Голосование за ходы

Сразу несколько карт откликнутся Бенедикту, везде, везде он видит его - того, кого предал, того, о ком не может забыть. Они теплые, эти карты, на ощупь, они тянутся к нему, они похожи на что-то из пережитого, но в конечном итоге он, кивнув химерам и вновь весь посерев-почернев обликом, выберет одну - ту, что надвинется на него запахом осени и дождя, прилипнет к руке мокрым кленовым листом, оросит его лицо прохладными, свежими брызгами.

- Он… он всегда был таким, - тихо начнет он свой рассказ о карте, чувствуя, как бредет за изображенной на ней парой по лужам, как у него мерзнут кончики пальцев и с ресниц капает вода. - Теплым. Рядом с ним всегда было хорошо, тепло, хотелось греться о него - кончиками пальцев, всей душой и всем сердцем. Он никогда не уходил от тех, кто в нем нуждался. Всегда был рядом. Поддерживал. Помогал. Подсказывал. Да иногда… просто разговаривал!.. и этого уже было достаточно.

Помолчал.

- Но теперь он уходит. Уходит навсегда, и я не могу его догнать. Я иду за ним, по его следам, но дождь смывает их прежде, чем я успеваю наступить в этот след… Он уносит с собой образ матери - моей приемной матери и его жены, - и я не хочу оставаться один, в этом сером дожде без красок и звуков, без запахов и ощущений. Я хочу догнать его, но знаю, что это невозможно. Он уходит…

Многие потерянные видят сны. Во снах светлейших часто бывают прикосновения. Желанные и не очень, приносящие боль и наслаждение. Кейси снилось, как по его телу ползают муравьи. Крупные, с полдюйма, черные твари с шестью лапами. Ползали по верхней губе, по животу, ребрам, под коленками. Иногда Поющая Дама стряхивала их щекотной пушистой травинкой, иногда они кусались, оставляя на нежной коже нестерпимо чесавшиеся ожоги. Но чесать было нельзя. Вообще ничего было нельзя. Трудно сказать, что было можно, но даже во сне Кейси испытывал ужас при мысли о том, чтобы стряхнуть с себя этих надоедливых насекомых. Всегда казалось, что терпеть - самый простой путь…

Этот сон не сильно отличался от предыдущих, пока в какой-то момент Даму не заменил чем-то знакомый драконорожденный. Только на этот раз на лбу его не было чужого герба.
- Вставай, - он бесцеремонно схватил Кейси за руку и потянул с холодного каменного ложа. Такого холодного, что кожа прилипала и оставалась на нем крошечными кусочками. Кейси всё ещё боялся пошевелиться, как кукла сел под резким воздействием, опасаясь даже моргать. Грубая хватка светлейшего чудесным образом согревала, заставляя кровь бежать по жилам быстрее. У него, оказывается, очень горячие руки… - Мне нужна твоя помощь.

…Кейси проснулся не вовремя. Какая помощь? С чем? И кому? За окном кружились идеально ровные снежинки, покрывая черепичные крыши тонким слоем сахарной пудры - Тернии вокруг их маленького веганского экокафе в Изгороди техногенные чуть более чем полностью. Два дня назад во фригольде наступила Зима, и ее королевой Двор об'явил Гвен. Ту самую Гвен, что прошлую Зиму провела в этом убежище, чуть ли не забаррикадировавшись в своей комнате и выползая только в магазин, на учебу или по требованию других зимних. Как-то она справится?..

Сейчас ее, впрочем, нигде не видать, а в дверь кафе, выводящую в Изгородь, стучат. Громко, настойчиво. Не охотники же?..

В домике химер безвременье - или вечность, - там день сменяет ночь, и вечер - утро, там весело хозяевам и бесконечное лето, и Бенедикт знает, что в Грезе так бывает часто, если не всегда. А он наполовину человек, и вскоре после ухода сира Эмира с его захватывающей и будоражащей душу историей паренька тянет на приключения. Не в привычках его народа сидеть на одном месте, общаться с одними и теми же людьми, феями, химерами… он рожден странствовать, узнавать новое, всегда добиваться своего. Он рожден меняться. И однажды утром его постель оказывается несмята, а в воздухе после него остался запах дождя и нерасцветших ландышей.

Сколько прошло для химер? Он не знает, но для него минуло два года - он побывал в Бостоне и Сан-Франциско, дважды переплыл океан зайцем на огромном лайнере, нашел новых друзей и расстался с ними - бессчетное число раз. Трудно дружить с эшу - они уйдут на рассвете, не сказав ни слова, а когда встретят снова - обнимут как ни в чем не бывало, осыпят вас похвалами и комплиментами, словно бриллиантами, и вы никогда не будете знать, что у них на душе.

Бенедикт научился улыбаться. Свежо, искренне, радостно, как будто бесконечно счастлив вас видеть, даже если это случается впервые. Но он не делает это часто. Какая-то тень былого еще довлеет над ним, изредка заставляя замирать и думать о чем-то своем, далеком и сложном, но уже сам выходит из этих состояний, стряхивая их с себя, как капли дождя. Он распрямился - еще не гордо, как и положено кому-то с золотым гербом на груди, но уже не сутулится и не смотрит по большей части себе под ноги, словно согнувшись под тяжестью не такой уж и большой котомки. Он научился держать одежду в чистоте - теперь видно, что это изумрудно-зеленый бархат камзола века эдак шестнадцатого (?), на пару тонов светлее обтягивающие кожаные брюки - именно брюки, не шоссы и не панталоны, что сразу делает весь его облик на пару веков ближе к современности, высокие кожаные же сапоги до колен - коричневато-песочные, яркие и блестящие. Кружев на белоснежных манжетах тонкой рубашки, похоже, прибавилось. На голове залихвацкий зеленый берет с пушистым алым пером, которого не найдешь в реальности. Ему уже четырнадцать, он слегка подрос - хотя все еще выглядит и юным, и хрупким, как и в прошлый раз, - и боевой палаш на его боку отливает золотом отделки, хоть и слегка потускневшей.

Он снимает берет и церемонно кланяется присутствующим: “Добрых дней, веселых ночей!” - он обнимает химер - всех по очереди, гладит их теплые пушистые бока, чуть приминая и снова отпуская, чтобы те мягко пружинили, - и восклицает, звонко и радостно, как в первый день весны:
- Вы помните! У меня новая свирель, и для флейты мне сплели кисточку, - хвастается он и показывает. - А у вас как тут?

Он вернулся сквозь дождь, туманы и морскую непогоду, на его одежде здесь и там переливаются редкие капли, но в целом он не выглядит как кто-то вымокший и продрогший. Дорога эшу была легка, как и должна быть, и у химер он оказался, идя совсем в другое место. Пути Грезы неясны и непонятны, даже ее обитателям, так что стоит ли удивляться тому, что путь вывел не туда, куда вел?.. Его позвали друзья, и он откликнулся на их зов о встрече, но его ждали в другом месте - куда он и пришел. В соответствии с правом рождения.

А вопрос…. вопрос остался всё тот же, ведь в прошлый раз он нашел здесь утешение, но не ответ.

Акихито все понимал. Трудное детство, игрушки, прибитые к полу (наверное), моральные травмы, несовместимые с порядочным поведением, и все такое. Но отчего-то драться вот именно с девушками желанием не горел - может быть, потому что сэмпай - тоже девушка?.. Как-то не укладывалось у него в голове: неужели у Сэмпая нет женской солидарности? (Нет, точно нет, не после ее зажигательной речи в начале этого преследования, но какие-то крупицы надежды на что-то менее агрессивное и более женственное в ней у него оставались.) Поэтому на этот раз он замер в непосредственной близости от Кёске, готовясь отводить любые предназначенные ей удары и тогда… тогда уж у него не получится быть таким разборчивым, в горячке боя-то. Никто и пальцем не имеет права тронуть его Такеси-тян!

Акихито не понимал всех этих трудностей с придумыванием плана - пойти и надрать всем зад! Хороший же план, не? Но глядя на задумавшихся девочек, он решил не озвучивать свои борцунские инициативы - в конце концов, только он из всех присутствующих серьезно занимается кендо, а один в поле не воин.
- Я бы мог спрятаться и пофоткать их, если найдем их убежище, - выдвинул он более "безопасный" план. - Чтобы были доказательства…
Вообще-то он считал, что патрулировать и фоткать надо в школе, но мало ли - может, там хулиганы осторожничают?.. А здесь могут полностью расслабиться и показать свою скверную натуру. Вот только в этом плане был из'ян: очередной жертве от этого не будет проку. Надо пойти и навалять!.. Что, если поднять на это его клуб?

Известие же о том, что учительница встречается с другой женщиной, заставило его чуть раньше задуматься о том, а что все эти девушки делают вокруг семпая… они же не тоже?..

Ревнивый взгляд семпая показался Акихито сердитым. “О-ками-сама!.. - в легкой панике подумал он. - Я знал! Мне не следовало приходить к девочкам!..” И ведь ничего не сделаешь - с учителем не поспоришь, а та - гляди, как радуется. Не иначе что-то задумала… Об этом он и рассказал любопытствующим мальчишкам в туалете: вы не подумайте, ничего такого, но, похоже, у Миуры-сенсея есть план! В чем он заключается, пока непонятно - надо понаблюдать.

Но это было потом, а сейчас - когда Кёске прижала его игрушку к той части себя, о которой мальчики в его возрасте думают больше необходимого, у Кумы чуть сердце из груди не выскочило.
- А… да, интуиция… - несколько потерялся он, разглядывая радость сэмпая с каким-то… удивлением, что ли. Это, что, все мне?.. Да?.. Так не бывает же… - словно бы говорил его взгляд. - С-спасибо, Кёске-семпай! - это он уже отрапортовал довольно бодро, боясь, что его растерянность не так поймут.

***
Норико была такая сладкая, как пирожок с малиной, что сердиться на нее как-то даже и не получилось, тем более что Кумагаи вообще был не склонен сердиться на женщин, а уж тем более когда рядом Такеси. Поэтому он просто смущенно улыбнулся:
- Конечно, у нас такие красивые девушки, что впору смотреть только на них, - и украдкой взглянул на Кёске: она же поняла, что комплимент предназначался только ей, да? Всех остальных пришлось включить, чтобы не смущать сэмпая при посторонних!

- Зелёный чай с сахаром, пожалуйста, - слово в слово повторил Кума за сэмпаем и подумал, что напрасно он не поел в клубе - теперь придется ждать до дома… ведь нельзя же наесться сладостями?! Но, конечно, можно пытаться, раз сэмпай подает пример!

Почувствовав взгляд Юкино, он повернулся к ней с немым вопросом, но та уже перевела взгляд, так что ничего не оставалось, как проследовать за Такеси к выбранному ею столику. Похоже, тема сегодняшнего общения - это путешествия, но Акихито мало о чем было рассказать. Ну серьезно, не об Окинаве же и ее магических местах и обычаях, о которых он узнал во время прошлогодней поездки туда на соревнования?! Но никаких других вариантов не было, так что пришлось как следует вспомнить время, когда он еще не был влюблен в сэмпая, и… это было странное ощущение. Как будто пытаешься добиться встречи между реальностью и той ее разновидностью, которая могла бы случиться, если бы… Кумагаи не стал думать об этом слишком много и просто рассказал в подробностях все, что смог вспомнить.

Он бы удивился, что Ито выбрала сесть рядом с ним, если бы не тот факт, что сегодня у него строго женская компания и никакого другого выбора у него не было - ведь нельзя же в самом деле нагло толпиться вокруг сэмпая, не давая ей проходу?!

- Но... я ничего не сделал! - испуганно пролепетал он, выйдя в коридор за учительницей. - Миура-сенсей!..
"Я даже не умею вдевать нитку в иголку!" - хотел ляпнуть он, но вовремя вспомнил о сэмпае и счастливо улыбнулся. Кажется, сегодня ему придется научиться одному очень важному навыку...

- С-спасибо, Миура-сенсей, - сдавленно произнес он в ответ на этот шепоток, чувствуя, как висок щекочет капелька пота. - Да, очень, конечно!
Особой уверенности в его голосе не наблюдалось, но, может, это просто от страшных слухов?

Найдя взглядом семпая, Акихито попытался мило улыбнуться и сел за свободную парту, размышляя над тем, что же такое сделать, что может понравиться милой Кеске... Может быть, Тоторо?

And this light now bestowed on the lowly
Cannot reach the dark corners of old
Cruel rule of the highborn and holy
Lies in smoldering ash in the cold
(Miracle of Sound)

Когда Ардрет вышел из натопленной избы, буря все еще бушевала, заметая следы, укутывая черный лес глубоким снежным покрывалом, скрадывающим звуки и будто бы подсвечивающим тени неуютным мертвенным светом. Стоящие напротив крыльца сани словно не замечали непогоды: снега на них так и не намело - тонкий слой изморози вместо ожидаемых сугробов. Тишина стояла вокруг почти оглушительная - ни ветка нигде не треснет, ни одно дерево не скрипнет, редкие завывания ветра звучат как будто приглушенно, почти не обращая на себя внимания. Увы, сейчас он даже если и взлетит, то увидит не так уж много - помимо тяжелых облаков, полных снега и непогоды.

Одна за другой собаки заснули, Дуан медленно менял естество, и к тому времени, как он закончил, за окнами по-прежнему мело. Это и к лучшему - отдохнуть не мешало и ему. Часы тянулись томительно, но спокойно. Избушка исправно обновляла яства каждый раз, как кто-то садился за стол, убирая остатки, когда из-за стола вставали все, кто сидел. Выспавшись, собаки попросились на улицу, покрутились вокруг домика, все перенюхали, пристально поизучали сани и, замерзнув, вернулись, чтобы попросить еды и снова развалиться под лавками.

Все феи, спавшие в том домике, видели сны. Высокие ледяные своды, поражавшие размерами и великолепием. Затейливые статуи неизвестных существ. Свет, бесконечно стекающий по прозрачным стенам, за умопомрачительной толщиной которых едва-едва угадываются очертания соседних комнат. Везде лежит снег, с потолка свисают сосульки. Они гуляли по никогда прежде не виданным залам неизвестной крепости и везде отмечали следы запустения. Лишь однажды, проходя мимо чего-то, отдаленно напоминающего библиотеку, чьи стены от гладкого зеркального пола до теряющегося в светлых сводах потолка покрывали странные нечитаемые руны, они увидели стоящего в центре зала в полной растерянности облаченного в сверкающую кольчугу и белые шаровары… Летнего перворожденного. Статный и широкоплечий, он выглядел как потерявшийся ребенок - глаза его тревожно перебегали от строчки к строчке, но те утешения не приносили. Ардрету и Зеленице эти руны были знакомы - они их уже видели совсем недавно, Змей даже пытался их читать - дважды.


Наконец, пороша поредела, Дуан проснулся отдохнувшим и свежим и, когда, наконец, воцарился ясный синий вечер, встретивший их пару суток назад в Зимних владениях, перворожденный взлетел под небеса обозревать окрестности.

С высоты птичьего полета лес раскинулся нескончаемыми рукавами в обе стороны, будто бы обнимая земли северного соседа. Он тянулся, и тянулся, и тянулся, казалось, без конца, но поперек был не так уж и широк. Прикинув расстояние, Змей решил, что за полтора дня точно выберутся, а может и меньше. За лесом справа поднимался тонкий, едва видный дымок - над уютной ложбиной меж двух холмов, закрытой с двух других сторон лесом. В той же стороне, но несколько дальше, был виден еще один, но значительно дальше первого. Ничего похожего на дворец Зимнего в обозримом пространстве не видать. Слева довольно близко многочисленными резкими складками бугрились горы, покрытые где-то снегом, где-то лесом, защищая внутренние земли от побережья. Справа берега видно не было, разве что очень далеко - почти неразличимо даже для острого ястребиного зрения.


После странного сна с озадаченным и, как показалось Зеленице, чем-то сильно расстроенным Летним, он проснулся на удивление бодрым и живым. Дождавшись окончания бурана, вместе с Ардретом вышел прогуляться под луной и звездами, а заодно попытаться наладить контакт с местными мелкими духами. Те, как это обычно бывает у Зимних, доверием не проникались. Слушали по большей части молча, отвечали сухо и односложно, если вообще отвечали, но по их реакции, по тому как они нервно оглядывались, хмуро изучали элементаля, покачивали головами - те, у кого, конечно, было нечто подобное, - Зеленица довольно быстро уверился в том, что ближайшее жилье отсюда к северо-востоку - и явно не одно, а целая цепочка небольших деревень и одна, кажется, даже имеет какое-то особое значение в этих землях.

О дворце своего владыки рассказывать не хотел никто. Все как-то неловко замолкали, как только лесной дух спрашивал, пока один юный и глупый не признался, что никакого дворца на самом деле и нет. Лорд обитает глубоко под землей примерно в центре своих владений и ближайший (но не единственный) вход в те подземелья в западных горах.

Как известно, лето не причина, чтобы не посещать клуб! Так что все шесть недель Акихито исправно тренировался в школе по пять часов в день (кроме выходных) в надежде, что сэмпай тоже не сможет бросить свой клуб садоводства и может быть когда-нибудь одним глазком... ну вы понимаете. Конечно, у него было приглашение сэмпая в клуб, но летом, когда школьные коридоры пустеют, многие разъезжаются и только нет-нет да можно встретить в классах кого-то из отстающих... это очень смутительно посещать клуб сэмпая, вот! Поэтому Кумагаи не решился, но всякий раз поглядывал в ту сторону, когда проходил мимо. Всего один разок - быстро-быстро секунд на десять, чтобы в стенку не врезаться. А еще он дважды побывал на соревнованиях по кендо и даже вышел в финал на первых (ну, иначе вторых бы не было), так что никакого особенного расслабона ему испытать не пришлось, разве что в первый день учебы он вставал все же на пару часов раньше, чем обычно. Всего на пару часов. Можно ли тут проспать?..

Известие о работе мешок воспринял... странно. Проще говоря, вообще никак не воспринял - шляпа слегка сдвинулась назад, пуговица ярко блеснула и только, но вот слова об охране и злом духе, наоборот, явно близки и понятны, потому что существо живо отозвалось, как будто услышало что-то знакомое:
- А! Ты Страж! А у меня еще нет имени! Но я надеюсь его заслужить! Если я буду хорошо следить за тобой, мне дадут имя!

- Конечно, я ничего такого не замышляю! Мое задание просто и понятно: следить за девушкой с белым клоком в волосах, которая пахнет Архитектором и пыталась вставлять палки в колеса моему нанимателю, - мешок важно надулся. - Это он, конечно, не буквально, а образно, ты понимаешь! Ну, я пошло!
Существо вопросительно поглядело на Веру, словно ожидая ее согласия. Ни умом, ни способностями к сокрытию своих намерений оно не блистало.

Once rejected, the lowest caste
Now they bid us return to their grace
To forget the unfeeling past
To accept this undying embrace
(Miracle of Sound)

Весеннее равноденствие в тот год проходило почти так же, как в предыдущий, как и во многие до этого. Накануне часть подменышей, выполнив все свои предпраздничные дела и обязанности для лорда, ушла жечь костры и развлекаться со смертными, и вырезанный из цельной скалы замок, притулившийся спиной к горному хребту и омываемый с обоих боков студеными водами фьорда, притих, сделался торжественным и радостным в ожидании новых чудес. Обычно в крепости Тающего Снега времена года сменяли друг друга так же, как и в человеческих землях, лорд Финлан любил, когда все идет своим чередом, неизменно, год за годом, любил природу такой, какая она есть, постоянной в своей вечной изменчивости. Но праздник есть праздник, и ради этого дня только начавшая проклевываться во дворе трава подросла, везде расцвел яркий розовый шиповник и яблони в саду покрылись белым туманом цветов. По серым неприступным стенам пополз веселый плющ, зацветший желтыми и голубыми звездочками, а прямо возле ворот раскинулись обширные гостевые палаты с мягкими ложами из кож и вереска для всех пришедших издалека разделить торжество Весны.

Внутри крепости с самого рассвета стоял несмолкающий радостный гомон: барды по очереди пели и играли и развлекали публику, по углам стояли внушительные чаны с бодрящим, кружащим голову вином, поддерживающим силы не только для танцев, парочки то образовывали хороводы, то рассыпались по кустам и лужайкам, чтобы посекретничать и посмеяться вдоволь. За пределами замка устраивали скачки на оленях, в которых первым заданием было, конечно, поймать себе оленя в лесу. Еще были прыжки в мешках, разнообразные фанты в духе “найди кролика в шляпе” или “поцелуй первого, кого увидишь, повернувшись на запад”, похищение майских дерев, соревнования лучников и другие привычные забавы, веками не надоедавшие феям.

К полудню все немного поуспокоились, разошлись по прохладным залам замка вести долгие разговоры о жизни, о политике, о войне, о смертных, о дамах и кавалерах, обо всем и ни о чем, а к вечеру один за другим зажглись костры и настало время страшных и героических историй, сидения у огня, протягивая к нему прутики с нанизанными на них ломтиками мяса со специями, и эпических баллад о том, как когда-то все было хорошо. Лорд Финлан после утренней приветственной речи надолго пропал и вышел, только когда синие сумерки укрыли крепость баюкающим пологом, чтобы присоединиться к посиделкам и узнать, не откликнулся ли кто на его зов. Вид у него был усталый и какой-то грустный, но стоило ему узнать о появлении желающих выполнить его особое задание, как он воспрял духом и велел отвести их в беседку у воды, где можно было тихо обо всем пообщаться, не опасаясь лишних ушей и глаз.



Уже знакомый Зеленице Ивко придирчиво оглядел тех, кому ему велели отвести в тайное убежище у воды, поочередно фыркнул на каждого и повел без долгих разговоров - устал, наверное, к вечеру. С коротким поклоном предложил зайти, жестом указывая на вход, но оружие попросил оставить снаружи - все равно его невозможно пронести внутрь.

Сам Господин Тающего Снега подошел чуть позже, когда все уже расселись внутри и, может быть, даже полюбопытствовали, что за книги стоят на полках, - взять их, к сожалению, не удавалось, но читать корешки было можно. В основном все про Чары, про битвы, про Весну и самую малость - про Осень и людей, много книг по военной тактике и стратегии, много про разные ремесла, есть пара полок с летописями.

- Лесные духи, младший брат, - лорд Финлан с порога приветливо кивнул, прежде чем устроиться на одной из оставшихся лавок. - Рад вашему отклику. Надеюсь, наше гостеприимство оправдало ваши ожидания.
Конечно, он не знал, как давно каждый из пришедших - кроме Ардрета - находится в крепости, но его общий приказ был всегда оказывать гостеприимство тем, кто приносил клятву не вредить никому на его землях.

Он сделал короткую паузу для ответных приветствий и продолжил:
- Начну с того, о чем вы уже должны знать: она мне отказала, - его улыбка сделалась слегка мечтательной от воспоминаний.
Лорд Финлан молод для перворожденного, его приняли в Весну всего за пару столетий до начала Войны Времен Года и, хотя он не сразу присоединился к войскам своего Двора, он мало что видел в этом мире, кроме войны. Туманы щедро благословили его волшебством и облика, и умений, но во всем, что касалось дипломатии и взаимоотношений с другими Дворами, он обычно прибегал к советам более знающих фей, чем он сам.
- В конце лета я отправился к ней с малым отрядом - мы переплыли море, поплутали в ее лесах и нашли проход в ее крепость, но нас туда не пустили. Три дня и три ночи мы стояли лагерем неподалеку и я посылал ей дары каждый час, пока на осеннее равноденствие она не вышла к нам - только для того, чтобы сказать, что ее ничего из предложенного не интересует. И я ее тоже не интересую. Мне показалось, она была чем-то очень занята, и мы пришли не вовремя. Но она не напала и не приказала нас выставить с ее земель, и это я считаю хорошим знаком. Хотя по большей части ее земли выглядели для нас пустынными…
Он ненадолго замолчал, снова погрузившись в воспоминания, но на этот раз не улыбался.
- Она красива и горда, думаю, будет непросто ее заинтересовать, но я не теряю надежды. Я слышал, до войны она собиралась выйти за нашего теперь соседа с севера, - Финлан нахмурился, ему эта новость ощутимо не нравилась, - и я бы, пожалуй, хотел знать, почему не вышла. Ведь если не вышла, значит, он ей не нравился, так? Но если собиралась - значит, были причины?..
В Весне обычно не задумываются о браке, если нет любви, способной пережить века, да и в других Дворах свадьба - это почти всегда о том, что двое жить не могут друг без друга. Реже случаются браки по тем или иным соображениям, отличным от любви, но то обычно у долгоживущих фей, потерявших надежду найти свою любовь и готовых сменить ее хотя бы на дружбу и верность. В любом случае брак у фей - это очень серьезно и всегда надолго, если не навсегда, и оттого случаются они нечасто. Отношения без брака среди фей не рассматриваются как что-то предосудительное, а в Весне и вовсе встречаются чаще, чем обычная дружба. Что движет лордом Финланом? Выглядит сдержанным, впрочем, как и всегда, но с учетом его молодости вряд ли он успел разочароваться в женщинах… Безответная любовь - это не то, что можно пожелать своему правителю.

В библиотеке графского замка нашлись фолианты, которые Адерин смогла расшифровать и правильно интерпретировать, так что не только фомор звал к себе супругу, но и ее родные - отец, названая сестра, спасенная Роландом любимая кормилица… И девочка ответила на зов семьи, вернувшись не одна, а с братом-фомором. Впрочем, этим уже никого не удивить из ближайшего окружения графа.

Первым с вернувшейся из безвременья принцессей фригольда говорил приглашенный погостить в замке Уолтербери Бринэйнн. Он нашел ее в саду на качелях и рассказал о своей судьбе - о жизни с любимой Фиорр, что родом из Зеленого Двора фоморов, о счастье в законном браке и об испытаниях, выпавших на их долю. О том, как нашел Шея Судру истекающим кровью в Лесу Лжи после того, как когда-то давно Амелия покончила с собой вместе с братом. О том, как исцелил его и подарил ему надежду. О том, как учил его, что значит быть светлым. И об их дружбе, пронесенной через века. Девочка слушала, все крепче сжимая перевитые золотым вьюнком веревки, и молчала, только глаза ее подернулись вдруг дымкой слез.

С этими новостями она отправилась к любимой сестре - Адерин, услышать, что же та обо всем этом думает. Старшая ши не видела смысла в мудрствовании и, обняв, ласково попросила младшую обратиться к своему сердцу: любит ли она фомора? любит ли она Лоркана? чего хочет сама? Нет правды в жертвах - хватит уже. Время жить счастливо. Амелия долго обнимала ее молча и долго потом плакала, не зная, на что решиться и надо ли вообще решаться?..

Наконец, ей нанес визит и Роланд в промежутке между сбором слухов и увлекательным сидением в библиотеке. Он передал слова Шея Судры - что участь Амелии и его участь, какой бы она ни была, - и рассказал, как Лоркан подорвался спасать ее по первому его слову, что Король Дальнего леса ждет ее терпеливо…
- Брат сказал, его должны были убить, - отчего-то она не могла произнести больше имя Лоркана, хотя раньше говорила о нем без умолку.
Она не винила себя ни в чем открыто, но явно задумалась о своей роли в произошедшем.

Наконец, граф выздоровел и пришло время что-то решать - с турниром, с наследованием, со свадьбами. Акира неотлучно жил в замке, помогал с восстановлением Джинтауна и в конце концов добился назначения даты их свадьбы с Адерин - решено было не ждать Бельтайна, а отпраздновать событие, которого он ждал тысячу лет, в первый день весны. Приготовления шли полным ходом, город украшался разноцветными фонариками и живыми гирляндами, повсюду выставили цветы в горшках и развесили венки с омелой. Однажды вечером за пару дней до торжества в спальню к Адерин заглянула Амелия - села на краешек кровати и несмело попросила сестру заглянуть для нее в будущее. Старшая ши начала готовить колдовство, но в самый последний момент девочка схватила ее за руку:
- Не надо. Я… не хочу знать.
Обрывки видений окружили Бомайн, заглядывая ей под ресницы, ероша мысли и чувства. Она увидела счастье младшей с фомором, но так ничего и не рассказала.

На свадьбу Акире и Адерин надарили множество волшебных подарков из Дальней и Ближней Грезы, они перед всем фригольдом и графом принесли друг другу свои клятвы, и сидевшая в первом ряду Амелия выглядела отчего-то ничуть не менее счастливой, чем сестра.

Обещанный заблаговременно турнир тоже состоялся, и Лоркан, как и обещал Амелии, пришел на него, но не было больше в наградах руки графской дочки, поэтому и его победы особого значения не имели. Победил, кстати, один из Дугалов, усиливший себя с помощью очередного своего изобретения. В состязании бардов неожиданно победил Тайки, спевший под аккомпанемент сямисена длинную балладу, посвященную воссоединению его господина со своим бывшим хранителем, а ныне - официальным младшим братом. Мо краснел, слушая, до корней волос, но остался доволен. Позже признался Адерин, что так ничего и не вспомнил из своего прошлого, но верит Тайки.

К вечеру, когда все уже расходились по домам, на площади у фонтана появился тот, кого никто не ждал, - помолодевший и посветлевший Шей Судра. Тьма в его облике почти ушла, уступив место темной бронзе и золоту - теперь он выглядел, скорее, как принц из очень старой сказки, нежели настоящий ужас. Как он и обещал графу и Роланду, его войско ушло из окрестностей Джинтауна в течение месяца после снятия с города сонных чар и никто о нем больше ничего не слышал. Все было тихо - до сего дня.

Амелия, задумчиво пропускавшая сквозь пальцы гламур в фонтане, даже не вздрогнула, когда он подошел и сел рядом. Они словно бы продолжили разговор, прерванный когда-то. Шей Судра начал с того, что ему было обещано Роландом: спросил, приняла ли леди решение. И когда она впервые за долгие годы посмотрела на мужа - ее синие глаза сверкнули отраженным в них золотом. И она начала говорить: рассказала о расправе над Скатахами, о предательстве Дер Тоа, о том, что видела младшего из близнецов с Мусеем, то приводившим своего новообретенного ученика в город, то пропадавшим с ним где-то на целые недели. Она спросила о Бринэйнне и Фиорр и узнала, что Роланд рассказал туате о портале и тот вскоре после разговора с ней отправился на поиски жены и дочери. Потом они долго молчали, вслушиваясь в затихающие шаги поздних прохожих и сердца друг друга.
- А правда, что ты простишь брата? - спросила вдруг она.
Уже не совсем фомор коротко кивнул:
- Ты можешь взять в свою свиту любого, тебе не нужно мое разрешение. Только убедись, что он не воткнет в кого-то из нас свое копье, как в прошлый раз.
Амелия зябко повела плечами. Она не была ни в чем уверена, но ей потихоньку становилось любопытно:
- Почему ты изменился? Выглядишь совсем нестрашно, почти красиво…
Он провел пальцами по золотым складкам своего плаща и взял ее за руку:
- Один Эйлунд сказал мне, что ты можешь меня полюбить…

Тем же вечером граф и Адерин узнали решение Амелии: она хочет посетить замок Шея Судры в Дальней Грезе и берет с собой брата. Фредерик воспротивился, сказал, что не отпустит ее без клятвы, и заставил ее мужа поклясться своей мечтой, что с ней все будет в порядке. Потом он долго не находил себе места, винил себя за то, что отпустил пусть и взрослую по меркам фей дочь, но все еще такого ребенка в представлении людей!..

Два года промелькнули незаметно. Амелия иногда писала отцу и сестре, и ее письма, приносимые крылатыми химерами, с каждым разом становились все длиннее. В последнем она пригласила родных и друзей на обновление их с мужем клятв.

Эль пожала плечами:
- Было незаперто. Мы... искали уединения. Вы не подумайте, мы не пара, просто у нас есть вкусняшки... хотите?
Она быстро вышла в гостиную и принялась копаться в верхнем пакете, выбирая, какую коробочку можно пожертвовать новой знакомой.

Леди мягко улыбнулась и перевела взгляд на Айдану.
- Очаровательный молодой человек.
Айдана вздохнула и пояснила капитану своего самого быстроходного и удачливого судна:
- Мы должны были отвезти сундук. Всё. Больше ничего. Вручить его лично Инесс дель Санчес, - выразительно посмотрела на Рамиро и с нажимом добавила: - И всё. Больше ничего.
Ши кивнула, подтверждая каждое слово, и добавила:
- Но это ничего, если гости проявили любопытство. Как я понимаю, гости ведь проявили любопытство?..
Айдана опять вздохнула:
- Гости проявили инициативу, - быстро взглянула на Рамиро и продолжила, мучительно разглядывая неровности на столешнице: - Гости попытались помочь, но ничего не вышло. Всё закончилось... плохо.
К концу этой речи владелица "Дриады" уже явно не знала, куда себя девать. Хозяйка таверны тем временем принесла и разлила всем заказанные напитки, присовокупив к ним нарезанные яблоки и свежий хлеб с мясным рулетом, и пообещала попозже добавить еще похлебку, которая пока не разогрелась. Особо большого выбора закусок она предложить не могла.
Ши молча ждала, когда женщина отойдет, а потом ровным, но каким-то чужим голосом спросила:
- Насколько плохо?
- Очень плохо, - вид у Айданы сделался наполовину испуганный.

- Хорошо, - отозвался фомор. Кажется, он и правда хотел знать, что пленники, на которых он потратил часть своей силы и своего времени, не сбегут и никуда не денутся, и его вмешательство не было напрасным.
На мгновение Шей Судра словно бы остановился, когда Акира взволнованно качнулся от слов Адерин к тому же зданию, куда шел сам предвечный темный, но продолжать разговор не стал, все тем же размеренным шагом дошел до входа и скрылся внутри.

- Тогда... - Акира разрывался между хранителем и Адерин, и граф, узнав о цели визита сиен, отпустил его кивком:
- Идите, мы потом договорим.
Акиру словно ветром сдуло.
- Я думаю, фомор порвет этого Шестого в клочья, Адерин, так что мы можем немного передохнуть.

Устало прикрыв глаза, Фредерик попросил Адерин помочь ему добраться до статуи и с помощью юной ши опустился у постамента.
- Значит, один из предвечных светлых вернулся. Вместе с темным. Как-то слишком много для нашего захолустья, впрочем, меня это не удивляет. Рад слышать, что с дочкой все хорошо. Когда-то в прошлом я дружил с ее дядькой из Варичей. Встретимся если, он мне голову открутит, что не уберег.
За этими вроде бы незначительными деталями он пытался скрыть свое беспокойство.
- Полагаю, она знает, что за ней пришел фомор. Он, - кивок в сторону здания, в котором пока все было тихо, - не выглядит тем, кто будет скрывать свои намерения. Едва ли ей теперь стать следующей правительницей. Я не знаю этого темного, но они обычно не отпускают свою добычу. Адерин, пришла пора тебе узнать, на чем выстроено счастье в Джинтауне.
Он помолчал, собираясь с духом.
- Это место проклято. Фонтан неспроста извергает тонны гламура в эпоху, пропитанную Осенью и упадком. Все началось еще до нас. В начале двадцатого века здесь поселился один безумный ученый из нокеров, который придумал машину, с помощью которой он научился извлекать гламур из китейнов. Он похищал одиноких фей и ставил над ними эксперименты, нашел или сам сделал порошок, чей аромат при сжигании погружает фею в транс и заставляет ее усиленно мечтать, буквально сочиться гламуром, заодно продлевает жизнь ее смертному телу, но ее все равно надо кормить, иначе она умрет от голода и жажды. Потом, по преданию, он заключил договор то ли с кем-то из вернувших фоморов, то ли с кем-то из их прислужников-адхэне - об их защите и покровительстве, и те наложили на город могучее волшебство, отводящее глаза. Пока он был жив, сюда никто не совался, ходили слухи о вернувшихся фоморах, но где они обитают - так никто и не понял. Поэтому когда он умер и похищенные им феи остались без присмотра, наверное, вмешалась сама Греза и так появился первый граф Уолтербери - он был из Забытых. Тех ши и их слуг, что на время Раскола затворились в своих владениях и не искали из них выхода в ожидании, когда снова наступит Весна. Он не мог выйти за пределы места, пронизанного гламуром, и он был первым, кто запретил феям покидать это место - не хотел остаться в одиночестве и поддерживать жизнь в тех, кого тот безумный нокер погрузил в сон. Он пытался найти средство пробудить их и вернуть к жизни, даровать тот порошок всем феям, чтобы никому не надо было спать всю жизнь и видеть сны, чтобы другие могли купаться в гламуре, но не учел того, что все же какое-то количество банальности просачивалось в это место, несмотря на весь местный гламур, и это незначительное количество для Забытого, не одетого в человеческую плоть ритуалом пути подменыша, стало смертельным. К счастью, он успел найти себе замену - моего предшественника, а также заключить договор с оборотнями - о защите от фоморов, на случай, если те, с кем договорился тот безумный нокер, вернутся. При втором графе Уолтербери умерли первые из похищенных подменышей, фонтан начал слабеть, люди начали плодиться и распространять вокруг себя банальность, и он принял непростое решение: скрыть правду и заменять умирающих фей, производящих гламур, на тех, что живут в Джинтауне. Самые первые из них были добровольцами, но потом желающих не нашлось и пришлось использовать жребий и принуждение. Не позволять сбегать не желающим себе такой судьбы. Мари стала одной из них. Я ничего не знал, пока меня не нарекли следующим графом, а потом уже выбор был только либо поддерживать существующий порядок, либо найти способ всех пробудить и отказаться от изобилия гламура. Я всеми силами старался поддерживать в Джинтауне атмосферу изобретательства, особо талантливым нокерам и Дугалам подкидывал образцы порошка под огромным секретом, но воз и ныне там. Самое близкое, что удалось придумать, - это заклинание, еще больше продлевающее им жизнь, но все попытки пробудить их заканчивались смертью испытуемых. Возможно, это проклятие, наложенное на город тем безумным нокером или кем-то из его темных покровителей.
Граф коротко перевел дыхание и продолжил:
- Мари должна была стать очередной спящей, но я не смог сохранить тайну и, когда узнал о том, что ее выбрали, нарушил клятву, которую дал, когда стал правителем, и все ей рассказал. Она пообещала найти способ избавиться от договора, и больше я ее не видел. Иногда мне кажется, что она рядом, но... похоже, это лишь призраки моих собственных воспоминаний. Я рассказываю тебе это не потому, что хочу, чтобы ты знала. Я нарекаю тебя своей наследницей. Сохрани Джинтаун, если я не справлюсь. Я давно должен был это сделать - мои дети не то чтобы очень надежны, у каждого из них свои трудности, а ты, я надеюсь, готова, и Акира пусть тебе поможет. Вместе вы справитесь.
Тем временем из здания на краю площади вышли Тайки и Акира и направились к ши. У лиса вид был несколько растерянный и обескураженный, а его ками, как всегда, тих и невозмутим, но, кажется, испытывал облегчение.

Шей Судра неспешно дошел до поверженного графа и внимательно оглядел представившееся зрелище. Повернулся к Адерин:
- Ты сможешь их проконтролировать? - голос был глубокий и резкий, словно тысячи иголок впивались в затылок, тут же выпадая и с громким стуком стукаясь о мраморный пол. - Едва ли они умрут быстро.
Акира кивнул отступившему от Фредерика Мо и, когда щупальца втянулись под землю, рыжий лис быстро проверил Скатахов - один и в самом деле был без сознания, второй же, едва ощутив под собой твердую землю, попытался отползти, но Моно пресек эту попытку, обнажив катану и опустив ее перед пытающимся сбежать. Тот сразу затих.

Фомор тем временем наблюдал за реакцией ши, над которым все теперь так суетились. Фредерик обмяк в объятьях Адерин, кажется, покорившись своей судьбе:
- Мари не справилась... - тихо и обреченно выдохнул он. - Вы...
Поднял голову на извечного врага всех китейнов:
- Вы пришли забрать фригольд? - голос графа дрогнул, и ши как-то диковато поглядел на воспитанницу: что значит "не враг"? Такое бывает?.. Или что она имеет в виду?..
Шей Судра покачал головой:
- Я пришел спасти вам жизнь. Скажите об этом вашей дочери, и мы в расчете.
Какое-то время они сверлили друг друга взглядами, затем граф сдался, едва слышно прошептав: "Хорошо". Кашлянул и повторил это громче, но все так же неуверенно. Фомор кивнул, втянул в себя черный туман и, бросив цепкий взгляд на Акиру, направился к тому зданию, о котором он говорил, что там еще один из Скатахов.
- Бри - прекрасный целитель, - бросил фомор напоследок.
- Тайки, - Акира огляделся, - кажется, там... - сиен посмотрел вслед фомору.

- Кто такой Бри? - негромко поинтересовался граф, когда Шей Судра отошел подальше. - Я... нормально. Бывало и хуже.
Но он не пытался освободиться от поддержки Адерин, напротив, наваливался на нее всем весом, явно чувствуя себя от этого бодрее и увереннее.
- Как Амелия? С ней... глупый вопрос. С ней все плохо, да? Ее забрали? Она жива? Извини... - он замолк. - Как ты? Что произошло? Да, пойдем домой.
- А с ними что? - встрял Мо, указывая на валяющихся на земле ниндзя.
- С собой возьмем, - граф ответил прежде, чем осознал, что, наверное, не ему распоряжаться чужим подчиненным. - Адерин, ты нас не представишь? Кажется, возвращаться я буду в совсем другое место, нежели то, к которому я привык...
- Меня зовут Акира, или Лед на Песке, - начал сиен, но Фредерик очень быстро пресек все любезности:
- Я вас помню, господин посол. Чем обязан?
Акира мягко закончил:
- Я прибыл просить руки Адерин ап Бомайн.

Акира кивнул, услышав план, а на вопрос об умении ходить тихо неопределенно пожал плечом:
- Есть много способов остаться незамеченным.
- Я обеспечу, - тихо вставил Тайки, и Акира кивнул ему.
Мо глубоко вдохнул, выдохнул и двинулся первым, то ли покрывшись коричневым слоем грязи, то ли превратившись целиком и полностью в земляного голема. Следом вышел Акира, а замыкал процессию Тайки, сосредоточенно вынимавший на ходу из рукава короткие узкие листы для заклинаний и кисть.

Поселок насквозь промок и утонул в грязи, лужах и сырости. Домики выглядели ветхими и хлипкими, какие-то - поновее и поярче, какие-то - совсем древние и неказистые. По большей части деревянные, обшитые досками, но встречаются и каменные, и кирпичные и даже из современного бетона, но все же общее впечатление прошлого века или начала нынешнего. Бедно, грустно и как-то тягостно, но без банальности - как-то очень вдохновляюще тягостно. Неблаго. Темновато и уныло, но от этого хочется слагать стихи и тосковать, всем сердцем ощущая полноту и значимость этих действий.

Пройдя буквально шагов двадцать направо по узкой одноклейке, Адерин заметила впереди открытое пространство, очерченное скошенными крышами и облезлой статуей, у постамента которой она увидела своего графа - он пытался приподняться, за что сразу же получил сапогом под ребра. Застонал ли он? Ши на таком расстоянии не услышала - наверное, тот сделал это сквозь зубы и очень тихо, а может давящая тишина вокруг, разрываемая лишь настырным накрапыванием дождя, не просто тишина, но это так навскидку и не поймешь, нужно разбираться.

Врагов трое - один все же следит за пленником, который толком и не связан, но изранен так, что ходить не может; один осматривается и сейчас - о счастье! - спиной к новоприбывшим, но это почти наверняка ненадолго, а третий отошел к дальнему дому и, кажется, общается с кем-то на расстоянии или, может быть, на чем-то сосредоточен. Исходящего от него гламура не чувствуется, так что вряд ли колдует, но может использовать какой-нибудь простенький артефакт, чей всплеск на таком расстоянии сливается с окружением. Они и правда не слишком отличимы друг от друга - черные одежды практически одинаковые, у двоих на лицах повязки, оставляющие открытыми только глаза, у того, что позади, худое, усталое лицо того, кто привык повелевать.

Она так на него смотрела... он ласково взял ее за руку, понимая, что да, теперь это можно. Они больше не разделены ни тайной, ни долгом. Его клан сузился до размеров его семьи и крошечной свиты, состоящей из двух хранителей - нынешнего и прошлого, перед которым он так виноват, - и девочки-барсучихи, чья человеческая оболочка утонула неподалеку от его храма. А она? Ее долг еще впереди, но он здесь, чтобы помочь с этим.

- Да, но... - вклинился было Моно, когда Адерин сказала, что знает, кто он. В прошлый раз он еще не был младшим братом - впрочем, кажется, это никого не интересовало. Рыжий деликатно отвернулся, когда ши завладела веером его господина. На его лице было написано совершеннейшее понимание происходящего и полное удовлетворение от того, что он видел.

Если Акира и хотел ее спросить, что она видела, то не стал этого делать, оставив все на потом - когда они будут одни, ведь не все скажешь при других, особенно при Мо, которому эта тайна отчасти и принадлежит.
- Не потому меня зовут "господином дорог", - улыбнулся он, легонько притягивая ее к себе за руку, - что я стану сидеть и ждать, когда ты вернешься. Я пришел спросить...
Сиен вздрогнул, когда ши упомянула Самайн, а потом... Поцелуй не длился долго, но он был нежным и чувственным, и когда закончился, Адерин обнаружила себя довольно плотно прижатой к голубому кимоно с драконом.
- Да, вот за этим я и пришел, - шепнул он, - но сначала тебе надо кое-что узнать: временная петля, в которой мы находимся, скоро закончится. Все, что вы сделаете в ней, исчезнет, если оно не относится к условиям ее существования, а эти условия... Насколько я могу о них судить, они исполнились, поэтому предлагаю сначала выйти, а потом планировать эпичное освобождение города. Остаток времени можно использовать для того, чтобы узнать то, чего вам не хватает для успеха.


Получатели: Бринэйнн.

Перевязав рану, Цезарь почувствовал себя слегка лучше - и вряд ли от удовлетворения хорошо исполненной процедуры... В этом месте что-то было. Что-то неуловимое. Непонятное. Что-то живое, ждущее за пределами внешнего глубокого покоя...

Голос доктора упал в окружающую тишину, словно камень в бездонный колодец. Ему даже показалось, что он не услышал себя - только знал, что сказал что-то. А потом он начал оглядываться. Первое впечатление - здесь нет ничего интересного. Все те же мелкие цветочки, все те же плоды, все те же деревья - бесконечно. Куда ни пойди - везде все одно и то же, никаких тропинок, никакой изгороди, ничего. А потом реальность словно истончилась под пристальным взглядом Спенсера...

...Все иллюзорно. Нет никаких деревьев, нет цветов, нет ветерка - он в пустоте, окруженный многочисленными полупрозрачными видениями райского сада. Каждое из них множится многократно, словно в восьмиконечной зеркальной анфиладе, а за ними - где-то справа и впереди - он видит ярко-алый кулон капитана. Такой настоящий, живой, бурлящий кровью и энергией. Его хочется потрогать, но он далеко.

Бутыль самого Спенсера тоже выглядит живой и настоящей, из нее хочется отпить...

И он видит еще два знакомых артефакта - в стороне, противоположной от кулона, - шпагу и платок на чьей-то шее, но они словно подернуты туманом, заплетены паутиной. С ними что-то случилось. Что-то нехорошее. Может быть, они за стенкой?.. Но зрение предает доктора, сколько бы он ни смотрел туда - словно что-то отводит глаза, а вот амулет Рамиро, напротив, виден хорошо.

И если смотреть уж совсем долго, становится ясно: пустота за иллюзиями на самом деле огромная пещера. С черным, поглощающим свет потолком и какими-то неясными очертаниями внизу, похожими на силуэт далекого города со множеством куполов.

Побег из золотой клетки - известная серия порно об имперском аристократе и соблазнившей его страннице, на текущий момент насчитывающая 12 частей. Ищите в Сети оригинальные комиксы, голосериал и три полнометражных голофильма.

Получатели: Да`Адерин ап Бомейн.

- Условия принимаются, - торжественно провозгласила Алья, сбрасывая звонок в таксопарк и открывая свою страничку контактов в популярной соцсети. - Вот: почта, личный номер и мой блог - пишите куда хотите в любое время. Я отвечаю не очень оперативно, но всегда.
Она подождала, пока пророчица занесет ее данные к себе.
- Кстати, хотите кофе? Я сейчас завтракать, могу и вас угостить. Заодно расскажу обо всех, кто не с нами. Они все живы - вот здесь, - она легко похлопала себя по груди в районе сердца, а сама была при этом улыбчива и доброжелательна.
Да, смерть грустна, но зрелище того, как кто-то не живет, потому что боится, - много печальнее.

Акира был молод, и оттого смерть товарища хоть и неприятно поразила его, но не вызвала предчувствия конца света, которое могло бы сподвигнуть его заняться поисками другой работы. Да и бросать в таком состоянии девушку было не в его правилах. Все эти восемь месяцев он ходил вокруг Жао Мин, как козленок вокруг колышка. То пиццы ей на обед притащит, то цветочки где-то соберет и подарит, то заколку какую смешную и яркую - она бы вряд ли ее надела, но посмеяться с детской нелепости можно. Не то чтобы он ухаживал за ней, но видеть ее в таком состоянии было невыносимо. С другой стороны, ничего обсуждать Акира решительно не хотел и не пытался - все равно всем будет больно, зачем время тратить? Забыть они не забудут, а постоянно мусоля прошлое и расковыривая болячку, нельзя пойти дальше. В каком-то смысле то, что он остался в этом магазинчике после смерти Гун Луня, было для него точкой невозврата. Если уходить, то сразу после трагедии. А теперь, когда он пытался наполовину невинно, наполовину неловко привести девушку в чувство, - закончилось что-то одно и началось что-то другое. Теперь уже не сделаешь вид, что они просто коллеги или приятели. Теперь у них троих уже что-то более серьезное. Не то чтобы его это сильно беспокоило.

Так что когда Жао, наконец, предстала перед ним в зеленом, он с облегчением улыбнулся.
- А тебе идет, - воодушевленно отметил он. - И новый цвет хороший! Глаза с ним еще выразительнее.
Он сделал жест, показывавший, что говоря о цвете, он имел в виду волосы.

Пять часов в поезде он чередовал разговоры с чтением электронных бульварных изданий и поиском информации об их нанимателе Ли си Тане и его ферме. На чайной церемонии, как положено, молчал, старательно отводя глаза от повеселевшей Жао, чтобы не ляпнуть что и не опозориться перед хозяином. А историю открытия места раскопок слушал с интересом. В универе у него был курс археологии, правда, несколько скомканный из-за болезни преподавателя, но из-за той же болезни он помимо лекций и материалов уроков много занимался самоизучением, что сейчас и пригодилось.

Внизу он почти сразу завис от обилия столько всего сразу! Во-первых, кирпичи! Это же такая древность! Восторг-восторг!
- Вау, - негромко присвистнул он, опасаясь громким звуком стронуть что-то лишнее в таком большом и ветхом помещении. - Известняк, скрепленный клейким рисом! Это же третий век до нашей эры! Период Воюющих царств... По крайней мере технология того времени. Неужели кто-то мог так постараться, чтобы подделать такую древность?.. Сложно поверить, что нам всем так повезло!!! Оу... а это... хм, яшма...

Он подошел к одному из огромных яшмовых сосудов в полметра высотой с крышкой по форме головы в шляпе - возле каждого из такого сосудов стояло по две металлических чаши, одна спереди по центру, вторая сбоку, - и принялся изучать отверстия: одно было там, где у статуи (если бы это была статуя) мог бы быть рот, а второе представляло собой фаллос, под который и была подставлена одна из чаш. Пустая. А вот во второй чаше - той, что сбоку, имелась какая-то мутная жидкость, с серым осадком, которую Акира долго разглядывал в свете фонарика, а потом заснял на фотоаппарат, как и все остальные предметы интереса в этом коридоре (включая рассыпавшиеся кирпичи).

- Интересно, интересно... - бормотал он, следя взглядом за выемкой, по которой жидкость могла стекать изо "рта" в боковую чашу. Затем он достал из поясной сумки пипетку и полиэтиленовый пакет, набрал в него немного жидкости и, плотно все закупорив, убрал образец в рюкзак. - Странно, что жидкость не высохла. Сосуды эти напоминают творчество народов дунху, которые когда-то жили на территории Китая, но не в этой его части. Они использовались для погребения, но такого я еще не видел! Надо будет свериться с парочкой монографий, когда вернемся.

Да что там парочкой! Надо будет перелопатить всю свою и все ближайшие библиотеки в поисках чего-то подобного! Потому что если его нет, все это имеет очень большой вес для науки! Ну и для них тоже.

У Рене снова краснеет кончик носа, а следом за ним - уши и шея.
- У меня нет футболок, - тихо шепчет она, соскакивая голышом с кровати и начав кружиться по комнате в поисках чемодана? Или шкафа... Как же непривычно! Самые простые вещи теперь сложные. Она привыкла ориентироваться по памяти, делая многое машинально - ведь когда без очков, деталей не разобрать, а действовать все равно нужно.

Стоп. Что-то не так. Что-то лишнее... Она останавливается посреди комнаты и медленно подносит ручки к голове... Почему все такое странное? Очки с'ехали? Точно! Она поправляет свои огромные очки с тонкими стеклами и снимает их.
- Джен! Я вижу нормально!!! - она радостно оборачивается к подруге.
Хоть какая-то плюс-минус хорошая новость за последние несколько минут.
- У меня зрение начало садиться в пятнадцать, а сейчас... как думаешь, насколько я выгляжу? - она посмотрела на Джен, потом, не задумываясь, подошла к шкафу и распахнула его. Пришлось, правда, слишком высоко и непривычно поднять руку, но это мелочи. В шкафу ровными рядами висели платья, брюки, блузки и блузы.
- Вон ту, наверное, можно, - указывает она на ярко-алый шелковый блузон, достигавший ей в прежнем виде до середины бедра. Она редко его носила из-за чрезмерной яркости, но сейчас ей хочется именно такого - одеться как райская птичка и веселиться. Добавляет: - Она с пояском. В самый раз, наверное, да?
Смотрит на Джен. Как никогда прежде, ей нужно одобрение. Она же все правильно делает, да?

Задумывается о кухне.
- Давай уедем к тебе? Я только микроволновкой пользовалась... Бар есть...
Кухня в номере есть, но нет достаточного количества посуды, кастрюль, сковородок. Только несколько тарелок, приборов и чашек, один небольшой металлический ковшик и сковородка. Плита одноконфорочная - только чтобы разогреть что-то или поджарить тосты. Впрочем, для тостов есть тостер. Зато бар шикарный - многочисленные местные вина, виски, ром, бренди, тоник, несколько видов газировки, домашний лимонад. В холодильнике сиротливо притулился к стенке одинокий сэндвич в упаковке.

Руки. Такие маленькие. Она не могла сбросить с себя Джен. Что происходит... Где-то глубоко в горле зарождается паника. Кричать?! Плакать?! Но это ведь не она... не Рене. Рене обычно молчит, улыбается и все прощает. Рене не истерит. А очень хочется - особенно, когда осознает, что истерит Джен. На ее лице отражается все то, что сейчас испытывает Джен, - страх, паника, растерянность, стыд... Она машинально прижимает к груди протянутую ей Джен простыню... как могла бы это сделать совсем юная девушка, оказавшаяся голой перед тем, кого не было в ее планах...

Что произошло? Почему она маленькая? Почему больше не хочется того, что хотелось минуту назад??? Почему она об этом даже не сожалеет??? Она смотрит в глаза любимой и не испытает ни малейшего стыда за обломанный кайф... и понимает, что так нельзя. Это неправильно. Если сделал другому больно, надо хотя бы немного посамоугрызаться. Она, что, больше не человек?..

На этом драматичном моменте она вдруг отвлекается. Грудь! У нее нет груди!!! Глаза темнеют еще больше - она опускает голову и простыню, с недоумением рассматривая метаморфозы.
- Джен... они... - поднимает взгляд.
Джен что-то говорит. Француженка делает над собой усилие и вслушивается. А хочется совсем не этого. Хочется пойти послушать, кто там говорит за дверью. Проверить, точно ли за окном поет дрозд или это все же соловей или синица. Хочется есть и рисовать. А еще... Она сосредотачивается. Джен волнуется?..
Она протягивает ручку и легко, ласково касается ладошкой щеки любимой.
- Это я, - она бросается Джен на шею и затихает.
Это все, что ей сейчас нужно. Чувствовать Джен. Знать, что та не уйдет. Она рядом. Все хорошо. Если они вместе - все абсолютно точно хорошо. Всем остальным можно пренебречь.

- Я... есть хочу, - тихо жалуется она в ответ на последний вопрос. - Ты обещала приготовить...

Рене не очень сильно интересовалась городом - после того, как встретила Джен, многое померкло и остановилось, сделалось ненужным и неважным. Новые чувства проклюнулись долгожданным бутоном и приготовились цвести, скромно и несмело. Но ни скромность, ни робость не могли изменить прошлого: в Людарим она приехала отдыхать и набираться впечатлений. Остро не хватало чего-то такого… чего-то эдакого.

Может быть, приключений?.. Нет, нет, это совсем не в духе Рене. Вот сидеть дома, завернувшись в колючий плед, упираться плечом в спину Джен и слушать, как за окном шуршит дождь, - это по ней. А приключения… что в них может быть интересного? Обычно они опасны и иссушают сердце и разум. Вот если бы было можно было испытывать точечно - открыл флакон, понюхал, унесся мыслями к чему-то будоражащему, необычному, неповседневному, а потом - рраз и дома, завернутый в пледик с чашечкой теплого какао слушаешь любимого человека…

Рене улыбнулась, следуя за Джен, вся такая волшебно-праздничная - в ажурном белом платье, алых босоножках на каблучке и с накинутым на плечи уютным голубовато-серым палантином, таким тонким и в то же время согревающе-нежным. В руках она тискала черную микросумочку на длинном ремешке через плечо. Ей было необычно, радостно, даже счастливо, но непривычно… Все время казалось, что на них смотрят, а она… ну она же такая тихая, такая мышка, как она может оправдать ожидания? Это же не роман писать, тут… жить надо! И уметь общаться - как-то иначе, не только о погоде, наверное.

...И все же она тайком ловила взгляды Джен и застенчиво улыбалась - им и себе, своему внезапному счастью и теплой летней ночи.

Ой... она и правда много выпила! Рене посмотрела на Джен с каким-то... исследовательским интересом. Чуть наклонила голову. Как, как в ней уживаются эти две противоположности: "Я не пью за рулем" и вот этот бокал залпом?.. Рене, наверное, и сама выпила, поэтому и не понимает, а может, близость Джен слишком пьянит ее разгоряченное воображение и думает она совсем не о том, о чем следовало бы...
- Да, веселые, - подхватывает она, смеясь непонятно чему.
Не все же тем мужчинам шуметь, можно и им с Джен немного. Немного.

...Сердце подпрыгивает, когда в каком-то переулке Джен берет ее за руку. Ах, разве так можно?.. Рене сейчас умрет от волнения. Сразу хочется прижаться, держать крепко и не отпускать... Мысли путаются. Она вроде бы о чем-то говорила?.. Ах, уже неважно... Джен ее опередила - обняла и держит, и сразу становится так спокойно и хорошо - Рене наклоняет голову на плечо подруге и идет в такт и дышит тоже, кажется, в такт... Только перед машиной Рене инстинктивно отстраняется, потому что мало ли, вдруг водитель боится таких, как они?.. Нельзя расстраивать других, особенно, когда тебе так замечательно! Вселенная такого не любит. Рене улыбается водителю чуть более ярко, чем всегда, разгоряченная недавними объятьями.

А в номере... Рене чувствует нетерпение подруги и прижимается крепче. Это очень волнительный момент!.. Ооооо, Джен такая решительная!.. Рене розовеет, скользя смущенным взглядом по стану любимой. Казалось бы, топ почти ничего и не скрывает, но когда ты в нем - ты одета и "все прилично" (если красота прилична), но вот ты уже без него и ступаешь на тонкий лед интимных взаимоотношений. Это какая-то новая и совсем иная сторона жизни, и Рене, не успев мягко пропихнуть руку Джен к молнии у себя на спине, быстро, словно кукольная балерина, разворачивается, убирая с шеи волосы - и да, теперь эта застежка вся перед Джен. С самого верха в основании не слишком глубокого декольте до самого низа чуть пониже спины - длинной тонкой змейкой, разделяющая жизнь на "до" и "после". А сердце все стучит - Джен понравится ее новое белье? Такое все тоненькое и розово-кружевное... ох, не слишком ли много кружавчиков?.. О чем она вообще думает?..
- Поможешь? - тихо шепчет, пытаясь дотянуться до замочка чуть повыше лопаток...

Да, торопиться совершенно некуда...

Инесс улыбнулась, и в какой-то момент даже могло показаться, что искренне и совсем не снисходительно, но тут же посерьезнела.
- Туча, значит, - она придирчиво оглядела капитана. - Плохая из меня хозяйка, раз приближающаяся буря беспокоит моих гостей. Что-то мне подсказывает, что вы понятия не имеете, какая помощь нужна... я права?
Рамиро снова охватило странное чувство близости... с ним такое уже было. Где, когда?.. Кого напоминала ему Инесс?

Получатели: Рамиро де Альба.

Получив подтверждение от капитана, женщина кивнула.
- Что ж, тогда... думаю, вы знаете сказки о мистических запретах? Знаете, когда герою говорят "не заходи в дальнюю комнату на втором этаже", или "не срывай красную розу в моем саду", или "ни о чем не спрашивайте", и это всегда вызывает любопытство и желание поучаствовать.
Она говорила спокойно, без упрека - простая констатация факта.
- Я сейчас говорю не о вас. Однажды одна маленькая и очень любопытная девочка нарушила такой запрет, и с тех пор ее семья не знает покоя, пока тот, кого она оскорбила, не почувствует себя отомщенным. Я бы не хотела вмешивать в нечто подобное посторонних. Мы долго готовились и вы привезли нам то, с чем у нас, наконец, есть шанс, но мы - никто из нас - не хочет, чтобы пострадали невиновные. Я не знаю, что вам предложить, кроме, разве что... уезжать как можно быстрее, но вернуться при определенных признаках...
Она осеклась и подошла ближе, коснулась щеки Рамиро.
- Может быть, вы не знаете, но у вас есть судьба. Вы нам поможете, но для этого вам надо уехать до того, как здесь что-то произойдет.
Судя по ее тону, вряд ли ее будет сложно уговорить, если Рамиро предложит со всех сторон выигрышный вариант. Она действительно беспокоилась за гостей, но если была бы уверена в их безопасности, приняла бы помощь без размышлений.

Подгоняемая попутным ветром "Дриада" прибыла в один южных портов еще свободной от оккупации Монтенем Кастилии на исходе месяца квинта, когда повсюду вдоль дорог зацветали олеандры, на бахчах под открытым небом зрели арбузы и дыни, а к столу подавали вкуснейший фруктовый лед с мятным привкусом. Офицеров ждал скромный экипаж, а команда расквартировалась в селениях на побережье, также принадлежавших семье дель Санчес, в которой, как и везде в Кастилии, всем заправляли женщины.

Всего их было восемь - бабушка Лусия, сохранившая если не молодость, то хотя бы относительную свежесть и бодрый нрав; мать семейства пышногрудая Инесс и ее молчаливая младшая сестра Кристина, которую часто можно увидеть стирающей во дворе белье; четыре дочери от шестнадцати до тридцати пяти лет - ясноглазая Франциска, хохотушка Виолетта, острая на язык Ромуальда и вечно озабоченная баловством детей шумная Анжела. И, конечно, Квитерия - строгая сестра покойного мужа Анжелы, живущая во флигеле и постящаяся, кажется, круглый год. У девушек есть два брата: старший Мигель, до сих пор не показывавшийся в поместье, и десятилетний Родриго, вечно сующий свой любопытный веснушчатый нос, куда можно и куда нельзя. Особенно часто его приходится гонять, когда кто-то из сестер решит уединиться с мужчиной.

Для торговых дел вам запрягали все тот же весьма скромный экипаж в две лошади и почти никогда в том не отказывали. Кто хотел - мог отправиться с Кристиной и Инесс в об'езд виноградников и получше узнать этот плодородный край, при желании - даже немного поухаживать за растениями. Рук в поместье катастрофически не хватало и были рады любой помощи, хотя от гостей ничего, конечно, не требовали. Как на землях не хватало рабочих, так в господском доме ощутимо не хватало прислуги и многие работы приходилось выполнять хозяевам. Они, впрочем, на жизнь не жаловались и рассказывали только хорошее - о помолвках и свадьбах, рождении детей, последнем урожае. Почти все старшие женщины - Лусия, Кристина, Инесс и Анжела - были вдовами, муж Кристины даже капитанствовал на собственном корабле, но погиб до того, как его авантюра принесла семье доход. Сорокалетняя Квитерия замужем никогда не была, а младшие девочки и не собираются - им и так хорошо, только юная Франциска, кажется, заглядывается на всех заезжих красавчиков и втайне о ком-то грустит.

Привезенный с Авалона деревянный сундук, обитый бронзой, и письмо, обернутое в кожу, вручали Инесс и Лусии в день приезда. У обеих женщин выражение лиц стало на пару мгновений тоскливым, они переглянулись, вежливо поблагодарили и не стали открывать ни то ни другое сразу. До вечера все в доме, кроме Урсулы и Витторио - детей Анжелы, были тихими и задумчивыми, но после ужина и выпитого вина расслабились, пели и танцевали, как и во все дни после.

По выходным Санчесы всей семьей ходят в церковь в соседней деревушке - у них в поместье нет своей, даже часовни или хотя бы домашнего алтаря, что, конечно, бросается в глаза, если пожить подольше. Квитерия ходит отдельно от остальных, к ранней мессе, остальные подтягиваются к поздней, но обратно идут все вместе и почти-монашка даже слегка оттаивает и о чем-то весело разговаривает с остальными - ни о чем важном, впрочем.


Получатели: Цезарь Спенсер.

Разные расы имеют разные особенности психики, так что Фьор терпеливо ждал ответа или каких-то признаков того, что собеседник его не услышал и надо повторить. Джедаю терпения не занимать, да и сама необходимость подстраиваться под чужое восприятие напомнила о днях, проведенных в Храме, которые теперь все без исключения казались идеальными, - этим и обрадовала. На планете родителей расовый состав куда более однороден, чем на Корусанте. Пока ожидал, юноша успел дружелюбно улыбнуться, словно подбадривая габдоринца, хотя вряд ли светилу психологии это было нужно. Услышав ответ, Фьор с коротким поклоном поблагодарил доктора за ответ, удивившись про себя, что тот, не владея общегалактическим, не носит с собой автоматического переводчика, надеясь на местные или на протокольных дроидов.

В палате нехитрый разговор двух пациентов заставил его улыбнуться. Действительно, о чем еще говорить владельцу кафе, как не о супе!
- Доброго дня! - вежливо поздоровался он с приятелями и, когда второй ушел, подождал, пока Камма выберет себе стул и только после этого сел на оставшийся, при необходимости пододвинув его ближе к кровати. - Мисс Зуля беседует с врачом, скоро придет. Да, это моя невеста, - кивнул на догадку Тлагруфа, отмечая про себя, что китонак, кажется, знаком не только с половиной Корусанта, но и вообще с половиной Галактики, и тоже перешел на шепот: - Ни во что чересчур серьезное, уверяю. У нас с мисс Каммой есть одна задумка... я хочу вернуться в Храм, господин Тлагруф, и мисс Камма готова мне в этом помочь, за что я ей очень благодарен. Но сначала надо избежать некоторых формальностей. Вы ведь нам поможете, не так ли? Что мы можем для вас сделать в благодарность?

Разговаривать и сосредотачиваться его, конечно, учили, но отчасти он утратил эту способность и потому решил пока не рисковать и не совмещать попытку немного подстегнуть защитные силы организма с помощью Силы со светской беседой.

- Я тебе помогу, - Греза подошла совсем близко, взяла лицо Бринэйнна в ладони - очень ласково, и он вдруг ощутил не прикосновение женщины, но - целого мира. В нем всколыхнулись промозглые стылые туманы, обволокли его со всех сторон; и колючие сосновые лапы обняли за плечи, щекоча за шиворотом; и алый диск закатного солнца согрел ту его часть, в которой он переживал за Фиорр и их дочь, даря надежду и толику уверенности; и снежные вершины окутали его дух спокойствием и тишиной; и сквозь все это он услышал шелест листьев, и чириканье птиц, и далекие завывания волков, и нежные песни сирен, сложившиеся в слова: - Я скажу тебе, когда ты встретишь их - тех, кто может тебе помочь. А теперь - проснись...

- Проснись, - сказал кто-то еще.

- Проснись, - кажется, это уже он сказал сам себе, чувствуя, как на него наваливается тяжесть - скука, и разочарование, и нестерпимо долгое ожидание, и со дна сердца поднимается вся боль, что ему когда-либо пришлось испытать, гася его волю к жизни, но среди всего этого он все чувствовал на щеке прикосновение Грезы, через которое в него полноводной рекой текли и тенистые ивы над запрудой с кувшинками, и вдохновляющий танец сатиров на полянке среди пожелтевших дубов, и клятвы влюбленных, заключенные под полной луной, и что-то еще - новое, неожиданное, непривычное.

- Будь же моим свидетелем перед Грёзой, Полёт.
Осколок чертит солнце на руке, как в гербе леди. Роланд произносит: "Клянусь, что избавлю Амелию от постылого брака, или утрачу свою честь, избавлю Амелию от постылого брака, или навсегда отложу свой меч, избавлю Амелию от постылого брака, или навсегда откажусь от Грёз. Ты и небо станете моими свидетелями" - струйка крови, стекая по лбу скакуна, делает его похожим на единорога, а ши изрекает торжественно: "и да будет так!".

Сама клятва стара как мир, но тот, кто ее произносит, очень серьезен. Он верит, что исполнит, хотя и понимает, насколько это сложно. Высокий кареглазый юноша, нечеловечески-острые черты и манера держаться которого выдают ши. Не наделённый, кажется, природной грацией Сияющего Воинства, он всё ж красив, а что-то в его облике заставляет приглядываться к нему ближе. Загорелая под южным солнцем, его от природы светлая кожа не контрастирует с чёрными волосами. Одет обычно в облегающий камзол чёрного бархата, того же цвета сапоги со шпорами. На шее - подвеска химерического серебра в виде обратной стороны Луны. Сердце Бри словно пропускает удар - нет, Греза молчит во время этого видения, но туата предчувствует: скоро, очень скоро он увидит того, кто принес эту клятву, и судьба самого Бри каким-то образом связана с этой неизвестной леди Амелией, кто бы она ни была.

У Рене покраснел кончик носа.
- Да, пьем, но мы же не пьяные, - с упорством улитки, пытающейся залезть на очередную ступеньку в лестнице, возразила она. Но бокал отставила. Ну подумаешь, маленький глоточек! Ну два... Она ж и правда не пьяная. Ни капельки! Пара глотков ничего не изменит.
И тут она подумала, что было бы весело напоить Джен. И посмотреть, что будет. Та будет к ней приставать?.. Хм... Любопытно!..
- Я? Никогда не вожу пьяной. Но я не пьяная, - смущенно кашлянула. - Я слегка продегустировала прекрасный национальный напиток. Ты меня вовремя остановила. Так что я поведу. Все будет хорошо!
Слегка грустнеет, когда подруга говорит, что это не она... Если не она, то кто же?.. Кого полюбила Рене? Неужели кого-то, кого она больше никогда не увидит?.. Это было бы... странно. Но она пытается это принять. Наверное, у Джен что-то случилось и она поэтому себя не узнает. Все будет хорошо. Они поладят. Они же собрались жить вместе - у них будет много времени, чтобы узнать друг друга и обязательно поладить. Уговорив себя так, француженка улыбается - нежно и чуть-чуть задумчиво.
Нет, она совсем не против, если Джен заплатит за ужин - Рене ведь заплатит за машину, на два дня вперед. Все честно. Или почти честно. До пляжа они идут рука в руке, потому что писательнице совсем не хочется гулять как будто они порознь или только встретились - ей нужно прикосновение. Пусть легкое, почти дружеское, но так она чувствует, что они вместе. В темных переулках она слегка словно бы невзначай прикасается плечом к плечу подруги... "Ой, извини, споткнулась", - бормочет невинную хитрость.

Водитель демонстрирует машину, слегка прокатив их по пляжу, и Рене легко соглашается, что та в прекрасном состоянии. Переводит нужную сумму и забирает ключи. Она уже поняла, что переезжает сегодня, а не завтра, как собиралась, но... железо надо ковать, пока горячо, и никак иначе! Завтра Джен протрезвеет и может передумать. Этого допустить нельзя! Поэтому, попрощавшись с хозяином машины, она заводит мотор и везет их к своей гостинице - уютное четырехзвездочное нечто во второй линии от моря. Там есть бассейн и бар с коктейлями, больше Рене ничего не нужно.
- Ты не позволишь мне заскучать, - улыбается она. - Конечно, пойдем. Я изначально надеялась, что ты поднимешься.
Настроение сразу поднимается, и в номере она, заперев дверь, легко окунается в теплую ласку Джен - плавно опуская на пол сумочку, роняя с плеч палантин, забывая обо всем на свете...

Какие книги, какие сборы?.. Джен, только Джен. Спустя долгие несколько поцелуев она поворачивается к любимой лицом и застенчиво обвивает ее за талию. Ах, как жаль, что та не в блузке!.. Можно было бы намекнуть, играясь с пуговками, по-детски расстегивая и застегивая их, а теперь... Божечки, теперь придется сделать что-то более решительное, например скинуть с плеча лямку топа... Ой нет, Рене даже думать о таком страшно!.. Она просто зароется лицом в шею Джен, уткнется носом в плечо и легонько примется целовать, очень нежно, почти невесомо... Ей неимоверно стыдно, что они не собираются, но Джен сама начала!.. Рене не может сопротивляться.

Волк весело тяфкнул пару раз, то ли подтверждая, то ли опровергая сказанное. И они помчались - быстрее ветра, быстрее птиц, чувствуя на щеках осеннюю свежесть, а самих себя - воплощением скорости. Роланд без труда вырвался сначала вперед, но уже достигнув опушки, Родди длинным прыжком через овраг опередил его и на мягких лапах рванул далеко вперед, вернувшись, впрочем, когда стало не очень ясно куда бежать - если ши еще как-то ориентировался в Грезе, через которую он недавно прошел, то волк, кажется, был в этой ее части впервые и больше смотрел на Роланда, чем предпринимал какие-то самостоятельные шаги по поиску пути. А может, ему было наказано следить за безопасностью юноши - кто знает?.. На стылой равнине Полет снова обогнал сомневающегося оборотня, но когда впереди замаячили золотые стены и башни - да, в Дальней Грезе, Джинтаун был Золотым городом, - Родди вдруг наподдал так, что только пятки сверкали. Ши остался далеко позади и уже мог начать размышлять о собственном проигрыше, когда волк вернулся, перекинулся обратно в человека и принялся делать отчаянные пассы руками, пытаясь привлечь внимание Роланда.
- Хэй! Эй! Остановись! Разговор есть.
Возможно, он хотел поговорить о раскинувшемся у городских стен некоем подобии ярмарки? Разноцветные шатры, веселая музыка, развевающиеся флаги. Это все подготовил граф?.. Или?..

Бенедикт встал и молча поклонился уходящей Руби. У него не было протеста: его род приходит и уходит, когда им вздумается, так что ничего удивительного он в поведении девушки не нашел. Пришла, потому что хотела, и ушла по той же причине. Ее слова, правда, о том, что ей надо было быть здесь, несмотря на весь ее протест и общую неловкость знакомства. Что ж, не все берут всё от встреч, некоторым достаточно капли.

Улыбнулся на слова сэра Ежи и вышел его провожать на лужайку.
- Я помню, сир, и благодарен за приглашение. Я приду. Мне все равно некуда больше идти.
В этих словах не было горечи, с которой он пришел когда-то к химерам - несколько встреч назад. Это были слова того, кто слишком засиделся на одном месте и, наконец, готов это исправить, хоть и знает, что когда-нибудь он снова захочет дома и привязанности. Когда завершит все дела и придет время сделать передышку перед следующими.
- Вот, возьмите, - он взял с земли камень, глубоко вдохнул и спел короткую серенаду, проведя по камню рукой, отчего вокруг Бенедикта возникло несколько призрачных копий лорда Эмира и втянулось в камень, после чего юноша протянул зачарованный предмет собеседнику:
- Благословение фейри - он охранит вас в пути, сир. Если на вас нападут и врагов будет больше, чем вы можете победить, - погладьте камень и скачите во весь опор. Пока вы не атакуете - ваша защита усилится многократно.
С этим он отступил, давая коню развернуться, а когда сэр Ежи растворился в ночи, плавно переходящей в утро, он повернулся к химере:
- С благословением, - легко улыбнулся и достал из котомки миниатюрную фигурку слоника - у него, конечно, всего один, но - хобот! Почти как у химеры. Точно так же спел пару куплетов какой-то веселой баллады о похождениях бравого моряка и провел по фигурке рукой, отчего слоник пошел розовыми пятнами, и когда они сошли, Бенедикт протянул фигурку химере:
- Любимая вещь моей матушки. Если захочешь увидеть мир глазами фейри перед выступлением - выйди перед большой толпой и погладь слоника.

Рене ласково улыбнулась, тихо обмирая внутри.
- Я рада, что тебе хорошо.
Точка. Это все, что требуется сказать. Все остальное - уже просто вежливость, а это - настоящее, от сердца и мыслей. Но девушка продолжает, ведь некрасиво же молчать, когда с тобой говорят.
- Немного шумно, да, - она поворачивается к компании мужчин и вздыхает. Ей правда все равно. Но если Джен обращает на них внимание - Рене тоже обратит и даже не подумает, что те могут сделать то же самое. Для нее мир измеряется лишь важными ей людьми, все остальные сливаются в слитное мельтешение где-то на фоне. Как эти мужчины могут обратить на них внимание, если они просто прохожие? Разве у них нет своих суперзначимых дел? Пьют вроде, вот пусть и пьют дальше, приятного им опьянения, а Рене лучше посмотрит на стрелки, о которых говорит подруга. Сосредоточится и взглянет очень серьезно.
- Тебе идет, - отметит она, всерьез раздумывая, стоит ли ради такого полдня мучиться. Но если Джен мучилась, чтобы выглядеть красиво для нее, это определенно того стоило. Ей тоже надо когда-нибудь попробовать. У нее самой сосуды расположены близко к коже и оттого кажется, будто бледно-лиловые тени всегда на веках - это делает ее глаза выразительнее, так что она только выщипывает брови - чтобы красиво вытягивались в ниточку, - да слегка поправляет карандашом линию губ: ей не нравится, что у нее нет этих задорных уголков наверху, как у большинства. Губы не должны быть в ниточку, а у нее - как раз именно такие. Когда она ходит на встречи с читателями, всегда использует помаду как защиту - ей кажется, так она выглядит старше и серьезнее, не совсем как девочка, только вчера вставшая со школьной скамьи. Но сегодня она с Джен и защищаться ни от чего не нужно, можно быть собой. Да и испачкать при поцелуе не хотелось бы... Задумчиво: - Знаешь, сестра говорит, я совсем не умею использовать румяна и тени, но ты ведь меня научишь?.. У тебя здорово получается подчеркивать природную красоту.
Вообще Рене не умеет говорить комплименты - вечно смущается, но сейчас она говорит то, что думает, без малейшего намека на флирт, и от этого слова сходят с языка легко и свободно, не принося дискомфорта. Она даже не успевает подумать о том, что же она такое сказала, следуя за вниманием Джен. Куча времени?.. Рене задумывается. Ей хочется тряхнуть головой и сказать: "Все мое время - для тебя", но вдруг охватывает такая истома при воспоминании их последнего свидания, что она смущенно опускает глаза, щеки чуть розовеют. Под столом она находит руку Джен и слегка пожимает - да, у них куча времени и...
- Сегодня праздник, - шепчет она, чувствуя, как голос прерывается, и коротко, сухо кашляет, прикрыв рот ладошкой. - Извини. Я на отдыхе, поэтому у меня никаких планов. Давай составим их вместе? - наконец, набирается смелости взглянуть Джен в глаза и тут же снова смущенно опускает ресницы.

- Ой... - пугается, что дзадзики окажется невкусным, но Джен уже заказала и ничего не исправить. Тихо: - Надеюсь, оно и правда вкусно...
Если нет - ей нет оправдания.
- Молочные? - она задумывается. Она думает о Джен, а вовсе не о еде, поэтому ответ приходит мучительно долго. - Наверное... Я люблю рыбу и овощи, особенно баклажаны. Люблю острое, соленое и жареное. Люблю, когда у еды есть вкус. Йогурт кислый, так что он не должен ссориться, - улыбается, открыто и спокойно. Когда они говорят о постороннем, легко не смущаться. - Ссорятся обычно неженки, и продукты, и люди. Им всегда все не так.
Искренне надеется, что Джен поймет, что это шутка.
- Молоко вот неженка, а йогурт - вряд ли. Я люблю устриц, а остальных гадов не очень. Осьминоги бывают жесткие... Вино... давай такое же, как тебе. Я люблю полусладкое красное, но хочу попробовать то, что любишь ты.

В ответ на последний вопрос становится пунцовой.
- Это будет роман. О трудностях в любви. Там будет четыре персонажа...

А Рене на мужчин внимания практически не обращает. Она давно научилась игнорировать сильную половину человечества, если те не говорят ничего важного, нужного и значительного. Вот на официанта она посмотрит - потому что он даст ей меню и она вежливо поблагодарит его кивком головы и тихим "эфхаристо" и сразу - thank you, для Джен. И на свечу посмотрит, залюбуется, поднимет глаза выше и утонет во взгляде спутницы - порозовеет и уткнется в меню, потому что надо же что-то ответить! Средиземноморская диета ей еще нравится, поэтому она закажет печеную рыбу, оливки и овечий сыр, о чем и сообщит подруге, а потом спросит:
- А ты пробовала дзадзики? Как я понимаю, это йогурт с огурцами и чесноком, довольно густой. Пишут, что вкусно... - она в раздумьях отвлеклась от меню и задумчиво посмотрела на Джен. Сейчас она почти не видела ее, но пыталась представить вкус и соотнести его со своими предпочтениями.
На предложение приготовить для нее Рене отложила меню и по-совиному, немигающе принялась изучать мимику подруги. Ей очень льстило такое и хотелось попробовать еду, приготовленную лично для нее, хотелось снова оказаться в аккуратном белом домике, окруженном садом, с видом на ночное море... Хотелось вдохнуть запах свободы и смотреть, как Джен размеренно движется возле плиты - нарезая кусочками, размешивая, пробуя... Рене вообще любила наблюдать за другими, впитывать их действия как продолжение них самих, по мелочам догадываться о большем, скрытом за парадным фасадом.
- Мне здесь очень нравится, - наконец, мягко произнесла она, - но, если хочешь, уйдем. Буду рада попробовать то, что ты готовишь... уверена, оно мне понравится ничуть не меньше, но разве у нас сегодня не выход в свет? - нежная улыбка.
Правда состояла в том, что Рене нравилось с Джен абсолютно везде, поэтому совершенно неважно было, куда идти и чем заниматься. Француженку словно охватывал какой-то ласковый молочный туман, скрывавший все, кроме подруги, и погружавший ее в состояние покоя и умиротворения, соединенных с многократно усиливающейся робостью и новыми, неизведанными прежде чувствами. Иногда она даже натыкалась на деревья или людей рядом, успевая затормозить в самый последний момент и смущенно потом извиняясь.

Тогда, в их первую встречу на пляже, она, как всегда на отдыхе, читала конкурентов и не сразу осознала, что у нее произошло Знакомство. Вот так, с большой буквы. Поначалу она отвечала на автомате - улыбалась, поддерживала вежливый, спокойный разговор о погоде, море, пляже, а потом вдруг встретилась с темным сосредоточенным взглядом Джен и ее пробрало. Все цвета и краски выцвели и поблекли, звуки замолкли, существовали только они вдвоем, и все сразу стало таким смущающим и значительным! Первое прикосновение прошило ее током, и она неосознанно потянулась к новой знакомой, ведь не может случиться ничего плохого, когда они рядом... ведь, правда, не может?..

Сандел кивнул. Ему было неловко и неуютно, но молчать больше было нельзя.
- Я читал о таком, - он облизнул губы и смахнул пот со лба. - На Илуме был из-за них - кристаллов, они дорогие, только... никогда не слышал, что на Эйтене тоже есть что-то такое. Так что, может, это что-то другое... не знаю. Будь осторожна. Если это кристаллы, не доставай оружие.
Он медленно двинулся внутрь.

Как определить, кристаллы или нет, он и сам не знал. Воздействие на разум будет ли разным? Насколько разным? Сейчас вспоминать и сравнивать свои ощущения от ритуала Вейлуса и илумских пещер казалось ему верхом глупости. В голокронах учителя говорилось о преодолении, превозмогании, о том, что только сильный духом и истинный ситх бла-бла-бла сможет пройти через все искушения целым и невредимым и вообще останется только один. Опыт самого Сандела вопил о том, что хорошие, ценные воспоминания - о том, что важно, о том, приносит радость, - могут защитить, но уверен он не был, да и воспоминаний таких активно не хватало. И все же он сообщил и об этом, войдя внутрь, шепотом:
- Постарайся думать о хорошем. Мне кажется, это должно помочь, если это кристаллы.
Слова его отразились от неожиданно высоких стен гулким эхом, отправившемся гулять по анфиладам во все стороны. Юноша прикусил язык, уже жалея, что открыл рот. Внешне он стал выглядеть напряженнее, чем обычно. Нахохлился.

Внутри было темно, прохладно и влажно. Вода каплями стекала по мерцающим синим и серым стенам и шипя испарялась, достигнув пола, что создавало эффект тихого, неустанного перешептывания, давивший на психику чужим присутствием. Ощущение наблюдения смазалось, перетекло в смутные образы, роившиеся вокруг и пока не оформлявшиеся ни во что более конкретное. Казалось, будто бы кто-то могущественный, отпугивающий снаружи, внутри слегка подуспокоился, будто ребята сделали то, что от них хотели, и теперь собирался завлекать в свою ловушку медленно и со вкусом, не торопясь, ведь жертвы уже никуда не уйдут.

Сандел передернул плечами и двинулся дальше. Он не наслаждался диковатой красотой места, а весь превратился во внимание и слух, пытаясь не думать, а чувствовать, жить инстинктами, чтобы приходящие мысли мгновенно квалифицировались как внешнее воздействие и откидывались. А еще он понимал, что надо думать о хорошем самому, и раз за разом прокручивал в голове их с Айшей встречу - за последние полгода ничего более хорошего с ним не случалось.

Одет был Фьор совсем не так, как полагается в Храме, - по-граждански, как одеваются многие авантюристы из разных концов Галактики, разве что одежда была новая и незастиранная.
- Доброго дня! - Фьор улыбчиво склонил голову, приветствуя хозяйку, и легко взял обеими руками ее - ту, которой она схватила его, - и несильно сжал. Для него, уже три года тосковавшего по отстраненному спокойствию Храма, по рассуждениям и поучениям учителя, по другим ученикам, уже наверняка обогнавшим его на путях постижения Силы (ну и что, он все догонит, главное вернуться!), любые воспоминания о храмовом прошлом были ценны. И девушка-китонак была как раз из них.

- Подросткам свойственно расти, - философски поддержал он беседу и кивнул на вопрос о голоде: - Можно мне ваш фирменный суп? И травяной коктейль, но я надеюсь сегодня быть не один. У меня здесь встреча.
Упоминание о Набу слегка опечалило бывшего падавана, но он быстро отрезвил себя мыслью о том, что не виноват в случившемся. Решение было не его, и учитель понимал это, а то, что они не переписываются... Фьор понимал и это. Рам Кот много вложил в него сил и что?.. Его забрали, не дав даже толком попрощаться. С одной стороны, такова жизнь джедая - в ней многое не поддается контролю и себе рыцари-миротворцы принадлежат чуть реже, чем почти никогда, с другой - учитель вел себя куда менее отстраненно, чем должен был. Конечно, ему было тяжело и неприятно, когда падавана забрали. Наверняка, ему посоветовали прекратить общение, чтобы легче было пережить разрыв. Фьор писал учителю, и не получил ответа, однако чувствовал, что тот жив, и это успокаивало. В конце концов, он решил, что эти отношения Раму Коту и правда не особенно-то нужны, с точки зрения его служения, так что зачем напоминать о неприятном? Надо дать время, а потом как-нибудь он утрясет это дело. Вот только со свадьбой разобрется и обязательно утрясет. Кстати, о свадьбе...

- Не знаю, как он, - Фьор качнул головой, - мы не переписываемся, но я рад слышать, что он приходил. Я надеюсь когда-нибудь вернуться, ведь теперь я совершеннолетний и старшие рода мне уже не указ. Вот, даже косичку не срезал, - указал на нее девушке. - А как ваши с отцом дела? Все ли в порядке? Мне нужна ваша помощь - может быть, знаете верное существо, через которое можно сделать новые документы? На другое имя?

План юноши был прост, и поэтому он должен был сработать. Когда две недели назад его поставили перед фактом - день свадьбы назначен, изволь начинать готовиться, - первое, о чем он подумал, - так это о том, что надо усыпить бдительность родных. Все время с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, он думал о том, как все устроить, и придумал. Он знал, что о свадьбе рано или поздно заговорят, поэтому старался вести себя максимально послушно, выполнял все требования и ни с чем не спорил - как итог, его отпустили на Корусант якобы для того, чтобы лично выбрать и купить подарок невесте. Уже прибыв сюда, пару дней назад он воспользовался заблаговременно добытым номером невесты, позвонил ей и предложил встретиться и обсудить предстоящую свадьбу. Конечно, он не мог раскрыть все карты сразу - да и предпочитал говорить такие вещи в лицо, - но неделю назад на балу, посвященном их официальному знакомству, Камма произвела на него впечатление разумного человека и он хотел в этом удостовериться. Ведь если она поддержит его идею, у него появится верный союзник по уходу от родни, а скрываться вдвоем может быть проще. Что ж, поживем - увидим, решил он, ожидая прихода Каммы.

Они были вместе уже больше года, может быть даже ближе к двум, но Сандел не считал. В какой-то момент у него внутри просто начало что-то разглаживаться, выпрямляться, перестало скручиваться в вечный тугой узел страха и недоверия, и он неосознанно включил Айшу в понятие "свой". А значит, за ней надо следить. И заботиться. Чтобы не угодила в ловушку. Не сказала не тем и не то. Не оказалась одна там, где нужна поддержка. Она ему доверила свою тайну - что чувствительна к Силе, - значит надо соответствовать. Беречь. Хранить. Защищать. Он не даст ее в обиду, потому что если бы сам решился открыть рот и сказать нечто подобное, ожидал бы того же. В их смутное, неспокойное время иное - аморально, а Айша слишком доверчива, ее нельзя предоставить самой себе. Опять скажет кому-нибудь такое и что?.. Если с ней что случится и Сандел узнает - ночами спать не будет. Чем он тогда лучше Вейлуса? А он не такой, он это точно знает. Поэтому теперь ходит как привязанный к Айше и бдит, а то мало ли. Боязно за нее. И за себя боязно. А вместе - шансов больше. В общем, это надолго, понял он как-то. И не стал возражать.

Конечно, спит он в комнате отдыха, спальню оставил девушке, а ещё он любит "размышлять" в миниатюрном машинном отделении, больше напоминающем номер в капсульном отеле. Он за последнее время таких перевидал. Погружаться в Силу, ища тех, кто являлся ему в видениях - молодую девушку с таким же кулоном, как у него, пожилого мужчину с ласковым взглядом, катающего камни, пожилую женщину, смотрящую в небо… При Айше он такого не делает. Никогда. Но ночью, в космосе, в свою смену, когда думает, что девушка спит… с ним бывает. Расслабился. Почти доверился. Почти - потому что он все ещё отрицает свою чувствительность, хотя Айша уже и не спрашивает. Давно. С того самого дня, когда она сделала это первый и последний раз. Но Санделу все ещё неуютно, все ещё страшно - а вдруг?.. А вдруг что пойдет не так?..

И, кажется, уже пошло, правда, как это связано с Айшей? Да и связано ли? Все-таки в такое он не верит - чтобы она подгадила своему же кораблю? Да ну, глупости. Айша умная, она так делать не станет. Да и… больше года ничего не делала, зачем сейчас-то?

Вырвавшись из своей комнаты отдыха - для этого приходилось вписываться в повороты, что довольно проблематично в полусонном состоянии и при тряске, - Сандел ломанулся на мостик, на ходу проводя ладонями по лицу, чтобы проснуться. Так, все, надо действовать. Быстро ознакомившись с показателями систем - пояса астероидов нет в загруженной в борткомпьютер базе данных Республики, зато есть указание на возможность пограничной имперской зоны в этом районе (а он так надеялся пролететь мимо через гипер!), - он нажал кнопку интеркома:
- Айша, - он хотел сказать “под'ем”, но вовремя сообразил, что она вряд ли спит - после такого-то толчка, - у нас проблемы. Начну ремонт, последи, пожалуйста, за обстановкой вокруг корабля.
Ему нужна безопасность и возможность не думать о том, что может случиться. Пусть об этом думает Айша, а ему нужна ручная триангуляция, чем он и занялся, пассивно отслеживая все сообщения об ошибках и размышляя о том, что, наверное, именно так должна выглядеть управляющая панель шаттла при попадании йонной пушкой. Нет, это, конечно, не она, с ней все просто-напросто отключилось бы, но что, если что-то похожее?.. Пограничная зона Империи, да еще достали в гипере… В то, что это обычная поломка, он не верил. Он - профессионал, и свой корабль он держал в хорошем состоянии. Пока не починили эта развалюху, они никуда не летали. Ну дальше пары сотен миль в пределах Ансиона, где и обзавелись своим космическим домом (это отдельная тема, как Сандел на такое пошел, и сейчас думать о ней бессмысленно - только отвлечет от насущного). Именно поэтому так долго пришлось ждать этой поездки на Ондерон, долго готовиться, скупать запчасти, искать замены, настраивать и перенастраивать. И вот, когда все, наконец, позади и можно заняться приключениями… они их находят сами! В незапланированном месте! Возмутительно! Наверное, их хакнули. Или где-то был “спящий” троян, которого они не заметили (о ужас, надо срочно подкачаться в хакинге! а то стыдоба же)...

Алья вздохнула и успокаивающе погладила Оридану по спине. Шепнула:
- Ну что вы, все ошибаются. Не переживайте так. Никто здесь не требует от вас безошибочности. Может быть, там, перед народом, где вы только целестиал и пророчица, кто-то и считает, что вы должны быть идеальны, безошибочны и прекрасны, а я искренне считаю, что существо, которое никогда не ошибается, бездушно и лишено сердца и представлений об ограниченности собственных возможностей, а значит, и искренне сопереживать и сочувствовать оно не может. Не будем такими. Будем стараться все делать правильно, но если ошиблись - это не конец света, да? - закончила она с ласковой улыбкой.

Капитан верил в араха, и Алья тоже верила, поэтому она молча кивнула Белю и перестала думать о плохом, чего искренне желала и бедной целестиалке, запутавшейся в своих "должна", "могу" и "хочу". С доктором она, как всегда, была согласна, так что в свое время покивала и ему.

Вот зачем она так?.. Лучше бы отругала, чесслово. Нельзя быть такой идеальной - это слишком нравится. Слишком. У нее точно тайный умысел. Соблазнить его. Только на что?.. Надо за ней приглядывать. И очень постараться не смущаться от такого! На самом деле некомфортно Санделу было именно от осознания того, что он как-то ущемил ее внутреннюю свободу, что для него всегда являлось абсолютным табу. В абсолют все возводят только ситхи, говорите? Что ж, в этом он готов быть ситхом. Принял какое-то не очень простое решение. Кашлянул.
- Айша. - Все еще смущенно. - Если тебе не понравилось - это нормально. Правда. В этом нет ничего такого.
Вообще-то он хотел замолчать и эту ситуацию, как он любил. Но чувствовал, что это будет... неправильно. Не так. Им здесь еще какое-то время жить вместе. Если она будет так каждый раз - он совсем растает. Нужна дистанция.

- Хорошо, поделим, - бесстрастно согласился юноша. - И аптечку бери. Я тоже не нашел. Респираторов.
Он оторвался от детального перекладывания каждой вещи в стенном шкафу. Там было в основном ремонтное снаряжение и некоторые расходники для починки капсулы. Посмотрел на найденное Айшей.
- Веревка тяжелая. Возьму. Фонарик тогда ты бери, у меня есть палка-светяка.
Вообще у него не только она была. Но говорить об этом сейчас было лишним. Закрыв все контейнеры в капсуле и поставив на панели управления заковыристый пароль, он посмотрел на спутницу:
- Идем?
Наверное, стоило поесть, но его снедало любопытство - что же там?.. За пределами капсулы? На планете? Помимо приключений, конечно!

Мозг взорвался воплями химер:
- Владыка!!! Ты где??? Мы тебя не видим!!! Я тебя не вижу!!! Аааа, владыку похитили!!! Что же делать??? Да вот же он!!! Где??? Да это не он!!! АААА!!! ООО!!! ЫЫЫ!!!

По пути Роланд встретил часть из тех, кто вопил у него в голове, и всех, кого он встретил, он увлек за собой, так что к концу этого величественно-неловкого путешествия к тщательно запрятанному входу, который химерам пришлось показывать личным примером - то есть залезанием внутрь, иначе они не могли его разглядеть за свисающими лианами, - в убежище, представлявшем из себя систему сухих и просторных пещер с глинистыми сводами, здесь и там посверкивающими звездочками гнилушек, оказалась хорошо если четверть всех существ, которых туда надо засунуть. А если сейчас уйти - надо же еще придумать, как до них донести мысль, что выходить нельзя... Иначе ж разбегутся, как пить дать. Слишком неорганизованные. Все, как сказал Лоркан, - неумные дети.

А белка и сама понимает, когда помалкивать следует, и пока Полет, кивнув Роланду, величественно к ней поворачивается, уже сама перепрыгнула разделявшие их несколько футов и приземлилась тому промеж ушей:
- Ну, пойдем, хвостатый? Впрочем, и я не безхвостая, так что стоит договориться о терминах... - они удаляются.

- У меня нет величества в отличие от сиятельных ши, так что зови меня Лорканом, но ты это и так знаешь, раз пришел. Слушаю.

Такого огромного и какого-то объемного ответа Сандел не ожидал. Его прям можно пощупать, сжать или растянуть, ткнуть в него палочкой и заставить вращаться волчком или безостановочно катиться куда-то... Как в какой-то аркаде.
- У этого мира нет законов, - отрывисто констатировал он в самом начале, а потом Айша начала рассуждать о фермерах, и юноша как открыл рот, так и закрыл его, не издав ни звука.
Она говорила о вещах, которых он никогда не знал. Или знал, но успел забыть. Это вызывало дрожь. Вспомнился самый первый корабль, капитан которого внушал ему, что он должен общаться с командой во время перелетов, т.к. без этого люди не могут доверять друг другу, а значит и находиться вместе им некомфортно. Что ответить на такое?
- Я хочу как-нибудь на Ондерон попасть. Говорят, там интересно, - сообщил он ни к селу ни к городу. - А почему ты не присоединишься к какой-нибудь крупной благотворительной организации? Если хочешь помогать.
Вздох.
- Я бы хотел работать на ферме, наверное... но у меня нет фермы, поэтому приходится жить, как получается. И я ничего не знаю о том, что делать на ферме, разве что это будет очень технологичная ферма и там будет постоянно что-то ломаться, - он украдкой растянул губы в несмелой полуулыбке. Как давно он не шутил. Кажется, это вообще никогда не случалось.
Про смерть родителей он выслушал очень напряженно, не отрывая взгляда от собеседницы, а потом опустил глаза. Он не знал, что сказать, но что-то сказать очень хотелось - казалось совершенно недопустимым не сказать вообще ничего.
- Я своих почти не помню. С ними... было хорошо, но недолго. А ты... извини, что спрашиваю: ты раньше путешествовала с тем, кто тебе помог?
Было в этом что-то очень похожее на его историю. Что-то такое, что не оставляло равнодушным и заставляло думать, много думать. И не совсем все из этих дум были неприятные.

Две плоские банки уже стояли откупоренные и почти-чисто-вылизанные - до прихода Айши это были супы с дичью. Открывал Сандел мясо, и еще две таких же ждали своей очереди на подносе. Последним в самом низу зарылся шоколадный десерт, который юноше захотелось вообще спрятать под тунику, но он сдержался, переключив внимание на банку.
- Очень неудобная, - повторил он, проследил за действиями девушки, вдохнул, выдохнул - очень тихо, между прочим, словно боясь кого-то потревожить, - и заставил себя повторить жест внезапной собеседницы - не дыша. - Приятного аппетита, - вспомнил он о приличиях. - Я не помню, чтобы видел вас здесь прежде, но я здесь недавно.
Она, конечно, не могла присоединиться в полете, это он знал совершенно точно, так что его интересовало, была ли она из основного состава или такая же новенькая, как и он, но, конечно, он это по-нормальному так и не выразил - сиди и думай, что он хотел. Или не хотел. Впрочем, чувствительным в Силе всегда помогает эмпатия.
- Меня зовут Сандел, - и снова вспомнил о приличиях, прежде чем погрузиться в распробование свежеоткрытого мясного блюда.

Вокруг Морико воздух словно заколыхался - нечто неуловимое, какое-то изменение настроения, которое феи так легко чувствуют. Словно бы окружающий ее гламур изменился - полегчал, осветлился, будто бы запах весной, может быть даже цветущей вишней... Юкионна очень внимательно смотрела на ши, вроде бы даже не дыша.
- Наверное?.. Ты не уверена?.. - непонятно, удивилась она или обрадовалась, а может озадачилась.
Уронила шпильку и подошла ближе - не вплотную, а так, чтобы удобно было смотреть и трогать. Медленно, не торопясь взяла руку Адерин - у самой кожа прохладная, словно освежающий северный ветер в жару, - и потянула ее вверх и к себе, туда, где полы кимоно пытались сделать вид, что они цельная одежда, а не халат нараспашку. Внимательно следя за выражением лица Адерин, положила ее ладонь себе на шею и плавно провела ею по своей груди, остановив в самом низу глубокого "декольте"... Поколебалась, но все же сдвинула руку девушки чуть влево, кладя ее на идеально округлую выпуклость - небольшая, но и немаленькая, и почти отпустила руку Адерин, с интересом наблюдая, а что будет дальше? Ее волосы слегка приподнялись, будто от ветра в лицо, и с них посыпались на не дочерченную схему на влажной земле сверкающие снежинки.

- И... каково это было - быть хозяйкой туманных сумерек? - тихо спросила она, глядя на ши будто бы из глубины веков или какого-то своего восприятия.

- Сосредоточиться? Надо попробовать... - задумчиво, но сразу пробовать не стала. А когда девушка поблагодарила ее за честность, опять замерла, не в силах отвести взгляда. Негромко: - Я... может быть, я пойду с тобой... в Джинтаун. Я еще подумаю. Надо спросить господина, отпустит ли он меня... Охотники не совсем люди, они знают и умеют многое из того, что большинству неведомо. Многие из них носят с собой предметы, позволяющие им распознавать истинную суть окружающих, но зрение часто используется в ритуалах познания, поэтому мы полностью меняем форму, когда хотим слиться с человеческим обществом. В готее нас гораздо труднее заметить, даже с помощью ритуалов и артефактов - так и выживаем.

- Почему не то?.. Всё хорошо... - она еще чуть-чуть приблизилась и, кажется, захотела взять лицо Адерин в ладони, но не решилась и только протянула руки, положив их в итоге девушке на плечи. - Одежду стирать не надо, ботинки помой и помой хорошо, чисто, чтобы земли на них не было. Одежду я в свою заверну и все будет отлично. Зачем же голой идти в город? Люди не оценят, какой бы ты ни была красивой и привлекательной. Не волнуйся, вынырнем на каком-нибудь уединенном пляже, оденешься и пойдешь. Я не стану выставлять тебя на посмешище... - она хотела сказать что-то еще, но осеклась.

- Напиши, - она чуть отступила. - А я пока закончу...
Поискала уроненную шпильку и снова принялась чертить, какая-то немного расфокусированная в противоположность прежней, до всей этой истории с ощупыванием ее груди и, кажется, даже подавленным желанием поцеловать Адерин.

Они вышли из города, миновав высокие крепостные стены, и стража на воротах отдала им честь. Греза сегодня была солнечной и счастливой, и если в городе небо еще было подернуто тусклой дымкой жаркого дня, то за его пределами ничто не нарушало волшебной идиллии - бездонная голубая синь вверху, редкие барашки облаков, несколько внушительных размеров грифонов парят над скалистыми вершинами на западе. А их путь лежит на юг и восток, но все же больше на юг. Был соблазн срезать часть пути по Тропе Семнадцати укусов, но та последнее время проявляла своеволие и могла доставить к ведьме с ветерком, чего им, конечно, было не надо, поэтому пришлось топать на своих двоих, дважды подлезая под этот трод, чтобы все же избежать встречи с ведьмой. О ней много нехорошего болтают. Выжженные солнцем алые прерии к полудню плавно перетекали в колосящуюся травами и золотым ковылем степь, на которой фирчлис частенько рисовал капли рощ и прохладных гротов. Они прошли, обдуваемые со всех сторон свободой, и углубились в мшистый лес, где по красноватым сосновым стволам стекали слезы воды и смолы. Здесь почти не было травы, и еще меньше - звуков, и любое сказанное слово немедленно тонуло в тишине, которую неспособно было нарушить, лишь изредка далеко-далеко ухали местные химеры, и их перекличка заставляла нервно вздрагивать и оглядываться. Дальше владения графа кончались, и Греза становилась еще более нестабильной.

Опушка встретила их рваным морем тумана, в котором то и дело плескалось нечто большое и неприятное, вызывающее холодок вдоль позвоночника. Адерин знала, что это Море душ можно обойти слева и уверенно повела Роланда по самой границе фригольда, где с одной стороны неприступной стеной стоял настойчиво молчаливый бор, а с другой плескался туман, то и дело ластясь к подменышам жадными белыми лапками. Трава покрылась инеем, на лбу выступила испарина, - здесь было одновременно и жарко, и холодно, и хотелось идти быстрее, но в этом и таилась опасность - легко поскользнуться, если бежать не разбирая пути.

Обогнув туман, ши вышли на широкую проселочную дорогу, ведшую к деревням на востоке, но и это удобство было обманчиво - как и многое в Грезе. Дорога путала и петляла, ей нельзя было следовать слишком долго, безопаснее идти рядом - тогда через пару минут можно заметить, как резко она уходит на север, чего, конечно, не видно, если следовать ее широкой и удобной колее. Здесь возделанные поля перемежались деревенскими домиками, отовсюду из труб шел дым, изредка слышались голоса местных - здесь жили фир-болги. Резковатые, грубые, не любящие быть должными и редко приглашающие кого к себе. Они обошли их владения стороной, благо стоило им войти в них, как Море душ за спиной исчезло, сменившись унылыми пейзажами вересковых пустошей со стоячими валунами здесь и там.

Потом было кладбище с серовато-белесыми склепами, полуобвалившейся оградой и крапивой на каждом перекрестке. Его они прошли насквозь - чуть ли не самая безопасная часть пути, и вот уже жемчужный полог выхода в Осень замаячил впереди и справа - в вековом дубе на перекрестке. Здесь все еще стояла вечная ночь, но, как и на кладбище, ярко светила луна, изредка стыдливо закрываясь в вуаль полупрозрачной дымки. Загадка в дупле проста - всего лишь назвать месяцы года в обратной последовательности, в каждом слове переставляя буквы задом наперед, и вот уже брызжет золотом контур двери, открывающейся в заброшенном доме на стройке...

Хронология
1977 - Родилась Рене (будущая Адерин)
1979 - Родился Этьен (будущий Роланд)
1980 - Родился Этан (будущий Арт)
1990 - Роланд появляется в Джинтауне.
1991 - ранней весной Адерин появляется в Джинтауне в Танце Грез (14 лет). У Роланда начинается Танец Грез в начале лета (12 лет). В середине лета Танец Грез начинается у Арта (11 лет), и когда он осенью появляется в Джинтауне, его с дядей по просьбе графа встречает уже более-менее освоившаяся, но еще не нареченная и не прошедшая Фиор-Риг Адерин, чей Танец Грез уже закончился.
1995 - Совершеннолетие леди Амелии (ей 13 лет). Адерин 18 лет, Роланду 16,5 лет, Арту 15 лет

Алья пожала плечами.
- Я хотела с вами поговорить, задала вам вопрос, вы решили, что вам проще заигнорить меня, чем задуматься. Это ваше право, только не надо ждать, что друзья - это те, кто гладит вас по головке и сопли вам вытирает, когда вы хрень творите. Друзья - это те, кто с вами и в огонь и в воду, но вы их туда не позовете, потому что будете беречь их. Друзья ценны в первую очередь вам. Мы вам не ценны, вы подставили нас, поэтому мы вам, конечно, не друзья. Вы нам заплатили, а теперь ещё хотите чтобы мы делали то, на что не подписывались, да ещё небось бесплатно, вместо того, чтобы решать проблему. Вы думаете, если вас шантажируют, ваше молчание сейчас чему-то поможет? Вы известная пророчица Фароса, у вас много способов спасти себя, но если вы хотите страдать - я не могу спасти вас от этого желания.

Чуть перевела дух и продолжила спокойнее, не так жестко:
- Мы все ещё можем продолжить разговор, если вы этого хотите. Но если вы промолчите и уйдете - ничего точно не изменится.

Доспех какое-то время молчал, видимо глядя на ши и соображая, что тот имел в виду. Потом отрицательно помотал головой:
- Откажусь. Идем.
Он повернулся и пошел прочь, дальше на северо-восток, по кромке фригольда, внимательно оглядывая каждый чахлый кустик, каждую кочку. Холмы вдалеке то удалялись, то приближались, и, наконец, химера остановилась.
- Здесь.
Видимо, ничего не изменилось, хотя вторым зрением Роланд видел истоньшение реальности - как будто некий занавес, за которым колыхалась другая картинка, более темная, менее радостная.
- Откроешь рат? - поинтересовался доспех у ши.

Роланд вспомнил зимнее утро, когда он был приглашен в гости к сэру Арнольду ап Дугал пару лет назад. Их ждали кексы, дымящийся кофе и разговоры о Густаве, который в очередной раз отказал Дугалам в праве вмешиваться в его работу в цехе с нокерами. Вежливо отказал, спокойно, но отказал. И кому?! Ши! Арни явился совсем недавно и сохранил яркую память о временах, когда такое было невозможным. Граф просил Роланда примирить новичка с суровой действительностью. В середине не очень приятного разговора - Арнольд постоянно срывался на "а вот раньше было лучше!" и уже начал немного раздражать своей косностью - раздался звонок в дверь и Роланд вместе с химерой пошел проверять, кто пришел - хотелось пройтись, привести мысли в порядок и как-то развеяться от досадливой обязанности. У порога топтался Билли, самый младший из почтарей, с ворохом словесных поручений, двумя запечатанными конвертами и корзинкой от одной воздыхательницы. Пока Билли начитывал послания химере, Роланд делал вид, что слоняется по огромной прихожей - у Арнольда был настоящий дворец с высокими потолками, богатой мозаикой на полу и ростовыми зеркалами. А после возвращаться сразу к хозяину не захотелось, и Роланд дал ши время разобраться с перепиской, пока он сам немного поболтал с Билли за жизнь. Оказывается, что почти все раты на границе Дальней Грезы открываются ответом на какой-либо личный вопрос, который надо угадать. Некоторые подстраиваются под открывающего, чувствуя его эмоции и открываясь, когда те достигают определенного пика, другие же хотят узнать что-то вполне конкретное, и чтобы узнать, чего же те хотят, иногда приходится поиграть с ними в "да-нет", рассказывая самые разные факты из своей жизни. Говоря это, Билли как-то неуверенно косил глазом в сторону, как будто повторял за другими то, во что не очень-то и верил сам. Ну, учитывая его возраст и запрет графа, может он сам никогда и не пытался выйти в Дальнюю Грезу. Всяко бывает.

Грохот. Поспешно открыв свой чемоданчик, он протянул остальным верёвку. Закрыл и отложил чемоданчик, оглядел остальных. Осознал, что он тут самый подкачанный (даже подкачаннее, чем военный, чему удивился), и пошел вытаскивать Кларка, попутно исследуя свой путь на ловушки, хотя все, какие были, должны были быть уже активированы военным. Для начала он поискал, за что можно закрепить верёвку, чтобы было удобнее тащить. Самому бы не свалиться. Если закрепить не за что - будет просить мистера Морана создать дополнительный вес, т. е. тоже за нее уцепиться.

С помощью фонарика посветив в отверстие и увидев, что мистер Кларк не истекает кровью, но стоит на решетке, под которой течет подземная река, он ответил девушке:
- Я понимаю ваше волнение и ваше рвение, мисс Тина, но он не выглядит умирающим, да и упал неглубоко. Не стоит рисковать собой из-за ушиба. Если уж люк провалился под весом одного человека, то что станет с решеткой, если на нее встанут двое? Здесь все ветхое, больше тысячи лет назад построено. Чудо, что он не ухнул в воду.
- Как вы там, Кларк? Спускаю верёвку, обвяжите себя за пояс, и я вас вытащу. Подайте сигнал, когда можно тащить, - проинструктировал он упавшего.

Интересно, почему здесь все восьмиугольное? Срез коридора - восьмиугольный, крышка "люка" - тоже. Какое-то священное число? А скарабеи - ромбовидные, т.е. четырехугольные. Значит ли это, что их нужно два для открытия того, что они открывают? Или нейтрализации того, что они нейтрализуют. Аб поделился этой мыслью с остальными, когда вытащили мистера Кларка, а также тем, что под ними, судя по всему, протекает подземная река.

Аб подошёл к незаваленному коридору, потянул воздух и тут же сморщил нос, учуяв затхлость и спёртость.
- Вентиляции, похоже, нет, - пробормотал он и громче: - Видимо, небольшой отросток, хотя, если предположить, что "скарабей" открывает не ловушку, а дверь... Одно другому, конечно, не мешает.
И занялся илом: сначала придирчиво рассмотрел его со всех сторон, потом поковырял, проверяя твердость, и, наконец, решил на всякий случай зарисовать находку, как это принято у археологов.

- Ну что вы, я думаю, мисс Тина будет вполне полезна, - мягко улыбнулся коллеге Аб. Его всегда привлекали женщины, а хорошенькие - и подавно. - Я читал пару ее работ и уверен, она еще заткнет за пояс иных недоброжелателей. Еще одно мнение никогда не помешает, особенно когда речь идет о чем-то, с чем мы еще не сталкивались. Заметьте: этот элемент не похож ни на что другое здесь, в Египте. Кто знает, какое открытие нас ждет? Предвкушаю новое и неизвестное - огромное поле для деятельности, всем хватит. Так что думаю, нет причин оставлять наверху кого-то из тех, кто хочет спуститься, - кроме мистера Уингейта, у него уважительная причина. И полностью согласен насчет рабочих, фотографий и остального, - перешел он на деловой тон. - Когда выступаем? Думаю, хотя бы пару часов нам понадобится на сборы?

Увидев хрустальный клинок, направленный ему в горло, фомор остановился. В зеленом взгляде мелькнул какой-то расчет - быстрый, как росчерк пера, и неумолимый, как гнев Грезы.

- Не убивай, - Амелия снова бросается к врагу. - Брат.
Она пытается сшибить его, вывести из-под прицела короткого прозрачного меча, спасти... ее мучает отвращение и привязанность. Ей бесконечно больно видеть брата таким, изменившимся. Но она и сама - не такая, какой была прежде. Вопрос в том, кто принял каждого из них. Ее - граф из Дома Скатах, светлый ши, пусть и не без некоторых проблем, его - видимо, взял в свою свиту фоморский владыка. Был ли у каждого из них выбор?..

Фомор протягивает руку и насаживает ее на хрустальное острие, капает, дымясь, черная кровь, рассыпается клинок золотыми искрами, и те окутывают двоих измененных, сплетшихся в тесном объятии: зеленоглазый обнимает кинувшуюся к нему сестру за талию и прижимает к себе, прежде чем исчезнуть в водовороте гламура. Но Роланд - маг, он знает, что у открытого фомором портала есть еще пара секунд, прежде чем он будет вести в никуда, подвергая любого, кто захочет последовать за ними, смертельной опасности. Попытается ли он прыгнуть следом, надеясь на ловкость и удачу, или сделает то, о чем ему говорит фомор, исчезая:
- Ищи ее там, где нет времени. И избранника ее приведи, если хочешь заклятие снять.

Видели вы когда-нибудь добротные романские замки? Приземистые, с округлыми башнями и двором, провонявшим навозом. Тут так и было. Четыре низких, всего в три этажа, башни, напоминающие, скорее, высокую бочку, чем собственно башню. С узкими бойницами высоко-высоко под самыми зубцами. На крайней левой - флаг леди Амелии, на крайней правой - герб графа (сейчас приспущен) и знамя фригольда, две другие - просто двуцветные праздничные вымпелы, по случаю готовящегося торжества (тоже приспущены).

Полет кивнул - он всегда на стороне хозяина. Отвод глаз закончился, и когда Роланд подобрался к открытому в небольшой пристройке окну рядом с замком - ненадежная и хлипкая, она казалась воздушной и ненастоящей рядом с солидным и серьезным замком, который, казалось, собирается стоять здесь вечно. Внутри... ши увидел все через окно - низкое и широкое, можно залезть, если хочется, но без коня. Полет не влезет, он слишком могучий и статный.

Миссис Аккен - пожилая, дородная богганша в черном платье и белом кружевном переднике, настоящая горничная, как их изображают в искусстве, - заслоняла собой хрупкую дочь графа. Ну как заслоняла - болталась в воздухе, поднятая могучим зверем, и кажется, была при смерти, но еще жива. Роланд чувствовал, ее еще можно спасти, если придумать как - ведь на фоморов не действовали чары, только клинки, лучше - из холодного железа, а их не пронесешь в Грезу. Впрочем, в этом звере чувствовалось что-то иное - свое, родное. Чем-то он был близок... изысканной красотой? Лунным серебром, струившимся с шерсти? То, что это не оборотень, ши понял сразу и без сомнений: в детях народа Гару чувствовалась страсть, ярость, желание, буйство. В этом - лишь бесконечная холодная расчетливость, с которой нельзя договориться. Ей можно подчиниться или бежать от нее, по-другому - она не поймет.

Амелия... больше не была леди. Ее волшебно-розовое платьице затрещало и разорвалось, опадая хлопьями на дощатый пол. Ее трансформа была уродливой и жестокой, она беззвучно кричала, изгибаясь в самых нелепых позах, - Роланд увидел пару прозрачных слез, в уголках изменившихся глаз. Но когда все закончилось, стало видно: они пара с тем зверем. Оба ладные, плотные, настоящие, красивые. Он - черный, она - снежно-серая, с золотыми кисточками на ушах и жемчужными разводами на шерсти. На шее видна цепочка, но она спиной к окну, неясно, что там - кулон или нет, на талии - красивый пояс с символами, смутно знакомыми.
- Отпусти ее!!! - прорычала Амелия, готовясь к броску.
Несмотря на измененный облик, сделавший ее и выше и плотнее, она все равно была ниже и слабее противостоявшего ей фомора, просто уже не так сильно, как прежде.

Алья выслушала Ори очень спокойно и не стала реагировать сразу, переключившись на таможенника и с азартом начав ему показывать свои наряды и рассказывать по каждый мини-историю, как она... Да куда же вы? Я ещё о своей родине не рассказала! Да что они такие впечатлительные-то, а? Ну, личные вещи, ну и что? Я даже сходить здесь не собираюсь! Можете чувствовать себя в безопасности. Ей всегда было смешно от того, как тут боятся чужой проповеди - ведь если вера искренняя, то чего боятся чужой? С чужими дружить надо, так вернее будет!

А когда Оридана ее напрямую спросила о вопросах, вздохнула. Не так должен происходить этот разговор, совсем не так. Не при всех. Однако у пророчицы, похоже, свой кинк на публичных исповедях - ох уж эти абсолютисты, вечно намудрят! Но раз уж она спрашивает...
- Вы сказали, что всё плохо. Чем таким можно шантажировать знаменитую пророчицу Фароса, что это ужаснее сотрудничества с каким-то культом? Если вера ваша так сильна, что вы ни за что не пойдете на поводу у посторонних культистов, то разве мученичество не прекрасный выход для всех сторон? Нет, я не предлагаю вам сдаваться и мучиться. Я лишь говорю о том, что дела должны подтверждать наши слова - разве не так учит Абсолют? Я чувствую ваше смущение, но не понимаю его. Хотеть жить естественно, но если другого выхода нет - разве Абсолют не примет вашу жертву?

Похоже, Коту принадлежала не только его подушка, но и все подушки рядом. И снова Бенедикт улыбнулся. Он бы и уступил место, но к нему на колени невесомо вспорхнули, оставляя крохотные дырочки в темной, чуть вязкой коже штанов, и юноша остался сидеть, где сидел, делясь теперь уже своим чаем с Котом.

- Доброго дня, сэр Ёжи, - кивнул он рыцарю, чьи доспехи успокаивали - Бенедикт видел в нем собрата, старшего и сильного, который может защитить и от своих, и от чужих. А внешность нечеловеческая, так для подменыша это не новость. Только гордые аристократы обладают более-менее человеческой внешностью, да странники вроде самого барда, а остальные - кто во что горазд. Кто-то - столп света и тени, кто-то как горящий костер, есть клоуны, никогда не снимающие маски, а есть шуты, искусные в развлечениях, - те часто напоминают различных животных, как этот рыцарь. В Грезе много мифических существ, и если судить всех по внешности - так недолго и в королевствах кошмаров оказаться или, хуже того, в психушке, где добрые доктора излечат тебя от всех признаков фантазии.

Недолгая пауза повисла росистым утром, и Бенедикт заглянул в котомку, что прежде опустил возле стула, извлекая оттуда свирель - легкую, плоскую, из светлого дерева, словно звенящую льдом и капелью.


- Свирель, ее еще называют флейтой Пана - это один из сатиров, вызвавший на состязание самого Аполлона, но оставшийся живым. В отличие от своего собрата Марсия, который едва не победил бога искусства и поплатился за то жизнью, Пан проиграл и больше не участвовал в состязаниях, но его кожа хотя бы осталась при нем. Может быть, это символ того, что в стремлении к совершенству и самовыражению не стоит переходить границ, за которыми лежит унижение других, но для меня это простой и привычный инструмент, которым можно сказать больше, чем словами. Когда молчат уста - говорит сердце. Давайте я лучше сыграю.

Он закрыл глаза, поднеся к губам свирель и согрев ее своим дыханием. Веранду окутало многоцветное облако, в котором проступили фигуры - сначала неясные и туманные, но все больше обретающие четкость по мере того, как мальчик играл. Вот замок с островерхими башенками, на флагштоках развеваются зеленые флаги с тем же гербом, что на груди Бенедикта. Вот светлое воинство - высокие, статные рыцари в сияющих доспехах - выходит из ворот, устремляясь вдаль по дороге, вымощенной серебром. За зеленые холмы и скалистые горы, за реки, текущие расплавленной медью в закатных лучах, за белые арочные мосты, висящие над бездной. Вот их предводитель подходит к границе, за которой кончается благословенный свет и начинается вечный сумрак. Вот войско встречает войско, и Бенедикт, только выше и старше, подносит к губам длинную поперечную флейту и за его спиной встает призрачное воинство и устремляется на врага. Вот снова он, поддерживает раненного предводителя и что-то рассказывает - долго, убежденно, с непокорным огоньком в глазах. В них летят стрелы и копья, но все они разбиваются о невидимый щит, воздвигнутый его волшебством... Музыка обрывается на высокой ноте, туман рассеивается, и юноша сидит, невидяще глядя в чай, снова и снова переживая тот бой и ту историю...
ссылка

Комната графа в Мире Осени было невыносимо, до приторности обычна. Грязно-коричневые обои с тусклыми кленовыми листьями неопределенного цвета - то ли желтые, то ли бурые, смятая кровать без покрывала, белье несвежее - темно-лиловое, с многочисленными разводами и аккуратно поставленными заплатами. Явно старое, выбирала явно женщина. Конечно, может быть, продавщица. Пыли и сора нет, в комнате регулярно прибирают. На стене у кровати - ковер с выцветшим слоником в джунглях. Комод, крюк для одежды с парой старых костюмов, на полу - плетеный коврик, застиранный до невозможности. Письменный стол, увешанный и уставленный фотографиями жены. Из окна вид на непрополотые грядки. Отчего-то дышать здесь тяжело и душно, несмотря на открытое окно. Кажется, будто внимание к этому месту давит все светлые порывы, заставляя мыслить взвешенно и рационально. Остается странное чувство нереализованности и упущенных возможностей.

Комната Амелии светлее, с розовыми, а не серыми занавесками, высокой, не продавленной кроватью с тремя матрасами - самая настоящая принцесса на горошине! Много мягких игрушек, много кружевных салфеток и фотографии родителей, кормилицы с нею самой. Много книг - разбросанных в беспорядке, но в основном невероятно детских, с большими и красивыми картинками. На кровати устроилась трехцветная полуоблезлая кошка - явно сиганула через открытое окно. Мольберт и пастельные мелки рядом, но неоконченный рисунок обычный - так, кто-то гривастый и квадратный, с мощным торсом и буйволиными рогами. Кто-то, чьи черты совершенно невозможно разглядеть. Никакого таланта нет и близко - или практики. В ее возрасте можно рисовать гораздо красивее, если много и прилежно заниматься. Ноты и флейта на стеллаже у двери. Одежда очень обычная, подростковая и не очень девчачья, не особенно кокетливая - лосины, шорты, пара темных кургузых платьев, больше джинсов и маек. Не очень женственна юная ши. Письменного стола нет, зато ковролин - шикарный, темно-серый с синими отливом, - загнан под плинтус и по углам даже какие-то подушки видны в плотных кружевных чехлах. В комнате девушки дышится легче, но и здесь чувствуется безнадежность и отчаяние Осени, мечты, которым не суждено сбыться. Проклятие, которое невозможно снять.

Изначальность? Нет, не похоже. Колдовство пахнет не так. Изначальность - это сырость летнего дождя и набухшего семенами мха, это подгнивающая кора и терпкий запах смолы, это подснежники на снегу и легкое дыхание распускающегося жасмина. Здесь пахнет смертью, отчаянием и безысходностью. Кажется, здесь и правда кого-то убили. Или очень хотели убить. В Грезе.

Попытка выследить спешно покидавших дом хозяев привела к неутешительному выводу: их здесь не было уже очень давно. Оно и понятно: какая бы трагедия ни произошла в Грезе, до рата отсюда минут десять хода, так что если хозяева в курсе случившегося, то они не заходили в дом в Мире Осени и не уходили из него здесь. Они пользовались ратом, а дом, чувствуя их растерянность и отчаяние, среагировал в обоих мирах. Или здесь был кто-то еще. Кто-то, кто умеет уничтожать за собой следы, но почему-то не стер кровь на кухне. После этого осмотра переходить в Грезу без мер предосторожности казалось немыслимым.

- Да, бабочки! - Алья сделала шаг к Оридане и осторожно, кончиками пальцев легко коснулась несколько раз ее лба, висков, щек. - У меня есть очень красивое лиловое платье, которое бы прекрасно гармонировало с вашими волосами. Оно шикарное, но длинное и совсем не откровенное, больше закрывает, чем показывает, со стоячим воротничком. Я могу немного расширить его, чтобы на вас лучше село, а сверху прикроем пелериной - пока не решила какой, но подберём. С этим платьем будет очень интересно смотреться макияж с бабочками - здесь, здесь, здесь и здесь можно нарисовать мотыльков, чтобы казаться мрачнее, или розовых, перламутровых и нежно-лиловых бабочек для лёгкости и красоты. Краски для волос у меня, к сожалению, нет, зато есть линзы для косплея - ярко-зеленые, очень запоминающиеся... Что до астрокома, - она глянула на остальных, - это же безопасно? Или лучше мне поискать, чтобы не было обращения от искомого об'екта?

Почему мои дамы никогда так не делают? Отголосок далёкого прошлого, нереальный и невозможный сейчас, но до мозга костей правдивый.

Такой - злой, но искренней и открытой - незнакомка нравилась весеннему гораздо больше. Он не любил лжи, не любил фальши, считая, как недавно сказал Лею, что всегда можно договориться. А если нет, то все равно лучше так, чем притворяться кем-то, кем ты не являешься. Неужели они настолько ничтожны в ее глазах, что не стоили правды с самого начала? Неважно. Важно то, что теперь она вызывала сочувствие, - одиночеством и неспособностью к нормальному общению. Хотелось не пройти мимо, отгородившись непониманием и извинениями, а облегчить ее боль, пусть даже придется ее убить для этого.

Недолго думая, Кеннет шагнул к ней, автоматически оценивая ее состояние, и резко сдёрнул ее обеими руками вниз, чтобы, крепко обняв ее одной рукой за талию и прижав к себе, плотно закрыть ей глаза второй и поцеловать, не позволяя ей произнести то, что она собиралась, - с увлечением и страстью, какие бывают только в минуту опасности.

Думал ли он о том, что дама может обидеться ещё больше? Или о том, что Лей весь наизготовку, ждёт, словно дикий зверь в засаде, удобного момента для нападения? Или о том, как все это может кончиться? Нет. Он думал только о том, чтобы понравиться и увлечь, заставить забыть ее обо всем.

Это было хорошее время - на границе, когда Кеннет не чувствовал себя особенно лишним, потому что везде в природе еще царило время его отца, но по обычаю - уже Осень, и эта путаница даровала ему уют и успокоение. Сам он еще не приносил никаких клятв и мог без зазрения совести не обращать внимания на все эти “предрассудки”, но Лей явно праздновал и хотелось присоединиться.

Заслышав на улице суету и крики, юноша с любопытством сполз с кровати и выглянул в окно. Ну конечно, если где-то шумят - ищите кого-нибудь вроде него, смелого и золотоглазого. Обернувшись и убедившись, что смертная девушка, с которой он провел ночь, еще спит и не просыпается даже от уличной брани, подменыш быстро оделся, оставил на столике у кровати пару спелых яблок и медную подвеску, после чего спустился вниз, заплатил трактирщику за завтрак, который закажет оставшаяся в его комнате дама, и спешно вышел на улицу.

Лея следует ждать на крыше, поэтому, пройдя несколько домов, Кеннет по сараям забрался наверх и принялся искать товарища - где же он? Еще бегает? Сам подменыш, в клетчатой рубахе нараспашку и кожаных, не до конца зашнурованных на боках коричневых штанах, заправленных в сапоги лишь частично, с растрепанными ветром волосами, являл собой наглядное зрелище бурной ночи, кажется, еще не до конца закончившейся - во всяком случае в мыслях самого юноши.

- Конечно! - Алья с энтузиазмом принялась кликать по самым кавайным фоточкам, пропуская те, что казались обычными или недостаточно смешными. - Ой, это лисики... А вы знали, что лисы начинают скулить, когда их гладят? У меня есть прикольное видео, как гладят лису - настоящую лису, я имею в виду, не кицуне. Кицуне-то, конечно, могут что угодно делать - они всё-таки разумны. Знала я одного кицуне... - ками мечтательно улыбнулась. - Это было хорошее время. У него было семь белых хвостов и он... Вам, наверное, не очень интересны чужие любовные истории?

Ситара ощутила словно ее души, психики ласково коснулись мягкой лапкой, срывая невидимую вуаль, до того отделявшую ее от Уолтера, а доктор - как Эль медленно отдаляется куда-то вглубь, делаясь совсем незаметной, а его собственные чувства, тянущиеся к Ситаре, каскадом обрушиваются на странницу, смывая и унося неестественное теперь разделение.

...Каждый ощутил чувства другого - почти как свои, но с четким пониманием, кому они все-таки принадлежат. Происходящее стало объемнее, четче, ярче - ведь каждое мгновение они переживали дважды, за себя и за партнера, в одну единицу времени. Мысли, эмоции, воспоминания - с легким всплеском слились в единое целое, не смешиваясь и не разделяясь. Каждого стало будто бы двое и в то же время ощущение неразрывного и всепоглощающего единства захватило их и повлекло.

Алью трудно было смутить внезапным вопросом, если он хотя бы отчасти напоминал вопрос вежливости. В разных культурах спрашивали разное ради поддержания общения и заполнения неловких пауз, и ками уже давно научилась переключаться не задумываясь, легко и просто - как дыхание, как ритуальный танец, как улыбка. Она весело кивнула капитану:
- Все по плану, кэп. Если считаете, что нам нужна дополнительная удача, я немедленно проведу ритуал на нижней палубе... А, ну ладно, - она беззаботно пожала плечами, узнав, что не надо отвечать, и дисциплинированно направилась на мостик,занеся перед этим письма и мелкие посылки в каюту.

- Не, о его бывшей жене.
Ощущение, что говорящая пожала плечами.
- Он мне разрешил быть внутри него, так что мы теперь почти одно целое. И он совсем не возражал, когда я пообещала убить ее, так что у нас общая цель.

Мужчина удивлённо вскинул на Ситару глаза, потом потупился и не стал отпираться:

- Много всего, но это рассказ не на пять минут. У тебя есть время... сестра?

Получив подтверждение, старик повел их к ближайшему кафе - выход из того самого туалета оттуда не просматривался, но курс легко можно было скорректировать, благо забегаловок здесь было много на любой вкус. Заказав себе лагера, странник устроился поудобнее, отхлебнул и начал свой рассказ.

- Родился я на флагманском корабле Перекати-поля, в семье, близкой к Глашатаю - Глашатай Бездны, лидер всех странников, - пояснил он Уолтеру. - Родители мои придерживались весьма ортодоксальных взглядов, может быть, даже больше, чем надо. Я никогда не обрел их понимания Бездны и их глубины веры. Все, что происходило там и тогда, было мне чуждо, казалось странным, глупым и надуманным. Я не слышал Бездну, и в 14 лет сбежал, угнав одну из спасательных шлюпок.

- Мир за пределами Флота оглушил и ослепил меня. Без преувеличиений, он казался прекрасен - даже идеален. Я провел счастливые шесть лет, путешествуя механиком по Клоаке, на разных кораблях. Платили мне, по меркам странников, неплохо, родители научили меня обходиться малым и, пока не встретил Викторию, я особо не шиковал - мне хватало. Вики была... необычной. По-детски капризной, но доброй и отзывчивой, мы поженились и у нас родилась двойня. Мы думали осесть где-нибудь или купить корабль, но денег не было и тогда я впервые решился обратиться к Ней. На последние деньги купил баллончик и изрисовал стену позади хлебного магазина в городке, где мы жили. Нет, я не стал Ее слышать, но мне понравилось. Через неделю я повторил, а потом еще и еще… К нам начал ходить участковый с профилактическими беседами. Жена забеспокоилась и вызвала санитаров - из психушки я вышел совсем другим человеком.

- Не знаю, какой мне поставили диагноз, но именно там, среди тяжело больных, я впервые услышал Ее. И был счастлив. Потому что это означало, что я не совсем потерян, как считали родители, как считала жена, как считал я сам. Она сказала мне, что у Нее есть для меня задание и что корабль ждет меня, как только я буду готов. Я собрал вещи, “вышел погулять” в обеденный перерыв и не вернулся. Она вела меня. Я сел на шаттл, который отправлялся на станцию, и в полете выяснилось, что на борту несколько мелких дронов Машины… С Ее помощью я выжил и забрал себе шаттл, когда остальные погибли или спаслись на шлюпках. Это было потрясающее ощущение - быть ведомым, когда тебе говорят, что делать в каждый момент времени и все это оказывается правдой. “Поверни налево”. “Постой здесь две с половиной секунды”. “Отсоедини этот шнур”. Я вывел из строя трех дронов, остальные отступили. Она велела сообщить обо всем цензорам и следующие несколько месяцев я провел в их Цитадели под неусыпным присмотром, медиков и бойцов, считавших, я могу в любой момент выпустить щупальца и попытаться взять их под контроль. Наконец, меня отпустили, поблагодарив за своевременное реагирование, дали денег и разрешили забрать какую-то списанную посудину, которую собирались сдавать в утиль. К этому моменту я уже забыл, что такое мир и семья, что такое дети… мои дети.

- Ответственность за самостоятельные решения давила на меня слишком сильно, и я не вернулся к Вики. Я странствовал, исполнял Ее поручения - в основном довольно мелкие - и жизнь была для меня полна как никогда. А потом я узнал, что случилось с ними - с Вики и детьми… - он жадно допил остатки дурно пахнущего напитка. - Больше я Ее не слышал. Не хотел слышать. Не мог. С тех пор я слышал только зов градусов, чем больше - тем лучше.

- Сенкью! - помахал салфетками Кенджи и был таков.

И все равно не успел. Проклятый иностранец его отвлёк, и ещё это письмо... Грустно обозрев скамейки с мамашами, Кенджи достал мобильный и набрал номер - несостоявшегося? - работодателя, готовясь извиняться и просить дать ещё один шанс. Конечно, он не мог быть уверен на все сто, но этот скверик... вселял надежду. Что это именно то, что ему нужно.

Нечасто можно встретить при дворе кого-то с речами не только красивыми, но и от сердца исходящими. Интересно, отметила про себя Чио. Совсем юный или здесь что-то другое? В какой-то момент она даже задумалась, а не господин ли Баюси - причина этой расторопности?.. Но быстро вернула себе строгий строй мыслей, словно отбросив все озорство движением веера. В конце концов, это не ее дело, как проводят время эти двое. Пока не ее.

- Всегда радостно слышать о ценителях высокого искусства, - размеренно отозвалась она на реплику Сакураи. - Любование кленами возвышает душу и приближает нас к пониманию скоротечности всего, что поражает воображение, и его особому месту в жизни... Вы, наверное, часто любуетесь кленами, Сакураи-сан?
"В компании вашего господина, столь глубокого понимающего искусство", - осталось не прозвучавшим...

- Вы... вы не имеете права! - еле слышно вспыхнула в ответ та чопорная вдова и, засмущавшись, обратилась к зеркалу напротив ее рамы: - Всегда мечтала это сказать какому-нибудь юному сорванцу... - Зеркало нечленораздельно скрипнуло в ответ.

Амелия рассеянно кивнула - раз не голоден, значит не голоден - и доведя своего спасителя до скромно, почти бедно обставленного кабинета, с книжными шкафами, огромными окнами и массивным черным столом, принялась что-то искать на полках.

- Где же оно... странно, что отец не запер дверь - обычно... Ах вот, оно! Выпейте, вам полегчает, - юная особа протянула Рею бирюзово-зеленый флакон, раскрашенный тонкими мазками розовой эмали, и тут же зашлась в сильном кашле.

Зелье пахло резко и терпко, навевало мысли о сонном дремотном луге, о горьких травах и всех, кого отвергли в любви, - они ведь как-то выжили? Интересно - как?..

- О боги! - химерка закрыла глаза лапками. - Да ты нокер! В самом худшем понимании этого слова. Ладно-ладно, что-нибудь придумаем, не ворчи. Леди... - мышекрыска, проворно перебирая лапками, добралась до решетки, разделявшей узников, и глянула на девушку. - Хм... ну... даже не знаю...

- ДА! - пропищали лезущие со стен, из пола, буквально отовсюду разношерстные создания, в основном серые, облезлые, тощие и несчастные, но очень воодушевленные открывающимися перспективами. - ЕДА!!! КАЖДЫЙ ДЕНЬ!!! ЭТО ОБЕЩАНИЕ!!! - У Ганса возникло ощущение, что его не дослушали или вообще не услышали, но прежде чем он успел что-то пояснить разноголосому хору, в камере ши раздался глухой хлопок, появился тонкая золотая дужка открывающегося портала, тут ж схлопнувшаяся. Ромуальда дернулась на звук, нахмурилась, но тоже не успела ничего прокомментировать, потому что в ту же секунду до нее добрались мохнатые лапки химер и девушка исчезла.

Если Ганс и хотел запротестовать, из горла вырвался всего лишь тонкий писк, а все вокруг внезапно увеличилось в размерах и стало темным, далеким и туманным, в отличие от придвинувшихся плит пола, в которых он теперь мог разглядеть каждую маленькую трещинку, каждую щербинку и неровность. Руки сморщились до тоненьких когтистых лапок, покрытых шерстью, одежда втянулась в тело, для равновесия появился длинный лысый хвост...

- Хихикс! У тебя рога, - пискнул кто-то рядом, обнюхивая боггана.
- Побежали! - пискнули с другой стороны. - ЕДА!!! БЕЖИМ!!! НАС КОРМЯТ!!! - и давка и толчея со всех сторон, сопротивляться которым совершенно невозможно. И вот уже над головой не тусклый свет неизведанного пространства, но низкий каменный потолок, придающий спокойствия и уверенности, и все целеустремленно бегут вперед, не разбирая дороги.

Теплый порыв ветра принес с собой запахи трав и цветов, пряный аромат полыни и сладкий дурман шиповника, словно с границ Янтарного. Сосны шевельнули в высоте пушистыми зелёными лапами и затихли, уронив пару невесомых шишек.

Реакция существа могла показаться Варсе странной. Оно уставилась немигающим тусклым взором, в котором сквозило глубокое непонимание, на пришедшего снизу юношу и как будто лишилось дара речи. После внушительной и довольно неловкой паузы оно снова подало голос:

- Я Механик, - совершенно машинально, и тут стало ясно, что его, похоже, заклинило: - Я Ежи, я Варса, я Механик. Я Ежи, я Варса, я Механик. Я Ежи, я Варса, я... - раздумчиво повторял он, наклонив голову и, кажется, полностью уйдя в себя.

Тем временем оба почувствовали... изменение. Словно по спине спустились мурашки, или в жаркий день дохнуло из ледника, или кто-то внезапно обрызгал водой из колодца... Ежи повернул голову, вглядываясь туда, где янтарный циферблат касался бронзовой оправы: там неспешно проявлялся чей-то туманный силуэт, напоминая одновременно и человека, и птицу.

Конрад Стефф, шериф
Старец, 38 лет, тролль-гигант (благой).

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.
По паспорту - Шейен Олгуин (его часто зовут "мастер Олгуин" даже феи, уважая его смертный род, давший Джинтауну много достойных фей).

Могучий кряжистый мужчина, кажущийся смертным почти толстым, с загорелой дочерна кожей, мексиканец. Обличье феи у него девяти футов роста, обладает темно-синей, чуть блестящей кожей (ходят слухи, что в аркадианском роду Стеффов есть духи огня и воды) и яркими светло-зелеными глазами. Белки чуть синеватые. Рожки на лбу ярко-алые, что довольно необычно. Одевается в смертном мире в камуфляж, в вуали - в спокойные зеленые одежды, какие носили примерно в веке десятом в Скандинавии, по праздникам носит килт. Играет на волынке в местном оркестре. Любимое оружие - громадный двуручный меч, но с ним он обычно ходит только за пределами города. В самом городе ограничивается резиновой полицейской дубинкой и табельным револьвером, который для фей выглядит как дуэльный пистолет конца XIX века.

Характера Конрад типично тролльского - консервативный, честный, приверженец Закона во всех его вариантах (и смертном, и фейском, но к фейскому тяготеет больше). Присягал не лично графу, а всему Джинтауну, но на деле обычно слушается графа, когда тот велит кого-то арестовать и посадить под замок - но не потому что считает себя его рыцарем, а потому что во многом согласен со Скатахом в том, что касается поддержания порядка в городке. Если сравнивать их, граф, несмотря на любовь к морализаторству и чтению нотаций, во многом мягче шерифа и на многое смотрит сквозь пальцы, в отличие от Стеффа, который может и за украденную грушу посадить в подвал или хорошенько выпороть. Вместе с тем его не боятся, а уважают. Преступности в Джинтауне почти нет, так что жители - и феи и смертные, между которыми Конрад не делает различий, - считают его отличным защитником их спокойной, размеренной жизни.

Его родители Летисия и Гильермо Олгуины (фейские имена у них другие, но они предпочитают, чтобы их называли по их смертным именам и фамилиям) - одни из самых почтенных нокеров Джинтауна, правда, Гильермо уже давно болен и, скорее всего, скоро покинет свое смертное тело. Это заставляет обоих еще острее воспринимать все, что связано с фейской жизнью, сильнее откликаясь на чужую беду и спеша выполнить как можно больше заказов прежде, чем последует перерождение. Летисия очень не хочет оставаться одна и крайне болезненно реагирует на все, что связано с болезнью мужа, смертью и вдовством.

У мастера Олгуина трое детей - сыновья-тролли Рикардо (11 лет) и Эмилио (16 лет) и дочь-сатир Эстела (почти 13 лет), которая настаивает на том, что ее надо звать Раулем. Эмилио стесняется своего женственного паспортного имени (при том, что и фейское, и смертное обличье у него выглядят более, чем могуче и мужественно: он всего на пару сантиметров уступает отцу в обличье тролля, а как человек почти того же роста, что и шериф) и просит называть его по его фейскому имени - Конлет Уолш, но тут он опять начинает стесняться, т.к. сильно привязан к своей нынешней семье (которая в Аркадии ему семьей не была, он с ними тогда даже знаком не был), и в результате получилось, что он Конлет Олгуин. Большинство тех, кто его знает, в курсе его метаний и стараются проявлять осторожность при именовании.

Прапрадед Шейена (по женской линии) был тем самым графом Уолтербери, что заключил с местными оборотнями договор. Он был ши из Дома Эйзин и, как рассказывают, побратался с одним из вождей Гару. Что там было на самом деле - неизвестно, т.к. договор заключен в двадцатые годы, а первый граф Уолтербери ушел в пятидесятые и даже эшу не помнят подробностей. Может быть, эту историю они никогда и не знали... Как бы то ни было, с тех пор в семье Олгуин каждого ребенка, прошедшего Кризалис, возят в септ и знакомят с вождями оборотней, после чего таких фей с обеих сторон называют "наследниками договора". Только они могут беспрепятственно ходить по землям Гару, если возникает в том необходимость (например, позвать оборотней на помощь), но стараются не делать этого без особой нужды.


Дружина
Шерифу подчиняется дружина из порядка 30 добровольцев, из которых только двое - смертные. Остальные - в большинстве своем молодежь, очень разномастая, принадлежащая почти всем китам, кроме ши (все ши входят в войско - или лучше сказать отряд? - графа), но есть и относительно пожилые феи, сорока и даже 50 лет, но их меньшинство.


Гинки Мэй, владелица антикварной лавки

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.
Не то что бы в Джинтауне была нужна антикварная лавка. Совсем даже нет. Заведение Гинки Мэй большую часть времени нагло пустует, демонстрируя безразличие жителей к старине и истории родного края. Однако старуха Гинки каждое утро исправно встает в шесть утра и шаркающей старческой походкой пересекает полгорода из своей винтажной развалюхи в полутемную каморку позади ратуши - на тихой, безлюдной улочке в два дома, куда даже химеры, похоже, боятся заглядывать. Так там уныло и пустынно. В Ближней Грезе двери заведения Мэй украшают бегущие вверх и вниз по косякам золотые шнуры - все, кто пытался ограбить старую Гинки, познакомился с их верткостью и цепкостью. Душа, но не убивая жертву до конца, эти полуразумные химеры хватают воров и держат их до прибытия стражей порядка или самой Мэй, визжа на весь город так, что даже на окраине закладывает уши. Первый и последний раз лавку пытались ограбить лет тридцать назад, когда старая Гинки только-только поселилась в Джинтауне. С тех пор жители спят спокойно.

Чего только нет внутри! Самовылупляющиеся страусиные яйца, в которых внутри все время что-то стучит и скребется, но так и не вылупляется (хотя иногда приподнимает "крышечку" и смотрит на вас круглыми испуганными глазами). Чертежи окопов времен Гражданской войны. Подлинные дневники янки. Горящая Атланта в миниатюре. Камни из Ущелья призраков. Амулеты. Остатки. Иногда попадаются сокровища, но заставить старуху Гинки расстаться с ними - сущее мученье! Это же ее друзья, с которыми она беседует дни напролет. Кто знает, какие тайны они поверяют ей в тишине душных вечеров?

Сама Гинки - пак. Сколько ей лет - никто не знает, но она была старой уже когда приехала в Джинтаун в 1964-м. Правда, тогда, как вспоминают, ее волосы были седыми лишь наполовину, а не полностью, как сейчас, и правый глаз еще отливал желтизной, а не подобно левому собрату сиял яркой лазурью апрельского неба, как сейчас.

У нее пушистые белые волосы, громоздящиеся на голове, словно объемный воздушный шарик, и каким-то чудом прихваченные на затылке всего одним черепаховым гребнем. Разумеется, очень древним, чуть ли не из Китая привезенным папочкой Мэй. Маленькая, сухонькая, острая на язык и жутко задумчивая, она иногда кажется спящей, даже во время разговора. Как будто ей тяжело приподнять веки и посмотреть на вас или она считает вас не стоящими ее внимания. У нее махонькие сухонькие ручки, которыми она частенько поправляет длинную кружевную безрукавку до колен - неизменный атрибут ее повседневного существования. Несмотря на жару всегда носит старинные шелковые чулки, а вот блузки и юбки меняет так часто, будто мода все еще имеет для нее какое-то значение. Правда, все ее наряды одинаково старомодны.

Никаких намеков на то, в какое животное она обращается, во внешности Гинки Мэй не видно - то ли скрывает, то ли, и правда, нет. И как она обращается - тоже никто никогда не видел (а если кто и видел - то молчит). Общается она с покупателями всегда вежливо, но несколько витиевато, отчего где-то уже на пятой фразе начинаешь подозревать ее в чересчур тонких, завуалированных намеках, но если спросить ее об этом прямо - будет все отрицать. В целом, Гинки Мэй - существо добродушное, но загадочное и какое-то потусторонее, если вы понимаете, о чем я.


Солидад, аптекарша
Осенняя* Гилли Ду, 46 лет.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.
Смертное имя - Перита дель Боске.

Феи видят Солидад худой и задумчивой, в неизменном сером платке, завязанном назад, со слегка растрепавшимися белыми волосами, подкрашенными травяными настоями до нежного светло-зеленого оттенка. Ее темная серо-зеленая кожа покрыта морщинами, напоминающими кору дерева, а неопрятный балахон здесь и там весь в пятнах лишайников - белых, ярко-зеленых, темно-коричневых. Кое-где лишайники проступают и на коже, в основном на лодыжках, запястьях, висках и бровях. Она мрачна, не любит разговаривать и все время занята работой - либо делает мази и настои в аптеке, либо ухаживает за лекарственными растениями на своем участке. Любит ромашки. Играет на волынке. Очень замкнутая фея, у которой почти нет друзей среди городских. Часто гуляет в Грезе за пределами города.

Все помнят ее любовную историю, когда лет двадцать назад она влюбилась в заезжего эшу и, когда тот повздорил с бароном Ольфштронком** по какому-то пустячному поводу, вроде пролитого вина, кинулась разнимать их и напоролась на чей-то химерический кинжал. Впоследствии так никто и не узнал, кто тогда был виноват, но с тех пор она перешла к Осени и предпочитает не вспоминать о том инциденте. Свое же Весеннее обличье она потеряла очень рано, еще до совершеннолетия, гуляя по фригольду, но что тогда случилось, знали только ее родители (Солидад даже в пору своей Весны никогда не была слишком разговорчива), а они умерли лет пять-семь назад.

Аптека расположена на площади с фонтаном и отличается крайне низким содержанием привычных смертных лекарств. Анальгин, аспирин, бинты, бальзам, заживляющий ранки, - вот, пожалуй, и весь ассортимент. Иногда бывает аскорбинка и какая-нибудь мазь от грибка. Если очень сильно интересоваться, возможно, Солидад отыщет вам йод или зеленку. Все остальное - разнообразные мази, отвары, снадобья, порошки и притирания растительного, минерального и животного происхождения. Солидад сама растит часть ингредиентов, другие же собирает по всему фригольду и слывет лучшим знатоком лекарств на все окрестные владения. Медсестры из больнички часто захаживают к ней, чтобы посоветоваться насчет того или иного случая.
__
*Гилли Ду меняют свои обличья с химерической смертью.
**Предыдущим, который нынешнему по крови в этой жизни никто и ушел из Джинтауна лет 12 назад, но в Аркадии он был старшим братом нынешнего барона и уже в этой жизни оказывал на него серьезное влияние (как оно было в Аркадии уже никто не помнит, но тоже, наверное, оказывал).


Бриана Бейрн, воспитательница детского сада
Летняя Гилли Ду, 24 года.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.
Смертные имя-фамилия совпадают с аркадианскими - она выправила себе документы после кризалиса. До Ритуала Благословения о ней заботилась семья нокеров - муж, жена и ребенок (девочка), один за другим пропавшие несколько лет назад. Сначала Джон Грэхэм (7 лет назад), потом его жена Бесси (6 лет назад), потом их семнадцатилетняя на тот момент дочь-пак Бриджит (4 года назад).

Бриана появилась в Джинтауне 21 год назад. Маленькая девочка, одетая в белую распашонку, которую нашли у фонтана. Она близоруко щурилась и хныкала, и мистер Грэхэм, тогда бездетный, не смог пройти мимо.

В истинном обличье у нее бледно-зеленая кожа, тонкие березовые побеги по всему телу, длинные прямые и очень красивые волосы пшеничного цвета, кое-где с проглядывающими колосками. Она статная, гибкая и очень привлекательная, с тихим журчащим голосом и тихой лаской во взгляде. Дети, тем не менее, ее обычно слушаются...

Одевается модно и изящно - настолько, насколько это возможно для такого маленького городка на отшибе цивилизации, - обычно во все светлое.

Она очень спокойная и вроде бы адекватная, всегда все делает правильно и как надо, но именно эта правильность и заставляет живых людей и подменышей думать о ней как о городской сумасшедшей. Бриана имеет репутацию феи не от мира сего, но с первого взгляда ее "нетаковость" не понять, не увидеть. Слишком она тонка, эта неправильность. Только прожив рядом с ней год, два, десять лет, вы убеждаетесь в ее полной и абсолютной невменяемости при столь же полной и абсолютной правильности, выверенности всех реакций. А еще иногда у нее бывают озарения...

При этом ее считают безобидным и милым членом общества и, хотя с ней никто близко не сходится (так, чтобы поверять секреты), детей ей доверяют безо всякой задней мысли. Иногда даже говорят, что о детях в городе заботится ангел.


Сестры Уайтинг, медперсонал больницы

Анна, Глория и Мнемозина (или просто Тина). Сколько им лет, сказать трудно - где-то в районе между девятнадцатью и двадцатью пятью, наверное. Все были распределены в Джинтаун три года назад - якобы после колледжа, - и выглядели точно так же, как сейчас. До них в больнице была старушка-врач (богган), но она медленно сходила с ума, выписывала какие-то очень странные рецепты, на которые Солидад качала головой и говорила: "Лучше не принимайте, а то мало ли... отравитесь еще" и хмыкала, если клиент возражал. В конце концов, миссис Дэбни (доктор медицины, между прочим!) в один прекрасный день заперла дом, больницу и ушла из города. В Грезу. С тех пор ее никто больше не видел.

Когда она шла по Джинтауну, многие оборачивались вслед, недоумевая, но никто ее не остановил. С тех пор об этом не любят вспоминать. Больница простояла целое лето пустой и закрытой, а осенью явились они. Богган, нокер и красная шапка. И всем сразу стало очень весело, потому что сестры Уайтинг, как они сами представляются, любят шутить и смеяться, каламбурить (не всегда смешно и удачно, а иногда очень даже невпопад, если не сказать больше - с толстым-толстым налетом черного юмора) и обнимать клиентов за плечи. Некоторые даже вздрагивают, когда кто-то из сестер заходит им за спину, потому как в добропорядочном Джинтауне никому не хочется прослыть бабником только потому, что какая-то заезжая медсестричка повадилась его лапать. Впрочем, за пределами больницы девушки - сама чистота и невинность, но вот на боевом посту... бывает всякое.

Анна - красная шапка. Есть предположение, что она фельдшер, т.к. она принимает большинство решений, когда в больницу поступает пациент. Платиновые волосы до плеч, строгие очки в черной оправе и неизменная ярко-алая помада, иногда даже кажется, что губы у нее светятся. Вне больницы носит черную кожу и разъезжает на химере, подозрительно похожей на мотоцикл. Впрочем, у этой химеры есть еще оленьи рога и много других странных прибамбасов.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.

Глория - нокер. Стоматолог и специалист по протезам. Хмурая и молчаливая, она, когда принимает одна, обычно обходится записями в карте пациента, не удостоив его и словом, за исключением какого-нибудь заковыристого черноюморного напутствия при прощании, но с остальными медсестрами болтает за милую душу и чаще других бывает жестока в словах. Умные карие глаза, светло-каштановое, почти ореховое каре, подведенные карандашом веки. И никакого румянца.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.

Мнемозина - богган. Эта всегда на подхвате у других, самая добродушная из всех трех, но чаще других обрывает себя на полуслове и замолкает. Говорят, ее самый большой порок - это болтливость, что очень не нравится Анне и Глории. Тины всегда много и от нее очень трудно отвязаться. Золотистые кудри до плеч, много розовой помады и нежно-розовых румян, любит плакать в платочек и рассказывать, какая красивая у них была мама.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.

В смертном мире девушки похожи как тройняшки, фейские обличья у всех трех очень разные и не похожие на остальных.

Цены на лечение (известно только местным)
Простуду, царапины и герпес лечат бесплатно. Все такое же простое - тоже. За грипп и отравление - пару серебряных монет. А обо всем сложнее надо договариваться отдельно - могут попросить сходить в Грезу и принести оттуда луну с неба. Такого, правда, пока не случалось.


Билли Бойт, пекарь
Богган. Смертное имя совпадает с фейским. Родители (тоже богганы) не называли ребенка до тех пор, пока не прошел Кризалис и не стало известно его аркадианское имя, так и записали. 33 года.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.
Необъятно толстый, словно вылезающее из квашни тесто. Некрасивый. Среднего роста. Он очень активно принимает участие в жизни поселка, одновременно являясь и заведующим одного из продуктовых магазинов, и лучшим пекарем в округе, и тамадой на большинстве свадеб. Подвижный, беспокойный, верит в теорию заговора и Большого Брата. Изрядно параноидален, но сговорчив и добродушен. Играет на трубе в городском оркестре. Одевается в яркие рубашки с коротким рукавом, тропической раскраски, и просторные шаровары - и в смертном мире, и в Грезе. Разве что покрой немного разный, но кто на это обращает внимание, кроме специалистов? Свой мобильный никому, кроме как по Очень Большому и Важному Делу не дает.


Густав Лин-ху, распорядитель кузнечного цеха
44 года, нокер.

Получатели: Роланд ап Эйлунд, Арт (Этан Аарен), Да`Адерин ап Бомейн.
Аркадианское имя - Густав. Фамилии нет.

Смертное тело: наполовину кореец (или китаец?), среднего для европейца роста, с умеренно-раскосыми черными глазами, блестящими будто две обсидиановые пуговицы, на круглом загорелом лице. Несмотря на кит, довольно красив и очень ухожен. Одевается в модные кожаные штаны, черную рубашку с вышивкой и черную кожаную куртку, тоже очень и очень модную (по местным меркам, конечно).

Обличье феи: единственный внимательный, чуть раскосый глаз, чуть более красноватая, но, скорее, с медным оттенком, как у пожилого индейца, кожа. Обычного для нокеров румянца почти нет, как нет и их неестественной бледности. Руки тоже гладкие и красивые и, хоть и покрыты ожогами и мозолями, больше похожи на руки человека, нежели на корни дерева, как у многих его собратьев по цеху. Волосы у него, скорее, золотистые, чем белые. Одевается в свободные черные штаны и рубаху с узором в виде крупных красно-золотых колец. На большом пальце правой руки носит золотое кольцо в виде обвившей палец змеи. (Когда Густав работает, змейка поднимается с кисти на предплечье повыше локтя или вплетается в волосы.)

Характером обладает ровным и приветливым, ругается только на своих по цеху, а с другими китами обходится вежливо и дипломатично. Возможно поэтому и руководит цехом вот уже семь с половиной лет. Женат, дочери два года. Местный, родился в Джинтауне. Жена приезжая.

Особые приметы: нет правого глаза (он закрыт черной кожаной повязкой с миниатюрным серебряным черепом на месте зрачка) и левой ноги ниже колена (вместо нее - деревяшка и во время работы он часто опирается на что-нибудь спиной, для устойчивости). Считается, что он единственный, кто общался с ведьмой на Ведьминой Заставе, но почему-то никому не хочется его об этом расспрашивать. Местные стараются делать вид, что не замечают его уродства.

Рэй, конечно, не самый прекрасный из ши, но и ему сойти за уродливое порождение кошмаров непросто. И никакая сажа тут не поможет, а вот злость и отвращение вкупе с непоколебимой уверенностью, что он имеет право здесь находиться, - вполне могут. Пылая праведным негодованием, юноша беспрепятственно дошел до графского замка, всюду слыша за собой шипение:
- Х-хозяин... хозя-яин пошел...
- Новый?..
- Я слышал, они взяли короля Дальнего Леса...
- Думаешь, это он?..
- Не похож.
- Тогда кто?
- Цыц, не спрашивай, а то отрежут что-нибудь лишнее!
- Ффу! О, лежак потопал! Совсем новый... Наперегонки?
- Он м-мой! Лапы пррчь!

У графского замка его ждала сцена посерьёзнее. Здесь стоял человекообразный диплодок всего на полголовы выше Рея, словно сошедший с одного из плакатов (лицо #4), и с интересом разглядывал стоящую на балконе помертвевшую Амелию. Пышное розовое платье развевалось на ветру, белые волосы испуганным облачком колыхались над головой. Рей пришел в середине какого-то очень неприятного диалога.
- Твоя судьба предрешена. И твой отец знал это. Почему ты сопротивляешься естественному ходу вещей? - голос фомора, хриплый и спокойный, был не лишен некоторой приятности и обаяния. Говорил он лениво, чуть растягивая слова, будто давно ни с кем не общался или не очень хорошо знал язык и с некоторым трудом подбирал нужные понятия, вместе с тем в нем чувствовалась сила и уверенность, он знал, что делал, и едва ли собирался уступать капризному ребенку.
Амелия, кажется, вся дрожала. Рей видел, как ей хочется закрыть лицо руками, сползти на пол и рыдать - нескончаемо, долго, безутешно. Но гордость, каковой славятся ши, не позволяла. Вцепившись в невысокий каменный парапет, она высоким тоненьким голоском, как заведенная, повторяла на разные лады один-единственный факт:
- Мой отец назначил турнир. Мою руку он обещал победителю. Где мой отец? Я не покину его дома без его благословения и напутствия.
Заметив Рея, девушка еще крепче вцепилась в перила и попробовала сымпровизировать:
- Я рассмотрю ваши притязания, когда вернется отец и состоится турнир.
Понятно, что фомора никогда не допустят до участия в турнире наравне с китейнами, но разве ему требуется разрешение?

Нетлы, конечно же, устроили настоящий переполох - с тонюсеньким визгом, брызганьем воды друг в друга и в Роланда и быстрым-быстрым звенящим смехом, отскакивающим от стен подобно бубенцам. Не обошлось и без невинных заигрываний, требований жениться как честный джентльмен и легкого смущения всех участников.

Шаги и в самом деле звучали знакомо, и это тук... тук... тук-тук! - тоже. Кто же это?.. Вертится на языке, вот еще чуть-чуть, еще немного - и назовет! Но - нет. Дверь распахнулась раньше, и с губ ши невольно сорвалось тихое восклицание: "Эль!" Конечно, это было она - Эльсин, его младшая старшая и самая строгая сестра, с которой ему всегда было легче всего находить общий язык - даже несмотря на ее чересчур прямолинейный характер (а может, благодаря ему? кто знает). Она хорошо понимала в искусствах и еще лучше читала чужие души, но никогда не могла понять, чего же хочет сама, что заставляло ее вечно чего-то желать, к чему-то стремиться, вечно быть недовольной и все равно искать свой "грааль" везде, куда ее непоседливая натура могла дотянуться.

- Роланд! Ты, что же, забыл?! - начала она с порога. - Сегодня к нам приезжают лорды Туманной Долины! Мама просила всех быть в конюшне в полдень. Ты же не собираешься пропустить это событие? - и она очень строго принялась сверлить брата синим, как горное озеро, взглядом. Не знай он, что она шутит, наверное, испугался бы.

Наброски Элиаса:
Степная Ведьма (внешность 5, немолодая женщина лет 40+)


Дочь Степной Ведьмы (внешность 6, молодая девушка лет 16)

Утро было недобрым. Моросил мелкий, противный дождь, небо заволокло тучами, и к полудню уже стало казаться, что лето и радость навсегда ушли в прошлое. В воздухе, пропитанном влагой и озоном, витала... угроза?.. предчувствие?.. осознание неизбежности?.. Что-то неуловимо давило своим скорым пришествием, и редкие прохожие торопились по своим делам, не останавливаясь на досужие разговоры. В такой день хотелось сидеть у ярко пылающего камина, пить чай с корицей и слушать рассказы о делах давно минувших дней - истории, закончившиеся хорошо или произошедшие с кем-то далеким и неважным.

Где-то к этому времени каждый из вас получил по паре писем. Одно, доставленное утренней почтой, было надушенной запиской от г-жи Корсак с приглашением разделить вечернее торжество в ее особняке, она обещала позвать музыкантов и сделать вечер незабываемым. Второе - от г-на Андреса Сиверса, промышленника, позже принес курьер. Оно гласило:

"Почтенный господин! [У Веры и Варсы: "Почтенная госпожа!"]
Не спрашивайте, как и почему, но я имею некоторые средства, которыми бы хотел поделиться с Вами, буде Вы возьмётесь за охрану моей дочери Вацлавы. Девочка своевольна и непокорна, но она не заслуживает смерти - вы ведь уже слышали о произошедшем? Эти убийства - несомненный признак дурного тона, но у меня есть все основания полагать, что Вы справитесь с задачей. Как я Вас выбрал? Давайте остановимся на интуиции успешного дельца и громадном опыте, а также на рекомендациях одной известной Вам особы, чьи салоны Вы посещаете с завидной регулярностью. Не буду называть ее имя - думаю, Вы прекрасно понимаете, о ком идёт речь.

Теперь о деле. Кроме Вацлавы у меня нет наследников, а состояние мое столь огромно, что дочь и не заметит, если часть я отдам Вам. И часть эта будет тем больше, чем скорее Вы найдете виновников происходящего и обезопасите город. О доброй славе не беспокойтесь, я обеспечу Вас ею в случае успеха, и мне хватит связей заставить Вас покинуть город, если Вы решитесь обмануть меня, а дочка в это время пострадает. Однако я почти уверен, что Вы будете играть честно, поэтому прошу простить меня за эту демонстрацию превосходства. Также я убедительно прошу Вас не использовать в расследовании мое имя, оное использование существенно снизит мое желание быть с Вами щедрым. И я готов возместить Вам все расходы. Если Вы согласны приняться за это дело, примите в качестве аванса за расходы первой недели работы этот кошелек. [Курьер действительно ждёт Вашего ответа, держа в руках увесистый кожаный кошель.] Если Вам понадобится посетить меня, сообщите о своем желании заблаговременно, и я укажу время и место.

Искренне надеюсь на положительный ответ и желаю Вам всяческих успехов! Пусть Вам никогда не придется писать писем, подобных этому.

Искренне Ваш,
Андрес Сиверс,
промышленник".

К письму прилагается раскрашенная литография:

- Господин Какита, - вежливо кивнула Чио Журавлю, - вы меня весьма обяжете.

Молодая Кицуки не привыкла, чтобы что-то делали за нее, кроме того, что обязаны делать слуги - готовить, стирать, убирать. Но Журавли живут совершенно в иных условиях - у них риса больше, и слуг, и свободного времени, и всего. Они не привыкли нуждаться. Предложение отправить слугу выяснять информацию у хейминов одновременно напоминало и о богатстве, к которому Чио не привыкла, и о том, как же сильно Кицуки отличаются от остальных. Задавать вопросы - их прерогатива, и уступать ее всегда немножечко странно. Даже когда понимаешь, что спутник просто проявляет вежливость.

- Не думал, что Лорды так высокомерны, - без обиняков сказал лорд Лиэль. - Я поговорю сам, меня здесь знают, а вас нет. Вы скажете речь тем, кого я приведу. Дайте мне три дня. Я сам найду вас.

Он уже собрался уходить, но тут его поймал Филипп со своим вопросом.

- К востоку? Да жил там один чудак лет пятьдесят назад. Выращивал овощи и делал с ними что-то такое, отчего они не были похожи на обычные овощи. Некоторые умели драться, другие говорить. Все его питомцы разбежались после его смерти или погибли, так что сейчас там пусто. Говорили, первые лет десять там сам бывший хозяин являлся и место слыло среди местных нехорошим, но потом колдун пропал и никто не знает, что с ним стало.

Рекламная речевка произвела должный эффект. Свитки разом затихли и принялись очень внимательно слушать. То и дело поднимался прежний гвалт, но быстро затихал. Книги усердно обсуждали новости и одновременно старались не пропустить ни одного Максова слова.

Удалось найти опись "сокровищницы", которая именовалась здесь лабораторным хранилищем. Количество доспехов в перечне соответствовало виденному Максом. Единица хранения, чье описание совпадало с тем, что выбрал Лорд Дня, значилась как третий эксперимент Гвидо Малкуна. Далее шло три страницы полной тарабарщины - описание магических свойств не нормальным языком обывателей, а через никогда не слышанные Максом термины, из которых "аполиптический анализ" и "кривая Луара-Дейза" были самыми простыми и понятными.

Со стихийным кольцом все оказалось проще. Запись о нем делал ученик Фердинанда Кульяра Абрахам Диэне и его записи были больше похожи на обычную речь. Перескакивая с одного абзаца на другой, подросток в конечном итоге выяснил следующее: кольцо давало доступ к четырем видам стихийной магии: огонь, ветер, вода и камень. С его помощью можно было творить указанное волшебство без обучения, однако эффект был слабее, чем если бы колдун специально изучал эти магии. Этот артефакт стал настоящим прорывом в науке, ведь раньше считалось, что в одном предмете нельзя сочетать оппозитные школы. Но были у кольца и ограничения: менять вид творимой с него магии можно только раз в сутки.

Фибула была творением Генри Миллера, за нее он получил степень архимага. Чтобы найти с ее помощью кого-либо требовалось омочить булавку в крови того, кого ищет владелец фибулы, и после этого всегда можно будет найти "жертву" с точностью до трех дюймов. Очень полезно, если существо прячется. Если же возможности применить кровь нет, то фибула дает только общее направление, куда идти. Точность в этом случае колеблется от нескольких миль до нескольких сот миль.

О браслете Ночи более-менее внятно говорилось только то, что его преподнес в дар Башне некто Малкавец из Харра, известный сказитель и баснописец. От кого он получил его - ни слова. Как понял Макс, этот браслет Башня изучала, но делала это лениво и размеренно, так что из семи отведенных под описание страниц исписано только две - той же самой тарабарщиной.

О монстре из озера удалось найти следующее. Как-то в двери Башни постучался мальчик лет десяти. Он пришел со старшей сестрой и просил научить его волшебству. Дара у юнца не было, н он был так настойчив, что его приняли. Семнадцать лет он трудился наравне со всеми и вырос в крепкого и сильного юношу, позже - в зрелого и мудрого мужчину. По легенде, он прочел все книги в этой библиотеке и мог ответить на любой вопрос, связанный с их содержанием. Одно ему не удавалось - магия! Все его эксперименты заканчивались плачевно. Тот монстр получился, когда Юй пытался выснить, что делает русалок русалками. Взял кровь у нескольких из них, а потом долго комбинировал ее с различными реагентами. Получилось существо, способное к условно разумной деятельности и умеющее воздействовать на разум. Принадлежало оно одновременно Дню и Утру и оттого "было немного не в себе". Маги держали его в сети подземных каналов и прикармливали, чтобы оно не уплыло куда-нибудь и не наделало дел. К тому же им было жалко животину. Некоторые гадали с его помощью. Для кого-то это был любимый питомец. Кто-то боялся его. Юя после этого инцидента попросили покинуть Башню.

На вопрос "Что здесь произошло?" книги долго шумели - как понял Макс, это не записано на их страницах. Но судя по их воспоминаниям - достаточно обрывочным и невразумительным - Башня ушла под землю в результате землетрясения. Что привело к нему - никто не знал. Большинство магов, вероятно, погибли во время землетрясения, выжившие, видимо, ушли в другие Башни. Черные щупальца поселились здесь много позже после того, как Башня опустела. Однажды они приползали в библиотеку, но быстро сбежали, не вынеся гнетущей атмосферы и книжной ругани. Вероятно, это тоже "условно разумное" существо, но как оно называется, книги не имели ни малейшего понятия. В найденных справочниках самое близкое по описанию - это кракен, но он живет в соленой воде. Этот, вероятно, кракен сухопутный, но когда и как он вылез на сушу, осталось загадкой. Вполне вероятно, это последствие какого-то неудачного эксперимента, со временем освободившееся от магических пут.

Максу удалось найти планировку Башни - согласно пергаменту, в ней было четырнадцать этажей и библиотека занимала 13-14-й этажи. Соответственно столовая была на 12-м, а "сокровищница" на 11.

Наверное, Ар Крей был очень умным элементалем огня, так как его сразу как ветром сдуло. Испепелив молодых виверн (причем в пепел обратились не только звери, но и весь мусор в пещере, смешанный со слизью, а жезл снова утратил восстановленные было зачатки благообразия), Макс поспешил к лестнице, чтобы понаблюдать за схваткой черного чудовища и виверны-мамы. То ли магия точно знала, что нужно Максу, то ли виверна была старая и понятливая, только на этот раз трюк с лестницей повторился, разве что виверна не пыталась сбежать. Макс, которого лестница тоже подхватила и понесла, видел, как они схватились - многочисленные щупальца, вылезавшие из узких бойниц в стенах, и матерая виверна. Последняя харкала ядом, изрыгала тающие облачка кислоты, пропускала сквозь противника ток... все это она делала крайне медленно, как будто во сне. Поначалу казалось, что сила не на ее стороне. Щупальца обхватили ее всю, начиная со слоноподобных зеленоватых ног и заканчивая маленькой приплюснутой головой на длинной шее. Но чем больше времени проходило, тем яснее становилось: виверну одолеть непросто. Как ни сжимали ее щупальца, как ни пытались высосать из нее жизнь, а победа осталась за ней. Едва щупальца затихли, когда их владелец испустил дух, лестница прекратила свой неутомимый бег и стала обычным камнем, неподвижным и безучастным. Распотрошив врага, виверна остановилась, встряхнулась и двинулась на Макса.

К подростку же тем временем подлетел альбатрос с белым хохолком, сел ему на плечо и голосом Аниты произнес: "Дорогой Макс. Посылаем эту птицу, чтобы узнать, все ли у тебя в порядке и не нужна ли тебе наша помощь. Анита и Филипп".

Старейшины бочком, бочком стали пятиться подальше от Лордов. Казалось, еще миг - и организованное отступление превратится в позорное бегство.

- Мы сошлись на семнадцати верблюдах, - проблеял один из бедуинов. Пугливо покосился на Аниту и добавил: - Сделка состоится утром. Еще не рассвело.

Из жезла вырвалась струя огня и в пару мгновений испепелила всех трех пауков. Вот только... на смену им вышло из-за колонн еще несколько десятков этих тварей. Все рассерженно щелкали жвалами и, отряхивая брюшки, готовились к прыжку. Внезапно по рядам нападающим пробежала волна, пауки расступились, уступая место... кому-то невидимому, а в следующее мгновение все разом кинулись на Макса с Бубликом.

Волчонок крутился как мог, но его кусали, лягали, пинали, пока, наконец, запас детской смелости у него не кончился и он не завыл - жалобно и протяжно, жалуясь на судьбу и раны.

Часть пауков обгорела сразу, другие же, прячась за телами погибших, принялись постреливать в Макса паутиной. Та жглась от соприкносновения с огненной аурой, но не до конца и не полностью, обгоревшие нити прилипали к лицу и рукам, цеплялись за волосы. Пауки, видно, не будучи совсем безмоглыми отступили и принялись совместно плести толстую-толстую сеть. Тем временем с того места, где пауки уступили кому-то место, в Макса прилетела волна шквального ветра, сбившая его с ног и частично притушившая пылавшее вокруг него пламя.

Паук весело скакал по травке, уже почти с ней освоившись, когда его настигло очередное заклятье. Споткнулся, упал, а когда поднялся - стал обладателем беличьего хвоста и ушек, а в остальном - человеческой внешности. Одежда у него по контрасту с Ми Хель получилась фиолетово-черная, как мохнатое "одеяние" паука, которым этот человечек только что был, и напрочь лишена узоров, только на поясе поблескивает зеленая нефритовая пряжка. Озадаченно оглядевшись, тот, кто еще пару минут назад был пудингом, вернулся к ребятам с новым вопросом:

- Кто я? - растерянно вопросил он Филиппа.

Тем временем из-за домов показалась процессия, возглавляемая Ми Хель и пожилой белочкой с седой сероватой шерстью на ушах и хвосте и в ярко-алом одеянии, почему-то наводившем на мысли то ли о высоком статусе, то ли о какой-то разновидности духовных практик, потому как отличалось от одежды остальных не только цветом, но и отсутствием вышивки. Только на груди у старушки висел кожаный кулон с рубином, да в навершие посоха, о который тяжело опиралась женщина, был вделан крупный красный опал с золотой искрой. За этими двумя шли еще пять или шесть девушек с корзинами и с десяток молодых парней с тюком на плече каждый.

Застелив полянку узорчатыми коврами и расставив на них яства, белки пригласили гостей отужинать. Трапеза состояла из разного вида грибов, жареных, пареных, соленых, вареных, сухих, сырых и тушеных, причем по вкусу какие-то из них и в самом деле напоминали грибы, другие же были ближе к сыру, мясу или даже овощам по вкусу, хотя, конечно, в точности не совпадали. Питье было двух видов - обычная вода и мутноватая жидкость, напоминающая по вкусу то ли квас, ли то сыворотку. Как объяснили, это было молочко личинок сакэба, отлично утолявшее жажду и придававшее сил. На сладкое предлагались лесные орехи, мед и сушеные абрикосы. Еще белки отлично делали щербет, но его было так мало, что хватило только всем по кусочку попробовать.

Старушка, представившаяся как Ма Ханна, не принимала участия в хозяйственных хлопотах, а стояла поодаль, внимательно наблюдая за суетой, а когда все уселись и ей положили вышитую красную подушечку, она чинно заняла свое место во главе длинной белой скатерти и, благословив пищу, предложила собравшимся отведать ее. Беличья молодежь тоже с удовольствием пристроилась трапезничать. Вскоре начались шутки, смех. На ребят смотрели с любопытством, но вопросы задавать не решались. Наконец, когда первое смущение прошло, Ма Ханна наклонилась к Максу и громко и зловеще прошептала:

- А девочку-то придется расколдовать, - и подросток ощутил себя, как нашкодивший котенок.

- А куда я денусь? - вздохнул Уолш. Кровожадность Линды не радовала. В конце концов, они собирались найти Гаррета, а не стрелять во все, что движется. Впрочем, последний вариант совсем не такой уж плохой, если задуматься. Он веселый, по-своему интересный и, при доле везения, прибыльный. Надо только разжиться патронами, а то Крэшу все время казалось, что рядом стоит дядька в официальном черном костюме и неумело так грозит пальчиком: "Ататата, ребятки, будьте осторожны, делайте, что велено, а то патронов не хватит", - и мерзко так подмигивает. Вроде как он друг, а парню хочется плюнуть ему в рожу и сказать, что и не таких обламывали. Только для этого все равно придется пока беречь патроны и искать новые - больше, как можно больше.

Пользуясь случаем, тоже дозарядил дробовик, размышляя над тем, что все-таки они не там, откуда пришли, а значит, все же что-то интересное их там ожидать может.

- Ладно, я пошел. Будь осторожна.

И он крадучись направился в запретную зону, готовый в любой момент уклоняться и атаковать.

- Оценку? - удивилась Сольвейг. - Если я скажу, что кекс сладкий, разве это будет оценкой? Это ее свойство, как свойство яблока быть хрустящим или нет.

- Некомпетентность в том, что она не умеет объяснить, чего хочет, и злится, когда я спрашиваю. Наверное, у меня нет таланта к истории, но когда я пытаюсь с ней об этом поговорить - она только и повторяет: делайте, что сказано. А как я сделаю, если не понимаю, что ей надо?

То, что происходило между Елью, Ее жрицей тем, кого жрица выбрала, должно остаться тайной. Позже рассказывали, будто бы снова собрались все двенадцать Лордов и впервые за много веков среди них присутствовали Лорды Дня, Ночи и Утра. Будто бы даже один из Лордов был какой-то юноша из санатория, но мнения очевидцев разделяются и мало кто знает правду. Точно одно: вскоре после собрания Лордов те призвали своих прежних врагов - князей туата - и заключили с ними вечный мир, скрепленный самой Елью через Ее жрицу. А в санатории в то лето ни один больной не умер, но все вылечились - то был дар Лорда Дня Долине в день его восшествия на трон.

Общество всегда требует к себе внимания. Самого пристального, сосредоточенного и благожелательного. Если кто был груб с вами - следует улыбнуться, словно шутке. Если кто забыл о манерах - главное, самой не забыть. Преисполнившись благожелательности и исключительной чопорности - на всякий случай, без злого умысла, - Солли с вежливой улыбкой поприседала в реверансах в нужных местах, искренно погрустила приличий ради в других и, как только это стало удобно, отошла к Лидии, слишком хорошо понимая, что детям положено быть тихими и скромными. Особенно -при таких событиях.-

- Доброе утро, Лидия. Все это слишком печально... - вздох.

Антуан смотрел на Николая очень пристально, словно хотел взглядом вытянуть из того душу. В какой-то момент Маше показалось, что вот сейчас... еще миг... и!.. Воздух наэлектризовался эмоциями и несотворенными чарами, но тут ручка Хель легла на кисть маркиза, и в нем словно бы распрямилась какая-то пружина. Он расправил плечи и взгляд стал безразличным.

- Вы правы, я принадлежу Ночи и женат на Ее Королеве. Со всем уважением вынужден Вас поправить: я - вассал леди Сусанны Гранвилль, нового Лорда Востока. У меня больше нет земель, которыми бы я мог править. Моя супруга отдала их Конраду Сейму в обмен на мое освобождение из плена у Кирилла Энье.

- Что касается захвата земель, то у меня больше нет связи с туата и я не знаю ничего об их действиях. К тому же я под Клятвой Крови и не могу это узнать без прямого приказа моей госпожи.

- Думаю, впрочем, что все Лорды, кроме Федельмида и Антуанетты, в полном порядке, хотя подозреваю, что граф Фальцвиг и герцог Энье находятся... в некотором расстройстве в связи с исчезновением леди Камиллы.

Потом было много разговоров - с Миной, Верховным Жрецом, Главой Ордена и, конечно, же, Асгером Фальком. Земли и значительная часть богатств принцессы, чьи подданные умерли несколько сотен лет назад, отошли Ордену Луны в обмен на обеспечение безбедной жизни и молитвы о детях и женщинах, чьи судьбы так или иначе поломал Гвирит. Сэр Фальк нашел всех, кому удалось выжить, и передал часть "наследства" - многие благодарили, кое-кто гордо отказался, некоторые с интересом расспрашивали о барде, даже обещали молиться.

Для самого же эльфа жизнь текла своим чередом. Мина через неделю отправилась дожидаться мужа в Обителях Света, а дни Гвирита сложились в длинную череду из чистки ведер картошки, перебирания пшена, мытья полов в утомительно-белых коридорах и ношения воды из колодца. Он вставал затемно и ложился сразу после ужина, он почти забыл, каково это - когда гортань рождает слова и мелодию, а пальцы перебирают струны... Каждый его день с точностью напоминал предыдущий, и когда спустя полгода утром его разбудила потолстевшая и разрумянившаяся Мина, он не сразу понял, что произошло. А когда понял... многое безвозвратно ушло в прошлое, забылось, как будто его никогда и не было.

Tак, он почти не помнил свою службу Владыке Tеней Лоэнгрину, а общение с Айнуром представлялось ему чем-то настолько далеким и неправдоподобным, что и вспоминать не хотелось. Зато он отлично помнил детство, знакомство с Ириалоной и Миной, самые счастливые моменты своей жизни. А все дурное подернулось туманом и вскоре забылось совсем, позволяя Гвириту начать жизнь с чистого листа. С Миной и их сыном, родившимся в срок и выросшим в здорового и крепкого юношу. Позже у них родились еще две девочки и мальчик, но это уже совсем другая история, куда более счастливая, чем эта.

"Радость" маркизы Штайн маялась без дела, переходя от дивана к кровати, от кресла к подоконнику. Везде надо было полежать! Причем явно равное количество секунд. Порывистое появление супруги застало Антуана возле окна - он как раз собирался запрыгнуть на подоконник, но вместо этого подался вперед и элегантно выпрямил спину.

- Я всегда скучаю по Вам, маркиза, - и добавил, имея в виду последнюю фразу девушки: - Всегда восхищался Вашим умением вычленять главное, - а сам выразил вежливое и весьма нетерпеливое внимание, заломив в ожидании рассказа бровь.

Черити чинно сидела на крупе, прижимая к себе передними копытами драгоценный чемоданчик - не, по виду в нем ничего драгоценного, конечно, не было, обыкновенный чемоданчик, каких много, немного потертый, но добротный, - и с вежливым любопытством изучала попутчиков. Сестры-музыкантши ее слегка испугали, и единорожка притихла, усиленно пытаясь слиться по цвету с кузовом - а может, и с гривой и хвостами сестричек. Пегаска на тучке заставила Черити вытянуть шею и попытаться рассмотреть новенькую поближе - пони с таким окрасом просто обязан быть невероятно интересной личностью! Жалко, что та спала - и не поздороваешься!

Черному единорогу, как и до него сестрам-музыкантшам, Черити сказала: "Здравствуйте, как поживаете?" - с тайной опаской быть неправильно понятой, и оттого звучала робко и неуверенно. И по-прежнему сливалась цветом с кузовом. От неловкости и легкого испуга. Зато юное существо в фиолетовом плаще мгновенно расположило Черити к откровенности и коммивояжер после сердечного приветствия поведала той не только свое имя и цель поездки в Нью-Понивиль (налаживать коммерцию! а вы что подумали?!), но и поинтересовалась ее именем, семьей, родом занятий и кьютимаркой. В ответ рассказала и о себе, конечно, - куда без этого!

Последний храбрый пегас - и особенно его решительный вид и высокостатусная броня - снова вызвал у Черити приступ застенчивости и она ограничилась робким "Здравствуйте..." и повела глазами туда-сюда, словно смущаясь.

- Эпплы? Да что вы говорите! - с энтузиазмом подхватила Черити болтовню водителя новейшего транспортного средства (втайне единорожка очень гордилась, что стоит у истоков зарождения нового вида транспорта!). - Значит, в этой части можно найти одичавшие яблони? И отчего же жители Нью-Понивиля не расчистят это место? Думаете, яблони уже выродились и покислели? Уверена, этому тоже можно найти применение! Хотя я бы на их месте обязательно попыталась изучить древние сорта яблок - кто знает, может, они плодоноснее современных, а даже если нет - скрещивание должно дать увеличение плодоноскости. Я читала об этом в "Сделай копытами". Что, вы не слышали об этом журнале? Очень известный в Янхувере журнал для домохозяек. Нет, я не домохозяйка, но мама всегда считала, что я должна быть в курсе. Вдруг выйду замуж.

Черити украдкой бросила взгляд на розового пегаса и залилась краской. Фу, как неудобно-то!.. И стала смотреть куда-то вбок, на расстилающиеся вокруг пейзажи.

Получатели: Гвирит.

Получатели: Гвирит.

Полюбовавшись на столовую, Солли положила кекс рядом с собой на салфетку и чинно принялась есть, то и дело поглядывая на брата. Раз или два ей очень хотелось заговорить, но всякий раз она обрывала себя еще до того, как делала вздох и устремляла нетерпеливый взгляд в тарелку. С каких это пор она стала такой торопливой? Или это оттого, что где-то там страдает леди Эстер, а она тут как ни в чем не бывало решает свои сиюминутные трудности? Щеки девочки чуть порозовели - стало немного стыдно, но все сложности надо решать по очереди, одну за другой. А миссис Рид явно начала раньше... Кстати, а почему это она так нервничала?..

Перейдя вслед за братом в столовую - недоеденный кекс так и остался лежать на заботливо подсунутой слугами тарелочке, - Сольвейг расправила юбку и с видом юной аристократки (каковой в сущности и была) опустилась в кресло напротив Джорджа.

- Всё так, лорд Бонэм, - улыбнулась она. - Дело даже не только и не столько в неправильной формулировке, сколько в нежелании отвечать на возникающие у меня вопросы. Сегодня мы разбирали план адмирала Нельсона и Tрафальгарское сражение, и миссис Рид любезно попросила меня рассказать о влиянии тактического гения мистера Нельсона на исход сражения. Я рассказала. Она сказала, что я все сделала правильно, а затем принялась бранить меня за подробный разбор мотивов господина Нельсона и его планов.

Солли опустила взгляд на идеально спокойные, руки, лежащие на коленях.

- Я не сразу поняла, что она допустила нелогичность уже в тот момент. Но когда она стала давать домашнее задание - я его не поняла и переспросила. Оказалось, что это дерзость. Tеперь я не знаю, как сделать то, что сделать невозможно. Но это не главное, что меня беспокоит братик!

Девочка грустно посмотрела на брата.

- Одна из моих подруг пропала, и я только сейчас связала это с необычной нервозностью миссис Рид... Может ли быть, что миссис Рид как-то замешана в этом преступлении? Ведь она... такая добропорядочная... хотя и не верит в Бога.

Солли выглядела растерянной, хотя и усердно пыталась скрыть это.

Дальше произошло странное. Фигура Николая чуть засветилась, и от него потянулись к Маше сверкающие нити, соткавшие вокруг нее сияющий кокон. Окружающее для Маши чуть затуманилось, а потом стало намного четче, чем было, и... она ощутила чувства Николая: такими, какие они были. Нежность. Стремление к защите. Любовь. Восхищение. Очарование. Болезнь отступила, и девушка почувствовала прилив сил и бодрости. Воли и силы духа словно прибавилось, сомнения и страхи (если они были) растаяли без следа. Жизнь представилась в самом приятном и вдохновляющем ключе. К этому добавилась уверенность, что ее понимают, и уютное чувство защищенности.

- Лайен Шаорен? - расширил глаза Василий Степанович. - Вот уж воистину чудные дела деются... Младшая жрица Судьбы, не произносившая пророчеств последние сто лет. Явно готовилась к чему-то грандиозному.

Когда была упомянута Книга Пророчеств, - взгляд директора метнулся к стоявшему на столе компьютеру, а потом он начал теребить стопку бумаг, лежавшую на краю стола.

- Она все верно сказала: в санатории действительно есть такой предмет. Скажу более: он в одном из номеров. В каком?.. - еще один взгляд на компьютер. - Интересно, будет ли считаться, что Вы ее украли, если я скажу в каком? В любом случае, помогать ворам не возбраняется ведь?

Он включил компьютер, пощелкал мышью и:
- 5 корпус, 3 этаж, комната 300. Но я строжайше запрещаю вам ее забирать с собой, - широко улыбнулся директор. - А ведь принцессам не отказывают... Странно, что она прислала Лайен Шаорен к Вам, а не сделала мне официальный запрос. Не удивлюсь, если сама принцесса и знать не знает об этой истории с Книгой. С другой стороны, ее источник мог быть недостоверным, и поэтому она не хотела ставить меня в неловкое положение. Кто знает...

- Я же сказал: так не бывает! Человеку свойственно желать себе счастья, иначе и быть не может, потому что все люди эгоисты! Это называется "инстинкт са-мо-со-хра-не-ни-я"! И если уважать желания человека - так он будет счастлив. Или Вам не нравится, когда ваши желания исполняются, а, Кацуро-сан? Кстати, как там Корица-сан? Вы с ним исправно делитесь эмоциями? Смотрите, не обижайте его, я за него... - мальчик подумал, - что-нибудь и повыдергать могу!

Аюму смотрел на Хиде, а Хиде смотрел на Аюму. Наверное, даже снежинки застыли в полете, ожидая, пока кто-то из них решится... или, наоборот, сдастся? Наконец, призрак нерешительно качнул головой и сел напротив Сугиямы. Прямо, словно проглотил катану.

Медленно, очень медленно рука его протянулась и взяла чарку. Казалось, он словно находится под чьим-то колдовством и делает совсем не то, чего хочет его тело. Или наоборот? Его душа полностью жаждет принять приглашение, но кто-то - Ведьма с вершины Фудзи? - яростно сопротивляется, делая его движения неуклюжими и нерешительными. Хиде поднес чарку ко рту и одним залпом опрокинул ее в горло, кадык шевельнулся, проталкивая жидкость внутрь.

- Еще! - ронин протянул чарку Сугияме, и тот, довольно улыбаясь, наполнил ее. А потом еще и еще, пока движения пришедшего не стали совсем неуклюжими и размытыми, а сам он, заплетающимся языком не стал говорить, отвечая на вопрос госпожи Куваямы.

Хиде говорил о призраках, что бродят в этом лесу, о до сих пор раскачивающихся на ветвях телах крестьян, повешенных по приказу их жестокого господина, о духах асигару, слоняющихся без дела в поисках своих хозяев - с тем, чтобы вступить с ними в бой или исполнить, наконец, свои клятвы. О духах лисов и воронов, сражающихся друг с другом за право называться самыми сильными магами этого леса, и о Юкионне бродящей в поисках того, кто достоин ее любви... Ронин говорил много и долго, и пил, пил, пил, пока походная фляжка Аюму, вырезанная из дерева криптомерии, не опустела.

- ЕЩЕ! - взревел ледяной Хиде и, вырвав пустой сосуд из рук Сугиямы, швырнул его в костер. Следом полетела и чарка. Огонь вспыхнул, взметнувшись почти до самых верхушек деревьев и опалив нестерпимым жаром всех вокруг. Вскочив на ноги, Аюму извлек катану, но в этом уже не было необходимости - охваченный жаром костра, Хиде таял, на глазах оседая в смесь земли и талого снега, пока взорам путешественников не предстал... его бездыханный труп. Бездвижный и безгласный. Показалось ли остальным или в гаснущем взгляде ронина промелькнула благодарность? Кто знает. Эту тайну Хиде навсегда унес с собой.

Не до конца уверенный, что все закончилось, Сугияма все еще держал меч наготове - на случай, если Хиде надумает теперь восстать в виде демона.

Календарь и праздники в Вир Мистари

Все месяцы в Вечном королевстве по 30 дней, а "лишние" шесть-семь дней - это Новый год, дни которого так и именуются: 1-й день Нового года, 2-й день Нового года и так далее. Дни Нового года всегда праздничные и идут после 30 декабря. После них начинается январь.

Новый год - самый любимый праздник в Вир Мистари, и является он одновременно и светским, и церковным. Празднуется очень пышно, с народными гуляниями, ряжеными и суетой.


Дни государственных праздников помимо Нового года:
- Самхейр, или Зимнее Солнцестояние, 26-27 декабря;
- День Быстрой воды, или Весеннее Равноденствие, 20-21 марта; браки, заключенные в этот день и в течение недели после него, по поверьям, будут очень счастливыми;
- Андейм, или Летнее Солнцестояние, 21-23 июня;
- День Печали, или Осеннее Равноденствие, когда и люди, и фаэ вспоминают своих ушедших, 25-26 сентября;
- День Коронации - 27 августа; дата меняется от монарха к монарху, но стараются короновать наследников всегда летом, такова традиция;
- Рождение Государства - 7 июля. По преданию, именно в этот день королева Алая Смелая подписала Пакт. В этот же день в 1957 году король Кларенс II подписал Акт о передаче исполнительной власти правительству, которое впредь должно подчиняться Парламенту.



Летосчисление до сих пор ведется от Заключения Пакта, но уже мало кто помнит, что это за Пакт такой и почему его заключили. Тем более забыли древнее пророчество, гласившее, что через две тысячи лет после Заключения Пакта мир изменится навсегда. Кого интересуют бабушкины сказки, если эти самые две тысячи лет давно прошли и мир действительно изменился, пусть и не сразу, а постепенно? Однако в последние столетия среди фаэ нарастает беспокойство – достали древние летописи и трактаты, перечитали Пакт (его копия теперь хранится в каждом Доме на почетном месте) и "Сказание о Пакте" и вспомнили точную формулировку пророчества: «Пройдет две тысячи лет, и вы узнаете цену своим словам: нарушив гармонию сущего, нельзя сохранить его неизменным. Когда в колыбели не останется ни одного из детей Грез, мир изменится навсегда».

Формулировка Пакта (известна только фаэ и тем, кто их изучает):
"До тех пор, пока существует небо, земля и Tир Эреннон, да будут правителями Вир Мистари люди, и покорят они все народы, а фае, их старшие братья и сестры, помогут им. Не мечом, не чарами, не запретным колдовством, но по велению сердца - миром, который превыше любой силы. Да не будет меж ними распри, и да снисходят они к слабостям друг друга".

Девушка вздохнула и исчезла.

Голем открыл глаза. В полуметре над ним сияло с десяток ярких, бледно-зеленых шаров, придававших полутемному шатру вид призрачный, нереальный и отчасти жуткий. Голем лежал на столе, и его песочно-рыжее тело, целиком сделанное из затвердевшей глины, матово блестело, облитое прозрачной глазурью. Во лбу, подобно третьему глазу, застыл отполированный овальный гранит, - темно-красный, почти черный, мрачно контрастировавший с мягким, теплым оттенком "кожи". Из одежды и обуви - набедренная повязка и сандалии, да и те - тоже из глины. У него больше нет памяти, прошлого, личности, желаний и боли. Он вещь, какой всегда хотел быть, - как поняла его неизвестная. И он принадлежал туата...

- Ух ты! - восхищенно произнес один из столпившихся вокруг учеников. - Какой мускулистый!
- Могучий, - согласился пожилой чародей, руководивший экспериментом. Как и у остальных, его возраст заметен лишь по неторопливой плавности движений да пронизывающему взгляду, видящему, казалось, самую суть.
- Как такое могло случиться? - удивился чародей помоложе. - Мы же вкололи ему эликсир истинной сущности, а Вы говорили, он русал, сэр Логан!
- Это лишь первый из экспериментов, - устало возразил собеседник. - Надо провести еще сотни... нет, тысячи экспериментов! - прежде чем мы поймем общий принцип или хотя бы сможем предположить, что же все-таки произошло. К тому же я чувствовал чье-то незримое присутствие... где гарантия, что все прошло, как мы задумывали и нам никто не помешал?
Наступило молчание.
- А он послушен? - боязливо поинтересовалась хорошенькая лаборантка.
- Абсолютно, - сэр Логан взял с приборного столика управляющий амулет - старинное ожерелье, созданное ради одного-единственного камушка, брата-близнеца того гранита, что вмурован в лоб голема, только намного меньше. - Встать!

Голем встал со стола.

- Сесть! Встать! Два шага вперед! Один в сторону! Выйти через выход! Увеличиться в размерах! Видите, он идеален.

- В самом деле, прекрасный образец вашего искусства, сэр Логан, - лениво вступил в разговор выглянувший из фиолетового паланкина, отделанного золотом, осанистый вельможа с орлиным профилем и взглядом туата, не привыкшего к неповиновению.
- Князь Гобан, - почтительно поклонились высыпавшие из медицинского шатра чародеи и их помощники.
- Папа, папа, правда, он великолепен? Какой чудесный! - высунулась из паланкина златокудрая вертихвостка с хвостом ниже пояса.
- В самый раз для подарка на день рождения, не так ли, дорогая?
- О, папа! Вы лучший из отцов! - девочка в восторге. - Можно я его испробую?
- Не сейчас, - князь протянул сэру Логану руку, и тот, слегка побледнев, вложил в нее амулет. - Благодарю Вас и желаю Вам дальнейших успехов. Мы будем следить за ними с пристальным интересом.
Паланкин тронулся с места, провожаемый разочарованными взглядами магов.

- Вот и поизучали голема, - саркастично заметил самый молодой из дипломированных чародеев, принимавших участие в эксперименте. - Кого следующего превращаем?..

29 апреля 1818 года лорд Грау ди Кондор вернулся из почти трехнедельного путешествия по Tир Эреннону, и с ним вернулась надежда. Вассалам Дома, сопровождавшим их с лордом Рилинном, конечно, строго-настрого было запрещено рассказывать о подробностях, но уже спустя день все заинтересованные лица оказались в курсе всех событий. Разумеется, без подробностей.

На следующий день вернулась и леди Tавия, с 22 февраля гостившая у родни в Доме Можжевельника. Правда, те, кто был там по делам в это время, супруги лорда Лаэра не видели. Вернулась в сопровождении четверых юношей-фаэ, проводивших ее до порога ее личных покоев, помертвевшая и усталая, и сразу же велела запрягать лошадей. Tем же вечером карета уносила ее в особняк Можжевелов на Апен-стрит, к детям. Никто ничего не понял, но вопросы определенно были неуместны.

1 мая 1818 года лорд Эрнандо официально объявил Дому о смерти своего брата и бывшего наследника Дома Лаэра ди Кондор. Два дня спустя, 3 мая 1818 года, Дом простился с ним, хотя тела так никто и не видел. Говорили, что о гибели лорда стало известно со слов его супруги.

В конце мая, числа где-то 25, к Грау пришли во сне Бран и Кэтлин и сообщили о снятии проклятия и разрушении хрустальной темницы прежнего Главы Дома. Оба выглядели радостными и счастливыми, пожелали бродяге долгой и счастливой жизни и успешных дел на благо Дома и Отечества. Бран интересовался, полностью ли истратил Грау неру с его памятью и рассказал, как ее обновить, если вдруг возникнет такая необходимость.

Лорд Эрнандо с каждой неделей, прожитой в роли Главы Дома, становился все собраннее и спокойнее, как будто принял какое-то очень важное решение. В начале лета он препоручил управление Домом Эрнесто Айлилю и исчез. На долгих два месяца. Думали даже, что он пропустит свой день рождения, чего никогда не бывало, но в начале августа Глава Дома вернулся и велел праздновать его 31-ю годовщину начала жизни особенно пышно. Но - в узком кругу. Не пригласили никого, кроме членов Дома и вассалов, зато на всех приглашениях значилось: "приказ Главы Дома". О том, как это будет воспринято, Келар, похоже, не беспокоился.

17 августа после первой же заздравной чаши лорд Эрнандо встал и начал долгую речь о взаимопонимании и защите, о вечных ценностях и древнем наследии. Рассказал всё, что сумел найти о древнем Доме Кондора, чья сила увяла к 130 году до Заключения Пакта, и легенды о Лорде Кондоре, некогда покровительствовавшем Дому, о битве при Массельдейме и трагическом непонимании между фаэ и их могущественным покровителем.* Выдержав паузу, он предложил возродить Повелителя птиц, чем поверг Дом в совершеннейшее недоумение. До самого окончания торжеств только и было разговоров, что о странной просьбе Главы Дома, - подарить ему на день рождения свое согласие возродить Лорда Кондора.

Поговорили и разошлись. Лорд Эрнандо никого не торопил с ответом, но спустя месяц собрал экстренное собрание Дома и потребовал определиться. Фаэ пребывали в глубокой задумчивости. Собрание длилось две недели, но в конце концов, решение приняли почти единодушно.

10 октября 1818 года Эрнандо Келар собрал всех в родовом поместье Кондоров Дуонн Слестере и перенес Дом в Tир Эреннон для торжественного совершения Ритуала Возрождения. Выглядел новоиспеченный покровитель Дома фаэ ровно так, как его принято изображать - в виде фаэ с головой кондора и его же крыльями, только во много раз превосходящими крылья обычных кондоров, посеребренный лук за спиной и колчан с 11-ю стрелами... Вблизи Лорд Кондор чем-то напоминал мифического Феникса - такой же ястребино-рыжий и страстный.

Сразу после возрождения, он потребовал себе Главу Дома для приватной беседы, которая длилась три дня. После чего Повелитель птиц улетел, обещав вернуться к зиме для общего пира с новыми подопечными. Официальное празднование обретения покровителя состоялось 14 декабря в Дуонн Слестере, а 10 октября внесли в анналы Дома как новый праздник - День Возрождения Покровителя, и это событие стало новой тайной Дома. Tайной, известной всем в Доме, но тщательно скрываемой от посторонних. Впрочем, никаких особых усилий не понадобилось - Лорд Кондор наложил чары, помогающие хранить тайну.

27 декабря 1818 года, ровно через год после официального вступления в должность, Эрнандо Келар снял с себя обязанности Главы Дома, назвав наследником Эрнесто Айлиля. В тот же день Дом услышал клятву своего следующего правителя. А два дня спустя семья Эргейров узнала об отречении Келара от Дома. Сам же лорд Эрнандо бесследно исчез, ни с кем не прощаясь и никого не ставя в известность. Знали только Айлиль и Грау, для остальных новость стала полнейшей неожиданностью. Восьмилетняя Эрин исчезла вместе с отцом, а четырехлетний Дариен остался с матерью и спустя годы принес вассальную клятву Кондорам.

Через несколько дней после отречения Эрнандо посетил Tавию во сне.
- Я знаю, это небольшое утешение, но пусть это останется у Вас. На память о вашем черством Главе Дома.
С этими словами он протянул ей ажурный браслет с неизвестной фаэ магией. Проснувшись, леди держала его в руках. Позже всякий раз, как она его надевала, у нее пусть немного, но улучшалось настроение, беспросветная печаль немного отступала и где-то далеко впереди по жизни чудился маленький огонек надежды. С этой вещью легче верилось в лучшее.

Отпраздновали Новый год, и в середине января 1819-го Эрнесто Айлиль нанес визит Можжевельникам, прося леди Tавию оказать Дому Кондора честь и вернуться, чтобы он мог назначить юного Саэфела своим наследником. Воспитанная в традициях повиновения старшим, будь то по возрасту, или по положению, Tавия Румай дала свое согласие и со временем все четверо ее детей принесли присягу Дому Кондора. Медленно, но верно жизнь возвращалась в прежнее русло.

Не было только лорда Лаэра, да мисс Аделая стала частой гостьей в особняке на Грейс-стрит. Это заметили и оценили в свете, после чего Рилинн навсегда покинул столицу, переехав в поместье под Хардвичем, некогда принадлежавшее Эрнандо Келару.

Леди Алэста долго не возвращалась, вплоть до 31-го дня рождения лорда Эрнандо, но после его речи одна из первых поддержала брата, пылко призвав остальных последовать ее примеру. Впрочем, сразу по окончании праздника она ушла. Не было ее и на принесении клятвы лордом Эрнесто. Она зашла ненадолго в начале весны 1819 года, а потом и вовсе исчезла. Поговаривали, что леди стала шпионом Дома в Tир Эренноне, но точно никто ничего не знал - за исключением Глав Дома, имевших доступ к секретным документам.

Незадолго до своего ухода с поста Главы Дома Эрнандо Келар подписал старшей сестре клятву изгнания. По ее ли просьбе, или по собственному разумению - остается загадкой, но если найти в Мире Грез одинокий хутор на границе лета и весны, напротив холма, открывающего проход в царство сидов, пройти через строй цветущих подсолнухов и толкнуть скрипучую дверь, то вы найдете ее там, хозяйкой недорогого паба, где варят лучшее пиво в округе и где минотавр Иррион, ее муж, ревностно следит за порядком. Чтобы соломенные человечки не прыгали в огонь, сатиры, напившись, не приставали к гномам, а всякий заезжий путник был накормлен, напоен и оставлен на ночлег на хрустящих от чистоты перинах.

Лорд Лакруа погрузился в изучение Tир Эреннона как ученый, а не как маг, пытаясь вывести законы более общие, чем законы материального мира, являющиеся их частью. Он выпустил двенадцать томов своих исследований, основал Лигу Изучения Контуров Базовых Естественных Законов** и прославился как первооткрыватель Законов хорошего настроения, названных впоследствии его именем - законы Солье.

На самом деле в 1870-1890-х годах второй сын Дома предположил существование, а позже и сформулировал I, II и IV законы, но будучи уже в очень преклонных летах, не успел доказать их. На долгие почти сто лет о них забыли, считая их блажью аристократа-фаэ, но когда в 2016 году Аунест фон Фирцлих из Шенха сумел доказать IV закон, то работы лорда Лакруа обрели небывалую популярность. Tогда же они получили его имя. Почил знаменитый исследователь в 1913 году.

Если изучение Тир-Эреннона - это то, чем занимался Солье для общества, то углубленное изучение магии Портала - это то, что навсегда осталось внутри Дома Кондора. Выяснил, что Портал ведет на Руану, где Мир Грез в силу природных особенностей материка имеет целый ряд интересных особенностей, стабилизировал и
испытал его, сделав путешествия по нему совершенно безопасными. Но все это осталось тайной для широкой общественности.


Остаток жизни Келар потратил на то, чтобы освободиться из-под абсолютной власти своего аэда, не разрушая их отношений. Могущество в обмен на претворение в жизнь фантазий Айо не тот идеал, о котором мечтал маленький Эрнандо, заключая союз с Драконом. Обжегшись с Энией, а затем будучи признанным Главой Дома, Келар крепко задумался о своей ответственности за все, что происходит с его молчаливого согласия. Его многое не устраивало в воззрениях аэда, и он впервые попробовал примирить крайности - фаэ, воплощающих верность и честь, и Драконов, являющихся олицентворением бесконтрольной власти стихий. В Доме об этом так и не узнали, но когда спустя тридцать лет Эрин ненадолго зашла на Грейс-стрит, то выяснилось, что Эрнандо женат. Что ж, будем надеяться, пожелание Грау сбылось и лорд обрел счастье, которого не искал.

Эрнесто Айлиль со свойственным ему пылом погрузился в дела Дома и со временем сделался неплохим Главой, если и уступающим в чем-то Брану, то совсем немного. Детям леди Tавии, вернувшимся в Дом вместе с матерью, он изо всех сил старался заменить отца, так что когда пришло время, ни у кого не возникло сомнений в достоинстве наследника. Лорд Эрнесто научил юношу всегда отвечать за свои слова, быть надежным и верным, но неутолимую тягу к приключениям Саэфел, похоже, унаследовал от бастарда сам, без разрешения.

Спустя годы Айлиль все-таки женился - на леди из Дома Граната, Эльвире Рейнир, незадолго перед тем овдовевшей и вернувшейся в Дом родителей. У них родилось двое детей, мальчик, ставший главным магом Дома после лорда Даэрона, и девочка, прославившаяся как первая феминистка Вир Мистари.

Лорд Даэрон стал главным магом Дома, о его принадлежности Кондорам теперь стало известно и леди Элиста могла уже, не беспокоясь ни о чем, принять его ухаживания, а вскоре и выйти за него замуж. Их дети в будущем заняли ключевые посты в Доме, а младший сын возглавлял Дом после ранней смерти лордаСаэфела. Впрочем, леди Tавия не дожила до гибели сына и тихо скончалась за пару лет до нее.

Энию так и не нашли, и она навсегда осталась в черном замке, продуваемом ветром, на вершине одинокой горы в Мире Грез. Должно быть, и по сей день спит в богато украшенных покоях и видит один и тот же сон, повторяющийся до бесконечности.

Ричард Шарп отправился в колонии и сложил голову в одной из многочисленных кампаний против пиратов. Поговаривают, будто бы его видели с одним из них, самым известным, - прозываемым Алым Клинком. Была ли то единственная встреча или стрелок нашел, наконец, близких родственников, мы не знаем. Да и надо ли?.. Легендам хорошо оставаться легендами, существовать в ореоле славы и всеобщего восхищения. Им не нужны подробности, делающие всякую историю слишком приземленной.

На этом Повесть о Доме Кондора заканчивается, оставляя его в зените могущества и доброго расположения общества.

P.S. А что королева Виктория?

Шел 1819 год от Заключения Пакта. Ее Величество королева Виктория стояла перед нелегким выбором: либо смута во время войны, либо... заточение целого Дома фаэ. И какого! С безукоризненной репутацией. Первоклассные воины, лучшие из лучших. Они нужны ей, как никогда. Но с пэрами из Парламента не поспоришь. У каждого - пусть небольшая, но своя армия, и давать каждому из них причину для неподчинения Ее Величеству не хотелось. Разногласия нарастали, война, развязанная пару лет назад на островах, не приносила желаемого результата - местные сопротивлялись яростно, королева уже подумывала о прекращении военных действий, но... Она никак не ожидала угрозы с севера. Нападение было неожиданным, следовавшие одно за другим поражения - удручающими. Со всем этим надо было что-то делать. Виктория отошла от окна и села за письменный стол. Немного подумав, взяла в руки золоченое перо...

"Какой странный сон!" - подумала Ее Величество, вздрагивая. Она опять заснула за подписанием бумаг. Что тут у нас? Ах да! Нападение с севера. Она слишком беспокоилась обо всем этом, вот и снится всякая ерунда. Кому придет в голову обвинять Кондоров в запретных искусствах? Конечно, они практикуют Магию Отказа, но это на благо государства. Шпионы Вир Мистари, если попадутся, не должны выдавать никаких тайн своими чувствами, и это - забота Кондоров. Да и в бою без хорошего амулета, помогающего скрывать эмоции, фаэ не обойтись - главное, без скандалов. Пока их нет - все в порядке. А их нет - как и ожидалось от благородного Дома аристократов. Вот только с северными варварами надо что-то делать... Немного подумав, Виктория покрепче ухватила золоченое перо и начала выводить новый документ. "Приказываю... Дому Кондора... взять на себя... командование Северной кампанией. Разрешаю им решать вопросы войны и мира, но не уступить врагу ни пяди исконных земель Вир Мистари. Необходимая поддержка будет оказана". Закончив с этим, королева удалилась в свои покои на заслуженный отдых. Tеперь либо они справятся, либо... нет, они справятся. Отчего-то Виктория была в этом совершенно уверена.

- В спальню бы не пустили, - лукаво улыбнулась ши, - но было бы странно устраивать военный совет в спальне, да? К тому же там моя мама, так что ничего страшного. Воин - всегда воин, неважно, мужчина или женщина. А я, пожалуй, Вас за дверями подожду - сколько бы талантов у меня ни было, я хочу выйти замуж! Я хочу остаться обычной...

Белые двери, украшенные резными изображениями львов и единорогов, растворились, и Кристина оказалась в тесноватом помещении, с трех сторон окруженном балконами, а на четвертой - висела громадная карта-гобелен. Рядом с ней-то девушка и вошла в зал, отчего взгляды всех присутствующих - где-то около двадцати туата во главе с лордом Федельмидом и строгой черноволосой женщиной, затянутой в лиловую тунику и черные кожаные штаны так, что они никоим образом не скрывали пышных форм, - скрестились на вошедшей. В комнате повисло неловкое молчание. Позади же Юань ловко захлопнула двери, оставив Кристину наедине с военными, сидящими за длинным столом в окружении белых резных колонн, поддерживающих украшенный цветной мозаикой потолок.

Красота всегда мимолетна, как лепестки сакуры, а потому - лови мгновение! Сугияма сел, поеживаясь от холода, и зевнул, скосил глаза в сторону Хиде. "Ох, и странный же вид приняла юкионна, - подумал молодой ронин. - Никак пришла к нашим дамам". Аюму по очереди оглядел каждую. "Ну, наверное, в них что-то есть - помимо красоты и женственности".

- Доброй ночи, - поздоровался он с Хиде. - С чем пожаловал?

И потянул носом воздух. Враги всегда пахнут иначе. Не так, как случайные путешественники.

"Галлюцинация" не унималась.

- Да, тяжелая это работа - из болота тащить бегемота... - Ворон скептически полетал вокруг, так и эдак разглядывая бьющегося о стеклянную преграду Сергея, и, наконец, каркнул. - Была, не была. Лишат лицензии - ну, так нам не впервой.

Дальше все происходило как в дурном сне или дешевой мелодраме: ворон спикировал Сергею прямо на лицо, залепив перьями глаза, нос и отчасти рот, и в это самое время в коридоре послышался топот нескольких спешащих ног и даже кто-то, кажется, крикнул: "Держи его!" Но в последнем Сергей уже не был уверен - сознание медленно уплыло куда-то в темноту.

Очнулся он на открытом каменном плато, связанным по рукам и ногам. Над головой набухало дождем небо, напоминая отчего-то давешнего красавчика из поезда, и рядом по коричневатым камням прыгала недавняя "галлюцинация".

- Tеперь будешь слушать? - деловито осведомился ворон.

Справа из-за спины вылетел черный ворон и, негромко хлопая крыльями, прокомментировал:

- Это фейспалм.

Разбег получился коротким, бежать пришлось под углом и, со всей силы вмазавшись в дверь, парень нажил себе несколько синяков и боль в боку. В двери что-то хрустнуло, но она устояла. Так и осталась стоять, как влитая, словно и не было тут никого. Сработала сигнализация.

Ворон присел на пол, наподалеку от бунтовщика, и поинтересовался:

- Ну хорошо, ружье нас не интересует, но двери-то зачем ломать? Я, конечно, понимаю, что на волю хочется, но почему бы просто не уйти? - птица склонила голову набок и постучала клювом по полу. Тук-тук. - Полнолуние вроде кончилось...

На строгий приказ девочка вздрогнула, подняла на Машу голову и, чуть помедлив, встала. Без малейших возражений. Отряхнула ладошки и коленки и села на бревно, куда сказано. Руки спрятала в рукава. Нахохлилась.

- Вы правы, госпожа, я могла ошибиться. Шаорен - недостойнейшая из недостойных. Последняя из жриц Судьбы. Моя вера давно канула в небытие, и когда я услышала Призыв, то моих братьев и сестер уже давно не существовало на свете. Я росла без наставника и путала Нити, теряя принадлежащее мне по праву, - она чуть помялась. - Эти глаза, эти волосы, моя внешность - все это из-за моей неопытности. Я намного старше, чем выгляжу. Вы правы, госпожа, я могла ошибиться. Но я не ошиблась.

Она взглянула на Машу и быстро отвела глаза, словно та сияла, как солнце.

- Я вижу на Вашем челе Ее знак. Вы - та, кого мы искали. Возможно, Вы и сами еще не знаете этого.

Вздох.

- На самом деле мы даже не знаем, похитили ли ее. Может быть, она сама ушла... только никогда раньше леди Камилла не покидала своих покоев без разрешения герцога, мужа моей госпожи, а тут... много лет ее уже никто не видел и ничего о ней не знает. Мы искали, но, увы, пока не нашли.

- Леди Камилла высокая, стройная, у нее золотые волосы колечками и голубые глаза. Кожа гладкая, чистая, без веснушек и пятен. Леди всегда одевалось в светлое, особенно любила белый цвет. Плащи носила только голубые, в цвет глаз. У меня есть ее портрет, - ручка вынырнула из складок платья, протягивая Маше овальную костяную пластину, на которой в обрамлении пятнистых камелий изображена красивая девушка с гордо поднятой головой. - Это Вам, возьмите. На левом запястье у молодой госпожи родинка - прямо у косточки. Где она - мне, увы, неизвестно.

- Как выглядит Книга Пророчеств, я не могу сказать, т.к. каждый видит ее по-своему. В старинных руководствах она изображается как внушительный фолиант с бронзовыми застежками и весь усыпанный рубинами. Где она - я могу лишь предполагать. Мне известно, что санаторий делает каждому приезжающему подарок - возможно, Книга среди них. Если ее не украли до нас, конечно. Но я не думаю, что это возможно - санаторий хорошо охраняется, особенно от жителей Долины.

В этот момент мотор у машины взревел и заработал. Водитель облегченно умылся из фляги и позвал Машу продолжить путь. Шаорен встала.

- Моих сил недостаточно задерживать Вас дольше, Айен Маша, - печально начала прощаться жрица. - Возьмите этот перстень, он приведет Вас к моей госпоже, когда Вы сделаете то, о чем она Вас просила.

Из рукавов появилось скромное колечко, украшенное гроздью винограда, и в каждой виноградинке сидел малюсенький сапфир, темный-темный, как беззвездная ночь.

- Ах! - только и успел пискнуть огонек, вконец разуплотнившись.

Хеллари резко рванул цепь ближе к пауку. О чем он думал?! Нейтан, находясь теперь в центре своей связки, чувствовал себя неуютно. А если второму крайнему тоже захочется побегать? Рвануть в противоположную сторону? Здесь вообще кто-нибудь думает о других?! А если Гвайрен... Вся благостность улетучилась. Нейтан собрался, подбирая слова, подходящие к ситуации, - ведь ясно же, что критиковать бесполезно. Скажешь спокойно - не услышат, скажешь резко - будут оправдываться. Пока думал, что делать, швырнул второй камень в паука - молча, обдумывая свой следующий шаг. Бою нужен командир, а команде - умение действовать сообща. Только знакомиться и устанавливать контакт прямо в бою несколько поздновато. Его братья знали друг друга всю жизнь и все равно погибли. Эльф стиснул зубы. И что делать? Себя командиром он не чувствовал, но если промолчать - ответственность падет на него. Ведь он думал об этом и ничего не сделал. Наконец, он решился.

- Я думаю, если мы договоримся, как драться, всем будет удобнее. Может, в следующий раз нападем одновременно и в одно место? Например, вон в ту клешню...

- Да.

С тех пор, как пропал Питер прошло уже полгода. Мелани места себе не находила, и чем дальше - тем больше. Каких только мыслей она не передумала! Каких только ужасов себе не вообразила! Но перед всеми - молчала. Даже перед Мери. Нет, особенно перед Мери. Улыбалась, клиентам, родителям, друзьям, Виктору и Уиллу, и бледнела, становясь тоньше и словно бы выше с каждым днем. Наконец, сила терпеть иссякла.

Мелани собрала вещи, повесила на дверь объявление ("Уехала по делам. Надолго"), попрощалась с родителями (так и не сказав истинной причины своего отъезда) и однажды погожим осенним вечером позвонила в дверь мастера големов мистера Найтса. У нее было к Виктору дело.

- Это хорошо, - мягко, чуть удивленно отозвался Нейтан авару и не стал больше навязывать свое общество.

Его ум, еще недавно среагировавший на угрозу добровольного отказа от жизни, вновь пустился в плавание по темным путям прошлого, и на лице снова застыло выражение муки. Тиэ ушел в себя.

Еду и остановку он воспринял с обычной покорностью, долго смотрел на баланду неизвестного происхождения, то ли вспоминая что, то ли, наоборот... Пару раз его губ коснулась легкая улыбка, и, наконец, он все съел. Потом, от нечего делать, смотрел на орков, отчего-то без видимого отвращения, с затаенным страданием, подмечая их привычки, кто с кем больше общается, старался отличать их, фантазировал об их пристрастиях... Стоило ему заметить чье-то внимание из конвоя, и взгляд его становился совершенно стеклянным, как будто эльф не осознавал окружения. На товарищей по несчастью тиэ тоже смотрел, но куда более деликатно, стараясь оставить свой интерес не замеченным.

Печаль, то и дело привычно охватывавшая тиэ, отступила от одного лишь порыва ветра... "Амдир... он не дожил". Мысль, подобная острию иглы, ввинтилась в сердце и отступила, трусливо прячась от холода и нужд тела. Дрожь охватила Нейтана, с ног до головы, но он сказал себе, что должен быть благодарен. Впервые с тех пор, как он появился здесь, в этом напоминании не было горечи.

Запрокинув голову, эльф смотрел на звезды, и те словно вливали в него силу. Волю к жизни. Но не надежду, нет. Надежды у Нейтана уже давно не было.

- Как в детстве... - негромко произнес он на синдарине и те, кто рядом, могли слышать его.

Но ни на миг не забывал об охране и шел, шел, не останавливаясь, и не стремясь длить свидание с ночным небом. Ему должно хватить и одного взгляда. Если нет - не хватит и вечности.

Бран слегка улыбнулся.

- Я рад, - тихо сказал он, - что ты меня простил.

- А Эрнандо... он устроен слишком тонко, даже для фаэ. Полагаю, что его причины вовсе не причины для тебя или меня, но с Эрнандо все по-другому. Ему достаточно малейшего косого взгляда, чтобы оскорбиться. Он очень обидчив и очень горд.

- Боюсь, он чувствовал отношение Кэтлин к себе и сравнивал с ее отношением к другим нашим детям или, возможно, с ее отношением ко мне. Не знаю. Он начал отдаляться от нас лет в 7, а после его 11 мы ни разу так и не смогли к нему приблизиться. В конечном итоге пришлось общаться с ним таким, какой он есть, но... когда он обрел силу - он все же сказал мне. Не знаю почему - то ли похвастаться хотел, то ли доказать что.

- Он рос в тени произошедшего между Рилинном и Кэтлин, и это наложило на него слишком сильный отпечаток. Два или три раза я пытался с ним поговорить, когда он вырос и начал "чудить", - в ответ получил лишь его извечную издевательскую вежливость, и оставил его в покое. В конце концов, это его жизнь - ему решать, как поступать. Если он хочет все отпущенное ему время доказывать окружающим, как они виноваты перед ним, - что ж, я не могу отнять у него этого права. Даже если вижу, какой вред это наносит ему.

- Сила, не обремененная самоконтролем, обречена на гибель. А у Эрнандо настоящего самоконтроля, исходящего из его собственных желаний, нет и никогда не было.

- Ну, тут... - смутилась Криница. - Давай покажу.

Она снова открыла книгу и посадила клубочек на нее.

- Вот, читай. Даже не верится, что Мартин мог читать такие страшные строки, - взгрустнулось домохозяйке.

На листочке появилась третья запись:
""Пять дверей для ветра". Книга, которую читал Мартин. Страшно, но про любовь".

Ах! Мартин. Мартин-Мартин-Мартин! Криница приложила к пушистой щеке кожистую ладошку и вздохнула на корзиной с яблоками.

Он знал ее слабость. Он всегда умел делать подарки. Добрая половина всех пирогов - из его яблок. Конечно, растила их Августа, но кого это волнует, когда белая бумага пахнет дождем и пыльцой! Ведь это его запах. То есть запах весны, конечно, одернула себя Криница и принялась хлопотать по хозяйству.

Яблоки отправились в кладовку - почти все, кроме тех, что тут же были порезаны в яблочный пирог и... Опоссум остановилась. Что-то тут не так... Ах да, до 24 декабря еще пара дней - надо ждать, а она-то уж, она-то уж обрадовалась! Почтальон был так любезен, что занес корзину в дом, и Криница - от волнения! - даже забыла его угостить. Ушел. Ну ничего, в следующий раз!

Вечером того дня маленькая домохозяйка сидела в уютном креслице у камина и держала в лапках письмо. Такое милое. Такое нежное. Такое... такое! Ах, если бы всегда была весна, если бы Мартин всегда был рядом!.. Глупые фантазии. У маленьких опоссумов не должно быть Больших Мечт, во всяком случае их мечты не должны быть больше того, что им положено.

Всплакнула - от щедрости хранителя и от полноты чувств, по-хорошему так, по-доброму, - и положила эту записку к остальным - на каминную полочку, в особую шкатулку, где хранились все его письма. Через два дня придет Мартин, и у нее будет самый лучший яблочный пирог за последнее время! Ей всегда готовка удается лучше, когда Мартин заходит. Такой уж он - хранитель весны.

Но Мартин не пришел. Может быть, еще не пришел? Стол накрыт, скатерть постелена, пирог дышит жаром и пряными травами, молодостью и нежным обожанием, с каким Криница всегда всё делает для Мартина. Почему он не пришел?

В волнении опоссум прошлась слева направо и справа налево, поправила кружевную салфетку, связанную специально для этого случая, и в рассеянности вышла на улицу. Что же такое могло случиться? Ситечко чудесно, но разве может оно, со всем своим восхитительным волшебством заменить чудо живой любви?.. Как же не хватает медовых волос Мартина и его безразлично-мечтательного взгляда. Криница грустно обняла себя лапками.

Вечером 18 августа Бран заперся и никого не пускал к себе, даже пришедшего поздно ночью Рилинна, когда слуги уже уложили детей и теперь ходили по покоям, гася свечи, и поправляя сбившиеся покрывала, - в доме Кондоров все должно быть идеально. Старший брат долго колотил по закрытой двери, изрыгая самые неприличные проклятия, какие только могут закрасться в голову фаэ, а когда на его зов конюхи пришли выламывать дверь, на пороге показался Бран. Как рассказывает прислуга, в таком гневе его еще никто никогда не видел - даже Айнор, пробормотав извинения, спешно удалился, со злости пару раз стукнув тростью по стенам, тем самым безнадежно испортив дорогой шелк.

Эрнандо, к счастью, при этом не присутствовал, иначе бы не миновать еще одного "милого" семейного разговора. Келар вообще куда-то пропал на целый вечер и почти на все следующее утро, хотя, казалось бы, спрятаться в небольшом поместье возможности особо не было.

Алэста весь вечер собирала вещи и на рассвете уехала в Астави, увезя с собой часть вассалов и четырех племянников - детей Лаэра и Тавии. По словам слуг - да и самой фаэ, - Бран отправился вместе с ними, но месяц спустя девушка со слезами на глазах клялась на Священных Гимнах*, что отец оставил их у поворота на Дуонн Слестер и больше она его не видела.

С тех пор Брана вообще никто не видел. Живым. А 16 октября его растерзанное тело нашли в окрестных лесах - на лице застыло выражение непередаваемой муки, и все, кто его видел, с отвращением отворачивались. Никому из семьи не случилось лицезреть тело, но показания свидетелей сходились на одном: лорд был убит с особой жестокостью. Правая рука мертвого Кондора сжимала короткий жезл из серебра, в навершии которого зияли четыре дыры из-под самоцветов. Позже, когда Брана готовили к погребению, жезл с трудом вынули и передали Лаэру, официальному наследнику Дома до оглашения завещания.

Три дня спустя, 19 октября на имя лорда Грау на Грейс-стрит пришло пухлое письмо. Адрес, вне всякого сомнения, написан рукой лорда Брана.
Получатели: Грау.


Официальные проводы Брана Эргиля состоялись в Астави 27 октября 1817 года, хотя тело погребено сразу, как только его нашли, - 16 октября 1817 года в фамильном склепе родового поместья Дуонн Слестер. На Грейс-стрит о кончине Главы Дома стало известно 21 октября 1817 года. Сразу после похорон отца Лаэр уехал куда-то и вернулся только дней двадцать спустя, о своей поездке не распространялся.

Прошел еще месяц, и в ночь с 18 на 19 ноября всем участникам этой истории приснился один и тот же сон.

Лорд Бран шел по опавшим листьям, облаченный в серебряные латы, и в правой руке у него сиял четырьмя рубинами короткий жезл. Листья, сминаемые старинными сабатонами**, казались такими же живыми, как и сам Глава Дома, а горделивая осанка Кондора рождала предчувствие беды. Лес, казалось, расступался перед идущим, и вот вдалеке, в прогалине, появились скалы.

Бран шел к ним, и вскоре отвратительная черная тварь, охраняющая вход в подземелье, прокаркала над закрытыми воротами из гладкого серого камня - и не скажешь, что здесь может быть проход, но вы отчего-то знали - он есть:

- Остановись, путник, дальше пути нет.
- Я знаю цену, - возразил лорд, тогда горгулья с перепончатыми крыльями вопросила:
- Ты готов заплатить? - как показалось, с грустью.
- Всегда, - без колебаний ответил Бран, и в скале появилась трещина, куда и лежал путь Кондора.

Блуждать по подземельям долго не пришлось, первая же тропа вывела его в тронный зал, где на высоком, высеченном в скале кресле восседал хорошо известный по древним мифам Змеиный король. Властелин гордости и лукавства, всегда изображавшийся в виде нага - восьмирукого существа, отдаленно напоминающего человека, с могучим змеиным хвостом вместо ног, сейчас тремя кольцами обвивавшим подножие трона - в знак мирных намерений по отношению к пришедшему. Бран, преклонив колено, положил жезл рядом с блестящей в свете волшебных светильников чешуей и выпрямился.

- Когда-то Кондоры оказали услугу Повелителю змей, уничтожив его заклятого врага - Повелителя птиц***, - властно зазвенел голос лорда. - Теперь я прошу об ответной услуге. Моя жизнь в обмен на жизнь Дома. Равноценный обмен.

- Я согласен, - усмехнулся король еще до того, как Бран договорил. - Но согласен ли ты? - И наг кивнул на высокий куб из горного хрусталя.

- Всегда, - побледнев, но без малейших колебаний ответил Кондор.

А потом он обернулся...

Эния
- Прощай, сестра. Теперь все будет хорошо, - уверенная улыбка.

Получатели: Эния Тинтур ди Кондор.

Даэрон
- Слушайся отца, малыш, - покровительственно и по-доброму. - Не расстраивай его.

Получатели: Даэрон фон Кайлен.

Лакруа
- Вам придется туго, сын, но вы прорветесь, - как обещание.

Получатели: Лакруа Солье ди Кондор.

Эниель
- Не печалься, родная, все обойдется, - ласково.

Получатели: Эниель ди Кондор.

Тавия
- Я исполнил то, что обещал. Теперь исполните Вы, леди Тавия, - с достоинством.

Получатели: Тавия Румай ди Кондор.

Грау
- Прощай, брат. Ты обещал.

Получатели: Грау.

Лаэр
...И ничего не сказал, но Лаэру почудился упрек в строгих, немного торжественных чертах отца.

Получатели: Лаэр ди Кондор.

Шарп
- Если примете присягу, будьте готовы возглавить Дом и повести за собой, и умереть за него. Одного наследника слишком мало.

Получатели: Ричард Шарп.

Жезл у подножия трона ярко засветился всеми четырьмя рубинами и потух, выгорев. Жизнь Брана Эргиля ди Кондор оборвалась.

Рано утром 19 ноября 1817 года обитателей столичного особняка разбудил тонкий крик Элисты, полный ужаса и сильнейшей душевной боли. Сбежавшиеся на шум видели, как посреди холла оседает на гладкий паркет хрупкая девичья фигурка. Слуги, конечно, засуетились, принесли пледы, укутали молодую фаэ, усадили в кресло, принесли ей горячего вина... Но она только дрожала и съеживалась на своем месте, и полубезумный взгляд ее бесцельно блуждал вокруг, пока не наткнулся на взволнованное лицо Лаэра. Тогда девушка распрямилась, подобно пружине, подскочила к брату и отвесила ему звонкую пощечину.

- Как ты мог?! - срываясь, закричала, не смущаясь ни слуг, ни своего внешнего вида - фаэ стояла перед всеми в одной только ночной сорочке. - Его кровь - на твоих руках! Убийца... - голос упал до шепота и снова взлетел, ввинтившись в украшенный затейливой лепниной потолок: - УБИЙЦА!!! - и повисла, рыдая, на руках пожилой толстухи-горничной, неуклюже гладившей теперь леди по волосам и приговаривавшей: "Ну-ну, моя радость, не надо так".

А вокруг растекалось лишь одно чувство, поглощая растерянность и недоумение слуг, - острое ощущение предательства. Элиста считала, что брат предал - и отца, и Дом, и ее саму, и искренно верила во все, что говорила. Ей было настолько тяжело, что ни о какой магии речи уже не шло - она не могла скрывать своих чувств, да и те уже несколько выходили за рамки, свойственные здоровой личности.


Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау.
Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау, Эниель ди Кондор.


Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау.


Получатели: Лаэр ди Кондор.


Получатели: Лаэр ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор, Тавия Румай ди Кондор, Грау, Эниель ди Кондор.

Получатели: Тавия Румай ди Кондор, Киарн.

Кондор издал короткий сухой смешок.

- Лейтенант... как Вас там? Шарп? Да, так кажется. Я здесь не для взаимных оскорблений, хотя, должен признать, Ваше предложение в достаточной мере соблазнительно. Скажу более, - черты Келара смягчились, - мне нравится Ваше рвение, и при других обстоятельствах я бы с удовольствием разделил его, но, увы... - легкое сожаление в голосе. - Я здесь по делу.

- Держитесь подальше от этой... - Эрнандо посмотрел на Энию и снова на Шарпа, - дамы, или Вы узнаете, насколько слова приятнее дел.

Лорд наклонил голову и стал очень похож на хищную птицу.

- Еще раз к ней прикоснетесь - даже для спасения ее жизни, - и она заплатит за это цену большую, чем Вы можете себе представить. Да, - улыбка, невероятно неприятная, но от этого ничуть не менее вежливая, - это не угроза. Это обещание, - Келар почти весело подмигнул Шарпу.

А потом повернулся к Энии:

- Опекать? Вершитель сохрани. Я не люблю проигрывать. Всего хорошего, - подчеркнуто вежливый кивок, и Кондор начал медленно растворяться в воздухе.

Мелодия боя, его ритм, настойчивый, властный, зовущий, невозможно притягательный, звучал в голове Айдана. Поднимался звучным аккордом вверх, от кончиков пальцев к вискам, от пояса к шее, затмевая разум... Кровь. Кровь на снегу. На листьях. Хлещет из вен. В жилах.

Кровь застилает взор. Люди - лишь тени чьего-то больного разума, и медведь - грязно-бурое пятно света и тени, его страсть, его добыча...

Нестройной волной вторгается в это царство музыки и тени, безумия и света захват Омни. Но разве ши видит, кто подходит к нему сзади? Разве слышит он мысли? Благими намерениями дорога в ад устлана. Так говорят. Похоже на правду. Развернуться - единым, слитным движением, не глядя - заехать кулаком в лицо, и вперед, вперед, - туда, где сливаются бурый и желтый, гранит и песок, шерсть и кожа. Нет ничего, кроме боя. Никогда не было. Никогда не будет.

Запоздало сообразить: Омни. Запоздало бросить: "А я думал, она тебе нравится..." Но все уже позади - только шерсть и песок, только меч и добыча.

- Шикарно!.. - согласилась Лив, садясь на постели, чтобы посмотреть в окно. Не заботясь о том, что простыня медленно сползает с груди. Хиппи вообще не сильно заботятся о том, чтобы быть всегда одетыми. Встала, подошла к Сайвару и оглядела открывающийся из окна вид.

- Да, завтра ее выходные, - безразлично и беззаботно согласилась девушка. - А ты?

Ингрид приподняла бровь.

- Видеть мужчину не есть грех, отец. Хорошего же Вы обо мне мнения, если считаете, что я способна отдать свою честь в руки первого же проходимца, сделавшего мне предложение!

- Значит, я не ошиблась, и его рассказы о делах с Вами были лишь искусной ложью. Что ж, благодарю Вас, батюшка, Вы развеяли мои сомнения. Спокойной ночи.

Он встала и, присев в реверансе, собралась удалиться. Теперь ее участь была вполне решена - притвориться девственницей не так уж сложно, если когда-то ты ею была и еще помнишь это. А Ингрид помнила и очень хорошо.

Йондж стоически вздохнул.

- Вам их и не предлагали, - негромко заметил он и направился к Давидсону. После непродолжительных переговоров, Гордон остался рядом с Донованом, а к Шарпу подошел улыбающийся немного смущенной улыбкой Стэн.

- Ваше благородие, господин Донован глубоко сожалеет о том, что у Вас с ним слишком разное чувство юмора, но отказываться от дуэли он не намерен...

В этот момент к ним подлетел Бьюри.

- В чем дело, Стэн? - юноша, похоже, был разъярен. - Я не давал согласия на законную дуэль! Почему все опять прошло мимо распорядителя?!

Давидсон стушевался и попытался разрешить ситуацию мягко:

- Бьюри, но ты же понимаешь, что по правилам...

- К черту правила! - прошипел донельзя взбешенный распорядитель и, взяв Стэна за плечо, попытался оттеснить его подальше от Шарпа, что было довольно сложно, т.к. Давидсон, в отличие от самого Бьюри, отличался могучим телосложением и сейчас, пусть и несильно, но упрямился. Так что следующую фразу, хоть и сказанную тихо, Ричард все же услышал: - А кто будет отскребать этого Кондора с травы, когда Грег попадет?! Ты об этом подумал?!

- Доооолго еще там? - скучающе громко поинтересовался второй дуэлянт. Сейчас он больше всего напоминал капризничающего ребенка. - Давайте уже начинать! Бьюри, давай знак!

- А кто будет держать ответ перед их Главой?! - продолжал шипеть Бьюри, не слыша стенаний Донована. - Ты в курсе, что они все собрались - и Глава тоже?

Официально, конечно, дуэль, проходящая по букве правил, не могла быть причиной для преследований, однако всем известно, что наживать врагов можно разными способами. Похоже, Бьюри предпочитал не наживать их вовсе, и сейчас ему приходилось ох как несладко.

- А что я должен подумать, если ты с таким умным видом говоришь, что на следующий Самайн "Дикая Охота снова поедет по миру живых"?! Что у нас не мир мертвых?!. - огрызнулся Тим. - Тогда уж будь любезна, объясни, что ты имела в виду!!! Думаешь, мне очень приятно рассуждать о стае Больших Чернильных Собак, каждая из которых может перепрыгнуть речку и любит полакомиться свежим человеческим мясом?!

Однако мысль о том, чтобы целовать рассерженную девочку, стала в некоторым смысле привлекательной... Раз Мари все-таки живая.

- Не, не слыхал. Нет у нас Дикой Охоты и Большой Пес сидит на небе и не рыпается. Звездный он, неопасный.

Получатели: Эрнандо Келар ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор.

- Облачный слон?! - удивился Рик, уважительно гладя слона по тому месту, которое ему показала Йен. - То есть... то есть, ты хочешь сказать, что это и есть.. Айравата?! Я слышал, у него много имен и названное тобой - одно из них, - принялся объяснять Рик. - Видишь ли, Ким Йен, - приятно познакомиться, - англичанин даже приподнял шляпу, здороваясь с девочкой, - нас четверых - меня, Биша, Ямира и Раджи, - представил Хэтуэй друзей, - Айравата послал сюда, что найти его Брата и передать ему привет. Ты не знаешь, кого он имел в виду? - хитро прищурился мальчик.

На замечание о гадости, Рик грустно вздохнул:

- Говорят, люди превращаются здесь в блох, если их укусят эти паразиты. Кто знает, сколько из них - люди, а сколько - чудовища... Мне так жаль, что я послужил причиной смерти для кого-то из них, - маленький англичанин снял шляпу, скорбя об ушедших.

Ши улыбнулся. Девушка не вырывалась, не устраивала истерики, не скандалила. Не требовала невозможного. Нет, он не ошибся в ней - она и в самом деле та, за кого он ее принимает, - нежная, добрая, неосознанно любящая все на свете... Такую леди любить легко и приятно.

- Я тоже надеюсь. И верю, что обойдется, - очень серьезно.

- А Вы похожи на принцессу, которую слушаются голуби, олени и маленькие хомячки, - легко улыбнулся он в ответ и надолго замолк.

Выражение, появившееся у него на лице после просьбы быстрее поправиться, было... странным. Вдохновенным, окрыленным, надеющимся и очень
счастливым. Услышав про "связь" он слегка помрачнел - а потом снова улыбнулся, тепло и радостно. Поколебался и... кивнул. Улыбка стала освобожденной. Примиренной. Но все такой же бесконечно влюбленной.

- Пусть будет по-Вашему, - без малейшего усилия согласился Скатах. - Если Вы этого хотите - пусть так и будет.

Отвечал он явно не совсем на слова Эйлин, а отчасти и на свои мысли. А потом весело добавил:

- А поправиться я постараюсь побыстрее, - и окинул девушку взглядом на грани обожания. В чем-то это был взгляд любовника, которому обещали знойную ночь любви. Наконец-то. И немного мальчишеского озорства.

Страх. Страх гнал его по воде, по мокрым, осклизким камням, по тине, которую он терпеть не мог, и водорослям, пугавшим его темными пятнами в и без того черной воде. Тим бежал и боялся. И в то же время какая-то часть него знала: есть вещи и пострашнее. И эта часть и указала ему на нечто странное: они бежали, а Пес, который с легкостью обгонял их, так и не напал.

Значит ли это, что он не собирается есть их? Или - о неужели, Чудо свершилось, он не может прикоснуться к ним, пока они в воде?

Смелости проверить свою догадку у него не хватило. Поэтому едва на правом берегу показалась ива, он решил свернуть к ней. Но не свернул.

То есть сразу не свернул. Все бежал и делал вид, что идет на огонек, но в последний момент - резкий поворот и вот уже ива приветливо расстилает перед ними свои кудри.

Конечно, разумнее бежать было бы на огонек, но там Пес. Тиму и в лучшие дни его жизни не хватало духу посмотреть в лицо своим невзгодам, что уж говорить о том, когда сама его жизнь, драгоценность из драгоценностей, подвергалась опасности! Только ива могла спасти их. Обезумев от желания остаться в живых, подросток прошептал:

- Ивушка, укрой нас! Сохрани нас живыми и невредимыми. Я знаю волшебное слово: пожалуйста!!! - и он юркнул под серебристую сень, потянув за собой Мари. В самый последний момент он шлепнулся в воду, окатив холодными брызгами девушку.

- Упс, извини, - скомканно прошептал он, поудобнее устраиваясь под ветвями и с нездоровым любопытством выглядывая наружу: Пес все еще там?

- Так почему ты знала, что я там? - клацнул он зубами и посмотрел на спутницу.

Яростный порыв Лакруа прогнал по покоям волну магии, и Грау отшатнулся, уворачиваясь от внезапно разверзшейся под ногами бездны. Пол, как и дверь перед этим, обратился в ничто, но тварь это не остановило. Поколебавшись, она зашипела - точь-в-точь, как только что младший из Кондоров, и двинулась на старшего лорда.

Медленно, неотвратимо, как сама ночь, бесформенное нечто надвигалось на бродягу и, приняв в последний момент вид фаэ с длинными ножами вместо ногтей, кинулось на Грау. Одно лишь четкое движение в сторону - и тварь снова бросается на противника, но тот лишь танцует, уворачиваясь так быстро, что невозможно увидеть само движение. Мгновение - и он уже стоит рядом, еще - и он снова в другом месте, целый и невредимый. Нож его порхает, как бабочка, но - увы, тьму невозможно ранить, как нельзя и убить иначе, как светом. Однако чем дольше длится этот бой, красивый и изящный, тем яснее становится: тварь просто не может пройти мимо такого прыткого оппонента, и вот уже для нее существует только он и лишь его она хочет пересилить. Есть ли у нее предел усталости? Если нет - вопрос лишь в том, когда устанет сам Грау...

Тем временем Даэрон сходил в зал и принес оттуда ножку от кресла, обернул ее в изъеденную молью штору и, залив полученный факел содержимым найденной в шкафу спиртовки, зажег новый источник света. Пламя чадило и обжигало, и в его неверном свете юноша увидел то, чего не видели остальные.
Получатели: Даэрон фон Кайлен.

Тем временем внизу послышались новые звуки - как будто кто-то скребется, отчаянно просясь наружу, и Грау показалось, что в образовавшейся на полу дыре что-то шевелится. Похоже, на подходе был еще один монстр.

В особняке наступила полная тишина, нарушаемая лишь зловещим скрежетом, дыханием трех фаэ и их шагами.

Наклонив голову, Рик пристально наблюдал за слоном. Нечто нереальное было в его правильном, молочно-белом окрасе, в сияющей белизне лишенной обычных пятен шкуры. "Таких слонов не бывает", - сказал кто-то внутри него. Кто-то очень взрослый и мудрый. И оттого скучный.

Вздрогнув от восхищенного шепота Биша, прозвучавшего в тишине подобно гонгу, Рик шепнул Ямиру:

- Идем! Разве ты не хотел посмотреть на слона? Или одной маленькой секундочки тебе достаточно?

Айравата. Рик слышал, что у Айраваты должно быть четыре бивня и семь хоботов, но промолчал. Что-то было в Бише такое, что не позволило англичанину указать на несоответствие видимого и желаемого.

- А правда, что на нем ездит индийский громовержец? - все так же шепотом поинтересовался он у Биша, следуя за ним как можно тише и незаметнее, отчего приходилось то и дело задерживать дыхание и отводить загораживавшие проход листья, стараясь не потерять при этом равновесие. Сначала Рик хотел сказать "ваш громовержец", но в последний момент передумал - ему не хотелось обижать друзей.

Ингрид мягко улыбнулась шутке Орма и потянулась, подставляя под поцелуи то одну часть себя, то другую. Пусть развлекается...

Смысла в разуверениях девушка не видела. Начни она убеждать Орма в чем бы то ни было - причем неважно, в чем, - и можно будет подумать одно из двух: то ли у нее, и правда, есть кто-то еще, то ли ей скучно с ним и она ищет выяснения отношений. А ни того, ни другого Ингрид и представить себе не могла.

- Трудно думать - в таких условиях, - снова мягкая улыбка и бесконечная нежность в голосе, и девушка перевернулась на бок, так что Орму досталась теперь только мраморно-белая спина. - Хочешь знать мой ответ прямо сейчас?

Лень, грусть, истома - еще немного, и она уже не станет ничего говорить... Ведь не за разговорами она пришла сюда, верно?

Это уже слишком. Несколько минут Тим собирался с духом, а затем со стоном поднялся - сначала сел, придерживая голову, чтобы не раскололась от боли, а потом и встал, пошатываясь и держась за стенку.

"Мать моя женщина! - подумал он. - И куда идти?"

Выбора особого не было - летать вертикально вверх Тим не умел, поэтому захромал вдоль по коридору, к далекому пятну свету впереди, истово жалея, что он один. Веселые зайчики сейчас бы не помешали.

Минору с трудом боролся с желанием вскочить с воплем: "Я здесь, Такехико-сенсей!" И учудить что-нибудь эдакое. Жаль, его все знают - шутка не получится.

Получатели: Эрнандо Келар ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор.

Подкрепившись вместе с остальными, Наршаль легкомысленно отправился в зал, успев перед расставанием прикоснуться к плечу Дома:

- Успехов, - уверенно и тихо произнес он и ушел на трибуны.

Скандирование толпы слегка обеспокоило юного мага - он опасался, что Дома смутит или дезориентирует такое внимание, но затем он уговорил себя, что раз уж Дом победил двух Магов Земли, то уж еще одного ему точно удастся положить на лопатки. Поэтому появление Шара не слишком обеспокоило Наршаля, хотя габариты, конечно, внушали уважение. "И как он с ним будет?.." - спросил себя юноша, а когда появился шар земли - слегка побледнел.

- Ой, - быстрый взгляд в сторону девочек. - Великоват будет... - неуверенно произнес он и уставился на арену. Сердце замерло и словно отказалось стучать дальше. Наршаль сглотнул и от всей души понадеялся, что Дом сейчас чувствует себя куда лучше.

- Дом, ты победишь! - крикнул маг, стараясь перекрыть вой толпы, что, в общем-то, было едва ли возможно. И сам не верил, что говорил. Не может Дом победить такую махину, но - нельзя так думать! Ни секунды нельзя! Дом обязательно победит! Просто сейчас в это трудно поверить.

Остановившись на такой оптимистичной ноте, Наршаль принялся смотреть на арену, стараясь выглядеть веселым, а не напуганным.

Получатели: Эния Тинтур ди Кондор.

Получатели: Рилинн Айнор ди Кондор, Эния Тинтур ди Кондор.

Минору очень хотелось сказать, как он сожалеет обо всем, и что убежал, потому что не знал, как сказать о том, что он наделал, и не возвращался потом потому, что не знал, как посмотреть отцу в глаза после того, что сделал и убежал, и... но вместо слов, сбивчивых, путаных и невразумительных, маленький маг после небольшой паузы, во время которой он прильнул к папе, вспоминая давно забытое чувство единения, разрыдался. Горячо, неудержимо и с облегчением. Чувствуя себя все еще виноватым, но уже прощенным и - счастливым, хотя и смущенным.

- Пааааап! Я так... скучал по тебе! - всхлипывал он.

Белобрысый пожал плечами.

- Столичные - люди занятые, у них всегда есть дела важнее, чем развлечения. К тому же... Ладно, что я все о себе и о себе, надо и о деле позаботиться. Позвольте представиться: Грегори эр Донован, младший сын старшего сына, в общем неважно. А это Чарльз эр Бьюри, Стэнли эр Давидсон и Гордон эр Йондж, к Вашим услугам. А это наш семейный врач, Габриэль Истмен, но, надеюсь, он нам не понадобится. Так, на всякий случай, традиция требует.

Врач нахмурился, но все пятеро поклонились.

- О, а это ваша знакомая? - Грегори устремил взгляд на Энию и еще прежде, чем кто-либо успел его остановить, приглашающе помахал ей рукой. - Красивая женщина.

Площадь была не так велика, чтобы сказанное в одной ее части было полностью не слышно в другой, поэтому до Энии долетали обрывки разговора.

Это был волшебный миг. Эни медленно подняла руку и провела кончиками пальцев по руке Селина.

- Но ты же не можешь, - ласково напомнила она. - Вчера утром ты сказал мне, что не можешь. Я не хочу тебя заставлять...

Она помолчала, наслаждаясь объятьями Селина.

- Пойми, ты не делаешь мне больно тем, смотришь на других. Мне больно оттого, что ты хочешь быть и со мной, и с другими. Я так не могу. Если ты хочешь смотреть на других - я не возражаю, смотри, будь с ними, но тогда ты не будешь со мной. Если ты хочешь быть со мной - будь со мною, но тогда тебе придется оставить всех остальных девушек. Либо я, либо другие.

- И... я не требую от тебя такого решения, - нежно продолжила эльфийка. - Ни сейчас, ни когда-либо потом. Но если ты действительно хочешь быть со мной - тебе придется его принять, но мне бы хотелось, чтобы ты принял его свободно. Потому что ты так хочешь.

- Я не уверена, что за один день ты смог осознанно принять решение, с которым был не согласен еще вчера.

Энувиэль улыбнулась.

- И... я тоже люблю тебя, Селин, - она посмотрела в нежно-голубое небо, вспомнила вчерашний разговор с Сэйрасом и улыбнулась. - Как единственного на свете...

По щекам ее текли слезы, но это были хорошие, счастливые слезы. Эни улыбалась.

А потом она взяла себя в руки, вытерла непрошеную влагу со щек и отстранилась. Лицо ее было вежливо и спокойно, на губах все та же улыбка - немного печальная, но в целом счастливая, - только кончики ресниц мокры и кое-где слиплись.

Джил, конечно, придурялся. Он с самого начала знал, на что нажимать и за какие рычаги дергать, но не мог отказать себе в удовольствии подурачиться. Пальцы сами сделали все необходимое - еще прежде, чем Принц сознательно все вспомнил, а когда услышал голос девушки, тут же поинтересовался:

- А как Вас зовут, прекрасный диспетчер? Я бы поболтал с Вами до взлета, - озорно предложил он.

Заведя мотор и приготовив машину ко взлету, Одди стал ждать остальных, не создавая толчеи, благо его радужный "Зверь" позволял и не такие финты ушами. Скромный на вид, корабль был очень маневренным и вертким, как и сам Принц. И очень выносливым... Пока остальные один за другим вылетали из ангара, Джил перевел свою личную броню в защитный режим, полюбовался на отбрасываемые ею внутри кабины блики и тоже потихоньку вывел корабль из ангара, когда это было абсолютно безопасно. Не столько потому, что сам чего-то боялся - а чего можно бояться в своем сне? - сколько, чтобы снискать похвалу диспетчерши и получить дополнительную возможность услышать ее красивый голос. В небе он не стал делать никаких пируэтов, а просто наслаждался открывшимся видом, перевернувшись вниз головой. Вися над землей под каким-то совершенно диким углом, Джил наслаждался тем, что можно созерцать утренний пейзаж, не вертя головой, а глядя прямо перед собой. "Спасибо тебе, Зверь, - мысленно улыбнулся принц. - Кажется, в прошлом мы с тобой натворили дел - надеюсь, ты помнишь все так же хорошо, как и я, и мы им еще покажем, что такое кольца Сатурна..."

Получатели: Эния Тинтур ди Кондор.

Наршаль с любопытством следил за происходящим. Надо же! Турнир Магов Земли! Это так интересно! Вот только... в мозгу сидела какая-то заноза и никак не желала вылезать. Наршаль даже потряс головой, надеясь, что она выскочит - но увы. Дело было в его памяти. Тот тавернщик не шел из головы бедного мага - он так странно выпытывал, есть ли у них деньги... С одной стороны, его можно понять: всякий радеет о своем заработке, но с другой. Наршаль задумался, покрутил головой по сторонам и снова сосредоточился на том, что происходило на ринге.

- Эге-ге-гей! - прокричал он Дому, стараясь перекрыть рев толпы. - Задай им! Покажи, на что ты способен! Мы в тебя верим!

Нет, конечно, изначально он хотел сделать вид, что он не с ним, но Дом не стесняясь отдал свои вещи девочкам - так что, наверное, нет ничего плохого в том, что он немного поболеет за товарища. Да и вообще - кто его услышит в таком гаме?!

...Так вот. О чем это я? Ах да, о тавернщике. Ну зачем, зачем выпытывать про деньги? Некрасиво это как-то. В чужой карман лезть. Разве что какая иная цель затмевает ему разум? Вздохнув, не в силах разрешить эту загадку, маг стал следить за поединком, надеясь, что Дом всех победит и они отправятся в Ба-Синг-Це или куда там они идут... Только вот донесут ли они свои деньги до столицы? Большой вопрос.

Кондоры - выдающиеся фехтовальщики и мастера боевых искусств. Им принадлежат практически все самые известные фехтовальные школы в стране, и аристократы, которые желают показать окружающим свою значимость, зовут в наставники своим детям членов Дома Кондора или их вассалов. Сыновей монархов обучает фехтованию обычно кто-то из Кондоров.

Дом Кондора создан в 1540-ых годах, официальной датой считается 23 октября 1544 года. Принес присягу в 1573 году. Присяга всегда приносится в годовщину основания Дома.

Присяга Дому Кондора,

Клятва Главы Дома

О присяге и ее исполнении - посты 172, 208, 211 и 215 в обсуждении ссылка

О вассалах - пост 174 в обсуждении ссылка

О правах Главы Дома вообще и о Бране в частности - пост 208 в обсуждении ссылка


Герб Дома: на лазоревом поле серебряный кондор, пикирующий на свою добычу. Сама добыча не изображается. (Заостряю внимание: пикирующий на свою добычу, т.е. в гербе зафиксирована боевая направленность Дома.)
Цвета Дома: серебряный, лазоревый.

Генеалогия Дома Кондора
ссылка (огромное спасибо Ein'у за такую красивую картинку ;) )


Текущее состояние персонажей ссылка


Традиции Дома

Самой древней и самой сильной традицией Дома является свобода. Признание за окружающими права на собственный выбор, чем не может похвастаться большинство Домов фаэ, где иной раз традиции и семейный этикет прописывают всё, порой до смешных мелочей, предписывающих не садиться в присутствии Главы Дома или что-нибудь в этом духе.

Второй традицией, являющейся следствием первой, стала терпимость. Кондоры наиболее лояльно из всех более-менее известных Домов относятся к чужим предрассудкам, что часто выливается в позитивное отношение к человеческой вере, к которой многие из аристократов фаэ относятся довольно нейтрально. Так, например, в столичном особняке Дома Кондора есть храм Вершителю судеб. Само по себе явление не удивительное, но все, кто там хоть раз был, начинают осознавать, что храм этот несколько более дорог владельцам, чем обычно это принято среди фаэ. Впрочем, никаких слухов на данный счет нет. Мало ли у кого какие причуды...

Третьей, тоже довольно сильной, но совершенно неизвестной в свете традицией, стала мечта открыть новую магию, что, собственно, и произошло пару поколений назад, при отце Брана Эрделе Гейле, когда был построен Портал. Сам факт того, что удалось создать новую магию, не привязанную к месяцам года и времени суток, говорит очень о многом. В частности, об открывшихся перед Кондорами горизонтами невиданного могущества. Правда, могущество это требует тщательного исследования и пока не является простым в применении, частично оно даже не существует, но, как верит Рилинн Айнор, все впереди.

Эта третья традиция привела к созданию четвертой: все, кто что-то знает о Портале, учат Магию Отказа до высшего уровня, чтобы ненароком не выдать окружающим секрет Дома.

Возможно, я что-то забыла и добавлю по ходу дела.


Предыдущий Глава Дома - Эрдель Гейл - умер в 1815 году в возрасте 124 лет. Официальная смена Главы Дома произошла в 1803 году.

Официально в Доме Кондора наследник еще не назначен, но номинально им пока является старший сын.


Особенности Дома
Репутация Дома +6, что дает каждому из членов Дома +2 в репутацию на старте.

Дом учит:
Магии Портала (соц) - только своих, да и то не всех. В игре дает персонажу возможность спасти свою жизнь, но только до тех пор, пока персонаж на свободе.
Магии Отказа (физ) - запрещенное колдовство.
Магии Превращений (физ)
Магии Отречения (физ)
Всем известным в Вир Мистари боевым навыкам.

Численность Дома: 1500 мечей. ("Меч" - старинная мера исчисления населения, основанная на подсчете только боеспособных граждан)


Особняк Дома Кондора на Грейс-стрит, Астави, большой и просторный. Сложен из светло-серого камня и украшен белыми и темно-серыми вставками. Все окна очень большие и широкие, на первом этаже, конечно, забраны изящными витыми решетками в виде извивающихся цветов амаранта. Парадная дверь - черная, из мореного дуба, снабжена бронзовым дверным молотком. Подъездной аллеи у особняка нет, лошадей заводят через подворотню во двор, когда в этом есть необходимость.


Портал - секретное изобретение магов Дома, о котором известно немногим (РС известно), перемещающее тех, кто его активирует... неизвестно куда. Полностью не исследован.

Портал может заблокировать/разблокировать любой член Дома, имеющий в Магии Портала не меньше 4. Найти, открыть и закрыть его (если он не заблокирован) может любой член Дома, имеющий в Магии Портала не меньше 1. Пытаться заблокировать/разблокировать Портал могут несколько магов одновременно (если одному не хватает умений). Настоятельно рекомендую всем членам Дома взять в Магии Портала хотя бы 1 – мало ли какие обстоятельства.

Внимание! Если вы берете персонажу Магию Портала, это значит, персонаж (так или иначе) принимал участие в создании/изучении оного Портала, потому и знает, где он и как им пользоваться (теоретически). Если вы не берете персонажу Магию Портала, то персонаж не знает, где именно этот Портал находится и как его активировать, хотя может догадываться, что в одном из имений Дома и даже понятно, что, скорее всего, либо в родовом поместье, либо в одном из личных поместий Рилинна Айнора. Также всегда можно спросить у другого члена семьи, а уж что он скажет - зависит от ваших отношений и его знаний. Испытаний пока не было, т.к. никому не хочется рисковать своей шкурой без гарантированной возможности вернуться, а такой возможности пока нет.

Роли, которых нет в перечне, - свободны. Больше законных детей у Главы Дома нет. Родные и законные братья-сестры Брана тоже кончились. За НПС играет мастер.

Служанки переглянулись и неуверенно заулыбались, глядя то на Дариена, то на Эрнандо. Наконец, та, что была без соуса на переднике весело рассмеялась... и запнулась, встретившись взглядом с Эрнандо.

- Простите, милорд, - смущенно признала она и на всякий случай отошла подальше.

- Я думаю, Вам лучше привести себя в порядок, - спокойно, безо всякой угрозы посоветовал он испачканной служанке, и ту как ветром сдуло.

Эрнандо взял сына на руки. Тот переводил взгляд с Энии на отца и обратно, и то улыбался, то хмурился, но пока больше не плакал. Похоже, оценил юмор двоюродной бабушки.

- А вот и солнышко, - неожиданно нежно сообщил Эрнандо, и на мальчика и в самом деле под каким-то странным углом упал из далекого окна солнечный луч. Дариен улыбнулся и протянул к лучику ручки.

- Касиво, - сообщил он.
- Вот и чудно, - улыбнулся его отец. - Сделаешь мне подарок на мой день рождения?
- Какой? - заинтересовался мальчик.
- Пойдешь и поможешь Лидии привести себя в порядок. Я буду очень тебе за это благодарен...

Мальчик подумал и решив, что лучше согласиться, кивнул.

- Вот и умничка, - Эрнандо поцеловал малыша в щеку и, спустив на землю, указал на него взглядом второй служанке. Та кивнула и, подхватив малыша на руки, скрылась в одной из комнат.

Эрин присела в легком реверансе перед Энией.
- Рада была Вас видеть, леди Эния, - чопорно сообщила девочка и тоже ушла следом за служанкой и братом.

Эрнандо с улыбкой повернулся к тете:

- Спасибо, сестренка! Что бы я без тебя делал... - наедине Эрнандо всегда называл Энию "сестренкой", а если указать ему на эту неточность, он тут же говорил: "ну хорошо, хорошо, сестренка моего отца, но так же длиннее!", - и капризно надувал губы. - Я всегда говорил: у женщин это получается лучше. Жалко, Дара не приехала - она бы их быстро воспитала.

Дара - мать Дариена. Солнечный луч между тем исчез.


Получатели: Эния Тинтур ди Кондор.

В обязанности Энии, как старшей женщины в семье, входило принимать гостей. Стоять неподалеку от входа, здороваться и улыбаться, интересоваться здоровьем и благополучием посетителей, помогать им почувствовать атмосферу праздника. В разосланных приглашениях - которые Эния сама и писала, - значилось: "начало праздника в 10.00". К двенадцати прибыли почти все, кого ждали, - то есть все местное дворянское общество, независимо от расы. Исключая Брана ди Кондор. Брат задерживался, и Эния уже устала говорить "Не беспокойтесь, лорд Кондор обязательно появится... чуть попозже, у него срочные дела", когда поток приглашенных, наконец, иссяк и фаэ смогла более или менее прийти в себя. Налив себе немного ароматного пунша, она привычно оглядывала зал, и взгляд поневоле выискивал тех, о ком ей надлежит позаботиться - втянуть в общее веселье, чтобы никто не ушел обиженным. И, конечно, нашла такого. Это был молодой парень, человек, в армейском мундире и потрепанных сапогах. Похоже, он ни с кем здесь не был знаком, отчего почти не разговаривал и не танцевал. Вот он расшаркался с подошедшим к нему Эрнандо - кажется, поздравил его с днем рождения, а тот, отвечая, усмехнулся своей фирменной усмешкой "не ждали?" и отошел. Несколько раз мимо Шарпа пронесся в лихом танце Айлиль и выразительно указал Энии на человека в мундире - мол, подойди, уважь, гостя, не прекращая при этом светской беседы со своей партнершей и ни на секунду не сбиваясь с такта. Танцевал он, правда, так себе, но все восполняла его улыбка, от которой местные девушки - если судить по их лицам - почему-то сходили с ума. Улыбка как улыбка, приятная, конечно, и вежливая, но не более того. Шарп, к счастью, не видел взглядов Айлиля - зато Эния видела. Ничего не оставалось, как подойти, а то ведь бастард потом засыпет ее шутками на тему девичьей стеснительности. И пусть они будут добрыми и ненавязчивыми, но ведь это ее обязанности - принимать гостей. И что скажет брат?


Получатели: Ричард Шарп.

- Куда теперь? - с улыбкой поинтересовалась Эни у Селина.

- Шеф... Шеф! - Бумер с трудом оторвалась от губ Тирола. - Ты слышал? Кажется, у нас проблемы...
- Это у начальства проблемы, а у нас - выходной!..
- Ясно, начальник... - Бумер закрыла глаза и отключилась от внешнего мира.

Лаура улыбнулась, когда узнала обо всем. Это была грустная улыбка человека, который достиг своего, но уже никогда не сможет исправить случившегося. Она не сожалела. Она исполнила свой долг, но где-то там, в недрах "Галактики" все еще оставались двое, связанные с нею... Она не стали их искать, чтобы не умножать горечь победы.

- Саул Тай, Вы были слишком легкой добычей, - Розлин улыбнулась, говоря по телефону, печально и слегка сожалеюще. - Мне было неинтересно с Вами. Каждое Ваше действие было просчитано и предсказано мною задолго до его совершения. В моей победе нет ничего сверхъестественного - Вы сами отдали нам "Галактику". Мне искренне жаль, что у людей такой командир.

- Карл Хило, я благодарю Вас за замечательную игру. Вы были достойным соперником, но Вы слишком часто слушали Тая. Без этого человечеству удалось бы продержаться дольше, возможно, даже добраться до Кобола. Вы знали, что он все-таки существует? - в голосе уважение и легкая ирония.

- Капитан Аполло. Мне так жаль, но я благодарю Вас за неоценимый вклад в победу сайлонов. До вскрытия Кары я искренне считала Вас собратом: Вы так последовательно придерживались политики уничтожения "Галактики", любым путем.

- Шеф. Вы исполняли свой долг. Прощайте. Мне жаль, что Вы ничего не могли сделать.

Попрощавшись со всеми, Лаура вернулась к приведению себя в порядок. В свой последний день она должна быть неотразима. "Скоро увидимся, Кара. Из нас получилась отличная команда. Никто и никогда не схватывал мои мысли и намерения лучше, чем ты. Единственное, чего я опасалась с момента Пробуждения, - не быть просчитанной своими. Я рада, что к тебе это не относится. Благодарю за сотрудничество, для меня было честью работать с тобой".

Поменяв блузку, Лаура внимательно следила за объявлениями по громкоговорящей связи, нервно комкая салфетку. Ясно, что с этими господами каши не сваришь - придется действовать по собственному усмотрению. Нельзя идти у них на поводу - она сами, своими руками топят свой флот, и именно ей, Лауре, предстоит спасти его.

В голове госпожи президент созрел план. Она знала, что ей надо делать, и она сделала. Так, как умела. Так, как считала нужным. Услышав давно ожидаемые слова, она удовлетворенно качнула головой. Теперь все будет хорошо, осталось только разобраться с сопроводительными документами и все. Все будет хорошо. Она всех спасет. Хотя было бы лучше, если бы они действовали заодно, все вместе... Ну что же, видно, не судьба. Сайлоны и здесь достигли своей цели - разделили их, посеяли взаимные подозрения и недоверие. Думать об этом было нестерпимо - нужно было действовать. Правильно.

Вздохнув, Розлин подписала злосчастный приказ: да, пайки теперь будут в два раза меньше, люди в два раза голоднее, но зато у начальства останется призрачная возможность сделать что-то в будущем. Доживут ли они до этого светлого будущего? Как знать... Впрочем, Кобол уже близок.