Голосование за ходы

В первый момент Григорий думал было что все - несдобровать китайцу. Ан нет, образумились товарищи. По крайней мере, большинство из них преодолело желание растерзать кого-то прямо здесь и сейчас за все беды, что свалились на их головы. И за Колю, и за латышей с матросом, да и за голод и холод - вечных спутников незавидной солдатской доли. А следом, когда невдалеке вдруг грянули выстрелы, уже абсолютно всем без исключения стало понятно - стоять и чесать языком более никак нельзя. Попасться в руки остервенелых прибалтов, равно как и бывших товарищей, распаленных прохиндеем-моряком, не хотелось никому. Поэтому двинулись дальше, торопливо, сперва молча, то и дело оглядываясь и вглядываясь вдаль, не показались ли промеж деревьев фигуры в шинелях. Впрочем, пока что никто за ними не гнался и, спустя какое-то время, хмурые раздумья о дальнейшей судьбе сменились обычной походной болтовней с извечными шутками-прибаутками.

"Дорога, братцы! Мост!" - вдруг крикнули впереди, и Смирнов сразу выпрямился, вытягивая шею в попытках рассмотреть, что это там впереди. А там и вправду был мост. Тот самый. Гриша улыбнулся - наконец-то, почти добрались. Конечно же им предстояло решить еще много вопросов, удачно объясниться с офицерами и не попасть под суровый военный трибунал, но всё-таки на душе полегчало. Как будто уверенность откуда-то появилась. Теперь прорвемся. Где наша не пропадала.

Поразмыслив еще немного, Смирнов решил что теперь торопиться им особо некуда и стоило, пожалуй, заглянуть на кордон к лесникам - обсохнуть, может быть, перекусить, есои повезет, а то у всех уже желудок к спине прилип, так оголодали. Григорий, легонько подталкивая перед собой ходяшку, продвинулся по-быстрому в голову колонны, с тем чтобы посоветоваться с товарищами и сообщить им свои соображения.

Григорий слушал нестройный гомон голосов сослуживцев, переводя взгляд с одного лица на другое и удивляясь - до чего разнились меж собой мнения у тех, кто сейчас горячо высказывался о судьбе этого взятого врасплох китайца. Вглядывался в каждого. Как непохожи они друг на друга. И как невыносимо тоскливо становилось от некоторых их слов.

Надо было всех перестрелять... Ну конечно, чего уж. Пожалуй что самое излюбленное решение любых проблем, наверное, со времен еще египетского царства. Особенно если со вчерашнего дня не жрамши и нутро сводит. Тут уж, ясен пень, руки сами к винтовке тянутся. А ну если с той стороны басурмане какие, так с ними еще бойчее управиться следует, без всяких лишних сомнений. Басурманин, он считай, вообще не человек. Практически. Пристрелить его прямо тут.

Ну когда же что-нибудь наконец изменится на свете? Все как встарь, как у египтян или, как их бишь, у рим-лян. Ужель вовек не будет в жизни правды и справедливости промеж людей, и всегда человек только о своем благе станет печься, а обладая силой, только ради собственной выгоды будет ее применять? И почему таких озлобленных как Семён кругом вдосталь, а таких как Петр Силаев, что умеют пожалеть - вообще хотя бы увидеть человека в незнакомце - так мало, да и тем, подчас, неохота на своем сознательно крепко настоять. Уступают, коль другие насядут хорошенько... Или все-таки есть надежда, что в только что рожденном, и прямо сейчас борющемся за существование, государстве, будут люди жить иначе, по другим законам? Может, не сейчас, но когда-нибудь? Да есть. И значит нынче нужно выстоять. А другие, Бог даст, доживут.

Меж тем, обсуждение продолжалось и единого мнения все никак не находилось. Несчастный китаец и впрямь выглядел до крайности жалко, словно попавшая под дождь курица, которую уже начали - и в частности вездесущий Семён - заживо ощипывать. Задумчиво поскребывая, порядком отросшую на подбородке, щетину, Гриша в очередной раз внимательно оглядел пленного. Что же там, на самом деле, произошло и что сподвигло этого странного малого ополчиться на соплеменников? Ясно и понятно, что погиб Коля зазря - так уж получилось. Очень жаль, просто отчаянно жаль, но надо было признать, что китаец в том ну никак не виноват. Судьба такая. И навешивать долг за Николая на этого ходю никак не стоило.
Смирнов думал напряжённо, прокручивая в памяти все моменты произошедшего на хуторе, но никаких догадок не возникало. Лица запомнившихся там китайцев, весь их общий вид, хутор, как таковой - ничего, что могло бы как-то объяснить те странные события. Знать бы по ихнему хоть чуть-чуть. Ведь они там сперва долго болтали прежде чем стрельба началась. Но кто ж их разберет, о чем...

- Обождите, братцы, послушайте, - привлек наконец всеобщее внимание доселе молчавший Григорий, - Я вам вот что скажу. История это тёмная, непонятная. Мы с Фимой и с Колей покойным там поблизости засели и слышали, что потрепаться они успели хорошенько, пока не началось. Жаль, непонятно ничего, но так вот - хрен знает, на самом деле, кто эти ходяшки, чем там на хуторе занимались, и кто он такой. Мало ли, вдруг это бандиты, мародеры или контрабандисты, морфием торгуют, например. А этот, допустим, наоборот, остановить их хотел или отомстить как-нибудь. Все что угодно могло быть. Понять-то мы их не понимаем, но рассуждаем, как за здравствуй - этого к стенке, тех перестрелять... Ведь по сути-то оно, может, и не верно вовсе.

Смирнов, коротко переводя дух, глянул вдаль, поверх верхушек деревьев, в сторону, откуда они шли и откуда недавно донесся не то взрыв, не то еще что-то, и твердо произнес:

- А нам, братцы, надо начинать по совести жить. По правде. И не рубить вот так наспех, мол, этот виноват, а тот мне не нравится. В том, что Коля погиб вины ходяшки нету. Он там своим чередом был, а Коля, к великому сожалению, сам поставился. Так-то. В общем, предлагаю вот что - возьмем китайца с собой. Я за ним сам присмотрю. Глядишь, он нам и поможет. Места здешние знает наверняка, да и в целом не лыком шит, раз попер в одиночку на целую ораву. До станции доберёмся, а там уж решим, как дальше быть.

- Да, это правда, - подтвердил Гриша, хмуро поглядывая на злополучного китайца и на нелепую сцену с ним в главной роли, - Он самый.

Винтовку все это время Смирнов бдительно держал наизготовку. Взгляд его не сулил ничего хорошего.

- По идее, не худо бы его тем хлопцам, что на хуторе, сдать. У них, я уверен, нашлось бы о чем с ним потолковать. Да только можно ли нам сейчас столько времени тратить - это вопрос...

Самое страшное — понимать, что на развилке прошлого ты сделал свой выбор, разминувшись с другим будущим.

"Что же ты наделал, сынок?". Кто бы не произнес эти слова - тот голубоглазый жрец или же внутренний голос, - они, в страшный тот час словно горящие роковым адским пламенем, остались на всю жизнь выжженым на душе клеймом. И этой ране не суждено зажить. Неизбывно. В тишине бессчетных ночей просыпаться с криком, в холодном поту, снова и снова бросать во сне этот проклятый нож и видеть как по рукоять входит он в грудь брата. Все годы помнить, что Бертран мог бы жить, радоваться, любить, растить детишек, но был убит рукой брата. Вот этой вот рукой. Другого выхода не было. Или так только казалось? Кому из богов захотелось разыграть со смертными нелепую и такую страшную шутку? А кому из богов показалось забавным наделить долгой жизнью смертного-игрушку, искалеченную той шуткой?

Его много раз спасали. Он помнил это. Почему-то гораздо лучше, чем когда спасал сам. И хуже, чем когда самому спасти не удавалось. Энсон, Виолендил, Эгмонд, Освелл, Андрес, Вейн, Нарви, Аллен и многие другие... Длинная вереница мертвецов и еще живых, бредущая по призрачным дорогам памяти куда-то вдаль, за горизонт, к забвению. Кем они были по сути? Задирами и грубиянами, пьяницами, распутниками, циничными негодяями и жестокими убийцами? Да, конечно! Искусными воинами, стойкими, смелыми, верными товарищами? Еще какими! Как сочетается все это? Простецкая недалекость и глубокая проницательность. Независимость и дисциплина. Низменные наколонности и величие духа, наделенного истинной отвагой и способностью к самопожертвованию. Эту загадку причудливой человеческой природы ему так и не удалось постичь.

Вот и сейчас. Его уже доставили в храм. Спасение близко. Только бы получилось... Снова встать в ряд своих соратников. Обнажить меч, вернуть долги, обменяться шутками, и снова вместе, как раньше, победить...

Но все самые триумфальные победы мира никогда не смогут заставить его забыть то самое страшное, самое пронзительное и проникновенное, что он когда-либо видел - горящие, залитые слезами, переполненные скорбью и ужасом, но одновременно ясные, все понимающие, проникнутые всепрощением и любовью глаза матери, в тот миг, когда он ей все рассказал.

Григорий стоял молча, прислушиваясь к мнениям и предложениям сослуживцев, и только переводил глаза с одного на другого. И до того обидно ему стало, до того горько. Словно не солдаты они полка рязанского, а шайка ошалевших разбойников. Возмущение его нарастало с каждым следующим их высказыванием, пока наконец он не рявкнул, пригвоздив суровым взглядом радетелей притеснения китайцев.

- Да ты что лепишь! Окстись уже! Это тебе не буржуи, не аристократы какие. Ты посмотри на них - простые люди! Потерявшиеся, зашуганные, с них и взять-то нечего! Такие же бедняки как и мы. Далече их от дома занесло... Оно, конечно, неплохо бы, обогреться и поесть. Но не таким же способом! Мы не бандиты - мы красная армия! Нас товарищ Ленин под революционными знаменами собрал и приказал навести по всей стране справедливый порядок. Ты, Тимошка, ему бы тоже, вот так вот, прямо в глаза, свои намерения высказал? Такой у нас порядок?

Григорий замолчал ненадолго, нахмурившись, поглядел куда-то вдаль.

- Прав Фима. До станции дойдем, уж недалеко. Там и отдохнем, и обогреемся, и перекусим, наконец. Тем более что нам туда поскорее добраться нужно и сразу же нашим о случившемся рассказать. Пойдем сразу как только Колю похороним. Это обязательно.

В странной речи китайцев вдруг попались некие более-менее разборчивые звуки. Это их "Лусские! Лусские! Ни нада!" переключило что-то в гришином сознании, окончательно, что ли, убедило. Да и до этого он уже стрелял крайне неохотно, старался попасть в ногу или плечо, чтоб не насмерть. Жалко их было, бедолаг. Ну какие из них бойцы... Подставлялись глупо и погибали ни за грош. Ясно, ведь, что ситуация сама по себе нелепая, просто трагическое стечение обстоятельств. Колю, само-собой, жалко тоже, но его уже не вернешь. И надо было с этим заканчивать. Как можно скорее.

- Стой, не стреляй! - что есть мочи крикнул Григорий и поднял руку, - Погодите, братцы! - закинул винтовку на ремне за спину и осторожно встал во весь рост, - Хватит уже! Незачем их всех поголовно класть! Не нужно это!

Поглядел на Фиму, на Семена, на Колю лежащего в траве, на остальных из отряда, кто поближе подошел.
- Пойду поговорю с ними. Сами же видите как оно все получилось. Ну положим их всех, ну и дальше что? Не по людски как-то...
Вздохнул. Достал из сумки свое полотенце, уже не белое, конечно, но все еще достаточно светлое. Над головой его поднял и медленно, приостанавливаясь при каждом шаге, двинулся к сараю, где засели обороняющиеся.
- Ээй, китайцы! Не стреляйте! - прокричал он как можно отчетливее, - Переговоры! Слышите? Не стреляйте!

Григорий шел, пошатываясь от усталости, щурился, пытаясь разглядеть что-то в мутной серой предрассветной дымке. Было тяжело. Силы потихоньку оставляли. Хотелось уже остановиться, вытянуть, расслабить и погреть у костра ноющие ноги, перекусить чем-нибудь, хоть затвердевшим сухарем, да испить хоть какого чаю. Но всего тяжелее было выдержать гнет навязчивых сомнений и переживаний.

Как, в итоге, поступил он, правильно или скверно? Чем обернется их самовольный уход? Безусловно, с формальной точки зрения вина их очевидна. Но по сути все совершенно иначе. В нынешнее новое время формализм, должен наконец уступить место справедливости. Свобода, за которую уже второй год борется народ, и главное право выбирать по совести и разумению собственный путь - все было попрано кучкой ловких махинаторов. Что поделать... Не перевелись и никогда не переведуться на свете прохвосты и проходимцы, которым облапошить товарищей, как за здравствуйте, ничего не стоит, лишь бы до власти дорваться. А дорвавшись, ужель беречь будут жизни солдатские? Или бросят на вражеские пулеметы как монеты разменные, только бы самим славы да почета удостоиться?

Однако нынче положение непростое. Выбираться надо во что бы то ни стало поскорее, пока не нагнали бывшие товарищи, а и без них врагов кругом уйма. Проскочить бы как-нибудь к основным силам, а там уж объяснить обстоятельно и досконально, как все было. И тогда вся надежда на прямой и честный товарищеский суд...

До станции пока добрались. Зато набрели на речку и какой-то одинокий хуторок. А еще поле, странное дело, почему-то брошенное, неубранное, словно повымерли все работники или сгинули невесть куда.

Сунулись втроем на разведку, подобрались поближе, и тут - вот те на! Живые басурмане из Чины! И ведь далеко же забрались!

- Ну что делать-то будем? - шепотом спросил Гриша у товарищей, - Мож подойдем поговорим? Авось по нашему разумеют. Нам же вперед выяснить надо где мы, где Обозерская, а еще неплохо бы обсохнуть да согреться маленько.

Буквально только что все было нормально. Жизнь двигалась вперед ровно и поступательно. Привычно. Вступили в бой, рубились с врагами крепко, и снова, как обычно, побеждали, медленно но неуклонно. Главный враг - вот он, прямо перед носом. Одолеть его и победа в кармане. Вдруг взъярился противник, вихрем клинков налетел, только успевай отбивать. Удар, другой. И тут ожгла шею острая сталь. Только осознал, увидел толчками бьющую кровь и вмиг все поменялось. Раз и сбился тот ровный естественный ход жизни. Смешался, словно разлетевшаяся по ветру колода карт. Мелькают картинки, числа... Один за другим беспорядочно сами собой встают перед глазами образы былого и нынешнего. Вот близко и крупно лицо Нарви. Что-то кричит, широко раззевая рот, но все равно не слышно. Досадно.

Вот знакомый с детства приземистый сруб, совсем темный на фоне вечернего неба. Рядом с домом небольшой хлев с сеновалом, откуда доносится мычание и запах скотины. Двор, где наизусть знаешь каждую канавку, каждый холмик. Впереди чуть освещенная неверным светом костра высокая фигура. Бертрам - старший брат. Взрослый, уже опытный. В ваших руках тренировочные мечи. Бъетесь. Как обычно, выпады, парирования, финты. С треском стучат деревяшки. В этот раз продержался капельку подольше. Все равно упал и увидел перед лицом тупой конец палки.
- Уже лучше, но еще недостаточно, - весело подытожил Бертрам, - Не торопись, не наскакивай так бездумно. - он посерьезнел, - Помнишь, отец часто говорил: никогда не отступай, не здавайся до конца! А я говорю: если приходится отступать - отступи, и снова нападай, когда будет выгодно. Твоя задача не погибнуть храбрецом, а выжить, во что бы то ни стало. Упорство это хорошо, но только не упертость...

Вот, залитая солнцем, портовая набережная Лускана. Реют флаги на высоких мачтах, крутобокие корабли чуть покачиваются на волнах, что снова и снова с шипением накатываются на берег. Нельзя сказать что людно, но то и дело снуют взад-вперед моряки: кто таскает грузы, кто торопится прокутить заработанное в таверне, кто шатается бес толку, уже все промотав. Ладонью прикрываешь от света глаза. Величественный город впереди - его новое пристанище. Что ждет его там под сенью древней башни?

Кровь, темная, как Бердускское вино, сочится сквозь крепко прижатые к шее пальцы. Почему-то почти не больно, но чувствуется как с каждой секундой стремительно уходят силы. С трудом разлепил потрескавшиеся губы.
- Нарви, Вейн, надо перевязать поскорее... Не хочется подыхать.

Настойчивая смена картинок, словно специально запустил кто-то перед глазами. Не остановить.

За окном уже совсем темно, да и в комнате мрак разгоняет лишь пара свечей. На краю твоей постели присела мать. Такой она помнится совсем чуть-чуть. Еще очень молодое красивое лицо. Теплой ладонью погладила тебя по волосам.
- Мой мальчик... Мой дорогой малыш, - протянула она своим мягким бархатистым голосом, и сразу стало так тепло, так спокойно и уютно на душе, - Засыпай и ничего не бойся. Все будет хорошо. Ты вырастешь умным и сильным. Станешь добрым честным человеком. Будешь много путешествовать. Встретишь многих разных людей. Они будут уважать тебя, а иные даже любить. А ты... Ты будешь их защищать.

Ох, мама, любимая моя. Если бы ты знала как далеко ушла моя жизнь от твоих мечтаний. Ни стал я ни особо умным, ни необычайно добрым, ни каким-то удивительно честным. Действительно долго скитался по свету. Повидал многое и многих. И не добился от людей, по большому счету, ни уважения, ни любви. Так, средне всё. Как у всех. Но признаюсь тебе, что где-то в глубине души, всегда, все годы, мечтал о том, чтобы ты оказалась права. Что предначертано судьбой что-то очень большое, по-настоящему важное совершить. Быть может еще не конец?

- Парни, у меня там в сумке на поясе... Есть куски ткани чистые. Намотать бы крепко а шею... И, не знаю, к жрецам, что ли. Они, может, по-быстрому на ноги поставят...

Смирнов, продрогший, абсолютно вымотавшийся в карауле, устраивался на ночлег с тяжелым сердцем. Спать оставалось всего ничего до раннего выхода на разведку, но он все никак не мог заснуть. Из головы не шли события минувшего дня. Снова и снова, словно воочию, появлялись перед глазами те две злополучные бумажки, нарочно оставленные Тюльпановым без учета, его испещренное морщинами лицо, каменно неподвижное и безо всякой тени смущения во время того, как руки его вершили подлость и предательство принципов боевого революционного товарищества. Потом все эти крики, непонятное недовольство, суета и спешка в принятии важного решения, та легкость с которой все согласились пренебречь чистотой голосования и заменить на выбор уже между двумя кандидатами, хотя и понятно, что тем, кто голосовал за других, уже было, по большому счету, все едино и они присоединялись к другой стороне, по сути, из стадного чувства, — все это до крайности возмущало Смирнова. Просто смириться и спокойно провалиться в сон никак не получалось. И в этот самый момент появился Николай.

— Гриша! Гриша!… — растолкал уже засыпающего Смирнова Коля Бабкин, присев на корточки рядом. — Мы завтрява с утра с нашими уходить будем. Никак няльзя нам тута оставаться после сяводняшняго-то. Нас эти лабусы тяперь сожрут живьём: в первом же бою на пулямёты погонют иль просто придумают какой дякрет, ты ж видял, как этот их Фрайден по дякретам шпарит: тут дякрет такой-то, там такой-то! Найдут какой и расстряляют нас всех: что им жизнь русского-то чяловека? Я никого с собой силом не тащу, но каждому нашему прядлагаю: завтра уходим, будем сами выбираться. Если ты с нами, так давай с нами, а нет — так хоть не будь крысой, не закладывай нас.

Сердце у Смирнова забилось бешено и гулко. Широко разинутыми глазами он глядел на Бабкина и не знал что ответить. Стоило ли говорить ему, что в нынешней ситуации вот так уходить, значило подрывать боеспособность и так не слишком многочисленного отряда? Но разве мухлеж на выборах командира это не такой же подрыв и саботаж, не предательство товарищей? Гриша понимал и чувствовал ясно, что что бы он не сказал, это уже ничего не изменит. Его друзья из рязанского полка - он помнил их лица в тот гадкий момент, когда на них, обманутых и униженных, смотрели с той другой стороны самодовольно ухмыляющиеся спутники из других полков. Получается теперь он должен предать их доверие, заставить остаться, или запугать тем, что сдаст их остальным?

— Коля, ты мужик боевой, отличился изрядно на фронте и ребята тебя уважают заслуженно. Я верю, за тобой они пойдут убежденно и искренне. Когда добрешься до наших - на станции или еще где - нужно будет обязательно доложить подробно обо всем здесь случившемся, чтобы не подумали что дизертиры, что самовольно сбежали. Знаешь, ведь, чем это грозит...

Гриша поднял голову и вгляделся куда-то ввысь, то ли на рассыпавшиеся по черному небу звезды, то ли наоборот, глубоко внутрь себя. Вздохнул тяжело и промолвил:

— А я, Коль, крысой точно не буду. Мы с вами уж сколько вместе прошли, сколько пыли проглотили, скольких друзей в землю положили. Ну куда я без вас-то. Конечно вместе пойдем. До конца.

Пожалуй немногие назовут Лускан приятным местом, но Мартину он почему-то нравился, и это притом, что ему, повидавшему отнюдь не мало городов, было с чем сравнивать. В целом, он находил его даже по своему стмпатичным. Тот же Мирар, несущий свои быстрые воды сквозь весь город и разделяющий его на две половины, был вполне живописным, особенно если наблюдать с одного из трех мостов - Мартин частенько прохаживался по какому-нибудь из них, не забыв запастись бутылкой хорошего вина и куском хорошего сыра, и наслаждаясь городскими видами под постепенно багровеющем на закате небом. Общий архитектурный стиль плотно притиснутых друг к другу домов казался по-северному суровым и простым, и в этом, пожалуй, можно было найти свою красоту, но конечно главной особенностью и очарованием города Мартин считал остатки древних строений Иллуска, и прежде всего, конечно, поражающую воображение, монументальную башню Магического Братства. Также немало ценил он местный климат, а кроме того (быть может даже более всего) - некую особую атмосферу этого города, ощущение дерзновенной свободы, доступности разных пороков, эдакого острого и сладкого чувства опасности от хождения по краю пропасти, и того, что удерживаешь себя от окончательного падения силой своего разума и воли. Словом, Мартин собирался остаться здесь подольше. Но жизнь вечно преподносит сюрпризы.

Теперь городу требовалась защита. Войско варваров, судя по слухам и видимым ночью со стен огонькам костров, было настолько велико, что - если только проникнет за стены - как огромная волна стремительно прокатится по улицам, не встречая сопротивления. Вряд ли стоило надеяться на несколько сотен копьеносцев, пусть даже они и впрямь считались неплохими бойцами. Корабли в гавани тоже мало чем могли помочь. Видимо, оставалось надеяться только на магов и мощь их волшебства. Однако надеяться на то, в чем абсолютно ничего не понимаешь, Мартину было трудновато. Поэтому как всегда он рассчитывал только на собственные силы. И вот именно за обдумыванием своего сугубо индивидуального выхода из всей этой кутерьмы и застало его предписание прибыть к Северным воротам. Выбора не было. Личные планы пришлось отложить на неопределенный срок.

После выступления начальника Мартин страшно разозлился. Какого рожна эти ублюдочные бандюки вздумали терроризировать город, который являлся всегда их же надежным пристанищем? Да еще в такой момент, когда абсолютно над всеми нависла угроза гибели! Все таки сучью свою природу видимо никак не изжить! Возмущение овладело им и очень захотелось приструнить негодяев. Два десятка бойцов, внезапно поступивших в его распоряжение, являлись в этом деле отличным подспорьем. Многих он знал лично вполне неплохо, ну а об остальных мог судить в том смысле, что кого попало в ряды нерегулярных стражей Лускана не нанимали. Обведя взглядом хмурые лица наемников, он для начала приветственно поднял руку, а затем обратился к ним, стараясь говорить просто, кратко и по делу.

- Соратники! Для меня честь биться с вами плечом к плечу. Давайте действовать четко, слаженно, аккуратно, и постараемся чтобы каждый из нас встретил сегодняшний рассвет! - Мартин на минуту задумался, глядя на вооружение отряда и что-то быстро прикидывая, - Значит так, делимся на пять маленьких групп. По четыре бойца. Две группы стрелков. Две группы мечников-щитоносцев. Вторые прикрывают первых. И последняя группа - те, кто в доспехах потяжелее - со мной. Будем действовать по ситуации. А теперь - вперед!

Гришка напрягся, подобрался всем телом, словно гибкая рысь перед прыжком. Дело запахло жареным. Еще немного и взрыва не миновать, да такого, что за первым же тумаком или выстрелом повскакают с мест разом все - и рязанские, и калужские, и василеостровские. А в общей куче уж не видать будет, кто куда полегоньку утек и поминай как звали. На то у этих Агеевых, должно быть, и расчет... И хуже всего, что дурак-татарчонок прямо сейчас явно собрался дать деру в черную чащу. Ситуация накалилась, пороховая бочка, так сказать, уже открыта, и этот его рывок может стать той искрой, что все взорвет к чертовой матери.

- Ээ, погодь! Осади! - громко выпалил Смирнов, - Остынь, братва! - шагнув к татарину, мягко, но требовательно, взял того за локоть, - А ты сядь-ка посиди, Рахметка!

Смирнов торопливо обводил взглядом всех ближайших к нему солдатиков, как бы не вскинул кто винтовку или наган. Тогда останется либо отскочить, либо попытаться вперед самому выстрелить.

- Кончай, Ерошка, горячку пороть! - прикрикнул, - Ты тож, Колька, не нажимай! Я и сам, допустим, рязанский, да только, братцы, нету сейчас по сути ни рязанских, ни калужских. Красные мы! Бойцы славной нашей рабоче-крестьянской армии! И провокаторов у нас тоже никаких нету! Ежели товарищ наш запутался, вдруг, по глупости, так мы его всем коллективом на путь истинный наставим, вправим, значит, мозги-то ему. Но вязать никого не будем - необходимости нет. Враг наш - там, за лесом! Его и будем бить все вместе и беспощадно!

- Братцы, да вы что! - возмущенно крикнул Смирнов и шагнул вперед, - Какой смысл в выборах если мухлеж?! Чем же лучше мы тогда помещиков да кулаков, что нас всю жизнь обманывали?! Мы кто - солдаты революции или шулеры в притоне?!
Потянулся рукой за бумажками. Вот же они, близко совсем.
- Да как посмел ты, Тюльпанов, голоса товарищей не досчитать?! А ну дай сюда! Я сейчас каждый голос всем на свет покажу!

- Постой-ка, товарищ комиссар! - подал голос Григорий довольно громко и поднял руку, - Тут кое-что нечисто. Дай мне листы, отец, - обратился он уже к Тюльпанову, - Все листы, - подчеркнул особо, - Проверим на всякий случай.

Пока шло голосование Смирнов едва заметно улыбался. На душе было радостно. Он чувствовал, происходило что-то хорошее, правильное. Люди писали на листках, решали свое будущее, и словно на глазах распрямлялись, приосанивались, будто обретая и открывая в себе что-то совсем новое. Такие же, загоравшиеся новым смыслом, глаза товарищей Гриша уже видел раньше, начиная с прошлого года, и далее все чаще. Так медленно и постепенно рождалось новое сознание, ощущение собственной значимости, ответственность за принятые решения.

Но, к сожалению, гаденькую гнильцу человек будет изживать из себя еще долго.
- Ну, товарищ Тюльпанов, я жду, - сдвинув брови, сказал он строго.

В это ясное пригожее утро я вышел из дверей парадного высокого дома, где на четвертом этаже находилась моя контора (она же обиталище - скромное, зато в прекрасном районе, практически в центре), и, с удовольствием, слегка прищурившись от яркого солнечного света, оглядел уже проснувшуюся и чрезвычайно оживленную улицу.

До чего же хорошо вот так выйти с утра, еще до всяких дел, никуда не торопясь. Из своего спокойного, немного даже истомного состояния, посмотреть как суетятся и спешат прохожие, как уже набрав хорошую скорость, несутся извозчики, нередко друг друга подрезая нахально, с риском столкнуться, как блестит в окнах домов невысоко еще поднявшееся солнце. Воздух свеж. Звуки вокруг все знакомые, начиная со стройного торжественного (и, слава богам, совсем не громкого здесь) звучания церковного органа, и заканчивая доносившемся с пристани корабельными гудками и ударами в рынды. Новый день вставал над Каладоном. Что принесет он, новое дело или просто приятное созерцательное ожидание? Посмотрим.

По крайней мере, раз такая прекрасная погода, неплохо бы прогуляться до кофейни на углу и прямо сейчас выпить их отменного кофе. Я вздохнул полной грудью, словно бы уже ощущая дразнящий аромат этого самого кофе. Да, лучше не придумать! И все-таки есть в свободном графике своя прелесть. Вместо ежедневного бега на службу ощущаешь принадлежащий тебе каждый момент жизни и сам выбираешь что и когда ты делаешь...

Я достал из почтового ящика свежую газету и не торопясь прошелся до кофейни. Присел за столик снаружи, так чтобы видеть вдали пристань и светящееся под солнцем море, заказал у приветливо улыбающейся официантки чашечку кофе и сэндвич, раскрыл газету с тем чтобы сперва привычным образом пробежаться взглядом по заголовкам. Пробежаться, впрочем, не довелось. Крупные литеры "Пропал журналист!" прямо-таки кричали о необходимости ознакомиться с сенсационной новостью.

История эта и впрямь производила ошеломляющее впечатление. Громкость ее просто зашкаливала. Имя журналиста вроде бы действительно всплывало в памяти в связи с тем злосчастным дерижаблем, но чтобы вот так вот в одиночку травить мафиозные кланы... совершенно безбашенный тип этот Сали. Эдакое прям живое знамя борьбы со злом, под которым уже постояли и начальник следственного отдела, и сам министр, и безутешная мисс Редстайл. Вот только частенько подобные знамена любят использовать впрямую или втемную чтобы прикрывать всякие гнилые дела.

Я допил кофе и расплатился. Вставая из-за столика, уже знал, что займусь этим делом хотя бы просто потому, что оно меня заинтриговало. Пусть никто меня и не нанимал, но ведь же специально указано что любая помощь приветствуется и даже общана награда. Вот и поможем безутешной невесте. Именно с мисс Редстайл я бы хотел встретиться в первую очередь, минуя, например, грозного начальника следственного отдела, которого, как и несчастный Антуан, я тоже знал лично и совсем не являлся его доброжелателем. Адрес редакции "Вестника" был естественно указан в газете. Туда я и направлюсь после того как коротко заскочу домой за некоторыми необходимыми вещами.

Ух, хорошо говорил Мухин - горячо, яростно. И слушали его внимательно, некоторые даже приосанились как-то, особенно когда он про советскую нашу власть ввернул. Ну так и действительно. В кои-то веки за себя боремся, за жизнь без буржуйского постылого гнета, за будущее, в котором все по справедливости будет устроено. За это кровь проливать не жаль.

Еще когда только выходил балтиец к костру и прикрыть попросил, кивнул согласно Григорий в ответ. Ну а как иначе - конечно. Сел тоже поближе к пламени, трехлинейку себе на колени положил. То проверял, между делом, гладко ли затвор ходит, то тряпицей для виду протирал. Посматривал на товарищей, кто как глядит, как сидит. Кто-то явно воодушевлен, кивает одобрительно, а кто-то в огонь растерянным взглядом вперился или хмурится недобро.

Сам-то он в укреплении моральной устойчивости не нуждался и о дезертирстве не помышлял, не говоря уж о том чтобы переметнуться. Скорее всего и другим фронтовикам оно бы и в голову не пришло.
А вот такие как Ерошка или Семен - люди в армии явно случайные. Живет себе такой, без принципов, без идей, как перекати-поле - куда ветер повеет, туда и прибьется. Мысли только о том, чтоб вкусно пожрать, да мягко поспать, а если вдруг прижмет, то шкуру свою, поджав хвост, в первую очередь спасать побежит.

И правильно матрос изъяснил. Власть им доверили чтобы от Петрограда и дальше по всей стране они, этой властью облеченные, гнали всякую сволочь покуда не очистится земля родная. Тогда вздохнет свободно русский человек, сбросит помещичье барское иго, работать будет за совесть и навсегда забудет о голоде и нищете.

Подошел, тем временем, еще боец. Сеьезный на вид, тертый. И тоже, молодец, в целом, складно сказал. Про карту, например - веско так. Теперь все внимание на несознательных. Хорошо бы заметить заранее если станут эти черти взглядами обмениваться, сигналы друг другу подавать. А для колеблющихся уже многое сказано прямо и по-пролетарски сильно. Только пару слов решил Григорий добавить и, поднявшись, встал рядом с Мухиным.

- Все верно братцы сказали. Позорно нам красноармейцам драпать, а паче того - сдаваться. На фронте не сдавались, а здесь на своей земле - тем более. Мнение мое такое, надо к станции отступить, боезапас пополнить, с товарищами соединиться и снова в бой. Север очистим, а там уж и по домам можно. Но зато потом открыто отцам и матерям в глаза посмотрим. Честно сражались за них и за землю нашу.

Несмотря на все попытки собрать насколько возможно больше сведений о данном, отдельно взятом уголке планеты, ничего у Тальяферро не вышло. Каким-то непостижимым способом вся собранная информация, все впечатления и наблюдения, утекали из сознания словно песок сквозь пальцы. В итоге не оставалось ничего, о чем стоило бы вспоминать. Наверное виной тому все тот же пресловутый шок от пережитого крушения...

Первое из встреченных творений рук человека-аборигена уже носило следы человека "пришедшего со звезд". Судя по всему, склонность к вандализму, знакомая еще со времени перелета, никуда не делась.

- Видишь, Рей, ты не теряешь популярности, - Уилл улыбнулся подруге, - Более того, помаленьку входишь в культурное пространство местной цивилизации... Кайфануть? Нет уж, спасибо. Все, чего касался этот человек, ни в коем случае нельзя совать в рот.

Повернувшись к помощнику капитана, Уильям вздохнул.

- Это действительно вопрос, Алан. Я, вот, думаю, с одной стороны Саид проверит опытным путем все опасности впереди, если они там есть. И в этом смысле, лучше идти за ним. Но с другой стороны, среди встреченных им людей он сделает нам такую рекламу, после которой они, даже если изначально и были бы настроены дружелюбно, наверняка вздернут нас на ближайшем дереве.

Уилл еще раз внимательно посмотрел вдаль сначала в одном, а затем и в противоположном направлении дороги.

- Хотя, поскольку отсюда все равно ничего не видно, то абсолютно неважно куда идти. Давайте, наверное, за Саидом. Все таки какой-никакой, а человек. Не бросать же его.

Он шел вперед, ступая босыми ногами по сырой холодной земле, поеживаясь и вздрагивая всем телом. Каждый шаг - преодоление. Но в каждом - новые, казалось, неизведанные доселе ощущения. Шершавость камня, обволакивающая податливость влажной почвы, вкрадчивая мягкость листвы, терпкие укусы веточек-колючек - все это многообразие от которого мы давно уже отлучились.

Как слабы мы стали, как не приспособлены к органичной жизни на собственной родной планете. Бежим от нее. Отгораживаемся высокими заборами и стенами, накрываем слоями асфальта, отучаемся чувствовать ее и замечать. Наши тела - в клетках из стекла и бетона. Мозги заняты цифрами и схемами. В ушах - электронные звучки и скрежет. Перед глазами - светящиеся экраны с несуществующим придуманным миром. И только настоящее искусство, явно ли, опосредованно, но неразрывно связано с природой. С истинной жизнью души. Не с суррогатом ее, ставшим для нас обыденной реальностью.

Шагая по земле непривыкшими к такому контакту обнаженными стопами, он думал, что, быть может, и этого тоже ему не хватало в Зоне все эти годы. И дело совсем не в порезах и переохлаждении. А в том, что, как и те немногие оставшиеся в отдаленных уголках планеты люди, не обремененные условиями цивилизации, становишься ближе к породившему тебя миру. Словно начинаешь ощущать его дыхание, неведомые токи, проникающие в тебя и восстанавливающие исконную с ним связь. Становишься его частью. А в Зоне... В Зоне все еще сильнее и глубже.

Вдруг захотелось остановиться. Лечь. Распластаться по распаренной дождем земле, вдохнуть запах травы, услышать ее шелест, вызванный легким ветерком. Настроить все свое существо на единение с чем-то, что неизмеримо больше тебя. Сердцем, не разумом, проникнуть через через барьер непознаваемого, необъяснимого. Ощутить мир. И покой. Какого нет и не может быть среди себе подобных.
Но сейчас на это нет времени. Ничего. Это подождет. Еще успеется.

Детский сад. Давно известное место, едва ли не самое популярное среди пунктов маршрутов для туристов. И относительно безопасное. Было, по крайней мере.

- Здесь остановимся, - сказал. Взглядом порыскал вокруг. Вроде бы чисто.
- Пройдитесь сами, тут можно. Пробегите кругом, поиграйте, посмейтесь, - улыбнулся, - как в детстве.

Сам сел на траву, руками растер холодные ноги. Зайти что ли тоже? Позабыть на мгновение обо всех невзгодах и порезвиться всласть? Вздохнул тяжело. Как же далеко оно осталось со своей легкостью и новизной. Стоит ли вспоминать... А впрочем... почему бы и нет?

На секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Ну вот и настал момент истины. Гейдж вернулся и ждет объяснений. Сейчас все решится. Судя по его хмурому настороженному взгляду, пригвоздившему Ральфа к месту, сюрпризов, подобных этому, он не любил. И его можно понять. Случайный визитер в нынешнее время редко когда бывает полезен. Скорее это человек, которому что-то от тебя нужно. И вариантов тут целая куча, среди которых безобидные явно в меньшинстве. Хотя, конечно, бывает иначе. Допустим, незваный гость является ценным клиентом, который пришел обсудить прибыльный заказ. Наверняка и у сталкеров такое случается раз уж Гейдж не выкинул его из палатки в первую же секунду. Впрочем, быть может, ждать осталось недолго, поскольку, в отличие от ценного клиента, предложить Ральфу сталкерам нечего. Ну кроме своих услуг, конечно. Вот только неизвестно, будет ли на них спрос...

Первым делом, Флеш принял решение не прятаться за спиной Вдовы, а выходить наружу навстречу Гейджу. Так ему показалось лучше. Прямее, что ли.
Вышел. Сперва не сказал ничего. Просто взглянул в глаза Джексону. Спокойно. Открыто. Не таясь. Слова еще будут произнесены. Но глаза скажут больше. И правдивее. Пусть смотрит. Пусть увидит что не скрывает он камня за пазухой. Пусть поймет.

- Мистер Гейдж, - лишь немного улыбнувшись без всякой приторности, проговорил Флеш, - я извиняюсь, что встреваю в ваш разговор, но наверное мне стоит самому все объяснить, не утруждая эээ... Мэгги. Меня зовут Ральф Тернер, - протянул руку, - сын Питера Тернера, торговца. Так вот... Он недавно погиб. Возможно вы слышали... Нападение на крупный караван. Рейдеры. Не пощадили никого. Единицам удалось сбежать. Я здесь никого не знаю, и вдруг такая удача- случайно на рынке увидел вашу подругу. Мэгги... она знала моего отца и согласилась эээ... представить меня вам. Мне бы... Мне бы очень хотелось остаться с вами, мистер Гейдж. С вами и с Мэгги. Хотя бы на какое-то время. Вы не пожалеете. Я надеюсь, что смогу быть полезным. Просто... Сами же знаете. От того, с кем ты - все, в дальнейшем, зависит. Я это хорошо понимаю...

С самого момента встречи с бесом и в продолжение дальнейших событий Герион постоянно был начеку. Все вокруг - лица, взгляды, фразы - казалось чрезвычайно странным и тревожным. Словно по чьей-то прихоти разыгрывалась перед ним эдакая вычурная комедия, гротескная и сюрреалистичная, но, кроме того, снабженная неким подтекстом, намекающим на таинственный и зловещий смысл происходящего.
Хозяйка Ланта была воистину хозяйкой. Судя по всему, ей тут подчинялись абсолютно. И немудрено. Казалось, повелевать было ее призванием. Весь ее облик этому соответствовал. Даже Миралисса, как видно, ощутила на себе эффект воздействия личности хозяйки. Да и сам Герион внутренне склонился перед ней практически неосознанно. Однако его недобрые предчувствия и привычка не терять бдительности никуда при этом не делись.

Появление Волка и затем разыгранная Орэлиндом сцена с его участием напрягли Гериона еще сильнее. Нахмурившись, он просчитывал эту ситуацию, следил за реакцией окружающих и совершенно не удивился реакции самого Волка. Более того, по родившимся тут же предположениям, на такую именно реакцию и был расчет. А вот для чего смазливому менестрелю понадобилось столь технично удалить сурового человеческого воина из зала, а возможно и в принципе из храма, это вопрос, серьезность которого отметала всякое желание просто расслабиться и хорошенько попраздновать.
Волк хороший воин. И еще ему трудно запудрить мозги всякой чушью. Он по-звериному чует опасность. Значит надо вывести его из себя. Обидеть. Расстроить. Оскорбить. И тем заставить убраться.

Герион с сожалением смотрел вслед Волку. Если бы можно было, взяв в охапку Миралиссу, просто выйти за мечником, ему бы стало гораздо спокойнее. Он повернулся к дочери дома Клена, что буквально пожирала глазами стервеца Орэлинда. "Этот гад явно не тот, за кого себя выдает. Но если сказать ей об этом, она не поверит. Пока что..." - подумал и тяжело вздохнул.

Почтительно кивнул уходящей хозяйке Ланта. Складывалось так, что ближайшее время им с Миралиссой предстояло провести в "приятном" обществе беса и менестреля. Герион пожал плечами - делать нечего. Придется потерпеть. И попытаться что-то выяснить.
"Великий Орднунг," - безмолвно обратился он к своему покровителю, - "Своей силой и властью помоги мне разобраться в хитросплетениях слов, разруби клинком правды паутину обмана, обнаружь подлые происки врагов и помешай им свершиться!"

Чудовищный рост. Жуткие жвала. Толстые, бугрящиеся мышцами конечности. Непробиваемый на вид хитиновый панцирь. Страшная нелепая пародия на человеческое лицо. Он не торопился. Он был уверен в своей несокрушимой мощи. Знал, что им от него не спастись. И выбирал момент их гибели. Но самое ужасное, что пробирало до дрожи в печенках - казалось, когда-то в прошлой жизни он был человеком.

"Ни раскалённая плазма, ни урановые штыри, казалось, не причиняют ему никакого вреда..." - вспомнил Янг слова одного усатого сержанта, что оказался в числе немногих выжиших после боя, в котором его подразделение встретилось с этими монстрами.
"А если так, то не попытаться ли насадить его на перо? Этого он точно не ожидает" - идиотским чертиком из табакерки выскочила сумасшедшая мысль, - "Хитин не сплошной. Промежутки. Между пластинами есть промежутки..."
Велики ли шансы? Один из ста. Может из тысячи. Но если не попробовать, то им не уйти.

Янг взревел. Древний инстинкт, показавшийся из глубин генетической памяти, вел его навстречу исполину, как когда-то его далекого предка, что выходил с копьем на огромного свирепого слона.

- Иди сюда, ублюдок! - крикнул он чудовищу во всю мощь затрещавших от перегрузки внешних динамиков. Подходя ближе, Янг пошел чуть кругом, стараясь привлечь внимание монстра и развернуть его от приближающегося медэвака и стоящих вдоль края крыши морпехов.
- Глянь, что у меня есть! - осторожно шагал, потрясая винтовкой с верным штыком, - Тебе это понравится, детка! Иди сюда! Иди к папочке Лоу!

"Вот сейчас... Или нет, погоди... Нет... Еще... еще... Да! Сейчас!!!"

С места сорвался. Вперед. В порыве едином мускулов и сервоприводов. На излете штык. Извернулся мимо конечностей жутких. Сейчас будет первый удар. Самый важный. И тогда - если он пройдет - заорать дико и радостно - "Привет, сука, от морской пехоты!"

Мощный удар разнес тонкую дверь в щепки. Вот она, вершина. Конец пути. Над головой - бескрайний простор. В проплешинах хмурых туч виднеется лазурь чистого неба. Но оно уже не наше. Повсюду чужие гротескные формы, летающие организмы захватчиков. И в самой вышине - исполинский левиафан. Огромный, во много раз больше чем что-либо, созданное руками людей, одним своим видом он внушал ужас. Как можно противостоять такому чудовищу? Что способно навредить подобной махине? Разве что Господь смилостивился бы и свел с орбиты какой-нибудь столь же гигантский метеорит, запустив его с бешеной скоростью в бочину этому колоссальному организму. Однако, судя по всему, у Бога на сегодня были запланированы другие дела...

А может и нет. Ведь чем, как не чудом, объяснялось появление в небе одинокого медэвака, которого, вдобавок, будто бы и не замечают стаи муталисков? Раскрыв от удивления рот, Янг ошарашенно вперился взглядом в этот маленький и, по-видимому, очень храбрый кораблик. Это же невозможно! И все-таки происходит. Чудо из чудес. Наяву.

- Не против? - прогудел он в ответ на фразу Фермера, - Да будь там хоть сам Рейнор собствнной персоной я бы с удовольствием пожал бы его руку если только он соблаговолит забрать отсюда наши задницы! К черту все это дерьмо! Я Доминиону ничем не обязан!

Винтовка в руках Янга застрекотала, поливая вылезающих на крышу зергов урановым дождем. Пошли в ход приберегаемые до времени боеприпасы.

- Не ссать, чуваки! - крикнул ободряюще, - Продержимся! Рыжий, поддай еще огоньку чтоб на эваке заметили!

-----------
ссылка
-----------

- Их больше нет, Фермер, - обреченно пробасил в ответ Янг. Эфир практически затих, но в ушах до сих пор, словно бесконечное жуткое эхо, отзывались их предсмертные крики и хрипы. Казалось, теперь он будет слышать их всегда, и всякий раз будет сжиматься что-то внутри от невыносимой горечи и боли утраты.
Огромный, под стать Янгу, шахтер Сакс, шизик Мэтчстик, Санта-Мария шутник и растяпа, идеалист Парсонс, конченый дебил Облич, суровый и будто из стали вылитый сарж, малышка Эми, храбрая и дерзкая, Доу, Йорк, Ливид, Харя, погибшие еще раньше - кем они были ему? Приятелями, с которыми можно провести время, болтливыми или наоборот молчаливыми собутыльниками, товарищами по оружию, что прикроют в нужный момент? Оказалось, не только. Кем-то еще. Без кого стало по-настоящему одиноко.

Не было ярости. Не было страха. Не было даже острого желания мстить. И действительно, кому мстить? Тупым бессловесным тварям, этим животным, насекомым, или кто они там - бессмысленно. Их как рыб в море. Тысячи. Сотни тысяч. Космическая саранча, стремящаяся туда, куда ей укажет королева. Вот этой суке отомстить было бы самое то. Но только хрен ее достанешь...

Зато была обреченность. Почти апатия. И ясное осознание того, что ему отсюда не выбраться, что эти вон рыла с раззяваными уродскими пастями и есть лицо его смерти. Им нет конца, сколько не кромсай штыком. Они прут и прут, не боясь, не считаясь с потерями. И кто-то из них все-таки добудет его черную задницу. Обязательно.

Силы, нервы, боеприпасы - все на исходе. Может лучше послать все к ебеням? Забраться в какую-нибудь глухую комнатушку, сесть там напротив двери, отстреливая лезущих в нее тварей, и просто остановиться хоть на несколько минут перед неизбежным концом? Оглянуться назад, вспомнить пару-тройку счастливых моментов, может даже, не знаю, помолиться о своей замаранной душе... Уйти человеком, а не одуревшим от бойни бешеным зверем, яростно полосующим ножом сплошной нескончаемый поток биомассы, который так и так не одолеть...

"Выше, парни! Давайте ещё раз взглянем на небо! Плотт, Макнамара, Янг! Не останавливаться!" - Чиро воскликнул.

Вот.
Короткой очередью разнес башку очередного раптора.
Точно.
Еще раз взглянуть на небо.
Извернувшись, штык в брюхо другому уроду вогнал, что в прыжке его вздумал прикончить.
Прекрасная мысль.
И вправду. Давайте взглянем. Еще раз.

То был танец. Поистине танец, хоть и без музыки. Но как волшебно звучал, взлетая ввысь к сводам храма, ее радостный звонкий смех! Как трепетно стучало сердце, очарованное ее волнующим взглядом! Как упоительно разливались по телу волны удовольствия от прикосновения к теплой и нежной коже ее рук! Все будто впервые. Будто в счастливую пору юности, когда неискушенная душа, захваченная сладостным безумием, еще только готовится окунуться в омут неизведанной страсти.
И надо же было объявиться неожиданным свидетелям...

Неведомое всегда тревожит и внушает подозрения. От встреченного наяву рогатого персонажа сказок волей-неволей ждешь какой-то явной или скрытой угрозы. А его предельно обходительную манеру трактуешь не иначе как коварный подвох. Герион напрягся, не спуская глаз с удивительного существа. Особенно когда тот обхватил ладонь Миралиссы своими жуткими когтистыми пальцами и поднес к губам, растянутым, как казалось, в зловещей ухмылке.
Эльфу понадобилась едва ли не вся его выдержка, чтобы не прекратить такое опасное сближение и, встав между бесом и Миралиссой не оттеснить его подальше. Однако момент для подобных действий еще не пришел. Демон вел себя подчеркнуто вежливо и доброжелательно, и кроме того являлся, очевидно, гостем местных жрецов. Таким образом, у Гериона не было пока ни одной веской причины для резких движений.
Появление еще одного незнакомца обстановку отнюдь не разрядило. Смерив взглядом расфуфыренного эльфа, Тилуриель сразу представил себе, что за тип перед ним. Ловкач и пройдоха, любимец женщин и серцеед, возможно склонный к той или иной форме альфонсизма. Весь его облик совершенно определенно был призван очаровывать падкие на внешнюю красоту девичьи сердца. А непринужденные манеры под маской искренности и добросердечности должны были окончательно закрепить эффект его обаяния. От Гериона не укрылся заинтересованный взгляд Миралиссы, обращенный на менестреля.
Он недовольно вскинул бровь. Странная парочка ему совсем не нравилась. Однако ситуация уже развивалась своим чередом и Тилуриелю покамест ничего не оставалось, кроме как бдительно за нею наблюдать.

- Что вы имеете ввиду, говоря о реке крови, мастер Мориэст? - спокойно спросил он демона, улучив момент.

Он рубил и колол, вонзая штык в яростно визжащие тела. Мощными размашистыми ударами сносил головы и конечности, уворачивался от когтей и хлещущих, как плети, хвостов, но все чаще принимал их атаки на многострадальную посеченную броню.
- Да сколько же вас тут, ублюдков! - вскрикнул в отчаянии. Такого еще не бывало. В пехоте привыкли воевать в строю, а сейчас все эти твари валили прямо на него, шедшего первым. Хорошо еще, что на узких пролетах лестницы им было не развернуться и они не могли напасть всем скопом, а также то, что сзади, из-за плеча его поддерживали бластерным огнем товарищи. Сюда бы вместо него огнеметчика, но Макнамара болтался где-то в другом месте.
А в эфире тем временем пороли удалые пехотные шутки.
- Эй вы, дебилы, - подключился к народному веселью, - Лучше зергов трахайте, не так опасно будет! - пнул одного зерлинга так, что тот отлетел в стену, хрустнув костями, другому загнал штык прямо в разинутую пасть, - Моралес хуи ваши вялые отрежет и вам же в глотку затолкает! А я ей в этом помогу!

"РААААААПТОООРЫ!!!" - вдруг крикнул кто-то. И тотчас же впереди показалась отвратительная, с крыльями как у насекомых, когтистая поебень.
- Ну вот только тебя, блять, еще не хватало! - расстроенно сообщил он твари, вскидывая винтовку.

Ритмичное бормотание прервал хриплый сдавленный стон. Затих и стрекот винтовки. Массивные руки бронекостюма, дернувшись, безвольно повисли. Еще один шип пробил грудную клетку. В этот момент бой для Янга закончился. Боец замер, застыл, будто разбитый параличом, а затем как-то медленно, неуверенно шатаясь, точно пьяный в дым, развернулся, отходя от окна-бойницы, и привалился к стене. Больше он двигаться не мог. Только сипло и порывисто дышать. Каждый маленький глоточек воздуха оплачивался мучительной болью, словно в легкие насыпали толченого стекла. Насколько его еще хватит? Пять минут? Десять? Скорее раздерут на части зерги. Сейчас запрыгнет пара-тройка этих ревущих вопящих тварей, вгрызуться в обездвиженное тело и увидят какого цвета Лоу изнутри. Почувствовав слабость в ногах, морпех сполз по стене на пол.
Вдруг шаги. Кто там? Ореол света. Неясный контур в пелене, застилавшей Лоу глаза. Пытаясь разглядеть вошедшего, сощурился подслеповато. И увидел. Высокая фигура в белых одеждах. Над головой сверкающий нимб. Благостная умиротворенная улыбка на чернокожем лице - воплощение неземного спокойствия. Ангел. Посланник Бога. Пришел забрать его в рай для всех ниггеров...
- Боец, ты охренел!?
Волшебный образ рассеялся и ангел превратился в Майкла-коновала.
- Отставить ловить иглы хлебалом! Была команда сваливать! Ты что, хочешь ослушаться нашего сарджа? Я тебя уверяю - не хочешь!
- Бля, чувак, ты не видишь, что ли? - обиженно пробасил Янг, - Из меня ёбаные штыри торчат! - кашлянул, чувствуя во рту металлический привкус крови, - Я тут щас кончусь нафиг!
Но возмущаться всерьез он не собирался. Сказать по правде, медик появился как раз вовремя. И сразу принялся за дело. Выдернул второй шип (Чё, по-аккуратнее нельзя, да??), начал заливать в пробоины на броне какую-то мутную хрень. И тотчас же по всему телу засвербело защекотало так, что просто невыносимо захотелось почесаться.
- Э, Майк, ты чё туда заливаешь-то? - осведомился Лоу заметно пободревшим голосом, - У меня после этого стоять будет, ваще?
А потом вдруг встал и пошел. Винтовку с пола поднял.
- Ну давай, короче, двигать отсюда! Где там сардж?!

Пока шли, отпихиваясь от наседающих со всех сторон тварей, увидели как исполинский ультралиск насадил на свою косу и поднял ввысь Крэгшоу. Бедный Харя взлетел, сбрызнув кровушкой асфальт, и с размаху шмякнулся оземь.
- Ах ты ж драный сука-бегемот, маза фака! - расстроился Лоу, - Сожри урана, тварь!
Однако улучить момент для того чтобы засадить добрую очередь в огромную тушу ультралиска не удалось. Мелкие зерги напирали со всех сторон, не оставляя Янгу не секунды свободной. Он стрелял в упор, колол штыком, выпуская уродам потроха, давил и пинал тварей тяжелыми ступнями, орал оглушительно им прямо в харю.
- Да что б вас всех..! Сдохните, тараканы проклятые!

Герион чувствовал себя рассеянным. Улыбки и смешки здешних мельтийских жрецов действовали на него расхолаживающе. Все эти эльфы были настолько легки и непосредственны, словно в целом мире не существовало ничего кроме радости и веселья, и никаких других забот кроме поисков новых чувственных впечатлений, да подготовки к очередным праздникам. Будто не было вовсе горя и зла, не было убийств и болезней, войн и нашествий чудовищ. Причем, в их поведении не ощущалось ни рихта фальши, равно как и безумия или, быть может, самообмана. Они были так естественны, так абсолютно органичны в своем мироощущении, что наверное поэтому казались прекрасными. И хотя Гериону такое видение жизни не слишком подходило, он принимал его. Казалось, даже немного заражался им на какое-то время.

Особенно сейчас. Когда в нем самом что-то переменилось. Словно заладилась некая новая связь между внутренним миром и внешним, отличная от всех, что уже присутствовали раньше. Какая-то новая краска, вписанная в паллитру окружающего, не оставляющая его равнодушным.
Теперь чаще чем раньше ему хотелось любоваться красотой - лесом, небом, звездами, птицей, цветком... Однако еще чаще - словно бы невзначай - тонким абрисом пленительного лица Миралиссы, когда та, склонив голову, застывала в задумчивости, глядя на пламя вечернего костра.
Он чувствовал волнующий трепет в душе и радовался ему, как услышанной вновь, спустя долгое время, любимой песне. Он знал что это, знал его природу. И не торопился. Наоборот. Ценил каждое мгновение. Включался в причудливую игру взглядов, слов и даже, подчас, внезапных нечаянных прикосновений. В эту забаву играть было тем интереснее, чем более неожиданными для самих игроков оказывались их собственные ходы, ведомые внезапной эмоцией и инстинктом. Однако повысить ставки он не спешил. Почему? Возможно потому, что нередко его посещали тревожные мысли, которые резко и больно "возвращали с небес на землю".
Рожденные под такими разными звездами, с судьбами предначертанными столь непохоже, могли ли они шагнуть дальше легкой дорожной интрижки? Но если нет, вернешься ли потом к себе прежнему? Захочешь ли, сумеешь ли?

Ее руки по-дружески игриво и настойчиво увлекали его в головокружительный радостный пляс. Ей было хорошо здесь, он чувствовал. Светло, привольно, интересно. А раз так, то он хотел остаться здесь подольше. Люди ушли, разбрелись кто куда по своим важным людским делам. Зато эльфы могли бы вдоволь поиграть в кругу своих сородичей, проникаясь их легкостью и молодостью. Пусть этот миг будет их сказкой. Пусть он даже никогда больше не повториться, но пусть он будет. Пусть.

- Конечно, херин Миралисса, - весело воскликнул он, по-эльфийски ловко кружась с ней все быстрее и быстрее, словно их подхватил маленький озорной вихрь, - с радостью! Ведь если кому-то поможешь, то в итоге непременно что-то обретешь!

- Ййоаап тваю мм-мать!!! - скривившись от боли, взревел.
Острые конусы, во много раз крупнее, чем винтовочные пули, летели с такой бешеной скоростью, что глаз их отследить не успевал. Толко высунулся - сразу получил. И до того это жесточайшая херь, что пробивала нафиг высокоуглеродистую броню и пронзала плоть, раздирая мышцы и сухожилия, да еще и по-любому заносила хренову тучу всяких там чужеродных гадостных микроорганизмов прямо внутрь страдающего тела.
Янг осоловело взглянул на длинный толстый шип, торчащий из стального наплечника. Протянул руку, схватился за основание и, охнув, вытянул наружу.

- Дерьмо цыплячье! Из такого, блять, ожерелье не сделаешь, - сообщил он подоспевшему медику, - а вот, эээ... нуу... Ваще, ниче так подарок, да. Отдам... кому-нибудь из девчонок.
Моралес эту штуку он, пожалуй, предлагать бы не стал. Крутовато. Обидится.

Гневом праведным наполнилось нутро. Ярость лютая волной всколыхнула душу. Высунулся из-за укрытия, винтовку имени святого Гаусса вскинул, навел на угловатые фигуры гидр, что возвышались над сплоченными рядами мелких зерлингов.
- Кто это сделал??? Ты??? - очередью дал - Или, может, ты??? - стрекочет винтовка, выплевывая стайки злых, разогнанных до пределов возможного пуль, - А вот так не хочешь??? Жри, сука, сдохни, тварь!!!

И чувство такое назрело вдруг, что пизда настала. Инстинктивно почти инъекцию живительную стимпака активировал. Пришел момент. Пора.

Раздавая очереди, превозмогая предательскую слабость, проклиная внутренне всех и вся, он шептал про себя четкие рифмы рэпа, не замечая, как кидает их в общий эфир...

- Контааакт!!! - заорал Лоу в эфир и резким ударом бронированного кулака разбил изнутри окно витрины магазина. Выставил винтовку. Прицелился в головного зерлинга. Ухмыльнулся, чувствуя как поднимается в сознании волна злорадного азарта.
- Не в тот район сунулась, крошка!
И спустил курок.

- Чё сказал?! - гулкий басовитый окрик ворвался в тесное пространство десантного отсека медэвака и, казалось, даже отразился от его стенок несколько раз. Из под купола шлема, раскрашенного в красное и черное, показался угрожающий оскал белых, ярко контрастировавших с темной кожей, зубов.
- Ты чё, сука, мать твою, ненавидишь черных, да? - напирал Лоу, все более разъяряясь.
Рона он, в общем-то, уважал и неоднократно сидел с ним в баре за бутылкой дешевого виски и разговорами о бабах и их мясистых прелестях. Однако сегодня этого раздолбая явно понесло, и Лоу, единственный негр в отряде, привыкший поэтому с особым остервенением реагировать на любые выпады, подозревая в них расовую дискриминацию, не собирался ему это спускать.
- Слышь, я тя сам подстрелю, ёп та! Последний вылет твой, расист гребаный!

Ярость немертвого короля выплеснулась наружу шипящим расклаленным потоком магмы. Герион невольно вжал голову в плечи и отступил на шаг, сторонясь этой страшной волны. На мгновение он ощутил себя слабым несмышленым юнцом, вздумавшим поучать этого древнего израненного бесконечной борьбой воителя, израненного, но так и не побежденного силами абсолютного зла. Он не сдался, не изменил себе, своим обетам, и каждый день своей долгой жизни, свои плоть и кровь, душу свою отдал служению миру живых - тех, кто, существуя в повседневности, занимаясь своими насущными делами и обретая простое и естественное счастье в мирной жизни, не могут противостоять подстерегающим их чудовищам.
Эти боги, исчадия изначальной тьмы, почему Герион ничего не слышал о них раньше? Кем и как это знание было скрыто от него и от тех, кто учил его разбираться в божественном пантеоне? Был ли это осознанный рассчитанный шаг? И какова его цель - защитить или умышленно оставить в неведении и тем ослабить?
Герион поднял ладонь свободной руки.
- О нет, погоди... Я совсем не...

И вдруг направление взгляда белесых глаз короля изменилось. Эльф обернулся и тоже увидел вошедших. В тот миг его сердце захотело выпрыгнуть из груди от переполнивших его чувств. Они пришли. Пришли за своим едва знакомым спутником чтобы спасти, вызволить из этого жуткого места. Их потрепанный измотанный вид, кровь на свежих ранах и особый до предела напряженный взор, как у тех, кто только недавно смотрел в лицо своей смерти, свидетельствовали, что прорывались они сюда с тяжелым боем. Двоих из отряда не было - Темного и Светлой. Что с ними, погибли? Пропали? Или остались на границе леса? Зато были двое незнакомцев, человек и эльфийка. Оба выглядели бывалыми воинами. Вот только никто из них не смог бы одолеть немертвого короля, находящегося под властью неодолимого проклятья.

- Постой, послушай... - Герион шагнул вперед и встал между разъяренным инквизитором и четверкой соратников, - Они тебе не враги. Они мои спутники и всего лишь пришли за мной, - в голосе эльфа сквозило отчаяние. Если эти мгновения не удастся не найти нужных слов, то ничто не спасет его товарищей от неминуемой гибели. О себе он уже не думал...
- Они сами борцы с нечистью и не поклоняются темным богам. Тебе не за что их судить, ведь твой покой они, как и я, нарушили ненамеренно.
Герион склонился перед Хютерингом на колено и положил меч перед собой.
- Позволь нам уйти, великий воин. Направь свой гнев на исчадий тьмы и не карай невинных. Ты прав, прислужники Бёзе не заслуживают прощения и я восторгаюсь твоей непреклонной решимостью биться с ними до конца. Та ведьма, она осквернила твое тело, но не сумела сломить твой дух. А значит проиграла. Потому что суть важнее формы. Ведь даже теперь, хоть и в ином обличье, ты все равно остался прежним - непримиримым противником всякого зла. И впредь еще много чудовищ падет от твоей руки...
Тилуриель не кривил душой, говорил убежденно, с жаром. Ни капли сомнения и фальши не было в его словах. И если этот древний инквизитор дейтвительно таков, каким представлялся в собственных рассказах, он должен был понять его. Понять и... Поверить.

Когда-то... Когда-то я щекотал ее, раскинувшуюся на постели и, тягуче, лениво потягиваясь, преодолевающую границу между забытием и бодрствованием, нежными прикосновениями подушечками палцев к щекам, лбу... Запускал их в ее густые волосы, проводя по голове, и наблюдая как кончики ее губ поднимаются кверху и расцветает улыбка на знакомом, но все таком же загадочном и выразительном лице. И нехотя, сначала чуть-чуть под тенью длинных ресниц, а затем широко распахиваются ее глубокие лучистые глаза, от особенного, только, я знаю, на меня устремляемого взгляда которых, озаряется ярким теплым светом душа и мир вокруг становится отчаянно прекрасен...
Теперь она не просыпется...
Я осторожно потряс ее за плечо, - Алена. Просыпайся, пожалуйста.
Взял за плечи и трясу все сильней, - Алена! Алена!!
Ударяю наотмашь по щекам раз, другой... - Алена-а-а!!!

Какая ужасная судьба замереть между жизнью и смертью, сохранить мысли и чувства, но в оболочке мумии, лишенной всех ощущений, присущих живому телу и обречь себя на вечное заточение в стенах подземелья. Лишиться будущего, зато в полной мере нести тяжелый груз прошлого. Вспоминать, сомневаться, раскаиваться и думать, думать, думать о том, кем ты был и что сделал.
Чем дольше Герион слушал немертвого короля, тем сильнее проникался его нелегкой долей. Но кроме жалости возрастало уважение к этому сильному волевому человеку, что даже после стольких лет такого страшного существования не сошел с ума, а продолжал упрямо искать ответы на мучавшие его вопросы. Ему хотелось помочь, даже безотносительно каких-либо сделок и обещаний.

- На войне с орками, - начал Герион, вперившись куда-то вдаль и оживляя перед внутренним взором уже свое прошлое, - во время рейдов по вражеским тылам, мы были исключительно смертоносны. Убивали из тени, из засады, и в открытом поединке. Много тогда полегло орочьих патрулей и варлордов. Но практически никогда мы не трогали их женщин и детей. Ни мой отряд, ни большинство других, не вырезали всех подчистую. Эти орчихи, ты знаешь, они ведь очень сильны и плодовиты. Каждая способна нарожать с десяток мелких клыкастых орчонков, которые когда-нибудь, когда вырастут, могут прийти к нам с ятаганом или топором. Но нет. Мы их щадили. Хотя бывало, я слышал, что кто-то и не выдерживал. Наверное из тех, кто потерял семью и хотел отомстить. Те убивали. Но таких единицы... А орки тоже, чаще всего, женщин с детьми не трогали при набегах на поселения. Пугали, правда, очень...
- Да, мы воевали долго. Годами. Причиной этих войн были и плодородные земли, и месторождения ценных руд, просто какие-то территории и разные другие богатства... Но только не желание полного уничтожения другого, как вида, как расы. Думаю, такое никогда не приходило в голову ни нам, ни зеленокожим, какими бы дикарями они не были. Не нужно это. Не правильно. Не должна одна раса отказывать другой в существовании, один культ - другому, а жрец - магу...
- Я понимаю. Ты искренне верил, что уничтожая всех тех, кто отличался от принятой нормы, ты истово служил своему божеству. Но только одно дело очищать мир от чудовищ - смертоносных монстров, что охотятся и убивают в силу своей кровожадной природы - а другое - от тех, кого ты считаешь еретиками... Порой мы мало думаем о том, чего именно бог от нас ждет. Зато все более широко трактуем его заветы ради обоснования собственных заблуждений.
Герион смотрел на собеседника с участием и сожалением.
- Беда ваша в том, что вы слишком много на себя взяли. А та колдунья, она просто показала тебе, насколько все относительно в этом мире, как меняются местами наши, якобы незыблемые, понятия о добре и зле, о приемлемости, и о вере. Когда-то ты и твои последователи решили покрасить весь мир в две краски. Но в итоге - слава богам! - и самому тебе в таком мире стало неуютно.
Эльф с грустью замолчал. Он посмотрел на высохшее лицо мертвеца, обтянутое белесой пергаментной кожей, на пустые глазницы, на черные кривые когти, попытался представить как выглядел этот человек при жизни, весь его облик, исполненный гордости и могущества, пламенный взгляд, горящий огнем веры и праведного гнева... До чего же ужасная перемена...
- В одном я с тобой согласен. Мертвые не должны ходить среди живых. Это противоестественно. Ни один из известных мне богов не одобряет нежить и не создает ее. Быть может ты знаешь больше меня? - он указал на незнакомые знаки в круге, - Чьи это символы? Что они означают?

Перед уходом, последний взгляд на пустые, словно глазницы мертвеца, окна аптеки. Последняя безотчетная попытка различить что-то внутри: малейший намек на движение, мелькнувшую тень, чуть колышущиеся занавески - что угодно, лишь бы сохранить надежду на ее возвращение. Вспоминая ее, перебирая в памяти слова сказанные ею, он силился понять, с кем же он встретился - с человеком, бесследно пропавшим из этого мира, или с чем-то чуждым, иным, пришедшим на время и с неизвестной целью. Быть может там в аптеке, в той странной, неподвластной времени, обстановке, среди этих нетленных предметов, фотографий и книг, что будто маяки или некие резонансные точки, испускали особую частоту, различимую ею одной и рассчитанную на нее, Римма, живая, настоящая, и нашла свой путь. Вот только где он, в какой дали, на какой земле...
Для тех, кто сейчас с ним, он бы такого не пожелал. Он чувствовал - необходимо внутреннее изменение, не внешнее. Не бесконечное путешествие по чужим вселенным в каллейдоскопе фантасмагорий и грез. Здесь нужно остаться. Найти что-то важное для себя в этой здешней жизни. И быть может передать другим. Если получится.

Продвигаясь мимо двухэтажных домиков, он обратил внимание на россыпи крупных фиолетовых цветов, заполнивших, по-видимому, все пространство тесных комнатушек за окнами и аляповато раскрашенными балконами. Он нахмурился. В диком раздолье этих зарослей чудилось что-то зловещее, будто очередной знак, символизирующий безоговорочную победу над жалким и бренным устройством жизни людей, и лишний раз напоминающий пришельцам о том, что они тут давно не хозяева. Сталкер и не нуждался в подобных напоминаниях, но слишком ценил спокойствие и умиротворенность, чтобы радоваться гротескным цветам-переросткам, хищно захватившим давно опустевшие жилища.

Вдруг нога словно подвернулась. Дернулась, как чужая, чуть не опрокинув все тело навзничь. Сработали рефлексы. Удержаться, во что бы то ни стало. Удержаться на острие бритвы.
Замер, будто сапер, подошвой накрывший железный мины кругляш.
- Стойте на месте! - спутникам крикнул.

Справедливость.
Какая это простая, бесхитростная и одновременно великая вещь - поистине ценная и необходимая! С пеленок ей начинают учить нас заботливая мать и строгий отец. Они воспитывают нашу совесть, принуждают быть честными, тренируют даже эдакое инстинктивное чувство справедливости, пользуясь которым мы во многих ситуациях, даже до того, как хорошенько в них разберемся, ощущаем будто некий подозрительный тревожный фон, сигнализирующий о том, что "что-то здесь не так, неправильно". Но с годами все постепенно меняется. Критерии искажаются. Мир представляется все более и более несправедливым. Неправда терзает нас со всех сторон и мы сетуем, бесимся и сходим с ума, требуем справедливости, не замечая как сами давно перестали соответсвовать собственым запросам, когда якобы вынужденно, а когда уже и с полным осознанием своей правоты.
И тогда справедливость действительно встречается все реже. Благодаря нам. Именно что. Но тем ценнее она становится на общем фоне.

Гериону очень импонировал этот древний мудрый старец, его неспешная и в чем-то архаичная речь, его величавое спокойствие и привеженность принципам. И неважно стало, мертв тот в физическом смысле или жив. Наверное он был хорошим правителем. Побольше бы таких.
Герион вспомнил Кирчфхесса. Тот тоже следовал своему пониманию справедливости и только благодаря этому эльф был еще жив. И даже спасибо сказать не довелось.

- В справедливость Орднунга я верю давно и крепко, а о справедливости Хютера узнаю только сейчас от тебя и очень этому рад, - учтиво проговорил Герион, подходя чуть ближе к распластанному под огненным шаром телу, - И потому я прошу тебя об одолжении - подскажи мне нужную дверь. Я ранен и, боюсь, могу не выдержать схватки с братьями. Да и зачем нарушать их праведное уединение? Мне кажется, это не нужно. Пускай лучше их ярость обрушится на врагов Хютера, а я ему совсем не враг.

Конечно он догадывался, что там за дверью наверняка не окажется ни солнца, ни леса, ни свободы. Нечего из этого. Но все же, где-то внутри ему так отчаянно хотелось отворить дверь и с улыбкой на устах вдохнуть свежий аромат разогретой полуденным солнцем чащи, почувствовать простор большого леса в который стоит только нырнуть и ты уже надежно скрыт от недобрых взоров - никто больше не сможет тебя даже обнаружить, не то что чем-то там угрожать.
Но за дверью ждало что-то совсем другое. Странное. Таинственное.
Герион прищурился, ослепленный светом невероятной силы. Там под потолком висел и беспокойно гудел огромный светящийся шар. Он был настолько ярок, что казалось кто-то взял и отщипнул кусочек от небесного светила, чтобы подвесить его здесь под потолком. Вот так способности у Хютерингов! Пусть этот шар и не часть настоящего солнца - в такое поверить было все-таки невозможно - но все равно, такая мощная штука несомненно требовала поистине огромных затрат магической энергии. Герион как-то сразу и очень живо представил, что будет если пылающая сфера вдруг коснется кого-то живого... и, поморщившись, решил не продолжать.

Он опустил глаза и с изумлением разглядел лежащий на полу с раскинутыми руками мумифицированный труп, подобный тому, что покоился там, позади, в саркофаге, но облаченный в роскошные доспехи и в короне, богато инкрустированной драгоценными каменьями. Кто бы это не был - какой-то верховный властитель или архижрец, а может и легендарный герой прошлого - он явно относился к влиятельнейшей и почитаемой верхушке культа. И почему-то чудилось, что находился он тут не случайно. Герион обвел взглядом величественный зал, освещенный удивительной горящей сферой, присмотрелся к начертанной на полу звезде Хютера и вписанному в нее кругу из символов, среди которых оказался и знак Орднунга, и всем нутром ощутил мистическую сакральность этого места. Здесь было что-то очень важное, возможно даже уникальное для всего культа Хютера. Какое-то вместилище силы. Древнее и таинственное. Герион здесь лишний, чужой, неуместный. И хорошо бы ему скорее отсюда убраться. Боги не любят незваных гостей в своих любимых святилищах...

Хриплый надтреснутый голос внезапно заговорившего мертвеца заставил Гериона едва ли не поскочить на месте словно какого-то мальчишку, пойманного на воровстве злым лавочником. Волна ужаса холодом прокатилась по телу. Такого не могло быть. Невозможно. Немыслимо. Трупы должны вести себя тихо и спокойно, а не болтать, будто живые. Это же против всех правил, земных и божественных. Разве что... быть может они на самом-то деле не мертвы, а только похожи на мертвецов? Например, засушенные какой-нибудь древней магией люди, погруженные в глубокий сон и лишь изредка приходящие в себя...
Мелко дрожащей рукой Герион закрыл за собой дверь в комнату с саркофагом из которой пришел. Он не был трусом. Отнюдь. Отважно встречал любого врага будь-то орк или гоблин, человек или зверь. Но мертвый болтун испугал его, вывел из равновесия, всколыхнул в душе древний суеверный страх перед воплощенной в реальном, а не в мифическом мире смертью. И ему потребовалось немалое усилие чтобы справиться с собой.

- Как скажешь, - произнес Герион, стараясь чтобы его голос звучал ровно и не дрожал, - Прости, что побеспокоил тебя и... Дагамунда. Я совсем не хотел вторгаться сюда. Мне нужно наружу. Позволь мне пройти и я тебя больше не потревожу.

Всем нам порой хочется вернуться в далекий полузабытый край, в котором все кажется таким ярким и красочным, как-то по особому освещенным теплыми лучами солнца. Разрозненные образы и короткие сюжеты, оставшиеся в памяти о том времени, полны искренних чувств и неистовых эмоций. Там музыкой, что отзывается в самой сокровенной глубине души, звучат любящие голоса родителей, веселый смех товарищей, простые и незатейливые, но настолько важные, что замирало сердце, слова тех, в которых влюблялись тогда так неловко, по-детски, но все равно крепко и до слез.
Там полным полно чудес, на душе легко и привольно, а впереди - вечность, пронизанная светом и добротой.
Нам хочется вернуться, хоть на мгновение. Но так ли хорошо будет столкнуться с тем, что загнано в темные резервации саморегулирующегося сознания, заботливо отделяющего нас завесой забытия от истошных режущих душу криков матери, пугающе пустых и злых глаз пьяного в драбадан отца, от разных ужасов и чудовищ, которым нам чаще всего просто нечего было противопоставить? Неведомо.
Каждый находит то, что суждено на выбранном пути. Выжить и пойти дальше. Иного не остается.

Это конец. Теперь уже точно. Осталось совсем чуть-чуть. И все. Без почестей. Без славы. Без песен и слез. В темноте. В беззвестности. В одиночестве.

Превозмогая оцепенение, передвинул вперед тяжелую, будто гранит, руку. Вцепился в холодную землю скрюченными неслушащимися пальцами. Напрягся. Зубы стиснул. И потянул свое лежащее плашмя тело вперед. Медленно. Со скрипом. Со стоном из пересыхающей глотки. Дотащился. Уткнулся лбом в руку эту, до которой дополз с таким невероятным трудом. Задышал глубоко и часто, дух пееводя. Какой смысл? Сколько он еще преодолеет, прежде чем затихнет навечно? Метр? Два? К чему эти мучения? Не лучше ли признать уже, что облажался в последний раз? Сдаться этому яду, что бежит по венам и полностью лишает сил, прижимает к земле неодолимым весом огромной каменной глыбы, забивает суставы вязкой смолой, а мысли - густым маревом серого тумана. Просто бросить все, лечь спокойно, вспомнить что захочется из былого, улыбнуться и умереть...

Но как?
Как, если никогда не сдавался?
Очень трудно, почти невозможно, преодолеть мертвящее дейтвие яда. Но еще труднее преодолеть собственную природу. Изменить себе. Своей упрямой беспощадной сути, которая толкает тебя вперед не смотря ни на что. Ей плевать на преграды, на целесообразность, на твои жалобы и мольбы. Даже если откажут руки и ноги, закроются глаза, оглохнут уши, она будет биться за жизнь и переть вперед, покуда не угаснет в потемках засыпающего сознания последняя маленькая мысль - "Я еще жив".

Он тащил себя вперед, еле ворочая немеющими охладевающими конечностями. В ушах, то что-то шелестело, будто сыпался откуда-то сверху сухой шершавый песок, то ритмично ракатывалось ударами гонга, сперва будто издали, затем все громче, пока не оглушало грохотом до боли на несколько мгновений. И все начиналось заново.
А потом он услышал...

- Ты только глянь на него, - тоном полным восторженного злорадства произнес хрипатый грубый голос, - Это самый доверчивый дурак из всех, что рождались на этом свете. Да он наивнее той эльфийской девственницы!
- Какой еще девственницы? - спросил другой голос, столь же грубый, но более высокий и мерзкий.
- Ну той... Что впустила в дом двоих орков переночевать во время перемирия.
- Хрр-р... тха-кха-ха...

Герион поднял голову. Над ним кто-то стоял. Двое. Проморгавшись в мутном мареве, он словно бы разглядел их. И не поверил своим глазам. Гархат - один из вождей орочьего клана Красного камня. Но как это возможно? Ведь он много лет назад убил его! Второй - тоже знакомый. Урза. Гоблин-разведчик. Командир отряда диких наездников. И тоже покойник, вроде бы. Неужели эти гадкие рожи встречают его на входе в царство мертвых?

- Вот идиот, - продолжал Гархат, издевательски посмеиваясь, - Это ж надо, довериться скавену, обосраться и угодить в плен, а потом, как ни в чем не бывало, снова испытывать судьбу...

Герион в ответ сдавленно застонал. Заскрежетал зубами. Боже, до чего же он беспомощен сейчас!
Массивная зеленокожая морда приблизилась и повисла перед ним, дебело скалясь.

- Ой-ёй-ёй... Ты бедняжка... Какие же они монстры, эти скавены, какие обманщики... - гадко засюсюкал Гархат, - А ты у нас такой бла-ародный, ёпта, такой несчастный... Разве можно так с тобой поступать? Это невежливо, нечестно - нельзя! Фу-фу-фу...

Это был настоящий ад. Он не мог выбраться. Не мог это остановить. Не мог защищаться. Вынужден до конца испить ядовитую горечь поражения и унижения.
"Великий Орднунг, почему ты меня оставил?.."

- Жалкий выродок, ты еще сопротивляешься. Ползешь, - нашептывал ему Урза, - Не оставляешь надежды... А ну-ка, попробуй теперь так!

Выброшенная вперед рука полыхнула адским пламенем боли. Жуткий зазубренный ятаган обрушился на пальцы. Отсек их сразу несколько, оставив на земле, кроме одного, безымянного, что теперь волочился за рукой на привязи из окровавленной кожи.
В глазах потемнело.

Если бы только мог он встать и драться. Тогда б вскочил, легконогой ланью, взметнулся ввысь быстрокрылым ястребом, хлестнул бы точным ударом ноги с разворота. Свалил бы одного врага, тут же напал на другого.
Вот он парирует все атаки, ловко уворачивается от взмахов тяжелых ручищ орка, и наконец, словно ниоткуда вырастает прямо перед зеленокожим, сходу нанося один рассчитанный неотразимый апперкот прямо тому под подбородок. Трещат, ломаясь, шейные позвонки. Гархату уже не до драки.
Ах если бы все случилось именно так...

Кровавый след тянулся за раненым телом. Герион погибал. Старые враги глумились над ним, разили ятаганами, увечили. В конце-концов он не выдержал. Его дух - некая жизненная сила внутри, вобравшая в себя все эльфийское - красоту древних лесов, звонкое журчание ручьев, аромат трав и цветов, волшебство эльфийских песен и стихов - покидал бренное тело. Прежде чем умереть, он испустил долгий дикий вопль. Звезда Гериона Тилуриеля закатилась.

И вдруг очнулся. Замерзший, оголодавший, но живой. Он был один. Враги исчезли, а может их и не было вовсе. Впереди в неверном подрагивающем свете свечки поблескивали эфесы его мечей. Остальные вещи были тут же, аккуратно сложенные.
Доверие. Кирчфхесс не обманул.

Собравшись, Тилуриель всмотрелся в чернильную тьму перед собой. Она ждала. Ждала когда он сам шагнет ей в пасть.
Герион поднял свечу. С серебряным звоном извлек из ножен меч. И двинулся вперед, бесшумно, как привык уже давно.
Свеча почти догорела. Пора возвращаться.

Выбирай.
Снова.
И никакой зацепки, никакого знака в непроницаемом взгляде скавена.
Зато есть опыт договоров с ему подобными.

- Однажды я уже доверился твоему соплеменнику. Мы с ним договорились, а затем я оказался здесь.

Герион явственно ощущал как врезается в задницу острая кромка глиняного осколка. Но боль его не волновала. Наоборот. Он радовался этому осколку, как величайшему дару небес. Еще бы. Ведь это был его шанс. Реальный шанс освободиться.

Еще раз вгляделся в черные бусины глаз крысогоблина. Вспомнил тень сочувствия, что появилась на его морде.
Доверие, о котором твердил Орднунг. Существует ли оно до сих пор в душе эльфа? Не тот ли это урок, что ему предназначено усвоить? Или наоборот, прямо противоположный?

- Я верю тебе, Кирчфхесс, - с мрачной решимостью произнес Герион, неотрывно глядя скавену прямо в глаза, - Режь.

Разговор с Кирчфхессом результата не дал. Если не считать некоего чувства, еле-еле проявившегося на морде крысюка, похожего на... участие? Сочувствие? Но к сожалению оно было слишком слабым для того, чтобы тот потерял решимость выполнить свой долг. А долгом своим он, как видно, считал неприменно прирезать пленного эльфа...

"Лишь один из Первородных скавенам помог" - болтались в сознании слова из так называемой песни-предания. Кто же это был? Хютер? Или может кто-то другой?

Кирчфхесс решился. С ножом в руке он двинулся на эльфа с явно недвусмысленным намерением. Вот и все. До развязки оставились считанные мгновения, которые опытный Герион не собирался потратить впустую. Разведчик подобрался, лежа на полу. Все свои силы он готовился вложить в одну единственную попытку спастись. Неожиданным мощным ударом обоих связанных ног вырубить подошедшего крысогоблина, свалить его с ног (лап?) и навалиться сверху всем весом, заблокировав руку с ножом. Дальше - как получится. Будет наносить удары головой, руками связанными, коленями - всем, чем придется.
Но прежде чем это начнется, стоило задать последний вопрос.

- Скажи только одно, Кирчфхесс, - торопливо обратился он к надвигающемуся скавену, - Кто из первородных помог вам когда-то? Кто из них? Кого вы почитаете как своего единственного спасителя?

Вот он идет. Все ближе. Ответит или не ответит, все равно. Герион так просто не сдастся. Никогда не сдавался и сейчас не будет.

С того момента, как капитан объявил общую тревогу, Альто тенью передвигался по кораблю, выискивая захватчиков. Его взгляд проникал в каждый темный угол и ничто не могло от него скрыться. Но враги все не появлялись. Спустя какое-то время хищнику надело слоняться попусту и он ушел к себе, прилечь и подремать чутким сном матерого охотника. Что бы ни произошло, он это обязательно услышит, а пока стоило отдохнуть, восстановить силы перед схваткой,

Когда корабль без всяких проблем благополучно сел на планете, Альтаир был уже среди экипажа и вместе со всеми готовился сойти по трапу.
Комитет по встрече ему сразу не понравился. Слишком много двуногих с оружием - он уже знал на что способны эти стреляющие палки в руках боевиков. Очень опасная штука, хотя и медлительная. Для тех, кто ими пользуется, зачастую оказывалось довольно трудно попасть в стремительную, скачущую из стороны в сторону, цель. А если удавалось подстеречь двуногого в засаде и прыгуть исподтишка, то и подавно.
Однако сейчас все было гораздо жестче. Два ряда воороженных существ по обе стороны. В случае чего, никуда не денешься.
Все его тело было напряжено, готовое к прыжку. Мощные мускулы играли под чешуйками брони, а сам он, двигаясь шагом рядом с Офелией, гневно порыкивал на охранников и показывал им свои устрашающие клыки.

Свет. Он есть всегда. Сияет где-то там наверху, в недостижимой дали. Мы знаем о нем. И это врожденное знание побуждает нас стремиться к нему и зажигать его внутри себя, в своих душах, называя добротой, милосердием и честностью. Но так трудно. И здесь у каждого свой путь. Кто-то черствеет, кто-то вальяжно качается на волнах собственных иллюзий, ощущая насколько хорош и сопротивляясь всему, что говорит об обратном, включая собственную почти уснувшую совесть. Проходят годы, а мы все так же в плену своих ошибок, заблуждений и страстей. Они тянут вниз неодолимой тяжкой ношей, покуда не утопнем по уши в темном гнилостном болоте, потеряв все, что имели хорошего и чистого.
Вытянуть себя по силам лишь единицам. А остальным помочь сможет только кто-то другой. Кто-то, кому не все равно. Кто-то близкий и любящий. Кто сможет вытерпеть и упорно сносить нашу брань и упрямое сопротивление, диктуемую внутренней немощью. Порой ему приходится сделать выбор. Вместо нас, взять на себя ответственность. Тяжелую и подчас горькую ношу. Ведь, может статься, в конце пути его не будет ждать ничего, кроме подорванной веры и наших проклятий. Такова судьба многих смелых и искренних. Способных на истинную любовь.

Он понимал их, потерянных и обездоленных. Здесь в Зоне они видели только страх и смерть. Но он точно знал, что это не все. Здесь есть красота. Есть покой. И есть надежда на новое начало. Где-то там в самом сердце Зоны, куда возможно ушел Учитель. Или попытался пройти.
А он сможет? Да еще со спутниками? Возможно ли хотя бы просто представить степень риска?

Дождь утих. Сталкер на секунду выбрался из внутреннего диалога с самим собой - с собой ли? - и, ощутив на щеке ласковое тепло солнечных лучей, улыбнулся.
Погода наладилась. Тихо. Пустые улицы, брошенные здания вокруг. Свидетельства хрупкости и непостоянства уклада нашей жизни. В них давно пусто. Только Зона за закрытыми дверьми играет призраками ушедших обитателей. Но ему хорошо тут, одному, наедине со своими мечтами. Здесь его дом. Никто не ждет его где-то там за воротами, сидя в тесной квартире и глядя в окно - не появится ли.
А их? Он посмотрел на спутников. Наверняка. Каждого из них снаружи кто-то ждет. Близкий и любящий. Готовый принять их такими, какие они есть, потрясенных, страдающих, разочарованных, с тем чтобы помочь им снова обрести себя и пойти дальше.
А вот если взять их с собой, то, вполне возможно, им всем уже не суждено будет вернуться...

Когда-то давно некто очень умный сказал - "невозможно осчастливить против воли".
Так и есть. Хотя бы одна, прячущаяся в самой глубине души, тонущая в болоте страстей и грехов, совсем маленькая часть нас должна искать выход к свету. И главное. Она сама знает - а значит и мы - каким путем выходить.

Вот и ответ.
Он не вправе решать за них. Заставить своей волей рискнуть жизнью в поисках истины. Заставить погибнуть за идею.
Он должен быть честным до конца.

Воронцов вернулся к ним, подошел поближе. Посмотрел каждому в глаза - чего там больше сейчас, страха или решимости? А может просто спокойного любопытства?

- Вместе мы уже прошли немало. А вы начали еще до встречи со мной. Федор исчез, Римма - тоже. Нас больше здесь ничего не держит, - он оглянулся кругом. Посмотрел на подлесок возле границы микрорайона. На небо с облаками и солнцем. Воздух чистый вдохнул. Да. Оговорился все-таки. Это их не держит, а его - еще как. - Вы устали. Хотите выйти отсюда как можно скорее. Все верно. Но я хочу сказать. Если что-то внутри вас все еще стремится к невыраженной сокровенной мечте, то вот мое предложение. Плюнуть на все. На маршрут, на компанию. И пойти со мной к центру Зоны. Я не смогу гарантировать вам безопасность. Признаться - я и раньше не мог... Но там, по слухам, есть что-то такое, что может в корне изменить вашу жизнь. Что-то величайшее. Возможно мы встретим Римму, быть может увидим Учителя. А может статься что и собственную смерть...
Сталкер замолчал. Посмотрел в сторону аптеки, где сгинула Римма.
- Если не захотите, то я сейчас же выведу вас отсюда к ближайшему выходу. А потом вернусь и пойду сам. В одиночку. Мне кажется, для этого наступила пора.

Мощные сокрушительные удары по бронированной двери отзывались в его сознании древним колокольным набатом. Пугали. Принуждали к немедленным действиям. Не давали сосредоточиться. А в его состоянии сосредоточиться сейчас хотелось очень. Задуматься. Вспомнить. Восстановить целое из кусочков воспоминаний - разрозненных, с рваными нестыкующимися краями.

Помнил кто он. Помнил членом какой организации являлся. Помнил что-то из прошлых событий. Помнил мастера Лю, полковника Зеленцова, полковника Могилу и еще некоторых старших по званию. Помнил Самбу, Птаха, Егеря, Джанго, Валькирию и остальных, а еще покойных Молчуна и Сома.
И Яру помнил тоже.

Во целом мире никто не умел произносить его имя так, как это делала она. "Алеша" - называла, по особому выговаривая шипящую "ш". С нежностью и с трепетным, близким к сердцу отношением. В такие моменты лицо ее озарялось улыбкой, на щеках возле рта появлялись милые ямочки, а глаза лучились душевным светом.
Но ее больше нет. Он видел как она погибла. Жутко. Грязно. Чудовищно жестоко.
Тогда он ползал по ее окровавленным, разъятым на части, останкам. В нахлынувшем безумии прижимался к ним, целовал оторванные от тела руки, глядел в обезображенное лицо. И ревел. Орал, как смертельно раненый зверь. Не переставая.
Все, что у него осталось, это половинка кулона из проволоки и сейчас висевшая у него на груди на цепочке вместе с нательным крестом. Грубая поделка. Но для него - драгоценная.

Он хотел вспомнить. Но не было времени. Бетонная тварь - он знал, что это именно она - ломилась в дверь по его душу. И не было ничего, чтобы ее остановить. Ни верного Винтореза с бронебойными, что мог, если нужно, стрелять очередями, ни Грача с СПС-ом, составлявшим излюбленную неразлучную пару пистолетов, ни даже простого ножа, абсолютно бесполезного, конечно, в такой ситуации.
Значит надо было срочно выбираться из этого, залитого тусклым светом аварийных ламп, металлического мешка, тем более что где-то там вдалеке явно стрекотали автоматы, давая совсем не призрачную надежду на спасение.

Кроме запертой, заваленой тяжелым шкафом и осажденной монстром двери тут только один выход. Вентиляционная решетка. Забраться туда можно если подтащить одну из коек, но необходимо выломать или разобрать преграду. Чем? Здесь пусто. Разве только в ящиках что-то найдется. Ринулся к ним и попытался открыть один за другим.
Пожалуйста. Пусть сейчас повезет.

Когда ветка, последняя уже на пути к земле и такая, казалось, надежная, предательски сломалась, Герион еле успел превратить падение в неловкое приземление. Верно сгнила совсем в этом жутком лесу - предвидеть это было невозможно. Но все равно, Тилуриель досадливо закусил губу. Где же это видано, чтобы эльф свалился с дерева? Позор да и только. Злость придала ему сил и он быстро нагнал стремительно убегающего лазутчика. Взял на прицел - только дернись! И стрела вмиг прошпилит тебя к ближайшему стволу.
Лазутчик и не стал дергаться. Вместо этого он разинул уродливую пасть и исторг из нее вполне понятные слова, что было весьма странно для существа с отвратительным крысоподобным видом. Казалось он должен был лишь рычать или по крайней мере объясняться на каком-нибудь собственном мерзком диалекте.
Кто же он? Плод магических экспериментов со скрещиванием человека и крысы? Или представитель неизвестного лесного народа?
Так или иначе, урод предложил сделку. Надо было что-то решать, но, к сожалению, решение было не на поверхности. Герион задумался. Ясно, что он снова, словно по какому-то мрачному волшебству, не знает дороги к лагерю. И вполне возможно, так и не узнает без помощи этого гада. Но до чего же не хотелось ему доверяться! Наверняка планирует выкинуть какой-нибудь фортель! И кроме того, понятно, что отпускать страшилище никак нельзя - приведет еще сотню таких же и пиши пропало. Обязательно нужно что-то придумать. Но что..?

- Ладно, давай поговорим, - начал Герион, медленно опустив натянутый лук, но продолжая следить за каждым движением урода, - По-видимому, мне действительно нужна твоя помощь. Но сам понимаешь, отходить от тебя мне не с руки, ведь тогда ты запросто можешь скрыться в чаще и оставить меня блуждать тут до скончания веков. Так не пойдет. Я пойду за тобой. Достаточно близко. И буду держать на прицеле на случай если тебе взбредет в голову удрать. Годится?

Тишина. Она бывает разной. Сейчас - благостная и умиротворяющая. Без тревоги и томительного ожидания чего-то дурного. Сладостная нега. Состояние покоя и равновесия, которое хочется длить бесконечно. Время мечтаний. Просветление. Легкость. Добро.

И вдруг рев. Истошный оглушительный рев Большого Зверя. Ему больно? Страшно? Альто встрепенулся, вскочил, взревел в ответ, мол, держись, большой брат! Помощь близка!
Бегом к Офелии. Она знает язык Зверя, общается с ним напрямую, знает что с ним, что ему нужно. Она поможет. И Альто поможет, когда поймет чем.

После демонстративного ухода от общества, Альто решил, что для того чтобы осмотреться снаружи ему, вообще-то никто не нужен, и покинул нутро Большого Зверя в одиночку.
Здесь вовсю кипела работа. Сновали туда-сюда рабочие, что-то деловито проверяя и согласовывая с капитаном, что, нахмурившись, следил за погрузкой объемного ящика. Поэтому Альто, дабы не сорвать процесс и не нагнать на грузчиков парализущего страху своим появлением, решил спрятаться в тенях и пробраться наверх, на загривок Большого Зверя, не привлекая лишнего внимания.
Там он прилег, вальяжно и томно, как бывало когда-то на какой-нибудь ровной площадке на боку высокой скалы повыше, откуда он наблюдал за жизнью окрестностей, за животными и птицами, вдыхая всякие новые и знакомые запахи, и всем существом ощущая до чего же хорошо быть большим, ловким и сильным в этом бескрайнем, но благосклонном к нему, мире.

Сейчас он тоже слышал много разных запахов - и резковатый мускус пота грузчиков, и сложный коктейль из всевозможных технических масел, газов и выбросов, и чужеродный непонятный калейдоскоп ароматов, исходящих от других Больших Зверей, находящихся неподалеку. Запахи других планет и неизвестных существ. Альто не мог соотнести их ни с чем знакомым, да и не пытался особенно. Он просто обонял их и, глядя вдаль, тихо о чем-то мечтал. Быть может о новых невиданных просторах, где пасуться стада странных, но вкусных зверей. А может и Любимой - далекой и незнакомой, но такой желанной. Ведь где-то есть она, обязательно есть, стоит только найти ее и обнять...

Спустя какое-то продолжительное время, он ощутил признаки голода. В животе урчало и ныло, требуя хорошей порции сытного мяса, и крысы из пищеблока были тут совершенно не при чем. Нужен хороший свежий сочный кусок. Прямо сейчас.

В памяти сам собой всплыл ящик, который с таким старанием и с такой осторожностью грузили в брюхо Большого Зверя. А вдруг в нем еда? Что если это Офелия решила заказать для него приятный и вкусный сюрприз? Надо проверить.
Он тенью скользнул вниз и, никем не замеченный, прокрался в трюм, куда, по его наблюдениям, определили ценный груз. И точно. Вот он. Стоит в полутьме хранилища, лишь слегка озаряемой тусклым светом фонарей технического освещения.
Огляделся. Никого. Тихонько подобрался поближе, снова огляделся. Подошел вплотную и понюхал ящик. Чем пахнет?
Прогулялся кругом, обнюхивая со всех сторон, чувствуя как возрастает интерес, пропорционально голоду.
Потрогал лапой, мягенько так, пока без когтей. Присмотрелся, как бы добраться до содержимого. Разинул пасть, полную острейших, чрезвычайно крепких зубов...

И тут появился капитан с таким недобрым видом, что Альто понял - если еще хоть одно движение он сделает в сторону ящика, то мяса больше не получит. Никогда.
Ну а потом началось. Долгую тираду Рэйна невозможно было остановить, ни демонстрацией полнейшего равнодушия, ни показом длинных клыков, вообще ничем, покуда, спустя долгое время, тот не успокоился сам по себе.
В итоге Альтаир еще больше обиделся на всех, в особенности на капитана, и поплелся к Офелии за едой и разъяснениями.

Застывшей магмы темный рельеф. Уступы. Впадины. Поверхность изломанная, рифленая, шершавая. Всюду трещины и провалы в бездну. Туда, где ярится, бурлит и клокочет раскаленная масса. Вечный огонь. Вскипает периодами и вверх несется с бешеной силой, рассыпаясь в небе яркими колючими искрами. Меж ними летят и пылающей магмы куски. Эти опаснее. Попадет такой - тело прожжет до кости.
Суровый мир, где буйство огня и ветра, казалось бы, исключает возможность всякой жизни. Но нет. И здесь есть обитатели.
В тени валунов, пригибаясь к земле, ничем не выдавая себя, он стережет добычу. Тело, сплошь в чешуйках непробиваемой брони, напряжено в ожидании броска. Там впереди между ращелин присел отдохнуть после долгого полета довольно крылатый ящер. Довольно крупный, с широкими перепончатыми крыльями и острыми когтями, он сам - опасный хищник. Где-то ближе к вершине пищевой цепочки стоящий. Но Альтаир находится еще выше.
Поймав момент, когда ящер увлекся ковырянием в земле длинной, клювообразной, но с рядами острых зубов, пастью (не иначе нашел что-то блестящее), Альто рванул с места. Понесся, обгоняя ветер. Быстрее чем самый именитый чемпион межпланетных игр в спринте. Аватар скорости. Мощными лапами послал тело в полет. Затяжной прыжок по баллистической траектории, оканчивающейся на уязвимом загривке ящера. Блеснули стальные когти. Оскалилась страшными клыками пасть. Еще миг - и вопьются в шею жертвы. Взвизгнет истошно ящер. Заорет безумным криком. Забьется, хлопая кожистыми крыльями, пока рвать его будут безжалостные когти. Потом захрипит в предсмертной агонии. И сдохнет, уже наполовину выпотрошенный, раскинув крылья и внутренности. Не самое вкусное мясо. Холодное. Жесткое. Но в здешних суровых условиях и такому можно порадоваться. Однако есть и деликатесный кусок. Как доберешся до печени - восторг! У этих тварей она почему-то на редкость хороша. И вот показалась. Уже почти. Сейчас...

Вздрогнув всем телом, раскрыл веки. Тишина. Пустота. Потянулся лениво. Вспомнил сон. Снова родной мир видел. Давно это было...
Где же все? Ушли? И куда же? Прошелся по коридорам. Тыкнулся туда-сюда. Никого. Скучно. Ушли. Не с кем играть. Никто не покормит. Не почешет за ухом. Грусть.


Пространство вдруг взорвалось крикливой речью. Он знал чей это голос. Так плаксиво-капризно разговаривал огромный железный зверь, внутри которого Альто, Офелия и остальные летали меж ярких светящихся звезд. Он видел их в большое окно. Красивые. Гораздо красивее, чем кажутся с земли...

Вдруг интонации изменились. Альто заинтересованно поднял голову и поглядел на один из встроенных в потолок глазков камеры - у зверя много глаз. Он видит все вокруг, и днем, и ночью. Судя по тону, зверь обращался к Альтаиру. Прислушался. Что тому нужно?

Но зверь больше не говорил с ним. Вместо этого стал спорить с чьим-то другим голосом, незнакомым. Неужели кто-то проник внутрь в отсутствие команды? Надо проверить. Сейчас же.

Бесшумно ступая мягкими лапами, он пошел по пути обхода всего доступного пространства.

Нигде никого.
Даже жаль, ведь от голода уже постепенно начало урчать в животе. Крысы, конечно, всегда на месте, но их совсем не хотелось. Смердят. К тому же мелкие. Не наешься.
Но кто-то ведь разговаривал... Наверное опять никчемные бестелесные голоса-из-коробки.

Тут снова запричитал Большой Зверь, обращаясь к кому-то неизвестному. А следом явно обратился к Альто.
Похоже просит поберечься. Даже произнес имя хозяйки. Позовет ее.
Благожелательный нынче. Хорошо.
Сегодня провода и шланги грызть не будем.

Возможно кто-то, сидя ночью у костра посреди лесной чащи, станет тревожиться, вглядываясь в окружающую чернильную тьму, опасливо озираться на каждый шорох или еле слышный треск ломающейся ветки, будет из всех сил гнать подальше ползущие в голову жуткие фантазии о рыщущих в ночи чудовищах, и ненарочно подвигаясь все ближе к костру, примется окидывать придирчивым взглядом горку поленьев и хвороста, прикидывая, хватит ли топлива до рассвета... Кто-то, но только не Герион. Для него весь лес вокруг, и ночью, и днем, был местом, в котором он ощущал себя легко и привольно, как рыба в воде. Он знал лес. Чувствовал его. И сам был его частью, естественной и неотъемлемой.

Чуть только Тилуриель неслышным шагом эльфийского рейнджера двинулся от лагеря в чащу, его глаза моментально адаптировались к темноте. Еле пробивающегося сквозь густые кроны серебряного света восходящей луны ему вполне хватало, чтобы различить все подробности неторного лесного пути. Любое движение, малейшее колыхание листвы и кустарника или осторожный бег зверька, не скрывались от его внимания. Он вдыхал полной грудью здешний воздух, наполненный тонкими ароматами лесных растений, и чувствовал приятное волнение от возвращения в родную стихию. После удушливого пыльного смрада большого людского города, ему впервые за долгое время было по-настоящему хорошо. Поэтому он не торопился, уходя все дальше и дальше, забирая в сторону по широкой дуге вокруг стоянки.

Благостная атмосфера сильно переменилась с вхождением в пределы Гроссенвальда. Этот лес был совсем другим, явно чувствовалась его граница и разница в характере. Словно искривленный, изуродованный и, казалось, враждебный. Что-то злое таилось здесь и будто наблюдало из мрака, непроницаемого даже для острого взора Гериона.

Еще одна дорога. Очень старая, заброшенная уже не одно столетие. Но нет. Следы. Оказывается кто-то ходил по ней совсем недавно. Вот здесь проехали всадники. И не только.
Присел, изучая. Надолго задумался над отпечатками лап невиданных прямоходящих существ. Кто или что могло оставить такие? Неизвестный народ или искусственные креатуры темной магии?

А неподалеку нашелся древний знак солнечного божества. Откуда он тут? С тех времен, когда еще темные силы не обосновались в Гроссенвальде?
Сплошные вопросы и ни одного ответа. Но сейчас больше не узнать. Пора было возвращаться.
Попробовал сориентироваться и вдруг... Не смог. Словно наваждение какое-то. Без паники, сказал он себе. Сейчас все выяснится. Стоит просто залезть на ближайшее дерево, из тех, что повыше, и обозреть окрестности.
Закинув лук за спину, Тилуриель стал взбираться.

Путешествие началось для Гериона в тихом меланхолическом настроении. Способствовало тому буквально все - и хмурая серая погода, и мерный спокойный шаг верного вороного скакуна, и не слишком разговорчивые спутники. Даже проливной дождь не мог побеспокоить его, привыкшего по нескольку дней при любой погоде почти неподвижно сидеть на в ветвях какого-нибудь дерева и наблюдать за вражеским лагерем.
Слушая однообразное деловитое пофыркивание коней, хлюпание их ног в вязкой жиже, что в ливень образовалась на месте дороги, слушая как трепетно шелестит лес, как падают на листья тяжелые капли, он размышлял о том, для чего же он тронулся в этот путь.
Сами по себе походные тяготы его никак не обескураживали. Он хаживал и более трудными тропами. Да что там, вся его жизнь представлялась ему одной нескончаемой дорогой, извилистой и ухабистой, которой он безостановочно шел по велению сердца и долга. И пусть эта дорога описала трагическую кривую, он все равно оставался верен себе - и родине тоже, как бы не хотелось кому-то высказаться иначе.
Но каждый раз отправляясь в поход он ясно понимал, что и ради чего делает. В отличие от нынешнего случая.

Что за чушь? Как в книжке найти цель для всего человечества? Бред сумасшедшего, подобный поискам какого-нибудь сакрального символа святости или философского камня. Ведь очевидно же, что цель она внутри, а не снаружи. И что "предназначение расы" это бессмысленая химера. Прежде всего - выживание. Вот истинное предназначение, как для всей расы, так и для каждого отдельного ее представителя. Выжить под напором опасностей, внешних и внутренних. И идти вперед, во что бы то ни стало. К миру, благополучию, величию и славе.
И даже пусть у кого-то что-то получается лучше - не беда. Если нашел дело по сердцу и отдаешь ему всего себя, то в том и счастье, в том и цель всей жизни. И искать ее надо каждому в себе, а не в пространных сумасбродных текстах древних мудрил.

Впрочем, Бог с ними. Если Генриетте нужна книжка, то он ее найдет по одной очень простой причине - золото. Озвученная сумма была более чем впечатляющей. С такими деньгами он сможет сколотить свой наемный отряд. Отобрать лучших из тех, что есть. Конечно таких, как в Зеленом отряде не найти, но если приложить усилия и обучить их всему, что он умеет, то будет почти хорошо.
А тогда... Можно будет ни от кого не зависеть. Самим выбирать, куда идти, за что браться, кому помогать, а кому нет.
Свобода.
Оно того стоило.


Тем временем белка-командир распорядилась встать лагерем на левой стороне. Вообще, на это маленькое милое существо невозможно было смотреть без улыбки. Герион вполне оценил шутку обербюргермайстера, граничащую с издевательством, прежде всего над ним. Однако сама белка, судя по всему, была этим ошарашена даже больше чем сам Герион, поэтому к ней у него претензий не было. И так или иначе, он понимал, что если запахнет жареным, принимать решения нужно будет именно ему. Ну а если кто-то не согласиться, то тем хуже для них. В конечном счете.

Встали. Дроу и охотник собрались заняться дровами. Хорошо. Хоть и странно, что Темный вдруг схватился за топор. Неужто не боится испортить свой маникюр? Казалось, грубая работа не про него. Странно.

- Я на разведку, - коротко сообщил Герион, спрыгнув с коня, - Пройдусь по округе, посмотрю. Вдруг неподалеку паучье логово или еще что-нибудь в этом роде.

Вот так. Грусть пополам со страхом. Еще усталость смертельная, что нарушает связность сознания, раздирая его на бессмысленные клочки. Это сейчас Кирилл. Изломанный. Измученный. Растерявший все цели и мечты кроме одной - добраться домой.

Жаль. Но в Зоне так бывает. И часто. Многие не выдерживают. Все эти ловушки, аномалии, странные метафорические картины, подчас толкающие в бездну безумия. Тяжело. Страшно. В изнеможении люди выходят наружу, жалкие, забитые, потерянные. И навсегда усваивают свой единственный горький урок: если и существуют на свете чудеса, то только злые, подлые, убийственно опасные.

Ты долго смотришь им вслед и не можешь отвязаться от мрачных вопросов. Что ты сделал не так? Где недосмотрел, напортачил? Мог ли изменить этот итог? В нужный момент поддержать и направить по верному пути? И гадким аспидом вползает ядовитая мысль - не мог, но, что хуже всего, думал что сможет. И взял на себя слишком много. Кесарю кесарево. Ты просто сталкер. Провожатый. Обычный человек. Не учитель. Не пророк. И силы твои не безграничны. Не можешь ни научить, ни уберечь, ни, тем более, исправить. Не можешь сделать счастливыми.

Но разве там, в ординарном мире, проще? Сломавшись в Зоне, часто не могут обрести себя и в дальнейшем. А порой и идут в Зону именно за тем, чтобы воспрянуть и понять для себя что-то очень важное, но в конце-концов жестоко обманываются.
Если бы он мог знать наперед, что произойдет с каждым из них, если мог...

Альбина прильнула к его плечу, схватившись за локоть, будто стремлении уцепиться за что-то надежное, крепкое, что не позволит ей снова упорхнуть в неведомое далеко.
Куда деваются люди, пропавшие в Зоне? Счастливы ли они?
Интересные вопросы. Особенно от той, что, вроде как, вернулась.

Негромко вполголоса спросил ее в ответ:
- А что происходит с теми, кто пропадает там, снаружи? С теми, с кем мы прощаемся навсегда, закапывая в землю? Разве мы можем знать...

Альбина. Кирилл. Его святой долг - отвести их к выходу. Что бы не случилось потом с ними, как бы не сложилась их жизнь, он обязан сейчас выполнить их просьбу, как можно скорее выйти из Зоны. Это лучшее и единственно правильное из всего, что он может сделать.

Или нет?

Что если он возьмет на себя нечто такое - из ряда вон выходящее? Сам сделает выбор и пойдет дальше в поисках чего-то лучшего. Руководствуясь не долгом, а огромным пронзительным желанием счастья для этих двоих. И такое его желание, когда пробъет толстую стену канонов, обязательств и моральных запретов, останется ли оно добром?

Отвернулся. Отошел. Зажмурил глаза. Потянулся к тому, что всегда рядом, но до чего дотягиваться бесконечно.

К Тебе обращаюсь. Тебя прошу. Пусть я прозрею, пусть они прозреют. Пусть не останавливаются, пусть захотят. Укажи мне путь (не мой - их!), который даст сбыться их мечте - всего одной, но самой главной, самой сокровенной! А я любой ценой проведу их по нему. Ничего не пожалею. Иначе какой во всем этом смысл...

Он шел узкими хофтгорскими улочками, стиснутыми по обе стороны рядами невысоких зданий из темного, грубо обтесанного камня. Мостовая по обыкновению была запружена слякотью, местами настолько, что прохожим, чтобы не поскользнуться и не изваляться в грязи, приходилось пробираться по самому краю возле стен и неуклюже перескакивать между относительно сухими участками. Все это - грязь, теснота, сильные запахи чадящих печей и готовящейся в них еды - было совершенно чуждо ему, привыкшему к благостной природной атмосфере вековечного леса. Однако теперь, спустя несколько лет, проведенных здесь, он уже не морщился и не крутил носом - ко всему привыкаешь, особенно если есть ради чего. И оно таки было. Фрау обербюргермайстер оценила его по достоинству, дала высокое положение, а главное - дело, вполне соответствующее его способностям. Здесь стал его новый дом. Новая жизнь. Пристанище. Совсем не мало, если не заноситься и не придираться. А это уже давно было не про него.

Конечно он никогда не будет здесь своим, равно как и человеки, жители города, не станут для него по-настоящему понятными и тем более близкими. Однако, идя по улицам, глядя на простой люд, на рабочих, мастеровых, торговых, военных, ему было отрадно сознавать, что в его силах помочь обеспечить мир их незамысловатой обыденной жизни и оградить их от большой беды. В этом был смысл. А значит и цель. Чего еще желать изгнаннику, в одночасье потерявшему все, что имел и нажил...

Меж тем впереди показалась главная площадь и громада замка, довольно величественного, особенно по людским меркам. Жилище обербюргермайстера и приближенных к ней сановитых вельмож. Вообще-то он тоже был не последним из них, но предпочитал жить на окраине, где попросторнее и воздух посвежее, да и выйти пройтись за стену совсем рядом. Ну а сегодня, вместо умиротворяющей прогулки по окрестностям города, ему надлежало явиться пред светлы очи госпожи Генриетты. Что ж, тоже неплохо. Наверняка поручение, а если так, то видимо случилось что-то важное. По пустякам его обычно не беспокоили.

- Фрау Генриетта - появившись в зале, уважительно поприветствовал он присутвующую здесь госпожу обербюргермайстера. За длинным столом было еще несколько персон, кроме мастера Фастмота ему незнакомых. Он окинул их внимательным взглядом. Девушка, мужчина-охотник, молодая эльфийка и Темный. Герион с подозрением прищурился. Нечасто Темные заходят в Хофтгор, а уж в замке их встретишь и паче того реже. С чего бы это.

Каждый день ты движешься по кругу в водоворотном потоке привычек; рутинных, подчас механически отправляемых дел; знакомых мыслей, схожих с теми, что посещали тебя вчера; однотипных задач и ожидаемых проблем; хорошо усвоенных мнений, как об окружающих, так и о самом себе. Знаешь, кем ты являешься. Знаешь, чего тебе нужно добиться от других и в общем-то представляешь, как это сделать.
Знаешь, когда и в какой степени готов потратить усилия на кого-то другого, порой больше чувствуешь, чем осознаешь эти границы и стараешься их не переходить. Ты уверен в себе и ревностно эту уверенность оберегаешь. Лелеешь свои достоинства, стремишься почаще находить им подтверждение. И даже если иногда - очень редко - ты не прав, то значит так уж вышло, что поделать, но хотел-то как лучше. Ты хорош, а те, кто этого не понимают просто завистники и снобы.
Но порой все меняется. Вдруг происходит что-то, что заставляет тебя резко проснуться. Уход любимой. Болезнь ребенка. Смерть близкого человека. Такого рода события. И тогда в один момент с тебя, с твоей души, слетает слой годами копившейся шелухи. Спадает пелена и ты вдруг понимаешь, что действительно по-настоящему важно. И начинаешь видеть себя без прикрас. Становишься слабым и даже беспомощным. Но это не падение, а шаг из забытия. Если только на него решишься.


Замерев, он стоял и смотрел на Альбину, которая вернулась от Нее живой и невредимой.
Хотел что-то сказать, но слова не складывались. Странное состояние. Удивительная ясность мысли на фоне какого-то полусна. Будто грезишь наяву и не можешь перестать. И еще. Чувство, словно стал иным. Переродившимся. Открытым. Правдивым с миром и с самим собой. Будто избавился от груза, лишился всего, а следом осознал, что ничего и не было. Сокровища развеялись по ветру, оказавшись горстью пепла.

Руки его поднялись и он обнял девушку крепко-крепко. Как на войне солдат обнимает незнакомую медсестру, пробежавшую через бушующий ад артллерийского огня. Обнял, прижал к себе в естественном порыве живого существа, просто и бесхитростно влекомого к другому такому же, чудом получившему избавление от смерти.

Какой бал она видела, в каких сферах кружилась? Никто доселе не знал и знать не мог, потому что оттуда не возвращаются.

Не возвращаются, пронеслась мысль и потянула за собой остальные.
А что если это не она вовсе?
А Римма, такая удивительная, чуткая, неземная. На чем зижделась ее уверенность, ее особая органика восприятия Зоны и смелость, граничащая с безрассудством? Может это не безрассудство совсем, а просто ощущение себя здесь как дома? Вспомнилось как проходили то место рядом с ловушкой, в которую до того угодила группа Федора. Как его тогда просвечивало насквозь нечто неведомое...
И ведь он не видел Римму входящей сюда, встретил уже внутри. Она пришла из ниоткуда и ушла без следа. А вернулась Альбина...

"...и Федор пропал" - сказала она.
Открыл глаза все еще удерживая девушку в объятиях. Взгляд упал на лежащие на земле носилки. Пустые.

Боже мой. Что же происходит...

Но с другой стороны, даже если все так, то каким образом может он, Леша Воронцов, этому помешать? Да кто вообще знает, как оно на самом деле?

Отпустил Альбину и улыбнулся.
Да и стала бы Она так стараться ради него? Смежно даже.
Ну а если стала, в таком случае, разве не об этом он мечтал долгие годы? О новом уровне взаимодействия, о Контакте?
И кто он такой, чтобы не признавать Ее креатуры.
Ведь не приходит же в голову не признавать Его творения...

ссылка

Закрываешь глаза и слышишь грохот выстрелов, свист летящих снарядов и мин. Крики людей, знакомых и чужих, хлещут по слуху бешеной концентрацией боли, страха и ненависти. Это нестерпимо. Это меняет. Но ты все выполняешь и будешь выполнять, пока где-то там не скажут - довольно. Тогда, захлебываясь, ты пьешь глотками эту тишину, в которую трудно поверить. А потом окажется, что невозможно вовсе. Для тебя. Даже спустя годы она все еще будет казаться опасной, подозрительной...

Открываешь глаза и ничего не слышишь. Полная тишина. Нереальная. Будто все на свете остановилось и умерло. Только ты есть. Знаешь. А удивительной, чуткой, живой Риммы нет. Утрачена.
Ни слов нет, ни слез.
Только невыносимый груз вины.
И пустота, вместо самого себя.
На самом деле тебя нет. Сквозняк свободно летит сквозь несуществующее тело, лучи света свободно освещают ближайшее пространство, не встречая преград. Ты не сталкер. Не ученик Учителя. Не человек. Ты никто. Пустота.
После того как бросил её одну.

***

Машинально уложил хабар в рюкзак. Какие странные глупые вещи... Из оказалось достаточно, чтобы отвлечь его от человека - чудесного, живого, такого хрупкого здесь и потому требующего постоянного внимания. Откуда эта невнимательность? Самонадеянность? Алчность? Пустота не дает ответов. Ей-то они без надобности.

***

Вышел наружу. Взгляд рассеян. Не сфокусирован. Плевать на знаки. Шаги - как Бог на душу положит. Прямо впереди Кирилл.

- Что. Что происходит? Что случилось? Вы целы? Все целы? - заверещал тот. Еще не знает. Рукой его отстранить. Смахнуть легонько с дороги. И пойти куда-нибудь...

- Какого х....... Там Альбина. Она убегает!

Вслед сорвавшемуся с места Кириллу взглянул. Альбина. Её что-то кружило и стремительно уносило вдаль.
Сердце остановилось. Они все исчезают, один за другим. Зона уносит их легко и просто, словно в насмешку над слабым никчемным человеком, возомнившим что он достоин, что он может что-то изменить. Но это чушь. И это конец...

***

- Сталкер! СТАЛКЕР!

Словно проснулся. Вздохнул. Голову поднял.

- Что, Кирилл? - прищурился и увидел её. Вмиг подхватил вожжи угасающего сознания. Взглядом в неё впился. Всем существом своим потянулся к ней, пытаясь утонуть в голубых её глазах, сквозь нежную кожу проникнуть, ощутить теплоту алой крови и услышать биение живого сердца.
Подошел ближе, вплотную почти.
Неужели вернула?
Нетронутой?

- Альбина..? - изумленно и хрипло.

ссылка


Между делом, отметил про себя этого, прозвучавшего несколько раз, "Маверика". Обычно люди не любят называть по имени тех, кого собираются прямо сейчас пристрелить. Отделываются всякими "ты", "эй" или бранью. Может и действительно не станут пачкаться ради одной только снаряги.

А вот из страха попасть в ловушку - вполне. Вон уже как напряглись. навострились. Задергались.

Черт. Ведь он с самого начала мог без всякого риска их порешить. Несколько метких выстрелов по бензобаку или по стеклам - и все. Иди куда хочешь, занимайся своими делами. И лучше даже все-таки по стеклам, чтобы джип потом еще и выгодно загнать кому-нибудь. Только, на всякий случай, не в Большом, чтобы не прослыть среди своих гнидой.
Почему он этого не сделал, когда была возможность? Какую практическую ценность в пустошах имеют его надуманные принципы по сравнению с главным - никогда никому не доверять? Эти люди, что держат его сейчас на прицеле, они, по сути, гораздо более правы, чем он. Возможно, они даже не убьют. Возможно даже не разденут донага, а оставят самое необходимое для выживания, забрав все остальное. И тем самым проявят собственные принципиальность и человеколюбие - такие, на которые в пустоши не приходится рассчитывать в большинстве случаев.

Кто-то мелькнул там впереди - Гейдж? Мэгги? Кто-то еще? Хуже всего то, что он все так же ничего не знает. И ничем не может помочь. Наоборот. Приведет по их следу стервятников. От этого ему стало так горько, что к горлу подкатился предательский комок.

Значит права была Вдова, когда жестко отбрила его, обзывая мальчишкой. Он и есть мальчишка, который научился хорошо стрелять и резать. Но только этого мало.
А Гейдж... Тот все понимал. И при том, что поводов была масса, никогда его не третировал, а лишь направлял и поддерживал его веру в собственные силы. Под такой эгидой кто угодно повзрослеет, но видимо существуют придурки, для которых и этого недостаточно, чтобы все-таки научиться делать правильный выбор.
Навроде малыша-Дэнни...

Сейчас один из стервятников подойдет, чтобы забрать винтовку. Что дальше? Ничего хорошего. Потери, несчастье. Возможно, смерть. Но выхода нет. А может и не было. Разве Дэнни виноват? Конечно нет. Разве он не пытался? Просто не получилось. Не повезло. Сдавайся уже. Все.

Медленно, обреченно, начал опускать винтовку на землю. Перед тем как лечь на белесую дорожную пыль, холодным блеском на вороненом стволе подмигнул на прощание совершенный механизм, мечта любого снайпера. В ответ уже готовые разжаться пальцы чуть задержались, никак не желая расстаться с любимой вещью... А вместе с ней со всем привычным, родным, что составляло его жизнь и жизни его друзей... И с мечтами о будущем... Но что поделать, мальчишки неизбежно проигрывают взрослым...

"Гейдж..."

Резким стремительным перекатом утек в сторону, тут же вскидывая винтовку.

"Мэгги..."

В долю секунды наведя ствол на ближайшего "серого", спустил курок. Оружие в руках радостно грянуло.

"Я вас не подведу..."

Поднырнуть под падающее тело. Прикрыться им, как плотным мясным щитом, в котором застрянут злые свинцовые осы "серых".

"Что бы ни случилось..."

Выстрелить в следующего. С такого расстояния винтовочный калибр должен обладать хорошим останавливающим действием...
Сразу же жахнуть по последнему в тройке.
И в укрытие. Во всю прыть. Пока тот в джипе не включился.

Принадлежность гостей к сообществу "серых" в известной степени успокаивала. Как-никак свои люди, можно сказать. А со своими всегда можно договориться даже при условии критического столкновения интересов. На самом деле, сложно представить, что такое страшное должно произойти, чтобы у сталкеров между собой дошло до перестрелки. Наверное, что-то из ряда вон выходящее.
Однако о том, обнаруживать себя или нет, стоило подумать. С одной стороны, потенциальные помощники в зачистке высотки были бы очень кстати, с другой - с ними неизбежно придется делиться, а уж в том, что наш брат сталкер своего не упустит, сомневаться отнюдь не приходилось. И наконец был немаленький шанс, что попытка привлечь их внимание может внезапно обернуться трагедией: люди-то на стреме, могут и пальнуть хорошенько, прежде чем разберутся кто там вдалеке засел, свой или чужой...

И тут грохнуло. Откуда- то изнутри обыскиваемого Гейджем и Мэгг здания.
Йокнуло сердце у Дэнни. Первая мысль - угодили в засаду или на растяжку напоролись, ведь гранат у соратников с собой не было. Твою мать.

Пикап "серых" остановился. Само-собой, взрыв их встревожил. Стали наблюдать.
Маверик лихорадочно соображал - как быть, что делать. Все его существо рвалось на помощь Гейджу и Вдове, но получить пулю из подъехавшей машины было бы сейчас совсем не к месту.
Одна за другой, истекали секунды, и каждая, гулко, как набатный колокол, отзывалась в голове.

Наконец, решился. Спустился вниз, и там, вытянувшись во весь рост, поднял над головой винтовку и зашагал к машине. Страшновато, конечно, но иного выхода не было. Ребята там в здании ждать не будут.

Услышать свой отчаянный крик и ругань как будто со стороны, словно бы кто-то другой орет и кроет все на свете благим матом. Ощутить себя крепко связанным пленником железного гроба, что падает вниз хрен знает с какой высоты. В безумном ужасе вжимать голову в плечи и до боли стискивать в кулаках путы ремней в ожидании сокрушительного удара о поверхность. Наконец, шандарахнуться о нее, но, чудом наверное, не в дребезги. Такого еще не было.
Или было? Хотя, если так, то вряд ли было б настолько страшно. Привычнее воспринималось бы, скорее всего. Значит, все-таки нет.
В свете тревожно-красного освещения оглядел себя. Вроде, все на месте и не повреждено, однако полной уверенности нет - болевой шок он такой...
Хм, а какой?
Ну, видимо, такой, как бы смазывающий все впечатление.
А тем временем, свет этот действительно тревожит, беспокоит, будит какие-то смутные ассоциации, вроде, например, мигающей таким же красным надписи "Критические повреждения основных конструкций". Что именно означает особо не помнится, но явно чувствуется какой-то негатив...
Короче, срочно надо срочно с этим что-то делать. Лучше всего - уебывать отсюда куда подальше.
Сразу подергал ремни (хуй там), затем пошарил по ним в поисках защелки какого-нибудь (тоже безрезультатно). И вдруг, как бы случайно, осознал, что мигающая лампочка возможно еще и кнопка. Нажал.
Между тем выяснилось, что неподалеку, совсем рядом, еще кто-то живой. Пригляделся повнимательнее.
Их пятеро. Четверо мужиков и баба. Тоже из гробов выползают, кроме одного, который намертво привязан в своей скорлупе. Другой, помоложе, вылез и пристал к третьему, морщинистому старику. Баба пока сидит тихо, видимо стремается. Правильно делает. Тон молодого совсем не хорош - грубиян, хамло. Старикан огрызнулся. Ага. Надо быть наготове. Не исключено, что сейчас подерутся, и тогда придется старикашку вызволять, чтобы ему увечий не нанесли.
Сконцентрировался.

Одинокая фигура на краю обрыва над морем огней. Внизу город, мерцающий в ночи искрами всех цветов радуги. Неоновым калейдоскопом реклам пестрят высокие массивные здания. У их подножия, в свете фар и фонарей, текут по ветвистым дорожным артериям нескончаемые потоки транспорта.
Постоянство движения. Оно - дыхание города, его жизнь, его сущность. Оно и есть покой, ведь остановка, наоборот, будет тревожным свидетельством, признаком свершившегося катаклизма, но до этого еще далеко...

Шаг вглубь обычного, доступного и Монгх-кеям восприятия, и вот в общей картине реальности проявляются новые грани.
Каплями в океане пси-фона смешивается излучение миллионов душ. Беспокойство, уныние, раздражение, отчаяние, страх - доминантные краски в этом ментальном вареве. Но что тому виной, природа самих Монгх-кеев или их города, что гонит своих жителей по замкнутому кругу сиюминутных проблем? Так или иначе, редкое сознание сумеет вырваться из этого неодолимого течения, стать вдруг творцом, ценителем и найти нетривиальный смысл в собственном существовании.

Таково это место. Но во вселенной есть и похуже. Отвратные образы орочьих поселений или развалины городов, захваченные Монгх-кеями-приверженцами культов Хаоса - совсем не то, что стоит вспоминать лишний раз, однако память Эльдар сохраняет все. И это одновременно, и счастье, и проклятие, ибо даже самые заветные из воспоминаний о счастье могут навсегда стать источником невыносимой боли...

Белая гавань. Главный порт Биель-тана, способный принять целую флотилию кораблей. Огромная, как город, неприступная цитадель с чередой величественных сторожевых башен-маяков. Их семь, этих высоких бастионов, стоящих в несколько километрах друг от друга и предваряющих вход в обширное, полное причаливших кораблей, внутреннее пространство, за которым возвышается сама гавань - идущий полукругом, гигантский многокилометровый амфитеатр с множеством ярусов-улиц. Вдоль улиц нескончаемые вереницы внутренних помещений всего этого огромного комплекса, размером с горную гряду. В его центре колоссальные верфи, что могут вместить одновременно пару самых крупных крейсеров, когда-либо построенных корабелами эльдар, а вокруг, по обе стороны от верфей, на каждом из ярусов-уровней, изобилие длинных галлерей, портиков, изящных колоннад, скоростных наклонных лифтов и лестниц любых видов. Хоть за неделю, едва ли возможно обойти всю Белую гавань целиком. Раз увидев - невозможно забыть это одно из величайших творений архитекторов и строителей древней расы. Удивительное по своему грандиозному замыслу. И поистине прекрасное.

Айлен стоял на балконе одного из верхних ярусов. За его спиной, в центре небольшой ротонды, уютно журчал маленький фонтан в окружении нескольких приземистых клумб, демонстрирующих искусно подобранные сочетания душистых цветов. Эта небольшая смотровая площадка-галлерея, прикрытая резным навесом-козырьком, поддерживаемом колоннами, была их с нею излюбленным местом встреч. С той, чья душа покоилась сейчас под эгидой искусственного мира. Здесь они проводили редкие, свободные от храмовых практик, часы, любовались шикарным видом на гавань и друг-другом.
Им было хорошо вместе. Говорить, молчать, вглядываться в горизонт, прислушиваться к далеким звукам - все им было в радость, главное - вместе. Молчание не становилось тягостным и неловким, а любое, даже не особо значительное, событие служило поводом для непринужденной беседы. Но лишь только душевный трепет бросал их в объятия друг друга - слова уже оказывались не нужны и тогда жаркие прикосновения рук и губ отправляли их на вершину блаженства.
С давних пор известно поверие, что когда двое по-настоящему любят друг друга, то различимое в пси-пространстве пламя их душ становится сродни первородному пламени Азура. Видя его, даже самые жуткие демоны Варпа в раздражении щурятся и отводят свои алчные взгляды...

Теперь он здесь в одиночестве. Память неустанно рисует ему любимые черты, напоминает обрывки разговоров, фраз, будит в душе отголоски былой нежности и пьянящего восторга разделенного чувства. Но едва проявившийся, зыбкий, сотканный из эфемерных нейтрино памяти образ распадается сверкающей пылью, а любимый голос, уже было почти различимый внутренним слухом уносит в даль внезапно налетевший ветер.
Он задохнулся. Боль утраты сдавила все его существо и он едва удержался от того, чтобы не прыгнуть вниз с огромной высоты, лишь бы только прекратить этот мучительный приступ.
Ее больше нет.
И не будет никогда, если только милостливый Дух Искусственного мира не позволит вдруг путям их призрачного существования пересечься в каких-нибудь потусторонних чертогах после его, Айлена, смерти. Но кто знает, возможно ли вообще такое.
Да и кто поручиться, что его собственный камень души в итоге всего вернется на Биель-тан...

Он еще долго стоял и смотрел на то, как заходят в гавань корабли, смотрел на уровни, на ряды красиво освещенных зданий, смотрел на массивные колонны и шпили, цеплялся взглядом за все полюбившиеся места, согретые в его сердце воспоминаниями о встречах с любимой. И все больше и яснее осознавал - без нее все это потеряло для него всякий смысл.
Всю красоту мира он привык видеть общими с ней глазами, а радость, и восторг, и трепет, переживать общим с ней любящим сердцем.
А теперь он словно ослеп. Выжжен изнутри каленым железом, потеряв возможность по-настоящему чувствовать и желать. Кроме лишь одного.
Стать совершенным воином, сообразно древним заветам его храма. Идеальным убийцей - незримым и неуловимым, безжалостным и смертоносным.
И отомстить. Всем врагам, без исключения.

С тех пор многое изменилось.
Он больше не верил Смотрящим, суровым властителям судеб мира, претендующим на величайшую мудрость и непорочность. Их несовершенство раньше всех распознал прозорливый Эларик. Движимый ответственностью за жизни соратников, в мутном тумане подозрений и интриг он начал поиски своего собственного пути. А остальные пошли за ним, преодолевая бремя сомнений, страха и собственных амбиций.
Отступничество. Но только так они получили шанс на выживание, получили возможность, вопреки планам Совета, выбрать собственную судьбу.
Сейчас, здесь, ступив на путь осознания, он сделает первый свободный шаг. Не отдаст этот мир, пусть чужой, но тоже стремящийся к независимости мир на съедение Пожирателю.

Вдалеке, вне упорядоченной логики движения наземного транспортного потока, показался летучий кортеж черных угловатых спидеров.

Они уже здесь, сестра. Готовься.

Подумал - "А сам ты готов? Сможешь пройти по лезвию бритвы и не оступиться?"
Где-то там, высоко над огнями, пошевелилась в ночи вечно ждущая прожорливая бездна.
"Может быть правда в том, что нельзя, просто невозможно быть по-настоящему готовым ко всему на свете. Однако у тебя должно хватить решимости идти навстречу смерти и делать все, что в твоих силах, чтобы выйти победителем. Важно не увлекаться подсчетом шансов, иначе тебе никогда ничего не удастся."

Айлен подошел к краю крыши. В сжатых пальцах закрепленный здесь одним концом и спущенный вниз трос.
Глубокий вдох.
И прыжок. В сияющее море огней.
Свист ветра в ушах. Свободное падение, протяжные мгновения между ударами сердца. Захватывающий дух полет вмиг вытесняет из сознания все невзгоды. Хочется лететь и лететь в головокружительном пике, но за спиной увы нет сильных ястребиных крыльев, чтобы подхватить падающее тело перед самой землей и взмыть в небеса. Вместо этого, рука, облитая затвердевшей психокостью, крепко сжимает скользящий по ладони трос. Словно ловкий бесстрашный паучок на тонкой нити паутины, спускается Айлен с высоченного здания. Ступни его еще не коснулись асфальтовой поверхности, а бледно серая в свете луны гибкая фурия уже встречает его, воплотившись откуда-то из ночной темноты.

- Они идут, - повторил он, - сейчас будет гонка.
Глядя в рубиновые глазницы резного шлема Баньши, произнес - Послушай, если сегодня все закончится, знай, что я ни о чем не жалею. Я счастлив, что встретил вас - соратников, ближе которых у меня никого нет. Мы едины и у нас общее будущее, достойное того, чтобы за него сражаться. Мы не повернем назад, что бы не преградило нам путь. Рассвет близок, сестра. И нам предстоит быть его вестниками."

Маленькая голова на хрупком худеньком тельце. Перекошенное от боли и напряжения лицо. Кривящийся, судорожно раззеваемый в попытках глотнуть воздуха, рот. И глаза, такие испуганные, робкие, такие честные...
Разве может она быть кем-то, кроме как верной слугой Императора? Разве может быть чудовищем, что чуть не угробило весь отряд там, на дороге?
До чего же убедительной может быть маска этих исчадий хаоса! Давай, лги дальше, извивайся, изворачивайся и моли о пощаде, нечестивая тварь...
А что если не тварь?
Вдруг тот псионический удар был нанесен непреднамеренно? Ведь ошибки в бою случаются у всех, даже боевых братьев...
Железная хватка сжимающих шею девушки пальцев чуть ослабла, лишь только слегка рассеялась перед глазами пелена гнева.
В конце концов, инквизитора обмануть непросто, да и Хан наверняка сто раз проверил ее досье и все рекомендации, прежде чем взять в отряд.
Отпустить? Пожалуй что да. Отпустить и бдительно присматривать...

...Окатив все кровавым потоком жидких, как у перезрелого фрукта, внутренностей, ее голова взорвалась.

Манфред выпустил из руки обмякшее обезглавленное тело и повернулся к Хану, встречая своими пылающими, как раскаленные угли, глазами его обозленный взгляд.
"Держать оборону!" - в запале боевого бешенства приказал командир, забыв что перед ним сейчас не его подчиненный. А еще о том, что Храмовники сами решают, когда им карать, а когда миловать. Рука в черной керамитовой перчатке с силой сжала рукоять Черного меча...

- Ты вовремя распознал врага, капитан, - спокойно поздравил он Хана, - Еще чуть-чуть, и было бы поздно.

Очевидно, предводитель отряда караульных тоже догадывался об угрозе изнутри. Варпова ведьма! А ведь ей почти удалось его обмануть...

Поворачиваясь навстречу наступающей орде зеленокожих, он слегка улыбнулся. Император оберегает. Смерть нечестивой ведьмы это хороший знак.

- Плохо... - только и сказал Манфред в ответ на признания испуганного орка. Жить тому оставалось всего секунду, за которую острие Черного меча вышло из раны в его плече и вонзилось под подбородок. Зеленокожий булькнул мутной кровью и издох.
С его кончиной живых орков поблизости больше не осталось, но меч Храмовника так и остался обнаженным. Огромная фигура в черных с золотом доспехах повернулась навстречу въехавшим в трактир Хану и Ватано.
Ни слова не говоря, Манфред стремительно прошел мимо командира Караульных и оказался прямо перед девушкой - такой маленькой и хрупкой рядом с нависающим над нею космодесантником. Закованная в керамит рука метнулась к шее Шилари и без труда приподняла девушку над полом. Черный меч приблизился к ее лицу - столь же острый и полный неодолимой мощи, как и взор пылающих гневом глаз Храмовника.

- Кто ты, ведьма? - резко спросил он, - Кому ты служишь? Чего добиваешься?

Первой пришла боль. Тупая, пульсирующая, наводящая на мысль о череде крепких ударов кувалдой по спине.
Затем вернулось зрение и из пелены перед глазами проявилось серое полотно дороги. На обочине в траве торчало кверху колесами, покрытое толстым слоем грязи, днище перевернувшегося байка. Неподалеку, на асфальте лежали орк и караульный-девастатор.
Последней собралась из кусочков-кадров картина событий минувшей гонки.
Ловкий настырный Ноб. Поднимающий силовой кулак, брат Александр. Его голова, в брызгах алой крови, отлетающая от от обмякшего тела.
Потом собственная попытка атаки. Точно рассчитанный маневр, победный замах Черным мечом перед самым ударом...
И кошмарные видения, внезапным потоком нахлынувшие и затопившие все сознание.
Там были тысячи орков, рвущих глотки в диком крике. Там была темная фигура чудовищного исполина...
Но главное, там был голос. Дрожащий, испуганный. И очень знакомый.
Голос девушки, неизвестно зачем и почему затесавшейся в отряд.
Это от таких, как она, всегда предостерегали Капелланы ордена.
Это ее воля затуманила мозги, помешала поразить врага и обрекла на потерю управления байком.
Это ведьма, которая уже не в первый раз, если вспомнить варп-бурю в крепости, наносит свой подлый удар. Тот ураган был, возможно, неудачной попыткой накрыть весь отряд целиком. Тогда досталось оркам, зато следующая атака цели достигла вполне. Однако этому подлому удару изподтишка не хватило силы, ведь он, Манфред Леонхарт, все еще жив.

Он тряхнул головой и медленно, превозмогая заострившуюся боль, поднялся на ноги.
Подошел к распластанному на дороге орку и резко вонзил меч тому в глотку. Провернул, видя как рушатся силовым полем шейные позвонки и мускулы. Убрал меч в ножны.
Теперь он должен во что бы то ни стало добраться до колдуньи.
Она будет допрошена - необходимо выявить агентурную сеть в свите Инквизитора - и казнена за свои злодеяния.

Навстречу вышел брат Ульрих. Окинув его тяжелым взглядом, храмовник спросил:

- Где Хан и девка? Ты видел их?

Прежде чем пересечь порог, Воронцов несколько раз старательно пошаркал подошвами сперва о край ступеньки, а потом еще и о выцветший коврик у входа, стирая налипшие на них комья грязи. Не сказать, чтобы он был столь уж щепетильным в этом смысле, но там внутри царила такая чистота, - особенно по сравнению с запущенным обликом всего микрорайона - что нарушать ее не хотелось. Необъяснимая чистота. Аномальная.
Заставляющая его невольно подтягиваться и строже следить за собой.

Он хорошо знал это место. В Зоне очень мало подобных этому, спокойных и безопасных. Но еще меньше таких, в которых можно получить помощь. Причем, запросто - только руку протяни.
Обычному человеку такая открытая и бесхитростная простота непривычна. Он инстинктивно, словно матерый, умудренный суровым и горьким опытом хищник, остерегается предлагаемого безо всяких условий блага. Недоверчиво прищурившись, выискивает он взглядом спрятанные механизмы ловушек, поскольку абсолютно точно знает - ничего в этой жизни не дается просто так.
Воронцов тоже выискивал, но скорее по причине усвоенной за годы бдительности. Он-то как раз верил в бескорыстие, в чистоту намерений, понимал их редкость и цену. А еще знал, к чему они порой приводят...

Римма ушла вперед, обследовать помещения. Он задержал взгляд на удаляющейся хрупкой фигурке. Беззаботная пташка. Или нет. Скорее рыба, чувствующая себя свободно во враждебной человеку водной стихии.
Ходит сама, ничего не боится, всем интересуется. Спорить не о чем, задатки у нее есть, но все-таки, не стоит забывать и более чем наглядный урок - мертвого сталкера, завернутого в занавеску.
Неужели так рассчитывает на него, на Воронцова? Так верит, что он сумеет вытащить ее из любой передряги? Или уже в свои силы настолько уверовала?
Он мрачно вздохнул, чувствуя как надавливает на плечи накопившаяся усталость - оба варианта не хороши, каждый по-своему.

А вот сейчас уж повезло так повезло. Просто праздник какой-то! Воронцов изумленно присвистнул, наблюдая раскинувшиеся перед ним залежи хабара. Надо же - полная "пустышка"! Не иначе Зона посчитала, что пора пожилому сталкеру выдать премию по выслуге лет.
"Ну что ж, если помру, то хоть богачом..." - усмехнулся про себя Алексей, нащупывая гайки в кармане.
Об этой забаве Зоны он знал издавна и не понаслышке. Возле богатств нередко располагались несколько не особо заметных аномалий, как специально на самых очевидных и удобных подходах. Поэтому стоило подбираться к хабару не по прямой, окольным путем, следить за тенями и хорошенько прокидывать дорогу гайками. Даже здесь, в аптеке, ничего нельзя было исключать.

Плен непроглядной темени. Лениво плещутся в тишине черные воды. Мертвящие, холодные, обволакивают и неспешно уносят куда-то вдаль безвольное тело, которого может и нет вовсе, а лишь только мысль о нем еще тревожит потерявшуюся душу. Что это? Куда? Не понять. Мутное сознание не способно пробить толщу чернильной мглы. Только, как труп от коротких разрядов, сотрясается оно дискретными образами прошлого. Война. Взрывы. Кровь. Исполненное ненависти, оскаленное лицо солдата Альянса. Зияющее дуло автомата. Крик, рвущийся из груди. Звезды. Простор космоса. Улыбка Рэй. Хмурый вид старпома. Капитан, сидящая в кресле возле лобового иллюминатора. Разворачивается. Движутся губы. Говорит что-то, но не слышно. Ее взгляд. Такой серьезный, проницательный. Твердый. Она словно чего-то требует от него настойчиво и строго, а следом, как будто смягчившись, просит. Это уже не прошлое, этого не было. Сосредоточиться, прислушаться до звона в ушах. Что, капитан? Повтори еще разок, погромче! Собрать все силы и ползти к ней по гладкому металлическому полу мостика. Чувствуя как деревенеют ноги, протянуть непослушную руку...

Все как в тумане. Движется. Расплывается в крупных каплях дождя. Зато появились звуки. Сперва разрозненные, постепенно складываются в подобие слов. "Уилл". Его имя. Что-то еще, неразборчиво. И вот опять - "Уилл". Капли разбегаются, будто сдуваемые ветром. Впереди знакомое лицо. Капитан.

Протянутая рука ловит чужое запястье. Пальцы крепко обхватывают его, отогреваясь после холодных вод подземной реки.

Тишина. Спокойная. Умиротворяющая. С тех пор, как как в уши ударил неистовый бешеный рев варпа, все вокруг казалось окутанным ею, словно теплым одеялом, сохраняющим от холода ночи. Однако, конечно же, густой клойтский лес, через который сейчас пробирались космодесантники, был полон всевозможных звуков. Различные, каждый на свой манер, крики животных, клекот и свист птиц, шелест потревоженной ветром листвы - из всего этого многообразия улучшенный и тренированный слух Манфреда привычно выделял те, что раздавались в зоне двух-трехсот метров, обращая чуть больше внимания на шорохи крадущейся в зарослях живности, однако мыслями он то и дело возвращался на поле недавнего боя, вновь и вновь переживая момент непосредственной встречи с иной, абсолютно враждебной, реальностью Имматериума.

Страха не было. Ничто во вселенной не могло бы напугать рыцаря-храмовника, получившего от Отца дар бесстрашия. Но зрелище лишь ненадолго приоткрытого окна в бездну поразило его до глубины души. Множество рассказов, услышанных от тех боевых братьев, кто воочию столкнулся с темным пространством Хаоса - могли ли они передать чудовищный облик этой стихии? За десятилетия войн Манфред повстречал немало ее порождений, боролся с последователями ее лживых богов, но только теперь он впервые увидел ее, завывающую на миллион демонических голосов, бушующую штормовым океаном гибельной энергии неимоверной силы.
На миг в душе воина вскипела ненависть к этой безумной среде, обиталищу неисчислимых врагов человечества, но разум его, просвещенный мудростью наставников Ордена, оперировал ясной концепцией мироздания, в которой использование пространства Имматериума для межзвездных полетов являлось основой существования Империума Человека как единой цивилизации. Враги - предатели и последователи Хаоса, а также чужеродные расы - своим кощунством наполняли это пространство чудовищами. Очистив от вражеской скверны материальный мир, очистишь и Варп... Иного выхода нет. Как и иной надежды.

***

Манфред с фаталистским спокойствием воспринял предельно рискованную, но остроумную идею командира Караула натереть доспехи маслянистым зеленым соком растений, и тем самым внешне очень грубо уподобиться зеленокожим ксеносам. Он понимал - их более чем дерзкая цель на этой планете диктует столь же дерзкие, подчас безумные, средства. Совершенно правильно Хан гнал своих вониов вперед без всякого промедления, справедливо почитая за маленький локальный успех едва ли не каждый десяток минут пребывания их крошечного отряда на оккупированной ордами орков планете. И верно воистину простерта была над космодесантниками незримая длань их Отца-Императора, поскольку уже который раз ксеносы во встречных колоннах транспортов покупались на их нехитрую маскировку. Вот уже появились впереди угловатые очертания Брокрхга, как вдруг одна из орочьих банд что-то почуяла. Заметив опасность, Манфред перекинулся многозначительными взглядами с сидящим в коляске их штурмового байка брата Александра. Во время последнего боя Караульный потерял руку, но, как и подобает космическому десантнику, спокойствия и решимости до конца выполнить свой долг ему было не занимать. Леонхарт слегка улыбнулся под шлемом. В отсутствие братьев-храмовников, Караульный из ордена-предка представлялся более чем достойным соратником, плечом к плечу с которым, можно было бы встретить славную смерть в битве во славу их общего Примарха Дорна...

Завидев преследователей, Хан отдал распоряжение Капеллану пойти на непосредственный контакт с ксеносами. "Не слишком ли он полагается на эту нашу жалкую маскировку?" - мелькнула мысль в голове у Манфреда - "Пожалуй стоило бы свернуть и попробовать без лишнего шума быстро нейтрализовать чересчур бдительных зеленокожих, а так брат Ульрих окажется под ударом практически в одиночку..."

"Пока живы твои братья - сражайся рядом с ними. Когда они погибнут - сражайся в память о них."

Олберик, Капеллан ордена Черных Храмовников.


Удар. Окутанный силовым полем клинок с легкостью пробил чешуйчатую броню и глубоко погрузился в тупоносую башку ящера. Черный меч передал конвульсии огромного агонизирующего тела, но Манфред крепко удерживал рукоять, смотря на то, как расстается с жизнью речной титан. Кончено. Ухмыльнулся под шлемом, чувствуя привычный и все равно сладостный миг торжества над сильным врагом. Сколько их уже повержено, но поединок с каждым из них несет свой урок... Отвернувшись от мертвого ящера, Манфред поискал взглядом пробирающихся где-то впереди соратников. И оцепенел.

Брат Торнвальд! Его силуэт накрыли две исполинские тени. Слаженно, с убийственной эффективностью охотничьих инстинктов, хищники набросились на караульного и теперь рвали его словно мягкий кусок мяса. Дракон уже почти не сопротивлялся, они делали с ним все что хотели - словно бы состязались между собой, кто быстрее и ловчее откусит очередной лакомый кусок. Благословенная кровь темными облаками распространилась в мутной воде. Плохая, кощунственная смерть для брата, чье генетическое семя будет потеряно для будущих поколений.

Ждать нельзя. Тяжело ступая по илистому дну, Манфред двинулся прямо к пирующим тварям. В душе его клокотал гнев, требуя отмщения, но разум подсказывал не ввязываться в бессмысленную схватку, если только ящеры, поглощенные сейчас своим занятием, не нападут сами.

В помятом доспехе, расправив руки, словно святой мученик, дергался под ударами тварей Торнвальд. Поравнявшись с ним, Храмовник вскинул меч в последнем салюте... Покойся с миром, брат. Твоя жизнь не прожита напрасно, а служба годами укрепляла Империум. Прими и сохрани Император твою душу.
И будто бы в ответ, приподнялась длань караульного. В ней, мертвой хваткой было сжато возмездие. Даже после своей гибели Торнвальд не собирался оставлять врагов без воздаяния...

На берегу уже стоял Вивьен. Манфред обменялся с ним взглядами и обернулся на реку как раз за несколько секунд перед тем, как под водой грянул взрыв, возвестив конец боевого пути Торнвальда из Черных Драконов. Вслед за Вивьеном Леонхарт сотворил знак аквилы. "Мир тебе, брат. Ты его заслужил."

Но не настанет мира для Чемпиона Императора, покуда бьются его сердца. Взором воина, обостренным и расширенным в разных спектрах авточувствами доспеха, он окинул поле бушующей вокруг битвы... Грохот выстрелов, канонада автопушек, уханье взрывов гранат, яркие вспышки плазменных разрядов и рев орков, целой орды их, наступающей на разрозненных бойцов Караула. Сетовать на очевидный провал скрытной операции было контрпродуктивно. Сейчас любыми средствами нужно опустить мост и выйти из боя. Наверняка кто-то из караульных уже занялся механизмом моста, но процесс займет какое-то время. И время это необходимо выиграть - столько, сколько потребуется.

Он идет, шагая широко и решительно, навстречу полчищам зеленокожих. Черный меч ждет своего часа. Сейчас в правой руке компактный, доказавший за столетия непрекращающихся войн свою смертоносную эффективность, болт-пистолет. Короткий ствол поднимается на вытянутой руке и выцеливает ближайшего орка. Гром выстрела. Разрывной болт безошибочно попадает в голову твари, разнося ее на куски. Он продолжает идти, продолжает стрелять. Следующий выстрел приходится в шею ревущего орка - его башка с раззяваной клыкастой пастью отлетает от тела, брызгая кровью. Толпа зеленокожих все ближе. Снова выстрел. Еще один. Каждый болт находит свою цель, но целей великое множество. Манфреда это не пугает. Единственное, о чем он тревожится, это о свершении Воли Императора. Рычащая толпа уже перед ним. Одним махом он возвращает болт-пистолет на пояс и быстрыми движениями кисти, будто карты из колоды, легко метает в наступающую на него орду две фраг-гранаты. И сразу же берется за рукоять меча. Подготовка окончена, начинается битва.
Воздетый к небу, сверкает разрядами разрушительной энергии Черный меч. Пусть видят враги свою скорую и неминуемую смерть. Пусть видят соратники, куда направить им свои болтеры и мечи.
И в общем эфире, перекрывая дикий вой и рев зеленокожих, раздается древний клич рыцарей-Храмовников.

"Без жалости! Без сожаления! Без страха!"

Он смотрел в эту жуткую пасть, полную кинжалоподобных зубов, всем телом чувствовал как его, массивного воина в доспехе космодесанта, с бешеной силой мотает и дергает этот речной исполин, но даже выбирая из череды секунд ту, что будет уготована для одного точного удара Черным мечом, он восхищался чудовищной мощью и яростью, с которыми зверь боролся за свою территорию, свой дом.
"Но где же был ты, свирепый хищник - хозяин реки, древняя исконная сила этой планеты - когда твой родной мир захватывали полчища богомерзких ксеносов? Почему не растерзал с десяток их, прежде чем очереди свинцовых зарядов исполосовали бы твое тело? А ведь я сейчас на твоей стороне, хоть ты этого и не понимаешь..."

"Конечно не понимаешь!" - продолжал про себя Манфред, так и не выбрав момента для смертельной атаки. Слишком уж энергично дергал его под водой рептилоид, не давая возможности кончить все одним ударом, а царапаться Храмовник не любил. "Ни рожна не понимаешь, тупая тварь!" - восхищение размерами и силой быстро прошло, уступив место раздражению. Зверь, упрямо глодающий керамитовую броню, уже порядком надоел Манфреду - "Тебе бы только жрать и спать, как какому-нибудь тираниду из примитивных, и конечно же тебе начхать на то, что над твоим логовом теперь высится корявая крепость чужеродных орков..."

Почтение к ненасытной твари уже полностью улетучилось. Испепеляя рептилию пылающим гневом взглядом, Манфред нацелил острие меча в огромную морду...

Никому. Ни животному, ни ксеносу - будь-то хитроумный эльдар или прекраснодушный тау - не достичь высоты благородного духа Человека. Их идеалы убоги, а их лжебожества - не более чем злобные хищники варпа. Поклоняясь своим богам они могут лишь брать. Мечтают о дарах, могуществе, власти... И только Человек способен отдать, по-настоящему искренне и чистосердечно. Свое благополучие, свои силы, свою жизнь - всего себя. Ради победы. Ради тех, кого он защищает. Из любви к близким и к Спасителю-Императору. Многие во вселенной умеют яростно биться. Но лишь Человек может стать истинным героем. И святым.

Вспенив темную воду, метнулся к голове монстра черный клинок...

- Да-а ладно, босс, чего ты в самом деле - "такие не нужны... эдакие нужны..." - внезапно подал голос, молчавший до сих пор, Маверик. По хмурому прищуру вперенных вдаль глаз, и по тому, как то и дело втягивались и прикусывались во рту губы, было понятно, насколько напряжен сейчас молодой сталкер. И тем более странным мог показаться нарочито непринужденный раскованный тон, в котором Дэнни повел свои рассуждения.
- А я вот думаю, пускай говорит. Сам же знаешь, когда что-то засело там, глубоко внутри, и ноет, и нарывает, требует выхода, то лучше это выговорить. Тем более, что получается не в любой момент, ни с кем угодно, а только с единицами и когда уже терпеть не можешь... Так что пусть. Кроме всего, мне, вот, допустим, интересно про Командора послушать. Сталкер-то он был, хм... вы-да-ю-щийся...

Что-то происходит с нашей жизнью, когда из нее уходят по-настоящему близкие люди. Вдруг в одночасье пропадают все желания - и цели обесцениваются, и мечты забываются. Внезапно оказывается, что все это, каким-то образом, было завязано на Любимых и Родных. Ведь именно в их глазах, мы, зачастую сами того не осознавая, хотели выглядеть лучше и добрее; ради их признания и уважения мы стремились к успехам в работе, к знаниям, старались стать умнее и сметливее; ради них беспокоились о роскоши и комфорте, не ведая, что все это радует только в совместном использовании... И вот - остановка. Апатия. Никчемность и ненужность всей жизни перед лицом невосполнимой утраты.
Но тяжелее другое. Любовь. Она никуда не исчезает. Величайшее счастье становится величайшим мучением, растянутым на долгие и долгие годы, покуда душа человеческая, пытаемая на этом медленном огне, не превратится в жалкую прогоревшую головешку, дымящуюся где-то в холодной пустой темноте.
"Если только не произойдет чудо." - заметил про себя Дэниел, думая о горькой судьбе покинутых на этом свете.

- Все в порядке, Мэгги, ты меня нисколько не обидела. И вообще, - он резко посерьезнел, - в лагере или еще где-то, обращайся в любое время. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. В смысле, не только как на пару кулаков.

Вспышки. Всполохи лазерных лучей. Крики. Смерть. Тела вокруг. Неподвижные. Застывшие в изломанных позах. Или двигающиеся. Медленно, в предсмертной агонии. Дымящиеся. Залитые темной кровью. Покрытые пузырящейся коркой ожогов. На искаженных лицах печать невыносимой боли. Отчаяние. Страх. В них. Во мне. Подстегивают. Перемалывают сознание в труху. Ползу. Волоча простреленную ногу и автомат, цепляясь за месиво, ползу вперед. Над головой стены траншеи. С них сыплются на меня комья земли. Застилают глаза. Скрежещут на зубах. Забивают ноздри. Но еще хуже запах. Вонь жженой плоти и вывалившихся внутренностей. Господи. Если ты видишь. Помоги. Спаси меня. Если сможешь.

Взрыв. Земляной дождь. Оползень сверху. Прижимаюсь к земле. Зажмуриваюсь. Звуки. Их нет. Только противный звон в ушах. Контузило? Или пройдет сейчас? Черт. Надо дальше. Пока получается. Что там? Крики? Сплошной гул. Но слышно. Они совсем близко. Уже здесь. Сволочи! Поднимаюсь на колено. Сука. Больно. Как больно.. Поднимаюсь. Трясущимися руками вскидываю автомат. Ни хрена не видно. Дым застит глаза. Ну, где? Ах ты... Здохни! Tā mā de! Dédào! Gāisǐ de nǐ!..

...

- Нет..! Что..? Ох.. Голова.. О-оох.. Рэй..? Это ты? Хех.. Ты можешь.. водички? А? Черт.. Рэй.. веришь? Пить больше не буду.. никогда...

- Договорились, - ответствовал Уильям и оглянулся в поисках своей одежды. Штаны валялись в одном углу каюты, футболка в другом. Ботинок видно не было, и, скорее всего, найти их будет непросто.
Зато стволы и снаряжение, в образцовом порядке разложенные на металических полках арсенала, ожидали хозяина в полной готовности...

Все было как всегда. Ровно как и год, и десять, и сто лет назад. Враг перед тобой, он силен и многочислен. Но ты должен победить, во что бы то ни стало. Потому что в твоих руках судьба Империума Человека. Точнее, и в твоих тоже.
И с беспристанным усердием, с которым только и пристало Избранным Светоча во тьме бескрайней вселенной, нашего Благословенного Императора, мы должны сражаться каждый миг и устремлять свой пылающий праведным гневом взор на врагов человечества. Во имя победы. Во имя выживания.

Безмолвный и прямой, чемпион Черных Храмовников глядел на сотканную из частиц света модель уродливой крепости Зеленокожих. Он выслушивал мнения соратников. Не прерывая их, размышлял в поисках верного решения.
Превыше всего для него была воля Отца. Но на пути к ее испонению, мог ли он сейчас освященной сталью высечь с лица планеты всю погань ксеносов, не имея за спиной хотя бы сотню рыцарей-крестоносцев? Не мог. С этим следовало смириться. Да и не таков был замысел Императора. Главная цель - Варбосс. Без него полчища орков обратятся в неуправляемую массу. И тогда силы сектора одержат над ними верх.

Наконец, когда все высказались, он указал на Караульного из Гвардии Ворона.

- Твой план мне нравится. Открытый бой грозит стать слишком неравным, а у нас есть дело, не выполнить которое мы не имеем права, - затем решительно обратился к собравшимся вокруг голограммы, - Братья. Прежде чем определиться с выбором, мне неободимо уединиться и испросить совета и благословения. Время пока есть.

С этими словами, Манфред отошел от остальных и направился к припаркованным байкам. Скрывшись от любопытных взглядов, он извлек на свет древнее и драгоценное устройство, что получил из рук хранителя реликвий ордена. Аккуратными движеиями смахнул пыль с потертого корпуса, затем осторожно подключил устройство к разъему в доспехе. Опустился на колени и, сотворив знак аквилы, дотронулся до руны активации.
С благоговением глядя на то, как, мигая огоньками, оживает древний механизм, он зашептал слова молитвы.

- Благодарю Тебя, Отче, за Твой священный дар. Молю, обрати взор Свой на недостойного сына и ниспошли Свою помощь и благословение во исполнение Воли Твоей. Мудростью и провидением освяти путь к победе над богомерзкими врагами Твоими и помоги узреть истину...

Оставалось ждать пока все имеющиеся данные о крепости, а также варианты планов Караульных загрузятся в устройство с когитатора.

"Коофициентное прогнозирование..." - произнес про себя Манфред, - "Интересно, все-таки, как это работает?"

Дэнни привычно уткнулся подбородком в сложенные на руле руки, разглядывая серую громаду города. После приземистых уютных предместий, от зрелища взметнувшихся к небу зданий прямо-таки дух захватывало, но только вместо восторга в душе поселялась гнетущая тоска. Такая, какая находит от вида надгробий с высеченными на них надписями. Сухие, протокольные факты - имена, даты рождения и смерти - вот и все, что остается над землей, а кем на самом деле были упомянутые на каменных плитах, каковы их погибшие мечты и чаяния, помнят лишь те немногие близкие, что приходят почтить память почивших. А город, со своими торчащими ввысь покореженными небоскребами, в общем-то, и есть ни что иное как надгробный памятник цивилизации, безвременно канувшей в небытие прошлых веков, и теперь ее дети, те, кому довелось выжить, приходят на этот огромный погост с тем, чтобы в скорбном молчании ужаснуться судьбе миллионов, ушедших вместе со своими надеждами на счастье в таком, казалось бы, привычном и незыблемом завтрашнем дне.

Но кроме тоски, была еще примесь естественного, знакомого каждому чувства - чувства страха. Не того, что испытываешь перед лицом превосходящего тебя по силе безжалостного противника, а такого - не вполне объяснимого, как перед чем-то неизведанным и словно даже мистическим. Зияющими мертвыми провалами зрят на пришедших к подножию зданий темные окна - сотни окон - с разбитыми или закоптившимися стеклами, но чаще совсем без них. Кто знает, что там внутри? Наследие исчезнувшей жизни, следы ее уклада, быта. По большей части всякая мелочевка, но с тех давних пор и она многократно повысилось в цене. Однако, кроме всего этого, какие страшные тайны хранятся в руинах? Что могло остаться от людей, что сумели разрушить свой мир? Какое чудовищное оружие, смертоносные вирусы, споры, уникальные технологии, токсичные или радиоактивные вещества?
А ведь именно им, сталкерам, приходится засовывать руку в этот клубок змей не только и не столько ради наживы, сколько ради неуемной и неистребимой страсти заглядывать в прошлое, заново открывать забытое, познавать, кем они были и кто они есть. Искать и находить ответы, в надежде обрести прошлое, а через него - возможно и будущее.

Маверик отвлекся от раскинувшегося перед ним Могильника и задумчиво поглядел на Гейджа, затем на Вдову.

- Гнать под огнем, пусть даже укрываясь за зданиями, это значит, с большой долей вероятности, словить несколько, а то и десяток-другой, крупных пуль. Корежить кузов из-за пары обдолбанных ублюдков с винтовками мне не хочется. А если одна, особо шальная, в бензобак угодит? Лучше уж я сам подберусь поближе и посмотрю, как они там устроились.

Вид набыченной подбоченившейся Мэгг вполне выразил то, что не сказали ее губы, а именно: "Как мама сказала, так и будет, слюнтяй!".
О, женщины! Стоит им только пообвыкнуться в обществе мужчины, как они тотчас же предпринимают попытки управлять каждым его шагом.
Хартман тихонько покашлял и многозначительно поднял бровь.

- Наша задача, дорогая Мэгги, это не только забрать хабар, но и остаться целыми и невредимыми. Вот интересно, что ты скажешь если с вышки по джипу начнут бить из крупнокалиберного пулемета? У тебя есть точные сведения, что у тех ребят его нет?

...И будут их сердца правдивы и неистовы,
ибо нет ничего более неистового, чем правда,
и более правдивого, чем вера...

Старые, но не забытые, согретые ярым душевным огнем и запорошенные пеплом последующих войн, слова из проповедей капеллана Хелфрида, изреченные почти семь веков назад и дошедшие до нынешних дней на страницах окованного золотом, бережно хранимого Черными Храмовниками фолианта, теперь, глядя на спорящих Астартес, произнес про себя брат Манфред. Для него, вероятно, как когда-то и великого Хелфрида, была очевидна природа этих споров. Искренность и стремление к совершенству, бесхитростная простота и несгибаемое упрямство - таковы стороны духовного наследия Примархов, наследия Самого Императора. Сомнения, недовольство, что тревожили умы десантников, требовали выхода и находили его в резких, отточенных, как мономолекулярные лезвия их боевых кинжалов, словах. Но столь же очевидно, что покуда среди всех, ныне живущих Астартес, не смолкают споры о храбрости и трусости, о долге и предательстве, о вере и грехопадении - будут крепки их сердца и смертоносны мечи. Ибо в этом есть непобедимый дух Человечества.

Чемпион отошел от черного штурмового байка, возле которого, лишь только ступив на землю после окончания их бешеной гонки, он первым делом вознес благодарственные молитвы Императору, а потом молча наблюдал за своими спутниками, и приблизился к брату Ульриху.

- Я скорблю о твоей ране, Капеллан, и о ранах остальных тоже - с чувством произнес он, - Но радуюсь тому, что за каждую из них, зеленокожие твари платят своими жизнями. Думаю, при таком соотношении, прежде чем кто-то из нас падет в бою, миссия наша уже будет выполнена, - с этими словами Манфред снял шлем, чтобы Волк видел его улыбку, - Я заступлю в дозор сейчас же и простою в нем два часа, а потом разбужу тебя.

Пальцы Манфреда быстро сложились в знак Аквилы, которым он осенил себя, выказывая уважение собеседнику. Мудрым и твердым в наставлении братьев показывал себя этот славный Капеллан. А наставления его сейчас и вправду были необходимы. Пронизывающим, испытующим взглядом обвел Храмовник каждого из присутствующих. Брат Торнвальд выглядел хуже всех - потрепали его изрядно, но, судя по всему, достоинство и самообладание его были на высоте. Но и брата Аргуса было можно понять.

- Император смотрит на нас, братья. Мы Его дети. Путь наш и все, чем он ознаменован - и доблесть, и слабость - ведомо Ему. И тем, кто судит себя прежде других, дарует Он свою помощь.

Взгляд Чемпиона нашел выглядевшую такой хрупкой и тщедушной по сравнению с массивными Астартес фигурку ассасина.

- А ты, - закованный в броню перст указал на человека в маске, - Если еще раз позволишь себе помешать в бою космодесантнику - будешь немедленно и безжалостно уничтожен.

Приземление получилось жестким. Завывая маневровыми двигателями, "Громовой Ястреб" камнем упал с неба, и лишь в последний момент, подхваченный умелой рукой пилота, превратил почти отвесное пике в лихую боевую посадку.

- Осанна Тебе, Благословенный Император... - молитвенно прошептал Манфред, не заметив, что его слова ушли в вокс-эфир. С радостным спокойствием и ясностью он осознавал, как под грохот канонады зенитных орудий, в миг победного касания шасси десантного челнока поверхности захваченной орками планеты, начинается новый, возможно самый важный период в его жизни. Дальше, каждый шаг, каждый смертельный взмах его силового меча, будут прямым исполнением Воли Императора, и над ним, как и над всем отрядом, вознесется эгида Его Святого Благословения.
К такому невозможно привыкнуть. Каждый удар сердец разносит по венам заряд чистого ликования.
Это великая честь. И он сделает все, чтобы быть достойным ее.

Хан по праву первым десантировался на планету. За ним выскочили Астартес его отряда вперемешку с людьми. Лионхарт не стал демонстрировать тщеславный и неукротимый нрав Черных Храмовников и оспаривать очередность высадки - орков хватит на всех. Впрочем, хоть он и вышел последним, не забыв выкрикнуть в вокс короткую благодарность отважному пилоту, но в то же мгновение ринулся в атаку, без труда нагнав остальных рукопашников Караула Смерти. Черный Меч в его руке пламенел разрядами энергии, требуя напиться крови ксеносов; силовой щит, словно маленькое знамя, являл врагам черный геральдический крест, вид которого они скоро будут расценивать не иначе как знак неминуемой погибели; и тут же, с первых секунд появления на планете, защищая тело воина от жужжащих в воздухе пуль, золотым сиянием окутало его силовое поле Железного Венца.

ссылка

Первым же хлестким ударом Манфред взрезал туловище подбежавшего к нему орка. Глядя на вываливающиеся из живота кишки, тот отчаянно взвыл и повалился на землю, под ноги спешащим за ним товарищам. Один из них не успел затормозить и налетел прямо на выставленный перед ним щит, а другой, рычащий от переполнявшей его ярости, захлебнулся фонтаном собственной крови, когда лезвие силового меча пронзило его широко разинутую пасть. Крутанувшись на месте, Манфред отсек голову третьего орка и с силой пнул его громоздкое, уже неуправляемое тело навстречу несущимся вперед ксеносам. Пока те огибали это неожиданное препятствие, Храмовник бросил взгляд на поле перед ним - оно буквально кишело орками, несущимися вперед как огромное обезумевшее стадо.

Манфред улыбнулся под шлемом. Расправившись с несколькими подоспевшими зеленокожими, он воздел к небесам свой благословенный клинок, и по всей округе, равно как и в наушниках каждого члена отряда, раздался его звонкий боевой клич, возвещавший начало нового крестового похода.

- За Императора! Без жалости! Без сожаления! Без страха!


Он убивал и убивал. Ксеносы падали возле него безжизненными грудами мяса.
Его не заботило, что орда врагов лилась на него неиссякаемым потоком. Мощными ударами своего оружия он рассекал эти ревущие волны и сокрушал их силой праведного гнева. Само их существование оскорбляло Отца-Императора и потому они должны были умереть. Все до единого.

Его доспех уже почти целиком был залит вонючей орочьей кровью, но пока что ни один вражеский удар не пробил его мощного силового поля. Разрубив надвое визжащего ксеноса, что пытался дотянуться до него массивным пилообразным тесаком, Манфред внезапно заметил как невдалеке словно испуганный зверек жмется к земле девушка, прибывшая сюда вместе с отрядом. Подобное поведение удивило Храмовника. Кто она такая и зачем увязалась с ними, если не могла участвовать в битве? Озадаченный, Чемпион бросился на выручку, прорубаясь сквозь толпу зеленокожих. Но не успел он преодолеть и половины пути, как бой неожиданно закончился. То ли осознав, что их боевой задор принесет им только бесславную смерть, то ли по приказу своих командиров, орки перестали наступать и отошли на почтительное расстояние, предоставив возможность Манфреду приблизиться к соратникам.

"Что делает этот Капеллан?" - пронеслось у него в сознании, - "Неужели он говорит с гадкими тварями да еще представляется орком?" - подобное просто не укладывалось в голове и лишь своевременная мысль о том, что у членов Караула Смерти могут быть свои особые методы борьбы с ксеносами, удержала его от немедленной расправы с еретиком. Впрочем, очень скоро он понял замысел Волка. Таким образом, отряд сможет выйти из окружения и убраться подальше. Как не жаль оставлять в живых полчища богомерзких тварей, но все-таки Астартес прибыли сюда с определенной целью. И сейчас на пути к ней стояло трое рослых нобов. Задерживаться Манфред не собирался.

- Они уже мертвы, Святейший, - ответил он Ульриху, выходя вперед и раскручивая в руке свой полуторный меч. Силовое поле Венца золотым нимбом окутало его голову, всполохи энергии спадали по клинку набирая
сокрушительную мощь.
- И я тоже, брат-сержант, - вставая рядом с ветераном из Имперских Кулаков, отозвался Манфред. Хоть и не пересекались боевые пути двух орденов, но в жилах их воинов текла единая и благословенная кровь их великого прародителя.

- Во Имя Святого Примарха! - крикнул он, устремляясь к гигантскому орку, - Да прольется кровь ксеноса!

Вышли.
Оглянувшись назад, он бросил последний взгляд на уютное гнездышко под сенью живого зеленого балдахина. Странное дело. Хоть и надежно спрятался он здесь от ярого гнева грозы, но внутренне, душевно, так и не ощутил ни на миг настоящего покоя.
А ведь это местечко особое. Место силы, редкой и доброй, что-то вроде отчего дома, куда возвращаешься, спустя годы скитаний, и с порога всем сердцем чувствуешь теплоту материнского взгляда, принимающего тебя таким, каков ты нынче есть - вместе со всей налипшей на тебя в дороге шелухой - и добром своим тебя очищающего.

Почему так получилось? Не потому ли, что сам бессознательно не захотел этого покоя, оказался к нему не готов?

За последнее время он много на себя взял - пристальное внимание к Римме, сомнения и надежды на ее счет, а затем горестная скорбь по погибшему Федору - и тем опрометчиво поколебал столь необходимое внутреннее равновесие.

Только спокойная вода правильно отражает небо - лишь находясь в гармонии с собой, можно в полноте ощутить изменения в окружающем пространстве. А от этого здесь зависит жизнь - и его, и спутников...

Двигаясь во главе группы по тихой безлюдной улице, Алексей привычно осматривал все подробности - щели, канавы, необычные вкрапления и прочее. В целом, внешне, здесь все оставалось как было до момента образования Зоны. Ничего не разрушилось, даже окна в домах целые, ну, может запылились немного. Через старые трещины в асфальте пробивалась трава, да еще плющ вольготно разросся по стенам некоторых домов - природа вовсю пользовалась свободой от своих царей.

"Им не нужны ни твои страдания, ни твои обиды. Им нужно, чтобы ты вывел их из Зоны живыми и по возможности здоровыми." - твердо сказал себе Алексей, глубоко вдохнул свежий послегрозовой воздух... И почувствовал себя заметно лучше.

Словно в ответ на сказанное про себя слово, в поле зрения показалась смутно знакомая вывеска. "Аптека". Вот сюда, пожалуй, стоило зайти и аккуратно порыскать по полкам. Здешние находки могли хорошенько пригодиться в долгом переходе, а могли оказаться абсолютно бестолковыми. Тут уж как повезет.

- Остановимся, - негромко произнес Алексей и медленно, вместе с Кириллом, опустил носилки, - Зайдем сюда, только очень осторожно. Трястись попусту не нужно, но все равно, следите за каждым шагом.

И первым подошел ко входу.

Грохнуло. Еще раз. Теперь совсем близко. Невольно он вскинулся и вперился взглядом в клепанный сегмент внутренней обшивки десантного отсека, за которым, там, снаружи, раскатисто разорвался очередной снаряд. Ожиданиям вопреки, листы металла не разошлись корявыми клочьями, в только лишь дрогнули подобно натянутой поверхности большого барабана под ударом неведомого барабанщика. Рядом прошло, значит.
И вот это тоже. И опять...
Манфред вздохнул. Перспектива разлететься на куски вместе с десантным катером его не ужасала - в конце концов, он уже давно привык смотреть в лицо смерти - но сейчас, когда от него, слабого, недостойного, и все же избранного свершить Его пресвятой замысел, зависело столь многое - он волновался. Без дрожи, без паники, тревожился за исход этого полета сквозь шквальный огонь орочьей артиллерии. А потому от души желал удачи отважным пилотам - направь их, Боже, по верному пути.

В руках он крутил снятую с шеи серебряную аквилу. Ее блестящие крылья отбрасывали на стены отсека световые зайчики - совсем как когда-то, на те - другие, что озарялись дрожащим пламенем свечей...

Он не помнил тех, кого уничтожал во имя Империума, не помнил и тех, кого выручал - в жестоких битвах на переднем крае боевые братья постоянно спасают друг-друга от смерти - но был один спасенный им человек, которого он запомнил на всю жизнь.

***

Вышедшие из варпа корабли Черных Храмовников перехватили сигнал бедствия с одной из лун необитаемого газового гиганта. Там, в отдалении от населенных планет системы, находился небольшой форпост-храм под надзором минимального гарнизона Адепта Сороритас. С давних пор, покорные воле Императора сестры возносили Ему молитвы и заодно несли боевую вахту на окраине системы, осуществляя дальнее эхо-сканирование. Однако в данный момент никаких свидетельств жизненной активности на луне, кроме автоматически передаваемого исходящего сигнала о помощи, не наблюдалось. Не смотря на это, Храмовники все же высадились на поверхность маленького сателлита. Вместо почетной встречи их ожидало зрелище, способное повергнуть в шок даже видавших виды суровых крестоносцев. Брат Манфред тоже был в составе десантного отряда. Когда он увидел следы того, что произошло, его душа содрогнулась от ужаса.
Храм оказался разрушен, его святыни - осквернены кровью. Обнаженные, окровавленные, изуверски обезображенные тела сестер валялись вокруг; насажены на торчащие прутья и на святые символы. Повсюду - начертанные на камне и коже кощунственные письмена Хаоса...
Висела гнетущая могильная тишина. Но сознание само по себе наполняло уши истошными воплями раздираемых живьем несчастных женщин.

Не выдержав, яростно взревел Кастеллян Гарольд. Его отчаянный крик выразил клокочущее в душах всех Храмовников горе и беспомощную ярость. Злодейство свершилось. Здесь больше некому было помогать.

Один за другим десантники выходили из храма, направляясь к ждущим их Тандерхокам, а Манфред все стоял, не в силах сдвинуться с места. Затем тихо прошел к лежащей на груде осколков каменной стены большой аквиле. Его желанием было поднять поверженный священный символ и помолиться за упокой мученически погибших сестер. Ухватившись за края массивного литого орла он с напряжением приподнял его и не поверил своим глазам. Между камнями виднелась закованная в латы рука со сломанными перебитыми пальцами. Манфред торопливо оттащил аквилу и бросился разбирать завал. Там, под гнетом камней, неподвижно лежала женщина в силовой броне, не подающая признаков жизни. Рядом с ней, выпущенный из рук, благословенный болтер, Медленно он снял с нее шлем и оторопело вгляделся в ее лицо - молодое, удивительно умиротворенное, освещенное пробившемся откуда-то сверху лучом. Казалось, она просто спит и видит во сне свой Рай, каким она себе его представляла...
Тишина разрушенного храма. Сквозь прорехи в расколотых стенах и стрельчатые окна струились в полумрак серебряные лучи света. И посреди всего - спящая Мадонна в искристом сиянии ночи. Нереальная возвышенная красота.

Тихонько, словно боясь потревожить ее сон, космодесантник снял свой шлем и нагнулся ухом ко рту девушки.
Благословенный Император, она дышала! Слабо, едва заметно. И все же была жива.
Вскочив, Манфред вызвал апотекария и подмогу. Радостная новость для братьев Храмовников. Идущие сквозь тьму космоса, противостоящие бесчисленным врагам, они как никто знали цену истинным чудесам - надеялись на них, ждали, и радовались каждому.

...В конце дня, после всех текущих обязанностей и тренировок, Манфред уединился в небольшой келье, каких много было на боевой барже Черных Храмовников. Встав на колени, он со словами молитвы обратился к Императору с просьбами о помощи в истреблении врагов Его; о прощении за нерадение; о праведном вразумлении...
Вдруг шаги за спиной. Он не обернулся - не хотелось прерывать молитву. Мало ли, кто из братьев зашел прочесть литании и гимны.
Но, пройдя к маленькому алтарю, рядом с ним опустилась на колени не громоздкая фигура брата крестоносца, а изящная фигурка сестры Адепта Сороритас.
Она была в своей, повторяющей изгибы женского тела, силовой броне без шлема. Ее лицо, еще тогда поразившее Манфреда своим покоем и красотой, сейчас, в свете пламени расставленных повсюду свечей, казалось необычайно прекрасным и одухотворенным, а в ясных изумрудных глазах блестели золотые искорки.

- Мне сказали, что тебя можно найти здесь, рыцарь, - почтительно приглушенным голосом объяснила она, после того, как они оба завершили молитву - Я пришла поблагодарить тебя. Если бы ты тогда не расчистил завал и не обнаружил меня... Не знаю, чем я могла заслужить такое, но кажется, в тот момент сам Император направлял тебя, - она посмотрела прямо на него и улыбнулась - Теперь, с этого дня и до тех пор, покуда будет биться мое сердце, я буду поминать тебя в своих молитвах, рыцарь. Где бы ты ни был - знай, что сестра Элейн помнит тебя и неустанно просит нашего Бога-Императора даровать тебе свое благословение в битвах и... просто сохранить.

Приблизившись, она легонько поцеловала его в лоб. Затем взяла его руку и положила на ладонь серебряную аквилу на цепочке.

- Пусть это всегда будет с тобой, рыцарь, и пусть Император поможет тебе так же, как и мне.

Еще несколько раз они встречались и вместе ходили по бесконечным коридорам корабля. То были для Манфреда поистине счастливые часы, во время которых Элейн рассказывала о своей жизни в ордене Белой Розы, о страшных битвах, что ей довелось пережить, о вере, о судьбе Империума, да и много еще о чем - он уже и не помнил. А потом присланный специально за ней катер умчал сестру Элейн в неизвестные дали и больше Манфред ее никогда не видел, кроме как в своих снах.

***

Спуск продолжался.
Когда, невзирая на тряску, посреди отсека встал командир отряда Караульных и тут же начал вводить всех в курс дела, всякую тревогу у Манфреда как ветром сдуло. Все внимание было поглощено этим монологом, выдававшем прямой, неистовый и несколько диковатый нрав Белого Шрама. Такой характер импонировал Леонхарту, привыкшему к горячности братьев своего ордена. Даже это неприкрытое недоверие к чужаку он принял вполне спокойно и с пониманием. Главное для Хана - выполнить свой долг. Он не потерпит ничего, что может ему в этом помешать. Тем более от того, по чьей инициативе они вступили в этот бой. И Манфред был с ним категорически согласен.

Зато на краткое слово Капеллана тотчас же отзывалось сердце. Пусть он немного другой, но мудрость и вера его - те же самые, что роднят Капелланов всех орденов. Так, по крайней мере, казалось брату Манфреду.

- Благодарю тебя, Наставник, твои слова вселяют радость в сердца праведников.

Почтительно склонив голову перед духовным лидером отряда караульных, Храмовник услышал высказывание Убийцы. С неявным сомнением посмотрел он на агента Официо Ассассинорум. Все в этом типе было ему чуждо, и облик, и методы... вообще все. Но тут же себе напомнил - всякий человек потребен Императору если верно служит Его делу, а дело это - постоянная война с врагами человечества.

- И тебе спасибо, Убийца. Еще ни разу не встречал подобных тебе, но слышать о вас доводилось. Рад такому союзнику, - сказал и про себя добавил - "...Уж все лучше, чем какой-нибудь псайкер."

Несколькими часами ранее...

ссылка

Металлический звонок будильника бешено ворвался в благодатные зеленые заросли вокруг тихой уютной заводи, разметав все это на множество мелких осколков. Неверной рукой Дэнни нащупал противный механизм и заткнул его. Медленно разлепил веки и оглядел пустой полумрак палатки. Гейджа не было. Ну понятно. Наверное собирается, складывает вещи в джип, давая возможность напарнику урвать еще полчасика сна. Дэнни улыбнулся - все-таки хорошо когда о тебе заботятся. Даже при том, что он уже вполне большой мальчик и давно привык заботиться о себе сам. Но тем более удивительное и приятное чувство рождает в душе бескорыстная забота со стороны другого человека. До встречи с Джексоном он такого ни ощущал, если конечно не вспоминать о родителях, но о них, даже спустя годы, вспоминать было все еще очень нелегко...

Поднявшись, он выглянул наружу. Гейдж, как и ожидалось, таскал снаряжение в джип. Лицо у него было донельзя сосредоточенное, с поджатыми губами и морщинкой над переносицей - думает. Обо всем сразу - и о том, чтобы ничего не забыть, и о рейдерах, и о мутантах. Просчитывает. Как старший и главный, всю ответственность на себя берет. Облегчить бы ему эту ношу, доказать, убедить, что шебутной напарник тоже в пустошах немало пыли дорожной наглотался, но видимо всему свое время. Мэгги, кстати тоже бабенка суровая. Вот кстати и она - сидит, проверяет винтовку, а заодно следит за закипающим кофейником. Выглядит она неплохо, будто бы и не встала сегодня ни свет ни заря. Даже волосы успела причесать, хм, да и вообще... Перехватив ее серьезный взгляд, он понял, что кажется пялился на нее чересчур внимательно и долго. Глуповато осклабился в ответ и приветливо помахал рукой. Не напрягайся, подруга, все в порядке. Маверик тебе не опасен. Наоборот. Даст по зубам любому забулдыге, что рискнет тебя облапать. Так-то.

Тем временем непроглядная мгла над палаточным лагерем еле заметно начала светлеть. Пора было отправляться, если они рассчитывали добраться до некрополя к рассветным сумеркам. Дэниел быстро оделся, умылся запасенной в ведре водой из колонки - считалось, что она чистая и многие ее даже пили, но им двоим Гейдж запретил, поэтому питьевую воду они покупали отдельно - и, взяв свою винтовку, торопливо подсел к костру. Сейчас глоток обжигающего кофе и в дорогу.

Спустя десяток минут Дэнни уже уверенно вел их мощный джип по пути к намеченной цели. Некрополь. Отличное место, чтобы порыться в разверстой могиле прошлой жизни ради чего-то ценного, и еще лучшее, чтобы сдохнуть сотней разных способов. Могилы надежно хранят свои сокровища.
Не о том ли сейчас думает сидящий на переднем пассажирском месте Джексон? Его напряженный взгляд прикован к горизонту, глаза прищурены. Что это, тревога или просто задумчивость? Только бы не эти его дурные предчувствия - только не сегодня...
Дэнни буквально кожей ощутил как в ограниченном пространстве кабины копится напряжение. В зеркало было видно как нахмурила брови Вдова. Нервничает. Понятное дело. Все же это ее первая ходка. Ну, то есть, с ними первая, а сколько их вообще было, он как-то забыл спросить... Ну все, ребята, хватит переживать.

Дэнни плавно нажал на газ - машина заметно ускорилась - затем повернулся к Мэгг и, подмигнув, тихонько произнес - "Держись". В ту же секунду, мощный двигатель джипа взревел, как разъяренный хищник на охоте, и обоих пассажиров с силой вдавило в кресла. Понеслась. Маверик втопил акселератор на полную и не собирался отпускать. С радостным урчанием джип разогнался и теперь шпарил во весь опор, оставляя за собой шлейф из пыли и песка. Легкий поворот руля и вот он сошел с дороги. Здесь свой рельеф. Подпрыгивая на трамплинах отлогих холмиков, джип пролетает с десяток метров и приземлялся лишь для того, чтобы снова взмыть в воздух на следующей горке...
Дэниел любил эту машину, ее надежность и мощь, любил свободу, которую она дарила. Гонять на ней по пустоши - необычайный восторг! И теперь Дэнни вовсю делился этим чувством с товарищами.
Хэй, Джексон, не кисни! Улыбнись, Мэгг! Гляньте - мы летим в рассвет навстречу мечте!

К Предместьям подъехали тихо, крадучись. Здесь уже не до баловства. В любом из полуразрушенных домов может ждать рэйдерская засада. Дэнни проверил пистолет на бедре, переложил винтовку на колени. Вгляделся в карту, что развернул перед ним напарник. Хитрая бестия-Гейдж выбрал действительно извилистый маршрут. Окольные узкие улочки, на которых нетрудно спрятать от чужого взгляда даже тяжелый джип. Наблюдают-то в основном за главными дорогами. Впрочем, тут не угадаешь - уж как повезет...

- Ну слава Б-гу, - облегченно выдохнул Уилл в ответ на сигнал Эша, - Глаза уже слипаются, а завтра тяжелый день... Да, Рэй, - окликнул он девушку, - Если потребуется начистить морду нашему дорогому гостю-наезднику-на-шаттлах - ну так, для профилактики, - ты только скажи, окей?
Легавые свалили, не сумев насадить на свой крючок уже было пойманную жертву. Да, не вступись за Роба капитан, корчиться бы ему бедному на этом якоре до выяснения обстоятельств и до момента перераспределения всех имеющихся у него денежных средств в пользу ушлых детективов. А так пришлось им поджать хвосты. Можно, конечно, смело порадоваться и вдоволь позлорадствовать, вот только надо при этом помнить, что подобные ребята сдаваться очень не любят. Поэтому ухо востро теперь, ага.

Услышав вопрос капитана, поглядел на разбитый шатл. Затем на Ровену.
- Хм, а здесь есть какие-нибудь портовые погрузчики? Может подгоним им халтурку за недорого?

Не сразу, с трудом сбросив оцепенение от нахлынувших воспоминаний и нелегких раздумий, он поднял на Римму вопросительный взгляд.
Слова девушки еще не достигли его сознания, застряли где-то во внешнем слое тумана, что на время отгородил его от внешнего мира, однако меньше чем через минуту их механически услужливо повторит для него слуховая память. Но до того он, не отрываясь, смотрел в Риммины глаза и удивлялся - казалось, они стали другими. Словно серебряным лунным лучом найденное на морском дне сокровище, светилось в них новое глубинное понимание. Может статься, ей постоянно что-то открывается, обретает для нее значение и смысл. Ее разум и душа неутомимы. Именно такие люди здесь больше всего нужны.

"Ни страха, ни лишнего сомнения. Она привыкает к Зоне. Ей хорошо здесь. Может вовсе не я ее веду, а наоборот. Или мы оба ведем друг-друга в каком-то, еще не вполне определенном, направлении.
Я верю ей..."

Взгляд Алексея скользнул по бутылке, - "Алкоголь? Зачем она это принесла? В Зоне же нельзя - опасно, запрещено!".
И тотчас лицо Жердева на миг появилось в сознании светлым воспоминанием.
"Учитель говорил - "Будь честным, будь искренним; не бойся открыть то, что для тебя ценно, не бойся поступать так, как считаешь правильным." Так неужели дань памяти павшему проводнику это то же самое, что и разнузданная беспринципная блажь?"

Воронцов протянул руку и взял бутылку.

- Только не для расширения сосудов, Римма. Не для этого. В Зоне пить вообще-то нельзя, - медленно отвинтил крышку, - Но сейчас вот здесь лежит наш соратник, - выделив слово "наш", пристально поглядел на девушку, - Хороший человек был, да, надежный проводник. Помянем его как должно...

Встал. Помолчав, вздохнул тяжело.
- Прощай, товарищ. Покойся с миром.

Запрокинул бутылку и сделал немаленький глоток. Поморщился, чувствуя как обжигает пищевод суровый напиток.

- Держите, Римма. Вы тоже. Только немного.

Шагнув из дверей бара на улицу, Уилл прикрыл лицо рукой - жуткий ливень и порывы неистового ветра бушевали, словно предваряя великий потоп. Сердце горестно ёкнуло. Где-то там, в этом шторме, сейчас находятся его друзья - сирые, голодные, наверняка жестоко избитые, а может и раненые... "Ничего-ничего, держитесь, ребята. В любую погоду старина Уилли придет к вам на помощь!".
Слегка пошатываясь под ударами ветра, но шагая широко и решительно, Тальяферро двинулся навстречу буре.

Удача улыбается смелым, и спустя какое-то время он разглядел сквозь завесу дождя три фигуры, одна из которых по очертаниям очень напоминала сипатягу Рей, а другая - кругляша Маркуса. Третья могла принадлежать кому угодно, но скорее всего это был Ян.
Уильям ускорился. Подойдя ближе, он убедился, что ребят распознал безошибочно, а значит глаз у него - алмаз, как и прежде.

- Где вас носило? - громко, чтобы перекричать ветер, спросил он у загулявшей троицы, - Кэп там волнуется, места себе не находит! На улицах сейчас опасно, шляется всякий сброд и шваль. Да еще все пьяные! Ладно, пошли быстрей!

Махнул рукой. Пошел было вперед, но поглядев на Яна, обхватил его за плечи крепкой рукой и повел.

...Длинноволосая пышногрудая блондинка постепенно распалялась все больше и больше, сладострастно изгибаясь в медленном и плавном танце дьявольской искусительницы. Ее бесстыдный взор словно магнит притягивал Уилла и возбуждал в нем невыносимое желание сейчас же наброситься на порочную вакханку и показать ей, что такое настоящая мужская сила и страсть.
Ее губы призывно раскрылись, обнажая кончик языка...
И вдруг распахнулись до невероятных пределов, превратив чувственный рот в жуткую оскаленную пасть.

- Быстро! Всем с оружием вниз! - заорала она словно гарпия, - Захват корабля неизвестными!

Уильям взрогнул всем телом, как труп от разряда электрошока, и проснулся, рывком отскочив от подушки.
- Чего??? - только и выдавил он в недоумении, покуда его руки сами натягивали на тело штаны и майку, а потом хватали лежащие тут же поблизости заряженые тяжелые пистолеты.
Влезать в ботинки времени не было и Тальяферро выбежал из арсенала, по совместительству являющегося его каютой, как был - босиком. Неважно. Главное успеть к первой раздаче. Если лезут Синепузые или, еще чего хуже, Пожиратели, то партия предстоит отчаянная...

Потеряв дар речи и только беззвучно разевая рот, Уилл, смотрел то на Ровену, то на Эша, с выражением крайнего недоумения на лице. "Что??? Как десять процентов???" - кричало все его существо - "Почему??? Разве что этот парень сам полезет внутрь и принесет в клювике искомую штуку!!!".
Решение капитана поразило Уильяма до глубины души. Не найдя слов, он сгоряча налил себе полный до краев стакан и немедленно выпил.

-

Вот и хорошо, - одобрил он, с улыбкой глядя на собеседника. Продолжил мысленно - "Вот и славно. Гордись. Верь в свои силы. В свою звезду. Но именно так - без зазнайства и шапкозакидательства, без самодовольного скепсиса по любому поводу. Допуская даже то, что любое насекомое может иметь при себе этот самый Браунинг... Таким ты мне и нужен на кривых тропах, по которым мало кто решится водить туристов, да и сам лишний раз ходить поостережется. И куда, хочешь не хочешь, нам придется идти, чтобы по-тихому вынести Федора, не отдав его в цепкие лапы крючкотворов от закона или расчленителей от науки."

Заручившись, как ему хотелось бы верить, поддержкой Кирилла, сталкер повернулся и вошел под кров увитой зеленью беседки. Пусть спутники пока постоят, подышат свежим напоенном грозой воздухом. Пусть подумают, каждый о своем, созерцая ярую бушующую стихию. Пусть заглянут внутрь себя, в глубину своих душ, и подготовятся. Ибо и от этого будет зависеть многое.

На одном из сегментов круговой скамьи накрытый покрывалом труп Жердева. Тихо ступая, словно не желая нарушить его покой, подошел и сел рядом с ним Воронцов. Тяжелым взглядом окинул неподвижное тело. Задумался.

Яркое летнее солнце золотит поверхность пруда. Веселые блики играют в легкой ряби, что гонит по воде теплый приветливый ветерок. К берегу, густо поросшему осокой и камышом, притулился маленький причал из потемневших неплотно сколоченных досок. Уперевшись в них широкими ладонями, сидит на краю крепыш в тельняшке, лениво болтая в воде голыми ногами. Солнечные лучи согревают его лицо. Он улыбается.
Таким помнит его Воронцов с момента их давней случайной встречи.
- Я не знаю как быть, Федор, - скользя взглядом по довольной физиономии, безмолвно произнес Алексей, - Последний долг перед погибшим сталкером это конечно святое, но вправе ли я так рисковать этими людьми? Ведь они-то еще живы и у них тоже есть близкие.
Хотя, веришь, в какой-то момент мне стало казаться, что все это не случайно. Будто мне и впрямь следует привести их, и в особенности Римму, куда-то вглубь Зоны. И, может, что-то найти там. Показать. Или наоборот - их показать, но вот только зачем..? - Развел руками.

Внезапно появившись, беззвучно и неспешно пролетела над шелестящими зарослями большая желто-зеленая стрекоза...

-

Прежде чем ввалиться в кают-компанию, Уильям сладко зевнул и потянулся, стоя в дверях.
- Кто-нибудь знает, что это за хрен там хлюпает слюной в адрес нашего капитана? От его голоса меня сразу же стало подташнивать и, честно говоря, страшно представить, что произойдет если я вдобавок увижу его лицо!
Развязной походкой, так, как по мнению Тальяферро и должны передвигаться матерые космические волки, он прошествовал к столу, после чего остановился, держа руки в карманах своих потертых, цвета грязного песка, военных штанов.
Весь его вид свидетельствовал о том, что он только что проснулся после нескольких часов крепкого здорового сна.
- Эй, Джей-Джей, ты что, решил все-таки попробовать приготовить что-то... - он потянул носом воздух, - что-то съедобное?

-

Во время внезапной отповеди со стороны капитана, Уильям не проронил ни слова. Да что там, в первый десяток секунд он даже с ноги на ногу не переступил, и все из инстинктивного желания "на всякий случай не отсвечивать" - настолько мощным и неожиданным оказался этот эмоциональный всплеск.

Вот такая она, Ровена О'Райли. Было в ее голосе что-то, что могло заставить вздрогнуть и подтянуться даже суровых мужиков, какая-то сила, сравнимая по величине с таранной энергией несущегося паровоза. И что характерно, природой этой сила являлась не оголтелое желание во что бы то ни стало настоять на своем, виданное Тальяферро у десятков капитанов-головорезов, но какое-то глубинное ощущение правды и необходимости, общей для всех, кто рядом.
Понять это удалось Уиллу не сразу, однако потом, вспоминая свою первую встречу с капитаном О'Райли, ему казалось, что уже тогда с первых минут он почувствовал, что доверять ей можно и во многом. И что не пожалеет он, поднявшись на борт ее корабля в качестве члена команды. Ну а дальше он просто-напросто в этом убедился.

В данный момент кэп проявляла лишь некоторую, далеко не предельную, сторогость, но Уиллу все равно стало немного жаль Джей-Джея, который в общем-то не хотел ничего плохого, а просто слегка перестарался. И прежде чем отправиться вслед за Ровеной, Тальяферро чуть задержался и похлопал кока по плечу.

- А насчет минибара ты все-таки хорошо придумал, старина, - заметил он с улыбкой и подмигнул, - мы это дело обязательно пробьем, особенно если завалялись деньжата... Ну ладно, пока. Держи ухо востро.

- Слушай, Джей-Джей, я тебя по-хорошему предупреждаю, если не хочешь войны перестань размахивать своим жирным совком в мою сторону! - возмутился Уильям, отодвигаясь подальше от кока. Увидев, что на диванчике возле Рейчел было пока свободно, он почел за лучшее сесть туда, рассудив про себя, что девушку-механика Маркус поливать жирным соусом не станет.
- Вот если сейчас я обнаружу у себя на одежде хоть одно пятно, то гарантирую, что кроме кухни ты начнешь осваивать еще и прачечную!

Глядя на то, как изменилось выражение глаз Риммы, Воронцов первым делом обругал себя за то, что не разговаривал с ней с самого "Русского леса". Все это время страх постепенно проникал в ее существо и подобно ненасытному паразиту вытягивал из нее жизненные силы.
"Я должен быть внимательнее к ней" - предстала перед ним таким простым и ясным смыслом наполненная мысль.

- Есть одна старая история о мальчике, который выбрасывал в море лежащие на прибрежном песке морские звезды. Проходящий мимо человек спросил его, зачем он это делает. Мальчик объяснил, что если эти звезды останутся на берегу до утра, когда начнется отлив, то они неминуемо погибнут. Тогда прохожий воскликнул - "Посмотри вокруг! Здесь миллионы морских звёзд, весь берег усеян ими на много километров. Твои попытки ничего не изменят!". Мальчик задумался и, бросив в море очередную звезду, ответил - "Нет, мои попытки изменят очень много. Для этой звезды".

Пока Алексей говорил, прислонившись спиной к влажной стене беседки, взгляд его постепенно устремлялся в неизвестные дали, будто раскинулось перед ним в туманной дымке бескрайнее море из его собственных почти неосознанных грёз. В какой-то миг ему даже почудились отдаленные крики чаек и дуновение свежего соленого воздуха...

- Я не знаю, зачем Она тебе такое показала, - посмотрев на девушку, произнес сталкер, - Но то, как отзовется воспринятое, это ведь от нашего внутреннего состояния зависит. Я, ты и все остальные - мы очень слабые, Римма. Тьма в нас - все дурное и несовершенное - преобладает. Порой даже грозит накрыть целиком. Но все равно, нужно пытаться выбраться. Каждый день пытаться изо всех сил. Поверь, что, несмотря на, вроде бы, очевидную тщетность, эти попытки всегда будут иметь смысл. И станет не так страшно.

Воронцов сунул руку в карман куртки, что-то вытащил и протянул девушке. На раскрытой ладони лежал маленький колокольчик.

- Возьми. Я хочу, чтобы он был у тебя. Даже в абсолютной темноте его голос будет слышен.

-

-

Осколком грубого бутылочного стекла ковырнула по сердцу суровая правда. Их группа потеряла двоих, прежде чем потерять еще и проводника. Конечно случалось и не такое - могли вообще все пропасть, но так или иначе это еще один трагический провал в череде подобных на счету ухарей из конторы.
Сумеешь чем-то помочь? Найдешь нужные слова для женщины, которая отправилась на "незабываемую прогулку по самым захватывающим и фантастическим местам величайшей загадки нашего времени - Никопольской Зоны", на деле оказавшуюся сплошным кошмаром с трупами и адским пламенем? Останется ли она прежней или эту дату навсегда перечеркнет кровавая борозда, разграничив ее жизнь на "до" и "после"? Долгими ночами будет возвращаться она сюда в своих снах, снова и снова переживая страх и отчаяние. Вновь будут являться ей несчастные погибшие спутники, а мертвый сталкер Жердев, с сизыми пятнами на белесом и склизком, как брюхо лежалой рыбы, лице, вылупив заледенелые зенки, прошелестит ей свистящим шепотом - "По-пры-га-ем..?"

Алексей посмотрел на разрываемое всполохами молний ночное небо. Казалось, кто-то огромный в бешенстве хлестал во все стороны исполинским огненным бичом...

- Она не злая, - произнес сталкер, помедлив с ответом, - Скорее она в принципе вне системы координат нашей морали. Иногда общается с нами "на нашем языке", кого-то поддерживает, кого-то может предупредить... Но ясно, что это она снисходит до нас, а не мы вдруг начинаем читать ее как открытую книгу. Ходим по темной комнате, тренируем чутье и осторожный крадущийся шаг, чтобы нащупать край очередной ямы и не свалиться в нее целиком, но ни самой комнаты, ни предметов в ней мы так и не видим.

Сталкер вздохнул и поскреб подбородок. Ему хотелось успокоить девушку, ободрить, сказать ей, что они обязательно выберутся и все будет хорошо, но глядя на то, как все складывается, он поостерегся давать обещания и спросил о другом.

- Вы сказали она с вами говорила?

-

Собираясь укрыть мертвеца импровизированным покрывалом, Алексей чуть задержался, глядя на его лицо, до того высохшее и заострившееся, словно все, что находилось под побелевшей, обтянувшей кости черепа, кожей, было высосано без остатка.
Пусто. Пустая оболочка. Чучело, глядящее в пустоту стеклянными глазами. А Федор уже далеко.
Ушел ли он путем, уготованным всем человекам или у погибших в Зоне своя дорога? Кто знает... Может и не отпустить. Завладеет тобой целиком и отправит в бесконечное путешествие по отражениям и ипостасям...
Вздохнув, Алексей накрыл лицо Жердева тканью.

Выступили.
Снова в очередной раз за день менялась погода. При взгляде на сумрачное небо, затянутое штормовыми тучами, хотелось ускорить шаг и как можно быстрее оказаться в каком-нибудь теплом сухом местечке, желательно у камина и с рюмкой коньяка в руке. Обо всем этом, конечно, оставалось только мечтать, поэтому Алексей лишь нахмурился, уже заранее предчувствуя как вымокнет до последней нитки.

Однако не только перспектива побарахтаться в грязи бездорожья под проливным дождем беспокоила сталкера. С того момента как они приняли свою скорбную ношу у него снова возникло стойкое чувство - Она смотрит. Следит за каждым их шагом и будто готовит что-то... Вспомнилась преподнесенная в зазеркалье роза - кровь на ее белых лепестках. Мрачным предзнаменованием сейчас это представилось.
Чувство сверлящего спину взгляда не покидало. Как будто бы шли они не по унылому запущенному микрорайону, а по берегу реки Стикс прямо в царство Аида, под присмотром бесплотных духов. И словно по чьей-то злорадной прихоти внезапный порыв ветра невидимыми пальцами сорвал покрывало с лица покойника.
"Проверяет что ли..." - подумалось Алексею.

Начиналась гроза. Нужно было найти убежище. И вот, как по заказу, оно обнаружилось.

- Идемте туда, - показал на небольшую, в форме граненой окружности, постройку с пирамидальной крышей, - Это хорошее место. Переждем эту грозу внутри.

Зашли. Осмотрелись. Сталкер привычно в каждый угол и под каждую лавку заглянул во избежание сюрпризов.
Носилки с покойником уложили на одну из скамеек.
Казалось, сейчас, после того, что случилось, попасть под кровлю этой беседки значило для них не просто спрятаться от непогоды, а найти пусть временное, но пристанище в мире, сделавшимся таким чужеродным и опасным.

- Отдыхайте, - возвестил Алексей спутникам, - Здесь чисто, можно не волноваться. Пока не кончится, дальше не двинемся.

Прислушался к шуму снаружи - дождь, гром.... Усиливается? Эдак можно долго прождать. Но выбор-то небольшой.

Сел на скамью, руки на стол положил, а голову на руки. Глаза зажмурил. Слухом, нюхом, всем существом своим вовне обратился, пытаясь ощутить Ее теперешний характер...
И эта гроза. Есть ли в ней что-то для них дурное, опасное?

Остановился. Заткнулся. Сразу же, как только ствол автомата в его сторону охранник повел. Ясно стало, что некий воображаемый поводок у Моралеса, по мнению конвоиров, сильно короче, чем у тех двоих пленников, что наружу сейчас вышли. Снова возникло паршивое ощущение, словно поджались мышцы в животе и в шее тоже - такой спазм непроизвольный - точно как тогда на корабле, когда стоял он под прицелом и в любую секунду ждал выстрела.

Черт... Что за жизнь... Одно и то же все время. Страх. Угроза. Шаги по краю. По лезвию бритвы. Что правильно, что нет - неважно. У кого ствол, тот и прав. А ты только смотришь в их колючие холодные глаза, пока они раздумывают, сейчас тебя изрешетить или еще подождать слегка, смотришь и понимаешь - ты в этом мире никто. Пустое место. Не знаешь ни хрена. Ни разбираешься, что есть такое Федерация, Мидмир... из чего теперешняя жизнь состоит. Не нужен.
Великий Исход. Бегство человечества с умирающей Земли, изуродованной взрывами, ядами, грязью. Новая надежда. А в итоге? Нормально все. Спаслись. Затем, чтобы снова развязать войны, зверствовать, убивать, рвать друг друга на части и наслаждаться. Наслаждаться видом застывшей у тебя на мушке жертвы.

Таков человек. А ты лучше что ли? Особенно когда подбирался к тому засевшему в шкафу сумасшедшему с тем чтобы хладнокровно его уничтожить. Он был груб, а вас четверо. Чем не причина для убийства...

Как же хочется бросить все. Уйти. Найти мир, покой. Помолиться, помянуть погибших. Без суеты, вспомнить жизнь свою, близких, хоть и нет никого уже. Себя обрести и перестать метаться.
Федерация, Мидмир - подите вы к черту! Чума на оба ваших дома! Не нужна эта ваша идиотская война! Не относится Моралес к ней никаким боком и не обязан на ней умирать! Чего бы не отдал он сейчас, чтобы только снова вернуться к друзьям и отправиться к далеким неизведанным звездам в поисках лучшей жизни и смысла существования...

Тем временем, один из пленников сумел доходчиво объяснить конвоирам, что естественные потребности отменить не получится и, как ни крути, выйти придется. "Земляк" ушел совсем, и Эско, посмотрев ему вслед, двинулся с остальными к обочине, справлять нужду. Шагая спокойно, чтобы не нервировать охрану, он наблюдал за окружающими. Их взгляды, движения - все говорило о том, что ситуация накалилась до предела. Пленников много, а конвоиров мало, и хотя первые безоружны - они солдаты, а значит все равно опасны. Казалось будто жаркий, прогретый палящим солнцем воздух сейчас вот-вот заискрит от растущего вокруг напряжения. "Сейчас начнется..." - подумал Моралес и внутренне подобрался. Он не боец, но если повезет, то сумеет помочь. Даже если просто пулю вместо кого-то схватит.

После немногих сказанных слов, Алексей замолчал надолго. Смерть, зримо проявив себя в мертвом теле сталкера, будто распространила свое мертвящее влияние разом на все - звуки, краски, предметы, людей. Все вокруг теперь казалось Алексею другим, искаженным по смыслу и форме. Даже прямые и ровные очертания мебельных шкафов и тумб, прежде радующие глаз своей аккуратностью и классической лаконичностью, теперь представлялись грубыми, угловатыми, напоминающими гробы.

Трое туристов видимо тоже ощущали повисшую в воздухе скорбь и потому избегали не только разговоров, но и просто лишнего шума. Только действия, необходимые и утилитарные. Выбрать два длинных и прочных карниза, затем гардину поплотнее - будто специально темную, точно строгое погребальное покрывало - и сделать из этого импровизированные носилки для мертвеца. Кто-то скажет - нелепая причуда. Однако Зона это не обычная местность. Катафалк сюда не приедет. Забрать труп может только другой сталкер. Точнее, должен забрать. Ведь никто не поручится, что не придется в следующий раз точно так же его самого забирать и нести. К родным, близким или хотя бы знакомым, чтобы оплакали, попрощались и положили в простую землю. Укрытый ее тяжелым покрывалом, мертвый сталкер гарантировано останется в покое, а вот если в Зоне хоронить... Там уже никаких гарантий.

- Ну вот, теперь пойдем, - нарушил молчание Алексей, - Но не к воротам, через которые заходили. С трупом туда лучше не соваться. Пусть все знают, какова смертность в Зоне, однако все равно могут начать допрашивать, выяснять обстоятельства, особенно если кому-то очередную звезду не терпится получить. Или в НИИ обяжут сдать, где его непременно вскроют и всесторонне изучат... Так что пойдем через "черный ход". Расстояние до него примерно такое же, зато выберемся без проблем.

Нет ответа.
Нет.
Бесполезно. Сколько не стучись в запертую дверь. Хоть в кровь лоб расшиби - не пробьешься. Только тишина в ответ. Мертвая тишина.

В первый момент отвернулся от всех. Пальца согнутого фалангу до боли прикусил, чтобы ни стона, ни всхлипа наружу не вырвалось. Зажмурился. Слезы тоже задавить надо. Не помогут они. Навредят. Туристы эти твою слабость мигом подхватят, посмакуют с удовольствием и приклеят на тебя позорный такой ярлычок под названием "тряпка". Ну а потом от них уже ни внимания, ни послушания ни за что не добьешься - слабым не подчиняются. Сталкер обязан быть твердым. Для их же, туристов, блага.

Еще один пал в Зоне. А это значит, что меньше стало теперь людей этого редкого свойства. Значит отступили сегодня на шаг в деле всеобщем. Учиться ох как долго, зато пропасть - моментально. Пока кто-то из "стариков" будет готовить нового, не ровен час еще кто-нибудь напорется, ведь сколько не узнавай, сколько не подмечай деталей и тонкостей, а все равно в безопасности не будешь. А если вдруг некому станет учить? Все труды, все надежды тогда прахом пойдут.

Встал, повернулся к остальным. Исподлобья в глаза каждому глянул и заговорил тоном спокойным, но не терпящим возражений.

- Значит так, послушайте меня внимательно. У нас, как видите, возникли чрезвычайные обстоятельства, поэтому мы идем дальше к выходу. Напрямик. Все развлекательные маршруты отменяются и я думаю, что компания вернет вам деньги. Наверное... Теперь следующее. Тело Жердева здесь оставлять нельзя. Его нужно передать родным и близким для погребения. Надеюсь это понятно.

"Неизвестно, правда, есть ли они у него," - договорил про себя Алексей, - "ну да уж наверное кто-то должен быть..."

К Кириллу оборотился.
- Понесем его мы с тобой, больше некому. Сейчас только носилки соорудим и понесем. Тут не так уж далеко, в общем-то.

-

Застыл на пороге, вперившись взглядом в неподвижно лежащего у стены сталкера. Неужто задел он тогда... Да ну как же... Ведь перешагнул, точно перешагнул он тот чертов пух!

- Эй, Жердь! - с надеждой позвал Алексей. Вдруг отзовется. Хоть стоном, хоть вздохом даст знать, что еще не конец.
Быстрый взгляд на Кирилла. Тот склонился над пострадавшим и замер, ничего не предпринимая. В своем черном запыленном пальто, полы которого свисали как сложенные крылья, он отчего-то напоминал готическое изваяние сгорбленной гаргульи.

- Федя... Феденька, дружок... Ты чего это...
Подбежал, присел, причитая. Торопливо заплясали над сталкером его руки - ударяли того по щекам, пальцами раскрывали веки, прощупывали пульс на шее, рвали на груди одежду.
Только что в зеркале Воронцов выглядел заметно помолодевшим, а сейчас точно наоборот превратился в глубокого старика, с кряхтением и оханьем, отчаянно хлопочущего над бесчувственным телом.

А в голове у него, подобно навязчивой идее, ни с того ни с сего включился вдруг некий голос, что, на фоне накаченного адреналиновым выбросом взбудораженного сознания, принялся инструктировать Алексея тоном донельзя равнодушным и важничающим.

"...потерявшего сознание человека нужно поскорее привести в чувство, похлопать по щекам или потрясти. Если человек не приходит в сознание, проверьте дыхание и пульс..."

От этого нудного протокольного тона хотелось взвыть. Он был знакомым - инструктор вещал голосом одного армейского лейтенанта, сто лет назад преподававшего ему в учебке основы первой помощи.

"...Дыхание проверяется следующими способами: наклонитесь к пострадавшему и послушайте, дышит ли он; поднесите к его носу или рту зеркальце, если оно запотело, значит человек дышит; посмотрите, поднимается ли его грудная клетка. Сердцебиение можно проверить, нащупав пульс на шее или запястье, или же приложив ухо к груди. При остановке сердца цвет лица становится серым или синюшным, зрачки расширяются..."

"Да уймись ты!" - не выдержал и взорвался про себя Алексей, - "Хватит с меня этих прописных истин! Я слишком хорошо знаю что означает такое его лицо!"

"...Если дыхания нет, но сердце бьется, нужно начать делать искусственную вентиляцию легких. Если нет ни дыхания, ни сердцебиения, то нужно чередовать искусственную вентиляцию легких с массажем сердца. Нельзя делать массаж сердца, если оно бьется самостоятельно, пусть даже очень слабо..."

"Пошел ты к черту, лейтенант!" - рявкнул он на неуемного лектора.
"Давай, Федя, просыпайся!".
Раскрыть сталкеру рот, ном зажать, прижаться ртом к его рту и с силой выдохнуть. Затем на сердце ему, всем весом, короткими мощными импульсами надавить. Раз, два, три, четыре, пять.... Снова ртами соприкоснуться и запустить в застывшие легкие струю воздуха. Опять ладонями сердце многократно толкать. Раз, два, три, четыре...

Что сказать себе? Как объяснить увиденное? И главное - зачем? Ведь объяснения эти, сбивчивые и бестолковые, как доклад какого-нибудь закоренелого двоечника, сейчас не нужны ни взволнованному, бьющемуся в сладком восторге сердцу, ни уму, что, казалось, на время лишился наросшего за долгие годы рогового слоя "здорового" цинизма и, отбросив процесс осмысления происходящего, занят лишь попытками удержать в памяти образ очаровательной незнакомки.

До чего же она хороша! Внешняя безупречная ее красота сама по себе не привлекала бы настолько, если бы не та таинственная внутренняя сила, что читалась в ее чарующем взгляде, выражалась во всех мельчайших деталях ее облика - горделивой осанке, плавной грации жестов, лучезарной улыбке... Она была создана только для него. Волшебная греза. Идеал, явленный Зоной в иллюзорном мире зеркал, но всколыхнувший самые настоящие чувства, от которых пришлось отказаться давным давно. Ведь быть сталкером это, скорее всего, встать на путь одиночества.

Свойства потомства сталкеров - уродство или некий следующий шаг эволюции? От точки зрения зависит. Тем не менее, едва ли кто-то решится рискнуть.
Но каково это любить по-настоящему и при этом обречь на бездетность? Это сможет не каждый. Алексей, например, не смог.
Вот и остается довольствоваться тем, что на самом деле не в счет, а о другом уже почти и не вспоминаешь. Разве только порой, редко-редко, вдруг настигает и накатывает, да так, что держись...

Осклабился кривовато, взирая на себя - магическое зеркало сейчас самым что ни на есть обычным прикидывалось и кроме вполне регулярного Алексея отражало только ряды стоящей за его спиной мебели. Вдруг взгляд сталкера зацепился за что-то, лежащее на полке шкафа. Воронцов повернулся и посмотрел на это что-то уже без посредничества зеркальной глади. Так все-таки надежнее.

-

В последний раз взглянул в ее лицо, навсегда застывшее маской невыразимого ужаса. Окунулся в янтарную глубину глаз, всегда таких ясных и лучистых, а теперь остекленелых. Закрыл их рукой. Кончено...

Они оба знали, что когда-нибудь с кем-то из них это может случиться. Ведь жизнь проходила не в тихом уютном гнездышке у домашнего очага, не за высокими стенами роскошных замков, а в вечных скитаниях и постоянном риске. Наверное поэтому не решались они перейти грань, остерегались близости, боялись стать настолько едиными, чтобы друг без друга себя уже не мыслить. Верно ли? Кто знает. Сердце его билось как раненая птица, а душу сцепила смертельная тоска. Только сейчас он понял, что она для него значила.

Пальцы крепче обхватили рукояти мечей и потянули их из ножен. Ну уж нет. Кто бы не скрывался в этом проклятом тумане, Хоакин его так просто не отпустит. С двумя обнаженными мечами наперевес, сбросив все лишнее, кроме оружия и брони, он медленно пошел вперед, в непроглядное серое марево, навстречу тому, кто лишил его любимой подруги.

Он не боялся. Был готов ко всему. Набатом билась внутри тревога, активизируя все его боевые рефлексы и умения. Будь, что будет, а он сделает то, что должен.

"Спи спокойно, Валери. Дядя Хо отомстит за тебя."

- Это не цирк, - заметил Маркес и досадливо сплюнул на пожухлую траву, - Это зверинец...

Судя по всему, на результаты их работы колдуну было откровенно плевать. Впрочем, в этом виделся и положительный момент - никакой ответственности за гибель алчущего спасения пленника он на наемников возлагать не стал. Вот и славно, gracias a Dios!
Однако вполне порадоваться тому, что все так удачно на сегодня закончилось Хо не дали. Вместе с восседавшим в уже знакомом фургоне магом прибыли еще двое каких-то хмырей, один из которых сходу подскочил к раненому Шипу и ни с того, ни с сего приставил нож к его горлу.

Обычные дела, в общем-то. Кто-то когда-то кому-то дорожку перешел, а тот злобу затаил. А злоба она у всех по-разному проявляется - у одних со временем проходит, у других наоборот копится... Вот и еще один накопил, видать. С одной стороны Маркесу до всего этого дела нет, а с другой они с Шипом все-таки вместе со святошами бились, кровь свою и чужую проливали. Просто так вот безучастно сидеть и смотреть, как Шипа резать будут, ему не хотелось. Поэтому взял он тихонько, не привлекая ничьего внимания, свой лук и собрался было уже вскинуть да пустить стрелу в новоприбывшего, как вдруг все само собой разрешилось.

Тем лучше. Но все равно, приглядывать за "шутником" надо. Очень уж опасно он выглядит. Судя по выжженному на лбу клейму, бывший раб. Взгляд колючий, диковатый будто, но цепкий, к каждому по привычке примеривающийся как бы получше нож в шею или под ребро засадить.
А вот второй обычный вполне. Быдлан, каких до хрена бродит по свету, коптящих небо испарениями своего прогнившего нутра. Наемниками себя величают, типа профессионалы, блять, а на деле обычные бандиты-разбойнички, вот как Герман тот же.

Тем временем помощница колдуна принялась за некие таинственные приготовления. С интересом наблюдая за этим, Маркес подошел к Зубастику и, сняв с насеста, перенес его обратно общей стоянке.

-

Лица, грани, характеры сменяли друг друга в хитроумном спектакле, посвященном единственному зрителю, и важной для него особенностью являлась абсолютная реальность некоторых сцен...

Айлен сделал шаг вперед. Весь его вид перестал излучать напряжение и угрозу. Тело его было расслаблено. Непринужденность позы подчеркивали сложенные на груди руки. С открытого, без маски шлема, лица сошла суровость, уступив место безмятежности и легкой улыбке. Присев на корточки перед связанным пленником, скорпион заговорил с ним изменившимся тоном, мягко и вкрадчиво.

- Я восхищаюсь тобой, человек. Воля твоя велика. Позволь мне помочь направить твое сознание по прямому пути правды. Знаю, ты не из тех, кто будет хитрить и разыгрывать неведение - благородному воину подобное не пристало - но просто на всякий случай и чтобы избавить тебя от соблазна...

Взгляды противников встретились. И сразу все внимание Монг-кея устремилось в эти темные нечеловеческие глаза. В их глубине он, прошедший серьезную психологическую подготовку, должен сейчас распознать чувства и намерения его врага. Результат заставил его вздрогнуть.
Что бы не обещала блуждающая беспечная улыбка, в глазах воина эльдар - колючий убийственный холод.

Резким движением Айлен схватил убийцу под руки, а стоящий тут же Ллановар - за ноги. Вдвоем они уложили его на стол и привязали так, чтобы полностью лишить подвижности. В руке скорпиона появилась какая-то грязная тряпка, которую он тут же затолкал Виндикару прямо в глотку, накрыв ею и ноздри. Фляга с водой - еще один реквизит для разыгрываемого действа.

- Пей до дна, служитель Инквизиции.

Тонкая прозрачная струйка полилась на тряпку...

Ройт лежал и смотрел на то, как порхающие частицы пыли путешествовали по яркому длинному лучу местного светила, что пробивался сквозь прореху в маск-сети. Пыль и мельчайший песок постоянно присутствовали в здешнем воздухе, набивались в дыхательные пути, раздражая носоглотку, побуждая беспрестанно кашлять и отхаркиваться, а самым главным бедствием была одуряющая жара, от которой не было спасения даже в тени. Насквозь пропитавшаяся потом одежда противно липла к телу, но Ройт сейчас этого не чувствовал. Мысли его унеслись далеко отсюда, возвратившись в пережитый ад. Снова слышалось дикое завывание летящих артиллерийских снарядов; с грохотом рушились бетонные перекрытия, поднимая облака белой пыли; рвали сердце истошные крики смертельно раненых сослуживцев...

До чего же мало их выжило. И теперь, вместо того, чтобы убраться отсюда подальше, им предстоит броситься обратно в мясорубку, перемалывающую взвод за взводом с неизменной легкостью.
Впрочем, было у Кайла одно подозрение - на самом деле далеко не все из оставшихся в живых действительно хотели улететь. Многим местные ублюдки-предатели задолжали гибель друзей, да и вообще тоскливо и муторно уйти, поджав хвост, и признать свое поражение. Сам Ройт жестоко переживал потерю практически целого взвода, но более всего заставляла его скрежетать зубами и отчаянно бить кулаком в стену именно гибель медсестрички. Потому что девушка, молодая и красивая, а еще потому что сам выбрал ее и тем обрек на смерть...

Недалеко бездельничал Батчер. Сержант подошел к капралу и присел рядом.

- Знаешь, я хотел сказать, Оптис... Ты не волнуйся насчет того приказа, ну, который я тогда выдал, а ты не выполнил. Сам ведь понимаешь, что в тот момент я совсем плох был, не в себе, в общем... Так что все нормально, браток. Все в порядке.

Второпях Хо успел только бегло осмотреть наполовину скрытое под брезентом орудие, однако и этого было достаточно, чтобы понять - ничего похожего он раньше не видел и совершенно не представляет как пользоваться этой странной штуковиной, будь она трижды неладна!
Бросил хмурый взгляд на Локера. Судя по выражению лица, тот тоже не являлся специалистом по подобным установкам. Значит оставалось рассчитывать только на собственные силы.

Огляделся. Пока что все складывалось довольно удачно. Наши уверенно валили защитников заставы, которых оставалось все меньше. Кляйн демонстрировал исключительное проворство в обращении со своей оглоблей, не позволяя никому приблизиться на расстояние удара; Джек вовсю неистовствовал, раскручивая тяжелый топор, и наводил им такой мощнейший шухер, что враги в ужасе отступали; да и огромный Гарри тоже не отставал, просто сминая своих противников, словно тряпичных кукол.

На подмогу к ним с Хуртом подбежал Шип. Рожа у него была такая довольная, будто впервые за все время он был по-настоящему счастлив. Хо на секунду задумался. Неужели этому человеку так нравится драться? Хотя, почему бы и нет. Видимо это то, что получалось у него лучше всего. Любимое дело, приносящее истинную радость. Естественно.

И тут из главного здания высыпала ватага защитников. Основной отряд. Рубаки. Каждый в броне и при оружии. Хорошенько выпимши, а значит вдвое агрессивнее.
Хо напрягся. Раскрутил оба своих меча, вставая в защитную позицию плечом к плечу с Шипом и Локером. Вдруг мимо просвистела стрела и вонзилась в одного из врагов. Это Вэл удачно разрядила один из своих арбалетов. Молодец, девочка! Однако сейчас им нужно было нечто большее - требовалась помощь всего их бравого отряда.
И как можно скорее.

Улыбаются. Одна непринужденно и радостно, другая - иначе, словно из желания не докучать ему своей тревогой и своими вопросами. "Римма-Римма... а ведь казалось, что ты уже начала мне доверять." - подумал Алексей, вылавливая ускользающий взгляд девушки. Невольный упрек, однако сменился догадкой - она всего лишь не хочет говорить при посторонних. Просто. В свое время скажет, если захочет.

- Это хорошо, - кивнул он Альбине и ее спутнику, - Тогда выходим...

Туман. Лениво колышется вокруг, стелется по земле, причудливыми завитками закручивается вокруг растений, и будто бы сам по себе слегка озаряется каким-то зловещим потусторонним сиянием.

Утопая в этом белесом мареве, змеей ползет к заставе Хо. До рези в глазах всматривается он напряженно в размытую призрачным туманом даль, и кажется ему словно не он, а за ним в большей степени наблюдают откуда-то из-за границы его видимости. Злой и будто бы даже нечеловеческий взгляд безотрывно буравит его, заставляет насколько возможно прижиматься к холодной влажной земле.

Движется там что-то. Неясное. Смутное. Бесформенные тени, рыщут в густом тумане. Уж не от них ли защищают округу святоши? А что будет если застава падет? Хм...

Вот и фланговая сторона укрепления. Маркес отметил наличие в окне дозорного арбалетчика. Стрелки. Скорее всего их там несколько на этаже. Опасные противники. Залезть бы туда перед штурмом и перерезать их по-тихому. Этим они с Хуртом могли бы заняться. Наверное стоит предложить ребятам.

Но эти тени... Вдруг они только и ждут того, чтобы наемники ворвались на заставу. Дождутся и ударят с бешеной силой. А колдуну может только этого и надо...

Маркес поежился. Неуютно здесь. Страшно. Но хорошо бы еще немного продвинуться и постараться выяснить, кто или что там в тумане бродит. Это знание может оказаться слишком важным, чтобы им пренебрегать.

-

О том же он, ага. "Подходим к заставе с оглядкой...", "По тихому их прирежем...", '"В общем, на месте разберемся..." - ясно как день, что Кляйн предлагал всем вместе до заставы идти, а потом уж, сообразив, что глупость сказал, сделал вид будто изначально имел ввиду другое.
Однозначное недоверие светилось во взгляде Маркеса. Не любил он таких пустомель. Очень не нравилось ему невольное сотрудничество с Германом, и было слишком очевидно, что это взаимно. Ожидать от бородача стоило любой подлости, и Хо напомнил себе почаще оборачиваться, ведь наверняка именно там, за его спиной, и будет обретаться в боях Герман Кляйн.

-

Колючий и холодный, как острие ледяного сталактита, взгляд Алексея вдруг рухнул оземь под тяжестью стыда. Подлинное осознание ситуации, как это часто бывает, пришло с опозданием.
Он, опытный сталкер, чуть не вмазал по морде обычному человеку, туристу, за то, что тот, видите ли, был недостаточно вежлив.
Господи... Да ведь пришлый, новый человек в Зоне подвергается таким испытаниям, которые в нормальной жизни и не снились. Тут порой не то, что манеры - разум сохранить сложно. Как же можно осуждать тех, кто впервые входит сюда? Ведь и самому далеко не всегда мысли и чувства удается контролировать, несмотря на весь свой хваленый стаж...

Возгордился. Вздумал что с первого взгляда можешь отличить хорошее от дурного, решить безошибочно что есть что. Принялся осуждать направо и налево, даже не разбираясь в обстоятельствах и причинах. Получается, сам по себе ходишь ты тут по Зоне такой, вроде как, сильный и мудрый, выбираешь кого выручить, а кого в грязь втоптать тяжелым ботинком; и все это вместо того, чтобы каждого, кто с тобой пришел или здесь встретился и нуждается в помощи, защитить, сохранить от смерти, от безумия, пользуясь знаниями, что вложили в тебя предшественники...
Бесспорно, в Зоне нужно уметь себя вести. Вот только учить этому надо по-человечески.

Вздохнув, Алексей поднял взгляд на незнакомца и заговорил спокойно, без всякого нажима.

- Ясно. Хорошо. Значит трое: ты, студентка и еще один - проводник ваш, верно?

Студентку он уже заметил сам. Девушка вышла в фойе, явно не ожидая, что встретит незнакомых людей, но все же поздоровалась, а затем позвала по имени своего спутника. Алексей поискал его глазами, думая о том, что этот Федор вполне мог сейчас оказаться тем самым, немного знакомым ему проводником из "Дайв энд Драйв".

Тепло. Покой. Сладостное полусонное состояние, в котором так хорошо и просто существовать, не в пример постоянному, на грани возможного, сосредоточию всех сил - и тела, и духа. Погрузиться в себя, точнее в собственное тонкое восприятие реальности и лениво скользить, едва касаясь, по мириадам мельчайших событий - звуков, запахов, движений. И не для того, чтобы в очередной раз отследить всех врагов, найти прорехи и бреши в их простоватой, прямолинейной, но твердой обороне, решить кого из них стоит убить сейчас, а кого чуть позже; а для того, чтобы ощутить целостность бытия, полюбоваться масштабным полотном мироздания и почувствовать связь со всем сущим.

Внимание мягко переходит на соратников-Эльдар. Они все здесь, рядом. Многозначным рисунком аур, изяществом поз и движений, глубиной сказанных слов - каждый по своему создает завораживающие образы, полные истинной красоты древней расы. За ними можно было бы наблюдать бесконечно, по крупицам собирая частички понимания и достигая блаженства лишь потому, что сознаешь родство с созданиями, прекраснее которых нет во вселенной; но на самом деле это не просто - наблюдать, оставаясь в стороне от их чувств и поступков, не сопереживая и не вовлекаясь в эту сложную вязь скрытых и явных смыслов.

Эларик и Чиракинан. Сейчас они в центре круга. Их обнаженные мечи выписывали замысловатые узоры, составляющие умопомрачительную картину поединка. Противостояние стилей и техник, доведенных до совершенства. Стремительное действо от которого захватывало дух, ибо в каждом движении-элементе был эмоциональный импульс, задающий тому скорость и характер. То был не просто бой - сухая последовательность отточенных приемов, чередование нападения и защиты - а особый вид общения, разговора без слов, в котором тоже можно достигнуть взаимопонимания.

Вдруг повержена. Айлен инстинктивно дернулся помочь павшей Тойлл, настолько натуральной казалась из с экзархом схватка, однако Эларик естественно подоспел раньше.
А потом они инициировали телепатический обмен. Конечно, то было лишь предположением, но ведь и взгляд неуловимых собеседников может поведать о многом. Наверняка там что-то важное, глубинное, но Скорпиону этого не узнать. Еще бы! Те двое под стать друг-другу - экзарх и принцесса - а Айлен просто юнец. "Дурной Скорпион" - так ведь она сказала.

"Только вместе мы сможем выжить." - во всеуслышанье утверждает она теперь. "Да, именно!" - восклицает в ответ этим словам его сердце. Он, Айлен, знает что может помочь обрести новые силы, защитить от извечных опасностей Варпа, но только сможет ли решиться рассказать, объяснить насколько полезной оказалась его ночная вылазка, что, казалось, произошла уже так давно...

Обычно гордая, даже надменная Чиракинан сейчас выглядела по-иному; словно рухнула, возможно лишь на время, какая-то преграда внутри нее, доселе непроницаемая для тех, кто ей не ровня. Даже если и нет, то все равно рискнуть можно только сейчас, пока свежи еще следы ее внезапного порыва.

Чиракинан. Я прошу твоего внимания...

Собственную тонкую телепатическую нить робко протянул Айлен к сестре-воительнице. Тот факт, что ранен был сам тяжело, он использовал как предлог для уединенного разговора.

Старик был страшен. Словно и не человек даже, а некий монстр-урод, вид которого, вызывал одновременно и ужас, и отвращение. Эти его когти... Почему-то именно они потрясли Хо больше всего, хотя и жуткие шрамы колдуна тоже выглядели мерзко. Ну а когда в поле зрения попала безобразная обглоданная туша медведя, Хо чуть не стошнило. Все это было уже за гранью добра и зла.
Отвратительный шабаш.
Жуть и мракобесие.
Кошмар.

Маркес давно перестал играть, остолбенев от всего происходящего. Надо было что-то делать, что-то говорить, хотя, конечно, больше всего хотелось просто уйти и больше не связываться ни с какими колдунами.
Пересилил себя. Вздохнул и спокойно возвестил.

- Вот мы и пришли, маг. Приветствую, - поднял руку, - У тебя есть работа для нас?

Разочарованно хмыкнув, Хоакин убрал меч в ножны и потянулся к говорящей голове, чтобы отцепить ее.

Вот оно как - бес, значит...
А он-то было представил себе грустную историю про то как жестокий маг казнил своего слугу, а его голову, магическим образом оживленную, оставил у себя на посылках, всячески издеваясь над ней по ночам... Кстати сказать, удобная это вещь, живая отрубленная голова. Только если себе такую брать, то предпочел бы женскую все же, да.

- Так, сейчас вытащу тебя. Не дергайся только... Тебя как звать-то?

- Да ладно. С тебя убудет, что ли? - удивился Маркес словам Кляйна, - Не помешает нам голова.

Захваченная врагом Химера, уже не скрываясь между домами, рвется вперед, прямо к тому зданию, в котором засели ребята Оптиса. Сержант поворачивается и кивает Рихтеру, наводчику ракетомета, но тот не замечает - его взгляд и так уже прикован к приближающемуся бронетранспортеру. Сделав несколько глубоких вдохов, Рихтер приникает к окулярам прицела и практически замирает. Он не спешит. Выстрел должен быть точен, поскольку за время перезарядки Химера наверняка успеет добраться до засевших в доме напротив гвардейцев. Секунда, две, три - они тянутся словно желе, и вот когда уже Кайл открывает рот, чтобы гневно выкрикнуть - "Давай же!", из пусковой установки в облаке дыма и пламени вырывается ракета, устремляясь прямо в незащищенный массивным ковшом бок вражеского транспорта.

- Есть! - радостно кричит Ройт когда на борту Химеры раскрывается огненный цветок взрыва. Однако радость тут же сменяется разочарованием - Химера каким-то чудом продолжает движение и, злобно поливая все перед собой струями пламени курсовых огнеметов, проламывает своим ковшом стену первого этажа...

- Быстрее туда! - в ярости орет Ройт, подхватывая лазган, - Надо вытаскивать ребят! Химера сейчас скорее всего застряла в завалах - мы ее добьем!

Сбежать вниз на первый этаж дело нескольких секунд. Солдаты оборачиваются к охваченному гневом сержанту и по его требованию несколько из них бросают огневые позиции и бегут к входной двери.

- Вперед! Мы их вытащим!

Коул торопился, двигаясь так быстро, насколько позволяли его искусственные ноги. Внизу, судя по звукам, была настоящая война - немногочисленный отряд службы безопасности "Zeus" сошелся в смертельном бою с оголтелыми террористами, штурмующими здание. Коул должен быть там.

Он стремительно проскочил последний пролет лестницы и оказался на первом этаже, где сразу увидел в проеме двери Андерсона, который в одиночку сдерживал натиск толпы.

- Я здесь, Ролан! - крикнул он товарищу и дожидаясь пока тот отстреляется и уйдет с линии огня присел на колено возле внутренней двери. Придерживая винтовку одной рукой, достал гранату со слезоточивым газом.

Здесь он остановит этих гадов.
Любой ценой.

Круг соратников, собравшихся около него, лечащий, согревающий, волнами уважения, заботы и сочувствия не позволяющий смерти одолеть его, распался. Эларик, Ллановар, Финир, Омрэан - они уходят на новый бой, только Чиракинан, неукротимая воительница, почему-то остается с ним.

Зачем? Ведь ее шипящий силовой клинок вряд ли будет лишним в престоящем сражении. Неужели так боятся товарищи оставить его одного? Неужели дал он им повод считать его настолько уязвимым и слабым?

- Иди с ними, иди, сестра! Оставь меня и не тревожься напрасно! Со мной будет все хорошо...

Молчит. Не желая оскорблять сомнениями в его силах, молчит. Лишь улыбается слегка и проводит ладонью по влажному от испарины лбу Киарнэля. Только в глазах ее читается непреклонный ответ - решение принято, она останется с ним. Отряд не может позволить себе потерять еще одного.

Сжал кулаки, зубы сцепил. До чего тяжело осознавать свое бессилие! Взглядом в пси-пространство метнулся - где там товарищи? Есть ли, близка ли опасность и чувствуют ли они ее?
Призрачной птицей взлетел взор Айлена над полем предстоящего сражения. Расстояние было велико, а потому подробности оставались неразличимы, однако о непосредственной близкой угрозе Айлен мог попытаться предупредить...

Замер, настроился, сфокусировался и смежил веки, впадая в глубокий транс, вероятно показавшийся Чиракинанн беспокойным сном раненого воина.

Музыка пошла - занятно. И подозрительно. Либо водитель меломан ярый настолько, что считает необходимым пленников познакомить с культурным, хм... наследием своей родины, либо целью является некий психотропный эффект, возможно направленный прямиком на подсознание.

Прислушался Моралес к возникающим ощущениям. В смысл синкоп ритмических, в мелодию, выводимую надтреснутыми электронными звуками, что чем-то шумы помех статических из эфира напоминали, попытался вникнуть...

- Не тяжело? - обеспокоился он, увидев как Римма навьючила на себя довольно объемный с виду рюкзак, - Идти еще долго.

И сам задумался, припоминая что там у них впереди. Места будут все, как на подбор, занимательные, поражающие даже его собственное воображение, а уж туристов - тем более.

- Нет, Римма, не учит. Ни меня, ни остальных учеников. Однажды у него случилась ужасная беда: он потерял в Зоне родного брата. Не знаю как именнно это произошло - он не рассказывал - но только с той поры Учитель изменился, сломалось в нем что-то. И называть его стали по-другому - Дикобразом... В итоге он ушел. Ушел в Зону. И никто не знает, жив он или нет.

Нет выхода и нет пути, кроме как трястись в тесном узилище броневика и ждать прибытия в концлагерь. А там и до смерти недалеко. Черт, до чего же глупо! Просуществовать все эти сотни лет лишь только для того, чтобы погибнуть на какой-то неизвестной войне. Хотя... К чему этот пафос, коль скоро ты не более чем забавный баг в системе вселенной, песчинка, случайно проскользнувшая сквозь пальцы зазевавшейся смерти.

Новые пленники постепенно приходили в себя и заводили нехитрые разговоры. По большей части ничего нового они не сообщали, пока один из них не упомянул о воскрешении. Эскамильо навострился, прислушиваясь к рассказу, что перекликался с его собственными обрывочными воспоминаниями. Так значит все-таки умер он тогда на корабле захватчиков. А потом почему-то воскрес и оказался здесь.

Умер, а потом воскрес. Как Христос, прямо. Только, кажется, сам факт подобного чуда отнюдь не делает его мессией. Не один он тут такой. Обычное дело, судя по разговорам, здесь воскрешения... В голове все это укладывалось с трудом и память невольно возвращалась к знакомым с детства страницам Писания, к пророчеству конца времен, когда все до единого восстанут из мертвых для страшного суда. Неужели оно? Неужто близок Dies Irae?

Пальцы сами собой потянулись к груди, где на цепочке болтался серебрянный крестик, но нащупали лишь гладкую, словно обновленную, поверхность кожи. Исчез. Ни цепочки, ни креста. Уронив бессильно руки на колени, Моралес молча вздохнул и загрустил еще больше.

"Что привело меня в Зону?"

От такого неожиданного вопроса он даже поперхнулся с полным ртом еды и оторопело воззрился на Римму. Сталкеры, общение которых подчинено жестким, почти ритуальным правилам, редко когда поинтересуются подобным друг у друга, а обычным людям такой вопрос вообще вряд ли придет в голову, ведь ответ, который их полностью устраивает, они обычно и так знают - жажда наживы, тайная власть, сумасшествие...

Однако было в Римме что-то такое располагающее, что отличало ее от других, и отчего хотелось поделиться с ней чем-то сокровенным.
Алексей помедлил немного, глядя на проступающие сквозь редеющий туман очертания деревьев и собираясь с мыслями.

- Впервые я оказался в Зоне абсолютно случайно и странным образом остался жив, хотя все, кто были тогда со мной, погибли. Поиск ответов привел меня к удивительному человеку, сталкеру, которого называли Учитель. Он открыл мне дорогу сюда, научил всему, что я знаю. Это было начало новой жизни... Наверное Зона искала меня, а я - подспудно - ее. Здесь я обрел все то, чего раньше обрести не мог. Как-то не получалось у меня с людьми, никак не получалось... А здесь кончаются их владения.
Здесь человек как бы возвращается в свое первобытное состояние. Он уязвим, он не знает что ждет его за поворотом и это что-то может запросто убить его, как какой-нибудь саблезубый тигр в незапамятные времена. Здесь человеку не помогут ни оружие, ни танки, ничего. Подобно своим далеким предкам, он снова наедине с неведомым. Хм...

Сталкер на некоторое время замолчал. Взгляд его немолодых, окруженных тонкой сеткой морщин, глаз, казалось, фокусировался на некоей точке, расположенной далеко впереди, но на самом деле, был обращен внутрь самого сталкера, в самую его душу, и проникая в ее потаённые уголки, встречал заветные надежды и мечты.

- Другой вопрос - зачем я здесь? Сам для себя ты понимаешь это далеко не сразу. Сперва ведь просто ползаешь по Зоне, как младенец, под присмотром старших, и проходит немало времени, прежде чем научишься ходить более-менее прямо. Этот процесс поглощает тебя целиком и, по сути, тебе просто некогда раздумывать о чем-то, кроме выживания. А вот потом... если, конечно, доживешь... постепенно проявляются собственные стремления и цели. В чем-то у сталкеров они схожи, в чем-то разнятся, да.

Снова прервавшись, Алексей поскреб обросший щетиной подбородок и нахмурился, словно вспоминая о чем-то нехорошем. Затем лицо его разгладилось. Он повернулся к Римме и, глядя в ее глубокие карие глаза, продолжил:

- Мы изучаем Зону, пытаемся познать ее природу, ее законы и свойства, а она, в свою очередь, изучает нас, причем гораздо более успешно.
Не знаю, какие цели она преследует, но процесс этот безусловно идет. И вот в нем сокрыто величайшее благо для всех, для всего человечества. Зона может помочь нам разобраться в самих себе, узнать кто и зачем мы есть.
Только нужно найти с ней связь, которая положит начало взаимопониманию. В этом я вижу свое дело - стать проводником, посредником, если угодно, между людьми и Зоной.
Учитель верил, что когда-нибудь это станет возможным. И я тоже верю.

Лицо человека, возникшее перед его внутренним взором, почти терялось в ночной темноте и лишь некоторые его черты были заметны в тусклом свете пламени небольшого костра, однако это было неважно - он все равно знал кто перед ним.
Сухой валежник слегка потрескивал, прогорая в огне, легкий осенний ветер чуть слышно шелестел листвой в кронах, но эти звуки никак не мешали воцарению необычайной и благословенной для выходцев из человеческого мира тишины.
Вокруг была Зона, но, что удивительно, Алексей не чувствовал никакого беспокойства, напротив - казалось, все тревоги, вся суета обычной жизни сами собой испарились в этом странном месте.

- Давно хотел спросить, зачем ты постоянно таскаешь с собой эту штуку? - нарушил долгое молчание Учитель, имея ввиду довольно массивный армейский пистолет в руках Алексея, который тот, сидя у костра, деловито и старательно чистил.
- Для защиты, - пожал плечами новоявленный сталкер, - ведь вы же сами говорили, что по сути о Зоне мы почти ничего не знаем. Мало ли что тут может встретиться.
Учитель, прищурившись, тихонько усмехнулся.
- И ты рассчитываешь защититься с помощью этого? Ты же видел полусгнившие заросшие травой танки, как думаешь, помогли они чем-то их хозяевам? Это бесполезно, сынок. Если ты хочешь ходить по Зоне, ты должен научиться доверять себе, своим чувствам, своим силам, а не возгревать в себе ненужную агрессию. Вспомни что случилось с теми солдатами...

Тогда он не поверил. Остался в плену своих страхов и заблуждений. Возможно теперь настало время от них избавиться.

Ни слова не говоря, он хорошенько размахнулся и запустил тяжелый пистолет далеко в густую серую муть.
Затем обернулся к девушке.

- Конечно, почему бы и нет, - ответил он Римме, потянувшись за рюкзаком, - Делать-то пока все равно нечего.

Сидящий на земле сталкер вздрогнул непроизвольно, словно от мороза, и резко обернулся куда-то назад, глядя в клубящуюся пустоту. Взгляд его, ставший вдруг диким и затравленным, забегал из стороны в сторону в тщетных попытках хоть что-то разглядеть в густом колышущемся мареве.
Заметался, закрутил головой во все стороны как загнанный зверь, предчувствующий скорую встречу с подвывающей сворой.
В руках блеснул вороненой сталью невесть откуда взявшийся пистолет...

Эта окутавшая все вокруг мгла - она уже не только снаружи. Тонкими ручейками заползает в ноздри, вместе с вдыхаемым воздухом рвется через горло внутрь, струится по дыхательным путям и пищеводу, наполняет влажной серостью легкие, белесым налетом оседает на стенках желудка.
Не убивает, не разрывает в клочья. Хуже. Исподволь она проникает в мысли, заползает в самые отдаленные уголки твоего сознания. Туманит разум. Окутывает душу серой заунывной тоской. Меняет. Искажает. Обманывает.

И в этой мгле всегда кто-то скрывается. Невидимый, спрятанный в густой хмари, смотрит на тебя оттуда своими жуткими глазами-буркалами. Выжидает. Чуть только расслабишься, отвлечешься - тотчас завладеет тобой целиком.
Тогда все изменится. Уйдет любовь, уснет совесть, словно и не было никогда в твоей жизни теплых материнских слов.

А потом, когда будет уже поздно, ты поймешь, что этот кто-то в тумане - ты сам и есть. И лишь только чтобы не смотреть в его страшное лицо, ты всадишь в себя кусок металла, что пробьет насквозь черепную кость и расплескает твои мозги по ближайшей стене.

Влажный, весь в каплях измороси, ствол уперся в подбородок. Чей-то чужой палец лег на спусковой крючок. Тишина.

ссылка

Шагнул в очередной раз и остановился. Вдохнул глубоко и жадно, ведь оказывается почти не дышал последний десяток минут, выдохнул, закрыл изможденно глаза. Все. Вышел. Исчезло явственное ощущение соприкосновения с чем-то, что больше чем ты, сильнее и чутче. Оно словно проникло куда-то вглубь его, куда он и сам не мог заглянуть, а оно - с легкостью. Вся его подноготная, вся внутренняя суть читались как открытая книга, а он лишь это почувствовал и ничего не узнал взамен. Не было у него для этого органов, а те, что имелись не приспособлены были для познания неведомого чуждого разума.

Да, Зона разумна, в этом сходились многие сталкеры, так же считал и Учитель. Но разум ее другой, гораздо более сложный, безличный, всеобъемлющий. В тщетном поиске аналогий и определений кто-то говорил о самосознании планеты, кто-то о Боге, однако то была призрачная сфера домыслов и фантазий.
Так или иначе, пока мы как муравьи ползали по Зоне, методом проб и ошибок определяя основы выживания в ее пределах, она изучала нас. Кто знает, какие выводы сделала Зона из своих наблюдений, но сумели ли мы за все эти годы узнать что-то действительно ценное, например о природе ее возникновения или о процессах, в ней происходящих? Какой там! Эта задача была нам явно не по зубам, несмотря на наличие специального института и целой оравы высоколобых академиков. Разве что приспособились использовать некоторые попадающиеся здесь диковинные предметы, при этом, без всякого понимания о том, как эти штуки работают и для чего вообще нужны.

Не питая иллюзий относительно своей способности что-то по-настоящему выяснить, он все-таки ходил здесь уже много лет. Всякое встречал, бывал во множестве разных мест, где можно пережить удивительные вещи, но чтоб такой контакт... Это что-то из ряда вон, из серии тех заветных историй про Сияющий Шар.

Выходит, Зона меняется.
В ней проявляются новые, невиданные доселе свойства.
Нечто вроде областей глубокого контакта с ее сознанием.
Эдакие... Резонансные точки.
Что это, новый вид контроля над входящими или шаг к достижению взаимопонимания? Приглашение к общению?

Ответов не было. Но ясно, что он еще вернется сюда. Потом.
А сейчас нужно провести девушку.

Увидев как она возвращается и медленно движется по пройденному им пути, покивал ей одобрительно. Жестами успокоил - все хорошо, мол, продолжай в том же духе и ничего не бойся. Да уж, еще бы самому за нее не бояться, только вот откуда сейчас эту уверенность взять...
Сами собой пальцы в кулаки сжались, ногтями в ладонь вонзаясь, и внутренний голос твердил что-то вроде - "Пожалуйста, пусть она пройдет. Пусть не сгорит в пламени.
Пусть выживет. Пожалуйста.".

Ее глаза. Он смотрел в них все это время, не отрываясь ни на секунду, боясь пропустить тот страшный миг, когда, как ему почему-то казалось, их выражение изменит осознание безжалостного приговора. Оттого, что, вместо него, в эти глаза заглянет сама Смерть.

Она ведь тоже ходит здесь, в Зоне, тайно как тень, следует по своим личным маршрутам, то там, то здесь, примериваясь к добыче. Наверное каждый сталкер, хоть раз да встречал ее мертвящий взгляд, что одним дуновением могильного холода сдувал с души даже самую последнюю надежду, оставляя лишь обреченность и горькую тоску.

Ее глаза, они вроде бы смотрели прямо на него, но будто бы вдаль, словно как на бескрайний горизонт, где сам он был лишь крошечной точкой, которая на поверку могла оказаться не более чем досадным изъяном усталого зрения. Да, Римма сейчас далеко...

Но все же приближается, медленно, постепенно. И наконец оказалась подле него. Живая. Растерянная, смущенная, словно и сама не верила, что добралась из такой дали.

Ни слова не говоря, он обнял ее за плечи и мягко прижал к себе. Просто так. Радуясь тому, что все так благополучно сложилось. Что оба они не оступились в пути и не сгинули в бушующем пламени.
Что остались собой.

Ухмыльнулся про себя - "Просто не в том месте не в то время оказались" - да уж, точнее и не скажешь... Забавно, теперь у него, оказывается, "странный" акцент и говорит он "не так"! Хотя, ведь сколько десятков лет прошло - удивительно, что язык не изменился до неузнаваемости. Вспомнилась вдруг одна певица по имени Монтсеррат Фигерас - испанка с поистине ангельским голосом, которая пела старинные песни. Так вот, когда слушал ее записи тоже казалось будто слова звучат чуточку по-другому, и это при том, что временной интервал был не столь уж велик. Каким же экзотическим анхронизмом выглядит сейчас он для этих людей...

Нью-Анджелес, Федерация, Мидмир - эти названия мест или сообществ были частями нового мира, совершенно ему неведомого. Может в чем-то и хорошо, что идет война. В мирной жизни нелегко разобраться, а вот война... Она по сути всегда одинакова, что сотню лет назад, что тысячу.
По-быстрому разобрался кто враг, а кто друг - и борись за жизнь, свою и друга. Вот только трудновато воевать, находясь в плену, да и в целом - солдат из него тот еще.

Остро захотелось к друзьям. Как они там, живы или сгинули уже? Засунули его, наверное, пока раненый в отключке валялся, в капсулу какую-нибудь спасательную и запустили на поверхность ближайшей планеты, но сами остались почему-то. А может не остались и где-нибудь поблизости бродят. Вот бы их найти. Да.

- Не помню ничего. Амнезия полная - слукавил Эско, сокрушенно качая головой. Не объяснять же прямо сейчас откуда он такой взялся, - А как эти ребята с военнопленными обращаются, ты не в курсе случайно?

Радость в сердце. Чувство, отраженное в его собственной ауре хороводом мерцающих, окрашенных в тона теплого спектра, огоньков. Это он видел отчетливо, не в пример всему остальному, что должно было оказаться в зоне обычного зрения - оно слабело с каждой минутой и уже слишком плохо различал Айлен фигуры собравшихся вокруг соратников - лишь неясные тени в мутном мареве биополей. Руки Эларика, что не давали упасть - он не видел и не чувствовал их. Будто подхваченный неторопливым потоком он дрейфовал в цветном тумане, подсвеченном сиянием эльдарских душ. Сам стал почти духом, бесплотным и не подверженным боли, что было бы как нельзя кстати, если бы не свидетельствовало о значительной кровопотере. 

“Как все прошло? Времени немного, но нужно знать. Путь домой известен, но придется чуть задержаться, и стереть наши следы здесь. Не волнуйся, Айлен, мы справимся.”

Знакомый голос донесся неизвестно откуда. Ответить оказалось нелегко - простейшее пси-сообщение требовало больших усилий.

"Здание залито кровью Монгх-кей. Выживших нет... Мы убили всех, кто мог донести о нас. И вдвоем с Ллановаром взяли в плен снайпера... В итоге все выполнено - стаббер стрелял по кортежу." 

Отчет был кратким, но на большее вряд ли способен был слабеющий воин. Как и на выражение радости от встречи, о чем Эларик мог доискаться разве что по виду ауры. Но ведь не так уж и сложно это, если подумать. 

Сознание все глубже погружалось в призрачные воды, уносилось их неспешным течением, но уже на грани перехода в беспробудный сон, зафиксировало прилив новой мощной волны энергии. И тут же его поразила вспышка боли - где-то внутри уже почти забытого тела дернулась и двинулась наружу засевшая пуля...

Во время их короткой беседы он внимательно присматривался к девушке, оценивая то, как она держится, как говорит, как смотрит на своего провожатого. И не из простого интереса к новому человеку и - ну ладно, чего уж там - молодой симпатичной девушке. Много больше. По некоторым, усвоенным для себя параметрам, он хотел угадать ее суть, заглянуть в душу в попытке наперед предсказать, как может отреагировать на нее Зона.

А она обязательно отреагирует. Каждого видит насквозь и в конечном итоге именно по душе человеческой определяет каков будет дар или приговор. Бывало люди прямо по ловушкам ходили, даже не зная об этом, а порой в безопасном месте загибались невесть отчего.
Вот только предугадать, на самом деле, невозможно. Ладно бы действительно еще логика какая-то была, вроде: добряка пощадит, а гада раздавит - ни хрена подобного. Сколько не говорили, не спорили между собой сталкеры - нет тут четкой логики, ни видать ее и все тут. 
Люди не видят, а она видит. Свое что-то. 
Поэтому он знал, что бесполезно угадывать, но все равно надеялся и верил. 

Осмотрелся вокруг. Снова, как и в прошлый раз, дух захватило от потрясающей красоты здешней природы. Девственный лес, словно сошедший с картин Поленова или Шишкина, в котором от каждого дерева, каждого маленького листика исходило дыхание жизни. Не в пример тем слабым и скрюченным, что росли вблизи человеческого жилья...

- Договоримся так, Римма, - снова обратился он к девушке, - Идите прямо за мной, старайтесь даже след в след. Когда скажу остановиться - останавливайтесь сразу. Вообще, делайте только то, о чем я вас прошу. Без самодеятельности.

«...будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.»

Эти древние как мир слова когда-то глубоко проникли в его душу, встав в разряд абсолютных истин. Вот и сейчас, почти беззвучно, он прошептал их себе под нос как напутственную литанию, точно так же, как делал это Учитель. И в который раз поразился, насколько верно это библейское изречение отражает суть качеств, которыми надлежало обладать сталкеру - быть внимательным и осторожным, бесхитростным и незлобивым. 
Или вот еще правило - ни в коем случае сталкеру нельзя входить в Зону с корыстной целью. Об этом правиле многие забывали, либо не знали вовсе, однако судьбой своей подтверждали его справедливость. Так или иначе. 

Открытый проём. Переход в несколько шагов от боли и тягот, бесконечного шума, суеты пустой - к свободе и тишине. Давно же он тут не был. Месяца три, не меньше. Однако нельзя было оставить Веру одну со сломанной ногой и трехлетним малышом. После гибели мужа она практически полностью посвятила себя сыну, не подпуская к себе никого из других мужчин, кроме Алексея, да и то, на правах тихой дружбы. Ее траур длился уже года два с половиной, но она наотрез отказывалась заводить новые отношения. Не могла.
Маленькая хоть и двухкомнатная квартира в старой пятиэтажке подобно храму была полна предметами Вериного личного культа - фотографиями и вещами, хранящими воспоминания о счастливых днях. Прошлое не отпускало ее, а все мыслимое будущее было связано лишь с воспитанием ребенка. Никому больше она не хотела открыть свое сердце, но, в отличие от других, Алексей этого и не требовал. Просто приходил порой, приносил что-то - чаще деньги, иногда еду. Мог посидеть немного, попить чайку на кухне или поиграть с малышом, затем уходил. Они почти не разговаривали, но он понимал, что его помощь необходима и принимается с благодарностью. Этого было довольно. Любил ли он ее? Он и сам не знал. Но был уверен, что кроме него позаботиться об этих двоих некому. 

Сейчас, стоя на пороге, Алексей явственно ощущал насколько сильно истосковался по всему тому, что дарит Зона. Только здесь он жил по-настоящему, осознавая каждый миг, каждое мельчайшее событие вроде дуновения ветерка или запаха цветов на лугу. И только здесь он мог быть собой. 

Несколько спокойных шагов и он в Зоне. Тяжелые створки со скрежетом захлопнулись за спиной. Он не обернулся. Потянул носом воздух - отчетливо пахло жареным на костре мясом. Занятно всегда с этими запахами. Словно настроение у Зоны меняется.
Вот и девушка. Без сомнения та самая, которую он искал - в офисе показывали фотографию. Живая и невредимая, она неподвижно стояла на месте. Что это, аномальный паралич или просто сильный страх? Впрочем, это намного лучше, чем если
бы она скакала вприпрыжку между деревьями.

- Пожалуйста, Римма, стойте где стоите. Я сейчас к вам подойду, - обратился он к девушке как можно более доверительно, называя ее по имени, которое ему сообщили в офисе.

Подошел ближе, посматривая себе под ноги. Всякое может быть, даже у самого входа.

Хмурое лицо Алексея еще больше вытянулось и помрачнело. Он шел, пробираясь через мусорные кучи, оглядываясь вокруг с тем, чтобы не пропустить какого-нибудь шевеления на границе видимости. Врагов тут хватало. Он с дрожью вспомнил крылатого мужика и его огнеметную пассию. Пиздец полный. И единственный шанс спастись от подобных тварей это постараться заметить их раньше, чем они заметят тебя, а потом спрятаться как можно лучше. Надеяться победить их - все равно что рассчитывать на успех в рукопашной схватке с мастером Тайцзи-цюань. Или даже с двумя. 

Кроме того из головы не шли озвученные Максимом предостережения. 
Город зол и ядовит. 
Заставляет совершать злые поступки. 
Если появилось желание кому-то навредить - это влияет здешняя атмосфера. 
Ну конечно...

Сколько себя помнил, за годы службы в органах, он только и слышал мнения о том, как фатально влияет на человека среда. Ими пестрели изощренные суждения адвокатов и родственников обвиняемых: бедный мальчик! Разве стал бы он угрожать жертве ножом и с мясом дергать из ушей золотые сережки если бы не влияние злосчастной компании малолетних преступников с которой он связался так нечаянно? Неужели бы принялся совать в трепещущее тело испуганной до смерти девушки свой наяренный хуй если бы не подначивания двух его корешей-извергов? Ведь он так раскаивается и никогда ничего такого не повторит - просто ему очень не хватало внимания родителей...
Человек сам делает выбор. Так или иначе. 
Гниль - она внутри. 

Однако стоит ли говорить о таких вещах в такой ситуации и в этом месте? Незачем. Острым вопросам свое время. 
Поэтому он отмалчивался. И внимательно смотрел по сторонам. 

Джек говорил горячо, импульсивно, явно на ходу принимая для себя какие-то судьбоносные решения, требующие большой силы характера - это было заметно по его лицу. 
А еще заметно было, как странно загорелись желтым его глаза, словно как у кошки или у совы. Жутковато, на самом деле. Что это, действие неизвестного вируса, или истинный облик этого человека? 
Сам Джек что-то торопливо объяснял про использование энергии, про роковую ошибку, про необходимость оставаться собой. Звучало это конечно дико, однако в сочетании со всем происходящим воспринималось, в принципе, довольно связно. Даже убедительно. 
Действительно, чего уж тут сложного - некая энергия имеет в этом странном месте огромное значение. Её каким-то образом можно выпить и использовать в своих целях. К примеру, моментально, словно по волшебству, залечить смертельные раны, как это только что удалось сделать полицейскому. Однако цена тому - изменение. Какое именно - еще предстоит узнать, однако то, что заметно уже сейчас не очень-то обнадеживает. Поэтому Джек и решил идти до конца, полностью взяв на себя всю долю опасности вместо еще не затронутых губительным процессом спутников. 

Историю говоришь хочешь послушать? Чего же рассказать-то... Улыбнулся уголками губ, задумался на минуту, вспоминая далекие, овеянные душистым запахом сирени и теплом весеннего солнца школьные деньки. 

- Это было - дай Бог не соврать - в девятом, вроде бы. Мы тогда всем классом на экскурсию выехали в ботанический сад. Там был мой друг лучший, Серёга, с которым мы самого начала школы за одной партой сидели. А еще Таня, девчонка что уже несколько лет была его главной в жизни мечтой. Он грезил о ней днем и ночью, а мне она просто нравилась, без фанатизма особого. И судя по всему, я ей тоже, но само собой, мне приходилось обходить ее стороной из-за Серёгиных чувств. Такие дела. И вот на этой экскурсии она вдруг возьми да и пропади неизвестно куда. Мы с ребятами и девчонками конечно всполошились - ведь если заметит училка, то мало не покажется. Решили, что трое пацанов по-тихому Таньку поищут, не уходя далеко. Пошли мы с Серёгой и еще там один. Каждый естественно надеялся, что именно он найдет пропавшую, ну а выпало в итоге мне. Бегаю по тропинкам между деревьями, смотрю - стоит красавица. Веточки разглядывает, улыбается чему-то про себя. Волосы у нее длинные, волной светлой до плеч, глаза потрясающие, зеленые, глубокие такие, что только провалиться в них и утонуть навсегда. Фигурка, ноги - как у балерины. В общем, настоящее чудо. И как только я раньше не понимал... Она смотрела на меня и сердце мое билось как колокол в церковный праздник. Подошел ближе. Она не отвела взгляд, продолжая с потрясающей нежностью всматриваться, казалось, в самое мое нутро. В эти, ставшие вдруг тягучими, как сладкая патока, секунды возникла вдруг уверенность, что если не сделаю ничего, не поцелую ее сейчас, то пролечу мимо самого большого своего в жизни счастья. Ну а на другой чаше весов была верность дружбе.
Сильнейшее замешательство на несколько мгновений выбило почву из под ног. Однако было поздно. Её магия уже властвовала надо мной. Буквально не помня себя, я наклонился и погрузился в шелковую мягкость ее губ. Это было что-то совершенно волшебное. Незабываемое... 
Спустя пару лет мы поженились - единственные из класса, чти отношения доросли до свадьбы. А с Сергеем хоть и помирился потом, но былая дружба уже не вернулась. Видать, не прощается такое, да. 

Алексей задумчиво пыхнул невзначай взятой у Джека за время своего рассказа сигаретой.

- К чему я это все собственно... Случается, что некое решение круто меняет жизнь. И принимая его, ты осознаешь - сделанного не воротишь. Пути назад нет и быть не может. Мне теперь некуда возвращаться, Джек. Попробую понять что это за место такое, что тут вообще твориться. Мало ли, вдруг повезет. Может найду каким-то образом дорогу к... к своим. 

И напоследок добавил.

- Алексей меня зовут. Савельев.

Пробуждение каменного исполина, всплески его разрушительного нрава, чередой взрывов прокатывающиеся по окрестностям Центра - все это воспринималось Айленом будто бы издалека, сквозь застившую зрение и слух пелену, становящуюся все более плотной по мере потери крови и жизненных сил. В этой дымке продолжали водить свои хороводы разноцветные огоньки - его, постепенно угасающие, и Ллановара, светящиеся тревогой за жизнь товарища и нетерпеливым ожиданием завершения эвакуации. 

Он и сам с трудом терпел боль, гадая дотянет ли до убежища, где кто-нибудь займется его ранами. Сознание, то прояснялось - и тогда он чувствовал как греет душу гордость за себя и за соратников по поводу достигнутого успеха, то ныряло в сумерки небытия - в эти минуты его начинала бить непроизвольная дрожь и мерзкие холодные щупальца страха смерти опутывали его сердце. То и дело призывал он на помощь всю силу своего характера, всю мудрость, почерпнутую из заветов наставников, но все равно не мог обуздать недостойные воина чувства. 

Айлен не хотел умирать. Только не сейчас. Только не здесь, на этой ужасной планете, вдали от родного дома. Ведь лишь теперь ему удалось познать что-то в себе, увидеть начало нового пути, что должен был привести его к следующей ступени духовного совершенства...

К сверкающим огонькам биополя Яугмота добавились новые, чуть в стороне, на границе видимости ослабленного ментального зрения. Он узнал их. То ауры собратьев, невиданные словно уже тысячу лет. Они здесь. Рядом.
Теперь он точно выдержит. 

Собравшись с силами Киарнэль выбрался из грузовика вслед за несущим пленника Ллановаром. Глаза с нетерпением искали очертания знакомых фигур в изысканных, не принадлежащих этому миру доспехах. Искали тепло знакомых взглядов, идущее от благородных, не принадлежащих этому миру душ. 

Только сейчас он понял, насколько истосковался по этим родным сердцу эльдар. 

На. 
Сдохни. 
Жри, мразь. 
Гневные пожелания неслись вслед хорошенько разогнанным кусочкам металла, что впивались в тела нападающих гадов, валя их одного за другим. И в глазах каждого из них, за доли секунды затраченные на прицеливание, он видел все ту же гнилую суть. Происходящую от никчемности и слабости, все ту же непреодолимую жажду власти над другими, выраженную посредством жестокого насилия и убийств. 
С недавних пор, он стал смотреть на подобных выродков сквозь перекрестие прицела и признал этот способ наилучшим. Где-то внутри, конечно, еще существовали сомнения - вправе ли он решать кому жить, а кому умирать? - но на каком-то этапе долгих размышлений возникла уверенность - на страшном суде, представ перед Господом, он ответит за каждую выпущенную пулю. Ответит искренне, не таясь, с сознанием собственной правоты. 
И без страха. 
Ибо как еще можно покарать его, потерявшего все, что любил и чем жил... 

Он стоял и стрелял. Патронов было вдоволь, врагов тоже. Только одно грозило прервать череду его удач - стремительно сокращающееся расстояние между ним и целями. 
Вот ллинноухий вырос словно из под земли прямо перед носом. 
Взмахнул металлическим прутом и выбил оружие. 
В ответ Алексей, стиснув зубы от боли, извернулся и ударил ножом снизу вверх, целясь выродку под подбородок, в мягкое горло.

И в то же мгновение увидел как разразились вдруг небеса смертельным дождем сверкающих лезвий и как совсем рядом полыхнуло неизвестно откуда взявшееся пламя. 
Не думая, повинуясь инстинкту, он схватил врага свободной рукой за шею и, увлекая его за собой, бросился оземь в попытке прикрыться  чужим телом от внезапной напасти. 

Вспышка. Шок. Страшный стоп-кадр. Её кровь, стекающая по углам чудовищного золотистого рта. Месиво между огромных пальцев. Куски. Красная жижа. Её останки.

Сознание парализовало. Расплющило в момент смерти Светы, как расплющивает несущийся с бешеной скоростью автомобиль о возникшую на пути преграду. От такого удара ему еще только предстояло оправиться. В итоге, на прямую угрозу жизни реагировало в основном тело. Рефлекторно ведомое инстинктами.

Секунда до смерти... Организм биатлониста знал цену времени. Длину секунды, в которой, на самом деле, еще сотня долей, что подчас определяют всю дальнейшую жизнь. Максим привык не тратить эти доли попусту.

Резкий рывок. Уход от загребущих ручищ. Ноги сами понесли прочь, за пределы досягаемости жуткого монстра. А руки, распахнув тяжелую накидку, вскинули заряженный дюралевым болтом боевой арбалет.
Гибель Светланы не должна остаться безнаказанной.

Люди. Они всегда одинаковы. Эгоистичны, амбициозны, мелочны. Даже в критической ситуации. Даже когда получили власть и силу - особенно тогда...

Максим переводил тяжелый пристальный взгляд с одного на другого. Слушал их разговоры. Нападки резкие, споры, обвинения. Заигрываются ребята мощью своей, хвосты павлиньи расправили, давят друг друга авторитетом непомерным.

- Хватит! - внезапно отрезал Максим, теряя терпение, но тут же взял себя в руки и продолжил гораздо спокойнее, - Посмотрите на себя. Что с вами случилось? - на Глейзера посмотрел, - Неужели забыли как спасались мы из вагона, как со свалки вместе выбирались, как спутников навсегда теряли? Ведь были все заодно тогда, - обернулся на Линду и Влада, - И вы наверняка точно также, когда своим путем сюда шли. А что теперь? Неужто изменила так вас сила эта проклятая?

Потер устало лоб и виски. Вздохнул. Почувствовал как одолевает отчаяние. переполняют душу печаль и горечь. Захотелось сесть на мостовую и отдохнуть, выбросить все из головы хотя бы на полчаса. Но мягкое тепло инстинктивно прижавшейся к нему Светы напомнило - нельзя. Не имеешь ты на это права, Макс. Не сам по себе сейчас.

- Говорил же старик: у власти здешней есть оборотная сторона. Не только внешне меняетесь - внутренне тоже. Пока не поздно, надо остановиться, иначе потеряете себя безвозвратно...

Погрустил немного и продолжил уже совсем спокойно.

- Теперь о деле. Помните что дед покойный рассказывал о местных раскладах. Жрецы, методы которых уже известны, служат Высшим Лордам. Им старик противопоставлял Ангела, что сам "Ангел Господень и есть". Признаться, я никогда не был очень уж религиозен, но Библию читал. Крылатые слуги Всевышнего тоже существа непонятные и неоднозначные, но все-таки, вроде как за нас, за людей, то есть. Значит, из того, что мы знаем, это наш единственный шанс. Будем искать Ангела последовательно - сперва на заводе, хотя вряд ли он там, но мало ли. Потом, если не найдем, придется в город идти. Постараемся не светиться особо. Из местных, тех что попроще и по тупее, аккуратно информацию вытягивать. Жрецов, если появятся, попробуем нейтрализовать по возможности быстро и по-тихому. Ну и само собой, разделяться нельзя.

Проклятье...
Под тяжестью постигшего его разочарования безвольно опустились руки, сжимающие рукоять, все еще работающего, пиломеча. Подобно жалкому зверьку, которому прищемили хвост, оружие истошно взвизгнуло, чиркнув по полу.

Как?
Как он мог позволить такому случиться?
Почему допустил, чтобы тщательно спланированная операция фактически провалилась только из-за него одного?
Пожарная тревога по всему зданию, толпы людей в панике бегут наружу, а всемогущий Туррис уже фокусирует на происходящем сотни своих электронных глаз.

Он стоял и смотрел как под ударами тугих струй шипело и гасло зажженное им пламя. Ошарашенный, он был не способен действовать. Зато мысли, словно острые кинжалы, одна за другой вонзались в его душу. Все события ближайшего прошлого сложились в одну ясную картину, что предстала перед ним во всех подробностях и аспектах. Он, Айлен, целенаправленно шел к этой минуте, все более укрепляясь в сознании своего величия и мнимой правоты. Не помог и недавний урок ведомого мудростью и интуицией Эларика: в честном поединке тот напомнил зарвавшемуся Киарнэлю о пределе его возможностей, дабы это знание сподвигло юнца быть внимательнее и острожнее. Однако все напрасно. Своеволием и безграничной самонадеянностью он опозорил себя, свой Храм, своих соратников.

Айлена затопило раскаяние. Низвергло на самое дно, где его внутреннее Я стонало и мучалось под жестокими ударами совести. Но эти же удары разрушали воздвигнутые им вокруг своей души стены высокомерия и самообмана. Если бы кто-нибудь из собратьев сейчас посмотрел на него, то увидел бы, как меняется аура и как с новой силой начинает сиять в ментальном спектре его душа. В ней, освобожденной от оков, теперь заново рождалась решимость.

Он еще может все исправить.

Где-то здесь наверняка есть управляющие терминалы или хотя бы средства оповещения всего персонала. План Айлена был предельно прост - никто не должен выбраться из здания, а значит, в первую очередь необходимо блокировать лифты, тем самым отправляя толпу Монгх-кей на узкие и длинные лестницы. А там уж, подоспевшие оперативники О.Д.М. устроят массовую бойню - в живых не останется никого...

Один из терминалов каким-то чудом уцелел после взрывов и Айлен в торопях пустился на поиски системы управления лифтами. Конечно же он не был экспертом по электронике Монгх-кей, но в этот раз отвернувшаяся было удача вновь решила одарить его своей сияющей улыбкой.

Есть. Вот оно. Несколькими нажатиями на нужные кнопки Скорпион заблокировал все лифты в здании. Затем довольно быстро обнаружил программку, отвечающую за подключение к устройствам громкой связи на всех этажах. Огляделся в поисках микрофона - тот тоже оказался под рукой. Сейчас все услышат голос инопланетного гостя...
Пара секунд на раздумья.
Эфир.

- Внимание всем! Говорит служба безопасности! У нас возникли непредвиденные проблемы. В здании объявлена тревога. Во избежание несчастных случаев лифты заблокированы. Всем немедленно выйти на лестницы и оставаться там до появления сотрудников охраны. Далее следовать их инструкциям. Просьба сохранять спокойствие! Ситуация под контролем!

Айлен даже улыбнулся, довольный собой. В системе очень к месту оказалась функция записи сообщений, чем он не преминул воспользоваться, и теперь его бодрый голос будет транслироваться раз в четыре минуты.

Быстрая концентрация и четкий приказ командиру боевиков отдан.

- Отправь свободных людей на лестницы. Всех собравшихся там - уничтожить!

И последнее. Самое главное.

- Ллановар, друг мой, прошу тебя, помоги...

Светка прыгала ловко, как бродячая кошка, но в последний раз чуть раньше чем следовало оттолкнулась от земли и потому немного не добрала до противоположного края...

- Держись!

Вскрикнул Максим и ухватив за запястья зависшую на краю пропасти девушку, рывком вытянул ее на себя.

В следующую секунду он кинул быстрый взгляд на преследователей. Досадливо закусил губу - жрецы постепенно приближались, медленно, но верно, нагоняя беглецов. Что удивительно, остальные, включая даже плюгавенького на вид бородача, умудрились убежать далеко вперед. Как казалось, они и не ведали усталости, что мало-помалу начинала одолевать Макса и Свету, а Глейзер так вообще скакал точно заправский кенгуру, взлетая каждый раз на головокружительную высоту.

- Ти-иим!!!

Когда сильно отставший музыкант все-таки попал в когти ненавистных жрецов, Старков не смог сдержать эмоции и издал горестный вопль. Продолжая забег - что поделать, бедному Копацки было уже не помочь, - про себя он горестно попрощался с талантливым спутником и прибавил скорости. Им со Светой нужно сильно постараться, чтобы избежать той же печальной участи.

Внезапно откуда-то вновь появился Эдуард и предложил безумный план: принять бой. Максим на бегу оглянулся назад, оценивая расстояние и численность преследователей. Полученные данные оптимизма не внушали. Жнецов было много, не меньше пары десятков и шли они ходко, обещая быстро покрыть разделяющий их с Максимом отрезок пути, ежели он остановится для стрельбы.

Биатлонист быстро прикинул шансы: его винтовка БИ 7-4 комплектовалась магазином увеличенной емкости, однако это все равно всего лишь восемь патронов. На прикладе, правда, было закреплено еще четыре полных магазина, но, как не крути, на перезарядку уйдут драгоценные секунды. Стрелять ему надо очень точно. Один выстрел - один провалившийся в бездну жнец...

Успеет ли поразить двадцать движущихся, скачущих как мячики, целей, прежде чем жуткие стальные когти вонзятся ему в шею?
А есть ли выбор?

Внезапно Максим ясно осознал, что выбора то на самом деле нет - жрецы неминуемо настигнут их рано или поздно. А так, есть надежда, что удивительно усилившийся Глейзер, сумеет справиться с частью врагов...

- Беги, - твердо сказал Максим Свете, - Мы с Эдом их остановим.

Согласно кивнул Глейзеру - мол, хорошо, давай рискнем. Затем, после преодоления очередного разлома, развернулся и заученным движением снял со спины винтовку. Лег на пол. Быстро успокоил дыхание - ему было не привыкать стрелять после изнурительных забегов. Прикрыв один глаз, прицелился в первого жреца. Подождал когда тот вскочит над горящей пропастью и плавно спустил курок...

Максим оторопело воззрился на Эдуарда. Конечно все можно понять, ситуация сейчас не простая, все испытывают тяжелый стресс и прочее, но, как казалось, психическое здоровье Глейзера действительно пошатнулось...

- Послушай-ка Эд, все эти чудесные события, удивительные местные жители и находки, - начал он осторожно, - все это с исследовательской точки зрения конечно дико интересно, и я искренне рад, что тебе оно пришлось по душе... Но пойми, мы все, прежде всего, хотим вернуться домой. Это сейчас наша главная задача.

Затем обернулся к Свете и незаметно для Глейзера сделал удивленное лицо, красноречиво вскинув брови и как бы говоря - "Ну дает мужик...".

- Так ты байкерша? Круто. Уважаю. А я бежал на лыжах по подмосковной трассе. К соревнованиям готовился. Вот и винтовка с собой оказалась, и рюкзак со всякими полезными вещами. Слушай, а вы что зимой тоже катаетесь? И не холодно в коже?

Кшатр сказал свое слово. В воцарившейся зловещей тишине из Рощи вышла темная рать. Мертвые воины окружили со всех сторон. Ждут.

Чинвенду посмотрел на Буна. Пристально. Изучающе. Вот он стоит, крепкий, кряжистый. Но безоружный. Подойти и вонзить кинжал. Пролить кровь соплеменника, открывая дорогу к власти великой. Стать во главе армии мертвецов, а следом вождем всех Бунов.

Взглянул на кинжал Чинвенду. Оружие владыки острова. Первый дар его. Глаза поднял на голову исполина и заговорил в полной тишине голосом глухим, но твердым.

- Ты мудр, Кшатр. Тысячи лет живешь. Говоришь, нет для тебя прошлого. А для нас, смертных, оно есть. Помнить всегда буду кто я. Помнить песни народа своего, родного очага запах, заботливые руки матери, подруги красоту. В моем сердце все это и умирать буду Буном, но не предателем-братоубийцей.

С силой сжал Чинвенду рукоять, так что рука задрожала, и бросил кинжал к подножию каменного трона.

Достал топор и встал плечом к плечу с соплеменником, сказав коротко.

- Сейчас мы умрем, брат.

Двери лифта закрылись и Айлен встал сбоку от них, прижавшись к стенке спиной. Его спокойствие и холодность изумляли даже его самого - казалось все его существо уподобилось совершенной формы клинку, направленному в цель настолько точно, что удар его неотразим...
Сознанием он находился одновременно всюду, куда только простиралось его ментальное видение, замечая, анализируя радужные контуры аур движущихся и неподвижных Монгх-кей. Это требовало известной концентрации, а точнее особого внутреннего состояния, чем-то напоминающего легкий транс, но вместо расплывчатой затуманенности - предельная ясность восприятия. Ничто не должно было нарушать его, покуда не начался бой, ведь от этого во многом зависело, сумеет ли Скорпион избежать ненужных столкновений или наоборот застигнуть врагов врасплох, добраться до цели и выполнить задание вовремя.

Вдруг картина ментального пространства подернулась рябью, словно отражение от брошенного в водную гладь камня. Соратники. "Самое время пообщаться!" - раздраженно подумал Айлен и с силой ударил кулаком в ладонь. Его идеальная фокусировка была сорвана внезапным пси-обращением, а кипучая волна собственной досады довершила дело. Теперь заново восстанавливать равновесие... И это именно теперь, когда каждая даром потраченная секунда грозит им провалом всего предприятия!

Ллановар, Чиракинан... Они что-то передавали, какие-то бессвязные сбивчивые образы видимо касающиеся их части задания. Призвав все свое терпение, Айлен ждал когда прекратиться этот поток впечатлений, своей размытостью недостойной ясного разума Эльдар. Что с ними случилось? Может ранены? Нет, вроде не похоже. Ладно.

- Направь Цегорах твою руку, Скорпион, кинь клич, если я понадоблюсь, благородная Тойлл, аналогично...
- Будь осторожен, Айлен, не попадайся глазам их машинного бога, и удачи... Ллановар, смотри как бы тебе самому опять помощь не понадобилась.

- Да-да, спасибо. И вам удачи.

Процедил он и поспешно разорвал связь. Довольно разговоров и напутствий. Двери лифта уже разъехались в стороны, открывая путь на новый этаж. Перед выходом из кабины Айлен постарался отрешиться от всех лишних мыслей и вновь распостранить повсюду свой всепроникающий ментальный взгляд.
Все. Времени мало. Вперед.

Переход им выдался не из легких. Ступая по разъезжающемуся под ногами разнообразному мусору, то и дело рискуя потерять равновесие или вовсе провалиться в какую-нибудь яму, они брели неведомо куда в белесом, заполняющем все вокруг, мареве. От острых дурманящих запахов гнили и разложения кружилась голова, а необходимость нести, казавшиеся поначалу такими легкими, носилки с Элизабет, заставляла мышцы рук и спины стонать от постоянного напряжения.

Впрочем, Максим не жаловался, а наоборот, внутренне воздавал хвалу Всевышнему за то, что их компания так легко и благополучно пережила крушение вагона. Ведь все могло обернуться гораздо хуже... Даже думать не хотелось о том, что могло бы произойти, а тут всего лишь один перелом. Чудо, не иначе.

По пути Старков приглядывался к спутникам, подолгу останавливая задумчивый взгляд на каждом из них. Паренек назвавшийся Родионом явился для него пока что самым раздражающим членом их компании, побеждая в этом смысле капризулю-Бет, хотя, возможно, это было по причине того, что к ней, как к женщине, Максим изначально относился более снисходительно. В основном Родик отвращал своей чрезмерной говорливостью и пустословием, обратно пропорциональными его реальному вкладу в общее дело. Например, носилки нести он согласился далеко не сразу, а высказанную чуть раньше идею присвоить винтовку Максим не стал даже обсуждать, сделав вид, что пропустил реплику Родиона мимо ушей.

Русскоговорящий иностранец Тим, даром что выглядел нескладным и неприспособленным к дюбым тяготам хлюпиком, напротив проявлял характер, подкупал неожиданным спокойствием, выдержкой и рассудительностью, которые, казалось, не изменят ему в любой, даже самой критической ситуации. Такой поистине катастрофический поворот судьбы, как крушение поезда он встретил задушевной песней, а без удобных носилок его изготовления Лиз пришлось бы совсем нелегко.

Остальные, вежливый Эдуард и симпатичная Света, показали себя вполне адекватными людьми, на которых можно было смело рассчитывать в деле спасения из глубокой задницы, в которую они все попали.

Приглядывался Максим и к мусору, что наравне с непроглядной серой дымкой составлял всю картину окружающей действительности. Изучая его, он пытался понять чем и как жило местное население, обнаружить надписи на каких-либо языках, найти знакомые предметы или их фрагменты - все что угодно, лишь бы узнать где они очутились...

Долгое и нудное блуждание по свалке закончилось неожиданно. Путь преградила огромная пропасть, края которой были забраны стальной сетью, натянутой между массивными столбами со странными символами, источающими зловещее красное свечение. Такого Максим за всю свою жизнь не встречал, ни на фотографиях, ни, тем более, в живую. Наблюдая эти обелиски, выглядящие как реликты древних загадочных цивилизаций, он по новому взглянул на происходящие с ним странные события. Понеслись мысли о параллельных мирах, иных реальностях, планетах и тому подобной фантастике, которую он предпочел бы познавать в книгах и фильмах, но никак не наяву, на собственном опыте.

Из размышлений его выдернул возглас Светы. Она заметила копошащиеся невдалеке фигуры. Максим устремил взгляд в указанном направлении, но рассмотреть все подробностях не сумел. Местные были определенно похожи на людей, но после всего увиденного, Старков уже ни в чем не был уверен... А между тем, Эдуард решил не затягивать с установкой первого контакта. Максим поскреб подбородок и произнес:

- Хочешь пообщаться с местными? Ладно, давай сходим, попробуем что-нибудь выяснить, - он перехватил поудобнее винтовку, - Надеюсь они окажутся более вменяемыми чем тот, в вагоне...

Подошел к Эдуарду направился вместе с ним и Тимом на встречу с аборигенами. С каждым шагом в душе у Максима нарастало волнение, даже страх перед неизведанным, таящим возможную опасность, но он всеми силами пытался справиться с этим, загнать вглубь себя и запереть там, не позволяя нарушить ясность восприятия. Обязывали ответственность за жизни других и понимание того, что от его действий зависит сейчас очень многое.

Что делать, когда привычная основа, твердь, на которую мы опираемся, по которой ходим, не задумываясь о ее надежности, вдруг рушится и проваливается неизвестно куда? Какие чувства испытываешь, находясь на палубе тонущего корабля или в кресле падающего самолета? Все что раньше казалось важным отходит на второй, третий, десятый план, а главным становится мучительное ожидание неминуемой встречи с Бездной. Ты понимаешь - она все ближе, надвигается, но ничего, ровным счетом ничего не можешь сделать. Ощущение неотвратимости конца. Максим запомнил его навсегда...

С бешеной силой их вытряхнуло из вагона и казалось должно было расплющить о землю, но ожидаемого удара почему-то не произошло. Придя в себя, Максим понял почему. Огромная куча гадкого, вонючего, отвратительного, но - Какое счастье! - мягкого мусора спасла их от смерти. Повезло.

Кряхтя и охая, зашевелилась Света. Максим торопливо слез с нее, чувствуя крайнюю неловкость. По идее это он должен был смягчить их падение, а получилось наоборот, мда... Ну что уж теперь. Хорошо хоть цела осталась.

- Ээ... Извини - пробормотал он девушке вдогонку и поднялся сам. Глянул - вроде живы все. Вдруг, откуда не возьмись, снова послышался уже знакомый старческий голос.

- Мы здесь! - крикнул он в ответ, - Не подохли! Куда идти-то нам?

Осмотрелся вокруг. Невдалеке какой-то завод. Остальное все белесым туманом скрыто. Интересно, услышал ли его тот старик? В ожидании ответа, Максим пошел к остальным, проверить все ли в порядке.

Оказалось, не все. Лицо Элизабет было в крови, а сама девушка, предприняв попытку подняться, вновь оказалась сидящей на куче отходов. По-видимому, ногу повредила. Максим подошел к ней и присел на корточки, осматривая начавшую опухать конечность.

- Думаешь сломала? Проверять не буду, чтобы не мучить. И так ясно, идти не сможешь. Хм...

Максим задумался над словами бородатого паренька. Носилки нужны. На костылях по этим мусорным кучам девушка далеко не уйдет, но вот потом... Какое-то внутреннее чутье подсказывало, что ближайший травмпункт может оказаться гораздо дальше, чем хотелось бы, а по пути им еще хрен знает что встретится может.

- Шину сделаем, но и носилки тоже. - сказал он твердо. - Донесем тебя до конца свалки, а там попробуешь идти сама, с поддержкой конечно.

С этими словами Максим принялся искать пару подходящих по размерам дощечек или еще чего-нибудь, что можно было применить для фиксации сломанной ноги.

Где-то в необычайно далеком уголке вселенной, в озаряемом причудливыми соцветиями туманностей пространстве глубокого космоса, среди бриллиантовых россыпей незнакомых звезд скрывался один из забытых, нетронутых Хаосом миров. Там, над густой пеленой облаков, на самой границе с невыносимым холодом космоса, слышались голоса тех, кто под защитой Души этого заботливого мира вел странное потустороннее существование, став чем-то вроде бессмертных призраков прошлого.

- Мама, - вопрошал звонкий девичий голосок, - скажи, а Скорпион победит?
- Наверное, милая, - ответствовал глубокий, с чарующим мягким тембром, голос, полный материнской любви и нежности, - Позже увидим, а сейчас тебе уже пора спать.
- Но как же, ведь он такой храбрый! Я уверена, его никто не остановит! - не унимался первый.
- Кто знает, какие еще испытания выпадут на его долю, - глубокомысленно заметил второй, - Противников великое множество, а он, в конце-концов, всего лишь воин Эльдар, хотя, конечно, умелый и, как ты верно сказала, храбрый. Однако, - продолжал он рассуждать, - в его случае главная опасность может исходить не извне, как кажется на первый взгляд, а скрываться внутри него самого...
- Ну пожалуйста, мама, я хочу узнать что с ним будет дальше!
- Ох, ну что же с тобой делать... - посетовал второй голос, но следом с долей лукавства поинтересовался, - Тебе он настолько нравится?
- Еще как!
- Хм, вот мне, например, Эларик больше по душе. Серьезный, ответственный - настоящий лидер. Айлен же еще такой мальчишка, причем нисколечко этого не осознающий! В этом его слабость, что может поставить под удар весь их отряд.
- Мам, ну пожалуйста!
- Ладно-ладно, так и быть. Слушай...

Ментальная картина расстановки сил была все так же ясна для Скорпиона. Замерли в ожидании сигнала бойцы в фургоне, возле лифтов вяло копошились рабочие. Правда, из-за угла вышли еще двое охранников, но они уже не смогут сыграть сколько-нибудь значительной роли в предстоящем действе - поздно. Беспечный страж сам открыл дверь ожидающей на пороге смерти.

Взявшись за рукоять двумя руками Айлен с силой вбил острие пиломеча в спину Монгх-кея, да так, что зубчатое полотно вышло из брызнувшей кровью груди охранника. Глаза стоящего напротив командира округлились. Он явно не ожидал такого поворота событий, чем только подтвердил некое общее явление для жертв Скорпиона, который уже давно привык подобному изумлению, а так же к тому, что длилось оно почти всегда не долго. Только успело, намотавшее на себя внутренности Монгх-кей, зубчатое лезвие покинуть обмякшее тело, как к горлу командира устремились сверкающие звезды сюрикенов.

- Вот видишь, как легко он застал их врасплох!
- Подожди, милая, ведь это только начало. Если Монгх-кей успеют поднять тревогу, то все запросто может сорваться...

Яростная атака набирала обороты, а между тем общее действо также требовало развития.
- Вперед.
Коротко скомандовал Айлен в ментальном пространстве своим союзникам и тут же темные фигуры посыпались из распахнувшегося фургона. Поводя стволами укороченных лазганов, сходу открывая огонь, они устремились к укрытиям. Сам же Скорпион в этот момент выскочил из-за тела мертвого Монгх-кей. С мечом на излете в одной руке и с кинжалом в другой, он рванулся вперед, сразу завладев пространством боя и оказавшись среди повскакавших со своих мест Монгх-кей. Движение его не прекращалось ни на мгновение, перейдя в неистовую пляску, результатом каждого па которой становились отрубленные конечности врагов. Кровь хлестала из страшных ран, нанесенных пиломечом, а стоны и крики умирающих тонули в изолирующем поле кристалла Тишины.

- Мама, скажи, а Скорпион что, злой? Зачем он так потрошит этих Монгх-кей, хочет чтобы они мучались перед смертью?
- Да нет, дорогая, вроде бы не злой. Тут все дело в ритуалах и традициях воспевающих разные аспекты войны, которые... Впрочем, не важно. Давай-ка ложись и засыпай. Все эти Скорпионы далеко. Пусть тебе снятся приятные добрые сны...

Острие ножа, направляемое уверенным и точным движением руки, входит под подбородок беспомощного рабочего. Его аура вспыхивает изломаными росчерками боли и быстро затухает, а биополя остальных остаются все такими же серыми и бесформенными, олицетворяя безмятежность и зацикленность на рутинных мыслях и действиях. Все тихо. Затаившись в укрытии, можно подождать пока некоторые Монгх-кей погрузятся в лифт и покинут зону стоянки, но время дорого. Нужно двигаться дальше, а значит пришел черед специальных средств, коими снабдил группу родной крафтфолд.

Извлеченный из потайного кармана пси-доспехов и активированный кристалл Зноя окутывает руку еле заметным тусклым сиянием и тут же воздух вокруг Айлена подергивается рябью, дрожит словно мираж в озаренной палящим солнцем пустыне.

Укрытый этим призрачным пологом, что действовал как на физическом, так и на ментальном уровнях восприятия, Скорпион плавными, перетекающими из одного в другой шагами, пошел вперед по направлению к посту охраны, откуда с рассеянным, судя по аурам, вниманием следят за округой стражи Монгх-кей, бойцы наверняка никудышные, но между тем способные поднять тревогу и таким образом испортить ход всей операции.

Айлен кинул взгляд на грузчиков, увлеченно перетаскивающих ящики с места на место. Точно полуслепые рабочие особи инсектоидов они не обращали внимания ни на что, кроме своей однообразной деятельности. Впрочем, вряд ли стоит рассчитывать, что те сохранят пржнее спокойствие если ситуация вдруг круто изменится. К примеру, прогремят взрывы на посту...

Разум, наделенный возможностями много большими, чем слабый разум Монгх-кей, потянулся к сознаниям приспешников, засевших в фургоне.

По моему сигналу будте готовы атаковать рабочих.

Образ ворочающих грузы Монгх-кей и их расположение относительно машины диверсантов присоединился к сказанному.

Тянутся мгновения. Им вторят размеренные удары сердца. Цель все ближе... Низко пригибаясь, проскользнуть ко входу в контрольный пункт и замереть возле него, выжидая момент для решительного удара...

Крылья сломались, разлетевшись сотнями перьев, а тело сотряслось от жестокого удара. Темно в глазах. Виски режет болью. Скривившись, Алексей тяжело задышал, про себя уговаривая стонущий организм потерпеть и подняться. Встал. Пошатнулся, но удержал равновесие. Ничего, нормально...
Взглядом поискал товарищей. Один, два... Пятеро. Птаху и Тени кажется тяжелее пришлось. Лежат, моргают, как будто только в сознание пришли. А где же еще двое?

Январские пушистые снежинки кружились и таяли, падая на лицо. По снежному полю, пыхтя и увязая в высоких сугробах, бежал отряд неофитов в полной выкладке. Я шел поодаль, наблюдая за каждым, по радиосвязи подбадривая крепким словцом отстающих слабачков. Пашка Молчун бежал в первых рядах, вроде и не думая уставать. Крепкий. С характером. Выйдет толк. Только подумал и на тебе. Крякнул боец и повалился кувырком, скрывшись в снежных брызгах. Секунда, другая. Сейчас встанет и скорее догонять, но нет. разлегся чего-то. Ну я в эфир: "Подъем, боец! Ты чё, припух что ли?!". Подошел, брови нахмурил, набрал воздуху: "А ну встать! Быстраа, блядь!". А он мне: "Ногу подвернул, товарищ сержант...". И тут я зарычал, как тигр: "Да ты охуел!!! Хоть без ног на руках ползти должен, чтоб товарищей поддержать огнем!!! Меня не ебет!!! Встал и пошел!!!". Дернулся он, зыркнул зло из под забрала, но закопошился. Поднялся и заковылял, постанывая, вслед за группой. Молодец. Точно толк выйдет.
А потом через месячишко примерно, заходит как-то в палатку - мы тогда на учебном восьмидесяти километровом марш-броске были - бледный такой, смурной, и говорит: "Тащ сержант, у вас это... выпить есть?" - у меня челюсть так и отвисла. Молчун говорит! Даже слов сразу не нашел, а он продолжает: "От меня девушка ушла, сейчас только звонила. Сказала больше так не может. А ведь год уже жили...". Я промолчал, глядя на него. Потом вздохнул. Так же молча достал из рюкзака ноль-семь "Русского стандарта", разлил в два стакана граненых. Кивнул на ящик, служивший табуретом.
Долго тогда говорили с ним, хорошо, душевно. Вторую бутылку тоже достали. Помню смотрел в глаза его близко, руку на плечо положил и говорил: "Пойми, ну нельзя нам этого... Всем можно, а нам, пиздец, нельзя... Мемориальную плиту видел же.. Какой из тебя муж, если не сегодня завтра шлепнут...". И самому больно так стало. Вспомнил тех, кого любил взаимно. С кем рука об руку мог всю жизнь пройти. Яру вспомнил...
А по возвращению он уже на губе сидел, я - на ковер к полковнику за неуставные. Лейтенант, сука, капнул.

ссылка

Кулаки сами собою сжались. Внутри заныло тоскливо так. Плечи поникли под весом усталости навалившейся. Подошел к Самбе и глядя в глаза сказал тихо и хрипло - Что ж так, Назия. Ведь мы виноваты. Сами еле выжили, а они зеленые совсем... Может подкрепления надо было ждать? Не знаю...

Рваный ритм скачков и резких смен направления бега в сочетании с диким хохотом сумасшедшего очень скоро сбили дыхание и потому, когда Алексей остановился и обернулся посмотреть, что происходит у него за спиной, то почувствовал как тяжело стучит кровь в висках и сердце рвется из груди, будто у припадочного. Как оказалось злой ветерок отнюдь не гнался за ним и вообще плевать хотел на приглашение поиграть. Вместо этого он продолжал убивать. Быстро, эффективно и беспощадно. То, что открылось взору Дементьева, было поистине ужасающим.

Зал залит кровью, и какими-то омерзительными обрывками. Брызги крови на вентиляторах. Брызги крови на кондиционерах. Брызги крови на свисающих с крыши бумажных журавликах счастья. И на потолке брызги крови. Две дюжины трупов. Изломанное оружие. Стоны умирающих. Тихо хныкает в углу неофит. Суетливо пытается кровоточащими культями запихнуть выпущенные кишки обратно в окровавленную дыру живота. Еще один из неофитов, которому Титанид оторвал ноги сорвал кожу с лица, вырвал глаза и выдернул нижнюю челюсть, хрипя и оставляя кровавую полосу за собой ползет к лестнице. Из багровой раны, бывшей ранее его лицом сиротливо свешивается искусанный язык.

Беркут как громом пораженный застыл на месте. Закрыл глаза. Он не хотел им верить, не ощущая себя в силах выдержать страшную, как кошмар безумца, реальность... Затем снова открыл, оглядываясь в поисках диковинного разумного ветра. И не сразу нашел. Вероятно это те несколько еле различимых глазом кружащихся сквознячков, что метались по залу взад и вперед, и судя по всему уже не содержали в себе никакой угрозы.

Значит справились все-таки. Но какой ценой...
Алексей пошел по залу, с дрожью оглядывая лежащие тут и там тела. Вываленные наружу внутренности, оторванные конечности, головы, глаза, обломки костей с кусками мяса на них, сплошь залитый кровью пол... Вот и Прохор недвижный, словно прилег отдохнуть - никаких видимых повреждений, кроме маленькой, сочащейся кровью, дырочки во лбу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять - никого не спасти. Но и оставлять так нельзя.

Достал, поднял пистолет, прицелившись в голову стенающего в углу неофита. Рука ощутимо подрагивала, как и нижняя челюсть. Стиснул зубы и нажал на курок... Отвернулся. Отчего-то защипало в глазах.
В несколько шагов приблизился к тому, у которого снесло половину лица. Подошел вплотную и выстрелил ему в затылок. Пуля прошла насквозь, выбив из пола кусок деревяшки. Неофит замер... Сняв перчатку, Беркут вытер рукой глаза и увидел Назию, занимающуюся одним из двух, находящихся рядом с ней оперативников. Этого он опознал сразу - Паша, Молчун. Тут же резкая боль пронзила губу - зубами прикусил до крови. Но нет - жив боец, в сознании. Отлегло немного. Поймал взгляд Самбы. Как же хотелось утонуть в ее бездонных глазах, пропасть без следа и не видеть, не чувствовать больше ничего. Просто исчезнуть...

Но дело еще не сделано. Где-то прятался этот трижды проклятый маг и хоть осталась лишь горстка солдат, найти его было необходимо. Словно в ответ на мысли Беркута снова раздался ненавистный голос и понес какую-то невероятную ахинею. Скривившись, Алексей заметался на месте, пытаясь понять откуда доносятся звуки, затем быстрым шагом прошелся до брошенного им автомата, затем поднял и надел свой шлем.

"Мы доберемся до тебя, сучье ебанное! И тогда ты за все ответишь..." - с остервенением перезаряжая Р90, подумал Дементьев. Потом подошел к Левиной.

- Взрывать пока рано, наверное, - сказал он, покосившись на зажатый в ее кулаке детонатор, - Как думаешь, твоя зверушка сможет обнаружить эту сволочь? Ты как-то говорила вроде, что он у тебя бегает по другим измерениям или что-то в этом духе...

Путешествия по тонким мирам... На такое были способны только опытные маги, которые стояли в иерархии Ордена на много более высоких ступенях, чем они, простые оперативники. Однако если Назия все-таки решила попробовать, то все мы, выжившие в жестокой резне, обязаны помочь. Отомстить за павших и добраться до предателя рода человеческого. Во что бы то ни стало.

Сейчас, после штурма, он чувствовал себя точно дряблый выжатый лимон, но если даже и осталось что-то, как передать эти остатки? Беркут задумался.

"Может быть так?" - предположил он про себя, одновременно чувствуя как крепнет в нем уверенность и как наполняется смыслом его догадка. Запас энергии можно восполнить. Надо лишь прикоснуться к мудрости и искусству, что бережно сохранялись людьми на протяжении многих веков.

Автомат и снайперская винтовка легли на залитый кровью соратников пол. За ними последовали шлем, сегменты брони, боеприпасы в разгрузке, гранаты, оба пистолета... Предмет за предметом он снимал с себя все снаряжение и складывал в одну кучу. Стащив сапоги и гимнастерку, остался лишь в черных форменных штанах. Затем, ни слова не говоря, сделал пару шагов в сторону и встал на участке пола, относительно свободном от фрагментов человеческих тел. Застыл неподвижно, прикрыв глаза. Только грудь и живот медленно и спокойно вздымались, свидетельствуя о тщательно контролируемом режиме дыхания...

ссылка

Ноги и руки Беркута пришли в движение. Сперва очень неторопливо, потом немного ускорившись, он словно выполнял па таинственного и очень грациозного танца. Плавные шаги, переходы - тело перетекало из позиции в позицию с поразительными гибкостью и утонченностью. Руки с раскрытыми ладонями то шли параллельно, то расходились в стороны, будто прикасаясь к чему-то невидимому, субстанции чистой энергии. Казалось Алексей движется во всех направлениях сразу и движения эти были завораживающе красивы и столь же естественны, как, например, вдох и выдох.

Лишние мысли, тревоги - все ушло. Только радость и упоение пульсирующей вокруг энергией жизни. Той, что всегда вокруг нас. Которой щедро питает все живое Природа. Которая и есть самое настоящее истинное Чудо...

Горячая кровь неофита брызнула во все стороны, окропив пол и черную броню бойцов. Голова другого пролетела мимо Алексея. Пораженный, он проводил ее взглядом, живо представив жуткое, искаженное агонией лицо солдата под закрытым забралом шлема. Еще двое. Люди боролись и погибали за отчизну не щадя себя, а он... как он мог уберечь их? Ведь не маг, не волхв, не Сакральный Полковник. Ни сил нет, ни мудрости, а только одна огнем на сердце выжженная уверенность, что должен невозможное сделать и привести к победе, ибо поражение в бою с такими силами означает лишь смерть для всех.

Смерч-убийца был совсем не большим в отличие от тех завихрений, что были на улице, но отчего-то даже более злым. Точно маленький неуемный "ребенок" в сравнении со сдержанными и словно ленивыми "взрослыми". Фантазию дополняли развешенные тут и там журавлики-оригами. Право слово - детская. Однако игры в ней для людей кончались быстро и трагично. Игры...

«Геннадий... Без игрулек только...»

Пришедшая следом мысль показалась абсолютно безумной, однако разум Алексея и так уже дошел до крайней точки. Поиграть со смертью, дергая ее за усы? Почему бы и нет...
Бросая на пол один за другим оба ствола, включил рацию.

- Все кроме Молчуна на выход! Паша, разложи пластид по залу. Взорвем его к чертовой матери.

Затем снял шлем и свистнул громко, как только мог.

- Эй, Гена, малыш! Хочешь поиграть? - крикнул он торнадо-озорнику, подбрасывая шлем точно мячик. Весело захохотал, хотя последнее, что сейчас им владело, это желание веселится - Держи-ка! Попади в меня!

С этими словами Дементьев бросил шлем прямо в смерч. И не переставая хохотать, со всех ног бросился от него к дальней стене, петляя, подпрыгивая и пригибаясь. "Время... Нужно выиграть время, чтобы люди успели отойти, а Паша смог заложить взрывчатку..."

- Попади-и, попади-и!!! - орал он заражаясь безумием, но при этом концентрируясь на своих способностях.

Поднимаясь на верхний уровень одного из немногочисленных ресторанов Центра в обществе ближайшего соратника и уже порядком поднадоевшего за последнее время Монкх-Кей, Айлен предвосхищал встречу с хоть и знакомым, но не ставшим от этого менее загадочным Организатором. Внутренне он собирался, понимая, что разговор с лидером повстанцев в очередной раз будет не из легких и этот факт несомненно раздражал его. Впрочем, Айлен был достаточно умен чтобы понимать - причина кроется в нем самом.

Если бы кто-нибудь спросил его, до появления на злополучном Альбегарде, что он думает относительно интеллектуальных способностей Монкх-кей, то скорее всего ответом стал бы ироничный смех. Теперь же Киарнэль не сомневался - многие люди умны, хитры и коварны. Для того, чтобы играть с ними на чуждом ему поле дипломатии, интриг и обмана, нужно быть кем-то другим... Возможно таким как мудрый Эларик, на которого во многом полагалась вся их команда.

Однако предпочтения изумрудного диверсанта были сейчас неизмеримо менее важны, чем требующийся от него вклад в общее дело. Особое видение, пользоваться которым учился Айлен в последнее время, должно было помочь Маульниру в его тонких и опасных играх с Монкх-кей, что обязательно приведут Эльдар к пусть далекой, но славной победе.

- Приветствую вас, союзники. Рад видеть вас живыми...

И снова этот голос. Чуждый, холодный, лишенный свойственного Эльдар пиршества эмоциональных красок. За поверхностным смыслом сказанных слов Айлен инстинктивно чувствовал опасность. Возможно не непосредственную, но скрытую где-то там, в сумраке чуждой души. Пальцы Айлена дрогнули, желая обхватить рукоятку кинжала и искупать его в море Монкх-кейской крови. Но он заставил себя натянуто улыбнуться и еле заметно качнуть головой в ответ на приветствие...

Ночь, улица, не единого работающего фонаря, как собственно и аптеки - в этот час закрыто все, кроме подпольных логовищ каких-нибудь незарегистрированных магов, мать их за ногу... Практически с момента отправления Алексей сидел неподвижно, скрестив руки на груди. Абстрагируясь от внешних раздражителей он крепко и глубоко думал о предстоящей операции.

Маги, маги... Сколько их? Какой у них уровень по классификации Сварогина? Каков накопленный на данный момент энергетический потенциал? Короче, попросту, сколько бойцов Ордена в прямой видимости они могут шлепнуть? Ни на один из этих вопросов не было ответа в короткой, как приговор, формулировке задания. И только один совет: рекомедуется быстрый штурм. Быстрый и решительный... Очень быстрый и решительный...

Приятное и такое полезное для концентрации внимания и псионических сил состояние легкого транса, которое какие-нибудь невежды могли принять за обычный сон, внезапно прервалось донельзя задушевным и в чем-то наивным припевом знакомой по посиделкам с гитарой у большого пионерского костра песней. Ничего нелепее в данной ситуации зазвучать не могло. Алексей покосился на водителя, странным вкусом которого был продиктован этот выбор, но ничего не сказал. Просто вставил в уши свои неизменные белые наушники и легкими касаниями подушечки указательного пальца организовал себе свой собственный музыкальный досуг. 

Композитор: Доменико Скарлатти (1685-1757).
Произведение: Sonata in B minor, Allegro.
Исполнитель: Эмиль Гилельс.

Чарующие звуки с первых нот увлекли его в сферу тонких чувств и поэтики музыкального языка. Записи выдающегося пианиста прошлого века никогда не разочаровывали его, что бы тот не играл.

Любовь к музыке. Как говорили знакомые Алексею музыканты, настоящим мастером без нее, безусловной и всеобъемлющей, не станешь. Искренне стремиться исполнить каждую ноту идеально, так, как ты только способен ее себе представить, даже когда занимаешься целыми днями, допустим, при подготовке к важному конкурсу, и тебя уже буквально тошнит от твоей программы. Все равно любить... 

Пальцы покоящейся на предплечье руки ощутили ребристый узор красующихся на броне сержантских шевронов. Вот и ему, чтобы стать мастером, следовало научится любить этих желторотых птенцов, в том смысле что знать о них все. Абсолютно все. Их способности, слабости, привычки, неврозы, психозы, или, к примеру, болевой порог. Чтобы знать, что и как они будут делать. Чтобы как можно больше их сохранить живыми.

Алексей повернул голову и принялся разглядывать сидящих в салоне неофитов, переводя взгляд от одного к другому. Такие разные. У каждого сейчас свое настроение. Кто-то вероятно предвкушает эпическую битву Добра со Злом и представляет как в сверкающих доспехах он будет крушить монстров и выродков. Кто-то волнуется, думая о неизвестной угрозе, кто-то просто собирается исполнить свою работу, как будто первое задание Ордена может как-то с ней сравниться. Но вряд ли кто-то из них думает обо всем отряде. Скорее всего только о себе. А вот Алексею подобной роскоши оставалось только позавидовать...

Взгляд остановился на Светлане. Она не состояла в его группе обучения, но он читал ее личное дело. Подобный интерес мог показаться странным кому угодно, но только не выжившему в той операции на захваченой базе Ордена когда в числе прочих погибла Яра, сестра Светы. Алексей так и не смог узнать, была ли Света в курсе, что ее ближайшая родственница тоже служила в Ордене. Сам же он не решился подойти и пообщаться. Не смог. Наверное чего-то боялся. Например, такого простого вопроса: почему она умерла, а он выжил?
В общем, не подходил и только наблюдал. Незаметно так, со стороны. 

"По-моему полковник какую-то хуйню сделал..." - успел подумать Дементьев прежде чем причудливо раскрашенные волны понесли его в бескрайние дали. Совершенно дезориентированный в этих ярких потоках он болтался как подхваченный порывом ветра полиэтиленовый пакет, кружась в завихрениях и ощущая как содержимое его желудка то и дело подступает к горлу, прорываясь наружу. Все это было до крайности неприятно, но в какой-то момент стало еще хуже. Он почувствовал как стремительно падает куда-то, закручиваясь и уходя в пике, как сбитый самолет. Все тело сжалось в ожидании удара, но падение продолжалось, а потом вдруг резко стало темно и все ощущения исчезли.

Очнулся он лежащим на теплом песке. Сквозь полуприкрытые веки он видел заполняющий все вокруг яркий свет, а подняв голову и осмотревшись, понял, что находится в какой-то пустыне. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни единого намека на какую-либо тень - только палящее солнце, совершенно безоблачное небо и светло-серый разогретый песок.

"А поближе к средней полосе России нельзя было?" - спросил он слепящий небесный диск безо всякой, впрочем, надежды на ответ. В ушах звенело от царящей вокруг тишины.
"Ладно, попробуем выбраться..." - подумал Алексей, поднимаясь. Постоял немного, прислушался к внутренним ощущениям, пытаясь уловить некие веления интуиции по поводу направления. Потом плюнул и просто пошел вперед, мечтая о том, чтобы мимо проехал синенький КаМаз со всем и каждому знакомой надписью по борту "Париж-Дакар".

Он шел уже долго. Очень долго... Силы покидали его. В горле пересохло, а язык стал шершавым, как точильный камень. Почти все оружие и экипировка были давно выброшены, Алексей сохранил только два пистолета, да и те казались сейчас непосильной ношей. Он уже почти не видел из-за застилавшей глаза белесой пелены, а в, будто сплавившемся в бесформенную массу, сознании рождалось лишь три понятия - "вода", "тень" и "смерть". Последнее доминировало.

Что-то появилось на горизонте. Какая-то фигура. Все ближе и ближе, уже почти различима в дрожащем мареве. Дементьев перестал ползти и щурясь ослабевшими глазами пытался рассмотреть идущего настречу человека. А когда рассмотрел, то сразу же закричал. Громко, срывая голосовые связки и не ведая, что изо рта вырывается только еле слышное шипение...

По поверхности потрескавшихся губ сбежали две блестящих капельки. Затем еще одна, а следом тоненький ручеек. Инстинктивный глоток принес режущую боль и Алексей затрясся в приступе трескучего кашля.
- Держись, Леша, - с нежностью пропела она, одной рукой мягко поглаживая его по голове. В другой у нее была фляга с водой. - Я же знаю, ты сильный, ты выстоишь.
- Яра... - одними губами произнес он, не в силах выдавить ни звука. Слабость была такая, что, казалось, и руку невозможно поднять, однако внутри он парил, поднимаясь на вершину блаженства. Это было истинное чудо, видеть ее, слышать ее, такой родной, голос. Чудо и счастье. Если даже он умер, то вне всякого сомнения это самый что ни на есть рай. Выходит заслужил-таки...

Спустя какое-то время Алексей уже мог говорить.

- Как ты здесь оказалась? - спросил он, утопая в ее лучистых глазах - И где это, собственно, "здесь"?
Она улыбнулась и чуть пожала плечами - Я просто искала тебя и вот нашла. Заскучала уже. Привыкла, знаешь, к тебе за столько-то лет.
- А я думал, больше не увижу тебя и оказалось, что хуже этого даже представить ничего нельзя. Тоже, выходит, привык. Наверное это...
- Я знаю. - мягко перебила она его, понимающе подмигнув, - наверное да.
- Теперь мы пойдем домой? - спросил он, помолчав немного и любуясь ее золотистыми волосами.
- Зачем? Тебе разве плохо тут, со мной? - казалось она искренне удивлена его вопросом.
- Нет, конечно нет, - поспешил заверить Алексей - мне очень хорошо, но просто.. ммм... дома нам будет еще лучше, я уверен. Тем более, что надо все рассказать нашим... ну-у, там на базе, триумвирату и остальным.
- Ерунда, - она наморщила носик и чуть нахмурила свои красивые брови - ты уже достаточно сделал. Теперь пора и отдохнуть. Там, - она кивнула головой куда-то влево - там есть озеро. Красивое... - она аж зажмурилась от удовольствия - Чистейшая водичка, а вокруг все просто утопает в зелени. Чудное местечко. Пойдем туда?

А действительно, какого лешего тебе надо домой, Дементьев? Ты че, не устал еще драть задницу на благо высоких начальничков, что отсиживаются в тылу пока ты исходишь кровавым поносом на передовой и попутно теряешь всех, кто тебе дорог? Вот ты понял тогда, что любишь золотоволосую Валькирию, понял, только потеряв ее навсегда. Ну так вот она! Бери, живи, епта, чего тебе еще надо! Россию спасти? Весь мир? Да чего ты можешь-то? Выиграл свой счастливый билет, так не выебывайся и бери, пока дают, а то, знаешь, могут ведь и пересмотреть...

- Кстати, у меня тут, одна твоя вещь - Алексей принялся шарить по карманам гимнастерки и наконец извлек на свет кулон на цепочке: срезанная половинка, узор переплетеных проволочек - Вот, держи - сказал он, протягивая ей подвеску и по какой-то неясной подспудной причине пристально следя за ее взглядом.
Он не изменился.
Такой же умиротворенный и нежный.

- Ты... не она, да? - медленно выговаривая слова, спросил Дементьев подругу.
- Конечно нет, балда - ответила она с улыбкой.
И с размаху вонзила ему в шею, непонятно откуда взявшиеся, стальные когти.
Крик застрял в горле. Во рту забурлила горячая кровь. Было больно, но как-то издалека и не важно. Хуже другое... Алексей горько усмехнулся и стал заваливаться назад, падая все ниже и ниже.

Темно.

Невесомость.

Последующее слилось в не поддающуюся анализу, не запоминающуюся круговерть. Взмахи каменных ручищ, выстрелы, летящее во все стороны каменное крошево, звуки собственного неровного, то и дело сбивающегося, дыхания, быстрые переходы и отскоки, как в спарринге, только вместо кулаков в качестве оружия смертоносная винтовка. Казалось этому не будет конца...

Последний рывок каменного гиганта оборвал жизнь Димы Кириченко, но поймав еще несколько пуль тот наконец затих. Дементьев, тяжело дыша, подождал немного и убедившись в том, что тварь наконец нейтрализована в изнеможении осел на пол. Прикрыл глаза. Потом снова открыл их, осоловело рассматривая обезображенные тела соратников и ощущая тошноту. Удержаться не удалось. Алексей с трудом поднялся на четвереньки и только успел поднять забрало шлема как его тут же вырвало.

Снова сел, прислонившись к стене. Снял шлем, провел рукой по лицу. Ничего не хотелось. Ни идти куда-то, ни думать, ни вообще жить. Однако мозг все равно продолжал работать с садистским усердием выуживая из памяти все новые и новые воспоминания о проведенных вместе годах: тренировки, когда будничные, а когда и задушевные разговоры, редкие совместные празднования, Яра, с которой в какой-то момент сложились близкие дружеские отношения...

"Так, все!" - резко сказал сам себе Алексей, обрывая череду воспоминаний, эффект от которых по тяжести сейчас можно было сравнить с бетонной плитой, - "Хватит! Иначе просто ляжешь здесь и сдохнешь. Некоторым из нас все-таки удалось выжить и им нужен боец, а не размазня!"

Подобный довод более-менее привел в чувство. Дементьев поднялся и еще раз оглядел место роковой схватки с чудовищем. Бывший солдат ордена, превращенный в страшного гиганта-убийцу лежал неподвижно и кажется наконец-то нашел покой. "Тоже кстати свой был раньше, а теперь вот... Дерьмово все очень." - подумал Алесей и отвернулся. Затем подошел к тому, что осталось от Яры и протянув руку достал из кровавого месива цепочку с кулоном.

Черт, как же это все... Из головы не шло ясно выраженное желание Зеленцова иметь при себе Назию, и было совершенно не трудно догадаться для чего... Спускаясь вместе с основной группой вниз по лестнице, Алексей яростно кусал губы. Бедная Шахерезада - она наверняка следующая. Эта мысль не давала покоя, выводя из строя нервные клетки и одолевая ощущением полной беспомощности. Но что же делать? - с горечью вопрошал себя Дементьев, опуская руки перед неоспоримыми доводами - Что делать, если в этой войне мы даже не пешки, а так - живой щит. Ходячие бурдюки с энергией. Что делать, когда по своим возможностям мы годимся только на экстренную подпитку? С другой стороны результат подобной функции налицо. Если бы не смерть Клыкова, лежать нам всем грудами плоти среди обломков вертолета. Выходит прямой смысл в этом был, чего не скажешь о гибели остальных. Получается, что посредством полковника, неимоверно отстоящего от нас по уровню силы, мы можем быть эффективными в этой схватке с неизведанным злом. А иначе, как это не прискорбно, почти бесполезны. Что же, пусть так! Если наша смерть будет не напрасна, если она приближает победу - пусть придет. Значит мы на своем месте.
Но все-таки, как трудно смириться с гибелью женщины. Красивой, молодой, которой бы еще жить, любить, растить детей, дарить счастье родным и близким... В первый момент Алексей хотел идти вместе с полковником, смутно надеясь каким-то образом перевести внимание Зеленцова на себя и выступить заменой юной Назии. Но потом - и это далось нелегко - переменил свое решение. Ведь тогда он оставлял Яру без своей поддержки и опеки, пусть даже подобная мысль могла показаться странной в отношении отлично подготовленной Валькирии...

Спуск вниз доставил новые впечатления. Здесь, в недрах разрушенной базы явно хозяйничала вражья сила. Разруха, изуродованные трупы, темная маслянистая отвратительного вида жидкость, вскрытые двери. Осторожно ступая и поводя стволом Р90, Алексей медленно продвигался по коридору изучая окружающую обстановку в неверном свете фонаря, что несла Ульяна. Его влекло заглянуть в полу-прикрытые дверьми комнаты, но без собственного источника света в этом не было особого смысла, а тот металлический лязг, что был отчетливо слышен из тренировочного зала, явно намекал на присутствие здесь кого-то и чего-то, наверняка ответственного за произошедшее...

С хмурым сумрачным видом Алексей сидел на своем месте, ожидая взлета. Голова его была занята умозрительным перебором взятых вещей и мыслями о ближайшем будущем. Взгляд его случайно упал на экран, на котором, к вящему удивлению Алексея, группе зачистки собирались демонстрировать старую как мир советскую комедию. Сюрреализм сопоставления лучезарно улыбчивой героини Варлей, без конца удивляющемуся всему на свете Шурика-Демьяненко с грузовым салоном зловеще-черного Ми-26, набитого под завязку суровыми и вооруженными по уши оперативниками, вызвал на удлинившемся лице Дементьева кривейшую ухмылку, означающую - "Совсем уже охуели..."
Однако, когда на соседнее кресло плюхнулась Яра, ему пришлось взять себя в руки и изобразить непоколебимую уверенность. Говорить о предстоящей операции не хотелось, чтобы ненароком не напустить уныния, да и что обсуждать, если информации толком никакой. Другая же тема для разговора в голову как назло не приходила, поэтому Алексей просто достал Ай-фон, воткнул в него белые каплевидные наушники и протянул одну из капелек Яре со словами:
- Хочешь послушать? У меня тут... Ну, в общем, тебе наверняка понравится...

Палец нервно дрогнул на спусковом крючке, но задержался, так и не дав оружию разразиться ураганом огня - стрелять было уже незачем. И не в кого. Обезглавленный труп на залитом кровью снегу. А перед глазами до сих пор дикая сцена. Саммерс бежит к спасительному люку БТР'а, но на самом деле навстречу гибели. Вот из под снега перед ним выпрыгивает блеснувшая металлическим телом... плеть - не крикун - и обвивается вокруг шеи десантника. Руки его тянется к стиснувшей горло удавке. В глазах - животный страх, боль, отчаяние. А спустя несколько секунд голова взрывается. Разлетается к чертовой матери кровавыми брызгами и ошметками плоти.

Коэн ошалело оглянулся по сторонам - его соратники спешно отступали. Какие уж там спокойствие и уверенность. Отряд Ти бежал без всяких приказов. Их почему-то вообще не было, никаких. То ли лейтенант в ступоре, то ли чего еще. Но что?

Поднялся и с трудом подавив безумное желание со всех ног рвануть к броневику начал отступать. Не торопясь. Вглядываясь в каждую пядь снежного покрова вокруг себя, готовый стрелять в ответ на любое движение. Или отскочить. Тело напружинено, как у свернувшейся кольцами змеи перед прыжком, а руки - кисти и пальцы - расслаблены, держат пулемет легко, точно скрипку, дабы в момент нападения никакое напряжение не помешало быстро развернуть оружие и точно прицелиться.

"Только не нервничай, не поддавайся панике" - увещевал сам себя Коэн, пытаясь сохранить ледяное спокойствие.
"Не бойся смерти и тогда наверное победишь..."

С комфортом развалившись на заднем сидении Айлен задумчиво созерцал открывающийся перед ним лик центра улья Монгх-Кей. Переливающиеся ярким мерцанием разноцветных огней, вздымающиеся высоко в небо мощные здания даже отдаленно напомнили ему виды родного крафтфолда, а именно столь же стремящиеся ввысь шпили величественных храмов Биель-тана. И хотя прямолинейной человеческой архитектуре было далеко до изысканной легкости эльдарских зданий, являющихся непревзойденными произведениями искушенного вкуса древней расы, она все равно поражала воображение, по крайней мере своим грандиозным масштабом. И уж в любом случае, не шла ни в какое сравнение с функциональным примитивизмом окраин. Здесь нашли свое воплощение сила и власть, неукротимая гордость и богатство правящей элиты мира Монгх-Кей.

Долгий и обстоятельный рассказ Корректора так же заинтересовал Айлена, особенно та его часть, что касалась результатов их недавнего рейда. Тут воин эльдар едва ли мог скрыть свое удивление: трудно было поверить, что разгром банка, пусть и Центрального, повлек за собой столь глобальные катаклизмы в жизни не только столицы, но и всей планеты. Вот так неожиданно раскрывались слабые и уязвимые места в общественном строе Монгх-Кей, подорвать который оказывалось возможным лишь несколькими точечными ударами, главное знать куда их направить... И все эти Корректоры, Организаторы - они знают, облегчая тем самым задачу диверсантам эльдар, вот только...

Киарнэль расслабился, прикрыл глаза и совсем небольшим усилием воли вошел в состояние, похожее на легкий транс, без какой-то, впрочем, особой потери внешнего внимания. Где-то внутри возник мимолетный образ - плавное погружение в прозрачную, чистую как слеза, воду лесного озера, что, подобно некоему резонатору, с неимоверной чуткостью улавливало и транслировало в пси-эфир, расходящиеся кругами по водной глади, мысли и чувства.

Эларик, друг мой... Наши усилия не проходят даром и определенный успех очевиден. Однако истинное лицо наших союзников, их намерения и планы, покрыты завесой тайны. Меня беспокоит сложившаяся ситуация. Сейчас они действуют с нами заодно, направляют, подсказывают нам следующий шаг, но что дальше? Так ли схожи наши цели? Вдруг, вместо выполнения своей основной задачи, мы просто помогаем некоей серьезной организации, некоторые члены которой имеют, судя по уровню допуска, довольно высокий статус, захватить власть на планете? Скажу прямо, мне не нравится быть орудием в руках этих Монгх-Кей...

Волшебница нервничала. Стук ее шагов гулко раздавался под сводами часовни, а пламя свечей колыхалось взад и вперед, вслед за ее передвижением. Задумчивый взгляд Кайро плавно скользил по напряженному лицу, золотистым, переливающимся в неровном свете волосам, изгибам фигуры колдуньи и следил за ее нервными порывистыми движениями. Даже не фокусируя свое чуткое восприятие псионика, Ши'най ощущал беспокойство волшебницы, но к сожалению ничем не мог ей помочь обрести утраченное равновесие. Он толком и не знал, что представлял собою этот пресловутый епископ, а приставать с распросами, по его мнению, было бы сейчас совсем не к месту. Однако чем больше он смотрел, тем сильнее действовали на него чары ее грации и загадочной силы. А что если...

ссылка
Кайро незаметно повел рукой и свечи, окружавшие волшебницу внезапно пришли в движение. Поднявшись в воздух, они образовали вокруг нее прерывистую сияющую окружность и поплыли вокруг нее неторопливым хороводом. Словно из ниоткуда появилась музыка и Кайро, двигаясь в ее ритме пружинящей походкой, выступил вперед. Пользуясь замешательством Каланте, он взял ее руку в свою, а другую мягко положил ей на талию... И повел уверенно, властно, но деликатно. Шаг, еще шаг, поворот. Горящий взгляд, встреча, разлука. Танец среди огней, мистический и страстный. Сердца начинают пульсировать в такт, а в венах играет жаркое пламя...

Прошло сколько-то времени, может минуты, может часы, а может и пара секунд. Мановением руки Кайро снял наваждение, успокоил бурлящую в пси-пространстве энергию и вздохнул. Затем улыбнулся. Искорки мальчишеского озорства плясали в его взгляде. Он очень надеялся, что волшебница не обидится на него за это маленькое представление. В конце-концов, он не хотел ничего плохого, просто пытался хотя бы ненадолго отвлечь ее от тяжести проблем и волнений. Всего-то навсего...

Поездка на приземистом десантном бронетранспортере пришлась Коэну по душе. Надо же! Не далее как в последний боевой выход, он посетовал, что у командования даже на их супер элитный отряд не находится хотя бы какого-нибудь завалящего джипа, и вот тебе, пожалуйста - настоящий БТР морской пехоты. Классика жанра, где все продумано и все учтено для максимального удобства и комфорта, а мощный двигатель и толстая броня, не говоря уже о вместительности грузового отсека, эдакого арсенала на колесах, в разы расширяют спектр боевых возможностей отряда. Особенно такого, как их "Ти"...

Практически все время в пути от базы до Роадвилля Коэн безмолвствовал. Погруженный в свои мысли, он одновременно внимательно присматривался к новым соратникам, не переставая удивляться каким же причудливым образом их свела вместе судьба, и, если уж говорить начистоту, не очень-то радуясь этому факту. Объяснялось это просто - он практически ничего о них не знал, а то, что знал, давало почву для множества вопросов, сводящихся в общем-то к одному: какого черта этих ребят запихнули к ним?
Японка, спору нет, была крайне воинственна и еще более остра на язык, но что с того? Ну нашли, ну спасли, ну лейтенант она какого-то там союзного контингента, но разве это повод, чтобы ее ставить командовать?
А с этой парочкой летунов и того краше получилось. Они, видать, как-то безумно очаровали Дешавеля, раз он решил засунуть их в отряд и послать на сверх-важное задание. Подобного доверия полковника Коэн совершенно не разделял и никак не мог взять в толк, как вообще такое возможно. Откуда они взялись и каковы их цели? Очередной, оставшийся без ответа, вопрос в длинной череде ему подобных.
Повернувшись к Сандеру, Коэн попытался встретиться многозначительным взглядом со снайпером, но тот похоже с головой нырнул в пучины собственных раздумий. Или просто отдыхал, используя, как и положено опытному солдату, для этого каждую свободную минуту. Наверное стоило бы взять с него пример, да...

Змею сегодня не нравилось практически все, и в частности это их задание. Необъяснимо, впрочем, не нравилось, если не принимать во внимание подозрения по поводу новых членов отряда. Тревога не покидала Коэна, на вроде какого-то мерзотного паука она засела где-то самом сердце его организма и оттуда, взявшись за нервные жгуты словно это были нити паутины, постепенно натягивала их до предельного состояния.

Вот и приехали. Быстро, подумалось Змею. Все-таки насколько подобная манера передвижения лучше изнурительных марш-бросков по пустоши в полном снаряжении. Сняв пулемет с креплений и проверив датчик боезапаса, Коэн вышел из броневика. Тревожное чувство как будто усилилось, заставляя Змея напряженно озираться и вслушиваться в каждый звук, скрип снега под ногами бойцов и сыпучий шорох снежной поземки. Вот он, Роадвилль, город, в котором они потеряли Чехова... Интересно, проголодался ли он с прошлого раза? Скольких теперь он захочет сожрать, парочку-троечку или может всех скопом, а?

Однако все эти мысли шли у Коэна эдаким вторым планом, фоном, нисколько не мешающим работе. Он делал то, что должен был делать и следил за тем, за чем надо следить с профессиональным вниманием и четкостью. Когда они подошли к дроп-поду этот, как его, Берн принялся возиться с ним, а Коэн занял позицию чуть в стороне сканируя местность взглядом, к которому то и дело присоединялся ствол пулемета. Судя по следам вокруг капсулы, кто-то здесь уже побывал и не исключено что засел где-нибудь поблизости, увидев подходящих бойцов Коалиции... Медленно оглядываясь, Змей старался добавить ко всем своим, напряженным до крайности, чувствам восприятия какое-то еще, необъяснимое и невыразимое, называемое порой шестым или сверх-восприятием. Почувствовать спрятавшегося врага раньше, чем тот начнет стрелять. Иногда это удавалось...

Тревога. Снайперы засекли приближающейся автомобиль. Сейчас что-то будет.
- Кого там еще несет... - процедил Коэн сквозь зубы. Скользнул еще раз взглядом по пулемету, проверил.

Обширное, но все же замкнутое пространство, темнота, разгоняемая лишь исконным завораживающим светом огня, отточенное суровое действо ритуала - все для того, чтобы люди, собравшиеся здесь, погрузились в нужное состояние. Проверили, на месте ли остатки их человечности, которую, раз за разом выходя на поверхность и убивая себе подобных, они все больше теряли...

Война, она была всегда. С того самого момента, как первый древний человек напал на собрата и убил, дабы установить свое господство, доказать свою силу, завладеть чем-то ему не принадлежащим... С тех пор минуло много сотен лет, но люди нисколько не изменились. Разве что камни и дубины постепенно превратились в винтовки, лошадей заменили танки и самолеты, а кара Господня, так пугающая древних, воплотилась в чудовищной энергии ядерного заряда.
Правда, кое-что все же изменилось. С незапамятных времен война была частью жизни практически любого мужчины и занимала почетное место в жизни общества. Но потом, с развитием цивилизации, так называемое прогрессивное человечество, продолжая воевать по поводу и без, постаралось отдалить от себя сам процесс на максимально возможное расстояние. Так солдат из защитника и героя стал изгоем, зверем на привязи, который нужен лишь в определенный момент, а в остальное время его лучше держать подальше. Оно и понятно.

Коэн огляделся, рядом стояли его товарищи по оружию, а дальше и вокруг были такие же как и он... Другие. Те, что бросают себя на заклание, чтобы Остальные могли жить. Жить в мире, который для них навсегда потерян, с тех пор как в руки взят автомат и пролита первая кровь врага, после первого боя.

Капитан молодец, думал Коэн, все сделал правильно. В их особенной Иной реальности, где за несколько минут боя ты можешь ощутить и пережить столько всего, что Тем Остальным и не снилось, он стал явлением, почти легендой. И ушел как подобает. Как ему было должно...

- СМИИИРРНО!

Чинуахо вытянулся вместе со всеми и вдруг чуть улыбнулся, испытывая нечто, что можно было бы назвать восторгом, хотя, строго говоря, оно им не было.
Единение со всем, со всеми, и с ним - Старым товарищем. Собратом по их странной, непонятной непосвященным жизни.

"В добрый путь, капитан. Отдохни. Ты лучший..."

,..а потом внезапно закрыл руками лицо и застыл, точно парализованный.

"Ты настоящий кретин, Змей!" - полный горечи и раскаяния, кичал он себе - "Совсем уже опиздинел на этой своей войне! Что ты приперся к ребятам с долбаным пулеметом? Начал тут стволы раздавать, ножи эти... Кому они здесь нужны?! Кто не проживет без твоих "подарочков" и испытующих взглядов?! Этим людям выдалась минутка мира и покоя, а ты, твою мать, мешаешь им наслаждаться тем кратким мигом, когда не нужно быть постоянно настороже, любоваться разрухой и кровавыми кишками только что убитого врага! Да у них может и не появится больше такой возможности, но нет, как же, пришел добрый краснозадый Змей и надышал тут ядовитым перегаром смерти и безумия! Блядь..."

Отняв ладони от лица, Коэн подошел к стулу рядом с Грубером, сел, и изменившимся голосом произнес:

- Блин, Герт, извини, как ты вообще... больно очень? Высыпаться хоть удается?

Вот и все. Еще один день. Еще одна страница в летописи событий на злополучной LV301 исписана кровью их участников, а кто знает, сколько еще впереди этих страниц и в чьих венах текут и пульсируют будущие чернила...
Коэн сидел прямо на полу, привалившись к стене коридора, возле двери что вела в мастерскую, и курил. Обычные сигареты, а не тошнотворную антирадиационную дрянь. Множились окурки у косяка, язык уже щипало, надтреснутый кашель то и дело вырывался из пересохшего горла, но Коэн продолжал курить, методично опустошая измятую пачку. Его потухшие глаза, не мигая, изучали потолок, под которым собиралось облако сизого дыма, плывущего в тусклом свете, еле справляющихся с освещением здешних коридоров, продолговатых светильников, а мыслями он все еще был там, среди серо-коричневого песка и полуразрушенных зданий. Обычное задание, не сложнее других, что выпадали на их долю, но в этот раз все пошло наперекосяк.

Герт ранен, Сандер покалечен, капитан... Мать его, за каким чертом он в одиночку полез к этому броневику? Все-таки он всегда был психом. Придурок, псих, герой долбанный. Как хочешь его называй, лишь бы заглушить боль утраты... Сколько прошли вместе и вот его больше нет. Герой, блядь. Молодец. Расхуячил целый отряд спецназа корпов вместе с броневиком, вот только не рассчитал чуток, мудила грешная. Нет бы подождать ребят и вместе накрыть выживших. Хотя рассуждать-то легко. Дерьмо...

Джейкобс теперь без ног. Хорош. Снайпер на костылях. Охуительно. Коэн был не особенно в курсе современных технологий протезирования, а также в том, какие из них доступны сейчас в их подземном бункере, ведь здесь не Земля и не Марс. Снабжения нет, аппаратура постоянно выходит из строя, творится черт знает что. Неужели Сандер окажется прикованным к креслу? Не выдержит. Застрелится или вены вскроет ночью как-нибудь. На хрена тут торчать без дела? Жить здесь не возможно, только воевать. Взыскивать по счетам пока не настанет время платить самому, а тогда уж лучше всю сумму разом, без рассрочки...

Змей неспешно поднялся и сплюнул. Во рту саднило от беспрерывного курения. Впрочем теперь он знал, чем займется. Надо сходить в лазарет, проведать ребят, как они там. Ну и потереть с доком, какие вообще перспективы.

Палуба

- У нас с вами похожие мечты... - прошептал Флеминг и, не переставая глядеть в бездонные глаза Николь, плавно приблизился и обнял ее...

***

Мичман замотал головой и наваждение исчезло. Он по-прежнему стоял возле мачты, наблюдая за дамами и боцманом. Вот графиня отделилась от остальных и неспешно направилась на нос. Кристиан остался стоять, напряженно дыша. "Неужели это возможно?" - думал он, - "Нет, конечно нет..."

Теплые лучи солнца с легкостью пробиваются сквозь жалюзи на окнах маленькой не слишком опрятной закусочной, что расположилась на окраине города, и ярко освещают довольно миловидное аккуратное личико молоденькой девушки. Она улыбается, глядя ему прямо в глаза и о чем-то рассуждает, выговаривая слова с томным придыханием. На столе пара тарелок, на которых дымится пара сочных бургеров, щедро присыпанных картошкой фри. Рядом, контрастно холодная бургерам, кола в высоких пластиковых стаканах со вставленными в них трубочками. Народу почти нет, поэтому в закусочной тихо. Разве что музыкальный автомат, подкормленный очередным четвертаком, наигрывает негромко себе под нос. Кажется Ролинг Стоунз, что-то из раннего. В этой знойной ленивой атмосфере слышится голос Коэна.
- Послушай, крошка, я должен тебе кое-что сказать... Завтра я улетаю, вероятно надолго. Но буду обязательно писать тебе и когда-нибудь вернусь, может даже ско...
- Что??? Ты же говорил что уйдешь со службы и мы поженимся!!!
Лицо девушки кривится в истерической гримасе. Она, также как и сумасшедший визг, ее совсем не красит.
- Твою мать, ты обманул меня!!! Специально все это придумал, чтобы переспать со мной, а теперь сваливаешь, говнюк!!!
- Послушай, все не так. Давай успокоимся и все обсу...
Неоцененная попытка. Кола из подхваченного девушкой стакана расплескивается по лицу Коэна, а следом прилетает звонкая хлесткая пощечина. Шок. Мир вспыхивает и катится кувырком куда-то вниз и вправо. Коэн падает в лихую круговерть, все более ускоряясь...

***

Вместе с сознанием приходит боль. Голова. Ощущение будто жахнули кувалдой со всеми вытекающими. Подташнивает. Душно. Пахнет гарью, щекочет ноздри пыль. Она же и во рту, вместе с песком. Опознав лежащего под ним Мэнахема, Коэн скатывается на землю. Кашляет, сплевывает хрень изо рта и своим басовитым голосом произносит первые после возвращения из небытия слова.
- Черт возьми, Мэнни... Ты как, в порядке?

Кайро в скорбном молчании склонился над трупом погибшего скакуна, он проводил ладонью по черной лоснящейся шкуре животного, словно баюкая.
"Мой бедный товарищ... Прости за то, что бросил тебя на произвол судьбы. Покойся же с миром..."
Как вдруг со двора послышались крики и звон мечей. Кайро вскочил и сразу же рванул из ножен катану - клинок оружия окутался призрачным голубоватым сиянием. Оставив у трупа коня свою довольно тяжелую сумку он выбежал наружу.

А там уже вовсю кипела битва. Целая толпа обычных людей, по всему видно, одержимых темной силой, возглавляемая культистом в мантии того самого злополучного Культа Сломанной Руны, накинулась на паладинов. В такой ситуации Кайро не мог оставаться безучастным и, обнажив также короткий меч, бросился в самую гущу сражения. Его не волновало то, что в ту же секунду к нему с разных сторон метнулись несколько завывающих и улюлюкающих одержимых. Kлинки - длинный и короткий - казалось сверкали сразу везде, закручиваясь под разными углами и превратившись в смертоносные смерчи, а тело исполняло, полную изящных пируэтов и переходов, боевую пляску, что позволяла ему избегать ударов врагов и одновременно выходить на идеальные позиции для собственных атак...

Майкл продолжал следить за обстановкой, лицо его было непроницаемо, но внутри он весь кипел: «Да что же за ср*нь господня! Чертов Кимбелл! Вот из-за подобных продажных сволочей и происходят вот такие «инциденты», гибнут, брошенные на алтарь цинизма и алчности, невинные люди, женщины, дети… Если попробует притащить этих тварей компании – пристрелю к е***и матери…»

Поморщился, помолчал, смерил имбецила в красном хмурым взглядом. Бесполезно...
С другой стороны, подумал Кайро, неспешным шагом следуя прочь от замка, охранник не виноват в том, что действует по инструкции. Претензий к нему никаких. Можно было попытаться воздействовать на его сознание и принудить к сотрудничеству, но вряд ли это привело бы к желаемому результату. Ну проникнет он внутрь, что дальше? Там его остановит очередной пикет, - разрешения-то нет - а властительные чиновники наверняка расценят подобный шаг, как враждебный. Заклеймят шпионом, посадят за решетку - нет, допустить подобное ни в коем случае нельзя. "Я один из последних членов ордена Чу'унтор и должен быть на свободе," - Кайро стиснул зубы, желваки заходили под скулами, - "чтобы суметь отомстить за смерть собратьев".

Он шел людными улицами, не задумываясь о том, куда попадет. Разглядывал, без особого, впрочем внимания, дома, торговые лавочки, а также прохожих.
И вдруг замер на месте. Размахнулся и хлестнул себя по лицу ладонью. "Идиот! Бестолочь! Гнида! Предатель!" - с остервенением ругал себя Кайро. Находясь в глубоком смятении после страшного видения и разрушительных взрывов, он совершенно забыл о своем скакуне, что находился в конюшне замка! "О, Боги, бедный Престо! Неужели он погиб?!"
Обуреваемый тревогой и чувством стыда, Ши'най бросился бегом обратно к развалинам замка ордена святого Иеремии.

Киу был потрясен. Весь напряженный и напружинившийся, он следил за яростным спором огромных существ, не в силах унять внутреннюю дрожь, словно где-то там в глубине его восприятия зловеще забила барабанная дробь. "Он силен, этот страж," - думал Киу, не переставая прислушиваться к горячим речам, - "Справиться с ним будет не просто... "Я - Мортисанмат и могу делать все, что пожелаю." - были его слова. Однако как же такой стал Стражем?"
Интересные существа, эти драконы! Порой гораздо больше похожи на нас, людей, чем может показаться на первый взгляд. И чем им, вероятно, хотелось бы самим. Как же. Величайшая мудрость! Немыслимое могущество! А на деле - все те же страсть, гордыня и невозможность заглянуть дальше собственного носа...

"Но конечно далеко не все, а только некоторые" - осекся и поспешно исправился Киу, сообразив что его верная подруга могла легко проследить ход его мыслей.
Однако со всем этим надо было что-то делать. Мало-ли, вдруг окружившее их воинство внезапно пробудится ото сна и снова нападет? Впрочем, что он, жалкий человечишка, как сказал бы Мортисанмат, может тут поделать? Ворваться в спор, до предела раздражить черного дракона и ,тем самым, лишить стражей последнего шанса договориться? Пожалуй ему, своенравному упрямому принцу-забияке, подобное как раз под силу.

Собравшись с духом, он громко крикнул:
- Эй, Мортисанмат! Я говорю от имени всадников! Как можешь ты называться Стражем, когда название тебе - дикий кровожадный зверь! Усмири свою злобу; через нее, и продиктованные ею поступки, проникает в наш мир Хаос! А за это Стражи призовут тебя к ответу, и, поверь, тебе это не понравится!

Вот так. Жребий брошен. Киу, не привлекая внимания, взвесил на руке копье. "Ты правильно сделал," - успокоил он себя - "Они не договорятся. Даже если этот черный все же присмиреет, то все равно доверять ему нельзя, а отпускать - слишком опасно. Единственный выход - разозлить. Привести его в бешенство. Пусть нападет. Люто, безумно, безрассудно. И тогда, ослепленный гневом, он сделает ошибку..."

"Да, Экзарх. По счастью даже у этой, изуродованной Монкх-кей, планеты еще присутствуют отголоски естественной первозданной красоты."
В ментальном ответе Киарнэля чувствовались нотки раздражения, впрочем это было вполне объяснимо: усталость после тяжелых испытаний, тревога за товарищей по отряду, да мало ли что еще... В конце-концов они так далеко от дома и неизвестно, когда вернутся.

Однако в голове у Айлена были совсем другие мысли. Следуя за Элариком, задумчиво созерцая причудливые переливы его ауры, он завел сам с собой разговор в попытке разобраться и объяснить беспокоящие его чувства...

Запрет Экзарха удержал изогнутый клинок и спас водителя Монкх-кей от верной смерти. Все прошло благополучно, однако... Что если бы водитель грузовика заметил удаляющиеся фигуры воинов? Убийство гарантировало бы тишину и безопасность, но Скорпион послушался и сделал так, как велел лидер. Эларик... Он уверенно ведет их к цели, поставленной советом Биель-тана, а верно ли выбираются средства ее достижения? Один уже пал. Его дух ютится в теснине кристаллической тюрьмы. А что дальше? Все ли, из тех четверых, что отправились на задание, вернутся обратно? Или, к примеру, другой вопрос: для чего был нужен тот учебный бой, тем более странный, что возникший в результате шум был, по сути, заведомо неизбежен? Уж не для того ли, чтоб показать Скорпиону, действовавшему этой ночью на удивление успешно, кто настоящий лидер и сильнейший воин? В схватке с Элариком у Айкена не было ни единого шанса. Тот просто свалил его с легкостью, достойной исключительных боевых качеств, опыта и мастерства Экзарха. Вот только непонятно, какова практическая польза от такой "тренировки"...

Как не старался Айлен урезонить свой внутренний голос и прекратить пораженческие рассуждения, на душе у него становилось все более мрачно. "Интересно, каков был Маульнир в мои годы. Мне кажется далеко не столь могущественным, как сейчас. А я вполне могу стать таким же. И даже лучше. Тем более, что не известно - кто Эларик теперь..."

В вязкой мути забрезжили пятна света...
Сперва размытые, бесформенные, они постепенно превратились в убранство, не сразу узнанной, комнаты. Обволакивающая гудящая тишина, как от внезапной глухоты после удара чем-то тяжелым. Металлический привкус крови на губах. Шок, смятение всех чувств.
И надвигающееся медленно, неотвратимо, будто гигантская разрушительная волна, страшное осознание...

Ордена - всего, чем он жил, что считал незыблемым и вечным - больше нет.

После спасительного забытия он заново столкнулся с ужасающей правдой, и казалось, что выдержать это столкновение он просто не в силах. Сердце сжималось в агонии невыносимой боли. Хотелось выть и кричать. Перед внутренним взором проходили картины мучительного видения. Учитель, соратники, друзья... Все погибли. Уничтожены. Мертвые лица, застывшие в гримасах страдания и скорби, когда на их глазах убивали близких, а затем и их самих сжигали в колдовском нечестивом пламени, поднимали на крюках, словно туши скота, еще заживо сдирали кожу. Они чувствовали боль друг-друга даже сильнее, чем собственную. Каждый из них умирал снова и снова, пока ни осталось никого..
.
Разве что кто-то, из отправленных в дальние страны, мог выжить. Должны были.

Надежда. Только ее маленький трепещущий огонек может спасти от безумия и не дать сгинуть в кромешной тьме отчаяния и страха. Кто-то наверняка остался. Обязательно. Он найдет их, и вместе они начнут все заново. Создадут новый орден. Знания и мудрость прошлых поколений не будут утеряны пока жив хоть один. Главное теперь - выжить. И изо всех сил пытаться не вслушиваться в эту страшную тишину в ментальном поле, означающую - все кончено.
Он последний...

Безумие...
Когда Господь отворачивается от детей своих... Когда вдруг рушатся, незримые для нас, защитные стены законов бытия, что хранят нашу жизнь от ужасающей бездны вселенского хаоса... Тогда начинает твориться безумие...

Ты больше не знаешь как тебе жить. Во что верить. Ничего не понимаешь и не представляешь. Твое сознание мечется, пытается вникнуть в реальность, как-то структурировать происходящее, но тщетно. Уже. Ибо то страшное и непонятное, что до поры сокрыто, рвется наружу, и быстро, даже моментально, заполняет собой обычное устройство мира.

Кристофер сидел на коленях, обхватив израненными руками холодное, скользкое от темной крови мертвое тело отца. Остекленевшим взглядом он вперился в отцовское лицо, которое теперь казалось ему каким-то очень умиротворенным. Словно бы разрешившись от мерзкого ужасного бремени, Майкл Хейз наконец обрел долгожданный покой.

А его тело сейчас было неким островком покоя для Кристофера, что жался к нему, будто ища спасения от ужасов потусторонней действительности.

Кто-то тронул за плечо. Мягко, но настойчиво оттягивая назад. Туда где мрак. Неправда и несправедливость. Где все проваливается в Бездну и рыщут чудовища...

"Нет, нет, не надо. Я не хочу. Я здесь..."

Но он понимал что надо идти. Все равно оторвут. Под дулом автомата отторгнут от родного. И бросят в круговерть кошмарной жути.

Потерся, уткнулся лицом в разорванный живот. Сжал негнущиеся мертвые пальцы своими. Поднялся и провел ладонью по восковому лицу.

"Прощай. Я буду помнить. Пока дышу, буду помнить. Я люблю тебя. Прощай..."

Всё. Спасены. Кристиан облегченно вздохнул и провел ладонью по лбу, а затем, поглядев, заметил что она вся мокрая от пота. К счастью все кончилось хорошо и Флеминг искренне восхищался Кавиллом - рискнул и победил, а победителей, как известно, не судят. Однако, так же хорошо мичман знал и другое: если бы лейтенанта затянуло под руль, или если бы корабль на всех парусах успел бы отойти на достаточное расстояние, чтобы потерять из виду двух отчаянно борющихся за жизнь пловцов... Словом, Кавилл настоящий везунчик. И это хорошо, сказал себе Кристиан, ведь удачливые люди на корабле - это в любом случае благо.
Тем временем, спасенных подняли на борт и доктор уже осматривал мальчика. Посмотрев на глубокую синеву бескрайнего неба, Флеминг с облегчением улыбнулся.
"Хвала Создателю..."
Взгляд его скользнул по палубе и остановился на графине, что стояла неподалеку. Лицо ее сильно побледнело, казалось она вот-вот свалится в обморок...
- Что с вами, миледи?
Ни секунды не медля, Кристиан подскочил к благородной даме и аккуратно придержал ее под локотки.

Мрачная процессия постепенно продвигалась к выходу из ангара. Кристофер, находясь в какой-то прострации, вместе со всеми нес тяжелую криокамеру и ни на секунду не сводил взгляда с родного лица. И про себя все говорил и говорил, без конца обращаясь к отцу, словно действительно был уверен что тот слышит его.

...прости меня. Прости что не искал. Что так мало думал... Ведь только теперь я знаю, как хочется чтобы твой сын думал о тебе и любил. Что бы не случилось... Я буду всегда помнить тебя, отец. Покуда сам буду жив...

Бледная с синевой рука шевельнулась. Кристофер разинул рот но крик - "Он ЖИВОЙ!!!" - застрял у него в горле. Потому что тело Майкла Хейза свела резкая судорога. Он содрогался, словно корчился в муках. Все бился и бился с бешеной силой о крышку камеры. Все кто был вокруг спешно отошли, только сын остался, истошно истерично крича - "ПАПА! ПАПА! ЧТО С ТОБОЙ?! ПАПА!!". Его била крупная дрожь. Руками Крис пытался влезть в дыру в крышке, схватить и удержать голову отца. Мощный фонтан черной крови ударил и растекся по стеклу. И тут прямо из груди мертвеца, пробив крышку, вырвалось чудовище...

По жилам Кристофера будто потекло расплавленное олово. Надорванное горло испускало уже только хрипы и вой. Он уже ничего не понимал, ничего не чувствовал кроме страшной душевной боли такой силы, что была во много раз мучительнее физической. И еще ненависть. К Корпорации, к корпусу, ко всему на свете... А главное к этой твари, что надругалась над телом родного человека. В бешенстве он бросился к ней, силясь раздавить, скрутить, разорвать, уничтожить мерзкое существо. Но в ту же секунду оно резко прыгнуло и исчезло в проеме двери.

Хейз осел на пол. Его трясло. Потом вырвало. Задыхаясь от заполнившей носоглотку блевотины, плюясь и хрипя, он снова поднялся. С трудом цеплялся за стекло и не чувствал что ранит руки о разбитые кромки стекла. Всхлипывая, обнял отца. Прижался к изуродованному телу. И завыл.

Холодный металл наручников и чувство скованности действовали на нервы. Почему их заковали? Чего опасаются вооруженные до зубов охранники? Как же достало все... И издевательства надзирателей, и отвратительная еда, что и свиньи не стали бы жрать, и все эти "подсобные работы", вроде той же разгрузки кислоты, после которых наверняка не доживешь до старости. И черт его дернул повестись на этот вопиющий обман корпорации и оказаться здесь, на Харальдсоне, в условиях, что были намного хуже тех, в которых он доселе был. Нет, все. Надо во что бы то не стало добиться перевода обратно, или еще куда-нибудь, иначе сгниешь тут через пару-тройку месяцев, исходя кровавым поносом и харкая гноем...
Придя к такому решению Хейз постарался абстрагироваться от внешних раздражителей, уйдя в спасительную круговерть воспоминаний.
Джесс, Ронни... До чего же не хватало ему их слов, улыбок, объятий. Как они там, на Земле? Маленький Рональд уже должен был пойти в первый класс. Интересно, хорошо ли он там справляется без чуткого отцовского присмотра? Находит ли общий язык с другими детьми? А каково матери, и работать, и воспитывать, требующего сейчас повышенного внимания, ребенка? Впрочем, может она уже давно вышла замуж и живут они сейчас счастливой полноценной жизнью. Наверное это было бы правильно...
Хейз вспомнил их, жену и сына, сидящих среди сборища не знакомых людей в здании суда. Он нашел их взглядом когда оглашались сухие, как щелчок затвора, рубленные фразы приговора, и больше не отпускал, пока приставы не повели его, вот также закованного, на выход, чтобы затем увезти, оторвать от семьи на долгие годы.

***

Тем временем пятерку заключенных вывели в большой ангар и освободили от наручников. Потирая запястья и вздрагивая от колючего морозного ветра. Хейз вместе со всеми наблюдал как в воротах ангара появился космический шаттл. Пока он садился, доктор мельком оглядывал собравшихся здесь людей. На их лицах, также как на лицах заключенных и даже охранников, повисло какое-то напряжение, словно в предверии чего-то важного и экстраординарного, что не входило в обычный распорядок. Шаттл сел. Из открывшегося люка по трапу спустился человек в скафандре и переговорил с одним встречающих незнакомцев, а затем заключенных погнали на борт. Внутри им встретился какой-то уродливый негрила с тяжелым пулеметом, от мерзкого голоса и хохота которого Крису стало не хорошо, настолько отвратителен он был. Он указал им на дверь грузового отсека. За ней посреди холодной темноты, освещаемый слабым светом, находился большой металлический ящик, похожий на камеру для криосна. Так и есть. В камере неподвижно лежал человек, обсыпанный осколками стекла разбитой крышки криокамеры, по всему видно мертвец. Хейз прошел немного вперед, автоматически приглядываясь к лицу покойника. И застыл на месте. Застыл и мир вокруг. Застыла кровь в жилах. Ноги и руки словно отнялись. Он прекрасно знал этого человека. Майкл Хейз, рядовой корпуса колониальной пехоты США.

Отец...
В наступившей тишине были отчетливо слышны гулкие удары сердца. Пошатываясь на не слушающихся ногах, он подошел к гробу. Прикоснулся к стеклу дрожащей рукой. Вгляделся в родное лицо.
Отец...
Вот мы и встретились снова. Ты пришел ко мне, когда я уже перестал звать. Почему сейчас? Почему так? Почему, черт меня побери, я не нашел тебя раньше? Ведь нам нужно было многое сказать друг-другу...
Кристофер медленно опустился на колени, все еще держа руку на крышке.
Спасибо тебе. Спасибо за то, что дал мне возможность вырасти и стать человеком, поддерживая меня всем, чем мог, будучи, как и я сейчас, на расстоянии десятков и сотен световых лет от своего ребенка. Спасибо что дал мне эту самую жизнь, которой я, впрочем, распорядился так бездарно. Может и хорошо что ты не видишь меня сейчас...
Отец...
Как же ты оказался здесь, вдали от своих товарищей-сослуживцев, о которых ты когда-то отзывался так тепло? Где их безмолвный почетный караул? Где флаг государства, во имя интересов которого ты погиб вдали от родной земли? Почему гребанная компания овладела тобой, зачем привезла в это Богом забытое место? Ведь не для того же, чтобы я встретил тебя в последний раз...

Отрешившись от всего, кроме мертвого тела отца, Кристофер сидел на коленях подле криокамеры, беззвучно шевеля губами. Его взгляд не двигался, а по лицу медленно, застывая в морозном холоде отсека, текли слезы.

Бросок экзарха, мягкий уход скорпиона... Схватка захватывает Айлена целиком, однако в отличие от всех других боев, сейчас в его душе нет ни острого ядовитого жала гнева, ни желания во что бы то ни стало победить. Только восторг от нового, небывалого контакта с товарищем на новом уровне и в новом качестве. А также эстетическое удовольствие от любования ловкими, быстрыми и такими по-эльдарски красивыми движениями партнера.
Отпрыгнув, воин-скорпион продолжал свое ритуальное покачивание, характерное для его стиля боя. Та же низкая поза, но теперь к плавным текучим движениям добавились подобные же манипуляции вытянутых перед собой рук. Невозможно предугадать каким будет следующее его действие...
Новая стремительная атака Эларика. Айлен мгновенно уходит с ее пути вбок и вперед, как бы обходя противника, и тут же, крутанувшись волчком, намечает удар ногой с разворота.

Крис не без горечи усмехнулся про себя в ответ на обращение к нему охранника на "вы". Эта мельчайшая доля уважения или, может, сочувствия, единственное что отличило его от остальных заключенных. Вот и все, что осталось от репутации хорошего профессионала, респектабельного человека и от, соответствующего ей, отношения к нему со стороны общества, однако и эта малость в нынешней ситуации воспринималась им как приятная роскошь.

Может и хорошо что вызвали сегодня, думал он, стоя в очереди за едой, ведь чертову кислоту вроде недавно грузили, значит планируется другая работа, вряд ли настолько же дерьмовая, а значит есть шанс, что на следущую разгрузку вызовут кого-нибудь другого. Хотя.. Кто знает, чего им там еще понадобилось...

С кислой миной он посмотрел на шлепнувшееся в тарелку месиво и пошел искать себе место за столом. Нашел, сел, и принялся жевать противную бурду, пытаясь разом отрешиться и от вида кормящихся уголовников, и от производимого ими шума.

Тонкая струйка сигаретного дыма тянулась вверх к потолку, рассеиваясь там миниатюрным облачком тумана. Кристофер сидел на полу, спиной привалившись к койке, и вспоминал свою прошлую жизнь. Ту, которой уже порой казалось что и в помине не было, а был только радужный сон, навеянный сюжетом какого-то фильма. Однако он знал, что это не так. И все равно упрямо вспоминал, хотя эти попытки и ранили его душу.
У него была любимая работа, замечательная семья: жена-красавица и чудесный ребенок, большой дом недалеко от океана, хорошая машина. Когда он оживлял в своей памяти те счастливые времена, то лицо его само сабой разглаживалось и светлело, в ушах откуда не возьмись начинали звучать любимые голоса и счастливый смех, а еще шум волн и крики чаек... И он никак не мог понять, что же он сделал не так. Где ошибся, что все вдруг в одночасье рухнуло и исчезло, словно никогда и не существовало.


* * *

- И давно это у вас с ней продолжается? - по театральному драматично спросила Джессика. Он вела машину по плавящемуся от жары шоссе на побережье Тихого океана. Я развалился рядом на кресле пассажира и отрешенно вперился в ослепительно сверкающее солнцем водное пространство. В этот раз домой нас везла жена, поскольку на дружеском бранче в Беверли Хиллс, с которого мы ехали, я прилично выпил.
- Что ты имеешь ввиду? - спросил я, стараясь чтобы мой вопрос прозвучал как можно более не принужденно.
- Ты знаешь о чем я, - резко ответила Джейн - все видели как вы с ней танцевали. Эта старая курица прижималась и смотрела на тебя так, словно собиралась трахнуть тебя прямо там, при всем народе.
Я натянуто рассмеялся.
- Послушай, что это за фантазии? Ты прекрасно знаешь, что она моя давняя постоянная клиентка и через нее ко мне пришли немало других постоянных клиенток и возможно еще придут. Это работа, понимаешь? В конце-концов что страшного в том, что я ей немножко нравлюсь? Это же ничего не значит.
Конечно же я не собирался ставить в известность своею дорогую жену, что незадолго до обсуждаемых событий, эта самая богатая клиентка отсосала мне в ее собственном шикарном туалете. В принципе, это загадка, зачем я ей подобное позволил. Может тому виной виски? Или не хотелось разочаровывать в общем-то симпатичную, так лестно предлагающую себя женщину? А может я просто струхнул, что, отказав ей, могу потерять немалую часть клиентуры? Черт меня разберет...
- Мне это надоело! Надоело что люди смотрят на меня как на дуру! Почему я должна терпеть подобное обращение? Неужели я мало сделала для нашей семьи?
И так далее, и тому подобное... Джессика все больше заводилась. Приближалась истерика. Я закатил глаза к потолку. Спиртное приятно разливалось по венам, погружая организм в расслабленную негу, но крики жены мешали погружаться, резали уши, а главное - заставляли просыпаться прикорнувшую было совесть.
- Но, дорогая... - начал я, и тут ремень безопасности пребольно врезался поперек груди. Визг тормозов, что-то ударилось о передний бампер, в лобовом стекле промелькнула какая-то тень, потом замелькало что-то: деревья, дома... Наконец остановилось и на негнущихся ногах мы вылезли. Коляска. Смятая. В ней что-то, завернулось в ворох тряпок. Алые пятна. Ножка в белом носочке. Сидящая надо всем этим женщина поднимает лицо на меня. Джесс повалилась в обморок. Я посмотрел на небо.


* * *

Сегодня ему приснился плохой сон. Не про счастливые деньки, не про семейный отдых на островах, не про милую умиротворенную жизнь в их уютном доме, а про тот самый Конец-всему-хорошему-что-было-в-его-жизни. Поэтому и встал Крис много угрюмее обычного. Выкурил сигаретину и теперь, мрачный, с отсутствующим видом стоял в строю заключенных, осоловело вперившись в какую-то невидимую точку на противоположной стене, и в пол-уха слушая что там еще имеет сообщить этот мутант...

Обычно бой воителей аспекта Скорпиона скоротечен. Большую часть времени они проводят в засаде, наблюдая и выбирая момент для атаки. Однако порой враг, такой как исчадия потустороннего пространства или извращенные хаосом темные "родственники", оказывается слишком чуток и силен. От такого не просто спрятаться и убить, застав врасплох. Тогда, в открытом бою лицом к лицу, воин-скорпион будет использовать тактику уклонения и стараться, полагаясь на свою реакцию, поймать противника на контр-атаках и обманных движениях. Уколы мандибластеров также играют важную роль, однако сейчас, в тренировочном бою им, конечно же, не место.
Айлен пригнулся, встав в пол-оборота и расставив ноги достаточно широко. Перенося вес тела постоянно с ноги на ногу, покачиваясь словно большое членистоногое, он неотрывно следит за каждым движением Эларика.

"Идиоты! Кругом одни идиоты!" - думал Кайро, нервозно кусая губу и в раздражении прохаживаясь по комнате взад и вперед словно запертый в клетке зверь. Отнюдь не поощряемая учителями Ордена потеря самообладания почти не волновала его на фоне гнетущего сознания собственного бессилия и бесполезности. Неужели он так ничего и не добьется в этой дерьмовой стране? Да как же они не понимают ЧТО происходит у них прямо под носом? Пользуясь близорукостью и бездействием руководителей Культ всего за несколько месяцев может повергнуть всю Империю в полный хаос.
Перестав мерять шагами помещение, Ши'най плюхнулся на обширную кровать и принялся буравить взглядом потолок.
Из соседнего королевства, думал он, в которое так же были отправлены несколько агентов, уже приходили дурные вести - массовые беспорядки, взрывы, убийство королевы... Не нужно быть гением, чтобы догадаться откуда растут ноги всех этих неожиданных бедствий. Культ поднимает голову, а эти придурки даже слушать ничего не хотят! И это притом, что в Мельне вроде как существует разветвленная система тайной полиции и спецслужб, сотрудники которой, по слухам, даже магию используют. А чем же занимается вся эта мощнейшая кодла - ловлей карманников? Регистрацией проституток? Борьбой с конокрадами? Уроды...

Кайро вздохнул. Ну ничего. Они конечно получат за свою тупость. Скоро и здесь начнуться такие происшествия, от которых уже невозможно будет отмахнуться, но зачем же обязательно ждать жертв, когда можно принять соответствующие меры и подготовиться ко всему заранее? Ладно. Хватит тут торчать, пора действовать. Кайро облачился в броню, набросил на плечи плащ, повесил сумку, приторочив к ее ремню шлем, определил на пояс два малых меча и повернулся к дальнему углу комнаты, в котором, прислоненная к стенке, стояла его катана. Поднял руку, чуть прикрыл глаза... Секунда концентрации и длинный меч в ножнах, дрогнув, сам собою метнулся прямо в открытую ладонь. Кайро закрепил катану за спиной и, напоследок проведя взглядом по сюжетам на стенах, вышел из комнаты.

Айлен разлепил веки и поднял взгляд на вставшего над ним Эларика - печать изнеможения после тяжелой борьбы с духами прошлого за право существовать все еще омрачала лицо экзарха. Глубокие тени пролегшие под глазами, впавшие щеки и ставший каким-то костистым нос делали его лицо подобным какой-то ритуальной маске, однако что это все по сравнению со смертью в пылающей жаровне под гневные вопли порицающих душ... Священное пламя беспощадно к отступникам, но Маульниру удалось выйти из него живым. Значит прав. Значит своим истовым стремлением к совершенству, чистотой намерений и фанатичной ответственностью за жизни соратников сумел убедить первородную стихию. Теперь у него свой, особенный Путь.

"Сыграем?"

Айлен озадаченно склонил голову на бок. Он предлагает учебный бой? Тренировку? Случалось ли когда-нибудь воинам разных аспектов тренироваться вместе? Кроме того, неужели он хочет драться здесь, в движущемся фургоне грузовика, не взирая на опасность быть обнаруженным? Киарнэль всмотрелся в глаза экзарха, одновременно заглядывая внутрь себя, в поисках ответа.. Мгновения сомнений.. Веселые огоньки в глазах Эларика.. Еле заметная улыбка в уголках его губ..
А, Кхайне, почему бы и нет! Если друг оказывает тебе честь, предлагая дружеский поединок, то разве может помешать этому какой-то жалкий Монкх-кей? Или даже целый город Монкх-кеев?!
Айлен улыбнулся и сжал руку экзарха. Поднялся. Разведя плечи, выгнул грудь дугой, разогоняя кровь.
- Надеюсь ты не собираешься использовать мечи? - весело спросил он партнера - Пожалуй, твой клинок может легко разрубить мой.

Кристиан, раздумывая о чем-то своем и даже, кажется, насвистывая, обогнул мачту и вдруг застыл на месте. Доктор и фея. Не было слышно о чем они говорят, но потому как Она обворожительно смотрела на него, томно прикрывая ресницы можно было понять что графиня здорово заинтересована нашим эскулапом. Да что там, она просто млела от его улыбок и приветливых слов, отвечая игриво и кокетливо, что было видно по ее личику...
Мгновенно изменившись в лице, Кристиан попятился и прислонился к широкому боку мачты, в бессилии закатывая глаза. Вот ведь, доктор, старый черт! Бурлящее чувство ревности мгновенно поднялось из глубины души, комом встав в горле. Да он же ей в отцы годится! И как она только... Да что же... Флеминг буквально задыхался от обиды.

"Отставить, моряк!" - послышался строгий голос, идущий, как казалось, прямо из головы. Он был очень знакомым и, спустя мгновение, мичман понял что это голос его прежнего капитана, которым он, Кристиан Флеминг, сам обратился к себе в момент нахлнувшей истерии.
"Как не стыдно! Здесь тебе не дом свиданий, а, черт тебя р-раздери, военный корабль его величества! Чтобы я больше не слышал ни о каких графинях, равно как и о портовых шлюхах!" - поджав губу, разорялся сам на себя мичман. Он распалялся все больше и больше пока внушение постепенно не возымело нужный эффект. Лицо Флеминга разгладилось, подбородок поднялся под горделивым углом, а губы тронула легкая непринужденная улыбка. Он снова вышел из-за основания мачты, но теперь, если бы даже довелось увидеть эту парочку страстно целующимися, его душевного равновесия это бы не нарушило. Ну, почти.
Однако ничего такого не происходило. Графиня стояла у борта одна, а доктор в отдалении склонился над мальчиком-слугой, которого, судя по всему, одолела морская болезнь. Да. А ведь когда-то сам был таким же, подумал Кристиан, отвернулся и пошел по палубе. Пора бы уже пообедать...

- ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ! ШЛЮПКУ НА ВОДУ! - прогремел над кораблем голос лейтенанта. Флеминг резко обернулся и не увидел мальчишку. Только док стоял где стоял, перевалившись через перила...
А в следующее мгновение старпом бросился в море.
Это было настолько же неожиданно, насколько и опрометчиво, впрочем - несомненно героически. Но, к сожалению, отнюдь не отменяло необходимых спасательных мер. Кристиан поднял руку и закричал:
- Спустить паруса! Ложимся в дрейф! Руль на левый борт!
Мичман остановил пробегающего мимо матроса и скороговоркой произнес:
- Позовите мистера Гормана и мистера Уотсона на палубу. У нас чп.

Твердым шагом Марк Флавий вышел из тени ворот. Доспехи его были начищены до блеска, оружие отточено, а сам он был по-парадному прям и подтянут. Прикрывшись рукой взглянул на солнце. Он знал что умер. И что наблюдает сейчас светило с какой-то другой, иномировой стороны. Однако в душе он торжествовал. Вместо путешествия через туманные воды Стикса во мрак царства мертвых, Боги уготовили ему почетное испытание - бой на свой арене. Что ж, он покажет на что способен римский легионер!
Аве, Цезарь моритури те салютант - прошептал Марк выходя вперед, на обозрение трибун. Может там и нет никакого цезаря, а может и наоборот - много, давно умерших...
Взяв пилум наперевес, Марк окинул своего противника спокойным изучающим взглядом. Варвар-карлик. Вероятно пикт или галл, впрочем, никакой разницы...
Оглянулся на служителя.
- Жнец.
Смысл выбора ему объяснили перед выходом, что-то связанное перемещениями в любое место. Интересно, а можно ли оказаться дома? Увидеть жену и детей, с которыми не встречался уже несколько лет? Впрочем, наверняка нет. Не для того он здесь оказался...

Троица солдат Коалиции аккуратно и настороженно продвигалась по пустынной узкой улочке по направлению к зданию, где укрылись их товарищи. Следуя за капитаном, Коэн скользил своим пристальным взглядом по стенам полуразрушенных домов, что нависали с обоих сторон. Изломанные контуры покореженных крыш, зияющие чернотой отверстия из которых слышался посвист и подвывание бесконечных сквозняков, битое стекло окон - город призрак; мертвый город мертвецов.
Детская площадка. Качели. Еде движимые ветром и издающие монотонное поскрипывание словно кто-то невидимый покачивался медленно и грустно...
Воображение Коэна населяло окружающее пространство туманными людскими образами. Взрослые и дети. Они прогуливались по заброшенной улице, сидели в остовах машин, смотрели из окон обветшалых зданий своими призрачными глазами. Девочка в розовом платье. Она тоже была здесь. Лениво покачивалась на качелях цепляя землю носком маленького сандалика. Голова опущена. Изучает что-то в руках...

Внезапный рокот в небе отрезвил Коэна. Прижавшись к стене, он крутил головой, оглядываясь и прислушиваясь к нарастающему гулу. Рев двигателей быстро приближался и наконец накрыл звуковой волной. Стальные крылья мелькнули в воздухе. Глаз только успел выхватить два падающих предмета и тут же раздался взрыв. Отмаргиваясь от посыпавшейся сверху пыли, Змей увидел столб пламени и дыма в том месте, где должен был находиться их танк. Сукины дети...
Однако размышлять у судьбе экипажа было некогда, в наушниках шлема послышался голос Чехова. Снайпер. Только этого не хватало. Чинуахо поднял пулемет, и поводя стволом по сторонам, поспешил за капитаном.

Однако мерзкий гном не торопился нападать и вот уже сам Кел’ах начал терять терпение. В недрах черной души вскипала лютая ненависть, мышцы вздувались под эбонитовой кожей, а лицо исказила яростная гримаса.
Дроу оскалился и прошипел:
- Ты меня бесишь, мерзкое отродье! Я разорву тебя на куски!!!
И бросился на врага…

Коэн устал. Нет, руки все так же спокойно выдерживали привычную тяжесть М41АЕ2, спина не сгибалась под гнетом почти четырех десятков килограммов груза, а ноги могли еще долго носить их обладателя по пустынной запыленной земле LV301. Но в тот момент, когда растаяла забрезжившая было надежда, когда выяснилось что пижонски разодетый мальчик со значком USASF это никакое не подкрепление, а так - заблудились просто, Коэн понял - он смертельно устал от этой планеты. Неужели это дерьмо никогда не кончиться? Разве только корпораты помогут, напомнил он себе, хотя для этого им придется постараться...

Не нравился ему этот Берн, выпендрежник хренов. Мог бы и поуважительней вести себя с капитаном и полковником, а то стоит тут, скалится, шут гороховый. Небось порох нюхал на стрельбище только. Толку от него... Впрочем, по крайней мере раскажет последние новости.

Как-то отрешенно, равнодушно, Чинуахо воспринял информацию о приближении корпоратов. Что-то опаздывают, наши-то уже давно здесь копаются. Ну так встретим. Заряжено.

Поклонившись, Кристиан лучезарно улыбнулся дамам и направился на свой пост. Глаза его слипались, - Боже, до чего же хотелось спать! - а ему еще нужно было достоять свою, до безобразия удлинившуюся, вахту. Он-то расчитывал что проснувшийся Стюарт сменит его, но нет - у того, видимо, были свои планы и формально он имел на них полное право.

Однако вскоре всякая грусть покинула молодого мичмана, его мысли вернулись к прекрасной гостье, что будет теперь так близко от него, но одновременно так далеко.. Конечно же она неприступна как Лондонский Тауэр и наверняка имеет великое множество знатных и богатых поклонников. Впрочем, хотя бы мечтать о ней ему никто не запретит, а он, по правде сказать, все равно не смог бы перестать...

Когда поступил приказ лейтенанта о построении Флеминг, измотанный и злой, только чертыхнулся про себя и тяжело вздохнул. Ему уже было глубоко плевать на всех этих высоких гостей и торжественные приемы. Однако приказ есть приказ.
- Всем построиться!!! - закричал он звонким, зычным и веселым голосом, хотя по правде сказать веселье это было довольно фальшивым - У трапа! За стрелками! Живей-живей! Животы подтянуть!
Матросы забегали, засуетились словно квочки потерявшие цыпленка, но буквально через пару минут уже стояли на местах, пытаясь подражать - впрочем безуспешно - молодцеватой выправке морских пехотинцев. Со своей позиции рядом с офицерами Кристиан оглядел строй и изобразил на лице ободряющую улыбку, которая однако моментально слетела когда он повернулся к карете и сменилась непроницаемым каменным выражением. "Ну ладно. Давайте уже залезайте и разойдемся по гамакам..."

А потом его словно окатило из ведра ледяной водой и по всему телу побежали мурашки.

"Боже, до чего же хороша..."

Дыхание перехватило и сердце забилось как сумасшедшее. Кристиан уже не стоял на ногах - он плыл по воздуху, чувствуя себя так будто ступни его внезапно оторвались от бренной поверхности и зависли в полуметре от нее как у повешенного или святого. Это было потрясающее ощущение, которое длилось и длилось, покуда он видел перед собой завораживающий образ гостьи. Спустя несколько мгновений - а может часов - мичман, призвав всю флотскую выдержку, предпринял попытку овладеть собой и в особенности своим лицом, что наверняка отражало всю гамму чувств, переживаемых сейчас его впечатлительной натурой... Насколько это у него получилось судить было трудно, однако в какой-то момент он с удивлением заметил что выполняет, сообразно приказаниям лейтенанта, все положенные движения, хотя тело тут действовало совершенно независимо от хозяина, подчиняясь усвоенному на службе рефлексу. А в голове тем временем кто-то очень восторженный и лиричный пел под аккомпанемент трепещущих душевных струн:

"Она просто чудо..."

Твердым энергичным шагом, молодой Кристиан шел по мощеной темным камнем широкой торговой улице по направлению к порту. Обычно полностью заполненная праздно-шатающимся народом, улица была почти пуста в столь ранний час. Торговцы только-только начинали открывать свои лавки и кроме них здесь можно было встретить лишь небольшие компании подгулявших матросов, возвращающихся на свои корабли, да некоторое количество вечно спешащего рабочего люда. На этом довольно-таки сером фоне высокий юный мичман в идеально скроенном нарядном мундире выглядел как морская чайка среди скворцов и галок. Неудивительно что две хорошенькие белошвейки, с неподдельным интересом обсмотрев его с головы до ног, тихонько защебетали между собой, то шаловливо закатывая глаза, то скромно опуская их долу. Заметив это, Кристиан элегантно отдал им честь и улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой - он был в прекрасном расположении духа. Да, сегодня у него и впрямь был замечательный день, ведь в этот раз он шел в порт не для того, чтобы, по обыкновению, вдохнуть свежего соленого воздуха и полюбоваться на стоящие на пристани военные и торговые корабли. Сегодня он собирался взойти на борт одного из них и отправиться наконец в долгожданное плавание к далеким берегам, а также, если на то будет Божья воля, сдать успешно экзамен и стать лейтенантом королевского флота...

Этим утром Кристиан поднялся очень рано, но, несмотря на это, вся семья Флемингов собралась в гостиной чтобы проводить его в дорогу. Отец был очень серьезен. Причем чувствовалось что за суровой сдержанностью престарелый барон прячет искреннюю заботу и разрывающую его сердце горечь разлуки. А от пронзительного взгляда матери у Кристиана к горлу подкатил комок и в груди возникло острое щемящее чувство. Ее глаза были полны бесконечной и абсолютно безусловной любви, в которой казалось можно было плавать, как в море и никогда не достигнуть берега...
Отец кивнул слуге, что стоял поодаль с массивным футляром в руках. Тот подошел к ним и открыл крышку, держа футляр перед собой. В нем, покоясь на черном бархате лежала позолоченная сабля около метра длиной с изысканной гравировкой на лезвии и их родовым гербом. Прекрасное оружие дворянина.
- Сын мой, - торжественно произнес барон Флеминг - я заказал ее для тебя у одного из лучших лондонских оружейников. Носи ее с честью, достойной нашей семьи.
С колотящимся от волнения сердцем, Кристиан поклонился отцу и принял благородный клинок. Сморгнул подступившие слезы и пытаясь преодолеть дрожь в голосе, проговорил:
- Мама, отец, я... Я всегда буду помнить о вас, о том чему вы меня учили и.. буду очень скучать...
Затем обнялся в последний раз с родителями и братом.
- Помни что мы все любим тебя и гордимся тобой. И каждый день будем молить Господа о твоем благополучии и возвращении - напутствовала его мать, крепко расцеловав на прощание.
А потом они вышли на улицу и еще долго смотрели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

Увидятся ли они когда-нибудь снова? Вспоминая по дороге лица родных, Кристиан чувствовал внутри себя тепло их любви, и у него появилась уверенность что она, как высшее благословение, сможет охранить и спасти его от всех бед, какие только могут приключиться, и даже от смерти...
Тем временем впереди показался порт. Чайки кричали и кружились над высокими мачтами, а по пристани как муравьи сновали туда и сюда матросы с мешками и бочками. Ноздри затрепетали от дуновения свежего бриза и губы тронула счастливая улыбка - скоро он снова увидит бескрайние морские просторы.
Приосанившись Кристиан взошел по трапу на палубу "Отважного" и опознав среди наблюдающих за погрузкой людей капитана направился прямо к нему. Вытянулся по струнке, отдал честь и приподнятым голосом доложил:

- Капитан Горман, сэр, Кристиан Флеминг, мичман, прибыл для прохождения службы.

Волна облегчения прокатилась по телу Киарнэля - Та-Что-Жаждет осталась ни с чем в этот раз. Одновременно с тихой радостью тяжело навалилась и накопленная усталость - потрясения долгой ночи не прошли даром. Кивнув Эларику, Айлен сжал еще раз кисть друга и осторожно опустил его на спину, а сам лег рядом.
Вздохнул глубоко. Взял в руки свой снятый ранее шлем и поднес на уровень лица, проводя взглядом по изящным контурным линиям, задержавшись на хищных отверстиях мандибластеров и всмотревшись в тускло поблескивающие зелеными искорками визоры.

Лик аспекта, воплощенный в совершенном материале.
В памяти переливался цветными гранями калейдоскоп событий и схваток последних часов, и какая-то неуемная часть сознания Киарнэля, не смотря ни на какую усталость, продолжала свой кропотливый разбор. Каков он был сегодня? Были ли достойны его действия и мысли всего того, что вложил в него Наставник-Экзарх? Являлся ли он истинным Атакующим Скорпионом или можно было действовать еще эффективнее?
Спокойные размеренные вопросы и бесконечный поиск ответов...

Шлем уже некоторое время лежал рядом. Грудная клетка медленно плавно вздымалась, характеризуя глубокую медитативную фазу отдыха тела, но на задворках сознания все еще продолжались нескончаемые удары, выпады, изгибы и тихие переходы из тени в тень.
Стремление к совершенству неразрывно связано с расой Эльдар. И покуда есть силы, аспектный воин не остановится а будет продолжать идти вперед мерной и уверенной поступью.
По Пути.

Все заволокло густым маревом тумана, в котором терялись мысли, чувства.. В нереальной пелене проносились яркие вспышки фонарей, заставляя гнездящуюся в висках боль пульсировать в такт их движению. Ни грязь, ни вонь, никак не волновали Киарнеля в его теперешнем состоянии. Даже если бы сейчас к его голове приставили ствол, он бы не смог ничего сделать. Последнее напряжение сил полностью опустошило его, почти превратив в равнодушный ко всему, словно одурманенный организм. Это предел. Зияющий темный провал пропасти. Всего один шаг и...
Айлен перевел замутненный взгляд на Эларика. Горделивый плюмаж на шлеме мотался из стороны в сторону - Экзарх извивался и корчился словно что-то разрывало его изнутри.. или снаружи? Дикая мысль выпрыгнула из тягучего варева сознания. Ведь в экзаршьих доспехах жили души всех предшественников их носителя, возможно ли.. прогневить их? Одно за другим всплывали в памяти все изменения и странности, что замечались в устремлениях и действиях Экзарха. Уж не это ли послужило причиной ментального проклятья?!?
С огромным трудом, будто преодолевая бешеное давление, Киарнэль переполз к бьющемуся в судорогах собрату. Мысленно потянулся к психо-затворам брони. Открыть. Извлечь измученное тело из жара плавильной печи, в которую обратилась его защитная оболочка. Поднять на руки. Дать ему возможность разобраться в себе и снова стать единым целым с душами ушедших воинов.
Ну же, во имя Азура!

Вот он. Темный, омертвевший Путевой камень. Тихий стон вырывается из груди Киарнэля и он, словно в темный омут, бросается в самую глубину потустороннего ментального уровня реальности. Там, посреди бушующего, гремящего всполохами молний и завывающего омерзительными голосами бесчисленных демонических сущностей, океана, на маленьком островке слабо, очень слабо тлеет огонек души Нок-Ниера. Айлен протягивает к нему руки. С них, потоками изначального света, что питает его собственную напоенную силой Древней Расы душу, срывается энергия и устремляется на помощь. Живи, мой несчастный сородич, ты - это мы! Едины против алчущего, накатывающегося на вселенную Хаоса. Покуда есть надежда сохранить тебя, никто из нас не отступит, не отвернется, не смирится с потерей, ибо путь Эльдар - сохранение и возрождение былого...
Но тщетно. Трещины ползут по хрустальному куполу, Путевой камень поврежден, и как только его защита падет, душу Сверкающей Пики растерзают разъяренные демоны. Треск - еще одна изломанная линия, еще, и еще... Вдруг остановилось. Расходящаяся во все стороны сеть засветилась голубым сиянием и застыла, будто замерзнув под толщей льда. Айлен обернулся и увидел Эларика, точнее его проекцию, протянувшую перед собой руки - лазурное свечение исходило от них. Лицо экзарха было сосредоточенно и напряжено, своей волей он заделывал бреши в защите камня. Скорпион потянулся к другу, в поисках знания о природе чудесного хрусталя. Ответ не замедлил себя ждать и вот уже /непреклонная воля эльдар, воплощенная в резец врачевателя, напитывает силой треснувший камень./
Наконец, преграда Хаосу восстановлена. На время... Сотканный из воспоминаний образ Арваура, что лежит на дымчатой породе островка, недвижим. Мерцание в его груди медленно но верно угасает, рев же беснующихся вокруг осколка волн наоборот словно усиливается. Айлен склонился и сел на колени подле павшего собрата. Отчаяние сжало его сердце, сил на поддержание жизни оставалось совсем чуть-чуть, и тогда он запел. Тихо, в пол-голоса, исполненного бесконечной грусти и тоски.

Пусть твой путь будет прямым,
А дорога - ровной!
Развевает серый дым
Ветер непокорный.

Пусть тропа будет легка!
Да пройди до края!
Сколь бы ни был с далека
Путь твой, долей странный.

Да пройди ты все пороги
И не стой на месте!
Не ведут ТУДА дороги,
Так проложим Местью!

Да пускай чисты распутья
Будут на рассвете...
Не смогу тебя вернуть я,
Так спрошу у Смерти!

Пусть душе твоей легко
За порогом будет.
Ты теперь так далеко,
Что сомненья студят...

Пепел прожитых надежд
Ветром я развею,
Ты сказал когда-то прежде:
"Верь!". Теперь я верю...

Пляшет отблеск отгоревших
Огоньков на пепле...
А с небес, чуть потемневших,
Ты смеёшься с ветром.

Пусть прямым твой будет путь,
Да дорога - ровной!
Шепчет: "Больше не вернуть..." -
Ветер непокорный...

Айлен замолчал, но и раньше его едва ли было слышно из-за бурлящих бушующих волн и громыхания молний. Обернулся к Экзарху, тот сидел рядом, неподвижно, словно целиком погрузился в себя в поисках верного решения. Киарнэль устремил на него полный отчаяния взгляд. Последняя надежда тонула в грохочущих волнах...

Если нужно - встану я на пути у ветра
Если нужно - жар души подарю я пеплу
Нок-Ниер вернется к нам, и во тьме бескрайней
Будут демоны скулить, лишь себя глодая.

Маульнир потянулся за мечом и простер его над лежащим телом. По лезвию струились, все более разгораясь, призрачные огоньки. Боясь пошевелиться, Айлен завороженно наблюдал за происходящим. Свечение собралось на острие и вдруг полилось огненными каплями прямо на грудь Нок-Ниеру, сразу уходя куда-то вглубь, впитываясь внутрь. "Энергия... Сила Душ, выпитых Лютым мечом, подчиняется воле Экзарха..." - возникла догадка. Веки Сверкающей Пики дрогнули...
И в этот момент словно сдвинулся фокус восприятия, концентрация покинула разум Киарнэля. Он снова видел их с Элариком руки, накрывающие камень, снова ночь вокруг, хотя стало заметно светлее - это Монкх-кей включили свои мощные прожекторы. Только этого не хватало!

В сознание прорвался поток мыслей Экзарха: камень нестабилен, его целостность нужно постоянно поддерживать покуда они не доберутся до мастеров Биель-тана. Кому надлежит нести эту ношу? Айлен не секунды не сомневался. Только Экзарху - лидеру отряда, одаренному мудростью и несгибаемой силой воли, он мог доверить жизнь их товарища.

Прохладный шелест слов - словно ручеек катает мелкие камешки, спеша влиться в реку.
"Из оцепления можно уйти на юг, перепрыгнув через улицу выше лучей света. Это рискованно. Но в других местах риск больше. Доверишься высоте, Айлен? Улыбнись, друг мой, ведь половина дела уже сделана. Осталось только оставить с носом упрямцев-монкей, не желающих согласиться с тем, что добыча ускользнула."

Скорпион кивает. И превозмогая навалившуюся смертельную усталость идет следом. Казалось будто крепкий поводок воли Экзарха ведет его за собой к спасению. Не будь его - еле живой от духовного и физического истощения, Айлен просто лег бы на землю, будучи не в силах идти дальше...

"Варп побери всю эту мерзость!"- стиснув зубы, выругался про себя Джонсон. Он терпеть не мог этой неизвестности. Когда не знаешь толком что происходит, начинаешь подозревать самое худшее. "Неужели Хаос зашевелился? Хотя по каналам СПО никакой информации не поступало. Но что-то ведь происходило! Не спроста же понагнали сюда ребят со всех прилегающих участков! Толи охраняем, толи ищем что-то, и никто ничего не говорит. Дерьмо...". Командир патруля в сердцах сплюнул на асфальт и потянулся за пачкой в кармане. Судя по всему, сигарет на остаток ночи точно не хватит...
Внезапно со стороны сада донесся заливистый лай собак. Лучи фонарей, укрепленных на лазганах, немедленно залегших, патрульных, разрезали тьму в том направлении. Джонсон тоже бросился ничком. В наушниках раздался голос командира соседнего патруля.
- Что у вас там Джонсон? Что за варповщина?
- Да не спрашивай, гребать тебя в пуп! - проорал он в ответ - Иди справа, мы с ребятами прикроем, давай, давай, давай! Собачки на что-то наткнулись, осторожней там!
"Ну вот, блядь, началось... Но ничего, сейчас мы вас прижмем, ублюдки, кем бы вы не были!" - Джонсон до рези в глазах вглядывался в кое-как освещаемое пространство перед собой, сжимая дробовик побелевшими от напряжения пальцами. Тем временем, яростное брехание собак сменилось жалобным скулежом, а потом и вовсе затихло. Внезапно воцарившаяся, зловещая тишина переполнила колличество выдерживаемого нервами командира давления и он, судорожно сглотнув, потянулся к вокс-кастеру, намереваясь запросить все возможные подкрепления в этот район...
Но не дотянулся.
Его голова, ни с того, ни с сего запрокинулась и по шее пронеслось острое лезвие.. У Джонсона захватило дух и он ощутил себя стоящим над обрывом водопада, с которого извергался мощный ревущий поток его собственной жизни. Крик застрял во взрезанном горле, в глазах помутнело. Его голова, отпущенная кем-то, свалилась на бок, и в нереальном свете фонаря он с ужасом наблюдал как неизвестный, облаченный в диковинные доспехи, придавил коленом к земле голову одного из товарищей Джонсона и, одновременно с этим, погрузил жужжащий пиломеч в фонтанирующую брызгами крови спину другого. Водопад иссяк. Опустел. Померкло...

Пока капитан с Джейкобсом изучали карту, Коэн со своим обычным предбоевым лицом каменного изваяния стоял чуть поодаль остальных. Лишь немного затрепетали его ноздри, когда он, словно матерый волк перед охотой, потянул носом воздух, пробуя его на вкус.
Воздух поверхности... В нем, наряду с радиоактивными взвесями и ядом технологических выбросов разруенного города, был распылен пепел сотен тысяч погибших в термоядерном пламени. Это был запах Чистилища, самовольно учиненного Человеком безо всякой помощи небес, запах самой смерти... Вместе с ним ты вдыхал весь ужас, все зло, в котором погрязла эта планета, и начинало казаться что где-то на границе слышимости доносится предсмертный крик великого множества людей. А может быть это просто ветер воет в неизлечимо больной атмосфере проклятой планеты...
Да... Должно быть, ветер...

Три, четыре... Три, четыре...
Словно впивающиеся в мозг всеми своими нарисованными гранями цифры выбивали в нем надсадную марширующую дробь. Коэн не спал, хотя и хотелось. Просто лежал без движения на своей койке, уставившись на дверь, с тех пор как поднялись ребята из четырнадцатой. Боялся... Нет, даже не так - сейчас он уже наверное совсем ничего не боялся, да и раньше не многого... Просто очень не хотелось снова возвращаться в тот же самый навязчивый сон, что преследовал и мучил его уже примерно неделю.
Изумрудная, залитая солнцем, лужайка, невдалеке поблескивает небольшое озерцо, на расстеленном цветастом пледе расположились молодые мужчина и женщина. На их лицах улыбки. Он не отрываясь, с пронзительной нежностью смотрит на то, как Она делает ему сэндвич из, заготовленной в плетеной корзинке, снеди. Заслышав звонкий смех, они оба оборачиваются чтобы приласкать взглядом подбежавшую к ним девочку лет девяти, в розовом платье и с большим надувным мячом в руках. Все ее тело, от обутых в темно-красные сандалии ножек, до двух озорно болтающихся хвостиков, в которые собраны ее чудесные золотистые волосы, заряжено какой-то неуёмной радостной энергией, заставляющей ее постоянно бегать, резвиться и подбрасывать в лазурное небо свой, огромный как планета, мяч... Села. Высунув язык, примерилась к лежащему на бумажной тарелке, крупному и очень сочному на вид, бордовому яблоку. Протянула было руку но тут же заметила аппетитный сэндвич. Что-то спросила, хлопая длинными ресницами, и обернулась к отцу - тот улыбнулся, кивнул, мать протянула дочери свежий, щедро и мудрено составленный...
Вспышка. Все тонет в страшном искусственом свете. Время будто остановилось. Медленно словно через силу движется рука с бутербродом, но никакого бутерброда уже нет - он сплавился с плотью в одно дымящееся месиво, лениво стекающее на землю. Бархатная кожа на застывшем детском лице прямо на глазах обугливалась, вздувалась пузырями, что тут же лопались с жутким скворчанием, и постепенно сползала, обнажая белизну костей... Dies irae. Ужас. Ужас...
Снова и снова, каждую ночь возвращались эти жуткие видения. Откуда они только берутся? Неужели помешательство на почве нервного истощения и кислородного голодания? Спустя неделю Коэн все больше укреплялся в одной мысли: на них на всех давит излучение, похлеще ренгеновского - смерть миллионов людей выбросила в атмосферу неимоверный заряд боли, страдания, страха... Их голоса воют в наших воспаленных мозгах, терзают наши души, повторяя одно и то же - "Убийцы...".
Да. Ему и хотелось убивать. Убивать всех этих гребанных извергов из корпорации. Стрелять и стрелять, пока не иссякнут боеприпасы, а потом резать ножом и вгрызаться зубами в горло...
Словно откуда-то издалека запел магнитофон, козарма загудела обычными звуками: кто-то ворочался, скрипя пружинами койки, кто-то заговорил в пол-голоса, начинался новый день войны.
Однако спокойствие недолго царило в душном мареве подземной казармы -
появился посыльный с сообщением от командования.
Медведь скомандовал подъем и Коэн со взохом поднялся с койки. Когда же он выспится, наконец...

Яркими звездами сияла в варпе пара эльдарских душ. Резкими гневными всполохами ударяли они серые обезличенные души Монгх-кей и те, раздираемые на куски страхом и болью, гасли и растворялись в запредельном пространстве. Прерванные элементы боевого танца бросили Скорпиона и Мстителя друг к другу, и на несколько мгновений, соприкоснувшись аурами словно пара влюбленных, они ощутили встречные потоки победных эмоций.
Два близких по духу существа древней расы, два отважных сердца, горящих чистым пламенем Азура, два воина, что бросают вызов хаосу, поглощающему вселенную...
"Не медлим же..."
"Да, я вижу..."
Вновь к оставленному на время месту наблюдения. Вновь из тени следит за своими жертвами скорпион, дожидаясь момента чтобы ужалить крепким смертельным ядом.
Айлен сконцентрировался до предела и, не зная делал ли подобное кто-нибудь до него, действуя по наитию, сфокусировал воедино два видения - обыкновенное и ментальное - с целью не упустить ни малейшего движения врагов, распознать их еще не осуществленные намерения.
Нервная дрожь прошла по его телу - давал о себе знать груз ответственности. Слишком многое было поставленно на карту, слишком дорого могла стоить любая ошибка. Однако, почти сразу на плечо легла рука Эларика, словно говоря - "Ради Арваура, ради нас и ради Биель-тан'а, ты сможешь. Я с тобой. Мы все с тобой...".
Поддерживаемый этим доверием, Айлен успокоился и целиком сосредоточился на их цели.
Время для него вдруг стало тягучим и неспешным, мгновения тянулись в такт медленным ударам сердца. Вот, нарочито еле движущиеся, враги сошлись вокруг ящика. Айлен успевал вглядется в каждое лицо, воспринять узор каждой ауры, найти то, самое уязвимое, положение, при котором в живых не останется никого.
Запульсировал детонатор спрятанной гранаты...
Еще немного...
СЕЙЧАС!

Следование пути... Порой оно дается легко, и спрятанные в глубине тайны вдруг оказываются на самой поверхности, - только руку протяни - но чаще на долю путника приходятся мучительные поиски верного направления, среди множества других, оканчивающихся тупиком или даже бездонной пропастью.

Шаг, другой, остановка, еще один, как вдруг, звенящую тишину взорвал скрежещущий сигнал зуммера следящего устройства, которое с поистине садистским удовольствием возвестило об очередном провале неловкого ученика. Юный Скорпион разочарованно застонал и в бессилии повалился на спину. На глаза уже были готовы навернуться слезы - "это невозможно...". Айлен наверное уже в сотый раз пытался пройти по длинному коридору, каждые несколько метров пола которого представляли собой различные покрытия: от сыпучей щебенки, до немилосердно скрипящего от каждого шага паркета. В какой-то момент он снова превысил заданный учителем уровень шума и провалил задание.
- Опять неудача? Ну-ну, вставай - раздался звучный голос. От стены отделилась и приблизилась высокая фигура в переливающихся изумрудных доспехах. - Попробуй еще раз - Наставник, знаменитый экзарх аспекта Скорпионов, был совершенно спокоен и даже слегка улыбался.
- Это бесполезно, - жалобно простонал Киарнэль - у меня не выходит, хотя попыток было предостаточно. Этот коридор уже во сне является мне. Учитель, что я делаю не так?
Экзарх перевел взгляд куда-то в сторону, точно вспоминая что-то давно минувшее, и не поворачиваясь задумчиво произнес:
- Твое желание преуспеть велико, но... Оно же таит в себе опасность. В тебе возникает и копится слишком сильное напряжение, а от этого теряются легкость и эластичность - наставник обернулся к ученику. Его лицо светилось уверенностью, словно он наконец понял что нужно сказать подопечному.
- Тебе не хватает естественности и тонкости контроля. Расслабься. Ощути свое тело до самых кончиков пальцев, прислушайся к его ощущениям. Почувствуй единение со всем, что тебя окружает, теки, пари, двигайся без принуждения, надрыва и грубости. Контролируй себя, но как-бы исподволь, со стороны, а где-то положись на инстинкт и позволь своему телу решать самому. Давай, попробуй еще.
Ловивший каждое слово учителя, Айлен кивнул и направился к исходной позиции.
Прикрыл глаза, медленно вздохнул и сделал первый легкий шаг. За ним еще один, легкий как падающая пушинка. Затем еще и еще, все более ускоряясь, двигаясь плавно и непринужденно, как дуновение ветерка, как нежное прикосновение смычка к струне в тихой задушевной мелодии. Вес тела сам собой испарился, как если бы за спиной зазвенели и понесли крылья небесного аспекта Ястребов. Оставалось совсем немного. Ловкий прыжок через пересекающую полосу препятствий расщелину, мягкое приземление и Айлен обнаружил себя стоящим на финише. Он прошел! Практически бесшумно прошел этот коридор, что был камнем преткновения для него и для многих других, идущих стезей диверсионного аспекта. Не скрывая эмоций, улыбаясь до ушей, Киарнэль подошел к учителю. Тот тоже улыбался, тепло, радостно, взирая на своего воспитанника с отеческой гордостью.
- Молодец. Я и не сомневался в тебе. Ты станешь достойнейшим воином Биель-Тана, если будешь и дальше постигать мастерство нашего аспекта, отдавая этому всего себя без остатка. Ну что, еще разок для закрепления?
Айлен весело рассмеялся, обернулся и обомлел - только что пройденную им полосу препятствий теперь пересекали, двигающиеся с разной скоростью и амплитудой тонкие линии лазерных лучей, сходящиеся и расходящиеся под всевозможными углами.
Восторженная улыбка медленно сползла с вытянувшегося лица юного Скорпиона..

Что это? Почему сейчас? Внезапно промелькнувшее воспоминание событий многолетней давности удивило Киарнэля. Однако спустя несколько мгновений он понял - все вокруг изменилось, будто кто-то смахнул слой пыли с привычной картины реальности и одновременно появилось особое специфическое чувство, как если бы он постиг смысл нового урока. Что-то новое открылось в нем и расширило границы восприятия. Айлен перевел взгляд на Эларика и увидел, что в этот самый момент нем тоже происходят какие-то внутренние изменения, но совсем другого рода. Это напугало Скорпиона, но он не стал допытываться и отвлекать товарища - сейчас на это нет времени. Нужно как можно скорее отыскать путевой камень и иначе это сделают враги. Айлен как в омут с головой окунулся в новые ощущения, его ментальное внутреннее зрение стало намного острей. Мерцающие контуры биополей Монгх-кей стали легко различимы и позволяли не только проследить за их передвижениями, но также давали множественную информацию, касающуюся, к примеру, их морального и физического состояния, и даже ближайших простейших намерений, что в целом являлось поистине бесценными знаниями для диверсанта. Скорпион скоординировал свои действия с Экзархом и, скрываясь в тенях, устремился вперед. В то же самое время он внутренне потянулся к павшему собрату...

Людская масса все наступала и, поддаваясь усилиям рьяно напирающих задних рядов, почти замкнула кольцо вокруг израненных воинов. Страх ее, подобно натянутой до предела струне что вот-вот лопнет, в любое мгновение мог взорваться панической атакой и уже не спасет никакое боевое умение. Наконец когда Штарк, видя что его друзья медлят, дошел до крайней точки отчаяния и уже хотел было истошно завопить - "Бегите, бля, мать вашу!", монах, а следом и Серкос, рванули в единственный оставшийся свободным прогалок и устремились к лесу.

А на Каланте вдруг напала нерешительность, она все переминалась с ноги на ногу, не зная что предпринять. Людское море, что не вняло ее увещеваниям, тянуло к ней загребущие руки - чуть промедлишь и затянут в глубь, раздерут на клочки одежду, а там произойдет то, что многие женщины посчитали бы участью худшей, чем смерть. Но она медлила. Пронзительный взгляд следопыта словно приковал ее к месту. Внезапно почувствовав себя маленькой беззащитной девочкой, Каланте разрывалась между желанием жить и невозможностью бросить того, кто стал ей так дорог. И только когда уже вступивший в неравную схватку Морин на мгновение обернулся и заорал что есть силы - "НУ ЖЕ, КАЙЛИ, СПАСАЙСЯ!!!", она наконец побежала, и тут же, поравнявшись с Серкосом, принялась раздавать удары тем, кто тщился задержать ее на пути к свободе. Бешеная боль от потери придала Каланте сил. тела нападающих расцветали брызгами крови словно в руках у нее была не тяжелая палка, а острый стальной меч.

А потом, вырвавшись из окружения, воительница обернулась назад в поисках следопыта и увидела его рубящимся с десятком обступивших его врагов - Морин то и дело содрогался от множества жестоких ударов, но упрямо продолжал бой, как только и пристало настоящему бойцу их славного отряда Специальной Службы. А еще у него на лице играла улыбка, так, будто он смеялся в лицо самой Смерти. Еще бы! Ведь сегодня он обманул Костлявую, вырвав свою возлюбленную из мертвящих когтей. Таким Каланте и запомнила его - стойким, сильным и готовым всегда придти на помощь, чего бы ему это не стоило. "Прощай" - прошептала воительница и поспешила вслед за остальными к спасительным зарослям...

Что отличает выдающегося солиста от рядового артиста труппы? Что отличает воина аспекта Жалящего Скорпиона от остальных Эльдар?
Для него все звуки, даже самые малейшие шорохи были предельно явственны подобно различным голосам в полифоническом произведении. При этом его собственный голос был столь мягок и тих, да к тому же, когда надо, он обладал свойством вторить остальным почти синхронно, так что само его наличие было практически невозможно заметить.
Любое пространство, любой рельеф могли стать для него надежным укрытием. Даже с открытой ровной поверхностью он мог, неподвижно застыв, слиться настолько, что случайный неподготовленный взгляд проскользнул бы его не задержавшись. Конечно же темнота и буйная растительность являлись той идеальной сценой, на которой Скорпион мог разыгрывать свои самые впечатляющие и трагические для врагов действа.
В развернутую, но тем не менее легко читаемую партитуру, что четко обозначала вступления всех партий и смены темпов, складывались для него расположение и маршруты вражеских патрулей. Главенствующей же над всеми всегда оставалась его собственная тема, отмеченная большой долей вариативности и импровизационности.
И важнейшей кульминацией его несомненных талантов был молниеносный, застающий врасплох любого врага, неотразимый смертельный удар...

Вот и сейчас для незаметного прохода по коридору мимо вальяжно шатающегося Мон-кей от Айлена не потребовалось никаких мало-мальски заметных усилий. Он сделал это походя, легко и непринужденно, попутно думая совсем о другом. А именно - о том, что сказал Арваур, который вновь обратился к своему собрату.

- Брат мой, хоть и не настолько сведущ я как идущие великим Путем Провидца, но верю, я искренне верю, что попав в лоно благословенной души нашего мира ты, вместе с величайшими из наших собратьев, обретешь все, чего только не пожелает твое пылающее жизнью сердце. Невиданную доселе скорость, бескрайние пространства среди звезд и главное - бесконечную любовь нашего мира, абсолютную и безусловную.

Примитивный транспорт Мон-кей вез их через ночные, облитые огнями фонарей и неоновых букв, улицы города. Скорпион сидел, поджав колени к подбородку, и задумчиво смотрел на проносящееся мимо, сотканное из множества полу различимых слов, шума, смеха и блекловатых по силе но таких разных человеческих эмоций, марево чужой жизни.

"Здесь глубоко и просторно, брат... здесь хорошо."

Сердце резко подскочило было от неожиданности, но тут же успокоилось словно иначе и быть не могло. Айлен внезапно как-то понял про себя, что все это время он подспудно ждал того момента, когда разум Нок-Ниера, пойманный путевым камнем, прорежет пелену безмолвия и обратиться именно к нему.

"...Ты же единственный, кого я сейчас ощущаю рядом."

Киарнэль постарался собрать в себе как можно больше душевного тепла и послать его павшему собрату. Обнять его, обогреть в леденящей изоляции камня. Но главным было ответить на вопрос, развеять сомнения и тоску. Да...
Аилен расслабился и вошел в легкий транс. Образы, слова, мысли, воспоминания - все уподобилось спокойной, неспешно текущей реке его жизни, по, переливающейся причудливыми цветами, поверхности которой он дрейфовал, не двигая не единым мускулом.
Вспомнились уходящие ввысь шпили величественного храма аспекта Жалящих Скорпионов. Он, еще совсем юный, стоял у огромного портала и, запрокинув голову, смотрел на все это великолепие с понятными волнением, восторгом и еще какой-то невыразимой дрожью в душе, тревожащей и одновременно доставляющей сладостное удовольствие. Что ждет его там, за этими тяжелыми дверьми? Какое будущее? Дальше был долгий и сложный путь, состоящий из бесконечных тренировок и попыток вникнуть в наставления учителей, но этот момент и это особое свое состояние Айлен запомнил на всю жизнь и уже тогда знал - чем-то новым, очень важным насыщена будет его дальнейшая судьба.

Он плыл и плыл, не ведая о времени, а потом сами собой пришли слова.

"Пойми, Арваур, важность Пути в следовании ему и в постоянном стремлении к цели. Только постигая все новые глубины, не останавливаясь и не успокаиваясь, можно достигнуть понимания твоего личного смысла во всем. Самого себя, если хочешь. Скользя же по поверхности, не позволяя ничему захватывать тебя полностью - ведь только так можно продвинуться дальше по Пути - ты растратишь себя и скорее всего внутренне погибнешь, а это наверное даже страшнее физической гибели..."

Ройт наконец отдышался и не сводя взгляда с Митраса внимал его словам, адресованным священнику.
"Я буду сражаться без страха и сомнений, ибо Император смотрит на меня" - повторил он про себя.
Стало легче. Ужас, пережитый в разрушенной деревеньке, постепенно отпускал все еще трепещущую душу Кайла из своих когтей. Глубоко вздохнув, он поднялся с земли, закинул за плечи свой рюкзак и встал рядом с Альфредом - тот снова взялся за тяжелый пулемет, а значит потребуется помощь напарника.

Не жив не мертв Кайл притихал лежа в траве пока пройдут мимо страшные черные машины. Казалось, вот-вот и заметят, остановятся... Взревет какой-нибудь нечеловеческий голос, отдавая приказ и посекут все вокруг очереди из хаоситских болтеров, или того хуже - выйдут из чрева машин ужасающие монстры в шипованных доспехах и уволокут с собой живыми, чтобы потом насладиться пытками и стонами...
Однако милостлив Император. Их не заметили. Не успел Кайл от души порадоваться спасению, как пришедший в себя лейтенант выдал боевое задание. И кому... Медику, который и из лазгана-то стрелял с грехом пополам. Кайл побелел как мел, стоя перед коммандиром но в остальном постарался ничем не выдать своего волнения. "Есть сэр!" - вот и весь ответ. Сматывая с себя ленту пулеметных патронов, он изо всех сил старался успокоить расшатанные нервы и унять дрожь в коленях. "Ничего. Справишься" - говорил он себе - "сейчас не до специализаций, каждый делает, что может и даже более. Только так можно выбраться из этой задницы...”
Проверил по-быстрому лазган и торопливо, в три погибели согнвшись, побежал в указанном лейтенантом направлении.
Ноги несли легко, будто и не было изматывающего марш-броска, глаза рыскали по окрестностям, а уши словно превратились в высокочувствительные локаторы...

Роковые слова произнесены. Мир вокруг, и без того не блиставший яркими красками, поблек и осунулся. "Нок-Ниер погиб. И в этом моя вина..."

Тихо совсем. Только эти слова звучали в ушах и повторялись снова и снова, раз от разу со все нарастающей силой... Пока наконец не превратились в рев бурлящей волны, что сбила и захлестнула Айлена целиком.
Стоя на коленях и упираясь руками в пол, он пытался вынести бешеный напор этого потока горечи и скорби. Все это время он упрямо не давал себе поверить в гибель Сверкающей Пики и надежда была непоколебима - вернулся же Ллановар!
Но теперь, после напоенных обреченностью слов экзарха, даже строгая ментальная подготовка аспектного воина дала слабину. Она не помогла Айлену справиться с лавиной переживаний и чувств, на которые только была способна, вспыхивающая подобно сверхновой, душа эльдар. Вниз по щеке сбежала слеза, еще одна, другая... Киарнэль закрывал лицо руками, что-то говорил, слыша свой бьющийся в стенаниях голос словно издалека, как будто чужой.
Потом затих и погрузился на дно безнадежной апатии, так и оставшись сидеть на холодном бетонном полу. Нелепо выпученные глаза зациклились на одной точке в пустоте перед собой.
С чувством, в котором переплетались бесконечное сожалнние, скорбь и братская нежность, Айлен в своих мыслях обращался к павшему:

"Брат мой. Я не оставлю тебя и приду за тобой где бы ты не был. Свет твоей души будет вечно сиять в душе нашего мира, в покое, окутанный любовью и заботой.
Ты сможешь отдохнуть, а память о тебе не угаснет, покуда бьется сердце хоть одного война Биель-тан"

Не успели они вырваться из плена, насквозь пропитавшихся культистской гнилью и ставших братской могилой для сотен людей, подземелий, как снова отправились в путь - ну и прекрасно! Быть может кому-то и приятней сидеть на одном месте, но только не ему. Уходящая вдаль дорога, лазурная синь неба над головой, встречный ветерок, приносящий свежесть бескрайних просторов и ароматы зелени, верные товарищи рядом и маячащая где-то за горизонтом цель - все это и было настоящей жизнью рейнджера королевской специальной службы Морина Штарка.
С каждым часом, с каждой пройденной лигой, восстанавливалось, утраченное было, душевное равновесие, выветривались смрад и туман Мельнских катакомб, а физические силы, что были, казалось, необратимо надорваны заключением и пытками, постепенно возвращались, как по волшебству.
Единственное, что никоим образом не получалось выбросить из головы и что гниющей занозой крепко засело в сердце следопыта, была трагическая безнадежная судьба их спутников, которым не удалось вырваться из смертельной каменной западни.
Печальная участь новоявленных соратников тяготила, но еще больше Морин терзался потерей Вардиана... Да, тот был невыносим и наверняка в соревнованиях в грубости и спеси среди самых диких варварских племен он получил бы первый приз, но все равно - Железяка был искренним и сильным человеком, который никогда бы не бросил в беде никого из них. "А я его бросил..." - до боли стискивал кулаки Морин, пытаясь заглушить ту, другую боль, что ледяными иглами пронзала его сердце. Брови сами собой хмурились и словно тень ложилась на, становящееся сразу изможденным и осунувшимся, лицо лесного воина...

Понемногу прекратились тихие разговоры, члены их маленького отряда по одному оправлялись спать, кроме странного лысого человека, что казалось и не нуждался в отдыхе. Тот молча принялся что-то деловито записывать, а Морин, оставшись наедине со своими мыслями, все сидел и сидел...
Глядя в огонь, вдыхая его дымный запах, смешанный с ночной свежестью и пряными ароматами распускающихся в сумерках цветов, следопыт думал о своей жизни. О себе и о товарищах, о том каков он есть и каким хотел бы быть, о своей судьбе, о прошлом, давнем и недавнем, о будущем, что ждет впереди, о любви...То лучшее, что содержалось в нем, не смогли вытравить никакие невзгоды и страдания - он любил.
Каким и должно быть настоящее чувство, его объектом было множество всего. Например, родина - королевство Антария снилось ему в самых светлых снах во время заключения. И уж конечно не шумная, но пустая придворная жизнь, балы, известность и почет. Родные дубравы, просторы полей, доброта и искренность простого люда, вековые традиции - и это далеко не все, по чему тосковало сердце лесного воина. Ради всего прекрасного, а также ради любви к Той, что, он думал, была потеряна навсегда, Морин мог бесстрашно идти на верную смерть, усмехаясь в лицо всем опасностям.
Перед его мысленным взором проходили образы прошлого, связанные с Каланте. Поднятие дружеского тоста с укипаловкой Джестера. Она улыбалась и в уголках ее губ появлялись такие обворожительные легкие черточки. Тогда ли Морин увидел в воительнице не только верную боевую подругу? Или может в момент встречи возле замка колдуна, в окружении бездушных убийц - те отправляли на тот свет бойцов СС одного за другим - и когда, посреди этого хаоса, он вновь обрел ее, казалось, восставшую из мертвых? Кто знает...
Сразу после этого Морин, полу-осознанно, полу-бессознательно, попытался затоптать расцветающие ростки чувства. В Каланте тогда поднималась загадочная магическая сила, которая, как видилось следопыту, должна была воздвигнуть между ними непреодолимую стену. Еще бы! Волшебница и охотник - что может быть смешнее? Лесной бродяга, оборванец, над кем смеются как над юродивым при дворе, и опасаются, считая диким. Чтож - прекрасная партия для женщины, у которой в руках невероятная власть, что ставит ее в один ряд с сильнейшими мира сего. Кто он для нее? Никто, ничто...
Однако себя не обмануть. С того времени как они встретились во второй раз - там в тюрьме, где Морин гнил заживо и лишь сны обо всем, что он любил помогли ему сохранить рассудок - все не раз могло кончиться для них смертью, а он ведь даже не сказал... Вот и сейчас, сидя у костра Штарк думал о том, что принесет им завтрашний день. Очередные ужасы, кошмары из преисподней? Крушение надежд или может быть спасение на самой грани падения в бездну? Может статься времени у него уже не будет, а жалеть об упущенном будет слишком поздно...
Морин оторвал взгляд от пламени и оглянулся вокруг. Было уже совсем темно, но он знал, что вокруг раскинулась красота и благодать. Потянув носом воздух и Штарк глубоко вздохнул, наполняя легкие ночной свежестью. ”Теперь же...” Он встал и тихими шагами пошел к палатке где была Каланте. Вдруг не спит...?

До краев полный невыразимого мучения крик, донесшийся из палатки, заставил Морина резко вскинуться. Нахмуренный взгляд следопыта натолкнулся на фигуру в плаще - незнакомец возвращался. ”Черт бы побрал всех этих магов, епископов, мудрецов... Они уже явно переигрывают со своим всевластьем! С упоением играют своими миньонами, балуются магией, плетут сети интриг, ставят всем встречным высокие цели и тут же отправляют на убой. Неугодных истребляют сразу, а стать таковым ничего не стоит”. Морин сел на траву и задумался. ”И все эти величайшие как один, являются последними сволочами с одной лишь целью - распространить свою власть и прищучить соседа, а люди для них только расходный материал”. Штарк внезапно очень явственно ощутил боль мировой души, переодически раздираемой вихрями сил, что на беду подвластны всем этим людям и нелюдям. ”Рано или поздно, произойдет какой-нибудь катаклизм и эта бесконечная грызня кончиться, вот только кто этому порадуется, если весь прекрасный мир рухнет?”
Следопыт замер, будто прислушиваясь к голосу самой природы...

Киу все продолжал безмолвно наблюдать за происходящим на земле и казался невозмутимым и безучастным, однако внутри него на незримых весах колебались чувства и мысли. Выбор...
Если хочешь ты учавствовать в судьбе целого мира, быть избранным, героем, - а быть Стражем означало именно это - то тяжелая громада выбора вместе со всей ужасающей ответственностью за него, неизбежно ложилась на твои плечи.
Та впечатляющая мощь, что рождалась от союза дракона и человека, была лишь верхушкой айзберга, а там в глубине, незримая для непосвященных, крылась настоящая сила, источником которой была общность двух разумов, таких разных, но, чудесным образом, объединяющихся. Никто более, кроме всадника и дракона не мог обладать подобным - сплоченные сознания двух существ становились чем-то полу-божественным, получая ясность, широту суждений, глубину чувства и сострадания...
И вот эта самая сила, и была призвана вынести всю тяжесть ответственности и позволить сделать судьбоносный выбор...
Прервав, наконец, молчание, Киу мысленно обратился к Морите. В его настроении не было той недавней веселости и беззаботного бахвальства, а лишь серьезность и суровая решимость.
- Нам нужно торопиться, судьба мира находится сейчас, наравне с другими Стражами, в наших руках... Однако там внизу произоидет резня - женщины и дети будут безжалостно убиты, и знаешь... Ведь и за них мы сражаемся там, в небесах - чтобы жили, чтобы росли и смотрели с улыбкой на солнце, встречая новый день. Я думаю мы должны вмешаться, Морита. Постараемся сделать все быстро... Да и виверну не стоит терять, хоть она и вздорная как сорока.

Вселенная, в которой горит яркое пламя наших душ, постоянно испытывает нас, давит, будто стремясь извести. Рождаются несметные полчища жутких тварей, множатся и разрастаются колонии Мон-кей, наполняются силой племена орков, демонические сущности рвутся из пределов варпа, а корабли наших ужасных извращенных сородичей беспристанно рыщут в пространстве.
И чтобы продолжал гореть огонь в храме Азура и не сгинули мы во тьму забвения, требуются неимоверное напряжение сил каждого из эльдар. Неустанно и бесстрашно мы должны биться за будущее, за наши дома и храмы, и только отдав всех себя в момент крайней опасности мы можем превозозмочь ее и получить краткий миг благословенной тишины и мира...
Нечто подобное чувствовал сейчас Скорпион, склонившись над раненым, но спасенным собратом - опустошенность после пика сосредоточения всех своих резервов, тишину и... радость, настоящую и всеобъемлющую, как откровение.
Бросив короткий взгляд на поверженного врага, Айлен повернулся к Пауку и улыбнулся, умиротворенно и светло.
- Пойдем, Ллановар, друг мой. Ты ранен, но как же я счастлив, что вижу тебя живого. Обопрись на меня и пойдем - собратья ждут нас...

Ледяной душ отчаяния окатил Айлена с головы до ног когда он увидел как что удалалось сделать врагу, избежавшему смерти от острых сюрикенов. Мон-кей оказался очень силен и упорства ему тоже не занимать - что такой боец делал здесь и почему они об этом не знали? Теперь, по его, Киарнэля, вине, Паук находился в большей опасности, чем когда-либо. Еще чуть-чуть и этот Мон-кеи отправит его душу в заточение Путевого Камня. И оставшиеся секунды - это последний шанс для Скорпиона спасти Ллановара от гибели, а себя - от океана горечи и несмываемого позора...
А значит, прочь упоение битвой! Прочь экстаз преследования! Только чистая, незамутненная порывом концентрация и сверкающее совершенством боевое мастерство.
Скорпион оплел ловкими пальцами рукоять пиломеча и послал тело в умопомрачительный по скорости и филигранному, только Эльдар доступному рассчету, прыжок, что должен был завершиться неотразимым ударом. Энергия, точность, тонкость - даже миллиметры важны, ведь враг был так близок к товарищу...

Тяжело-то как... Дыхание стало порывистым. Мышцы перенапряглись до критического предела, еще чуть-чуть и сведет судорогой. Морин ясно осознал, что это конец - через несколько мгновений он рухнет в черную бездну. Остановился, запрокинул голову и взглянул на Каланте.
- Я на грани... Слушай, Кайли... Давно собирался тебе сказать... Хех... Ты для меня... Ч-черт... аа-аааААА-ААААА-ААААааа-ааа-аа......

Удивленный и даже уязвленный сперва Айлен улыбнулся - шустрый враг увеличил ценность победы. Противоборство будет увлекательным... Однако тут же осекся, вспомнив, что сейчас нет ничего важнее спасения собрата, а потому, скорость и эффективность приоритетны. Одним прыжком Скорпион вскочил на платформу и дернул рычаг управления. Заурчал примитивный механизм и двинулся вверх. Однако Айлен не собирался впустую тратить секунды ожидания...
Слегка прикрыв глаза воин древней расы мысленно потянулся к своему соплеменнику Огненному Дракону и ощутил жар его пылающей ауры. Сосредоточившись Айлен направил тому насколько возможно точный и детальный образ местоположения врага, окружающих предметов и его самого. "Порази его. Иначе он отнимет слишком много времени".