Голосование за ходы

Сообразив, что, кажется, Джекилл хочет попытаться чем-то ее забинтовать, Наяла мотнула головой - разумеется тут же скривившись от непрошеной темной боли за глазницами и собственной неосторожности - и уже вслух произнесла:
- Не нужно, это сейчас не главное. От такого насмерть кровью не истечешь, если проблемы и есть, то они внутренние и сейчас ничего не сделать... - потом, будто на секунду переключившись из озабоченной деловитости, печально улыбнулась: - Спасибо тебе. Это очень эгоистично, но я все равно рада, что ты здесь. Что мы успели встретиться... - женщина смущенно подняла руку, чтобы поправить волосы, опять наткнулась взглядом на кровь и выругалась в сердцах: - Провались этот Морроу! Надеюсь, у него и сейчас есть идеи, что делать? По крайней мере, у него есть настоящее оружие. А я захватила шприц - если ничем не наполнять и просто вколоть воздух - наступит воздушная эмболия и смерть, так что... наверное это можно использовать. Наверняка можно. Но - это неплохой способ самоубийства, а вот убийства - не представляю пока как это осуществить... - Ная подняла на Джекила взгляд: - Мы... не выберемся, да?.. - женщина была собрана, напряжена и печальна.

Даже Джекилл, казалось, после выходки Морроу был спокоен. А вот Нае пришлось приложить немало усилий, чтобы взять себя в руки. Направленное на Джекилла оружие... Видит бог, она никогда не судит людей по внешности, и даже слова могут оказаться лишь маской грубости. Так, она готова была простить невольному товарищу по бегству с Эдны и указание вернуться на свое место, и раздражающе-банальную тираду о бусиках и женщинах... Но это - нет.
Даже если б он угрожал оружием ей - наверное, было бы проще. Тогда она просто чувствовала бы страх. А не эту противную, липкую, сковывающую беспомощность. И яркую ненависть. И желание уничтожить еще пару часов назад совершенно незнакомого человека. И еще, пожалуй, брезгливость.
Наверное, стоило молчать, но она все же бросила:
- Зря вы так сделали. Рекомендую теперь позаботиться о том, чтоб остаться целым. Латать вас я не намерена.

Парадоксально, но Наяла и правда надеялась, что не окажется в ситуации с раненным Клеем. Она вполне готова была убить его собственными руками и план, как это сделать, даже успел за эти секунды пронестись в ее голове, но при этом не была уверена, что действительно сможет отказать в помощи. Впрочем, весьма вероятно, что скоро их всех ждут вопросы посерьезней, чем морально-этические дилеммы...

Много чего хотелось Наяле ответить на тираду Морроу, но слово взял Джекилл, взвешенно и спокойно подводя итог их сумбурным высказываниям. И хорошо. И правильно. Конечно же, решать должна Джулия. И конечно же, решать она должна только то - каким образом предупредить Таурус о приближающейся опасности. Даже и без приказа - они должны были бы это сделать, в любом случае. Впрочем, в Джулии мисс Ким не сомневалась - уж она не предложит скрывать информацию о нападении.
А потом Джекилл сказал это. "Я сопровожу мисс Ким куда она скажет, а потом..." Простая фраза, а у Наялы будто кислород кончился. Столько мыслей одновременно!
Я не знаю куда лететь!
Ему не безразлично
Или - только вежливость?, ведь потом он уйдет
Возьми меня с собой, мне неважно куда лететь!
Нельзя навязываться, ты станешь обузой
Вас не связывает ничего кроме воспоминаний, он просто слишком благороден, чтобы бросить тебя посреди космоса
Но я не хочу, не хочу расставаться!
А кто тебя спрашивает, Ная?...

Конечно всего этого она не сказала. И, переплетя нервно пальцы, которые еще помнили прикосновение его руки, вместо этого выдохнула:
- Согласна, решать все мисс Хант. Только мне кажется, что и обычных людей стоит предупредить, не только правительство. Если они действительно решат скрывать до последнего... люди ведь должны иметь возможность спастись! Как мы...

Стоило нервам мисс Ким немного прийти в норму, как с плеч будто гора свалилась. Такая легко... Черт, невесомость! Ох ты ж блин! Доктор всплыла в воздух, делая неловкие пассы руками. Так вот почему все так закреплено... Чертыхаясь и барахтаясь она кое-как добралась до ближайшего поручня, где на некоторое время зависла, новым взглядом оглядывая вотчину неизвестных коллег. И как, спрашивается?... Столько всего для экстренной хирургии и нет гравитации? Они что, так и собирались оперировать - в облаке всплывающей крови? Хотя конечно коагуляционный скальпель... Ладно, а парящие в невесомости кишки - никого не смущают?! Наяла чувствовала такое возмущение, будто устроилась тут работать по контракту, а не разглядывала сейчас совершенно чужой и - вообще-то - незаконно угнанный корабль.
Последняя мысль немного отрезвила женщину. Интересно, а как вообще с точки зрения законности можно рассматривать их поступок? В ситуации нападения бежать на первом попавшемся судне казалось совершенно логичным и правильным, но кто знает как это могут повернуть чиновники... Вспомнилась очень повеселившая фраза мистера Морроу о друзьях. Интересно, а второй из трети - это юрист или киллер?.. Возможно, скоро им хороший юрист отнюдь не помешает.
Вздохнув, Ная оттолкнулась и долетела до одного из ящичков. Открыла, вытащила из-под эластичного крепления плоскую упаковочку с сеточкой-бинтом и сунула в нагрудный карман. Опять чертыхнулась, поймала в воздухе "всплывшую" из кармана упаковку и с нею в руке двинулась обратно на мостик. Если волосы Джулии сейчас выглядят так, как она думает - эта штука ей пригодится...

- Приятно познакомиться, - Ная искренне улыбнулась мужчине, представившемуся Клеем Морроу. Держался он конечно сухо и замкнуто, да и в целом не производил впечатления душки, но опыт давно научил мисс Ким, что за черствой внешностью далеко не всегда скрывается черствая душа. - О, у вас есть схема корабля! - женщина подалась вперед, вытягивая шею, чтоб рассмотреть изображение на экране.
Побормотала негромко, проговаривая где находятся ключевые точки - информация, воспринятая во время стресса идеально откладывается в кратковременной памяти, но плохо переходит в долговременную, если ее не закрепить. А стресс и адреналин еще явно не улеглись. Да и куда им укладываться, если всей привычной и понятной жизни - конец? Но все же - спасибо, что не жизни как таковой...
Наяла как раз собралась отправиться на изучение возможностей здешнего медотсека, когда Джекилл зашагал с мостика. Черт, это выглядит так, как будто она хвостиком за ним ходит! И - хотя она и впрямь была отнюдь не против держаться поближе к единственному знакомому человеку - догонять его Ная не стала, в одиночку свернув туда, где, согласно плану, должен был располагаться медотсек.

...А он, надо сказать, не подкачал. Еще с порога, только окинув взглядом не блещущее просторами помещение, доктор Ким поняла, что, скорее всего, сейчас обнаружит. Отличную, и в то же время суровую технику и инструменты. Все самое необходимое в экстремальной ситуации и никаких тебе "рюшечек", в виде аппаратной реабилитации, например.
Так оно и оказалось.
Помимо двух узких боксов для страждущих пациентов и манипуляционного стола, помещение было разделено на несколько секторов.
Выдвижной стеллаж красного сектора - хирургия. Высокочастотный электронож с коагулятором, система манипуляторов для точных вмешательств, готовые шприц-ручки для местной анестезии, интубационный набор для общей, мелкий ручной инструментарий, наборы для переливания крови, пакеты с фиксирующим гелем... Неплохо, очень неплохо.
Здесь же - реанимация. Аппаратура для ивл, портативный кардиостимулятор с регулируемой мощностью - знакомо. А это... Серьезно, допотопные шприцы с адреналином? В наше время?.. Наяла покрутила в руках изделие с устрашающе (не для нее) длинной иглой. Зачем? Хотя... а если вся электроника выйдет из строя?.. Да уж, предусмотрительные ребята были медики "Валькирии".
Следующий отсек занимали принтер для печати ортезов и диагностический сканер.
И на закуску - минилаборатория. Теперь, разглядывая аккуратные рядочки пластиковых пробирок с заранее разлитым фиксатором, петли для забора материала и прочие лабораторные мелочи, Наяла поняла, что снова обретает душевное равновесие.
Чтож, значит снова все с начала. Почему бы и нет, в конце-то концов.

Господи боже ты мой... Я убила их, убила... Не может быть, нет...
Все еще сжимая в гудящей эхом выстрелов ладони пистолет, я распахнутыми до невозможного глазами смотрела в серый сумрак с двумя раненными, стонущими людьми. Это сделала я! От их хрипа - с каким-то противным бульканьем, с почти прорывающимся стоном, - хотелось заткнуть уши и зажмуриться. Не слышать, не видеть! Так было нужно, нужно, ты защищалась, Наиля, все правильно! Но этот тоненький, разумный голосок терялся в реве крови в ушах, таял за барабанной дробью выпрыгивающего сердца, терялся за внутренним криком " Я. Убила. Их!"
Лихорадочно мечущиеся зрачки выхватывали или даже скорее дорисовывали едва различимые в темноте подробности. Рука, бесполезно прижатая к животу, с расползающимся по одежде темным пятном, ноги в огромных ботинках, искаженное гримасой боли лицо...
Господи, господи...
Не вставая, не отрывая взгляда от жуткой картины, юбкой елозя по бетонному полу, я отползла несколько шагов назад, потом перевернулась, поднявшись на четвереньки, и только тут, босой ступней упершись в подвально-холодный бетон, вспомнила о потерянной туфле.
Нужно найти ее. Нужно.
Пару секунд постоять, втягивая и выпуская воздух из легких. Все кончено, нет смысла думать об этом. Сунуть наконец поставленный на предохранитель пистолет в сумочку. Снова вынуть и открыть мобильник.
Ну давай, пожалуйста! Отыщись. И я тебя умоляю - не окажись где-то под одним из этих... из этих.

«Снять штаны и бегать» - бросил или, вернее говоря, протянул Вик. Честно – ненавижу это выражение. За простоту и налет глуповатого юмора. А еще за то, что его любила говорить мама (которая, к слову, числилась в маленьком семейном войске генералом) и в ее устах фразочка всегда приобретала оттенок презрения. Не ко мне, единственной дочери, естественно, но к человеческой глупости и слабости в целом, к беспомощности, заставляющей задавать этот провоцирующий вопрос.
В самом деле, к чему спрашивать, если логичный, правильный, почти ораторский ответ о твоей конкретно-прилагаемой полезности кажется бредом? И он действительно был бы бредом, должен бы был им быть, если бы каждая стена, каждый предмет в этой неузнаваемой обители торговли – пустой и растрепанной, каждое дерево на пустующей улице и каждая собачья глотка, что исторгала голодный вой – не кричали о реальности. О том, что это гротескно-киношное «завтра воевать идем» - простая, и одновременно немыслимая правда. Пожалуй, на самом деле в ответ мне хотелось услышать что-нибудь вроде «не парься! Все уладится…», но признаваться в этом не хотелось. Даже себе.
Пахло чем-то сладковатым, напоминающим не то восточные благовония, не то ароматические палочки из магазинов эзотерики с мистическими названиями и грудами китайского хлама. Викентий – неуверенно переместивший себя в вертикальное положение и теперь нетвердо, но целенаправленно кружащий в полумраке, - выуживал слова сквозь привычно сыплющуюся матерщину, для которой – в отличие от осознанной передачи информации – никаких усилий определенно не требовалось. Мат коробил, заставляя как бы мысленно морщиться, но это входило в неписанный список «неизбежного зла, с которым нужно мириться» и – о времена, о нравы! – за это неприятие я ощущала виновной скорее себя, чем его.
Потом кружение и монолог анархиста как-то прервались в полушаге, обдавая тем самым сладковато-табачным запахом и вешая в дымном воздухе многозначительное «но вот ты…». Совсем-совсем близко. Только вот эту свою отинструктирует… Тьфу ты, какие мысли.
За грязь собственных помыслов стало стыдно до незаметного в полумраке румянца. Не хорошо, Наиля. Правильным вежливым девочкам не положено такое думать.
И уже потом, сквозь румянец и стыд - «но вот ты». Как сравнение. С теми чернож… простите, неграми?! Которые «берут и понаезжают»?!
- Но вот я, значит? – чужие слова повторяются с холодным уточнением, губы поджались «гуской», одна бровь вздернута. – То есть из тех, что понаехали, некоторые бывают и… полезны? – я не могу сдержать язвительности тона, хотя не время – ой не время! – и отнюдь не место затевать споры подобного толка…

А вот и обратная сторона силы. Агрессия, с которой смотрят на тебя шавки вроде этого мальца. Ненависть, рожденная в их убогих сердечках от того, что кто-то посмел возразить, иметь свое мнение и не зависеть от него лично. Причем кто-то, в его личной иерархии занимающий низший статус. Не имеющий метки и запаха вожака. Стая…
Наверное, его стоило пожалеть. Подумать о том, что любовь к деньгам не заменит человеческого тепла, ну и прочее в этом направлении. Но вот как-то пока не жалелось. Может потом, когда забудется этот злобный взгляд, что был адресован Лене и жуткая шапочка. Боже, как люди бывают порой отвратительны. Даже полезная в общем-то информация о просьбе Вика прозвучала от него как-то… пошловато, с гаденьким привкусом. «Отинструктирует». Тоже мне еще словечко.
Ну, спальники-то он главное оставил, а личные симпатии дело десятое. Так что я подхватилась, взялась за края размотавшихся при падении подарков (о чехлах речь не шла конечно), и как две шкуры по полу приволокла туда, где сидела сонно куняющая Лена. Досталось ей сегодня, ох и досталось. Побольше моего, пожалуй. Бедная моя бедная, сильная, самостоятельная и ни в ком не нуждающаяся Лена…
Я расстелила спальники – один в качестве матраса, другой как одеяло, и сидя наполовину забралась в получившееся гнездо - ноги укрыты, спина прислонилась к бежевой стене, крашеной водоэмульсионной краской. Микки, давно сбросивший свою шелковую мантию, закопался где-то рядом.
- Заползай, - рука приглашающее хлопнула по густо-зеленой материи, а голова кивнула в сторону девушки, - здесь явно удобнее будет.
Просто погладить нежную кожу с голубовато просвечивающей у виска жилкой, пропустить сквозь пальцы рассыпчатую прядь светлых волос, пальчиком обвести изгибы ушной раковины… разве я хочу многого?...

«Привет, милая».
Как много можно почувствовать за несколько миллисекунд поворота головы… Неужели?! Неужели все закончилось? Неужели сейчас я смогу утонуть в его тепле и запахе, выплакать на его груди свою боль, спрятать ледяные пальцы в его ладонях? Пусть мы не пара, пусть он будет мне только друг, но мне так нужно немного участия, капелька человечности, то, что он может дать мне хотя бы в память о прошлом…
Поворот головы – стремительный и одновременно вязкий, словно смещающийся кадр… - он. Это он.
И он соскучился. По ней.
А я – только оборванка на его пути. Почему мы так бездушны?! Почему мы не видим чужой боли, и сколько раз, может быть, и я проходила с тем же равнодушием мимо чужой беды? С равнодушием и брезгливостью – вот, мол, очередная бомжичка…
За что?! Господи Боже ты мой, да за что же?! Почему всё это – со мной?!
Здесь, в глубокой тени величественного собора, в полушаге от его ажурных колонн это обращение самостоятельно вырвалось из сердца, как вой раненного зверя – «за что?».
А он - он! – уже уходит. И не побежать, не окликнуть. Потому что страшнее всего не остаться на месте, а увидеть его глаза. Его знакомые, любимые, родные глаза, исполненные презрения.
Обратный путь всегда кажется дольше. Босые ступни так остро чувствуют гладкую прохладу мощенной столетия назад мостовой… Холодно. Но холод – это анестезия. И только он позволяет решиться.
Я не хотела этого. Видит Бог, не хотела. Любую боль можно перетерпеть, любую неприятность переждать, время лечит, и впереди должна быть светлая полоса. Но – я не могу больше. Просто не могу, и все эти расхожие фразы остаются только набором слов, звуками, нанизанными на нитку. Я. Не. Могу.
Знакомый шепот и плеск, сырые от влаги ступени – Нева. Гордая река, унизительно зажатая в каменные русла. Нет, ты не примешь меня, моя Нева. И то, что я сделаю, будет куда более отвратительно и грубо. И еще немножечко пошло, как история из женского романа на развале.
Темная бутылка с запахом пива – остатки чьих-то посиделок у воды, еще не успевшие перекочевать в сетки старательных бабушек. Как унизительно, боже, как это унизительно…
Я брезгливо подхватила емкость за горлышко, и – почти наслаждаясь этим разрушением – с легким замахом ударила о каменный парапет. Колкие брызги стекла, липкие брызги пива – мой близящийся конец.
На самом деле я не хочу умирать. Мне жалко себя до терпких слез и обидно до желания выть. Неужели я заслужила? Неужели заслужила все это?... Но впереди только продолжение боли, а я больше не вынесу этой пытки.
Осколок стекла обжигает кожу, и я раздираю вены как истеричный подросток – поперек. Может быть, я все еще надеюсь, я так хочу надеяться на помощь, на то, что кому-то окажется не безразлично. Но кровь – такая знакомая горячая кровь, заливает запястье и кисть. Как жаль. Как жаль, что мне не хватило сил…

Дни на станции и обычно-то не стремились в галоп, а сейчас и вовсе как будто остановились. Ни шуточек Винсента, ни обычной работы – только неотменные тренировки, которым теперь я была рада как единственной возможности отвлечься, и мысли, мысли, мысли…
Как-то одновременно хотелось без умолку говорить о произошедшем – изливая, выплескивая в тысячный раз свое потрясение, и в то же время молчать – не шевелясь, не раскрывая рта, свернувшись в коконе из воспоминаний.
Т-1 – кажущийся каким-то вымерзшим и мертвым – пустовал, разве что временами служа местом раздумий Ивана. О чем он там думал, сидя перед отключенным телепортом – о потере земляка, о том, как именно погиб Александр, что – в подробностях – произошло с его телом там, за гранью?... И все же я понимала в этом нашего техника. Избегать, прятаться, было еще хуже. Так, пока ты смотришь на спящую арку, по крайней мере видно – ничего сейчас оттуда не стремиться внутрь. Никто не говорит это «внемли»…
Но кроме этого… было еще кое-что. Как странный зуд потрогать языком больной зуб, как гипнотическая сила высоты, которая приглашает сделать еще шаг. Почему-то, очень хотелось рискнуть, активировать его еще раз, и испытать это…
Пожалуй, если бы не мысль о жертве Алекса, я могла бы задуматься об этом серьезнее, но факт того, что его поступок спас наши с Инесс жизни и – как бы абсурдно это ни звучало – опасение неизбежного нагоняя от Шона за нарушение приказа, останавливали не хуже страха перед загадочными протуберанцами.

Не смотря на засилье реклам «английский вместе» и прочее в том же духе, языков иностранческих я так и не сподобилась выучить, а уж от упомянутого английского и вовсе шарахалась – ну не люблю я его. Да и обидно было – крохотное государствочко, а столько чести. Международный язык, спасибо пожалуйста. С какой такой радости? В общем, подробностей из явственно немудреной речи колоритного негритоса мне было не понять, но общий настрой был ясен и без дословного перевода. Тем более, что жестикулировал агрессивный темнокожий тоже вполне охотно. Что-то там было про убитого брата Арсена вроде, и я удивленно перебросила взгляд с колоритной троицы на Вика – как-то сложновато было предположить у негра наличие брата с армянским именем Арсен, и не менее сложно было причислить эту компанию к строителям незамутненного анархического будущего…
Вик – бесстрашный наш провожатый с бутылкой зажигательной смеси в рюкзачке, посматривал не то смущенно, не то испуганно, и разговору был явно не рад. Неведомо до чего бы они таким макаром договорились, но тут вступила Лена. Девушка бесстрашно выплевывала английские слова вперемешку с ругательствами и бросала злые взгляды из-под прищуренных яростно век. Но – не на тех напала. Вместо того, чтоб примирительно что-то забурчать и, потупившись, ретироваться – как предполагалось ею, по-видимому – краснокепчатый тип заголосил визгливо что-то уж вовсе нервно-неразборчивое и выхватил пистолет. Да не просто так, а наставив его на Лену – мою Лену! – а что могут вычудить эти горячие сорвиголовы и представлять не хотелось. Да, собственно, и не получилось бы пожалуй думать – всю голову сейчас занимала одна повторяющаяся мысль «Черт! Черт! Черт!». В развернутой форме это должно было бы, наверное, означать что-то вроде «ну только этого нам не хватало, вокруг и так непонятно что творится, дошли же воде до безопасного места» и прочее, но тратить время на все эти слова мозг отказывался, ограничиваясь заевшим коротеньким восклицанием.
Инстинктивно, по-киношному, я вскинула примирительно развернутые ладони, и шагнула в линию между бывшей подопытной и истеричным негром. А вот нужно, нужно было учить этот гребанный английский!...
- Эээ… - уповая больше на мимику, нежели на свои лингвистические способности, протянула я с максимально доброжелательным видом. – Сори, сори. Ви а… гоу он. Нау. Сори плиз. Донт файр. – И остается только надеяться, что ужасное знание языка не входит в список смертных грехов по его личной шкале…

Вот черт! Искушения отправиться вслед за этими двумя шустриками – благополучно увильнувшими от обязательной физкультуры да еще и пропавшими без каких-либо сообщений – упорно вгрызалось куда-то в позвоночник. Ну в самом деле – могли бы и завернуть в тренажерку – предупредить хоть, что происходит! Ну где они там исчезли? Хотя скорее всего их отсутствие как раз говорит о том, что все благополучно – потому что случись что-то серьезное, сирена уже завывала бы на всю станцию. А так – заболтал мелкий мою помощницу, наверное….
Впрочем, не смотря на отчетливую логику этих рассуждений и вроде бы столь желанное одиночество, необходимые полчаса зарядки пока что претендовали на роль самого мучительного отрезка времени, что я успела провести на станции. Кажется, впервые мне захотелось посмотреть, как коллеги получают нагоняй. Чувство было нехорошим, но достаточно ярким, чтобы удержаться от желания немедленно все бросить. Но – стоило времени доползти до нужной мне отметки, как в самом прямом и переносном также смысле, я вылетела в направлении рубки. Коридор, поворот – как же удобно все-таки перемещаться без гравитации! – почти с упоением я маневрировала в воздухе, едва ощутимо отталкиваясь от подворачивающихся под руку поверхностей, пока не ткнулась - как в стену – в реплику Александра «Шон! Шон! Трос! Что у тебя с тросом?!»
Трос? О чем они?...
Взгляд – переброшенный с мониторов на бледные лица Инессы и Саши – заставил сердце сжаться в своей собственной невесомости. Капитан снаружи. И что-то, судя по всему, пошло не так.
- Ч-что происходит? – спросила я, сглатывая волнение сухим небом.
Ответа не последовало, но впрочем, я сейчас и не настаивала, меньше всего на свете желая послужить отвлекающим фактором для тех, кто сейчас возьмет в свои руки решение возникшей проблеммы. Только бы... Черт, только бы все закончилось благополучно.

Когда, вклиниваясь в какофонию звуков таверны, из-за соседнего столика послышался грохот переворачиваемого табурета, первой мыслью Лаури оказалось «Ну вот». Второй, собственно говоря, тоже. Ну почему каждый раз все развивается по одним и тем же нотам? В прошлый, правда, Джерри удалось хотя бы посидеть сначала в свое удовольствие…
Вмешался Смит и, переведя взгляд с боцмана на подвыпившего детину, девушка только поджала скорбно губы. Все-таки существовало то, что объединяло ее с первым помощником куда больше, чем просто принадлежность к одной корабельной команде – любовь к Джерри. Только вот проявлять ее им следовало очень по разному. Для Моргана самым естественным и правильным было вмешаться, для нее – наоборот. Да, один меткий бросок и этот, как сказал Уотер – чарлет, резко мог бы передумать портить им вечер, но - это мужское дело. И потом – она не видела, чтобы ее капитан хоть кому либо когда-то проигрывал. Значит – не проиграет и в этот раз. Он был хорош, и – она чувствовала – определенно наслаждался возможностью предстоящей схватки - бурлением крови в своих венах, жизнью и полнотой чувств…

- Ципленок? - я непонимающе нахмурилась, машинально освобождая для место для Винсовых "маневров". - А зачем, собственно... И подожди – откуда здесь ципленок? - судя по довольной мордашке нашего жизнелюбивого доктора, что-то я явно упускала. - Шутник! И не стыдно тебе обманывать слабый пол в лучших ожиданиях, - сообразив, что упомянутый "ципленок" определенно приходится на ту же область, что и предложение запустить в космос капитана, я заулыбалась чуть запоздало – чувствуя неловкость от того, как забавно наверное смотрелось мое замешательство, и все-таки радуясь его появлению. Было в Винсенте одно весьма располагающее качество – даже при том, что общие темы для разговора у нас имелиь далеко не всегда, напрягаться по этому поводу не приходилось, так как он и сам, кажется, мог с легкостью поддерживать любую беседу. - Ну чтож, поздравляю с победой и прими наши благодарности... - всё еще продолжая легко улыбаться, я приложила руку к сердцу изображая поклон. Получилось в общем-то так-себе, но в любом случае сейчас "малыш" был занят Инессой и на мое поведение вряди обратил бы особое внимание. Моя помошница, между тем, кажется разрывалась между удовольствием от поведанной новости и неожиданности свалившихся задачь. Отлетев в сторонку, я окинула доктора внимательным взглядом, в очередной раз поражаясь тому, насколько на своем месте он находится (хотя в данный момент сказать применительно к нему чтолибо о "месте" было и достаточно затруднительно) - только что на лице Несс мелькала тель озабоченности и грусти, но сейчас - она улыбалась со всей искренностью и явно была куда счастливее, чем пару минут назад...

Вик опустил, наконец, свою находку, и я обнаружила, что преглупейше - от уха до уха - улыбаюсь, и только поглядываю на эту парочку с недоумением. И это тот же самый человек, что обращается к единственной подруге "сисястая", довольно спокойно сбрасывает тело убитого мальчишки в грязную реку и рассуждает о трудах Крапоткина. Впрочем, последнее еще относительно сочеталось с открывающейся картиной. Мол - рай на земле, труд во благо общего процветания и пекинесики. Чтобы никто, значит, не ушел обиженным.
Брр. Я даже головой встряхнула от абсурдности этой мысли. А маленькое вертлявое чудо, смешно вертящееся теперь у ног единственного в нашей компании мужчины, снова не то чихнуло, не то фыркнуло, и срятавшаяся было улыбка - не очень-то и уместная после всего произошедшего - всеже упрямо поддернула уголки губ вверх. Хорошая встреча.
Я присела на корточки, протягивая ладошку лохматому созданию - давай знакомиться, вроде. Влажный сплюснутый носик и розовый шершавый язычок, шерстка - когда-то гладенькая и любовно расчесанная, а теперь чуточку спутавшаяся...
- И правда очаровашечка, - все еще улыбаясь умиленно подняла я голову, снизу вверх оглядывая своих спутников. На Вика - понимающе, на Лену - словно приглашая разделить мою радость, на Ленту... ну, на Ленту я смотрела с замешательством. Странная она была девушка - вроде и жесткая вся такая, сильная, а все-таки проглядывает какой-то разлад, надрыв, тонкость... Но не умею я говорить с теми, кто этого не хочет, да и времечко не самое подходящее, так что, боюсь, пока что понять ее мне не суждено.
- Бросили тебя, да, маленький? - поинтересовалась я у собаки и нахмурилась: - Как называть-то, тебя, а, друг?

Вот оно значит как. Значит действительно, взаправду... Так реалистично и по-настоящему. Не какой-то там терракт и не мелкое столкновение. Нет связи, телеграфы, "столица будет наша"... Бред, ставший реальностью.
И запах гнили. Хуже, чем формалин. Запах, с которым исчезает привычный мир. По каким законам теперь жить? Пытаться ли отыскать родителей или надеяться, что они сумели вовремя покинуть опасную зону? И главное - а где она, собственно, заканчивается, эта опасная зона?
Я вспомнила свою квартирку - хорошо, наверное, было бы сейчас оказаться там. А может быть - учитывая обстоятельства - и не очень-то. Здесь, в глуши, всеже наверняка безопасней...
- Неужели все-таки никто не знает, что происходит? - рискнула я продолжить "допрос" нашего провожатого. - Ну там... кто на кого напал и всё-такое... - звучали мои слова кажется довольно наивно, и в конце фразу я стушевалась неуверенно.
Сильнее всего серьездность происходящего продемонстрировали не выстрелы, не смерть, и уж точно не слова Вика - "похороны" Семы. Вынужденная черствовсть этого поступка. И выверення, сухая его логичность. Что остается от человеческой души, если снять, счистить с нее все то наносное, что рождает цивилизованная и благостная жизнь? Кажется, у нас будет шанс это выяснить...

Молли?!... Нет, пульса не было. Это сердечко перестало биться. Некому теперь покупать большого-большого мишку. Да и некому...
Синяя таблетка, синяя - господи, какая же я тупица! Нужно было просто... Вот так, за нашу недогадливость ребенок поплатился жизнью. Ненужная, лишняя и глупая смерть... На Алекса - вернее нет - на его тело, лежащее на полу нелепо и неправильно - я старалась не смотреть.
Впрочем нет - смотреть было нужно. И на малышку и на него. Нужно, потому что это и наша вина. И - нам с этим жить. Сколько бы этой жизни ни было уготовано...
Впрочем - сейчас я не испытывала боли. Еще несколько секунд назад, когда что-то можно было изменить, когда все еще не было решено, я готова была скулить, забившись в угол раненым зверьком, а сейчас... сейчас внутри и снаружи была только хрустально-позванивающая корочка льда.
- Выходим, - вновь бросила я едва ли не приказным тоном. - Здесь оставаться бессмысленно. - Затем наклонилась, пытаясь поднять отнюдь не легенькое тело Молли и обернулась на застывших в стороне мужчин: - Ричард, не смотри так! Не время сейчас. Даниэль, Дэвид - возьмите... - голос все-таки чуть сорвался, - возьмите Алекса. Пожалуйста. Думаю, мы не можем его здесь оставить...
И - тяжело подняв такое небольшое с виду тельце, я шагнула к двери, откуда врывался в комнату режущий глаза свет.
Вообще-то.... вообще-то я никогда не командую. Не распоряжаюсь и не говорю людям, что делать, но сейчас... Не знаю, почему-то мне показалось, что это будет правильным.

Это было просто нереально. Невозможно. И если бы не боль от чужих пальцев – так крепко сжимающих руки, ложащихся сзади на шею властной хваткой – я сказала бы, что это было дурным сном. Наваждением, в котором ты бежишь по родному городу, и не узнаешь улиц. Мне снилось такое когда-то…
Но нет, все было вполне реально. Легкий хмель, до этого возможно и затуманивавший немного голову, сейчас испарился, переработанный бешеным током крови, что стучала в ушах и билась о грудную клетку. Я дернулась, вкладывая в это движение всю отчаянную силу загнанного зверька, но это вызвало лишь волну одобрительно-издевательского смеха. Нет, я не смогу. Ничего, совсем ничего…
Чувство беспомощности – острое, душащее, комом стоящее в горле – заставило всхлипнуть жалобно, в попытке найти хоть одно человеческое лицо:
- Ребят, ну пожалуйста! Отпустите! Я же своя! - наверное, можно было позвать на помощь, можно было кричать… Только вот кто станет вмешиваться в дела молодежи, у которой постоянно надрывается музыка и наверняка бывают всяческие «разборки»? Кому охота будет лезть в чужие проблемы? И еще почему-то было стыдно. Стыдно от того, что такое происходит со мной и что кто-то может это узнать. Глупо, но в такие моменты сложно рассуждать здраво… - Я же вам глинт варила, мрази… - это обвинение, совсем уж какое-то детское и жалкое, заставило меня на время умолкнуть, сглатывая соленые слезы.
А она всё смотрела. Стояла, обшаривая мое тело взглядом, который казался хуже грубых прикосновений. И даже не наслаждалась. Просто, холодно и спокойно – ждала. Чего?...
Когда она заговорила со мной и сказала про одежду, я опешила. От безучастности тона, от черноты глаз, от едва сквозящей тени ее насмешки.
Она хочет, чтобы я?... Чтож, хорошо.
Я поджала губы, чувствуя, как высыхают от гнева глаза, и бросила глухо:
- Как же я это сделаю, когда меня держат твои прихвостни? Скажи, чтоб отпустили, есл действительно хочешь развлечься.

Замерев на полувздохе и расширенными - черными на черном - зрачками глядя на Вика, я еще стояла, бесконечным мгновением ощущая как падает в пустоту сердце, когда глаза его усмехнулись, а Лена - моя милая, заботливая, единственая Лена! - перехватила у него пистолет.
А я... Я бы наверное смогла. И даже крыша бы у меня не поехала, как того опасалась моя защитница. Не потому, что мне легко принять убийство, а потому, что это было бы хорошим поступком. В конце-концов, я всегда была за эвтаназию...
Но - теперь пистолет в ее руках и я не могу не признать, что благодарна ей. Горячо, до подступающих слез. До желания уткнуться в ее плечо. До малодушного согласия сложить с себя этот грех. Только не ошибаюсь ли я, чувствуя ее силу? Волю и жизнь, что расходятся от нее, как круги на воде? Но возразить, решиться, разлепить губы, все-таки не хватило сил, и потому я только метнула в сторону Вика взгляд - чуточку потеряный и чуточку злой - не то на себя, за беспомощную эту слабость, не то на него, за то, что вынудил ее проявить, и остановила глаза на Лениной руке, что твердо и уверенно сжимала металлическую смерть.

- Слушай... - я кашлянула негромко. - Может это... ну его? Добить и дело с концом. Все равно же он нифига не раскается... - я говорила робко, все еще помятуя вспышку Викового гнева и цитаты про отмщение. Кем был для него тот мальчик? Такой худенький и жалкий в беспомощности своей смерти.
Не то чтобы мне вдруг стало жаль снайпера-сектанта, просто... а может и жаль. Пока он только шипел, то как бы и не был человеком - только змеей скользкой - но вырвавшийся стон напомнил, что и он один из рода человеческого. Бесспорно не заслуживающий жизни - и здесь я по-прежнему чувствовала абсолютную готовность хоть и собственными руками горло ему перерезать - но убивать с таким вот тщанием, почти с наслаждением... это казалось лишним. А может быть, дело именно в способе. Запах бензина подсказал примерное направление дальнейших действий Вика, а огня я боялась всегда. Настолько, что никому не желала подобного...

- Эй, ребята вы чего?… - пискнула я растерянно. – Вольф, не смешно совсем… Ну это… серьезно, блин, хватит прикалываться уже! – кажется, звучало это довольно жалко. Я не понимала, просто не понимала… Как? Как могут они, и главное – зачем ЕЙ это нужно? Что это за девушка, появившаяся из ниоткуда и упорно разрушающая мою жизнь? За что?
Женщина не может желать другой женщине… не может призывать… не может! Но незнакомка уверенно сидела на своем стульчике и смотрела – с насмешкой и холодом. Почему?! – это слово хотелось крикнуть. Громко, чтоб долетело до звезд. Почему?!
К глазам все-таки подступили слезы. Чья-то рука мазнула по плечу – совсем безобидно, но невинное это касание высвободило всплеск… даже не страха - отчаяния и горькой обиды. На мир, на судьбу, на предавших друзей… И ярости – к ней. К ней.
- Ах ты сучка! – я рванулась вперед, пытаясь поднырнуть под кольцо рук - таких вдруг ненавистных и грубых. Забавно, но пожалуй впервые сейчас я оправдывала собственный ник - ярая....
Наверное, стоило стремиться к двери, стоило пытаться сбежать, но важнее было другое – стереть эту легкую ухмылку с ее губ, оставить кровавые царапины на лице и увидеть – увидеть наконец! – ее собственный страх…

Я привыкла считать себя доброй. Не без недостатков, конечно, нет. Но все-таки доброй. Потому и в медицину пошла – людям помогать… Это потом уж конечно выяснилось, что доброта, она в нашем деле не всегда полезна…
Но речь не о том. А о том, что доброму человеку положено людям сочувствовать и жизни чужие ценить. Все причем, и без разбору. И вот с этого ракурса и выходит как-то, что вовсе я, оказывается, не добрая. Потому что эту мразь, что скребет сейчас пальцами землю, мне не жаль совершенно. И слова, вылетающие из его рта, хочется запихнуть обратно вместе с землей. Хочется причинить ему боль, хочется, чтоб он понял…. Но я знаю, что это бесполезно. Такие люди не способны чувствовать, не способны думать, не способны ни на что, кроме как твердить свою религиозную чушь.
Я дрожала по-прежнему, но сейчас это не было дрожью страха – скорее нервное перевозбуждение, пресыщенность каждой клеточки импульсами…
- А тебя, значит, за убийство не покарает, да? – процедила я с ненавистью и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Возможно, эта ненависть была только способом победить страх, а он – удобным объектом, чтобы выплеснуть накопившийся клубок эмоций, но рассуждать здраво сейчас совершенно не выходило, и на Вика, с его «ботаническими рассуждениями», я смотрела с искренней благодарностью.

Что?! Пожалуй, картинно выроненная кружка была бы сейчас по-голливудски уместна. Она. Такая же элегантная в бандане, как и до этого в костюме, такая же изящная и непринужденно-грациозная… Как у нее это выходит? Нести себя так, словно всё, из чего сейчас складывается этот образ – и широковатая футболка (не скрадывающая фигуру, а скорее на нее соблазнительно намекающая), и обувь, и небрежно распущенные волосы – является ее частью – неотъемлемой и неизменной…
Собственная одёжка – до того вроде и вовсе значения не имевшая (не соблазнять же я их приехала!) – теперь вдруг показалась неказистой и мешковатой. Но главное… главное – может ли это быть она? Или вернее – ОНА?...
В несколько шагов я преодолела комнату, останавливаясь перед вновьприбывшей. Протянула ладонь – с легкой улыбкой-усмешкой, с исскуственно-дружелюбным спокойствием, с мелькнувшим и растаявшим прищуром:
- Привет. Яра. Скажи – мы сегодня уже случайно не встречались?...

Нет! Не так, не опять… я не хочу! Хотя и не время сейчас вспоминать о том, почему «не опять». Просто – я не могу молча принять эту жертву, не могу согласиться…
- Ричард, - голос был холоден и звонок, - дай две сигареты. Пожалуйста. – Нет, я не просила - я распоряжалась, и это «пожалуйста» было только привычкой, вежливой формой требования… Я говорила ему, но смотрела на Алекса – почти со злостью, с отчаянием, с отблеском непролитых слез. Потом подошла – медленно, не сводя взгляда: - Мы сыграем на двоих. Маленькая, очень маленькая рулетка. Потому что… - на мгновение голос дрогнул, норовя сорваться во всхлип, - потому что я не смогу с этим жить. Зная, что просто согласилась. С твоей смертью. Понимаешь? Я… я прошу тебя, в конце-концов…
Кто-то маленький и жалкий, кто-то запуганный кричал внутри «Зачем?! Вы знакомы всего пару часов! Он не может – не может! – ничего значить для тебя!». Но этот кто-то – ошибался.
Я должна сделать это. Как объяснить почему? Потому что – только так я смогу принять жизнь, если она достанется мне. А если нет… чтож, это не худший способ ее потерять. И время – не худшее.
- Сигареты, - повторила я, оборачиваясь все же на Риччи. – Сделай это пожалуйста… - на этот раз «волшебное слово» было произнесено верно – с печалью и мягкостью…

Нет. Нет. Нет! Я не хочу! Раньше было страшно, но… была надежда, была злость, была необходимость мыслить и делать что-нибудь. Сейчас же осталась только безнадежность. Это самое страшное слово, от которого во рту появляется вкус желчи. Конец. Наш конец, которому нечего противопоставить.
Мгновение облегчения от прекращения действия удушающего жара уже прошло, оставляя только пустоту. Я прислонилась к гладкой поверхности стены и прижала к ней ладони. Неужели действительно?... Неужели все? Даже не страх, не отчаяние, не боль – отрицание. Я не хочу верить в это! И то же время знаю – это правда, беспощадная правда…
Риччи заговорил о русской рулетке. Он думает – это шанс? Или – хочет подарить милосердный выход одному из нас? Кто знает – не будет ли это действительно лучше для того, кому «не повезет»?... Какова она – смерть от нехватки воздуха? Что мы будем чувствовать?
Я подняла затравленные глаза на товарищей, задержала взгляд на Алексе, сглотнула тугой и горький комок, пытаясь совладать с дрожащими губами:
- А зачем… рулетка? Думаете, он еще наблюдает за нами? Или – просто оставил здесь? Умирать… - голос все-таки сорвался, и я прижала ладонь к губам – нельзя сейчас плакать, нельзя расходовать кислород… Потом тряхнула волосами, оборачиваясь к владельцу патрона: - Неужели ты не видишь - это не Алекс. Мы все одинаково влипли, так что прекрати уже его подозревать!
Зачем я сказала это? Какое мне дело? Но - вот видимо есть...

Чтоб посмотреть на часы и циферблат не отсвечивал, пришлось отойти на пол-шага вглубь комнаты. Пол шага, которые так не хочется делать. Все тело противится этой мысли, но и ждать оно не хочет тоже. До кончиков пальцев оно напряжено, оно кипит адреналином, натягивается, как дрожашая под смычком струна...
Семь... - цифра удачи...
Шесть... - сердце задыхается в грудной клетке...
Пять... - что будет по ту сторону?!
Четыре... - я не могу больше ждать.
Наверное, на темном прямоугольнике загорелась ядовито-зеленая тройка, когда срываясь, я взвизгнула "Быстрее!" и перешагнула порог...
Не медлите. Пожалуйста...

Господи, да что же это?... В голове стоял тонкий звон и дурманящее-пъяная легкость, о которую, как о прибой, разбивались голоса. Далекие, искаженные странно, словно отражение в кривом зеркале – звуки складываются в слова, но смысл их ускользает, теряется в этом оглушающем писке…
Черт бы побрал вас, Владислав Петрович. Я в подопытные не записывалась и эксперименты на себе ставить не разрешала. Равно как и поить всякой отравой…
Страшно не было. Только обидно и пусто. Несправедливо. И виделось уже, как стою я в его кабинете и, - лепеча что-то и сама себя кляня за нерешительность, - пытаюсь укорить, обвинить, заявление на стол в конце-концов, бросить… а он только смотрит со снисходительной иронией и заявляет что-нибудь вроде «милочка, ну ты же понимаешь, что так было нужно». И делается мне от этого «нужно» тошно и гордо одновременно…
Ладно, пусть. Сейчас бы встать. И Лена… Лена-то где?...
Укол тревоги за подопытную, содержащий и ответственность и чисто человеческое беспокойство, ускорил ток крови, что розовой болью отдалась где-то за глазными яблоками. Пьяная пустота истекала, уступая место такой естественной, живой и приземленной дурноте – не то от остатков привкуса цинка на губах, не то просто в качестве жалобы несчастного тела. Вдавливая пальцы в податливо-прохладную землю, я неловко перевернулась на спину и наконец открыла глаза. Солнце. Уже не такое выжигающее-белое, как несколько минут назад… или сколько на самом деле прошло времени? Сколько я могла так лежать?... и лица. Вначале еще нечеткие, застланные радужными пятнами из-за ослепших на мгновение глаз, но с каждым морганием все более настоящие. Любопытные. Но… не встревоженные. Глядящие совершенно не так, как положено, в моем понимании, смотреть на прилично одетую девушку, что валяется без сознания чуть ли не в лесу. От спокойного интереса этих взглядов где-то за грудиной похолодело нехорошо.
Ну чего ты, чего? Ну люди же, хорошо все, уймись… К горлу подкатил склизкий комок и ладонь инстинктивно дернулась ко рту.
Голос, незнакомый, взрослый, бросил что-то командным тоном и склоненные мордашки исчезли из поля зрения. Дети они просто, вот в чем дело, - подумалось с облегчением. Потому и любопытничают.
От движения в голове снова помутнело и следующие слова опять расплылись смутным пятном, но - помимо того чужого голоса, пробился к сознанию и знакомый - Ленкин. Чуть вызывающий, нагловатый и - после всего случившегося - какой-то особенно родной.
- Чт-то.. - я протолкнула слова через сухое как июльская земля, горло, - случилось?..

Это все. Все. Я сжала в ладони осколок, чувствуя, как острые края впиваются в кожу. Пусть будет больно, пусть...
Нужно было выбросить эту кружку еще тогда. Запаковать и вынести к альтфатеру. Или разбить. Вот как сейчас. Но - как говорится, рука не поднималась. Поступить так с последним напоминанием о том, чего больше не будет в моей жизни, о том - кого больше не будет... Со временем, развернув злополучный предмет текстом к стенке, я привыкла делать вид, что ее там нет, но убрать с глаз подальше так и не смогла. А теперь - "это все"...
Чтож, может быть так и надо. И мне, и ему, и нашему прошлому со штампованными нежностями полиграфии. Злясь на себя за слабость и слезы, я поднялась, почти усилием разжав ладонь. Кусок керамики упал на старенький линолеум с глухим стуком, почти не слышным за деловитой возней рабочих. Никому не нужный, беспомощный и одинокий. Как я.

Становилось жутковато. Адреналин и психологическая взбудораженность, господствовавшие поначалу, понемногу выветривались, и на их место белесым туманом стала проползать жуть. От этой комнаты, от разбросанных в ней предметов и больше всего – от его слов. Коротких емких фраз на бумаге, и неприятно искаженного голоса, что озвучивал правила этой игры. Не нужно было сбивать кодировку сейфа, ой, не нужно было. Но - я слишком погрузилась в свои ощущения, слишком много внимания уделила размышлению и - упустила момент, когда еще можно было что-то сказать. Убить кого-то? Отсечь себе часть тела? Решить головоломку? Вот он - наш выбор. Наше будущее и наше "помни о жизни" - почему-то именно эта фраза запала мне в сознание больше всего. Да еще "необходимость ломает все законы". Это была правда, это было почти пророчество...
Нет, я не отметала первые два варианта. Напротив, я очень четко сознавала - таковы правила, такова наша данность. И если убийство и впрямь рассматривать не хотелось, то предложение с пальцем... Да, это будет невероятно больно. Но это запасной шанс. И я определенно предпочту такой выбор медленной смерти от жажды и голода. Я кашлянула:
- А все-таки зря вы. Сейф закрыли в смысле. Теперь, когда пистолет остался снаружи, а гильотина и нож заперты, наш выбор сократился до двух вариантов. И не нужно так смотреть – я только хочу сказать, что если мы разгадаем эту чертову головоломку (а лично у меня пока особых идей нет), то вынуждены будем подумать об альтернативе. Не думаю, что кто-нибудь захочет отдать свою жизнь, и хочу верить, что никто не захочет отнять чужую, и в этом случае нам оставался только один вариант. Даже, в данной ситуации, достаточно гуманный. В конце-концов, он не просит сделать это пилочкой для ногтей… - закончив фразу, я бросила взгляд на бывшее зеркало – нет проку в бессильной злобе Риччи, нет и в моем обреченном согласии. И всеже, я не лгала, когда говорила об относительной гуманности. Если отбросить страх, отбросить несправедливую обиду и это вечное «За чтоя ? Почему именно я?» и просто принять – как закон природы – его условия, то не заметить этого нельзя. Нам оставлен шанс выбраться, оставаясь людьми… - Ладно, - я вздохнула, ероша пальцами челку, - пока проехали. Просто у меня действительно нет идей….
С этими словами я печально оперлась о стол - прямо в ворох смятых и расправленных листов, что были обнаружены в ведре.

А хорошо профессор придумал, все-таки... Я прищурилась на мазнувший по векам солнечный лучик и довольно потянулась, приподнимаясь на носочки. Каблуки чуточку увязали во влажной земле, но придавать этому значения не хотелось.
Весна. Что нужно человеку для счастья? - контрасты. Нагуляешся так по лесочку, намерзнешся, а потом домой - к чайнику и электрической лампочке вернешся - хорошо-о... И наоборот - после нескольких недель взаперти (пусть даже и в довольно просторных лабиринтах нашего института), выйти в такое вот утро - с мягким солнечным светом, с молодыми листочками, с птичьим щебетом - и кажется, что попадаешь в рай.
Ленка плюхнулась прямо на землю и прикрыла с блаженным видом глаза.
Для меня же мамино воспитание видать даром не прошло, потому что первой же мысль при этой картине было заявить "Не сиди на земле - простудишся!". Но, прикусив язычок - представляю, как бы "обрадовалась" моя подопечная таким нравоучениям - я только вздохнула прерывисто и, пройдя еще пару шагов, остановилась в теплом столбе света - наслаждаясь.

Смотреть как Лена одевается было немного жалко и я даже посомневалась стоило ли так уж сразу говорить про Виноградова, или можно было еще поболтать немного. Но, сидеть рядом с ней - такой трогательно-обнаженной, с по зимнему еще светлой кожей - было одновременно тягуче-сладостно и стеснительно-тревожно. Ладони становились влажными, а голос норовил взять какие-то писклявые ноты. Потом, в прохладе одинокой постели - с запахом порошка и дезинфекции - я вспомню это утро, но сейчас напряжение было слишком велико и сменить обстановку казалось хорошим решением...
...Аккуратные нежные грудки. Ровно такие, чтоб лечь в ладонь сочным тяжелым плодом... Пальцы почти почувствовали эту шелковистую тяжесть и я сунула зачем-то руки в карманы халата - торопливо, будто они чем-то могли выдать мои мысли. Неправильные, в общем-то, мысли. Можно сказать - греховные. Но - я не пыталась себя осуждать или перевоспитывать. Чего уж тут, в самом деле. Кто придумал, что я не могу наслаждаться видом этого тела? Трогательно-тонкого, женственно-нежного, открытого мне так просто и естественно...
Потом в дело пошла футболка и мысли мои получили возможность вновь вернуться к показателям, ожидающей груде отчетов - почему всегда кажется, что заполнить завтра сразу за пару дней будет куда лучше, чем сегодня за один? - и предстоящему разговору с начальством. Негромкий хлопок двери сменился звуком наших шагов - привычным цоканьем моих, и почти неслышным шорохом ее...

В ответ на мой вопрос Лена потянулась за своим чтивом и раскрыла наугад страницу. Она разглядывала содержимое, а я разглядывала ее. Пожалуй, имя Лена ей не шло. Вернее, оно не лепилось в моем сознании к созданному образу. Слишком уж обычное, обыденное, не-единственное. Сразу вспоминалась Ленка Соколовская из группы – редкостная стерва, но – стоит признать – из тех, при том, о ком говорят «настоящая женщина». Я такой быть никогда не умела…
Наверное, просто должно пройти некоторое время, а то и по фамилии мне не так, и по имени не эдак… Отрываясь от собственных мыслей, я заглянула в раскрытые страницы – какой-то жуткий мужик с татуировкой, вопли восклицательных знаков над головами героев – комикс? Еще один штрих к ее образу. Неожиданный, но скорее забавный, чем отталкивающий.
«-Это довольно интересное произведение, но тебе оно вряд ли понравится. – Подняв глаза от картинки, отозвалась, наконец, девушка. Тому, что поначалу, вместо ответа она с пол минуты молча смотрела в книгу, я совершенно не придала значения – склонность к периодам пространной задумчивости наблюдалась за Леной не первый день. - В нём довольно много всяких неприятных и просто странных вещей содержится, и тем оно меня и привлекает. Люблю странное», - закончила фразу подопытная, и блеснула лукавым взглядом из-под очков.
Интересное произведение в картинках? Боюсь, недоверчиво поддернувшуюся бровь мне скрыть не удалось. Не здорово, конечно, начинать знакомство с критики того, что человеку нравится, но комиксы… как-то сложно было поверить в достаточную информативность такого вида литреатуры. Да и можно ли вообще назвать литературой вещь, где основное внимание уделяется рисунку, а не словам?...
Я покачала головой:
- Да, боюсь, комиксы не мой вариант. Хотя, если честно, я никогда не пробовала – может и понравилось бы, - легкая улыбка призвана была скрасить слова. - Если быстро дочитаеш – дашь глянуть? Отвести душу от нашей бюрократии будет самое оно. Я сейчас к Виноградову… - блокнот захлопнулся с мягким хлопком. – Не хочешь вместе? Он все равно хотел с тобой пообщаться о чем-то…

- Я?! Вам?! Да ничего я им не должна - первый раз вижу эти морды! - от возмущения девочка забыла и прежний страх, и открытый только что в восхищении рот - такие эльфы и за нее заступаются. Ситуация была из тех, что хорошо придумываются ночью, когда повозка мерно-мерно переваливается по дороге, привычно скрипит ресора (Бариан все обещается починить, но видать руки не доходят) и в прорехи полога заглядывают, вперемешку с черными силуэтами веток, звезды. Вот тогда-то, если не спится, хорошо помечтать о том, как ты попадешь в передрягу, а тут откуда ни возьмись - эти вот чуть не с неба свалились! - появится прекрасный знатный эльф и тебя спасет. А тут - сразу трое и при том взаправду!
Но - пока что времени на восторги особо не было.
По-хорошему, стоило бы конечно слинять сейчас по-тихому, пока эти уроды отвлеклись на внезапных заступников, но... Нет, определенно уйти бы сейчас Танталь не могла. Так что, перебрасывая взгляд между потенциальными противниками, начинающая актриса - так провалить монолог! Видел бы Бариан - точно высек! - лишь отодвинулась тихонько подальше...

"...ну и живи с ним, с Ильёй!" зло выплюнул Саша, остраняясь, словно я вдруг, на его глазах, стала превращаться в какое-то чудовище. А глаза такие... странные. Одновременно и прищуренные в обиде, и распахнутые словно в каком-то прозрении. Хотелось крикнуть "Да ты что?!", но слова таяли где-то на полпути между горлом и губами. Да при чем здесь?!...
И - вот уже под ребрами рождается ответная обида. Меня? Заподозрить? Да не нужен мне твой Илья! Даром!
Последние слова я выкрикнула вслух, наплевав и на шорох в кустах, и на зеленое свечение и вообще на весь свет.
- И ты, раз не придумал ничего лучше, чем ревновать меня посреди кладбища - тоже! - выплеснув фразу, а захлопнулась так же резко, как вспылила и, сморгнув испуганно, прижала лодонь ко рту. - Ой. Прости! Сань, я не то хотела сказать! Ты мне нужен! Очень! Не уходи! - всем телом шатнувшись вперед, а вцепилась в его куртку пальцами, что напоминали сейчас птичью лапку. - Я же тебя люблю, идиот...

- Все. - Небрежным жестом я откинула со лба волосы и тут же отдернула руку - пальцы были в крови. Ничего страшного, я не боюсь этих вишнево-алых разводов, просто теперь нужно умыться... Задумчиво, медленно, совершая все движения лишь механически, я отерла лицо и вымыла руки. Опустилась на стул, скрипнувший уютно от старости. Выдохнула устало - передышка.
Роман и неуклюже со своей повязкой примостившийся на другом стуле Бахчисарай перебирали трофеи. Громоздкий огнестрел, нож, граната, часы...
Я поднялась снова и, тяжело преодолев два отделяющие шага, протянула руку. Часы. Остановившиеся часы. Неизвестно как пережившие взрыв и все-таки столь же мертвые, как их хозяин.
- Я заберу это, - не вопрос, не просьба, лишь констатация факта. Так, будто я беру то, что мое. Что принадлежит по неведомому какому-то праву...
Часы исчезли в кармане, а я вернулась к своему месту.
Не верю. До сих пор не верю. Я знала - он моя смерть. Я видела это в его глазах. Я была почти на это готова. И вот... я жива. Я рада этому и вовсе не хочу умирать, но... почему же тогда кажется, словно прежняя Хлоя осталась там, за чертой городских ворот, а эта - новая - совершено ничего не знает о жизни? Куда идти, зачем? И главное - можно ли отыскать теперь ответ - почему?...

Общее дело, когда можно ничего не говорить и в то же время быть незримо связанными...
Серая прохлада за двойным прямоугольником оконной рамы, шелест дождя, шелест страниц... Запах - также как в городе полный пыли, но все-таки иной. Запах спокойствия - что могло здесь угрожать нам?
Рай. Пресловутый эдем, увидеть который мне так и не довелось.
...И хорошо, что не довелось, пожалуй.
"Технические особенности конструкции позволяют..."
"Каждый оператор манипулирует двумя операндами..."
"Если рассматривать частицу с точки зрения..."
Черные муравьишки букв складывались в слова, слова складывались в строчки, и порой, даже не понимая ни слова, тяжело было заставить себя оторвать взгляд. Там, за ними, скрывался другой мир, который лишь ждал того, кто готов будет его узнать...
Но, прошло несколько часов и очарование начало улетучиваться. Книга за книгой ложились в стопки просмотренных, а конца этому занятию все не наблюдалось... Я распрямила ноющую поясницу и потерла глаза, оборачиваясь к сгружающему очередную партию томов, Роману:
- Может пока просмотрим то, что я уже отложила? Давай вместе, ты похоже к картам побольше чем я привык... А то мы так все книжки сюда перетащим скоро...

"Почему ты доверяешь мне?"... Странно, на шоссе не может быть эха, но я чувствую, как эти слова прозвучали во мне дважды. Один раз его голосом, и второй - моим собственным. Почему я доверяю ему? Почему говорю все это? Какое, в конце-концов, я имею на это право? Особенно теперь, когда мы идем в Город? Я плохой товарищ, я слишком привыкла к одиночеству. К тому, что от совершенных поступков завишу только я сама. Но... разве после того как мы сказали ему о... о себе, может иметь значение такая малость как слух? Байка, слышанная в темноте?... Может, все может иметь значение. Но - это все еще не ответ. Так почему же я доверяю ему?...
Я перехватила испытующий взгляд мародера и почти тут же снова отвела глаза. Мотнула неопределенно головой:
- Наверное мне кажется - как бы ни было хорошо в эдеме, ты не станешь ради этого убивать человека, который не причинил тебе вреда. И потом - ты ведь тоже беглец в какой-то мере... Но, - ресницы дрогнули и распахнулись, открывая отчаянный взгляд, - на самом деле я не знаю. Не знаю почему. И я надеюсь, что не пожалею о своем доверии...
Не стоит смотреть на него, ожидая ответа. Слова - только звук. Так что - бросив последнюю фразу, я отвернулась. К чему мне, чтобы он видел мою боль?...

Хмурое утро заглядывало в окно. Я выглянула, втягивая ноздрями влажный воздух. Все-таки это лучше, чем недавняя жара... Интересно, как там остальные? Вернулись ли благополучно с караваном? Смотрят ли уже свои цветные сны?
Меньше всех запомнился Сергей - молчаливый, собранный и деловитый. Немного забавный, но всеже не вызывающий особо теплых чувств Максим-Вася, живой и чем-то странно-близкий Бахчисарай, Тимур... Просто Тимур. Моя загадка. Я чувствую, что одновременно боюсь и желаю встретится с ним еще раз. Увидеть, разгадать, что скрывает его душа за стеклами зрачков. Но - не думаю, что они простили. Никто не любит, когда его предают.
Я потрусила неизбежно пустеющей флягой - совсем мало воды осталось, не больше четвертушки. Если опять пойдет дождь - нужно набрать обязательно. Жаль, вчера это в голову не пришло. Но вчера я еще торопилась, верила, что еще немного и мы найдем ключ к нашей тайне. А уж тогда... тогда все непременно будет хорошо.
Задумавшись о чем-то, охотник молча доедал остатки вчерашнего ужина, Морок крутился рядом, заглядывая преданно в глаза и нет-нет да и принимаясь колотить хвостом по бокам. Потом, понюхав прохладный воздух, умчался куда-то, а я тоже отправила в рот последний кусок его добычи:
- Ну что сегодня продолжаем? - плечи опустились расстроенно, - Только что-то мне уже не особо вериться в успех...

Светает. Проступают из серой дымки коробки зданий. Воздух наконец стал чуть мягче и пока не так сильно хочется пить... Я знаю, это не на долго - как только солнце перевалит через хребет и расплавленной медью затопит улицы, жара снова начнет неумолимо высасывать всю влагу из тела...
Я больше не болтаю. Нельзя расслабляться, нужно быть начеку... Но внимание упрямо не желает концентрироваться ни на чем, кроме, с каждым шагом все более тяжелого карабина и хлопающей по бедру сумки. Нужно будет на привале ее тоже в рюкзак засунуть, место-то ведь есть...
Надо же, а я-то полагала, что привыкла много ходить... Ступни начинали понемногу печь - так, словно между кожей и раскаляющимся асфальтом небыло и в помине никакой подошвы. Просто идти. Шаг, второй... Разве это трудно?
И все-таки о том, чтобы попросить остановиться не могло быть и речи. Во-первых я и сама прекрасно понимала, как "счастливы" будут остальные обнаружить наше исчезновение, а во-вторых... я не могу показать ему свою слабость. Не должна.
Полдень. Наконец полдень и привал. Я молча смотрела как Роман подбирает место, как внимательно обследует помещение... Удивительно, как ему еще хватает на все это сил. Он прав конечно - по сравнению с ним я действительно просто пятилетняя девченка...
"- Отдохни, а я пока посижу на страже..." - до чего же волшебные слова!
Я успела еще подумать о том, что действительно неплохо бы перекусить, но отключилась едва свалившись поверх спальника.

- Сашка! – мертвой хваткой вцепилась я в его плечо, и несколько секунд просто тяжело дышала, вглядываясь в любимое лицо и приходя в себя. Потом улыбнулась через силу – криво и совершенно неубедительно, - Все нормально. Просто сон приснился дурацкий. А все это ворон вчерашний! Или даже ворона, наверное…. – я судорожно перевела дыхание и тихонько всхлипнула - одновременно от облегчения и жалости к себе. Пережитый ужас понемногу выветривался под лучами проникающего сквозь зеленый полог света, и ладонью Саши, что успокаивающе гладила меня по волосам.
- Только не говори, что я зря с вами потащилась. Кто бы тебя тогда целовал с утра? Не Илья же? – подмигнула я парню лукаво и, потянувшись к его губам, опрокинула нас обоих обратно на спальник. – Вот кто бы, скажи мне, тогда… ой!
Едва не вырвав с мясом молнию входа, в «проеме» появился Илья:
- Что у вас тут случилось?
Его вид – встревоженный, строгий - снова напомнил мне о том, другом Илье из сна. Окровавленном, скрипящем зубами от боли… Я передернулась и отстранилась от Саши:
- Извини за переполох. Это мне просто сон приснился. Неприятный. Наверное местность способствует….

"Хватит! Остановись же!" не то с болью, не то с яростью в голосе воскликнул Гардон и я испуганно смолкла, проглотив окончание фразы и растерянно замерев от неожиданности. Ну вот, вечно я...
Но продолжить эту мысль мне не довелось. Чужой запах - почти неуловимый, не раскладываемый на элементы, просто сообщающий "я здесь" - нахлынул, отгораживая остальной мир. Прикосновение губ - шершавых, потрескавшихся, и отчего-то уже родных до невероятности, заставило задержать дыхание. Господи, я просто не верю!....
Ресницы дрогнули, стремясь опуститься, но взгляд - его взгляд - все же заставил их остановиться. Во взгляде был вопрос. Во взгляде была неуверенность. Во взгляде было опасение... И не было ни капли осуждения.
Дура ты, Софи, а не психолог - мысленно констатировала я, и, все же положив пальцы на топорщащийся ежиком волос затылок, подалась вперед, уже сама прижимаясь губами к губам...
Что бы там ни было завтра, сегодня - я нашла свой дом.

- Угу, хорошо, - благодарно кивнула я, ощущая себя эдакой девочкой из японского мультика - с непременно большими глазами и хвостиком, который взлетает в такт кивку. Даром, что в реальности это было достаточно неуклюжее движение головы с аквариумом защитного шлема...

Что можно придумать печальнее, чем ужинать в разбавленной бряцанием посуды тишине? Пару минут я равнодушно перекладывала вилкой еду, что-то подковыривала и разминала, что-то меланхолично отправляла в рот... Отвратительно ты справляешься с работой, Софи. Обстановочка психологическая-то не то что плоха - хуже некуда! И не оттого, что кто-то "плохой", а кто-то "хороший". Исключительно из-за недопонимания... Из-за неспособности и неготовности нас открыться другим...
- Итак, великие покорители неизвестных планет… -заговорил капитан и я оставила наконец ни в чем не повинный, растерзанный ужин в покое.
Да уж, вот в чем - в чем, а в выборе капитана те люди, что собирали нашу команду – не ошиблись. На этом месте действительно именно тот человек. Эта речь не была обвинением, она была проявлением искренней заботы и потому не могла не вызвать отклика.
Я кашлянула, поднимая глаза от тарелки и, обведя присутствующих взглядом, остановилась на Викторе:
- Ты совершенно прав. Наверное, на самом деле эта речь должна была бы принадлежать мне, поэтому сейчас я прежде всего хочу принести всем свои извинения. Судя по всему, с задачами, возложенными на меня как на психолога, я справляюсь не слишком успешно… - Улыбка вышла не слишком уверенной, но все же это было лучше, чем ничего. – И еще… Виктор, за меня можешь не переживать. На самом деле я прекрасно понимаю Гардона - иногда мне и самой хочется себя прибить, - быстрый взгляд в сторону Кирхема и чуть иронично приподнятая бровь. – Я понимаю, что он сердится только потому, что беспокоится о нас, а моя беспечность и правда кого угодно выведет из себя… Я уже обещала ему и теперь скажу еще раз, что готова приложить все усилия для того, чтоб не подвергать свою и чужую жизнь и здоровье ненужной опасности… Это то, что я могу сказать о себе. На счет остальных… послушайте – мы это все, что у нас есть! Понимаете о чем я? Эта планета – пока не дом нам. Дом – это место, где тебя ценят, и значит мы должны ценить друг друга. Тем более, что есть за что. Каждый из нас – индивидуальность, представитель и носитель определенного психотипа и тот факт, что мы не похожи – нормален. Стоит ценить эти различия, а не сетовать на них… - Секунду помолчав я добавила, завершая: - Не сердитесь если сейчас в своих словах чем-то задела вас. Поверьте – этого я хочу меньше всего.

Кирхем бросал мяч. Уверенные до расслабленности движения, бросок - как высвобождение энергии из накопителей, ноги упруго пружинят от пола - пожалуй, это стоило даже того, чтобы просто полюбоваться, не выдавая своего присутствия...
"Счёт равный, но "Даллас" может вырвать победу на последних секундах... "
Неисправим, - усмехнулась я про себя, и, шагая в зал, мысленно добавила - да и не нужно.
- Привет. Помешала, да? Извини. Что-то я последнее время все не туда лезу. Просто хотела сказать... - я подошла ближе и остановилась в полушаге, размышляя на тему "что случится если продолжить фразу словами "ты мне нравишься"?". - ... не думай, что мы совсем уж беспечны. Я в смысле. Вернее немного есть конечно, но... я исправлюсь. - Улыбка получилась несколько виноватой. - Ничего не могу с собой поделать - любопытство важная часть человеческой натуры. Может у меня конечно "шило в заднице", как говорят, но сидеть на месте это не то, что мне нравится. Ну... разве что над исследованиями, - прищурив один глаз и на секунду задумавшись, поправилась я.

... то меры нужно принять не только креативные, но и защитные. - Наставительно возвестил Кирхем, и я почувствовала, как заливает скулы румянец. Нашла кому свои домыслы высказывать - единственному специалисту по безопасности! Да и кроме того - если эта неведомая зверушка кого-то слопает из-за чрезмерной беспечности, то наилучшим исходом это тоже будет назвать непросто...
- Извини, - я склонила голову, наблюдая за его энергичными движениями. - Я понимаю, что лучше перестраховаться. Просто... трудно принять то, что здесь нет ни единого микрорганизма, но может существовать биологическая форма жизни. Странно это как-то. Хотя... - Я оборвала предложение и, рывком оторвавшись от стены, сдела несколько энергичных шагов в сторону стола. Затем так же резко остановилась, вскинув голову и в упор глядя на Гардона: - Здесь нет микроорганизмов, которые я могу обнаружить. Но кто сказал, что не существует чего-то такого, для чего у меня просто нет ни реагентов, ни идей?
Ох, кажется я уже окончательно запуталась...

- Муки? - я изогнула удивленно бровь и повела невидящим взглядом по полкам. - Ну, разве что тальк. А зачем тебе? Тех самых местных жителей посыпать? А то когда я услышала про муку, то уже, чесно говоря, подумала, что ты пирог испечь собралась, - усмехнулась я, и тут же нахмурилась озабоченно. - Ты знаешь, я немного переживаю. Если на корабле и правда кто-то есть, то как бы наши мальчики его не подстрелили раньше времени. А то не лучшее знакомство получится...

Поначалу, слушать живописания американца о поросших ракушками спинах и прочем колорите невозможно было без расплывающейся улыбки, но когда дело дошло до ползания по трюму вымазанных жиром «головастиков» пришлось призвать на помощь все уроки мисс Меридит Хорн, чтоб укротить брезгливую гримасу. Нет, если представить подобные развлечения на некоем гипотетическом корабле, получалось весьма занятно, но вот применительно к Новой Надежде картинка отталкивала. Хотя, стоит признать, рассказывал м-р Ворга весьма красочно… Я слегка нахмурила брови, вновь мучительно пытаясь подобрать слово. Уверенный? Не то…
В голову лезли какие-то банальности на тему «выросший в свободной стране» и я мысленно морщилась от них, как от надоедливой зубной боли. Ну что за напасть…
- Очень…ммм… яркий обычай, - отозвалась я, когда Теодор закончил описание посвящения. – Хотя надеюсь у нас все же не настолько скучно, чтоб так разнообразить досуг… - мягкая улыбка легла поверх этих слов, сглаживая их возможную грубость. – Энтони, вы ведь не всерьез желаете в этом поучаствовать? Не думаю, что мне бы хотелось на это взглянуть…
Кстати, может теперь вы расскажите что-то из своих приключений? Что-то мне подсказывает, что их должно было быть немало… - легкий наклон головы можно было бы счесть флиртом, еслиб не слишком уж юный возраст того, кому он предназначался…

Вспыхивает, и тут же вновь гаснет нормальное освещение. Глаза, уже привыкшие к скудному свету, почти рады вернувшемуся сумраку, хотя рассудок конечно ворчит... Ну чтож - раз пытается включиться, значит что-то где-то чинят...
Хм. Идти в дежурную каюту – безликую, пустую, скучную – ой как не хотелось. Понимаю, распоряжение капитана, но… Я должна взглянуть в смотровое окно. И не только для того, чтоб увидеть звезды... Не знаю - бредом ли, наваждением ли, галлюцинацией было то, что я чувствовала, но если и так, то слишком уж настоящими бредом, наваждением и галлюцинацией.
Я улыбнулась доктору в халате:
- Чтож, спасибо за гостеприимство. По каютам так по каютам – не буду мешать вам работать… - и еще, в качестве «контрольного в голову», - Чувствую себя отлично, не беспокойтесь…
Интересно, такое освещение по всему кораблю?...
В несколько шагов преодолев помещение – увидеть, скорее увидеть!... – я отодвинула заботливо подсвеченный прозрачный щиток и коснулась заветной кнопки.
Ничего.
Ни звука, ни малейшей попытки открыться.
А ведь только что вполне бодро двигалась, пока свет не мигнул...
Уже понимая очевидную бессмысленность своих действий я, тем не менее, в волнении ткнула еще и еще, потом попробовала подержать чуть дольше и наконец сдалась, с виноватой улыбкой оборачиваясь к обоим мужчинам:
- Не открывается… Может я что-то неправильно делаю?

Смущенно потупившись, я отошла к ближайшей кушетке и уже оттуда, опершись о краешек и тряхнув головой так, что остриженная прядь мягко мазнула по щеке, ответила:
- Увы, я не член команды... Просто колонист. Будущее, так сказать, население... - руки сами потянулись, чтоб привычно охватить за плечи в неосознанном жесте защиты. - А так-то в прошлом микробиолог. Ну и еще рисую немного... А вы тоже доктор, да?
В мыслях все вертелись слова "десять лет". Мы проспали десять лет! Я знала об этом, я была готова, я прошла все тесты и подготовки, но все же от этих слов веяло легким налетом иррациональной жути...