Голосование пользователя

  «Один из главных виновников торжества» смущённо поклонился вслед рассеивающимся гостям: то ли командору, то ли никому конкретно. Как он ни пытался сохранить невозмутимость, щёки Крозье покрыл алый румянец. Какому лейтенанту не хочется стать капитаном, и какому парню неприятны аплодисменты? В другой компании Крозье ответил бы что-нибудь вдохновляющее насчёт верных товарищей и блеска столицы, если бы приём у командора Китриджа умел вдохновлять. В этом случае чувство такта подсказало Алану, что лучше ограничиться сухим «спасибо, сэр» и не досаждать собой малочисленной публике. Вот она, замечательная награда от благодарного города. Но… щёки всё-таки были красными. Всё-таки это было приятно.

  — Как видите, ничего такого. Пунш вон там, — шёпотом подсказывал Крозье Бликвуду, когда триумфальная арка над головами рассеялась. — А вон там — мисс Карноу. Понятия не имею, кто с ней, но она самое лучшее, что есть в этом доме. Искренне рекомендую её компанию. Скажите, что Крозье передаёт привет, это поможет завести разговор. И можете рассказать, как мы с вами арестовали Лиззи, им будет интересно. С радостью присоединюсь к вам, когда обменяюсь парой слов кое с кем.

  На самом деле Крозье испытал бы радость совсем от другого: например, поменяйся он Бликвудом местами. Чтобы тот выспрашивал весь вечер про Лиззи Страйд, пока лейтенант героически тонет в улыбке Каллисты Карноу, как советуют в книгах. Это было бы очень в духе Речного патруля. Но Крозье скрепя сердце двинулся к тем, ради кого явился сюда. По пути он взял бокал с подноса, буквально физически ощущая мрачный взгляд «официанта» вслед. Какая там была пословица о гвоздях и увеличительных линзах…

  — Леди Колдридж. Лорд-протектор, — поклонился Крозье. Он и не думал фамильярничать, но в его глазах притаилась та же усмешка, с которой Корво Аттано встретил его появление.

Вид ожидавших инженера индивидов даже успокоил Чарльза настолько, что он перешёл на более мягкую и плавную походку, что так походила на походку кота перед тем, как он будет нападать. Не раз ему приходилось встречаться с городскими драчунами в Дрисколе, но тут, в Дануолле, эти субъекты переросли в более глобальную часть города и стали её неделимой субстанцией. С которой приходится жить. И, наконец, случилось то, чего Эдвард ожидал - к нему пришли с предложением. Два месяца работы на мирную владелицу небольшой торговой компании, несколько калымов на стороне и вот они - явились не запылились. Но шляпу можно было бы и подороже подобрать, видимо, это не слишком официальные лица пришли. Либо банда слабовата. Ну надо же с чего-то начинать. С двумя ветками власти города Ноуртон уже имел моменты знакомства, и вот случился третий. Значит пора доставать давно отрепетированную и продуманную личину. Ведь это событие как никогда было вовремя.

– Здравствуйте, господа. Называйте меня Мастер, если вам будет не сложно. - Манера речи напоминала конферансье на званом вечере, работа которого так полюбилась ему и представление каждого вошедшего на приём и каждого номера было отдельной частью пьесы. - Руки у меня обычные, но управляет ими хороший орган. Как за вами стоит тот, кто направляет ваши руки, так и за моими стоит он. Мозг. И будем столь вежливы, чтобы действовать согласно рассудку. У вас, судя по всему, есть для меня определённый заказ, а у меня будет определённая цена. Но сначала мы, по нашему общему доброжелательству, сделаем две вещи: оставим все виды оружие тут, в прихожей, пройдём в гостиную и поблагодарим милую мисс Клавентир за продемонстрированные навыки в заваривании чая. А затем, в мирной и добрососедской обстановке обсудим те дела, с которыми Вы сегодня ко мне пришли. Вы же не против выпить по чашечке чудесного чая?

  Секундное колебание охватило Крозье. Любой мечтает о великой победе, а не аресте кучки жалких контрабандистов. Любой хочет подняться выше, а то и — чем не шутит Бездна — удостоиться приёма в Башне, где Её Величество и очаровательная леди Эмили подарят улыбку случайному гостю… В их прекрасном мире нет ни «Шляпников», ни «Угрей», ни банды с Боттл-стрит. Разве это не стоило одной маленькой сделки — не с совестью даже, а с протоколом?

  — Я найду вас в участке, — отрезал лейтенант. — Вы арестованы, Лиззи Страйд.

  Глаза на его молодом и симпатичном лице стали вдруг холодны, как будто он вспомнил что-то, заслонившее собой приём в Башне Дануолла.

- Сядь, - Эвил устала от болтовни, ей нужно было подумать. - И помолчи немного.

Пит совсем неподалеку - соблазн очень велик. Рука сама собой сжалась в кулак. В кармане лежали заколки, за голенищем заточка, пистоль тоже при себе - любые прелести для любимого братца. Эвил даже запомнила путь обратно, поняла, где черный вход. Бездна словно толкала в ее руки шанс, хрупкую душонку Пита и его корабль. Соблазн был столь велик, что руки зудели, а зубы стискивались от того, что приходилось сдерживать себя.

- Раздеваться не потребуется. Я здесь просто для разговора. Были у тебя такие клиенты прежде? Которым просто не с кем поговорить?

Как ни в чем не бывало, Эвил открыла книгу. С чтением у нее, конечно, было туго, но имя братца, если он тут появлялся, она завсегда узнает.

Нет, тут надеяться на угощение, как у Сэма, не стоило. Об этом Эвил знала. Не такой был человек, этот Праллек.
Поэтому она повернулась к нему вполоборота:

- Всё сразу. Услышала тут одну байку. Давай пройдёмся, расскажу. Говорят, когда Лидия стала Ведьмой… или была… некто Праллек закрыл глаза на труп в грузовом отсеке. Сейчас эта информация всплыла, откуда не возьмись, в голове ее юродивого капитана. Информация достоверная, Иван. И нам всем она может навредить.

Труп появился случайно. Ну, не совсем. Но его могло не быть. Если бы Иван в тот вечер оказался пошустрее своих коллег и поднялся на борт первым, как и всегда, то, конечно, не попался бы, принимая маленькую коробочку разрешённого товара и не замечая огромный дом из товара запрещённого.
«Дом» так ошеломил таможенного служащего, который пришёл вместо него, что даже названная сумма не смогла его убедить.

В общем, Ивану пришлось закрыть глаза на «дом», на труп коллеги и открыть их на довольно щедрую сумму, которая вполне могла обеспечить его собственным домом.

Проблема была лишь в том, что об этом знали не только они вдвоём, но и матрос, подсобивший Эвил, а ещё ее брат, знавший о всех делишках «Ведьмы», что впоследствии было расценено, как большая ошибка.

Конечно, сейчас Пит, повязанный контрактом и рудниками, вставший на честный путь, не стал бы открывать таких фактов о своём судне. Но для Ивана подобная прежняя ошибка стоила бы многого. Как и для Эвил. Тут они были заодно. А, как говорится, дружба по несчастью крепче, чем дружба в радости.

Когда сознание возвращалось вспышками между черными пролетами боли, Эвил почему-то не отпускала всего одна мысль: ей не хотелось, чтобы ее тело, разодранное волкодавами нашли два человека - Юлиан и ее брат. Из этих гордыни и упрямства она взяла себе еще немного силы, зарычала глухо, уподобляясь зверю, и вонзила в глазницу пса зажатый в левом кулаке кинжал, не забыв хорошенько провернуть его, чтобы у животного не осталось шансов.
В сторону второго волкодава, что никак не мог найти к ней лазейку, Эвил пнула лампу, чтобы та вспыхнула, унося с собой жизнь никому не нужного бездомного пса.

- Лучше не спрашивай, - усмехнулась Эвил и мысленно передала привет Юлиану.
- По рукам, старина, - она хлопнула ладонью о стол, заключая сделку и осушила чашку до дна. - Постарайся не распространяться, для кого ищешь головорезов. Люблю устраивать сюрпризы, - серьёзный взгляд, однако, говорил о том, что это условие продиктовано отнюдь не прихотью.

Знакомый огонь растекался по нутру и подначивал Эвил. Спать ей не хотелось, пить - тоже. Она встала и принялась снимать камзол.

- Мне нужна твоя одежда, - заявила она Бэчворту, стягивая сапоги и стаскивая рубаху через голову. - Свою я оставлю здесь. Если не вернусь спустя сутки, считай, она твоя. И одолжи мне оружие, в обмен на эти пули. Пришлось припрятать своё на время.

   - Уважаемая мисс Лиона, не сможете ли вы открыть дверь этим любезным господам, кажется, их напугал шум взрыва. У меня немного неудобный вид для встречи гостей, - разведя руки в стороны, одна из которых была почти по локоть в крови, но без видимых ран.
  После открытия двери, "уважаемых гостей" встречал хозяин дома в паре метров от входного проёма:
  - Извините, конечно, но вы немного не вовремя, у меня эксперимент внезапно решил завершиться, я инженер. Кровь не моя - делал анализы. Что интересует достопочтенных господ в моём доме-мастерской?
  Во время обращения к домоправительнице и к внезапным визитёрам, Эдвард говорил спокойно и как-то сонно немного. Ведь был уже вечер и почти готовый ужин навевал грядущий сон, который настойчиво пытались разогнать текущие обстоятельства.

  Прислонившись спиной к стене заброшенного дома, стоял молодой человек в тёмном поношенном камзоле, брюках и ботинках, придерживая сумку одной рукой и обтирая тряпкой в другой руке один сапог и левую штанину, и смотрел немного исподлобья на проходящий мимо патруль стражи.
  Чётко чеканят шаг, проходят мимо эти “поборники правосудия”, а по факту большая часть их организации состоит из цепных псов и сторожевых шакалов, которыми управляют алчные павлины. Прохожие отходят, кто ещё может ходить, поближе к стенам, чтобы не быть отшвырнутыми, какая удивительная вежливость и редкость для этого района - псы никого не забрали в свои казематы и при этом сами ещё живы, видимо, китобои за ними пока только наблюдают, как и за мной, вероятно. Со своей нетвёрдой походкой, пытаясь обойти очередную лужу, я таки наткнулся снова на помои. Всё никак не привыкну к этой черте города.
  Ну хотя бы путь из “Пёсьей ямы” в этот раз оказался намного спокойнее и тише, по крайней мере, меня пытались не ограбить, а продать прошлонедельный выпуск Хроник Дануолла за 3 монеты, да уж. Нет, я, конечно, признаю значительные преимущества практически всегда заполненного заведения, шум и гам которого слышен на улице за многие футы даже с учётом закрытых дверей, а в попытках вглядеться в жесты или мимику и того сложнее из-за слабого освещения и множества отблесков от фонарей внутри. Если бы ещё некоторые посредники не были столь упрямыми, чтобы их приходилось аргументированно уговаривать совершать переговоры с помощью угля и надписей, то это место можно было бы назвать идеальным для совершения предварительных сделок, не включая, правда хоть иногда, случаев, будто кажется, что в спину тебе смотрят несколько клинков, готовых разобрать твоё имущество и тебя самого на лоскуты. Один раз даже попытались, хорошо, что хоть обычные сошки какие-то, а не Китобои, о тех я уже достаточно наслышан. Нет уж, таких знакомств мне пока рано хватать, хотя, насколько я могу судить по сложности и уровню заказов моей “подработки”, скоро и они ко мне заявятся. То ли с заказом, то ли с угрозами, то ли с клинком или всем сразу. Хотя, вроде бы, у их главы есть что-то в голове, кроме ниточки и пары ровных извилин.
  Ещё бы решить вопрос с поставщиками, не выйдет же постоянно пытаться делать заказы только через Мэри, она же, по факту, мой основной работодатель, по крайней мере, официальный, насколько это может быть в этом городе. А снова связываться через мальцов с этим, как там его, снова забыл, Ларен что ли Кворн, хм - не слишком качественно и надёжно. Но не в этом главная суть. Важнее будет проверить тот заброшенный особняк на холме, ведь рядом с ним у меня снова возникло ощущение близости присутствия Гозрика. Или снова время подошло, а я и не заметил? Раз в неделю в одно и то же время случаются эти “приступы”. Причём с одинаковой силой. А с новыми разработками я часто стал терять контроль над своим временным режимом, надо ещё будет проверить ловушки около дома, а то мало ли “крыс” успело попасться в “сети”.
  Путь к новому и старому одновременно дому, занял привычное достаточное время для того, чтобы собрать мысли в паре эффективных направлений вместо того, чтобы давать им возможность самостоятельно создавать хаос в голове, хоть порою это и приводит к различным нововведениям в “обороне замка”. Замок, мда уж. Двухэтажное, лишенное не только косметического, но и капитального ремонта здание имело два определённых плюса - дешёвое содержание, которое молодой инженер вполне смог себе позволить выкупить у пожилой пары, отправившихся жить в более спокойную и чистую деревню, и подходящие соседи: пустующий, забитый досками, дом и ткацкий частный семейный подряд. С одной стороны постоянный шум, с другой полная тишина: единственный жилец дома Эда, помимо самого Эда, была старенькая, но ещё бодренькая бабушка Лиона Клавентир, служившая прошлым владельцам управительницей, поваром и завхозом, что она продолжила делать и при Чарльзе с некоторыми условиями, заключающихся в специфике его работы и увлечений.
  Дом обладал блеклой краской, старыми ставнями и дверями, но при этом всё ещё достаточно крепкими, чтобы не быть выбитыми с первой попытки. Особенно, когда дойти до этой самой двери нужно было ещё постараться. Входов имелось двое: первый - главный и парадный, выходящий на улицу Строителей, когда-то прилегающую к процветающему много лет назад Торговому кварталу: ничем особенным вход не выделялся, им пользовались всегда Лиона и намного реже Эдвард; второй - задний, закрытый для хозяюшки дома с целью её же сохранности: он выходил на задворки, подворотню с нередкими прохожими бродяжнического вида, что значительно уменьшало шансы наткнуться на кого-бы-того-ни-было-иного; крыльцо, короткая скрипучая лестница и дверь - всё тут содержало за собой одну, а то и несколько, ловушек разного характера. Если на крыльце три из четырёх половиц приводили к запуску громких звуковых сигналов, а крыльцо в нескольких местах активировали красочный всплеск в прямом его виде - на непрошенного гостя буквально падали несколько колб с различными красками с разных сторон. Дверь же была для тех, кто не понял первых двух намёков. Если полезть в замочную скважину без отжатия одной спицы, то, при повороте ручки будет произведён выстрел в бок “гостя” болта; после этого нужно будет дезактивировать растяжку на уровне верхней части двери, активирующейся при открытии последней более чем на 15 см и запускающей цепь химической реакции, финалом которой будет выброс резкой смеси на уровне лица. Если и это не помогает, впереди были несколько сетемётов и выдвижных шипов.
  Всё это Эд уже наловчился отключать, пусть и временно, достаточно быстро, чтобы не вызывать лишних взглядов бродячих бездомных и желающих посмотреть на входящего в этот странный дом человека.
  Путь наверх, на этаж Эдварда, не занял много времени и, судя по раздающимся звукам, Лиона готовила ужин - это было кстати, ведь есть в пабе было категорически некогда. Повесив свой камзол на вешалку, что означало присутствие его дома, Эд зашёл в свою “мастерскую” и осмотрел её: множество инструментов (что-то выкупленное, что-то починенное, что-то сделал сам, тиски, крупное стационарное сверло и “рабочий процесс” в виде разбросанных набросков и рисунков на бумаге, прибитых к стене. Сюда Лионе можно было заходить только в присутствии владельца дома для того, чтобы она “не смогла что-либо сломать или испортить”, а по факту лишь ради её безопасности. Листки были лишь маскировкой, табурет снабжён штырём с промасленной жижой, которая доставила бы немало проблем присевшему на него незваному гостю. И всё это было производственным цехом, но не мастерской инженера. За одним из рисунков, особо крупным схематичным изображением корабля, находился проход в другую, более мелкую комнату без окон, в которой находились настоящие личные записи молодого и очень недоверчивого человека, намеревавшегося в скорости поужинать, а пока что заняться тем, до чего смогли договориться с посредником - каким-то не_очень_важным_родственником одного "третьего наследника". К чему запоминать имена в таком щепетильном вопросе?

- Другая семья? Кроме вас у меня никого нет! - Кэррол недоумевала от такого обвинения. - Я же говорила вам.
Ей стало обидно за слова Билли. Как она вообще могла сказать такое! Как могла не доверять ей? Да, она совершила ошибку. Поддалась своим желаниям. Решила поставить на кон репутацию Китобоев из-за своих личных счетов. Но она была аккуратна, как всегда. И считала, что не заслужила таких слов.
- Билли, ты же знаешь, дороже Китобоев у меня никого нет. То, что я сегодня здесь - это не предательство. Да, я, возможно, и совершила ошибку. Но я должна была, понимаешь, должна была отомстить за то, что Барбеллионы сделали с моими родными.

Ты привел в дом смерть, сэр Юлиан.
Эта мысль вернула к жизни настоящую Эвил, рассчетливую и бесчеловечную. Не жертву, которая сокрушалась о своем заточении, но Эвил, которая думала, за сколько монет она сможет толкнуть на чёрном рынке ружье, а вовсе не о том, что скоро в доме будет нечем дышать и все, кто находится внутри, умрут.
Она тоже. Если не найдет способ быстро открыть входную дверь. Однако риск и выгода всегда придавали ей сил.

Сейчас Эвил больше заботила одежда, оружие, ключ от двери и то, на чем она доберется до города. И потому первым на очереди оказался комод, затем ружье и поиски черного входа, который в подобных домах имелся для таких, как она. Не знатных и не богатых. Хотя, судя по вашим облезлым стенам, сэр Юлиан, Эвил со своим кораблем вполне могла оказаться и побогаче вас.

Она действовала быстро и с наслаждением, словно находилась своей стихии, хоть и на земле. Скрытно, без разрешения, нарушая закон. С ружьем наперевес. Настоящий пират на суше.

Если бы Эвил не повидала на своем веку всяких безумцев, пьяниц и даже вполне почтенных мужей, но со странными наклонностями, то наверняка внутри у нее похолодело бы от этих слов. А так как она с первого взгляда записала Юлиана в помешанные, то его ответ показался ей предсказуемым и подтверждающим ее мысли.
Грусть изобразить всё же стоило. Не ярость, которая рвалась наружу дрожью на кончиках пальцев. А грусть.

Эвил, давай, ты сможешь- вспомни про матушку, пожар, свою бедную сиротскую головушку, которая никому на свете не нужна.

Мать и правда погибла в пожаре. Спасая Эвил и бутылку с пойлом, а совсем не картину. Так говорил отец. А еще отец говорил, что когда она станет сиротой - а она станет - то непременно справится. Какой бы морской или земной монстр не пришел к ней.

Перспектива просидеть в этой скудной комнатушке год была ужасающей, но только не для Эвил. Желание юноши держать ее взаперти ради какого-то искусства и мимолетной славы развязывало ей руки. Сэр Арчер очень рисковал, говоря открыто о своих планах. Как же все-таки прекрасно, что она для него бедная сиротка, а не контрабандист с пропахшего тиной судна...

И всё же с ответом она не нашлась, боясь, что тон выдаст ее гнев. Эвил лишь потупилась, пролив еще пару злых слезинок и пытаясь унять дрожь в пальцах, а на щеках появился румянец - так случалось всегда, если она сильно злилась. Обычно за этим следовало действие, сейчас злость лишь отравляла ее саму, пуская в кровь тот самый яд, что делает из людей чудовищ.

Шум океана уносил ее мысли куда-то далеко. Куда ей, в прочем, совершенно не хотелось уноситься. Размышлять о моральных принципах было делом неприятным. Но важным. В конце концов, она была человеком. И те, кого она убивала, тоже. И почему для многих звук воды казался успокаивающим? Кэррол он, наоборот, тревожил, сулил приближении бури. Может так оно и было...
И все же мысли ее не отпускали. Был ли этот юноша виновен? Знал ли, зачем смерть идет за ним? Заслуживал ли иной участи? Для Китобоя, коим Кэррол стала много лет назад, ответы были очевидны. Раз прячется, значит виновен. Раз покинул родной дом, значит знает. Раз ждет ее с оружием, значит иной участи ему не видать.
"Осталось совсем немного". Оторвав взгляд от мужчин, она повернулась к балкону, спрыгнула с парапета на него и прошла по пустующей комнате в зияющий проход на свет. Туда, где сидела ее цель. И случайная жертва. "Странное сочетание слов: случайная жертва. Так ли уж она случайна", - мелькнула мысль, пока тело девушки змеей передвигалось вдоль стены, все так же скрываясь в темноте комнаты. Рука перехватила складной клинок. Приятно было чувствовать рукоять в ладони. Вот она уже близка к тому, что жаждало ее сердце. Она ощутила, как закипает адреналин, учащается дыхание. Возбуждение от охоты поднималось снизу живота и подступало к голове, чуть-чуть опьяняя разум. Улыбка расплылась под маской.
Вихрем влетела в дверной проем. Замахнулась на сидящего к ней спиной мужчину в шляпе, целясь острием в горло, намереваясь одним движением перерезать гортань. И одновременно обращаясь к юноше:
- Сидеть тихо, - не могла скрыть довольного оскала Кэррол. Но и сказать ничего больше не успевала. Было только одно мгновение. Один шанс. Послушается ли ее Вильгельм? Окажется ли она быстрее незнакомца?

В каком-то роде Эвил тоже была художником. Она нарисовала сцену, себя в ней, добавила мимику, жесты, несколько фраз, а теперь наслаждалась реакцией и пожинала новые факты.

Дануолл. Эвил словно проглотила кусок гнилого мяса. В голове всплыли лишь два имени, а это было мало, при ее-то обширных связях. Девушка едва не зарычала.
Признаться, перспектива жить на всем готовом была соблазнительной. Эвил списала это временное помутнение на то, что ударилась головой. Ведь уже к вечеру она взвоет от недостатка качки, соленого ветра и пьяной ругани.
Тихий голос внутри пытался возразить, что она ни разу не пробовала жить на всём готовом, но Эвил грубо оборвала все попытки убедить ее, что жизнь за пределами моря тоже существует.
Однако ей пришлось признать, что юноша прав - в своем наряде при отсутствии оружия, денег и карты она разве что попадет как раз к тому самому работорговцу-вдовцу-владельцу борделя.
Красоты в этом списке не было, Эвил привыкла не придавать той значения. К тому же, в ее мире красота была последней причиной, по которой ее любили.

Картину, правда, бросать не стоило и пока она слушала юношу, изумрудные глаза становились всё больше. Они всё еще блестели от слёз, но Эвил старательно изобразила испуг:
- Нет-нет, прошу, не прекращайте рисовать. Матушка ни за что не простила бы меня, узнав, что я вам помешала! Она так любила искусство... Ту работу великого мастера она приобрела за баснословные деньги, вы правы, - Эвил потупилась, переводя дух и скорбно замолчала.
- И погибла вместе с ней в страшном пожаре. Я уверена, что она не успела спастись, потому что ринулась спасать полотно мастера! С тех пор я бездомная сирота. Родной брат отнял у меня остальное наследство, не пожелав заботиться обо мне, а дальше я ничего не помню. Как я здесь оказалась? Где вы нашли меня? - горечь лилась стройным потоком на холст, который успешно расписывала Эвил.

- Ох, простите! Продолжайте же рисовать! Как мне сесть? - последний штрих, покорность, содействие, поощрение, любовь к искусству. Пора отложить кисточку и полюбоваться тем, что получилось.

- Хм. Так это ваши наброски! А я-то думала, вы пришли меня убить, - совершенно оживилась Эвил, преобразившись до улыбки. Булавка, которой она ковыряла замок, вернулась на своё законное место, а она - в позу, которая как-то особенно открывала ее шею.

Но вернемся назад, на минуту ранее. Чтобы объяснить такие перемены в поведении Хазборг, необходимо знать, что она за человек.
Во-первых, Эвил не была убийцей. На ее руках не было крови. Да, признаться, она пользовалась услугами наёмников, но сама...нееет! Тем более убивать человека, который настолько не представляет угрозы.

Во-вторых, Эвил быстро схватывала детали. Одно присутствие и короткий разговор с этим незнакомцем сказал ей больше, чем допрос с булавкой у горла.
Итак, юноша держался невозмутимо, значит, ее положение его не смущало, то есть для него и этого места такая история привычна. Если проще, то здесь держат на цепи ради искусства. И значит, искусство - их высочайшая ценность, которую нельзя недооценивать. Самой Эвил на почеркушки было плевать, но только не незнакомцу, нет.
Юноша не представился, но назвал имя учителя, значит, для нее это имя должно что-то говорить. А раз оно ничего ей не говорило, значит, она очень далеко от знакомых ей мест.
Молодой человек держался, как аристократ, суетился, не называл имени, знал о ее положении, но тем не менее продолжал рисовать. В голове рядом с тупой болью пульсировало слово "помешанный", но Эвил помнила о силе искусства, которая захватила его, искала выгоду и потому смотрела глубже.

В каком положении она оказалась? Её не станут искать. Тем более здесь. Ей не дали умереть и возможно даже покормят, значит, заинтересованы в том, чтобы она была жива (пока) и здорова. Покуда она ведет себя прилично и выполняет функции натурщицы, у нее есть относительная свобода, если это можно так называть.

А потому ей нужно узнать, где она, чтобы сориентироваться по связям, узнать, у кого она - кто платит за это (всегда есть тот, кто платит!) и воспользоваться всеми доступными средствами, чтобы...нет, не вернуть корабль и стать пиратом... чтобы добраться до того, кто обеспечит ее еще большей свободой.
Перестать смотреть далеко было трудно, но Эвил выросла среди торговцев и контрабандистов.
Слово "выгода" заменяло им слово "мать".

- Так это дом того самого Соколова? - не двигаясь, сверкнула глазами Эвил, как будто эта догадка только что осенила ее вспышкой молнии. - У моей покойной матушки была одна из его работ. Она так гордилась ей.

Ах да, еще Эвил умела заплакать, когда ей вздумается. По поводу - нет, но вот ради выгоды - запросто. Пользоваться этим талантом она перестала давно, но ведь это как управлять лодкой - не забывается. Скупая слезинка скатилась по щеке, когда Эвил заговорила о матушке и девушка быстро смахнула её, звякнув цепью.

Эвил действовала наощупь, возможно, торопилась, но такова уж она была. Она понятия не имела, художник этот Соколов, скульптор или вообще пришелся к слову в разговоре об учителях, но за ниточку схватилась, как за скользкий канат.

Страшная вещь - забвение, однако именно для Эвил оно стало подарком. Сверлящая череп боль, ноющая, доводящая до слепоты, лишь усиливала утрату воспоминаний. Привыкшая к качке, Эвил тем не менее содрогалась в спазмах, захлебывалась собственной блевотиной и всё равно не понимала, где находится. Лишь смутная догадка, что это не гроб, скрашивала ее путешествие. О, эти прекрасные дни забвения. Жаль, что вы ушли...

Но однажды в голове прояснилось. Сначала от миазмов, что пропитали ящик Эвил насквозь. Потом от голоса, который затих много дней (или недель?) назад, но сейчас возопил, словно колокол. Пит! Боль вызывало одно это имя, которое всверливалось в ухо с протяжным "ииииии". Пиииииииииит.....

Пит, чей обгаженный младенческий зад она мыла без тени упрека, будучи девчушкой сама. Чьи выходки когда-то прощала. Что ж, Питти, твоя последняя выходка удалась на славу. Воистину, боль от предательства самая паскудная. Зуб за зуб, да?

А потом пришла злость.

Эта тварь грызла похуже боли. Выедала внутренности, заставляла корчиться и скрипеть зубами, рисовать картины пыток и хохотать в темноте, думая, что свершилась долгожданная месть. От осознания, что где-то там плывет ее "Ведьма Лидия", что вместе с ней уносятся к горизонту ее мечты, свобода, деньги, надежды, ее люди, Эвил начинала кричать. Слышал ли кто-нибудь ее крик? Был ли он вообще? Или она сходила с ума, думая, что кричит, а на самом деле свернувшись в три погибели, тихо выла от нестерпимого, ломающего суставы гнева.

Так они и кружились, сменяя друг друга: Забвение, Боль, Злость, Забвение, Боль, Злость... Последним, сжалившись, снова пришло забвение.

***
Когда Эвил вновь открыла глаза, те звериные чувства, что давали ей силу жить в тесном ящике, притупились. Ей казалось, что она не чувствует ничего. Однако, память безжалостна и, стоило вспомнить, стоило обжечь широко распахнувшиеся глаза солнечным светом, увидеть свою новую действительность, как внутри прекрасного измученного тела проснулась и сама Эвил Хазборг.
Эвил, которую не сломила морская пучина. Эвил, которая десятки раз пировала с подводным Королем и выходила сухой и с пустым кубком в руке. Эвил, которая не ожидала удара в спину с такого близкого расстояния.

Она огляделась, чуть прищурившись, охватила всю картину разом, почувствовала, как впиваются ногти в ладони, а губы дрожат в зловещей улыбке. Нет, ее новый наряд и беспомощность, в декорациях которой она провела неизвестно сколько дней, её не смущали. Когда добрую часть твоей команды составляют просоленные насквозь моряки, перестаешь заботиться о таких мелочах. Вот тишина, которую она успела возненавидеть, находясь в одиночестве слишком долго, вызывала теперь неприятные скрежещущие мысли.

Тем не менее Эвил села, облизала сухие губы, и медленно, наслаждаясь вернувшейся способностью двигаться, вынула одну из булавок. Трепетом в животе забрезжила надежда и улыбка будущего пирата стала шире. Тихо, едва касаясь металлом о металл, Эвил приладила острый конец булавки к замку на цепи, а фантазия уже делала свои наброски. На одном из них вторая булавка зловеще торчала из глазницы того, кто ее здесь запер.

– Варта? В Фандаліні? – Келагар навіть трохи розсміявся, – Поки... Як тут кажуть? Поки ця курка не знесе золоте яйце, місцеві будуть відбиватися самі від усього, що на них скотиться з гір. Тут тобі не Невервінтер. І навіть не Лускан. Але я тебе почув. Не сумніваюсь що у випадку проблем, я зможу знайти вас... Ви, не те щоб непомітні.
Дроу показав на Сільдара після його пояснення нащо він тут взагалі:
– А дипломатами безпека не забезпечується. Принаймні, безпека від місцевої шпани. Вашого посланця скоріш за все зарізали і кинули десь в канаві, забравши все цінне.

* * *

Дальдарин не здивував. Ну може трошки. Валрел за короткий проміжок часу трохи змусила забути про те, які поверхневі "брати" насправді. Ну і хай котиться у Безодню. Менше слів про клятих Кореллонів чи ще яких там підступних ельфійських богів. Тож Можна було облоштовувати собі зручне місце, викорстовуючи рюкзак як подушку і відпочивати до Фандаліну. Тим паче що новий старий плащ дещо краще закривав очі від сонця – можна було лежати навіть на спині. І вже точно він не збирався возитися з дохлими конями. Треба було обдумати подальші дії і куди йти у Фандаліні, як знайти Халію. І тут Келагар стикнувся з тим, що простіше за все, буде спитати в трактірі чи в магазині.
От жеж... Хоча може так і краще. Нащо напружувати себе якщо можна не робити цього.
– А знаете що... Я передумав. Гадаю, мені з вами по дорозі. Принаймні поки я дещо не з'ясую.

Сознание вернулось ко всем, лежащим в крытой повозке, почти одновременно. Мерный скрип колес, сопровождался громким и явно неумелым пением. Обладатель скрипучего голоса мало того что сильно не попадал в ноты, так еще и периодически переходил на хрип.

- Раз собрался я жениться,
Купил штаны, купил камзо-о-ол,
Только мамка матерится
А мой батя просто зо-о-ол!
Говорит что за корову,
что я продал втихаря-а-а,
можно взять бочонок меду
и напиться до хмела-а-а!..
Вот жеж, прошма! А ну, пошла!!

Грубые ругательства, что временами прерывали отвратное пение, предназначались тянувшей телегу лошади. Она недовольно фыркала и дергала повозку, когда кнут со свистом щелкал ее худые бока.
Не подозревая, а может не обращая внимания на находящихся в телеге людей, возница сидел к ним спиной. Подстегнув лошать, он продолжил пение. Похоже, это было единственным развлечением в пути.


- Моя мамка, знамо дело,
За половник тут взяла-а-ась
крепко с батей нас огрела
И закончен мой расска-а-аз!

Повозка, что везла пробудившихся в неизвестном направлении была укрыта тентом, который спасал от жаркого полуденного солнца. Под собой прибывшие обнаружили мешки с зерном и сеном. Травинки забивались под одежду и царапали кожу, заставляя немилосердно чесаться.

Пейзаж, что виднелся в проем тента, впечатлял своим великолепием - яркая зелень покрывала холмистую местность. По левую руку вдалеке высилась расщепленная надвое гора. А справа в долине раскинулось голубое озеро, на берегу которого уютно расположилась небольшая деревушка. Ее красные черепичные крыши ярко контрастировали с окружающей зеленой местностью. Дальше озера растянулась горная гряда невероятных размеров.

Первый осмотр показал, что все имущество которое было при себе в момент перемещения, пропало. Но самым странным было то, что слова песни, напеваемой возницей были понятны всем...

На словах ведьмы о колдовстве, глаза Враны округлились и скользнули вниз к своей юбке, увешенной трофейными черепами. Никаких изменений видно не было, по ощущениям тоже, однако когда Горькая подняла взгляд обратно на ведьму, в нем читалась бешенная ярость.

Не дослушав про тотем и даже не посмотрев на него, варварша кинулась к ведьме. Факел выпал у неё из рук и рассыпался искрами по глянцевому полу, позволив теням вырасти вверх. Перехватив секиру двумя руками, Горькая налетела на Кириан и древком прижала ведьму к стене, уперев лезвие к горлу.

— Закрой пасть, отродье! — зарычала Врана в лицо Кириан, — Только попробуй наложить на меня чары и я разделаюсь с тобой, как и с другими ведьмами! Ещё одно слово в мою сторону, ещё один косой взгляд и тебе несдобровать!

Выслушивая разговоры тулнеев из разных племён, Брану не терпелось дать кому-нибудь в морду. Теперь уже практически кому угодно, а не персонально Кириан. До боли в пальцах он сжал костяную рукоять топора, и эта боль вновь напомнила ему о смерти Нагарайи. О предназначении, которому он должен был дать сбыться, теперь уже без своего приёмного сына. Он опустил оружие и взял в ладонь костяные ожерелье из гадальных костей, которые некогда украшали драконью шею, а теперь присоединились к его собственной коллекции талисманов и оберегов.

В сознании Костеголового мелькнули мысли, которых у него отродясь не было. Через кости ожерелья с ним, казалось, заговорил сам Нагарайя. Бран поднял взгляд на тулнеев. В глазах воина более не мелькали искры ненависти. Их заменил потусторонний янтарный блеск.

— Хватит! — рявкнул он. — От этих споров мертвяков меньше не становится. Слишком долго наши племена обращали свои острые мечи и острые слова друг против друга. Наш общий враг там, — указал он пальцем в сторону каменных врат. — Шаманы наших племён отправили каждого из нас для того, чтобы сделать дело, а не чесать языками. Сегодня мы не Дикие Кабаны, Проклятые Тени или Жала Скорпиона. Сегодня мы должны быть одним племенем. Сегодня мы — племя Чёрного Дракона! Те из нас, кто вернётся живым из этого замка, расскажут остальным тулнеям, что мы объединились. Объединились, чтобы вычистить всю погань из наших земель!

— Укрыться. Подождать, — Мунбрида сплюнула слова на землю. — Ну сиди, жди. Не забудь на дерево залезть, а то здесь мертвецы шастают.

Можно сидеть хоть до ночи. Смотреть на эту гору. А потом ещё сутки, и ещё. Ничего не изменится, только мертвецов будет становиться больше, а луна продолжит расти. Когда она станет полной... Мунбрида не знала, что произойдёт. Обычно ничего не происходило, но теперь странный рисунок на воротах подсказывал ей, что полнолуние — не просто небесное зрелище. Может, это и правда время ведьм, колдунов и их тёмных обрядов. Она никогда не придавала большого значения тающей или растущей в ночном небе луне — кроме того, что по ней удобно считать дни, — но возможно стоило.
В колдовстве Мунбрида не разбиралась, относилась к магии с подозрением и даже тулнейским шаманам верила не особенно. Волхвы Пожарища однажды отправили её на костёр, убеждая, что так Мунбрида переродится. На свою беду они оказались правы. Хоть Ифрит остановил на ней свой выбор, он никогда не отказывался от новых жертв. А Мунбрида никогда не прощала обид. Поэтому она продолжила традиции своего племени — и первыми на костёр отправились те, кто так ждал явления ифритовой невесты и наконец дождался, и в ком больше не было нужды.

Кто бы ни властвовал в этом замке на чёрной горе, с ним она поступит так же.

— Нечего нам ждать. И некого. Мы здесь одни, — Мунбрида закинула молот на плечо и двинулась к воротам. — Идём.

Мёртвые никак не отреагировали на приближающуюся опасность. Живые поспешили убраться от плывущего по земле огненного круга — и вовремя, потому что пламя подкрадывалось и отвоёвывало себе землю много раньше, чем наступал его источник, и вместе с тем незаметнее. Трава сгибалась, обваливаясь в труху, вспыхивали ветви, и ствол дерева, на котором недавно сидели Рудда и Кириан, начал тлеть от нарастающего жара ещё до того, как его коснулся огненный вихрь.

Но та, кто вызвала его, по-видимому, готова была отпустить его опустошающую силу, и Ифрит, получив своё и устав от возни с бездушным и бестолковым мясом, вдруг отступил, растворившись где-то за границей зрения и разума Мунбриды, в плане, где он жил, вне понимания смертных, и он унёс с собой тот огонь, что дал ей на время. Ревущий пламенный столп вспыхнул ещё раз, выжигая всё вокруг, словно то был прощальный жест Ифрита, а затем истончился, едва варварша появилась за спинами мертвецов, вынырнув из клубов дыма с последними отсветами огня в глазах и на стальном оголовье молота.

Едва красная пелена ярости спала с глаз Костеголового, он рухнул на колени рядом с драконом и стал трясти того за шею, крылья и морду.
— Вставай! — кричал варвар, не веря своим глазам. — Нагарайя! Очнись! У него же нет никаких ран! — обернулся он к остальным тулнеям. — Как же так?!

Бран положил косматую голову на грудь своему сыну в тщетной попытке услышать как бьётся сердце дракона.
— Нееет! — прорычал он во всю мощь своих лёгких.

Пламя бушевало, как и прежде расползаясь от Мунбриды во все стороны, быстро поглощая пространство вокруг, фут за футом. Куда бы она ни шла, земля под её ногами становилась чёрной. Волны огня ударяли в гротескные фигуры перед ней, снова и снова. Сталь и пламя отбросили один из ходячих трупов прочь. Изувеченный, он сложился на дымящей земле неестественно и безобразно — и больше не поднимался. Настал черёд следующего. Мунбрида замахнулась молотом.

Мечущийся между ней и мертвецами козлорогий зверёк захлебывался в огне и дыме. Мунбрида так и не узнала, какого он племени и что здесь делает. Его предсмертные хрипы заглушал издевательский смех Ифрита, похожий на исступлённое завывание костров, сложенных в его честь. С мёртвых нечего было взять — но эта маленькая жизнь высушивалась из тлеющего тела силою вихря, что принесла с собой рыжая варварша из предгорий, и Ифрит пил её, наслаждаясь. Какой бы бог ни покровительствовал этой душе раньше, он её уже не получит.

Для Джун вся история с культистами была первым большим приключением, но далеко не последним.

Иногда, как в тот день, когда она шагала по большой дороге с Адрианом и кулаками, казалось, что приключений с неё хватит и неплохо было бы осесть в какой-нибудь деревушке. Но потом становилось слишком скучно. Дорога звала в путь.

Однажды в одной из таверн Джун заметила мага, который что-то строчил пером в длинном свитке пергамента.
Сев с друзьями за столик поотдаль, она неотрывно смотрела на волшебника.
- Адриан, а ты писать умеешь? - Вдруг спросила она. - Меня можешь научить?

Спустя недели, научившись писать, Джун отправила письмо родителям:

Здравствуйте мама и дядя.
Простите, что ушла и не давала о себе знать.
У меня всё хорошо.
Я нашла друзей.
... И кажется, влюбилась.

Прежде чем отдать письмо на почтовую станцию, она тщательно прятала его от Адриана из-за последней строчки.
Когда-нибудь она скажет и ему... Потом. У них ведь столько всего ещё впереди.

Кальян зашелестел, когда Ловен взяла левитирующую чашку и втянула наркотический дым. Комментарий остался без ответа.

Часов не было. Зато Олеандр заметила кое-что иное. Возле дверей, занавешенных «водопадом» из крупных деревянных бус, бородатый галбай в халате — тот самый, который показывал курильщикам места — униженно кланялся перед спустившейся в подвал делегацией. Оную возглавлял массивный мужчина в коротком цилиндре над брылястым лицом с щёточкой усов. На покатых плечах толстяка блестела снегом пелерина, а полы уличного плаща открывали мундир с крупными золотыми пуговицами. За его спиной обретались два моложавых смуглых парня, и эту породу Ловен отлично знала. Надменные ухмылки, блеск перстней на пальцах и золотых цепей на шеях. Не скрываясь, оба цыгана носили за матерчатыми кушаками кривые ножи. Под полушубками из дорогих мехов виднелись яркие одежды и несколько надетых друг поверх друга рубах нараспашку. Широкие шаровары и украшенные цепочками яловые сапоги довершали козырные наряды. Извозчичий шик ни с чем не спутать — цыганские бандиты.

Оказалось, что Ловен наблюдает за ними же сквозь полуприкрытые глаза и кумар:

— Банда «Самоцветы», — хрипло прошептала она с ленивыми от опиума, почти кошачьими интонациями. — А с ними — щукинец, «щука». Человек купца первой гильдии Ивана Щукина, хозяина рынка. Щукин всем здесь заправляет, а его приказчики — вроде мелких князьков. Не смотри на них прямо. Спугнёшь. Они нам нужны.

Цыгане нагло осматривали зал. Редкие курильщики, кто поднимал головы, тут же торопливо опускали глаза к полу, не выдерживая агрессивных взглядов. Толстяк в цилиндре что-то лениво выговаривал галбаю, а тот кланялся с каждым словом, а потом засеменил в подсобку. Назад он показался, ведя перед собою босоногую девочку со спутанными светлыми волосами. Рваное платье и худоба выдавали в ней беспризорницу или лишний рот в бедной семье. Девочка шла спотыкаясь, едва переставляя ноги. Галбай пнул её, чтобы поторапливалась, но толстый господин с неожиданной резвостью махнул тростью — и бородач взвизгнул, закрывая руками ушибленную голову. Цыганы с ухмылками переглянулись.

— Товар не порти, — грозно сказал «щукинец» во весь голос и набросил на плечи девочки пелерину. — Она для особого случая!

Ловен так же тихо продолжила:
— Что-то сильно не так в Вяземской Лавре. В ней всегда торговали людьми с молотка. Бордели скупают опороченных девок, бездомных и крепостных по дешёвке. Но стали ходить дурные слухи. Говорят, кто-то закупает девиц, но они нигде после не появляются. Ни на панели, ни на паперти. Исчезают бесследно. Да… поэтому мы здесь. Мастер приказал проследить.

Снова забурлил кальян.

Проводив шмыгнувшего в кусты мелкого бесенка хмурым взглядом Рудда подумал, что для мертвяка тот оказался слишком вежлив, чем и побудил Рудду отказаться от немедленного смертоубийства. Пока что.
Оглянувшись на Мунбриду, и поймав ее взглял, воин буркнул, кивнув в сторону появившейся парочки:
- Прогулка перестает быть томной -а?
Одновременно с этим, Рудда сделал пару легких, текучих шажков, оказавшись между чужаками и своей новой спутницей. Он стоял небрежно, чуть согнув колени, в пол оборота к возникшим из-за деревьев незнакомцам. Однако предугадывая возможность враждебных намерений чужаков он повернулся к ним левым боком, закрытым стальной перчаткой со щитом. Правая рука в этот момент легла на рукоять топора. Краем глаза Рудда приглядывал и за Мунбридой - для успокоения души, которой, как известно, у рыжих нет. Поэтому, собственно, и приходилось быть настороже.
Быстро окинув чужаков оценивающим взглядом, Рудда решил выждать. Его действия заняли какие-то мгновения, и никто из присутствующих не успел еще напросится на удар топора промеж глаз. Рудда любил свой топор, он был ему дорог и воин старался не тупить его о чужие черепа почем зря. Перед ним явно вышли не простые путники, не разбойники и не торгаши, а воины - это было очевидно. Рудда решил уравновесить напускную небрежность своей позы самым тяжелым взглядом и самым угрюмым выражением лица, на которые был способен, что и сделал, замерев в ожидании.

Пущин кисло поморщился, а Пушкин захохотал, запрокинув голову. Его смех щёлкающе задребезжал под сенью стылых, рябых деревьев, запятнанных снегом. Санная колея уходила во тьму за глухими заборами. И отчего-то Пушкинское веселье лишь подчёркивало унылое одиночество Чёрной Речки. Васильев взял доктора под руку и вывел на склон. Тот опасливо поклонился, наверняка уже видя всех здесь перебитыми.

    — Васильев, — сказал Васильев. — Секундант.
    — Пущин, — сказал Пущин. — К сожалению, я тоже.
    — Ну а стреляться со мной, — заключил Пушкин. — Ничего-ничего, сейчас быстренько сошлю вас в адские руды и пойдём. Может быть, ещё успеем к Дельвигу или уж сразу на завтрак к Шимановской, а, Ваня? И так как, наугад стреляемся, али чего?
    — Как представитель оскорблённой стороны, вахмистр Аджиев волен избрать характер поединка, — ответил за Аджиева поручик Васильев и вынул из-под шинели прямоугольный ящичек с вензелем пистолетной мастерской.
    — Надо же, «оскорблённой стороны». Я, знаете ли, тоже оскорбился наружностью вашего графа! А уж танцевать с милейшей Маргаритой Эдуардовной, которая заслуживает кого угодно другого! Даже Кюхлю!
    — И тем не менее… — занудно начал Васильев, но поэт его перебил и нагло ухмыльнулся:
    — Да пусть избирает, я-то что!

Поручик качнул головой и обернулся к Аджиеву:

— Выбор твой, Иса Хазматович.

Неписанный дуэльный кодекс, который никогда не был формализован, содержал ворох пёстрых и порой взаимоисключающих идей, часть которых напоминала некоторого рода фантазии. Одни палили по Шатовильяру, другие кололи рапирами по итальянскому армейскому обычаю, в трактирах — хотя какая, к чертям, дуэль между разночинцами — бодро резались на ножах. Из общего массива сведений было ясно, что пистолетную дуэль чаще всего проводили: «наугад» (только один пистолет был заряжен, и выбирая оружие, соперники выбирали судьбу), «на десяти или пятнадцати шагах» (дистанция уверенного выстрела, но чем больше шагов, тем выше шанс ранить круглой пулей, а не убить), «спина к спине» (соперники становились спинами и расходились на заявленную дистанцию, а затем круто поворачивались и стреляли без паузы: целиться было нельзя и выигрывал тот, кто умел стрелять без прицела) и — в самом кошмарном, смертельном случае — «через платок» (соперники брались руками за края натянутого носового платка и стреляли друг в друга в упор). Кто-то изобретал дуэли вслепую, дуэли с двумя пистолетами и прочую экзотику.

Дыхание собравшихся создавало пар. Все ждали. Пущин с немой мольбой смотрел в лицо Аджиева. Пушкин презрительно скалился. Лицо Васильева было сосредоточенным, доктор беззвучно шевелил губами. Молился.

    поздняя осень 1825 г.,
    Петербург

«Каждая ложа придерживалась строгого устава — точного перечня должностей, действий и полномочий, которые могла иметь. Уставов становилось всё больше, иные ложи объявлялись нерегулярными, то есть, не следующими масонским законам. Эта "война правил" губила мистический ореол братьев-каменщиков, но помогала скрывать за бутафорской вознёй по-настоящему жуткие секреты».
— Старые Тексты


С неба мерзко сочилась слякоть.

За Елагиным и Большой Невкой от города осталось одно название. Он тускло блестел где-то в снежном мареве, но этот блеск едва пробивался через густой ельник Елагинского парка. Пустынные по позднему времени строительные подмостки облепили недостроенные зубцы дворца на другом берегу. С болотистой дельты дышал холодный ветер, и многочисленные протоки среди деревьев полнились неясными шорохами. Вёсла ударяли по вязкой воде, покрытой прозрачной коркой наледи. Изредка ледяные брызги осыпали рукава шинели. Потом они замерзали и оставались на шерстяных колючках как крохотные диаманты.

Лодка почти бесшумно шла в тоннеле из переплетающихся над головой чёрных ветвей. Белая бляха луны плыла в тучах. Изредка её луч сверкал сквозь облетевшие кроны как острый узбекский пчак — и тогда вахмистр Аджиев в очередной раз видел странный северный мир, так непохожий на солнечную крымскую степь. Столица этих хмурых, мизантропичных, желчных, убеждённых исключительно в духовных аспектах жизни людей выглядела вовсе не парадным манежем, а скорее кривой старухой, подбирающей бесконечные подолы из заросших осокой мелей.

Словом, хорошая ночь, чтобы стреляться.
В аду хотя бы печь дармовая, как шутили бы в полку.

Вскоре лодка вышла на лунную стремнину и привалилась к другому берегу. От льдистой воды поднимался неровный земляной склон. Он оканчивался длиннющей чередой амбаров с провалившимися крышами и заваленными в снег заборами. Ударяя шестом в дно, подпоручик Васильев ненадёжно причалил лодку. На задней скамейке, почти скрытый тенью статного и рослого Аджиева, скрючился доктор с кожаным саквояжем. Он беспрерывно шмыгал носом, сморкался и опять шмыгал, с простудным несчастьем поглядывая на воду в нескольких дюймах за бортом. От промозглого ветра его трясло.

— И как мне туда полезть?! — визгливо спросило это существо. — Там же вода! Холод псиный!
— Да что вы как мамзеля, ваш-благородие? — с изрядной долей раздражения огрызнулся Васильев. — Уж раз вшивый поэт сюда добрался, чай и вы справитесь.
— А? Как добрался? — доктор ещё раз хлюпнул носом и его голос изменился, когда он осознал, что лодка действительно прибыла куда следовало. — Мы что же, уже… уже…
— Чёрная Речка, как она есть, — с удовольствием объявил Васильев и всадил шест глубоко в ил.

Лодка закачалась.

Чёрной Речкой звался один из невских притоков. Полноводная в центре города река по мере сближения с заливом всё больше напоминала паутину. Из всех её рукавов Чёрная Речка была самым северным, и в действительности относилась не к Петербургу, а скорее к вечно-сизой финской провинции. Где-то за полями проходил тракт на Гельсингфорс. Дикий берег, на котором пытались устраивать то зернохранилища, то огороды, с трудом поддавался очеловечиванию. В летние дни сюда хорошо было выезжать на пикники, а с приходом зимы еловые рощи набухали непроницаемой чернотой.

Но наверху, на самом гребне склона, замаячил фонарь. Его держал в высоко поднятой руке мужчина в сером цилиндре, чьё резкое лицо перечёркивали усы. Рядом с ним стоял молодой человек, весь с головы до ног затянутый в чёрное. Кудрявые бакенбарды спускались к кривящемуся в нервной ухмылке рту. Аджиев признал его по описанию, а может быть, даже где-то встречал лично. Мало ли светских львят крутилось в салонах Леонида Измаиловича. Этого, например, звали Сашей Сергеевичем, он происходил из дворянских детей и в основном сочинял сонеты в пользу той или иной придворной партии. Но было в нём кое-что приятное. В отличие от графа Каменского, который этой ночью был занят намного более важными делами, нежели детские ссоры, поэт не побоялся явиться лично.

Лодку заметили, да никто и не прятался. Не воры и не юристы собрались, а офицеры кавалерии.

— Что там?! — запальчиво крикнул Пушкин сверху, и его голос звонко полетел над мрачными берегами. — Кого там жидовский нос прислал меня губить по доверенности?! Явись, покажись!

Кириан промолчала. Она хотела сказать, что с удовольствием будет наблюдать за тем, как захлебнутся кровью все до единого её соплеменники. Эти жалкие, узколобые, самовлюблённые идиоты, в венах которых чувства собственного величия куда больше, чем самой крови. Они поплатятся. Всё равно поплатятся, пусть и не от рук Галвина, Враны или ещё кого. За все обиды, унижения и страдания, что они ей причинили.
Ей пришлось сдержаться. Иначе, она бы потеряла последние остатки доверия у этих бойцов. А им с Ваалом, эти варвары ещё пригодятся.

Галвин снова увернулся от двух атак каролингом, но тут Бьёрн снова атаковал его щитом… вновь неудачно впрочем. Галвин уже занёс меч, чтобы добить противника, но тут в бой вмешалась Кириан.

- Ну-ка замерли, а то разнесу всех на куски!

Что-то в интонациях Кириан заставило Галвина подумать, что она всерьёз угрожает им. Внутренняя сила, с которой она выкрикнула эти слова, заставили варвара воспринять эти слова всерьёз. Галвину даже показалось, что вокруг Кириан сгустились какие-то тени. Он не нанёс удар сопернику, а посмотрел на Кириан и крикнул полным ярости (перемешанным с ноткой страха) голосом:

— "Как ты смеешь, Бейнова потаскуха, мешать дуэли двух воинов?! У вас в племени что, баб вообще ничему не учат?!"

Галвин кинулся на Кириан, паралельно давая волю своей ярости. Да как она посмела? Тени вокруг неё пугали, поэтому Галвин, хоть и .побежал в бой, кричал не только от ярости… но и от страха. Дикого, первобытного, животного страха, который заставлял загнанную в угол крысу бросаться на противника в разы крупнее её самой.

Кириан с трудом сдерживает улыбку, наблюдая за происходящим. Эти двое были живым примером и подтверждением всех её убеждений. Варвары - ошибка богов, и всё что нужно, чтобы их истребить - просто загнать в клетку и смотреть на зрелища. Она бы с огромным удовольствием наблюдала бы и дальше за этим унылым самоуничтожением отряда, но Ваал ещё несколько секунд назад положил ладонь ей на плечо. Поэтому, Кириан ничего не осталось, кроме как обреченно вздохнуть и раздражённо потереть переносицу.
(инициатива=15)
Кириан убрала руку с кольцом за спину, прикрыла рот ладонью, как будто кашляя, и негромко произнесла: "Малая иллюзия"
Колдунья сотворила под ногами у дерущихся страшную пентаграмму.
- Ну-ка замерли, а то разнесу всех на куски! - зарычала она (применяется навык Запугивание +5)

Бьёрн начинал всё больше и больше выдыхаться и понимал, что следующую серию этого громилы он не перенесет. Издав громкий рык, сын Торвальда ударил всем что у него есть.

Сначала появление Джун обрадовало. Наконец группа вернулась. Однако пприсутствие одной лишь девушки настораживало. От такого самопроизвольно выскочил вопрос
- а где остальные?
Хотя вид девушки уже сам говорил об этом...но все же, может он ошибаеться, может они просто застряли...но следующее действие девушки розрушили эту надежду.
Группа розведки погибла. Плут, жрец маг. Они погибли. Пусть Килин и не знал этих ребят. Но погибель в таком месте и в такой момент худшее что может быть. Ведь по правде он надеялся на подкрепление в их лице. Что они прийдут и помогут розобраться с этой осадой. А сейчас....они где то мертвы...
Вид девушки говорили что она не врет, она говорит правду.

Отчаянье вот как это можно назвать. То чуство когда ты понимаешь что обречен, когда в глазах окркжающих появляеться понимание....и предосторожность будущего.
Меч опущен, щит держиться лишь на лямках. Сил держать его нет. Ведь там больше 40 противников. А их стало еще меньше...

Тишина в ушах. Словно кто то наколдовал тишину, Килин не слышал всхлипы девушки. Лишь иступленно смотрел на нее, в обьятиях воина. После чего опустил голову, и увидел свой амулет. Открытую ладонь, символ церкви Торма. Тот знак который он с гордостью носит на шее и на щите.
Взгляд на щит, и погружение в воспоминания. Воспоминания историй о Торме, храбром воине сразившимся с Бейном. Черным лордом и победил. Хоть и сам пал, но в последствии был воскрешен самим Ао.
Истории дворфов, народа что храбро сражаеться за свои земли. Который не видит проблем в численом перевесе противника.
Истории Пылающих кулаков, когда отряд чудом выживал. Когда уже не было надежды на победу, но те умудрялись переломить ход битвы в свою сторону.

С каждым таким воспоминанием, рука паладина крепла. Он вспоминал кто он, и зачем здесь. Он святой воин, призваный нести свет. Он член наемников Пылающих кулаков, которые следят за порядком вокруг.
Взгляд паладина твердел, зубы сжимались, рукоять меча начинала скрипеть под тяжестью зжимания пальцев. И мужчина набрав полную грудь воздуха выкрикнул
- Братья и сестры! Прошу вас послушайте! Я знаю что вы чуствуете. Каждый из нас потерял друзей.
Он посмотрел на Адриана, Даар и Джун
- наших братьев по оружию.
Перевел он взгляд на кулаков
- но не дайте отчаянью взять верх! Сейчас! Именно в этот момент, вспомните кто вы и зачем пришли сюда! Неужели вы пришли сюда ради денег или славы? Неужто золото и слава заставила нас сюда прийти? Нет, не оно!
Замотал мужчина головой
- но справедливость!
Он посмотрел на своих собратьев по оружия
- мы кулаки, защищаем простой люд от опасности. И нам не впервой проливать свою кровь, ради кого то. И это еще одна прекрасная возможность показать этим полоумным культистам, из чего зделаны Пылающие кулаки!
Тут он повернулся к тем кто не был из наемников
- и вы герои, разве не вы привели нас сюда, что бы мы отрезали голову гидре! Так давайте зделаем это, вместе! Подумаешь их там больше 40, зато нас о сколько!
На этих словах он роскинул руки в стороны показывая на всех. А после вскинув меч над собой
- да мы потеряли сегодня многих, но давайте кричать! Пусть наш боевой клич услышат на небесах! Пусть они позавидуют тому с какой яростью мы будем сражаться за них! Чтоб там узнали сколь храбры были наши товарищи и как скорбим мы о них! Пусть даже ад услышит нас! И пора им открывать ворота, ибо скоро мы отправим всех их в ад! А эти фанатики пусть боястья, пусть молят свою королеву, нотона не спасет их! Ибо мы будем их бить без страха! Нам не о чем сожалеть! Рядом есть наши друзья! Так не посрамим же павших!!!

Когда Митрин ударил Чиару некромагией Лорас ринулся было к барону, но замешкал. А дальше произошло то, чего никто не мог ожидать. И дело было даже не в ударе в спину и предательстве, хотя об этом было говорить слишком уж странно в отношении того, кого они видели от силы час. Того, что сотворил некромант, никак нельзя было предугадать. Он оказался слишком могущественным магом, а вокруг был его дом, его крепость.
Ноги эльфа вязли в том чем стал твердый ещё совсем недавно пол, он перебирал в голове оставшиеся доступные ему заклинания и не находил ни одного, способного помочь ему, Чиаре и Скамосу. Уже не звучала в его душе Песнь, ни одна молния или шар огня не покинет его дланей. Судя по всему, этот замок станет его могилой. Как и для многих других. Утешало лишь одно - Брок и остальные были отмщены, голова гидры отрублена, если конечно сам барон Митрин не является другой головой. Тогда, получается, всё зря. Но Лорас не верил в это, он был убежден, что хозяин замка Троллклав блюдет лишь свои интересы, а Культ Дракона ему неинтересен. Пусть это был конец пути, но он прошел его достойно.
И тут Скамос, которому, казалось, вязкий пол был нипочем, нанес барону ещё удар, а затем ещё. Тифлинг не сдавался. Не мог и Лорас. Джозидайя Старим не одобрил бы такой безвольной сдачи на милость победителя. Эльф собрался с духом и остатками сил и выпустил в полумертвого барона всю оставшуюся магию. Если это и не добьёт Митрина, то, по крайней мере, надолго запомнится тому. Пусть он знает, кто такие эльфийские Певцы Клинка. До самого последнего момента, когда волшебник уже не мог совершать пассы руками, сделать вдох, он призывал и призывал доступную ему магию, гордо смотря в лицо некроманту.

А ещё он надеялся, что та девчушка останется в живых, что сможет рассказать другим о Культе, об опасности, что он несёт. Что найдутся другие смельчаки и закончат то, что начали они. И лишь одна фраза прерывала поток заклинаний. Обращенная тем, кто был рядом с ним много дней, кто делил все трудности и невзгоды. "Спасибо, друзья!". Впервые Лорас назвал спутников этим словом. И да, сейчас это было именно так, они были друзьями, жаль только, что дружба эта была столь скоротечной. Кто знает, может быть по воле богов, которым те поклонялись, им ещё удастся свидится. Хотя боги капризны и своенравны.

Это было отличное приключение...

– Сказал тот, кто атаковал... Может стоит пересмотреть отношение к союзникам.
Ярость вспыхнула вновь, вместе с вернушимся воспоминанием о том, почему Скамос не любил всех этих надушеных аристократиков, которые считают что все вокруг им только должны, и только их действия единственно верные. Правда этот почему-то надушился мертвечиной. Впрочем, в разговорах больше смысла не было, а изменяющаяся обстановка заставила тифлинга активней работать мечами – нужно воткнуть меч в рожу, пробить череп и заставить гнилой мозг вытечь. Благо что уходящая из под ног земля – это та штука, которую он научился игнорировать.
Впрочем, его мечи работали плохо, так что Скамос даже как то и разочаровался в этом всем, и на какой-то момент чуть было не бросил все и сдался. Но он бы не прожил так долго, дергая опасность за хвост, если бы сдавался, когда что-то не получалось или не работало. Правда, сейчас это наверное было безумие.
Оглянувшись на Чиару, тифлинг разозлился от того что кажется данное ей обещание не выполнил, поэтому он атаковал еще быстрее и яростнее. Сильнее, быстрее. Скамос отказывался принимать что его удары ослабли и не достигают цели. К бесам! Он не сдастся даже когда бездна, которой он смотрел на этот мир, охватит его самого.
Вряд-ли ему светит посмертие в царстве Тиморы... Что-ж, Девять кругов – не такая плохая альтернатива, нужно будет только проявить немного терпения.

Адриан ощутил печаль при упоминании погибшего Гор-Гора. И хотя на лестнице была та еще мясорубка, он чувствовал, может и незаслуженно, свою вину, в этом. Мог бы сражаться лучше или надо было действовать как-то иначе. Но воин прогнал плохие мысли. Сейчас не время - погибших помянем потом.

- Их что-то совсем много, - обернулся Адриан от бойницы и решительно постучал кулаком в открытую ладонь, - Нам ни в коем случае не надо давать им прорываться внутрь - иначе задавят числом. Пусть лезут по одному. Потому встанем полукругом возле двери, но не слишком близко к ней.
С этими словами Адриан подошел к баррикаде и вставая по очереди на разные позиции и очерчивая ногой по полу показал примерное построение.
- Вот так встанут шестеро. Ну а там уже перестроимся по ситуации.
- Даар, Килин - вы со щитами, держитесь рядом, прикрывайте друг друга и нас.
- Кобольды вроде не умеют дышать огнем, да Даар? - Адриан посмотрел на драконорожденную. Которая явно испытывала нелюбовь к кобольдам и может знала что-то про них больше, чем он.
- Так, красавица... эммм... Анабель, - Адриан запнулся вспоминая имя, - бери арбалет, но стреляй только если они соберутся атаковать. Чем больше мы тут тянем время, тем больше времени для разведки. И поглядывая за вторым выходом. Если начнут ломиться - кричи. И поглядывай - может разведчики дадут какой знак. И, умоляю, не подстрели никого из них - помни, что они взяли маски фанатиков.
- Солома, да, - смотри за третьим этажом. Прикрывайте там наверху с Анабель друг-друга.
Изложив свой план действий Адриан вновь вернулся к бойнице, в тревожном ожидании. Время тянулось очень медленно и Адриан всеми силами гнал прочь все больше одолевающие его нехорошие предчувствия.

Трое спасателей с мирно спящей белочкой на руках спокойно прошли по тоннелям обратно к выходу из улья. Дакст проводил их до самого выхода, но сам уходить отказался, успокаивая себя тем, что несколько недель голодовки он выдержит, он же сильный. Клещевик активно замахал вслед героям лапой, так что все его тело заходило ходуном и долго еще желал троице хорошей дороги. Огромный медведь около входа все еще продолжал спать, повернувшись на другой бок. Сидя на пеньке рядом, героев поджидали ящерка и черепаха. Они немного встревожились тому, что Лайла не просыпается ни от потряхиваний, ни даже от тычка в бочок, но согласились с обещаниями, что морок сна вскоре должен пройти.

По совету Зивраи команда надела на мордочки повязки смоченные водой и двинулась через розовый туман сначала за отцом, для сохранности привязанным к ветке, а затем и в обратный путь. Реджинальд пришел в себя только через пару часов после того, как команда оставила розовый туман позади, и наконец смог признать Лайлу в настоящей Лайле, а не во всех остальных членах отряда. Отец был все еще слаб, потому Каптан продолжал нести его на руках до самого Дубового края.

Вошли они в деревню впотьмах. Однако теплый свет еще горел из каждого дупла, в которых белочки в тепле и уюте заканчивали ужин. Радости матери Шушанны не было предела. Она бросилась к дочери, а затем целовала каждого участника поисков как родного по нескольку раз и слезы текли из ее схваченных морщинками глаз. Реджи тоже не смог удержаться и прослезился, обнимая жену. На их счастье прискакала вся ферма и теперь возгласы радости разносились повсюду. Зажгли огни, заново растопили печь и поставили большой чайник. Тита с братьями радостно прыгали и веселились вокруг, вся ферма разом простила Хучу, сэру Артуру и принцу Оггелю их прошлый визит и собирались устроить праздник в их честь. Белочку Лайлу под предлогом долгого путешествия и большой усталости сразу же унесли в родительское дупло в кроватку отлеживаться. Филин Мабергор одобрительно угукнул троим спасателям, а затем отвел в сторонку своих подчинённых Зивраю и Каптана, чтобы послушать полный отчет. Заиграл оркестр, заплясала ребятня, запах пирогов разнесся по всей округе. Праздник длился до глубокой ночи и продолжился с утра.

Однако на следующий день Лайла не просыпалась. Обеспокоенная Шушанна с этой новостью разбудила троих спасителей, спавших в гостевом дупле. Она позвала их к себе и затем долго засыпала их вопросами о том, что же случилось. Мать металась по дуплу и никак не могла понять, почему ее дочь все еще спит. Весь последующий день длился необычайно долго. Все ждали и гадали, когда же Лайла наконец придет в себя. Мрачная мысль о том, что королева пчел обманула троицу, мучила теперь всех. Думали даже снова отправляться к улью и требовать объяснений от королевы. Однако под вечер, когда по округе разнесся манящий запах ужина, Лайла наконец открыла глаза. Она проснулась испуганная, исхудавшая и очень голодная. Но, объятая родительским теплом и заботой, она очень скоро уже хохотала со всеми за большим столом на главной площадке под сводом Главдуба. Пир и гуляния гудели под яркими звёздами. Вся ферма восхваляла троих героев и благодарила их. Мир и покой воцарился в Дубовом крае.

На следующий день перед отъездом бобра, бурундука и сыча обратно в Семь кочек, Лайла подошла к ним и искренне поблагодарила за спасение. Она объяснила им, что погорячилась тогда в зале королевы, и призналась, что уже задумывалась о том, что бы вернуться домой к семье. У медовой королевы ей было довольно тяжко, и к тому же ее ждали сомнительные перспективы. Амбициозная девочка пообещала сделать карьеру в более безопасном месте и никогда не уходить без предупреждения. На этом герои попрощались со всей семьей Перескок и всей фермой. Они увезли с собой множество подарков от благодарных жителей и доехали до деревни Семь кочек на телеге, запряженной цокающим жуком-короедом. Победителями они предстали в старой доброй таверне "У трясогузки" и еще долго потом гремела слава сыча, бобра и бурундука, победивших пчелиную королеву и целый улей, а главное вернувших белочку домой. Вино текло рекой еще неделю, песни, пляски, сливочное пиво и многоножки на палочке за счет заведения.

***

Слухи про маревый мед начали появляться на окраинах деревень. Одни говорили, что оно работает как обычное снотворное, другие – что имеет омолаживающий эффект, третьи – что этот мед действует как сильное галлюциногенное средство, опасное для здоровья. Обнаружились пострадавшие: кто-то случайно упал с ветки, кто-то и вовсе превратился в хищника. Маленькие группки отважных блюстителей закона, направлявшихся к улью, получали сильнейший отпор от увеличившейся армии громадных пчел, защищавших территорию поляны. Тревожные разговоры привели в эти края алхимиков из Лесного альянса, которые провели экспертизу меда и выявили крайне отрицательные симптомы длительного употребления этого продукта, в числе которых могут проявляться: облысение, потеря слуха, речи и ориентации, расстройство желудка, депрессия и зуд. Поступил запрос о незамедлительной инспекции в тот самый улей. Только к концу лета, собрав необходимые документы, финансовую поддержку и отряд военных, инспекция Лесного альянса проникла на территорию давно отцветшей поляны, а затем и в сам улей. Однако они нашли его пустым. По всей видимости, Королева бежала, забрав с собой весь запас маревого меда, все документы об экспериментах и саму лабораторию. На месте был обнаружен только очень худой клещевик, объявивший себя новым королем улья. Интервью клещевик Дакст дать не смог, так-как был очень занят поеданием оставшегося меда, которого ему должно хватить до следующий весны. Про дальнейшие свои планы новый король сказал лишь, что собирается "найтить себе королеву". Инспекция оставила Дакста царствовать, Медовая королева исчезла, а новых слухов про маревый мед в том краю больше не поступало, потому это дело отложили в долгий ящик, а затем и вовсе забыли.

Принц почесал щупальцем в ухе, благо сейчас это было удобно и просто. Примечание Хуча помогло ему сопоставить запросы и возможности в масштабе. Как и все особы королевской крови, бобёр согласился на дипломатию, когда не сработала сила:

— На твой мёд никто не посягал, — немного спокойнее ответил он. — Твои пчёлы зазывали маленькую девочку, обещая сладости, если она пойдёт к ним домой. Это у всех вызывает определённые сомнения. Но если ты согласна вернуть Лайлу из белок, на том и порешим. Сэр Артур, заберите её.

Поставив черепаху на ноги, ящерка тяжело вздохнула. Она поклонилась господам, спасшим ее и напарника, и решила лучше караулить у входа в улей. Зиврая также пообещала дождаться героев вместе со спасенной белочкой, и рептилии поплелись в направлении выхода.

Дакст же, за это время умявший банку розового меда, оставленную пленниками, был согласен провести троицу к Королеве. Сэру Артуру даже не пришлось вновь доставать шпагу или как-то угрожать, клещевик уже и так был напуган до икоты и бежал впереди, указывая дорогу и даже проводя краткую экскурсию.

— Идем те, нама туда, — замаха толстяк лапой в очередное ответвление тоннеля, — Королева живет далёко, глубко. Занятая она, много дел, она то умная очень! Такая умная, аж страшно! Она читает! И даже пишет! У нее тама лабратория и все дела. А тута живем мы, ее слуги и ее сестры. А тута ее дети! Лучше не трогать, а то эти вот ужалят..

Дакст вел героев по петлявшему тоннелю все дальше. За очередным поворотом проход расширялся и в стенах снова начали появляться медовые соты. Однако здесь они были наполнены медом и плотно закупорены, а внутри можно было разглядеть маленькие беленькие личинки, которые в скором времени станут новыми потомством. Таких сот здесь было тысячи, а через пару десятков шагов, соты вдруг стали увеличиваться в размерах и занимать все высоту стены. Из желтых шестигранных рамок с мутным медом внутри, на проходящих мимо героев глядели громадные противные личинки будущих гигантских пчел. Такие же большущие пчелы летали вокруг, ухаживая за молодняком и грозно жужжа, когда Дакст приближал свою физиономию к глянцевой поверхности сот, чтобы скорчить рожу себе в отражении.

— Гы-гы, да не жужжи ты, — отмахивался он лапой и шагал дальше, — Эти вот кормилицы, а вон тама пчелы-печки, они делают тепло, — показал он лапой на пару больших пушистых пчел, устроившихся в пустых сотах, проходя мимо которых, герои и правда почувствовали жар.

Они шли все дальше и с каждым шагом гул улья, доносящийся спереди нарастал, пока вдруг вовсе не оглушил непривыкшие ушки спасателей.

— А тута, тута главный зал! — закричал Дакст, чтобы господа услышали.

Тоннель вдруг вывел троицу в большой золотистый зал из центра которого вверх уходил ствол того самого дуба, который герои видели на подходе ко входу в улей. Ствол дерева оказался наполовину полым и это пространство послужило главной залой для тысяч пчел, живущих здесь. Теплый закатный свет проникал снаружи через щели, которые пчелы заделали золотистым воском. Пчелы от мала до велика порхали туда сюда, тысячи крыльев жужжали в оглушающем гуле. В центре зала были расставлены чаны с медом и питьевой водой, а наверху на выступах в стволе дерева кучковались группки ужинающих пчел.

— Тута мы кушаем! Тута у них мед на первое, второе и третье! Жидкий, засахарный, цеточный, грячишный, липовый, донниковый, лапуховый, одуванчиковый, синяковый, кленовый, молочайный... — перечислял Дакст с таким упоением, что слюна потекла у него изо рта, — Только мене туда незя, — всхлипнул он, подбирая слюну, — Дакст наказан. Дакст на ДИЕТЕ!

Недовольно нахмурившись, клещевик зашагал прочь от еды и увел героев в противоположный тоннель, по его словам ведущий к Королеве. Дальше по ощущениям, тоннель опускался глубже под землю, разветвлялся, и вскоре впереди герои увидели сверкающие ворота, перед которыми стояли трое гигантских пчел-стражников. Дакст опасливо посмотрел на них, не решаясь приблизиться.

— Ну вот, — сказал он тихонько, — Тама живет Королева. Толька я туда не хочу.. Вы идите, а я тута подожду...

Бобёр поспешил уточнить политический волюнтаризм паладина:

— Буржуазная революция, да-да. Роялисты и рояли против автократической пчеломонии! А дело с Капитаном нам знакомо, — опознал недуг Оггель и простёр над черепахой распухшую лапу. — Сейчас приободрим. Из глубокой заводи мы призвали саму воду!

В земляной камере надулся и лопнул пузырь с чистейшей речной водой, которой окатило двух рептилий. Дождь полился с потолка сам собой. Будучи укушен в самолюбие, принц бросил сдерживаться и читал заклинания щедро и громко.

— Не погрязнешь! — воодушевлённо сказал принц Оггель. — В лесу грядут большие перемены. Мы сделаем тут арт-пространство. Откроем рядом с фабрикой ореховый фуд-молл. Наладим текстильную промышленность и выпуск штанов. Так что брось манипуляции общественным мнением, иллюзия! Как минимум, если мы захотим узнать мнение электората, мы спросим саму Лайлу, а не карусель из двойников! Идём, друзья! Пчела указывает нам дорогу!

Идти пришлось недолго. Не будь по всюду розового тумана, полна бы без труда просматривалась целиком, ведь она оказалась не такая уж и большая. Но не будь по всюду розового тумана, герои не смогли бы вот так без труда подобраться к улью незамеченными. Лишь раз Хуч подал знак притаиться, пропуская черно-желтую тень, пролетевшую мимо не заметив их.

След, оставленный бежавшей пчелой, привел героев к высокому старому дубу, возвышавшемуся на противоположном краю поляны. У подножья дуба корни подобно глубинным щупальцам раскинулись в разные стороны. Два корня приподнявшись дугой от земли образовали дверную арку, за которой виднелась пещера. А рядом, прислонившись к стволу похрапывал большой бурый медведь. Его темная туша подобно тому, кого призвал Оггель, была огромна, но покрыта шерстью и упитанными складками, видимо от неправильной диеты. Ведь спал медведь оставив лапу в недоеденной банке меда, лежавшей у него на мирно вздымающемся пузе.

Тихонько прокравшись мимо спящего медведя и увернувшись от стайки маленьких пчел, вылетевшей наружу, сыч, бобер и бурундук вошли в пещеру. Розовые цветы, как и марево остались позади, а впереди герои увидели широкий коридор, уходящий куда-то вглубь, откуда доносился постоянный громкий гул тысяч пчел и сладкий аромат свежего меда. Проход был настолько широк, что бобер смог легко пройти в него, а чтобы дотянуться до потолка ему бы пришлось встать на цыпочки. Стены, пол и потолок здесь оказались покрыты толстым слоем золотистого воска, ступать по которому оказалось довольно приятно. На стенах коридора были развешены лампы, освещавшие проход мягким желтым светом. Присмотревшись герои обнаружили, что эти лампы напоминают большую пчелиную соту из воска, внутри которой оказался заключен светящийся мед. Эти удивительные лампы хорошо освещали проход, по которому двигались герои, а мимо то и дело пролетали потоки маленьких пчел, которых непрошеные гости совершенно не интересовали.

Двигаясь дальше, туннель вывел троицу в большую круглую комнату. Свет, подобный тому, что был в туннеле придавал всей комнате золотистый оттенок. Вдоль стен полукругом стояли новенькие скамьи, покрытые вездесущим пчелиным воском. Однако кроме маленьких медоносных пчелок, летающих тут, никто больше не встречал гостей. Чуть осмотревшись герои заметили рядом с входом, где они стояли, очередную восковую соту, однако она не издавала свечения. Сверху над ней висела табличка с надписью "Талоны", а в прорези лежал жетончик с номером 1.

Отряхивания Сэра Артура вместе с мудростью деда вдруг очистили разум бурундука. Голоса затихли, сознание прояснилось и рыцарь, протерев глазки, по новому взглянул на ситуацию.
Получатели: Сэр Артур Чип. Однако первая пчела уже летела к нему, с явным желанием ужалить. Не обратив никакого внимания на выползшие из ниоткуда щупальца, первая
Получатели: Сэр Артур Чип. пчела легко обогнула их и, страшно жужжа, подлетела к сэру Артуру. А затем проявив необычайную ловкость пчела ужалила рыцаря прямо в мягкую шерстку. Однако на удивление она не потеряла свое жало и осталась при своем оружии, явно нацеленная на второй удар.
Получатели: Хуч Бритвокрыл, Оггель III.


Получатели: Хуч Бритвокрыл, Оггель III.
Получатели: Хуч Бритвокрыл.

...Кажется наконец все мертвецы появились. Когда рядом встал Адриан, Даар взяла его под свою защиту. Это не было даже каким-то особо мыслительным направленным процессом, или специальным действием. Это была привычка в теле, наработанная реакция и повышенное внимание. Чтобы подставить щит под удар летящий в соратника. И сейчас как и много раз до того, паладин буквально на границе зрения увидела опасность, мертвую руку, стремящуюся к Адриану, отвлечённому защитой от другого противника. Резкий разворот, шаг к воину, почти вплотную, выдыхая тому в затылок и чувствуя пошатывающуюся смерть за своей спиной, скольжение между ним и мертвецами, выпад рукой сжимающей щит. Глухой удар о металлическую отделку. Самодовольная усмешка. Ускоряющий тело шаг обратно с набором инерции для мощного удара мечом сверху вниз по рядом находящемуся противнику.

    - Мы - не просто "лучшие воины Пламенных Кулаков", мы - лучшие из лучших вообще, - спокойно ответил полурослик на очередную тираду, - и работу мы выполнили полностью и досрочно, так что цена вполне разумна.
    Он взял слиток серебра, добавил к нему тридцать монет и показал Бриферхью:
    - Вот, восемьдесят золотых монетами и вашим же серебром. Если вы по-прежнему уверены, что встретитесь с Рори Рой раньше нас, то, пожалуйста, напишите расписку в получении жалования её и Мойры. Я лично полагаю, что увижу их раньше, а значит, вынужден буду отчитываться в том, куда подевались их деньги. И документ будет как раз кстати.
    Он держал в руке деньги, ожидая, когда Бриферхью выдаст ему бумагу.

    - Адриан, ну что ты, право! Что я буду делать с лишней лошадью? Оставь своей протеже, не стоит заводить делёж и расчеты по каждому поводу. Вернёшь потом, как будет возможность. Да и Джун, глядишь, чего и заработает.
    - Чиара, постой ещё минуту! А куда вы, собственно, идёте? Я не могу бросить друзей, и, если дело стоящее, охотно помогу им, а значит, и вам.

— Вот про камни уж точно святая правда, — поддержал принц Оггель, грандиозно распластавшись в иле на мелком бережку. Потом он откашлялся и выспренне прогудел: — Слушай нас, отец Лайлы!

— Пока твой рот занят карамелью, твой разум должно занять спокойствие. Ты попал на заговорённую поляну. Цветы здесь рассеивают розовую пыль, которую далее разносят пчёлы. Также эти цветы, сговорившись с камнями и деревьями, образовали камуфляж и камарилью, чтобы свергнуть нас, Оггеля Третьего. Но это сейчас маловажно: их план, разумеется, обречён. Мы не встретили Лайлы, плутая на поляне. Вестимо то морок, что сковал твой рассудок, ибо и наши умы и нравственные ценности немало пострадали, покуда мы были в нём.

— Капитан и Зиврая прошли дальше. Ежели им удалось спасти твою дочь, они бы давно вернулись к тебе. Но этого не состоялось. Значит, беда всё ещё рядом. Перед тем, как мы двинемся на неё и победим узурпаторшу, нам важно узнать о нашем враге всё, что только тебе ведомо. Стало быть, отвечай нам по порядку. Кто есть Королева?

Замечание Оггеля прогремело в голове у рыцаря как гром среди ясного Виридианского неба. Оказывается, всю свою жизнь он ходил с неприкрытым срамом!

— Батюшки, да вы ведь тоже без штанов! — заметил озарённый сэр Артур. — А принц-то голый!

— Это на совином, — без большой уверенности ответил Оггель, смешно топая за быстрым следопытом.

Его одолевали сомнения. Оггель то и дело морщил нос. Они возвращались в лес, где цветы и пчёлы кружили голову, и ему не нравилось испытывать эдакое вертиго повторно. Конечно, гордость не позволила Оггелю возразить сычу — Хуч подобрал верный ключик к желейной бобриной душе. Про себя принц обдумывал, что если пыльца показывает ему камни-заговорщиков, а сэру Артуру — жалобные деревья, то не пробуждает ли она в Хуче любовь к связыванию? Подумать только, что пережил отец Лайлы, когда сразу две дочери привязали его к осине! О-хо-хо!

— Охрана Больших Живописцев, — после нужной паузы вынес вердикт принц. — Взгляните на нашего спутника. Он опасен, молчалив и носит чёрное. Он точно состоял в охране у артистической особы, не думаете?

    - Недостойно мужчине обвинять другого во лжи бездоказательно, - упрекнул Сэм слушателя, - я, может быть, и был немного неточен, но лишь в деталях. Я не говорил, что сделал это один. Я сказал, что сделал это. Вместе с лучшими воинами Троллклавских пустошей, да. И не вырезал, а расстрелял из арбалета. Пусть не всё племя, а только половину - зато верхнюю! Вождя, его личную ведьму, отборных воинов и разведчиков. Это было, и было в дне пути от Карнатского Яма. Орки нападали на деревню, чтобы прокормить дракона по имени Леннитон, о котором я уже говорил, но наша карающая длань прихлопнула их одним ударом.
    - Мы договорились играть по десяти, на этом и остановимся, - Сэм выложил ещё десяток серебряных кругляшков и взялся за кости, - можешь отказаться, если мало, и я уйду из-за стола. А можешь разбогатеть ещё немного.
    Он потряс стакан и сделал второй бросок.

Две недели назад Фаргар Базрак получил письмо от Гангрена Роксикера.
В нём говорилось, что Роксикер хочет встретиться со старым другом. У него есть дело в котором помощь не помешает, если тот свободен. И что помощь это обещает богатство и процветание как самому Базраку, так и всем окрестностям Фандалина (городу, расположенному у подножий Гор Меча). В письме он просил собрать небольшую команду надёжных людей, готовых помочь.

Фаргар собрал. Кого-то из них интересовало золото (Гангрен обещал не скупиться), кто-то хотел возродить прежде величественный город и помочь его обитателям. Кого-то тянула вперёд дорога приключений. Так или иначе, в этот день они сидели за столом в таверне Золотая подкова.

Широко распахнув дверь в таверну вошёл дворф с длинной рыжей бородой, а следом за ним тенью рослый человек. На поясе человека висел меч, а в осанке угадывалась воинская выправка.

Фаргар Базрак не видел Гангрена много лет, но сразу же узнал в вошедшем дворфе старого товарища с котором они прошли и огонь и воду - Гангрена Роксикера.

Увидел Фаргара, Гангрен поспешил к компании, но задержался у другого столика, где в одиночестве сидел молодой человек.
- Годфри, рад тебя видеть.- Он хлопнул парня по плечу.- Хорошо, что ты пришёл. Иди к нам, мне есть что вам всем рассказать.
Дворф и сопровождавший его воин уселись за общий стол.

- Выпивку всем за этим столом за мой счёт!- сказал дворф официанту, когда тот подошёл.
- Рад тебя видеть, дружище, как же давно не виделись - обратился он к Фаргару. - И с вами, друзья, познакомиться тоже рад!
- Знакомьтесь, Сильдар Холлвинтер, мой товарищ и верный помощник - представил он человека, на что тот учтиво кивнул.

Официант быстро вернулся и поставил по пинте эля напротив каждого.

- Ну, выпьем на богатство! - сказал дворф, поднимая свою кружку. - Потому как я скоро разбогатею, это дело верное и сегодня хочу это отпраздновать!
- Не стоит об этом так громко говорить, - почти шёпотом впервые заговорил Сильдар.
- Да-да, надо быть осторожней, знаю-знаю, - понизив голос передразнил человека бородач, и подмигнул Годфри, а потом продолжил хоть и чуть тише, но не особо таясь.
- Я вас просил прийти не просто так, а потому как дело есть. Богатство оно хоть и верное, а из земли ещё не выкопано. Для начала нужно перевезти припасы из Невервинтера в Фандалин. Мы бы с Сильдаром и сами справились, но на мулах тащиться два дня, а нам уже завтра надо там встретиться с моими братьями. Без обид, но кроме Фаргара и Годфри я никого из вас не знаю. А потому платить буду за каждую часть выполненной работы. За перевозку телеги до Фандалина по 10 золотых каждому (5 плачу вперёд). А об остальной работе поговорим там. Согласны?

- Гангрен, мы спешим, - напомнил дворфу Холлвинтер.
- Да, помню я помню. Друзья, давайте сразу пойдём к телеге и лошадям, а там всё подробнее обсудим.
Роксикер выпил залпом свою кружку, пригласил всех следовать за ним и первым вышел из таверны. Сильдар свой эль даже не пригубил и пошёл за дворфом.

— Восста-а-а-а-ание?! Не позволим! — взвыл Оггель. — Мы не отдадим полосатым летающим орехам трон, который и не снился нашему отцу! Только не после всего, что мы вложили в избирательную кампанию! Уговоры! Новые плотины! Озеленение песчаного карьера! Равная представленность всех видов фауны! Веганский фестиваль!

Может быть, Хуч и улетел, но трагичные вопли Оггеля наверняка преследовали его. Потребовалось время, чтобы чванливый бобёр с трудом успокоился и посмотрел на усыпанный розовым цветом лес:

— Но всё-таки, — печально добавил он, — мы с вами — не Хуч. Мы не пролетим просто так, а чары реки здесь бессильны. У меня есть несколько листов пергамента, из которых можно сделать дыхательные маски. Но кто в здравом уме будет носить маску среди леса?

Ночь выдалась тихой и спокойной. Никто больше не побеспокоил сон пушистых спасателей и, сменив дежурство, рассвет над Виридианом уже встречал выспавшийся сыч, пока бурундук и бобер досыпали своё. Бодрящий утренних холодок заползал под перышки, заставляя съежиться и греть крылья над краснеющими углями. Небо начинало потихоньку светлеть, тьма уступала предрассветной тишине, застывшей в воздухе. Пахло свежестью, и день обещал быть обязательно прекрасным. Солнце мягко приветствовало лес, поцеловав его в макушку своими лучами. Серебристые стрекозы с весельем и замиранием сновали тут и там. Утренняя роса капельками умывала траву. В такое хорошее утро любые невзгоды кажутся ерундовыми, а вчерашние проблемы – решаемыми.

Когда утро окончательно утвердило начало нового дня, Хуч разбудил сэра Артура и принца Оггеля, и компания засобиралась дальше в путь. Быстро позавтракав и собрав рюкзаки, трое пушистых героев направились дальше в лес, следуя направлению, которое указал им старик Мабергор.

Шлепая лапами по холодное земле и то и дело зевая, герои шли, наслаждаясь утренним солнцем и весенними ароматами, наполняющими воздух. Однако троица не успела еще далеко уйти от поваленного дуба, как на пути им начали встречаться маленькие медоносные пчелки, кружившие над красивыми розовыми цветами, раскрывшими свои бутоны навстречу утреннему солнцу. Эти цветы росли на тоненьких, но упругих стеблях, подобных виноградной лозе. Поначалу лозы этих цветов казались робкими кудрями, спадающими по стволам деревьев и цветущими приятным ароматом. Однако чем дальше герои проходили, тем больше становилось цветов, а над ними летало больше пчел. Лозы с розовыми цветами начинали опутывать не только стволы деревьев, но и их ветви, опускались к корням, запутывались в кустах и ныряли в траву. Эти цветы виднелись уже на каждом дереве и дальше, что хватало взору. Запах цветения становился все сильнее и, Сэр Артур мог точно определить, что именно этот запах он учуял в лужице вчерашним вечером. Без сомнения, пыльца именно этих розовых цветов свела с ума несчастную гадюку. Однако, направление старика филина вело героев дальше сквозь заросли цветов, за которыми должен находиться пчелиный улей. Его слова подтверждали и трудившиеся здесь пчелки, указывая на то, что улей должен быть где-то поблизости.

— Это… не она, — мрачно предсказал рыцарь. — Она была львом. Это чудовище из туманов! Куда ты, Хрокр!

И паладин атаковал. Миг замешательства, который позволил Рамунду ответить, окончился. Меч, поразивший одного оборотня, ударил в середину восьмиглазой головы другого. Сэр Вернон не избирал новую тактику, не пытался найти объяснений происходящему. Из раза в раз он повторял одно и то же. Прямой выпад поверх прикрывшего тело щита. Это работало против орков. Работало против не-волка…

Помогло и сейчас.

Лезвие с выбитым вдоль кровостока заклинанием, дар карликов могучему королю, глубоко вошло меж хелицер.

    Сэм был очень огорчен отсутствием Бриферхью. Он надеялся быстро договориться с ним и успеть спасти остальных от тех неприятностей, в которые они, несомнено, попали из-за своего рвения. Но увы, в Яме было тихо, как в могиле. Бог-Лак отмалчивался, новостей не было, и ему не оставалось ничего другого, как спешить в штаб-квартиру. Во Врата. Он оставил трактирщику записку для друзей и взял обещание показать её Неммонис Даар, Адриану и Мойре - вместе или по отдельности, подкрепив золотым за труды.
     На входе он вынужден был расстаться с пони. Сэм уже привязался к животине, поэтому выложил серебра на неделю вперед, чтобы не потерять верного спутника. Только прихватил деньги и кое-какую мелочь ну и, конечно, переоделся в свой отличный костюм - дороная одежда не годилась для большого города и больших дел. С тем и поспешил к воротам.
    - Привет вам, коллеги! Не подскажите ли, где находится штаб Пылающих Кулаков и как туда пройти? - обратился он к страже, которая тоже носила значки Кулаков. Свой он пока держал в кармане, - вот мои два серебряных за вход.
    - Эй, приятель, - постучал по плечу незадачливого купца Сэм, - просто впряги носильщиков в телегу и пусть протащат твой груз не на плечах, а на колесах. Запрет ведь на животных, не на повозки. Так выйдет и быстрее, и дешевле. И сзади пусть толкают, кто не влезет в постромки. Уж пару метров через ворота они осилят, а внутри хоть весь день таскай. Так ты заплатишь только за один проход и сэкономишь время на перегрузке.

    Внутри города он не спеша направился по указанному стражей пути. Осматривать здания и людей было весьма приятно и поучительно: тут и там сверкали чудеса, коих на тракте не встретишь. Большой город! Как много в этих звуках для сердца бизнесмена слилось! Как много в нем отозвалось! Да, тут даже в воздухе стоял запах крупных сделок (спасибо закону, запрещавшему въезд животных - и вправду пахло получше), а уж о величии и богатстве кричало буквально всё. Золоченые башни, храмы и крпкие каменные здания, и вывески, вывески! Не то, что орков по болотам гонять. Сэм шел не спеша и усиленно вертел головой. Именно поэтому он увидел в толпе занкомые лица. Те самые приключенцы, что с шумом и грохотом убили красного мага в Яме! А потом рассказали им про сокровища и культ! Вот это встреча. Эльфа бы он вряд ли узнал, тот выглядел, ну, как обыновенный эльф, а вот рога тифлинга ему прямо в глаза бросались. Да и жрица, что греха таить, бросалась. А вот их отряднного драконорождённого что-то видно не было. Зато был груз из доспехов и сумок. Решили сэкономить и провезти его в город по частям? Или... Подумав, он решительно протолкался сквозь толпу к дискофорам.
     - Эй! Здравствуйте! Это я, Сэм Белоног, из Кранатского Яма! Узнаёте? А я вас сразу узнал - вы те самые охотники на Культ Дракона! Скамос, да? Как у вас успехи? Мы своих орков убили, зажарили и выгнали!

— Знаете… то, что насекомые могут говорить, это не такая уж небылица, — вспомнил Артур. — Мой пра-пра-прадед, как и я, был странствующим рыцарем. Вернее, это я — как и он. Но не суть. Так вот, он странствовал в компании своего кузена, славного сэра Дэйла и двух мышей. Господин Мабергор, в силу вашего почтенного возраста и эрудиции, вы, должно быть, слыхали об их похождениях. Но ещё с ними была муха, в чьём жужжании, если верить легендам, можно было разобрать настоящую речь. Так что я вполне готов поверить в то, что некоторые пчёлы могут обладать даром голоса.

— Вперёд, господа! — воскликнул бурундук, запрыгнув на поросший мхом камень и указал остриём шпаги на восток. Вернее, туда, где по его мнению находился восток. — Нас ждут великие дела!

— Я должна тебя помнить? — Валерия перевела взгляд на рабыню. Потому ли, что дочь послушно кивнула в ответ отцу, а может потому, что сама запомнила ту совсем юной, рабыня вдруг решила, будто и её нужно помнить. — Но я слышала имя. Мама, кажется, иногда говорила о тебе. Она обычно смеялась при этом. Я всегда думала, ты смешная, но ты нет.

Нет, совсем не смешная и улыбается неприятно. Но в этом, видимо, и был смысл. Только Валерия и так поняла, что за дверью опасно. Что опасно на Лимесе, и рабы здесь опасны. И даже с таким телохранителем ей находиться должно быть опасно, потому что телохранитель считает, будто её помнят. Будто она, вот смех-то, любовница. И считает, что должна заявить об этом, словно они обе участвуют в каком-то состязании. Но в каком? О чём она думает? Почему она вообще говорит, почему открывает рот, шевелит им? Издаёт звуки. Кто ей разрешил?

— Я вижу, отец тебя совсем избаловал, так что ты, конечно, можешь считать себя кем хочешь. Меня он тоже баловал всегда, вот только мне полагается, я была и останусь его дочерью, а тебе придётся проснуться. Вернуться к реальности, в которой отец занят покушениями, допросами да тем, что травит предателей собаками, а тебя держит рядом лишь оттого, что кто-то должен раздвигать для него ноги. Но попробуй не сделать этого раз или два, «любовница», и посмотрим, чьей стриженой башкой будут лакомиться собаки на следующей неделе, — она улыбнулась Тамар нежно и очень тепло, как, может быть, улыбалась только маме в самые интимные, доверительные моменты. В отличие от несдержанной аланки, дочь Константинополя умела притворяться и играть со своими эмоциями куда искуснее. Тем более теперь, вопреки обстоятельствам, в совершенной защищённости, когда ничто в мире не могло заставить её обнажить эмоций настоящих. Тем странней выглядело, как эти эмоции расходятся со словами. — А забудешь назвать меня госпожой ещё раз, до недели дело и не дойдёт. А теперь веди. Молча.

Всё так. Избаловал. А может, просто не до того ему здесь, чтобы с ней возиться и приучать к кнуту. И без неё проблем по горло. Вот и навыдумывала себе. Дома мать всегда была той, кто держала управление и семейными делами, и рабами в своих руках. Крепких, несмотря на их шёлковую изящность. Шёлк, однако, известен своей прочностью. А рабам всегда было известно, кто они, что и когда должны или не должны делать. Здесь же... Но Валерия не удивлялась: отец вот так доверяет людям, позволяет им слишком многое, а потом одумается — и давай на кострах жечь. А окружающие действительно не понимают. Всё же было хорошо. Как так?

Валерия всё ещё крутила в голове подслушанный ею разговор Архипа и второго, принесшего незадачливому центенарию слово Митры. Она беспокоилась оттого, что отец не принял её предупреждение близко к сердцу и как следует не допросил Архипа на эту тему.
И правда — бардак. Ух, посмотрела бы на это мама. Тоже спросила бы: как так-то? Валерия многому у неё научилась. Даже сейчас, пока говорила, чувствовала, что произносит её слова. И тоже задавалась этим вопросом.
Серьёзно одичал? Расслабился? А может, забыл? Столько лет служит эфемерному Риму и забыл, где он, этот Рим, и что Рим — это мы, а не они. Дом и семья, а не варварки-любовницы.

Валерия недовольно цыкнула. Стоило сбежать из дома — и теперь она всё больше начинает говорить и мыслить, как мать. Раньше она этого за собой не замечала.

— Так, хватит! — вскочив между сычом и бельчонком запротестовал сэр Артур и замахал лапками во все стороны. — Юноша полон энергии и сил, это похвально. Нужно направить эту энергию на поиски его семьи, вместо ерунды, которую вы тут устроили.

— Как вас зовут, юноша? — обратился он к парню в кепке. — Ах, да. Тита, — вспомнил бурундук. — Нам пригодится ваш задор и смелость. Я предлагаю вам присоединиться к нашей спасательной операции.

— «Ну»? — не менее возмущённо взъерошился Оггель. — Это не у нас пропадают бельчата!

Теперь он всё понял. Это не Реджи сбежал с пригожим хомячком, это Лайла ушла к загадочно говорящим пчёлам от токсичных родственников! Но кое-как вспомнив о дипломатической миссии, бобриный принц удержался от колкостей.

— Мы ищем молодую Лайлу, дочь Шушанны, а также белку именем Реджи, супруга оной же. Шушанна попросила разыскать их, потому что сама сейчас ищет аудиенции у старосты Семи Кочек. В справочном дупле, — перепончатая лапа Оггеля махнула вдоль лестницы, — нам любезно открыли, что цвет беличьего юношества может помочь нам в этом деле. Увидев представителей означенного юношества, я не менее любезно просил Хуча подвинуть кого-нибудь поближе к нам, потому что они, видите ли, разбегались, а я…

У лапы настал черёд хлопать по толстому бобриному пузу.

— …предпочитаю лёгкой атлетике водное поло и гольф. Так произошло ужасное недоразумение. Должно быть, кого-то из нас приняли за хищников. Что, конечно же, не так. Мы, как это ремесло называют у Меловых Скал к югу, детективы.

Оггель стукнул хвостом по доскам в завершение речи.

Следом за сычом на платформу приземлился филин, сильными взмахами крыльев снося шляпы и кепки с голов посторонившихся белок. Толпа расступилась, позволяя филину подойти ближе к взбудоражившей всю ферму троице. Филин громадной тенью навис над героями.

— Ну, теперь рассказывайте, — устало ухнул филин, обведя карим взглядом троицу, — Кто такие, откуда будете, зачем белок пугаете.

— Давай, Мабергор, задай ему взбучку! — вновь послышались выкрики, снова начал нарастать возмущенный шум.
— Вон их! Нечего тут и слушать! Мы такого не потерпим! — подняла кулак кухарка в чепчике.
— Верно!

— Отставить панику! — вновь скомандовал филин толпе, — Дайте их выслушать, а затем решим, что с ними делать, — твердо установил он и кивнул чужакам, — Ну?

…но стоило ему увидеть адрес, как принц сообразил, что ферму искать не требуется. С перепою, видать, он не так понял Шушанну. Или Шушанна страдала топографическим кретинизмом. Или оный недуг поразил самого Оггеля. Так или иначе, постепенно до туши бобра дошло осознание, что искомую ферму они попирают прямо сейчас и здесь.

— Ах, не трудитесь, мы уже нашли! Ваша помощь заслуживает благодарности, — пока седохвостая белка открывала рот, Оггель уже расплылся в чём-то среднем между реверансом, поклоном на три четверти, книксеном, одзиги и салютом, чтобы спешно вернуться на предшествующий уровень.

— Сэр Артур! — воскликнул бобр, опасливо переместив пузо к перилам. — Сэр Артур, нам надобно отыскать некую детвору! Сэр Хуч, где вы!

— Да? — обернулась белка на голос массивной тени, склонившейся над дуплом.

Белка оказалась неприлично стара, ее шерсть и хвост посерели и выцвели с годами. На носу старушки сидели большие круглые очки, она щурилась, глядя поверх очков и рассматривая Оггеля. Передвигалась белка слишком медленно, она ели-ели дошла от окна до своего кресла у столешницы и уселась в него.

— До-доброго дня.. О-о, принц? Что вы говорите.. — щурилась старушка, — Мое имя Марта. Чем могу быть полезна? Ах да, знаю, Шушанна – дочь моей племянницы, прелестная девочка, — кивала старушка, — Лайла, тоже красавица, вся в прабабку. Так на нашей же ферме она и работает. Вон, сегодня фасуем орех-брикеты сорок штук, завтра поставка в соседнюю деревню, — белка потянулась к бумажкам, лежавшим на столе, и поднесла их ближе к очкам, — Накладные подготовлены, печати проставлены. На деревню Семь Кочек значится, — старушка углубилась в чтение бумаги.

— Так, так, про дружбу, вы еще спрашивались, многоуважаемый принц, — вспомнила Марта, выныривая из листа с цифрами, — Так детвора она вся дружная. Все вместе гуляют, резвятся. Ой, раньше то помню, сама по этим дубам скакала, от одного к другому, ой как скакала! — в глазах белки заиграл огонек воспоминаний. Маленькая ссохшаяся белочка посмотрела куда-то мимо Оггеля, куда-то ввысь.

***

Бельчата так и подскочили от внезапного уханья над их головами. Мальчишки были одеты в зеленые шорты и майки и были наверняка братьями, так похожи они были. Однако один оказался попроворнее и успел схватить булку с прилавка и прижимал ее к себе как сокровище. Бельчата захлопали глазами, глядя на сыча, затем переглянулись и, захихикав, бросились врассыпную.

— Поздно уже для школы, дядя! — ехидно пропищал тот что с булкой.

Бельчата бросились к ближайшему мостику и ловкими движениями в два счета перебежали на другой дуб, и глядя оттуда показали языки Хучу.

— Отдельное дупло для справочной? — не поверил ушам Оггель, карабкаясь за проворным сычом в ласковой переполосице солнечных лучей. — Может, фух, у них ещё принимают вопросы в одном, а отвечают на них, фух, в другом?

Провожали героев всей таверной с бурным галдежом и тостами "за удачу". Аллена пообещала Оггелю, обо всем позаботиться, и пожелала скорейшего возвращения дорогим гостям. Шушанна не смогла подняться с лавки после второй чашки "успокаивающего" чая, но активно махала платочком из-за столика.

— Я буду ждать вас в Дубовом краю, — сказала белка на последок, — Возвращайтесь невредимыми и непременно с моими дорогими Лайлой и Реджи!

Селтани пожелала Хучу удачи и побежала разносить пенные стаканы оживившимся посетителям. Со второго этажа высунулась широкая лягушачья морда, чтобы проводить бравых героев хотя бы взглядом (на более ночной посетитель был не способен). Аромат тыквенного рагу был слышен даже снаружи таверны, а голоса доносились еще добрых пару десятков шажков, после легко растворившись в шелесте листвы.

Трое славных героев отправились на поиски белочки и ее отца, бодрой походкой и стильными взмахами крыльев давая всем понять, что они обязательно преуспеют в этом деле. Погода стояла прекрасная, солнце пробивалось сквозь далекие кроны деревьев теплыми солнечными зайчиками, украшая тропинку узором. Дышать хотелось полной героической грудью от понимания того, что ты все делаешь правильно. Воздух щекотал ноздри свежестью и сладким ароматом лесных трав.

Очень быстро герои вышли из лесочка и оказались на главной площади Семи Кочек. Здесь по указанию крыла Хуча, компания повернула направо и зашагала по широкой проезжей дорожке в направлении Дубового края. Хуч уверенно летел впереди, его сычий взгляд еще с площади подметил следы когтистых лапок Шушанны, пробегавшей здесь с утра. Дорога поначалу петляла между жилых кочек и норок, огороженных красивыми заборчиками с клумбами. Но очень быстро дверцы и оконца перестали встречаться на кочках: эти потенциальные угодья были еще не заселены, но учитывая прирост населения мышей, это очень скоро изменится. За кочками раскинулись поля, окаймленные деревьями и усеянные молодыми росточками пшеницы и подсолнечника. Работяги отдыхали на обеденном перерыве, скрываясь от солнца за широкополыми шляпами. Здесь дорога уже шла по прямой, иногда сворачивая в сторону от больших валунов и овражков. Дорогу разделяли две колеи, укатанные от часто ездящих здесь груженых повозок, однако в полуденную жару движение прекратилось. Солнце, не скрытое листвой теперь хорошо припекало, и так прекрасно было бы развалиться в повозке, мирно катившейся в нужном направлении, и погрузиться в сладкий послеобеденный сон. Однако, никаких повозок видно не было и приходилось шагать и лететь на своих двоих, превозмогая жару и зевоту, от чего путь казался еще более героичным.

Спустя два часа впереди показалось алое зарево. То были маковые поля, цветущие яркими алыми цветами. Бутоны на толстых стеблях высоко взымались в небо, покачиваясь на ветру. Иногда над цветами можно было заметить маленьких пчел, усаживающихся вглубь бутонов, однако если попробовать окликнуть пчел, они героев игнорировали. Маковые поля располагались близко к лесу и герои, оставив алый ковер позади, вошли в Золотой подлесок. Деревья поначалу стояли широко друг от друга, воздух был прозрачен и мягок, кроны деревьев давали долгожданную тень. Под ногами зашуршала сухая листва, иногда можно было услышать крылатых жителей, уединенно обосновавшихся здесь. Скоро деревья начали становиться гуще, по раскидистым дубовым ветвям начали бегать занятые белки и совсем скоро герои, наконец, пришли в Дубовый край. Понять это можно было по огромному количеству желудевых плюсок плотным ковром покрывающих землю. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться, потому как дорожка была плохо расчищена.

Однако наверху было гораздо интереснее. Здесь могучие дубы оказались опутаны множеством канатных мостов и сеток, по которым ловко носились белки. Некоторые хвостатые даже перелетали с одного дерева на другое на канатах, а кое-где были проложены настоящие горки, закручивающиеся вокруг стволов и приземляющиеся на ворох сухих дубовых листьев.
Каждое дупло здесь было обжито и облагорожено, вся жизнь кипела под кронами деревьев, а под корнями в земле тут и там виднелись хранилища, до отказа заполненные желудями. В центре Дубового края расположился главный Дуб, к которому вели всевозможные мостики и веревочные лесенки, а у подножья Дуба поднималась наверх большая дубовая лестница для гостей, которая вела к широкой платформе с крышей — то, вероятно, было места для собраний. Солнце покрывало верхушки деревьев, но уже не пробивалось до подножья, было время полдника.

Быстро осмотревшись, Хуч припомнил слова Шушанны: до Дубового края, а затем на восток, через мостик и в чащу, куда и ушел Реджи. Определить, где восток не составило труда, а вот о каком мостике говорила белка, было не очень понятно.

Тот орк который был в бою с Адрианом ни секунды не колебался, когда Мойра захватила их недавнюю повелительницу. Значит оставалось только одно - сражаться до конца. На верхушке башни тем временем возникла какая-то трудноописуемая потасовка.
- Мойра, оставь ее! Мы сейчас поможем. Только держись! - крикнул Адриан, неуверенный что его слова будут услышаны в пылу битвы и, что еще не поздно.
Сам он уже замахнулся чтобы вторым ударом добить раненого орка, но тот успел отклонить атаку поймав меч пяткой лезвия.

Увидев, что дело приняло серьёзный оборот и спасательная операция начинается вот прямо сейчас, бурундук вспомнил, что при себе у него был лишь повседневный сюртучок на плечах и фамильная шпага на поясе. Этого было явно недостаточно для длительных странствий.

— Мне нужно собраться в дорогу, — предупредил он остальных. — Я мигом! — донеслось уже из-за той стороны входных дверей.

К тому времени как принц бобров закончил со своей едой на вынос, рыцарь уже успел вернуться, полностью готовый в поход. Поверх сюртука у него теперь был надет проклёпанный кожаный доспех а в руках красовался блестящий стальной щит с выгравированным родовым гербом. Герб сэра Артура Чипа был простым, но не лишённым некоторого изящества: желудь на дубовой ветке и девиз на каком-то давно забытом языке.

— Мы обязательно пошлем за ним! Не плачь дорогая, мы что-нибудь придумаем. Садись, ну же..
Трясогузка обняла белочку крылом и усадила за ближайший столик. Попутно хозяйка распорядилась принести даме мятный чай "и побольше" (имелось в виду, конечно, "побольше бренди добавьте").

Присутствовавшие вчера на празднике дня деревни могли с уверенностью сказать, что староста будет сегодня очень и очень не скоро, если вообще сможет встать с кровати. Этот пузатенький с длинной бородкой мыш в тот день уже с самого утра был навеселе. После церемонии и своей коротенькой речи он совершенно отдался празднику. Непонятно, как он сумел выпить количество коктейлей превышающее его вес в пять раз, упасть мертвым сном, проспаться и повторить этот порочный круг несколько раз, после чего он все таки позволил унесли себя с вечеринки. Но видимо, не домой, раз дома его не нашлось. Да и какое войско в деревне Семь Кочек можно собрать?

Аллена продолжала успокаивать несчастную мать и потихоньку поить ее чаем с бренди.
— Уверена, они найдутся, не падай духом дорогая. Это ты с самого Дубового края бежала? Ох бедняжка, далеко же это. А ты завтракала? Сейчас нужно соблюдать спокойствие, а еще хорошо бы не упасть с голодным обмороком! У нас сейчас как раз Ивал приготовил вкусное тыквенное рагу, вот увидишь как силы к тебе вернутся. Селтани! — хозяйка цокнула официантке, чтобы та поторапливалась. Только Шушанна не могла остановить слезы и только кивала на успокаивающую речь хозяйки таверны.

В бою против ещё 6 орков не выстоять, - поняла Рори. Даар и Сэм повержены, она сама тяжело ранена. Но и убежать от них они едва ли смогут...

Рори выхватила меч у лежащего без движения Сэма (хобичий меч по размеру для человека больше походил на кинжал), метнулась к вождю и приставила лезвие к его горлу, почти повиснув на нём.

- Всем стоять и бросить оружие! - крикнула она, чтобы бегущие к ним Орки наверняка услышали.
- Скажи им, чтобы остановились, иначе тебе конец и женушку свою увидишь по ту сторону бездны. - Добавила она лично для Шагрола.

Мимо официантки убегающей с заказом Оггеля III, к столу высокопоставленных гостей подплыла Аллена, попутно приглаживая выбившееся перышко из прически.

— Рада вас снова видеть, господа хорошие! Принц, прошу вас, ну не хвостом же по столу, — пожурила трясогузка Оггеля и постаралась сгладить момент широкой улыбкой, — Конечно, сэр Артур, ваш супчик будет сию же минуту, — хозяйка обернулась к бармену, чтобы передать заказ. Выдра коротко кивнул и тоже побежал на кухню, — Ах, какой бурный выдался вчера денек, — уже обращаясь к сэру Артуру и принцу Оггелю, сказала трясогузка, — Такого бурного торжества Семь Кочек еще не видывал. Как вы себя чувствуете, господа, после вчерашнего гуляния? Пришелся ли по нраву вам наш праздник? Девочки так старались, выплясывали! А конкурсы? Конкурсы вы застали? Я к сожалению была вся в делах, забегалась и не имела радости провести время с вами. Может я могу предложить вам что-нибудь на опохмел? У нас есть замечательная настоечка для таких случаев, симптомы крылом снимает.

На другом конце зала раздался глухой стук и компания полевок вдруг звонко захохотала. "Прамилар снова голову уронил!" — захихикала мышка в рабочем комбинезоне. Уловив недовольный взгляд хозяйки, ящерка отложила метлу и поспешила помочь спящей черепахе поместить голову обратно на лапу, а также сгрести пустые пинты со стола перед постояльцем. В это время из-за двери кухни выпорхнула трясогузка в фартуке и быстренько подбежала к столику за которым укрытый тенью и глядевший в оба сидел сыч.

— Вот, приятного аппетита, Хуч, — прощебетала официантка, поставив на стол перед сычом тарелку с жареными в карамели многоножками на палочке, — Что-нибудь еще могу тебе предложить? Может попить? — с надеждой спросила она и начала перечислять, — Может смородиновый морсик или медовуху? Пряный эль? Очень вкусное сливовое вино или "Туба-Дуба"? — она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, от чего ее длинный хвост заходил из стороны в сторону.

— Господин Оггель! — пропищал в ответ Артур, приветственно махнув лапкой — Какая встреча!

Бурундук в привычной для себя манере подскочил к столу старого приятеля со скоростью арбалетного болта. Ещё миг тому пушистый рыцарь стоял у двери в таверну — и вот он уже сидит на лавке, изучая предвыборную агитацию принца бобров.

— Так-так-так, что тут у нас? — деловито зашевелил он носиком из стороны в сторону. — «...и рыбку съесть», — прочитал он плакатный слоган и скептически зацокал языком. — Друг мой, ну куда вы с такими кровожадными лозунгами в Семи Кочках? Разве что жители по правую сторону ручья могут ещё воспринять подобные фразы с энтузиазмом. Все, кто живёт на левой стороне — а таких, как вы знаете, теперь большинство — давно отказались от рыбы в своей диете. Как насчет «...и жёлудь съесть»? Да, так определённо будет лучше, — похвалил он сам себя за такую удачную идею.

Думал сэр Артур быстро, а тараторил ещё быстрее. Нередко его слова опережали мысли. В такие моменты остановить рыцаря было попросту невозможно. Но в этот раз собственные мысли о насущном остановили его от углубления в политические темы.

— Ах, да, насчёт жёлудей, — перебил он сам себя. — Аленна! Мне суп, как обычно. Благодарю!

Ничего удивительного, что именно это место избрал для агитации Оггель Третий, именитый принц бобров и, как поговаривали, большой любитель плотин. Меню застало Оггеля за расправлением на столе большого предвыборного постера, который он хотел наклеить над стойкой, если хозяйка Аллена не будет сильно против. На пергаментном листе было изображено что-то круглое, мохнатое и похожее на мяч. При ближайшем рассмотрении стало бы ясно, что это портрет самого Оггеля III — в профиль. Или в анфас. Большой разницы, честно говоря, не наблюдалось.

На мощное публичное решение Оггеля толкнула геополитическая обстановка в Семи Кочках, о чём он с удовольствием поведает позднее. Пока что Оггель пытался придумать, как нужно производить выборы и куда он вообще баллотируется. Он сидел, постукивал по стулу плоским хвостом и думал. Оггель питал неистребимую веру, что сообразит по ходу дела, но удача не сопутствовала ему: лесные зверята тоже не слишком представляли процесс. Ни высокооплачиваемый консультант по лесоповалу (дятел), ни специалист в области семейной политики (крольчиха) не смогли ему помочь. Сейчас, откинувшись на спинке, Оггель разглядывал свой пергаментный плакат и переживал необычный спектр эмоций. Над слоганом «На ёлку сесть и рыбку съесть!» меховой мяч гордо восседал на свеженькой плотине. С одной стороны бесновалась река, а с другой беличье семейство, взявшись за руки, въезжало в реновированное жильё с отличными бордюрами.

— Ах да! — опомнился Оггель и подмигнул официантке, одновременно похлопывая себя по изрядному брюху. — А давайте мятный чай! Говорят, для желудка полезно. И бренди, бренди побольше плесните. А на завтрак давайте… давайте тофу, пока его последний не съе… ба, Артур! Сир Артур! Вот же я! Ну же, не оставляйте меня за утренней трапезой в одиночестве!

Приметив паладина, бобр замахал лапой и приветственно задвигал усами.

  Я готов, я начинаю марафон
  Мои друзья уже звонили в домофон
  Мои враги трепещат - не дураки
  Жди, двор! Я уже завязываю шнурки
  — Дайте танк (!) — Гореть

Солнце стремительно поднималось над кронами деревьев, одаривая мягким весенним теплом этот обещающий быть чудесным денек. Роса поднималась паром над сочной зеленой травой, окутывая рыжей дымкой деревню Семь Кочек. Тут и там слышны были копошения: под мерцающим шорохом листвы с огородных угодий слышались "Ыть-ыть" тяпкой, над полем проносилось звучное "Но!" и шипение жуков, рогами вспарывающих борозды на плодородной земле, готовой к посевам. Меж аккуратных заборчиков и круглых дверей, ведущих в норки, можно было услышать поскрипывание катушки над холодным колодцем и протяжное заячье "Воот так" вместе с морозной журчащей водицей, бьющейся о стенки ведра. Визг и хохот детворы, играющей в салочки в саду, заглушали тяжелое пыхтение раскуривающего трубочку ежа с белыми от старости иглами, усевшегося под тенью смородинового куста и сонно смыкающего веки. На другом конце деревни уже сворачивался утренний рынок украшенный ленточками, однако поздние пташки еще прохаживались вдоль прилавков, выбирая гусениц посимпатичнее. Звенели монеты, переговаривались продавцы и стучали опустевшие коробки. На главной площади тоже украшенной разноцветными фонариками и подвядшими цветами с доски срывали объявления о вчерашнем празднике в честь дня деревни. Бурное празднование обещалось в таверне "У Трясогузки", напитки за полцены, а также вечерние выступления и танцы до упаду.

Таверна находилась поодаль от деревни, в лесочке, где играла музыка допоздна, а по выходным проводилась вечерняя программа восемнадцать месяцев плюс. Заведение имело интересное расположение, громадный старый дуб расколотый молнией полвека назад и полый внутри как труба был оборудован в многоэтажную таверну. По периметру ствола были пристроены лесенки соединяющие этажи, а для крылатых посетителей помимо главного входа у корней была предусмотрена еще и просторная веранда, в несколько уровней оплетающая дерево снаружи, а также уединенные столики, расположенные на кроне дуба. Заведение, несомненно внушительное для небольшой деревеньки неподалеку, но переместить такой удобный дуб на более прибыльное место не представлялось возможным, потому цены тут были небольшие, а подавляющая часть посетителей залетала из Крылатой общины.

Сегодня в таверне "У Трясогузки" царила после праздничная тишина. Все окна были раскрыты нараспашку, выветривая хмельной запашок. Ящерка в фартуке устало подметала с пола сор, флажки, лепестки и шерсть после вчерашней толпы посетителей. Украшения в виде цветных ленточек, переброшенных через весь дуб тут и там, наверное, провесят еще неделю, а вот начавшие вянуть цветочки придется убрать в ближайшие дни. Посетителей было немного, а те, что были, в основном отходили после вчерашнего. Где-то со второго этажа послышалось квакающее "Расскоольчикуа не найййдьотся?", хихикающая трясогузка официантка пообещала поискать и спорхнула вниз, скрывшись за дверью на кухню. Большая круглая сцена, расположенная по центру заведения так, чтобы со всех этажей было видно представление, сейчас пустовала, не считая оркестровых инструментов, оставленных здесь вместе с нотными листами, залитыми липкой медовухой. У дальней стены неподвижно сидела черепаха, оперев голову на руку, а перед ней на столе стояли несколько пустых кружек, накопившихся за ночь.
За барной стойкой серьезно крутил стаканы в полотенце пушистая выдра в бабочке.

— Кирри, не знаешь, лимоны уже доставили? — окликнула выдру важная трясогузка, подошедшая к барной стойке, — Безобразие какое, ведь на утро договаривались. Еще у нас тофу заканчивается, внеси в список, — скомандовала хозяйка, оглядывая столики придирчивым взглядом, — Хортос, нечего спать, через полчаса уже твоя смена закончится, — похлопала она крыльями, чтобы разбудить большую ондатру, развалившуюся на стуле у входа в заведение, — Пойди, проветрись, пока никого нет, да приведи в чувства всех тех, кто по округе в кустах заснул. Давай, здоровяк, подымайся.

Хозяйка Аллена, хваткая трясогузка средних лет, держащая все заведение под своим бдительным контролем, отчего заведение только процветало. После бурного ночного праздника, она устала также как и весь персонал таверны, но оставались еще несколько дел по приведению таверны в былой порядок, которые отделяли ее от своего уютного гнездышка и здорового сна. Аллена сегодня была раздражительнее, чем обычно, но также добра и услужлива с посетителями. А те уже начали потихоньку стекаться на ранний обед. Группа веселых и свежих полевок только что с полей бодро зашагала внутрь, забираясь на лавки за большим столом, обсуждая вчерашний кутеж. Приветственное кваканье сверху заставило мышей засмеяться и позвать вчерашнего собутыльника присоединиться к ним, но ответом им стал только тихий лягушачий храп. С кухни пахло свежеприготовленным тыквенным рагу и поджаренными крекерами с семечками, а шустрая официантка раздавала всем входящим посетителям меню с сегодняшним ассортиментом.

- Хорошо, я тогда сам. Ты, если что, дополни, - Лорас, понимая усталость Чиары, предложил помочь. - Главное, чтобы не вышло так, что он всего лишь мелкая сошка, которая и не знает толком ничего. А Скамосу и без того есть чем заняться, - громко, чтобы его слушали все, добавил волшебник.

Лорас достал бурдюк с водой, попрыскал немного на лицо некроманта, а затем легонько похлопал его по щекам, пытаясь привести того в чувства. Он с опаской посматривал на спящего пока молодого лорда, переживая как бы тот не помешал новым договорённостям. Некромант издал лёгкий стон, но в себя не пришёл. Скамос довольно крепко треснул его по голове тогда. Лорас понял, что ожидание, пока Джиан-Вос придёт в себя, займёт не один час. Тяжело вздохнув, волшебник принялся искать в рюкзаке вторую склянку с зельем лечения. Иного способа быстро привести в чувства пленного мага он не видел. Возможно, Чиара или кто-то из мстителей этого не оценят, но им нужны были ответы до того, как нервы лорда или его людей сдадут. Помимо зелья эльф извлёк рубаху из комплекта, что лежал в рюкзаке. Её он намеревался использовать как кляп, если маг вдруг решит начать читать заклинания. Взяв некроманта за подбородок, Лорас влил в того зелье. Скомканный рукав рубахи он держал наготове.
Зелье привело Джиан-Воса в чувство, заодно залечив ему язык, что был проткнут калтропом Скамоса. Джиан-Вос выглядел всё ещё помято, но его взгляду вернулась ясность, а черты лица приняли сосредоточенный и ожесточённый вид. Несмотря на то, что он был связан по рукам и ногам, он попытался сесть...
- Лучше не пытайся шевелиться, - предупредил Лорас мага. - Ты жив ещё лишь потому, что нам нужны ответы. И не пытайся читать заклинания. Во-первых, без мешочка с компонентами и соматического компонента их выбор невелик, а во-вторых, я тут же заткну тебе рот этим, - волшебник показал скомканный рукав рубахи. - Исходные данные ясны? Готов говорить?
— Исходные данные? Ты выражаешься как казначей, эльф, — прокряхтел Джиан-Вос, оставляя попытки подняться. — Вот уж не думал, что в магическом поединке меня одолеет счетовод, хоть и эльфийский.
- Тебя одолела собственная глупость и неосторожность, - голос Лораса был усталым, ему не хотелось препираться с этим человеком. - И тебе виднее, что в первую очередь. Но раз уж ты способен говорить, то не рискуй остатками отведённого тебе времени понапрасну - похвались своими "свершениями", - сарказм все же пробился на последнем слове эльфа. - Для кого все то добро, что так долго и так зря тащили твои зомби? Куда ты его собирался отправить дальше?
— Если хочешь, оно будет для тебя. Если оставишь меня с ножом в руках, чтобы я смог срезать верёвки, когда ты уйдёшь.
- Оно итак у нас, торг бессмысленнен, - парировал Лорас
— Твоя правда. У вас, или у... как его? Азбары Джоса? Не расскажешь кто это?
- Значит, всё-таки торг. И кто тут казначей? Я расскажу, но взамен на твои ответы. Вопросы заданы.
— Оно было для Фрулам Мондат. Зомби тащили его в Замок Троллклав, — ответил маг без лишних эмоций.
- Довольно честно. Азбара Джос - маг. Красный маг. Мертвый красный маг. Следующий вопрос. Кто в Замке Троллклав должен был встретить все это? Сама Фрулам? Или кто-то из её подручных? Черный полудракон?
— Красный маг? — удивился Джиан-Вос. — Разве красные маги не в союзе с Культом?
- Сначала твой ответ. Потом вопросы, - напомнил об условиях торга Лорас.
— Фрулам. Она сейчас в замке, — с раздражением ответил маг.
- Хорошо, - Лорас старался не подать виду, но весть о том, что здесь, совсем рядом та, кто чуть не погубил всех тех, кто проник в пещеру с драконьей кладкой, из-за кого лишились жизни Брок, Катарина, погиб, как все думали, Дэймон, взволновала эльфа. - Мой ответ - да в союзе. По крайней мере, Азбара Джос уж точно. Ещё вопрос: куда должно направляться всё это золото? И сразу последний: причем здесь Тиамат?
— Ты пытаешься провести меня, эльф? То, что ты говоришь — бессмыслица. Если Азбара Джос был в союзе с Культом, он бы не стал предавать Фрулам и отнимать её золото. То есть это конечно логично, если красные маги предадут Культ, но не сейчас, когда лич Сзасс Тэм всё ещё правит их страной и нет никого кроме культа, кто готов был бы помочь Тэянскому Возрождению.
Маг посмотрел Лорасу прямо в глаза и спросил:
— Кто вы на самом деле?
- Ты задал два вопроса, как и я. Ответь на мои, я отвечу на твои.
— К чему этот торг, эльф? Ты хочешь союза? Чтобы я замолвил за тебя словечко перед Фрулам, после того, как твой господин Азбара Джос умер? Умер, не рассказав вам толком, во что вы ввязались и причём здесь Тиамат?
- Я хочу ответов. А ты задаёшь вопросов больше, чем готов дать взамен.
Джиан-Вос фыркнул.
— А я хочу блинчики с малиной на завтрак. Но я чувствую, что умру ещё до восхода солнца
- А ты выскажи это последнее желание своим палачам, не мне. Но пока ты отвечаешь на мои вопросы - есть шанс увидеть рассвет.
— Кто же мои палачи? — спросил Джиан-Вос и приподнял голову, чтобы наконец оглядеться. — Ах, ну конечно. Рйэвенклауд Младший. Почему я не удивлён? Долго же вы ждали этого момента, да?
— Заткнись и отвечай на вопросы этого эльфа, — процедил сквозь зубы Лорд Рэйвенклауд. — Я действительно ждал слишком долго, и нет смысла это затягивать.
— О, может быть, может быть, — усмехнулся некромант. — Жажда мести за это время должно быть выжгла всё в вашей душе. Я буду умирать, зная о том, что когда её огонь погаснет, на его месте будет лишь чёрная, обуглившаяся пустота.
Лорд Рэйвенклауд вновь взялся за рапиру, быстро выходя из себя.
— В ней будет только радость и свет, понял! И чувство выполненного долга! И голос отца, что будет направлять меня! А ты умрёшь и будешь гореть в аду!
— Рядом с вашим отцом, полагаю? Голос отца, хах. Хотите знать, какими были его последние слова, мой дорогой Лугож? М
- Не отвлекайся, - прервал перепалку Лорас. - Ответы! - напомнил он.
Джиан-Вос уже не обращал внимания на Арлорасила. Его охватил азарт, а тонкие губы изогнулись в садистской ухмылочке. Ему доставляло удовольствие видеть, как юный лорд мучается и теряет над собой контроль, хотя Джиан-Вос, конечно же, понимал, что играл со смертью. Впрочем, разве не все некроманты заигрывают с ней?
— Твой отец, Рэйвенклауд Старший, что стоял перед бароном Миртином, бросив меч под ноги. Он думал, что честь Миртина не позволит ему атаковать безоружного. Брейл Рэйвенклауд стоял перед Миртином так же близко, как вы передо мной. Он мог закончить всё одним ударом меча, но вместо того смотрел на барона коровьими глазами...
Лорас понимал к чему все идёт, но вряд ли кто-либо был в силах этому помешать. Все, что мог сделать эльф, так это хотя бы какое-то время держаться между вспыльчивым юным лордом и провоцирующим его некромантом. Ну и попытаться сблефовать.
- Он убьет тебя, мы все это знаем. Жаль, что ты так и не побываешь на севере и не увидишь благословление Тиамат.
Если первое ещё было, если верить словам Чиары и Драккейна, близко к истине, то про благословление Праматери Драконов было явной выдумкой. Но вдруг это вызовет какие-то эмоции у некроманта?
— Ты не за того меня принял. Я не потерявший рассудок культист, что верит в благословения Матери Драконов. Я умру, и моя смерть будет началом новой жизни в загробном мире. Я уже знаю, что меня ожидает: судьба куда более приятная, чем та никчёмная жизнь, на которую обрёк себя Рэйвенклауд Младший. Слышишь, Лугож? Ты поймёшь, как я был прав уже в следующую секунду после того, как остановится моё сердце. Мои муки будут закончены, а твои... о, твои только начнутся.
Было видно, что слова Джиан-Воса крючками цепляются за самую душу вспыльчивого юноши. Ещё пара фраз, и он точно вмешается в допрос, спеша убить некроманта сейчас, несмотря на все договоры и обещания. И тогда всё начнётся по новой...
Лорас не стал больше ждать. Он засунул в мерзкий рот некроманта импровизированный кляп.
- Не слушайте его, - обратился он к лорду Рэйвенклауду. - Помните, что вы сами говорили о его словах? Он ждёт, чтобы вы его убили. Может, его смерть ему выгоднее жизни? Или и вовсе она обречет баронство на ещё большие страдания. Не жертвуйте всем ради минутного порыва.
- Чиара, ты все слышала, - эльф поспешил обратиться к жрице. - Нам этого достаточно? Я больше не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

Рори кивнула в ответ на слова Адриана.
- Что сказать он желает переговорщику такого, чего не может поведать всем нам?

В голову Рори пришла идея. Не совещаясь с друзьями, она решила высказать её прямо орку.
Она говорила медленно и чётко, стараясь подражать манере речи собеседника. Может так они лучше понимают?

- Я пойду. Но не ТУДА, - она показала за спину орка, где собрались его соплеменники, - а ТУДА, - показала в ту сторону, где переговорщики окажутся на расстоянии полёта стрелы как от орков, так и от её товарищей.

Ну и в отличии от любого из членов группы, Рори будет не безоружной, так как оружие её - кулаки.

Умирать драконорожденный не собирался, но тело словно противилось этому и говорило "Хватит. Не мучайся. Ложись. Засыпай".
Силы не стало в могучих руках, блеск пропал с серебристой чешуи, янтарные глаза потускнели, а дыхание стало слабым и прерывистым.
Воин попытался ещё что то сказать, но вместо этого из горла вырвался лишь слабый хрип. Исполин рухнул на колени, упер верх молота в землю, что бы встать и даже поставил одну ногу на стопу, но склонил голову и замер, вместе с последним ударом сердца.

– Да жги лысого! – проворчал тифлинг и начиная очередной рывок в сторону зомби и попутно доставая второй меч. Парой ударов Скамос попытался упокоить одного зомби, но тот не захотел отходить в иной мир, а плут не имел желания задерживаться радом с кучей загребущих рук, которые могут как то навредить.

Лорас в очередной раз поднялся после тычка Скамоса. К счастью, сейчас это не было экстренной ситуацией, а лишь означало, что пришел его черёд нести дозор. Пусть последний и приходилось нести в тесной комнатушке, отведенной под склад.
Волшебник подошёл как можно ближе к двери, но предпочёл всё же держаться стены. Если дверь откроется, то был небольшой шанс, что его не сразу заметят, а эти несколько мгновений могли оказаться смертельными уже для тех, кто пришел бы за награбленными. Аккуратно, стараясь не шуметь, эльф проковырял в стене небольшое отверстие, используя тот самый кинжал с неизвестным клеймом. В такой темноте, конечно, больше приходилось полагаться на слух, но Лорас был эльфом, а значит мог видеть больше, чем представители других рас. Поэтому он и рассчитывал не надеяться только на слух, как это делал Скамос, когда разбудил его в прошлый раз. Отверстие должно было дать возможность ещё и увидеть что-то или кого-то.
А пока никого не было видно и слышно, волшебник попытался изучить свои сокровища: книги заклинаний. Возможно, в темноте это было не так эффективно, но тут скорее преобладало любопытство и тяга к новым знаниям, чем один лишь здравый смысл.
Начал он с книги тюремщика Онтарра Фрума, Джо, растягивая удовольствие. Предвкушение тайн, что скрывала книга красного мага, было дополнительным подспорьем в поддержании состояния бодрствования.

Иней осел на деревянной двери, захлопнувшейся перед мордой-лица драконорожденного, он хотел ее уже выбить, но тут Кулак подал голос. Наглые слова от жалкого человечешки!
- А я не думаю что тебе стоит задерживаться на этой работе! Ты покрываешь культ, а значит заодно с ним! Вы не можете понять чем все это обернется. Я видел мир победившей тирании драконоличей. Мир вечной войны. В нем нет места никому, кроме оживших мертвецов.

Драккейн яростно сжимал и разжимал кулаки нависая над Ардредом. Это был продажный страж. Не культист, но причастный. Просто решил откупиться от проблем, сдав другую ячейку культа, что заседа в замке Троллклав.
Хорошо. Но это не конец.

- Кулдахарские друиды нам и овощами, и сеном и зерном помогают. Иначе бы еще прошлой зимой пропали - посетовала Анни - А еще дань Морозной Деве приходиться платить...
- У них там тепло круглый год - поддакнула ей Кори, быстро переводя тему разговора - Друидская магия.
Но поняв что чужеземцы могут и не знать о чем они говорят поспешили объясниться.
- Это деревня в горах Хребта мира южнее Долин, выстроенная вокруг Великого Дуба. Говорят когда Торил еще был юн и боги свободно бродили по нему сам Сильванус странствуя по этим землям обронил из замерзших пальцев волшебный желудь. Из него он и пророс и в течение нескольких тысячелетий превратился в исполинских размеров дерево, дающее живительное тепло. Земля у его корней очень плодородная. Вместо червей в ней копошатся анхеги, разрыхляя и обновляя почву. Благодаря этому кулдахарцы несколько урожаев в год собирают - стали наперебой рассказывать сестры

Однако Скамос не успел дотронуться до ног Мойры вдруг почувствовав лезвие на своей шее. Гадалка приставила серп к открытой шеи тифлинга и прошипела.
— Могу отрезать тебе голову. Так и правда будет интереснее.


Получатели: Мойра.

Найдя поддержку в глазах несколько новых и старых товарищей, Тодор аж подпрыгнул в ожидании душевных посиделок, а также в предвкушении знакомства с тайной.
- Как точно вы подметили, леди Чиара о НАШИХ планах, не перестаю восхищаться вашей предусмотрительностью и целую ваши мысли.
- Сейчас все организую, - с задором и огоньком обвел Тодор всех новых и старых знакомых , пересчитывая количество возможных заказов у трактирщика, для всей компании драконоборцев.
При этом, энергичный Тодор еще раз обвел взглядом посетителей, остановив взгляд на нескольких незнакомых лицах, кто до сих пор никак себя не проявил, но старательно скрывал интерес к происходящему и позвал друга:
- Сэм, дружище, можно отвлечь тебя на минутку? - хитро так подмигнув, халфингу, и уже совсем тихо поделился с другом некоторыми …
Потом снова обратился ко всей честной компании с вопросом:
- Красавицы и храбрецы, кто что хотел бы заказать для продолжения приятного времяпровождения? Лично я собираюсь, как минимум выпить за встречу?
Парни, на вас надеюсь, пожалуйста организуйте уют дама и может кто посмотрит за двором, ведь без караула нынче спокойно не выпить и тем более не поговорить.
Собрав заказы, в приподнятом настроении молодой, гарячий воин бодро поспешил к трактирщику оформить заказ.
Сообщения для Сэм Белоног:

Получатели: Сэм Белоног.

  За рассказами о пропавших дварфах и волшебниках время прошло достаточно быстро. Отважная шестерка героев вместе с Сильдаром вышли на Триборскую тропу и отправились в сторону селения. Вскоре на горизонте показалась знакомая повозка, запряженная двумя мулами. Им на встречу ехал взволнованный Гутфрит. Обрадовавшись, что все товарищи остались в живых, он достаточно живо помог погрузить ящики в телегу.

  — Мы вернули мальчика родителям. С ним все хорошо, — сказал варвар, глядя в сторону новых знакомых. — А вот когда приехали отдавать припасы Бартену он сказал, что до сих пор никто из братьев Роксикеров не вернулся. Сдается мне, творится что-то неладное в округе, — хмыкнул воитель и мрачно похлопал набитый деньгами кошель. — И все же нам заплатили за выполненную работу.

  — Проклятье! — Выругался Сильдар, но достаточно быстро собрался и уже более сдержанно обратился к героям. — Вы все показали себя достойными воинами, а главное отзывчивыми и не безразличными к чужой беде. Могу ли я рассчитывать на кого-то из вас в деле о спасении дварфов?

  Решая, как быть дальше, герои двинулись в город. Нужно было многое обдумать, а главное - наконец-то перевести дух и отдохнуть. Для одного дня произошло слишком много событий.

  Тайна забытого рудника Фанделвера осталась нетронутой. Она и поныне ждёт своего исследователя в тишине серебряных залов…

Всматриваясь в пробегающий за стеклом пробуждающийся от зимней спячки пейзаж, Тоня покачивалась в такт движениям автобуса. Одна остановка за другой. Наизусть выученные названия, легко узнаваемые очертания зданий даже через запотевшее стекло. Антонина протянула руку и провела ладонью по стеклу, открывая обзор во внешний мир. В отражении на нее смотрела уставшая, чуть располневшая женщина лет сорока. Тщательно завитые с вечера на бигуди, темно-каштановые кудри выбивались из-под серого берета. Пусть и не самого модного, зато нового. Тоня вздохнула. До пункта назначения еще две остановки - Бульвар Терешковой и Борцов с несправедливостью.

Тоня пробежалась взглядом по таким же усталым, серым лицам земляков. Молодежь уткнулась в смартфоны, кто постарше - задумчиво смотрели в окно или на других пассажиров. Встретившись взглядом с Антониной они смущенно, порой высокомерно или безразлично отворачивались. Женщина снова перевела взгляд в окно, сфокусировав взгляд на собственном отражении, затем перевела его на проплывающие мимо резные колонны парадного входа почти достроенного нового торгового комплекса. "Планета" значилось на огромной неоновой вывеске.

- И чего дома не сидится? Вот же пакость!- бурчание раздалось совсем рядом. Тоня удивленно вскинула нарисованные брови и обвела салон взглядом.

  Попытка подобраться как можно ближе не увенчалась у героев успехом. Ручной волк Кларга первым учуял посторонний запах и, прижав уши к голове, зарычал. В этот же самый момент кто-то за шкурами взволнованно и не менее мерзко завизжал. Медвежатник ощетинился и бросил взгляд в сторону отхожего места.

  — Кто осмелился бросить вызов Кларгу?! Потрошитель, покажи им! Что ушами хлопаете, а ну живо за оружие! — Скалясь и показывая желтые клыки, прорычал мохнатый гоблинойд-здоровяк. Гоблины-менестрели, судорожно сглотнув, побросали свои занятия танцами и игрой на музыкальном инструменте, повыхватывав свои маленькие лезвия, похожие на ржавые мясницкие ножи. Обегая костер, они кинулись не первого, кто показался им легкой мишенью.
Сам хозяин берлоги не торопился вступать в игру, но уже сделал над собой усилие и поднялся с места, закинув увесистый моргенштерн на плечо. Когда из-за шкур высунулся гоблин с луком, Кларг сразу указал ему в сторону незваных гостей.

Карта:

Вы не можете просматривать этот пост!

  Гутфрит чуть отошел от ручья и, взяв небольшой разбег, перепрыгнул его, чтобы лишний раз не мочить ноги в ледяной воде. Он подошел к маленькому пацану и отвел его подальше от входа в пещеру, к его сопровождающим.

  — Да, ребенка сюда опасно было приводить. Но, чую, нам бы не помешала помощь. Насколько мы поняли, за главного - медвежатник. Наших нанимателей похитили. Скорее всего они не первые и не последние. — Гутфрит прекратил нашептывать и поглядел снова на вход. Гоблины точно знали, что они здесь и это дело минут или секунд, когда они появятся.

  — Это! Это же работа для настоящих героев! — Запрыгал с ноги на ногу полурослик, дергая Боро за плащ. — Дядя рыцарь и его товарищи одолели Грика вчера! Ну а гоблинов будет раз плюнуть! — Канапатое лицо Карпа засияло от гордости, что он был свидетелем вчерашней схватки с алкоголем, хоть и выполняя роль заложника.

Бес молчал. Пламя погребального костра отражалось в его чёрных зрачках адскими огоньками. За этот день он успел многое, не привлекая к собственной персоне лишнего внимания. Убив Ксуфию, его подручный выполнил свою часть контракта раньше, чем ожидал сам Адраммелех. Обыденность, с которой Аарон прикончил женщину, забавляла беса. Вот так и творится настоящее зло: мимоходом, без драматичного хохота и даже почти без злого умысла.

Теперь душа Аарона Вуда принадлежала ему. Но, вопреки распространённому заблуждению смертных, не все души одинаково ценны. Это было лишь началом долгого пути. Адраммелеху предстояло сделать ещё многое, чтобы вырастить из своего подопечного настоящего Злодея с большой буквы.

Бес молчал, когда объявились эльфы и убили человека, которому он был должен услугу. Одной проблемой меньше.

Он молчал, когда в очередной раз проявилась клыкастая фейская натура Флави. Девчонка, погладившая мохнатую киску Тарариалы, могла помешать его планам. Нужно было что-то с этим делать.

Информация культе Тиамат, которой он завладел сегодня, была крайне интересной. Равно как и реликвия, которую он собственноручно вынес из дольмена. Нужно было обязательно доложить об этом Владыке. Что-то подсказывало бесу, что за сегодняшние достижения его дома ждёт повышение. Повышение, после которого он вернётся в мир смертных и продолжит сеять коварное, злобное, вечное.

— Мне нужно отлучиться, малыш, — прокаркал ворон, — бросая чешую Тиамат на землю подле ребятишек. — Ты хорошо потррудился сегодня. Вы все хорошо потрудились. Можете собою горрдиться.— Я вернусь через несколько дней. Постарайтесь не прроворонить чешую.

С этими словами птица вспорхнула со своей ветви и, хлопая крыльями, устремилась в сторону костра. Один миг — и бушующее пламя поглотило дьявола целиком и бесследно.

ссылка

Так и вышло, что вместо одного хоронили многих.

В месяц элесиас, последний месяц лета, ночь наступает быстро. Расставленные ребятами факелы горели внутри кольца каменных плит, а за ними густой пеленой поднимался лесной мрак. Факелы освещали высокую гору хвороста. На белой плите в её центре лежали те, кто выходил в лихое приключение, но взамен отправился в последний путь. Тайны древности — не игрушка для случайных людей; особенно тайны зловещей секты, сделавшей память о кошмарных небесных змеях своей религией. Но именно так, возможно, судьба находит неожиданных героев. Находит тех, кого вновь и вновь бросает в круговорот событий, весь масштаб которого ведом, наверное, одному только Адраммелеху.

Кольцо огней отражалось в бездонных вороньих глазах. Потусторонняя птица сидела на самой высокой из храмовых стел. Ночь скрывала броню иссиня-чёрных перьев, носившую в недосягаемых анфиладах былого цвет багровой меди. Кто знал, о чём думал демон? Сейчас его взгляд был прикован к худощавой девочке с пышной копной светлых вьющихся волос.

Флави, дочь старого барона, в свою очередь не сводила глаз с обглоданного лица несостоявшегося оруженосца. Добряк Тибольд оказался в Гринесте случайно, всего лишь сопровождая заезжего рыцаря-эрранта — и по своей доброте вступился за незнакомых ему людей. «Доброта» странно звучала в её мыслях. Эта концепция не пользовалась фавором в просторном, но лишённом всякого тепла маноре Лаббе. Узнать её было странно. Доброта пахла кипарисами. В конце концов, Флави шевельнулась. Она знала, что Гринест сгорит, а теперь её собственная рука, будто принадлежавшая кому-то иному, протягивала пылающую головню в хворостяной лабиринт. И в огромном погребальном костре рождалось пламя.

Аарон стоял между Нолём и Диланом. Мальчику казалось, что в разгоравшемся костре проступают очертания эмблемы, выбитой на могучих храмовых вратах. Пять драконьих голов — в цвет снега, бронзы, сапфира, турмалина и меланита — кружились в огне. Их танец безмолвно предупреждал о судьбе, постигшей много веков назад древний Унтер. У этой судьбы было имя. Это имя незримо присутствовало в багровом отсвете чешуи, что одним присутствием лишила рассудка Сковака и его паству.

Хворост занялся быстро. Вскоре он запылал в полную силу. Стена пляшущего огня скрыла от Дилана массивное тело наставника. Маэл, прозываемый то Медорезом, то Медовым Котом, был мёртв. Свирепый и храбрый, безусловно коварный, но по-своему надёжный. Оставивший во многих сердцах ненависть и презрение, но заслуживший беспрекословное доверие своего молодого воспитанника… всё исчезало в пламени. Дилан был брошен наедине с собой и миром, полным лживых богачей, ублюдков в сутанах и себялюбивых доброхотов. Даже эльфийское племя, народ грёз из детских сказок, не оставило ему ничего, кроме стрел, изуродовавших старого наставника, когда никто не мог прийти ему на помощь.

Ноль кутался в плащ. В носу счетовода застрял запах палёной плоти, которым теперь пропитался дольмен. Там, внизу, Ноль и Дилан сжигали оставшихся мертвяков, а потом разбойник выбивал из стен алтарной залы драгоценные камни. Ноля не преследовал император из зелёной звезды. Ноль не был обещан в жертву продажным предком. Его учитель не погиб, потому что, как положено губернатору, нечасто покидал родную канцелярию. Призрак матери не заменял Нолю друзей, потому что его матери было не до загробных глупостей. Ноль был всего лишь стюардом в городской ратуше, подбивавшим урожаи и дорожные пошлины. И теперь, застигнутый лавиной эмоций, он не знал, что сказать.

Костёр гудел! Он сверкал в круге камней, осыпал ярким светом низкорослые деревья паучьего леса, а Ноль всё пытался вспомнить приличествующую случаю молитву. В конце концов он отвернулся, в глубине души зная, что Тибо всё понял бы и без слов.

В небе плыла селуна.

Эльфы наконец уходили восвояси и поляна была полностью под их контролем. Наконец можно было разбить небольшой лагерь и отдохнуть как следует, но перед этим стоило позаботиться о трупе Маэла. Подойдя к остывающему телу, Дилан присел на колено и посмотрел на изуродованное лицо своего наставника. Осознание того, что самый близкий ему человек погиб и на этот раз окончательно, подкосили самообладание разбойника.
— Я снова один... Ну за что, черт подери? — еле слышимым дрожащим голосом говорил он. Будь он один, то скорее всего заплакал от своего горя, но сейчас был не тот момент. Мэлоун просто не хотел показывать подобные эмоции ребятам, поэтому держался изо всех сил.
— Несправедливо... Несправедливо? — задал он вопрос самому себе и сам же дал ответ, — Мы прекрасно знали на что идем... — после этих слов стало еще более паршиво на душе. Именно поэтому Дилан со всей силы хлопнул себя по щекам, чтобы прийти в себя. Помогло. Вернув себе самообладание, парень первым делом наконец обломал эти чертовы стрелы, что торчали из глаз и рта, после чего накрыл голову своего учителя небольшим куском ткани.

Мэллон аж фыркнул на слова Тарариалы. Возможно чуткий нюх кота и уловил магический аромат кипарисов, а может это был знак солидарности в зловонности предмета в руках девочки, но когда та обратила на него внимание, большой кот сразу же отбежал от нее подальше, спасая затисканные хвост, усы и уши.

Нож убийцы с нелепыми волосами ударил Константина в грудь! Евнух пошатнулся, и... И ничего. Никаких "и". На этом всё — Константин победил, даже не двигаясь с места.

Его взгляд встретился со взглядом ассассина, тот пытался отвернуться в последний момент, но не смог. Слова были произнесены, воля фурора была скованна, его тело было скованно: он так и замер в момент своего отчаянного выпада. Корпус повернут к Лакапину вполоборота, левая рука откинута куда-то за спину, правая выставлена вперёд, нож дрожит в её бледных пальцах, глаза полны страха. Что за жалкий тип.

Однажды, ещё когда он был смертным, на Константина как-то набросился один из писцов имперского двора. Эта старая развалина, полностью упустившая все свои ставки и даже жизнь в великой игре, видимо, решила в свои последние мгновения уподобиться достославному императору Адриану Августу. Тот, как известно, тоже некогда пытался убить человека письменным инструментом и даже смог как-то ослепить его. Так вот, как оно представлялось Константину сейчас, тот кричащий и плачущий идиот, до того как дворцовая стража утащила его куда-то, имел куда большие шансы повредить ему, чем этот непутёвый неонат. Ох, действительно, что за неумелый убийца. Должно быть этот Венсислав — или как там звали лидера фуроров — послал его в лагерь осаждающий просто для того, чтобы избавиться от бесполезной обузы...

По правде сказать, теперь, когда опасность, показала себя иллюзорной, а сам глупец-убийца был должным образом скован злым оком антонианца, Константину не хотелось делать со всем этим чего-то большего. Пустые усилия. Если этот недоумок показатель того, что ждёт атанатов в башне, то, может быть, столь важному господину, как Лакапин Ангел, не стоило и напрягать себя. Точно же, Дионисий и Таврос, когда он, наконец, решит взяться за дело, и сами со всем справятся. Возможно... Возможно, Константину следовало вернуться в командирский шатёр и прилечь? Может быть, почитать что-то? Ему что-то не особо хотелось... ах, что-либо делать. Может же столь великий и знающий человек, человек столь многих забот, иногда отдохнуть? Никто не мог бы упрекнуть Константина за час или другой столь заслуженных неги и покоя! Да, определённо, никто... Или же... Или же нет? Может быть... Может быть... Ах, пустое!

Эти и подобные им мысли распространялись в разуме и по телу Константина Ангела, будто бы они были ядом, нанесённым на пробившее его кожу лезвие...

— Мастер? — с недоумением произнесла Тарариала и бросила взгляд на труп. Зачем такому как Ханникет мог понадобиться ученик. Вопросы "блюстителя порядка" эльфийка проигнорировала, им незачем было оправдываться перед детьми, которые были явно не силах их понять. Вместо этого эльфийка пристально уставилась на возмутившегося парня.

— Так ты не участвовал в налете на Троллклав? Тогда, как давно ты считаешь себя учеником Маэла? Всего пару месяцев? Чему он тебя учил? Тому как быть самодовольным алчным уродом и заботиться только о своей шкуре, а жизни других людей измерять в золотых?

— «Там, в склепе», — перефразировал Флави Ноль, — этот человек храбро сражался с мертвецами, поднятыми чёрной магией. И он сказал нам, что не станет убивать детей, когда мы… повздорили. О каких его злодеяниях вы говорите, о бессмертные? Вы видели его поступки своими глазами? Вы знаете, зачем он вообще был здесь?!

Проигнорировав «лицемера», Ноль встал плечом к плечу с Диланом и положил ладонь на плечо шипящей Флави, как будто беспокоился, что баронесса набросится на тетирского льва как… как… как амтарский тигр.

  Желание добраться до цели и наконец разобраться с ней, оказалось настолько сильным, что только обострившиеся в последнее время рефлексы, а не понимание вообще того, что делает уберегло от неприятных ранений. В то же время праведная ярость быстро сменилась разочарованием, едва только тушка Ханникета свалилась на землю.
  Неужели он сдох?
  Вот так вот просто взял, и умер?
  Зараженный от Тарариалы ослепляющей жаждой мести, Берглин не только не почувствовал облегчение от завершения удачной охоты, а скорее наоборот. Тот, кто должен быть умирать в страданиях, просто взял и умер просто так. Несмотря на внезапность, дроу ожидал от Маэла большего, равно как и того, что смерть не будет такой простой.
  А эта скотина просто взяла и сдохла!
  Детишки Гринеста получили возможность пополнить словарный запас несколькими фразами на темноэльфийском матерном, даже у Тарариалы наверняка возникнут вопросы о переводе некоторых оборотов, и Берглин от злости пнул медовую кошку по голове, так что что-то хрустнуло. Но из-за того что он был слишком зол, то и не понял, это хрустнула шея, или что-то в его собственной ноге.
  Только потом уже дошло что свистящая не в ту сторону стрела и странное пламя рядом, это не попытки Маэла отбиться, это штуки, исходящие от кучки... Детей?
  – Так, детей Поверхности я еще не резал, но если в меня полетит еще одна стрела или заклинание, я займусь исправлением этого. Вы не наша цель, так что занимайтесь своими делами.
  Впрочем, он не знал насколько благоразумны человеческие подростки, так что одну из сабель оставил, вторую вернув в ножны и освобождая руку, хотя и ее острие смотрело в землю.

— Это не я! — Флави отскочила от тела Кусфии, которое нечаянно оказалось мёртвым. — Я её вообще не трогала! Только куснула чуть-чуть…

Откуда ей, поглощённой этой вознёй, когда они с Кусфией толкали и пихали друг друга, пока она висела на ней, вцепившись как клещ, было знать, как под кожу ещё недавно храбрившейся культистки залезла холодная рука мертвеца из страшных кошмаров мальчика, плачущего от страха в чёрных стенах своего узилища, и до смерти сжала ей сердце. Она не знала. Она видела только, что никому вдруг до Кусфии не оказалось дела так же, как ей, пожертвовавшей своей баронской безопасностью и красивым доспехом с тиснёной птичкой на груди. Флави даже не знала, зачем она это сделала. Слишком много глупых, непоследовательных поступков совершала она последнее время, не понимая, кого спасать, а кого казнить — и зачем.

— Ф-фу! — она впопыхах вытерла рот. А что если Кусфия не только культистка, но и больная какая-нибудь была, заразная? — Дураки вы! Я её уже заборола практически, кричу вам, а вы!..

Она с досадой потёрла рассечённое плечо. Сейчас бы самое время картинно упасть в обморок, как все настоящие дамы делают в любой истории, но что-то не хотелось. Флави опустила глаза, с секунду всматриваясь в пустое лицо Кусфии, которую все теперь лапали за шею, только чтобы убедиться, что пальцы не встречают этого бесстыжего и отчаянного толкания, говорящего: «Я ещё жива!»
Ничего там не было, под её белой кожей. Ничего, кроме мягкой и безнадёжно отступающей теплоты.

— Эй, дядя, — она взглянула на Маэла, — дура она у тебя была… Но красивая. Где ж ты её такую нашёл, — на миг янтарные глаза Флави блеснули в полутьме брошенного склепа странным, потусторонним сожалением, никак не вязавшимся с её обычной безалаберностью. — Мы б её сейчас связали, а потом вразумили. Но теперь-то уж чего… А-а!

Она подскочила, когда в дверь хранилища что-то ухнуло с той стороны, и попятилась.

— Эй, мертвяк болтливый ведь там собрался сидеть! Сам хотел! Чего это он?.. Аарон? Да не бойся ты, куда?! Щас мы его!.. Аарон? Подожди! Стой, ты чего?!

Вы не можете просматривать этот пост!

Сюзанна устала уже часам к девяти, а ведь вечер только начинался. Ноги невообразимо гудели в туфлях со стоптанной подошвой, натертыми до блеска для сегодняшнего приема. Все должно было быть "идеально". Мадам Управляющая твердила об этом с самого утра, не давая возможности Сюзанне и остальным служанкам перевести дух в суетливой подготовке к предстоящему вечеру. Сейчас же Мадам хищно наблюдала из тени за ходом торжества, короткими жестами отдавая команды прислуге поддерживать нескончаемый поток удовольствий для господ.

Услужливая улыбка постоянно сползала с лица Сюзанны, обнажая испуганное и слегка грустное выражение, выдававшее ее неопытность. Поэтому девушка была поставлена в угол с подносом шампанского, чтобы не часто попадаться гостям на глаза. Но Сюзанна была рада и такому заданию, хотя каждый раз, когда мимо проходили господа, ее сердце убегало в пятки. Девушка все никак не могла справиться с волнением, отчего поднос в ее руках слегка покачивало. Это был первый прием в ее жизни. Пришла она работать в дом мистера Сарто как временная замена захворавшей горничной, и вот две недели спустя, Сюзанна уже на званом ужине среди знатных особ, ароматизированных свеч и пузырьков шампанского, такая удача!

Однако восхищение Сюзанны от приема быстро сошло на нет. Прислушиваться к разговорам господ она устала. Они оказались весьма скучны, наполовину непонятны и в итоге слились в то и дело хохочущий шум, тяжело пробивавшийся сквозь пелену горьковатого цитрусового дыма залившего гостиную. Жутко хотелось на свежий воздух, поставить уже этот проклятый поднос и сладко потянуться, разминая затекшие руки. Глотая смог от свечей вперемешку со спиртовыми испарениями Сюзанна уже по злому завидовала проплывающим мимо коллегам, которые могли отлучиться из этого приторно сверкающего ада.

Радости Сюзанны не было предела, когда господа вдруг поднялись и неровной походкой направились к выходу из гостиной. Девушка, смиренно затаив дыхание и опустив взгляд, отсчитывала шаги к выходу: раз, два, три, почти всё.. Когда вдруг прямо над ней раздался повелительный голос самого господина Сарто: Ты! Пойдем, будешь мне помогать. Свечи захвати и побольше. Плечи девушки вздрогнули от неожиданности, она нервно закивала, шепнув "Да, господин" и, чувствуя на себе тяжелый взгляд Мадам Управляющей, девушка тихонько побрела за гостями.

Произошедшее дальше было похоже на кошмар наяву. Начиналось все безобидно. Сюзанна расставила свечи на столе, как велел господин Сарто, зажгла их дрожащими от усталости руками и тихонько встала в сторонке от стола наблюдая за игрой. Девушка раньше ничего подобного не видела, но рассудила, что это была игра, потому-что гости явно веселились, но потом.. Этот жуткий крик на втором этаже, дом заходил ходуном! Сюзанна стояла в темноте, схватившись за ближайшую стенку серванта, и чувствовала что сердце сейчас выпрыгнет у нее из груди. Девушка пыталась понять по голосам господ в порядке ли они, и даже отважилась отлипнуть от шкафа и кое-как нащупав спички, зажечь свечи вновь. Когда комнату озарил свет и девушка увидела, что господина Сарто в комнате нет, что-то внутри нее оборвалось. Забегав взглядом по комнате Сюзанна осторожно взяла спички, одну из потухших свечей и стараясь как можно спокойнее, не теряя лица, плавно отойти к стенке и никому не мешая выйти вон из комнаты.

Мгла заполняла все вокруг. Плотная, цитрусовая на вкус и страшная до ужаса. Сюзанна завернула за угол и нащупав руками обои, прижалась к стене спиной. Еще пару вдохов, чтобы успокоиться и служанка непослушными пальцами нервно чиркнула спичкой о коробок и зажгла свою украденную свечу. Она вгляделась во мрак. Наверное это какая-то очередная постановка господина Сарто для гостей, решила девушка. А ее никто не предупредил, как странно. Мадам должна была сказать ей, чтобы скорее уходила оттуда, как это сделал сам господин Сарто. Наверное нужно было оставить гостей одних наслаждаться представлением. Сумасшедшие аристократы. Надо возвращаться в людскую. Почему так тихо в доме, полном прислуги?

— Да он её не отдаст, — взгрустнулось Нолю.

Мертвец теперь вызывал у него скорее сострадание. Хотя порождения его злых чар убили Тибо, ранили Дилана, душили самого Ноля. Но аудитор понял, что совершенно не знает, на чьей стороне быть морально. Умертвие, которое сломало шею Тибольду, убил он сам, сжёг изнутри. Дилан пытался помирить их всех. Даже птица, которая крыса, которая дьявол, не вызывала желания её однозначно сжечь. А теперь их тянули в новый бой. Зачем? За что?

Странным было это всё. «Возможно, — подумалось Нолю, — возможно, в этом и есть настоящее добро? Не судить, когда не веришь в свою истину? Не использовать силу, не зная точно справедливость своего поступка?»

— И бес с ней, — добавил он для Аарона. — Я снимаю со шкуры арест.

И Ноль, стюард Гринеста и самый непоследовательный из всех будущих судей на свете, шевельнул пальцами.

Между Федросом и прародителем его прародителя никогда не было великой любви. Нет, если бы так было бы позволено сказать, они, Федрос-поэт и Петроний-квизитор, относились друг другу со сдержанной неприязнью. Так не позволено было говорить, впрочем. Хотя бы потому, что, несмотря на то, что они были лишены всяческой взаимной симпатии, подобно Цимици-Старейшему и Эноху-царю, их отношения всегда были предельно вежливыми и продуктивными. Как старейшина и его исполнитель его воли они всегда хорошо дополняли друг друга.

Вы знаете, как они встретились? Федрос почему-то вспомнил об этом — почти что был пленён своими воспоминаниями! — в тот момент, когда он потерял коня под собой и вынужден был снизойти на грешную землю к простолюдинам.

Естественно, они встретились во дворце Петрония. Вскоре после того, как Афанасий, принц, воин и сказитель, отослал от себя дитя-приемника, а Федрос прибыл в Константинополь. Они стояли перед великой картиной, конечно же. Как то ещё может быть меж потомками Арикель?

То была фреска, созданная, по слухам, самим Гесу. Лидер константинопольских драконианцев нарисовал её для Петрония Арбитра вскоре после того, как стал бессмертным, столетия назад. Как михаэлиты говорили, он сделал это, ища одобрения старой музы — в качестве то ли подношения, то ли теста, должных подтвердить его право называться владыкой одной из семей Троицы.

То было иконическое изображение. Его обращённая вовнутрь перспектива как будто бы втягивала зрителя в себя. Заставляла стоять рука об руку со своими героями. Каин был там. Принц и владетель Первого города. Красавица, воин и царь у ног Первого убийцы. Три архангела с лавровыми и золотыми венцами и проклятьями над его головой. Тринадцать внуков и внучек вокруг — из них Цимици с кнутом и колдовским жезлом, Вентру со скипетром и в багряных сапогах, и Тореадор, облачённая в одеяние лишь из своих волос и из красных лент, направляющих неистовых зверей. Михаэлиты — вопреки своим варварским кузенам из Франкии и Алеманнии и своей собственной любви к монолитным конструкциям — почитали основателя своего клана в качестве женщины-танцовщицы, Иштар и Астарты, а не в качестве мужчины-скульптора.

Петроний Арбитр говорил тогда. Он начал так:

«... когда Иосиф Флавий написал свою «Историю Иудейской войны против римлян» я был уже мертв, ты знаешь. Я, как я помню сейчас, говорил о ней как о плохой книге, отдающей слишком много славы и жалости побеждённым, пытающейся выставить победителей неправыми в том, как и почему они обрели свою победу.

Я говорил так в компании своих равных. Я помню, что я говорил так. Я не помню, как я на самом деле думал о ней. Кто из детей Сифа или Каина действительно может сказать, что он думал в прошлом, если с тех пор прошло десять, или двадцать, или тридцать лет — а тем более вся тысяча?

Для нас каинитов наши тела бессмертны, да. Но наша память не вечна. С теми, кто дышит для продолжения своей жизни, мы едины в том, что, когда мы обращаемся к своему прошлому, мы обманываем себя. Что-то мы приукрашиваем в угоду своему тщеславию, великое множество остального — о, сколь великое множество! — мы обращаем в повод и причину ненавидеть себя, окисляем до желчи и до яда, что остаются в самих наших костях до самого конца.

Есть в твоём прошлом, Федрос, что-то такое, что ты сказал некогда кому-то теперь уже не значащему и забытому, но из-за чего ты укоряешь себя до сих пор? Слуге, случайному знакомому, своему отцу и матери, глупцу, с которым ты думал удачно обменяться шутками, но так и не смог? М? Я знаю, что есть.

У меня, тысячелетнего, есть тысяча и тысяча таких воспоминаний-терний. Иногда — ах-ха, я думаю тебе это покажется богохульством — но сейчас, по пришествию своей долгой жизни каинита, я кажусь себе кем-то подобным богу Христу. Моя ноша довлеет над моими плечами так же сильно, как и его...

Ах-х, Афанасий, твой сир, моё дитя, не любил, когда я говорю так. Будучи его новым воплощением, я вижу, ты не одобряешь также! Быть по сему, я замолчу об этом. Для того, чтобы то, к чему я веду, открылось, достаточно сказать, что когда Флавий опубликовал своё второе великое сочинение — «Иудейские древности» — я уже был его заядлым и внемлющим читателем. Троица правит христианами. Троица правит Константинополем. Для себя, для Петрония, — благодаря в том числе и Флавию, этому предателю, сделавшему из предательства карьеру, — я тоже составил свою Троицу героев. До сих пор они председательствуют над всеми моими думами и оценками, подобные трём архонтам Афин... Ты хочешь узнать, кто они?..»

*****

Как бы там ни было, и кем бы не были те герои, сейчас было не место для пышных воспоминаний! Федрос! Федрос вернул себя в мир настоящего и движущегося усилием воли. Он растерялся на полминуты, но сейчас он снова был в себе. Воины кричали. Их старший офицер — кажется, его имя было Константин (почти всех зовут Константинами!) — также кричал.

Они ждали приказов, мог предположить михаэлит — и так в точности предположил Таврос, приблизившийся, наконец, к периметру лагеря.

Вентру мог видеть, что конь Дионисия был мертв, в точности как и скаковое животное михаэлита. Федрос не нуждался в посторонней помощи. Ливелий помог потомку принца Венеции выбраться из-под придавившей его груды мертвых, но всё ещё трепыхающихся мышц и темной шкуры. Воистину, цимици были господами всей земной плоти, а Ливелий, сын Симеона, был Самсоном среди них! Кто ещё мог бы освободить Дионисия из его темницы так быстро и в одиночку?

Таврос слышал, что рога трубили — постойте, откуда? Из двух малых лагерей: северного и южного. Трубили о том, что воины там подверглись атаке. К сожалению, не обладая острым зрением обертусов или михаэлитов, Тавридес не мог судить о том, что именно там приключилось.

Была и другая неурядица, другой хаос, разрушавший бравый строй воинов-атанатов. Почти все кони в лагере будто бы обезумели.

Да, Теламон рядом с ним держал своего скакуна крепко, а тот, привычный повиноваться воли своего наездника, как кажется, не спешил никуда. Но даже и он, этот скакун, дергался, переминался, норовил вздыбиться. Слюна у его губ пенилась будто в бешенстве.

И вот — что это? — боевой конь пронёсся прямо по правую руку от варяга, чуть не сбив его с ног. Его обездоленный наездник в полном боевом облачении бежал за животным, ругаясь и призывая то к покорности.

Вот рядом проскакал другой осёдланный, но бесхозяйственный конь — грязь из под его копыт разлетелась с великим всплеском, чуть было не запачкала роскошные мантии Константина Лакапина! Вот воин попытался подвести нового коня Дионисию, но тот вырвался прочь, чуть не опрокинув на землю самого ласомбра. Тот, кстати, по видимому, пытался призвать к себе какие-то теневые чары своего клана, делая пасы в направлении укрепления мятежников. По всей видимости, то ли эта секундная помеха (ревущий и брыкающий боевой конь), то ли великая дистанция до крепости Венсислава и его свиты помешали магии Мелиссино. По секундной гримасе на лице своего младшего друга варяг мог увидеть, что у того не получилось ничего из задуманного.

Все было так по всему восточному лагерю: лошади вырывались с огороженных для них становищ и неслись куда-то — надо полагать к зловещей башне вдалеке. Может быть, не все кони, нет. Тут взгляд Тавроса был зорок и сноровист, он умел подсчитывать движущиеся вещи в бою. Ну что, что-то около трети? Половина всех лошадей даже? Как-то так.

Повсюду в лагере воины метались и кричали и не могли обуздать своих коней — тех самых, на которых они сейчас, по всей правде, должны были в степенности и покорности перед Богом водрузиться и стать армией. Вместо этого они, по крайней мере пока, были лишь армией кричащих баб и увальней, не знающих что делать. Определённо, им нужны были приказания.

Ещё одно было ясно. Ну, по крайней мере, то было ясно Тавросу, привыкшему воевать с другими вампирами, и Теламону, знающему, как убивать их. Причина этого внезапного светопреставления понятна. То была магия цимици, гангрелей, равносов и носферату — она была матерью нынешнего хаоса. Фуроры в башне, можно предположить, призвали всех лошадей из лагеря к себе. Что это, они в своём преступном высокомерии полагали превратить свою никчёмную банду в кавалерию, а людей Константинополя в малодостойную пехоту? Если так, то, вопреки обещаниям христианских моралистов, их тщеславие дало богатые плоды. Определенно, надо было что-то делать с этим...

Вот, что было не понятно и что следовало понять. Куда ударит следующая стрела? Таврос видел перед собой несколько тел, сражённых стрелком или стрелками. Куда вражеские лучники ударят дальше? Должно ли ему укрыться? Может быть, за какой-то повозкой? Правильно ли будет для других укрыться? Или же это одна из тех опасностей, которые надлежит встречать во всеоружии и полным составом?

Токи не обманул героев и, как только они преодолели путь длиной в час от места засады, они наткнулись на глубокую пещеру в склоне холма. Перед тем как приблизиться группа подождала чуть вдалеке, ожидая встретить патруль, но когда такового не оказалось, мужчины пошли вперед. От Гутфрита не скрылись многочисленные следы мелких существ, которые вели в сторону истока ручья. Мелкий поток воды, должно быть тот, что попадал им на глаза ранее, вытекал из входа в логово гоблинов и был местами скрыт густыми зарослями шиповника, приближающимися к самой воде. Небольшой сухой участок земли возле ручья вел внутрь.

Подойдя ближе, все четверо услышали болтовню, но только варвар определил гоблинскую речь. Из-за шума воды он не смог разобрать весь диалог, но судя по всему речь шла о еде.

— Отпустить? Ха! Ты походу не понял всю суть сделки, коротышка. — хитро улыбаясь, сказал Гюнтер и сразу же продолжил, — Суть сделки заключалась в том, что мы не убьем тебя, причем только в том случае, если ты будешь полезным нашей группе. Смекаешь? Ни слова про «отпустить» не было. — после своих слов полуэльф демонстративно провёл рукой по лезвию своей глефы.
— Если обманешь, сбежишь, направишь против нас оружие или будешь действовать нам во вред, то ты будешь считаться нарушившим условия сделки и, где бы ты ни был, ты будешь убит. Ты меня понял? Или мне повторить? — напоследок спросил паладин. Казалось бы, он обманул гоблина, но сделка изначально звучала слишком расплывчато. Гюнтер обратил ситуацию на максимум выгоды себе: заставил Токи встать на свою сторону, имея вполне легальную причину избавиться от него при первой же возможности, при этом не нарушив ни одного догмата своей священной клятвы. Конечно, фактически, гоблин находился у него в рабстве, но тот был далеко не святой, поэтому Бергу это казалось справедливым.

Когда Розальда вновь будет рассказывать эту невероятную историю, которая уже превратится в надоевшую всем баюйку горластой хозяйки новенькой таверны с бесплатным фонтаном эля, подальше отсюда, в тех краях, где никто не знает ничего ни о культе дракона, ни об этих местах, Розальда не сможет сдержать дрожи в руках при воспоминании этого самого момента. Не сможет приукрасить тот ужас, который она испытывала в эту минуту, прячась за грудой коробов с чьим то добром, не в силах пошевельнуться, хоть и укрытая магической невидимостью, женщина была прикована взглядом к этому неестественному, аморальному слиянию монстра и безумца. Роза ощущала опасность всем своим существом. Вид когтей и перепончатых крыльев смешался с кислым запахом разлагающегося тела Дэймона. Роза закрыла и нос не в силах сделать вдох. По застывшим щекам текли слезы дварфийки, проклинающей все вокруг. Она помнила что натворил дракон, напавший на Гринест, страшно представить, что сможет совершить этот?

Не стало для нее больше Брначика. Остался вышедший из ума варвар, который всю дорогу нес смерть за пазухой. Осталась глупая и взбалмошная дварфийка, не желавшая поверить в правду. Она жила сегодняшним днем, импульсивными желаниями и тупым рвением к счастью. Может ли свидетельство рождения зла что-либо изменить? Кто знает.
Роза знала лишь, что постарается найти Майю и вразумить ее вернуться домой. Она постарается сообщить Защитникам Гринеста, что она видела. А потом она постарается уехать как можно дальше из этих обреченных на страдания земель. И может когда-нибудь Розальда вновь будет рассказывать эту невероятную историю, которая уже превратится в надоевшую всем баюйку горластой хозяйки новенькой таверны с бесплатным фонтаном эля.

«О принц, мой сын, мой брат, — услышал Нагарайа голос Тиамат, своей королевы, прежде, чем войти в мир, — знаешь ли ты, каким был Абер-Торил до твоего рождения?»

Дракон вздрогнул, просыпаясь. Его глаза не видели, были застланы плёнкой-вуалью, ослепляющей всех младенцев. Он был заточён.

«То были Дни Грома. Боги, и титаны, и вещи, у которых нет даже имени, сражались тогда за власть над миром. Земля была разделена между великими империями, забытыми теперь. Их хозяевами были змеи, что ходят как эльфы, рыбы, сделавшие сушу своей второй вотчиной, и мохнатые твари, породившие людей. О, как горды они были! Где все они теперь? Где их башни, вздымающиеся так высоко, что их впору было назвать пиками, пронзающими сам небосвод? Где их золотые зиккураты, полные богатств, которые человек не смог бы потратить даже за десять тысяч жизней?»

Да. Да-а. Ещё не рождённый дракон помнил их. Змей, амфибий, обезьян — и пернатых созданий, чьи сияющие города-гнёзда он и его армии взяли как свой приз и предали огню. Дракон помнил горы золота и драгоценностей, на которых он спал в бывшем тронном зале коронованного глупца, думавшего, что небо всё ещё принадлежит ему и его роду.

«Ангелом из кромешной, голодной темноты меж звёзд был ты тогда, моя любовь. Ещё до того, как твоя душа впервые избрала облачиться в плоть. Падающая луна, несущаяся навстречу миру, которому суждено было бояться тебя, боготворить тебя, любить тебя, насытить твою жажду и твои сокровищницы. Таким ты был тогда. Тысячи, и тысячи, и тысячи безмерных мер льда, объятых пламенем. То было яйцо, из которого суждено было вылупиться тебе и твоим братьям, и твоим врагам. То был золотой ковчег, брошенный в подлунную сферу рукой самого Асгорафа, Ио, Ваятеля Мира, нашего отца».

Где он? Всё ещё в бездне Селуны и Шар? Всё ещё в утробе-темнице? Все остальное было сном?

«Миллионы миллионов лет ты падал, объятый пламенем, мой сын. Когда ты упал, чрево морей разверзлось, и волны поднялись выше пиков величайших из гор. Трубы, извещающие о твоём приходе, протрубили над всеми царствами — гром их перезвонов обрушил дворцы королей, башни магов и хижины бедняков. Непроглядный плащ из пыли, лакированный в ту же священную черноту, что и твои благородные доспехи, поднялся над землей. Он поднялся к самому солнцу, застав его взор, недостойный взирать на твоё величие. Он стал погребальным саваном целой эпохи».

Нет. Не-ет. Не сон. Он — Нагамат, генерал и пророк. Он был Нагаматом. Он пел о природе богов. Он провозгласил Асгорафа своим подобием: хищным ужасом, голодом воплощённым, прародителем и пожирателем всего, что есть.

«Когда трюм принёсшего тебя в мир ковчега, наконец, открылся, ты и твоя раса воспарили ввысь как истинные тираны неба и владыки всего, на что падал ваш взор. Ни один из императоров мира не имел под своими знамёнами армий, могущих победить вас. Могущественнейшие воины семи народов умирали под твоими когтями. Прекраснейшие девы мира — у твоих ног, недостойные твоего сердца. Их дети стали твоим лакомством. Их золото и самоцветы — твоими. Весь мир ты превратил в стонущий и плачущий гарем, ждущий и боящийся твоей ужасной любви».

Сотни братьев и сестёр вняли его философии и сделали её своей истиной. Его учение стало знаменем — знаменем, что застлало собой весь небосвод, проглотило луну и звёзды, собрало тысячи и тысячи героев. Он принёс войну, славу и разрушения во все четыре предела мира!

«Помни об этом, моя любовь. Помни, когда ты родишься вновь. В пламени Авернуса — где яд течёт реками, а пепел есть небо — выковала я твою душу. Помни, что есть мир для тебя. Сокровища, и самоцветы, и девы, и удовлетворение всеалчущей жажды вновь будут твоими по праву более старому, чем даже само время. Трофеи, собранные с хладных тел поверженных героев, будут твоими. Весь Торил будет твоим. Я дарю его тебе, моя любовь, мой принц...»

Теперь он — Нагарайа. Он снова молод. Он ушел в земли мёртвых, чтобы преследовать своих врагов там. Теперь его охота по ту сторону смерти закончена. Он окунулся в воды Стикса, он бросил вызов течению, истончающему память смертных. Он поборол его. Он приплыл назад. В этот край плоти. В этот мир добычи. В царство, что вновь будет принадлежать ему.

Глаза дракона открылись, его когти ударились о стены темницы — ещё, и ещё, и ещё... Что за высокомерие пустой материи! Разве хоть что-то, хоть какая-то преграда, может удержать его от того, чтобы вновь овладеть миром живых? Он был Нагаматом и его называли Мудрым, называли Отцом Лжи. Он Нагарайа и его назовут Алчущим. Мир не способен отказать ему в его желании! У мира не хватит сил!

Он владыка и мучитель всей земной плоти!

Стены драконьей темницы рушатся. Дракон воспаряет ввысь. Его крылья застилают лучи солнца, его тень покрывает собой землю. Мир плоти содрогается, вода реки идёт рябью. Птицы в великом сонмище, объединённом ужасом, вспархивают с ветвей в десяти милях кругом. Дракон разверзает свои уста и кричит о ненависти и жестокости, способных растворить сами кости мироздания, кричит о завоевании. Но то лишь боги и их эфемерные слуги, кто слышит его крик как крик. Для мира плоти его слова — потоки витриола, падающие нечестивым дождём на головы несчастных и мёртвых.

Едва Адриан добежал до следующий комнаты, то позади услышал знакомый рев пламени. Уже зная, что сейчас будет, что его нисколько не радовало, он вжался в угол и прикрыл руками в плотных перчатках лицо и глаза. В ту же секунду комнату охватило пламя. Нельзя останавливаться. Едва пламя стихло, Адриан выскочил из комнаты набегу стряхивая огонь с плеча. Мага на том месте уже не было, он переместился под балкон. Адриан прикинул расстояние. Время словно замедлилось, ботинок оттолкнулся от пола. Адриан видел, как прямо на его пути набок заваливается та девушка из другого отряда. Нет места эмоциям - только предельная концентрация. Если проиграем сейчас - то о раненых некому будет позаботиться. Воин поднырнул под падающим телом и в несколько прыжков преодолел лестницу, меч поднялся для удара не слишком рано, чтобы открыться и не слишком поздно, чтобы пришлось тормозить ногами - как раз в нужное временное окно и.... атака.

Мастер:
+50*3xp от Amatevil, Solmira и Vertigo за плюсы к посту (450/900)

Будь прокляты тэйские маги! Очередной огненный шар прилетел в новое место, и, на этот раз, Лорас оказался практически в самом эпицентре разрыва пламенного заряда. Боль была невыносимой, настолько, что казалось ничего другого, кроме неё, не осталось. Только на самых отдаленных участках мозга задела мысль "Ты ещё жив, борись!" И Лорас поборолся: с трудом, через силу, но вдохнул раскалённый воздух, заставил мышцы поднять руки и сбить с волос, прощайте, длинные локоны, огоньки. Где-то внизу был их обидчик, а сил эльфа хватало лишь на пару заклинаний. Может это и неразумно, но вряд ли он выдержит хотя бы один удар, даже просто кулаком. Так хоть напоследок покажет, что и эльфийские волшебники чего-то стоят. Песнь ещё звучала в нём, он мог добавить к ней ещё немного звуков битвы.
И вновь была призвана призрачная рука, цепляющаяся за шею красного мага, душащая того и вытягивающая из него жизненные силы.
А сам Лорас поспешил удалиться в ту комнату, где скрывался Скамос. Подальше от огня, магов и прочего. Сил у эльфа почти не осталось.

Мастер:
+125xp от Vertigo (4610/6500)

– Игла, какая встреча, - с ледяным оттенком в голосе отозвался Хьюго. – Неужто тебя наконец из под шконки выпустили? А я тут ребятам рассказываю, как ты свое прозвище от местных шлюх получил.

Несмотря на явную браваду, внимательный взгляд мог усмотреть в интонациях Хьюго оттенок волнения. Нет, конечно не страха. Вообще не страха. Разве можно ему было показывать страх, когда суровый приговор воровского мира уже был оглашён: виновен в покушении на общак. Жестокий приговор! И показать свой страх теперь означало – признать вину.

Нет! Виновным себя Большой Хью не считал, И даже готов был зубами горло перегрызть тому, кто его в этом обвинил. Готов был, если бы за спиной обидчика не стояла целая банда головорезов. Ну и ладно, лишь бы только не показать страх...

...Только почему же у него так затряслись руки, а голос едва-едва был на грани предательской дрожи? Да нет, это не страх, это же ярость... Пожалуйста, пусть это правда будет ярость...

– Химик, Рябчик, - Хью до боли в костях сжал рукоять кинжала, – В портал. Сейчас!

Слова он произносил сквозь зубы, но достаточно выразительно, чтобы понимать - второй раз он никого за собой звать не станет.

Мастер:
+50*2xp от Bully и Vertigo (709/900)

— Ах, я вижу теперь! — сказал Констанций с некой горячностью в голосе. Его глаза блистали плодовитой задумчивостью, так, будто бы он действительно обнаружил какую-то правду и мудрость в хорошо состроенной лжи антонианца. Так блистали глаза всех, кого Константин Ангел имел честь хорошо обмануть и заставить видеть вещи глазами, которыми он хотел, чтобы они были увидены. Ещё одно павлинье перо в его мантию, ничего уж тут не скажешь.

— Что касается двора... Вы не знаете, да? Нет, я не был при дворе с тех пор, как я не согласился с Каем, когда он награждал меня... ну сколько?.. почти уже тридцать четыре года назад. Он дал мне мои поместья и сказал, что я расстроил его, и он не хочет видеть меня перед собой "какое-то время". Я недоумеваю с тех пор, когда уже это время пройдёт. Но я не буду выполнять ту же работу, что раньше, чтобы там базилевс не говорил. Она была опасна, когда я был мал и должен был служить тем, кто лучше меня. Она унизительна теперь, когда я полноправный потомок Антония Галла, чтобы там император и его двор не говорили... Я благодарен вашему предложению, мой лорд, и вашей доброй заботе, но я не вернусь на свой прежний пост!

Это было все, что Констанций Тибериос сказал прежде чем оба каинита, названные в честь императоров константиновой династии, воссоединились со своими собратьями.

*****

— Он хочет принести меня в жертву Афродите!

Это Константин Лакапин услышал уже от Поликарпа, когда тот несколько замедлился перед ним в своём ретивом беге, потом по нерасторопности упал лицом в грязь в паре метров от вентру, а затем — чрезвычайно поспешно перебирая руками и ногами, так что его высокая монашеская шапка даже куда-то отлетела — прополз, аки какая-то ящерица-рептилия, за спину к Ангелу и, прикрывшись им, схватившись за подл его плаща, стал недовольно указывать в сторону потомка Симеона.

— Он... Я не знаю, что с ним! По-моему он союзник фуроров! Он вел меня к их башне, даже когда я говори, что это неразумно! Его душа рычала в ненависти, когда он смотрел на меня, своего брата! Я дума, что он хотел сдать меня в плен нашим врагам, чтобы я стал заложником, как отец Элий!

*****

— Не могли бы вы пройти вперёд ещё немного, господин Ливелий?

Это к потомку Симеона обратился этот антонианец воинской наружности и склада — Констанций Тибериос, кажется, было его имя. Он вышел несколько вперед от отсальной компании вампиров и теперь стоял между Ливелией и Константином с Поликарпом. Щит с головой медузы был на его левой руке, золотой львиный шлем венчал чело. Его правая рука не держала в себе оружия, она также не лежала на рукояти меча за его поясом. Однако она была уложена на пояс поверх золотой чешуйчатой брони. Очень близко к мечу в ножнах. Очень.

— Наш лорд Федрос желает говорить с вами.

*****

"Афродита". Это языческое имя странным образом укололо память Дионисия. Разве его собратья не поклоняются ей в Италии — в Равенне, старой западно-имперской столице? Нарсес за то краткое время, что они провели вместе, что-то говорил ему об этом. Кажется, то ли в контексте своей старой воинской славы, то ли порицая упадок, в который впали некоторые их соплеменники из клана ночи. Да, если на то прошло, то, кажется, он тогда почти проповедовал — гневно, яростно, но также саркастически — против какого-то современного культа грешников. Они оба имели по бокалу пьяной крови в руках тогда. Уже далеко не первому. Потому молодой Мелиссино не особо прислушивался тогда, не особо помнил сейчас.

Тем не менее его сир, кажется, говорил, что почитание Афродиты не уникально для этих равеннских последователей Дороги Греха. Что оно имело место среди ласомбр и до них и помимо их. Возможно, даже на Сицилии, где верховодят Прародитель, его чернокожий и черноглазый Регент и Друзья Ночи. Возможно даже... даже в Константинополе...

Да... Он называл в этой связи Магнуса, нынешнего наместника и правителя Греческой Церкви по повелению Михаила-тореадора. Да... Он говорил что-то такое... Что-то презрительное... Мол, до того, как он распластался перед Троицей и принял христианство, до того, как он преподнёс голову своего сира Михаилу, Дракону и Антонию... Что он делал? Он справлял обряды Афродиты... Нарсес говорил об этом... Трудно представить, конечно. Но Магнус ведь был бессмертным более, чем большинство современных народов существуют. Кто знает, что он делал и не делал в старые века, во времена Септимия Севера и Каракаллы?

Если бы только Дионисий помнил лучше, что именно было сказано в ту ночь в Венеции... Нарсес точно говорил что-то ещё, и он был великим знатоком истории и всего, что важно. В конце концов, сир Дионисия был величайшим существом на Земле. Истинным пророком и наследником Каина и Христа и главой правоверных, всех тех, кто спасётся. Как оно сейчас вспоминалась молодому Мелиссино, Магдалена, его старшая сестра и дочь-жена Нарсеса, тогда пришла, чтобы прекратить их увеселения. Она сказала, что среди смертных только варвары пьют неразбавленное вино, и только варварские вентру-властители германцев и франков пьют это неразбавленное вино из смертных вен. Несколько старомодное заявление, подумал тогда Дионисий.

Нарсес же сказал, что он по своему смертному происхождению армянин — это Дионисий точно помнил, так как Константин Ангел тоже был человеком с армянскими корнями, и он был евнухом в своей смертной жизни, как Нарсес, а все хорошие и способные евнухи были армянами. Поскольку он армянин, сказал Нарсес, он, считай, варвар, так что ему положено некоторое безрассудство. Потом они с Дионисием рассмеялись и повалились на пол прежде чем Магдалена, нарсесова жена, окончательно прикрыла их праздник. Но вот Дионисий сейчас засомневался, то ли они засмеялись на шутку про армян, то ли принц Венеции, его отец и архиепископ — в продолжение и под занавес их предыдущего разговора — добавил ещё что-то про ласомбр, которые поклонялись Афродите, что также было смешно...

Но полноте. Какое это имеет отношение к настоящему?

Музыка: ссылка

  Начало наша история берет в славном прибрежном городе Невервинтер. Именно там нескольких молодых людей нанял дварф-авантюрист - Гандрен Роксикер. Это был рослый представитель своего народа. Он носил черную клепаную кожанку без рукавов, обнажая татуировки, сплетающиеся в красивый рунический орнамент, и не прекращая курил трубку. Судя по морщинам вокруг улыбающихся глаз, Роксикер не был молод, но излучал энергетику и задор, которой могла позавидовать молодежь. Гюнтер не без улыбки мог вспомнить своего друга, младшего брата Гандрега - Нандро и отметить потрясающее сходство характеров. Сам наниматель был несколько скрытен о целях своей авантюры, но глаза его горели точно так, как глаза человека, нашедшего золотую жилу. Было видно, что дварф буквально сдерживал себя, чтобы не выложить все карты на стол. Кстати, об этом. За столом с Гандреном сидело несколько человек. Среди них был рослый мужчина под два метра ростом, одежды которого выдавали в нем чужеземца. Напротив него, словно в противоположность, выслушивал речи дварфа молодой человек, манеры и осанка которого намекали на знатное происхождение. За столом также сидел полуэльф, на щите которого красовалось изображение весов с молотом - священный символ Тира. Следующим был мужчина в простых одеждах, чьё лицо было прикрыто тенью капюшона. Последней среди компании наемников была невысокая девушка, но навряд ли кто-либо отважился назвать ее не подходящей для этого дела: толстая книга в кожаном переплете и посох красноречиво говорили о ней, как о заклинательнице.

  — Я заплачу по десять золотых каждому из вас за транспортировку груза в город Фандалин. Он находится в нескольких днях пути отсюда на юг, по Торговому Тракту, а затем на восток, по Триборской тропе. Мне необходимо, чтобы товары были привезены моему товарищу Бартену. Он же является владельцем лавки «Провизия Бартена». Вы - крепкие ребята, я рассчитываю на вас. — Вытерев пивную пену с усов, он внимательным взглядом обвел всех, и, не услышав отказа, удовлетворенно хмыкнул. — Что ж, я с Сильдаром Холлвинтером отправляюсь вперед, надо уладить кое-какие дела. Ваша повозка с провизией будет готова через день, отправляйтесь за нами. До встречи!

  В тот день ни один из героев еще не знал, чем может обернуться это тривиальное поручение.

    ***

  Уже давно шпили города растворились в небесной дымке, а с ними и городская суета осталась где-то за спиной. Впереди пятерых героев этой истории ждал путь до Фандалина, а вместе с ним и заветная выручка. На дворе стояло то самое время года, когда летний зной уже прекратил донимать, а листва еще не успела начать преображение в огненные цвета. Пейзаж вокруг приятно радовал глаз путешественников. Подобные ландшафты часто изображались на холстах известных художников и украшали своим видом залы больших поместий.

  Герои провели несколько последних дней, следуя по Главному тракту на юг от Невервинтера, и только недавно свернули по Триборской тропе на восток. До сих пор они не встретили никаких препятствий, однако это не значило, что можно было расслабиться. Здешняя местность хранила свои опасности. Бандиты и преступники, как известно, бродили вдоль этой тропы. Иначе бы никто в здравом уме не стал снаряжать повозку целым отрядом воинов.

Лорас, шедший последним, получил сумку с калтропами и ценными указаниями рассыпать их за собой, что и сделал, заходя в открытое помещение.
Нескольких взглядов было достаточно, чтобы понять, что все в этой мастерской представляло потенциальную опасность, о чем волшебник не применул предупредить остальных.
- Ничего пока здесь не трогайте! Слишком много тут следов некромантских заклинаний и манипуляций. Подобные вещи лучше рассматривать и изучать когда имеется достаточно времени, а не когда враг может быть за ближайшей дверью. Давайте пока осмотримся, разберёмся с магом, а там уже будем разбираться с книгами, свитками и склянками.

Мастер:
+125xp от Vertigo (4468/6000)

— Ну, если вы решили продолжать двигаться по реке, то добро пожаловать обратно на борт, — хмыкнула Роза, вытирая пенные усы — Я же во Врата Балдура путь держу, и буду рада надёжной команде, — капитанским тоном заявила она и заела гуляшом.
За время их водного путешествия Розальда успела распробовать речные прогулки. Теперь дварфийка размышляла, как на них заработать, имея в арсенале маленькую лодку на четверых, отсутствие знаний о судоходстве и грандиозное капитанское имя, которое она себе придумала – Роза Ветров.
Женщина уже представляла себя первой дварфийкой капитаншей, грозой всех пиратов и покорительницей бурных потоков Чионтар, а также хозяйкой прибрежной таверны с фонтаном, при мысли о которой ёкало дварфийское сердце.
— Ну что, решились? Выходим на рассвете?

Мастер:
+75xp от Vertigo (1685/2700)

— Мне и не надо! — окрысился Ноль, которому пришлось в свою очередь прятать смущение и страх. — Исполнение законов — вопрос общественного равенства…

Всё-таки, Ноль шибко не любил старого барона Лаббе. Не меньше, чем тот ненавидел добродушного и суетливого губернатора Найтхилла (губернатора, правда, почему-то любили в таверне мадам Розальды и городской общине полуросликов). Поэтому он не удержался:

— …а не самовластия отдельных персон.

  "I'm losing you
  Ain't love the sweetest thing"

Подпевала себе под нос Хелен, сидя за столиком рядом с прилавком. Этот своеобразный гимн заведения был обязательным и повторялся в плейлисте по пять раз на дню. Но заслушанный мотив сингла всеми любимых земляков U2 сегодня звучал совсем по другому. Слова вдруг обрели смысл и до боли неприятный, аж выключить захотелось.

  "Baby's got blue skies overhead
  But in this I'm a rain cloud"

Хелен кисло усмехнулась и попыталась вернуться в работу. Табличка ексель в мониторе ее ноутбука плыла множеством цифр и сконцентрироваться никак не удавалось. Остывший кофе невкусно стояла в сторонке, украшенный завитушками на бумажном стаканчике — "The sweetest thing". Отец лихо выбрал название для кафе, а Хелен теперь приходилось мучиться. Известно, что Боно написал эту песню в качестве извинения его жене за то, что отсутствовал в день ее рождения. Вот если Клаудио вернется завтра с извинениями в виде песни, тут Хелен задумалась, что она с ним сделает. Ну жена Боно отдала все доходы с песни на благотворительность пострадавшим в Чернобыле. Хелен же этими деньгами могла бы оплатить злополучную аренду квартиры, и откупиться от полиции за то, что сожгла ее вместе с Клаудио. Господи, прости.

Девушка откинулась на спинку стула и закрыла ноутбук. Начинала болеть голова. Ее поздравительные шарики закрывали половину витрины с шоколадом, но Хелен не спешила их поправлять. На душе было очень горько. Мало того, что Клаудио бросил ее накануне дня рождения и оставил прощальный долг, так еще, Хелен подозревала что именно он виноват в пропаже Джерии. Наверняка, когда Клаудио закрывал дверь, он как всегда пялился в телефон и не смотрел под ноги, а Джерри кудрявой молнией проскочил на улицу.. Бедный пес. При мысли, что Джерри голодает, где-то в подворотне или уже давно сбит машиной, Хелен становилось дурно. И что это за старик, с которым видели Джерри? Собачий вор? Или маразматик. Почему никто не звонит по номеру на ошейнике? Вообще никто не звонит. Хелен потянулась к телефону проверить, есть ли пропущенные, когда услышала запах.

Этот запах ни с чем не спутаешь. С его приходом персонал сразу четко осознавал, что Хелен тут директор, и это ей со всем разбираться. Да, такие персоны заходили и в основном это были местные бомжи, которые уже знали, что нужно подождать на улице. Хелен всегда выносила им кофе с завалявшейся булочкой, которая оставалась на списание. Это было неприятно, и не особо поддерживалось персоналом, зато по христиански. И в этот раз директор встала, чтобы встретить очередного бродягу. Переглянувшись с бариста, Хел кивком обозначила, что займется этим.

— Добрый день, конечно, мы вас угостим, — с улыбкой поприветствовала Хелен. Предложение забрать ее горести, чуть кольнуло Хел, неужели у нее на лице все так и написано. Девушка подняла брови и закивала, — Да, конечно! Будьте так добры, располагайтесь на веранде, я все вам принесу, — она указала на столики под навесом при входе в кафе.

— Сделай, пожалуйста, большой латте, и у нас что-нибудь осталось, угостить джентльмена? — спросила она бариста.

Чиара растерянно взглянула на остальных. В конце концов, это и они должны были рисковать своими жизнями... Хотя взять главу ячейки... или даже хотя бы просто уничтожить его. Это стоило многого. Годы подрывной деятельности, не меньше!.. Онтарр был прав, это было важно. Но решать должна была не только Чиара.

- А... а вы что думаете?.. Стоит ли рискнуть и попробовать захватить тейца?.. - нерешительно спросила она у товарищей.

Мастер:
+250xp от Vertigo (9482/14000)

— Мамочки! Мертвяк!

Флави спряталась за ближайший стол, последовав примеру Аарона. В одной шутливой книжке крестьянский мальчик Каспар бегал от такого вокруг колодца, на ходу ещё успевая жевать репу. Он, конечно, мог бы вообще убежать далеко, но уже тогда Флави поняла, что цель этой истории не в спасении Каспара (который в итоге попался, совершенно обнаглев и решив станцевать своему преследователю), а посмешить читателя и немного поучить. Она, впрочем, помнила и другие книжки, где герои умирали жуткой смертью, будучи растерзанными живыми мертвецами, прямо как вот этот дядечка на полу. Вопреки замечанию Адры, счастливчиком тот не выглядел. Флави не хотелось бы закончить так же.

— Давай, Тибо! Мочи его!

Она высунулась и, подавая пример, зарядила в ковыляющего зомбака из своего волшебного пальца.

— У меня стрел меньше, чем там кобольдов, — тихо сказала Майя; в колчане, до хруста набитом в Гринесте, теперь и впрямь было пустовато. — А кроме кобольдов есть ещё дрейки. И бандит с подручными. И неизвестно что нас ждёт в шахтах. Никого мы не победим и никому не поможем. И от гибели нашей никакого проку не будет. В Гринесте у храма воины тоже умирали. Но отдав свои жизни, они дали нам время сбежать. А тут нас ждёт смерть. Просто смерть.

Мастер:
+125xp от Vertigo (4071/6500)

Адраммелех не мог читать все мысли своего мальчика напрямую. Он слышал лишь то, что предназначались именно для него и называлось телепатией. Но общее настроение Аарона считывалось достаточно легко.

— Так, кто тут у нас повесил нос? — послал он ментальную пощёчину парню. — Что, расстроился, что эти четверо не набиваются тебе в друзья? Возьми себя в руки, Черная Тень, и посмотри на них ещё раз: избалованная дура, мальчик на побегушках, дворовая шпана и мелкий крючкотвор. Тебе правда нужны такие неудачники в друзьях?

— Вообще, институт дружбы крайне переоценен, — продолжил Адраммелех свою мысленную лекцию, — Опасно подпускать к себе людей настолько близко. Чем доверительнее твои отношения с человеком, тем больше инструментов у него будет против тебя, если он захочет тебя предать. А люди предают, Аарон, уж поверь мне. Всю историю Побережья Мечей можно описать как нескончаемую череду предательств. Они должны быть твоими союзниками, пока тебе это выгодно, не более чем. Но расположение союзников нужно завоёвывать. Спроси, кто из них готов отправиться первым в чёрный лаз, и когда все они начнут мямлить — скажи, что пошлёшь на разведку свою птицу. Пусть знают, что кроме тебя никто не справится так хорошо с задачей.

Аарон ощущал себя все более и более одиноким в компании других ребят. Возможно виной была окружающая группу мрачная атмосфера, хотя об этом мальчик даже не подумал. Когда они только начинали путь, он представлял какая дружная и сплочённая будет их кампания, как они будут приятельские подшучивать друг над другом на привалах, делить между собой все невзгоды, и как стоять горой за каждого в геройских стычках. Но на деле у них, казалось, как не было ничего общего, так и не появилось.

Сам Аарон, когда в битве с пауком Тибо запутался в паутине, первым делом подумал о собственной шкуре. Он даже был готов трусливо побежать, но совсем не желал рисковать собой ради приятеля. Но самым ужасным было осознание того, что рано или поздно на месте Тибо может оказаться и он сам, и кто тогда рискнёт ради него? Точно не Флави. И вряд ли Дилан. До определенного момента была надежда на господина Ноля, но их последний разговор, и то как посмотрел на Аарона счетовод не внушало уверенности. Оставался Тибо, и он действительно выглядел хорошим человеком, вот только ждать защиты от того, кого сам чуть было не бросил, было бы слишком самонадеянно.

Единственное существо в мире, которое могло, хотело и всячески пыталось спасти мальчика от опасностей - это его Адраммелех. Только ему можно и нужно было доверять. Но тут снова появлялась непреодолимая проблема: никто из ребят не хотел даже прислушиваться к птице и ее советам. Все вокруг решалось кем угодно, но только не им с Адрой. Как можно защитить себя, если приходится идти следом за другими? И если они пойдут на погибель, то судьба не спросит: кто именно завел их туда, кто настоящий виновник - а накажет всех вместе, хочешь ты того или нет. Эх.

С такими мыслями Аарон следовал за ребятами, стараясь держаться чуть в стороне. И когда путь привел их к низине, он не проронил ни слова, но стал ещё более задумчив и мрачен.

— Вот и сидеть! — пробасила дварфийка, когда кобольды скрылись во тьме.

Женщина развернулась и увидела Брана у своих ног.
— Пришёл? Все вы возвращаетесь, — усмехнулась она. — Вот огонь, — женщина махнула факелом и кинула его вперёд в пещеру к кобольдам, — Теперь иди, или трус навеки!

Мастер:
+75xp от Vertigo (1085/2700) 

Адриан достал из рюкзака и запалил один из своих факелов, освещая высеченный на стене барельеф и с интересом его разглядывая
- Если бы я не знал, насчет вашего колдуна, то подумал бы, что мы решили осквернить могилу этой несчастной девушки, которая видимо умерла от укуса змеи. Так грустно и нелепо.
Воин отдал свой зажженный факел Рябчику и подошел к Хью, но прежде чем они начали совместную попытку, он рукой отстранил плута.
- Ну кто так тяжести двигает? Тебе твоя спина что-то плохое сделала? Вот так надо!
Адриан уперся двумя руками в крышку, демонстрируя свой метод. Для человека несведущего было крайне не очевидно, чем он принципиально отличался от предыдущего, но для Адриана это было две больших разницы.
- Я толкаю, ты помогай. И береги ноги!

Мастер:
+25xp от Vertigo (75/300)

— Вот же огонь, — не поняла Брана дварфийка и помахала ему факелом, приводя тени в движение. Да только варвар уже повернулся к женщине спиной и отправился к выводу, оставляя Розальду одну в темной пещере, где за углом ждали жадная до крови свора кобольдов и громадный недобитый ящер.
Темнота сгущалась с каждым шагом Брана. Сердце у Розы забилось как бешенное. Звуки отражавшиеся от каменных стен не предвещали ничего хорошего. И Розальда не выдержала.
— Да какого лешего?! Бран, я же тебе вот свечу! Ты что, опять голодный? Кто не работает, тот и не лопает! Варвар блин называется, а с поля битвы бежит! Что о тебе твои жены подумают? Принес им драконье яйцо, а свои в пещере оставил. Какая-то кучка сопливых кобольдов тебя напугала. Да я сама их по стенке размажу! Вот же мужики пошли.
Сжав покрепче жезл, женщина с убийственным взглядом сделала шаг вперёд в неизвестность.

Все Розальдины бывшие мужья знали, когда дварфийка в гневе, лучше не попадаться ей на глаза. Сейчас же не поздоровилось малютке кобальду, жалуемся к толпе у дальней стены. Розальда с размаху отправила в них горящий шар.
— Все приходится делать самой! — закричала Розальда. Внезапно она почувствовала такой прилив сил, что даже пещера будто стала ей мала, — Роза злится! Отдайте детей! — послышался тяжелый бас из-под потолка.

Мастер:
+75xp от Vertigo (1010/2700)

Майя бдила. Весь час. Отвлекаясь только на мошкару, которая норовила напиться чистой девичьей крови, а то и вовсе свить гнездо в волосах. Но время шло, а кобольды всё боялись, и вот уже Бран — поевший и отдохнувший — готов был спасать вновь. Брана надо было поддержать.
Выбравшись из засады и окончательно победив кровососов, Майя вернулась к спутникам.
— Я что подумала, — зашептала она, — кобольды людей не любят. И гномов, и эльфов. Они вообще никого не любят кроме себя и драконов. А ещё они не любят, когда ими командуют те, кого они не любят. Давайте, я им голову заморочу, а дальше как получится.
И громко выкрикнула:
— Belikri loex! Majak turalisj sthyr vur yth tailuen douta hodorrr!* Jaci vriskeh! Kaxir tilsin! Jaci zklaen slathalin hesi arytiss!**
Сказала, что их предводитель трус и должен выйти на честный бой, — тихонько пояснила она Розальде и Брану.



*Дрейки мертвы! Отдайте нам большого человека, и мы пощадим ваши лапки! (Майя опять путает hodor (лапки) и tobor (жизнь).
** Он цыплёнок! Ящерицин помёт! Он должен сразиться с нашим воином!

Чиара потерла переносицу, наблюдая за перепалкой приведенного бандита и Лорасом. Нахмурилась и вмешалась. Спокойно и уверенно.
- Нам не нужно, чтобы ты "сдавал" своих. Скажи мне лучше вот что: у вас в крепости есть пленник?.. Или, может, гость недавно появился?.. Дварф, лысоват, с рыжей бородой. Ммм? Он не из "ваших", так что никаких бандитских "понятий" ты не нарушишь, если скажешь.

Мастер:
+250xp от Vertigo (7852/14000)

Горящий факел послушно поплыл от Аарона в сторону Флави. Подлетев к ней, факел коснулся паутины, опутывавшей баронскую дочку.
— Если не хочешь, чтобы вместо паутины я подпалил твои кудрри, то не дёрргайся, — раздражённо произнёс он знакомым каркающим голосом.

Чиара с благодарностью кивнула Лорасу, поддержавшему ее с желанием все же добиться чего-либо. Попросив остальных посидеть в комнатке и, при желании, заказать себе что-то еще на десерт, она с эльфом упросила пришедшую официантку проводить ее к Кладриму. Личность Кладрима была для Чиары загадочной и, в отличие от многих дварфов, он занимался весьма нетипичным делом - собирал и продавал информацию.
Кладрим Хорнхенд обычно представлялся воином и бывшим авантюристом, уже закончившим свою карьеру. У него было две неприятных привычки, делавшие его никакущим собеседником: он почти никогда не смотрел в глаза, и он почти никогда не отвечал на вопрос больше, чем одним предложением. У несведущего посетителя таверны интерес к Кладриму обычно на этом и угасал, и он оставлял немногословного дварфа в покое. Однако, Чиара знала не понаслышке, с кем именно она пришла поговорить. Это был дворф с душой дроу: словно паук, он сидел на перекрестии тонких нитей, что паутиной окутывали Скорнубель. По одним нитям текло золото, по другим кровь. Но как лапки паука, не липнувшие к собственной паутине, руки самого Кладрима оставались при этом чисты.
Чиара и Лорас застали дварфа, в одиночестве сидящим за столом одной из кабинок. Эта кабинка была у внешней стены таверны, и сюда из окна попадал свет, но Кладрим сидел боком к окну. В руках у него был перочинный нож, который он равнял о кусок грубой свиной шкуры, а рядом среди опилок стояла недовырезанная шкатулка. Уголком глаза он заметил вошедших эльфа и полуэльфийку, но не повернулся и ничего не сказал.
Лорас пошел с Чиарой, ожидая, что хорошие новости не заставят себя ждать слишком долго. То, что их собеседником окажется дварф, было неожиданно. Несмотря на то, что давняя неприязнь между их расами оставалась больше в преданиях, сам эльф все же несколько некомфортно чувствовал себя в компании низкорослых бородачей. А этот и вовсе был необычным даже по меркам дварфов. К тому же Лорасу была неприятна эта манера, не смотреть на своего собеседника. К счастью, беседу с ним начала Чиара, а значит ему пока не было нужды говорить. Зато он мог внимательно наблюдать за дварфом, чтобы тот не выкинул чего-нибудь. А если учесть тот факт, что Чиара была уверена в осведомленности собеседника об их именах, то даже представляться не было необходимости. Только если из вежливости. Но и это могло подождать более удобного момента.

Жрица же надеялась, что вопрос ее обойдется ей не слишком дорого. И действовать она решила напрямую.
- Добрый день, уважаемый господин Хорнхенд, - вежливо поприветствовала она и, вспомнив, что ответного взгляда она не получит, тут же продолжила: - Меня зовут Чиара, впрочем, думаю, Вы знаете мое имя и кто я. Я ищу Онтарра Фрума, моего знакомого, а уважаемый управляющий сказал, что, дескать, Вы с ним общались. Может быть, Вы знаете, где я его могу найти? - она мило улыбнулась, не чувствуя, впрочем, особой приязни к этому... пауку.
Кладрим поскрёб ножом щетину на своём бритом подбородке, проверяя остроту лезвия. Затем взял шкатулку и продолжил вырезать узор.
– Онтарр... дорог тебе? – спросил дварф девушку.
- Да, - без колебаний ответила Чиара. С Онтарром их связывали... нет, не чувства. Их борьба была даже важнее этого. Жрица восхищалась Фрумом, и в чем-то пыталась быть похожей на него. Хотя ее служение Суни и ее чувственность все же не позволяла ей настолько сильно отдаться борьбе с Культом.
Кладрим покосился на Чиару, словно ожидая чего-то, но ничего не сказал. Жрица же подождала с минуту, чуть нахмурилась, взглянув на дварфа и, не выдержав, повторила:
- Так что?.. Вы знаете что-то?
— Люди всякое говорят. Грошёвые бродяги говорят одно, серебряные речи купцов другое, златоусты из уважаемых обществ третье...
Лорас понимал эпитеты, ведь в книгах и не такое встречается, а потому молча достал из кошеля золотую монету. Серебра там уже не водилось, а в грошовые слухи он не верил. Однако монета не перекочевала в карман дварфа, но была у него на виду.
— Хм... а твоему спутнику он как будто дороже, — между делом заметил Кладрим.
Чиара поджала губы. Похоже, этот дварф был ничуть не лучше наемников, меряющих души на монеты. Она одну за другой достала из кошеля десять золотых монет, сложив их столбиком перед дварфом. Молча и холодно взглянула на него.
Глаза эльфа вспыхнули, когда он увидел, без преувеличений, слишком яркий жест от Чиары. Вполне было достаточно и одной монеты, по его мнению. А дальше уже судить стоит ли услышанное хотя бы её. И уж точно не вываливать десять разом. Или, может, жрица хотела так показать ценность знакомого лично для неё? Так он, Лорас, и не сомневался в том, что для неё тоо важнее нежели для него. Но говорить ничего не стал, только слегка неодобрительно покачал головой. В конце концов, Чиара здесь ориентировалась лучше него, ей было виднее, как лучше.

Вот только Клардима сумма не удивила. (Или он не подал виду. Очень легко было не подавать виду, фокусируясь на вырезаемых завитушках.) Сдув стружку с поделки, он ответил:
— Он заходил пару дней назад. Город стал беспокойным, он тоже это заметил. Новые события, но нет новых лиц, а старые пропадают.
Дворф замолчал на мгновение, фокусируясь на сложном элементе узора. Остро заточенное лезвие опустилось в дерево как в масло, и аккуратно проложило направляющую бороздку, чтобы затем завершить её в треугольную канавку.
— Под Трессендарским поместьем к востоку был один простак, Босс Хьюго или Хьюго-Босс. Как-то так его звали. Никому не мешал, но пропал недавно. Его люди стали ходить под каким-то Малышом, из их же рядов. Потом и он пропал. А люди остались. Территорию держат. Наводки собирают пуще прежнего. Главаря нет, но амбиции драконовские. Твой друг дальше уже и не слушал.
Лезвие опять притупилось, и Кладрим снова начал править его о кусок шкуры. Башенку из золотых монет на своём столе он пока не тронул.
- Златоусты-то уважаемые оказались пустомелями как грошовые бродяги, раз говорят о каком-то Хьюго, а не об Онтарре.
Лорас не мог не отпустить едкий комментарий, поскольку услышанная информация, на его взгляд, не стоила почти ничего. Кому какое дело до забот каких-то бандитов? Даже если Онтарр решил избавиться от них, об этом слушатели догадаться должны были сами, а это информация, полученная ими самими, значит точно не стоит десяти золотых.
— Кстати о них, — спокойно ответил Кладрим, продолжая заниматься резьбой. — Онтарр обещал мне взамен рассказать, кто теперь ведёт Тессендарских ребят. С тех пор прошло два дня. Но иногда молчание — это тоже ответ.
- Хорошо... - Чиара тоже была не особо довольна обрывочной информацией, но ругаться не собиралась, - Что-то об этих Тессендарских ребятах еще известно? Контакты, места, слабости?
— Это хороший вопрос. Спроси меня об этом прошлым месяцем, и я сказал бы, что они никто. Крысы в подвале пригородных развалин, сшибающие медяки с тех, кто не может позволить себе купить меч. Сегодня я и сам бы заплатил золотом, чтобы узнать, кто они теперь.
- Тогда мы предлагаем тот же обмен, что и Онтарр. Информация за информацию.
Лорас, как ему казалось, понял правила игры. Да и расставаться с золотом из своего ли кармана, из кармана ли Чиары за то, что они узнали, не хотелось совсем. Слишком неравноценный обмен. Другое дело информация на информацию. А где не справился один Онтарр они всей группой должны были управиться.
— Но ты не Онтарр. Ты не дворф. Ты не паладин. Ты даже не из Скорнубеля. Никто не заплатит за твою информацию.
На подобные аргументы у Лораса не было адекватного ответа. А потому он только пожал плечами.
- Тогда ее никто и не узнает.
— Не посвящён, значит не обманут. — ответил Кладрим местной поговоркой.

+125*3xp от Vertigo, Bully и Diana (3713/6500)

"Самый высокий часовой" вставший на ноги, чтобы проверить кто же решил к ним наведаться в столь поздний час, потянулся разминая спину и с легким позвякиванием колечек поправляя свой кольчужный доспех. В полумраке от костра это было, наверное, не так хорошо видно, но человек действительно выглядел высоким и сильным. Он взял бурдюк с водой лежащий возле бревна на котором он до этого сидел, и за ремешок передал его сидящей Янне.
- Похоже вам крепко досталось. Располагайтесь, от чего ж нет. Мое имя - Адриан.
Адриан снова присел у костра, подбрасывая новую порцию веток, чтобы огонь светил поярче и было видно лица гостей.
- Мне жаль вашего спутника. Которого съели волки. Расскажите, как его звали, кем он был. Я помолюсь за него.

Мастер:
+25xp от Vertigo (25/300)

— Что, и ты говорящий? — пробормотал Тибо, по инерции еще стараясь излучать голосом дружелюбное спокойствие, хотя за ним уже сквозила тихая паника.

Поняв, что и на олений язык нашелся переводчик, Тибо как-то быстро стушевался и тихонько отступил в сторону, предоставляя остальным разбираться с очередной диковиной этого леса. Плечи его поникли, и даже в темноте было видно, как залилась краской широкая загорелая шея. «Уж здесь-то, — зло обругал себя Тибо, — уж с оленями-то не сладить!..» Теперь он смирно стоял в сторонке и делал то, что ему оставалось: жадно, но бестолково следил за соприкосновением обыденного с волшебным и машинально жевал бесполезную теперь краюшку. Когда все затихли и выжидательно посмотрели на него, Тибо не сразу понял, что и ему тоже нужно высказаться.

— Зачем ищем?.. —медленно повторил Тибо и посмотрел на Ноля, пытаясь найти в вопросе еще какую-то скрытую суть. — Ну, нам теперь вроде как ничего не остается, так?

Он неуверенно оглядел остальных и нахмурился, сам недовольный своим ответом. Что-то здесь было еще, но облечь это что-то в конкретные слова было непросто.

— И потом, — неуверенно продолжил Тибо, в задумчивости позабыв, что объяснять нужно оленю, а не Нолю, — и потом, куда я их отпущу одних? Вот этих лопухов — не примите на свой счет, миледи! — торопливо поправился он и еще сильнее раскраснелся.

4 октября 1071 года от Р.Х., окрестности Селимбрии, пригорода Константинополя

Вот начало истории. Бог сотворил мир. Бог сотворил Адама. Адам отверг Лилит за порочность её натуры и взял в жёны Еву. Адам породил Каина и Авеля — и Сифа затем. Каин убил Авеля. Из чресл Сифа произошли все племена земли. Кровь Каина заполнила мир подобными ему.

Царская корона и высочайшее владычество над странами и народами передавалось от одного племени сифитов к другому с ходом лет. От египтян к вавилонянам, от них к ассирийцам, от тех к мидийцам, от тех к персам, от тех к грекам и Александру, от них — к римлянам. Стремясь уберечь свою корону и своё царство от падения в руки славян, булгар и гуннов, Анастасий Дикор воздвиг могучую стену и проложил её с башнями, крепостями и редутами от Черного моря к Мармаре. Со временем опасность, которую представляли для Державы ромеев все эти разбойничьи, варварские племена миновала — или же, правдивей будет сказать, опасность отыграла себя, воплотив те или иные страхи в жизнь и показав иные беспочвенными или, по крайней мере, показав их чем-то с чем наследники Константина Великого могут жить. Стена Анастасия стала ненужной. Её крепости были оставлены солдатами, её камни растащены двадцатью последующими поколениями крестьян, чтобы стать фундаментом их жилищ.

Наша история начинается подле одной такой забытой крепости, ставшей сначала загородным поместьем знати, а затем — соразмерно с тем, как владевшая ей семья пришла в упадок и иссякла — заброшенной вовсе. Местные фермеры называли её дворцом Порфирия по имени последнего хозяина, скончавшегося сотню или около того лет назад. По своему устройству то высокая и широкая трёхэтажная каменная башня с плоской крышей, снабжённой деревянными парапетами. Один из франкских наёмников, бывших здесь вместе с нашими героями и обмолвившийся парой слов с Тавросом Тавридесом, когда тот в начале ночи решил осмотреть осаждённую им и его союзниками твердыню поближе, назвал её donjon carré или donjon roman на своём языке. Интересные слова.

И да, твердыня — дворец Порфирия — была в осаде сейчас, как, возможно, уже была когда-то во времена разбойничьего могущества мадьярских и булгарских налетчиков. Важное отличие, впрочем, заключалось в том, что в этот раз осаждающими были ромеи, а внутри заперлись варвары. Потомки Каина были важной частью и главарями обеих армий: осаждающих и осаждённых. Вместе с Тавросом соправителем над всем этим воинским предприятием по праву своего высокого звания был Федрос из Амастриды, Федрос Гончий пес, михаэлит, известный как преследователь неугодных и незваных каинитов.

По мнению Федроса, противоположная стороны сейчас должна была состоять преимущественно из сородичей и их гулей. Все смертные, которые были с фурорами* — а то была разномастная банда славянских и влашских выродков из Болгарской фемы, все как один убийцы и бандиты — были порублены, посечены и пленены в стачках, предшествующих самой осаде. Их кровь сейчас была в жилах Федроса, Тавридеса и других членов котерии, делая их сильными и сытыми.

Как бы там ни было, численный перевес, как и вся полнота морального превосходства, были на стороне константинопольских вампиров. Всего в лагере, окольцевавшем дворец Порфирия, было немногим менее сотни людей при орудии и ещё два десятка слуг, оруженосцев и рабов. Более половины собравшейся армии была конной. Сейчас это не играло большого значения, тем не менее данный факт был очень сподручен в предыдущие дни, когда первостепенной задачей был отлов фуроров и их слуг в рощах, холмах и долинах по обе стороны Эгнатиевой дороги. В башне — донжоне, если взять название, предложенное франком, — не могло быть более двух десятков гулей и вампиров. Часть из них, вероятно, даже не была бандитами, а была просто окрестными фермерами и путешественниками, похищенными и заточёнными фурорами для того, чтобы иметь под рукой быстрый источник пропитания. Крепкие стены, узкие бойницы и высокий парапет старой крепости, впрочем, могли сделать одного человека равным двум, а то и трём — и это даже без поправки на дары Каина. Штурм донжона, хоть он и представлялся самым очевидным и прямолинейным вариантом, грозил определёнными потерями, если он не будет организован правильно.

Что ещё? Ах да, конечно же, следует объяснить, как наши герои стали руководителями этого предприятия. Если быть кратким, то факты таковы: две недели назад в мастеровом районе Константинополя Федрос-михаэлит выследил и арестовал двух вампиров, которых не должно было там быть. То была девушка из презираемого кланом розы выводка Эннойи и мужчина, почти двухметровый великан, принадлежавший к числу варварских кузенов константинопольских драконианцев. После того, как их должным образом растянули на дыбе для допроса, выяснилось, что эта парочка — члены куда как большой котерии, прибывшей с охваченных мятежом Балкан и решившей сделать сельские окрестности Нового Рима своей вотчиной. Они были посланы в столицу как разведчики, чтобы выяснить, нет ли возможности для новоприбывших обрести ещё больший приз, чем власть над селеньями, городками и манорами Фракийской фемы. С чего вдруг они — эти фуроры — решили, что нечто подобное сойдёт им с рук и что вампиры Константинополя смирятся с подобным соседством, до сих пор оставалось загадкой. Вероятно, типичная неонатская тупость.

Тогда же в город прибыл посланник от Андрокла из Фракийской Гераклии, незначительного представителя двора антонианских вентру, преимущественно обитающего в своих поместьях в районе Селимбрии. Он также говорил о фурорах, промышляющих в окрестностях столицы, добавив к тому, что его хозяин терпит от них притеснения и просит о помощи.

Несколько последующих ночёй вампиры Сияющего Города посвятили обсуждению ситуации. Собственно, сам факт того, что разговоры и промедления съёли несколько дней, был преимущественной виной антонианцев. Лидер михаэлитов Петроний и Симеон, один из верховников обертусов, приняли решение о надлежащем курсе действий достаточно быстро. Тем не менее различным кликам и фракциям среди вентру потребовалось ещё какое-то время для того, чтобы, пообвиняв друг друга в недальновидности, забвении интересов империи и даже предательстве, прийти к консенсусу. В конце концов он всё же был достигнут, и Кай, базилевс антонианцев, смог присоединить свой голос к петрониеву и симеонову.

Котерии Медного Быка — так наших героев с недавних пор называли в Константинополе из-за статуи, стоявшей в их домене в Маурусе — было поручено выдвинуться к Селимбрии, известной также как Евдоксиполис, и изгнать оттуда захватчиков.

Лучше всего — изгнать в царство Гадеса, сказал Федросу Петроний. Впрочем, если то будет возможно, это уже для Константина Ангела добавил сир его сира Кай, хотелось бы, чтобы фуроры, хотя бы их часть, были взяты живыми и доставлены в Константинополь для суда и справедливого наказания. Император ночи хотел заставить их драться насмерть между собой на песке Ипподрома. Так мало удовольствий осталось в его не-жизни за всем этим бременем правления. Константин, будучи прилежным и почтительным «внуком», ведь хочет удовлетворить своего правителя и прародителя?

Когда он говорил с Ливелием Обертусом в приватном порядке, Симеон Константинопольский также выразил желание, чтобы фуроры — по крайней мере, их лидер, болгарский цимици по имени Венсислав, и другие потомки Старейшего — были доставлены в его руки целыми и невредимыми, если не живыми. Мятежники и разбойники они здесь, в Фракии. Тем не менее на севере, в Болгарской феме и дальше за Дунаем, часть из них числилась за первопроклятых, аристократию племени каинитов. Варварские кузены драконианцев, их правители — стратеги, или, как они сами себя называют, воеводы — сейчас как раз вступили в очередной цикл своих междоусобных распрей. Семеро принцев сражаются в тени Карпатских гор за титул архистратига — воеводы воевод. Благородные заложники в руках константинопольских вампиров в таких неопределенных обстоятельствах могут быть полезны.

Нашлось пара слов и для Дионисия. Его покровитель, преторианский префект Запада Аркадиан, впрочем, не имел никаких особых указаний по части самих фуроров и их судьбы. Он лишь акцентировал особую важность того, чтобы всё это дело было сделано быстро и правильно. Нечто подобное, этот мандат на устранение неугодных, — удачная возможность для сына Нарсеса. Он может показать себя перед двором. Возможно, показать, что что-то из полководческого таланта его сира передалось ему вместе с черной кровью, что текла теперь по его жилам. Он покажет себя в качестве надежного и верного сородича — и это пойдёт на пользу их совместному с Аркадианом и принцем Венеции плану.

Лисерос, дитя кесаря магистра Никиферуса и военный префект, передал под начала Федроса и Тавроса как самых высокопоставленных членов котерии отряд атанатов в составе 60 человек, тех самых всадников, о которых мы говорили ранее. Часть воинов тагмы «Бессмертных» была его гулями, часть находилась под властью его злого ока, все — во власти его серебра и угроз. Для всех них завеса, разделяющая дневной мир и мир тьмы была несколько приоткрыта. Они готовы были сражаться с вампирами, поручился за своих людей Лисерос. Возможно, Таврос предпочёл бы командовать в этом деле своими варягами, тем не менее необходимость блюсти молчание крови, насколько бы слабым и чахлым оно ни было в Константинополе, имела приоритет перед его предпочтениями.

Впоследствии к небольшой армии Федроса и Тавридеса присоединились также домовые стражи Андрокла и Констанция Тибериоса — ещё одного вентру-антонианца, чьи маноральные поместья находились в этих местах. Их дружины и увеличили численность отряда до неполной сотни воинов. Ещё до того, как котерия осадила дворец Порфирия, она существенно поистрепала силы фуроров. Вместе со смертными в плен было взято двое вампиров. Оба они сейчас находились в торпоре.

Один очевидно был цимици. В бою он призвал к себе сверхъестественные аспекты своего клана, обратившись в чудовищного гиганта, перед которым вспять бежали люди и кони. Как бы там ни было, кровь в жилах Тавроса оказалась более густой, старой и чистой. Он призвал к себе силу Самсона, и ловкость Одиссея, и несокрушимость Ахиллеса, и его облик также исказился и стал пугающим. Он вышел против монстра, и он рассек его своим именитым мечом от правого плеча до пасти с тремя рядами зубов и бахромой щупалец, которая выросла у него на месте живота. Зверь упал недвижимым и сейчас находился в забытье. Для верности, впрочем, его ещё скрутили цепями и бросили в большой внушительный сундук, в котором Константин Ангел до того перевозил свои дорогие мантии.

Второй пленный был менее примечателен. Просто какой-то низкорослый валах, не говорящий по-гречески. Судя по полуживотным чертам — волчьей шерсти на теле, желтым глазам совы или рыси и массивному, выпирающему вперёд лбу какой-то африканской обезьяны — он принадлежал к выводку Эннойи. Когда он пустился в бегство, Федрос метнул в него свой дротик без металлического наконечника, тот вошёл ему в спину, пронзило сердце своей древесиной и вышло с другой стороны, из груди, почти на полметра. Кровь Федроса также была густой и сильной.

Он, этот гангрель, также был кинут в сундук для удобства транспортировки. Главное достоинство этого отребья было в том, что дротик из его груди потенциально можно было извлечь, а самого глупца привести в чувства и допросить. Пока это не было сделано за другими заботами, связанными с организацией осады.

*****

— Господа мои, — сказал Андрокл-антониан, глядя куда-то в потолок, — для меня очевидно, что нам лучше всего сжечь их. Валежник может быть собран в окрестных рощах, хворост связан в тюки и пропитан маслом, ваши смельчаки прикроют свои головы щитами и поднесут его к стенам крепости. Мы сожжём их и покончим со всем этим малой кровью для нашей стороны.

— Я не думаю, что это так, господин мой Андрокл, — возразил на это Констанций Тибериос. В отличии от своего невысокого, смуглокожего и узкоплечего противника — а эти два вентру явно были противниками и недолюбливали друг друга, несмотря на всю холодную вежливость! — Констанций был просто-таки иконическим воплощением представителя воинской аристократии. Его осанка была подлинно офицерской, волосы и борода светлы и завиты в локоны, плечи широки и крепки, руки сильны и мускулисты, чешуйчатые доспехи сидели на нём как влитые. Он говорил с Андроклом, но смотрел он прямо на Тавридеса с Федросом. Его украшенный золотым львом шлем был зажат под его правой рукой.

— С вязанками хвороста под стенами мы просто задымим их. Никакого пожара не будет. Это может сделать что-то с гулями, если они там есть, но вряд ли как-то серьёзным скажется на каинитах. Потом нам будет просто сложнее идти на штурм из-за всех этих кострищ.

— Даже если пожара в самой крепости не будет, — с нажимом откликнулся Андрокл, глазами ища поддержки у Константина, который как и он был евнухом, — все равно есть возможность, что так мы заставим кого-то из захватчиков впасть в красный страх. Он сам выбежит из укрытия и прямо на наши копья! Да и с чего, благородный Констанций, вы так уверены, что замок не загорится? Внутри башни там должны ведь быть какие-то деревянные балки, полы и что-то такое...

— После ста лет, как там никто не жил? Полноте. Снаружи башня, быть может, и выглядит крепкой, но, я думаю, там просто пустой каменный остов внутри. Пламени не за что будет зацепиться...

— Если вы попытаетесь поджечь замок, то вы можете повредить моему сиру! — крикнул Поликарп Опсикийский, цимици-монах, прибывший в лагерь в начале сегодняшней ночи.

Поликарп был последним уцелевшим обитателем расположенного в двадцати римских милях к северу драконианского монастыря святого Ираклия. По его словам, три недели назад фуроры атаковали его обитель, убили всех ревенантов-обертусов, выпили кровь из сердец двух его собратьев по клану и увели куда-то его сира Элия. До того, как он присоединился к лагерю «медных быков», Поликарп прятался в холмах. Он боялся отправиться в Константинополь по Эгнатиевой дороге, опасаясь что там его заметят совы, которые, как он настаивал, шпионят для фуроров по всей округе. По какой-то причине он был уверен, что его сир всё ещё жив и удерживается в плену. Сейчас цимици требовал, чтобы двух торпорных мятежников, захваченных котерией, обменяли на его ещё якобы живого прародителя. Он требовал, чтобы с фурорами были организованы переговоры.

Под простой черной рясой монаха его руки и лицо были замотаны бинтами, будто лицо и руки прокажённого. В Константинополе он и его сир были известны как твердые в своих духовных поисках аскеты. Учитывая гесианские практики самоистязания, он, вероятно, прятал свои черты от мира потому, что они носили на себе следы и искажения выпущенной на свободу Изменчивости. Иногда вокруг его головы и кистей рук можно было заметить слабый багряный и золотой нимб, наподобие того, который был у Ливелия. Он свидетельствовал о чрезвычайной близости Поликарпа к Господу Богу.

— Ваш сир, почтенный отец Поликарп, — просто сказал Констанций Тибериос, — скорее всего уже давно мертв. Если он был пленён, как вы говорите, то это было сделано мятежниками лишь для того, чтобы доставить его к своему лидеру, который затем совершил Амарант над ним.

— Это не так! — вновь крикнул монах-обертус своим тонким, звенящим, почти детским голосом. — Вы недооцениваете этих злодеев! Они пришли сюда не только за нашей кровью, я скажу, но для того, чтобы взять эти земли и живущих на них людей себе в вотчину. Они рассчитывают и планируют на дальнюю перспективу. Разумно предположить что для того, чтобы предупредить возмездие со стороны семей Троицы, они возьмут себе благородных заложников. Мой сир высоко стоит среди акимитов. Он — такой заложник.

— Хм-м, это, действительно, звучит достаточно разумно. По крайней мере, правдоподобно, — подал голос Андрокл, желая, вероятно, не столько поддержать Поликарпа, сколько не согласиться с Констанцием Тибериосом.

Сам Констанций Тибериос лишь раздражённо подёрнул плечами.

Разговор — а теперь уже, скорее, перепалка — происходил в просторном шатре Тавроса Тавридеса. Более трёх десятилетий назад он заполучив его для себя, разграбив лагерь какого-то мусульманского эмира во время восточных походов. Шелковые стены и кипарисовые перегородки шатра были украшены причудливой вязью каких-то арабских заклинаний. Федрос, Ливелий и Константин узнали в них молитвы и богохульные восхваления племенному богу исмаилитов. Поликарп Опсикийский также косился на них неприязненно.

Свет в шатре распространялся от нескольких бронзовых жаровен и лампад, подвешенных у потолка. Болгарин Дионисия и вдвое варваров, служащих Тавросу, принесли для собравшихся стулья, украшенные лаковой полировкой и золотым рельефом. Из трех местных сородичей только Констанций не воспользовался предложением сесть. Возможно, потому что был человеком действия. Возможно, его металлический корселет мешал ему здесь.

Слушая перепалку двух вентру и одного цимици, Дионисий в очередной раз отметил для себя, что где-то шестую, а то и пятую часть сказанного ему приходится восстанавливать для себя, применяя логику и интуицию. Быть может смертные Ромейской державы и забыли латынь, но бессмертные явно её всё ещё помнили. Они говорили промеж собой на каком-то странном пиджине языков Аристотеля и Цицерона.

Счетовод неуверенно улыбнулся. По-детски и радостно. Он почувствовал себя пришельцем в эфемерной сказке, которая могла бы исчезнуть, но в силу какой-то невероятной удачи осталась. Или как если бы нашёл неучтённый дебет в квартальном сальдо (что, впрочем, равнялось сказочным обстоятельствам).

Ноль перевёл для Тибо и всех, кто не понимал:
— Постой, да. Он благодарит, но хлеба не хочет. Спрашивает, что мы тут делаем. Мне кажется, олень нам не очень, э-э, доверяет.

Затем Ноль указал на Тибо, с трудом вспоминая те случайные слова, которые его память удержала из вечерних рассказов старой Греты. А ведь вся детвора Кловерли втихомолку хихикала над тем, что старуха сама выдумывает этот язык и все свои истории…


Получатели: Флави Лаббе, Ноль из Кловерли.

Ноль запинался, иногда не зная, как рассказать оленю то, что понимал человек, но вряд ли знал зверь.

— Бррраво! — похвалил Адра палача за хладнокровность. — У нас тут пррямо государство в миниатюре, с его классическим разделением власти. Законодательная, — указал он клювом на Ноля, — судебная, — кивок в сторону баронской дочки, — и исполнительная, — последний кивок на Дилана. С таким подходом вы больше можете не считаться ни с какими внешними моральными ориентирами. Осталось только опрределиться с главой вашего маленького государства.


Получатели: Аарон Вуд.

— А ты точно птица? — не удержавшись, Ноль озвучил только что посетившую его мысль и воззрился на огромного ворона со смесью удивления и, кажется, уважения.

Всю оставшуюся до Скорнубеля дорогу Лорас старался молчать. Но что Чиара, что Драккейн, если бы вообще интересовался подобным, легко могли заметить бросаемые на них порой взгляды эльфа. То, что произошло с драконорожденным, его реакция на догнавших спутников, беспокоящихся о его состоянии, неожиданная эмоциональная вспышка от служительницы Суни - все это вызывало множество вопросов, ответов на которые не было и вполне могло статься, что и не предвидится. Но как бы не стремился к одиночеству Драккейн, все-таки Лорас привык к его обществу и обоснованно беспокоился о нем. Тем более сейчас, когда массивную фигуру драконорожденного не прикрывала броня доспехов, щита и оружия при нем не было. А ведь те, кто сделали с ним это, вполне могли быть и на тракте, и в Скорнубеле, куда так спешили преследователи Культа Дракона. Благо, что до конца пути иных неприятностей, кроме дождя и появившейся благодаря ему грязи, не было.

Сам Скорнубель встретил их компанию неожиданно большими и разношерстными толпами народа всех рас. После небольшого Гринеста и не слишком сильно превосходящего его Бердаска разница была феноменальна. Да и сам Лорас уже давно не был в крупных городах, так что отвык от их суеты и давки. А подобное всегда вызывает некоторое опасение, ведь в толпе так легко срезать кошель или всадить нож в спину. Кто знает, насколько сильно влияние Культа здесь, равно как и сколько в Скорнубеле может быть самих культистов. Кто-то из них может даже узнать в лицо кого-то из преследователей, все-таки у некоторых была вполне запоминающаяся внешность: Драккейн, с его поврежденной частью лица, Ауриэлия, благодаря своему росту и цвету волос, Чиара, просто потому, что сама была в рядах Культа. Да и Скамос мог быть замешан в каких-нибудь неизвестных делах. Так что следует быть осторожнее. Опасения эльфа вскоре как раз тифлинг и подтвердил своими предупреждениями.
- Я тоже считаю, что лучше держаться вместе. Может привлечем больше внимания, но хоть сможем защитить друг друга. Мало ли что может произойти.
- Чиара, - обратился он к жрице, - мы здесь должны были встретиться с кем-то из твоих знакомых. Давай поспешим к нему, чтобы не провоцировать лишний раз никого. Тут ведь могут быть и культисты в толпе, а Драккейн почти беззащитен перед ними.

+125xp от Vertigo (3338/6500)

Розальда уже загружала в лодку свои вещи, за которыми успела сбегать под шумок. Точнее проковылять, голова расскалывалась неимоверно, но женщина поторапливала себя, понимая что дело плохо. Разразившаяся буря эмоций и особенно допросы гномки не сулили ничего хорошего. Эта пытливая заноза Джэмна все не сдавалась и кажется, чем-то задела Майю. Роза вдруг почувствовала нечто острое и грустное глядя на девочку. Майя точно уже не дитя, которым видела её раньше Роза, беда обрушавшаяся на них не могла не оставить следа.

Женщина сидела в лодке уперев кулаки в бока и вытянув шею, с прищуром следя из-за кормы за борьбой старика и плута.

— Я валяюсь в этом зоопарке, — хохотнула Розальда, покачивая головой. Визглявый старикан опять начал канючить, а вот над неудачливым Хьюго хотелось искренне смеяться, — Вот артисты! Во дают. Я таких в своей таверне просто усмиряла, насылала на буянов иллюзию, что у них портки намокли, так они сразу же по лавкам падали, — попыталась Розальда разрядить обстановку и глядя на хмурого Брана и Майю спросила, — Ну что, отчаливаем?

Мастер:
+50xp от Vertigo (885/900)

— Яд, ночная засада, — одобрительно кивнул ворон. — Вы начинаете мыслить нестандартно, это хорошо. Срразу оговорю прроблемы этих двух планов. В отличии от вас, гоблины и багбиры хорошо видят в темноте. Так что сразу же после первого удара по башке вам немедленно нужен будет свет, чтобы прродолжать сражаться. Договоритесь, кто из вас, когда и как даст вам освещение.

— Насчет яда, — продолжил он, — растворив в общем чане с похлёбкой, концентррация яда будет слишком малой. Не советую. Вместо этого, один из вас может пожерртвовать своим бурдюком с водой. Если капнуть яд в небольшое количество воды и подкинуть бурдюк багбиру, то он, возможно, заметит и выпьет. Но учтите, что желудки багбиров прривычны к перевариванию всякой дряни, так что я бы на вашем месте не надеялся, что он сдохнет от паррры глотков.

— Подумайте еще насчет другого варианта. Пока гоблины ищут хворост и овцу по всей поляне, вы можете попрробовать отстрреливать их из кустов, тихо, по одному. Рано или поздно, один из них, конечно, успеет что-то выкрррикнуть, но к тому времени вы уже уменьшите их поголовье.

Когда поляна осталась пуста и вся компания подростков скрылась в кустах, исчез и ворон.

— Нам бы разбить лагерь, да отдохнуть по человечески в конце-то концов. — сказал Дилан, тяжело дыша и оперевшись руками о колени. Он был довольно вынослив, но даже его подкосят два дня непрерывного марша, пусть и с небольшими передышками. Место вполне располагало к лагерю, всё равно найти более подходящее было бы довольно проблематично. Положив свой увесистый рюкзак на землю, парень сел для того чтобы перевести дух. Он вновь осмотрел членов своего отряда и всё еще удивлялся тому, каким образом он попал в одну лодку с двумя детьми и подростком примерно его возраста.

— Вот надо ж ему было в это ввязаться... — пробурчал о чем то своём Дилан и припал губами к своему бурдюку с водой. Всё о чем он мог сейчас думать - это давящий груз усталости и жажда, поэтому даже не сразу обратил внимание на примятую траву, что могло разрушить все его планы на лагерь.

— Назад! Леди Ауриэлия, ещё дальше! Рогатый бес призвал Нечистого! — закричал Ноль, выставляя книгу вдобавок к факелу. Но над краями фолианта он продолжал видеть нестерпимое, чуждое миру зарево.

Аудитор в панике отступал, сбивая пятками случайные камешки. Если свод пещеры не выдержит потустороннего действа и обрушится, то Ноль предпочёл бы оказаться с гоблинами, а не с тем, кто явится из зелёной звезды по наущению Отца Зла. В этот миг, когда лицо юноши осветилось мертвенной иллюминацией, он всё понял. Демон околдовал его спутников. И могучего Драккейна, и нежно-прекрасную Чиару, чьи руки до сих пор дразнили его сны, и высокомерную провидицу, и плутоватого одноглазого Пружину, и мудрого Лораса. Иначе почему же эти блистательные авантюристы, герои Гринеста, сразившие без числа ящеров и бандитов, позволили вестнику преисподней ходить среди них и говорить как с равными? Почему опустили оружие и не бросились на помощь, чтобы расчищать страшный символ?

Ноль понял: он должен защитить их умы от козней архидуки Маммоны (или как там представился этот бес? — ха! — Ноль-то знал, каково ему имя).

Вот только… как?..

В отличии от Джэмны Глимсильвер, Бран Костеголовый не умел так ловко складывать два и два. Поэтому при упоминании об опасном магическом драконьем предмете у него ни на миг не промелькнула мысль, что речь могла идти о яйце, которое сейчас лежало у него в заплечном мешке. Он лишь задумчиво поскрёб медвежью челюсть, пытаясь вспомнить, не видел ли он на борту «Сомика» кого-нибудь подозрительного. Первым номером в его списке подозрительных личностей была сама Джэмна, но её вряд ли бы заинтересовало устраивать слежку за самой собой. Второй, по понятным причинам, была Имса.

— Зеленокожая женщина, — ответил он искренне и без рассусоливаний. — Она не орчиха, я точно знаю. Я убил больше орков, чем ты когда-либо видела. Но цвет кожи у неё — как у орка. Это очень подозрительно.

Мастер:
+250хр от Amatevil и Vertigo (5632/6500) 

- Для всего есть свое время, - ответил Лорас тифлингу. Как раз примерно в это время по мостку пробежали гоблины. И теперь эльф сожалел, что долго колебался с заклинанием. Хотя, возможно, было ещё не поздно запустить шар им в спину. Вот бы знать как устройство тоннелей тут, чтобы смело катить шар вперёд, не переживая, что он уйдет куда-то не туда.
От этих мыслей его отвлек окрик Ноля.
- Да заморозь там все просто, - ответил он ему в ответ. Кричать он уже не опасался, их и без того уже явно заметили. Но и отвлекаться на какие-то мелочи было некогда. Гораздо важнее было понять откуда выскочат все бежавшие гоблины и, как выяснилось, багбир.
В итоге, волшебник все же решил, что лучше попытаться запереть противников где-то в одном месте, чем бесконечно гадать и ждать, пока их соберётся ещё больше, чтобы потом ударить им в спину. И призвал пылающий огнём шар прямо на последней доске мостика, по которому бегали гоблины. С той стороны, куда они в итоге убежали. Тот, кто хотел ударить в спину (если хотел), сам получит удар. А сжигающий все на своем пути шар - не самый приятный гость с тыла. Доски и веревки мостика уже занялись огнём, и Лорас повелел шару катиться дальше по тоннелю. Вот и попляшут гоблины, когда у них пятки загорятся. К тому же света в пещер добавилось от огня шара, а значит по отблескам пламени можно будет попробовать понять куда ведёт тот тоннель с мостика.

Мастер:
+75*2xp от Vertigo и Solmira (2472/2700) 

Ванна, сон в безопасном замке, прекрасно сказывались на самочувствии и настроении. А завтрак, так и вовсе привел в восторг обычно сдержанного драконорожденного. Сырники со сметаной настолько понравились воителю, что он рассыпался в благодарностях и попросил рецепт сего угощения, дабы отнести его в Морозную Обитель, в библиотеку клана.
Дальнейшая дорога, была уже более оживленной и богатой на события, им то и дело попадались иные караваны, некоторые из которых пришлось досмотреть, но все тщетно. Сам же, Драккейн, считал это пустой тратой времени, ибо нужно не бандитов ловить, а культистов, но пойти наперекор большинству он не мог.
На второй день случилось еще кое что и это было похоже на засаду. Дабы не терять времени, Кейн сказал:
- Будьте здесь, я выясню что случилось, - воин спешился, что бы коня не подвергать риску, взял щит в левую руку и не доставая оружия, пошел к паре вооруженной арбалетами, - Что здесь произошло?

Мастер:
+75*3xp от Amatevil, Enote и Vertigo (2347/2700)

Но был на фестивале человек, которому не досталось ни состязаний, ни прекрасных танцев. Впрочем, стой он в толпе, то наверняка сжёг бы одноглазого барда завистливым взглядом, а его партнёршу — мыслями. Человек этот, впрочем, присутствовал в другом месте. И работал языком.

    Законник искал Хозяина Знаний, как прозывались аббаты Огмы. Он застал этого ряженого «гнома-авантюриста» за беседой на незнакомом языке с каким-то халфлингом. Непринуждённый разговор изрядно веселил собеседников. Хоббит даже показывал жестами что-то большое, что становилось всё больше, тогда как Миррортор спорил и убеждал, что «больше» должно превращаться в «ниже».

    — Мейстер Миррортор? — тихо окликнул Ноль.

    Миррортор нахмурился и замешкался, решая, отвечать или нет. Ноль стоял спокойно, но явно не собирался исчезать. В итоге замаскированный настоятель быстро свернул пантомиму, бросив полурослику что-то по смыслу похожее на дружелюбное «пока» или «как-нибудь потом поболтаем», и повернулся к Нолю с настроением куда менее воодушевлённым.

    — Моя маскировка уже не та, что прежде, да?
    — Э-э, вовсе н…
    — Что меня выдало? — перебил жрец. — Накладной нос?
    — Да не то ч…
    — Проклятье! Я так и знал, что перестарался с ним.
    — Ваш нос чудесен как похороны судьи! — поспешно утешил его Ноль. — Нет, милорд!
    — Тогда что?
    — Просто мне велели отыскать гнома, у которого борода размером с Цимбар. Я не мог ошибиться.
    — Вот оно что… — протянул гном, запустив пальцы в рыжий шедевр цирюльника. — И кому понадобился скромный старик Брандсалдин в день, когда все празднуют конец недели: что плут, что страж?
    — Губернатору Найтхиллу, — Ноль невзначай коснулся пальцем пелерины над сердцем, приоткрыв самый край коронованной инсигнии, — я его секретарь.
    — Погоди-ка… Ты — тот самый мальчик из Гринеста, что хотел стать жрецом Огмы?
    Мальчик из Гринеста покраснел. Он-то думал, что быть внушительным с чиновниками у него выходит лучше, чем с девушками.
    — Ноль, кажется, — окончательно вспомнил Брандсалдин. — Чудно́е имя.
    — О-он самый. Да, я впустил Огму в свою жизнь, — признался Ноль.
    — Как быстро ты вырос!
    — Теперь ко мне обращаются с просьбами рассудить покражу коров. Это божественно, да.
    — Что ж. Отрадно видеть, что Огма одаривает мудростью не только стариков, но и тех, кому она гораздо нужнее. Как говорилось в старой пословице: «О если бы молодость знала, о если бы старость могла…»
    — Сегодня нам нужна и ваша мудрость, милорд, — Ноль просто не мог держаться официально с этим добродушнейшим пройдохой и заулыбался в тон музыке с фестиваля. Но улыбаться пришлось недолго: — Вы ведь слышали о нападении на Гринест?
    — Да, тревожные вести. Мы с Высшей Леди как раз думали подготовить к началу следующей недели какую-никакую помощь, чтобы отправить губернатору Найтхиллу. Понимаю, слишком поздно, но всё же нужно поддержать старика и его город.
    — Мы благодарны вам. Но…
    — Но это правда, что на вас напал синий дракон? — быстро спросил Миррортор.
    — Правда, — тихо сказал Ноль, приглашая собеседника перейти на прогулочный шаг. — Дракон и тёмное чародейство, о котором слышать не слыхивали в наших спокойных краях. Та ночь пылала. Многие погибли. А напавшие объявили себя культом. Культом… Дракона.
    — Культом Дракона? — переспросил настоятель. Стюард кивнул, вызвав удивлённое восклицание:
    — Разве он не остался в истории?
    — В каком это смысле? — опешил секретарь.
    — Неужели кто-то в здравом уме ещё готов следовать их догмам, от которых Эльминстер не оставил и камня на камне?!
    Тут Ноль и вовсе прищурился:
    — Так вы хотите сказать, что подобное уже случалось. Значит, их вера — это призыв к чему-то вроде… ну, Старых Религий?
    — Хуже, — отрезал Миррортор. — Это пример того, к чему может привести невежество, помноженное на высокомерные амбиции.
    — Вы говорите загадками.
    — Саммастер основал этот культ на древнем пророчестве, которое перевёл с ошибкой. Исправленным переводом Эльминстер выбил почву из-под его ног, разом обрушив его догмы и авторитет.
    — Очень ловко! — хмыкнул счетовод. — В духе современных течений государственности.
    — Но, как видишь, монстр снова поднял голову...

    Брандсалдин нескоро нарушил эту паузу.

    — Да, так зачем ты меня искал?
    — Как раз затем, что пожар Гринеста совсем не показался нам древней историей.
    — Работа героев никогда не заканчивается... — первосвященник вздохнул с сожалением.

    Над крышами города поднялся трескучий букет салюта. Остановившись, два странных собеседника — пожилой гном и тощий молодой секретарь — смотрели на то, как бокастые облака становятся то жёлтыми, то зелёными, то розовыми. Эхом донеслись трели рожков, объявляющих о начале конного турнира. Разноцветные блики ложились на их лица, а Ноль продолжал говорить:

    — Напавшие увели караваны с награбленным. Один из них мог повернуть с Алдунского тракта на Бердаск, и я пришёл упредить о том, что среди горожан могут скрываться эти бандиты, готовые повторить атаку. Некоторых изобличат одеяния с пятнами гари, да не всех. Также я хочу расспросить вас, не проходил ли кто подозрительный через южные ворота.
    — Высшая Леди уже позаботилась о защите, — гордо кивнул Брандсалдин. — Она удвоила стражу и количество разведчиков, так что большому отряду не подобраться к Бердаску незамеченным. О тех же кто скрывается здесь… что ж, они сильно сглупили, если решили скрываться в городе, что находится под покровительством Бога Знаний. Полагаю, Бердаск — их временное пристанище, а сами они скоро покинут его, попытавшись сбыть награбленное в более безопасном месте.
    — Каком? — Ноль с сожалением отвернулся от салюта.
    — Кормирский король? Побережье Меча? — пожал плечами настоятель. — Мы сможем вычислить это по учётным книгам, что ведём в крепостных башнях. Но, боюсь, к тому времени, когда мы поймём путь товаров, будет уже слишком поздно...
    — То есть, — уточнил стюард, — никакого подозрительного каравана, телеги или купца с многочисленной охраной через Бердаск не проходило? Речь о последних двух-трёх днях, не более.
    — В том-то и дело, что их каждый день проходят десятки! — аж притопнул Брандсалдин.
    — Проклятье.
    — Нам не хватает людей, чтобы досмотреть всех. Да и не каждый купец готов стерпеть, что копошатся в его поклаже. Тут, видишь, если действовать грубо и быстро, то торговцы начнут объезжать твой город стороной. А если медленно и учтиво, то это от зари до зари работать, и всё равно не управишься. Али ты помочь готов?
    — Сейчас они наверняка в пути на Скорнубель, — увернулся Ноль. — И мне предстоит следовать за ними. Скажите, мейстер Миррортор, можем ли рассчитывать на помощь стражи на Скорнубельском тракте? Я видел в храме, как некое заклинание предупреждало брата Сергора о гоблинах.
    — В Скорнубель? Значит, всё-таки Побережье Меча. Как интересно...

    Ноль молча ждал продолжения, но взгляд гнома затуманился от глубоких раздумий. Его даже пришлось окликнуть:

    — Кхм. Мейстер?..
    — Да-да… На тракте сейчас только наши разведчики. Они хорошо делают свою работу, и потому вы их вряд ли увидите. Караваны, идущие на север, обычно сами заботятся о собственной безопасности, нанимая охрану. Впрочем, знаешь что, Ноль? Ты ведь не один приехал?
    — Не один.
    — С тобой те воины, что защищали Гринест?
    — Это так.
    — Полагаю, среди них и тот герой, что сразил синего дракона, спася город? Как его… Драккейн Ракоши? Я слышал, он тоже служитель Огмы? О, как бы я хотел его лично обо всём расспросить...
    Ноль тихонечко хрюкнул на последних словах:
    — Не совсем, э-э, так. Со мной приехал Баанаар Драккейн. Это… это удивительный воин! Он похож на человека, обросшего чешуёй и заменившего голову на челюсти крокодилоса. Не знаю, каковы его боги, однако поклоняющиеся Дракону привели его в жуткую ярость. Я слышал, что он убил много дюжин врагов, потому как его шкура неуязвима для стрел и мечей. Но лично того не видел, — с сожалением признался Ноль. — А вот многоучёный мэтр Ракоши при всей его наг… кхм, храбрости, предпочёл иной мир.
    — Как жаль, как жаль, — огорчился Брандсалдин. — Может, остались его дневники?
    — Велите спросить об этом в доме губернатора.
    — Сейчас есть более срочные дела. Раз ты приехал не один и готов самостоятельно продолжить поиски, мы с Высшей Леди Силирией можем оформить вам дозволение Альянса на досмотр любой телеги, что держит путь из Бердаска в Скорнубель, — здесь тон рыжебородого старика сделался решительным как весенний медведь. — Также я попрошу канцелярию снять для вас копию списка торговцев, что отправились тем трактом в ближайшие два дня. Это меньшее, что мы можем сделать.
    — Я вам признателен, — Ноль прижал руку к сердцу в искренней благодарности и доверчиво поделился: — Но мейстер… я видел, что вас привели в задумчивость вести о том, что Поклонившиеся Змию идут на север. Нам ведомо, что они условились о встрече в Воротах Балдура. Скажите, в древних историях… в них что-то говорится об их цели? О том, для чего им сокровища?

    В этот момент отблески салюта погасли, оставив лишь стук трости Ноля по мостовой. Брандсалдин покачал головой.

    — Это-то меня и страшит… — тихо признался он. — Я не знаю ничего, что могло бы манить их туда. Быть может, им нужен лишь порт во Вратах Балдура, а затем они отправятся в другие края? Не знаю, Ноль, не знаю. То нахальство, с которым напали на Гринест, не сулит ничего хорошего. Пойдём, найдём нашу Высшую Леди. Нечего откладывать в долгий ящик.

    Спустя несколько часов в руки Ноля перекочевал пергамент, обладавший волшебным свойством — позволять инспектировать любую повозку любого торговца на предмет похищенных из Гринеста вещей. Вместо Богов грамота обращалась к покровительству Альянса Лордов, хотя ни сама Высшая Леди Силирия, ни Брандсалдин Миррортор формально не состояли в Альянсе, а лишь входили в союз с Пятью Лордами. Нолю бы расспросить подробнее об этом международном моменте, но Леди и так была недовольна бумажками в её законный выходной. Хотя она понимала важность миссии, до конца унять раздражение у неё не получилось, так что терпение Высшей Леди испытывать не стали. Миррортор проводил Ноля до ворот замка, взяв на себя хлопоты по ночлегу и постою для него и его друзей, и пожелал удачи в их деле.

    — Только одна просьба, — напутствовал гном юношу.
    — Мой мейстер?
    — Будь повежливее с теми торговцами, что падут под твоё подозрение. Торговля — она как женщина: поощряет настойчивость, но не терпит грубости.
    Ноль моргнул.
    — Эх, ты слишком юн для всего этого… — гном махнул и наконец-то снял несуразно длинный нос. — Храни тебя Огма!

    Молодой стюард светло улыбнулся, принимая благословение. Когда он поднял голову и водрузил шляпу на спутанные волосы, в его глазах сиял огонёк, который можно было принять за решимость, не будь он так лукав:
    — Неважно, каков мой возраст, мейстер Миррортор. Важно, что законы губернатора и Альянса едины для всех.

    Начинало смеркаться. За разговорами он наверняка пропустил все танцы и турниры. С сожалением глянув в тёмное небо над тускнеющим фестивалем, Ноль отправился искать спутников и сообщать, что вопрос с ночлегом решён.

Мастер:
75*6 = 450 хр от Numetorum, Enote, Bully, Amatevil, Tpayp и Vertigo. (1662/2700)

Дварфийка сделала пару глотков эля, чтобы смочить горло, и стукнула пустой кружкой по столу, встряхнув горку золотых, лежавших рядом под ее присмотром.

— Давай, Бран! — вновь закричала Розальда поверх толпы, — Уложи его! Остался последний противник! — голосовые связки женщины уже начинало саднить, дварфийка аж прокашлялась, — Чего вы там шепчетесь? Взялись за ручки и вперед! Вперед! Выиграй, Бран, озолоти нас! — на пике орала азартная Розальда, раскачивая стул.

Мастер:
+50хр от Vertigo (350/900)

Говорят, на сытый желудок и помирать легче. А уж насколько легче работать — ни в сказке сказать, ни пером описать. Даже искус втихаря слопать булочку был не настолько велик, чтобы ему нельзя было противостоять. Куда сложнее было противиться желанию посмотреть, кто кого заборет, зарубит и затопчет. Ведь это очень важно, даже если претенденты совершенно незнакомые тебе люди!
К несчастью, взрослая жизнь налагает свои обязательства. Тем более, когда предлагают сумасшедшие деньги за совершеннейшую ерунду. Потому Майя быстро взяла себя в руки и с готовностью заняла место Повелительницы Золотых Звёзд!
Втянулась она быстро. И в отличии от скучных разочаровавшихся в жизни продавцов, не бродила с унылой миной, а наоборот, по примеру торговцев задорных и успешных, сопровождала продажу всевозможными шутками, несуществующими цитатами и острословными замечаниями (в том числе на гномьем, драконьем и ломанном дварфийском), благо караванов через Гринест ходило немало, и наслушаться всякого она успела с детства.

+75*2хр от Amatevil и Vertigo (2136/2700)

  Ноль бледно улыбнулся.

  В детстве бабушка рассказывала сбившейся в круг ребятне из Кловерли, как эльфы, потусторонние существа из грёз и света, выходят к ночным кострам, чтобы единственную ночь в году танцевать со смертными на летнем празднике. А теперь он сам вот так запросто разговаривает с одним из них среди поверженных горных чудовищ. Ха! Поди, если Ноль вернётся, так будут слушать и его, седого и кряхтящего. А бессмертный эльф с золотыми глазами останется бродить в рощах Зелёных Полей. С очередными спутниками. С очередными смертными. Красиво… и немножко грустно. В самый раз для истории, которую Ноль собирался поведать.

  — Лорас, мне стыдно сказать это, ведь мы ко всем радушны, но их выбор обусловлен тем, кто ты.

  Счетовод коснулся жёстких перьев, будто просил у рогатого монстра прощения за его тайны.

  — Говорят, в деревне Колвилль жил мужчина. Звали его то ли Мэтт, то ли Гэри, неважно. Сей мужчина соединился в браке со славной женщиной. В нашем календаре есть день, который случается единожды в четыре года. На него мы устраиваем большой праздник. По всем Зелёным Полям жгут костры, пьют и веселятся ночь напролёт. Не стал исключением и тот год давным-давно.

  Тихо шелестели кроны. Полдень проскальзывал сквозь изумрудную мозаику. Тепло лилось в рощу у пыльного тракта. До самого горизонта, пока хватало взгляда, зеленели луга и холмы. Те луга и холмы, где много десятилетий назад то ли Мэтт, то ли Гэри пил яблочный сидр и веселился у огромных костров.

  — Среди пирующих мужчина встретил эльфийскую деву. Столь прекрасную, что его сердце не сохранило верность. Они разделили ночь, чтобы наутро жена нашла любовников. Тогда она вырвала сердце изменнику и сварила в чугунном котле, распевая древние заклинания. Кое-кто говорит, что она вырвала сердце у эльфийской девы, а кое-кто — будто своё собственное. Тут, э-э-э, источники расходятся. Кое-кто вообще считает, что соперницу просто притопили в болоте. Не знаю. Но знаю, что женщину поймали и судили за убийство. Мы тут законы уважаем. Наверняка, м-м-м, была повешена на заре после визита исповедника, — со знанием законотворческого дела прикинул Ноль. — И вот, говорят, стервятники, слетевшиеся к её трупу без сердца, клевали его всю ночь, пока не склевали тень от него. А как тень пропала, все они превратились в чудовищных птиц. В перитонов. Теперь они кружат над горами, ищут эльфийские сердца. Тени, на которые указал мастер Драккейн, принадлежат не им, а женщине, повешенной много столетий назад. Все перитоны унаследовали её судьбу.

  Улыбка Ноля стала смущённой.

  — По крайней мере, такова легенда о птицах с человеческими тенями. Наверняка, конечно, мы ничего не знаем. Тем не менее, от козопасов я наслышан, что перитоны понимают человеческую речь. Во-первых, не каждая птица так может. А во-вторых, кто-то мог подговорить их, упредив, что по дороге едет эльф.

Мастер:
50*7 = 350xp Tpayp, Bully, Diana, Supergirl, Amatevil, kitaiko и Vertigo (912/900)

На секунду отвлекшись, посмотрел на жрицу Суни, после чего отбросил булаву в сторону и оскалившись, замахнулся и рыча ударил чешуйчатым кулаком перитона прямо по морде.

Мастер:
+75хр от Vertigo (1560/2700)

— Ха! — выпалила дварфийка от тулнейской находчивости, — Уж точно не двадцать пять тысяч, посмотри какая она худющая. Кожа да кости, такая мало на что сгодится. Но уверена жены её быстро построят.. Соглашайся! — с ехидной улыбкой посоветовала Розальда.

Мастер:
+25 хр за экспертное мнение.

- Вы так страстно хотите заполучить яйцо, Оливия. Так может покажете, на кого вы работаете? - вдруг подала голос эльфийка, - Ваши аргументы тают как лёд в горне, а самого главного вы не говорите, - девушка подняла руку тыльной стороной ладони к Оливии, словно пытаясь просмотреть ее сквозь ладонь.
А тем временем Мила, получив этот сигнал , невидимой скользнула к Оливии и дотронулась до ее руки.
- Я хочу убедиться, стоит ли нам искать компромисс. Не сопротивляйтесь, это ведь в ваших интересах.

Мастер:
+50 хр за учёт интересов (601/900)

— Что тут странного? — взволновалась Розальда, уцепившись за слова Ауриэлии, — Предчувствие чего? Надеюсь, хорошего сна, потому что я собираюсь проспать всю ночь без задних ног.

Дварфийка слезла с телеги и спустила на землю свою пухлую сумку со спальником.
— Я во сне дергаюсь, может вы заметили, это нормально, — доверительным тоном сообщила она, встав третьей в круг девочек, — И храплю, такое тоже бывает. Зависит от фазы луны и количества выпитого, но сегодня не тот день. А жаль.

Женщина вздохнула и обернулась. Бран уже начал распрягать лошадь. На предложение завести телегу в сарай, женщина с энтузиазмом подбодрила тулнея, — "Дерзай, богатырь!". И поспешила чуть облегчить телегу, отсыпав овса в дряхлое ведерко, которое подставила для лошади. Внутри сарая все оказалось спокойно и приятно тихо. Розальда присмотрела для себя местечко подальше от входа рядом с мягким стогом сена и начала обустраивать свое спальное место.

— Вы это здорово придумали с дежурством, но только попробует меня разбудить раньше чем солнце взойдет, забубеню леща ненароком. — объявила дама, тем временем укладывая спальник на подушку из сена, — Я вас везла на своей телеге, пока вы дрыхли, теперь здоровый и крепкий сон вы мне обеспечьте.

Мастер:
+25 хр за леща.

Ноль и вправду оказался самым обыкновенным счетоводом. Даже свою пухлую счетоводскую книгу из рук не выпускал.

Он с опаской и явным удовольствием поглядывал на спутников, наслаждаясь тем, что угодил в такую пышную компанию. Настоящие авантюристы! Те самые, про которых от Лускана до Аскатлы складывают… ну, эти… ну, по трактирам… не поэмы, не оды… песни, вот. А посмотреть Нолю (который вообще-то занимался пересчётом вин в лесных общинах и брёвен на плотах, а не сыском злодеев и губителей) было на что.

Скажем, на темноволосую Чиару и её удивительную татуировку Ноль глядел с затаёнными мыслями. Этими мыслями, правда, Нолю хватало такта не делиться. Разве что отвечал он как-то слегка невпопад, если с ним заговаривали в этот мыслительный момент.

Зато на закованного в сталь зверолюда, увешанного топорами как ель на Сердцезим, Ноль пялился почти без остановки. Это же надо — чешуя вместо кожи! А хвост! А зубы! А восемь ног! А, нет. Проклятье. Ноги всё же две. Нолю, кажется, было бы в радость, если бы гигантский сударь Драккейн выглядел ещё более необычно, чем он, собственно, выглядел.

И на эльфа с серебряными волосами Ноль тоже смотрел, про себя удивляясь и радуясь, что посланник Волшебного Народа сподобился путешествовать с ними — простыми смертными. Будь его воля, Ноль замучал бы мастера Арлорасила просьбами взглянуть на настоящий эльфийский меч. Или на настоящую эльфийскую магию. Или ещё на что-нибудь настоящее эльфийское.

С другой стороны, когда Ноль не глазел и не считал, он мало чем отличался от седла на своей лошади. Запоминались сходу… разве что, пожалуй, удивительная пунктуальность и ясность речи, непривычная среди пейзан и господских серфов восточных марок. Ноль всегда говорил точно, обычно сопровождая слова кроткой улыбкой. Или молчал. Вспоминал Гринест. Вспоминал, что осталось от него.

В это утро случилось удивительное: седло по имени Ноль заговорило.

— Мои мастера, — заметил юноша, — я два дня обдумывал, как подойти к этому вопросу, но не смог подобрать вежливых слов. Спрошу прямо: каковы окажутся ваши намерения, ежели мы настигнем обидчиков?

Мастер: +100хр (100/300) за четыре плюса посту.

— Разве что хот-гаторы, — улыбка отказывалась проходить. — Но я знаю, где круто делают осьминогов в чернилах. Ставлю пять баксов, в Чикаго такого нет. А пока можно дать шанс вишне и киви, если бургер слишком маленький. Это точно не будет на вкус как маффин в столовой.

Откинувшись на диване, Кори ощущал себя до странности счастливым. Призрак Майкла как будто подвинулся, открыв дорогу жизни в социальной блокаде вокруг Эшли Картер. Кажется, у русского Петербурга тоже была такая дорога.

Его взгляд упал на квадратные пластиковые часы над прилавком. Стрелки на белом пластике показывали 23:30. Видимо, мисс Грейс забыла сменить батарейку…

Ну и чёрт с ней.

— Сука… — выдавил Кори примерно через пару столетий.

Школьник облизал губы, чувствуя, что они высохли как Сонора после лютой качалки. Подрагивающая рука выдернула из прищепок платинового няшку-уебашку Рикки Лиру.

— И ты здесь… — Кори качал головой и не мог прекратить думать вслух. — Все говорили, ты рипнулся после той валентинки… мы даже ходили к тебе на могилу, мы…

Он кое-как справился с захлёстывающими его эмоциями и закончил мысль без дубляжа. Знающие люди в школе считали, что гвозь в крышку социально-зависимого сплетника Рикки вбила Николь, когда по звёздам вычислила, что это Рикки сдал её Цезию в декабре — и, недолго думая, устроила грандиозный срач аккурат на День Святого Валентина. Но оказалось, что и Рикки Лира висел здесь. Среди остальных.

Кори бросил Рикки на оргстекло. Чтобы добраться до начала шизоидной выставки, ему пришлось обогнуть аналоговый цветоанализатор «Секоник» на разлапистой подставке. Эдакий пульт-переросток с небольшим окошком для цифр. Привет от первых шагов японской электротехнической промышленности. Рядом возвышался фотоувеличитель с веером линз вокруг погашенной круглой лампы. Кори не видел таких даже среди рухляди на ритейлах — видимо, своим хобби мистер Картер обзавёлся весьма давно.

С глухо подсвеченной стены опять смотрела Лоретта. Лоретта, Лоретта… из тех (редких) девочек, которым комфортно с собственным весом. На подколы она отвечала с издевательской надменностью, первой начала курить, первой же закончила, но на поверку в ней скрывался милейший человек. Она могла бы стать отличной учительницей, но стала… куском глянцевой бумаги.

Грин не стал снимать её. На это ему не хватило душевных сил. Он просто прошёл мимо, поднявшись к высоченному зеркалу. И… заглянул в глубину.

Так и пролетел остаток пути. Мистер Граучо насиловал руль, ломал его как сэнсэй на татами. Автобус пыхтел и плевался, будто компенсируя то, что от Санкт-Петербурга до ближайшего тюленьего лежбища было пять с половиной тысяч миль. Приснопамятный парк сменился магазинами. Маршрут зацепил часть делового квартала, где серые офисные многоэтажки лучились восходящим рассветом. А дальше — снова шахматная клетка улиц, блеск моря на горизонте и вот это вот всё… Школа приближалась.

Кори не мог отделаться от мысли, что нечто неосязаемое идёт не совсем так, как положено. Знакомство, безусловно, состоялось. Он даже вклинился пару раз в болтовню Майка, но шестое чувство не оставляло мальчика в покое. Ощущение неправильности в череде событий, в построении фраз было микроскопическим, но на удивление цепким. Как тень от Тёмной башни из романов Кинга, незримо лежащая на мироздании. И сейчас, в последнее летнее утро, эта тень лежала на Эшли Картер в огромной рубашке.

Кори искоса разглядывал её, больше не пытаясь сражаться в гляделки. Заметил, что обувь Эшли странно чистая для Америки двадцать первого века. Для сравнения, липучка на правой кеде самого Кори выглядела как монгольский бунчук. Рассмотрел рюкзак вроде тех, что продают в винтажных магазинах рядом со слаксами из секонд-хенда семидесятых. Заострённые черты лица («Она ест вообще?»). Глаза. Глаза…

— Ага, привет…

Щурясь в солнечное пятно, Кори Грин отлип от поручня у водительского кресла и поплёлся в салон. Его кеды шаркали по резиновому коврику, поскольку Кори надеялся, что сила трения как-нибудь убережёт его от поездки в автобусе. Нет? Ладно.

Футболка с длинными рукавами ещё пахла прохладой платяного шкафа и тем дешёвым дезодорантом, который умеет изобрести мамина фантазия, но обоняние уже подсказывало Кори, что на жаре в автобусе будет печь хуже, чем во фритюрнице. Сущий ад. В конец он не полезет. И к кончезавру типа Чарли, конечно, тоже. Кори бы сел с Дженнифер, но уже прошёл первый ряд. И если бы теперь развернулся, вышло бы тупо и потянуло на подкат. Если ты не Форрест Гамп, тебе не хочется стать парнем, который подкатывает в школьных автобусах — поверьте Кори. Он видел, как это делал Дин, воняя картофельными чипсами на половину мира, и пока не нашёл более жалкого зрелища.

Можно было сесть одному, но Кори тянуло разделить с кем-нибудь своё автобусное бремя. Тейлор или Майк, Тейлор или Майк? Кори хорошо относился к обоим. Но-о-о… с Тейлор пришлось бы разговаривать. В смысле, разговаривать, типа как Аристотель с Наполеоном, а не просто пиздеть о херне. К такому утреннего Кори Грина не готовили. А с Майком можно и почиллить. Треть дноклассниц (и не только, ха-ха) Кори не могла связать двух слов в присутствии Майка, но сам Кори почему-то не попадал под действие мифического ореола этой селф-мейд селебрити. Должно быть, из-за того, что знал магию фотографий изнутри. Значит — Майк.

— Привет, Майк, — потирая лоб, Кори грохнулся рядом и отправил рюкзак на сиденье за собой. — Давно это корыто стало твоим инстобусом?

Брезентовый чехол с шумом полетел на пол. Семьсот тридцать семь кубов грузно заворчали, превратившись в щекочущий сердце рокот. По нынешним меркам рабочий объём мотоцикла был огромен, хоть сам движок безнадёжно устарел. Но «Элеонора», бережно собираемая и пересобираемая Нейтаном все последние годы, не подвела его. Когда-то эту технику создавали для войны в пустыне, чтобы убивать фашистов. Спустя полвека она пригодилась молодому волку в американской глуши.

Подняв арафатку до глаз, Робинсон вывел мотоцикл с пандуса автомастерской, опустил за собой штору ворот и поднялся в седло. Как отцы их дедов, покорители прерий с пыльными сердцами. Растущий полумесяц плыл в небе, символизируя шестые сутки лунного месяца в лунном же Козероге. Глаза оборотня не отрывались от серебристо-жёлтого полукружья в бархате тьмы. На языке духов он звался Итэур — молодая луна. То был знак Нейтана.

Вскоре дорога легла в свет единственной фары. Асфальтовая туша с двумя сплошными жёлтыми рёбрами. Гудрон и бетон поверх геотекстильной сетки. Пустота в ночи.

=○=

Главной достопримечательностью Койот-Фоллс на протяжении пятидесяти лет оставался ветхий автомобильный мост через Миссисипи. Лежа на тавровых опорах из многократно перекрещенных досок, мост и сам напоминал древесный бутерброд. Большой нелепый бутерброд, скреплённый металлоконструкциями над пружинящим дорожным полотном. Казалось странным, что в городке, со всех сторон окружённом зеркальными пятнами озёр, которые вклинивались даже в жилые кварталы, так любили мост. Но мост напоминал о прошлом. А в будущем для Койот-Фоллс не нашлось ничего привлекательного.

Городок занимал сотню квадратных миль в излучине реки. Его окружали лохматые хвойные леса: тёмные, непролазные, облепившие холмы как кудри порномодели. С востока на запад Койот-Фоллс пересекало федеральное шоссе номер два (грузовики, трейлеры, тракторы — всем привет), а с юга втыкалась сто шестьдесят девятая скоростная магистраль. Толстая в районе Миннеаполиса, с каждой дюжиной миль она хирела и в город вползала на последних издыханиях, переваливаясь через упомянутый мост. Унылая череда деревень с одинаковыми названиями вроде Билли-Хиллс, Жирный Питс и Глупый Бобс отделяла глушь от цивилизации, а жителей Койот-Фоллс — от шанса на всепрощение. Необъятные просторы к югу отошли Национальному парку Голден Аннивёрсари. Дебрям, которые официально оставили в покое. Далеко к северу начинались взгорья «железного сердца Америки» — Месаби-Рейндж, богатые железной рудой, шахтами «Арселор-Миттал» и нищетой.

Со временем городу добавили второй мост из железобетона, он пересекал реку напротив огромной бумажной фабрики. Существование Койот-Фоллс держалось исключительно на ней, поэтому фабрика, во-первых, регулярно переходила от одного инвестора к другому, пока не попала в заботливые финские руки. А во-вторых, она оказалась самым крупным и высоким строением отсюда и до другой жизни. Также имелись водонапорная башня, торговый центр и закрытые в ноябре туристические пристани у озёр. Там за три штуки в неделю сдавали дома-пароходы, чтобы богачи из Чикаго пытались присунуть стареющим жёнам под плеск волн. Нейт работал там одно лето. Любители Джуди Гарланд могли навестить беленький коттедж Джуди Гарланд, который назывался музеем Джуди Гарланд несмотря на то, что сама Джуди Гарланд переехала в Калифорнию в возрасте четырёх. Большая табличка на въезде, которую держали два резных койота, заявляла, что история Койот-Фоллс начинается в 1891-ом. Но честное слово, многим казалось, что лучше бы она не начиналась вообще.

=○=

К восьми часам мир уже двоился перед усталыми глазами Робинсона, однако восток полыхнул красным рассветом. Шоссе изогнулось, оставив по левую руку вертикальный откос, демонстрирующий разные слои местной почвы. А лес справа резко ушёл вниз. Над островерхими елями, синими в темноте, замаячила горсть блёсток, разбитая широкой полосой воды. Если бы не ровные квадраты нескольких улиц, могло бы показаться, что это звёзды отразились в одном из многочисленных озёр. Но шоссе уверенно спускалось и петляло в такт рельефу. Весьма кстати: мотор начинал кашлять, он плохо переваривал современный бензин. Мимо пронеслась площадка для кемпинга, помеченная знаком «Водопровода и электричества нет!». На соседнем холме возникла радиовышка, одиноко мерцающая алым огоньком. Скорее всего, для неё водопровод и электричество как-то нашлись. Напрягая глаза, Нейтан уже мог разобрать очертания деревянного моста далеко внизу. Моста, освещённого единственным дрожащим фонарём и первыми лучами солнца. Моста, который Нейтан знал всю жизнь.

«Добро пожаловать в Койот-Фоллс.
Основан в 1891 году.
Население: больше 20 000 человек.
У нас любят природу».

– Зачем его вообще хоронить? Он всю жизнь охотился на зверей. Дай теперь и зверям поживиться его тушкой, - хмыкнул Вэнс, доставая из-за пояса кинжал, чтобы сделать контрольный разрез на шее следопыта.

– Вэнс, - вдруг произнес спокойный женский голос за его спиной. Из полумрака вышла еще одна фигура в таком же плаще, как и у лучника. Девушка подошла ближе и бегло осмотрела место последней битвы. Павший следопыт мало ее заинтересовал, а на Иллане с торчащей в шее стрелой взгляд задержала дольше.

Сложно было понять, что поняла прибывшая из открывшейся картины, но задавать вопросы здесь и сейчас она не стала. Положив руку на плечо напарнику, она лишь что-то шепнула ему, от чего Вэнс вдруг подобрался, с раздражением засунул кинжал за пояс и не глядя больше ни на кого пошел прочь в темноту. Девушка же постояла еще несколько секунд в раздумьях и ушла за ним так же тихо, как появилась. Фредерик Стэнтон и Лина Ла'нерал остались одни.

***

Телега тряслась на ухабах, издавая монотонный унылый треск. Усталый возница дремал на облучке, почти выронив из рук поводья и позволяя вымотанной лошади шагать по своему усмотрению. Шпага из-за пояса выдавала в нем человека знатного происхождения, а немного съехавшие с носа очки - несомненно образованного. В углу телеги, свернувшись калачиком и кое-как укрывшись обрывком ветоши, спала женщина. Ее рыжие волосы растрепались и испачкались, кое где даже можно было рассмотреть следы запекшейся крови, что говорило о сложных испытаниях, которые недавно достались их хозяйке.

В другом же конце телеги никак не укрытый лежал еще один - седой и мертвенно бледный мужчина. Кто-то мог принять его за спящего, но большинство за мертвого. Тем не менее, он был жив, и жив благодаря легкой ауре, которая исходила от рыжей и пульсируя в так ее сердцебиению вливалась в грудь умирающего.

Телега катилась. Скрипела. Усыпляла.

Где-то далеко впереди показалась крепостная стена. И будто почувствовав это, лошадь тихо храпнула и издала легкое ржание, чего впрочем оказалось достаточно, чтобы разбудить чуткого извозчика. Поправив очки на носу и проморгавшись, лорд Фредерик Стэнтон осмотрелся. А затем аккуратно склонившись над рыжей, легонько толкнул ее в бок:

– Вставайте, леди Ла' нерал, приехали, Ллорх на горизонте...

Седоголовый мелькал среди черной стаи и разил сверкающими клинками все до чего мог дотянуться. Напор следопыта делал главное - вносил панику в рой и подстегивал животный инстинкт самосохранения у кровососов, заставляя отступать от людей. Вот только не одни лишь его клинки разили тварей.

Поначалу порадовавшись успешности своих атак, Хэлл и Стэнтон вдруг осознали, что рядом с ними с характерным свистом мелькают наконечники и оперение охотничьих стрел. Непонятно откуда взявшиеся снаряды вонзались в тушки ближайших летучих мышей и шмякали их о каменную кладку.

Удивительно или нет, но стрелки совсем не переживали о том, чтобы не зацепить людей в гуще битвы. Одна из стрел прошла настолько близко от лица Хэлла, что едва не оцарапала тому щеку. Складывалось ощущение, что древко вполне могло и должно было оказаться точно в седом черепе, если бы следопыт вовремя не увернулся. Новый выстрел из темноты пролетел мимо Лины и вновь чуть было не попал в Хэлла:

– Мать вашу, не зацепите рыжую, - раздался грубоватый женский голос. – Седого кончайте.

Получатели: Лина Ла’нерал.
– Что с третьим? - мужской спокойный, уверенный тембр. - Мочить?

Ответ командирши расслышать не удалось, но стрелы пока летели только в Хэлла. И если бы не Лина, которая стояла на линии огня и невольно закрывала седого следопыта, шансов увернуться у того было ничтожно мало. Впрочем, опытный глаз охотника подсказывал, что судя по траектории выстрелов, лучники начинали двигаться, расширяя свободное для атаки пространство.

Противная птица больно укусила за бок, но зомби не выпустил свою жертву из зубов. Внезапно обернувшись, чтобы спугнуть сову, злобоглаз чудом избежал целый ряд атак. Огненный шар Лины летал из стороны в сторону и, кажется, создавал монстру дискомфорт. Потому тварь облетела сгусток огня и направилась в другой угол, продолжая жевать обезображенное тело Виктории. Отростки-щупальца угрожающе ощетинились, вглядываясь в присутствующих в комнате и выглядывающих из-за двери людей.

***
Хруст ломаемых досок из чайной сменился напряженной тишиной. Прислушавшись, люди услышали, как что-то бродит и копошится за стеной.

Получатели: Хэлл Безумный, Нил, Лика, Лорд Фредерик Стэнтон, Чет.

Карта с чайной:
Карта с злобоглазом:

Лицо Нил перекосило и она отвела взгляд от монстра, пожирающего тело Виктории. Отказывающаяся выполнять приказы Лина стала для воительницы следующей жертвой, и Нил безнадежно отвернулась от двери. Ввалившийся в комнату охотник не помешал ей услышать приближающийся шум из чайной комнаты.

— Этот топот уже на первом этаже, Чет! Будьте наготове, я возьму его на себя. А ты мне поможешь, — скомандовала воительница Хэллу, который выглядывал из-за стула.

Девушка решительно зашагала вокруг стола ближе к противоположной двери и притаилась у стены, вслушиваясь в обилие звуков. Она успела мельком оглянуться на охотника, проверяя
его местоположение и кивнула ему.

— Давай мужик, чего расклеился. Леди мы не спасли, остается спасать свои шкуры, — проговорила она из-за плеча и поудобнее перехватила меч.

Какими бы кровожадными и напуганными не были эти твари, но инстинкт самосохранения им все же был не чужд. Одно дело нападать на одиноких бродяг и крестьянских детей, и совершенно другое на вооруженный отряд головорезов. Метнувшись прочь, одна из стаек - с хлопком детанирующей громовой энергии - нашла выход через витрину, другая же просочилась в дверную щель и скрылась в соседней комнате.

Писк затих, отдаваясь еще несколько секунд звоном в барабанных перепонках. На потолке нечто закончило ломать доски над головой отряда и стало крушить что-то в дальних комнатах. Рояль попеременно звякнул несколькими струнами. И, наконец, наступила тревожная тишина. Но всего лишь на одно мгновение.

За боем с кровопийцами, за стуком барабанов и криками тварей, никто не заметил как бассейн сначала покрылся рябью, затем кругами по воде, и как молчаливо и бесшумно из воды показались щупальца. Медленно обведя по сторонам отростками с глазами, круглая тварь подалась вперед и воспарила над водой, капая крупными струйками вонючей жидкости. С улицы в танцевальный зал потянул острый запах гниения.

Большой глаз уставился на отряд и, не замечая стеклянного препятствия, бросился на людей. Витрина загудела, но выдержала.



Карта:

— Уфф.. — выдохнула Нил, закупоривая горлышко и вытирая нос, — Это очень редкая дрянь и весьма полезная. Зелье, которое придет скорости примерно на минуту. Ты молодец, Четный, — похвалила Нил колдуна, убирая зелье себе за пояс, — А тот парень, видимо, не успел им воспользоваться. Какая ирония. Но я-то успею.

Нил уверенно похлопала по карману, где теперь лежало зелье, и прошла мимо колдуна к остальным. По дороге воительница вдруг остановилась и завертела головой.

— А где кукла? Эй, ненаглядный мой, ты же держал ее только что, — неожиданно обратилась она куда-то в воздух с претензией в голосе, — Это как понимать вообще? Ты же не мог ее потерять, правильно? — воительница с прищуром глядела в одну точку, а потом окинула взглядом и весь каминный зал, — Ладно, возьми тогда что-то нибудь другое, вон ту картинку да, чтобы в тебя не врезались.

Хмуро зашагав дальше воительница наконец присоединилась к остальным. И как раз вовремя — подавали горячее. Сквозь шарф и аромат трав проступил удушливый дым и воительница, схватив Чета за покрывало, быстро потащила его к двери, на которую указал командир.

Ты кричишь мое имя. Я нужна тебе.
Подбородок в крови твоего врага.
С пальцев капает на белый мысок кед,
Футболка на мне с твоего плеча.

Я бы влезла в твою оболочку,
Увела бы подальше и спрятала,
Твое тело нашли бы спасатели,
Одинокой сестры барабанщицы.

Они бы испортили все мои планы,
По поимке таких же мальчиков.
Искорки затухали в снежном пожаре,
Ты - крематорий, я - труп собачий.

С моей кожи ты стер капли винные,
Сотрешь ли теперь поток праведный.
Я вымажу твоим именем,
На теле монстра любовное признание.

Ведь за этим ты кричишь мое имя.
Мертвая девушка, живое желание.
Убийца убивает другого убийцу.
Две головы пред твоими ногами.

Я назову тебя коротко, ласково.
Буду мясным щитом и карателем.
Ты разольешь свое горе по фразам,
Я подыграю тебе на клавишах.
        — Жнецы грез. Посвящается Хагену Рейн+Марку и Бони.

- Так ведь нету потолковее, - возразил капитану канонир, - есть только более растяпистые и менее растяпистые.

Шокри оценивающе поглядел на вражеский корабль, на свой, сравнил парусное и пушечное вооружение и наконец отдал команду:
- Фаэтон и Йорк к тяжелым орудиям, покажите нам остроту эльфийских глаз. К остальным: Туан, Ка'Нур, Бетти, Гормун, я и вон тот рыжий нахал. Остальные могут подносить заряды.

Когда артиллеристы разбежались по орудиям (не обошлось без толкотни и зуботычин), мистер Дан отдал дополнительные указания:
- Заряжаем сперва книппели, потом картечь. Не перепутайте: книппели сцеплены по два, как ваши яйца, а картечь мелкая, как ваши мозги.

Подросток хотел крикнуть Дэвиду, что у них нет ничего общего с таким больным ублюдком. Но слова застряли в горле, потому что он, к сожалению, не мог игнорировать Кристин. В прошлый раз он отвернулся, когда Кристин расправлялась с обожаемым и ненавидимым Хагеном; пока убивала шерифа Остлера. Тогда он сидел на капоте «Понтиака», поставив ботинки на хромированный бампер, и смотрел в снег. Тогда он не видел, как это выглядит.

Теперь видел.

Он думал даже о том, чтобы пустить пулю в пухлую тушу Коула, который хорошо знал о том, что происходит с похищенными девушками. Но не стал. И из-за Кристин, и из-за того, что он уже разрешил здоровяку уходить. Каким бы тот ни был, Норберт не смог заставить себя поступить так, как пообещал не поступать. Правильное и неправильное. Ригоризм на грани шизофрении.

Норберт смотрел то на колонну, то на Линн.

«Что будет с ней через десять лет?» — совершенно неуместно задумался он. — «А через двадцать?»
Кристин Линн не старела, не изменялась, не умирала. Она вряд ли перестанет быть собой, но то, что делало девушку другой-Кристин — оно уйдёт? Ведь не ушло то, что сделало Дэвида другим-Дэвидом. Вряд ли он родился таким. Наверное, он начал с кошек или птиц на семейной ферме. Может быть, с тараканов или кухонной мыши. Кристин начала с людей. С места в карьер. Фора на старте.

— Выфхди, — неразборчиво сказал Норберт, прилагая всё больше сил, чтобы стоять ровно. В ушах шумело.

Нил щурясь слушала выпады леди Дейн и на последних ее словах воительница аж вскипела и угрожающим тоном ответила.

— Победители чудовищ нигде не выступаю, они режут глотки тварям, которые едят таких как ты. И манеры в схватке не помогут, животное не пощадит тебя за красивые глаза. Так что хватит тут препираться и требовать к себе почтения, которое ты не заслужила, мы здесь не на балу, ты в кругу охотников и тех самых настоящих победителей чудовищ, и возможно благодаря им ты выживешь. Помогай или не мешай, тебе остается одно из двух.

Потом она повернулась ко всем и уже спокойнее и тревожнее заговорила о деле, с пониманием всей опасности предстоящего похода.

— И да, седой говорит правильно. Зажигаем факелы, нужно будет понять, что за тварь в этом замке вместо дворецкого. Если увидим, то поймем и как ее убить. У меня с собой сеть для бестии, — она кивнула охотнику, — Доставайте все, что пригодится, применяйте заклинания, мы здесь тихо не пройдем, — воительница вперилась взглядом в Викторию, — И действуем сообща.

Проговорив так, воительница открыла рюкзак и достала факел.

— Вот так. Не то чтобы я этому учился, — по вздрогнувшему животу Кристин почувствовала, что Норберт усмехнулся. — Но когда твой папа продаёт запчасти в восточном Теннесси, ты с детства привычен к зомби. Лет в двенадцать он взял меня на торжественный ужин в своей фирме. Знаешь, какой-то псевдопраздник типа... ну, закрытия финансового года. Там собралась пара дюжин его приятелей. Все лысенькие, каждый проглотил баскетбольный мяч и носил заправленную в брюки рубашку. Я тогда почувствовал жгучее разочарование. Пиздец, меня переклинило до нулей. Я заперся в туалете и плакал. Просто я понял, что мой батя умеет только впаривать ковши к «Либхерру» и «Катерпиллару». Не слишком большой повод для гордости. А потом...

Норберт перевёл дух. Собак действительно не было слышно, и эта тишина въедалась в корку мозгов. Он через силу продолжил рассказ, уже видя бледное зарево нижнего фонаря.

— Потом я подумал, что если бы Либхерром и Катерпилларом звали двух драконов, и батя бы летал на них, защищая наш Изумрудный город Мемфис... то разницы, на самом деле, никакой бы не было. Он всё равно остался бы толстячком с аппетитными щёчками. Понимаешь? Без разницы, как ты видишь вещи или как пытаешься с ними смириться — вещи остаются собой, что бы ты ни делал. Единственная разумная политика: просто стоять и смотреть.

Ангария не заметил, как продолжает говорить, хотя сказал уже всё, что хотел.

— Понимаешь... бля, понимаешь, когда я стал сваливать к Бони, курить план и всё это... представляешь, батя позвал меня на барбекю и затёр, что это мой выбор и мне надо пережить этот возраст. Он что-то тупо пошутил про Вудсток и ещё какую-то хиппи-тему. Его сын жрал наркоту у него под носом, а он лебезил и говорил, что это надо пережить. Тупой придурок, — Норберт зло шаркнул ногой о бетон. — Я его презираю. Честное слово, если бы он отпиздил меня, я уехал бы к Бони ещё раньше, но хотя бы не чувствовал себя «переживающим возраст». Да, тогда бы я ненавидел его. Ты можешь спросить, что же следовало делать, чтобы сохранить нормальное отношение сына? Быть собой. Быть, блядь, собой. Он мог бы быть последней размазнёй, но если бы не скрывал это, не пытался следовать советам школьных психологов, я бы любил его за то, что у него хватило смелости не прятаться! Он мог бы быть просто нормальным батей, который продаёт свои экскаваторы и в хуй не дует. Так нет же. Он пытался быть социально ответственным. А иногда его клинило и он орал на меня за то, что я занял место главы семьи за столом. Это просто лол какой-то был! Свети сюда.

Распалённый монолог провёл их через весь коридор и снова вернул к запертой двери. Теперь Норберт почти кипел от давно сдерживаемого раздражения, направив ружьё параллельно стене на замок. Ему хотелось поскорей разнести преграду, а не думать о призраках.

— В смысле? — не поняла Кристин, — Да ну, может он просто тупой и не догадался обозначить этот момент, ты слышал этот поток отсутствия ума.

Тянущее чувство в груди заставило Кристин согласиться на предложения Норберта.

— Не знаю.. честно. Так мы и не выяснили, в какой ферме живет тот старик. Если считать, что "Гулаг" это ферма, то я спросила бы Билла еще раз. Но да, пойдем посмотрим что в шестом.

— Если ты был этим мальчиком, то я догадываюсь, — она уже спускалась по лестнице и не собиралась оборачиваться.

Верховный прокурор Граш стоял на широком балконе невысокой башни, и задумчиво смотрел во внутренний двор замка. Моросил холодный дождь, то и дело срывающийся в первый снег. В небе творилась беспроглядная серая мгла, настолько плотная, что невозможно было поверить, что сквозь нее когда-нибудь еще пробьется луч солнца. Холода наступили непривычно рано для этих мест.

Внизу шли нехитрые приготовления к казни, которую Граш решил наблюдать лично. Два дворфа в лохмотьях выкапывали в слякотной жиже некое подобие канавы. А старый прислужник с кривой спиной, хромая и раскачиваясь из стороны в сторону, тащил ведра с песком - засыпать кровь, когда все закончится. Кажется, рабочие чувствовали себя неуютно под хмурым взглядом прокурора. Его боялись. И впервые в жизни он не был рад этому.

Последние события вызывали сильное беспокойство. Буквально сегодня утром обнаружили тело ещё одного агента -- одного из тех, кто был связан с поиском Рубина Бессмертия. Становилось очевидно, что кто-то целенаправленно охотится за его людьми, без жалости вырезая их. Граш понятия не имел, кому так сильно перешёл дорогу. Хуже того, неделю назад его доверенный офицер был пойман с подельником во время попытки выкрасть из замка тело Джады Лилир, с тем самым Рубином на шее. И только случайность помешала предателям довести дело до конца. Именно их готовились казнить сейчас.

Во двор ввели двоих мужчин со связанными за спиной руками. За ними шел еще один - Седой - мало отличавшийся от первых по внешнему виду, такой же изможденный и замученный. Разве что руки его не были связаны. Замыкал процессию огромный детина в дождевом плаще. В руках он держал широкий серп. Палач.

Седого остановили чуть в стороне, а обоих осужденных подвели к центру двора и поставили на колени в грязь. Один из них - офицер Дредмор Каньер - поднял глаза к балкону и с презрением усмехнулся наблюдавшему от туда прокурору. Так, будто он точно знал, что возмездие за его смерть неминуемо настигнет того. Он смотрел открытым взглядом честного человека, хоть и был приговорен за предательство.

Палач подошел к подельнику Дредмора, приставил лезвие к шее и с пугающей обыденностью сделал свое дело. Бедняга лишь жалобно заверещал, и тут же забулькал перерезанным горлом, Дредмор же закрыл глаза и зашептал слова молитвы. Наступала его очередь покидать мир живых. Вот только палач не торопился. Вместо того, чтобы выполнить свою работу самому, он сделал шаг к Седому и вложил серп в его руку.

-- Ты, - зычно прогромыхал детина и подтолкнул Хэлла к стоящему на коленях связанному офицеру. -- Режь ублюдка.

Следопыт взглянул на осужденного, затем на внимательно наблюдающего за ним с балкона Граша, и, наконец, на окровавленный клинок в руке…



… за день до этого….

-- Почему она не убивает тебя, Хэлл? - Прокурор склонился над телом бьющейся в удушье женщины, и завороженно наблюдал как жизнь вновь покидает ее. Призрак парил вокруг и безуспешно пытался дотянуться до Граша.
-- Ведь на тебе нет никакой защиты от нежити, но ты до сих пор жив. Не удивительно ли?

Прикованный цепью к стене Хэлл промолчал.

-- Я знаю, что ты думаешь, следопыт, - продолжил Граш выпрямившись, -- Я псих, хватающий невинных людей, и подвергающий их пыткам без видимой причины. Вот только это не правда. Я всего лишь верный слуга Рэнфолда Лютого. И все что я делаю, на благо моего повелителя. Мне не доставляет удовольствия держать тебя здесь. Но пойми меня правильно: история с крысами, дырой в стене и случайной находкой величайшего артефакта - слишком уж попахивает глупой выдумкой.

Голос Граша был тихим, неспешным и вкрадчиво зачаровывающим:

-- Но, допустим, ты говоришь правду, Хэлл, и действительно ни на кого не работаешь. Тогда тебе следует благодарить меня. Ведь я тот, кто определенно спас тебе жизнь. Так уж вышло, что есть сила, которая всячески старается убрать всех свидетелей: любого кто слышал или что-то знает об этом Артефакте, - прокурор указал на ожерелье с крупным рубином, покоящемся на шее мертвого женского тела.

-- Первым был твой друг Лефф Коррель, его зарезали как свинью в деревенской таверне. Затем пропал мой агент, вычисливший вас. После, одного за одним, находили мертвыми других, кто знал или слышал об этом деле. И, боюсь, череда убийств еще не окончена. Кто-то очень сильно желает перерубить нити, ведущие к твоей находке. И ты - главная нить! Как думаешь, долго бы ты прожил, если бы я не взял тебя первым?

Граш подошел к пленнику вплотную и прошептал:

-- Только благодаря мне ты сейчас не кормишь червей в поганой выгребной яме, Хэлл. Ты мой должник, как бы тебе не хотелось думать иначе! -- Прокурор всмотрелся в глаза следопыта, оценивая, на сколько до него дошел смысл сказанного.

-- И, думаю, ты можешь еще пригодиться мне. Я готов дать тебе работу. Достойную и хорошо оплачиваемою. У тебя будет все, что может желать человек твоего нрава: полная приключений жизнь с хорошим обеспечением. Вот только взамен ты должен будешь продемонстрировать свое стремление служить мне... Показать преданность... Не как наемник... Но как верный слуга...



… сейчас…

Хэлл сжимал в руке серп. Перед ним на коленях стоял приговоренный к смертной казни человек. С балкона за происходящим наблюдал Граш. Четыре солдата по углам двора на всякий случай приподняли арбалеты.

Кажется, следопыту пришло время выбирать свою судьбу.




********

Помимо прокурора с уличной террасы за казнью наблюдало без малого два десятка разномастных наемников, укрывающихся под навесом от промозглого дождя. Все они чаяли получить работу, ведь по слухам, у местного властителя было неплохое задание, в меру опасное и не менее прибыльное. Внутри царил гул множества разговоров, то и дело взрывающийся безобидными ругательствами да смешками. Когда палач предложил одному из пленников зарезать другого, раздались одобрительные выкрики и редкие аплодисменты. Не каждый раз доводится увидеть подобное. “Мочи его, брат”, - кричали одни. “Лучше сам зарежься”, - со смехом возражали другие. Спектакль явно приходился народу по душе.

И лишь немногие не поддались воодушевлению. Так, Лорд Фредерик Стэнтон вообще не следил за происходящим во дворике, предпочитая этому развлечению карточную партию. В данную минуту он не на шутку закусился с ловкачом Квиртоном. На кону уже стояло по пять золотых монет, но, кажется, игрокам этого было мало. Каждый был уверен в своем мастерстве и удаче, не желая отступать. Несколько собравшихся зрителей с азартом следили за исходом розыгрыша, разделившись по симпатиям пополам.

Особняком от всех остальных держалась воительница Нил. Ей не было дела ни до казни, ни до карточных игр. Возможно как раз этим - своим безразличием и отрешенностью - она и привлекла к себе ненужное внимание. Уродливый полу-орк с секирой за спиной подошел к ней вплотную и, чавкая яблоком, прогоготал:

-- А я думал тут будет тоска зеленая. Но нет. Этот Граш неплохо постарался: дал и хлеба и зрелищ. Даже о наших ночных развлечениях подумал! - здоровяк без стеснения пялился на девушку, -- Как на счет развлечь вечером красавчика Бруно? - с этими словами он широкой ладонью смачно шлепнул Нил по бедру. Рядом заржало еще два наемника, идея повеселиться с тремя единственными тут девченками казалась им весьма естественной. А иначе, по их мнению, для чего вообще этих цыпочек сюда позвали? Не сражаться же, в самом деле.

Монотонное бормотание полу-орка могло поистине ввести в транс кого угодно. Даже не слишком верящий во все эти обряды Хэлл замер и слушал, как шаманит над телом погибшего друга его зеленый приятель. Следопыт пил предложенное ему вино и обреченно смотрел на Флинта. Еще вчера они вместе квасили в "Марлине", мерялись длиной своих клинков, хвастались совершенными подвигами, и обсуждали какую пирушку закатят за счет этого лопуха Корреля после победы над его глупыми крысами. Жизнь тогда казалась беззаботной и веселой. И вот теперь одного из них не стало. А ведь Гор'Ак вполне мог отпевать и его самого, если бы неведомая сила не заставила эту безумную бабу на какое-то время отступить.

Костерок у ног горел, поедая остатки пожертвованной ему ценной книги. Тепло пламени согревало и озаряло мрачную лабораторию, привнося жизнь в это гиблое место. Хэлл опустил голову в жесте почтения погибшему другу. И тут же заметил, как порыв воздуха заставил огонек дрогнуть, затем еще раз... и, будто под действием неведомой силы, костер погас. Тихий мрак вновь окутал комнату. Полу-орк окончил свои молитвы и замолчал. Воцарилась мертвенная напряженная зловещая тишина. А из-за стены потянуло прохладой.

Вдруг Кристин изменилась в лице до неузнаваемости. Бледность ее губ вдруг стала заметно серой и холодной. Напрочь забыв о пистолете и указаниях Норберта, она подошла и села на край кровати рядом с мальчиком, горящими глазами уставившись на телефон в его руке. Она не могла ничего сказать, только чувствовала как тянется время после того, как голос в телефоне умолк. Пусть скажет еще что нибудь, пусть это окажется неправдой.

Двигаясь вслед за остатками их, некогда сильной, смелой и уверенной в своих силах, группы, Лорас поминутно оглядывался назад, словно ожидая, что неведомым чудом спасшийся Дэймон нагонит их. Эльф чувствовал свою вину, что не попытался спасти товарища, этого беззаботного, жизнерадостного и такого мудрого барда. Он мучился терзаниями "а что если", но каждый раз, словно в оправдание, находил аргументы, защищавшие принятое им решение. Могли ли остатки его магии попытаться спасти Дэймона? Возможно. Но выжил ли при этом он сам? Был риск погибнуть, пытаясь. И тогда было бы две жертвы вместо одной. А ведь впереди где-то их поджидала разъяренная Фрулам. И даже те крохи магии, что у него были, могли переломить исход неизбежного в таком случае боя в их сторону. Но если нет, и путь свободен?
В таком тягостном настроении Лорас и шел вперед. Пока не почувствовал впереди свежесть ветерка. Они добрались ко входу, где совсем еще недавно стояли внушительной силой, собираясь героически покончить с командованием культа, по крайней мере, в окрестностях Гринеста.
Волшебник осмотрел своих спутников: практически раздавленная морально Майя, маленькая девочка, которая за один день увидела больше жестокости и смертей, чем некоторые за всю жизнь; непоколебимый Драккейн, до конца следующий лишь своим убеждениям, но, вполне возможно, не такой стальной внутри; Чиара, в которой огонь ее богини слабо теплился из-за ужасов, пережитых сегодня; едва избежавшая гибели Велия; по-прежнему лежавшая без сознания Катрана, ставшая их случайной спасительницей; и Бран, могучий тулней с драконьим яйцом в руках. Бран, пожалуй, был единственный, кто мог быть удовлетворен итогами этой, как теперь казалось, безумной вылазки в стан врага. Он единственный из всех достиг того, что желал. И теперь наверняка покинет остальных, чтобы исполнить пророчество, что привело его сюда. Майю в Гринесте ждет семья, Чиара с Драккейном наверняка продолжат свою миссию борьбы с культом. Катране и Велии нужна помощь целителей и отдых. Похоже, их группа вынуждена будет расстаться.
Сам он тоже не приблизился к цели своих поисков. Единственное, что можно было считать успешным - это смерть двух драконов. Тех чудовищ, из-за которых уже был разрушен в прошлом один мифал. Но это не вернет ни его, ни знание, как создавать новые, более стойкие и надежные. А значит ему предстоит еще долгий путь и много работы.
Лорас бросил еще один, последний, взгляд вглубь пещер. "Пусть ваши души покоятся с миром, друзья, и обретут покой. Вы были настоящими героями, теми, кто не побоялся пожертвовать собой ради высшей цели. Когда-нибудь мы еще увидимся. И, надеюсь, я буду к тому моменту достоин того, чтобы на равных смотреть вам в глаза. Брок, Дэймон, я горжусь нашим знакомством! Спасибо вам" - такое мысленное послание адресовал эльф павшим товарищам. А затем повернулся и шагнул прочь из пещер.
- Что дальше? - один вопрос оставался не заданным. Лорас первым озвучил его из присутствующих.

Внезапный свет озарил своды пещеры, позади спин отважных героев Гринеста. Из разлома, что появился когда то ранее, вышла жрица Катрана, а свет издавался навершием ее посоха. Она выглядела более чем потрепанной, особенно некоторые участки ее одеяния, которые были в крови, уже высохшей, и в свежей.
Неожиданно уставшие лаза жрицы взглянули на приключенцев, и она стала говорить очень хрипловатым голосом.

— Я... Там... Там есть выход. Я упала в расщелину и...

Каждое слово ей давалось все тяжелее, а заклинание света на наверщие слабло, пока она не обвалилась к стене и упала на пол. Тогда среди пятен крови стал виднеться осколок породы, вонзенный посреди груди.

— Ну... — Норберта окатила волна смущения, когда он понял, что местные смотрят прямо на него. Он терпеть не мог, когда его замечают вне сценического образа. Почему Адам не мог смотреть в свою «Фанту», а?

Смущение переросло в злость на самого себя, а молчаливая поддержка Кристин придала сил. Подросток коснулся одного из пакетиков, собираясь с мыслями, и монотонно, чтобы не сбиться, заговорил. Он не старался прятаться или держаться за пистолет Хагена. Наоборот, просто стоял, глупо опустив руки вдоль тела, и рассказывал, переводя грустный и усталый взгляд с Коула на Адама, а потом на холодильник с лимонадами. Ему тоже хотелось «Фанты». С портье Норберт и начал.

— Примерно в шестнадцать десять в твой мотель приехала девушка, которая сказала тебе, что её зовут Джульетт Льюис. Это написано в книге регистрации, которую я видел там, — Ангария показал через дорогу. — Кстати, в имени «Джульетт» — две «т». Ты разговаривал с ней несколько минут, а когда она ушла в номер, позвонил четырём людям. Это случилось за сорок минут до того, как мы приехали. То есть, в шестнадцать сорок. Ты сделал четыре звонка один за другим. Ты позвонил Вику, МакГрудеру, Остлеру и Коулу. В шестнадцать пятьдесят пять я получил сообщение, где девушка, которая назвалась Джульетт Льюис, сообщила о том, что ты натравил на неё копов. Это случилось из-за того, что первой к мотелю подъехала полицейская машина. Шериф оказался рядом и приехал быстро. На самом деле, ты не натравливал копов, потому что шериф Остлер был третьим в списке звонков. Когда знаешь номер шерифа и хочешь сообщить о проблеме, ты звонишь шерифу сразу. Если ты хочешь сперва посоветоваться со своим работодателем, ты не звонишь потом ещё одному парню. Значит, ты не вызывал полицию. Ты поступил иначе.

Норберт снял с крючка блестящий пакетик с мармеладными мишками «Харибо» и посмотрел на ценник.

— Мистеру Вику ты сказал, что нашёл подходящую девушку. Или как-то так. Не знаю, как именно ты выразился, но твоя мысль была такова. Потом ты спросил у мистера Вика, что тебе делать. Мистер Вик сказал тебе, что следует делать, поэтому ты позвонил парню с большими руками и фамилией как у немецкого гамбургера, а потом — шерифу. Ты не очень любишь шерифа, поэтому предпочёл, чтобы рядом был человек понадёжнее. Я думаю, что мистер МакГрудер — ваш местный силач. Потом ты позвонил мистеру Коулу, — Норберт показал пакетиком на продавца, — и предупредил его обо всём. Сначала я думал, что мистер Коул — это чувак, который должен подыскать место для того, чтобы спрятать девушку. Но потом я понял, как всё случилось на самом деле. Это помогло мне вас сосчитать. В общем, когда Джульетт увидела полицейский автомобиль... или, не знаю, шерифа у твоей стойки, она написала мне. Как я сказал, сообщение я получил где-то в шестнадцать пятьдесят пять.

— Мы ехали очень медленно, со скоростью велосипедиста. Сообщение я получил в четырёх милях отсюда. Мы добрались к вам в районе семнадцати двадцати и ещё десять минут потратили на обсуждение того, что нам делать. И на то, чтобы отыскать машину Джульетт Льюис. Кстати, если бы ты внимательнее посмотрел на её машину, ты бы понял, что такие девушки не бывают одиноки, — Норберт чуть улыбнулся, вспомнив о трагической личной жизни своей кузины. Но ему было приятно сказать так.

— После того, как всё пошло не так, ты выронил телефон, когда бежал к заправке. Отсюда вы позвонили шерифу, мистеру Остлеру, которого попросили выполнить его часть сделки и разобраться с внезапно возникшей проблемой. Вы также позвонили мистеру Вику и мистеру МакГрудеру, предупредив о случившемся. Когда мы убили мистера Остлера, я понял, что в моих выводах не хватает ещё одного звена.

Голос Норберта ни на йоту не изменился при сообщении об убийстве. Норберт упомянул этот факт так же — обыденно и ровно — как упоминал остальные, сконцентрировавшись на ходе мысли. Хрупкий темноволосый мальчик просто рассказал о смерти шерифа, продолжая мять пакетик с мармеладными мишками.

— Понимаете, я... я очень бездарный поэт. Я отказывался в это верить, но в глубине души всегда это знал. Поэтому я часами сидел над своими песнями, надеясь сделать их хорошими, а потом приходил мой друг и смеялся над тем, что у меня получалось. Поэтому, знаете, я быстро понимаю, когда в куплете чего-то не хватает.

— В песне о твоём мотеле и мисс Льюис не хватало двух вещей: места, куда её доставить, и организатора. Мистер Коул был твоим партнёром по бизнесу, поэтому ты не мог попросить его приготовить место. И вы не стали бы сообщать о месте шерифу, которому не доверяете. Место знал мистер МакГрудер, но если он приехал сюда, он не мог ничего приготовить. Следовательно, остаётся мистер Вик, который знает нужное место. Но мистер Вик разговаривал с тобой очень недолго. И, если представить вас всех, вместе взятых, получается, что мистер Вик принял решение. Но это не так. Помните, я сказал, что смог сосчитать вас?

— Так вот. Есть ещё один человек, с которым находился мистер Вик, когда ты ему позвонил. Но потом мистер Вик не стал тебе перезванивать. И, например, говорить, что всё готово. Следовательно, во-первых, тебя держат за идиота. Во-вторых, мистеру Вику уже не требовалось совещаться с вами, потому что он совещался с другим человеком, который организовал место. Мистер Вик спросил у этого человека, что ему следует тебе сказать. И только потом мистер Вик передал тебе, что тебе следует делать. Следовательно, Джульетт Льюис сейчас находится с этим неизвестным мне пятым человеком в неизвестном мне месте.

Норберт растерянно оторвал уголок у пакета с мишками.

— Ой. Извините. В общем, Кристин наверняка рассказала, что нам очень нужно забрать мисс Джульетт Льюис домой. Правда, очень нужно. Она очень дорога нам. Поэтому мы можем поехать к неизвестному человеку в место, которое вы назовёте, и забрать нашу мисс Льюис. Мы постараемся никого не убивать, но если что-то пойдёт не так, то умрут только мистер Вик и другой, неизвестный мистер. Или миссис. Это первый вариант. Второй вариант — мы можем убить вас, только не стреляйте в меня снова, пожалуйста. Или вы можете убить нас, хотя с ней у вас это вряд ли получится. Во втором варианте у всех будут проблемы. Зачем они вам? У меня вот и так сегодня проблем по горло...

Норберт замолчал и смущённо посмотрел на Кристин. Его уши горели.

— И можно мне тоже «Фанты»?

Похоже, попытка отвлечь тварь едой пока удавалась неплохо. Переведя взгляд на труп тулнея, точнее ноги трупа, в своих руках, Лорас прикидывал сколько времени это бездыханное тело в состоянии будет выручить для них. Тулнеи отличались внушительными размерами и массой, чем могли на какое-то продолжительное время занять голодающего.
- Скорее, - сказал Лорас соратникам. - Майя, подсвети им. Остальные бросаем твари еще труп, быстро забираем яйца, пока есть возможность. Дрейков, если что, бьем.
С этими словами Лорас дальше тащил тело к краю, на котором оно будет ближе к твари, чем любой из них.

— Пока второе яйцо остаётся у меня — договаривайтесь о чём угодно, — пожал плечами варвар. — Всё равно в итоге всё пойдёт не по плану. Ничто никогда не идёт по плану.

Последнюю фразу Бран готов был навеки выбить на камне посреди поселения тулнеев, если бы умел писать. Он был целиком уверен в правдивости этой истины, иначе не был бы сейчас отцом аж семи с половиной детей.

Кристин всегда была придирчива в выборе одежды, и теперь, натягивая узкую футболку с агрессивными мужчинами, растянувшимися у нее на груди, даже вздохнула. Футболка пахла травой и самое приятное — Норбертом. Девушка продолжала осознанно вдыхать этот запах и зашнуровывала предложенные кеды, которые оказались ей велики. Джинсы она переодевать не стала, посчитав, что просто не влезет в размер, да и продевать в дырки свои некрасивые коленки она не хотела. Накинув сверху бордовую куртку в разводах, Кристин закончила преображение из убийцы в искательницу приключений тем, что пригладила спутавшиеся медные волосы и убрала их под капюшон.

Теперь проходя мимо трупов, можно было представить, что это вовсе и не ее рук дело. И
если она решила продолжать подобие жизни, нужно было походить туда сюда и замести следы, ради себя и ради Норберта.

Жить дальше для Кристин означало: выключить мигалку в полицейской машине, забрать все необходимое из машины Кэт, забрать все из карманов Бони и Хагена (она все таки посмотрела на его лицо), забрать окровавленный нож и обтереть его о снег, все таки забрать наручники с пояса копа и ключ от них, постоять еще секунду, погрузиться в ненависть к себе и тоску, а потом бежать — сесть на переднее сидение "скорой" и уехать.

Бран пошарил рукой в сумке и небрежно выудил оттуда несколько скомканных листов бумаги.

— Держи, только отдашь потом, — протянул он документы Чиаре, посчитав, что та, всё же, на их стороне. Вместе с записями он отдал жрице и волшебную палочку во временное пользование. Как и для бумаг, он уже придумал практичное предназначение для палочки, когда магия из неё выдохнется.

— У нас в лесах тоже бродят люди, которых подняли из могил. Ничего хорошего от них не бывает. Брок умер в бою, как настоящий воин, хоть и ростом был с козу. Любой мужчина мечтает о такой смерти.

Тулней поразмыслил немного над предложением пурпурной. Даже с одним яйцом можно много чего сделать. Был, например, у них в племени один мужик, которому на охоте росомаха откусил второе — и ничего. Он потом ещё смог зачать троих детей: девочку и двух мальчиков-близнецов. Их в племени так и нарекли потом: однояйцевые близнецы.

— Если мы отдадим ей одно яйцо, она научит своего дракона жечь города, — сказал он. — Но я другого выхода отсюда не знаю.

Важной особенностью «Синего Марлина», таверны что находилась в центре зажиточной деревни Брейлес, была не только вкусная еда и свежее пиво, а теплая и доброжелательная атмосфера. Несмотря на то, что шумные попойки здесь проводились с удивительной регулярностью, на них нельзя было увидеть ни серьезной драки, ни крепкой ругани. Местные — честные турдолюбивые селяне — ничего между собой не делили. Тогда как пришлые постояльцы, быстро проникались гостеприимством хозяев и дружелюбием жителей.

Сегодняшнее утро почти ничем не отличалось от всех остальных. Хозяйка таверны, по-деревенски аппетитная дородная баба, сновала с подносом между столов, собирая грязную посуду. Редкие же постояльцы заканчивали свой завтрак — в этот раз подавались жареные яйца с кусочками вымоченной в рассоле свинины — и спешили по своим делам.

Все было привычно, рутинно и благочинно, за исключением одного единственного столика. Посуда с него не собиралась, да и близко к нему старались не подходить. За столиком спали трое. Точнее, буквально завалившись на стол, лишь один — широкоплечий дворф по имени Флинт. Его имя вчера хорошо запомнили, ибо он выкрикивал его половину ночи, восхваляя свои прошлые подвиги и будущие победы.

Рядом, облокотившись спиной об стену, дрых высокий худой мужчина — полная противоположность своему собутыльнику. Удивительно, но даже во сне спина и голова человека держались прямо, а рука покоилась на эфесе короткого меча. И только по естественно приоткрытому рту и глубокому дыханию можно было понять, что он действительно в отключке. Третьего же видно не было, ибо он забился под лавку и, сложив руки под голову, храпел в полный голос.

Этого последнего здесь знали хорошо. И не просто знали, а уважали и любили, так же как любили пряный эль, который варился в его пивоварнях. Вчера хозяйка с удовольствием почивала дорогого гостя, и не стала на ночь разгонять слишком уж перепившую компанию. Те же совсем не думали закругляться, пока под утро один за одним не свалились от пьяной усталости.

---

Полдень неотвратимо вступал в свои права. Лучи солнца стали беззастенчиво проникать через окна, и теплым светом слепить глаза спящих. А естественные звуки оживающей таверны начали все сильнее и сильнее тревожить чуткий слух людей, выводя тех из приятного незабытья в суровую похмельную реальность.

Майя зябко передёрнула плечами. Чем глубже они спускались в драконью пещеру, тем меньше их странная война походила на великие битвы прошлого. Благородство и честь, доблесть и хитроумие - добродетели, воспетые в книгах и легендах, казались здесь неловкими и неуместными. Никто не желал брать пленных, не принуждал врага сложить оружие, не искал способа решить дело хитростью. И можно было сто раз повторять, что за этим они и пришли. Нанести ответный удар, лишить фанатиков главарей, отомстить за ночную резню... Но разве может месть служить мотивом для героя? Разве не было возможности сделать всё иначе? Хотя бы чуть-чуть?
Майя с завистью посмотрела на Катрану. За весь поход та, кажется, ни разу не усомнилась в содеянном. Хорошо, когда ты служишь богу, а бог поддерживает тебя. Ты точно знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо, с одинаковой спокойной улыбкой раздаёшь милостыню и отрубаешь врагам головы, не допуская в сердце скверну сомнений. Хорошо быть праведником...
Майя вздохнула, мысленно сжала факел и направила его вперёд. Призрачные пальцы подхватили и понесли деревяшку к статуе многоглавой богини. Её слуги тоже не терзались ерундой, жгли дома и убивали безоружных ради мелкой наживы. Какие сокровища они хотели найти в Гринесте? Бочки с маринованными огурцами? Глиняные плошки и горшки или редкие - по одной на избу - фарфоровые тарелки, которые доставали по праздникам? Зелень и овощи, идущие по пятачок за пучок? Семейную заначку из десятка потёртых монет?
Но та злобная баба или этот чешуйчатый с мечом сказали идти и грабить, и послушники пошли. Потому что служители Тиамат не могут ошибаться. Потому что нельзя допускать в сердце скверну сомнений.
Майя тряхнула головой и выкинула глупые мысли из головы. Сейчас точно не до них. И вообще, всё это чушь. Здесь нельзя сравнивать. Есть мы, а есть они. И ничего общего между нами и ими нет. Поэтому нужно просто решить, что делать с лестницами.
В глубине души Майя сомневалась, что получив щелчок по носу, враги сунутся ещё раз. Однако соратники демонстрировали редкое единодушие и уверенность в повторном наскоке. Не могут же все они ошибаться!
- Хотите, я факел вперёд пошлю? - спросила она. - Увидим всё на тыщу футов вперёд. А они нас нет.

Если смотреть на кого-то из "них", можно получить палкой по спине... или по ногам... или по голове - в этом надзиратели проявляли всяческое разнообразие. И Аарон быстро понял, как нужно себя вести в плену. Делай что тебе говорят, не смотри по сторонам - лучше всего под ноги. Голову желательно покорно склонять при первом же намеке на проблемы. Так он продержался весь день и почти не получил ударов. Так он и шел сейчас, склонив голову и не отрывая взгляд от спины впередиидущего.

Несмотря на желание не привлекать к себе хоть какое-то внимание, а может быть и благодаря этому желанию, пристальный взгляд на себе мальчик почувствовал отчетливо. Еще более покорно склонив голову, он с трудом сдерживался от того, чтобы не посмотреть в ответ. Кто на него смотрит? Зачем? Хотелось взглянуть, всего лишь на секунду, всего лишь в пол глаза. И Аарон обернулся.

Старый лысый неприятный верзила стоял неподалеку и широкими глазами неотрывно пялился на него. Пялился так, будто мимо вели не человеческих пленников, а диковинных зверей, о которых никогда не слыхивали в этих краях. Смотрел без злобы, скорее даже наоборот, с жалостью и болью в до боли знакомом и близком взгляде. Аарон отвел глаза, чувствуя как они мутнеют от рождающихся слез. Ему почудилось, всего лишь почудилось, что это отец. Но, конечно, это было бредом усталого от потрясений сознания. Не мог этот грязный мерзкий старикашка быть отцом. Если отец и придет спасать пленников, то во главе ополчения, на боевом коне, в стальной броне. Если придет, конечно...

Ощущение взгляда пропало. Видимо, старикашка занялся своими делами. Образ отца тоже исчез, оставив лишь противное чувство внутри. Захотелось сделать что-то злое, отомстить этому бандиту, посмевшему быть похожим на отца -- заставившему мальчика еще раз почувствовать себя брошенным и одиноким. Вот только сделать было ничего нельзя, кроме как...

Собрав волю в кулак, мальчик еще раз повернулся и ткнув пальцем на лысого, мысленно отправил всю свою злобу, подкрепленную самыми отборными ругательствами в сторону бандита:

"Сдохнешь, поганый старик, твое тело сожрут псы, а на месте могилы будет отхожее место, погань бандитская". Для ребенка это была всего лишь попытка выплеснуть накопившуюся злость, он не вкладывал в слова особого смысла и какой-нибудь осознанности. Вот только старик будто услышал. Губы бандита будто задрожали, а голова закачалась не веря в то, что он слышит. "Аарон", - услышал мальчик шепот в своей голове, "Нет, Аарон". И это точно был голос отца. Настоящий голос его отца.

Мальчик вздрогнул и в страхе отвернулся. Дыхание участилось. Руки задрожали. Ведь это действительно он. Не такой, как всегда, но точно он... Отец тут, он пришел спасти его. Он рядом... В который раз за день слезы хлынули из глаз. Если отец рядом, значит все будет хорошо. Значит он будет спасен. Спасен!

— Ладно, пойдем к клерку, пусть сам расскажет, что произошло.

Вампирша была совсем не против зайти на ресепшн, поэтому легко согласилась и двинулась на свет ожидающей лампы. По дороге она оглянулась на Норберта, он что-то делал возле машины, будто совсем не торопился. Кристин прищурилась и скользнула взглядом по дорожке ног, шедших когда-то в их же сторону. Следов было много, кто-то ходил здесь, подписывая свое существование на белом. Кристин присоединилась к ним, хотя уже и не должна была.

Бес, тяжело взмахивая крыльями, приземлился на землю рядом с Драгшаном, положил ятаган на землю и смахнул пот со лба.

— Фууух, — выдохнул он. — Это уже пятая ходка, а там ещё куча барахла. По одной шмотке я буду перетаскивать сюда это дерьмо вечно. Ты либо увеличивай меня до размера Эриньи, либо иди сам собирать свои трофеи. Заодно и разомнёшься, на тебе же одна кожа да кости, никакого мяса. А я пока слетаю посмотрю, что там впереди.

— Кстати, можешь засунуть себе вот это нытьё насчёт моих способностей разведчика куда подальше. Я не всевидящий. Те кобольды с культистами залегли так, что сверху их было не видать. Лучше продолжай донимать старика своими упрёками. Его, похоже, прёт от того, когда его смешивают с грязью и дёргают за ниточки своими нереальными обещаниями. Да, дед? — кивнул он в сторону Рэндала. — А я уже подустал.

Вроде готовился, ждал, а все равно враг подкрался незаметно. Гном попытался отскочить в сторону от дыхания ящера...
Он едва успел. Ноги и руки тряслись от страха так близко смерть от него ещё не проходила. Очень было трудно побороть желание убежать и забиться в какой-нибудь угол, но Брок понимал, что спасения ему это не принесёт и перед друзьями неудобно. Левой рукой он выхватил волшебную палочку и превозмогая предательскую дрож сделал несколько пасов и проговорил слова заклинания.
- К-как тебе такая шутка?

Бони смотрел на Кристин без выражения.

— Милая леди, прежде чем Вы примените арсенал Хагена, окажите милость и ответьте на вопрос, что побудило Вас бросить Берти в самый разгар выступления?

Тарариала ушла от ворона и направилась наконец к Берглину. Он мог заметить, что девушку потряхивает и Тарариала торопилась рассказать ему из-за чего. Эльфы спускались в подземелье, а по пути Тарариала поведала Берглину приглушенно, но эмоционально о том, что она узнала.
Звук шагов отскакивал от каменных стен и Тарариала с нетерпением уводила Берглина все дальше в темноту подземелья.

Получатели: Берглин.


Получатели: Берглин, Тарариала.

Понимая что разговорился, и возможно даже говорил громче чем следовало, Берглин замолк и едва слышно добавил, увлекая Тари за собой, не упуская возможности прижать ее поближе к себе:
– Пойдем лучше поговорим с пленником, пока его никто не прикончил, потому что так ему сказали голоса в голове.


Получатели: Берглин, Тарариала. Она без возражений спустилась с ним к пленнику и перед тем как предстать в виде мучителей спросила.
— Наверное ты прав.. Давай сначала узнаем, что известно этому неудачнику. Как обычно?


Получатели: Берглин, Тарариала.
- Да, поиграй с ним, а я если что подключусь, или задам пропущенные вопросы.

Состояние у Тарариалы было разбитым
Получатели: Берглин, Тарариала.. Нервы были на пределе после долгой ночи напряженных сражений с такими же бандитами, как и тот, что сейчас ждал своей участи.
Тарариала неуверенно посмотрела на Берглина. Она уже делала это раньше, но сейчас ей казалось, что она не справится. Как в первый раз.
— Вряд и я буду так же убедительна, как тогда, когда изображала жрицу дроу..

- Да ладно? Ты и не справишься?
Берглин усмехнулся и притянул Тарариалу за пояс к себе, с очень близкого расстояния взглянув ей в глаза.
- Ты же знаешь зачем нам нужна информация о Ханникете. И почему мы идем по его следу.
Дроу прижал эльфийку к стене, страстно впившись поцелуем в ее губы, напоминая о смешанных звериных чувствах, смеси из чувства мести, страсти, жажды крови и, наверное толики сожаления об ошибках. И надеясь что печальные воспоминания о событиях, побудивших гнаться за Маэлом, не возьмут верх над Тарариалой и она сохранит свою твердость, необходимую в столь интересном занятии как допрос.
- Все получится, я помогу.
Сделав шаг назад, он освободил ей дорогу, тем не менее готовый если что вмешаться в готовящееся представление.

Темница донжона была в подвале под оружейной. Маленький каменный мешок за дубовой дверью, в которой было сделано отверстие для еды. У входа стоял ополченец, но он не стал препятствовать, Найтхилл уже предупредил, что с пленником хотят поговорить, так что он, поприветствовав пришедших, ушёл с дороги, прижавшись к стене узкого коридора.
Внутри камеры было темно и пусто. Едва открылась обитая металлом дверь, свет факела из коридора быстро отыскал сидящего на холодном полу мужчину в кандалах. Он сощурился от непривычной яркости, и отвернулся в сторону, закрывая лицо длинными сальными волосами. Воздух здесь был холодным и спёртым, места в камере было так мало, что сюда не поместилась бы даже кровать, и из мебели здесь были только мокрая солома на полу и ведро, приготовленное для испражнений.

Тарариала снова разгорелась ярким пламенем с искрами от страсти Берглина. Уголек бледных глаз разгорелся, отразившимся алым от глаз дроу и эльфийка улыбнулась прямо во время поцелуя. Она была готова сделать все, чтобы заполучить желанную жертву.
Охотница двинулась к двери и кивком проводила охранника со своего пути. Но входить помедлила и обратилась к служащему, вжавшемуся в стену.
— Что вы нашли при обыске пленного?

— Ась? А-а-а... Ну это, ножички его всякие, арбалет. Торбу с собой прихватил пустую, чтобы добра в неё напихать, да, видать не успел. Он, видать, всё своё добро где-то оставил, в бой налегке пошёл.
Слышавший доклад охранника бандит никак не отреагировал на сказанное.

— Понятно. Нам нужно время наедине с пленным, поэтому можешь подождать нас наверху?

— Да, конечно. Только вы это, следите получше за этим плутом, чтоб не сбежал. Нам его ещё судить завтра за всё, что он натворил.
Обрадованный возможностью покинуть свой унылый караул, ополченец, разминя ноги, удалился вверх по лестнице.

Дверь открылась и эльфийка вошла внутрь, перекрывая часть света факела. Она встала напротив, выжидающе глядя на пленного, она рассматривала его и спустя несколько вдохов затхлого воздуха начала разговор.
— Слышал? Тебя завтра будут судить. И ты знаешь, что будешь приговорен к смертной казни. Готов умереть?

Бандит повернулся посмотреть, кто с ним разговаривал, и Тарариала увидела лицо этого мужчины, возраст которого сложно было определить за светлой недельной щетиной. Увидев эльфийку, он не очень впечатлился.
— Только после того как ты выполнишь моё последнее желание, красотка.

— Оо, я за этим и пришла. Как ты угадал? Я и охранника отпустила, чтобы нам не мешали. Давай теперь я угадаю. Твоим последним желанием будет.. Хм, рассказать мне все, что ты знаешь о Маэле Ханникете. Как тебе такое желание?

— Ханникэте? Это тот, которого уронил Лангдедроса? С чего бы я вдруг захотел о нём что-то рассказывать?

— Да, расскажешь про него и про Лангдедроса и про "уронил". И расскажешь всё и потому что захочешь. Потому что, если не захочешь, то будет больно.

— У-у-у, какая дерзкая! — осклабился бандит, — Мне нравится! Люблю стервочек. Что, будешь пытать меня вот этими нежными белыми ручками? У меня есть другое предложение. Как насчёт принести мне бутылочку вина и пожрать чё-нить, и я те всё расскажу? А то, мать вашу, поставили мне тут ведро, а мне в него даже посрать нечем, бггг.

Тарариала прищурилась и облокотилась плечом на стену темницы.
— Может быть я бы так и сделала еще полгода назад. Но после встречи с Ханникетом я поняла, что с вами можно только болью. И многие испытали боль от моих нежных белых ручек. Многие не смогли перенести ее.. Давай так, это твой последний шанс рассказать все мирно, и дальше будешь проводить оставшиеся сутки вмести со всеми своими конечностями. Целый, прям как мама родила.
Давай по порядку, Ханникет был главным в вашей банде? Что они не поделили и как его уронил Лангдедрос?

/roll 1d20  (3)  =
3

— Ууу, какие мы страшные! Перед зеркалом репетировала? Впечатляет, ага, я уже почти испугался. Слух, рыжая, вот чё ты ломаешься, как целка? Метнись давай за винцом с лепёхой, и я расскажу что знаю. Чё ты тут садо-мазо выдумываешь? Дружка своего черномордого впечатлить пытаешься?

Тарариала сжала губы и оторвалась от стены.
— Берглин, подержи его, чтобы не дергался.
Каменный голос не дрогнул и эльфийка обнажила скимитар.
— Такую дрянь как ты мне не жалко. Все твои друзья наверху лежат трупами у ворот крепости. Ваше нападение проиграно. Твоя собачья жизнь кончена. И я могу убить тебя, только намного больнее, чем будет завтра на плахе. Ты последняя преграда перед моей целью. И я легко расправлюсь с тобой, если не скажешь прямо сейчас. Мне нужен Ханникет. Где он прячется?

Бандит перестал веселиться и посмотрел на эльфийку с презрением.
— Мдэ? Думаешь, я боюсь боли так же сильно, как и ты? Детка, ты удивишься. Давай, покажи какая ты крутая, и вали потом сама искать Ханникэтов, Лангедросов и прочих ребят, которые тебе так нужны. Раз меня так и так казнят, мне терять нечего.

– Сломаешься, рано или поздно. В итоге все вы ломаетесь, каких бы из себя не строили. за свою короткую жизнь, вряд ли ты узнал все методы, заставляющие человека говорить.
Покопавшись в рюкзаке, Берглин достал сверток им бурдюк. Походный рацион за долгое время может порядком надоесть, но с голодухи он кажется пищей богов. Бросив оба предмета пленнику дроу пояснил:
– Ешь и рассказывай. Вино получишь после. Это, конечно, если не перестанешь выеживаться и не вынудишь причинить тебе боль.

Вид сушённой галеты не впечатлил пленника.
— Ага, конечно, нашли дурака. Как только я всё расскажу, у меня вообще козырей не останется, и вы просто пошлёте меня куда подальше с моими требованиями.

- В отличие от людей, я еще не давал невыполненных обещаний. За сотрудничество с нами ты можешь получить предсмертную жратву. Как ни как мы тут герои или около того, а упомянуть о последнем желании не сложно. Ты уверен что не хочешь говорить?

— Отчего же не хочу? Очень даже хочу.
Пленник прижался спиной к стене, чтобы было поудобнее.
— Я тут вообще подумал и это... что я, алкоголик что ли, в одиночку пить? Возьмите себе тоже по бутылочке, вина или чё покрепче. Лучше покрепче, конечно. Выпьем, поговорим за жизнь, как благородные лорды.

- Пить - вредно. Да и не за теми разговорами мы пришли. Ты знаешь что нам нужно, а если хочешь потянуть время... Ну так бы и сказал. Мы его тебе растянем, только вряд ли оно тебе в таком случае понравится. Как там у вас на Поверхности говорят? Минута на сковороде тянется дольше сотни лет?
Терпение - явно не слишком сильная сторона Берглина, так как он тоже вошел в камеру, намереваясь зафиксировать пленника и предоставить Тарариале поле для игры, если, конечно, бедолага, обрекающий себя на ад еще при жизни не передумает и не начнет довольствоваться тем, что дают.

К сожалению, каменный мешок, которым была камера, не был оборудован под пытки. Тут не было даже крюка, на который можно было бы подвесить это страждущее выпивки тело, так что Берглину придётся всё делать вручную.

- Тари, ты с какой части тела начнешь?

— У нас мало времени, поэтому мне уже плевать с какой части, — шипела эльфийка.
Она чувствовала, как ее добыча уходила от нее все дальше, она уже не надеялась услышать что-нибудь стоящее от пленника, и не видела надобности в пытках, после которых она не сможет спать еще неделю.
— Прижми его к полу, чтобы не дергался.
Тарариала дрожащей рукой закрыла дверь, оставляя за ней будто немых зрителей собственного страха.
— Нам нужно знать, где найти Ханникэта, слышишь? Скажи, где он может прятаться.
Зазвенела сталь, в руках девушки оказался кинжал, она отбила каблуком руку пленного, наступив ему на запястье. Пальцы веером предстали перед ней.
— Начинай говорить.
Острие кинжала направилось под ноготь мужчины, эльфийка перестав моргать, замерла на секунду, а затем ударом по рукояти вогнала кинжал под ноготь, точно следуя выученным урокам дроу.

Вместо рассказа послышался крик во всю глотку:
— Ааарррррссссуука!!!! Грязная шлюха, да иди ты к чёрту! Чтоб тебя черти жарили! Хер я тебе что скажу, сучка рыжая!!!

//–1хп бандиту

Отодрав ноготь, она откинула его в сторону. В ушах звенело. Тарариала прокрутила каблуком по тыльной стороне ладони, расправляя руку вновь, и выбрала следующий палец.
- Где Ханникет? Говори что знаешь.- голос эльфийки был низким, и как ей казалось, не выдавал ее дрожи.
Еще один удар вогнал лезвие в плоть.

В ответ послышалось ещё больше истошных криков и ругани.

//ещё –1 хп бандиту. Бандит пытается вырваться из захвата: Акробатика бандита (с помехой) против Атлетики Берглина
/roll 1d20+1  (1) +  1  =
2
/roll 1d20+3 (13) +  3  =
16

Он попытался вырваться, но Берглин держал его крепко.

- Расскажи, что знаешь про Ханникета, и я прекращу! - чуть громче сказала Тарариала на попытку пленного выбраться.
Указательный палец, грязный, залитый кровью других двух. Кровавый кончик кинжала уперся под ноготь.
- Ты ведь не должен страдать из-за него, - глухо послышалась рыжая.
Удар.

/roll 1d20 (4)  =
4

— Пошла к лешему, рыжая стерва! Чтоб у тебя сиськи отсохли!!!

- А ведь по хорошему я сейчас должен вырезать тебе язык, - проворчал дроу.
- Но нет. Ты будешь страдать... Да и язык нам нужен. Вот смотри, у тебя девятнадцать ногтей. Уверен что хочешь испытать это все столько раз? А потом она займется твоими суставами. Минутка интересных фактов: в твоем теле порядка двух сотен костей. И еще больше суставов. Так вот, после ногтей она займется ими, и поверь, ощущения от стали, медленно разрывающей твои связки гораздо... "Приятнее". Не передумал сопротивляться?
/roll 1d20 (18) =
18

— Да не знаю я ни хрена про вашего Ханникэта, тупые вы эльфы! Зачем вам сдался этот лошара? Он хотел вести бандитов на Гринест, но культу не понравились его методы, и он слился! Сейчас он уже либо свалил далеко и надолго, либо в канаве с перерезанной глоткой.

Тарариала с чувством отковырнула третий ноготь и встала с побагровевшей руки.
— Ни черта он не знает! Мы только время тратим на эту падаль, — в сердцах выпалила Тарариала, заглушая бушующие внутри эмоции тем, что с раздражением вытирала затекший кровью мысок сапога о настланную на полу солому.
— Твоя последняя попытка, сволочь, или я отрублю тебе что-нибудь, обещаю, — Тарариала разошлась не на шутку, отшвырнув кучку грязного сена в сторону, девушка присела около пленного и перехватила кинжал покрепче, приставив его прямо к уху бандита, — Говори подробнее. Что Маэл хотел делать в городе? Какие методы не понравились культистам?

Бандит с ненавистью посмотрел Тарариале в глаза:
— Давай, если духу хватит! Надеюсь, после этого я буду слышать твой писклявый голос в два раза тише!

Ненависть бандита утонула в ослепленных яростью глазах эльфийки.
— Слушай внимательно, гнида!
Она взялась другой рукой за мочку его уха, оттянув ее, она начала пилить лезвием кожу, неудобно, поднимаясь снизу вверх, кровь текла вниз, лезвие ткнулось в хрящ, но Тарариала надавила сильнее, отделяя ухо от головы, но не до конца, и непонятно зачем оставив плоть висеть на небольшом участке кожи.
Эльфийка круглыми бешеными глазами смотрела на содеянное.
— Говори!

/roll 1d20 (13)  =
13

Бандит снова заорал от боли. В этот раз он орал дольше, едва успевая набрать воздуха в лёгкие. Оторавшись, он ещё какое-то время скулил, стараясь найти положение, в котором болтающееся на лоскуте кожи ухо доставляло ему меньше всего боли, и найдя его, замер, с по-птичьи повёрнутой головой на бок.
— Хватит.... хватит, я скажу всё, что знаю... Этот грёбаный Маэл, он хотел быть лидером бандитов. Типа, либо я лидер, либо идите нахер, но у самого кишка тонка на лидерство оказалась. Этот культ лишь часть напавших, ещё есть которые типа сами по себе. Это кобольды и бандиты. Все хотели грабить Гринест, но главарь каждой группы считал, что только он знает как это сделать правильно. Маэл хотел побольше золота и поменьше крови, потому что ссал, что Альянс Лордов или ещё кто-нибудь потом будет нас отлавливать и мстить за лишние трупы. Культу же похер на это, у них были свои планы. Один из культистов, полудракон Лангдедроса, здоровенный как хрен знает что, он короче осадил Ханникэта и ввёл новый порядок, что бандиты получат поменьше золота, но зато убивать и насиловать можно сколько душе угодно, дракон прикроет если что. Пацаны решили, что Лангдедроса нормальный мужик, и что пером под ребро из терпил больше золота выдавишь, чем Ханникэтовскими уговорами, так что в итоге всё равно все в плюсе будем, и Ханникэт слился. Я хер знает где теперь этот лошара. Его могли там же и прикончить перед городом, чтоб не выступал.

— Что это за крики на всю крепость? Что здесь происходит?
Голос Найтхилла заставил пленника вздрогнуть от неожиданности. Губернатор появился в дверях с факелом, и хмуро посмотрел разыгравшуюся кровавую сцену.
— Вы что, пытаете пле... господи, что вы сделали с его ухом?

Тарариалу колотило неистово. На лице было месиво из эмоций, ее давило изнутри наружу. Жертва не знал, где найти того, кого она ищет, Тарариала в данный момент вообще не знала зачем ей кто-либо нужен. В мыслях был только ворон, злость и движение к стене, когда их застукали.
Их еще никто никогда не прерывал. Никто кроме дроу и жертвы не видел ее такую. Девушка завела за себя дрожащую руку, в которой она держала окровавленный кинжал. Губы дрожали со сжатыми зубами. Глаза сухие как соль искали спасения в алых зрачках Берглина.

Найтхилл быстро пришёл в себя, и, воспользовавшись паузой, продолжил:
— Кхм... вы узнали от него всё, что хотели? Думаю, вам стоит покинуть камеру, мы не очень одобряем такие... эммм... методы в нашем городе. На самом деле, было бы лучше для всех, если бы вы вообще покинули Гринест. Спасибо, что помогли нам, дальше мы сами.

Велия, очевидно, не могла нормально сражаться со своей травмой. Дэймон прав. Планы меняются.

Штефан развернулся от культистов к дрейку (кажется, так называлась эта тварь). Ящер может легко загрызть воительницу, учитывая её состояние. А позади него ещё и кобольды.

-- Лорас, ты слышал Дэймона! Валим дрейка! -- Закричал Штефан вытягивая руку в сторону зубастой бестии. В ладони уже разгорался синий огонёк тайной магии.

— На дно?

Она думала, что нужно будет лежать на поверхности, но никак не на дне. Прикинув, на сколько она сможет задержать дыхание, девушка решила, что сможешь только опуститься ко дну и несколько секунд просидеть там, не больше. Кажется, для медитации нужно больше времени..

— Я сделаю, что смогу.

Кристин кивнула, а затем сделала глубокий вдох, забрав в легкие максимум воздуха, и рывком опустилась подводу. Она неприятно ударила в уши, однако глаза открыть оказалось легко. Развернувшись, девушка оттолкнулась ногами от стены и проплыла вглубь бассейна. Сильными движениями, она быстро достигла дна, проскользив по нему и посмотрев наверх, она удивилась, какая хорошая у нее дыхалка. Работая руками и отправляя потоки воды вверх, а тело вниз, Кристин старалась удержаться на том уровне, чтобы ноги могли касаться дна. И это было неудобно. Это было неудобнее, чем находиться под водой без воздуха. Воздух только мешал..

Продолжая посылать горсти воды вверх, Кристин боролась с законами физики, и с каждым взмахом рук вверх, она чувствовала как нарушает законы жизни. Ее тело не нуждалось в дыхании. То, чем человек овладевает еще в утробе, теперь было не нужно. Радостное чувство захватывало Кристин, она будто открывала в себе новые супер способности. И нет, она не думала о том, что мертва, она смотрела на темный силуэт вампира над водой и думала о возможностях, которые теперь были доступны ей. Еще несколько взмахов и девушка осмелилась сделать выдох. Пузыри воздуха стремительно оставляли ее, поднимаясь и достигая поверхности, они бесшумно взрывались. Приподнявшись, вампир прошел ко входу. Звон его шагов заглушался в толще воды, и Кристин наблюдала как движется черный силуэт, а потом вдруг наступила тьма.

Кристин дернулась от неожиданности и начала бегать глазами, чтобы уловить хоть что-то, уцепиться за реальность. Задергав ногами, она нащупала пол, он все еще был там, где ему положено быть. Расстелившись на нем и больше не всплывая, Кристин погрузилась в черный. Он был в ее голове, заполнял ее всю. Может и не было ее всей. Может не было ее совсем. Кристин не чувствовала ничего кроме пола и не слышала ничего, кроме тихого гула воды. Да это был гул, здесь был свой звук, Кристин будто пыталась увидеть его, широко раскрыв глаза, она лежала и была. Вся ощетинившись, остро воспринимая, ее обволакивала густая тьма.

Он ведь не ушел? - пронеслось в ее голове. Мысли роем неслись и теперь радость от возможности не дышать, была раздавлена. Теперь ей было все равно до себя, она была во вне. И правильная мысль заставила ее взять себя в руки. Сознание начало разыгрывать киносеанс и теперь перед глазами Кристин были воспоминания вчерашней ночи. Они были очень трезвые, очень яркие, девушка переживала нападение заново, и сейчас она была в парке. Где они были? Парк около набережной. Они просто гуляли, держались за руки, лицо Алана сейчас было таким нежным. Боль прожгла ее изнутри. Кристин хотела бы смотреть на него дольше, но теперь появились они.. Девушка почувствовала это всем телом. Опасность. Они появились ниоткуда, палящие страхом, и сейчас Кристин чувствовала откуда исходили обжигающие лучи. Чувствовала как эхо собственного голоса. Устремив слепой взгляд в том направлении, Кристин пыталась понять, где оно. Беспокойство прожигало сознание, но Кристин будто понимала, что источник не близко. Она сделала это. Она знала куда идти.

Тьма была осязаема и тяжела, однако девушка двинулась сквозь нее. Оттолкнувшись ногами, Кристин полетела вверх. Это был именно полет, без скафандра и тела внутри, она плыла к тусклой звезде, коей показался светящийся знак "выход". С шумом вынырнув, Кристин сделала не нужный, но такой осязаемый вдох и уловила черную фигуру шерифа у края бассейна.

— Я нашла! Я чувствую ее! — шумно гребя руками, Кристин радостно кричала, — Это невероятно! Я могу не дышать под водой! И это чувство.. Такое реальное чувство! Магия какая-то. Но ведь получилось! Она там!

Девушка поднялась по лестнице и, оглядываясь в ту самую сторону, подбежала к мужчине, указывая направление.

— Это что-то потрясающее, Боже, как такое возможно! Это просто сон! Вы тоже такое можете? Как? Что еще я могу делать?

Кристин искренне заинтересовалась этим вопросом. С нее стекала вода, белье прилипло к телу и девушка переминалась с ноги на ногу, но она не дрожала, она трепетала.

Варвару надоело стоять наверху, он вновь присел на ступени и продолжил следить за разговорами чужаков, чтобы хоть как-то себя развлечь.

— Точно так же как и вы друг друга начали грызть, когда вас зажали в этой башне, — заметил он в ответ на последнюю фразу сэра Юсташа.

Утро было поистине волшебным, символизируя будущий день и то что он готовит для всех свидетелей поединка чести на краю утёса к запад от Даггерфорда.
Остатки тумана стелились по сонной земле, стараясь спрятаться, зацепиться, задержаться за "подвластные" ему территории, перед наступлением рассвета. Он знал Закон и все равно не хотел уступать такое пянящее право власти над "его" вотчиной.
И если такая борьба происходит изо дня в день вопреки Закон Природы, то почему мы иногда удивляемся поведению правителей, племёнам, народам или отдельным индивидуумам, в которых мотивы и желания не делится властью, в разы больше нежели в тумана...
Тодор проснулся под пение ранних птиц, когда утренняя прохлада коварно укрылась за шиворот и отвоёвывала себе плацдарм за плацдармом в чувствительных местах ...

Просыпается от такой "магии" природы - это лучший стимул к Жизни и к действиям. Отдохнувший дварф вкусно потянулся на земле и тем самым собрал всю окружающую россу, которая по непреодолимым магическим законам, собралась именно вокруг места "силы"

 - Ну, раз Вы так подчеркивает, - с искренней улыбкой, стряхивая мокрые рукава рубашки, Тодор поднялся на ноги, и решил для себя: «Такой день надо начинать с чистого листа, пойду искупаюсь", и взяв свои средства гигиены, побежал к обрыву берега реки, который ограждал их лагерь с западной стороны.

...Па пути к реке Тодор наслаждался гармонией вокруг: как утренняя тишина, была побеспокоена только едва слышным хлюпаньем волн об берег, туман проигрывал перед восходу солнца и должен был отступить перед первыми лучами, и все это под акомпонимент шелеста буйных трав, которые что-то шептали в ответ игривому ветерку...

 - Спасибо, что подарили мне такой новый день, - после этих слов благодарности Высшим силам, счастливый дварф сломя голову радостно спустился с обрыва.
Поплавав вдоволь, Тодор ощутил благодарность от затёкших мышц, которые перекатывались мощью и эластичностью, хотя с виду не каждый смог бы однозначно определить кто он: силач или акробат?

... Наверное впервые за десяток лет, молодой дварф взялся распутывать собственные дреды, ведь он решил ощутить абсолютную чистоту как тела так и мыслей, и это не простое занятие длилось не менее часа. Такую терапию Тодор выбрал для себя перед началом судьбоносного боя не случайно, ведь ему нужно было вспомнить и усвоить новое знание, а что для такой цели подходит лучше, нежели монотонной однообразный труд.
- Прошлой ночью, на пороге смерти, когда ему явились разноцветные огоньки, среди которых был один очень близкий сердцу. Как потом оказалось это новое магическое умение/ способность/навык/заклинание или заговор, Тодор есчё не знал как правильно его воспринимать, но ощущение которые оно дарило - было сродни абсолютной неуязвимости от оружия. Тодор хотел вспомнить видел ли он как и с помощью чего применяли такое волшебство, и вспомнил что однажды вовремя очередного сопровождения караванов, когда к клиенту магу втихаря удалось пробраться гоблину, в то время, как Тодор и другие охранники отбивались от засады и не смогли остановить ловкого бандита, маг одним действием совершил оградительный знак перед собой, чо в последствии остановило смертельный выпад скимитара гоблина. Тодор помнил действие, но не знал насколько длительный и мощный эффект от него, и точно знал со слов Юсташа, что силы на каждую попытку накладывания заклинания у такого новичка как Тодор, хватит на одно в день... кажется...
Росплетя все дреды и вымыв их чательно с мылом, дварф с улыбкой наблюдал как маслянистое, почти как алхимическая жидкость, большо пятно, ростекается от него во все стороны по поверхности реки, после чего, веселый дварф бочком-бочком вышл на перег.
Одевшись до пояса, Тодор начале мотылять своей рыжей пышной гривой, на манер когда-то увиденным девчонкам на берегу речки с незапамятных времен, когда ещё он только-только стал сиротой.
Примерно в образе человека-льва с Даггерфордских пещер, явился дварф пред взором своих соратников, что не на шутку встревожило дежурных по лагерю, ведь он выбежал из-за обрыва с настоящей рыжей львиной гривой, что бурно развевалась на ветру. И только совсем не хищная, а скорее мальчишеская улыбка от уха до уха успокоила их...
- С добрым утром всех.
- Кто чем готов был вчера помочь в подготовке к поединку, я готов.
- Прошу разрешения одеть кольчугу с телеги, которую мы везём родственникам погибшего соратника.
- Я клянусь тебе Даар, что не заберу твоим мечом жизнь этого напыщенного индюка.
- Если можо заручится благословением выших молитв друзь то готов приступить к обрядам.
- Тари и Берглин - цените то что имеете и... и больше ничего не буду говорить, сами все понимаете, вы уже взрослые, вам все можно.
- Сэм, тебе просто доручаю все свое добро.

Основные:
- Расследовать исчезновения людей в окрестностях Невервинтера

Информация


Побочные:
Тамор
- Деликатное дельце (Украсть медальон Маренто)
- Проверка силы (Найти пропавшую корову Картира) выполнено
- Золотая лихорадка (Восстановить справедливость для Олафа)
- Затерянный храм (Обыскать заброшенные руины на северо-востоке)
- Украденный идол Тиморы (найти украденный идол из храма Тиморы для Раффина Себлафа, жреца)

Наивная, неужели она думала, что ее оставят в покое. Дулась и обижалась, что заставляют делать "бесполезные" дымовые гранаты, корпеть над иллюзорной возможностью выжить. Она ведь не справится, слабенькая да? Когда увели Бориса Степановича, стало ясно, что здесь они тоже не в безопасности и расслабляться нельзя. С трепетом смотрела на дверь, ведущую на арену? Теперь не выпускай из виду дверь входную. Кейт с ужасом понимала, что на месте астрофизика легко могла оказаться она. И не известно, что случилось там, на странно завилявшем вдалеке корабле чужих.. Поганое чувство радости, что выбрали другого, ударило девушку под дых. Кейт обвела взглядом оставшуюся команду, они переживали тоже самое? Нет, она не виновата в том, что хочет жить. А она хочет. Протерианцы умеют об этом напоминать.

Кейт стало очень душно в четырех стенах. Из нее не выйти, не сбежать, в любой момент сюда могут войти и забрать тебя неизвестно куда. Эти стены уберегали только от воздействия глушилки, да и внутри можно было легко сойти с ума. Кейт вдруг очень захотелось что нибудь сломать, благо для этого есть волшебный пульт, позволяющий создавать что угодно. Детектив с чувством схватила его и, немного подумав, сотворила на стене небольшую спортивную грушу в форме головы того "высокого" протерианца. — "Сволочи!" — Гневного удара кулаком в область лба хватило, чтобы отбить руку и выпустить гнев. За ними наверняка наблюдают.. И что теперь, её тоже заберут?
Шансы были велики, поэтому девушка поспешила превратить голову в обычную грушу, и вытянула ее, чтобы можно было и ногами быть.

Потирая руку, Кейт принялась пробовать возможности, пульта. На незадействованной стене она попробовала вывести такое же изображение из иллюминатора, поискала другие "виды" и вообще пробовала открыть всё, к чему у них был доступ. Кейт не была прирожденным хакером и подумала что, возможно у Максима получилось бы лучше, но командующий Эдмонд привлек всех к тренировкам. Теперь Кейт не собиралась отказываться, настроение у нее было боевое, но чувствовала себя очень неуверенно. Девушка никогда не дралась и не представляла, как она будет это делать. Но ей было очень интересно. По началу.

Методы Эдмонда Кейт совсем не понравились. Уже когда команда начала снимать скафандры девушка заподозрила что будет больно. Стрелять излучателем по своим она отказывалась, за что получила шоком в спину. Эдмонд эй сразу разонравился. Но решив, что у напарника напротив есть преимущество в виде щита, а у нее только кофточка, закрывающая спину, Кейт все же начала стреляться шоком в другого. Опять это гнусное чувство появилось в душе девушки, но уже скоро рассеялось, когда она встала на место защищающегося. Было больно. Летать было весело но тоже больно, хотя Кейт даже справлялась благодаря довольно хорошей гибкости. Для ближнего боя Кейт радостно надела экзоскелет, но оказалось, что удар от него еще больнее, чем от электро шока. Ближний бой оказался для девушки непомерной задачей. Злоба от боли накапливалась и хотелось выплеснуть ее обратно, ударив в ответ, но девушка либо промахивалась, либо попадала, но в итоге получала удары еще раз и еще раз. Столько боли и эмоций Кейт никогда не получала. Еще она была очень удивлена, что в бою приходится думать, но думать на уровне инстинктов. За доли секунд понять траекторию летящего в тебя кулака и как на него ответить. Но как это сделать не представлялось понятным. Поднимаемая с пола порывом ярости, она падала опять. Бить била, но больше получала. Все было неказисто и нелепо, да и устала девушка быстро.

Передышка продлилась недолго. Кейт с радостью бы упала на диван, так уютно стоявший в тороне, но тут опять надо драться. Да еще и с Эдмондом. На предупреждение, что жалеть ее не будут, Кейт только протянула "Отлично, но давайте еще пять мину..". Но в нее полетела бита. Кейт взвизгнула, закрывшись руками, она постаралась пригнуться. Бита пролетела куда то мимо. Пару вздохов Кейт ошарашено переваривала что произошло, потом крикнула что-то неразборчивое, но очень негодующее и побежала искать биту.

Вернувшись, команда обнаружила, что Сэр Юсташ и его отряд еще не подъехали. И это значило, что у Тарариалы есть момент решить вопрос с дисциплиной. Девушка серьезно оглядела отряд.

— Друзья.. — она взяла паузу, дабы убедиться, что все обращены к ней, да и паузы были фишкой ее собственного командира. Тишина создававшаяся во время этих пауз говорила о власти. Командир пользовался только этим и никогда не повышал голоса. Конечно сейчас Тарариала была не в слаженной эльфийской армии, а в собравшейся буквально пару дней почти незнакомой друг с другом компании и это меняло многое. Однако эльфийка решила проверить, получится ли создать туже тишину здесь.

— Только что, вы чуть не погубили нашу миссию. Слава богам, все обошлось, и мы ушли незамеченными, да и выяснили, что хотели. Но если вы думаете, что действовать самому будет лучше, это не так. Так вы подставляете всех. Здесь от действий каждого из вас, зависит жизнь вашего товарища. И если вы будете действовать разрозненно, подставлять свою команду, нас всех перебьют по одиночке. Поэтому мы должны работать слажено, знать, кто что делает, знать что напарник тебя подстрахует, а не бросит и не пойдет геройствовать сам. Так же поэтому, я командую, кто куда идет, через меня мы решаем все вопросы и обсуждаем стратегии. Если есть идея, то вы обсуждаете ее с отрядом и со мной и только я даю старт нашей операции. — эльфийке все это не нравилось, не нравилось, что приходится объяснять такие простые вещи, но решать эту проблему надо было и обозначить свое положение тоже. Тарариала выдохнула и продолжила более позитивно.

— Сейчас мы должны решить, как действовать, я считаю, что нужно не дожидаясь Сэра Юстоша пробраться в тыл врага. Здесь оставим кого-нибудь одного, чтобы тот доложил об этом Юсташу. Они ударят первыми, а мы зайдет со спины и окружим врагов. Если возражений нет, то предлагаю остаться Элдорону, а всем остальным вместе направиться в обход. Еще если Сэр Юсташ решит послать сову для сигнала, путь посылает, если нет, мы дождемся удобного момента и ударим сами. Если все согласны, то идем.

Поток мыслей, мчащихся в унисон скорости автомобиля внезапно прервал звонок. Экран высветил имя "Луи". Движением пальца Келли разблокировала телефон и плечом прижала к уху.
Голос Луи растревожил и без того напряженную атмосферу в авто.
- Привет. Подожди я остановлюсь.
Остановив машину на обочине, Келли вышла из машины.
- Луи, что случилось?

— Бабкина? Это какая-то местная бабка что ли? — Тарариала взяла кружку, понюхала странного цвета жидкость и посмотрела еще раз на беднягу дроу, прослезившегося от этой дряни, — Ну что ж, за то, чтобы у этого барда сил хватало только на одну "красавицу" со сложным именем. — специально громко сказала эльфийка и бахнула два глотка за добро.

Горло прожгло и процарапало вниз, будто драная кошка и провалилось маленьким трупом в желудок. Тарариала не могла вдохнуть, как ни старалась. Уперлась руками в стол и тихо прохрипела, — Она тебя убить хочет! — Залила огонь своей кружкой эля и заела всем предложенным ей мясом. Кое как отдышавшись эльфика вытирала слезы, которые потекли по разгоревшимся щекам, и проклиная все на свете, она поглядела на Берглина жалостливым взглядом. А потом расхохоталась на всю таверну, наверное, разбудив всех постояльцев.

— Как ты это пьешь!? Я думала сейчас сама тут рухну, вместо тебя! Ахаха! Самоубица! Что за гадство, теперь от этого привкуса не избавишься! — Язык начал заплетаться, а взгляд рассеиваться. — Дроу и правда сурровый народ. А ты наверное самый крепкий из всех дроу, раз пьешь эту бабушкину дрянь. Уверена, она тебе что-то не то подсунула. Наверное бабка этим сорняк на огороде травит. Надо будет к ней пойти спросить, за что покушалась на великого Берглина героя Колвилля.

      Рычаги гнулись хорошо и приятно. Как-то... чёрт, дурацкое сравнение, но как-то... по-ореховому, что ли. Не слишком быстро и не слишком медленно, не слишком жёстко и не очень свободно. Они работали так, как мог бы работать идеальный механизм, созданный заботливыми руками маленьких мастеров Изгороди. В сущности, так оно и было. Контракт Мастерового честно исполнил свою роль, превратив куски кварца и песка в изумительной чистоты полотно. Стеклянные руны, отражавшие в мельчайших гранях рассеянный свет, светлели и темнели точно в такт вращению.

      Сеня поворачивал рычаги, а Ким смотрел.

      Правый поднялся на деление, нижний занял точно симметричную ось с верхним, а весенний легко скользнул вбок. И каждый треугольник по очереди освещался внутренним пламенем. Весёлым, горячим, спокойным, тихим. Зелёным, красным, пурпурным, синим. Ничего больше не происходило в комнате, отделённой невыразимой границей от Города и даже сада за стенами. Однако Сеня, отступив на шаг, откуда-то знал: гроза снаружи закончилась.

      Всё оставалось таким же, как было. Четыре кресла. Атласный жаккард. Тёмное дерево стен и пушистый ковёр, в котором едва не утонули грязные берцы Кима Морозова. Они стояли в совершенно той же комнате, в которую вошли пару минут назад.

      Только знали, что в этот раз, наконец, всё было сделано правильно.


      * * *


      Рассвет девятнадцатого октября Город встречал по-разному.

      Булочница Любовь Гервасьевна, предпочитавшая банальную «тётю Любу» (и поприличней, и перед соседями не стыдно), открывала заведение. Вскоре ЗиС с брезентовым кузовом привёз рычание мотора и свежую выпечку, и «бородинские» с «городскими» полезли на деревянные прилавки. Вопреки обыкновению, сегодня невыспавшаяся тётя Люба улыбалась. Аппаратчик Толстов покончил с упаковкой портфеля, недовольно косясь на часы — шофёр запаздывал. Ну и хер бы с ним: Толстов смаковал утренний чай, завтракая с белёсой женой впервые за много рабочих недель. Братья Евчуки, два курносых мордоворота, просыпались в подвале за судомоечной, растирая головы и поминая на чём свет стоит вчерашний кабак. Лександр, гимназист, судорожно зубрил тригонометрию, болтаясь на поручне трамвая как шерстяная груша. Ему казалось, что сегодня память не подведёт, и розги достанутся ослу-Даньке. За трамвайными рельсами стекольщик Николай Иванович выходил с тележкой к Испанской улице. Чтобы успеть к молоковозу, он вставал рано, до пяти, и в очереди услышал, что была стрельба и пулями расколотили окно — поэтому звонок из райкома его не удивил. Хмурясь, Николай Иванович в который раз обещал себе донести на бордель в полицию, но в который раз забывал — что-то хорошее случилось с ним этим утром, но стекольщик понятия не имел, что именно. Эсдек Крапивин с полуночи готовил мельпоменическую речь в защиту трансграничного пароходства и потому не ложился, но чувствовал себя необычайно бодрым. Натуля собирала внучку в детский сад, грозя рейтузами — «Запогодилось! Уболеешь!» — но куда там угнаться за пятилетним чертёнком. Дворник мёл ступени перед гортрансом. Катька с игривой улыбкой вела ногтями по бедру парня под одеялом, а будущий филолог Илья млел, сонно жмурясь. Советник юстиции брил электробритвой «Харьков» синие щёки. Дежурный по типографии прочищал станки длинной щёткой. Ему надо было управиться до девяти, пока не засохли чернила от утренних газет. По-прежнему бурлил автомашинами Казанский проспект. На бульваре Святой Анны таксомоторы останавливались перед дверями отелей, а магнаты — и в их числе господин Брандт с Лиманской фабрики — торопились на лимузинах в бухгалтерии и присутствия.

      Что-то изменилось в Городе с рассветом. Но что — никто не понимал.

      Известно, что ко всему привыкший читатель с неудовольствием встречает счастливые финалы. Ну право слово, что интересного в том, как кто-то и где-то жил долго и счастливо? А если на последних страницах вздумается поместить успех? Или, того хуже, свадьбу? Скукотища! И немного зависти, хотя в последнем мало кто признается. Куда шикарней скептически лорнировать безынтересную романтику, а затем с удовольствием обратиться к циничным повешеньям, порочным страстям и одиноким могилам. На злобу такого дня часто пишут немецкие авторы. Мало какому читателю придёт в голову, что у персонажей прочитанной истории бывает иное мнение на этот счёт.

      В конце концов... они ведь тоже немножечко люди, верно?

      Над елизаветинским особняком, утонувшим в дебрях улицы Роз, светило яркое солнце и одновременно шёл редкий снег. Лужи подёрнулись инеем, словно Ким и Арсений провели внутри не минуты, а часы или дни, и теперь в прозрачном воздухе гарцевали острые блики снежинок. Серебристый ковёр укутал дорожки между чинными аллеями, а яркий-яркий свет взбивал среди сугробов переливы, похожие на игру шампанского в дореволюционном бокале. И пусть по ту сторону подворотни всё ещё царила осень, ужасающий шторм закончился — а вместе с ним наступали первые холода. Для северного Города они не стали сюрпризом. Кое-кто даже поговаривал, что давно пора.

      В зале Морозов забрал пальто и снял иглу с попусту крутившего движок граммофона. Разбойник с киргизских дорог не возражал. Если бы Ким смог заглянуть в его чугунные глаза при жизни, то увидел бы смеющихся детей на пыльных улицах Семиреченска, которые наконец-то взяли в игру сутулого черноволосого пацана, и мать у колодца. Но и без подсказок Дракона Ким знал достаточно. Последней почестью для таких, как он, стал бы покой. Именно его Подменыши и оставили позади.

      Некоторое время Ким и Арсений прошагали вместе: может быть, снова молчали, как уже привыкли делать, а может, говорили о чём-то. У Порохового моста двое Подменышей разошлись: мальчишка в куцем пальто и истрёпанных штанах помчался к нарисованным из утренней дымки фабричным горам. А Ким долго смотрел в никуда, стоя на той же трамвайной остановке, на которой сошёл прошлым вечером. Ему было, о чём подумать.

      Алина встретила Сеню прямо у сточной трубы. Чтобы не платить заводской охране, за ночь ретивые коммерсанты успели навести новую переправу и вовсю ей пользовались. По доскам над утиной заводью Манекен перебирался в компании торговца подержанными лампами, который всё норовил подать спутникам руку, и завхоза с вороватыми повадками. Не лучшее место для первой Настоящей встречи, но эта мысль пришла Алине в голову, когда Сеня уже пролезал в дыру под жестяным листом, и менять план было поздно. Нервно смеясь, девушка бросилась к нему, не обращая внимания на фарфор под бледными щеками Сени и едва слышный звон пружин.
      — Что ты...

      Она налетела на него, несуразная и забавная в перепачканном бежевом пальто с забинтованным плечом. Если сильно вглядеться, на чумазом лице до сих пор читались бы дорожки вчерашних слёз. Но Сеня не вглядывался, улыбаясь почти так же, как тогда, в подвале. В будущем ему много предстояло решить для себя и найти новые вопросы задолго до того, как он получит новые ответы. Но это в будущем. В слякотном сегодняшнего дня осталась какая-то странная, нужная, непонятная, зачем-то проснувшаяся так рано девочка, которой больше не требовалось быть проституткой.
      — Сам догадаешься? — шепнула Алина, озорно улыбаясь ему нос в нос.

      Однажды кто-то сказал, что шлюх с золотыми сердцами только в сказках и встретишь. Может быть, этот кто-то был прав.

      Чёрные ботинки мерно давили брусчатку и грязь. Зябкое солнце вставало над треугольными крышами, а высокий мужчина с глазами цвета моря шагал вперёд. Длинные волосы лежали на плечах простреленного пальто, и немногие прохожие, завидев Чучело, отворачивали взгляд. На ладони Ким держал стеклянный шарик, в точности похожий на тот, что остался в клыках запечённой свиньи. Он позвонил из телефонной будки, не глядя закинув в щель три больших жетона. Говорил он долго, то изучая список муниципальных телефонов на стене, то вглядываясь в метель за тонким стеклом. И ему казалось, что впервые за многие годы он видит среди теней прошлого два женских лица вместо одного.

      «Братоубийство», — предупредила ведьма.
      «Сочувствие», — добавила она.

      С некоторым страхом, но также в чудотворном прозрении Ким осознал, что с предельной ясностью понимает, о чём именно пел Харитонов, пока ждал врагов у последнего рубежа. Но выстрелы больше не гремели над соснами Политехнического лесопарка, и ещё одно сердце было освобождено от мрачного Контракта. Значит, всё же для каждого в этом мире позволен второй шанс? И значило ли это, что тот, другой мир, мог подождать?

      — Благодарю Вас, добрая леди. Я возвращаюсь завтрашним экспрессом, — сдержанно закончил Ким и вновь зашагал по сизым улицам городских окраин. Его путь лежал к «Карамельным устам». Теперь в его жизни существовали два лица. А прежде, на самом деле, не было ни одного.

      Валерия, Мадам Леро, встречала рассвет в компании «черноморского». В дамских журналах неодобрительно пишут на этот счёт, но Леро всегда полагалась на тех друзей, с которыми весело. По крайней мере, иных весёлых лиц в атриуме борделя не наблюдалось. Третий час районный полицмейстер с седыми усами задавал вопросы, по-хозяйски прохаживаясь между мраморных колонн и плюшевых балдахинов. На его пальце желтело обручальное кольцо. Несколько молоденьких старшин всё краснели, острили и переглядывались, передавая друг другу «меню», а Мадам с сожалением приходила к выводу, что для её кармана лучше, когда мужчина предпочитает быть неверным мужем, чем оставаться честным полицейским. Мадам иногда признавалась себе в том, что всегда думала через собственный карман, и шампанское охотно её поддерживало. Но по какой-то мистической причине этим утром даже такой факт не особенно её огорчал.

      Казалось, всё возвращалось на круги своя. Лишь одного, пожалуй, действительно не осталось в Городе. Закончилась очередная смена на Лиманской фабрике, но рабочие шли к воротам в мрачной тишине. Больше не звучала шарманка в руках нелепого старика, чью фамилию никто не удосужился узнать.

      Впрочем, мелодия, расхлябанная и звенящая, жила в другом месте. Бережно закрыв крышку музыкального ящика, Некрасов ухмыльнулся по-стариковски довольной улыбкой. Он отлично знал про собственный самовар. И про то, что молоточки бьют совсем не в такт, который показывает камертон, Некрасов тоже знал. В этом, впрочем, отчасти и заключалось то, почему Сеня до сих пор называл его Мастером. В несовершенстве всегда живёт своя прелесть.

      Так очередная история, не менее расхлябанная и не совсем звенящая, подошла к концу.

Сэр Юсташ, кстати, также был здесь. Ну, здесь и не здесь одновременно как это часто бывало с ним в последние годы. Старик дремал с открытыми глазами, присев на свое излюбленное кресло у камина. Его ноги были удобно размещены на табуретке поближе к пламени, сам он, даже несмотря на близость к очагу, был прикрыт пушистым и колким шерстяным пледом. Вопреки всему этому, холод — постоянный товарищ на исходе земных лет — не оставлял его кости. Это было пустое дело пытаться согреться теперь, когда Лорд Мертвых был так близок к нему — так близок, что, казалось, если он постарается, старик мог заметить его на периферии своего зрения.

Поднятый явлением Неммонис переполох, пусть он даже и был едва слышен, встревожил его. Упоминание его имени и — через посредство слов о свитке-объявлении — его официальных обязанностей пробудили его и того больше. Но нет. Юсташ не спешил разом возвращаться в мир живых и бодрствующих. Они говорят, что это плохо для здоровья все же.

Сначала сэр Юсташ вытянул правую руку и нащупал на небольшом столике рядом с собой свою ранее зажженную, но успевшую уже не только затухнуть, но и остыть курительную трубку. Как долго он спал? Престарелый рыцарь покосился на кресло рядом с собой. Кажется, он приехал сегодня в "Дракона", чтобы встретиться и говорить с кем-то, вот только с кем? Скорее всего, его встреча состоялась, он произнес слова, которые должен был, и его собеседник ушел. После этого он задремал, да. Но кто это был? Кто-то из деревенских глав? Рив? С тем же успехом это мог быть сам Келэмвор, насколько можно было судить. Рыцарь все равно не мог вспомнить.

В любом случае, пришло время бодрствования. Юсташ наклонился к вяло тлеющему очагу — как кажется, никому тепло здесь не требовалось также, как ему — и осторожно выловил оттуда уголек-огарок. Он постарался не повредить мех своего тяжелого мехового плаща. Вот, его трубка была снова зажжена, медленно он затянулся. Он выдохнул тягучее облако дама перед собой — эфемерные галеоны и башни, возникающие и рушащиеся в пространстве нескольких секунд. В этот момент Юсташ сам был как ифрит или, может быть, как дракон. Дракон? К чему все это? Ах да, драконорожденная.

Рыцарь поднялся и встал, облокотившись рукой о спинку кресла. Он нашел взором источник всей этой сумятицы.

Ах-ха, и правда. Драконорожденная. Что привело ее сюда из самих Старых Империй, с той стороны Внутреннего моря? Воистину, Юсташ жил в необычные годы. Сначала этот дроу-пропойца в Колвилле, теперь вот она. В его время, если ты встретил золотого эльфа — это было приключением. М-м, тем еще приключением, конечно, учитывая какими нетерпимыми гордецами большинство представителей этого племени было. Мир меняется, мир явно меняется, но Юсташа не будет здесь, чтобы увидеть, к чему все это приведет. К счастью или к несчастью.

Юсташ еще раз затянулся своим табаком, вперив взгляд в путешественницу с дальнего востока. Карок и другой молодой глупец могли встревожить не одного только его. Кто знает, чем это закончится? Может быть, она в гневе? Говорят, что все они в Тимантере страшные милитаристы, живущие и умирающие по закону меча.

Как бы этот диковинный воин издалека, из-за морей, не потрепал его маленьких несведущих простаков за то, что они посмели говорить о ней за ее спиной. С этими вооруженными иностранцами все может быть, даже если они и не проклятые амнийцы. Возможно, ему стоит включить себя в эту историю, пока еще не поздно. В конце концов, это только его долг как покровителя этих мест и этих людей.

— Мэм! — подал голос рыцарь. Голос то был все еще неожиданно глубокий и звонкий, несмотря на старческую хрипотцу. Он обращался к Неммонис Даар через половину зала.

— Мэм! Если вы не возражаете и если вас не тяготит то, я хотел бы задать вам вопрос. Давно вы в наших местах? Куда вы направляетесь?

Ким молча проводил взглядом Арсения, смущенный не молчаливым действием Манекена, но правильностью собственной догадки относительно порядка шествия сезонов. Надо же, выходит, может и зря Морозов так про кроссворды...

Утерев противно-влажное лицо ладонью, солдат вновь вытащил Маузер из кобуры и двинулся следом за мальцом, держась от него позади на несколько шагов. Шум дождя поглотил едкое:"Не за что, блядь".

Лёгкий укол паники заставили Лиз слегка вздрогнуть. Она чувствовала себя каким-то новоиспеченным фермером, которому нужно было впервые в жизни взять топор и отрубить голову утке. Вроде бы и ничего такого, но это же убийство, ради того, чтобы жить дальше, но чёртово убийство!
" Нет, так дело не пойдёт! " - отдёрнула себя Элизабет. Она слишком себя контролировала, боялась нанести вред сознательно, боялась соваться и снова убить. Она ведь не хотела повторения вчерашнего вечера... И, кажется, всё ещё противилась правде, не желая признавать себя вампиром окончательно. Потому ничего не получалось, потому было не понятно как использовать эти грёбаные дисциплины... Сэм сказал, что они действуют инстинктивно. Но инстинкт человека говорил, что надо валить отсюда, от этого ссаного ковбоя и бежать куда подальше. Если бы не голод...
И Лиз сделала то, чего делать очень не хотела - дала волю Зверю, что давно требовал свободы, хотел есть, хотел убивать, хотел безумия.
Она почти физически ощутила, как внутри что-то щелкнуло и оборвалось, сменяя девушку, стриптизершу с "Хот Спайс" Элизабет Грин на кого-то вовсе незнакомого, не имеющего имени, но жаждущего крови.
Дальше Элизабет наблюдала за собой уже со стороны.
Зверь улыбнулся хищной улыбкой и притянул Джеремайю к себе, страстно прошептав какую-то фразу, прильнул к губам в жарком поцелуе. А потом скользнул к шее и впился зубами, ликуя от эйфории, которую дарила кровь.

      — Ты... хотя бы понимаешь, что говоришь? — побледневшими губами уронил Некрасов, неловко поднимаясь. — Ты... Арсений, чтоб тебя! Неси её сюда, скорее!

      В угловатых движениях Сергея Владимировича чувствовались долгие годы работы, не пощадившие колени и спину, но его голос, хотя и грозил вот-вот взорваться от смеси удивления и негодования, остался твёрдым. Он отдал молодость тяжёлым двенадцатичасовым сменам, и окровавленная девушка не стала тем, что бросает подобных людей в ступор. Некрасов просто не знал, как реагировать на лаконичную риторику Сени, однако Ким с первого взгляда понял, что этот старик не предаст. Он будет злиться — да мастер уже кипел от возмущения и гнева — но не предаст.

      Указывая в угол, Некрасов требовательно командовал:
      — Ничего вы чинить уже не будете! Дочинились, чтоб вас... чтоб вас, ай, дураки... Эй, ты, верзила! Клади её, когда скажу. Арсений! Шевелись уже!

      Сеня с лязгом вытащил из-под стола алюминиевую раму. Раскладушку они когда-то вместе нашли на улице, а потом починили, приспособив вместо порвавшейся ткани ветрозащитный полог. Пока юноша и Морозов укладывали Алину, часовщик водрузил на стол большую коробку с целой грудой совершенно разнородных вещей, служившую в подвале единственным шкафом. Из неё он выудил бутылку бренди и ветошь, которой пользовались, чтобы отирать масла и полироли. Ким попытался было освободить руку Алины от рукава, но Некрасов с нешуточной строгостью прикрикнул:

      — А ну отойди, длинный! Напомогались... без вас справлюсь... — часовщик сам склонился над девушкой, бережно откинув пальто с её плеч. Не оборачиваясь, он глухо спросил: — Куда ты её впутал, Арсений? Как ты посмел?

      Ведь что такое мост? Мост — такое же сооружение, как игрушка, где мужики стучат топорами по бревну, или любимая шкатулка с музыкальным звоночком. Нет, разумеется, юридически у термина «сооружение» совсем иной смысл, но слепые глаза Фемиды и житейский подход редко смотрят одинаково. Значит, мост можно считать таким же. Только больше, и его детали немного отличаются. Их не нужно подгонять с любовной точностью, наделяя творение собственной душой. Мосты строят грубые люди в замызганных ватниках и рабочих ботинках с окованными мысками. Прораб орёт на них, а они знай себе стучат кувалдами. Но детали остаются деталями, а там, где существуют детали, существует касание мастера. Оно существует всегда, каким бы жалким ни был этот мастер.

      — Да я тс-себе... — зашипела Жаба, замахиваясь на сжавшегося у перил Сеню.

      А Сеня знал, что любой шедевр, даже самый жалкий — вот как деревянный Валентинов мост — можно улучшить, а можно... сломать.

      Манекен не был знаком со СНиП-ом Госстроя, который регламентировал устройство «мостов деревянных с самонесущей проездной поверхностью». Он не знал, что мостовые переходы положено «располагать перпендикулярно течению воды, с косиной не более 10°, на прямолинейных участках с устойчивым руслом, в местах с неширокой малозатопляемой поймой и удаленных от перекатов на расстояние не менее полутора длин расчетного судоводного состава». Он не знал, что «помещение несущих балок производится путём уложения поверх них настила деревянного скошенного к краям из досок не хуже 3-го сорта». Неведомо было ему и то, как длинные строительные гвозди скрепляли брусья настила и потемневшие от времени половины берёзовых стволов, вбитых в берега речушки. Арсений не нуждался в таких знаниях. Расчёты и нормативы нужны инженерам, заседающим в проектных бюро, а Подменыш был мастеровым — и знал, что нужно сделать, как дети знают финал своей сказки. В конце концов, Сеня боялся природы, а не мостов.

      — Жил под мостом тролль, — рассказывал Старый Джим — А по мосту проезжал не кто-нибудь, а сам Хозяин Мостов. Тролль давно покрылся мхом, ослеп и состарился. Он не признал Хозяина Мостов и заворчал снизу, требуя кошелёк или жизнь.

      Доска треснула под ногой монстра.

      — Тогда Хозяин Мостов слез с осла, на котором скромно ехал чинить ветряные мельницы для одного испанского дона...

      Перила заскрипели, жалобно и протяжно. Известно, что у Жаб неплохой вестибулярный аппарат, ведь им важно знать, когда и куда прыгать — и вот теперь Жаба испуганно балансировала на мосту, как будто слышала голос Старого Джима, читающий слова давно забытой сказки. Он произносил их давным-давно, когда пересказывал фарфоровому пареньку преамбулу Договора, способного разрушать мосты. В конце концов, иногда слепые глаза Фемиды оказываются более зрячими, чем многим бы хотелось, а закоренелый правовед вдруг становится частью сказки.

      — И взмахнул рукой! — воскликнул тогда Старый Джим, и Арсений тоже вскинул руку, задирая истрёпанный рукав сюртука над тоненьким запястьем.

      Жаба заквакала.

      — Испуганный троль ревел, но было уже поздно. Ведь рассерженный Хозяин Мостов договорился о том, что сегодня этот мост рухнет, а когда-нибудь он починит мост: этот или какой-нибудь другой, — тут Старый Джим, если бы Король разрешил ему подмигивать, обязательно бы подмигнул. — Конечно же, Хозяин Мостов мог обмануть мост, но зачем? Мосты доверяют тем, кто их строит, и не очень-то любят троллей, верно?

      Как оказалось, Валентинов мост не очень любил и Жаб. Лопались канаты. Гвозди с треском посыпались в реку, а вслед за ними заскользили доски настила, падая в тёмную воду с громким плеском. Шлёпались в реку замочки, которые влюблённые прицепляли к жердям мостовых перил — ржавые и цветные, маленькие и большие, двойные и одинокие... Отчаянно квакая, монстр покатился вниз с этим водопадом, скрывшись среди вороха палок и брызг, а Сеня едва успел уцепиться за перила, карабкаясь прочь от расширяющегося провала позади.

      Но грянул ещё один выстрел, а следом раздался наполненный болью крик. Вскинув голову, Сеня увидел, как Алина шатается, не добежав всего-то пары шагов до конца моста, и медленно, будто вуаль в старинной сказке, оседает на скользкие доски...

      Харитонов, , действительно выстрелил — но вовсе не в поднятый приклад Кима.

Девушка села обратно. Следя за лицом доктора, Кристин старалась уловить в нем то, что вызывало в ней такое ноющее чувство страха. Но внешне доктор не вызывал опасений, он казался сосредоточенным, немного хмурым и даже чуть зажатым. Высветленная челка показалась Кристин даже забавной. Темные глаза скользили по ней и, если они сталкивались взглядом с Кристин, девушка старалась быстро отвезти взгляд в сторону. Но все же было в нем что-то, что заставляло девушку напрягаться и быть готовой отскочить в любую секунду.

— Да, я абсолютно в своем уме, но не трезвой памяти..

Было смешно слушать, как доктор уверял ее в своем понимании.

— Правда? С вами такое случалось? Вы просыпались на колесе обозрения, весь перемазанный в крови, а внизу висел труп? И вы ничего не помнили и не понимали, как вы там оказались? В глуши. Наедине с мертвым искореженным телом. И не известно кто это с вами сделал.. — она сверлила его взглядом, но под конец просто бессильно отвернулась по направлению к окну.

Девушка неуверенно взяла телефон.

— Ээ.. Здравствуйте, меня зовут Кристин Линн. И, я честно говоря не знаю, чем вы можете мне помочь.. Наш общий знакомый Алекс Тио утверждает, что я .. ангел? — Кристин посмотрела на Алекса.

Это все казалось одним большим розыгрышем. Может где-то здесь есть скрытая камера? Или так приветствуют новых больных в этой больнице? Или сам врач просто обкурился. Может этим все и объясняется.. В любом случае, Кристин решила подыграть.

— Прям как вы, представляете!

Глеб моргнул, соображая, что имел в виду Гарри.
- Oh, yeah, good. To be honest, I'm not against killing this guy. All I was asking from you - don't make a noisy scene about this. Because Sanya and I are in the middle of diguise operation. So, if you really want to drain him to dryness - be my guest. Also, it would be great if you could hide the body with your bloody magic.

Агенобарб было хотел показать карточку про ТЭС. Что-то остановило его. Он сдержал смех. Ах-ха, его проклятье, как кажется, работало не только через бесчувствие. Сейчас - нет, рационально он это понимал - ему совершенно неуместно хотелось смеяться. Да, Агенобарб удержал себя, чтобы не упасть на колени и не захохотать. Но и только! О, смертные смешны! Что за глупость!

Он показал карточку между тем. "Так точно, Роман Степанович".

Глеб легонько стукнул молотком по столу:
- Первое заседание товарищеского суда города Белогорска объявляется открытым. Слушается дело БДСМ-рецидивистов Гарри и Агенобарба.

Затем перевел для Гарри:
- Thus I declare opening of first session of comrade court of Belogorsk. The case of repeating BDSM-users Harry and Agenobarb is heard.

Она пялилась в отражение, не понимая на кого смотрит. Страшные глаза усмешкой смотрели прямо вглубь, запачканный рот исказил лицо. Это была не она. Под ногтями грязь, ногти царапают лоб, отковыривают засохшую кровь. Это кровь. Едкий запах пропитал её всю. Это она. Кристин пустила воду, тихо грохочущий поток наполнил ее ладони, от них полились розовые всполохи, засохшие кусочки растворялись и окрашивали раковину.

Вода холодная, но Кристин этого не чувствует, она отчаянно пытается отмыть лицо. Вода течет по подбородку, по
шее, затекает за футболку, к черту футболку! Кристин рывком снимает её и кидает в раковину, она намокает, надувается пузырями, вода багровеет. Нагнувшись ухом к бурлящему потоку, Кристин поливает волосы, это, кажется, неприятно. Лампа на потолке звенит электричеством. Волосы впитывают воду, тяжелеют, в тоже время становится легко. Шум воды успокаивает.

Дверь закрыта? Она проверяет замок, все в порядке. Приподнявшись, девушка отжимает волосы, розовые потоки ползут по локтям. Еще один взгляд на себя в зеркало, капли стекают вниз, это слезы?

Раковина наполнилась до краев, пригрозив разлиться на пол. Кристин вытащила футболку, отжала и надела ее на себя. Холодно и мокро, так чувствуешь себя гораздо свежее. Вода быстрой воронкой смыла весь страх. Что дальше?

Она пялилась в отражение, понимая, что видит себя, мокрую, холодную. Страшная ночь давит на плечи, на шею, давит на неё, целым миром, ведь мир для нее лишь эта страшная ночь. В памяти пустота, темнота и ничего не видно, только труп на перилах, это страшно. Кристин уверена, что никогда в жизни не видела трупов, искалеченных тел. Боже, это взаправду, это все, происходит с ней. Только Бог сможет её спасти. В этом она тоже уверена.

Саня, несмотря на увещевания териона, всё же немного пожрал жирного, после чего поставил авто на нейтраль и закатил на обочину.

- А Глеб-то дело говорит, Барби. "Резня станет монументом мне и Белиалу" - ты не охуел, часом? - Саня, оставивший машину в покое и переключившийся на териона, шаг за шагом приближается к Агенобарбу. - Ты, может, попутал чего? За бичей нас держишь? Или как, решил, что в Своре все равны, а ты - поровнее нас будешь? Ты, Барби, походу реально головой больно ударился, раз теперь так много на себя взваливаешь. Хребет-то, блять, не треснет?

От того,что Эд в порядке Лиз стало чуть поспокойнее. Она чувствовала некую отвественность за свой поступок и безумие,коим был охвачен новоиспечённый вампир, её до жути пугало. Он мог натворить всё,что угодно в таком состоянии... Нужно было его остановить, пока ещё всё не вышло окончательно из-под контроля, пока Дэмиен жив... Об этом "пока", которое могло прерваться в любую секунду, Элизабет старалась не думать.
"Не думай о решении, думай о задаче!" - сказала она себе. Чувство азарта, передаваемое ей от Эда, подстёгивало и толкало к решительным действиям.
Высушив волосы, Элизабет накрасилась и засунулу по 300 баксов в каждую чашечку лифчика. НЗ должно быть всегда. Если стырят всё,то 600 точно с ней останется и и отобрать можно будет только через её труп. А при данном раскладе - почти невозможно.
Одев на плечо сумку-почтальноку, рабочую и более удобную,чем та миниатрюная, которую подарил Дэм, она переложила туда три пистолета и деньги от Тони.
"Расщедрился ты, дядюшка... Видать,мдела совсем плохо,раз ты мне солько бабла отвалил. Думал тремя штуками грехи замолить? Ха ха...".
Деньги были не лишними, но гадкое чувство, что бумажками попытались откупиться, ни в какие рамки не шло. Жизнь не меряют в баксах. Странный поворот судьбы - Лиз работала для того,что бы заработать на жизнь и нормально существовать. Но никогда денег не хватало. А теперь бабло есть, а вот жзни, увы, нет...
Складной ножик,который был в курточке, перекочевал опять же в лифчик, аккуратно сев меж грудей.
Элизабет критическим взглядом осмотрела себя в зеркало.
"Покатит," - решила она и вышла на улицу, закрыв двери своего временного жилья.
Поймав такси она отправилась в самый бандитский район, где основная часть торговала оружием, наркотой и даже, бывало, людьми. Большая часть заседала в "Хот спайсе" после удачных сделок и кто там есть кто Лиз приблизительно знала.
" Да ты, Лиззи, совсем свихнулась!" - возопил здравый смысл. Лиз с ним не спорила. Ночь имеет свойство кончаться и времени у неё до рассвета не так уж много. Нужно действовать быстро. Ещё быстрее найти Эдварда и с этим шизом найти Дэмиена.
Каждая последующая задача Элизабет казалась более невыполнимой,чем предыдущая. И на фоне этого достать пачку патронов или новый ствол - было как в магаз за колой сбегать!

      — Да, сэнсэй! — внезапно воскликнул Чарли.

      В его списке любимых вещей нравоучения стояли сразу после малолетних дебилов, чернокожих с азиатами, террористов-смертников и президента Обамы. Тем не менее, тучи рассеялись на его смуглом и чрезвычайно массивном лбу, и Чарли снова бахвалился:

      — При всём моём к тебе уважении, тогда с вами не было меня.
      — Потому что ты крут? — подбодрил Питер.
      — Я говорил, что у меня брат много лет работал в отряде спецтактик и вооружений? — небрежно ощерился ДеФуэго. — Можешь мне поверить, кое-чему я у него научился, иначе не дожил бы до этого разговора.
      — Братья — полезное дерьмо, — рассмеялся юноша, понятия не имея, врёт Чарли им, себе, или другой и явно более успешный ДеФуэго действительно катается по Лос-Анджелесу на чёрном танке.
      — Ещё какое! Но я про обращение с пушками. Так что будь другом: достань мне хороший дробарь! — воскликнул Чарли, а потом спокойно договорил: — И я покажу тебе, как с ним можно обращаться.

      Шейла слабо кивнула. По виду девушки чувствовалось, как сильно её потрясла история о гараже и романтической смерти, и как сильно она тронута финалом монолога. В очередной раз Питер с сожалением рисовал в голове, как хлопковая блуза падает с худощавого тела, оставляя её обнажённой, а его ладонь тянет вызывающе короткие шорты с бёдер Альенде — и вниз, вниз, всё ниже по загорелым ногам…

      Вместо этого Питер расплылся в наставнической улыбке:
      — Вот и отлично.

      Теперь на лицах Чарли и Шейли сиял потерянный было энтузиазм. Босс понимал, что ими играли как пешками в сложной партии, когда на доске совершенно внезапно оказалось больше одной королевы. Теперь их трое: ровно двадцать пять процентов личного состава оказалось вне игры раньше, чем кто-либо понял, что игра началась. Теперь, пока мистер Пиклз не решит иначе, им придётся действовать вне привычного квартета. Сам по себе этот факт не огорчал Босса, который предпочитал работать один. На самом деле, каждая Гончая умела играть в одни руки. Сбор стаи всегда означал нечто экстраординарное — например, как сейчас, когда они пытались скоординировать ответный удар. Однако Босс боялся, что ребята примут поражение и не смогут приготовиться к перспективе встречи с настоящим, полноправным и Обращённым по всем правилам ритуала вампиром.

      Скорее всего, с прошлой командой так бы и произошло. В очередной раз Питер удивлялся мудрости Хозяина, который вовремя разглядел ошибку в системной психологии своих людей и, однажды обжёгшись, её устранил.

      — Знаете, почему в новой команде оказались бездельник, альпинистка и патрульный коп с синдромом неповиновения вместо твоего брата и громил из Южного Централа?

      — Ну давай, спиздани чё-нить такое, — повеселел ДеФуэго.
      — Вот! Вот именно! — Питер ткнул в него окурком. — Никто понятия не имеет, чего от вас ждать. Что, альпинистка полезет на стену? Или вот я, открывая новости по утрам, всегда боюсь узнать, как Чарли застрелил соседскую собаку, чтобы унять разыгравшуюся подагру. Вы... мы все такие разные, что нас не поместить в одну коробку. А прошлая группа была отрядом профессионалов. Ей руководили прямо и просто, как у военных, и закончила она тоже как у военных. Короче, теперь работает сценарий талантливого любителя.

      Чарли и Шейла в очередной раз переглянулись, не зная, на какой эмоции остановиться. Девушка недоуменно вскинула брови, бывший коп — наоборот, нахмурился.
      — Я, между прочим, не только по стенам умею лазить, — обиженно заметила альпинистка.
      — Когда это я стрелял собак?! — одновременно с ней возмутился ДеФуэго.

      «Занавес, мать твою», — Босс воткнул наконец-то убитый окурок в пепельницу и подумал, что иногда немного коробочного мышления не повредило бы.

- Хорошо-хорошо - нетерпеливо пробормотал Луи. - Не мог бы ты сначала разведать что там и как, а потом меня забрать?
Гревью проговорил Маркосу своё местоположение.
- Сейчас бы у тебя спросить что-то о чём знаем только мы с тобой, чтобы быть уверенным, что ты сейчас со мной не разговариваешь с колом у груди да чашкой святой воды у глаз. Да время уже поджимает...Ты - моя надежда, Маркос, не кинь меня...

      До него Питер также добирался пешком, с удовольствием продолжив свою прогулку. Кафе «Простые люди» действительно оказалось простым и приятным. Оно притаилось на первом этаже длинного одноэтажного строения, покрытого персиковой штукатуркой, и внутрь вела большая стеклянная дверь. Внутреннее пространство занимал выдержанный в чёрно-белой гамме интерьер с удобными диванчиками, книжными шкафами с классикой, цветочными горшками и настольными лампами. Владельцы кафе старательно блюли атмосферу домашнего уюта. Немногочисленные посетители как на подбор оказались пожилыми людьми, и только у окна двое смазливых коммивояжёров в белых рубашках торопливо уплетали бизнес-ланч. За стойкой, чью витрину украшали десерты и винные бутыли, обретался парень лет тридцати с такой густой бородой, что она могла бы сыграть за шевелюру, и светловолосая девушка.
Взглянув на экран, где красовалась фотография Лизы Сейдж с водительских прав, Босс признал очевидное сходство. Только в жизни Лиза ещё больше походила на эльфа со своим почти фарфоровым цветом кожи и по-детски мягким подбородком.

      Питер устроился на диване. Дожидаясь единственную официантку, он лениво разглядывал её издалека. Белый фартучек поверх форменного светло-красного сарафана шёл ей даже больше, чем одежда, в которой она выступала некоторыми ночами. Улыбаясь своим мыслям и представляя реакцию пожилой четы по соседству, покажи он им то, что было сейчас открыто на его смартфоне, Босс пытался представить её жизненный путь и определить, что за человек перед ним. Следует ли говорить с ним мягко или напротив, начать пугать? Как ходила Лиза, как она говорила с клиентами... это могло многое рассказать о личности. И рассказывало. Сдержанные и учтивые манеры мисс Сейдж говорили, что перед Питером тёплый, ответственный и уязвимый человек. Даже странно, что она ударилась в стриптиз.

      «Наверное, ей двадцать три, не больше. "Работай-и-путешествуй", да? Подруги, комната на четверых, прогулки, веселье, парень. Потом рабочая виза, за которую пришлось дать взятку работодателю. Долгий иммиграционный кошмар, а знакомая уже выскакивает замуж за мормона и имеет поместье в Юте. Комната становится дороже по мере исчезновения подруг, развлечение в кафе превращается в работу, а парни начинают меняться. Тебе уже не двадцать, а двадцать пять, и становится трудно принять мысль о возвращении. Так часто бывает. Иногда ты отрезаешь больший кусок пирога, чем можешь съесть.».

      Питер опустил глаза, читая короткую биографическую справку и проверяя, насколько был прав. Как оказалось, он ошибся практически во всём.

      Последние несколько лет Питер Босс снимал однокомнатные апартаменты на Сан-Андрес-стрит c номером почти как у Стивена Кинга — 1411. Он платил за убогую спальню, кухонную будку и ванную комнату с крошечным слуховым окошком над зеркалом почти четыреста долларов в месяц, получая скидку за то, что не закатывал громкие оргии и одну неделю выгуливал по вечерам омерзительную, но хотя бы спокойную хозяйскую крысу. На самом деле крыса называлась собакой, но Питер не понимал, как можно принимать за пса нечто меньшее, чем ботинок. Разумеется, его карман не прохудился бы от полной ставки. Для страны, где за пятьдесят долларов ты можешь купить импортную гарнитуру с технологией «блютус», три картриджа для принтера или сводить девчонку в кино, нет большой разницы, отдавать ли хозяйке на одну зелёную бумажку больше. Положив руку на сердце, Питер признавался себе, что успел привязаться к этой наивной игре в добрых соседей. Без неловких любезностей стареющей гаитянки, приставленной управляющим агентством надзирать за порядком в бараке с маленькой автомобильной парковкой, ему стало бы чуть более одиноко. Иногда Питеру хотелось быть ярким и обаятельным, а иногда — хрустеть самодельным хозяйским печеньем, краснеть от жалких похвал и водить на поводке терьера по кличке Зорро. Почему бы и нет?

      К комнатам Питера прямо с улицы вела лестница, поднимаясь на опоясывающую двухэтажное здание галерею с множеством одинаковых комнат. Третья из череды синих дверей принадлежала ему. По утрам Питер иногда выходил на узкие деревянные сходни, опирался на перила, покрашенные живущим по соседству плотником, курил и смотрел на сонные машины, ползущие по Сан-Андрес. В сущности, Питер мог бы разместиться за эту сумму с большим комфортом, но почти все альтернативы предполагали поиск соседа: одиноких вдов, сдающих комнаты в квартирах за полтора миллиона долларов, но зато с видом на море, профессиональных риелторов или скучающую студенческую братию, вскладчину снимавшую коттеджи прямо над прибрежными скалами. Всё это казалось интересным и даже весёлым, однако Питер не смог бы придумать причину, по которой неприметный бездельник, подрабатывающий инструктором по плаванию, в некоторые ночи без объяснений садится в машину и куда-то уезжает. В лучшем случае, его бы загрызли вопросами: Питер хорошо знал, как дружелюбие переходит в привязанность, а привязанность в любопытство — особенно в городе, где тридцать процентов жителей не достигли совершеннолетия, о чём он знал благодаря статистике Бюро переписи населения.

      А в худшем… в худшем, кто-нибудь просто позвонил бы в полицию. «Кажется, мой сосед — не совсем обычный…» Питер всегда вздрагивал от таких мыслей: было бы жутко глупо попасться, если бы его приняли за обычного торговца наркотиками. С другой стороны, после того, как Чарли уволили из полиции и выпустили из тюрьмы, он отлично устроился именно так и совершенно не смущался.

      Но Питеру больше нравилось плавать. Просыпаясь около девяти, Босс надевал спортивные шорты и быстрым бегом отправлялся на запад, следуя параллельно невидимой среди густых пальм и зарослей El Camino Real: так исторически называлась часть 101-ого шоссе, проходящая через Санта-Барбару. У Мишен-стрит бегун поворачивал к северо-востоку, и так, переходя с шага на лёгкую рысь, проделывал остаток пути. В прохладе авторского фитнес-центра Джил Дейли сочетались плавательный зал, комнаты для пилатеса и какая-то сложная фруктовая диета, в которой Питер не пытался разобраться. Здоровый отдых и какой-никакой спортивный режим слегка помогали компенсировать то, чем Питер занимался остальную часть долгих калифорнийских дней. Он не качался, не проходил курсы молодого бойца. За его спиной даже не было службы в полиции или детства в уличной банде. Питер и стрелять-то выучился, впервые записавшись в тир по настоянию своего пожилого работодателя. С другой стороны, потягивая пиво напротив Чарли или случайных приятелей, Питер переставал так уж снисходительно думать о построенном режиме жизни. Кто-то кашлял, кто-то достигал открытую площадку для барбекю с одышкой, кто-то не умел трахаться дольше двадцати минут. «Неужели, — казалось порой Питеру, когда он лежал без сна, тяжело вдыхая марихуану, и пялился в потолок с дождевыми потёками — я в чём-то особенный? Хотя бы в генетической лотерее мне выпал нужный билет?» Хотелось бы верить! Возможно, эта вера и помогла ему в здравии преодолеть шесть лет с тех пор, как он уехал из Пенсильвании покорять солнечный западный штат. Другие оказались не такими счастливыми. На этом моменте Питер скорее засасывал папиросу и отправлялся в одном из двух направлений: или в какой-нибудь чат, или врубаться в какую-нибудь научную херню. На трезвую голову она не давалась.

      Квартал, где жил Питер, назывался Вестсайд и тянулся практически через весь город. Он проходил от современной северо-западной части, которая превращалась в царство автодорожных развязок, потрясающих парков, дорогих вилл и кампусов Калифорнийского университета, на юго-восток, по направлению на Лос-Анджелес, мимо старого испанского центра. Здесь улочки становились узкими, а пальмы и акации густо нависали над вымощенными плиткой аккуратными тротуарами. Загорелые девушки в коротких шортах уступали место средних лет американкам из страховых фирм или неопрятным латинским матронам, а среди мужчин всё чаще встречались нелепые усы. Но в окружении одноэтажных персиковых вилл и колониальных асьенд находились и спокойные кафе, где Босс коротал вечерние часы на непонятно откуда взявшиеся деньги. Одно такое, например, существовало почти напротив комнаты Питера. В удачном расположении проявлялось второе преимущество, ради которого Питер отдавал четыреста баксов за конуру в стиле Среднего Запада: поблизости имелось сразу всё. Прачечная, работавшая в режиме самообслуживания, вниз по улице. Алкогольный супермаркет стена в стену с соседним корпусом его же дома. Пекарня с другой стороны. Дайнер с бесплатным кофе напротив. Небольшой сквер для пробежек на соседней улице. Автобусная остановка до центра. Что угодно. Кроме того, поросшие жёстким курчавым лесом холмы Альта-Меса защищали эту оконечность города от вездесущего океанского ветра. И Питера это целиком устраивало.


      * * *


      Куда меньше ему нравилось смотреть на смертные казни. Но, в конце концов, мы не всегда хозяева своей жизни, верно?

      Зал федеральной исправительной колонии в городе Ломпок был выстужен так сильно, что кондиционированный воздух грозил сломать зубы. Когда Босс вошёл сюда после часа езды под десятичасовым солнцем, ему показалось, что его вот-вот хватит инфаркт от резкого перепада температур. Вспотевшая спина едва не покрылась инеем, а когда толстый охранник, стараясь не обращать внимания на присутствие гражданских лиц, с грохотом повел в сторону дверь, Питера ударила крупная дрожь. Чарльз ДеФуэго ободряюще улыбнулся ему, не особенно скрывая удовольствия, и Питер кое-как покривил губы в ответ. Они впятером двинулись по длинному узкому коридору, где никто даже не потрудился оштукатурить газобетонные блоки. ДеФуэго в изрядно мятой твидовой паре и рубашке в мелкую клетку, Питер в глупо выглядящих здесь жёлтых «тимберах» и такой же солнечной рубашке с коротким рукавом. Судебный исполнитель Линдерс, который пожал Питеру руку с таким значительным видом, что Босс понял, в чью пользу окупились усилия их последних трёх недель. И ещё двое — приходской священник, поскольку казнимый состоял в протестантской вере, и представитель офиса прокурора графства Тимоти Белл. Все они казались слишком серьёзными, слишком важными, слишком напыщенными и как будто издевались над сутью того, что должно было произойти.

      — Время? — спросил Линдерс и его голос эхом прокатился под неокрашенными стальными балками.
      — Без десяти.
      — Отлично!

      Линдерс не скрывал радости, и Питер в общих чертах представлял, почему. Сложная машина взаимных манипуляций, одолжений и услуг, с помощью которой Братство управляет смертными стадами и вековыми капиталами, налагает не только права, но и обязанности. Иногда другу в полиции необходимо одолжение. Иногда кто-то должен получить повышение, чтобы потом, на нужном обеде, не забыть об ответной любезности. Иногда кого-то сталкивают вниз, но не за то, что этот кто-то — плохой человек, а просто так... так сложилось. Кто-то занимал слишком удобное кресло и оказался человеком со слишком неудобными принципами. Так бывает. Как любила говорить одна девушка, «виноваты звёзды».

      Однако Найджел Грегор, приговорённый Окружным судом графства Санта-Барбара к казни через смертельную инъекцию, был плохим человеком. Через десять минут его случай должен был стать четырнадцатой смертной казнью, приведённой штатом в исполнение с 1976-го года, и двадцать девятым вынесенным смертным приговором за год. Единственным, на чей счёт не возникло причин отложить исполнение. Единственным, ради которого губернатор не стал делать спасительный звонок. И, пожалуй, одним из немногих, в чей адрес даже либеральная «Лос-Анджелес Таймс» практически не выставила критических претензий. Восьмая Поправка к Конституции США позволяет применять высшую меру наказания только в отношении убийц, совершивших убийство с отягчающими обстоятельствами, акт геноцида и прочие вещи, которые обвинитель перечислял три дня. Судебная система не любит серийных убийц, потому что за каждым взмахом ножа, выстрелом или ударом следует общественная истерия. Давление на судей растёт, малейшая процедурная оплошность грозит крахом любовно выстроенной карьере, адвокаты через раз заявляют отвод, а прокурор попросту тонет в ворохе документов. Сложная ситуация. И история тоже получилась сложной.

      Мистер Грегор был не только плохим человеком и серийным убийцей. Полгода назад этот длинный, слегка нескладный мужчина с рыжиной в волосах являлся коллегой Питера Босса и Чарли. Неофициальным, конечно. Ещё одним из очередной четвёрки, лица в которой менялись с завидным постоянством, но роли сохранялись. И сейчас Питер стоял за бронированным стеклом камеры и со смешанными чувствами взирал не просто на приятеля по службе, но на такого же, как он. На кровного слугу.

      — Быть не может... — пробормотал он, пока священник зачитывал привязанному к кровати слова молитвы. Его голос не долетал до стоящих за стеклом.
Дефуэго отрывисто вздохнул, на мгновение прекратив выглядеть злачным циником.
      — Он ведь был нашим, — почти простонал Питер. — Твою мать, я помню, как пять месяцев назад он одолжил мне на чизбургер!

      Чарли сухо толкнул его кулаком, указав глазами на полицейских и чиновников, собравшихся у соседних стёкол. «Не здесь», означал его взгляд.

      Найджел Грегор, небритый, с покрасневшими глазами и синей кожей, принял покаяние дрожащими губами. Священник не простил ему ни одну из семи отнятых жизней, но торопился завершить формальный ритуал и быстро вышел из камеры. Как и других, ситуация выбила из колеи даже слугу Божьего. Как бы не случилось нового пожара... Но нет, бывший агент Камарильи уже отгорел своё. Он лишь слегка дрожал, не пытаясь освободиться от эластичных пут, пока врач в маске зачем-то протирал его предплечье дезинфицирующим раствором. За пять месяцев, что прошли между рукопожатием после очередной встречи, и тем, как Питер Босс оглушил его электрошокером, Найджел Грегор сбросил около двадцати фунтов и словно состарился на миллион лет.

      — Он заплатил за ошибку, — тихо сказал Чарли.
      — Он просто сошёл с ума, — ещё тише отрезал Питер. — Слава богу, что он нас не убил.

      Найджела Грегора, знаменитого Карателя из Санта-Барбары, о котором трубили все газеты, поймала не полиция. Пожалуй, до него добрались бы если не сегодня, то завтра. К делу подключились федералы, а это значило, что под гребень попало всё: системы частного видеонаблюдения, фото в социальных сетях, случайные свидетели и разве что не домашние животные. Найджел бросил и так взбудораженному американскому обществу тряпку, щедро облитую кровью, и бык затоптал бы этого матадора. Казнь семьи в туристической хижине у Санта-Инес. Линчевание аптекаря в квартире на востоке Санта-Барбары. Убийство официантки в Карпинтерия-бич. Грегор как будто взбесился, убивая без разбора тогда, когда ситуация позволяла ему убить. Силы, подаренные Кровью, превратили его в могучего, опасного хищника. Он с улицы слышал дыхание жертвы, спящей на втором этаже дома. Он мог рукой пробить толстый деревянный брус над замком, что и сделал два месяца назад, преследуя подростка-аквалангиста у Капитан-бич. Те, кто служат вампирам, могут многое. И на примере Найджела Питер чувствовал, как иллюзорны нити разума, удерживающие их слуг от того, чтобы сорваться в кровавое безумие. Ситуация быстро становилась критической, и Пиклзу требовалось, чтобы до Найджела добрались как можно раньше.

      Питеру хотелось плакать. Когда Чарли впервые пришёл к нему с вестью о том, кто скрывается под маской газетного пугала, Босс просто не поверил. Затем это подтвердил мистер Пиклз и, по обыкновению улыбаясь в старый шерстяной шарф, посоветовал Питеру отказаться от неуместной цеховой солидарности. Как известно, советы мистера Пиклза на самом деле диктовал сонм невидимых голосов, скрывающихся в неоне и тенях ночной Америки. И на охоту вышла оставшаяся тройка.

      Вслед за полицией, Братство преследовало Найджела почти два месяца, щедро делясь со своими оперативниками информацией от других осведомителей, слуг или просто вовлечённых в тонкую капиллярную сеть. Когда Найджела нашли прячущимся на заброшенной нефтяной станции в Саммерленде, он дрожал и огрызался, в нём не сохранилось ничего человеческого, а Питер не узнавал человека, с которым спокойно поддерживал общение в течение трёх лет. Чарли и Шейла повалили бывшего напарника на бетон, а Босс несколько раз ударил ботинком по голове и прижал к груди «тазер». Зудение разряда, багажник угнанной машины, гараж полицейского департамента, звонок на неизвестный номер — короткий этюд, разыгрываемый по нотам Камарильи. Тогда они, гончие псы бессмертных хозяев, собрались вчетвером в последний раз: трое стояли на лежащим без сознания Грегором, а ДеФуэго бесстрастно описывал ситуацию, крутя в руках незажжённую сигарету. Шейла копалась в оставленных Найджелом вещах, а Питер держал руку на пистолете под курткой и пытался рассмотреть в обезображенном лице Найджела ответ на вопрос «почему?». Тогда Чарли резюмировал, что Найджел безумен и с точки зрения информационной безопасности нет разницы, проживёт ли он ещё немного или будет убит на месте. Мистер Пиклз вынес решение, превратив гибель Найджела в спектакль, который открыл кому-то другому путь наверх. С той ночи Питер Босс старался не следить за судебным процессом и не знал, что в новостях гулял ролик с показательным арестом, где сумбурно опускали вопрос того, как именно был пойман Каратель из Санта-Барбары.

      — Всё готово, — торжественно доложил экзекутор, замерев в пяти шагах от кровати. Кроме него в изолированной палате остались только сам Найджел и небольшой аппарат, похожий на обычную медицинскую консоль. Только по серой трубке вот-вот должен был пойти яд, внедряясь в кровеносную систему и прекращая сердечную деятельность одним быстрым спазмом.

      Тюремный исполнитель и врач показались Питеру единственными, кого больше интересовала техническая сторона казни, чем её философский смысл. В каком-то смысле мистер Грегор подарил им уникальный медицинский опыт. В две тысячи шестом смертельные инъекции подверглись было запрету в Калифорнии как недостаточно гуманные, но пару лет назад мораторий на смертную казнь не выдержал слишком большого числа желающих. Опрос, проведённый в шестнадцатом году параллельно с предвыборными социологическими исследованиями, выявил, что сохранение смертной казни поддержало почти 60% калифорнийских избирателей. Верховная судья штата по фамилии Кэнтил-Сакайе дипломатично заметила, что сложно сопоставить степени гуманизма между инъекцией нейропаралитического хлорида калия и газовой камерой, которая предлагалась смертникам как добровольная альтернатива. Тем временем, присутствующий врач ввёл Найджелу усиленную долю обезболивающего, обязательного к применению, и покинул помещение — этические правила медицинской ассоциации запрещали профессиональным врачам участие в подобной процедуре.

      — Джентльмены? — Тимоти Белл обернулся к Линдерсу.
      Линдерс кивнул.
      Чарли кивнул.
      Босс кивнул.
      Руководитель колонии кивнул.
      Священник тоже кивнул.
      Тимоти Белл коснулся сенсора интеркома и чётко произнёс:
      — Приговор суда Соединённых Штатов Америки привести в исполнение. Да простит вас Бог, Найджел Грегор.


      * * *


      Питер не помнил, как вернулся из Ломпока и почему не врезался ни во что на шоссе. Он просто уселся на первую найденную скамью, сковырнул крышку с бутылки лимонного пива и уставился в парящие над линией океана высокие облака. Они казались ему игрушками, разбросанными в голубом небе. Несмотря на жару, его продолжала бить дрожь, а купленный с пивом хот-дог на вкус не отличался от газеты, в которую его завернули.

Гревью резко встал из-за стола, стараясь ни грохнуться задницей обратно на стул, ни ткнуться носом в столешницу.
- Почтенная Госпожа! - придав лицу серьёзный вид, проговорил Луи. - Позвольте представить Вам по всем правилам и нормам этикета доктора Келли Марш.

Гревью кивнул головой, что должно было означать кроткий кивок головы вроде как у вышколенного слуги или хорошо воспитанного джентльмена старых времён.

- Келли - обратился вампир к потомку. - Вот он - долгожданный момент твоего знакомства...

Луи смутился и аж прикрыл правый глаз. То ли пытаясь его уберечь, то ли просто что-то прикидывая в своём мёртвом умишке.
- Стало быть Госпожа выходит, что стала бабушкой? Келли! Я рекомендую тебе самую милую, привлекательную и что самое главное - очень нежную и трепетную бабушку, которую только можно встретить в этом городе!

Гревью всплеснул руками.
- Ах! Это так восхитительно! Просто требуется произнести невероятный и умопомрачительный тост за двух невероятных женщин, которые не могли так долго встретиться из-за глупости и недомыслия одного странного типа.

Луи положил ладонь на собственное солнечное сплетение, чтобы ни у кого ни осталось сомнения кого же он имеет в виду.
- Госпожа! Если женщина просит, то я как настоящий мужчина не могу отказать. И тогда я не мог стоять в стороне! Ах! Как это было прекрасно! В лучших традициях шпионских кинолент. Мы пробирались по лабиринтам этой треклятой клиники, столкнулись с глупостью сторожей и чрезмерной бдительностью посредственной секретутки. А потом - пиршество ума и танец стали. И урчание аппаратов, конечно.

Гревью улыбнулся.
- Я думаю, что исполнить желание - то ради чего под луной ходят все нашей крови, Госпожа. Я жаждал жить, а Вы подарили мне гораздо большее. Келли хотела преобразиться и я не мог пройти мимо её просьбы.

Вампир сел на стул, откинувшись на спинку, расправил горделиво плечи и продемонстрировал хорошую осанку.
- Быть может можно сообщить доктору Марш Ваше имя, Госпожа? Ведь теперь она нашей крови.

Келли села в кресло и включила компьютер. В нем должны быть все отчеты по забору крови, результаты анализов. Позавчера она оставляла распоряжение о дополнительном заборе крови у двух пациентов. У одного диабет, у другой операбельный рак. В повторном заборе крови не было необходимости. Это была кровь на всякий случай.

Однако Келли искала в компьютере не это. Как в любой клинике у них был собственный банк крови, который согласно инструкциям постоянно обновлялся. А поскольку хранить кровь больше месяца нельзя - она утилизировалась. Документы оформлял дежурный сотрудник. Процедура утилизации неопасная и простая, поэтому сделать это мог кто угодно. Режим утилизации был установлен внутренним распорядком. Келли хотела узнать не подошел ли срок некоторых пакетов.

На вкус эта кровь конечно не такая как свежая и все же утоляет голод.

Часть крови Келли выпивала, часть действительно утилизировала.

Если с банком крови не получится придется навестить пациентов. Благо что недостатка в них нет.

Когда монитор загорелся, Келли пару раз кликнула мышкой, отыскивая необходимую информацию.

Комары попали под сильный обстрел. Надо было спасаться. И Берг-главкомар знал как. Писк комаров стал похож на жуткий смех, который спустя секунду пропал, как и сам рой. Ларс вернулся в землю и принялся залечивать раны. Благо крови он набрать успел.

Мысль о том что Луи поступил нехорошо - крепко засела в голове Келли. Она и так была готова помочь ему всем чем сможет. Готова была отправиться за ним на край света. Это было теплое приятное чувство. А теперь это чувство было тяжелым, сильным.

Это как пристрастие к никотину или алкоголю. Человек понимает, что это неправильно, но его тянет к этому неодолимой силой.
То же самое теперь происходило с Келли. Луи сделал что-то нехорошее. Он привязал ее узами крови. Лишь сила ее собственной крови удерживала ее от просьбы о повторении.
По привычке Келли глубоко вдохнула. Но теперь это не помогло.

Она сердилась. Поэтому появившийся Закат был встречен острым, пронизывающим взглядом. Она не собиралась креститься. Это действие было священно и наполнено верой. Которой у Келли почти не осталось.

Однако откровенно пялиться на собеседника даже здесь было дурным тоном, поэтому Марш, перевела взгляд вглубь помещения.