Голосование пользователя

Кто-то другой насладился бы подольше нежной свежестью сатиновых простыней, морским воздухом, которым теперь можно было дышать вволю, покоем и передышкой от боли, но, увы, Саймон был не таков.
Он осторожно поднялся, прислушиваясь к ощущениям в теле, замер, пережидая боль и выбрался из кровати, чтобы прояснить, где он и что происходит.

Двустворчатые темные двери вели в просторную и удобную ванную комнату с большим витражным окном. Ему захотелось умыться и почистить зубы и, разумеется, все необходимое для этого нашлось. Старинное зеркало с красивой патиной беспощадно отразило его пугающую бледность, пожалуй, он выглядел именно так, как в кино изображают сбежавших из реанимации. Саймон отметил, что тонкая полоска прозрачного пластыря стягивает самый заметный и, не успевший пока закрыться, порез под левой бровью.
С раздражением Ковальски подумал, что получи он лишнюю гемотрансфузию в больнице, восстановился бы быстрее, но... Найдена в Оак-Вью сегодня утром. Ковальски аж передернуло – его самого сейчас возили именно туда. В спешке был смысл.
В его ситуации было грех жаловаться, в целом-то его неплохо починили. Там, где вошла и вышла шпага, теперь залеплено каким-то перевязочным материалом, и даже скверный порез от лезвия поперек правой ладони был подшит и перевязан. Он расстегнул пижаму (в ней он тут очнулся, и она вполне гармонировала со стилем дома), и заметил, что ушиб на плече, том самом, которым он выбил окно с рамой, уже расцветает роскошным кровоподтеком, в теле слуги такие процессы разворачивались быстрее.

Саймон вернулся в комнату и дотащился до окна. Он был почти удивлен, увидев там привычное ветреное побережье Атлантики. Несмотря на то, что интерьер увиденной части дома был полон деталей, и представлял собой изобильный итальянский (наверное) стиль, ничего здесь не казалось бутафорским, сделанным напоказ, наоборот, казалось будто гигантская рука подняла обжитую фамильную виллу со всей резьбой, лепниной, щедрыми драпировками, бронзовыми дверными ручками, керамической мозаикой в ванной комнате, подняла откуда-то с берегов Адриатики, перенесла через океан, и приземлила здесь, в Санта-Барбаре.

Клетка выглядела золотой, но Саймон не мог не проверить границы своей свободы.

Пробуя открыть единственную дверь ведущую из спальни, он искренне не знал, чего ожидать. Высокая дверь гладко отворилась, и он оказался в широком коридоре, стиль которого являлся органичным продолжением комнаты. Саймон успел пройти совсем немного, одной рукой вынужденный придерживаться за стену, когда на него буквально выпрыгнула невысокая черноглазая женщина в самой настоящей униформе горничной – черном платье, переднике с белыми оборками и таком же белоснежном чепце в пышных волосах. Она затараторила по-итальянски, и, учитывая скорость речи, успела выдать немалый обьем информации, прежде, чем встретилась глазами с Саймоном, который, застыв неподвижно как рептилия, прохладно разглядывал ее, не понимая, разумеется, ни слова. Она вздохнула и перешла на скупой английский, поясняя жестами:
– Возвращайтесь в постель. Вам еще рано вставать.
– Я искал свой телефон. Два телефона. Вы не знаете, где могут быть мои вещи?
– No signore.

Саймон решил вернуться, признав ее правоту.
Чудесный матрас и взбитая перина манили прилечь, в то время как пейнкиллеры, которых ему наверняка щедро вкачали после операции, стремительно утрачивали свой эффект.

Для быстрого восстановления стоило поесть, несмотря на то, что его все еще мутило. Но может быть, теперь этот дискомфорт от голода? Он решил дать обеду шанс, и не прогадал. Еда была прекрасно приготовлена, кроме того, начав есть, Саймон осознал, что смертельно голоден.

Как в тягучем сне Саймон оттолкнулся руками от пола, сел, а затем медленно поднялся, от чего в глазах заплясали мушки, и, не чувствуя ног, преодолел расстояние до двери с кодовым замка, только чтобы убедиться, что та, без сомнения, заперта.
В следующий момент он обнаружил себя вновь лежащим на боку, уткнувшимся лицом в ковер. Кончик длинного лезвия упирался в пол. О том, сколько он так пролежал, можно было гадать по размеру темного пятна впитавшейся в густой ворс крови. Ковальски отдал должное Рамирезу, тот совсем не мелочился и жалел свои ковры не больше, чем слуг.
Из-под правой лопатки медленно прорастала боль. Дыхание было напряженным и поверхностным, и почему-то выдох давался труднее вдоха.
Блять, ее надо вытащить, — решил Ковальски, — с этой штукой в себе далеко не уйдешь, даже если каким-то чудом дверь откроется. Что за надпись на этой сраной шпаге? Что-то про милосердие? Нет, про его отсутсвие...

Сжав ладонями скользкое влажное лезвие, он надавил на него, проталкивая сквозь себя, клинок поддался, и пара дюймов острия вошли внутрь грудной клетки (и вышли со спины, оттопырив его кожаную куртку). Вкус крови моментально заполнил рот, Саймон завалился на бок и отключился.

И опять пришел в сознание в отделённой от всего мира душной комнате с кодовым замком, в которой, наверное, он теперь до конца. Страдающий от гипоксии мозг Саймона подбрасывал ему странные образы, так Ковальски вдруг стало казаться, что, вообще-то он заперт здесь очень давно, многие годы, приличный кусок его жизни. Он и не помнит, как там снаружи.

Начатое оказалось куда сложнее и болезненнее, чем он предполагал.Он задыхался, а это здорово подстёгивало страх смерти. Ковальски уже пообещал себе, что если выживет, никогда больше не станет играть в русскую рулетку. Да какого черта он вообще занимался такой хернёй? Раз семь играл, не меньше, каждый раз прикидывал, какой шанс, что до сих пор не... Еще минута мучений, и Ковальски пал так низко, что пообещал, что бросит курить, даже просто если пытка удушьем закончится – жалкая попытка торга. Сигареты навечно слились с образом Джимми, блять, этот гребаный испанец, который пьет кровь... Подумать только, предан Джимми и предан им же, да ну нафиг пафос, ему такое легко проглотить, почему бы и нет. Догадался, что так и будет, когда увидел, что Рамирез открыл потайное убежище. Сам бы поступил также, у таких как он не прошито намертво, что вот это черное, а это белое. Не то что бы он совсем не различает цветов, но с полпинка пойдет на сделку с совестью, игру не по правилам, без чести. Без иллюзий. Был предан Джимми и всей этой компании только потому, что так приятно, так сладко чувствовать в себе эту химическую (или там алхимическую) привязанность. Вампирская кровь, химическая преданность, могущество, блять, кто он без этой мертвой воды, даже сейчас он бы принял ещё одни узы.
Теперь просто умри. Да, блять, почему бы и нет...
Ковальски продолжал корчиться на полу душной комнаты, его клетки из боли и ненависти к себе. Изолированная комната давала, в конце концов, одно важное преимущество – можно было побыть самим собой.

Саймон вспомнил про телефон. Не решаясь на очередную мучительную попытку вытащить клинок, теша себя слабой надеждой, что увидит ещё одно сообщение с неизвестного номера, он пролистнул экран с последними звонками и сообщениями. Ничего. Несколько старых исходящих и входящих, а он бы правда хотел, чтобы телефон сейчас зазвонил, несколько недавних вызовов – из этих никто не ответит, мертвы, недоступны, попался номер игрока, с которому условились поработать за столом, осторожничали, чтобы не запалить знакомство, должно было быть по-крупному, такое приятно щекочет нервы, и с примесью прошлой жизни, а вот номер последней рыжухи с тиндера, припас ее для следующих выходных. Его собственный номер менялся и не один раз, так что застрахован от смс и звонков с напоминанием о рождестве из позапрошлой жизни, никто
блять,
никакой звонок сейчас бы не спас, не вытащил его отсюда, трата времени, мертвому припарка, но ведь он бы, блять, на минуту не был бы один, в этот гребаный момент смерти, и если бы, блять, в момент смерти он не был настолько тотально один, да, ему было бы легче, внутри поселилось жалкое, которое уже сдалось и смирилось, и уже торгуется, согласно уже сдохнуть, но, пожалуйста, не в одиночестве.
Вспышка отвращения к себе взбодрила его, и он продолжил свое мучительное дело, умудрившись продвинуться еще немного.
Номера людей, которые мертвы или недоступны, блять, как там Джимми сказал, "ты проебал их, Ковальски", да, блять, так и есть, угробил Этана и проебал Джо, вчера еще вынес на руках, и подумал, ну ок, здесь улажено, спасена, и во сне, стрёмном, нелепом сне про зомби, нелепей не придумаешь, но сон отразил реальность, он нес ее, держал в руках, а потом отдал зомби, ее забрали, выхватили, что его гребаное подсознание этим хотело сказать? Что он дорожил ею? Что другой человек оказался важен и близок? Да, ок, но теперь-то всё, проехали, какое это теперь имеет значение!
Боль в спине достигла какой-то особой звенящей ноты. Ок, всё, довольно, он признаётся, признаётся по-настоящему, да, ему очень жаль, что она умерла, она была ему другом, он сознался в этом, можно это теперь закончится? Как же, блять, больно. Ковальски успел раскаяться в том, что начал вынимать шпагу – жить с глубоко засаженной стальной штукой в груди было не так уж плохо, да просто отлично по-сравнению с тем, чем сейчас, когда начал ее доставать. Он раскололся, он сдался, почему же пытка продолжается?

Новое усилие стоило очередной потери сознания. Но и потом живучесть Саймона позволила ему очнуться. Рукоятка с массивной гардой оттягивала длинный клинок вниз, в то время как спереди оставалось всего лишь несколько дюймов стали.
Чтобы выдернуть клинок, оставалось совершить последний трюк – стоя на коленях, стараясь сохранять вертикальное положение, Ковальски вслепую взялся за лезвие заведенной за спину рукой. Мешала нанизанная на шпагу куртка, наточенная кромка резала ладонь, но эта маленькая боль в руке сейчас меркла как пламя свечи на фоне пожара.
Ок, детка, сделаем это пожестче. Жаль только, что я позабыл стоп-слово.
Ох, фак. Он закричал и выдернул клинок. Шпага упала с тихим, приглушенным ковром звоном, а из раны толчками полилась светлая и яркая как алая краска, слегка пузырящаяся кровь. ...Блять, что же он наделал? Саймон прижал руки к груди зажимая рану, ловя ускользавшую сквозь пальцы жизнь. По спине лилось горячее, в глазах потемнело. Последнее, что он пытался сделать – это излечить себя своей же кровь гуля, хоть как-то исправить, починить, если еще не слишком поздно.

Вы не можете просматривать этот пост!

Ромео инстинктивно схватился за горло, почувствовав короткий укол боли: перед глазами пролетела не только катана , с которой чувак спокойно рассекал всё это время по улице, но десятки сцен из аниме, где персонаж одним неброским движением рассекал башку человеку на двое. И половинки с хлюпаньем разъезжались. Возможно, Байле хотел своим этим движением удержать голову на месте...

Вторым чувством, вспыхнувшим через полсекунды, была злость: какой-то ублюдок прикинулся Робом, чтобы отхерачить голову хакера ёбаной катаной! После этого короткого, но хлесткого импульса, спазм, сковавший мышцы мексиканца, спал.

– Иди нахуй! – огрызнулся Байле, чувствуя, что голова не спешит съезжать с плеч. Было что-то странное в этом крике, на чем не было времени сосредоточиться и подумать у парнишки: он точно крикнул, но голос прозвучал не как обычно, чего-то как будто бы не хватало...

И хоть Улица учила бить в ответ, когда бьют тебя, Ромео ясно и четко представил себе, что его выкидной нож нихера не спасет его против катаны, а за револьвером нужно лезть в рюкзак. Поэтому мексиканец перешел ко второму жизненному уроку своей молодости: “Не можешь бить, беги!”.

Букет цветов под воздействием силы тяжести и расцепившихся пальцев Байле, устремился вниз, на пыльную брусчатку, в то время как хакер уже заканчивал разворот на сто восемьдесят градусов, чтобы драпануть со всех ног прочь от косоглазого ублюдка. Куда? Не важно, лишь бы это было далеко.

В голове Ромео сейчас настойчиво вертелось, что он должен увести нападавшего от отеля, куда угодно и как угодно, лишь бы Маргарет не пострадала. В целом, если он сам не будет порезан на суши, это будет кстати.

Ничего вразумительного он не ощутил. Связь ослабла, с внезапным ужасом понял Ковальски, но не потому что все мертвы, а потому что истончились узы с Джимми. Момент паники гуль быстро подавил рациональными рассуждениями: сегодня действительно та самая ночь, когда следует явиться к Хозяину за добавкой, его возможности слуги все еще с ним – чего стоит один прыжок и гонка...
И если, конечно, Джимми не тот, кто сдал его Гончим (и Саймон действительно надеялся, что это не он, хотя и с определенной горечью мог допустить такой поступок со стороны Джимми), у него еще будет возможность получить свою порцию от Хозяина.

Размышляя, Ковальски уже двигался вдоль стены здания (какая-то химчистка), то и дело прислушиваясь и присматриваясь, отчасти потому что сложно было выкинуть из головы гребаных летучих мышей. Впереди синим и красным сияло лого заправки, типичный магазинчик при ней – то что нужно.
Оказавшись внутри он, стараясь привлекать минимум внимания, первым делом зашел в туалет. Рассмотрев себя в зеркале как следует, Ковальски вытащил из порезов несколько маленьких кусочков стекла и уронил их в раковину, осколки негромко звякнули. Он умылся, смывая кровь, и промокнул порезы коричневыми бумажными полотенцами из диспенсера.

В зале магазинчика за рядами с чипсами и конфетами обнаружилась сувенирная стойка, где пылились кепки, магниты, брелки, неопреновые рукава для бутылок и прочий хлам. Саймон взял с полки первую попавшуюся черную футболку размера L (принт – оранжевые закатные пальмы и "винтажная" надпись Санта Барбара Калифорния) и пляжные шлепанцы.
Наклейка эпл-пей на кассе намекала, что можно обойтись без мелких краж, необходимость которых, конечно, не смутила бы Саймона. Использовав легальный путь, спросив у кассира привычные сигареты и зажигалку, он расплатился телефоном и вышел.

Заляпанную кровью футболку Ковальски бросил в мусорный бак по дороге. Поспешно, глубоко закуривая, вызвал Убер, сочтя свой вид теперь достаточно благонадежным для этого сервиса.

Маленькие черные силуэты окончательно растворились в ночном небе, и Ковальски предположил, что, вероятно, никогда больше не сможет спать с открытым окном. Да и сможет ли он вообще спать? Мелькнула мысль, как он расскажет Джо про Дерека рассыпающегося в стаю летучих мышей: "Прикинь, они реально делают это".

Полицейское радио по-прежнему разрывалось, взывало к 35 Адамс и сыпало кодами. Саймон только успел разобрать "патруль 35 Адамс, 10-22. Возможно, 10-29f", а вот уже сообщили об аварии на шоссе 101.
Он резко выключил рацию заодно с мигалками, щелкнув переключатели на контролере, съехал на обочину и остановился, так что ветки живой изгороди скрипнули по металлу. В относительной тишине отчетливо раздавался слабый, но нарастающий вой сирен.

Прежде чем покинуть машину Ковальски потратил не меньше минуты на то, чтобы оттянутым краем футболки протереть руль и все рычаги и кнопки, которых он должен был касаться, а также застежку ремня безопасности и, напоследок, дверные ручки изнутри и снаружи. Вполне осознавая, что в спешке мог что-то пропустить, он надеялся однако, что достаточно усложнил работу криминалистов.

Выскользнув из машины, прихватив телефон, и на ходу принимая решения о маршруте (не слишком очевидные ходы, чтобы запутать возможных преследователей, но такие, которые в конечном счете позволят заскочить домой), Саймон быстро направился в сторону от шоссе 101, в район, где была хоть какая-то жилая застройка. Про дороге он рассчитывал обзавестись новым транспортом, не таким вызывающим как полицейская машина, но пытаться сомнительными методами поймать машину там, куда сейчас прибудет весь локальный патруль, было безумием.

Найдя первое укрытие под стеной дома, при первой возможности сделать передышку (приходилось идти босиком в темноте, так себе удовольствие), он проверил телефон – оказывается был пропущенный с Id withheld, и еще и сообщение с неизвестного номера "БЕГИ!!!".
Ничего себе, доброжелатель. Подобное его скорее напрягло, чем воодушевило, не то чтобы Ковальски совсем не любил сюрпризы, но то был не самый лучший для них момент. Да и за сегодня он успел капитально потратить свой запас готовности к сюрпризам.
Номер оказался отключен, перезвонить не вышло.
Какая-то закорючка от Ромео в чате, и его номер тоже отключен. Звонить Прайс бессмысленно, ее телефона среди вещей тогда, в том доме, не было.
Связаться с Джимми? Голос уз привычно шепнул: "Конечно, с кем же еще?" Но Саймон подавил первый импульс. После того как на тебя спустили Гончих Принца, имело смысл сперва прояснить свой статус и понять как дела у остальных.
Саймон опустил руку с телефоном, и, прислонившись к шершавой кирпичной стене, на миг попытался впустить в себя эту потустороннюю реальность. Он знал, что должен ощущать присутствие тех, кто делил с ним кровь Хозяина так, как не мог со вчерашнего дня ощущать Этана и, еще раньше, Флинна.

Все отошло на задний план, страх померк, забылся, его накрывало сладкое, но опасное чувство превосходства. Конечно же, он водит лучше Дерека, тот осторожничал и даже не рискнул приблизиться, чтобы с удобного расстояния сделать выстрел по колесам – будь Ковальски на месте вампира, то не упустил бы такую возможность! Пробитый бак не слишком обеспокоил – он ведь не собирался гнать до границы с Мексикой, а нескольких оставшихся миль будет достаточно. Без обуви педали ощущались странно, но сейчас эта резкость и чуткость могла сгодиться.
Саймон облизнул губы, очень хотелось использовать кровь, чтобы повысить свое мастерство. Но вопрос экономии и... некоторый вызов. Сейчас он выбрал действовать без допинга.
Ночное шоссе сверкало желтой разметкой, время от времени тишину взрезали нервные гудки встречных машин, а другие, водители которых были напуганы бело-синим маячком мчащейся в темноте полицейской машины, до сих пор успевали уступать и жались к обочине. Дорога немного петляла. Некоторое время Саймон плавно разгонялся, следя за тем, что мотоцикл следует за ним, перед очередным поворотом притормозил, поравнявшись с байком, а затем стал совершать маневр, добавляя тяги и подкручивая руль так, что машину сильно занесло туда, где, как он рассчитывал, находился вампир.

Оказавшись за рулем неприметной темно-серой хонды, Ковальски первым делом проверил, нет ли в салоне заначки чего-нибудь стимулирующего, на 99,99 % зная, что ничего там нет, не было даже пыли – машина совсем новая, но ломка, пусть и ненастоящая, в "квази" варианте, и опыт аддикции навязывали свои ритуалы.
Быстро смирившись с реальностью, Саймон решил закончить то, что считал необходимым. А именно, подготовить отпечатки Вэл, если их "талантливый программист и хакер" вдруг сможет добиться какого-то успеха во взломе таинственного Инвиктус. По дороге к ее дому, он сделал крюк, заехал в круглосуточное место, чтобы поесть, потому что это стало казаться вопросом жизни и смерти.

Кое-что Ковальски отметил некоторое время назад, не вдаваясь в самоанализ – с определенной фазы пристрастия к витэ он переставал есть и спать, если перед этим не тратил свою кровь на "суперсилу". В подобном не всегда была необходимость связанная с работой на Джимми, бывали и траты на хобби – ловкость за карточном столом, или произвести особое впечатление на женщину в постели, или вовсе пустая трата с целью почувствовать яд и силу мертвой бездны в своих венах. Если не перестараться и не доводить себя до грани, то простые вещи – еда и сон, гарантированно восстанавливали статус-кво, но сами по себе они как будто потеряли смысл для него. Сегодняшняя ночь, напротив, взывала к экономии и разумному распоряжению ресурса, вероятно, не последняя в череде подобных...

За последние сутки дом Хантер Ковальски посещал в третий раз, хотя с последнего визита, казалось, прошла неделя. Он решил, что самым удачным местом для сбора материала будет туалетный столик в ванной комнате, и проследовал туда через спальню. С интересом осмотрелся в ванной и аккуратно собрал в пластиковый пакет несколько баночек и тюбиков со следами пальцев Валери, отметив, что в иной ситуации можно было бы пофантазировать на тему фетишизма.
Проходя через кухню на выход, к двери со сломанным замком, он остановился, чтобы открыть кран, наполнить стакан и утолить жажду. Черный кот запрыгнул на раковину и начал лакать из струйки воды. Со смесью брезгливости и чего-то еще Ковальски почесал животное за ухом, в ответ кот стал тереться, что было уж чересчур и Саймон убрал руку. Потом он заметил пакет с сухим кормом. Прежде чем уйти в предрассветную серость, гуль распечатал упаковку и уронил пакет, так что часть содержимого высыпалась на пол.

За полчаса до рассвета, когда Саймон оказался у своего дома, встретиться с парнями типа Гончих шансов уже не было. С некоторыми предосторожностями он зашел к себе. Оказавшись дома Ковальски первым делом открыл тайник на потолке за одной из вентиляционных решеток, где на первой линии хранились невинные штуки вроде травы и аддерала. Прибегать к припрятанному поглубже кладу серьезных стимуляторов сейчас было не время. Тройная терапевтическая аддерала и пара капсул викодина обеспечили достаточный всплеск концентрации и легкий эндорфиновый приход.

В домашней лаборатории нашлось все необходимое для работы, и Саймон (передвинув с рабочего места детали полусобранного огнемета) испробовал методики на основе клея и силикона, постаравшись сделать несколько образцов указательных и больших пальцев Хантер. На волне увлеченности он снова использовал кровь, запоздало осознав, что еще пожалеет об этом.* В конце Ковальски исследовал получившиеся образцы под бинокуляром, чтобы выбрать наиболее удачные, которые и разложил по зиплокам и успел подписать маркером своим ясным легким почерком.
Потом моменты сознания стали удивительно фрагментарными и перемешанными, и вот, кажется, он стоял под струями воды в душе, планировал собраться, чтобы поехать спать в мотель из соображения безопасности, прилеплял смарт-часы к подзарядке, пытался выставить в телефоне будильник на оптимистичные 5 вечера, с великодушными девятью часами сна впереди. И где-то между этими фрагментами отключился.

Байле открыл было рот, чтобы ответить, но передумал в очередной раз вдаваться в кибер разъяснения, опасаясь что следующим аргументом Ковальски может стать меметичное: «Ты же программист». Такое уже будет нечем крыть.

— Я посмотрю чё там как, — наконец, уклончиво ответил хакер. — Надо заняться Уильямсом: если удастся подцепиться к его акку, может чё по передвижению его «трубы» удастся узнать.

Ромео посмотрел в сторону клуба. После озвученных мыслей становилось все более и более не по себе: что-то подсказывало пареньку, что если Рамирез, вдруг, решит пустить их в расход, или за гулями придут эти Гончие, то сделать с этим мало чего можно будет. Разве что свалить сегодня же днем.

— Если у тебя есть еще знакомые вампиры, — вдруг сказал Байле, — самое время подстраховаться через них.

– ...Даже так? Это многое объясняет.

Белое от испуга лицо Джо и ее фраза: "это же Принц"
Саймон бросил окурок под ноги. Жест свинский, конечно, но место не предназначалось для курения, и подходящей урны поблизости не было.

– Я допускаю, что Рамирез расколол меня, и в ближайшие часы меня ждет сюрприз, да и тебя тоже, – нарочито спокойно заметил Ковальски. – Поэтому будь внимателен, ожидай засаду, особенно если собираешься возвращаться к себе домой.

– Жизненный компромат для прикрытия тебе уже нужен или понадобится так срочно, что не успеешь сделать этот "облачный майнинг", если не начнешь сегодня днем. Похоже, что пиздец, о котором вещала Хантер, наступает всем местным "этим", и нам, как их слугам, за компанию. А мистер Лоусон не справляется с обязанностями.

Мимо них за парковочной оградой клуба проехал оранжевый камаро, и Саймон вздрогнул – машина Рамиреза.

– Не отлынивай от работы, Байле, ее можешь сделать только ты, а я найду способ как безопасно проинформировать Джимми о результатах.

– Он велел отдыхать и быть у него следующим вечером.
Ковальски бросил на стойку перед собой смятую купюру чаевых для бармена. Вместе с деньгами в его руках оказался сложенный вчетверо листочек из разлинованного блокнота. Саймон украдкой глянул в него, скользким шулерским движением передал Ромео, а затем потер левую ладонь, стирая остатки чернильной метки.
– Пошли, поговорим снаружи. Если, конечно, ты как пикапер здесь закончил.

Cодержимое записки:

Ромео все время действа сохранял неподвижную тишину, не особо понимая что именно происходит и как это не спугнуть: в его парадигме девушки вели себя иначе, да и, чего уж там, выглядели тоже по-другому. И, внезапно, это нечто новое ему… понравилось? Уж точно из памяти это не выветрится так просто, какие уж там теперь косплеерши! Тем более, таинственная незнакомка оставила задел на будущее, а это значит, что игра продолжается.

Хакер ничего не ответил собеседнице, но взгляд его для опытного человека был не менее красноречив, чем слова.

Проводив Марджери взглядом, пока ее открытая спина не исчезла среди посетителей, Байле быстро прихватил бокал и поторопился переписать номер в телефон, как будто тот мог исправиться. С пометкой «Марджери, Бар».

Сама тара чуть было под шумок не отправилась в рюкзак, к остальным тринкетам мексиканца, но парень вовремя остановился. Во-первых, бокал мог и разбиться там, что не круто. Во-вторых, подобные символы любви все же не вмещались в уже упомянутую парадигму, а Ромео не чувствовал себя готовым менять все и сразу.

Не менее странным порывом было использовать на бокал свои Силы… но идея быстро сошла на нет, когда Байле представил, что увидит сам себя со стороны. Да и что он там собрался вообще увидеть? Ее настоящие чувства в момент, когда она оставила номер? Это уже было интереснее, но Ромео все еще не был уверен, что сеанс не кончится новым припадком теневой эпилепсии или чего бы то ни было.

Одним словом Ковальски был свидетелем момента, как хакер скрупулезно стирал остатки помады с бокала, впрочем, скорее равномерно размазывая и полируя, нежели действительно убирая.

— Как скажешь, бро, — без лишнего энтузиазма кивнул Джимми хакер, не находя повода для спора с Рамирезом.

На ходу застегивая рюкзак, Байле оставил гуля и вампира наедине. В мозгу появилась мысль, дескать, неплохо бы запить всю эту хуйню чем-то алкогольным...

При упоминании их бывшего лидера, Саймон снова обернулся к Джо.
– С Флинном ничего такого не помню, должно быть я не настолько восприимчив, – заметил он поспешно. – А сейчас да, это оно.

Тем временем обе группы уже успели проверить оба этажа. В коридоре стоял Роб с рацией в одной руке и MP9, выглядевший игрушкой, в другой. Завидев Саймона, он рефлекторно вскинул оружие и едва не выстрелил, в последний момент задрав ствол.
— Да ёбаный... Ковальски, твою мать! Я чуть башку тебе не снёс. — Вздохнув, немец жестом позвал его. — Мы всё тут. Чисто. Скука. Что у тебя? Кого нашёл?

Ковальски успел слегка испугаться и от этого разозлился – черт бы побрал Краузе с его рефлексами!
– Там Джоан, жива, но ранена. Машины в гараже нет?

– Там пикап, – отозвался Роб. – Как она, ходить может? Медиков вызывать?

– Если пикап в гараже, я бы повременил со скукой. Их как минимум четверо, один уехал раньше, один сбежал, один у нас, и еще один где угодно.
Ковальски передал дробовик Краузе, не без легкого сожаления.
– Я помогу ей выйти, медики нужны, вызывай, ей не помешает прокатиться в ER.

Гуль вернулся в темную гостиную. Он дернул за цепочку маленькой лампы стоящей на низком столике, и перегруженное старомодными безделушками пространство скудно подсветилось тусклым желтовато-зеленым.
Его мутило, то ли от голода, то ли еще от чего-то. В то время как напряжение спадало, постепенно наваливался отходняк – расплата за трату крови.

И все же, почему Прайс не сожрали? – снова подумал Саймон, рассматривая Джо, – Неужели одного Этана оказалось достаточно, чтобы утолить голод, а ее самоуверенно припасли на потом?
Он поворошил сваленную на пол одежду в поиске брошенных кредиток и прочих документов Джоан. Потом выудил из кучи плащ и помог девушке надеть его на голое тело – продеть руки в рукава и просто запахнуть на груди.

Напоследок Ковальски присмотрелся к столику, где стоял чайник без крышки, пытаясь понять, что тут употребляли, и осторожно понюхал содержимое.

В конце концов он перекинул руку Джоан себе через плечо, поднял, подхватив ее под коленями другой рукой, и понес к выходу на улицу.

– Черт, Джо, по тебе и не скажешь, что ты такая тяжелая.

Ромео с секунду-две пялился в ночное небо, ощущая на лице прохладную морось дождя. Полет вышел любопытным и не таким жестким, как рассчитывал Байле. Под парнишкой тихо похрустывал кустарник, когда хакер принялся проверять на месте ли конечности. Вроде как все при нем, только в районе плеча, где его прихватил кровосос, что-то неприятно болело. « Будет синяк», - мелькнула отстраненная мысль.

Неуклюже Ромео сполз на землю, краем глаза отмечая воткнувшийся в землю нож и вывалившийся при падении револьвер. Впрочем, не это занимало гуля - у того челика и впрямь было 4 руки?

Неровно стоя на ногах, Байле посмотрел в сторону тачки, Саймона и вампира. Не сразу мексиканец понял, где пребывал сейчас его товарищ, пока не обратил внимание на шевеление под массивной тушей «пиявки». Последний подозрительно притих.

— Эй, бро, — негромко позвал Ковальски хакер, пронзенный вдруг неприятной мыслью остаться один на один с вампирами, — йоу, ты жив?

Позабыв про оружие, Ромео мельтеша подбежал к свалке тел.

Вы не можете просматривать этот пост!

– Херово выглядишь, Ромео... Впрочем, терпимо, если учесть, что минуту назад ты выглядел как клиент экзорциста, – холодно пошутил Саймон, поднимаясь с колен и стряхивая с себя оцепенение. Произошедшее было чем-то уж слишком неожиданным и непривычным, и задело его сильнее, чем он хотел показать.

Сразу после Ковальски метнулся к окну, и конечно запоздало, фургона с тонированными стеклами и след простыл. Саймон успел лишь заметить, что уехал он в направлении отличном от того, куда не так давно рванул пикап.

– За домом наблюдали, от соседей отъехал фургон, – Саймон снова повернулся к Байле.
– Что с тобой было? Увидел что-то еще?

– Стой! Я хочу стать хищником! – твёрдо заявил гуль, мрачно глядя на вампира.

— Что? — Змеевод удивлённо уставился на Этана сверху вниз, глаза его на время застыли подобно змеиным. Вполне возможно, что он и не думал в эту сторону. А может, и думал, подразумевая это между строк. Кто знает?

– ЭТО моё решение, ясно тебе?

Вампир ещё некоторое время смотрел на него, очевидно размышляя над такого рода исходом беседы.
С одной стороны, обращать случайного человека с улицы было чистым безрассудством, граничащим с безумием. Но с другой — перед ним как-никак был опытный гуль, по крайней мере худо-бедно ориентировавшийся в ночной Санта-Барбаре, точнее имевший пару выходов на местных, что вполне могло пригодиться. К тому же, задумай он какую-то грандиозную глупость или предательство, что вряд ли, от него всегда можно будет избавиться.
В конце концов вампир мрачно проронил:
— Ты понимаешь, о чём просишь?

– Вполне, мужик, – Уильямс мысленно перерезал себе «канат сомнений, ведущий к отступлению». Тайное стремление, оно преследовало Этана едва ли не с того момента, когда он впервые понял, что вампиры не просто страшилки из легенд. Ну и что с того, что Уильямс его тщательно скрывал долгое время? Мысли имеют свойство становиться навязчивыми и накапливаться. Порабощать разум пока никто не видит. И даже так, как всё таки страшно в итоге делать последний шаг... когда он вдруг становится похож на реальность.

Саймон молча выслушал всю лавину мнений собратьев по кормушке, забрал из рук Джоан письмо и так же молча вышел из машины на воздух.

Место, куда привез их Саймон, оказалось площадкой для фудтраков.
Гульмобиль встал на краю небольшой и почти пустой стоянки, откуда открывался вид на горы, едва различимые сейчас, и городские огни, мигавшие, как всегда, с иллюзией приветливости. Грузовики, из которых торговали едой (сэндвичи, пончики и тако), были припаркованы по сторонам дворика, уютно украшенного гирляндами огоньков и оборудованного узкими деревянными столами. Ночные посетители – работяги, возвращавшиеся с поздних смен, медработники в униформе и компания громких студентов.
Через несколько минут Саймон вернулся с картонной держалкой для кофе, которую поставил на капот фольсвагена (в ячейках помещались три нетронутых стакана, еще один он взял себе).
Дождавшись тех, кто пожелал рвануть за едой, Ковальски негромко начал:
– Джимми я позвоню, когда будет подходящий момент. Напоминаю, он хотел чтобы мы, во-первых, нашли Алекс, во-вторых, нашли тощего из видения раньше Гончих. Первое мы провалили, что касается второго...
Саймон поставил свой кофе на капот и пошелестел бумагой, разворачивая стрип.
– Белый кабриолет парней изображен с подробностью достаточной, чтобы можно было рассмотреть номер. Надо же, калифорнийский... Ромео, тебе привалило работы. Начнем с этого, а когда я поговорю с Джимми, готовься ко взлому аккаунта.

Саймон скосил глаза на Уильямса, словно оценивая какой из того черный папочка для Ромео.
– Ага, примерно так... Но ты произведешь еще большее впечатление, если подашь все это на кокни.

Пожалуй, Саймон ждал от письма чего угодно, кроме профессионально выполненного стрипа в нуарной манере. Это отчасти напоминало репортажную зарисовку из здания суда с запретом на видеосъемку. Вампиры плохо получаются на фото и видео (во всяком случае некоторые из них), и поэтому Вэл позвала подругу-художницу в свидетели?! Тонко, хотя и вычурно, отдал должное Саймон.
"Мистер Лоусон" казался смутно знакомым, и Саймон попробовал вспомнить, не видел ли его в тусовке этих, в компании Валери или в клубе Джимми. И машина уж очень приметная...
Хотя бы тайну кота и бойфренда можно считать раскрытой.
– Друзья в Орегоне тебя заждались. – Спокойно возвестил Саймон, сложив записку и рисунок обратно в конверт, а конверт передал, кстати появившемуся, Этану.
Револьвер Кита он аккуратно снял со взвода и тоже присвоил, пояснив:
– От плохой компании, с которой связалась Вэл, эта игрушка все равно не защитит.
Коротко кивнув "на выход" напарнику, Саймон вышел на улицу.

— Шутки про чернокожих мамок могут говорить только чернокожие парни, Джоан! — ужаснулся Уильямс, деланно сморщив лицо и искренне изобразив оскорблённый вид.

Выдержав паузу с серьёзной миной, он вдруг прыснул в кулак, попутно утирая выступившую слезу:
— Ну ты даёшь. Шутки про мамок? Серьёзно?

Прохладная сырость улицы контрастировала с атмосферой клуба, мокрый асфальт парковки ярко отражал городские огни. Когда остальные поравнялись с Ковальски, он перешагнул через очередную лужу и полуобернулся к Этану:
– Успеть накидаться во время брифинга у босса – охренеть какое ценное умение.

Саймон затушил свой окурок в пепельнице, отметив, что Джимми сегодня как фог-машина, смертному ни за что не произвести столько дыма из одной сигареты.
— Подругой мы займемся немедленно. Но, Джимми, нам бы очень помогла твоя оценка ситуации, чтобы мы не действовали вслепую. Гончие сказали любопытную вещь: нападение на Вэл — это наезд на Принца. Если бы мы знали, что значит Голос Принца, в чем уникальность Вэл, это бы повысило нашу эффективность.

Что за сраные уши волков, за которые держалась Вэл, Ковальски спрашивать не стал, звучало как витиеватый оборот речи, о смысле можно было догадаться и так (или погуглить для надежности).

Ковальски воспользовался приглашением сесть и откинулся на кожаную спинку дивана, но наливать себе ничего не стал. Вдохнул приятный запах табачного дыма наполнивший комнату, и в очередной раз задался вопросом — зачем кровососы делают это? Не дышат, а произвольно наполняют легкие, и не могут (или все-таки могут?) почувствовать действие никотина...
На вопрос Джимми Саймон пожал плечами:
— Она и раньше приглашала нас к себе, в последние недели мы вроде как подружились. Днем Вэл названивала всем по очереди и текстила, но никто не отозвался, потому что все отсыпались после попойки. Позже вечером, в седьмом часу, она сама уже трубку не брала, мы решили навестить. И навестили.

Адреналиновая горячка начала понемногу отпускать, пока ноги на автомате несли вперёд. Страх загоняемой дичи уже не держал за горло, шаг за шагом отходил на второй план, уступая место надежде, а затем и уверенности, что от погони удалось оторваться. Хотя бы на время. Навалились усталость и какая-то медитативная отрешённость, будто кто-то упитанный уселся на плечи. Мэг знала это состояние — оно всегда наступало после эпизода наивысшей концентрации сил, когда в очень сжатые сроки от организма требуется выдать максимум своих возможностей, функционировать на пределе. А после — резкое торможение всех процессов. Обычный компенсаторный механизм ЦНС, чтобы «котелок» не закипел.

Кристал, кажется, тоже не обошла стороной эта закономерность. Ну ещё бы, она же всё-таки человеческий ребёнок. Немного странный и вынужденный рано повзрослеть, а всё-таки живое существо, существующее по тем же законам психофизиологии.

— Конечно, можно, — улыбнулась женщина. — Меня ещё никто так не называл.

И, помолчав, добавила:
— Спасибо тебе. Не окрикни ты меня тогда — и я бы навсегда осталась там... С ними. Даже не знаю, что на меня нашло. Ведь я чётко осознавала, что они опасность, и всё же замешкалась. Очень странное воздействие... Похоже на какой-то гипноз. Хотя, признаться, я никогда не испытывала на себе его эффекты. Ну, того классического, который практикуют в научной школе психоанализа.

Могло показаться, что сейчас Меган нехарактерно для себя самой много говорила. А что ещё делать, хлюпая по канализации в неизвестном направлении? Это во-первых. А во-вторых, взбудораженный загадками мозг требовал хоть каких-то похожих на истину ответов. За последние дни законы естественнонаучной парадигмы были нарушены на глазах у Мэг столько раз, что привычная картина мира трещала по швам. А иной не было. Не за что зацепиться, не на что положиться...

— Они наверняка были людьми раньше, до всего этого, — рассуждала вслух врач. — Но обратились в этих странных существ после той... атмосферной аномалии. Однако мы же с тобой остались прежними, не сделались лунатиками. По сути мы иммунны к этому «космическому мегаоблучателю», — свободной рукой она сделала жест, изображающий кавычки. — От чего же это зависит? Что в нас есть такого, чего нет в них?

«Ну, за исключением того, что у тебя был очень странный отец с редким генетическим заболеванием. И ты, возможно, являешься "здоровым носителем"».

Вспомнилось колючее чувство иррационального дискомфорта при входе в церковь. Возможно, девочка обладает зачаточными навыками телепатии (что тоже может коррелировать с мутацией в генах)? В таком случае вырисовывалась определённая закономерность.

— Кристал, а ты ведь целенаправленно умеешь, как бы это сказать, отпугивать силой мысли? Когда я только заходила в церковь, ища убежища, почувствовала себя неуютно. Как будто кто-то на расстоянии пытался меня прогнать.

Ромео удалялся от места обеда. Шаг его не был быстрым, но и не отличался ленивой размеренностью. Он просто шел. Ему в целом нравилось вот так вот мерять земной шар ногами, когда что-то всё-таки заставляло его выбраться из собственного угла. Это помогало упорядочить бардак в голове, соединить нити так сказать.

Мексиканец сверился с навигатором в смартфоне: до Клуба можно добраться даже пешком, то что надо. А если ещё и применить пару "шорткатов", то можно оказаться там вовремя и при этом не вспотеть.

Оглядевшись по сторонам, Байле убрал мобильный в карман джинс, достал и переложил кольт за спину, чтобы меньше палиться. Ну всё, теперь можно и подумать немного.

Вэл и Алекс, эта её подружаня, с который их тогда в клубе видел Ромео, сидят на кровати с тем самым чайком. Говорит Хантер, вторая - что-то записывает в свой блокнот. Говорят не на английском... и не на испанском. "Странная какая-то тема... это родной язык Алекс?", - задался вопросом Байле, цепляясь за плюс-минус разумные объяснения, - "Они как будто не хотят быть понятыми со стороны, подслушанными... Бля, она там ей что, исповедовалась?", - осёкся парнишка, понимая, что вкупе с последней фразой, что врезалась в память, это звучит очень даже похоже на правду, - "А эта Алекс, часом, не какая-нить крыса-журналюга?". Вопрос с пакет травы: легкий, но ёмкий... Вэл тогда боялась, взаправду, словно делала что-то, о чём и помыслить было нельзя. Хотела рассказать всему свету про ходячих мертвецов? Не, дерьмо идея: с учетом всей шумихи в Сети и массмедия, кто поверит какой-то бабёнке? Что же могло тогда вызвать эту примесь в виде чувства вины, что затесалась в аромат холодного чая?

Так, а что было дальше? Ромео сосредоточенно шагая в сторону Клуба, попытался воссоздать заново картину визита к Хантер незнакомцев:

Там был чердак, порванная цепочка, звуки закрывающегося замка...Вэл была на кухне, когда за ней пришли? Но как тогда узнала про гостей? Главный ход всё-таки с гостиной... Может занималась своей ерундой, когда в входную дверь кто-то врезал? Что-то не вяжется. Ладно, похер, надо начать как есть.

Чердак. Судя по следам, что заметил тогда Байле, кто-то там старался проползти от кухни до гостиной. Предположим, это была Вэл. Пыталась перехитрить стремных мужиков. Тихо открыла люк в гостиной, мягко спрыгнула на пол, попыталась добраться до входной двери, бац, дверь вышибают, её откидывает на пол. Был ли у неё ствол в руках в это время? Предположим, что был. Он вылетает и падает на пол. Валери не теряется и хочет всё же свалить, но входная дверь перекрыта каким-то мудаком.

Хантер выхватывает ключи и метает в чужака, чтобы выиграть себе время и рвануть к окну. Кто-то кричит: "Окно!". Окно перекрыто... это бы объяснило, "след", где Вэл отшатывается от альтернативного выхода. Остается кухня? С кухни появляется тот длинный, с пятном на шее. "Священник?". Видимо, белое пятно - тот белый воротничок, что используют в своей одежде католические святоши.

Где-то здесь "любопытную мышку" настигает удар? Хмм... не, был же ещё стул. Мужикам удалось связать тётку Вэл вместе со стулом, так? Она кричит, чтобы её освободили. Кажись, Этан тогда рассказывал, как она у клуба с какими-то мудаками разобралась схожим образом? Быть может, это была её супер сила? Но судя по всему не подействовало и вместо желаемого, Хантер получается пощечину и падает вместе со стулом набок, головой об стол...

Но какого бы хера её Сила не подействовала? Это ведь всегда действует, не? Разве что мужик с сигаретой не обладает чем-то большим. Да и что-то было не так: Ромео так и не смог четко для себя определить, сколько было этих "мужиков", но никак не меньше двух. Если Хантер пыталась применить на пленителя свои супер силы, не стала бы она это делать при другом? Выходит, какое-то время она была связана и под наблюдением только одного визитёра. А где был тогда в это время другой? Другие? Вполне вероятно всего их было трое.

Так же Байле смущало, что и женских криков он слышал больше чем один. Валери чет совсем не представлялась ему той хрупкой натурой, что будет несколько раз кричать от страха. Экономка? Алекс? Пальцы мексиканца нащупали в кармане пуговицу, что он нашел в резиновом сапоге...

Похоже, "священник" появился ближе к развязке, когда Вэл уже "успокоили". А звонок Вэл был ещё до этого? И почему, блядь, опять они говорят на каком-то другом языке?! Точно не испанский. Факт! Но похоже. Португальский? Короче, под занавес Вэл куда-то кто-то уносит. Из образов Байле вспомнил лишь мужскую руку и часы. С учетом всех нюансов, парень не мог сказать наверняка, что это была именно Хантер. Но точно кто-то без сознания. Если так подумать, если ты долбанулся башкой об стол, так что кровь осталась... насколько вероятно, что ты потом ещё сможешь кого-то называть "священником" в ближайшее время? Что-то подсказывало Байле, что стул и стол с кровью были уже под конец представления, после знакомства с длинным типом и каким-то звонком.

Хотя этот самый звонок, если так подумать, больше походил на попытку дозвониться до Джо и остальных. То что ему самому Хантер даже не попробовала набрать Ромео мало трогал. Ему было норм. Получается, звонок этот был ещё до того, как начался весь замес. Не смотря на то что Байле не понял слова Валери, ему отчетливо передалась та безнадежность, что сопутствовала безответным гудкам в трубке... От этого даже стало не по себе.

Собственная башка не варила, Ромео наконец-то смог сам себе в этом признаться. Надо было сесть в норм место и подумать ещё раз, основательно. Родное кресло и стол для этого подошли бы куда лучше, чем мелкая вечерняя морось и городские улицы.

Байле с шумом выдохнул и на несколько секунд остановился посреди улицы. Задрал голову вверх: огни города, его шум заполнили усталую пустоту сознания, вытесняя прочь гипотезы. Парнишка на секунду прикрыл глаза, ощущая себя среди прочих пешеходов совсем одним. "Ебаный стыд", - хакер призвал сам себя собраться, наконец, взять себя в руки. Джимми Рамирез ждал.

Губы Ромео сжались в тонкую линию, пока слова товарищей по работе разбивали его иллюзии: действительно, какого хера он решил, что уже может им доверять? Неужели в пьяном бреду ему показалось, что что-то изменилось? Стоило ему заиметь своё мнение, как все дружно решили его заткнуть.

– Всё что найдешь, твоё, бро, – ответил Этану мексиканец, кивнув в сторону заднего пассажирского сидения.

Возвращаться в машину, как и спорить дальше, желания никакого не было. Байле снова ощутил как ему не хватает воздуха, присутствие остальных гулей давило на мозг изнутри и снаружи.

– Встретимся у Джимми. Сами с ним пиздите тогда, я встревать не буду.

Развернувшись, парень сунул руки в карман худи и побрел прочь, прикидывая как проще будет добраться до клуба Рамиреза. Так чтобы было время побыть наедине с самим собой и выдохнуть.

Уильямс, вслед за Джоан, пристально посмотрел на Ромео:
— Вот как ты думаешь, а если он нас пришьет за это? Мы еще не знаем, во что влезли. Нужно быть осторожными... мы ведь просто люди, в конце концов. Сейчас не нужно резких движений, поэтому...
Он залез в бардачок, достал свой стаканчик, и вышел из автомобиля:
— Так, я выкину мусор, кому-нибудь еще унести?..

Удар не вышел неожиданным, Ромео был готов к наезду. Вернее, оно и так было понятно, что незнакомец непросто так идет на сближение, в конце концов Байле доводилось и самому так делать. В общем, побывать по обе стороны баррикады. Но тем не менее, успеть хоть как-то блокировать удар мексиканец не успел.

Больно не было. Точнее, бывало и больнее, но дыхание перехватило, так что у парнишки чуть глаза из орбит не повылезали. Байле прижался к шкафу и, возможно, только твердая опора помогла ему не свалиться на пол. В каком-то смысле хакер еще придерживал себя за рукоять пистолета, владел которым в большей степени сейчас рыжий упырь.

Было ли страшно в тот момент Ромео? Еще как! За себя, за Эву, за ребят в гостиной… даже почему-то за Джимми. С трудом хватая ртом воздух, Байле кинул на незнакомца взгляд загнанного в угол мышонка. Мексиканец никогда не был бойцом, но опыт улицы твердо вбил в него простую истину: чтобы тебя уважали, нужно бить в ответ… если уж бежать физически проблематично.

— Бьёшь как девчонка… puta… — как смог процедил Байле в ответ на атаку, сжимая левую руку в кулак…

Дальше уже действовал механически, вопреки здравому смыслу. Впрочем, удар вышел вялым: мышцы свело от предыдущего удара, да и бил Байле с левой. В общем, хук вышел вялый и «леприкон» без труда уклонился.

Откуда они знают?! Её имя, родителей и друзей, почему эти осколки её прошлой жизни — такие индивидуализированные, такие идеально подобранные будто специально для неё — отражаются в чужих глазах? Нет-нет-нет, не смотреть, это точно какой-то гипноз! Мэг чувствовала, как что-то липкое и вязкое — не физически, а фигурально — затягивает сознание в болото, но ничего не могла сделать, было очень трудно сопротивляться. Словно тебе уже ввели дозу наркоза, а ты всё барахтаешься в яви, хоть и знаешь итог.

Но зачем она им? Почему они хотят заманить её в свои ряды? Кто вообще эти люди? И люди ли? Почему такой неестественный контраст? Психически — заторможенность, будто массовое впадение в кататонию (или это только насылаемый на других морок?), в то время как телесным реакциям позавидовал бы любой спортсмен, занимающийся скоростным видом спорта: ловкость, сноровка и... быстрота. Твари стремительно передвигались и приближались!

Окрик Кристал буквально вытолкнул её на свежий воздух. Вздрогнув как от струи ледяного душа, нейрохирург вскрикнула и метнулась в кладовую вслед за девочкой. Исследователь-аналитик, оставленный позади, требовал ответов, но искать их на собственном опыте не хотелось — сейчас самое главное не пустить «зомби» следом, забаррикадироваться. Если бы ещё на чёртовой двери был замок!

— Надо завалить дверь! Мешки!

Сразу после двух щелчков правая рука Саймона оказалась в кармане, и в руку знакомо лег небольшой выкидной нож, а уже через секунду в гостиной стало людно и похоже на костюмированную вечеринку в стиле великой депрессии.
Ковальски оценил усилия Этана и не стал вмешиваться в разговор. Вместо этого он, быстрым как ртуть движением, выдернул медленно приходящего в себя Ромео на свое место — в дверной проем спальни, а сам скользнул за спину появившегося из кухни бородача.
Эйфория — кровь хозяина разгоняющая живое сердце лучше, чем кокаин.

— У нас как было, mamasita, — после небольшой паузы обдумывания, ответил Ромео, по одной вытаскивая защитные защелки из пазов крышки моноблока, чтобы добраться до нутра. В какой-то мере парень чувствовал себя ученым-исследователем, забирающимся под панцирь огромного жука… но никогда этим ни с кем не поделился бы. — Главный чел если кого за кем посылал, то сам обычно и не ходил. Ну, если не надо было пример дать остальным или чего такого.

Крышка, прикрывающая чувствительное нутро вычислительной машины, с последним щелчком поддалась усилию человека, и хакер довольно улыбнулся, глазами выискивая банк памяти «существа».

— Норм, SSD, — уважительно протянул Байле, обнаружив цель. И как ни в чем не бывало продолжил разговор, параллельно отсоединяя диск. — И если этот Старшой действительно так крут, что даже Джимми под ним ходит, то и Вэл могла быть не единственной его чикой, смекаешь, Джо, а?

В голове Ромео теория выстраивалась в одну хорошую прямую такую линию. Сам по себе он понимал, что это не обязательно должно соответствовать реальности, но построение гипотезы занимало его как таковое.

— Типа она с кем-то встретилась, что-то узнала, а потом за ней выехали.

Хакер подкинул на ладони небольшую пластинку твердотельного накопителя, уже прикидывая как лучше будет подобраться к паролю. Достаточно бережно, мексиканец убрал трофей в рюкзак и принялся восстанавливать моноблок до прежнего состояния.

— Кружки, кстати, можно забрать с собой как раз, — добавил Байле.

– Кажется, пора завязывать шариться по шкафам и купить очки, – для Этана крик Джоан был как холодный душ, он не просто пропустил очевидные вещи, он облажался, нет.. его же словами, он "обосрался": - Иду!
Уильямс поспешил обратно в спальню, туда где стояли две, благополучно им пропущенные на самом виду, чашки и.. Телевизор?

Бывают кошмары, когда ты спишь. Иногда случаются кошмары наяву. А если уж совсем не повезло, то происходит вот такое.

В холодной испарине и с бешено колотящимся сердцем Меган, разбуженная молотящими в дверь кулаками, вскочила с дивана и слепо бросилась вперёд. Первым её порывом было помочь, вызволить девочку из беды, стремительно наступающей на пятки. Разум лихорадило. Как такое возможно? Мэг не могла дать произошедшему научного — да что там, даже околонаучного или просто рационального — объяснения, но она могла поклясться, что только что ощущала всё, что ощущала Кристал: видела её глазами, слушала, осязала, даже боялась точно так же! Весь спектр восприятия и эмоций. Как будто взяла тело девочки «взаймы» — но как такое возможно?! Это не объяснить разыгравшимся воображением или развитой эмпатией, это вообще не поддаётся объяснению!

Шаря в темноте руками, женщина всё искала проклятый ключ, который никак не желал находиться, пока не кольнуло осознанием: Кристал же заперла её снаружи! А что если те фигуры настигнут девочку, а она, Мэг, ничего не сможет сделать!

— Ключ у тебя! Быстрее! — громким шёпотом напомнила она, и как только беглянка ворвалась внутрь, поспешила закрыть дверь с их стороны.

Обхватила Кристал руками крепко-крепко и, легонько покачивая из стороны в сторону, как баюкают грудничков, принялась увещевать:
— Тише, тише, успокойся, я с тобой, не надо кричать, нужно сидеть как мышки — так мы привлечём меньше внимания, тише... — Мэг погладила девочку по волосам. — Не знаю, как, но я всё видела. Как будто была рядом с тобой. Эти фигуры... Они раньше тут появлялись? Ты знаешь, кто они?

— А кровати там, чё, нету? — спросил в ответ Ромео, немного недоуменно глядя на Этана, не понимая насколько тот серьезно про спальню.

Байле стоял одной ногой на нижней ступеньке опускающейся лестницы и отряхивал руки от пыли. Худи его был местами испачкан, но это, кажется, хакера не угнетало.

— Не знаю нахер вообще она ее хранила, — продолжил Ромео, кажется, не поняв главного смысла находки Уильямса. Парень с трудом помнил момент подписания поздравления. И конечно же считал его глупым.

— Я на чердак залез, — продолжил Байле, задумчиво почесав затылок, — замок открыт был и тут и на кухне. Хм… хлама много, инструменты всякие, говно старое, типа как, знаешь, просто пихаешь это на чердак и забыл…

Ромео начал уводить тему разговора в сторону, пускаясь в упоминания подмеченных деталей и оценочных суждений о чужом быте - обычное для парнишки дело, к которому все давно привыкли. По выражению лица Этана, Байле понял, что начал уходить от сути.

— А, там следы, короч. Как будто кто-то полз, ну ты понял, от кухни и сюда. Типа как в шпионских тупых фильмах: ползёшь в вент.шахте, чтобы враги тебя не заметили.

Реакция Джоан на грани панической атаки заставила Саймона быстро пересмотреть ситуацию.
— Ого, а ты действительно не готова.
Саймон быстро выскользнул из машины и успел подать девушке руку, чтобы поменяться с ней местами (буквально и фигурально).
— Спасибо за доверие, я поддерживаю свою кандидатуру. Кто-то против?

Ромео почти всегда можно было легко заметить в толпе по характерной манере двигаться: вроде бы и идёт как человек, но вместе с тем от среднестатистического гуманоида его отличала некоторая нелепость. Нескладность. Как будто ноги его жили совершенно отдельной жизнью: он мог на ровном месте споткнуться, а чтобы наступить кому-нибудь на ногу или толкнуть случайно плечом, усилий Байле не требовалось.

Собственно, заметить приближение Ромео троице из авто не составляло проблем. Парень приближался явно не торопясь, закутавшись в свою мешковатую одежду с головой, прихлебывая из небольшой жестяной банки.

— Даров, — бросил хакер, забираясь вместе с рюкзаком на заднее сиденье Volkswagen, мысленно прося судьбу, что бы соседом оказался Этан, а не Саймон. Последний, из всей банды был самым «колючим» в понимании хакера. После Флинна конечно. «Конечно», - мелькнула мысль, навевая воспоминания о суровом мужике-альфаче, которого Байле никогда, в общем-то, и не любил.

Выглядел Ромео ожидаемо плохо и, похоже, до сих пор не до конца понимал что именно происходит. Поймав на себе недовольные взгляды, Байле откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди:

— Чего?

  Приблизительно в 18:00 Этан очнулся на полу своей квартиры рядом с не расправленной кроватью почти полностью одетый во вчерашний костюм, несколько потрепанный после ночного рандеву. На левой ноге отсутствовал ботинок, потерянный где-​то у входной двери, а вместе с ним и носок. Медленно расшевелившись, Уильямс осторожно поднялся, рискуя выплеснуть остатки желудка прямо к подножию своей постели, по пути пытаясь нащупать свой телефон. Так и не обнаружив его ни в карманах, ни на полу рядом, он снял пиджак и рубашку, чтобы хоть немного освежиться и умыться. Память услужливо оставила в воспоминаниях только начало их ночного похода, начисто стерев остальное, но оно было и к лучшему, Этан знал, что наверняка что-​то натворил, и он не хотел об этом слишком много думать, пока не хотел. Нужно было еще уточнить у остальных, следует ли ему за что-​то извиниться, но это, конечно, подождет.

  Когда неясный жужжащий звук разнесся по квартире, Этан выходил из душа. Смекнув, что телефон, наконец, нашелся, он прислушался и быстро обнаружил источник. Пропажа обнаружилась в искомом левом ботинке, который был запнут в угол у входа, там же обнаружился и носок, мирно соседствующий с аппаратом.
  — Привет, Этан на связи. Только нашел этот кусок железа. Что-​то случилось?

Телефонный звонок выдернул Саймона из какой-то неподходящей фазы навязчивого мельтешащего сна, сложенного как калейдоскоп из кусочков прошлой ночи. Пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы переждать сердцебиение от всплеска адреналина после резкого пробуждения, и понять, что он спал лицом в подушку в своей кровати (ок, уже определенность), один (ну ок), сейчас седьмой час вечера и солнце село не меньше получаса назад (и с ним его привычка всегда отслеживать это).
На экране приветливым зеленым светится активный вызов от Джо и несколько тревожно-красных пропущенных от Хантер. Что-то случилось, никто не будет названивать шесть раз подряд, чтобы рассказать хорошие новости или поздравить с наступающим Рождеством.

Саймон сел в кровати, прислонившись к изголовью, прочистил горло и ответил на вызов Джоан:
— Привет, Джо. Я тут кажется валялся в небольшой коме после вчерашнего.

— Да нам… ну, мне, вернее, тоже приснилось, — замявшись, признался Женя. — Ну, вернее, даже не приснилось, потому что я не спал.

Под хруст яблок Женя рассказал, что случилось. В версии для несовершеннолетних Женя проводил Яру и Карася к школе, а на обратном пути увидел гуляющую Таню («да чё, постояли и разошлись»). Эта встреча причинила ему настолько сильные моральные страдания, что Женя аж проснулся от того, что Таня зовёт его снаружи.

— Ну, может, забыла чего? Хотя уж поздно. Я, короче, встаю, а она чёт всё зовёт и на свой дом тычет. И туда съебалась. В смысле, не сама Таня туда понеслась, а я типа думал, что это Таня, ну типа ща поясню. Ну я такой думаю: «Может, случилось чё?»

Дамашин решил не упоминать, что вчера думал совсем о другом, пока катился с лестницы и выбирал, в какой же позе будет сегодня трахаться этим вашим сексом. Вместо этого он упомянул, как его Псевдотаня — ни дать ни взять «человек, похожий на генерального прокурора» — скрылась в бане, как он едва не вошёл следом и как его в последний момент окликнула настоящая Таня.

— …а свет не горит на самом деле, прикиньте? И внутри пусто. Типа мне казалось, там лампочка светит, то да сё, а у них даже щит не был врублен. Я, короче, решил, что ёбнулся. А оказывается, не я один тут с кукухой в очке. В общем, мы даже ейную тётю разбудили и все вместе баню проверили. Ничего, никого. И следов никаких. Яра права: это чёт не совпадение. Может, тут опыты ставят? Или газ распылили.

  Алиса тоже взяла яблоко, но только крутила его в руках вместо того, чтобы есть.

  — Ну, да просто кошмар, – девушка не ожидала, что её слова вызовут столько интереса. Честно говоря, она бы предпочла об этом вообще не рассказывать. И немного жалела, что всё-таки проговорилась. С другой стороны, это же просто сон. Или бессонница бабушки. Или всё вместе. Сейчас она расскажет, и ребята это подтвердят.

  — Короче, ничего особенного. Марина говорит, что у ба бессоница. Ночью я слышала шаги, но… но, мне кажется, что я не слышала, чтобы кто-то открывал закрытую дверь. Ну, понимаете? Не знаю. И такое ощущение, что ба остановилась и смотрела на меня. Я её окликнула, но ответа не получила. Когда решила посмотреть, её уже не было, а шаги были в другой комнате, на кухне, без света. Но, у лунатиков такое бывает, я читала. Они не слышат. Это нормально.

  Алиса взяла небольшую паузу, собираясь с мыслями.

  — А потом… потом шаги снова повторились, но другие… М-м-м, странные. Такие быстрые, резкие, совсем непохожие на предыдущие. И прям рядом! Как-будто кто-то остановился за диваном, где я спала, и смотрел… дышал мне прям в затылок. Я боялась пошевелиться…

  Девушка мотнула головой, напоминая себе, что всё это осталось позади.

  — Вот как-то так. Как я и говорила, ничего такого, – Алиса слабо улыбнулась, ожидая реакции других.

  От рассказа Марка Антоновича по телу Алисы побежали мурашки. Сразу вспомнилось ночное шарканье, которое девушка уже успела благополучно забыть. И не просто вспомнилось, теперь уже воображение украшало жуткими деталями ночное событие. Алиса то бабушку представляла с кровавыми клыками, то незнакомого деда-упыря, пробравшегося и к ним в дом. Хорошо, что сейчас был день, а вокруг Алисы много ребят, продолжающих вести непринужденную беседу. Солнечная реальность определённо выигрывала бой с воображаемыми ужасами.

  — Ого, – девушка кратко прокомментировала невероятный рассказ Марка Антоновича. Конечно, это всё было скорее похоже на разыгравшееся воображение пенсионера. Может, он решил ребятишек попугать. Но лезть с этим к нему не хотелось. Вон, Таня верно подметила, что странный дед, конечно же, испарился, стоило только Марку Антоновичу его обнаружить.

  Алисе хотелось переспросить Таню о её сне подробнее, но подумала, что при пенсионере это будет невежливо. Поэтому девушка просто продолжила слушать разговор.

Ответил, конечно, Женя:
— Иерусалим, пожалуйста.

На утреннем солнце порозовевшие уши Жени были почти незаметны.

— Привет! — обрадованно сказал он и, пока Ваня завязывал шнурки, покровительственно положил ладонь ему на макушку. — Вот моя любимая жена.

  — Ага, спасибо, я запомню, – Алиса мило улыбнулась Ване. Не то, чтобы его вариант очаровал девушку, но он хотя бы поддержал её, в отличие от Жени. К тому же, Карась не понимала, почему бабушка должна оценить. Из-за возраста или Ваня подразумевал что-то другое? Из Чернышевского девушка читала только "Что делать?", наверное, самое его известное произведение. Этот роман ещё любят упомянуть в паре с другим, "Кто виноват?", но его Алиса не читала. Она и Чернышевского читала только из-за школьной программы, хотя эта работа ей и понравилась. Даже окрестила её про себя "женским романом". Не ожидала, что сюжет там будет про интересную жизнь молодой девушки. Это как с "Мертвыми душами" Гоголя, когда ожидаешь мистики и призраков, а получаешь разочарование, только наоборот.

  — Котёнок по имени "Ходили На Карьер В Поисках Следов"? – Алиса сериала кислую мину в ответ Жени.

  — Да и кота с нами нет. Точнее есть, но другой. Это будет незаслуженным именем. Но ладно. Теперь ты ответственен за это, поэтому домой не попадёшь, пока имя не будет выбрано, – прозвучало как угроза, потому что отчасти это и было угрозой.

  — Мне вчера рассказали, что в срубе, где нашли кепку Алёши, когда жили предки бабушки, – девушка решила сменить тему, – Так что считайте, что мы идём ко мне в гости, хи.

  — А я думала, что ты спать будешь, – по интонации Алисы было непонятно, то ли она была рада, что Яра пойдёт с ней до Вани, то ли, наоборот, не очень. На самом деле виною настроения девушки была жара и, как следствие, лень. Карась представила, как им сейчас идти по раскалённой дороге в одну сторону, потом в другую. И вчерашняя мысль зайти с утра за Ваней теперь не казалась такой привлекательной.

  Появление Кати ситуацию не изменило. С другой стороны, чем больше народа, тем должно быть веселее, в теории. Алиса надеялась, что может с Катей или Ваней у неё будет больше общих тем, чем с Женей и Ярой. Или что она хотя бы будет понимать, о чём они говорят. А тут ещё и Ярослава решила поактивничать, убежав к турнику. Алисе оставалось только закатить глаза на подобное поведение. Девушка достала наушники, включила плейлист и бодро зашагала вперёд, навстречу приключениям.

***

  — Так-так-так, что это тут у нас, – вместо приветствия Алиса укоризненно посмотрела на Женю и Ваню, спутавших её план. И хотя у девушки как такого плана и не было, но чувство, что всё идёт не так – теперь было.

Вы не можете просматривать этот пост!

Глубокая ночь.


    Женя засыпа́л под стрекотание сверчков за сараем и шорох занавесок. Вернее, он пытался заснуть, но сон не приходил. То ли Дамашин недостаточно устал за день, хотя прошёл пешком за сегодня куда больше, чем привык, то ли его отвлекали мысли. Те самые мысли, которые не находят лучшего времени, кроме как перед сном, чтобы обрушиться снежной лавиной. Алёша, Свиридова, кот, найденная кепка… конечно, ещё из головы не шла Таня. И снова кот: а кстати, где он? И снова Таня со своими «помнишь-не помнишь». Что он должен был помнить? А ещё стояние на перекрёстке и стойкое дежа вю, связанное с этим, но осознанное только теперь. Что за игры разума? И снова Таня…

    Со стороны окна резко подул ветер. Женю обдало неуютной прохладной под одеялом, будто кто-то сделал это нарочно. Кто-то, кто мог бы, например, стоять за окном вместе с ветром. Шторы всколыхнулись двумя призрачными вуалями. И внезапно Женя понял, что за окном кто-то есть. Эта мысль пронзила Женю! Он резко сел в кровати, не понимая, почему уверен в этом.

    — Женя…

    Он реально слышал своё имя. Его называл знакомый голос с улицы. Женя всё ещё дрожал, но как будто не только от холода. Голос вызывал приятные мурашки, перекликаясь с недавними мыслями. Торопливо вскочив, он прошлёпал к окну, отмахнулся от занавесок. В первые секунды его глаза ничего не могли разобрать в темноте, но потом, как будто подсвеченная изнутри и извне одновременно, в освещённую луной полосу ступила Таня. Она стояла внизу в одной сорочке, накинутой на… на полностью голое тело. Когда тебе семнадцать, ты подмечаешь такие факты раньше, чем узнаёшь собеседника в лицо. Узнавать в лицо и не требовалось.

    «Блин! Она же мокрая!»
    Действительно, газовая ткань лежала на худой девочке так, будто серебряное лунное сияние прилипло к её коже. Дамашин отчётливо видел её всю. Видел её плечи и грудь с тёмными метками сосков.

    — Же-еня, — звала она тихо, почти шёпотом, сложив руки домиком возле рта. — Это я…
    — Да я… да я вижу! — выдавил Женя.
    Таня тихонько помахала ему.
    — Я затопила баньку, — зачем-то сказала она.
    — А?.. — Женя глупо улыбнулся, вцепившись пальцами в подоконник. Он-то хорошо знал, что начинается после таких фраз. Он смотрел много фильмов об этом.
    — Баньку, — повторила Таня как будто по тому самому сценарию. — Чтобы помыться… Не хочу идти одна…

    Что-то было не так с её голосом. Он звучал с неясной тоской, словно банька была для Тани недосягаемым счастьем. Чем-то таким, о чём ты можешь прочесть в книге, но неспособен насладиться сам. Но Женя отмахнулся от этого. По его телу бежала волна предвкушения, и мысли о том, насколько невероятным должно казаться происходящее, насколько их дома далеко друг от друга для похода в ночной рубашке, исчезли, не появившись. Дамашин жадно облизывал Таню взглядом, сердце трепыхалось так быстро, как будто Женя уже был в бане, где шипят клубы пара. Голова перещёлкивала тумблеры: презервартивы! нету! хер с ним! Он был готов на что угодно.

    — Пойдём вместе? — прошептала лунная Таня.
    Почему-то вопрос звучал недостаточно вопросительно. Она хотела, чтобы Женя пошёл с ней. Всё в ней говорило об этом. Как она стояла, как смотрела. Её томный голос, и даже окружающий её воздух, насквозь вибрирующий в эротическом ожидании. Баня, конечно, была только предлогом.
    — Подожди! — сдавленно прошептал Женя. — Подожди, я сейчас! Ты чё, блин, вообще…

    Запнувшись, Женя решил не уточнять. Может, нажралась или «колесом» закинулась — вчерашний школьник в любом случае не был против. Ему пока не выпало шанса увидеть голую тян не в хентае или «домашке», и упускать этот абсолютно стрёмный, сумбурный, непонятный, спонтанный, но шанс Дамашин не собирался. Он на цыпочках кинулся по лестнице, на бегу схватив с тумбочки очки, мятые джоггеры и футболку. Кое-как надел их уже перед входной дверью, потянул её к себе, чтобы не заскрипела, скинул крючок с засова, сунул ноги в кеды, не зашнуровывая… и выглянул на улицу. Он всё ещё не мог поверить, что Таня действительно ждёт.

    Таня ждала — стояла уже чуть поодаль, ближе к перекрёстку. Помахав Жене, она повернулась и легко побежала к своему дому — светлой точке в конце той длинной аллеи, где подростки расстались лишь пару часов назад. Женя бежал следом, путаясь в шнурках, но Таня не давала поравняться с собой: то ли заигрывала, то ли, может, всё же стеснялась.

    — Эй! Погоди ты! — Женя пару раз пробовал позвать её, но в ответ слышал лишь отзвук игривого смеха.

    «Как в тупых древнерусских сказках» — происходящее всё сильнее заводило Женю, хоть и напоминало какой-то трек Горшка. Тянка в бане, теперь догоняшки. Не хватало костра и стога сена, хотя Женя уже прикидывал, как именно они обойдутся без сена. Поэтому он не отступал, летел стрелой между старых дубов. Худое тело Тани, машущей ему из-под окна, всё ещё стояло перед глазами.

    Наконец, Таня остановилась у золотистого бревенчатого домика с кирпичной трубой и небольшой боковой пристройкой-предбанником. Баня стояла на безопасном отдалении от основного дома, разделённая с ним живописным огородом и несколькими яблонями. Треугольная крыша недобро сходилась над крыльцом. За полуоткрытой дощатой дверью светилась сорокаваттка, выхватывая из темноты скамью и угол большого стола с вениками. Из серебряной тени Таня стала силуэтом, очерченным жёлтым электрическим глянцем.

    Женя ничего больше не говорил. Просто бежал, глотая вдохи, и представляя, как будет разде…

    Девочка бросила манящий взгляд через плечо и… потянула сорочку через голову. Женя рванул быстрее, стараясь успеть, догнать и увидеть как можно больше. Между тем, влажная ткань легко соскользнула с Таниных плеч. Полностью голая девочка сделала шаг в предбанник, другой… Она не прикрывалась и не пряталась. От стеснения, если оно и было, не осталось намёка, — больше никаких игр. Таня отступала всё глубже в баню по мере того, как Женя быстро шёл по дорожке. Застыв у самой двери в парилку, девочка как будто в раздумьях лениво откинулась на неё, согнутой в колене ногой закрывая живот. Её рука невзначай легла на обнажённое бедро. Длинные ногти с чёрным лаком лениво чертили дорожки по электрически-жёлтой коже.

    Женя одним прыжком оказался на крыльце! Таня улыбнулась, благосклонно наклонив голову. Она приглашала снести последнюю преграду. Несколько шагов, парилка, и… и…

— Давайте объединим идеи: Бегемот Чехова, — предложил компромисс Женя. — Звучит не хуже какой-нибудь группы из гаража.

В душе он был согласен с опасениями Алисы, и, переминаясь у крыльца, нет-нет да оглядывался на чёрную дорогу, идущую в поля. Хотелось остаться тут и шутить про бегемотов до утра.

— Эй, — первым озвучил их общее прозрение Женя и покосился на Аникееву, — это же Алё-Алёша… помнишь его? Ну этот, ну.

Он испытывал странное чувство, увидев в газете парня, с которым прошлым летом плавали на спор через «песчанку» и ходили за квасом к станции. Прошлым летом белобрысому Лёше было четырнадцать, он расспрашивал Женю про город и торговые центры. Позапрошлым — зачитывался бредовой фантастикой про десантников в Древнем Египте, а в лето до этого они все ночевали в лесу с палаткой. Калейдоскоп случайных фактов рассыпался по омерзительно серой газетной бумаге, чтобы сложиться в страшное: то, что обычно происходит где-то далеко, произошло рядом. Жене казалось, что он словил глюк, не может очнуться, а в газете на самом деле написано о пропаже Стива Джобса, Медведева или другого мифологического перса.

  Происходящее не поддавалось никакой логике, но в то же время казалось до жути правдоподобным. Во сне Яра предпринимала попытки заговорить, или, хотя бы пошевелиться, но не могла. Все, что ей оставалась - это дожидаться неизбежного. Быть может, знай девочка, что такое сонный паралич, то при пробуждении она испытала бы облегчение и спокойствие, но с подобным видением она столкнулась впервые.

  Резко открыв глаза, она склонилась над котом и обхватила его руками, тем самым не дав Жене забрать животное. Яра не считала себя трусихой, но в этот раз она действительно перепугалась. Из-за козырька кепки не было видно побледневшего лица девочки, поэтому навряд ли кто-то заметил, что ей не по себе. Так она просидела пол минуты, чувствуя, как кошачья шерсть щекочет щеки, прежде чем тихо сказала животному:

  — Спасибо.

  Вскоре девочка выпрямилась и слегка растерянно пожала плечами.

  — Сорян, что-то странное приснилось. Хорошо, что товарищ вовремя разбудил. Хех. — Сказав это, она расстегнула жилетку, немного поерзала на месте, стягивая ее с себя и накрыла животное, чтобы не дай бог кто-то лишний не обратил на него внимание.

  — Э-э-э, ну, можно сказать, что новая, да.

  Сначала Алиса удивилась, когда Яра не знала хит Maroon 5. Потом удивилась, когда Женя предложил зайти к нему (к его родственникам) домой. И окончательно девушку добила последняя фраза паренька, что он заметил её отсутствие в последние годы. Карась с лёгким прищуром посмотрела на своих попутчиков, отмечая про себя, насколько все они разные.

  — Так, дайте сюда, – Алиса включила камеру на телефоне и начала ловить удачный кадр. Через пару снимков, когда девушку удовлетворил результат, она зависла ещё на время в поисках подходящей группы для размещения объявления о находке чёрного кота.

  — Если ты себе забираешь, то нужен твой номер телефона для объявления или, наверное, кого-то из твоих. Ты же к началу учебного года уедешь? – Карась бросила ещё один взгляд на Женю, в ожидании подтверждения её слов, — Или может адрес сразу?

  — Курабье – это, вроде бы, печенье такое, да? – Алиса тянула время, стараясь незаметно поглядывать на Яру. Одной идти с Женей и котом на чай совсем не хотелось.

  Как правило, со всеми ребятами из Кристинино Яра была хорошо знакома, потому что очень часто именно с мальчишками зависала то катаясь на велосипеде, то гоняя мяч по полю. Иногда они толпой ходили на рыбалку. А вот очкарик, что сидел напротив, в таких вещах участие не принимал. Поэтому, когда они заняли две последних скамьи вагона, Ярослава из вежливости кивнула парню. На этом всё их общение и закончилось.

  «Какой странный!» - думала про себя Яра, переключая фокус внимания на происходящее за окном и вскоре погрузилась в дрёму. Девушку, подсевшую на одной из следующих станций, наоборот, хорошо знала, хоть и не лично. Дело в том, что сельские ребята только о ней и говорили, от чего в голове у Аникеевой сложился образ недоступной принцессы. Яра была уверена, что Алиса о ее существовании даже не подозревала, поэтому предполагала, что остаток пути троица проведет молча. Можно было спокойно дремать дальше.

  Когда Женя заговорил, Яра устало зевнула и протерла глаза. Находясь между сном и реальностью, она сперва среагировала на сказанное, резко подняв колени к груди, сев как птичка на насесте, и только потом успела подумать, что парень делает что-то странное и не совсем понятное. Не став задавать лишних вопросов, школьница все же непонимающе посмотрела на соседку.

Когда Алиса уселась напротив, Женя Дамашин — про которого все припоминали в основном то, что это «ну, чел из соседнего дома» — кивнул и подумал, что у неё опять новый имидж. В прошлом году Ёбаный Карась, как за глаза дразнилась деревенская туса, носила… э-э-э? Брендовый лонгслив? Широченные «трубы»? Женя уже запутался. Просто понял, что с платиновыми волосами ей прикольней, но вслух ничего не сказал.

Потому что Женя думал о важном.

Пока не выяснилось, что охотятся на кота, Женя считал, что ловят чурку. Только странного — в белом галстуке. Как будто чел не в элку погрузился, а выехал тусовать в клубец. Сейчас Женя таращился в пространство рядом с шортами Алисы и размышлял, что делать. Пьяные люди всегда его пугали. Ещё «хорошо», что выпивали женщины, а не сельские бичи или оглобли в трениках. Впрочем, и от людей в униформах хорошего ждать не приходилось. Наверное, кот испытывал схожие эмоции. Да ещё оказался поезде, который вёз его чёрт знает куда…

Правда, судя по словам кондукторши, кот к поездам привык. Но в любом случае нет ничего хорошего в набитых вагонах: не наступят, так задвинут клетчатой сумкой. Одна такая как раз тряслась на багажной полке, грозя грохнуться на пьяниц. Если бы на прошлой станции не вывалилась половина местных каторжан, Жене пришлось бы высовывать голову наружу, чтобы подышать как следует, хотя окна и так были распахнуты настежь. Очки постоянно потели.

Короче, бедный кот.

С наклеенного между скамеек плаката смотрел грозный боров в красной каске. Боров рекламировал стройку Байкал-Амурской магистрали и утверждал, что только там — настоящая мужская работа. Со вздохом Женя расстегнул рюкзак и кулаками утрамбовал футболки с полотенцами. Потом воровато оглянулся, мысленно кивнул борову и неуверенно пробормотал, зная, что сейчас будет принят за извращенца. Ну ничего. Работа у него такая.

— Э-э… это… короче, раздвиньтесь, ладно? И ничего не говорите.

Он быстро встал на колени перед девочками и потянулся обеими руками под скамейку!

— Вы ничего не узнаете, — печально сказала Вилена, смягчившись. — Дело не в том, что я не хочу говорить по телефону. Дело в том, что у меня нет другой версии. Я уверена, что Маргарет не делала того, в чём её обвиняют. Она не такой человек, Джонатан, кем бы ни были вы сами. Но «она не такой человек» — это смешно. Это не аргумент. Если вы хотите судить ad legem, всё укажет вам на Маргарет. И если вы заботитесь о своём будущем фаворе, то я посоветую вам с высоты опыта: укажите туда же, куда простёрли перст сильные мира сего. Но если вам важна правда extra jus, как вы утверждаете…

Она прокашлялась, и почему-то Джонни представилась скупая на жесты женщина на склоне лет. Она сидела в лунном свете перед вазами, полными увядших цветов. Была ли Вилена Мармелл действительно такой? Верной подругой, до конца защищавшей близкого человека? Трагичной искательницей правды, не умеющей подать собственный голос? Стареющей стервой, создающей сенсации на пустом месте? С кем он говорил? Это сложно понять среди живых, и ещё сложнее — среди мёртвых.

— …тогда вам предстоит подумать вне доказательств. В этом городе три столпа власти. Семья Б., внутри которой теперь разлад. Семья В., которая теперь лишена сдержек и противовесов. Семья Т., то есть я и моя дорогая Маргарет. Мы были для них посредником. Ничейной территорией, где всегда можно поговорить. Теперь этой территории не осталось. Карточный замок мистера Касла рассыпался, Джонатан, и вы не соберёте ни одной карты. Улики, указывающие на виновную, составлены искусно. Кто-то манипулировал Маргарет, убедив её принять в своём доме охотника. Они действительно связаны. Теперь никто не поверит ей, что бы она ни заявила. Там не найти правды. Лучше обдумайте, кто из троих потерял меньше всех и приобрёл больше всех, и вы найдёте истинно виновного: так режет бритва Оккама. Не добавляйте лишнего. Но между «найти» и «доказать» — такая же разница, как между вашими словами о безопасности Джейкоба и его реальной безопасностью. Решите сами, с кем вы и на кого укажете, но если Джейкоб пострадает — я обещаю вам, Джонатан, что я не забуду этого.

Длинный монолог стих. Трещали сверчки. Внутри машины Арлин о чём-то переругивалась с Джейком. Телефон лежал в пальцах Гангрела, отсчитывая секунды исходящего вызова.

Придушенный цепочками Кид успевал только прерывисто кашлять, пока Арлин размазывала несчастных охранников. Возможно, то была игра воображения, но присутствие Малкавиана словно насыщало насилие новыми эмоциями. Настоящими; глубокими и яркими. В жестокости хотелось раствориться без остатка, и когда револьверная пуля разорвала голову «херувима» в клочья, когда толпа с воплями бросилась прочь… в этот краткий момент Бонни показалось, что жизнь обрела смысл.

Дискотека гремела сама по себе. Впрочем, около половины посетителей, пьяных или заведённых настолько, что им заходило на окей и кровавое месиво, продолжали толкаться под стробоскопом. Наконец опомнившись, Арлин поспешила за Джонни. Кид недовольно вырывался, но в нём, видимо, нашли своеобразную аналогию Джейкобу.

У дверей с белыми крыльями распростёрлись в лужах крови два тела. Один негр слабо завывал, хватаясь руками за живот и ещё не зная, что в спине появилась дыра диаметром с ведро для бумаг. В кишках булькала кровь. Половина правой почки отсутствовала, прошитая пулевым каналом. Смерть была мучительной. В Элизиуме продолжали кричать.

Вместе с волной полуголых подростков, распалённых и перепуганных, четверо вампиров ломились к выходу. На пороге разорённого зала Бонни обернулась, подчиняясь скорее шестому чувству, чем необходимости. В лазерно-чёрной тьме крылатые двери медленно открылись. Крип из христианской секты тяжко и торжественно стоял в проёме, не отрывая глаз от бегущей толпы. Двумя пальцами он выдавливал пулю из грудной мышцы, казавшейся каменной. Пятидесятый калибр, которая только что перемолол человеческое брюхо, стал для Кастора Брауна… ничем.

* * *

Бруха редко создают потомков. Бешеные псы, ненавидящие в первую очередь самих себя, они кормятся и упиваются своим анархизмом. Только встретив такого же отбитого, ненависть к которому перевешивает презрение, они иногда снисходят до потомства. Обращение Бруха так же жестоко, как они сами. Бруха почти не создают семьи, мало чему учат своих птенцов. Они и живут не слишком долго: кто-то цепенеет, не сумев найти пропитание, кого-то настигают Солнце или стерегущие Маскарад воины Старейшин. Но маленький род странных луизианских потомков католического Принца Соломона Касла сделал почти неслыханное. Укрепился и вырос. Оставил потомков.

Неонаты Бруха страшны в бою. Почти так же страшны, как дикие одиночки их клана-собрата Гангрел. Но кем способны стать Старейшины клана, прошедшие несколько веков войны? Какого врага они только что создали из наследника Принца Кастора Брауна?

Уже на парковке, когда Кид ударил по газам знакомой чёрной БМВ, руки смогли отпустить оружие. Плачущий ангел на трубе сиял в ночи как красный факел. Очередь перед клубом недоумённо смешивалась с выбегающими. Никто не преследовал котерию.

* * *

Когда стоны «херувима» умолкли, Кастор Браун осенил крестом его тело и прочёл заупокойную молитву, стоя на коленях перед двумя телами. Голова второго охранника была накрыта кожаной курткой. Кастор плакал, закрыв глаза. Потом огромный негр поднёс к уху крохотный в его ладони телефон. Его грозный бас звучал печально:

— Здравствуйте, доктор Баркер. У меня есть новости для вас…

  Пока один дрочит у мамы за дверью, второй владеет ночным бизнесом. Они точно бро и ровесники? Арлин криво усмехнулась своим мыслям, вступая в томную тишину ВИП зала. В голове еще звенели биты с прошлого помещения, но женщина быстро адаптировалась в новой обстановке.

  Спрятанный под плащом револьвер быстро оказался в худой руке Бонни, как только она заметила толпу вокруг их Малкавиана. Похоже, что было хорошей идеей не начинать с поисков друга Джейкоба - Кастора. Арлин подозревала, что это его спина стояла бок о бок с белобрысым красавчиком. Вампирша ревностно втянула ноздрями воздух, подозревая, что глупый саб, вероятно, получает удовольствие от избиения. Вот только эта игра была их с Джонни прерогативой! Тихо, но быстро, она метнулась в сторону углового дивана. Каждый шаг был быстрее предыдущего. Первой мыслью было избавиться от надоедливых банок на заборе… вернее двух «херувиммов». Не хотелось, чтобы эти товарищи мешали дальнейшему разговору сородичей.

  Одновременно с теплым приветствием Джонатана, она оттолкнулась от земли и прыгнула угольку на шею. Под стальными бедрами затрещали шейные позвонки.

  — Ку-ку, ёпта! А че нас не дождались? Мы тоже хотим. — Арлин приставила к лысой башке холодное дуло Магнума и подмигнула Астрину.

— Хм…
— Хм…

Церберы переглянулись. Зловещая светотень то и дело пробегала по худощавому лицу вампира, обрамлённому длинными и спутанными волосами. С неслышным зудением лампочки над иконами освещали богослова Амвросия, блаженного Стефана и причисленного к лику святых Папу Сикста Второго. Все они с немым укором вглядывались в толпу. А голос Джонни как змей искал и находил бреши в инструкциях и убеждениях.

— Я вас не помню, но если ждут — так и быть, — медленно согласился охранник.
— Приятной ночи, — откликнулся второй и толкнул крылатую дверь. — Не беспокойте гостей.

Элизиум «Плачущего Ангела», наверное, отгородили многослойными пенно-пробковыми панелями, потому что Шанс и Арлин ступили в тишину. По крайней мере, так показалось в первые минуты. Здесь тоже был свой звук, но после контраста с дискотекой он различался не сразу. Едва слышные медитативные прогрессии лились из спрятанных динамиков, не создавая дискомфорта. Свет в темноте оставался кислотным и тусклым, но сделался хотя бы ровным. Рубиновые и лиловые неоновые трубки тянулись под потолком, повторяя очертания украшенной персидскими коврами барной стойки и множества отдельных кабинетов, разграниченных высокими спинками диванов — таких же алых, как обычный мейк-ап Бонни.

Посетителей стало существенно меньше. Элизиум скорее пустовал, но в его пустоте читалась мрачная угроза. Невысказанное вслух понимание, что безопасный мир похоронил лязг закрытых за спиной Бонни дверей. Несколько скучающих силуэтов у стойки, сидящие в полутьме на диванах… где-то бурлили кальяны. Медленно двигаясь сквозь Элизиум, Джонни и Арлин увидели, как на одном из диванов полуодетая девушка в сетчатых колготках под шорты приникла к горлу юноши с расстёгнутой до пупка рубашкой. Двигался кадык. Текла кровь. Юноша стонал в тихом экстазе.

— Чего пристал?! — услышали они знакомый голос с визгливыми интонациями. — Слышь, я не поддерживаю насилие против африканской диаспо…
Голос захлебнулся на последнем слове.
— Говори тише. Не беспокой гостей, — перебил его глубокий красивый бас. С таким было впору выступать в опере или озвучивать героев боевика.

За угловым диваном, который отделяли от общего зала две наспех поставленные ширмы, несколько тёмных фигур стояли спинами к Элизиуму, окружив сидящего. Двое очевидно были «херувимами»: белые футболки, треугольная форма спин, фонари-дубинки на поясе. Но ещё двое не принадлежали к числу охранников. Один был субтильным юношей в растянутом красном свитере с высоким горлом и снежно-пепельными волосами. Даже сзади каким-то образом становилось ясно, что этот парень безумно красив. Со вкусом выбранные дизайнерские чиносы обворожительно сидели на подтянутой заднице. Наконец, четвёртый — вновь широкоплечий негр, выбритый налысо — носил кожаную куртку, жёлтые ботинки со стройки и мешковатые штаны. Типичный люмпен из трущоб. Его ленивый пинок и заткнул Кида.

  — То-то и оно! Их плейс зачистили, Маргарет поймали, Скрипач где-то шатается. Не пойму, чего этот Баркер медлит с ним? Как бы чайлды не то, чтобы несут ответственность за косяки сиров, но тень подозрения, понятное дело, будет ложиться и на него. Но шериф по-ходу так ссыт, что мы до него первыми доберемся, что выслал за нами отряд. — Арлин схватилась руками за голову, как бы призывая ее активнее работать и громко взвыла. Она слишком прямолинейная для этого дерьма. Пожалуйста, нарисуйте мишень, куда бить и она это с радостью сделает! — Да бля! Какого хрена я должна думать! Нихера не сходится! Фу-у-у!

  Бруха, сложив руки на груди, сползла вниз. Над водяными пузырями торчали только сердитые глаза, безжизненно глядящие вперед сквозь стенку джакузи. Не для этого она бросала колледж! Мыслительные процессы вызывали почти что физическую боль, но через некоторое время она снова поднялась, и села по-нормальному.

  — Думаешь, они все еще друзья, после того, как сир одного пришиб сира другого? Не думаю, что у них прям Такие теплые отношения…— Вампирша зачерпнула немного воды и стала умывать лицо. Макияж смывался медленнее крови, но Арлин явно действовала целеустремленно. Будь она человеком, то уже бы не раз разодрала ногтями лицо. — Короче, Кастора наверняка будет проще найти, если мы зафейлим поиски Джейкоба.Сговориться с Бруха, говоришь? Ой да, люблю заводить новых друзей — НЕТ! Если уж пойдем с ним базарить, то давай уж вместе. Я буду максимум подпездывать тебе. — Женщина потерла пальцами веки. Без стронг мейкапа казалось, что она была несколько моложе, чем когда накрашена.

  — Бля, слушай. Я вот че не пойму. Как тебе вентру дозвонились-то?

Колода выгнулась дугой в пальцах Джонни Ли. Он чувствовал, что если надавит ещё чуть-чуть, то атласный пластик соскользнет и лесенка карт устремится вверх, преодолевая сопротивление кондиционированного воздуха. Так и случилось - шелест пик, крестей, бубен и червей разрезал тишину, пока Гангрел стоял в гардеробной напротив яркой кожаной куртки с головой волка на плече. Как круто она будет смотреться на таком бродяге как Ли, даже не смотря на то, что у вампира не было байка! Вторая кожа, красная как кровь, сигнализирующая опасность. То что нужно, чтобы выделяться в серой толпе...

Карты, повинуясь законам физики, опадали на пол, пролетая мимо бледной плоти Гангрела, стоявшего абсолютно голым. На фоне утонченной дороговизны его субтильное тело не вызывало восхищения, как не восхищали "вторичные" шмотки из азиатского магазинчика, лежавшие недалеко от входной двери грудой мокрого тряпья. Но в обоих случаях Джонни было так похуй! Ему нравилось ощущать себя свободным от чего-либо. Эдакое проявление нигилизма во всех его смыслах. Настоящая звериная свобода! Или же желание заполнить пустоту внутри, кричащую во внешний мир: "Я, я, я! Посмотрите на охеренно важного человечка!".

– Йоу, Арлин, го в джакузи! Если что, можно там и попасть, – гаркнул мужчина через плечо, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы подруга его услышала.

Оказалось, что на его плече почти неощутимо балансирует карта "рубашкой" вверх. Ли потянул пальцы, чтобы аккуратно подхватить её. С секунду помедлил, прежде чем переворачивать - предчувствие холодной иглой кольнуло куда-то между лопаток. Стилизованное изображение дамы с черным карэ вновь взглянуло на вампира. Хитрая сучка Идалин Келли? Или брутальная сучка Арлин? Или, быть может, жизнь готовит его к встрече с ещё одной "дамой"?

Джонни кинул карту на пол. Собрать их можно будет потом, Ли вовсе не хотел заморачиваться перед сном чем-то столь тривиальным и банальным. Завтрашний день напрягал своей неизвестностью и Гангрел резонно предполагал, что насладиться роскошью удастся ещё не скоро, поэтому он хотел сделать это сейчас, пока ещё было время. Почувствовать себя на вершине, заслуженно получить все преференции повелителя ночи!

– Арлин, бля! – крикнул громче Ли, разворачиваясь, чтобы покинуть гардеробную.

— В первую очередь мама соберёт убедительные доказательства, — осторожно покачала головой Келли. — Беспочвенные обвинения против чиновников даже покойного Принца не сделают никому добра. Если Шериф покрывает «удачно пропавшую» леди Маргарет, тупую настолько, что пустила охотников к себе убежище, это одно. Если же это наш Доктор, а не леди Маргарет, прямо причастен к гибели Старейшины… такой поступок не зря прозывается Амарантом. Нарушение Третьей Традиции не прощают. Но не будем о том, про что ещё не знаем, пусть тут у старого моржа голова пухнет.

На этой легкомысленной ноте разговор, к удовольствию Джонни, свернул на другие темы. Ида непринуждённо делилась своей биографией. Как выросла в богатой семье с особняком в Белгравии (где в те годы селились не только арабские олигархи). Как ненавидела Оксфорд и светские приёмы. Как ей прописали в женихи жирафа с лицом собаки динго. Как, обманув мать, сбежала в Америку аккурат к «лету любви» и потрошила новую жизнь как грейпфрут, перебиваясь вакансиями приходящих секретарей и не отвечая на письма из дома. Только теперь Арлин поняла, что Келли ненамного старше их. Костюм делал её взрослее, но если верить, что вампиры морально застревают в возрасте обращения, то они беседовали с ровесницей.

Белый лимузин остановился у исполинских ступеней. Башня упиралась в небеса. Рахитичные шпили венчали её бетонный колос. Безликое зеркало стеклянных панелей отражало бегущие огни, здесь и там обрамлённые проблесками луны в тучах. Ливень поливал контрфорсы и опорные колоннады, а за высоченными окнами первого этажа виднелись мраморные холлы, по которым гуляла тишина.

— Увы, я не с вами. Перед рассветом мне нужно заварить боссу кофе повкуснее, ха-ха. А вам — к лифтам, — Ида наклонилась к уже открытой водителем двери. Дождь шумел, вбрасывая в салон холод и ледяную воду. — Девяностой восьмой этаж. Если охрана остановит, скажите, что вы в президентский люкс, и покажите это. Всё, что найдёте внутри — в вашем распоряжении. Особенно гардероб, спортивные вы мои.

Вооружённые мобильным номером Иды и чёрной карточкой с вытравленным на ней силуэтом белого церковного ключа, Бонни и Ли пробежали по казавшейся бесконечной лестнице и нырнули в торжественную тишину. Огромные буквы «Отель «Конкорд»» плыли во мраке, а лифт уносил их под облака. В эмпиреи. Туда, где Неоновый Город становился чёрными башнями, слитыми воедино деньгами и властью.



Двери, напоминавшие вход в египетское святилище, вели в двухэтажный пентхаус. Чёрный мрамор, хромированная сталь и стёкла от пола до потолка в гостиной с головокружительно высоким потолком создавали атмосферу роскошного крематория — но сегодня он принадлежал двум неонатам, оставлявшим мокрые следы на полу, не знавшем пыли. Джакузи, крытый бассейн, отдельный бар, библиотека с креслами-гамаками и несколько спален — всё принадлежало им.

Дождь за окнами плакал, покрывая мебель в гостиной текучей рябью. Мраморная стела, пересекавшая оба этажа в этой зале, блестела позолотой. Шрифтом-горельефом на ней был выбит фамильный список:

Отец, III (? — ?)
Веддарта, голос Отца, IV (30в. до н.э. — )
царь Крет, V (? — ?)
Антоний Римлянин, триумвир Константинополя, VI (7в. до н.э. — 12в. н.э.)
Александр Франк, домин Парижа, VII (2в. до н.э. — 14в. н.э.)
Гай Юлий Марцелл, VIII (146 — )
Дориан, 3-й граф де Шамон, IX (1471 — 1955)
Джозайя, лорд Крофт, 6-й граф Крофтхолл, X (1678 — )
Уинстон, лорд Эшвуд, 15-й граф Эшвуд, XI (1831 — )
Идалин Келли, XII (1946 — )

Гардероб, обещанный Келли, потрясал богатством выбора. В отдельной комнате на вешалке в форме буквы П висели как деловые костюмы, так и алые косухи, кожаные плащи или куртки с чёрно-серебряной атрибутикой. Там же — искусственно рваные джинсы, юбки из плотной шотландки, кожаные леггинсы и ремни с цепями. На обувных полках стояли лакированные «дерби», тяжёлые псевдовоенные ботинки, готичные сапоги с окованными серебром носками и «гриндеры» с чудовищно тяжёлыми подошвами. Всё выглядело новым, внутри даже обнаружились вкладыши для формы и неснятые бирки. Гардероб собирали лишь для того, чтобы он был.

Но, открыв один из шкафов, Арлин присвистнула. В аккуратных подставках протянулся ряд пистолетов: «Глоки» и классические «Кольты», старомодные «Беретты», несколько крупнокалиберных револьверов «Таурус», пистолеты-пулемёты, обрез «Моссберга» с лакированным цевьём и переломный гранатомёт М79 в красивом кожаном чехле. Над ними в аккуратной композиции помещалась чёрная как смоль катана в современных синтетических ножнах, несколько телескопических дубинок, бейсбольная бита с чьим-то автографом и пара мачете. Технически арсенал находился в гардеробе, и вряд ли Келли ошиблась с формулировкой.

А дождь всё шёл.

Перекидывая карты из ладони в ладонь, Шанс раз за разом обнаруживал на вершине колоды пиковую даму. Роковая толстуха с достоинством русской императрицы смотрела на него, обещая беду.

  «Вассап мы уже заканчиваем! хз, докатимся до хаты или нет.
  когда-нибудь слышал, как Шанс поет Angels Crying? Пзц кринж 💩 »

  Дописав сообщение потеряшке, Арлин медленно оторвала глаза от синеватого дисплея телефона и поглядела на Ли. По интонациии его вопроса было понятно, что он все решил. Предвкушение новой мамочки, которая разрешала присосаться к сиське, кажется, заставила его забить на все остальное.

  — В смысле? У нас апартаменты проплачены, ты забыл? — Скривив губы она выразительно поглядела на свой телефон, как бы намекая на переписку с Астрином, который вроде как был еще частью их банды. Хотелось обойтись без слов, хотя Келли наверняка вынюхала, что их было больше.

Ли выгнул бровь на последнее предложение референта. Он даже не знал что и предположить, после всех откровений этой чики.

– Ты так говоришь, будто мы, – Джонни указал бокалом в руке на себя и на Арлин, сменив тон на более панибратский, – большие шишки из Нью Йорка или ещё откуда. Что может парочка пришлых деревенщин предложить могущественным Вентру Даут-сити? Городу, где убивают Принцев, а местная охранная шарага охотится на сордичей.

Гангрел залпом допил кровь и теперь просто крутил сосуд в руке. Он совсем не ожидал, что Ида Келли начнет откровенничать о том, что даже престарелый Вентру опасается за свою жизнь. Вентру, которые всегда держат, или стремятся к этому, домены за яйца.

Если попробовать вникнуть в то что уже рассказала Ида, выходит, что кто-то планомерно избавляется от этих самых столпов города: Принц Бруха, старейшина Тореадор Дэй... На очереди, действительно должен быть какой-нить упырь-Вентру. Но... кто способен проворачивать такие вольты?

  — Хотелось бы сказать, что для меня любое время - идеальное для выбивания дури. В этом я точно лучше, чем в переговорах. — Проследив за взглядом гангрела, она тоже попыталась отсчитать нужную квартиру. Как и положено, к этому часу в окнах свет уже не горел. — Давай, короче, попытаемся договориться, а если нет, то уже решить дела так, как Кид обычно не одобряет. Вон те окна, да? — Она сцепила руки в замок и щелкнула костяшками пальцев.

  — Еще не факт, что он там один живет. — Она задумчиво вытянула губы и почесала когтями подбородок. — Чо думаешь, я сойду за растерянную бывшую? — Не без нотки сарказма, поинтересовалась Арлин, заведомо зная ответ. — В любом случае, если будем звонить в дверь, думаю, тебе лучше занять такое место, чтобы не попасть в обзор глазка. На бабу с сиськами легче клюнуть, чем на бабу с сиськами в компании гопника.

Гангрел взял на себя денежные траты, заметив, что поездка и закупка новой одеждой, вышла весьма ощутимой для кармана. Неплохо было бы подумать, где разжиться ещё наличкой. С таксистом вампир попрощался уже привычным "come on".

– Так блядь, – коротко подвел черту Ли, чтобы перейти уже непосредственно к обсуждению дальнейшего плана действий. Опустив очки на переносице, каинит ещё пару секунд задумчиво вглядывался в район шестого этажа, где должен был бы находиться дружок Скрипача. Этот маленький гавнюк точно должен знать, где искать блондинчика. – Я вот чё думаю: можно и по-хорошему к этому пареньку подкатить, типа что мы Скрипачу помочь хотим выбраться из той ситуации, где он оказался. Можно даже тупо сказать, чтобы парнишка передал наш номер для связи. Ну или по-плохому можно: ввалимся туда, всех кто есть положим мордой в пол и выбьем всё инфу. Какой ты вампир сегодня, а? – Джонни криво усмехнулся и посмотрел на Арлин поверх очков.

— Хах… — Кид с благодарностью принял очки и кое-как надел их, глядя Джонни глаза в глаза. Потом задрал голову к Бонни. Похоже, очки вернули Киду подобие связи реальностью. — Да уж… есть о чём подумать. За… за… за нами ехали после встречи с шерифом. Но наша тачка — такого уровня, что не тронулась бы, если бы засекла проблемы с тормозами. Её взломали всю. И тормоза, и бортовой компьютер. Это хуй знает кем надо быть. Надо было приготовиться. Найти место. Снять этот… сигнал с брелка, или как эта хуйня сейчас делается. Короче…

Кид глубоко дышал, хотя ему было не нужно. Сидящий рядом Гангрел успокаивал. Бонни не умерла. Никто не умер. Никого не убили. Они справились. Паника превращалась в памятную обиду.

— Короче, я думаю, это шериф, — отдышавшись, заявил Кид. — Раз: у него было время, чтобы подготовить засаду. Он выбрал место встречи. Два: он выспрашивал у нас, что известно мистеру Депардье или как там его, забыл. То есть, опасался, что мы — неизвестный фактор. Три: он не торопится никого обвинять из этих Деев-хуеев, мотивируя это всякой политической хернёй. Да чушь! Старый Принц сдох, а Шериф даже не шевелит жопой: да это же лояльность уровня «Космической станции». Четыре: он притащился на встречу со свидетелем, чтобы потом никто не мог сказать, будто бы он нас угробил. Наоборот. Напоил, накормил. Даже телефон оставил, чтобы мы перезвонили, если случайно выживем. Всё против него. Надо как можно резче сделать то, что мы и хотели делать. Иначе город станет для нас ловушкой. Вот… как-то так…

Припав к стене ангара, чтобы проверить развороченный бок, Джонни вовсе не думал о прожитых годах, не вспоминал былое, хорошее или плохое - он никогда не жил прошлым. А может, момент был не очень подходящим и подыхать было ещё слишком рано, чтобы слайды из воспоминаний пробегали перед глазами. Вампир быстро приподнял полу плаща и криво усмехнулся: сквозь разодранный свитшот, весь в багровой жиже, он видел бледную плоть. "Хуй вам, пидоры!", - огрызнулся про себя Гангрел, чьи губы продолжили растягиваться в мучительный оскал. Боль была охеревшей. Похоже на пинок по яйцам, если бы нога ещё на несколько дюймов зашла вместе с яйцами в тело. Но в этой боли теплилась жизнь. Он жив и прямо сейчас бежит по краю! Было в этом нечто садистское по отношению к самому себе, и навряд ли вампир решился бы повторить нечто такое в ближайшее время.

Надо бежать. Инстинкт толкнул вампира ближе к краю ангара. Ли жадно втягивал влажный воздух, давая Зверю внутри возможность унюхать противника поблизости. Внутренний демон каинита бесновался, но в этих метаниях Джонатан различил "зеленый свет" - путь впереди, похоже, пуст. На сомнения всё равно не было времени: судя по тому как серьезно настроены эти упыри с дробовиками, действовать они будут максимально эффективно и жестоко... Одному со всеми не справиться, а что стало с Арлин и с Кидом Гангрел не знал. По крайней мере за ним никто из них не побежал.

Джонни рванул вперед, намереваясь быстро пересечь открытое расстояние до следующей линии зданий, чтобы подобраться к краю территории доков и затеряться там.

Над водой стреляли, бежали и спасались, а Кида увлекало вниз. В темноте не было вспышек, криков, чёрных микроавтобусов, выехавших со страниц городских легенд. Не зная, почему он не слышал выстрелов, Кид позволил мыслям въедаться в этот физический феномен, чтобы не думать ни о чём. Ему было хорошо. Вода баюкала его. Боль становилась приятным бонусом к мёртвой нервной системе.

Акведук ассоциаций вёл от физики к картинам из детства. Приличная сельская школа в штате Нью-Йорк, где младшеклассники носили блейзеры и брюки со стрелкой. Кабинетная доска с написанными мелом уравнениями. Ржавая подстать кострам память о ночёвке в палаточном кемпинге. Шестнадцатилетний Кид, глядя на горлышко пивной бутылки, впервые задумался там, как стекло захрустит на зубах. Потом он пытался вдавить горлышко в свою глазницу. Ему стало больно, и он переменился навсегда. В прокуренном клубе на Джексон-Хайтс гудели рок-гитары. Одну неумело, но с душой мучал парень с длинным моллетом и в обрезанной по плечи джинсовке. Через час Кид лежал в задней комнате того клуба голый по пояс, а гитарист строительным степлером пробивал ему нос. Они курили и смеялись. Киду хотелось, чтобы музыкант перерезал ему горло и лакал кровь. Потом темнота стала холодной

Вампир опустился так низко, что затылок и оголившаяся под курткой спина касались скользких водорослей и вечного городского мусора на дне. Здесь Астрин решил, что первый выстрел из пулемёта стал таким громким, что травмировал барабанную перепонку.

— А! — прогудел в воду Кид, не открывая глаз.
Барабанные перепонки были в порядке.
Он засмеялся под водой, трясясь. Из простреленной губы сочилась, уже застывая, невидимая в черноте кровь.

«Вот и ладно. Вот и хорошо».

— С удовольствием!!! — заорал Малкавиан, во все пальцы тряся ручку водительской дверцы, пока она не распахнулась в дождь. — Валите, валите!

Кид боком вывалился в лужу на бетоне. Из-за украденных Арлин очков ночь выглядела смазанной, но он сообразил, что это из-за проливного дождя. Всюду мерещилась вода, всюду мерещились очередные автоматчики. Сверху сыпались мелкие кусочки прекрасного самоочищающегося автомобильного стекла производства «Пилкингтон Аутомотив»: к сожалению, не защищавшего от пуль так же хорошо, как от грязи.

  — Не удивлюсь, если в конечном итоге и мы с тобой — всего лишь плод его воображения. Правда, Кид? А может ли твое воображение такое? — Бонни вытянула руки вперед, чтобы схватить Астрина за шею, как Гомер из Симпсонов хватает Барта, но заметив, что их маленький малкавиан и так готов заплакать кровавыми слезами из-за порченой машины, ограничилась тем, что смахнула с его носа очки.

  — Если тебе от этого полегчает, то я верю, что мы тебя уроем быстрее, чем кто-либо другой.

  Слушая воркование на передних сиденьях автомобиля, Бонни было и сама задумалась о вечном. Впрочем, додумалась она только до одного: что в жизни, что в не-жизни, кто-то обязательно попытается стать твоим сутенером. И самый сложный выбор - это попытка понять, чьей сучкой быть выгоднее.

  — Слыш, пес! — И это она обратилась не к гангрелу, а к Киду. — Ты чего, издеваешься?

  Заметив, что и второй напарник тоже подсел на волну под названием Malkavian.fm, Арлин оскалилась.

  — Вы оба! Наркоманы, что ли?!

— Да мне похуй на расследование, — рассмеялся Астрин, пропуская на повороте большой мусороуборочный грузовик. — Кто-то замочил чёрного козла? Туда и дорога. Новый принц хочет прыгнуть на трон — пожалуйста. Долбоёб-Шериф не уберёг хозяина от убийц и теперь корчит из себя Холмса — сколько угодно. Это всё ерунда. Мне интересно посмотреть, что будет дальше. Мы с вами похожи в том, понимаете, что у нас нет иллюзий. Мы на рафтинге в бурной реке, а всё вокруг — башня дженга. И это круто! Шарите? Это и круто! Сейчас мне весело делать вид, что я хочу занять место повыше, но в глубине души я знаю, что ты прав, Джонни. В смерти мы освобождены от забот и хлопот. Мы живём ради жизни, играем на поле случайных фигур. Поэтому мы живее, чем все эти старые интриганы. Мы настоящие. А-ха-ха-ха-ха!

Спортивный седан легко перегнал давешний грузовик. Кид улыбался. Его глаза примёрзли к чересполосице теней от металлической паутины конструкций над дорогой.

Джонни поерзал задом на переднем сиденье, устраиваясь по удобнее, чтобы в конечном счете растечься в разные стороны. Теперь предстояло собраться и включиться в беседу, но было так влом. Вампир был как удав после обеда, расположившийся на теплом камне под солнцем. Только без камней, солнца и прочей херни.

— Да, типичный поедатель пончиков, — поддакнул Гангрел, ощущая от общения с Шерифом легкий осадок. — Но выглядит как-то более надежно, чем негр в деловом костюмчике прямиком из Европы. Впрочем, что то хуйня, что это хуйня - вместе две хуйни. — Ли ухмыльнулся собственной же остроте. — Лан, да, ближе к делу: похоже, что Скрипач как-то корешился с потомком Принца, иначе, действительно, странно что он в банде по расследованию оказался, если тока эта Дэй не подсуетилась, чтобы... — Вампир запнулся и пожал плечами, пытаясь подобрать подходящий аргумент. — Чтобы быть в теме. Дружбан его - тоже тема. Наверняка, Блондинчику сейчас нужны теплые объятия и чашечка какао... вот только если Деворо в курсах, то может и сам уже занялся темой? В общем, мне нравится тема с хозяйкой элизиума: как Кид подметил, там явно что-то мутное с ней, но я предлагаю сперва в хату его набежать: может эти старомодные упыри проглядели там что-то интересненькое.

Когда Астрин упомянул про три дороги, Ли хрюкнул от смеха и постучал себя ладонью по колену.
— Бля! Я что-то вспомнил «Волшебника из страны Оз», зацените: Элли, — Ли указал пальцем в Арлин, потом на себя, — Пёс-барбос и Мудрое Пугало, хах! — Последнее явно предназначалось Киду. Не было похоже, что Гангрел злорадствовал по этому поводу, скорее искренне забавлялся.

  Арлин смерила Ли взглядом, словно говоря: "У тебя этих карманов меньше, вот ты и бесишься. А на самом деле лучше бы ты уже поел".

  Игру в гляделки, впрочем, прервал шериф, который своим игнорированием препирательств только дал понять, насколько он презренно к такому относится. Будь она морталом, вампирша бы сейчас глубоко вздохнула. Шериф казался типичным представителем сообщества сородичей, который, зная свое положение, умело пользовался неонатами, не предлагая ничего дельного взамен. Чтобы действовать по уму, следовало бы этому подыграть. Перед тем как парочка местных авторитетов ушла, бруха потянулась к бумажке на столе и, подцепив ее длинным ногтем, притянула к себе и закинула в сумку. В ней листок, скорее всего, и потеряется, если не станет оберткой для пожеванной жвачки.

  — Иди уже! — Поторопила она Джонни, когда шериф ушел и шлепнула гангрела по заду, стараясь вложить в это действие как можно меньше силы.

  ***

  Оставшись наедине с Кидом, Арлин положила локти на стол и подперла ладонями подбородок. Задачка предстояла из тех, над которыми стоит подумать. Астрин, которого она знала чуть дольше, чем Ли, мог быть в этом деле весьма хорош, особенно когда постарается.

  — Я, конечно, не Шерлок, но предпочла бы начать с обыска места обитания Скрипача. Но что-то мне кажется, что по его хате давным-давно торнадо прошелся и, как только мы прибудем, искать уже будет нечего.

"Шутку никто так и не оценил. Упыри", - посетовал Джонни, натянуто улыбнувшись в ответ на слова Шерифа. Что ещё ему оставалось? Вампир сцепил пальцы, чувствуя как копится напряжение в ладонях. Вечер действительно выдался какой-то дерьмовый, но может оно и к лучшему: поговорили с текущим представителем Закона и Порядка, поговорили с претендентом на трон, точки над Е расставлены. Или хотя бы намечены. Это как с пластырем на ране - лучше оторвать сразу, чем потихоньку терпеть...

– Я жрать, – коротко продекламировал Гангрел, поднимаясь со стула, когда Дон Кихот и Санчо Панчо скрылись из виду. Ли бросил мимолетный взгляд на бумагу оставленную Баркером, но Голод был сильнее. – Если норм, встретимся у машины, или тут посидите... Пох. – Мрачнота в голосе голодного вампира напоминало цвет его пальто: "заюзанный" черный, в катышках и дорожной пыли.

И хоть от мысли близкого обеда во рту ощущалось фантомное присутствие тягучей слюны, Джонатан позволил себе выбирать, заглядывая в кабинки. Он хотел хоть какую-то компенсацию за досадное настроение, за ебучих престарелых упырей, которым надо постоянно творить истории одна охуительней другой, чужими руками само собой!

Он выбрал женщины, ту что на взгляд казалась милее прочих. Подсел к ней, бесцеремонно приобняв за плечо и другой ладонью взяв за подбородок, чтобы повертеть лицо туда-сюда, словно у куклы. Она и была куклой - одурманенной веществами или каким-то другим образом приведенная в бессознательное состояние. Всё это походило на какие-то забавы для особо извращенных особ. Забавно, что мысль пришла именно об этом: Ли ощущал как внутри него загорается злобный огонёк желания. Желая взять, обладать. Он криво усмехнулся собственным мыслям, обнажая зубы. Клыки стали более длинными. "А чего бы и нет", - мелькнула мысль и вампир наклонился ближе к уху девушки, начав шептать непристойности, кряхтя от плохо сдерживаемых смешков, в то время как ладонь скользнула вниз. Джинсы и блузка под легкой курткой. Может она была какой-нить секретаршей и типа того? "Не повезло стать пакетиком сока для ночной пиявки, да?", - злорадствовал Ли, сжимая пальцы на груди женщины, втягивая носом её аромат. Аромат жизни! На кончике языка заиграл знакомый привкус крови, игнорируя запахи парфюма и живого тела. Пальцы словно сжимали подушку, но Гангрелу, собственно, было плевать - ему казалось что он слышал как мерно бьется в груди её сердце, разгоняя кровь по организму. И это будоражило больше всего! У немертвого тела свои причуды...

Вампир бесцеремонно потянул тело на себя, так что женщина оказалась спиной на его коленях. Ли, обняв "куклу", вонзил клыки в шею, жадно припадая к источнику Витэ. Он никогда не осушал никого досуха и сейчас, в своих фантазиях, был готов это сделать - поглотить её, сделать частью себя.

Пришлось приложить усилие, чтобы оторваться от сосуда. Джонни запрокинул голову, широко раскрыв рот, сжимая блузку жертвы руками. Капельки крови скатывались по зубам и подбородку на одежду женщины.

Гангрел неспеша открыл глаза, облизывая губы. Сладостный момент экстаза потихоньку развеивался. Он чувствовал себя живым настолько, насколько это было возможно для восставшего трупа! Утер ладонью рот и наклонился к человеку, чьё лицо, казалось, ни капельки не изменилось.
– Правда я был на высоте? – лукаво улыбнулся вампир, чмокнув теплые губы женщины, после чего всё так же бесцеремонно сдвигая тело в сторону.

Джонни ещё раз утер рот ладонью, быстро оглядел одежду на предмет пятен крови, после чего вышел из кабинки. На лице застыло блаженство. Всё-таки, есть и свои плюсы в посмертии.

  — Хмм… Давайте, может, сперва в эту шарагу под названием «Морской Бриз» заскочим? Как говорят в рекламе Сникерс, “Ты не ты, когда голоден!”. Я бы пожрала и послушала, что шериф может сказать о семейке Дэй, а то клыки чешутся, что думать не могу. — Арлин передвинулась на центр заднего сиденья, чтобы оказаться между Кидом и Джонни. По мнению Бонни, это надо было сорвать Джекпот, чтобы оказаться в родстве с охотником на вампиров. Жесть какая!

— Ты никогда не вёл брифинги для журналистов в Белом доме? — спросил Кид. — У тебя талант суммировать информацию.

Он остановил машину в начале аллеи. Богатые районы города лежали в холмах, испещрённых виллами, парками и террасами. Благодаря перепадам высоты с их места открывался вид на двухэтажный павильон-ресторан, притаившийся у рукотворного пруда. Ветер трепал мокрые сине-белые зонты над пустующими столами. Большая вывеска со световым силуэтом яхты мерцала в дожде. Астрин не спешил подъезжать, дожидаясь, пока Джонни закончит листать файлы.

— Значит, Скрипач дружил со вторым сыном мёртвого Принца. Забавно, правда?

— Угу, — буркнул Гангрел, который, похоже, приподнятого настроения собрата разделить не умел. — Big city life.

Что чувствовал Ли, так это зуд. И вовсе не приключений, как это бывало другой ночью, а неприятное ощущение пенетрации в его жизнь чего-то большого. Вампир предпочитал думать, что это возможность «подняться» стучится в двери, а не большой и чёрный...

— Двадцатку ставлю, что этот упырь как-то замешан в убийстве, вот увидите. Если доживём, — криво улыбнулся Джонни и повернул голову, чтобы посмотреть сперва на Кида, а потом на Арлин. В его глазах отразился небольшой огонек азарта. — Чё, тогда надо узнать, что Шериф думает про это всё теперь - на руках будет больше карт, сможем решить что добрать, что скинуть.

Джонни откинулся на спинку переднего пассажирского сиденья и вновь машинально коснулся кончиком языка клыков. Вспомнив Шерифа, Ли ощутил, что помимо жрать, хочется еще и курить. Такое бывало, хоть и редко - одна из тех привычек смертной жизни, что нет-нет да напоминала о себе.

— Чё там было в термосе-то? — негромко спросил у Астрина Гангрел.

— Бомбезно! — резюмировал изрешечённый пирсингом Малкавиан и олимпийским глотком покончил с угощением.

Тягучая как бельгийский шоколад нега прокатилась по мёртвому телу. Тревожный, голодный шёпот наконец-то смолк. Ночь теперь казалась пропитанной всеми красками пороков: то есть, по-настоящему домашней и уютной. Астрин будто проснулся. Ясно слышал напутствие Принца, ясно чувствовал смерть в этой комнате, которую не могли замаскировать ковры.

Было что-то готическое в том, как Принц-сын восседает на троне, ещё обагрённом кровью Принца-отца. Не зря на ум приходил Шекспир; хотя Кид, пожалуй, привёл бы сюда «Достоевского и отцеубийство» Фрейда или Патрицию Хайсмит. Ему подумалось, испытывает ли лощёный темнокожий владыка эротическое чувство реализованной власти, когда смакует осознание своего успеха на эшафоте собственного Сира. Это было приятное размышление. Кид захотел посвятить ему первый же свободный вечер.

Ощущая себя сытым и бессмертным, Астрин вежливо наклонил голову:
— Тогда мы приступим сейчас же, сэр. Ещё раз спасибо за гостеприимство. Пойдём, народ?

Молчаливый охранник вёл котерию обратно по холлам, лаконично и угловато обставленным в стиле — как не преминула бы отметить Бонни — интернационального модернизма ранней волны. Кид молчал. Кабинет со всеми его виньетками, гнутой позолотой, коврами и плюшевыми диванами выглядел гостем в этом особняке. Покойный Принц жил в другой эпохе. Это проявлялось во всём: в его религии, его вкусах, его деликатном ведении дел, свойственном джентльменам Старого Юга. Современность смыла его. Нажала большую кнопку на бачке социального сортира. Наверное, мистер Деворо вскоре выкинет милые французские банкетки и ебанёт перед столом трапециевидный пуф с хромированным подлокотником.

Только захлопнув дверцу БМВ, Кид с наслаждением застонал и закрыл татуированными ладонями лицо.

— О господи… Ну что, первая задница вылизана начисто, как считаете?

– При всём уважении, мистер Деворо, вы принимаете меня не за того: я не хакер и никогда не работал на телефонные корпорации, чтобы по внешнему виду телефона понять, зашифрован он или нет. Мне дают вилку, я не спрашиваю почему она не из золота, а из алюминия, почему зубцы не идеально подогнаны один к другому, вилка есть вилка. – Как мог сдержано ответил Гангрел, понимая, что именно сейчас надо решить: они приехали прогнуться или договориться. Ну или пококетничать и всё равно прогнуться. Джонни продолжил, пока Арлин доставала письмо. – Мы здесь, чтобы разрешить недоразумение, явно возникшее ещё до нашей с вами встречи. Зачем ещё нам приезжать сюда? Как я вижу, главный вопрос сейчас в том, что вы хотите услышать: правду или что-то, что подтвердит ваши собственные догадки?

«Все сказанное вами может быть использовано против вас», — промелькнула фраза, которую говорят копы и которую так любят пафосно вставлять в низкобюджетные сериальчики на каком-нибудь Нетфликсе. К сожалению в данной ситуации она была очень кстати. Что-то подсказывало брухе, что неважно, что они скажут в свое оправдание, будет перевернуто с ног на голову. Она напряженно закинула ногу на ногу и, повернув сумку к груди, расстегнула молнию. Вот и бумаги. Она передала их “новому” принцу. Ей очень хотелось вставить свои “пять копеек” в разговор, но вампирша отлично понимала, что ее манера речи еще больше разозлит французика, нежели смягчит углы. Хорошо она умела только угрожать, а в данной ситуации это плохая опция. Как ни прискорбно, но самый рабочий рот среди всей тройки был у их Малкавиана - Кида, который вовремя перенял инициативу.

— Да не дрых он. Сидел за газетой. Сказал, два номера и пара раскладушек в придачу. Накормим, говорит, и послал пацана на кухню, будить эту Гленду. Пацан его до того лежал на диване, но тоже не спал, — Аличе обернулась к собрату и добавила: — Ой, только не говори, что поджидали нас.

А с него сталось бы. Итальянка чувствовала, что Саж уже на взводе. Да и не он один. Она даже пожалела, что ответила честно. Сейчас бы подколоть, мол, очень подозрительный тип, смотрел, оценивал, руки под стойкой держал, а там наверняка обрез с серебром, святая вода и распятие. С удовольствием бы посмотрела, что братишка Олли предпримет. Не удивилась бы, если б они на пару с Альбой разъебали пол мотеля, прежде чем поняли, что это всё глупая шутка.

За зеркальной чернотой очков Салюбри не мог разглядеть её смеющихся глаз, но красная кривая ухмылка и без того обнажала все мысли Змеи. Та резко, как змея, бросила ему в лицо ключи с биркой «11». Поймает или нет?

— Давай, топай отсюда. Девочки тут, мальчики там, — сама того не зная, она практически скопировала недавнюю фразу Альбы. — Пойду гляну, что там дед с внучкой.

«Засада», - было первой мыслью Салюбри, когда ситуация начала обрастать новыми подробностями. Если стреляли недавно, следы явно заметали. Слишком уж много совпадений для одного мотеля.

— Разберёмся, — буркнул Саж, заходя за Змеей в убежище, чтобы быстро оценить обстановку. Прежде всего, каинита интересовал интерьер номера и наличие отдельной ванны.

Внутренний голос советовал направить стопы к дому администратора и задать смертным несколько вопросов с пристрастием, ибо время поджимало. Просто и эффективно. «Если бы не рассвет», - посетовал про себя вампир.

Впрочем, возникал ещё один вопрос: засада на вампиров? То есть, настолько у местных все схвачено? Как то слишком круто, для этой глуши, хоть и весьма умно: если отмерять расстояние населенными пунктами, то мотель был идеален для подобных трюков, чтобы подловить какого нибудь залетного бродягу. Эдакий форпост. Или это уже паранойя?

— Аличе, а что именно сказал вам администратор? Он дрых в такое время? — между делом поинтересовался у сестры Саж.

— Два, — спокойно откликнулась Аличе, покрутив в руках пустой стакан. — Два номера, придётся потесниться.

Она сжала одноразовый стаканчик в кулаке и, поискав неприметное место, бросила его в траву, кустившуюся вдоль дороги. Челюсть её едва заметно двигалась, будто Аличе жевала что-то, может, какую-то невысказанную мысль, пока осматривала по очереди подходивших вампиров, мокрых и недовольных паршивой погодой и не менее паршивым положением дел. Выбора ни у кого из них, впрочем, не было — и все так или иначе находились в ситуациях и похуже, так что никто вроде не жаловался. Но молчаливое напряжение — оно ощущалось.

Аличе, тем не менее, широко и зубасто улыбнулась.

— Я сказала, что мы типа большая семья, едем к тёте на юбилей, — она хмыкнула и указала на Альбу, — и что одна из нас приёмная. Короче. За стойкой мужик и молодой парень, Джонни, они похоже родственники. Есть кухарка. Ну или кто-то, кто сейчас дежурит в столовой. Гленна. Мотель почти забит, как вы уже поняли, так что надо поосторожней… Ну а ты чего такой хмурый? Эй, муженёк!

Она наконец повернулась к Герцогу, не выдержав его неестественной задумчивости, и ткнула кулаком в бок.

О чём думал Найджел во время поездки? Слушал ли он разговоры остальных, или был сконцентрирован на дороге? Скорее всего, ничего из этого. Мужчина до побеления костяшек вцепился в руль, тем самым, пытаясь почувствовать его текстуру. Интересно, мог ли он изменить текстуру своей кожи таким образом, чтобы она стала схожей с рулём? А цвет? А что на счёт плотности или пористости?

Эти мысли витали у него в голове уже какое-то время. Найджел уже забыл, когда впервые идея модифицировать себя просто всплыла в его будничных размышлениях. Не просто поменять лицо, нет. Внести что-то новое. Так бы ведь всё стало намного проще? За те 20 лет, что цимисх провёл в стае, он видел многое. Многие силы вампиров. Многие странные дисциплины. Многие… удивительные мерзости!

На себе Найдж экспериментировать не мог. Почему? А вдруг выйдет какое уродство?! Или модификация окажется слишком явной? Это ведь ужасное упущение, непростительная ошибка для хамелеона. Экспериментировать на других членах стаи? Не согласятся. Многие воспринимают появление у них лишней пары рук или костяных лезвий, или уплотненной кожи в штыки. Да и сохранять подобные изменения на вампирах - тяжело. Чего уж там говорить, если маски самого глазастого вампира не держались дольше одной побудки. Тут нужен был материал для экспериментов. Нужны были живые люди. “Видно там что?”, спросил у него Олли. Найджел кивнул

– Да. Кажется, мотель,- шофёр разжал руки, стараясь больше не впиваться пальцами в искусственную кожу.

– Скоро и сами увидите, – оповестил тот их, прикидывая время до приближения к нужному месту. Дерьмовая ситуация в городе настораживала Найджа. Он не знал, что происходит. Да ему было и всё равно - в любом случае, стая редко берёт его с собой махать кулаками. Надо будет просто отсидеться в перерывах между вылазками в город и расследованием. Найджела беспокоил немного другой факт, – они всполошились потому, что если наших друзей убили по дороге… то наверняка в каком-то таком местечке, – предположил мужчина.

– Хотя, не скажу, что мы всполошились, – заметил тот, глядя в зеркало заднего вида, – скорее - в предвкушении. Мне и самому осточертело сидеть в консервной банке. Я хочу прогуляться, – вздохнул тот. Найджел вглядывался в темноту, пытаясь понять, что там, за поворотом. Его черты лица чуть-чуть плыли, когда тот не концентрировался на них.

– Еще пара минут, и сами увидите… – пообещал вновь цимисх, снова, – не знаю, что это… но надеюсь, там есть ванная – с лёгкой надеждой в голосе протянул цимисх. Его тик, мысли о том, что тело сейчас воняет пылью и машинным маслом, вновь немного обострились. Он моргнул.

– Странно… если тут должна быть деревня… почему так безлюдно?.. – задумался тот, ища взглядом другие машины на ночной трассе. Тягачи дальнобойщиков. Мелких импортных япошек. Хоть что-то цепляющее взгляд...

Альба слушала барабанную дробь дождя лениво растянувшись на полу машины. Капли стучали по крыше их фургона, создавая внутри ни с чем не сравнимый уют – вот, они все тут, в тесноте, но зато не под ливнем. Для вампира что тепло, что холод, всё едино, однако промокнуть под таким объёмом воды даже для кровопийцы приятного мало. Поддев Эвелин, она, тем не менее, про себя отметила, что всецело понимает сородича. Она и сама бы не отказалась от того, чтобы почесать кулаки о чью-то наглую морду или устроить небольшой дебош в придорожной кафешке, но увы, у мудацкой погоды были свои мысли на этот счёт. Поэтому приходилось находить другие забавы. Например...

— Чё ты возишься с этой куклой мёртвой, я понят не могу, — стрельнула она глазами в сторону Аличе и Тани, — хочешь игрушку? Сделай гуля. Нафиг тебе этот трупешник безмозглый? Больше проблем, чем пользы. Разве что не так жалко на убой посылать.
Не то чтобы у испанки были какие-то предубеждения против гулей или оживших мертвецов, просто не к Кроту же цепляться. Это было чревато очередным распеканием "нерадивой молодёжи". Ив уже своё получила, а до остальных докапываться было не так интересно.

— Ну, чтобы место это стало под стать своему названию, устроить нетрудно, — хмыкнула Альба на комментарий Трумана, задумчиво изучая дырку на своих джинсах, — и сказать по-чесноку – без обид, Джим – у меня такое чувство, что впереди нас ждёт та ещё заварушка. Вот прям нутром чую, гулей кто-то замочил. И за нами придут.
Бруджа не параноила: скорее наоборот, она надеялась, что за ними кто-нибудь придёт, потому что этому кому-нибудь можно сломать лицо. Девушка похлопала себя по карманам, убеждаясь, что кольты на месте, и снова уложила голову на спортивную сумку, вперившись взглядом в потолок.

— Ну что там, Красавчик, видать чё за огни? — через некоторое время обратилась она к Найджелу, снова исчерпав свой ресурс терпения.

— Что так всполошились? — Аличе со скепсисом проследила за высунувшимся в окно Голливудом, в очередной раз любовно прорежая волосы расчёской. Если она и нервничала, то выражала это тем, что приводила себя в порядок. Неизвестно, к какому случаю. — Ну, огни. Ну, горят.

Надо же, невидаль... Это было бы новостью, заметь они всполохи электрических фонарей где-нибудь в холодной безлюдной тундре Нунавута. С другой стороны, даже там, за Полярным кругом, отчертившим далёкую канадскую землю, наверняка было бы куда легче найти двух потерянных гулей и мотель, чем в этом краю, забытом картографами, американскими властями и их меркантильным господом богом. Иногда просто странно, как в этой богатой, шумной стране можно провалиться в лишённую всякого налёта цивилизации глушь. Честное слово, она и её расчёска выработали больше электричества в эту ночь, чем весь утопающий в сырости пенсильванский кантрисайд, не вызывавший у неё никаких других чувств, кроме брезгливости и тоски. Тут она могла понять умирающую от хандры Эвелину — и ради смеха сочувствовала ей, умереть от хандры неспособной.

Обстановка и правда была тоскливой, если не сказать тошной. В фургоне, одиноко катившем сквозь пелену дождя, стоял запах ожидания и распада. Ни одно из трясшихся в нём тел не могло вдохнуть в сладкий спёртый воздух ни жизни, ни тепла больше того искусственного, что сочилось в салон из-под капота. Задумчиво потянув этот воздух носом, Аличе перевела взгляд на свою молчаливую ассистентку. Та сидела ровно и смотрела строго перед собой. Так уж вышло, что напротив расположился Мистер Крот, и потому-то его скупое на эмоции лицо, изрезанное старческими морщинами, стало предметом интереса этой отстранённой, ненормально тихой девушки. Она глядела на старика неотрывно. Мимолётное внимание в ней сменялось задумчивостью и признаками внутренней борьбы, как будто Таня силилась вспомнить, кого это она видит. Её натужные вдохи через нос были похожи на мурчание старой больной кошки.

— Посмотри на меня.

Таня повернулась, понимая, что этот приказ мог быть обращён лишь к ней одной. Её худые пальцы со сколовшимся фиолетовым лаком на ногтях рефлекторно ухватили и сжали подол куртки, когда вампирша, в которой она безоговорочно узнавала госпожу и собственницу, подсела к ней ближе.

— Ты начинаешь пахнуть, — Аличе приблизилась к её лицу и, будто собираясь поцеловать в лоб, как ребёнка, осторожно втянула воздух поверх прилипших к коже тонких ореховых завитушек. Затем она провела ладонью по щеке неподвижно сидящей Тани и, заглянув в её пугливые глаза, заботливо убрала с ресниц блёстку желтоватой слезы. Аличе растёрла её в пальцах и поднесла к носу. — Фу, и правда. Открыли окно, и я сразу почувствовала.

Таню требовалось немного подлатать. Выпустить стакан старой крови, добавить свежей. Скорее всего, снова обновить шов на животе. И наконец заняться носом, её сопение уже перестало быть милым и начало порядком раздражать… Однако Аличе не жаловалась. К этой почти что еженедельной процедуре она подходила с готовностью и даже признательностью — ей нравилось работать над Таней, и за плод трудов своих она испытывала гордость. Ну а к тому, что поддерживать произведение её тёмного некромантского искусства в надлежащем виде было несколько затратно, госпожа Гаттини относилась философски, досадуя иногда разве что для виду.

— Ох, и что ты будешь делать… — отрешённо сказала она и погладила свою помощницу по волосам. — Но не волнуйся. Я тебя поправлю, хорошо?

Голос вампирши был мягким, удивительно, как она не пожалела этой малой крохи витэ ради пары по-человечески тёплых слов для своей гниющей спутницы, но та как будто не оценила этой издевательской заботы. Её лицо исказилось, брови сложились в универсальном выражении мольбы, дрогнувшие губы изогнулись вверх, и сквозь них прорвалось сдавленное мычание. Под белой ладонью, по-хозяйски ласково и небрежно перебирающей её кудри, Таня съёжилась, став тоньше и меньше.
Говорят, мёртвые не чувствуют боли. Но она знала, что это не так. О том, как раздирает насильно поднятое тело изнутри и как страдает мёртвое, отказываясь жить, Таня знала лучше всех.

— Чш-ш-ш… Скоро. Потерпи ещё денёк-другой, — между тем добавила хозяйка, и её голос неуловимо стал твёрже, когда она обернулась к спутникам, закинув ногу на ногу. — Все потерпят. Ничего страшного не случилось.

– Если кто-то успел, значит, мы не зря едем, – добавил к словам Гаттини Салюбри, подразумевая то, о чем мог подумать каждый в машине: город кем-то занят, а значит войне быть. Громко сказано, да, но Оливер не переставал думать о том, что война не заканчивалась с тех самых пор, как он вернулся со службы ещё тогда — живым и дышащим куском мяса. Она просто постоянно мутировала во что-то другое, и чем дальше, тем это становилось отвратительно притягательней.

Подобные мысли, наполненные мрачным фатализмом, который бывает ещё у подростков за чтением комиксов, как ни странно, успокаивали вампира. Вернее, помогали отвлечься от рутины поездки. Саж прекрасно понимал сейчас Ив, разве что ему хотелось не веселья, а действия, ведь если подходить к этому философски, если ты не движешься вперед, ты двигаешься назад... Как бы странно это сейчас ни прозвучало бы. Дождь всегда странно влиял на Оливера.

Но что, если эти два "пса", которых Чарли отрядил вперед, банально сглупили и попались копам? Вот это было бы досадно и куда менее поэтично. Салюбри изначально не видел проку в людях, хоть и держал язык за зубами, коль скоро этот вариант работал... пока не дал осечку. Рано или поздно это должно было произойти. Будет ли это теперь поводом ткнуть кого-то носом в эту "охерительную" идею? Там будет видно, хоть Саж и не привык размениваться на такие мелочи.

Затылок мерно бился об обшивку, вторя неровностям дороги, но вампир не обращал на это никакого внимания, продолжая сидеть в одной и тоже позе вот уже полчаса. Или час. Прелести не-мертвой плоти - ничто не затекает. Одно колено было подтянуто ближе к груди, вторая нога вытянута. Расстегнутый плащ "растекся" рядом, задевая ближайших компаньонов. Оливер уже в который раз окидывал взглядом братьев и сестер, размышляя, изменит ли эта поездка хоть что-то в стае или нет? Ему казалось, или действительно текущий состав не разбавлялся слишком долго?

Из пространных размышлений Салюбри вырвал вой ветра и дождя, внезапно ворвавшийся в фургон из открытого Герцогом окна. Саж покосился в сторону кабины, мысленно прокручивая слова Найджела еще раз: огни впереди.
"Может, мотель?", - с толикой надежды подумал каинит.

– Видно, что там? – поинтересовался Саж, не спеша подниматься с места.

Но Ланя была готова. Встроенный в каждую девушку детектор намёков всегда настроен идеально. Стоило Стёпе протянуть руку, как она мило подхватила его под локоть. Конечно, это получилось совсем не так нежно, как ходить ладонь в ладонь — но не скажешь же об этом девушке, которая идёт с тобой под руку!

Тем не менее, Стёпа чувствовал, что встреча с деревенским старостой сократила дистанцию между ними. Ланя как будто молчаливо решила, что может доверять ему. Приняла за своего — в их маленькую биологическую компанию, без которой в Берёзах любому вменяемому человеку стало бы… пожалуй, безумно одиноко.

Так они и шли, свернув с подобия улицы в хаос деревенских домов. Катерина Олеговна не ошибалась в прикидках: дворов в Берёзах насчитывалось чуть больше трёх дюжин. Но здесь и там попадались то выбитые окна, то запертые на амбарные замки калитки. Каждую обочину закрывали густые кустарники, поднимавшиеся на высоту человеческого роста. Изредка встречались местные. Простецкого вида люди в летней одежде: фуфайках, тельняшках или хлопчатых рубахах. Кто-то нёс два ведра на коромысле, кто-то просто лежал во дворе на продавленной тахте. Два мужика неторопливо пилили длинную доску. Они демонстративно прервались, пока Стёпа и Ланя не миновали их рабочее место.

В кафе ввалился Дима. Вместе они сгрузили второй поддон перед погребом, а потом присоединились к остальным.

Под слышную одному Стёпе музыку Катерина Олеговна провела перекличку и в паре слов обозначила уклад жизни на станции. Послушали о практических работах, отчётах, навыках и умениях полевого биолога. Эти рассказы напоминали очерки о забавных субботниках, а не что-то серьёзное. Тем не менее, Света знала, как много подобных простых вещей пригодится потом: если хоть один из них действительно захочет посвятить себя не благу одной семьи или одной корпорации — а целой огромной планеты. Поэтому девочка слушала внимательно, сжимая в кулаке в кармане найденный патрон.

Зоосад жил одним большим домом. Готовили сами, дрова рубили сами (с помощью капитана, чья фамилия оказалась Сытников). Он, кстати благополучно ковырялся в машинном отсеке кораблика, скрывшись туда по самую макушку. Дежурили посменно. Душевые в жилых домах наполняли из специального бойлера, аппаратуру заряжали в установленные часы работы генератора, у биотуалета имелся автоматический смыв, а в лаборатории — настоящая теплица.

— А кто-нибудь ещё приедет? — с надеждой спросил Дима.
— Ближайшие две недели — нет. Нас пятеро плюс Степан, — с незаурядным арифметическим апломбом отрезала завстанцией. — Должны были ботаники, но их забрали на Волгу. Ихтиологи поехали с МГУ на Белое, там станция лучше. У микологов в этом году производственная. Ну, остались мы, суровые уральские зоологи.
Дима, который мечтал о шумных компаниях и весёлых выходках, только вздохнул. Но всё-таки улыбнулся и он.
— Может, второй сменой приедут с геофака, — смилостивилась Катерина Олеговна, — если им нашу практику согласуют. Посмотрим! Так, ну пошли, покажу вам, где что.

Иоланта не обманула. Зоосад — три жёлтых островерхих домика — состоял из кафе, лаборатории и жилой зоны. За невысокой деревянной оградой цвела таволга, распустив белые соцветия, и над ней поднимался терпкий лекарственный запах. В запутанных дебрях шиповника, бересклета, орешника и невысоких осинок терялась тропинка, ведущая к отдельно стоящей бане. Толстые брёвна, из которых была сложена банная изба, поросли мхом. Лес вокруг стал таким густым, что смазанный взгляд не находил в нём ни одной бреши. Но стоило задержаться глазами, как в зелени начинали мигать ярко-жёлтые точечки — цветы ракитника. Проглядывал солнечный лучик. Мелькал толстый еловый ствол. Над смирно плещущей у берегов рекой, недовольный, торчал зонтик кривой крушины.

— Крушина несъедобная, — предупредила Олеговна и усмехнулась, — скоро зацветёт, ягоды на чернику похожи, не ошибитесь. Хотя чего я, это вы мне должны рассказывать…

А за подлеском начиналась тайга. Самая настоящая. С пружинящим под «скетчерами» Стёпы ковром из мхов и оленьего ягеля. С боками древних валунов, которые оплетали жёсткие корни деревьев. Куда там городским сосенкам! Тайга боролась за жизнь с ледяным дыханием самой Арктики. Она стояла насмерть, соединив под небом лохматые макушки. Солнечный день внизу ощутимо терялся, становясь прохладным, наполняясь перезвоном лесных голосов. Света стряхнула с рукава любопытного паучка.

— Первую неделю вечером лучше джинсы и накомарники, — всё-таки продолжала пояснения заведующая. — Комары зажрут, их здесь тучи. Через неделю лесом запахнете, отстанут. Клещей нет. Холодно. Если идёте по кустарнику, выбирайте, где светлее. В тени живут змеи. Видите змею — отойдите, не доканывайте их. Ужа от гадюки отличите? Ага, а в темноте? Я вот за семь лет не научилась. Так! Стёпа, видишь верёвку?

В виде исключения Стёпу Катерина Олеговна стала звать по имени. Да и какого исключения: она была старше его хорошо если на пару лет. Разница в годах становится там почти неощутима. Сейчас заведующая показывала на толстенный корабельный канат, обмотанный вокруг нависшей над берегом сосны.

— Если потянуть к себе и обмотать вокруг вот этого куста, поднимется верёвочный мост на тот берег. Там увидишь тропинку. Если пойдёшь по ней, придёшь к Берёзовке. Когда перешёл, мост обратно в воду сбрось, с другой стороны есть похожая петля. Идти часа два, тропинка нормальная, но осторожней: там сплошные болота. Первые разы лучше засветло ходи.

«Засветло», кстати, наступило очень быстро. Казалось, что кораблик причалил к Зоосаду задолго до полудня, но за сборами и разговорами наступил час. Вот трещит костёр, управляемый Стёпой. Вот поднимается ароматный дым над котелком с макаронами, а Света вскрывает торжественную банку тушёнки. Обедать сели в два. В той самой столовой, обклеенной разноцветными географическими картами. Засветили лампу под потолком. Её тёплый оранжевый свет отражался от деревянных стен, наполняя комнатушку своеобразным поэтическим очарованием похода. Для чёрно-белого ландсира оставили место в торце стола, где тот важно восседал, изучал меню и с готовностью подставлял на почесать широкую и сильную шею. Разговаривали о всяком. Коснулись и нелёгкой (нет) судьбы Трепанга.

— Он тут вообще против лис заведён, — ответила Катерина Олеговна. — Чтобы лисы кур не воровали. Ещё щенком взяли, вырос. Теперь вон… не хочет уезжать. Да и как его увезёшь, если он плавает лучше корабля.
— А против медведей? — спросила Ланя.
— Ха! Вообще, медведи тут побольше будут, но Трепанг их не боится. Они к Зоосаду выходят, когда голодный год или зима больно рано встанет, до спячки. Тогда гоняем, чтобы не привыкали. А так… медведи есть, да. Дальше в лесу живут. На реке рыбу ловят. На болотах их почти не встретишь, поэтому тропинка безопасна. По крайней мере, от медведей.

За разговорами этот неожиданно уютный обед медленно подходил к концу. Предстояло решать, что делать дальше.

Света об акулах, по счастью, не думала. Она зарылась пальцами в густую шерсть, чесала за ушами и приговаривала:
— Какой хороший, какой умница, а какой ты красивый! Чей ты, малыш? Не против познакомиться с моими друзьями? Только не прыгай на них, будь вежливым мальчиком!
Пока капитан разгружал кораблик (интересно, он теперь будет прыгать сильнее?), Света тискала пса, а потом услышала голос женщины с носа.
— Эмм... Извините! Вы не знаете, чья это собака?

    KРАЕВЕД3НИЕ


    «Как-то появился в городе монах,
    он к прохожим обратился:
    Я, похоже, знаю, что у вас в мечтах,
    для этого я с гор спустился!»
        — «Король и Шут»




Начинался июнь.

Пароходик лениво шлёпал по Малой Печорке, окатывая плеском каменистые берега у подножия сосновых частоколов. Древостой стоял плотно, будто тын в лагере языческой армии. В рыжем рассвете солнце вырезало из хвои причудливое оригами, мешало туман с лесным маревом. Крохотную палубу заволок леденяще-сладкий воздух чистейшего, первозданного леса. Сосновые пики вздымались до многоступенчатых туч, пасущихся в невероятно высоком небосклоне. Река металась, змеилась среди долин и холмов, забираясь в неведомые дали. А вместе с пароходиком шлёпали ленивые Степановы мысли.

Который, кстати, выспался впервые за последние сутки.

Шутка ли — покрыть семь сотен километров? Положим, до райцентра, где имелся федеральный вокзал, он добирался со всем комфортом. Но оттуда пришлось ловить «рабочку» — полупустую служебную электричку, которая везла неразговорчивых бугаев в оранжевых жилетах. Подвезла и студента. Дорожные рабочие набились в первый вагон, а остальные три достались Степану. Так, три часа глядя в окна на чересполосицу орешников и осин, он проехал до Гидроузла. Гидроузлом звался посёлок на Малой Печорке, всё население которого трудилось на плотине с бушующим перед ней водопадом. По принципу матрёшки, каждый населённый пункт, встречавшийся Стёпе, оказывался меньше прошлого. Городской вокзал, откуда стартовало путешествие, шумел толпой. На перроне толклись цыгане пополам с сибирскими, сквозь которых Стёпа пробивался с помощью плеч и хмурого дзюцу бровей. На следующем вокзале, уже в райцентре, обитали кассирша в форменном красном жакете, пара хуторян и пахнущие костром сплавщики с резиновыми лодками. Кассирша спросила закурить. Сплавщики спали прямо на линолеуме. Прогуливаясь среди одноэтажных домов, Стёпа даже нашёл двух скейтеров в мешковатых толстовках, катавшихся перед унылой «Пятёрочкой» (Степан рискнул и купил там мороженое: липко, но вкусно). А в ночном Гидроузле на всём пути от полустанка к речному вокзалу Степану встретились коза да пьяный мужик, проводивший студента хмурым, злым взглядом упитого зека. И мошкара. До самого утра казалось, что от комарья проходу не будет, заснуть получилось только на пароходе.

Вот с кормы донёсся очередной взрыв звонкого хохота. Там горела жизнью странноватая компания, которой Степан был обязан пароходиком. Трое студентов с биологического ехали на свою практику. Забавные ребята. Две девушки: одна в непомерной джинсовой куртке длинной до колен, с крашеными платиновыми кудрями и озорной улыбкой. Воронов успел выяснить, что её зовут Светой. Вторая — в очках, высокая, собранная, носила аккуратную розовую панамку. Скорее всего, её тоже как-нибудь звали. А с ними парень шизоидного вида, отличавшийся длинными волосами, ещё более длинным носом, руками-спичками и футболкой с логотипом «Короля и Шута». С собой они везли огромные баулы, потому что их практика грозила затянуться на месяц, и устрашающего вида железный шприц полутораметровой длины, про который грязно шутили всю дорогу.

На носу, держась как можно дальше от студентов, расположилась последняя попутчица. Она была из местных селян. Воронов угадал бы это хоть по странному запаху, смеси прелого дерева и каких-то ароматных трав, окружавшему её. Да и внешность не отставала. Женщина неуловимо средних лет, несмотря на лето, облачилась в шерстяную юбку до пят, бесформенный сарафан поверх неё и туго затянутый вокруг лица платок. На самом лице замерло постное выражение, которое становилось острее и злее, когда она неприязненно косилась на трёх шумных биологов.

— Ты, блядь, ха-ха-ха, ты чего, Светка! — не унимаясь, хохотал поклонник Горшка. — Может, скажешь, что и спирта у них нет? В лаборатории-то? Не, блядь, зачем мы тогда туда едем…
— Ты-то чего волнуешься? Ты нигде не пропадёшь, — с иронией хмыкнула высокая. — Ты на Узле же всю «Балтику» скупил, а?
— Ну… не всю, конечно, но старался как мог… — скромно потупился парень.

Нос и корму разделяла небольшая рубка, выкрашенная облупившейся бело-синей краской. Сквозь её наклонные окна виднелся профиль капитана в заношенной синей куртке с логотипом «Речморфлота». Капитан выглядел таким же облупившимся, как его посудина. В бездумной прострации он глядел в золотисто-зелёные перекаты воды, слушал песню сирен в гудении дизеля, слышимую ему одному. Наверное, про себя он мечтал о другой жизни. Но именно он появился на речном причале в половину пятого и хрипло проорал: «Кому на Берёзы?!». И все, кому было на Берёзы, а деваться с Гидроузла всё равно некуда, послушно набились на судёнышко едва тридцати шагов в длину, распределившись по фракциям: Степан в середине, три биолога на корме, православная тётка на носу.

В кармане Стёпиных шорт лежала сложенная вчетверо бумажка. Он тоже ехал на практику, к которой его пристроил заведующий его кафедры, а по совместительству местный музейный куратор. Воронова послали «в довесок» к стареющему (по слухам — стареющему в первую очередь головой) профессору Сергею Викторычу, который неделю назад уехал в Берёзовку. Поезжайте, мол, Стёпа, ассистировать. Одно хорошо — не торчать половину лета в пыльной квартире. Да и потом, кто знает, может и порыбачить удастся.

Берега расступились, открыв излучину, покрытую бронзовым панцирем солнца. Вихри кудлатых орешников и берёз кружились у мелководных застоев, переходили в изумрудные глубины подлеска, ныряли под чёрное крыло сосновых колоссов. В ослепительной вольности лугов, не знавших пахаря, пестрели жёлтые венчики. Жёлтые, белые, красные, самые разные. Полевые цветы рассыпались по склонам, а вдали, в бело-голубой выси, слабо-слабо курился серый дымок. Единственный признак цивилизации на много километров вокруг…

Не сказать чтобы слова Джейн успокоили Мэг — скорее, напротив. Хоть главврач и говорила в свойственной ей деловито-профессиональной манере (похоже, даже экстремальные ситуации не могли выбить эту женщину из колеи), а всё же что-то неуловимо странное в её поведении не давало Меган покоя.

Да хотя бы тот факт, что она тоже видела это. Нет, разумеется, коллективные галлюцинации имеют место быть в подобных ситуациях. Не зря же бытует поговорка «У страха глаза велики». Но Мэг хорошо помнила из университетского курса психологии, что механизм зарождения у этого феномена совершенно иной — по принципу массового психоза, когда кто-то один в толпе выкрикивает: «Я видел то-то!», а дальше — спонтанное «заражение» по цепной реакции, подкрепляемое богатым воображением и самовнушением.

Здесь же — двое разных людей, независимо друг от друга, не обсуждая содержание увиденного, утверждают, что видели нечто сверхъестественное. «Нет, Мэгги, похоже сотрясение тут совсем ни при чём. Это мир сошёл с ума».

А с миром и впрямь творилось какое-то безумие. В частности, в лице Клайда. Когда напарник повернулся к ней, Меган увидела, что поспешила с выводами о чудесном избежании травм. Конечно, рассечённая бровь — не угрожающая жизни кровопотеря, но рану всё же обработать стоит.

— Подожди, мы куда?..

Только сейчас Мэг заметила, что Уайтоул настойчиво тянет её прочь от места происшествия, в сторону дороги, и остановилась.

— Разве мы не должны оказывать помощь пострадавшим до прибытия скорой? Мы живы, относительно здоровы, а там, — она указала на больницу, вернее, оставшиеся от неё руины, — есть те, кто нуждается в ней больше нашего. Да и тебе не помешает пройти осмотр.

Мэг выжидательно, с удивлением воззрилась на мужчину, гадая, что послужило мотивом такого поступка. Клайд не был похож на эгоиста и циника. Впрочем, непредвиденные ситуации всегда действовали на него дезориентирующе: доктор Уайтоул, педант и аккуратист, предпочитал действовать по инструкции, изложенной в классических пособиях по хирургии. Эпизоды, выбивающиеся из сценария, неизменно фрустрировали его, и в такие моменты на авансцену выходила она, Андерсон. Стихийные бедствия в операционной — это был её конёк.

А может, не только в операционной?..

Она никогда не проигрывала.

В пору студенчества, сидя в душных аудиториях Стэнфордского университета на профильных лекциях, Мэг не раз слышала аксиому нейрохирурга: «В нашей области не существует стопроцентных гарантий». Потому что врачи-де не боги, а человеческий мозг изучен всего лишь на мизерную часть от его полного потенциала… Бла-бла-бла. По мнению подающей надежды первокурсницы Андерсон, всё было гораздо прозаичней: плохому танцору всегда что-то мешает. И если ты не даёшь пациенту гарантий, не неразвитость науки тому виной. Просто ты трус и перестраховщик, и руки у тебя растут не из того места, откуда должны расти у квалифицированного выпускника ординатуры. Зачастую Мэг не ограничивалась рефлексией — она высказывала эту мысль вслух. Стоит ли говорить, что большинство коллег не питало к доктору Андерсон тёплых чувств? Кроме Клайда.

На этот раз они даже не поссорились. В прежние времена, когда их только поставили в пару, могло дойти чуть ли не до драки прямо в операционной — молодые хирурги общались словно кошка с собакой. Если словесную перебранку, лишь изредка перемежающуюся паузами, можно было назвать общением. «Ты чокнутая! Тебе бы всё эксперименты ставить, возомнила себя богом?» — ругал её Уайтоул. «А ты книжный червь, заучка и зануда!» — не оставалась в долгу Мэг.

Поначалу девушка искренне недоумевала на решение Джейн, одно время даже злилась и ненавидела её. Ну правда, чем думала главврач, когда формировала операционные команды? Уж явно не о личностной совместимости по опроснику Кетелла. А может, просто приставила этого чёртова ботаника, чтобы шпионил и ограничивал её, Мэг, в «особо смелых экспериментах»? Тогда зачем вообще приняла на работу, раз не доверяет? Однако когда время притирки миновало и жесточайшие бои за первенство остались позади, оба — и Мэг, и Клайд — внезапно поняли, что мисс Допплер оказалась прозорлива в своём выборе: они неплохо дополняют друг друга, как связанные шестерёнки в часовом механизме.

Меган уже не помнила, кто сделал первый шаг, но как-то в один из вечеров после дневной смены они с коллегой оказались в баре. И в общем-то, при более близком знакомстве в неформальной обстановке Клайд оказался неплохим парнем. И единственным, с кем она более-менее сдружилась за годы работы в медицинском центре Кловиса. Иногда они повторяли тот вечер.

— Пропустим после смены по бокалу? — как бы невзначай бросал кто-то на финальном этапе, когда уже шили.
— Давай, — соглашался другой.

Мэг всегда брала красное сухое, на крайний случай — полусладкое. Конечно, не слишком здоровый способ снять напряжение (равно как и курево, с которым она давно пыталась завязать), но и не самый деструктивный. Вон, английская королева, говорят, каждодневно употребляет за обедом — и вполне себе бодренькая старушка, дожила почти до сотни.

Андерсон знавала коллег, которые для этой же цели — расслабления — баловались чем посерьёзней. Травкой, например. В нейрохирургии у всех так: либо ты ослабляешь поводок, давая стрессу выплеснуться наружу, либо запрещаешь себе разрядку, загоняешь эмоции в тиски самоконтроля — но тогда будь готов к 30-ти начать красить волосы аммиачной краской, чтобы скрыть седину. Tertium non datur.

И Мэг расслаблялась. Но никогда не проигрывала.

Всё пошло наперекосяк с того самого дня, когда она проиграла впервые…

***

С утра позвонила Вики. Протрещала с добрых четверть часа, так что Мэг чуть не опоздала на работу. Ещё не сняв трубку, девушка знала, о чём пойдёт речь: конечно, подруга «осчастливит» её напоминанием о грядущем дне рождения и закинет удочку о приуроченных к этому знаменательному событию посиделках. Конечно, под напором её энтузиазма Мэг спустя минуты две-три после начала диалога капитулирует и согласится на всё предлагаемое, сославшись на сильную занятость. А Вики, разумеется, услужливо возьмёт всю организацию на себя. Этой лисе только того и надо. «И что бы ты без меня делала?» — назидательно закончит она беседу, чрезвычайно довольная своими организаторскими талантами.

Меган терпеть не могла свой день рождения, находя в праздновании ещё одного минувшего года, приближающего её к старости (привет, дрожащие руки и профнепригодность!), нечто мазохистическое и противоестественное. Alma mater доктора Андерсон славилась сильной психологической школой, особенно прикладной базой. Один прогремевший на весь мир эксперимент Филиппа Зимбардо чего стоил.* Так что уже учась на третьем курсе, Мэг решилась взять в параллели дополнительную программу — и теперь кое-что смыслила не только в начинке черепной коробки, но и в том, как вещество внутри неё функционирует на абстрактном уровне, порождая то, что принято называть поведением, мотивами, установками, ценностными смыслами и прочее, и прочее. Порой помогало.

Но только не в случае с Адамом Дитзом. Всё поведение этого парня легко укладывалось в одну объяснительную формулу: «а чёрт его разберёт». Будучи знакомой с ним уже довольно приличное время, Мэг, тем не менее, не смогла бы ответить ни на один простейший вопрос, касающийся личности или жизни молодого бизнесмена. Человек при больших деньгах и со странной тягой к медицине, которая, кажется, никак не пересекалась с его профессией — вот, пожалуй, и всё, что могла бы выудить из недр памяти Меган. И то, потому что половину информации краем уха слышала из разговора сплетничавших медсестёр.

Дитз спонсировал курсы повышения квалификации для персонала больницы, участвовал в закупке передового, дорогостоящего оборудования для диагностического отделения, пару раз оплачивал смелые операции для пациентов-отказников, страховка которых не покрывала экспериментальное лечение. Довольно часто мужчину можно было заметить в молчаливых наблюдателях за стеклом учебно-демонстративной операционной (она использовалась в качестве «обзорной площадки» для практикантов старших курсов и молодых ординаторов). Но почему? Зачем? Где брали начало истоки этого странного хобби? И что за удовольствие созерцать, как другим вскрывают черепные коробки, не будучи при этом не то что узким специалистом, а вообще не имея отношения к медицине? Меган терялась в догадках. А заодно держалась от этого сумасброда на почтительном расстоянии. На всякий случай.

В тот день, выйдя из ординаторской и встретив Адама в холле операционного блока, она была снедаема чувством — почти уверена — что он хочет что-то сказать ей. Не то что обычно принято говорить в таких ситуациях, small talk ни о чём, нет. Впрочем, наверное, он сейчас обо всём поведает сам. Учтиво улыбнувшись в ответ, Мэг сделала шаг навстречу…

Следующие мгновения — как в тумане. Вой сирен, грохот, визги — всё смешалось в какую-то чудовищную какофонию, испытывая барабанные перепонки на прочность. Картинка перед глазами померкла и заплясала, растеклась размытыми очертаниями, как в неисправном объективе, грозясь вовсе померкнуть. Наверное, она всё же приложилась головой, когда потеряла равновесие и упала. Потому как то, что доктор Андерсон увидела в следующую секунду, когда пыльное облако рассеялось, невозможно было объяснить никакими иными рациональными причинами.

Адам. Он стоял и… и… блядь, да что за хрень он вообще творил?! В воздухе, прямо над головой мужчины балансировал в невесомости огромный кусок потолка — и всё это в сиянии каких-то символов, не пойми откуда материализовавшихся! Нет, про такие чудеса им даже на курсе восточных практик в психологии не рассказывали. Меган застыла, изумлённо раскрыв рот, не в силах оторвать глаз от паранормального зрелища.

— Какого?.. Вы?.. Что?!.. — от жесточайшего когнитивного диссонанса речь не поспевала за мыслями.
— На выход! Скорее, чёрт возьми! — вместо объяснений крикнул Дитз.

Девушка инстинктивно шарахнулась, попятившись к выходу. Окрик подействовал не хуже холодного душа — отрезвляющего, тонизирующего. И пробуждающего инстинкт самосохранения.

— Хватит истерить — все на улицу! Быстро! — на бегу скомандовала Мэг жавшимся к стойке администратора девушкам.

Здание в буквальном смысле трещало по швам, с минуты на минуту готовое сложиться, словно карточный домик. Перед тем как исчезнуть в дверном проёме, она ещё раз обернулась.

— Уходите! Вас погребёт заживо под завалом! — бросила в тёмную пустоту наудачу.

«Похоже, этот парень знает, что делает» — откуда-то с задворок сознания подало подсказку шестое чувство. Но Меган не верила в интуицию. Всю свою жизнь доктор Андерсон прожила с искренней верой в торжество рацио и материи.

    Келли кивнула не глядя вслед спускающемуся вниз по лестнице Джейкобу. И если уж вспоминать о лестнице, Ида надеялась, что необычный огонь, который преградил им все пути, кроме как наверх, затух так же мистически, как и появился. Что до победителя... мистер Доул рванул на разведку настолько бесстрашно, что и она сама практически уверилась, что с Мартином Дэйем покончено. Конечно, будет лучше, если при этом Кастор Браун останется при своей не-жизни. Всё таки, окажись она один на один с охотником на вампиров, который явно своё дело знает хорошо, раз уж прожил сотню лет, а то и больше, и убил прошлой ночью их Принца... что же, можно даже не задумываться об исходе такой встречи. Интересно, а она бы успела хоть увидеть чем её убьют? Да и она никогда не держала в руках оружия, которому не был бы присвоен инвентарный номер, датировка и статус культурной ценности. А ещё Дэй пытался убедить, что не один он приложил руку к смертям прошлой ночи. Где-то рыскает и другой.
    Ида вернула внимание на своего "компаньона", которому стоило бы сейчас согласно покивать её мыслям. К счастью, тело оставалось неподвижным. В освещении слабого телефонного фонарика рассмотреть его было сложно и даже со всей своей выдержкой, изуродованная плоть производила страшное впечатление и начинала вызывать тошноту. Келли отошла в сторону, провела вокруг тела светом фонарика, но кроме пыли и пепла ничего не обнаружила. Сам горелый вполне мог быть уже мёртв, как верно заметил Доул, тогда они просто найдут способ от него избавиться. Но если мертвец заговорит - послушать историю будет не лишним. И послушать не только им. Келли вышла из каморки, выключив фонарь и просмотрев список контактов в поисках одного необходимого. По ступеням послышались бодрые шаги и затем появился сам радостный донельзя Джейкоб.

    — Это хорошо, — ответила она на слова Тореодора о произошедшем внизу. — И да, уматывать нужно. Правда, тащить я бы это просто так не стала. Кстати, полиция - очень неплохая идея.
    Ида нашла нужный номер и нажала на соединение, надеясь, что мистер Баркер ответит на звонок как можно скорее. Сказать нужно о многом, а главное - быстро унести отсюда тела охотника и обгорелого вероятного вампира. Маскарад сам себя соблюдать не станет. Ида сообщила о место их пребывания, об убийце Принца, о том, что он мёртв, спасибо Брудже. Так же упомянула, что все находки нужно забрать быстро и "правдоподобно", пока жильцы квартир не начали высовывать свои носы активнее. "Правительственным агентам" не помешала бы помощь.

    ***

    Ида осторожно прошла мимо сидящего у ступеней Кастора, чтобы случайно не задеть его. По её мнению, вид у него был не лучше, чем у найденного погорелого из каморки наверху. Не удивительно. Она привычно нахмурилась и сложила перед собой руки, переведя взгляд на человека рядом. Внушительное пятно крови на месте падения было почти чёрным, Мартин Дэй, привалившийся к клетке лифта, сидел безжизненной грудой в своём окровавленном коричневом плаще. Девушка обратила внимание на руки охотника. Одна вещь интересовала её особенно сильно - потемневший от времени серебряный перстень с искусно выгравированным солнцем, разбитым надвое. Ида, стараясь лишний раз не прикасаться к охотнику, сняла кольцо с пальца мужчины, вытерев брызги крови о его же плащ. Она спрятала его в карман, в надежде рассмотреть получше позже. Необходимости сравнивать с фотографией из книги не было, предусмотрительный джентльмен представился очень громко сам. Рядом с другой рукой Дэйя лежал конверт. Вентру удивлённо приподняла бровь и повернулась к Брауну, только чтобы получить утвердительный слабый кивок. Судя по всему, убийца намеревался его отдать. Поднимаясь, она взяла конверт за не успевшую окраситься красным сторону и вместе с остальными осталась ждать.

    Браун молчал, пока шаги Джейка не затихли наверху. Разговаривать не хотелось. Даже с ним. Даже с парнем, который видел жизнь как игру. Не сейчас. Сейчас свет, который источала белоснежная макушка Джейкоба, слишком сильно жёг эмоциональные глаза.

    — Вызови лифт, — посоветовал Кастор в пустоту, когда Джейкоб уже был где-то на пятом. А потом, когда Джейкоб достиг седьмого, добавил: — Кто убил старого Бруджу, пусть попробует убить молодого.

    Закрыв глаза, он покорно ждал возвращения остальных. Ему требовалось сказать ещё кое-что. Ему требовалось, чтобы кто-нибудь поднял этот проклятый конверт и унёс вместе с остальными кусками его прошлой жизни.

    Под закрытыми глазами стало почти уютно.

    Но своей цели он не достиг.

    Чёрные пальцы, покрытые сетью мелких шрамов, сомкнулись на лодыжке охотника. Блондин взмахнул руками, пытаясь устоять на узких перилах, но было поздно. Украденная Кровь сыграла с его восприятием злую шутку, позволив в этот фатальный миг ясно увидеть, как пронзённый колом вампир поднимается во весь рост. Рассечённая бровь набухла над глазом Кастора. Из толстовки щерилось навершие кола. Вампир, который должен был умереть несколько секунд назад, сердечно улыбнулся Мартину Дэю. Его улыбка пузырилась чёрной-чёрной кровью сквозь выбитый зуб:
    — Для тебя у меня есть и другая цитата… говноед.

    Не разжимая хватки, Бруджа перевалился через перила и полетел вниз. Вместе с охотником он исчез в пропасти между этажами. И, как безумное эхо, среди лестниц затих мстительный смех Кастора Брауна. Тёмные улицы нашли своё потерянное дитя.

    Шум позади Вентру и Тореадора сошёл на нет. Пыльная тишина настигла бегущих вместе с их последним и страшным открытием.

    С какого-то момента Бруджа перестал смотреть на погоню за флешкой. Он снова и снова оглядывался на кровать.

    — Синий плед… — пробормотал Кастор, возвращая мерцающий файловым менеджером смартфон Джейкобу. Он будто утратил интерес к архиву. — Тут должен быть синий плед. Зачем они забрали плед?

    Пол в коридоре заскрипел под его весом. Браун вернулся в ванную, проверить корзину для белья. Затем он снова появился в спальне, открыв платяной шкаф и заглядывая под кровать.

    Эта находка... была ближе, чем Ида предполагала изначально. Она однозначно слышала эту фамилию за свои несколько лет пребывания в Дауд-сити, хотя вспомнить где и в каких обстоятельствах было уже затруднительно. Да и шанс ложного следа всегда маячил впереди, впрочем, как и многие другие "неприятности", что ждали и ждут её на этом пути. Всех их, поправила себя девушка. Ида положила книгу нужным разворотом с коротким абзацем о ссоре братьев и изображением нового герба семьи Дэев на стол, телефоном сделала несколько снимков и того, и другого. Она не видела самого кольца для сравнения, но фото может пригодиться.
    ... именно на этих мыслях Ида почувствовала, что что-то не так. Не ощущение неправильного в обстановке её жилища или самочувствия, не интуитивное предостережение о грядущих ужасах (не с удачей мисс Келли; покажите ей три двери с золотом за каждой и она умудрится найти четвёртую со змеиным гнездом), что-то другое, что само себя умело скрывает. Апатия. Равнодушие. Ида по привычке сложила руки и устремила стеклянный, невидящий взгляд за окно. Вчера, в это же время, всё шло проторенной мистером Каслом дорожкой, ещё вчера место и дело каждого было определено, хотели остальные того или нет. Сегодня Ида смотрит на новый город, химерный в своей нечёткости и хаотичности. Когда-то Эшвуд говорил, что их род неизменный, единственная константа рядом с постоянно трансформирующимся, развивающимся стадом. Что Сородичи способны только брать и использовать, но не менять и творить. Возможно, так оно и есть, тогда эта химера за окном просто превратится в такой же город с вампирами и правящим ими Принцем. Останутся только личные обиды, мстители за занавесками, пепел за углами, шепотки в Элизиумах и канализациях... ничего нового. Или общество бессмертных окончательно съест себя заживо, что тоже не ново. Быстро и наверняка или столетиями и мучительно, Келли туманно осознала, что никакого значения этому не придаёт, не чувствует ни тревоги, ни паники, ни радости, ни замешательства, ничего. Как контраст со вчерашней ночью, стоя тогда перед Сиром и готовясь оттренировано давать лапу, лаять и приносить мячики по команде, проснувшись сегодня, кто-то щёлкнул "выкл" на всех заботах. Она всё ещё не хочет умирать, боится, знает, что без Клана (против Клана, если быть честной) ей долго не протянуть здесь. Верная Дочь Примогена звучит лучше чем мертвая Дочь Примогена. Хм. В то же время, и до щедро подаренной с барского плеча Арки Искупления её привели собственные ошибки. Нет, нельзя назвать ошибкой умышленное ослушание, особенно если в нём никто не раскаивается. Келли раскаивается? Совсем нет. Волнует ли её мнение Эшвуда? Очень даже да. Волнует ли её смерть Соломона Касла и катящийся в неизвестность город? Не лично, а как если бы она находилась в чужом горящем доме из которого нужно найти выход, а не рыдать по родному сердцу месту. Она найдёт виновного? Возможно. Волнует ли её кем он окажется и всё, что будет с этим связано? Нет, пусть это и абсолютно глупо и будет стоить ей не-жизни. Эта вереница вопросов и ответов приведёт к полному краху? Естественно. Она приведёт к самому худшему решению, которое окажется единственно правильным за обе её жизни.

    Идиотская трата времени, чёрт побери. Грёбаный тупик развития мысли, будто больше нет дел поважнее и значимее. Кому, мать его, какое дело, что из неё даже годы обучения, личного опыта и воспитания не смогли вылепить адекватную и правильную единицу общества. Каждый из её "родители" - тех и этого - ошибаться одновременно не могут. Разочарование останется разочарованием и горбатых ещё ни одна могила не исправила. Заткнись и делай, что положено.
    Теперь наверняка заменив спокойствие на злость, Ида громко захлопнула книгу, с самым раздражающим скрипом по паркету придвинула стул к письменному столу, расстегнула оставшиеся пуговицы на рубашке, бросив ту на диван, и скрылась в ванной. Она может быть чёртовым айсбергом ледяной непрошибаемости, если нужно, но сейчас не нужно да и абсолютно не хочется. Полчаса на сбор и на место встречи к убежищу Дюка Уотерса.

    Джейкоб, придя в себя, слез с кровати, утирая слезы. Заметив у себя на руке кровавые разводы он сперва испугался, но только потом понял, что в очередной раз забыл о специфике своего... состояния. Впрочем, то настроение, с которым он начал эту ночь, невозможно было испортить такой мелочью - Тореадору казалось, что его вообще ничем не испортишь. Наконец осознанно взглянув на часы, Доул осознал, что до назначенной вчера встречи с Кастором и мисс Келли осталось около часа. Обреченно вздохнув, скрипач начал собираться. По времени выходило как раз то, что нужно - ехать на общественном транспорте до адреса, который оставил Браун, около сорока минут.
    Доул потратил около четверти часа на то, чтобы привести себя в порядок и собраться. Он понимал (или надеялся?) что ни о каких изысканных собраниях речи этой ночью, скорее всего, не пойдет, так что одеться можно удобно - джинсы, свитер с оленями, пальто, высокие кожанные ботинки. Взглянув в зеркало, Джейкоб увидел лицо, полное счастья и удовлетворения. И, наверное, надежды.
    "Неужели все снова сможет быть как раньше? Действительно ли все так просто, или это какая-то игра, которую задумала Маргарет? Какую она может извлечь из этого вы...."
    Скрипач отогнал от себя эти мысли. Даже если вдруг его Сир и ведет какую-то игру, то разве она может быть настолько безжалостной, чтобы вовлечь туда и Джейкоба? Может ей хватить на это злости, коварства? Конечно нет. Это ведь Марджери.
    Джейкоб широко улыбнулся самому себе. Кивнул. И вдруг вспомнил об одной вещи, лежащей в тумбочке около кровати. Не разуваясь, он как мог быстро прошел обратно, открыл ящик и достал коробочку, обернутую шелковой лентой. Одним движением развязал шнурок, открыл и увидел там подвеску в форме цветка розы, которую ему подарила Дэй сразу после Становления. И когда метал коснулся его кожи под свитером, воспоминания окончательно захлестнули Доула. Он снова почувствовал себя таким же счастливым как тогда, давно.
    Тореадор уже доставал ключи, чтобы закрыть квартиру и отправиться на встречу, как вдруг его телефон завибрировал. Сообщение. От Марка. Джейкоб ударил себя по лбу, глубоко вздохнув.
    — Черт. Кастор, ну не могли мы сделать это завтра, а? Не сегодня?
    Пробубнив себе под нос, Доул ответил своему другу детства, что не сможет сегодня. Как-нибудь в другой раз. Важные дела, он обязательно все расскажет. В этот момент Джейкобу стало слегка тяжелее на душе. Он понимал, что, конечно, не станет ничего рассказывать. Будет увиливать, как угорь. Но всяко лучше, чем ввязывать во все происходящее еще и Марка.
    Выйдя из дома, Джейкоб дошел до остановки и, дождавшись автобуса, направился к месту встречи.
***
    Навигатор показывал, что до места встречи от остановки пройти можно было минут за пятнадцать-двадцать. Выйдя из транспорта, Джейкоб включил музыку в наушниках и направился неспешным шагом, наслаждаясь оживленными улицами. Ему нравились огни города, нравились жители, которые все куда-то торопились. Казалось, будто сама улица здесь живет и дышит. Дышит выхлопными газами и паром из дренажных решеток, а глазами ей служили витрины магазинов, испускающие разноцветный свет. Доул улыбался всю дорогу, то и дело оглядываясь по сторонам. И только тогда, когда третья песня в наушниках сменила вторую он понял, что прогулочным шагом будет идти не пятнадцать минут, а все тридцать. И решил ускориться. В какой-то момент, уже поворачивая в какой-то закоулок, Доул увидел парня точь-в-точь в такой же толстовке, в которой Браун был вчера. Решив рискнуть, Тореадор подошел чуть ближе и просто крикнул, явно не подумав о том, сколько еще людей на улице смогут откликнуться на его зов:
— Кастор!

    КАСТОР БРАУН

    Звонили с неизвестного номера.
    — Ночи, мистер Браун! Уолтер Баркер на проводе. Вы один?
    — Да, доктор Баркер, — не меняя положения, Кастор нашарил и прижал к уху телефон.
    — Говорить можете?
    — Могу.
    — Вы говорили с экономкой? Получилось что-то узнать?
    — Да, — повторил Бруджа.

    Звонок принёс раздражение и боль. Дневной Торпор сковал вчерашние раны, однако Кастор ещё стоял слишком близко к головокружительному ущелью памяти. Он чувствовал беспомощность, потерю внутреннего баланса. Новый вечер он хотел начать с молитвы, перечитывая строки Книги в тишине. Её мудрость помогла бы вернуть покой, должна была помочь! Но жестокий мир выдирал Кастора к себе. Впрочем, голос Брауна не поменялся — только небольшая пауза свидетельствовала о том, что ему пришлось собраться с силами для ответа.

    — Мы застигли эту женщину бегущей. Она…
    — Нет, мистер Браун, это личная беседа. Я хотел бы, чтобы вы спустились вниз, если я верно… сориентировался в ваших краях, — в голосе Шерифа скользнула тщательно сглаженная неприязнь к Убежищу собеседника.
    Открыв глаза, Браун взглянул на светящиеся в темноте часы. Где-то прошуршали крысиные коготки.
    «О да. Дерьмо».

    Сунув босые ноги в расшнурованные ботинки, Кастор прошёл к окнам в соседнем зале. Большая часть стёклышек в их мелкой решётке отсутствовала. Сквозь ржавые прутья он видел город, сиявший над чёрным изгибом реки. Перед ним расстилалась непроглядная ночь, сшитая из цепочек уличных фонарей, пустырей, автомобильных сервисов и складов. Замок из красного кирпича и бетона, выбранный Кастором, стоял над асфальтовой дорогой, давно закрытой за ненадобностью. Дорога полукругом опоясывала старую промзону, где с семидесятых годов ржавели водонапорные башни и закрытые цеха. Стены покрывали нецензурные слова и росчерки граффити, а на большом плацу высились груды шлака, стояли брошенные бытовки и контейнеры со строительным мусором. Среди них Браун увидел два ярких пятна, принадлежавших фарам «Шевроле» Уолтера Баркера. Шериф и вправду подобрался близко.

    Кастор отступил от окна, иррационально ощущая чужой взгляд на теле, неприкрытом одеждой. Это окончательно сгубило поиски баланса, и вампир обречённо вернулся к своему убогому ложу. Из большой картонной коробки он вытащил серую толстовку, точно такую же, как пострадавшая вчера. Они не отличались между собой, потому что и одна, и вторая появились из кассы имущественной помощи — такие же толстовки Браун выдавал нуждающимся, которые не могли приобрести новую одежду.

    Вскоре он шагал между отвалов, сбивая ботинками крошечные лавины. Свежий ветер кусал лицо, принося с реки свежесть. Взревела сирена с баржи, проходящей под мостом. В бархатной высоте вспыхивали дежурные лампы на башенных кранах, облепивших стройку невдалеке. Вскоре к ветру прибавилось урчание восьмицилиндрового двигателя. Сквозь стекло Шериф указал на соседнее кресло.

    Пока машина разворачивалась, выискивая путь в трясине бетонных плит, Кастор завершил недосказанную историю:
    — Миссис Фоллс стреляла в меня, пытаясь защититься. К ней, как и ко второй горничной, приходил высокий человек, одетый в стиле Старого Запада. Он носил очки и шляпу, от него пахло костром и спиртом. Мисс Келли узнала его примету — серебряный перстень с расколотым солнцем. Этот человек вселил страх в душу миссис Фоллс, в ночь убийства велев ей уступить своё место другой девушке. Он не открыл ей, что планирует сделать.
    — Ясно. Где она сейчас?
    — Мы позволили ей покинуть город… вместе с семьёй.
    Несколько секунд Шериф напряженно молчал.
    — Вы недовольны, доктор Баркер? — с утвердительной интонацией спросил Бруджа.
    — Я… ладно, бес с ней. Что с квартирой Уотерса? Вы успели ее осмотреть?
    — Мы встретимся там через… через полчаса или около того.
    — Понятно. Позвоните оттуда, если нужна будет помощь.
    — На самом деле, доктор Баркер, сначала мне хотелось бы узнать кое-что. Китайский ресторан. Они смогли что-нибудь рассказать? Машина? Чьё-то описание?
    На видеозапись из ресторана Кастор не надеялся. Джей-Джей — не тот район, где люди устанавливают камеры.

    — Ваше описание совпадает с тем, что сказали китайцы.
    — Блядское «да», — победно сказал Браун, но радость оказалась поспешной.
    — Среднего роста европеец в рыже-коричневом пыльнике, шляпе и перчатках.
    — Чё? Европеец? Мне затирали, что он ниггер… — Кастор усердно пытался вспомнить, что именно пыталась вывалить на него косноязычная толстуха.
    — Голубоглазый, русоволосый, — продолжал Шериф. — Очки, четырёх- или пятидневная щетина. Ещё упомянули кольца и амулеты. На чём он приехал — никто не видел. Зашёл он через чёрный выход, туда же и ушёл.
    — Херня… — уже без особого удовольствия резюмировал Бруджа.
    — Сам мистер Уотерс приехал на разбитой машине, не своей. Это вы и сами знаете. Судя по всему, если у убийцы и есть помощники, то вряд ли более двоих. Но исполнитель из них только он. Впрочем, если вы говорите, что он живёт в лесу, то, быть может, помощников у него и вовсе нет. Исключая заказчика, разумеется.
    — А что насчёт камер в доме?
    — Думаю, тут вам лучше послушать внимательно, — Баркер вывернул в проезд между заборов.
    — Что на них? — настойчивее спросил Кастор, хмурясь.
    — Помните миссис Фоллс?
    — Естественно. Я видел её прошлой ночью.
    — Прошлой ночью она была в доме мистера Касла. Эксперты сообщили, что именно она впустила убийцу через окно.
    — Вот сука… — Кастор тяжело вздохнул.
    — Это было в слепой зоне камер. На первом этаже. Затем две камеры поочередно частично зафиксировали человеческий образ, смазанный из-за быстрого движения.

    Браун переплёл пальцы. До того, что допрос проводил не он, ему не было дела. Никто не запрещал ему задавать вопросы и получать ответы. И он бы мог спросить, где была миссис Фоллс. Но не спросил. А она совершила бо́льший грех, чем смогла признать. Впрочем, разве же была мисс Келли исповедником, чтобы ей нельзя стало лгать?
    — Это… наш промах. Моя ошибка, — через силу признал он. — Говноедка нас обманула. Удалось ли вам узнать что-то ещё?
    — На данный момент пока всё. Я сообщу вам, как что-то ещё станет известно. Аналогичного жду от вас.
    «Аналогичного жду от вас… ну ещё бы…»

    Они ехали в молчании, преодолев огромные стальные ворота. Распахнутые створки навечно застряли в земле. Окна на контрольно-пропускном пункте зияли тёмными провалами. Турникеты давно увезли.

    — Восходит солнце, настает зной, и зноем иссушает траву, — нараспев проговорил Кастор, глядя в зеркало заднего вида. — Цвет ее опадает. Исчезает красота вида ее. Так увядает и богатый в путях своих.
    Шериф покосился на него, включая сигнал поворота. «Корветт» мчался между цехов, сходившихся над головою словно горы. Сполохи фар вырезали в асфальте призрачный конус. Кастор продолжал:
    — Блажен человек, который переносит искушение. Потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь тем, кто любит Его. Пусть же и миссис Фоллс обретёт блаженство.
    — Это из Библии?
    — Всё верно, доктор Баркер. Послание Иакова.
    — Касл тоже что-то нашёл в этих книгах, — Шериф пожал плечами.
    — А вы?
    — Знаете, почему я люблю шоссе, мистер Браун?
    Кастор помолчал, взглянув на спидометр. Сухие белые руки Шерифа лежали на руле неподвижно.
    — Вы едете быстро. Как все мёртвые, — Кастор почти процитировал «Дракулу».
    — Дороги напоминают мне о саванне, мистер Браун. О далёкой жёлтой земле.
    — Выходит, нас связала Африка, — Кастор с улыбкой покачал головой. — Посмотрите-ка, даже белому парню не повезло.
    — Это не было невезением или злым роком. Вы знаете, кто я, мистер Браун. Старый Человек наверняка рассказывал вам.

    Кастора пронзило понимание, что сейчас он говорит с единственным Собратом в городе, который мог назвать Принца так. Последним из их тесного круга. Мистер Соломон, Кастор, Дюк… и доктор Уолтер Баркер, Шериф Дауд-сити.
    — Я знаю, кто вы, — признался Бруджа. — Вы служили полковым врачом под Эль-Аламейном, затем… затем вы сделали много хорошего. Вы работали в протекторате Нигерия. Во Французском Конго. Давно — ещё в те дни, когда колонии были колониями.
    — Я сделал это не от неудач, мистер Браун, а из-за того, что хотел исправить чужие ошибки.
    — Затем вы увидели войну. Так мне сказали.
    — Я увидел, мистер Браун, что нет справедливости среди царей. Ту справедливость, которую вы можете восстановить, вы всегда держите в собственных руках. Считайте это законом саванны, если любите метафоры из книг.

    Бруджа не ответил. «Шевроле» вихрем промчался сквозь Кормушку, подхватив у широкой набережной волну зелёных светофоров. Время ещё было ранним. На встречной полосе выстроились заторы; люди возвращались в пригород. Работали рестораны. Светились вывески магазинов. Шериф остановился на перекрёстке, откуда начиналась дорога на юг, откуда до дома Уотерса можно было добраться за неполные полчаса.

    — Найдите мне след, мистер Браун, — напутствовал его Баркер, наклонившись к соседнему сиденью. — Вы должны понимать, что в ином случае окажетесь следующим.
    — Я ли один? — Кастор ухмыльнулся.
    — Не вы один, мистер Браун, — бесстрастно ответил Шериф. — Но вы будете первым.
    — Кажется, теперь у нас всех появилось по важному делу? — Бруджа сделал заход с позиций отменно тонкой иронии, но Шериф был непробиваем:
    — Мне надо доложить Совету Примоген, — отрезал он. — Удачной охоты, мистер Браун.

    Сунув руки в карманы, вампир проводил «Шевроле» взглядом, а потом зашагал на юг.

    Кастор медленно стянул окровавленную толстовку, оставив себя обнажённым. Он улёгся на старый диван, взятый с уличной обочины. Теперь диван стоял в центре пустынного зала. Рядом нашлось место для тумбочки с подломленной ножкой и промышленной напольной лампы, сейчас выключенной. Одежду Кастор вешал на спинку. Одеяла не имел. Пружины скрипнули только один раз.

    Кастор заложил мускулистые руки за голову и смотрел в потолок, где угадывались очертания пузатых вентиляционных каналов. В бетонных недрах завывал ветер, а цокот крысиных коготков в темноте повторял зигзаг лестницы и наполнял старое здание жалким подобием жизни. Сквозь потолок Кастор видел четверых детей.

    Дети прыгали на крыше угловатой сгоревшей машины. Прыгали и прыгали, перебрасываясь заливистым смехом. Вздымались майки, открывая впалые животы. Сверкали счастливые улыбки. Стоптанные сандалии гремели по упругой чёрной крыше, а с груды кирпичных обломков неподалёку смотрела неряшливая толстая женщина в цветастых платьях:
    — Хусейн! Хусейн!

    Дубовые дубинки хлестали его плечи. Они взлетали и падали с решительной жестокостью. В те времена полицейские не боялись выходить один на один с толпой. Их защищали только круглые щиты из мутного органического пластика, похожие на щиты греческих гоплитов. На головах белели шлемы с козырьками, которые теперь носят в конных клубах. На поясах блестели тяжёлые связки наручников. Полицейские били его, упавшего, наносили удар за ударом. Кто-то вырвался из толпы с криком:
    — Хусейн!

    На грязной белой футболке пестрел логотип американской «Нации ислама», хотя к тому времени она уже называлась «Мусульманской миссией» или как-то ещё. Реформа, чтобы смыть пятно криминального прошлого. Не все считали, что должны что-то смывать. Не все считали позорным своё право поднять головы вслед за великим Элайджей Мухаммадом, сказать своё слово, быть услышанными. Марш Миллионов перевернул американский ислам и чёрные гетто, соединил их и бросил в бушующую пучину времён. Браун смотрел на себя, поднимающего кулак перед разношёрстной и грязной толпой. Теперь он сам стоял на груде щебня, а призрак женщины растворился вдали.

    Его пальцы бережно опускали бомбу в большую оптовую банку из-под бобов «Кнаббс». Динамит оказалось несложно достать под видом строительного подрядчика, занятого на буровзрывных работах. Несколько нужных бумаг, поддельные подписи и участие неравнодушных друзей сделали всё за Брауна. Он сидел в трейлере, в тесном кружке молодых чернокожих, один из которых неумело разжигал бонг в пластиковой бутылке. Браун сделал ему замечание, не отрываясь от присланной по телефаксу инструкции. Через несколько дней ударил взрыв.

    Из темноты проступало скуластое лицо Старого Человека. Его глаза блестели там, где от труб отстали лохмотья серебристой теплоизоляции. Старый Человек. Le Vieillard. Тот, кто рассказал Брауну о другом восстании и другом рабстве, случившихся много десятилетий назад. Его настоящий Отец, его Сир.

    — Я нарекаю тебя Кастором вслед за Кастором из Кардена, святым отшельником и епископом-первострадальцем, — гулко говорил мистер Соломон. — Я нарекаю тебя Кастором вслед за Кастором Диоскуром, братом своего бессмертного близнеца. И как Зевс даровал бессмертие Полидевку, но не разрушил узы братской любви, так я дарую его тебе, не разрушая узы твоего служения. Отныне ты — Кастор Браун.
    Коленопреклонённый мужчина, облачённый в белые брюки, счастливо улыбнулся.

    Кастор с содроганием всматривался в камеру-обскуру собственного прошлого, а беспощадная память выдавливала на пластине новые и новые образы. Светотень и мрак манили Кастора, и больше не было мудрого Отца, который удержал его от падения в бездну. Теперь Кастор был один на своих Тёмных улицах.

    Обрывок брезента качался над выбитыми дверями. Вскоре его сизой шкуры коснулся рассвет. Глаза Кастора остановились в пустоте.

    — Ну, — Кастор кивком указал на Джейка, — если не справлюсь я, у нас есть специалист по прикладным ауспициям.

    По мнению мисс Келли, сцена перед ней сейчас больше напоминала слащавый комедийный ситком, чем допрос их главной на данном этапе ниточки расследования. Она почти потянулась за носовым платочком, чтобы вручить его женщине и посмотреть как та неприглядно будет сморкаться и растирать слёзы по лицу на фоне закадрового смеха, но потом вспомнила, что никакого платочка у неё нет. И ситком этот - иллюзия, сотканная из аккуратных касаний, вкрадчивых слов и толики обаяния сидящего рядом вампира. (Фоллс всё ещё потенциальная предательница, она стреляла без предупреждения, она могла не иметь выбора, но содеянного не исправишь). Ида видела, как подобные приёмы работают, использовала их сама, когда было необходимо. Что её действительно впечатлило, так это то, что до этого почти истеривший на этом же месте Доул сумел взять себя в руки достаточно быстро, чтобы сейчас выдать свой арсенал молодого бойца Элизиума. Насколько успешно у него получится пробиться к миссис Фоллс - будет видно уже сейчас.

    Ида продолжала с холодной полуулыбкой и спокойствием сверлить взглядом миссис Фоллс, как бы давая понять куда той стоит обращаться за пониманием и жалостью, а куда - за недоказанными обвинениями и немилостью.

    Кастор недолго смотрел ему вслед.

    — Садись за руль, — приказал он Стивену, а сам поднял розовый чемодан и забросил его в багажник. Детские крики смолкли.

    Бруджа устроился на свободном сиденье. Пока трясущиеся руки Стива боролись с ключом зажигания, он повернулся назад.
    — Мама в тебя стреляла, — вдруг сказал ребёнок постарше.
    — Надеюсь, она не так сильно выносит мозги вашему папе, — Кастор улыбнулся ему, подмигивая затёкшим кровью глазом над почти исчезнувшей раной.

    Стивен глухо хрюкнул.
    — Поехали, дебил, — Кастор указал на задние огни «Мерседеса». — А то поздно будет.

    Браун и правда не посмотрел в его телефон. Поскрипывая кожаной курткой, он глядел на свои руки, покрытые шрамами от разбитого стекла.

    — Я почти не умел читать, когда мы познакомились, — сказал он, обращаясь к спинке сиденья. — Но Старый Человек дал мне свои книги. Сейчас я вспоминаю, что прочёл. Я прочёл притчу о человеке из Сихема, милосердном путнике, который ехал по дороге из Иерусалима в Иерихон. Так же, как тот человек, мистер Соломон остановился надо мной. Его олива и вино умыли мои раны. Его проповедь исцелила душу.

    Прикрыв глаза, Кастор улыбнулся открыто и ясно:
    — Я запомнил его таким человеком, Джейкоб. Не нашим владыкой. Не Аресом, что в латах, круто согбе́нных. Я запомнил, что было сказано: «И кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго? Блаженны будете, кто пострадал за правду». Он теперь среди святых. А для тебя сказано так: «Кто любит жизнь и знает добрые дни, тот уклонится от всякого зла».

    Под быстрые щелчки сенсорной клавиатуры Бруджа добавил в пустоту:
    — Это из Первого послания Петра.

    Остаток пути он тоже молчал.

  — Добрый вечер, лорд Эшвуд,— вежливо улыбаясь и коротко кивнув, поздоровалась Ида и присела в предложенное кресло.

  Неважно сколько раз она была в этом поместье, в этом самом зале, здесь никогда и ничего не менялось. Казалось, даже сам Эшвуд всегда встречал её (может, и не только её) в холле, стоя у панорамных окон, рассматривая пестрые огни ночного города как будто он был его бессменным дозорным. Полуулыбка Сира была ещё одной константой в их локальном мироздании и самым удивительным, как ни странно, было её разнообразие. Ида готова поставить свой левый клык на то, что в одно и то же время несколько наблюдателей проинтерпретируют намерения лорда в три разных варианта каждый. Но сейчас весь его вид, а особенно взгляд, говорил предельно ясным языком - тебе не понравится услышанное. Независимо от того, о чём пойдёт речь.

  (Она видела его таким только раз. Единственный раз, когда они поспешно покидали Лос-Анджелес, оставив позади бесценное. Тогда Ида не смотрела, она вежливо отвернулась и молчала.)

  Напряжение от состояния неопределённости, поселившееся в ней несколько месяцев назад и только усугубляющееся с каждой ночью, грозило перерасти в панику сию же секунду. Прямой и абсолютно серьезный взгляд сидящего напротив лорда, такой пугающе неуместный в сочетании с улыбкой, всё же заставил Иду выбросить из головы свои страхи и собраться. В конце концов, пусть ожидание неизвестного и утомляет, но что-то должно было случиться, незачем снова подставлять саму себя, он не этому её учил. К тому же, она здесь гостья. И нет, она не голода и никогда не позволяла себе приходить сюда, мучимая жаждой (вранье, эту жажду ничем не унять) и Сир об этом прекрасно осведомлен. Предложение, от которого невозможно отказаться, значит?

  — Благодарю за гостеприимство,— начала Ида, чуть более взволнованно, чем хотелось бы, хотя всё ещё держась спокойно. — Но только если и вы разделите со мной...

  Она глянула на стеклянный графин с темно красной жидкостью, стоящий на столике рядом и мерцающий в свете ярких ламп, задержав взгляд дольше требуемого, что просто не могло остаться незамеченным.

  — ... удовольствие. Если же нет, — уголки губ дрогнули, Ида серьёзно посмотрела на своего Сира,— я готова вас внимательно слушать.

  Одно хорошо - неопределённость закончится. Так или иначе.

    — Дерьмо, Дюк!

    Фраза грозила стать хедлайнером вечера. Дерьмо, Дюк. Дерьмо. Даже на улице Кастор почти физически ощущал, как оно воняет. Сбросив звонок, он сунул мобильник в карман и застегнул его на молнию. Сжимая и разжимая кулаки, Браун сверлил гневным взглядом жалюзи. Кулаки сжимались всё быстрее. Ноздри вздувались. Решение, которое зрело в его голове, наливалось тяжкой реальностью.

    Мерцающие фонари над Дженсен-лейн освещали тёмную улицу, по которой сюда пришёл Кастор Браун, хозяин благотворительной столовой в бедном квартале. Тот Кастор Браун, который наливал суп. Тот Кастор Браун, который расставлял в круг пластиковые пляжные стулья, чтобы обсудить очередную трудную ночь с очередными людьми, потерянными в ней.

    И чем темнее становились улицы, тем больше Кастору хотелось повернуть назад. Потому что он знал, кто ждёт в конце тоннеля.
    «Дерьмо, Дюк. Реально, у тебя была очень плохая идея сегодня. Сегодня, во вторник. В день большого обеда. Как ты мог».

    Браун почти ненавидел его за поздний звонок. Что, что, что, что, что могло случиться за эти пятнадцать грёбаных минут!

    Но Дюк служил Принцу. Служил Le Vieillard задолго до того, как с мистером Соломоном познакомился сам Кастор. Дюк был семьёй для его Отца, и потому стал семьёй для всех, кто пришёл после. Кулаки наконец застыли. Мелкие шрамы от битого стекла прекратили двигаться на коричневой коже. Ещё секунду царила звенящая тишина, которую сменил оглушительный треск. Плечо Кастора вломилось в неровные полосы жалюзи. Ведь было сказано: «Стучите, и откроют вам».

Наверное, так ощущал себя мистер Бэггинс, когда впервые надел на палец Кольцо (пусть и случайно), скрывшее его от взгляда зевак в таверне "Гарцующий Пони". Не до конца было ясно, чего вдруг вампир вспомнил о бессмертном (хм) творении профессора Толкина именно сейчас, но пришлось оно кстати. В первые секунды, оказавшись за гранью мира, Доусон инстинктивно кинул взгляд через плечо, опасаясь увидеть там Огненное Око...увидев лишь вход на веранду. "Кто бы мог подумать, что посмертие будет продолжать удивлять так активно?", - хмыкнул про себя Мастер Элизиума, прикидывая, что, наверняка, лишь немногим Лордам довелось ощутить нечто подобное. Впрочем, особо радоваться причин Фрэнк не видел.

Доверившись чутью и умениям Некроманта, Вентру не стал тратить время, на то чтобы поглазеть по сторонам, сразу же подойдя ближе к тени Бруха. Машинально поправив очки, Фрэнк стал бегать глазами по развивающемуся действу: странный клинок убийцы, рана, сам ассасин, чьё лицо было скрыты чем-то большим нежели простая маска... Создавалось впечатление, что рукой, нанесшей смертельную рану доку, руководил холодный разум тренированного бойца, такого как Ассамит. Клише, конечно, но на это намекнул и нетипичный, экзотический клинок. "Насколько вероятно, что сейчас я стал свидетелем убийства, за которым стоит сам...Принц?", - безумная мысль на самом деле показалась Вентру не такой уж и безумной.

Фрэнк инстинктивно чувствовал, что не сможет находиться в этом гнетущем мире тлена долго. Интуиция подсказывала, что нельзя терять ни секунды - нужно успеть собрать как можно больше информации. Во-первых, Вентру попытался заглянуть в экран мобильного телефона - кто знает, быть может имя абонента на том конце провода будет вполне читаемым? Во-вторых, убийца: возможно, удастся уловить какие-то детали в одежде или внешности ассасина. В-третьих, телефон - куда мог пропасть телефон? Ну и, в-четвертых, Доусон попытался успеть окинуть взглядом помещение веранды, на случай, если в помещении мог быть кто-то ещё...

    Затупил, как ни странно, Антон. Он потянулся было к тюрбану: снять и положить куда-нибудь, но так и остановился. Дело было, наверное, во Владе. Который Владислав... или которая Владилена — сейчас мальчишка точно не смог бы выстроить мысли в нормальный порядок. С одной стороны, его испугала исполнительность товарища. Антон пережил странное чувство дежа-вю, понимая, что сам вот-вот сделает так же. С другой стороны, он почувствовал себя зрителем на гипнотическом сеансе: это совсем немного, но всё же поколебало чары Виолы. Во-вторых, присутствие Владилены смутило ещё сильнее. Как-то это было... не совсем так, что ли? В-третьих, Свечников подозревал, что не сможет соблюсти приличия во время осмотра, и «свежая рука» потребуется именно ему. В глубине души он был бы не прочь поэкспериментировать в компании, но... тут его мысли приняли совсем неправильный характер.

    В общем, медсестра скорее пугала. Слишком красивая и слишком яркая для подростка, который только что расправлялся с куриной котлетой и залипал на белку. Краснея, Свечников переглянулся с Владиленой и аккуратно заметил, старательно скрывая дрожь в голосе:

    — Кхм... эм... может, мы хотя бы по очереди?.. А то мы вообще за лекарствами... снаружи... эм...

Многие Сородичи, шагнув в бессмертие, продолжают бояться темноты. Им так хочется чувствовать себя всё ещё людьми, цепляться за свои смертные привычки и маленькие привязанности… Глупое ребячество. Они не понимают, насколько слабы и уязвимы в своём упорстве следовать законам и правилам, которые уже перестали работать и стали чем-то лишним, наносным, чужеродным. Им невдомёк, что бояться следует вовсе не темноты с её длинными, зловещими тенями, крадущимися в тусклом освещении. Тьма внутри них самих — вот чего действительно стоит страшиться. Ибо души детей Каиновых сотканы из мрака и во мраке рождены.

Мягко, неслышно ступая по тёмному коридору, Исабель совсем не испытывала страха. Она существовала во тьме вот уже не одно десятилетие и успела сродниться с ней. Тьма скрывала испанку от ненужных свидетелей в своих мягких, безопасных объятиях, тьма нашёптывала свои секреты, которые под её покровом хотели скрыть от чужих глаз и ушей другие… Многие Сородичи, потеряв место под солнцем — в буквальном смысле — вынужденность существования в вечной ночи воспринимали как страшное проклятие. Что ж… Для Исабель ночь была лучшей подругой.

И только что эта верная подруга сообщила ей ещё один маленький, пикантный секрет… Замеревшая и прижавшая к стене Гарпия, открыла глаза — и азартно-коварная улыбка заиграла на её бледном, аристократическом лице с правильными, будто выверенными по шаблону античных скульптур чертами. Хотелось расправить плечи и счастливо, победно, драматично вздохнуть, выражая всё великолепие момента. А момент был красив, очень красив…

Но нет. Нет. Не сейчас. Этот алмаз ещё не готов предстать перед общественностью в своём первозданном виде. Он достоин большего восхищения, большего числа восторженных взглядов и потрясённых выражений лиц! Чтобы явить свою истинную красоту, он нуждается в искусном ювелире и его умелых руках, способных придать невзрачному самородку изысканную огранку и оправу. И вот тогда он явит миру свою истинную красоту… Уже скоро.

Сеньора де Веласко умела создавать из социальных ситуаций произведения искусства. И умела ждать.

Больше не было нужды прибегать к помощи её природной чуткости, равно как и оставаться здесь долее до конца диалога с существенным риском быть замеченной кем-то их его участников. Она слышала довольно. Довольно, чтобы создать очередной шедевр социально-ювелирного искусства.

Неслышной тенью Гарпия устремилась обратно к выходу, ведущему в общий зал.

Фрэнку очень захотелось тяжело вздохнуть. Сокрушенно так, со вкусом, чтобы вся тщетность бытия отразилась в этом простом рефлексе. Вентру сдержался, лишь сцепил руки за спиной, переваривая услышанное.
— Если это и представление, то весьма ”остроумное”, — задумчиво протянул Лорд, окинув взглядом коллегу-Бруха. Нравилась ему эдакая непосредственность мисс Мартинез. Куда больше, чем у Миллфорда. — Не помешает проверить самим. Начнём с кафе.

Вполне возможно, в другой раз Доусон отдал бы эту проверку на откуп охране, но сейчас чутье (внезапно обострившееся с учетом груза ответственности) подсказывало принять в этом непосредственное участие. И, конечно, навязчивая мысль о том, что он должен был встретиться с Пинкойей в кафе так же никуда не пропала. Так что Фрэнк решил, что это будет ироничный момент соединения приятного с полезным.

Перед тем как отправиться к кафетерию, Доусон обратился к охраннику:
— Думаю, не повредит проверить последние полчаса-час камер шестого сектора, там где пролегал маршрут “пропавших”.

— Я проходил здесь, когда вы меня вызывали к выходу. Сколько времени прошло с тех пор? Минут двадцать, или около того, так? — уточнил Аарон, когда они дошли до тёмного коридора, который оканчивался дверю, за которой Доусона ждала Примоген. — На тот момент здесь, кажется всё было в порядке. Доктора Шираиву я также видел у кафе. Правда со спины. Кажется, он разговаривал по телефону. Ещё я видел вашего соклановца, Фрэнк. Однорукого. Он как раз направлялся к кафе.
— Однорукий Вентру, а? — усмехнулась Глория. — Чтобы он навалял Доку одной левой? Я готова поверить либо в это, либо в то, что он Вентру.

— Примерно так, — кивнул Велдону Вентру, прикинув время, прошедшее с их последней встречи. Явно не больше получаса.
Пока что все подводило к тому, что с этим доком Шираива что-то произошло. «Быть может насчёт него я должен был поговорить с Пинкойей? Хмм...точно же не про Букера», - как не странно, но не смотря на всю серьезность возможного инцидента, Фрэнк не мог выкинуть из головы белокурую представительницу клана Розы...

Доусон попытался сосредоточиться на образе Шираивы. Вспомнить как именно он выглядел (по мимо чего-то очевидно азиатского), не удалось. По сути, единственное что всплыло в памяти, так это принадлежность к Бруха. И, кажется, именно этот собрат был одним из активных соратников первородного Клана. «Если выяснится, что он пострадал на Элизиуме...», - продолжать мысль Мастеру не хотелось.

— Ммм? — Задумавшись, Фрэнк посмотрел сперва на Глорию, затем на Аарона, не сразу соображая о ком идёт речь. — Ах, мистер Да Сильва. Недавно в домене. Ничего необычного на первый взгляд, не считая руки, кхм.

Когда-то, еще живой студенткой, Эшли ехидно комментировала фильмы ужасов после сеанса - "как там стремно! Наверное, там опасно! Давайте же туда пойдем". Что, впрочем, не мешало девушке понимать, зачем парни берут билет именно на ужастик. И не обманывать их ожиданий - то есть, в самые страшные моменты приникнуть к сильному мужскому плечу, или доверчиво спрятать лицо на груди спутника. В конце концов, для этого все и затевалось, разве нет? За прошедшее время Эш несколько пересмотрела свои взгляды на страшное и его притяжение, мир, скрытый от солнечного света, способствовал расширению мировоззрения. Возможно, это работало подспудное стремление к гибели, возможно наоборот - трепет и напряжение позволял вновь почувствовать себя хотя бы отчасти живой.
И вот прямо сейчас, дверь в конце коридора влекла почти непреодолимо. Нет, какая-то часть сознания вопила - беги, возвращайся туда, где свет и много народу!, но эти вопли доносились откуда-то с периферии, и девушка ловила себя на следующем шаге почти постфактум. Вот дверь только маячит в конце коридора, и вдруг уже пройдено полпути, а через мгновение - уже почти можно дотянуться рукой... Впрочем, рациональная часть личности, хоть и упустив поводья, все же не была забитой и покорной. В конце-то концов, это все еще была, пусть расчетливая и циничная, но часть Эшли, чтоб ее, Джордан. Пока ноги неотвратимо несли вперед, руки достали телефон и отстучали SMS, почти не глядя - девушке было не впервой отписываться в любом состоянии, а номер Пинкойи был забит в быстрый набор.
В коридоре к кафе три охранника отдыхают от жизни
Отправить.
Рука Эшли легла на дверную ручку.

— Мисс де Веласко, — Фрэнк улыбнулся и выставил перед собой ладони, пытаясь намекнуть девушке, что она начинает реагировать слишком импульсивно. Доусон посмотрел по сторонам, проверяя, не привлекла ли Гарпия излишнего внимания к их разговору, после чего сделал знак Каталине отойти немного в сторону, подальше от любопытных вещей. — Давайте пройдемся.

— Позвольте начать с того, мисс де Веласко, что вы сейчас пытаетесь заниматься не своими делами: если я посчитал, что данный собрат может присутствовать на собраннии сородичей - поверьте, на то есть свои причины. То что он не был представлен лично вам или кому-то еще - может намекнуть вам на его статус. И в-третьих, мисс де Веласко, вы заставляете меня задавать вопросы вам: давно ли на Элизиуме появился дресс-код? Если вы оглянетесь по сторонам, вы заметите множество сородичей, что одеты достаточно фривольно и casual, особенно те, кто ещё не до конца забыли как дышать, — Вентру позволил себе небольшую улыбку. Фрэнк приспустил очки и посмотрел на испанку. — В определенном смысле, ma cher, ваш наряд так же не вписывается в рамки приличий, — добавил чуть более тихо Мастер Элизиума и надвинул очки обратно. — В наш прогрессивный век не одежда украшает человека, а человек одежду. Признаться честно, я надеялся, что это станет небольшим le présent для вас, мисс де Веласко, да смотрю, вы не поняли намека. Что весьма досадно, — вздохнул Фрэнк. — У вас было что-то ещё?

Принц ускользал, не дав конкретного ответа. Так часто бывает с Вентру. Букер пораскинул мозгами: пресинговать в данной ситуации, пожалуй, было бы неблагоразумно, но и оставлять этот вопрос в подвисшем состоянии тоже не стоило. Поэтому он решил ограничиться намеком.

- Спасибо за ваше время, господин Мастерсон. Надеюсь, мы с вами скоро встретимся снова — для предметного разговора.

Затем Джордж обратил свое внимание на Джеро. Высокий и худой африканец с застышевшей мимикой и скудыми словами, национальным костюмом и сандалиями создавал впечатление шамана или племенного лидера. Африку населяли более 3000 племен, и хотя Джордж родился в США, он знал, что экономика, политика и любое другое проявление общественной жизни, от того, кого ты можешь взять в невесты до того, в каком госпитале тебе можно лечиться - все это диктовал племенной уклад. А уклад контролировали старейшины. Только своим видом Джеро производил именно такое впечатление держателя власти, не говоря еще о том, что он председательствовал над кланом Убийц. По холодной коже Букера пробежал призрачный холодок, и он незаместно поежился. Вампиры теряли необходимость следовать зову отмершего метаболизма, и Букер совсем почти разучился ёжиться. Но в этот раз вышло как-то само собой.

Не зная ничего конкретного о собеседнике, принц, скорее всего, представил Джеро для устрашения. Молчаливое о том что у Камарильи в ЛА руки были куда как длинные, и любого нарушителя спокойствия могли выследить и предать окончательной смерти безмолвные и беспощадные убийцы. , Букер, несмотря на естественный страх перед Окончательной смертью смотрел на ситуацию в оптимистическом ключе. Это была возможность получить влиятельного союзника. Надо было лишь зацепить интересы Джеро, и не обязательно политиеческие.

- Рад знакомству, мистер Джеро, - представился GB. - Удивительно, как переменились нравы. До кампании Freedom Riders 1961 года негры в южных штатах не могли поесть в том же ресторане, или сходить в тот же самый туалет что и белые, не говоря уже о том, чтобы появиться в публичном месте в национальном костюме. Теперь не один, а целых два черных Собрата дефилируют по элизиуму, и всем наплевать что мы не в tuxedo...

- Впрочем, ваш вид не так удивителен как тот факт, что вы представляете свой клан в совете Примоген. Мне всегда казалось что Ассамиты как независимый клан не подчиняются Камарилье, а работают только с теми, с кем пожелают. Что вас побудило так близко связать себя с этой сектой и господином Мастерсоном, стать частью иерархии?

      Адам завёл мотор, разворачивая чёрный «Мустанг» на юг. Его путь лежал в сердце Нью-Йорка, где он планировал долго колесить по улицам, заново узнавая знакомый с детства город и упиваясь горечью не возвращающихся воспоминаний. Потом живой мертвец навестит морг. Возможно, молния с неба и оживила его, но руки, поместившие его труп в холодильную камеру, принадлежали вполне земному санитару. Адам собирался начать с него.

      Пыльное, бензиновое, оплывшее солнце тряслось в небе среди небоскрёбов. Нью-Йорку и без того хватало Непокоя.

      Но, по-видимому, это уже другая история.

Фрэнк скромно, как умел (вернее сказать, как научился) поклонился публике, когда Принц облагодетельствовал Мастера Элизиума упоминанием. Впрочем, должного прилива позитива это не вызвало в той мере, в какой хотел бы сам Доусон - те самые "шероховатости" тянули вниз натуру Вентру вниз. Натуру, привыкшую к более утонченной работе. Впрочем, как говаривал один мудрец: "Без падений не бывает взлетов". Кстати, о последнем: Каталина, действительно постаралась произвести впечатление. Судя по тому, как быстро она оказалась на сцене, стоило Принцу показаться в зале, всё было спланировано. "Снимаю шляпу", - мысленно отдал должное Гарпии Фрэнк, добавив вполне искренние аплодисменты.

Доусон кивнул в знак приветствия ментору, отмечая, что Хорн, как обычно, оказался на месте ровно вовремя - ни секундой раньше, ни секундой позже. Почти мистическая особенность соклановца заставляла Фрэнка лишний раз напомнить себе как далек ещё он сам от совершенства...

– Прошу простить, господин Принц, – столь же негромко ответил Доусон, когда его величество решило сфокусировать своё внимание на Мастере Элизиума. Ответ Фрэнка был без промедлений - благо наблюдательность Вентру и ранний взгляд Мастерсона позволили подавить смятение и подготовиться. Насколько это было возможно. – Сей новоприбывший собрат ищет вашей аудиенции, дабы представиться согласно нашим Традициям. Ваше величество, я взял на себя смелость сперва удостовериться, что это появление не составит больших проблем - мистер Велдон уже в курсе дел. Данный собрат может представлять интерес для Домена, именно поэтому я решил оставить его здесь, под присмотром.

      * * *


      В девять часов двенадцать минут утра Адам Ксенакис, белый мужчина средних лет, стоял в тесном проезде рядом с чёрным «Мустангом» шестьдесят девятого года и размышлял, почему его жизнь сложилась именно так. Справа поднималась стена средневекового двухэтажного здания, которая принадлежала кампусу Фордхэмского иезуитского университета. Сложенная из неровного дикого камня, она напоминала манор какого-нибудь феодала, но на самом деле за ней кипели жизнь и студенческая активность. Мимо, несмотря на ранний час, торопились группы богемного вида студентов: некоторые носили рубашки с колоратками, другие были одеты в блузы психоделической расцветки. Из кассетных магнитофонов слышались то «Вельвет Андерграуд», то «Джефферсон Эйрплейн». Местный колледж свободных искусств стал оплотом контркультуры в Бронксе. Здесь не любили правительство и любили самореализацию личности, поэтому никто не обращал внимания на Адама. Здесь каждый имел гарантированное законом и Богом право стоять там, где хочет стоять.

      Слева тянулись строительные леса, для благовидности закрытые тентами с «Кока-колой» и рекламой местного футбольного стадиона. Если бы Адам проехался в самый конец улицы, то упёрся бы в захламлённый задний двор Публичной оранжереи. Если бы вернулся назад, то выбрался бы на широкий виадук, соединяющий Бронкс с островом Манхэттен.

      Возвращение в Нью-Йорк заняло пять часов. Выехав около четырёх, уже в девять чёрный мускул-кар ворвался в город по широкому шоссе. Но теперь Адам чувствовал, о чём говорила Аврора: Непокой царил в воздухе. Он чувствовался в злых росчерках граффити и раздражённых взглядах солдат на въездах, висел вместе со смогом и пульсировал в головной боли, которую испытывали клерки Уолл-стрит. Город задыхался, заходясь в нездоровой, беспричинной злобе. Пока они ехали, Ксенакис видел немало закрытых фабрик и оставленных жилых кварталов. Население бежало из города, а лакомые места занимали подозрительные личности, волочившие прямо при свете дня то холодильники, то телевизоры. Полиции нигде не было видно. Но хотя бы перевёрнутый автомобиль успели убрать. Но Непокой не исчезал. Он жил и множился, клубясь как болезнетворные миазмы. Вслушиваясь в себя, Адам чувствовал, что источник этого страха идёт из самой земли Нью-Йорка. Даже корни великого города были отравлены. Сталь и бетон, въевшиеся в землю проклятых колоний, набухали чёрными язвами. В городе было тяжело даже дышать.

      — Я дам тебе пять адресов, — напутствовала Майя, свернув с автострады в переулки Бронкса; как выяснилось, она держала путь именно к Фордхэмскому университету. — Если почувствуешь одиночество, можешь заглянуть по любому из них. Там разные люди. Не все будут тебе рады, но с ними хотя бы можно поговорить... если ничего не изменилось. Машину можешь оставить себе, она «чистая»: документы в бардачке, там же поддельный договор аренды.

      — Что-нибудь ещё? — с елейным сарказмом в голосе спросил Адам, который до сих пор старался переварить Парацельсов, Трисмегистов и Василиев Валентинов. Или о ком она рассказывала.
      — Не доверяй никому, — Аврора вернула ему револьвер. — Каждый может оказаться врагом. Даже те, с кем мы общались раньше, давно не выходят на связь.
      — И с сестрой тоже познакомите?
      — О, если бы это было так просто... Я знаю только её имя, Алекта. И знаю, что она масонка. Ищи сторукое солнце, оно укажет дорогу.
      — Получается, — заключил Ксенакис, — вы просто оставляете мне машину и пистолет. И право с удовольствием утонуть во всём, что вылили мне на голову?
      — Не только.

      Майя быстро писала что-то на отрывном листке, её чёрные волосы падали почти к самой бумаге. С юмором у неё стало туговато. Впрочем, Адам видел, что при въезде в Нью-Йорк женщина стала нервничать и постоянно смотрела в зеркала.

      — Я советую найти убежище. Ты можешь обходиться без сна и еды несколько суток, но не вечно. Научись планировать свои выходы. Куда ты пойдёшь, что скажешь, что сделаешь. Следи за временем. Обращай внимание на то, что видел, выходя из дома, и с кем говорил. Слушай разговоры. Не задерживайся долго. Считай, что ты на войне.
      — Здорово, — не выдержал Адам. — Я всегда мечтал так умереть, честное слово.
      — Ты о многом успеешь пожалеть и многому порадоваться, так что не ной. Запоминай и записывай всё, что покажется тебе знакомым. Сны, обрывочные сведения, воспоминания — всё. Это поможет начать поиски старой жизни. В обмен я попрошу тебя...
      — Сестра, да. Я помню. Но я не уверен, что...
      — С уверенностью ты ещё определишься. В обмен я попрошу тебя спуститься в метро. Это опасно, но нам нужно знать, что здесь происходит. Ты ведь чувствуешь Это?
      — Чувствую, — нехотя сознался Адам, ощущая себя героем передачи для любителей мистики. — Что-то странное со мной. С городом.
      — Под городом, — поправила Аврора, открыв дверь.
      — Под городом, — согласился Адам.
      — Виктор хочет знать, что планируют Сторукие. Это их...
      — Их рук дело, да? Вы это хотели сказать?
      Майя-Аврора рассмеялась; каркающе, неприятно, но искренне.
      — Может быть, и так. И если ты вдруг выяснишь, что такое Флюкс, позвони.
      — Чт... а, ладно, — Адам только махнул рукой.

      — Будь осторожен, — ещё раз повторила она. — Незавершённые, дети Пандоры, чувствуют твой Азот. Они найдут тебя, это только вопрос времени. То, что хочешь делать, делай быстро.
      — А как же вы?
      — Мы встретимся позже. Я оставила номер телефона.

      Потом Аврора ушла. Её прямоугольная фигура нырнула в ворота иезутского университета, а современный Прометей остался у чёрной машины. С множеством вопросов и множеством дел.

      Джон оставил толстеющих полисменов у раскидистой липы. Под шелест чёрных крон, на которых проклюнулись первые листья, он соединил руки провожатых наручниками с одной и другой стороны ствола, а ключи от них положил в задний карман оглушённого копа. Тот уже начинал ворочаться, но его рана вряд ли была опасна. На всякий случай Джон облил лоб пострадавшего водородной перекисью из найденных запасов. Тяжёлые пояса с полицейским снаряжением он свалил аккуратной кучкой поблизости. Оставил даже рации и револьверы, не желая никому лишних проблем, ссыпав патроны вслед за ключами.

      — Эй! — окликнул разговорчивый офицер, когда Джон шёл обратно к машине. — Эй!
      — Я вызову ск-к-корую, не в-в-волнуйтесь.
      — Я могу оставить тебе номер! — крикнул коп ему вслед. — Там помогут!
      — Сп-п-пасибо за всё, оф-ф-фицер.
      — Эй! Так нельзя делать!
      — П-п-простите...

      Но Джон развернулся и сел в машину, заодно захлопнув дверцу кузова. Задним ходом он сдал асфальтированную аллею. Недолгая прогулка на свежем воздухе напомнила, что март — это ещё не июнь. Даже в славившейся пасторальным климатом Новой Англии утро ещё хранило бодрящую свежесть. По крайней мере, если гулять в носках, футболке и лёгком медицинском халате.

      Он ехал скорее по наитию, чем памяти. Иногда сворачивал, путаясь в череде одинаково-сонных дорог. Лес мерно шумел вдоль обочин, здесь и там поднимались уединённые коттеджи. Но, ориентируясь по солнцу и шуму шоссе, вскоре Доу вывел «скорую» на прибрежную автостраду. Из Порт-Честера, городка возле моста через безымянный залив, Доу позвонил в 911. Звонок в экстренные службы всё ещё был бесплатным, что радовало — за время его смерти бесчинствующий капитализм не успел победить хотя бы телефоны-автоматы в почтовых отделениях. Он приблизительно описал место, где оставил полицейских, а сам поехал дальше. Через полчаса пути большая рация в кабине перестала подавать признаки жизни. Значит, радиочастоты Нью-Йорка тоже остались позади.

      Его машина и облик вызывали хмурые взгляды вслед. Непокой преследовал дитя Прометея, безвременно поднятое из мёртвых. Непокой теперь был с ним всегда.


      * * *


      Звонок за столом Алана Кинмана раздался в половину одиннадцатого.
      — Сэр, это я, Луиджи Франчески! — захлёбываясь эмоциями, трубка повествовала о злоключениях двух полицейских.
      — Вы должны были появиться на причале полтора часа назад, — холодно сказал Кинман. — Что вас задержало?
      — Я в порядке, но мы в какой-то дыре, а Карло едва не проломили башку. Ваш труп ожил посреди дороги!
      — Ожил? — на узком чернокожем лице ничего не поменялось, но брови детектива поднялись. Он взял карандаш из стилизованной под большую жабу канцелярской корзинки.
      — Да!
      — И что он стал делать, когда ожил?
      — Влез в кабину и... и уехал. На самом деле, он оказался на редкость вежливым трупом, если меня спросите. Ну, не считая того, что бросил нас привязанными к дереву. А ведь мог бы и прибить, ему-то что! Даже разговаривал... ну, как разговаривал... бормотал... и его руки... ноги... Господи!

      Вращая в пальцах карандаш, Кинман выслушал исповедь полицейского. Наконец он сказал:
      — Куда он направлялся? Ага. Ага. Возвращайтесь и пишите рапорт. Во время рейса, который вы совершали по моему распоряжению, на вас напал раненый пациент вверенного экипажа «скорой», свидетель преступления. Отнял оружие. Угрожал. Запишите Игоря водителем или санитаром, я ему сообщу, и нашего Лазаря объявят в розыск.
      — Ух, чёрт... так мы и сделаем, сэр. А что... чёрт... что это вообще такое было, сэр? Ведь раньше... — трубка примолкла, будто полицейский на том конце провода оглядывался по сторонам. — Ведь раньше всё было нормально, сэр...
      — Понятия не имею, — Кинман отложил карандаш, которым фиксировал обстоятельства случившегося, и вырвал страницу из своего блокнота. — Выясним. Как он выбрался?
      — Да я откуда знаю? Влез и ткнул мне под нос здоровенным револьвером, а потом...
      — Стоять, Франчески. Что ты только что сказал?
      — Он... он влез и ткнул мне под нос...
      — Ты сказал «здоровенным револьвером»?
      — Ну да, сэр. Так и было...
      — А где он его достал?

      Совершать другой звонок с рабочего места Кинман не стал. Он накинул кофейного цвета пиджак, скрывавший кобуру подмышкой, и перешёл несколько улиц. Вместо того, чтобы войти в привычную полицейскую закусочную по соседству, он потратил ещё пятнадцать минут, пока не добрался до этнического магазина неподалёку от Адской кухни.

      — Я позвоню? — спросил детектив, демонстрируя мятую пятёрку.
      Продавец не возражал. Вращая наборный диск костяшками пальцев, Кинман не прекращал раздумывать. На пальце детектива сверкнул масонский перстень со странным символом: сторуким солнцем, вписанным в равносторонний треугольник. Когда трубку сняли, Кинман заговорил на гортанном языке, напоминавшем что угодно, только не английский.

      «Африканец?» — подумал продавец-пуэрториканец и бросил подслушивать. — «Араб?»


      * * *


      Бензин в «скорой» кончился на границе Массачусетса и Вермонта, совсем недалеко от Национального заповедника «Зелёная гора». Последний час датчик топлива кренился в красную зону, а за полдень издох почти окончательно. Затем стрелка упала в ноль. Мотор закашлял, а педаль газа потеряла упругость. Затихший фургон, раскрашенный в нарядные ярко-белые цвета нью-йорской медицины, уснул на обочине узкой двухполосной дороги. Последним поворотом руля Доу смог направить машину к лесополосе. Там она и замерла, надёжно скрытая деревьями и густым кустарником. Наступила невероятная по силе тишина, свойственная далёким от цивилизации местам.

      В пятиста метрах белела аккуратная церквушка и стоял щит, утверждавший: «Добро пожаловать в Лэдд-Брук, перекрёсток трёх штатов. Мы любим всех, если вы любите нас». Дальше по дороге виднелись разрозненные одноэтажные строения в индейском стиле: бар, почтовая контора и небольшая заправка. Несколько старых джипов растерялись на обочинах. Над домами поднимался густой хвойный лес. Это было маленькое поселение у Седьмого шоссе, игравшее роль придорожной остановки, а не полноценного жилья. Из труб тянулись лёгкие дымы.

      Время близилось к двум часам.

      01. АЛЬБЕДО

      «Нью-Йорк лишился полумиллиона рабочих мест за один год. Жители бежали из города,
      улицы захлестнули крэк и беспрецедентная волна насилия. Среди человеческой чудовищности
      чудовищная бесчеловечность заняла своё место...»
            — Тема и настроение





      Нью-Йорк,
      Март 1984 года

      В глухой черноте не существовало воспоминаний. Кто он, где он — эти вопросы потеряли даже риторический смысл. Он не знал бы, что ответить, как не знает новостей глухой мужчина, сидящий перед рябящим телевизором в трейлерном парке. Только темнота... и джунгли в ней. Он не помнил, что это за джунгли или где они находятся. Вьетнамская война не вызывала чувства узнавания. Впрочем, она не вызывала и чувства отторжения. Он пытался вспомнить другие места на Земле, где существуют джунгли, и получал в ответ факты, лишённые эмоциональной окраски, лишённые накопленного за жизнь сенсорного опыта: Заир, Суринам, Флорида? Флорида интуитивно представлялась близкой, Заир — далёким. Как на нечто новое он смотрел на мир внутри себя, связанный из разрозненных фактов, понятий и терминов. Ничто не вызывало узнавания — ни войны, ни «Биг-Мак», ни большие пакеты с картофельными чипсами. Даже тело казалось чужим, мерзким и неправильным. Мёртвым.

      Первое, что осознал мертвец — факт собственной уродливой смерти.

      Чернота пахла резиной, хлоркой и формалином. Она липла к лицу, и, хотя конечности не слушались, кожей он смог определить, что это плёнка или ткань из светонепроницаемого полиэтилена. Следовало заключить, что это патологоанатомический мешок, а сам он лежит в холодильной камере тантологического отделения. В морге, как и положено мертвецу. Слышались голоса и эхо каблуков, щёлкающих по намытой кафельной плитке.

      Мыслей не было.
      Неправильно циркулирующая кровь звенела в ушах.

      Голоса стали ближе. Старик и женщина. Вслушиваясь в быструю цепь слов, мужчина понял, что не в состоянии определить язык. Оба говорили на иностранном, но в следующий момент с пьянящей радостью сверкнуло откровение. В сравнении между «знакомым» языком и «незнакомым» получилось найти первый признак старого себя — он знал, что его родным было иное наречие. Он мог бы заговорить на нём, если бы не стал задумываться: не зная слов, но точно зная, что произносить. К сожалению, язык также не слушался. Он лежал во рту безжизненной массой, почти запав в гортань. С этим неприятным ощущением ничего нельзя было сделать.

      Над ухом лязгнул металл, и поверхность под его телом резко дёрнулась назад. Заскрежетали направляющие выдвижного ящика, а потом ярко полыхнул свет. Молния распорола черноту надвое, открыв белый потолок, длинную зудящую лампу... и лицо.

      Женщина, расстегнувшая мешок, обладала лицом с пропорциями кирпича — некрасивым, по-нехорошему крупным. Как затасканная порноактриса, перевидавшая несчётное море хуёв и мечтающая об имидже неунывающей старлетки. Но с ноздреватой кожей, уродливой челюстью и чёрными глазами под чёрными бровями ей больше шла роль повара в мясном цеху. По-английски — ещё одна вспышка в памяти — она изъяснялась со страшным акцентом, будто в её родном наречии не существовало мягких звуков. «Арабка? Цыганка?»

      — Оно живое, — сказала она и распахнула края мешка пошире, позволив увидеть край мрачной стены, состоящей из квадратных железных створок. Женщина обращалась к кому-то, кого не удавалось взять в поле зрения. Шея не гнулась. — Удивительно. Вам удалось.

      — Слава Олимпу! — торопливо ответил старческий тенор. — Теперь надо забрать его, и поскорее. Пока другие не пришли.
      На лице женщины мелькнула тревога.
      — Нет, — подумав, решила она.
      — Как нет?! Мы же... это же... возможно, мы никогда не сможем повторить это, и такая удача...
      — Нет. Оно справится само.

      От возмущения тенор перешёл на прежний язык, но двумя фразами женщина покончила с дискуссией. Она грубо расстегнула мешок от головы до пят, выставив обнажённое тело под безжалостный свет ламп. Затрещали колёсики, пересчитывая стыки в плитках, и потолок покатился в сторону. Лампа чередовалась с лампой. В нос по-прежнему били формалин и хлорка. «Цыганка» остановила каталку и бесцеремонно осмотрела лежащего с головы до ног, приподняла пенис, вызвав прилив стыда и понимания, прощупала рёбра, колени и локти. Заглянула в глаза, поднеся свой нос почти вплотную к лицу, которое даже нельзя было отвернуть.

      — Оно функционирует и понимает нас. Зрачки двигаются.
      — Хорошо, — сдался старческий голос. — Делай, как считаешь нужным.

      Черноволосая женщина наклонилась над живым трупом и заговорила быстрым, хорошо подготовленным монологом:
      — Слушай меня, повторять не буду. Твоя новая жизнь зависит от того, запомнишь ты эту инструкцию или нет. Я застегну тебя назад, но оцепенение скоро пройдёт. Трупные пятна уже исчезают. Гниение, похоже, ещё не началось — везучее ты существо, мне повезло меньше. Ты должен лежать и не шевелиться, когда за тобой придут. Возможно, они сделают вскрытие. Тебе придётся лежать. Тебе нельзя подавать вида, что ты жив. Они повезут тебя через город. Из машины легче сбежать, чем отсюда. Когда сделаешь это, придётся найти транспорт. Лучше укради что-нибудь, если не уверен, что сможешь... правильно вести себя с людьми. Тебе нужно попасть в Беннингтон в штате Вермонт рядом с Нью-Гэмпширом, это пять часов езды по Девяносто пятому, оттуда по Седьмому на север через Коннектикут. За рекой найди дом, помеченный знаком с твоей татуировки. Если заблудишься, ищи заповедник «Зелёная гора».

      Что-то... происходило внутри, под рёбрами и мышцами, и он чувствовал это. Консистенция тела изменилась. Кровь циркулировала неправильно, как студёное желе. Сердце ворочалось в неудобном ложе. Вздрагивала печень. Лёгкие колебались, обливаясь альвеолярной жидкостью и не попадая в такт друг друга. Голова начинала болеть от грубого голоса, от света в глазах, от звона в ушах, от блеска алюминиевых весов справа. Женщина неожиданно хлопнула чем-то тяжёлым по его животу, оставив на нём холодный металлический предмет, по очертаниям напоминавший оружие. Сверху положила тёмный свёрток.

      — Одежда и крупнокалиберный револьвер, — сказала она. — Очень крупнокалиберный. Спрячь это под собой, если расстегнут мешок. Хоть в задницу суй. В городе они настигнут тебя быстро, но там их будет немного. Лишишься оружия — лишишься шансов. И поверь... если не доберёшься, куда сказано, и как можно раньше, сам пожалеешь. Ты почувствуешь. Тогда я очень советую... — её палец с вульгарным алым ногтем упёрся в висок, — одну пулю сюда. Лучше две или три, если успеешь. Запомнил? Беннингтон, «Зелёная гора», Нью-Гэмпшир. Не тупи.

      На прощание она дёрнула палец на ноге, сорвав больничную бирку. И, ехидно улыбнувшись, провела языком по волосам над его лобком, заставив мёртвое тело содрогнуться в неправильном ощущении близости, которая уже не должна была существовать. Горячая жажда телесного растекалась по мёртвой плоти, заставляя окоченевшие капилляры рваться в новых усилиях, проталкивая по тканям то, что заменило кровь. Он начал чувствовать ноги. Бёдра. Колени. Стопы. Как отдельные сочленения, а не комплексную опорно-двигательную систему.

      — Боги... — вздохнул второй голос, отдаляясь.
      — Любопытство — лучшая мотивация, да? — с неискренней улыбкой женщина помахала биркой перед носом, не давая читать её, а потом застегнула мешок, избавив хотя бы от нестерпимой белизны ламп. Её напутствие прозвучало уже из темноты. — Выбери себе название, существо. Это полезно для самоидентификации. Я, например, самоидентифицирую тебя как Труп.

      — Ты слишком строга к нему... — пробормотал старик. — Представь, каково ему сейчас?
      — Оно должно захотеть драться, или сдохнет. Потому что если оно не захочет, ваши усилия пойдут насмарку. Вы и так простили этому существу намного больше нужного.
      — Мы можем потерять его! Он может...
      — Оно, доктор. Пока что это «оно».
      — Он, — с силой повторил старик, — может сбежать, не узнав...
      — Скатертью дорога. Оно скоро поймёт, на чьей стороне. Хочет того или нет.

      Скрипнула дверь. Проскрежетал ключ. Тишина вернулась.

"Вот и он", - мысленно отметил лимузин Фрэнк, прежде чем вернуть всё своё внимание молоденькой (на вид) Тореадор.

– Фрэнк Доусон, все верно. Вы весьма вовремя - многие уже внутри и мы ожидаем его Высочество в самое ближайшее время. – Пожалуй, сейчас лучше будет проводить Эшли внутрь без лишних проволочек, чтобы встретить мистера Мастерсона как полагается. "Интересно, он в этот вечер с Сенешалем?", - почему-то задался вопросом Мастер Элизиума. – Прошу, мисс Джордан, – Фрэнк сделал жест в сторону человека в костюме с детектором в руках, – небольшая проверка прежде чем пригласить вас внутрь. Полагаю, вам нет смысла напоминать о правилах элизиума?

Свой недостаток Грег и не думал скрывать. И, хотя он не носил с собой никакой таблички, отсутствие руки, разумеется, бросалось в глаза. Не было смысла притворяться, что он ничем не отличен от окружающих...Но ещё меньше смысла было в надеждах получить немного жалости от них. Вспомнив свои мантры, Грегори ответил спокойно, хотя ему и хотелось увести разговор в сторону:
- Грегори Да-Сильва. Когда я ещё был живым, в меня попала пуля. Спасти руку врачи не смогли. - Как обычно, эта привычная фраза звучала суховато. Но, хотя бы, зубы уже не стискивались при мыслях о таких дорогих и таких бесполезных хирургах. - Вопросы бизнеса, если вы понимаете.

– Пожалуй, сегодня, для вас я сделаю исключение, мистер Муни - можете проходить внутрь. – Кивнув охраннику, проводившему проверку, Доусон сделал приглашающий жест рукой для Роланда. Было даже немного странно, что всё прошло так быстро с столь неоднозначной персоной как Муни. Впрочем, отчего-то Фрэнк предчувствовал, что это лишь начала и расслабляться ещё рано.

Мастер Элизиума взглядом проводил Малкавиан, заложил руки за спину и повернулся к чернокожему пришельцу.
– Итак. Прошу простить за ожидание. – Доусон ещё раз смерил Букера быстрым взглядом. – Ваше лицо мне решительно не знакомо. Меня зовут Фрэнк Доусон и сегодня я распорядитель этого элизиума. Кого же я имею честь приветствовать?
Про себя Вентру гадал, кто же был перед ним? Всех статусных персон Фрэнк знал или понаслышке или же видел лично. Стало быть перед ним или кто-то из местных собратьев, выбравший на вечер новую личину, или же кто-то совсем незначительный в своей роли в вампирском социуме Города Ангелов. Или же некто, прибывший в домен недавно. Не очень похож на Вентру. Мог бы быть экстравагантным Тореадором, навряд ли Гангрел. Бруха? Носферату? Почему бы и нет?

– Мистер Флинт! – Кажется, тут, перед входом, уже становилось тесно. Благо Грегори и Чарльз всё-таки не страдали словоохотливостью и поспешили оказаться внутри стен музея. – Благодарю, – Фрэнк вежливо кивнул на слова Маркуса и не менее вежливо улыбнулся соклановцу, – но с поздравлениями лучше повременить.

Доусон попытался вспомнить последнюю встречу с мистером Флинтом, но не преуспел. Беседа их в Браун Дерби была скорее из разряда "как поживаете?", впрочем, как и в самый первый раз. Как собрату привыкшему оперировать с информацией, Фрэнку безусловно было любопытно, что привело в город ещё одного Лорда. "Маркус Флинт", - повторил про себя имя сородича Фрэнк, словно пытаясь найти какую-то подсказку среди этих букв. Честно говоря, звучало как какое-то прикрытие.
– Надеюсь, вечер пройдет для вас с пользой, Маркус. Позвольте, небольшая формальность, – Доусон указал на человека с датчиком в руке.

Грегори не выказал ни единой эмоции, которые недолго клубились внутри него при взгляде на Мистера Провокацию Конфликтов. Да, он поступал глупо, но, что же, каждому своё. Уподобляться ему не стоит уж точно. Потому на охранника Грегори бросил короткий, но одобрительный взгляд. Ему хотелось быстрее покончить с этой формальностью у дверей и оказаться внутри.
Нельзя сказать, что была особенная причина торопиться, но его время было ограничено и уж точно не предназначено для ни к чему не обязывающих разговоров у входа. Вежливости это не отменяло, разумеется, и знакомой из клана декадентов он ответил кивком и улыбкой.

Букер сощурился на человека в костюме. Сугубо профессиональный подход, а? Впрочем, с профессионалами просто иметь дело, они были предсказуемыми и понятными. Хотелось надеяться, что этого экземпляра интересовали только два вопроса: оплата и выполнение инструкций, но нутром Джордж чувствовал, что рафинированный человек в костюме был способен на свою игру. Он не добавил ничего личного и даже говорил через конверт. Явная конспирация. Потом до Брухи дошло, почему приветствие прошло без слов. Их могли слышать другие пассажиры Джованни Айрвэйс.

- Хорошая работа, мистер, - ровно ответил Джорджи, забирая конверт. - Я бы хотел лично отблагодарить вашу руководительницу - и вас. Чиркнете адрес бюро или официальный телефон для связи в этом году? - конверт был протянут обратно представителю Джованни.

Человек в костюме невозмутимо полез во внутренний карман и протянул визитку.

Букер кивнул и спокойно двинул на выход. Скрывшись за углом склада, он выбрал наблюдательную позицию и затаился, чтобы посмотреть, кто еще появится из саркофагов. Интересный информационный вброс о новоприбывших мог стоить услуги с правильными сородичами в городе, и Букер намеревался воспользоваться возможностью, если Джованни вдруг забыли принять предосторожности. Если не забыли - то Джорджи хотя бы сможет изучить их систему безопасности. Тоже полезно.

— Ya sabes, María, los americanos son tan… simples… Simples a primitivo… Tantos años vivo en este país y no puedo acostumbrarme.

Сидя перед за туалетным столиком, сеньора де Веласко вела неспешный разговор с девушкой, протянув ей одну руку в лениво-вальяжном жесте. Обычная, казалось бы, сцена туалета представительницы высшего слоя общества перед светским раутом. Если бы не одно «но»: зеркало ничего не отражало. Досадная особенность. Особенно если ты женщина. Вдвойне досадная, если ты женщина, которая хороша собой. Такие комплименты Исабель случалось слышать от окружающих — сама же она, обретя бессмертие, навсегда лишилась способности видеть себя.

В сущности, такой предмет интерьера, как туалетный столик, вообще был лишним в её доме. Но, родившись и прожив сознательную смертную жизнь в начале прошлого столетия, Исабель отличалась некоторой консервативностью и старомодностью в вопросах стиля вообще и внутреннего убранства жилища, в частности.

— ¿Y por qué sólo voy a este Elysium? — вздохнула скучающая испанка.
— Quería ver al señor Dawson, mi señora, — напомнила её собеседница, не отрываясь от маникюра своей хозяйки.
— Аh sí, Frank…

Исабель откинулась на спинку кресла, и на губах её заиграла неопределённая улыбка.

— ¡Qué nombre tan estúpido! — вынесла Гарпия своё экспертное мнение. — Francisco es más adecuado para el maestro de Elysium. Como general Francisco Franco.
— Creo que está interesadа en este Familiar más de lo habitual, — с кокетливыми нотками в голосе заметила Мария.
— Interesada?

Исабель мелодично рассмеялась, словно её служанка только что отпустила очень весёлую шутку.

— ¡El, — это слово она выделила особо, — es un Ventru! ¿Qué podría ser peor?

Определённо, сегодняшним вечером сеньора де Веласко была в ударе по части язвительности. И если бы Фрэнк Доусон был всё ещё подвластен законам человеческой физиологии, от столь частого упоминания своей персоны он бы уже, наверное, икал.

— Sin embargo, parece que él no es como la mayoría de ellos. Tal vez le daré una oportunidad… — снисходительно протянула Гарпия после некоторого раздумья.

Она отняла руку, критическим взглядом оценивая результаты стараний Марии за последние полчаса. Маникюр получился сдержанный, неброский — то, что нужно для сегодняшнего вечера. В конце концов, она собирается не на премьеру «Кармен»* в «Ла Скала»**, где будет исполнять главную сольную партию, а сотни глаз будут прикованы к ней одной, стоящей на сцене в освещении ярких огней рампы. Броский макияж был бы в данном случае моветоном.***

— ¿Cómo me veo? — оторвавшись от созерцания собственной руки, Исабель подняла глаза на служанку.
— Preciosa, mi señora. Como siempre.
— Trae mi atuendo, — удовлетворённо улыбнулась испанка.

Она и не ожидала услышать иного ответа.


***

Исабель предпочитала «Мерседесы». Не столько потому, что это была дорогая, статусная марка авто, нет (хотя и поэтому тоже). Просто на заре 20-го столетия, в 1900-м году некий Эмиль Эллинек, дипломат и ярый автогонщик, посоветовал Вильгельму Майбаху назвать новый автомобиль компании «Daimler-Benz» в честь своей дочери — Мерсéдес. Так благозвучное испанское имя дало рождение всемирно известному бренду немецких автомобилей. И вот уже который век название «Mercedes Benz» символизировало собой признанное качество и классику роскоши. Красивая история. Истинное дитя своего клана, Исабель любила красоту во всех её проявлениях.

В те вечера, когда госпожа посещала светские мероприятия, правила были неизменны: Мария доставляла её до входа в элизиум и забирала в указанное время. Иногда Исабель возвращалась домой вскоре после начала, разочаровавшись в организации или собравшемся обществе, а порой задерживалась почти до самого рассвета, подвергая себя опасности быть застигнутой лучами восходящего солнца. Впрочем, на такие случаи у её автомобиля был закрывающийся верх, тонированные стёкла и комплект солнцезащитных шторок. Как будет в этот раз — кто знает?..

За три четверти часа до официального начала чёрный Мерседес-кабриолет, шурша шинами, подкатил к центральному входу в музей, выпуская на волю хозяйку в закрытом комбинезоне. Более чем строгий наряд, если не учитывать алый цвет…


…и полностью открытую спину.

Впрочем сейчас, стоя лицом к прибывшей, новоиспечённый мастер элизиума этой детали её наряда видеть не мог.

— Добрый вечер, господа.

Гарпия одарила Фрэнка и его собеседников дежурной учтивой улыбкой.

— Мистер Доусон, я слышала чудесную новость, и Вас уже можно поздравить?.. — сказала она по-английски.

      Ещё через полчаса они прикрыли дверцу печи и вытянулись рядом друг с другом на постеленных куртках и свитерах. В котельной воцарился прежний мрак, но теперь в нём жило тепло. Из-под дверцы пробивались багровые отблески, и в них темнота больше не казалась страшной. Закинув руки за голову, Оливер пялился в неё и потягивал ректорский бурбон, с наслаждением чувствуя, как алкоголь воскрешает в нём человека, а Эбби хрустела сухофруктами.

      — Я думаю, — признался Оливер, неожиданно сев, — что я принял важное для себя решение, когда поехал на автобусе в Аварис.
      — Не понимаю, — ответила из темноты Эбби. — Почему ты так говоришь?
      — Я собирался уехать в Портленд.
      — Серьёзно? — хруст сухофруктов стих. — Ты серьёзно просто думал… взять и поехать в другой город? Другой штат?
      — Что в этом такого? — Оливер искренне не понял её удивления.
      — Но… Оливер, у тебя же… ты же…
      — Дом, семья, нет денег? — с презрительной усмешкой спросил мальчик, ощущая себя донельзя странно: он всегда злился при таких разговорах, но сейчас физическая близость к собеседнице не позволяла ему разозлиться всерьёз.

      Он не привык лежать с девушкой рядом и разговаривать вот так запросто. Обычно это заканчивалось торопливым сексом или все засыпали как попало после очередной пьянки. Флор никогда не искал собеседников. И уж точно никогда прежде не рассуждал о жизни, лёжа на полу старой котельной.

      — Ну… да, — будто почувствовав его настроение, Эбби ответила тихо и почти ласково. — Я не представляю, как можно просто сесть и уехать на побережье.
      — У меня никогда не было тут настоящего дома, — легко признался Флор. — Меня никто не ждёт.
      — Или ты никого не ждёшь.
      Флор помедлил:
      — Или так.

      Дрова потрескивали в котле, а трубы гудели, будто расправляющие плечи Атланты. Сковавший их ледяной сон рушился, наполняя подвал влагой и жаром. Ребята вновь долго молчали, пока Эбби не продолжила диалог:

      — Но ты сказал, что решил приехать сюда. Зачем, если тебя никто не ждал?
      — Сестра, — неохотно признался Флор. — Ты ехала на свадьбу к брату, а я ехал к сестре, чтобы позвать её с собой. Или хотя бы попрощаться. Сказать ей «до свидания», знаешь. Преодолеть это проклятое ледяное поле. Обнять, поцеловать, лизнуть в щёчку.
      — Оливер…
      Умерив насмешку, подросток закончил уже серьёзно:
      — Эти факты как-то связаны. Не знаю, как именно, но они — единственное объяснение тому, что мы находимся в одной и той же метафоре. У тебя нет здесь родственников. Город не подсовывает тебе письма с иллюстрациями прошлых ошибок или невысказанными сожалениями.
      — Ты поэтому спрашивал меня, что я тут забыла? — вспомнила Эбби.
      — Ну естественно, — запрокинув голову, Флор вылил в горло остатки бренди и прикрыл глаза. — Ну естественно… Ты не можешь находиться тут, если не замёрзла внутри.

Поздняя осень 2011-го


— Сегодня мы поговорим о коньяке. Будь добра, разожги огонь в камине.

Ада одарила посетителя озадаченным взглядом. Вечер обещал быть… необычным. Предыдущие десять месяцев встреч с покровителем проходили в режиме интенсивного обучения.* Задания случались эпизодически и редко, Астарот покуда не отправлял свою новую подопечную «на передовую». Зато, не ведая жалости, загружал девушку сведениями по самым разным областям. Ада, впрочем, не жаловалась. Она уже привыкла к этим мозговым штурмам экспромтом, и они ей нравились. Но чтобы коньяк… Странная тема для обсуждения. Казалось бы, чего там такого особенного, чтобы посвящать ему целый час отдельного разговора?

Вторая необычность заключалась в просьбе демона. Ариадне всегда казалось — верней, она была уверена — что Владыка воды терпеть не может стихию-антагониста и любые проявления, с ней связанные. А он вдруг просит разжечь открытое пламя в непосредственной от себя близости! Спорить и отпускать комментарии Ада не стала, послушно приступив исполнять что велено. Сама она любила огонь.

— Для начала скажи мне, что ты знаешь о коньяке?

Астарот снял пиджак, повесив его на спинку высокого каминного кресла, поддёрнул вверх манжеты рубашки.

— У него бывают звёздочки, — выдала девушка первый пришедший в голову факт, параллельно возясь с каминной заслонкой.

Ада не была ни знатоком, ни любителем этого напитка и из всех марок знала только армянский «Арарат». Случилось как-то пробовать в бытность свою студентом. Это было всего один раз, на чей-то день рождения, а так… бедные, но гордые художники предпочитали потреблять более бюджетный и молодёжный вариант — портвейн. Заодно таким образом выражая свою солидарность с иконой русского рока.**

— Да, действительно, — согласно кивнул Астарот. — Традицию обозначать звёздочками количество лет выдержки ввёл Hennessy, один из старейших коньячных домов. Что ещё тебе известно?

Приободрённая тем, что не села в лужу с первой реплики, Ариадна продолжила делиться своими «энциклопедическими» знаниями:

— Его закусывают лимоном.

Покровитель кисло поморщился, будто сам только что съел ломтик вышеупомянутого фрукта.

— Всё-таки вы, русские, весьма колоритный народ. Эта ваша самобытность и изобретательность… Порой вы делаете совершенно дикие вещи, которые с подачи одного такого… выдумщика мало того что распространяются в масштабах целой страны, так ещё и приживаются, становясь традицией. Удивительная черта.

Несмотря на благожелательность тона демона, Аду не покидало ощущение, что её только что отчитали. В мягкой форме. Вот чем ему русские не угодили? И причём тут вообще коньяк? Перестав укладывать дрова в топку, девушка подняла на гостя молчаливо-вопросительный взгляд.

— Не нужно принимать на свой счёт и бросаться в контратаку, Арьен. Это было замечание мимоходом, лирическое отступление.

Астарот примирительно улыбнулся одной из своих «учительских» улыбок и услужливо подал подопечной поленце.

— Закуски к коньяку мы обсудим чуть позже, а пока… Ты будешь учиться его пить.
— Чего же там уметь? — искренне удивилась та. — Наливаешь и пьёшь.

Улыбка мужчины сделалась снисходительной, терпимой.

— Ты же дочь профессора филологии, Арьен. Наверняка читала «Собачье сердце» Булгакова. А может быть, даже смотрела фильм с великолепной игрой Евстигнеева?

Ада кивнула.

— Помнишь, что там говорит профессор Преображенский за обедом с доктором Борменталем? «Есть надо уметь. Нужно не только знать, что есть, но и когда, как, и что при этом говорить. Большинство же людей есть вовсе не умеют».*** Гастрономический этикет — такой же признак хорошего воспитания, как и этикет обычный, Арьен. В этом отношении ваша страна сильно пострадала от революции 17-го года. После неё была практически утрачена культура приёма пищи, а Швондеры и Шариковы начали ходить без галош по мраморной лестнице и выпивать водочку, когда им вздумается.****

Стоя над журнальным столиком, занятый приготовлениями к дегустации, Астарот вёл свой неспешный рассказ. И эти бархатно звучащие слова вкупе с плавными, мягкими движениями его рук действовали на Аду магнетически, гипнотизирующе.

— Почему ты так смотришь?

Вопрос заставил Аду очнуться и поспешно отвести глаза. Она и впрямь, кажется, засмотрелась и теперь смущалась своей оплошности. Астарот вздохнул и отставил откупоренную бутылку.

— Нет, Ада. Мой вопрос не означал недовольства твоим пристальным взглядом в мою сторону. Я задал его, потому что действительно хочу знать ответ.
— Ну… Вы интересно рассказываете и… — девушка замялась.
— И?..
— В общем, красиво всё делаете, поэтому хочется смотреть, — собравшись с духом выпалила она, вконец стушевавшись.
— Именно! — победно улыбнулся покровитель. — Я только что продемонстрировал на тебе один из основных принципов не только «ритуала» распития коньяка, но и в целом взаимодействия с людьми.
— Могли бы и предупредить, что опыты «в прямом эфире» на мне ставите, — недовольно буркнула та.
— Тогда демонстрация была бы не такой наглядной, а ты сама не столь глубоко прочувствовала бы то, что будет чувствовать твой будущий гость, которого ты пригласишь в свой дом. Будь как Пастер, который все вакцины пробовал на себе.

По правде сказать, никаких гостей Аде звать в свой дом не хотелось, но она смолчала. Будучи ярко выраженным интровертом, она не отличалась коммуникабельностью (да и кто, в свою очередь, захочет контактировать с меченой?). К тому же после переезда в Новосибирск все прежние московские знакомства и незначительная доля общения, им сопутствовавшая, сошли на нет сами собой. Можно было сказать, что теперь Ада жила отшельницей. Так в общем-то и планировалось, если бы не внезапно возникший прошлой зимой Астарот с заявлением прав на её душу и своими проектами.

Покровитель сощурился, склонив голову набок. Реакция девушки его забавляла. А может, её правдивый ответ льстил его мужскому самолюбию.

— Итак. Основная рекомендация коньячной церемонии гласит: разливай коньяк сама, ухаживай за гостем, демонстрируй ему своё внимание. Если все приготовления ты будешь осуществлять лично, на глазах своего собеседника, это расположит его к тебе. И если он адекватный человек, скорее всего ему захочется оказать тебе ответную услугу из чувства благодарности. И потом, у тебя же есть дополнительное оружие.

Ада вопросительно приподняла бровь, и Астарот продолжил:

— Твой пол. А также внешние данные. Используй их! Знаешь, какая одна из самых привлекательных частей тела у женщины?

Демон вновь развернулся к столику вполоборота, принявшись протирать салфеткой бокалы. Тёмный камень на его запонке скромно сверкнул, поймав тусклый отсвет горящих поленьев.

— Нет, не знаю, — ответила Ада, невольно переводя взгляд на этот аксессуар мужского гардероба.
— А меж тем смотришь сейчас в правильном направлении, — заметил Астарот, проследив за её взглядом. — Запястье. Женское запястье с тонкой, нежной кожей — что может быть притягательней? Поверь мне, если сейчас моё место займёшь ты и станешь разливать коньяк по бокалам, это будет ещё красивей.

Заметив заигравший на щеках подопечной румянец и её потупленный взгляд, демон довольно улыбнулся. Кажется, приводить Ариадну в замешательство, вызывая эмоцию смущения, было одним из его излюбленных занятий.

— Иными словами, Вы учите меня играть на чувствах людей и манипулировать ими, — после некоторого молчания резюмировала Ада.
— Я учу тебя основам поведения цивилизованного человека и возможности выстраивать отношения с окружающими таким образом, чтобы они приносили удовольствие и оканчивались взаимовыгодным сотрудничеством, — мягко поправил мужчина. — Что плохого в том, чтобы быть чутким к нуждам других людей и давать им желаемое?

Девушка не нашлась с возражением. Подкованный по лингвистической части, покровитель так виртуозно подбирал формулировки, что подловить его было непросто. Равно как найти веские контраргументы.

— Перейдём непосредственно к практике.

Астарот взял в руки бокал, демонстрируя его Аде.


— Для коньяка традиционно используется бокал «снифтер». Его округлая форма, сужающаяся кверху, позволяет удержать аромат налитого напитка. Заполнять его следует до уровня самой широкой части, обычно получается где-то на 1/4.


Демон наполнил бокалы и, подав один из них Ариадне, сделал приглашающий жест занять кресла у камина.

— Коньяк не нагревают подобно абсенту и не охлаждают, как шампанское. Оптимальная температура для раскрытия его букета и вкусовых качеств колеблется около отметки в 25 градусов по Цельсию, таким образом, комнатная температура — лучший выбор.

Заметив жест Ады, он упредительно вскинул руку.

— Не спеши пробовать. Для начала сделай вот так.

Астарот вытянул руку и вложил ножку бокала между средним и безымянным пальцами так, что его округлое основание легло в ладонь. Ариадна послушно повторила жест учителя.


Мужчина одобрительно кивнул и, облокотившись о высокую спинку кресла и закинув нога на ногу, продолжал:

— Коньяк относится к так называемым «дижестивам» — напиткам, способствующим улучшению пищеварения. А значит, употреблять его стоит после сытной трапезы. Особая атмосфера расслабленности сделает этот процесс более приятным и будет располагать к неспешному смакованию. А покуда напиток нагревается в твоей ладони, можно вести беседу с гостем, налаживая контакт. И возможный контракт, — скаламбурил демон. — Разумеется, можно заставить человека сделать нужное тебе, приставив ему нож к горлу. Но к чему эти варварские методы, если можно воздействовать на него беседой и добиться не того же самого, но гораздо большего?
— Терапевтический сеанс психоанализа у камина? — хмыкнула девушка.
— Именно. Хорошая формулировка, ты уловила суть, — похвалил Астарот. — Разговор — это универсальный инструмент познать психику собеседника, проникнуть ему в душу. А для создания атмосферы доверительности у тебя есть всё необходимое.

Широким жестом свободной руки он обвёл уютную гостиную. От упоминания души (особенно от того, что в устах демона эта фраза звучала довольно-таки буквально) Аде стало немного не по себе, и она заёрзала в кресле.

— Плохой из меня психоаналитик, Повелитель, — покачала она головой. — Я не умею говорить так же красиво, умно и интересно, как Вы.
— Ты научишься, — легко улыбнулся тот. — У тебя к этому есть все задатки. А теперь попробуй сделать первый глоток. Но не спеши. Сначала вдохни аромат, распознай в нём разные ноты, насладись им.

Астарот внимательно следил за тем, как Ада осторожно выполняет его инструкции, следует подсказкам, словно путник с завязанными глазами, чутко ступающий по узкой тропинке и боящийся поскользнуться.

— Первый глоток — небольшой. Покатай эти терпкие капельки на языке, ощути раскрывающийся букет. Чувствуешь, как меняется послевкусие? Этот эффект называется «quene de paon», или «хвост павлина». Когда сложная композиция напитка раскрывается постепенно, становится всё насыщенней и роскошнее, как хвост этой птицы.
— Я даже боюсь спрашивать, какова цена этой бутылки, — улыбнулась Ада.

Коньяк ей явно понравился.

— Учись формировать эстетические привычки, Арьен, — отозвался демон. — Уважать себя и своего гостя, уважать труд мастеров, которые создали этот шедевр. Никогда не покупай бормотуху. Благо в средствах ты теперь не стеснена. А вот сейчас время вернуться к пресловутым закускам. Прислушайся к своим ощущениям. Хочется ли тебе отправить в рот что-нибудь съестное после этой дегустации? Может быть, что-то оттеняющее вкус?

Ада замерла, концентрируясь на своих ощущениях. И отрицательно покачала головой.

— Прекрасно.

На этот раз, наставник, кажется, был особенно доволен её правильным ответом.

— Во-первых, коньяк, как ты помнишь, являясь дижестивом, не требует к себе обязательной закуски. Хмель не ударит в голову, поскольку ты пьёшь его на сытый желудок. А во-вторых… ну это же просто кощунственно забивать такой роскошный букет чем-то ещё!

Астарот развёл руками, широко улыбнувшись.

— Ваш царь Николай, подавший всей стране заразный и крайне дурной пример закусывать коньяк лимоном, по всей видимости, пил что-то некачественное. Так, что ему хотелось побыстрее заесть этот отвратительный вкус. Хороший коньяк никогда не хочется перебить чем-то другим. Запомни это несложное правило.

Ариадна улыбнулась в ответ и отпила ещё немного. Те фрагменты беседы, где подключались исторические факты, особенно приходились ей по душе. Одна лишь мысль, что покровитель мог присутствовать лично при событиях, о которых рассказывал, вызывала у неё волну мурашек от разыгравшегося воображения.

Лекция продолжалась.

— Если всё же хочется разнообразить дегустацию, используй лишь те закуски, которые оттенят вкус коньяка, но не уничтожат его. Существует так называемое правило трёх «C». Руководствуйся им. «Café» — кофе, «chocolat» — шоколад и «cigare» — сигара, — перечислил Астарот. — Женщине позволительно заменить сигару на сигарету. Кстати, что ты куришь, Арьен?
— «Sobranie» или, если его нет в магазине, то «Captain Black», — ответила девушка.
— М-м…

Демон снова поморщился, но на этот раз как-то неуверенно. Будто не мог до конца определиться, как охарактеризовать выбор подопечной.

— Сколько в день?
— Штук пять-шесть.
— Неси.

Поданная пачка… полетела в горящий камин.

— Повелитель!

Ада рванулась было спасти из огня табачные запасы. Какое там… Картонная коробка вместе с содержимым сгорела за считанные секунды.

— Хоть одну бы оставили… Это же последняя была… — с сожалением проговорила она, обернувшись и с укоризной посмотрев на строгого воспитателя.

Но тот лишь молчаливым жестом велел ей сесть на место.

— Учись формировать эстетические привычки, — повторил Астарот.

Он сделал неопределённый жест рукой — и на столике рядом с бутылкой появилась чёрно-золотистая коробка в форме портсигара.


— Ты больше не прикоснёшься к этой дряни и отныне будешь курить «Treasurer». Если хочешь травиться никотином, то делай это хотя бы с помощью высокачественного товара. Сигареты данной марки, — он указал на упаковку, — проверенная временем продукция, в которой используется табак сорта «Вирджиния», признанный лучшим и самым безвредным за последнее столетие. В мире выпускается лишь 10 тысяч коробок.

Мужчина вскрыл портсигар и протянул собеседнице.

— «Treasurer» — это же по-английски… «Казначей»? Как Вы!

Ада живо улыбнулась. Аналогия развеселила её. Одна из «должностей» Астарота в Аду действительно была должностью Главного Казначея.

— И не больше трёх в день, Арьен, — погрозил пальцем демон, возвращая ей любезную улыбку. — Утром, в обед и вечером. Таким образом, расход составит 5 пачек в месяц, а 7-10 сигарет из них будут оставаться про запас, чтобы угостить нужных тебе персон. Итого 120 евро.
— Поистине Казначей, как быстро Вы подсчитали! — улыбка Ады стала ещё шире, но почти мгновенно улетучилась. — Подождите… сколько?!
— Сто двадцать евро, — спокойно повторил тот. — Компания придерживается лимитированной цены в 24 евро за пачку. Такая вот изюминка их фирменного стиля.

Пальцы девушки, уже подцепившие одну из сигарет разжались, выпуская её обратно, и замерли в нерешительности.

— Повелитель… у меня просто рука не поднимается на такой эксклюзив, — честно призналась Ада.

И в третий раз за вечер прозвучала заветная формула.

— Учись формировать эстетические привычки. Ты мой представитель и должна хотя бы иногда, — эти слова Астарот произнёс с нажимом, — задумываться над тем, как выглядишь в глазах окружающих. Чтó люди подумают обо мне, если ты начнёшь смолить «Беломорканал», м? Ты попросту не имеешь права выглядеть и вести себя, как, прошу прощения за грубость, портовая девица! Потому что это бросает тень на мою репутацию.

Глаза его, до этого смотревшие тепло и благодушно, вдруг блеснули холодом. А кресло, в котором сидела Ада, покачнулось и рвануло вперёд, чуть не столкнувшись с креслом покровителя и затормозив в самый последний момент. Оперевшись на подлокотники, Астарот медленно приподнялся, медленно приблизился вплотную, и, смотря прямо в глаза девушке, медленно процедил:

— А потому запомни самое главное правило любой дегустации: НЕ СМЕЙ НАПИВАТЬСЯ!

Последние слова он почти прошипел от еле сдерживаемой ярости. От неожиданности Ариадна испуганно вжалась в спинку кресла, не понимая, чем так прогневала покровителя и в чём причина столь резкой смены его настроения. Повод, впрочем, выяснился скоро.

— В прошлый четверг я навестил тебя по одному безотлагательному делу. И какую же картину я застал? Ты была в совершенной некондиции, Ада! А мои попытки тебя разбудить закончились нечленораздельным мычанием вперемешку с парáми дешевой браги, которой ты насквозь провоняла! Что это за плебейские выходки!

Покровитель был в бешенстве. Под его пылающим взглядом девушка не смела ни вздохнуть лишний раз, ни пошевелиться.

— Ты подвела меня, Ада. В результате я вынужден был обратиться к услугам посредников для решения этого вопроса.
— Повелитель…

Она хотела извиниться, но голос сорвался на первом слове и затих. Слышно было лишь её судорожное дыхание. Сердце бешено колотилось в висках.

Через несколько минут молчаливого сканирования взглядом демон, наконец, смягчился.

— Мой гнев в первую очередь вызван беспокойством за тебя, Арьен, — пояснил он уже спокойно. — Твоим беспомощным состоянием могут воспользоваться недоброжелатели, коих у меня — а значит, и у тебя — хватает. А мне бы не хотелось, чтобы на моё сокровище наложилась чья-то кощунственная лапа.

Девушка опустила глаза. Сравнение себя с вещью, пусть и драгоценностью, вызвало в душе волну негодования. Но сейчас было не время для скандала. Ещё не окончательно прошёл испуг.

— Я хочу знать, почему ты так безобразно пьёшь, — потребовал Астарот.
— Просто мне… очень тяжело, — призналась она. — И психологически, и физически. У Вас такая сильная энергетика, что мне требуется как-то… снимать напряжение после встреч в среду.

Сбивчивые объяснения вызвали на красивом лице Повелителя снисходительно-самодовольную улыбку.

— А я всё думаю, когда ты признаешься.
— Если бы я Вам сказала, Вы бы сочли меня слабой и недостойной, — девушка упрямо повела подбородком.

По природе своей гордячка, сейчас Ада была собой недовольна.

— На самом деле ты давно перешагнула отпущенный тебе лимит в полгода, Арьен. Увеличила почти вдвое. И на моей памяти ты первая, кто смог так долго меня выносить без «подзарядки», — хмыкнул покровитель.

В его голосе слышалось уважение, а во взгляде устремлённых сейчас на подопечную глаз читалась заинтересованность и… любование. Какие бывают у селекционера, отбирающего лучшие образцы для следующего этапа своего эксперимента.

— Тебе пора даровать следующую ступень Силы. Ты этого достойна. Дай мне правую руку, — поманил он её своей левой.

Отказаться было невозможно.

Прежде чем покинуть гостеприимные своды бара, мне позарез нужно сделать одну вещь, а именно: расставить акценты. Кое-кто, кажется, забыл, где у нас находится верхнее звено пищевой цепочки.
- Одну минуту, госпожа Вэй. Мне нужно перекинуться с Йоном буквально парой слов.
Подождав, пока азиатка удалится, я с улыбкой облокотилась на стойку, приблизившись к хозяину заведения. Со стороны могло показаться, что мы просто мило беседуем, однако мои глаза были полны льда, как холодильник бара.
- В следующий раз, раздавая роли, не забудь пожалуйста словосочетание "я предлагаю". Я не твоя шестёрка, вертеть мною могут лишь Совет и сир. Договорились? И ещё одно, о чём я, возможно, не говорила - а возможно, ты успел забыть: команды своему гулю отдаю я. Мы с ним сами разберёмся, чем он будет заниматься. Хочешь попонтоваться перед залётной пташкой - сколько угодно, только не за мой счёт.
Иногда я не понимаю, как этот человек, класть хотевший на элементарные требования этикета, стал держателем Элизиума. Ещё любопытнее, как его до сих пор никто не загрыз. А самое интересное - почему мы с ним всё ещё работаем вместе.

      Оливер только покачал головой, взмахнув сигаретой в пальцах. На сей раз он не представлял, что ответить. В голове крутилась единственная мысль: «Жизнь делает нас всех такими разными».
      — В следующий раз не останавливайся, — посоветовал он, с трудом улыбнувшись. — Тогда поможет.

      Он сгрёб всё, что удалось найти, на середину стола. Со стороны, должно быть, это казалось каким-то «Островом сокровищ». Груда награбленного, потерявшиеся дети, скелеты, свеча и заменившая карту с крестиками газета. Впрочем, в этой газете тоже хватало крестов. Бензиновую зажигалку Оливер сунул в один карман, бурбон — в другой, орехи кинул Эбби.
      — А ты?
      — Я на диете. Разве не видно?

      Последним Флор забрал блокнот ректора.
      — Печальная юдоль, — прокомментировал он, встряхнув его чернильные цитаты и автомобили. — Жить, зная, что гниёшь на работе. Надеюсь, я умру в восемнадцать.

      Он накрепко запер дверь в кабинет, а потом попросил Эбби подержать свечу, пока с усилиями придвигал к ней стол. Его тонкие руки едва справлялись с мебелью, но Флор налегал на него корпусом, подталкивал сзади... и, в конце концов, устроил баррикаду аккурат под дверной ручкой. Эбби открыла рот, но Оливер опередил очевидный вопрос:
      — Мёртвый парень гнался за мной по дороге. Поэтому сегодня все спят в своих комнатах.

      Ему не хотелось выходить обратно в коридоры, даже наполненные невесть откуда взявшимся теплом. Не хотелось спускаться по скрипучей лестнице в замёрзший холл, слушать гулкое эхо шагов, глядеть на пляшущие в балках тени. Но выхода не было. Стараясь не терять Эбби из виду, он первым вышел из приёмной, высоко подняв свечу...

      Парень думал ответить, но потом просто пожал плечами. Наверное, он поступал бы так же. К тому же, Оливер никогда бы не подумал, что в одиночестве ему намного легче бояться. Что это — рвотные позывы морали?

      — Не-е-ет, — Эбби заходила по комнате, перейдя на громкий шёпот. — Всё это не ради нас и не у нас в голове. Это просто чья-то ошибка. Или злой умысел.
      — Мы ошиблись автобусом? — хмыкнул Флор.
      — А подумай сам, Оливер: в ад не ездят на автобусах. Там не бегает этот... маньяк. И там не...
      — Не так холодно, да?
      — Ты меня что, вообще ни черта не воспринимаешь? — Эбби резко обернулась на каблуках, а Флор смирно развёл руками:
      — В принципе, да.

      Поёжившись то ли от холода, то ли от страха Эбби встала посреди комнаты, спрятав ладони подмышки.
      — Хотя бы какой сейчас год?.. — спросила она.
      — Тысяча девятьсот семьдесят восьмой. Хотя это место считает иначе. Оно провалилось к динозаврам.
      — Нет, — отрезала девушка, взглянув на настенные часы, стрелки которых замерли в положении 8:13. — Этому должно быть другое объяснение! Должно!
      — Ого, — Оливер с интересом прищурился, — ты умеешь злиться?
      Эбби удивлённо моргнула, сбившись с мысли.
      — Я?
      — Ну не я же.
      — Э... н-нет. Я... просто не думаю, что мы умерли. Видел кровь на его руке?
      — Ах, ты восприняла слово «ад» всерьёз, — сообразил Оливер, тоже слезая со стола. — Свечку возьми. И не парься, я прикалываюсь.

      И он повернул ключ в ректорской двери. Тяжёлая створка подалась, и в лицо Флору дохнуло пылью и запустением. За границей оранжевой полусферы клубился морозный сумрак. Казалось, что узор инея проступает в самом воздухе, складываясь в невидимые паутины. Аварис был в самом буквальном смысле закован в ледяной панцирь.

      — Прикалываешься... — по её дыханию Оливер почувствовал, что девочка стоит за его плечом, почти прильнув к нему.
      — Я отличный шутник, — дежурно прокомментировал Оливер, уже позабыв, о чём они разговаривали. Как хорёк он ёжился на пороге, до боли в глазах всматриваясь в темноту.

      Двое подростков медленно вошли в царский кабинет. Из льдистой пыли проступали очертания всё той же массивной мебели. Огонёк отразился во множестве стеклянных сервантов, побежав по длинной веренице шкафов огнистой цепочкой. В высоком алом кресле, что больше походило на трон, высился скелет дородного мужчины, макушкой почти достигавшего дубовой окантовки на спинке. Ниддлтон, как казалось памяти Флора, и правда был человеком солидного роста. По другую сторону письменного стола в кресле замер ещё один скелет: скрючившиеся над блокнотом останки женщины в небогатом платье и с тусклым колье на костяной груди.

      — Вот и секретарша?.. — прошептала Эбби, словно почувствовав мысли Оливера.
      — И почему только платье валялось в приёмной?.. — еле слышно пропел Флор в ответ.
      Эбби предпочла не отвечать.

      — Смотри, сколько тут всего, — Флор взял свечу из рук спутницы и повёл ею в сторону большого деревянного глобуса на позолоченной оси. — Да коммуняки бы живьём их сожрали.
      — Пожалуйста, замолчи, — попросила Эбби. — Мне страшно.

      Мальчик неторопливо прохаживался по кабинету, освещая тёмные ниши, и задёргивал шторы на светлых окнах. Ему и самому не хотелось думать о том, что безглазое лицо убийцы следит за ними, медленно поворачиваясь вслед за перемещением света в окнах.

      На столе между широкими руками Ниддлтона лежали несколько папок, сводный лист из гроссбуха и развёрнутая газета. По-видимому, в нищем подобии университета обязанности бухгалтера выполняла секретарша.

      — Блядь, придуманный, — Оливер встал первым, скривив тонкие губы в неприятной улыбке, и шаркнул спичкой, поднеся её к лицу. — На, смотри.

      С высоты своих семнадцати лет и семидесяти одного дюйма он наконец-то разглядел, кто напал на него в темноте. На полу коридора сидела девушка примерно того же возраста в аккуратном клетчатом пальто. Каре светлых волос — не крашеных, а просто по-американски светлых — лежало поверх широкого красного шарфа, а из кармана торчала шапка с большим забавным помпоном. Оливер вспомнил этот шарф, хотя не мог в точности сообразить, откуда он взялся. Возможно, Флор видел его краем глаза, садясь на автобус в Хелене. Но, если поверить в это, приходилось поверить и в то, что кто-то смог выбраться из ямы, миновав водителя и лобовое стекло. Интересно, где продают такие мозги?

      Спичка догорела, вернув за окно антрацитовую темноту ночи. Закат практически потух над горами вдалеке, и теперь лишь тонкая багровая нить напоминала о существовании горизонта в мире, лишённом прошлого и будущего. Отойдя ещё на пару шагов, подросток в размышлениях добавил:

      — И если мы говорим об одном автобусе, очень мило с твоей стороны было оставить меня подыхать. Не то чтобы я удивлён, но...
      — Чего?! — вскинулась девушка.
      — Всё в порядке, — хмыкнул Оливер. — Не сильно и хотелось.
      — Я не... Блин! А что с ним произошло?
      — Хм? — Флор всё-таки отвлёкся от таблички с фамилией ректора, которую рассматривал с совершенно пустым интересом. Ему было плевать на ректора университета, в который он никогда не планировал поступать, но глаза нуждались в точке фокусировки, чтобы перестать испуганно коситься в темноту холлов. — Ты не помнишь?
      — Последнее, что я помню — задремала в дороге, а потом... потом... — в темноте тихо зашуршало пальто. Мальчик понял, что девушка бессильно опустила руки на пол. — Я... сама не понимаю. Очнулась на площади в фонтане, лицом в снегу. Одна. Ни вещей, ничего. И всё какое-то другое — как будто из прошлого. А ещё тот труп. И другой. И этот монстр! — она спрятала лицо в ладонях, глубоко вздохнув. — И слишком холодно для кошмара. Еле спаслась от него...

      Девушка неожиданно протянула Оливеру руку.

      — Кстати, я Эбби.
      — Ага.
      — Оче... а... — она на секунду примолкла. — А ты, значит, в автобусе очнулся? Где он? Он на ходу?

      «Твою мать, прекрати столько болтать!» — мысленно взвыл Флор, которому за каждым звуком чудился скрип лестницы.

      — Он в аду. Давай-ка в кабинет, — тихо сказал он, потянув дверь в берлогу мистера Ниддлтона.

      Оливер долго молчал, превратившись в статую, сидящую в тишине разорённого магазина. Между тысяча девятьсот восемьдесят четвёртым годом и годом, в котором Флор поехал в Хелену, лежала разница в шесть лет. Дельта в двадцать семь лет давала пятьдесят седьмой год, что, в свою очередь, сходилось со странным состоянием магазина и старыми деньгами в кассе. В Монтану ничего не доходит быстро, но чтобы пролетело двадцать семь лет, да ещё с момента, который не настал даже в отдалённом будущем... Флор взглянул на скелет продавщицы, примеряя мысль о том, что может видеть тело своей сестры. Джессика могла сидеть здесь. Джессика, не сделавшая никакой карьеры в модных домах Восточного побережья. Это ведь были наивные мечты. Они всегда заканчиваются на фартуке официантки или бейдже кассира. И с этими мыслями мальчик чувствовал, что безумие подкрадывается к нему всё ближе. Эта зима, эта катастрофа, этот водитель — они были виноваты в том, что происходит сейчас. На бледных щеках Оливера играли скулы, заставляя острые чёрные глаза то суживаться в знакомом злобном прищуре, то снова и снова перечитывать собственные мысли Флора, написанные почерком сестры.

      «Откуда ты могла это знать? Как вы могли подумать, что я умер? Я же ехал к вам, чтобы попрощаться. Ехал к тебе, чтобы попрощаться! Я, блядь, только из-за тебя не поехал в Портленд!»

      Но вот Джесси писала, что думает о нём. Писала, что вместе им было интересно. Оливеру тоже было здорово с сестрой. Наверное, он даже любил её какой-то извращённой любовью, которую Джессика вряд ли бы приняла. Но в разговорах она никогда не выражалась так просто и точно.
      — Видимо, — вслух сказал мальчик на стойке, отняв от губ алый окурок, — с мёртвым мной легче разговаривать, правда, Джесси?

      Какие-то цифры. Двоящиеся буквы. Каракули и загадки, вроде Зоны-51 или кипящей на дне автобуса темноты. Оливер Флор поступил с ними так, как Александр Македонский поступил в античной Фригии — он поднёс сигарету к центру бумаги. По буквам поползла чёрная дыра, вскоре полоснувшая замёрзшие пальцы нестерпимым теплом. Оливер отбросил горящую записку и затушил сигарету о снег на стойке. Он не знал, что должен думать об этом. Дыра в записке, прожжённая его сигаретой, стала дырой в картине мира, куда попросту не укладывались все эти вещи.
      Безумие и смерть.
      Разве не об этом он мечтал всю сознательную жизнь?

      — Конечно правда. Я знаю это. Галлюцинации всегда милее, чем настоящие мы.

      Чтобы избавиться от надоедливых мыслей, Оливер занял руки хоть чем-нибудь. Соскочив со стойки, он принялся за тщательный осмотр подсобных помещений, перебирая инструменты в больших металлических саквояжах и называя их вслух. Что угодно, лишь бы не думать. Что угодно. Что угодно.

      — Молоток. Клещи. Разводник. Монтировка. О, тебя я забираю. Ведро. Жилет. Тебя тоже. Пожарный топор. Пожарный шланг. Аптечка... а, нет аптечки.
      Древний бинт рассыпался мёрзлой трухой в пальцах мальчика, когда он извлёк его из маленького пластикового ящичка под стойкой. Там же подросток нашёл пин-ап журнал за пятьдесят третий год, с обложки которого игриво улыбалась девушка в открытом купальнике. Её выбеленные кудри почти сливались по цвету со снегом на стойке, и Флор брезгливо откинул его. Он не любил напечатанные лица людей. Не любил красивых девушек. Не любил уродливых девушек. Он мог трахаться с кем угодно, и ненавидел, когда плотская красота пыталась вылезти на свет. Нарциссу место в Тартаре — кажется, так?
      — Провод. Три локтя. Трос. Три локтя. Канистра, — Оливер со скрипом отвинтил крышку в булькающей железной фляге. — Не знаю, с чем. И пошла бы ты.
      Канистра с грохотом полетела в зал.
      — Антифриз. Кружка... кружка, сука, кружка...

      Бросив кружку на пол, парень снова засмеялся. Вот он, перебирает то кружки, то провода чёрт знает где, а время в метели словно взбесилось. И рыжее солнце почти коснулось горизонта, напоминая о долгой предстоящей ночи.

      Следом за кружкой Оливер извлёк из-под стойки алюминиевые столовые приборы, которыми, наверное, кассирша потребляла скудный ланч. А следом появилась большая пластиковая заколка из черепахового пластика, которую Флор тоже видел на Джессике как-то раз. Он не помнил, откуда взялась эта дурацкая заколка, но ему смутно казалось, что сестра хвасталась ей как маминым подарком. Что же, мамины подарки — всегда хорошо, ведь так? И если заколка лежала там же, где письмо, вопрос получал единственный закономерный ответ. Выходит, что так? Или в единственной бакалее маленького городка продают всего три модели заколок?

      — Мало что заменит тепло маминых рук, м? — спросил Оливер у скелета женщины на табурете.
      Скелет не ответил, застыв над кассовым аппаратом как пастор за кафедральной Библией.
      — Выходит, что так.

      «Наверное, я должен плакать? Ведь в такие моменты всегда плачут? Почему я не плачу? Я вешу сто двадцать три фунта. Во мне должны поместиться слёзы. Где они? Где я?»

      Над стойкой висела старая карта, схематично изображавшая давно знакомые Оливеру окрестности Авариса. Он сразу узнал городок, раскорячившийся в центре как хромоногий паук. Всё было похоже на то, что он помнил — и главная площадь с вечно неработающим фонтаном, одноэтажной ратушей и управлением шерифа, и водонапорная башня на холме, и схематичная клетка жилых аллей. В маленьком Аварисе едва ли набралась бы и тысяча жителей, запомнить его планировку было несложно. Разве что сторожка на самом севере карты, которая в памяти Оливера выглядела сгнившим шалашом, сейчас была помечена как «лесной пост». Парень недоверчиво покачал головой, представляя, как мог выглядеть его родной городок в этой версии прошлого, где он успел не только родиться чёрт знает зачем, но и по-глупому умереть. Даже любопытно было бы поглядеть на дом, который он ненавидел. Или нет.

      Флор повернулся к карте спиной, продолжая осмотр, и нашёл под кассой стопку слипшихся от влаги брошюр. Когда-то их напечатали в красной гамме, но теперь Флор едва мог разобрать буквы на серых лохмотьях. Лифлеты вроде этих часто оставляют на заправках и в придорожных дайнерах владельцы мотелей, рекламируя свои заведения — так произошло и на этот раз.

      Гостиница «У Грейди», как подсказывал текст проспекта, стояла в полутора милях на север по шоссе. Подняв брови, Флор снова оглянулся на полузнакомую карту, соизмеряя расстояния. В Аварисе тысяча девятьсот семьдесят восьмого года на этом месте стояла старшая школа графства, в которой учился и сам Оливер, и его сестра. Школа, кажется, выглядела довольно новой — ей было двухэтажное розовое строение, окружённое лужайками и кортами для тенниса. Но сейчас карта показывала на её месте гостиницу «У Грейди», выполненную в каких-то намёках на трапперский стиль: с высокими бревенчатыми потолками и просторными комнатами в деревянных срубах.

      Итак, полторы мили на север, по направлению к Аварису, отделяли замерзающего парня от гостиницы. Условный центр города с непременной Мейн-стрит начинался менее чем в миле после неё. Оттуда было рукой подать и до дома Оливера, но Флор хорошо знал, что каждая сотня ярдов очень хорошо чувствуется в ночном морозе. Даже найденный в подсобке жилет вряд ли спасёт, когда температура упадёт до тридцати градусов. Выбор, на самом деле, был сделан ещё до начала размышлений: любая гостиница лучше, чем придорожный магазин с выбитыми витринами и снегом на полу.

      — Пока, вероятная Джессика, — сказал Оливер, покидая опустошённый магазин и надвигая капюшон жёлтой куртки. — Я всё равно не верю, что это ты. И мне пора идти. Как там пелось?

      Исчезая в круговерти вьюги, одинокий мальчик пел, закинув на плечо монтировку:
      — I'm eighteen, and I don't know what I want!
      Eighteen! I just don't know what I want.
      Eighteen!
      I gotta get away,
      I gotta get out of this place,
      I'll go runnin' in outer space...

      «Мне холодно».

      Когда что-то громко два раза хлопнуло со стороны лифта, Вова инстинктивно вжал голову в плечи и зажмурился.

      Но спустя некоторое время, разлепив веки, Владик понял, что кто-то рядом орёт. Пошарив ошалелым взглядом вокруг, он сначала обнаружил неподалёку застывшего Евгена, а потом глаза сами выхватили из размытого фона вокруг Медника валяющегося на полу Одинцова с какой-то странной приблудной в руке, похожей больше всего на «базуку», только в форме пистолета.
      Дальше, когда глазные мышцы наконец отпустило, его взгляд скользнул на находящуюся в шаге Иру, а стоило повернуть голову, как нашёлся и Паша. Двое последних, судя по всему, были удивлены не меньше самого Коткина (хотя в Шишове Владик отчего-то сомневался).

      Бармен внезапно понял, что сидит на корточках спиной к стене, будто примагниченный. Будто через толщу воды до него донёсся голос очкарика, вещающий о том, что кого-то нужно было хватать.
      «А где Ника?», — почему-то именно сейчас, в этот самый момент, Котин подумал о готке.

      — Блядь, да что происходит-то?! — во весь голос завопил рыжий и на четвереньках подполз к Григорию, и попытался прихватить здоровяка за плечо. Раз Одинцов лежит, значит ранен, о чем свидетельствовало кровавое пятно на одежде в районе плеча. Впрочем, разбираться что к чему было некогда, нужно было тащить!

      — Они в лифте! — крикнул Медник прямо в щёку Коткина. — В лифте!

      Коткин дернулся, будто в ухе стрельнуло... но ухо почти ничего не расслышало, в отличие от щеки.
      Влад большими глазами глянул на Евгена и сглотнул подступивший к горлу ком страха, когда мистическое «они» трансформировалось трезвой частью нейронов в «вампиры».
      «Доигрались, блядь!», — пронеслось в голове следом.

      — Давай, взяли! — рявкнул в ответ Женьке Коткин и предпринял попытку протащить Одинцова туда, куда тащил Жека, не сразу разобрав в потоке мата, изливаемого Григорием, что тянет за повреждённое плечо.

      Ника набросилась на бутерброды, запивая своей газировкой.
      — Слушай, ну... — невнятно проворчала она сквозь или ветчину, или курицу, — что значит «ищут»? Это же, блин, не связка ключей и не булавка в ковре. Ясно, что...

      Вероника не договорила. В тот же момент её бледность стала почти ослепительной, а зрачки расширились настолько, что те, кто находился близко к ней — а это были Паша и Влад, — смогли заметить это невооружённым глазом. Впрочем, её мертвенное выражение лица не укрылось и от остальных. Совершенно внезапно Ника ловким движением соскользнула со стула и припала к полу. Влад так и замер, от неожиданности проглотив здоровенный кусок бутера. Несколько мгновений все наблюдали её в таком положении, и почему-то в голову Коткина лезли мысли об индейцах и Диком Западе. Но через секунду Ника вскочила на ноги и вместо того, чтобы сообщить о скачущих ковбоях, она с трудом выдавила:

      — Там... взрывы... два...
      — Взрывы? — зачем-то переспросил Коткин, кидая взгляд на остальных ребят. Пока что в голове бармена не укладывалось, зачем кому-то взрывать подземку. Тут глаза его округлились от внезапной догадки. — Вампиры?!
      Вероника шокированно покачала головой:
      — Только не тут. Они не...

      Пол совещательной ощутимо дрогнул. Теперь не требовалось экстрасенсорики, чтобы расслышать далёкий глухой удар. Как ни странно, первой эмоцией Жени оказался не страх. Колодец, откуда его черпали большим ведром, будто исчерпался на сегодня. Вместе с тоскливо замершим сердцем Женя почувствовал только кромешную усталость. Такое случалось с ним, когда его утра прессовали в полициях, подсовывали протоколы и угрожали тюрьмой. Сначала подросток боялся, потом паниковал, потом хотелось бежать, позвонить маме, а потом приходило душевное оцепенение. Дурацкий лермонтовский фатализм. Как сейчас.

      Медник с трудом посмотрел на Влада, потом на Нику...
      «Вот и пизда тебе, комиссар Рекс», — в его мыслях смешались сожаление и обречённость. Он попал. Как знал, что попадёт. И попал.

      А Павел вскочил со стула. Сначала странное поведение девушки, затем ударные волны, которые достали не только до его подошв, но и до задницы на стуле. Всё это выглядело не просто неожиданным, а вообще слишком сумбурным для размеренной жизни юриста. Но, несмотря на стремительно тающую броню рационализации, Шишов кое-как заговорил, старательно игнорируя начинающие дрожать губы. Вопрос был обращен к Веронике и сказан был торопливо и напряженно, но спокойным тембром. Паша старался передать часть спокойствия остальным из находящихся в комнате.
      — Какие инструкции на случай такого ЧП?
      — Инструкции... — прошептала себе под нос готка, — да какие тут в жопу инструкции...

      Однако, усилия Шишова окупились. Никто не кричал. Не паниковал. Удивительно, но Ирина тоже не ощутила паники. Её первой и единственной цензурной мыслью были слова «Куда бежать». Пока её озвучивал ещё более спокойный Павел, Ирина зачем-то прятала в рюкзак лишние бутерброды и потормошила Медника.
      — Жень, очнись, — шепотом сказала она, тормоша друга. — Женя!
      — Чего?.. — заторможенно переспросил Медник, переводя взгляд на неё.
      — Пора на выход!

      Ника едва успела к двери, подхватив по дороге футляр, как та резко распахнулась. В открывшемся проёме возникло круглое лицо Григория.
      — Так, ребятня, у нас небольшое ЧП, так что все с вещами за мной.
      — Небольшое? — с сомнением переспросила Ника, изогнув бровь, и вышла первой. Соколова подскочила следом, потянув Медника за собой.
      — Гриш, что происходит? — на бегу спрашивала готка.
      — Живее! — торопил её Григорий, проигнорировав вопрос.

      Влад сделал то, что от него и ожидали — последовал за остальными, веря в то, что есть некая тактика на такие случаи и её стоит придерживаться. В конце концов, Григорий и Вероника тут уже давно. Наверняка они и не такое видели. Наверняка знают, что делать. Коткин повторял эти слова словно мантру, пытаясь успокоить разогнавшееся сердце. Да куда там. Рыжему случалось и в драках участвовать, но это было так, максимум двор на двор, и то в школьные времена. Взрывов там не было, вампиров тоже... сказать по-честному, там всё по-людски было, если сравнивать, например, с футбольными хулиганами. Но уж точно не с вампирами.

      Тем временем, они вырвались в главный коридор.
      — Где шеф? — повторяла Ника, вытащив из бокового кармашка футляра хромированный «Браунинг».
      — Наверху, — бросил сержант.
      — Я к нему! — Вероника сорвалась было в сторону второго лифта, но ей помешал Григорий, успевший схватить её за рукав.
      — Стоять! — гаркнул он. — Приказ Ермолкина — на выход! Тебя тоже касается! У нас...

      Где-то наверху снова грохнул взрыв, но гораздо ближе — и с потолка на перекрёстке коридоров посыпалась штукатурка. Лампы тревожно замигали.

      — Клыкастые пидарасы! — в сердцах выругался Григорий.

      — Мысли… — Владик, кажется, хотел высказать развёрнутое суждение, но в конце концов просто пожал плечами. — Честно говоря, мыслей у меня нет. Всё выглядит и стрёмно, и круто одновременно... я не знаю.
      — А я и мои родственики уже по уши в этом дерьме... — как-то обреченно заметил Шишов. — По крайней мере, тут ясность полная. Конечно, всегда остается вариант, что это всего лишь психологический трюк для нашей вербовки, но у меня большие сомнения на этот счет.
      — Вот ты и скажи, Ника, — Коткин повернулся к готке и машинально запустил пальцы в волосы, приглаживая их назад.
      — Что я, Ника? — Вероника смерила его взглядом, который уже захваченный фантазией парень мог прочитать в миллиарде трактовок.
      — Ты же, получается, не так давно с ними? — бармен кивнул в сторону двери, куда вышли Ермолкин сотоварищи.
      — Уже шестой год. Если интересно, я младше вас была, когда сюда пришла, — ответила Ника, устроившись за одним из свободных столов и закинув на него ноги. — Те, что были до вас — тоже.
      — М-м-м, — облизнулся Медник, — а они любят маленьких детишек, да?
      — Особенно с такой милой мордочкой, как у тебя, — подмигнула Ника. — В армию не напомнишь, со скольки призывают?
      — Не смешно, Евген, – совершенно серьезно буркнул Коткин, мельком посмотрев на хиппи-биолога. — Выходит, те, кто был до нас, тоже… пропали?

      — Замечал, говоришь? — слегка озадаченно переспросил Григорий у Павла и заговорил громче, перебив так и не начатый рассказ Соколовой. — Олег Иваныч, о Шишове из наших только мы с тобой знали. Я на хвост ему никого не цеплял. Выходит только, что конторке той мог стать любопытен.
      Ермолкин повернулся к Алисе.
      — Это же Голицына конторка была, так?
      Васнецова многозначительно кивнула.
      — Выходит, так. Хозяин его интерес проявил. Или сам Голицын. Приглядеть бы надо за ним, — высказался Олег Иванович.
      — Организуем, — заверил сержант, направившись к выходу. — А ты, Шишов, не ссы, в обиду не дадим. И хвост отстрижём, будешь как бульдог — без хвоста.
      За ним поднялись Васнецова и подполковник.
      — Ладно, молодёжь, вам есть, о чём подумать. Оставлю вас ненадолго. Если кто проголодался — автомат с сэндвичами в комнате напротив.
      С этими словами Ермолкин вышел в коридор. Старший лейтенант последовала за ним.

      — Мне тоже выйти? — спросила «гостей» Вероника.
      — Лучше оставайся, — предложил Женя, которому стало куда спокойнее после ухода прочих действующих лиц. — Хоть как нормальный человек выглядишь...
      — Да, нам бы не помешал взгляд со стороны, — поддержал решение Коткин. Парень поднялся, чтобы размять ноги. Да и стоя как-то лучше думалось, хер знает почему.
      Ника хмыкнула, улыбнувшись одними глазами.
      — И на том спасибо.

      Владик заходил по комнате вместо Ермолкина, а Ира, вздохнув, начала свой рассказ:

      — Я как-то вечером в окно выглядываю, а там какой-то тип за мальчишкой следит. За моим подопы... подопечным. Меня как пеленой накрыло, вылетела из дома с ножом в руке.
      — Что ты сделала? — Женя неуверенно улыбнулся.
      — Я догнала их, когда тип пацана в проулок тащил! — с гневом воскликнула Ира. — Он и сделать ничего не успел, я его увидела и уже перепугалась... Бледный, с клыками, глаза красные. Сама бы не поверила, если бы не сфоткала, когда он убегал.
      — Он выглядел как тот монстр со слайда? — уточнил Медник.
      — Вроде бы... Не знаю толком, почему он тогда сбежал. И это ладно, только вот сегодня он меня нашёл. И если бы не Ника со своими «инъекциями свинца», я бы сюда не дошла, — Соколова пожала плечами и слегка улыбнулась, смахнув со лба светлую прядь. — Поэтому я здесь.
      — Ты совсем с ума сошла?! — Меднику и подумать стало страшно о том, что приходилось переживать Ире, пока они спокойненько ехали себе в поезде. «В безопасности она, как же...». — Если твои таланты — бросаться на монстров с ножом, то... блин... ты рили псих!
      — Я психолог. Хотя насчёт «талантов» не уверена...
      — Нет, ну ты в адеквате вообще?!
      Ира по-доброму прищурилась, отчего на её щеках проступил слабый румянец:
      — Давай лучше ты. Твоя очередь сознаваться.
      — Не-не не. Погоди. Ты мне гонишь? — Медник зашарил по столу, позабыв, куда положил очки.
      — Нет! — возмутилась девушка.
      — Ты реально побежала на чувака с ножом?

      Вместо ответа Ира достала телефон, быстро пролистала фотки и предъявила Жене фотографию. Тот быстро схватил «Самсунг» в забавном чехольчике из какого-то аниме. Признаться, даже на максимальной яркости экрана мало что было видно: кривоватая фигура в чёрном на тёмном фоне. Только, пожалуй, грязно-белый лысый затылок и излишне длинная рука удаляющегося существа вызывали чувство дискомфорта.

      — Вот, — Ира победно улыбалась, а ямочки на щеках стали глубже. — Сам смотри!
      — Чёрт. Я... потом отвечу, — тихо сказал Женя, возвращая телефон. Он только теперь сообразил, что все внимательно слушают их разговор. Но Соколова достаточно знала его, чтобы понять: он больше не сомневается.

      — Ты правда ей помогла? — Медник кивнул на Иру.
      Готка неопределённо пожала плечами, поджав губы — видимо, подавляя то ли улыбку, то ли неловкость, то ли всё сразу.
      — Благодарностей я не жду, если ты об этом.
      — То, что Москва не лишилась нового Кащенко, само по себе награда, — хмыкнул Женя и обернулся к остальным. — Ладно, народ... А у вас какие мысли?

      — Эм-м, — заговорил и Влад, от волнения растягивая фразы, — а если с этими упырями… ну… вроде как, контакт есть — они ничего не говорят? То есть… они же, вроде, и сами порядка хотят?

      Уже договорив, Владик понял, что ляпнул глупость. Но слова уже сорвались с губ, так что оставалось надеяться, что идея всё-таки не совсем тупая.

      В поднявшемся шуме Ермолкин вскинул руки:
      — Тихо, молодые! Понимаю, спросить хочется многое, но давайте по порядку.
      Он посмотрел на Пашу.
      — Медики и военные среди нас есть. Кроме того, мы — служба секретная и большую численность персонала себе позволить не можем. Но с огневой и медицинской поддержкой у нас проблем нет. Закроем тему.

      Подполковник вытащил ещё одну сигарету.

      — О самом инциденте — после. А вот насчёт кровососов... Вначале я рассказал лишь общую концепцию, Володя. В семидесятых оно так и было.
      — Простите, — тихо сказала Ира, — я не понимаю, что именно было.
      — Порядок был, — с оттенком сожаления пояснил Одинцов от стены.
      — В восьмидесятых с ним стало чуть похуже, но терпимо, — согласился Ермолкин. — Но в девяностые влияние кровососов начало расти. Бандитизм и разгул преступности пошёл им на пользу. Формально выражаясь, вампирская вертикаль власти в городе строилась и строится примерно по одному и тому же принципу, но отдельные звенья отпали. Раньше был Совет и был первый среди равных, который звался Председателем, и у них в подчинении был Судья со своими Приставами.
      — Мы точно о вампирах говорим? — не удержался Женя.
      — А чё? — крякнул Одинцов. — Вполне себе вампирская милиция.
      — Ну, замашки узнаваемы, — всё-таки не удержался Женя.
      Сержант прищурился. И снова Олег Иванович заметил накалившуюся атмосферу.
      — С недавних пор всё изменилось, — вклинился подполковник, обойдя стол по кругу. — Председателя больше нет, его сменил Князь. Совета и Судьи больше нет, их сменили трое Генералов с их приспешниками. Были разные кружки со своим влиянием, иначе сказать — фракции, теперь от них остались жалкие клочки по закоулочкам.
      — Я искренне не понял, чё изменилось, — сказал Женя. — Ну, кроме названий.
      — Вампиры ожесточились. Почувствовали власть. Некоторый контакт всё ещё формально сохраняется, но, как и сказала Лана, скоро всё изменится. Тут и к гадалке не ходи. И боюсь, простых людей это коснётся в первую очередь.

      Владик поставил пустой стаканчик перед собой и снова скрестил руки. На информацию от Олега Ивановича Коткин утвердительно кивнул, мол, всё понял, продолжая осмысливать услышанное. Почему-то сложившаяся ситуация напоминала пареньку «холодную войну» между США и СССР. К истории Влад никогда не тяготел, подробностей не слыхал, но именно эта аналогия пришла в голову.

      — Глупые вопросы продолжаются, — немного виновато улыбнулся Коткин, заранее пытаясь смягчить возможное негодование. Но вопрос, который казался ему самым разумным, он не мог не задать: — Но, если вампиры сейчас стали ещё сильнее… кхм… может ли «Колокол» управиться своими силами?

      Ему не хотелось, чтобы новички пришли только ради созерцания того, как всё загибается, не успев начаться.

      Пока парни задавали «дельные вопросы», Ира с интересом слушала и рассматривала их самих. Всех по очереди, начиная от бравого подполковника и заканчивая настырным правоведом в белом свитере и с пластырем над глазом. В начале они едва успели поздороваться, так что теперь наблюдательная девушка навёрстывала упущенное. Если всё сказанное — правда, если работать предстоит вместе, Ира хотела знать как можно больше о совершенно неизвестных ей людях. К тому же, опыт прочитанного-просмотренного то и дело подкидывал картинки апокалипсиса и разрушений, с непременным участием зомби и, возможно, инопланетян. Одно успокаивало: на предсказание это было совершенно не похоже. Предсказания зазвучали позже, а сейчас Соколова просто запоминала. Например, Ирина не была уверена, в чем состоит её собственный «талант». В умении получать зачёт за честные глаза?

      — Вы круты, — шепнула она во время паузы, наклонившись к Жене.
      — Я не шарю, о чём он... — так же тихо пробормотал Медник.
      — Хм. Может, тебе нужно потренироваться, научиться управлять ею?
      — Чем? — слегка покраснев, биолог покосился на подругу.
      — Своей силой, так всегда бывает. Вспомни любую историю!
      — Господи, и световой меч купить, — Женя со вздохом кинул очки на стол. — Погоди, давай дослушаем.
      Ирина хмыкнула, сдерживая смешок, и кивнула. Сидя здесь, вроде бы, в таком обычном офисе, было трудно воспринимать реальность, оставшуюся на поверхности.
      — Чур мне розовый, — еле слышно прошептал Медник.
      — Тогда мне голубой, — вовсю стараясь не засмеяться, пробормотала Соколова.

      Их перешёптывание привлекло внимание Владика. Бармен кинул на них быстрый взгляд, всё еще размышляя над тем, вместе ли они или просто друзья? Последнее звучало действительно странно для самого Владимира — в дружбу между полами он не верил ни разу.

      Ермолкин, собираясь с мыслями, шумно выдохнул, и веселье быстро улетучилось. Охотник на вампиров сейчас казался ей человеком, которого сразило тяжкое горе.
      — Куратором, значит, — пробормотал он. — Да, я буду куратором.
      «Жаль, что не Алиска, чувак», — мысленно посетовал Коткин. Впрочем, пока всё и так шло достаточно хорошо для ребят — стоило ли расстраиваться? Поболтав остатки капучино в стаканчике, Влад одним хорошим глотком допил кофе и осторожно намекнул:

      — Ну… так что дальше?
      — Вы спросили, кто мы, — продолжил Олег Иванович. — Спросили, почему вы. Спросили, зачем. Но почему именно сейчас, ещё не знаете... В иной ситуации столь скоро приглашать вас я бы не стал. Мы так не работаем. Мы наблюдали бы за вами какое-то время, присматривались бы, а потом постепенно стали бы вводить в курс дела.
      — Но-о?.. — подбодрил Коткин.

      Подполковник тяжело опустил ладони на стол, и степень тяжести этого жеста была сравнима с массой какого-нибудь континента.

      Ирина ещё раз посмотрела на карточку и попыталась погладить мгновенно увильнувшего кота. Интересно, это предложение связано было с тем, над которым она обещала подумать?

      Случившееся было похоже на дурной сон после ужастика: если бы не то фото, она бы и сама себе не поверила. А началось всё довольно невинно — она всего лишь выглянула в окно, чтобы убедиться, что её "ученик" спокойно покинет их, в общем, совершенно безопасный двор. (Ирина подрабатывала репетиторством, по большей части лишь поясняя несчастным школьникам пройденные на уроках темы или помогая с домашним заданием и сама себя величала "нянечкой".) Но в этот раз вышло наоборот. За мальчишкой кто-то следил, скрываясь в тенях домов и деревьев. Чувство опасности, опасения за жизнь подопечного буквально вынесло Иру на улицу с попавшим под руку кухонным ножом. Неизвестный преследователь не терял времени и уже утаскивал мальчишку в переулок, когда длинными — слишком длинными — белыми пальцами привлек внимание. С яростным, как ей казалось, рычанием Ирина бросилась к ним, не думая о себе, и оказалась на волосок от смерти. До сих пор было страшно вспоминать совершенно безволосую, неправильной формы голову и бледное лицо, искаженное яростью, с длинными клыками и ненавистью в алых глазах. Ужас, ощущение скорой гибели заставили её тогда схватиться за крестик, шепча до автоматизма заученную когда-то молитву, как в детстве, когда хотелось, чтобы воображаемые чудовища пропали. Это чудовище было совершенно точно настоящим, но и оно, странное дело, зашипело и отступило, поспешив скрыться во тьме.

      Ирина успела его сфотографировать, и хоть камера телефона зафиксировала лишь спину и блеснувший во вспышке лысый затылок, теперь она точно знала, что ей не привиделось и не приснилось. Ученик ее ничего не помнил, но Ира забывать не собиралась, хотя рассказывать близким подробности не стала — было страшно, словно, узнай они, и чудовище захочет до них добраться. Сама же она разместила фото в сети и стала искать схожую информацию, пролистывая плохого качества фотки и выдуманные истории. И была вознаграждена осторожным, но тем более похожим на настоящий отзывом от имеющей схожий опыт девушки. Потом была встреча в людном тц, рассказы и разговоры. Суть последних постепенно сводилась к тому, что Тьма существует и с ней нужно бороться. Что есть те, кто это делает, что им определённо пригодится такой человек. Разумеется, с подпиской о неразглашении!

      Над этим-то и размышляла Ира, изводила себя аргументами за и против, не смея обратиться за помощью, и за это же на себя злилась. А за собственными переживаниями не видела и того, что творится с другими.

      Учебный день прошел быстро и незаметно. На время выбитые из головы мысли вернулись после занятий, и заблокированный WoW никак не способствовал душевному равновесию. К десяти Ира была рада пойти куда угодно, только чтобы дать голове остыть и проветриться.

      Идти до метро было минут двадцать. Но деревья вдоль привычного маршрута сейчас не вызывали радости, ведь их тени были достаточно густыми... Ирина вздрогнула, не столько заметив, сколько ощутив чье-то недоброе внимание. Неестественно для себя плавно шевельнулась тень сбоку, и девушка ускорила шаг, не желая признавать, что её, похоже, нашли.

      Очкарик слабо улыбнулся.
      — Тоже по этой штуке? — он показал сжатую меж двух пальцев тёмно-синюю карту.
      Влад убрал телефон в карман джинс и скрестил руки на груди. Похоже, разговор переставал быть томным.
      — Угу, по этой, — утвердительно кивнул он.
      — О, ну круто.
      — Значит... — Влад чуть помедлил, — ты типа не из встречающих?
      — Лол, типа нет, — фыркнул парень в белой толстовке. — Я вообще думал, что меня убивать приехали.
      Владик еле заметно нахмурился в удивлении пополам с настороженностью. Никто не говорил ему об угрозах жизни. Тем временем, попутчик знай себе трещал:
      — А здесь ты. Тебе тоже звонили гопники?
      — Воу. Да вообще, нет, — в голосе Коткина, впрочем, уверенности не звучало. На всякий случай он уточнил: — Из-за карточки?
      — Ну-у, скорее из-за бабушки, — без особенного веселья очкарик рассмеялся и протянул руку. — Ладно, не было и не было. Хоть не один еду. Женя.
      — Эм... — рыжий вконец растерялся после упоминания какой-то там бабушки. С другой стороны, после всех странностей хоть этот чел в очках оказался с виду норм и тревоги Владу не внушал. Протянутая рука была принята в ответном рукопожатии.
      — Влад, — представился Коткин.

      Повисла небольшая пауза. Владимир начал убирать «подсы» в футляр и кашлянул:

      — Кхм... а ты вообще в теме, куда мы едем?
      — Понятия не имею! — воскликнул Женя, восклицанием выдав то, насколько нервничает сам.
      — И, судя по всему, таких, как мы, будет много... — Влад кивнул своим мыслям.
      Последние слова Коткина скрывали грусть о том, чтобы побыть одним, тем самым, единственным, теперь не удастся. «Ну, как-нибудь в другой раз». А Женя, прохаживаясь по несущемуся вагону, размышлял:
      — Но смотри, если эти челики прислали целый поезд, это наверняка менты. Или «фобсы». То есть, вообще ни хрена хорошего. Ты кого-нибудь предупредил, что сюда уплываешь?
      Тут-то Коткин и напрягся: ни хера он никого не предупредил! Собственно, такой мысли даже не возникло в его пустой башке. Вот баран!
      — Само собой, — высокомерно соврал он.
      — И кого?
      — Соседу сказал, — без лишних деталей отрезал Влад, рефлекторно бросив взгляд в сторону окон, в темноте за которыми летел тоннель. Очкарик хотел продолжить, но Коткин перебил его: — Но как-то странно… зачем кому-то вывозить студентов хер знает куда, ещё и на «техничке»? В плане, разве менты и фсбшники не действуют проще? Бля, точно!

      Владик осекся и торопливо полез за телефоном, словно переняв от Евгена паранойю. Очкарик молча наблюдал за ним.

      — Надо заценить по карте, куда мы едем, координаты там снять, — объяснял на ходу Влад, — и... и...
      — Хитрый план? — Женя пренебрежительно улыбнулся, а Коткин едва зубами не заскрипел. Только ещё одного мудака с Интернет-жаргоном ему не хватало. Потом он понял, что не знает, какой вообще у него план:
      — Надо кому-нить заслать, мало ли чего… Только бы «поле» было…
      Наличие здесь модуля wi-fi вдруг показалось Коткину маловероятным.
      — Ну, попробовать-то можно. Но знаешь, — Медник вернулся к потерянной мысли, — я, короче, думаю, это связано... только не угарай. Ты обещаешь, что не будешь угарать?
      Владик хмыкнул и отвлекся от телефона:
      — Ну давай, жги.
      — С каннибалами из прошлого, — Женя затянулся вейпом, но его щёки ярко покраснели.
      — Еба-а-ать, — протянул Коткин, опуская телефон.
      — Бля, я серьёзно!
      Судя по тому, какая ухмылка играла на губах Коткина, в каннибалов он не верил от слова совсем. Что было иронично после инцидента в клубном туалете. Видимо, сработала рациональная часть сознания.
      — Да чё так смотришь?! — начиная злиться и краснеть ещё больше, Женя раздражённо выдохнул пар.
      — Каннибалы из прошлого, угу, угу… Ты чё, друг, ебобо?
      — Предложишь объяснение лучше? — Медник показал вейпом за чёрные окна. — Чел, мы ни на одной станции не встаём и хуй знает, по каким тоннелям едем. Это нормально?

      Коткин открыл было рот, да сказать ничего не смог. Только задумчиво почесал затылок и тяжело вздохнул:
      — Знал бы, предложил бы…
      Он посмотрел за окно, где промелькнул очередной перрон и схематичные образы пассажиров. Женя был прав — явно это не было нормально. Впрочем, чего ещё они ожидали?

      В молчании ребята пересекли кольцевую. Над крышей состава звучало эхо поездов, проносящихся в тоннеле выше. Всё же, многое в легендах о московском метро оказывалось правдой. Слишком многое. Влад всё пытался достучаться до навигатора, а Женя забрался с ногами на противоположный диван и молчал, откинувшись затылком на раму длинного окна.

      — А ты видел этих странных чуваков? — нарушил тишину Коткин.
      — Каких чуваков? — Женя дёрнулся, открыв глаза.
      — Да всяко видел, раз тебя нашли. Они ничего не рассказыва...
      — Стопич-стопич, — Женя повторил вопрос: — Каких чуваков?
      Бармен с сомнением смотрел на новоиспеченного товарища по несчастью, пытаясь понять, разводят его или нет.
      — Так… а как ты карточку-то получил? — наконец, спросил Владимир.
      — Письмом прислали, — пожал плечами тот.
      — Вот так, и всё?
      — Ну, сначала звонили и убеждали, что зароют, потом подарили проезд в метро. Не знаю, одни это парни или разные, но совпадение почти кармическое, — Медник поводил руками в клоунски-мистическом жесте. — А я чё, я и поехал.
      — Чёт мутно всё, — Коткин констатировал очевидное, но подозрительности в голосе не убавилось.
      — Что поделать? Жизнь такая.
      — Мне вот никто не звонил, — он попробовал зайти с другой стороны. — Тупо карточку прислали с запиской, мол, до десяти вечера надо определиться...
      — С чем?
      Коткин пожал плечами.
      — Вот и я не знаю... — Медник просто повторил его жест.

      Коткин вдруг обратил внимание, что пальцы собеседника медитативно перебирают деревянные горошины бус, нанизанных на тонкое запястье. Забавное сочетание. Феньки, шапка, конверсы... и вот бусы. Некстати вспомнилась цитата из «Брата»: «Одет как обсос». Вздрогнув от беззвучного смешка, Коткин снова занялся телефоном.
      — Лан, чего гадать… — буркнул он. — Скоро узнаем.

      Женя просто закрыл глаза.

Влад с шумом выдохнул, смотря на выпавшую из конверта записку и пропуск в подземку. "Какого хуя?", - сам собой возник в голове усталый вопрос. Похер, потом. Парень затолкнул содержимое конверта обратно и сунул конверт под подушку. Туда же отправился телефон и футляр с наушниками. Сил разбираться в происходящем решительно не было: хотелось спать и жрать, жрать и спать. Взболтать, но не смешивать. Шарады и ребусы точно были лишними в этом миксе.

Потерев глаза рукой, Владимир доплелся до старенького холодильника, из тех самых, которые содержали в себе "морозилку" в самом верху, без этих ваших новомодностей, когда морозильная камера и отделение для продуктов были вынесены в раздельные боксы. "Минск" встретил бармена приветливым гулом. Немного усилий и Коткину открылся дивный новый мир...пустоты. Вернее, в полке на дверце стояла бутылка кетчупа, ярким пятном псевдожизни оттеняя грязно-белый войд. Влад почувствовал как против воли начал дышать глубже и, словно от кузнечных мехов, злость в нём вспыхнула костром:
– Блядь! Васёк, ну чё за хуйня?! – в полный голос проорал Влад, обращаясь к горе-соседу, при этом со всей дури захлопнув холодильник. Последний немного покачнулся и как-то зло заурчал на обидчика. – С-с-сука! Ну какого хуя ты всё опять сожрал?!

Со стороны могло показаться, что сейчас случится сцена сродни той, где Мавр убивает белую чику, спрашивая, пыталась ли она законнектиться с Богом перед сном. Уже в который раз Коткин оказывался нос к носу с пустым холодильником после ночной смены, хотя перед этим, вечером, там можно было найти хотя бы хлеб и нарезку колбасы. Безусловно, Влад своего соседа любил и уважал, хотя бы уже за то что в два ка семнадцатом этот поц всё ещё играл в дотку, когда все остальные уже переехали на HotS - принципы как никак, - но порой был готов убить за рассеянность и общую нелюбовь к чистоте и порядку.

Ругань стояла будь здоров - Василия и Владимира было слышно на весь этаж, хорошо хоть почти все обитатели свалили на пары. Впрочем, кончилось всё так же быстро и внезапно как началось: после выяснения кто чью мамку водил в кафе и обещаний набить "еблет", Гулин спешно вернулся к ноутбуку и почти проебанной "катке", а Коткин - забрался наверх двухъярусной кровати.
– И наушники, блядь, одень уже! – зло бросил напоследок Влад, от души добавляя в конце: – Пидр!

Уже лежа стянул джинсы и скинул их на стул, к футболке, оставшись в одних трусах. Хотелось кричать. Просто взять подушку, уткнуть себе в лицо и проораться! По крайней мере в фильмах людям это помогает, но Влад решил пойти по более привычному для себя пути - задавить гнев на Васька, на себя, на предков, на универ и ебучего администратора "Бар-Делля" - хуесоску Яну...
Коткин вытащил телефон, вытащил футляр с AirPods, вставил наушники в уши. Привычным движением открыл ВК и не глядя ткнул в бережно собираемый месяцами плей лист.
– "Мне нужны руки только, мне нужны руки только. И чтобы с тачек с окон качали наши басы. Наши басы..." – начал зачитывать низкий, приятный мужской голос. Группа "Грибы". Хохлорэп. Вроде бы и ничего особенного, вроде как Владик и рэп то никогда не любил, а альбом этот в плей лист добавил. Качает.

Запустил руку в просвет между кроватью и стеной, чтобы нащупать чуть ниже провод от зарядки и "дозаправить" айфон. Откинувшись, наконец-то, на подушку, Влад снова с шумом вздохнул. "Какого хера, а?" - возник в голове резонный вопрос. Ему девятнадцать лет, вроде и работает и жить есть где, а по ощущениям - полная задница вокруг. Предки всё ещё думают, что он учится, недавно ему ещё бабушка звонила, спрашивала как учёба... Кредит за ебанный айфон и Подсы даже и не думал кончаться - понты стоили Коткину существенных денег, а счастья так и не пришло. Живет в самой жопе Москвы - в Южном Чертаново, с чуваком, который за собой даже тарелку помыть не может, куда-там! Иногда казалось, что Васёк Гулин был готов вообще из-за компа не вылезать целыми дня...и при этом учился же как-то. "Пидарас", – смачно выругался про себя Влад.
Это было последнее на что его хватило, перед тем как Коткин провалился в спасительное забытье.

Его разбудил дикий визг - парень дернулся на кровати и подскочил. В ушах играл какой-то жесткий дабстеп и это не делало ситуацию лучше. Влад завертел головой, не понимая, что происходит...покуда не заметил Васька на стуле внизу - тот победно вскидывал руки. Похоже, сосед всё это время продолжал играть.

Влад спешно нашел телефон и остановился поток электронных битов в свой мозг, опускаясь обратно на подушку. По ощущениям, он поспал час или два - состояние опухшее, глаза слипаются. Быстрая проверка времени показала, что уже почти шесть вечера. Коткин зевнул и потянулся, переворачиваясь на бок. Вроде надо вставать, а вроде и нихера...

Уже через пять минут он пырился в экран мобильника, листая Инстаграм. Большей частью его ленты занимали фитоняши и мотивационные посты-картинки с дохуя успешными мужиками в дорогих часах и костюмах. Владик задержал взгляд на обтянутых спортивными лосинами ягодицах Полины Крехер - его, теперь уже бывшей, однокурсницы. Очередная фоточка из зала. Влад испытывал к этой особе двоякое чувство: с одной стороны она была умной чикой, при этом красивой, из богатой семьи, но с другой стороны - той ещё пафосной сучкой. "Почему кому-то всё, а кому-то - ничего?", - задал сам себе риторический вопрос Влад.

Стащив себя с кровати, Владик натянул всё ту же футболку, влез в тапки и, прихватив телефон, сигаретку и зажигалку, отправился на общий балкон, чтобы перекурить сложившуюся ситуацию. В Подсах уже звучала какой-то Chill-Hop.
Стоять в одних трусах и футболке оказалось как-то прохладно, поэтому курил в спешке. Зато взбодрился. Нужно было сходить в душ, умыться, да пойти поискать похавать. На ум приходил Макдак недалеко от метро - самое проверенное место, когда не хочешь заморачиваться. А заморачиваться Коткин сейчас не хотел: надо было сваливать, чтобы перед глазами не маячил Гулин. Надо было развеяться. Тем более сегодня выходной после "ночной".

Приведя себя в порядок, натянув свежую футболку взамен пропавшей табаком, Влад двинул на выход. К этому времени он уже списался с своим товарищем, занимавшимся кальянными делами для одного из средней руки клубов на Маяковской, и договорился о встрече.

Полученную из конверта карточку прихватил по инерции, проверив на всякий случай под подушкой на предмет забытых вещей. Записку и конверт тут же выкинул в урну, сунув проездной в задний карман джинс.
В "ушах" заиграл "New Retro Wave" - странная электронщина, на которую Влад наткнулся совершенно случайно. Если бы она не напоминала ему саундтреки из старых Голливудских боевиков, пожалуй, он бы и вовсе не уделил ей внимания.

Сейчас, сунув руки в карманы бомбера, и двигаясь по вечерним улицам в сторону Макдака на "Академика Янгеля", Коткин мысленно вернулся к карточке в кармане. О произошедшем недавно случае вспоминать было стрёмно...Всё-таки сознание отказывалось воспринимать увиденное как есть: женщина-вампир в туалете ночного клуба...whaaaaaat?! Поначалу, это походило на самую банальную вещь: мужик затащил подругу в мужской туалет, чтобы поебстись. Вот только при этом же не должно было быть крови? Ну, точно не из шеи самого мужика! А лицо той девки? Оно словно было смесью человеческого и...чего-то отвратительного, Коткин даже не знал как это нормально описать. По телу поползли мурашки, когда Владимир попытался вспомнить черты лица того существа...
Возможно, он бы сейчас не коптил бы небо вовсе, если бы не те странные чуваки с колами наперевес. Ворвались быстро так, никто и опомниться не успел, как в телке уже кусок дерева сидел. Влад как сейчас помнил запах паленого и, как будто бы, чеснока. Неужели записка была связана с этим?

Особо всё ещё не веря в собственные догадки, Владимир Коткин решил таки воспользоваться присланной карточкой просто на всякий случай, по дороге к товарищу...

      Ефремов приехал через полчаса, прошедшие в тягостном ожидании. Катя плакала на кухне, Миша задумчиво перебирал струны гитары, почти не извлекая звуков, а Одинцов выпрямился на стуле посередине комнаты и молчал. Его мысли бесцельно странствовали в нарисованной схеме из бесконечных углов и осей, но не могли найти выход. Заветный указатель не сиял в конце коридоров призывным зелёным светом. Правильнее было бы сказать «зиял», но не имелось у Артёма и этого. Только новые повороты и новые круги. На ум напрашивалась «Божественная комедия» — простая и очевидная метафора. Но рядом не шагал Вергилий, а Артём Викторович Одинцов вырос советским человеком. В его распоряжении не имелось божественных комедий, и даже «Ирония судьбы» выходила на экран лишь в декабре. Спали жители соседних квартир, спал подъезд и спал дом, спал Ждановский район со своим Зелёным проспектом, продуктовыми магазинами и бетонными альковами в пыльной пустоте новосозданных улиц.

      На лестнице зазвучали шаги. Артём и Миша слышали, как каблуки отсчитывают пролёты, поднимаясь с этажа на этаж. Помнится, подходя к дому, Одинцов пытался прикинуть, какие окна принадлежат Убежищу Михаила. Но окна вампиров всегда закрыты шторами — иногда складчатыми «римскими», иногда тяжёлыми гардинами. Окна вампиров редко светятся в темноте.

      «Победа» показывала третий час. Во внутреннем покое, который навеивал механический бег секунд, не осталось нужды. Каблуки в подъезде досчитали до нужной площадки и остановились — Артём знал, что их владелец увидел то же, что и он: электрический свет, располосовавший надвое лестничную площадку. Одинцов поднялся:

      — На выход.

      Катя больше не плакала.


* * *

Выбор Одинцова: суд

      Суд вампиров — это суд статуса, это фарс статуса и это звериная дуэль, замаскированная под светский процесс. Здесь судят не за преступления, а за политическую конъюнктуру. Здесь, насмехаясь над советским строем, с удовольствием перенимают его объективизацию и фракционизм, так милые мёртвым стратегам. Со времён древнеримских сенаторов повелось, что на суде людей побеждает не тот, на чьей стороне истина, а тот, чья речь красива и ловка. Суд вампиров мало чем отличался в этом понимании.

      Он состоялся на следующую ночь, семнадцатого февраля тысяча девятьсот семьдесят пятого года. В башне, венчающей сталинскую высотку на Котельнической набережной, совет Примоген восседал в расставленных полукругом креслах — а Одинцов не мог отделаться от мысли, что привёл Мишу не на казнь, а на ярмарочную буффонаду.

      Пикантность ситуации, от которой глаза ненасытных грифов золотились в полумраке зала, закрытого на вечный ремонт, заключалась в том, что сын Гуникеевой арестовал сына Черновой. Спектакль. Один только Хороводин внушал Артёму мысль о том, что всё действительно было сделано правильно. Он долго расспрашивал референта, вдаваясь в нелицеприятные детали разговора с босяцким вожаком, ареста, визита в Институт и вечера на Садовой-Триумфальной. Для него действительно играл роль моральный облик преступника, а нарушение Традиций ещё оставалось тяжким проступком. Именно он поднялся с заключительным словом, когда Михаила ввели в зал два молодых человека с убранными брильянтином волосами.

      — Михаил Трофимов, неонат среди нас...
      — «Юноша среди нас», — недовольно поправила Гуникеева, прекрасно зная, что её шёпот услышат. — Ну что за манеры...
      Председатель не обратил на неё внимания:
      — Меня зовут Андрей Хороводин. В этом Домене я возглавляю Родословную по согласию Кланов. Известно ли вам это?
      — Известно, — послушно сказал Миша.
      — Желаете оспорить моё право?
      — Не-а, не желаю.

      Артём с Ефремовым сидели на длинном ряду откидных кресел вдоль стены. Неподалёку расположился казначей Петренко, и даже «призрак оперы» соизволил посетить концерт в честь своего Клана. Одинцов знал, что сейчас председатель задавал ритуальные вопросы — очередное наследие тех веков, когда власть одного вампира над другим определялась исключительно его силой. Теоретически, Миша мог не признать его право судить. На практике, как и многие анахронизмы, этот соблюдался с педантизмом пожилой воспитательницы.

      — Первая Традиция призвана оградить от истребления. Вторая — возлагает ответственность за наше потомство. За действия нашей Крови. Михаил, вы повинны в их нарушении, в безответственности перед Семьёй и нашим союзом, в преступном эгоизме и неприятной мне лично духовной чёрствости, которая...
      — Возражаю! — воскликнула Чернова. — Мне неизвестно, где господин Председатель увидел нравственные ориентиры в формулировке Традиций.
      Казалось, что глаза за очками Хороводина вот-вот вскипят. Но чудовищным усилием он сдержался.
      — ... и неумении блюсти свою собственность.
      — Своё Стадо, — опять прошептала Гуникеева, невинно улыбаясь.
      Бражедский резиново фыркнул.

      Какой уж тут «справедливый приговор» — прямо на глазах Артёма преступление становилось поводом для внутренней грызни. Примогенам было плевать на то, что именно сделал Миша. На убитого Юру, на оставшихся безымянными драугров — может, и на многих других. Гуникеева подтрунивала над подчёркнуто светскими формулировками Хороводина, Чернова препятствовала его речи, старший Вентру откровенно выбирал стороны и один только председатель стремился довести дело до конца. Вместе с разочарованием в Артёме проснулся оттенок нового уважения к инженеру. Должно быть, Андрею Хороводину требовались невиданная энергия и политическая воля, чтобы управлять этой сворой, где каждый вынужденно знал убийство и Жажду, знал свою силу. Открытый конфликт был для Хороводина смертелен, скрытое противостояние — равносильно поражению. Однако Председатель, уверенно шагая между Сциллой и Харибдой, продолжал речь:

      — Присутствующий здесь товарищ Одинцов подтверждает обвинение. Товарищ Ефремов — подтверждает обвинение.
      — Я горжусь своим Наследником, — с невероятной степенью правдоподобия вздохнула Гуникеева. Графиня Даэва метнула на неё испепеляющий взгляд.
      — Михаил! — возвысил голос Хороводин. — Не будь наши действия своевременны, Маскарад был бы нарушен вашим порождением. Присутствующие здесь подтверждают обвинение. Вам есть, что возразить?

      — Не-а, товарищ Председатель, — сказал Миша, опустив голову. — Я раскаиваюсь в своей, как вы сказали, безалаберности. Мне нужно было лучше следить за выродка...
      — За вашей собственностью! — лязгнул зубами Хороводин. — Имейте уважение хотя бы к деяниям рук своих, в конце концов!
      — Извините, — смирно сказал Миша. Он вдруг посмотрел на Артёма, но в его взгляде не было ожидаемой насмешки. — Я хотел бы сказать спасибо, что всё получилось исправить. Я лоханулся.
      — И только? — рявкнул Хороводин, весьма похожий на себя, разозлённого иронией Артёма на галерее ГУМ.
      — И только.
      — Вы считаете приемлемым вообще совершать то, что вы совершили?!

      Бражедский улыбался. Гуникеева покачала головой, но не с осуждением, а с сочувствием. Петренко понурился. Чернова в гневе отвела глаза.

      — Э, товарищ Председатель, — Миша нервно собрал длинные волосы набок, — я... не думаю, что вампиру нужно оправдываться за то, чего он делает со Стадом. Разве нет?
      — А перед собой оправдываться — лишнее, так?
      — А перед собой… честно, товарищ Председатель, я вас уважаю, Традиции уважаю. Но Стадо… мне же просто по барабану. Я уже говорил Одинцову. Извините.

      Даже Ефремов взорвался. Вскочив на ноги, он взревел:
      — Вы издеваетесь?! «Извините»?! Его надо бросить в торпор, как пса!
      — Вы забываетесь, Игнат! — взвизгнула Чернова.

      Поднялся шум, оттеняемый проблесками фонарей над Москвой. Зал высокой башни будто плыл в небе над городом, оторванный от грешной земли тридцатью двумя этажами. Даже Любовь Анатольевна перестала улыбаться.

      — Мы не можем судить за нравы, — взял слово Бражедский. — Это и без нас делают на каждом шагу. Поучают из каждой газеты. Взгляните за окно: страной управляют регуляции и нездоровые старики!

      «Зачем же за окно смотреть...» — подмывало сказать Одинцова, но он сдержался.

      — Ефремов, — попросил Председатель. — Сядьте.
      — Вампир — совершенный охотник, — высокопарно напомнила Чернова. — Охота — наша прерогатива.
      — Наша необходимость, а не развлечение, — сухо сказал Ефремов, возвращаясь на место рядом с Артёмом. Одинцов видел, что коллега сжимает кулаки в приступе нехарактерной для него ярости.
      — Мы судим за опасность охоты, а не её мотив, — продолжил его реплику Бражедский. — И здесь вина Михаила доказана. Осталось избрать наказание.


* * *

Выбор Одинцова: милосердие

      Саша Шкет недолго оставался заправилой на ТЭЦ Калининского и Ждановского районов. После страшного вечера, когда неведомая сила уволокла его в ночь, а затем отпустила, он начал меняться. Пропала глумливая наглость, а на её место пришли осторожность и странная, непостижимая уголовником грусть. Он помнил сладкий вкус на губах и скоротечный экстаз. Сколько ни искал Шкет, он не смог найти замену пережитому. Водка, пахшая автомобильным спиртом. Идущие по кругу сигареты. Лихорадочно-торопливая мастурбация в общем углу и ладони, вытертые о штаны под взглядами сокамерников — ничего не шло в сравнение. Долгие дни тратил семнадцатилетний босяк, обходя ночную Москву, спрашивая и воруя. Он пытался найти человека с глубокими глазами, которые казались ему бездонными как Кольская скважина — и не мог. Пытался вновь увидеть, как кровь течёт с запястья, а вопросы звучат прямо в его голове, вызывая сладострастную жажду ответить. Вывернуться наизнанку, рассказать всё, признаться в нелепой жалости к собственной жизни. В глубине подростковой души Саша Шкет мечтал снова оказаться рабом на заднем сиденье тёмно-синего «Москвича». Снова ластиться к ногам тех, кто мог подарить ему, отбросу, невиданное социалистическим богом блаженство. Потом Саня перестал искать. Он пытался попасть в Афган, но его отказывались брать из-за двух сроков за плечами. В девяносто втором он сменил рваное пальто на кожаную куртку, а затем на пиджак от «Хуго Босс». Изящный выбор, но торчавшая подмышкой кобура уничтожала последний намёк на элегантность. Двое его детей уже учились в Оксфорде, но…

      … но иногда Саня Шкет выбирался из «Мерседеса» и шёл по ночной Москве мимо Болотки и Театралки, а по заросшим щетиной щекам бежали злые детские слёзы. Он продолжал искать.


* * *

Выбор Одинцова: защита

      — … что открывает научному сообществу потрясающие перспективы на стезе борьбы с патологиями крови. В заключение вступительной речи, когда мы вот-вот перейдём к слушаниям тематических докладов, я бы хотела поблагодарить двух людей. Во-первых, моего мужа Анатолия. Мы познакомились в Москве в далёком шестидесятом году, и с тех пор он безотказно поддерживал меня в сложный период жизни, став надеждой и опорой в этом непонятном мире биологической химии.

      В зале австралийского конгресс-холла засмеялись. Пожилой мужчина в первых рядах, на крепких плечах которого пузырился неудобный ему твидовый костюм, смущённо улыбнулся.

      — И неизвестного широкой публике Артёма. Знакомство с ним вышло совершенно случайным, но подарило мне ценные мысли, которыми я буду делиться с вами в специализированной секции нашей конференции под названием «Популяционная генетика сегодня». Всех приглашаю.

      Профессор Сиднейского университета Дарья Д. Григорьева оставила трибуну под аплодисменты публики. Пожилая женщина едва держалась на ногах, пользуясь для ходьбы тростью из матового пластика, но её голова оставалась высоко поднятой. Международная конференция гематологов, посвящённая микробиологии и генетике, открывалась ею уже во второй раз — и во второй раз речь Дарьи Григорьевой была обращена к надеждам и вере.


* * *

Выбор Одинцова: напарник — Ефремов (взять русскую фамилию)

      Шли годы, и выстрелы всё чаще звучали над ночной Москвой. В их разноголосом базаре раз за разом повторялся хриплый пистолетный фальцет. Хлопал позолоченные задницы гильз скользкий затвор, а мишени падали одна за другой. Падали люди. Падали венгерские наглецы, решившие, что пора урвать свой кусок пирога. Падали драугры. Потёртый пистолет Тульского-Токарева с красной звездой на рукояти оставил за собой извилистый след, закончившийся пороховой гарью и криминалистической экспертизой рисунка нарезов. Вместо него Ефремов приобрёл «Беретту» в американской армейской модификации М9 — такую же бывалую, потасканную и надёжную.

      Вентру. Паладин, воспитанный на блистательных идеалах воинской доблести. Неизменный референт, стоявший по левую руку председательских тронов, кто бы их ни занимал. Девяностые принесли Москве войну, и Родословной были нужны генералы. Мало кто знал, что за лицом безупречного исполнителя скрывался отчаявшийся пятидесятилетний мужчина, принявший своё Обращение из страха. Много лет назад, в феврале спокойного семьдесят пятого, Ефремов и Одинцов беседовали в машине на Ленинском проспекте. Артём не спросил тогда, почему Ефремов убеждал его в том, что возраст не имеет значения.

      А если бы спросил, то узнал бы, что больше всего на свете Вентру боялся старости. В пятьдесят лет, умирая в Архангельской губернии от брюшного тифа, чиновник Ефремов пытался поддерживать политический баланс между интервенцией Антанты, белогвардейскими фуражирами и наступающими красными частями. Но высокий пост не мог спасти его от дряхлой дрожи в коленях и слабеющего с каждым днём зрения. Игнату Владимировичу грозили слепота и казённая койка на отплывающем британском пароходе — и его звезда словно сошла с рукояти чёрного пистолета, подарив другую, не менее чёрную жизнь. С тех пор Ефремов сражался из страха.


* * *

Выбор Одинцова: выслушать план Председателя

      Гласность сменилась Перестройкой. Перестройка — девяностыми. Девяностые уступили место олигархам, а за войной в Чечне последовала оттепель Медведева, затем майские указы, «пакеты» Яровой и другие тревоги суматошного политического мира. Грязь, ложь, махинации и бандитизм сплелись в бурлящий котёл, где даже Шива не смог бы умыть все руки сразу.

      Председатель взял своё в меняющемся мире, которого так боялся Артём и не могли понять Старейшины. Энергично и неутомимо он собирал на своей панели управления всё новые рычаги. Бандитов брал силой, бизнесменам сулил прибыль, политикам обещал преференции. Влияние российской Родословной ширилось вместе с влиянием ельцинской «Семьи», красноречиво перекликавшейся названием с клановой структурой бессмертных. Хороводин сделал ставку на банки, и не прогадал. Кризис девяносто восьмого едва не привёл на его место Гуникееву, но на последовавшей волне Любовь Анатольевна сама отдала Хороводину бразды правления и эмигрировала из Москвы — уже навсегда. Артём знал, что Примоген просто устала от повторявшихся из года в год лиц, но вряд ли жалел о её отъезде. Среди коррупции, чиновничества и под крылом шлюхи-Фемиды Родословная, как и обещал Одинцову председатель на галерее ГУМ, под портретами Ильича, перестала прятаться в подъездах. Банк, два инвестиционных фонда, металлургический завод, благотворительная организация и портфельные инвестиции в нефтегазовые компании не родились из пустоты. С нотками мистического страха Одинцов понимал, что все они были предусмотрены планом Андрея Хороводина ещё тогда — в далёком семьдесят пятом.


* * *

Выбор Одинцова: пощада

      Нью-Йоркский клуб гудел басами. Трущобы Бруклина середины восьмидесятых нравились Мише куда больше, чем московские подворотни. С помощью итальянской ветви Родословной, уже шесть веков занимавшейся перевозками её членов по всему миру, он смог добраться из РСФСР в Чехословакию, оттуда — в ГДР. На спокойном пропускном пункте несколько южнее Зуля баварский пограничник посмотрел в поддельный паспорт, потом сверился с рукописной бумажкой, которую выудил из кармана шерстяных брюк… и кивнул.

      — Wir haben auf Sie gewartet, Herr Leiche! So einen Nachnamen haben Sie!
      Миша рассмеялся и крепко пожал руку офицера. Несмотря на необратимые моральные повреждения, он умел быть благодарным.

      Вот и теперь Миша смеялся, крепко держа руку девушки, с которой познакомился три часа назад.
      — Ну и ну! «Господин Труп»?.. Он серьёзно тебя пропустил! — Дженни коснулась бокала остренькими белыми зубками.
      — Думаю, дело в том, что я похож.
      — Говорят, русские всегда мрачные. Поэтому ты выбрал такое депрессивное имя?
      — Потому что я и есть труп, — сказал Миша, заглядывая в её глаза. Дженни продолжала улыбаться, но без былой уверенности.

      Через полчаса поцелуев и танцев он предложил Дженни убить её. Просто так. С тем же успехом он мог вызвать такси или позвать погулять.
      — Ты… серьёзно можешь так сделать?.. — спросила Дженни.
      — Да, — Миша легонько поцеловал её пальцы. — Сверну тебе шею. Или ударю по затылку. Могу раскроить горло бокалом…
      — Фу! Последнее — отстой!
      — Да и первое для тебя будет не лучше! — захохотал Московский вампир.
      — Может… тогда лучше не надо? — Дженни сделала умильный вид. — Мне в воскресенье маму навещать.
      — Ты что, реально не хочешь, чтобы я тебя убил?
      Дженни моргала, пытаясь соотнести тон и смысл последней фразы. Потом улыбнулась:
      — Вообще-то… не очень…


* * *

Выбор Одинцова: Катя

      Наказанием Михаила стали две недели торпора, публичное бичевание, Большая Услуга в адрес Секретариата и обязательство в течение трёх лет покинуть Москву. Артём понимал, что это не решение. Ефремов правильно сказал на суде: таких убивают, когда стремятся к однозначному социальному благу. С другой стороны, проявив милосердие, он смог спасти свою собственную жизнь. Классический выбор между общим и частным. Классическая ловушка.

      Катя не разговаривала с ним почти три недели. За это время Одинцов успел прийти к мысли, что она дура. Затем — к тому, что это он дурак. Успел выкурить пачку позаимствованного у Ефремова «Кракуса». Он приезжал к ней на улицу Мельникова, но Катя не захотела его впускать. Возможно, именно здесь настал бы конец едва начавшимся отношениям. Настал бы, оставив более горькую гарь, чем порох пистолета ТТ. Но Катя проявила удивительную для девушки чуткость, сумев понять самое важное: больше всего на свете мужчины ненавидят неопределённость.

      — Три недели, — сказала она из-за двери. — Пожалуйста. Потом я приеду, если ты захочешь.

      Ровно три недели. Имея чётко установленный срок, Артём не стал творить глупостей. Не стал кричать, стучать или пытаться объясниться через дверь. К счастью, пожалуй. Вид женщины, видевшей, как мужчина теряет остатки самоуважения ради неё, вскоре становится противен мужчине. Немногие, вопреки фантазиям психологов, готовы уподобиться герою фон Захера-Мазоха. К двадцатому февраля Артём совершенно не хотел, чтобы Катя приезжала. К двадцать четвёртому думал, что просто найдёт другую, но мыслями каждый раз возвращался к дивану и вечеру после визита в Большой театр. К третьему марта — считал оставшиеся ночи, почти не покидая Убежища.

      Одинцову казалось, что пропасть между ними расширилась за эти ночи. И, открывая дверь Убежища, не знал, хватит ли у него сил простить то, что Катя не смогла его простить. Пожалуй, так. Эта мысль казалась тяжёлой и сложной, не менее сложным для него стал недолгий кухонный разговор.

      — Он был моим другом, — сказала Катя.
      — Да. Я знаю, — Артём изучал рисунок на дверце шкафчика, что над холодильником «Саратов».
      — Тёма… говори как есть.
      — Он чудовище, — не меняя голоса, добавил Артём.
      Катя вздохнула. Артём молчал.
      — Да, — вдруг сказала она.
      — И всё? — после долгой паузы рискнул спросить Мехет.
      — Не всё.

      Она стремительно кинулась на шею Одинцова, и Артём растерянно поднял руки, уже не зная, где перед ним театр, а где — настоящие чувства. Зарывшись носом в его волосы, Катя плакала и целовала его. Она шепнула четыре слова, но после них Артём не сомневался, что театр — и один, с Клеопатрой, и другой, с гитарой, и третий, с судьями и жюри — остался в прошлом.

      — Пока что — просто «да»…

      Ощущая, как взрывается внутри фейерверк счастья и горячего биения жизни, Одинцов обнял её куда крепче, вздрагивая от ненасытной жажды её тела. Спасённого им. Им же обретённого вновь.

      Шёл тысяча девятьсот семьдесят пятый год...

      Смена такси на подъезд, а затем на тёмную прихожую, не спасла ситуацию. Кажется, чем меньше оставалось света, тем более жадной становилась Катя. С висящим на локтях пиджаком Артём кое-как закрыл за ними дверь и бросил ключи на пол.
      — Бабочку оставь, — Катя остановила руки Одинцова.
      — Что? — против воли Артём покраснел до мочек ушей. К счастью, впотьмах это осталось незамеченным.
      — Так прикольней! — Катя через голову стащила платье, не стесняясь худощавой фигурки, едва прикрытой полосками белья. Её неловкие движения и запутавшиеся в плечиках руки заводили Артёма почти до безумия.
      — Ты вообще без царя в голове… — выдохнул Одинцов, понимая, что небывалый прилив возбуждения прогоняет из мыслей последнюю осторожность.
      — Ну так Иван Васильевич профессию сменил, а я чем хуже?

      Звонко смеясь, девушка помчалась в гостиную. Одинцов мог настигнуть её в мгновение ока, но предпочёл подхватить игру, качая головой от происходящего. Катя прыгнула на диван, увлекая Артёма за собой, и этот поцелуй они не разрывали намного дольше.

      Одежда царапала предплечья и бёдра, пока Катя беззастенчиво стягивала с него брюки и сорочку. Сумасшедшее присутствие элегантной бабочки уже не казалось таким сумасшедшим, и когда одна ладонь подхватила Артёма за галстук, а другая нырнула к его животу, Одинцов еле слышно застонал. Он потянулся вперёд, но подруга игриво оттолкнула его, не переставая дразняще двигать рукой.
      — А ну стой. Я только про бабочку говорила. В остальном раздевайся догола. Совсем.

      Её лицо с хитро приклеившейся улыбкой маячило в темноте. До звёзд в глазах близкое, до сердечной боли беззащитное. Катя не пыталась строить из себя что-то иное, не умела важничать. И даже не старалась. Движениями ног Артём избавился от остатков одежды, но Катя ловко вывернулась и отползла к углу дивана.

      — А ну отстань. Ты ещё скажи, что мы сейчас будем в рабоче-крестьянской.
      — В рабоче-крестьянской чём?
      — Позе, Тёма, позе! Скучнее этого только библиотекой заведовать. Садись.

      Она потянулась к нему, поцелуями направляя движение обнажённого парня, а чувство собственной наготы гнало дрожь по его рукам. Когда Артём упал на спинку дивана, Катя отступила перед ним, выпрямляясь во весь рост. Ничего искусственного не было в её движениях. Непринуждённо и развратно она подцепила двумя пальцами трусики, сбросив их к тонким лодыжкам, и скромно улыбнулась. Жар, исходивший от её тела, чувствовался почти физически.

      — Так-то лучше, — резюмировала саму себя Катя. — Сиди и не двигайся. Хотя… Я тебе нравлюсь?
      Одинцов молча кивнул, не отрывая от неё взгляда. Ему казалось, что всё тело бьёт лихорадка. Сидеть вот так, разведя бёдра и позволяя девушке, с которой только что наблюдал балет, рассматривать себя, раскрасневшееся лицо, эрегированный член. До одури хотелось большего. Катя словно читала его мысли:
      — О. Тогда двигайся, country boy. Своей правой ладонью. Как ты делал в своей гимназии.
      — Я в училище учился, — зачем-то сказал Артём.
      — Рабфаке, значит, м-м-м... Тогда на рабфаке. Знаешь, что означает слово fuck на английском?
      — Только догадываюсь.

      Одинцов был слишком растерян в океане эмоций, чтобы возражать. Он неуверенно коснулся себя, вздрогнув от неожиданного и потрясающего чувства. Стыд и удовольствие смешались в бронебойный коктейль.
      — Чёрт… — прошептал он, когда девушка с садистской неторопливостью завела руки за спину, сбрасывая бретельки.
      — Ты двигай-двигай, — подбодрила она, медленно забираясь на диван.

      — Нравится заниматься мастурбацией прямо так, прямо передо мно-ой?
      — Прекрати... — выдохнул Артём.
      — Значит, не нравится?
      — Нет... да... в смысле, прекрати!

      С тихим смехом Катя встала на колени над ним, не разрывая зрительный контакт. Она молчала, и только лихорадочное дыхание нарушало тишину. В мельчайших деталях парень наблюдал, как сужаются зрачки и проходит по плечам девушки дрожь наслаждения, как язык раз за разом облизывает припухшие от французских поцелуев губы. Она двигалась с выворачивающей душу медлительностью, и лишь опустившись до конца в первый раз, Катя позволила себе застонать.

      Артём откинул голову, чувствуя затылком жёсткое дерево. Он не знал, как называется происходящее. Не знал, что должен думать. Его мир сузился до фокальной точки, осталось только горящее чувство там, где соприкасалась их кожа. Где жгли спину непонятно как возникшие царапины. Выныривая из-под волн наслаждения, он вдруг ясно увидел Катю. Девушка раскачивалась с закрытыми глазами, положив ладони себе на груди в считанных сантиметрах перед ним. Пальцы Кати плясали, вплетаясь в фейерверк ощущений, и мозг полоснула грубая мысль: как же прекрасно было трахать её именно так!

      Вспыхнул внутри запоздалый стыд, но бёдра Артёма уже напряглись.

      — Только не… превращайся в летучих… мышей… именно сейчас, — сквозь сжатые зубы простонала Катя, и словно сломался моральный барьер: впервые за вечер Артём захохотал открыто и громко.
      — Эй! — разочарованный вопль потонул в смехе задыхающегося, раскрасневшегося парня.

      С налипшими на лоб волосами, до боли напряжённым членом и несчастной бабочкой, съехавшей под кадык, он смеялся, не в силах ничего сделать с собой. Улыбаясь, Катя ударила ладонями по его ягодицам, и Артём без предупреждения вскинулся навстречу. Ещё и ещё. Слова Кати потонули в довольных стонах.

      — Не вздумай кончить, — хихикнула Катя с ошалевшим взглядом. — Ты чего, школьник?

      От странного запрета Артём выгнулся дугой. Он чувствовал эякуляцию всем телом, а Катя привалилась к нему, опаляя ключицы жарким дыханием. Она почти не двигалась, дожидаясь, пока парень закончит вздрагивать, и нежными движениями слизывала солёную влагу с плеча Артёма. Ни один не проронил ни звука. Так они и сидели. Минуту, две... Время перестало существовать, пока от дыхания Кати не стало совсем жарко. Закрыв глаза, Одинцов думал, что некоторые ошибки просто нельзя не совершить. Затем мир накренился, и он сам не заметил, как мягко сполз на диван.

      Возраст, а тем более пол или физическая конституция мало значат среди Старейшин. Это недавние посвящённые, новички в семейных особняках, ещё зависят от прижизненного телосложения и умений. Но годы идут, и Кровь всё сильнее пронизывает тело, забирается глубже, подменяя тебя собой. Иные зовут это Зверем внутри. Иные с нетерпением открываются ей, обретая мощь там, где были слабы, воруя красоту, взращивая убедительность. Снежно-белые ладони Любви Анатольевны могли сжаться с силой чугунного поршня, а её уязвимость, скорее всего, была избрана лишь как уместное дополнение к вечернему наряду.

      Гуникеева по-товарищески — ровно в современном понимании слова — встретила Артёма рукопожатием, а Катя, недолго думая, обняла.
      — С прошлого раза намного лучше, — громко шепнула она, отстраняясь.

      Со смехом Любовь Анатольевна увлекла спутников сперва к гардеробу, где нашла приют шапка Артёма, а затем наверх, шествуя как венценосный лебедь в чертогах наборного паркета и высоких зеркал. Каждое из них заняло бы всю стену в квартире на Ленинском.

      — О, вот и товарищ Одинцов.
      На лестнице с Артёмом сухо поздоровался Николай Иванович. Неказистый человечек самой заурядной наружности обладал до жути малоподвижным взглядом даже пытаясь изображать радушие. Видимо, он не сильно старался. Бульдожьи глазки прятались не только за щеками, но и за ломтиками пенсне на старомодном кожаном шнурке. Петренко лысел, а его вид всегда был одинаков: застёгнутый под горло френч на сталинский манер и поджатые губы. Уроженец Минска, он выехал в Москву по необходимости, и с тех пор занимался сугубо хозяйственными вопросами. В это верилось с большим трудом, но в лице Николая Ивановича нашлись люди, способные любить бухгалтерию даже обретя сакраментальную жизнь вечную (но так и не встретив небесного царствия). Впрочем, Одинцов подозревал, что ревностно культивируемый облик счетовода — просто психологический щит Петренко. Каждый в их мире пытался забыться по-своему. В каждом жили свои звери.

      Обменявшись с ним несколькими фразами, Артём и его компания оказались в верхнем фойе. Здесь шум голосов поутих, а за дверями виднелся манящий полумрак партера. Не замечая неловкости спутника, Катя взяла Одинцова под руку и коснулась его воротника, поправляя бабочку.
      — Смотри, сегодня тут много наших! Ой, помнишь, его мы когда-то в кино встретили!

      Она указывала на Мишу — длинноволосого контркультурщика, который даже в Большом театре щеголял клетчато-зелёной фланелью. Сейчас Миша улыбался крупными зубами своему спутнику, вновь кольнув Артёма чувством слабой неприязни. Миша принадлежал к Клану Розы и считал, что жизнь принадлежит ему одному. Несколько лет назад Одинцову пришлось ударить его, сбив с ног, но Даэва на него не обиделся. По крайней мере, внешне. И когда Катя и Артём столкнулись с ним в кинотеатре «Родина», выходя с детективного фильма «Авария», Миша поздоровался с ними вполне миролюбиво.

      А Катя радовалась вампирам и выискивала их в толпе как редкие экспонаты. Радовалась всерьёз, искренне. Наверное, она считала их безобидными и загадочными, но ни у кого не хватило жестокости развеять её иллюзии. Каждый раз, когда Артём понимал бесплодность попыток держаться от неё в стороне и брал куда-нибудь, она приходила в отличное настроение. Хотя вопрос о том, кто служил инициатором походов, оставался открытым, задумываться о нём всерьёз Одинцову не хотелось. Он чувствовал, что Катя — не просто стадо. Собственно, вообще не еда. И не то чтобы чей-то «актив», говоря новоязом Петренко. Именно из-за этого чувства Одинцов старался не привязываться к ней, понимая то, что положено понимать.

      — Вообще, он классный. Я однажды была у него на квартирнике. Он играет на гитаре, представляешь? Не всякие там ромашки-побеждашки, а «Битлз»! Ты вообще знаешь «Битлз»?

      01. КВАРТИРА

      СССР, Москва, Свердловский район
      14-ое февраля 1975 года, 20:51
      Туманный вечер, прохладно, ожидается морось
      +7 °С





      На лестничной клетке царила кромешная темнота. Недобрый знак.

      Казалось удивительным и почти невообразимым, что в нескольких минутах ходьбы шумела вечерняя Тверская, ныне — проспект Горького, а с «Маяковской» торопились запоздавшие пассажиры. Впрочем, те, кто спешит на Садовое кольцо пятничным вечером, редко волнуются за опоздание. Ночь для них, пожалуй, только начиналась, а глаза нетерпеливо блестели под восьмиклинками, шляпами или популярными среди студентов жокейскими кепи. В этом, сами того не зная, вечерние пассажиры были похожи на существо, занимавшее сейчас пассажирское сиденье «Москвича» четыреста двенадцатой модели. Ночь действительно только начиналась. Ночь ещё была молода.

      Некоторых из тех, кого Одинцов, следуя духу времени, с натяжкой мог звать товарищами, подобное сравнение покоробило бы. «Всего лишь человек», — покривились бы бледные губы. — «Стадо, вот его имя. Теплокровное, жадное стадо». Как будто, презрительно закрывая глаза и нарекая себя волками среди агнцев, кто-то из них мог отринуть простенький, но злорадный факт: когда-то все они были людьми. И на переднем сиденье «Москвича» когда-то тоже сидел человек.

      Эта история стара как мир. Всегда были люди — и были они. Пять древних семей, несущих в крови злые сны, пришедшие из тёмных и тревожных времён. Кроваво-алой нитью их родословная тянулась среди родов старой Европы. Она вплеталась в генеалогические гобелены, то ныряя к самым глубинам, то вспыхивая с новой силой. Пять звёзд на безлунном небе.

      Родословная.
      Вампир.

      Как назвать то, что не может иметь имени, что не отбрасывает тени и не отражается в зеркалах? Хищник ночной из пушкинских страхов, могильное видение? Совиный крик, в полночь обретающий плоть? Сколько романтики, сколько трагизма вплетено в этот похоронный марш. Да только смеялся в отражениях витрин Пилат, восклицая вновь и вновь своё ecce homo. Одинцов молча глядел в окно. Яркие пятна фонарей чередовались с чёрными провалами переулков.

      Всего лишь человек.

      По Садовой-Триумфальной с шумом неслись приземистые седаны, обгоняя робкие автобусы. Из-за округлых крыш и поджаристой рыжей краски «шестьсот семьдесят седьмые» ЛиАЗ-ы напоминали пухлые булки, по недоразумению вышедшие на асфальтовую магистраль. Чёрные автомобили реяли вокруг будто свирепые грифы, обещая, что февральский вечер скоротечен и совсем скоро на Москву, точно в булгаковской книге, опустится тьма. Хотелось, чтобы они исчезли. Но, как назло, близость к Моссовету в доме бывших генерал-губернаторов и редакции «Известий» на Пушкинской площади только подстёгивала их полёт. Глядя сквозь пассажирское стекло на воронёные стаи, Одинцов чувствовал, как растёт внутри гнетущая тревога. Но пока он мог только смотреть в окно и ждать, слушая ровный гул шин. Игнат Ефремов вёл автомобиль уверенно, на красных сигналах пропуская встречные потоки и стараясь вырваться в левый ряд. Световая рябь то и дело ложилась на чернявое лицо референта по особым делам, унаследовавшего и холёный вид, и название должности с дореволюционных времён.

      Ефремов подхватил его на углу с Ульянова и весь оставшийся путь они проделали по Садовому кольцу, будто референт испытывал иррациональный страх перед левыми поворотами.
      — Квартира, третий этаж, — по дороге скупо пояснял он. — Что там — без понятия. Входим, смотрим. Жильцы вызывали полицию с жалобами на хулиганство, и только партийный чёрт знает, как мы это не пропустили.
      — Милицию, — поправил Одинцов.
      — Да. Милицию.

      Теперь в этой стране была милиция. Говорят — или пишут в редких и всегда зашифрованных письмах — что в Америке жизнь устроена проще. В разгар революции многие Старейшины отправились в долгий и опасный путь через океан, не рискуя остаться в охваченной войной стране. В Новом Йорке или Пенсильвании граждане обитали в домах, а не коммунальных квартирах. В Америке жили деньги. В Америке можно было обойтись без паспорта, а здесь — исключительно из соображений коллективной безопасности — они вынуждены были держаться вместе. Альтернатива казалась ужасной: разоблачение, и новая охота на ведьм. Для государства, тридцать лет превращавшего террор в национальную политику, это не составило бы большой трудности. Так из неписанных обычаев Традиции стали законами, которые соблюдались с неукоснительным тщанием, а порядок существования Родословной определялся и регулировался Секретариатом. В прежние времена Доменами правили Принцы, но с приходом в дома телефонов, а в горсоветы — бюрократических правил, век ослепительных Принцев закончился. Теперь делами Родословной в Москве заведовал Председатель, и нельзя сказать, что его правление сделало жизнь в советском государстве мёдом и манной. Нет, вовсе нет.

      Впрочем, за этим у Председателя были Ефремов и Одинцов.

      Тёмно-синий «Москвич» нырнул в тесный проезд между уже закрытой булочной № 71 и парикмахерской, в зальчике которой покачивалась над ведром уборщица-узбечка. Прямо перед окнами шарахнулись стены из серого газобетона, а затем фары высветили куцый сквер в окружении неприглядных домов. Квадратный двор, в который выходили тыльные фасады, никто не пытался украсить или облагородить к предстоящему кубку СССР или нескорой Олимпиаде. Возле подъездов ржавели мусорные баки, из окон топорщились гнутые телеантенны и палки с бельём, а единственный на весь двор автомобиль оказался потрёпанным ГАЗ сороковых годов. Казалось удивительным и почти невообразимым, что в нескольких минутах ходьбы шумела вечерняя Тверская.

      — Вон тот, — указав нужный подъезд через лобовое стекло, Ефремов сунул руку за отворот пальто.

      Отблески вечерних огней играли среди яхт, выстроившихся на рейде Санта-Барбары. Десятки белых мачт качались над водой, сливаясь в густой лес снастей и такелажа. В отдалении, над ними, сиял город. Он поднимался на тёмные холмы как многоцветное одеяло с линиями улиц и россыпями вилл среди сочных пальм и зарослей чапараля. Цепи фонарей, зигзагами повторявшие набережные и пляжи, пускали оранжевые дорожки по тёмному океану. Они бежали вдаль, похожие на росчерки густых акварелей, и ныряли под высокие сваи, чтобы смешаться там с манящим плеском тёплой воды. А фонари продолжали сверкать, подмигивая крохотными рыжими шарами — соединяя вечер и ночь; вчерашний день и тонущее в субтропической ночи «завтра».

      В рыбном ресторане на конце пирса Стирнс-Уорф шумели разговоры, играл живой оркестр и подвыпившие пары танцевали на дощатом настиле, который, словно Волосяной мост из книг Кастанеды, глубоко вонзался в безбрежный мрак Тихого океана. Между крепких досок пробивались отблески на воде. В туманные дни длинный пирс полностью скрывала дымка, а в солнечные он казался тонкой стрелой, вспоровшей лазурные воды и открытой всем ветрам. И сейчас солёный ветер трепал края широкого зонтика, укрывавшего столик на троих, и при взгляде на запад Питеру казалось, что оазис жизни посреди морского простора давно стал чем-то вроде ковчега, где им посчастливилось спастись от Великого Потопа. Но улыбчивые официанты в синих футболках разносили блюда, стилизованные под корабельные подносы, которые привинчивались к столам. Смеялись туристы, фотографируясь на фоне спасательных кругов и больших деревянных лодок. Атмосфера беззаботного веселья совсем не вязалась с апокалиптическими метафорами, и Босс вскоре понял, что просто начал слишком мрачно смотреть на вещи. Оставалось надеяться, что шампанское поможет избавиться от дурных привычек.

      В окружении разговоров и музыки почти неслышно протекала беседа трёх человек, совсем непохожих друг на друга. Спустя несколько дней после случившихся событий они впервые в жизни собрались вместе по неофициальному поводу. И даже на вид они казались пришельцами из разных галактик. Седеющий тип в заношенном твидовом пиджаке с кожаными заплатами и мятой рубашке наливал себе виски. Мужчины с опаской косились на него, а дамы украдкой бросали уважительные взгляды. Звероподобное лицо Чарли украшали слившиеся в жёлтую массу синяки, набрякший над бровью кровоподтёк пересекал хирургический шов, а рука с вилкой висела через плечо на перевязи. К сожалению, для ночного ужина ДеФуэго побрился, открыв челюсть и щёки, пестревшие содранной кожей. Он даже пришёл со складной тростью, гордо водрузив её на свободный стул — видимо, втайне Чарли очень гордился тем, что по уважительному поводу может прогуливаться подобно английскому сквайру. На его фоне меркли и Питер, по обыкновению упакованный в шорты и разноцветную футболку, и Шейла в светло-сером бадлоне с высоким горлом и голубых джинсах. Девушка всё ещё носила на лбу полосу медицинского лейкопластыря, но в остальном выглядела живой и здоровой. Официант, принимавший заказ, явно посчитал их жертвами какой-то автокатастрофы, которые решили отпраздновать чудесное спасение, поэтому подал роскошный десерт с бенгальскими огнями, уверяя, что он останется за счёт заведения. Вспоминая, что пришлось пережить в катакомбах, благодарили его вполне искренне.

      — Ну что, — глаза Шейлы озорно блестели над уставленным тарелками и фужерами столом, — теперь мы, наконец, сможем узнать, какого чёрта ты делал в полиции Санта-Барбары.
      — Ну, сначала Лос-Анджелеса. Сюда я перевёлся позднее, — раскрасневшийся от душевной атмосферы и таких редких в его жизни чувств, ДеФуэго с удовольствием пустился в рассказы. — И вылетел через полгода! Представляете?!

      Он громко захохотал, вызывая смущённые улыбки за соседними столиками. Питер неуверенно поёжился, чувствуя себя донельзя неловко. Он не знал, улыбаться ему или нет. Прежде он старался не представать перед коллегами в том образе, в котором вёл обычную жизнь. А теперь Питер сидел в нелепой футболке, улыбался и смог заказать шампанское только после демонстрации водительских прав под оглушительный смех Чарли. Он не привык к такому. Ведь с этими людьми он познакомился не на «Фейсбуке», не на пляже и не возле кампусов УКЛА. С ними весь этот маскарад казался… искренним? Настоящим?

      — Так почему, Чарли? — настаивала Альенде.
      Бандит перестал хохотать и покачал головой, катая на зубах виски. С огромным удивлением Питер разглядывал ДеФуэго, который выглядел донельзя смущённым. Это было почти трогательно: громила с замашками садиста едва не покраснел.
      — Брат, девочка. Брат-брательник. Маленький Карлос смотрел на него каждый раз, когда возвращался домой, и видел крутого копа в синей форме, со всеми этими нашивками и оружием. Я не хотел закончить на улицах и не хотел просрать жизнь, подрабатывая заправщиком или слесарем на публичном транспорте.
      — На-адо же… — по лицу Шейлы расползалась улыбка. — Наш Чарли завидовал брату? Оу-у…
      — Не пошла бы ты, а? Всё равно ничего не вышло и я толкаю дурь как все уважающие себя мексиканцы.
      Они снова расхохотались над глупой шуткой, поднимая бокалы, а Чарли добавил.
      — Ну, можно сказать, что мне выпал второй шанс. Шеф уезжает в Лос-Анджелес…
      — Ага. Пошёл на повышение, — Питер махнул рукой. — Он зарывал свои таланты в землю, просиживая зад в Санта-Барбаре. Это город для молодых.
      — Пиклз хочет взять меня с собой, пока не освоится на новом месте. К тому же, Марли тоже туда слиняла…
      Шейла и Питер синхронно начали ржать, а подчёркнуто деловой тон недолго сохранялся в речи ДеФуэго:
      — Заткнитесь… нет, заткнитесь вы оба! Прямо сейчас! Я серьёзно!


      * * *


      — Я серьёзно. Карла Джованни, дочь Сира, чью личность вы пожелали сохранить в секрете. Признаёте ли вы вину пред ликом Шести Традиций… о боже, представляю, как он будет это хрипеть через шарф, — Чарли прохаживался по светлому конференц-руму санатория в Оак-Вью.

      Кондиционеры не работали, позволяя напоённому хвоей воздуху врываться в широко распахнутые окна. За стеклянными стенами раскинулись ухоженные лужайки, вскоре сменявшиеся хвойными рощами и зарослями кустов. Овальный стол окружали удобные кожаные кресла, как будто в больничный комплекс выбралось отдохнуть немножко Уолл-стрит.

      — Как ты думаешь? — прекратив дурачиться, Чарли указал на приближающегося со стороны больничных корпусов мистера Пиклза в широкополом пальто. — Он нас убьёт или подарит «Порше»?
      — «Феррари». Как у рэперов.
      Питер подкидывал на ладони теннисный мячик, точно зная, что никто не убивает других людей в помещениях с овальными столами. Тут попросту некуда кинематографично падать.


      * * *


      — Карла Джованни. Из тех, кого зовут «плохими Джованни».
      Питер поднял руку:
      — Ну, я не уверен, что хочу спрашивать, но…
      — Не все в Семье готовы смириться с договором, который много веков назад заключили Семь Великих Кланов, — каркнул мистер Пиклз. — Как и других Независимых… или, как они предпочитают называть себя, Неприсоединившихся, Карлу трудно заподозрить в симпатиях к Камарилье. Что, соответственно, делает коллаборационистами в её глазах всех, кто готов мириться с существующим порядком вещей.
      — Дон Гильермо. Её целью был дон Гильермо из Лос-Анджелеса, — определил Питер.
      — А также Бениссио Джованни и другой, намного более значимый для внутрисемейной иерархии родственник. Дон Юлий из Санта-Барбары.
      — К которому пошёл Найджел, — теннисный мячик подскочил в пальцах Босса. — Уничтожение «поганых предателей» всегда дарило смысл жизни тем, кто не смог реализовать себя в хоккее.
      — Для Карлы Джованни здесь было больше, — Пиклз покачал головой. — Как мы выяснили в ходе бесед с ней, впервые она появилась в Америке в семьдесят первом году. Без связей, без влияния. Вести дела с доном Гильермо, который признавал Камарилью, стало бы для неё бесчестьем. Однако у некромантии есть много сторон и много поклонников.
      — Постойте-постойте, — вскинулся Чарли. — Семидесятые, все те смерти, все эти смерти… Барон Суббота?
      — Не будем поэтами, — Пиклз усмехнулся рваными губами. — Убитого в канализации вампира звали Жавьер Батталь. Гаитянский жрец, чьё происхождение и Становление всё так же остаётся для нас загадкой. Они встретились именно тогда, когда культ «Священной Субботы» объявил первый крестовый поход. Будучи, по её собственным словам, «очарована» этим чудеснейшим мужчиной, Карла помогла ему имитировать смерть с помощью своего искусства. Стрелки, посланные убить безумца, вернулись в полной уверенности, что не оставили никого в живых. Полагаем, в тот момент Карла поняла, что не в состоянии вести открытую войну одновременно с Юлием и Камарильей даже в Санта-Барбаре, не говоря о Лос-Анджелесе. В течение сорока лет она выжидала удобного момента, втайне восстанавливая армию Барона Субботы с помощью тел, которые, по-видимому, похищала после того, как они покидали бюро Юлия. Не говоря, конечно, о тех, кто добровольно отдавался в распоряжение Батталя. А потом, конечно, она заметила и Найджела Грегора.
      — То есть, Найджел оказался удобным поводом?
      — Подходящим стечением обстоятельств. Новый убийца, над которым тряслись смертные марионетки всех её былых противников. Хороший шанс, чтобы разжечь внутреннюю распрю. По-хорошему, и Бениссио Джованни, и вы были бы убиты Батталем в испанских катакомбах. По-плохому, вы убили бы адвоката, а потом она разделалась бы с вами.
      — Сварливая дама.


* * *


      Когда время перевалило за полночь, Чарли ушёл, гордо опираясь на трость.

      — Ну… вот мы и остались одни, да? — девушка откинулась на спинку, покачивая в пальцах бокал. Покрытые ссадинами, со сбитыми костяшками, они совсем не вязались с мягкой улыбкой Шейлы и густым загаром, который скорее подошёл бы девчонке из сёрферской тусовки.
      — Вроде того, — пробормотал Питер, разглядывая танцующие пары. — Знаешь, Шейла.
      — Только не скажи что-нибудь тупое, прошу тебя.
      Питер замялся, залившись краской.
      — Я… ну… короче, я хочу с тобой в горы.
      — О нет! Идиот!
      — В… в смысле? — сердце Питера рухнуло в пятки.
      — Это разобьёт всё, чего мы достигли, ты понимаешь? — с трудом сдерживая смех, процедила Альенде. — Парни терпеть не могут выглядеть криворукими неумехами.
      — Конечно, блин, я буду выглядеть глупо! — Питер развёл руками, чувствуя одновременно невероятное облегчение и совсем мальчишеский азарт. — Я альпинистов только в сказках видел.
      — И куда бы мы поехали?
      — Ну… наверное, надо начать с чего-то полегче…
      — Я не вынесу, если ты не будешь выглядеть совсем полным идиотом, учти, — Альенде строго взглянула на него.
      — О господи, когда мы перешли к связыванию и доминированию? — в ответ Босс закатил глаза.
      — Наверное, у тебя жалкая внешность, провоцирующая на преступления.

      Питер счастливо улыбнулся, сам не зная, чему именно:
      — Я хочу в Большой Каньон. На целую неделю. Понятия не имею, есть ли там горы, но хочу поехать туда на машине. Остановиться в каком-нибудь дешёвом мотеле и чувствовать себя пожилым парнем из Атланты, который выбрался поглазеть на реднеков.
      — Ты не ищешь простых путей, да?
      — Ну-у-у… — задумавшись, Питер внимательно рассматривал её лицо, и на щеках Альенде проступал точно такой же румянец.
      — Что? — спросила она.
      — Ну…
      — Да что «ну»?! — она несильно пнула парня под столом.
      — Если всё так сложно, у меня есть идея о вещах попроще.
      — Хм-м, — девушка сделала такой вид, будто Питер заговорил на персидском. — Нет.
      — Чего «нет»?!
      — Не прокатит, — Шейла задумчиво поставила бокал вверх ножкой. — Давай вспомним, что мы убили бога курения и секса. Мне не даёт покоя эта кошмарная мысль.
      — Это потеря, которая сопоставима с трагедией генерала Гранта в Оверлендской кампании. Теперь людям осталось рассчитывать только на себя, — поддакнул Питер.
      — Собирать урожаи.
      — Доить коров.
      — Заниматься охотой.
      — Стрелять из лука.
      — Изобретать телегу и… ты заразный с этим идиотизмом!
      — Я не заразный. Правда, — с убийственной мрачностью заявил Питер, но Альенде улыбалась всё веселее.
      — Выходит, человечество предоставлено само себе в этом вопросе, — заключила она. — Как ты думаешь, мы справимся?
      — Что, лично мы? — Питер с невинным видом сунул в угол губ свёрнутую сигарету, источавшую запах марихуаны.
      — Придурок, прямо здесь?! — несмотря на возмущение, Шейла смеялась и никак не могла остановиться.
      — А что? Кажется, первое пока работает.
      — Ты сумасшедший кретин! — девушка встала… и протянула руку.
      — Я знаю, — зацепив большие пальцы за пояс шорт, Босс улыбнулся. — Но на пару-то недель нас хватит? Хотя бы на десять минут?
      — На десять минут Большого каньона? — уточнила Альенде.
      Босс щёлкнул зажигалкой:
      — Можно подумать о более сложных вещах...

      Шейла фыркнула.
      — Лучше пойдём танцевать. Сложные вещи подождут.
      — Я не умею! — запротестовал Питер, беря её за руку.
      — Тем лучше.

      Рыбный ресторан на конце пирса Стирнс-Уорф сверкал как маленький бриллиант. Играла музыка, шумели разговоры, а двое молодых людей растворились среди танцующих пар, впервые за долгие годы отдаваясь наслаждению друг другом и всё теснее смыкая объятия. Прилив шумел в просветах меж досками, набегая на пляжи Санта-Барбары.

      — Как и тогда… — шептал Бениссио, которого Шейла вела сквозь огонь, крепко взяв за плечо.
      — Что?! — не оборачиваясь, крикнул Питер. — Что случилось тогда?!
      — Другое убэжище. Мьёртвые звэри. Коты, собаки. Символ cimitero, которое принадлежит Барону Самеди.

      Очередной огненный залп высветил стены, изуродованные десятками, сотнями кровавых символов: гробов, крестов, причудливых астрологических знаков и других кладбищенских веве.

      — А не дадите краткий отчёт?! — в глазах Питера над респиратором сверкала холодная решимость. Наконец-то бой, хоть и со стаями крыс, наконец-то лицо незримого противника! — Что дальше по списку?!

      Огонь, вырывающийся из распылителя, погас, но свет в коридоре не исчез. Догорающие крысы бежали прочь, но на кирпичах впереди играли отсветы яркого огня, а носа Питера коснулся сладковатый запах ладана и сандала: или других трав, опознать которые он был не в состоянии. Пытаясь вернуть самообладание, адвокат посмотрел на Босса поверх рукава и с усилием выговорил:
      — Мьёртвые люди…

      Перед бочкой застыла человеческая фигура, протянув сухие руки к пляшущему в ржавых объятиях огню. Соединив вместе колени и расставив стопы, худой как палка и скособоченный негр медленно повернул голову на шум голосов и вспышки. Он был одет в одну только футболку, которая мешком висела на худых плечах, оставляя бесстыдно нагими ягодицы и бёдра. Негр был брит налысо. Обнажив рот с крупными жёлтыми зубами в непонимающей и страшной улыбке, он начал разворачиваться.

      — Осторожнее! — крикнула Шейла.

      Не обернувшись, Босс шагал к греющемуся у костра человеку. И так же, не сбавляя шага, вскинул «Зиг-Зауэр» и выпустил пулю ему в грудь. Десять миллиметров. Сокрушительный кинетический кулак, который бьёт с силой десятерых Мохаммедов Али разом. Грохот выстрела покатился по катакомбам, а мертвец отлетел на бочку с костром, пытаясь удержаться хотя бы за что-то и елозя локтем среди раскалённых углей. Он шатался всё сильнее, и, в попытках устоять, слишком сильно опёрся на бочку. Не выдержав, та с лязгом повалилась, взметнув снопы искр и рассыпая горящие обломки древесины. Чернокожий труп рухнул посреди огней, всё ещё пытаясь встать, а Питер продолжал идти. Ближе и ближе. Жёлтые ботинки поедали пыль и кирпич в легкомысленной походке молодого убийцы.

      «Двадцать три».

      По лицу сгорающего заживо мертвеца тянулась сложная вязь татуировок. Сплошным кружевом они опутывали лоб и щёки, уши и шею, ныряли под растянутую майку, чтобы снова покрыть руки до локтей и ноги до самых стоп, оплетали живот и половые органы, соединяясь над вырванным пупком в уже виденный Питером символ креста, установленного над могильной плитой. В другой жизни этот человек мог бы стать шедевром татуажа. Позировать на выставках боди-арта, демонстрируя чьё-то невероятное искусство и терпение. В нитях из чернил и крови угадывались множественные завитки, нырявшие друг под друга как ленты кос, а гробы над сосками украшала сложная вязь латинских букв.

      «Двадцать два».

      Наступив «Тимберлендом» на горло агонизирующему зомби, Питер поднял пистолет и сделал выстрел точно в середину лба. Верх черепной коробки лопнул, плеснув на кирпичи тёмной жижей, похожей на однородно перемешанную смолу. Внутри голова человека была залита загустевшим древесным соком. Сухие руки и ноги прекратили дёргаться, и труп горел уже целиком. Питер убрал ботинок и переступил через новосозданный костёр.

      — Что встали?! Стреляйте во всё, что движется, если жить хотите.

      — А если ещчё точнее, — гнул своё Бениссио, — то сквоз нэё.
      — В смысле? Прострелил? Проколол? Сделал что? — надавил мистер Пиклз.
      — Просунул руки сквозь крышу машины ему в голову и сдавил мозг.
      — Я не понимаю. Как это возможно?
      — Я нэ специалист в метафизыке и нэ готов вам поведат тэорию. Но я хорошо наслышан о том культэ из семидэсятых и о том господыне, который обладал редкой и опасной способностъю. Это вед нэ то, чему можно выучиться за сорок лет, еженочьно практыкуясь пэред зеркалом. И это то, чем был славен Суббота.

      «Священной субботы...»

      Питер помотал головой. Он понимал, что нужно быть хотя бы последовательным, если не можешь быть умным. А последовательность событий обязывала его поверить в эту историю. Но сегодня доверие давалось Гончей как никогда трудно. Он привык, что вампиры — особенно их «недомерки» и недостановлённые выкормыши — обладают нечеловеческими силами, острым слухом и невероятной выносливостью. Но вряд ли чем-то ещё. Если подумать, мысленно Босс всегда пытался объяснить это через биологические термины, упорно цепляясь за ту картину мира, с которой садился в автобус «Грейхаунд» шесть лет назад. По-видимому, мистер Пиклз просто щадил его, не рассказывая о многом другом, что могут и умеют вампиры. Кто знает, сколько ещё неведомых Дисциплин таил покров Маскарада? Сколько правды крылось в хорватских легендах?

      Да что хорваты! Питер даже не представлял себе, сколько правды кроется в откровениях Бениссио. Наверное, ему стоило начинать верить, но пока юноша чувствовал себя щенком, брошенным в пруд и понятия не имеющим, как плавать. Он просто слушал, делая вид, что рассматривает катающихся скейтеров.

      — Понятно, — как-то тяжело и мрачно просипел мистер Пиклз, спустя некоторое время.
      — Я хотэл бы знать. Планируетэ ли вы что-нибудь с этим дэлат?
      — Если... всё так, как вы сказали... Можно подумать, что мистер Суббота внезапно воскрес. Через сорок лет. И стал мелко, но дерзко нам с вами вредить...
      — И тэм не мэнее. Я видэл, как он это дэлал. Никаких сомнэний.
      — При всём уважении, сомнения есть у меня. Какова цель этих убийств?
      — Напрымер, мест.
      — Месть?
      — Да.
      — Странный способ.
      — Возможно, хотэл стравит нас.
      — Тогда это не слишком надёжно.
      — Он толко начал. И ужэ угрожал Маскараду.
      — Да. И я всё ещё заинтересован в том, чтобы найти убийцу. Чем Питер и занимается.
      Адвокат вновь глянул на Питера. На сей раз бегло. Потом кивнул:
      — Конечно. И производыт впэчатлэние очэнь опытного и сообразитэльного чэловека. Но перэд тэм, как сообщчит своей Сэмье о личности убийцы, я сначала рэшил позвонит к вам, чтобы узнат, что вы намерэны дэлать с этой информацией?
      — Выходит, что я должен благодарить вас за неё.
      — Нэ стоит. Обмен любезностями впустую тратит врэмя.
      — Справедливо. Значит, «поблагодарить Клан Джованни за информацию» вычёркиваю из списка дел на сегодня, — сиплый тон мистера Пиклза изменился на... другой сиплый тон, ещё более серьёзный. — Хорошо, я выясню, насколько всё это может быть правдой. После — свяжусь с вашим Кланом. Это именно то, что вы хотели услышать, так?
      — Плюс-минус, — внезапно замялся адвокат. — Пока на этом договорымся.

      Питер хищно улыбнулся и подмигнул Альенде.
      — Что? — прошептала она. — Всё не так плохо?
      Босс кивнул. Последняя заминка окончательно подтвердила, что Бениссио захочет сыграть в свои ворота. Под лавровым венком не поместится двух консулов — это знал ещё Марк Гораций Пульвилл, когда основывал Римскую республику.

      — Бениссио, — ответил он.
      — И что сказал макаронник?
      — Полагаю, что он считает меня руководителем операции. По крайней мере, говорил со мной достаточно уважительно, сэр, — Питер чуть помедлил, стараясь вспомнить звучавшие в голосе адвоката интонации и его точные слова. — Он представился. Пригласил на чашку кофе в «Сад Сирен». Сообщил, что Чарльз и Шейла у них, что охрана может пропустить меня, если я назову его имя, а также проиграл короткий лингвистический диспут.
      — Чарльз или Шейла — ты их слышал?
      — Он дал пообщаться с коллегами. Кажется, с его стороны всё, сэр. А вот ДеФуэго...
      — Что ДеФуэго?
      — Он утверждает, что Джованни используют живых мертвецов, сэр. Я не знаю, насколько это противоречит Традициям, но это точно противоречит здравому смыслу. Если бы не его голос, я бы не поверил. Но тон моего коллеги звучал убедительно. Звучал так, будто он вот-вот умрёт от страха.
      — С мертвецами разберёмся потом, — хрипло отрезал Пиклз.
      — Тогда?.. — Босс вопросительно смолк.
      — Пока что всё звучит не настолько запущено, как могло быть. Езжай. Поговори. Узнай, что там случилось. Выясни максимум. В самом крайнем случае ссылайся на меня.

      Питер ожидал злости, упрёков, раздражения — чего угодно. Но мистер Пиклз не уставал удивлять его. Разумеется, нельзя сомневаться в компетентности человека, который удерживает свой пост несколько десятилетий: в среднем, значительно дольше, чем любой сотрудник в любой американской компании, которые поощряют мобильность кадров во всех четырёх измерениях. Но... по-видимому, старик-ковбой стоил ещё большего, чем знал о нём один из его самых живучих агентов. А это вселяло уверенность. Теперь молодой гуль не думал, что контроль над ситуацией ускользает из его рук. Хотя, возможно, ему следовало бы.

      — Понял, сэр. Если вы ещё рядом с мистером Росселини, попробуйте узнать у него, кто из известных ему противников Семьи интересовался креслом судьи и одновременно знал о вербовке Найджела Грегора. А потом сравните список с вашими недоброжелателями. Мне кажется, что мы уже близко.
      — Про вербовку Найджела он вообще ничего не слышал. Остальное я уже выяснил. Об этом потом. Сперва забери ребят, Питер. И максимум информации от Семьи.
      — Хорошо, сэр. Еду, — решительно кивнул Босс.

      Жёлтый ботинок судорожно утопил педаль в пол, и единственным, в чём проявились обуревавшие Питера чувства, стал рёв бензинового сердца под капотом. Набирая скорость, «Шкода» мчалась к океану.

      Гуль дождался, пока шаги стихнут в отдалении, и развалистой походкой гангстера двинулся по уже известному маршруту. Закинув ярко-красный баллон на плечо, Питер по-свойски заглянул в ту самую дверь, за которой водитель скрылся несколько минут назад. Законы формальной логики продолжали работать даже в Калифорнии, и в кабинете, куда заходили отчитываться после рабочего дня, оказались стол, несколько стульев, неработающий кондиционер под потолком и два компьютера, за одним из которых скрючился интеллигентного вида сморчок. Весь набор, чтобы почувствовать себя винтиком в бесчеловечной теории транспортных систем. Наверное, бедняги ставили галочки в каком-нибудь листке учёта или продвинутой CRM-системе, заполняли рабочие часы и получали тарифицированное по часам жалование. В конце концов, кому-то ведь нужно обслуживать «фабрику грёз»?

      — Здравствуйте, — с широкой ухмылкой поздоровался Босс, похлопав огнетушитель по железному боку. — Вы не подскажете, где могу взглянуть на путевые листы наших машин? Мне бы за тот год.

      Натянутая на лицо повязка, сдвинутая на глаза кепка, спортивные штаны и тёмная куртка выдавали в нём кого угодно, кроме послушного сотрудника, но Питер рассчитывал на эффект неожиданности. «Ботаник» за офисным креслом едва заметно дёрнулся, повернув к гостю большие квадратные очки, а Питер быстро окинул комнату взглядом. Убедившись, что они одни, он целиком сосредоточился на глазах очкарика. Какая-то нейролингвистическая статья, которую полупьяный Питер читал в шезлонге пляжного бара, учила, что собеседник, которому задали вопрос, требующий указания на известное ему место или объект, просто обязан посмотреть в нужную сторону. И вот, неторопливо и смело приближаясь к ошарашенному клерку, Питер внимательно смотрел ему в глаза. Он не верил в существование секретных кнопок за каждым офисным столом, но если в спагетти-вестернах револьверы стреляли двадцать раз, кто знает, что может случиться в спагетти-офисе? Следовало воспользоваться теснотой «Административного сектора» и подавить одним присутствием всякие попытки сопротивления. Ты сидишь, а парень в маске стоит над тобой, покачивая огнетушителем. Даже если ты бесстрашен как Мохаммед Али, твои нервы вздрогнут в инстинктивном предчувствии беды.

      Однако невербальное кун-фу дало сбой. Человек за компьютером очень быстро справился с удивлением и так же медленно оглядел Питера с ног до огнетушителя, а потом с огнетушителя до головы. Не то чтобы пожарный инструмент Босса вызвал у него испуг, скорее это было недоумением. Посмотрев Питеру в глаза поверх очков, мужичок с ноткой сочувствия и усталости в голосе спросил, случайно процитировав реплику одного из персонажей известного фильма Гая Ричи. Если бы персонажи Гая Ричи разговаривали с лёгким итальянским акцентом, конечно.

      — Вы знаете, кому принадлежит эта контора?
      — Кому? — спросил Питер с явной насмешкой.

      Руки офисного работника, зависшие над клавиатурой, плавно легли на стол. Сцепив пальцы, он целиком развернулся в кресле к Боссу, и теперь пришла очередь Питера чувствовать себя неуверенно. Очкарик вёл себя совершенно не так, как полагается перепуганной офисной крысе. Огнетушитель на вспотевшем плече вздрогнул, будто предлагая хозяину свои услуги...

      Теперь Питер взвешивал, следует ли бросать «Доброму Харону» открытый вызов, если исходить из конструктивных побуждений. И, если да, какие плоды принесёт лобовая атака. С одной стороны, найдя и изучив транспортные листы, он выяснил бы, куда перевезли отца Найджела. Фактически, эта информация могла поставить точку в долгих размышлениях на тему предал их Найджел перед смертью или нет. С другой, это означало тревогу в стане Джованни. С третьей, такой шаг играл на руку тем, кто организовал убийство Линдерса. С четвёртой, неосторожная гибель Питера нанесла бы урон интересам мистера Пиклза. С пятой, шансы найти стройную и аккуратную электронную ведомость в похоронном бюро гуль оценивал как средние. Очень средние. Критически средние.

      Возле Клифф-драйв, с которой океан просматривался до самого горизонта во всём великолепии, Босс решил, что обвинить мистера Пиклза в акте немотивированной агрессии по отношению к Клану Джованни достаточно трудно: в ответ тот предоставит записи из дома на Кэмпхор-плейс, а знатоки Традиций и Дисциплин скажут своё слово. Не было сомнений, что ни один и не два толкователя указали бы на искусство венецианских некромантов. Следовательно, политическое оправдание такому шагу могло бы найтись. Кроме того, сейчас Гончие держали под наблюдением все ключевые точки Клана: особняк, юридическую контору Бениссио и квартиру на Гарден-стрит. Тревога в «Хароне» могла бы стать неплохой пробой сил, поскольку тогда Питер узнал бы, как быстро и в каких масштабах Джованни отреагируют на опасность.

      Итого: основания для силовых действий имелись, но оставалось неясно, как именно двигаться дальше — ведь Питер не знал точно, что он может и должен найти. Сейчас Босс играл вслепую, не зная собственный второй шаг. В мире тонкой политики такая неосмотрительность губит быстрее, чем язва желудка.

      В конце концов Питер обратился к другим мыслителям прошлого. Вместо мудрого Миямото его советником стал пират Эдвард Тич по прозвищу Чёрная Борода. Создавая образ кровожадного гиганта с пылающими в волосах фитилями, Тич говорил: «Любезность покоряет трусов и овец. Но стань дьяволом, и тогда ты увидишь, как содрогнутся храбрые сердца».

      «Пусть сегодня», — решился двадцатилетний гуль, проезжая мимо рекламы клубничного суфле, — «Камарилья станет дьяволом. Пусть посчитают, что алчность мистера Пиклза давно уничтожила остатки его рассудка. И пусть сами делают второй шаг».

      Продавец нашёлся там же, где Питер его оставил. Откинувшись на пластиковом стуле и возложив ноги на старый табурет, он что-то читал с китайского смартфона, периодически перелистывая большим пальцем. Кажется, японскую мангу. Питера он заметил не сразу, даже несмотря на раздражающе звякнувшие колокольчики, которые Босс задел головой.

      — Оу, это снова ты!
      Сэм быстро вернулся за стойку.
      — Это я, — признался Питер и по-свойски ухмыльнулся. — Болтал с твоим славным дядей, и оказалось, что я могу знать придурка, с которым вы подрались тут пару месяцев назад. Есть желание, чтобы я напинал ему по наглой роже?

      Из почтительного соседа, который восхищался мужеством старика-ветерана, он на ходу перевоплотился в живого и азартного до драки парня, которые живут в каждом большом городе.

      — М-м... — Сэм, похоже, не сразу понял, о чём речь. Впрочем, секунд через пять до него дошло. — А. Ты о том отчаянном бездомном?
      — Ага, — Босс кивнул. — Слышал, ты застал его у какой-то могилы.
      — Ну… могилы не могилы, но не знаю, чего он хотел. Я видел его от силы пару раз, гонял с кладбища. Знаешь, бывает, что залезают всякие.
      — Это точно. Америка — опасная страна.
      — Америка тут ни при чём. У мест смерти есть своя энергетика, которая приманивает заблудшие души.
      — Правда, что ли? — Питер рассматривал готовые букетики, дешёвые молитвенники и даже открытки с надписями о вечной любви, которыми были набиты проволочные корзины у стен.
      — Ну, не очень сильная. Не такая, как у мыса Канаверал, откуда человек пытается познать Вселенскую Тьму.
      — То есть, обычно ты можешь ударить кого-нибудь бейсбольной битой, чтобы победить злую энергетику?

      — Да, сэнсэй! — внезапно воскликнул Чарли.

      В его списке любимых вещей нравоучения стояли сразу после малолетних дебилов, чернокожих с азиатами, террористов-смертников и президента Обамы. Тем не менее, тучи рассеялись на его смуглом и чрезвычайно массивном лбу, и Чарли снова бахвалился:

      — При всём моём к тебе уважении, тогда с вами не было меня.
      — Потому что ты крут? — подбодрил Питер.
      — Я говорил, что у меня брат много лет работал в отряде спецтактик и вооружений? — небрежно ощерился ДеФуэго. — Можешь мне поверить, кое-чему я у него научился, иначе не дожил бы до этого разговора.
      — Братья — полезное дерьмо, — рассмеялся юноша, понятия не имея, врёт Чарли им, себе, или другой и явно более успешный ДеФуэго действительно катается по Лос-Анджелесу на чёрном танке.
      — Ещё какое! Но я про обращение с пушками. Так что будь другом: достань мне хороший дробарь! — воскликнул Чарли, а потом спокойно договорил: — И я покажу тебе, как с ним можно обращаться.

      Шейла слабо кивнула. По виду девушки чувствовалось, как сильно её потрясла история о гараже и романтической смерти, и как сильно она тронута финалом монолога. В очередной раз Питер с сожалением рисовал в голове, как хлопковая блуза падает с худощавого тела, оставляя её обнажённой, а его ладонь тянет вызывающе короткие шорты с бёдер Альенде — и вниз, вниз, всё ниже по загорелым ногам…

      Вместо этого Питер расплылся в наставнической улыбке:
      — Вот и отлично.

      Теперь на лицах Чарли и Шейли сиял потерянный было энтузиазм. Босс понимал, что ими играли как пешками в сложной партии, когда на доске совершенно внезапно оказалось больше одной королевы. Теперь их трое: ровно двадцать пять процентов личного состава оказалось вне игры раньше, чем кто-либо понял, что игра началась. Теперь, пока мистер Пиклз не решит иначе, им придётся действовать вне привычного квартета. Сам по себе этот факт не огорчал Босса, который предпочитал работать один. На самом деле, каждая Гончая умела играть в одни руки. Сбор стаи всегда означал нечто экстраординарное — например, как сейчас, когда они пытались скоординировать ответный удар. Однако Босс боялся, что ребята примут поражение и не смогут приготовиться к перспективе встречи с настоящим, полноправным и Обращённым по всем правилам ритуала вампиром.

      Скорее всего, с прошлой командой так бы и произошло. В очередной раз Питер удивлялся мудрости Хозяина, который вовремя разглядел ошибку в системной психологии своих людей и, однажды обжёгшись, её устранил.

      — Знаете, почему в новой команде оказались бездельник, альпинистка и патрульный коп с синдромом неповиновения вместо твоего брата и громил из Южного Централа?

      — Ну давай, спиздани чё-нить такое, — повеселел ДеФуэго.
      — Вот! Вот именно! — Питер ткнул в него окурком. — Никто понятия не имеет, чего от вас ждать. Что, альпинистка полезет на стену? Или вот я, открывая новости по утрам, всегда боюсь узнать, как Чарли застрелил соседскую собаку, чтобы унять разыгравшуюся подагру. Вы... мы все такие разные, что нас не поместить в одну коробку. А прошлая группа была отрядом профессионалов. Ей руководили прямо и просто, как у военных, и закончила она тоже как у военных. Короче, теперь работает сценарий талантливого любителя.

      Чарли и Шейла в очередной раз переглянулись, не зная, на какой эмоции остановиться. Девушка недоуменно вскинула брови, бывший коп — наоборот, нахмурился.
      — Я, между прочим, не только по стенам умею лазить, — обиженно заметила альпинистка.
      — Когда это я стрелял собак?! — одновременно с ней возмутился ДеФуэго.

      «Занавес, мать твою», — Босс воткнул наконец-то убитый окурок в пепельницу и подумал, что иногда немного коробочного мышления не повредило бы.

      Изображение вздрагивало, сохраняя статичность, но в то же время неуловимо меняясь. В какой-то момент часть двора осветилась синим: взглянув на время, Босс предположил, что это включился телевизор в кабинете Линдерса. Отсветы из верхнего окна превратили серый и синий в серебристо-чёрные силуэты и выделили из темноты пышную листву кустов. Острова пикселей ползли среди неё там, где ночной камере не хватало разрешения, чтобы взять детали. Питер видел, как крючковатые, некрасивые градиенты наслаиваются друг на друга, означая качание ветвей и неторопливое путешествие теней по часовой стрелке. Но в какой-то момент его глаза, привыкнув к медленному темпу прокрутки, начали замечать статичность среди круговорота пятен.

      Чёрное дерево почти не колебалось — оно и понятно, ведь ствол низкой сосны был слишком крепким, чтобы качаться на ветру. Менялись отсветы телевизора, когда на экране кабинета лицо Найджела чередовалось с полосами серой ряби. Босса до сих пор дёргало воспоминание об этом кошмаре. Чарли продолжал двигать плёнку вперёд. Деревья, край беседки, общая масса кустарника...

      Кустарника...

      Кустарника...

      В медленном вареве, где кружились синий и чёрный, один куст оставался неподвижным. Он не качался, не смещался туда-обратно на доли дюйма, и казался не расширяющимся от земли кверху, а словно бы ровным. «Нет-нет!» — осенило парня. — «С кустом всё в порядке!» Это тень, которую отбрасывало растение в свете телевизора, получалась немного кривой. Она была похожа на голову и плечо человека, стоящего за кустами, чей силуэт высветился и упал на траву среди нижних ветвей.

      — Я не... — Питер затушил папиросу о стену и замахал ладонью, прогоняя дым. К нему вернулась скорость речи и порывистые, быстрые движения. — Это? Перед кустом?
      — Теперь понял, почему ты должен мне визит к окулисту? — сварливо бросил Чарли, не скрывая торжества.

      Он пустил ролик идти своим чередом. Полоса света из окна заплясала чуть быстрее, а потом приняла ровный тёмно-голубой отблеск. Когда Линдерс выбежал из кабинета, вспомнил Босс, телевизор довольно быстро перестал сбоить. Вскоре и тень, похожая на голову, исчезла. ДеФуэго снова остановил плёнку и по кадрам показал её исчезновение: как будто человек просто отошёл глубже за кустарники, чтобы выйти из поля зрения камеры. И когда тень шевельнулась, стало окончательно ясно, что она движется не синхронно с порывами ветра.

      — Охренеть... это же голова!
      — Динь-динь-динь! — изобразил Чарли звон колокольчика. — Бинго, compinche! Сто очков за наблюдательность!
      — Блин... — Питер вздохнул одновременно с облегчением из-за того, что его теория оказалась состоятельна и без подвала, и недоумением. — Как ты вообще его разглядел?
      — Я помнил, где кончаются следы, которые ты нашёл. И просто пялился в одну точку, потому что бурбону было всё равно, в чьей компании мы пьём.
      — Рад за вас. Но что он там делал? Я не вижу ни света экрана, ничего...
      — Какого экрана? — не поняла Шейла.
      — Ну, мне казалось, что если он что-то делал с техникой Линдерса, он ведь не за ниточки дёргал...
      Шейла задумалась:
      — Поправь меня, если я не права, но яркость телефона же убирается, так? И, насколько я понимаю, окно вон там, да? — она, как сумела, попыталась указать, где должно было быть окно кабинета.
      — Да. На втором этаже, на углу.
      — И оттуда падал свет телевизора.
      — Да, так, — нетерпеливо подстегнул Босс.
      — А это — кусты, но кончаются они вон там — примерно под самым углом, — она вновь указала за экран ноутбука. — А значит, если человек стоит за ними и управляет с телефона, то... понятно, что мы ничего не увидим, разве нет?
      — Нет! — помотал головой Питер. — Экран ведь должен светиться, хоть немного.
      — Тут вон как из окна телевизор палит, — заметил Чарли, вернув кадр туда, где двор освещало голубое зарево. — Может, перекрыло?
      — Стойте, а если он стоял спиной к дому? — предположила Шейла. — И работал, низко наклонившись?
      — И какая разница? — продолжал не понимать Босс.
      — Тогда станет понятно, почему мы заметили тень. Его голова осталась слегка подсвечена по контуру. Слишком слабо, чтобы камера могла отличить серый от чёрного, но подсвечена.
      — Логично, — подумав, согласился Питер. — Но тогда как он снял оборудование с электрощита?
      Шейла равнодушно пожала плечами.
      — Нам ведь важно, что кто-то был у него в принципе, разве нет?
      Босс упрямо сжал зубы, и Шейла принялась угадывать дальше.
      — Ты серьёзно собираешься раскрывать все его фокусы? Что, если видео смонтировано заранее?
      — Какое? Это?
      — Да не это, даже до меня дошло! — хрипло засмеялся Чарли. — А то, что на других камерах. В прихожей, например.
      — Это ведь возможно? — подхватила девушка.
      — Всё возможно, даже похищение инопланетянами, — буркнул Питер. — Но мне не нравится, когда ключевые обстоятельства дела неясны.
      — Слушай, у меня нет запасных глаз, чтобы искать этого урода ещё где-то, — отрезал Чарли. — Может быть, камеры в доме стояли на повторе. Или...
      — Ладно. Ладно, хорошо. Спасибо, Чарли.
      — За что это? — удивился такой покладистости Чарльз.
      — Если бы не твоя инициатива, я бы решил, что я ошибся. Мы многое не понимаем, но ты молодец.
      — Разберёмся, — уверенно и твёрдо заявил Чарли. — Либо сначала поймаем ублюдка, а потом уже разберёмся. По крайней мере, уже ясно, что мы не идиоты.

      ДеФуэго захлопнул ноутбук, а Питер хотел бы надеяться, что в последних словах есть толика правды.

      «На это мог быть расчёт. Что и требовалось показать, сэр», подумал Питер, но вслух ничего говорить не стал: Хозяин понимал сам. Хозяин всегда понимал больше, чем кто-либо из них, ведь из-под широких бровей на Питера смотрела вечность. Сколько бы ни присматривался Босс, он ни разу не увидел, чтобы ноздри мистера Пиклза раздувались, а если тот не двигался сознательно, то хранил настолько полную неподвижность, что его можно бы было принять за камень. Скрытый тонкой эмалью человечности, перед Боссом сидел некто иной, возвышенный и вознесённый смертью, через которую смог переступить.

      Порождение Крови.
      Мертвец с каменным сердцем.
      Но мистеру Пиклзу всё ещё было интересно играть с жизнью в её игру.

      Босс деликатно принял благодарность:
      — Я понимаю, сэр. Мы можем вернуться к этой дискуссии, если другие версии не подтвердятся. Скажите, пожалуйста, удалось ли взглянуть на данные видеорегистрации, недвижимость Грегоров или мнение о нём специалиста из ФБР?
      — Утром. Чтобы собрать данные с видеокамеры, требуется время. Недвижимость найдёшь в почтовом ящике, — лаконично подвёл итог мистер Пиклз. Закуривая, он опустил шарф до подбородка, и Питер увидел несколько уродливых шрамов, пересекающих верхнюю губу. Он поспешно отвёл взгляд, думая, что стал свидетелем чего-то очень личного и деликатного, но не мог отделаться от мысли, что такие шрамы оставляют длинные острые когти.

      Впервые за много лет Питер подумал: а что, если в глубоком прошлом мистер Пиклз сам был таким же, как они? Служил, выполняя задания куратора и высокородных фамилий, до тех пор, пока не заслужил право на безусловную вечность и собственный голос в сонме шепчущих пифий.

      — Благодарю, сэр, — в третий раз за вечер поблагодарил Питер и поднял из-под стола лёгкую сумку. Судя по весу, мистер Пиклз дал ему не связь с экспертом, а сразу его ноутбук. Или четырёх замороженных куриц, спрессованных виброплитой. — Если это не секрет, можно узнать, где жил тот Собрат, за которым следил Найджел?
      — Особняк «Сад Сирен». Это резиденция Семьи. Синьор Джованни появляется там часто. Ещё он снимает квартиру.
      Питер с едва скрываемым восторгом слушал, как окутанный клубами дыма старик выражается будто мафиозо из фильмов Скорсезе. Казалось, вот-вот тревожно зазвучит скрипка, а адрес, написанный на обороте трамвайного билета, приведёт его к подпольному складу бурбона. Но адрес, который назвал мистер Пиклз, находился в центре города, прямо напротив градостроительного департамента.
      — Гарден-стрит, номер 619, трёхэтажные дома во дворе. Называется «Сион-Апартментс». Если надумаешь проникнуть без приглашения…
      — Разумеется нет. Я не буду беспокоить его без вашего ведома!
      — … то на свой страх и риск.
      «Даже так? Похоже, у вас не самые тёплые отношения», — подумалось Питеру.
      Гуль ожидал прямого запрета. Принятый обычай гласил, что свои дела Родословная решает сама, а слуги — в конце концов, просто собственность. Разве пристало пажам учить рыцарей жить? Видимо, у мистера Пиклза либо имелось большое доверие к Питеру, либо он не держал упомянутого синьора Джованни за равного. Итак, в качестве альтернатив телефонным номерам, поискам загадочного британского джипа и рыжего мертвеца появились «Сад Сирен» и квартира на Гарден-стрит. Встреча с мистером Пиклзом вышла продуктивной.
      — Босс понял босса, — Питер шутливо приложил два пальца к несуществующему кепи. — Спасибо, сэр. Удачного вечера.

      Ожидаемо не дождавшись ответа, Босс мысленно пожелал боссу не простудиться и зашагал через людную террасу обратно. К тому времени близнецы за соседним столом клевали носами, а девочка продолжала уплетать карамельные бананы один за другим. Питер надеялся, что это поможет ей вырасти хорошим человеком.

      Уже в «Шкоде» Питер открыл сумку и нашёл не замороженных куриц, а дешёвый ноутбук «Делл» с виртуальной копией машины Найджела. Прямо на рабочем столе маячили два ярлыка: Gregor_note и Gregor_phone. Питер улыбнулся. В своих привычках эксперт мистера Пиклза недалеко ушёл от старомодной шляпы Хозяина, раз заменял пробелы нижним подчёркиванием, а компьютеры даже в наименованиях делил на стационарные и ноутбуки. Босс назвал бы файл просто PC. Впрочем, именно поэтому экспертом был не он.

      Сначала Питер запустил виртуальный эмулятор «андроида», с интересом пощёлкав мышкой по нарисованной в натуральную величину модельке телефона. Не тратя времени, он выбрал меню «Контакты» и стал считать звонки за конец ноября и декабрь.

      Журнал исходящих звонков на телефоне Найджела Грегора начал терять нормальный вид где-то с двадцать второго декабря. До этого владелец оживлённо общался с родителями, братом, девушкой, службой доставки пиццы и по разным другим поводам — Питер нашёл звонки на номера Шейлы, себя, Чарли или мистера Пиклза. С двадцать второго по двадцать третье висела пауза, которая не прерывалась ни одним исходящим звонком. Ровно в Рождество Грегор позвонил матери, и разговор между ними занял 8 минут 29 секунд. 26-го — звонок Лизе, длительность 0:00. 28-го — звонок некоему Джеймсу Б. из контактов. Питер покачал головой, будто наяву наблюдая, как угас обычный ритм жизни Найджела. Он перестал звонить, перестал брать трубку, и лишь изредка его рука тянулась к самым дорогим для него людям на Земле.

      Питер заглянул в «пропущенные», найдя длинные списки непринятых вызовов и тяжёлые, пустые гудки вместо живых слов. В декабре Найджелу звонили очень часто. Чуть реже, но почти каждые два дня — в январе. Совсем немного — в марте. Чаще всего звонили мать и сам Питер, затем были Пиклз и неизвестные номера. Больше всего звонков Питер насчитал с телефонов мамы и младшего брата Найджела, причём первая дольше всех пыталась дозвониться до сына. Во многих неизвестных номерах Питер подозревал полицейских агентов, старавшихся триангулировать положение телефона. Потом, когда смартфон Найджела нашли, полиция бросила это занятие.

      Внезапно Босс обратил внимание на то, что Найджел почти не звонил отцу. Вспомнив фотографию в трейлере, парень предположил, что Грегор-старший не жил со своей семьёй. Зачем бы тогда Найджел соединялся с ним в ночь на двадцать первое декабря? Звонок был входящим и продолжался четырнадцать минут три секунды.

       «Это слишком долго для обмена вежливыми поздравлениями. Да и на песенку в Сочельник не тянет…»

      Питер так углубился в телефонную книгу Найджела, что не заметил, как его собственный телефон раз за разом начинал светиться на соседнем кресле. Только бросив на него случайный взгляд, Босс заметил, что ему четыре раза за последние пятнадцать минут звонил Чарли. Будь это нуарный роман, скрипучий голос автора подбирал бы сейчас острую метафору: «разрывался как… как… раненая лань? Пьяная проститутка? Дробеструйная машина для очистки металлических листов?»

       «Твою мать!»
      Парень поспешно запустил обратный звонок и включил громкую связь.
      — Ёптвою, амиго! Ты там живой вообще?! — разлетелся по салону искажённый оцифровкой беспокойный голос Чарли.
      — Господи, Чарли, за тобой что, гонится Ку-Клукс-Клан? Я говорил с шефом!
      — Шеф сказал, ты полчаса назад от него ушёл, б...!
      — От силы двадцать ми…
      — Слушай, это просто пиздец! — затараторил ДеФуэго. — Ща скину адрес, бери ноги в колёса и подваливай. Прямо сейчас. Судья мёртв.
      — Какой судья? — как заторможенный переспросил Питер, но его руки уже сбрасывали ноутбук с коленей и поворачивали ключ в зажигании.
      — Ну, н-не судья, исполнитель этот, Линдерс. Бегом!
      — Это же парень, который... — ахнул Босс, передвинув рычаг КПП на режим езды. — Улицу!

      Китайский мессенджер, которым они пользовались для обмена чувствительной ко времени и посторонним ушам информацией, пискнул и выдал длинную путанную ссылку на карты «Гугл». Питер закрепил смартфон в подставке над решёточками кондиционера, включил фары и сорвал машину с места. Улицы вечерней Санта-Барбары враз перестали казаться ему умиротворёнными и тихими.

      Адрес, переданный Чарли, находился в районе Монтесито, который многими считался за маленький самостоятельный городок. Питер иногда бывал там, когда проезжал в сторону Лос-Анджелеса, но знал о Монтесито только то, что на побережье в его черте расположена едва ли не самая дорогая провинциальная недвижимость в Калифорнии. На десяти квадратных милях проживало девять тысяч человек со средним доходом в шестьдесят три тысячи долларов в год. Но всё, что визуально помнил Питер — это аккуратные зелёные аллеи и светленькие крыши коттеджей, где просто не могло произойти ничего ужасного.

      Последняя мысль вызвала у него нервную улыбку. Вот и нуарный роман.

      К цели вели два пути. Проще всего было свернуть на восточную Анапаму-стрит и помчаться в Монтесито по самой короткой дороге, и «Гугл» предлагал именно этот маршрут, однако навигатор подсказывал Боссу, что такая дорога представляет собой лесенку из бесконечных поворотов и перекрёстков. Вторым вариантом стал крюк через Арреллага-стрит, который вывел бы Питера на Сто первое шоссе.

       «Решай. Быстрее».

      Песочный ботинок вдавил педаль газа до предела, и кофейный седан рванулся по широкой Стейт-стрит, поедая шинами гладкий чёрный асфальт. Питер вспомнил тряскую дорогу к дому Грегора в Сан-Роке и убедился, что сделал правильный выбор. Лучше ехать по широкой автомагистрали, превысив скорость, чем карабкаться среди узких переулков Старого города.

      Впереди полыхнули красные огни светофоров. Пальцы Босса барабанили по рулю, дёргаясь от похожих на электрические разряды размышлений: тормозить или нет. Питер решил, что не стоит. И действительно — когда «Шкода» вырвалась на перекрёсток, светофоры переключились на зелёный.

      Через ещё один квартал Питер вывернул на гулкую ленту шоссе. Автомобиль полетел в ночь, провожаемый ровной чередой фонарей вдоль бетонных ограждений. Обгоняя ночных дальнобойщиков и поздних водителей, Босс по широкой дуге заходил над зеленью Монтесито, следуя параллельно невидимому за деревьями и домами океану. Мимо промелькнули тёмные решётки зоопарка Санта-Барбары, отделённые от проезжей части железнодорожной колеёй, а вскоре они сменились неподвижной водой в озере Кларка Бёрда. Взяв вправо и преодолев многополосную развязку, где сразу несколько широких магистралей сплетались в одну, Питер съехал со Сто первого и погрузился в паутину летних аллей.

      Здесь скорость и спешка потеряли смысл: он скорее бы врезался в одну из припаркованных вдоль тротуаров машин, чем выиграл лишнюю минуту. Поэтому на длинную аллею, что оканчивалась тупиком и белоснежным одноэтажным домом с аккуратным садом и автомобильным гаражом, Питер вывернул почти спокойно — как припозднившийся семьянин, возвращающийся с работы. Тяжёлая «Шкода» мягко ворчала двигателем, а в установившейся тишине шины тихонько шуршали по асфальту. Напрягая глаза, Питер высматривал в спокойной темноте американского пригорода «Хонду» Чарли.

      Последние несколько лет Питер Босс снимал однокомнатные апартаменты на Сан-Андрес-стрит c номером почти как у Стивена Кинга — 1411. Он платил за убогую спальню, кухонную будку и ванную комнату с крошечным слуховым окошком над зеркалом почти четыреста долларов в месяц, получая скидку за то, что не закатывал громкие оргии и одну неделю выгуливал по вечерам омерзительную, но хотя бы спокойную хозяйскую крысу. На самом деле крыса называлась собакой, но Питер не понимал, как можно принимать за пса нечто меньшее, чем ботинок. Разумеется, его карман не прохудился бы от полной ставки. Для страны, где за пятьдесят долларов ты можешь купить импортную гарнитуру с технологией «блютус», три картриджа для принтера или сводить девчонку в кино, нет большой разницы, отдавать ли хозяйке на одну зелёную бумажку больше. Положив руку на сердце, Питер признавался себе, что успел привязаться к этой наивной игре в добрых соседей. Без неловких любезностей стареющей гаитянки, приставленной управляющим агентством надзирать за порядком в бараке с маленькой автомобильной парковкой, ему стало бы чуть более одиноко. Иногда Питеру хотелось быть ярким и обаятельным, а иногда — хрустеть самодельным хозяйским печеньем, краснеть от жалких похвал и водить на поводке терьера по кличке Зорро. Почему бы и нет?

      К комнатам Питера прямо с улицы вела лестница, поднимаясь на опоясывающую двухэтажное здание галерею с множеством одинаковых комнат. Третья из череды синих дверей принадлежала ему. По утрам Питер иногда выходил на узкие деревянные сходни, опирался на перила, покрашенные живущим по соседству плотником, курил и смотрел на сонные машины, ползущие по Сан-Андрес. В сущности, Питер мог бы разместиться за эту сумму с большим комфортом, но почти все альтернативы предполагали поиск соседа: одиноких вдов, сдающих комнаты в квартирах за полтора миллиона долларов, но зато с видом на море, профессиональных риелторов или скучающую студенческую братию, вскладчину снимавшую коттеджи прямо над прибрежными скалами. Всё это казалось интересным и даже весёлым, однако Питер не смог бы придумать причину, по которой неприметный бездельник, подрабатывающий инструктором по плаванию, в некоторые ночи без объяснений садится в машину и куда-то уезжает. В лучшем случае, его бы загрызли вопросами: Питер хорошо знал, как дружелюбие переходит в привязанность, а привязанность в любопытство — особенно в городе, где тридцать процентов жителей не достигли совершеннолетия, о чём он знал благодаря статистике Бюро переписи населения.

      А в худшем… в худшем, кто-нибудь просто позвонил бы в полицию. «Кажется, мой сосед — не совсем обычный…» Питер всегда вздрагивал от таких мыслей: было бы жутко глупо попасться, если бы его приняли за обычного торговца наркотиками. С другой стороны, после того, как Чарли уволили из полиции и выпустили из тюрьмы, он отлично устроился именно так и совершенно не смущался.

      Но Питеру больше нравилось плавать. Просыпаясь около девяти, Босс надевал спортивные шорты и быстрым бегом отправлялся на запад, следуя параллельно невидимой среди густых пальм и зарослей El Camino Real: так исторически называлась часть 101-ого шоссе, проходящая через Санта-Барбару. У Мишен-стрит бегун поворачивал к северо-востоку, и так, переходя с шага на лёгкую рысь, проделывал остаток пути. В прохладе авторского фитнес-центра Джил Дейли сочетались плавательный зал, комнаты для пилатеса и какая-то сложная фруктовая диета, в которой Питер не пытался разобраться. Здоровый отдых и какой-никакой спортивный режим слегка помогали компенсировать то, чем Питер занимался остальную часть долгих калифорнийских дней. Он не качался, не проходил курсы молодого бойца. За его спиной даже не было службы в полиции или детства в уличной банде. Питер и стрелять-то выучился, впервые записавшись в тир по настоянию своего пожилого работодателя. С другой стороны, потягивая пиво напротив Чарли или случайных приятелей, Питер переставал так уж снисходительно думать о построенном режиме жизни. Кто-то кашлял, кто-то достигал открытую площадку для барбекю с одышкой, кто-то не умел трахаться дольше двадцати минут. «Неужели, — казалось порой Питеру, когда он лежал без сна, тяжело вдыхая марихуану, и пялился в потолок с дождевыми потёками — я в чём-то особенный? Хотя бы в генетической лотерее мне выпал нужный билет?» Хотелось бы верить! Возможно, эта вера и помогла ему в здравии преодолеть шесть лет с тех пор, как он уехал из Пенсильвании покорять солнечный западный штат. Другие оказались не такими счастливыми. На этом моменте Питер скорее засасывал папиросу и отправлялся в одном из двух направлений: или в какой-нибудь чат, или врубаться в какую-нибудь научную херню. На трезвую голову она не давалась.

      Квартал, где жил Питер, назывался Вестсайд и тянулся практически через весь город. Он проходил от современной северо-западной части, которая превращалась в царство автодорожных развязок, потрясающих парков, дорогих вилл и кампусов Калифорнийского университета, на юго-восток, по направлению на Лос-Анджелес, мимо старого испанского центра. Здесь улочки становились узкими, а пальмы и акации густо нависали над вымощенными плиткой аккуратными тротуарами. Загорелые девушки в коротких шортах уступали место средних лет американкам из страховых фирм или неопрятным латинским матронам, а среди мужчин всё чаще встречались нелепые усы. Но в окружении одноэтажных персиковых вилл и колониальных асьенд находились и спокойные кафе, где Босс коротал вечерние часы на непонятно откуда взявшиеся деньги. Одно такое, например, существовало почти напротив комнаты Питера. В удачном расположении проявлялось второе преимущество, ради которого Питер отдавал четыреста баксов за конуру в стиле Среднего Запада: поблизости имелось сразу всё. Прачечная, работавшая в режиме самообслуживания, вниз по улице. Алкогольный супермаркет стена в стену с соседним корпусом его же дома. Пекарня с другой стороны. Дайнер с бесплатным кофе напротив. Небольшой сквер для пробежек на соседней улице. Автобусная остановка до центра. Что угодно. Кроме того, поросшие жёстким курчавым лесом холмы Альта-Меса защищали эту оконечность города от вездесущего океанского ветра. И Питера это целиком устраивало.


      * * *


      Куда меньше ему нравилось смотреть на смертные казни. Но, в конце концов, мы не всегда хозяева своей жизни, верно?

      Зал федеральной исправительной колонии в городе Ломпок был выстужен так сильно, что кондиционированный воздух грозил сломать зубы. Когда Босс вошёл сюда после часа езды под десятичасовым солнцем, ему показалось, что его вот-вот хватит инфаркт от резкого перепада температур. Вспотевшая спина едва не покрылась инеем, а когда толстый охранник, стараясь не обращать внимания на присутствие гражданских лиц, с грохотом повел в сторону дверь, Питера ударила крупная дрожь. Чарльз ДеФуэго ободряюще улыбнулся ему, не особенно скрывая удовольствия, и Питер кое-как покривил губы в ответ. Они впятером двинулись по длинному узкому коридору, где никто даже не потрудился оштукатурить газобетонные блоки. ДеФуэго в изрядно мятой твидовой паре и рубашке в мелкую клетку, Питер в глупо выглядящих здесь жёлтых «тимберах» и такой же солнечной рубашке с коротким рукавом. Судебный исполнитель Линдерс, который пожал Питеру руку с таким значительным видом, что Босс понял, в чью пользу окупились усилия их последних трёх недель. И ещё двое — приходской священник, поскольку казнимый состоял в протестантской вере, и представитель офиса прокурора графства Тимоти Белл. Все они казались слишком серьёзными, слишком важными, слишком напыщенными и как будто издевались над сутью того, что должно было произойти.

      — Время? — спросил Линдерс и его голос эхом прокатился под неокрашенными стальными балками.
      — Без десяти.
      — Отлично!

      Линдерс не скрывал радости, и Питер в общих чертах представлял, почему. Сложная машина взаимных манипуляций, одолжений и услуг, с помощью которой Братство управляет смертными стадами и вековыми капиталами, налагает не только права, но и обязанности. Иногда другу в полиции необходимо одолжение. Иногда кто-то должен получить повышение, чтобы потом, на нужном обеде, не забыть об ответной любезности. Иногда кого-то сталкивают вниз, но не за то, что этот кто-то — плохой человек, а просто так... так сложилось. Кто-то занимал слишком удобное кресло и оказался человеком со слишком неудобными принципами. Так бывает. Как любила говорить одна девушка, «виноваты звёзды».

      Однако Найджел Грегор, приговорённый Окружным судом графства Санта-Барбара к казни через смертельную инъекцию, был плохим человеком. Через десять минут его случай должен был стать четырнадцатой смертной казнью, приведённой штатом в исполнение с 1976-го года, и двадцать девятым вынесенным смертным приговором за год. Единственным, на чей счёт не возникло причин отложить исполнение. Единственным, ради которого губернатор не стал делать спасительный звонок. И, пожалуй, одним из немногих, в чей адрес даже либеральная «Лос-Анджелес Таймс» практически не выставила критических претензий. Восьмая Поправка к Конституции США позволяет применять высшую меру наказания только в отношении убийц, совершивших убийство с отягчающими обстоятельствами, акт геноцида и прочие вещи, которые обвинитель перечислял три дня. Судебная система не любит серийных убийц, потому что за каждым взмахом ножа, выстрелом или ударом следует общественная истерия. Давление на судей растёт, малейшая процедурная оплошность грозит крахом любовно выстроенной карьере, адвокаты через раз заявляют отвод, а прокурор попросту тонет в ворохе документов. Сложная ситуация. И история тоже получилась сложной.

      Мистер Грегор был не только плохим человеком и серийным убийцей. Полгода назад этот длинный, слегка нескладный мужчина с рыжиной в волосах являлся коллегой Питера Босса и Чарли. Неофициальным, конечно. Ещё одним из очередной четвёрки, лица в которой менялись с завидным постоянством, но роли сохранялись. И сейчас Питер стоял за бронированным стеклом камеры и со смешанными чувствами взирал не просто на приятеля по службе, но на такого же, как он. На кровного слугу.

      — Быть не может... — пробормотал он, пока священник зачитывал привязанному к кровати слова молитвы. Его голос не долетал до стоящих за стеклом.
Дефуэго отрывисто вздохнул, на мгновение прекратив выглядеть злачным циником.
      — Он ведь был нашим, — почти простонал Питер. — Твою мать, я помню, как пять месяцев назад он одолжил мне на чизбургер!

      Чарли сухо толкнул его кулаком, указав глазами на полицейских и чиновников, собравшихся у соседних стёкол. «Не здесь», означал его взгляд.

      Найджел Грегор, небритый, с покрасневшими глазами и синей кожей, принял покаяние дрожащими губами. Священник не простил ему ни одну из семи отнятых жизней, но торопился завершить формальный ритуал и быстро вышел из камеры. Как и других, ситуация выбила из колеи даже слугу Божьего. Как бы не случилось нового пожара... Но нет, бывший агент Камарильи уже отгорел своё. Он лишь слегка дрожал, не пытаясь освободиться от эластичных пут, пока врач в маске зачем-то протирал его предплечье дезинфицирующим раствором. За пять месяцев, что прошли между рукопожатием после очередной встречи, и тем, как Питер Босс оглушил его электрошокером, Найджел Грегор сбросил около двадцати фунтов и словно состарился на миллион лет.

      — Он заплатил за ошибку, — тихо сказал Чарли.
      — Он просто сошёл с ума, — ещё тише отрезал Питер. — Слава богу, что он нас не убил.

      Найджела Грегора, знаменитого Карателя из Санта-Барбары, о котором трубили все газеты, поймала не полиция. Пожалуй, до него добрались бы если не сегодня, то завтра. К делу подключились федералы, а это значило, что под гребень попало всё: системы частного видеонаблюдения, фото в социальных сетях, случайные свидетели и разве что не домашние животные. Найджел бросил и так взбудораженному американскому обществу тряпку, щедро облитую кровью, и бык затоптал бы этого матадора. Казнь семьи в туристической хижине у Санта-Инес. Линчевание аптекаря в квартире на востоке Санта-Барбары. Убийство официантки в Карпинтерия-бич. Грегор как будто взбесился, убивая без разбора тогда, когда ситуация позволяла ему убить. Силы, подаренные Кровью, превратили его в могучего, опасного хищника. Он с улицы слышал дыхание жертвы, спящей на втором этаже дома. Он мог рукой пробить толстый деревянный брус над замком, что и сделал два месяца назад, преследуя подростка-аквалангиста у Капитан-бич. Те, кто служат вампирам, могут многое. И на примере Найджела Питер чувствовал, как иллюзорны нити разума, удерживающие их слуг от того, чтобы сорваться в кровавое безумие. Ситуация быстро становилась критической, и Пиклзу требовалось, чтобы до Найджела добрались как можно раньше.

      Питеру хотелось плакать. Когда Чарли впервые пришёл к нему с вестью о том, кто скрывается под маской газетного пугала, Босс просто не поверил. Затем это подтвердил мистер Пиклз и, по обыкновению улыбаясь в старый шерстяной шарф, посоветовал Питеру отказаться от неуместной цеховой солидарности. Как известно, советы мистера Пиклза на самом деле диктовал сонм невидимых голосов, скрывающихся в неоне и тенях ночной Америки. И на охоту вышла оставшаяся тройка.

      Вслед за полицией, Братство преследовало Найджела почти два месяца, щедро делясь со своими оперативниками информацией от других осведомителей, слуг или просто вовлечённых в тонкую капиллярную сеть. Когда Найджела нашли прячущимся на заброшенной нефтяной станции в Саммерленде, он дрожал и огрызался, в нём не сохранилось ничего человеческого, а Питер не узнавал человека, с которым спокойно поддерживал общение в течение трёх лет. Чарли и Шейла повалили бывшего напарника на бетон, а Босс несколько раз ударил ботинком по голове и прижал к груди «тазер». Зудение разряда, багажник угнанной машины, гараж полицейского департамента, звонок на неизвестный номер — короткий этюд, разыгрываемый по нотам Камарильи. Тогда они, гончие псы бессмертных хозяев, собрались вчетвером в последний раз: трое стояли на лежащим без сознания Грегором, а ДеФуэго бесстрастно описывал ситуацию, крутя в руках незажжённую сигарету. Шейла копалась в оставленных Найджелом вещах, а Питер держал руку на пистолете под курткой и пытался рассмотреть в обезображенном лице Найджела ответ на вопрос «почему?». Тогда Чарли резюмировал, что Найджел безумен и с точки зрения информационной безопасности нет разницы, проживёт ли он ещё немного или будет убит на месте. Мистер Пиклз вынес решение, превратив гибель Найджела в спектакль, который открыл кому-то другому путь наверх. С той ночи Питер Босс старался не следить за судебным процессом и не знал, что в новостях гулял ролик с показательным арестом, где сумбурно опускали вопрос того, как именно был пойман Каратель из Санта-Барбары.

      — Всё готово, — торжественно доложил экзекутор, замерев в пяти шагах от кровати. Кроме него в изолированной палате остались только сам Найджел и небольшой аппарат, похожий на обычную медицинскую консоль. Только по серой трубке вот-вот должен был пойти яд, внедряясь в кровеносную систему и прекращая сердечную деятельность одним быстрым спазмом.

      Тюремный исполнитель и врач показались Питеру единственными, кого больше интересовала техническая сторона казни, чем её философский смысл. В каком-то смысле мистер Грегор подарил им уникальный медицинский опыт. В две тысячи шестом смертельные инъекции подверглись было запрету в Калифорнии как недостаточно гуманные, но пару лет назад мораторий на смертную казнь не выдержал слишком большого числа желающих. Опрос, проведённый в шестнадцатом году параллельно с предвыборными социологическими исследованиями, выявил, что сохранение смертной казни поддержало почти 60% калифорнийских избирателей. Верховная судья штата по фамилии Кэнтил-Сакайе дипломатично заметила, что сложно сопоставить степени гуманизма между инъекцией нейропаралитического хлорида калия и газовой камерой, которая предлагалась смертникам как добровольная альтернатива. Тем временем, присутствующий врач ввёл Найджелу усиленную долю обезболивающего, обязательного к применению, и покинул помещение — этические правила медицинской ассоциации запрещали профессиональным врачам участие в подобной процедуре.

      — Джентльмены? — Тимоти Белл обернулся к Линдерсу.
      Линдерс кивнул.
      Чарли кивнул.
      Босс кивнул.
      Руководитель колонии кивнул.
      Священник тоже кивнул.
      Тимоти Белл коснулся сенсора интеркома и чётко произнёс:
      — Приговор суда Соединённых Штатов Америки привести в исполнение. Да простит вас Бог, Найджел Грегор.


      * * *


      Питер не помнил, как вернулся из Ломпока и почему не врезался ни во что на шоссе. Он просто уселся на первую найденную скамью, сковырнул крышку с бутылки лимонного пива и уставился в парящие над линией океана высокие облака. Они казались ему игрушками, разбросанными в голубом небе. Несмотря на жару, его продолжала бить дрожь, а купленный с пивом хот-дог на вкус не отличался от газеты, в которую его завернули.

Кристи приподняла голову, позволяя увидеть красные глаза и мокрые от слез щеки. Майя, казалось, говорила искренне. По крайней мере, в ее слова хотелось верить.
- Конечно, помню, - тихим заплаканным голосом ответила Крис, и попыталась смахнуть слезы с глаз ладонями. - Вы... вы и ее знаете?
- Как саму себя, малышка Кристи. - Уголок рта Майи дёрнулся в попытке улыбнуться. - Только с именем "Марта" я слегка перегнула. Ну какая из меня Марта..?
- Но... но вы не можете быть! Вы... вы выглядите совсем. Совершенно не так!
- Не так? - брови Майи удивлённо выгнулись. - Причёска изменилась? Одеваюсь иначе? А что, если так? - она развела чёлку руками, открыв лоб.
- Слишком молодо выглядите, - с сомнением сказала Крис, и стала внимательно осматривать Майю.
- Да. Любопытная особенность. Которую, к тому же, с годами всё сложнее скрывать, не меняя круга общения. Поэтому иногда приходится это делать... - с сожалением объяснила девушка. - Каждый раз это... такая мука.
- Каждый раз? - изумленно переспросила Крис. - Сколько же вам лет?!
Майя ожидала подобного вопроса, но тем не менее замешкалась с ответом.
- Сколько... я н-не помню... Не знаю... Я иногда с трудом вспоминаю, что было десять-пятнадцать лет назад... А уж дальше... Мой архив с записями сгорел в восемьдесят каком-то... седьмом, кажется - это моё самое старое воспоминание. Так что может быть, сто, а может быть сорок. Бесполезно гадать.
- Вау... - Триш раскрыла рот.
- Ведьмы тоже живут долго, моя дорогая, - ответила Майя, не поворачивая головы и глядя на Кристину. И следующий вопрос был адресован уже ей. - А ты бы хотела жить долго? Или вечно?
Кристи задумалась. Казалось, этот вопрос даже отвлёк ее от переживаний.
- Чтобы также не помнить большую часть своей жизни? Нет.
Она достала рюкзак из-за спины и принялась искать салфетки.
- А вот жить долго, при здравом уме и памяти, не старея... Хотела бы, очень хотела. Увидеть, как изменится мир... - лицо Крис сделалось мечтательным. - Жить долго. Но не вечно, нет.

- Приехали, - коротко сказала Мэри, остановившись рядом с маленьким неприметным зданием с гаражной дверью, которая по нажатию кнопки на маленьком дистанционном пульте, поднялась. Заехав внутрь, девушка заглушила двигатель и закрыла дверь. Свет, по всей видимости, здесь тоже включался пультом. Помещение гаража оказалось достаточно просторным, несмотря на внешний вид здания. - Вылезайте.
Покинув машину, девушка указала рукой на шкафчик в углу, где стоял электрический чайник, потом на стол рядом.
- Располагайтесь. В шкафу - чайник и чашки. Чай, кофе и сахар на столе.
Также в гараже находились два дивана (один из них - старый и перекошенный), кресло и пара стульев. Как ни странно, в помещении было относительно тепло.
Сама Мария заняла кресло, забравшись в него с ногами.
- А что, в дом нас не пригласят? - поинтересовался Мэтт, выбираясь из машины и окидывая интерьер гаража скептическим взглядом.
- А это он и есть, - как ни в чём не бывало сообщила Мария, пожав плечами.
- Хммм. - Мэтт решил не вдаваться в подробности. Вместо этого оперся спиной на авто и скрестил руки на груди. - И что теперь будет?
- Не знаю, - ответила девушка, обняв коленки.
Лероа поджал губы и ещё раз осмотрел не хитрое убранство. "А, к черту!", - подумал парень и направился к чайнику.
- Кто-нить хочет чай или кофе?
- Я хочу, - осторожно подала голос, подняв руку, Триш, устроившаяся на краешке сломанного дивана. - Кофе, если можно...
Мэтт слабо улыбнулся - радовала его Беатрис этой своей...незамутненностью что ли. Как интересно можно жить в здоровом, мать его, городе и оставаться такой по доброму милой? Лероа вопросительно посмотрел на Кристину. Вопрос, конечно, заключался в выборе напитка, а не в поиске ответа про милоту.
- Тоже самое, пожалуйста, - кивнула Кристи, после чего тоже устроилась на диване.
Мэтт занялся приготовлением трех стаканчиков кофе: Триш, Крис и себе. Раз уж незнакомка ничего не хотела.
- То есть плана у нас совсем нет? - обратился вновь между делом к Мэри Лероа. Вообще, вид у неё с этими приобнятыми руками коленками был странный - будто бы она действительно не знала что делать дальше.
- Слишком быстро всё случилось, - неопределённо ответила Мария. А потом она вздрогнула, будто что-то вспомнила. - Дьявол, яд!
Спрыгнув с кресла, она подбежала к шкафу и, быстро осмотрев две полки, нашла маленькую булавку, после чего подскочила к Мэтту.
- Дай руку. Больно не сделаю, не бойся.
Инстинктивно, Мэтт отодвинулся на полшага назад. Вид булавки не то чтобы вселял в него страх, но особого доверия к этой Марие не было.
- Яд? - переспросил Мэтт и тут же вспомнил про то, как Мэри выбила кружку с кофе из его рук там, в кафе. - Оу...так значит там был яд? Как...утонченно...
Немного помедлив, Лероа всё-таки протянул правую руку девушке.
Быстрым и точным движением Мария стиснула двумя пальцами подушечку безымянного пальца Мэтта и резко, всё с той же ювелирной точностью, кольнула булавкой в уголок, тут же мизинцем смахнув проступившую капельку крови и попробовав её на вкус. Вся процедура не заняла и четверти секунды. Девушка отвернулась и ненадолго прикрыла веки, вероятно, пытаясь распробовать кровь. Лишь на мгновение она открыла глаза и сразу же закрыла, но Кристина успела заметить мимолётный красноватый отблеск в её глазах. Возможно, так упал свет или просто показалось - из такого не сделаешь особых выводов. Но что-то внутри Крис шевельнулось, хотя сама она никак не могла понять, что именно. Возникло чувство чего-то до боли знакомого.
- Хм-м... - настороженно протянула Мария. - Ты точно пил тот кофе?
Честно говоря, Мэтт теперь и уже и сам был не уверен, почему-то поддавшись недоверчивому тону Мэри.
- Ну... да, - кивнул парень, посмотрев на уколотое место. - Один глоток точно сделал. Все нормально?
- Ещё не всё... - задумчиво и уже более спокойно ответила девушка. - По крайней мере, яда в твоей крови нет, несмотря на то, что в кофе он был совершенно точно.
И только Мария заглянула Мэтту в глаза, как тот почувствовал лёгкое головокружение и пошатнулся. Девушка вопросительно изогнула бровь.
- Всё нормально? - поинтересовалась она. - Присядь, ты явно переутомился.
- Что-то... помутнело внезапно, - мотнул головой Мэттью, сам не понимая что конкретно произошло. Когда ты молод, такие вещи воспринимаются достаточно странно и определяются не иначе чем "херня". - Кхм... ща... кофе доделаю...
Когда Мэтт попытался сделать шаг, он почувствовал, что не ощущает ногами пола. В глазах начало темнеть. Руки его безвольно опустились, и он начал медленное, мучительное падение.
К счастью, Мария успела подхватить его раньше, чем он ударился затылком о бетонный пол. Триш в этот момент испуганно прикрыла рот рукой, рывком вскочив с дивана синхронно с Кристиной, чтобы помочь - но этого не понадобилось, и обе испуганно и удивлённо продолжили наблюдать за действиями Мэри.
Взяв Мэтта подмышки, Мария-Мэри оттащила его к дивану, полуусадив-полууложив его, и сама села рядом.
- Не волнуйтесь, - сказала она. - Ничего страшного с ним не случилось. Всего лишь лёгкое снотворное, чтобы не буянил. С ним всё будет в порядке.
Она положила одну ладонь ему на лоб, другую на затылок и принялась что-то быстро шептать ему на ухо. Мышцы конечностей, а также спины Мэттью начали изредка подёргиваться, как от слабых электрических разрядов, будто бы мозг чрезмерно увлёкся их проверкой на омертвение, каковые иногда это случаются у людей при засыпании.
Подруга Кристины с тревогой уставилась на неё, будто та могла знать о происходящем больше.
- Это ещё что за экзорцизм? - в ужасе воскликнула Крис, отходя от Мэри подальше. - Если он не подымется через две минуты, я вызываю полицию!
Взгляд Триш забегал от Кристины к Марии и назад. На её лице отражалось смятение, перемежавшееся с двумя другими эмоциями, очевидно, сражавшимися за единственное свободное место - из них Крис смогла разгадать только гнев, но зато она поняла другое. Она поняла, что её подруга находится на взводе и что степень её предсказуемости через несколько секунд (какие там две минуты?) можно будет выразить разве что комплексным числом (последствием чего может стать, например, мгновенное превращение человека в огнедышащего дракона или в фиолетового муравьеда, или шестерное сальто назад с последующим исполнением национального гимна Экваториальной Гвинеи, или даже серийное убийство).
- Чт... то... вы с ним делаете? - прерывисто и негромко, но настойчиво вопросила Беатрис, пытаясь справиться с эмоциями, что далеко не всегда ей удавалось.
Мария не стала отвлекаться на то, чтобы ответить, она неотрывно продолжала что-то шептать Мэтту на ухо.
Триш сделала шаг в её сторону. Потом ещё один. Руки её сжались в кулаки. Но Мэри не обращала на неё внимания. Ещё шаг, потом ещё - снова никакого внимания. С каждым шагом Беатрис становилась всё мрачнее и мрачнее, на лбу от напряжения проступили вены. Снова шаг, второй.
- Я спросила. Что. Ты. С Ним. Делаешь?
Кристина совсем перестала узнавать свою подругу. Конечно, у неё и раньше были перепады настроения, но всегда незначительные и безобидные - а сейчас Триш сама на себя не была похожа, а костюм ведьмы и вовсе добавлял её виду что-то.
- Отпусти, - грозно сказала она. И снова никакой реакции со стороны Мэри.
Теперь ладонь Триш легла ей на левое плечо, и Мария задёргала им, пытаясь сбросить руку ведьмочки, будто испытывала дискомфорт, а может, даже и боль, но попытки оказались тщетными. Последние слова на ухо Мэтту девушка произносила сквозь зубы и, похоже, слёзы. Кожа на её куртке под ладонью Триш посерела и сильно потрескалась, но то же, судя по всему, начало происходить и с её плечом, притом до самой шеи.
Закончив "обряд экзорцизма", она рывком сбросила руку Беатрис и неуклюже свалилась на пол, потом перевернулась и с трудом отползла к стулу. Триш за ней не последовала, оставшись стоять там, где была. Мэтт всё ещё пребывал без сознания. Или же во сне.
На сей раз настал черёд Марии пугаться - впрочем, она совсем не выглядела напуганной. Скорее ошарашенной внезапной новостью и непониманием.
- Т... ты... кто... что...? Ты... в-ведьма?
Последнее слово заставило брови Беатрис взлететь вверх до упора. Ещё недавно, когда она шила свой костюм, она представляла, каково это быть ведьмой, и, что она могла бы сделать, будучи ей. Например, как в Микки-Маусе, мановением руки заставить швабры и тряпки пританцовывая убираться в квартире, и многие другие безобидные вещи. Но чтобы такое... Нет, это просто какое-то недоразумение! Недопонимание! Бред!
Триш в ужасе посмотрела на свою руку так, как будто видела её впервые, да ещё и не свою.
- Я н-не... не-е-ет... Это не... Нет, это не я! Нет, простите, я не хотела, я не знаю! Боже мой, я не хотела! Простите! - затараторила она, готовая провалиться сквозь землю.
Но удивление Марии лишь усилилось, теперь, очевидно, она не знала, как себя вести.
- Ты издеваешься надо мной? - она приподнялась на локтях, ухватилась за стул и с большим трудом встала на ноги. Как ни странно, теперь она почему-то выглядела беззащитной.
- Я не хотела! Я даже не знаю, как так получилось! Так не бывает! Это... это... какая-то химическая реакция, я не знаю, что это! - продолжала оправдываться Триш.
- О, дьявол меня побери... За что мне всё это? Я же делаю доброе дело... - риторически вздохнула Мэри. - Ты ведьма и не знаешь об этом? И я должна в это поверить?
- Да никакая я не ведьма! - протестующе взмахнула руками Беатрис. - Всё это просто какой-то дурной сон... С самого начала...
- Если и так, то проснуться тебе суждено еще нескоро, поэтому... - Мария ненадолго замолчала, словно соскочив со своей мысли, а потом утомленно вздохнула. - О-ох, дай мне собраться с мыслями...

- Что например? Приворожила? Загипнотизировала? - она отмахнулась. - В случае твоего друга это было бы всё равно что бросить щепотку соли в Мёртвое море.
- Да, это подозрительно, что они не с нами, - согласилась Кристи и вопросительно посмотрела на Мэри.
- В машине только четыре места, кроме водительского, - не задумываясь ответила Мэри. - К тому же, им ничто не угрожает. Пусть идут. Так даже лучше.
- И они знают, куда ехать? - спросила Кристи.
Мария пожала плечами.
- Дорогу домой они точно знают. А поедут к ней. Больше, чем уверена. - Девушка нажала на пульте кнопку зажигания. - Не волнуйся за них.
- Я просто надеюсь, что мы едем в одно место, - сказала Крис.
В другой ситуации Мэтт порадовался бы за Стиллмана-младшего - как никак его шансы дойти до третьей базы, похоже, сильно возросли... Но сейчас было немного тревожно.
- Судя по всему - нет, - заметил Лероа на реплику Крис.
- Нет, мы едем ко мне, - твёрдо сказала Мэри.
- Очень заманчиво, - саркастично заметил Мэтт на предложение незнакомки. - Как насчет сперва завести девушек домой. Думаю, лучше будет, если вся эта херотень их не коснется, а?
- Не раньше, чем мы тоже узнаем, что там такое произошло, - сказала Кристи, заняв место на заднем сидении. Беатрис села следом за ней, оказавшись между Мэттом и подругой, когда Лероа.
- Ничего заманчивого, обычный гараж, - не заметив иронии в замечании Мэтта, пояснила Мария. - Девушки едут с нами, их это уже коснулось... к сожалению.
- Б-а-а-а-лин, - вздохнул Лероа, - а это действительно необходимо, Мария? - Парень особо выделил слово "действительно". - Не хочу показаться не романтичным, дамы, но ножик в руках у этой вот мадамы выглядел как-то вот совсем не айс. - Последнее было обращено в большей степени к Крис.
- Если бы она хотела применить его к нам, это бы уже случилось, - пожала плечами она.
- А ты, Триш, тоже считаешь, что это разумно? - после короткой паузы, Лероа решил пойти ва-банк.
- А? - встрепенулась Беатрис, видимо, пребывавшая до этого момента в некой прострации. - Я... Я не знаю. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал...
- Для меня всё это выглядит не менее дико, чем для вас. - Субару выехала со стоянки и, пропустив машину, вырулила на главную дорогу и быстро набрала скорость. - И не менее опасно.
- Но мы впервые видим кого-то, кто исчезает в воздухе, когда в него вонзается нож. Можно сказать, что мы порядком удивлены, если оооочень сильно преуменьшить. Вы же знаете, что это и как с этим справляться, - этим утверждением Кристина выразила вопрос первой для нее важности.
- Неужели ты никогда не наблюдала выступлений фокусников-иллюзионистов? - удивилась Мэри, а потом задумалась. - Хотя соглашусь, что отсутствие сцены и занавеса изрядно дезориентирует.
- Не то чтобы мне доводилось часто видеть такие выступления, но обычно оттуда не сбегают. Да и выглядело реалистичнее фокусов.
- Это каков фокусник... Магия - это обычно знание некоего факта, который неизвестен остальным. - Мэри посмотрела в зеркало на Кристину. - Разве не так?
- Я их раньше только в кино видела... - тихо сказала Триш.
- Жизнь отличается отсутствием монтажа и компьютерной графики, - заметила Мария.
- Я-то думала, что под магией подразумевается управление силами, недоступными большинству. И, как я раньше думала, несуществующими, - задумчиво протянула Кристи.
- Именно поэтому, чем меньше людей будет во все это втянуто, тем лучше, - ещё раз завел тему Мэттью. - Мне довелось столкнуться с одним из этих...демонов. Нихера хорошего из этого не вышло. Мария, надо высадить девушек хотя бы где-то в центре.
- Демонов? - потрясённо переспросила Мария-Мэри, а потом широко улыбнулась, почти засмеявшись. - О господи, какие ещё демоны? Ну и фантазия. Ты беспощадно избил... сына одного известного... ммм... бизнесмена. Вот, что произошло. И ты серьёзно влип. Фокусница - да, это прозвище у неё такое - работает в службе безопасности его отца. Понял теперь?
- Из... бил? Зачем? - испуганно спросила Триш.
- Что? Хочешь сказать, что он был обычным человеком, да? - Не нужно было быть профессором Х, чтобы понять всю уверенность Мэтта в собственной правоте. - А в кафе, значит, была дочка Копперфильда?
Лероа посмотрел на Триш.
- Всё не так просто...это...была какая-то...магия. Я не знаю точно как они это делают, - попытался объясниться парень.
- Мда... Всё несколько хуже, чем я думала... Ты действительно сошёл с ума, - заключила Мария. - Бедняга... К счастью, я смогу помочь.
- Знаешь что...останавливай машину - мы сходим. Если ты хочешь выставить меня психом, после всей этой х*йни в кафе - нам точно не по пути, - после секундной паузы, жестко заявил Лероа.
- Никто тебя не хочет никем выставить, оскорблённая душа. Я тебе объяснила, как всё обстоит на самом деле. Будь мужчиной и смирись с этим. Потом ты сам поймёшь, что заблуждался.
- Если всё так, как ты говоришь, то на кой хер ты здесь? Психолог по вызову, или как? - не унимался Мэттью. - Или супер герой какой?
- И то, и другое, если хочешь. Пока что думай, как тебе больше нравится. Поговорим спокойно, когда доедем, - ответила Мария, посмотрев на Мэтта через зеркало, и замолчала, понадеявшись, что и другие последуют тому же примеру. Но кажется, зря.
- Я просто не пойму, почему ты отрицаешь про этого парня? Ты его сестра, мать или девушка? - Мэттью либо намека не понял либо проигнорировал.
Мэри тяжёло вздохнула.
- Я вообще его не знаю. Зато я знаю, что у тебя произошёл срыв. Навязчивая идея - его последствие. Да, ты веришь в то, что говоришь, и скорее всего сам не видишь нелогичность этой идеи. Серьёзно. Демоны, магия, мифические "Они"... - Машина чуть сбавила скорость на повороте у заброшенной церкви. - Всё-таки попробуй абстрагироваться от этих средневековых стереотипов и рассудить здраво. Кто "они"? В чём заключается их "магия"? И в чём именно твоя версия противоречит моей? Можешь объяснить?
- Потому что ты говоришь о том, что я напал на богатенького паренька, который, внимание, ехал в автобусе, плюс, при всём при том, после нескольких ударов по лицу просто встал и пошел как ни в чем не бывало. Это по твоему похоже на обычных людей? - Судя по всему, Мэттью очень сильно задела текущая ситуация, так как при всей абсурдности ситуации, Лероа слишком рьяно спорил с Марией.
- Если все так просто как вы говорите, то зачем мы едем к вам домой? - поддержала Мэтта Кристи.
- Потому что я знаю, что там безопасно. Нам надо поговорить, а заодно подумать. - Автомобиль свернул на узкую улочку, вымощенную камнем - салон автомобиля затрясся с частотой бугристости дороги. - Прийти вам на помощь - это мой собственный моральный выбор. Я сделала это, потому что так правильно. Никакой выгоды мне это не принесёт.
- Все так говорят, - буркнул Мэтт, не найдя ничего лучше для ответа.
Он тяжело вздохнул и на секунду-другую прикрыл глаза. "Тяжко", - подумалось само собой. Мэтт кинул взгляд на Кристину, а затем на Триш, т попробовал улыбнуться, чтобы как-то сгладить последние минуты спора с Мэри, в котором сам Лероа не выглядел как... нормальный человек. Он положил ладонь поверх ладони Беатрис в немом жесте "все будет ок".
Триш хотело было отдернуть руку, но по какой-то причине не стала - казалось, будто она боится пошевелиться.
- А... за что ты... побил того человека? - с максимальной осторожностью спросила она, глядя перед собой и стараясь подбирать слова как можно аккуратнее.
Парень с шумом выдохнул, понимая что на такой вопрос с наскока не ответить, чтобы не усугубить своё положение в глазах девушки ещё больше. Мэтт почувствовал, как его ладони стали влажными от волнения. "Что отвечать то, ну?", - обратился сам к себе Лероа. И не нашел ничего лучше, как попытаться честно объяснить всё как есть:
- Он... что-то сделал со мной. Я просто ехал в автобусе, думал о своём...а потом, вдруг, оказался будто по другую сторону, в параллельном мире, где были только пепел и кровь. Это было жутко. - Внутренне Лероа вздрогнул от обрывочных воспоминаний видения. - А потом что-то изменилось, я увидел Его там же, и я четко знал, что именно тот парень в ответе за всё зло, что творилось вокруг. Я... просто взбесился тогда. Может, конечно, я и смотрел слишком много фильмов и "демон" - не самое подходящее определение, - Мэттью сделал ударение на "демон" и посмотрел в сторону водителя, - но он точно был не человек. В общем... я понял, что должен что-то сделать, что должен помочь остальным... ну... вроде как... спасти их. И бросился на него, а потом... - Мэтт вздохнул и инстинктивно чуть сильнее сжал пальцы Триш. - Потом, в общем, я пришел в себя, когда меня оттаскивали от паренька, на которого я напал. Я не знаю, как это произошло, но он тоже всё понял! А после, ты не поверишь, он просто встал, как ни в чем не бывало и выпрыгнул из автобуса!
- Кошмар, - тихо и грустно выдохнула Беатрис.
- Ты заснул, - заключила Мэри, а потом, после паузы, многозначительно хмыкнула. - Тревожные у тебя сны.
- Чушь. Так не бывает, - безапелляционным тоном отрезал Лероа.
- Чего именно не бывает? Лунатизма? - попыталась уточнить Мария.
- Именно. У людей, у которых всё нормально. Я бы ещё понял, если бы это было не в первый раз. С ни хера такое тоже не бывает. А наркотиками я не балуюсь. - Немного подумав, Мэтт решил добавить. - Тяжелыми.
- Но... ведь всё когда-то случается в первый раз, - осторожно напомнила Триш на пределе слышимости.
- А лёгкими, значит, балуешься... - озвучила недосказанное Мэттом Мария.
- Я этого не говорил, - важно заметил Лероа, памятуя, собственно, где он работает. - Триш, конечно, бывает, но это не случается просто так. И, на секунду, почему все забывают про парня: никто не встает спустя десять секунд, после того, как тебе настучали по лицу. Не бывает такого.
- Это не самое странное из всего того, что мне доводилось сегодня услышать, - пожала плечами Кристи. Выражение ее лица говорило о том, что девушка находилась в замешательстве и мучительно пыталась понять, что происходит. - Мэри... а откуда вы все это знаете? Откуда знали, где мы будем?
- Не самое странное? Пфф! - Мэтт хотел было возмутиться, но вовремя осекся и вспомнил про Триш, что сидела рядом и, судя по всему, офигевала. - Сорян...
Мария, закусив губу, сначала посмотрела в левое боковое зеркало, затем в зеркало на Кристину и снова на дорогу.
- Проследила за фокусницей.
- Но это же вызывает ещё больше вопросов! Откуда вы знаете ее, и чего она хотела?

- А они что, не с нами? - Мэттью кивнул в сторону вышедших Саманты и Уоррена, которые, почему-то уверенно пошли в другую сторону. - Она с ним ничего не сделала? - Памятуя о собственном опыте, Лероа вперил в Марию вопросительный взгляд, в каком-то смысле вполне искренне переживая за товарища.

- Самый главный плюс такого костюма - ты вряд ли встретишь кого-то в таком же, - улыбнулась Крис, а потом ответила на вопрос Мэтта: - Кажется, скоро выходит новая часть Гарри Поттера.
Никак не обратив внимания на нерасторопность официантки, она взяла свой стакан с водой.
Мэтт с сомнением фыркнул:
- К сожалению, не смотрел предыдущие. Зато вот "Начало" зашло как надо. Побольше бы таких: и экшон есть и концепция интересная. - Мэттью не стал дожидаться, пока напитки принесут всем, и сделал глоток кофе.

      А работа не шла. Сосредоточиться не получалось. Мысли Гаса все время устремлялись к событиям сегодняшнего дня. Мудрым решением было бы впредь не допускать подобных ситуаций. Но как? Оборвать связи с Тони, перестать ходить на сходки своей crew? Стать затворником? Здесь, в Крипте? Хоппер горько усмехнулся этой мысли. Это равноценно самоубийству.
      "Тогда надо валить из Крипты."
      Тетя много раз предлагала матери Гарета переехать к ней, и это предложение скорее всего, еще в силе. Райтер решился. Завтра он позвонит тете и узнает, готова ли ее семья принять Гаса и Одри. А затем любыми способами постарается убедить мать переехать.
      Работать желания не было никакого, но голова была еще влажная, так что Гарет решил полазить по YouTube. После двадцати минут просмотра всяких прикольных видео, парень наткнулся на ссылку "Бёрнвитч, драка в автобусе". Жители его города нечасто подкидывали интересные видео, а это стремительно набирало популярность. Гарет кликнул на play, и после нескольких секунд просмотра внутренностей автобуса, снятого дрожащей рукой, хохотнул:
      - О, Лерой!
      Да, главной звездой ролика был его старый знакомый. Гарет одобрительно кивнул, оценив технику исполнения ударов, которыми Мэттью Лероа покрывал тело какого-то незадачливого паренька. Кивнул и потер ладонью левую скулу, которую ни с того, ни с сего прошило фантомной болью — "подарком" Лероа, из их детства. Тем временем зеваки на видео уже опомнились и, когда они растащили дерущихся, у Хоппера отвисла челюсть. Он знал того, кого избивал Мэтт. Это был тот самый пацан, который был с Гюго.
      - Пи*дец.
      Как помнил Гарет, Мэттью совсем не был из тех отморозков, что стали бы без причин нападать на незнакомца. "Да, он был из совсем других отморозков. Как, впрочем, и я." Учитывая, кем являлась его жертва, поведение Лероа можно было списать на действие тумана, вот только окружающие вели себя вполне адекватно. Ситуация, в которую попал Гас, усложнилась еще сильнее, хотя казалось, что уже просто некуда. Хотя то, что в ней появилось одно знакомое лицо, немного обнадеживало.
      "Х*й с ним, утро вечера мудренее."
      Завтра он позвонит Мэтту и все разузнает. А пока что Хоппер вырубил ноутбук, разделся и лег в кровать. Заснуть он не мог еще довольно долго.

      Ди отошла в сторонку так, чтобы было хорошо слышно и видно Шона, но в то же время чтобы не находиться в центре толпы. А он здорово играет. Прямо завораживает, хотя вроде и ничего особенного. Сама Ди музыкой совсем не увлекалась, была совершенно не в курсе основных музыкальных трендов, но всегда приятно послушать хорошее исполнение, особенно если играет твой друг.

      А что потом? Они собирались уйти, вот только куда? Вообще-то Диана даже подумывала напроситься к Шону переночевать. После того что случилось сегодня, домой возвращаться было страшно и она сомневалась, что смогла бы уснуть в собственной постели.

      - Как ты знаешь, мой дядя работает в полиции. Поэтому я прошу тебя никому об этом не рассказывать. Не хочу его подводить. Так вот, от него-то я и узнал кое-что, чего пока ещё не знают другие. Скорей всего не знают. - Шон немного помешкал, раздумывая, с чего бы начать. - Ты знаешь, что она жила на третьем этаже?

      Конечно, Ди знала, что мисс Уиллоубрук, хотя мысленно Диана звала её Мэри, жила на третьем этаже. Диана редко кого пускала в свою жизнь и Мэри была одной из тех, кому почти полностью удалось пробиться сквозь толстый панцирь недоверия. А началось их знакомство с того, как однажды, после субботней поездки в Атлантис, когда Ди решившая по привычке немного прогуляться пешком на обратном пути, но в итоге застигнутая дождём, прикрываясь зонтиком, который с удивительной настойчивостью пытались вырвать из рук периодические порывы сильного ветра, подходила к очередному перекрёстку, из-за угла выскочил на сумасшедшей скорости какой-то эгоист на джипе и с ног до головы обдал Диану грязной водой из лужи. Девушка уже готова была принять всю безысходность положения и того, что ей придется несколько остановок ехать в таком виде в автобусе, как вдруг её внимание привлёк старенький Форд, развернувшийся на перекрёстке и остановившийся прямо перед ней. За рулём была мисс Уиллоубрук - она тоже возвращалась домой после покупок, но, в отличие от Ди, что-то прикупив. Она не просто предложила, но настояла на том, чтобы доехать до неё - а жила она недалеко - и воспользоваться своей стиральной машиной и сушилкой. Пока одежда стиралась, они пили чай и, слово за слово, разговорились, если можно так сказать о Диане. Выяснилось, что Мэри только-только устроилась в университет, оттого-то и лицо Ди показалось ей знакомым. Потом мисс Уиллоубрук отвезла её домой. Затем они несколько раз виделись в коридорах университета и просто здоровались. А потом Диана решила записаться к ней на лекции. Дальше было то кафе, а за ним - долгие интересные разговоры за чашкой чая после пар, когда удавалось найти время. Они делились новостями, впечатлениями. Правда почти всегда Мэри говорила больше Дианы и никогда не настаивала, чтобы Ди что-то рассказывала, если той не хотелось, поэтому беседа никогда не была похожа на разговор пациента с доктором. И вот сейчас, зная какой разговорчивой и жизнерадостной была Мэри, несмотря на то, что окружающие считали её тихоней, Диана просто не могла представить, что та покончила с собой. Это не укладывалось в голове и не могло быть правдой.
      - Конечно знаю, - ответила Диана на вопрос Шона. - А что там твой дядя выяснил?

      Они вышли из дома, прошли через сад и, оказавшись за оградой, стали прогуливаться по тротуару.
      - Третий этаж, Ди. Самоубийство. Кто в здравом уме станет ТАК заканчивать жизнь? Это же не смертельная высота, понимаешь? Она сломала шею. Её нашли на тротуаре. Но дядя Джером сказал по секрету, что, во-первых, криков и шума никто не слышал, а во-вторых, если бы её выбросили из окна, то она упала бы не на тротуар, а на машины - там стоянка вдоль дороги. Тут я начал прикидывать, как можно выбросить человека так, чтобы он при падении сломал себе шею. И знаешь, что? - Они переглянулись. - Лично я пришёл к выводу, что это невозможно. Не прокатит такое с человеком, который не хочет умирать. Да, покалечится там, переломает себе что-нибудь максимум. Но вряд ли шею! Это надо целенаправленно и выверенно нырять в асфальт, да ещё не факт, что получится - можешь отбитой задницей и ногами отделаться... И ладно, если б это было всё... - Парень ещё сильнее помрачнел. Видимо, было ещё и "в-третьих".

      По мнению Дианы, всё же упав с третьего этажа, шею сломать - раз плюнуть, да и почему она упала бы на машины, а не на тротуар, если бы Мэри кто-то "помогал", Ди тоже не поняла. Но, кажется не это сейчас было самым важным...
      - И что еще?

      - А вот это вскипятило мой мозг не на шутку. Дверь у неё была заперта изнутри, притом на цепочку. А внутри... Ф-ф-ф... - сжав губы, он тяжело выдохнул, будто спуская пар. - Внутри у неё погром, но это не похоже на следы борьбы. Вернее, не совсем так. Просто это очень похоже на другое. Я не могу описать так, как мне это рассказал дядя Джером, потому что всего я не запомнил, но в общем и целом это выглядит как какое-то буйное помешательство. Помимо перелома шеи, у неё есть и другие травмы. Например, синяки на плечах, как будто она несколько раз с разбегу пыталась высадить дверь, забыв про то, что открывается она внутрь, не говоря уже о замке и цепочке. Синяки и ссадины на бёдрах на уровне кухонного стола. Стол был перевёрнут на бок. Кстати, и мягкая обивка входной двери изодрана так, будто её драло какое-то дикое животное. А ногти, вернее пальцы мисс Уиллоубрук - именно в таком состоянии, что этим животным, прости за сравнение, явно была она. Ну не бред? Но если бы у неё не было открыто на кухне окно, то я думаю, что вряд ли бы она выпала. А я думаю, что она именно выпала. Всё это очень похоже на какой-то агрессивный лунатизм. - Шон на время прервал свой рассказ, чтобы посмотреть на небо - было пасмурно и холодно. Он сложил руки лодочкой, выдохнул в них немного тепла и хорошенько потёр ладошки. - И если ты думаешь, что и это всё... То нет. Утром с похожими травмами - я не про шею, а про остальное - в больницу обратилась целая куча народу. И знаешь, что? В основном, это были жильцы того же самого дома! Об этом в полицию сообщили из больницы. Причём из соседних домов тоже было несколько обращений. И когда полиция опрашивала соседей, у тех, кто согласился впустить копов внутрь тоже творился бардак, у некоторых из них. Большинство даже не захотело разговаривать с полицейскими, а остальные попросту не смогли ничего внятно объяснить. А теперь вот тебе финальный штрих: прошлой ночью был сильный туман. И я думаю, что это всё же не туман, а, может быть, какой-то газ? Или химическое облако?

      От рассказа Шона, волосы на затылке встали дыбом. Ну ничего себе... А что если... В голову снова пришёл сегодняшний бомж, который каким-то образом оказался в доме Ди. Ведь девушка и сама была готова с ним сражаться и начни она бороться с собственной галлюцинацией, выглядеть всё могло бы примерно также.
      - Шон, только не посчитай меня за сумасшедшую... Но у меня дома сегодня тоже творилось что-то странное.
      Диана сделала паузу, размышляя, насколько безумно звучит то, что она собирается сказать, но раз уж начала...
      - По дороге домой я встретила бездомного. Он напугал меня - говорил всякую чепуху и кричал про какую-то искорку. А когда я вернулась домой, то увидела его сперва из окна, а через минуту он оказался в моей комнате. Но разумеется его там быть не могло - входная дверь была закрыта, да и мимо мамы он никак не прошёл бы, а она ничего не видела. А ещё вопил как резаный, так что будь он реален - поднял бы на уши всю округу. Я уверена, что это была галлюцинация, но я же не сумасшедшая, Шон. Если там был какой-то газ, из-за которого у всех шарики за ролики заехали, могу поклясться, что у меня дома сегодня было что-то похожее.
      Диана посмотрела на парня, оценивая, как он воспринял всю эту чертовщину.

Стоило ли посещения место шумное и наполненное незнакомцами? Этот вопрос не давал покоя Кристине Коул весь день. С одной стороны ее одолевало любопытство, она любила быть неприметным наблюдателем на социальных мероприятиях. С другой стороны громкая музыка сомнительного качества и вынужденные неловкие диалоги с сокурсниками казались перспективой нерадостной. Только обещание, данное единственной своей приятельнице, стало весомым фактором для принятия решения.
Крис появилась на вечеринке спустя минут тридцать с ее начала. Опоздание было намеренным, ведь в начавшейся суете на нее почти никто не обратил внимания. Даже восклик Триш не сильно усугубил ситуацию, лишь некоторые студенты обернулись и не придали тому значения. Девушка слегка опешила, когда ее модная подруга с криками бросилась в объятия, но спустя пару секунд пришла в себя.
- Т-шшшш. - мягко протянула Кристи, неуклюже похлопав ту по плечу, и несколько шуточным тоном добавила: - Прости, но я вынуждена потребовать ясности! Сперва расскажи, о чем идет речь, а потом мы решим как ты могла это сделать.

      ***

Когда Мэтт "забивал" бонг для первой раскурки, он явно представлял себе всё нечто по другому: раслабон, приятные "пустые" мысли ни о чем конкретном, YouTube-видео или какой-нить фильмец. Тихо, спокойно, размеренно, под защитой четырех стен. Казалось бы, что может быть проще...
...Лероа переодевался с совершенно отрешенным выражением на лице. Вернее сказать, он был абсолютно спокоен как если бы его внутренний баланс вновь был восстановлен. Нет сомнений, лишь твердая уверенность - наконец-то, он смог сложить два плюс два и сделать выводы. Нихера не случайно было всё произошедшее: всю свою сознательную жизнь (не очень то и долгую) Мэттью старался чего-то добиться, показать остальным и себе что происхождение - это херня, только твоя собственная воля и характер определяют кем ты станешь. "Мы сами архитекторы своей судьбы", - вспомнилось пареньку. Вот он результат, к которому он стремился - Мэтт Лероа стал Избранным. Тем кто должен противостоять исконному злу!
В голове проносились кадры из супер-геройского кино с эпическими саундтреками. Пускай вместо стильного трико у него были джинсы и толстовка, вместо высокотехнологического оружия или супер сил - просто кастет, отрытый из бельевого ящика, было у него и то что делает протагониста протагонистом - вера в правое дело!
Где-то в процессе переодевания, Мэтт воспользовался Uber, чтобы вызвать бэтмобиль, в смысле такси, дабы отправиться туда, где вероятнее всего требуется его присутствие - на вечеринку. Если подумать, действительно, все сходится: демоны ищут способ завладеть разумом молодых людей, как самых прогрессивных представителей поколения, следуя какому-то своему неведомому плану, который Лероа ещё только предстояло постигнуть. Ничего, он справится ибо теперь он видит свою цель четко и ясно.

      Подняться на ноги и в этот раз не получилось: ощутив, как поясницу вновь прострелило, Гарет (с матами, естественно) свалился со стула. Глаза парня блеснули яростью, и он, схватив свою сумку, неразборчиво бормоча сквозь зубы проклятия, подполз ко входу и надел свои кроссовки. Гнев немного притупил боль, и Гас подтянул себя и сел, оперевшись спиной о стену.
      Через некоторое время, когда боль и гнев немного поутихли, Хоппер, схватившись за дверную ручку, совершил еще одну попытку придать своему телу вертикальное положение, в этот раз более-менее успешную: встать он смог, но стоять он мог только прислонившись к стене.
      Граффитист оглядел комнату, открыл дверь и проковылял в коридор мотеля. Гюго не солгал: это здание действительно было рядом с тем местом, где Гарет упал с крыши. Парень сделал рывок к лестничной площадке и, споткнувшись, едва не перелетел через перила. Он посмотрел вниз, и увидел, что туман уже проник в здание: первый этаж поглотила густая морось. И в ней на мгновение появлялись неподвижные силуэты… Людей? Разобрать было трудно, пока один из туманных призраков внезапно не появился на площадке, прямо напротив Гаса. Человек, если это был он, стоял лицом к стене и его голова была неестественно склонена набок. Хоппер, проявив неожиданную для его нынешнего состояния прыть, отпрыгнул от перил и в ужасе прильнул к стене. Спину вновь прострелило, и парень сполз вниз. Фраза, которую Гарет Хопкинс произнес после, по этажности, то есть сложности и витиеватости, могла дать фору «Крайслеру», а то и «Эмпайр-стейту». Гас затем за несколько секунд повторил путь человека от H. habilis до H. erectus: в панике, сначала ползком, затем на четвереньках и, наконец, выпрямившись, двинул вверх по лестнице, на крышу. Туман стелется по земле, и если Гарет будет выше него, то будет в безопасности. А здания в этой части города расположены достаточно плотно друг к другу, чтобы Хоппер даже находясь не в лучшей своей форме мог убежать от тумана.

      Ди даже не хотелось думать о том, как он проник в её комнату. И ещё меньше о том, как он отсюда исчез. Он так кричал... Странно, а почему мама еще не прибежала проверить, что случилось? Сердце Дианы, начавшее было успокаиваться снова рванулось из груди. А вдруг он что-нибудь с ней сделал? Кое-как поднявшись на ноги, она подошла к двери. Когда её ладонь легла на дверную ручку Ди поняла, что руки предательски дрожат. Она положила вторую ладонь сверху, чтобы унять дрожь и не без труда открыла дверь.
      - Мам, ты в порядке?! - Почти прокричала Ди. Впрочем, голосовые связки тоже все ещё не пришли в норму, так что получилось тише, чем она рассчитывала.

      ***

За размышлениями о тщетности бытья, дорога прошла не замено: вот уже знакомый бульвар Кеннеди и маячившее впереди здание той самой "Ракушки". Честно говоря, перебравшись ближе к центру из Крипты, Мэттью лелеял амбициозные идеи посещать разного толка культурные мероприятия, как делают эти ваши богатеи, да только ни разу и не осилил. Как-то всегда находился повод заняться чем-то ещё, преимущественно, работой.
"Тони сказал у фонтанов", - мысленно напомнил себе Лероа, уже окончательно перейдя в режим сканирования местности, дабы приметить своего дилера. Обычно, проблем это не вызывало, так как Проныра и ко были достаточно шумными ребятами.
Периферийным зрением Мэтт заметил, как справа на расстоянии вытянутой руки что-то блеснуло, и едва рефлекторно не отскочил.
Две секунды спустя, оказалось, что это было ничем иным как белоснежная улыбка Проныры.
- Йоу, Лерой! Это я, Тони, йопта! Спокуха! Ты чего? - поднял руки в примирительном жесте пушер, обратив внимание на то, как дёрнулись сжатые в кулаки руки Мэттью. А потом он заметил кровь на этих самых руках и их состояние - и тут Лероа вспомнил, что всё-таки забыл их обработать, как советовал ему Гарри - и глаза его округлились ещё больше. - О-о-о... Это ты чего? То есть, кого? Это ты так босса своего, йопт?
Проныра опасливо завертел головой по сторонам.
- Бл*дь, Тони, - с шумом выдохнув, Мэтт понял, что уже готов был "за дорого продать свою жизнь". Костяшки пальцев заныли, когда еле-еле образовавшаяся корка, внезапно лопнула. "Блин, как же так...забыл...". Впрочем, чего уж теперь сожалеть. - Что не так с твоими зубами, чувак? - Нервно огрызнулся Мэттью, но тут же попытался взять себя в руки. - Сорян, бро, тяжелый день, - Парень глянул на костяшки и махнул рукой. - А, подрался с отморозком одним, херня. - Отмазка вроде была так себе, но они с Пронырой не были настолько друзьями, чтобы Тони начал что-то вынюхивать. По крайней мере так казалось Лероа.
Мэтт положил обе руки на лямки рюкзака и оглянулся по сторонам.
- Как дела вообще?
Проныра вопросительно глянул на Мэтта, поскаблив зубы стриженными ногтями, а потом посмотрел на пальцы.
- В шоколаде, йопта. И дела, и зубы. Ты это, сделай чё-нить с руками. Копы заметят - за*бут. А ты ещё дёрганный, как ё*аный наркоша в поисках дозы. Опасность, йопта! Деньги с собой?
Проныра был прав как никогда и, почему-то, сейчас это жутко подбешивало Мэтта, но он всё-так же старался придержать пыл. Руки сунул в карманы куртки, чтобы лишний раз не отсвечивать, опять мысленно посылая самого себя на три буквы, за забывчивость.
- Угу, - кивнул, - цена как обычно?
- Хех, обычнее обычного, йопт. Сколько хочешь? - Тони достал из куртки телефон, а из другого кармана - футляр с очками. Нацепив последние на лицо, он уткнулся в телефон, что-то ища. Со стороны это смотрелось смешно и немного нелепо, учитывая, что Проныра тоже был чернокожим и ему ещё не было тридцати лет.
Мэтт еле заметно облизнул губы: появился соблазн всадить деньги мистера Мортимера по полной. Должно было хватить почти на два грамма "травы"...Но два грамма, можно укуриться в усмерть - опасно. Да и, признаться честно, Мэттью немного опасался "сорваться"...
- Грамма хватит, - наконец, подытожил парень.
К виду Тони Лероа уже привык, так что особо обозначать никак не стал, хоть мнение Мэтта тут совпадало с большинством - выглядел ниггер глуповато.
- Ты, блин, ещё в горло заори! - прошипел в ответ Тони, скосившись на пару полицейских, замаячивших вдалеке. - Йопт. Ладно, пошли отойдём.
- Сорян, - ещё раз вздохнул Мэтт и уже молча последовал за Пронырой.
Всё прошло по стандартному сценарию: Лероа передал Тони пятнадцать баксов, последний же не надолго удалился. По возвращению же подтвердил, что всё в порядке и пожал Мэттью руку, после чего неспешно удалился. При этом, к студенту перекочевал небольшой такой шарик фольги, последовавший дальше в карман джинс. Старый-добрый киношный метод, который прижился и в реальной жизни. А фольга...ну...дешево, если подходить к барыжничеству с точки зрения маркетинга, и, говорят, животным учуять сложнее.
Меньше чем через десять минут Мэтт уже садился на заднее сиденье не новой Hodna Civic, хэчбек однотонно черного цвета, приехавшей выполнить заказ Uber. За рулем оказался плюс-минус ровесник Лероа: белый паренек с кучерявой шевелюрой и достаточно субтильного телосложения. "Я бы его вырубил", - мысленно резюмировал Мэттью по старой привычке.
Водитель, как это было принято в Uber, поинтересовался насчет музыки и предпочитаемого маршрута, на что Мэттью просто отмахнулся, мол, не важно. Система оценки и высокая планка рейтинга для водителей, мотивировала последних разве что не целовать клиента в зад. Впрочем, пассажир тоже участвовал в рейтинге, так что вариант "я тут царь и Бог" мог прокатить только один раз. Забавно, только недавно Мэтт видел на ютубе запись выступления женщины, какого-то там профессора из Гарварда, о феномене социального доверия, на который выходили проекты, похожие на Uber, AirBnb, Blablacar и прочие: в наш развитый век люди совершенно не опасались садиться в машины к незнакомцам или вовсе делить с ними один дом. Может, всё ещё не так плохо для этого подгнившего общества?
Размышления студента, упершего взгляд за окно, прервал образ, мелькнувший в толпе: Лероа показалась, что из потока прохожих на него смотрит до боли знакомое лицо...Демон!
- Стой! - внезапно даже для самого себя, рявкнул Мэттью, прильнув чуть ли не лицом к стеклу.
Водитель, по инерции, среагировал именно так как от него и просили - нажал на тормоз. Благо, движение было не плотным на дороге и удалось избежать столкновения.
Мэттью открыл дверь и высунулся из машины, чувствуя как в нем снова просыпается то чувство праведной ярости, что и в автобусе. Вот только демона-то нигде и не видно было: поток прохожих двигался дальше, лишь малая доля людей обратила внимание на инцидент и сейчас глазела на высунувшегося из машины чернокожего паренька, держась за телефоны в преддверии чего-то эдакого.
Гнев быстро сменился страхом и Мэтт юркнул обратно в салон авто. Извинения и оправдания, мол, знакомого увидел, похоже не очень-то сильно пришлись по вкусу водителю, так как косых взглядов в зеркало заднего вида стало заметно больше, а напряжение в машине возросло.
Примерно в тот момент Мэттью понял, что сегодня ему вообще лучше не покидать пределов съемной квартиры. Вообще. Тут же отписал смску Уоррену, о том что работы завались и вырваться никак не удастся. А если и удастся, то явно Мэтт придет с опозданием.
Загладить вину перед водилой Лероа попытался предложив тому десять баксов сверху. Паренек молча принял деньги, кинув взгляд на разбитые костяшки пальцев Мэтта. На том и распрощались.
С огромным вздохом облегчения Мэттью закрыл за собой входную дверь квартиры, отгораживаясь от всего мира. Кинув рюкзак в прихожей, парень первым делом отправился в ванну. Старый-добрый горячий душ должен был помочь немного прийти в себя и расслабиться. А там уже и "забить" можно приобретенное у Тони "успокоительное". Расслабиться, включить музыку и просто ничего не делать.
- Как же я, бл*дь, за*бался! - Стены квартиры слыхали и не такое, так что Мэтт просто воспользовался тем, что жил один и крепко выругался.

      ***

      Тихие ночные улочки были именно такими, какими Ди ожидала их увидеть - пустынные и тёмные.
      На полузаброшенной станции выходило слишком мало народу, чтобы по тротуарам тянулись цепочки людей, спешащих домой с работы или учебы. А те, кому не повезло (а быть может наоборот повезло) тут жить, скорее всего уже сидели по домам.
      Большинство людей посчитало бы, что для одинокой девушки небезопасно гулять так поздно вечером в пустынном районе и, возможно, были бы правы. Но Ди почему-то верила, что неприятности могут происходить с кем-то другим, а именно с ней ничего плохого не случится. Или же эта вера свойственна не только Ди, но и всем человеческим существам вообще?
      Так или иначе, остаток пути до дома прошёл без приключений.
На пороге же Диану встретили две тыквы, которые вызвали у девушки тяжелый вздох и разом развеяли мечтательное настроение от вечерней прогулки.
      Больше Хэллоуина она не любила только рождество. На оба этих праздника все люди, казалось, сходили с ума. Нет, ну серьезно, праздновать All Hallows Eve* и день рождения человека, которого никогда возможно и не существовало? Увольте. Однако же мама от обоих этих праздников была без ума. Вот и сейчас, когда Ди зашла в дом, та вовсю занималась тем, что украшала гостиную марлей, изображавшей паутину.
      — Привет, мам, — по возможности весело и беззаботно поздоровалась Ди. Если ей самой не нравился праздник, это вовсе не повод портить настроение и маме. Диана по-своему её любила, и проявлялось это, в основном, в том, что старалась по мере сил, если это было не слишком обременительно, казаться именно тем человеком, которого мама хотела в ней видеть, но которым Диана на самом деле не являлась. К примеру, она хорошо училась, хотя на учёбу ей было плевать, или, вот как сейчас, была готова тихонько проскользнуть в свою комнату, вместо того, чтобы сделать замечание о том, что гостиная стала похожа на цирковой балаган.

      Хоппер получил свое прозвище не зря. Он настолько его оправдывал, что, порой, очень важные мысли с трудом следовали тем траекториям, по которым он перемещался в пространстве и приходили в его голову с опозданием. В этот раз одной из таких мыслей стала: «Какой еще, бл*ть, скетчбук?» Гарет достаточно долго был граффитистом, чтобы понимать, что брать Черную Книгу на дело — самоубийственно. Может возникнуть ситуация, как в «Один дома», когда воришек все-таки поймали и копы вычислили другие дома, которые они обворовали ранее, по тому факту, что один из воров всегда устраивал потоп перед уходом. «Мокрые Грабители, бл*ть. Прикольный фильм.» Гас немного успокоился, вспомнив, что блэкбук находится дома.
      Любопытство пробудилось в сознании Хоппера. Кто же его собеседник? Спокоен, учтив, заботлив. Голос как будто согревает, окутывает, убаюкивает. «Ну, бл*ть, это может быть только один человек», подумал Гарет и произнес не без издевки в голосе:
      - Ты ли это, мам?
      Гас хохотнул. Хоть голос Одри Хопкинс заметно охрип от интенсивного курения и туберкулеза, перенесенного в тюрьме, а потому, с натяжкой, и мог сойти за мужской, все же он был в совсем другом диапазоне, нежели у Загадочного Собеседника.
      Так, СТОП! «А откуда он узнал про Молчание Ягнят?» догнала его очередная мысль.
      - Я что, думаю вслух?! - вырвалось у Гарета.
      Внутренне приготовившись к тому, что сейчас он, возможно, «отхватит п*здюлей», как это называется на Высоком Диалекте Крипты и Граунда, Хоппер громко и отчетливо подумал в окружающую его черную пустоту «Эй, мистер, мож для вас это станет сюрпризом, но вы — х*й».

      ***

Мэтт огрызался, сыпал проклятьями и пытался вырваться, дотянуться до демона, который ловко смог запудрить окружающим голову! В общем, парень выглядел и вел себя как настоящая "звезда" YouTube. "Как они не понимают?! Как они не видят?!", - бунтовало сознание Лероа, пытаясь сквозь мало связную ругань донести до окружающих какую страшную ошибку они совершают, что они держат не того!
Мэттью дернулся ещё раз в отчаянной попытке ухватить эту падаль, которая наглым образом сбегала из автобуса, но две пары рук держали крепко. Кажется, последний надрывный крик, в котором слились вместе боль и отчаяние юного чернокожего паренька, исчерпали последнего и физически и морально: он буквально обвис в чужих руках, продолжая что-то тихо бормотать себе под нос.
У двоих мужчин не было никакого желания возиться с пареньком, так что возле Лероа совсем скоро образовался вакуум. Одиночество, в купе с каким-то странным отчаянием, навалилось тяжелым грузом на плечи, так что Мэтт так и остался сидеть на грязном полу на четвереньках, тяжело сопя, пока автобус пробирался через пробку. Осуждения в его адрес продолжались, впрочем, сам парень уже ничего не слышал - черная апатия приняла его, поглотила без остатка.
Чисто машинально, Лероа покинул автобус на следующей остановке, чуть ли не выкатившись под ноги пассажирам, ожидающим транспорт на остановке. Холодный ветер моментально заполз под куртку, заставляя паренька вздрогнуть и поежиться. Надо было идти. Но куда? Да и зачем? Мэттью Лероа только что просрал свой шанс разобраться с вековечным злом, при этом Мэтта не покидало ощущение, что его злостно на*бали где-то, но где именно? Демон ушел. Если бы только найти его, если бы только этот хорёк попался бы ему ещё раз, о, он бы своё получил! Уж в этот раз Мэтт бы позаботился, чтобы эта тварь никуда не ушла!
Парень не заметил, что кепка его осталась лежать на полу в автобусе. Не мог он знать и о том, что выглядел сейчас весьма и весьма скверно: весь растрепанный, взгляд в плиты тротуара, ноздри расширялись от яростных вздохов, а губы не останавливались ни на миг, беззвучно излучая в пространство проклятья вперемешку с самобичеванием. Мэтт не замечал ничего вокруг, а ноги сами несли его в сторону ЭйчЭйчЭм - то ли на автомате выполняя предыдущую задумку сознания, то ли потому что туда было банально ближе всего и сейчас компания мистера Мортимера казалась призрачным санктуарием, бастионом надежды, где можно было укрыться от всех невзгод мира...

      ***

Как это часто бывает во сне, по каком-то странному стечению обстоятельств, ты всегда можешь дать определение всему вокруг себя. Вспоминая сон, часто задумываешься: "Почему так? Почему не иначе? Ведь если подумать...". Во сне всё по другому - ты просто знаешь нужное слово, определение и ты чертовски уверен, что так оно и есть. Эта непоколебимая уверенность в собственном знании...
Мэтт не задумывался над этим всепоглощающим чувством ярости, что захватило его в один миг. Не понимал, что находится во сне (во сне ли?). Это было не важно. Возможность сделать мир лучше - вот что было сейчас самым важным! Мэттью ухватился за неё как за единственную здравую, ясную мысль в своей голове и полностью отдался ей.
Диспозиция была достаточно обычной для парня, привыкшего к уличным стычкам в родной Крипте: надо было быстро рвануть вперед и врезать этой твари, смести его с места, повалить и тогда уже дело сделано! Пацан выглядел достаточно щуплым, типичным старшеклассником или учеником колледжа, не важно! Пока он такой, пока скрыт за маской слабой плоти, Мэттью Лероа может убить его! Может стать...героем! За ту секунду, что темнокожий парень сорвался с места и кинулся на Врага, в голове Мэтта успела промелькнуть достаточно тщеславная картина: спаситель человечества, отважный рыцарь без страха и упрёка, сделавший то, что не смогли остальные...слава...уважение...власть...деньги! Каким то непостижимым образом, эти вещи стали очевидным придатком к очищению мира от демона. И это придало Мэттью дополнительных сил и уверенности!

      Ответ на представшую перед Гасом дилемму не заставил себя долго ждать: он достаточно долго жил в этом районе, и его физическая форма и навыки были на весьма высоком уровне, чтобы интуиция отвела на блеклый фон все ненужные для продвижения к цели предметы окружения и жирной красной линией прочертила нужный маршрут: вскочить на мусорный контейнер вон там и, используя его как трамплин, запрыгнуть вон на ту пожарную лестницу, а по ней уже забраться на крышу, где у него будет преимущество перед его длинноногими преследователями.
      - ЙОУ! - окликнул Хоппер Чака, а когда тот обратил внимание, ткнул указательным пальцем сначала себе в грудь, а затем в небо, мол, я наверх, и разогнался, чтобы привести свой план в исполнение, надеясь, что Злой Рок и прочие потусторонние силы не воспримут этот его жест как призыв к действию.

С уст Мэттью сорвалось нечто вроде тихого:"Fuck!". Медленно, словно одно из забытых божеств Лавкрафта, из пучины памяти, где смешались конспекты и статьи по правоведению, списки покупок из магазина, варианты подзаработать денег и просто мысли о жизни, начали выползать фрагменты быстрой встречи с Заком. "Лядство, совсем уже башка не варит", - мысленно вздохнул паренек, понимая что всё последнее время думал только об учебе и работе. Да, так не долго и спятить.
- Совсем забыл, - Мэтт с шумом выдохнул и посмотрел куда-то в сторону, где всё ещё нескончаемым потоком лилась река студентоты, покидающих здание универа. В голове, пока Уоррен говорил, проносились тяжелые мыслишки о необходимости учиться и работать вместо всяких там тусовок: деньги сами себя не заработают, бедность не пройдет сама по себе, сделать надо ещё так много... Но, с другой стороны, немного отдохнуть и расслабиться тоже можно, особенно если речь идет о пятнице. Хуже ведь не станет от пары часов, проведенных в прикольной компании? Тем более, если вечеринку устраивает Зак Браун, значит баб там будет в достатке. Губы Мэттью растянулись в улыбке, и он покивал то ли своим мыслям, то ли плану Уоррена подкатить к Сэм Максвелл. Признаться честно, её он помнил смутно. Совсем смутно. Впрочем, роли это никакой всё равно не играло.
- А? - парень машинально повернулся, когда Стиллман младший упомянул про какую-то Деринг. Прищурился слегка, фокусируясь на нужном объекте. На скромный взгляд Мэттью, девушка была, как это говаривают в Крипте, еб*бельна (мда, пожалуй, есть ещё один минус, когда здоровый мужской организм занят лишь учебой и работой). - Вроде с нашего потока, да? Никогда не общался с ней: выглядит как одна из тех белых чик, что ждут принца и сексом трахаются только после свадьбы, - Мэтт шмыгнул носом. Весь этот жест выражал сомнение относительно персоны мисс Деринг. Впрочем, улыбнуться парень тоже не забыл. Лероа глянул на часы. - Насчет пати - я в теме, только обещался мистеру Мортимеру заехать в ЭйчЭйчЭм по работе. Давай ближе к теме созвонимся, сориентируемся, где пересечься: я у Зака не был никогда, проводник бы не помешал, Уоррен. Кстати, а брат твой тоже будет?

=> пост 05 комнаты 05

    Быстрым шагом, переходящим на бег, маркиз следовал по уже знакомому маршруту. С Люксембургской набережной — на оставшийся безымянным бульвар, ведущий к набережной, только к другой — к главной. С набережной — на мост Лейтенантов, на другую сторону и снова по очередной набережной. Завывала метель, разбрасывая полы плаща. Только синие пятна фонарей служили ориентирами в беснующейся невидимыми тенями мгле. Будь Марко жив, ледяная хватка Зимы давно расправилась бы с ним, но сейчас маркиз чувствовал только сильный встречный ветер, покрывающий маску инеем.
Причалы перед набережными стояли пустые и мёртвые. Накрытые плотной парусиной лодки дожидались утра, покачиваясь в чёрной воде. Холодный как руки куртизанки мрамор дворцов темнел за высокими оградами. Фиоренти повторил свой утренний путь, но там, где утром свернул к площади Консьержей, продолжил идти прямо, оставшись на набережной. Он миновал съезд на взорванный мост, постепенно отдаляясь от знакомой части Парадного Квартала. Дома понемногу тянулись вверх, становясь всё плотнее друг к другу. Пяти- и семиэтажные архитектурные ансамбли с затейливыми балкончиками, полуротондами и арками въездов во дворы подступали уже с двух сторон. Набережная забрала левее, а Марко, напротив, почувствовал, что брусчатка поднимается вверх. Вскоре он шагал по узким средневековым улицам, где даже ветер свистел надсадно будто старый ворон, никак не могущий сесть на бюст Паллады.
    Где-то в чернильном пятне, которое по некой ошибке природы заменило небо, должны были подниматься ввысь чахоточные шпили Нового Кафедрального Собора. Даже с обострившимся зрением Марко разбирал их серые силуэты лишь временами, несколько раз ошибаясь в направлении и путая однообразные улицы, тесные площади, сквозные галереи и проулки. Наконец, каким-то чудом, Охотник всё же вышел к белому фасаду углового дома в четыре этажа, на карнизах которого скалились вечно недовольные горгульи. Мощную входную дверь украшало железное кольцо, а все ставни до единой были наглухо закрыты, не выпуская на улицу даже искорки света. Марко прислушался: внутри царила тишина. Дом казался давно покинутым.
    Убедившись, что перекрёсток пуст и никто не ведёт наблюдение за домом, Охотник несколько раз прошёлся туда-обратно. Никогда не действовать наобум — пожалуй, это правило стоило поставить во главу списка вещей, о которых нельзя забывать в Пальмире. Да и оповещать ван Везена о своём визите заранее Фиоренти не хотел.
    Дом вызывал всё больше подозрений. Свет не горел действительно нигде. Это притом, что без постоянной протопки даже кирпичные стены не защищали от холода, а городское централизованное отопление нуждалось в капитальном ремонте. Странно...
Посчитав, что вернуться и постучать он сможет всегда, Марко ещё раз огляделся и нырнул в подъезд соседнего дома. Как он и ожидал, лестница привела его на верхнюю площадку, где имелся запертый на простую щеколду люк на крышу. Для открытия пришлось приложить немалые усилия: на крышку намёрз лёд и она поддавалась с трудом. Один человек не справился бы с ней, но мёртвые не знают усталости — раз за разом Фиоренти тянул большой деревянный щит, пока тот, наконец, не открылся, осыпав Охотника ворохом потревоженного снега.
    По обледеневшей крыше, на которой гулял ветер, Фиоренти добрался до белого дома. Расшвыривая снег тут и там, он нашёл похожий люк. Конечно, он тоже был заперт, но на этот раз — изнутри. Отмахиваясь от лезущих в глаза снежинок, маркиз тщательно очистил прямоугольник люка от снега, сколол ударами каблуков лёд и подсунул в образовавшуюся щель лезвие ножа. Проведя им снизу доверху, Марко установил положение защёлки. Аккуратно колупая пористый железный брус, Фиоренти миллиметр за миллиметром сдвигал его из пазов. Работа двигалась медленно, брус вмёрз в скобу и не хотел выскальзывать, но Марко было не занимать терпения, а руки совсем не уставали. Миллиметр... ещё миллиметр...
    В какой-то момент крышка люка вздрогнула и, скрипнув петлями, отвалилась в темноту. Под собой Марко видел кусок коридора, застланный давно истлевшим ковром.
    Как истинный Носферату маркиз Фиоренти нагрянул в чужой дом прямо из ночной тьмы: лишь на мгновение мчащиеся по небу облака закрыл его силуэт — и вот уже он приземлился на пол, отведя в замахе клинок.
    Но маркиза встретила лишь тишина. Никто не бросился на него. Он спокойно распрямился, обнаружив себя примерно в центре коридора, пересекавшего дом из конца в конец. В одном торце имелся выход на лестничную площадку, в другом...
    «Впереди что-то есть!»
    Глаза Марко хищно прищурились, разгораясь алым светом. На лестничной площадке лежало несколько тёмных куч, вызывающих в нутре знакомую противоестественную дрожь.
    Мертвецы...
    Опять мертвецы, ещё больше мертвецов. Смерть стала давней подругой жителям Пальмиры.
    Держа наготове шпагу, Фиоренти вышел на площадку и убедился, что эти мертвецы мертвы окончательно: прямо у его ног лежал бледный юноша с изуродованным Зимой лицом. Две сквозных раны в груди навсегда упокоили его. Чуть ниже по ступеням нашёл покой мужчина в переднике булочника или мясника. Его рука была отрублена страшным ударом косы, а горло раскрылось подобно кровавому бутону. Перегнувшись через перила, Марко увидел цепочку трупов, скатившихся к подножию пролёта, залитые тёмной кровью ступени, отрубленные конечности и даже куски перил со штукатуркой, выбитые яростными ударами. На лестнице разгорелась нешуточная схватка — сквозь пролёты он заметил, что бой шёл с самого второго этажа. Он насчитал шестнадцать тел.
    Восстановив ход битвы по расположению мертвецов, Марко решил, что София (а кто, кроме Софии?) наверняка вошла именно так, как он сам не стал — с парадного. И, судя по числу встречающих, даже позвонила. Охотница поднялась до четвёртого этажа и подниматься выше было некуда — значит, ван Везен жил где-то здесь.
    Так и оказалось: Марко без труда нашёл единственную квартиру, носившую следы человеческого присутствия — гору одеял поверх трёх ковров, хлебные крошки на столе, вонь из клозета... Да, квартира явно видала лучшие времена. Тяжёлая мебель из орехового дерева, позолоченные плафоны бра и дорогие акварели украшали её интерьеры. Когда-то она принадлежала знатному и влиятельному человеку, но с годами жилая площадь сузилась до гнезда из одеял в самой дальней комнате. Коснувшись лампы под потолком, Марко едва ощутил тепло стекла — газ перекрыли сравнительно давно, но здесь он хотя бы горел.
    Хозяина, несмотря на всю тщательность поисков маркиза, дома не обнаружилось. В пустоте квартиры повисли слова Мейер — "мой источник под конец отправился «сообщить его величеству о гостях»"...
    Не нашлось ван Везена ни в разорённых квартирах Унесённых Зимой, ни в подвале дома, оказавшемся крохотным и захламлённым стащенной туда мебелью. Видимо, кто-то хотел сохранить её до лучших времён.

    Марко молчал.
    — Да... я помню времена, когда построили тот, другой Собор на холме к востоку от города. Его заложил Николай...
    Сутулый старик бродил среди крови и разбросанных одежд, временами касаясь алтаря, будто пирамида голов помогала восстановить в памяти картины былого. Казалось, он забыл о собеседнике — но нет! Острые, голодные глаза вернулись к маске Охотника.
    — Николай был прекрасным правителем, добрый Охотник. Смелым и отважным. Красивым и мудрым. Его начинания оборачивались успехом, а сердце было открыто своему народу. Из своего уединения я с гордостью смотрел, как рос его город и расцветала страна. При нём Пальмира стала великой, Охотник. При нём её назвали Жемчужиной Севера. Николай... это имя произносили с любовью более полувека. Пока болезнь не взяла своё.
    — Болезнь? — настороженно, но с интересом переспросил маркиз, снимая маску. — Какая?
    — Простая болезнь! — рассмеялся Архиепископ. — Шутка судьбы. Всё началось как обычная простуда, но вскоре любимый своим народом король не мог подняться с постелей.
    — И что же стало потом?
    — Потом? К чему теперь была вся эта любовь? Разве могло обожание исцелить его? Просители всё приходили, но разве пришёл кто-то, кто предложил бы помощь, а не вымаливал её?!
    Набрав в грудь воздух, священник рявкнул:
    — Никто не явился к умирающему королю! Клянусь, не будь я заперт в этом Соборе, я дошёл бы до Зимнего Дворца и предложил трону всё, что имел бы! Своё проклятие, свой вечный дар!
    Казалось, старик затаил нешуточную обиду на то, что не смог сделать это многие годы назад.
    — Николай был достойнейшим из смертных, — выплевывая слюну, Архиепископ взмахнул руками и конец кнута зазмеился по полу. — И, как истинный хозяин собственной судьбы, Николай решил найти спасение сам. Детали мне неизвестны, но говорили о многом. О том, как к солнечному двору приглашались святые отшельники и магистры чёрных наук, еврейские мудрецы, арабские заклинатели. Всех созвал Николай. Среди других, из старинного монастыря, что неподалёку от сюда, к нему приходили монахи Бенедектинского ордена. Уверен, они знают больше. Иди туда, добрый Охотник. Разыщи настоятеля, если он ещё жив, и спроси, о чём говорил Николай перед смертью.
    — Достойнейшим из смертных часто выпадает и тяжелейшая судьба, — подытожил маркиз Фиоренти. — Мне жаль, что так случилось. Я видел губернатора. Прескверное зрелище. Напасть не хуже великаньей зимы. Но как бы то ни было, Николая нужно остановить, пока всё не зашло слишком далеко. И для этого... я должен просить вашей помощи, — заключил Марко, едва заметно склонив голову в знак уважения.
    — Помощи?.. Моей?.. — старый архиепископ засмеялся, раскидывая руки в приглашающем жесте. — Такие, как ты, приходят убивать чудовищ. Не думай, что я не знаю своей природы, добрый Охотник. Я — монстр, перед которым закрылись даже врата Чистилища. Милосердный Господь отвернулся от меня.
    Марко отрицательно покачал головой.
    — При всём уважении... Такие как я к вам ещё не приходили, Ваше Превосходительство. К вам приходили такие, как они, — маркиз указал взглядом на пирамиду. — Все мы монстры в той или иной степени. И люди порой в этом превосходят даже самых жутких. А Господь...
    Марко не то что бы не верил в бога... просто у них... были очень сложные взаимоотношения:
— Господь отвернулся от всего человечества и очень давно. Поэтому чтобы выжить, все мы — вы, я, люди там, — маркиз Фиоренти кивнул куда-то в неопределённом направлении, говоря обо всём человечестве, — прикладываем столько усилий, сколько можем, чтобы выжить. Я не держу на вас зла из-за погибших — позвольте лишь похоронить их.
    Архиепископ отступил, символически освобождая путь к своему кошмарному алтарю.
    — Они — лишь моё приношение Господу, — с безумным состраданием прошептал он богохульство, — мольба и жертва, подкреплённая ей. Грехи мои. Моё покаяние. Моё раскаяние. Уважь их покой, если так приказывает долг.
    Головы смотрели теперь и на Марко. Мужчины и женщины. Дети и старики. Побелевшие черепа и покрытые тёмными струпьями комья неприятно человеческого вида. Полусгнившие глаза, безгубые рты, костистые гребни зубов. Как Архиепископ мог не замечать творимого собой? Но он не замечал. Что было до отвратительности бесчеловечным...
    ... то было для него прекрасным.
    Любовь доброго Бога, воплощённая в нежном преклонении верного слуги.
    Веки старика дрожали от непролитых слёз.
    — Об этой ли услуге ты просил?
    Марко нисколько не сочувствовал этому монстру. Он внимательно подмечал все детали. И запоминал. На будущее. Но сейчас монстр был полезен для дела. Дела с заглавной буквы.
    — Я собираюсь упокоить Старого Короля. В этом мне нужна ваша помощь. Охотника и собаку я лишь прошу дать похоронить, дабы души их отправились назад к Господу. Погиб бы я — тот Охотник сделал бы для меня то же.
    — Они уже у него, — строго поправил Архиепископ. — Невинные агнцы, чей грех — отныне мой. Так благовествовал апостол Пётр. И большего я не могу дать. Я не могу покинуть свой храм.
    — Не покинете и ради богоугодного дела?
    — Я не могу, — печально повторил Архиепископ.
    — Что же держит вас здесь?
    — Мои грехи. Моё покаяние. Кровь Святых привела меня сюда, указала мне путь и место.
    Старик порывисто обернулся, будто забыв об алтаре ради чего-то неизмеримо более важного. Он вытянул когтистые пальцы к иконостасу: золотистой ширме, поднимавшейся за алтарём на высоту нескольких метров. Марко разглядел в ней, среди икон, неприметную дверцу — во время службы оттуда полагалось появляться священнику. За ней же располагались хоры и хранилась церковная утварь. Туда смотрел и вампир.
    — Он говорил со мной. Он велел идти, как Христос велел Левию, и велел быть. Поэтому я не могу, добрый Охотник. Моё место — здесь.
    — Кровь Святых? — Маркиз снова задумался. — Полагаю, это не эвфемизм... Что же тогда это такое?
    Поначалу могло показаться, что вампир не услышал вопрос. Однако через какое-то время он заговорил слегка нараспев, цитируя по памяти:
    — Был день и шёл человек по дороге из Назарета в Вифлеем. Не был человек ни богат, ни беден, не укрывал тайн, не таил зла. Единственным, в чём повинен был человек, это в том, что не признавал веры, какой должен был признавать. Явился человеку ангел в кровавых одеждах и сказал: «Смотри, преследуют меня, гонят меня». Тот человек остановился, хотя не верил в ангелов. Он помог ангелу, омыл его одежды водой из кувшина, который вёз на своём осле, разделил с ним еду, а после пошёл далее своим путём. Когда гонители настигли его, он не указал ангельские следы, за что был побит камнями и палками, а позже умерщвлён. В другую ночь ангел пришёл к его могиле, поднял из могилы и крови его, и унёс к небесам. Так человек стал святым, — Архиепископ помолчал, а потом закончил уже обычным тоном. — А его кровь осталась на грешной земле, бережно охраняемая теми, кто знал. Она и сейчас здесь, добрый Охотник. Но только святым открыт путь к ней.
    — Святым? — недоуменно переспросил Марко.
    Архиепископ с неестественной улыбкой повернулся к нему.
    — Конечно. Помнишь? Их грехи — мои. Они невинны и святы.
    Его палец указывал на гору голов.
    Маркиз Фиоренти нахмурился, пытаясь разобраться в том, что говорил вампир. За его безумием скрывалось что-то важное, требующее разгадки. И Марко чувствовал, что близок к пониманию, но картина всё ещё не складывалась полностью.
    — Речь идёт о... вашей крови?
    — Что за богохульство! Нет, конечно же нет. Я слаб, я недостоин ангельского лика, — замахал руками старик, будто боялся даже сравнения со святым из предания. — Она там... внизу. За этой дверью.
    — Но какой им от неё прок, если они мертвы?
    — Ты не понимаешь, добрый Охотник. Тебе не дано. Мы погрязли в грехе, неспособные видеть... неспособные знать... — Архиепископ ходил вокруг своей пирамиды, ласково озирая плоды своих трудов. — Какой прок от икон, когда не веришь в святых? Каков смысл жить, не принимая Рай или Ад? Каков смысл! Господь ответит тебе, когда придёт время, а до тех пор — смирись.
    — Кажется, теперь я начинаю понимать...
    Понимание Марко основывалось на сделанном предположении, что никто из живущих недостоин этой таинственной Крови Святых, тогда как мёртвым она более не нужна. Но теперь маркизу в голову закрались мысли о совершенно иного рода крови...
    — В таком случае я хочу попросить вас об иного рода услуге. О крови, но не Святых. Пусть она остаётся под вашей защитой.
    Марко подошёл ближе и уверенно заявил, встретив в ответ долгую тишину:
    — Я прошу о вашей крови.
    — Ты уверен, чего ты хочешь? — тихо спросил Архиепископ.
    Страх и голод волнами расходились от сутулого старика. Можно было ответить «да». Можно было ответить «нет». И в одном случае пути назад уже не было.
    «Нет», — подумал Охотник.
    — Да, — сказал маркиз Фиоренти.
    — Тогда... ты выбрал свой путь, добрый Охотник. Я не откажу в твоей просьбе.
    В голосе старика-Архиепископа не звучало сострадания. Тот дар, который много лет назад он хотел предложить королю Николаю, он готов был дать и Марко. Красные глаза магнетизировали, приближаясь. Резкое понимание неправильности происходящего захлестнуло маркиза, напрочь сметая выстроенные разумом конструкции. Перед лицом чудовища, поднимавшегося из глубин проклятой души, рациональное пасовало. Всесокрушающий страх и смрадное дыхание, вонявшее плотью былых товарищей, затопили рассудок Охотника. Ноги Марко ослабели и он бессильно опал в объятиях монстра. Больше всего на свете то, что прежде было маркизом Фиоренти, сейчас мечтало о благословенном беспамятстве. Но дисциплинированное жёсткими тренировками сознание упорно цеплялось за жизнь там, где этого хотелось меньше всего. Во всех деталях Марко видел, как узкие белые клыки прорастают из оголённых дёсен чудовища, как Архиепископ Шабаша наклоняется над ним вновь. Боль от терзающих шею клыков красными полосами разрубала обезумевший мир перед глазами Марко.
    Ещё нескоро вакханалия мучений сменилась тьмой. Потом глаза маркиза закрылись, сверкнув под сводами собора бледным алым огнём.

Недоброжелательность, волнами исходившая от встреченных обитателей Пальмиры, нимало не трогала пса.
Черт побери, они ведь живые! Они пахли домашним очагом, прохудившейся крышей, немытыми телами, вчерашней едой с приправами и луком, проблемами и опасениями, они не любили приехавших охотников и не ждали от них ничего хорошего. И все равно они были живые, они дышали, хотели есть и спешили спрятаться от холода.
Наполеон смотрел на них и вежливо улыбался, вальяжно помахивая хвостом. Впрочем, от его улыбки народ освобождал путь карете еще охотнее, но пса это по-прежнему не смущало. Пальмира сопротивлялась подбирающейся холодной смерти, и ледяной ветер, свистевший вдоль снежных наметов у стен домов, приносил далекий запах свежей выпечки.

Когда карета неожиданно остановилась, Наполеон вслед за Софией пробрался наружу. Выбравшись на снег, он с удовольствием потянул слегка затекшие лапы, уважительно посмотрев на преграду на их пути. Баррикада была отстроена на совесть, а люди, мелькавшие наверху, пахли твердым намерением Охотников "не пущать ни при каких". София вышла на переговоры, но похоже, успехом они не увенчались, и Марко, оставив поводья Старику, вернулся внутрь кареты, поманив за собой Софию.
Охотники скрылись в карете, а кучер принялся медленно разворачивать лошадей. Наполеон, пользуясь случаем, не спеша подошел к воротам и щедро отметил в сугробе свое присутствие для здешних четвероногих обитателей, не обращая никакого внимания на защитников баррикады.

    Марко только поднял повыше воротник, обменявшись с собакой понимающим взглядами. Наверное, если бы человек и собака смогли разговаривать, то не один литр бренди вышел бы под воспоминания о войнах, где всё было просто и понятно: люди стреляли в людей. А здесь... здесь умирали даже запахи. Они были, нет. Просто даже чуткий собачий нос различал их со всё большим трудом. Под ударами зимы, предсказанной древними пророками под сотрясание бубна и галлюциногенных грибов, умирал сам мир.
    Коротко стукнув в стену, Фиоренти открыл дверь кареты. Не касаясь земли и держась за крышу, он перескочил с подножки на козлы. Старик с готовностью передал вожжи в руки Охотника.
    — Дальше, я дорог не знаю. Что увижу, то выучу, но уж лучше бы вы покудова...
    Марко снова кивнул и несильно хлопнул вожжами по спинам лошадей, взяв курс на дымы на севере. В воздухе поплыл негромкий цокот копыт. Старый Серебряный тракт превратился в мощёную брусчаткой городскую улицу. Когда-то вдоль неё стояли аккуратные двухэтажные домики, похожие на карликовые усадьбы где-нибудь в предместьях Вюртемберга. Сейчас назвать царившую на окраинах Пальмиры разруху аккуратной смог бы только любитель радикальных экономических реформ. Ехали не торопясь. Фиоренти и София выглядывали в окна, стараясь оценить каждую перекрёстную улицу, но все они оказывались неизменными: заснеженными и пустыми. Впрочем, вчерашние следы сапог и каких-то жутковатого размера лап на снегу вынуждали сохранять бдительность. Решение добираться до Пальмиры днём заиграло дополнительной мудростью.
    В какой-то момент дома потянулись вверх. Аккуратные заборы и бревенчатые стены уступили место современной кирпичной кладке, а на некоторых улицах стали попадаться следы очистки. Чёрная карета скользила уже не среди зимней тишины, затаившей смертельную угрозу. В воздухе проплыл звон далёких колоколов, означающий скорое наступление вечера. Ветер принёс лай собак и запах лошадей — Наполеон мог бы быть доволен. К нему вернулось то понимание, которое едва не исчезло в улицах Мёртвого города. Вернулись запахи. Вернулись краски и даже, во что не сразу верилось, еле слышный ванильный аромат сдобы из недр какой-то подворотни. Среди красных черепичных крыш дымили трубы, а занавески и ставни на окнах шевелились вслед чёрной карете. Появились даже первые жители, закутанные в шубы и шинели. Они поспешно разбегались с пути кареты, жестами и криками предупреждая друг друга об опасности. Один за другим гасли огоньки на верхних этажах домов. Чуткие собачьи уши слышали лязг ключей в замках, когда карета свернула на широкий проспект. Вслед Охотникам устремлялись мрачные взгляды людей, которые были слишком истощены, даже чтобы бежать.
    Какого бы приёма ни ждали Охотники, они встретили не процветающий город и не взлетающие в воздух шляпы. Никто не спешил принимать их за освободителей.
    Их боялись.
    Их ненавидели.
    Замёрзшие уста желали им смерти в ледяных оковах Долгой Зимней Ночи, и паника летела перед ними.
    — Охотники...
    — Охотники...
    Известно, кто страдает первым, когда господа затевают свои кровавые игры.
    — Охотники...
    — Охотники...
    Неизвестно, кто станет жертвой метких пуль и острых клинков, когда Зимняя Охота развернётся во всём ревущем великолепии. Неизвестно, но можно предположить. И, исходя из этого предположения, простой народ вполне закономерно желал поднять на вилы незваных гостей.
    Наверное, этого следовало ожидать: Марко натянул поводья. Дальнейшее продвижение по проспекту оказалось невозможным. От стены до стены его пересекала баррикада высотой в два-три человеческих роста. Судя по слежавшемуся между брёвен снегу и основательности сооружения, баррикаде было уже немало месяцев или даже лет. Брёвна подпирали мешки с песком и плетни, забитые утрамбованным снегом. Внезапно пришло понимание, что то и не баррикада вовсе, а по всем правилам военного искусства наведённый редут. Другие правила всё того же искусства не замедлили показать себя следом — над отвальными воротами, сбитыми из толстых досок, поверх обшитыми стальными полосами, чернели жерла двух пушек. Вокруг них суетились люди, замотанные в многие слои ткани и шерсти, а оттого похожие на смешных муми-троллей. Но из-под зимних плащей явно синели форменные мундиры федеральной армии, украшенные золотыми пуговицами, позументами и пятнами недотаявшего инея. Суматоха, поднявшаяся при приближении чёрной кареты ещё при въезде в Красные Черепицы, не утихала. Над плетнями мелькали примкнутые к стволам штыки, в морозном воздухе далеко разносились отрывистые и гулкие команды.
    На груди у поднявшегося на баррикаду капитана полыхал бутон, демонстрирующий его принадлежность к швейцарской гвардии. Жёлтая орхидея, герб Кантона — узнаваемый в любой части света символ лучших вояк, которых только можно купить за звонкую монету. Лицо у швейцарского солдата было под стать репутации: такое же многофункциональное и тупое. Впрочем, скорее оно просто задубело от жуткого мороза. Облокотившись на пушку около ворот, он крикнул с высоты:
    — Эй! Чумной кентавр! По распоряжению генерал-губернатора Пальмиры, доступ в Парадный квартал закрыт! Поворачивай прочь!

А ведь какая во Флоренс погибала актриса... Джима до сих пор пробирало на смех от «да? С ума сойти». Ну правда, здорово же вышло! Как когда в фильмах девушка кидается главному герою на шею и целует в щёку, восхищённо сверкая глазами в объектив плавающей за спиной бедняги камеры.
Иногда Джим (который, как мы помним, изо всех сил старался быть Современным Вампиром, хотя «Нокиа» 33-10 как бы намекала, что выходит плоховато) жалел, что на дворе не 2045 год, а 2015, и нейро-компьютерного интерфейса пока не изобрели. Было бы здорово иметь глазной имплантат, какой-нибудь iEye, и нон-стопом гонять на нём те крутые фильмы с Бельмондо, Пачино, Сигалом и остальными...
... а так приходилось довольствоваться редкими моментами, когда Дрейк входила в образ. А ведь было бы клёво.
– От крыльца до припаркованной машины было шагов десять-пятнадцать. Пока мы, кхм, общались, я медленно приближался к нему. И в какой-то момент Десперадо просёк уловку. Он наклонился к своему футляру, но я бросился на него прямо как мужик из бейсбола! Он, кажется, не ожидал от меня такой прыти, и пушку у него из рук я успел выбить.
Джим мечтательно вздохнул.
– А крутой у него был ствол!.. Как в фильмах с Томом Крузом! Такой весь чёрный, навороченный, с каким-то ещё здоровенным прицелом вместо обычного. Да... словом, ствол летит в сторону, я бью его ножом в горло... – Марракеш забавно помахивал культёй, в миниатюре демонстрируя ход битвы. – Не знаю, короче, кто учил этого парня, но это вам не шилом косых фазанов чикать.
При жизни Джим был мелким бандитом в закоулках Лас-Вегаса, и это сказывалось: увлечённый историей, вампир сбивался на привычную терминологию.
– Я схлопотал пару раз и понял, что, кажется, ошибся... но бежать было поздно. Видели бы вы этот перемах, чуваки! Клянусь Аллахом, если бы у нас была камера, мы бы набрали миллион на «Ютубе» за неделю! В общем, под конец он смахнул своим расчленителем мне пальцы вместе с ножом. Мне пришлось прибегнуть к силам Витэ, чтобы уйти. Ну, я Ласомбра, всё-таки. И настоящий, а не как этот надутый фон Брандт. Знаю, нечестно, но в темноте он потерял меня, но его нож был каким-то то ли отравленным, то ли ещё что – раны не затягиваются. Только в машине понемногу начали, так что вы наслаждаетесь мной в почти полной целости, а не тем фаршем, каким я оттуда убежал. Короче. В темноте мне удалось вывернуться и добраться до машины. Когда он понял, что меня нет, я уже был таков и молился Аллаху, чтобы эта тварь в маске не нагнала меня у какого-нибудь пустого торгового комплекса...
Повисла пауза, которую рассказчик нарушил не сразу.
– Он круче нас всех, серьёзно. Он круче Герцога. Не знаю, сколько вампиров он убил за свою жизнь, но уверен, что если мы попадёмся ему на глаза ещё хоть раз, то он убьёт ещё четырёх. Радует только, что фон Брандта я-таки положил и наводить на нас больше некому. Вдруг он отстанет, этот тупой Десперадо из тупого фильма!
Джиму не нравилось, как Дрейк сверлит его взглядом, а Дрейк ещё больше не нравилось то, что она просто не в состоянии разобрать ауру Марракеша. Палитра цветов, индексирующих подсознательные стремления и порывы лучше всякого полиграфа, была размазана и замылена до нечитабельной степени. В практике Флоренс такое нечасто, но случалось – её дар не был механизмом безотказного действия и иногда... иногда просто не получалось.
Либо же Джим Марракеш где-то и у кого-то проходил весьма специализированную психологическую подготовку. Тоже ведь может быть, отчего нет?
Но если отбросить неудачу сверхъестественного характера, Флоренс была уверена, что слышит правду. Рассказ про поединок с Ассамитом был неподдельным в своей искренности.

Стояла поздняя осень, и ветер гнал по небу хмурые тучи. Ветер хлестал холодной плетью по земле, раздувая багровые костры павших листьев. Ветер нес водяную взвесь, в которой свет фонарей, дробясь, искрился, как брызги разбитого на тысячи осколков бриллианта.
Туман крался по узким улочкам, по влажным камням, клубился у земли, сам с собой играя безмолвные шарады. В прозрачном воздухе витал аромат дыма далеких огней на горных склонах.
Мрачный багрянец пылал вокруг стен замка Бран. Шпили башен тянулись к осенним небесам, редкие фонари горели во дворе, а в их свете, разбрасывая сверкающие блики, танцевали два клинка, объятых живым огнем. Снова и снова они плели зловещую вязь, снова и снова пели друг другу, все быстрее и быстрее, пока не стали сами светом, не слились в беспрестанном движении и вихре искр.
А затем раздался резкий хлопок, и огненный танец замер так внезапно, что казалось, даже водяные капли и языки пламени застыли в воздухе на миг.
- Круг окончен! Победитель снова не определен. - Судья с поклоном усмехнулся. - Мне жаль, господа.
Александру и Матей ответили ему слитным салютом блеснувшей стали и гаснущего на ней пламени.
- Когда-нибудь я его побью, - хмыкнул один из братьев.
Его близнец рассмеялся.
- Не в этой жизни, Матей! Не в этой жизни.
Тиру Радонеску изобразил на своем лице некое подобие вежливой улыбки. Высокий и стройный Изверг, судивший поединок, был одним из старших вампиров в замке. Он носил элегантную черно-бежевую мантию, под которой скрывалось чешуйчатое тело, а голову с белоснежной копной волос венчали витые рога.
- Вас ждут, господа.
- Да, конечно! Еще раз - благодарим за участие, маэстро. Это честь.
Изверг молча кивнул, а братья обернулись к зрителям. К вам.
Вот уже четыре ночи вы гостили в замке Бран, навещая Брашов по случаю, преследуя свою заветную цель - Цеорис. Но даже ваш опыт и знания не принесли быстрых результатов. Старые королевства не желали открывать своих тайн тем, кого не знали.
Каким образом братья Раду узнали о ваших поисках, оставалось только предполагать. Но они не поленились получить приглашение в замок Бран, связаться с вами и назначить встречу. И вот сейчас эти двое, одинаковые, словно отражения в зеркале, стояли рядом.
- Матей, - кивнул левый.
- Александру, - повторил его движение правый. - Надеемся, вам понравилось наше представление?
- Фехтование как искусство вымирает, - улыбнулся Матей. - Мы прикладываем все усилия, чтобы его оживить хотя бы здесь. Где же, как не в убежище древних?
- Но к делу. Давайте пройдем внутрь? Мы слышали, что вас интересует некое место под названием Цеорис. Старая сказка...
- Очень, - добавил Матей. - Но так уж получилось, что мы как раз интересуемся сказками. Как вы смотрите на взаимное сотрудничество сказочников?

Джим только болезненно поморщился. Что от маленькой уловки хитрюжки-Дрейк, что от Хобстоуна.
«Ну ты, подруга, хороша, конечно...»
Впрочем, Эван порадовал не больше - в очередной раз подтвердил, что Проклятие его Клану было сформулировано в матерных выражениях. Вместо конструктивных мыслей выяснял чёрт-пойми-что. Как никогда резко Джим почувствовал песок времени, текущий сквозь пальцы. Хрусткий, жёлтый песок, который уже не вернуть назад. Ласомбра ничего не сказал, просто без предупреждения перекинул передачу на четвёртую и вбил педаль в пол до упора: так, что не будь вампиры заняты друг другом, их откинуло бы на сиденьях.
Его «надо спешить» осталось неуслышанным за рёвом Хобстоуна.

- Ясно. Ничего не успел рассказать, - безучастно-механически повторила Дрейк последнюю фразу за Джимом. Не похоже, что перипетия с Крисом еще волновала ее, тема была выпотрошена и исчерпана. Однако фраза сработала как триггер.
Фло замолкла, а потом вдруг сообщила:
- Меньше четверти часа назад Голд был еще жив. Я солгала вам, хотела скрыть, что пожалела смертного. Я пила его кровь, и, подозреваю, это спровоцировало возникновение между нами временной симпатической связи, так как только что, когда я отвечала на вопрос о его судьбе, почувствовала кое-что плохое. Вспышку ужаса и боль в сердце. Думаю, его уже нашли.

С трудом можно было вообразить что-то, способное сильнее усугубить напряженную обстановку.
Только что Эван поборол искушение ее ударить, и по правилам разума и инстинкта самосохранения именно это должно было подавить всякий приступ правдивости, но бес противоречия нес ее, собравшуюся смолчать, заставлял испытать хрупкую ситуацию на прочность. Это как переживать ощущение неотвратимого падения.

Быстрым шагом, срываясь на бег, Джим пересёк просторное помещение автомастерской, отметив, что второй механик уже успел нырнуть под джип, чем-то шебурша под днищем. Из ямы в полу временами выглядывали то его руки, то голова в поисках очередного разводного ключа. Третий, раздражённо встряхивая фиолетовый баллончик пластиковой зажигалки, неспешно раскуривал папироску, стоя под фонарём в проулке. Курить в мастерской было, похоже, строго запрещено: ну и правильно, не дай Бог, пожар случится.
Теперь легко и привычно всё стало. Не три (или больше? - под лестницей имелась открытая дверь на задний двор) человека пред тобою, а три цели.
Восемь..
... Джим резким движением положил руку на плечо стоящего у стеллажа детины, рванул его на себя. Механик был выше и крупнее тонкого юноши, но это не спасло его: с пугающей точностью, что остаётся уделом нечастых мастеров или куда более частых боевиков с участием Дольфа Лундгрена, лезвие ножа вошло ровно под затылочную кость, рядом с верхним позвонком. Убийство мгновенное, без конвульсий и хрипов.
Тринадцать...
...
Будто в немом фильме, Джим быстрым, деловым шагом прошёл мимо красного джипа. Вот из-под днища появилась сначала рука в грязной спецовке, затем - коротко стриженная кудрявая голова. Лет восемнадцать парнишке. Может быть, в Тихуане его ждут девушка и дом. Может быть, его не ждёт никто. Дождавшись, пока механик потянется за блестящим цилиндром (глушитель, что ли, перебирали?), Джим нажал на кнопку автоподъёмника, на котором был укреплён джип. В абсолютной, ватной тишине две тонны стали рухнули на спину человека, острое ребро порога глубоко увязло в позвоночнике чуть ниже лопаток.
...
Двадцать три...
Курильщик, будто спиною почуяв неладное - или напротив, удивлённый вдруг пропавшими куда-то звуками, успел обернуться. Ровно для того, чтобы молодой детектив из отдела по расследованию убийств, с лучезарной улыбкой сорвался на стремительный бросок. Рефлекторно механик вскинул руку, с удивлением увидев, как по-змеиному ловкий юноша поднырнул снизу, бережно придержав его запястье на весу, и вогнал нож чуть ниже подбородка. С громким стоном боли, пытаясь защититься, ремонтник схватил было убийцу за ворот рубахи... и медленно опустился на колени, уже не в силах сопротивляться боли, пульсирующей в немеющей шее. «Полицейский» аккуратно зашёл ему за спину, провернул в пальцах красный от свежей крови нож, и перерезал, размашисто, горло механика: от уха до уха, прям как в старые времена! На пол брызнула длинная багровая плеть, а Марракеш ткнул кнопку, опускающую створку уличных ворот в мастерскую.
...
Бруха открыл глаза, отметив про себя, что ничего особенного он и не услышал. Может, Джимми ловко его наебал?
Джимми, впрочем, прямо сейчас выходил в дверь, ведущую на задний двор. С педантичностью шизофреника он скурпулёзно проверял каждый отнорок мастерской. Последнего из четырёх ночных механиков он нашёл именно здесь, склонившимся над движком старой легковушки. Мужик со щёточкой рыжих усов что-то увлечённо чинил в малопонятной Марракешу мешанине проводов и здоровенных агрегатов. Не дочинил. И никогда уже не дочинит. Джим перерезал горло и ему, вдавив голову глубоко под капот. А потом, с наслаждением слизнув попавшие на ладонь кровавые капли, с силой обрушил сверху металлическую крышку. Конвульсии тела стихли.
- Аминь, чувак. Ну или что-то типа того, - Марракеш ласково похлопал по капоту.
Звуки снова вернулись в мир. Подхватив поблизости чистую тряпку, Ласомбра вернулся обратно в главный зал, вытирая нож, и с некоторым сожалением уставился на придавленного джипом парнишку. Он ещё дёргался. Скрёб руками по бетону и тихонько стонал: ни дать ни взять котёнок, которому пришлось по спине бейсбольной битой от дворового хулигана.
Джим смотрел на него. Потом опустился рядом, погружая клыки в поросший мелким волосом затылок. Пусть хоть последние его секунды будут сладки.

Около полуночи (или чуть более) микроавтобус остановился напротив полицейского участка. Несмотря на позднее время, трёхэтажная твердыня Добропорядочности сияла всеми возможными окнами. На стоянке белели борта патрульных машин, синие фуражки мелькали возле забегаловки рядом, а какого-то несчастного в малиновой толстовке прямо на глазах Джима двое рослых копов бодренько запихали в неприметную стальную дверь. Кажется, малому предстояла весёлая ночь. Оформлять его, судя по всему, собирались далеко не сразу… и Джим неплохо представлял себе, как LAPD будет развлекать своего маленького ночного друга.
Мальчик… вернее нет, уже никакой не мальчик, а молодой и амбициозный сотрудник Бюро, ровным шагом перешёл улицу и вежливо посторонился, пропуская в дверях участка какую-то измотанную женщину, похожую на Сару Коннор. Та резко говорила по телефону, кажется, объясняя адвокату, какую именно истину бедняге предстоит отстаивать в суде.
Не обращая внимания на традиционную суету в тесном помещении приёмной, провонявшем хлоркой и обвешенном фотопортретами разыскиваемых преступников и разнообразными инструкциями касательно того как обезопасить ваших детей или защитить комнатных рыбок от маньяка, Джим-Дерек прошагал прямо к деревянной стойке, отгородившей дальнюю треть помещения.
Девушка в синей форме вскинула на него глаза, вопросительно приподнимая брови. Улыбаться у неё сил уже не оставалось – больно долгой выдалась смена.
А вот Джим сверкнул профессионально-холодной выверенной улыбкой, которой его обучили на курсах управления толпой в Квантико.
- Агент Махоуни, ФБР, - представился он, продемонстрировав девушке водительские права. – Я хочу видеть лейтенанта, и дело не терпит отлагательств.
Девушка пробежалась взглядом по правам и будто бы приосанилась, осознав принадлежность к чему-то значимому и весомому. Она полоснула строгим взором по дежурному офицеру в углу и звенящим от рвения голосом почти воскликнула:
- Сию минуту, сэр. Тайсон! Проводи к лейтенанту. Из ФБР, - значительно добавила она куда тише.
Дерек Махоуни спокойно кивнул, будто и не ожидал ничего иного. Через пять минут дежурный офицер открывал перед ним стеклянную дверь на третьем этаже, где, в просторном кабинете с неистребимым запахом мужского одеколона от «Лакост» обитал тучный мужчина с острыми залысинами и съехавшей к пузу кобурой табельной «Беретты». Как утверждали таблички на столе и на двери, внука мамонтов звали А.К. Саммерс.
- Сэр. Пришли из Бюро, - представил агента провожатый и поскорее ретировался. Взгляд лейтенанта Саммерса мигом потяжелел, он поднялся из-за стола, но Дерек Махоуни опередил его и сейчас. Он всегда и везде был первым.
- Агент Махоуни, ФБР, - права оказались прямо под носом лейтенанта Саммерса. Этот всматривался в них дольше и внимательнее, потом крякнул и кивнул.
- Федералы… с чем пожаловали, агент? Опять террористы?
Похоже, серые костюмы начальник участка не особенно жаловал.
- Никоим образом, лейтенант Саммерс, - ещё одна отрепетированная улыбка. – Ничего настолько серьёзного. Бюро интересует несчастный случай, произошедший в стенах подведомственного вам отделения некоторое время назад. Речь идёт о…
- Психованных придурках, - коп грязно выругался, опускаясь за стол. – Садитесь, Махоуни. Эта херня мне уже всю плешь проела. Комиссии по правам баранов осаждают шефа со вчерашнего утра. Хорошо ещё, пресса пока не пронюхала, но как узнают о том, что эти кончились прямо в «парилке»… очередной ушат говна на меня, а… впрочем, извините. Просто…
- Я понимаю, лейтенант. Уверяю вас, я не собираюсь переводить на вас все стрелки.
- Всегда так говорят, - буркнул Саммерс без прежней злобы. – А когда в газетах снова начнут ныть, что у нас полицейский беспредел как при старине Брауне, что Калифорния – филиал ГУЛАГа, на кого все шишки посыплются? Уж точно не на Стоуна, и не на комиссара.
- Стоуна? – прервал излияния толстяка Махоуни, вольготно расположившись в кресле.
- Ага. Дежурил в ту ночь. Ну а что он бы мог сделать? Эти кретины, знаете, те ещё шизики! Их не ко мне надо было, а в Эйгена Блёйлера сразу!
Коп внезапно перестал не нравиться Джиму. Злобный, сварливый, наверняка с руками по локоть в кокаине, он, тем не менее, пытался закрыть подчинённого… и в общем демонстрировал вполне себе понятные и приемлемые моральные установки. Обычный коп, не хороший и не плохой. Джиму даже стало интересно, как он взгромоздился в лейтенантское кресло. Ловил ли настоящих бандитов, или покрывал мелкую проституцию? Был ли когда-то стройным, подтянутым, сильным – или, напротив, с первых лет службы знал, что дорога наверх пахнет грязными баксами, и забил на попытки хоть что-то сделать с ночными улицами города? А может, он и сейчас лично участвует в задержаниях, напялив на пузо бронежилет и ввинчивая торец дубинки в печень очередного мекса? Может, он искренне ненавидит ублюдков, расстреливающих детей в школах, и своими руками сбросил с пирса мешок с человеком, до которого публичному правосудию было не дотянуться? Тем временем, коп перешёл к конструктиву:
- … понимаете, если я чем-то могу помочь: говорите.
- Можете, - Дерек сделал вид, что цитирует Учебник Настоящего ФБРовца. – Мне нужен доступ к записям камер внутреннего и наружного наблюдения за ночь, плюс-минус час от происшествия. Мне нужен доступ к личным вещам покойных, если их ещё не изъяли детективы – иногда они бывают похвально расторопны. И я хотел бы поговорить с офицером Стоуном, если он присутствует в участке. Не переживайте, вашего личного участия не требуется – уверен, у вас куча более важных дел.
- … - лейтенант пригвоздил вампира к креслу ледяным взглядом. – Вот как… понял я, к чему вы клоните… но их не могли убить прямо посреди участка, агент Махоуни. Не. Могли. Вы же это пытаетесь выяснить? Зачем ещё вам могли понадобиться видеозаписи, которые криминалисты облизали два раза. И ещё раз оближет лично комиссар полиции, перед тем как говорить с репортёрами.
- Я хочу внести окончательную ясность в это происшествие. Погибшие проходили как свидетели по делу об опасном маньяке, лейтенант, и правила требуют от меня наличия аб-со-лют-но полной отчётности по любой мелочи в этом вопросе, - отчеканил Дерек и поднялся, показывая, что время фамильярностей окончено. – Меня интересуют не бредовые предположения об их возможном убийстве, а просто информация о последних минутах их жизней. Быть может, это сможет помочь. Каждая мелочь важна.
- Каждая… - помедлив и остывая, согласился Саммерс. – Извините, если погорячился. Вас проводят вниз, Тайсон покажет, где что, и познакомит с нужными людьми. Если что – я буду на месте.
Он протянул Дереку руку. Махоуни, помедлив пару секунд (преодоление вбитой на курсах в Квантико формальной дистанции с представителями «плебейской» полиции), крепко пожал её.
- Спасибо за содействие, лейтенант. Я не буду нервировать вас дольше необходимого.

- Wow, - уважительно сообщил негр.
Он, конечно, заметил это "когда". "Когда нам придется его убить".
- Как насчет начинить кого-нибудь взрывчаткой и сдать ему на опыты? - бодро предложил он.

Угу, послушник пятого круга, как же. Не мелковата ли фигура для «старого друга князя»? При том, что прилетавший удостоился только «знакомого».
Вообще, вся эта история постепенно начала раздражать Йенса. Собрали наспех, ничего толком не объяснили и уже отправляют в аэропорт, встречать дорогого гостя. И не сообщили ни имени, ни внешнего вида. Как его встречать-то? Встать посреди аэропорта с табличкой «Добро пожаловать в Лос-Анджелес! Мы ждали Вас тысячу лет!» Или предполагается, что приезжий будет в таком же маскарадном костюме, как и этот Арчибальд?
Впрочем, это бред. А значит, кто-то из его спутников имеет более полную информацию о прибывающем. Что, в свою очередь, наводит на очень неприятные мысли.
Слушая вопросы, заданные остальными, Майер с трудом удержался от усмешки. Воистину, в такой компании надо молчать. Во-первых все спросят за тебя, а во-вторых за верного и исполнительного сородича сойдешь.

Рене методично изучал Джонни Сильверсмита, просматривая фотографию за фотографией и строку за строкой. Покуда пальцы его порхали по клавиатуре, подбирая пароли, пролистывая логи и отсеивая мусор, мозг лихорадочно фильтровал и анализировал информацию.

Дженн, Дженн, Дженн... Бровь его невольно дернулась, когда он увидел фотографии отправительницы единственной сохранившейся на телефоне Джонни смс. Он, конечно, твой принц, но ты явно не его принцесса - ты же хренов подмостовный тролль! А Джонни, похоже, клал на тебя прибор таких размеров, что из-за него не было видно твоей туши - а это, черт возьми, было непросто. Так что же, ложный след? Рене задумчиво постучал ногтем по мыши. Щенячья преданность и никакого самоуважения... В критической ситуации глупо брезговать таким помощником, так что Джонни мог обратиться к тебе. Я бы так и сделал. Джордан сделал себе мысленную пометку и продолжил поиски, лишь мгновение потратив на скорбь о месте на собственном "жестком диске", надолго теперь занятом полуобнаженным образом хтонического чудовища по имени Дженн.

Вскоре он возблагодарил лоа, так как среди фотографий на диске нашлись способные перебить острое Дженн-послевкусие. Cherchez la femme, значит? Voilà. "La femme" звали Бет, и с Дженн они не то чтобы выступали в разных лигах... На какое бы то ни было соревнование с ее участием Дженн бы не пустили даже взглянуть - даже будь она на поводке и с ветеринарным паспортом. Фотографии отличные, спрятаны под пароль, частые звонки... Итак, вы встречались. Джонни, захомутал старшеклассницу, стервец? Кажется, ты ею дорожишь - или дорожил. Так или иначе, это очевидная нить.

А вот эти имена были в адресной книге телефона Джонни. Анджи и Эрих. Друзья-приятели. Судя по логам, разговоры Джонни и Анджи были частыми, долгими, насыщенными и зачастую при этом совершенно бессмысленными. Из этого гаитянин сделал вполне логичный вывод: именно Анджи был наиболее близок юному Сильверсмиту. Вполне возможно, что этому поспособствовало и то, что жил Анджи тоже в Калвер-сити. Анджей Голд, жилой комплекс "Глаза Океана", третий подъезд - квартира неизвестна. Лучший друг, живущий неподалеку. Значит ли это, что мы скоро увидимся, мистер Голд?

В других скрытых паролями архивах Рене обнаружил фотографии самого что ни на есть сатанинского содержания. Оргии, жертвы и ритуалы - все это было неподдельным, уж в этом гаитянин разбирался. Вас нет на фото, милый мистер Сильверсмит, и вы, кажется, не фотограф. Кто-то снял это втайне и прислал вам. Кто? К сожалению, выяснить, кто отправил Джонни архив с этими снимками, не удалось. Не удалось и обнаружить и упоминаний об этом в его логах - как и о его причастности к секте или хотя бы интересе к ней. Похоже, вы все еще лучшая зацепка, мистер Голд.

Упрочил решимость Рене вновь посетить Калвер-сити и тот факт, что внятной информации в социальных сетях найти не удалось. Лишь Дженн печальным анимешным юношей присутствовала в списке друзей Джонни. Джордан, опять невольно припомнив фотографии, которыми она бомбардировала Сильверсмита, мысленно поблагодарил ее за столь нейтральную аватарку.

Но не стоило задерживаться. Наверняка когда Флоренс расскажет, что с ними вчера стряслось, придется немедленно что-то предпринимать.
Напоследок Змей попытался найти в Сети случаи убийств, подобных вчерашнему. Мужчина. Проколотое сердце, вырезанная печень. Не совсем то же самое, но... 2012 год, Голливуд-Хиллз, поместье Винсента Лоунборна "Кремовая роза". Мысленно проговорив про себя обстоятельства похожего убийства, он скользнул взглядом по смежным ссылкам (сообщение о "Бойне на Голливудских холмах" с участием пары наркоманов и полиции наверняка вызвало бы у Рене горькую иронию, знай он уже о вчерашних похождения Криса и Флоренс), и выключил компьютер.

Он осмотрелся. Этой ночью в кафе с клиентами было плохо: несколько юнцов-геймеров и жирный неприятный тип в углу, прильнувший к экрану почти вплотную и боязливо косящийся на остальных. Рене задумчиво посмотрел на администратора. Парень был, возможно, чуть старше Джонни и его друзей. Он явно скучал. В планах гаитянина было только питание, но, припомнив о взятом с собой крэке, он задумался. Может, пора завести "друзей" в этом городе?
Он решил, что перекусит парнем в любом случае, но стоит ли при этом тратить время, чтобы "закинуть удочку" на будущее? Он достал телефон и написал Эвану: "Что у вас нового? У меня есть адрес друга Джонни в Калвере. Могу съездить"

- Лейтенант - это вполне логично, - спокойно прокомментировал Рене новость о намечавшейся жертве Криса. - Modus operandi мистера Рока - поступать предельно неуместно. Надеюсь, твой Аллах будет на всякий случай держать нас с ним подальше от мистера Шварценеггера, - Джордан выглянул в окно, высматривая соседей или прохожих. - Я могу чем-то помочь? Иногда я неплохо лажу с людьми.

- Собирает материал для диссертации, очевидно же, - хмыкнул Джим. - Короче, не по телефону. Пять минут.
Сунув телефон в карман, Ласомбра продолжил путь. И через указанные пять минут чёрный микроавтобус стоял близ нужного Эвану и Дрейк перекрёстка, а сам Джим нервно поглядывал по зеркалам - когда Хобстоун встречался с, цитата, кем-то из местных, это почему-то часто заканчивалось сонмом ужасных напастей.
Видимо, Каин проклял их Клан фразой "Чё вылупились, уёбки?". Так всё и завертелось.
Одна радость - может быть, в Лос-Анджелесе наберётся достаточно местных, что плюс-минус один никого не удивит.
- У Эвана возникли проблемы с о'салливанами, - поделился драмой с Пандером Джим. - Спорим на один доллар, что завтра он попросит тебя поехать с ним и дать кому-нибудь пизды? А разгадка-то одна: у Хобстоуна борода уёбищная.

Крис - один, без менеджера, и Эван - с кассовым аппаратом. С кассовым, ебаная каракатица, аппаратом. Рене тихо выругался по-креольски третий раз за едва начавшуюся ночь. Последний раз, когда он так много говорил на родном языке, приключился при свете дня - иными словами, это было довольно давно.
- Трогай, Джимми, - сквозь клыки процедил Рене, громко хлопнув дверью фургона. - Вы совершенно правы, мистер Рок, - бесстрастным голосом сообщил он. - Конечно, если бы он просто исчез, подозрение бы на него ни в коем случае не пало, - сев, он добавил, глядя в пространство. - Знайте, если вдруг кто-то решит засунуть кому-нибудь из нас в задницу любезно приобретенный мистером Хобстоуном кассовый аппарат, и мне под угрозой смерти нужно будет выбирать, кому именно - я не буду колебаться ни секунды.