Голосование пользователя

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

      Устроив всю эту никчемную пальбу и кровопролитие, два, скажем прямо, немолодых уже, но все еще горячих джентльмена нашли в себе силы и мужество прекратить схватку, пока никто не погиб.
      Несмотря на это, кровь была пролита, и молва прицепила к событию название "Резня на Роупсвилльском вокзале". История пересказывалась на разные лады, начиная от "Преподобный-то перестрелял всю банду этого нахального пьяницы, возымев отмщенье яростное, как сказано в писании" до "Старина просто скрутил этого пустобреха в бараний рог и сплясал на нем, не снимая шпор", ну и прочая, прочая, прочая. Действительность, конечно, была далека от сплетен.
      Падре просто отдал деньги на билет, и Патрик сел на поезд, который и унес его в на Запад. А сам преподобный сел на каурую лошадь и уехал на Восток.

Ухо, его любимое правое ухо... В молодости в нем болталась толстая золотая серьга, которую впоследствии пришлось вынуть, чтобы не шокировать бизнес-партнеров... То самое ухо, которое так любила целовать Дороти...
Все рано или поздно превращается в пыль, и теперь вместе с ворохом воспоминаний его ухо — ну, по крайней мере, немалая его часть — валялось в дорожной пыли. Боль от раны была не столь сильна, как шок — Патрик, несмотря на обилие прожитых годов, часть из которых вряд ли можно было назвать безопасными, никогда раньше не терял частей тела. Пара выбитых зубов не в счет, их по крайней мере не видно, пока в зеркало не глянешься.
Но ухо — оно ж вот! Было. А теперь его нету, и только в голове звенит, будто обухом ударили. И прикрывать чем-то придется. Шляпу набекрень носить, или волосами как-то... Кошмар. И так видок был не самый свежий, а теперь вообще.
А вот у падре-то патроны закончились! Патрик слышал шесть выстрелов, хотя два последних звучали весьма мутно из-за звона в голове. Но тем не менее, теперь в барабане Маккоя было пусто, а у Патрика еще целый патрон. Но падре при этом прикрывался прохожим, и вообще был божьим человеком, убивать которого было не очень прилично для такого хорошего парня, как Патрик. Впрочем, с другой стороны, падре сам нарывался, и ранил не то чтобы слишком уж праведного, но уж точно не закостенелого грешника...
— Сукин вы сын, святой отец, — в сердцах сплюнул Патрик под ноги, и пошел восвояси.
Это было правильное решение. В конце концов, святой же человек, да и все под Богом ходим, надо будет в церковь зайти и свечку поставить, что живой из такой передряги выбрался. Сэкономить на стаканчике, и поставить. Дороти-то всегда в церковь ходила, вся такая набожная на людях была... А стоило только ночи спуститься или с посторонних глаз уйти, превращалась прямо в кошку дикую — необузданную и страстную! Укусов и царапин-то сколько было, ээх... и правому уху доставалось больше прочих...
На этом воспоминании из глаза Патрика выдавилась сухая слеза обиды. Резко развернувшись на каблуках, он поднял револьвер и выстрелил. Не из мести или чувства справедливости — просто прежний Патрик, который еще не был 'Стеклянным', не мог поступить иначе.

ПРАСТИТИ

Я НИ СМОГ ДАВЕСТИ ИГРУ ДА ФИНАЛА, НО ЭТАТ ОПЫТ БЫЛ ДЛЯ МИНЯ ПРИКРАСИН. ЭТА МАЙЯ ПЕРВАЯ ИГРА И, ДУМАЙУ, ОНА ВЫШЛА ДАЛИКО НИ ЛУЧШЕЙ. НО ЙА ДАВОЛЕН ТЕМ, ЧТО СМОГ ПАИГРАТЬ С ВАМИ, ДАРАГИИ МАИ ОРКАНЫ, ГАБЛЮКИ И ПРОЧАЯ ДВУХГАЛОВАЯ НЕЧИСТЬ. СПАСИБО ВАМ ЗА ДАБРАТУ, ТЕРПЕНИЕ И ТО, ЧТО НЕ ВЫЧИСЛИЛИ НА АЙПИ И НИ НАБИЛИ МАЙЮ НАГЛУЮ МОРДУ.

ПА ПОВАДУ СЮЖЕТА:

ВТАРАЯ ГЛАВА БЫЛА ПРОЙДЁНА НА ПАЛАВЕНУ И ВАМ ОСТАЛОСЬ ЛИЖЬ НАВЕДАЦА К ЯКУДЗА-ОРКАНАМ И ПРОСТО ПАДРАЦА С НИМИ ИЛИ ПАДАРВАТЬ ИХ БАЗУ. ШПИЙЁН ЛЮДИЩЫК, ЕСЛИ ХТО НИ ДАГАДАЛСЯ, БЫЛ ХУМИСПАЕМ. ЭТО БЫЛ МАГ, КАТОРЫЙ ЩИТАЛ, ЧТО ЗИГМАР – ДНО, А ГОРКА И МОРКА ТАЩЯТ. НУ ВЫ БЫ МАГЛИ ИВО УБИТЬ ИЛИ АТПУСТИТЬ.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА БЫЛА БЫ В СТИЛЕ МУЖКИТЁРОВ. ТУТ ДАЖЫ КАРТИНКИ ПАДХАДЯЩИИ БЫЛИ: ссылка, ссылка, ссылка, ссылка. НУ И ТАМ БЫЛО БЫ ПРИКЛЮЧЕНИЁ С ДОСТАВКОЙ ЛЮБИМОЙ ДУБИНЫ БОЗЗА, ПАКА ДРУГИИ БОССЫ НИ СПАЛИЛИ, ЧТО ОН ЛОХ И ОСТАЛСЯ БИЗ АРУЖИЯ. ПРАТИВАСТАЙАЛИ ВАМ БЫ ЗЛЫИ ГАБЛЮКИ ВА ГЛАВЕ С КОРДИАЛОМ РИЖОЛЬЮ (ИТА ГАБЛЮК ШАМАН).

А ПОСЛЕ ИГРА БЫ ЗАКОНЧИЛАСЬ. НО, УВЫ ЙА НИ ДАВЁЛ ИЙО ДО КОНЦА.

ИЩО РАЗ СПАСИБО ЗА ИГРУ.

ВЫ ЛУЧШИИ.

Сказать, что Виктор Алексеевич в итоге оказался не готов к этой встрече - значило бы ничего не сказать. Но как же просто и легко всё случилось! Не открывшаяся - распахнувшаяся дверь, тонкий луч света, наконец, единственный близкий человек в радиусе сотен миль. Человек, которого он по несообразительности своей вовлёк в страшную, куда страшнее мистики возрождения, историю.

- Конечно-конечно, всё в порядке, вот спасибо, ах ты бедняжка моя, ну что ж вот так-то...

Он всё лепетал что-то в попытке хоть сколько-то достойно ответить всему тому добру, коим осветила и осчастливила его племянница, а ноги словно сами несли в комнату-убежище, место, где можно будет наконец переодеться, сменить треснувшие очки на запасные и взглянуть на мир свежим взглядом, благо что призму-то в голове ему недавно прочистили...

Они скрылись за надёжной дверью и провели ещё минут пять или десять в своеобразном перетягивании каната забот и оправданий, по итогам которых дядя Виктор всё же привёл себя в относительно чистый вид, а его помощница хоть немного удовлетворила своё чувство ответственности. По крайней мере они оба присели и успокоились, да и с целыми линзами мир перестал выглядеть слегка безумным.

- Ах Беата, я так виноват перед тобой! Я не хотел расстраивать мою только что найденную племянницу, не хотел отпугнуть, отпустить, вновь остаться один на один с этим делом.

Экс-чиновнику было действительно стыдно смотреть в глаза родственнице, но всё же изворачиваться дальше было совсем невыносимо.

- Поэтому я не сказал тебе о Платонове, который был командиром в нашем звене, на ферме, где я подрабатывал, помнишь, да? Так вот он первым нашёл Соколова, когда тот, ну...

Кашель некстати прервал и без того сбивчивую речь Коробецкого. Неужели он и правда признается сейчас во вранье? В малодушии?

- ...но не только его. Подле тела был ещё и рюкзак полный денег, кажется, именно тот, что принёс с собой сын Ильи Авдиевича. Да, не только икону он принёс отцу. Ты лишь пойми, когда мы тут недавно встречали Ивана Игнатьевича, а тот напугал меня этим Платоновым, то я и правда перепугался, потому что у нас тогда с ним вышла, чего греха таить, страшная склока, как можешь догадаться, за этот самый рюкзак, за деньги, будь они прокляты... Платонов хотел разделить всё и разбежаться, а когда мы отказались, попытался нас убить, но Ефим, Ефиму удалось его побороть. Да, нам немного помогли, но это не важно, важно то, что я считал, что Платонов способен был пойти по следу, а коли те господа из Возрождения про него знали, то кто мог поручиться за то, что они не спустят его на нас, не выдадут адрес? Я за тебя же боялся, Беата. Прости меня, прости, что не сказал всего сразу! Правда бывает совсем нелицеприятна.

Виктор Алексеевич неловко развёл руки в стороны, словно пытаясь обнять сидящую напротив племянницу через двухметровую толщу пустого пространства и одновременно понимая, что после сказанного сделать это будет уже гораздо сложней.

- Но та угроза в прошлом: Платонова больше нет. Я думал о чём похуже, но теперь, вспомнив ту жуткую ночь, считаю, дело должно было быть в травме головы... борьба-то стояла нешуточная. Ах, прости, опять я попусту пугаю тебя.

Тут он вздрогнул как от озноба и помрачнел.

- Да только Платонов и его жадность совсем не кажутся мне проблемой теперь, и не потому, что его больше нет! Ах, Беатушка, поверь мне, мы действительно собирались отдать деньги родственникам Ильи Авдиевича, сначала сыну, оказавшемуся целиком посторонним человеком, после дочери, скоропостижно скончавшейся едва ли не у нас на глазах... Кто тогда мог подумать, куда нас заведёт простое желание отдать почести умершему, хоть что-то по-христиански сделать в этой никчёмной жизни...

Беата слушала столь внимательно и напряжённо, что Виктор на миг усомнился в себе и своих действиях. Зачем вообще этой невинной девочке вся правда, и какой такой игрой он хотел увлечь её тогда, чтобы эгоистично заполучить помощь бойкого создания? Как он мог вообще смотреть в эти глубокие, глубже тумана, серые глаза, и надеяться, что там скроется всякая его корысть?

"Нет же, это сейчас ты пытаешься скрыться за выдуманной тобой наивностью, не невинностью, собственным внутренним инфантилизмом хочешь объяснить испуг и уход."

Виктор Алексеевич помолчал, собрался с духом и рассказал Беате всё, что случилось с ним сегодня. Пускай сама сделает свой выбор между единомышленницей и обывательницей. Он не имеет и не должен иметь права решать за неё, бояться ей будущего или нет. Выговорившись, он почувствовал невероятное облегчение, ну точно как в поговорке: гора с плеч! Но следом пришли опустошённость, растерянность и сомнения.

- Вот так, Беата, правда жизни оборачивается прозаичностью, как ни желали бы мы чего-то иного. Я уж и правда готов был поверить в мистику воскрешения, усомнившись, как усомнился на визиточных и фотокарточных надписях сам Илья Авдиевич, но правда сама вышла на меня в виде разведки. И сколь не говорил бы я о почестях павшим, долге и прочем, а всё равно икону продал этим господам, а они её перепродадут, и дальше, и больше...

Засидевшийся Коробецкий встал с края кровати и прошёлся по комнате, удивляясь, как это он сумел удержаться от желания перейти границы простого жестикулирования ранее, во время рассказа. Наверно, усталость.

- И стыдно, и страшно, но и оставить всё как есть не могу. Эта секта, эта несчастная семья Соколовых, я всё же, я... ну не могу я, Беата. Бедную Анну убили, Александр и Авдий - на стороне этого Леваницкого и иже с ним, как будто бы весь мир желает принести больше несчастий Соколовым, всем-всем таким же как они, простым честным людям, что хотели мира. Да, будто все нарочно хотят оболгать чудо, обмануться и поверить шарлатанам. А я-то ещё думал, что это красные антихристы строят в церквях свою преисподнюю! Только вот от веры, похоже, отреклись уже не только там и не после войны. Илья Авдиевич бежал от них, от этой секты, но почему? Хотел искупить вину за создание монстра? Просто скрывался, лучше всех зная, на что тот способен? А я тогда что? Я такой же антихрист, если пожму тут плечами и вернусь к прежней жизни, заранее признав неудачу... Нет, я не успокоюсь, пока не поговорю с самим Александром и не узнаю, о чём они говорили с отцом, и что держит его в этой странной компании. Наверно, я просто знать хочу. Убе-дить-ся...

Он задумчиво замолчал, обратившись к окну и потеряв нить взгляда где-то по ту сторону стекла. Потом резко обернулся и начал выкладывать из карманов грязного пиджака трофеи, начав с оружия.

- Нужно как можно скорее переезжать отсюда, Беата, но в любом случае, теперь у нас есть чем за себя постоять.

Голос скрипнул, а глаза невольно уловили своё отражение в зеркале, и не узнали его.

Тяжело дыша, Виктор Алексеевич и Молчанов прошли в полупустой салон, опустились на лакированные деревянные скамейки друг напротив друга. Перрон за поцарапанным стеклом уже медленно поплыл, удаляясь: мерно, без гудков, работал электрический локомотив. Молчанов утёр пот со лба рукавом грязного пиджака, кисло усмехнулся:
— Ну спасибо вам, Виктор Алексеевич. Погоняли меня так, что чуть сердце не вылетело. Грохнулся бы с инфарктом на перроне, — Молчанов лихо махнул рукой, — и всё, знаете-с, никаких забот. Если только эти, — подпольщик кивнул в сторону окна, за которым уже, впрочем, не было никого со станции, а лишь мельтешила пролетающая листва, — не взялись бы оживлять.

Коробецкий тоже махнул рукой, но вяло, не в силах ещё отвечать. Ему нужно было отдышаться не меньше, чем его полному спутнику. Кого, однако, имел в виду Молчанов, французов или фёдоровцев? Виктор вспомнил спешащую покинуть место своего маленького позора старушку - ей-то её соотечественники помогли без промедлений, а "германцам" или, ещё хуже, русским, поди чего доброго, и руки бы не подали. Грустно, а впрочем, не факт.

- Кстати говоря... "Оживлять", хм... вот ведь всё же словечко. Помните, вы упомянули, Иван Игнатьевич, что эта секта, будь она неладна, стремится, хм, царскую семью оживить? Вы тогда это серьезно говорили? Просто на шарлатанов проходных они не похожи, загрести денег, сменить вывеску на конторе и по новой - это же не про них, очевидно.

— Я же говорю, никого они не оживляют, — отмахнулся Молчанов. — А вы, я гляжу, сами в это верить начинаете? Не верьте, милейший, ни в коем случае не верьте. Это самое страшное, когда человек начинает в это верить и задавать такие вопросы, вот как вы сейчас. На таких вопросах, — Молчанов ткнул жирным пальцем в сторону Коробецкого, — таким как вы, они и поднялись.

Виктор Алексеевич смутился и, насупившись, запротестовал, отчего полностью пропустил остановку ближе к выезду из Булонского леса. За деревьями уже можно было бы скоро различить дома Парижа, но спор увлёк товарищей по несчастью настолько, что им хватало и периферийного понимания продвижения в нужном направлении.

- Да вы же не так меня поняли! Я про них говорю, про их цели. Не оживляют, и слава Богу, не их это дело. А вам же я верю! Меня лишь смущает до сих пор то, что если бы им лишь "подняться" хотелось, то не стали бы они наверно вот так вот с вами бороться, аж с оружием в руках!

— Ну конечно, не стали бы… — гаденько усмехнулся Молчанов. — Вы извините, конечно, но иконка-то, — он похлопал себя по внутреннему карману пиджака, куда сунул сумочку Успенской, которая сейчас выпирала горбом из-под тёмной ткани, — денег стоит. Они вам скажут, что она для ритуала нужна, а сами потом мистеру Твистеру из Нью-Йорка продадут.

- И что же, это повод для них вот так рисковать? Простите уже вы, Иван Игнатьевич, но что-то здесь нечисто.

Виктор не хотел дать собеседнику шанс сбить себя с толку или сменить тему разговора, а потому улыбнулся миролюбиво в попытке разрядить атмосферу.

- Будь они простыми мошенниками, нашли бы себе более лёгкую цель, охмурили бы и тихо и спокойно сосали бы соки, я не знаю, из десятка-другого наивных последователей. Так нет же, полезли зачем-то в эту жуткую драку, с погонями и стрельбой...
— Да как вы не понимаете? — всплеснул руками Молчанов. — Не собирались они в драку лезть, они хотели, должно быть, только проследить, куда мы вас повезём. А там уж одно на одно наложилось…
- Хм, ну а вот вы тем более ещё и называли их "вторая внутренняя", опять же простите, но это название у меня из головы не идёт, больно уж странное для Ордена, хм, Ордена чего, если уж на то пошло? Если вам проще их так по-своему называть, значит, стоит за этим названием что-то, а вы всё пытаетесь меня в заблуждение ввести. Я же на вашей стороне.

По крайней мере Коробецкому бы хотелось, чтобы это было так. Ощущать себя не просто страничкой чьей-то странной истории, а хоть бы и малой частью могучего механизма разведки - было приятно, это ощущение успокаивало, дарило какие-то смутные надежды, обещало вывести из всей этой передряги по крайней мере живым. Коробецкий, перебарывая мельтешение в голове, поймал себя на мысли, что не смотря на ворох ассоциаций ни малейшего понятия не имеет о специфике работы развед-структур. А значит, ценности во всей его надежде на связываемую с разведкой безопасностью - столько же, сколько в желтеющих листьях последних деревьев на границе леса и города.

— Вторая внутренняя… — пробормотал Молчанов. — Вы про первую внутреннюю слышали что-нибудь? Даже не так, про внутреннюю линию, без всяких числительных?
- Боюсь, что нет, не припоминаю. Просветите меня?
— Контрразведка Русского общевоинского союза, — деловито ответил Молчанов. — Генерал Кутепов всей этой лавочкой заправляет. Но эти только с большевистскими агентами борются. А есть ещё и вторая внутренняя: их там немного, пара десятков человек. Вот эти и есть соколовцы, их боевое крыло.

Сказать, что Виктор Алексеевич был удивлён, значило бы ничего не сказать вовсе. Он вытаращился на Молчанова из-под треснувших очков и раскрыл рот, пытаясь собраться с мыслями.

- Так они секта или коллеги ваши?!
— Вы, что-то, я вижу, совсем запутались, Виктор Алексеевич, — вздохнул Молчанов. — Вторая внутренняя — враги не только мои, но и любого здравомыслящего человека, и я, кстати, не исключаю, что действуют они по указке из Москвы. Запудрили, видите ли, головы генералам историями про Леваницкого, а теперь и про Сашу Соколова, обещают воскресить царскую семью, гребут на это благородное дело деньги, назначают даты последующих воскрешений… а потом, как дата наступит и скрыть обман не удастся, соберут манатки-с и скроются. В Буэнос-Айресе или в Москве, тут уж я не знаю.
- Кажется, начинаю понимать...

Пробормотал Коробецкий, задумчиво скребя подбородок.

- Получается, это всё не так давно началось? И генералы, хм, из тех, кто по-прежнему за монархию, ещё не успели понять, с кем имеют дело? А почему же вы им глаза не раскроете?
— А вы думаете, мы не пытались? — горько усмехнулся Молчанов. — Но вы же сами готовы поверить в то, что Леваницкого на самом деле воскресили, что Соколова на самом деле воскресили, разве нет? Утопающий за любую соломинку хватается. А там ещё ритуалы, масонство… а вы знаете, наши люди к таким делам — шпаги, маски, обеты — падки. Особенно, если нечего терять. Вы знаете, кстати, что ваш знакомый Илья Авдиевич в Белграде встречался с самим бароном Врангелем?

На риторический вопрос Виктор Алексеевич, и без того смущённый открывшимся масштабом противостояния, отвечать не стал. Тем более его отвлекла очередная станция, вынырнувшая со светом в конце долгого туннеля, в котором никак не спрятаться было от накатывающих волна за волной откровений. Кажется, проехали Avenue Henri Martin.

- Хоть вы и преувеличиваете значение моего интереса, но хорошо, хорошо, и всё же как так получается: вроде бы одно движение, а внутри вражда между департаментами? Вторая внутренняя готова в первую стрелять? Или уже и движения, получается, разные? Вы-то сами кого представляете, Иван Игнатьевич? Кадетов или октябристов? И что же, с монархистами под крылом этой... секты - совсем никак не договориться? И есть вообще у неё нормальное название хотя бы?!

— Нет, названия у неё никакого нет, в этом один из их, извольте видеть, — Молчанов усмехнулся, — принципов. «Вторая внутренняя линия» — название тоже, в общем, случайное. Кто как зовёт. Кто соколовцами, кто возрожденцами. Что же до меня… — Молчанов призадумался. — Скажем так, я представляю тех, кто всерьёз предполагает, что ноги у этого спрута растут из Совдепии, что всё это — чудовищная провокация, сродни азефовской. Не важно, кто я по убеждениям.

- Ну вот, опять загадки... Впрочем, я понимаю, я не должен слишком много знать, это для моего же и для общего блага.

Коробецкий расстроился, но не сильно. Для серьёзного расстройства его сейчас терзало слишком много вопросов.

- Не хотите выдавать руководство, назовите хотя бы второго сооснователя этого Соколовского Ордена! Это же нелогично, утаивать от меня главную угрозу - а что если я с ним в ресторане столкнусь случайно, и знать не буду?

— Я вам обязательно назову имя этого человека, — неспешно ответил Молчанов, подумав. — Обязательно назову. Вы даже сможете встретиться с ним в ресторане и рассказать о нашем с вами разговоре, не утаивая даже моего имени: у меня к тому времени уже будет иное, разумеется. Вы даже сможете присоединиться к секте, если вам будет так угодно, получить ранг послушника или какие там у них ранги, добывать для них ценности нашей бывшей империи и верить, что вас после смерти за это воскресят на благо человечества. Но это всё будет потом, когда мы с вами свяжемся по телеграфу. Ясно?

Виктор медленно отстранился от собеседника и с окаменевшим выражением лица перевёл взгляд за окно. Поезд уже подъезжал к мосту через Сену. На самом деле беглецов-"иголок" отделяло от спасительного стога сена в виде центра Парижа - всего несколько километров. Спешащая к месту автокрушения жандармерия осталась позади и теперь уж точно не успеет найти двоих выживших пассажиров.

Вагон тем временем постепенно наполнялся людьми, но никто не обращал особого внимания на беседу Коробецкого и Мочанова, тем более, что сидеть рядом со столь неопрятно выглядящими иностранцами никому не хотелось.

- Ладно уж вам так... Эдак вы скоро всех и каждого подозревать начнёте, с кем тогда работать будете? Я-то думал, может, сам Николай Фёдорович сооснователь. А спрашивал скорее чтобы лучше понимать, с кем предстоит иметь дело.
— Ну, извините уж меня, милейший, — протянул Молчанов, так же косясь на блестящую за окном воду. — Никогда не знаешь ведь…

Некоторое время экс-чиновник подавленно молчал, хмурясь и кусая губу. Потом вытер рот тыльной стороной ладони и спросил:

- Как мне вас Барташову представить? Вы же с ним встретитесь? Я думал протелеграфировать ему, чтобы подождал и дал контакты, пусть и на нейтральной территории.
― Барташову… Барташову меня представлять никак не нужно. Достаточно того, что я знаю ваше имя и некоторые подробности вашей общей биографии. Вполне вероятно, что с ним свяжусь даже не я лично. В Берлине у меня, знаете, есть, к кому с подобной просьбой обратиться.

- Просто и мне, мне особенно, но и ему тоже... надо будет как-то осмыслить наше новое положение, так сказать. Вы сказали, у вас будут для нас задания, миссии, просьбы, простите, не знаю, как это у вас называется. Я понимаю, сейчас, может, без деталей, но хотя бы в общих чертах, что для вас необходимо сделать? Перед нашим следующим разговором нам надо будет оценить риски.

— Ничего вам сейчас говорить определённого не могу, — отрезал Молчанов. — Это ведь не от одного меня зависит. Но вы не беспокойтесь, убивать людей в ночи с кинжалом в руке мы вас посылать не будем.
- А сбывать... иконы?
— А у вас есть? — поднял бровь Молчанов, выдерживая то ли шутливую, то ли серьёзную паузу.
- Я в общем смысле, - рассерженно отвечал Коробецкий, - и вообще, что вы делаете с вырученными средствами?
— В общем смысле сбывать, боюсь, не выйдет, тут требуется конкретика. Деньги мы, разумеется, пропиваем.
- Шутить изволите.
— Ну а чего вы ждали, финансового отчёта? — вздохнул Молчанов.
- Да нет...

Виктор Алексеевич и сам не очень-то понимал, чего ещё он хотел услышать от Ивана Игнатьевича. Тот, не смотря на свои опыт и подготовку, наверняка был не в лучшем состоянии для информативных лекций, к тому же очевидным образом ещё не доверял своему новому союзнику полностью. Одним словом, малоинформативный выходил у них разговор, хотя и от одного только уже услышанного голова кругом шла!

- Я просто пытаюсь хоть как-то собрать общую картину происходящего. Некая мошенническая организация сумела ни много ни мало охмурить часть штаба белого движения, натравить его на другую часть того же штаба, попутно выгребая немыслимые барыши из карманов всех уверовавших в эту их новую религию, а повстречавшиеся мне представители благоразумной тайной структуры продолжают торговать ценностями с коллекционерами Старого и Нового миров, как ни в чём не бывало. Наверно я просто пытаюсь понять, есть ли хотя бы у вас самих планы.

"И шансы", хотел было добавить он, но не стал.

— До сегодняшнего дня план у нас был вполне определённый, — устало ответил Молчанов. — К сожалению, Суханов оказался провокатором. Просто поймите, что вы спрашиваете о планах человека, который пару часов назад потерял всю свою группу.
- Я спрашиваю вас о планах по противодействию этим соколовцам. Пока что у меня складывается впечатление, будто вы пытаетесь реагировать на них как на плохую погоду.
— Ну давайте тогда вы предложите какой-нибудь план, — всплеснул руками Молчанов. — Я с удовольствием вас послушаю.
- Это вы меня спрашиваете? Кто из нас специалист? Вы вот говорите, что ваше руководство считает Орден провокацией красных, а что-то для поиска доказательств делает? Перед доказательствами монархисты бы склонились, как мне думается.
— Разумеется, рано или поздно провокация будет вскрыта, как был вскрыт Азеф, — ответил Молчанов, успокаиваясь. — Думаю, впрочем, что красные не дураки, чтобы выписывать Соколову с Леваницким чеки с подписью советского торгпреда. Но рано или поздно они, конечно, на чём-нибудь да проколются.

- Хочется верить, хочется верить...

Коробецкий тоже перестал тревожиться, наконец-то начав узнавать знакомые улицы. Молчанов заметил это и со вздохом поднялся со скамьи.

- Ну что ж, Виктор Алексеевич, следующая уже Дом Инвалидов, вам оттуда до рю Бонапарта совсем недалеко будет, но вместе нам слезать нельзя, считайте это введением в азы шпионского дела. Чем меньше подпольщиков видят вместе, тем дольше они живут и действуют.

Он всё же хоть и кисло, но улыбнулся напоследок и, проверив, правильно ли запомнил Коробецкий детали их будущего контакта, сошёл с поезда даже толком не прощаясь.

На взгляд Фёдора и Кудрета, сумевших остаться на какие-то мгновения в безопасности, новая схватка разворачивалась жестокой и отчаянной - ни одна сторона не заботилась о собственной безопасности, стремясь одним яростным ударом сместить перевес сил в свою сторону.
Видя приближение Александра, перехваченный собакой Олег помедлил секунду, давая товарищу время и место для маневра. Резкий удар пришелся собаке в массивный череп, который, казалось, мог бы выдержать пулю, но, как показала практика, не со стороны виска - под ботинком Сетита раздался противный хруст и, громко взвизгнув, тварь отлетела в темноту, вырывая напоследок кусок окровавленной штанины и, возможно, какую-то часть их хозяина.
Фёдор же, превозмогая боль и заставляя свои ноги двигаться, покачиваясь, шел прямиком к центру схватки - туда, где сражались с псами Олег и Александр. Он двигался медленно и по его одежде и лицу можно было легко понять, что Вентру в плену у Шабаша пришлось совсем не сладко, но он продолжал шагать вперед пока мог. Силы оставили его совсем рядом, в паре шагов, и, точно кукла, едва способная шевелиться, он рухнул на землю рядом с телом парализованного колом бугая, в глазах которого застыло всё тоже безумие и неистовость.
Дрот Кирилла рассек воздух, успев блеснуть в тусклом свете старой керосиновой лампы, прежде чем попасть в свою цель - зверь бежал на ловца, и острое лезвие срезало, точно бритвой, солидный кусок серой шкуры, обнажая желты, кровоточащие ребра на боку. Внутренности твари каким-то чудом удерживались в теле, когда она, неровными скачками (и гораздо медленней) продолжила свой бег - монстр остался жив, но не успеет добрать до цели так быстро, как собирался. Остальные же атаки не принесли такого успеха - кол мелькал в воздухе, в тщетных попытках попасть по двум приближающимся тварям, бросившимся к ногам Носферату, распахивая жуткие пасти. Сначала правую, а потом и левую ногу Весницкого пронзила резкая, режущая боль, расходящаяся по всему телу - изогнутые зубы зверья прорвали штанины, начав вгрызаться в немертвую плоть. И, как будто этого было недостаточно, бешено рыча, они начали рывками тянуть вампира в разные стороны, точно стремясь разорвать его на части. Дело принимало очень рисковый оборот, потому что на подмогу собакам спешила еще одна, раненная дротом.

Примерно в это время, оглушительно лая, обе собаки приблизились к Александру и, заскрежетав когтями по бетону, взмыли в воздух, норовя в прыжке вцепиться в беззащитное тело сородича. Олег рванулся с места и, прикрывая товарища, обрушил на тварей серию ударов - его тяжелый кастет отбросил одну из них ещё в полете, но вторую задел лишь вскользь и её огромные челюсти сомкнулись на бедре Шпака, с хлюпающим звуком вырывая огромный кусок плоти, размером с мяч для регби. Кровь заструилась по искалеченной ноге, окрашивая одежду в темно-красные цвета, а отпрыгнувшая с добычей собака, рыча и скалясь на Сородичей, с видимым удовольствием пережевывала окровавленное мясо во рту, готовясь к новому прыжку.

- Может быть спрячемся? Если они тут не останутся, то мы вернёмся и... сотрём. Отпечатки сотрём. Иначе в чём смысл?
— Лучше уйдём, — зашептал Молчанов, пригибаясь. — Ваших отпечатков у полиции всё равно нет, а нас могут заметить.
— Хорошо, пойдёмте, пойдёмте, — торопливо согласился Коробецкий.

Виктору Алексеевичу уже и самому стало не по себе от мысли, что их действительно могут заметить, а потом всё — всё! — объяснять придётся. Он бы и самому себе этого уже не объяснил бы, наверное.

Медленно, осторожно раздвигая мокрые кусты, Коробецкий с Молчановым двинулись прочь от разбитой машины и трёх оставшихся на земле трупов. Удалившись на достаточное расстояние, повернули и быстро, с усилием, продираясь сквозь кусты, зашагали вглубь леса. Густой, заросший кустарником и падающей с веток липкой от дождя паутиной лес здесь полого уходил в горку, и тучный Молчанов пыхтел, цепляясь рукавами своего грязного костюма за сучья. Наконец, он остановился, тяжело дыша, схватился за тонкий ствол молодого, в обхват ладони, деревца и знаком показал Коробецкому подождать. Виктор Алексеевич остановился поодаль. Только сейчас, когда опасность, кажется, осталась позади, он по-настоящему ощутил пахучую, душистую свежесть дождя, прелой листвы под ногами, услышал монотонное, отрывистое перекрикивание лесных птиц с разных сторон. Смутно, отдалённо доносились встревоженные голоса французов от оставленной машины, но разобрать их Виктор Алексеевич не мог. Послышался шум мотора: вероятно, поехали сообщать о происшествии.

— Вы понимаете, Жорж бы не ушёл, — подал Молчанов, наконец голос, отдышавшись. — Если бы он был с нами, он бы сейчас кинулся к этим французам, стал бы их упрашивать везти Ольгу Геннадьевну в больницу… сами понимаете, чем бы это всё кончилось. Вот вам вторая причина, по которой я был вынужден его пристрелить. Хотя, уверяю вас, никакой радости я от этого не испытываю.

Виктор не понял. Разведчик, шпион или кем бы там конкретно ни был Молчанов — он говорил на своём языке, присущим воинам теней с японских гравюр и фресок, проще говоря, рыцарям плаща и кинжала. Всё равно слишком благородное название для того, кто хладнокровно взвесил все за и против перед тем как нажать на спусковой крючок не дрогнувшим пальцем.

— Вы вот что скажите. Будь вы на месте Жоржа, а он на вашем, всё случилось бы так же? Ольгу… было бы не спасти? — Коробецкий почувствовал, что на сердце снова нахлынуло что-то страшное и удушающее.
— Я вам доктор, что ли? — огрызнулся Молчанов и, поправив котелок на голове, пошёл дальше. — Как бы мы её спасли? Везти в больницу мы её всё равно не могли, да и не на чем было.
— Как же так получается, у вас от чужих пуль один раненый был, а от своих - два убитых! Это так у вас делается?!
— Три, — поправил его Молчанов. — Вы этого германца забыли, — и вдруг остановился и устало приложил ладонь к глазам. — Чёрт. Забыл его обыскать.

Молчанов нерешительно оглянулся по сторонам, как бы размышляя, повернуть ли назад.

— А, не возвращаться же теперь, — вздохнул он. — Хотелось бы знать, что это за Генрих, конечно.

А может быть он и прав был, этот грустный человек с холодным умом и искрами в глазах. Лучше двух своих потерять, чем невинных французов застрелить и на их машине в больницу поехать. И всё равно ещё больше улик против себя оставить, поставив под угрозу всё. Это что же, получается, у них и правда всё как на войне? Как там в газетах писали про разведки боем и прочие наступления-отступления? За каждым печатным словом — жизни тысяч солдат. А тут так же, только люди не в форме.
Группа Молчанова допустила оплошность ещё тогда, когда планировала всё дело, а финал всего — закономерное последствие той оплошности.
Задумавшийся Виктор Алексеевич услышал только окончание слов собеседника.

— Я его на вечере у Анны видел. У Анны Ильиничны. А потом её мёртвой нашли, со склянкой яда. Он мог её убить, этот Генрих?
— Да, я знаю, что вы там были, — кивнул Молчанов. — С этим вашим другом, я забыл его фамилию. Я понятия не имел, что там же был этот Генрих. Если вы уверены, то, вероятно, так и есть, — он Анну и убил и все бумаги выкрал. Сволочь, что и говорить.
— А может быть… — Виктор Алексеевич ускорил шаг, увлекая Ивана Игнатьевича за собой, уже позабыв про исходящую от него угрозу. Он наконец-то сумел развить мысль, что терзала его с самого начала всей этой кровавой перестрелки. — Может быть тогда и Илья Авдиевич не сам… себя?
— Слушайте, вам лучше знать, — задыхаясь от быстрой ходьбы, буркнул Молчанов. — Меня там не было.
— Вы мне должны рассказать про этих людей, Иван Игнатьевич, это уже не только ваше дело. Да оно и моим, знаете ли, не вчера стало! Илья Авдиевич не мог просто так повеситься, ну не мог! Дошедший в своём отходе от переживаний почти что до истерики, Коробецкий уже был готов схватить своего спутника поневоле за грудки.

— Я и собирался, — начал Молчанов. — Вы понимаете, я остался один. Точнее, из нашей группы есть ещё один человек, он остался в Париже, но, вероятно, Суханов сдал и его, и сейчас он либо мёртв, либо сидит где-нибудь в подвале, привязанный ко стулу… или я не знаю, что. Так или иначе, мне нужна будет ваша помощь, Виктор Алексеевич. А взамен на неё я назову третью причину, по которой я должен был убить Жоржа. Вы понимаете, Виктор Алексеевич: ведь они и охотятся на людей в таком состоянии, как Жорж, которые только что потеряли близкого человека.

Молчанов остановился и замолчал, предлагая ответить Коробецкому, но Виктор Алексеевич хранил молчание, ожидая, что скажет собеседник.

— Представляете, — продолжил Молчанов, — даже если бы мне удалось уговорить Жоржа оставить Ольгу Геннадьевну и уйти, у него уже к вечеру начались бы мысли: а вдруг всё, что они говорят, правда?
— Так Ольга Геннадьевна всё-таки… — начал было робко Виктор.
— Да, да! — зло гаркнул Молчанов. — Всё-таки! Ольга Геннадьевна всё-таки! А что нам с ней было делать, скажите на милость, а?

Ну конечно же Ольга или погибла от сотрясения, или была в крайне тяжёлом состоянии — Коробецкий вспомнил, как помогал её мужу (теперь это подтвердилось) вынимать не подающее признаков жизни тело, как тот склонялся над ней, изменившись в лице. Виктор Алексеевич замолчал.

— Вот я и говорю, что Жорж тут же начал бы думать — а вдруг они действительно могут поплясать вокруг трупа или как там они это делают и оживить её? Ведь оживили же Леваницкого! Ведь оживили же Александра Соколова! Ведь собираются же они оживить царскую семью и всех остальных мертвецов мира? Только это всё ложь, Виктор Алексеевич, гнусная ложь, — жёстко сказал Молчанов. — Никого они на самом деле не оживляют. Вот, дайте угадаю, вы говорили, что знали Леваницкого. Вероятно, вы его знали в Берлине, года эдак три-четыре назад. Он тогда уже болел туберкулёзом, кашлял кровью, верно ведь я до сих пор излагаю?

Быть может, Виктор, испугавшись того, до чего только сейчас умом дошёл, потому тогда и отошёл в сторону. Молчанов рассказывал совершенно невероятные, страшные вещи. Оживление мёртвых — чудо Господне! Но ведь Соколовы… Илья Авдиевич от такого чуда сам в петлю полез.

— Послушайте, я на самом деле никакого Леваницкого не знаю. Я просто… — Виктор Алексеевич продолжил после небольшого колебания. Для него вдруг всё стало кристально чистым, как после глотка родниковой воды после крёстного хода, в котором он, к стыду своему, принимал участие всего раза два или три в жизни, и то давно, так давно. — …считайте, что у меня свой долг. Вот вы говорите, потеря. Что люди тоскуют, воюют со смертью. А у меня никто не умирал! Сын без вести на фронтах сгинул, кого тут воскресишь, ни тела, ни крови, ни даже праха какого… Жена ушла, не выдержала всего этого. В начале очень уж непросто было. С другими родственниками тоже как-то со всеми потерялся, такой тогда хаос был в стране, а уж в эмиграции нас вообще никто не ждал. И что получается, всего-то и осталось у меня, что те, кто вокруг меня, до кого голос да глаз доходит, а это, знаете ли, такие товарищи по несчастью… Похожие чем-то. Вот с давним другом встретился, тут, в Париже. А он изменился так… Понимаете, у меня никто не умирал вот так вот, трагически. Люди менялись, терялись, уходили. И вот Илья Авдиевич, семьянин, душа-человек. Вот так вот в петлю? А после себя только икону эту да загадку с сыном оставил. Я тогда и понял, что если до конца этой истории не дойду, не пойму, что случилось, то такую подлость совершу по отношению к покойному!… — Он бурно выдохнул, не справившись с чувствами. — Ах, да что это я вам разжёвываю! Вы-то наверно всегда в центре событий были, не терялись, не оказывались в одиночку посреди нигде и ничего!

Чтобы успокоиться, пришлось даже схватить Молчанова за рукав.

— Ладно, простите Бога ради. Это всё нервы. Мы с Беатой вам поможем, конечно же. Вы только ей не говорите, что Жоржа и Ольгу вы сами...
— Уж будьте покойны, милейший, я о таких своих поступках распространяться не намерен, — хмыкнул Молчанов, отдёрнул руку и, повернувшись, побрёл дальше. — Главное, чтобы вы помалкивали.
—Тогда… надо придумать, как это у вас называется, легенду?
— Не распространяйтесь много перед вашей племянницей, вот что, — сказал Молчанов. — Она ведь, кроме меня, никого не знала? Не знала. Ну и незачем ей знать ни о ком, кроме меня.
— Нет уж, вы знаете что, вы сперва говорите, что один остались, Иван Игнатьевич, а потом нос начинаете воротить от тех, кто помочь вам может.

Виктору стало настолько обидно за свою племянницу, что всё пережитое отошло для него на второй план. Некоторое время спутники шли по лесу молча, пока за стеной деревьев не показалась узкая асфальтированная дорога, шедшая под уклон, где из-за стены леса показывались крытые красной черепицей крыши невысоких домов. Виктор Алексеевич и Молчанов переглянулись, осмотрелись по сторонам, прислушались, не едет ли машина. Всё было тихо.

— Идём по обочине, если услышим машину, прячемся в лес, — скомандовал Молчанов. Виктор Алексеевич согласился, молча кивнув. Двинулись.

— Она вообще-то всё знает про дела, связанные с Ильёй Авдиивичем и даже с этим Леваницким, я ей всё рассказал! — помолчав, сказал Коробецкий. — И она именно потому мне помочь согласилась, что дело и правда запутанное и достойное. Уж кто-то, а дети Соколова об этом точно должны узнать. По крайней мере то, что отец их, быть может, не без греха, но точно не самоубийца!
— Слушайте, придумывайте сами, что ей говорить, —огрызнулся Молчанов. — Это ваша забота, не моя. Я всё равно в этой стране не собираюсь оставаться дольше, чем требуется, чтобы купить билет до Берлина.
— Какие же тогда ваши дальнейшие планы?
— Мои дальнейшие планы… — тихо и задумчиво сказал Молчанов, оглядываясь по сторонам, — пока что мои планы — добраться до какой-нибудь гостиницы в Париже. Для этого нам нужно найти таксофон. Если вы найдёте какой-нибудь вон там, — Молчанов указал на строения вдалеке, — будет замечательно. Если нет, зайдите в какой-нибудь кабак и попросите позвонить. Только ради всего святого, не показывайте им, что вы русский. Я, сами понимаете, — Молчанов показал на свой мокрый, вымазанный грязью костюм, — в таком виде появляться среди людей не могу. А вы всё-таки чуть приличнее меня одеты. Только вот тут надо почистить, — Молчанов вынул из кармана платок, опустился на корточки и принялся счищать грязь с колен брюк Коробецкого, больше, впрочем, размазывая.
— Да это-то само собой разумеется! — Виктор Алексеевич всплеснул руками, как бы заодно протестуя против такой услуги по очистки, но с места сходить не стал. — Я же вас спрашиваю про более глобальную картину. Думаю, нам нужно обязательно поужинать где-то, где вы нам с Беатой рассказали бы хотя бы про этих страшных людей, что нас сегодня убить пытались. Они ведь и за нами теперь могут явиться, не только за вами. Почему же вы кстати решили именно в Берлин бежать?

Молчанов поджал губы, размышляя.
— Не в Москву же мне бежать… — сказал он наконец. — Мог бы в Мадрид, наверное, но Берлин — это, пожалуй, как-то пристойнее. А ужинать ни с кем я не буду, ни с кем не буду встречаться, — жёстко сказал он.
— Уж не с Авдием ли Соколовым хотите увидеться ещё раз? Думаете, это он мог навести на вас преследователей? — Коробецкий сам сперва не понял, зачем это сказал, но тот же внутренний подсказчик велел ему сунуть руку в карман и схватиться за пистолет. На всякий случай. Так и правда было спокойней. А устами экс-чиновника тем временем продолжала говорить злость. — Вы, сударь, кажется, пожалели уже, что о помощи меня попросили, или же считаете, что помощь эта должна свестись к эскорту до гостиницы? Мы с моим другом, чью фамилию вы забыли, тоже время зря не теряли, и поверьте, даже после такого холодного душа, что вы мне сегодня устроили — отступаться не собираемся.
— И не отступайтесь, — сказал Молчанов, поднимаясь с корточек и пряча грязный носовой платок в карман. — Я же вам не просто так это всё рассказываю, не по доброте душевной. Я с вами свяжусь, как буду в безопасности. А вам со мной видеться лишний раз — значит привлекать к себе внимание. Вы счастливы должны быть, что во второй внутренней о том, кто вы такой, судя по всему, не подозревают. А с Авдием советую не связываться — он за другую команду играет.

Виктор посмотрел на посуровевшего Молчанова всё ещё немного недоверчиво.

— Я надеюсь, вы и правда выйдете на связь, скажем, уже завтра? Пока что расскажите хотя бы про эту «другую команду». Мой друг сейчас в Берлине и ему может понадобиться предупреждение, он ведь ничего не знает.
— Это какой друг, тот, что с вами на ферме был? — спросил Молчанов. — Я вспомнил его фамилию: Барташёв.
— Да, мы с ним потом разделились. Он мог бы и вам помочь, там, в Берлине, если бы я точно знал, что с вами действительно можно иметь дело, и вы не попытаетесь нас подставить ради какой-то своей выгоды… Простите, Иван Игнатьевич, но у меня до сих пор перед глазами та сцена… у обочины. Если уж вы своих друзей так запросто… то что с чужими вам людьми сделаете, даже подумать страшно.
— Это хорошо, что он там, — сказал Молчанов. — Не стоит вам за него беспокоиться. Ну подумайте — какой мне резон убивать его? Что я, маньяк? А где, кстати, третий, который был с вами на ферме, подросток из Швейцарии?
— Он… мы с ним разошлись. Ну да оно и естественно, он человек молодой ещё, ему это всё сложно было понять, зачем двое взрослых мужчин решили вдруг стать искателями правды. В общем, на него рассчитывать смысла нет, забудьте, он уже наверно дома у себя в Швейцарии где-нибудь. Так что, вы мне объясните, кто именно эти странные фёдоровцы, которые как-то, Господи, дай разума, оживили Соколова Александра и этого Леваницкого? А то пока что вы всё больше меня расспрашиваете, и всё что-то думаете про себя да думаете.

Зайдя вновь на незнакомую территорию подпольной войны, Коробецкий заметно разнервничался.

— Вот мы и добрались до самого важного, Виктор Алексеевич, — сказал Молчанов, оглядывая брюки Коробецкого, грязь с которых он не столько очистил, сколько размазал по коленям. — Плохо очистил, ну, скажете, поскользнулись и упали в грязь. Ничего страшного. Это секта, Виктор Алексеевич. Некоторые говорят — новая религия, некоторые — тайный орден. Они говорят, что оживляют людей и приводят в пример этого своего Леваницкого, а с недавних пор ещё и Александра Соколова. А Александр Соколов, между прочим, сын одного из двух основателей этой секты. А что до Леваницкого… Кстати, откуда вы знаете его имя?

— От Ильи Авдиевича, но не больше чем имя. Правда, он подозревал, что сейчас тот живёт под другим именем. А почему это важно для разговора? Уж не хотите ли вы сказать, что Леваницкий - второй основатель? — Коробецкому вспомнилось письмо Ефима, где тот писал, что Авдий поведал ему о членстве Леваницкого в этом их тайном сообществе. — И неужели это правда… оживление? Вы вроде бы и сами в это верите? Но по всему выходит, что даже Илья Авдиевич в это не верил! А вы говорите, основатель.

— Конечно, не верил, — фыркнул Молчанов. — С чего бы ему верить, если он прекрасно знал, как всё это устроено. Разумеется, это всё обман, Виктор Алексеевич. Я вам расскажу о Леваницком, раз уж вы его не знали. А вы сопоставьте с тем, что слышали о нём от Ильи Авдиевича. Леваницкий был простой коммивояжёр в конторе, которой владел сын Ильи Авдиевича, Авдий Ильич. Дьявол его знает, чем он приглянулся Илье Авдиевичу, но он и второй основатель секты — его имя я вам говорить не буду — уж я не знаю как, запудрили ему голову или запугали, или наобещали золотых гор и славы нового Лазаря, я не знаю подробностей. В общем, они вовлекли его в чудовищный спектакль. На протяжении двух лет Леваницкий разыгрывал смерть от туберкулёза: кашлял, харкал кровью, лежал в постели и так далее. Разумеется, никакого туберкулёза у него не было. Наконец, в двадцать четвёртом году Леваницкий — в кавычках — скончался. А через месяц с небольшим вдруг снова появился на публике. Так было объявлено о первом в истории оживлении человека. А теперь я хочу вас спросить: вот вы слушаете меня и, наверняка, думаете — а откуда я знаю, что это был спектакль? Может быть, Леваницкий и правда умер и воскрес? Так ведь, скажите?

Виктор Алексеевич задумался перед тем, как ответить. Ему всё ещё было тревожно от того, что он понимал: сейчас ведущий в их паре - не он. Этому Молчанову убийство двух товарищей сошло что с гуся вода (или по крайней мере он себя настолько хорошо держал в руках), стоит вот теперь, разглагольствует так бойко - заслушаешься. А ну как скормит чего, и не заметишь ведь. Однако, с логикой Ивана было тяжело спорить.

— Вы знаете, я бы и сам, пожалуй, на вашем месте так подумал. Что всё это представление какое-то. Однако, вы с такой уверенностью об этом утверждаете, что мне даже кажется, будто вы сами там присутствовали. Внедрены оказались? То есть были внутри этого... ордена. Или секты.

Коробецкий запутался в непривычных терминах и насупился.

— Да-с, — скромно ответил Молчанов, — больше того, лично участвовал в подготовке так называемого погребения. Потому и говорю с такой уверенностью.
— Но как же тогда... что вы скажете про Александра? И что это за путаница с его полным тёзкой, вы же там явно по этому делу были, в Тонне-Шарант?

Виктор Алексеевич почувствовал себя уверенней после перехода в наступление, расслабился и разжал пистолет в кармане, даже позу сменил, скрестив руки на груди.

— Тут я вам многого говорить не стану: этот человек всё ещё живёт в Тонне-Шаранте, и лишние знания о нём могут ему повредить. Скажу лишь, что этот человек — наш.
— Хорошо, понимаю. Но получается, что вы до сих пор в этой организации… присутствуете? И Александр, значит, не погибал от рук бандитов, как в Иллюстрированной России писали? Значит, он такой же мошенник что и Леваницкий, и для отца такой спектакль разыграл, да не рассчитал эффекта?!

Переживающий в памяти все те ранние дни приключения экс-чиновник с ужасом подумал, если всё предположенное им - правда, то Илья Авдиевич просто стал жертвой какого-то глупейшего розыгрыша, но с таким трагичным финалом.

— Александр, разумеется, ни от чьих рук не погибал. Разумеется, он такой же мошенник. Зачем ему потребовалось разыгрывать этот спектакль, я могу лишь гадать. Верно одно: в последние месяцы жизни Илья Авдиевич прятался и от него, и от всех остальных из своей компании.
— Какой кошмар… - прошептал поражённо Коробецкий, заметно расстроившись и погрустнев. - Но деньги, но икона… ничего не понимаю! Может быть это всё Платонов?! Может быть, Илья Авдиевич и не думал руки на себя накладывать, да как он мог, правоверный! Вы, вы же упоминали этого задиру, как же он с вами связан? Платонов.

Молчанов поморщился, вспоминая.

— Какой ещё, к дьяволу, Платонов? А, вспомнил, это тот, кому вы на ферме голову проломили. Вероятно, Барташёва вашего рук дело? А, впрочем, всё одно, можете не отвечать. Слушайте, ну, меня там не было, я не знаю, что там действительно произошло. Это я у вас спрашивать должен, а не вы у меня. В любом случае, Платонов к этому делу вроде бы отношения не имеет. Я бы посоветовал забыть вам о нём вовсе, но всё же предпочёл бы, чтобы вы о нём помнили — разумеется, исключительно в том отношении, что если вы меня захотите вдруг сдать властям… ну, впрочем, обойдёмся без угроз, мы сегодня и без того нанервничались.

Виктор Алексеевич моргнул пару раз испуганно и вдруг словно уменьшился в размерах, сморщившись и потускнев. Что он помнил точно, так это то, что Платонов ещё был живой на тот момент, когда они покидали общую спальную. Да он сам лично его ноги нёс, помогал его в кровать укладывать! Неужели на ферме были люди этой второй внутренней, что бы это ни значило?

— Конечно, да, что вы, что вы, — ответил Коробецкий с энергичным кивком.

Ему вдруг стало совершенно не по себе. Этот человек, стоящий перед ним, он мог защитить себя и знал, что он делает, но он, похоже, и сам понятия не имел, с какими силами связался. Вот так вот в ту же ночь достать случайного свидетеля изначальных событий? Внедриться в команду к самому Молчанову, сдать, предать, гнать и стрелять? Да они же и завтра могут так же нагрянуть, запросто в дверь постучаться.

Из глубины оставшегося за спиной леса ощутимо повеяло могильным холодом.

— Вы мне скажите ради Бога, вы этому... хм, как же... а, Суханову! Вы ему наш адрес говорили? Беата же ничего не знает, а вдруг они уже там! И ещё, вы говорите, свяжитесь с нами, но как долго прикажете вас ждать? Нам же самим в бега надо, получается!

До Коробецкого только сейчас начали доходить истинные масштабы сгущающихся над головой туч. Помрачнев, Молчанов ответил:

— Нет, вашего адреса он не знал. Этот ваш Михельсон контактировал только с Жоржем и со мной. Мой вот знал, к сожалению, потому-то я сейчас даже домой вернуться не могу. Впрочем, вы правы, вам тоже лучше куда-нибудь уехать. Не ровен час, выйдут и на вас. Только оставьте мне адрес пост рестрана, куда я смогу вам написать.

— Раз такое дело, я вам признаюсь, мы с племянницей собирались в Лондон, искать этого Леваницкого, — ответил Коробецкий. — Могу указать отель, хотя после всего того, что вы мне тут рассказали, уже не думаю, что это хорошая идея... Как бы нам всем теперь не в Германии встретиться! Борис остался в России, Анна мертва, Авдия Ефим уже навестил, да вы говорите, что он с Александром на стороне Леваницкого… Я уже даже не уверен, что Влас сумеет что-либо изменить. Что мы ему-то скажем, как можно весь этот сор — с улицы, да в избу-то?! — Виктор даже руками всплеснул от отчаяния. — А икона? Мы же думали, что это семейная реликвия. А она теперь, получается, ваша, даже Власу нечего передать.

— Виктор Алексеевич, — Молчанов остановился и, уперев руки в бока, строго взглянул на Коробецкого. — Вы же не считаете, что я это всё вам рассказываю, чтобы душу излить и исповедаться? Так ведь? Я бы, конечно, предпочёл, чтобы вы нам продали икону, мы бы вас на углу высадили с деньгами, и вы бы пошли своей дорогой, а мы своей. Но вышло как вышло: моей группы больше нет, мне нужны помощники. Не знаю, могу ли я полагаться на вас, но раз уж вы в это дело влезли, ваша кандидатура, полагаю, не хуже иных. Езжайте в свою Англию, а я с вами свяжусь и сообщу, что вам делать дальше. Будете каждый день заходить на местный главпочтамт — я не знаю, как он по-английски называется, — в общем, в главное почтовое отделение в Лондоне и спрашивать телеграмму до востребования из Берлина на своё имя. Что будет в самой телеграмме, неважно: вы узнаете моё новое имя — я, разумеется, сменю паспорт в Германии, — и мой новый адрес, на который вы сможете мне слать телеграммы. Будете хорошо работать — пять тысяч, которые вы сейчас получили, покажутся вам мелочью на сдачу в табачной лавке. Вам это ясно? А икона? А что с ней? Она остаётся у меня.

Коробецкий от стресса даже зубами скрипнуть не смог. Ну остаётся икона и остаётся, не драться же теперь за неё, не стрелять же в спину! Он лишь вздрогнул от такого хода мыслей.

— Да, вы правы, душу здесь я изливаю, не вы. Однако, позвольте уж тогда до конца долить. Я там в машине, если угодно, дурака валял. Деньги для меня не главное в жизни, денег не было, денег и не будет. А если и будут, как вы говорите, так и они не помогут всю эту историю забыть!

— Уж позвольте, милейший, дурака вы сейчас валяете, — перебил разошедшегося Коробецкого Молчанов. — Денег у вас толстая пачка в кармане и ещё бог знает, сколько тысяч дома или в банке или куда вы их запрятали. Не рассказывайте мне тут сказок про бессеребреничество, прошу вас, я в них не верю со времён смерти Толстого.
— И что же, вы считаете, что мы с Ефимом за просто так всё это, не побоюсь сказать, расследование провели? Вы знаете, сколько денег мы там нашли в мешке на ферме? Пятьдесят тысяч франков!

Названная сумма на Молчанова эффекта не произвела: тот лишь поднял бровь и хмыкнул.
— Ничего так, — сказал он.
— И это на троих-то! — продолжал Коробецкий. — Можно жизнь новую начать! И знаете что, верьте или нет, но мы её и начали, да-да. Только не с открытия предприятий каких, не с покупки автомобилей да костюмов… — Виктор Алексеевич посмотрел на свои запачканные, но кое-как отчищенные и всё же недешёвые пиджак да брюки, поморщился и махнул рукой, — ...это? Это Париж. Так вот называйте как хотите, у меня у самого в словаре таких слов нет, да только нам за это паломничество затянувшееся никто дополнительной награды не обещал. И кто только мог подумать, что это превратится в такое чудовищное сальто-мортале с сектами, погонями и стрельбой... в-в упор!

Гордо вскинув голову, Коробецкий круто развернулся и сделал несколько шагов в сторону цивилизации, искать таксофоны и таксомоторы, но потом обернулся.
— А знаете что, я и не жалею ни секунды! Я и с племянницей потерянной встретился, и людей изнутри узнал, и самого себя.
— Стойте же вы, чёрт побери! — окликнул Коробецкого Молчанов. — Что вы сейчас делать собрались, куда пошли?
— За такси, конечно же, — не останавливаясь, ответил Коробецкий, — Подождите здесь, я надеюсь, долго не придётся. Я только найду таксофон, вызову сюда машину и вернусь.
— Стойте! — Молчанов догнал Коробецкого, дёрнул за рукав. — Нельзя вызывать постороннего человека. Вы думаете, сложно будет таксисту связать двух измазанных грязью русских и разбитую машину с трупами в паре километров отсюда, о которой завтра будет во всех газетах?

Тут Коробецкий думал не долго.

— Вы правы. Я позвоню тогда лучше Беате, у неё есть знакомые с авто.
— На них можно положиться? Чёрт, хотя что я спрашиваю, конечно, нельзя… — Молчанов закусил губу. — Ну, выхода всё равно нет. Ступайте. Притворитесь немцем или каким-нибудь датчанином, что ли, когда будете звонить.
— Что-нибудь придумаю, — Коробецкий не стал спорить. Окончание их разговора сложно было назвать дружеским, но, может, оно и к лучшему. И так порядком задержались, а эта машина ещё когда до сюда доберётся…

Шлёпая мокрыми ногами по шуршащему гравию обочины, Виктор Алексеевич направился к посёлку.

13:34 12.10.1926
Франция, коммуна Шавиль,
Вокзал Шавиль-Велизи

Виктор Алексеевич шёл по широким, полупустым, звёздами расходящимся от площадей улицам, чувствуя себя шпионом, пробравшимся во вражеский город: а вдруг о разбитой машине и тройном убийстве уже сообщили, вдруг весь город ищет скрывшихся преступников? И в самом деле — странно посмотрел на проходящего мимо, в мокром, испачканным грязью на коленях костюме, без зонтика, с портфелем в руке неизвестного человека мясник в белом фартуке, сидящий у широкой витрины своей лавки, проводили долгим взглядом две дамы, встретившиеся на улице.

Виктор Алексеевич не знал, куда идти: кабаков он на своём пути мимо безучастных, хмуро спрятавшихся за живыми изгородями домов не видел, таксофонов в этой части городка он не находил — да и не понимал он долгое время, как называется это неприветливое место. Всё так же моросил с низкого серого неба холодный осенний дождь, задувал сырой ветер, неприятно холодя промокшую на груди рубашку. Вспомнилось, как весной этого года он ехал из Парижа на юг устраиваться на злосчастную ферму, и по пути промок так же, вынужденный — денег к тому моменту оставалось на кусок хлеба в день — ночевать на вокзальной скамье и попав под дождь. После этого всю дальнейшую дорогу его знобило, кружилась голова, болело горло, и отрадно было лишь то, что не хотелось есть. Но прокаленный воздух Марселя, сверкающее алмазной рябью море, палящее солнце в выцветшем от жары небе быстро его тогда исцелили, и почти невероятной казалась этот пахнущий сосновой смолой и южными травами сонный зной в унылой мглистой мороси этого осеннего дня.

«Шавиль-Велизи», понял Виктор Алексеевич, выйдя на круглую мощёную брусчаткой площадь и взглянув на надпись на фронтоне вокзала.


Отсюда наверняка можно было и позвонить, и уехать в Париж. В небольшом, полутёмном, гулко отдающем звуки эхом зале ожидания на скамье коротал время коммивояжерского вида господин с саквояжем и газетой, а за стеклом кассы дремал билетёр, Виктор Алексеевич быстро выяснил по расписанию, что ближайший электропоезд до Gare des Invalides отправляется в 13:45. Следующий — через полтора часа. Купить билет сейчас, сесть на поезд — и через час быть уже в Париже, прочь от этого ада, прочь от этого толстячка-убийцы с залысиной и тараканьими усиками, дожидающегося его в лесу!

- Всё одновременно и просто и сложно, - серьёзно ответил сэр Терсиваль, - нужно представить суду доказательства того, что мастер Кейган помогал похитителям не по своей воле, а по принуждению. Однако, сделать это будет непросто: у нас нет никаких свидетельств этому, кроме заверений самого мастера Кейгана. Поэтому первым делом нужно сосредоточиться на сборе любых улик, которые можно истолковать в пользу того, что наш добрый Гхелв не имел другого выбора. Однако и в этом случае остаются вопросы, тянущие на серьёзные обвинения: например, почему, имея возможность свободно перемещаться по городу, он не донёс о поселившихся в его доме тёмных тварях страже? Недоносительство - преступление в данном случае немногим менее тяжкое, чем добровольное пособничество, и что делать с этим я пока ума не приложу. Поэтому пока предлагаю разделиться для сбора информации, а затем собраться вечером здесь, в храме, чтобы обсудить добытые сведения и план дальнейших действий на завтрашний день, да поможет нам в этом святой Катберт!

В детстве, как и многие, маленький Джеймс Кареро думал, что после смерти его заберет Бог прямиком на небеса. Там будут белые пушистые облака, дедушка с бабушкой и, конечно, красивые ангелы с арфами. Спустя каких-то пять лет, Джеймс перестал верить в подобную чушь, а всякий кто пытался накормить его сходим по смыслу дерьмом, быстро жалел о своих гнусных намерениях.
Конечно в закостеневшей душе Сола еще теплилась надежда на райские кущи, но 23 часа на каждый день недели эта наивная мысль была завалена ворохом бумаг, справок и уточнений по законам, а затем и вовсе растворилась в последних и наиболее выгодных делах адвоката.

Но лёжа на мокрой траве стадиона с пробитой грудью, где выходное отверстие раны было размером с кулак, МакГилл не думал про обещанные Библией страшные суды, котлы грешников и прочую религиозную чушь. Его вела горячая, как собственная кровь, жажда мести. К сожалению, но вполне ожидаемо, она стала лишь причиной еще одного лишнего отверстия в голове адвоката, но этот сакральный смысл ему удалось оценить не сразу.

Темнота, окружавшая Джеймса была абсолютом. Все эти понтовые матовые тона для покраски вашей драгоценной тачки - ничто.
Темнота в три ночи где-нибудь в глухой области или сырая слепота подвала без света - всего лишь прелюдия к этой Тьме, что была будто живая, хотя все её движения и маневры оставались за пределами такого понятия как зрение.

Джеймс чувствовал Тьму.

Она легко нарушила границы его жалкой физической оболочки. С некоторым скрежетом ворвалась и в духовную часть. Разрывая сознание существа по имени Джеймс - проникла и в подсознание, смакуя самую суть десертной ложечкой. Ей был неведом такт и самое ценное, самое сокровенное влёт уходило с молотка на её сиюминутном и спонтанном аукционе имени Джеймса Карреро. Прощальный вечер в его честь, который прошел без единой скрипки или доброго воспоминания: никто не плакал по нему.

Джеймс с ужасом осознал, что никакой "жизни перед глазами" или "самого важного момента" - не будет. Ты жил - ты умер, и всё.

Финита ля комедия, дружище, тебя наебали по всем статьям.

И в этот самый миг - миг торжественного осознания собственной никчемности и фарса несбывшихся ожиданий - среди тьмы возник багровый туман. Туман, повинуясь необъясним законам местной, так сказать, физики, быстро превратился в тучу и принялся обильно поливать Великое Нечто багровым же дождем. Капли с оглушительным треском били по иссиня-черной поверхности окружающего Джеймса "middle if nowhere", рассыпаясь на тысячу маленьких рубинов, что веселыми крошечными маяками разгоняли абсолютную тьму.

Вытянув ладонь, Джеймс поймал несколько капель. Они сразу слились воедино, а Джеймс понял, как СИЛЬНО он замерз. Зубы не стучали от холода, кожа не стала белой, но каждая мысль обледенела и сопровождалась скрежетом.
Капли дождя были теплые. Нет, не теплые - даже горячие! Как кипяточный чай из термоса после горной прогулки, на которой трудяга МакГилл никогда и не был то.

"МакГилл... Дебильный псевдоним" - подумал Джеймс и тот час с удивлением понял, что мысли больше не гремят, словно жернова старой мельницы. Капли, что уже порядочно собралось в его пригоршне - грели его.

В какой-то миг их стало так много, что вот-вот грозились перелиться ЗВ край, в зиящую темноту. Не зная что делать еще, но оставаясь уверенным, что дарить рубины Тьме - глупо, Джеймс начал пить теплый красный дождь.

На вкус багровая жидкость оказалась кровью, но Кареро это волновало мало: она была чертовски теплой.
С каждым глотком она возвращала в него частичку его прошлого, но закаленного, как сталь - и уже немного лучше, сильнее...теплее. Джеймс открыл рот и ловил капли им, как мальчишки из глубоко детства.

"Ты ошибся, дружище, ни хера это не конец!"

...Джеймс нашел себя в глупой ситуации: он сидел на коленях, протягивая руки к окровавленному запястью ковбоя Ги. Берета валялась где-то в траве - забытая и идеологически преданная по неведомым причинам.

Впрочем, судя по мерзкой ухмылке Ги и уныло-серьезной физиономии Ларса, ситуация была вполне объясняемой.

— Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно, - озвучил догадку бывшего адвоката Ги.

— Если ты дашь мне поносить твою шляпу, то я даже буду не против такого возвращения, - ответил наконец Джеймс, смакуя остатки сладкой-сладкой крови на зубах. На острых, мать вашу, зубах, - Ну и что это за дерьмо, м? Правительственная программа, биоиженерия или ахуенный мексиканский кокс? - не унимался Карерро, ёрничая и гоня очевидный вообщем-то факт.

Он был голоден, но совсем не хотел есть привычную законопослушному и не очень гражданину еду...

Нет клетки, нет колеса, потому что ничего нет. И одновременно есть. Во всем многообразии. Как дыхание Брахмы. Колесо перерождений, закон кармы. что то в мироздании изменилось если теперь на закон кармы можно повлиять и возможно просветленный Будда-человек вмешиваться в гармоничный ход бы и не стал, но хомяки не отличаются таким здравомыслием. Шань был нигде и везде, каждая мысль, движение и даже просто факт его существования приносил ему несказанное удовольствие. Он искренне хотел, чтобы другие хомяки тоже почувствовали это, однако, их путь к просветлению был не закончен. Перед Шанем-Буддой стала сложная задача - определить место погибших хомяков в колесе сансары. От себя он был хотел выбрать им следующую жизнь такой, что ведет к просветлению, а не отбрасывает назад. Они прожили жизнь полную страданий, поэтому заслужили право быть человеком. Но каким человеком?
Шань размышлял, а пространство вокруг него начинало гудеть от напряжения мозговых волн. Прошлая жизнь показала, что коллективные действия хомяков подталкивают их к переосмыслению своей жизни намного лучше чем поодиночке. Поэтому Шань решил определить их в одно место. Место и время в котором бывшие хомяки смогут проявить себя по возможности не поедая друг друга.
И тут Шаня осенило. Он бережно собрал сгустки сознания всех хомяков в ладони и подул на них выдыхая прану. Место их было определено.
- К сожалению, ради просветления придется еще немного пострадать.

— Фамилия, — ответил Сергей и протянул Фабрису руку, — Приятно познакомиться лично, о вас я также наслышан, — последняя фраза была сказана дружелюбно и не имела в себе желчи – обыкновенного атрибута диалога бизнесменов-конкурентов.

Де Вальдром – объект давней зависти любого "быстро сколотившего состояние бизнесмена". Этот господин (по-другому его язык назвать не поворачивается) никогда не был замечен в мокрых делах, а потому каждый доллар, который он зарабатывал, был чист, как простыня после химчистки. Последующая часть их диалога была обыкновенной для не очень знакомых, но вполне приветливых людей. Говорили о том, о сём, француз был приветлив, Михалыч ответил ему тем же. Во время всего диалога в голове был вопрос: "Что ты тут делаешь, Фабрис?", но он решил не спрашивать француза.

Появление Валерии произвело на Сергея неизгладимое впечатление. Макияж действительно может превратить корову в женщину, а она не была коровой. Михалыч даже не сразу понял, что это вампир, а не гуль.

— Приветствую вас, Валерия. Я Сергей, более известный как Михалыч, — раз на приёме у гусара, значит веди себя, как гусар, но не как поручик Ржевский. Следуя этой логике Сергей попытался поцеловать ручку новоприбывшей.

Наконец в заведение зашёл Матье. Гуль был один. Хотя, за ним зашёл какой-то тип с крысой на плече.

— Антохин гуль – Матье Леонар... Шампиньон, то есть Шаньон! — представил Сергей парня, — Малыш, — назвать гуля по-другому язык не поворачивался, — А где Антон то, я думал ты с ним пришёл?

Костиненко нет. Вот это реально странно. Не на похороны ли прилетел Михалыч? Много вопросов застыло в голове, но держать их нужно было при себе. Всё же приличная встреча, а не балаган на Брайтон Бич, где можно спросить что угодно, когда угодно и не заморачиваться о приличии.

Дно у кружки уже давно показалось, но Ламек старательно смаковал последние глотки поила зачем-то выдаваемого за добрый эль. При том, утешая себя мыслю, что он уж точно в куда лучшем положении чем те придурки что совали свои головы в самое пекло этой смердящей колдовством истории. Нервы лечились с трудом из-за слабого качества лекарства, быстрее было просто успокоиться отсидевшись в безопасности. В общем чувствовал Бон себя вполне нормально, даже тошнить уже почти не тянуло, не то что в начале.

- Страхолюдина, так страхолюдина - наконец, в слух сказал сам для себя Ламек, будто окончательно смирившись с наличием подобной твари в окрестностях. Дохнет от удара мечем, значит будет отнесена в категорию ... дальше мысль не пошла и отложив пустую кружку на край стола мужик сложил руки замок, так и оставшись сидеть за пустым столом.

В голове оправного сержанта теперь постоянно крутился один неприятный вопрос: "Что же, блядь, мне такое теперь нужно сделать?" Ну как оправному или как там точно называлась его должность. То что это бардак повесят на него, Бон понял ещё кружку назад. Возможно, он слишком поспешил, бросив все на самотек? - думал он теперь, рассеяно шаря взглядом по таверне и улице за окном. Силуэты в окне привлекли его внимание и он, не без труда, различил товарищей по несчастью колупающих мимо таверны.


Мутное окно не давало полного обзора, так что страж, уронив по дороге лавку на которой до этого сидел, направился к двери таверны, через проем улицу должно было быть видно существенно лучше.

Это действительно были те самые ребята и выглядели они вполне здоровыми и бодрыми. Чего от них сложно было ожидать после шатания по закоулкам этой проклятой Зигмаром деревни.

Дваф, что характерно, тащил подмышкой книгу в старинном окладе, а тот парень со шрамом пялился куда-то пытаясь при этом догнать шустрого сына гор.

Что у них за дела там, раз они так спешат? - подумал сплюнув, и поспешил вслед за ними, из одного только желания обломать им все мародерство на корню. Ламек почему-то подумал что парни наткнулись на клад, тут наверно поработали сразу две силы: крепленый, как оказалось, эль и некоторая смутная уверенность в собственной предусмотрительности, в конце концов кто предпринял правильно решение дать молодежи проявить инициативу?

В общем, поправив на ходу перевязь с клинком, он быстрым шагом нагонял парочку начинающих правонарушителей, видимо направлявшихся в сторону дома Йоххена.

- Эй, погодите!

Этот миг. Краткий миг между ударами сердца. Стоп-кадр.

Девушка с широко распахнутыми глазами. Вдох теплом застыл на ее губах, ловящих улыбку. Легкий, едва намеченный поворот головы - а волосы уже порхнули под дуновением ветра, взвиваясь золотистым облачком. Она прекрасна - этот луч детской радости высветляет ее искрящимся счастьем. Красно-оранжевый лист планирует ей под ноги - он замер, словно не решаясь опуститься на землю.

Мужчина, обернувшийся ей вслед. Тяжелый взгляд смягчен лукавой искоркой, затаившейся в глубине его глаз, так странно сочетающих в себе мудрость и задорную непосредственность. Озорство прячется в уголках его губ, в легких шагах - и плевать на босые ноги.

Парень, замерший на скамейке с блаженно вытянутыми ногами. Ворох осенних листьев взметнулся и завихрился вокруг него причудливой гирляндой.

Это мгновение - прекрасно. Это миллиарды возможностей, тысячи тысяч будущих шансов. Будущее сошлось в этой точке. Бесконечная вечность мига вероятностей. Не точка, многоточие.

Они выйдут из Зоны. Уставшие и счастливые. Злые и мрачные. Опустошенные и равнодушные. Они не выйдут из Зоны, оставшись тут навек. Они вернутся к своим повседневным делам. Они круто изменят свою жизнь - и будут вспоминать этот день, как самый ужасный в их жизни. Как самый счастливый. Они забудут этот день, завертевшись в круговороте быта.

Они могут все - пока мгновение застыло в безвременье.

Они.

Девушка. Парень. Мужчина. Люди. Или нет? Или это только сон Зоны о людях? О самой себе?


mp3 ссылка

Увидев, как орков разметало по стенам коридора, Резак успокоился. И тотчас же на него обрушилось осознание того, что он натворил. На ватных ногах он дотопал до парней, которых накрыло взрывом. Губы его шевелились, он бормотал что-то из литании покаяния:

- Милостивый Бог-Император вседержитель, прости слугу своего, отпусти ему все грехи вольные и невольные перед лицом твоим...

Бухнувшись рядом с трупами на колени, он тупо наблюдал, как Кара и Джери хлопотали с ним, как сержант "Мясников" распоряжался оттащить погибших сослуживцев. Что-то внутри гвардейца ныло, ведь именно из-за него пали свои же. Или не из-за него? Ведь если бы сержант отдал нормальный приказ, если бы остальные послушали бы его, а не только великан-огрин... Но как только эта мысль подкрадывалась к нему, Эмиль начинал ее отгонять. Нет, все произошло из-за него и только из-за него.

Окна были зашторены, света немного, как и людей. Полный набор для тихого вечера в кругу уважаемых людей.

В помещении находился не только князь, которого сразу узнал прибывший из Америки бруджа, но и другие не менее примечательные сородичи и их слуги. Увидев прекрасную Натали, Сергей с трудом удержался, чтобы не свистнуть, но, зная горячий нрав гусар, бруджа и бруджа-гусар, он удержался. Полный мужик, напоминавший итальянца, казался Михалычу чертовски знакомым. Чем – Сергей попытался вспомнить.

Закончив с осмотром помещения и примечательных личностей, Михалыч направился к князю. Всё же надо было поприветствовать его, да и поговорить с соклановцем тоже было бы неплохо.

— Сергей Михайлович, более известный, как Михалыч, — широко улыбаясь представился Сергей князю, подойдя к нему ближе, — Неонат из клана бруджа.

О том, что его послала Камарилья он говорить не стал, многие бруджа её недолюбливают, а горячий нрав гусар, соединенный с яростью клана, мог устроить взрыв и оставить воронку на месте клуба, при упоминании секты. Всё же сброд не любил власть, а, как многие знали, Александра очень долго не отпускали в Россию, потому у него была причина не любить власть.

Собственно, этот пост посвящен закрытию модуля.

Хотя я не собирался этого делать, пришло время объявить о завершении приключений дикарей. К сожалению, без полноценного племени дальнейшее продвижение по сюжету будет невозможным.

Но этот опыт я считаю весьма удачным. Мне было очень приятно видеть в первые же дни достаточно большое количество грамотно оформленных заявок. Особенно порадовали аутентичные "дикарские" аватарки. Хочу сказать спасибо всем игрокам и наблюдавшим, кто поддерживал модуль и участвовал в нем.

Отдельно хочу сказать спасибо HollyGremlin-у (который лучше всех понял природу духов и оживил окружающий мир яркими размышлениями Аддаи) и dreamkast-у (который показал настоящего сурового охотника Фриила). Я буду рад видеть вас в своих модулях (которые, возможно, будут) и готов рекомендовать любому мастеру.

Теперь немного о том, что осталось "за кадром":

КРААГ И УЗГОК
УЗГОК И КРААГ ПАШЛИ НА СТОЯНКУ ЗА КАЛИЗНИЦЕЙ ГАБЛЮКА, КАТОРАЯ МАГЛА И НИ ПРИГАДИЦА И ЗОБРАЛИ ИЙО ОТТУДАВА. СКВЕГГ, РАДАСТНА ЖДАВШИЙ ХАЗЯИНА С РАДАСТЬЮ ПАВЁЗ ИХ К ЗАЕЗДУ ДЛЯ ГОНЩЕКОВ! ТАМ ИМ ДАЛИ НОМИР 4 И ПРАПУЗТИЛИ НА АРЕНУ! В ЗОПЕРНИКАХ АНИ УВИДИЛИ БАЛЬШОВО ОРКА (ПАЧТИ КАК АЗАГ) С ИКИПИЖЫМ ИЗ СОПЛИНГОВ, ТРИДЦАТЬ СОПЛИВНЕЙ НА АДНОЙ КАЛИЗНИЦЫ (ДВАДЦАТЬ ИЗ НИХ КАК БЕЛКИ КРУТИЛИ КАЛЁСА) И БАЛЬШОВО ОРКА С СОПЛИВНЕМ РУЛЕВЫМ.

ЗУММИ
ШОУМЭН ТОЖ ЗАХАТЕЛ УЧАЗДВОВАТЬ И ПАШОЛ К КАПТАНУ. НО АЗАГ НИУЗПЕЛ АТВЕТИТЬ, ИВО ПИРИБИЛ КАЗЗИР.

— У МЕНЯ ЕЗДЬ КАЛИЗНИЦА, Я ДАМ ИЙО ТИБЕ И САМ БУДУ ТВАИМ НОПАРНЕКОМ, НО ЙИЗЛИ ТЫ ИЙО РАЗНИШЁШЬ, ТО ЙА ТИБЯ УКАКОШУ!

ЗУММЕ ЗАГЛАСИЛСЯ. ОНИ ЗАШЛИ В МЕСТО ДЛЯ ОЖДАНИЯ ПАЗЛЕДНИМИ И УВИДЕЛЕ ТЕХ ЖЫ ЗАПЕРНИКОВ, ДА ИСЧО И УЗГОКА С КРААГАМ.

ВСЕ
АНИ ЖДАЛИ НАЧАЛА В ЗА РИШОТКОЙ С ВЫХАДОМ НА ТРАССУ. ВАКРУГ БЫЛА МНОГА МУСАРА И КАЗТЕЙ, НО ВЫГЛЯДИЛО КРУТА. КАГДА ВИДУЩИЙ ОБЪЯВИЛ:

— А ТЕПЕРЬ УЧАСТИНИКИ ВЫЙДУТ И НАЧНЁЦА ГОНКА!

НИСКАЛЬКО МУДРИЛ, ЗАКАВАНЫХ В ЦЕПИ, ОТКРЫЛИ ДВЕРИ ОРЕНЫ.

ГОНЩЕКИ ВЫШЛИ НА ПЕСОК АРЕНЫ, КАТОРЫЙ БЫЛ КРАСНЫМ, И АВАЦЫИ ПАЗЫПАЛИСЬ НА НИХ.

— ЭТО БЕЙВРОЖУ ВЕЛИКИЙ! — ВИДУЩИЙ УКАЗАЛ НА БАЛЬШОВО ОРКА.

— ЭТО БАНДА НЫНИ ПАКОЙНАВА ГОББЫ-ВУЛЬФРАЙДЕРА! — ПАЛИЦ УКАЗАЛ НА САПЛИВНЕЙ.

— А ЭТО ХУМИСПАЙ С НАПАРНЕКОМ! — ПАЛИЦ ПАКАЗАЛ НА ОРКА С СОПЛИВНЕМ.

— НОВИЧКАМИ СТАЛИ: КРААГ, УЗГОК, ЗУММИ И НАШ КАССИР!!! — СКАЗАЛ ВИДУЩИЙ, НО ТАЛПЕ БЫЛО ПЛИВАТЬ.

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МГНАВЕНИЙ ОН АТАШОЛ С ДАРОГИ И КРИКНУЛ:

— НА ЩЁТ ТРИ СТАРТ. ПРАВИЛ, КАК АБЫЧНА НЕТ! РАЗ, ДВА... ТРИ!!!!!!

ОН ВЫЗТРИЛИЛ И ГОНКА НАЧИЛАСЬ!!!

      Рихтер любил французские постоялые дворы, любил пропустить кружечку-другую в тавернах и рассказать постояльцам за выпивку байки о своих приключениях. Любимую историю он рассказывал первой каждый раз, о неприлично богатом чужеземном дворянине, решившем нанять его для охраны и оказавшемся настолько слабым в вере, что осмелился путешествовать в полнолуние... хотя Бог велел всем верующим людям ночью спать блаженным сном: Отправились они в путь при полной луне в сторону Парижа. Не прошло и часа, как вокруг в лесу голодные волки завыли так громко, что один из охранников Богдана (так звали чужеземного дворянина) навернулся с кареты и крепко приложился головой. Рихтер увидел в этом знак, что дальше пути нет, но говорить об этом дворянину не посмел... Спустя еще с пол часа приблизились они к реке, где засела банда Жоржа Твердолобого. Приблизившись, выехал к ним на встречу Жак, чтобы деньги взять, но дворянин то ли оказался жадным, то ли горделивым, но приказал здоровому воину застрелить Жака... Застрелить-то он его застрелил, вот только парни живо перебили людей богача, а сам тот в воду свалился. А затем явилось чудище речное, оскорбленное жадностью Богдана. Роста в нем было метра четыре, шесть клешней-рук, а передвигалось на восьми паучьих ногах. Рихтер яростно сражался и даже отрубил две конечности, но монстр оказался сильнее и пришлось ему отступить! Чудовище убило людей Богдана, а потом золото все и драгоценности великие на дно реки утащило. И теперь под тем мостом настоящие сокровища лежат, да только охраняет их чудовище речное. А когда едет слишком богатый человек, монстр грабит его, но бедных никогда не трогает...

      День ото дня история обрастала новыми подробностями и достоверными фактами, но люди верили... и мост той оброс дурной славой у торговцев. Они, говорят, решили собрать денег и построить другой мост. Вместе с дорогой. В объезд... А когда кружки из-под выпитого эля уже не вмещались на столе, Рихтер рассказывал другую историю. После того случая, в одной из соседних деревень какой-то зверь бойню учинил, всех жителей перебил... Приехал барон с людьми, осмотрели все. Решили, что оборотень завелся и устроили охоту. Людей вольных наняли, собак привели охотничьих и священника из столицы призвали, Робрета. Потом его еще Молемским прозвали, по наименованию селения, близь которого он монастырь устроил. Еще четыре деревни уничтожить тварь успела перед тем как собаки выследили зверюгу. Едва вытащили из убежища на свет, как рассыпалась тварь в пепел. Говорят то был черт, или вампир, или другой прислужник Сатаны, но дело это богоугодное потом две недели праздновали. В замок даже простолюдинов пускали, хлеб раздавали и вином поили...

Кристоф прибыл в бывший Новый Амстердам за два дня до конца весны. Корабль Санта Мария пришвартовался в городских доках, а Леруа наконец ступил на твёрдую землю. Всю жизнь его вела жажда странствий, а теперь он оказался в стране возможностей. Но у него была цель – найти Билла Джинджера.

Билл Джинджер – старый рагабаш. Кристоф знал его ещё ребёнком, и именно этот американец, прибывший во Францию, чтобы поучаствовать в очередной освободительной войне, рассказал молодом Леруа о дальних странах, усилив его желание побывать в каждой из них. В следующий раз он встретился с рагабашем после его первого превращения. Билл оказался вервольфом и удивился такому совпадению. Джинджер был знаком с учителем Кристофа, но особенно хорошо с ним не ладил. Причина была в том, что Билл относился ко всему легкомысленно и тратил свои способности на человеческие войны, а не искоренение Вирма. После очередного спора он покинул Европу и, как слышал Бегущий-В-Грёзах, перебрался в Оклахому. После этого любителя путешествий он не видел. За несколько лет многое случилось, но, незадолго до отъезда в США, Кристоф получил письмо от Билла, в котором он просил его заехать к нему, если рагабаш когда-то прибудет в Нью-Йорк.

По удачному стечению обстоятельств корабль ехал именно в нужный город и менять билет Леруа не пришлось.

Нью-Йорк, около полудня

Дверь в портовом трактире отворилась и туда зашёл оборотень. Посетители были разношёрстными, но преобладали здесь докеры и матросы, потягивавшие дешёвый алкоголь. Целью Кристофа была комната на третьем и последнем этаже здания.

Поднявшись по ступеням он зашёл в комнату, где уже сидел Билл. Он был одет в серый костюм и потягивал пиво, когда вошёл Леруа.

— Я всегда недолюбливал борцов с Вирмом. Они казались мне странными, тратящими всю жизнь впустую, ребятами, которые могли бы заниматься чем-то более полезным, — не приветствуя вошедшего, начал говорить Джинджер, — За несколько дней до написания того письма, я понял почему с Вирмом надо бороться. Дело в том, что в Калифорнии было много гару, сдерживавших Вирм, но теперь они грызут друг другу глотки, а Танцоры наступают, не встречая сопротивления.

Постаревший за восемь лет Билл встал со стула, подошёл к оборотню и пожал ему руку.

— И да, добро пожаловать в Америку, друг. Добро пожаловать в страну, где жёны уходят к ирландцам, потому что они "лучше понимают их"

Следующие два часа они потратили на разговоры, во время которых Джинджер поведал о своей бывшей жене и о том, что встретил её через год после их предыдущей встречи. Она была певицей в одном из техасских баров. Но она покинула его, после того, как встретила одного ирландца.

— В Калифорнии сейчас творится невообразимый ужас. Непонятно почему главы племён переругались и перестали сотрудничать, хотя ходят слухи, что во всём виноват какой-то труп*, но я предпочитаю в это не верить, надеясь, что ты сможешь помочь мне исправить ситуацию на западе страны. Звучит невыполнимо? Отнюдь. Я знаю, что ты отличный дипломат и сможешь убедить глав племён сотрудничать, чтобы остановить Вирма и вернуть в Калифорнию стабильность!

Закончив говорить, Билл завалился на стул и предложил своему другу остаться здесь до утра, чтобы потом отправиться в Золотой Штат.

Żywności. Musimy żywności. Zabij go, wypić jego krew. Krew karetki, tyle krwi, że będzie więcej potrzeba.

Богдан держался, до этого момента. Зверь вышел наружу и теперь начал говорить ему что делать, а Штефан делал. Он набросился на Зигмунда, чтобы выпить его, потом пойти к карете и выпить кровь там , а потом найти путницу и выпить её.

— НИЧИВО СТРАШНАВО! МНИ НИ ЖАЛКА ДЛЯ ТОКОЙ МИЛАХИ, АСТАВЬ ЗУБИ ПРИ СИБИ, — ОТВЕТИИЛ ГАБЛЮК.

КАПАТАН УШОЛ ВМИСТИ С ОГРАЙ И ИНЖЫНИРОМ НА ОРЕНУ, А ЗУММЕ И УЗГОК УШЛИ ЗА ПАКУПАКАМИ.

ЗУММЕ
МАГАЗИН БЫЛ НЕБОЛЬШЫМ, А ВЫВЕСКА САСТАЙАЛА ИЗ КАСТЕЙ МУДРИЛ*.

— ПРИВИТ, БРАТ ГАБЛЮК! — РАДАСТНА КРЕКНУЛ ПРАДАВЕЦ, — ЩЬТО КУПЕТЬ ХАЧИШЬ????

ШОУМЭН ОТВЕТИЛ. ЩЬТО ХОЧИТ ПОУКАНА.

— ТАКОЕ У НАЗ ЙИСТЬ. ВЫБИРАЙ, — ОН УКАЗАЛ НА КУЧУ БАЛЬШЫХ ПОУКОВ НА ПРИВЕЗИ.

ТАМ БЫЛ СИНИЙ, КРАЗНЫЙ, ЗИЛЬОНЫЙ И ЧОРНЫЙ. АНИ БЫЛИ ПАЧТИ АДИНАКАВЫ, А КАК ГЛАСЕЛА ТОБЛИЧКА ТРИ ПЕРВЫХ БЫЛИ АТ АДНАЙ ПАУЧЕХИ И ПОУКА, А ТРЕТИЙ ОТ ТОЙЖЕ ПОУЧИХИ И ЧОРНОВО ПОУКА. КСТАТИ, ЭТО БЫЛ ЙИО ПАСЛЕДНИЙ РЕБЕНОК, ПАТАГОШТА МУЖПАУК УБИЛЬ ИЙО ЗА ИЗМЕНУ!!!

— ВЫБИРАЙ! ВСЕ ПО КРИВОМУ ЗУБУ! СИДЛО БИСПЛАТНА, КОРМ - ПАДНОЖНЫЙ, ЙИСЛИ ТЫ НИЗНАИШЬ ЭТО - ВСЯКОЕ ГОВНО, ВРОДЕ СОПЛИНГОВ И ЖУКОВ!

ГАБЛЮК ЗАЗМЕЙАЛСЯ, ВЫДАВ ТАКУЮ ГЕНИАЛЬНУЮ ШУТКУ.

УЗГОК
ПАТРАШЫЛА НАШОЛ МАГАЗЕН БЫСТРА. ЗА ПРЕЛАВКОМ СИДЕЛ ОЧИНЬ СТАРЫЙ ГАБЛЮК, КАТОРЫЙ ПАХАДИЛ НА ГРИБ, ПРЕРОСШИЙ К ПОЛУ.

— ЧО НАДА, БАШКА ЗИЛЬОНАЯ? — СПРАСЕЛ ТОРГАШ.

УЗГОК АТВЕТИЛ, ЧТО ИЩИТ КОРМ.

— ХАХАХАХАХАХА! ТЫ ТУПОИ? ОН ЖИ ЖРЁТ ВСЁ: ЖУКОВ, ПАУКОВ, МЯСО, ТРАВУ, СЕМКИ И ВАПЩЕ. НО Я МАГУ ПРАДАТЬ ТИБЕ...

— МАМКУ ТВАЮ, АХАХАХАХА! — НИЖДАННА КРИКНУЛ ЛУУН.

— СМИШЬНО! БИРИ КОРМ, БАЛЬШОЙ ГРИБ, И ПРАВАЛИВАЙ, ПАКА Я НЕ УБИЛ ТВАЙУ ПТИЧКУ! — ОН ПРАТЯНУЛ ЕМУ КОРМ, — ДА, ДА, ХАЛЯВНО! БЕРИ И ВАЛИ!

ВСЕ
АРЕНА БЫЛА НАЙДИНА ЛИХКО. ЗУММЕ И УЗГОК ДАГНАЛИ ВСЕХ ПОЧТИ У ВХОДА. НАДПЕСЬ ГЛОСЕЛА: "ОРЕНА ТРАЛЕЙ". НА ВХОДЕ БЫЛ АХРАНЯЛА, КАТОРЫЙ БРАЛ ДЕНЬГИ ЗА ВХОД.

— ВАМ ЧИВО? НА ОРЕНУ ВХОД ДЕЗЯТЬ МЕЛКИХ ЗУБОВ, ИЛИ ВАМ ПА ДЕЛУ? — СПРАСЕЛ ОН У КАПТАНА.

МОЖНА БЫЛА ЗАПЛАТЕТЬ, А МОЖНА БЫЛА ЗКАЗАТЬ, ЧТО ПА ДЕЛУ, НО СКАРЕЕ ВСИВО ПРИШЛОСЬ БЫ ЗКАЗАТЬ ЗАЧЕМ ПРИШЛИ. ВЫБАР БЫЛ ТИЖОЛЫЙ.

ГЛЯНУВ В СТОРАНУ ЗУММЕ УВИДЕЛ ТОБЛИЧКУ С ЦЕНАМИ.

ВХОД ДЛЯ ОРКАФ: ДЕЗЯТЬ МИЛКИХ
ВХОД ДЛЯ ИНВОЛИДОВ ШИСТЬСОТШЫСТИДЯСЯТШЫСТОЙ ВАЙНЫ С МУДРЕЛАМИ: ПЯТЬ МЕЛКИХ ЗУБОВ
ВХОД ДЛЯ ГОБЛЮКОВ И САПЛИВНИЙ: ДВА МЕЛКИХ ЗУБА

ТАБЛИЧКА ЗНАЧЕЛА, ЩЬТО ГАБЛЮКОВ ЩЕТАЮТ НИПАЛНАЦЕННЫМИ. ЧЬОРТОВЫ РОСИСТЫ!

Сид внимательно разглядел подозрительный серый тюбик. Но что-то Кропса привлекало в нём. Он любил неизведанность и тайны, а это было что-то очень странное и, как считает Сид, ценное. Мужчину привлекали всякие штуковины, значение которых не поддавалось объяснению. С помощью этого можно запросто шантажировать - сказать что это бомба или продать как ценный артефакт. И поэтому, на всякий случай, чтобы не испортить цилиндр, Сид хотел завернуть его во что-нибудь. В итоге, он завернул его в предсмертную записку и засунул внутрь розового носка, который нашёл в полке.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вот он! Спит голубчик! Ну так не стоит его будить. Пока.

Аксель закусил губу и стал аккуратно ступать, смотря под ноги, стараясь не опрокинуть какую-нибудь бадью с водой.

Стрелок видимо вымотался за дежурство своё, раз не услышал небольшую стычку Акселя с мечником, ни свист и окрик. А вернее всего, был просто пьян.
Хмельная кровь - Аксель как раз давно мечтал почувствовать кровь с алкоголем, да вот тетеревы в лесу совсем не пили. Какие странные птицы...

— Чини пулемёт, чёрный брат! — приказал О'Доннел и осмотрелся.

Враги напирали со всех сторон и наибольшую опасность представляли не зомби, но от них нужно было избавиться, чтобы они не мешали жить.

Прицелившись в одного из мертвяков, Майкл выпустил ему в голову короткую очередь.

¤ Собственно говоря, все что могло пойти не так, пошло не так еще когда перечислили список бойцов, зачисленных в элитный отряд. И имени "Хазис" в том списке не было. После этого все остальное было уже бессмысленно, перечисляли назначения на малозначительные должности и места службы. Собственно, сначала Хазис думал что и его отправят куда-нибудь незнамо куда, заниматься незнамо чем. Естественно так прожигать свои первые годы жизни он не собирался, поэтому твердо решил, что если его назначат сержантиком в какой-нибудь левый гарнизон - надолго он не задержится. Выражать эту мысль ни словом ни делом он конечно же не собирался, поэтому просто ожидал назначения. Под конец остались лишь одни шестеро, когда список назначений наконец закончили перечислять. Конечно же, вампир отлично понимал, что у него нет ни выучки, ни боевого опыта, ни крепкого телосложения, но то что его не зачислили на любое достойное место все равно было крайне обидным. Хотя, когда все остальные курсанты разошлись, у него затеплилась слабая надежда что еще не все потеряно. Их еще могли назначить в нормальное место, или хотя-бы просто отпустить, что уже было бы неплохо. Курсант-человек выразил вслух вопрос, который наверняка волновал каждого в этой разномастной кучке. Впрочем, сам Хазис на такое бы не осмелился, и лишь вытянулся поровней когда подошел Маркус, стараясь смотреть вперед. Слова его слегка удивили новобранца, но сам он старался виду не подать. Неужели их все таки выгонят? Хазис все больше и больше склонялся к мысли, что это был бы не самый плохой вариант, ибо из него пока что явно получался плохой солдат.

Когда их наконец распустили, он с облегчением поспешил к палатке, дабы успеть выспаться. С товарищами он распрощался лишь в общих словах, ибо времени до подъема оставалось не так уж и много. Землю в палатке он к счастью поменял еще давно, так что хоть с этим возиться не пришлось. Быстро раскопав для себя небольшую могилку, Хазис улегся в неё прямо в одежде и принялся торопливо засыпать себя сверху землей, стараясь распределить её как можно лучше. Вскоре он уже почувствовал приятный поток энергии растекающийся по всему телу, и его сознание начало по немногу затихать. Однако почувствовав бесспокойное копошение под одеждой, вампир отогнал сонность на время. Он опять забыл про Сюрри, как часто бывало когда ему требовалось наконец отдохнуть. Вялыми движениями он разгреб землю с груди и оттянул ворот рубахи. Засунув руку под одежду, он быстро нащупал теплую крыску и вытащил её наружу. Еще одно волевое усилие, и он подтащил к себе рюкзак лежавший у изголовья лежака. Стряхнув Сюрри туда, он быстро принялся опять засыпать себя сверху землей, на сей раз уже окончательно засыпая на ходу.

На следующее утро разбудили его пинки для побудки. С трудом разлепив веки залепленные землей, Хазис тут же начал раскапывать себя из почерневшей сухой почвы, которая всегда вызывала у него сильное отвращение. Потом еще нужно будет это выкинуть. Но сейчас нужно было торопиться на плац, покуда не прозвучала вторая команда на подъем. Вытряхивая на ходу из одежды комки противного мертвозема, Хазис бегом отправился на построение. К счастью он успел встать в строй вовремя, так что оставалось надеяться что претензий к нему от Маркуса не будет. Его слишком беспокоил противный свет солнца, чтобы сосредоточиться на происходящем, так что он спросонок даже забыл что сейчас наверняка будет решаться их судьба, просто выполнял вбитые в него до автоматизма действия. Поэтому следующие слова сержанта были неожиданностью него, он даже позволил себе ошарашено оглядеться по сторонам, щуря глаза на солнце. Понемногу он начинал вспоминать события прошлого дня, и до него начало доходить что это все значит. Из-за нагрянувшего уныния и чувства заторможенности на солнце, Хазис чуть было не прозевал момент когда нужно было проорать согласие. Как только их освободили, Хазис как сонная муха сразу же на всей скорости помчался к конюшне, за казенным плащом. И лишь только надежно закутавшись в него, он отправился быстро собирать свои вещи, и глотнуть на дорожку немного теплой крови из специальной хромой старой кобылы. Отплевавшись от неё, он собрал все вещи в рюкзак, заодно забрав Сюрри обратно под одежду, и отправился грузить это на своего мерина. Посох он не знал куда бы там приделать, поэтому пришлось потратить на его привязывания чуть больше времени. Впрочем, других занятий у него не было, поэтому в конце концов с этим все было в порядке. Вновь он был не особо многословен, ибо еще не отошел от прямого солнца. В голове вяло болталась мысль, что он что-то забыл, но думать было трудно. Поэтому он просто дождался остальных прячась в тени, и вскоре выехал вместе с остальными.

В пути ему понемногу становилось лучше, но разлитый повсюду солнечный свет серьезно действовал на нервы, так что он принялся тихо бормотать под нос молитвы Фалдиру, прося его поскорей закончить эти мучения. Неизвестно, было ли это Его благословение, но вскоре процессия притормозила. Оглядываясь по сторонам в поисках причин этого, Хазис заметил впереди разметанные останки каких-то путешественников, и несколько нечеловеческих фигур. Переменивший направление ветер донес до немедленно затрепыхавшихся ноздрей запах свежей вкусной крови, однако фигуры утворившие подобное, вызвали беспокойное чувство внутри живота. Первое что захотелось предложить вампиру, это объехать нелюдей от греха подальше. Однако ехавший чуть впереди второй вампир уже начал готовиться к резне, и остальные явно его поддерживали, так что Хазис со вздохом изловил под одеждой трепыхающуюся Сюрри, и переложил в притороченную к мерину суму. В отличие от сородича, снимать сейчас плащ ему вовсе не хотелось, при виде того что творил Квентин он лишь поежился и еще плотней закутался в плащ. Критически осматривая происходящее, он мог лишь проворчать.
- Был бы у меня арбалет, я бы тоже мог помочь. Но этот скряга-сержант даже дряное копьецо мне не выдал. Так что вы тут уж постарайтесь, ребята.
Сам он хоть и чесал языком, но все же начал нехотя расчехлять свой посох. Огреть на скаку если что сгодится.

8:34 12.10.1926
Франция, Париж,
рю де ль-Авр, 21
пансион «Отель Авр»

Всего три утра успел Виктор Алексеевич встретить в пансионе «Отель Авр» (также известном как «Бисетр»), но уже понял, что так здесь будничные утра и протекают: сначала, до восьми ещё, торопливые тяжёлые шаги хозяйки, приготовляющей завтрак на табльдот, потом надрывный, надтреснутый звон будильника за стеной, в комнате Покровского, — всегда ровно без трёх минут восемь, шум его суетливого одевания, хлопанье дверьми… Затем, в пятнадцать минут девятого, постояльцы (за исключением Беаты, которой хозяйка милостиво оставляла завтрак на табурете у двери) собирались в гостиной.

Гостиная была тесновата для массивного, накрытого белой скатертью обеденного стола, и уже занявшему место приходилось вставать, чтобы дать другому протиснуться между стулом и древним красного дерева комодом на гнутых ножках, в прошлом если не позапрошлом веке, должно быть, украшавшего дом какого-нибудь французского маркиза. На комоде размещались тяжёлый бронзовый канделябр и набитая опилками кукла — высунувший язык красногубый негр. Взгляды Юлии Юрьевны на обстановку дома вообще являли собой причудливую смесь беззастенчивого мещанства и благоговейного почтения к аристократизму.

В отличие от обильных ужинов, на которых хозяйка потчевала постояльцев битками и кулебяками, завтраки в «Отель Авр» были просты, и — Беата подтвердила подозрения Коробецкого — весьма однообразны: кофе или чай из самовара (скрывавшего под русским обличьем своё германское происхождение), свежая булка с маслом или мёдом, до которого Юрия Юрьевна была большая охотница, и обычно что-нибудь яичное: либо омлет, зачастую пригоревший, либо пашот, либо и вовсе по два варёных яйца на душу. Иванчук ел яйца только всмятку, Покровский — исключительно вкрутую, и, так как иногда Юлия Юрьевна путала, кому какие предназначены, им приходилось меняться. Иногда, в качестве разнообразия (и это разнообразие Коробецкий застал в первое своё утро на новом месте) Юлия Юрьевна готовила творожную запеканку с изюмом, которую полагала очень вкусной, и упоминать при ней об отдающей содой нижней корке считалось крайне дурным тоном.

Вот приблизительно так и начинался этот день, пасмурный, холодный, хмурый, —хоть и был он далеко не обычным. Только вчера, по уже до боли знакомому маршруту наведавшись в британское консульство, Виктор Алексеевич узнал, что его заявление на визу одобрено, и остаток вчерашнего дня он провёл, мотаясь по инстанциям, — требовалось поставить печать в комиссариате, подтверждающую разрешение на выезд беженца из гостеприимной Франции, и, вернувшись обратно в консульство, отдать пятьдесят франков визового сбора, которые, казалось, уже и руки жгли, так не терпелось их вручить наконец, чтобы получить в свой истрёпанный нансеновский паспорт вожделенный расплывчато-синий штамп, пропуск в котором консульский клерк небрежно дополнил, надписав: «на один месяц».



Заслуга в быстром продвижении визового вопроса принадлежала, разумеется, не расторопности консульских чинуш и не настойчивости самого Виктора Алексеевича, а обаянию пани Червинской, которая ещё в тот день, когда дядя с племянницей наведывались к Михельсону, договорилась о встрече со своим старым поклонником, атташе при британском консульстве, спортивном моложавым мужчиной, оставившим в Архангельске указательный и средний пальцы на правой руке (при этом он был левшой и не уставал говорить, как ему повезло). Человеком он был довольно занудливым, и потому Беата уже давно прекратила своё с ним знакомство, которое, впрочем, оказалось недолго восстановить. Приятного вечера, проведённого в компании атташе, а также обещания непременно посетить его в следующем месяце в Лондоне хватило, чтобы тот пообещал посодействовать в визовых затруднениях Виктора Алексеевича и проследить за оформлением визы самой Беаты. И вот, к этому утру всё было готово: оставалось лишь получить расчёт у мсье Поволоцкого, расплатиться с хозяйкой пансиона да купить билеты до Лондона.

А утро было промозглое, холодное: узкие дверцы, ведущие на микроскопический нависающий над улицей балкончик, были закрыты, сыро серела стена противоположного здания за окном, задумчиво гундел приёмник, барабанил по жестяному подоконнику мелкий дождь, Иванчук в толстом халате и ночной шапке, похожий на согбенного азиатского божка, цокал ложечкой установленное в чашечку яйцо, а не без франтовства одетый Покровский одним глотком докончил кофе и полез в карман за сигаретами. «Ну не здесь же, Иван Николаич», — укоризненно сказала Юлия Юрьевна, указав на листочек, на трёх языках запрещающий курить в гостиной. «Так если я на балкон выйду, Марк Феоктистович будет на холод жаловаться», — резонно возразил Покровский, и Иванчук важно кивнул, показывая, что да, непременно будет. Юлия Юрьевна вздохнула и благодушно махнула рукой. Картинно раскинувшись на стуле, Покровский закурил. Сладковатый запах табака распространялся по гостиной.

— А вы, Марк Феоктистович, Шульгина-то почитайте, почитайте, —подал голос Покровский. — Вам очень интересно будет, право. Такой проныра, ведь в Киев к большевикам пробрался, а там дальше и про Москву напечатает, и про Лэнин-град, — шутовски исказив советское название и по-французски програссировав на последнем слоге, продолжил Покровский. Говорил он о серии статей, которые Василий Шульгин, известный в прошлом правый политик, член Государственной Думы, печатал сейчас в «Возрожденiи». Статьи были о том, как Шульгину удалось инкогнито пробраться в Советский Союз и посетить указанные города. Иванчук не ответил, задумчиво погружая мельхиоровую ложечку в жёлтую жижу сердцевины яйца. — И стиль литературный у него, я вам скажу, весьма хорош. Такой, знаете, экспрессивный…
— Иван Николаевич, — ворчливо пробурчал Иванчук, поднимая на Покровского близорукие, все в красных прожилках глаза. — Я вам всё готов простить, видит Бог, я вам готов простить даже вашу омерзительную выходку с шофферами, но, я вас прошу, избавь вас Бог говорить о литературе. Вы ничего не смыслите в этом, вы ведь даже Толстого не признаёте!
— Нет-с, не признаю! — самодовольно откликнулся Покровский, который был в разговорчивом духе. — И счастлив сказать, что «Войны и мира» даже не дочитал, уж до чего скучная книга, и не знаю, чем там всё кончилось.
— Наполеона из России всё-таки выгнали, — мягко улыбнувшись, сказала Юлия Юрьевна.
— Ну вот, зная финал, теперь точно дочитывать не буду, — расплылся в довольной улыбке Покровский.
— Наполеона выгнали… — мрачнее тучи повторил Иванчук. — А Шульгина не суйте мне своего. Он у меня ещё с киевских времён вот где сидит! — старик рубанул ложечкой воздух. — Щёголь и щегол! — возгласил он.

Покровский уже открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг в прихожей затрезвонил телефон. «Это меня, это точно меня!» — закричал Покровский, вскочил и бросился в коридор. Виктору Алексеевичу пришлось встать, посторониться и вдвинуть стул, а стул Покровский всё равно, зацепившись ногой, грохнул об пол.
— Алло! — послышалось из глухой темноты коридора. — А, мьсе Коробецкого? — разочарованно протянул Покровский. — Ну, одну минуту тогда.

Виктору Алексевичу пришлось встать из-за стола и пройти в коридор, где на стене, над столиком с адресной книгой, ключами и подносом с почтой висел аппарат.
— А, Виктор Алексеевич! — сквозь электрический шорох послышался в трубке голос, которого Коробецкий сперва не узнал. — Утро доброе, утро доброе. Это Иван Игнатьевич Молчанов. Я не рано вам звоню? Мне ваш номер передал Михельсон, ну, вы его знаете. Я хотел бы договориться с вами о встрече по поводу той иконки, что вы ему показывали. Я, если вы не возражаете, могу подъехать прямо к вам, я уж разузнал, где вы живёте.

Слушая Молчанова, Коробецкий машинально перебрал лежащую на столике под телефоном корреспонденцию: квитанция за электричество, пухлый конверт на имя Адрианова (вероятно, Покровскому, кто же ещё будет прятаться за чужими именами), и вдруг — открытка с видом берлинской Александерплатц. Синий квадратный штамп: Mit Flügpost, par avion. Получатель: W. Korobezki. Отправитель (по-русски): Ефимъ Барташёвъ. Сразу бросилось в глаза — адрес старой квартиры в Вильжюифе перечёркнут, надписан новый, который Коробецкий, выселяясь, оставил хозяину квартиры. С пяток немецких марок, одна французская, четыре штемпеля, лепящиеся на неровные строчки округлого почерка Ефима.

В пути Варрел без умолку болтал, чтобы было не так скучно.
-...Матушка моя всегда говаривала: "сынок, коли хочешь кратчайшим путём добраться до Востока - иди на Запад". Умная была гоблинша, что сказать. Правда померла нелепо, спрыгнула со скалы, думая что внизу болотная вода, а оказалось колья. Но это ещё что! Как то поймали меня эльфы, думаю, вот и конец мне настал, ан нет пришла в голову мыслишка: притворился эльфом.
-Ах, какой чудесный нынче денёк, как я люблю природу,- воскликнул я, вырвал цветочек из земли и полез обниматься с деревом. Эльфы спросили, что я делаю. Я ответил, что я - эльф, и веду себя по-эльфийски. Эти уроды упали на землю, начали кататься, и стали постанывать и рыдать от горя, видимо, им было жаль оскорблять соотечественника своим недоверием. Ну а я под шумок ускользнул от этих тупых созданий...
-Ладно, Дабарг, я вижу, решил вести нас на Восток. Это правильно, куда торопиться. Посовершаем подвигов, а потом можно и на Запад двинуть.

НАКАИНИЦ БАЛШАЯ ЗИЛЬОНАЯ КАМПАНИЙА АТПРАВИЛАСЬ НА КАКОИТА ДЕЛА!!!
КАНЕШНА ЭТА ЗАДАНИЙА ОТ ГАБЕЛЮКА БЫЛА НИ САМАЙ ИНТИРЕСНАЙ ЗОТЕЕЙ, НО ЭТА БЫЛА ВСЯКА ЛУШЕ ЧЕМ ПРОСТА СЕДЕТ НА ЗИЛЬОНАЙ ЗАДЕНИЦЕ!!!

ПРЕЧАПАВ К СТРАНАЙ КАК ФЕСЬ ГОРАД ПАСТРОЙКИ, ФСЕ РЕШИЛЕ АТПРАВИТСЯ К КАКОЕТА ТАМ КАНУРЕ! ФСЕ, ДА ТОЛЬКА НЕ УЗГОК, КАТОРЫЙ БУДАЧИ ХИТРЕМ ОРКАМ РИШИЛ ПРАЙТИС НИМНОГА ДАЛЬШИ ПА ПРАХОДУ И НАЙТЕ КАКОЙТА ЛАС НА ВЕРХНИИ ЭТЫШИ АЛЬ КАКУЮТЫ КРЫШКУ, НА КАТОРУЙУ ОН СМОХ БЫ ЗАБРАСА И ПРАНИКНУТ ВНУТРЮ ЖПИОНСКОГА ЛОГАВА!! ЭТА ПРИКРАСНАЙА МЫСЛА КАСАЛАСЬ ИМУ ОШЕНЬ УМНАЙ, ПАТАМУ ШО:
ВА-ПАЛИЦ - ОН МОХ БЭ НАТИ ТАМ ШОНИТЬ ШО ШПИЁНЫ ПРЯШУТ!! НАПРЕМЕР ШОТА ПАЛЕЗНАЯ!!! БАГАСТВА НАПРЕМЕР!!!
ВА-ДРУГАЙПАЛИЦ - ПАТРАШИЛА СМОХ БЫ ЗАЙТИТЬ ЗА СПЕНУ ХИТРАМ ВРУНАМ, АТВЛИЧЕНЫМ АСНАВНОЙ БРЕГАДАЙ ОРКАВ!!
ВА-САВСЕМДРУГАЙПАЛИЦ - НАЧНОЙ ОРК ОШЕНЬ ЛЮБЕЛ ВЫСАТУ И НЕ ЛЮБЕЛ МНОГА ГАВАРИТЬ!!! ЗА ПАСЛЕДНИИ МНОГА СУТАК ПАТРАШИЛА И ТАК МНОГА ДУМАЛ!!! НАДА БЫЛА ДЕЙСВАВАТ!!!!

А ПАТАМУ СПУСТЕВ С РУКЕ ЛУУНА И АТПРАФИФ ЙЕГО В ПАЛОТ, УЗГОК ПАПЫТАЛСА ЗАБРАЦА НА ХАТКАН КРЫШЕН!!!!

— Стреляем по готовности! — прокричал Майкл и прицелился в ближайшего зомби, — Натяни их, чёрный брат! — весело прокричал он и выпустил пулю в шатуна.
С такого расстояния ПП не мог попасть в голову, поэтому стоило надеяться на удачу и качество Хенкель.

Башанипал нанёс завершающий удар, отнимающий у Моргана надежду воскреснуть когда-нибудь вновь. И затем ещё один. И ещё, проходящий уже впустую сквозь разрубленные куски тела. Только когда от вампира, разрушившего его "храм", ничего не осталось, бешенство Башанипала стало угасать.

Разогнувшись, он посмотрел на Априле. На таком расстоянии Априле не мог поймать его взгляд, а толща воды не позволяла сказать или услышать что-либо. Он видел только как огромная фигура, уничтожившая Моргана, развернулась и исчезла в подводной мути, не проявив к Априле никакого интереса. Сколько не пытался его найти Априле, монстр исчез из его жизни навсегда.

Априле хотел допить оставшееся витэ в погибших культистах, но все тела были пусты, даже то тело, которое он утащил с корабля под выстрелы полицейского. Без Примогена идти к Князю смысла не было, и стремительно наступающее утро он встретил, зарывшись в речном иле.

***

Следующей ночью его чутьё подсказало ему сначала позвонить сиру, и только потом кому-либо ещё.
"МакДжинн сливает тебя", сказала сир, и больше ей ничего говорить не требовалось. Его новая семья, предала его. Для его новых Сородичей "семья" не значила и десятой доли того, что она значила в Каморре. В ту же ночь Априле покинул Новый Орлеан, решив не испытывать судьбу. Он отправился в Неаполь, родину своего смертного отца. Потерянный рай, в котором он никогда не был, но о котором так много слышал, будучи ребёнком. К сожалению, он никогда не увидит Неаполь в лучах солнца, когда он особенно красив и светел, но из всех уголков земли он выглядел наиболее привлекательным... и безопасным.

Древние итальянские рода прохладно встретили сородича из Нового Света. Здесь ему снова пришлось с нуля зарабатывать себе имя, и процесс этот затянется на долгие годы. Для вампиров, многие из которых заказывали себе портреты у художников эпохи Возрождения, десятилетия летели как секунды. Однако традиции, и нравы, и ценности пронесённые через века, отличались от прихотливой жизни американских вампиров. Слово, данное вампиром старой Европы было твёрже камня, и Априле не встречал среди них дельцов, подобных МакДжинну, желавшему власти ради власти и менявшему слуг как перчатки.

Однако однажды Априле придётся узнать, что Новый Орлеан навсегда всё же останется с ним. На Априле было проклятье, которое местные мистики называли "проклятьем родной земли": до тех пор, пока рядом с ним не было хотя бы горсти торфяной почвы с берегов Миссисипи, дневной сон не давал ему полноценного отдыха. Был ли он проклят Башанипалом, всё ещё рыскающим где-то в ночи, или причина в ином - он не знал. Но теперь у него было на один секрет больше.

***

Альберт Карл Элиотт узнал о судьбе своего друга Вольфганга Моргана через несколько дней, когда гончие Князя бороздили дно Миссисипи в поисках следов культистов. Должен ли он был расстроиться, узнав, что детективу не удалось разделить с ним проклятье вечной ночи? Чем больше он узнавал об обществе, частью которого он стал, тем больше он сомневался в этом. Гэбриел Хёрст предоставил ему все условия для комфортного продолжения научной деятельности, однако результаты его исследований были прохладно встречены архаичным Князем. С другой стороны, в них заинтересовалось зарождающееся в городе Картианское движение вампиров-революционеров, проповедующих заимствование прогрессивных идей из человеческого общества. Этот интерес имел мало пользы для Элиотта: картианцы искажали и извращали смысл его выводов, используя их как оружие для пропаганды своих идеалов. Железная рука Князя Видаля не давала им возможности зайти слишком далеко, однако другого применения трудам Элиотта пока не нашлось.

***

О Башанипале больше никто не слышал. Потерпев неудачу в городе-полумесяце и неофициальной вампирской столице мира, которая по всем знамениям должна была принадлежать его лунному богу, он затаился где-то во тьме. Одно можно было сказать наверняка: в мире стало на одного смертельного, хитрого и амбициозного монстра больше.

— Я сказала: пол-то-ры ты-ся-чи зо-ло-тых. — Громко и по слогам повторила Тина. Вот же тугоухий капитан. — Ну посудите сами, кто как не я сможет вам помочь в этом деле? Я же жрица, а это значит, что вся удача сейчас моя. И помолюсь, чтобы и вам отвалили немножко. Плюс, за такую сумму я буду усердно молиться каждый день, чтобы город поскорее избавился от нападения этих мелких засранцев. Разве не выгодная сделка? Ну и на храм, опять же, благое дело... Вы ведь делаете пожертвования?... Так о чём я? Вот вы говорите, что дельце плёвое, а сами посудите, гоблины - это ж не крысы, поопаснее будут. Тут и цена соответствующая нужна. Просто уши им в подворотнях отворачивать (тут Тина брезгливо поморщилась) — это одно, а выяснить места, из которых они в город лезут — совсем другое, тут деликатнее действовать надо. Понимаете, капитан?

Тина же напротив, на протяжении всего разговора улыбалась во весь рот (кроме упоминания ушей), показывая всю свою готовность подсобить властям. Дельце выглядело тухленьким и малоперспективным, но жрице были нужны деньги. Может, её великие свершения начнутся именно с этого? Арастиния Дречстикер — освободительница Котла от гоблинской напасти. Звучит неплохо. Может, и медальку какую потом выдадут.

— Ну так что, по рукам?

Ирдраяр, древний город, стоящий на руинах давно позабытых времен. Островок цивилизации в море бесконечного песка. Даже с высоты одинокого сокола, кружившего над ним, было заметно, как Ирдраяр кипел жизнью. Тонущие в зелени пирамидальные дворцы и высокие каменные башни, многие из которых до сих пор оставались заброшены, давали достаточно защиты от солнца тем, кто бродил по улицам и переулкам столицы. Их было гораздо больше чем обычно. Толпы людей суетились, торопясь по своим делам. Торговцы и знать, простолюдины и рабы, и федаины. Много федаинов. В высоких и темных как скалы стенах Ирдраяра ютилась целая армия. По меньшей мере тысяча копий, собранная по зову султана. И скоро, их число возрастет.
По городу витало необъяснимое, будоражащее волнение. Оно чувствовалось на всех улицах, у водяных каналов, на полях и в парках, но сильнее всего, во дворе Солнца и Луны. Здесь, на великом совете вазиров, решалась судьба султаната.

- Кости брошены и мы должны действовать быстро. – Полуэхо раздалось среди мраморных колонн, проникая в огромные коридоры, прилегавшие к сердцу двора, залу суждений. Потолок зала был головокружительно высок и сиял полированной бронзой, бросая отблески дневного света вниз. Здесь блуждал прохладный ветерок.

- Армии собраны, они уже готовятся форсировать Тилисану. – Джасул Ибн Зан говорил гордо. Султан расхаживал вокруг карты мира, развернутой под его ногами, поверх блестящих витиеватых мозаек на полу. Подобно многим вещам в этом дворце, карта имела внушительные масштабы. Она была составлена со скурпулезной точностью. Тут были все страны известного мира, крупнейшие города и острова, а там где изображались Хашур и Солитаний, стояли каменные фигурки.

Одетый в свои повседневные аскетичные одежды, Джасул держался с царственной осанкой, вопреки следам подступающей старости, проступавшим в его седине и чертах лица. Он остановился и передвинул, с помощью специальной палки, большую часть черных фигур, обозначавших войска Хашура. Они переместились на территории провинций, обозначенных как «Сан-Маринер», «Бенерис».

- Последний крупный набег на земли чужеземцев разворошил их гнездо сильнее чем казнь бесчестных шайтановских увещевателей, которые дерзнули ступить в Имракан. Судя по тому, что донесли мне глаза и уши разведчиков до моего отправления в Ирдраяр, они и не подозревают, насколько мало им известно о том что их ждет. – Джасул остановился, поглаживая бороду. Выражение довольства не покидало его. Он ждал этого момента всю свою жизнь, и однажды смирился что никогда до него не доживет, но боги были милостивы и великодушны.

Вазиры окружали султана, возвышаясь над ним полукругом из шести. Они сидели на резных креслах из светлого дерева, в тогах черных с рыжим, отделенные от Джасула девятью шагами и несколькими ступенями. Их головы были покрыты черными же накидками, а вместо лиц -отражения, отбрасываемые непроницаемыми зеркальными масками.
- Скажи, акха Джасул, что ты видишь в степях Тиамии? – С неторопливой степенностью вопросил вазир за спиной султана. Первый-из-Круга восседал на светлом деревянном кресле, ни разу не двинувшись, пока Джасул Ибн Зан говорил.

- Эти – Презрительно скривился султан.
- Легкость с которой они позволили замутить свой разум шайтановскими сказками, только подтверждает то, насколько варварски примитивны они по сути своей. Все мы знаем что ими движет алчность и разбой, жажда проливать кровь забавы ради. Они думают, что уподобившись чужеземцам, смогут скрыть это.

- Что ты будешь делать, когда они выступят на стороне Солитаний? – Снова вопросил Первый
- Вестники послали им предупреждение. Вместе со всеми бедуинскими племенами, у нас достаточно воинов, чтобы при желании смести их, прежде чем те опомнятся.

- Это обойдется недешево, акха Джасул. На то, чтобы снарядить все те армии, которые собрались на границе, и которые готовы выступить из Ирдраяра, ушла вся наша казна. Помни, у тебя нет права на ошибку. Очень многое стоит на кону.

- Я знаю, о Первый-из-Круга. Я не подведу вас, клянусь кровью своих предков.
- Сомнений в первоначальном успехе немного. Мы готовились к нему очень долго и очень тщательно. Куда больший вопрос в том, что делать после того, как Хемер-Солам будет отвоеван. – Ожил Пятый-из-Круга. Он всегда отличался осторожностью в рассуждениях, иногда сильно раздражавшую султана Джасула, потому как она, на его взгляд, подозрительно близко граничила с трусостью. К тому же, Пятый особенно настойчиво общался с султаном на собраниях из всех шести вазиров, как будто получал извращенное удовольствие, когда ему удавалось поставить Джасула в неудобное положение.

- Ты имеешь ввиду реакцию других чужеземных государств, Пятый-из-Круга? Я сомневаюсь что все из них столь горячо верят в своего лживого шайтана, но однажды они выступили против Халифата все вместе. Значит, это может повториться вновь. Да, я готов к такому течению событий.
- И что же заставляет тебя быть столь уверенным в своих утверждениях? – Не унимался Пятый
- Слухи из-за моря, приносимые Ибн-Хасидами, сообщают о беспорядках и войнах между государствами чужеземцев. Тот, кто называется себя верховным лидером их «Церкви Спасителя», да будет она проклята, уже объявил «второй поход», который направлен на север. Среди них нет былого единства, а султанат Хашура намного сильнее, чем был Халифат за годы до падения. Они не ждут мощного отпора, и в этом один из ключей к нашей победе, как я говорил уже перед вами.

Пятый-из-Круга покачал головой.
- В планах твоих допущений больше, чем мы готовы принять.
Джасул Ибн Зан оглядел всех вазиров. Его растерянное лицо отразилось в шести зеркалах.
- Что это значит? Вы не одобряете возвращение в Хемер-Солам?
- Нет, мы поддерживаем его, как оно всегда было. – Ответил Пятый.
- Твои планы будут изменены в соответствии с видением, которое мы составили на нашем совещании двумя лунами до этой встречи. – Произнес Третий-из-Круга тоном, не терпящим возражений.
Пятый вазир продолжил свою речь
- Положение султаната и сегодняшние времена требуют особого подхода, если мы хотим преуспеть и выдержать испытания, ниспосылаемые нам богами. Когда ты поведешь федаинов и каракийцев через Тилисану, ты должен недопустить массового убийства чужеземных жителей, населяющих Хемер-Солам, и воздержаться от уничтожения их городов.

Джасул не сдержал изумления

- Вы требуете от меня защитить чужеземцев от наших воинов, от нашего правосудия?!
- Нет, всего лишь проявить сдержанность в своей праведной ярости. Благополучию султаната, сохранности наших традиций и веры, поспособствует такой подход. Когда Хемер-Солам будет освобожден, он не должен выглядеть как пустынное пепелище, иначе чем мы тогда отличаемся от этих нечестивых убийц, что стерли Халифат с тела Маду? Итак, твоя цель разбить Солитаний. Захватывай любых высокородных чужеземцев в плен, особенно тех, кто принадлежит к их правящему роду. Предоставляй простым чужеземцам возможность принять хашурскую веру. Те кто откажется, да попадет в рабство. Тех кто будет сопротивляться, убивай без пощады.

- Чужеземцы долго пытались осквернить наш народ своим шайтаном, в том что они в итоге сами обратятся к реальным богам, раскроют свои глаза, и отбросят свои варварские устои, приняв наши, есть справедливость и высокая цель. Это покажет всем остальным истинность того чему учил нас Хашур, истинность Урдамаша и Нанарьи, и их детей. – Присоединился Шестой-из-круга.

- Но, Халифат... – Султан все еще не мог переступить через свою растерянность, блуждая по карте потерянным взглядом.
- В прошлом. И его прошлое это не то, чем стоит гордиться, как показал великий пророк. Мы, султанат Хашура. Боги ведут нас к великим свершениям, и мы должны донести их мудрость до всех остальных, или же сгинуть во тьме веков, как сгинул Халифат, закрывшийся внутри себя и утерявший веру. – Ответил Шестой.
- Я, я приму ваше видение. – Джасул послушно поклонился.
- Теперь дослушай наши поручения, и исполни их, насколько позволят возможности, когда ты вернешься в Имракан. Как было сказано тебе прежде, прав на ошибку у тебя нет, акха Джасул...

Рекинге надоело ждать когда племя решится с выбором вождя. Выйдя к костру, Рекинге стукнул себя в грудь и громко произнес:
- Я хочу быть вождем нашего племени, есть ли ещё кто желает на это место?!
Рекинге обвел всех присутствующих взглядом.

Золотой лик Прадеда Солнце ласково взирает на молодое племя из-под купола мира.

Остались позади зеленые холмы и каменистые горные перевалы. Остались позади обжитые земли, покинутые горсткой храбрецов.

Великие вожди, собравшиеся на Совете Племен, как случалось каждые двадцать лун, насмехались над "глупцами", пожелавшими оставить родные и благодатные земли и отправиться на поиски края земли. Но их веселье угасло, когда старый шаман молча вышел из Длинного дома, жестом повелев следовать за собой.

Странники? Изгои? Они не знали ответа и не искали его. Ступая по мягкой траве, каждый вдыхал свежий воздух, позволяя духам попутного ветра вести себя в неизвестность.

И вот шаман указал на пещеру в одинокой горе. Он попросил духов о защите, принеся им в жертву свой амулет. Духи были благосклонны - и огонь занялся. Ярко вспыхнуло пламя костра, угодного духам.

Вы сидите вокруг костра, дрожа от волнения и надежды. Что уготовила вам судьба? Лишь духи знают ответ, но они не спешат раскрывать свои тайны.

Но каждый из вас понимает, что воды и пищи осталось всего на три дня, а из инструментов - лишь десяток рубил да пара дубинок. И если ничего не изменится - то ваше будущее предопределено и печально.

У меня было 2 кастета, 75 крышек от саспариллы, 5 упаковок по 4 патрона .22LR, полсолонки растворимого кофе из убежища и целое множество пустых банок от пива всех сортов и расцветок, а также текила, ром, ящик пива, пинта чистого ирландского виски и чистая водка. Не то чтобы это был необходимый запас для побега из Вегаса, но если начал собирать вещи, становится трудно остановиться. Единственное, что вызывало у меня опасение — это водка. Ничто в мире не бывает более беспомощным, безответственным и порочным, чем я после бутылки водки. Я знал, что рано или поздно я перейду и на эту дрянь.

Боль в голове не давала мирно лежать на теплом, даже слишком, песочке. Вчерашние приключения явно были очень насыщенными, потому что отсутствие ботинок и крышек говорили о многом. Джек с трудом протянул руку к фляге, которая должна была висеть на ремне, но вместо живительной влаги получил шиш без масла. Фляжки не было на боку, а это очень разозлило боксера, но ненадолго, потому что чертовы голоса мешали сильнее с каждой секундой.

— Почему, жизнь? — хрипло прошептал О'Бёрн, — Зачем ты забрала фляжку и деньги? Почему ты не забрала мою жизнь? Зачем ты наслала эти голоса, которые заставляют меня страдать? За что?

Через несколько мгновений до выходца из 21 убежища дошло, что голоса не являются порождением его головы. Он понял, что говорит кто-то другой, причём говорит матом круче чем бармен в том заведении недалеко от Стрипа Нью-Вегаса. С трудом заставив руки двигаться после тяжёлого, как в физическом, так и в психологическом плане, перемещения к ремню, Джек начал ползти к голосам, чтобы послушать, что они там несут.

Движение казалось вечностью, но за это время голову боксера посетило много мыслей. По большей части отрицательных, но были и положительны. Например, то, что он не проснулся в постели с жирным потным мужиком или, что он остался с руками, ногами и пальцами, или нет? Джек с трудом повернул голову к рукам и начал считать. Дважды сбившись со счёта, он понял, что пальцев у него одиннадцать. То есть на один больше, чем было. Сначала его мозг запустил программу радости по поводу приобретения, но через пару секунд началась паника, потому что лишний палец это плохо. О'Бёрна спасло от приступа паники или сердечного приступа то, что палец неожиданно пополз от руки и оказался большим червячком.

Оказавшись максимально близко к голосам, но так, чтобы его не заметили, он принялся слушать.

Вспоминать вчерашние приключения очень не хотелось.

Роке все чаще вспоминалась безделушка, которую он ребенком нашел в сокровищнице отца. Загляни в нее -- узор, чуть встряхни -- другой, и еще один, и еще. Будущий хан долго набирался смелости разломать ее, чтоб проверить слова отца "Она не волшебная, цена ей -- ползолотого". Оказалось: три зеркала, несколько малюсеньких драгоценных камней, такими приличный ювелир побрезгует. Когда тубус наконец поддался -- гром не поразил Дауда, свет вокруг не померк и серой не запахло.

А сейчас казалось, что кто-то начал трясти калейдоскоп, одним из камешков в котором был сам Рока. События, лица, места, дни...

***
Вот экзамен соискателей на должность ханского уполномоченного по делам расследований и наказаний, каковой Правитель с Наследником соизволили почтить личным присутствием. Экзаменуемым оказано невиданное уважение, настил, застланный ковром, на котором восседают Великий Хан и Наследник, в окружении государственных советников, которые собственно и ведут экзамен, всего на две ладони поднят над полом, где на ковре сейчас сидят экзаменуемые, застывшие в сообразном моменту поклоне, ладони прижаты к ковру перед коленями, лоб склонен.

Говорят, здесь только лучшие, уже прошедшие несколько экзаменов: свободно умеющие читать и писать, нарисовавшие портрет мельком виденного человека, по которому его удалось опознать, опыт командования солдатами, знание кодекса дознавателя. Само собой, все благородного происхождения, в церковной школе такому не учат. Вероятно выложили кучу золота за свое обучение. Уже в летах, на глаз многим за двадцать.

Но раз уж Мечтатель здесь, он перебивает советников, сидеть декорацией не в его повадках:
-- В Бекейе караванные тропы перерезаны разбойниками, ситуация признана Ханом Закона чрезвычайной. Ты послан ханским эмиссаром во главе отряда, с соответствующими полномочиями, опиши действия.
-- Допрошу выживших, своих подчиненных понадежнее отряжу наблюдателями в дружины рода, держащего земли. Совместно своими силами с родовыми организую облаву.
-- Нет, все действия.
-- Эээ. -- млехетский дворянин дает себе не больше секунды чтоб собраться с мыслями. -- Являюсь к местным Рукам Закона, предъявляю свои полномочия. Узнаю, что там у местных за разбой, если не смерть -- пытаюсь сгладить угол. Мол, дело о путниках, а они под защитой Великого Хана, так что это основание для вмешательство в родовые обычаи. Властью Великого Хана отныне и до специального распоряжения за разбой -- смерть, за укрывательство разбойников или скупку награбленного -- смерть. Потом самых сообразительных из своих младших приставлю к командирам местных дружин, кордонами разрежу область на три-четыре части. Пусть проверяют все подорожные, не допускают перемещения многих без ясной цели. Сам тем временем буду допрашивать выживших жертв, узнаю между какими кордонами происходят нападения, составлю описания бандитов.
-- Выживших у тебя больше не будет.
-- Как это, почему?
Рока сохранял невозмутимость -- добродетель правителя. Где-то под каменным лицом Рока орал в голос "Сын барана, чему тебя вообще учили?! Это же для законника АЗ-БУ-КА! И это лучшие? Господи-Спаситель, за что мне такое?"
-- За разбой у тебя теперь смерть?
-- Смерть.
-- А за убийство у тебя смерть?
-- Смерть.
-- Тогда зачем разбойнику оставлять свидетеля, если в случае чего терять ему всяко нечего?
Мечтатель выждал ровно такую паузу, чтоб заметить, соискатель сам понимает во что вляпался, или пялится коровой. Этот понимал.
-- Не должно наказание за разбой равняться наказанию за убийство. Так что: или за убийство обращать кару на кровных родственников преступника, но это палка о двух концах. Погрязнешь в кровной мести. Или убийце смерть, грабителю каторга. Только так.
Было заметно, что молодой дворянчик искал, как отыграться. И как ему показалось, нашел.
-- Великий Хан, а куда ты денешь столько каторжных? Пасти скот раба не заставишь, это для степняка нормальная жизнь. Сад возделывать тем паче. В каменоломнях Млехета уже и так одни каторжные, поди, куда дальше. Железо куют в Лантании в основном, и там каторжный без надобности: на одного кто руду копает пять кто дерево рубят. А это с любовью надо, так рубить чтоб лес не свести.
Мечтателю казалось, что он вновь чувствует зубную боль. Нескончаемую, безнадежную, от которой заговоры давно не помогают. Экзаменуемый ни хрена не смыслил в том что надлежит делать, но он хотя бы соображал, где сделать что-либо не во власти Хана, и туда и ткнул. Не сметь показать, что зацепил. Изобразить милостивого правителя, оценившего прилежность экзаменуемого и радение о государственных делах. Наградить да отпустить.

Лучшему из сдавших экзамен Великим Ханом была пожалована награда: рулон тончайшей жеребячьей кожи, с обоих сторон плотно покрытый письменами. Мелко, так что даже молодыми глазами не разобрать без выточенной из хрусталя лупы, на одном свитке умещены выдержки из наиболее важных законов империи. Тома для библиотеки, а этот можно таскать с собой, мотаясь в седле под дождем и суховеем из конца в конец Великой Степи.

***

Вот Мечтатель провожает экспедицию на восток, через Великую пустыню. Хорохорятся друг перед другом аристократы разных родов, молодые воины и старые дипломаты. Черт возьми, как же хочется отправиться с ними. Но не о чем и думать, не дело правителя.

И азартно и боязно, что эти Нефритовые из себя представляют. Рока знает, слухи редко оказываются правдой, да и войной степняка не испугать, степняк сам по себе -- война. Но если хоть часть слухов правдива -- то ох и лихие времена грядут. Что ж, об этой жизни сложат песни. У степняков больше всего песен о мертвых героях.

***

Рока отправился навстречу новостям о Новых Солитанских Мученниках. Все время что приходили вести, Хан провел в Бекейе, отнюдь не из сентиментальности. Дел хватало. Для многих преданность Спасителю была не пустым звуком, у некоторых из них к горячему сердцу не прилагалось мозгов. Молодые воины хотели идти в Хашуру. Сразу, без подготовки, даже без объявления войны. На коней и вперед. Рока прекрасно понимал, чем это закончится. Султанат был противником исконным, доказавшим свою опасность. Такого наскоком не взять.

Хану легко поднимать свой народ на войну. Война в мечтах -- это замечательно, это подвиги и добыча. Куда труднее Хану удерживать свой народ от войны. Выглядит двусмысленно. Хан проявляет осторожность? Хан не торопится защитить нашу Веру? Нехорошо выглядит, неоднозначно.

Впрочем, среди степняков многие понимают, что к чему в войне. Так что молодые глотки есть кому позатыкать и кроме Мечтателя. Люди не так глупы как кажутся. Были бы такими -- тяжко было бы быть правителем. В любое время, не только когда соседнее государство послало священников общей с тобой веры на верную смерть.

Вторая напасть -- некоторые тиамиты захотели строить церкви в честь новых мучеников. Что официально Церковь их еще мучениками не признала -- это бы еще полбеды. Святому престолу не привыкать, что дети степи вечно что-нибудь в божьих делах напутают. Но тут дело другое. Новые солитанские святые в Тиамии -- не к добру. Не ровен час за мертвыми живые потянутся. Богу богово, а чужих попов Тиамии не надо, мирскую власть Рока делить с чужеземцами не собирается.

Поначалу Мечтатель просто запретил строительство. Не в его духе это было, но на то и правитель чтоб запрещать. Заскрипело. Сошлись на том, что церковь Хан разрешил построить одну. В Рокении, новом городке в Бекейе. В честь сразу всех мучеников, чудную. Ориентированную не на восток, как положено, а алтарем в сторону Хашура. И с двумя парами дверей, одни как обычно, в противоположном от алтаря конце. Другие -- огромные, во всю стену, и всегда закрытые -- прямо за алтарем. Намек, многим понятный.

***

Очередной поэт представляет свое творение. Хан объявил о щедрой награде автору лучшего переложения действующего судебного кодекса в стихи. Грамотных людей не хватает катастрофически, даже для судебной службы, а стихи хотя бы заучить легко. Так что дело важное, присутствует сам Великий Хан, Хан Закона и Хан Казны тоже здесь, еще десятка два чиновников, гвардия и просто любопытных собралось на зрелище, из которого как-то сам собой образовался праздник.

Поэт наконец смолкает, и Хан Закона обращается к Правителю.
-- А что, Владыка, может пока не поздно добавить в судебный кодекс: за рифмоплетство -- повешение за ноги?
Мрачнее тучи, Мечтатель отвечает, изображая безмятежность.
-- Да, и как же ты собрался вешать в пустыне, о Великомудрый Повелитель Законов?
-- Так в пустыне не понадобится, пока такими виршами только лантанийцы и млехетцы запомнились.
В шатре, вместившем несколько сотен человек, слышно, как под потолком оса трудится создать ветерок своему гнезду.

Милая коровка. Жаль что молочка ты не дашь... Я выхожу на улицу, решаю обойти амбар в надежде обнаружить хоть что-то ценное, заглядываю в кусты которые видел из окна, пытаюсь определить что это за сорт растения... Смотрю в даль, пытаясь увидеть что-либо... Возможно есть дорога, ведь это поле явно не на корове пахали... В голову начинают лезть странные мысли. Если я тут один? Если меня никто не собирается искать? Да и вообще почему меня должны искать? Возможно ли что это ссылка за провинность? Да нет, уж точно... Хотя бы вспомнить как меня зовут... Как же меня зовут. Нет! Опять пустота. Опять белый шум в голове. Но ничего, эти... Как их там... Синопсисы... Восстановятся, это точно, а вместе с ними и память, такое не может длиться вечность. Я точно знаю!

Tu autem Domine ne elongaveris auxilium tuum ad defensionem meam conspice
erue a framea animam meam et de manu canis unicam meam
salva me ex ore leonis et a cornibus unicornium humilitatem meam
narrabo nomen tuum fratribus meis in media ecclesia laudabo te
qui timetis Dominum laudate eum universum semen Iacob magnificate eum.

23 Псалом

Интерлюдия нулевая. Боггемен, с. Вальдшмидт

...Когда в трактир "Три собаки" вошел неуверенной походкой Колченогий Руди, опиравшийся, как всегда, на плохо оструганную сосновую палку, папаша Фриц, занимавшийся в это время тем, что драил пивные кружки, раздраженно вздохнул: опять инвалид будет просить пива, а расплачиваться за это будет историями из собственной службы. Молодые подмастерья и приказчики, особенно из тех, кто попал под вероятную мобилизацию, и теперь ежевечерне ходили на тренировки пустырь у ратуши к десятнику кайзерской армии Генриху Коцеку, не скупились налить ветерану за его байки в надежде услышать что-нибудь, что поможет им в дальнейшей службе. Сам же Папаша этих историй и от Руди, и от Генриха, и от Адольфа с выселков наслушался уже столько, что мог сам их повторять наизусть: но молодежь за пиво и бигос рассказчикам платила исправно, так что трактирщику оставалось только вздохнуть и приготовиться в очередной раз слушать.

Припомнив несколько баек повеселее и выпив пару кружек, Колченогий в который раз сел на своего любимого конька и затянул рассказ о том, как он получил свое прозвище - как раз в приснопамятной битве у Блошек:
- Оть я вам-то скажу - тама, у Блошек, такая валка была, что хучь святых выноси. Отступники эти сатанаиловы, спасителепродавцы, оседлали холмик, как баба пьяного мужа, и вцепилися в него всеми руками и ногами. Стоят тама, значицца, да ругаются, веру поносят да лыцарей наших. Ну, лыцарята пари-то нервные, трепетные, гонористые, мать их так, ну и злятся. Как мне потом Карл-десятник рассказывал - а сам он енто от самого сотника слыхал: гутарил старшой над лыцарями старшому над пехтурой, что разгонит он ентих свинопасов за раз. Ну а Меченый - главарь мербержских ландскнехтов, значицца, ему и талдычит: мол, не время соваться, сча дождемся основных сил, да выбьем дух из чегенского отребья.
Но лыцари-то, они мозгами обделенные, а гордостью - нет, вот и не сдюжили подумать над словами Меченого. Ну и того - пошли они в атаку. Хоругви вьются на ветру, пики блестят, доспехи сияют - заглядение. Стало быть, словно и не на войну пришли, а перед девками форсить. Эх, что-то у меня в глотке пересохло...
Ага, спасибо. Ну, значицца, поперли эти лыцари на горку, как пьяный вахлак на углежога. А тама, тама! Матерь Божья, понатыкали енти дерьмоеды в землицу кольев - какой конь проберется? Ну и завязли господа тама, как в болоте. А таситы, улей им в задницу, с холмика-то залп дали, да, похватав цепы и алебарды, ринулися вниз, на кавалерию. А тама такая куча из конев да людев образовалася, что сразу ясно: поминай как звали рабов грешных.
И как пошли они лыцарей резать, наш сотник заорал как оглашенный: "Впере-ед!". Ну мы что, наше дело свинячье - ринулися. Глядишь - и уже в самой сече. И ну выручать обосравшихся господ. Они отходят, значицца, а мы шкуры свои подставляем. Им, енто самое, ре-ти-сра-да, а нам юшку проливать. Да нешто нам этт дело не привычное? Сдюжили. Я фальшионом одному брюхо вскрыл - он кишки уполз собирать; другому лапу отмахнул; третьему, что мой дружок Зиги копьем пырнул, бошку снес. Ну, думаю, такими темпами я героем стану, десятника дадут. И тута вырастают передо мной два ублюдка с цепами. Ну я от одного отмахиваюсь, от второго щитом прикрываюсь. Мыслю, значицца, как их в ад отправить. Рубанул только одного по груди - тот отошел, как второй, чтоб его понос на бабе прихватил, как своей дурой мне по ногам раз! От чувствовал я - стою, стою, и вдруг - лежу, лежу. А колено ноет так, что повеситься хоцца. Ну я, не будь дурак, помянул святого Георга-Заступника да святого Августина-Праведника, да рубанул этого курвиного сына фальшионом своим по ноге. Рухнул он рядом, и тута робяты мои его зарубили, а меня, значицца, вместя со всеми оттащили.
Вылечили, выходили подлатали, не дали сдохнуть. От токма и служить не оставили - кому я там хромой нужен? От и выперли до дому. Так что слухайте меня, молодежь. Попадете в войска кайзера, чтоб ему не икалось, вспомните советы старого Руди, да момяните меня добрым словом. Ну, что рты раззявили, пиво мне само в руку не прибежит!

Интерлюдия первая. Альвен

Фюрст Карл был на ристалище, когда к нему примчался взволнованный Людвиг. Заорав во весь голос: - Прекратить поединки!, - подлетел он к брату и взволнованно выдохнул:
- Отец...
Резко обернувшийся наследник откинул забрало шлема, с тревогой глядя на графа Зауэра, прочие поединщики сгрудились вокруг. Отдышавшись, Людвиг сипло произнес, преклонив колено:
- Отец умер... Мой кайзер.
Секундная пауза - и окружающие взорвались славословиями:
- Да здравствует кайзер! Да здравствует кайзер Карл! Слава новому кайзеру!
Как бы не переживал новый правитель Иннерсберга смерть своего пожилого отца, не след было показывать свои чувства. Лицо Карла было каменно-спокойным, а голос - предельно ровным и невозмутимым:
- Мы устроим ему достойные похороны. Он много сделал для Фатерлянда, и с ним ушла целая эпоха. Нам очень жаль, что благородный отец наш не дожил до победы над мятежниками, но мы не опорочим его память, и уничтожим предателей и завершим то дело, что он начал. Gott mit uns!
Все ристалище взорвалось криком, от которого, казалось, затряслись и стены:
- Gott mit uns!

Интерлюдия вторая. Иннерсрат

Последние годы состав Иннерсрата не менялся. Его бессмено возглавлял Карл фок Лихтенфельс, сначала - как наследник, теперь - как кайзер. После его воцарения только лишь добавилась новая персона - новый наследник фюрст Карл-младший. На расклад сил и фракций это, впрочем, не повлияло: имевшие расхождения во взглядах на малые проблемы советники по серьезным вопросам всегда привыкли находить консенсус.

Первым с позволения кайзера слово взял эрцгерцог Вальтер фок Деннентау, назнченный после гибели графа Фюрсте главнокомандующим Чегенской армии. Прокашлявшись, он поднялся со своего места и разложил на столе карты с разнообразнейшими отметками и кратко пояснил:
- Итак, ваше величество, господа. Хотя противник выиграл битву, он не выиграл войну. Мы предполагаем основными силами сквовать передвижение армии таситов, тогда как легкая кавалерия и отдельные отряды ландскнехтов и добровольцев будут заниматься опустошением и уничтожением территорий, находящихся окрест вражеских сил. Вид горящих хат и повешенных жителей должен воздействовать удручающе на психологию мятежных крестьян, составляющих основную часть войска повстанцев, и подрывать их боевой дух. Те неприятельские отряды, что будут пытаться перехватить наших "поджигателей", должны сами перехватываться и уничтожаться. В случае превосходства вражеских сил наши легкие силы будут отступать. Обращу Ваше внимание на то, что реальные убытки от такой деятельности будут минимальны: это наши земли, и мы не планируем их подчистую разорять.
Дождавшись обещанных подкреплений, мы планируем открыть новую генеральную баталию, но уже с учетом предыдущих ошибок. При возможности мы собираемся устроить ее под стенами Павии, но это зависит уже не столько от нас, сколько от общего хода боевых действий. У меня все.

После обсуждения военных вопросов слово взял кардинал Конрад Иннерсбергский, пророкотав:
- Дети мои, борясь с ересью в Чегенланде, мы сами создали оплот еретиков под боком! Бесчинные безбожники из диаволого Университета должны быть покараны и разогнаны, ибо, клянусь Спасителем, там зарождается новая скверна, и все, кто там учится - как один еретики и мерзавцы!
Кайзер всю эту тираду с любопытством следил за прелатом, ожидая, когда тот окончит речь. По завершении же ее он, откинувшись на спинку кресла, задумчиво произнес, вертя в руках кубок:
- Надо же, мой же кардинал обвиняет мою же супругу в том, что она - еретичка..., - перехватив недоумевающий взгляд священника, он повелительным взмахом руки приказал тому молчать и продолжил, - Да-да, отец мой, ее величество Паула также проходит курс обучения в Лейденском унивеситете, и утверждает, что там никакой ереси нет. Вы продолжаете настаивать?
Клирик стушевался:
- Нет-нет, мой кайзер, меня, наверное, ложно информировали!, - желая уйти от темы разговора, он торопливо продолжил, - А еще нам следует поддержать наших единоверцев в безбожном Гвенте. Они живут под гнетом иноверцев и стонут о помощи под тиранией Иеремеха-Робба! Ужели мы оставим без внимания мольбы добрых спасителеанцев? Мы просто обязаны помочь братьям нашим!
Эрцгерцог Кроатии Карл фок Дараньи де Пушташентдьердь на эти слова только усмехнулся:
- Святой отец, они и так бегут через границу в Иннерсберг на мои земли, и я им помогаю. Ужели вы думали, что я оставлю их без заботы? Кроме того, - он понизил голос, - я добавлю еще пару слов.


Обсудив некоторые иные ньюансы, Иннерсрат вынес краткое заключение по внешнеполитическим событиям. И если в униато-эрафийской войне Иннерсберг решил продолжать хранить нейтралитет, то события в Транскронии и Гвенте требовали реакции кайзера. Политический кризис в Транскроатии мог ударить как по политической стабильности на юге, так и в Кроатии, имеющей многочисленные родственные связи с заграничной аристократией. Резолюция о поддержке малолетнего фюрста Карла в его правах наследования была принята единогласно.
Не менее единогласным было и решение направить Гвенту ноту протеста против ущемления подданных спасителева вероисповедания: как богоугодная монархия, Иннерсберг просто не имел права оставить единоверцев в подобном печальном и удручающем положении.
Слухи о войне Солитания с иноверцами было решено принять к сведению и учесть при дальнейших внешнеполитических прогнозах, но вооруженной поддержки престолу не оказывать - Иннерсберг сам ведет крестовый поход на еретиков, и поддержать Святой Перстол людно и оружно не имеет возможности. По непроверенным слухам, Хашур мог выставить на поле боя от ста до двухста тысяч человек: маловероятно, но все же. Господин тайный советник Потоцки предложил один вариант действий - если Солитаний все же проиграет, и его идея с большим или меньшим энтузиазмом была поддержана всеми. Затем же Иннерсрат перешел к вопросам внутренней торговли и политики...

Интерлюдия третья. Гвент

Перед королем стоял сухопарый строгий господин с аккуратно уложенными седыми волосами и острой бородкой. Благородное лицо, чем-то напоминающее хищную птицу, было подобающе строго и торжественно - как и черный камзол с тонкой серебрянной вышивкой. Этим мужчиной был Андраш Каллаи, новый посол Иннерсберга, ранее занимавший должность консула в Эрафии и отозванный в связи с войной. Изящно и чинно поклонившись королю в полном соответствии с ритуалом, он замер в полупоклоне.
Дождавшись разрешения выпрямиться, дипломат обратился к правителю на чистом гвентском, в котором проскальзывали еле заметные лязгающие нотки иннерсбергской речи:
- От имени владетельного кайзера Карла Иннерсбергского я приветствую благородного Робба Джеймза, правителя славного Гвента. Мой высокородный государь выражает свое искреннее восхищение достигнутыми Гвентом успехами на почве заботы о подданных своих, и желает, чтобы земли его миновали войны и угрозы, что сотрясают ныне Ойкумену.
Уважая своего венценосного соседа, кайзер, однако, опечален его отношением к детям спасителевым, имеющим подданство Гвента. Прослышав о репрессиях и беззакониях, что чинят воины короля Джеймза по отношению к верующим в Спасителя, мой государь шлет Вам ноту протеста на подобные деяния. Негоже просвещенному правителю быть тираном по отношению к нарду своему, ибо поступки сии есть лишь свидетельство слабости властителя.
Владетельный кайзер просит короля Робба Гвентского прекратить преследования по религиозным убеждениям, и уведомляет его, что если эта нота будет проигнорирована, Иннерсберг будет вынужден оказать поддержку угнетаемым единоверцам. Не желая при этом портить отношения с Вашим Величеством, конечно же, но исполняя свой долг перед Господом.
Надеемся на понимание и разумность Вашего Величества.

Вновь отвесив куртуазный поклон, достойный эмиссар Каллаи вручил письменную копию своего послания, и, пожелав здоровья королю и родне его, а такожде процветания землям Гвента, отбыл восвоясьи.

Интерлюдия четвертая. Солитаний, замок Гратия

Епископ Вацлав фок Нагель, полномочный легат кардинала Иннерсбергского при Святом Престоле, решил, что уж этот-то грех он точно замолит. Ну пост, ну и что? Как можно отказаться от хорошо прожаренной свиной отбивной с твердой корочкой, сдобренной картахенскими специям, и горячего аппетитного бигоса? Ну положительно никак. Господь Вседержитель, он добр и милосерден, и простит верному слуге своему этот грешок.
Когда дверь в его покои резко распахнулась, достойнейший священнослужитель, резко пряча недоеденные явства под стол, уже хотел в голос возмутиться на нарушителя своего спокойствия, как внезапно осознал, кто же явился по его душу. По прошествии десятка лет советник Беттихер почти не изменился: чуть постарел, чуть осунулся, волос каснулось серебро - но оставался прежним: простым и обыденным.
Смерив клирика насмешливым взглядом, Беттихер усмехнулся:
- Приятного аппетита, ваше священство. Благослави Господь сию трапезу, - и сразу же, беря быка за рога, посерьезнел, - Мне требуется увидеть Его Святейшество.
- Да что вы себе позволяете, советник!? Я лицо духовное, и...
Чем хотел угрожать разошедшийся и испуганный священник, осталось неизвестным: гость выложил на стол серебрянную бляху, на которой иннерсбергский орел попирал извивающуюся змею, и епископ мигом замолчал, перепуганно глядя на строгого мужчину:
- Я сделаю все, что в моих силах. Indivisibiliter ac Inseparabiliter!

...И вновь Беттихер остался наедине с главой церкви Спасителя. Отбросив всю ненужную куртуазию, тайный эмиссар Иннерсберга говорил спокойно и по-деловому:
- Вашему Святейшеству известно, что Хашур собирает войска, чтобы отвоевать те земли, которые они считают своими исконными - это общеизвестный факт. Не буду ставить под сомнение способности армии Солитания и мастерство гвардии Иерарха, но обращу внимание на тоё что большинство верных спасителю государств не сможет своевременно прийти на помощь этим землям. Эрафия и Уния в войне, Мерберг не столь крепок в вере, Иннерсберг сам ведет Крестовый поход, Транскроатия переживает династический кризис, Арконская теократия почитает себя немногим менее значимей Иерарха, и будет рада увидеть падение Святого Престола, Меерштадт, Арентер и Картахена, увы, более всего озабочены собственной мошной, чем войной за чужие интересы, а Тиамия сама непрочь присоединиться к войне и приростить свои земли.
Не буду дурным пророком, но мало ли что может произойти? Посему Иннерсберг, в случае неудачного для Вас развития событий, предлагает прибыть в его земли, дабы поддержать воюющих с кубочниками крестоносцев: не бегство от неверных, упаси Боже, но поддержка верных сынов церкви в борьбе с еретиками: ведь еретики намного страшнее иноверцев, ведь они не отвергают, и извращают нашу истинную веру.
Чтобы Ваше Святейшиство могло всецело посвятить себя молитвам и делам матери нашей спасителевой церкви, кайзер дарует Вам один из замков короны с прилегающими территориями и обеспечит Вас всем необходимым. Мы, конечно, надеемся, что этого не потребуется, но, если что, арендованная быстроходная галера ждет Вашего прибытия.



Интерлюдия пятая. Чегенланд, замок Бяла Гура

Замок Бяла Гура, долгие годы пребывавший в осаде мятежного быдла, всего неделю как был освобожден доблестными войсками кайзера. Владетель крепостицы и прилегающих земель, благородный барон Зиберт фок Бяла-Гура, донельзя счастливый обстоятельству сему, незамедлительно вместе с верными комитами и кнехтами присоединился к войскам лоялистов, представив свой замок в качестве ставки армии "Чегенланд".
...В каминной зале сегодня был Большой Коронный совет, собранный его милостью командующим эрцгерцогом Вальтером фок Деннентау. Помимо помянутого командующего, вокруг заваленного картами и планами тяжелого дубового обеденного стола скопились командующие отдельными отрядами и иные высшие чины армии: заместитель командующего герцог Вернер цу Кассель, командующие двумя крылами барон Хассо фок Рауш унд Трауберг и Генрих фок Лихтенфельс граф Блаувальд, командующие авангардными силами Густав риттер фок Кобылки, Теофил фок Лихтенфельс барон Яенш и Фридрих фок Лихтенфельс барон Данн, генеральный подскарбий армии Ласло Мекчеи, командующие наемными силами Йорг фок Фрундсберг, Олаф Стевартсон и Тибальд Беес, капеллан армии отец Бенедикт, командующий стрелками граф Лиутпранд фок Лиутпрандинг, генеральный осадник Эберхард Шульце-Фрайвальд и начальник армейской разведки граф Альфред фок Мариенфельд.

Демонстрируя с помощью указки направления ударов, эрцгерцог фок Деннентау вещал:
- С высокой долей вероятности мы можем предположить, что неприятель, страшась ударной мощи нашей тяжелой кавалерии, будет в генеральной баталии действовать от обороны, построив вагенбурги и укрепив позицию кольями и шипами, препятствующими кавалерийскому натиску. Поэтому основная тяжесть боев ляжет на плечи пехоты и ваших клинков, господин фок Фрундсберг. В начале мы завяжем стрелковую дуэль с неприятелем, в том числе и силами легкой кавалерии, наносящей беспокоящие дистанционные атаки с флангов и тыла, буде они будут прикрыты тем же вагенбургом. Следом в бой под прикрытием людей фок Лиутпрандинга вступит панцирная пехота, чьей задачей будет прорыв неприятельской обороны и уничтожение стены возов. Если господин Шульце-Фрайвальд сможет создать полевые осадные машины, то это будет великолепно.
Следом за ними двинется легкая пехота и израсходовавшие боезапас стрелки, чьей целью будет расчищение плацдарма для кавалерийского натиска. Кроме того командирам следует предупредить своих подчиненных, что у нас может оказаться неожиданный союзник: его не атаковать, а выручать и поддерживать: но не особенно рьяно.
После расчистки плацдарма кавалерия нанесет фланговый удар по позициям мятежников - их основной задачей является преотдоление обороны и глубокий прорыв с обращением масс вражеской пехоты в бегство туда, где их встретят отряды конных кнехтов. Такова наша предполагаемая диспозиция. Идеи, предложения есть, господа?

Сол был пьян.
Не мертвецки, конечно, и даже не "в дрова", но в достаточной мере, чтобы блядский мир не казался столь унылым и серым.
Габаритное радио на телевизионной консоли, водруженное туда только ради того, чтобы пустое пространство в центре комнаты не смущало взгляд, символизировало собой победу потребительского инстинкта, своим монотонным бубнежом лишь усугубляя дерьмовые настроение Сола. Радио было куплено им на какой-то никчемной распродаже, с безумной для любого потребителя скидкой в 75%.
Абсолютно ненужный аксессуар был доставлен домой, включен раза два за утренним променадом и убран в кладовку, безоговорочно проиграв гонку технологий широкоформатному плазменному ТВ.

Впрочем, после инцидента со взломом, титул был оспорен и вечера перед телевизором сменились на более депрессивные вечера с радио. Казалось, исчезновение 42-х дюймовой пластиковой коробки окончательно испортило жизнь адвоката, заставляя Сола каждый вечер думать на все более и более мрачные темы: тюрьма, семья, ублюдки-клиенты и собственное шаткое и одинокое положение в этом мире.

- Дерьмо! - выругался МакГилл, запустив недопитый стакан с виски в проекцию скучного диктора, вещавшего о подорожании цен на бензин. Стакан разлетелся вдребезги, украсив скудный дизайн стеклянными осколками, янтарный напиток украсил стену, а радио стоически выдержало, но хотя бы заткнулось.

Стало чуть легче.
Сол устало откинул голову на жестковатую спинку, раскинув руки в стороны.
Левая ткнулась во вчерашнюю газету и наполовину пустую бутылки виски, а правая - в новенькую беррету, которую адвокат недавно приобрел по случаю проваленного дела защиты одного наглого ублюдка, решившего в одно лицо взять ювелирку. Не то что бы опасность была велика и Сол всерьез беспокоился по поводу угроз того отморозка, но личную пушку хотелось давно, еще когда еженедельная практика в тире начала давать свои результаты. Этот фрик стал прекрасным договором с совестью, разрешив потратить значительную сумму в условиях тотального безденежья.

Рифленая рукоять щербато ткнулась в пальцы. Ребра анатомической рукояти уютно улеглись в ладонь, будто создавались в единичном экземпляре исключительно для руки мистера Сола МакГилла.

Джеймс ухмыльнулся с закрытыми глазами: насколько же он привык к своему новому имени? Подписи, сделки и заказы. Квитанции об оплате и чеки, даже реклама по какому-то нищебродскому каналу на кабельном в пол-пятого утра - и та была про Сола МакГилла, который давно впитал в себя личность старшего сына четы Кереро.

Все так же с закрытыми глазами, адвокат поднял пистолет, приставив к виску: холодное металическое зево холодило кожу, точечно отгоняя алкогольный жар. Вес заряжённого оружия приятно тяжелил руку, вселяя надежду, если не в будущее, то хотя бы в быстрый переход в иной мир.
Сол вспомнил приятную отдачу от старичка-М9, легендарного предка его малышки. Эта модель, М9А4, обладала увеличенным магазином и лучшей эргономикой, хоть и стоила неплохих денег. Пока что Сол не успел обстрелять покупку и сейчас был прекрасный момент для этого: рутина однообразной работы, халтурки для одной юридической фирмы, обязана была пасть перед запахом пороха и матерелиозованным субъектом главенства Второй поправки.

Сол нацепил более-менее чистую рубашку, накинул портупею кобуры, принялся было ссыпать половину из коробки с патронами, но плюнул, и взял всю целиком.
Финалом скоротечных сборов стал поиск мятной жвачки и прозрение, последний крик рациональности, чудом достучавшееся до затуманенного разума.

"Ларс Берг" - вкрадчиво произнес внутренний голос и алкоголь, вместе мо спонтанным решением пойти пострелять во втором часу ночи, вынужденно отступил. Нынешний клиент Сола не мог ждать или простить халатности - за него просили слишком серьезные люди и слишком хорошо Ларс мог заплатить.

Адвокат угробил почти неделю времени, должным образом настягивая кончики тайных нитей бюрократической машины и плавно нажимая небольшие рычажки давления. Когда-нибудь нити станут паутиной, а рычаги - целой машиной, но сейчас Сол тратил время и нервы, максимально корректно обрабатывая каждого необходимого для дела чиновника и властьимущего.

Не раздаваясь, Сол завалился на диван, предварительно вернув в эфир монотонный голос ведущего. Весь следующий день он заканчивал скучные бумаги, кропотливо составляя кипу бумажек, что позволят мистеру Бергу забыть как страшный сон его нынешние проблемы, если таким людям вообще снятся кошмары, в чем Сол, лично, сомневался.

Сам Берг заявился с час назад и смиренно ожидал документов - МакГилл уже внутренне предвкушал окончание этой долгой работы, как вдруг случилось неожиданное.

В кабинет ворвался Тонни - "и где только этот паршивец узнал адрес "офиса?!" - вместе с каким-то типом, очень похожего на среднесиатистического клиента Сола с "той стороны" закона. Брат, неся кучу бесполезной информации, полез обниматься. На какое-то мгновение Сол слегка опешил от такого напора, но тут же вернул себе инициативу, выглянув из-за Тонни:

- Прошу прощения, мистер Смит - дела семейные, - адвокат извиняюще улыбнулся и вернулся к Тонни, схватив его, как в детстве, за ухо. Маневр стал сложнее, потому что засранец-младшенький был выше на полголовы, но адвокат горячо зашептал:

- А если бы это был коп, кретин?! Сбавь громкость - здесь изоляции ничуть не больше, чем у тебя мозгов, - и отстранился из братских объятий.

Сол злился: непутевый брат всегда так делал, врываясь в его мирок и дела после очередного загула и напирал на семейные узы и веру в него. Всю гребанную жизнь Сол велся, но даже сейчас, осознавая это, не мог отрицать простого факта - он соскучился.

- Ты позвонил бы, что ли? Не верю я в тебя с тех самых пор, как в выпускном классе ты попытался продать учителю травки, - Сол подошел к спутнику Тонни, протягивая руку для рукопожатия, - Сол МакГилла, адвокат, - представился и обрек в непреложную истину очевидное.

Затем мистер Берг абсолютно безэмоционально, впрочем как и всегда, порекомендовал свои контакты в помощь:

- Да, Тонни, рекомендую прислушаться к совету мистера Смита и воспользоваться его услугами, благо, хе-хе, "ты же на коне" с полным "багажником долларов". Я хотел бы услышать эту историю ДО вечерних новостей и отряда спецназа в моем офисе, брат, - шутливый тон Сола не оставлял вариантов: Тонни стоило выложить все начистоту...

Пэчволл, 15. Вечер. Айра, Бадди и Рональд.
Сегодняшний день выдался на редкость богатым на прогулки по городу. Вот и в очередной раз для того, чтобы продвинуться в расследовании пришлось не сидеть сиднем где-нибудь в засаде, а топать через полгорода в храм святого Катберта.
После рассказа о текущем положении дел и ситуации с бывшим стражником Джения была весьма удивлена, однако всё же согласилась выделить для Хилума провожатого и обеспечить его безопасность. "Все должны иметь возможность искупить свои прегрешения", - прокомментировала она. Также первосвященница сообщила героям, что никто другой из их отряда пока не возвращался в храм, что, конечно, вызывает беспокойство. Когда же речь зашла о разговоре с членом Последнего смеха Ревасом слово взял уже сэр Терсиваль, горячо поддержав это начинание, и тут же предложил свою помощь в этом деле. Так или иначе, покончив с организационными моментами, отряд в составе Бадди, Рональда и Айры выдвинулся в направлении "Вёрткого угря".

По пути в вышеозначенную таверну наших героев как-то незаметно настигли хмурые осенние сумерки - хорошо хоть дождя сегодня не было. Когда отряд достиг цели очередного своего путешествия уже почти совсем стемнело, и в окнах многих окружающих домов уже можно было разглядеть горящий свет - где-то поярче (в домах побогаче, где могли позволить себе масляные, а то и магические светильники), а где-то совсем скупой (в домах победнее, жильцы которых, видимо, обходились лучинами).
Трёхэтажное длинное и узкое здание таврены было серым под стать погоде. Оно было выстроено на манер косой пирамиды - каждый этаж был значительно меньше предыдущего, так что на третьем вряд ли могло поместиться больше двух комнат, больше похожих на собачьи будки и узкого коридора. На сильно выцветшей вывеске и впрямь красовался свернувшийся хитрой восьмёркой угорь. Но, несмотря на внешнюю серость и непритязательность, изнутри доносились звуки оживлённых бесед не самой крайней степени уныния, какая-то неразборчивая музыка, а также запахи, обещавшие вполне сносный ужин.

Внутри "Угря" было ненамного светлее, чем на улице, и ожидаемо тесно. У входа наших героев встретили тесно поставленные столы, больше половины из которых уже были заняты. Справа располагалась сцена, занимавшая значительную часть и без того не слишком просторного помещения, на которой стоял худой человек среднего роста, одетый в потасканный выцветший наряд неопределённого цвета, который много лет назад можно было даже назвать изысканным. Артист с выражением грусти и безысходности на лице драматично проводил по струнам потрёпанной лютни и заунывно выводил слова незамысловатой песни тоскливым баритоном:
Плантации Котла - ветер северный!
Этапом в Сассерин - зла немеряно!
Народу - судя по виду, рабочим плантаций и шахтёрам, среди которых преобладали дварфы и люди - похоже, нравилось.
В дальнем конце помещения находилась прикрытая сейчас дверь, да недлинная барная стойка, за которой скучал мрачный суховатый пронырливого вида тип в грязно-серой одежде и засаленном коричневом переднике. Никого похожего на полурослика Реваса среди этой публики не наблюдалось.

Уходить сразу всё же не хотелось, а потому наши герои заказали себе еды и выпивки - тем более, что наполненный пешими прогулками день располагал к плотному ужину - и как бы между делом поинтересовались у трактирщика присутствием Реваса (не уходить же, не убедившись в том, что хафлинга нет?). Хозяин, вытерев руки о передник, подозрительно воззрился на странную компанию и задал вполне ожидаемый вопрос:
- А кто его спрашивает?

В голове была каша. Остается надеяться что эта каша была только из мыслей, а не моих мозгов. Приложили меня, похоже, не слабо.
Сколько я был без сознания?
Я прикоснулся к ране на голове, ожидая встретить жуткую боль, или даже мягкую плоть мозга, а не твердь кости, но вместо этого была лишь тупая боль и почти запекшаяся корка крови.
Так. Кровь на голове почти высохла, так что не больше двух часов, но не меньше часа. И что нам это дало?
А ничего, собственно, не дало.
Просто способ отвлечься от мыслей о груде мертвых тел.
Так. Все. Спокойствие. Спокойствие и только спокойствие.
Какое к черту спокойствие? Я лежу на горе трупов!
Спокойное спокойствие. Помолчи и не мешай думать. Нужно привести себя в порядок. Как сильно я пострадал? Только голова? Надо... Надо хотя бы сесть.
Да. Сесть на горе трупов, что может быть лучше?
Так. Три. Два. Сели!
С огромным трудом, едва не закричав от боли.. во всем, я смог сесть. Шатало даже в таком положении. Плохо дело. Выдох, который я сделал, пока садился, обжег пересушенное горло. Я умираю от жажды!
Нужна вода....
Что дальше? Дальше нужно осмотреть себя. Руки-ноги вроде целы, хотя встать мне пока не светит, я думаю. Лучше передвигаться ползком. Впрочем, тут и не походишь...
Я еще раз дотронулся до своей головы. Кровь окончательно запеклась в корку, хотя боль оставалась. Впрочем, в данной ситуации, я даже не уверен что эта кровь бежала из меня. Что это вообще была моя кровь, о Боги...
ГОРА. ЧЕРТ. ВОЗЬМИ. ТРУПОВ! Сколько их здесь? Почему они здесь? Боги, тут даже дети!
Так, заткнись, а? Не мешай.
Где моя сумка? По логике вещей она не должна быть далеко от того места где я очнулся. Если, конечно, её вообще скинули со мной.
Боги, как хочется пить..
Мне определенно, нужна моя сумка.

Трибьюн — всё.

   Увы, в очередной раз приходится признать, что ничего вечного нет, вот и данный проект подошел к финишу, полностью исчерпав себя по большей части. Нет, разумеется, новости остались, как и потребность в них, но подавать их будет уже кто-то другой и, надеюсь, в другом формате. Причин закрытия много и главная — отсутствие мотивации. А так, все сделано, что хотелось бы сделать, мы на верхушке топа уже второй год и «теперь только вниз босиком», в редколлегии больше модераторов, чем не, корректор нас покинула, внутренние неурядицы... хотя, конечно, что-то еще можем, но задор уже не тот. И не хочется ждать, когда все начнет окончательно сыпаться, лучше уйти во цвете, достойно. Уверен, дело наше не умрет память по себе мы оставить смогли и худо-бедно (а порой даже очень неплохо) с возложенными на себя функциями справлялись. Во всяком случае, это были отличные три года, жалеть не о чем, благодарю всех, кто был все это время с нами, без вас проект бы не состоялся. И простите, если что не так. Понимаю, что для кого-то «ДМ Трибьюн» — это уже неотъемлемая часть ДМчика, увы, «Степь», к примеру, тоже в свое время воспринималась где-то так же. Но пора уже расчистить дорогу молодым. Что-то можно сделать по-другому, что-то — определенно лучше, дерзайте! Удачи всем!

РР И да, это мое личное, командирское, редакторское, дээмское, наконец, решение.

РРР Журналистскому составу отдельные благодарности и низкий поклон.

Ночь нависла над Зардарумом. Кристально чистая, какой она всегда бывает в Карак Нараим. И подобно всем предыдущим ночам, эта - пробирала до костей. Джасул Ибн Зан поплотнее запахнул шерстяную накидку поверх камисы. Обычно в столь позднее время суток в храме уже вовсю горели огни. Большие бронзовые жаровни распространяли тепло по залам, их пламя порождало причудливые тени, танцевавшие под потрескивание угольков. Но не сегодня. Сегодня они пустовали. Даже маленькие лампы, закрепленные на стенах, оставались безжизненны. Полнолуние, священный праздник, на который воспрещалось возжигать рукотворный огонь в храмовых домах, без острой на то нужды. Нанарья завершала последнюю фазу своего танца на небе, конец очередного витка, когда все смертные имели честь лицезреть её образ во всей его божественной красоте.

Кочующая луна сияла так ярко, что Джасул мог свободно разглядеть свои руки даже безо всякой лампы. Султан стоял в галерее второго этажа храма, наблюдая отсюда за обширным залом под сенью купола из синего хрусталя, щедро пропускавшего лунный свет. В центре зала поблескивали воды, заполнившие округлый бассейн. Темная, гладкая поверхность, непроглядная даже в светлый день, отражала свет серебристыми бликами. Джасул знал, что жрецы, помимо прочего, использовали это место чтобы заглядывать за границы смертного царства. Даже ему, правителю всего Карак Нараима, защитнику веры, было запрещено присутствовать при столь сакральных ритуалах.

Сегодняшнее выступление, прозодившее здесь, повторялось по всему Хашурскому султанату, во всех "Привратьях", святилищах Нанарьи. Вокруг бассейна танцевали жрицы в изящных, но благопристойных платьях. Полупрозрачные вуали закрывали их лица, и лица тех жриц, которые не учавствовали в танце, распевая умиротворяющие мелодии. Танцовщицы двигались в такт песнопениям. Жрецы, и несколько других служительниц Нанарьи, в полированных металлических масках, играли свои роли в сценах из древних легенд и сказаний, о Кочующей луне и её мире мертвых. В какой-то момент песни сменяли звуки дудука, дополняемые струнами рубабов. Затем они смолкали, уступая место рассказчику - главному лицу всего выступления, раскрывавшему суть разыгрываемых сцен. Он носил соколиную маску "Мудреца смотрящего через небеса" и облачен в плащ из перьев. "Мудрец" расхаживал по отшлифованным до безупречной гладкости мраморным плитам пола, повествуя голосом крепким, чистым и ясным. Его речи периодически обрывали новые порции песен, танцев и музыки. Так должно было продолжаться до самого рассвета.

В течение ночи любой верующий мог придти сюда и посмотреть за развернувшимся внизу выступлением. Султан был далеко не единственным зрителем, приютившимся меж колонн и арок. Люди, желавшие приобщиться к таинствам Нанарьи, вольны оставаться в святилище до самого рассвета. Они приходили сюда, чтобы приобщиться к холодному дыханию загробного мира, проводя долгие часы за мыслями о жизни и смерти, исповедуясь перед собой в своих прегрешениях, и укрощая дух. В полной тишине. Разговаривать в стенах храмов Нанарьи было запрещено всем, кроме жрецов. Правила, действующие на период полнолуния, соблюдались строго, как и все что касалось закона в Султанате.
Джасул Ибн Зан ухмыльнулся этой мысли. Вздумай он вдруг нарушить правило молчания, с него спросили бы намного больше, чем с любого другого. И так практически во всем. Титул султана был тяжкой обязанностью, а не привилегией. Могли ли представить себе подобное спесивые правители Халифата? А лидеры государств, аристократия стран, чуждых хашурцам? Навряд ли, если то что он слышал о них, хотя бы на треть соответствовало правде. Джасул находил удовольствие в такого рода рассуждениях. Они подкрепляли его убежденность в том что пути народа пустыни правильны, поскольку строятся на подлинном порядке и справедливости. Тем сильнее разжигалась праведная ярость султана каждый раз когда он вспоминал о захваченных у хашурцев землях и множестве погубленных жизней. Вот она, одна из истин - «Верующие в Спасителя» выглядели людьми лишь снаружи, но внутри были гадюками. Хищными, лживыми, сеющими зло. Прикрывающими свои черные души немым безымянным божком.

Джасул происходил из бедуинов, и унаследовал характерную для них запальчивость. Будь на все его воля, он бы еще пару лет назад повел армии федаинского братства и кочевых племен, чтобы избавить Хемер Солам от змеиных гнезд. Он сжег бы их города дотла, разворотил каждый «храм», каждый монумент, сбросил их царьков в море, откуда они пришли, вместе со всеми священниками. Султан сознавал насколько далеки желания его сердца от реалий мира. Богиня Эришья учит, что сдержанность служит естественными вратами разума, которые определяют меру всякому позыву духа. Даже у ненависти, пусть и праведной, должен быть предел. Ради этого Джасул Ибн Зан пришел сюда, наблюдая за сценами которые видел уже в сотый раз. Чтобы снять с себя груз жгучей ненависти. Только так его душа войдет в царство Нанарьи свободной, когда настанет время, избежав порочного круга перерождений. Султан должен был примириться с тем фактом, что он, возможно, не доживет до освобождения Хемер Солам, и что произойдет оно, быть может, лишь спустя не один десяток лет, или... Нет, об этом Джасул даже не хотел помышлять. Неисповедимы пути судьбы и её причуд. Султан отвернулся от выступления. Впереди у него целая ночь рассуждений над самим собой, а утром ждут государственные обязанности, и совещание с эмиром Имракана.

* * *

Священная ночь полной луны. Под сенью бледной небожительницы, Зардарум походил на призрак настоящего себя. Горожане всех сословий либо крепко спали, либо молились в укромных уголках своих жилищ. Освещение улиц было сведено к минимуму. Единственные кто бодрствовал в сей поздний час под открытым небом были стражники, эмир Хазред Ибн Малик и одинокий всадник, покидавший недостроенные городские стены.

Эмир наблюдал за ним с одной из широких терасс пирамидальной твердыни Машахан. Отсюда открывался прекрасный вид на весь город и прилегающе окрестности. Многоэтажные строения с толстыми стенами и сотнями окон, скрывали улицы в собственных тенях. Внешне, каждое из них могло сойти за миниатюрную крепость или башню, но все, или почти все они были жилыми домами. Ни один из этих домов-башен не доходил и до половины высоты Машахана.
Хазред Ибн Малик был хмур. Одетый достойно представителю знатного рода. Гонец, который сейчас уносился в пустыню, должен передать крайне важное поручение. Хазред позволил себе отдать ряд приказов не дождавшись обсуждений с султаном. Акха Джасул проходил укрощение духа, которое растянется до восхода солнца. Как раз когда посланник доберется до цели. Эмир опасался, что его поступок подорвет доверие султана, но если делу улыбнется успех, это должно подтолкнуть совет вазиров к более решительным действиям. Как раз то, чего жаждят вожди бедуинских племен.

К следующему полнолунию почетные послы от самых крупных «зыбких городов» посетят столицу эмирата по призыву Джасула Ибн Зана. Итог разговора с ними определит дальнейшие шаги защитника Карак Нараим.
Султан Джасул наносил уже пятый по счету визит в Имракан. Зардарум стремительно отстраивался под его наблюдением. Он считает эту провинцию наиболее важной частью султаната, так как именно она является первым препятствием на пути единобожников, и эмир прекрасно его понимал. Труд множества архитекторов и средства, вложенные в реставрацию древнего города окупят себя в полной мере лишь в необозримом будущем, но следы изменений можно было увидеть сейчас даже в тенях высоких домов. В случае начала войны, Зардарум станет главной крепостью и опорой для войск федаинов. Хазред Ибн Малик продолжал дышать холодным воздухом спящей пустыни, продумывая слова которые завтра услышит султан.

***

Тем временем в столице султаната, древнем городе Ирдраяр, совет вазиров наконец смог окончательно утвердить и организовать снаряжение каравана в дальние, неизведанные земли к югу от Карак-Нараим. Султан дал свое заблаговременное одобрение на это предприятие, незадолго до очередного отъезда в Имракан. На важную для государства миссию был привлечен целый ряд предприимчивых и смелых купцов, готовых рискнуть ради перспективы обнаружить новый источник прибыли. Государственная казна щедро оплатила большую часть припасов, хорошо вооруженную охрану и наняла отряд опытных бедуинов-проводников, отлично ориентировавшихся в пустыне. Также, с караваном должны были отправиться шестеро воинов-жрецов.

Королевство Гвент, Арконская теократия, королевство Транскрония, Тиамское ханство, королевство Солитаний, султанат Хашура, Картахенская республика, королевство Арентер

Пасмурный полдень. На небольшой площади перед постоялым двором в небольшом приграничном городке столпился народ. Приехал арконский проповедник. Каждому охота поглазеть на чудака из далека. Сейчас он будет рассказывать о странном иноземном боге, Спасителе… Ну или просто Боге. Именно так, с большой буквы. Кто разберет этих арконцев? Они, как маленькие дети, верят в дурацкие сказки и не хотят познавать мир при помощи разума. Древних и мудрых Зодчих они всей душой ненавидят. Они почему-то решили, что Зодчии должны быть слугами их выдуманного Бога. Какой бред!

Нелегка ноша проповедника в безбожных землях Гвента. Так говорил отцу Себастьяну настоятель монастыря Святого Плиния в Греостане. Тогда он не поверил монаху. Себастьян бывал в самых диких и далеких от света Божьего уголках мира. Ему даже доводилось нести Свет Веры в землях за рекой Тиллерией. Сердца тамошних варваров были черны от злобы и неверия, но вдохновенные речи проповедника даже их убедили в истинности учения Церкви. Несколько сопровождавших его рыцарей и их мечи тоже сыграли свою роль, однако она была незначительна по сравнению с заслугами самого отца Себастьяна и его ораторского мастерства.
Впрочем, здесь все действительно оказалось куда сложнее (да и рыцарей рядом не было). Святой муж только начал свое выступление, как какой-то бесноватый местный задал крайне странный вопрос:
- А откуда ты вообще знаешь, что твой Бог существует?

Какой бред! А как может не существовать Бога? Ну должны же эти варвары верить хоть во что-то…
- Вы ведь верите в существование Зодчих, сын мой. Как же могут существовать Зодчие без Бога? Кто-то же должен был сотворить Мир?
- В Зодчих я верю, потому что сам видел их храмы. В Инвике, например, есть их башня. Высоченная. Такую никак нельзя без магии построить. А Бога я не видел. Мир, может быть, всегда был и никто его не создавал. А может быть, он сам появился. Бум! И появился!

Дискуссия приняла неожиданный оборот. Кажется, настоятель монастыря Святого Плиния все таки не врал про безумных гвентов…

***

Многие месяца Генрих фок Нойнмаркт вместе со своей бригадой расчищал непролазные арконские леса, дробил камень и рыл землю. Безумная жажда наживы подгоняла его и его рабочих. И свершилось! Они нашли золото! Целое месторождение, скрытое в Богом забытой Арконской глуши.

Забытой Богом, но не Церковью…. Хитрые попы как-то прознали про сокровище фок Нойнмаркта. Теперь перед входом в его шахту стоял целый отряд конных с монахом во главе.
- Герр фок Нойнмаркт – заговорил священнослужитель – Это золото создано Богом и должно пойти на нужды Его верной Церкви…

Раздался недовольный гул из толпы рабочих. Генрих хотел было возразить, но монах остановил его жестом.
- Вы ведь не хотите идти против воли Матери вашей, Святой Церкви… - конные взялись за рукоятки мечей – Не правда ли, герр фок Нойнмаркт?

***

Лоренцо Орсини, легат Его Святейшества в Арконии, сидел в кресле у камина напротив верховного правителя Сталка. Потрескивали горящие дрова, а легат рассматривал золотые украшенные самоцветами перстни на своей правой руке:
- Вы ведь не хотите идти против воли Матери вашей, Святой Церкви… - Орсини поправил висящую на его шее золотую цепь – Не правда ли, достопочтимый правитель Сталк? Думаю, что 40% конфискованного золота будет достаточно на первое время…

***

На берегах полноводной реки Кроны стоит могучее королевство варгнумцев, Транскрония. Правит страной славный король Збажин Второй из рода Водапра вместе с представителями народа и знати в сейме. Необычная традиция. Иностранцам зачастую кажется странным обычай, по которому король делится своей властью с выборными членами сейма. Впрочем, это не какое-то новомодное веяние – такова традиция, которой уже много веков.

Последняя крупная война прокатилась по стране достаточно давно. Это было еще при королеве Марии Великолепной. Сейчас все тихо в долине Кроны. Лишь иногда благородные паны ходят войной на соседские замки. Иногда из-за давних родовых склок, иногда мелочных споров, а иногда просто ради денег соседа. Впрочем, все это ерунда. Так было всегда. Да и будет, наверное, всегда.

***

В Тиамии новый великий хан! Славься, Рока! Славься, великий хан!
Поют в редких степных городках и станицах хвалебные песни. Пируют воины, радуются женщины и дети. Новый хан могуч и силен! Говорят, он может остановить на скаку любого коня. Новый хан мудр и справедлив! Новый хан отменил все подати! Теперь не будут разъезжать по селениям баскаки и отбирать у честных тиамитов последние пожитки. Льется рекой вино, вьется опиумный дым над шатрами. С недовольством взирают на пиры высокомерные белолицые священники – им все это чуждо и непонятно. Сынам каменных городов никогда не понять детей степи. Даже обидно, что они не могут присоединится к празднеству... Слава великому хану!

А с востока приходят тревожные вести… Говорят, что Золотой Государь Нефритовой империи вздумал расширить границы своего могучего государства. Рассказывают странники о многотысячных армиях, что порабощают племена и жгут селения во имя своего властелина. Рассказывают о целых народах, угнанных в рабство, и немыслимой жестокости нефритовых людей. Но это все далеко, за бескрайней степью. Да и не вымысел ли это?

***

Многие поколения сменились со времен Великого Похода. Из отвоеванной у варваров бесплодной пустыни он превратился в процветающее королевство, которое могло на равных соперничать с державами севера, как в богатстве его городов, так и в доблести воинов. Даже сам Верховный Иерарх перенес свою резиденцию сюда, на землю, окропленную святой кровью героев Великого Похода.

Впрочем, в отличие от королевств севера, Солитаний живет в постоянном страхе нападения дикарей из-за Тилерии. Формально никакой войны нет, однако, рейды не редкость на обоих берегах великой реки. Целые поколения жители Солитания рождались, жили и умирали в постоянном страхе перед нападением язычников с запада. Все знают, что дикарям не ведома жалость. Они убивают людей, как скот: без сомнения и сожаления. Любой поданный Керсенов всей душой ненавидит мерзких безбожников. Бедный крестьянин слушает рассказы о кровавых налетах и жестоких убийствах, его сердце наполняется страхом, ведь и он сам не застрахован от нападения! Страх перерастает в ненависть: пусть проклятые язычники умрут! Исчезнут с лица земли! Такие бесчеловечные твари противны Богу и им нет места среди живых!

Высокородный рыцарь тоже ненавидит, но по другим причинам. Пусть добрый меч и крепкие стены замка защищают его от рейдеров, но ведь его предки пришли сюда, чтобы нести свет Спасителя. Они полегли где-то в этих пустынях, сражаясь с варварами, а их потомки не могут закончить священную миссию и отчистить эту страну песка от мерзких язычников. Все земли от границ Тиамского ханства и до берегов Картахена должны принадлежать королю из рода Керсенов. Такова воля Господа! И горе тем, кто попытается остановить Его святое воинство.

***

Когда-то пришельцы с севера отняли у людей Хашура великий халифат. Закованные в железные латы рыцари с крестами на знаменах несли с собой огонь и смерть, разрушали города и разоряли храмы. Они говорили, что несут с собой истинную веру, «свет Спасителя». Ха! Если их Бог так милостив, то зачем они заживо сжигали жрецов и децимировали целые деревни за «непокорность»?

Все чужеземцы одинаковые. Это очевидно для каждого правоверного. Может быть, торгаши и ростовщики из Картахена не кинутся на вас с оружием, как солитанцы, но лишь потому, что они хотят обмануть вас или обокрасть. Арентерцы способны лишь трусливо нападать на беззащитные суда, уводить людей в рабство, грабить и насиловать. Всякие эрафийцы или иннерсбергцы ничем не лучше.

Каждый добрый и праведный подданный султана должен помнить одно: не жди добра от иностранцев. Они воспринимают мягкость, как признак слабости. Дай им только повод и они вновь вторгнутся на земли султаната, чтобы грабить и убивать. Никогда больше не будут высокомерные рыцари отнимать землю у правоверных. Никогда больше лживые и коварные жрецы Спасителя не будут обманывать честных людей. Народ Хашура не допустит этого. Никогда!

***

Картахенская республика славится на весь мир своими портами и рынками. Говорят, что если чего-то нельзя купить здесь, то этого просто не существует. Возможно, эти слухи несколько преувеличены, но истинно то, что нигде больше в мире нельзя найти такого разнообразия товаров со всех концов света. Никого здесь не удивить зрелищем светловолосого мербержца в цветастом камзоле беседующего с узкоглазым тиамитом о цене на пшеницу в Иннерсберге. Иностранцев здесь полно и, что еще более удивительно, все они вполне комфортно себя чувствуют в компании друг друга. Люди приезжают сюда, чтобы делать деньги, а не спорить о политике.

Политика же здесь – вотчина благородных домов, торговых компаний и кланов, плетущих интриги и борющихся за власть друг с другом. В отличие от других стран, где проблемы разрешаются при помощи старой доброй стали, основные «сражения» на политической арене Картахена проходят в судах, гильдейских приемных и залах заседаний. В конце концов, это страна торговцев, а не воинов, и насилие здесь не в чести.

***

С того самого момента, как остров Адрихаль показался на горизонте, капитана Ренье преследовало странное ощущение: казалось, будто кто-то наблюдает за ним. Изучает, холодно и бесстрастно. Кажется, остальные тоже это чувствовали. Боевой дух экипажа усугубляло еще и таинственное знамение, которое видели дозорные прошлой ночью: из центра острова, скрытого за высокими покрытыми лесом горами, взлетел небольшой, но яркий напоминающий комету огонек и скрылся в облаках.

Уже неделю назад они высадились на острове и странное ощущение никак не проходило. Ренье приказал разбить лагерь прямо на пляже. Несколько групп матросов он уже отправлял на разведку, однако ни одна не вернулась. Стало ясно, что не стоит блуждать по Адрихалю маленькими отрядами. Капитан решил пойти ва-банк. Когда госпожа Фортуна подводила его в последний раз? Да и экипаж не хотел сидеть на месте: нужно либо идти вперед, либо убираться. Ренье взял с собой двадцать матросов. Каждый был вооружен мечом или саблей, у многих были арбалеты. Еще нескольких человек капитан оставил охранять галеру на пляже, а сам повел отряд вглубь острова.

Прошло примерно два часа и оставшиеся на пляже услышали вдалеке ужасные крики, нечто напоминающее множественные раскаты грома и странный стрекот. Через несколько секунд вновь воцарилась тишина, но матросам было достаточно и того, что они уже услышали. Люди принялись спешно готовить судно к отплытию, и через полчаса галера уже удалялась от берега. Можно было заметить на берегу какие-то фигуры, которые следили из прибрежного тумана за арентерским судном. Их можно было бы даже принять за людей, если бы не светящиеся ярко красным цветом огромные глаза.

ЗУММИ БЫЛ ПРИНЯТ В КАМАНДУ ШОУМЭНОМ, ПАТАМУШТА ТАК ЙА ЗОХОТЕЛ ПОТОМУ ЧТО ОН БЫЛ НУЖЫН ПА ХАЗАЙСТВУ! А ПАТОМ ВСЕ ЗОГРУЗИЛИ СОКРОВЕЩА НА КОРАБЕЛИН И УЙИХАЛИ В МАРЯ!
ДОЛГА ЛИ, КОРАТКА ЛИ, ПЛАВАЛИ ОРКИ ПА МАРЯМ. НА САМАМ ДЕЛЕ ЛИТАПИЗИЦ НИ ЗНАИТ СКОЛЬКА, ТАК КАК ОН НИ ЩИТАЛ ДНИ ИЗ-ЗА ЛЕНИ! НУ, ТАК ВОТ, КАГДА АНИ ПРАПЛЫВАЛИ МЕСТО ПОД НОЗВАНИЕМ БРЕТОНИЙА К НИМ ЙИВИЛСЯ ШОУМЭН, ЕЩЁ АДИН. И СКАЗАЛ, ЩТО ИМ ПРИДЛОГАЕТ РОБОТУ БОСС АЛЬ-ЧЕРЕПОНЕ, НО ШТОБЫ К НИМУ ДОЛГА НИ ПЛЫТЬ, ИТАТ ШОУМЭН ПИРИНЕСЕТ ИХ ВМЕСТЕ С КАРАБЕЛИНОМ К ОРКАГО! ОРКАГО - БАЛЬШОЙ ОРАЧИЙ ГОРАД, КОТОРЫЙ ВСИ ОЧИНЬ БОЯЦА И УВОЖАЮТ, ТАК КАК ТАМ ЙИСТЬ МАФИЙА И ЛУЧШИЕ ОРКАТАВАРЫ!!! АЛЬ-ЧЕРЕПОНЕ ОБЕЩЯЛ ХОРОШИЕ ЗУБЫ ЗА ЭТУ РОБОТУ, ПОЭТОМУ ОТКАЗАВАЦА БЫЛА ГЛУПО, А ИСЧО АТКАЗЫВАЦА БЫЛА ГЛУПА, ТАК КАК АКАЗАЛОСЬ, ЩТО С ШОУМЕНОМ ТИЛИПАРТИРАВАЛИСЬ НЕСКОЛЬКО ЧЕРНЫХ ОРКАФ КОЧКОВ (ИХ БЫЛО СЕМЬ), КАТОРЫИ МАГЛИ РАЗДЕЛАТЬ КАМАНДУ НА РАЗ ДВА!
ПРЕШЛОСЬ СОГЛОСЕЦА. ШОУМЭН СКОЗАЛ ЧТО МОЖЫТЬ БЫТЬ БОЛЬНА И НИ АБМАНУЛ. СНАЧАЛА БЫЛА БОЛЬНА НАГАМ, А ПОТОМ И ВСИМУ АСТАЛЬНОМУ ТЕЛУ.

ПОСЛИ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ КАМАНДА ОБНОРУЖЕЛА СЕБЯ В СТРАННОМ ШУМНОМ МЕСТЕ, КАТОРАЕ ПОХАДИЛО НА ГОРАД ИМПЕРЦЕФ. ТОЛЬКА ПА ОРАЧЬИ. ВИЗДИ ХАДИЛИ ТОЛПЫ ГАБИЛИНОВ, КАТОРЫЕ НИСЛИ ШТОТА КУДАТА И КАНЕШНА АНИ НИ АБРАЩЯЛИ ВНЕМАНИЙА НА НАВАПРИБЕВШИХ.
- КАК ПОЛЕТ? - СПРАСИЛ ШОУМЭН, - ВЫ ВРОДИ ЦЕЛЫИ, ПАЭТАМУ ВЫ МОЖЫТИ СРАЗИ ИТТИ К АЛЬ-ЧЕРЕПОНЕ.
НИ ИНТИРИСУЙАЯСЬ МНЕНИИИМ ПА ПОВАДУ ТАВО САГЛАСНЫ ЛИ АСТАЛЬНЫИ ИТТИ К БОССУ ПРЯМА СИЧАС ОН ПАВЕЛ ИХ, ПАКАЗЫВАЙА КУДА ИДТИ!
КАМАНДА ШЛА ПО УЛЕЦАМ И УДИВЛЕННА АСМАТРЕВАЛАСЬ, ТАК КАК НИКОГДА ТАКОВО НИ ВИДИЛА. БОЛЬШЫИ ДАМА, ВЫДАЛБЛИНЫИ В КАМНЕ, ОРКАПАЛИЦИЯ, КАТОРАЯ НИ ДАВАЛА ПИТЬ ГРИБНОЙ ЭЛЬ, КОТОРЫЙ ДОВОДИЛ ВСЕХ ДО БАЙИВОЙ ЙАРАСТИ И МНОГИИ ДРУГИИ ЧУДИСА.
ДАЙДЯ ДА МЕСТА ГДЕ БЫЛ АЛЬ-ЧЕРЕПОНЕ КАМАНДА УВИДИЛА ОРКАБАР, НАЗВАННЫЙ "ЗИЛЬОНЫИ КРОСОТКИ". НАЗВАНИЕ БЫЛО ИНТРЕГУЮЩИМ С УЧЕТОМ ТОГО, ЧТО ЗЕЛЕНОКОЖИЕ НЕ ИМЕЛИ ПОЛА, НО ВОПРОСОВ НЕ ВОЗНИКЛО, КОГДА АНИ АКАЗАЛИСЬ ВНУТРИ. "КРАСОТКОМИ" НОЗВАЛИ БАЛЬШЫИ БОЧКИ С ЗИЛЬОНЫМ ПИВОМ, КАТОРОЕ БЫЛО СДЕЛАНО ОЧИНЬ КАКЧЕСТВЕННА. ПА КРАЙНЕЙ МЕРЕ ТАК ГЛОСИЛА НАТПИСЬ НА НИХ. ШОУМЭН ПАВЕЛ КАМАНДУ К ЛЕСНИЦЕ НАВЕРХ, НЕ ДАВ НИКАМУ РАЗГЛИДЕТЬ БАГАТУЙУ ОБСТАНОВКУ БАРА.
- ВХАДИТИ. НО КЛАНЯЦА НАДО ВСЕМ, КРОМЕ КАПТАНА, - СКАЗАЛ ШОУМЭН ДОВЕДЯ ОРКАФ ДО ДВИРИ К АЛЬ-ЧЕРЕПОНЕ.
ДВЕРЬ К ИТАМУ ЗНОМЕНИТОМУ БОССУ АТКРЫЛ ГАБЕЛИН АДЕТЫЙ В СРАННЫЙ КОСТЮМ И СКАЗАЛ:
- ПРАШУ НИ ХАМИТЬ ИМУ, А ТО ОН МИНЯ ПАСТУКАИТ.
В ПАМИЩЕНИИ ГАРЕЛ ЯРКЕЙ СВЕТ, А ПА ЦЕНТРУ СИДЕЛ ЖЫРНЫЙ ГАБЛИН.

- НИ НАДА ГАВАРИТЬ: "ГДЕ АЛЬ-ЧИРИПОНЕ, ЙА ВИЖУ ТОЛЬКА ГАБИЛИНА!", ЙА И ЙИСТЬ ВИЛИКИЙ БАГАТЫЙ АЛЬ-ЧИРИПОНЕ! А ТИ АЗАГ? УКОЗАЛ ОН НА КАПТАНА. ЙА СРАЗУ УГАДАЛ. ТЫ САМЫЙ БАЛЬШОЙ ИЗ НИХ, НИ ЩИТАЙА ОГРУ. НО ОГРА НИБИВАИТ КАПТАНАМ ОРКАФ. АХ ДА, ВЫ ХАТИТИ ПАЛУЧИТЬ ЗОДАНИЕ, КАТОРОЕ СДИЛАИТ ВАС БАГАЧЯМИ?

ДАБЕ АСАЗНАТ ВСУ ТРАГЕШНАСТ СЕТУАЦЕИ НУШНА ПРИДСТОВЛЯТ С ЧИГО ВСЕ НАЧЕНАЛАС. УВЖЫМЕЙ ЧЕТАТИЛЬ ВШЕМУ ВНЕМАНЕЮ ПРИДЛОГАЯТСЯ КРАТКОЕ ФСТОРИЯ МАЛЕНЬКАЙ ГОБЕЛИН С БАЛШИЯ ПРИКЛЮЧЕНЕЯ.
РАДЕЛСИ ЗУММИ В ГАБЕЛИНСКАЙ ГОРАД В БАЛШАЙ СЕМИЯ. ГОРАД БАЛШАЙ И ГРЯЗНЕЙ НА ВЕЛИКАХ БАЛОТАХ СИМЕЙА ТАЖЕ БАЛШОЙ И ВЕСЕЛАЙ. ПАПА ЗУММЕ ЗВАЛИ ШИК НЕ ШИК АТ СЛОВА ШИКАРНЕ А ПАТАМУ ШТА ОН ШИК РЕЗАЛ ГЛОТКЕ. ШИК САСТАЯЛ В ЗННОМИНИТАЯ БАНДА РАСГРАБИТИЛЕЙ ГРАБНИЦ. ОН ВАВРИМЯ ЗАВЯШАЛ С БАНДА ДО ТАГА КАК АНИ ПАШЛЕ ГРАБЕТ ГРАБНЕЦА КХЕМРИ И НИФЕРНУЛОС ЖИНИЛСЕ НА БАЛШАЯ ТОВСТЕЯ ГАБЕЛИНША И АТКРИЛ СВАЯ ТОВЕГНА В БАЛОТНАЙ ГОРАД. ЗУММИ БЫЛ СРЕДНАНКАЙ У НИВО ТРИ СТАФШЕХ БДАТА И ТРИ МЛАФШЕХ А СИСТЕР НЕКТО НИ СЧЕТАЛ. ГЛАФНАЙ ЗАДАЧА ЗУММЕ БЫЛА ДРАЕТЬ ПОЛ В ЗАЛА ЭТА НИПЛАХАЯ АБЯЗАНОСТЬ МОЖНА СЛУШИТ ВСЯ ШТА ГАВОРЯТ ПАСЕТИТЕЛИ И ВА ВРЕМЕ ДРАК САБИРАТ МЕЛАЧЬ. В ТАВЕРНИ ПАСТАЯННА НЕПЕВАЛИСЬ РЫГАЛЕ И ДРЕЛЕСЬ НИ АДИН УВАЖАЮЩЕЙ СИБЯ ГАБЕЛИН НЕ ПАДЕТ В ТАВЕРНА ГИДЕ НИ МАОЖНА НАБАХАЦА ПАРЕГАТ И НАБИТ МОРДА ДРУГАЙ ПАСИТИТЕЛ. АДНАЖДЕ АТКАВИРЕВАЯ АТ ПОЛА КРАВЬ И БЛИВАТЕНА БАЛШАЙ ШЕТКАЙ ЗУММЕ УСЛЫШЕЛ ИНТЯРЕСНАЯ ИСТАРИЙА. ГАБЕЛИН В ФЕАЛИТАВАЯ РОБА И ШЕЛТЕЕ ШТАНЫ И КРАСНЕЕ САПАГИ ШТА УЖА БЕЛА НИАБЫЧНА ДЛЯ БАЛАТНАЯ ГОРАДА РАСКАЗЕВАЛ ШТА ОН БЫВШЕЙ АССЕСТЕНТ ВЕЛИКАЯ МАГ АЗГАЛОР-РАЗРАШИТЯЛ КАТАРАЯ РАРАШИЛ МНОГА ГОРАД И КРИПАСТЬ. НИКТА КАНЕШНА НИ ВЕРИЛ И УСИ СМЕЯЛЕСЬ НАД БАЛАБОЛАМ ПАКА ТОТ НИ ДАСТАЛ АПЛАВЛЕНАЙ ЗАЛАТОЙ АМАЛЕТ B CКОЗАЛ ШТА ЭТА СИМВАЛ ВЕЛИКЕЙ ЖРЕЦ ИЗ ЭЛФИЙСКАЙ ГОРАД. У РАСКАЗЧЕК СРАЗУ ПАЯВИЛАСЬ МНОГА ДРУЖЕЙ ВСЕ УГАЩАЛИ ИВА ЗА СВАЙ СЧЕТ И НА ВСЯ ЗАЛА ПРЕЗНАВАЛИ КАКОЙ ОН ВЕЛИКАЙ.
ВЫНАСЯ УТРАМ НАЧНЕЕ ГАРШКЕ СТАРШЕХ ЗУММИ УВИДЕЛ ТАРЧАЩАЯ ИЗ БАЛОТА ГАБЕЛИНСКАЯ НАГА БИЗ САПАГА В ШЕЛТАЯ ШТАНЕНА. НИ ЗРЯ ГАВОРЯТ ШТА ПАКАЗЕВАТ ЗОЛАТА В ГАБЕЛИНСКАЙ КАМПАНЕЯ ПЛАХАЯ ПРЕМЕТА. АДНАКА ЗУММИ ТВЕРДА РИШИЛ ШТА ВМИСТА ТАВО ШТАБ МНОГА ГАДОВ ДРАЕТЬ ПОЛ В ТАВЕРНА И ЖДАТ ПАКА ЗДОХНАТ ИВА ПАПКА И СТАРШЕЕ БРЯТИА ОН СТАНЕТ АССЕСТЕНТ ВЕЛИКАЙ МАГ. ЧИРЕЗ ПАРА ДННЕЙ КАДА БИЛ ДЕН РАЖДЕНИЯ У ПАПКЕ И ВСЕ НАЖРАЛЕСЬ В ГРЕБЫ ЗУММЕ САБРАЛ СКРОМНЕЕ ПАЖИТКИ И АТПРАВИЛСЕ ИСКАТЬ ЛУЧШЕЕ СУДБА.
ИМУ ПРИШЛАСЬ МНОГА ПАПУТЕШЕСТВАВАТЬ И МНОГА ПАЛУЧАТЬ ПЕНКОВ И ЗАТРЕЩЕН ВЕД НИКТО НЕ УВАШАИТ И НЕ ЛИБЕТ ГАБЕЛИН. КАКДА ОН ПРИДЛАГАЛ СВАИ УСЛУГЕ МАГЕМ ТЕ АТВИЧЛИ ШТА ВАКАНТНЕХ МЕСТ НЕТ ИЛИ ГНАЛЕ ТУПАЙ ВАНЮЧЕЙ ГАБЕЛИН ВЗАШЕЙ. ЗУММИ ПРОБАВАЛ УСТРОИТСЕ ДАЖЕ К НЕВИЛИКЕМ МАГЕ ДАЖИ К РЯДАВОЙ ОРОЧЕЙ ШАМАН НО ВИЗДЕ ЕМУ НИВИЗЛО. АДНАКА СУЖЬБА НИ БЕЛА ДОЛГА СУРОВИЙ К ЗИЛЕНЕЙ СТРАДАЛИЦ И ДАЛА ИМУ ШАНС. НА ГРАНИЦИ ЗИМЕЛЬ КХЕМРИ КУДА ДАЖИ ПАПКА ШИК БАЯЛСЯ ХАДИТЬ ЗУММИ НАШЕЛ ЧИЛАФЕК-НИКРАМАНТ ПА ИМИНИ МОРТИАРТЭ КАТОРАЙ ЖИЛ В ГЛУБОКИЕ ПАДЗЕМНИЕ ПЕЩАРЕ. НИКРАМАНТ НИ ПРАГНАЛ ГАБЕЛИН И ДАЖИ НИ ЗАДАЛ НИКАКАЯ УМНЕЙ ВАПРОС А ТОЛКА АСМАТРЕЛ ВНИМАТИЛЬНО И СКОЗАЛ
- Шестой уровень, четвертый блок, вторая комната.
И ДВА ЧИЛАФЕК С ТУПАЯ СИНЕЕ ЛИЦО УВИЛИ ЗУММИ ПАД ЗЕМЛЮ. ТАМ ГАБЕЛИНА ФСТРЕТИЛО ШИКАРНОЕ ТЕМНЕНЕ ЭЛФКА И ПАДАЛА ИМУ КУБАК С ПРЕЯТНО ПАХНУЩЕЙ ЖИДКАСТЬ.
- О великий герой, я так долго ждала твоего появления. Это эликсир придаст тебе сил для борьбы с великим злом. Освободи меня из темницы, а я расскажу как свергуть злого некроманта и обрести безграничную власть в этих землях.
ЭЛФКА ГАВАРИЛА ПЕВУЧА И ИНТЕРЕСНА ПАКЧИВАЛА БЕДРАМЕ АДНАКА НА ЗУММЕ ЭТА НИ ВАЗЫМЕЛА ЭФЕКТА.
- ВЛАСТ ЭТА ХАРАШО АДНАКА Я ПРИШАЛ УСТРОИЦА НА РАБОТА А НИ СВИРГАТ НИКРАМАНТ. ТИ НАВЕРНА МИНЕ С КЕМТА ПУТАИШ.
- Пожалуйста выпей содержимое кубка, а иначе хозяин меня жестоко накажет, он даже может отправить в домик в Талии. Пожалуйста, пожалуйста, ты ведь не желаешь мне смерти?!
ЭЛФКА РУФНУЛА НА КАЛЕНИ ЧУТЬ НИ ЗАДЕВ БАЛШИМИ СИСКОМЕ ЛИЦА ГАБЕЛИНА И ПРАТЯНУЛА РУКЕ НАМИРЕВАЯС ИВО АБНЯТ. ЗУММЕ ВЫКРУТЕЛСЯ ИЗ АБЪЯТИЕЙ СХВОТЕЛ ЭЛФКУ ЗА ВОЛОСЕ И ПРИСТАВЕЛ НОЖ К ГОРЛА
- ЕСЛЕ НИКРАМАНТ ХОШИТ ВЗЯТ МИНЯ НА ТВАИ МЕСТА ТО ПРИДЕТСА ПАДВИНУТСА ИЛИ ЙА ТИБЯ ЗАРЭЖУ БЭЗ ШУТАК.
И ТУТ АТКЕЛАС ДВЕРЬ И КАЗАЛАСЬ ШТА ВРЕМА ЗАМИРЛА ДАЖИ ПЫЛЬ НИПАДВИЖНА ПАВЕСЛА В СВЕТИ МАСЛЯНЕХ ФАНЕРЕЙ. ТЕМНЕЙ СИЛАЕТ ВАШЕЛ В КОМНАТА И ГРОМКЕМ ГОЛАСАМ ПРАИЗНЕС
- Довольно
ЗУММИ ПАСЛУШНА АТПУСТЕЛ ЭЛФКА И ТА НАЧИТВИРЕНЬКА ПАПАЛЗЛА К ЧИЛАФЕК ПЛАЧА И ФЫТИРАЙА ИМУ НОГИ ВАЛАСАМИ УМАЛЯЛА
- Помилуй меня о великий господин, я не виновата, мои чары совершенно не действуют на гоблинов. Пожалуйста позвольте мне загладить свою вину.
- Иди, приведи себя в порядок, тебе придется потрудиться, если хочешь избежать наказания
ЭЛФКА БЛАГАДАРНА КИФАЯ ВЫПАЛЗЛА ИЗ КОМНАТЕ А ЧИЛАФЕК АТАРВАВ СВОЙ ВЗГЛАД АТ ИЕ АПЕТИТНАЯ ПОПКА АБРАТИЛ ВНЕМАНЕЕ НА ГАБЕЛИН
- А ты не глуп, но выпить содержимое кубка тебе все равно прийдется, это часть контракта.
- А ФИ СДЕЛАИТИ МИНЯ ПАМОШНИКАМ В ВАШЕХ ВИЛИКИХ СВИРШЕНЕЕЯХ?
- Да, если ты пройдешь испытание.
- А ФЧЕМ САСТАИТ ИСПЕТАНИЕ?
- ПЕЙ! - ГРАМАГЛАСНА ВЫКРЕКНУЛ НИКРАМАНТ И ГЛАЗА У НИВО ЗАСВИТИЛЕСЬ.
ЗУММИ ПОНЕЛ ШТА НАДА ДЕЛОТЬ КАК ГАВАРИТ МАГ ИНАЧИ БУДИТ ПЛОХА И ВЫПЕЛ САДЕРЖИМАЕ КУБКА. ДАЛШЕ БЫЛЬ ПЛАХАЙ СОН ТАМ ЗУММЕ УБИГАЛ ПА КАВРУ ИЗ ЧИРИПАВ АТ БАЛШАЙ КРАСНЕЙ ДИМАН. ПРАСНУЛСИ ОН НА УДОБНАЙ КРАВАТЬ РАДОМ С КАТОРАЙ СЕДЕЛ ТОЩЕЙ ГАБЕЛИН. КАК ТОКА ЗУММЕ АТКРЫЛ ГЛОЗА И ПАШИВИЛЕЛСИ ГАБЕЛИН ПАЦКАЧЕЛ И УБИЖАЛ. ЧИРЕЗ НЕСКАКА МЕНУТ В КОМНЕТА ВАШИЛ ХАЗЯИНА В БЕЛЕЙ ХАЛАТ.
- Как самочуствие, образец семьсот сорок два? - ПАИНТЕРЕСАВАЛЯ МУЖЧЕНА И ЧИВО ИГО НАЗЕВАЛЕ ТЕМНЕЙ ВЛАСТИЛИН? АБИЧНЕЙ ЧИЛАФЕК С ВОЛОСА ДА ПЛИЧЕЙ ЗАКРУЧЕНЕЕ УСИКА И ОСТРАЯ БАРОДКА И ОН САВСЕМ НЕ ТЕМНАЙ АСОБИННА В БЕЛЕЙ ХАЛАТИ.
- ХРЕНОВА ВСЕ БАЛИТ ОСОБИНА ГАЛАВА И Я НИ ОБРАЗЕЦ А ЗУММИ.
- Выпей вот это, станет легче.
ЗУММИ НИ СПОРИ ВЫПЕЛ МИКСТУРА И БЫСТРА ЗАФНУЛ НОРМАЛНЕЙ СОН БИЗ КАШМАРЕВ.
КАДА ЗУММИ СТАЛ НОРМАЛЬНА ХАЗЯИНА НАГРУЗЕЛ ИВО АБЫЧНАЙ РАБОТА ПРИНЕСИ-ПАДАЙ И ПУТАЙСЯ ПАД НАГАМЕ. АДНАКА ПЕРИАДИЧЕСКЕ ГАБЕЛИН ЧУСТВАВЛ СИБЯ СТРАННА ПАЯВЛЯЛАСЬ ТИПЛО В ГРУДЕ ГАЛАВА ЧИСАЛАСЬ И ОН СЛЕШАЛ КАКИЕТА ГАЛАСА. АДНАЖДЕ КАДА ЗУММИ ПРАХАДЕЛ МИМА СТЕКЛЯННАЯ САСУД ТО ЗАМЕТИЛ ШТА НА ГАЛЕВЕ У НИВО ПАЯВИЛЕСЬ РОЖКЕ. К ЧИМУ БИ ЭТА ПАДУМАЛ ГАБЕЛИН ВЕДЬ У МИНЯ ДАЖИ ЖАНЫ НЕТ? ПАХОЖА БАЛЕЗНЬ НИ АТПУСКАЛА, КАДА ЗУММИ СНЕМАЛ КОЖА С ИСЧЕ ЖИВАЙ ЛИСНАЙ ЭЛФ ИМУ ПАКАЗАЛАСЬ ШТА КРОВ КАПАЮШАЯ В УГЛАБЛЕНИИ В ПАЛУ И СТИКАЮЩАЯ В БОЧКА СТАЛА МИРЦАТЬ И ОЧИНЬ АПАТИТНА ПАХНЕТЬ. ГАБЕЛИН НИ ОЧИНЬ ЛУБИЛ ФКУС КРОВЕ РАНШЕ ПАТАМУ УДЕВИЛСЯ И РИШИЛ ПАПРОБАВАТ ОН АБЛЕЗНУЛ ЛЕЗВЕЕ НАЖА. ДААААА ТАК ВКУСНА И ПАЧИМУ ЙА РАНШЕ ЭТАВА НИ ПАНИМАЛ? И ВДЖУГ ГОЛАС В ГАЛАВИ ЧЕТКА ПРАЗНЕС "Я хочу крови, больше крови!".
- ЧИВО? - УДИВЛЕНА ПРАИЗНЕС ЗУММИ И ИВО ПАМОШНЕК ТОЖА ГАБЕЛИН ПАСМАТРЕЛ НА НИВО СТРАННА ПОХЖА ШТА ОН НИЧИВА НА СЫЛШАЛ. "Черепа, принеси мне больше черепов" - СНАВА ЗАГАВАРИЛ НЕИЗВЕСТНАЙ. ПАХОЖА ХАЗЯИНА ТЕСТИРУЯТ НАВЕКИ ТИЛЕПАТИЯ ПАДУМАЛ ЗУММИ И АСТАВИВ ПАМОШНИКА ЗАКОЦЧИТ РАБОТА ПАШЕЛ НА СКЛАД. НАБРАФ В ЗАПЛЕЧНЕЙ СУМКА ПАБОЛША ЧИРИПОВ ГАБЕЛИН ВЗЯЛ БАЛШОЙ БОЧКА С КРОФЮ И ПАКАТИЛ ПИРЕД САБОЙ К ХАЗЯИНА. НИКРАМАНТ МОРТИАРТЭ ШТА ЗА СТРАННЕЕ ИМЕ ИЛЕ ПРОЗВЕЩЕ ЗАНЕМАЛСИ ЛЮБИМЕЙ ДЕЛА - САБИРАЛ КАСТЯНОЙ ДРАКОН. ОН ОЧИНЬ УДИВИЛСЕ КАДА ПАМОШНЕК СКОЗАЛ ШТА ВЫПАЛНЯИТ ИВО ТИЛЕПАТИЧИСКЕЙ ПРЕКАЗ И ПРЕКАЗАЛ ПАДАЙТИ ПАБЛИЖИ. КАДА ЗУММЕ ПАДАШЕЛ ХАЗЯИНА СЗВАТЕЛ ГАБЕЛИН ЗА ГОЛАВУ ПАДНЯЛ И ЗОГЛЯНУЛ В ГЛАЗА. У ЗУММЕ ЗАБАЛЕЛА ГАЛАВА АТ ПРАНЗИТЕЛЬНАГА ВСГЛАДЯ А ГОЛАС ЗЛОБНА ПРАВИЗНЕС "Ты не имеешь власти надо мной!". ГЛОЗА НИКРАМАНТА ЗАСВИТЕЛИСЬ ФИАЛЕТАВІМ СВЕТАМ И ОН НАЧЕЛ ЧЕТАТ ЗАКШИНАНЕЕ ЗУММЕ СТАЛА САВСЕМ ПЛОХА ОН ЗАДЕРГОЛСИ И ПАТИРЯЛ САЗНАНИЕ.
АЧНУЛСЕ ГАБЕЛИН Ф ПАЛАТИ НО НА ЭТАТ РАЗ ПРИКОВАНЕЙ К КРАВАТИ А К ГРУДЕ РУКАМ И НАГАМ ПАДХОДИЛЕ КАКИЕТА ТРУБАЧКИ.
- Ты поступил мудро, что сразу рассказал мне о голосах - ГАВАРИЛ ХАЗЯИНА СМАТРЯ РИСУНАК С СКИЛЕТ ГАБЕЛИН - Еще немного и демон бы полностью поглотил твое сознание. Отдыхай, набирайся сил, если голоса вернутся, немедленно сообщи мне.
ЗУММЕ ВЫЗДАРАВЕЛ И ГАЛАСА БОЛШЕ НИ ПРИХАДИЛЕ. ХАЗЯИНА НАЧАЛ УЧИТЬ ГАБЕЛИН АБРАЩАТСЯ С НОВЕЙ СИЛА. КАК ОКАЗАЛЕСЬ КРОМИ ЗУММИ У ХАЗЯИНА БЫЛО ИЩЕ ЧЕТЫРЕ ГАБЕЛИНА ПАМОШНЕКА С МАГИЧЕСКАЯ СИЛА. А ВСИВО КАК УЖНАЛ ПОСШЕ ЗУММЕ ХАЗЯИН ПРАВАДИЛ ОПЕТЫ ПО ВЖИВЛЕНИИ ДЕМАНИЧЕСКАЯ ТКАНЬ БОЛИИ ВОСЕМЬДИСЯТ ГАБЕЛИН. БОЛШАЯ ВСИВО НИ ПЕРИЖИЛЕ АПЕРАЦИЯ НЕКАТАРЫЯ ПОЛНАСТЯ ПЕРЕРАБОТАЛЕ ВЖИВЛЕНАЯ ТКАНЬ И ОСТАЛЕСЬ ОБЫЧНЕЯ ГАБЕЛИН ВРОДИ ТАВО ШТА БИЛ ПАМОШНИКА ЗУММЕ. НЕКАТАРИЕ СТАЛЕ АДЕРЖИМИЕ И ХАЗЯИНА ПРЕШЛОСЬ ИХ УНЕЧТОЖАТЬ И ЛИШЬ ПАТИРА СТАЛЕ ТАКИМЕ КАК ХАТЕЛ НИКРАМАНТ. ЭТЕ ПАТИРА СТАЛЕ ОРДИНАМ ПЫЛАЮЩЕЙ ДЛАНЕ АНИ КАМАНДИВАЛИ РАБАМИ НИКРАМАНТА КРОМИ ИВО ЛИЧНЕХ СЛУГ ВРОДИ ТЕМНАЯ ЭЛФКА ТАРГАВАЛИ С ДРУГЕМИ РАСАМИ ИСКАЛИ ДРАБРАВОЛЬЦАВ ДЛЯ СЛУЖБЕ ТЕМНЕЙ ВЛАСТИЛИН И МНОГА ДРУГАЙ ЗАДАЧИ. АНИ ПАСТАЯННА СПОРЕЛИ КТО ЯВЛЯИТЦА КАКИМ ПАЛЦЕМ ДЛАНЕ. ТРОИ СЧИТАЛЕ ШТА МИЗИНЦИМ ДАЛЖИН БЫТ ЗУММИ ТАК КАК ОН ПРИШОЛ ПАСЛЕДНИМ ЗУММЕ ХАТЕЛ БЫТЬ УКОЗАТИЛЬНЫМ ПАЛЦИМ ТАК КАК СЧИТАЛАСЬ ШТА В НЕМ НИЕБОЛШАЯ КАНЦИНТРАЦИЯ МАГИЧЕСКАЙ СИЛА А ИСЧЕ АДНАМУ БЫЛА ПОФИГ НА УСЛОВНОСТЕ.
КАЖДАМУ ЧИЛЕНУ ДЛАНЕ БЫЛА ВЫДОНА СТАНДАРТНОЯ ЭКИПЕРОВКА И ОСОБЕЙ КРАСНЕЙ ГОНАЧНЫЙ СКВИГГА. СЛУЖБА У ТЕМНЕЙ ВЛАСТИЛИН БЫЛА ПРОСТА АФИГИТЕЛЬНАЙ КУЧА ЖРАЧКЕ И СВАБОДНАВА ВРЕМИНИ МНОГА РАБОВ КАТОРЫЯ МОЖНА БИТЬ И ОЧИНЬ БЫСТРАЙ СВИГГА НА КОТОРЕЙ МОЖНА УСТРАИВАТЬ ГОНКЕ. А ЕСЛИ УДАВАЛОС ПАЙМАТЬ ИЛЕ КУПЕТЬ НИДОРАГА КРАСИВАЙ ЛЮДСКАЙ ИЛЕ ЭЛФСКАЙ ДЕФУШКА ТО ХАЗЯИН ВЫДАВАЛ ВАЛШЕБНАЯ ТАБАК КАТОРАЯ ДАВАЛА УЛЕТНАЙ ЭФЕКТ И МОЖНА БЫЛА ПУСКОТЬ КАРБЛЕКИ ИЗ ДЫМУ.
ТАК БЫЛА ДА ПРЕХОДА СИЯЮЩЕЙ ПОЛОДИН С АРМЕЯ ФАНАТИКАВ. ЛЫЦОРЬ СВЕТО ОТАРУБЕЛ ГОЛОВА ТЕМНЕЙ ВЛАСТИЛИН А ФОНАТЕКИ РОЗГРАБЕЛИ ИВО ПАДЗЕМНЕЕ ВЛОДЕНИА ПРАВДО НИ ВСЕ УСПЕЛЕ УБИЖАТЬ ПАКА ВСЕ НИ АБРУШИЛАСЬ.
А ТИПЕРЬ АКАЗЫВАИЦА ШТА НИКРАМАНТ ВЫЖЕЛ И ВАСТАНАВИЛ СВОЯ ПАДЗЕМНА КРЕПАСТЬ. ЗУММИ БЫЛА ОЧИНЬ СТЫДНА ШТА ОН ТИЛЕПАРТИРАВАЛСЯ ДАЖИ НЕ ЗОБРАВ С САБОЙ ДНИВНЕКИ ХАЗЯИНА. ЗУММИ УПАЛ НА КАЛЕНИ ПЕРИД НИКРАМАНТ КАК КАДАТА ЭЛФКА И НАЧИЛ УМАЛАТ А ПАЩАДИ. В ЭТАТ МАМЕНТ ОН ОЧИНЬ ЖОЛЕЛ ШТА У НИВО НЕТ БОЛШАЯ КРОСИВАЯ ПОПКА КАК У ЭЛФКА.
- ВЕЛИКАЙ МАСТАР МОРТИАРТЭ ПРАСТИТИ МАЮ ТРУСАСТЬ ПАЖАЛУСТА. МЫ ХРАБРА СРАЖАЛЕСЬ С ЭТЕ БЕЗУМНЕЕ ФАНАТИКЕ ПАКА НЕУЯЗВИМЕЙ ПОЛОДИН НЕ АТРУБИЛ ВАМ ГАЛАВА СВАЙ СИЯЮЩЕЙ МЕЧ. Я ХАТЕЛ СПАСТЕ ВАШИ ЗАПЕСИ ШТАБ ПРАДОЛЖЕТЬ ВЕЛИКЕЯ ИКСПЕРИМЕНТЫ АДНАКА ВСЕ НАЧАЛА РУШЕТЬСЯ И Я ИДВА УШПЕЛ ТИЛЕПАРТЕРОВАЦА. ПАЖАЛУСТА НИ АТПРАВЛЯИТЕ МИНЯ ТУДА Я ОЧИНЬ ХАЧУ ЖИТЬ. Я БУДУ ДИЛАТЬ ВСЕ ШТА ВЕ ПАПРАСЕТЕ ВСУ САМЕЕ ТЯЖЕЛАЕ И ГРАЗНАЕ РАБОТА. ПАЖАЛУСТА ПАЖАЛУСТА ПАЖАЛУСТА
ГАБЕЛИН ПОЛЗ НА ЧИТВЕРЕНКАХ К ТЕМНЕЙ ВЛАСТИЛИН ПАПУТЕ АСАЖНАВАЯ ШТА У НИВА НЕТ ВАЛОС ЖТОБ ВЫТИРЕТЬ ИМЕ НОГЕ ХАЗЯИНА.

Полковник Кайл фон Штайнер стоял у закрытого в данный момент бронепластиной окна рубки транспортного корабля флота Империи. Его глаза были закрыты, а на обветренном морщинистом лице блуждала улыбка. Полковник "видел" очередной триумф во славу Императора, триумф 2-го Родосского штурмового полка, видел, как Крысы меняют исход затянувшегося сражения в системе Схипсис и освободят тем самым войска для дальнейших операций. Ради этого стоит сражаться... Несомненно стоит. Чуть позже командир полка ознакомился в подробностях с расстановкой сил и средств Имперских полков и кораблей поддержки, а также маневры орков. Последнее согнало с его лица улыбку, а рука пару раз прошлась по стриженной бородке.

"Несомненно, орки двигались не обычно, а словно какие-то диверсанты. Удары наносятся компактно и емко, не привычной волной во весь фронт, а словно буром входили они в слабые места обороны, развивая оттуда успех наступления"- такие мысли посетили Штайнера, и он позволил себе налить стакан выдержанного амасека. После короткого глотка ощущение тревоги ушло, и вернулась вера в успех... Полковник Керр Галл везет целый артиллерийский полк, и его поддержка будет как нельзя кстати, конечно же, это будет только поддержка истинных воинов Императора...

Через три дня транспорты с двумя полками под охраной двух крейсеров сопровождения должны выйти из варпа в районе планеты Джарвис-3, а пока есть время, чтобы как следует подготовиться и провести заключительный брифинг. Штайнер любил брифинги, да и выступления в целом, потому что чувствовал, что может вдохновлять. Этого понимания он совершенно не стеснялся, можно даже сказать, выставлял на показ.

Все время перелета гвардейцы тренировались в тактике ведения в условиях узких коридоров и запутанных лабиринтов, не сказать, что они этого не умели, но приказ был, а значит его нужно исполнять, да и повторение - мать учения.
Лейтенант Дживс выжимал из первого взвода все соки, даже пошел слушок, что Лео метит в полководцы, стремясь загнать своих, естественно это были лишь слухи. По факту же стоит отметить старания командира в другом направлении - после усиленной тренировки все солдаты получали усиленные пайки да коробку лхо на отделение. Вот и думай, плох лейтенант или нет.

За два дня до выхода из варпа было объявлено общее построение при полной экипировке, дело нудное, долгое, но абсолютно необходимое перед любой высадкой, с точки зрения офицерского состава, естественно. После того, как все построились, к трибуне вышел полковник Штайнер и прокашлялся, его лицо застыло под маской торжественности.
- Гвардейцы! Система Схипсис атакована зеленокожими ксеносами, миллионы граждан Империи ждут помощи Императора, нашей помощи, ведь мы - Молот Его! Мы должны нести всем угрозам человечества лишь один подарок - смерть! Наше пополнение даст возможность создать преобладающую группировку рядом с городом-ульем Сентилией - столицей Джарвис 3. Город держится из последних сил, но наше появление изменит ситуацию. Заперев орков между обороняющимися СПО и нашей ударной группой, мы избавим Сентилию от опасности и обеспечим перевес на других фронтах. Император смотрит на нас, гвардейцы, Император ждет от нас успеха, и вы не имеем права его разочаровать. Вперед, Туннельные крысы! Я верю в ваше мастерство, я верю в ваш дух, я верю в нашу победу!

Позже весь командный состав и комиссары были приглашены на брифинг для определения первостепенных задач высадки, задач повзводно и еще некоторых моментах, о которых простым солдатам знать не обязательно. Сержант Виктрус и комиссар Винтер также заняли свои места, естественно весь контингент "карателей трусости" находился на одном крыле зала, поближе к галопроектору, в то время как простые сержанты предпочли противоположный от комиссаров угол. Шарп и Вигхард как раз обсуждали консистенцию жаренного орка, когда вошел полковник и, бросив лишь короткое приветствие, начал вещать.

- Господа, прошу максимально сосредоточиться. Задача после высадки довольно сложна. Туннельные крысы должны высадиться к югу от очистной станции, поставляющей воду в Сентилию, есть информация, что орки попытаются захватить станцию, чтобы ухудшить состояние обороняющихся в городе. Два взвода, 7-й и 8-й, будут обеспечивать прикрытие и развертывание полка Сотрясателей Галла, 1-й и 2-й взводы начнут штурм станции. Остальные развернут линию обороны на западе от станции. Необходимы максимально быстрые действия по укреплению и окапыванию. 9-й взвод в это время должен установить точки для тяжелой огневой поддержки. Время высадки по плану вечернее, но, как вы прекрасно знаете, путешествие в варпе не способствует точности. Благослови нас Император, оказаться тем же днем, когда назначена операция. Задача командного состава и комиссаров обеспечить максимальный боевой дух, полноценную экипировку и понимание важности задачи. Погрузка на шаттлы класса "Пожиратель" по сигналу бортовой сирены...
Далее шли уточняющие вопросы младших офицеров и комиссаров о состоянии дел на планете, о качестве атмосферы и воды, а также расположения других полков принимающих участие в освобождении Сентилии. Как оказалось, на планете множество мест, где дышать без противогаза вообще не рекомендуется, однако в месте высадки данной проблемы не будет. Вода на выходе со станции считается пригодной для употребления, но почти все, кто могут себе это позволить в городе, чистят ее дополнительно. Все эти подробности уже рассказывал помощник полковника майор Керк Диггертон.

Когда брифинг был окончен и все начали расходиться лейтенант Дживс подозвал к себе подчиненных сержантов.
- Я хочу, чтобы вытрясли перед высадкой у интендантов все, что они способны дать, - начал он в своей привычной жесткой манере, и дергая щекой, - Проверьте боеприпасы, гранаты и прочее, чтобы никто не вздумал проиграть что-то в карты, и уж не дай Император, вам выпить пойла перед высадкой.
А я попытаюсь достать лхо, чувствую, на этой чудной планете, это может стать роскошью. Вольно, разойдись, - он изобразил жестом аквиллу и направился по своим делам.

Пока шел брифинг, солдаты были предоставлены сами себе: кто-то играл в карты, кто-то полировал лазган, кто-то просто лежал и смотрел в потолок. Однако, когда вернулись сержанты, все глаза устремились в их сторону. Во взглядах многих читалось любопытство, хотя многие понимали, что, раз рассказывали не для солдат, то и сержанты могут умолчать. В конце концов так недолго и пулю в затылок схлопотать.

КАРАБ НИУСПИЛ АПОМНИТСЙА КАК ЗАКОНЧИЛАЗЬ БИТАВА С ЧИЛАВЕКАМИ И НАЧАЛАЗ З ПИТУХОМ!!!!!!!!!!!!!!!!!! А АПАМИНАТСЙА И НИ НАДА ТАК ШО КАРАБ АПОМНИВЩИЗЬ АТ СЕКУНДНАГА ШОГА ПАВИРНУЛСЙА И УВИДИЛ КАПТАНА С МИЧЕМ ЧИЛАВЕКАФФ!!!!!!! НИДОЛГА ДУМАЙА КАРАБ ТОЖИ ВЗЙАЛ МИЧ ЧИЛАВЕКАФФ НО ТОЛКА В АДНУ РУКУ!!!!!! (В ДРУГОЙ АСТАВИЛ ЧОППУ ПАТАМУ ШТО ЙЕСЛИ КОПТАН ОШЫБЕТСЙА И ПИТУХА НИ БИРУТ ЗУБАЧИЗКИ ЧЕЛАВЕКАФФ КАРАБ БУДИТ МАЛАДЦЕМ!!!!!!) РАЗБИЖАЛСЙА И Ф КРАСИВИМ ПРЫЖКЙЕ ЗАМАХНУЛСЙА МИЧЕМ И НАНЕЗД УТАР ПА ГАЛАВЕ ПИТУЗА НАДЕЙЯЗЬ ЙЕЕ АТРУБЫДЬ!!!!! ТУ ШТО С ШЛИМАМ!!!!!!!!!!!




КЗТАТИ ПАТОМ МНОГА ЛИТ СПУЗДЙА КАРАБ НАРИСАВАЛ КАРТИНУ ПРА ЭТАТ МАМЕНТ!!!!!

   Только ключ поднес к скважине, как тот тут же на глазах разросся и чуть ли сам в руках провернулся, так его крутить легко было. А потом — щелк — дверь открылась медленно, а ключ исчез, растворился прямо в воздухе. Ну да невелика потеря, за дверью уже никаких стен не было, а был лес боровой, светлый, и веселая тропинка от двери прямо в него убегала, и музыка, что тихонько наигрывала старинную песню о том, как хорошо быть богатым, все двери мира будут перед тобой открыты и все будут тебя любить и почитать. Оставалось только пойти по этой тропинке, чтобы потихоньку выйти из леса.

КОНЕЦ — ДЕЛУ ВЕНЕЦ, А КУПЕЦ — МОЛОДЕЦ.

КАРАБ СИТЕЛ Ф СВАЕЙ КОЙУТЕ НЫА СТУЛИ И СМАТРИЛ В ИЛЙУМИНАТОР ТУМАЙА!!!!

- СТОРОВА МИ ПАРИШАЛИ ЭТИГХ ТУПАРЫЛИХ ЧЕЛОВЕКАФФ!!!!!!! - АТ ПАВИРХНАСДИ ВАДЫ АТРАЖАЛЫСЬ ЛУЧЫ СОЛЦА Ы АНИ СЛИПИЛИ ОРКА!!!!!!! - А ЗТОРАВА Я СТРИЛЯЛ ПА КАРАБОЛЕЮ ЧЕЛОВЕКАФФ!!!! ХАТА НИМНОГА ЖАЛКА ТАГО САПЛИВНЯ КАТОРИЙ ПРАХАДИЛ МИМА ЯДИР!!!!! –

И НА СТИНЕ КАЙУТЫ ФИСЕЛ ТАПОР ЕШЕ С КРОВЙУ ЧЕЛАВЕКАФФ!!!!!! НО ОН БИЛ СТАРЫЙ! ЙЕГО АТЦА!!! ТАК ШТО КАРАБ НИ ИСПОЛЗЫВАЛ ЕГО ПА НАЗНАЧЕНИЮ!!!!!! ПОД ПАТАЛКОМ РАЗДРАЖАЙУЧЕ ШАТАЛСЙА ФАНАРЬ!!!!!! ИС МИБИЛИ БИЛА КРАВАТ СУНДУГ И СТОЛ С ТУЛОМ!!!! И ИСЧО ПОЛАКИ НА АНДОЙ ИЗ СТЕН!!!!!! НА СТАЛЕ ЛИЖАЛИ ЗУБЫ ЧЕЛАВЕКАФФ!!!!! И ИСЧО ЗАВТРАК КАРАБА!!!! ОН САСТАЙАЛ ИЗ КУСКА СВИНЙИ!!!!!!!!! И ФСЕ!!!!!! А ШТО ИСЧО НУЖНА ОРКУ ДЛЙА ЗДАРОВАГО ПИТАНИЯ????!!!!!!

НА ПОЛГАХ ЛИЖАЛА ВСИАКАЙА ЧУЖ!!!!!! НАПРИМИР СУВИНИРЫ ИЗ СТАРИХ ПАХОДОВ КАРАБА НА ЧЕЛАВЕКАФФ!!!!!

СИЧАС ЛИНЬ ПИРИЧИСЛАДЬ ВСЕ ШТО ЛИЖАЛА НА НИХ!!!!! СКАЖЙУ ТОЛКА ДВИЕ ВЕЩЫ:
СТАРИЙ ПЛЙУШИВЫЙ МИДВИДЬ!!!!! И ЛАСЙЕН "КРОФФ ЧЕЛАВЕКАФФ!!!" КАТОРИМ ОЧИНЬ ЛЙУБИЛ ПОЛЗАВАТСЯ КАРАБ!!!!!!!

А ВЬ СУНДАКЙЕ ХРАНИЛАЗ НИЧЕГО!!!!!!! КАРАБ СПИЦАЛНА ВЗИАЛ ЙИГО ДЛЯ САКРОВИШЬ!!!!!!

И ТУД ОН УВИДИЛ КРАЙИШИК ЗИМЛИ ИЗ ИЛУМИНАТАРА!!!!!!!!! ТАК ШТО ОН ПАБИЖАЛ НА ПАУБУ ШТОБЫ ЛУЧШИ ПАСМАТРИТ!!!!!! ПА ПУДИ ОН ЗАБИЖАЛ НА СКЛАТ С ЖРАЧКОЙ И ВЗИАЛ АТУДА САСИСКУ!!!!!

КАДА ОН ВИДИЖАЛ НА ПАУБУ А ТАМ УЖИ САБРАЛАЗ ЧАЗДЬ КАМАНДЫ!!!!!! А ЛИТАПИЗИДЗ НАГАНАЛ АТМАСФЕРУ СТРАГХА И ЗАГАДАЧНАСТИ ГАВАРЯ: СТРАННА ВСЕ ЭТА! НО ДУМАЮ ВЫ СПРАВИТЕСЬ, АРЛЫ! – ЖУТКЫМ ГОЛАСАМ!!!!!!!!!

КАРАБ ПАДАШЕЛ К КОПТАНУ СО СЛАВАМЫ – КОПТАН!!!!! У НАЗ НА СКЛАДИ АСТАЛЫСЬ ШТУКИ ТЫПА ПУЛЯЛ!!!!! ШТО АТТУДА МНИ МОЖНА ВЗАДЬ?????!!!!! -

КАРАБ ЛИЖАЛ НА КАРАБЛЙЕ И ЙЕМУ СНИЛСЙА СОН!
***
"Что? Где это я?" Cпросил сам себя Караб проснувшись в уютном доме на кровати..
"Cтранно... Я чувствую что что то изменилось... Я... Я... Это очень странное чувство... Я не хочу убивать челове... Людей и... Куда я вообще попал?" Караб осмотрелся: Вокруг было не так как у орков: Деревянные стены давали спокойствие, а каменная печь уютно трещала в углу... Уют... Какое странное слово..." Караб покачал головой как будто выкидывая мысль из головы. "О! Тут дверь. Надо посмотреть что там снаружи... Кстати не слышно криков и драк между орками. Это странно" Подумал он и двинулся к двери: открыл ее с неприятным скрипом а там...
***
ПРАСИПАЙСЯ!!! ПАСЫПАЙСЯ КАРАБ!!!

"Портреты героев в начале пути"

По порядку: Вельмот Эстодар, Лантир Сольто Эбельгамо, Арастиния Дретчстикер, Тагил, Соггрин, Аластайр Лесной Орех и Диллед.







А все вместе по ссылке: ссылка