Голосование пользователя

Тордек шел где-то в середине. Он шел молча, средним темпом, о чем-то думал своем. Закинув на плечо свой моргенштейн, дварф лишь посапывал на россказни Марека. Тордек хоть и был дварфом и шуткануть любил, но манер сказа собрата не нравился жрецу. Слишком он был грязноват, а Темпус не любит такие речи. Он любит храбрый лад и открытый бой, а значит, и речь должна быть открытой, справедливой и чистой, чтобы люд не думал о скрытом смысле, а чтобы шел в бой.
Но это дело было больше бытовым, чем религиозным, поэтому Тордек не перебивал, слушал и иногда ухмылялся. Но скоро лицо Тордека сменилось удивлением. Никогда он еще не видел такого столпотворения людей, такая давка, духота... Но Марек быстро сообразил и тут-то дварф ему помогал. Проталкивал, хмуро покачивал оружием, показывал знак Темпуса. Начинание Изабеллы дварф не одобрил, лишь покачал головой. Негоже так хвастаться своими успехами, но да ладно, главное, пришли.
Вот что-что, а девушка умела убалтывать, даже сейчас, она обманывала мужчину. Тордек услышал просьбу Марека и хмыкнув, закинул на пояс свободную руку, посмотрел на окружающих и затем поддержал Изабеллу,
- Знаете, Тангол, я не любитель спорить или говорить, но послушайте. Ваши труды похвальны, право дело, но посмотрите на трудяг. Они работают не только ради золотой монеты, но и за развитие города! А Вы уж, как-то сильно долго пропускаете работяг. Они устали, свалятся еще тут. Уснут, заболеют, начнется нехватка народа, пивка куда не привезут или мясцо запоздает, а что еще похуже, морепродукты в "Меч и звезды". Представьте, и не отдохнуть в такой таверне. Ну и да... командор может рассердиться, узнав, что у Вас тут кабардак и такая толпа стоит...

- Гни... Гнусный тип. - Подвела черту под рассказом Марека Изабелла. Обличенных властью мздоимцев она не любила. Нет, в качестве клиентов такие люди не плохи, и при деньгах, но стоит встретиться на их територии. Перспектива стоять и ждать своей очереди девушку не радовала. Так не то, что на встречу опаздать можно, так, того глядишь, и самим до расвета проторчать недолго. Прикинув, что да как, плутовка решила брать быка за рога, а Василиска за я... за жабры. Осталось совсем ничего - протолкаться к этому Танголу, и договориться чтобы их пропустили. Благо повод придумать было не трудно - как обмолвилась Аураяун, Змиева Скала стояла дальше по дороге,и кто такой этот дворф, чтобы помешать им встретиться с командором Рэйвенгардом?
- Дорогу героям Шири! - Громко потребовала Изабелла, и стала проталкиваться вперед, надеясь что друзья поддержат ее начинание.
Добравшись, с горем пополам, до виновника затора, девушка смерила его с головы до пят взглядом, и затараторила:
- Здравствуйте, уважаемый Тангол. А с чего такая толпа? Мы, понимаете-ли, торопимся. У нас важная встреча с командором Рэйвенгардом. Может вы сможете помочь? Нельзя как-то ускорить процесс? Мне кажется, такой человек, как командор, будет раздосадован, что его гости опаздали из за затора в Воротах Нижнего Града. - Говорила девушка эмоционально, темпераментно и активно помагая себе жестами.

Прошло время разговоров, споров и сомнений, и настала пора отправляться в путь. Начала неторопливо собираться и чаровница, но любой, кто пригляделся бы к альвэ, заметил, как она недовольна и обижена. Проста была разгатдка столь странной реакции девы - привыкшая к комфорту и даже некоторому сибаритству Гвендолен желала, чтоб спутники ее сами собрали вещи альвэ, а затем предложили бы нести их вместо нее. К вящему сожалению Огненной, никто подобного желания не изъявил, а просить о помощи мешала пресловутая гордость Старших Детей.

И вот сборы, наконец, завершены. Рюкзак тяжел для среброволосой - ведь вещи в нем, ничем не прикрытые от дождя, промокли и отяжелели. Лишь те из них, что лежали ближе к середине, сохранились в сухости, и продрогшая под ледяными каплями дочь Хивела твердо решила, как только окончиться ливень, сменить промокшую насквозь, перепачканную в грязи багряную мантию на почти сухой охотничий костюм. Взвалив на хрупкие плечи нелегкую ношу, дева укрыла себя и рюкзак плащом - хоть какой-то защитой от буйства водной стихии.
Заняв место в середине отряда, магичка, понуро повесив голову, отправилась вместе со своими спутниками к Лох Нелта, маленькой деревне, которая могла бы пролить свет на множество накопившихся вопросов, и где путники могли с удобством переждать непогоду. Погруженная в мысли свои ищущая разгадку присшедшему альвэ даже не сразу заметила, как дождь стих, а затем и вовсе прекратился.

Замерев, Гвендолен прислушалась к окружающей природе, но никаких признаков снова приближающегося ливня не уловила - небо было чистым, и весь мир ожидал скорого восхода солнца. Мокрая мантия неприятно липла к телу, жидкая грязь на подоле почти скрыла изящный узор переплетающихся линий. Альвэ чувствовала практически физическое отвращение к своему нынешнему непрезентабельному виду: негоже, что бы благородная выпускница Cylch y Tâg прибыла в людское поселение похожей на грязную нищенку.
Тон волшебницы, громко обратившейся к своим спутникам, был тверд, строг и безапелляционен - сейчас дева не потерпела бы возражений:
- Мы должны остановиться здесь на несколько минут. Мне нужно совсем немного времени.

Сразу же после этих слов синеглазая чародейка сошла с тропы и ступила под свод старого леса. Отойдя на несколько шагов вглубь и убедившись, что с дороги ее невидно, посланница в земли Поуиса начала разоблачаться, избавляясь от неприятно мокрых одежд. Стянув с себя грязную мантию и кинув ее на сырую землю, Гвендолен извлекла из недр сумы относительно сухой, но зато чистый охотничий костюм. Светло-зеленый удлиненный камзол, такого же цвета штаны, доходящие до середины икры, сменили привычную алую мантию. Хотя магичка нечасто облачалась в эту одежду, дискомфорта она не чувствовала. Оббив о ближайший ствол заляпанные грязью сапоги, альвэ убрала мантию на самый верх рюкзака и тем же путем вернулась на тропу.
- Я готова. Идем дальше.

...Хоть дождь и прошел, на этом природа не успокоилась. Готовящийся пробудиться лес, и тропу вместе с ним, укутал мягкий, пушистый ковер густого, молочно-белого тумана. Казалось, протяни руку, и его можно зачерпнуть горстью, казалось - сделай шаг в сторону, и он, будто ласковый котенок, прильнет к ногам, ласкаясь. Сбавила темп группа в густом мареве, медленно, но уверенно следуя за Дереком по дороге в Лох Нелте. Каждый маленький шаг приближал усталых и озадаченных путников к теплому жилью и крыше над головой. Медленно бредущая Гвендолен легкой, воздушной улыбкой отвечала мыслям своим - сегодня было ей дано знамение, а значит, та цель, память о которой у нее украли, близко.

Еще один шаг - и Пламенная поняла, что утопает по щиколотку в снегу. Кругом, куда не кинь взгляд, стремились ввысь укрытые снежными шапками высокие горы, меж которых пролегала тонкая нить длинного перевала. Лишь впереди, нарушая безмятежность высокогорной сказочной красоты, были старые стены надежного каменного форта. Не веря глазам своим, альвэ присела на корточки, запустив руку в снег. Поднеся ее к глазам, шокированная среброволосая дева непонимающе пропустила меж пальцев белую россыпь маленького пушистого сугробчика, непонимающе следя за тем, как снежинки парят в воздухе, возвращаясь к своим братьям и сестрам, кипенно-белым ковром устилающим землю. Никаких чар волшебница не чувствовала: все окрест было привычным и естественным, словно они действительно сошли с лесной тропы на перевал.

Нервным напряженным взором Гвендолен снова окинула местность, силясь найти в горах разгадку случившемуся. Но высокие пики безмолвствовали, равнодушные к затерянной на снежном просторе чаровнице. Казалось бы уже уснувшее, подняло голову чувство страха и изумления: так не могло быть, так не должно быть! И вновь, словно в тот момент, когда она, сидя у костра, пыталась вспомнить прошлое, к горлу подкатил тошнотворный комок, голова закружилась и синеглазая магичка была вынуждена обтереть лицо холодным снегом, дабы прийти в себя.
Голос альвэ чуть подрагивал, когда она обратилась к спутникам своим:
- Тут... Тут нет никакой магии. Мы оказались здесь самым естественным путем, словно шли-шли, и пришли. И даже магический фон вкруг нас естественнен! Я... Я не знаю, как так могло случиться. У меня нет ответов. Ведь не столь давно проследовали мы мы мимо места этого... Или память вновь играет со мной злые шутки?
И снова зрю я неразрешимый вопрос: где же Энна, соратница наша, в чьей крови сплелись наследие альвов и рода людского? Ужели она оставила нас так же, как и достойный рингиль Ваэрон? И не пропал ли он после чего-то подобного?
Но мало этого - о, солнце, пресветлое чистое солнце! Как могло случиться так, что мы чаяли встретить рассвет, а нас провожает закат?

Как бы то ни было, холод и пронизывающий до костей ветер вынудили странников искать укрытия за стенами форта. Людская крепость казалась заброшенной - ни одной живой души не вышло на встречу путникам, не окликнул их воин, что должен был неусыпно бдеть на стенах. Лишь сигнальный огонь на башне давал понять, что еще недавно здесь был некто живой и отчаянно нуждавшийся в помощи.
Но была и другая странность - огромная яма в центре двора. Казалось, словно из-под земли вырвался сонм ифелей, оставивших за собой на лике земли эту безобразную пору и похитивший всех обитателей крепостицы. Склонилась Огненная с неподдельным интересом над казавшейся бездонной каверной, пытаясь понять, кто или что проделало ее. Но не было ответов, лишь в душе шевельнулось нехорошее предчувствие: будто ямина эта имеет незримую связь с недавним видением. Окрепло подозрение альвэ, налилось силой и убежденностью, когда стали известны ей строки оставленного неизвестной рукой письма.
Тих и задумчив был голос чаровницы, пытавшейся связать воедино разрозненные осколки мозаики знаний:
- Возможно, что я ошибаюсь, но кажется мне, что сон мой имеет двойное дно. Помимо трактовки, что я изложила, второе значение значение может подойти: возможно, нас ждет тяжкий поход в подземелья заброшенной лаборатории, где предстоит нам столкнуться с описанным с строках сих злом. И твари те, что напали на нас в конце пути - пародии жуткие на насекомых, и могли оставить нечто, подобное яме во дворе. Не удивлюсь я сему - нечего ждать хорошего и доброго от служителей Башни, тем паче от тех, кто в лабораториях проводит свои противоестественные поиски.
Сомнения гложут меня - но сей вариант не менее возможен, чем предыдущая трактовка, что, без сомнения, истинна. Боюсь я, что замок сей станет предвестником всей нашей дальнейшей жизни и знаменует собой ту поворотную точку, после коей не ждать нам возврата к жизни прошлой; точкой, после коей мы станем на Путь Судьбы.

...Наконец, поиски привели странников в часовню, где узрели они, как Энна, их спутница Энна закрывает глаза безвестному воину, чье тело было жестоко истерзано недругами. Но не узнала полуальвэ их: недоуменно смотрела она на пришельцев. Не решилась Гвендолен принять участие в беседе с полукровкой, лишь сказала негромко:
- Пред нами истинная Энна: ни мираж, ни виденье, ни ифель. Сие сама воительница как есть, из плоти и крови.
Отошла альвэ к стене, устало облокотилась на нее. Безрадостны были мысли среброволосой: "Ежели форт сей они посещали ранее, то, возможно, здесь и встретилась им дева по прозванию Белый Вереск. Но не значит ли сие, что они попали в прошлое, и не ждет ли ух ужасающая встреча с собственными двойниками?"

Туманно было будущее Гвендолен, туманно стало и в часовне. Миг - и исчезла каменная кладка, исчезло тело покойного воина, лишь незыблимый лес окружал путешественников: словно они никуда и не перемещались. Застыла альвэ, прислушиваясь к собственным ощущениям, задумалась. Пережитое накопилось в душе непосильным грузом, и синеглазая дева размышляла, как же избавиться от накопившейся мучительной тяжести непонимания: огонь ли сердца выпустить наружу, криком ли освободить боль, плачем ли чистым очиститься?

Но Стефан, первым пришедший в себя, озвучил то, что в миг заставило магичку забыть обо всем. Интерес ученого и исследователя возобладал над сомнениями мятущейся души, и чаровница задумчиво произнесла:
- Пороги? Исток? Может, ты и прав, юный наследник. Думалось мне, что нам открылось прошлое, но, возможно, это было лишь зеркало минувшего, отраженное чрез призму Мира Света или Мира Сумерек? Есть лишь один способ узнать истину: Пороги, говорят, стояли на узлах линий Леи, что нитями незримыми опутывают мир. И если верны догадки твои, то совершим мы великое открытие, может, даже величайшее за последние несколько сотен лет. Наши имена войдут в историю! Один лишь способ есть проверить домыслы - узреть линии сии взором колдовским. Не беспокойте меня - мне дóлжно очистить разум, дабы отыскать ответ.

Скинув рюкзак и плащ, Гвендолен опустилась на землю, закрыв глаза и положив длань на дифиниад. Пальцами другой же руки волшебница касалась земли, ища единения с ней. Мало-помалу звуки окрест исчезли, и Пламенная дева погрузилась в созерцательное спокойствие, очищая душу и разум от всего пережитого и стараясь слиться с царящими вкруг потоками Эгни, дабы узреть пронзительно-светлое серебро Крови Парги.

Энна удивлённо посмотрела на принца. Чего это он так взбудоражился? Туман ей самой показался необычным, но она сочла, что это опять какая-то ифелевы чары, даже глефу взяла в руки. Однако ничего на них не кинулось, даже ничего не привиделось. С чего Порог-то?
-- Порог? -- переспросила она. -- Говорят же, что их почти не осталось, и дороги в сумеречный мир закрыты. Да и это, -- она махнула глефой, указывая на пейзаж, -- на сумеречный мир не похоже никак. С чего вы решили, что это Порог-то?

      К счастью для Анны, ее давний спаситель и наставник Джонатан Брюс просил встретиться в Криане. Было ей известно немало деревень и городов Фалковнии, но вот большую часть населенных пунктов Даркона девушка не знала. Хорошенько подумав, она могла бы назвать деревню Криану, города Нарток и Ривалис, а также... Также... Вот же, вертится вроде бы на языке, а вспомнить никак. В общем, перед Анной возникли бы большие трудности, если бы место встречи не находилось так близко к границе и не было бы при этом ей отдаленно знакомым по подслушанным разговорам между крестьянами и солдатами.
      Путь в Криану выдался не таким уж и сложным. Пройдя по Туманному Пути, о котором Анна узнала пару лет назад от одного охотника, она оказалась в Дарконе. Здесь, очутившись на чужой для себя территории, девушка начала осторожничать вдвое сильнее, заметая за собой следы по возможности. Очень не хотелось, чтобы солдаты Даркона схватили ее и поставили на ней свою метку (о том, что они этого не делают, она не знала). Ей и головы ястреба на лбу хватало.
      Первым делом Анна нашла дорогу. Держась от нее на расстоянии полмили и иногда приближаясь к ней, чтобы сверить направление, она пошла на север, пока перед ней не выросли первые дома Крианы. Здесь, где-то здесь находился дорогой ее сердцу Джонатан Брюс...

      Но она не смогла его найти. Не было его в заброшенных домах, не было его и в населенных домах, в которые Анна вечером аккуратно заглянула сквозь окна. А холод в это время безжалостно терзал, кусался, заставлял пальцы на ногах и руках неметь. Несколько слоев грязных ветхих тканей и части шкуры волка совсем не спасали от него. На разжигание огня потребовалось бы слишком много сил и времени, а у Анны было и то, и другое на исходе. Зато в одной заброшенной на вид хижине был огонь. И еще пятеро явно не постоянных жителей Крианы в придачу. Покружив вокруг хижины, как вокруг раненой добычи, она все же решилась зайти внутрь.
      Арбалет она держала в своих руках, направив вниз, в дощатый прогнивший пол. Этим Анна хотела показать незнакомцам, что она была при оружии, но не собиралась пока угрожать им. Обведя всех взглядом, девушка сглотнула и спросила:
— Вы знаете Джонатана Брюса?

      Она решила остаться в этой хижине. Находящиеся здесь люди и полуэльф продолжали казаться ей подозрительными. Знакомиться с ними поближе она не торопилась. А зачем? Разложив свой спальный мешок, Анна положила рядом арбалет с болтом, а под одеялом спрятала кинжал. На всякий случай. Она хотела подождать в этой хижине до утра, а там возобновить поиски ее друга. Если и тогда он не найдется, то придется, наверно, поселиться в еще одной заброшенной хижине и подождать неделю, не больше. Может, Анна пришла первой? Или с Джонатаном случилась беда по пути сюда?
      Спать девушка не собиралась, но тепло от огня так убаюкивало, так успокаивало, что она не заметила, как провалилась в сон.

      Проснувшись, Анна первым делом попыталась нащупать рукоять арбалета и не успокоилась, пока не дотронулась до него. Когда местный житель положил листок на пол, она всмотрелась в письмена и тихо охнула, уловив знакомые сочетания букв в конце. Она быстро схватила листок и, уложив его в достаточно светлом месте на полу, принялась читать его по слогам, медленно разводя губами и вторя шёпотом прочитанному:
— Дру-у-у-у-зи-ы-и-я ма-а-аи. С-с ве-е-ели-и-ча-ай-ши-им...
      Лицо застыло в напряжении, глаза внимательно вглядывались в буквы, боясь что-нибудь пропустить. Дело шло гораздо быстрее, чем в прошлый раз, когда Анна в своей землянке читала первое письмо о помощи. "Искренне ваш, Джонатан Брюс", она уже прочитала без запинки, так как запомнила этот оборот слов из прошлого письма.
— Так ведь я же Анна! — удивленно прошептала девушка, прокрутив прочитанное у себя в голове еще раз, и всмотрелась в находящихся рядом людей и полуэльфа еще раз. Значит, они действительно были друзьями Джонатана и их нужно было привести в Лекар?

Одним из самых непопулярных занятий в Землях Туманов являются путешествия. Опасности, подстерегающие путников в дороге, хорошенько отбивают у энтузиастов охоту знакомиться с чужими странами и обычаями их населения. Вот и сидит народ по большей части на насиженных местах и дальше окраины своего поселения носу обычно не суёт. Есть, конечно, всякие купцы, которые привозят из далеких Борки или Ламордии вино и диковинные инструменты, и благодаря которым простой люд хоть что-то узнаёт о том, как там у соседей живётся. Но для них есть известные и относительно безопасные маршруты, а таких смельчаков, или вернее дураков, чтобы в какую-нибудь глушь вроде Аркендейла сунуться, и нет на всём свете.

Хотя нет, один всё-таки нашёлся. Двадцать лет назад Джонатан Брюс, мало кому известный литератор из Мордентшира, задумал составить точнейший атлас, описывающий все Земли Туманов. Для этого ему, разумеется, требовалось самолично объездить все страны, дабы описанное в атласе не было отражением чужих представлений, но лишь его собственных. И Джонатан, несмотря на уговоры своих друзей, считавших его миссию самоубийственной, в один из дней взял, да и отправился в путешествие в гордом одиночестве. Много где он побывал, много чего повидал и немало хороших дел сделал. Отменный, в общем, мужик был этот Джонатан Брюс.

Двадцать лет Джонатану удавалось выживать в самых опасных местах Земель Туманов. Он находил общий язык и с кровожадными наёмниками Фалковнии, и с одержимыми фанатиками Тепеста, и с безжалостными аристократами Борки. Но недавно он столкнулся с противником, с которым не смог справиться сам, и вынужден был впервые в жизни просить о помощи тех, кому сам помогал когда-то. В разосланных в самые дальние края письмах Джонатан сообщал, что за ним по пятам следуют убийцы, от которых он никак не может отделаться, и просил встретиться с ним в крошечной дарконской деревушке Криана, расположенной в Лесу Теней, недалеко от границы с Фалковнией.

Со всех концов света, даже из затерянного в туманах Паридона, прибыли откликнувшиеся на зов друзья Джонатана Брюса. Деревушку было непросто найти в огромном и почти нетронутом Сильва Умброза, как называли местные Лес Теней. Старинная дорога, тянувшаяся из Нортока через Криану дальше на юг, в Фалковнию, теперь использовалась редко и почти заросла. Когда-то Криана была довольно большим селением, но сейчас многие дома лежали в руинах, и лишь в немногих всё ещё жили люди. Это были в большинстве своём лесорубы и охотники, служившие местным рыцарям, чьи поместья находились южнее. Нужно ли говорить, что к нежданно нагрянувшей толпе незнакомцев, деревенские отнеслись с подозрением.


Джонатана Брюса в Криане не оказалось. Один за другим его друзья прибывали в деревню и оставались ждать товарища в заброшенном доме на окраине, где можно было укрыться от зимнего холода. И вот уже шестеро не знавших друг друга людей, явившихся в такую даль ради одного дела, ютились в крошечной хижине, уже потеряв надежду дождаться Джонатана. Туманным и морозным утром следующего дня в хижину зашёл один из местных, мужик простой, крепко сбитый, лесоруб, наверное. Он молча положил на пол (за отсутствием какой-либо иной подходящей поверхности) и вышел. Листок оказался запиской, написанной уже хорошо знакомым всем почерком:
«Друзья мои! С величайшим сожалением я должен объявить, что не смог прибыть на встречу. Моё теперешнее положение столь плачевно, что я опасаюсь покинуть своё убежище. Куда бы я ни шёл, я замечаю следующих за мной людей в балахонах и со странными кинжалами, сделанными будто из стекла. Много раз я залегал на дно, терялся в толпе, даже менял внешность, но мои преследователи безошибочно находят меня спустя от силы несколько часов. Сейчас я пребываю в полном отчаянии. На вас, друзья мои, моя последняя надежда. Прошу найти меня в Лекаре, в городе, что на фалковнийской стороне. Моя дорогая Анна, если она с вами, сможет найти безопасную дорогу. – Искренне ваш, Джонатан Брюс.»

Ах, что за день, что за день. Таймора улыбалась нам своей белозубой улыбкой, благословляя на новые подвиги и свершения. Так уверенно мы справились с этой горсткой бандитов, что мне захотелось тут же и спеть только что сочиненный куплет будущей песни. Ещё бы все враги повержены или сдаются, из наших никто не ранен, и складывалось ощущение, что разгром всей банды не за горами. Но появление перед нами главаря разбойников несколько усложнило ситуацию.

Меня удивило, как он храбро выступил против нас семерых (хотя и не приметил меня в кустах, наверное) и вёл себя с позиции силы. Хоть я не испытывал теплых чувств к тем, кто избрал столь бесчестный способ заработка, подобная уверенность невольно заставляла меня проникнуться к главарю уважением. Я даже на короткий миг растерялся, как ни обидно мне это признавать, но быстро напомнил себе о той роли, которую я избрал для себя в нашем коллективе, и постарался взять быка за рога, т. е. показать, кто здесь на самом деле контролирует ситуацию.

Крадущейся походкой я преодолел короткое расстояние, отделявшее меня от сидящего на коне лохматого разбойника, и упер острие рапиры в его подбородок. Мне очень не хотелось, чтобы какой-то дурак с арбалетом помешал моим планам. Я не был до конца уверен в том, что смогу вот так просто убить человека, но старался всем своим видом показывать, что человек я отчаянный и шутить не намерен.

- Я Винтер из Даггерфорда, а это мои друзья, - обратился я к главарю, не спуская глаз и с его сообщника. – И так уж получилось, что нас очень обеспокоила ситуация, что это ценное имущество уважаемых людей без спросу пытаются присвоить разные проходимцы. Вот мы и взялись указать им, что подобные злодеяние отныне не останутся безответными. И очень удачно ты явился, друг, поскольку теперь тебе выпал уникальный шанс сдаться и предстать перед судом честных жителей Красной Лиственницы. Как видишь, ты в явном меньшинстве, так что лучше веди себя как цивилизованный человек и бросай поскорее свои сабли. Только так ты сможешь сохранить свою жизнь.

Не думал я, что вместо разбойников придется нам драться с медведем. Поначалу даже растерялся - нехорошо Топтыгина убивать, он-то никому зла не причинил!
Но яростный рев и оскаленная пасть зверюги быстро убедили меня - не причинил, так причинит. Прямо сейчас и именно нам.
Так что мне ничего не оставалось делать, кроме как вместе с товарищами попробовать уложить зверя.
-Взываю к силе твоей, Хельм!

Выстрел получился не совсем таким, как задумывал Мартильн, но совместными усилиями, бандита все-таки удалось прикончить. Теперь в строю оставалось только двое разбойников, но как всегда бывает в таких случаях, произошло то, что было не запланировано. Хотя в их случае говорить об исполнении планов...
В общем на сцену, а точнее на поляну вырвался еще один потенциальный участник боестолкновения - медведь разломал клетку и с ревом устремился на спутников Торреана. Впрочем довольно быстро он передумал и помчался в противоположную сторону. В принципе его можно было бы и отпустить, но тут Кожервяка от души приложился по косолапому секирой. Теперь судьба медведя была решена: раненый зверь представлял угрозу для любого встретившегося ему на пути и поэтому подлежал уничтожению.
Мартильн сделал несколько шагов и выпустил еще одну стрелу вслед пытающемуся ретироваться животному.

- Постираться-то успеем, а вот высохнет ли одежка - это вопрос. Впрочем, наши дварфийские шмотки путешественников, передающиеся от отца к сыну, пропитанные дегтем, смолой, остатками еды и недругов, и потому практически непромокаемые и непродуваемые, только хужеют от чистки! - щелчком толстого пальца с грубым ногтем отправив особо крупный комок грязи с кровью в далекий полёт, Тэворин горделиво повёл плечами, тряхнул животом и хлопнулсебя по ляжкам, весьма довольный бурыми вещами предков.

- Вот казёл. - Выругалась Изабелла, когда Рээйвеггард скрылся так-же, как и Скунд до этого. - Ох, спасибо Джереми, спасибо Цук, вы так добры ко мне, настоящие друзья. - Одинокая слеза прокатилась по измазанному кровью лицу, оставляя след чистой белой кожи.
- Не то что этот, видит что девушка ранена и даже помощи не предложил. - Крепкие вояки, твердящие о законе и справедливости обычно ее умели развлекаться и никогда не нравились Изабелле, даже если сами себя именовали гордым словом наемники.
- Пойдемте скорее в "меч и звезды", пока не появилась маман лучшего заведения в городе и не предложила нам к четырем коьоколам обсудить у нее расследование гибели ее лучшего клиента. И пока эти, - девушка кивнула в сторону тропы, - не разорвали нас на кусочки, толи как героев, толи как убийц. Вильмор, Джереми, вы же поможете дойти израненой девушке? Ой, моя сумка. - Изабелла указала на лежащую у помоста сумку, расчитывая что кто-то из товарищей поможет ей и с этим.

Арштат внезапно поняла, что была права и нет, дело не в паранойе: видимые в темноте эхо предметов были искаженными, слишком большими или слишком маленькими для людей, как если бы сами миражи не были уверены какими были ранее; только свет, на краткое время, сдирал прочь призрачные контуры, обнажая подлинные руины. Считая шаги Арштат насчитала своих с сотню и они определённо не шли на месте, что значило, что пространство за ледяной дверью не было определено лишь стенами, но колдунья не знала природы этого феномена. Дурманил ли злобный призрак им головы, заставляя каждый шаг воспринимать как сотню? Была ли дверь порталом в демонический Разлом? Ни она, ни Руайд не могли сказать того с уверенностью, но, в отличие от них, Юрих понял с практически первых шагов где они оказались.

Порой, когда кто-то погибал при жестоких обстоятельствах и его душа по каким-то причинам не могла вернуться в Реку Грёз, пытка такого существования могла исказить не только душу умершего, но и мир вокруг него. Темноё зеркало реальности, кхола лифар, где законы мира в той или иной степени прогибались под волю тёмных духов, отвечая их сознательным и подсознательным желаниям. Поля жестоких битв, места пыток или предательств могли стать таковыми чаще всего, но даже если человек погиб в своей постели от преклонного возраста и его душа, по какой-то причине не нашла покоя, его дух мог создать вокруг себя кхолу лифар как шёлковый червь создает плотный кокон нитей.

Второй факел вспыхнул в руке Тэва тусклым алым пламенем. Воину было положительно невозможно удержать в руках два факела и сражаться в полную силу и даже с одним факелом в щитовой руке он мог нечаянно ткнуть в себя себя или в ближайшего компаньона.

– Bravery of living is skin deep.– Отозвался в их разумах мёртвый, скежещущий смехом голос. – Just as their pathetic reasoning. Are your eyes already dead, little thief? Are corpses of your friends not enough proof? I killed them fast enough but with you I'll savour every drop of agony. Don't think the magic of your blade will do you any good.

Они шли, но искра становилась лишь немногим больше и Юрих буквально чувствовал как магия клинка тает с каждой минутой. Запоздало могла придти мысль, что помощник мага мог быть при жизни достаточно сведущим в чарах чтобы помнить о их природе и после смерти.

– Go on and stick fingers into your ears if you believe me non-existent. Give me the pleasure. – Насмехаясь, провоцировал голос. – Only after you die you will understand that between you and me lies only but a single betrayal.

Обычно спавший весьма чутко, на этот раз Дерек проснулся не от барабанившего по веткам, листьям и уже больше напоминавшей болото земле дождя, и даже не от пронизывающего все тело холода - его разбудил дикий крик. Спросонья не успев разобрать, кто кричал, мужчина недоуменно тряхнул головой и ошалело уставился на спутников.
Выглядели те, мягко говоря, не самым лучшим образом, впрочем, пробуждение в луже и не способствовало идеальному внешнему виду, но здесь было что-то еще...
Еще раз сосчитав взглядом присутствующих, Дерек окончательно проснулся и начал выбираться из спального мешка. Как-раз в это время выяснилось, что одной из них - альвийке Гвендолен - приснился кошмар. Сочувственно поморщившись - Дерек и сам не понаслышке знал, что такое дурные сны - мужчина еще раз окинул взглядом окружающее пространство и спросил во всеуслышанье:
- Где Ваэрон? Кто последним его видел?
А после этих слов и сам усиленно начал соображать, не заступал ли его наставник на дежурство, и куда он мог пропасть.

Ох и подозрительный же я стал с этой новой работой. В былые времена немедля бы выскочил из засады и направился на помощь потерпевшей. Дамы в беде всегда были моей слабостью. И, конечно, влек меня не тот момент, когда благодарная барышня будет искать способ со мной расплатиться, а почти рыцарское желание постоять за всякого обиженного и оскорбленного, особенно за представительниц слабого пола. Но я себя из последних сил сдерживал, понимая, какая на меня теперь возложена ответственность – и за эту группу, и за свою миссию, поэтому ошибок я допускать не имел права. Раз уж выработали план, то стоило его держаться.

Однако же, чем дольше мы с Элри находились в нашем укрытии и чем дольше я слушал слова девушки, тем четче я понимал, что новые обстоятельства требуют нового плана. Да, Зинтре я поверил, уж больно в её рассказе было много деталей, имен и правдоподобных эмоций. Лгать о таком могла только профессиональная актриса, которой, конечно, не место было в компании разбойников. И посему вместо веры в невероятную ложь я поверил в горькую правду. Кивнув наконец Элри, я выполз из-под навеса и распрямил задеревеневшие от неудобной позы конечности. Лишь миг я наслаждался столь желанной и наконец обретенной свободой, после чего вновь принял бразды правления этой группой. Без моего чуткого руководства дело рисковало чрезмерно затянуться, а в нашей непростой ситуации время играло против тех несчастных, что разбойники уволокли с собой.

Выйдя на дорогу и подойдя к месту нападения, я жестом показал всем моим подельникам собраться вместе. Нужды в нашем маскараде уже никакой не было. Было крайне сомнительным, что разбойники вернутся на место своего нападения, где ничего ценного не осталось. Я, конечно, не преминул воспользоваться паузой и представиться.

- Винтер из Даггерфорда и мои добрые друзья к вашим услугам, - гордо произнес я и извлек веточку терновника из волос девушки. – Вам несказанно повезло не разделить участь своих спутников. Теперь вам не о чем беспокоиться, за дело взялись профессионалы. Именно за тем мы сюда и явились, чтобы разделаться с разбойниками. Мы направимся по их следу, а вы пока оставайтесь здесь и посторожите нашу телегу. Если мы не вернемся к вечеру, отправляйтесь в город и доложите обо всём констеблю.

Затем я обратился к своим спутникам:

- Друзья, констатирую очевидное, выманить разбойников теперь уже вряд ли получится в ближайшее время. Сомнительно, чтобы после одного ограбления стали в скорости проворачивать второе. И потому наш план следует поменять. Поскольку теперь у нас есть след, вижу, что Том нашёл какие-то следы, мы можем попытаться обнаружить их логово и нанести удар в самое сердце врага, а если повезет мы нагоним нападавших и будем иметь дело лишь с частью банды. В любом случае наша первостепенная задача – спасти трех человек и одного медведя, которых бандиты, возможно, похитили. Пойдём налегке, телегу спрячем в зарослях. Ну, вперед!

-- Ч-что з-за? -- спросила мокрую темноту Энна, стараясь не особенно клацать зубами. Она ничего не понимала. Почему она не в палатке?! Или она стояла на дозоре? Тогда она что, заснула, под таким дождём? Ифеливщина какая-то! Она тряхнула головой (тяжёлая мокрая коса хлопнула по плечам) и поступила так, как показалось ей самым разумным: не тратя время на ускользающие воспоминания, подошла к Стефану и молча принялась помогать сворачиваться матрац.

"У эльфа и ветра не спрашивай совета, оба скажут в ответ - что да, то и нет", - припомнилось Стефану. Ответ Гвендолен был ясным и прямым, но в то же время ничего не прояснял. Глядя на замерзшие и туманные лица спутников, принц подумал, что потеря памяти, настигла не только его одного. Смутные воспоминания о подземных ходах и огне? Видения Лох Нелта? Ифель ногу сломит в этих потемках. Давайте начнем с практического. Стефан снял плащ и предложил его Гвендолен, оставшись в своей плотной походной рубахе. Послу, судя по всему, пришлось несладко, а так хоть защита от холода.

— Мне тоже что-то приснилось, но не вещий сон, - кивнул он чаровнице. - Но ваш крик, Прекраснейшая, похоже, спас нас от утопления или от чего-то худшего. Не могу понять, почему мы не поставили шатер, и кто стоял на страже. Оставаться в этом болоте нельзя.

— Давайте поднимемся на ближайший холм и разобьем лагерь там. Нам нужен новый костер и побольше, - принц махнул рукой на серо-буро-коричневое месиво. - Этому уже ничем не помочь. Если же хорошего укрытия не найдется, давайте пойдем сразу до Лох Нелта. Мы собирались там быть утром, после рассвета, следовательно, путь недалек.

— Ульвар, в какую сторону нам лучше двигаться сейчас?

Стефан принялся сворачивать мокрый матрац. Получалось у него плохо, потому что руки принца не были приспособлены для таких банальных дел. Тем не менее, парень молчал и продолжал упрямо перебинтовывать неудобный сверток веревкой.

- А? Что? Мы разве не резную облицовочную плитку, в солому укутанную, красоты неописуемой и цены неимоверной, везем торговать из каменоломен?! - якобы в непонимании осведомился Каунанео, поворачиваясь к чужакам широченной спиной и строя пучеглазы рожи товарищам, особенно Мордрагу.

Предки. Они все знают, все видят. И с честью вступит в ряды их тот из Талвит Тег, кто умрет достойно. Но горе тому или той, чьи деяния покажутся предкам оскорбительными – никогда их душам не вернуться назад иначе, чем обличье змей и гадов. Какой бы наивной не считала себя Гвендолен, но в сей час она с непоколебимой уверенностью понимала, что сегодня ее настал тот день, когда кровь ее будет пролита и впитается в камни древнего подземелья, а дух отправится на суд предков. Но не дрогнула альвэ, уже похоронившая себя и своих спутников – хоть смертная маска печали и коснулась ее чела, но дева все так же, как и раньше, была готова встретить врага сталью клинка и чистой материей эгни: и пасть в бою против того, чему не подобает существовать.

Сжались губы среброволосой в тонкую нить, заволок миндалевидные глаза цвета неба легкий туман, а душа – душа словно бы наполнилась чистотой солнца и яркостью погожих весенних дней, шепотом листвы и пением птиц. Грусть пролегла на челе чаровницы, но грусть эта была светлой и чистой. Осознала Сплетающая Потоки, что легка и сладка гибель того, кто готов встретить Старицу с честью.

Ни слова не произнесла альвэ – лишь вновь воззвала к Силам этого мира. Но не успели тонкие длинные пальцы сплести изящную вязь чар – раскатами грома заполнили ставшую местом кровавой жатвы залу речи друида, молниями ярыми обратили в бегство пауков и инсектоидов, корнями древ врезались в потолок, кроша творение рук и магии Пришедших следом. Замерла Гвендолен, словно завороженная, внимая словам друида, и каждая строка в речи его отпечатывалась неуничтожимыми буквами на скрижалях памяти дочери Хивела.

И столь страшен был гнев Общающегося-с-лесом, что залу заполнил густой, тягучий багрянец непередаваемо-яркого света, источником коего был одновременно старец и все окрест. Звоном набатным звучали слова друида, и вместе с набирающим силу голосом, становившимся похожим на ураган, что с корнем выворачивает самые могучие древа, все ярче и ярче становилось сияние, пока не стало столь пронзительным, что и смотреть на него оказалось не под силу.

Не в силах перенести смертоносный свет, прикрыла дева глаза рукой, и в тот же миг ощутила, как содрогается опасно подземелье, уловил тонкий слух, как рушатся тяжкие камни, почувствовала тонкая кожа, как осколки щебня, разлетающиеся от падающих валунов, ранят и раздирают тело, как оставляют после себя где синяки, а где и разодранные, наливающиеся ярко-алой кровью раны. Но не успела магичка предпринять что-либо, как алое свечение обратилось во всепожирающее Пламя, оставляя от той, что родилась с огнем в душе, лишь горсть праха.

Последние мысли альвэ, буде они отражены где либо, были бы полны горькой иронии:
- А ведь говорил мэтр Ллайвэн, что рожденный в огне сгореть не может… Как это парадоксально – пламенную душу освобождает пламя, уничтожающее тело…


…Слепящая вспышка перед глазами, обоняние до сих пор ощущает вонь горящей плоти – своей плоти. Разум полон болезненного осознания – се есть смерть. Смерть истинная, окончательная и бесповоротная. И лишь жалость от того, что цель так и не достигнута, скулящим щенком вертится у умирающего духа – лишь для того, чтоб сгинуть вместе с ним.

Гвендолен ап Хивел, Посвященная Круга Огня, эмиссар в землях краткоживувщих, резко распахнула очи. Смертные муки, все еще не оставившие ее, подбросили тело вверх – словно пытаясь спастись в последнем рывке. Заполненные медленно тающим безумием глаза испуганно смотрели в ночную темь, вырывая из плена ночи очертания окрестных древ и кустарников. Руки непроизвольно обхватили плечи, до боли, до алых полумесяцев на коже сжимая их в слабой попытке защититься.

По лицу стекали капли дождя, и, будь чаровница сейчас более рациональна, она бы наверняка порадовалась тому, что никто не углядит дорожку слез, капающих из полных ужаса глаз. Мало-помалу, урывками, словно кровь, бьющая из раны, возвращалась память и понимание того, что это было лишь сновидение. Ужасающее, мрачное, безысходное – но сновидение. А вместе с памятью возвращалось и осознание того, что это не мог быть просто сон – он был слишком реален: до боли, до дрожи, то животного страха, заполнившего все тело.

Дрожащая Гвендолен уткнулась лицом в руки, пытаясь хоть как-то защитить себя от пережитого. Силы словно оставили ее – и сейчас у привыкшей к дисциплине и комфорту девы не возникло даже мысли о том, в каком странном положении они сейчас пребывают – настолько она была во власти пережитого.

В словно бы замершем в траурном молчании лесу, полном лишь шума ливня, раздался обеспокоенный голос Стефана: такой чуждый сейчас, и одновременно такой близкий, такой родной. Огненная никогда бы поверила, что голос человека может быть столь дорог и столь важен ей, и она незамедлительно ответствовала. Всегда чистый, голос Гвендолен сейчас напоминал надтреснутый колоколец, но слова были просты и ясны:
- Смертный кошмар. И, я боюсь, что вещий. Связанный с нашей целью.

- Не дайте ему себя цапнуть! – в горячке боя Джереми без раздумий понесся за новым врагом. Чудовище оказалось вполне себе смертным, уязвимым для обычной стали и сильной руки. Убить его было делом пары удачных атак. Но, демоны, это же герцог! Герцог-любимчик, насколько полуэльф смог понять во время его выступления, баловень толпы. Отметиться убийством такого – и можно прославиться на весь город совсем не той славой, о которой мечталось Джереми. Что там кричит Изабелла? Брать живым? Вырубить? И пусть местная стража сама его добьет? Этот вариант подходит.

Увидев трупы, я не сдержался, высказался, да так, как мы Каменных Щитах выражались - крепко, по-солдатски.
-Опоздали, мать-перемать! Нечего было спорить, как лучше разбойников брать, глядишь - и эти бы уцелели... Ну так давайте хоть сейчас не страдать... бессмыслицей. Том, след нашел? Пойдем разделаемся с уродами.
Тут я осекся и глянул в сторону молодняка.
-Только с этими что делать?

Вот уж поистине, в слишком добрых и благородных скрывается их противоположность! Однако, если в самом деле начинается поветрие.... Эжен встряхнулся, да ну, взбредет же такое в голову. Скорей всего, проблема семейная, не просто так, видать, навязывался Виеканг в братья герцогу. В любом случае, никто из стоящих на помосте особой добродетелью не отличался, авось да не прицепится. .. Тут в голове мелькнула следующая мысль, продолжение предыдущей: как показала практика, тварь, хоть и выглядела демон-демоном, вполне поддавалась холодной стали... не оказаться бы на помосте над порубанным телом всенародно любимого герцога!
- Живьем брать демона! - поддержал Вильмор Изабеллу, бросая на ходу мимолетный взгляд на тело бывшего Виеканга, не вернулся ли он к первоначальной форме.
Вытянув новый кинжал, Эжен метнулся к чудищу, прикидывая, как бы не дать тому сигануть в толпу. Похоже, раз герцог был сторонником достойного боя, тварь выбирала цели попроще. Вдруг как решит не махаться с группой вооруженных людей, а сигануть с помоста где много мягкого, сочного, пахнущего страхом так, что оглушает даже человека...

- Сволочи! Твари! Урою тех, кто игнорирует честь и славу битв! - яростно прорычал Тордек, который видел ужас. Ужас шел уже не только по помосту, он уже наступал на горожан. Боль, неоправданная боль и хаос, который не сулил ничего, кроме паники и отчаяния, - Темпус вас покарает. Ты! Ты, пусть и бывший герцог, падешь первым. Да храни тебя Темпус по пути в лучший мир.
Жрец быстро прокрутил свою булаву колючую в руке, разводя сияние и делая его сильнее, да пошел на отродье. Быстрые шаги, гнев вел уже Тордека в бой, честь Кодекса Воина была посрамлена и ни один клирик Темпуса не спустит никому такое с рук.
Шаг, шаг и снова удар по твари, затем снова шаг и опять удар по твари. Тордек был вдохновлен битвой, он пытался показать уже всем и самому покровителю, что Битва - это искусство, требующая профессиональных воинов, а не простое кровопролитие...

- Да что же это такое? - вскричала Рагна, когда эмоции в очередной раз опередили её разум.

Сначала в одно чудовище обратился непонятный убийца, теперь другим стал сам герцог, которого северянка и её товарищи пытались спасать. В голове роились всякие мысли - магическая эпидемия, семейное проклятье, редкая форма оборотничества. И даже мысль посетила Рагнхильду, что участие в убийстве твари может её превратить в подобную же гадость. Еле заметно северянка прошептала слова древнего заговора, защищавшего от всяких бед и напастий. Искушенным умом-то она понимала, что глупости все эти заговоры, но одно дело за книжками рассуждать о подобном, а другое видеть перед собой что-то столь необычное, когда у тебя пара мгновений на раздумья.

Кровь Утгара не давала думать, она гнала вперед, заставляла рубиться, пока ты или враг не упадешь. И Рагна бросилась крушить существо, которое ещё совсем недавно было герцогом, а теперь определенно было врагом. Что-то там кричала Изабелла, мимо которой северянка пронеслась в мгновение ока. Секира в её руках просила крови, и Рагна не смела отказать своему оружию. Могучий удар поразил не врага, а помост, на котором он стоял.

- Песья кровь, - выругалась воительница, раздраженная очередной неудачей.

- Забодай меня комар! Я тебе, тварь, голову отрублю и в шею нагажу! - пролитая на помосте кровь дурманила пивовара хлеще крепчайшего эля, в его собственных жилах бурлило что-то запредельное, ярость рвалась наружу как у варваров-берсерков. Протопотав короткими ножищами, он сократил дистанцию и попробовал наказать и второе отродье.

- Что за $@/#? ?&*$#@ $#&*'//! - Грязно выругалась сквозь сжатые от боли зубы девушка. Изабелла уже подсчитывала, во сколько ей обойдутся услуги священника, способного исцелить эту неприятную рану без шрамов. Это мужсин, возможно, шрамы украшают, (хотя тут Изабелла могла не согласиться, ничего красивого в покрытых шрамами мужиках она не видела) а ей мягкая, чистая и бархатистая кожа была еще нужна...
Кстати о коже, Виеканг, видно, был солидарен с Изабеллой, и решил что шрамы ему не к лицу, а потому решил избавиться от них наиболее простым способом, о котором сама Изабелла и не догадалась бы - поросту содрав с себя израненую кожу. Девушка как зачарованная наблюдала за процесмом, а поток брани на всеобщем, Хондатане и даже несколько оркских и дварфских слов, тихо слетавший с ее симпатичных губок, свидетельствовал о крайней степени ошеломления или восхищения. Продлилось это, правда, не долго.
Потом дошло и значение слов сказанных Абделем. Хоже, герцог готов был защищать их, женщин, даже ценой своей жизни, а это в своей жизни Изабелла могла наблюдать ой как не часто, так что уважение к герцогу подпрыгнуло на новый уровень.
- Благодарю, господин, я в порядке. - Обратилась девушка к Адриану и даже подмигнула ему, улыбаясь самой обворожительной улыбкой из тех, что возможны с колотой раной в плече.
Однако то, во что превратился Виеканг представляло теперь жуткое зрелище и вызывало стойкие ассоциации с насекомыми, которых Изабелла боялась с детства, с тех самых пор, как ее покусали муравьи, пока она ждала своей участи в клетке мага... и если раньше от насекомых она просто бежала в панике, то теперь стремилась уничтожать сколько сможет. Вот только резкий как передержанное игристое вино дворф, зачем-то перекрыл ей обзор и Изабелле не осталось ничего, кроме как сместиться ближе к краю платформы, откуда она и начала стегать это существо кнутом, что было мочи, да и кинжал швырнула.

А все-таки не плохо вышло! И первая шутка, и вторая достигли своего результата. Правда в последнем случае эффект получился не совсем такой, как рассчитывал Цук. Да что там, скажем прямо: совсем не такой. Ну не хотел гном превращать Виеканга в чудище, честно-честно! Сколько раз проделывал подобное - ни разу таких страшилищ не получалось. А тут сразу эдакое...
В общем решил Цук с волшебными руками пока повременить, до полной ясности. Но тут встал следующий вопрос, вполне, кстати. логичный: что делать дальше? Лезть в драку? Далеко, неудобно, да и не успеет. Стоять смотреть? Это не про гнома. Убежать? Тем более не про него. А что если повторить фокус с колыбельной?
Сказано-сделано. Вновь гном вьется волчком, вновь что-то бормочет, вновь что-то бросает...

Мараджайна, Горав и Рахмана погребли под собой жуткие, липкие тела непонятных человекоподобных созданий. Они отвратительно воняли, сочились липкой слизью... но они чувствовали боль от огня. А значит, были живыми, а не ожившими мертвецами! И значит - их можно было усыпить.

Художник покрепче стиснул в руке зеленый кристалл. Боль от ударов чуть не заставила потерять сознание, но он должен был держаться. Он был нужен своим товарищам! И паренек, глядя прямо в лицо схватившей его твари, начал проговаривать слова заклинания.

"Чудесно. Вы, похоже, решили собственноручно накормить этих милых тварей, раз так и норовите залезть им в пасти..." - мысленно выругался Дерек. Вслух он высказал фразу более короткую, но, в целом, не менее емкую, вместе с тем прикидывая, как исправлять положение. Подозрительные звуки в тоннеле намекали магу, что эта троица - только авангард, а дружелюбные жвалы гигантского паука, мелькающие перед глазами, давали понять, что вскоре насекомые примутся и за него.

В голове мелькнула мысль, сперва отброшенная как бредовая, однако, за неимением лучших альтернатив, маг решил ее воплотить, уповая на тупость пауко- и саранче-образных. Отшатываясь от приблизившегося членистоногого, маг направил жезл в потолок над головами противников и произнес смутно различимую фразу, почему-то вызывавшую ассоциации с шелестом волн, гулом пещерного эха и зыбким туманным маревом, и спустя пару мгновений над непомерно огромными насекомыми раздался громкий повторяющийся клекот хищной птицы, судя по всему, явно нацелившейся поужинать кем-нибудь из приглянувшихся паукообразных.

Новый день приносил новые приключения. В прошлый на долю искателей приключений, отправившихся в долгое и опасное путешествие в холодные земли Долины Ледяного Ветра, выпало немало. Они мужественно отразили нападение зубастых хищников на их караван, спасли жизнь и имущество одного из торговцев, спасли горожан Брин-Шандера от яростных йети и вызволили из заключения гордого варвара Хенгара, не забыв при этом выполнить свое задание и получить за него вознаграждение. Но новый день кроме высоких ожиданий принес и безрадостную новость - братья Валенасы выходили из дела и по неотложным семейным делам возвращались назад сквозь лютые ветра в самый разгар ранней зимы. На их место нашлись новые союзники, жрец Тэу и спасенный варвар Хенгар, которых с новоиспеченными героями связала необходимость в их помощи.

После сытного завтрака в гостинице отряд в новом составе направился в северный район Брин-Шандера, чтобы в облюбованной лусканцами таверне "Нортлук", чтобы встретиться с неким Слимом, прослывшим одним из худших людей в этом городе. Заведение было старым и обветшалым, повсюду оно несло на себе следы упадка и многочисленных пьяных драк, которые здесь порой случались. Хозяин, видимо, предпочитал не тратиться на ремонт, понимая, что следующий вечер может принести ещё больше разрушений, а потому выбитые окна просто были просто заколочены досками вкривь и вкось. А если добавить к этому клиентуру из подозрительной и неприятной внешности типов, то заведение отвечало всем невысоким стандартам лусканской подворотни и принадлежало к числу тех, которые приличные люди обходят стороной.

Внутри было не так уж и плохо. После уличного холода тепло от камина любому гадюшнику добавляло налет привлекательности. Посетителей в утреннюю пору было немного, в основном лусканцы, которые здесь же, на втором этаже, снимали комнаты. Помимо четверых неприятных мужиков, окидывающих чужаков хищными взглядами из серии "зажарить их или сварить", в общем зале было ещё два человека - трактирщик, стареющий верзила с облысевшей головой и выпирающим пузом, и лишенная даже намека на привлекательность молодая официантка, которая тщетно пыталась стереть с пола следы крови и рвоты. Хозяин, которого Тэу знал как Скрамсакса, бывшего (очень бывшего) искателя приключений, который не нашел лучшего применения заработанным деньгам, кроме как купить самое злачное заведение во всем городе. В целом мужик он был неплохой и ко всяческим наёмникам с авантюристами относился вполне лояльно, вот только разницы между ними и откровенными бандитами он, похоже, не делал.

- Наниматься пришли? - спросил трактирщик, едва шестеро переступили порог его заведения. Жреца он не узнал.

Гуляя по ярмарке Изабелла не торопилась расставаться с денюжками, не будучи полностью уверена, когда сможет обеспечить себе стабильный заработок, и каким именно образом. Чего только стоило девушке пройти мимо прекрасных духов, сверкающих драгоценных каменьев и не менее сверкающей бижутерии. "Потом, все потом," - убеждала себя плутовка. Памятуя Рассказы Тэворина, Изабелла рассчитывала потратиться здесь на рынке, но поближе к вечеру, когда торговцы будут вынуждены сбавлять цены, лишь-бы не платить пошлины.
Кто же знал, чем все обернется?

Назвать Изабеллу альтруисткой будет так же не верно, как назвать Солнце черным, но вот расчетливости плутовке было не отнять. Увидь она как на какого-то бедолагу напали четверо в перекрестке - вероятно прошла бы мимо и не оглянулась, но тут была ситуация совершенно иного рода. Нападали то не на нищего какого, и даже не на купца средней руки, нападали на любимого Вратами Балдура герцога (а любовь к власть имущим, это уже на столько редкое явление, что встречается разве что как исключение) и оказать помощь и услугу такому человеку, безусловно, было бы очень хорошим и перспективным шагом для новой эмигрантки. Кто знает, какими знакомствами он располагает, а может и сам холост?

В общем, решение вмешаться родилось почти молниеносно, и, к радости, девушка отметила что её спутники так-же решили принять участие в заварушке. Что-же, это не бой с пиратами на качающейся палубе, но с другой стороны - те кто решили нападать на столь видного чловека посреди бела дня так-же, видимо, были не просты. Рука Изабеллы метнулась к рукояти кнута, но тут у девушки появилась мысль получше.
- Адриан, лови! - Крикнула девушка, выхватив из ножен трофейный меч и подскочив к помосту. Не давая герцогу (и его противникам) опомнится, Изабелла швырнула ему небольшой клинок. Абдель походил на воина и, наверняка, умел пользоваться таким оружием, как вероятно, и многим другим.
Не дожидаясь, чем закончится полет клинка, Изабелла ловко выскользнула из лямок своей сумки и, выхватив любимый кнут, бросилась бежать в сторону левой лестницы, выкрикивая:
- Плохие мальчики, вчетвером на одного нападать! Спускайтесь к мамочке, Изабелла вас накажет!

Не удалось им остановить чудовищних обитателей забытого подземелья на расстоянии, набросились дети больного разума сосздателя на тех из спутников Гвендолен, кто привык встречать опасность в первых рядах, лицом к лицу. Сейчас дóлжно было всем и каждому собрать все силы, и отбросить хитиновую лавину, обратить ее в бегство и споро покинуть негостеприимные коридоры. Поморщилась магичка: сейчас она, почти полностью истощенная нерационально частым взыванием к старшим Арканам, мало чем могла помочь тем, кто стоял рядом с ней, и была для них обузой - мало пригодной в танце мечей, ей требовалась защита.
Но пока сердце бьется, пока хрупкие материи эгни доступны ей, она будет стоять до конца, внося и свою лепту в изничтожение выползшей на свет мерзости. И пока левая рука творила привычный жест Пламени, вторая вновь выпустила на свободу верный клинок: сердце альвэ чувствовало, что ему вновь предстоит заняться кровавой работой. И судьба дала ей новое подтверждение ее мыслям: зрела магичка, как на поле брани вышли еще два детища тьмы, готовые вонзить свои смертельные жвала в тех, кто сопровождал ее.

Дева чувствовала, как рядом тетивой лука напряглись потоки сил, высовобождая летящую в инсектоидов разящую энергию эгни - это темноволосый колдун вступил в бой. Но не чуяла сребровласая альвэ за спиной плетения потоков - молчал друид, видимо, пораженный открывшемся ему издевательством над живой природой. Сжимая в руке верный меч, отступила Гвендолен на пару шагов к старцу, говоря:
- Tad Coedwig, yn erfyn i chi - peidiwch ag oedi! Rydym angen eich help.

Но не успела чаровница добавить еще хоть что-либо: именуемый Стефан высвободил из плена рюкзака трофейный ужас - посох болот. Не успела дева ни вскрикнуть в изумлении, ни напомнить юноше об опасности - с языка Младшего слетели щелкающие, присвистываящие звуки паучьей речи. Это было странно, это было мерзко и непонятно.
Как он может так бездумно жертвовать собой, и ради чего? Ужели он думает, что останется назапятнанным? Ужели он мыслит, что без этого они не сладят с нападающими? Ужели он считает, что они примут его жертву - добровольно принять в себя Тьму? Ужели он о них такого мнения?
Это было обидно и неприятно - узнать о том, что один из них такого безжалостно-презрительного мнения о своих спутниках. Впрочем... Что взять с одного из Младших Детей? Низшие плодятся и размножаются с поразительной скоростью и, видимо, знание о собственной многочисленности подталкивает некоторые особи к нерациональным поступкам: они подспудно знают, что их народ не заметит гибели одного из тысячи тысяч. Да и недоверие к сородичам тоже обьяснимо: избыток особей приводит к большему количеству тех, кто готов преступить через закон и узы крови. А каждый подобный факт червоточиной разъедает народ, побуждая его представителей относиться к окружающим с предубеждением. Так что это не Стефан такой... странный, это просто особенность подавляющего большинства Младших Детей.

*Отец Лесов, молю вас - не медлите! Нам нужна ваша помощь.

Выступление голиафа с волынкой слегка приподняло отчего-то мрачное с утра настроение Тома. А страдальческое лицо барда при звуке сего инструмента развеселило следопыта еще больше. Нет, конечно, Винтер вроде неплохой парень, но Греткин хорошо помнил, как миловидная дочка хозяина таверны "Нежная гарпия" в Лирабаре предпочла ему, великому охотнику, только вернувшемуся с опасного задания по помощи Самому Святому Ордену Священного Сорокопута, какого-то сладкоголосого певца, который, как Том был уверен, и кухонный нож с правильной стороны взять бы не сумел.

"Надо будет просить Каунанео на привалах, когда скрытность не особо нужна, играть на его чудовищном инструменте. Заодно мошкару и диких зверей от лагеря отгонит надежно" - весело подумал Том.

Внимательно выслушав и предложение Мартильна, и предложения Брана, дождавшись того момента, когда все скажут свое веское мнение, Греткин размеренно начал:

- План Мартильна, безусловно, не так уж и плох. Разбойники будут застигнуты нами врасплох, хотя и будут куда более готовы к сражению, чем в плане Брана. Но! Что, если перед нападением они сделают из сидящего в повозке что-то вроде ежика, только вместо игл будут их стрелы? А если эти стрелы будут еще и отравленными? Если крадущиеся вдоль дороги члены нашей группы столкнуться с разбойниками раньше остальных? Нет, все-таки, риск неоправданно высок. Что же до плана Брана... Мне уже приходилось не раз выслеживать людей, скрывавшихся от правосудия Тира в чащах Импильтура. И, скажу без ложной скромности, выходило это неплохо.

«Куда!?» — только и пронеслось в голове Ульвара, когда рыжеволосая встала между ним и приземистой многоногой тварью. Она его защищать что ли собралась? Его? Нет, девушка определенно стремилась умереть какой-нибудь ужасной смертью, например, быть растворенной желудочным соком вот этой вот колдовской tispe, а он так укутан липкими комками паутины, что даже сделать ничего не может. Его темный попутчик, правда, вклинившуюся между ним и его добычей деву считал назойливой помехой, и эттиру даже губу пришлось прикусить, чтобы избавиться от навязчивой мысли проткнуть союзницу насквозь.

Плывущий на волнах холодного безумия, он почти не заметил ожегшего бедро паучьего укуса, но вот раздавшееся откуда-то из-за спины, куда и головы было не повернуть шипение и серия щелчков заставили зубы «Нерожденного» сжаться до скрежета.

«Окружены», — сокрушенно осознал Ульвар, перехватывая рогатину коротким хватом и пытаясь вонзить ее в атаковавшего его паука сверху-вниз, словно гарпун в кита.

«Больше мяса на убой», — ухмыльнулось его губами Нечто, плашмя, будто дубину опуская древко на ближайшую тварь.

Обустройство лагеря подходило к концу, поздний ужин тоже. Уже начались обходы патрульных с сигналом к отбою. Сэр Эдгар и несколько примкнувших к нему за разговором человек пока медлили с тем, чтобы отойти ко сну. У одних откровения старого рыцаря вызвали любопытство, у других тревогу. И то, и другое не способствовали спокойному сну. Да и здешний лютый холод делал жаркий лагерный костёр куда привлекательнее установленных на снегу обледенелых и задубевших палаток.

- Кто займет трон? - задумчиво переспросил сэр Эдгар. - На первое время свои полномочия вернёт совет рыцарей Ифраса II, как это было в спокойные времена регентства, а затем выберет кого-нибудь из принцев для коронации. Догадываясь, какие люди будут заседать в совете, я склонен думать, что Его Высочество принц Аларн будет первым кандидатом, как самый безобидный из всех, впрочем... Постойте-ка. Что это?

Рыцарь сидел прямо перед костром и глядел в яркое пламя, вздымавшееся метра на два, и вдруг что-то привлекло его внимание, заставив оборвать разговор на полуслове. Немногие из оставшихся товарищей Эдгара по оружию уставились на костёр, но не увидели ничего примечательного, способного заинтересовать. Рыцарь, между тем, был верен своим ощущениям, он, тяжело разогнувшись, поднялся с места и подошёл ближе, всматриваясь в огонь. В напряжённой тишине он делал один шаг за другим, и все продолжали следить за непонятными действиями своего командира.

- Что вы там увидели, сэр Эдгар? - спросил Марвин.

Рыцарь не отвечал, он сделал ещё несколько осторожных шагов вперёд, приблизившись предельно близко к костру. Поглядев ещё несколько мгновений в огонь с близкого расстояния, он обернулся к Марвину и виновато улыбнулся.

- Ничего, показалось, что увидел в огне лицо, - неловко усмехнулся рыцарь. - Что-то я устал с дороги, пойду приля...

Он не успел договорить. Пламя костра за его спиной в мгновение ока метнулась к сэру Эдгару и объяло его. Каждый почувствовал ужасающий жар этого пламени, от которого таял лёд. А несчастный рыцарь, не успевший даже понять, что происходит, стал не гореть, а плавиться как свеча. Крик одной из служанок, наблюдавших это жуткое зрелище, разнесся по лагерю, встревожив тех, кто недавно удалился в палатки. Скелет сэра Эдгара, обтянутый обожжённой кожей, в металлическом панцире осел на землю. Пламя же оставалось на месте и приобрело очертания человеческой фигуры, а там, где оно формировало голову, языки пламени создавали что-то, похожее на человеческое лицо, перекошенное от гнева. Быстро глянув на останки рыцаря под ногами, огненный человек перевёл взгляд на перепуганных свидетелей чудовищного убийства и медленными шагами двинулся в их сторону. Жар его пламени заставлял снег под ногами превращаться в воду и тут же вскипать.

— Но, ведь... Ведь задат... — начал было Бран, намереваясь пристыдить проигнорировавших его доводы «коллег», но вовремя осекся.

Он, в конце концов, ничего хозяйке «Веселого меча» не обещал, денег ее не брал, от щедрот ее не питался, да и вообще, ему только и надо было, что заручиться поддержкой еще хотя бы пары авантюристов и дождаться информации от госпожи Велливо. И все. Если за время ожидания придется прикончить нескольких разбойников или потратить пару дней на их бесплотные поиски, что же, пусть так и будет. Иногда надо просто плыть по течению.

Молча доев ставший, почему-то, не таким уж и вкусным завтрак, и, поставив свою подпись под составленной менестрелем бумагой, «Пижон» сослался на дела, которые ему необходимо было доделать перед тем, как идти или ехать куда бы то ни было, и довольно спешно покинул постоялый двор. Задержался он только на те пять минут, которые понадобились, чтобы пересадить ждущего в комнате Мистера Мышь во внутренний карман куртки. Старый друг, должно быть, совсем устал сидеть в четырех стенах, да и Брану компания кого-то, кто умеет слушать и слышать голос разума, сейчас совсем не помешает.

Вернулись они спустя пару часов, практически в одно время с Винтером, принесшим вести от констебля, и посреди обсуждения стратегии борьбы с бандитами. А еще как раз вовремя, чтобы успеть послушать протяжные, похожие на стоны умирающего зверя звуки, издаваемые кожаным шаром с кучей трубок, который голиаф явно считал музыкальным инструментом. Странный опыт, но не сказать, чтобы совсем уж неприятный. Скорее даже наоборот.

— Телега, ящики, сбруя, вол или тяжеловоз, — Бран начал перечислять покупки, необходимые для исполнения предложенного Мартильном и тут же поддержанного полуэльфом и дварфом плана, демонстративно загибая пальцы.

Голос его, правда, уже не звучал столь уверенно как раньше. Доводы, которые он собирался привести были, само собой, безупречны, но вот только остальная группа уже доказала неумение и нежелание прислушиваться к чему-либо логичному. По крайней мере, к логичному в его понимании.

— Выйдет где-то полсотни золотых, которые придется отдать за дело, которое нам никто не оплатит. Я свои деньги не печатаю, а зарабатываю и сорить ими не привык. Кроме того, в момент нападения, а, точнее, неожиданного нападения из засады, разбойники будут все в одном месте, во всеоружии, и на выгодных для себя позициях. Это в случае, если они вообще решат напасть на кого-то всего через два дня после того, как сорвали последний куш.

— Не проще ли пройти по следу двух тяжелогруженых телег от места последнего нападения до бандитского лагеря и застать кого-то из них со спущенными штанами, кого-то спящим, а кого-то без брони и оружия? Я слышал, что выгоднее быть охотником, а не добычей.

Единственный представитель законной власти в округе представлял собой весьма жалкое зрелище. Нет, внешность его была весьма выдающейся, я бы даже сказал, геройского типа, но вот отношение констебля Харбурка к исполнению своих обязанностей меня, признаться, возмутило. Только подумать, он очень занят делами в мясницкой лавке, когда в округе действуют подлые и весьма наглые разбойники. На месте жителей Красной Лиственницы я бы давно уже напомнил нерадивому стражу закона о его долге перед людьми. Впрочем, некомпетентность Харбурка позволяла мне и моим товарищам завладеть сценой и погеройствовать там, где других героев не нашлось. Победа над бандой беспощадных злодеев несомненно могла стать хорошей отправной точкой в моём резюме борца со злом. Дело оставалось за малым, разыскать супостатов и нанести удар в самое сердце их преступной организации.

Вернувшись назад в «Веселый меч», я едва не лишился рассудка, когда до моего тонкого слуха донеслись звуки самого отвратительного музыкального инструмента, который когда-либо создавался в Королевствах. Это был предмет моей лютой ненависти и назывался он волынкой. Мне почему-то казалось, что этим инструментом пользовались, чтобы повергать врагов в бегство жуткой какофонией утробных звуков, но один из моих новых товарищей, голиаф, использовал это адское устройство для развлечения публики. В тот раз я ничего не сказал, но пообещал себе разделаться с ненавистной волынкой, когда её хозяина не будет рядом.

Когда я поведал товарищам те крупицы информации, которыми соизволил поделиться господин констебль, мы приступили к обсуждению плана действий. Сразу стало понятно, что Мартильн – опытный воин, неплохо понимающий в тактике. Его план ловли на живца подкупал простотой своего исполнения и элегантностью своей задумки. Действительно, навязать разбойникам бой на нейтральной территории вместо того, чтобы соваться в их наверняка укрепленное логово – было чертовски хорошей идеей.

- Опасность – мое второе имя, - с одобрительной улыбкой сказал я Мартильну, хотя это и не было правдой. – Весьма замечательный план, благодаря которому тактическое преимущество окажется за нами. И очень хорошо, что первым делом мы взялись за разбойников, иначе наша репутация могла бы нас обогнать и заставить противника насторожиться. Но раз мы, слава богам, никому здесь не известны, это обстоятельство позволит нам действовать, не вызывая подозрений. Приобретение повозки я беру на себя.

Да, семеро против десяти. Причем разбойники хорошо знают местность и скорее всего имеют информаторов в селении...
- По воинским артикулам следовало бы обнаружить местоположение лагеря разбойников и неожиданным ударом уничтожить врага в его логове. Правда для этого нужно время и десятка два, а лучше полсотни солдат. Ни того, ни другого у нас нет. Да и бандиты к такому наверняка готовы и в лучшем случае нас ожидают ловушки и пустой лагерь. Поэтому предлагаю поступить по-другому, а именно - ловить на живца. Мы купим повозку (обязательно открытую, чтобы издалека было видно, что кроме сопровождающих и груза в ней никого нет), несколько больших ящиков, достаточно крепких, чтобы выдержать попадание стрелы или арбалетного болта, а затем я (на лошади) и пара добровольцев (в телеге) отправимся по Каирнской дороге. Еще двое спрячутся в ящиках, а пара тех, кто может передвигаться быстр и скрытно, последуют за нами на некотором удалении. Констебль сказал, что разбойников с десяток, так что повозка с тремя охранниками покажется им легкой добычей. Сразу скажу, план рискованный и опасный, особенно для тех, кто поедет на телеге всех на виду, поэтому решать вам, - изложив свой замысел, Мартильн посмотрел на своих товарищей, ожидая их реакции.

- Что крестиком место отметил, так это очень хорошо! Может тогда откладывать больше ничего не будем, и разом выдвинемся? Как сказал констебль, числом их десяток или поболе, нападают как на одиночек, так и на группы, так что можем вот не разделяться и такой группой и пойти. Ну а коли вам жаждется маскировки, так я могу кого-нибудь, кто полегче, взять на закорки, рогожкой накрыть, и вот нас уже не семь, а шесть, а? - прервав свои попытки развлечь окружающих музицированием на видавшей виды здоровенной волнынке, которая целиком отдавала дань культуре племени Каунанео: мехи были сшиты из шкуры яка, трубки вырезаны из его рогов, да тотемные звери были нарисованы и прочерчены там и тут.

Стефан ощутил укол страха при виде приближавшихся армии насекомых. Даже с этими тремя справиться пока не получалось, а пять мутантов представляли серьезную проблему. Парень кинул взгляд на Гвендолен: если бы они нашли способ запалить комнату с менином, насекомые не смогли бы пройти. Сейчас же фортуна поворачивалась к ним спиной - очень быстро. Но он откинул все этим мысли, помотав головой. "Тьфу", - подумал он, - "Сейчас не время для сожалений". Надо было срочно что-то предпринимать, иначе Энна и Ульвар могли погибнуть от яда и кислоты.

Обернувшись на магов, Стефан улыбнулся как гладиатор, перед которым на арене была выставлена целая армия. - Прикройте меня! Лицо парня горело отчаянной решимостью и умыслом. На мгновение он пропал из виду в синеватом полумраке залы и вынырнул из него прямо перед самым крупным, самым жутним насекомым. Выдернул блистающий клинок из ножен и, встав в угрожающей позе на одной ноге, воздел сталь над головой наподобие жала скорпиона. В левой руке он держал отравленный посох. Затем парень вдруг неторопливо, но явственно и отчетливо зацокотал и зашипел совершенно нечеловеческим тоном. У тех, кто был рядом, наверное, зашевелились волосы на затылке. От неожиданности им могло казаться, что они видели не человека, а еще одно отвратительное насекомое. С кем они путешествовали все это время?!

Через мгновение проницательные спутники могли догадаться, что Стефан говорил с насекомыми на их языке. Парню оставалось только мечтать, что остальные подыграют его дерзкой импровизации.

- Это моя добыча! - шипел Стефан паукам и медведкам. - Это моя сеть, я сплел ее и поймал этих существ, как сладких и беспомощных мух. Уходите и дайте мне насладиться игрой столько, сколько мне захочется. Здесь полно свежей дичи. Там - дальше по коридору и за камнями вы найдете еще вкусных и бесхозных двуногих. Плетите свою сеть, копайте свою нору и ловите их.

- Или кто-то хочет позариться на чужое? Кто первый желает попробовать моего жала или яда? Ты? Или, может быть, ты? - он поворачивался лицом то к одному супостату, то к другому, обжигая их убийственным холодом во взгляде. Он почему-то был уверен, что насекомые почувствуют отраву в болотном посохе и примут ее как должный элемент антуража паука-колдуна в человеческом обличье.

- Эти создания теперь готовы к сражению, благодаря вашим глупым попыткам поймать их без ожидания в засаде,- добавил еще аргумент Стефан. - Разве пауки так охотятся? Невежественные увальни! Кто вас учил плести сеть? Теперь вы тут получите только жестокий огонь и холодные металлические жала вместо ужина. Отправляйтесь в коридор и сделайте все как подобает настоящим гордым восьмиглазым. Насладитесь охотой по уму. Вы потом еще не раз припомните с благодарностью слова Ашскольтотота!

На этих словах парень указал насекомым на проход еще раз, надеясь, что и насекомые, и спутники его послушают. Если нет, то вся эта честная компания была готова обрушиться на его голову.

- Таки что, други? На часок другой комнату снимем, чтоб пообедать, иль ещё и остановимся здесь? Кровати тута как везде, но вот вяленые щупальца осьминогом под светлый эль, или уха буксировщиков, из тринадцати сортов морепродуктов, оливок, лимона и мацтикского деликатеса - картофеля - этого нельзя пропустить! Ну или китовый стейк, тоже неплох... - мечтательно принялся перечислять Тэворин, прерванный бурчанием собственного желудка.

- А почему бы не взять всё? Салат из водорослей и творога морской коровы, уху в половине каравая вместо миски на первое, стейк под соусом из устриц на второе? Ах да, ещё компот из планктона, конечно! Ням-ням-ням, усы оближешь!

Они шли и шли под сенью каменного, покрытым мхом и лишайником свода, мимо стен, несущих шрамы прошлых битв, из которых торчали какие-то металлические трубки, и с каждым шагом Ульвар все больше убеждался в том, что ему здесь не нравится. Не потому, что тут жил какой-то колдун, хотя это, конечно, был дурной знак, или из-за того, что произошло в этих коридорах много лет назад, а просто потому, что это была суша. Он не помнил, как море оказалось частью его жизни, но монолитная мертвая кладка под его ногами вызывала у него явно ощутимый дискомфорт и раздражение. Раздражение, подогреваемое приближающимся с каждой минутой скрежетом, издаваемым их невидимым преследователем или преследователями.

– Да догони ты нас уже, drittsekk, – зло процедил “Нерожденный” себе под нос, поглядывая через плечо в черный зев тоннеля.

Вряд ли Ульвар был из тех, кто дергается и изводит себя перед битвой, но быть в роли убегающей от охотника добычи ему тоже не нравилось. Раз уж им не суждено было уйти без драки (а с друидом на руках убежать наверняка не удастся), то пусть хоть следующая за ними тварь покажется поскорее, чтобы он мог ее, наконец, убить. Убить, забыть и идти дальше. В его мире все было предельно просто. “Нерожденный” так и бурчал бы себе под нос, недовольный слишком твердым полом, слишком неподвижным воздухом и недостаточно расторопными врагами, но тут духи таки сжалились, явив его взору трех наимерзейших тварей, которых только можно было представить. Воистину, будь проклят тысячу раз построивший это место колдун.

Он даже не успел подумать, справится ли с многоногими уродцами без помощи “холодного нечто”, как обнаружил себя стоящим перед самым большим тараканом-переростком с рогатиной наготове и хищным оскалом на лице. Да, надо бы, пожалуй, поучиться эту штуку контролировать…

Кажется, слова разума не возымели действия, а значит... Это могло означать много чего, но эти люди не вняли её предупреждению и подошли слишком близко, а значит представляли опасность. Шиа приняла решение, может и неверное, может её спутники и осудят её, но для себя она делала все правильно - по крайней мере в трусости её никто не обвинит. Бросив короткое слово на анварском, девушка выпустила стрелу, после чего бросив лук, сняла со спины щит и шагнула вперед.

Легкий цокот коготков подгонял странников, не давая им остаться на месте и обудить происшедшее. А вопросов было немало: откуда здесь неупокоенные, какая сила вырвала их от вековечного сна. Змеился темный коридор, ведя группу в неведомые дали, и вскоре Гвендолен стала подмечать, что стены тонеллей, доселе цельные и нерушимые, стали нести на себе шрамы прошедших битв и незаживающие язвы от поцелуя огня. Подумалось альвэ, что не прошедшие годы привели к тому, что ныне катакомбы остались без хозяина, но кровопролитная сеча, которая клинком и эгни сделала эти Паргой проклятые места заброшенными и забытыми. Здесь совершенно не замечался ход времени - словно не в подземелье они вошли, но с головой нырнули в темный омут забвения.

Наконец, узкий проход коридора закончился, и среброволосая магичка ступила под своды огромной залы, полной уже знакомыми емкостями с проклятым маслом menyn внутри. Меж собой цистерны соединялись переплетением толстых, похожих на корни дуба металлических труб. Вот только в отличие от дуба, по стальным корням этим бежал не полный жизни древесный сок, а богомерзкая субстанция из крови, плоти и страданий живых существ. И если узретые ранее бочки вызвывали у девы лишь отвращение и брезгливость, то вид сей фабрики по переработке украденной у живых существ силы в экстракт чистой эгни вызывал негодование и абсолютно справедливое желание уничтожить рассадник мерзости.

Сбоку восторженно и несколько удивленно присвиснули: - Вау, массовое производство! Пламенная с неодобрением посмотрела на залюбовавшегося машиной смерти Стефана: как он только может восхищаться... этим? Оно же протвно самой сущности любого разумного!
Немилосердный туман, продолжающий скрывать память альвэ, при виде этого апофеоза человеческой жадности даже несколько рассеялся, являя в сознании девы воспоминания об учебе в Академии, о прочитанной книге на сложном для восприятия эрехианском, о мэтрэссе Гвладис, предостерегавшей юных учеников об опасностях, таящихся в подобном искусственном накоплении силы, являющим собой истинное отражение алчности и безжалостности Младших детей.

Но, помимо хранилища смертей, в зале было и нечто иное: каменный пьедестал, изрезанный святящимися эрехианскими рунами и соединенный трубами с двумя соседними емкостями. Предположила Гвендолен, что именно это место и есть сердце проклятой лаборатории: сердце, которое она обязательно должна вырвать.

Перестук коготков участился, превратившись в неумолчную барабанную дробь приближающейся угрозы, и перед путниками возникла очередная мерзость, исторгнутая этим полным зла местом: два гигантских паука и неподдающийся описанию и бросающий вызов холодной логике разума инсектоид. Но ученики друида не дремали: и появившиеся искаженные были встречены стрельбой. Вскинул лук и выпустил стрелу и темноволосый Стефан, обратившись к Талвит Тэг:
- Гвендолен! Насекомые боятся огня!

Зажмурилась волшебница на несколько секунд, понимая, что без эгни она бесполезна. Она уже истратила все свои силы на сплетение чар, как она может вновь повторить их? Но нельзя отказывать просящему: и дева с пылающей душой вновь воззвала к силе Первородного пламени, моля Паргу даровать ей возможность воспользоваться хотя бы малой толикой благославенных сил. И мольбы ее не остались без ответа: на ладони чаровницы расцвел трепещущий бутон огня. С губ альвэ слетела короткая и хлесткая фраза, тонккя кисть резким взмахом направила цветок пламени в инсектоида:
- Mae'r fflam yn lân, yn fflam llachar, drawaf yr annuwiol!*

*Пламя чистое, пламя светлое, порази нечестивцев!

Путь на север был долгим и трудным. Потоки рекрутов стекались со всей страны и из-за её пределов во временный в окрестностях Илмуоча, а оттуда по почти заброшенному купеческому тракту войско двинулось в холодные земли Дамары. Погода издевалась над воинами Импильтура – целыми днями лил дождь, превращавший дороги в настоящее болото, в котором то и дело застревали повозки с провиантом. Король, неуклонно двигавшийся к одному ему ведомой цели, требовал, чтобы всю обузу оставляли позади, ему важно было успеть в горы до начала осени, что по меркам холодных северных земель означало наступление лютых морозов. Говорили, что он намеревался идти к горам напролом – штурмуя реки и зловещий лес Роулинсвуд, но среди генералов нашлись люди, сумевшие отговорить Имбрара от этой рискованной затеи.

После трёх дней чудовищных ливней, из-за которых каждый третий участник похода заболел, войско вошло в Дамару, и будто по волшебству климат с пересечением границы внезапно переменился. На смену дождю пришла ясная погода, но легче идти от этого не стало. Пронзающие потоки ветра хозяйничали на восточных равнинах Холодных Земель, в дороге они так и норовили найти изъян в тёплой одежде воинов, чтобы сковать холодом измученное переходом тело, а во время привалов их любимой забавой было опрокинуть какую-нибудь плохо закрепленную палатку и весело понести её кубарем, сея по всему лагерю беспорядок.

Но худшим впечатлением от посещения Дамары стала не погода, а встреча с местными жителями. Уже повернувшему на восток войску путь преградил небольшой отряд латников Соравийского герцогства. Оказалось, что король Имбрар в своём стремлении поскорее добраться до злосчастных гор забыл попросить у своего северного соседа и верного союзника право на проход войск. Герцог Соравии, не дожидаясь подхода основных сил дамарской армии, решил самолично остановить чужаков на границе своих владений. Между ним и королём Имбраром состоялся тяжёлый разговор, свидетелей которому было немного, но содержание вскоре дошло даже до рядовых участников похода. Говорили, что король Импильтура находился в полубезумном состоянии и едва не приказал своим воинам атаковать войска герцога, и лишь благоразумие и авторитет его советников спасли положение. Войско продолжило свой путь, но, если кто-то из участников похода раньше сомневался, то теперь полностью уверовал в безумие своего короля, одержимость которого своей навязчивой идеей приобрела угрожающие масштабы.

Позади был изнурительный переход длинною в две недели, впереди замаячили мрачные силуэты Великаньих Пиков. Уже после заката войско вышло к подножью гор и принялось разбивать лагерь. Никто не знал, что же будет теперь, когда поход был окончен, а цель маячила перед самым носом. На какое безумие король поведёт дальше – в глубины заброшенных шахт или на крутые вершины и узкие горные тропы, чтобы искать неведомого и, скорее всего, несуществующего врага. Перспектива рисковать жизнями из-за прихотей безумца перевесила всякую радость солдат от того, что дорога подошла к концу.

На заснеженном горном склоне был разбит лагерь. Король настоял на том, чтобы войска сразу расположились в своём привычном боевом построении. По центру был сам Имбрар II со своими генералами и личной гвардией, на флангах войска его старших сыновей, принцев Форвара и Белдреда. Позади них располагалось основное войско, состоящее из мобилизованных крестьян по большей части, а в самом глубоком тылу – небольшой отряд принца Аларна. Впрочем, когда опасность могла исходить с любого направления, понятия фронта, тыла и флангов были весьма условными.

Аларн был третьим из четырёх сыновей короля. В свои семнадцать лет он был мало известен среди подданных королевства. Старшие братья Аларна с самого восшествия отца на престол принимали деятельное участие в жизни Импильтура – служили наместниками в проблемных регионах, посланниками в дипломатических миссиях и прослыли талантливыми полководцами, когда дело доходило до стычек с гоблиноидами. Аларн же не успел себя чем-либо проявить, а с начала похода показал себя слишком мягким и слабохарактерным для представителя монаршей фамилии. Стеснительность и неуверенность делали его плохим командиром, ответственные решения он перекладывал на плечи приставленного к нему «дядьки» сэра Эдгара из рыцарей Троицы, а большую часть времени предпочитал избегать своих подчинённых.

Незадолго до отбоя принцу Аларну однако пришлось исполнить свои командирские обязанности и рассказать о том, что он узнал на прошедшем у его отца совещании. Неуверенно взобравшись на пару мешков, чтобы в свете костров все могли его видеть, принц начал говорить, стараясь предать своему голосу обычно отсутствующую твердость:

- Завтра Его Величество король Имбрар II поведёт нас в решающий бой. Мы сойдёмся с врагом, который веками терроризировал королевство Импильтур и стоит за всеми несчастьями, обрушившимися на нас в последние годы. Это будет тяжёлый бой, но нам придётся сражаться изо всех сил, поскольку это сражение определит, будет ли наша родина свободна от векового проклятья или навечно останется Забытым Королевством с трагической судьбой.

Произнеся заученную речь, принц спрыгнул со своей импровизированной трибуны и направился к своей палатке. Словно вспомнив о чём-то, он перекинулся парой слов с сэром Эдгаром, прежде чем покинуть своих людей. Рыцарь, обычно предельно строгий и дисциплинированный, недовольно скривил губы, когда принц уже не мог его видеть, и подошёл к столу. Аларн в очередной раз не притронулся к ужину, поданному слугами, а потому кучка желающих полакомиться королевской едой уже облепила стол.

- Сэр Эдгар, как вы думаете, куда его величество погонит нас завтра? – вопрошал Марвин Кендл, сын лирабарского судьи, заливая в набитый рот остатки вина из королевского серебряного кубка.

- Сдаётся мне, юноша, завтра мы все отправимся домой под предводительством нового лидера, - хмуро отвечал рыцарь. – Теперь, когда мы здесь, совершенно очевидно, что затея нашего доброго короля с самого начала была идиотской.

- Новый лидер? О чём вы, сэр Эдгар? – удивлённо спросил присоседившийся к Марвину послушник ордена по имени Тамлер, которого слова старшего рыцаря так удивили, что из его раскрытого рта выпал кусочек королевского десерта.

Сэр Эдгар не отвечал, с кислой миной он сидел у костра и глядел на чернеющие на фоне ночного неба вершины проклятых гор, ради которых армия проделала весь этот путь. Сейчас они казались зловещими, будто какая-то страшная тайна или жуткий монстр обитают там, скрываясь в тумане.

Виктор чувствовал некое родство с появившимся человеком. Оба они несли тяжелый груз. Каждый свой. Тэу нес груз веры и смерти на себе. Груз знания того, что все они когда-либо умрут. Виктор нес другой груз. Он нес груз справедливости, не сдерживаемой законом в известном смысле. Справедливости настоящей, чистой, ничем не разбавленной. Однако что было различным, так это то, как они несли этот груз. Виктор нес свой груз, осознавая то, что это ноша. Принимая сознательно на себя титул изгоя. Человека без титулов, под чьим стягом никогда не соберется воинство. Этот же человек... был другим. Он нес свою ношу торжественно, говоря о ней всем и каждому. Как в речи, так и в жестах. Много ли будет удивительного, если вы узнаете, что Виктор сразу же стал его несколько недолюбливать?

- Виктор. - Коротко представился паладин. - У вас есть к нам дело?

Мысли метались, как угодившая в таз мышь. Задыхающаяся песня умирающей реки, засыхающая ива, дриада, странные люди. Мелькнула мысль, что дриаде умирающего дерева трудно собрать силы, чтобы принять видимую форму... Что-то неприятное, злое, шептало: открой глаза, взгляни, ответ перед тобой. Но ответ ускользал, может быть оттого, что требовал отвернуться от тепла старой привязанности. Руки, ища поддержки, сжались на посохе, древесная кора врезалась в ладони, странным образом успокоив и напомнив об окружающем. Мир замер. Внезапно девушка почувствовала сквозь руки, сжавшие ставшую друг теплой древесину, как посох упирается в глинистое дно, покрытое слоем речных трав, и корни травы на берегу, тянущиеся к ушедшей воде, удивление зверей, что ходят по этой траве, боль, что волной распространялась по самой земле. В биении пульса мира вокруг ивы чувствовалось... отчаянье? гнев? обида? Мысли деревьев неторопливы, чувства деревьев растут, как годичные кольца, суетливым двуногим непросто понять их. Посох на мгновение вобрал все в себя, послужил проводником от сердца земли к сердцу человека, и снова обратился просто куском дерева в руках. Только внезапно налетевший ветерок шевельнул короткими волосами, защекотал шею, будто успокаивая*. Со вздохом ветра мир вернулся к нормальному темпу, и Тиган растерянно поняла, что прошло меньше удара сердца.
Древние слова Flamean or Iath-Tân сперва запинаясь, а затем все свободнее срывались с губ молодой друидки, обращаясь к девушке-иве.
- Тебе нужна помощь? Я пришла помочь тебе и этому лесу, и мои друзья пришли со мной. Не атакуй нас. Скажи, что мы можем сделать, чтобы помочь?**- тут друидка тихонько стукнула посохом в дно ручья, надеясь, что дерево поможет донести до духа дерева послание.
Одновременно, Тиган вскинула свободную руку в предупреждающем жесте, страясь предупредить товарищей не атаковать первыми.

По мере перемещения из одного заведения в другое настроение Брана становилось все хуже и хуже, а когда перед ним во всем своем хаотичном великолепии предстала лавка госпожи Велливо, и вовсе чуть не сплюнул на землю от раздражения. Мало того, что информации об искомой деве не было никакой, а столовые приборы одной длины в “Красной лиственнице” были определенно не в чести, так еще и местная арфистка жила посреди рукотворной свалки, которая казалась юноше материальным воплощением слова “неупорядоченность”. Малым, но все же утешением мог считаться тот факт, что клуб по интересам, ради которого леди Беларабанта покинула отчий дом, был известен местным, хотя репутация его и оставляла желать лучшего. Но, в конце концов, чего еще ожидать от компании высокородных бездарей?

Привычно проскользнув сквозь толпу снующих туда-сюда детей, он вошел в “Тысячу мелочей” следом за товарищами, представился, ввернув в разговор кодовую фразу про чокнутого коллекционера из Глубоководья, интересующегося всякой мелкой безделицей с орнаментом, похожим на тот, который украшал фибулу самого “Пижона”, и остался стоять около дверей. Внутреннее помещение магазина было организовано не лучше двора, и юноше приходилось прилагать определенные усилия для того, чтобы не начать переставлять все “как надо”. Скрывая недовольную мину за приличествующей случаю полуулыбкой, он дождался, пока хозяйка ответит Элри, а затем привлек ее внимание вежливым покашливанием.

– Еще раз приветствую вас, госпожа Велливо. Я разыскиваю юную Савру Беларабанту по поручению ее родителей, которые, вероятно, достаточно важны для нашего с вами общего дела, чтобы арфисты решили взяться за решение их семейную проблему. По последним сведениям, она направлялась в эти края, чтобы присоединиться к “Сообществу пернатой бури”. Я буду благодарен за любую информацию о ней или о “сообществе”, которая у вас есть.

Ничто в эту ночь не предвещало беды. Ничто. Усталая и голодная hanse разместилась на ночлег, даже не выставив караул - ну кому, скажите на милость, надо бродить по ночному лесу? Как оказалось - есть кому. Это их и сгубило. Тишину звездной ночи разорвал отрывистый лай команд и топот множества сапог, вырвал из блаженного сна о еде и проточной воде, безжалостно смял покой и безмятежность спящей Айлэ.
Никто не успел даже ухватиться за клинок: лишь Кереан, их ard hanse, успел обнажить оружие и попытаться оказать сопротивление. Но его героическая попытка не принесла успеха: атакующие, а ими оказались нильфгаардцы, просто напросто расстреляли эльфа с расстояния.
Мысли "белки" заметались испуганными птицами, забились в силках страха. Что здесь делает отряд регулярной нильфгаардской армии? Как он их нашел? Кто виноват? Что делать? Первой идеей было вскочить и, выхватив саблю, умереть за свободу рядом с Кереаном, но эта мысль была почти тут же отметена: благому делу независимости эльфов эта глупая смерть никак не послужит - она даже не успеет забрать с собой ни одного dh'oine.

Рядом с приходящей в себя Айлэ оказался крепкий детина в черно-белом акетоне, настроенный весьма и весьма решительно. Быстрое отточенное движение - и короткий меч солдата заплясал в опасной близости от горла бывшего лейтенанта "Vrihedd". Криво усмехнувшись и дохнув на девушку ароматом чеснока, щербатый нильф предупредил:
- Не рыпайся, краля, а то живо разделаю, как свинью.
В подтверждение своих слов и для лучшего их запоминания мечник с размаху впечатал кулак в живот девушки. Горлица закашлялась, стала хватать ртом воздух, так скоропостижно покинувший легкие. Восстановив дыхание, seidhe сплюнула желчью и зло прошептала:
- A d’yeabl aep arse, bloede dh'oine...

Айлэ уже настроилась умереть с гордо поднятой головой, как умирали ее соратники в Дракенборге и в ущелье Аиран, но похоронное настроение лейтенанта было прервано явлением нильфгаардского офицера, приказавшего отложить казнь пленников.
От этих слов в измученной душе девушки пробился маленький и слабый росток надежды - раз не убивают сразу, значит они зачем-то нужны. А уж учитывая тот факт, что любой офицер армии императора Эмгыра наверняка понимает, что какой-либо действительно ценной информации от их невеликой ганзочки не получишь - их оставили в живых для другой цели. И это не могло не радовать.

Отобрав оружие и снаряжение, пленных отконвоировали в шатер командира отряда, представившегося Декехтом вар Девернохтом. Не теряя времени, нильфгаардский ротмистр приступил к краткому допросу скоя'таэлей, и аэп Эймиль уверилась в том, что их казнить не собираются. По крайней мере - пока что.
Так что же делать? Конечно, можно гордо отвергнуть саму идею сношений с теми, кто предал весь народ Aen Seidhe, но это было бы по меньшей мере неразумно. Умереть за свободу всегда можно, вот только делать это лучше всего с пользой для дела. Для себя Айлэ решила соглашаться на все условия ротмистра: в конце-концов, иначе ее hanse долго не проживет. Так что она, пожалуй, примет все его предложения, какими бы они не были, а когда все оставлиеся ветераны "Vrihedd" отъедятся на нильфгаардских харчах, вооружатся нильфгаардским оружием и получат прочее нильфгаардское же снаряжение - тогда можно и дезертировать и продолжить борьбу за свободу и память Шаэраведда.
Скрывать свое подразделение и свой чин было бы глупо - нильф не слепой, и наверняка сразу узнал в ней офицера "Vrihedd". Что же, оставалось быть честной и открытой. Как говорится, чему быть - тому не миновать. Оставалось только лелеять надежду, что он не выдаст ее нордлингам.

Выпрямившись и по-уставному отдав честь, лейтенант попыталась ухарски щелкнуть каблуками. Увы, стертые подошвы прохудившихся сапог подвели - и получившийся звук скорее напоминал пердение низушка. Смутившись и чуть покраснев, Айлэ четким хорошо поставленным доложила:
- Hael, hen rittmeister. Ar ard, fähnrich Kerean, na nedveiuabteilung vort brigade "Vrihedd", cwellan dhaar dh'oine. Me leutenant Aile aep Eimil, beirtu zugführer, ceatu schwadronu vort brigade "Vrihedd". M`eram. Tae - hen offizer seo hanse. Seo - ar careden.*

Фраза была произнесена лихо, как и подобает настоящему кавалеристу - вот только, как назло, голод дал о себе знать в самый неподходящий момент, скрасив всю браваду легким оттенком нищеты. Конец тирады сопровождался громким урчанием желудка, напомнившего всем о своих страданиях и о том, что его владелица уже давно живет впроглоть.


______________
*Здравия желаю, господин ротмистр. Наш командир, фенрих Кереан из разведывательного дивизиона бригады "Врихедд", убит вашими людьми. Я - Айлэ аэп Эймиль, командир второго взвода четвертого эскадрона бригады "Врихедд". Бывшая. Ныне - старший офицер этой ганзы. Это - мои воины.

Молнией серебристой оставил свой росчерк острый клинок альвэ - словно перо подпись. Отшатнулся llatrudd, лязгнул хищно зубами, готовый ответить ударом на удар, грубой силой на изящное искусство фехтования, что сродни поэзии. Но не успел Возвращенный поднять свой ржавый меч - праведный гнев именуемого Рори прервал власть темного духа над останками - и кости осыпались на пыльный пол, уже не опасные.
Словно зачарованная изящной и строгой красотой своего клинка, впервые принявшего участие в настоящем деле - не на учебной арене, альвэ нежно проскользила пальцами по благородному металлу от эфеса до самого конца, и напевно проговорила:
- Меч - твое перо, воитель,
Шкура вражья - чистый лист.
Сотни опусов творитель,
На сто первом - распишись.
Сегодня ее меч покинул ножны с благой целью - и вернется в них, не запятнанный бесчестьем. Негоже благородному оружию сверкать в руках без дела: не для того оно создавалось умелыми руками кузнеца, не то вкладывал в него искусный певец стали. Легким движением альвэ поклонилась своему мечу и плавным движением руки вернула оружие в ножны.

Медленным и изящным движением Гвендолен опусилась на колени - прямо в вековую пыль - и сплела пальцы в лунный символ. Пускай она не посвященная жрица, но Добрая Богиня наверняка не оставит искреннюю молитву без ответа. Простые слова сами собой срывались с губ - в память о тех, чья оболочка послужила домом для истиннного Зла:
- Gras eich cais, Triphlyg! Grace ar gyfer y rhai a ddaeth yn ddiarwybod y sedd y grymoedd tywyll. Heddwch Grant at eu heneidiau, gan ein bod yn cael eu rhoi heddwch o'u cyrff. Goleuni!*

Поднявшись с колен, среброволосая дева отряхнула испачканную в пыли мантию и вслушалась в разговор своих спутников. Дождавшись окончания тирады Дерека, она в несколько широких шагов преотдолела расстояние между собой и колдуном и строгим взором посмотрела сначала в глаза мужчины, а затем и воительницы Энны. Высокий и чистый голос альвэ зазвенел в темных коридорах, и слышались в нем нотки гнева и непоколебимо твердой уверенности в произнесенном:
- Эта вещь - из Царства мертвых, и не след приносить ее в мир живых. Коли тот, что вернулся из-за Грани, и в посмертии не расстался с ней, то они могут быть взаимосвязаны на глубинных уровнях эгни. И упаси вас Парга брать ее с собой - не оживленный костяк, но мстительный дух пустится в преследование за теми, кто посмели разлучить его с Pethyr Enaid**.

Промолвив это, Плетущая чары продолжила уже спокойнее:
- Я соглашусь с сильнейшим из достойнейших Ульваром: не след нам оставаться на этом поле боя. Преследователи не дремлют - и мы должны двигаться дальше. Видит Пламя, я бы сама осталась, уничтожая, - тут она презрительно сморщилась, - то, что в бочках, но времени, увы, нет. А посему - поспешим.
Что до уничтожения бочек - я не уверена точно в типе смеси в них, и не уверена, что быстрое их уничтожение не вызовет взрыва и обрушения коридора на нас, равно как и то, что мы не отравимся ядовитыми миазмами от разлитого.

Сегодня определенно не мой день - мысленно выругался Дерек, когда второй "снаряд" избежал столкновения с ожившим набором костей. Впрочем, через несколько секунд все было закончено, - спутники мужчины справились и без него.
Вернув на лицо привычно хмурое выражение, Дерек, сперва осмотревшись по сторонам в поисках очередных незваных гостей и прочих подарков судьбы, подошел к группе, критически осматривая полученные ими раны. - Эта штука может быть ценной? -- поинтересовалась она то ли у друида, то ли у альвэ. То ли у Дерека.- Непременно. Видела, как этот костлявый за нее цеплялся? Даже смерть, как говорится, их не разлучила. Вторая, впрочем, разлучила, - хмыкнув, Дерек добавил, кивнув в сторону альвэ: - Но за подробностями к ней. Что с раной?

- Ну, тогда возрадуйся, друг мой, - с усмешкой отвечал я любителю послушать историй, - ибо я намерен сегодня же вечером страсть твою утолить в полной мере. Можно сказать, что именно рассказы о геройских свершениях являются моей специализацией. Увы, своих приключений пока не набралось в достаточном количестве, поэтому поведаю я вам вечером о героях дней минувших, прославленных в веках своими подвигами. И даже если доводилось вам о таких слышать, то, уверяю, в моём исполнении эти истории заиграют новыми красками.

Я несколько увлёкся, когда заметил подаваемый мне Браном сигнал. От досады хотелось хлопнуть себя по лбу и громко выкрикнуть «ну, конечно же», но я не стал. Разумеется, передо мной был ещё один член нашей настолько секретной организации, а я в своей обычной рассеянной манере ничего и не замечал раньше. И тут же мне страшно захотелось сбросить с себя оковы тайны и в кругу надёжных товарищей обсудить наконец наше общее дело, но в это время в обеденный зал пожаловали все остальные гости, да и хозяйка вновь стала центром всеобщего внимания. Пришлось забивать распираемый секретами рот обедом, что было не худшим продолжением дня.

И тут очередной словесный потоп от хозяюшки едва не утопил меня вместе с товарищами. Не поймите меня неправильно, я всегда был внимательным слушателем, но таких как эта женщина до сих пор не встречал. Очевидно из-за невозможности сплетничать с местными, которым эти все истории наверняка знакомы, она отводила душу на несчастных ни в чём не повинных путешественников, единственная вина которых заключалась в том, что местном для отдыха они избрали её заведение. В, казалось, нескончаемом фонтане слов и мыслей я всё-таки уловил то, о чём и намеревался разузнать. Некоторые зацепки для того, где мне начать свои поиски ответов появились, однако история эта сулила большую опасность, чем мне казалось раньше.

- Не переживай, хозяюшка, - обратился я к Кайлессе с ободряющей улыбкой. – Всё сделаем, всех спасём, и ничего Красной Лиственнице угрожать не будет. Только давай договоримся сразу – тревожные думы, смертельные опасности, злющее зло – это всё завтра, а сегодня мы будем есть, пить и веселиться. И вот, смотри, задаток я принял, - с этими словами я сунул мешочек с золотом себе за пазуху, - а значит, за работу эту берусь. Всякий, кто желает присоединиться и поделить опасности наравне с наградой, милости прошу, но завтра. А теперь выпьем же за знакомство и за удачу.

С этими словами я наполнил самым лучшим вином кубок и поднял его. Хотелось, конечно, произнести по случаю какой-нибудь тост, благо я их знал немало, да на ум ничего не шло. Конечно, я для виду храбрился, наполняя сердца товарищей отвагой и успокаивая хозяйку, но сам-то понимал, что одной храбрости для столь ответственного и рискованного дела может оказаться маловато.

Корбут покачнулся, пытаясь удержать равновесие и собраться с мыслями. Тело казалось чужим, мысли, эмоции и инстинкты шли вразнос.
- Не трогайте коконы, - прохрипел он. - Иначе я... Спящие...

Вялость быстро проходила, но все четче проявлялось ощущение, будто что-то стоит за плечом. Равнодушное, безразличное ко всему... И - готовое вмешаться в любой момент, стоит ему только попытаться нарушить впечатанный в сознание запрет.

Боль прошла. Тело будто наполнилось новой силой, но противное ощущение наблюдателя не уходило, и близость коконов била по мозгам со страшной силой. Надо было... остаться и защищать... нет! Уйти. Как можно быстрее.

Боец вскинул голову - и увидел, что Защитник, подобный тому, что успел уже плотно обнять его хребет, устраивается и на спине Зайна - и почему-то товарищи снова не торопятся тому помогать. А ведь он поверил им, терпел боль, пока тварь прогрызала себе путь сквозь кожу... и они прошли мимо. Актамира и Миара. И теперь тварь слита с ним воедино и способна контролировать его тело!

- Зайн, я иду! Замри!

И Корбут, рванувшись с места и перепрыгнув скопление коконов, с размаху ударил уже почти прогрызшего себе путь Защитника на спине у нано.

"У Хайлии"

- Здрав буде, человече! Прости за назойливость, но я так понял, что путь силы жизни в земле, воде и воздухе вокруг нас не чужд и тебе? Как такое может быть, средь вас, торопливой мелюзги с равнин? Наши мудрецы говорят, что приверженность истинным ценностям сохранилась лишь в суровых северных долинах, да высоких горных ущельях, среди потомков гигантов, таких как я, Каунанео! - хоть и понизив голос, но все равно грохотал, будто средней тяжести камнепад, голиаф своему спутнику по дороге из бань.

- Я ни в коем случае не осуждаю, даже наоборот, просто это так неожиданно: встретить вдали от дома своего единомышленника, да еще в таком виде, в котором никогда бы не вообразил!

В "Веселом мече", несколько минут спустя

- Благодарствуйте, госпожа Кайлесса, за стол, стул и дело славное! Мне, воину Каунанео из клана Хакэгаколгау по прозвищу Кожервяка, и человеку Тому, чей глаз читает след зверя на земле так, словно шаман предсказывает завтрашнюю погоду по облакам в небе, рекомендовала обратиться ваша подруга, прекрасная Хайлия! - не ведомо когда усевшийся пировать и успевший набить рот и руки яствами, серокожий гигант попытался встать с лавки, неуклюже задел столешницу, угрожающе накренившуюся вместе с сосудами на ней и издавшую негодующую какофонию дребезжания и стука, а затем и вовсе примолк и..покраснел!

- Она..она поведала, что Красная Лиственница полнится слухами о непорядках: детей пугают призраки, каменотесов что-то необъяснимое, в холмах орудуют грабители, а давеча в окрестностях затерялась еще одна банда, сплавившаяся на плотах с награбленным у голиафов с самой Спины Мира! Как бы нам разузнать более, кому подмога надобна, и как скорее управиться с бедами?

В "Веселом мече", ещё чуть-чуть погодя

Когда радушная хозяйка отходила от пирующих, Каунанео всё-таки сумел вывернуться из-за ломящейся вкусностями Божьей Ладони, и подгромыхать к сударыне Иркелл.

- Ещё раз благодарю, милсдарыня, за всё..только у меня ещё две просьбы, личного, так сказать, толка: нельзя ли мне как-нибудь..неденежно возместить еду да ночлег? Поиздержался я в пути, так что готов отработать постой, полы там отмыть, котлы отскоблить, принести чего тяжелое, вынести что грязное. Это первая, а вторая, - тут мужчина примолк и снова покраснел, что было зрелищем презабавным, ибо серые шишко-бородавки не меняли своего цвета, в отличие от остальной кожи, что придавало голове Кожервяки вид здоровенного мухомора с округлой шляпкой, глазами и ртом, как раз сейчас набравшим воздуха и продолжившим на одном дыхании, - Вторая будет попросить возможности усладить слух посетителей редкими в этих краях звуками волынки, музыкального инструмента моих краев!

Мик, шедший следом за Джоном, был настороже. Что ни говори, но ощущение того, что они находятся на враждебной территории, не покидало его. Вспоминая того психа, который встретил их на входе он считал, что не зря.
Колонна гостей этого места, которое для них стало капканом, двигалась не торопясь, и не разбредаясь. Микелле прекрасно их понимал, сейчас, оказавшись вне того всего, что было для них обыденно и привычно, они цеплялись за те небольшие пузырьки порядка, которыми были их спутники. Да, ещё сегодня утром, никто из них друг друга не знал, но, не смотря на это, они были из той жизни, другой, которая осталась за узким проливом отделяющим этот остров, от материка.
Мисс Ред они не нашли. Ни в комнатах, ни в коридорах, ни даже в смотровой. Последняя выглядела настолько обыденно, что Мик даже стал сомневаться в том, что тут действительно произошло тяжёлое ЧП, вроде бы, смотровая - одно из тех мест, которое стало бы разгромленным первым, в случае бунта пациентов, но нет, она выглядела как любой врачебный кабинет, виденный Дамиани до сего момента.
"Быть может, тут всё не столь скверно, как думалось вначале." - размышлял Мик, пока Джон открывал дверь в кабинет доктора. Но лишь включение лампочки электрического света, заставило додумать его дальше. - "Тут всё гораздо хуже".
Бросив короткий взгляд на место преступления, Микелле немного удивился первой мысли, которая вылезла из глубин подсознания.
"Дилетанты". Зачем столь сильно издеваться над уже убитым человеком? Каждая секунда проведённая рядом с ним увеличивает число улик, по которым их могут отыскать.
Следующая мысль была о дамах. Он уже помнил истерику, которая случилась у Бьянки когда та увидела более "мирную" смерть, и думать о том, как она отреагирует на ЭТО он не хотел.
Быстро развернувшись он закрыл своей спиной коридор, отсекая колонну от дверного проёма.
- Боюсь, владелец кабинета не сможет нас сейчас принять. И сегодня тоже. Боюсь, он вообще больше никого принимать не будет, так что, советую вам постоять в коридоре. Особенно это касается Вас, мисс.
Мик довольно бесцеремонно указал пальцем на Бьянку.
- У меня не хватит алкоголя чтобы успокоить ваши нервы после того, что вы узрите в этой комнате, потому, просто поверьте, вам туда лучше не заходить!
Однако, после секундных раздумий, Дамиани добавил.
- Доктор, Вы, пожалуй, должны будете всё-таки увидеть то, что там находится, первое, и главное, что я хотел бы от вас узнать, действительно ли в кабинете тело доктора Бревера, так же... будут ещё вопросы я уверен.
После этих слов, Дамиани бесцеремонно закрыл дверь за теми, кто уже прошёл в кабинет, оставив прочих в коридоре.
- Дело принимает очень неуютный оборот, скажу я вам. Вы как хотите, но следует поискать тут что-то, что поможет нам... нет, не определить какого дьявола тут творится. Для начало поможет просто остаться живыми. Не подумайте что я трус, господа, но если группа психов совершила такое с одним человеком, им хватит запала сделать это с другими.
Мик посмотрел на то месиво, что осталось от лица человека. Интересно, он пытался сопротивляться? Он погиб как мужчина, в бою за свою жизнь, или он до последнего молол языком, надеясь что люди отступят? Сложно было выяснить. Так же Мик, обратил внимания на символы начерченные на лице человека. Интересно, он их до этого видел? Нужно перетряхнуть память, это может быть критически важно.
Но, так или иначе, такое убийство не могло остаться без следов, и Мик, стараясь не наступать на лужи крови или внутренности распятого человека, принялся осматривать пол в поисках любых мелочей, которые помогли бы пролить свет на то, что случилось тут совсем недавно.

"Господин Бран, неужели вы считаете, что дела госпожи Иркелл требуют настолько срочного вмешательства, что у вас не останется времени на вашу личную задачу? Вы ведь разыскиваете какую-то барышню, да? Если вам известно ее имя, то мы могли бы поискать кого-нибудь, кто умеет искать людей магическим образом. Я вам тоже помогу, если вы не против", - в отличие от Брана Элри давать обещания не стеснялся. Возможно, потому что целиком и полностью полагался на свою удачу. И по всему выходило так, словно бы он уже решил для себя, что пятерка, представшая перед Хайлессой час назад, станет одним отрядом и будет бороться за правое дело. "Соглашайтесь!" - улыбнулся он, - "Уверен, проблемы разрешатся, как только мы за них основательно возьмемся!"

Впрочем, следовало отметить, что если снаружи Хоклайт был спокоен и весел, мысленно он постоянно твердил себе: "Если будет как в прошлый раз - выкрутишься! Не впервой!" Под прошлым разом он подразумевал, разумеется, свое вступление в культ Пламени. Ему казалось очень сомнительным, что в Красной Лиственнице все поголовно люди - жестокие убийцы и психопаты, заманивающие людей в свои сети. В конце концов, тут и свой связной Арфистов был... Но все равно колдун четко решил для себя, что всякие гадости делать его не заставит никто! Как говорится: обжегшись на молоке - дуешь на воду. Вот он и дул. Но пройдет всего пара недель, и эта душевная травма изменится, превратившись в жизненный опыт.

Надолго залипнуть со своими тяжкими думами Элри не удалось. Внезапно вернувшийся из города Винтер очутился у них за столом и желал присоединиться к беседе. Причин отказывать Хоклайт не видел. "Обо всем беседуем. О жизни. О наемниках. О приключениях... А вы вечером расскажете нам о своих? Я бы с удовольствием послушал! Люблю разные истории - страсть!", - ответил он барду. По лицу волшебника было видно, что он хочет что-то добавить, но стесняется. "Об общих интересах", - наконец подобрал нужные слова искатель приключений.

С невеселыми мыслями Сайофра шла за своими спутниками. Она не замечала дороги, не радовалась хорошей погоде. Неспокойные ночные грезы снова и снова проносились у нее в голове: будто встает над западным океаном стена синего огня и несется к Горллéвину. Вырываются вперед из огня черные тени, словно стая голодных волков, и раздирают все на своем пути. Горит в их глазах безжалостный отсвет, из пастей капает раскаленная слюна. Текут кровавые реки, пожирает ненасытное пламя деревни, города и целые королевства. В отчаянии ведьма закрывается руками от видения, но нет спасения, нет места, где можно было бы укрыться от бедствия... А она гоняется за жалкой кучкой феондов, когда времени остается все меньше и меньше.

Отряд остановился на опушке, и Сая встрепенулась. Отряхнулась, как собака, вылезшая из воды, вернулась помыслами к насущным делам. Пока спутники обсуждали ирригационные напасти, ведьма забрала у Оуэна мешок, собранный целителем по наказу старосты. Мешок был совсем легкий, немного же им вручили припасов, неодобрительно подумала она. Сайофра разложила на траве содержимое сидора: три целительных зелья, три противоядия, плошка с твердой маслянистой массой и нехитрый провиант. Еду она сложила обратно и вручила Оуэну, а остальное распределила по своему разумению.

- Ну-с, от щедрот невиданных. Оуэн, Шиа и Шенга - вот вам по зелью исцеления и противоядие каждому, поскольку драться будете в первом ряду. А мы уж как-нибудь перекантуемся.

Знахарка достала плошку и принюхалась к содержимому, терпкий хвойный запах ударил в нос. Что там целитель сказал насчет масла дровосеков? Сайофра с досады хлопнула себя по лбу и пробурчала: "Заболталась не о том, дурында, да про феондов не расспросила, ведь не только стражники пострадали, супостаты еще и крестьян потрепали".

- Вот как получается, эти Искаженные от дерев происходят. У кого острые клинки и стрелы - намаслите их этим составом.

Неожиданно для себя Джон сказал то, что сказал. Это было очень странно, будто кто-то вкладывал ему слова в уста. Ещё немного подобного, и мистеру Харди самому понадобится помощь специалистов по душевным болезням. Он с закрытыми глазами слушал размышления своих невольных товарищей относительно дальнейших действий. Думать мешала пульсирующая головная боль. Инстинктивно мистер Харди стал массировать большими пальцами виски, не выпуская из руки револьвера.

Он пытался собрать в единое целое картину происходящего. У всего этого должна, просто обязана была быть какая-то логика. Он старался припоминать, кто и что ему сказал – покойник-капитан, пропавшая медсестра, мисс Рид, эта бедная девушка. В чём-то из сказанного должна быть зацепка относительно происходящего. Но ответов воспалённый переживаниями разум Джона не находил. Ему виделись лишь очевидные пути решения ситуации, которые предлагали остальные. Мисс Ред лучше всего ориентировалась в окружающей обстановке, она могла существенно помочь в сложившейся ситуации, и она отстала от остальных, а значит была в опасности. На старушку миссис Ричмонд, которая теперь в свете всего произошедшего казалась не менее безумной, чем остальные обитатели заведения, а то и вовсе причастной к убийствам, никакой надежды не было.

И был ещё подвал со светом, который мог быть как экспериментальной методикой воздействия на подсознание, так и чем-то другим, более зловещим. По словам бедняжки, именно этот свет как-то связан с убийствами, и оттого глядеть на него у Джона не было желания. Он и без того сильно нервничал и не вполне владел своими эмоциями, а в случае дополнительной стимуляции его поведение вовсе могло стать непредсказуемым.

- Решено, - подвёл итог обсуждению Джон. – Отправляемся искать мисс Рид, ни в коем случае не разделяемся и держим ухо востро. Я иду первым, кто-нибудь из мужчин замыкает процессию. Дарлин, моя дорогая, мне бы очень не хотелось Вас тревожить, но в целях Вашей безопасности советую пойти с нами.

- Конечно проверим. - Отозвалась охотница. - Духи в ярости уничтожают все вокруг. Людей, зверя и птицу, землю, воду и деревья. Или это сотворили духи, или очень могучий шаман. Если Анайрин смог заметить чары на стражнике, может посмотиит и здесь? А я пока осмотрю те следы. Как видишь, они тоже идут вверх по течению.
С этими словами Шиа приблизилась к броду и, бержа лук на готове, перебралась на другую сторону, где стала тщательно изучать потоптаное место. Разве две дюжины ног могли столько натоптать?

Странно, но желая побыстрее спуститься в библиотеку Бьянка совсем потеряла из виду, что мисс Рэд с ними нет.
- Я соглашусь с вами, давайте побыстрее найдем ее. В этом сумасшедшем доме может случиться все что угодно, - журналистка уже совсем не думала о своей статье, хотя эти убийства создавали сенсацию для первой полосы, но только не для ее прекрасного и беззаботного мира, в котором она пребывала долгое время, проживая в сверкающем огнями Бостоне.

Кафтаны, манто, накидки, перчатки... - взгляд Мартильна равнодушно скользнул по представленной в магазине в огромном количестве одежде и обуви. Как и большинство своих сослуживцев он был равнодушен ко всем этим вышивкам, кружевам, кантам и оторочкам. Да, одежда в какой-то степени отражает статус человека, подобно форменному обмундированию говоря о его принадлежности к той или иной группе, но придавать ей очень большого значения все-таки не стоит.
Впрочем долго рассуждать на подобные темы ему не пришлось - уже спустя несколько мгновений возле посетителя оказался высокий мужчина, по-видимому хозяин, и обрушил на него столь характерную для всех торговцев - вне зависимости от того, чем они торгуют - тканями, пирогами или местом для ночлега - скороговорку, на все лады восхваляющую его товар. Выдержав первую волну хозяйского красноречия и предупреждая вторую, Торреан протянул на секунду умолкнувшему Тарнлару то, ради чего он собственно и отправился в Красную Лиственницу - письмо от барона Надолстарра.

Разбойники, призраки, нежить в башнях - Хельвур Тарнлар был чуть более конкретен хозяйки постоялого двора.
- Задачу уяснил. Разрешите выполнять? - чуть было не рявкнул Мартильн, но вовремя остановился. Как-никак он теперь не простой солдат барона, а агент (ну или почти агент) Альянса Лордов. Вместо этого Торреан поднялся и, кивком поблагодарив хозяина магазина, произнес:
- Благодарю за оказанное доверие. Надеюсь, что уже в ближайшее время смогу сообщить вам приятные новости.

Сказанное Тарнларом его не удивило. И поручение барона проверить его, Мартильна, в деле - любое повышение необходимо заслужить, а звание агента Альянса явно было повышением - и необходимость найти помощников - как говорится "один в поле не воин" - все было вполне ожидаемым. А как Тарнлар пообещал награду! В первый раз разговаривая с человеком, не зная толком его побуждений, и денег посулил, и на сознательность надавил, и личный интерес подцепил - вот что значит десятки лет на службе!
Искренне восхищаясь манерой своего нового начальства вести разговор, Мартильн отправился обратно в "Веселый Меч" - пообедать, послушать рассказ госпожи Иркелл и, возможно, найти тем самых помощников, о которых говорил Тарнлар. Что-то подсказывало Торреану, что им вполне может оказаться кто-то из его знакомцев по каравану.

Углядев воровскую тайнопись на доспехах и стойке, Бран порядком удивился и насторожился, но вида не подал (или, по крайней мере, ему так показалось). Не то, чтобы он совсем не ожидал найти тут весточки от собратьев по профессии, ведь “Красная лиственница” была каким-никаким, но все же торговым поселением, но вот содержимое послания намекало на презираемый среди “честных воров” разбой с убийством, а это было совсем-совсем неприятно. Тем более в ситуации, когда предполагалось, что искомая им безмозглая высокородная пигалица, идеально подходящая на роль “безответного и лакшевого фраера”, вероятно, проходила этим же путем. Однако непосредственно сейчас ничего поделать по этому поводу “Пижон” мог, так что, отметив про себя, что к проблеме “мокрушников” еще придется вернуться, он проследовал наверх, туда, где его ждали ванна с теплой водой, мягкая кровать и шанс побриться, не опасаясь перерезать себе горло.

Перед самой лестницей его перехватил Винтер, который, распорядившись насчет своих вещей и комнаты, собирался осмотреться и найти “Тысячу мелочей”, в которой арфистов должен был ждать их местный контакт. Решение было уместным и логичным, и Бран вознес (про себя, конечно) благодарность Тиморе, удачно сведшей его с собратом-арфистом. Всегда приятно, когда часть твоей ноши несет кто-то другой, да и расспросить местных без привлечения особого внимания к предмету расспросов у менестреля выйдет куда лучше, чем у него самого.

– Да, ты прав. Информация нам не помешает, – негромко ответил “Пижон”, чуть склонив голову в сторону полуэльфа. – Не думаю, что нам что-нибудь угрожает в самой “Лиственнице”, но, на всякий случай, не забывай поглядывать через плечо. У меня есть серьезные подозрения, что в городе орудуют разбойники, ищущие легкую добычу.

– Удачного дня, – немного невпопад добавил юноша, самим нутром чувствуя, что без этой, бесполезной на первой взгляд, но однозначно необходимой фразы невинная беседа будет беспокоить и раздражать его еще несколько недель.

Наверху Бран провел не меньше часа. Вдоволь понежившись в обжигающе-горячей воде, он спокойно и вдумчиво побрился, уделив внимание каждому изгибу своей челюсти и каждому крохотному клочку щетины на ней, с маниакальным усердием и вниманием вычистил одежду и обувь от дорожной пыли и грязи тремя разными щетками (каждая для своего элемента гардероба), и вступил в очередную битву с непослушной шевелюрой, которую, впрочем, проиграл, как и все предыдущие. После, он аккуратно, соблюдая только ему одному понятные правила, разложил свой нехитрый скарб по шкафам и полкам и достал из рюкзака деревянную клетку с “Мистером мышем”. Седой подслеповатый грызун, бывший последние годы единственным другом “Пижона”, большую часть времени проводил во сне, еду предпочитал не воровать, а получать, но для всех котов, тем не менее, был желанной добычей и поэтому жил в превращенной в переносной дом клетке. Обновив воду в поилке и насыпав старому приятелю хлебных крошек из собственных запасов сухарей, Бран, наконец, ощутил, что все необходимые ритуалы выполнены, и что можно спускаться вниз. Самое время, солнце, судя по всему, как раз в зените.

В обеденном зале “Веселого меча” он первым делом углядел посвежевшего после ванны “Элри-искателя приключений”, чью очищенную от дорожной пыли куртку теперь украшала заколка, в которой, при желании, легко угадывалась арфа. Стиль и форма украшения была совершенно иной, чем у самого Брана, старого Эльсмира или, например, Винтера, но намек был весьма очевиден. Третий арфист? Видят боги, это задание начинает казаться частью чего-то куда большего, чем просто поиски ветреной аристократки.

– Приветствую еще раз. Я присяду? – негромко обратился Бран к вроде-как-собрату, как бы невзначай дважды проводя сложенными указательным и средним пальцами по ободу своей собственной фибулы в ту и другую стороны, как учил его наставник. – Разреши полюбопытствовать, а “искатель приключений” в твоем случае – это наемник, или что-то еще? – продолжил юноша, дождавшись разрешения и заказав себе кружку эля полегче.

– У тебя, кстати, пуговица от правого кармана вот-вот оторвется. Я слышал, что в “Красной лиственнице”, для покупки всякой мелочи надо обратиться к Эндрит Валливо, но я, тысяча проклятий на мою голову, так и не запомнил, как называется ее лавка. Хотя, возможно, ты это и без меня знаешь, – закончил “Пижон” с вежливой улыбкой, которая, впрочем, затронула только его губы. Глаза же так и остались внимательными и немного настороженными.

Остановить Шенгу у мага не получилось. Ее отказ переводить серьезно озадачил парня, но переживать по таким мелочам сейчас он отказался. Прихватив свои пожитки, он обратился к друидке:
- Здесь мы вряд ли что-то новое узнаем, - Анайрин отошел к выходу, - Пойдем, пока эти дикари не наделали глупостей.
Спрятавшись в плащ он, дожидаясь Тиган, мог подумать над их будущими действиями.
Самый простой выбор - пойти другой дорогой и лучше самой неочевидной. Если вражеский маг предвидел возможность обнаружения его чар он мог выставить защиту на всякий случай на самых легких и очевидных для выбора путях. С засадой это не сравниться, потому подобное все равно привлекательнее.
Сдать спутников и втереться колдуну в доверие в качестве ученика, чтобы бы потом нанести удар со спины слишком рисково. Хитро, дерзко и эффектно, но наивно. Выбор был очевиден - банальный обход. Но что если лагеря там нет и никогда не было? Ухмыльнувшись, Анайрин решил достать в таком случае где-то горсть пепла или живую курицу. Чем не результат заклятья мага над Мелиной?

Сайофра пристроила заплечный мешок поудобнее на спине. Будучи девушкой рачительной и даже скопидомной до добра, все свои вещи она носила с собой. Сию привычку также укрепляла периодически возникающая потребность незамедлительно покинуть то или иное поселение виду недовольства властей или толпы с вилами.

Солнце медленно карабкалось вверх по небу, а значит медлить дальше было неуместно. И так Сая не любила драться, а уж обливаться потом на жаре и глотать взбитую воинами пылищу - тем более. Ведьма поторопила Анайрина и Тиган нетерпеливым жестом: "Время не терпит". Целителю достался противоречивый набор из откровенного плотоядного взгляда и строгого указания подготовить все для встречи изможденных неволей пленников.

Выставив в стороны острые локти, ведьма неспешно потрусила за анварками и Оуэном на приличном расстоянии. Пусть они привлекают к себе внимание, если и есть по дороге засада, то Сая об этом узнает заранее, успеет притаиться и ударить, когда противники того меньше всего ждут.

Похоже, пока он валялся в отключке, остальные успели поймать на хвост целую свору неприятностей. Эти неприятности уже успели прикончить одну из их спутниц и теперь грозились заморозить им пятки...
Ладно, с этим разберемся... Куда больше беспокоили провалы в памяти. Почему он согласился отправиться с этой компанией... Может, они преследовали схожие цели? Впрочем, время для выяснения подробностей еще не настало.
Оказавшись на свежем воздухе, мужчина едва заметно кивнул, - похоже, самому себе. Подземелье явно чем-то его настораживало, и источником этих эмоций были не только преследователи. Но ночь встретила мужчину не только свежим воздухом, но и свежими лицами...

Ага. Так меня зовут Дерек. Уже что-то. Жаль, нет времени расспросить их о подробностях, - судя по растерянным лицам, его группа, похоже, тоже резко заболела амнезией, и от них вряд ли удастся чего-либо добиться. Что ж, послушаем, что скажет нам любитель природы.

Друид, назвавший их имена, и его первый спутник, тот, что помладше, не слишком заинтересовали мужчину, но вот старший был ему явно хорошо знаком...

Пристально рассмотрев мужчину в походной одежде, Дерек словно по наитию потянулся к нему сознанием, и в голове спутника друида начали всплывать фразы-образы:

"Ваэрон? Похоже, мы с тобой знакомы, и куда лучше, чем с остальными присутствующими. Если ты еще не понял, я потерял память. Словно из меня вырвали куски воспоминаний о том, как я здесь оказался и кто я такой. И, что меня особенно раздражает, я не помню причин, по которым отправился с этой группой..." - которая тем временем начала предпринимать первые попытки героически сложить свои головы...

Прервавшись на пару мгновений и прислушиваясь к гениальным аргументам за то, чтобы остаться и разделить участь друида, Дерек улучил момент, чтобы кивнуть в знак согласия с речами варвара. Воистину, дикая внешность вовсе не всегда означает отсутствие мозгов...

Надеясь, что спутники все-таки придут к какому-то общему решению, Дерек вновь обратился к Ваэрону:
"На долгие рассказы времени нет. Пара слов - кто я, и что меня связывает с этими людьми. Ах да, и еще. Ты уверен, что остаешься здесь?" - аккурат после этого сообщения мужчина проследил взглядом, как магические снаряды отправляются из рук альвэ в своды пещеры, и хмыкнул.
Ну что ж. Это может помочь избежать лишних смертей и бестолковых разговоров.

Развернувшись ко входу, из которого они только что вышли, Дерек крикнул: - Разойдитесь!
После чего вскинул левую руку (ту, что без жезла) и, сложив из пальцев незамысловатую фигуру, начал один за другим отправлять темные сгустки в наиболее слабые места свода.

Гвендолен. Имя - словно легкий перезвон хрустальных колокольчиков.
Гвен-до-лен. Обычные звуки сплетаются в слово, и о слова этого будто становится теплей и светлей на душе. Измученная треволнениями минувшего часа альвэ вдруг улыбнулась легкой и теплой улыбкой с легким оттенком грусти. Гвендолен. Это слово - ничто иное, как ее имя. И от осознания того, что она нашла, наконец, частичку самой себя, становится легче.

Но не успела Пламенная насладиться счастьем обретения имени, равно как и не успела продолжить беседу с Мудрым. Из проема за спиной послышался шум, скрежет, шарканье ног, и почти тут же прозвучала злая песнь стрел. Волшебница внутренне съежилась, вздрогнула - не так уж давно этот свист обовал жизнь той, кого друид знал, как Eithne.
Казалось уже отступивший, страх снова перешел в наступление, решительно отвоевывая позиции у расслабленного спокойствия. Альвэ до смерти не хотела умирать, но безжалостные преследователи несли с собой именно гибель, и только ее. Дева отчетливо понимала: они не смогут отдолеть врагов, просто-напросто не смогут уничтожить группу таких опытных стрелков. Но не смогут все они и отступить: Мудрый стар и медлителен, а стрела всяко быстрее даже альвийских ног. За спасение большинства кому-то придется пожертвовать собой. Но кому?

В унисон с мыслями ее прозвучали и речи друида. Воистину, тот-кто-часть-Леса был мудр, и понимал ситуацию не хуже дочери Первого народа. Но вместе с просьбой о бегстве прозвучало в его словах и нечто иное: оказывается у них, у ее друзей есть Цель - некая столь великая и возвышенная цель, что во имя нее старец без раздумья готов пожертвовать и собой, и теми, кто готовился продолжить его дело. И первый маленький шажок к этой таинственной цели - Лох Нелта. Они должны, они обязаны прийти туда. И там они получат ответы на мучающие их вопросы.

Маленькое, гаденькое чувство эгоизма, поддержанное трусостью, возликовало при мысли, что здесь и сейчас умрет не она. А вот сердце альвэ затрепетало, равно как и запылала душа при мысли, что она спасется ценой жизни других - это будет подлостью, и покроет ее несмываемым позором: даже не перед прочими - перед самой собой. А тут во внутренние препирательства организма вступил и рассудок, отстраненно и логично пояснив, что их Цель, обозначенная друидом, и для нее самой, и для Брата Природы важнее, чем смерть. Что же предпринять? Что же решить?

Но первыми взяли слово спутники чаровницы. Темноволосый юноша, порывистый и горячий, так напоминающий юное пламя, с тихим шелестом извлек из ножен клинок. И слова его были полны храбрости и благородства, безрассудства и юношеской горячности: он был готов остаться здесь и умереть, но не бросить старца и его учеников. Огненногривая, чье имя было Энна, поддержала юношу, и лук ее был готов пропеть свой мотив, поражающий супостатов в самое сердце.
Но был среди этой отчаянной храбрости и хриплый глас разума: воин, чье имя не могло быть иным, кроме как Ульвар, рассудительно обьяснил, что они действительно должны уходить. Но, вне зависимости от собственных желаний, он был готов проследовать за ней, за волшебницей, туда, куда она укажет. Ну а последний из спутников, как и альвэ, явно имеющий непосредственное отношение к магии, просто промолчал, видимо, чувствуя себя здесь совершенно чуждым.

Заметались мысли девы, запутались птицей в силках. Разум и сердце настаивали на ретираде, а чувство долга, ответственности и верности Своим в один голос твердили: оставайся. Тяжко вздохнула Гвендолен, не зная, что решить. А медлить было нельзя - недруги приближались. С горькой усмешкой припомнила альвэ старые строки:
"Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
В непрочный сплав меня спаяли дни,
Едва застыв - он начал расползаться.
Я пролил кровь - как все, и как они
Я не сумел от мести удержаться".

А сумеет ли она? Поставит ли она неведомую Цель превыше жизней союзников? На что она готова?

...Решение было принято. Страшное, грязное, жестокое, но - единственно верное. Сузились глаза, в тонкую нитку сжались красиво очерченные губы, посуровел взгляд. Низким, глухим, столь не характерным для себя голосом Гвендолен произнесла:
- Уходим. Я прошу вас. Нет - я приказываю: Уходим! И пусть эта подлость будет только на моей совести: вы всего лишь исполняли мое распоряжение. Вы чисты. Уходим. Все прочь от входа.

Сплелись пальцы девы в фигуру, подобную стреле оперенной, загорелся ярким светом камень на груди, еле слышые слова слетели с губ:
- Ac yn saethu arnynt digofaint ei wrth i mi redeg drwy eu dirmyg a chasineb*

Цель альвэ была проста: хоть как-нибудь разломать арку и, по возможности, отрезать охотникам путь наверх.
Развернувшись на каблуках, Гвендолен придержала сползающий с плеча рюкзак и устремила быстрые шаги прочь от древних руин.

Бран не показался бы чрезмерно разговорчивым даже в компании немых, а оказавшись на пути словесного потока, извергаемого хозяйкой “Веселого меча”, и вовсе притворился тенью самого себя, ограничившись лишь приличествующим моменту приветственным полупоклоном. Не то, чтобы он чувствовал себя как-то неловко или неуютно, но в данной ситуации большую часть информации можно было получить, просто слушая чужие разговоры, благо говорить начали буквально все, да и голова его в данный момент была занята кое-чем другим. Еще по дороге к постоялому двору “Пижон” заметил на его крыше пузатые бочки для хранения и подогрева воды, и теперь, когда, не без труда продравшись сквозь лингвистические заросли речи госпожи Хайлессы до слова “ванна”, он уверился в близости нормального цивилизованного отдыха, ничто иное его особенно не интересовало. Кроме, может быть, обеспокоенности хозяйки, по поводу каких-то там неприятностей, свалившихся на деревню, но это определенно может подождать до “после ванны”. Однако забывать о манерах и потенциальных пользе любой информации тоже не стоило, так что сначала Бран дождался, пока выскажутся его невольные спутники, параллельно с интересом разглядывая столь неожиданный в этом захолустье интерьер.

Путешествовавший с ними жрец Хельма сразу вызвался помочь и, кажется, подписал на это всех остальных, отметил “Пижон” с некоторым раздражением, которого, правда, сразу застыдился. В конце концов, помощь таким вот обычным людям и была причиной того, что он вообще стал арфистом. Ну, или, по крайней мере, почему пытался им стать, с переменным успехом сражаясь с демонами своей полной спорных добродетелей молодости. Неопределенно-утвердительно кивнув дворфу, юноша скользнул взглядом по Мартильну, к которому уже успел привыкнуть за неделю пути, и встретился глазами с единственным в этой компании, кого он видел впервые. Нового собеседника звали Элри, он называл себя искателем приключений, что в переводе в общепринятые термины могло означать вообще что угодно, но, обычно, означало “наемник”, и ему тоже не давала покоя погода. Странный интерес для наемника, если по чести говорить. Вероятно, им стоит пообщаться с Винтером, но тот и без его советов с кем угодно найдет общий язык.

– Бран. Просто Бран, – негромко представился юноша, сопровождая свои слова легким кивком головы. – Моя цель весьма приземлённая. Я разыскиваю сбежавшую из родительского дома благородную деву, которая направлялась куда-то в эти земли. Скука.

Последним, кто еще не высказался к удивлению “Пижона” был собрат-арфист, но, как только дорожный плащ менестреля весьма картинно полетел на одну из лавок, стало очевидно, что полуэльф просто ждал момента, когда его представлению никто не будет мешать. Понимая, что сейчас словесный поток обратится вспять, унося их всех в Винтеро-центрический мир, и вставить свои пять медяков ему никто уже не даст, Бран спешно выудил из поясного кошеля золотой и протянул его хозяйке.

– Комнату с камином и проточной водой, пожалуйста, госпожа Иркелл.

За долгие годы странствий и приключения я преуспел во многих профессиях, но в чём я действительно был непревзойдённым экспертом – так это в посещении таверн и прочих заведений для отдыха и веселья. О, это была моя родная стихия, моё поле битвы, место моего триумфа и источник моей славы. В действительности это целая наука – войти в незнакомое место, полное унылых типов с мрачными физиономиями, с пустым кошельком и урчащим от голода желудком, а покинуть его в атмосфере всеобщего веселья отдохнувшим, отъевшимся, поправившим своё материальное положение. Меня часто спрашивают – как преуспеть в этом нелёгком деле. Практика, друзья мои, мой ответ – практика! И чуточка природного обаяния.

Я нисколько не опешил, когда хозяйка заведения сразу с порога обрушила на меня и моих попутчиков целый приветственный поток. Да, я не завладел всеобщим вниманием, как собирался, но в этой игре есть разнообразные комбинации. В конце концов, я не зря имел репутацию человека, с которым можно бесконечно болтать, но так и не переболтать. Когда шум немного утих, я перешёл к стадии приветствия. Как говаривала одна моя знакомая, есть только одна возможность оставить первое впечатление. И я не собирался эту возможность упускать. Увесистый дорожный мешок привычно отправился на одну из лавок, следом за ним отправился пыльный дорожный плащ.

И вот предстал я почти во всей красе, если не считать того, что мой походный наряд был менее модным и торжественным, чем мой лучший костюм для выступлений. Впрочем, по моим прикидкам, одежда моя выгодно отличалась от того, что носят жители этого захолустья. Встретившись взглядами с хозяйкой, я снял воображаемую шляпу, сделал глубокий реверанс в полном соответствии с правилами дворцового этикета, а затем водрузил несуществующую шляпу на место. Жест, разумеется, был комичным, да и я никто не был слишком серьёзным человек.

Следующим актом действа представления себя была улыбка. Я давно уяснил, что улыбка может быть очень эффективным инструментов выражения и даже своего рода оружием. Важно употребить этот инструмент правильно, дабы не сойти за дурачка, который вот-вот начнёт пускать слюни, и нужно выглядеть достаточно искренне. При этом необходимо помнить, что одну и ту же улыбку нельзя пускать в ход при общении, например, с обольстительной красавицей и самым жестоким бандитом в данной местности.

С лютней наперевес, аккуратно перебирая струны и как бы невзначай наигрывая мелодию одной романтической баллады, я двинулся к барной стойке, не отводя взгляда от хозяйки. Движения мои были плавными и уверенными. Когда я оказался рядом с ней, зал наполнил аромат весенних цветов – совершенно невинный магический фокус служил мне верой и правдой уже много лет.

- Приветствую тебя, госпожа, пред тобой Винтер из Даггерфорда, странствующий менестрель, певец, сказитель и сочинитель, - представился я в своей обычной манере. – Очень по нраву мне ваш уютный городок, отчего возникает у меня желание порадовать здешний люд своими песнями сегодня же вечером. И, ежели сойдёмся в цене, в которую должны быть включены лучшая комната с просторной кроватью, горячая ванна, вкуснейшая еда и обстоятельный рассказ обо всём, что творится в округе, то в «Весёлом мече» ещё долгие годы будут вспоминать о моём выступлении.

Сделав хозяйке предложение, от которого невозможно отказаться, я обратил свой взор на людей, с которыми разделял своё путешествие. Я не успел как следует познакомиться с ними в дороге, но намеревался в скором времени наверстать упущенное. Мой богатый жизненный опыт подсказывал, что в подобных городках большую часть времени просто нечем заняться, а потому лучшим средством от скуки станет хорошая беседа. По крайней мере, мне стоило узнать получше Брана, моего товарища по цеху и, вполне вероятно, соратника в моей миссии.

Ульвар. Ульвар “Нерожденный”. Человеку вернули имя или даже два, если считать именем странную кличку, которая, тем не менее, ощущалась неотъемлемой частью его самого. Вернули маленький его кусочек, и, как умирающему от жажды капля воды кажется и спасением, и злой насмешкой, так и он следом за великой радостью от обретения себя окунулся в столь же всеобъемлющую тоску. В тоску от осознания того, сколь многое украла у него неизвестная волшба. В тоску по всем тем годам, что сделали из него его нынешнего, чем бы он ни был. По семье. По друзьям. По морю. Да, его память ждала его где-то там, за пределами каменной ограды, но до нее еще надо было добраться, а сделать это с каждым мгновением становилось все сложнее.

Молодой Стефан говорил хорошо и правильно, но слишком уж схож был его яростный азарт со злой холодной пустотой, что жила внутри самого Ульвара. Слишком прост был выбор, сделанный одним только сердцем. Слишком просто было пойти на поводу у внутреннего зверя. Он то знал, что это такое. Он то знал.

– Мы взяли жизнь за жизнь. Долг крови уплачен, – негромко, но твердо произнес Ульвар. – Эйтне отдала жизнь не для того, чтобы мы сожгли свои в попытке отомстить. Врагов больше, среди них одержимые, которым не ведом страх, а позицию у входа в тоннель сложно оборонять. Те, кто встанет в проеме, станут легкой добычей в свете луны. Их перестреляют как куропаток. На остальных навалятся все разом, потеряв пару человек в момент выхода во двор. Скорее всего, мы все умрем, и это будет плохая смерть. Бессмысленная.

Рыжеволосая Энна тоже была по-своему права, и снова ее выбор – самый простой из всех возможных. Выбор, который он и сам почти что сделал. Выбор храбрецов. Храбрецов и глупцов. Храбрецов, глупцов и, может быть, чуть-чуть трусов. Ведь, в конце концов, уйти здесь и сейчас легче, чем быть должным мертвецу. Легче, чем бежать в неизвестность, где страх, боль, а может и все та же смерть. Легче, чем жить.

– Старик не сможет бежать и драться, – продолжил “Нерожденный” через несколько мгновений. Он никого не хотел оскорбить, но факты, как и сама жизнь, были безжалостны. – Он замедлит нас, и все умрут. Сначала те, кто останется задержать врагов, потом те, кто попытается бежать, потом люди в Лох Нелта, перед которыми у нас обязательства. Уйти сейчас – переступить через гордость и гордыню, да, но еще и сохранить шанс помочь тем, ради кого мудрейший готов отдать жизнь. Он видел много зим, он пожил, он сделал свой выбор. Умереть – значит обесценить его.

Ульвар говорил и говорил, и по неприятному першению в горле понимал, что обычно он не особо болтлив. Это, наверное, и правильно, ведь слова не стоят ничего. Ведь, какие бы доводы он не приводил, и каким мудрым не пытался казаться, сам он приготовился сделать как раз тот самый легкий выбор. “Нерожденный” бросил короткий взгляд на окруженную ореолом бледного волшебного света Гвендолен и покрепче сжал древко рогатины. Он хотел жить, но и смерти или забвения не боялся. По крайней мере, не настолько, чтобы разорвать связующую их нить, чем бы она ни была. Решит дева бежать, и он последует следом за ней, решит остаться, он останется. Нет такого будущего, в котором они уходят отсюда разными дорогами.

– Решай, волшебница, – наконец проскрежетал Ульвар. – Я последую за тобой, какое бы решение ты не приняла.

Глубоководье осталось позади. Второй раз я уходил из этого шумного, огромного, и, чтоб его, слишком человеческого города.
После моего обращения к делу Хельма Джаред, мой наставник, отправил меня сюда получить дальнейшие уроки веры и стать полноправным жрецом. А также - одним из Ордена Перчатки. Это заняло несколько лет.
Сейчас, наконец-то, на моем щите сверкала десница Хельма Бдительного, и Орден доверил мне настоящее дело.

Караван не стал отказывать жрецу - покажите мне хоть одного караванщика, который бы не принял слугу бога защитников, и я скажу вам, что он дурак. Спустя каких-то семь дней мы прибыли в Красную Лиственницу.
Доводилось мне бывать и здесь - проходом, а потому городок ничем не запомнился. Разве что вот этим огромным постоялым двором на три этажа. Поди ж ты, какой отстроили - таких-то и в Глубоководье немного!

Туда я и направил свои стопы, изнывая под тяжестью поклажи.
-Эй, господа! Чтоб вас, отрастили себе ноги... подождите доброго дварфа, а то знаю я вас... лучшие комнаты разберете!
Распроклятая кольчуга тянула меня к земле, и угнаться за длинноногими товарищами по каравану было непросто.

- Демоны - ругнулся Кэссад, поспешно отскакивая от провала. Нет, всё таки правильно говорят, одна неприятность тянет за собой другую. Паладин не сомневался, что демон их отряд не остановит, но задержит. А ведь вроки двинули в сторону Мызы, и это был отнюдь не радостный факт.
- Свали обратно в ад - бросил Кэссад, демону, поудобнее перехватывая молот. Щит уже удобно лежал в другой руке. закрывая корпус. А дальше просто. Короткий шаг и ... внезапно божественный свет освятил молот. Неужели сила Авацины всегда была с паладином? Без разницы, главное, что сейчас он может объяснить гостю, что ему здесь не рады.

Гулко выбивая из дороги клубы пыли тяжелыми шагами, серокожий гигант, медленно ворочая по сторонам покрытой медвежьей мордой-капюшоном шишковатой головой, добрёл до перекрестка главных дорог. Уличные псы и мальчишки заливались лаем и визгом, но голиаф лишь ласково поглядывал на них, выискивая солнечно-золотыми глазами кого постарше.

- Кхм, любезный! Скажите пожалуйста, как пройти к знаменитым баням славной Хайлии Ханадрум? А то что-то поизмотался в пути... - развёл руками-лопатами здоровяк, возвышающийся на пару голов даже на рослыми людьми. Его меховые одежды и правда разили сырой шкурой и были покрыты слежавшимися комками грязи, смолы и кусочками коры, а пот прочертил явные дорожки на немытой голой коже. Железки же немаленьких топоров, покоящихся в ременных петлях, напротив, масляно блестели.

И вот опять перо в моей руке, а перед мысленным взором открываются картины воспоминаний. Я помню всё так, будто это произошло только вчера, а потому история будет воссоздаваться во всех мельчайших подробностях. Начнётся она в городке Красная Лиственница, с моего прибытия в который и началась череда событий, имевших судьбоносные для всех Королевств последствия.

Дорога из Глубоководья заняла у меня семь дней. Мне посчастливилось провести это время с другими участниками путешествия в составе каравана уважаемого Ваэвирра, торговца специями и морской солью. Одной из главных радостей путешествия является возможность посетить новые места и познакомиться с новыми людьми. Так что по прибытии в городок я был просто переполнен радостью и весело насвистывал мотивчик одной похабной песенки, авторством которой я теперь, спустя годы, не горжусь.

Среди представителей моей профессии дорога занимает третье место в списке источников вдохновения после похождений на любовном фронте и героических свершений. Для меня же, кто всё жизнь провёл в странствиях и никогда дольше пары месяцев не оставался на одном месте, дорога всегда была главной и едва ли не единственной музой. О своих амурных делах я привык скромно умалчивать, не желая возбуждать в слушателях зависть, а разнообразные геройства до той поры обходили меня стороной, обошедшиеся же без моего участия и так были в должной мере воспеты.

За разной болтовнёй и сочинением своих новых песен я почти забыл о цели своего путешествия в эти края. Склонность отвлекаться на разные пустяки всегда отличала меня. Задачи, требовавшие значительной концентрации внимания, были для меня непосильными. Например, я так и не научился играть на барабане и не смог освоить кобольдское горловое пение, хотя потратил немало времени на уроки. Впрочем, стоило мне оказаться на месте, как я сразу вспомнил, зачем пожаловал в Красную лиственницу. Да я и не держал эту не такую уж секретную информацию в себе, популярно объясняя желающим о том, что мудрые люди в Глубоководье беспокоятся по поводу стихийного дисбаланса в этом регионе, что бы это ни означало.

К моему глубокому удивлению я был не единственным Арфистом, направленным в Дессаринскую долину с важной миссией. Раньше мне приходилось работать над заданиями одному и не доводилось пересекаться с иными представителями моей организации, кроме той, что приобщила меня к общему делу. Только теперь пришло осознание, что разделяющих мою борьбу за лучший мир несколько больше одного человека. Мы узнали друг друга, обменялись тайными знаками и договорились о взаимопомощи, и в то же время не афишировали свою принадлежность к Арфистом перед посторонними, зная о том, что везде могут быть вражеские лазутчики. Хотя и понятия пока не имел, кто эти враги и чем мы им насолили.

Не желая показаться неблагодарным, я очень щедро отблагодарил караванщика тёплым, почти дружеским хлопком по плечу (хотя теперь мне думается, что он хотел бы получить оплату деньгами). А после я стал оглядываться по сторонам и размышлять над своими дальнейшими шагами. Прекрасно зная этот городок по исчерпывающе подробным рассказам Ваэвирра, я решил первым делом направиться в заведение «Весёлый меч» с тем, чтобы познакомиться с его хозяйкой, мадам Кайлессой, и обсудить с ней свежие новости, а заодно договориться о ночлеге и, возможно, вечернем выступлении в стенах её заведения. Вторым пунктом в моём незамысловатом двухактовом плане был визит к контактному лицу Арфистов, общение с которым могло пролить больше света на проблемы этого региона и моё, откровенно говоря, очень расплывчатое задание. Спешить со вторым пунктом, однако, не следовало, дабы не выглядеть излишне подозрительно. Все эти конспирации и неожиданно упавшая на мои плечи ответственность, надо сказать, были очень волнительны.

- Я тоже проведаю больного. Память просто так не исчезает, тем более, когда на теле ни царапины. Впрочем, о чем это я? Мы говорим о феондах, пропитанных темным колдовством.
Отставив пустую тарелку, Анайрин приложил ладонь к щеке и оперся рукой на стол. Ему не нравилась история со стражниками ровно также, как и этот "мэр". И если Патрик, как показалось магу, говорил правду и просил помощи, то история с потерей памяти попахивала обычной ловушкой. Если у непутевого защитника завтра не проясниться память, то надо будет подходить к намеченому месту крайне осторожно. И даже зная о опасности феондов, о явной смерти ожидающей в их лагере, Анайрин никак не хотел терять шанс рассмотреть их получше. Вершиной успеха и одновременно безрассудности была бы попытка заполучить магический том темного чародея. У человека, не побоявшегося возиться с Тьмой, кроме храбрости должно быть могущество.
- В любом случае, сейчас нам нужен отдых после тяжелой дороги. Но вы видели это? Да они просят целый золотой за и то не самую лучшую комнату, которую я бы в столице снял за пару серебряков, - Анайрин вяло кивнул в сторону трактирщика, - Думаю в ваших интересах, почтенный мэр этого гостеприимного города, чтобы мы здорово отдохнули и набрались сил для предстоящих дел. А у таверны дела идут хорошо, я уверен "Сломаная Ось" может пойти на уступки.

Змеится коридор, петляет, неверной стежкой ведет альвэ и доверившихся ей людей куда-то в тень, прочь от чужаков, прочь от злодеев, обагривших свои руки кровью невинной. Мечется путь, поворот за поворотом, развилка за развилкой встают перед путниками, пытаются запутать, обмануть, увести прочь от кажушегося столь близким спасения. Замирает Огненная, прикрывает глаза, пытаясь слиться душой с этими коридорами, пытаясь пустить в себя частичку Триединой, жаждя обрести подсказку, куда ей следовать дальше.
Нет обоняния тонче альвийского, нет осязания лучше, чем у Первых детей, и внимает чаровница своим чувствам, вопрошает саму себя: глаза мои верные, покажите путь истинный мне; дыхание мое живое, почувствуй запахи мира подлунного; кожа моя белая, дыхание ветра с поверхности ощути. Парга Огненный, не дай обознаться мне, даруй, Щедрый, возможность вывести под свет твой тех, кто почитает имя Твое, не дай оступиться и потеряться во тьме кромешной.

Распахиваются глаза, поднимается склоненная голова, вверх взметается тонкая кисть. Танцуют пальцы легким перебором, льнет ласковым котенком к ним маленький, доверчивый язычок пламени. Отступает нехотя тьма, отходит от огонька и хозяйки его. Улыбается альвэ, хоть и печален взгляд ее. Где-то там, справа, ветерок легкий касается кожи, где-то там пахнут травы подлунные, где-то там склоненная вишня роняет свой белый цвет под корни старого, надежного дуба.
Кивает спутникам дева, и молчаливо следует туда, куда влечет ее сердце, и уверенностью наполняется каждый шаг ее. Позади остается подземелье, где пролилась кровь, и вот, наконец, вырастает впереди прямоугольный контур, полный мягкого, серебристого света луны. Это то, что некогда было дверью, не пускающей опрометчивых в эту обитель тишины и скорби, а ныне - путь к спасению для тех, кто оставил под землей и друга, и память. Ускорилась альвэ, дробью застучали каблуки высоких сапог, выводя хозяйку из окруженья темных стен.

Шаг и шаг, и еще снова шаг, и снова. Вот и дверной проем. Останавливается среброволосая, скользит ладонью по трухлявой древесине - словно прощается. И, не оглядываясь, в пару шагов выходит на поверхность. Останавливается голубоглазая дева, изысканной мраморной статуей замирает средь руин, приоткрыв рот, смотрит неотрывно в небо, будто впитывая в себя ласковый свет Ночной Странницы, будто ожидая от нее ответа.
И чудом невиданным проступают из-под кожи Огненнодушной изысканные узоры, что извиваются странным образом, прихотливо перетекают из одного в другой, мерцают в лунном свете. И видна наблюдающим то загадочная вязь непонятных узоров, то идеально выверенные геометрические фигуры, то таинственное переплетение линий, складывающихся во что-то неясное, но до боли близкое и знакомое.
Три удара сердца, три коротких удара сердца стоит дева, наслаждаясь ласковым сиянием, прежде чем осмотреться вокруг, внимательно оглядев старые стены, скользнуть взглядом по осыпающейся кладке, по взметнувшимся вверх стрельчатым аркам.

Оглядевшись, перевела та, которой подвластна пылающая стихия, взгляд на пребывающих здесь Младших. И пришел из глубин покрытой туманом памяти ответ: не враги они, нет - друзья перед нею. Друид со спутниками ожидает тех, кто вернулся на поверхность. И пускай она не ведала, что есть друид, само осознание того, что она понимает, кто он, наполняла душу теплом. Тот, на чьей груди был серебрянный трискеле, первым разрушил хрупкую тишину молчания:
- Ну что, вам удалось? Вы отыскали другой выход из этого прóклятого места?
Юноша темноволосый, чья стать была подобна весенним ветрам, ответствовал первым:
- Не без потерь. Она тяжело ранена. Вы можете ее спасти?

Как не жаждала альвэ вступить в беседу с Мудрым, но жизнь неумолимо требовала от нее иного. И пускай та, что выбралась из подземелья, не знала воинской науки, но она ясно осознавала, что недруги, что допустили смертоубийство, могут преследовать их, как псы преследуют стаю оленей. Не могла среброволосая не воспрепятствовать этому, и первые слова ее с момента начала странствий по коридорам были обращены к огненногривой лучнице. На том наречии, что должно быть понятно всем и каждому, магичка обратилась к ней:
- Дева-воительница, стань у входа и держи оперенную гибель на готове. Llofrudd* могут прийти за нами вслед.

Обернулась на каблуках голубоглазая к старцу, склонила непокорную главу - ибо чувствовала, что так дóлжно. Обратилась дочь Первого народа к тому, кого почитала мудрее себя:
- Да хранит тебя Великий Лес, Мудрый. Не могу я ответить на твой вопрос, ибо память моя чиста, словно юный ясень. Одно лишь знаю - за нами могут гнаться кровожадные преследователи, и время не терпит: пора уходить. Молю Триединую о том, что беседа наша продолжится в более спокойной обстановке. Окажи честь указать мне и спутникам моим ближайшую дорогу в безопасное место.
И тот час Первая обернулась к темноволосому, отвечая вместо хранителя деревьев:
- Друг мой, нить жизни ее прервана, и я это ощущаю ясно. Не в силах живущих даровать ей новый цветок жизни: мы можем только оросить слезами ее холм и поклясться отомстить злокозненным неприятелям.

*убийцы

Темноволосый юноша следовал за альвэ, доверяя ей направление и свою жизнь. Она излучала уверенность и самый свет мироздания, успокаивающий и дающий надежду. Это было страшно, но в то же время прекрасно - оказаться в такой момент в таком месте, видеть чудо света, но рисковать, что в любой момент из темноты вылетит смертоносная стрела. Рисковать обществом инородной чаровницы, обуздавшей самое пламя.

Временами парень оглядывался посмотреть - не преследуют ли их вооруженные неприятели. Похоже, они не последовали за группой в темноту, остановленные пламенем или страхом перед тем местом, куда группа пустилась вслепую, по наитию или интуиции. Гнев к атакующим и жажда мести еще горели в уме принца, и только кровь могла их насытить. "Не сегодня, но завтра", - мысленно пообещал себе темноволосый парень, переключаясь на текущую ситуацию. Прежде чем нести справедливое наказание, сначала надо было выжить.

Говорить в темном коридоре не хотелось, хотя множество вопросов выжигали знаки в мысленном театре теней. Кто были альве, рыжая воительница, суровый воин-волк и пострадавшая ни за что девушка? Что они делали здесь? Что их связывало? Все ли потеряли память? Кем был сам темноволосый юноша? Он бы начал спрашивать остальных, но не в этот момент. Они убегали, а в коридоре могли скрываться новые враги.

Однако вместо супостатов лабиринт подарил выход, а за выходом - новую загадку. Друид и два его соратника? Очевидно, что это были дружественные люди, и что они знали пятерых.

- Не без потерь, - ответил темноволосый юноша, вырываясь на свет и поднимая руку в приветственном жесте. - Она тяжело ранена, - темноволосый юноша указал на девушку, истыканную стрелами. Вы можете ее спасти?

Друиды ассоциировались с исцелением. Стабилизировать, вылечить - первым делом. Остальное может подождать.

Поначалу Оуэн не обратил внимания на подошедшего человека - тот не был его знакомым, так что гойдел просто-напросто продолжил глодать окорочек, запивая добрым элем - его тут явно умели готовить. Однако невольно он вслушивался в диалог между старостой по имени Патрик и Тиган. И чем дольше вслушивался, тем более яростно откусывал мясо и тем активнее пил эль. Кто-нибудь, достаточно хорошо знающий Оуэна, сразу бы точно определил, что это значит - высокий градус бурлящих эмоций. И, когда староста закончил, а гойдел все съел и выпил, то О'Даффи решительно ударил кулаком по столу:

- Вы только скажите мне, где логово этих тварей. А уж я-то их в бараний рог согну голыми руками, а кого не согну, тех разрублю мечом на такие мелкие кусочки, что даже муравьи их не станут жрать!

Почитателей бога подземного мира можно условно разделить на три группы: те, кто восхваляют смерть, те, кто жаждут богатств и те, кто молятся о примирении со своей судьбой. Первые малочисленны, но опасны, они стремятся спровоцировать открытую вражду между богом Солнца и его тенью, вторые многочисленны и алчны, а третьи - изгнанники, молящиеся о обретении мира внутри себя – милее других сердцу Эреба. Третья группа мало известна среди широких масс, а негативное отношение к первым двум группам весьма оправдано, поэтому истинные поклонники Эреба обычно вынуждены скрывать свои пристрастия или же размещать алтари в не особо людных местах. Так и в случае подземного алтаря в Сетессе, по совместительству являвшегося алтарем Фарики, место было труднодоступным и не часто посещаемым.

После того, как Терон разорвал на части крысу магическим снарядом и перебинтовал раны Маллиса, ему пришлось ждать довольно долго, прежде чем тот пришел в сознание. Он даже отнес его поближе к выходу из подземелья, чтобы не жечь зря свечи, но выходить не решился, чтобы не привлекать внимания общественности к ситуации. А после отдыха и благодарностей за чудесное спасение, путники двинулись дальше по коридору. Еще раз показались крысы, но увидев двоих быстро скрылись за поворотом.

Коридор извивался и вскоре привел к новому источнику света. Это была комната, в которой светились стены, и сразу было невозможно сказать, какова была природа этого света, но вероятно, божественная. В углу, возле странного сооружения, представлявшего собой то ли алтарь, то ли камин, на корточках сидела женщина, сразу поднявшаяся на встречу путникам, от чего они инстинктивно вздрогнули. Старуха, с морщинистой кожей. Худая, нет, просто тощая, в каких-то кожаных одеждах, волосы же ее были заплетены в длинную раздваивающуюся на конце конце косу, от чего обитательница подземелья вполне себе смахивала на змею.

- Што васс пивео ссюда, - прошепелявила она, продемонстрировав свой рот в редкими зубами.

С сожалением простившись с уходящими спутниками, Рахман двинулся вслед за ведущими отряд Лоэтусом и Мараджайном.
Добравшись до опушки, жрец первым делом заметил стену ашраму - их места назначения, а уж потом - столпившихся под стеной людей. Впрочем, по поводу того, что перед ним только люди, у жреца были определенные сомнения.
- Похоже, последователи Нергала все-таки нас опередили, - произнес Рахман. - Отсюда, конечно, толком не разглядеть, но особых сомнений у меня нет. Предлагаю атаковать!

Сработали рефлексы жреца, и он мигом обратил свой взор на ту тропу, на которую указал Сумрак. Конечно, он не успел до конца рассмотреть, что происходит, но боковым зрением уловил движение теней.
- Я не могу быть уверен, но думаю, что охотник только что видел вампиров. - произнёс он. Ну, логика жреца была вполне простой: они ступили на вампирскую землю, поэтому не могли на них не наткнуться.
- Нам стоит быть аккуратнее.
Едва произнеся эти слова, Бенедикт решил выйти вперёд и осторожно шагать по тропе.
-Нам надо идти осторожно, но при этом поспешить. Если есть возможность, мы должны спасти оставшихся там людей.
Немного подумав, он добавил: "Спасти всех выживших".

Среброволосая стояла в тени, замерев, и пристально смотрела в круг света, где еще оставались двое из тех, с кем ее свела Судьба. Дрожала альвэ, желала уйти, убежать, но те нити, что переплели ее путь с дорогами стоящих рядом, были стократ крепче сиюминутных эгоистичных желаний. В разуме девы птицей в силках билось только одно слово, и губы словно сами по себе промолвили:
- Быстрее!

Во тьме за стеной дочь Первого народа узрела еще одного живого, медленно приходящего в себя. Ей не надо было слов, чтобы осознать: и сей мужчина тоже свой, пускай и в несколько меньшей степени, чем остальные. Но сейчас не время было выяснять, почему он оказался тут, в отдалении ото всех. Последний из обнаруженных и темноволосый статный юноша о чем-то спрашивали ее, но той, кто стала невестой пламени, было не до их вопросов: вся она была поглощена тем зрелищем, что разворачивалось перед ее взором. И от зрелища этого было ей и печально и больно.

Девушка страстно желала одного - лишь бы трое оставшихся снаружи тоже оказались под надежной защитой стены и проследовали вслед за альвэ во тьму тонеллей. Но не всегда желания тех, кто рожден под луной, исполняются. Вновь пущенная вражьей рукой смерть устремилась к тем, кто остался, и на сей раз неведомые стрелки не промахнулись. Перепуганная альвэ увидела, как смертоносные болты попали в казавшегося неуязвимым воина, как подскочила к нему темноволосая дева, шепча незнакомые слова, и как новые оперенные убийцы пронзили несчастную.

Пронзительно, раненной соколицей, вскрикнула Талвит Тэг, видя, как оборвалась нить жизни темноволосой; отозвались Сердце и душа альвэ на гибель несчастной приступом сжатой в комок боли - будто и в нее саму попали эти стрелы. Молодой звездой вспыхнула надежда: а, может, она жива, она только ранена? Вспыхнула, и тут же угасла. Волшебнице не хотелось верить в гибель девушки, но разумом она осознавала, что раны ее смертельны. Альвэ словно оцепенела, боясь сдвинуться с места и безучастно наблюдая за происходящим.

Она понимала, что сейчас надо рвануться к воителю, оставшемуся один на один со сжимавшим топор предводителем стрелков, встать рядом с ним плечом к плечу и вместе встретить врага, что надо испепелить негодяя, посмевшего запятнать себя убийством. Но страх, безжалостный страх сковал члены, мешая деве выйти из надежного укрытия. Покраснела альвэ, почувствовала, как вслед за страхом в душу ночным татем пробирается стыд. Стыд перед собой, стыд перед другими за то, что она не находит в себе силы преодтолеть собственную слабость. Лорд Иестин не даром говорил: герой лишь тот, кто презирает собственную трусость. Но она, увы, явно не герой: нет в ней сил презреть испуг и выйти на поле боя.

Но Парги оказались милостивы к невинным. Сорвалась с тетивы пламенноволосой воительницы мстительница-стрела, ударила в грудь убийцы. И, подобно этой стреле, сорвался с места и копьеносец, пронзив своим оружием раненного врага. Рухнул злодей, истекая кровью, и замешкались его приспешники, шокированные гибелью главаря. Лишь несколько секунд медлили они: но времени этого хватило последним двум спутникам среброволосой, чтобы скрыться в спасительной тени стены.

И лишь когда все из тех, кто для нее стали своими, оказались под защитой, альвэ сумела побороть собственный страх. И пускай предательские слезы все не остановливались, она, плотно сжав губы, выступила из тьмы проема. Сейчас она не ведала, что творит, и не ведала, как. Сейчас она лишь следовала путеводному лучу твердой уверенности: делай так, и никак иначе, делай, что должно, и будь, что будет.

Протянула альвэ руки, вперед, соединив большие пальцы, направила остальные в сторону незримых врагов. В крови волшебницы странным, непонятным образом переплелись в один комок чувств боль, страх, гнев и долг. Слетели с губ девы заученные наизусть слова:
A do llosgi law y fflam y rhai a achosodd fy dicter!*

Сорвалось с рук среброволосой бешенное пламя, зашипело, забурлило, заиграло всеми оттенками красного: от светло-алого до темного багрянца. А вместе с сорвавшимся пламенем пришел в равновесие и дух волшебницы: она твердо поняла, что отныне ее прямая обязанность - покарать этих убийц. Но для этого надо выжить самой и спасти тех, кого еще можно спасти. А для справедливого отмщения еще настанет время.

Стоило только ярому пламени озарить стены пещеры и разогнать окружающую тьму, как дева тут же развернулась и опрометью бросилась в ближайший тоннель, еще раз крикнув:
- За мной! Быстрее!


*И да испепелит рука пламени тех, кто вызвал мой гнев!

Идея отступить и скрыться от нападающих среди руин, может, и была неплохой, но только все пошло не так почти что с самого начала. Человек, правда, даже не удивился. То ли привык к такому в той, предыдущей жизни, которую не помнил, то ли просто не успел. Он всего на мгновение кинул взгляд через плечо, дабы убедиться, что никто не замешкался, как выпущенный с пятнадцати футов болт пробил и его щит вместе с рукой. Он пошатнулся, зло зашипел от неожиданности и боли, жидким огнем растекающейся от места попадания, и начал активнее пятится в сторону спасительной трещины в стене, но в этот момент у храброй темноволосой девушки не выдержали нервы. Наплевав на опасность, она птицей выпорхнула откуда-то из-за его спины, взывая к людям и богам голосом, что был пронзителен и полон скрытой боли, словно прощальный чаячий плач. Выпорхнула, чтобы спасти его, чтобы спасти всех.

Дурочка. Добрая, храбрая и, должно быть, очень славная, но дурочка, вышедшая под арбалеты в одном лишь платье.

И пусть даже боги откликнулись на ее призыв, явив истинное чудо исцеления, пришедшие за их жизнями охотники к словам мира остались глухи. Щелкнули где-то в темноте спусковые механизмы арбалетов, взрезали воздух хищные острия болтов и вот уже девушка-без-имени валится на холодный пол, будто тряпичная кукла, небрежно отброшенная капризным ребенком. Человек почти успел закрыть ее своим телом, но только почти, а “почти” в таком деле значения не имеет. Ты либо делаешь то, что должен, либо нет, и сейчас он не смог. Опять. Он не знал, откуда пришло это понимание, не знал, кого еще он потерял в прошлой жизни, но боль от потери и ощущение беспомощности были ему явно старыми знакомыми.

Чуть покачиваясь и стараясь не нагружать ногу, в которую попал очередной болт, Человек поднял глаза на русоволосого, который, судя по всему собирался закончить все поединком один на один, как охотник, выходящий с рогатиной против загнанного собачьей сворой медведя. В глазах убийцы плещется такая ненависть, а лицо выражает одновременно так много разных чувств и эмоций и, в то же время, столь недвижно, что Человек уже не уверен, что противостоит чему-то из плоти и крови, чему-то живому. Хотя, это более и не важно. Все остальные добрались до укрытия, и видят духи, будет лучше, если они воспользуются тем временем, которое он им подарит для того, чтобы скрыться. Холодное нечто в его животе ликует, зная, что случится дальше, но он пока что держит его в узде. Еще не время, еще чуть-чуть.

– Бегите, – глухо и удивительно спокойно буркнул Человек, сбрасывая с левой руки щит.

Удивительно, какой у него жесткий и хриплый голос. Будто точильным камнем кто-то по лезвию водит. Интересно, есть ли на свете кто-то, кому он кажется приятным? Должна же у него быть, например, мать. Или отец. Или, хотя бы, братья с сестрами. Между братьями, ведь, связь зачастую даже более крепкая, чем между родителями и сыном. Жаль, что не узнать ему этого никогда. И что имени своего не узнал жаль. Многого вообще жаль. Но, такая уж у него судьба. Как бы ни закончился их с русоволосым бой, стрелки, что в темноте скрываются, его отсюда вряд ли живым выпустят.

– Хочешь мою жизнь? – негромко процедил безымянный сквозь зубы, беря копье обеими руками и чуть покачиваясь на слегка согнутых ногах – Приди и возьми.

Мертва, поняла Энна сердцем быстрее, чем разумом. Девушка мертва. Молодая. Не должна была умирать. Неправильно!
Нет, по-другому. Неправильно! Она не смогла защитить её!
Сожаление и чувство вины-- болезненны, как удар болта. Счастливое знание: абалеты долго перезаряжать. Значит, белобрысый здоровяк успеет. Может быть. А она-- она отвлечёт внимание...
-- Будьте прокляты! -- бормочет она. Натянутая тетива-- и стрела летит в человека с жутким лицом, который сжимает топор.

Как и обычно, Оуэн находился в приподнятом состоянии духа. Действительно, прогулки на природе, хорошая компания, жестокая схватка с агрессивной нечистью - что еще нужно для счастья воину одного бедного, но очень гордого клана? Сейчас О'Даффи шел по правую сторону от каравана, зорко поглядывая по сторонам. Мало ли кто может поджидать простых торговцев в этом богами забытом месте. Не исключено, что здесь прячутся какие-нибудь любители легкой наживы, а в обязанности Оуэна входило сделать оную наживу как можно менее легкой. Впрочем, в вечернем свете лес выглядел по-особенному уютным, так что невольно воитель расслабился. Незамеченными разбойники все равно не подберутся, а даже если и подберутся - уж Оуэн как никто знает, как встречать подобных гостей.

К счастью - или несчастью, воин был не прочь лишний раз размяться - лес отступил от небольшого городка, что находился на дороге каравана. Сияющие золотом в лучах вечернего солнца деревья сменились ладными деревянными и каменными строениями. Оуэну это напомнило родную деревушку Скеррис, где жили все О'Даффи, после впадения в королевскую немилость. Невольно воин вспомнил и о своих родственниках - как они там? Жив ли его дед Аргал? Стал ли брат Катэйр главой рода? Тряхнув головой, гойдел вернулся к реальности. Он твердо знал, что в любой деревушке, особенно если она располагается на тракте, должна быть таверна или что-то вроде нее. А в таверне можно будет попробовать местный эль. Пожалуй, сравнение вкусовых качеств эля в разных местах было единственным хобби молодого парня. Уже приняв решение, воин услышал приглашение друидки, пришедшееся как нельзя кстати - в компании было всяко лучше.

- С удовольствием, Тиган, - пробасил Оуэн в ответ, - В конце концов, кто кроме меня сумеет определить, не вливает ли хозяин пару кружек воды в бочку доброго эля, чтобы заработать на честных путниках?

Довольный удачной шуткой, рыжий великан громогласно расхохотался

Сайофра размеренно пылила по тракту рядом с телегой, придерживаясь за нее рукой. Рядом и чуть впереди шагала Тиган. За прошедшие с их последней встречи годы Сайофра вытянулась, исхудала, растеряла то немногое детское обаяние, что у нее было, а Тиган осталась все такой же веселой мелкой птичкой, только обзавелась полновесными женскими округлостями в нужных местах. А когда-то они носились босиком вместе по берегу реки, где стояла отцовская мельница, пока их родители вели обстоятельный неторопливый торг. Тиган взахлеб рассказывала о всех местах, где она побывала, о городах из камня, о людях в бархатных одеждах и прочих небылицах. В ответ диковатая Сая научила ее, как ловить бабочек, не затронув пыльцы на деликатных крылышках, и как добывать кислинку из муравейника.

Девушка машинально прищурила левый глаз со змеиным зрачком, когда тракт перешел в главную улицу "города" и вокруг потянулись жилые подворья. Гостеприимные и добрые люди, как же. Если ты грязная и голодная оборванка, в одночасье потерявшая дом и семью, никто тебе не откроет дверь, никто и корки хлеба не кинет. Теперь же все поменялось. Под маской людской благопристойности Сайофра видела все мелкие страстишки, все потайные непристойные желания, за которые эти добропорядочные граждане были готовы расстаться с заработанными черным трудом денежками. Проще всего было выловить охочих до неположенного в тавернах, под хмельком, где зажатая в тиски закона и порядка гнусная натура человеческая перла наружу. Что у трезвого на уме - то у пьяного на языке.

К счастью, не перевелись еще на земле многострадальной правильные люди, да хоть бы те же сестры-анварки. В них горела ярко и переливалась через край первобытная природная силища, все, что так ценила своим звериным чутьем Сая - здоровое сильное тело, отточенные рефлексы, ловкость, зоркость. Пройдет еще немного времени - и расцветет в них женское начало, войдет в полную силу, тогда к охотничьим трофеям анварок прибавиться вереница разбитых мужских сердец. О чем это они там говорят? Сая прибавила шагу и поравнялась с девушками.

- Тююю, разве ж это город? Так, деревенька захудалая, только пирогами и знаменитая. Идем в таверну, поглядишь, как городские с дороги отдыхают, - Сая ткнула жестким пальцем в вывеску "Сломанной оси".

"Зачем это все?" - Думала юная воительница, шедшая с другими девушками каравана. Девушке не нравилось такое скопление людей, она не понимала, зачем мужчины носят волосы на лице, и почему они идут по такой широкой и хорошо просматриваемой дороге.
Однако Шиа не жаловалась, она шла вперед, готовая встретить любую опасность, по крайней мере она сама так считала. Действительно, молодая, почти совсем ребенок, девушка представляла устрашающее зрелище: раскраска на лице, крепкая броня в которой металлические пластины были искусно оплетены кожей, чтобы не создавать шума и оружие, которого хватило бы троим охранникам каравана, а так-же синие, не мигающие глаза создавали впечатление чего-то неправильного, неестественного и вероятно, опасного. Но здесь, среди людей, анварка чувствовала себя крайне не комфортно. Она бы с радостью оставила этот караван и продолжила свой путь на юг в одиночестве, но во-первых, она дала слово Тиган, а крепость ее слова была сопоставима с крепостью ее стали, во-вторых, как Шиа понимала, суть паломничества в том чтобы узнать как живут другие и провести несколько месяцев, или даже год, в лесах, болотах и другой глуши было не совсем то, что от нее хотели старейшины и духи.
Так и шла молча охотница, распределяя дыхание и молча когда была возможность молчать. Шиа хорошо понимала кимрийскую речь, но она казалась ей странной, нелогичной и лишенной красоты их собственного языка, а на родном ей анварском говорила только Шенга, которая, значительно более привыкшая к человеческому обществу, могла находиться где угодно.
- Зачем мы сделали этот крюк? - В конце концов, на второй день пути с караваном, спросила у Тиган Шиа. - Тебе стоило сказать, что нам нужно в эту часть Коэдвена, мы бы пришли сюда тропами значительно быстрее.
Впрочем, если бы они пошли сюда сразу, они бы не встретили караван, и Шенгу, которая почему-то прибилась к его охране, и Сайофра возможно до сих пор сидела в яме на волка, страдая от голода и жажды. Все что ни делается, все к лучшему. Богини и духи знают, куда их ведут, и Шиа шла. Если нужно было сделать крюк, она готова была сделать крюк. Если нужно будет три раза обойти Коэдвен, она и это сделает.
А вокруг золотом и багрянцем пылал лес. "Охотница набирает силу." - Подумала Шиа. - "Здорово было-бы сейчас в лес уйти и кабана выследить." Но вместо простой и понятной охоты девушке предстояло нечто совсем иное - человеческое поселение "Колючая Лощина". По меркам Шиа оно было слишком большое, слишком много домов, и эти странные...
- Зачем люди делают это? - Тихо спросила Шиа у Тиган, указывая на перекопанный огород. - Они хотят навредить Земле? И как тут принято отдыхать, я слышала в городах нельзя спать на земле.

Солнце играло цветами сквозь листву леса и пальцы Анайрина, минуя барьер ладони и достигая глаз мага, до боли ослепляя. Все же юный чародей был доволен путешествием, если только не обращать внимания на причины, что заставили бросить родной край. С каждым горизонтом открывались новые виды, а боль в ногах, как ни странно, подталкивала вперед. Опасности на пути каравана не могли сравнится с чувством победы при преодолении очередной возвышенности. С этими добрыми мыслями Анайрин отстранился от солнца, делая глоток воды.
Маг, конечно же, находился в гордом одиночестве, хрустя припасеными сухарями. Очередная мысль вновь заняла его голову и теперь каждый пытавшийся с ним заговорить рисковал стать жертвой раздражения Анайрина. Мысли о том, что как бы дорога не была увлекательна и познавательна, она все же остается бесполезной, не покидали его. Причина уйти с теплого дома при каждом воспоминании наполняла сердце решимостью - колдун и не думал опускать руки. Но при каждом обращении к прошлому цель казалась все более призрачной и словно ускользала от молодого странника. Точно стоило наметить более определенный конец пути, чтобы достигнув его выбрать новый, подобно новому горизонту.

Тем временем время близилось к закату. На романтику Анайрина никак не тянуло, он хотел встретить конец дня в тепле кровати и будучи сытым. Поблагодарив Кодда за предоставленную возможность путешествовать под его защитой, маг мысленно улыбнулся. Какой бы дурак отказался иметь дополнительное, хоть и не очень опытное, прикрытие? Так что благодарность так и осталась лишь на словах.
Насколько же неудачное название у таверны, подумалось магу. Будто бы ничего кроме сломаной оси и неудачи на тракте не сподвигло остановиться переночевать в этом клоповнике. Клоповнике, который неожиданно невольно вызвал у Анайрина улыбку. Однобокую, жестокую, насмешливую усмешку.
Все веселье, шум и балаган местных развлечений легли грузом на плечи пришельца с других земель. Это заведение напомнило ему о тех деньках, которые он проводил в Каэрвенте. Напомнило о том времени, которое он потратил зря в тавернах, опустошая их запасы выпивки, и забегах по борделям.
Отбросив мысли о привычных недостатках человечества, Анайрин взял эль и уселся за массивным деревянным столом, пустовавшем в углу. До этого, еще при неприятном случае на тракте, колдун просил молчать о его умениях плести нити магии тех, кто по случайности стал свидетелем колдовства. Сильно Анайрин не надеялся на них. Он сам был готов обратить даное слово в свою пользу, не стоило ждать обратного от других. Тем не менее, укутавшись то ли в черный, то ли в болотно-зеленый плащ, он снял с пальца магическое кольцо, особо стараясь не светится.
Когда же вкус эля заполнил Анайрина, тот придался мыслям о той самой цели, что должна была стать горизонтом. О Койдвенском лесе и о его обитателях.

Стало понятно, что на человеческий разговор с супостатом рассчитывать не стоит. Под обстрелом из арбалетов (Хм, уже два арбалета? Три учитывая тот, что в руках русоволосого, и два лука! Дело принимало серьезный оборот!) изображать из себя героя было бессмысленно, следующий болт мог с неприятным туком погрузиться в горло. Представив себе эту неприятную перспективу, юноша рванул в укрытие к остальным. Пусть противник чувствует, что поле осталось за ним. Пусть он злорадствует и хохочет вслед. Пусть он воображает себя властелином ситуации. Тогда он скорее совершит ошибку.

Юноша отдышался и стряхнул волосы с носа только оказавшись за каменным укрытием. Он оглянулся на спутников, искал искал в глазах собеседников растерянность, такую же как его собственная. Подтверждения, что воспоминания стерло у всех, а не только у него одного.

Хмурый воин выглядел как рычащий волк, готовый до последней капли крови защищать свою территорию. Это вызывало легкий страх, но и уважение. Парень был рад, что волк на его стороне, а не против. Для других мыслей пока не было времени. Рыжая воительница давала указания и полагалась на речь, но сама слушала и внимала движениям Талвит Тег. Парень решил, что она - понятный и надежный соратник, с которым можно будет договориться и спеть песню у костра.

Но центр принятия решений находился в руках дочери Старшей расы. Впрочем, это было хорошо. Старшие знали ответы на все вопросы. Юноша тоже испытывал смутный восторг из-за того, что мог находиться рядом с альве. Внутренний голос подсказывал, что они как-то связаны в прошлом, что альве несут что-то прекрасное, но память наотрез отказывалась выдавать подробности. Слезы и белые костяшки пальцев светлой Талвит Тег удивили, ведь в первое мгновние женщина показалась твердой, как ледяная глыба и неприступной, сюрреальной, как луч света, прорезающий туман, натянутой и готовой взорваться молниями. Увидев хрупкость, сочетавшуюся с командным голосом и внутренней силой, юноша на мгновение растерялся, не зная, как оценить увиденное.

- Что происходит, где мы? - он, наконец, решился на разговор.

Распахнулись глаза, и тихой поступью вернулось сознание. Мягкими кошачьими лапками каснулось висков, мохнатым хвостом скользнуло по лицу, стирая забвение, тихим мурлыканьем разогнало сон разума. Набатом прозвучали в голове незнакомые, но до боли близкие слова: "Лох Нелта", "Зодчие Туманов", "Древнее кольцо Стоящих Камней", "Гулта"...

А вместе со словами из глубины забвения всплыли и вопросы: кто я, где я, кто рядом со мной? Заметался разум перепуганной птицей, затрепыхался, понимая, что не осознает сам себя. И лишь на последний вопрос откуда-то из глубины сердца послышался тихий ответ, будто чье-то горячее дыхание над ухом: они - это ты, а ты - это они. Вы - едины.

Страшно. Неясно. Муторно. Что может быть хуже, чем потерять свою сущность, свое "я"? Нет для альва хуже наказания, чем остаться изгоем без рода и клана. Холодная волна страха подступает изнутри, сдавливая горло испугом, пытаясь заморозить неугасимое пламя в душе. А вместе с тем морозом, что в сердце, тело начинает ощущать озноб от холодного ветра окружающей реальности.
Страшно. Руки ложаться на плечи, крепко сжимаются пальцы, словно среброволосая пытается отгородиться от мира вокруг. Мурашки пробегают по телу, заставляя вздрогнуть. Как страшно открыть глаза, когда боишься оказаться... где-то? Тяжелый прерывистый выдох, и словно интуитивное обращение к чему-то, что пылает в ее душе, бьется огнем в сердце. Прерывистый шепот, едва на грани слышимости, разрывает молчание, самовольно срываясь с уст:
- Mae'r fflam tragwyddol fflam grasol, yn rhoi nerth i mi...*

Распахнулись глаза, смотрят в окружающую тьму. И почти сразу взор опускается вниз, на трепещущее у ног пламя лежащего на земле факела. До рези, до боли в глазах женщина всматривается в игру огня, наблюдает, как танцует огонь, как он извивается, пляшет, то взметаясь вверх, в молчаливое небо, то опускаясь почти до самой земли. Смотрит молчаливая альвэ на огонь, смотрит и ждет ответа. Но молчит пламя, не отвечает на вопросы, лишь тихий треск просмоленной древесины рассказывает о чем-то неузнаваемом, но близком и родном.

Вновь тяжкий выдох, и взгляд скользит по спутникам: вот дева-воительница, чьи волосы - поцелуй пламени, вот темноволосый юноша, похожий на порыв ветра, весь облик которого говорит о чести и достоинстве, вот крепкий и суровый муж, похожий на надежный утес, способный прикрыть всех и каждого, вот темноволосая женщина, почему-то напоминающая медленно текущую реку...

Но не успели мысли сложиться в речи, не успел с губ слететь вопрос: другой полет оборвал не вырвавшееся слово. Тяжким ветром, свистящим шумом пролетела стрела над ухом и, не найдя желаемой цели, не впившись в живую, теплую плоть, ударилась во что-то за спиной и с обиженным звоном упала наземь.

Всего лишь миг прошел, как упала стрела, но обученное тело и закаленный дух сами, не ожидая команд от разума, сделали то, что должны были сделать. Соскользнула рука с плеча, каснулась камня на груди. Поднялась опущенная голова, прямой взор устремился в ночь. Как как капля в клепсидре, ударилось о тишину слово, отмечая первый шаг:
- Fflam!**
Еще один шаг, еще один удар сердца, и руки замерли на середине груди, сплетя пальцы в знак треугольника - вековечный символ огня. Голос наростал, отгоняя испуг и смятение среброволосой чистыми нотами Старой Речи:
- Bod yn fy tarian, yr wyf yn Gwisgodd y ddwyfronneg eich pryderon!***

Спали тенета молчания и оцепения и с остальных. Выступила вперед огненноволосая воительница, готовая защищать спутников даже ценой своей жизни, выпрямился темноволосый юноша, готовый встретить недруга лицом к лицу.
Лишь сейчас разум осознал всю степень угрозы, и лишь сейчас напряженная альвэ огляделась вокруг. И первым ее взор уцепился за руины стены за спиной: именно эти камни должны стать ее защитой. Не стала чиниться альвэ, не стала считать себя бессмертной и способной справиться с любой опасностью: береженого, как известно, Пламя бережет. Быстрый рывок изо всех сил, изо всех возможностей организма. Надо прикрыться камнями, надо увидеть врага: и уж тогда неведомые стрелки познают на себе, что означает гнев той, в чьем сердце до самой смерти не угаснет огонь.

Тронула лицо спрятавшейся за руинами стены женщины легкая, даже будто несколько смущенная улыбка, легли пальцы на рукоять клинка. Альвэ всмотрелась в ночную тень, пытаясь увидеть нападавших.

- Какая может быть радость в нашем положении! - возмущенно выкрикнула Бьянка, сверкнув глазами в сторону Микелле. Ее внушительная грудь часто вздымалась, а в голосе проскакивали металлические нотки, говоря о продолжающемся психическом дисбалансе. Она до сих пор не могла отойти от вида трупа с ножницами в глазнице, пытаясь представить нереальность данной ситуации, но образ постоянно всплывал в ее голове, вызывая легкое головокружение.

Вдруг осознав, что ее могут не правильно понять, да и не дай бог еще и принять за психически неуравновешенную, Бьянка подошла к кровати и присела на край, закрыв лицо руками. Несколько всхлипов было просто необходимо, дабы подчеркнуть хрупкость женщины, столкнувшейся с жестокой реальностью, ведь ей никогда не приходилось видеть подобное. Описывая светские мероприятия, она представляла себя в красивом и богатом мире бостонских толстосумов, огражденных от проблем кучей денег. Бьянка не хотела думать, что есть оборотная сторона жизни, ведь все ее естество принадлежало другому миру - сверкающему и пышному.

Неудачливый естествоистыпатель бросился к Третьей. На ходу он рефлекторно накинул маску. Мысль о надвигающейся грозе стучала в сознании, виски пульсировали. Зайн рухнул перед ней на колени, левой пятернёй вцепился в её волосы, правой прижал губы.

— Попробуем отвести наказание. Лежи. Притворись дико напуганной, онемевшей, обезумевшей. Хоть мычи, но не отвечай на вопросы господ. Минимум час. Потом постепенно придёшь в себя и повторишь услышанное от меня. — звук шагов шагов заставил нано вскочить. Тем временем, волосы Третьей стали седыми, губы — белее мела.

Из трёх высувшихся лиц мистик приметил незнакомого бородача, вид которого вполне тянул на телохранителя. Скрытые маской, глаза нано впились в его физиономию. Послав ментальный импульс в цель, как ни в чём не бывало, Зайн пал на одно колено и обнажил лицо.

— Благородная леди, — начал он почтительным тоном, прежде учтиво поклонившись — как один из нанятых бароном Тихронусом смотрителей поместья, дерзаю донести до Вашего высочайшего слуха весть о спасении Вашей особы от беды, которую словно громоотвод приняла на себя эта рабыня. — Зайн указал на распростёрную на полу Третью — Судя по симптомам, нечто экстраординарное шарахнуло ей по мозгам до потери рассудка. Я всё ещё чувствую его присутствие здесь, оно отдаётся свинцом в затылке. Мои профессиональные обязанности требуют от меня остаться и детектировать следы аномалии, но подвергать риску благородную госпожу недопустимо. — закончив говорить, он вновь склонил голову в почтительном поклоне.

- Мусик, ну что же Вы? - Юрих растерянно глянул на Арштат, на стражников и снова на Арштат. - Ну конечно же я вас защитю... защищу... тьфу-ты, буду оберегать. - Покачиваясь, он пошел догонять девушку, и уже взяв ее под локоток, обернулся к стражникам.
- Госспода, я не прощщаюсь. Отведу даму домой и вернусь разбираться с чудовищами. - И отойдя на добрый десяток шагов шепнул своей спутнице:
- Там какая-то фигура, призрачная, слабо-светящаяся, как туман в полночь. Это по вашей части. Но как убедить их нас впустить, без магии и рукоприкладства? - И уже вслух добавил. - Ваши будущие дети, мусик, будут гордо носить свою фамилию и не отступятся перед опасностью.

Привлеченная звуком шагов, Актамира выглянула в коридор и увидела Мию.

- Я смотрю, у нас нежданные гости. Полагаю, господин Дориал должен быть за одной из дверей в другом коридоре. И еще одна вещь... Ты ведь умеешь хранить секреты? Дело в том, что я немного менталист. Если вдруг почувствуешь странное ощущение в затылке, - Актамира слегка повернула голову, в ее волосах блеснул тонкий обруч с асимметричным кристаллом надо лбом, - не пугайся, значит я хочу передать тебе мысленное сообщение, и ты сможешь мне ответить. Ты согласна?

Получив Аванс, Юрих моментально пересчитал деньги и разделил их между всеми участниками.
- Вот, это на подготовку. Подождите меня минутку, я пойду готовиться. - С этими словами барон отошел от компании, подошел к стойке и приобрел три бутылки отличнейшего вина. Вернувшись к знакомым и выйдя на улицу, барон упаковал две бутылки в свою сумку, третью раскупорил, поднял в воздух, и громко, чтобы и прохожие слышали, сказал:
- За наш успех, господа, и дама! - После чего незамедлительно отпил прямо из горлышка и протянул бутылку ближайшему, коим в данный момент оказался Тэв Дорга.
Вино было отменным - сочетание вкуса, аромата и немалого процента алкоголя очень быстро повысило настроение Грацвильда и во время прогулки по городу, и осмотра Причалов Ветра Юрих вел себя шумно, весело и достаточно разнуздано, привлекая всеобщее внимание, правда оставаясь в рамках законов, и даже приличий - к девушкам не приставал, стариков не оскорблял, над грузчиками не глумился.

Под вечер, впрочем, Юрих стал куда тише, а к ночи и вовсе молчал, обдумывая перспективы и планы. Нужное впечатление он, по идее уже успел создать, и привлекать лишнее внимание раньше положенного времени не собирался.

Осмотревшись, и оценив ситуацию, Юрих произнес:
- Ну что, как я и думал. Мы с Арштат подойдем к башне и отвлечем этих ребят, вы тем временем аккуратно проберетесь поближе сквозь кусты, вон туда, - дворянин указал на место, где заросли кустов упирались в пятно света от ламп, - и будете ждать. Если получится выманить их подальше, разделить, подкупить, или еще каким-то образом обойтись без драки - так и сделаем, оставив силы на то, что внутри башни. Если нет - оттуда, думаю, вы быстро доберетесь.
С этими словами юный аферист извлек из сумки обе оставшиеся бутылки, а так-же мешочек с какими-то шариками, который привязал к поясу. Взъерошил себе волосы, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, поправил ножны так, чтобы рапира почти волочилась по земле.
- Пойдем, моя дорогая, только отстань от меня на десяток-другой шагов, сыграем в негодяя-Юриха и умницу-невесту, что пытается увести его домой. Или что-то такое.
Закончив приготовления, Юрих выбрался из кустов в сторону обратную от башни и пошел к этой башенке по дороге. На почтиельном расстоянии, футах в ста от стражников, он откупорил бутылку, основательно мриложился к горлышку и двинулся вперед уверенно-покачивающейся походкой.
- ...И что ты думаешь? - Начал кому-то рассказывать барон изрядно пьяным голосом сперва тихо, но по мере приближения к пятну света вокруг башни и стражникам этой самой башни, все громче. - Я зацепился за ветку и выпал из седла, прямо в эту трясину. Кто-то другой запаниковал бы и непременно утоп, но ты же меня знаешь! В болоте нельзя паниковать, это смерти подобно. Ик. Я тогда успокоился, взял себя за волосы и потянул. Ну, как репку вытаскивают. Ха-ха-ха... И только я оказался на твердой земле, на меня выскакивает кабан, огромный такой, - Юрих шииоко расставил руки с бутылками, демонстрируя размеры кабана, разумеется, открытая бутылка пролила часть своего содержимого на землю и Юрих, с возласом "Оййёёоо!" превратил демонстрацию размеров и хлебнул еще разок. - Да, большая зверюга! Мы его потом два дня ели. Так вот, выскакивает он на меня, а меч я дома забыл, лук к седлу привязан, с собой только кинжал... Но ты же меня знаешь, я никогда не сдаюсь, я принял боевую стойку и ждал. Кабан смотрел мне прямо в глаза, мы так несколько минут пялились, и он понял что меня ему не одолеть, решил развернуться и уйти. Я, конечно не мог этого позволить, ты же меня знаешь? И хватаю я комок грязи, швыряю в него, он как подпрыгнет! Да любой другой на моем месте обделался бы с перепугу, но пе я, ты же знаешь! И вот, биосается на меня кабан, а мне только этого и надо, я хватаю его за бивни, делаю пол шага в сторону и эта туша в тысячу фунтов злобы и ненависти, по инерции, попадает как раз в топь и начинает тонуть. А я его отпустить не могу, пельзя же, чтобы такой трофей пропадал. И я десять минут ждал...

Аэн, 18 мая 632 года, время около полудня

В обеденное время таверна "Зеленый Дракон" была полна практически полностью, и дюжина-другая разговоров вольно текли среди почтенных каменных стен, витая над ароматами жаренного мяса и создавая энергичный, жизненный фон. Пробиваясь сквозь витражные стекла – день был ясным и свежим – лучи солнца бросали разноцветные пятна на развешанные тут же на стенах гербы Пяти Драконоборцев и гордость таверны – огромный, с двуручный меч размером коготь самого Локирра, висящий на самом видном месте. Великий зеленый дракон, что терроризировал Ивалир три столетия назад был низвергнут Пятью, что подарили этот коготь своей любимой таверне Аэна, поэтому неудивительно что все блюда сего почтенного, далеко недешевого заведения были откликами к тем давним дням и эпохальному приключению.

– Мм, – Побарабанил пальцами по скатерти их наниматель, быстым взглядом окидывая меню. Кольцо с крупным золотым топазом заискрилось, поймав луч света. – Мне "Сожжение Полей" и "Отравление Милессы". Леди и этим джентельменам всё, что они пожелают, за мой счет.

Что ж, по крайней мере Глинт не врал насчет бесплатного обеда. Это странное приключение и началось с того что Глинт внезапно объявился вчера в, увы и ах, ныне куда как более умеренном обиталище барона Грацвильда. Развалившись в гостинничном кресле и машинально прикарманив карандаш, пару медных монеток и яблоко со столика неподалеку, пухлый халфлинг жизнерадостно сообщил что есть срочное дело, с хорошей оплатой и для нескольких молодых людей разнообразных талантов. Принимать дело или нет, то будет решением самого барона, конечно, но явиться к завтра полудню в "Зеленого Дракона" и хотя бы выслушать в чем суть гарантировало как минимум бесплатное угощение.

Юрих и ранее бывал в "Зеленом Драконе" – пока были деньги он, правду говоря, бывал там довольно часто, и шанс наткнуться на кого-то знакомого с прежних времен был велик. Но какие бы они ни были, внутренние переживания барона отступили на второй план, когда он услышал размер потенциальной компенсации. Даже с вычетом десяти процентов комиссионных Глинту, выходило очень и очень неплохо. Да что и говорить, даже разделенная на четырех, эта сумма была заметно больше чем барон ныне имел на руках.

И четверо их и было, сейчас рассматривающих меню с выражениями лиц что варьировались полным спектром от предвкушающих до осторожных. Тэв Дорга, пожалуй, был меньше всего к месту в этом заведении: хотя бывший караульный и надел свой лучший костюм, его обветренное лицо и военная выправка контрастировали с беззаботными посетителями "Дракона". Тэв и Юрих познакомились пару месяцев назад – свежелишенному дома барону было необходимо где-то переночевать, и он на пару ночей вселился к Тэву, найдя в тогдашнем городском стражнике редкую понимающую душу. Сыграли ли в этом понимании щедрые чаевые, что Юрих раздавал патрульным налево и направо пока было что раздавать, или Тэв же просто оказался хорошим человеком, то было открытым вопросом. Но столкнувшись с необходимостью собрать команду Юрих быстро припомнил молодого воина. К тому же, Тэв как раз покинул стражу – стоять днями и месяцами на карауле было не тем подвигом, которому он хотел посвятить остаток жизни.

Руайда Демиса барон знал хуже. Знакомый Арштат, молодой аколит Восьми даже в таверне не расставался с ритуальным посохом и даже рассматривая меню умудрялся выглядеть немного таинственно, не прилагая к тому усилий. Арштат и Руайд познакомились в картографической гильдии несколько месяцев назад, когда Демис искал там карты южных королевств: известие о закрытии мостов побудили в юном аколите непонятную тревогу, и он решил проследить путешествия отца хотя бы по картам, раз не мог последовать за ним во плоти. Разговорившись с очаровательной, улыбчивой девушкой, что вдобавок оказалась весьма сведущей и в картах, и тайнах арканы, Руайд и Арштат периодически встречались чтобы обсудить новые карты и новые книги, и именно через Арштат аколит и был "завербован" в их небольшую команду.

Ну а Юрих и Арштат знали друг друга давно. Тут и рассказывать особенно нечего, кроме того что юная колдунья была первой, о ком подумал Юрих когда дожевывавший его яблоко Глинт рассказывал о работе.

Напротив четверых, ныне уткнувшихся в меню сидел их наниматель: сухопарый и пожилой мужчина с стоическим морщинистым лицом и гладко зачесанными назад короткими седыми волосами; его выправка была под стать Тэвовой, но лишенной ригидности военной муштры. Его одежда была весьма богатой – темно-синий бархат с серебрянной окантовкой, – но лишенной вычурности или гербов, даже если элегантность, с которой их потенциальный наниматель касался меню и столовых приборов за милю выдавали в нём аристократа. Впечатление лишь усилилось когда принесли заказы: назвавшийся Ланом мужчина ни разу не перепутал вилки, и пил вино с тем выражением, которое бывает у людей, понимающих вкус хорошего сбора.

Когда блюда наполовину опустели, он кратко откашлялся, и обвел собравшуюся четверку взглядом.

– Теперь, если не возражаете, я бы хотел обсудить мою небольшую проблему. – Его голос был под стать виду: сдержанный и богатый одновременно. Хотя Лан и говорил достаточно громко, шум многочисленных разговоров позволял разговаривать без опаски что их подслушают.

Мик, наслаждался дымом отменных сигар, и постепенно успокаивал свои нервы. Да уж, приветствие было очень и очень вежливым. Таким, что попадись ему владелец сего чудо-пансиона, не миновать ему несколько хороших слов в свой адрес. Но, что ни говори, место выбирать он умеет. Истово чёрный горизонт казалось втягивал взгляд в себя, темнота вокруг острова завораживала. Микелле, хоть и не был поэтом, ощутил себя маленьким мотыльком, вьющемся около электрического фонаря посреди огромной и жуткой темноты.
Подняв глаза, он как раз увидел такого вот мотылька, который как раз бился о стекло в надежде попасть внутрь света. Конец немного предсказуем. Мотылёк, с опаленным крылышками, камнем упал на землю и больше не подавал признаков того, что в нём осталась жизнь.
"Да уж" - Подумал Мик, вспоминая сравнения себя с тем, кто недозволительно близко столкнулся со светом. - "Опять какая-то херня в голову лезет. Мотылёк и свет."
От странных сравнений его отвлек плеск со стороны причала. Мик, выросший в бостоне, одном из крупнейших портовых городов восточного побережья, смог идентифицировать этот плеск как "звук который издаёт пловец". Что, разумеется, было слишком удивительно, ибо в такое время и в таком месте мало кто мог решиться на купание.
Да и кто там мог быть? Только кэп этого парома.
Последнее заставило задуматься. Старый сломанный причал и кэп, выгружающий вещи в темноте, эти две вещи встретившись могли образовать не такое уж лицеприятное сочетание. Если единственный человек, кто бывает на этом острове вдруг потонет, что предстоит делать? "Ждать пока мимо проплывёт береговая охрана". Да уж. Это надолго.
Решив, что лучше перебздеть, чем недобздеть, и вытащить невовремя искупавшегося судовладельца из волн, Мик принялся спускаться по той лестнице, которую он недавно преодолел. Скрипку он крепко держал подмышкой, опасаясь, что в его отсутствие, кто-то из слуг, возьмёт футляр, взломает замок, и облапает своими бесстыжими пальцами его любимый инструмент.
Кроме того, перед спуском он применил один приём, которому его научили товарищи по деловым встречам. "Если предстоит перейти из светлого помещения в тёмное, закрой один глаз, а когда войдёшь в темноту, открой его. Тогда этот глаз уже будет привычен к темноте." Именно так и поступил Мик, закрыв правой рукой свой правый глаз, дабы в темноте, если потребуется такая необходимость, тут же увидеть любителя ночного плавания.

Последовав совету миссис Ричмонд, посетители санатория переместились в библиотеку, и Абрахам, решив не отделяться от коллектива, поспешил присоединиться к общей группе. Пройдясь вдоль шкафов и бегло осмотрев названия собранных в учреждении книг, Ройфе пришел к выводу, что комната была предназначена, по всей видимости, для гостей заведения либо отдыха местного персонала, и ее ассортимент состоит из произведений преимущественно развлекательного характера, существование которых он по большей части игнорировал еще со студенческого возраста, считая чтение художественной литературы бесполезной тратой времени. Единственным исключением из этого правила стоило бы считать ряд книг писателя Достоевского, персонажи которого воплощали в себе весьма широкий диапазон психических отклонений, и чье появление в творениях подобного рода свидетельствовало о богатом жизненном опыте автора, который, даже не будучи медицинским специалистом, имел способность разбираться в душевном состоянии окружающих людей и на основе своих наблюдений воплощать действительно запоминающиеся типажи на страницах своих произведений. Кстати говоря, положительные отзывы о творчестве вышеупомянутого писателя встречались в том числе со стороны таких деятелей науки, как Кречмер, Ломброзо и Фрейд, чьи работы внесли заметный вклад в развитие современной психиатрии. Однако, мало кто из соратников господина Достоевского мог похвастаться столь же заметной для ученых актуальной тематикой, потому Ройфе ничуть не смущался своей слабой эрудицией в области прочих развлекательных книг и их авторов, будучи уверенным, что вряд ли многое теряет.

Некоторое время спустя стало очевидно, что, кроме Абрахама, остальные посетители так же страдали от безделья и не знали куда себя деть в ожидании изволившего отдыхать вместо встречи гостей хозяина учреждения, потому в конце концов один из них решил избрать доктора в качестве соратника по убийству времени и завести беседу, что было не так уж и плохо, учитывая, что людям как минимум стоило отвлечься от происшествия в фойе.

- По профессии я прихожусь коллегой Альдуса Бревера, нашего общего знакомого. Доктор Ройфе, сотрудник Государственного Госпиталя Норвича, - ответил Абрахам пожилому джентельмену, подав руку в соблюдение ритуала знакомства, и стараясь не повышать тон голоса, чтобы не расстраивать увлеченную чтением местную девушку, минуту назад сетовавшую на шум, исходящий от гостей. Возможно стоило из вежливости спросить имя собеседника или цель его визита, но Ройфе, будучи человеком слабо уделяющим внимание этикету, ограничился лишь ответом на прямой вопрос.

Наступление Мика было прервано, и прервано оно было весьма жутковатым образом. Не самый крепкий с виду пациент, сорвав со стола здоровенный аппарат, и не успел Мик глазом моргнуть, как несколько десятков фунтов окованных в чугун, пронеслось на расстоянии волоска около его головы, заставив почувствовать кожей головы лёгкий ветерок, который образуется, когда мимо тебя пролетает что-то массивное.
Огромный громоздкий аппарат с силой ударился об пол, произведя жуткий грохот, который, вполне возможно, был слышен на материке.
Повисла глухая тишина.
Мик слышал как в его ушах бьётся кровь, а сердце восстанавливает частоту ударов до приемлемого уровня.
И тут старушка удивила коммерсанта. Вместо того, чтобы кликать санитаров или убегать за ближаййшую дверь, при виде буйного психа, она, словно божий одуванчик пошла к нему в объятия.
Мик тупо смотрел на представившуюся пред ним картину. Он хотел сказать многое. Что сумасшедших надо запирать в палатах, и связывать по рукам и ногам, если они буйные, что в каждом корпусе должна сидеть дежурная бригада санитаров, готовых по первому требованию откликнуться на зов со смирительными рубашками, и психотропными препаратами.
Что психи должны быть под контролем, а не делать что им захочется. И даже если они из богатой семьи и могут позволить себе уважительный уход, то это не повод ставить под угрозу жизнь женщин.
Мик многое что хотел сказать, и он сам не понял, как сумел высказать свои свои масли одной короткой фразой:
- Ну нахер, это пиздец.
Вовремя одумавшись, он приподнял шляпу, и добавил.
- Прошу прощения у дам за сей досадный моветон.
После чего, присев на кинутую в него телефонную коробку, он достал из внутреннего кармана пиджака флягу с виски, с сделал хороший глоток горячительного напитка, прислушавшись к тому, как приятное тепло прорастает из желудка по всему телу.

Пройдя внутрь, Бьянка была очарована роскошью и стилем фойе, и даже машинально прикинула, как смотрится она в этой обстановке в нынешнем своём туалете, и какое из привезённых платьев будет в таком антураже наиболее выгодно подчёркивать её красоту, но что-то выбивавшееся из общей картины всё-таки вывело Бьянку из мечтательно-созерцательного состояния.
Это был шёпот, пусть и очень тихий. Он резко контрастировал с торжественной гулкостью помещения, словно змея в птичьем вольере. И когда мисс Джованни проследила источник звука, то поняла, насколько справедливо оказалось подобное сравнение. Потому как подобный взгляд она могла бы ожидать увидеть на морде у какой-нибудь бешеной, затравленной собаки, но никак не на человеческом лице. В испуге Бьянка отшатнулась, наткнувшись спиной на кого-то из своих спутников, вскинула правую руку к груди, из которой невольно вырвался негромкий удивлённый и испуганный возглас. И почти сразу за ним пациент начал говорить всё громче, так что когда он бросился на неё, Бьянка уже не сдерживалась, всерьёз перепугавшись и коротко, пронзительно вскрикнула уже в полный голос, при этом ещё больше отшатнувшись назад. Но её крик не остался одинок, и под сводами фойе раздался вопль сумасшедшего, который грозил прервать жизнь гостьи Санатория.

"Забавно, как быстро выходят из себя ...люди... Дивата однако ж быстро остыл, или это только кажется? Будто и не случилось ничего, будто не стояло лезвие ножа перед его горлом. Забавный человек, интересный. С его слов иногда можно выжимать сладости, но почему-то хочется выпить настойки из перца. Жрец повел себя, как и подобает жрецу... Посредник... Мудрое взвешивание... Компромисс... Возможно, он далеко пойдет, если доживет до почтенного возраста. Неплохо бы держать связь с этим мудрым человеком" - тут Дивинти перевел взгляд на Горав, -" Интересно, все ли девушки такие?"
Отец хотел его свести с одной особой из семьи компаньона по торговле, но тогда ученый был очень занят и не смог прийти.
"Женщина должна быть гибкой, подвижной и послушной, а не тыкать в мужчин ножами. С другой стороны, зачем им она тогда в группе? Решма - даси знала, кому предлагать работу. Стоит запомнить этот архетип личности, и не в коем случае не жениться на подобной" - и хотя маг вообще редко думал о женщинах, от этой мысли его передернуло.

Тьма окружала её, как и обычно. Но сегодня тьма была яркой, теплой и пахла пыльцой. Девушка не решалась поднимать капюшон и снимать маску, но с удовольствием подставляла её солнечным лучам, когда сворачивала в сторону востока. Она ощущала, что люди иногда оглядываются на её загадочную фигуру, застывшую на вороной лошади, но привычная к вниманию людей не придавала этому значения. С тихим цокотом, девушка пересекла треть города, оказавшись, наконец, перед главными воротами. Еще шаг, и она окажется в недружелюбном внешнем мире. Казалось бы, сложно решиться на такое, будучи калекой, но Мириам смело послала лошадь вперед, с наслаждением вдыхая изменившийся воздух.
Не сказать, что певица презирала города. Отнюдь, некоторые поселения она даже любила, особенно нефалийские, что были близки к морю и удивительно свежи, несмотря даже на нередкие проблемы с канализацией и бродягами. Горный воздух Стенсии так же очаровывал впечатлительную особу, заставлял мечтательно поднимать глаза к небу… когда они у нее еще были. Но Трабен был городом, который давно утратил очарование для свободолюбивой души. Порядки, правила, грубый камень и множество укреплений вкупе с кучей фанатиков заставляли Мириам грустить и ощущать себя птицей в клетке. Она давно уже не покидала столицу и теперь была отчаянно рада новой авантюре. Сомневалась ли она в разумности этого поступка? Ну, разве что чуть-чуть.
Она услышала караван раньше, чем учуяла, что говорило в его пользу. Некоторые торговые колонны явно предполагали, что вонь отпугивает нечисть. Наивные ленивые болваны. Пара фраз меж персоналом указала ей направление, и певица развернула лошадь, подъезжая к высокому престарелому купцу, который считался тут за главного. Она осторожно спешилась и чуть наклонила голову, отдавая дань почтения тому, от кого зависел её последующий путь.
- Господин Райсхаф, я рада приветствовать вас и, надеюсь, что для меня еще осталось место в караване. Если вас это убедит, я готова направить свои таланты на благо наших спутников, уверяю, вам не будет скучно в пути.
Девушка очаровательно, насколько могла, улыбнулась и сняла капюшон, открывая солнцу серебристую маску. Она на удивление точно смотрела в глаза старика своими, подернутыми дымкой слепоты. Мало кого в Трабене можно было спутать с бардессой Мириам Тол, а что это за слава такая, которую не используют? На плечо девушки с глухим карканьем слетел ворон и тоже уставился на торговца своим укоряющим птичьим взглядом.