| |
|
Механик. Материал пощипывает ладони - настолько остыл. Между тем, довольно быстро понимаешь, где у мертвеца нижние конечности, находишь полированность упругой обуви, добираешься до окольцовывающих голени герметизаторных стыков. Подцепить ногтем и откинуть скобы-замочки, по бокам, чуть провернуть, и готово: можно стягивать. Один сапог, второй. Чужие стопы - уже прохладные, но еще не застывшие ледышками. И носки: плотные, тянущиеся. Снимаешь и их. Теперь лаборант разут, а ты, побалансировав то на одной, то на другой ноге, обута. Плотно садятся чужие вещи, но, вроде бы, не давят. А главное - совершенно точно защищают от насквозь пропитавшего все вокруг "минуса".
Тянешься вверх, пытаясь добраться до того, что удерживает сотрудника в висячем положении. Нащупываешь холод гладкой щеки, невольно зарываешься пальцами в пряди коротко - по плечи - остриженных волос. Если добавить к этому общую субтильность сложения, помноженную на небольшой рост, вывод напрашивается сам собой: это девушка. Вот и натянутый струной толстый кабель, диаметром напоминающий те, которыми всякие принтеры и мониторы к сети подключают.
Мелодично попискивает что-то на ее - хозяйки комбинезона - груди, в первое мгновение заставив сердце застыть под клеткой ребер, и обдав сознание кипятком бурлящего ужаса.
- Это младший научный сотрудник Спенсер.
В тишине женский шепот практически грохочет, отзываясь эхом в пустоте помещения.
- По крайней мере, так меня называет эта штука, ошибка.
Моргает диодом какой-то - попутно являющийся источником звуков - приборчик где-то совсем рядом, буквально перед твоим лицом.
- Короче... Если вы нашли мой труп, то берите все, что хотите.
Усмехается, но как-то невесело.
- Мне вещи теперь точно не пригодятся.
Пощелкивает сухо динамик секунду-другую.
- Так, ближе к делу.
Шуршит чем-то.
- Здесь что-то есть. Не знаю, что это, но оно...
Снова шорохи.
- Оно нас как-то чувствует. В смысле, людей.
То ли сглатывает, то ли откашливается в кулак.
- И... Нас было трое, теперь я одна. Оно, эта штука...
Замолкает ненадолго, только дыхание слышится.
- Так... Так... Смотрите... То есть...
Хмыкает.
- Слушайте. Она может притворяться другими людьми. Не знаю, как, но она... Оно... Показывает, как бы... Образы, не знаю... Галлюцинации. Когда... Блять, я даже его имени не спросила... Короче, когда один из нас ушел и пропал, мы услышали его голос. Он звал нас, стоял там, и махал. И другая, она говорила, что ее зовут Мия, если это вообще важно, короче, она пошла туда. И...
Выдыхает.
- Там были какие-то... Нитки. Много ниток. Как паутина. И они, оно... Короче, их не стало. Мия, тот, другой - оно их утащило.
Шуршит чем-то.
- Слышите, да?
Перемежающееся потрескиваниями безмолвие.
- Это и есть Мия. Не-Мия. Оно там, за дверью - уже минут десять зовет меня, стучится. Уговаривает открыть. Но я-то знаю. Я знаю...
Вдыхает-выдыхает.
- Отсюда нет выхода. Я, я была, то есть, я - сотрудник этой, не знаю, компании. И это, все это - весь этот комплекс, он на какой-то сраной луне, где-то в самой жопе каких-то ничейных систем.
Смеется. И вдруг кричит так, что устройство даже взвизгивает, гуднув от перегрузки микрофона.
- Да заткнись ты, ебаная пиздорваная говномразина!!! Заткнись!!! Я знаю, кто ты!!! Знаю!!! Знаю!!!
Шумно сопит еще секунду или две.
- Мразь... Сука... Эта... Так. Эта штука, ошибка, это автоматизированная система управления. Она полностью поехала, не слушайте ее. Это раз. И два. Два. Я знаю про эти... Эти...
Откашливается.
- Про карантинные меры, короче. Так. Те, которые сюда прилетят, эти гондоны из компании, они будут спасать только всяких начальников, а остальных, сука, утилизируют. Это пиздец. И еще...
Совсем тихо.
- В трусах, сзади, за резинкой, айди-карта. Это того, который первым исчез, но двери открывает. Только есть минус...
Хохочет.
- Там оно. Ждет.
И кричит.
- Да?! Ведь ждешь, да?!? А, мразотина?!? Жд...
-
Теперь лаборант разут, а ты, побалансировав то на одной, то на другой ноге, обута.
Такой небольшой,но классно-реалистичный момент!
-
круто
-
Атмосферно. До мурашек.
|
|
Может ли спектральный пес существовать, не задавая вопросов ни себе, ни мирозданию?
Туман был хорош. После него и в коридоре лежалось отлично. Даже лучше, чем за лестницей. Жаль, что вечность так не вылежать. Хотя, казалось бы - чего сложного-то? Да и вообще, звучит как вызов: "перележать всех". Ничего сложного.
Давно закончился бой, "свои" разошлись по своим суетливо-бессмысленным делам, все на корабле пошло своим чередом. Он лежал. Бесконечность отдыха. Сначала ему мерещилась лиссабонская улица, идя по которой, он дышал португальским воздухом. Краски событий, разведенные в гротеске сна - то ли приглушенная музыка, то ли полусмазанные образы того, что произошло или того, что могло произойти, то ли все разом. А затем, когда он, проспав остаток Времени Солнца прямо в коридоре, ближе к ночи перебрался в привычное "залесничье", ему долго чудилось оно, Второе-Тело руки, дремлющее - осклизло-китовое, холодно-водорослеватое, колоссально-темное. Спарки ворочался, изредка приоткрывал то один, то второй глаз, тянул лапы. Так то - отмеченное туманом - Время Луны и прошло. Дни сменяли дни. Нерушимость лестницы возвышалась над ними символом победы желания бездействовать над всеми прочими страстями, а пес откровенно хандрил - ему не хотелось ни есть, ни вынюхивать "чужое", ни - временами - дышать.
Потом были бесшерстные. Всем им было что-то нужно. "Своего", пытавшегося подкормить его смрадным - видят Древние, даже в носу засвербело - бисквитом, Спарки решил пока не загрызать, лень вставать было, но от "угощения" все же отказался. Мука, когда-то бывшая зерном, тем, что сплелось из соков земли, некогда бывшей истлевшими, ставшими пылью-грязью мертвецами - вот, что лежало в сухой сути этой штуки. Сама же она была тем сортом пищи, которую он мог поглотить только в случае совсем уж крайней нужды. Но вот от мяса - его жилы все еще хранили запахи первородного пламени, в котором сгорели поваленные неизвестно где вековые деревья, и той искры жизни, что двигала зверя, частью которого оно было до того, как стало этим куском - уже не стал, сжевал. И кивнул тому "своему", с которым у них был договор, подтверждая его исполнение. Этот "свой" оказался неплохим, из тех, что держат слово. Последний же "свой", просоленный и старый, не стал давать ничего материального, предложив вместо того, что питает тело, то, что питает дух - созерцание моря, монотонность наблюдения за чужой работой. Пес согласился.
Оставив теплоту належенной лежки, он выбрался с моряком на палубу. Сидел там, смотрел, не всматриваясь, на бесконечность воды, нюхал, не внюхиваясь, приносимые с ее - бесконечности - просторов порывы пропитанного стылыми брызгами ветра, глядел на то, как "свой" возится с, кажется, до сих пор связанной со Вторым-Телом наживкой. Думал о всяком, но больше, все же, ни о чем.
|
|
|
Едят ли спектральные псы вяленое мясо?
Спарки, похоже, перележав под лестницей лишнего, так, сходу, вспомнить этого не смог, поэтому, в ответ на предложение шумного "своего", на всякий случай вильнул хвостом - вдруг оно окажется вкусным, лучше заранее не отказываться. И запомнил обещание. У него, в отличие от суетливых бесшерстных, забот было не в пример меньше, поэтому, при случае, если "свой" забудет о сказанном, пес найдет способ ему о нем напомнить. Или взять обещанного мяса свежим, на вес.
Ведь, даже будучи недопривязанной и полузапертой в двойственной не-тюрьме собачьего тела, существующего в плотности и статичности этого измерения, сущность его - дух - оставалась принадлежащей кипучести астрала, где все и вся было пропитано текучей магичностью. А раз так, Спарки, привыкшему к нестабильности, отчего-то чудилось, что от заключенных договоров и произнесенных обещаний веяло чем-то статичным, но по-другому, надежно и приятно, нежели от всего этого мира. Соблюдение их, договоров, следование им, обещаниям, когда дело касалось непосредственно него - все это виделось духу благостью. Нарушение же данного слова, по ощущениям, слегка расширяло окно возможностей того, что пес-непес мог сделать со "своим". Обещаешь духу кусок мяса, дашь духу кусок мяса. Так или иначе. Кусок вяленого, кусок собственной кровоточащей плоти - не суть, завялить недолго. Договор заключен.
Удовлетворенно вздохнув, пес шумно втянул носом воздух, а потом, глянув на то, как маг возится с трофеями, ушел обратно, за лестницу, где палуба еще хранила остатки его собственного тепла. Лежать, ждать. Статика, до поры.
-
подловил
-
Открываем псинку с новых граней )
-
Где мясо, Лебовски?
-
От спектральности до сделки с духом. Неплохо, интересно будет попробовать пофантазировать так-же
-
Лол
-
Обещаешь духу кусок мяса, дашь духу кусок мяса.
-
Обещание произнесено: Спарки считает договор с Лливелином Хивелом заключенным. По условиям, если "свой" переживет морской бой, он должен будет отдать псу кусок мяса, в противном случае пес заберет кусок тела "своего". Сам дух, при этом, ничего Лливелину Хивелу не должен.Хитрый какой
-
за договор и аллюзии!
|
|
-
- Чертовы япошки, - подумала она, - они что, не знают, что сжигать ведьм уже не модно?!
Ъеъ
|
-
Они заводятся в Припасах от недосмотра, как тараканы. Вышиб крышку двумя руками, будто проснулся и потянулся японский воин. Срывает наушники, пинком разбивает рацию, так что из неё брызнули искры. Видите, словно в медленном сне, как он вылетает кувырком из ящика мимо вас. Прокатывается по трюму. Провожаете его ошарашенными взглядами. В одной руке блеснул танто. Матрос опускает взгляд: чёрно-красная полоса расползается по животу.
– FOR TEH EMPRAH!!!
За это и еще за оформление. Мне нравиться твое внимание к игре
-
В целом за игру! Отличная идея и титанический труд если задуматься.
Ну и детализация сеттинга, все классно.
Ну и конечно... радиошиноби – это прикольно, я так смеялся))
|
|
|
Весь оставшийся путь Лилия провела летя на своей любимой метле. Она летела, глядела в огромное чистое небо и мечтала. Мечты ее, как и у многих авантюристов, были приземленными, но в то же время не были лишены собственной искорки. Так, например, она начала придумывать легенду о том, почему ее кожа имеет столь удивительный оттенок. На этот счет можно было соврать, сказав, что она дженази, как и Маресон. Или же что она однажды объелась волшебной черники. Или быть может это могущественное проклятие, насланное великим волшебником за исполнение шутливой песенки о нем же? Вариантов была масса, и девочка с удовольствием придумывала все новые и новые. Ведь не важно что она скажет по этому поводу - главное чтобы звучало красиво. А уж то что она разным людям может разные версии выдать - нет в этом ничего страшного.
Еще Лилия мечтала вкусно поесть. Сухая походная еда быстро надоедала и не обладала особым качеством или изысканностью. Девочка мечтала как можно быстрее попасть в какую-нибудь таверну и утолить подступающий голод. Наконец, мечты ее опять свелись к таверне, но уже по иному поводу. Ведь в таверне можно было сыграть, сделав денежную ставку, что Лилия просто обожала делать. Конечно, азартные игры увлекали ее не как способ дохода, поэтому и мухлевала в них она редко. Что, надо признать, иногда выходило ей боком, оставляя карманы чистыми, как стены храма, а желудок голодным, как волк.
- Нет проблем, дядя Куон. Если я еще чем-нибудь смогу вам помочь - всегда можете обратиться. Лишнее золото может мне оооой как понадобиться - девочка прикрыла рот ладошкой и хихикнула.
Зайдя в таверну, Лилия первым делом подлетела прямо под потолок. Зеркало - великое изобретение человечества, так что и использовать его следует по прямому назначению. Так что Лилия взглянула в него и незамедлительно начала корчить смешные рожицы. Также ее забавлял новый вид собственной кожи, ведь теперь она по сути на человека не очень-то и походила. Впрочем, ее это не сильно беспокоило.
У трактирщика, который имел очень странный, но забавный акцент, девочка поинтересовалась, с кем тут можно вечерком сыграть в кости, карты, или на худой конец в шахматы. Жажда просадить или же получить лишние деньги давила на нее, требуя выхода. Также Лилия поинтересовалась тем же у своих спутников - вдруг кто-то из них готов был бы бросить вызов маленькой ведьме.
Вдруг в помещение ввалился кот. Лилия очень любила кошек, так как они были важным атрибутом любой уважающей себя ведьмы. К сожалению этот был не черным, а значит на роль фамильяра не подошел бы никаким образом. Однако, этому котофею явно требовалась помощь, поэтому Лилия не могла остаться в стороне.
- Бедняжка, кто же с тобой такое сделал? - девочка спрыгнула с метлы и, подбежав к коту, принялась гладить его, осматривая свежие царапины - Я не умею лечить, прости, пожалуйста. Ух, ну я и покажу тому, кто это сделал! Несчастную животинку обижать - не стыдно?! - Лилия взяла помело в руки и воинственно размахивая им бросилась к выходу. Кто бы не сделал это, он заслуживает того, чтобы его хорошенько отметелели!
|
|
|
|
|
Два года назад. Лондон. Поместье Томсонов.
- На пол! – девушка успела сбить с ног подростка, перед тем как очередь пуль, разбив окно в гостиной, прошили мягкую обшивку кресла, в котором он сидел. – Какого хрена?!
- Уведи его в комнату и бегом к чёрному входу! – крикнул в ответ Ориэн, доставая из – под письменного стола, «М16». – Бегом, блять!
- Я хочу помочь!
- Пригнулся и пошёл! – закричала на парня Эмили, хватая его за рукав. – Себе помоги сначала!
Дверь перед лицом девушки разлетелась в щепки, облегчив движение в сторону коридора. Уши ныли от грохота сотни выстрелов, глаза слепила пыль и падающая штукатурка с потолка. Ответные очереди звучали со всех уголков дома, а это значило, что семья ещё жива.
Эмили влетала в противоположную комнату, заперев за собой дверь, буд – то бы это что-то решало.
- За диван, быстро! – скомандовала она, оттащив от стены мебель как картонную коробку. – Возьми револьвер и следи за дверью. Если в неё войдёт хоть кто-то не из нашей семьи, стреляй! Всё понял?
- Я то же хочу…
- Не слышу ответа, мелкий!
- Да, тётя…
- Вот и прекрасно!
Эмили выбежала в коридор и тут же влетела в стену, от отдачи обжигающей боли в плече. Кофта быстро пропиталась кровью, стекая тёплыми струйками по предплечью.
- Сука! – кратко выдала она, продолжив путь к лестнице.
- Эмили, держи! – прозвучал голос Маркуса из ближайшей комнаты, а после, в руки девушки, пал тяжёлый, пятизарядный дробовик. Следом прилетала и связка патронов к нему.
- Ты там как?
- Справляюсь, сестрёнка! Дуй вниз к близнецам. Они парадку защищают.
Девушка в пару прыжков спустилась в холл, по пути изучая обстановку. Прямо входная дверь. Ещё держится, но уже изрядно прострочена пулями. По правую сторону от неё, парни – близнецы, засели под окном перезаряжая автоматы. Слева проход мимо кухни к чёрному входу, где уже слышался тяжёлый стук шагов.
Секунда на зарядку, две на подход к двери, ещё одна на глубокий вдох. Выстрел дробовика проделал огромную дыру в деревянной двери и человеке, что стоял за ней. Он упал на землю, пытаясь отползти, но очередной выстрел, превратил его лицо в кровавые ошмётки. Кто-то засел за стеной в ожидании удачного момента и он настанет, если натиск не спадёт и придётся перезаряжаться.
- Парни, гранату киньте!
- Иисус не был католиком! Тебе пуля в голову попала, что ли!
- Я более чем уверен, что сын божий…
- Да вашу ж мать! Дайте тете гранатку, проповедники хуевы! – зарычала Эмили, выпустив ещё пару дробей через зияющую дыру в двери.
- Нельзя так выражаться, тётушка! Бог всё слышит, - крикнул в ответ один из парней, снимая гранату с пояса. – Вам с чекой или без? Шучу.
Звонким перекатом нырнула нужная вещица к ногам девушки.
- Нашел время, блаженный! – буркнула в ответ Эмили, вырывая кольцо зубами.
За очередным залпом отправилась граната, пав в мягкую землю у кирпичной дорожки заднего дворика. Вроде кто-то что-то крикнул, но девушка не успела разобрать, прыгнув на холодный кафель кухни. Взрыв снёс дверь, окрасив стены бурой жидкостью, что когда-то принадлежала тем, кто решился войти в дом Томсонов без приглашения.
- Тётушка, ты там разобрались? Нам бы помощь не помешала.
- Да иду я, иду!
Парень сидел за своим укрытием, сжимая в руках тяжёлый револьвер. Крики, выстрелы и стоны, его совершенно не пугали. Ведь он этого и ждал! Он Томсон! А Томсоны не прячутся от врага.
- Сиди тут, ага! – прошипел он сам себе , выходя из – за укрытия. – Я могу помочь!
Парень вышел в коридор, пригнувшись от летевших щепок со всех сторон. Дом содрогался от выстрелов и взрывов. Казалось ещё чуть – чуть, и здание попросту сложится как карточный домик. Надо было действовать!
Он метнулся по коридору, быстро миновал лестницу и присев у выхода в холл, мельком подчерпнул обстановку. Тётя и пара близнецов, отвлечены на главный ход, значит можно двигаться дальше. Черный ход открыт. Это уязвимое место. Стоит зачистить подход к двери и занять позицию.
Парень вышел через взорванную дверь, но тут же получил удар прикладом в щеку. Сумев удержаться на ногах, он рефлекторно дёрнул на себя дуло, одновременно сбивая с ног нападавшего. Точный выстрел в голову, успокоил попытки наемника встать. Тут же последовал захват со спины, с которым парень, так же легко справился, выскользнув из смертельных объятий. Развернувшись, он заметил огромного солдата, что уже успел вцепиться ему в горло и с лёгкостью подняв парнишку над землёй, вбил его тело в стену дома. Парень сделал пару ударов в предплечье ослабив захват, но наёмник перехватился другой рукой и пал вместе с ним на землю, замахнувшись ножом в лицо. Томсон успел вцепиться в огромные кулаки нападавшего и удержать удар, но сила давящая сверху, не давала сделать спасительный манёвр. Лезвие ножа медленно приближалось к глазу парня. Ещё несколько секунд и нож пронзит роговицу, отправив парнишку в последний путь.
Оглушительный выстрел дробовика, отбросил наемника на спину, смешав его бронежилет с ребрами и остатками внутренностей. Ещё один выстрел в лицо. Потом ещё и ещё, и ещё…Эмили закончила стрелять только после того, как голова нападавшего, полностью разлетелась на мелкие кусочки.
- Я что тебе сказала?! Какого хрена, Ник?!...
2030. Западная часть Лондона.
Сербы никогда не славились особым гостеприимством. Возможно, это своеобразное культурное наследие, или сама группировка создала такой образ. Их жестокие методы ведения бизнеса, громким эхом прокатывались по улицам Лондона. Вспыльчивость и агрессивность членов банды, вечно вспыхивали кровавыми конфликтами, с похищениями, пытками и заказными убийствами. Норма для нынешних положений дел, конечно, но балансирование на острие ножа войны, напрягала многих вокруг. Слишком уж зыбко и неустойчиво перемирие.
И Эмили, подъезжая к высотке где располагался пентхаус главы клана, прекрасно понимала, что разговор с сербами, будет как – минимум не простым. После дел с ними, всегда оставался странно – знакомый, неприятный осадок. Ну и куда же без напыщенности, грубости и глупой самоуверенности. О, эти ребята без подобных вещей никуда. Ни вкуса, ни уважения, ни мозгов.
А вот глава клана, Милош Сокар, всё же отличался от своих подопечных. Конечно, ему были свойственны и самолюбование, и алчность, но он, умел вести дела. Да, кроваво, да на пролом, но умно и правильно выбирая стороны.
Завидев машину Эмили, охранник у входа здания, тут же схватился за рацию, спешно передавая информацию о прибывших. После краткого ответа, верзила не стал препятствовать гостям, проведя их до лифта, без досмотра и изъятия оружия. Если бы у Томсонов был заказ на кого-то из клана сербов, то этот кто-то, уже бы был мертв. К чему подобные театральные визиты?
Охрана на верхнем этаже уже ожидала парочку. Сопроводив до двери в квартиру, они остались у входа. Мало ли что. Хотя, мало обычно не бывает.
- Эмили, Ник, вот так сюрприз! – радостным возгласом встретил Томсонов Милош. – Второй визит от семейки убийц за день! Вот бы ещё знать, к добру ли это, или к проблемам.
Мужчина выглядел как обычно вычурно: итальянский, бледно – синий костюм, лакированные туфли, слишком много геля в волосах, огромные золотые часы на запястье и множество перстней, почти на каждом пальце обеих рук.
- Проходите, присаживайтесь! Выпьете? – он щёлкнул пальцев и из кухни выбежала худощавая девочка – подросток, лет четырнадцати от силы. – Принеси гостям чего – нибудь и побыстрее.
Сам же Милош, уселся в огромное, кожаное кресло напротив, ехидно улыбаясь смотря на Эмили.
- Вы теперь по двое ходите, или решили приучить парня к большому столу? Что ж, то же верно. Убивать бывает скучно. Так что вас привело в мой скромный обитель? Вроде в услугах вашей семьи, я пока не нуждаюсь.
|
|
|
|
|
-
“Меня учили воевать, а не болтать. Так что, лучше сосредоточусь на том, что умею”.
Cтеснительный)
А еще мне нравятся дружелюбные спутники
|
|
|
Навалившаяся усталость для Текихисса в повозке хоть и была неожиданной, но закономерной. Уже почти месяц он не давал себе повода вольно проводить время. Брал простенькие задания в гильдии, вроде: принести какому-нибудь старику, живущему на отшибе, провиант; отвадить безумного деревенского мужика, тощего как смерть, гулять по ночам в одном драном плаще, пугая несчастных ночных выпивох; прополоть грядки у какой-то особо больной тетки… Честно, ему это давно осточертело. Взяться за реальную работу ему не давали: местные авантюристы слишком косо глядели на полузмея и не желали сотрудничать. А в одиночку на охоту на разбушевавшихся медведей только самоубийца пойдет. И вот, наконец-то, подвернулась работенка что надо. Хорошая оплата, никаких знакомых лиц. Глава гильдии, бывший в курсе сложностей, произошедших в жизни Теки, специально лично ему вручил задание, никому больше не сказав. Мол, чего воин всякой грязной работой занимается, будто горничная? Вот полузмей и взялся не задумываясь…
Прикрыв глаза, юань-ти постарался расслабиться. Окружающие, столь странные и непохожие друг на друга, вселяли странные чувства. Псионнические способности еще не давали ему возможности читать мысли, но те, казалось, сами стучатся в сознание. Будто тихое постукивание часовых механизмов. Десятка часовых механизмов.
“Дженази… тифлинг… человек… эльф… интересная компашка”.
Текихисс сильно надеялся, что никто не обратит пристального внимания к его расе. По крайней мере, чтобы внимание не было негативным.
“Тогда это станет большой проблемой для задания… но ладно. Может обойдется”.
Мысли расплылись в море дремы.
Прошло всего несколько минут, как неожиданный сон пропал, оставив неприятное эфемерное послевкусие крови на губах. Тренировки в прошлой жизни всегда оканчивались одинаково. Тем не менее, воспоминание не помешало ощутить новые силы в теле.
“Хм… похоже я недооценивал силу легкого отдыха… если дает столько сил…”
Полузмей распрямил плечи, вытянул слегка затекшую шею и сделал пару круговых движений головой. После этого, он подобрал свое копье, которое намеренно подложил под сапоги когда только забрался в повозку, дабы оно не мешало ровно сидеть в дороге. Спрыгнув на землю, Теки огляделся. Дорога. Лес. Закат. Свежий воздух. Ничего подозрительного. Но расслабиться, все равно что сразу пустить себе кровь в бассейне с пираньями. Тифлинг, что, по-видимому, вышел первым, уже вглядывался в чащу, ищя потенциальные угрозы.
“Настороже. Хорошо. Думаю, остальные скоро присоединятся. К тому же, наниматель сам сказал, что участок опасный. Что ж, надеюсь никого убивать сегодня не придется…”
Решив не мешать тифлингу, юань-ти пошел на другую сторону повозки.
“Пока он проверяет тылы, стоит взглянуть и вперед”.
|
Что ж, настало время рассказать вторую часть этой тяжелой истории, леди и джентльмены. Я немного набросаю вам в общих чертах, как тут всё будет, чтобы вы потом не говорили: фу, зачем вы такое придумали, мистер? Попрошу! Я только описал то, что взаправду было с мисс МакКарти в Эллсворте. С учетом того, кто такая мисс МакКарти и что за место – Эллсворт. Унылый пролог типа того, где про стек, но не про стек.
Про стек я уже рассказал, пришло время других историй.
История долгая, а леди и джентльмены наверняка уже задаются вопросами.
Кто-то, кому в кайф её страдания, загадывает, сколько раз Кина МакКарти окажется в этой части без чулок или без панталон? Хоть в них, как мы помним, у каждой дамы был разрез, так что их можно и оставить без ущерба для происходящего. Понимаю этих ребят.
Кто-то, кто смотрит на практическую сторону вопроса, прикидывает, сколько у неё будет в конце наличных денег? И этих понимаю.
А кто-то, если за неё переживает, даже спросил бы, насколько грустной будет эта часть истории? А этих понимаю больше всех.
Ладно, не томитесь. Вот ответы. Просто чтобы вы, опять-таки, поняли, какого рода будет эта история.
Чулки и панталоны... В одной сцене без чулок. В одной – с приспущенными панталонами. И ещё в одной – и вовсе голой, как античная Венера, йопт.
Деньги... Пять долларов серебром – она же думала, что ей этого хватит, чтобы отыграться? Вот и отлично, как просила. Ну, и ещё горсточку мелочи пяти- и десятицентовиками, жизнь, так и быть, подкинет.
А часть эта будет кое-где даже более грустной, чем предыдущая. В одном месте даже небо заплачет.
Но давайте начистоту. Всех вас, как бы вы ни были настроены, интересует по сути всего один вопрос. "Сколько раз"?
Сколько раз милую, сладкую, неопытную карамельку МакКарти в этой части истории жестко отдерут, оттарабанят, превратят в послушную куклу, отдебютируют, заставят обслуживать, покроют, как кобылу, устроят с её телом сражения со звучными названиями, изнасилуют и просто трахнут во все отверстия. Это ж Старый Запад, и не просто Старый Запад! Это Эллсворт, мать его, The Wickedest City in the West! Тут всё должно быть "ух"! Бодро, по-жесткому.
Кто-то со сжавшимся сердцем подумал сейчас: "Да хватит с неё и трех ковбоев, ну, пожалуйста". Понимаю их. Кто-то, подняв брови, скажет себе под нос: "Пфф! Дюжину, не меньше. И парочку негров бы...". Понимаю и их. Кто-то, из тех, кто следил за историей и стилем повествования, предположит: "Один-два раза, но зато на все деньги, так что мало не покажется". Этих ребят понимаю лучше всего. Окей, раз вам интересно я в конце даже "статистику" приведу – сколько раз, в какие места и сколько денег она получила бы за то, за что здесь не получит и цента. Ну и, конечно, леди и джентльмены, испытает ли она при этом хоть один экстаз. Все данные будут, ма пароль.
Прошлая часть истории, прямо скажем, не блистала красивым окружением. Помнится, там был безвкусный номер в отеле: в той сцене было много слез, сигарного пепла и рычащего "р". Был какой-то сарай на окраине. Были ручей, луг и грязная придорожная канава, где фигурировал "дядя Оуэн". И прогон между заборами, где фигурировали три ковбоя.
Я бы хотел сказать, что в этот раз будет что-то поприличнее, хотя бы комната в борделе "Куин оф Хартс"... но... не, даже её не будет. Куда Кине в бордель-то? Она ж у нас леееееди. А что будет?
Будет очень тяжелая сцена в сарае, где кое-кто будет очень стараться держать себя в руках, но в какой-то момент все же разрыдается в сопли. Кстати, там же будет недолгое время фигурировать бутылка виски из конца предыдущей части, хотя её хозяин уже уйдет. Будет сцена в одном отеле – ну, уже лучше, хоть не в грязи. Хотя это как посмотреть: там будет фигурировать Барри, бритый наголо бугай с перебитым носом, и упоминаться сражение за Грэнд-Галф. И ещё одна сцена – а вот эта уже будет прямо в грязище, у станции дилижансов. Слез на эту сцену кое-у-кого уже не хватит, поэтому заплачет небо. Ну, и четвертая. Этой сценой уже не Кареглазый, а сама жизнь почешет мисс МакКарти за ушком.
А ещё в этой части истории будет о том, что такое "перепасовочка по-техасски", что такое "делямур по-французски", и немного о том, что же такое настоящая леди и насколько далеко до неё было Кине МакКарти, шулеру и братоубийце. Вопрос риторический, пожалуй, но всё же для исторической достоверности упомянуть его надо, особенно после всех её злоключений.
И ещё – четырнадцать револьверных выстрелов на сдачу.
Стойте! Выстрелы? Откуда тут выстрелы?! Запахло Благородным Героем!? Дешевой мелодрамкой?
К сожалению или к счастью, я не очень люблю жанр дешевой мелодрамы, он, на мой вкус, плохо сочетается с духом Старого Запада. Но черт побери... Честно, леди и джентльмены? Решал бы я – я бы махнул на это рукой.
Я вам признаюсь, как на духу – мне очень нравится Кина. Даже чисто как женщина: лебединая грудь, ямочки над ягодицами... хотя на самом деле... не это в ней главное, совсем не это.
Возможно, я даже её полюбил. И может это какое-то помешательство, а может, просветление...
И поэтому... Эх, горел бы этот Старый Запад огнем... хотелось бы мне написать, что явился Герой. Эдакий благородный рыцарь с револьвером, горячим сердцем и голубыми глазами! Непременно южный аристократ, навроде майора Деверо. Чтоб прискакал на красивом белом коне, расшвырял их всех, всех перестрелял, завернул её в свой красивый плащ, а потом плечом высадил все захлопнувшиеся для неё двери. И спас честь Кины! Потом сказал бы ей: "Ну, как вы, Мисс МакКарти?" – или что-то в этом роде. Смело и решительно поцеловал прямо в губы! И она тут же опять стала бы леди, и ей опять принесли кофе в номер... и все остальное. Потом, конечно, как бывает в мелодрамах, свадьба, большое ранчо, большое стадо, и дети, которых никогда не ударят родители.
Но... увы! Я не могу, и в этом месте я едва не начинаю плакать. Потому что это – ваще не мелодрама. Ох, куда там...
Это – история другого рода. Это...
Лютая! Жесть! Посреди! Канзаса! Из тех! Что! Вряд ли! Заканчиваются! В теплой! Постельке! С чашечкой! Кофе мля!
ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛА, МИЛАЯ?! Вижу по глазам, что поняла.
Ну, так раздевайся, чего тянуть? Чулки оставь, если хочешь.
Итак, раз из песни слова не выкинешь, леди и джентльмены, не получится его туда и впихнуть.
Будем смотреть правде в глаза: Герою там в тот день взяться было неоткуда. Майор Деверо был мертв. Чарли Аден – тоже. Джеффри Лежон – вообще в Луизиане. А Найджел Куинси – однорукий калека. Лучше всего на эту роль подошел бы Майк Огден. Но он был в тот день в 60 милях в Эбилине и, естественно, ничего не знал. Хотя если бы я ему рассказал, что происходит, он примчался бы за сутки...
Короче. Героя не было, а у трех ковбоев, которые подвалили к Кине в прогоне, были на неё совсем другие планы. А выстрелы... да, честно говоря, это ж Канзас 1867 года, вы разве забыли? Всё банально: просто какие-то дураки устроили пальбу хер знает где хер знает из-за чего. На судьбе Кины эти выстрелы несильно сказались.
Конечно, совсем без завалящего недогероя Кина не останется – один второстепенный персонаж все-таки поверит ей. Но даже он в какой-то момент вполне справедливо назовет себя соплей, балбесом и тряпкой, а потом довольно быстро покинет эту историю. К тому же этот болван и растяпа допустит оплошность, которая поставит под угрозу Кину и её (прости, Кина) аппетитную задницу.
Это жизнь, мисс МакКарти! Это Запад.
В этой части истории Кина МакКарти, её поступки, слова и даже мысли будут взвешены, измерены, и она получит свой вердикт. Не от меня, а от жизни, хотя я добавлю пару слов под спойлером.
Мне останется лишь в конце, исходя из вердикта, сообщить вам ответ на вопрос "сколько". Ну и ещё будет у меня к самой Кине один вопросик, но это так, мелочи.
Запомните – четыре сцены. Сарай. Отель. Станция дилижансов. Тюрьма. Да, ещё там главная улица Эллсворта затесалась пару раз... Но это чисто для атмосферы: просто один раз на Кину брызнет грязью из-под повозки, а в другой Киночка-апельсиночка по ней и трех шагов пройти не успеет... Рррррррр! Обожаю Старый Запад! Обожаю гребаный Эллсворт! Так посмотришь – дыра дырой... А на деле – ад, где даже был свой Сатана!
Мисс МакКарти в конце прошлой части выбрала быть настоящей леди. Посмотрим же, надолго ли у неё хватит пороха в Эллсворте.
Ладно. Пора начинать фанданго. Bets are made, there are no more bets, miss McCarthy. *** Итак, джентльмены спросили мисс МакКарти, что она выбирает – пятьдесят центов или глоток "красноглазки". А ты ничего им не ответила. Тыжледи! Как и подобает леди, выпрямила спину и подняла подбородок. И красиво заплакала. И они... прониклись тем, как ты посмотрела мимо них и выпрямила спину? Пффф, да вы смеетесь, что ли?! – Какая ты скучная, красотуля! – сказал тот, что был с бутылкой. У него был техасский акцент. – Её величество красотуля не удостоила нас ответом! – заржал другой. И у него тоже. – Детка, ну ты чего такая кислая? Такая холодная? Ну, мы же шутим! Да, партнер? – Красотуль, а если доллар? Улыбнешься? Ты не улыбнулась. Они развели руками. – Молчит! – он убрал монету в карман. – Молчит. – А молчание... – А молчание? Они оглянулись по сторонам. – Вон там, ага? – Ага. – А молчание означает... Че, партнер, означает молчание? Как наш босс говорит? – Молчание означает: "Даааа!" И с этим ликующим "дааа!" они схватили тебя под руки и потащили в сарай. Не тот, который был с утра, но оооочень похожий. Ты не пыталась сопротивляться, но пыталась держать подбородочек. Сначала получалось. Но когда они втолкнули тебя в сарай... Ох, начался раф-эн-таф по-техасски. В сарае те двое, что были повеселее, уже не церемонясь, сорвали с тебя остатки платья, разодрав его пополам ("Упс! Извини, красотуль!"), многострадальную сорочку ("Ммм, ничо так близняшки!") и замызганные чулки (просто молча). Панталоны оставили – уж очень тебе шли бантики. А потом они стали толкать тебя друг другу, как деревенские мальчишки, которые хотят как следует напугать приличного мальчика, случайно оказавшегося среди них, и "передают" его по кругу. Похоже, детство у них было не сахар, и после сегодняшнего утра ты понимала, почему. Только они были уже не мальчишки, которые не знают, с какой строны взяться за тебя. Эти всё-всё хорошо знали. Вот тогда, Кина, ты натерпелась. Ох, сколько было в них кипучей мужской энергии, задора и дубового техасского юмора... – Почему ты ходишь такая грязная? Тебе не говорили, что надо чаще мыться? Грязная девочка! – Давай хоть поцелуемся, раз я тебе сразу понравился! – Какие бантики! М-м-м! А губки можешь тоже бантиком сделать? – А теперь будешь виски? Виски для девочки-ириски! – Ну, не жмись, чего ты? Покажи моему партнеру ирисочку! – Мур-мур-мур! Не шипи, помурчи, как кошечка, я за ушком поглажу! Ой, это не ушко, надо же! – Милая, ты больше любишь быть снизу или снизу? – Как тебе больше нравится, грубо или нежно? Я нежный, когда трезвый! Партнер, я сейчас трезвый? Они лапали тебя... везде. Ты скрестила руки на груди, но ты что, правда думала, что они их не смогут оттуда убрать? Ты поднимала голову повыше, а они всей пятерней растрепывали твои красивые волосы и пригибали её пониже. И при этом, проявляя некоторую противоречивость характера, свойственную техасцам, оооочень хотели, чтобы ты стала повеселее. – Да не замжимайся, мы потом заплатим! Все по-честному! – Милая... ну чего ты! Ну, давай, улыбнись нам! – Чего ты такая зажатая? – Сверху льдышка, а внизу горяченькая! Потом они вдвоем стали просто хором кричать: – У-ЛЫБ-НИСЬ! У-ЛЫБ-НИСЬ! Господи, как трудно было тебе тогда не разреветься, и сдавшись, не улыбнуться: жалко, сквозь слезы. Или не крикнуть: "Перестаньте! Хватит! Ну, пожалуйста!" Чего стоило сжать губы в нитку и не издавать ни звука? Слезы катились по щекам, но ты не рыдала, и лицо твое было не сморщенным, а гордым. Хотя рот, конечно, предательски кривился. А потом они устали с тобой цацкаться, Кина. Ты посмотрела на них и поняла, что техасцы... это не подарок. Очень может быть, что они тебя сейчас начнут просто бить. В живот. Кулаком. Со словами "Будь милой, ссука, поняла-нет?" Кажется, подобная идея витала в воздухе. Но они не стали – они были в хорошем настроении, хоть ты и "вредничала". Вместо этого они обняли тебя с двух сторон – один за талию, другой за плечи и повернули к своему другу. – Детка... наш друг чего-то загрустил. Он классный парень! Его зовут Шон. Давай ты улыбнешься ему, чтобы он тоже улыбнулся. Мы тебе дадим... пять долларов серебром! М-м-м? За улыбочку и за всё остальное! Но и тогда Кина МакКарти не улыбнулась. Обойдутся. Кина! Что ты делаешь? Это техасцы! Они ломают мустангов, а ты – не мустанг! Ты правда думаешь, что они не сломают гордую двадцатилетнюю девочку? И так уже изрядно поломанную... Пфф! – Не хочет, – сказал один с сожалением. – Нет, сэр! Не хочет, – сказал другой. – Слушай, Шон... Если настроения нет, может, за остальными нашими сгоняешь? Скажи, мол, тут бесплатно ириски раздают! – сказал "первый". Второй хохотнул. – Да, а мы пока льдышечку эту разогреем маленько. Это было как раз то, чего тебе стоило бояться больше всего. – Да. – А Джима позовем? – Негра? Ну, как-то это... неправильно, нет? Зачем нам негр-то? – Ну, я не знаю, она ж такая несговорчивая. Наверное, негра хочет. – Да, Шон, и Джимми тоже зови! – Ладно, – ответил Шон. – Ну что, кто первый, партнер? Может, в орлянку разыграем? – он снова достал из кармана ту монетку. Монетку, которая могла бы достаться тебе, если бы ты не заигралась в леди. – Деточка, последний шанс. Улыбнешься нам? О, как же ты была в этот момент близка к тому, чтобы улыбнуться! Хотя бы уголками губ. Но... тут Шон внезапно выступил на все деньги. Он сказал с кентуккийским акцентом: – Парни. Идите, погуляйте без меня? А? Они так удивились подобному предложению, что бросили тебя на солому в углу. – Ну-ка, красотруль, передохни немного. Ты сразу машинально забилась в угол, тяжело дыша, прижав колени к груди и закрыв рукой разрез пантолон. Надежда! Сейчас он им скажет, чтобы тебя отпустили! Он тебе поможет... наверное... Техасцы вопросительно посмотрели на Шона. – Я щас не понял? – сказал тот, что был с бутылкой. – Эт че было, Шон? – Ну, идите, погуляйте! – повысил он голос. – Мне с ней поговорить надо. – Но... мы все хотели с ней поговориииить!!! – покатились со смеху его друзья. Как же они оба ржали! Аж сарай трясся! – Как там... Это свободная... – один из них пытался выбрать между "страна" и "дырка". – Ириска! – Я знаю. Я это... прошу вас. – Как-то некрасиво, друг! – Ну. Вот я и прошу вас. По-дружески. Они снова удивленно посмотрели на него. – А в чем дело? – Да ни в чем. Хороший день, не будем ссориться, а? Ну, надо мне. Они подумали. Но Шон в последнее время ходил "чет смурной". А настроение, несмотря на твою несговорчивость, у них было хорошее. – Ну, это странное поведение, приятель. Это странно. Но... в общем-то... ссориться из-за этой подзаборки? Правда, глупо как-то. – Скажем, за Шоном будет должок, да? – нашелся другой. – Да, идет! – согласился Шон. – Спасибо, друг. И бутылку оставь, ладно? Я заплачу, на вот... – Да, ладно, бери так, чего уж... че я себе, еще не куплю? – Лан, пошли, тут в городе ещё много девчонок и посвежее. Шон, видно, любит грязнуль, ах-ха-ха! Пока, красотуля! – До скорого, ирисочка! Мы тут ещё на три дня задержимся! Заскучаешь – приходи сама. И техасцы ушли, а Шон остался. С одной стороны это было неплохо – один не трое. С другой стороны, зачем он их выпроводил? Зачем ему бутылка, и что он с ней собирается делать – опять тебя виски поить? Снова стало тоскливо, как тогда, когда Оуэн на дороге разглядывал твои кружева. Но Шон для начала просто сел рядом с тобой на солому и привалился спиной к стене. Вот твой шанс! Вскочить и убежать! Ага, глупость какая... Куда убежать-то? Уже не просто в рванье, а голой? Голыми ногами по земле, закрывая грудь от всего света, под свист прохожих бежать опять в кусты у ручья? Нет, лучше поплакаться, надавить на жалость... Но ты же выше этого. Ты же у нас, Кина, леди, а не ириска какая-нибудь! Таким было твоё решение. Поэтому вот что было дальше. – Ты успокойся, – сказал он. – Я это... Ты успокойся, ладно? Я просто поговорить. Ты представила, сколько их таких, которые "просто поговорить", будет отныне в твоей жизни под забором. Дальше по логике наверное они переходят к "убери руки, я только посмотреть", потом к "не кричи, я только потрогать", а потом к "не плач, я ж пятерку заплачу." Не очень ты ему доверяла после этих двух дней и перепасовочки, которую устроили его друзья. "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты!" Он отпил немного виски и протянул тебе бутылку: – На, глотни что ли тоже? Тут ты уже не смогла смолчать и сказала, что нет, мол, спасибо, но не хочется что-то! Шон не настаивал. Он замялся, как будто не зная, с чего начать, достал папироску, но всё никак не закуривал. – Слышь, а ты это? Из Луизианы? Или француженка что ль? Я-то сам из Канзаса, только не из Эллсворта. А родился в Кентукки. И тут ты стала примерно догадываться, что сейчас будет. Ой ё-ё-ё... Ещё один затейник нашел себе француженку! Если бы Кина МакКарти была из 21-го века, она бы, наверное, не выдержала и закричала в отчаянии: "Да господи боже мой!!! Чего вы все так к моему акценту-то доебались?! Новоорлеанка я, новоорлеанка!!! По слогам вам повторить?! И вообще я итальянка, а может даже в последнее время больше ирландка!!! Почему все тут так мечтают непременно трахнуть француженку!? Это в Эллсворте фетиш какой-то что ли!?!?!?" Но просто на дворе был 19-й век, и французские цыпочки были фетишем во всем гребаном мире! Эбилин был Королевой Скототорговли, Сан Антонио – Королевой Техаса, а Париж – Королевой Высокого Стиля, и всё там было, согласно слухам, по высшему разряду, так, как не бывает ни в прериях, ни в нищем Техасе, ни даже в, мать его, Сан-Франциско. "Ля виль де лямууур", йопт! Ну, нетрудно понять, что дальше будет. Вот как раз этого "делямура по высшему разряду" он теперь и попросит. А при товарищах просто стеснялся. Наверное, это в целом был не самый плохой вариант. Вот сейчас он скажет: "Ну ты знаешь там... Парле-ву... Ля-ля-ля там, че там? Я забыл как там эт называется... Ну ты знаешь! Короче это... ртом сделай всё – и отпущу," – и закурит свою папироску. И нарочито небрежно расстегнет ремень – приступай, мол, цыпа. А попросит он это все, скорее всего, не чтобы насладиться, а чтобы потом говорить другим дроуверам у походного костра: "Поймал я как-то одну французскую цыпу в Эллсворте... ну и заставил её... эт самое!" И дальше в зависимости от настроения либо "...веееещь!", либо "...да, знаете, парни, ничем не лучше бабы из... из какого-нибудь Нового Орлеана, скажем, хах!" Проблема была в том, что нууу... во-первых (по счету, но не по важности)... ты не умела. Такие умения, знаешь ли, не входят в набор того, чему мамы и даже всякие мутные мистеры Лэроу обучают юных леди! А во-вторых (а по важности во-первых), несколько минут назад ты решила быть леди до конца. Так что перебьется как-нибудь. – Нет, я не француженка. Я из Луизианы. – Тебя как звать? – Кина. МакКарти. – А я Шон. Пирс, – он убрал папиросу, так и не прикурив, и положил тебе руку на плечо. И по этому объятию ты поняла, что дело тут не в "дёлямуре", а про француженку, может быть, спросил и просто так, чтобы хоть что-то сказать. Потому что, ну, не так обнимают девушку, когда подкатывают. Это объятие было таким, как будто ему самому сейчас довольно неуютно. И тут случилось нечто мальца из ряда вон выходящее. Такое, чего ты никогда не видела. В Эбилине ты видела бухих ковбоев. Танцующих ковбоев. Хохочущих ковбоев. Хмурых ковбоев. Храпящих на улице ковбоев. Дерущихся ковбоев. Ковбоя, играющего на трубе. И даже однажды видела ковбоя, который целовался со своей лошадью. Но... Ты никогда не видела плачущих ковбоев. А он, здоровый, сильный парень, прижал тебя к себе очень крепко, уперся лбом в твоё плечо и зарыдал, как ребенок, горькими-горькими слезами. И слова посыпались из него, как чечевица из дырявого мешка. – У меня сестра есть... – говорил он, всхлипывая. – Как ты... тоже шляется по этим городам, спит со всеми подряд... Я её нашел... Говорю, ты что! Поехали... поехали домой! Па тебя простил давно... А она мне – мне и так хорошо. А я... я ничего... ничего не сделал... понимаешь? А что я мог... сделать-то? Он, видно, страшно стыдился всего этого, и не мог рассказать о ней даже девке из борделя, потому что даже та могла презрительно скривиться: "Пфф! Подумаешь! Давай, пореви ещё тут, дурачок. Знаешь, сколько я таких историй слыхала?" Но ты была в его глазах на таком дне, что вообще уже ниже некуда, и только ты могла его понять. Так он думал. С залитым слезами лицом он схватил бутылку и ахнул её об стену. – Всё от этой дряни! Всё вот от неё! Мы как... как животные... от неё все становимся. Зрелище было странное, и честно говоря, я думаю, не очень приятное. Ты, конечно, ему сочувствовала, но, во-первых, тебе бы самой кто посочувствовал, а во-вторых... чего это он равняет тебя со своей сестрой? Ты терпела это какое-то время, а потом, осторожно высвободившись, надела чулки и сорочку, потому что было зябко. А когда он умолк, стала рассказывать, что с тобой-то было вообще-то не так! Что ты не такая. Что ты была тут проездом, играла в карты позавчера, и два больных на голову урода напоили тебя через силу, жгли сигарой, надругались, изрезали платья, а после хозяин не стал разбираться и выбросил из отеля на улицу без пенни в кармане. Ты-то не виновата! Как Бог свят! "И вообще, Шон... я не просто девушка приличная, я – леди. Я уж точно никогда ничем таким не занималась," – вот таким, если коротко, был смысл того, что ты ему сказала. Да, может, ты где-то оступалась. Но знаете... кто у нас тут без греха, где ваши камни? Нет никого? Нет. А значит, ты никогда не признаешь, что ты – как его сестра. Никогда. Ты же ле... Ох, Кина... для многих людей леди заканчивается там, где заканчиваются платья. А дальше... Мне не хочется об этом рассказывать, но дальше был трудный момент. *** Пока Шон тебя слушал, он немного пришел в себя. Он высморкался на солому, вытер лицо тыльной стороной ладони, и дослушал, не перебивая. – Че, правда? – спросил он, недоверчиво сощурившись. – Да ну?! А ты, Кина, не врешь? Ты почуяла тонны сомнения в его голосе. Как думаешь, сколько подзаборных девок рассказывают эту старую, как мир, побасенку, чтобы их отпустили и ещё и монетку подкинули? Сколько говорят: "правда, не вру" и хлопают ещё красивыми, ещё не испитыми глазами? Он был обычный парень, он открыл тебе душу, а ты ему – баааасенку в ответ... Это, знаешь ли, чертовски неприятно! Кто бы тебе поверил-то, а? Где таких людей найти на свете? Если растрепанная девка, найденная под забором в драных чулках, мягким голосом рассказывает тебе, какая она "настоящая леди", ты поверишь ей, раз даже собственная сестра – плохая? Нет ведь! А на Западе, ты уже это поняла, честность была вообще-то в цене, и люди ооочень не любили, когда им врали в глаза. Он сжал губы так, что они побелели. Как я уже говорил, он был крепкий парень, а кулак у него был, должно быть, увесистый. И кулак этот вдруг... тоже сжался. И правда, увесистый. Упс.... не-не-не-не! Ты поняла, что если он ударит, то это будет не пощечина аля-Марко, который ни хрена путного руками в жизни не делал (хотя и трепался, что был кочегаром). Шон своими сильными руками тягал коров и лошадей на веревке. Ой-ёй-ёй! Если Шон тебя ударит... ну так... не "для ума", а от души... ты же сейчас в душу ему плюнула считай... ... ...то он тебе челюсть нахер сломает. А че? Сомневаешься? "За сестренку". За то, что ты нагло врешь, что лучше неё. А на самом деле хуже – как раз потому что врешь! Потом, когда ты будешь уже без сознания, он сплюнет, выругается и уйдет. – Ну так че? Че молчишь, Кина? Это правда, всё что ты сказала? Да? – медленно и недоверчиво проговорил Шон. "Да не, не сломает. Да не, не ударит. Да не... О, боже... сейчас ударит!!! Да, Господи! Да что ж мне так не везет-то?!" Увы! Но вот так. Не пришла карта. Ну как, есть желание проверить? Нет? Тогда... тогда единственным выходом теперь было спасовать. Потому что, давай смотреть правде в глаза, как бы ты выжила с переломом челюсти, деточка? Какой пастор Даффи? Какая мисс учителька? Ты ведь так даже ГОВОРИТЬ не сможешь. Поможет тебе тогда ирландская смекалка? Итальянская горячность? К тому же тебе позавчера в отеле Кареглазый очень доходичво объяснил, что должны выбирать такие "леди", как ты, при игре в пас-рэйз. А сейчас, если ты не спасуешь, тебя не за грудь будут щипать, и даже не сигарой в ногу тыкать. Ну, нет у тебя челюсти запасной в кармане! У тебя и карманов-то нет... "А как тут пасовать-то? Что сказать-то хоть?" Ну, тут появились твои демоны, сели на плечи, как два ворона, и нашептали в уши. *** Что же они тебе шепнули? Что делать? Как спастись? Да очень просто! Тебе всего-то надо отыграть назад до самого Парижа. Пролепетать несмело: "Ну, не то что совсем неправда, но да, я... чуток приукрасила! Шон, ты не злись, мне просто очень... Я просто не ела два дня... Нет! Погоди! Дослушай... Я... давай я тебе по-французски все сделаю, а? В смысле ртом. Это тааак приятно! Ты ж не пробовал, наверное! Ты только не бей меня, пожалуйста, ладненько? Ложись поудобнее, закури, успокойся... Я даже ремень тебе сама расстегну. А потом сам решишь, сколько денег дать, хорошо?"
Немного особой женской магии, милая улыбочка...
Потом надо будет сказать с кокетливым смущением: "Все говорят, что у меня это хорошо получается!" – и всё, ты уже почти в безопасности, ты теперь ничем не лучше его сестры и признала это.
Но "почти" в такой игре – не считается. Ты давай уж, милая, "на все деньги".
Стрельни глазами – как в кабинете у подполковника Миллса. Там ты ведь тоже спасала свою жизнь, да? Стрелять глазами – это-то ты прекрасно умеешь. Картечью – пли! И Шон оттает. Как не оттаять? Он же не особо злой-то, если честно, так, парень, как парень. Просто ты его задела за живое. Но... тыжкрасотка. И губы у тебя – просто мечта, хоть нижняя и распухла немного. Кто откажется от такого?
Ну, а дальше уж разберешься как-нибудь! В нижнем клубе, как и в верхнем, сначала все были дебютантками: "Пардоннэ-муа мою неопытность, мсье Пирс". Говорят, некоторым мужчинам это даже нравится...
Вот такой будет твой "первый раз". Первый "клиент". Все через это проходят, мисс МакКарти. Но ты же жизнь свою спасаешь. Никто не осудит, мы полагаем.
Да, придется потерпеть. Да, неприятно будет улыбаться до самого конца, пока он не уйдет, молча отсчитав и сунув тебе в ладонь.... а может, целых пять баксов серебром?! В твоем положении – отличные деньги. Правда, вряд ли после такого "делямура" он чмокнет тебя хотя бы в щечку, но это, наверное, тебе и не нужно.
Господи, как же это всё отвратительно... как ты это вытерпишь?
Но ты вытерпишь. О, ты не просто вытерпишь! Ты. Будешь. Ему. Улыбаться. Даже. Когда. Он. Возьмет. Тебя. За. Волосы. И. Отдебютирует. Твои. Нежные. Губы. По полной!
Улыбайся глазами. Выдай ему в этот момент всю "картечь", на которую способна. Всю итальянскую страсть. Всё своё ирландское обаяние.
И пусть у тебя во рту будет для Шона Пирса столько карамели с апельсином, что она льется по подбородку, милая.
Мерзко?
Ауууу! Очнись! Тебе по словам повторить?
Нижняя! Челюсть! Очень! Пригодится! Кине! МакКарти! Чтобы! ВЫЖИТЬ! ТЫ ПОНЯЛА НАС!? Милая.
Всем будет лучше, если он не останется в твоей памяти, как Мистер-Пирс-хук-с-правой, а вместо этого запомнит тебя, как Француженку-Кину-для-делямура-рот-разину.
И... ты ведь сама думала, что забеременеть от кого попало – не вариант. Особенно от такого "классного парня", как Шон.
Было? Было. Так чего ж тогда?
Но это-то так, чепуха! Было и кое-что ещё, даааа.
Знаешь... все, что случилось там, в сарае, и потом ещё, в отеле, и ещё потом, через пару дней, в грязи около станции дилижансов, и в тюрьме, было последствием твоих выборов и твоего поведения в жизни. По-настоящему важны не столько дороги, которые мы выбираем, сколько то внутри нас, что заставляет их выбирать. Оно и определяет, леди ты, или так... поиграть в леди решила.
"Нет, никогда бы Кина МакКарти так не сделала!" Оооой... да неужееели! Правда?
А давай-ка, Кина, вспомним... нееет, не Батон Руж, который ты помнишь! Подумаешь... Давай вспомним то, что ты пыталась забыть. Ночь на "Султанше", когда Найджел Куинси толкнул тебя в темноту с леера весьма неподобающим способом. Что ты тогда подумала?
Мы все помним, Киночка. Напомнить тебе?
"Для итало-ирландки своя жизнь была дороже морали и благопристойности."
Это не твои мысли?
О, мы их запомнили, милая. Маленькое зернышко, из которого выросло всё остальное.
Бедный Найджел толкнул тебя в бездну.
Это было в тебе всегда. Не рассказывай нам, какая ты "настоящая леди". Ты... ты сама очень хорошо понимаешь кто ты. Сказать? Девушка, у которой не кавалеры, а клиенты.
Так что хватит, заигралась ты в леди. Улыбочку на лицо, быстренько вешай ему лапшу на уши, расстегивай ремень – и вперёд, дебютировать со всей итальянской страстью и ирландской находчивостью. И живо осваивать "высокий стиль". Да, чуть не забыл. Не вздумай протошниться, пока он не уйдет! И слово "сплюну" забудь сразу – это может его разозлить... Ладно, потом, так и быть "мисс учителька с больным зубом" даст тебе кусочек мыла – вымоешь рот, а пока – терпи и обслуживай. Вот что сказали демоны, будь они неладны. И еще добавили: И про "Куин оф Хартс"... подумай хорошенько. Лучше туда все же прийти ногами раньше, чем приползти на брюхе позже. *** Ох, как бы хотел я сказать, что ничего этого не было. Что ты осталась леди до конца. Что у тебя были другие выходы... Что это не привело тебя в отель, где был бугай с перебитым носом... Но... ты ведь сама сомневалась в своем статусе, разве не так? А какие тут ещё могли быть выходы? Либо "рэйз" – и сломанная челюсть, либо уж "пасовать" до самого Парижа. А знаешь, что самое обидное в этой части истории? Ну да, задела ты его. Но вообще-то Шон Пирс был и правда простым донельзя, но я б сказал, неплохим парнем, который никогда не бил женщин. Он НИКОГДА и НИ ЗА ЧТО тебя бы не ударил. Да, может, твои слова и резанули его там где-то по живому.... Но он был ну совсем не такой, как два его приятеля-техасца! Они его даже партнером-то не называли. Так, пару перегонов вместе сделали, вроде, он им понравился. Работал хорошо... Однако откуда тебе было это знать? Тебя два дня подряд мужчины только и делали, что обижали. А тут крепкий парень из Кентукки сжимает губы, сжимает кулак, смотрит волком... А Кентукки – штат суровых лошадников и обжигающего глотку бурбона. Всё, сейчас прихлопнет бедняжку-Кину. Испугалась ты. А кто бы не испугался? Что ж, из песни слова не выкинешь (и ещё пару раз за эту историю я употреблю это выражение). Итак, в сарае, на прелой соломе, Шон Пирс стал для испуганной Кины МакКарти первым... кем, леди и джентльмены? Я, пожалуй, не стану описывать, как это выглядело. Не буду искать отвратительно-забористых эпитетов, чтобы вы почувствовали запах, вкус, ритм, звук. Не буду рассказывать, как Шон, случайной фразой задел её высокие чувства в процессе. Не буду уточнять, смогла ли Кина МакКарти тогда дотерпеть до конца или всё-таки упала на солому и разревелась в сопли от отвращения к себе, как когда-то старина Джетро Хейл в сосновой роще. И каким голосом тогда Шон Пирс сказал: "А ты вообще на мою сестру-то не похожа совсем. Просто... красивая тоже." И погладил ли её по голове. И чмокнул ли в щечку, прежде чем уйти, так и не насладившись до конца, но все же оставив ей из жалости пятерку серебром. Но я не стану всё это описывать, потому что... Уоу, уоу, уоу! Полегче, а? Ну-ка, погодите... ... ...потому что я описываю то, что было, а ничего этого вообще-то не было. Почти ничего. ... ... ... Да! Из песни слова не выкинешь, это правда. Но я говорил не о слове на букву "к" – "клиент". Я, вообще-то, говорил о слове на букву "л" – "леди". НИЧЕГО ЭТОГО МИСС КИНА МАККАРТИ, КОНЕЧНО, НЕ СДЕЛАЛА. Черта с два мисс Кина МакКарти спасовала бы в том сарае! Да ещё и перед каким-то там Шоном Пирсом... перед какими-то там демонами... Нет, сэр! Ни за что. Вы очень плохо знаете мисс МакКарти, если так о ней подумали. И не в стыде было дело. А в том, что она НЕ ИГРАЛА в леди. Она, может быть, и сомневалась, но это вообще-то нормально, сомневаться в себе, когда твои пути тернисты, а перспективы туманны. А так-то она, конечно, была леди. Почему я это утверждаю с такой уверенностью? Ну, об этом позже, но я в этом давно уже не сомневаюсь. Испугалась ли Кина? Ну да, ещё бы! Но вы правда думаете, что эту храбрую девушку мог настолько напугать вид сжатого кулака, что она променяла всё самоуважение на пять долларов серебром и неприятный привкус во рту на сдачу? Пффф! Non, monsieur! Тебе было страшновато, конечно, даже, пожалуй, страшно. Но на вопрос жизни "пас или рэйз?" ты ответила "рэйз!" И в тот раз, в отличие от партии с доном Мигелем, ты рисковала, но не блефовала. Ну что ж... Выбор принят... Bets are made. There are no more bets. Куда же это тебя привело? *** Хотя под его испытующим взглядом, так хотелось сказать что-нибудь другое и как-нибудь иначе, Кина МакКарти с достоинством подняла подбородочек и с искренностью, от которой у неё подрагивали губы, ответила: – Да, это – чистая правда, мистер Пирс. Всё. До последнего слова. И посмотрела на него так, как умеют только настоящие леди. Даже если они остались без юбок посреди, мать его за ногу, Эллсворта. И мистер Пирс... хотя какой мистер? Просто Шон. Шон вспомнил твою гордо выпрямленную спину там, у забора. И как ты молчала. И как смотрела мимо них. И твои тихие, торжественные слезы. Он в тот момент, у забора, думал о своей сестре, и потому не заметил, что... что это было красиво. Без всяких. А если б заметил, то, может, и сказал бы своим приятелям-техасцам: "Уоу, уоу, уоу! Парни! Полегче, а? Ну-ка, погодите... Детка, че случилось?" И сейчас он вспомнил всё это, и понял, насколько это было правильно, красиво и естественно, если все было именно так, как ты говоришь. Да... стыкуется. Не ведут себя так уличные девочки. Да и все остальные не ведут. Только леди. Он был очень простой парень, но настоящих леди в своем Кентукки встречал, и, знаешь ли, всегда снимал перед ними шляпу. Он всегда их очень уважал. – Че, правда? – спросил он ошарашенно, совсем другим тоном. – Ох, черт... ой, извини. Не буду больше ругаться. Ну и делаа... Потом кивнул. – Да я верю, че уж там. Итак, в сарае, на прелой соломе, Шон Пирс стал для испуганной Кины МакКарти первым человеком, который поверил ей за два последних дня. *** Шон покачал головой, дескать, ну и влипла! Ошибочка вышла, простите, мисс! И потом лицо его изменилось снова. Разительно. С ошарашенного на ооооочень решительное и злое. – Так а хер ли я рыдаю-то тут, как никчемный придурок!!! Сопля! Балбес! Тряпка! – крикнул он. Дал себе пощечину и вскочил на ноги. – Ну-ка одевайся и пошли отсюда! Как отель назывался? Ты сказала, как он там назывался, но тяжело вздохнула. – Меня туда не пустят, Шон. Мне сказали, чтобы я там больше не появлялась. – Да? Ну, эт мы ща посмотрим! Одева... а, у тебя ж одежды нет. Он сорвал с себя свой рабочий пиджак, накинул тебе на плечи, схватил за руку, и потащил из сарая. И вы пошли. Ох, как вы пошли! *** Вы вышли на главную улицу, но там была грязь... а ты в одних чулках... ты замешкалась. – А... ой... я не подумал. Он на секунду тоже замешкался, словно думал, не снять ли для тебя ещё и свои сапоги, но потом сделал кое-что как по мне более правильное: подхватил тебя на руки и понес прямо через грязь, остервенело расшвыривая её сапогами, словно она была живая и вчера по своей злой воле липла к тебе. Люди смотрели на вас с удивлением, потому что ковбой нёс на руках оборванную девку: не тащил, закинув на плечо, как трофей, похлопывая по попке, не волочил по грязи за шкирку, как пойманную воровку, а нес, завернув в свой рабочий пиджак... "как, йопт, королеву какую"! Всем даже интересно стало, это что за представление такое? Кто-то хохотнул. – Во даёт! С балкона одного дома засвистели. С балкона другого дома раздался завистливый женский голос: – Милый, а меня так поносишь? Я тоже хочу! – Ща, размечталась, спешу и падаю, – проворчал Шон себе под нос. Тут сбоку возникло какое-то плюгавое хайло. Это был небритый, мерзкий мужичишка, у которого под пиджачком не то что жилетки, а даже и рубашки не было – только фланель от бельевой пары. – Да щего ты ш ней так цсатскаешься? Тщай не принцсешка! – насмешливо прошамкал пьяница, почесывая живот. Шон, не останавливаясь, держа тебя одной рукой (ты тоже держалась за его шею), другой рукой яростно пихнул этого мужичка в цыплячью грудь. Тот охнул, отшатнулся и упал спиной в поилку для лошадей, где плавали осенние листья. И знаешь что, Кина? Смешки-то со свистом враз смолкли, вот что. А вы пошли дальше. И пришли в отель. В тот самый. *** Там Шон, не выпуская тебя из рук, долбанул ногой в двери, которые застонали на петлях, но открывались они наружу. Тогда он долбанул ещё раз. Ты сказала, что, мол, зачем ломать, можно же открыть или позвать... – Нет, пусть сами откроют! – упрямо ответил он. – Пусть сами откроют, Кина! И после третьего удара их и правда открыли. Тогда он вошел и осторожно поставил тебя на пол рядом со стойкой. Хозяин тебя даже не узнал. Но лицо у него приобрело весьма кислое выражение: "Парень, нахрен ты мне её сюда притащил? В амбаре с ней не нагулялся?" – Мне надо снять комнату, – сказал Шон, достал, не глядя, из кармана жилетки стопку серебряных долларов, в которую затесалась даже парочка золотых квортер-иглов, и брякнул её на стойку. – У нас тут со шлюхами нельзя, – прохладно ответил из-за стойки хозяин. Шон секунду молчал, играя желваками. – Значит так, – начал он, заводясь. – Это – моя сестра. У тебя в отеле, крыса, её на днях напоили и обокрали. А ты выбросил её на улицу, гнида! Он вытащил револьвер и с оглушительным металлическим грохотом ударил им по стойке, так что колокольчик жалобно звякнул. На стойке осталась царапина. – И если ты, крыса, ещё раз скажешь при ней слово "шлюха", следующий удар будет по твоей поганой крысиной башке! ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?! Увы, увы... эта история – не мелодрама. Хотя отель и был "лучшим в городе", и хозяин позиционировал его, как "приличный", Шон был не первый, кто откалывал здесь подобные номера. Поэтому в отеле имелся вышибала. Он заглянул в лобби из ресторана на шум – огромный бритый наголо бугай с перебитым носом. Ты его позавчера не видела. – Хозяин? – гнусаво пробасил он, и кивнул на Шона. – Че, помочь с ним? У вышибалы тоже был револьвер, но он его пока что не трогал. И Шон... Шон посмотрел на свой, как тебе показалось, с досадой, и почему-то... убрал его в кобуру. – Че, носатый, можт, на кулачках? – спросил он. Бугай пожал плечами и кивнул. Не особо дружелюбно, так, знаешь, с видом: "Да мне по херу, как тебя валить, уебок". И оба медленно, не спуская друг с друга глаз, сняли пояса с оружием. Во дураааак! ЗАЧЕМ!? Шон поставил ноги чуть пошире и медленно, как следует, размял шею. Он весил раза в полтора меньше, но даже не подумал отступать. Вышибала спокойно ждал, что скажет его хозяин и... пялился на твои бедра. Шон же исподлобья посмотрел на вышибалу, провел костяшками пальцев у себя под губой, а потом сказал тебе спокойно: – Кин, отойди чуть в сторонку, – и добавил, подмигнув, – Чем больше шкаф, тем громче падает. Шон был сейчас похож на ладного бычка-лонгхорна (хоть и был из Кентукки) перед сшибкой с огромным горбатым бизоном. Невозможно было поверить, что этот парень пять минут назад рыдал у тебя на плече. Ты поняла, что сейчас, похоже, кому-то из-за тебя "разобьют лицо о стойку". Или как раз сломают одним ударом челюсть. А скорее вообще свернут шею и кадык нахер вырвут. Ты видела, как проходят похожие драки. Ни хрена это не задорные потасовочки. И не благородные поединки в стиле джентльменов-аристократов и кареглазых злодеев из романов. Сейчас два крепких мужика будут, круша лобби отеля, с хрустом ломать друг другу хребты. Один – потому что получает за такое баксов тридцать в месяц, а больше ничего и не умеет. А другой – из-за Кины МакКарти. Не знаю, возбуждали ли тебя подобные зрелища, думаю, что нет. Но ты все равно ничего не сможешь сделать. Ты лучше правда... отойди чуть в сторонку от греха, Кин. А лучше было бе тебе, наверное, тогда сбежать. Потому что хоть Шон и был крепкий парень, шансов у него, кажется, было маловато. И бизон с перебитым носом уже собирался, растоптав лонгхорна, кивнуть в твою сторону и сказать гнусавым басом: "Хозяин! Че, её тож наказать?" А рядом с ним ты была даже не как английская кобыла по сравнению с жеребцом-Джетро. Рядом с ним ты была, как овечка по сравнению как раз с бизоном. Эх... Зачем Шон револьвер-то убрал!!! Так у него хоть шансы были... Я хотел бы написать, что ты схватила деньги со стойки и ланью кинулась бежать оттуда ко всем чертям, бросив этого дурака! Правда, пришлось бы сразу перейти к сцене у станции дилижансов, а она грустная... Но. Ты. Была. Настоящая. Леди. Ты сама это выбрала, и, кстати, не сегодня. Ты выбирала это много раз, просто сегодня вопрос встал ребром. А Шон решил за тебя биться. Не хочет стрелять... ну, он мужчина! Может, ему виднее. Но бросить его? Да черта с два мисс Кина МакКарти его бы там бросила, в этом отеле! Нет, сэр! И ты осталась. Оглянулась, ища хоть вазу какую-нибудь, хоть метлу... Может, когда они будут кататься по полу, жахнешь вышибалу чем-нибудь по голове. Не было вазы. Ничего не было под рукой. Не пришла карта. Да и хозяин тебя, слабую девушку, в оборот возьмет, если надо будет. Ну тогда ты, как леди, выпрямила спину, подняла голову и бросила Шону ещё спокойнее, чем он тебе про шкаф: – Давай, Шон. Сделай его. Господи, как же круто это прозвучало! Ну что ж... Mr. Pierce. Miss McCarthy. Bets are made. There are no more bets. ... Шон его не сделал. *** А Шон бы его, кстати, сделал! Во-первых, дрался он будь здоров, это стрелком он был весьма средним. Так что шансы-то были, несмотря на разницу в весе. Однако до твоих слов – ещё вопрос, кто победил бы. А вот когда Кина МакКарти сказала: "Сделай его", у Шона как будто крылья выросли. Он бы в этот момент двух таких бизонов на тушенку перемудохал, а уж одного и вовсе бы в бифштекс с кровью превратил... Пффф! Это был даже не вопрос, мисс МакКарти! Но... кое-что ему все же помешало. Дело в том, хозяин был человек... практичный. Он привык вести бизнес в Эллсворте: он и не такое повидал. Крысой назвали? Пфф, подумаешь. Его больше интересовало, как оплатить царапину на стойке. Шон оценивал взглядом бугая, которого звали Барри, и думал, валить его хуком в челюсть или ломать колено ударом каблука. Барри пялился на твои бедра, и уже в общем-то в силу своих нехитрых умственных способностей представил, что с тобой сделает (там был бы даже не Дип-Боттом, там было бы сражение при Грэнд Галф). А хозяин... хозяин оценивал взглядом стопку монет на стойке. А там было, между прочим, долларов пятнадцать! Сейчас два этих задиры тут ещё лобби ему расколошматят... Убытки и, прямо скажем, не очень-то хорошая реклама для отеля, который позиционировал себя, как приличный (хотя, конечно, ни хера таким не был). Короче, все это могло привести к ещё большим убыткам... А так-то. Ты что – первая шлюха, которую к нему в отель под видом сестры привели? Ну, снимет сейчас этот парень номер на ночь. Ну, поплескается с тобой в ванне. Ну, оттарабанит тебя пару раз. И уедет! Подумаешь, велика беда. Терпимо. Потом тебя опять можно будет на улицу выкинуть, наверное. – Барри, всё нормально! – сказал хозяин, подняв руку в успокаивающем жесте. – Все о-кей. Отдыхай! Эй, мистер! Ну чего вы так завелись-то? Я ж не знал. Извиняюсь, вышло недопонимание. На сколько хотите номер снять? – А на сколько тут хватит? – кивнул Шон на стопку монет. – На неделю с полным пансионом. – Значит, на неделю. – Ну, и хорошо. – Ключ гони! – Хорошо, сэр. А могу я вежливо попросить вас больше не размахивать револьвером у меня в отеле? – Да, – сказал Шон и нервно заржал. – Он у меня так-то... не заряжен был. Я вчера по банкам стрелял с парнями. И зарядить забыл! – так вот почему он его убрал... – Тем более, чего им размахивать? Кстати, нужны патроны, капсюли? У меня есть штук двадцать лишних. У вас какой калибр, сорок четвертый? Ещё полдоллара накиньте только. – Ага, сорок четвертый. Да, нужны. А это... ванну ещё можно в номер? – Можно и ванну, как раз воду нагрели почти, – сказал хозяин и подумал: "Это он ко мне её удачно привел". – На одного или на двоих? – На одного. – Шестьдесят центов, – кивнул хозяин и подумал: "Че, неужели и правда сестра?" – И кофе. – О-кей, это всего-навсего дайм. – Хорошо, вот ещё два доллара, хватит этого, получается, на всё? Принесёте в номер? И поесть что-нибудь. – Хватит. Всё принесём. – И ещё это... платье нужно... и там это... бельё там. Туфли... Ну, что полагается девушке. – Если деньги есть, решим вопрос. – Сколько? – Ну... это удовольствие недешевое. Долларов двадцать пять бы, сэр. А лучше все тридцать. Девушке много всего полагается. Шон порылся в кармане, достал смятые бумажки. – Вот, кажется, тут хватит. Ток побыстрее. – Отлично! – хозяин был страшно доволен. – Само собой. Ну что, всё хорошо, сэр? – Угу. – Разобрались? Всё о-кей? – Да. – Она же правда ваша сестра? – Двоюродная. – Ну, и хорошо. Так может вам тогда два номера? Или с раздельными кроватями? – Не, не нужно. Я уеду скоро. – Ну, как скажете. Вот тут распишитесь? – За неё? – Да можно и за себя, как хотите. – Эт самое... – он неожиданно потерял весь задор и явно засмущался. – А "Шон" с какой буквы пишется, просто с "эс" или с "эс" и "эйч"? – Просто с "эс". "Эс"-"и"-"эй"-"эн". – А, черт, точно. Забываю всегда. А "Пирс" как, не напомните? – Да пишите, как слышится. – Не, ща, – он зачем-то достал из кармана расческу, посмотрел на неё (зачем?) и вписал имя в гостевую книгу. Тут ты спросила, а можно и тебя вписать? Ну там, через черточку хотя бы. А то знала ты этого жука. – Да, почему нет-то? Вот, пожалуйста. Ты вписала своё имя. В строчку, где в графе "оплачено дней" стояла цифра 7. Тебе не мерещится? Нет. Не мерещится. – Вот ключ. Вам вверх по лестнице и направо. Приятного отдыха, сэр... эээ... Приятного отдыха, мисс! Если что надо – сообщите. – Спасибо. *** Ты сидела в жестяной ванне посреди номера и поливала на себя теплой водой из ковшика. Он сидел в кресле в углу и заряжал револьвер, старательно вдавливая рычажком пули в каморы барабана. Почему-то ты чувствовала, что от него можно не закрываться. Да и чего он там не видел? Ямочек? И потом, если честно, он скорее теперь смущался больше, чем ты, и если и смотрел на тебя, то украдкой. Это был другой номер, целый. На стенке тикали часы. – А что запомнила? Ты пожала мокрыми плечами. – Одного зовут Джетро, он повыше ростом, футов шесть. Серые глаза. Лет тридцать пять. Все время сигары курит. Другой... помоложе, пониже, смазливый, глаза карие, с прожилками такими желтоватыми. Рукоятка револьвера из слоновой кости. Жилетка у него красивая и сапоги. Оба при часах. – А больше ничего не запомнила? – спросил он, достав из кармана горсточку капсюлей. Выронил один, тот закатился под кресло. – А, чер... ой, извини пожалуйста, не буду больше ругаться. – Он не стал его поднимать. Ты задумалась. Вспомнила две монетки, зажатые в пальцах, ухмылку. Голос Кареглазого: "Вспоминай меня почаще, милая." "Шон, ты их сразу узнаешь, потому что они очень плохие люди!" – могла сказать ты. Но вместо этого сказала: – У того, который помоложе, на перчатке обрезан указательный палец. – Понял. Ты сказала, что даже не знаешь, в какую сторону они поехали. – На станции, может, вспомнят. Ребята приметные. Ты сказала, что, может, в одиночку не надо ехать-то за ними? – Не хочу никем рисковать, – ответил он. – И потом, время уходит. – Кивнул на тикающие часы. – На моей стороне будет эта... внезаптность, во. Ты промолчала. Ты не очень верила, что парень, который не помнит, заряжен ли у него револьвер, сможет что-то противопоставить тем двоим. Даже если на его стороне и будет "внезаптность". Они были страшные, злые и матерые. А он – хороший и смелый. Но хорошим и смелым иногда быть мало. Почему он вообще собрался за ними ехать? Какое ему было дело? Пока ты мылась, он успел, пусть и украдкой, разглядеть не только твою лебединую грудь, или бедра, на которые так запал Оуэн, или ямочки на спине чуть повыше ягодиц, на которые запал бы любой. Их он, конечно, тоже заметил, но дело было не в них. Он был не из тех, кто уже представляет, как поднимет денег, купит стадо, построит дом и там будет с тобой жить. И как ты нарожаешь ему дочек, которых отец ни за что, никогда не выгонит из дому. Не-е. Он успел разглядеть в тебе такое, из-за чего думал, надевая капсюли на брандтрубки: "Кто она, а кто я! Пфф... Простой дроувер!" Да, Шон Пирс был парень проще некуда. Но и не дурак, и воображение у него было. Надевая капсюли на брандтрубки, он представил тебя в той, в другой, в только твоей жизни, где ему нет места, в "верхнем клубе". Как ты на закате пьешь чай в плетеном кресле, и руки у тебя в тонких перчатках, а рядом играет какая-нибудь Музыка, а не бренчит раздолбанное фортепиано. Или как ты сидишь в каком-нибудь салоне или ресторане, шикарном и очень достойном. А он стоит на улице под дождем и заглядывает в окно. Он представлял себя на улице, во-первых, потому что не знал, как там внутри всё должно выглядеть, а во-вторых, потому что... ну зайдет он, и что? Постоит, как дурак, помолчит, и уйдет? Господи, он имя-то своё правильно написать не мог... А ты, наверное, даже книги читала иногда. Но он верил, что мир, в котором есть леди вроде тебя, лучше, чем мир, в котором нет, вот и всё. И даже одному шляться по улице под дождем в нем лучше, и лет до пятидесяти без конца гонять по прериям коров – тоже лучше. Можно в любой момент просто подумать: "А интересно, где сейчас мисс МакКарти? Мисс она ещё или уже чья-то миссис, вышла замуж непременно за достойного, порядочного джентльмена? И что она делает? Улыбается или нет? Наверное, теперь она уже все это забыла и иногда улыбается. Или вдруг вспомнит иногда, как я в двери ногой лупил, нет-нет, да и улыбнется эдак краешком губ," – и подумав так, улыбнуться самому. Потом его время вышло, потому что он надел все капсюли на все брандтрубки. Тогда он крутанул барабан, убрал револьвер в кобуру, встал, и очень смущенно положил на столик пять долларов, несмело, потому что боялся, что ты рассердишься. – Ты не подумай чего... Это я в долг! На всякий случай оставлю. А то ты без денег совсем. Отдашь когда-нибудь... потом, когда нетрудно будет. Ну, я поехал! До встречи, Кина! То есть... мисс МакКарти, – потом спохватился, словно что-то вспомнил, достал из кармана расческу и положил рядом с монетами. – Ещё вот я подумал... Я тебе расческу оставлю. Все равно я всегда пятерней причесываюсь. А ты же так не сможешь, пятерней-то. Ну, всё. Это жизнь, мисс МакКарти, это Запад. Кто-то отбирает все твои деньги, ломает тебя сапогом, как гитару, и ещё и за ушком у тебя чешет, чтоб добить. Потом кто-то, видя в тебе только тело, оценивает часик в полдоллара, устраивает перепасовочку в сарае и говорит: "Не зажимайся, милая, чего ты? Лучше помурлычь!" А потом кто-то из-за одного твоего взгляда или кивка, думает: "Настоящая леди! За неё и подохнуть стоит!" Едет черте куда и садится в этом "черте где посреди ни хера" за стол – играть в игру, в которой можно легко проиграть руку, колено или глаз. Он берет свою жизнь, не раздумывая, кидает на стол и говорит: "Эу, уроды! Джетро, или как там тебя... Олл-ин, йопт!" Не заради того, чтобы поиграть с тобой в "палки-дырки", не за то, чтобы посмотреть, как ты снимаешь кружевные панталоны и прогибаешь изящную спину, а просто за то, чтобы отомстить любому, кто посмел тронуть тебя пальцем. Потому что для него жить в мире, где никто даже не попытался это сделать, гонять в нем по прериям коров до пятидесяти лет... "Нахер оно сдалось-то мне?" И такие люди на Западе тоже были. И их, поверь, было больше, чем на Востоке. И после такого уж точно никто не сказал бы про Кину: "Пфф! Жизни девочка не знает." А вот дальше... дальше даже я (редкий случай) не могу с уверенностью сказать, что произошло. Потому что тысячи женщин на твоем месте сказали бы: "Спасибо за все, Шон, и удачи!" или даже "Давай, Шон! Сделай их!" – и продолжили бы поливать себя водой из ковшика. Тихо радуясь, что самый ужас – позади, что перспективы туманны, а путь тернист, но можно будет как минимум выспаться в теплой кровати. Да и просто хотя бы неделю пожить в мире, где есть все то, к чему ты так привыкла. Чистые простыни. Обеды по часам. Кофе в номер. В верхнем мире, где ты, просыпаясь утром, знаешь, что сегодня тебя не оприходуют пьяной толпой на прелой соломе. Не, спасибо ему, конечно! Он был хороший парень, этот Шон Пирс. Но хозяин – барин! Большой уже мальчик, сам себе голова. Хочет ехать – пусть едет. Он – мужчина. Это его выбор. Ведь положа руку на сердце, кто он? Простой дроувер. Никто. Один из тысяч. Ну что он сделал такого? Один раз повел себя по-человечески, по-мужски. Не струсил. Молодец, конечно, но... разве не так с тобой положено себя было вести? Тыжледи, да? И ты знала его меньше часа. Но... я рискну предположить, что все было немного не так. Ох, это были тяжелые два дня! Ох, как тебе досталось! После этих двух дней прикосновения мужчины были последним, чего тебе хотелось – вообще, любого мужчины. Ну, может, чтобы обняли, да и то... И Шон, конечно, совсем тебе не подходил. Он был не урод, но и не красавец – обычный, ничем не примечательный ковбой. И глаза у него были не голубые, а так... не зеленые даже, а зеленоватые. Он даже ни одного комплимента тебе не сказал, потому что не умел. Да он и сам всё это понимал. Но я рискну предположить, что ещё больше, чем прикосновений, ты не хотела, чтобы этот парень ехал вот так, наобум и там умер, глупо и бессмысленно, в холодной грязи. У тебя же под рукой, увы, был всего один способ его переубедить. И когда он надел все капсюли на все брандтрубки, крутанул барабан, встал, положил пять долларов и расческу на столик и сказал своё "ну, всё!" – ты вот что сделала. Ты положила ковшик, медленно поднялась из ванны, и встала во весь рост, опустив руки вдоль тела (было зябко, но ты не дрожала). И сказала, чтобы он не уезжал, а остался. Леди просит, мистер Пирс. С твоих плеч стекала вода. Он никогда не видел картину Ботичелли "Рождение Венеры". Но если бы увидел теперь, после того, как посмотрел на тебя, стоящую в жестяной ванне посреди безвкусного номера в убогом отеле, то сказал бы тем двоим своим товарищам из Техаса про полотно, которому нет цены: "Знаете, парни, в жизни она намного красивее. Пошли отсюда." Он взял полотенце, подошел к тебе и бережно завернул тебя в него. Потом упрямо мотнул головой: – Да не боись за меня! Я вернусь. Если не найду их за три дня, тогда вернусь сразу. Я скажу внизу, чтоб тебе вещи вернули, которые ещё не продали. Ты промолчала. Но это молчание говорило больше, чем любые слова. – А знаешь, – вдруг ответил он, усмехнувшись и качнув головой. – А ты вообще на мою сестру-то не похожа совсем. Просто... красивая тоже. Ты опять промолчала. Не было сил на картечь, на "немного особой женской магии", как ты умеешь. – А можно...? – спросил он робко. ссылка Жизнь шире правил, которые устанавливает общество. Бывает один случай на тысячу или даже на миллион, когда надо быть именно настоящей леди, чтобы сказать мужчине, которого ты знаешь от силы час, не "кто избавит меня от этого хама?!" а как раз "тебе все можно." Ух! Надо быть настоящей леди: так посмотреть на него и так кивнуть, чтобы он понял всё это без слов и правильно. Даже если ты всего час назад изо всех сил пыталась доказать, что ты не пятидоллоровая подзаборная шлюха, а он только что положил пять долларов на столик. Была ли в целом мире ещё хоть одна женщина, которая бы это смогла? Навряд ли. Но у тебя, конечно, получилось. И если бы вы оба были кем-то другими, он бы, наверное, отнес тебя на кровать и, как знать, может это были бы лучшие минуты в его жизни. Пусть даже ты бы только молча смотрела в потолок. Но ты была той, кем была, и он был тем, кем был. И лучшие минуты в его жизни уже случились, когда он нес тебя по улице, завернутой в пиджак, а потом колотил сапогом в эти чертовы двери, словно во врата рая, из которых по ошибке вывалился ангел и не может попасть назад. В рай, где ключами заведует не апостол Петр, а хозяин с крысиной мордой. Короче, он не отнес, и смотреть в потолок тебе не пришлось. Он только несмело, очень нежно, почти не дыша, чтобы не обдать тебя запахом виски, прикоснулся губами к твоей щеке. Как будто бабочка крылом дотронулась. Потом он подержал тебя за руку несколько секунд, дотронулся до шляпы и молча ушел. Ты ещё услышала, как бодро топают его каблукастые ковбойские сапоги на лестнице. Можно ли сказать, что он влюбился в девушку, с которой провел меньше часа? Не знаю. Так, наверное, не бывает. Все же нужно хотя бы часа два... Да и не мелодрама это. Но можно ли сказать, что он полюбил тебя за этот час... на всю оставшуюся жизнь? Не знаю. Может, и да. Черт его знает, что это с ним случилось... Помешательство? Или наоборот, просветление... Но что-то очень мощное с ним произошло. Помощнее, чем "делямур по высшему разряду" со всеми француженками на свете... Конечно, проведя рядом с Киной МакКарти этот час, он не стал ни рыцарем, ни Героем, ни южным аристократом. Но он стал лучше, чем был вчера, это-то уж точно. В общем, Кине МакКарти, несмотря на всю её красоту, обаяние и особую женскую магию, все же не удалось остановить Шона Пирса, упрямого, как ладный бычок-лонгхорн. Но зато, может быть, когда она слушала, как топают на лестнице каблукастые сапоги, ей открылась истина о том, кто такие на самом деле настоящие леди и зачем они нужны. И тогда, на случай, если все было так, ну, или примерно так... я прошепчу ей это на ухо. Слушай, Кина. Леди – это не манеры, не репутация, не то, как ты держишь вилку, голову или спину, не то, где в твоей родословной затесался или не затесался граф, породистая ли у тебя шейка и так далее. Вернее... вернее все это вместе и ничего в отдельности... Это просто признаки, по которым люди их отличают. Но на самом деле это нечто гораздо большее и более сложное. И простое. Очень важное и нужное.
И не в замке ни в каком дело... "хозяйка замка" – это традиция. Хотя... не только... Но мы поговорим об этом перед входом в тюрьму. А на самом деле...
Да ты можешь сама мыть полы у себя дома!
Или играть в карты!
Или пить виски вместо шампанского!
Не это по-настоящему важно, вот совсем.
Быть леди – значит быть больше, чем просто женщиной. Выглядеть, совершать поступки и вести себя так, как не ведут "обычные женщины". Быть музой этого мира. Делать его таким, чтобы мужчинам в нем хотелось жить, а не выживать, понимаешь? Чтобы они хотели становиться лучше, чем были вчера. И делать что-то кроме ветхозаветного "плодитесь и размножайтесь."
Роль леди – показывать этому миру, что такое достоинство, красота, жертвенность, принципы, стиль... Быть маяком посреди этого... не ада... не рая. Просто мира.
Звучит сложновато, пожалуй. И люди простые этого даже не осознают. Они лишь копируют поведение друг друга, подавая тебе руки снимая перед тобой шляпы, и разбивая кое-кому лица о барные стойки... но это и делает их лучше. Им нужен кто-то, кто будет выглядеть так, чтобы подумалось: "Да, я буду вести себя лучше рядом с этой дамой, чем веду обычно. Потому что она такого достойна."
А если по-простому: леди – это та, кто дает нам вдохновение на хорошие поступки. И всё.
"А, ну понятно!" – скажет какой-нибудь умник. Какой-нибудь болван в цилиндре, с золотым пенсне и красивой тростью. – "С этим надо родиться или тебя должны так воспитать. И тогда у тебя оно само получается. Это называется "порода". А Кина.... Кина разве настоящая леди? И отец у неё – фальшивый граф. И мать – дочка фермера. И потом,в Батон Руже-то... Было? Быыыло."
Что ж ему, убогому, ответить-то, а?
"Само, говоришь? – отвечу я. – А ты, йопт, попробуй, мудень!!!
Попробуй-ка остаться "немного богиней", когда ты – всего лишь слабая смертная женщина. Когда у тебя, так же, как и у любой торговки с базара, бывают "эти дни." Когда тебя так же, как всех, укачивает в дилижансах. Когда у тебя так же, как и у всех, может пахнуть изо рта перегаром. Когда тебе так же, как и всем, в двадцать один год отчаянно хочется целоваться и миловаться с красивыми мужчинами. Когда тебе так же, как и всем, надо платить за отель.
Попробуй-ка сделать то и так, что и как не смогли бы тысячи обычных женщин. Попробуй-ка выйти замуж за безразличного тебе человека, чтобы спасти семью, и при этом не быть выданной папенькой, а самой суметь привлечь его, не потеряв достоинства. Попробуй-ка не превратиться в обиженную девочку, топающую ножкой, когда "все настояяяяящие леди Нового Орлеана" жестоко над тобой поиздевались. Попробуй-ка не сдать подполковнику Миллсу майора Деверо, просящего помощи, когда у твоего мужа проблемы с деньгами, и вообще этот муж скоро, может быть, с тобой разведется. Попробуй-ка не струсить и выстрелить в своего брата за то, что он оказался нижайшим из подонков. Попробуй-ка позвать к себе в каюту на "Султанше" оборванную Кейт Уолкер, а не красавчика Найджела Куинси. Попробуй-ка хранить верность майору Деверо, пока из письма не станет известно, что он мертв. Попробуй-ка, прочитав это письмо, которое убило самого лучшего деда, самого лучшего старика-ирландца на свете, не опустить руки, а пообещать себе, что зло, мля! Должно быть! Наказано! Даже если в подписи у него мелькает заксобрание штата Луизиана!!! Попробуй-ка ответить дону Мигелю, проиграв ему почти все деньги, так красиво, как ответила Кина, что он сразу подумал: "Да не, позвать её снова, конечно, стоит. Чего это я? И вообще некрасиво как-то с этим стадом получилось. Недостойно настоящего кабальеро. Лучше было бы, если бы я проиграл." Попробуй-ка, после того, что было в Батон Руже, приехав в Эбилин, уже через неделю не запрыгнуть в постель к такому славному Чарли Адену.
Попробуй-ка плюнуть в карие глаза с желтыми прожилками, когда перед лицом раскуривают сигару, а на тебе только чулки, рваная сорочка и прожженные панталоны.
Попробуй-ка остаться "немного богиней, делающей этот мир красивее", после того, как два охеревших от виски и вседозволенности жеребца покрыли тебя, как кобылу.
Попробуй-ка остаться ею, когда толпа мальчишек травила тебя, как собаку.
Попробуй-ка выбрать достоинство на грязной обочине и не бухнуться на колени перед мужиком с кнутом в руках, который думает только о том, как бы эдак тебя позатейливее оттарабанить.
Попробуй-ка остаться ею, когда к тебе подошли три ковбоя навеселе и предложили на выбор пятьдесят центов или веселуху с толпой обрыганов. Когда потом простой техасский парень, смеясь, говорит "не зажимайся, улыбнись!" и запускает мозолистую ладонь тебе в разрез панталон, и всё, что ты хочешь – это разреветься, но гордо поднимаешь голову и сжимаешь губы. Зная, что если ты не будешь милой и приветливой – он может и разозлиться... и ударить тебя кулаком в живот со словами: "Будь милой, ссука, поняла-нет!?" Техасцы – они, знаете ли, не подарок.
Попробуй это все, умник сраный. А потом расскажешь нам, само ли это у тебя получилось или, мать твою, ЭТО ТРЕБУЕТ ВСЕ-ТАКИ ОПРЕДЕЛЕННЫХ УСИЛИЙ!?"
Знаешь, Кина... я повторю это ещё раз. Все что случилось в этот день там, в сарае, и потом ещё, в отеле, и ещё потом, через пару дней, в грязи около станции дилижансов, было последствием твоих выборов в жизни. Но важны не дороги, которые мы выбираем, а то внутри нас, что заставляет их выбирать.
Леди и джентльмены! Зная все это, вы правда удивились тому, что Шон Пирс, разглядев, какая перед ним Женщина, потерял голову и поехал за неё драться?
Пффф!
Господа, вы серьезно!? О чем вы, право слово... Кина МакКарти была, может, и не ангелом, но уж точно ЛЕДИ. ВЫСШЕЙ. ПРОБЫ. Точка.
Да, конечно, вопрос встал ребром в октябре 1867-го в Эллсворте. Но черт возьми... жизнь УЖЕ испытывала Кину МакКарти на это СТОЛЬКО раз, что я не сомневался – она справится и в гребаном Эллсворте!
Быть леди очень сложно, Кина. Особенно на Западе. И ты будешь ошибаться много раз. Потому что ты смертная женщина со своими слабостями.
Но ты, все же, пожалуйста, будь ею, как бы тебе ни было тяжело. Потому что ты очень нужна этому миру. Потому что без тебя, без таких как ты, мы постепенно превратимся в стаю обезьян, несмотря на все наши гигантские 4-трубные пароходы, винчестеры .44-40, паровозы 4-4-0 и прочие придумки. А потом... а потом станем бесцветными, как бедняга Джетро Хейл. Видит Бог, только такие, как ты, могут уберечь нас от этого.
Если тебе для этого надо играть в карты – играй в карты. Если тебе для этого надо иногда нарушать закон или нормы морали – нарушай их. Если тебе для этого иногда надо стрелять в людей или обманывать – ну, что ж... стреляй... обманывай! Не забудем, что некоторые люди вообще-то это заслужили. Да господи! Да, я скажу и это: если тебе надо или очень захотелось с кем-то переспать... Я не тот, кто тебя упрекнет.
Можешь даже поезд ограбить разок или два!
Мир многообразен. Бывают леди среди жен фермеров, леди среди преступниц, даже, прости господи, леди среди проституток...
Главное, кем бы ты ни стала, не забывай, что ты – леди, и что ты нам очень нужна. В любом веке. В любом штате. В любом городе.
Без таких как ты – всё, finita. Шон Пирс, может, и не знал, как пишется его имя, но это-то он знал твердо, или хотя бы хорошо чувствовал. Потому и не раздумывая решил драться с Барри, потому и выложил свою получку за полтора месяца, потому и уехал, поцеловав тебя в щеку.
И ещё, Кина... прости нас за всё.
...
И особенно прости меня за конец этой тяжелой истории. В ней есть ещё две сцены, но я извиняюсь только за следующую. На станции дилижансов.
Потому что, увы, из песни слова не выкинешь, как бы мне ни хотелось. Это слово на букву "ш". Шоудаун. Почти, как в покере, Кина. Но не в покере. *** Короче говоря, хотя я и стараюсь описывать только то, что точно было, я не могу точно сказать, как там было у вас двоих. Я только точно знаю, что он тогда уехал. Он стремительно вошел в твою жизнь, как в прогон между заборами, а вышел через час так же стремительно, оставив в ней деревянную расческу с криво выжженными буковками S. Pierce, капсюль на полу под креслом, пять баксов серебром, и может, что-то ещё, чуть более ценное. Парень, как парень... Увидитесь ли еще с ним однажды? Вряд ли... он же так... второстепенный персонаж тут. А мне пора рассказать вам о том, что случилось у станции дилижансов. Это грустная и короткая история. Ну, поехали. Прошло два дня, после того, как уехал Шон. Это был твой пятый день в Эллсворте, считая вечер, когда все с тобой и случилось. Ты помылась в ванной, ты выспалась, ты поела. Тебе принесли одежду и вещи: некоторые – твои собственные, а некоторые – купленные на деньги Шона. Тебе даже кофе в номер приносили, а бугай-вышибала больше на тебя не пялился. В первый день и второй день после возвращения в верхний мир нос из номера ты старалась не высовывать. А потом на пятый твой день в Эллсворте и на третий в отеле кое-кто встретил у станции дилижансов двух мужчин. В этой истории их зовут Бесцветный (но на самом деле его звали Джетро Хейл) и Кареглазый (а вот как его звали – пока неизвестно). ЕТИШКИНА-ТИШКА, КИНА! ВСЕ ТАК ХОРОШО ЗАКАНЧИВАЛОСЬ!!! ЗАЧЕМ ТЫ ПОШЛА ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ НА СТАНЦИЮ ДИЛИЖАНСОВ?!?!?! И как ты думаешь, Кина, что там произошло, в грязи у станции дилижансов? На станции дилижансов, рядом с магазинчиком и конюшней, Джетро и Кареглазый со смаком превратили её из леди высшей пробы в кого?... А потом бросили там, и три пьяных алкаша устроили над её телом что?... ... ... ... Екнуло, мисс МакКарти? Я думаю, уже нет. ... ... ... Ведь я задал Кине правильный вопрос. А, правда, зачем? Зачем-зачем... Да просто она мимо станции к школе шла, чтобы с "Мисс Учителькой" поговорить. Она ж собиралась. А вот и нет. Мисс Кина МакКарти была не только леди высшего разряда, сногсшибательной красоткой и классным игроком. Она ещё и прошла школу мистера Лэроу. А школа мистера Лэроу – это в том числе отличная память. Кина очень хорошо запомнила, что сказали те два техасца перед тем, как удалиться. Я напомню: "До скорого, ирисочка! Мы тут ещё на три дня задержимся!" Так что все три дня для надежности она безвылазно просидела в отеле от греха подальше. Пила кофе и отходила. Но главное, я думаю, никто бы уже ничего не смог сделать с её "статусом", после этих двух дней в Эллсворте. Ни кареглазые, ни голубоглазые, ни Оуэны, ни демоны, ни две дюжины ковбоев. Такой был смысл этой истории, леди и джентльмены. Разве что... разве что сам Сатана. Но про это позже. *** И потом, я и не обещал нигде, что в сцене на станции есть Кина МакКарти. Но сцена-то была. Это вообще-то было не в Эллсворте. Кареглазый и Джетро давно уехали оттуда. А станция... я даже не помню, как она называлась. Она и не в городе была ни в каком – просто "промежутка": гостиничка, амбар, каретный двор, конюшня, магазинчик. "Черте где посреди нихера". Вот там, рядом с магазинчиком и конюшней, всё и было. А извинялся я за то, что... в общем... прости, Кина, но... но ты больше никогда не увидела Шона Пирса и ничего не услышала о нем, где бы ни спрашивала. Если вообще спрашивала, конечно. И он... он не гонял коров по прериям до пятидесяти лет, иногда задумчиво улыбаясь, отчего переставал быть похожим на бычка-лонгхорна. ссылка Потому что на этой станции был не твой, а его шоудаун. Там и прозвучали обещанные четырнадцать револьверных выстрелов. *** Через два дня Шон почти случайно наткнулся на них, потому что у их дилижанса сломалась ось. Шоудаун случился без долгих расшаркиваний и вызовов, но все же пару слов они друг другу сказали. Вот как это было. Он узнал их по перчатке Кареглазого с обрезанным пальцем и по сигаре, зажатой во рту у Джетро, который снова стал Бесцветным. Однако было пасмурно, и Шон стоял недостаточно близко, чтобы разглядеть, какие у них там прожилки в глазах, и всё ещё немного сомневался: мало ли на Западе серьезных мужиков в красивых жилетках и с револьверами, у которых рукоятки из слоновой кости? А уж часы точно кто только не носит. Да и вырез на перчатке может сделать себе любой. Шон не был на войне, но он не был и желторотиком, и знал правило: "Сначала – стреляй, потом – разбирайся." Знал, что стрелять – это не как целовать леди, и разрешения спрашивать не надо. Но он просто не хотел ошибиться и наломать дров, как наломал дров его па, выгнавший из дома родную дочь. Он выгнал её из-за того, что она по слухам с кем-то там замутила – от неё пахло виски, отцу этого показалось достаточно. И когда Шон узнал, что ничего у его сестры ни с кем тогда ещё не было, он и сам ушел из дому и стал погонщиком, а потом встретил... мисс Кину МакКарти. И когда разглядел, какая перед ним Женщина, его зеленоватые глаза слегка расширились от изумления. И вот прошло два дня, и он стоял на полустанке "черте где посреди ни хера", трезвый и собранный. И "парочка-два-подарочка", Кареглазый и Бесцветный, тоже были там. А небо собиралось плакать. Mr. Pierce. Bets are made. There are no more bets. – Эу, ты Джетро? – крикнул им какой-то парень с деланой веселостью. "Парень, как парень," – подумал Бесцветный и выплюнул изжеванную кочерыжку от потухшей сигары в грязь. "Не нравится он мне! Вроде парень, как парень... а какой-то слишком трезвый," – подумал Кареглазый, и как бы невзначай повернулся к незнакомцу боком. – Да, – отозвался Бесцветный нехотя. – А кто спрашивает? – Да неважно. Я только передать кое-что, – ответил парень-как-парень, уже заведясь, как тогда у стойки в отеле. Кареглазый и это почувствовал. В принципе, можно было уже стрелять, но... вдруг это Железная Дорога хотела что-то передать и прислала какого-то придурка? – От кого? – спросил Кареглазый, напрягшись и ощущая, как приятно защекотало нервы, как шарашит в мозг адреналин, как зудит палец в вырезе перчатки. Если не считать жестоких игр с неосторожными двадцатилетними мисс-карамельками, он жил именно ради таких моментов. "Я ща его шлепну. Одной пулей. В живот ебну, чтобы помучился. Ну давай, бычок, доставай свой револьвер," – так думал Кареглазый. Да, ты его зацепила недавно из дерринджера, но за четыре дня царапина затянулась и подсохла, он был уверен в себе. А Джетро ни хер-ра не почувствовал. И тут парень-как-парень второй раз в этой истории выступил на все деньги. Он крикнул: – From miss Kyna McCarthy! И что-то у Кареглазого ёкнуло внутри от неожиданности. И красивые, хищные, нахальные карие глаза с янтарными прожилками расширились от изумления. И он... чуть-чуть промедлил. Эффект "внезаптности". – Эт кто вообщ...? – начал спрашивать Бесцветный озадаченно, упустив миг, когда Шон и Кареглазый дернулись за револьверами. Они вдвоем начали стрелять почти одновременно. Та-тах! Та-тах! Та-та-тах! Тах! Тах! (короткая пауза) Тах! Та-тах! Тах! (пауза подлиннее, целится) Пах! Со стороны смотрелось чертовски быстро. Шон раньше никогда в людей не стрелял, да и в целом стрелок был средний, но в тот миг он оказался в ударе: из четырех выпущенных им пуль, в Джетро попало две, в кареглазого – одна. Пятую и шестую он выпустить не успел. Джетро стрелял в незнакомого парня-как-парня, уже сам лежа на земле. Они с Кареглазым стреляли, пока у них не закончились заряды, потому что какой-то этот "придурок" был слишком уж резвый! Из десяти их пуль в Шона попало шесть, и он умер почти сразу, там же, где и упал, в грязищи и кровище. Но ему не было себя жаль: в последние растянувшиеся мгновения, зажмурившись и до скрипа стиснув зубы, он вспоминал, те пять минут, когда нёс тебя по улице Эллсворта. – Черт возьми... нахера он... че он до меня-то домотался!?... – прохрипел Джетро, корчась в той же грязи. Кареглазый из них троих был единственный, кто остался стоять на ногах. Он все понял, но объяснять не стал. Он, не глядя, убрал в кобуру свой револьвер с рукояткой из слоновой кости, достал чистый носовой платок, прижал его к ране и сказал негромко: – Вот ссука, – то ли про пулю, то ли про Шона, то ли про тебя. Но, держу пари, не про Шона и не про пулю. – Джетро, ты как? – Херово, партнер, херово!!! – прорычал Бесцветный. Бесцветный пережил Шона где-то минут на двадцать... или на полчаса... Одна пуля пробила бедро, расколов кость, а другая – печень. В общем, он умирал примерно столько же времени, сколько провел в постели с Киной МакКарти. Пуля сорок четвертого калибра в печени – это не только смертельно, это ещё и дико больно. Джетро было намного, нет, не так, НАМНОГО больнее чем Кине МакКарти, когда она всхлипывала под ним и кусала губы. Однако, как и Шон, Джетро тоже не чувствовал большого беспокойства по поводу того, что умирает, скорее наоборот. "Сдохну – значит сдохну. И правда, че там... пора, наверное." Тогда, в отеле, он сполупьяну плохо запомнил твоё имя, и между приступами боли он силился понять, зачем парень-как-парень начал стрелять ни с того ни с сего, и кто такая эта "мисс Кина МакКарти". Он не вспомнил бы, если бы Кареглазый не раскурил для партнера последнюю сигару и не вставил ему в губы, которые уже обметало. Пыхнув сигарой и прикрыв глаза (с быстро гаснущим наслаждением наркомана), Джетро всё вспомнил. – А-а-а... вон оно че... – хрипло простонал он и посмотрел на Кареглазого. – Ну че, мудень?! "Доиграл" ты с ней, да?! "Не бери в голову", да?! Кареглазый задумчиво пожал плечами, не зная, что ответить. Да ничего можно было уже не отвечать. В отличие от Шона, когда Джетро стал отходить, то постарался вообще ничего не вспоминать из своей жизни. Он только твердил про себя: "Простите меня все... Простите меня все... " – но за три года с шестьдесят четвертого он натворил такого, что заплакать по себе в этот раз уже не смог. Потом в конце он ещё добавил: "И ты тоже прости, Кина МакКарти..." И умер совсем. *** В общем, ты больше никогда не увидела ни Шона Пирса, ни Джетро Хейла. Их закопали там же, неподалеку, в одной могиле, потому что начался сильный дождь. Никому в хрен не уперлось под этим октябрьским дождем везти за несколько миль на кладбище двух безымянных дураков, устроивших пальбу хер знает где и хер знает ради чего. Никакая газета про их перестрелку ничего не написала. За октябрем всегда приходит ноябрь, а за ноябрем – зима. Весной никто уже не смог вспомнить даже место, где их похоронили. Помнили только, что одного звали то ли Джеффри, то ли Джетро, а другой... другой оставил свою расческу тебе, поэтому никто не знал, какую фамилию написать на табличке, и обошлись без неё. К лету же забыли и это. А Кареглазый, когда доктор зашивал ему рану, больше что-то совсем не был уверен, что хочет ещё раз увидеть тебя и почесать за ушком. Он дико злился. Он злился из-за того, что чуть не дал какому-то придурку пристрелить себя, злился из-за того, что Джетро умер так глупо, и больше всего злился из-за того, что вы вдвоем с этим парнем-как-парнем испортили весь его безупречно разыгранный спектакль. Возможно, он после этого даже немного "раскис". На время. Встретились ли вы снова? Увидела ли ты ещё раз однажды красивое лицо и карие глаза с янтарными прожилками? Узнала ли его имя? Что ты тогда почувствовала? В какие игры вы сыграли? У кого в этот раз на руках оказались четыре валета, а у кого сигара? Вот это вопрооооосы! Но... с этим мы не будем забегать вперёд. *** Прошло три дня из семи оплаченных – был вечер твоего пятого дня в Эллсворте, считая тот, когда ты приехала. Ты лежала в теплой кровати под одеялом. На столике стояла чашка с кофе. Под вечер пошел дождь. Он все лил и лил, барабаня по стеклу. ссылка Небо Канзаса плакало по Шону Пирсу? Да не, какое там... парень, как парень. Просто затяжной осенний дождь. Это ж не мелодрамка. *** К шестому дню в Эллсворте из твоих старых вещей тебе вернули пустой чемодан, кое-какие галантерейные и косметические штучки и ещё некоторые мелочи... Дневник, правда, не вернули, скорее всего кто-то уже пустил его на растопку или курево. Остальное, что уцелело, можно было, наверное, поискать по магазинам. Ремингтон не нашли, но вместо него хозяин отдал тебе старую, разболтанную перечницу двадцать второго калибра. Правда, без патронов. Такую же, из какой ты убила Марка Дарби. Ещё раньше тебе купили и принесли в номер платье – ситцевое, конечно, довольно скромное. Туфли. Шляпку. Зонт. Несколько пар чулок, панталоны (без бантов, прости), пару сорочек, петтикоты вместо кринолина, пелерину, перчатки. В таком наряде ты не выглядела, как "настоящая леди", хотя и была ею. Зато и как подзаборная шлюха не выглядела. Обычная скромная девушка. Сколько времени ушло на то, чтобы ты вернулась если не в верхний клуб, то в верхний мир? Месяцы? Годы? Ну, примерно сорок четыре минуты с момента, когда к тебе подошли ковбои и до момента, когда ты опустилась по самые ямочки над ягодицами в горячую ванну и немного замерла, чтобы привыкнуть к горячей воде. Ну и потом пара дней, пока с вещами для тебя разбирались. *** На шестой день в Эллсворте (на четвертый в отеле) ты пошла поискать "мисс Учительку". Как-то страшновато было сразу проиграть пять долларов, оставленные Шоном, и хотелось разузнать насчет путей отступления. "Мисс Учительку" звали Рэйчел Моррисон. Она была старше тебя на пять лет, а показалось, что на десять. Старая дева. Она была некрасива и раньше, а в Эллсворте, кажется, окончательно засохла. Но что-то в ней было такое... Настоящая леди? Не, вряд ли. Но спину держала она умела. Она одарила тебя внимательным оценивающим взглядом и пригласила на кофе. Работы у неё для тебя не было. Денег она тебе дать не могла. Совет у неё был один: "Уезжайте отсюда, как только сможете." Потом ваши глаза встретились. Ты прочитала в её глазах... много всего. Не уверен, что ей приходилось хоть раз так же тяжело, как и тебе. Но, кажется, как происходит перепасовочка в сарае, она знала не понаслышке. Вы доооолго смотрели друг другу в глаза. – Есть три доллара, мисс МакКарти. Это на черный день, – ответила она. – Если совсем край будет... ну... приходите. Ты ушла оттуда и на следующий день решила все же поставить пять долларов на кон. Но жизнь ещё разок проверила тебя на прочность. На следующий день (седьмой в Эллсворте и пятый из оплаченных) ты вышла из отеля, направляясь в другое заведение с играми, и к тебе подошел молодой мужчина со звездой. Он вежливо поздоровался, приподнял шляпу, назвался Норманом Хессом, помощником маршала Паркера, и сказал: – Вы мисс МакКарти, верно? Мы тут услышали, что вас обокрали. Шансов поймать преступников, конечно, немного, но нельзя опускать руки, верно? Нам для ордера нужно уточнить несколько вопросов. Можете зайти в офис? Ты спросила, где этот офис? – Я вас провожу. Я понимаю, почему ты туда пошла. Хесс выглядел очень солидно. И все же, Кина. И все же... НУ ЗАЧЕМ ТЫ ТУДА ПОШЛА?!?!?! Хотя был ли выбор... может, и нет. А теперь настало время последней сцены в тюрьме. Эта сцена настолько дикая и безумная, что я спрячу её от глаз людских под спойлер. Ибо там мы увидели и услышали... кое-что, что было слишком даже для Эллсворта! Самого отвязного города на Западе. Но прежде чем приступить к сцене, я хочу поговорить о вопросе, который мы уже обсудили, и все же в нем остались для меня неясные моменты.
Тут я вступаю на зыбкую почву предположений. Да простит меня за это мисс МакКарти.
Дело в том, что в её биографии и правда были места... ну такие... которые все же не очень стыкуются с образом леди. Некоторые из них можно списать на особые обстоятельства.
Измена мужу. Спишем на любовь. Леди что, не может влюбиться? Первая любовь, по-настоящему чистая, когда ещё не понимаешь, что это, думаешь, ах, это должно быть интрижка, а потом Нат заваливается с фальшивой бородой, и оказывается, что это, господа, Любовь!
"Семь пьяных ночей"... ну ладно, это предосудительная глупость. Поцелуйчики с лейтенантиком? Туда же.
Та мысль на "Султанше", которую поминали демоны... спишем на панику, да и ситуация была из ряда вон! Ей-богу, самая большая катастрофа на речном транспорте!!! Я бы с ума там, наверное, сошел, если бы пережил такое, а мисс МакКарти ничего: закинулась лауданумом – и вперёд, Запад покорять.
Мистер Лэроу и его холодный взгляд... ну, он тогда же сам всё объяснил: любопытство, доверие и желание следовать уговору. Качества вообще-то неплохие, хоть раздеваться первой действительно не стоит.
Но черт побери... БАТОН РУЖ, ЙОПТ!!! На первый взгляд все понятно – двойной удар, смерть Ната и дедушки. А на второй – не особо. Вы меня простите, мисс МакКарти, но что-то это странный способ погоревать для южной леди – отдаться какому-то проходимцу, лица которого вы теперь даже не помните.
А общение с падшими женщинами??? Зачем? Откуда? Почему? Сами пишете, что понимали – не пристало это леди. А общались. Как так?
Так можно ли при детальном рассмотрении по-прежнему считать, что мисс МакКарти была леди ВЫСШЕЙ пробы? Думаю, да. Почему? Потому что леди – это хозяйка замка. Я сейчас не об этих старых постройках из камня и земли. Я о Замке Души. Вот душа – её можно представить, как большой дом. Когда леди выходит замуж, она обычно вручает ключи от этого дома своему избраннику. Но что если она не замужем? Или муж таков, что ключи ему отдавать не стоит?
Ну тогда леди сама носит эти ключи, конечно, и следит за порядком в этом доме. Ведь у кого ключи – тот и прав. А кто жил у неё в этом доме?
Я предположу, что там народу-то было много. Почему? Потому что вот смотришь – мисс МакКарти. А если глянуть назад? Камилла Д'Арбуццо – юная итальянская графиня (сейчас неважно, настоящий ли титул), которая рано созрела и быстро подросла, а средиземноморский буйный нрав... не испарился. Камилла Тиел – склонная к авантюрам предприимчивая шпионка. Просто Кина – внучка просто Хогана (Вот это вот: "Хватит сопли размазывать, Киночка!" – это наверняка она). Кина МакКарти, шилл одного благородного жулика (её все помнят). Ну, и так далее. И господи прости, вы меня извините, конечно, мисс, но у вас там в этом доме попадались такие персоны... Есть одна, например, которая ввернула такоооое! "Поразительная греховная сладость, тот самый запретный плод во всей своей отталкивающей красе." Вроде красиво, хоть и сомнительно... но мы все знаем, кто это сказал. Та дамочка, которую детвора окрестила (злобно, но метко) Грешницей-скворешницей. Я не хотел её упоминать, но и игнорировать её я все ж не могу. А ещё наверняка есть и француженка. Ведь Новый Орлеан – это не чопорный Бостон или Петербург, это, черт возьми, – американский Париж. А Париж... "э ля виль дамуууур". По высшему разряду, да.
И я не могу помыслить, что то, что случилось в Батон Руже и вправду было сделано с согласия мисс Кины МакКарти, леди высшей пробы. Все же у меня оно не вяжется. Я представляю это так. Вот есть Дом, а в нем есть гостиная. И там все эти дамы, некоторые из которых друг друга не переваривают, сидят и пьют чай или кофе, общаются, может даже вяжут теплые носки (просто Кина которая). А главная – леди. Хозяйка. И она строго смотрит, чтобы дамы НЕ ШАЛИЛИ.
А ещё в комнате есть ширма – та самая, про которую говорил мистер Л. И вот... и вот умирают два самых любимых человек в жизни Кины. И что делает леди? Нет, она же не может рыдать при всех! Но слезы требуют выхода. Она борется с ними, а потом бросает ключи на стол и говорит: "Дамы, прошу меня простить, но мне надо все-таки отлучиться на сутки. Решите сами, кто побудет главной, мне сейчас не до этого. Прошу еще раз простить!" А потом идет за ширму и рыдает там так, что у меня сердце разрывается.
Я НИСКОЛЬКО не сомневаюсь, что все дамы знали, кто ХОЗЯЙКА. И обычно, даже если им доставались ключи, не шалили. Так, пара эпизодов только и была. И потому мисс МакКарти была, конечно, леди Высшей Пробы. Но вот иногда...
Вот кто в Батон Руже взял ключи после короткой потасовки? Я не знаааааю! Но вряд ли просто Кина, внучка Хогана МакКарти. А кто общался с "порченными голубками" в Эбилине? Уж наверное не хозяйка замка, уж не знаю, зачем она отлучилась тогда. Во всяком случае, это моё предположение. Дайте мне пощечину "для ума", если я ошибаюсь. Но иначе мне трудно объяснить историю, которая произошла на пятый оплаченный день, то есть ровно на седьмой день пребывания Кины МакКарти в Эллсворте.
И честно говоря... черт бы с ними! Ну есть там где-то грешница эта с дурацким прозвищем, которое, увы, приклеилось так, что другие дамы за чаем вставляли шпильки о скворцах. Ну, вылезала она пару раз на свет божий и творила какое-то непотребство. Ну... сути это не меняло – Кина делала мир и мужчин гораздо лучше!!! Это было главное.
Но в этот раз... ууу... такое полезло... и так... Ну, а теперь к тому моменту, когда помощник Хесс довел мисс МакКарти до офиса маршала Паркера. То есть, до тюрьмы. Ой че ща буууудет... слабонервные – закиньтесь лауданумом, а лучше вовсе не читайте. В тюрьме был ещё один помощник, мистер Элисон, тоже довольно молодой парень, одетый попроще, и всего один узник. Заключенный этот выглядел, вероятно, как дикий гуннский воин, захваченный римлянами и брошенный в клетку (собственно, он и сидел в клетке за решеткой), ибо одежда его была грязна, на лице – шрам от разбитой бутылки, сальные рыжеватые патлы свисали до плеч, глаза сверкали гневом, а под ногтями собралась вся флора и фауна короткотравной прерии. Неизвестно, кто дал ему виски, но он был неплохо так алкоголизирован. А может, его туда упрятали недавно, и пары алкоголя не успели выветриться. Когда ты вошла, и помощник Хесс пододвинул для тебя стул, узник потянул носом воздух, раскрыл рот с кривыми и гнилыми зубами и изрек: – Шлюха! Ты с возмущением посмотрела на мистера Элисона. – Извините мэм, – сказал он. – Дуглас, закрой пасть! Ну ты и сама догадалась, что сказал этот джентльмен, ибо изрек он свою коронную фразу в этой истории. – ШЛЮХ НАДО ТРАХАТЬ! – рявкнул он громовым голосом. – Ну-ка заткнись, а то я те ща нос сломаю! – строго сказал помощник Элисон. – Прошу простить, мэм. Дуглас несколько раз ударил руками по прутьям клетки, зарычал и попытался через прутья дотянуться до подола твоего платья. Он стоял в клетке на коленях. – Ну, подойди же! Ну, подойди чуть-чуть! – бормотал он. Потом Элисону надоело, и он с размаху ударил заключенного сапогом по пальцам второй руки, которым тот обхватил один из прутьев. Дуглас заревел скорее от гнева, чем от боли, и разразился проклятьями. В твой адрес в том числе. – ПАСТЬ ЗАКРОЙ! – рявкнул помощник Элисон. – Мэм, вы извините, вы не бойтесь. Маршал сейчас придет. Если этот болван ещё откроет рот, я его живо успокою. Помощник Хесс походил туда-сюда, потом вдруг извинился перед тобой и сказал: – Дела служебные, мэм. Я коротко переговорю с напарником. И принялся шептать что-то на ухо Элисону. И тот сделал лицо "ааааа, дошло!" и, не стерпев, с любопытством покосился на тебя. Ты поняла, что тут что-то не так, и надо бежать. Но когда ты уже решилась подняться, чтобы объявить помощникам, мол, я в другой раз зайду к маршалу Паркеру, а сейчас у меня неотложные дела, о которых я внезапно вспомнила, вошел сам мистер Паркер. Он был почти шести футов ростом, между тридцатью и тридцатью пятью годами, плечист, усат, но с некоторой щеголеватостью, а не как обычно: такого сорта люди часто отращивали себе усы, переходящие в бакенбарды, и всё обязательно невероятного размера – для солидности. Но нет, у него на лице всё было вполне пристойно. – Добрый день, мисс?.. – сказал он. – МакКарти. – Это мисс МакКарти, про которую я вам говорил, – ответил помощник. – Ааа, та дама... Почему кофе не предложили? Бестолочь. Пройдемте ко мне в кабинет, мэм. И ты поняла, что маршал – пройдоха, каких поискать. Знаешь, как? А они не напряглись, когда он назвал их бестолочью. Они все тут понимали, что это – дешевый театр. Но ты, позвав на помощь все своё мужество и женственность, пошла в этот кабинет, потому что поняла, что дорога из офиса лежит через него, а по-другому ты на улицу не попадешь – не выпустят. Там поначалу все было прилично: он предложил тебе стул. Кабинет был неожиданно большого размера. С одной стороны стоял его письменный стол, за которым и сидел маршал, а с другой – бильярдный, только половинного размера. Видимо, маршал (или предыдущий хозяин кабинета) раньше любил потренироваться. Любил – потому что бильярдный стол сейчас наполовину был завален самыми разнообразными вещами – книгами, бумагами, свечами в подсвечниках, тетрадями, засохшими чернильницами и так далее. Даже треснувшее пенсне там валялось. Маршал поставил поставил кофейник на маленькую печурку в углу и сел за свой стол. Ты тоже села. – Вы хотели о чем-то сообщить? – начал он. Ты сказала, что вообще-то нет, вроде бы у него были к тебе вопросы. – Ну, там в отеле что-то было, вроде вас ограбили, – он потер пальцем веко. – Вы говорите, а я запишу с ваших слов. Просто нужно передать судье, чтобы ордер выписали. Ты подумала и начала рассказывать. Ну, вдруг Кареглазого и Джетро поймают или хотя бы опознают! Выпишут ордер, кстати... так-то неплохо было бы. Хоть узнаешь фамилии. Ты, конечно, за шесть дней сообразила и в гостевой книге нашла фамилию Джетро Хейла, но фамилию Кареглазого... там было их слишком много, фамилий. В каком он останавливался номере? Портье не помнил, а хозяин делал вид, что не помнил. И потом, наверняка Кареглазый каким-нибудь "Джоном Смитом" записался, гад. Маршал, макая стальное перо в чернильницу, заполнял бланк и изредка задавал уточняющие вопросы. ЕСТЕСТВЕННО, ты не стала рассказывать, что тебя изнасиловали. Так, сказала, что с тобой обращались грубо. – Трахнули? – вдруг спросил он сочувственно. Ты помотала головой. – Оттарабанили? – спросил он ещё более сочувственно. Ты опять покачала головой, немного удивленно. – Может, отодрали? – спросил он так проникновенно, как будто был врачом, а не маршалом. В голове снова раздался голос Кареглазого: "...сейчас у нас с мисс МакКарти будет любовь, чистая, как..." К горлу подкатил комок. Захотелось вдруг разрыдаться прямо там и молча кивнуть. И чтобы маршал Паркер тебя обнял и сказал: "Ну-ну-ну! Ну бывает, чего уж... это жизнь..." Предательски скользнула по щеке слезинка. Но. Ты. Была. Леди. Ты сжала губы и покачала головой. Ты никогда не призналась бы в этом маршалу Паркеру. – Ох, о чем я только думаю! Вы простите мне мою назойливость. Заработался. Больше у меня вопросов нет. Подпишите, пожалуйста. Он протянул тебе протокол. Глядя на эту буроватую бумагу сквозь пелену как оказалось не до конца выплаканных слез, ты скользнула взглядом по... И ПРОСТО ОХРЕНЕЛА, ПРИЧЕМ СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ КОГДА ЧИТАЛА ПИСЬМО МИШЕЛЯ!!! Думаешь, там были какие-то искаженные факты, что-то такое? Не-а. Это был контракт. По. Которому. Мисс Кина МакКарти. Устраивалась. На работу. В бордель. "Куин". "Оф." "Хартс"! И ещё должна была выплатить мистеру Юджину Паркеру долг в 500 долларов США. А условия... условия были такие, что тебе пришлось бы проработать там... ууу... года два? В режиме "мальчики, встаньте в очередь" и "да какие выходные-то?" – Подписывай, – сказал Паркер твердо, но спокойно. – Вы с ума сошли?! – спросила ты искренне. У тебя даже слезы высохли. – Объяснить? – ЧТООО!? – Объяснить, спрашиваю? – ... (ты просто хлопнула глазами) – Без проблем, мисс МакКарти. У меня вот тут кое-что есть ваше... – и он достал из ящика стола... ТВОЙ ДНЕВНИЧОК. – Я смотрю, вы классный игрок. Шулирничаете или честно играете? – Что за шутки? – Да мне до пизды, если честно. Ты ж профи? – Я? – "Я", йопт! Ты же профессиональный игрок? – Нет, я... – Не лги мне больше, ссука! Пришлось кивнуть. Потому что, во-первых, вечер (хотя был ещё не вечер, просто такое выражение есть) как-то уж больно резко перестал быть томным. К тому же... ну какой любитель такие дневники ведет? Правда как он докажет, что дневник твой? Ну, через хозяина отеля, возможно... Но ничего он никому не собирался доказывать. – Любителей я не трогаю. Но все профи в этом городе должны мне платить. Ты, видимо, собиралась меня надуть, так что... Я, в общем, посмотрел, о каких суммах речь. С тебя пять сотен. Для ума. – Но я же не знала... – Да все так говорят. Неважно это. Знала, не знала... Играла? Играла. Неделя прошла. Можно было и узнать, не? – Но причем тут ваш этот "Куин оф Хартс"? – А мне что, ждать, пока ты отыграешься? – Так дайте мне денег, я тут любого обыграю!!! – закричала ты. – А зачем? Ты же шлюха. Хесс видел, как ты перед отелем валялась, когда тебя выкинули. Он тебя и срисовал неделю назад. Справочки навел. Упс. – Я же вам рассказала всё. Меня ограбили. – Да я по глазам вижу, как тебя там грабили, – улыбнулся он. – Все должны быть на своем месте. Я маршал – я в офисе. Ты шлюха – ты в борделе. – А почему вообще я должна вам платить? – возмутилась вдруг ты. А правда, почему? Пусть с такими претензиями в суд идет. – А, я понял. Девочка! Жизни ты не знаешь! – сказал мистер Паркер. – Ты в городе неделю. Ты не поняла, что это за город и кто я? – Вы – бандит? – спросила ты. Он от души расхохотался. – Эллсворт – это ад, деточка. А я в нем – Сатана. Такие дела. С этими словами он достал из кобуры флотский кольт тридцать шестого калибра и продемонстрировал тебе его рукоятку из слоновой кости, на которой был выгравирован черт с хвостом и рогами. – Послушайте, мистер Сатана, – сказала ты. – Подумайте о своей выгоде! Хотите я вам тысячу принесу? И гораздо быстрее, чем в этом глупом контракте. Я здорово играю, правда. Я их тогда обыграла. – Я уже подумал, – сказал он. – Ничо, ничо. Так ты не убежишь далеко. – А если я отказываюсь? – спросила ты на всякий случай. – Смелый вопрос! – сказал мистер Паркер. – Смелая маленькая мисс... Тогда смелая маленькая мисс познакомится с одним человеком. – С судьей? Он опять рассмеялся, не так громко, но все равно искренне. – Нет, зачем же. С Дугласом. Вы уже шапочно знакомы? Познакомитесь чуть ближе. Он-то будет рад, но насчет тебя не уверен. Что выбираешь, милая? Я тебе кофейку налью. Выпей, подумай. Тут ты поняла, что этот паровоз будет ездить по кругу долго. Ну, не подпишешь ты, откажешься, предположим, тогда... – А я говорю, шлюх надо трахать! – донеслось из соседней комнаты, а потом "закрой пасть" и звук удара. Вот именно. У дяди Дугласа угля много, а если и не хватит, таких дядь Дугласов в этом городе ещё найдут. Не таких колоритных, конечно. Но все равно, ты будешь, как локомотивная система 4-4-0... ой, ладно, не надо снова. Ты выпила кофе. Ты обвела взглядом комнату. "Ладно, – подумала ты. – Ладно." Ты была уже не та, что в третий день в Эллсворте, в прогоне между заборами, и знала, что проработай хоть десять лет в этом проклятом "Куин оф Хартс" уже не превратишься в бесцветную и останешься леди. Высшей пробы. И может, жизнь подкинет выход, как подкинула западню. Какого-нибудь Шона, сданного тебе жизнью в одной руке с этими техасцами. Но как тяжело было себя заставить БУКВАЛЬНО РАСПИСАТЬСЯ В ТОМ, ЧТО ТЫ ПАДШАЯ ЖЕНЩИНА. Ты с тоской обвела комнату глазами. Если бы ты этого не сделала, ничего, что было дальше, не случилось, наверное, хотя случилось бы что-то другое. Но... ты сделала. На бильярдном столе лежали разные предметы. И в том числе – колода карт с точно такой же рубашкой, как та, которой вы играли с Лэроу, когда ты раздевалась. И ещё несколько подобных мелочей, которые напомнили тебе его. Ну, всякой всячины, с которой путешествуют разные жулики. "За ширму!" – вспомнила ты. – "За ширму!" И ушла за ширму. То есть, это леди, хозяйка замка, ушла за ширму со словами: "Дамы, мне надо передохнуть. Не шалите." А прочие дамы остались. И ключи от замка тоже остались на столике. Дамы столпились вокруг столика. Кто из них взял ключи? Я могу только предполагать, но... Но начался форменный дурдом. Даже хуже, чем после того, как тебя напоил виски Кареглазый. Ох, мне не хочется это описывать, но придется. Потому что все так и было и Кина МакКарти была в этот раз абсолютно трезвой. Она пожала плечами и посмотрела на Юджина Паркера. И улыбнулась ему со словами: – Ну ладно! Господи, как мне хочется сказать, что эта улыбка была милой. Или развязной. Или легкой. Или холодной. Или ещё какой, есть тысячи слов... но подходит только одно. Прости Кина. Я вымою рот с мылом после этого слова. Улыбка, которой ты улыбнулась мистеру Сатане была совершенно блядская. Потом ты взяла перо и подписала контракт. *** А что случилось дальше? Ты встала со стула. – Вот и славно, – сказал маршал Паркер. – А теперь пошли знакомиться с дядей Дугласом. – Как? – изумилась ты. – А так. – Но я же выбирала!!! Я выбирала!!! – И я выбирал. – В смыыыысле? – Выбирал, как тебя наказать. Не забыла? Я не только Сатана. Я закон, мисс МакКарти. Я определяю наказания в этом городе. – За чтоооо? – За что?! – расхохотался маршал Паркер. – За вранье! Тебя неделю назад оприходовали два мужика, которых ты сама пустила в номер. Ты ещё и кончила наверняка раз пять! Ну, по крайней мере, что-то вроде удовольствия ты точно испытала, не во время, так после. А ты мне лапшу на уши вешаешь, что ничего не было. И слезки. Господи. Какая ж ты шлюха! И жалкая врунья. И будешь наказана. – Ладно, – ответила ты. Или это была уже не ты? – Я поняла. Заслужила, возможно. Да уж... но почему Дуглас? Почему вы сами меня не накажете? Все же мне кажется, я для него слишком хороша. Но ладно. Дуглас так Дуглас. Но почему например не вы сначала сами, а потом Дуглас? Я что, некрасивая? – и снова улыбнулась... так же. Мистер Сатана посмотрел на тебя с выражением: "Даже не пытайся." – Пффф! Я люблю женщин опытных. Вижу, что ты на меня запала, но не переживай. В "Куин-Оф-Хартс" тебя маленько обучат, и я зайду как-нибудь. – А я хочу сейчас! – сказала ты игриво. – Мистер Сатана, я хочу сейчас. Я, может, никогда за деньги этого и не делала, но хочу попробовать с вами первым. У Дугласа ж денег все равно нет. Может... – ты оперлась ягодицами о бильярд. – За пятерочку? Она мне пригодилась бы... – Я ж тебе уже сказал, – наклонил он голову. – Хватит вилять. Ничего ты не вывиляешь. Как я сказал, так и будет. – Ну, а с чего вы взяли, что я неопытная? – спросила ты. – Ты же сама сказала, что у тебя не было клиентов, – пожал он плечами. – Ну и что? Мне двадцать один год. Я вышла замуж в пятнадцать, а мужу изменяла с шестнадцати лет! – резонно возразила ты. – Че? – не поверил он. – Брехня. – Момент! Я вам докажу! – ответила ты. И твоя рука нырнула под платье. Как бы мне хотелось сказать, что это все была игра, и рука твоя вынырнула из-под платья с Ремингтоном модели 95 или хотя бы с разболтанной старой перечницей, и ты наставила пистолетик на мистера Паркера, и он сдулся. Но ты бы не успела. Со звуком "Крлик!" он наставил на тебя свой кольт тридцать шестого калибра (с дьяволом на рукоятке слоновой кости). Дуло упиралось тебе почти в ямочку между ключицами. – Замри! – сказал он. Настал твой черед хохотать. – Испугались? – не замерев, спросила ты, зачем-то шевеля рукой под платьем. – Дура, – ответил он. – Я и пристрелить могу. И ни хера мне за это не будет. – Да это не то, что вы подумали! Можно я руку достану? – Ооооочень медленно, – разрешил он. Ты достала руку ооооочень медленно. Ничего в ней не было. – Я подойду поближе? Вы пистолет мне уприте в голову. Он так и сделал. Ты подошла. А потом ооооочень медленно поднесла пальцы ему к носу. И он почувствовал твой запах. И даже увидел, что пальчики-то блестят. – Кобылка-то в поре! – сказала ты и подмигнула. – А ваш жеребец? – Мой жеребец за кем попало не гоняется! – На привязи его держите? – Цыц, дура, – сказал он. – Юбку подняла. Ты подняла юбку. Но там ничего на подвязке не висело – ни ремингтона, ни даже перечницы двадцать второго калибра. Да и подвязки самой не было. – Ладно, – сказал он. – Я тебя обыщу. И он тебя обыскал. И потрогал, но не более того – не хотел пачкать о тебя руки. Он был уверен, что у тебя где-то припрятан пистолет. Но ты сделала такие глаза: "Фи!" – как будто была оскорблена подобным предположением. – Странно, – сказал он. – Лан, неважно. Короче! Не убедила. Мало ли прошмондовок мокнут при одной мысли о настоящем мужике? Пшла. Дуглас ждет. Ирландка-Мак-Карти-что-то-там-на-бильярде положила ключи на стол. Ключи взяла... Ох ёёёё... Ключи, Кина, взяла Грешница-скворечница. – Ну, зачем так сразу! – сказала она. – Может вам, мистер Сатана, чего-то любопытного хочется. Румяные булочки, горячий шоколад. Как в Денвере? – Че? – спросил Паркер. Он в Денвере не бывал. – Че, че, хер через плечо! – ответила грешница. Потом сказал: – Ну, чего ты недогадливый такой... – Давай яснее! – Яснее не проблема! Момент! Ты развязала тесемки панталон и спустила их до колен. Потом повернулась к нему спиной, легла грудью на бильярдный стол и задрала юбки. Кина, я бы хотел ввернуть что-нибудь изящное. Типа там... "холмы наслаждения раздались в стороны"... ля-ля-ля... ямочки... но я вынужден сказать это прямо, чтобы даже Шон Пирс (слава Богу, что он этого не видел) понял, что произошло. Кина МакКарти раздвинула свои аппетитные, бесстыжие, итало-ирландские булки. – Неделю назад два жеребца нашли это весьма авантажным. – Каким-каким? – удивился мистер Паркер. Ты извернулась и посмотрела на него. – Трахнули меня, – сказала ты. – Оттарабанили сучку. Отодрали кобылку прямо в зад, – и при этих словах карамель с апельсином чуть не закапала у тебя изо рта прямо на бильярдный стол. – И как, понравилось? – спросил он. – Сначала не очень, – призналась ты. – Мужчины уж больно видные, да и грубоватые. Но потом... Потом вот ровно как вы сказали. Потом я почувствовала... что что-то в этом было. Мечтаю повторить. Вы как, мистер Сатана? Он сглотнул и провел языком по губам. – Ой, я забыла! – крикнула ты и убрала руки, и "холмы" сошлись обратно. – Вы ж меня наказать хотели! Накажите прямо сейчас, а? Знаете такое выражение: "Сделать, чтобы розы распустились?" – Не, я такого чет не слышал. – А это очень просто! – ты со всей дури шлепнула себя по ягодице. – Только посильнее бы. М-м-м? Дальше, Кина, некоторое время в комнате раздавались шлепки, а грешница-скворешница говорила что-то вроде: "Ой!", "Да!", "Ещё!", "Сильней!", "Да сильнее же!", "Вот так!", "Ох!", "Хорошо!" и "Да-а-а!" – Ну как, распустились? – Я бы сказал, что да! – Столько роз и ни одного шипа! И по звуку ты поняла, что он расстегивает штаны. Но он делал это левой рукой, потому что в правой держал револьвер, и немного замешкался. И в этот момент ты выскользнула, отпрыгнула на пару шагов и опустила юбку. Он поднял пистолет и направил тебе в лоб. – Че за шутки!? – не понял он. – Так это на десяточку уже потянет! – Чего? – Ну как же... разве в борделях не так? – Ну... бастед! – усмехнулся он. – Там не совсем так, но примерно. Ладно. Я мог бы и бесплатно, но... правила есть правила, согласен. А я должен охранять правила. Только у меня налички нету тут, в этом городе у меня все в кредит, деточка, и твоя задница тоже. Но я те занесу потом туда. Идет? Ты мило засмеялась. – Конечно! Но давайте не торопиться. – Чегооо? – спросил мистер Паркер. Оооочень недовольно. – Че значит не торопиться? Ты давай-ка поторопись, пока я не передумал. А просто ключами завладела Француженка. – А я вам не говорила? Я так-то из Луизианы. Но вообще-то... вообще-то я француженка наполовину. Пари э ля виль дамууууур! М-м-м? – Не, не особо. Есть тут у нас одна французская девка, но чет она костлявая больно. – Да она врет вам. Вы её накажите. А я – нет! "Делямур по высшему разряду." "Высокий стиль", мистер Сатана. Не желаете для разминки? – Че ты плетешь? "Что ж он такой недогадливый? Техасец что ли?" – подумала ты с досадой. Вроде нет. Открыла рот и подразнила его языком. Потом, чтобы до него точно дошло, уперла язык в щеку и совершила несколько движений. – "Указатель ему что ли нарисовать. Со стрелкой. Трахни меня в рот." – Аааа, – сказал он. – Ща пятнадцать попросишь. Знаю я вас, шлюх. – Вовсе нет. Я сама обожаю! – ответила ты. – Это так. Для разминочки. Хотите? Бесплатно. Комплимент от заведения самому суровому маршалу Канзаса. Адское удовольствие. Нуууу... понравится – мелочи накидаете на чай? – Слушай, – сказал он, усмехнувшись. – На хера ты в карты играешь? Ты в этом "Куин оф Хартс" впишешься на раз-два. Там бабы в основном довольно унылые. А ты ничо так. Карамелька прямо. – Мсье Паркер, мне долго вас уламывать? – спросила ты застенчиво. – Хотите я на колени встану? – Валяй! – милостиво разрешил он. И тут твои демоны посмотрели на тебя с неодобрением. "Кина, хер ли ты унижаешься? – спросили они тебя. – Ну он же все равно тебя потом Дугласу отдаст. И ещё прикажет, чтобы ты ему делямур делала. Ну глупо же!" "А хочется! – ответила ты им. – Пора дебютировать. Вы лучше вот что. Вы видите, у него там в глазах тоже демоны? Так вот, парни... сделайте их!!!" "Да не вопрос, мисс МакКарти!" – ответили твои демоны. Ангелов в комнате не было. *** Через несколько секунд ты стояла на коленях перед маршалом Паркером готовая дебютировать, причем забесплатно. – Ой, а можно просьбу? – спросила ты. – Чего? – Я просто... Вы это... "пардоннэ-муа мою неопытность". Я поскольку недавно стала это делать, дико распаляюсь в процессе. – И че? – Можно я себя рукой буду трогать? – Да трогай, почему нет-то? – Спасибо! Вот вам за это, чтобы вид был интереснее! – и ты вывалила из платья "близняшек". – Вы бы знали, как в этих корсетах неудобно. Так и дышать легче. – Ты очень много болтаешь! – сказал он. – Проблем из-за этого не было? – С женщинами – да, с мужчинами – нет, – ответила ты, хитро улыбаясь. – Только вы не мешайте, я знаю, как по науке всё сделать, чтобы всё ух было! Ля мето́д! Надо начинать с подразниваний. Понимаете меня? – Хорош болтать! – сказал он. – Правильно, сэр! Я лучше покажу. Тут ты слегка застонала и прикусила губу, потому что начала ласкать себя. Все это... заводило. А второй рукой ты взяла его... да. Но это ещё не считалось. Это шло по разделу "предосудительные глупости". Мистер Паркер был... твердым, как... ща подберу... В 1867 году компания Паркер по производству ручек и карандашей еще не была основана, но если бы она взяла через полвека слоган "Наши грифели твердые, как мистер Паркер в руке мисс МакКарти" – было бы слишком длинно, но остроумно. Ты посмотрела вверх, тяжело дыша. И жахнула картечью из глаз на все деньги. Тут демоны сели тебе на плечи и сказали: "Кин, готово, мы их перемудохали в тушенку." И они не врали – Маршал Паркер уже капитально на тебя запал. И ты с наслаждением поняла, что "делямуром" дело не ограничится. Будет всё. Всё-всё. *** Ох, прости Кина, но дело в том, что в Эллсворте жизнь действительно взвешивала и измеряла тебя. И когда ты отвечала на вопрос техасца в прогоне, твоя задача была не угадать, а не соврать. А ты солгала нам. Ну какая же ты леди-то? Ты шлюха, пусть и начинающая. Ты изменила мужу в шестнадцать лет, ты отдалась незнакомцу в Батон-Руже, ты целовалась с лейтенантом янки, ты Ты раздевалась перед Лэроу и готова была отдаться ему. Кстати, между нами, зря сама ему это не предложила. Зря после игры в Чикаго сразу поехала на Запад, а не пошла в в его номер и не прошептала, слегка смущаясь: "Мистер Лэроу, я вся горю и не знаю, что делать." Он был, конечно, не бычок, не бизон, и не жеребец, но он знал что делать! Своими опытными, тонкими, чуткими пальцами шулера он бы тебя не на седьмое, а на пятьдесят второе небо отправил, с флоришами и джогами и двойным подъемом из колоды. Он умел это блестяще, и куда там майору Деверо... Хах, это как профи и дилетант! Лэроу бы легко тебя соблазнил, между нами. Но он был джентльмен старой закалки, и придержал коней из уважения к жалким остаткам леди в твоей душе. А ещё Найджел Куинси и твои мысли на "Султанше"... Ну, короче, думаю, все понятно. Поэтому, честно? Я без всякого сожаления закончу эту сцену. Потому что ты ведь сама с самого начала хотела, чтобы было сладко, греховно и красиво. Но это Старый Запад. Тут все что красиво – про леди. А про шлюх... Ну, сначала будет ещё ничего, хотя и больно, потому что в тюрьме ты только хорохорилась, а так-то ни хера не умела. Паркер отделает тебя в хвост и в гриву, но тебе даже немного понравится. Потом – Дуглас, там будет неприятно, но быстро – он тебя давно ждет. Но, кстати, по итогу ты станешь-таки ирландской невестой и паре зубов скажешь "адьё, дорогие, мне будет вас не хватать". Ну, а потом тебя на ошейнике, как сучку, отведут в "Куин-оф-Хартс" (как демоны и обещали, на брюхе приползешь), и года полтора так точно ты проработаешь именно там. И, кстати, именно там тебя встретят некоторые персонажи большой истории про поезд, которому не повезло. Осталось описать это в подробностях, с отвратительно-забористыми эпитетами ведь леди и джентльмены, за некоторым исключением (моё уважение тем, кто его составляет), собрались именно ради них. *** Паркер так запал на тебя, что даже позволил тебе некоторое время подурачиться и подразнить его, высунув язык: болтать им в полудюйме от, посматривая то и дело наверх. То и дело постанывая. И ещё ты сказала на всякий случай, вспомнив, как говорил хозяин отеля с крысиной мордой: – Могу я вежливо попросить вас убрать пистолет от моей головы, мсье Сатана? Нам обоим так будет удобнее. И дальше... ох... прости Кина. Мне все же придется описать запах, звук, ритм и вкус. Запах от него был... ну, не розы, но по сравнению с Дугласом, я полагаю, желтые техасские розы. И ты решила, что потерпишь. А звук был... необычный. Некоторые шлюхи, когда делают "делямур", издают чавканье. Некоторые – чмоканье. Некоторые делают это бесшумно, а некоторые плотно прижимают губы, так что образуется вакуум, и звук получается – как будто пробка вылетает откуда-то. У всех своя "ля мето́д". Но когда мистер Паркер положил руку тебе на затылок и взял за волосы, чтобы отдебютировать твои губки... А, стоп... ещё нет. Сначала ты подняла на него глаза и сказала: – Мне уже так хорошо! Но я хочу помолиться! Я католичка! – карамель с апельсином уже практически текли у тебя по подбородку. – А я методист. Приступай! – сказал он и нажал на твой затылок. И раздался звук... ох... необычный. Он был... Кина, он был божественный. Ни одна из шлюх, которых драл в рот мистер Паркер не издавала такого звука. Ни одна в целом мире, ма пароль!!! Ну, ты догадалась, да? Я очень на это надеюсь. Звук был такой, что описывать ритм и вкус мне уже не придется. Из песни слова не выкинешь. Наконец-то, это слово на букву "к". ... ... ... Это был звук "крлик!" И за секунду до того, как ты бы стала дебютанткой в делямуре, в "близнецов" мистера Паркера снизу уперлось что-то неприятное, твердое и холодное. Он немного растерялся. Ой, да все бы на его месте растерялись! – Раз-два-три-замри! – сказала ты. Кто-то в этой комнате в этот момент очень сильно удивился. У кого-то очень сильно сжалось в одном месте. – Я все же помолюсь, мсье Сатана! – сказала ты игриво. – Ремингтон и сыновья – иже еси на небеси! – По звуку вроде перечница Шарпса двадцать второго калибра, – сказал мистер Паркер, сглотнув. – Милая! Ты эти игры кончай! – Может, и так, – пожала ты плечиком. – Я в оружии не очень, мсье Сатана, я больше по картам, зато в карты любого тут обыграю. Но вам-то не все равно? Четыре патрона по .22 или два по .41 на два ваших шарика... разлетятся, как мороженое. Я люблю мороженое, кстати. А вы? – Не, я больше виски, – ни с того ни с сего ответил он, не успевая следить за твоей мыслью. У него слегка пересохло в горле. – Давай не делай так, а? И тут я просто аплодирую тебе. Ты очень быстро училась. Ты задала ему вопрос... крайне неуместный в данных обстоятельствах. – Милый! А что хочешь? Воды или виски? И когда он непроизвольно задумался, прежде чем ответить "виски, канешн, йопт", левой рукой ты даже не вырвала, а просто забрала его морской кольт. И тоже наставила на него. В живот. А правую руку убрала. И он так и не узнал, Ремингтон 95 это был или перечница Шарпса 22-го калибра. Что было дальше? Не так важно на самом деле. Ведь главную мысль все поняли, я надеюсь. По словам для непонятливых: КИНА! МАККАРТИ! БЫЛА! ЛЕДИ! ВЫСШЕЙ! ПРОБЫ! А НЕ ШЛЮХА! ссылка А то, что иногда там ключи ходили по рукам в её душе... Ну, ходили. Иногда так было надо. Но в целом вопрос закрыт. Выдыхайте, леди и джентльмены. *** – Ну и что ты собираешься делать? – спросил маршал. – В соседней комнате – два моих помощника. Ты посмотрела ему в глаза. Что он там прочитал? Что увидел? Он увидел двух демонов, сидящих у тебя на плечах. Они пересели на его плечи и шепнули ему в оба уха что-то такое, после чего он сказал с тоской: – Ой, ёёёё... Пожалуйста... Не надо. Следовало решить, что с ним делать. Сначала он при тебе сжег договор с твоей подписью. Вернул дневник. Подписал разрешение играть в Эллсворте без налогов. Ты была леди, поэтому поить его виски и устраивать "фанданго" все же не стала. Да и помощники в соседней комнате... опасненько. Спросила про деньги. – Честно нет! – сказал он, не блефуя. – Все в банке. У меня ж в Эллсворте всё в кредит. Вот только... мелочь! – порылся в карманах и вывалил пригоршню пяти и десятицентовиков. Ты сгребла их в кошелечек к тем пяти долларам, что оставил Шон. А дальше... Дальше тебе пришла в голову одна грязная мыслишка. Как мне кажется, средиземноморского происхождения, до того она была лихая. Потому что чисто как женщина ты все же была очень сильно неудовлетворена. Можно было сесть на бильярдный стол, развести ноги, подобрать платье, и уперев морской кольт (с дьяволом на рукоятке слоновой кости) в его башку, отдебютировать его усатый рот. Эллсворт – ад! Ты приехала сюда неделю назад, и через неделю сам сатана в этом аду "отлизал тебе ириску"! Ну не круто ли!?!? Не так ли покоряют Запад?! Но... ты не стала этого делать. Может, и круто. Но ты была леди, ты взяла у него деньги (пусть там и на пару долларов не набиралось), а твоими учителями были майор Деверо и мистер Лэроу. Деверо как-то своим примером очень доходчиво объяснил тебе, что настоящей леди дела финансовые и романтические с одним и тем же мужчиной смешивать не пристало. – Че ты со мной делать-то будешь? – спросил он хмуро. Ты прошептала ему на ухо, что. – Пффф! Да легко! – сказал он, очень обрадовавшись. – Только... Можно я штаны хоть надену... засмеют!!! – потому что все остальное он делал со спущенными штанами, и жеребец его был уже на привязи. Ты кивнула. – Слушай, а можно вопрос? – спросил Паркер у самой двери кабинета. – Где ты его все-таки прятала? Не могла же ты...? Нууу... Ну, перечницу ещё ладно. Но Ремингтон 95? Да и перечницу... опасно же... – Но-но-но! – ответила ты. – Попрошу! Я леди! У леди должна быть хоть какая-то тайна, нес-па? – Ладно. – Только после вас, мсье Сатана. *** Вы вошли в соседнюю комнату. Ствол револьвера упирался мистеру Паркеру в спину, но помощникам это было не видно. – Шлюх надо!... – Эллисон не выдержал и жахнул Дугласа в лицо через прутья клетки. Раздалось мычание. – Джентльмены, прошу встать! – сказал маршал, обращаясь к сидевшему Хессу. Тот удивленно посмотрел на него, и поднялся. – Мы все совершили большую ошибку. Сейчас я со всей уверенностью заявляю, что мисс Кина МакКарти, является леди высшей пробы, а наши грязные подозрения абсолютно беспочвенны, и мне стыдно за них. Я прошу вас повторить эти слова во избежание дальнейших недопониманий. И они повторили. Но Дуглас не унимался! Он в последний раз в этой истории повторил свою коронную фразу. А возможно, вообще последний раз... – Мисс МакКарти, – разочарованно цикнул маршал. – Пожалуйста, оставьте нас. Нам надо побеседовать с этим болваном, а вам это зрелище будет неприятно. – Я возьму это на память? – спросила ты, показав его револьвер. – Разумеется. – Спасибо. Хорошего дня, джентльмены, – сказала ты. Но уже у выхода обернулась и сказала: – А это вам, мсье Паркер. У вас там валялось на бильярдном столе. Я хотела взять на память, но раз вы отдали мне ваш револьвер, не претендую! Так что... вспоминайте меня почаще. И дальше сделала довольно дерзкую вещь. Но по двум причинам. Во-первых, ты была леди, и нужно было, чтобы мистер Паркер стал хоть чуточку, но лучше. А для этого нужно было, чтобы он хорошо тебя запомнил, и помнил всю жизнь, что он всего лишь Юджин Паркер, а никакой не сатана. А если по-простому, обычный узколобый мужик, который не то что в Париже, а в Денвере – и то не был. Ему стоило это помнить. А во-вторых, твоим учителем был мистер Лэроу. А он как-то сказал: "Человек, которого вы обманули, в идеале должен испытать что-то вроде ярости пополам с восхищением." И ты бросила ему – что? Правильно! СЕРЕБРЯНУЮ СПИЧЕЧНИЦУ С КРЫШКОЙ НА ПРУЖИНКЕ!
Пахла она в тот момент "кобылкой МакКарти в поре," да уж, из песни слова не выкинешь. И пока мистер Паркер осознавал сей факт и подбирал с пола челюсть, которую ты снесла ему надежнее, чем сделал бы это Шон Пирс, ты с большим достоинством удалилась из офиса. *** Я обещал привести статистику... Ну, типа там сколько, в какие места... Но с тобой на главной улице Эллсворта в тот день произошла ещё одна встреча, которая могла её поменять. Ты шла вдоль улицы в отель и увидела на противоположной стороне поилку для лошадей, в которой плавали листья. И повинуясь неведомому порыву, может, вспоминая Шона, а может, просто досадуя на что-то, ты зашвырнула в неё пистолет Юджина Паркера. Как ни странно, ты попала – пистолет булькнул и пошел ко дну. Но тебе вообще в этот день удавалось ВСЁ, так что не странно. И ты пошла прочь. Через минуту ты об этом пожалела, но было поздно отыгрывать наза... Хотя... А почему поздно-то? Ты почти сразу же решила, что погорячилась. Чего вещами разбрасываться? Да и неудобно перед мистером Паркером – взяла на память его пистолет, а какие-нибудь бродяги его в поилке найдут. Скажут, ещё, мол, по пьяни маршал потерял. Ты пошла через улицу на другую сторону, но так как мысли твои заняты были... много чем, на тебя чуть не наехала фермерская повозка, затормозившая в последний момент и обдавшая тебя грязью. Грязь, правда, лишь слегка запачкала подол платья. – Куда прешь!? – крикнул кто-то с козел и, не подозревая об этом, практически дословно процитировал Мишеля Тийёля. – Разиня, йопт! Корова недоношенная! Ты подняла голову и увидела... Оуэна. Он сидел на козлах будучи с легкого, уже до половины выветрившегося похмелья. Вместе со всеми своими демонами. Они, видно, все же выхлопотали у Дьявола его "следующий раз." Но ты была уже кем-то другим, не той Киной, которая стояла в канаве, стыдливо закрывая грудь и бантик на панталонах. Ключи от за́мка взяла ирландка. Дальнейшее я не смогу процитировать при всем желании. Ты выдала такую "ирландскую балладу", в которой фигурировали бизоны, великие равнины, дядя Дуглас и некоторые другие персонажи этой истории, что Оуэн опешил. У него уши свернулись в трубочку и завяли, как лопухи. Ты гордо выпрямила спину, подняла подбородок (как и положено леди) и пошла к поилке. По главной улице покоренного Эллсворта, думая о нем: "Да какой это ад? Дыра дырой, если честно." А Оуэн... Он тебя даже не узнал. Он почмокал губами и поехал дальше. Намного медленнее. "Ух! Ругается, как сапожник, а поди ж ты! Настоящая леди!" – подумал он. – "Да и правильно ругается. Зря я так на неё накричал. Не надо в городе так быстро гонять на повозке. А то вдруг ребенок из переулка выскочит... или даже собака... чего хорошего собаку раздавить?" И, таким образом, благодаря тебе он стал чуточку лучше, чем был вчера. Ведь ты же была леди! Ты делала мужчин лучше... просто иногда необычными способами. Вот и подошла к концу эта длинная, тяжелая история, которая произошла в самом отвязном городе Запада, Эллсворте, и ни разу не мелодрама. Пора начинать новую историю о Кине МакКарти. Но сначала... Итак, леди и джентльмены, обещанная статистика. Ни разу. Ни в какие. Нисколько. Ни одного. Леди и джентльмены, вы просто вдумайтесь. Двадцатиоднолетняя девочка попала в Эллсворт и на второй же день осталась в одном рваном белье на улице. Изнасилованная, униженная и ограбленная. А потом раздобыла себе платье, номер в отеле, горячую ванну, обыграла местного плутоватого маршала с помощью безобидной спичечницы и забрала его мелочь и револьвер!!! И отправила в могилу одного из своих обидчиков. И ВСЕ ЭТО ЗА НЕДЕЛЮ С МОМЕНТА, КОГДА ОНА ПРИЕХАЛА В ГОРОД! Ну, у меня ни хера не хватит слов, чтобы описать, насколько она была крута!!! Да что я то? Тут даже мистер Лэроу молча похлопал бы в ладоши, потому что не нашелся бы, что сказать. Я считаю, она покорила этот город, как и полагается в истории о старом Западе. БОДРО И ПО-ЖЕСТКОМУ! И остался вопросик от меня. Но я думаю, что прежде чем перейти к моему занудному вопросу надо сделать вот что. ... ... ... ...? Эу, уроды...Пардоннэ-муа... Леди и джентльмены! Перед вами выступала Мисс Кина МакКарти! Внучка Хогана МакКарти! ЛУЧШАЯ ученица мистера Лэроу! Аплодисменты, йопт!!!!!!!!!!!!!! И ещё разок! Мисс Кина МакКарти! Урожденная Графиня Дарбуццо! Ваши аплодисменты!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! И в третий раз! Мисс Кина МакКарти! Луизиана, Новый Орлеан! Леди высшей пробы! АПЛОДИСМЕНТЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Для того, чтобы задать мой занудный вопрос, мне надо раскрыть, что произошло в следующие пять минут жизни Кины МакКарти.
Итак, ты шла по улице Эллсворта. В руке у тебя был мокрый револьвер маршала Паркера. Подмышкой – дневничок. На тебе – слегка запачканное грязью ситцевое платье. Под ним – оооочень сильно неудовлетворенное молодое женское тело. В кошелечке пять долларов серебром с мелочью. На плечах сидели демоны, почтительно склонив головы перед настоящей леди, которой ты, безусловно являлась.
Путь твой был тернист. Перспективы твои были туманны.
Где-то в душе дамочки всё еще решали, кому пока что подержать ключи от за́мка.
А навстречу тебе из-за угла, насвистывая "Луизианскую красотку", вышел вдруг...
Кареглазый с подбитым крылом?
Не-а.
Майкл Огден, Настоящий Герой. Правда, он не был аристократом, зато у него был револьвер, горячее сердце и голубые глаза. В мелодрамах такой герой всегда появляется вовремя. Но... ты уже поняла, какого рода была эта история.
– О, мисс МакКарти! – сказал он, опешив. Вообще-то джентльмену не пристало общаться с дамой на улице, но Майкл обожал тебя настолько, что пренебрег условностями, к тому же встреча была такой внезапной... И к тому же, вы же были в Эллсворте. А ты уже поняла, что это за город. – Доброго дня! А я думал, вы в Денвер поехали... А меня мистер МакКой сюда по делам прислал. Как вы, мисс МакКарти? Не в духе? Оу, это у вас морской кольт? Чей-та он мокрый весь? То, что он морской, не значит, что его надо мочить. Ну-ка дайте-ка! Ух ты! С дьяволом на рукоятке! А говорили, что такой только у Юджина Паркера есть, здешнего маршала. Врали выходит!
Он взял его и покрутил в руках.
– Его просушить, почистить и смазать надо. Хотите, я для вас сделаю?
И вот мой вопрос. Он не дает мне покоя. Он прямо-таки спать мне не дает.
ВОТ ЧТО ТЫ ТОГДА СДЕЛАЛА!?
- Холодно сказала, что тебе некогда, и с достоинством попрощалась с ним?
- С выражение лица, какое положено настоящей леди высшей пробы, поблагодарила за заботу, отдала револьвер и предложила перенести беседу в более подобающее место?
- Припала к его плечу, рыдала, била его маленькими кулачками в грудь и всхлипывала: "Майк, почему ты не приехал раньше?"
- Залепила ему охренительно звонкую средиземноморскую пощечину ("от души", а не "для ума"), приказала убираться, а потом впилась в губы поцелуем прямо на улице?
- Обложила его матюгами?
- Жахнула в него картечью из темных глаз?
- С ирландской практичностью попросила тридцать долларов взаймы?
- Прошептала ему на ухо, что ещё у тебя мокрое в этот момент кроме морского кольта? А через пять минут разложила Майка, как пасьянс, на кровати в номере, и я уж не знаю, кто там из вас, что и кому чистил и смазывал?
- Попросила его кое-кого для тебя пристрелить при случае?
- Просто молча пожала плечами и ушла?
Или... почти что все пункты по списку, как вы любите, мисс МакКарти? Ооо, вы дерзкая! Вы можете!
В сущности, ты настолько нравилась Майку, что его бы привел в восторг любой вариант.
Однако ответьте мне на этот вопрос, мисс МакКарти! Ответьте, очень вас прошу! Видит Бог, рассказав эту тяжелую и жизненную историю, которая вовсе не мелодрама, я заслужил хотя бы знать этот ответ.
-
Пост этот - настолько сильные эмоциональные качели, что я просто одновременно в восторге и ужасе. Очень сильный, очень прошибайщий текст, до дрожи и глупых радостных улыбок, облегчения и страха. Он настолько многограннен, настолько насыщен и хорошим, и плохим, настолько полон неожиданностей, что я просто поражена - в хорошем смысле, естественно. У меня просто слов нет, чтобы выразить весь восторг, поэтому спасибо, просто спасибо - это было неповторимо.
-
Сижу... собираю по полу челюсть от того, как там Кина дебютировать собралась... Думаю "ну ничего ж себе", а тут "НИЧЕГО ЭТОГО МИСС КИНА МАККАРТИ, КОНЕЧНО, НЕ СДЕЛАЛА!" )))
Ну хотя "дебют" в тюрьме был очень близок, но всё же я рада за Кину, что "Ни разу. Ни в какие. Нисколько. Ни одного."
А хэппи энд в конце прямо-таки растопил моё сердечко... ))
-
На первой трети поста меня чуть не стошнило, и я с озлоблением бросил чтение где-то на полчаса.
На второй трети я ехал в метро и украдкой утирал слёзы.
А в конце меня накрыло, и я загрустил по как минимум трём разным причинам. Последние спойлеры открывать не стал.
-
Лучший пост, который я читал на дме
-
Вот теперь я всерьёз хочу поиграть в то что ты водишь, потому что если уж у меня захватывало дух когда я читал, то даже представить не могу что было с игроком, свой персонаж ближе же, ухх! Боюсь только у меня скилла не хватит, но всё равно если выдастся шанс попробую!
А еще чувствуется с каким драйвом ты это писал! Прям не оторваться. Хочу так же!
-
Он успел разглядеть в тебе такое, из-за чего думал, надевая капсюли на брандтрубки: "Кто она, а кто я! Пфф... Простой дроувер!"
Аж слеза навернулась
-
+
Еще круче чем предыдущий пост.
-
Минусы:
- рояль, он же бог из машины.
- в конце Кариеглазый, вывернувший из-за угла должен был пристрелить их обоих. Ну, это же Техас.
- адское злоупотребление эмоциональными качелями. Аж до каждого абзаца доходит. туда-сюда, туда-сюда. И так постоянно
Плюсы:
+ адски выверенная история с завязкой, подвязкой, увы- вязкой. Кульминация, эндшпиль, подводящей итог под всей историей, связывающий воедино каждый эпизод. Каждая сцена на месте и каждая сцена стала вкладом в финал.
+ дух эпохи. Я аж достал из закромов опаску.
+ Хорошая история, в которую вплетены не только приключенческие мотивы, но и социальные вопросы. Будучи изданным на Диком Западе, этот роман произвол бы фурор и бурные обсуждения. Я бы купил.
-
Дичайший пост. В хорошем смысле, даже в отличном
-
Чем больше я читаю то, что Босс пишет для женских персонажей тем сильнее я радуюсь что играла у него только кроссполом.
|
Нэнси стояла на крыльце больницы, сжимая в руке счет не замечая пронизывающего ветра и с трудом сдерживая слезы. Чувствовала она себя вполне хорошо, выспалась , пожалуй впервые за последние полгода, правда после реанимации немного болела грудная клетка, а на душе скребла стая кошек.
Если вчера жизнь была вполне сносной, то сегодня казалось, что Нэсс летит в черную яму, только света на дне этой ямы нет, только беспросветная тьма.
Девушка сморгнула выступившие слезы и перевела взгляд на бумаги.
Может стоит позвонить? Надежды мало, но возможно ей предоставят рассрочку?
Тяжело вздохнув, потерла стрельнувшую болью грудную клетку и, натянув поглубже капюшон куртки побрела домой. Хотя до дома было идти около часа, а на метро минут двадцать, девушка даже думать о том, что бы спуститься в подземку не могла.
Спустя полчаса Нэнси поняла, что переоценила свои силы. В боку кололо, голова начала кружиться и, что бы снова не рухнуть в обморок, она присела на крыльце пустующего дома, скалящегося на улицу разбитыми стеклами окон. Днем развалины не были такими жуткими, как в сумерках, но находится рядом с ними было неприятно. Девушка села полубоком, что бы не оставлять за спиной без внимания полуоткрытую дверь. Она перебирала воспоминания о своей жизни, выуживая их из памяти, словно бусинки. Оказалось, что в постоянной гонке на выживание, она забыла о многом, перестала замечать красоту и радоваться мелочам. Произошедшее с ней заставило задуматься, как бы пафосно это ни звучало, о смысле жизни. Жить ради того, что выживать? Или все же стоит наслаждаться каждым днем, ведь он может стать последним вне зависимости от нашего желания. Может вообще уехать из Нью Йорка? Поселиться в небольшом городке, а лучше вообще, на ферме. Нэсс вспомнила это ощущение свободы, свист ветра, бъющего в лицо, бьющую через край радость, когда ты летишь на лошади через поле, уходящее за горизонт, в синеву неба.
Пока она приходила в себя, продолжала размышлять о произошедшем и вспоминать, где по пути есть будка телефона. Вроде, в паре кварталов был телефон, но не факт, что он работал.
Отдышавшись, Нэсс медленно побрела дальше.
Удивительно, но телефон работал и будка была цела и трубка не оторвана. Девушка набрала номер,
- Скорая помощь святого Иоанна, озвучьте ваш вопрос, пожалуйста.
|
Лошади на полном скаку проносятся мимо, гремят оглушительными раскатами выстрелы, командные окрики сливаются в нарастающую волну безликого гула. Сходящиеся в тумане ветви деревьев и тёмные силуэты красных всадников кружатся в расцветающем разноцветными пятнами хороводе.
Эмбер не замечает, как локоть соскальзывает, и она снова падает, прижимаясь скулой к рыхлой земле. Переворачивается зачем-то на спину, слепо уставившись в укутанный непроницаемой белоснежной мглой небосклон. Белизну заслоняет багровый силуэт всадника, что, приподнявшись на стременах, пристально вглядывается в лежащую девушку.
Эмбер успевает заметить тёмные густые усы и пронзительно-требовательные голубые глаза.
Реальность меркнет, сменяясь болезненным и тяжёлым забытьем. В нём не находится места ни снам, ни видениям. В нём не находится места ничему, кроме клочков удушливого тумана, и сдавленного угрожающего рычания у самого уха. Лицо горит, когда Эмбер выныривает с порывистым вдохом в реальность. Перед слезящимися глазами голые ветви деревьев и белесый туман – невыносимо острая боль в пострадавшей руке успела смениться по-прежнему невыносимой, зато тупой и ноющей, болью.
Эмбер не знает, сколько прошло времени. Невольно прислушивается, различая искаженное дыхание совсем рядом сквозь болезненно-оглушительный гул в голове.
Во рту пересохло, губы потрескались, горло словно изнутри раздирают скрюченными когтями.
Взгляд спускается ниже, отлипает от купола переплетенных ветвей, фиксируется на опустившейся около охотницы на одно колено фигуры.
Незнакомец облачён в просторный тёмный плащ, опадающий по сторонам на манер сложенных крыльев. Под плащом виднеется старательно застегнутый на все пуговицы чёрный дублет, что перетянут поясом с множеством навесных карманов и сумок. Из некоторых карманов выглядывают стеклянные пробирки и колбы, другие застегнуты и надежно скрывают содержимое от глаз посторонних. Ладони незнакомца обтягивает чёрная кожа перчаток, тонкие пальцы левой руки покоятся на выполненном в форме головы ворона набалдашнике трости. Пальцы правой ощупывают пристегнутую к лацкану плаща Эмбер инсигнию. Лицо незнакомца скрывает тёмная маска с выступающим вперед железным клювом и выпуклыми антрацитовыми линзами глаз. Образ довершает широкополая шляпа того же чёрного цвета.
– Кость уцелела, – бормочет незнакомец, и маска искажает каждое слово, обезличивая интонации и превращая человеческую речь в лишённый эмоций речитатив. – Если можно так сказать, повезло. Серебряное клеймо. Символ. Знак.
Эмбер понимает, что человек разговаривает с самим собой, а не с ней. Клюв медленно поворачивается, и внимание непроницаемых обсидиановых линз концентрируется на лице девушки.
– Оружие, кожа, клеймо на груди, – теперь он обращается непосредственно к Эмбер, говорит громче и четче, будто бы даже пытаясь декламировать нараспев. – Ни одного охотника за две целых декады, два сразу всего за семь дней. Что за везение, что за немыслимая удача!
Искаженный звук доносится из-под маски – он может с равной вероятностью оказаться как насмешливым фырканьем, так и невесёлым смешком.
– Туда, где робко тлеет надежда, рано или поздно забредает охотник. Быть может, и Гримфолд получит шанс увидеть новый рассвет? – человек мотает железным клювом из стороны в сторону, отрицая. – В этом городе не бывает рассветов. Только безумие, кровь. Только боль и бесконечная тьма.
Линзы долго смотрят на Эмбер в гнетущем молчании.
– Так молода, – изрекает человек с подобием сожаления.
Он извлекает из сумки на поясе небольшую стеклянную колбу. Внутри плещется бесцветная прозрачная жидкость, жадно облизывая стенки пробирки.
Человек, опустив клюв, изучает содержимое колбы в глубокой задумчивости.
-
Превосходно яркая сцена! Пост просто замечательный))
-
Наконец-то новый пост, ура)
-
Замечательные простыни, прям отличные. В такой массив столько мелочей органично вплести - это уметь надо
|
|
|
|
-
Я не знаю, это больше красиво, чем страшно, или больше страшно, чем красиво. Волнующе!)
-
Увидел "+" на главной, почитал пост, просмотрел модуль.
Что могу сказать, Аккарин. У тебя и так, в целом, планка качества высокая, но тут, конечно, вообще - мое уважение, все дела. Возможно, так и я пересмотрю свое отношение к соло-проектам
-
Классный бой, атмосфера затягивает, а монстры прям "живые" и думающие
|
|
|
|
Фидель. Всем. В полумраке комнаты собственной замерев, прислушиваешься к шуму на первом этаже. Отец давно вернулся, уже успел помыться, взять из холодильника пиво, и теперь смотрит что-то по ящику.
Торопливо, стараясь лишний раз не шуметь, вытаскиваешь из-под матраса темно-серую, тяжелую, в ладонь размером шайбу голографического проектора. Еще раз прислушиваешься. Тихо. Прожимаешь активатор, сбоку, укладываешь драгоценность на край кровати. Пыхнув ярко, сплетаются из густой синевы света колючего очертания фигуры женской. Она. Длинных ног изгибы, в шнуровке сапог высоких, бедер покатых бархат, бретельками плавок туго перетянутых, ямочка пупка на плоском животе, едва не вываливающиеся из чашек бюстгальтера груди полукружия упругие, тонкой шеи, острого подбородка, полных губ, высокого лба, рассыпавшихся по плечам косичек бесчисленности синева. Пару мгновений смотрит на тебя сверху вниз, сложив руки замком и скептически покачивает головой:
- Парень, а тебе точно есть шестнадцать?
Так громко! Дыхание перехватывает, когда ты думаешь, что с тобой сделают отец, если увидит все это, и Мигель, если залочишь его "шайбу". Но ключ-фраза с замусоленной бумажки заучена наизусть еще днем, и ты шепчешь:
- Тета-пять-пять-зита-один-шесть-ми-три-один. Громкость: два.
Улыбается тебе "светлячок". Присаживается так, что ты оказываешься точно промеж ее широко разведенных в стороны колен, а грудь теперь едва не касается твоего лица, освещая кожу своим мерцанием.
- Так, так, так... - шепчет, когда голографический палец цепляет тебя за кончик подбородка, чертит длинным ногтем дорожку вниз. - И чем же мы сегодня займемся?
Чувствуешь, как бешено стучит сердце в груди.
- Сиськи, - неожиданно для себя шепчешь в ответ, - покажи.
Поджав губы так, будто другого ответа от тебя и не ожидалось, разочарованно кивает.
- Ну, сиськи так сиськи.
Поднявшись и отойдя ближе к центру кровати, бросает на тебя укоризненный взгляд и сбрасывает лямки бюстгальтера с точеных плеч.
- Ни тебе танцев, ни музыки, ничего. Ладно уж, смотри...
Заводит руки за спину, расстегивая зиппер. Плотная ткань бюстгальтера едет вниз, и ты успеваешь зацепить взглядом темные полукружия крупных сосков, когда пустая бутылка из-под "Айс-Колы", предусмотрительно установленная тобой на дверную ручку, падает на ковер. Ужас опаляет сознание, и ты, сграбастав проектор с покрывала, крутишь, его, пытаясь нащупать долбанную кнопку. Прежде, чем заваленная на кровать и явно возмущенная таким поворотом событий голографическая стриптизерша гаснет, на пороге появляется фигура отца.
- Э-э... - говорит он.
- Э, я, это... - отвечаешь ты.
- Э, я, э, слышишь, я тут... Воды хочешь? - отец продолжает держаться за дверную ручку, но в комнату не заходит.
- Нет, - говоришь.
- Ну, э, доброй ночи тогда.
- Д-доброй.
-
Погоди, так я передёрнул потом или нет?
-
До чего техника дошла! А диалог супер.
-
Оживают персонажи, оживают!
|
|
|
-
Однако круто!
-
Кстати, неплохо.
-
Вдохновляет)
|
|