая пронзительный холод. Изо рта идёт пар, снежинки медленно тают на открытой коже и волосах. Морозный ветер заставляет ёжиться и дрожать; тонкая ткань ночной рубашки не спасает, шёлк почти тут же леденеет, совершенно не спасая от холода.

- Стой! Отпусти её, живо! – кричит в спину похитителя Кэт. Отчаянно пытается привести аргумент: – Я выстрелю!..
И поднимает пистолет, наводя ствол на мужчину. И понимает, что никогда не стреляла в человека…
Слишком многое на кону, чтобы струсить. Весь её маленький мир… За последние месяцы Бэк стала неотъемлемой частью её жизни. Лучом солнца среди сгустившихся туч. Человеком, ради которого Кэт могла бы… выстрелить в другого?..

Здесь и сейчас. Только ты можешь его остановить. В твоих силах предотвратить неминуемое.
Стреляй.

— Бу! — сказал Корвин над самым его ухом.

- С возвращением, мистер Полинг, - приветствие знакомым голос Эшли не заставило себя долго ждать.
Вопреки страхам и опасениям, створка защищённого от разгерметизации силовым полем ангара медленно поползла вверх. Линкор готовился принимать на борт посетителей.
Три «торнадо» ворвались в огромное помещение, припарковавшись на свободных местах.
После безумного лазерного шоу воздушной схватки ангар «Ренессанса» казался чем-то невероятным. После постоянно нараставшего ощущения смертельной опасности здешняя атмосфера уюта попросту очаровывала.
Устаревшие истребители враждебно-серого цвета оказались в одном ряду со своими пронумерованными потомками тёмно-зелёной окраски. Оказались в одном ряду с восьмью новенькими «штормами» штатной авиации Фрайзера – непревзойдёнными на данный момент в своём классе машинками, о которых мечтал каждый достаточно хорошо осведомлённый пилот.
Несмотря на недавнюю потерю товарищей, выскочившая из кабины Алиса оказалась не в силах скрыть восхищение. Взгляд девушки скользил по обтекаемому корпусу грациозного аппарата, оценить по достоинству который может только истинный ас. Она очень многое отдала бы за то, чтобы заиметь себе такой истребитель. Даже за то, чтобы просто пролететь на нём круг. Но, вместо этого, вынуждена следом за Полингом продвигаться вглубь «Ренессанса».

- Полное сканирование завершено, - раздался из динамиков голос вездесущей Эшли. – Мистер Полингу настоятельно рекомендуется явиться немедленно в медотсек для проведения профилактической обработки. Индекс психического состояние ниже нормы на полтора пункта. Рекомендуется посещение штатного психотерапевта и полный курс гормональных инъекций.
Фрэнк и следовавшие за ним девушки остановились около лифта. Неугомонная Эшли продолжила:
- Произвожу синхронизацию с базой данных Элкора. Гость 1: Алиса Джессика Картер, 21 год. Место рождения – планета Элкор…
- Её можно как-то заткнуть? – недовольно поинтересовалась рыжеволосая девушка, переминаясь с ноги на ногу в ожидании лифта.
Сейчас Фрэнк наконец смог её как следует рассмотреть – довольно высокая, лишь немного ниже его самого, стройная и подтянутая, она производила на окружающих исключительно приятное впечатление.

- Гость 2: София Джонсон, 26 лет…
Черноволосая близняшка Регины неуверенно улыбнулась. Было похоже на то, что она сама пребывает в шоке от того факта, что осталась жива пройдя сквозь проклятую воздушную мясорубку, в которой завершили свой жизненный путь куда более опытные пилоты.
Эшли в конце концов замолчала, а лифт с пассажирами устремился вверх, к пустовавшему непростительно долго капитанскому мостику.
Как и прежде, он потрясал. Выполненное в стиле модерн помещение, в котором не было на первый взгляд ничего, кроме пяти дорогущих кожаных кресел и стены, целиком представлявшей собой колоссальных размеров обзорный экран.
- Значит вот рад чего всё? Все эти смерти? – бросила в пустоту риторические вопросы Алиса, в нерешительности остановившись в дверях.
Фрэнк уже упал в своё любимое кресло – перед мужчиной моментально вспыхнул многофункциональный голографический интерфейс. В точности выполняя полученные распоряжения, Эшли запустила процедуру сканирования.
Пока по экрану локатора ходила из угла в угол традиционно-зелёная полоса, а на соседнем виртуальном мониторе стремительно сменяли друг друга строки текстовой информации, Фрэнку оставалось только смиренно ждать и надеяться на благоприятный исход.

- Соединяю с Элкором, - отрапортовала Эшли в ответ на очередную команду.
На исполинском обзорном экране капитанского мостика, ещё недавно отображавшем лишь абсолютное спокойствие безграничного космоса, возникло сравнительно небольшое окошко видеовызова, пока что покрытое серой рябью помех.
Секундой позже на вызов ответили. Фрэнк увидел крупным планом лицо Марка – того самого парня в очках, технаря повстанцев из их тайного штаба в подвале чужого особняка. Тот сперва просто смотрел на Полинга, не в силах поверить своим глазам, а после – широко улыбнулся.
- Не могу поверить, что у вас действительно получилось. Вы на самом деле сделали это…
- Фрэнк, - ещё один голос раздался откуда-то из-за пределов зоны захвата видеокамеры.
Марк всполошился, вскочил с кресла, замахав в панике руками.
- Вам ни в коем случае нельзя…
- Фрэнк, - требовательно повторил слабым голос Эрик, бесцеремонно врываясь в кадр и вытесняя на задний план техника.
Выглядел Фрайзер совсем не блестяще. Внушительные мешки под глазами, разбросанные в творческом беспорядке светлые волосы, первые признаки щетины на гладко выбритых обычно щеках… Капитан тяжело дышал – остановился, облокотившись обеими руками на стол. Однако, несмотря ни на что, это всё-таки был именно он. Хоть и без своего обычного лоска.
- Доложи обстановку, - потребовал слабым голосом Эрик Фрайзер.

Грег открыл глаза и первое что он увидел - белый свет. Белый свет и белый цвет, белого потолка. И да, Грег не умер, как бы этого кому-либо не хотелось бы. Повертев головой по-сторонам, он обнаружил что находился в больничной палате. И в ней же находился тот коп из вчерашнего... сна?
Аппаратура отслеживающая пульс запищала громче, поспевая за участившимся пульсом мужчины.

"Мать его этак - что это была за хрень?! Бляблябляблядь!", - негодование и страх распирали бизнесмена и всё это превращалось в волнение. Спина мигом покрылась холодным потом от воспоминаний ужасного чудовища, противоестественной смеси сексуальности и мерзости Бритни ("Проклятье, а я ведь эту тварь драл!"), лица Большого мертвеца Шона с его выпученными, как у срущего пса, глазами и дарственной написанной на имя блядины второй бывшей жены и бесовского отродья по-совместимости, Бритни, мать её, Флауэрс!

Джейкобс рывком сел и свесил ноги с кровати. Тело ответило небольшой болью в мышцах и особенно в голове. Но было более чем терпимо. Писк медаппарата раздражал, напоминая вчерашний сигнал брелока, ознаменовавший начало кошмара. Грег сорвал с себя датчик и взяв один стаканчик с водой, залпом осушил его, чуть разлив по-подбородку, с которого пара капель упала на больничный халат и превратившись в темные пятна.

- Офицер?, - неуверенно спросил Грег мужчину. Уверенности не было лишь потому, что в темноте он хреново разглядел лицо единственного копа прибывшего на помощь. Да и времени его разглядывать не было, - Скажите что Вы вчера видели тоже что и я. Ведь я же не псих...

Грег потянулся за соком.

      Рихтер любил французские постоялые дворы, любил пропустить кружечку-другую в тавернах и рассказать постояльцам за выпивку байки о своих приключениях. Любимую историю он рассказывал первой каждый раз, о неприлично богатом чужеземном дворянине, решившем нанять его для охраны и оказавшемся настолько слабым в вере, что осмелился путешествовать в полнолуние... хотя Бог велел всем верующим людям ночью спать блаженным сном: Отправились они в путь при полной луне в сторону Парижа. Не прошло и часа, как вокруг в лесу голодные волки завыли так громко, что один из охранников Богдана (так звали чужеземного дворянина) навернулся с кареты и крепко приложился головой. Рихтер увидел в этом знак, что дальше пути нет, но говорить об этом дворянину не посмел... Спустя еще с пол часа приблизились они к реке, где засела банда Жоржа Твердолобого. Приблизившись, выехал к ним на встречу Жак, чтобы деньги взять, но дворянин то ли оказался жадным, то ли горделивым, но приказал здоровому воину застрелить Жака... Застрелить-то он его застрелил, вот только парни живо перебили людей богача, а сам тот в воду свалился. А затем явилось чудище речное, оскорбленное жадностью Богдана. Роста в нем было метра четыре, шесть клешней-рук, а передвигалось на восьми паучьих ногах. Рихтер яростно сражался и даже отрубил две конечности, но монстр оказался сильнее и пришлось ему отступить! Чудовище убило людей Богдана, а потом золото все и драгоценности великие на дно реки утащило. И теперь под тем мостом настоящие сокровища лежат, да только охраняет их чудовище речное. А когда едет слишком богатый человек, монстр грабит его, но бедных никогда не трогает...

      День ото дня история обрастала новыми подробностями и достоверными фактами, но люди верили... и мост той оброс дурной славой у торговцев. Они, говорят, решили собрать денег и построить другой мост. Вместе с дорогой. В объезд... А когда кружки из-под выпитого эля уже не вмещались на столе, Рихтер рассказывал другую историю. После того случая, в одной из соседних деревень какой-то зверь бойню учинил, всех жителей перебил... Приехал барон с людьми, осмотрели все. Решили, что оборотень завелся и устроили охоту. Людей вольных наняли, собак привели охотничьих и священника из столицы призвали, Робрета. Потом его еще Молемским прозвали, по наименованию селения, близь которого он монастырь устроил. Еще четыре деревни уничтожить тварь успела перед тем как собаки выследили зверюгу. Едва вытащили из убежища на свет, как рассыпалась тварь в пепел. Говорят то был черт, или вампир, или другой прислужник Сатаны, но дело это богоугодное потом две недели праздновали. В замок даже простолюдинов пускали, хлеб раздавали и вином поили...

Кэрри видела, что происходит. Видела подругу в руках насильника. Видела, как Майкл находится в опасной близости к жуткому коктейлю из оружия, крови и бандита. Видела, как невероятно, нереально развиваются события. Но по-настоящему сообразить ничего не могла. Не хотела. Это все было похоже на сон. Кошмар. Только вот никак не проснуться. И не исправить. Отвратительно было осознавать, что сейчас она ничем никому не могла помочь! Чувство бессильной злобы смешивалось со страхом, не позволяя телу и разуму отключаться. Хотя может было бы проще рухнуть в обморок на холодный кафель, провести в забвении эти мгновения, не видеть и не знать всего.
Голос Уэлша. Почему он до боли ей знаком? А вот звуки выстрелов оказались оглушающе громким, лишними, совершенно непривычными. Чуть позже Кэрри поймёт, как близка была пролетевшая над головой пуля. Как ей повезло. Просто сказочно. А пока она тихонько сходила с ума, видя кровь, хлещущую из шеи подруги. Синди. Синди! Хотелось крикнуть, окликнуть подругу, но в горле пересохло, язык не слушался, губы были сжаты в бледную полоску. Не могло этого всего быть! Ну не могло! Сколько они вдвоём перенесли! Сколько их связывало! Не должно все закончится вот так: нелепой перестрелкой из фильмов про копов. Только не с Синди!
Кэрри даже не сразу поняла, что Майкл, её Майкл тоже ранен! Что за ночь! Безумная скалящаяся сука-ночь! Джефферсон даже не спросила, как он. Так быстро он отошёл. Да она сама не могла бы сказать что-то внятное. Только смотрела, как Уэлш склонился над индусом. "Ему уже не помочь", - хотела пробормотать девушка. Но дальнейшие действия мужчины, которого медсестра сумела полюбить слишком быстро, ввели в ступор. Кровь на губах Майкла. Кровь на губах Синди. Такого. Просто. Не может. Быть. Не умещалось в сознании. Хотелось отмыться от увиденного, будто она сама запятнана в чем-то мерзком, липком.
Но Синди жива! И Майкл! Это самое главное! И все же. Вот он идёт к ней. Подходит ближе. Присаживается рядом. Кэрри хочет отпрянуть, убежать, подхватив Синди и крикнув вслед Уэлшу: "Ты больной урод! Вот кто ты!". Что она видела? "Какую-то невероятную херню, вот что!" И все же. Синди спасена, хотя после такого ранения не должна была подниматься, дышать, говорить. Майкл не собирается причинять ей вред. Пока. Или все обман? Как же болит голова! Раскалывается надвое, стучит в висках, вот-вот лопнет, точно воздушный шар.
- Ты чем-то болен? - вырвались с хрипом слова. - Ты вампир?
Конечно, верить в эту чушь Джефферсон не могла. Сколько книг и фильмов она смотрела! Признаться, в первые секунды знакомства девушка легко представляла Майкла в роли одного из кровососущих бессмертных красавцев-вурдалаков. Но что б наяву увидеть это и сказать вслух... Конечно, девушка думала (или надеялась), что парень рассмеется и скажет, какая же она маленькая глупая девочка и все объяснит. А что если нет?..

Септ Длани Гайи, штат Нью-Йорк
10 сентября 2000 года. Ночь со среды на четверг, 2:10 по полуночи. Растущая Луна Галиарда

Крыша бара О’Келли прикрывала от проливного дождя, давая спасительный глоток тепла и уюта, посреди пасмурной ночи. Сентябрь в этом году выдался жарким, но устойчивый восточный ветер рано или поздно должен был принести большую непогоду. К сожалению или к счастью, начало этого ливня выпало на дежурство молодых оборотней, похожих друг на друга не больше, чем скала походит на реку, а та походит на ветер. Казалось единственное, что объединяет этих троих было то, что они были вымокшие с ног до головы: патруль по территории Септа был, с одной стороны, «святой», а с другой крайне нудной и рутинной обязанностью. Отправной точкой маршрута, как и его завершением, был бар О’Келли – если никаких происшествий не случалось, достаточно было передать это кинфолкам, а они передадут это следующей смене, ну а если было что-то серьезное и решить своими силами было нельзя, то дорога вела прямиком к вардеру, Саблезубой.

Почти целые сутки молодые Гару прочесывали северную часть бауна, перемещаясь из точки А на западе, в точку Б на востоке, затем в точку С на севере, а потом снова по кругу. Снова и снова, с короткими перерывами. И последние два часа сегодняшней смены им пришлось бродить под непрерывно идущим дождем, от которого не спасала даже смена формы.
О’Келли были семьей кинфолков племени Фианна, которые поддерживали этот бар как отправную точку северных патрулей. Здесь в любое время суток можно было найти горячую еду, тепло архаичного, по современным меркам, каменного очага, телефон, а также выпивку разной степени крепости для тех, кому она была нужна. И, к осуждению многих старейшин септа, дела у О’Келли шли хорошо – всё большее количество молодых Гару предпочитало провести свой уикэнд здесь, предаваясь алкогольному забытью.

Однако в данный момент бар был практически пуст – ночь середины недели не располагала к кутежам, а потому вместо тяжелого запаха спиртовых паров и табачного дыма в воздухе витал лишь запах гвоздики, слегка подгоревшего картофеля и бекона, перемешанные со стойким ароматом кофе. Большой, повидавший многое вентилятор вяло вращался под потолком, даже не пытаясь выполнять свою функцию - казалось, что он здесь вообще был только для вида. Совсем другим делом был старенький, подвешенный под потолок телевизор, он исправно и громко вещал на округу какой-то полицейский сериал, где как раз происходила классическая киношная погоня, с перестрелками и сиренами.

Из кухни за баром выглянул молодой парень, лет двадцати пяти - худощавый, с плохо уложенными волосами и месячной щетиной. Джейк О’Келли, племянник Рона О’Келли, владельца заведения, был одет в потертые джинсы и клетчатую рубашку на голое тело. Рукава были подвернуты до локтя, а пальцы покрыты пятнами какого-то теста или другой стряпни, намекая на его занятие до появления Гару. Как и его дядя, Джейк был кинфолком и подрабатывал в баре, особенно в ночные часы, в той или иной степени с ним был знаком каждый – немного самоуверенный, склонный к панибратству, но, в целом, хороший парень.
- Здорова, народ, - поприветствовал он оборотней, принявшись вытирать руки полотенцем. – Повезло вам сегодня с погодой, хе-хе. Будете чего?

Приняв очередной лист из рук Вергилия, Брайан принялся читать.
Долго молчал. Достаточно долго, чтобы старик успел принести поило и водрузить его на стол.
Всё так же молча, бродяга налил себе полный стакан и выдохнув, в несколько глотков опрокинул в себя. Поднёс кулак к лицу и уткнувшись в него носом втянул воздух.

Продолжая молчать, он побарабанил пальцами по прохладному стеклу стакана.
- Я ещё не дал своего согласия, Морфеус... Тихо прошептал О'Коннор и вновь замолчал на длительный промежуток времени думая о чем-то своем. Вновь наполнил стакан и принялся пить недольшими глотками.

- Никто из людей не хочет стать жертвами на заклание, но противостоять системе невозможно. Она может тебя не замечать пока ты не привлекаешь к себе внимания. Но если тобой заинтересовались, то скрываться бесполезно. Ранmit или позже обязательно найдут. А раз ты говорил, что властьимущие как-то повязаны на этом деле, то каждый успех может стать последним. Те о ком ты говоришь наведут систему и поимка станет лишь вопросом времени. Это вечное бегство, порочный круг из которого нет выхода. Можно спасти десяток, сотни или даже тысячи, но в масштабах системы это ничтожно мало. Жернова перемолят в труху и не заметят даже факта твоего существования. Невозможно позвонить, невозможно даже будет пёрднуть в сортире, чтобы система не узнала об этом. Днём будет разыскивать полиция, а ночью те, кто смотрит из тени. Это тупик, Вирджил. Из него нет выхода. Только человеческий страх может поднять и сплотить людей, но он же будет их запирать в домах в надежде отсидеться. Ты не знаешь о них ничего, ни кто они, как живут и где, каким оружием их можно убить. Может им вообще всё по барабану. Ты говорил про инквизицию. Её костры полыхали на всех площадях, но этого было недостаточно, смотрящие из тени снова вернулись. И вернуться в новь. Это движение ради движения, Вирджил. У людей нет шансов. Можно только замедлить, но остановить- никогда.

Прислонив холодный стакан ко лбу, Брайан закрыл уставшие глаза и обреченно закончил:
- Всё бессмысленно и тщетно... За десять лет ты превратился в старика, а я почти сошел с ума, но мне нравится такая перспектива.

Открыв глаза, бродяга посмотрел на немого слушателя и улыбнулся. Оторвал стакан от своей головы и легонечко стукнул о стакан Вирджила.
- Понадобятся новые игрушки, чтобы играть с плохими мальчиками на равных... а ещё время... много времени и сил...
Откинувшись в кресле, Брайан отложил исписанный листок в сторону.
- И надо придумать как нам с тобой общаться более эффективно не используя бумажную переписку...
Окинув помещение взглядом, бродяга предложил:
- Монитор и клавиатура, а для тактического взаимодействия можно собрать нечто портативное с заранее прописанным набором сообщений. Ну как в компьютерных играх "Cover me" и "You take the point"...

А дальше общение пошло само по себе. Брайан узнал много нового и интересного, порой ужасного. Было о чём подумать и что проанализировать. С присущей технику педантичностью разложить сложную головоломку на составные части и докопаться до сути проблемы.
За первой бутылкой началась вторая. Где-то к её середине, бродяга поинтересовался:
- Но ведь не на мусорке, как меня, искать молодую кровь для крестового похода?

Бежишь – глухим набатом отдаётся в ушах мерный стук сердца в груди. Всё вокруг замирает, смазывается реальность – замечаешь, как нарочито медленно спархивает с ветки птица, парит тягуче, словно продираясь сквозь толщу воды.
Бежишь, но всё равно недостаточно быстро. Стрелы дикарей двигаются гораздо быстрее тебя.
Проплывает одна мимо правого уха – кажется, можешь схватиться за древко. Втыкается в землю вторая чуть впереди. А третья вонзается в тело, неприятно ужалив плечо.
Продолжаешь бежать, инстинктивно отключив болевые рецепторы. Волевым усиливаем приказываешь окружающим место ранения капиллярам закрыться, предотвращая серьёзную кровопотерю.
Не сбавив темпа мчишься сквозь лес, оставив погоню далеко позади.

И вдруг понимаешь – что-то не так. Стволы деревьев начинают шататься, танцевать хаотично перед глазами. Тело подводит тебя – спотыкаешься о какую-то неприметную в густом подлеске корягу. Летишь кубарем вниз, скатившись в низину по пологому склону.
Лань, до смерти напуганная твоим неожиданным появлением, стремглав устремляется прочь. Грациозный силуэт животного кружится, двоится и троится в глазах. С трудом поднимаешь к лицу оцарапанную ладонь – насчитываешь на одной десять пальцев. Дыхание сбивается, становится частым и неглубоким.
Запоздало чувствуешь присутствие инородного вещества в организма. Почти уже теряя сознание понимаешь, что происходит. Виною всему быстродействующий яд, который был на наконечнике кельтской стрелы.
Преодолеваешь кое-как ещё парочку метров, перенаправив все силы организма на борьбу с инородной заразой. И утопаешь в белесых клубах густого тумана, почувствовав уже далёкий удар бесчувственного тела о твёрдую землю.

Бредёшь сквозь туман, оставив где-то позади оковы бренного тела.
Бредёшь словно во сне, не отдавая себе отчёта и практически не контролируя ситуацию.
Не видишь ничего дальше кончиков собственных пальцев, лишь виднеются в тумане местами бесформенные и зловещие силуэты. Ты идёшь на далёкую дробь барабанов, отбивающих гулко боевой ритм.
Краснеет белый туман, вмещая в себя отголоски великих войн прошлого. Ты чувствуешь ржавый вкус крови во рту.
И слышишь в багровой пустоте своё имя. «Альдееее» - разносится гулким эхом громогласный призыв.
Впереди проступает могучий силуэт человека.
Мужчина. Мощный, приземистый, закованный под стать эпохе в римский. Топорщится неопрятными космами огненно-рыжая борода, хищно сверкают глаза под металлическими дужками шлема. Развевается, невзирая на полное отсутствие ветра, алый плащ позади. Всем своим видом он излучает силу, угрозу. Внушает трепет. Кажется, что незнакомца буквально окружает багровая аура войны, подпитываемая миллионами смертей и страданий.
Он делает шаг вперёд, отчасти разрушив пафосный образ.
- Тебе досталось, охотник, - произносит недовольно, без тени жалости, но с откровенным укором.

Дамочке хотелось сказать, что она всё равно будет арестована, что бы она не говорила, но большой Фрэнки прервал мысли Билла.

Отрубился свет, можно списать на повреждения, нанесенные неграми, лопнула лампочка, можно подумать, что Грег сэкономил на ней, повеяло холодом, кто, чёрт подери, не закрыл дверь? Но вот превращение большого парня заставило забыть обо всём этом. Тварь, появившаяся перед невезучим бизнесменом и полицейским, штаны могли наполниться чем-то, если бы Освальт съел больше одного пончика, но ему повезло. Остальные процессы в организме остановились. Мозг отказывался воспринимать происходящее, руки не хотели двигаться, а ноги стали очень тяжёлыми.

— Вы всё равно арестованы... — пробубнил офицер, смотря на монстра, — только вы в машину не поместитесь...

Руки с дробовиком беспомощно опустились. Рация, так и не установленная в крепление на груди, продолжала болтаться на проводе, качаясь в такт ветру.

Как только Грег начал подсчет ушедшей наличности, он тут же позабыл про тело Шона за спиной, хотя иногда промелькало чувство нависавшего чего-то недоброго над головой. Но когда в кабинет зашел офицер и подсчет наличности был завершен, это недоброе чувство улетучилось, но взамен появилась целая гамма других негативных эмоций, начиная от досады и уныния и заканчивая гневом и негодованием. Ещё бы, ведь похерено было не много ни мало а 153 тысячи и 234 доллара!

- Проклятье...

Тихо, себе под нос выругался Грег и закрыл сейф.

- Этот ублюдок вынес 150 штук, - встав сказал Джейкобс офицеру.

Сделав несколько шагов подальше от тела Шона, Грег достал телефон и собирался было позвонить на счет света, как тут из спальни вышла... Бритни? В голове не укладывалось, как она могла там очутится, ведь её не было два дня! Быть может конечно прокралась, пока Грег был занят бумажной работой, но это было на неё не похоже. Да и он бы услышал стук её копыт каблуков. И то что она начала говорить тоже никак не вписывалось в её поведение. Нет, конечно манера говорить и прочие её штучки, что так всегда раздражали Джейкобса, были при ней, но то каким тоном и что она говорила... Этого просто не могло быть!
Но это происходило, здесь и сейчас.

Ярость начинала закипать внутри Грега и с каждым дерзким словом Бритни, градус гнева всё рос. И по окончанию монолога Флауэрс, Грег превратился в дикаря с залитого кровью глазами, что был готов придушить женщину, что забыла своё место. И что хуже, решила кинуть своего мужчину.

- Сука! Так это ты наняла этих черных ублюдков, - Грег начал приближаться к девушке, - Ты, шлюха! Да я тебя угондошу, как этого твоего ёбыря!

Грег схватил Бритни за плечи и швырнул в сторону тела Шона.

- А ну нахуй выметайся из МОЕГО дома!!!

У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон.
Почему-то именно это детское стихотворение, подслушанное у одного из мальчишек из онкологии, сейчас вертелось в голове у Луи. Гревью улыбался, рассматривая своё довольное и порозовевшее личико в зеркало, сетуя на размытость отражения.

- Добрый вечер, госпожа Марш! Я Вам, конечно, уже звонил, но Вы сказали, что несколько заняты. Не желаете ли сейчас поговорить о..?

Луи потряс головою из стороны в сторону. Почему-то своими речевыми оборотами и приторно-сладковатым голоском сам себе Гревью сейчас напоминал этих зализанных и лоснящихся от неподдельного счастья полупидаров, которые пытались проповедовать и говорить о глубого важных вещах религии и веры на пороге твоего дома.
Не хотите поговорить о Всевышнем? Да, конечно, вот прямо сейчас, с утра, опаздывая на работу хочется послушать от сопливого говнюка в едва выглаженной трёхбаксовой соколке о том о чём и не со всяким бородатым и брутальным проповедником-то можешь пообщаться. Удавить бы их за эти мерзкие интонации и натянутые улыбки...

Вся эта ерунда пронеслась в голове у Гревью. Его голос стал тихим, спокойным и будь человек прямо перед ним, то наверняка ещё и внушающим спокойствие.
-...Ну это всё... Госпожа Марш, я по собственному опыту знаю как чертовски серьёзно устаёт доктор после трудового будня. А когда на тебя ещё взваливается огромный труд организатора и управляющего... Не желаете расслабиться в каком-то приличном заведении с толикой алкоголя и обсудить несколько несерьёзных деловых вопросов? Впрочем... Любой из компонентов вечера можно изменить по Вашему желанию.

Прислонившись лбом к зеркалу, Луи дышал глубоко-глубоко, старясь не делать этого в телефонную трубку. Прохладное зеркало приятно освежало голову. Это ему сейчас было прямо таки необходимо.

- Прости мне эту подначку

Чарли хотел сказать какую-то безобидную колкость, но оказавшись в объятьях Мелисы, забыл обо всём: о Пите, о Сталине, о ролике на You Tube, о конце света будто предсказанном индейцами Майя и который должен случиться через два дня. Осталась только Мелиса: её руки, её сексуальные губы, её грудь, упирающаяся в плечо. Ничего в мире более не существовало. Только эта женщина, что была сейчас желанней всех на свете. Его Муза. Муза потянула его за собой и он последовал за ней, не веря в свалившееся на него счастье, находясь в полной эйфарии. Так они и пришли в жилище Мелисы.

А оно производило впечатление. Пентхаус представлял собой квартиру-студию внушительных размеров. Мраморные плиты создающие на полу чёрно-белый хаос, который от части прикрывала большая бурая шкура, причудливые зеркала и полотна на стенах, изображающие необычно переосмысленные произведения известных и не очень художников. Чарли прошёлся по дому, рассматривая причудливую обстановку. Немного задержался около статуи человекоподобного волка, который скорее всего изображал оборотня, так как в таком обличии их часто показывали в кино, внимательно её рассматривая. Чуть дальше у стены стоял шкаф с двумя большими дверями. Что-то подсказывало Чарли, что он гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Наверняка, если открыть его, то окажется, что он уходит в глубь стены и забит экстравагантными платьями и туфлями. У противоположенной от от входа стены стояли ещё две статуи. Одна изображала высокого худощавого мужчину, который, кажется был чем-то напуган. Вторая молодую женщину, с выражением холодной надменности и чувства собственного превосходства на лице. Скульптуры стояли так, что казалось что мужчина боится именно её. Недалеко от кровати находилось роскошное трюмо, выполненное из мрамора и отделанное позолотой. Чарли почувствовал, что молчание стало затягиваться и, что бы прервать его, спросил первое, что пришло в голову:
- Интересуешься всякой мистикой и прочей изотерикой?

Эта женщина определённо была неординарной. Не такой как все. Одна кровать в виде гроба чего стоит. И она не преминула это доказать, выйдя в одном платье на балкон, в метель. Чарли застыл в дверях. Он смотрел как Мелиса кружится вместе с снежинками и наблюдать за ней было прекрасно. Она казалась какой-то ирреальной, сказочной. А потом она сняла платье. В лунном свете её кожа казалось белой, но почему-то это очень привлекало Мэйсона. Белый свет, белый снег, белая кожа Мелисы, ухоженная и нежная. Только платье да её ярко-красные губы оставались единственными пятнами цвета в этом царстве белого. Чарли возбуждался всё сильнее и Мелиса это знала. И сама возбуждалась от этого. Чарли тоже это знал. Желание нахлынуло на него подобно цунами, мощного с сносящего все преграды. Крышу снесло окончательно. Он не выдержал, не мог больше ждать, страсть и бурлящая от тестостерона кровь призывали идти к ней. Чарли вышел на улицу, перешёл черту отделяющую дом от балкона, тепло от холода, его от Мелисы. Обнял свою музу, поцеловал её и оторвался от её губ только когда почувствовал что сосем замёрз. Пронизывающий насквозь ветер жадно забирал последние крохи тепла. Он поднял платье Мелисы, а затем и её саму взял на руки и понёс обратно в дом. В тепло. В огромную ванну, которую скоро наполнит горячей водой.

[ Halestorm - I Get Off - ссылка ]

Лоу был прав, Лойд действительно чертовски устал, однако еще больше он был расстроен, тем, как все вышло. Живы конечно все остались, но семена смятения были посеяны, боевой дух подорван, а из туннелей удалось вынести только «бесценный» опыт недостатков каждого из братьев и одной громкой сестры. Ну и немного кое какой экипировки, да.
Когда тройца подходила к лавке Лоу, Лойд был готов к горе вопросов, но твердо решил для себя, что не станет на них отвечать, потому что мог ляпнуть что ни будь не то, усугубив и без того шаткое положение. За него вполне мог ответить Тильберт или Эра. Но не успело братство и дух перевести, как на них посыпались обвинения, пусть и не конкретно от Лоу. Лойд не мог молчать, пока их обвиняли в том, чего они не делали. Нужно было пристрелить Генри там, сразу после Мерсера. Писец сохранил ему жизнь, а тот выйдя на поверхность решил записать их всех в убийц и воров.
- Мистер Лоу, Генри, подлый гад, который пекся лишь о своей шкуре, он убежал сразу, как запахло горелым, кстати сразу после того, как я спас его. – Лойд постарался сохранить максимально невозмутимое выражение лица, чтобы не сорваться. – А твари лезут скорее всего потому, что мы их гнездо разворошили, вместе с маткой. Зато у нас есть информация, которая поможет городу быстро решить эту проблему. В коллекторах лежит ядерная бомба, а вокруг нее расположилось гнездо. Я точно не уверен, но оно находится в какой – то яме, потолок которой завален мусором. Так что на поверхности вам надо найти самую большую гору мусора и обвалить ее, возможно это сдетонирует бомбу, но оно того стоит. – Весь город правда был похож на большую гору мусора, но Лойд был уверен, что все знают, какая самая большая. Если понадобиться можно и всю помойку перелопатить. Все же лучше, чем жить на бомбе и гнезде диких тварей.
Возможно Лойд мог рассказать больше, но сейчас он был слишком уставшим. И столь сумбурно выразив свой гениальный план спасения города, удалился на отдых.

А Соул знал как раз одного специалиста по бомбам, минам и коктейлям Молотова. Парень был настоящий спец во взрывах и поджогах, «Поваренную книгу анархиста» он прочитал раньше, чем букварь. И, что самое приятное, для Соула мог оказать свои услуги совершенно бесплатно. Чёрт, иногда казалось, что дай этому гению достаточно времени, и он соберёт в гараже ядерную боеголовку! Или, как минимум, найдёт её на чёрном рынке где-то в одному ему известных глубинах интернета. Звали этого парня Дэн Хук. И его машину Соул с фермерами утопил прошлой ночью в болоте, так как Дэн больше не будет ездить ни на чём, кроме каталки в полицейском морге.

Смартфон адваката зажужжал от входящего сообщения. К. Рэйвен ответил ему в скайп, осторожно поинтересовавшись, какие именно чертежи ему нужны? Помещения, подземные коммуникации, водопровод, электросеть, вентиляция, периметр сигнализации, что-то другое?

Abu Ali – Qom: ссылка

Рокот набирающего обороты двигателя, шелест покрышек, скрежет и лязг плохо закреплённых элементов корпуса и оторванных деталей, яркий свет фар и неподвижный воздух, замерзший вместе с миром, в котором не осталось места лишним людям.

Бродяга скатился к откосу бордюрного камня, едва не став новым украшением на железной конструкции кенгурятника. Воздушный удар проник под одежду, в ноздри ударил запах бензина, жженого машинного масла и разогретого выхлопа, лицо обдало сырой взвесью растаявшего снега в перемешку с дорожной грязью, что налипла под крыльями железного монстра. Колесо промчалось в нескольких сантиметрах от судорожно дёргающихся ног, что пытались оттолкнуть тело подальше от проезжей части.

Шипя от боли и извиваясь словно змея, Брайан продолжал держаться за разодранный бок. И если в Ираке ему повезло, на нём была модульная система защиты принявшая пулю, то сейчас пуля, пусть и меньшего калибра, прошла сквозь мягкую и податливую ткань одежды, отгрызла кусок плоти и, лязгнув за спиной, срикошетила в второну. Мда, на месте ИРП оказалась собственная кровь...

Словно в дурном сне, мужчина боролся с болью и тошнотой, подступавшей к горлу. Крысиная кровь, смешанная с желудочным соком, постоянно норовила выбраться наружу. Наблюдение за действиями незнакомца казались иррациональными. Разве можно было поступать так, ввязываясь в крупные неприятности. Хуже было только то, что сам Брайан становился соучастником нападения на полицейских и тройного убийства, что сулило ему пожизненный срок, а в зависимости от штата- смертный приговор.

Брайан окончательно сник, понимая, что ни бежать, ни оправдаться он не сможет. В прочем, спорить с человеком, в руках которого оружие-себе дороже. Мда, стать заложником сумасшедшего психопата то ещё удовольсвтие, но альтернатива была одна- стать четвёртым трупом на мостовой.

Ожидая выстрела в любой момент, Брайан попытался встать и выполнить приказ преступника. Добраться до машины было невероятно сложно, поскольку каждое движение отзывалось жгучей болью, а руки и ноги окончательно потеряли чувствительность и не различали тепла и холода.

"Во всяком случае похищение лучше прямого обвинения в убийстве. Возможно, суд примет во внимание, что это именно он вызывал полицию и добросовестно ждал её, пока некий умалишенный бандит не похитил его."

Добравшись до авто, бродяга попытался прислониться боком к кузову, но не удержавшись на ногах упал на проезжую часть. Кое-как ухватился за ручку двери негнущимися пальцами, потянул на себя и забрался внутрь. Половина тела получившая ранение, окрасилась красным, окончательно испортив одежду и состояние здоровья.

"Никогда не спорь с человеком, если у него в руках оружие..." А в голове продолжал звучать марш исламских Джахадистов...

— Господин Ыхан, — к алхимику вернулась его прежняя спокойно-уставшая мина. — Травники делятся два вида: неопытные молодые и опытные мертвые. Объясню почему. Мы имеем дело с опасной и слабо изученной материей, к которой дилетантов всерьез не подпускают. Те же, кто пережил свои первые алхимические эксперименты, сначала получают опыт, затем ожоги, потом оторванные конечности, слепоту и, наконец, гибель. Потому что чем больше ты знаешь, с тем более неконтролируемыми ингредиентами имеешь дело.

— Перед вами сейчас стоит представитель третьего, вымирающего вида алхимиков: опытные и живые. Как видите, я уже немолод, однако моя кожа не тронута следами химических ожогов, — Канеллон продемонстрировал свои ладони, которые, обычно, в первую очередь покрывались уродливыми язвами в результате неудачных опытов. — Тем не менее, я понимаю в этой науке больше, чем большинство людей, называющих себя травниками, вместе взятых. У меня, признаюсь, немало грехов, но в игнорировании техники безопасности меня можно упрекнуть в последнюю очередь. Я, Канеллон из Риссберга, первый алхимик Северных королевств, гарантирую вам, что именно в моем владении эти "баночки" найдут самое разумное и безопасное для всех нас применение.

                                                                  Deine Maske ist die eines Kindes
                                                                  Kleine Vampirlady
                                                                  Dein Biss ist tödlich
                                                                  Die Jagd beginnt

      ...

      Май 1095 год от Рождества Христова. День первый.

      ...

      Время, отведенное на обучение Соль, летело стремительно. Каждый день новые знания насыщали страждущую учения Лилит дочь, проявлявшую достойные похвали усердие и старание. Её любовь и фанатичная преданность Темной Матери позволили Лиль сделать то, о чем многие бояться говорить вслух: завершить обучение до принятого срока. Нет, Соль не узнала все что могла в их маленьком убежище. Но Лиль определила, что она должна познать смерть на практике, опытным путем, и завершающим этапом обучения для Соль должно стать самостоятельное путешествие. Но поскольку дочерям Лилит не рады в большинстве городов, ей выпала честь отправиться за знаниями вместе с дитем Каппадокия и принести их домой. И это явилось не только большой честью для юной Ламии, но и не меньшей ответственностью. Не справившись с поручением, она грозила покрыть позором не только себя, но и оказавшую ей доверие Лиль. Спустя несколько дней, Соль познакомили с почтенным Хорхе и вручили её судьбу в руки Каппадокийца.

      ...

      Едва покинув лоно своего клана, Себастиан дель Ферро наивно полагал, что знания - это единственное, чему стоит посвящать вечность. Трепетное отношение к секретам бытия, как оказалось, остальных немёртвых занимали постольку-поскольку, и он не встречал ни конкурентов, ни возжелателей его знаний на своем пути. Быть может знания его не представляли интереса для сородичей, ибо груз их был не то чтобы велик, но как мог признаться себе Себастиан - недостаточен... Первое самостоятельное путешествие, состоявшееся в Картахену, где, по слухам, содержался греческий трактат по царству Аида, включая Персефону, кто половину года пребывала в царстве мёртвых, а половину - в царстве живых. Себастиана приняла с радушием клика местных соклановцев, но затем расследование пошло несколько неожиданным образом. Через несколько ночей, Себастиан смог раздобыть трактат, после чего угодил в засаду магов, в результате чего сгорела книга. Единственным способом выпутаться из этой неприятной ситуации с сохранением честного имени, Себастиан увидел написание ещё своего трактата, достаточно грандиозного, чтобы о пропаже можно было забыть, либо обнаружение чего-то сравнимого с уничтоженным трудом, что казалось почти невероятным. В любом случае дель Ферро не собирался сидеть сложа руки. Жажда знаний и сохранения доброго имени в клане вели его вперед. Он собрал свои последние средства, и решил устроить небольшое путешествие по некрополям и библиотекам Европы, попутно записывая свои собственные размышления по медицине, политике и философии смерти.

      Путь из Картахены привел Себастиана в Барселону, родной город его сира Хорхе. Уже оперившийся, но все еще птенец, встретился с ним в одном из элизиумов и поделился своими планами. Сир лишь покачал головой, но не проронил ни слова. Он прекрасно понимал, что ведет дель Ферро вперед и не желал тому препятствовать, но не преминул поведать несколько нравоучительных историй о том, как едва расправившие крылья птенцы становились жертвами опасного и сурового мира.

      В Иберии все было просто и знакомо. Ласомбра сражались с отступниками, насаждая христианство холодной сталью и огнем. С обеих сторон сражались бруджа, а остальные кланы... они не представляли такой силы как перечисленные кланы, за исключением, пожалуй, ассамитов в южных тайфах. В соседнем королевстве Франция все обстояло в раз сложнее. Пожалуй, весь колорит потомков Каина был представлен в этом государстве, и к каждому клану нужен свой подход. Не тем сильны Каппадокийцы, что рассекают человека серпом на пополам, хотя были и такие.

      Закончив с неизбежной для возмужавшего, прожившего не один десяток лет и заслужившего право дать становление лирикой, Хорхе сделал предложение, от которого, как говорят, невозможно отказаться. В этом элизиуме в одиночестве сидела девушка, которую и подозвал сир. На вид ей было около двадцати лет, но выглядела она и держала себя скорее как воин. Хорхе представил Соль и Себастиана друг другу, а затем, словно Иафет, что ввел Ламию в царство Каппадокия, вверил её своему дитя дель Ферро со словами: "Вы оба страждете знаний. Так страждете их вместе". Беседа, как водится в элизиумах Барселоны, длилась еще очень долго. Три вампира обсудили, казалось, все возможные темы, но в то же время столько всего осталось недосказанного. Но рассвет неумолим и им пришлось расстаться для дневного сна.

      Следующие несколько ночей Себастиан и Соль провели в Барселоне в подготовке к грядущему путешествию. Большую часть времени каппадокиец проводил в кругу немногочисленных соклановцев, собирая ценные сведения, а Соль посетила несколько близлежащих монастырей в поисках слухов и таинственных реликвиях. В конце концов среди вороха бесполезной информации, слухов и даже догадок, они выделили наиболее перспективную цель путешествия - Париж. Как рассказал Хорхе, в этом городе обитает Каппадокиец, причем является уважаемым членом вампирского сообщества в городе. Другой вопрос, что он давно уже порвал все связи с кланом. Не так как то сделал Лазарь, но посвятил свою нежизнь исследованиям сугубо индивидуальным, не считая своей обязанностью делиться ими с кланом. Так поступали многие каппадокийцы, уединяясь, но случай с Мордраком не попадал под описание "многие", поскольку он, на сколько было известно Хорхе, добился серьезных привилегий в обществе каинитов Парижа, пользуется авторитетом и принимает участие в политической жизни, что никак не соответствует образу и подобию Каппадокия. Мордрак носил титул примогена, того и гляди мог стать князем города. Но не уединившийся от клана вампир послужил причиной выбора именно Парижа. Изучая древние рукописи, дель Ферро обнаружил ценные сведения, большая часть которых представляла собой упоминания и описания, о необычайно богатых паризийских захоронениях в Лютеции и в частности их вождя Айрика, составленные римскими полководцами Домицием Агенобарбом и К. Фабием Максимом. В клане ходили слухи о том, что паризийцы поклонялись черным друидам или, иначе говоря, некромантам, но получить подтверждение этого не удавалось. Ни одна гробница паризийцев так и не была обнаружена. Вдохновленные этой идеей Себастиан и Соль отправились в когда-то столицу паризийцев, арвернов, галлов, алеманов, франков, жемчужину Рима, а ныне - столицу королевства Франция, Париж.

      ...

      Александра Мария Ортега де Мендес спешно покинула королевство Леон по не зависящим от нее обстоятельствам. Принять такое решение её заставило несколько причин и в первую очередь - решение королевы Овьедо, смерть сира и, конечно же, амбиции. Прислуживать пусть и очень уважаемому, богатому и опытному вампиру на задворках Иберии казалось Александре недостаточным для нее. Она желала большего. Много большего. И кто бы мог подумать, что жадность, граничащая с алчностью, до власти и денег могут спасти её жизнь? В предместьях Бургоса её экипаж нагнал гуль одного из вентру в Овьедо. Он принес страшные вести. Оказывается, спустя несколько дней после того как Александра покинула столицу Леона, ласомбра и бружда, договорившись меж собой, восстали против власти королевы и свергли её. Весь клан вентру в Овьедо был уничтожен, вырезан подчистую. Имущество их было поделено, а гули перебиты. Лишь нескольким из них удалось сбежать. Конечно, все это было представлено как действия отступников против христианской Кастилии, которую активно поддерживал Леон, и нашлось великое множество неопровержимых доказательств, свидетелей, и даже несколько отступников были пойманы и показательно сожжены на рассвете... но вентру больше не было в Овьедо, и, как сказал один из старейшин её клана: "Alea jacta est". Гуль рассыпался в прах в предместьях Бургоса, унося все подробности с собой. Он удивительным образом отказывался принимать другую кровь. Будучи преданным своему покойному сиру, он желал смерти и нашел её. Все попытки уговорить его и, что странно, воздействовать доминированием либо очарованием не увенчались успехом. Спустя несколько недель Александра Мария Ортега де Мендес вооружившись запечатанным письмом, которое её вручила покойная королева, была готова въехать в Париж. Она остановилась переждать день напротив южных городских ворот Бордель на одноименном постоялом дворе, представилась хозяину домена - лишенному разума сыну Малкава Филиппу, который сам её нашел, и отошла ко сну...

      ...

      Насаждение христианства не было чем-то таким из ряда вон выходящим. По всей Франции едва ли не каждый месяц разъяренные феодалы палили то одну деревню, то другую, желая искоренить саму суть друидических верований галлов, языческих верований кельтов и извращенного арианства франков. Жан был обычным деревенским мужиком и прожил бы, возможно, много веков, если бы не совершил ошибку, продемонстрировав однажды свою истинную природу. Спустя несколько дней в его деревню прибыл значительный отряд, совсем не такой, который умылся собственной кровью в первый раз. Его дом сожгли, а землю щедро засыпали солью. Еще четыре дня гоняли Жана по лесам сворой собак и огнем инквизиции. Животные чувствовали запах вампира не давали уйти далеко. Несколько знакомых птиц были подстрелены просто потому, что могли быть его гулями. Земля не давала надежного укрытия ни от ритуалов святой церкви, ни от чутья охотничьих собак, специально обученных преследовать нежить. В конце концов лишь дно реки спасло Жана от фанатичного преследования. Спустя несколько дней путешествия по дну реки он оторвался от преследования. Приняв решение идти в Париж, он остановился рядом с постоялым двором Бордель, где немедленно оказался обнаружен сумасшедшим вампиром. Еще сир говорил ему, что племя Малкава лучше не трогать, иначе можно повредиться разумом, и Жан представился хозяину домена согласно традициям. Филипп нехотя разрешил Жану провести день в его заведении, именно в комнате, как человек, и Жан воспользовался этим гостеприимством. В конце концов что-то в нем человеческое еще осталось, наверное, и ему представилась отличная возможность это проверить.


      ...

      Горацио Аугусто ди Сангви всю свою жизнь болел. Он унаследовал свою болезнь и после смерти. Проведя детство в лишениях и тяготах монастыря, повзрослев, итальянец страстно желал одного: ни в чем не знать нужды. Достаточно рано он понял, что деньги открывают практически любые двери, вопрос лишь в их количестве, и посвятил свою жизнь, а затем и нежизнь приумножению и накоплению своих богатств. Большая часть средств его была обороте. Поскольку брать кредиты у ломбардцев под тридцать процентов было совсем не выгодно, он старался иметь как можно больше собственных оборотных средств. Дела шли в гору с каждым прибывшим кораблем, конкуренты с завистью смотрели на предприимчивого Горацио, а клан оказывал всяческую поддержку. Горацио же делал щедрые пожертвования местным вентру. И хоть Венеция, и полуостров итальянских городов в целом, представляла собой дикий коктейль самых разных кланов, семья вентру могла считаться здесь одной из самых влиятельных и... нужных. Связи, которые пронзили смертных, выходили на старейшин клана, которые словно кукловоды принимали выгодные для себя решения. К ним не чурались приходить с просьбами и предложениями тореодоры, ласомбра, носферату, да даже взбалмашные бруджа, однако была у них определенная слабость. Уж слишком мало в Венеции было боевых вентру, а полагаться на смертных и гулей, как показала история, было очень опрометчиво. Пожелай другие кланы уничтожить патрициев и судьба их в Венеции оказалась бы печальной, но они умело балансировали на грани, развиваясь и приумножая свое богатство.

      Горацио Аугусто ди Сангви решил зайти еще дальше. Он слышал истории о необычайно богатых землях франков на севере. Как будто бы вино из Шампани улучшает настроение и утоляет жажду намного лучше чем итальянские сорта и от него совсем не болит голова, а золото их феодалы копают прямо из земли под своими замками. Снарядив очередной корабль в длительное плавание, Горацио решил лично удостоверится в ходивших слухах и отправился в Париж. Лишь одна вещь открывает почти все двери. Горацио Аугусто ди Сангви был уверен, что деньги распахнут для него ворота в Париж.

      ...

      Бордель был действительно уникальным местом в своем роде. Малого того, что хозяином этого домена являлся сын Малкава, так и еще он сподобился каким-то образом устроить элизиум за пределами города и, формально, юрисдикции князя. Что тут можно сказать? Малкавианин... Сложно понять кто из местных каинитов посещал этот элизиум, но гости Борделя не брезговали здесь останавливаться. Да и не было ничего предосудительного в этом заведении, за исключением месторасположения да, быть может, названия. Но припомнив хозяина... Элизиум располагался под землей. К нему вела широкая лестница оканчивающаяся небольшим предбанником с шкафами для оружия и верхней одежды. У входа постоянно находился гуль, который представлял вновь прибывших уже находившимся внутри вампирам. Сам элизиум представлял собой общую комнату для отдыха и высоких бесед. В стенах, в самой земле кто-то вырыл углубления в фут квадратный для масляных ламп, дававших скудный свет. Две скамьи, несколько деревянных кресел с одной подушкой на все, одинокий тюфяк в углу и металлический стул для пыток. Как попал и что делал последний в этом месте предположить было сложно, он он был. И почему-то ни у кого не возникало желания спросить у хозяина настоящий он или нет. Весь потолок украшали развешенные в невообразимый узор кандалы. Грубый безвкусный металл при ближайшем рассмотрении складывался в затейливый и замысловатый узор, не лишенный определенного шарма. Для ценителей подобного искусства, разумеется. Вокруг комнаты для отдыха и бесед располагалось несколько деревянных входных дверей, ощетинившихся острыми кольями, в помещения, отведенные сородичам для дневного отдыха. В отличие от посещения элизиума в ночное время, за отдых здесь как правило взымалась символическая плата в один целый и одну десятую ливра. А поскольку монетами одну десятую ливра собрать было невозможно, Филипп лично выдавал гостям специальные клещи, чтобы те откусывали от ливра положенную часть серебра. Гули и слуги в элизиум не допускались, за исключением хозяйских, им были отведены комнаты на первом этаже постоялого двора. Где пребывал Филип никто точно не знал. Он любил появляться в самый неожиданный момент и также неожиданно исчезать. Когда Александра Мария Ортега де Мендес решила поинтересоваться платой за комнату, Филипп внезапно исчез. Ситуацию спас вовремя подоспевший гуль, ответивший на вопросы вампира из клана вентру. Расположение комнат позволяло неживым постояльцам Борделя воочию видеть друг друга и вдоволь общаться, оставаясь тем самым под защитой элизиума и хозяина домена.

      Если кто-то из гостей Борделя имел сомнения на счет безопасности или чего-то еще, то, когда солнце зашло за горизонт, они рассеялись. День прошел спокойно и разум постояльцев остался цел, чего не скажешь о хозяине трактира. Откинув крышки массивным гробов вампиры выбрались наружу, прихватили какие-то необходимые вещи вошли в элизиум. Бледный вампир о чем-то беседовал с юной девушкой, диковатый взрослы старик стрелял глазами по сторонам, определенно вентру держала себя подчеркнуто с достоинством, а итальянец безразлично рассматривал развешенные по потолку кандалы.

Луи вошёл с поднятыми вверх руками и ладонями, которые были развёрнуты к нему. Вампир купался в лучах собственной славы его маленького и отличного культа. Для этого ему пришлось открыть дверь ногой, но это нисколько не должно было умалить величину его фигуры в глазах общественности. Высветленная прядка его волос была сострижена, а всю свою шевелюру доктор запрятал за нависающим капюшоном.
- Я пришёл - глуповато заметил Луи, не меняя голос и не желая добавлять большего драматизма. Вот на кой чёрт нужна была вся эта конспирация, если Алекс Тио знает номера телефонов всех присутствующих здесь людей и одного нелюдя? Ну, может не знает номера телефонов, а оповещает их по электронной почте, но всё же...Конспирация из рук вон плохая.
- Мы здесь собрались не просто так - последовала ещё одна глубокая мысль. Уста Луи открывались и произносили слова, но разум его был далеко-далеко отсюда. Ему сказали "нет"! Как такое вообще можно вообразить? Кто дал жалкому человечишке право отказывать, если сам Луи снизошёл до предложения о деловом ужине? Какая-такая может быть занятость, когда приглашает такой симпатяга?
Гревью хмыкнул и сложил руки на груди. И сразу стал похож на горе-репера, который решил соблюдать масочный режим в больнице. Растянутые штаны непонятного серо-потёртого цвета, чёрно-жёлтые кеды с чертовки долгой шнуровкой, салатовая толстовка с стилизованным чёрным черепом на спине. Правда, череп обрамляли сердечки из фиолетовых кругляшков. Блёстки, наверное...Сам Луи был недоволен тем как ему постирали в химчистке толстовку, а потому пришлось затребовать компенсации. Конечно, эта вещь была не супер, но для сбора части его любимцев сойдёт.
- Каждый из собравшихся здесь пережил утрату.
Луи сжал обе руки в кулаки и занёс их вверх над головою.
- Болезнь забирает многих из нас, но оставшиеся губят себя сами. Боль выжигает в нас радость от последних дней существования, а муки совести не дают сил примириться с близкими и родными, подвести итог своим делам и приготовиться к концу.

Гревью провернул свои предплечья, демонстрируя собравшимся свои запястья.
- Я один из Вас - пробормотал он.
На его правом запястье болталось несколько десятков бумажно-тканных браслетиков всех оттенков красного. Потёртые и совсем-совсем свежие, плотно облегающие кожу и огромные, прижимающиеся скорее к рукаву толстовки, а не к телу. Браслетов было действительно много.
- Среди этих браслетов есть и мой. Но я специально не выделяю его из череды множества. Я один из Вас. Я оставил боль, победил болезнь и теперь могу помочь и Вам. Не будет никаких плясок у костра, вызова духов и прочей ненаучной ерунды.
Его левая рука сжалась в кулак.
- Я не говорю, что Вы победите болезнь, но иногда боль будет уходить полностью. Это в моих силах.
Гревью закатил левый рукав и несколько оттопырил в сторону ремешок часов.
Несколько секунд подготовки и ты уже неотразимый повелитель душ и телес.
На запястье у Луи были две крохотные точки.

Рика Пинетт и Пол Тергат последовали его примеру. На их запястьях были точки и Луи знал причину их появления там. Он сам был причиной. Он метил свой скот. Кусая и питаясь своими поклонниками, Луи не до конца зализывал ранки от клыков и после многократных укусов на запястье появлялись две крохотные точи. Малюсенькие рубцы, которые не скажут никому постороннему ничего лишнего, одарив знающего вампира или человека важной информацией.

- Кто из Вас двоих самая смелая? Кто готов вступить в нашу семью и победить боль?
Луи сделал несколько шагов туда-сюда и добавил:
- Или быть может кто-то из постояльцев нашего клуба хочет забыть о своих страданиях и показать пример нашим новичкам?

В самом начале, идея казалась вполне здравой и разумной.
Смерть матери при загадочных обстоятельствах, затем «конфликт поколений» с отцом, что ещё можно было предпринять, чтобы хоть как-то устроить собственную жизнь?

Служба в Британской армии сулила неплохое положение и социальный статус, опять же негласное покровительство отца и собственные мозги, имели неплохие шансы на реализацию. Вот только было одно «НО». Самому Брайану было почти невозможно стать личностью, он всегда бы оставался в тени и для окружающих, был бы не Брайаном О’Коннором, а сыном Рико О’Коннора. И многие согласятся, что постоянно быть под отцовским гнётом, чувствовать его взгляд в спину и выслушивать упрёки и высказывания, что был недостаточно хорошим- не самое приятное в жизни.

Ну да, всегда ты виноват, ты всегда недостаточно хорош, чтобы быть сыном такого великого и замечательного человека, как полковник Рико О’Коннор. Да гори оно всё синим пламенем…

И Брайан ушел, покинул отчий дом в том, в чём прибыл навестить его в последний раз.
Идти было некуда, а оставаться было невозможно. Всё что он у него было это умение работать руками и кое-какой опыт в вооруженных силах. Но Брайан был столь зол, что даже Британские острова ему казались тесными и везде чувствовался суровый взгляд и ощущалось незримое присутствие Рико. Пришлось свалить на край земли, на другой континент, чтобы быть как можно дальше и не чувствовать всепроникающего отцовского надзора.

Но что делать иммигранту в США? Положение беженца-нелегала не сулило ничего хорошего. Ни работы, ни социальных пособий, ничего… Не было ни солидного бизнеса, ни денег на подкуп чиновников, так что единственная возможность легальной аккредитации была армия. Благо вербовочные пункты просто кишили желающими получить заветный паспорт гражданина США.
Очередным «НО», было то, что соискатели не получали денежного довольствия, их отправляли в самые неблагоприятные точки для несения службы. Вообще относились как к скоту отправляемому на убой. Пластиковый ящик и короткое, сухое письмо родственникам, если такие имеются «<Имя> погиб героем, доблестно выполняя свой долг, защищая интересы свободы и демократии. Вся Америка скорбит об утрате, но его имя навеки будет вписано в историю…» И подобной чепухи на целый лист…

Брайан старался не думать о предстоящих трудностях, он просто хотел жить. Жить, чтобы получив грёпаное гражданство, заняться любимым делом. Открыть небольшую контору по ремонту техники, заработать, купить участок земли, отстроить ферму, найти «Джесси Сью», блондинистую и грудастую красотку из деревенских, настрогать детишек и жить на ранчо, периодически отстреливая непрошеных гостей и федералов. Частная собственность, ептя- без ордера вам тут делать нехрена!

Но это были лишь мечты, которые следовало подкрепить конкретными действиями. И Брайан не колебался, когда ему дали на подпись контракт «US MILITARY».
Подмахнул не глядя, словно ножиком хвост обрезал, что тянулся из его прошло, из самой Британии. Прямо с вербовочного пункта отправился в учебный лагерь, а после, сразу в задницу дьявола- Ирак, где сотни таких же «Охотников за гражданством» коптились под южным солнцем и несли свободу и демократию дикому исламскому миру…


Бронированный хаммер в составе колонны двигался по узким улочкам. Жара была невыносимой. Установленный кондиционер давно сломался и даже попытки подлатать его, подручными средствами, были бесполезны. После нескольких обстрелов и попадания осколков, система кондиционирования нуждалась в полной замене, так что сейчас бронированный хаммер походил скорее на бронированную духовку, окрашенную в песчаный камуфляж. В голове и хвосте колонны медленно ползли абрамсы. Земля вибрировала, а где-то между улочек носилось завывание Муллы совершающего намаз. Солдаты, обливаясь потом, прильнули к бойницам, ощетинившись стволами м16 , вслушивались в окружающий мир. И когда шипение разрезало дрожащий от жары воздух, они, словно горох, посыпались в разные стороны, стараясь найти укрытие в ближайших домах и переулках.
Заряд РПГ не заставил себя долго ждать. Головной танк содрогнулся, окутался клубами дыма, вспыхнул яркой вспышкой, а парой секунд позже, струя кумулятивного заряда подожгла боекомплект и пламя под напором устремилось в разные стороны сквозь открытые люки. Экипаж сгорел моментально.

«Аллаху Акбар!» - Зазвучало с разных сторон и к общему гулу пламени и рокоту двигателей добавилось стрекотание автоматных очередей. Свалившись на землю и пытаясь доползти к ближайшему укрытию, Брайан наткнулся на нагрудную нашивку с надписью Джордж Харис. Попытавшись сдвинуть его в нужную сторону, мужчина разозлился, ничего не получалось. Перекатившись через него, тут же уткнулся лицом в кровавое месиво, которое некогда было лицом Хариса.

- Снайпер! Глухой выкрик в надежде, что его услышат, успеют спрятаться. Но сам наблюдаешь, как по улице к тебе бегут султанчики пыли, выбиваемые автоматными очередями. Вжимаешься в землю, пытаясь прикрыться Харисом и его бронежилетом, отползаешь под коптящий хаммер. Звонкий щелчок над ухом, реагируешь быстрее, чем успеваешь понять, что в рессоры над головой ударила пуля, выбила сноп искр и ушла рикошетом в сторону, едва разминувшись с твоим коленом. Вспоминаешь, что у тебя есть оружие. Сбрасываешь предохранитель и начинаешь стрелять перед собой не разбирая целей, иногда просто в небо, надеясь, что хоть одна пуля найдёт цель и заставит замолчать вражеские пулемёты и автоматы. Магазин за магазином, пули расходуются быстрее, чем успеваешь сообразить. Земля дрожит от проезжающего рядом Абрамса, старающегося прикрыть пехотинцев своей бронёй. Сержант матом орёт на штабных, чтобы срочно выслали поддержку с воздуха. Работают миномёты, земля вздрагивает каждый раз, когда снаряд попадает в здания где засели боевики. Через минуту берёшь в себя в руки, начинаешь вести прицельный огонь, как учили, но боеприпасов уже почти нет.

- «Пусто! Пусто! Нет боеприпасов!» слышно со всех сторон. Такие же необстрелянные вояки, как и ты сам, в первую минуту боя израсходовали весь боекомплект и теперь клянчат у более опытных хотя бы пол рожка, хотя бы одну пулю, чтобы застрелиться и не попасть в плен к джахадистам… Пули продолжают стучать по броне хаммера, а над головой уже слышен рокот вертушек. Первый заход, мечеть в конце улицы превращается в каменное крошево, погребая снайпера среди обломков. Ещё один заход и часть здания слева сползает на бок, перегораживая улицу. А тебя уже кто-то долбит по коленкам и пытается вытащить с противоположной стороны хаммера. И вытаскивают, стучат по шлему заставляя пригнуться, пихают и толкают в нужном направлении, а твои собственные пальцы продолжают нажимать курок, хотя пуль в оружии уже не осталось… Трясущегося от нервного напряжения привозят на базу, отправляют в медчасть, где тебя пичкают успокоительными и проводят осмотр. Вроде бы уже в безопасности, а успокоиться не можешь, перед глазами всё ещё маячит кровавое месиво головы Хариса, а в ушах стоит гул сотрясаемой земли и воздуха.

Таким Брайану запомнился его первый патруль. Позже будут и другие, некоторые даже похуже, но первое впечатление оказалось самым ярким и прочно закрепилось в сознании. Годы службы, время не щадило ни тело ни разум. Кровью, болью и потом Брайан старательно приближался к своей мечте. Уже на правах ветерана он делился запасными рожками и вытаскивал новобранцев из под обстрела. В какой то момент пришлось заниматься и ремонтом повреждённой и неработающей техники.

Армия США, сказка, мечта, красивая обложка с горьким содержимым. Бюджет у военных огромный, вот только до регулярных частей не доходит и половины, всё оседает в карманах высшего командного состава. К этой «кормушке» присоседился и Брайан. Больше времени стал проводить за ремонтом, чем в патрулях. Со временем нашел способ как добыть или сплавить на сторону что-то из армейского оборудования и положить себе немного в карман, не обделив при этом старшего механика и командиров, которые закрывали на подобные действия глаза не в ущерб собственным карманам. Худо бедно, но годы пролетели и казалось, что серая полоса должна закончиться.
Аэропорт, встреча героев, только О’Конора никто не встречал. Не было ни оваций, ни бросающихся на шею женщин, не было ничего. Потусив пару дней в баре, Брайан всё же добрался до места выдачи паспортов, поклялся на конституции и библии в верности, получил заветную бумажку и несколько дней был переполнен радостью и надеждами. А протрезвев от радости он попытался продолжить свой жизненный путь. Но как оказалось, что работы нет. Дармоедов и безработных хватает из гражданских, а бывших военных пристроить банально некуда. Они предоставлены сами себе и всё, чем государство может позаботиться о них, это миска похлёбки и скромное пособие. Мечты разбились в дребезги.

Посчитав свои скудные финансы, Брайан понял, что на своё дело не хватит. Перебиваясь случайными заработками он отправился колесить по стране, а теперь оказался в этом богом забытом месте, на грани выживания. И хотя многое было утеряно и продано, отобрано или выменяно, он по прежнему не терял своей человечности и надежды.
Говорят, что алмазы часто находят в окружении угля, а бывает и так, что дерьмо заворачивают в красивую упаковку. Пусть от бродяги Брайана сейчас пахло не дорогим парфюмом, но внутри него был настоящий алмаз, прочный, красивый и надёжный, который невозможно сломать, а внешняя оболочка- это просто оболочка скрывающая суть. Она может быть любой, но если человек дерьмо по сути, то никакая красивая обёртка этого не скроет…



Dropkick Murphys - "Rose Tattoo": ссылка

Поёжившись, бродяга втянул шею в плечи и попытался расслабиться, чтобы было не так холодно. Наверно стоило запихать побольше газет между телом и одеждой, чтобы удержать тепло, но сейчас был очень ответственный момент, более ответственный и важный, чем тепло собственного тела. Местный пасюк, жирненький и откормленный, выглядел вполне аппетитно, наверняка в нём достаточно мясца, чтобы утолить голод хотя бы до завтрашнего утра.
Про нормальную еду уже не приходилось думать, годилось всё, что можно было сожрать, будь то собаки, кошки, крысы или тараканы, что обитали в теплотрассах коллекторов под городом. Правда, грызун решил удивить Брайана, в очередной раз явившись в украшениях. Мужчина не был большим знатоком подобных вещиц, но если эту блестяшку можно будет сдать барыгам за пару баксов и купить себе немного еды, это будет здорово.

Озябшие пальцы сжались на холодном древке самодельного копья, который по совместительству служил и походным посохом.

Да, пара лишних баксов не помешает. Можно будет купить выпивки и попытаться обменять на место в поинте. Обычно алкоголь растапливал лёд человеческих сердец и взаимного недоверия. Жаль того же нельзя было сказать о мире вокруг. Становилось всё холоднее и ничего уже не помогало. Можно было залезть в коллектор, но вот без еды там долго не просидеть. Хочешь-не хочешь, а выходить придётся? А куда возвращаться- время покажет.

Подгадав удобный момент, Брайан метнул копьё в грызуна.

Билл взял пончик и начал его уплетать. Тот, кто придумал это чудесное произведение кулинарного искусства, явно был гением, потому что простой смертный такое создать не сможет. Этот пончик был спасителен для пустого желудка.

— Шаверма лишь закрепила за ним его второе имя, — усмехнулся офицер, поедая пончик, — Экспресс? Может, если их поймали с ножом в руке, сразу стрелять на поражение? Это бы ускорило процесс...

"И как Морган остается таким жизнерадостным, когда на улице жуткий снегопад, вокруг куча торчков, а ютиться приходится в старом здании?", — подумал Билл, смотря на Фримэна.

— Сегодня без инцидентов? Никто никого не решил избить? — поинтересовался он, почти уничтожив пончик.

Закончив с едой, Освальт выслушал ответ, принялся за кофе и не успел его прикончить, как негру позвонили и он сообщил ему немаловажную новость. Кто-то ворвался к кому-то в дом. Ехать придётся одному, потому что засранец не скоро выберется с белого трона, да и от работы офицер Освальт никогда не откажется, это же ниже его достоинства.

— Передай Либке, что он будет есть только варёные брокколи, — весело ответил офицер, — Я поеду один, надеюсь воры не окажутся киллерами с М4.

Попрощавшись со стариной Фримэном, Билл пошёл к машине, по пути надев проклятую шапку. Дойдя до седана, он завёл его, а сам подошёл к багажнику, где лежал дробовик, и взял щётку, чтобы убрать снег с окон и заднего стекла. Пока офицер сбивал снег с машины, она прогрелась. Освальт убрал щётку и, всё таки, взял ружьё в салон, чтобы не рисковать своей шкурой лишний раз.

Машина тронулась с места и понеслась по указанному адресу. Офицер всё же достал свой телефон, который казался ему слишком запутанным из-за наличия сенсорного экрана и кучи убогих приложений до удаления которых, не дошли руки, и набрал дочь, которая на сто процентов смотрела очередной далеко не детский фильм.

— Алло. Не спишь? Папа будет поздно, так что можешь не ждать. Как дела? У меня хорошо. Завтра в школу, поэтому ложись спать как можно раньше, а то разбудить тебя невозможно.

Чарли играл истово и вдохновенно - как и наказывал товарищ Сталин. И усилия окупились сторицей. Зал взорвался овациями и Мэйсон вполне заслуженно купался в лучах славы. Он уже было коснулся струн - пора играть второй трэк - когда увидел её. Она стояла на балконе вип-этажа, возвышаясь над остальными фэнами словно королева. Хотя почему словно? Она и была королевой. Всё в ней: от причёски и макияжа до позы в которой она стояла - всё подчёркивало её благородство и достоинство. Это было не обычная женщина, которых у Чарли было много и к которым, к слову, относилась и его бывшая (теперь он понимал это как никогда ясно), это была Женщина. Именно так - с большой буквы. Женщина мечта, что манила к себе и не выходила и головы, не отпускала, пока ты не добьёшься её во что то не стало. Женщина, каких у Чарли ещё не было. И он её добьётся. Кто как не он, звезда как минимум этого вечера?

Он чувствовал интерес незнакомки к себе. Чувствовал что между ними проскочила искра. Была бы его воля, Чарли ушёл бы с ней прямо сейчас. Но он конечно не бросит всё вот так, посреди выступления. Вернее в самом его начале. Он доиграет все песни которые запланированы на сегодня. Он профессионал чёрт возьми! Да и тумаков от Сталина получать не хотелось. Но и разрывать ту связь, что между ними возникла, так просто не хотелось. И Чарли выбрал песню. Песню которую он посвятит ей - своей музе и королеве сегодняшнего вечера. Самую романтичную из всех что у него были, правда с совершенно не романтичным названием. Но ведь главное это содержание, верно? И ничего страшного не случится, если они сыграют одну лишнюю песню.

Он начал играть вступление и казалось, что все ангелы разом сейчас направляют его руку. Ребята сейчас, после небольшой заминки, подхватят. Конечно подхватят, ведь эта композиция отрепетирована чуть ли не до автоматизма. Они играли её уже сотни раз. Они подхватят, по другому и быть не может.

Келли тяжело вздохнула и потерла виски. От этих двоих у нее начала болеть голова. Говорят же не делай добра, не получишь и зла. Дернуло ее залезть в этот багажник. И все же Келли призналась самой себе что не смогла бы поступить по другому. И выдайся сейчас случай повторить все заново - она потупила бы также.

- Во-первых на каком основании меня могут признать укрывательницей или сообщницей. Я всего лишь услышала шум. Откуда он исходил - не знаю. Есть улики против меня? А Питтс может оговорить меня в отместку. Это ничего не меняет. Я не знала о его преступлениях. Повторяю что он не был замечен ни в чем подозрительном. Да и в конце концов, будь я сообщницей, а это не так, стала бы я так глупо раскрывать своего сообщника и подставлять себя? Меня видело пол больницы. Ваши предположения необоснованны и оскорбительны. Подумайте пожалуйста хорошо, прежде чем меня запугивать и выдвигать мне какие-то обвинения!

Марш была преисполнена праведным гневом. Да как они смеют подозревать ее в соучастии! Ее, ту, что не позволила свободно разгуливать преступнику.

Келли сурово смотрела на вошедших. Никакого расположения она к ним больше не испытывала.

Собрание было ровно в полночь — символизм в духе викторианского романа. Однако это единственная черта, которую удалось в полной мере перенести из обычаев тайных лож XIX века. Тёмным мантиям присутствующие предпочли практичную повседневную одежду в духе нового времени. Их лица скрывали не венецианские маски, но медицинские марлевые повязки. И место встречи не было ни старинным замком, ни заброшенными катакомбами, ни особняком на краю города. Помещение, найденное Алексом Тио в рекордный срок, было конференц-залом, сдаваемым под проведение второсортных собраний в духе тренингов саморазвития и семинаров для продавцов из сетевого маркетинга. Тут был всего один стол, один флипчарт, и десятка три стульев. Присутствующие хаотично расселись по залу, разбившись на группки по два-три человека.

Двое из присутствующих были здесь уже далеко не первый раз. Они были, можно сказать, старожилами, а если учесть среднестатистический срок ремиссии ракового больного, они были настоящими мафусаилами.

Первой из них была темнокожая красотка Рика Пинетт, и эбонитовый блеск её кожи не смогли погасить ни рак поджелудочной железы, ни последующие курсы химиотерапии. Рика была начинающей звездой в бодибилдинге, до того как ей поставили диагноз. Или правильнее будет назвать его «приговор», поскольку вероятность пятилетней выживаемости с раком поджелудочной железы составляет 8%, и половину этого срока Рика уже прожила. Она продолжала тренировки сколько могла, не в силах расстаться с главным достижением в своей жизни: великолепно слаженным и красивым телом. Но в последние месяцы её состояние ухудшилось, и тренировки пришлось прекратить. Свободное от тренировок время было заменено терапией, которая давалась ей так же тяжело, к тому же без эндорфинового прихода в конце.

Рядом с Рикой сидел Пол Тергат, который тоже когда-то увлекался спортом. Пол был девелопером в софтверной компании и занимался написанием программ для банков, однако его страстью был бег, и он несколько раз участвовал в городском марафоне на 10 километров, дважды заняв второе место. Но это было давно. Теперь, когда его запущенная лимфома разбросала метастазы по всему телу, он больше похож на обросшего, небритого писателя, тело которого на 70% состоит не из воды, а из выпитого кофе.

Пол и Рика сидели отдельно, Алекс Тио сидел один на первом ряду, и ещё две новеньких девушки сидели каждая в полном одиночестве. Обе были молодые, среднего роста и телосложения, в одинаковых медицинских масках но разной одежде. Та, что сидела примерно в центре зала, была одета в тёмно-синюю толстовку с капюшоном, и капюшон был накинут на голову. Барышня, сидевшая на последнем ряду, предпочла стильный чёрный жакет, под которым был топ с блестящим рисунком. Её светлые волосы были уложены в безукоризненное каре, ресницы густо подкрашены, а в ушах блестели серёжки.

Невидимые часы пробили воображаемые двенадцать ударов, и в зал вошёл Гревью.

Следуя примеру Борко и Канеллону, Коты тоже решили заняться потрошением алхимических запасов. Благо, что их было достаточно, всяких и разных.
- Ну, чародей у Магго вполне может быть, - не отрываясь от изучения этикетки на фиале, неспешно заметил Ларс. - В Новиграде гонения, Оксенфурт - туда же. Так что волшебники ищут себе новое место работы, и кое-кто вполне мог осесть у него на службе. Вообще удивительно, как ему удается сохранить контроль над такой разношерстной компанией, - кивнув сам себе, ведьмак отправил ингредиент в сумку.

"Stercus corpus" - прочитал Борко на колбе. Внутри покоился некий светло-коричневый порошок. Ларс перевел взгляд на ведьмака, затем на колбу. Ухмыльнулся.
- Не знаю ни одного рецепта ведьмачьего эликсира, в котором используется Это. Его, наверное, разве что истинные мастера высшей алхимии используют. Брось, как ведьмак ведьмаку советую.

Альдебрахт, тем временем, врачевал раны. И это неплохо у него получалось, надо сказать. Рана Каминьской лишь внешне казалась зловещей. На деле, пострадала лишь плоть и кожа, а вот сухожилия, связки, кости и сустав остались невредимы. В общем, насчет дальнейшей функциональности раненная могла не беспокоиться. Немного магии здесь, чуточку эликсиров там - и процесс заживления пошел. Волшебный огонь выжег заразу и грязь, магия и эликсиры остановили кровотечение и запустили процесс восстановления тканей. Не моментально, конечно, но намного быстрее относительно традиционных способов. Даже не потребовалось накладывать швы, хотя об этом рана прямо-таки просила.
Ну а с Гвинкамп дела обстояли еще проще. Чародейка успела восстановить силы, так что в две руки процесс пошел споро. На двух пациентов Альдебрахт потратил около пяти минут - можно сказать, вообще ничего.

Тем временем, пока волшебники показывали фокусы с хладным пламенем, а ведьмаки перебирали склянки с сушеным говном, Райли разбирался с убитыми.
Ну и рожи. Щербатые, побитые, со следами былой оспы и свернутыми носами вперемешку со шрамами - вид у мертвых наемников бывалый. Юнцов не было, все - крепкие мужики под тридцать с гаком. Судя по небольшим брюшкам у некоторых, кушали хорошо, а значит, не бедствовали. Но и ручищи у них были здоровые, со сбитыми костяшками. Так что они больше воевали, чем проедали "кровавые деньги". Впрочем, все эти брутальные обстоятельства не спасли их от железной шайбы во лбу. Всё-таки паскудная судьба. Вроде и человек, и живой, а на деле - не совсем.

- У нашего отряда большой опыт. Я более чем уверен, что Эдрыд сможет справиться и без магической помощи. В конце-концов, если уж он бросился на монстра с голыми руками, и не без успеха, то и на Магго управа найдется. Лучшим из лучших не привыкать, - подумав, добавил капитан. Хотя он создавал впечатление человека холодного, нильфгаардская гордость и пафос нашли себе дорожку.

***

Маверин с некоторым удивлением обнаружил, что форт кто-то успел подчистить. Во всяком случае, "настоящих" трофеев не нашлось, а те, что были - вроде запасов сена и муки - сейчас интереса не представляли. Ну кроме разве что бочонка с пивом, который каким-то чудом уцелел. Выпивка, впрочем, была очень даже кстати. Там же нашлась связка факелов, бутыль с маслом и целая вязанка заготовок для стрел. Без наконечников, как и полагается. Хотя, если заточить, да выпустить из доброго лука, мало не покажется. Бездоспешному кмету или еще какому отребью, конечно. Или вот, скажем, в тренировочных целях.

Кметские дети не о многом поведали Маверину. Малышка едва лепетала, и странно косила глазом. Всё-таки засранцы - баб с сиськами повели "врачевать", а про несчастного ребенка все забыли. К счастью, она пришла в себя. Два мальчугана оказались простыми кметскими детьми, которые занимались простыми кметскими делами - один за свиньями ухаживал, второй, постарше, уже в поле работал. Читать и писать они, конечно, не умели. Все трое были настолько простыми людьми, насколько это только возможно. Их мир и кругозор ограничивался родной деревней, и более этого они ничего не знали. К слову, Маверин слыхивал, что в Оксенфурте существует приют, да и в Новиграде тоже. Только вот, чтобы туда ребенок попал, надо было еще и приплатить. Потому как в условиях войны на всех приютов не хватает. Были, конечно, и бесплатные. Но туда лучше вообще не попадать. Хоть на дворе и стоял просвещенный тринадцатый век, а вещи вроде детского рабства и проституции так и остались. И это, причем, еще не самые худшие из возможных перспектив.

Кэрри было плевать, чей папинькин сынок заправляет клубом на этот раз: за сменой владельцев она не следила. Главное, что "Деформация" по-прежнему стояла на том же самом месте. Они с Синди давно облюбовали это заведение, и было бы правда досадно искать что-то новое. Но, похоже, не стоило даже переживать, что клубный бизнес сдуется. "Надо же, - отметила про себя девушка, наконец спрятавшись от ветра, - нет ещё и полуночи, а народу уже тьма. Да к тому же в будний день". Видимо, не ей одной хотелось сегодня развеяться.
Сдав свой короткий пуховик в гардероб, Кэрри поспешила в уборную. Надо было срочно привести себя в порядок! На улице несчадно мело, наверняка причёску и макияж заметно подпортило. Остановилась у раковины, критично разглядывая себя в зеркало. "Хм, вроде бы не так все и страшно..." Пригладила ровные пряди коротких волос, провела пальцем под глазами, убирая излишки туши, которая потекла от летевшего в лицо снега, добавила цвета губам. "Красотка!" - Кэрри кокетливо подмигнула своему отражению. Сейчас она и правда выглядела лучше, чем ещё несколько часов назад на работе: распустила мышиный хвостик в подобие прически, намулевалась (в больничке-то особо нельзя краситься), приоделась. Вместо надоевшей скучной униформы: топ на тонких бретельках, обтягивающие стройные ноги джинсы, осенние ботильоны на длиннющей шпильке (надевать юбку в такую погоду Кэрри сочла верхом безумия, как и париться в зимних ботинках). Ещё раз обернулась к зеркалу, оценивая подтянутую попу, и довольная выскочила на звуки электронщины.
Она пришла сюда отрываться, а не слушать музыку. Поэтому было абсолютно все равно, что крутит диджей, лишь бы настроение было. А настроение было. Что, в прочем, не помешало поднять ему градус в ожидании задерживающейся Синди. Девушка проталкивалась сквозь толпу танцующих к видневшемуся свободному месту у барной стойки. "Новенький", - досадно заметила девушка. С Микки можно было перекинуться парой шуток, Джон без труда угадывал алкогольные предпочтения Кэрри, с этим же надо было с нуля налаживать контакт. Очень полезно иметь в приятелях бармена. Это, конечно, лучше всего удавалось Синди, но почву можно было прощупать самой.
- Молодой человек, - приветливым голосом пыталась обратить на себя внимание Кэрри. - Можно попросить у Вас Пино Коладу.
На самом деле, она с удовольствием бы випила водки с соком. Но опасалась, что парень разбадяжит какой-нибудь дешёвой паленкой, а травиться девушке совсем не хотелось.

      Хоть и колдуны, а всё одно голытьба безродная. И ничем это из них не выбьешь, ни кнутом, ни подачками. Только и остаётся, что резать и обирать, ведь barbarus — он barbarus и есть. Аделард пришёл в их деревню, принял их вызов, ждал их с мечом, в открытую. Пусть Первое пламя рассудит, за кем в такой битве истина, кто, таким образом, наречён будет триумфатором. Как гордый рыцарь, он был чужд уловок и гадких кинжальных ударов. Но отплатили ли ему франки тем же? Дали ли бой, какой полагалось дать? Нет! Они подло зашли за спину, пробрались чрез овечий приют. «Падальщики. Падальщики и есть. Червивые грифы, только и способные, что клевать слабого да налетать со спины. Обойти, подсесть, обобрать...» Поганое племя поганого Карла! Плод соития меж зверем и скотоложцем! А-а-а-а-р!!!

      Ярость взвилась в душе оскорблённого сира не хуже скакового жеребца. Он помчался на чудовище, прыжками отталкиваясь то от пола, то от столбов или овечьих спин и занося меч под самые перекрытия:

      — Посторонись-ка! — Аделард засвистел, призывая лошадь освободить проход. — А ты пошёл вон от моей Гипподамии!

Домициан наклонил голову в равно формальном знаке признания. Без лишних, несвойственных ему возражений и вопросов он пошёл туда, куда его повели.

- Ваше Светлейшее Высочество (Your Serene Highness), - приветствовал Домициан де Вен, Епископ Нового Орлеана.

- Блистательные члены августейшего собрания, мои Сородичи.

Он не был странником и незнакомцем для придворного церемониала и придворного же общества... Но вот что было странно. Какое-то покалывание у него над бровями. У него в боку. Что это?

Он знал о себе, что не напуган и не растерян, а значит это была не нервозность, берущая свою долю с неонатов и птенцов. Волнение тех, кто впервые оказывался в подобных нынешним обстоятельствах. Он также не был ранен, насколько он мог судить. Вернее, он был, он он излечил себя полностью. Не важно. Это что-то, чем бы оно ни было, он обдумает потом...

Ах-ха, но как же это?.. Что-то резало внутренние стороны его ладоней. Что-то было вколото в них, оно рвалось наружу.

А затем голос в его голове, нет, в глубинах его бессмертной души - голос, как кажется, утихший с исходом вчерашней ночи, - прогрохотал:

                  I AM THE LORD, THE GOD OF ALL FLESH

Охотничий дом, затерявшийся меж лесистых отрогов гор выглядел вполне ухоженным, а дорога к нему была тщательно расчищена. Семья из ближайшего городка, которую Вашингтоны наняли присматривать за своей свежеприобретенной собственностью, делала работу на совесть. Да и вообще произвела на компанию студентов весьма приятное впечатление, когда заехали к ним за ключами от дома. Они даже не побоялись развеселой и, чего уж скрывать, немного буйной компании и приглашали провести ночь у них в тепле и уюте. Однако, не зря же компания отмахала почти сотню миль по зимней дороге, чтобы уже на пороге отказываться от своей цели. Странная тревога в глазах женщины, отдававшей Майклу ключ была проигнорирована и компания весело рванула к заветному домику в горах.

Небольшая заминка произошла перед воротами, оказавшимися запертыми, Майклу пришлось довольно долго искать подходящий к ним ключ в выданной им связке, состоявшей как минимум из десятка разнокалиберных ключей. Но вскоре замок был побежден и ворота усадьбы приветливо распахнулись перед гостями.

Наслаждение следовало за наслаждением, будто волны сменяли друг друга в беззвучном танце стихии. Феари не успевала привыкнуть или заскучать от движений. Все было хаотично и гармонично одновременно. Валар умел удивлять. В конце концов, сладкие муки окончились. Феари почувствовала, что ведьмак остановился, и шевельнула рукой. И вдруг прохладная вода коснулась ее разгоряченной спины. Бальзамом растекалась живительная влага по распаренному от души телу. Удовольствие было неземным. Феари улыбалась и прикусывала губы, боясь застонать от красоты ощущений. Будто раскаленная за день земля дождалась прохладного дождя под вечер.

Касания его сильных но аккуратных рук пленили своей нежностью, и Феари тихонько погибала от своей слабости к ведьмаку. От этой слабости все его чарующие движения становились еще более головокружительными. Было трудно удержаться и не развернуться к нему, схватить его за руки и впиться губами в губы. Прекрасное продолжение сулило бесконечную радость бытия, ее фантазии, неумные и буйные, буквально кричали, убеждая ее в этом. Но, сильные духом так просто не сдаются. И она не поддалась желанию.

А когда настала пора подниматься, Феари осознала, что не контролирует своих действий слишком поздно, когда повалила ведьмака на пол, покрывая его губы горячими поцелуями в знак признательности за такое неповторимое наслаждение. В этой женщине не было острых непреклонных принципов, но не было в ней и распущенности. Все, что у нее было - лишь ее собственная жизнь, за которую лишь она была перед собой в ответе. И сейчас ей хотелось его целовать. И сейчас она наконец могла себе это позволить. Долго, много и жадно.

- Здравствуйте, госпожа Марш. Мы с Вами пока не знакомы. Меня зовут доктор Луи Гревью. Я хотел бы с Вами встретиться.
Голос Луи был предельно мягок и бархатист- мужчина в это время ещё и улыбался сам себе в зеркало.
- Сегодня как раз вечер пятницы- можно обсудить деловые вопросы в полуофициальной обстановке...

Тиль с сомнением смотрел на всю эту возню.
- Вы идиоты или просто притворяетесь?
Поинтересовался он шёпотом, когда Эра попыталась отобрать у него последний баллон с топливом.
- Первое, хватит шуметь. Второе, я как старший по званию рыцарь, в поле являюсь командиром. Третье, мы пришли сюда чтобы заработать, для дальнейшего пути, а не сдохнуть так и не вернувшись к своим. В четвёртых, если эта хрень рванёт, тряхнёт всю округу, вместе с нами в тунелях и городом на верху. В пятых, огнемётное топливо просто так не загорается.
Тиль повел своим стволом в сторону идиотствующих писцов, после чего нажал на что-то рядом со спуском и оба скриптора увидели, как у огнемёта, совсем рядом с раструбом разбрызгивающим топливо вспыхнул огонёк маленькой зажигалки.
- Хватит дурить и давайте уходить отсюда.

— Ты не можешь так уйти. — сказала Мидори, ненавязчиво заходя ему за спину. В её голосе была заметна грусть, будто она не хотела прощаться.

— Восьмая карта — это «Путь Искалеченного».

Грянул выстрел её револьвера. Боль разорвала левую икру Мёрдока, и прошедшая насквозь пуля отрикошетила об камень плитки.

— Подержи его, Корвин.

Корвин тут же схватил Мёрдока за руки и стал заламывать его в жёсткий захват, который не позволит ему двинуться с места. Несмотря на сопротивление, ему это удалось без особого труда. Уже через пару секунд Мёрдок был поставлен перед Мидори на колени без какой-либо возможности пошевелиться.

— Бойся хромых, они обретут твои ноги, — сказала она.

В её руках появился нож: раскладной клинок, кончик которого был заточен с обеих сторон. Любимое оружие уличных бандитов, такие ножи были запрещены во многих штатах. Интересно, в Луизиане тоже?

— Бойся седых, они обретут твою душу.

Своей маленькой ручкой она схватила Мёрдока за волосы и подняла его голову. В следующее мгновение клинок вонзился в его глаз. Удар ножом был настолько внезапный и стремительный, что Мёрдок даже не почувствовал боли.

— Бойся остывших, они жаждут лишь крови.

Клинок выскользнул из его глазницы и вонзился во второй глаз. Вот теперь уже было больно. Больно в полную силу, так, что боль отдалась во всё лицо. Он почувствовал, как руки Корвина ослабили захват, а потом и вовсе исчезли с его тела. Мёрдок остался в непроницаемой черноте наедине со своей болью и голосом Мидори.

— Но за твоей смертью — потоп. Après te, le déluge.

Боль, боль, боль. Боль нарастала, и в черноте не на что было отвлечься. Боль в глазницах начинала спорить с болью простреленной ноги, тело трясло в адреналиновой панике. Рядом с его ногами послышалось звяканье упавших ключей от машины. Корвин. Безмолвно стоит рядом.

— Мне очень жаль, — повторила Мидори. — Стой спокойно, у меня есть средство, чтобы облегчить эту боль.

Она не соврала. Мёрдок услышал звук рвущейся бумаги, затем игла уколола ногу рядом с раной. Боль мгновенно стала утихать. Какая-то жёсткая химия потекла по его венам, одновременно снимая и эмоциональный шок. Небольшая помощь железных рук Корвина, и Мидори сделала ещё один укол, он которого вся конечность начала даже неметь, и отрава потекла дальше по телу.

— Этого хватит на двенадцать часов. Ты должен научиться видеть и понимать за это время. Иначе ты погибнешь. Мы будем рядом с тобой, но этот путь ты должен будешь пройти один.

Это были последние её слова. Последний звук, источником которого была эта парочка, стал звук упавшего возле его ног пистолета. Знакомая рукоятка родной беретты. Больше Мёрдок ничего не слышал, даже звука уходящих шагов.

Джон слышал поскуливание твари и один выстрел - больше ничего. Либо тварь сдохла и Имп сейчас будет стрелять в другую, либо попрыгушка сейчас лакомится человеком, давшим ей имя. Через секунду Стервятник увидел пляшущий луч света, указывающий на оставшуюся вражину. Рид усмехнулся - парню явно везло. В луче света была прекрасно видна вторая попрыгушка - Рид привычно навел прицел на здоровую башку и потянул спусковой крючок - бам! - привычная отдача толкнула в плечо. Попал? А вроде как да. Но Рид не стал всматриваться - организм отчаянно требовал передышки или дозу стима - и наемник знал, где ее достать. Прямо под ногами - шикарный подарок, Джонни. Буду теперь слать тебе открытки на Рождество. Тьфу... Наемник привычным движение отбросил колпачок куда-то в пустоту под ногами и вколол шприц в левое бедро - скоро станет полегче. Живем!

Жизнь в пустошах похожа на казино.
Люди приходят, крутят рулетку, делают ставки. Вначале робко пытаются угадать цвет, ставят на красное или чёрное. Что-то выигрывают, что-то проигрывают. Некоторым везёт и они поднимают ставки, кому-то везёт меньше и они, разорившись, покидают казино навсегда, проиграв всё, включая свою жизнь. По мере игры растут ставки, черное и красное сменяется попыткой угадать число, понять или просчитать алгоритм, который позволит сделать верную ставку, на верное число прежде, чем закончатся фишки. А бывает так, что и правила известны, и есть запас фишек на несколько часов игры, но обстоятельства складываются так, что посетитель казино играет вабанк, ставя всё на одинокое зелёное поле, на зеро.

Можно было бы сказать, что Имп родился в казино. Был выплюнут одним из игровых автоматов вместо фишек в качестве бонуса своим родителям. Этакий бонусный джек-пот, который вроде бы и приятный, а с другой стороны его никак не вынести из казино и нужно непременно проиграть на других автоматах.
Родители давно покинули это богом проклятое игорное заведие, оставив новорожденному лишь имя, фамилию, да колесо дьявола, которое он с остервенением крутил каждый день, поскольку иных игрушек в его распоряжении не было.

Вот и в этот раз, раскручивая колесо фортуны, МакКейн затаил дыхание и приготовился. В животе неприятно заурчало от волнения, а крупье привычным тоном обьявил "Ставки сделаны. Ставок больше нет!". И застрекотал шарик судьбы по рёбрам ячеек, отделяющих красное от чёрного, чет от нечета. Хоровод цифр, водоворот судьбы, затягивающий в себя всех, кто оказался за одним игровым столом.


Выстрел.

"Красное, нечет!" Провозгласил крупье и обдал Джонни брызгами шампанского, покрывая его с ног до головы горячей и липкой жижей.
Но радоваться было рано, игра только начиналась, а ставки возрастали кон от кона.

Уложив дробовик на изгиб локтя, Имп снял с разгрузки фонарь, обвёл лучом прилегающее пространство, намереваясь подсветить цель, если иных проблем не возникнет.

Май 1095 год от Рождества Христова. День второй.

      Земля до последнего не хотела отдавать Угги. Она вцепилась в него мертвой хваткой, заставляя вампира бороться, упираться, но, в конце концов, выплюнула его наружу. От вчерашнего Угги не осталось и следа. Зверь родился здесь. Приступ голодного безумия проявился с такой силой, что первобытные инстинкты наполнили все тело вампира полностью. Он побежал туда, где есть кровь. Зверь знал деревню, в которой много крови и он спешил туда, несся без оглядки.

      Угги миновал пастбище, на котором остались лишь кости убиенных овец. Тело человека уже унесли. Он пробежал это место в два прыжка. Знакомый перелесок и вот он уже видит дома. Кое-где еще идет дым из труб, но это не важно. Угги попытался вломиться в ближайший дом в котором жили люди... Дверь не поддалась. Тогда он с разбегу попытался вынести её плечом. После первого удара она поддалась, но не слетела с петель. Тогда вампир разбежался и вынес её, влетев вместе с переломанными досками внутрь. Но его там уже ждали. Пять мужиков вооруженных, похватавшие что попало. Угги попытался оторвать головы сразу двум, но те отступили и руки вампира рассекли лишь воздух. Топоры еще двоих срезали лишь шерсть, а вилы третьего воткнулись во что-то твердое и отскочили. Угги попытался достать отошедших, когда топор по рукоятку вошел в его хребет. Как будто бы что-то хрустнуло там, сзади. Но зверь не чувствовал боли, не чувствовал усталость. Он потянулся к вожделенному сосуду, представляя, как вонзит клыки в нежную плоть шеи, но в этот момент вилы пригвоздили вампира к деревянному полу. Сознание Угги заполонила дымка. Чувство реальности начало покидать его. Мужики втроем пытались выдернуть вилы, чтобы пригвоздить Угги к полу еще раз, но это было лишнее. Волчья морда с грохотом рухнула на деревянный пол. В нем уже никто не узнает охотника, пришедшего в деревню несколько дней назад. А за всем происходящим с соседней крыши внимательно наблюдала летучая мышь...

Луи устало разминал шею Что ни говори, а лучше не умирать вовсе. А если ты умираешь и потом становишься вампиром, то остеохондроз шейного отдела позвоночника - не та штука-дрюка которую стоит тащить с собою в вечность. Чего уж говорить об этом подобии Джеймса Бонда, которое имело медицинское образование но до сих пор жило беднее церковных попрошаек?
Луи хмыкнул. Ему положительно нравился вариант с подтянутой и стройненькой сорокалетней мадамочкой, которая стала бы его содержать, но...Чёрт,это же так легко и просто! А что если она окажется какой-нибудь страшной или и вовсе убийцей-отравительницей? Нет-нет, негоже начинать свой путь идущего к успеху вампира с такой грязи - ещё успеет.
Вариант с надуванием экономического пузыря ему тоже не нравился. Когда-то давно Луи сам был онко-больным и уж чего-чего, а доставлять страдание этим несчастным людям ещё и от того,что кто-то их облапошил...Чёрт, не хотел Гревью этого. Возможно всё ещё не потеряно? Возможно за Зверем Дэва ещё можно раскопать человека-Луи? Или нет...

Гревью стукнул кулаком в стену. Боль всегда действовала на него отрезвляюще. Быть может он латентный садист? Или мазохист? У Луи не было возможности придаться столь разнообразным сексуальным утехам при жизни, а уж после смерти...Хм, это,конечно, здорово, но не сейчас, когда денег у него нету. Чёрт, нет, пойти и работать стриптизёром он тоже не хочет! Думать о торговле своим телом и вовсе противопоказано!
Луи вновь ударил кулаком в стену. Следовало привести мысли в порядок. Так, у него в активе есть почка Алекса Тио. Хм, пожалуй, вынуть её он даже сможет аккуратно, но что потом? Связей с теневым рынком трансплантологии у него пока нет. Нет, оставить и этот вариант стоит на потом.
Гревью думал дальше. Думать, кажется, в этой стране пока позволено бесплатно, но нет сомнения, что скоро за это будут взымать пошлину,хотя,конечно.для этого надо как-то попытаться уследить как и о чём люди думают...
Кулак-стена. Это уже практически ритуал. Что там ещё? "Прометей" нет,пожалуй, Луи ещё не столь крут. Или он боится,что за спиной этой кампании стоит кто-то более влиятельный и более могущественный,чем сам Луи? Хм, не так. Любой,кто обладает хоть каким-то весом в вампирском мире будет стоять выше и будет сильнее, чем Гревью. Точно! Пока не будет уверенности,что за раскруткой "Прометея" не стоят клыкастики, то и соваться к нему нечего. Чего и гляди у них может получиться таки сделать что-то полезное для мира, а уж потом...

Луи выдохнул. Остаётся красавица-доктор. Аппетитная барышня, конечно, которая держит нос по ветру. Луи как-то замещал заведующего отделением и его хватило терпения лишь на два дня. А эта женщина управляет несколькими больницами! Внушительно! Серьёзно! Заслуживает дальнейшего и более пристального изучения.
Гревью открыл на полный экран потрет красавицы.
- Мадам, с Вами будет говорить чистокровный Дэва и лучший онколог-вампир в этом дрянном Новом Орлеане. Не желаете ли Вы принять три капли крови и стать проводником моей воли в Вашей компании...
Луи пошевелил пальцами, подбирая слова.
- Н-нет, как-то слишком заумно. Пожалуй, требуется что-то более...Что-то более утончённое и в то же время приземлённое. Эй, бэйба, чика, секси-лэйди...Нет, как-то слишком уж приземлённо. До самого приземления в грязь.

Гревью потарабанил пальцами по краешку стола.
- Договорюсь о встрече, покумекаю на счёт внештатного совместительства. Шаг второй - собеседование. Шаг третий - надеть памперс и отправиться в ресторан. Шаг четвёртый - влить своей крови дамочке в выпивку. Хм, а может и не в выпивку!

Луи огладил волосы и подмигнул самому себе.
- Может вечер удачно сложится и кровь вольём прямо в горло и моего сочащегося запястья!

Гревью рухнул на кровать и заворожённо уставился в потолок.
- Права была старушка-Госпожа - чужая кровь в бокале горячит и бодрит что надо...

Здоровяк ухмыльнулся и занялся Иренкой. Делал он это всё с таким видом, будто собирается снять с девушки не только перевязь, но и всё остальное тоже. Чем дольше черепоглав возился с Иренкой, тем всё больше кровь приливала к лицу. В какой-то момент он даже расставил ноги чуть шире, и было нетрудно догадаться, почему.
- Я бы предпочел отдохнуть, - негромко и несколько двусмысленно ответил он девушке, переводя беседу в разряд приватной. - По магическому сообщению от этой, - солдат качнул головой в сторону магички. - Прибыли в Залипье телепортом. Там уже всё полыхало, трупы всюду...Едва вышли, так на нас сразу же три здоровенных бестии напало. Таких тварей впервые в жизни видел. Да с такими когтями, что наши латы трещали под ними, как бумага. Половину отряда растеряли, пока разобрались с ними. И почти сразу после этой бойни отправились сюда. Так, с бумагами всё в порядке, вроде бы...теперь руку давай посмотрю...ууу, d'yaebl!..Cuach aep arse!.. Gan en emer seo hel`esse, yea. В смысле, придется потерпеть.

В общем, разобравшись с делами сиюминутными, вся дружная (действительно?) компания двинулась к форту, прибыв на место через несколько минут. Могли бы и быстрее, но с учетом раненных, идти пришлось неспешно. Получившие по жопе трупоеды разбежались, так что на их счет можно было не беспокоиться.

Ну а прибыв, всем было на что посмотреть. Нильфгаардцам - на почти точную копию ранее увиденных монстров, разве что у этой было лишь две руки. Умерщвленную, разумеется. Прочим пострадавшим - на чародея, что дожидался их, стоя в тени дверного проема, ведущего в местный донжон. Ведьмак мог обрадоваться появлению Обоза, который всё это время где-то скрывался. В компании замечательной кобылки, что была запряжена в фургон Канеллона, разумеется. Шесть других кобыл, принадлежавших банде Ганса, де-факто стал ничейными, как все поняли.

Тут у многих могли возникнуть вопросы и разговоры на самые разные темы, но в центр вышли два ведьмака - Ларс и Сандра, привлекая всеобщее внимание. Они посмотрели на Борко и Сабрину, которой не слишком хотелось слезать с рук могучего Медведя; группу суровых нильфгаардцев, готовых в любой момент пустить в ход оружие; Маверина и Райли, с детьми на руках и подле ног - ну прямо счастливые отцы семейства; Иренку и бугая-нильфа по имени Эдрыд, который, как сообразила рыжая, моментально "запал" на её особу и всё время находился рядом; Альдебрахта-чародея, в голове которого роилось множество вопросов ко всем присутствующим и не только. Наконец, взглянули на мрачного Канеллона, что стоял особняком от всех прочих.

Ларс поставил ногу на грудную клетку убитого монстра, постучал кованным каблуком, извлекая характерный металлический звук.
- Прежде чем мы все дружно выясним отношения - а без этого, я думаю, не обойдется - я хочу, чтобы вы немного послушали меня. Для тех кто не знает, - кот подмигнул Борко. - Меня зовут Ларс, я ведьмак, и я самый старший среди ведьмаков нашего Цеха. А это вот, полюбуйтесь, наша младшенькая, - он указал на Сандру. - И последняя, потому как, подобно прочим ведьмачьим Цехам, наша Школа была разорена, увы. А случилось это не так давно. Причина этого сейчас служит мне подставкой для ноги. Впрочем, эта тварь скорее последствие нашей беды, чем источник, - Ларс снял ногу и вовсе уселся верхом на тушу монстра.
- Наша Школа Кота снискала дурную славу. Мол, эти Коты - проклятое семя. Охотники за головами, головорезы-психопаты, хладнокровные убийцы, специально выведенные против людей мутанты - в общем, называют нас по-разному. Правда заключается в том, что изначальные компоненты эликсиров, используемые в нашем Испытании Травами - и кто придумал такое дурацкое название?.. - просто перестали существовать в природе. Говорят, эти травы были привнесены в период Сопряжения Сфер, но были обречены на гибель в условиях нашего мира. Еще говорят, что наше солнышко светит уже иначе. Я не знаю. Но знаю то, что именно наши эликсиры были когда-то наиболее совершенными из всех - выживало куда больше кандидатов, чем у прочих, и мутация проходила качественнее, чем в прочих Школах. Нам удалось заменить традиционные компоненты на иные, сохранив прежние свойства, но появились и побочные эффекты. И в первую очередь они сказывались на рассудке, делая некоторых из нас не совсем дружными с головой. Настоящий ведьмак должен быть хладнокровным в любых условиях, но в нашем случае иногда получалось наоборот - мы становились слишком агрессивными. Даже кровожадными, может быть. Зато нам удалось превращать в ведьмаков даже женщин. Будь у нас соответствующие средства, мы могли бы создать целую армию ведьмаков, хотя мы никогда не задумывались об этом. Но задумались другие. Была такая организация - "Саламандры". Свою историю они начали с того, что разорили Школу Волка, похитив их алхимические формулы, и приступили к производству новых мутантов, идеальных солдат. Кстати, про Белого Волка вы слышали, не так ли?.. Геральт с ними благополучно расправился, но кое-кто из Саламандр всё же выжил. В частности, один тип по имени Профессор. Вот эти лошади, - Ларс показал на бывшее имущество банды Ганса. - Принадлежали одной группе его подручных. А до этого, наняв большой отряд солдат, Профессор разорил на этот раз уже наш Цех. На тот момент там было всего лишь два ведьмака. В результате, мы утратили свою крепость, формулы и посадки необходимый растений и грибов. Профессор в буквальном смысле уничтожил нашу Школу на корню. А теперь он, похоже, возродил Саламандр, взявшись за старое дело. Он присовокупил к волчьим формулам еще и наши, и результат вы сами видите, - солнце встало уже высоко и нещадно жарило для ранней осени. Ларс утёр пот и приложился к фляге.
- Мы видели троих похожих в Залипье, - сказала Сабрина на ухо медведю. - И если унесли оттуда ноги. Три таких зверюги перебили весь наш гарнизон и уйму жителей. Только я не могу понять, почему они выбрали именно Залипье...
- В любом случае, несмотря на наши проблемы, Профессор угрожает и всем прочим, вообще этому региону, - продолжил Ларс. - Я не знаю, чего именно он хочет добиться, но понимаю, что его нужно ликвидировать раз и навсегда. Похищенные секреты приносят беду. Мы попытались разобраться втроем, но нас оказалось недостаточно. Да, я прошу о вашей помощи. К счастью, мы не сидели на месте, и кое-что всё-таки выяснили.

Башанипал нанёс завершающий удар, отнимающий у Моргана надежду воскреснуть когда-нибудь вновь. И затем ещё один. И ещё, проходящий уже впустую сквозь разрубленные куски тела. Только когда от вампира, разрушившего его "храм", ничего не осталось, бешенство Башанипала стало угасать.

Разогнувшись, он посмотрел на Априле. На таком расстоянии Априле не мог поймать его взгляд, а толща воды не позволяла сказать или услышать что-либо. Он видел только как огромная фигура, уничтожившая Моргана, развернулась и исчезла в подводной мути, не проявив к Априле никакого интереса. Сколько не пытался его найти Априле, монстр исчез из его жизни навсегда.

Априле хотел допить оставшееся витэ в погибших культистах, но все тела были пусты, даже то тело, которое он утащил с корабля под выстрелы полицейского. Без Примогена идти к Князю смысла не было, и стремительно наступающее утро он встретил, зарывшись в речном иле.

***

Следующей ночью его чутьё подсказало ему сначала позвонить сиру, и только потом кому-либо ещё.
"МакДжинн сливает тебя", сказала сир, и больше ей ничего говорить не требовалось. Его новая семья, предала его. Для его новых Сородичей "семья" не значила и десятой доли того, что она значила в Каморре. В ту же ночь Априле покинул Новый Орлеан, решив не испытывать судьбу. Он отправился в Неаполь, родину своего смертного отца. Потерянный рай, в котором он никогда не был, но о котором так много слышал, будучи ребёнком. К сожалению, он никогда не увидит Неаполь в лучах солнца, когда он особенно красив и светел, но из всех уголков земли он выглядел наиболее привлекательным... и безопасным.

Древние итальянские рода прохладно встретили сородича из Нового Света. Здесь ему снова пришлось с нуля зарабатывать себе имя, и процесс этот затянется на долгие годы. Для вампиров, многие из которых заказывали себе портреты у художников эпохи Возрождения, десятилетия летели как секунды. Однако традиции, и нравы, и ценности пронесённые через века, отличались от прихотливой жизни американских вампиров. Слово, данное вампиром старой Европы было твёрже камня, и Априле не встречал среди них дельцов, подобных МакДжинну, желавшему власти ради власти и менявшему слуг как перчатки.

Однако однажды Априле придётся узнать, что Новый Орлеан навсегда всё же останется с ним. На Априле было проклятье, которое местные мистики называли "проклятьем родной земли": до тех пор, пока рядом с ним не было хотя бы горсти торфяной почвы с берегов Миссисипи, дневной сон не давал ему полноценного отдыха. Был ли он проклят Башанипалом, всё ещё рыскающим где-то в ночи, или причина в ином - он не знал. Но теперь у него было на один секрет больше.

***

Альберт Карл Элиотт узнал о судьбе своего друга Вольфганга Моргана через несколько дней, когда гончие Князя бороздили дно Миссисипи в поисках следов культистов. Должен ли он был расстроиться, узнав, что детективу не удалось разделить с ним проклятье вечной ночи? Чем больше он узнавал об обществе, частью которого он стал, тем больше он сомневался в этом. Гэбриел Хёрст предоставил ему все условия для комфортного продолжения научной деятельности, однако результаты его исследований были прохладно встречены архаичным Князем. С другой стороны, в них заинтересовалось зарождающееся в городе Картианское движение вампиров-революционеров, проповедующих заимствование прогрессивных идей из человеческого общества. Этот интерес имел мало пользы для Элиотта: картианцы искажали и извращали смысл его выводов, используя их как оружие для пропаганды своих идеалов. Железная рука Князя Видаля не давала им возможности зайти слишком далеко, однако другого применения трудам Элиотта пока не нашлось.

***

О Башанипале больше никто не слышал. Потерпев неудачу в городе-полумесяце и неофициальной вампирской столице мира, которая по всем знамениям должна была принадлежать его лунному богу, он затаился где-то во тьме. Одно можно было сказать наверняка: в мире стало на одного смертельного, хитрого и амбициозного монстра больше.

"Да, помоги ты уже пёс!" — пронеслось в голове Джека, когда животное сказало многозначительное: "Забавно". Но животное помогло не выкопаться, а прийти в себя, вылив на голову боксёра воду.

— У собак же... — О'Бёрн вздохнул, наслаждаясь живительной влагой, — У собак же нет большого пальца. Как ты открыл бутылку, дружок? — взгляд Джека напоминал глаза торчка, который получил дозу после долгой ломки, а это значило, что смотрел он как на пса, так и в никуда.

Вдруг, он понял, что животное стало человеком, прямо как тот злодей из комикса про Гронака Варвара!

— Так ты Человек-Пёс? — спросил боксёр, когда его начали поить.

Жадно выпив воду, О'Бёрн более или менее пришёл в себя и осознал тупость вопроса, но не извиняться же из-за этого? Человек пёс, теперь известный как Роберт Винсент, помог Джеку и даже рассказал о причинах такого поступка. Но на моменте, где он говорил об Ахмеде, попивающем за упокой Джо, он остановил путешественника.

— И этот мудак ещё сокрушается? Он же сам перерезал ему глотку! Вот же урод, а? — вопрос был риторическим и ответа не требовал, потому что перебивший подразумевал принадлежность Ахмеда к касте мудаков, — Ты это, прости, что перебил, расскажи, что дальше, то.

Дослушав речь Роберта, боксёр ответил ему:

— В людях ты не разочаровался! Я помогу тебе, только вот вылезу из этой жопы Сатаны, — Джек напрягся и приложив максимум усилий выбрался из песчаной ловушки, — Повторюсь, я согласен. Только доведи меня до Моенкопи. И да, одну секунду, — боксёр потянулся к потайному карману и вытащил оттуда сто долларов НКР, — Держи, друг, я просто не могу оставить своё спасение без награды. А больше я, пока что, отплатить не могу.

Бой Давида против Голиафа или, если будет угодно, Моськи против слона, продолжался и Башанипал, показал свою звериную натуру. Близость смерти ввергла его в первобытную ярость и Морган в полной мере испытал её на себе. Но отпускать гиганта и позволить ему победить, ни Морган, ни тем более Зверь, не намеревались...

[Paul Stanley – Live To Win - ссылка]

Борясь с неисправным стабилизатором, Фрэнк послал вверенный ему истребитель наперерез, с целью срезать повисшие на хвосте у девушки истребители. Радар бесстрастным писком отметил, что обе ракеты Полинга успешно прошли мимо назначенных целей, но сокрушаться по этому поводу было уже особенно некогда – прямо по курсу возник серый корпус «торнадо» противника.
Выпущенный Фрэнком сноп алых лучей в очередной раз прицельно поразил жертву – вражеский истребитель, упорно висевший на хвосте у Алисы, загорелся. Имперец сразу же сбросил скорость и пошёл на снижение – в какой-то момент Полингу даже показалось, что тот сможет уйти… Однако, подбитый аппарат вдруг взорвался. И устремился объятым пламенем метеором к земле.
Положение синих треугольников на радаре говорило о том, что Трой тоже последовал приказу ведущего, занявшись последним преследователем Алисы.

- Трой, мать твою, нет, - голос рыжеволосой девушки прорвал захватившую ненадолго эфир тишину. – Я сброшу его, даже не смей…
Фрэнк видел на обзорном экране, как вихляет нещадно преследуемый имперцем маленький истребитель. Видел и то, с какой лёгкостью пилот Бормана раскусывает все манёвры загнанной жертвы. Подбитый «Торнадо» Троя чуть отставал, выпуская залпы алых лучей с дистанции, которая сводила на нет большую часть его усилий по умолчанию.
- Я справлюсь Трой, - продолжала повторять девушка с обидой. – Займись Тейном.
- Выполнять приказ, - спокойный голос «Первого» не позволил в нём усомниться, хоть положение дел командира было действительно не слишком завидным.
Маневрировал он и правда неплохо, даже несмотря на почти физически ощутимое сопротивление истребителя, но преследовавший Тейна имперец отставать и не думал.

- Готов, - донёсся издалека отстранённый голос близняшки Регины, которая методично загнала и прикончила свою жертву, не особенно озаботившись положением дел остальных.
- Я справлюсь, чёрт вас всех побери! – выкрикнула звонко Алиса, предприняв очередную попытку сбросить преследователя.
- Фрэнк, Трой, выполняйте приказ, - совершенно хладнокровно повторил Тейн, как никто другой понимавший, насколько малый промежуток времени отделяет его от завершения процедуры автозахвата.
Любому хорошему пилоту известно, что уклониться от выпущенной после полного завершения автозахвата ракеты практически невозможно. Оппонент Тейна висел у него на хвосте уже непростительно долго.
Истребитель Полинга, двигавшийся наперерез Алисе и её выжившему преследователю, был уже достаточно близко для возобновления прицельной стрельбы, когда заговорил Трой:
- Алиса, ракеты.
Выпустил залпом весь свой боезапас – сразу четыре боеголовки устремились к имперцу и двигавшейся чуть впереди него девушке. Крайне рискованный шаг.

События смешались. Слишком много всего произошло на слишком коротком временном промежутке.
- Помогите же Тейну! – выкрикнула нервно Алиса, закладывая крутой вираж в попытке уйти от столкновения с ракетами своих же союзников.
Преследовавший её имперец, не желая сбивать практически завершившийся автозахват, принял рискованное решение не уходить в сторону, а уклоняться. Первую ракету он лихо пропустил под правым крылом, вторая и без того шла мимо цели… А вот две оставшиеся превратили серый истребитель в огненный шар.
В тот же момент, на другом фронте, прицепившийся к Тейну имперец выпустил по цели одну единственную ракету. Пребывая в абсолютной уверенности, что промахнуться теперь уже невозможно.
- Линкор, Фрэнк, - голос ведущего даже не дрогнул. – Главное сейчас – «Ренессанс».

Точка ракеты на радаре слилась воедино с отделившимся от остальных треугольником. Который, в свою очередь, мигнул и погас. Эфир затопила гнетущая тишина – никому здесь не требовалось дополнительных разъяснений. Все и так прекрасно всё понимали, без лишних слов.
С синхронностью, достойной лучшего применения, повстанческие истребители выполнили крутой разворот, устремившись с разных сторон к одинокому красному треугольнику.

      Франция.

      Много десятилетий не возвращался сир Аделард к её земле, теперь в нетерпеливом ожидании выискивая признаки случившихся перемен и не находя их. Даже недавняя стычка не сбила возвращающегося рыцаря с торжественного лада, хотя гордость и злость долго подначивали его задержаться. Заставляя чувства умолкнуть, он гнал скакуна как безумец и теперь пожинал плоды собственного неразумия. Наверняка кобыла разменяла седьмой год, а событие это произошло в сыром стойле, где её вены набухали флегмой под жёсткой истончившейся шкурой. Надо было давать ей больше роздыха. Надо было... потом мысли вновь уносили шевалье далеко-далеко и лошадь снова брела сама по себе, следуя по границе между тёмной сенью леса и серебряным царством луны.

      О, Франция... Страна эта, сколь помнил Аделард подробные напутствия Сантазимо, ныне лежала во власти Филиппа Капетинга. Король приходился сыном Генриху Капетингу из дома Робетинов, взявшего трон несколько десятилетий назад, и варварской королеве с востока. Слава Филиппа была славой монарха столь ничтожного, что его собственные вассалы творили больший след в истории, чем их «первый среди равных». Говорили о воинственном походе к белым берегам Британии, о яростных викингах, идущих с севера... о многом говорил беспокойный сеньор Сантазимо, лишний раз повторяя опасения старика, страшащегося смены веков. Но сама Франция не изменилась в глазах Аделарда, оставшись землёй плодородных холмов и баснословной красоты речных долин, тучных пашен, привольных лугов. Землёй жадных владык. Землёй жестоких людей. Францией.

      Землёй врагов.

      Половину столетия назад он, Аделард из Вивье, убивал французских солдат, сражаясь под знамёнами империи, которая никогда не была римской. Сейчас, устремляя взгляд на пепельно-стальной горизонт, рыцарь признавался себе, что не может знать, каким стал его дом, какими — сопредельные герцогства. Какой стала земля Лотаря, причина бесконечных раздоров и войн? Когда-то шевалье пришёл к уверенности: засни он сном Патриархов и восстань через тысячу лет, он увидит всё то же — зарево пожаров над Лотарингией, словно проклятой смертью древнего вождя. Но пусть её! А какая судьба постигла Вивье?

      Аделард не знал, и синьор Сантазимо ничем не смог помочь ему. Письма и вестовые приходили в его почтенное владение через раз, запаздывая относительно событий на недели, а иногда, особенно по зимним снегам — месяца. Цепочки сведений, соединяющие разрозненные liberum tenementum клана Мастеров, становились всё тоньше, несмотря на все усилия не только земных, но и полуночных правителей — ни Тореадор, ни союзники-Бруха не могли противостоять неумолимой логике истории, гласившей, что в час лишений первой теряется правда. Память, снедаемая пустотой, молила Аделарда изменить курс и отправиться на восток. По звёздам, ярчайшая из которых указала бы путь, Аделард добрался бы до бургундской границы (если такая ещё существует), бросив к чёрту дорогу роз, и легко пересёк бы её. Но Аделард не сделал этого. Его прошлое было мертво. Болезненный стыд взял верх над ностальгией, как брал много раз до этого.

      Франция. Его цель лежала здесь.

      Едва заметно прихрамывая, вампир продолжил неспешный путь, ведя умирающую клячу на поводу. С трудом перебирающее ногами животное явно радовалось избавлению от всадника и даже храпеть стало меньше, как будто позабыв различие между человеком и вампиром. Лошади всегда относились к Аделарду лучше, чем описывала легенда о римских гусях. Да и ночные собаки не заливались визгливым лаем, как будто прощая бессмертному его присутствие. Аделард всегда любил лошадей. И теперь, под мерный стук копыт по твёрдой земляной полосе, он давал лошади отдых, а себе — время, чтобы глаза могли усмотреть в ночном мраке возможные признаки беды. Не найдя ни шпиля церкви, ни ярких полотнищ на флюгерах, загодя предупреждавших путников о болезни наподобие юстиниановой язвы из описаний Прокопия Кессарийского или иной явной беде, Аделард принял решение. Лошади требовался отдых. А ему — ему стоило расспросить местных, поскольку не хотелось бы заплутать, находясь в такой близости от королевского города.

      Всё ещё хромая, Аделард указал своей бессловесной спутнице вперёд, как бы предупреждая об остановке. Он не признавался себе, но его угнетала тишина, опускающаяся на Францию с заходом солнца. Не хватало нервного проблеска факелов, не хватало людей, не хватало вечного шума порта, соединяющего два великих моря... в стране земледельцев и коров совершенно не умели кутить, как кутил новый Рим. Уж лучше беседы с лошадью, чем беседы с никем. Он даже сознательно не давал себе труда исправить повреждённый падением сустав — нет, пусть боль напоминает о совершённой в пути глупости и о нелепой стреле, которая могла поразить и его сердце. Пусть боль вообще хоть о чём-нибудь напоминает. Так, бросив последний пристальный взгляд на густые лесные бастионы, Аделард зашагал чуть быстрее, пытаясь припомнить среди речей миланского владетеля хоть что-то о лордах земель близ Парижа.

- Тиль, Лойд!
Эра махнула братьям рукой. Эра звала, девушка хотела, чтобы двое видели, что творится внутри этой жижы с 9 мм патроном. Из чего бы ни состояла странная зеленая бурда, металл разлагался.
- Стоит выкопать яму, укутать баллон тряпками и выложить из тряпок же дорожку от основного колодца к яме с баллоном. Мы получим сообщающиеся сосуды, рано или поздно тряпки вымокнут, уровни жидкости сравняются, жижица разложит металл баллона и здесь случится красивый ядерный взрыв, а у нас будет время уйти. Возможно. Возможно, мы успеем.
Уйти от ядерного взрыва - звучит слишком сказочно.
Сказать по правде, Эра бы бросила всю эту затею к чертям собачьим. Эру беспокоила собственная задница, а не смерть за идею спасти человечество. Может, это вполне к лучшему, если твари порешат пару сотен ублюдков, а именно такие населяли теперь убогую планетку. Ублюдский враждебный мир - Эра была бы рада его не спасать.
Тильберт - вот причина ее озадаченности сейчас, Эра всего лишь знает, что он не успокоится.
Черт его знает, кто из двоих больше прав, Эра не стала даже озвучивать свою позицию валить отсюда всем вместе прямо сейчас, Эра из тех, кто платит по счетам, и если Тильберт спас ее, она имеет право выбрать попробовать спасти его, или его идею, или его глупость - поддержать, она выбирает побыть опорой ему сейчас.
В конце концов связь Братства, сталь, Тильберт и Лойд - то немногое, что есть у Эры в этом мире, то немногое, что Эра станет защищать и отстаивать.
Можно умереть ублюдочной сукой, пекущейся только о собственной жизни, можно умереть писцом Братства - какая к черту разница. Все когда-нибудь умрут, Эра выбирает сейчас Братство.

Доктор Питтс посмотрел на Келли Марш с испугом. Но не с испугом за здоровье ребёнка, нет. Это был испуг преступника, пойманного за руку. На какой-то миг он замешкался. Из больницы уже бежали другие доктора, которых он же и позвал. Сейчас он откроет багажник, и вся клиника увидит там замученного ребёнка. Он думал несколько секунд, прежде чем нажать на кнопку, открывающую машину, но эти несколько секунд были вечностью.

Наконец, он решился. Пикнула сигнализация, машина сверкнула поворотниками, и доктор Питтс осторожно поднял крышку багажника. Келли увидела девочку лет девяти, в грязной одежде и связанную по рукам и ногам. Кожа на локтях и коленях была стёсана до крови, голова разбита, рот завязан кляпом, не давая ей говорить. Она могла только плакать. Своими заплаканными глазами она посмотрела на Келли. Но что-то было в ней странное. Как будто тени падали не под тем углом, и освещение немного выбивалось из окружающей среды. Увидела бы Келли подобное на фотографии, она бы с абсолютной уверенностью сказала, что девочку в багажник поместили с помощью "фотошопа", причём "фотошопер" далеко не мастер. Но этот же эффект в реальной жизни создавал чувство потустороннего.

Словно в подтверждение этого, девочка беззвучно испарилась. Беззвучно и бесследно. Доктор Питтс посмотрел на Келли.

— Где ребёнок, мисс Марш?

К этому моменту подбежали две медсестры с регистратуры.

— Что случилось, мисс Марш? Что такое?

Но ребёнка не было. Только на том месте, где лежала голова девочки, осталось подозрительное тёмное пятнышко.

Даже если бы у Лойда была подзорная труба, даже если бы он вспомнил, каждую лекцию и каждое занятие. Все равно бы он ничего сверх – хитрого не придумал. Единственный план был вновь набором «если» и «может быть». Но он был.
Вот оно, хваленое образование. Не успев сделать и трех шагов из бункера, братство попало в ситуацию из разряда «к такому жизнь меня не готовила». А вот в каком - нибудь «руководстве по выживанию в темных канализациях», несомненно должна была быть статья: «Что делать с ядерной бомбой и маткой туннельщиков стоя по пояс в радиоактивной воде».
Но самым худшим, было просто стоять и ждать. Так что Лойд решил поделиться своим планом с остальными.
- Я не уверен на все сто, но мне кажется, что у нас есть шанс пережить взрыв этой штуки, если мы сможем ускользнуть в один из лазов. Конечно можно обойтись и без взрывов, но мне слабо верится, что когда мы спустимся вниз, все, кто здесь обитает не выйдут поздороваться с нами. А если это то, о чем я думаю, то каждая тварь из этих пещер будет защищать кладку – Писец остановился, решив не распинаться до бесконечности, а перейти сразу к делу - Если опустить все подробности, то порядок действий примерно такой: мы спускаемся вниз, стараясь не шуметь. У нас это не получается, и мы начинаем бежать со всех ног к выходу. К тому моменту, как мы добежим, за нами скорее всего уже будет погоня, да еще поди и эта тварь огромная проснется, так что нам надо будет придумать как подорвать бомбу. Вариант первый – кинуть баллон от огнемета к бомбе и прострелить его. Может сработает, может нет, но на мой взгляд это более-менее безопасно, если тут такое слово вообще применимо. Вариант второй – пострелять в бомбу. Я не уверен, что она от этого взорвется, а если и взорвется, то возможно убьет нас мгновенно. Но этот вариант чуть надежней первого.
Мы убегаем, бомба взрывается, убивает всех туннельщиков, может не убивает нас, мы выходим на поверхность и получаем всеобщую любовь, плюс гору крышек. Есть конечно вариант забороть эту штуку своими силами, но я не думаю, что наше оружие ее возьмет. – Лойд ухмыльнувшись посмотрел на Тильберта с Эрой – План ужасен от начала и до конца, так что советую придумать что - нибудь умнее.

"Восемьдесят семь? Что за цифра?" — подумал Джек, — "Наверно что-то важное нельзя её забыть."

Боксёр всё ещё лежал на песке и не думал вставать, как понял, что происходит внизу. Ниггер и "Ахмет" закопали какого-то парня и требуют у него что-то. Нехорошо. Восемьдесят семь. Точно! Это количество ударов в рожу черномазого! О'Бёрн обрадовался, потому что начал вспоминать вчерашнее без боли в голове. Вдруг, в голове промелькнуло: "Набить бы им рожи". Боксёр согласился со своей головой, что происходило нечасто. Он поднялся на корточки и, сжав кулак с кастетом, пошёл к парочке.

— Эй, парни, — с добродушным лицом крикнул Джек, — Что случилось, а то я не помню, — взгляд боксёра демонстративно сдвинулся на парня в песке, — А вы этого парня опускаете? В пустыне? Не по понятиям, — О'Бёрн пытался изобразить бандита.

Двигался в направлении негра и Ахмета он быстро, но не агрессивно.

"За что они его бьют? Что этот парень мог сделать этим бомжам? Они же просто неудачники, изображающие крутых. Впрочем, сейчас я это узнаю", — Боксёр собирался подойти к ним как можно ближе, заговорив зубы, а потом надавать по щам, да так, чтобы на всю жизнь запомнили. Если выживут, конечно.

— Боюсь, тренер был прав. "Ты умрешь молодым в канаве", сказал он мне, ха, я умру в пустыне! Выкуси, старик, — прошептал Джек, спускаясь по песку.

Самозабвенно отдаваясь ораторству, Сильвия не забывала внимательно поглядывать по сторонам: не только оценивая реакции и настрой толпы, но и с любопытством наблюдая, что предпримет Барреа. И когда та начала свой полный пафоса и самолюбования марш, психолог едва удержалась от того, чтобы не хлопнуть себя рукой по лицу: дэвы побери, это она, что ли, профессиональная опытная революционерка? Ужели она думает, что выбранный ей способ разжигания активности и ненависти толпы - самый лучший и эффектный?
Ван Эллемеет казалось, что вся эта оперетка направлена в первую и последнюю очередь ради достижения одной цели - удовлетворения эго Регины. Но в слух обьявлять об этом или хоть как-то демонстрировать свое недовольство союзницей было не просто глупо - это было просто-напросто преступно, и женщина лишь крепче вцепилась в рупор, продолжая распалять толпу по своему, по-старинке. В конце-концов, это не ее Элкор, а регинин, и всю ответственность за провал и гибель простых людей понесет именно революционерка.

Идея дружного скандирования этого сладкого слова "свобода" не подвела, и, к вящему довольству ван Эллемеет, вскоре уже вся площадь, забыв обо всем, орала: "Свобода! Свобода!". Толпа - это жестокий и трусливый зверь, выплескивающий свою неуверенность, свои опасения в бешенном вое. И сейчас этим простым словом разрозненная людская масса цементируется, спаивается воедино, в огромный, тысячеглавый, тысячерукий организм, где плечо соседа и его сорванный голос придают больше уверенности, и так далее по цепной реакции.
История, психология и хорошее образование - это те самые три кита, на которых зиждится если не все, то многое. Опыт предшествующих поколений, подвергаясь критическому анализу, дает ответы на любые вопросы. Сильвия никогда не мнила себя революционеркой или мятежницей, и даже в детских играх всегда выступала на стороне тех или иных легитимистов или правоохранителей, но сейчас, когда пришлось стать мятежницей, она подошла к делу со всей серьезностью и грамотным историческим подходом.

Народ завелся, громогласно скандируя "Свобода!", и Борман не выдержал. Сохраняя хорошую мину при плохой игре, тиран приказал разогнать демонстрацию и поспешно, хотя и пытаясь сохранить достоинство, скрылся с балкона. Сильвия только и успела, что взвыть обрадовано: - Бежит! Бежит!, - как после короткого и донельзя формального предупреждения полицаи открыли огонь.
Сдернутая с плеч и мигом прикрытая телами верных слушателей, психолог вся сжалась, услышав стрельбу и надрывные крики первых жертв. Замерла, замешкалась, подалась назад и толпа, с испугом ожидавшая огня тяжелых турелей. К вящему облегчению женщины и ее окружения этого не последовало - зато открывшиеся ворота наглядно показали, что жертва капитана Максимилиана Шепарда оказалась не напрасной. Словно единый организм, толпа выдохнула и качнулась вперед, желая впиться скрюченными пальцами в горло прислужников диктатора. Желая впиться им в глаза, топтать в кровавое месиво, переломать все кости: в общем, мучить других ради того, чтоб заглушить свой страх, не разбираясь с степени виновности конкретного индивидума, видя в нем не выполняющего приказы солдата, а мучителя, грабителя и насильника.

Понимавшая, что для того, чтобы вести за собой людские массы, ей самой надо стать воплощенной идеей, порывистая и свято верящая в этот миг в идею освобождения из-под пяты угнетателя Сильвия растрепала пятерней аккуратно уложенные волосы и заорала во весь голос в рупор, сопровождая спич короткой очередью в воздух:
- Вперед, на баррикады! Смерть тирану и его клике! Свобода и равенство! Отомстим за смерть наших детей, мужей, жен, матерей! Вперед, граждане! Не отступать! Наше дело правое!

Ведя за собой толпу, ван Эллемеет ринулась к воротам, стараясь не смотреть на расстрелянные и разорванные тела и не наступать на трупы - не комильфо будет, если пламенный пропагандист революции при виде растоптанного тела прислужника тирана будет блевать, как пережравшая кошка. Женщина старалась смотреть прямо и только прямо, тихо радуясь, что спины впередиидущих не дают ей возможности стрелять по живым людям.
Слова кончались, а огонь в сердцах народа надо было поддерживать неугасаемым. Сильвия не могла похвастать идеальным слухом и певческим голосом, но решила скомпенсировать это громкостью и искренностью исполнения. И она, смело идя вперед, запела строки бессмертной "Марсельезы":
Вперед, сыны отчизны милой!
Мгновенье славы настает.
К нам тирания черной силой
С кровавым знаменем идет.
Вы слышите, уже в равнинах
Солдаты злобные ревут. 
Они и к нам, и к нам придут, 
Чтоб задушить детей невинных.
К оружью, граждане! Ровняй военный строй!
Вперед, вперед, чтоб вражья кровь была в земле сырой.

Усталость и раздражение мгновенно выветрились из головы, когда Итан увидел в руке вошедшего мужчины пистолет. Его подруга, перегородившая единственный выход из помещения, тоже была вооружена. Чертовы Бонни и Клайд решили ограбить заправку!

Итан ещё не успел отойти от холодильника с напитками и грабители были на некотором расстоянии от него. В одной руке он держал журнал, а в другой банку колы. Учитывая его крайне удивленное выражение лица (сторонний наблюдатель мог бы даже счесть его забавным), вид у мистера Мердока был вполне безобидный. Бандиты не обратили на него особого внимания. Впрочем, в небольшой кобуре на поясе, напоминавшей крупный чехол для телефона или фотоаппарата, у него был автоматический Glock. Итан постоянно носил его с собой и регулярно упражнялся в стрельбе, но... Ему ещё никогда не приходилось стрелять в людей. Да и будь он чертовым Джеймсом Бондом, лезть в перестрелку с двумя вооруженными противниками, стоящими на расстоянии пары метров, было бы чистой воды самоубийством!

Итан принялся судорожно соображать. Что делать? Что делать, черт возьми? Бандиты заняты кассиром и не обращают на него особого внимания. Это шанс! Итан аккуратно поставил банку назад на полку и отложил журнал. А затем сделал то, что уже очень скоро покажется ему полным безумием.

Его рука метнулась к кобуре. Он выхватил пистолет и направил ствол на ближайшего грабителя:

- Пожалуйста, не делайте резких движений. - его голос звучал мягко и спокойно, однако было в нем что-то властное - Я уверен, мы можем разрешить ситуацию миром.

- На таком расстояние я никак не смогу промахнутся. - продолжил он - Неужели вы готовы рискнуть жизнью ради нескольких мертвых президентов?

Морган уже вцепился взглядом в Априле. Зверь почувствовал страх и неуверенность, а когда Априле повернулся и побежал, в Моргане сработал инстинкт преследования добычи. Разряд прошёлся по мышцам, запустив тело в погоню...

...Но Априле исчез из вида прежде, чем Морган успел сделать хотя бы пару шагов. Зато под его ногами лежал ещё один мешок с кровью, сервированный на грязном железном полу заботливым другом. Выбор был очевиден. Капля за каплей, он стал тянуть из мёртвого тела кровь. Капля за каплей сознание возвращалось к нему. К моменту когда Морган был снова Морганом, его Голод исчез полностью.

Априле выпрыгнул на размытый берег реки, и его ботинки тут же опустились в глину по самые щиколотки. Он увидел, как ярдах в ста от него со стороны леса, пройдя через дыру в полуразрушенном заборе, к кораблю бегут трое пожарных с огнетушителями, в сопровождении одного полицейского.

Корабль, к которому они спешили, стал окончательно напоминать груду металлолома. Он съехал ещё глубже в реку, от корпуса более-менее сохранилась только носовая часть, а остальная палуба, должно быть схлопнулась вниз на дно реки, поскольку торчащие из воды борта были загнуты внутрь.

Никто особенно не заморачивался относительно правил и протоколов.
Имперцы даже не предприняли попытки соблюсти хоть какие-то нормы, принятые в любом цивилизованном обществе. Никто не пытался связаться с вами и предупредить о смертельной опасности, не было предупредительных залпов. У них был приказ – они сразу стреляли на поражение.
В воздухе не было места лицемерию, обманчивой фальши. Никто не прятал истинные намерения за улыбками и лживыми фразами. Эта баталия – крошечный кусочек глобальной войны. Каждая сторона которой считает себя единственно правой.

Аппарат слушался безупречно, прибавляя дополнительную уверенность в собственных силах. Любой манёвр, каждый вираж – выходили словно бы по учебнику, без изъянов или заметных погрешностей. Вот только этого было недостаточно для того, чтобы уцелеть в разворачивавшейся вокруг мясорубке. Куда важнее личных способностей Фрэнка оказался сейчас его текущий запас удачи.
Ночное небо прорезали алые лазерные лучи, радар принялся истерично пищать, извещая о фиксировании многочисленных запусков крылатых ракет.
Полинг выпустил в ответ одну из своих – смертоносный силуэт устремился с бешеной скоростью навстречу противнику, но заряд прошёл всего в нескольких метрах от враждебного истребителя, не причинив тому никакого вреда.

Эфир взорвался чьим-то предупредительным окриком, но ничего конкретного Фрэнк не услышал.
Кровь оглушительным набатом стучала в ушах, бешено колотилось сердце под воздействием огромной дозы адреналина. «Торнадо» накренился на правое крыло в неуклюжей попытке избежать очереди встречного истребителя, но не слишком удачно – вспыхнули на панели жёлтые индикаторы, свидетельствующие о том, что очередь повредила бортовые стабилизаторы и обшивку.
Выпущенный в ответ Фрэнком сноп алых лучей, впрочем, угодил точно в цель. Вонзился прямо в серый контур самолёта противника, разрывая на части броню и проникая прямиком в кабину пилоту.
С удивительной чёткостью Полинг увидел, как вспыхивает кабина и как взрывается прямо в воздухе истребитель. Увидел прежде, чем с пронестись мимо с совершенно чудовищной скоростью.
Этот готов.

Бой остался на мгновение позади, явив взору Полинга безмятежное ночное небо Элкора. Но он не мог позволить себе наслаждаться этой идиллией слишком долго – позади бушевала схватка, гибли враги и друзья, а кто-то из имперцев мог заинтересоваться истребителем СиБи в любую секунду.
- Доложить обстановку, - неизменно спокойный голос Тейна пробился в эфир.
Радар показал, что «Первый» находится немного правее тебя и тоже уже заходит на разворот.
- Подбит, - сквозь треск статики донёсся откуда-то издалека голос мужчины.
- Двое на хвосте, - женский голос. Вспомнилась рыжеволосая девушка, бросившуюся в глаза при первой встрече в ангаре.
- В норме, - характерные интонации черноволосой спутницы Фрэнка.

Два синих треугольника на радаре погасли. Тейн тоже видел это. Не стал спрашивать, кого подбили. Он предпочёл пересчитать уцелевших.
- Фрэнк, Трой. Подстрахуйте Алису, - коротко бросил «Первый». Полингу не составило труда представить его максимально сосредоточенным, буквально вцепившимся в штурвал.
Мужчина отметил, что не хватает теперь и пары треугольников красного цвета. Четверо против пяти – на стороне повстанцев по-прежнему сохранялось численное преимущество. На краткое мгновение истребитель Тейна возник у Фрэнка на обзорном экране.
Даже пилот-любитель с первого взгляда заметил бы, что тому приходится постоянно бороться с неисправной машиной, реагировавшей топорно и до ужаса заторможено. Заметил Полинг и то, что один имперский ас завис на хвосте у самого Тейна, а последнего имперца преследовала, в свою очередь, близняшка Регины.

Последний рывок, и победный клич индейцев заглушил слова Алекса, которые едва смогли прорваться сквозь пересохшую от волнения глотку. Но, воодушевления были не необходимы. Индейцы, оправившись от первых яростных ударов мертвяков, вернули строй, и теперь, организовавшись, рванули стеной копий на молчаливых жителей глубин. И они дрогнули. Алекс не знал, это была его галлюцинация, вызванная адреналиновым шоком, или и правда в тех местах которые заменяли тварям мозг осталось какое-то подобие эмоций, но перед тем, как пасть, врач прочитал на их лицах вначале, удивление, потом, страх,а в конце полную панику, когда они, сломав строй отмахивались своим ржавым оружием от впавших в боевое безумие израненных индейцев.
Мертвецы сломали строй, распались, а после были пронжены костяными наконечниками воинов племени Хопи.
Мёртвые были упокоены. И, Коулман очень надеялся, что навсегда.
Когда последний синий огонь в груди погас, и пещера наполнилась неожиданной, пугающей, зловещей тишиной, Алекс от усталости присел на камень.
Как всё это тяжко. Мать вашу, да это полный пиздец! В шахтах рядом с человеческим поселением живёт плот радиации, который питается соком людей, и превращает их в своих марионеток, по пустошам шляются радскорпионы, псевдособаки, кротокрысы, болотники, и куча тварей гораздо страшнее их. Дети страдают от кучи болезней мутировавших после войны, и это не считая недостатка еды, воды и вездесущую радиацию! А что делают люди? Вместо сотрудничества и взаимопомощи окапываются по анклавам, воюют за клочок пустых земель, друг друга поедом едят (зачастую и не фигурально выражаясь), и меряют свою силу в числе стволов на единицу морды. Неужели человечество обречено?

В ту же секунду пришло озарение.
Нет. Человечество будет жить. Оно будет жить и существовать пока на земле будут такие люди, как индейцы Хопи. Пока помощь ближнему будет проявляться, пусть даже порою из-за меркантильных интересов. Пока такие люди как Алекс, превозмогая трудности будут делать то, что умеют, не только ради выгоды, но и ради того, чтобы миру было легче дышать.

Сжав зубы, Алекс встал, поморщившись от боли в тех местах, куда враг успел-таки достать. Осмотрев свой израненный отряд, он принялся за то, что он умел. За лечение. Неожиданное для него откровения глубин его души, стало ему подспорьем. Он дезинфицировал раны, заматывал их перевязками, при необходимости давал стимуляторы.
И не мог отделаться от мысли, как он радуется кровоточащим от удара киркой ранам. Это была странная, жуткая радость. И док не сразу понял её причину. Он видел перед собою то, что он знает как лечить! Это не была жуткая игра с неизвестными ему правилами со смертью в лице грибка Никты. То были стандартные рваные раны ржавым оружием. Старые и привычные враги доктора.

После перевязок и лечения, Алекс решил лишний раз изучить трупы врагов. В частности, он посмотрел как грибок действует на мутировавшего медведя, а так же то, как выглядит особо "запущенные" случаи заражения грибком. Время было дорого, но не изучить такое пока была возможность врач не мог. Возможно, это единственный случай, когда ему доведётся изучить воздействия грибка и на людей и на медведей.

Вольные. Борко. Альдебрахт. Общее.

У Райли было действительно очень мало времени - слишком уж короткая дистанция. В довесок, бард понимал, что паренька-то он может и успеет прикрыть спиной могучей, а вот останется ли спина в сохранности после атаки трупоеда, еще вопрос. Но бывает так, что порой ты просто делаешь то, что должен сделать, не думая о последствиях. Или думаешь, но не придаешь им значения. Райли почти акробатическим трюком прыгнул к ребенку, одновременно разворачиваясь лицом к нему, схватил, и тут же рухнул на землю, юзом уйдя в сторону. Там, где еще секунду назад были люди, свистнули когти чудища. Впрочем, трупоед не слишком разочаровался, бросился в догонку. Барду оставалось понадеяться, что будет не очень больно - уйти от второго захода монстра он уже не успевал...

...зато успевал Маверин. Стрелок спешил, даже торопился, но делал это с холодной головой. Длинный лук был, конечно, привычней и родней, но сейчас короткий оказался сподручней. Он бы просто не смог так быстро работать, а разница в убойной мощи на короткой дистанции перестала иметь значение. Выстрел, мгновение полета - и стрела угодила наседавшему на Райли трупоеду точно промеж глаз. Бедолага даже не понял, что умер. Так и завалился с перекошенной от ярости пастью.

Оставшись один, трупоед постарался отдать свою жизнь подороже. На самом деле, вряд ли он задумывался о подобном, но, как бы то ни было, его последняя атака получилась на удивление быстрой и решительной. Вот в чем было дерьмово иметь с монстрами дела: будь это человек, простой солдат или наемник, он бы сдался, поняв, что шансов у него нет. А тварям было всё равно. Будут настойчиво наседать, вне зависимости от исхода. Особенно если впали в боевой раж, и мозги отбиты до полной невменяемости.
Тварь прыгнула, нанеся удар обоими лапами. И если удар слева не причинил вреда, проскрипев по вываренной коже колета, то удар справа пришелся в плечо, вспоров мясо до самой кости. Иренка попыталась нанести ответный прежде, чем сигнал о боли дойдет до мозга. Девушка успела пропустить трупоеда вперед, чтобы как следует всадить тому в спину, но удар получился смазанным - боль всё-таки настигла Иренку. Неожиданный "привет" от ведьмака в виде арбалетного болта избавил её от поединка: одного снаряда было достаточно, чтобы прибить злобную тварь.

Бой закончился, и пришло время пожинать плоды победы. Они оказались не слишком утешительными, а даже скорее наоборот. Иренке-Висельнице требовалась помощь, и сколько рубах на себе не рви, а ясно, что без опытного врача не обойтись: её левое плечо представляло из себя одного сплошное месиво, кожа висела бахромой, и всё это кровоточило. Не говоря уже о том, что на когтях трупоеда побывала мертвечина, и трупный яд мог попасть в кровь. Простым промыванием да перевязкой делу не поможешь, да и не совсем понятно, как это вообще промывать. Имевшиеся в наличии тряпки тоже не могли похвастаться стерильностью. Дело дрянь.

Сабрина Гвинкамп морщилась и стонала от боли после падения - слишком уж много приключений выпало на её ногу. Теперь, кажется, ей даже верхом проблематично передвигаться. Ребенок, который упал вместе с ней, и вовсе лежал без сознания. Если вообще не свернул шею...

Но одних трупоедов оказалось маловато для этого местечка, как и странных встреч. Поэтому когда посреди побоища вдруг вспыхнул прямоугольник Портала*, и оттуда повалили нильфгаардские панцирники, с ног до головы закованные в латы, сил, чтобы удивляться, уже наверное просто не было. Все как на подбор гиганты, косая сажень в плечах, голубоглазые блондины, с эмблемой в виде черепа на вороненых кирасах - отличительный знак печально известной бригады "Наузикаа". Последний, что вышел из Портала, отличался от прочих. Чародей, судя по всему, хоть и был одет, как воин.

И наконец, чтоб было совсем уж хорошо, из-за пригорка верхом выехал недавний знакомец Борко - еще один ведьмак из Школы Кота. Он даже толком не успел спешится, как на него тут же налетела Сандра, дала леща, и запрыгнула, обвив ногами, обняв и расцеловав. Вот такая странная ведьмачья любовь.

Альдебрахт тоже наблюдал множество интересных вещей. Например, сразу трех ведьмаков, причем одного из них он знал лично - никто иной как Ларс, заключивший контракт с командованием на отслеживание и ликвидацию полевых командиров реданских войск. Увидел Сабрину, живую, хоть и раненную, в компании каких-то подозрительных бродяг и детей. Целую кучу порубленных трупоедов вокруг, чувствовал остаточные следы достаточно мощной волшбы, которая творилась совсем недавно.

Райли понимал (уж ему-то, как барду, полагается!), что все происходящее не может быть хоть и удивительным, но совпадением. Безусловно, всех присутствующих свело Предназначение. Только вот непонятно, в чем его суть. Главное, чтобы оно не окончилось банальной резней.

Чудесности на этом не закончились - ребенок, упавший с лошади, вдруг воспарил и поплыл по воздуху в сторону заброшенного форта, аки ангел.

      «Значит, вы действительно моделируете феодальную пирамиду власти. Не удивлюсь, если где-то в Орлеане найдётся трубадур, сенешаль или епископ. Сколько же им лет, что они настолько консервативны? Им... Габриэлю... этому... этому социуму...»

      Альберт Карл решил не лгать:

      — Меня зовут Альберт Карл Элиотт, профессор и доктор физико-математических наук. Я не знаю, кто такой «князь», сэр. Мне ничего не говорит слово «шериф», вкладываете вы сюда привычный в этой стране смысл или должность королевского наместника в старой Англии, или нечто иное... — Элиотт помолчал, с удовольствием втягивая в пустые лёгкие сырой речной воздух с первыми нотками гари. — Предполагаю, Габриэль Хёрст не успел посвятить меня в положенные правовые обычаи. Он превратил меня в одного из вас. У него был план, я потребовался ему. Он многое хотел объяснить, хотя мог бы не объяснять ничего. Но потом, прямо в госпитале «Интерлим», безумцы с корабля напали на него так свирепо, что теперь не вызывает сомнений: они явились именно за ним. Во вспыхнувшей перестрелке я бежал вместе с детективом из Нью-Йорка, также... превращённым. И ещё двумя случайными знакомыми, которые быстро нас покинули. Пока меня не нашёл мистер Априле, что также разыскивал Габриэля, я не встречал никого из вашего рода, кроме дикарей, убийц и кровожадных монстров.

      Вновь ненадолго замолчав, Элиотт продолжил размеренно и разве что немного печально:

      — Одним из которых, возможно, я стал сам. Мне оставалось только предполагать, Донован. Предполагать... и пытаться помочь. Мистер Хёрст был добр ко мне. Долг чести — всё, что у меня осталось.

С родителями было всё в порядке. Это успокаивало душу Воина. Навидавшись, покушав и наконец почувствовав прилив сил с пути, Хэшке еле заметно улыбнулся. Возвращение домой, всегда сродни празднику.
Матушка спросила про разговор с женой ушедшего в Мир Духов старого вождя. Хм. Видимо они вместе говорили об этом.
- О том что мне нужно связать свою душу с душой её дочери?, - Хэшке хоть и был немногословен, но не был дураком и понимал что к чему, - Да, сказала.
По взгляду Отэктея было заметно что ему на это тему не очень хочется говорить. Взглянув на отца, охотник спросил:
- Вам нужно с чем-нибудь помочь?

Настроение Джереми всё-таки улучшилось после того, как машина въехала в город. Привычный гул заполнял уши и мозги, вдавливая себя в сознание, заполняя пустоту, оставленную...Ничем не оставленную, бывшую там от рождения пустоту. Тонни в это время направлял Тэдди по вечерним улицам куда-то и только Соул достаточно собрался, чтобы интересоваться у него маршрутом и конечной точкой маршрута, как машина остановилась.
- Тэдди, посиди-ка здесь и если увидишь кипишь - уезжай и звони.
Сумки из багажника гангстер не выкладывал, а вот те двадцать тысяч завернул в какой-то пакет и положил на сиденье, не желая тащить деньги с собой.
В офисе он тоже был отнюдь не шумен, как Кареро, оценивая того, к кому завернул его суккуб. Адвокат? Разумеется - судя по табличке на двери. Явно не самый законный адвокат Биг Изи. Прекрасно - то, что нужно.
Крепко пожав МакГиллу руку Джереми представился:
- Мистер Пятьдесят Тысяч.

— Определённо! In vitae veritas! Билли! Принеси нам два угощения! Оставь эту бяку, Луи, она уже выдохлась.

Словно по волшебству, из-за тяжёлой занавески соседнего помещения вышел гуль госпожи - сухопарый негр с благородной сединой в волосах. Он служил госпоже ещё со времён рабовладельческого строя и после победы Севера над Югом он не купился на обещание свободы, оставшись в золотой клетке своей хозяйки. В своём отношении к ней он напоминал старика, безумно любящего и чудовищно избаловавшего свою внучку. Конечно, это была в значительной степени просто игра, но игра эта очень нравилась госпоже, так что они продолжали играть из ночи в ночь.

На серебряном подносе были два бокала, искрящих причудливыми гранями. Витэ в них благоухало восточными сладостями с щепоткой порока. Вампиры взяли их в руки и госпожа сама сказала прощальный тост за погибшего Адама Оксвелла:

— Прощай, Адам, крови Носферату! Твой Реквием оборвался так внезапно… Да, он не был красивой мелодией, но не все Проклятые обречены быть воплощением соблазна и обольщения. Мы несём свою ношу безропотно и смиренно. Мы не позволяем себе завидовать тем, к кому Господь был более милостив, сделав их зеркалом правды для Сородичей и для рода людского. К тебе же Господь был дважды милостив! Он облегчил твою участь, так скоро сняв с тебя бремя служения, которое висит на всех нас. Покойся с миром, брат Оксвелл, и спасибо тебе, что ты был с нами эти ночи!

Она выпила свой бокал до дна. Вкус витэ был просто неприлично прекрасным. Если бы Князь знал, что такое витэ можно попробовать у Госпожи, он бы прислал сюда Святую Инквизицию, ибо таким божественным витэ делать просто нельзя.

— Оставь эти мысли о пищевых цепочках, мой сладкий. Наверху цепи только Августо Видаль, и поверь, будущее держит его в страхе больше, чем любого другого Сородича нашего славного города. Чем выше, тем меньше уверенности в том, что будет завтра. Больше всех спокойны овцы в овчарне, так что брось. Скажи лучше, птенчик мой, ты не голоден?

На улицах города Джексон чувствовал себя уверенней чем в четырёх стенах. Дома ты всегда или расслаблен, или занят чем-то с головой, а значит - вынужден доверять другим хотя бы в банальном наблюдении за округой. И ведь всегда находились такие, кто и с этим не справлялся, чего уж говорить про вариант с недоброжелателями, что задались конкретной целью нанести визит после которого уходят, не оборачиваясь на пламя пожара.

На улице всё иначе, ты в движении, ты сам с целью, это тебя должны если не боятся, то по крайней мере опасаться. И да, сделать так, чтобы при отсутствии шайки головорезов за спиной угроза получить в ответ на неправильный контакт хотя бы казалась реальной - это и правда было путём художника, пишущего кончиком оружейного ствола по слою пыли на засохших пятнах чужой крови. Однако, с высоты прожитых лет Джексон не видел на этом поприще столь уж явной монополии таланта. В городе или на хуторе, в любом человеческом поселении - он сам давно научился быть поселением, он познал его суть, принципы и ньюансы. Он побывал и рабом, катающим бочки, и фермером, те бочки добром заливающим, он знал, сколько, в какие кружки и кому из таких бочек разливают, он крал, чтобы выжить, как тот пацан со шрамом, и свои характерные шрамы у него имелись, как лучшие доказательства причастности к той или иной профессии, он даже мог бы назвать себя управленцем, ведь сталкерская команда - тот же коллектив, хоть и меньше населения самого мелкого посёлка.

И всё же, не смотря на отточенное мастерство хождения по грани, которое стало ему почти второй натурой, всё равно было ещё что-то непредсказуемое в самих домах и поселениях, что отталкивало Гейджа, что само по себе вызывало у него беспокойство, которое суть предчувствие опасности.

Конечно, не каждое обжитое здание - рассадник заговоров и планов по порабощению всех и вся, та же Сильверстоуновская Таверна была вполне привлекательным заведением, но ведь и там всегда продумывались и обсуждались недобрые дела. Да что Таверна, наверняка и палатка Командора слыхала ни одну фразу навроде "а этого уберём по-тихому" или "а вот этого нашим знать пока не стоит"... Даже он сам в своём убежище в Лагере не раз ловил себя на мыслях о том, как легко спланировать западню, налёт, захват, как легко назвать это освобождением или борьбой за свободу и как сложно совместить картинку в голове с реальностью. Каждое жилище человека, если он не раб и действительно владеет им, рано или поздно начинает засасывать его в эту тьму, подталкивать к экспансии. И любая палатка рано или поздно разрастается до гигантского города из небоскрёбов, что потом становится могильником.

Может ли это быть предотвращено? Можно ли направить жизнь по другому руслу, если для самого её обеспечения сотням людей приходится имитировать общество древности, огораживая свои согнанные в кучу страхи и амбиции высоким и общим забором...

В Пустошах всё иначе, и потому они сильнее, и зов их непреодолим. Возмжно, самые безумные из рейдеров достигли больше всех в деле познания того нового мира, что отказался от потаённых тёмных помыслов, но Джексон всё равно раз за разом выбирал в пользу обречённых самими предками некрополей. Пустошь казалась ему слишком чуждой, даже не смотря на то, что с рождения Гейдж жил окружённый ею, а потом около года странствовал по её просторам почти один. Требования её были слишком чудовищны. Если для вступления в новую жизнь и принятия её законов нужно было стать если не рейдером, то кем-то весьма схожим, перестав быть человеком, то это было точно не для Джексона.

Однако, улица города - уже начало Пустоши.
Про то, не зря ли сам Джексон испытывает облегчение, выходя из дома, он предпочитал не задумываться.

***

- Новости? Дэнни мёртв. Вряд ли бандиты, те бы не остановились, а эти посигналили и попятились. Четверо их было. Наверно, недопоняли друг друга, не знаю, далеко стояли. Он прикрывал, мы с Вдовой задержались, а как вышли, так там уже стрельба. Думаю, не наши всё же. Может из города, отельные какие-нить.

На клубе было... хорошо. Редко когда вот так вот все самые-самые почти полным составом собирались, и хоть повод совсем не радовал, но по крайней мере многое объяснял. И как только Гейдж забыл про Гнутого! Ну точно, потому Солёные так на появление Белого в их месте и среагировали. Реально, получается, парламентёра ждали.

- Хм, а Заноза-то может быть живой ещё.

Джексон нахмурился, чувствуя, что ему будет непросто объяснить ситуацию.

- В Таверне дело было у меня одно. Думал, по утру проскочу, но по-быстрому не вышло. На выходе с Черри столкнулся, он у Солёных переговорщик, если кто не в курсе. В общем, по разговору судя, они там явно ждали нас, потому как бычить сразу не стали. Я почуял. Вывернулся. Договорились до того, чтобы продолжить договариваться завтра, в "Одним махом", к полудню. Если бы Занозу грохнули, то так бы себя не вели, думаю. Считайте, чуйка моя такая, если хотите. А кто, кстати, за Гнутым-то приглядывает?

Вопрос, заданный будничным тоном под конец, на самом деле содержал прямой намёк, как и вся рассказанная Гейджем история. Сталкер сменил позу, чуть отклонившись назад и скрестив руки на груди, но к лицам собравшихся присматриваться не перестал.

Самому ему Заноза почти никто, но о своём решении идти завтра в "Одним махом" он пока что решил не сообщать. Вот уж его-то объяснить будет совсем сложно, себе по-прежнему в первую очередь.

Слушая шамана, индеец мрачнел на глазах. Все усилия, все попытки исправить положение, наладить жизнь племени, всё было тщетно.


Получатели: Хэшке Отэктей `Воин убивающий многих`.

Взгляд полный тревоги, устремился в мудрые глаза Ворона. Потом, Хэшке Отэктей обернулся и взглянул на Солнечный Свет, ища поддержки и слов успокоение растревоженного сердца воина.

- Я волнуюсь за родителей...

Встав, индеец направился к выходу и отодвинув одной рукой полог, не оборачиваясь, сказал: - Встретимся вечером. Надеюсь духи предков не отвернуться от нас.

Улица отвечает на мой взгляд тишиной и пустотой. Сцена достигла кульминации и теперь идет спад напряжения, вместе с медленными пушистыми снежинками, затихающими всхлипами выживших посетителей кафе и отдаленным воем сирен. Упустившая развязку публика включает свет в окнах и осторожно выглядывает из-за штор, пользуясь иллюзией безопасности стороннего наблюдателя.
Идя к машине, я ощущаю небывалый душевный подъем. Не Джон Сабик, потому что он должен скорбеть по убитому напарнику, переживать о жертвах стрельбы, беспокоиться о даме, которая вверила свою жизнь его защите, продумывать отчет, наконец. Но я — Сабик — я в восторге, и из-за этого я с трудом улавливаю смысл слов, которые говорит девушка. Киллер, наемный убийца — даже слыша ее лишь краем уха, я чувствую, сколь многого она не договаривает. Но сейчас это меня совершенно не беспокоит.
Я наслаждаюсь радостью найденного образа.
Джон Сабик добирается до патрульной машины и берет рацию, чтобы закончить отчет. Труп Тома взирает на меня остекленевшим глазом, уткнувшись пробитым затылком в крыло машины. Девушка располагается на пассажирском сидении, отправив успокоительную сигарету в снег, почти попав в пятно крови Тома. Она говорит еще что-то, про профессионала, про лучшего в своем деле, про адаптируемость к обстановке, но я едва слышу ее. Спины пары посетителей, осмелившихся покинуть место преступления под влиянием шока или паники, растворяются в снежной мгле.
А затем взгляд замечает еще один источник движения.
Убитый мною стрелок оживает. Никакого другого слова в словаре Джона Сабика не находится, чтобы описать это. Он оживает, регенерирует поврежденные ткани, восстанавливает пробитые кости черепа, возвращает подвижность сломанным шейным позвонкам. И в его глазах вновь горит сапфировый огонь, который находит патрульный форд и его пассажиров. Меня.
Алчность вновь шипит внутри меня рассерженной змеей. Но теперь я знаю, что эти драгоценности обманчивы. Ценность их заключается в другом.
Водительская дверь едва слышно протестующе скрипит, когда я вновь выбираюсь наружу, утопая ногами в снегу. Встаю рядом с машиной, держа руки чуть расставленными в стороны, и револьвер очень удачно вернулся в кобуру, когда я вернулся в машину. Он нужен мне сейчас там, чтобы с пустыми руками получился жест безоружности или успокоения. Или же "давай, прийди и возьми" ? Я не уверен до конца сам, с трудом сдерживая улыбку, рвущуюся на лицо сквозь маску хладнокровности, когда возвращаю сапфировым глазам свой приглашающий взгляд.
Девушка просит — нет, умоляет! — о помощи. Что может быть прекраснее?
Я примеряю на себя новую роль защитника. Надо проверить, не жмет ли в плечах.

То ли в запале боя, то ли от страха, но Имп так и не почувствовал боли.
Бросив короткий взгляд за спину он обнаружил, что группка стала значительно ближе, а значит и времени, чтобы освободить им проход стало меньше.
Возложенные на тазик надежды не оправдались, более того, на его перезарядку нужно было время, которого, к слову, у Джонни не было, поскольку приходилось уворачиваться от двух хваталок и клацающих челюстей.
"Жаль, что под рукой нет ничего мало мальски полезного, чем можно воспользоваться к своей выгоде. Даже наручники, в виду анатомических особенностей твари, использовать не получится. Отвлечь на себя, карабкаясь по горам мусора? Врядли. Кровоточащий Марк окажется более лакомой добычей."
И правда, зная повадки обитателей пустоши, то, как они не равнодушны к чужой крови, неприходило сомневаться, что как только они учуят сладковатый запах железа, они тут же попытаются добраться до него.

"Мда, жаль не брамин и не самец..." Авторитетно подумал Джонни, в пылу боя изучая анатомические особенности оппонента.

Бросился вперёд, под ноги, выхватывая пистолет. Замер на мгновение, ловя в целик пах и головогрудь, спустил курок, стараясь нашпиговать свинцовым горохом наиболее уязвимые части тела.