|
И Джон рассказал ему все. Как было хорошо и как было плохо, где слаще – там пчелы кусаются, а что воняет дерьмом, то явно не мед залежавшийся. Оно то все более или менее просто по жизни. Ничего сокровенного, но отчего-то людям по молодости всегда эта наука дается с трудом, пока себе шишки настучат, пока дойдет… А бывает ведь и вовсе не доходит.
Джонсон говорил без умолку. Сколько себя помнил – никогда такого не было. Не тот это парень, что вот так сядет и станет языком плясать под кружку пива. Однако, вот прямо сейчас, на балконе отеля в Далласе, сидя в удобном кресле (пха-а, уж получше тюремной шконки, да уж, приятель?), его “рвало” словами и воспоминаниями. И ничего ведь такого не говорил, но для него это было важно. Как будто не будет уже ничего дальше, как будто вот все – конец, это и была цель его жизни: вырваться из Застенка и теперь уже не нужно напрягаться всю оставшуюся жизнь. Он пил и пил, но опьянения не чувствовал… Может нервы, может стейк огромный, заполнивший каждый укромный уголок его живота, а может дело было в том, что больше говорил, чем пил.
Изредка, он все таки умолкал. То ли Итан куда отходил, то ли тема заканчивалась, покуда новая не находилась – молчали, прихлебывая из кружек. В такие моменты он просто физически пожирал взглядом людей, тех кто был “снаружи”. Они ходили “там”, спокойно себе говорили между собой, спешили кто по делам или наоборот, вразвалочку прохаживались между домами, размешивая и без того равномерную грязь дороги. Они все были чужие, другие, такие… свободные. Да, это слово снова и снова появлялось в голове Джо, применимо к себе, но это было больше в значении, что не взаперти, не в тюрьме, а в отеле. А вот “они” все были свободными по-другому. У них была жизнь, казалось, такая, как они захотят. Например, держать салун или возить хлопок, строить железные дороги, да что, черт возьми, захотят! Можно было, конечно, обманывать себя, что, мол, и ты так можешь, стать такими же как они, здороваться на улицах, касаясь кончиками пальцев поля шляпы, спрашивать о новом рецепте запечёной индейки и с умным видом рассуждать о том, будет ли засуха или на этот раз обойдется. Да к черту: им хватало всего лишь этого, чтобы жить. Он – Джозеф Джонсон, тот кто никогда не перестанет смотреть на мир без прицела, тот кто чувствует себя живым мертвецом и лишь в редкие моменты, когда словно расплавленный металл течет по жилам и голову сносит к херам, он по настоящему дышит и живет. Это осознание витало где-то рядом всегда, всю его гребанную жизнь, но только прямо сейчас оно не только проявилось и утвердилось, но и не принесло какого либо дискомфорта. Это было похоже на то, если тебе чем-то не нравилось своё тело или лицо и каждый раз, проходя мимо зеркала, ты старался не задерживать взгляд или просто мысленно говорил что-то типа утешения. Но тут, все пошло по другому сценарию, Джо заглянул в зеркало, в полный, мать его, рост и вместо того, чтобы отвернуться – усмехнулся и можно было с уверенностью сказаться, что многие бы шарахнулись от этой улыбки.
Они все были по другу сторону, от Джо. Словно другого вида, а как известно, рано или поздно, но если сферы интересов двух групп сходятся на чем-то – сложно оказаться им в позиции одновременного выигрыша. У них была лишь эта свобода, выбирать тряпки, трепаться ради скуки, трахаться украдкой да жить в долг. Они кичились своими правилами, тем что якобы они дают им уверенность в завтрашнем дне и позволяют использовать других людей, но плевать Джо хотел на такие “жизни”. В пекло! Это рано или поздно заканчивается могилой, разница лишь в том, что тебя туда уложит. Зараза какая или еще хуже того – случай несчастный, а может и пуля, к примеру, или нож щербатый в спину меж ребер, да итог один ведь, так чего ради? Чтобы “по-тихоньку”? Чтобы по правилам? Чтобы что, мать вашу?
Джо прекрасно понял Итана, когда он ответил на вопрос “нахера”, вторя мыслям самого Джонсона. Да потому что только так ощущаешь себя живым! По настоящему свободным, способным на что-то больше чем могут большинство и дело тут даже в каком то самолюбии или гордыне. Дело в мироощущении, принятии себя: если человек рожден, чтобы нестись по прерии верхом на лошади, то только в этот миг он ощущает себя целостным, совершенным, настоящим. У каждого по разному, но это можно все свести к тягучему ощущению дрожащего кайфа.
Джозеф улыбался и кивал, подтверждая слова друга. Да, мол, точно! А потом долгим взглядом буравил его взглядом. – Мы одной крови Итан.
Он отставил кружку с пивом в сторону и указал рукой на улицу, на людей, не открывая взгляд от товарища.
– Они все другие. Им никогда не понять, – он легко повел головой из стороны в сторону, нет-нет, – они думают, что нам нужны деньги или девушки, стрельба… Представляют, что нам плевать на закон, чтобы типа жилось легче. Им и в голову не может прийти, что нам это нужно, потому что мы другие… Без этого нам вообще все это нахер не нужно!
Джозеф откинулся на спинку и расплескал пиво, перевернув кружку, но не обратил на это внимание.
– Гарри нормальный мужик, я с ним одно дельце провернул, но куда он пойдет пусть сам решает… – и Джо никуда особо не спеша, рассказал товарищу про ограбление все в подробностях, не забыв упомянуть, что его излишняя доброта по отношению к мудакам стоила пули его подельнику и… можно сказать аресту.
Некоторое время погодя, Джозеф продолжил разговор, но уже более на приземленную тему.
– Золото и придурки это самое любимое мое блюдо, – Джонсон ухмыльнулся, прищурив глаз, словно карикатурный пройдоха, шутливо продолжил, – Монтана? Пусть будет Монтана. Там ведь китайцев не много?
Он подошел к Гарри и молча сел рядом. Глядел в глаза некоторое время и начал говорить прямо, не елозя.
– На суде я тебя сдал – ты молчал. – Джо кивнул после “я – ты” и продолжил, поводя итог, – Я тебя вытащил из Хантсвилля – мы квиты. – он конечно мог еще сказать, что когда того подранил скотина Пёрсел, то Джо не бросил его и тащил на своем горбу, но… чёрт возьми, упрекать еще в том, что не кинул подельника как конченая паскуда? Нет уж. – Мы едем в Монтану, там что-то может подвернуться, ты с нами?
-
Джо заглянул в зеркало, в полный, мать его, рост и вместо того, чтобы отвернуться – усмехнулся и можно было с уверенностью сказаться, что многие бы шарахнулись от этой улыбки.ссылка
-
Крутое место, где он пиво разлил и не обратил на это внимания. Прямо веет от этого штриха чем-то таким волевым и сильным. Ну и вообще персонаж неизменно цельный, а уж финальное признание и разговор прямой как нож, ух.
|
Пробовать глубину реки обеими ногами было чертовски глупой затеей, но пустые нарекания еще никого не перенесли по ту сторону стен тюрьмы. Что толку теперь винить себя за неосторожность, опрометчивость и чрезмерную горячность? Хотя… Иногда Джо таки пытался заякорить себе на подкорке мысль о том, что впредь нужно быть более терпеливым. Думать, складывать, не гадать, а предусматривать. Черт, это старость, м? Джо усмехнулся, к слову сказать, улыбка теперь довольно часто появлялась на скупом лице бандита. Пусть и не такая открытая, как у нормальных людей, потому как походила эта улыбка на какой-то кривой шрам. Можно было сказать, что кто-то просто вскрыл ножом лицо Джонсона, как вскрывают консервную банку. Криво, сбоку, та похер. Но! Да, Джозеф улыбался, а не скалился и по большому счету ему было плевать как это выглядело ну и все такое. Он просто не так грузился как раньше.
Мужчина, опершись спиной о щербатый отвес тюремной стены, ощутил знакомую прохладу. Она плавно, даже нежно прошла от лопаток до крестца и обняла за пояс. Однако то жаркое лето, три года тому назад, он почему-то сразу вспомнил и представил воочию, будто и не было позади него толстой кладки.
Вопрос. Еще. Снова вопрос. Духота, зал и эти сраные парики и пот, струящийся из-под них. “Вы убили Шелдона Пёрселла?”... Нет, он тогда спросил: “Вы убили Шелдона Пёрселла из этого револьвера?”. Ага, точно, так и спросили. Ему на миг показалось настолько лицемерным все это заседание, что он едва не блевонул! Так просто все было в этой фразе, мол, самое-то главное, из этого ствола стреляли или нет? А что убили человека – ну дык бывает, верно? Черт. Потом вроде спрашивали, сколько всего убил – тоже такое, вот если меньше дюжины, то вроде и не плохой парень, а если больше – ну падаль редкостная! Не-а, ребята, первый кровник навсегда вас меняет, бывает, что кто-то эти изменения принять не может и вовсе. Мысли, тревоги и раскаяния разрывают сознание и терзают бедолагу так усердно, как голодный пес грызет оброненный в пыль мосол. Другие же – наоборот, просто принимают это мироощущение как утреннее озеро принимает в себя человека, захотевшего окунуться еще когда дымка стелется у самой поверхности глади водной. Медленно ли быстро, с брызгами или плавно, словно нож в масло, но озеро поглощает тело, и войти можно лишь единожды, словно навсегда изменившись…
Джо фыркнул и снова улыбнулся. Воспоминания иногда казались ему забавными. Самым не забавным, что ему пришлось узнать, так это то, что семь лет это охренеть как долго. Что же такое тюрьма? Многие сразу почувствуют на конце языка такие слова как “взаперти”, “решетка”, “несвобода”, да-да, все верно… Но если глубже, если глянуть глазами Джо, того кто там побывал, то можно с уверенностью сказать: тюрьма это самая гнусная иллюзия, какая только есть в мире, тюрьма – сосредоточение амбивалентности. Пройдут сотни лет, и если она останется, то никак не изменится, в этом Джо был уверен на все сто. Но чтобы понять что же в ней такого парадоксального, следует пройти через три пункта, которые врезались в сознание Джонсона. Во-первых, тюрьма это режим. Ну вот ты – Джо, обычный человек, оказываешься в полной власти других людей. Есть, спасть, ходить, говорить – все четко по регламенту, который утвердили и при этом так сильно насрав на твое мнение, насколько это возможно. Плевать, ты должен делать так, иначе получай, мразь!
Во-вторых, тюрьма это такое место, где ты – и это наверное самое странное ощущение, что испытал Джо – не остаёшься наедине. Спать - вдвоем, отдыхать под присмотром, работать толпой, всегда есть кто-то, который пусть и не смотрит на тебя, но ты его явно ощущаешь рядом. Остаться по настоящему одному – роскошь, и да, Джо конечно слыхал о том, что бывало люди сидели в одиночке и сума сходили от одиночества, но эт тоже перебор. До хруста зубы ломая друг о друга, Джозеф порой вспоминал бескрайнюю степь и солнце в зените, а вокруг… только орел и ветер под его крыльями или с тоской вспоминал ночь, её луну, костер тихо потрескивающий, койота, что глотку надрывает вдали.
Ну и конечно, в-третьих, тюрьма это неприятное место потому, что это бухта разбитых судеб. Сколько людей тут потеряли свои жизни? Кто-то, быть может, попал сюда еще младшим чем Джо, кто-то гораздо старшим, но каждый кирпич этих стен был пропитан их ощущением безвозвратно потерянных дней. Лет. Их забрали у них, выхватили как ловкий стрелок выхватывает револьвер, фьють – нет пары месяцев, фьють – уже пары лет. И все, тут не скажешь “я все понял, я больше не буду”, о нет, дружок. Тут у тебя забирают одно из самых ценных – время. Его забирают и при тебе же просто выкидывают. Это наверное похоже на то, как у путешественника отбирают флягу с драгоценной водой и просто на его же глазах выливают, тупо в песок. Их не вернуть никогда, вообще, понимаешь?
Поначалу Джо пребывал в таком… ощущении ожидания. Ну вот его привезли, его камера, так, окей. Столовая, раз в неделю купаться, работать – ага, но это все, как бы так, ну пока что, понимаешь, на первое время, да? Месяц прошел, ты вроде привык, обтерся, завел пару знакомых, огрёб пару раз от охранников, но так, не сильно, жаловаться не на что пока, но все равно, все как в день приезда. В гостях, все еще не веришь до конца, все как будто не с тобой. Сидишь с краю кровати, потому что оно же не твое, а на самом-то деле твое-твое, только ты еще не знаешь об этом, вернее не веришь. Вроде не на долго. Сильно было когда прошел год. Неожиданно хлестко. Все еще “на чемоданах”, а потом бац – год прошёл, тю-тю. Да как так, мать его, что, правда? Целый год? ГОД? Сука, да я же только вчера приехал, ну как же так? О да, многие сейчас начнут елозить мол, да херня все это, время наоборот тянется медленно и будут отчасти правы. Вот тут то и открывается вся жуть этой заколдованной страны – тюряги: здесь все белое и черное одновременно. Все, от начала и до конца. Слова – ложь, говорят что друг, а потом пыряют в почку украдкой, в углу темном, потому как продали за “пуд соли”. Поступки – обман, потому что каждый миг ты делаешь вид, маску: ты никогда не должен быть собой, иначе пропал – тебя сожрут как креветку без чешуи, засунут свои грязные ручонки тебе в душу. Вывернут, изгадят и наплюют, всем насрать что тебе больно, тут каждый сам за себя, тут нет приятных джентльменов, увольте-с. Да все, все тут противоречиво, это самый жуткий обман, что, мол, тюрьма это сидеть, нет уж. Время течет медленно, как сопля из носа того выпивохи в углу бара. Он, чтобы не упасть, только и смог что упереться рожей в край стола, так что на щеке завтра будет виднеться багровый рубец от бороды до лба. Медленно текут деньки, ох как медленно, как представить только… Семь. Лет. А кому и больше, десять, пятнадцать, просто жуть, двадцать, да, но потом представляешь, что все ЭТО твоя жизнь. Она проходит только тут, с утра и до вечера, каждый день. И начнут они мелькать, да так быстро, что уши закладывает. Оглянешься – десяток уж пробежал, а ты вроде как только вчера въехал, только спальное получил и с соседом познакомился… Только на краешек кровати присел посидеть, так, на время. Отдельными пятнами на фоне всего это кошмара были те дни, тьфу, часы, когда приезжала Мари. Ну или письма, тоже супер, на все сто, ага. Но и тут, сука, та же срань – Джо выходил и, видя мать, словно попадал в другой мир, в мир где все хорошо. Можно было для красного словца сказать, что он забывал обо всем на свете, о тюрьме, и эти часы пролетали как один миг. Не, чет сдвинулось в мозгу Джо наверное, потому что в эти моменты он не забывал ни на миг, где он находится. В эти моменты особенно больно и горько было буквально физически ощущать как текут сквозь пальцы, как песок, минуты до того, как ты вернёшься в клетку. Обратно. Джо был, конечно, благодарён ей, что не забыла. Это да, не она была виновата во всем этом, так что к ней вопросов ноль в итоге, только благодарность. В итоге, когда Итан увидел рожу Джо, то его можно было легко описать как мужчину, вынужденного разменять третий десяток лет в самом ненавистном месте в мире. Исхудавшего крепко, на тюремных харчах не поправишься, да и работа не курорт. Слова выбраться, выйти, побег… о чёрт. На миг у него аж голова закружилась и в глазах поплыло все. Твою ж мать, с трудом “придавливая” эмоции, он тогда внимательно посмотрел на давнего товарища. Джозефу еще почудилось, что он почувствовал ветер на своем лице, но это лишь этот придурок Итан расхохотался ему в лицо. Джо дернул рукой, отгоняя наваждение и без промедления дал согласие на “операцию”.
Да – буду должен. Да – англичанин так себе кредитор. Но свобода того стоит, уж поверьте. И это не было решением с бухты-барахты, много бессонных ночей Джо провел пялясь в потолок и раздумывая, взвешивая, данное согласие. Особенно мыслей прибавилось, когда Билли Ягер вывалил свою порцию новостей с оружием и побегом… Да что ж они, сговорились что-ли? Хороший этот парень, Ягер, да… Но как бы ни хотел Джозеф уйти от пути, где он должник чокнутого англичанина, ему не удавалось “стать на путь” товарища немца, с которым они совершат побег… Нет, это глупый риск, примерно такого же сорта, как тот, в который он ввязался с Гарри. Быть “хорошим” парнем, не сдавать парня и верить что они револьвером и шилом проложат дорогу к свободе, казалось полной чушью. И это, еще не говоря о том, что сев на лошадь по ту сторону стен, ты как бы на свободе, да, все супер, но ты по-прежнему прямо возле того места, где тебя подстрелят как сурка за пять секунд. Бежать, чтобы сдохнуть, прям мечта. Но сдать парня придется, хреново конечно, подло, ага, но знаете, что хуже? Пойти на поводу у жалости и сесть задницей на кактус, выкинуть еще четыре года жизни или сдохнуть у ворот этого сраного “Застенка”. Вот что.
Другой вопрос: что с Гарри? Сантиментов Джо не испытывал, вот поверьте. Ох, батюшки, залезу в задницу с долгами лишь бы вытащить старину Гарри, я ведь виноват в том, что он сел на дольше и пошел паровозом. П-ха! Джо снова улыбнулся, потом даже засмеялся. Что б его, но во главе были совсем другие мысли. Во-первых, если удастся вытащить этого оболтуса, то он станет должником Джо. Конечно, можно было сказать, что Джозеф лишь возвращает должок, ведь это он его сдал тогда, но так думать не хотелось, то было тогда, а свобода вот она, сейчас. Во-вторых, тогда Гарри не “спргынул”, сказал “да” и все – мужик, такого иметь за спиной огромная роскошь сейчас. Ну и в конце концов, работать в паре всегда легче, так что долг отдавать будет проще. Получалось Три Плюса против Одного Жирного, мать его, Минуса. Джо хотел на свободу. Больше всего на свете.
-
Джо усмехнулся, к слову сказать, улыбка теперь довольно часто появлялась на скупом лице бандита. Пусть и не такая открытая, как у нормальных людей, потому как походила эта улыбка на какой-то кривой шрам. Можно было сказать, что кто-то просто вскрыл ножом лицо Джонсона, как вскрывают консервную банку. Криво, сбоку, та похер Пробирающее сравнение! Да и весь пост страшный таким подспудным, нутряным страхом от осознания, каково там быть.
-
Блин, Физ!... неимоверно круто!!! Я последнее время крутые посты разбираю на цитаты, чтобы игрокам было видно, что мне понравилось. Но тут... тут я даже не знаю, что выделить, потому что что ни абзац – то какая-то сильная мысль или "красивое" место.
Триумфально вернулся в модуль!!!
-
С блестящим возвращением! Рад видеть, что ты в порядке. Надеюсь, всё и правда не так плохо. Пост же - интересен, рассуждения о течении времени и природе тюрьмы сильно описаны. Изменения в персонаже тоже чувствуются, что не может не интриговать) что же дальше?
-
Сильно! И здорово раскрывается внутренний мир персонажа, его трансформация и рождение чего-то нового. Очень интересно!
-
С возвращением!
Так вышло, что читаю я этот пост в больничке. И как раз сегодня, выполняя команды медперсонала мне думалось, что больница в целом чем-то похожа на тюрьму: живи по графику, делай, что скажут, сделаешь что не так - и наругать могут. И тоже пришли эти мысли про время, утекающее сквозь пальцы. Ужасное ощущение. Ну я понимаю, что сравнение в целом не корректно потому что я-то тут с определённой целью и всего на пару дней, но в общем плюсик за синхронность мыслей и отыгрыш тягучей безнадёги.
|
– Узнаю старину Уолта, – хозяин замка радостно хлопнул пробкой и снова наполнил бокалы, – Обязательно надо за знакомство! Это выходит то семь лет ни одного Мура, а тут посреди ночи – на тебе на голову, целых два!
От своей шутки он хохотнул и опрокинул стакан брэнди внутрь себя, так вроде это был слегка прокисший компот, еле скривился.Схватил небольшой помидор и ловко кинул в рот, раздавив его прямо на лету. Сок брызнул в разные стороны, борода Курта тоже немного пострадала, но похоже ему было плевать на такие мелочи. Как, впрочем, и на манеры.
– Брат Уолтера всегда сможет рассчитывать на мое гостеприимство! – это был тост, он высоко поднял руку со стаканом и широко улыбаясь кивнул Эдриану, словно в подтверждении только что сказанных слов. Мол, гляди, я эт не просто пьяный мелю лишь бы пыль в глаза, ты на самом деле почитаемый гость.
Выпили еще. Закусили, потом еще выпили. Хоть и было все так весело и дружно, но от де Фонота не ускользнуло и то, что ребята Уолтера не спешат пить, да и братец его чет руками над тарелками водил. Нахмурился Курт, и после очередного тоста завис на немного: уставился прямо перед собой и молчит. Губы сжал, но спустя пару мгновений скривился и выдохнул, кивнул невидимому собеседнику перед собой.
– Ладно. – улыбнулся и теперь уже повернулся к старому другу, – Ребята твои, гляжу, все ухо в остро… Понимаю, чего уж там. Не сержусь, – он хлопнул друга по плечу, и откусил огромный кусок мяса: впился зубами в ногу, а потом потянул шеей, зверски сцепив зубы, – Оно ж, это, и сами такие же были: незнакомый дом, хрен пойми кто, я бы тоже не стал пить, так, на всякий случай. – в конце он уже полностью расслабился и даже снова то ли хохотнул, то ли хрюкнул.
Стол не то чтобы ломился от снеди, но в достатке было что покушать и большинство блюд были по деревенски вкусными и сытными. Иногда тарелки подносили еще, когда освобождалось место. Этим занималась единственная женщина, которую увидели тут гости. Высокая и худая девушка, немногим больше за двадцать лет, с чистым и милым лицом. Было видно, что она не стесняется мужского внимания и не косит глаза, а спокойно рассматривала друзей своего хозяина, пока носила тарелки. Прямая спина и отсутствие глупых и неуместных улыбок, ужимок, говорило о крутом нраве. Эта особа явно научилась жить рядом с мужчинами и разделять с ними крышу.
– А там кто? – Курт слегка опьяненным взглядом стрельнул по фигуре мужчины, что топтался у дальней стены возле входа. – Альвин Мелорик, господин. – торговец переминался ноги на ногу и не решался сесть ко всем, да и вообще складывалась весьма странная компания: дозор и то ли пленник, то ли заложник, которого они с собой прихватили, теперь становился гостем? – Дык, че ты там отираешься? – Курт исподволь глянув на Уолтера, – пусть идет к нам или чего?
За столом, помимо группы патрульных и хозяина замка, сидели еще двое. Двое мужчин, примерно одинакового возраста, оба брюнеты, и чем-то похожи друг на друга. Черты их лиц были разные, это не та схожесть, которую можно наблюдать у близнецов или даже братьев, но взглянув на этих двоих, легко улавливалась какая-то взаимосвязь.
– Эй! Эдриан, давай подгребай к нам поближе, – Курт немного опьянев, решил провести ответные “знакомства”.
– Это мой сын – Парис. – де Фонот пригнул голову и потряс ею, мол, знаю-знаю, в такое трудно поверить, – Мой сын, Уолт, этой мой Парис!
Курт закинул одну руку на шею Уолтеру, а другую на плечо сидящего рядом сына и притянул обоих к себе. Эх, старый… старый, а в руках все еще чувствовалась та дурная сила, благодаря которой он людей снимал с лошадей как кукл.
– Ну пап! – молодой человек вмиг стал пунцовым, попытался как-то отстраниться, но куда там: из “нежных” объятий такого отца высвободиться было тяжело, во всяком случае такому парню как Парис. Дело в том, что сын был похож на отца только чертами лица, а вот взамен крепкой, такой массивной фигуре Курта, Парис получил утонченную, можно сказать, женственную, по всей видимости от матери. Если коротко, то Курт был настоящим медведем, а вот Парис – изящным оленем, с выразительным взглядом.
Вскоре трое голов сомкнулись на столом. В этой ситуации явно угадывалась противоположность интересов и взглядов. Курта это все веселило и было видно, что он мечтал вот так встретиться со старым другом, сесть за стол и бахнуть стакан-другой брэнди, а потом ошарашить его новостью, что, дескать, у него есть сын! У того, кто кроме степи и потаскух в придорожных борделях, не видел ничего. Ан нет, вот оно как: оказывается и у такого твердошкурого кабана была зазноба. Нет, конечно Уолтер догадывался, что-то видел, что-то слышал, но так, смутно, да и при том, когда же это было-то, сколько времени прошло? На вид этому Парису еще нет и двадцати, так что по всей видимости сына он завел еще когда носился с Муром в дозорах. Совсем же по другому относился ко всему происходящему его сын. Неловкость, легкое чувство стыда за своего неотесанного отца, который вот так бесцеремонно хватает людей за шею, а еще куча незнакомых людей, которые, кажется, такого же сорта как и его отец. От них прямо веет той самой степью, о которой всегда рассказывал отец, мол, там головы людям отрывают за просто так. Нельзя было сказать, что юноша ведет себя напыщенно или как-то высокомерно, по отношению к гостям или отцу, просто было видно, что он не в своей тарелке. И он не знает как “правильно” себя вести.
– Мое почтение, господа. – он склонил голову, – мой батюшка верно забыл представить моего друга, сира Теобальда де Монгрю. – Да, чет я это… Нажрался! Эха-гага! – Курт махнул рукой и подмигнул Эдриану, наливая еще порцию брэнди, – Это Тео, друг Париса. – он кивнул Уолтеру и поднял стакан.
|
-
Люди ж, они как камешки на берегу океанов, то тут – то там, перекатываются, а потом волной плюх, и на берег к таким же как и они. вот уж не знаю, почему, но мне чёт зашла метафора)) Особенно хороши размышления вкупе с вот этим:
На всякий случай, конечно же продолжая улыбаться, руку на оголовье меча положил. Невзначай вроде, как от нечего делать, чтоб было куда руке лечь.
"Поэт, но дело своё знает")))
|
Пограничная земля. Свободное поселение. В тридцати пяти милях от Вакхиара. Последний день лета. Пара-тройка часов после полуночи.
Группа во главе Мура добралась до поворота, по дороге на Вэстфог, уже глубокой ночью. Луна еще не успела взойти и сиять во всей красе, так что темень стояла самая, что ни есть, непроницаемая. И тишина. Ночь любит тишину. Даже зверье, наслаждаясь ночной прохладой, не издавало лишних звуков, боясь поревожить этот хрупкий баланс. Колеса телеги, на которой покоился фургон, не делали новой колеи, не смотря на немалый вес. Дождей давно уже не было, а потому поверхность дороги, уже существующая колея, успела утромбоваться так сильно, что теперь не уступала по крепости каменной кладки. Даже трава не росла там, только слегка топорщилась по середине, ну и конечно же, разрасталась по краям и на обочине.
По планам было избавиться от фургона в каком-нибудь неприметном месте и желательно до того, как дозор доберется до усадьбы де Фонота. Как раз такое Уолтер заприметил неподалеку от оврага, примерно за пару миль до поворота. Для Альвина это оказалось полной неожиданностью, то что курс заранее оговоренный как “на Вэстфог” оказался просто отвлекающим маневром. Однако, нужно отдать должное прошлому этого человека: не раз бывало, что прямо во время торгов, предшествующих продаже, выяснялось, что на ценность товара торгующие стороны смотрят совершенно по разному. Эта еле уловимая “магия” сделки, которой не нужны ни руны, ни колдовские пассы, ни строгие формулы на древних языках. Ловкий взгляд – оценка того как покупатель смотрит на товар и понимание, что он ему гораздо нужнее, чем ты предполагал заранее. Значит цена “магическим” образом увеличивается, растет как на дрожжах, ну а если это кого-то не устраивает, то проваливай. И в этот момент нужно очень хорошо “держать” лицо: понятное дело, что все всё понимают, но одно дело, когда это откровенное надувательство, и совсем другое, когда это красиво и даже комар носу не подточит. “Что? Да? К сожалению это стоит теперь других денег… Да-да, ситуация быстро меняется, сами понимаете, атаки варваров, своеволие местных князей с их гребанными налогами, да и простых разбойников еще никто не перевешал, так что сами понимаете – я просто бессилен!” И никакого злорадства, или преждевременной радости, что вы, не дай бог на вашем лице появится довольная, ухмыляющаяся мина! Он этого никогда не забудет, и пусть в этот раз ему некуда деваться, но в следующий раз он придумает как подстраховаться. Так что, все должно быть прилично. Именно по той причине, наблюдая как ребята из числа дозорных деловито перекидывают мешки и все остальное из телеги на лошадей, он держал лицо и просто молчал. Такое же лицо он держал когда фургон, последний раз скрипнув, ухнул в тот самый овраг, который заприметил Уолтер. Его закидали ветками, выбирая не свежие, а старые, те что и так валялись во впадине: спустя день свежие ветки начнут вянуть и облепят этот чертов фургон как тряпки, от чего его очертания под ними можно будет заметить и за милю. Тогда как старые ветки, те что высохли естественным образом, остались ровными, с вязью пожухлой листвы, которая как раз и скроет остов фургона от посторонних глаз.
– Ваш дозор полон неожиданностей, сир Уолтер. – Альвин улыбнулся уголком рта, хотя в следующий миг слегка зажмурился, прижав руку к груди, где была рана.
Дальнейшая дорога была уже в кромешной темноте. Вооруженные люди. Пара мешков с человеческими зубами. Сквозь тьму в неизвестность…
Спустя пару часов пути, вдалеке показались пара огоньков. Это смотрелось дико: целое поле, залитое мраком, под сенью безоблачного неба полного звезд и тут, посреди всего этого пара еле различимых огней у самой земли. С другой стороны-то, нельзя было назвать де Мура глупым человеком, который наобум хреначит бог его знает куда с таким-то еще грузом в карманах. Но, во-первых, в начале их пути, сразу после того, как они обезвредили тех контрабандистов, о том весьма специфическом грузе знали только двое. Ну трое, но простак, Турберт был не в счет, он полагал, что то были какие-то орехи диковинные, ну или самые настоящие камешки. На кой хрен кому-то сдались камешки – парень не знал, но особо над этим не думал. Везут – значит нужно так, и все. Во-вторых, смотря на сосредоточенное лицо де Мура, возникало какое-то понимание, что все по прежнему под контролем, есть план и они его придерживаются. От этого осознания краски ночи и маневры группы не так напрягали. Больше досаждали обыкновенные человеческие зависимости, от которых никто еще не смог избавиться: сон и еда. Усталость чувствовалась буквально во всем теле, она ложилась на плечи, покрывала спину и добиралась, казалось, до пяток. Хотелось сесть, а лучше лечь и раскинуть руки, ну или свернуться калачиком, тут уж каждый как привык, но главное лечь и расслабиться. Перестать всматриваться в темноту, перестать держать спину, напрягать ноги, сжимая бока лошади, да в конце-то концов, просто поспать. Все это умножалось вдвое или втрое потому, что усталость подстегивал сильный голод. Понятное дело, что можно было что-то сгрызть на ходу, выпить вина, но это не шло ни в какое сравнение с полновесным обедом…Ужином? Без разницы как его назвать, главное чтобы перед тобой – желательно при этом не болтаться в седле – находилось достаточное количество пищи, причем горячей, да еще б чтобы было чем запить!
Патрульные буквально валились с коней, поэтому те самые огоньки, что показались во тьме, были своего рода сигналом, что впереди есть люди. Плевать на опасность – усталость и голод превращал самых безобидных людей в сущих монстров, дорогу которым не стоит переходить. Однако, опасность на этот раз их не поджидала, потому как впереди раскинулась чья-то усадьба. Примерно пара дюжин домов разместились у подножья крохотной скалы. Даже не скалы, а так – пригорка, большого холма, просто с одного края этот холм обрывался небольшой рекой, от чего и можно было с огромной натяжкой назвать это возвышение “скалой”. На холме виднелся дом побольше, поместье что-ли? Нет, самый настоящий, крохотный замок! Четыре маленьких башни на углах, не высокие, но каменные да еще с зубцами, о-ба, в такой-то глуши. Стены, пусть и не такие высокие, как положено у настоящего замка, откровенно говоря – совсем невысокие, но крепкие, каменные, самые настоящие! Даже, мать его, опускающаяся решетка, ну вы только поглядите-ка. Стальная. Опускающаяся. Решетка. Собаки начали брехать задолго до того, как отряд въехал в деревню, окружающую это чудо, однако какого-то движения не было видно...
|
Фраза Эдрина, вернее обвинение, что тот проглотил кулон, брошенное Хагеру в глаза, не вызвало у него ровно никакого ответа. Он просто поднял взгляд, моргнул и перевел его чуть правее плеча колдуна, разглядывая горизонт. Он еще не знал, что вскоре де Мур снова к нему подойдет для последних, прощальных слов. А пока тот занялся торговцем, вскоре завершил и его допрос, и допрос парня. Этим разговорами он, похоже, был более доволен, чем общением с бывшем начальником охраны фургона. После допросов, он вернулся к фургону и тихо стал переговариваться с братом.
Решение командира оставить торговца при себе, а парня не связывать и оставить за похоронными делам было воспринято ими по-разному. Осберт явно обрадовался. Конечно, работа предстояла та еще, хоронить товарищей, но шансы на то, что он в конце-концов выживет, теперь возрастали до обозримой высоты. Перспектива остаться связанным посреди степи и страдать от жажды и голода в надежде, что кто-то будет проезжать мимо и, во-первых, решит помочь неизвестно кому, а во-вторых, сделает это не смотря на то, этот кто-то связанный, откровенно говоря, была чертовски мала… Парень кивнул, поклонился и отошел немного в сторону, присел на край обочины, видимо, решив для начал перевести дух, а уж потом браться за работу. Тем более, как говориться, в этом случае она уж точно от него никуда не убежит. Турберт, добрая душа, даже полез в фургон и спустя некоторое время появился у края борта с лопатой наперевес.
– На вот, держи. – кинул он лопату, так что она встряла рядом с Осбертом в землю. Тот вскинул голову и кивнул, мол, спасибо.
Альвин же…Ну не то чтобы расстроился, но нахмурился. Дело возможно было в том, что он уже как-то успех свыкнуться с мыслью, где он остается тут. Возможно он стал это рассматривать это как своего рода справедливое наказание, за совершенное преступление, кто знает? А может быть дело как раз и было в наказании: не зря сир Уолтер подметил, что именно ему, Мелорику придется рассказывать окружному судье, где он взял два мешка человеческих зубов и куда собирался деть. Сложный вопрос. Вернее, не сложный, но ответ на него скорее всего приведет на плаху, а не “бросить связанного в степи”. Нельзя не согласиться, что в последнем варианте есть хоть какие-то шансы, по сравнению с жесткой пенькой. И это еще не говоря о том, что прознав о таком необычном случае, представители инквизиции тут же увидят в этом происки злых демонопоклонников и прочих омак-закуров чертовых, а значит незабываемые часы, дни и возможно даже месяцы в застенках обеспечены. Торговец однако не смел возражать: берут – уже хорошо, что не передумали сотавить в живых, а не убить на месте. Освободившись от пут, он потер руки и заковылял к фургону, придерживая раненый бок. Вскоре он занял положенное место на козлах.
– Господин Альвин! – Осберт махнул рукой ему – тот в ответ кивнул. – Не вздумай глупить парень. Как только похоронишь – уноси ноги отсюда и никогда, никому ничего про это не рассказывай. – сказал торговец.
Эдриан вновь подходит к Хагеру. На этот раз их разговор короткий, мимолетный, словно один знакомый повстречал другого на прогулке в парке и решил перекинуться парой-тройкой слов. Под конец Мур наклоняется к здоровяку и… тот отвечает ему шепотом, улыбаясь.
Следом за Эдрианом к Хагеру подходит Корог, низко пригибаясь к земле. Излишняя предосторожность могла показаться забавной, но только не опытному разбойнику, уж он-то знал как быстро меняется обстановка в степи и превосходство тает за миг, оставляя по себе лишь удивление в немигающих глазах, обращенных к небу. Подобравшись, он принимается вязать руки сначала за спиной, потом ноги, затем режет рубаху на полосы для кляпа.
***
Фургон начинает медленный разгон. Дозор идет дальше. Осберт некоторое время смотрит ему вслед, а затем берет в руки лопату и идет на другую сторону обочины, выбирая место для могил. Осмотревшись, он втыкает лопату в землю и плюет на ладони.
По-деревенски наклоняется, замахиваясь лопатой, делает пару махов и останавливается, вскидывая голову. Похоже его окликнули.
***
Скрип. Это первое чем отличается ход на лошадях, от фургона. Ну и скорость. То что можно преодолеть за день на лошади, попробуй одолей за пару дней на этой развалюхе, но Альвин не жаловался. Кормилец как ни крути, да и дороге-то все равно, она услужливо стелется под колеса, что лошади, что колесам телеги. Патруль заметно “потолстел”, и только через четыре дня можно будет говорить о том, чтоб на горизонте увидеть Вэстфог. Но мы-то знаем, что сир Уолтер ждет того самого заветного поворота, совсем незаметного поворота по дороге на город. По всем прикидкам если ехать и не останавливаться, то поздно вечером должно показаться крохотное озерцо Квендэл и тогда дорога делает петлю вокруг глубокого ущелья. На “выходе” из этой петли, нужно будет взять круто влево и уйти через подлесок, оставив дорогу на Фэстфог по правую руку.
|
Суматоха. Это очень плохая штука, когда все нужно сделать точно и аккуратно. Особенно плохо, если кругом толпа людей, которые только что были безмолвными палачами, а через миг оказывается, что их предводитель предатель. Во всяком случае, так кричит этот, ну тот что из дозорных, долговязый. И что, спрашивается, делать? Можно конечно резко отпрянуть в разные стороны и дать тем, кто понимает что нужно делать, место для маневра. Да, а можно разевать рты и начать беспорядочно сновать туда и обратно, тыкать пальцами то в ведьму, которая кряхтит и извивается, в петле, как змея, то в исчезающую лысину Лабуру, потом причитать, мол, “Ну что же это творится-то?!”, а еще пытаться как-то помочь тем, кто пытается догнать плешивого, например Этери. Это и сыграло решающую роль: парочка особо “умных” и ретивых мужиков кинусь тоже следом за Лабуром, но так вышло, что лишь топтались перед Ракасой. Конечно же, поле того как она гаркнула у них над ушами, то желания поубавилось, окончательно они поняли, что не следует заступать дорогу этому зеленоглазому монстру. Шаг через толпу и нога предательски подворачивается, цепляясь за ногу одного из этих болванов. Этери падает лицом вниз и только лишь рефлексы спасают ее от того, чтобы не шмякнуться лицом об землю: выставив руки вперед, она делает кувырок и кидается снова в погоню... Но время было потеряно, как и не только время, но об этом потом, конечно, потом.
Казалось, что только что Лабур был тут, и фьюить… Только лысина сверкнула в листве. Вслед за ним, спустя некоторое время, нырнула и Этери, вспарывая воздух мечами. Селяни успели увидеть еще, как Токке и Мирон, стараясь как можно быстрее, прыгнули на коней и отправились вокруг, с двух сторон деревни, чтобы попытаться нагнать ублюдка на околице, прежде чем их внимание заняла дергающая в петле женщина.
Тем временем, на оклик Уильяма вышел тот самый парень, что охранял дом ведьмы. Он не стал идти на казнь, а находился рядом с Анной, пытаясь как-то удержать ее, не дать ей собственными глазами увидеть убийство. Он обнимал девушку за пелечи, что-то приговаривал и постоянно зыркал за спину, там где вскоре должны были повесить Галиту, поэтому, когда все началось – он просто оказался рядом.
– Понял. – да, хоть парень и был не семи пядей во лбу, но чутьем понял, что вопросы – потом, а сейчас нужно делать. – прошу, господин, можно я возьму Анну, – он кивнул на девушку, стоящую рядом и, похоже, держащуюся из последних сил, – ей не нужно видеть “там” ничего. – он кивком показал на творящееся на окраине, – а без меня она точно туда пойдет.
Магник обратился с умоляющим взглядом к Ульяму, подождал миг и окликнул кого-то из деревни.
– Тобрин, бери брата и мою сумку, потом идите за нами. – похоже этот парень был его подмастерьем, во всяком случае распоряжение Магника он выполнил сразу же, кивнув напоследок.
– Идемте, господин. – кузнец, держа Анну за руку, готов был идти.
Толпа же осталась наедине со своей жертвой. Ведьма не пыталась достать ногами отброшенный ловким пинком Лабура спасительный пенек. Впрочем, спустя пару мгновений, её тело начало изгибаться и она стала походить на рыбу, которую только что вытащили крючком из воды. Она дергалась всем телом, а толпа ахала каждый раз, когда ведьма раскачивалась из стороны в сторону, продолжая задыхаться. Урд подоспел наверное вовремя, глаза жертвы закатились, а губы посинели. Но и тут оказалось, что не все так просто, как раз из-за того что она дергалась: на самом деле довольно сложно вот так, без сноровки добраться до веревки, что держит петлю, в которой висит и дергается человек. Нужно одним рывком, невзирая на колебания тела, схватить одной рукой за веревку, чуть повыше головы, там где она впивается скользящей петлей в шею, а другой рукой в это же время – резать. При чем, последний этап проходит таким образом, что спасающий буквально висит на веревке тоже, а телом полностью соприкасается с телом жертвы… Это странной ощущение, необычное, когда ты висишь на веревке, а рядом – ты даже чувствуешь еще тепло соседнего тела – дергается в конвульсиях человек, который умрет через пару мгновений. На этот раз, нож веревка поддалась вовремя: когда осталось пару нитей от всей толщины, то она просто лопнули. Тело кулем свалилось вниз. Галита упала спиной на пенек и затихла, перестав дергаться. Она чуть приоткрыла рот, но петля все равно давила, не пропуская воздух, пока кто-то из толпы не протянул руку и дернул за отрезанный конец веревки. Петля разошлась. Грудь ведьмы поднялась и опустилась. Потом еще раз. Она дышала, была жива. Люди притихли и уставились на Урда. – Сначала повесют. – кто-то прошептал в толпе, - потом отпустют.
На этом успехи дозорного отряда окончились. Лабур ушел.Токке и Мирон обогнули деревню вокруг и зашли в подлесок, где встретили Ракасу. Тщетно. Мерзавец ушел, как сквозь землю провалился гад.
-
– Сначала повесют. – кто-то прошептал в толпе, - потом отпустют.
Суровые законы Фронтира - сначала повесить, потом разбираться.
-
Последняя нервная клетка передаёт привет!
|
-
Сын змея внимательно смотрел как дева проламывала наст и простукивала лед под ним. Вокруг разлетались снопы белесых комков и крупинок, словно было у нее не древко копья в руках, а самый настоящий кузнечный молот. Красивое сравнение.
|
Обычно, в такие моменты положено приствистывать. В моменты, когда взору представляется что-то действительно невероятное, примерно то, что и наблюдал сейчас Эдриан. Много он повидал, конечно, весьма много такого, от чего у благородного человека, не говоря о простом, перехватит дыхание и захочется поскорей забыть, стереть из памяти парой-тройкой кружек крепкого брэнди. Однако же, на этот раз и сиру Эдриану выпал шанс удивленно вскинуть брови.
Корогу не зря не нравился этот здоровяк, и крайне предусмотрительно было с его стороны подойти и стать сзади, уперев лезвие ножа тому в кадык. Если и были какие-то варианты у него раньше, то сейчас их не осталось ни одного.
От него пахло потом. Крепким мужским запахом дальней дороги или тяжелой работы. Глаза внимательно следили за лицом Эдриана, словно это могло как то остановить его руки, но те делали привычное движение. Они медленно тянули рубаху вверх, сначала обнажив торс и пупок, слегка поросший короткими, черными волосами. Полоса волос уходила вверх, проявляясь под поднимающейся тканью. "Это" начиналось в районе самой нижней пары ребер и поднималось до ключиц. С первого взгляда показалось, что вся грудь Хагера, от низа живота до ключиц, представляет собой месиво из шрамов, впадин и бугров зажившей кожи. Кое где виднелись совсем не аккуратные стежки, видимо в тех местах, где рана расходилась слишком широко. В других местах кожа сильно натягивалась – не хватало куска мяса под ней, и потому плоть выглядела впавшей, как поверхность яблока, помятого о камень от падения с ветки.
Все только выглядело безобразно и хаотично, но только с первого взгляда. Спустя некоторое время, глаза Мура поняли закономерность и взору колдуна предстала… великолепная картина, нарисованная прямо на живом человеке много лет тому назад. Кожа и плоть над каждым ребром, начиная со спины, была рассечена когда-то, затем сшита. Где-то раны были непосредственно над костью, где-то уходили в сторону, так что нельзя было определить: все ли их нанесли специально или только часть, а остальные появились не в ходе… скажем так, манипуляций. Шрамы причудливыми (уродливыми) белыми нитями опоясывали бока и грудь Хагера, сходясь на грудине. Это было похоже на то, если бы его тело охватил своими щупальцами осьминог. По центру, где соединялись все пути, был самый большой шрам. Скорее всего, если Эдриан не ошибался, то кожу вместе с мясом отодвинули сперва в сторону, как покрывало, сделали свое дело, а лишь затем устлали кости вновь – вернули на положенное место.
Это было давно. Кожа огрубела, раны давно зажили и похоже теперь абсолютно не беспокоили своего хозяина. Возможно, хотя и маловероятно, что была некая рана, вернее, множество ран, которые получил “тогда” Хагер. Может он кого-то закрыл своей грудью, вобрав в себя такое множество рваных повреждений, что по идее кожа вместе с плотью должна была кусками свисать, отставая от костей и внутренних полостей. Может быть…
Коснувшись…Только коснувшись пучками пальцев к поверхности его кожи, Эдриан ощутил тепло, но совсем не привычное тепло человеческого тела. О, нет! Там, под кожей и плотью Хагера притаилось “нечто” в ожидании добычи, как таится тигр – самый грозный охотник джунглей, за ветками и листьями, спокойно наблюдая за добычей… Только у этого зверя были зеленые глаза – в них плескалось пламя извечного Хаоса.
Нельзя было с уверенность сказать, как так вышло. То ли по воле случая, получив такие жуткие повреждения, кто-то решил воспользоваться ситуацией. То ли изначально никаких ран и не было, а обряд начался с причинение этих самых ран, но тот кто это сделал, начертал специальные руны на кости этого человека. Особые руны. Сакральные. Нужно было обладать поистине великолепным здоровьем и нечеловеческой выносливостью, чтобы для начала перенести, а затем уже выжить после такого, но это того стоило – теперь он был под защитой Зеленого пламени. Правда… есть один существенный нюанс в этом всем: теперь руны и Хагер это одно целое, если снять их – пламя поглотит его.
|
Анна и Токке столкнулись на выходе из двора дома. В другой бы ситуации можно было представить, что она спешит на опушку к суженому, но увы. Девушка спешила не на свидание с молодым человеком… Наступили времена и обстоятельства иные, вопрос в том же: просто так или по чье-то воле? Слова командира дозора буквально зацепили какую-то старую травму-рану, словно сдернули присохшую корпию. Анна круглыми глазами, то ли от ужаса, то ли от гнева, глядела снизу вверх на уже немолодого солдата.
– Я… Я не могу отсюда уйти. Нет, не могу, вы не понимаете… – девушка отрицательно мотнула головой раз-другой, а потом кинулась вперед и прижалась груди, задрожала, шепча еле слышно.
Так обычно бывает, когда счет идет на секунды. Время буквально растягивается как струйка меда. В одно мгновение получается достать меч и снести дурную голову, буквально за миг. В другой же – не хватает и его. Уильям не знал конечно, что от того как быстро он бежит зависит чья-то жизнь. Он просто бежал и делал это как мог, а мог он здорово, уж поверьте! Уильям бежал.
Этери дернула веревку и Лабур от неожиданности упал на задницу. Ошалело крутя головой, он решил найти наглеца, который посмел вмешаться в ход священного деяния. Стоять всем – господин Лабур сейчас кару вершить будет! А тут на тебе, опозорился при всех. И не сдобровать бы тому наглецу, не будь на том конце веревки крепкой руки Ракасы.
Ноги ритмично сменяли одна другую, толкая выносливое – как же это помогает в такие моменты – тело Уильяма вперед и вперед. Дыхание практически не сбилось. Впереди показались дома деревни, скоро он выберется из леса.
Лабур хватал ртом воздух. Руки зло хватали веревку и сжимали что было сил, но все впустую. Из всех возможных желаний этого плешивого мужичка, возможность быть поколоченным в пыли дороги прямо у ног той, которую он только что собирался сжечь, была на самом последнем месте. – Лабур, г-сопожа, – с приторной патокой в голосе и лебезяньем во взгляде, напомнил палач Галиты, – сий момент, г-спожа!.
Толпа согласно закивала на слова Урда. Оно то конечно – ага, на кой тут еще эти в красных сапогах? Нет уж, сами вот, эта, разобрались, все чин по чину. Ясно дело – жечь не нужно – нужно вешать! Лабур все организовал действительно быстро: под самой толстой веткой дерева, что спускалась вниз, чуть к земле, он поставил пенек. Бочки не нашлось. Ширины хватало чтоб стало две ступни и было до того же удобно потом одни ударом из под этих ног пенек выбить – ну просто загляденье! Сначала он снял петлю с шею пленницы, а затем широким замахом он перекинул один конец веревки через толстую ветку, завязав настоящую, скользящую петлю на другом конце. Лабур подвел ведьму к пеньку и услужливо придержал пока та взбиралась. Молча – видать понял человек, что может прилететь внезапно от Этери, если и дальше начнет измываться. Старуха же, так же гордо и стояла сверху, как и прежде себя вела. Смотрела вперед, улыбаясь легко, пока тот водрузил сверху петлю, а потом уж опустив на шею. Тоже улыбнулся в ответ, в глазах мелькнуло торжество.
Мимо плеча Уильяма промелькнули первые, затем вторые дома. Люди шарахнулись в стороны, он бежал дальше. Впереди, если пробежать еще пару домов, уже должен показаться дом ведьмы. По идее там и должен быть Токке, но боковым зрением, дозорный увидел толпу слева, у окраины деревни. Дерево, пенек, старуху. Еле успел затормозить и не проскочить. Этери и Урд тоже увидели, как их товарищ остановился посреди деревни, меж домов. По всей видимости он откуда-то и куда-то бежал, вернее летел! Он смотрел на них – они на него.
– Хватайте плешивого! Он изменник и работорговец! – что есть мочи заорал Уильям.
– На сука! – крутящийся под ногами Лабур, резко пнул пенек, на котором стояла Галита и та ушла вниз, повиснув на веревке.
|
Наверное Лис никогда не узнает с какими намерениями к ним выскочил этот Дино. Да и к ним ли вообще? Это уже действительно было не важно, Рубикон был пройден.
Порой Лис думал о всякой ерунде. Прямо сейчас ситуация по его мнению совпадала с прежними размышлениями на все сто. Вот например, приехал человек на природу. Расстелил покрывало, поставил корзинку со всякими вкусными штуками на один край, на другой — ведёрко с холодным напитками и льдом. И только расслабился, разлегся и предался единению с этой самой природой, как какая-то гадина с "емнадцатью" лапами прыгает или противно так проползает у человека по руке или не дай бог по шее... Семь из десяти, что он сделает лёгкое движение рукой и прихлопнет надоедливую дрянь. Даже не задумавшись, так, мимолётным резким жестом. И к черту тот факт, что именно человек приперся со своим гребанным покрывалом из ашана к тому насекомому на поляну, под ветви в тенек. Даже к черту то, что человек в тысячу раз больше. Он, имеется ввиду человек, не терпит нечего, что мешает ему. В случае, если у него хватает сил – он стирает с лица земли любого, кто хоть как то угрожает его хрупкому тельцу. Давит, режет, садит на цепь, за решетку, берет в оборот и без зазрения совести все это вытворяет лишь потому, что считает себя в праве так поступать. Король зверей ведь, почему нет? Тогда почему люди так негодуют, если их собственные короли начинают поступать ровно так же непосредственно со своими подданными...
Лис понял, что нужно останавливать Дино, иначе ему не составит труда размазать их прямо по этой дороге и стенам, если это желание взбредет ему в голову. А оно появится, это уж точно. Мужчина достал пистолет из-за пояса и навел на огромного противника. Сейчас он выстрелит, но нужно слегка изменить пулю. Модифицировать. Лис представил, что стальная оболочка полая, а внутри есть углубление как у экспансивного снаряда. Он знал, что разрушать ему гораздо проще, чем создавать что-то новое, поэтому и сконцентрировался на главной задачи этой пули: внутри пули содержится вещество, способное разъедать и плавить кость как ацетон съедает пенопласт. Тогда все закончится очень быстро, пуля преодолевает плоть и при малейшем соприкосновении с чем-то более твердым, костью, плющится и высвобождает "ацетон", который расщепляет с поразительной скоростью шейные позвонки, буквально обезглавливая Дино. Нужно лишь чтобы эта визуализация сработала и пуля попала в шею...
-
За знание человеческой сущности и идею
|
-
Таки да. Вас рассматривают.
|
-
Круто выдержал интригу с попаданием!
|
И верно — время молитвы в степи быстро истекает, а на на замену ему приходит время железа. Если это, ко всему прочему, ещё и хорошо спланированная засада, то все проходит просто моментально, однако… Не всегда так просто организовать эту самую хорошую засаду: деревьев не так много, лошадей куда то деть тоже нужно, везде холмы да покатые площадки открытой территории. Есть повод скривиться и плюнуть, отказаться от затем. Все эти моменты нужно как-то обыграть, иначе из охотника можно запросто превратится в добычу.
Патруль расположился преимущественно с одной стороны дороги, благо нашлись довольно широкие кусты лещины. По другую сторону залег Барсук. Турберт хоть и взволнованно, но со знанием дела возводил арбалет, накладывал болт. Ещё парочку воткнул в землю рядом с собой. Улёгся, но потом, схватившись, перезарядил арбалет и господина, даже без напоминания — парень явно начал с головой дружить! Такими же приготовлениями занялся и Хельги. Он взволнованно поглядывал вперёд, пытаясь получше рассмотреть тот самый фургон, на которой они собирались напасть. Лук в его руках был тот же, что и всегда, но черт возьми, что-то было совсем по-другому. Мартин и Корог остались рядом с Уолтером, формируя нечто наподобие мощного кулака, который должен будет ударить в самый нужный момент и опрокинуть защиту фургонщиков. Опять таки, если все пойдет как нужно. Мартин занял удобное для себя место, даже пару раз махнул топором, от чего Турберт удивлённо отпрянул. Так, на всякий случай, мало ли что у этой деревенщины на уме?
Вскоре, на дороге показался фургон. Он медленно полз вперёд, размеренно покачиваясь из стороны в сторону, как корова по полудню, возвращаясь с пастбища домой. Возможно, дико было бы смотреть туда и знать, что совсем скоро или они, или кто-то из вас умрёт. Бесспорно, можно было строить иллюзии, по типу всех возьмут на прицел или подведут хищную кромку меча к горлу и они решат сдастся. Может даже этого и хотелось кому-то, но чутье, даже у молодых членов дозора, подсказывало, что сегодня таки прольётся кровь. Этого не миновать. Для этого места все останется в порядке вещей: ветерок будет трепать волосы и у трупов, ему все равно. Однако, это как на войне, тут есть вы, вы за хороших парней ведь, а там негодяи и… Но все что вы знаете о этих "мерзавцах" — это то, что они просто везут что-то запрещённое, ну так во всяком случае полагают. На войне то все понятно: каждый солдат с оружием в руках под чужими знаменем это человек, который пришел со смертью в руках, он пришел с оружием и даже если не убивал, то в скором времени убьет. Так поступают на войне, это всем понятно. Но тут то люди заслужили смерть лишь тем, что остановились в улесье неподалеку от вас, а какой-то колдун поковырял пальцем в куче грязи и сказал, что они контрабандисты. Как забавно. В этой гребанной степи все перевернулось с ног на голову: в столице еретиков обрекают на смерть, а на околице мира они сами уже решают кому жить, а кому сегодня придется сдохнуть.
Засада странная штука. Вот ты сидишь, наблюдаешь, ждёшь, а потом понимаешь, что то заветное время вот сейчас прямо настанет. И вроде бы ты это все время понимал, но каждый раз это самую малость неожиданно. Ко всему прочему, любой опытный солдат скажет, что каждый раз бывает по разному, тут не как со шлюхами. Козырек фургона показался над дорогой. Скрип колеса. Тихий трёп охранников.
— Да, все эти штуки он выделывает с закрытыми глазами! — Нихера! — Ага, я сам видел, точно говорю. — Ну нихера!
Кто-то из ваших пытается подобраться поближе к дорогое. Шорох режет по ушам. Гребанный шорох… но все вроде в порядке, они едут дальше. Не умолкают, а значит ещё не заметили засады. Возница сидит на передке, с вожжами, но так, расслабленно бросил их на колени и придерживает локтем, а в руках яблоко — ножом чистит. Впереди лошади идёт один из охранников. То ли разведчик неудавшийся, то ли провинившийся, но шел он на расстоянии пары-тройки шагов от лошади, в общем сложно было понять, зачем именно он шёл впереди. Для разведки слишком близко, а для охраны тупо было разделяться. Торговец же сидел рядом с возницей. Вид у него был как у помидора, на который наступили. Он смотрел тупо вперёд, перед собой и мало вообще обращал внимание на что либо, кроме горизонта. Руки он положил на колени, сцепил вместе, так и сидел, как в воду окунули. Позади фургона шли остальные трое охранников. Они то и переговаривались. Шли спокойно, уверенно. Слишком самоуверенно для степи, но это их проблемы, верно? Ещё где-то был глава охраны и тот, что из братства, но их по всей видимости скрывал полог фургона.
-
Вот только начал читать и "время железа". Как здорово!
|
-
За сбившееся дыхание. Это то, что делает персонажей живыми. Мелочь. А как здорово!
|
Люди перевели дыхание. Для таких маленьких деревень, живущих на большом отдалении от цивилизации, появление отряда вооруженных людей всегда настораживает. Такое обычно не означает ничего хорошего. Однако же в этот раз им повезло — это был патруль. Слова Токке ещё больше расслабили, несколько позволяла ситуация, которая, к слову сказать, была на самом деле не очень. Об этом поспешил заявить тот самый седоватый мужик невысокого роста, видимо один из заводил. — Да, господин, в Паке живёт честный люд и хороший, — он поднял грязный ноготь вверх, обозначая важность последующих слов, — только эта тварь путает умы наши, делами своими чёрными тень на нас всех наводит. Его глаза чуть не выпадали из орбит, лицо выражало крайнюю степень возмущения, да и остальные, кто стоял непосредственно рядом с ним, тоже пребывали в возбуждённом состоянии. По всей видимости терпение лопнуло и теперь никто ничего не хотел слушать. Все хотели суда, быстрого и с понятным всем концом.
К дозорным вышел староста. Как и положено было его статусу, он был стар. Морщины покрывали все лицо и шею, руки были большими, а плечи покатыми — скорее всего в молодости это был очень крепкий и сильный мужик. Было немного странно, что староста допустил такое у себя в деревне, но вскоре, по тому как он тяжело шёл, причина прояснилась: каждый шаг он делал с огромным трудом, по долгу замирал, собираясь с силами перед новым шагом, а потом бережно, чтобы не оступится, передвигался вперёд. — Мое почтение, господин Токке. — пробасил староста, наконец таки добравшись до патруля. — Майни позаботиться о ваших лошадях, а Тереза сейчас соберёт на стол, я рад видеть в… Он хотел ещё что-то сказать, но кашель буквально задушил его. Прибил к земле, согнул. Обычно в таких случаях, мысль о том, что таким как он осталось совсем недолго, кажется не такой уж и нелепой. Майни — молодой паренёк, который видел от силы полтора десятка зим, по всей видимости был его внуком. Он держался рядом, поддерживал деда, но как только получил распоряжение — безропотно кинулся выполнять. Тереза была в доме старосты, во всяком случае на улице видно её не было. Появление старосты вызвало неоднозначную реакцию. С одной стороны, большинство людей даже как-то успокоились, лица перестали сочиться яростью и жаждой крови. Они внимательно разглядывали прибывших, с определенной долей осторожности разумеется, но вкупе с вышедшим стариком вроде как складывалось подобие порядка: вот тебе власть местная, вот ещё серьёзней люди приехали, чего уж воду баламутить — сейчас все станет на свои места, сейчас разберутся! Были и другие, те, кто явно желал продолжения всего этого, без вмешательства старого пердуна и каких-то заезжих мудаков — только их не хватало поди! Впрочем, когда Этери спешилась и как горячий нож сквозь масло, прошла через толпу и остановилась меж двух сторон конфликта, ни у кого не возникло дурной мысли заявить что-то подобное прямо в лицо. Начал говорить тот самый плешивый, что говорил в самом начале. — Это наш староста. Кармус его зовут. Как видите он уже слишком, — он быстро поправил себя, — он сильно болен. А меня зовут Лабур, я сам все видел! Да! Своими глазами! Толпа снова воодушевленно загудела, поняв, что вроде как не просто так обвиняют, а есть за ними правда. — Да что ты видел то? — здоровяк по ту сторону забора, с перетянутыми волосами, взволнованно развел руками. Плешивый не обратил никакого внимания на эти слова, потому как старался делать вид что ему и вовсе нет дела до какого-то там молодого дурака, раз есть тут старшие господа в лице дозора. Эта манера поведения касалась и старосту, видимо его он специально игнорировал, пытаясь поддеть, мол, вишь люди поважнее тебя есть, со мной беседа ведётся. На вопрос Этери о том, провалилась ли какая-то проверка, он ничего не ответил, потому как то, что это ведьма, было видимо общеизвестным фактом. — Всем известно, что Анна ведьма, — безапелляционно начал он. — все они бегали к ней, тайком, чтоб проповедники не узнали, а я им говорил, что обернётся это только бедой — так и вышло! Сегодня я проходил мимо дома ейного, дык видел своими глазами как она колдовала: стояла голышом посреди комнаты, и что-то там под нос себе приговаривала, а сама в тазик у ног воду с кувшина лила, потом сыпала что-то. Вот! — он ликующе снова поднял палец вверх, сверкнув торжествующим взглядом. — а не так далеко, если кто хочет знать, только что ливень прошел с градом, ну?! Рожь только-только колос выкинула, как думаете, будет толк в этом году с полей, а? — Не может такого быть! — неуверенно снова пробубнил парень, но уже как-то не очень уверенно. — Да что не может, что не может-то, если я сам видел! — седой не унимался и обратился напрямую к Этери, видимо углядев в ней особу крутого нрава, такую что не станет долго сопли жевать, — ну сама то подумай, г-спажа, уж коли ей нечего было бы таить, то она могла бы и сама выйти, все сказать по правде, в глаза глядя, а не этих болванов вперёд себя пускать! Так что толку — пустить петуха, не ровен час выйдет поди, — ухмыляясь переложил Лабур. — В задницу себе пусти его, придурок, — отвечала ему девушка по ту сторону забора. На вид ей было лет двадцать, оружие она не держала, но стояла решительно. — Госпожа Этери, помните меня? Вы в том году моего сына спасли в улесье от волка. Меня Кайла зовут, вы тогда ещё мне три монетки оставили, так я вам вот что скажу: этот седой хрыч клинья подбивал к Аннушке, дык ей годов-то как мне — двадцать зим, а ему вон сколько! Ну на кой хрен он ей здался? Да ещё плешивый! — многие усмехались, только не сам Лабур, он лишь зубы сцепил им ненавистью на нее смотрел, — Вот когда под юбку полез, то по роже и получил, тогда ещё праздник был, много кто видел — все ржали, а он зло затаил и с тех пор все пакости творит, гад! — То их дело, дура! — вступился за своего "предводителя" один из желающих расправы, — всем известно, что старая передала науку внучке. Ведьма она! — Я… Думаю… Кхв, кха-а, — хотел что-то сказать староста, но снова зашелся в приступе кашля. Даже потом, когда тяжёлое дыхание выровнялось, его взгляд был немного растерянным, словно он подзабыл где находится и что вообще вокруг происходит. Это не осталось без внимания Лабура: он закатил глаза, скривившись, потом глянул на командира отряда, дескать, ну вот, все сами видите и должны понимать.
-
Ох и как же я дилеммы эти люблю и уважаю)) Хорошо написано, мое почтение!
|
А вы знали, что три тысячи шестьсот — самое любимое число Джозефа? Лично он сразу это понял, как только Пёрселл сказал число.
— Три-шестьсот. — задумчиво повторил за ним Джо, пробуя как оно вообще на вкус.
Джонсон мог заверить вас — прекрасно! Сразу ушли в туман воспоминания, как он только что отбивал себе задницу, как ему в спину стреляли, а над ухом орали: "ОСАЖИВАЙ, СУКА, ОСАЖИВАЙ!" и только удача спасала их от того, чтобы не перевернуться и расхреначиться вдребезги на очередном повороте. Это превратилось в какие-то далёкие воспоминания, о которых он потом сможет рассказать в баре за парочкой станков виски, бесспорно. Но прямо сейчас важно было совсем другое — им удалось. Они наверное самые везучие сукины дети! Адреналин, смешавшись с этим восхитительным чувством, что ты только что поставил раком судьбу, хорошенько засадил ей и при этом пока остался в живых, превратился в какое-то ощущение блаженства. Эйфории. На лице Блэйна появилась лёгкая улыбка, он глубоко вздохнул и выдохнул. Да к черту тех мудаков на хвосте, да и вообще всех мудаков вместе взятых — нахрен! Нужно было просто перевести дыхание, осознать, что в тебе нет лишних дырок и что нужно что-то делать дальше, чтобы их не прибавилось. Для начала нужно успокоиться, но не расслабляться. Кажется у него пустой револьвер, он вроде тоже стрелял, или давал Гарри, смутно помнилось. Джо снял шляпу и утер лоб. Испарина была черной от пыли. Лёгкий ветерок приятно остудил голову, а солнце поспешило подсушить взмокшие волосы.
— Рты закрыть, сука! — гаркнул он на и так притихших двоих из дилижанса. — Гарри, старина, ты чёт хреново выглядишь…
Блэйн мельком глянул на рану товарища. Выглядело действительно не очень, но по большому счету не смертельно. Не то чтобы он прям уж так разбирался в ранениях, но у подельника вроде не было такой здоровенной дырки в животе, чтоб нужно было его добивать. Кровь перемазала ребра с одной стороны, но тот вовремя заткнул отверстие, не дал себе истечь кровью нахрен. Эта мысль — пристрелить Гарри — мелькнула у Джо в голове, но он тут же подумал вот о какой штуке. Они только что провернули весьма непростое дельце. Очень хорошенькое дельце. Гарри придумал, Джозеф добил и в итоге у них получилось. Да-да, Пёрселл и Саламанка вы скажете, как же они? Такие как они и нужны для таких ролей какие были у них, понимаете: стать там, пальнуть туда, свистнуть когда нужно, ну в общем на простых местах, пусть и рисковых, но за то и платят. Просто самую важную и сложную часть сделали они с Гарри! Джозеф был не семи пядей во лбу, но и дураком пока не стал: их тандем работает. Вывод, нужно не забывать делать эти чертовы выводы. Нет конечно, это не значит что он теперь готов на все, чтобы спасти жизнь товарищу, мол, дружбан и все такое, но терять рабочий механизм было глупо. Нет? Кстати о дружбе, на какой-то миг Джозеф прикинул: а вообще, что насчёт этого Гарри? Они ведь не первый день знают друг друга, вроде толковый малый. Свои закидоны, но у кого их нет. Наверное как то так и становятся друзьями, но пока он четко понимал, что не доверяет ему до конца. Одно дело не показатель, ко всему прочему, ещё не доделанное: подельник с дыркой, в крови, на хвосте ребята, которые горят желанием из пристрелить, а на горизонте шумиха, в ходе которой, возможно многие захотят присоединиться к тем мудозвонам. Очень, сука, многие. Да, из Техаса нужно валить, тут без дураков.
— Что там, Пёрселл? Все в порядке? — Блэйн снова надел шляпу и подмигнул подельнику, — сейчас поделим денежки и будет всё в порядке.
Он встал и обошел дилижанс по кругу, разминая спину. Шел, неспеша перезаряжая револьвер. Патрон за патроном, поглядывая в ту сторону откуда только что приехали. Шелк. Шаг. Шелк. Ещё один. На последнем он вернулся обратно и встал перед Брауном с возницей. Молча направил сначала на парня. Выстрелил. Возница успел вскинуть руки, но Джо все равно выстрелил в голову, прямо через руку.
— Этот меня узнал. — пояснил он для Гарри, но почему-то забыв объяснить зачем было кончать второго. — Уууу-а-а! — он завыл во все горло.
Ему было плевать на тех, кого он только что убил. Болтаться в петле, потому что один из этих говнюков мог опознать его — не, спасибо, проще потратить два патрона и делов то. Вдруг, он вспомнил, что в их команде был ещё и четвертый — Саламанка. Как же давно это было, когда они только решались на это дело, черт. Где же его носят? Наверняка пристрелили, а может и нет, но пока его нет, так ведь? Не будут же они сидеть тут, с ранеными Гарри, с кучей стрелков за спиной и ждать пока сраный ковбой вернётся? Ну а когда встретятся — доля его, пусть и не полностью конечно, но деньги какие-то точно нужно будет дать в зубы, чтобы не начал ныть. Он снова посмотрел на кучу денег и улыбнулся. Настоящие, хрустящие! Повезло ещё, что не попались те сраные бумажки конференции, а старые добрые доллары.
— Три шестьсот! — снова повторил сумму, но уже четко, громко, словно обращаясь к кому-то, мол, на — смотри! Как тебе, а? Там наверняка было что-то в библии про это, он напряг память, но тщетно, махнул рукой, — да похер!
Джо присел рядом и поворошил деньги рукой — куча пошатнулась и рассыпалась на меньшие кучки. Все равно было много, Джозеф даже не помнил, а видел ли он раньше столько. Куда же можно их потратить, да наверное много куда. От этого мысли он даже хмыкнул и поглядел снова на Пёрсилла.
— Что будешь делать со своей долей? — парень кивнул на куш и улыбнулся.
Понятно, что распоряжаться честно заработанным проблемы личного характера, но интересно же. Хотя наверное, дело было в том, что Джозеф просто понятия не имел куда можно столько потратить.
— Эй, Гарри, ты там не вздумай сдохнуть! — окликнул он товарища, — нам с тобой ещё кучу долларов нужно просадить, понял? — Джозеф встал и поднес ему пачку денег в руке, показывая, что их действительно дохрена. — Три. Шестьсот. Мы купим охуенные стволы, не — каждому по два! Новые шляпы, я починю себе сапоги, — тут он не выдержал, заржал, выронив пару купюр, но даже не поднял, оставил. Вернулся и бросил деньги в основную кучу. — Шучу конечно — куплю новые. — Джозеф закурил и щурясь продолжил подбадривать, — снимем классных девок, с во-о-отакенными сиськами. — он показал руками, — Чистых, дорогих, от которых пахнет духами, а не потом и перегаром. Понял? Потом… Ну это мы будем уже хрен знает где, понятное дело. — спохватился и продолжил,— Потом прокатимся на том сраном поезде, в самом дорогом что будет! Скажи, Перселл, ты с нами?
Ожидая ответа, Блэйн подошёл к подельнику и остановился за спиной, положив ладонь на рукоять пистолета. На лице проступила кислая мина — Джозеф видимо что-то передумал — сплюнул в сторону. Честно говоря он уже было решил пристрелить этого мудака без возни, в спину, но эти джентльменские манеры! Да нет, на самом деле не манеры, он просто решил так: хоть и был этот Пёрселл мудаком, но парень все сделал — за это шанс нужно было дать. Дело было совсем не в том, что, мол, так не честно, подло и все такое. Была бы это другая ситуация и другой Пёрселл Шелдон, который просто мешал ему, то он просто приставил бы ствол к затылку и нажал на крючок. Тут же он каким-то внутренним чутьем понимал, что так будет правильно — просто дать шанс. Вот такие у него были сентиментальные отношения к пониманию судьбы и мироощущению, хотя он, понятно дело, ни разу в жизни не слышал таких умных вещей.
— Правда, думаю... Ты не поедешь, да?
У него просто не было времени на все эти расшаркивания, да и зачем? Шанс не значит дуэль, ну в самом то деле! Как только он дерется, то схлопочет пулю и хрен с ним. Оставалось только это, а дальше взять Гарри, лошадей, деньги и рвать когти. Как можно дальше, но сперва позаботиться о Хьюзе, подлатать его бок, чтобы он ненароком не подох по дороге.
-
— Правда, думаю... Ты не поедешь, да? Круто! Прям прочувствовал атмосферу!
|
|
Из самых заурядных патрулей это был наверное чемпион по скуке и отсутствию происшествий. Степь спокойно расстилалась под копытами лошадей, ветер привольно метался от холма к холму, а в воздухе пахло цветением трав. Ко всему прочему и погода была довольно хороша: на удивление жара так и не наступила, было такое впечатление, что утренняя прохлада просто отказывалась уступать дневной духоте!
Отряд одолевал милю за милей, уверенно двигаясь на запад по дороге. Так далеко от границы можно было не опасаться нападения дикарей, разве что разбойников. Однако, никакой идиот не станет нападает на хорошо вооружённый и подготовленный отряд, разве что банда, но и то, слишком огромный риск. Лучше, да и намного легче дождаться торговца на телеге, ну или на крайний случай путника, которого можно легко обобрать, не боясь угодить на обочину самому, только с перерезанным горлом.
Прошло ещё порядочно времени, но прохлада так и не уступала. Казалось наоборот, становилось холоднее. Тепло просто на глазах исчезало с каждой минутой. Ветер все резче и резче бросался навстречу дозорным, норовя сорвать плащ или шлем. Ещё чуть погодя, редкие капли стали срываться и падать вниз, обращаясь жирными, чёрными "мухами" в пыли дороги.
Когда-то давно, как только отряды патрулей были сформированы и стали регулярно появляться на границе, местный люд по разному реагировал на них. Кто-то относился с большим недоверием, беспокойством, ведь присутствие вооруженных людей любому человеку не очень нравится. Памятуя о редких, но все же реально существующих фактах бесчинства княжеской дружины, простые селяне с опаской поглядывали на новых гостей. Другие же, например те, чей близкий погиб от руки дикаря или ещё чего хуже, пропал где-то в лесах Вакхиар, наоборот с радостью и спокойствием воспринимали появление дозоров. Были ещё и те, кто по глупости или от излишней храбрости думал, что могут завладеть их оружием или доспехами! Что первое, что втрое по всем прикидкам должно было быть хорошего качества, это было ясно как белый день. Одновременно с этим, должно было быть понятно, что тот у кого есть это всё, вряд ли захочет добровольно его отдавать, а ещё он наверняка знает за какой конец меча браться. Но кто не рискует, как говорится… Нет! В этом случае правильно было говорить, кто не рискует, тот продолжает жить. Этих храбрецов или тупоголовых довольно быстро исключили из списка живущих, правда и патрулями досталось, многие остались навечно в степи, но жестокий урок был преподан. Теперь же всем стало ясно: нападать на дозоры смертельно опасно. Поэтому делают это крайне редко, но если на такое идут, то чаще всего прекрасно понимая чем это может закончиться.
Внезапно, прямо над головами что-то ослепительно ярко блеснуло, да так сильно, что только теперь стало заметно несколько стало темно на самом деле. Оказывается, демоны подобрались очень близко, их мертвенно черные саваны затмили небо. Они высосали все тепло из воздуха — стало жуктко холодно, а потом отовсюду послышался глухой рокот, словно сама Тьма принялась стучать во Врата. Дождь хлынул в один миг. Молнии блистали одна за одной. Ветер рвал и метал, но не это было самым ужасным. Град. Огромные куски льда размером с перепелиное яйцо обрушивались прямиком с небес, неслись с огромной скоростью сметая все на своем пути. Страх железами клещами попытался впиться в разум каждого из дозорных.
-
Прекрасный детальный пост. В моем исполнении он звучал бы как «Налетел ветер, началась гроза»)))
|
Галби взбеленился на слова Корога, видимо ещё больше задело то, что он то считал его типа своим. — Сука, кому я чё тру, а мразь? — Оса даже немного подпрыгнул в седле, — да я правду говорю! Меня спросили — я ответил, матерью клянусь!
Любое, даже самое тупое животное, а этот Галби несомненно был обыкновенным двуногим быдлом, имеет инстинкты выживания: упертое желание жить, дышать. Попав в капкан, зверь не пытается открыть его, а дёргает что есть сил, норовя выскочить как нибудь, или в конце концов отгрызть себе лапу, чтобы выбраться и убежать! Ровно также, ситуация складывалась и тут: Оса нихрена не понимал почему и как, но нутром чуял, что невидимая петля сходится вокруг его грязной шеи все плотнее и плотнее. Он вроде бы делал все как нужно, рассказывал, заверял, но что-то в глазах этого старшего, говорило что все закончится не хорошо.
— Хочу сказать, конечно хочу! — энергично закивал пленник, смешно дёргая руками за спиной. — да это вакхи, по-любому, ну!
— Да! — чуть ли не закричал Оса, отвечая сиру Эдриану, на его предложение, что, дескать, тут говорят только правду, — я же и говорю, а мне, бля, никто не верит! Да не резал я их, ну как же вам объяснить? Конечно меня нужно отпустить, меня то и забрали просто так! Пусть в задницу этот судья себя оприходует!
Наверняка, если бы была возможность, Галби мог бы дать изрядное количество советов, как поступить всем окружающим и тому самому судье, который непременно вздернет его как только он окажется в городе. Но именно в этот момент Хельги начал рапортовать о замеченном всаднике. Примерно на последнем слове Оса последний раз дернулся и освободил руки. Долго же он старался, почти пол дня. Лицо и без того немного страшное, перемазанное кровью, теперь и вовсе исказилось гримасой гнева и ярости, стало походить на жуткие маски дикарей.
— Да хер вам! — теперь петля бесполезно упала вниз, повиснув на рожке седла Мартина, и больше не держала Осу. Он наотмашь хлестанул обрывками веревки. В голове не было никаких мыслей или планов, только отчаянное желание жить. Он рванул с места что было сил, ударяя в бока лошади. Остался только один шанс: красиво уйти прямо из-под носа целого дозора! — Хэй-я, хэй-хэй, ну сука!
Это было даже забавно, все вроде как подтверждало его прозвище: он как настоящая оса, всколыхнул весь улей и теперь пытается вырваться с заветной "баночкой" меда — собственной жизнью.
Тем временем, Чак все также размеренно шел впереди. Он издалека слышал как верещал тот, с разбитой рожей. Однако большая часть внимания следопыта была сконцентрирована на том, что творится по бокам от дороги. К счастью, пока не было ни одной причины, которая заставила бы Барсука тревожиться — степь и ветер, все по прежнему.
-
Молодец, Галби, дурак, а сообразил, к чему дело идет).
-
|
Где то в степи. Миль сто до леса. Последний день лета. Утро.
Солнце застенчиво блеснуло лучами из-за горизонта и тут же скрылось за тучами. Верная примета, что скоро будет дождь. И ветер. И вся эта дрянь по новой: грязь, холод и капли по капюшону. Предстоит три месяца шататься по приграничной территории в поисках опасных ублюдков, что может быть лучше?
Перед каждым уходом в патруль полагается небольшой инструктаж. Именно такой инструктаж и был проведен днём ранее, на нем присутствовал даже представитель церкви — редкие гости на подробного рода мероприятиях. Глава дозорной службы местного округа стоял перед всеми, заложив руки за спину — дядька уже в годах, с лысой головой и седыми усами, но широченные плечи и суровый взгляд выдавали в нем бывалого вояку. — Буду краток. — пробасил Дренгар и сплюнул в сторону, — нужно дойти прямо до границы, — он сделал паузу, внимательно оглядывая присутствующих, — а потом дальше, до самой Черной впадины и там все разнюхать. Староста Блэкфола сообщал, что кто-то из местных видел передвижения больших групп, сука, и под "больших" я имею ввиду реально больших, — он кивнул пару раз головой, заверяя, что это не десяток дикарей.
Его слушали трое опытных патрульных, в главе с Токке Бермингтоном. Командир дозора тоже не молод, как и глава службы, но выглядел не старым, а поджарым, закалённым. Рядом с ним стояли двое: женщина с колючим взглядом зелёных глаз и высокий, невероятно худой мужчина с густой копной коричневых волос. Ракаса и Борроу. Первая известная как прекрасная разведчица и обладательница скверного характера, а второй — порой нелюдимый следопыт, способный с закрытыми глазами провести вас через границу… и дальше. Чуть поодаль стояла ещё одна персона, человек был одет в походные одежды, светлые повязки и фартук, но пожалуй самым примечательным была маска, словно покрытая инеем — алебастрово белая, с прорезями для глаз и еле заметные, для ноздрей. Член братства Иерима, редкая птица.
Дренгар посмотрел на новоприбывших. Решил представить. — В ваш отряд зачисляется ещё двое добровольцев. — он хлопнул по плечу совсем молодого парня с серьгой в ухе. — зовут Эрнальд. Теперь ты в группе Токке. Рядом с тем парнем стоял ещё один, но совершенно другого сорта — миссионер Альти. Среднего роста, обладатель черных волос и жутких шрамов на щеке. Рядом с ним стоял видимо провожающий его, диакон местного прихода, отец Скапион.
— Токке, давай пошепчемся и будете выдвигаться. Время бежит. — глава помахал рукой, приглашая подойти поближе командира дозора.
Тем временем отец Скапион тоже наклонился к молодому Эрасту. — Брат мой, будь силен духом. — сурово глянув в лицо миссионера, диакон положил руки тому на плечи, — пусть свет Альти тебе спутником будет и разгонит тьму лесов. Прошу об одном одолжении: мне нужно, знать какая там почва? Можно ли посадить благодатное семя Веры или же придется долго возделывать поля разумов тех, кто там живёт. И самое главное, — отец Скапион наклонился ещё ближе и произнес шепотом, — мне сообщили, что братья Белого пламени интересуются именно тем регионом. Имеются какие-то сведения, что там обосновались предвестники открытых Врат или Дети богов. Мне нужно знать, так ли это?
— Слушай. — Дренгар немного прищурился, — ты не думай, что я тебя кидаю на мясо с новобранцем и святошей за спиной. — он смачно сплюнул в сторону ещё раз и уверенно посмотрел прямо в глаза Бермингтону. — я думаю, что там ничего нет, понимаешь? Я переспросил у Нарда и сира Гольца, они главы окружных дозоров рядом с нами, но никто ничего такого не видел. Сам понимаешь, просто закрыть глаза на такого рода информацию… ну не могу! Вот как раз ты и возьмёшь этих, — он кивнул на парней, — оботрутся немного, ты присмотришься к ним, заодно галочку поставим, мол так и так, сведения проверили, все в порядке. Он уже собрался отпускать тебя, как спохватился. — Этот Эрнальд, — он словно лимон съел, — говорят, что он был уже в дозоре, но там какая-то мутная история приключилась. В общем его отряд весь перебили, что-то типа ритуала вакхи провели. Все в крови было, кости, кишки, ну в общем как они делают, мрази. А сам-то этот малой без царапины остался. — старик повел плечами, — в общем приглянь там за ним, всяко может быть.
Немного времени на сборы и дозор ушел, оставив позади размерную и спокойную жизнь города.
В ложбине под огромным холмом, где они ночевали, было ещё сухо и тепло. Костер давно потух, но угли ещё немного грели. Достаточно подбросить тонкого хвороста и пламя вновь разгорится, можно будет заняться завтраком. Лошади паслись неподалеку, деловито щипали молодую поросль.
-
— Слушай. — Дренгар немного прищурился, — ты не думай, что я тебя кидаю на мясо с новобранцем и святошей за спиной. — он смачно сплюнул в сторону ещё раз и уверенно посмотрел прямо в глаза Бермингтону. — я думаю, что там ничего нет, понимаешь? Я переспросил у Нарда и сира Гольца, они главы окружных дозоров рядом с нами, но никто ничего такого не видел. Сам понимаешь, просто закрыть глаза на такого рода информацию… ну не могу! Вот как раз ты и возьмёшь этих, — он кивнул на парней, — оботрутся немного, ты присмотришься к ним, заодно галочку поставим, мол так и так, сведения проверили, все в порядке.
Крутой он человек, этот Дренгар! И пост крутой.
-
Погружение что надо! С почином)
|
Пограничная земля. В тридцати милях от Вакхиара. Последний день лета. Полдень.
Степь по всему горизонту вальяжно упирается в хмурый лес и, разбившись о него, растворяется среди корней многовековых гигантов. Похоже, что “они” порой пытаются повторять друг за другом повадки: иногда за границей, среди лесов можно обнаружить довольно приличные по размерам прогалины и открытые места, еле заросшие травой и кустарником, а иногда среди равнины встретишь одинокие деревья и даже улесье. Пусть они и не идут ни в какое сравнение с Вакхиарской чащей, но тоже дают тень и защиту от холодного ветра. Здесь, куда ни глянь — ровная гладь степи, практически все как на ладони. От одной балки до другой, от холма до холма, так и петляет серая лента дороги среди Великой равнины, как ее называют в Империи.
Дозор возвращался после долгих трех месяцев службы. Это было тяжелое время, но возвращался он в полном составе, никого не оставили в степи — уже это было добрым знаком.
Первым, на некотором отдалении от основной группы, ехал неприметный человек на неказистой лошадке. Латаный плащ, штаны непонятно какого цвета и капюшон, почти полностью скрывающий лицо – вот и все, что можно было бы сказать о нём. Проедешь мимо да и забудешь уже через миг каков он был. Серый.
Следом шла основная группа. Парень молодой с изящными чертами лица ехал рядом с двумя господами, спутать ну никак нельзя было: осанка, взгляд, поведение – точно не пальцем деланы. На вид одновременно чем-то похожи, но в тот же миг, совсем разные эти двое. Дело было наверно даже не во внешности, а во взгляде. Рядом с ними еще один человек, однако же совсем другого сорта. Виднеется на шее шрам, сам вытянутый – даже когда на лошади сидит, то все равно видно что ростом высок. Обычно стража таких не любит, не дает прохода, ну оно по лицу и видно, что связан с делишками мутными.
Чуть поодаль еще двое. Один чем-то на чернявого того похож — взгляд волчий. Нос сломан, лицо в крови перемазанное, но все равно усмехается изредка. Едет верхом, только ногами управляет – руки связаны, а петелька на рожок седла соседа накинута. Сосед этот молод, не по годам широкоплеч, тоже высок. Детина.
Замыкает шествие еще один молодой парень. На вид конечно не такой большой, как тот что на привязи везёт побитого, поменьше будет, но взгляд суров, смотрит на мир из-подо лба. Хоть и юн, но что-то в нём есть такое. Серьезный.
Однако же, пусть и разные все такие, но у каждого под ногами одинаковая серая грязь. Размеренно месят ее лошади ногами, неспеша двигаясь все вперёд и вперёд. Хорошо хоть дождя нет, только ветер дует, волосами неловко шевелит.
-
Клёва, так соскучился по игре с короткопостами! А тут вроде и ничего, а почти всё есть, что надо, и атмосферно в меру, и бросочек, и посоциалить (а социалить всегда легче, когда короткопостами-то). В общем, уютный ламповый старт) Прям давно такого не было у меня, эх.
|
Джо увидел это словно воочию: песок под колесами летит в разные стороны, в задницу снизу бьет жесткая сидушака возницы, руки пытаются удержать вожжи, а в спину стреляют… ИЗ ДЕСЯТИ, МАТЬ ИХ, ОГРОМНЫХ СТВОЛОВ. Которые, к слову сказать, держат столько же разъяренных и голодных – поесть то они не успели – мудозвонов, у которых в голове засела одна единственная мысль: перестрелять к чертовой матери тех засранцев, угнавших дилижанс, и спокойно доесть свой гребанный обед! Джонсон уперся кулаками в стол и навис над подельником, сверля его взглядом. Это не план, а инструкция к тому, чтобы сдохнуть меньше чем за дюжину секунд. Бред. Слишком опасно. Слишком дико… Никто такой наглости не будет ждать… да никому и в голову не придет такое исполнить! – Это может сработать, Гарри, – да, именно так он тогда и сказал ему. Кивнул, хмурясь. Сел обратно за стол, продолжая смотреть прямо в глаза товарищу, но теперь чуть смягчив взгляд – Только нужно сделать чуть по другому. – он залпом выпил виски и поставил стакан на стол, стукнул им несколько раз, мол хочу еще добавки и придвинулся ближе к товарищу. Хоть и были они лишь вдвоем посреди шумного зала, но в таких делах лишняя осторожность не помешает, если не хочешь стать немножко мертвым. Джозеф достал сигарету и закурил, затянулся сильно, потом еще раз, не вынимая изо рта, от чего их головы окутало облако белесого дыма. – Я никому из них не доверяю. Поэтому угоню дилижанс я, а ты пойдешь со мной и будешь прикрывать, – по большому счету он и Гарри особо то не доверял, поэтому считал, что пристрелить одного удобнее чем двоих, если получится недопонимание. – Я на козлах – ты стреляешь. Вот. Бен пусть займется лошадьми. – Джо умолк, пока в стакан наливали, бросил монетку и, подождав пока они снова останутся вдвоем, продолжил, зыркнув по сторонам, – Он займется лошадями. Пёрселл должен будет на лошади занять место возле выхода из столовой, ну не на виду там, чуть в стороне, сзади. Когда все начнется, и мы будем уматывать на дилижансе, а эти сраные кавалеристы выскочат на улицу и начнут палить нам в спину – он должен пару-тройку раз выстрелить в спину им, а потом уйти. Они не станут его преследовать, – опять таки, Джозефу было плевать будут ли Шелдона преследовать или нет, но сказать нужно было что не будут, а то сдрейфит, – А Бен до этого должен смыться и забрать лошадей. Все встретимся, после того как уйдем и поделим куш. – Джонсон вопросительно посмотрел на Гарри. Замолчал на пару мгновений, давая время обдумать, а потом продолжил. – Мне не нравится этот Пёрселл. – Джозеф склонил голову на бок и ухмыльнулся, – Мы поделим деньги поровну, тебе и мне. – тут он даже показал руками в воздухе, как делит ладонями что-то на две части, – Дадим долю Саламанке – он нам еще пригодится. Немного, но так чтоб в карманах пусто не было. – успокоил товарища Джо, – Хороший парень, с него будет толк если останется с нами, а тому старому козлу отдадим лошадей. Джонсон затушил окурок – задумчиво раздавил. – А может и не будем давать, м? Я позабочусь о нем, Гарри. Да и черт с ним! – он махнул рукой, дескать чего вообще переживать за какого-то придурка, если его можно просто пристрелить. Джозеф откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Он сделал пару долгих глотков и поставил пустой стакан обратно на стол. Вид у него был такой, словно они уже провернули это дело. Спиртное расслабило. Он задрал голову вверх, блаженно прикрыв глаза, выдохнув столб сизого дыма в грязный потолок, а потом снова посмотрел на подельника. В глазах плясали озорные огоньки. – Возьмем с собой Саламанку и рванем в Небраску или Калифорнию. Посмотрим на поезд, там гляди еще что-нибудь подвернется, м?
-
Атмосферно, черт побери!)
|
|
|
|
-
Что до самого Свана, то любой исход, в котором он не достигает каменных стен, был для него неприемлемым. Целеполагание от Свана
|
-
бубнил под нос старую песню про вдову и хитрого плотника, улыбался Заказываю в следующем посте текст этой песни))
С почином)
|
Все окончательно осточертело. Беготня. Война. К черту. Все, мать его так, к черту. Блэйн устал, очень сильно. Вставая по утрам, он ощущал в теле такую тяжесть, как будто бы он провел в седле целый день и только-только наступил вечер. Парень послал все эти грабежи, кровь и прочее куда подальше. Спал на ферме, иногда выходил на охоту, но большинство времени спал. Бывали такие дни, когда он просто не вставал, а лежал, глядя в потолок с закрытыми глазами. Если глаза открывал, то пыль быстро заставляла тереть кулаком, а шевелиться не хотелось. Сны пропали давно. Последний сон, который приснился Блэйну — может быть они и снились, но на утро он ничерта не помнил — был соткан из ужасов. Он бежал по прерии, а за ним гнался огромный индеец с огромным луком, размером с двухэтажный дом. В конце-концов он догнал его и схватил гигантской рукой, начал сжимать и все время пока из Блэйна лезли кишки наружу, тот пел, протяжно так, чуть ли не камлая, свою индейскую песню, смотря на облака. Блэйн пробовал резать по дереву. П-ха, в руке нож и он никого не убивает. Толи обстановка тому способствовала, а может количество времени, хрен его, но получалось лучше. Сначала проступили уши, нос, потом рот, но глаза всё равно долго не проявлялись. Он старался, пыхтел, но никак, а потом все произошло само по себе, словно все что нужно было сделать — успокоиться и позволить ножу делать свое дело. Потом он долго всматривался в лицо индейца, проступившее на дереве. Непонятно почему, но на него смотрело лицо из того сна, проклятие. Статуэтку он не выбросил, последний сон как ни как, жалко ведь. Бывало, что иногда его спокойствие прервалось кем то. Люди всегда норовили что-то спросить или наоборот, ляпнуть свое мнение, не спросив нужно ли это ему. Союз, Конфедерация — два сапога пара и так забавно было смотреть на них, ну тех кто говорил что кто-то из этих фанатиков — хорошие ребята. Ага, только у хороших ребят, обычно, руки не в крови по локти. Да, да, Блэйн тоже не из хороших, окей, но ему хоть хватает смелости смотреть в своё отражение и видеть там того, кем он есть на самом деле. Каким то внутренним чутьем он понимал, что войны было не избежать, что так и происходит тяжёлый ход истории, конечно. Где-то там, наверху происходит что-то хорошее, зарождается совсем новое, лучшее, но всего этого он тут, сидя по уши в дерьме, как и сотни таких же простых людей, попросту не видел. "Оно" было там, в мыслях, на бумагах и в будущем, но прямо сейчас лилась кровь и куча ублюдков пользовались этой войной как девкой из притона. Потом был арест. Петля для Фезерспуна и... Чёрт возьми, если бы не тот парень то и для Блэйна тоже! Было страшно. Да, но чувства были каким-то тусклыми, усталость не только забирала силы, но и саму жизнь парня. Такие невыразительные чувства он испытал и тогда, когда увидел свой запустелый дом. Он вернулся обратно, только куда? Сев на потрескавшиеся ступени у входа, он молча посмотрел на дорогу, по которой пришёл. Что было позади и что его ждёт там, впереди? Не нужно быть гением, чтобы понять — ничего. Хандра только усиливалась, как крепчает ветер перед бурей. Мысль о матери возникла внезапно, запоздало. Он начал искать, сначала полагая, что она уже почила. Ну а что, собственно, должно было произойти, она что, вышла замуж и стала жить счастливо и спокойно? Твою мать! Как это было невероятно, но прекрасно. Наверно самым запоминающимся и хорошим моментом за последнюю дюжину лет был тот, когда она вышла ему навстречу в этом смешном чепце. Был бы он эмоциональным парнем, ей богу бы расплакался! Она называла его Джо — было очень странным слышать своё настоящее имя. Непривычно. Ну да ладно, с ней-то было все в порядке, она была счастлива, здорова и в безопасности. Ей не нужно было никуда больше бежать и торговать собой... Смотря на неё, Джо вдруг словил себя на мысли, что хоть чем-то причастен к по-настоящему хорошему делу. Хватило одного взгляда на виноватую улыбку. Он сразу все понял и ушел. Нет уж, столько сил приложить, чтобы она обрела хоть в старости нормальную жизнь и все в конце испортить? Он по прежнему был мерзавцем и убийцей, но не мудаком. "Ветеран-дезертир" стал перебиваться от случая к случаю проходной работёнкой. Люди сторонились его, возможно презирали, но главное не лезли к нему. Пусть. Ему даже лучше было. Пребывая в таком вакууме, Блэйн не мог уловить одного: как же жить в этом мире? С одной стороны закон, с другой стороны мораль, с третьей стороны условия, которые ставят говнюки вроде того мудозвона из Барбари Кост... как там его, Перси вроде бы. А ещё куча всякой херни, и куда ни ткнись — становится только хуже. У него было предостаточно времени, чтобы все вспомнить и хорошенько обдумать. С самого начала его никудышной жизни, этот грёбаный мир имел его каждый день с понедельника по субботу, а в воскресенье ещё и друзей звал с ним поразвлечься. В конце концов он отправился на войну, чтобы сохранить дом и получить статус, чтобы жить как свободный человек. А теперь что? Этот вопрос в который раз ставил его в тупик, но в этот раз что-то пошло не так как обычно. Он словно услышал слова от куда-то со стороны и внутри головы одновременно: "Ну и живи... " Все, поехала крыша? И тут его накрыло. Он вспомнил каманчей, которые скачут на прекрасных лошадях под прекрасным небом. Вспомнил старину шефа и содрогнулся. Эта мысль пришла ему как раз тогда, когда он напивался очередной раз в одиночестве, в салуне, но тут же в спешке вернулся домой и отыскал вырезанную фигурку индейца. Взял её в руки и впился немного пьяным взглядом. Да! Вот они — живут. Как хотят, где хотят и делают что хотят. Не то чтобы он захотел стать индейцем — от этой мысли он даже хохотнул, стоя посреди пустого, пыльного дома. Нет, он будет жить как захочет, теперь он возьмёт что захочет и будет делать что и когда захочет. С каждым рассветом, вставая поутру он будет прав. Каждый шаг — шаг человека, который имеет на это право! Вутри него, поначалу робко, но с каждым днём все сильней и сильней, проростало зерно, заложенное Баксдейлом: быть всегда правым, а сомнения потом. Всегда ощущать себя в седле — вот новая цель Джозефа—Блэйна. Старый знакомый подвернулся как никогда вовремя и хоть задумчивость и хандра все ещё оставались, но быстро проходили, а когда объявился Гарри — стекли и вовсе, как снег на солнце. На его предложение он согласился сразу же. Осталось дело за "малым": все продумать и сделать, при чём каких либо моральных сомнений по поводу самого подельника Блэйн не испытывал. Да знакомый, да они на одной стороне реки, но если лодка возьмёт лишь одного, то уступать Финч не желал. Капитан был послан самой судьбой... Или нет? Парень не стал гадать и решил покуда проверить почву, так сказать. Сплюнув в сторону, он подошёл к нему и удивлённо развел руками. — Ба! Ты тот самый... — Блэйн щёлкнул пальцами пару раз, — ну тогда, на реке Уайт! Хехе, да уж... — он задумался на миг и продолжил, — может я угощу тебя парой виски, м? Для начала нужно было понять что за птица этот капитан вообще, поговорить о том, о чём, а там видно будет, но если он согласится — у Блэйна было такое чувство — все пройдет как по маслу!
-
Отличный, обстоятельный пост, ждал как раз чего-то такого.
|
-
Наш паровоз, вперед лети!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Пусть он и не преуспел в интригах, этикете и хитростях столичной жизни, но шпагу-то он научится держать с нужной стороны, во чтобы то ни стало! Настоящий бретер! Можете говорить что угодно - ответит мой клинок!
|
Джо сидел у своего порога, когда те два мудозвона решили наведаться к нему. Мэри спала. Вчера она сама вдула бутылку виски, и теперь проснется только после обеда. Он ещё не знал кто к нему пожаловал, потому лишь сел удобнее, так чтобы можно было легко достать пистолет и выстрелить.
В последнее время у них с Тапси не ладилось как-то. Джо частенько засиживался в городе или возле соколиной горы, в общем где угодно, но лишь бы не дома. Охренеть — впервые в жизни у него был свой собственный дом, но он избегал его. Там было тяжело, сложно вот так сказать, что именно, но каждый раз Джо пытался как можно быстрее уйти. Дурацкие разговоры, всякий раз об одном и том же, эти грёбанные воспоминания, чёрт. Невозможно было слушать этот бред каждый раз! Джо понимал, что должен ей по гроб жизни, и поэтому трепел, молча. Но пересилить себя не мог, как ни старался: она тупо бесила, медленно впадая в какую-то гремучую смесь маразма и алкоголизма. Поначалу он пытался играть в строгого няня, даже мог ударить (все ограничилось делом не больше пощёчины), но это все быстро сошло на нет. Как и крики, о боже, как же много было криков. Но увы — никакого толку. Хотя может Джо не так сильно старался... Чёрт его знает, но в конце концов, он просто стал избегать её, за исключением тех редких деньков, когда она была как прежней.
Награбленного барахла было не много, но его все равно стоило хорошенько припрятать. Во-первых, прямо сейчас у Джо водились деньжата, поэтому необходимости продавать, как таковой и не было. Во-вторых, было приятно ощущать, что ты не просто голодранец без гроша в кармане! Ну не то чтобы магнат, но блин, все равно приятное чувство хоть какого-то прикрытого тыла. И да, в-третьих, оставлять сокровища Мари— привет десятилетнему Джо, и его сражениям с пиратами — было уж точно нельзя. Он обеспечивал её всем и по правде говоря, ему ни сколько не было жалко, но доверять деньги не стал был. Может дело было в её пристрастии к алкоголю, а может и в самом Джо — он был не очень таки доверчивым парнем, что касалось денег так уж точно.
Все свободное время, Джо тратил на две кардинально противоположные вещи, при чём делал он это вне зависимости от настроения, хорошего или плохого. Скорее так: когда было очень хорошее настроение и в голове порядок — он ехал в прерии и резал по дереву. Для этого дела у него было три маленьких ножа. Один совсем маленький, не больше пары фаланг, второй чуть больше, уже размером с палец. Третий такой же как и второй, но лезвие чуть шире и такое...м... как маленькая лопата. Да, прямо как лопата, только размером с палец. Именно этими ножами он и резал всякие штуки из дерева. Однажды, Джо не помнил как, он поднял с земли какую-то корягу. Нахрен это делать было — неизвестно, не было никакого озарения, типа он увидел в этой деревяхе образ, или ещё какую-нибудь такую ерунду, нет. Он просто поднял и сунул в сумку. Потом, когда был один, достал и от нечего делать, начал понемногу резать и сразу нихрена не получилось. Ну, получилось непонятно что, но когда Джо это делал — внутри было необычное чувство... Он никогда раньше такого не испытывал. Спокойствие. Не было индейцев, белых, мексиканцев, немцев, штатов, армии, дилижансов. Никого. Денег, Мари, судей, никакой херни, просто ты и ветер. Свобода. Тихий шёпот ветра. Поэтому иногда Джо подбирал всякие деревяшки. Понемногу начинало получаться вырезать что-то похожее на настоящие вещи. Больше всего он гордился лошадью, кораблём и собакой, а индеец все никак не получался, гадёныш.
С другой стороны, можно было поехать и спустить пару десятков баксов на рулетке или на скачках. Не особо интересно, впрочем. Лучше в карты, где видно своего соперника. Азарт примерно тот же, но приятней же уделать кого-то, а не просто понять, что тебе повезло. Покер и скачки — неплохо. А ещё девчонки по горячее! Ну, можно в морду кому дать, но драться Джо не очень любил, эта вся пьяная возня и прочее — хрень по сути.
И вот Конви и Тэйлор. Хитро придумали: когда не нужно, то ты чужак, когда нужно — ступай-ка, дорогой братец, и подохни за свою "землю"... Чёрт. Очень удобно. Джо мысленно вернулся в шкуру Блэйна и быстро прикинул. Варианта два: достать ствол и пристрелить обоих к чертям собачьим или улыбнуться и пойти с ними. За этими вариантами, естественно, крылись логические последствия. В первом варианте снова скитания, снова все заново, снова эта хрень, когда ты бежишь не зная что тебя ждёт впереди. Не то чтобы Джо это сильно пугало, просто... Это было понятно, знакомо, но очень выматывало. Это походило на привычную, но ненавистную работу. Второй вариант же, был абсолютно неведом, опасный до усирачки, но, чёрт возьми, очень интригующий. Армия. Там его ещё не бывало. Плюс ко всему прочему, Мари может остаться тут и не нужно будет думать как её куда-то тащить. А ещё если все пройдет удачно, и он не подохнете где-то там, на полях, мать его, Великой Славы, то он может тоже что-то урвать! Конечно, если ему не оторвёт ногу. Больше всего Джо боялся стать инвалидом, но решение на этот счёт, он уже продумал. Главное чтобы не оторвало обе руки, тогда не будет чем пустить себе пулю в висок. Это хреновый расклад. Решение было принято. В тот день мистеру Конви и мистеру Тейлору повезло — мистер Блэйн Финч оставил денег любимой тёте и пошел в армию.
-
Отличный пост, раскрывающий характер старины Джо).
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Прекрасно передано отчаяние провинциала, который никак не может понять «как здесь всё работает»!
-
Ох уж эти сплетники, чьи слова опаснее любой рапиры! Приличному дворянину шагу не ступи, чтобы о нем не сочинили очередную гадость!
|
Именно так, по всей видимости, и должен выглядеть край империи. Грязь и безоглядная грусть, только и мысли о том, чтобы проснуться и обнаружить себя в постели, нормальной постели, где-то там где люди передвигаться по дорогам из камня и не ждут коричневую, вонючую жижу. А ещё это чёртовое вино, с каким-то потусторонним привкусом.
Естественно Гектор был вполне привыкший к лишениями, лёгкому голоду, от которого ещё не мутит, но уже просыпается лёгкая озлобленность. Спать на земле, есть дерьмо и идти. Вперёд. Встать, собрать лагерь и идти все время вперёд. Это было не в новинку, но от этого весь этот чудесный процесс не становился приятнее, уж проверьте. Совсем хреново стало, когда пайки стали четверными. Благо хоть вода была в достатке, но это благо было единственным положительным моментом, со дня высадки на этом гребаном берегу. Гектор жёстко следил, чтобы солдаты мыли руки и делали каждый раз отхожую яму, даже не смотря на возможный ропот.
Все тяготы и лишения Гектор переносил с достойным мужеством, но вот сон... Отдых давался с трудом, что в купе с тревожными мыслями сказалось не самым лучшим образом. Примерно с половины пути, Гектор стал замечать, что в глаза, бывает, что-то попадает. А бывало... проклятье, очень странное ощущение, что что-то не так, какое-то непривычное ощущение на лице. Когда Татион умывался утром двенадцатого дня, то увидел в отражении на воде что именно было не так: веки иногда дрожали, сами по себе, словно трибун собирался заплакать. Иногда помогало, если Гектор на пару мгновений прикрывал глаза и сверху проводил руками, слегка надавливая, разглаживая. А иногда и это не помогало.
Самые противные мысли, которые с невероятным упорством каждый день осаждали разум трибуна, умещались в один единственный вопрос. Ну допустим, боги улыбнуться и они добьются нужных результатов. Сведения получения — успех, победа! Фурор! Но как они вернутся обратно? Татион шёл, отгонял мысли и ждал когда что-то поменяется. Варианта два: либо гунны прибудут к ним, либо наоборот. Итог один.
-
+ обратно вернуться не все или никто
|
От огня горло пекло и сильно резало в глазах. Лицо и руки горели, вернее было такое чувство пульсации, что каждый раз казалось, что кожу поливают горящим маслом. А ещё чертовски хотелось спать. Ночь длилась вечно. Одновременно с этим, каждый раз, когда трибун отвлекался, а потом крик или резкие сполохи пламени снова возвращали его к реальности — было чувство, что все начиналось заново. Запах гари. Утро наступило внезапно, во всяком случае для Гектора. Вот сейчас, только-только, все суетились, бегали и кричали, пламя лизало тьму и... Тишина. Стоны солдат, а потом просто тишина, изредка прерываемая тихим шипением остывающих углей. Итог побега? Запасы, лодка, смерти... Твою ж мать! Ну как же так? Гектор отрешённо оглядывался, наблюдая обугленные, почерневшие ящики, остатки припасов. Тела солдат с черными пятнами сажи. Людей в оцепенении. Луций буквально озвучивает мысли Татиона. Во всяком случае в той части, что касается разгребания дерьма. Почему? Да потому, сука, что вкус этого самого дерьма уже чувствуется во рту. Пополам с гарью. — Мы справимся. — трибун смотрит на магистриана, кивает молча, а потом продолжает, — должны. На повестке дня было много дел. Времени расслабляться и в помине не было. Сперва трибун объявил, что новым деканом у лучников становится солдат из их числа. Такое решение было принято с ясным пониманием, что на первых порах стоило приглядывать, помогать, ведь опыта как ни крути, а новому декану не хватало. Однако, с другой стороны, все когда то были впервые куда-то назначены, и как, если не в подобного рода ситуациях, себя можно проявлять? Ко всему прочему, один из числа "своих" — это лучше, возможно это даже как-то сплотит их. Следующим делом стала организация постройки плотов. Очередной прощальный подарок Архипа, то есть так, братцы, если вы с голоду подохнете от нехватки припасов, то хоть херней этой умаетесь сначала! Сначала Татион распределил людей на группы: одна должна была заняться заготовкой материала, другая обработкой бревен и веревок, а третья — непосредственно сборкой плотов. Это всё кончено только после пусть и не слишком положительного, но отдыха. С пайком. А ещё Гектор попросил собрать дров на погребальные костры. Это по всей видимости, вторая часть привета гребаной троицы... Отправился на поиски Аделфа, впрочем, нашёл его довольно быстро. — Мне нужна помощь, - трибун отвлёк лекаря, — похороны. Проведешь обряд? Казнь. Все время до вечера Татион не видел Клавдия. Конечно он заметил, что врача Фейрузы арестовали, но Тиест ведь тоже был изначально с арабкой? Клятва верности. Все дело в ней. Самое, вот самое ублюдское в этой ситуации — врач вряд ли стал бы заменять слово казнь словом ситуация — то что Гектор все понимал. И всех. Солдат, которые шушукались за спиной о том, что Квирина колдун, шпион и кто-то ещё там, мать вашу. Рабов, которые плели ещё того хуже. Луция, который так уж сложилось оказался в этом пересечении реальности, что именно он принимает такие решения. Цена таких решений велика, непостижимая для других людей, чьи жизни, судьбы двигаются по другим орбитам. И конечно же Гектор понимал Клавдия... Спасти свою жизнь — просто дай клятву. Пусть и новую, не такую важную и ценную для того кому дают, зато дарующая новую жизнь тому, кто её даёт. Как и Клавдий, Татион не стал бы давать новую клятву. В этом и суть клятв — платить за них самую высокую цену. Невозможную. Иначе это не клятва, а чушь. Слова. Пустые слова. Трибун слушает магистриана и молча кивает. Он сам отправляется к врачу, поправляя пояс. Гектор подходя, достаёт и прячет приготовленный маленький нож. Он скажет Клавдию что собирается сделать. Если он против, то не делает.
-
В этом и суть клятв — платить за них самую высокую цену. Невозможную. Иначе это не клятва, а чушь. Слова. Пустые слова. +
-
-
Горькие мысли человека, который и сам все понимает, но... Есть приказ.
|
-
В формате ФРПГ для меня один из самых располагающих моментов к восприятию отыгрыша – посты, по своей структуре во всём соответствующие персонажу. И в твоём отыгрыше это прослеживалось. Уж не знаю, специально ли оно так задумывалось или нет, но незамысловатые посты и простоватость твоего персонажа сформировали абсолютно полное единение. Сами посты неплохие, читались легко. А Горыня вышел зачётным, удалым и здорово, что наши персонажи сдружились и поддерживали друг друга чуть ли не всю игру. И эта небольшая история дружбы длиною в полгода разыгралась, на мой взгляд, душевно. Мне она запомнится.
Единственное, можно пожурить за постоянные задержки и нарушения обещаний выдать пост в обозначенный день. Конечно, кто из нас не грешит этим порой, но тут уж прям до комичности довёл с этим. Можно ли это списать на лень или незаинтересованность? Мне хочется верить, что сказанное мною выше с этим не связано. В любом случае твой персонаж оказался замечательным и важным дополнением к хорошему времяпрепровождению за этой игрой. Моя благодарность.
|
-
Татион – весьма цельный персонаж.
-
|
-
Читая твои посты, иногда вспоминаю это место из Информации к модулю). И конечно, он может быть как прямо скажем сомнительным типом, так и в общем неплохим парнем, но хоть какие-то убеждения у него скорее всего есть, хотя и грехи за ним наверняка водятся. Вот таким Джо и получается – с убеждениями, и грехи водятся).
|
|
-
Друг познаётся в дарк-фэнтезийных вселенных)
|
Впервые в жизни, Джо крепко задумался. До этого все складывалась как-то само по себе, "оно" шло своим ходом, а когда становилось совсем хреново, то каждый раз парень запоздало понимал, что в очередную задницу он попадал, наверное, не просто так. Проклятье. Джозеф уехал подальше — из лагеря в степь. Оставшись один на один с закатом, парень отпустил поводья и позволил лошади шагать так как ей вздумается. Сам же погрузился в раздумья, да так серьезно, что даже потерял ощущение времени. Мысленно Джо вернулся в детство, потом на прииск, конечно, куда без этого. Как ни крути, а по больше части ему везло. Ну, то есть, понятно дело, что были люди и удачливее Джонсона, но в целом жаловаться на нечестную игру нельзя было. А теперь... Черт. Мурашки, обгоняя друг друга, понеслись по спине — ему нужно было решить! Что дальше же? М?
Можно было поехать с шефом или с ребятами, но... Внутренне Джо ощущал какое-то чувство, наподобие чувства долга перед ними. Много за что, понятно дело, но все были взрослые люди, да и ехать с кем то просто потому что должен, а не потому что хочется, затея хреновая. Нет, заниматься лошадями или пытать судьбу на широкой дороге не особо хотелось.
Особо вообще ничего не хотелось. Наверно потому, что он и не знал чего можно хотеть-то. И тут он понял, что по земле ходит много тех людей, с которыми он не против был бы посчитаться. Это было похоже на то, когда ты что-то делаешь за деньги, но тебе говорят, что расчет будет потом. А "потом" говорят, что нужно подождать, совсем немного. Потом много, а потом, сука, следует фраза типа такой: "Слушай, да это было когда, м? Сколько воды утекло, давай жить этим днём, тем более у меня как раз есть для тебя интересная работёнка!" И пальцами трёт, гнида, невидимыми купюрами шелестит. Улыбается. Вот и сейчас: сколько было случаев, когда разные членососы макали Джо в дерьмо? Теперь он знает как поступать — бить, бить как можно сильнее, наверняка, так чтоб кровью умылся. Потому что он прав! А что если вернуться обратно? Делать остановки и наведываться в гости. Восстановить, так сказать, справедливость, но только ту, настоящую. Джо даже улыбнулся, представив как же приятно будет выдавать кишки тому фермеру... Повесят. Вот гадство! Вся хрень была в том, что Джо умел убивать, но вот как так делать, чтобы за это ещё и не вешали — увы. Такая схема работала только с краснокожими, но белые своих охраняли законом, мать его. На очередном витке размышлений, Джо понял, что злость уходит на второй план. Вспомнился Тапси-хаус. Матери, скрипучая лестница на второй, ободранные обои у окна на чердаке. Даже Хорас вспомнился, во как! Нет, ну а почему бы и нет? Доллары в карманах, все как и задумывал, да детка! Если бы прямо сейчас кто-то взглянул на Джо со стороны, то заметил что на задумчивом лице начинает появляться улыбка. Идея начинала нравится все больше и больше. Спокойно вернуться домой с деньгами, можно было и не переживать чем заняться — на первое время хватит. Да и на второе тоже, потому как особо шиковать Джо не привык. Осмотреться, прикинуть, а там и видно станет. Да и в любом случае можно было переиграть если что, найти работу, податься в Техас, например, там тоже есть индейцы. Так говорят. Или вернуться к шефу, верно? А если нет — можно найти Итана! Да, чёрт возьми, это просто охренительная идея! Итак. Мечты в задницу, что же на дне? Возвращаться обратно домой с Сэнди не очень удобно, значит продать. Да и надоела, ну просто жуть. Что дальше? По пути не особо транжирить, но без фанатизма. Жрать помои Джо не собирался. Вроде все? Теперь оставалось об этом сказать ребятам. Парень так и поступил — приехал и все выложил, мол, возвращаюсь домой, проверить что к чему. Вот. А там видно будет, может и вернётся обратно, ведь теперь у него есть друзья в этой "стране", верно? К слову о друзьях и стране. Джо воспринимая это, разделял взгляды Барксдейла. Если и создавать государство, то сильное, мощное. Глупо надеяться что обособленные части сложатся в единый механизм. Ты либо тянешь общую лямку, либо думаешь о себе, все как в жизни. А что до рабства... Как и прежде, Джо особо не делил людей по цвету кожи, но и переживать за чей то красный или черный зад не спешил. Он думал так: каждый должен работать своими локтями, пробираясь через толпу, а если не хватает сил — пошел к черту. Вот и все. На этом размышления Джо закончились, а дорога повела его в Сан-Франциско.
-
Он думал так: каждый должен работать своими локтями, пробираясь через толпу, а если не хватает сил — пошел к черту. Вот и все. Да, чувствуется, что как-то так он и должен был думать).
|
-
Горыня как обычно прекрасен).
Вот и теперь, готовясь к бою с врагом лютым, парень понял, что прямо сейчас может он головушку свою и сложить. Тут, посреди леса гнилого, да озера ядовитого. Даже костей, вестимо, не останется — отрава источит. Однако не смерти боялся он, скорее того, что за просто так животом рискнёт и проиграет. А вдруг как, они с таким врагом сейчас схлестнуться удумали, с которым им и тягаться не выйдет, не то что победить!
И даже в том, как ты описываешь то, что происходит вокруг, не от его лица, а от своего, чувствуется его взгляд, его характер. Это здорово! Вжух! И тут уже змей! Прямо на берегу оказался, да так быстро, что и опомниться не успел Горыня. Но на ус сразу намотал — только свиду неуклюжа тварь, а на самом деле юркая аки ласка.
Персонаж получается вполне укладывающийся в стереотип об увальне-силаче, но не плоский, особенный, с изюминкой какой-то.
|
|
Барксдейл действительно не ошибся в Джозефе. Конечно, поначалу все было дико: как же так — охотиться на двуногих, таких же как и ты? Однако, так уж вышло, что Джо быстро втянулся. Эта работа, в отличии от прииска была ясна и понятна: вот ружье — там красножопый, ничего такого. Да, чёрт возьми! Тут стоить отметить, что решающими фактором стало то, что впервые, мать его, Джозеф почувствовал, что он такой же как и все. То есть да — младше, не такой опытный, но не на побегушках! Конечно, куда без шуток или подколов, но он — Джозеф — как мог сразу объяснил, что, дескать с чувством юмора у него вот прям хреново. Он чувствовал, что является членом команды, вымысле шайки, он отвечает за себя, и не обязан делать что-то за кого-то. Это было... Круто, это было чертовски круто осознать, что никто не собирается им потереть свою грязную жопу и выкинуть при первой возможности! Об этом он не трепался, само собой, но человек, умевший разбираться в людях видел, что парень это ценил превыше всего. Однако, было и некоторое расхождение с остальными. Это касалось как раз тех самых индейцев, на которых они охотились. Бог его знает почему, но Джо не совсем понимал почему остальные не считают краснокожих за людей. Как и черных. И узкоглазых. Ну вот этих всех. На сколько он мог заметить — у всех течет красная кровь, если ранить. Они все точно также испытывают боль, если их резать; белые не чуть не лучше или хуже подыхают. Ну вот, тогда какая разница, а? Джо уже давно понял, что люди делятся совсем под другому: овцы и волки. Тот кто родился с клыками, траву щипать не станет, это уж проверьте. Философ, мать его, хех! Об этом он тоже не говорил, да и вообще, Джо больше слушал и на ус мотал. Может поэтому он особо не испытывал ни угрызений совести, что убивает именно индейцев, ни какого-то там наслаждения. Убить человека, будь то краснокожий или белый, это просто убить человека, ни больше ни меньше. Кто-то сходит с ума от вида крови, а кто-то никогда не нажимает на курок — Джо был и не из первых, и не из вторых. Осуждать-то он и не осуждал, но понять этого не мог, когда кто-то из его товарищей упивался боем, резал глотку так, словно это самое прекрасное что он делал с тех пор как родился. А ещё то, что они делали с женщинами... Не то, чтобы Джо этого не делал, но скорее механически, без особого энтузиазма. В общем, он делал работу. Ах да! Теперь у него была настоящая работа! Не пол мыть, или там посуду, тряпье стирать, а вот прямо настоящая работа. Возможно и это сыграло немаловажную роль, ведь у него такого раньше то не было. Наверно поэтому Джозеф так быстро привык — это была просто работа. Нужно было держать себя в форме, перед делом хорошенько выспаться, почистить оружие, приготовить лошадь, собрать сумки. К каждому этапу он подходил с вниманием и, мать его, аккуратностью! В этот мешочек — это, тут кармашек для того, там веревка (проверить, подергать пару раз, посмотреть не подгнила где то). Так даже не каждый счетовод у себя на столе порядок наводит! Но Джо нравилось работать, нравился порядок и все такое. Первый урок — бить первым. Джо постарался усвоить его без повторений, да и вообще: все как-то сложилось с шефом. Он был человек интересный, по своему справедливый, умный, а что ещё было нужно молодому Джонсону? Он действительно стал ключевой фигурой в жизни парня, он, мать его, спас от голодной и холодной смерти, как ни как. Проехать мимо и все. Джо это помнил, каждый день, всегда. Он слушался не потому что боялся, не потому что не хотел, чтобы его прогнали, а потому что... это единственный человек в мире, кто поверил в него.
-
Тут стоить отметить, что решающими фактором стало то, что впервые, мать его, Джозеф почувствовал, что он такой же как и все. То есть да — младше, не такой опытный, но не на побегушках! Конечно, куда без шуток или подколов, но он — Джозеф — как мог сразу объяснил, что, дескать с чувством юмора у него вот прям хреново. Он чувствовал, что является членом команды, вымысле шайки, он отвечает за себя, и не обязан делать что-то за кого-то. Это было... Круто, это было чертовски круто осознать, что никто не собирается им потереть свою грязную жопу и выкинуть при первой возможности! Об этом он не трепался, само собой, но человек, умевший разбираться в людях видел, что парень это ценил превыше всего. Здорово). Я рад, что ты оценил))).
|
Хуже всего, оказалось, оставаться наедине с самим собой. В голове было пусто, в ней просто сами по себе появлялись образы, одни за другими картинки, как он бьёт, сука Ортона, этим грёбаным ножом. Тот дергается, пытается поначалу руками отнять от себя Джо, а потом закрыть маленькие красные дырки на животе и груди, но кровь неумолимо вытекает, просачиваясь между пальцами. Быстро, чертовски быстро. Иногда они повторяются, иногда "начинаются" снова даже не придя к логическому финалу, словно некая высшая воля желает вбить эти образы в сознание Джозефа. В очередной раз, мысли сделали крутой вираж и он с ужасом осознал, что ничего не чувствует. Ну то есть как... ничего необычного. Что должен чувствовать человек, убивший другого человека? Да чёрт его знает... Он чувствовал страх и растерянность, от того что и предоставить себе не мог, что же будет с ним дальше. Также он трезво понимал, что ничего вроде не исправить: Ортон — труп и это на самом деле, всё. Он конечно слыхал раньше, что кто-то когда-то застрелил или, к примеру, подрезал, но это где-то там, понимаете? Ну... и было вроде, но как страшилка! Джо мучительно ждал, что сейчас он ощутит на себе кару божью, молнию с небес, которая его испепелит в один миг! Ну и пусть, ведь он заслужил это, да чёрт возьми! Вместо этого ощущал... такое холодное, тягучее чувство отстранённости ото всех остальных. Знакомое с детства, но намного жёстче. Его судьба предрешена, при чём как именно — он не знал. Без золота возвратиться обратно в Тапси-хаус не имело смысла, ко всему прочему теперь ему не светит обыкновенная жизнь простого человека — он убийца. Это клеймо навсегда останется с ним. Значит сделать вид, что ничего такого не произошло, что можно просто найти работу и дальше спокойно жить не получится. Джо понял, что запутался и ему, по большей части, не было дела до того, что с ним дальше будет.
Когда его запирали в камере, он украдкой поглядывал, на людей вокруг. Нет-нет, конечно он уже не ждал чуда, что кто-то поможет или скажет, что, мол, все будет так и так, не кисни малой, все пройдет. Он смотрел на них, как волчонок на людей, которые поймали дикое животное. В камере стояла вонь, которая буквально сшибала с ног. Его сокамерник трындел без умолку, но это даже немного успокаивало. Джо отупело задумался о том, что будет дальше: не потом, а вот прямо скоро, когда прибудет этот... как-то-там-его судья. Он будет спрашивать, но вот дела, врать не хотелось. Он устал, наверное, или ему было все равно. Именно по этому, когда в ночи его разбудил Алан и предложил рвать когти, он отрицательно промычал и отвернулся к стенке.
На суде он говорил тихо, но чётко. Стоял прямо, ожидая вопросов. Лицо было серьезным, без тени заискивания — он был напуган, и просто не знал что будет дальше, но ни о каком раскаянии или сожалении речи не шло. — Джозеф Джонсон. Мое имя Джозеф, сэр. - парень глубоко вздохнул и рассказал все. Как он два года стирал руки в кровь, стирая грязное тряпье, как он не скулил, а вставал с самого утра и ложился поздней ночью, иногда даже позже всех. Как над ним шутили, только шутки эти порой смахивали на издёвки, и конечно рассказал об инициаторах этих шуток — грёбаных англичанах. Тут впервые он запнулся: как же Чарли и Молчун? Джо не хотел, чтобы из-за него за ними началась охота, но как же быть... Он просто умолчал о том, что там, на прииске, стало не на одного, а на двух англичан меньше. Да — не выдержал очередной штуки, которая зашла слишком далеко, да — убил. А потом его выпроводили вон и все. - он сказал что силой наденет на меня женское и... И все такое... Ну, чтобы я делал вид, что я как бы не мужчина, а типа женщина. Остальные ничего, а он угрожал, тогда я достал нож и убил его. Сэр.
-
Джо не хотел, чтобы из-за него за ними началась охота, но как же быть... Джозеф все-таки хороший парень. Пока что. Что тут скажешь, его ждут трудные времена! Но... они ждут всех.
И, конечно, должен сказать, что ты классно играешь!
|
Сраные миски. Сраное, вонючее тряпье. Сраные мулы. Сраный, грёбаный, будь проклят на все века, это чёртов прииск! Выть, метаться как зверь — вот чего хотел Джозеф!
Ты встаешь очень рано, а такое впечатление, что буквально пару минут назад прилёг. Спина болит уже с самого утра, голова ноет, но ещё далеко до вечера. Потом идёт, то есть ползёт о-очень длинный день полный забот и всякой дряни, от которой хочется просто застрелиться! Ну а потом... Нет, сука, не просто вечер, а вечер в которой нужно ещё успеть сделать дохрена остальной ерунды, от которой тоже хочется сдохнуть. И так день за днём. Каждый. Грёбаный. День. А ещё нужно наблюдать эти мерзкие, тупые, ухмыляющиеся рожи. Слушать их дебильне разговоры, изо дня в день, одно и тоже, эти сальные, тупые шутки; этот грёбаный мерзкий смех Ортона, гнусавое "дык-дык" Флетчера... Даже Чарли бесил! Бесил тем, что каждый раз, раздирая глаза по утру, и смотря на реку, Джо вспоминал тот момент, когда отдал ему те проклятые пятьдесят долларов, а он его не предупредил. Он должен был сказать ему, что это ад, должен был сказать что то типа: "Парень, самое худшее, что ты можешь сделать — поехать с нами." Это конечно было не правильно, винить кого нибудь в том, что он оказался по уши в дерьме, но черт возьми! Ему было тринадцать! О чем он мог судить здраво, кроме игры в камешки и сладких палочек мистера Тоддса!?
В его голове укоренялись мысли о том, что он вляпался в очень скверную историю. Он не мог не замечать общего напряжения, даже воздух вроде бы изменился, стал затхлый, не смотря на простор у реки. Взгляды стали резче, шутки — злее. Целью не было вызвать смех, нет уж, проверьте. Это были оплеухи, мол, н-на, сука, что ты теперь на это скажешь? Всем хотелось... Чтобы все решилось. Да. Его как самого слабого списали давно со счетов. Молчун возьмёт свое, никому не уступит, но вот остальная тройка — подискивают лишь повод, чтобы расставить точки.
Золото. Грёбаное золото.
Финалом же всему стала эта выходка Ортона. Бабское тряпье, в купе с этим "Джозефина"... Нет, нет, нет, не нужно было ему так говорить! И эта мерзкая улыбочка англичанина, на его ублюдской, небритой роже.
Когда он поднял голову и посмотрел в голубые глаза Ортона, то понял что сейчас он убьёт его. И плевать. Джозеф это понял до того как сунул руку в карман и ощутил рукоятку ножа.
Костер все также размеренно потрескивал и плевался искорками, пахла мясная похлёбка с бобами, а от реки тянуло сыростью. Но они с Найджелом словно оказались в другом измерении, где были только они вдвоем.
-
Но они с Найджелом словно оказались в другом измерении, где были только они вдвоем. Здорово).
|
Сложно представить что конкретно испытывал Гектор в тот миг. На пороге сознания, он все таки ощущал себя тем же трибуном, солдатом, которым и был всю свою жизнь. Но там, чуть дальше, вернее глубже, было нечто, неподвластное для понимания. За границей земного — за тонкой плевой, что окутывает младенца в утробе матери — чувствовалось божественное присутствие, бесплотное и незримое, и в тот же миг необъятное, грандиозное. Вечное. Спокойствие. Божественная, как казалось в тот миг Татиону, благодать снизошла на него. Запахи, тени и звуки сплетаются в единый образ, пусть и жутковатый, наполненный мрачными ликами, но цельный. Этот образ даёт четкое понимание: за стенами пещеры, тот мир обыденный, а этот — сокровенный. Тут полог реальности немного откинут, что даёт возможность заглянуть за грань и прикоснуться к потаенному и скрытому от большинства. Гектор смотрит на Архипа, а через глаза трибуна, на меткого лучника смотрит сам Митра. Сполохи пламени играют на стенах тенями, порой осмелев, они не надолго появляются на лицах—масках, но быстро уползают в страхе прочь. — Никто не должен знать то, что ты услышишь и увидишь дальше, - не спеша говорит жрец. На этом моменте церемонии впервые даётся слово новичкам. Всё потому что это своего рода черта, грань, которую можно перейти лишь поставив на кон свою жизнь. Решение должно быть принято добровольно, ведь истина, за которой приходят новобранцы, не может быть дана насильно или без оплаты. Архип сначала кивает, а затем и говорит: "Клянусь." — чётко и громко. Добрый знак. Татион тоже кивает, принимая клятву. Назад путь закрыт, впереди лишь Свет. Истина. Ещё миг — глубокий вдох. Гектор окидывает взглядом всех присутствующих — песнь начинает звучать ещё громче. Она становится практически осязаемой, настолько плотной, вкупе с пламенем, что ещё немного и станет возможным объять её. Гектор, словно повинуясь этому желанию, поднимает руки вверх. Ладони расположены таким образом, что кажется они упираются в незримую колону Света. Архип тоже чувствует торжественность момента. Глаза широко открыты, пытаются охватить взглядом максимум пространства. Дыхание с одной стороны становилось размеренным, можно сказать даже плавным, но в то же время, не покидали ощущение, что воздуха ещё чуть-чуть и не хватит. Чувство фатальности стало явным, оно просто захватило его сознание. Чутьё не подвело. Как удар молнии — жгучая, резкая боль в груди. Взгляд Гектора такой же упрямый и жёсткий, как и нож в его руке. Скорее всего клинок пробил грудную клетку и разрезал сердце, потому так больно. Это конец. Архип чувствует как силы с каждым мигом покидают его тело. Невыносимо тяжело оставаться стоять, ноги слабеют. Мир вокруг плывёт и тает. Смерть подступает совсем близко, так же близко как и лик Гектора. Он вынимает нож и одновременно с этим становится ещё больнее. Нет сил больше стоять, ноги подкашиваются, но жрец рядом — он уверенно подхватывает посвященного и опускает на пол пещеры. Слышен лишь неразборчивый гул: теперь слишком сложно разобрать слова песни. Свет вокруг уступает место тьме, она собирается отовсюду, смыкаясь кольцом. Жизнь покидает тело, уходит и боль. Сознание меркнет. Лишь облик Гектора остаётся видим, тьме никак не удается скрыть его. Татион рядом, склонился над Архипом. — Ты умираешь. - он говорит тихо, намного тише чем братья поют, но его слышно чётко. Кажется даже, что только благодаря его словам жизнь не покидает Архипа, кажется что смерть почтительно ждёт. — В начале всего было Зерван Акарана. Время. - Гектор неспеша стал рассказывать дальше, словно и не умирал рядом Архип, - потом оно создало Небо и Землю. Океан появился от их союза. Время породило и того, кто царствует в самых темных глубинах — Аримана. Он создал свою дочь Гекату, с которой совокупился, от чего и произошли чудовища и твари разные. Зло. - Татион кладет тяжёлую ладонь на чело умирающего, его жизнь мерцает словно пламя свечи на ветру, - Свет Времени сделался Митрой, поэтому он может приближать к себе блуждающие светила — души. Он рождается в тени смоковницы, на берегу реки. У него не было ничего, кроме ножа и факела, тогда он обрезал со смоковницы листву и сделал себе одежду. Плоды — съел. После этого Митра решил сразиться с первым своим противником — самим Солнцем. Он победил его, тогда, признавая власть Митры, Солнце венчало его короной из лучей и преклонилось ему. Митра велел ему подняться и сделал своим спутником. Вторым противником Митры был Телец, первое живое существо, сотворенное Небом. Это был дикий, неукротимый зверь, но Митра не убоялся — он схватил его за рога, оседлал и держался изо всех сил, пока Телец пытался его сбросить. Так продолжалось пока неистовый зверь не обессилел, и не уступил богу. Тогда Митра оттащил его в свое жилище, но бык вырвался, убежал а бескрайние поля. Небо повелело убить животное, Митра обучил собак и устроил первую охоту. Он настиг его и убил ножом, полив кровь. Тело быка произвело полезные травы, спиной мозг стал пшеницей, а кровь — виноградной лозой. Гектор перевел дыхание и продолжил. — Об этом узнал Ариман. Он отправил скорпиона, муравья и змею — своих слуг — пожрать бычий фаллос, но замысел зла не удался! Тьма потерпела неудачу. Семя быка, собранное Луной, стало началом всем полезным животным. Собака Митры охраняла душу Быка, поэтому тоже не досталась Ариману, а поднялась на небо, где стала оберегать стада. Так, покорившись судьбе и принеся смерть, воин стал началом всей жизни. И когда боги вызвали к жизни первых людей, именно Митре было поручено стать покровителем всего рода человеческого. Какие бы козни не изобрёл Ариман, Митра останавливал его. Гектор умолк и тьма сомкнулась. Архип сделал последний, крохотный вдох и умер.
-
-
Фух, ну наконец-то Архип отмучился. Но если серьезно, то сильная сцена.
|
Чертовски страшно, когда тебя жрут заживо. Можно долго рассуждать о том, что это больно или невыносимо, а может даже жутко. Рассуждать, обсуждать там. Дескать, ох, это было настолько больно, как вроде бы одновременно сотня красножопых ублюдков своими кривыми ножами пытаются изрезать тебя на клочки. Да, бесспорно, можно и такое сравнение привести, но только сраное сравнение нихера не сравнится с тем ужасом. Проверьте. Лязг челюстей. Деловитое урчание, пополам с сиплым, глухим рыком. Темнота вокруг. Какие-то сполохи, пыль во рту и боль. Ты пытаешься руками закрыть лицо, интуитивно конечно, потому что в таком возрасте нету связного, чёткого логического мышления: типа, ага, свора голодных псов напала на меня, значит нужно прикрыть лицо, иначе эти твари откусят мне нос и обгладают губы со щеками. Ко всему прочему, какое к черту связное мышление, когда тебя уже повалили. Нет, дьявол, тут сработают только инстинкты. Или не сработают. Но в тот день Джо помогли какие-то внутренние рефлексы, а может просто повезло — нос и уши остались при нём, черт бы их побрал, этих собак.
А потом... всё стало нормально. Конечно потом, это когда он попал в Тапси-хаус, который стал ему самым настоящим домом. Он жил может быть и хуже других мальчишек в девять лет, но просто не знал об этом, для него все было хорошо. Солнце светило ярко, новый день наступал все также как и обычно — с восходом, а вечером живот не прилипал к позвоночнику от голода — это значит, что все было хорошо. В конце концов: его не били просто так, у него была крыша над головой и самое главное — целых две любящих его матери. Да срать он хотел на белые манишки, и пирожные по воскресеньям. Любовь творит чудеса и это как раз тот случай, когда выражение попадает под сути в цель на все сто. Само собой, что еды не всегда хватало, как и хорошей одежды, особенно обуви. Приходилось голодать, но ничего, это нормально — не смертельно. Тяжёлые дни проходили мимо, снова наступали удачные деньки и все налаживалось, если так можно было сказать. Иногда хотелось чуть больше, особенно когда казалось, что получить это самое большее — проще некуда: пьяный в канаве или оставленный без присмотра прилавок и вот оно, р-раз! У тебя в руках, а потом конечно и в карманах, появляется что-то, на что ты не потратил ни капли пота, ни секунды своей жизни. Легкое словно пух. Это чувство, которое взрослые называют сложным словом — обогащение, каждый раз кружило голову маленькому Хосе. Ему казалось на миг, что он хитрее всех на свете, а как он ловок, чёрт побери, ну просто сущий дьявол! Когда куш был побольше яблока или пары монет, Джо даже пытался как-то помочь приемным матерям. Нет, не делиться, что, мол, это ваша доля. Боже упаси! Помочь, хоть немного облегчить им то ярмо, которое они тащили ежедневно. Насколько мог девятилетний парень. Боже, какие в ход шли истории, чего там только не было, поначалу. Там была и жуткая банда головорезов, которых он помог обезвредить, а потом его конечно отблагодарили этой самой курицей! Были несколько раз сорваны набеги индейцев, один раз даже практически в одиночку, именно поэтому ему досталось столько денег. Однажды он схватился с пиратами, но самое забавное, что во всех историях, так сказать объяснениях, он — Джо — оказывался на хорошей стороне, ну с теми ребятами, которые носят белые шляпы. Ему казалось тогда не достаточно правдоподобно сказать, что нашёл. Но наверное самое главное было в том, что выдумывая истории, в которых поступки были правильные и благородные, он сам в них немного верил. Сам становился хорошим. Зато потом, жуя ворованное яблоко, иногда вместо сладости, он ощущал горькое чувство стыда. Все было просто и сложно в то же время: например, его мамы ведь не воруют, а он чего? Бог наказывает тех, кто берет чужое, и это чистая правда, значит и его накажет, но как? А если Он вместо него накажет сестёр, как тогда бывало с пьяными посетителями: подвернётся малец под руку, а попадает им. От таких мыслей ему становилось совсем не по себе, но... Наступала ночь, а с ней приходил и сон, который как волны океана, смывал все переживания и тревоги. Терзания оставались, но будто бы тусклые. На утро, ожидая кару с небес, хотелось долго лежать под одеялом, но нужно было мыть полы, черт их подери! Так проходил день и все было нормально.
Сорок восьмой ему хорошо запомнился именно этим днём. Стало очень тихо. Даже ночью так тихо редко когда было. Жутковато вот так стоять с ведром воды и нихрена не слышать, куда подевался привычный гул города? В голову лезли одна мысль за другой, но тайну раскрыл Мистер Эпплъярд. Золото. От этой новости в животе у Джозефа непривычно ёкнуло. Тогда он не придал этому значения, а зря. Эта мысль, вернее даже не мысль, а воображаемый вид кучи золота, появлялся каждый чёртов раз, как он закрыл глаза. Порой он мог поклясться, что слышит даже глухой цокот, с которым слитки стучат друг о друга в мешке. Который за спиной. Который несёт он — Джозеф, мать его, Джонсон! Эта идея захватила его целиком, и ничего он не мог с этим поделать, да и особо не старался. Он решил отправиться на поиски золота.
-
Красиво и страшно начинается эта история.
-
Однажды он схватился с пиратами Том Сойер стайл))))) Здорово)
-
Но наверное самое главное было в том, что выдумывая истории, в которых поступки были правильные и благородные, он сам в них немного верил. Сам становился хорошим. Вот это прям круто. И вообще пост замечательный.
|
Путь морем, если конечно вас не приняла в объятия буря, располагает для неспешных бесед или раздумий. Некуда спешить, а суета становится лишь ещё больше никчёмной и глупой, на фоне безмятежной и величественной стихии. В один из дней пути, Гектор оказался рядом с Архипом. Наедине. — Привет, Архип-сарваз. — трибун меланхолично вглядывается вдаль.
В этом они с эксплоратором едины. Тот тоже стоит, оперевшись о борт, тоже смотрит на бег волн, на обманчивую статику берега. Большого труда ему стоит, однако, не сменить резко позу, не вытянуться перед старшим по званию. Только подбирается он чуть построже, выпрямляется слегка, кивает приветственно трибуну. ー Здравствуй, Гектор. Хотел было отшутиться, добавить что-то про нарочито арабское обращение Татиона, но прикусил губу, промолчал. Тяжёлый им предстоит разговор, негоже облегчать его дешёвыми трюками. ー Как твоя рана? Лучник кивает на руку трибуна, несколько дней назад пронзённую стрелой. — Все в порядке. — Гектор кивает, но не отрываясь от наблюдения за волнами. Молчит. Погодя, снова спрашивает. — Нравится море? ー В нём мало... спокойствия. ー лишь жмёт плечами Архип, ー Мне больше по душе реки и поля, предгорья, вершины. Там моя стихия. — Тогда почему ты здесь? Ответ даётся Архипу не сразу. Он есть у него, он давно обдуман с самых разных сторон, взвешен, выброшен, подобран вновь и остервенело приколочен к верстовому столбу души. Он не нравится Архипу, но ему хочется отколоть от него хоть часть, поделиться его чёрствым краем хоть с кем-то. ー Я хотел спокойствия для своих любимых краёв. Думал, найду его в городе. Там совсем забыли про нас. Забыли про лимес. Забыли про врага за рубежом. Знаешь, трибун, тогда я всерьёз думал, что, выиграв какое-то там состязание, напомню публике о ветеранах, о войнах с готами, о жертвах и угрозах. Плебеям же просто нравилось смотреть, как ловкач с луком метит мишени. И всё же меня заметили. Сенатор Аврелиан. Новый виток службы. Охрана тех, кто на что-то влияет. Сперва просто боялся отказать. Потом подумал... если они влияют. Если это от них что-то зависит. Быть может я всё же добьюсь мира для разорённых краёв, стреляя по их мишеням?
Гектор внимательно слушает и не кивает. Становится сразу понятно, что эти слова лучник вынимает откуда то из глубин души, а на такое не кивают. Вульгарно. Самое главное, что уяснил Татион — Архип не просто плывёт по течению. В наше же время так сложно встретить человека, у которого мышление и цели по жизни хоть немного отличаются от пожрать, забрать и трахнуть. В любом порядке. Гектор наконец-то поворачивается к собеседнику и теперь внимательный взгляд трибуна упирается прямо в лицо стрелку. Гектор хмурится, брови сходятся на переносице, но это не злость. — Мира? Не думаю. — медленно водит головной из стороны в сторону. - я солдат, Архип, вся моя жизнь — война, зачем мне мир? Вопрос остаётся без ответа, потому как Гектор сразу продолжает говорить. — Люди обманывают себя, мечтая о мире. Я думаю, что нужен порядок, а не мир. Что скажешь? Архип всё ещё смотрит прямо перед собой, на волны и берег, хотя чувствует сверлящий висок взгляд трибуна. ー Скажу, что порядок без мира, это армия без границ. Неделю назад я бы добавил, что так не бывает. Теперь уже не уверен. Знаю только, ни одна армия не может существовать без обозов и припасов. Мы не строили этого корабля, Гектор, мы не сеяли тех семян, чей хлеб ели. Мы все умрём, рекрутировав каждого. Если мир не нужен. Если всюду, в каждой голове, война. Как тогда будет существовать эта армия без границ? — Не так. — Гектор щурится, видимо рана таки доставляла неудобства. — воевать можно по разному, это не суть. Главное понимать, что война нужна не ради войны. И я говорю сейчас конечно не о телегах и фураже. Даже не о людях или странах. — трибун сделал небольшую паузу, чтобы выделить следующую фразу, — воевать нужно ради того, чтобы противостоять злу. Бороться со злом — это то, ради чего человек и рождается в этом мире. Разве нет?
Вот теперь и Архип поворачивается к собеседнику лицом. Чего-то такого он ждал, соглашаясь на предложение Гая Феликса, но подобранные трибуном слова всё равно удивляют своей бескомпромиссной прямотой, которую язык почему-то не поворачивается называть наивностью. Вместо ответа эксплоратор лишь кивает. Цепок изучающий взгляд Татиона, но Архип выдерживает его спокойно, почти отрешённо, лишь через десяток ударов сердца отведя куда-то в сторону. - Восемь лет назад я перешёл лимес. Я был не один. Много добрых людей собралось тогда вместе чтобы убить всех злых... Продолжение даётся сагиттарию с трудом. ー ...мы разбили войска, но взяли рабов, мы сожгли крепости, но разорили деревни. Я боролся со злом. Я верю, я боролся. Но зло как Лернейская Гидра, и не всегда есть калёное железо под рукой. Архип моргает. Меркнут, рассеиваются видения пожаров. ー Порой я смею думать, что было бы, останься мы на лимесе? Можно ли победить зло из обороны? — Ты спрашиваешь как убить врага, не оставив его ребенка сиротой. Ответ — никак. — трибун не пропускает мимо ушей рассказ о событиях на Лимесе, но в привычной для себя манере идёт коротким путем, по прямой. — Что на самом деле тебя гложет? Вероятно... да что там вероятно — скорее всего Архипу следовало бы обратиться к жрецу, чтобы он, привыкший подбирать правильные слова и обороты, словно врач дал стрелку выверенную до мельчайших долей словесную "микстуру". Да, черт возьми, ему следовало бы обратиться к кому угодно, кроме молчуна, для которого в жизни давно пропали оттенки черного и белого, оставив по себе четкое понимание добродетели и праведности. И дело тут совсем не в религии, а в ценностях которые являются первичными, вбитыми двумя с лишним десятками лет службы империи, и лишь подтверждаются святыми учениями. ー Я скажу, что, Гектор. Духи, демоны и дэвы преследуют меня последние дни. Даже на вилле. Даже на корабле. А началось всё с лагеря беженцев. А может раньше? Может, я не заметил, как сам стал злом... кому-то, где-то? Архип кривится от собственного лукавства. Он знает, "кому", знает и "где". Знает и то, что зло тянется к злу, тянется, пока серое не почернеет полностью. ー Сейчас мне нужны силы. Нужна уверенность в том, что я правда желал одолеть Гидру, а не наносил ей раны необдуманно, якобы и не ведая, что на месте одной срубленной головы вырастут две. Он выпрямляется, отпустив край борта, и поворачивается к трибуну. Он впервые смотрит ему в лицо с сердитым ожесточением ー не по отношению к собеседнику, но к чему-то, что рядом, в воздухе, внутри.
ー Мне нужно калёное железо.
Гектор молчит. Долго. Он не может вот так "достать" и дать Архипу то самое "калёное" железо и дело понятно что не в желании. Понимает ли это сам лучник? Наверняка. Молчание начинает давить... И тут, словно удар набата на заре, в голове у Татиона возникает, взрывается образ ночи, когда он смотрел на костер и бредил местью, кровью. Смертью. Воспалённое сознание путало разум, одно казалось другим, а простое — сложным. Зло пряталось за эмоциями и действовать трезво и рассудительно не представлялось возможным. — Твоя воля. Только твоя воля. — Гектор кладет руку на плечо телохранителя, — когда ты её заточишь как спату, прокалишь... то сможешь сразить и демонов, и гидру. Кого угодно. — Гектор становится угрюмым, продолжая со знанием дела, — но взамен это выжжет твое нутро. — он убирает руку с плеча и легко толкает кулаком собеседника в грудь. Архип не двигается, но спустя долгий тяжёлый взгляд кивает и отзывается тихим эхом: ー Если демоны не выжгут его раньше... Наверно, они поняли друг друга. Гектор узнал о готовности, Архип ー об условии. Сможет ли сагиттарий ему соответствовать, покажет время ли, проверка ли, жизнь. Недолго ему осталось ー уголь в груди будет гореть пока не развеется пеплом. — Ступай. — Гектор кивает на последок лучнику, — я дам тебе знать.
При следующей встрече с Гаем, Татион задаёт вопрос декану об Архипе. — Что ты думаешь по поводу телохранителя Фейрузы? Феликс ответил незамедлительно и без колебаний — Архип служит Фейрузе и будет исполнять ее приказы, но сердце у него на месте и принадлежит Риму. Из него получится хороший воин света — особенно если у него будет хороший наставник. Затем немного подумал и прибавил — К тому же всегда хорошо иметь своего человека за спиной не самого надежного союзника. Гектор так и думал, но было важно, чтобы эти слова были сказаны именно Гаем. Гектор внимательно смотрит на Феликса. — Не стоит забывать, что он служит Фейрузе аль-Лахми. Нужно будет подыскать на следующем привале подходящее место, устроишь? — Не стоит. Кивнул Гай. — Я попросил тебя за Архипа, командир, и знаю о чем попросил. Если персидская баба для него окажется важнее воинства — я выполню свой долг по первому твоему слову. Он приложил кулак к груди, словно закрепляя данное обещание. — Сделаю.
-
Хороший диалог получился, спасибо.
-
Прекрасная беседа, мудрые слова и мысли.
|
Боль. Едкая, не дающая и короткого мига послабления. Разве этому хотел научить Митра? Конечно же нет, Гектор прекрасно понимал всё. Физические терзания лишь наглядно показывают, что тело - простой инструмент, управляемый твердой волей. Вернее они показывают, насколько тело может быть несовершенно, по сравнению с разумом. Татион с наслаждением ощущал как холодные капли стекали с плеч по спине вниз, иногда ленясь прокладывать себе новый путь, поэтому пользовались бороздками, положенными бичом. Раны едва успели покрыться грязноватой сукровицей, но всё равно во многих местах сочились, поэтому полностью затянуться смогут только через несколько дней. Это будет напоминанием о ритуале, конечно, если все пройдет хорошо.
Гектор оглядывает собравшихся. Чуть дольше задерживает взгляд на новых членах братства. Ещё немного дольше смотрит на Архипа. Почему-то, прямо сейчас трибун понимает, что не зря принято положительное решение о вступлении телохранителя в их ряды. Это сложно сформировать в какую-то понятную мысль, или, тем более, выразить словами, но каким-то чутьем Гектор ощущает, что делает правильно. В конце концов, Митра научит быть сильным духом, а именно это, по всей видимости, и необходимо для Архипа.
Гектор продолжает церемонию и хоть времени не так уж и много, но спешить он не собирается. Нужно все сделать правильно, раз уж он вообще взялся за это дело. - Митра! Утренний Боже, - тихо начал петь Гектор, отправляясь в пещеру. - Империя правит Миром, но ты над ней воссиял! Утренняя перекличка и на обход вдоль стен... Митра, тоже служивый, дай сил пережить этот день!
Облачаясь в маску и белые одеяния, Татион перестал петь, но пение подхватили остальные братья.
- Митра, Полудня Боже, над вереском зноя дрожь. Головы плавятся в шлемах. Сандалии жмут - не дойдешь. Одолевает дремота - расслабить бы ремни лат. Митра, тоже служивый, не дай нам нарушить клятв!
Маска на месте. В голове не должно быть лишних мыслей. Дыхание ровное, но нужно сделать его ещё плавнее, заставить себя вдыхать все реже и реже, пока не будет казаться, что это и вовсе тебе не нужно.
- Митра, Закатный Боже, багрянец одел окоем - Бессмертным в море садишься, Бессмертным из моря встаешь! Теперь, когда кончена стража, впору вина пригубить. Митра, тоже служивый, дай нам до рассвета дожить!
Приготовления почти закончены - теперь время заняться пламенем. На самом деле осквернить его можно в любой миг, но на памяти Гектора такого не случалось ещё ни разу. Его дыхание стало похоже на размерный шум волн спокойного океана, однако на момент, когда пламя коснулось жаровни - волны замерли. Татион ждал пока огонь разойдется в стороны и окрепнет, в то самое время ком в груди становился все тяжелее и тяжелее. Спустя миг по океану снова пошли волны - Гектор так же плавно начал дышать.
Послышался мелодичный перезвон колоколов и пение окрепло ещё более. В голосах слышится... Та самая сила и свобода от страха.
- Митра, Полночи Боже, жертву эту прими - С ревом бык умирает. Радуйтесь, Дети Тьмы! Какой бы путь ты не выбрал, все они выведут в Свет. Митра, тоже служивый, дай честно нам умереть!
Песнь стихает.
Гектор дожидается покуда пламя окрепнет ещё более и сможет проглотить дары, пока произнося молитву богу: " ... Молюсь я Митре мощному, Сильнейшему в твореньях, Свершая возлиянья, Почту его хвалою, Молюсь молитвой громкой И поклоняюсь Митре, Чьи пастбища просторны." В это же время он держит в руке прутья, другой же капает в жаровню поочередно масло, затем молоко, а потом и мёд. Эта часть ритуала завершена, но за ней следует новая. Хаома.
- Я призываю сюда, о желтый, твое опьянение, силу, победоносность, зрелость, исцеление, процветание, возрастание, мощь во всем теле, мудрость всеукрашенную, то, чтобы среди живых творений вольновластно я передвигался, сокрушая вражду, одолевая дэвов. - слышится новая молитва. Гектор смешивает воду и виноградный сок. Аккуратно пригубив из чаши, отставляет ее в сторону, не забывая при этом не навредить племени.
Тело и вовсе практически не ощущается. Мысли где-то далеко, а сознание одновременно схлопнулось в одну точку и растянулось на мириады миров и созвездий. Слова молитв, кажется, приходят откуда-то извне, сами по себе, Гектор даже не успевает задуматься. Спокойствие и лёгкость - вот что наполняет Гектора.
Настала очередь ещё одного очень важного момента, от которого будет зависеть весь дальнейший год. В руку Гектор берёт нож и ступает к приготовленной белой лошади. Слова новой молитвы складываются в длинную песнь, которую вторят собратья. - Мы почитаем Митру.. Прямостоящий, бдящий, Всё видящий, отважный, Внимающий молитвам, Он направляет воды, Растения растит, Он борозды проводит, Искусный, многоумный, Обману неподвластный, Сотворенный Творцом. - Тем, кто не держит слова, Не даст ни сил, ни мощи, Не даст лжецам ни счастья, Ни воздаянья им. - У них, когда ты грозен, Рук отнимаешь силу, Ног отнимаешь стойкость, Из глаз обоих зренье И слух из двух ушей... - Молюсь я ради счастья... - Мы почитаем Митру...
Подойдя к животному, Гектор заглядывает в огромные глаза. Лицо Татиона, вернее облик Перса оказывается на уровне ноздрей животного, они размеренно раздуваются. Лошадь словно тоже чувствует насколько сильно истончилась реальность в этот миг и немного пригибает голову. Гектор плавно понимает руку и прижимает лезвие к шее лошади, ощущая под костяшками пальцев мощную пульсацию вен.
Мир замирает.
- Мы почитаем Митру...
Слитным движением Гектор надавливает сильней и проводит ножом поперек шеи лошади.
-
Очень яркий пост, красочный и эмоциональный!
-
Гектор прекрасно понимал всё. Физические терзания лишь наглядно показывают, что тело - простой инструмент, управляемый твердой волей. Вернее они показывают, насколько тело может быть несовершенно, по сравнению с разумом. Круто! И вообще, отличный пост!
-
|
-
- Тута мерзость всякая прёт! развернулся к врагам, набычившись. Такой клевый))).
|
-
Таинство мистерии не должно быть праздным, проведенным в спешке или под "присмотром", лишь бы снять с себя обязательство пред богами. Мудро!
|
-
весь замысел теперь приобретал положенную ему правильную форму, структуру, не нужно более переживать правильное ли решение он принял, или нет. Абсолют правильный подход!
|
-
По-моему, все твои персонажи, которых я помню – переговорщики от бога)))
|
-
Как сказал однажды один персонаж в другом модуле этого мастера: "Мы, может, и так себе герои, но других нет."
|
|
-
Укрыв магистриана, чтоб хотя бы в последующем избежать ненужных пересудов, Гектор настороженно оглядывает присутствующих тяжёлым взглядом. Спасибо. Хорошо, что хоть у кого-то в порядке с головой).
-
Гектор умеет принимать правильные решения.
-
Идеально правильный подход настоящего римского офицера.
|
|
Когда Гектор был молод, то очень любил море. Любовь никуда не делась, но, по правде говоря, немного изменилась, ведь с годами душа солдата черствеет, словно лепешка на краю стола. Поэтому теперь, смотря с палубы куда-то вдаль, поверх серых, местами пенных барханов-волн, трибун погружался все больше в воспоминания, вместо грез в фантазиях о будущем. Шутка возраста: все меньше и меньше мечтаешь, вернее мечты становятся проще, их куда больше можно назвать самыми обыкновенными желаниями, которые мало что имеют общего с настоящими порывами мыслей, от которых становится легко и хочется улыбаться. Мечты уходят.
Вот и теперь, воспоминания бередили душу, заставляли хмурится. Надоело. Чтобы отвлечься и мысленно переключиться, Татион сухо перебирал в голове факты, делая осторожные прогнозы на будущее. Иногда он намеренно перегибал с пессимизмом, идя по самому плохому варианту развития событий, но логика была проста: порой тебе может казаться самым плохим итогом, что у тебя срежут кошелёк, а вместо этого, под конец дня лежишь с перерезанной глоткой у забора. Дорожная пыль, смешавшись с кровью обильно облепила, перепачкала лицо и ты уже больше не уважаемый гражданин империи, а просто кусок протухающего мяса. Определённо предусмотреть все невозможно, но тренироваться, бегая, лучше по самому широкому кругу.
Бесили арабки. Фейруза... О ней Гектор старался и вовсе не думать. Хотелось просто отдать приказ и закончить все это здесь и сейчас. На палубе. Не дать высадиться никому, устроить все прямо посреди моря, чтобы словно цепями сковать, чтобы ни у кого не было соблазнов уйти или сбежать. Сжимая кулак Гектор словно воочию видел между пальцев рукоять спаты, привычную тяжесть. Чёрт, привычное все: шаг, подшаг, выпад - укол, а не все эти интриги. Хрен с ними, с мечтами, но наблюдать за тем, как эта... персиянка провернет свои дела и... вернётся, займет место в империи? Станет другом Рима? Та, кто должна была остаться в песках Ктесефона! Это было бы правильно и справедливо.
Разговор об разведке дошел до стадии утверждения кандидатов. Трибун встал и поискал глазами варвара. - Я сейчас выясню, господин. - Гектор направился на поиски варвара.
-
-
Истинный римлянин и обладатель virtus!
|
-
Предстоящий корабельный переход напоминал ночовку в палатке со скорпионами и если сам Татион прекрасно знал как себя вести с этими ползучими тварями, то остальные могли питать иллюзии. В палатке – не знаю, а в одной комнате – явно знал).
|
Ладно было все, потому как закончилось хорошо. Парень улыбаясь, оглядывался по сторонам: товарищи говорили, обсуждали то да сё, дедушка скатерку развернул, а на ней по волшебству яства из ниоткуда появились - чудно! И все как с долгих путешествий вернулись живыми да здоровыми, знакомятся, новостями обмениваются, ладятся. Почуял Горыня как в животе ветер воет - накинулся волком лютым на угощения. Пирог кусает, сыр в мед окунает, а гусем прикусывает. Скулы как жернова - все перемалывают. Опомнился парень, не один ведь уже он. Остепенил свое нутро, воды испил, да губы вытер. - Спасибо за угощения! - не забыл поблагодарить парень, перед тем как на улицу выйти. Прошёлся немного, на тын опёрся Горыня, задумался. Как дальше быть? Чего ждать? Думы тяжёлые в голове у парня крутятся, да все никак не сложатся в картину единую. Постоял чуть, обратно в дом пошел, спать.
Утро доброе выдалось, окромя домов погорелых, что черными остовами смуту в душе нагоняли. Словно были уроком: коли супротив варяга идёшь - будь готов по миру побираться, ежели выживешь. Скрипнул зубами Горыня. Отвернулся. Да спустя миг понял, что поздно отворачиваться. Это и его рук дело, ведь по сути он же артачиться начал! За правду стал? Да кому она нужна эта правда тут, коли сметут их как сор со стола... Собрался с духом Горыня, обратно повернулся и теперь на долго взгляд задержал на хатах черных. "Запоминай, хорошо запоминай урок сей." - словно голос Деда услыхал в ушах парень. "Да токмо все едино - правда главней!" - упрямо гнул свое Горыня - "Коли всем миром станут - обломят зубья варяги, не будет кривды!" Наверняка любой мог, кто рядом был, увидеть на лице парня эти переживания: то брови хмурил, то губы супонил, то кулаки сжимал да разжимал, словно воздух хотел смять.
Отправился парень к Гордею сначала. - Здрав будь, мастер! - поклонился парень, продолжил рубашку на руках к локтю запиная. - Хочу испросить тебя помощи в ремесле твоём. Видел как руку мне отняли? Страшно мне теперича, вот думаю: а нельзя ли изготовить на руки такие щитки, чтоб от костяшек пальцев, снаружи ладони, и до локтя были из железа крепкого? Чтоб можно было их снимать и одевать, перед боем, а? - как мог объяснял желание свое Горыня, жестами помогая себе, указывая где и куда идёт щиток.
Не забыл он и пор Ингьяльда, навестил в суматохе сборов и его. - Ну что, друже, отправляемся? - Горыня по плечу похлопал товарища боевого, - чай уже не дождешься как в Изборск прибудем? А что думаешь дальше делать то? - с улыбкой спросил Горыня.
Осторожно к Деве сметной приблизился, да поговорил чтоб никто не слышал. - Меня Горыней кличут. - запнулся на миг, но тут же собрался с мыслями и продолжил, - не знаю тебя я, только вечера мы познакомились, да токмо ты на выручку к нам пришла да... это... Того. Вот. Я это. - ладно начал, да в конце таки застрял. - Чего хотел то... А! Уж коли чего понадобиться, то не стесняйся - чем смогу, тем помогу. Ты только скажи. Под конец совсем уж смутился и ушел прочь с глаз долой.
Хотел было к девам остальными подойти, Василисе и Ольге, да не стал. Чего лясы по пусту точить, тем более что в дороге время будет и так. Тем более, что Василису парень немного побаивался, но хотел таки поговорить с мудрой Огнедевой, были вопросы у парня сокровенные, про семью да прошлое его... А что до Ольги, то сама она сторонилась люда, а потому времени надобно было ей дать, чтоб освоилась и по-привыкла к товарищам.
-
Железные принципы сталкиваются с реальностью. Вот это хороший отыгрыш
|
-
Мне просто нравится слово "умрун". Но в целом это тоже классный пост, полный непосредственности персонажа)
-
Я с него ржу каждый раз))) Пиши еще))
-
|
-
Какая всётки роль удобная))
-
|
-
Пост, который, пусть и с минорными правками, подходит в качестве стартового для 95% амнезийных выживачей
|
Чудеса, не иначе! Кисть обратно приросла, как и прежде стала. Ну чудеса! Парень крутил рукой и так и эдак, пусть пальцы ещё толком не слушались, ну да то пустое, со временем поди станут как и прежде. Покуда за рукой наблюдал - все и пропустил. Время быстро пролетело, да и суматоха началась. Местные пожары тушить, остальные после боя отходят. В сарае все и собрались, подле покойницы. Страшно. Солома по углам хрустит - мыши добро прячут. Пахнет хорошо, как и положено сараю... Горыня молчал, ведь не гоже вперёд старших лезть, а он, поди, тут самый молодой. Вот и молчал. Да не стерпел в конце концов, рот открыл, да Василиса первая промолвила. Горыня аж язык проглотил, как услыхал что воин седовласый и есть Ловчий. Так это ж... Ну ты - чудеса, не иначе! Волхв следующий слово взял. Сразу стало понятно, что мудр был старик, да рассудителен. Ещё больше зауважал его Горыня. - По-первах хочу слова благодарности молвить. - прижал руку к груди, голову склонил, - всем спасибо, что погибнуть не дали мне с другом. - Горыня дух перевел, чай не каждый день так говорить приходится, да перед обществом, вестимо, смутился немного, - тебе старче, снова хочу спасибо сказать, за руку мою, - в подтверждение вверх ее поднял, покрутил снова, продолжил, - звать меня Горыня. Парень я простой, да вот с весточкой пришел к тебе, Ловчий. Мой Дед - Яробор, наказал мне тебя сыскать, да на службу к тебе идти, во всем слушаться и подле быть. Не гони, мил человек, не суди строго за то, что молод да в первом бою едва головы не сложил. - молодец взор потупил, - воротиться ужо мне никак нельзя. Сидит, поршни разглядывает, молчит Горыня. А потом по лбу себя как треснет пятерней. - Вот же, весточку-то передать велено, а я и позабыл! - спешно из-за пояса достает сверточек, и Ловчему протягивает.
-
Ой ну хорош же он, хорош Солома по углам хрустит - мыши добро прячут. И за детали еще
|
-
Всё, слезы утереть и домой обратно к Деду воротиться. Так мол и так, поглядел мир, хватит, теперича с озёра по одному ведру носить буду. Эх, пробирает.
-
-
Всё, слезы утереть и домой обратно к Деду воротиться. Так мол и так, поглядел мир, хватит, теперича с озёра по одному ведру носить буду. Т - Трагедия
|
-
Однако все оказалось ещё хуже. Все были живы и на месте. Как можно не обожать Татиона)))).
|
-
Перечитываю иногда. Фока был красавчик))).
|
Слушал Горыня разговор, что на улице шёл. Недобрый то был говор у гриди княжеской, так не собаки на овец лают, а волки рычат, что не прочь задрать одну-другую. Слыхал он о наемниках Чахлика, князя нынешнего: горя столько наделали, бед людям немерянно учинили, да все, якобы, по его воле... Дико это было для разумения парня, не укладывалось то в голове. По рассказам Деда, князь завсегда ратовал за люд, чаял как лучше сделать, сберечь, защитить, по совести рассудить. Бывало не раз говорил: "Князь промеж людей поставлен старшим, дабы всю тяжесть на плечи одному возложить, а ему в том помогать остальным надобно." Вестимо, не был Горыня семи пядей во лбу, однако понимал, что люди то лихие пришли. С большим дороги. Надобно их к ногтю прибить, урезонить, по чести да совести. Но так же понимал, что глупо было тягаться даже с одним взрослым воем... Сидит Горыня, руки в жиру гусином, а лоб в испарине. Мысли вошкаются, да все невесёлые. "Ну же, Горыня! Вот она - несправедливость, поди да сделай заместо кривды - правду! Чего лавку седалищем придавил, поди боязно стало, а? Герой токмо на печи, у Деда на полатях?" Скрипнул зубами парень. На друга глянул, на слова его кивнул, вроде соглашаясь, да задумчиво как-то, отстранённо. Одна мыслишка осталась, да и та вся вышла: "Сказал Дед, что сила в правде. А я прав!" Как подумал так, сразу легше стало, будто жернов с плеч скинул. " Да что же это, я как мышь хорониться буду, покуда при мне лихо чинят? Нет уж, а то Дед заругает ещё." - Ступай, друже, - улыбнулся Горыня и встал. Плечи расправил, пояс протянул, руки отер о скатерть, - ступай, а мне надобно на улицу пойти, до ветру. И вышел во двор.
-
так не собаки на овец лают, а волки рычат, что не прочь задрать одну-другую. Меткое сравнение)
|
-
Раз за разом, Гектор перечислял имена погибших друзей, просто сослуживцев, и каждый раз список выходил все больше и больше, пока не стал одним словом: все. Вот это прям сильно получилось. Лаконично и правдиво.
-
нужно быть храбрым и держать меч покуда бьётся сердце - так велит выучка воина. Нужно конечно, но это скорее похоже на трепыхание рыбы на берегу. Хлопай ртом сколько хочешь, да только все едино: подохнешь... Гектор перечислял имена погибших друзей, просто сослуживцев, и каждый раз список выходил все больше и больше, пока не стал одним словом: все. Крутой был пост.
|
Горыня долго шел, ой долго. Лаптей истоптал, дорог переходил, а людей-то скольких перевидал! Со счета сбился, ведь в деревне всех знаешь, со всеми здороваешься и все тебя знают. Да коли сперва шел – здоровался, правда в ответ лишь видал как пальцем у виска крутили аль смеялись. Хмурился юноша, но спрашивать не решался, а погодя и сам понял, что в мире то большом людей так много, что все со всеми пока перезнакомятся, то и жизни той не хватит. Страшно стало Горыне, но и интересно от мысли той: столько всего нового мог узнать, столькому научиться... Аж головушка кругом пошла. Мир велик – вот что уяснил парень, и не имеет границ зримых. Много зла он видел, много для Горыни, а не для того Мира необъятного. Люди в печали, да горе страшном, бегут как зверь дикий от напасти черной. Лиходеи дорогами шастают, свой суд несправедливый чинят и хоть сам их не видал Горыня, да уж больно много плодов деяний их он видал. У кого не спросишь, все бают что по воле Чахлика то промышляют: совсем не понял того парень, как же так то? Видать наговаривают на него, не может такое князь допустить, думал Горыня. Но то дело, в котором еще разобраться следует, а покуда кому мог – помогал, не проходил уж мимо. Там телегу с лошадкой из трясины вытянуть, там вещи через быстрый ручеек перекинуть, там подранка донести до ближайшего перекрестка. Старался никого не обидеть Горыня, так и его никто лихим словом не помянул. Дошел таки Горыня до Вешенок, боги помыслы добрые прознали, а люди помогли. Сказывали в той деревне, что знает кто из местных – Вужлаком кличут – где Ловчий Изборский живет средь пущи темной. Однако не сейчас идти можно, а уж по утру, ну да подождать ночку можно. Сколько дней скитался, сколько сил положено, осталось пол шажочка – можно и передохнуть маненько. Избушка отыскалась, дык то вдова мягкая сердцем позволила дух перевести, омыться да на ночь остаться у себя в доме. В этом же доме еще один постоялец оказался – парень таких же лет как и Горыня, молодец добрый. – А меня Горыня зовут! – ответ парень, и сразу махнул рукой, - Да что ты? Пустое то, нечего тебе у меня прощения просить! - заверил нового знакомца парень. Любо ему было, что Ингьяльд вот так по простому заговорил, без экивоков всяких. Улыбается в ответ Горыня, кивает, и дальше говорит без утайки. – Ищу Ловчего я уж которые дни. Да вот только сегодня узнал я, когда сюда пришел, что видели его тут давеча, к кузнецу хаживал. Свои дела сделал и обратно в свой дом ушел, что в чащобе расположен дикой. Вужлаком кличут того, кто знает где искать его в лесу, - Горыня пожал плечами и вздохнул, - так что обожду я до завтра. Как солнышко взойдет – пойду к этому человеку доброму, да попрошу отвести меня к Ловчему. - тут он замолчал немного, да скоро продолжил, снова улыбнувшись, - А от чего не сдружиться-то? Я парень простой, ты, гляжу, тоже – значит друзьями будем! Коли хочешь – можем вместе к Ловчему сходить, я к нему хочу на службу попроситься. Уж он то человек достойный, - закивал парень убедительно, от важности щеки надув, - как скажешь, а? А тебе по что в Изборск надобно?
-
Как всегда отлично, характер и антураж выдержаны
|
Татион остался один и это было лучшее развитие событий, учитывая в какое состояние он погружался, раздумывая и вспоминая. Уж его-то нельзя было назвать человеком настроения, но порой, в такие моменты как сейчас, не стоило это проверять. Гектора охватила ярость, тугими прутьями, раскаленным. Хотелось рвать и уничтожать. Когда-то он видел, как лев, рассерженный до беспамятства, в пылу гнева пытался укусить себя же за хвост, щёлкал пастью, перекусывая воздух. В рычащем бессилии. Теперь Татион был похож на того льва.
"Правильно..." - так эта девка ответила ему, на вопрос как должен поступить магистриан.
Кулаки сжимались. Костяшки белели. Мысль жёстко пульсировала, подтверждаемая образами прошлых лет. В одном из первых боёв, его товарищу Софоклу, окантовкой щита срезало кусок лица вместе с носом и правым глазом. Он извивался и перекатывался, макая открытую рану в лужу с грязью и прелой листвой. А часом позже они таки одержали победу в этой стычке и старый трибун, переводя дыхание, улыбаясь, говорил что это самый удачный бой на его памяти! Жаль погибших, но они пали не зря. Гектор привык и к этой мысли: смерть это нормально. Это обычно для всех, кроме Рима, для которого смерть это жертва, священная жертва на великое благо. Любой командир трезво отдаёт себе отчёт, что каждый из его солдат может умереть. Да что там может - должен отдать жизнь! Но не ради прихоти!
"Правильно..." - словно это она священная цель, ради которой нужно отдать жизнь?
Гектор понял, поверил бы, если бы она умоляла защитить её честь. Понял, если бы она требовала строго наказать мерзавца, например желала голову Архипа. Но этот ответ... он походил на угрозу, ультиматум, мол, плевать на всё и всех, засунь правду и честь в себе в задницу и прими "правильное" решение... Если раньше он колебался, то теперь он точно знал виновен ли Архип. Воровка или нет, но уж точно не жертва. Её умысел остаётся загадкой, пока что, но Луций дойдет до сути, уж в этом Гектор был уверен.
Задумавшись, Татион не заметил Юния подле себя. В свою очередь, Юний, видимо проявляя тактичность, зашёл с боку, и не сразу заметил в каком состоянии пребывает трибун. На скулах застыли узлы-желваки, глаза превратились в две прорези, с льдинками вместо глаз. Едва дослушав декана, Гектор шипит в ответ. - Я не буду заступаться за насильника. - трибун не мотает головой, стоит ровно, чеканит слова одно за одним, - потому что Архип никого не насиловал, а задержал лазутчика. Если! - сверкнув глазами повторил, - если магистриан будет судить Архипа, то опросит свидетелей. - продолжает так, словно это уже не риторические вопросы, а фактические ответы, - наши солдаты, которые были рядом, видели как он задержал девушку и никого не насиловал. Те кто не был рядом - ничего не видели. Рабы тоже не видели ничего похожего на изнасилование. Ясно? Пусть замкнут свои вонючие пасти, пока им не вырезали языки. Тогда Луцию можно будет принять "правильное" решение. - опомнившись, Гектор смягчает тон и взгляд, продолжает после паузы, положив руку на плечо солдата, - не прими на свой счёт, Юний. Не на тебя я злился.
Татион обводит взглядом пространство, солдат, что притихли в стороне и трапезничают на плащах, варваров - за столами. Сплевывает себе под ноги, переводит взгляд на декана и говорит уже совсем спокойно. - А ещё, Юний, наше пребывание тут отныне должно стать самым скучным и заурядным, понимаешь? - он опускает руку и поправляет ремень. - будет только хуже, если распускать слухи или вести себя вызывающе. Лишняя возня вокруг Архипа, только обратит чужое, высшее внимание. Никто не упрекнет Луция - ему не за что упрекнуть нас, понимаешь?
Гектор смотрит на вход во внутренние покои, где сейчас изволят кушать господа. Теперь взгляд стал совсем прежним - пустым, не было и следа той вспышки ярости. - Если нужно - возьми пару человек и сходи в город. Узнай кто такой дукенарий Авкт Каликсий Ревокат. Сделай это до того как закончится их обед. Постарайся, Перс.
-
Я наверное единственный, кто может оценить насколько прекрасен этот пост, во всей полноте. И он прекрасен.
|
-
С одинаковым успехом, он мог дослушать, достать меч и спокойно снести голову Контаренону, а мог обнять и поцеловать, если бы любил мужчин, а не женщин. Отлично раскрывает персонажа).
-
Гектор прямо отец-командир такой.
|
-
"И первый сошёл где-то за Таганрогом..."
|
-
Гектор думал что он самый везучий человек на свете, и через мгновение возвращалась та самая мысль, что весь его мир катится в пекло. Жизненно. Вообще весь пост очень жизненный
-
Чувство радости переполняет сердце, в тебя словно попало одним разом тысячу молний и разум вторит сердцу: ты любим! #гдемоисемнадцатьлет
Это как увидеть дыру в лодке и просто забросать каким нибудь тряпьём, главное чтобы не видеть как вода размеренно набирается внутрь. В конце концов он понял, что единственный выход - честная драка: ему придется убрать все тряпки и посмотреть на пробоину. Не прятать в чулан тёмные страхи, а встретиться с ними лицом к лицу. Сильный образ.
|
-
Зубастый червяк. Впрочем, мы скажем Смерти: "Не сегодня"
|
- М-м? - отзывается Гектор. Новобранцам всегда интересно строить планы на то, как будет потом, после службы. Года в армии это так, серый пласт, длиною четверть века. Размытый, неопределенный. Все говорят, что очень легко умереть и это чистая правда, потому как новички всегда стоят в первых рядах. Сколько времени пройдет, пока опыт позволит стать во второй ряд, не говоря уже о высоком звании триария. Вернее вопрос стоит задать чуть по другому: сколько запасных жизней нужно? Две, три, пять... Десять? Наверно потому хочется верить, что вообще будет это "потом" и не думать, что ты сдохнешь в следующем столкновении, к примеру завтра утром. - Конечно, был влюблен! - согласно кивает Гектор, заметно оживая. Взгляд немного затуманивается, на лицо наплывает лёгкая улыбка. - Её звали Руфина. Знаешь, под стать имени, у неё были не волосы, а огонь! Они пахли... Пахли фиалками, понимаешь? Я день и ночь думал только о ней. - тут Гектор хоть немного и погрустнел, но все равно продолжает улыбаться, - Мы больше не вместе, но я все равно её помню. И люблю, как друга. Впереди вся жизнь. Это восхитительное чувство, когда все двери ещё открыты, а дороги не пройдены. Ты веришь, что весь мир лежит у твоих ног. - Красавчик? - Гектор театрально закатил глаза вверх, явно подначивая друга. - Ты уверен? - лукаво улыбается. Конечно он не хочет обидеть, и спустя миг взрывается задорным смехом, хлопая друга по плечу. - Да ладно тебе! Я конечно шучу! - заверяет Гектор. Вопрос о женщинах, вернее то, с какой серьезной миной Валентин это спрашивает, немного приструняет, он перестает смеяться. - Наверно я бы хотел сарматку. Если она захочет. - Марк немного смущённо пожимает плечами. - Да и выбор, думаю, будет легче сделать, когда будет из чего выбирать... Ты так говоришь, что похоже на выбор коров на рынке, а я хочу чтобы кровь кипела. Понимаешь? Жена чтоб ухаживала, не, так точно не хочу. Лучше раба толкового купить. Да и забота эта, знаешь, вот где у меня! - он ткнул большим пальцем в кадык. Помолчал немного, добавил ещё смущённей, - Только не говори никому.
-
- Наверно я бы хотел сарматку. Если она захочет. - Марк немного смущённо пожимает плечами. - Да и выбор, думаю, будет легче сделать, когда будет из чего выбирать... Ты так говоришь, что похоже на выбор коров на рынке, а я хочу чтобы кровь кипела. Понимаешь? Жена чтоб ухаживала, не, так точно не хочу. Лучше раба толкового купить. Да и забота эта, знаешь, вот где у меня! - он ткнул большим пальцем в кадык. Помолчал немного, добавил ещё смущённей, - Только не говори никому. Когда чувствуешь, что у персонажей много общего))))).
-
Гектор прям красавец. Даром что молодой, харизма точно всегда при нем.
|
-
Татион - топовый топ. Живая иллюстрация, как сделать крутейшего персонажа из того, кто "просто выполняет приказы." Потому что не просто.
|
-
Вот верно Гектор мыслит, конечно. Насчёт дисциплины и сути армии.
|
Сообщение о том, что прибыл магистриан со свитой, застало Гектора у восточного дозора. Он быстро направился встречать, однако уже не доходя понял, что дело дрянь. – Врача! Врача! – метнулось по лагерю. Прошло всего несколько мгновений и Гектор увидел, что Луция, едва волочащего ноги, практически оттащили в главный шатер. "Командир явно не в лучшей форме." – подумалось Гектору. Вскоре стало понятно насколько он ошибся, как только переступил порог и увидел воочию каково состояние магистриана: внешний вид сложно было назвать просто плохим – Луций умирал. Это было очевидно, его словно перемалывали невидимые жернова. Альбин хватает Татиона за руку, чуть ли не подтаскивает к себе, и после того как все выметаются из палатки, пересиливая боль, говорит, почти на ухо. Силы покидают тело с невероятной скоростью, но он таки смог вытолкнуть волю из своего тела. Разговор, а точнее сказать предсмертные, обрывчатые распоряжения, дались с большим трудом. Стараясь не упустить ни одного слова, Гектор даже перестает дышать: теперь при желании все внимание трибуна можно уместить на острие меча. Он весь сфокусировался на словах Луция. Только Аделфус, лечить. Любой ценой. Метаксас. И дальше, быстрей! И после каждого имени – в памяти зарубка. Лицо магистриана перекошено то ли от боли, то ли от ярости. Зрачки расширены, а глазные яблоки испещрили сетки лопнувших сосудов. И венцом всему этому жуткий, окрашенный какими-то, чуть ли не демоническими красками, кровавый оскал. – Да. Рим. - почему-то Гектор кивнул в ответ, вместо ответа по форме. Наверно потому, что увидел на ложе солдата. "Своего", а не выхолощенного* знатного ублюдка. Слитным движением он поднялся и одел шлем. От ложа до порога трибун сделал пять шагов. Ступал не спеша, чеканя шаг, пока в голове формировалась последовательность приказов. Мысли же роились в фоне, где-то там, параллельно. – Деканов ко мне! - едва показавшись на пороге, Гектор зычным голосом начал раздавать приказы один за одним, двигаясь к центру лагеря. – Что с обстановкой на постах? Доложить по форме, немедленно! – пока выслушивал доклад, на заднем фоне вполне четко сформировалась мысль: "Пропажа врача точно была не спроста!" – Боевой порядок до особого распоряжения! – и словно в подтверждение приказа нырнула другая дрянная мыслишка: "Отравили на приеме – значит для них мы все уже мертвы и никто не переживает, что Рим ответит." – Удвоить караулы, отмена паролей**. – очередная паскуда: "Забрали фураж, значит хотели связать в передвижении. " Голов вскипала натуральным образом. Дыхание участилось. Гектор облизнул пересохшие губы, несмотря на капли дождя, стекающие по лицу. – Двое у палатки магистриана – пускать по моему распоряжению. – и снова там же, на периферии: "Отравили только Луция, почему? Травили бы всех, к чертовой матери. Может хотели оставить "своих", нужных людей в живых?" – По прибытию в лагерь Адэлфуса, доставить его к магистриану. Выполнять все требования. Любые. – трибун чуть не забыл о колдуне. – Тиеста Метаксаса найти и доставить ко мне. Живо! У Татиона появилось стойкое ощущение, что время неумолимо утекает сквозь пальцы. В животе неприятно ныло. Хотелось чтобы все решилось быстро, раз жребий брошен. Здесь и сейчас! Пусть раздастся готский клич и покажутся шлемы. Он даже рывком обернулся, словно ждал, что увидит врага за одной из телег. Вместо этого прибывает пропавший врач, которого тут же уводят к Луцию. Но и этих мгновений хватило Гектору, чтобы понять – он ранен. – Кто был с ним? Что случилось? - трибуну чертовски важно знать что случилось. Как можно скорей. А мысли продолжают роиться, казалось бы сами по себе: "Мира не хотят, значит хотят оставить готов и остальные племена на съеденье гунов, так? Может это партия комита Фракии?" Прибытие Требония должно окончательно пролить свет на то, что же произошло в этом проклятом подлеске. Гектор не хочет ждать и идет встречать трибуна лично. – Что произошло? - Татион внимательно и напряженно смотрит в лицо Артория Пульвиса.
|
-
Когда же Гектор услышал, что все это западня, то... едва сдержал хмурую улыбку: не ту, которой отвечают на удачную шутку, а ту, которая может появиться у могилы былого боевого товарища. Это Лимес - огромная, проклятая западня. Красота! Круто когда игроки чувствуют и переживают такие метафоры.
|
-
Вот это римский легионер, прямо сразу веришь.
-
|
-
Чот сразу не плюсанул, а вообще хороший диалог получился, как у двух военных, лаконичненько так. И вообще Гектор этой своей суровой простотой вызывает какие-то особенные симпатии в этом мега-политическом триллере-блокбастере) Хороший персонаж.
|
-
Плюс за нарисованную картинку. Очень красиво вышло.
-
|
|
|
-
Татион твёрд и прям как чугунная кочерга. Его можно сломать — но никогда не согнуть.
-
Так вот: мы точно с теми предводителями готов договариваемся? ))))))))))))))))))))))))))
|
|
|
Бывают простые вопросы, а бывают сложные. Многое зависит от того, перед кем ты держишь ответ. Очень часто простые вопросы задают посторонние люди. Чуть посложнее - близкие. А, порой, самые сложные вопросы ты задаешь самому себе, и тут уж не получится кривить душой или сказать какую то глупость, лишь бы формально поддержать разговор. Так уж вышло, что той летней ночью перед Гектором встал один из самых сложных вопросов. Ответ, как видели Боги, дался ему весьма не легко. Жажда крови, вернее агония, которую испытывал центурион порой захлестывала его с головой и тогда он путался в мыслях. Мышцы ныли, а где то там, под кожей испытывался нестерпимый зуд. Реки пролитой крови казались ему невзрачными потеками, которые нельзя будет разглядеть уже на следующее утро. Гектор обхватывал себя руками, пытаясь то ли согреться, то ли унять злость, сидя у костра. Не так давно варвары были разбиты у Аргентората, но... От этого "но" у Гектора каждый раз все переворачивалось внутри. Он стиснул кулаки так, что ногти безжалостно впились в ладони. Перед глазами снова застлал этот проклятый туман и хотелось только одного: чтобы сейчас перед ним оказался вождь алеманнов. Гектор глупо улыбался, таращась в огонь, представляя как разрубает его на куски. Верное полотно меча беспристрастно отсекает куски такой слабой и податливой человеческой плоти. Рука подымается и снова опускается, похоже так работают скульпторы, извлекая из толщи камня нечто прекрасное. Гектор не мог больше терпеть: внутри него клокотало. Ярость затмила разум. Он встал и ушел. Молча... Какая ирония. Спустя несколько часов Гектор набрел на небольшой овраг. Перед его взглядом по прежнему стояла пелена мести, скорее всего поэтому, он оступился и скатился на самое дно этого проклятого оврага. Ветки, плащ, какая то жухлая трава, корни и прочий мусор - все перемешалось, Гектор пытался подняться и ворочался, извивался на земле как уж. Вскоре, он таки смог подняться. Пошатываясь, ревел от ярости. Бессильной и безграничной. Сцепив зубы, изрыгая проклятия одно за одним, он выхватил меч и принялся рубить все до чего мог дотянутся. Через какое то время дыхание стало надсадным. Рука выронила меч и Гектор замер. Его как молния поразила мысль, вернее осознание... Перед его мысленным взором возникла картина, как он пробирается к вождю алеманнов. Его меч нетерпеливо отсекает сначала руки этой твари, затем... Гектор стоит над обезглавленным врагом. Долг мести оплачен сполна. Радость? Спокойствие? Что же должен почувствовать он потом? Умиротворение? Нет... Татион отчетливо понял, что испытает лишь пустоту, которую раз за разом придется заполнять. Грань между мстителем и палачом для него настолько незыблема и призрачна, что он может легко растворится в этой кровавой вакханалии. Переводя дыхание, Гектор посмотрел на свои ладони. Мозоли и рубцы - привычные для воина Великого Рима. - Нет. - глухо проговорил Татион. Звук собственного голоса он услышал словно со стороны, стоя ночью посреди леса. Взял меч и отправил в ножны. Постоял мгновенье и, глубоко вдохнув, закрыл лицо, зажмурился, стараясь забыть все. Вообще все. Родиться заново, жить другую жизнь, радоваться, любить... Выдохнул медленно. Долго, не отнимая рук от лица. Открыл глаза - ночь, грязь, овраг. Не вышло. Гектор постоял так, глядя перед собой и начал идти вверх. Нужно просто идти и дышать. Грязный и на удивление спокойный, он той же ночью вернулся в лагерь, а утром подал прошение о переводе.
***
Воды Дуная успокаивали. Их течение завораживало взгляд и в голове неторопливо рождались мысли она за другой. Готы бежали. Лимес наводнили сотни и сотни... Врагов? Наемников? Гектор находился возле предводителя их отряда, спокойно ожидая распоряжений. Охрана отряда - первостепенная задача, потом будет стоять задача охранять добытую информацию. Увы, все очень просто. Гектор отошел к своим отрядам и подозвал старших. - Будьте начеку. - он обвел взглядом ветеранов, - Переправляетесь после нас.
-
Грань между мстителем и палачом для него настолько незыблема и призрачна, что он может легко растворится в этой кровавой вакханалии. У Молчаливого Гектора оказалась живая и мягкая душа. Неожиданно... и интересно)
-
Злость Гектора практически осязаема.
-
-
Мало написать "оставил в прошлом", надо все это пережить самому. Здесь - все прожито.
|
-
нам идти ужо пора, а он разлегся тута!
-
Фока не переставал радовать даже в этой безрадостной сцене).
|
Знаете, а на самом деле не так уж и просто взять и рассказать обо всем. Я имею ввиду, что при сухом пересказе сюжета потеряется та самая внутренняя составляющая, идея так сказать. Это меня огорчает, ведь именно я не довел дело до конца. Ну что ж поделать, это будет мне очередным уроком. Я начну с того, что расскажу два момента, с которых все собственно и началось. Об идее и осознании. Это займет не много времени. Я понимаю, то просить его у вас не имею права, но надеюсь, что не слишком отягощу своей писаниной. Итак, я каждый день хожу пешком от станции автобуса до работы. Мой путь пролегает через промышленную зону. Эта территория бывшего керамотрубного завода, который к нашему времени, давно закрылся, что не успели разворовать, то сгнило или проржавело, а остальное покрыто толстым слоем грязи и прочей мерзости. По технике безопасности советских заводов на территории производств должен быть резервуар с водой, на случай пожара. Обычно его делают в виде озера, или канала, ну не суть. И вот, каждый день проходя там, я через ржавый забор наблюдаю картину. Пейзаж. Небольшая "лужа" примерно метров сто на сто, обильно заросшая камышом, остовами сгнивших деревьев, по краям заваленная мусором. Это не очень приятная картина, в купе с тем, что вокруг "мертвая" промзона: покореженные заборы, щербатый бетон и везде мусор, бутылки, кульки... Так вот, на "другом" берегу, противоположном тому, где я обычно иду, стоит старое кресло. Просто каркас, но с остатками обивки. Старое желтое кресло. Это... Я не смогу передать это буквами, но представьте: все "это" вокруг и кресло на берегу забытого всеми озера для план-тушения заброшенного завода. С той стороны нет ничего, нет дороги или тропинки, просто лесополоса и дальше поля. Кресло стоит таким образом, что если сесть в него, то видно озеро и промзона, дорога по которой редкие люди ходят. Раз оно там стоит, значит его туда поставили, верно? В один из дней, мне пришла в голову мысль: о чем думал человек, который принес туда желтое кресло и сидел там, смотрел на озеро, на людей, вдыхая аромат гнилого озера. Это была идея, да именно так меня и поразила мысль: в том желтом кресле сидел человек, у которого были желтые мысли. Потом я читал о штатах Америке, меня заинтересовала Луизиана, с её трагической судьбой, противостояния разрушительной силе природы. Там, я имею ввиду Луизиану, полно болот, невероятное количество пустого пространства и эти богом забытые ранчо и хутора, где на многие мили вокруг нет ни души. Там мог оказаться человек с "моего" озера, человек который мог сидеть на желтом кресле. В начале я сказал, что напишу об идее и осознании. Про идею уже написал, теперь пришел через осознания. Так вот, я учился на бюджетной основе, таким образом по окончании института был обязан отдать долг родине и отработать в госучереждении минимум три года. По распределению был назначен следователем в районное отделение милиции. Не буду долго вдаваться в подробности, но в то время я был полон гуманизма и природной, знаете, такой дурацкой любви к справедливости и глупой надежде сделать что-то хорошее. Вот честно. (Сейчас пишу и улыбаюсь, забавно так, ну да ладно, не суть.) Пара слов о текучке: раз или два в неделю нужно было дежурить, это значит сутки кататься по всем вызовам в районе в составе опергруппы. Бытовые скандалы, кражи, взломы машин, пропажа детей, просто скандалы, хулиганства и прочее. Звучит непонятно, но на самом деле рутина. В прочее входили также выезды на скоропостижные смерти, то есть когда человек умирал своей смертью и для того, чтобы зафиксировать этот факт, что все в порядке, судмедэксперт вместе со следователем, осматривал труп и составлял акт, так мол и так, все в порядке, признаков насильственной смерти нет, это смерть по естественным причинам. У нас был довольно криминальный, но в то же время тихий район: много преступлений, но ни убийств, ни изнасилований не было (это контрольные статьи, при их выявлении создается следственная группа, в общем все "на ушах"). Так вот. Спустя примерно год работы, я приехал на вызов. Банальный, за сутки дежурства доводилось не раз по таким ездить. Старенькая, но чистая и ухоженная квартира, семейная пара. Мужу около шестидесяти, жене было чуть меньше. Мы заходим, а он, бедолага, сидит на маленькой табуретке у входной двери и курит. В пол смотрит, говорит: "Там", на проход в комнату кивает. Заходим дальше в квартиру, слева на полу, возле кровати лежит жена его. В халате, таком, которые все домохозяйки "за пятьдесят" ходят, с цветами большими. Лицо спокойное, только крови чуть-чуть на полу и вокруг носа. Видимо когда с кровати упала - ударилась. Вот и все. Мужик говорит, проснулись, попросила его чай сделать. На кухню вышел, чайник поставил, сахар закончился. Сходил на балкон за сахаром, спрашивает: " С лимоном?" и поясняет:"Она у меня с лимоном не любит, ей горчит... Горчило." Опять в пол смотрит, потом продолжает. "Стою, говорит, а ответа нет. Захожу в комнату с лимоном в руках, а она на полу". Все. Я долго с ним разговаривал. В то время еще курил – сходили на балкон покурить и не раз. Рассказывал как на дачу ездили с ней, как крокусы сажали, а они все, гады, пропадали. Жалко было что до дня рождения не дожила, все хотела юбилей отметить: "А сколько? – Она всегда говорила, что когда будет шестьдесят, то позовет всех друзей, накроем стол, ну, знаете, чтоб было что вспомнить! Песни по поем, знаете как она у меня поет?...Ой. – Ну да, понимаю." Примерно часа полтора ждали судмедэксперта. Я бы я сам все заполнил, но чертова бюрократия: на акте нужна было подпись и медсотрудника, одной подписи следователя не достаточною. Так вот. Сидим, значит, на кухне с ним, ребята мои отработали соседей, опросили, все в порядке, ждем эксперта. Он чай налил. С лимоном. Выговорился. Курим и молчим. Приехал эксперт – молодая, красивая девушка. Я еще с ней заигрывал все время, ну во всяком случае пытался. Начали осматривать, она быстро диктует – я пишу. Ложем трупа является... и прочее и прочее. Она говорит: "Глянь сюда." Я смотрю: "Шея как шея, ожирение еле-еле проявлено, складки, пятнышки какие-то, чего?" Она на меня взгляд переводит, серьезная стала, пальцем по виску стучит и говорит: "Пятнышки? Это кровоподтеки. Кровоподтеки овальной формы на шее трупа. Там еще лунообразные полосы, видишь?" Еще ничего не понимаю, но в тот момент внутри у меня противно заныло что-то в животе. Я не понял, а опер, который стоял рядом, оказался более сообразительным. Или просто опыт сыграл, в общем без лишних слов, сходил он на балкон за мужем, вернулся с ним. Уже в наручниках. А я стою как дурачок со своей папкой, ручкой, документами. Охреневший. Смотрю на него. Он на меня. "Зачем?", спрашиваю. Он отвечает: "Она, сука, мне надоела. Она мне за всю жизнь все мозги проела, тварь!" Когда я дописывал протокол, в тот момент, когда писал: "Смерть наступила в результате механической асфиксии, удушения." ко мне пришло осознание, что буквально десять минут назад сидел с убийцей за столом, пил чай, жалел его. Держал за руку, утешая. За ту же руку, которым он часом ранее задушил свою жену. Понимаете? Вот какая штука: я понял, что все мы, я имею ввиду людей, находимся на границе нашего сознания. Мы думаем, что все мерзкое, неправильное или страшное и ужасное находится где-то там, в криминальных сводках, на заброшенных заводах и пустырях, что убийцы либо в фильмах, либо где-то "там", а насильники и извращенцы сидят в тюрьмах. Ну или не в тюрьмах, а в своих "норах", не суть. Понимаете? Но это не так. На самом деле "они" рядом, граница, что отделяет от "них" проходит прямо внутри нас. Человеку достаточно сделать один маленький шажочек и он перейдет на "ту" сторону, окажется в рядах ублюдков и недочеловеков. Желтые люди повсюду, нужно быть осторожным, приходя на их охотничьи угодья. Вот и все. Все что хотел рассказать. Ах да, имя убийцы. Я думаю это понятно. Я завершу игру и все сообщения откроются, так вроде бы должно быть по механике сайта, но если вдруг не произойдет, то напишите мне в личку пожалуйста. Как и обещал, я написал имя убийцы в самом начале игры: комната "Фонтан", сообщение №2
-
Это что-то потрясающее. И игра тоже замечательно здоровская.
|
Двери впустили непрошеных гостей и снова закрылись, оставив суету и "мирскую" жизнь по ту сторону стен. Серый холл, белый потолок и бежевая плитка под ногами. Никаких окон, над головой лишь одна люстра из серого пластика и ленивый вентилятор, перебирающий лопастями. Шух, шух, шух, монотонно и... глупо. Никого. Примерно десять шагов в длину и пять в ширину абсолютно пустого серого пространства. Впереди еще одни двери, сбоку от них магнитный датчик для карт-пропусков. Сморит красным глазом. Можно конечно постучать, но толку? Впрочем, герои стояли в одиночестве не долго. Пискнул датчик и двери распахнулись, предварительно красная лампочка погасла, а зелена зажглась. В холл вышли две абсолютно разные женщины. Разница была во всем, начиная от одежды, заканчивая цветом кожи. Слева ступала (о да, не шла, а именно ступала) высоченная афроамериканка с фотографии, одетая в деловой костюм, строгую серую юбку и белые туфли. Широкие бедра, широкие плечи, грубые, почти гигантские руки, в одной из них черная сумка для документов. Взгляд соответствовал внешности: бритвино острый, холодный взгляд глубинного хищника типа акулы, нет – мегалодоны. Мисс Мегалоданна! Рядом семенила видимо помощница, юная девушка в халате медицинского работника. Рыжие волосы аккуратно убраны в тугой узел на затылке, накрахмаленный чепчик и простенькие туфельки придавали ей вид девушки, только поступившей в интернатуру. По всей видимости эти двое разговаривали пока шли, посему как только открылись двери до слуха Джона и Джесс донеслись обрывки фраз мисс Мегалодонны распорядительного характера, последние напутствия так сказать. Девушка кивала, старательно запоминая, но увидев в холле "посторонних" она растерялась, можно сказать даже несколько испугалась: все может быть, а вдруг проверка или еще какая нибудь напасть. В общем обыкновенная реакция молодой еще совсем зеленой медсестры. Реакция её спутницы была конечно же совсем другой: ни на секунду не растерявшись, мисс главврач "взяла на прицел" новоприбывших. Лицо приняло нейтральное выражение, однако осанка и взгляд говорил о том, что с этой леди лучше не шутить, не то она запросто откусит вашу глупую голову, в которую пришла дурацкая идея подразнить аллигатора. – Я Рамона Викс, управляющая частным домом по уходу за людьми. - она остановилась перед Джоном и Джесс, преграждая дорогу. Рядом, чуть позади притаилась рыженькая помощница. - Чем могу помочь?
-
Колоритный шизариум. И тетка навевает воспоминания о Кене Кизи.
|
|
Тать кинуть о земь скатерть, а покуда она катилась да яства с хмелем выставляла не жалеючи, отошел немного назад. Оглядел всю компанию чесную. Улыбнулся да во все глаза стал глядеть, чтоб ни мигу, ни долечки не упустить. Много кого не было теперь рядом с ними. Шли, да не не дошли выходит, но не за зря! Нет, такое дело сотворили: вызволили Солнце! Уму то постижимо ли? Солнышко вернули! Думал тать, вот коли вернут они солнце, станет тут же гордость есть их поедом, мол, глядите-ка все, герои, вот они. А ну-ка, быстро в ножки кидайтесь, да перста целуйте украдкой... Ан нет, не чувствует он превосходства черного, аль гонора победоносного. Может не время покуда, да там уж видно будет, а пока не чувствует Фока ничего, кроме усталости да радости. Слушал как товарищи боевые говорят и не верил, что вот так просто они все сидят тут и не надобно никуда больше. Не-ет, оно то надо, но не так чтоб бежать-лететь, ни ног, ни живота не жалеючи. Можно просто посидеть, выпить, покушать, а потом... От внезапной мысли аж икнул тать. И верно: потом то что? Во время Василий про дело сказал: оно то правильно, пора и за голову взяться. Ну что, до самых седин мелочь по загашникам тырить что ль? Да и другое дело тут, если уж по правде говоря, то не сможет более Фока запросто жить, да небо коптить. Как пить дать не может! Отлегло маненько, махнул зеленой водицы – тепло прокатилось. Снова оглядел всех. Любо. Спохватился тать: по сторонам зыркнул, руку на рукоять сабельки верной опустил, вроде как кончилось "все", да привык уж тать начеку быть. Тут его вторая мысль и догнала... – Вот и все? - тихо, под нос проговорил Фока. Губу закусил, что предательски начала дрожать. То ли хмель из него выходил так, то ли радость от того, что солнце вернули, то ли... упрямое понимание, что более не будут они все вместе.
-
Фока, конечно, славный парень. С первого до последнего поста!
-
Фока невероятно обаятельный)
|
-
Хичкок тихо курит в сторонке.
-
Мне нужно было подождать, пока перезарядится плюсомет, не не отметить этот пост невозможно.
|
-
О, да. Я представляю себе Лиама Нисона, сидящего с сигаретой в руке на опушке такого леса.
|
|
-
Он действительно потрясающе надежен.
|
Лис скорее не понял, а ощутил, как ощущают приближение шторма бывалые моряки, что рядом с ним Вероника делает нечто... невообразимое. Как назвать то, от чего на загривке встают волосы, в животе появляется непонятная давящая пустота, а во рту зудят десна? Назвать это одним словом может и можно было, вот только Серый этого слова не знал. Это можно было сравнить с тем, как тысячи лет тому назад, где-нибудь на берегах Борисфена, безымянный рикс готов, пронзенный двумя-тремя копьями римских легионеров одним взмахом огромной секиры перерубал древка и шел дальше, разрывая цепь строя. Это можно было сравнить и с тем, как спустя несколько веков такие же безымянные варяги, попав в "котел" к превосходящим их печенегам как минимум в десять раз, выходили в рать и втаптывали их, вбивали по самые ноздри в пыль степей. Дело было в том, что их воля была настолько сильна, настолько рафинированная, что она изменяла реальность, сминала и изгибала её как того требовал хозяин сей воли. Вероника не играла с Угай-До, все верно, она просто материализовала свою волю. Лис ощутил как по спине промчалась стайка мурашек. Он не знал получится ли задуманное у девушки, но понимал, что его задача сейчас сделать все, чтобы ей никто не помешал в этом. Беглый взгляд по сторонам лишь убедил мужчину, что дела плохи. Что же, пора принимать удар! Серый попытался расслабиться, он глубоко вздохнул, выдохнул и повторил процедуру несколько раз. Было чертовски страшно, что стены этого проклятого замка просто схлопнутся и раздавят их как тараканов, сплющат. Лис отбросил эту мысль и вызвал в памяти образ безмятежной водной глади. Озеро, над которым витает туман, а поверхность воды как стеклянная. На миг может показаться, что даже упади камень или огромный валун – поверхность останется безмятежной, а камень сотрется в пыль, исчезнет, рассеется, оставив бессмысленные попытки нарушить гармонию мира. Лис прикрыл глаза, чтобы не мешало мельтешение теней, непроизвольно поднял руку, словно говоря: "Вот я. Эй... Меня нужно, это... что вы там собираетесь делать..." А потом, изо всех сил постарался стать тем самым озером, в глубинах которого укроется Вероника.
-
Это хорошо и крайне неожиданно для меня.
-
Как Лис классно передал "это самое". )) И собственную роль "щита".
|
-
Классная характеристика. Логика описания впечатляет своей парадоксальностью, особенно в том, что касается купания кошек и ношения шапок. )
|
|
– Ричард и Тара. Парень и девушка, - зачем то пояснил Джастин, - Девушка старалась быть учтивой и приветливой, поэтому представилась сразу и представила своего парня, но я им не ответил. Им не за чем было знать мое имя.
– Да это та самая девушка, что была в машине. Тара. - парень уверенно кивнул.
– Милый, почему ты мне ничего не рассказывал? - совсем не вовремя о себе дала знать Вероника. Её неловкий вопрос мог запросто сбить с толку, застать врасплох: вопрос заставлял подумать о том, почему же не рассказал, почувствовать себя немного виноватым перед мамой, затем захочется придумать оправдание и... "вуаля", парень сбит с мысли. Но нет, такие фокусы могли сработать с кем угодно, но только не с нашим Джастином, с парнем, у которого в домашнем шкафу было восемьсот семьдесят девять маленьких шкатулок. Они были все пронумерованы, расставлены в соответствующем, трехуровневом порядке: по возрастанию номеров, по размеру и, естественно, по расположению цвета в аддитивной цветовой схеме. В этих шкатулках он хранил свои вещи. Если бы вдруг, конечно, вы спросили бы у него: "Джа, а что у тебя лежит в малой индиговой шкатулке номер триста пятьдесят пять?...", то он так же монотонно, не задумываясь бы ответил: "Фотография Натали Портман, вырезанная из газеты, которую я нашел девятнадцатого ноября две тысячи шестнадцатого года. Утром." – Я не рассказывал этого тебе, мам, потому что я вернулся домой. Со мной ничего не произошло, тебе не за чем было волноваться. - прозвучало это не обнадеживающе.
– Они остановились. Я вышел. - Джастин встал и отнес стакан на кухню. Показалось, что разговор закончен, однако парень вернулся с еще одним стаканом молока, но не сделал ни одного глотка, пока рассказывал что произошло дальше. – Тара тоже вышла из машины. Она волновалась, потому что поняла, что у меня какое-то психологическое расстройство, но не знала как мне помочь. Помощь мне не нужна была. Мне нужно было просто дальше идти домой. Они достаточно меня подвезли, почти до поворота, и пешком мне оставалось пройти всего пару часов, но ни она, ни Ричард этого не могли знать. - Джастин не останавливался, говорил размеренно, и не ускоряясь, и не замедляясь, - Они снова подъехали ко мне, когда я отошел от них довольно далеко. Девушка сказала, что у нее есть телефон и она хочет поговорить с кем то из моих родственников или опекунов. Я этого не хотел, но они сказали, что никуда меня одного не отпустят, что со мной может случится что-то не доброе, а они этого не хотят. Я стоял и ждал, пока они уедут, но они не уезжали. Спустя двенадцать минут на дороге показался человек. "Желтый" человек. Мы были знакомы, можно и так сказать.
– Шестнадцатого апреля семнадцатого года я гулял довольно далеко от дома в лесу, когда повстречал его. Я шел вдоль дороги и только вышел из чащи, направлялся уже обратно, домой, когда возле меня остановилась машина. Серый микроавтобус, на которых обычно ездят почтальоны. Идти было еще долго, но я не собирался садиться внутрь. Мужчина предлагал помощь, подвезти, но я молча шел. Он несколько раз попытался, я не поменял своего решения, но... У него на сиденье была плетеная накладка, как мозаика. Мне она очень понравилась и я просто решил посмотреть на неё. Пока я смотрел мужчина говорил со мной, ему так казалось. Он пытался меня разговорить, но тогда я не хотел говорить с ним. Он понял, что у меня аутизм и это его, похоже обрадовало. Он сказал, что понимает меня и даже чем-то похож. - могло показаться, что он немного отошел от темы основного рассказа, но нет, он просто решил пояснить когда и при каких обстоятельствах он познакомился с "желтым" человеком.
– На этот раз он шел пешком, вдоль трассы. Вместо одежды почтальона на нем была черная ряса священника. В руках у него был небольшой чемодан. Он подумал, что девушка с парнем мои знакомые, но они сразу сказали ему, что "нашли" меня и не знают что делать. Он переспросил у них: "Выходит вы его первый раз ведите? Нашего старину Мэтью?" Меня звали не Мэтью, конечно, но мне было все равно как меня назвал тот человек с плетеной накладкой на сиденье машины. Тара и Ричард начали говорить с ним, спрашивали знает ли он меня, знает ли что со мной делать, на что "желтый" человек ответил: "Хоу, ребята, вам не стоит переживать на счет Мэтью! Он конечно с "прикупом", но дорогу домой знает, так что без труда дойдет. Я уже пытался его подвезти, но он любит гулять!" Они успокоились, поблагодарили, называя его "святой отец", а он сказал им, что они его здорово выручат, если подвезут. Тогда они спросили насколько далеко, на что "желтый" человек ответил, что недалеко есть поворот на старую ферму с фонтаном. Там скоро будет строиться церковь и он хочет осмотреть местность. Тара и Ричард согласись помочь, но прежде чем сесть, он сказал им что хочет сказать мне напутственные слова. - Джастин замолчал. Немного наклонил голову, так что подбородок едва не коснулся груди. Следующие слова он произнес немного тише, видимо также тихо, как "желтый" человек говорил тогда ему. – Он сказал: "Я тут кое что придумал, парень, но ты ведь умеешь хранить секретности?" Он наклонился ко мне и шептал на ухо, пока я смотрел на Тару и Ричарда, которые сидели в машине и разговаривали. От него пахло дешевым лосьоном после бриться и какими-то лекарствами. "Я собираюсь убить это мудозвона, понимаешь? Я скажу, что мне нужно срочно в туалет, попрошу его остановиться, а когда он остановится, я выйду и спрячусь чуть по-дальше в кустах." Он широко улыбался, заглядывал мне мне в глаза, то наклоняясь на ухо, но немного отодвигаясь, чтобы посмотреть на мое лицо. "Когда они забеспокоятся, то сраный ковбой захочет узнать что случилось, помочь и пойдет за мной. Я пропущу его вперед, а потом расколю его гребанный череп. Потом, потом... Потом!" Он начал дрожать, и я подумал, что ему стало плохо, но посмотрев на его лицо, я понял, что наоборот: глаза закатились вверх, он широко открыл рот и стал глубоко дышать. Спустя миг он пришел в себя. Я стоял и ждал. Он сказал: "А потом я вернусь и займусь его сукой." После этого он повернулся и пошел к ним. Сел в машину. Они помахали мне рукой и уехали. Джастин Мэй закончил рассказ и, проделав процедуру, долгими глотками осушил стакан под гробовое молчание. Слышны были лишь равномерные глотки.
-
Вот это история! Предвкушаю развязку)
|
-
За правдоподобный отыгрыш аутиста. Пипец, как здорово.
|
-
Я люблю, когда персонаж не одномерный.
-
Метко подмечено про ясность.
|
Вероника притихла, как и её подруга. Они молчали, затаив дыхание, следили за манипуляциями Джессики, понимая, что она хочет как то втянуть Джастина в разговор. Но... Он молчал, глядел перед собой. Истукан. Разве что моргал иногда. Когда девушка закончила говорить и дорисовала, протянув листки, парень никак не отреагировал. Встал и пошел на кухню, что располагалась рядом, буквально за углом. Соседка смущенно улыбнулась, хотя её взгляд был дополна наполнен эдакой смеси "я-так-и-знала" и "зачем-так-делать-если-тебе-уже-говори-что-не-получится?" Мать Джастина, Вероника, тоже пожала плечами, но скорее извиняясь, мол, я вижу что вам очень нужно, но вы же видите, да, ничего поделать нельзя. – Он такой у меня, - он продолжила смущенно смотреть на Джессику и Джона, поджав губы, - если бы я... – Там был еще парень. Он ехал вместе с девушкой. - голос у Джастина был на удивление приятный, такой чувственный баритон, с легкой хрипотцой. По округлившимся глазам Веронике можно было понять, что произошло нечто из ряда вон. Она приложила палец к губам, давая понять, что вот прямо сейчас говорить ничего не следует. На кухне послушалось как дверца холодильника открылась, скрипнула старая резинка по периметру двери – дверь закрылась. Щелчок. Легко "цокнуло" стекло. Еле слышный стук и затем размеренное бульканье, характерное для процесса наливания чего-то куда-то. Джастин появился через пару мгновений со стаканом молока. Сел рядом с Джессикой. Поставил стакан на стол. Расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки. Положил руки на колени. Протянул правую руку к стакану и взял его, поднес к животу. Переложил стакан в левую руку, правую же – обратно положил на ногу. Поднес к губам, стакан сделал несколько глотков и вернул стакан на стол, проделав обратную процедуру: опустил левую руку на уровень живота, переложил в правую, поставил на стол стакан и положил руку на ногу. – Спасибо за подарки, Джессика Бейли. Ты плохо рисуешь. У тебя с Джоном есть еще вопросы. - парень снова замолчал на несколько минут, выпил молока скрупулезно проделав все необходимые манипуляции, казалось, что он ждет пока их зададут, но Вероника показала глазами – "подождите" и парень действительно продолжил, - Задайте их, Джессика и Джон.
|
Фока шел. Хлюпал носом тать, знай ноги переставлял, а снег куролесил, все в рожу норовил сыпануть. Уставал – в обоз забирался погреться. Да токмо и там холод пробирал до самых костей. Забирался может и еще глубже, однако же Фока дурак не знал уж куда дальше: руки трет, навроде теплей стали, да нос посинел – нос потер хорошо, да ноги уже не чувствуешь. Сколько раз думал, что все, пришло время его: мысли, и так не больно резвые, совсем ход замедляли, кров по телу еле-еле ворочается, а рук и ног не чувствуешь... А сам вроде как и не в теле своем, а где-то далеко, там за горами-долами, и тепло становится, хорошо так. Спать. Тихо. Выспаться не дают в тепле – трясут ужо. Затем приходила боль и снова промозглый холод – видать кто из отряда геройского тормошил нерадивого татя, отогревал. Стычки, лязг булата да кров на снег. Уже как сыто к столу, "наелись": все тошно, смешалось, слилось в единый мерзлый ком. Только цель одна их словно на волоке тянет вперед, толкает, подначивает, не дает в снег упасть и уснуть. Идут герои. Много всего было с того самого дня коды татя гридь схватила, да из петли под самый княжий стол притащила. Был Фока, а стал не пойми кто. Для него живот людской уж не той цены что раньше был, столько супротивников да вражин за мост калинов отправил, что и не счесть. Познал он истину простую: жизнь человека просто пыль, тростинка ковыля степного, только пальцами надавишь – хрустнет по-полам. Кто сильней, того и правда, а магия да чары – лишь так делает, что слабый может сильного в могилу упечь, исподтишка, значится, не по Правде. Худо сие, неправильно. От такого знания и понимания, тать грубее стал, степенней. Обстановка тому лишь способствовала: товарищи все устали, а Фока еще сильней, куда уж там балагурить, да озорничать. Хорошо было Фоке думать, что идут они за Солнцем. Мечтал тать помаленьку в мыслях. Стыдно было, кому сказать, посему, лишь глупо улыбался вьюге Фока, да брел устало. Впереди не льды да серое небо, а тропинка проторенная, а по бокам нива желтые раскинулись. Колосья спелые, едва не лопаются от натуги, стебли согнуты, к земле клонятся. Ветерок игриво носится меж полей, то тут, то там крутанется, дескать, видали как могу, а? А дальше торный путь, торговый начинается. С боков еще две дороги сходятся и в город уходят чрез ворота. У ворот стража суровая, с копьями, мзду сымает, да "всяких" от городка отваживает. Дальше уж путь досками стелен... А нет! Камнем мощеный, ага, и прям в терем княжий. А там – за стол садится люд важный. Князь вместе с боярами, а среди них и сам Фока! Ухмыляется тать вьюге строптивой: она его плеткой мерзлой, а он ей мысли теплые. Опомнился ужо когда перед спуском стали. Вздохнул тяжело да предложил. – Давайте я пойду? Погляжу чего, прознаю, а?
-
Посуровел Фока, но не совсем уж) Даже мечтает)
-
+"Познал он истину простую..."
-
|
Было такое ощущение, что в погожий, солнечный денек тебя окатили из ведра ледяной водой. С головы до пят. Однако вместо ощущения свежести, шока, переходящего в кайф, пришла боль. Заломило зубы, затем метнулась к вискам и ушла куда-то "назад", в затылок. На периферии взгляда что-то мельтешило, падало, но это не слишком и важно было. Там впереди, панорама рассыпалась мириадами трещин, казалось вот-вот и корабль лопнет, треснет пополам. Но он держался, вернее выдержал, не дал погубить никого из экипажа, во всяком случае на это надеялся капитан. Генри облизнул пересохшие губы. Миг, еще один. Вдох-выдох. Провел ладонью по голове, пошевелил волосы, выпрямился. – Господа. - пауза. - Дамы. Мы сели. Ларри, я не в курсе куда именно мы сели, - мужчина наращивал темп мыслей, ощущая как время ужасно быстро, словно песок, уходит сквозь пальцы, - Можешь проверить по картам? И вообще, что с кораблем? Пробегись по датчикам, хорошо? – Алан, ты где? - следующая фраза была адресована старпому, - мне нужно понять что случилось, окей? - Генри почему-то даже не допускал мысли, что с "железным" Бурном что-то могло случиться, - жду на мостике. – Док. - пару мгновений молчания, Генри продолжил, - Осмотри членов экипажа, пассажиров. Сама понимаешь что делать, верно? - капитан не ждал ответа, к счастью он был уверен в команде "Светлячка". – Рей! Солнышко! - капитан усмехнулся, представляя как сейчас девушка тряхнула копной светлых волос, внимательно прислушиваясь, - пробегись по "Светлячку", только прошу тебя, аккуратно. Капитан замер на пару мгновений, прислушиваясь к внутренним ощущениям. – Абигайль, глянь как дела в трюме и ко мне, на пару слов. - мужчина пожевал губы, немного, добавил, - Уильям, ты мне тоже нужен на пару слов. Генри упер руки в пояс и задрал голову вверх, рассматривая потолок. Ему хотелось что-то делать, действовать, но, черт побери, бездумно метаться и "тыкаться", пытаясь действовать наобум, он не считал разумным. – Айрин? Ты как? Помоги пожалуйста людям собраться на кухне, нужно будет обсудить что делать дальше, после того как придем в себя. - капитану хотелось поскорей узнать, что со всеми все хорошо, никто серьезно не пострадал. Относительно "Светлячка" таких иллюзий Генри, к сожалению, не питал.
-
С почином. Ты будешь замечательным капитаном.
-
Все верно. В критической ситуации лучше всего собраться на кухне - еда рядом, нервы целее))
|
|
-
Как же человек умеет мозгами пользоваться. С ума сойти.
|
|
|
-
что-то вроде лозунга: "Маяк в каждый дом! Даешь маяк в руки каждому рабочему!" Каждой бабе по маяку... в смысле, по мужику! )) Вообще-то это перефразированное отсюда: ...И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: "Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой. . .всемогущий, всесильный, всепонимающий. . .разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого! . .Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: "СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ! " ("Пикник на обочине")
-
|
-
Будете меряться, кто сколько орков укокошил?)
|
Он слушал Веронику, а в голове, словно надумавшие погреться на солнышке киты, медленно ворочались смутные образы мыслей. Они плавно меняли одна другую, однако не спешили формироваться, проступая то непонятным отголоском идеи, то "сверхновой", слишком яркой, чтобы тут же разобрать что за ней скрывается. – Книги... - мужчина шумно выдохнул, прикрывая глаза, продолжил уже глядя в потолок, - музыка... Напитки. Похоже Лис ушел в свои размышления, под взволнованный голос напарницы, однако её последние слова выдернули его из того состояния, словно пробку из наполненной до краев ванны. – Погоди. – Виктор открыл глаза и, терпеливо подбирая слова, начал говорить, – Мне кажется, что мы пока не сможет понять это место. Знаешь, когда попадаешь в чей-то дом, ну не важно, в помещение или организацию, то осмотрев его, можно увидеть скрытые особенности, тем более, если в этом помещении кто-то живет. Обстановка может указать на привычки там, особое расположение вещей, какие-то эксклюзивные предметы мебели, или наоборот – "яркая" стандартность в мебелировании, знаешь, как эти польские "стенки" у всех стояли. Это все выходит потому, - Лис посмотрел в глаза девушке, – что те места и атмосфера создавалась людьми. Их мысли, формы мышления и выражались в форме подбора и расстановки предметов интерьера. – мужчина развел руками, мол, баста. – Скорее всего это место создано не-человеком. В том смысле что, м... Либо в том понимании, что его уровень развития всяких этих штук, - мужчина неопределенно замотал кистью в воздухе, перебирая пальцами, - на порядок выше, и мы даже попробовать мыслить его категориями не сможем. Либо в том понимании, что создавалось это место действительно каким-то существом. – тут он округлили глаза и, выдвинув нижнюю губу, как часто делают дети когда обижаются, кивнул, мол: "Во как!". Лис глянул на право, затем налево и продолжил. – Мои мысли такие: твое предложение обойти все – самое здравое! - он прищелкнул средним пальцем о большой, снова оглядываясь, - значит пошли налево.
-
...когда кто-то включает мозги. +
|
– Это старая история, мисс. - старик растер окурок о ступеньку, а остаток положил в задний карман брюк. - зачем нам ворошить прошлое? Он не особо хотел рассказывать эту историю. Почему-то. Однако неожиданно – учитывая поведение в течении всего дня – выручил Эдди: он скорчил такую "мило-просящую" физиономию, что пойти на встречу было очень сложно. – Сэр. То есть, э... Мистер. Нам действительно очень важно узнать. М... Правда. - Миллер опять мямлил, но в этой ситуации нечто подобное и требовалось, чтобы растопить сердце старика. В ответ Эдди был награжден парой долгих, молчаливых взглядов. И рассказом. Он поведал обо всем, основательно, с подробностями, и в конце-концов стало понятно почему он не хотел говорить в начале. Выходила не совсем веселенькая история. Однажды, к миссис Хоуп пришла её старая подруга. Миссис Патайт. Они сели на веранде и стали пить чай, есть вишневый джем с лимонным чизкейком и перемывать косточки своим мужьям. Муж миссис Хоуп – Джерри Хоуп, на то время, занимался лесозаготовкой и продажей столярной доски. Неплохие деньги, особенно если знаешь нужных людей. В тот день, он вместе со своим другом мистером Патайт, отправились на рыбалку. Выходило что мужья уехали гулять, а женушки чистили перышки и обсуждали не справедливый женский век. У Джерри и Бэтти – миссис Хоуп – был сын, Альфред. Только-только вернулся из армии, высокий, статный молодой человек. Гордость семьи Хоупов, подающий надежды, ну вы понимаете. В тот день он не мешал своей матери и её подруге: Альфред отправился в гости к своей девушке. Но суть вне в том: в тот день, дома была лишь Бэтти и её подруга Норма. Трое мужчин появились у дома Хоупов ближе к четырем. Все были одеты странно, как попало, ведь совершив побег из "Анголы" вам не выдадут новую одежду по ту сторону стены как победителю конкурса: "Если побег удался – одежда в подарок!" Им пришлось довольствоваться тем, что они нашли на фермах и заброшенных садах по пути сюда. Почему дом Хоупа? Вопрос простой, да и ответ на него не сложный. Вес дело в том, что когда ты занимаешься лесозаготовкой, особенно федерального масштаба, то через твои руки проходит уйма денег. Просто чудовищные сумы. А деньги, как известно, не пахнут, но чертовски пачкают. Поэтому, нужно не только знать нужных людей, которые позволяют тебе проворачивать всякие фокусы, но еще, не мало важно, держать ухо в остро с этими самыми людьми. Понимаете, верно? Когда суммы не ограничиваются шестью знаками, то возникает огромный, просто таки невероятных размеров соблазн, послать этих "гребанных мудозвонов" и не дать им ни цента. А еще лучше как то упредить всякие мысли о праведном гневе в ответ на тукаю дерзость и... например... упечь этих "уже не таких нужных" людей в тюрьму. Почему это случилось именно в тот момент, когда никого кроме двух женщин не было в доме? Вопрос, да и ответ – глупый. Потому что, если и может случится какое-нибудь дерьмо, то оно непременно будет, да еще в самом худшем варианте. Эти трое делали очень плохие вещи с миссис Хоуп и миссис Патайт. Очень. Они долго шли, устали, и хотели получить кусочек пирога под названием "Расплата" прямо там и тогда. Однако вместо Джерри, была его жена и её подруга. Каждый час, каждую минуту отсутствия мистера Хоупа они с лихвой компенсировали "общением" с двумя женщинами. Альфред вернулся в тот момент, когда все трое встали над миссис Хоуп и с интересом рассматривали её попытки вздохнуть. Она уже вторую минуту подряд пыталась набрать в легкие хоть еще немного воздуха. Женщина прижимала к испачканной груди руки со сломанными пальцами, терла горло, но воздух со свистом, пополам с хрипом, лишь невообразимо малыми дозами входил и выходил. Альфред не стал паниковать, не стал кричать или заламывать руки, кидаться в пыль, пытаясь помочь матери. Нет. Он аккуратно, чтобы не издать лишнего шума пошел обратно, не закрывая дверь в дом: отец все обещал смазать петли да так руки и не доходили. Вернулся к машине. Открыл багажник. Взял молоток и пошел снова в дом. Перед тем как зайти внутрь, он снял ботинки, оставшись в одних носках: чтобы подобраться по-ближе нужно тихо идти, верно? Когда приехали копы, миссис Хоуп была мертва, как и двое нападающих. Третий потерял сознание, Альфред подумал что он мертв. Рукоять к тому моменту была вся перепачкана кровью и молоток норовил выскочить, поэтому удар получился смазанным. Бедолаге разворотило верхнюю челюсть и оторвало от связок нижнюю скулу. Миссис Патайт увезли в больницу с политравмами, но она выжила. Потом, спустя долгие месяцы групповых занятий, посещений психолога и прочее, она смогла рассказать мужу что произошло в тот день в доме Хоупов. Именно поэтому старик смог в тонких подробностях рассказать почему Альфреда Хоупа стали называть Росомахой: когда он зашел в дом, Норма была на втором этаже и наблюдала сверху что происходило. Парень кинулся на троицу как хищный зверь, те пытались оказаться как можно дальше от него, но он бежал, прыгал, казалось, по стенам и бил молотком. Быстро, молча, собрано. Рука поднималась как поршень: вверх, вниз, вверх, вниз. Когда все закончилось он вызвал полицию и медиков, а потом вернулся к матери.
-
Эта мне тихая глубинка...
|
-
Ну спасибо хоть не всё целиком слопал)
|
-
Хорошо, что мы этого не узнали. Иначе захочется приобрести автомат и отстреливать... всех. Ну ты даешь. Вот это жесть.
-
-
Да у них там каждый второй - маньяки?) Надеюсь, что хоть не каждый первый))
|
-
С этим может сравниться только секс. Однако Тед пока для себя еще не решил вопрос первенства, да и вряд ли уже решит.
|
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Просто и эпично. Я просто тащусь.
|
|
-
Мне прям нравится, как эта партия с поразительным упорством продолжает придумывать себе проблемы)
|
|
-
Супер! Вот они какие, маньяки!
|
-
Удачи Фоке на лихих дорожках! Рада была играть с тобой ;)
|
-
Фока знает правильные слова
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Помнится, ответы на Фокины сомнения уже звучали из уст Новгородского князя) Может, ему это обсудить с ближними?
Тем не менее плюс за ряд моментов, как размышлизмы о Солнце, так и ощущение себя простым человеком.
-
Это так... мило. Прям не могу)))
-
Вернее не так: ведь не измениться ничего, потому как и когда оно было, ведь также зло творилось! Не выйдет кривда вся из мира, коли солнце вернется. Выходит что токмо заради прихоти своей они солнце добывают, мол, было так, вестимо и быть должно также! Вопрос, что называется, ребром. Эх, дядьФока...)
|
Похоже Миллер каким то образом почувствовал настроение Френка: за несколько мгновений, пока Ремоуз говорил, он втянул голову в плечи, потупил взгляд и даже умудрился почти бесшумно выпить всю колу. Еще немного и парня хватит удар, ей-ей! – Я... кмх, э... то есть г-кхы... мы... - Эдди сглатывал слюну на порядок чаще, чем произносил слова.
На выручку внезапно пришла Джессика – мужчина в очках с благодарностью взирал на неё, пока та говорила. Он даже несколько секунд "протормозил", пока она спрашивала о карте, заглядевшись на неё. Поэтому ей пришлось чуть ли не силой втиснуть в руки свою карту. – Нет-нет! У меня все есть. Дайте пару секунд и я соберусь с мыслями. - он потер виски и...
Невероятным образом стал меняться: от фразы к фразе, словно путник пересекающий пустыню, с каждым днем сбрасывающий фунты веса, Эдди же наоборот, мощно набирал уверенность. Его голос становился тверже, взгляд приобретал оттенки хищника, а движения переставали быть хаотичными. Он словно окунулся в известный только ему многоуровневый бассейн, где был полноправным архитектором, стражем и хозяином. На миг, всего на мгновение показалось, что за одним с столом с ними сидит не "забитый" очкарик, а человек, который знает что говорит и что нужно делать. Маститый, черт его подери, охотник за головами. Не иначе.
– Вы упомянули бюро... ФБР это прежде всего политическая организация, а лишь потом силовая, - он сделал движения руками, дескать, а что поделать, - сейчас в стране не самые лучшие времена, чтобы открывать "сундук пандоры" со стикером "Серийный убийца": если пойдет все хорошо, то ненужные парни могут забрать главный приз, а если плохо – всем... - Эдди выразительно провел ногтем большого пальца себе по шее. Он отодвинул прочь от себя коробки с едой и разложил папку. Вытащил пару снимков. Несколько вырезок из газет и записки. – Девять с половиной лет назад мою жену похитили. Я смирился. Много лет прошло и я не думаю что я её отыщу. Я не идиот. Я хочу найти Его. - он выдохнул, словно подводя черту. Утер лоб и продолжил, - для этого нужно взять самые "свежие" дела и пытаться их "раскрутить". Таких дел, на мой взгляд, пара-тройка. Самое последнее от начала, а значит самое важное – похищение Лизы Ноутвилл. Второе дело ваше, - он кивнул в сторону сестёр и Френка. - Там Он убил парня по имени Дин Барлоу и похитил двух девочек: Кейт Ремоуз и Элли Бейли. Третье – убийство Ричарда Стоункорта и похищение Тары Блэйк. Как видно последние два дела весьма похожи между собой. Эдди взял небольшую паузу, сортируя фотографии. Закончив, он продолжил снова. Его речь стала поразительно быстрой, без препинания и дурацких "смущенных" пауз. – Первое. В убийстве Лизы Ноутвилл обвинили Эрика Сноу, вашего брата мистер Сноу, - мужчина указал рукой на сидящего напротив, - Полиция отработала свои часы* и нам практически не к чему прицепиться, кроме озер Кай Айленд и Бей Сириус. Дело в том, что машину Лизы нашли между городками Катахоула и Хендерсон, они расположены возле озер. Полиция сделал что смогла, но не стала обследовать сами озера, - Эдди щелкнул пальцами, - там должны быть хутора и дома, в которых живут люди, которые могли что то видеть.
Он закончил говорить, взял стакан с колой, попытался отпить, обхватив трубочку губами, но та лишь жалобно "захрипела" в ответ. Впрочем, этого Эдди, похоже, даже не заметил и продолжил увлеченно говорить. Снова записки, фото, толстые мазки черной типовой краски на белых полосках газет. – Второе. Двойное похищение и убийство Барлоу. Все произошло тут, - он ткнул пальцем в карту, - именно тут некто Джерри Хоуп нашел машину с трупом. Он там на подобии лесничего или что то вроде того. Так вот, у меня есть данные, что самому Джерри уже исполнилось шестьдесят шесть и всю работу за него делает его сын – Альфред Хоуп. Может он что-то и видел, его полиция не допрашивала. Ко всему прочему рядом с местом есть церковь, там обычно бывает много народа, нужно тоже наведаться и туда.
После этого, по всей видимости, горло Миллера окончательно пересохло. Тоскливо глянув на обилие стаканов за столом, он проложил дальше. – Третье. Последнее. Тара Блэйк была похищена из машины, которую бросили на дороге Манчак-роуд. Недалеко от туда есть стоянка, где торгуют подержанными автомобилями. Хозяина этой стоянки зовут Ник Дарвиц, я списался с ним, он что-то знает, но не хочет это писать, - Эдди смущенно пожал плечами, - нужно съездить и поговорить с ним. Вот. Мой план такой: мы разделяемся, я могу взять кого-нибудь с собой, у меня фургон. Получается три группы. Каждая группа берет по направлению и после сбора информации – собираемся снова на брифинг. - тут он снова стал тем Эдди, который виновато улыбаясь, оглядывал всех присутствующих из-под черных очков.
|
Разговор начал Эдди, одновременно с этим опрокидывая стакан с колой на стол. Темная жидкость быстро и неумолимо поглощала бумажные салфетки, картон, подминала скатерть под себя. – Мы собрались... Проклятье! Простите, я... - мужчина судорожно бросал салфетки в "пасть" стихии, но это помогало мало. Вскоре потоп был локализован. Работник зала быстро заменил салфетки, скатерть и на столе снова воцарил положенный порядок. Эдди вернулся с уборной и сел за стол, внимательно поглядывая, чтобы под локтями опять не оказалось стакана. – Еще раз простите меня. - он извиняющим взглядом прошелся по всем присутствующим. Парень сильно волновался, его буквально подбрасывало на стуле, но он держался как мог. – Мы собрались тут, чтобы обсудить все. У нас есть общая цель и мы заинтересованы в том, чтобы достичь её – это самое главное, что нужно понимать. - мужчина замолчал, смущенно потупив взгляд. - Я прочитал эту фразу в одной из брошюр Кара*, знаете такую, сверху синие буквы, снизу красные. Мне показалось, что человек, который собрал всех, должен сказать что-то воодушевляющее, ну чтобы вы сразу поняли что все будет хорошо и... Черт. - он снова замолчал, похоже собираясь с мыслями. - Я представлял как это будет много раз, но, блин, даже не думал как это сложно на самом деле. Воцарилась неловкая пауза. Эд схватил стакан с колой, жадно сделал пару глотков и отставил его по-дальше от себя. – Давайте представлю вас друг другу, начну говорить что думаю, а там дальше видно будет, окей? - он не стал дожидаться ответа, словно боясь упустить миг, когда вроде ясно что делать и ничего не смущает, - Меня зовут Эдди Миллер. Вот этого человека зовут Френк. Френк Ремоуз, - указал на мужчину со щетиной. - Вот. Этих девушек зовут Анна Бейли и Джессика Бейли. Ага, они сестры. Так, теперь э..., - Эдди перевел взгляд на молодую девушку с карими глазами, - вас зовут Джуллиан Фостер, точно. Закончу знакомство на вас – Джон Сноу. Все. Миллер открыл свою пухлую папку и заглянул внутрь. На первом развороте были записаны имена и фамилии всех присутствующих людей. Рядом с каждым было приклеена вырезка или из газеты, или распечатанный снимок из интернета. Только лица, без всего остального. Он провел пальцем, скрупулезно сверяя все сказанное со своим списком. В этот момент могло показаться, что если бы случилось землетрясенье или ни с того ни с сего рухнул потолок, то Эдди вряд ли бы это заметил – так увлеченно и внимательно он следил за своим ногтем.
|
Фока может быть впервые за все время походов решил в баньку сходить. Как положено: грязное тряпье долой сбросить, квасу шипучего с собой взять, может кого в компанию косточки попарить позвать. Стал, вестимо, думать: кого же взять-то? Вспомнил он сразу о той, кто с самого, поди, начала была, да всех оберегала словом божьим. Хоть и не люб ему был бог распятый, как и любой другой, да вот сама Мирослава завсегда вызывала у татя какое-то забытое давно чувство, не то материнской доброты и заботы, не то рассудительности ведьмы.* Спохватился Фока, оборвал размышления свои глупые, ведь в бане принято в чем мать родила быть, а ей, вестимо, так не годится ведь! Н-да, не выходит получается. Вася, ну да! А что: в баню-то можно и вместе сходить сыну князя и татю перехожему, кто скажет чего? Герои оба ведь, чай не пару дней в походах из одного котелка кашу брали ложкой. А тут баня – да токмо разговор пойдет, мол, молодец какой сын Рощина-Холмского, не брезгует с людом простым парится. Вспомнил Ваську, да сразу и Маринку заодно. "Не, уж не со мной он париться захочет, поди. - подумал Фока. - Точно не со мной." Оленка тоже не захочет, ей абы дай в глаза голубые поглядеть. Данька может, да вроде занят поди. Хотя предложить им стоит, вдруг соберутся да пойдут? Постой, а этот басурманин чего? Вроде вместе со всеми упыря бил, пусть и не нашего племени будет, да вроде нашими "дорогами" ходит. "Надобно спросить. - мелькнуло в голове у Фоки, да уж больно много думал Черный. Много и за время малое, вот мыслям тесно и стало: стали они друг дружку теснить, да суть главную, с чего все думы начались – "вытолкали". – Эй! - тать Тан-батыру бросил, грудь колесом выгнув на всякий случай, да вдруг спохватился, что запамятовал чего хотел спросить, - Ты товой!
-
Эх, в другой жизни попаримся Фокушка!)))
|
-
Фока всегда за любой кипеш, кроме голодовки).
|
-
-
Око за око! (хотя Олена не то имела в виду, но это славно!)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Веселье как-то разом закончилось. Все эти умения, путешествия, тайны... На деле все обернулось работой: ребята в белых шляпах пытаются поймать ребята в черных. Сбор информации, шантаж, торги, сделки. Необычный антураж, но знакомое наполнение. И был прав! )
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Когда вам говорят, что могут без труда обменять билеты туристического класса на "бизнес", то не стоит мешать людям делать свою работу. Что-то эдакое... джемс-бондовское.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Мне нравится, как чел мыслит: рационально и очень логично.
|
Опьяневший Фока не стал скупиться на слова, хлопнул чарку, утер рукавом да стал речи умные балясить. – Меркой, говоришь, какой? Да самой обнаковенной. Вот гляди: попервах надобно узнать, заради чего судишь. Можно ведь судить, чтобы правду найти да во главу стола посадить, а можно судить, дабы закон не гнули как кто хотит. Ежели так, ради закону, то надобно мене пеньку на шею кинуть да во-он на той липе и остыть дать. - еще раз чарку опрокинул, закусил, налил и Осьмуше предложил, - Дальше идем. Вот слыхал я от дедов старых, что далече, в степи есть курганы - могилы старые, которым по сотне лет. И сам видал, да уж больно на холмы похожи, ну да ладно. Так вот, под теми холмами почивают вои, вместе со своими богатствами, слугами, даже конями, ага, - Фока заверяюще губы надул и закивал, вестимо, правду говорю, - Скарб? Верно, вещи ценные, дорогие, пошто их в землю спрятали да костьми устлали? - тут он поднял палец вверх и рожу скорчил умную-умную, наклонился к доброму молодцу и доверчиво, чуть голос понизив, продолжил, - у нас дед на деревне был, за волхва, так он как помирал мне тайну и рассказал, за то что я ему дров на зиму наложил под стриху. Вещи в могилу клали, чтобы люди новые вещи делали. Лучше, красивей, понимаешь? Чтоб не сидели на месте одном. - Фока умолк, давая понять что тайна раскрыта и теперича надобно покумекать над ею. Обождал немного, еще закусил и продолжил. - Так вот я, с такого краю, вроде и пользу приношу, когда вещицу какую беру. Ежели б последнее забрал, то одно, али у того, кто не смогет повторить аль купить, а так... - тать ладошкой махнул, мол, делов-то... Молчал. Глядя перед собой и в даль единовременно, а потом сказал, глухо как-то. - Слова это все, парень. Пустое. Ежели попался тать – его место в петле на суку. Вот и мерка, Осьмуша.
-
Апплодирую стоя. Ты шикарен)
-
"Честный вор", как сказала бы Коряга.
-
-
|
-
Но следом, словно прохладная пенная волна океанского прилива, на голову Брада нашло осознание того, что ему нужно не убить их, а защитить её. Красиво
|
-
Фока супер, как обычно). Разбавляет пафос.
-
Посему сложил кулак так, чтобы срамной знак получился и Трояну показал через окно.
Чего только Троян не наслушался и не навидался в свой адрес)
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
сюжетные стереотипы доставляют. Голливуд - фабрика грез)
|
-
Вдруг, как и все что было в жизни непутевой у татя, мыслишка грязная шмыгнула в голову: стоят они, вестимо, уперлись рогами-руками, а тварь эта поди возьми да и вырвалась. Намотала кишки людей добрых и была такова. Как наяву Черный увидел своих другов, что раскинули руки по полу и замерли пред мостом калиновым. Никто уже не идет за Солнцем. Умерли все, скоро и глупо. И сказке конец.
За этот момент
|
-
-
Ну их, покровителей: себе дороже.
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Как всегда хороший пост, который мне почему-то напомнил фильм Вышибала, про реднеков-хоккеистов. Ну таких короче, не профи ни разу. И про их грязный хоккей с драками как частью тактики. Там был момент такой, что в команде каждый должен своим заниматься, но если вдруг чья-то роль не заполнена по любой причине ー есть такие роли, которые должен заполнить хоть кто-то. Вот там кэпу досталось заместо удалённого вышибалы... И он с такой обречённой решимостью перчатки скидывал для боя, эх. Потому что кому-то надо было драться, иначе вышибала противника вышиб бы лучшего игрока, получил бы своё удаление, но тогда и размен был бы в пользу противника. Я к чему. Если будет дуэль ー не строй из себя Василия, просто тяни время, забалтывай! Там, гляди, и Катигорошек или Павел одумаются, ну и Мирослава что-то провернуть успеет.
|
-
Уж мы котов ентих душили-душили...
-
|
Фока удумал что то, однако говорить не стал. Ртом плямкнул, губья поджал, молча носом воздух выпустил. Все вокруг него проходило, бурлило, разговоры сшибались, аки льдины в окияне трескаются да хрустят, а тать стоял все да стоял. Вон и Данька вышел вон, матушка девчулю подхватила, прямо вовремя, еще бы чуть да брякнулась о пол, а тать стоит, мозоли в голове скрепят. – Да погоди ж ты! Нос выровнять надобно! - бросил он вдогонку парню, да не знал, услышал тот, аль нет. Сам было пошел за ним, да тут его мыслишка и догнала. – Дык выходит что все енто по твоей вине? - он оглянулся на разбитое окно, да на страдающий город за ним, - Люди, жизни вон те? Да? - как бывало ужо раньше, когда сам спрашивает, да сам отвечает, продолжил. - Мразь эта кощеевская, она же ведь на гниль, как пчелы на мед, лезет. Коли нету в деревце сучка мертвого, дык не заест его медный жук, разве не понятно? Может и не было так всклокочено у Фоки на душе как у подмастерья, да токмо лишь от того, что устал он ужо от черноты людской. Не той, что под покровом ночи, да на погосте аль месте укромном. Не той, что веками в колдуне злом множится, с ума-разума сводит. Не той, что яростью аль безумием человечность застилает и дела самые черные дозволяет творить... А устал тать от погани простой, что в каждом человеке сидит, только уступит ей человек, хоть пол шажочка – все, пропал! Пустил зависть в душу – корову соседскую с утками потравил. Положил глаз куда не следовало – загубил семью чужую, спортил жену. Позволил страху место чести занять – ударил в спину на поле утоптанном. И все то простое, промеж людей часто происходит, завсегда понятное, но... непобедимое. Вот она, сила черная, крепче булата будет. – Я тут, недалече буду, матушка. - понуро бросил Фока через плечо, да за Данькой вышел.
-
-
наконец-то ты снова с нами)
|
|
– Да жив... вот... - Фока растерянно глянул на гусляра, словно татя только что разбудили да в руки карася живого дали, а он трепыхается, хвостом ляпает... А потом положил руку на плечо крепкое да сжал, опираясь да переводя дыхание, вроде как можно было теперь вздохнуть грудью полной, верно... Ой ли? Сколько всего набалясничал, перемолвил, что все уж и не упомнит. Враньё одно, да самое что ни на есть гнусное и противное. Глянул украдкой в глаза Лелиславу, шальная мыслишка в голову тюкнула аки петух в гузно: а вдруг тот, кто в души людские смотрит, как в рундук отворенный, глянет и в Фокину душу, да и увидит, что не врал он? А вдруг Черный только сам обманывает себя, что только врал все, а на самом деле хоть чучуточку, а правды брякнул? От догадки той его аж передернуло всего, будто волна по телу прошла, да такая сильная, что со страху сам глаза зажмурил. А в следующий миг княжич окликнул его. Слова хорошие молвил. Похвалил. Да токмо все одно, засело где-то внутри Фоки мысль та дрянная. В животе елозит, царапает, аки крыса в подполе. Почему то стыдно стало ему, нехорошо, взор потупил, да руку с плеча Лелислава убрал. Глянул на руки свои, а они в поту Хапиловском: когда там, прямо на нем, был, аки блоха по нему лазил, покуда до башки добрался – весь испачкался; голова у него лысая, лоснилась от пота да жира, так и боялся руками соскользнуть да упасть в самый неподходящий момент. Блестят теперь руки. И трясутся. Упал на колени Фока. Всего дугой выгнуло, только и успел пальцами схватиться, чтоб пополам не сложило. Вырвало. А потом еще раз. И отпустило, словно кто слово заветное вымолвил. Дышит Фока тяжело, рукавом слюни утирает, перевернулся и плюхнулся на седалище. А что дальше творилась и словами не вымолвить, словно в сказку попал. Все светом залило, там где грязь была – теперь чисто. Только свет небесный, настоящий. Лики воев храбрых, кровь проливших за землю отчую, душу отогрели. Все как на подбор, молодцы удалые. Они шли туда, где им и положено было быть. Забилось сердце в груди сильней, яро, только взглянул на них Фока, как они в ореоле света чистого в небо возносятся. Даже руку протянул, словно желая сказать чего на прощание, аль махнуть. Вовремя одернул – ни к чему оно им, тепереча другое их ждет, неземное. И снова пыль степная в нос ударила. И снова дорога под ноги мостится, в путь зовет. Вытер руки о штаны Фока, вдаль глянул, лицо ветру сухому подставляя, и ответил. – Хана Родиславу. - цикнкул через зубы в песок, продолжил, - черти утащили Хапилова, нету боле его.
-
Люблю, когда на душе у героя одно, а в словах -- другое. Придает объемность.
-
Эк скрутило-то) Все равно герой)
|
-
Давно так не смеялся, спасибо))
-
-
Вынесло последнее предложение просто :-) Да и весь пост справный.
-
И впрямь, ну как это, свадьба - и без драки
-
Эт-та уважил так уважил! ;)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Сказать и не сказать разом.
|
Сколько-то шли они, пока до Киева, града стольного, дошли, Фока и не упомнил. Знал лишь, что время долго тянулось, что серое полотно дороги грязной, прямо меж ушей лошади, видел изо дня в день. Бывало, что скукою маялся да на своих двоих шел, размеренно грязь ногами втаптывая. А дорога, как вроде заговоренная – все не кончается и стелится аки речка в разливе. Пока до града добирались, еще больше с товарищами сдружился. Кой де раз не шельмует, коли в карты сядут играть с Витей. Да то не Фока виноват: руки-то привыкли масти дергать, а переучиваться – хуже самой учебы, так что только силой заставлял себя тать по-честному играть. Ежели слово какое бранное на язык лезет, Фока старается проглотить, да искоса на матушку поглядывал, мол понимаю, что ухо "болеть" будет, что негоже человеку божьему мужицкие бряцалки слышать. А ежели с Ваней за костром о том, о сём баят сядут – Фока каждое слово передумывает, ведь знает, что понести может, наговорить с пять коробов, а человек, доверие проявивший, поверит еще, небось. Стыду-то будет, так Фока прям по рукам и ногам опутанный ехал: ни обдурить, ни картинами по босяцки перекинутся, ни судьбу поругать. Да все то пустое, ведь впервые, Черный товарищами надежными обзавелся. Да не просто прохожими-перехожими, а такими, что и спину показать им можно, да и сами жизнь доверят. От того и дорожит Фока, не беснуется. Зато как в палаты каменные въехали! Фока враз шапку долой. С коня сиганул. – Простите други, не могу я больше аки праведник в склепе, - парень умоляюще на товарищей глянул и, убегая, прокричал, - на завтра я найду вас! А что было потом? Да все было. Коли верите, а коли нет, можете у всех спросить. Видели Фоку и на мосту Рыбьем, ближе к полудню, дрался вроде бы с кем-то. Правда не понятно было, толи он бьет, толи его. Дальше видели его у дома Красного, что на Пряничном въезде – в картины играл. Как играл понятно, ведь ушел с монетой звонкой. Да тут же её прокутил в корчме "Медовый бык". Там же в кости играл с гриднями княжьими. Собрались было Фоку отоварить за руки быстрые, да он тут же пропал. Появился ближе к полуночи у постоялого двора, на углу Яровой и Дубовой, вместе с двумя рожами наглыми. Те стали народ созывать, опять в карты играть, да Фока уж больно налакался хмеля, так что проигрался до последней соломинки и, если бы не сволочил сапоги у купца тульского, то с босыми ногами бы к князю и пришел. Завели в палаты царские, пред очи светлые. Стоит Фока, как на плаху пришел. Мало того, что ночью "чертиков ловил", так еще глаз болит, куда еще на мосту кто-то кулаком угодил. Решил Черный маяться потом, когда время будет, а пока оглядеться надобно, ежели удача так обернулась. Окромя царя с царицей в палатах гости статные, видать по делу созваны, вестимо не простых людей позвали. Гусляра Фока сразу признал. На таких людей у него глаз наметан, чего уж там. Есть у кощунов да гусляров во взгляде огонек диковинный, что ни на удаль, ни на дурь не похож. Вроде и не ратному делу обучены те, кто песни слагает, но рядом с воями в сечу идут, аки витязи. Коли случится чего в граде дальнем – вроде взаймы у кого-то "ноги" взяли – идут, себя не жалеючи, за три-девять земель, абы вести узнать, да правду всему миру рассказать. Вроде и понимал их Фока, но тут же представлял как сам куда то идет, чтоб лишь новость узнать какую и сразу палец сам по себе к виску тянется. За просто так – тащиться в даль. Правда не дальше нескольких зим назад и сам с офеней земли разные исхаживал, да то и забыл, вроде по нужде какой ходил, а не от дела маялся. Другого чужестранца тоже заприметил. Было что-то общее с Иваном у того незнакомца. Вроде человек как человек, а сразу видно – не русский. Рядом гой другой породы затесался, с волосом русым. У таких и щи наваристей в миске завсегда, да и хлебают, вестимо, не лаптями. Глаза так же как и у Фоки, на царя – самого, весть-батюшку – смотрят, а все равно по-другому как то. Словно оба на стремянку залезли, ан-нет, тот что с волосами русыми на пару ступенек выше забрался, вроде как смотрит на царя "ровнее", нежели Фока, у которого будто и голова кверху задрана, когда на царя глядит. Деву во всем темном конечно тоже заприметил, да уж больно нелюдима была она. Вроде и хочет Фока рассмотреть её, да только глаз касается чернявой, так сразу спрыгивает. Разглядел, что вроде своя, не басурманка, да и то хорошо. Слушал Фока речи мудрые, да на ус мотал. Ему то чего лезть, коли старшие товарищи ответ держат, а они все по-правде говорят. Когда разговор за Солнышко зашел, так совсем аки мудрец стал: брови насупил, рожу умную скривил, еще и подбородок подпер, мол голова от мыслей тяжела стала. Токмо все просто оказалось, не мудреней репы запарить. Надобно пойти, да отыскать сына Василисы и Кощея, врага рода людского, кривомордого. Как только отыщется сынишка непутевый – рога ему и по-сшибать, аки лосю сонному. Можно, конечно, и разговором все устроить, да только чуял Фока, что такие душегубы слов людских вряд ли понимают, а коли и понимают, то не слушают. Им, вестимо, кулак подавай, да чтоб обязательно по-больше да по-круче, с мозолями от дела ратного. Вот тогда враз разговор ладиться начинает, еще бывает что и слезки льют, да токмо поздно бывает. Это да. Только вопрос оказался у Фоки, да так застал врасплох татя, что не успел он и рот закрыть, абы разговор не прерывать, да и промолвил. Прямо царю. – Так это мы, вестимо... - спохватился, что не на дворе хмельном языком телепает, а с людьми знатными разговор держит, приосанился, - Я правильно кумекаю, царь-ба-юшка: чтоб Солнце вернулось, надобно сынка Кощеего найти и... - тут Фока и поплыл, потому как сказать "убить" – вроде не гоже пред царем речи такие вести, сказать по-народному, матушка серчать будет, да и царица еще гневаться станет. Поэтому Фока, не долго думая, тихо присвистнул краешком рта, моргнув одним глазом, и хлопнул ладонью по кулаку, вроде как "колодец накрыл", - найти его и того?
-
-
Фока, как всегда, шикарен
-
Иного и не ожидалось. Красиво, стильно и ладно! :)
-
-
Любо-дорого читать сей чудесатый постик
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Плюс за здравые мыслишки :)
|
|
-
-
-
Фока однозначно лучший персонаж второго плана, и жалко, что только второго! И первый бы вытянул, если бы не героический формат этой конкретной сказки. Ну то есть вопрос в стиле и масштабе. Если бы какой-то спин офф был бы целиком про воров и авантюристов (Бандитское Лукоморье), то Фока бы там точно главным героем стал без проблем))
|
-
Очень красочное описание!
|
-
Лис, должно быть, хорош, когда улыбается) Лиам Нисон же ;)
|
|
А Фока... А что Фока? Сел за столы широкие, скатерти белые, хотя вон замарано: кто-то руки жирные обтер видать. Ну да ладно, то дело пустое, ведь говорят же, что не место человека красит, а наоборот. Уселся значится, рукавом крохи на пол смахнул, чарку налил – махнул как полагается, не скривился, а токмо икнул. Помедлил малеха, еще одну плеснул, выпил тут же, поставил пустую посудину на стол. Перстом беззлобно ткнул, а та взяла и перевернулась на бок. Голову рукой подпер, а второй рукой тарелку с квашней пододвинул. Подождал еще немного, а оно – вино зелено – ярится, дерет горло, спустя миг в живот тепло опустилось. Токмо в горле печь не переставало, а Фоке вроде того и хочется – не закусывает, не запивает, сидит, устало через стол глядит. "Покуда я вопрошать себя буду вопросом постылым – сколько их полегло, товарищей боевых? Жуть. Мрак один, заместо мыслей лезет. Может лучше самому в земельку лечь, так хоть ни страху и боли не будет. – думает тать, покуда горло "остывает". – Да нет, так уж больно на труса смахивать стану. Отлеживаться, покуда остальные кровушку льют как медовуху..." Тряхнул головой, поставил чарку на дно, плеснул еще разок да опрокинул в себя и снова задумался, забыв закусить и в этот раз. "Да так тоже не шибко то и верно, ведь я то не такой герой как... Как богатырь сварожин. Аль как Ваня. Аль как они все... Ведь не такой же! - поглядел на ногти свои осоловело, хмельно глаза полуприкрыв, - А какой? А?" Подумал, икнул еще раз. Стал квашню щепотями в рот кидать, как кобыла травку, по-маленьку пережевывая, закусывать начал. Капуста добрая, хрустит, сок по губам скатывается да прям на бороду, вместе с кусочками самой капусты. Чистой рукой картины достал, на стол брякнул. – Эй, - через спину глянул, на тех кто во дворе, - чего ногам, эта, покоя не даете? Аль решили, эта, по девичьи пощебетать? - тут Фоке хмель в голову и ударил, мягонько так, как баржа груженая о берег...
-
Блиииин! Фока такой клеееевый!
-
Вот Фокка всегда будет занимать совершенно особое место в списке игроков Лукоморья. И вообще, мне нравится. та аутентичность, с которой ты его отыгрываешь
-
как кобыла травку, Улыбнуло )
|
-
-
-
Когда Фока проявляет эмоции, это невозможно не плюсовать
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
отличный образ орка получается. вроде кратко и с "трудностями перевода" но очень характерно.
|
-
Все верно. Поставщики - те еще гады!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
– Нет, нет. - даор помотал голвой, - немного не так. Она его туда бросила, а не поместила. – Мерлот собрался с мыслями и принялся рассказывать.
– Это место похоже на глубокий колодец, очень глубокий, на самом дне которого – обширный грот, вымытый подземными водами. Там и лежит капсула с заразой, некровирусом. Концентрация вируса настолько велика, что искривлено само пространство, понимаешь? Энергия тек изменила то место, сделал его непригодным для жизни в любой её форме. Все живое, что оказывается слишком близко – умирает, затем, подвергаясь действию вируса снова оживает, но потом снова умирает под давлением тек. Это чудовищный, замкнутый круг. Даже текторы не могут там выжить. Никто. Это место зовется Бездной. Там все находят вторую, окончательную смерть. - ноа поднял взгляд снова на Кадара.
– Я говорил о надежде не зря. Все что живет – изменяется. Пусть не сразу, но со временем имеется призрачная надежда на мутацию. Мутация – это отклонение от нормы: ты наверняка слышал о людях с шестью пальцами на руке или те, у кого белые глаза без зрачков, - Мерлот облизнул пересохшие губы, - Эти отклонения не влияют на суть нашей проблемы. - бог свел ладони вместе, словно решил помолиться, прислонив их к губам, - лет четыреста назад родилась девочка. Её звали Гейла. Она родилась в заснеженном Квантире, на севере. У неё была мутация, вернее две: первая, не интересующая нас – у неё был хвост, примерно с ладонь длинною, а вторая – прекрасная и очень важная – она была абсолютно не подвержена влиянию некроморфного вируса. Вообще. Понимаешь? Когда я узнал это – я понял, что у нас появилась надежда. Я смеялся как ребёнок, зная, что у меня теперь есть шанс все исправить. - ноа открыто улыбнулся, давая джиллеру возможность тоже прочувствовать переломный момент.
– Девочка умерла, когда на город напали, но это не суть важно. Примерно сто пятьдесят лет назад родился малыш по имени Крэг Хэк, славный малыш, со срощеными пальцами на руках и ногах. Он умер спустя шесть месяцев – организм был слишком слаб, он просто не выдержал. Но, - Даор поднял палец вверх, призывая ко вниманию, - он был не подвластен тек. Его организм просто не пропускал через себя энергию тек, понимаешь? Мутация наградила его смертельными болезнями, но он был неуязвим для любого тектора, да даже для меня! - Мерлот от радости чуть не хлопал в ладоши.
– Ты спрашивал как тебе достать ключ? Тебе – никак. Тек разотрет тебя в пыль, вздумав ты спуститься Бездну. Однако тек не сможет причинить вреда тому, кто не подвластен ей, тому, кто имеет ту же мутацию, что и Крэг. Этот человек родился пятнадцать лет назад, в Турне, её зовут Кей. Ты резонно скажешь, что вирус убьет её и это было бы правдой, если бы она не обладала второй мутацией – её организм обладает иммунитетом к вирусу. Она та, кто сможет попасть в Бездну и вернуться обратно. Она ключ.
Спустя пару мгновений, Мерлот продолжил разговор, объяснив, что во многом ему помогал Сол. Он снабжал его информацией, будучи своего рода посредником между ним и внешним миром. А до него был другой человек, ка ки до него тоже еще один. И так века заточения...
Еще он сказал, что эта Кей была толи уже в Городе, толи быть на подходе к нему. Он так устроил, что её должны были доставить одному из его "агентов", под видом невесты. Именно её и следовало сопроводить до Бездны, ведь она была неуязвима лишь для тек и вируса, но не для самих мертвецов.
|
-
Так просто мастер с любимым монстром не расстанется!))
|
-
Ветки таки объединили! Ура!
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
За описание. Это место можно легко вообразить в деталях.
|
-
Надо подать жалобу путем передачи ))) Пострадали из-за какой-то там коалиции.
|
-
За потрясающее чувство такта
|
|
-
успех, нанесена царапина. нанесена царапина успех lol
|
-
Суша нашла способ как унизить, но море упорно грызло скалы. О! Мощная фраза.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
очень яркий персонаж у тебя получается, живой.
|
Знаете что еще по настоящему важно в бесплодных, помимо оружия и проверенной ночлежки? Да нет же, не деньги, вам они не к чему, а мертвецам и подавно. Ботинки. Да, простые, но удобные ботинки, которые не будут тереть или болтаться, разбивая ноги в кровь, а еще желательно прорезиненные и в добавок с каброловыми вставками, чтобы не пропускали воду, но не мешали проходить воздуху. Это ценится. Поверьте.
Именно такие ботинки сейчас лежали перед Ивом. Высокие, крепкие, почти не ношенные и, вроде, вы только представьте, совсем в пору, то есть по ноге ему. Рядом с ботинками распластался их бывший хозяин: плечистый белокурый крепыш, с почти юным, девичьим лицом. То ли пушок над верхней губой придавал его лицу такое выражение, то ли пухлые губы, а может длинные ресницы... Картину портила безобразная рана по середине лба, из которой вытекала темная кровь.
Чуть дальше, на расстоянии пару шагов, лежал еще один бедолага. Тощий бродяга с разорванным горлом. Он лежал почти в обнимку с ходячим, который таки добрался до вожделенной добычи, но был прикончен в самый неподходящий момент пожирания. – Просто... сука! - Фрэнк удивленно посмотрел на своего подельничка –долговязого Тода. - Нет, ну ты видел как эта зараза кинулась на Квинса? – Ага, чувак, да этот трупак просто перекинулся через этот... ну как его... - похоже Тод не блистал умом. – Через бочку, Тод, - бандит раздраженно сверлил взглядом тупицу еще пару секунд, затем перевел взгляд на Ива. - Может и я гантор, а падаль? - уже веселей, явно пытаясь подначить.
Мерзавцы. Ублюдки. Обрубки людей, которым пришлось выжить в пустошах, ценой потери большей половины человечности. Их нанял Винсент Морта, к слову сказать, бывший наниматель Кантера. Насколько глупым нужно же быть, чтобы не заплатить гантору? Или жадным? А может и глупым и жадным одновременно, но Винсент решил кинуть Ива. Тупо и грязно, в духе Морты.
На утро, когда караван Винсента остановился у Тухлой рыбы – то еще местечко, но ночлежка, все-таки – Кантер обнаружил себя связанным на дне телеги. Этот скряга хотя бы догадался прикончить гантора не на глазах у всех, иначе весть о том, что Винсент Морта кинул на бабки и грохнул гантора, разнеслась бы со скоростью ветра по всем бесплодным и уже через пару недель он не смог бы нанять даже годовалого гантора себе в охрану, не говоря о профи. Но как им удалось застать Кантера врасплох? Ответ прост. Тот самый бедолага с шикарными ботинками отнес ему отравленную пищу. Они вроде как ладили, не то, чтобы дружба, но парой слов перекидывались каждый вечер. Парень не догадывался, но его решили убрать для надежности.
Трое бандитов отвезли обоих на одной из телег, скинув около заброшенной шахты "Дырявая Молли". Сначала прикончили парня: выстрел в голову. Стрелял один, пока остальные двое справляли нужду около кустов за телегой. Тут же стянул ботинки – решил примерить. Откуда взялся ходячий и главное как успел броситься и выкусить приличный ломоть шеи у грабителя? Кто знает, но мертвяка быстро угомонили, пригоршней пуль. Настал черед Ива.
– Как думаешь, урод, сколько нам заплатили за твою задницу? - Фрэнки скривил рожу и наклонил голову на бок, пытаясь укрыться от яркого солнца. Ствол "двухзарядного" неумолимо смотрел Иву в лицо.
|
-
Спасибо, что мастера не порвал)) Классная задумка с фальшивым переходом на сторону врага!
|
|
-
+За виртуозное лицедейство, за музыку блатную, за все хоррошее вообще!
|
– А думать то чего тут? - тать выхватил нож и затряс им в воздухе перед собой, - там же каждого резать надобно, аки свинью! Р-раз и на нож! Взять хотя бы этого, боярского сынка! Слово скажет, как через губу плюет, а смотрит, смотрит-то как? - тать задрал подбородок и надул щеки, - А эта, матушка, тьфу! Все правильно, по заповедям, да разве человеку нормальному можно так жить вовсе? Нравится – возьми, кто слово поперек – язык долой, а ежели кто не по нраву, - Черный провел тупой кромкой ножа по горлу, - и делов то! Захохотал Фока, подтверждая нрав свой разнузданный да злой, а у самого ноги разве что не подкашиваются. Вот покуда был там, вверху Хапилов, не так страшно и было блядословить. А с каждым мигом все ближе и ближе мясное лицо, как у хряка расплывшееся. Все гуще пот по лбу у Черного катится, вроде работой тяжелой занят, а не языком ляпает. Одна мысль на задворках трепыхается: "Хоть бы успели, родимые! Хоть бы выжили, да кинулись сюда, ирода изводить!" – А гусляр? Ну прямо воротит: и то знает, и это, хоть спроси, а хоть и не спрашивай, все одно баять будет! Я таких вообще терпеть не могу! А немец тот наоборот, как воды в рот набрал, хоть сказал бы чего – так нет же! Все глазками по сторонам, все сам с собой, себе на уме, а по роже видно – считает всех нас дикарями, мол у них, там, по-другому все, по правильному! - Фока чуть ли не задыхался от мерзости, что нес, а передыхать нельзя было, раз уж начал. - Но самые гнилые, так это дева черная да этот, морозный-деревянный, Всеслав из Варандея. - тать перевел дыхание, да сам чуть не задохнулся от вони, что от Хапилова пахнуло – совсем близко спустился душегуб, вровень с лицом Фоки, - Им был дан шанс. Самим... - он снова задрал голову, закрутил подбородком, мол и вообразить сложно, не то что вымолвить имя роковое, - Дык делай же дело, режь, забирай у слабых, изводи дураков под корень! А они... неблагодарные, предали... Уж коли дал слово верности – держи! Вот бы мне кто дал такой шанс, а господин Хапилов?
-
Интересно, поверили бы Фоке его товарищи, услышь они все это?)
|
Бухнуло сердце татя куда-то в пятки, а потом мигом решило из груди вырваться и вылететь из этого логова на волю. Туда, где степь без границ; туда, где вода ключевая по тихим речушкам лесным течет и будто приговаривает: "Сложи ладошки "лодочкой" да выпей меня студеную..." Ан-нет! Не выходит у него. Снова и снова тыкает его судьбинушка в гниль мерзкую, где окромя бед и печали нет ничего. Слезы навернулись сами собой, а затем ушли, так и не пролившись. Закончились-поди, когда Ивана оплакивал. Вместо них радость Фоку взяла, да такая ярая. Дикая, вроде ключа пламенного, что, бывало, из-под земли бьет. То проснулось в нем та самая лихая удача вора, что каждый раз заставляла в петлю головой совать: не для общего веселья аль чтоб удивить кого, а потому как жить так не скучно! – Да опомнись Радиславушка! Помилуй! - Черный схватил одной пятерней себя за грудки, а другую протянул в сторону отвратительного толстяка, - Да какие же они мне дружки? Так Тьфу, через плечо и в пыль, а не дружки! - сколько мог уверенности, столько в гонор и всыпал, - Где они – герои, - а тут брезгливости в голос пустил, - а де я! - на этот раз добавил зависти горькой. Знал Фока, что не гоже так героям поступать! Не было такого в былинах, да чтоб герой душегубу в ножки кланялся, хоть триста лет вспоминай, а не было. Токмо не герой Фока, как ни крути. Да, хороший парень, веселый, не смурной, а для героя таки маловато всего этого. Для Черного герой тот, кто впереди всех станет стеной булатной, кто за остальных живот положит, за дом аль отчизну. Вот где герои, им-то и нельзя прогибаться, коли судьба давит, а ему что? Как с гуся вода. Однако горечи в душе у Фоки не убавлялось от того понимания, что окажись любой из другов его, так даже через зубы не заговорил бы с Хапиловым, даже на волос не уступил бы, а враз булатом угостил аль кулаком мозолистым мясника. – Да я шел-то с ними токмо по нужде да от петли блукая! - медленно проговорил Фока слова, уверенно, чтоб даже таракан понял, что не лукавит он, - Все дожидался, покуда найдется кто их со свету изживет, богатырей новоструганных, - сколько мог злости черной, подколодной да гнилой, столько и замешал в слова, даже губу верхнюю оскалил, аки пес бешеный, дальше слова проговаривая, - Ненавижу тварей! Изведи ты их, владетель плоти, да так, чтоб и след простыл по ним; чтоб вс-се-ем зарок был как с Хапиловым схватываться!
-
Убедительно! Зависть творит чудеса! :)
-
Вот сука! Фока прекрасен). Я сам ему поверил).
|
Разговор на повышенных тонах – как же не хватало этого сегодняшнему вечеру. Не то, что Теодор слишком был против этого, но такие вещи обычно не шли на пользу. Охранник скривился, однако не стал вмешиваться. Николас был этим вечером там, где была схватка. Нечестная, грязная, замешанная на магии и потусторонних силах. Проигрыш в таких делах обиден в двойне. Тед понимал, что видимо этот вечер не самый лучший в жизни капитана, а значит это всего лиш пар. Пар от бурлящих эмоций, пар от вина, но и в том и в другом случае, его слова не несли ничего дурного, наоборот, Николас заботился о Джесс, а значит был с Тедом на одной стороне. В конце концов все пошло своим чередом и разногласия ушли. Слова, брошенные госпожой, заставили задуматься Теда. "А вот действительно: отдам ли?" Да и будет ли толк, в том что он лишится жизни, ведь может выйти так, что он попрощается с жизнью, но не убережет её от такого же "прощания", разве что на секунду позже. Но не в этом вопрос, верно дружок? Пока он не выкупит свою жизнь у Вигго, ему придется отвечать "да" на этот вопрос. На языке прямо таки вертелся вопрос: "А дальше?", одна на этот раз он предпочел его себе не задавать. – Все верно, моя госпожа. - заверения были сказаны без тени напыщенности или стремления убедить, скорее буднично и устало. Но вот, перед глазами Теда появились пистоли. Грубые. Тяжелые. Мощные. От них даже на расстоянии веяло уверенностью и силой. Окажись по ту сторону выстрела – ты не жилец: лишиться руки было наверняка лучшим исходом, по сравнению с тем, например, чтобы собирать выпавшие кишки с пола. Тед зачарованно протянул руку и взял один из них. Ноздри уловили знакомый запах стали. Тед сглотнул и облизнул пересохшие губы. Эта власть, власть решать одним лишь пальцем, кому жить в этом мир, а кому нет – манила, тянула к Тедди свои алчные руки. Он смерил взглядом пистоль, иногда задерживаясь на царапинах и небольших вмятинах: этим оружием уже не раз лишали жизни, он будто на миг увидел те чарующие моменты! – Хорошо, - охранник примерил пистоль, держа у пояса, затем высвободил один из шнурков и повесил на него. Поднял взгляд и, улыбаясь краешком рта, посмотрел в лицо капитана, - Спасибо за оружие. Капитан.
-
Потому что он живой, Тед. И чувствует вещи так, как есть.
-
|
-
Это так трогательно. Не могу не плюсануть)
-
Плюс согласия с Lehrerin)
|
-
Фока разошелся) И тудой и сюдой. Молодца!
-
"Вот бы конем стать!" Теперь это моя кэтч-фраза при каждой неприятной для меня ситуации
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
За правильный ход, ну и правильно использование механики)
|
|
|
-
Ближе глянул – ну точно напасть, не иначе как смертушку несет на плечах да на них скинуть хочет, мол, тащил-тащил, теперь ваш черед. Кто измерит мой путь, кто изменит мой рок, что начертан мне древним холодным мечом? Я блуждаю всю жизнь в лабиринте дорог и ношу смерть за правым плечом.
|
-
За кое-какие вещи, которые ты дал мне понять, а я постараюсь исправить.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Ой, какая страховидла! Картинка зачетная.
|
-
Поди не одно ведро можно увернуть в себя, так что же тогда будет? Балин! Теперь этот вопрос меня тоже мучает)))))
-
Даже когда тебе не особо есть чего писать, ты все равно жжешь)
|
-
Сразу и осадить и к делу перейти) И все это в двкх словах. Фока могет)
|
|
-
Хорошо быть мертвым, везде пройдешь ))
|
Глянул тать что творится: один Василий упал навзничь, да токмо не от раны, а от того, что пулькой стрельнул, а оно обратно шатнуло. Видать затылком приложился, но до свадьбы заживет, коли грудь шевелится, то пустое. Остальные хоть и помяты, да вроде живы. А дальше... В тот миг, когда когти булатные меж ребер Поундса прошли, почуял Фока, что вроде как и его лапа призрачная пронзила когтями. Хватанул пятернёй рубаху на груди, авось лапу ту остановил, потому как сил нет боли сдержать. Да нечего нет там, то внутри болит. В глазах защемило, а в горле ком стал, слова в голове крутятся, а выйти не могут. И так больно стало, так яро в груди защемило от того, что видел Черный как собрата губят, что дрогнул телом весь. – Да чтож-ж! Да я тя курва! - стоит Черный, кулаки сжимает да разжимает, а нечего делать-то. Б-бум! Гулко в уши ударило, тихо вокруг сделалось как-то. Ванятко-гляди всю работу-то и переделал, да оторвал коту поганую голову, аки петуху. Тело отбросило, вроде как тряпье непотребное. Смотрит Черный, а грудь не вздымается – глаза в небо уставились и замерли. Вот и все. Сколько дорог истоптали вместе? Сколько каши съели – то не ведомо, а ведомо то, что считал Поундус Фоку человеком, не рванью сволочной. А тать Ивана – братом, хоть и племени басурманского. Подошел к телу, носом шмыгая, присел рядышком. Шуйцу на грудь положил, чуть кровью пальцы испачкал. Вроде и плакать хочется, а нечем. Вышли слёзы все, аль высохли, неведомо. Капюшон откинул с лица охотника за нечистью и в глаза посмотрел. – Хватит тебе лик скрывать, сослужил работу тяжёлую, отдыхай теперича. А мы уж дальше будем идти, ты не думай, дело начатое завершим и скоро-таки солнышко отыщим. Не зазря голову сложил ты. Отдыхай, братец, - по глазам провел и замолчал. Серьезен ликом тать стал – глаза в щелки обернулись. Никогда прежде таким Фока не был, завсегда душу исцелял-выхаживал смехом аль рыданием. А тут вроде как зарубка осталась, никак не всковырнуть, не смыть. Куда бы ни пошел, что бы не делал дальше, а все одно помнить будет. В один миг на дюжину лет постарел Фока. Морщинки под глазами залягли, да не от смеха веселого, а от печали.
-
-
-
-
-
Проникновенно. Хороший все-таки парень Фока.
|
|
|
|
-
Скучно ему, что тут сказать. Только княжич с Соловьем, разговором увлеченные, даже не заметили, что тать тоже имеет чего сказать.
Фока доставляет).
|
-
Философия жизни от Фоки) Всегда это любил
|
|
|
-
Ну это же просто услажа очей моих, а не пост.
|
-
Взоржал аки окаянный, плюс тебе сразу же)
-
Вот она, сермяжная правда-то..)
|
-
И конечно же, плюс для Фоки! Архишикарен, как всегда!
|
-
Прикольная задумка). К сожалению, так сильно портится клинок — закал сходит.
|
|
-
-
Не ожидал от Фоки подобного! Думал, что будет откровенно пялиться :)
-
На этой мысли Фока окончательно испарился думать, за что и получил тяжелой веткой по лбу. Засычал, губу закусив, и дальше пошел со всеми. Фока, без сомнения, заслуживает тонны плюсов своей клевостью))).
|
-
-
Это ж ещё надо было придумать)))
-
Фока жжет почище того змея)
-
Не могу не заплюсовать этого)
|
|
|
-
Мне чертовски нравится этот парень. Джессика додна быть счастлива, что он прикрывает ей спину.
|
Как волны черные да буруны пенные бились о борта корабля кощеевого, так грусть и печаль плескались о душу Фоки. Каждый миг, пока шли они через места гиблые, вспоминал тать жизнь свою. Не хорошую и не плохую: хоть и хаживал он дорожками кривыми, да всегда знал на что идет и были светлые деньки пополам с темными. Никого не винил в жизни своей непутевой. Жил он не по правде людской, но вот коли люд за солнце выходит биться, видать не хочет тать на сторону черную становиться, не до конца он в омут нырнул значит. Проплывают образы прошлого, жизни былой, пред глазами Черного, как те иконы в храме бога распятого. А вокруг то волны, что готовы корабль аки скорлупу ореха размолоть, то твари темные, жадные до мясца людского, теплого, до душ не загубленных клеймом кощеевым. Да каждый раз все искусней становятся силы, что дорогу преграждают им. Мороки да призраки, что разум аки замок взламывают. Твари кусючие, щупальцами хлещут вроде плетями, души до самого дна выпить желают, а все ради того, чтобы не дать им до дерева добраться. Хоть и было вдосталь людей у Малаха, чтоб грести, да Фока все одно напросился в гребцы. Когда от дела маешься, то только тошно становится, токмо сильней ужас в живот забирается да льдом все сковывает. А так, руки крепче весло жмут, глаза в пол уперты да мысли вон. И-и-и раз! Удар плашмя о воду. Сколько же будет-то еще напастей, долго ли еще? И-и-и раз! Выдержит ли Фока испытание морем темным? И-и-и раз! По бокам люд сидит суровый, лица хмурые, словно на поминках. Все жизнью обтесаны, кто как, вестимо по-разному, но в час темный собраны да подогнаны друг к дружке. И-и-и раз! Отходил от бережка корабль боевой, огромный да грозный, готовый и мрак и тьму раздавить, а плывет уже вроде как кораблик малый, шкарлупка от семечки гарбузовой... Не думал, не гадал Фока, а мыслишка сама юркнула в голову. Коли силы такие собраны, чтоб помешать человеку в место то попасть – может и не надобно ему туда? Может природой самой то место закрыто, говорит она вроде как голосом человеческим: не ступай туда, окромя лиха да горя ничего не сыщешь! Ан нет, рогом стали да прут, аки волы по пашне. Да токмо не переломят ли их за дерзость? Выплыли. Справились. Выдохнул Фока, словно камень пудовый нес да опустил на земь. Живы, вроде. – Да чтоб хоть раз за плетень после такого я вышел! - тать утер потец со лба да руками в борт уперся, дух переводя, - да ни в жизнь! А тут как раз Лелислав диковинку в море пустил. Р-раз! Ладья, аки лебедь, по глади ровной заскользила... – Ляпота!... - тать от удивления рот раззявил, да закрыть и забыл. Так и шел на ладью, как только в пучину не свалился?
-
Не устаю плюсовать твои посты. И стиль держишь,и роль отлично играешь
-
фантастически яркий персонаж Фока
|
Фока смахнул пот с чела и сунул саблю за пояс. Схватка завершилась полной победой братии, вокруг валялись порубленные кощеевы гридни, лужи крови застлали пол. Особого ража боя тать даже не учуял, бился потому как иначе было нельзя, игра на размен пошла, да и жалко "пику" не было. Вроде люди то были, а вроде и нет... Как и прежде смотрел Фока на Чернавку пугливо. Не выходил у него с памяти тот миг, когда она глазом чародейским всю корчму обвела. Словно в душу глянули татю, да так глубоко, что покоробило его. Затрусилась душа сволоча, аки зайца серого. Плямкнул Фока губами пересохшими и представил, вдруг как на привале ночевать будет у одного костра с девой черной. Как глаза закроет, только в дрему провалится, а она ка-ак зыркнет опять! Его аж передернуло всего. Опомнился уже когда Василий ему сказал, чтоб с пленным подсобил. Кинулся было... вспомнил про карманы да кошели, что как грибы были по корчме рассыпаны были. Ведь у каждого кощеевца при себе мог быть скарб дивный, рыжье али камешки-самоцветы. Уже почти начал было шарить, да встрепенулся Фока: сидели бы тогда они в корчме да квас кислый жрали, коли карманы тугие бы были? Вестимо нет, значит и в карманах ветерок кувыркается. Обратно к пленнику пошел тать, да на пол дороги остановился: ведь могли они вещичками и зачарованными обжиться... – Да ну что ж творится то со мной! - слово бранное умолчал тать, крутануло на месте Фоку – снова решил он карманы посмотреть. Уже руку тянет, а мысль как стрельнет, аки княжич пулькой из ружьишка своего: это же Кощея ватага – самого страшного колдуна, а раз так, вестимо токмо черные вещи у них могут быть, поганые, что в руки попадут, а руки те и отвалятся. Икнул Фока от мысли страшной, глянул мельком на "цапалки" свои и к груди их прижал, отвернулся, отошел по-дальше от врагов поверженных, да по-ближе к пленному. Тут как раз и перепалка началась меж гусляром да бубной с корчмарем. Лелислав прав был во всем, говорил по делу так что Фока даже не раздумывая за товарища, уже боевого, "впрягся". – Ану ша, волчья сыть! Куды кочерыжки тянешь!? - он яро глянул на воров, что токмо языками шлепали, когда помощь нужна была, сказал тать - Решили завернуть, когда шкуру на кон ставить нужно было? А? Бычье кривомордое! Кумекалки заточили и слушаем: им, – он выразительно глянул на товарищей, перепачканных кровью, - как в лоб, что по лбу резать что пику, что бубну. Тать перевел дыхание, хоть и говорил он дерзко, вестимо, с гонором, да токмо ведь правду говорил. А правде верят, особливо коли с уст, привычных к вранью, исходит она. Поймал взгляд Лелислава, на миг задумался, от чего рожа стала у Фоки ну уж совсем глупая. Уразумел он, что вроде как не против гусляр уходить, да токмо спину показывать не хочет. Кинутся вдогонку да рвать станут. "Эх, да не дурак ведь, братец-то! Встретить бы на пяток лет раньше такого подельника! Ух и делов-то накрутили бы" - кому что, а вшивому баня! Кивнул невзначай, мол дошел мыслями. – Так что коли кто желает кишки с пола собирать – милости просим, – Фока улыбнулся, любо дорого посмотреть, словно гостей к столу зовет, – молодцы будут рады! А чтоб локти кусать не стали да дурость в головы пускать – так уж и быть. Барыш с кошелей да поясов ваш. – он кивнул на трупы, - На чужой земле делиться надобно так Поконом бубновым положено. На этих словах он выразительно глянул на товарищей.
-
Как всегда на высоте, слог и отыгрыш шикарны
-
|
-
Ану как у вражины клок бересты с планами потаенными в кармане упрятан? И действительно, обычное ж дело).
|
|
-
Надеюсь, Фока не совсем потеряет свой веселый нрав, но ты хорошо показал то, что он может быть и таким.
-
Живой человек. Открывается персонаж с новой стороны.
-
Фока как обычно прекрасен.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Хотя можно и так, конечно.
Соглашение постфактум — классический гэг, но всегда работает.
|
-
Вор с добрым сердцем и болью за народ) Хороший образ
|
|
|
|
|
-
Все клевые, но Фока самый клевый)
|
|
Теодор допивал из фужера багряную жидкость, изредка делая мощные глотки. Так не принято было пить вино в светском обществе. Каким-то чутьем он улавливал, что не принято, но не мог, вернее не хотел, менять своим привычкам. Поэтому продолжал глотать вино ровно до того момента, пока где-то там, на периферии сознания, не почувствовал легкие нотки опьянения. В этот же миг он прекратил пить и съел парочку крылышек какой то дичи, искусно запеченных в медовом соусе с орехами и причудливыми лепестками трав. Повара постарались на славу и Тед, не желая нарушать буйство вкуса, царившее во рту, хрустел крылышками вместе с костями. Те лопались под ударами зубов, словно хрупкие веточки хвороста в пламени пожара. Вечер подходил к концу. Во всяком случае Тед не находил причины оставаться тут еще дольше, ради созерцания лиц компаньонов. “Черт, они же господа Дома. - он мысленно укорил себя. - Какие компаньоны? Брось даже думать на старый лад, Тед, привыкай быстрей!” Раздались гулкие шаги. Тед повернул голову и облизнул узкие губы. Кто-то чеканил шаг, словно топча землю перед стройными рядами солдат. Двери распахнулись и перед всеми показался молодой рыцарь. Открытое лицо, правильные черты лица, даже благородные, можно сказать. Хорошо сработанные доспехи и эта вбитая в подкорку выправка: ровная спина, подбородок, задранный вверх и руки вдоль тела. Все как положено рыцарю. Он прошел через весь зал и бухнулся на колено перед Джесс, словно желая признаться ей в любви. Или верности. Тед скривился, будто загнав занозу под ноготь. Мимолетный взгляд госпожи, словно она желала подтверждения, что это действительно происходит на самом деле, что это не кажется ей одной. В ответ лишь смущенное пожатие плечами Теда, дескать: “Да, он, в самом деле, похож на фанатика…” Такие манеры действительно поражали своей галантностью, но подобные правила куртуазности, похоже, были приняты в этом мире. Или нет? Или это лишь плетение лжи, брошенные в их глаза. Глаза охранника сузились, превращаясь в щелочки. Похоже было, что он пытается заглянуть ему в душу, не иначе. Но когда Жан начала говорить, лицо Теда лишь шире расплывалось в ухмылке. Каждое слово молодого рыцаря словно “обдувало” ветерком галантности и преданности, того позабытого атрибута благородного мужчины – чести. Куда уж устоять перед таким красавцем, героем. Только не Теодеру. Он не верил молодому рыцарю. Ни единому слову не верил. Тед хотел зарваться, начать провоцировать, может быть сказать что-то, например: “Да уж, горевать не стоит, одна рука тоже на что нибудь может сгодиться”, но во время прикусил язык. Во-первых, он был не на улице, и не в компании головорезов, где нужен лишь повод, да и то, не всегда. Он был в высшем обществе, да еще подле госпожи, поэтому следовало подождать решения её светлости. Или прирезать в подворотне. По тихому и без лишних глаз. А во-вторых, он будет умней. Теодор не станет пороть горячку и позволит этому шпиону разыграть партию. Вот тогда, когда он оступится, а это обязательно произойдет – ведь Тед постарается – нужно будет лишь подставить нож в то место, куда он упадет. И крепко удержать, чтоб не соскочил. Конечно, могло так оказаться, что парень действительно был предан и чист душою, Тед не претендовал на роль искусного эмпата. Он просто не верил и все. Никому.
-
Отличный у Джесс телохранитель)
-
-
может быть сказать что-то, например: “Да уж, горевать не стоит, одна рука тоже на что нибудь может сгодиться” Нравится Тед)
-
Мощно. И про хруст крылышек понравилось.
|
– Ты что Витя, опомнись! - Фока спрыгнул с коня и уже схватился за носок сапога богатырского. В голове еще шумела вчерашняя брага, но тать трезво понимал, что все может обернуться не в лучшую сторону. - Постой, Витенька, не горячись ты так! Оно то дело правое, - Черный что есть мочи закивал головой, преданно глядя в очи, - коли своё тронули надобно в морду дать, а коли человека забили, навроде как не чужого, надо так дать чтоб и кровью умылись да юшкой хрюкали, то верно все. Да только посчитать надобно выродков для начала нужно, - Фока обернулся, на дорогу показал рукой, - там их с пару сотен будет! Да я что, я только за, ты то весь вон какой, одной рукой махнешь – дюжину долой, другой – вторую дюжину в землю по ноздри вобьешь. Я в том уверен, да только что потом, Витя? Точно! Конем давить, аки жуков на поле, того гляди пару дюжин и упокоишь, а дальше что? Дальше то? Они ж, твари, руками голыми тебя по кускам разорвут да на пироги растянут! Ты ж им жизнь всю портить удумал, понимаешь? Человеком трудно, зверем легче. По что думать как жить, что завтра будет, как детей воспитать, как по мудрости отцовской жить? Ведь можно как зверю дикому, взять, что хошь, а что не дают – забрать! Кого хошь в могилу свести, а кого – на сено потащить – так ведь легше, Витя! А ты их этого всего лишить вздумал, да того, кто им дал все это, на их же глазах осудить? - Фока медленно повел головой из стороны в сторону. - Не дадут Витенька, зубами рвать станут, дохнуть под под булавой твоей, а даже пядь раздолья дикого не уступят... А на нас клятва висит, чтоб груз доставить. Я, так уж, человек не больно честный, да только слово дал... Давай сперва службу выполним, а на обратной дороге уж тут думать будем как гада энтого извести, а Вить?
-
И вам плюс! Опять-таки, прекрасный и достоверный отыгрыш, ты отлично вжился в роль.
|
-
Вот это выход) Однозначно плюс.
|
|
"Вот тебе и град стольный! - подумал Фока. - Только на стольный не слишком смахивает. Больно уж он угрюм..." Черный, вместе со всеми, прибыл в город, проехав меж распахнутых ворот. Хоть и весел люд, а коли знать Фоку, то можно было сказать, что и как-бы родные ему были те люди, да только что-то пугало татя. Вроде лица веселы, песни удалые да только есть такое-эдакое, вроде как за ширмою спрятано, что мерехтело где-то “там”. Пугало что-ли… Фока спрыгнул с коня и покрутил головой. Дома, дороги, плетни да горшки. Он быстро подвязал свою лошадь к телеге и протиснулся между Виктором и остальными. – Я в город пойду, штаны подлатать надо, - на роже было написано, что хмеля хочет, - коли чего,то по-утру буду, найду. - уже отбежал в поток толпы, но вскоре вернулся обратно, - а коли не найду, то с первыми петухами у ворот встречу! - и тут как ветерок сдул его. Отправился Фока, сперва, штаны подлатать. Все по правде, да что толку от штанов добрых, коли пузо к спине прилипает. Во рту не то, что макового ростка не было, а вообще ничего не было. Так, крохи пособирал, что у избы Отчей детишки побросали и все… Заглянул Фока в корчму. Сразу гуся съел. Фока хоть и тощий был, а влезало в него дай то бог каждому, как говаривал сам Черный: “Коли телом худ, то душой не скуд!” Хватал Фока и пироги с печенкой, киселем все захлебывал, а сам глядел по сторонам, разговор тихий слушал. Кто де чем промышляет, что творится да почему. Хоть и за ушами трещит, да слуху не мешает. Опосля карты достал. Так, нехотя на стол брякнул, локтем подвинул, мол кому интересно – раскинуть можно. Тут и закрутилось все. Было и “пятерней” по столу вдарить, так что свечи тухли, была, конечно, и тихая игра. – Токмо чтоб все честно было! - Фока сразу предупредил, - не ворье же собралось! Играют, значится, играют и видит Фока, пять тузов вышло! Вот те на! Попытался сунуть, вестимо, соседу в нос кулаком за дела такие сволочные. А он гад креститься да говорит, что руки пустые, рубаху закатывает все показывает – и в правду, не врет гад. Ножи достали, стали смотреть друг на друга люто. На одного все подумали, рыжий детина, косая сажень в плечах. Прижали, значится, толпой всей к стене бедолагу – спросить хотят за дела плутовские. И чует Фока, вернее вспоминает, что он сам тот пятый туз из-под стола вытащил и в колоду сунул, когда сдавал! Стыдно стало Черному, ох и стыдно… Пошел он в другую корчму, а дальше в третью, или то дом был чей-то? Уже ли упомнить! Бывало и по карман чужим лазил, так то ночью холодно было, руки чуть не отморозил, когда от одной корчмы шел в другую, вот и грелся. Не пропадать же! А как первые петухи клюв открывать стали – к воротам пошел, откуда-то пол ноги кабаньей прихватил и бурдюк с медом, правда не хмельным, а простым. Стоит, вестимо, у ворот, ногу кабанью наминает и с бурдюка припивает – товарищей ждет, в поход дальше идти.
|
|
|
-
Возвращаться – это как одеть резинку, а потом дрочить, когда она уйдет. Великие цитаты великих людей.
|
-
Глаза обшаривают джунгли, словно там переодевается Одри Хепбёрн. Улыбнуло).
-
|
-
-
Убий! Убий тварей этих угарным газом! Фока может, фока умный!)
|
Каждое слово Джесс, словно камнем укладывало мост в другую жизнь. Так просто всё, тут ты был шакалом, предателем, убийцей и ... фьють! Вот он новый, Теодор Брад, личный телохранитель Верховной Опоры Дома Багир. Ответственный, преданный, всегда под рукой... Так ли это? И много ли изменится? Тед повернул голову набок, словно пес, услышав вдалеке интригующий свист, ухмылка не сходила с узкого лица. Перед ним встал выбор, почище некоторых, ведь никто из них не знает настоящего Теда. Никто не был с ним наедине. О может делать все, что ему вздумается, о боги, такой шанс выпадает не часто! Главное лишь, чтобы госпоже нравилось, чтобы она не нашептала этому кукольнику, что открывает двери в иные миры, что Тед ей перестал быть нужен. Это будет значить конец пути. Тед не строил иллюзий, он не справится с Вигго, а тот не привык, похоже, уходить от проблем или оставлять их неразрешенными. А еще нужно, чтобы Джесс была жива. Жива и здорова, вот тогда и сам Тед будет жить, как хочет. Он звонко цокнул языком, продолжая ухмыляться. – Как будет угодно, Ваша Светлость. – Тед даже не пытался поклониться, лишь ухмыляясь, склонил голову. Он не скажет её о своих мыслях, она не узнает, что он будет пылинки с нее сдувать, резать на ремни и ломать каждую косточку любому, кто криво взглянет в её сторону. Пусть будет так, пусть Теодор будет той самой грязной рукой, которая душит негодных. Тед уловил напряжение, перед тем как мужчина с заостренными чертами лица упал ниц. Вигго решал судьбу человека, словно выбирая в лавке булку по-румянее. Дело приняло серьезный оборот, но вмешиваться не стоит пока. Наблюдать со стороны, ждать и смотреть. Теперь, когда он служит Джесс, нужно заботиться лишь о её жизни и быть немного терпеливее, чем прежде. Новоявленная "тень" леди Джесс сместилась в сторону, заняв место по правую руку, немного позади. Теодор еще раз окинул цепким взглядом новую компанию. "Это будет чертовский весело! – в голове у Теда маялись образы, а улыбка стала еще безумней.
-
"Это будет чертовский весело! – в голове у Теда маялись образы, а улыбка стала еще безумней. Я знала, что не ошиблась в выборе)
|
|
|
-
Служебный роман не пройдет :D
-
И действительно, как тут девушке устоять?
-
- Ну то пустое, - Черный поджал губы и кивнул. Гениальный ответ))).
|
Знал Фока, что может обернуться это все ошибкой. Могло все так повернуться, что молодцы не того привели - тогда сразу его, Фоку, в петельку кинут. Он то им зачем? А могло обернуться так, что нужно было привезти Черного, да токмо для того, чтоб опрелюдно конями разорвать, правда зачем баню топить было да в рубахи с петухами одевать? А то, что пообещали пальцем не трогать, дык сейчас не трогать, а завтра - на дыбу. Да и плеть - не палец, обещали же только про палец... Понимал это все Черный... а поделать с собой ничего не мог. Улыбался во всю рожу, когда гридни суровые, губами плямкали да прощения переспрашивали. А он, милостиво так, ладошкой одному по плечу похлопал, мол, не серчаю, иди. У самого внутри похолодело, а вдруг сейчас ото злобы кинутся, да мечами изрубят, ан нет, стоят молодцы, зубы скрепят, но стоят как вкопанные. Крутанулся Фока на пятках лихо, да пошел прочь. А сам дальше думу гадает: коли помер тот, кому нужен он был, не "отпустят" ли его, как душегубы офеней в овраги без сапогов "отпускали"... Станут кругом перед торговцем, говорят: "Вон у тебя сколько всего, давай, мил человек, поможем донести!" А он только и просит, чтоб отпустили живого, а ему в ответ кивают, руками разводят да диву даются, мол, как такое лихо про них мог сказать. А коли отдал скарб - по темени топором, сапоги сымают и в канаву. Вот и Фока идет, а сам на поршни смотрит, не сымут ли? По сторонам глянул - да все палаты каменные, куда ни плюнь - гридни, морды псовые! Завыть да кинуться, может в окно? Догонят, да плетей дадут. Фока чвиркнул на пол, смутился - ногой шаркнул и дальше пошел. - Эх, а красота то какая! - Черный отринул мысли недобрые да по другому посмотрел вокруг, а смотреть было на что: тут и стены мелом измазаны, так что тронуть страшно, а шелка - шелка то весят на окнах, идешь, а они вслед за тобой колышутся, словно прощаются. Фока удивленно смотрел по сторонам, пока вели его в покои великокняжеские. Иногда руку протягивал, да в самый последний момент одергивал, еще в спину пнут, да ногами бить станут - нет, пусть отведут, а там глянем что судьбинушка выдумала! В палату завели за столы усадили - угощают с дороги, эво как! Фока заулыбался еще шире - когда признал воеводу Мстивого. Выходит он за главного сейчас в Плоте? Говорила матушка, что непутевым Фока будет, а вон ведь как: с самим городничим дружбы водит Фока! Хватанул кренделек, пудрой снежной усыпанный, да в рот его весь! - Меня звать Фока, - мазнул ладонью по губам и за еще одним потянулся, - Фока Черный, а кто я - от кель мне знать за что спрашиваешь? Человек я простой, коли скажут нести - понесу, да всё говорят отдай, а я что? Брал? - с этими словами он вопросительно глянул на сидевших за столом. - Вот ведь как!
-
-
-
-
Вот уж кто самый живой персонаж - это Фока! С ним партия не соскучится)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Очень толковый отыгрыш, так держать! Можно было пойти прямо, как предлагала обладательница внушительного бюста Что-то вот повеселило прям, а то „орчиха“ только или вообще боевой товарищ, один Мартин девушку разглядел (%
|