Голосование за ходы

Маленький тритон, польщенный вниманием к своей персоне, быстро выскользнул на полметра вперед. Но не слишком близко к стае, чтобы в случае опасности шмыгнуть обратно. Он поднялся на задние лапы и, балансируя тонким хвостом, заговорил.
- Златоликий велел нам, своим любимым детям, защищать его дом! Велел Ддиг оберегать чашу провидения! Велел готовиться к его возрождению!
Большой лось сделал несколько тяжелых шагов вперед.
- Но мы не справились. Пророчества Ддиг не спасли её от силы Фёрнинга. Чаша молчит без неё и не укажет больше нам на Златоликого.
- Мы ещё можем всё исправить! - заспорил тритон. - Нам нужно только вернуть её сердце! Сердце Ддиг!
- Отнять у Фёрнинга её сердце? Если с ним не справилась она сама, как сможем мы? - в голосе лося не было уверенности.
- Украдем! - вмешалась серая выдра.
- Будем драться! - сказала куропатка.
- Может мы его уговорим! - подала голос выпь, но её предложение потонуло в разрозненных выкриках болотных зверей и птиц, что зазвенели со всех сторон. Площадка быстро наполнилась гвалтом голосов, выкриков, споров, плеском воды и хлопаньем крыльев. Звери громко спорили друг с другом, точно позабыв о стае оборотней, стоящей совсем близко.

На взгляд Фёдора и Кудрета, сумевших остаться на какие-то мгновения в безопасности, новая схватка разворачивалась жестокой и отчаянной - ни одна сторона не заботилась о собственной безопасности, стремясь одним яростным ударом сместить перевес сил в свою сторону.
Видя приближение Александра, перехваченный собакой Олег помедлил секунду, давая товарищу время и место для маневра. Резкий удар пришелся собаке в массивный череп, который, казалось, мог бы выдержать пулю, но, как показала практика, не со стороны виска - под ботинком Сетита раздался противный хруст и, громко взвизгнув, тварь отлетела в темноту, вырывая напоследок кусок окровавленной штанины и, возможно, какую-то часть их хозяина.
Фёдор же, превозмогая боль и заставляя свои ноги двигаться, покачиваясь, шел прямиком к центру схватки - туда, где сражались с псами Олег и Александр. Он двигался медленно и по его одежде и лицу можно было легко понять, что Вентру в плену у Шабаша пришлось совсем не сладко, но он продолжал шагать вперед пока мог. Силы оставили его совсем рядом, в паре шагов, и, точно кукла, едва способная шевелиться, он рухнул на землю рядом с телом парализованного колом бугая, в глазах которого застыло всё тоже безумие и неистовость.
Дрот Кирилла рассек воздух, успев блеснуть в тусклом свете старой керосиновой лампы, прежде чем попасть в свою цель - зверь бежал на ловца, и острое лезвие срезало, точно бритвой, солидный кусок серой шкуры, обнажая желты, кровоточащие ребра на боку. Внутренности твари каким-то чудом удерживались в теле, когда она, неровными скачками (и гораздо медленней) продолжила свой бег - монстр остался жив, но не успеет добрать до цели так быстро, как собирался. Остальные же атаки не принесли такого успеха - кол мелькал в воздухе, в тщетных попытках попасть по двум приближающимся тварям, бросившимся к ногам Носферату, распахивая жуткие пасти. Сначала правую, а потом и левую ногу Весницкого пронзила резкая, режущая боль, расходящаяся по всему телу - изогнутые зубы зверья прорвали штанины, начав вгрызаться в немертвую плоть. И, как будто этого было недостаточно, бешено рыча, они начали рывками тянуть вампира в разные стороны, точно стремясь разорвать его на части. Дело принимало очень рисковый оборот, потому что на подмогу собакам спешила еще одна, раненная дротом.

Примерно в это время, оглушительно лая, обе собаки приблизились к Александру и, заскрежетав когтями по бетону, взмыли в воздух, норовя в прыжке вцепиться в беззащитное тело сородича. Олег рванулся с места и, прикрывая товарища, обрушил на тварей серию ударов - его тяжелый кастет отбросил одну из них ещё в полете, но вторую задел лишь вскользь и её огромные челюсти сомкнулись на бедре Шпака, с хлюпающим звуком вырывая огромный кусок плоти, размером с мяч для регби. Кровь заструилась по искалеченной ноге, окрашивая одежду в темно-красные цвета, а отпрыгнувшая с добычей собака, рыча и скалясь на Сородичей, с видимым удовольствием пережевывала окровавленное мясо во рту, готовясь к новому прыжку.

Киона, как и Грозовой-Дым были удивлены словами Жемчужной-Реки, но перебивать её не стали - возможно, сочтя её правой, а возможно, чтобы действительно дать парню возможность включить задний ход. Его ответ же удовлетворил всех - Марта напряженно кивнула и, ничего не говоря, направилась к кострищу, а Кит Хедман, с досадой цокнув языком, направился следом и поманил остальных за собой. Кинфолки тоже последовали с группой и даже помахали рыбачащим людям, которые спешно направили свою лодку к берегу.
Желтое пламя от маленькой спички быстро лизало сухой, вынесенный из дома хворост, но не торопилось приниматься за мокрые ветки потолще. Огонь разгорался неохотно, но под чутким надзором скоро маленький огонек превратился в полноценный костер. Его жадные языки вздымались вверх, шипя и выплёвывая искры, доходя взрослым людям до пояса - не слишком много, но вполне достаточно, чтобы превратить в пепел всё, что можно назвать "живым". Если хватит времени, конечно.
- Твоё испытание будет простым, - заговорила Мудрая-Кровь, нарушая общее молчание. Она смотрела прямо в огонь и лишь на последней фразе перевела взгляд на лицо ахроуна. - Точнее, "быстрым": продержи руку в огне одну минуту, Блейз, и ты получишь от меня имя. Можешь начинать.

"Кар" - написал в ответ Макс, но смс не отправил. Он и так уже уже сделал многое, чтобы подмочить их отношения, а ведь когда идешь в темноте, любая спичка что факел. Нужно беречь, потому что кроме как блужданием по темной комнате это расследование было не назвать.

"Кар-кар,братец.Хоть ты и бесполезный старый кусок говна,я обо всё договорился.Зеленый свет,но надо перетереть-в порт заплыли пёстрые рыбешки
PS Вчера вел себя как мудак-ненавижу этот город,ты знаешь" - наконец закончил он, удалив лишние знаки препинания, чтобы уложиться в смс покороче. Макс никак не мог отделаться от привычки экономить на мелочах.

Оставалось самое опасное - Регент. Альма Кленце, самая защищенная женщина в городе. Только тронь её и будешь иметь дело с тройной тонной гранита, по имени Шериф... Несколько минут Макс только лишь думал о том, как и что "говорить". Как не подумать ненароком лишнего и, в то же время, исполнить обещание. Наконец отгадка пришла сама - нужно просто прочитать текст, а затем быстро снять перстень-печатку. Легче сказать, правда, чем сделать.
Рукой в перчатке Вальтер извлек перстень и покрутил перед собой - в воздухе ощутимо запахло её духами, кровью и... Смертью, наверное. По крайней мере так себе её представлял каинит - приторно сладкая, дурманящая и, это обязательно, женского пола... Отогнав ненужны мысли, Макс, наконец, сосредоточился и свободной рукой набрал текст сообщения на телефоне - не для отправки, а просто чтобы быстро его прочитать. Положив телефон на колени, он напряженно уставился в экран, резко одев кольцо на безымянный палец и приготовившись так же быстро его сорвать - никто не любит, когда лезут в его голову.
- Дела клана становятся всё туманнее для меня, миледи. Просвет всё дальше, а грозовые тучи уже сгустились над головой, - Макс потратил целых двадцать минут, вспоминая всех знакомых классиков, чтобы сочинить эту поэтическую дребедень! - Грубость, зависть, корысть и гордыня, это всё что я встретил за две непростительно короткие ночи. Я начинаю думать, что вы одна были искренне рады моему визиту в Куксхафен... Неудачи сыпятся на меня и моего Сира одна за другой, и я не успеваю не то что их предвидеть, а даже справляться с последствиями. Череда несчастных случаев в порту, глупая смерть моей сестры Эммы Магнуссен, угроза Традициям, которую, по счастью, помог предотвратить ваш слуга - хотя, замечу, и не без спеси. Куда с моего прошлого визита пропали добродетели, которыми так славился наш Клан? Скромность. Искренность. Порядок и Любовь... С тревогой в сердце я продолжаю ступать в темноте по месту, которое по праву считаю Домом. С вами всем сердцем и не смею больше утомлять своей исповедью.

На какое-то мгновение, собственной волей или чужой, ему захотелось сразу не снимать перстень, как задумывалось изначально. Возможно фрау Кленце ответит ему? К добру это будет или к худу? Отгоняя прочь даже малейшие мысли, Макс уставился на ночной пейзаж, напевая про себя незамысловатую мелодию, чтобы занять голову. Он твердо решил снять печатку, как только допоет куплет.
Close your eyes - and I'll kiss you,
Tomorrow I'll miss you;
Remember - I'll always be true.
And then while I'm away,
I'll write home every day,
And I'll send all my loving - to you!*

Септ Длани Гайи, штат Нью-Йорк
10 сентября 2000 года. Четверг, примерно полдень. Растущая Луна Галиарда

Новый рассвет был таким же неизбежным, как ломота в перетружденных мышцах, легкие недомогания от времени, проведенного в слякоти и холоде, как мокрая одежда и обувь, а так же все другие прелести ночной погони, после которой ещё стоило прийти в себя. Ливень закончился и лишь небольшие тучи в безбрежном голубом небе напоминали о царившей ночью стихии. Деревья, трава и дорогие всё ещё были мокры от дождя, но яркий лик Гелиоса, покровителя Серебряных Клыков, спешно наводил в округе свои порядки, суля долгие и жаркие дни.

Рагабашу не удалось полноценно выспаться – мягкой, но настойчивой мелодией её разбудил будильник, хотя казалось, что всего несколько минут назад она наконец сомкнула глаза. Новый день принес новый перспективы, но ещё не был поводом отказываться от своих привычек и утренних ритуалов, каковы бы они ни были. Как минимум стоило поесть, заняться личной гигиеной, привести себя в порядок, выбрать новую одежду под случай, проверить электронную почту, мобильный, заварить любимый термос горячего кофе и отправляться в Септ. Или были ещё какие-то дела, встречи или звонки, которые стоило успеть сделать до церемонии?

Ахога выспался лучше всех – то ли разговор с Грозовым Дымом, то ли его напиток, или что-то ещё успокоили душевные тревоги и позволили юному Уктена погрузиться в глубокий сон без сновидений и помех. Конечно, напиток был не настолько чудодейственным, чтобы высушить его походную одежду и обувь, а заодно наготовить еды на завтрак, но это не было такой уж серьезной проблемой – на кухне общежития был общественный и регулярно пополняемый холодильник, плита, микроволновка и другая нехитрая кухонная утварь. Продукты не были изысканными, но перехватить пару яиц, хлеба, сосиску или заварить растворимую кашу можно было наверняка. До встречи с будущей стаей и Старейшинами ещё было время, а потому что-то небольшое Голос Ветра ещё мог успеть, помимо минимального набора утреннего ритуала.

Блейзу же было чуть менее комфортно – он не часто оставался в септе с ночевкой, а уж про битвы с настоящими бейнами и фоморами и говорить было нечего. Во сне он видел недавнего рабочего – перепуганный мужчина, израненный, лежал на земле под тем самым дубом и просил о чем-то, беззвучно шевеля окровавленными губами. Блейз всё так же держал над ним занесенный нож и, хоть и не хотел его опускать, лезвие само тянулось к беззащитному горлу, точно ведомое какой-то невидимой силой. Брызнула яркая кровь, слишком яркая, чтобы быть настоящей, и шея беспомощного человека превратилась в булькающую, подрагивающую массу из мяса и крови. А губы продолжали о чем-то просить, но Дитя Гайи не мог разобрать слов. Уэст проснулся, подрагивая от легкого озноба.

Китаянка не стала отвечать и лишь махнула рукой на быстро удаляющегося в сторону домов Филодокса. Времени в самом деле оставалось немного, поэтому, не тратя его понапрасну, она села в порядком замызганный за сегодня автомобиль и отправилась домой, в Рочестер. Впереди был где-то часовой маршрут, в которой у рагабаша было время обдумать сегодняшний вечер, слова и действия своей команды, да подготовиться к завтрашним разговорам - что с Ахогой, что с Элдерами, которые непременно состоятся.
Подземный гараж скоро встретил ночную гостью, квартирная дверь привычно поддалась ключам и уют собственного дома, где всё лежало на своих местах, никто никуда не торопился и ничего не требовал, подарил ей долгожданное ощущение покоя.


* * *


Блейз же, справедливо рассудив, что шагать пешком (или даже на велосипеде) в сторону Рочестера было сейчас непозволительной "роскошью", если, конечно, так можно было назвать многочасовое путешествие под проливным дождем. Она направился в общежитие - самое крупное здание, состоящие из дюжины комнат и небольшого коридора между ними. Необеспеченные финансово оборотни, как и заезжие гости септа, частенько останавливались именно здесь, получая нормальные условия - чистая кровать, небольшой столик, стул, шкафчик для одежды, стеллаж для небольших вещей или книг, санузел и тому подобное. Одна из небольших комнат была когда-то закреплена за Блейзом как раз на случай продолжительных дежурств - в ней он хранил свои "походные" вещи, может быть комплект простой одежды и всякую мелочевку, которая всё равно ему не требовалась в городе. Возможно даже хорошо, что он выбрал не возвращаться в Рочестер, как-никак, это сэкономило ему несколько часов полноценного, крепкого сна, с которым не стоило затягивать.


* * *


Добрать до дома Грозового Дыма не составило никакого труда - единственное что раздражало, так это дождь. Ощущение что вот буквально в паре шагов есть теплый дом, сухая кровать и возможность отдохнуть теребила сознание каждую секунду. Конечно, хотелось отвязаться побыстрее и уже отключиться, но Грозовой Дым был заслуженным Старейшиной, признанным самим Труманом Сильверхиллом и заслуживал всего уважения, которое можно было ему оказать.
Дом представителя Уктена был скромен и невысок - немногим больше аскетичного жилища Саблезубой, тут всё же было целых три комнаты, если считать ту, что располагалась прямо при входе. На улице, рядом с дверью украшенной угольными рисунками диких животных и растений, были следы погашенного костра и, несмотря на дождь, пахло травами и опавшей листвой, хотя поблизости её совсем не наблюдалось.
Дверь Грозовой Дым не запирал - это Ахога знал наверняка. Так же он знал, что старец всегда будет рад визиту своего ученика, но до того Голосу Ветра ещё не приходилось заявляться среди ночи. Как бы ни были близки их отношения, они не были семьёй.

Запах трав, да и сам вид жилища одного из своих наставников, подействовал на Ахогу успокаивающе. Ему вспомнились их разговоры на лавке возле дома приемных родителей Голоса Ветра, еще до того как он стал равноправным членом общества Гару. Можно сказать, что Ахога считал его своим отцом в Нации, хотя его чувства никогда не затуманивали юноше разум и, после обращения, он не позволял себе обращаться к Грозовому Дыму без надлежащего уважения. Он понимал дистанцию между ними и старался ее соблюдать. Поэтому сейчас Ахога не стал вламываться в дом теурга среди ночи, а остановившись у порога, постучал в дверь. Довольно громко, чтобы Грозовой Дым мог его услышать, но гораздо с меньшим рвением, чем то, с которым он колотил в дверь Саблезубой.

Прошла пара минут, прежде чем на стук появилась какая-то реакции. В последний момент Ахоге даже могла закрасться мысль, что "Тод Бишоп", как его называли некоторые, крепко спит и не расслышал визитера. Однако вскоре тусклый свет всё же загорелся в окне - очевидно, не электрический, он подрагивал и то разгорался, то почти угасал, бросая на округу нервные тени.
Тонкая деревянная дверь скрипнула и на пороге дома Ахога увидел своего учителя - его волосы были распущены, а одежда была поношенной и простой, что-то вроде чуть украшенного рубища, поверх свободных штанов из темной ткани. Однако он всё так же носил бусы из отполированных разноцветных камешков и несколько крупных серег, по форме напоминающих пуговицы, только сделанных из костей.
Мужчина держал в руке толстую белую свечу, дающую этот неровный свет. Его голос, в последние дни хрипловатый, звучал мягко, но глаза по прежнему были остры и смотрели строго в глаза собеседнику. Под этим взглядом становилось не по себе.
- Здравствуй, мой друг. Что привело тебя ко мне на порог так поздно?

- Прости, что побеспокоил тебя так поздно, Грозовой Дым, - юноша легко склонил голову, спокойно выдержав взгляд Старйшины. Ему нечего было скрывать от него, - В лесу мы напали на слугу Вирма, он охотился за этим, - Ахога кивнул на сумку, которую держал в руке, - Я...не чувствую в ней ничего необычного, но я сильно устал после дежурства и мои чувства могут меня подводить. Я подумал, что в ней могут содержаться секреты нашего Врага и решил показать тебе.

Грозовой Дым бегло взглянул на сумку и его брови нахмурились на мгновение.
- Ты сделал всё правильно, - сказал он тем же тоном, переведя взгляд обратно. - Проходи в дом, духам этого места будет приятно взглянуть на твою победу... Но вещи Змея оставь снаружи, им место не здесь.
Он отступил внутрь, приглашая Ахогу последовать за ним. Внутри дом оказался сравнительно более современным, чем снаружи. Вдоль стен стояли невысокие книжные полки, наполовину заполненные книгами, а на половину статуэтками из глины и высушенными фруктами, вперемешку со свечами. Стену украшал ряд черно-белых, заключенных в рамки фотографий, с незнакомыми Голосу Ветра людьми: женщинами и мужчинами, детьми и животными. Часть изображала индейцев, а часть вполне современных.
Мягкое кресло и большой диван напротив него были укрыты яркими зелено-красными пледами и орнаментом из причудливых ромбовидных фигур по краям. На маленьком столике посередине стоял телевизор, а пол устилал широкий, но уж очень выцветший ковер, на котором с трудом можно было разобрать пару оленей, убегающий от волка. В свете ручной свечи здесь было несколько мрачновато, но вскоре Уктена зажег дополнительные источники света и в комнате воцарился вполне приемлемый полумрак.
- Ты заглядывал внутрь, Голос-Ветра? - спросил Грозовой-Дым, усаживаясь на диван и оставляя кресло для гостя. - Знаешь, что внутри?

"Не думаю, что духи сегодня были довольно мной", - пронеслось в голове у Ахоги, но вслух он ничего не сказал. Оставив сумку на пороге, уктена вошел внутрь.
- Нет, я не смотрел, - ответил Ахога, усаживаясь в кресло напротив Грозового Дыма. Теург мог легко заметить, что его ученик был довольно мрачен, - Я побоялся, что могу выпустить какие-нибудь вредоносные силы и не стал открывать.

- Но, если ты не обнаружил присутствие скверны, то каких сил ты побоялся? - глаза старика внимательно следили за лицом молодого Уктены. Подобные расспросы были не редкостью, потому что Грозовой Дым предпочитал в своём обучении не давать ответов, а задавать вопросы, чтобы до ответом ученик дошел сам. - А если обнаружил... То почему не провел ритуал, которому я тебя научил?

- Мои дары довольно часто подводили меня сегодня, - пояснил юноша, - Когда мы встретились с фомором и его прислужниками я попытался увидеть их истинную суть и не обнаружил ничего. Лишь когда я принюхался к нему, то увидел в нем Врага. Почему же я не провел ритуал, - юноша задумался, - Мы действовали в спешке, я был отвлечен другими вещами, я даже не вспомнил про ритуал... Теперь я понимаю насколько мудр уважаемый Водяной Змей. Работать с ним было легко. Сегодня я столкнулся с проблемами лицом к лицу...и они ошеломили меня. Я понял насколько мал мой опыт. Духи вряд ли довольно моей работой.

- Духи редко бывают довольны... Они встревожены. Беспокойны. И дело не только в тебе.
Он поднялся с дивана ушел в другую комнату, оставив Ахогу наедине с его мыслями. Послышался негромкий звон, потом журчание воды и Грозовой Дым вернулся, неся в руках небольшую железную чашку, которую поставил перед Голосом Ветра. Жидкость в ней была была мутной и теплой, но достаточно темной, чтобы её можно было принять за чай. Пахла травами.
- Выпей и не кори себя. Совершай как можно больше ошибок, но не повторяй ни одну из них дважды - тогда ты будешь расти.
Он помолчал немного, давая время Ахоге поразмышлять над этим и продолжил.
- Племя Уктена невелико, поэтому то, что ты вернулся живой и невредимый уже само по себе неплохо. И твои уста говорят пусть горькую, но правду, а значит Гайя не ошиблась в тебе... У каждого из нас своя роль - помни о той, что уготована тебе. С этим знанием в сердце преграды будут тебе не страшны...
Он замолчал и продолжал наблюдать за Ахогой, не подавая вида, что его могли хоть сколько нибудь беспокоить промокающие плед, обивка кресел и ковер, на которые стекала жидкость с одежды Ахоги. Возможно теургу и в самом деле это было не так уж важно.

Ахога благодарно кивнул, принимая кружку с чаем из рук Грозового Дыма. Какое то время он молчал и жадно пил вкусно пахший травами напиток. Он действительно почувствовал себя лучше, спокойнее. Впрочем он больше и не собирался мучить старейшину своими самокопаниями. Нужно будет выспаться и обдумать все на свежую голову. Взвесить все за и против. Тем более что завтра предстоял визит к Мудрой Крови и, скорее всего, это дело всплывет в разговоре.
- Спасибо, Грозовой Дым. Я обдумаю свои поступки и постараюсь извлечь из них урок. Но скажи, ты ведь тоже не стал открывать ту сумку. Ты что-то почувствовал?

- Конечно, - он поджал губы, прежде чем продолжать. - От неё сильно смердит и, чтобы там ни было, я займусь его очищением сразу после нашего разговора. Ты можешь принять в этом участие, если хочешь, хотя я бы на твоём месте хорошо выспаться...
Он немного помолчал, а затем украдкой взглянул на окно, будто бы за ними мог кто-то наблюдать.
- Наш тотем, великий дух Жизни Нации, пророчил об уязвимости одного из влиятельных слуг Червя... Я не знаю причин и не могу сказать тебе подробностей, но Мудрая-Кровь собирается отправить вас, чтобы сразить его. Это будет очень, очень опасно, но появление фоморов у наших границ - дурной знак... Тебе понадобятся все силы, поэтому не трать их понапрасну. Ложись, завтра мы сможем обсудить всё подробнее.

Ахога повторил жест своего учителя, тоже ненадолго заглянув в окно, а затем залпом допил чай и произнес:
- Спасибо тебе, Грозовой Дым. Я последую твоему совету и отправлюсь отдыхать. Похоже, что завтра мне действительно понадобятся все мои силы.

Старейшина тепло улыбнулся и кивнул, в ответ на эти слова.
- Хорошо... Ты ещё молод и в этом твоё преимущество. Все лежит перед тобой. Твоя тропа - прямо перед тобой. Иногда она не видна, но она здесь. Ты можешь не знать куда она идет, но ты должен следовать её. Это дорога к Гайе. Это единственная тропа, которая существует.
Он поднялся с дивана и неторопливо направился к выходу, где в шкафу для одежды покоились другие его одеяния, в том числе и ритуальные.
- А меня ждет моя собственная тропа... И я рад, что наши тропы когда-то пересеклись.
- Я тоже рад, Грозовой Дым, - Ахога улыбнулся и, поставив уже пустую кружку на столик, поднялся, - Твоя мудрость всегда помогала мне в трудный час. Для меня честь, что ты мой наставник.
Сказав это, молодой гару отправился на выход - к своей комнате в общежитии и долгожданному сну.

Септ Длани Гайи, штат Нью-Йорк
10 сентября 2000 года. Ночь со среды на четверг, 2:10 по полуночи. Растущая Луна Галиарда

Крыша бара О’Келли прикрывала от проливного дождя, давая спасительный глоток тепла и уюта, посреди пасмурной ночи. Сентябрь в этом году выдался жарким, но устойчивый восточный ветер рано или поздно должен был принести большую непогоду. К сожалению или к счастью, начало этого ливня выпало на дежурство молодых оборотней, похожих друг на друга не больше, чем скала походит на реку, а та походит на ветер. Казалось единственное, что объединяет этих троих было то, что они были вымокшие с ног до головы: патруль по территории Септа был, с одной стороны, «святой», а с другой крайне нудной и рутинной обязанностью. Отправной точкой маршрута, как и его завершением, был бар О’Келли – если никаких происшествий не случалось, достаточно было передать это кинфолкам, а они передадут это следующей смене, ну а если было что-то серьезное и решить своими силами было нельзя, то дорога вела прямиком к вардеру, Саблезубой.

Почти целые сутки молодые Гару прочесывали северную часть бауна, перемещаясь из точки А на западе, в точку Б на востоке, затем в точку С на севере, а потом снова по кругу. Снова и снова, с короткими перерывами. И последние два часа сегодняшней смены им пришлось бродить под непрерывно идущим дождем, от которого не спасала даже смена формы.
О’Келли были семьей кинфолков племени Фианна, которые поддерживали этот бар как отправную точку северных патрулей. Здесь в любое время суток можно было найти горячую еду, тепло архаичного, по современным меркам, каменного очага, телефон, а также выпивку разной степени крепости для тех, кому она была нужна. И, к осуждению многих старейшин септа, дела у О’Келли шли хорошо – всё большее количество молодых Гару предпочитало провести свой уикэнд здесь, предаваясь алкогольному забытью.

Однако в данный момент бар был практически пуст – ночь середины недели не располагала к кутежам, а потому вместо тяжелого запаха спиртовых паров и табачного дыма в воздухе витал лишь запах гвоздики, слегка подгоревшего картофеля и бекона, перемешанные со стойким ароматом кофе. Большой, повидавший многое вентилятор вяло вращался под потолком, даже не пытаясь выполнять свою функцию - казалось, что он здесь вообще был только для вида. Совсем другим делом был старенький, подвешенный под потолок телевизор, он исправно и громко вещал на округу какой-то полицейский сериал, где как раз происходила классическая киношная погоня, с перестрелками и сиренами.

Из кухни за баром выглянул молодой парень, лет двадцати пяти - худощавый, с плохо уложенными волосами и месячной щетиной. Джейк О’Келли, племянник Рона О’Келли, владельца заведения, был одет в потертые джинсы и клетчатую рубашку на голое тело. Рукава были подвернуты до локтя, а пальцы покрыты пятнами какого-то теста или другой стряпни, намекая на его занятие до появления Гару. Как и его дядя, Джейк был кинфолком и подрабатывал в баре, особенно в ночные часы, в той или иной степени с ним был знаком каждый – немного самоуверенный, склонный к панибратству, но, в целом, хороший парень.
- Здорова, народ, - поприветствовал он оборотней, принявшись вытирать руки полотенцем. – Повезло вам сегодня с погодой, хе-хе. Будете чего?

"Science, bitch!"
Вырвавшийся из огнетушителя поток сжиженного газа залил почти кубический метр поляны густым белесым туманом. Температура в нём резко упала и капли дождя, попадающие в извергаемую струю, мгновенно застывали, превращаясь в маленькие льдинки. Твари тоже не поздоровилось - толстый слой её кислотного тела затвердел и помутнел, полностью лишая её способности двигаться. Ахоге даже не понадобилось целится, чтобы поразить врага - тот был абсолютно беспомощен.
Удар железной дверью был сравним с пулей, попавшей в стеклянный графин - во все стороны разлетелись куски промороженного тела, а те остатки, которые не подверглись температуре, были уже раза в два меньше объемом.
Не имея органов зрения, тварь каким-то образом чувствовала опасность - стеклянные осколки, заходящие на новый вираж изменили траекторию и со всей яростью полетели в Ахогу, забыв о Блейзе. Железная дверь держалась, но за полметровым щитом было сложно спрятаться зверю высотой почти в три полных метра, хотя многие из осколков и застряли в металле.

Блюдо Джека и правда было хорошо на непритязательный вкус - душистые специи, свежие овощи и мясо, видимо доставленные прямиком с фермерских хозяйств по соседству. Что ещё нужно для полноценного перекуса? Другое дело, что продукты сочетались по принципу "что осталось", а не в строгой рецептуре. Фианнам, скорее всего, Джек бы такое не подал.
- Ну дык! - поддакнул он на похвалу Блейза, поднимая ладони перед собой. - Золотые руки! И, кстати, не только руки, если что... - закончил он самовосхваления, нисколько не смутившись, и подмигнул китаянке.

Парень подхватил стул и разместился посередине между Чилдреном и рагабашем, сев на стул спинкой вперед и оставив на время Ахогу без внимания.
- Вот, чтобы не быть болтуном, подтвержу что ещё у меня золотое. Глаз! Выбрасывая мусор я приметил трех каких-то хмырей, бродящих цепочкой по лесу. Ну, может лесники какие или ещё кто - решил я вначале. Однако одеты они были так, словно с какого-то рок-концерта сбежали, а не в лес собрались. А зашли они далеко от ближайшей дороги, я вам скажу, и в мой бар не заглядывали.

Джейк чуть заострил внимание на словах "мой бар", определенно считая, что это добавит ему весу в глазах оборотней.
- Ну и что я, спросите вы? Поставил ведро, да проследил за ними. Двое из тех парней были налегке, а здоровяк тащил огромную сумку за спиной. Вот раза в три больше твоей, - кивнул он на поклажу Блейза, украшенную значками. - А во второй руке... Лопату! Ну, теперь вы поняли, почему я за ними пошел? В общем, целый час крался по лесу, благо дождь начался и они меня не засекли. Эти парни закопали сумку под большим дубом на северо-западе и свалили. С лопатой конечно, поэтому я там рыться не стал. Ну? Вы поняли? "Джейк Золотые-Руки О'Келли", считай, вам звездочек на погоны добыл. Ну или что там вам выдают за раскрытое дельце. И идти всего-ничего.
Он начал вертеть головой из стороны в сторону и кивать самому себе, приглядываясь к реакции собеседников, явно ожидая от них комментариев.

Зубы галиарда болезненно сжались, когда до сознания начало доходить произошедшее. Мурашки волной прокатились по телу и, будь он сейчас в своём зверином облике, шерсть наверняка бы поднялась дыбом. Дети... Они же простые дети, никому не причинявшие зла! Кто или что могло покуситься на них? Перед глазами мелькнула картинка малышек Дианы и Шиллы - как старшая кричит, растирая чернеющую кровь по лицу, а вторая парализована ужасом, как тот мальчишка. Дети, которых совсем недавно Мун вскользь раздумывал завести...

Первым желанием Муна было броситься к лежащему ничком пареньку - спасти его, любой ценой и средствами. Даром Гайи или даже на руках нести в больницу, но... Пайболд, возможно, уже опоздал - голова ребенка покоилась в воде, дыхание отсутствовало, как и другие признаки жизни. Но Мун не мог его просто бросить! Он понимал кое-что в медицине и сейчас молился, чтобы слова Жемчужной-Реки не оказались ложью - она говорила, что даже сильно раненого и бездыханного человека можно спасти, если действовать быстро. Очень быстро! Есть всего лишь две-три минуты, половину из которых Мун уже наверняка потерял из-за своей невнимательности, но он не простит себе, если не сделает для мальчика всё возможное.
- Тиль! Быстрее, осмотрись! Он может быть ещё рядом! - крикнул галиард, указывая в сторону ручья, и, рванувшись к бездыханному телу, постарался быстро, но осторожно вытащить его из воды и уложить на земле. "Молю тебя, о Единорог, ты - сущность любви Богини и милосердие её! Сделай... Пожалуйста! Сделай так, чтобы его сердце ещё билось! Прошу тебя!" - шептал он, пробуя перевернуть парня лицом вверх, чтобы дать ему возможность дышать. Времени на то, чтобы провести осмотр не было, даже биение сердца оборотень не стал проверять - он слишком боялся, что опоздает с Даром.

Крик продолжающей надрываться девочки резал уши, наполняя сердце злобой и жаждой отмщения к жестокому убийце, напавшему на беззащитных детей. "Со мной... Давай! Попробуй сделать это со мной, тварь!" - молитва к духами смешивалась с хрипом сбивающегося дыхания и угрозами.
- Молись, чтобы он остался жив! Молись! Я из под земли тебя достану! - рычал он, прикладывая усилие, чтобы хрипящий шепот не превратился в крик.

- Эм... Да, мне порой сложно понять людей, - то ли извинился, то ли попытался оправдаться Мун, виновато скосив взгляд в пол. Наконец появилась возможность снять мокрые портки и рубашку, а потом видок "виноватого" галлиарда, параллельно расстегивающего рубашку смотрелся несколько... Странно. Но на пересказе последнего эпизода приключений Лиз, он прекратил раздеваться, как чувствуя, что грянет продолжения похождений под дождем.
- Кровь и запах смерти? От стекла? Черт, да нас будто какой-то психопат преследует, - его глаза забегали из стороны в сторону, а руки погрузились в мокрые карманы. - Так или иначе, "чтобы попасть в Вегас, надо сперва пересечь пустыню", как говориться... Это я к тому, что завтра мы всё равно не уедем, бензина нет, денег не ахти, город не шибко к нам дружелюбен.

"И не без причин..." - пробурчал он между делом.
- Поэтому я предлагаю разобраться с этим сейчас. Лучше ночью, чем бегая днем от взвода реднеков, вспоминающих свои подвиги во Вьетнаме. Идем на запах, находим, держим, очищаем. Как в старой-доброй Айове, ну... Ты помнишь того припадочного и его подвал. Причем надо бы поторопиться, если хотим успеть, а то завтра весь день прокукуем.

- Молодчина, Тиль! - шепотом подбодрил его Мун, пока Лиз принялась за лекцию. О Вирме и его приспешниках у неё всегда получалось говорить хорошо, "с душой" можно сказать - бередя Ярость в груди и наполняя мышцы силами к предстоящему бою. А вот когда она начинала вести бодяги о правилах, о том, чего можно, чего нельзя... Хотелось стать люпусом, как Тиль, и хоть за собственным хвостом бегать. Скука. Но, в конце-концов, никто не идеален и пусть форма подачи была не слишком яркой, суть её чаще всего была по делу.
- Не только люди слышат лишь то, что хотят услышать... Мы все в этом несколько слабы, - внес он небольшую ремарку, но мягко, без всякого намерения спорить. - Я понял тебя, Лиз. Я могу завыть очень громко, однако будьте готовы к излишнему вниманию. На месте шерифа, услышав громкий вой, я бы немедленно выскочил на звук со своим оружием.

Он осмотрелся по сторонам, в поисках укрытия, что позволит ему превратиться в люпуса - завыть в своей родной форме ему бы скорее всего не удалось.
- Бита пока не нужна, я всё равно её выроню при превращении. И огнестрел совсем не моё, даже не знаю, кому ему лучше дать...

Оглядываясь по сторонам, чтобы избежать лишних свидетелей, Мун проследовал в наиболее укромный уголок, наподобие подворотни между домами и принял форму люпуса - несколько чуждую, но наиболее подходящую случаю. С десяток секунд он открывал и закрывал пасть, разминая мышцы горла и приноравливаясь к телу, водил в стороны ушами и оглядывался, точно ожидая какую-то ещё публику, кроме своих товарищей.
Наконец, точно натуральный зверь, слегка потоптавшись на одном месте, он плотно поджал уши к голове и завыл. Из горла пегого волка вырывались резкие, отрывистые и низкие завывания, четко отделенные один от другого короткими и ритмичными паузами. Этот острый, пронзительный звук резал уши и заставлял кровь бежать по жилам быстрее - он говорил о гневе и презрении, о боли, страхе Матери, о сострадании к ней и священной Ярости в сердцах её избранных воинов... А так же об их злейшем Враге, прислужники которого крадутся в тенях поблизости! Он предостерегал каждого слышащего: Вирм рядом! Охота ждет!

- Спасибо за поддержку, Лиз! - искренне поблагодарил Мун, не отрываясь от упаковки инструментов. Хоть во многих вещах их с ахроуном взгляды расходились, кое в чем они и правда думали одинаково. С другой стороны, ему бы хотелось донести мысль их Альфы не одними угрозами, а как-то иначе. Он отвлекся от не до конца собранного инструмента и, подхватив кружку пива, подсел к Тапку, усаживаясь прямо на пол.
- Знаешь, Тиль, я вроде много рассказывал тебе о своём учителе, но этой истории ещё не было, а она как раз о нашей ситуации, - Мун устроился поудобней, найдя какую-то тряпку и пододвинув её одной рукой под седалище.
- Однажды Марта Жемчужная-Река, ещё будучи молодой и горячей, но не менее влюбленной в природу, работала в саду, выращивая... Эм... Лук. Да, лук-порей. Не важно, в общем, и... - Мун сделал голос на пол-тона потише, так чтобы их слышали далеко не все. - ... и явился ей дух. Не лука-порея, конечно, а той самой конопли. Веришь-нет, но появление, вот так вот, посреди ясного дня духа-растения это совсем неординарная вещь. Он сказал ей: "Возьми саженец, выкопай яму и посади его корнями вверх".

Мун сделал многозначительную паузу, давая любому осознать всю абсурдность этого занятия.
- Конечно, она воспротивилась духу, ведь она считала себя опытным садоводом, а уж теургом то и подавно была известным. "Что за бред ты несешь! Ничего же из этого не вырастет!" - почти так ответила она ему. Глупая тогда она ещё была. Все когда то были глупые. Но дух был терпелив и не стал гневаться, а сказал ей умную вещь: "Вырастет. Послушание вырастет, а оно дороже единого ростка."
Он снова прервался в своём рассказе, давая время подумать над произнесенными словами.
- Понимаешь? Послушание, терпение и смирение - дороже сиюминутного порыва. В этот раз, не сомневаюсь, ты заработал нам несколько долларов сверху, продолжив драйв. Спас тот самый саженец. Но не научился от этого терпению. Марта научилась ему с того самого дня, и стала великим теургом нации. Одним из лучших. Я тоже хочу, чтобы ты стал одним из них. Одним из самых лучших. Выпьешь со мной за Жемчужную-Реку, послушание и потенциально лучшего хитреца нашей Нации? - он хитро подмигнул Тилю и поднял свой стакан для тоста.

Александр нашелся и начал действовать не в пример быстро своих товарищей - его широкий жест вызвал немалое удивление как на лице девушки-администратора, так и у охранника. Да что там даже Максим, молчаливый телохранитель, был озадачен таким скоропостижным уходом. Конечно, он знал, что его наниматель не пьёт, но и удивило его не это - босс проигнорировал его немой вопрос, хотя таковые Максим задавал и нечасто. Он молчаливо последовал за Кориольским, учтиво идя чуть позади и наблюдая за окружением - Вентру мог быть беспечен, но, как говорится, "quod licet Jovi, non licet bovi".
Уже только в машине, когда они направились в сторону убежища и выехали на крупную трассу, Максим позволил себе вопрос.
- Господин Кориольский, - заговорил он, не открывая взгляда от дороги и изредка поглядывая в зеркала. Его голос звучал буднично и, как всегда, безэмоционально. - Охранять ли мне вас сегодня днём? Если нет, я мог бы потом вернуться в клуб и... Проверить, чтобы ваши распоряжения выполнялись. И забрать "сдачу", если вы захотите.
Александр хорошо понимал, что хоть его слуга и прошел хорошую подготовку, ни один человек не сможет долгое время отказывать себе в отдыхе и сне. Это снижает концентрацию, волю, уверенность - всем нужно было спать, но Максим, как обычно, никогда не заикался напрямую о своих нуждах - он лишь спрашивал что именно ему делать. Теоретически, несколько суток без сна он выдержит, но стоит ли ему сейчас уже начинать работать на износ?


=====================


Худощавая девушка с благодарной улыбкой приняла купюры и провела ноготками по щетине щедрого клиента.
- Хотите посмотреть, да? - она хитро подмигнула напоследок и, изящно спрятала деньги куда-то в тряпицу на поясе, модельной походкой зашагала к Владимиру. Подойдя к нему со спины, она приобняла его и без стеснения запустила руки под футболку, что-то зашептав на ухо. Видя, что особой реакции нет, она обошла страстную пару чуть сбоку и... Больше ничего не успела - Зверь, среагировавший на новый раздражитель, отцепился от "ангела" и впился в шею официантке. На счастье Владимира, он сейчас был одержим жаждой и жадностью, а потому одной рукой держал официантку, а второй не выпускал и свою первую жертву... Иначе она бы сейчас уже безвольно сползала на пол.
Оживленное трио уже начало привлекать внимание посетителей, но через несколько долгих, полных яркого удовольствия секунд, внутренний демон Лазарева, наконец, насытился. Полный желудок располагал к спокойствию, а потому Зверь вновь укрылся в глубине сознания Тремера, предоставив последнему разбираться с последствиями: на руках у Каинита сейчас безвольно висели две дамы, прически которых, на счастье, до поры до времени скрывали подтёки крови на телах и следы укуса на шее. Но скоро они придут в себя и, если оставить раны, да и красные следы... Вопросы возникнут точно.

Небезызвестный Лунин же пропал из поле зрения постояльцев, торопливо направляясь к выходу.

- Э, стоять! - возмутился Пегий Месяц, уже было начавший расчехлять свой инструмент - древнюю, как сама Небраска, акустику, обклеенную вдоль грифа и деки десятками разноцветных стикеров, и, как будто этого мало, украшенную дюжиной подписей (где написанных краской, где нацарапанных чем-то острым прямо на древесине) людей и гару, известных разве что одному Муну... Да и то не факт.
- Стоять, кому говорю! Это моё виски! - галлиард разрывался от желания отбросить гитару в сторону и рвануться отбирать стакан, стремительно осушаемый рагабашем. Время шло на секунды - если не предпринять что-то прямо сейчас, его первая из трех порций алкоголя так и канет в лету бездонного желудка их на удивление маленького для своих талантов брата. С другой стороны, гитара заслуживала уважения и, закусив губу, Мун смирился с поражением. Очередным.
- Ну оставь то хоть, нелюдь! - побежденному не оставалось ничего, кроме как просить о снисхождении.

- Так точно, - отрапортовал Семён как-то "по-военному", то есть четко, строго и даже голос в этот момент у него перестал дрожать. Он не сопротивлялся и, когда Кудрет покинул комнату, уже было был готов начать шагать, коротко кивнув Олегу. Шел он всё так же "вразвалку", неловко переваливаясь с одной ноги на другую, поэтому поддержка Носферату была очень кстати, особенно, когда они шли по лестнице на первый этаж. Догадка Шмидта подтвердилась - второй руки у человека или не было совсем, только пустой рукав, или почему-то была неотрывно прижата к телу под одеждой. Мужчина частенько водил головой по сторонам, пытаясь что-то высмотреть в темноте, но получалось у него не очень хорошо. Впрочем, с бесшумностью тоже - под его неуклюжими шагами то и дело хрустела бетонная крошка и другой мусор, однако вскоре все, кто шли за Семёном, подошли к ближайшей от входа двери, квартиру за которой уже успели посетить некоторые из отряда.

Семён, с позволения Олега, осторожно приоткрыл дверь и двинулся внутрь, кивнув назад, чтобы все следовали за ним.


Беспорядок и мусор валявшийся повсюду были ещё лишь половиной отличительных признаков помещения - в комнате стоял мерзкий запах нечистот, до омерзения неприятно ударивший в нос каждому, кто ещё был способен различать запахи. Вокруг были разбросаны остатки какой-то одежды, пивные пластиковые ящики, коробки, доски и даже железное ведро, по всей видимости и служившее источником впечатляющего амбре.
Немало не смущаясь, мужчина прошелся дальше - в смежную комнату (не менее замусоренную), к крупному окну. Почти такому же, через которое команда проникла внутрь. Семён перегнулся через раму без стекла и указал пальцев вперед, куда-то в темноту.
- Вон. Вон он, - тихо заговорил мужчина, почти что шепотом. Похоже его совсем не беспокоил местный запах, как будто бы его и не было. Подойдя ближе, Сородичи и правда смогли бы различить в темноте небольшой овальный люк, ведущий под землю - он был врыт на придомовом участке и сейчас даже не закрывался специальной крышкой, которая лежала чуть в стороне. Если присмотреться внимательно, то в черноте дыры даже можно было разглядеть металлическую лестницу, а значит, не придется безоглядно прыгать в пустоту.


- Она это... Отдельная, - заверил Семён, всё тем же тихим голосом, словно опасаясь, что их подслушивают. - Нутрянка, в смысле. Дом заброшен и её отгородили тоже. Проход один - всё вокруг дома, ну то есть идти прямо и потом налево, до дыры в стене. Бог знает откуда она, но ведет прямо в тот подъезд.
Он протёр руку о грязные штаны и как-то виновато посмотрел на каинита.
- А это... Начальник, папироской не угостишь? Век уже, наверное, не курил.

Терпение. Терпение никогда не было его сильной чертой. Ярость, благословение Матери, горела в Танцующем-На-Холме неугасимым, голодным, всепожирающим пламенем... И регулярно в этот огненный ад подбрасывал дровишек старенький Ford Victoria, разваливающийся на части так, будто это его, а не весь гребанный мир, со всей ненавистью пережевывал Вирм. Каждую ночь всё больше. Проблемы с тормозами, выхлопной системой, подвеской, коррозия несущих частей, чудовищный люфт управления - да его автомобиль был наглядным примером того, что Змей творит с Теллурианом! И порой хотелось сжечь его к чертям собачьим и купить новый, но денег на это никогда не хватало.

А вот злости хватало вполне - сторонний наблюдатель мог бы сказать, что автомобиль Джеффа побывал в десятках небольших столкновений и притирок, однако по правде говоря, он ездил настолько медленно и непостоянно, что попасть в аварию было бы каким-то достижением. Нет, почти все "боевые шрамы", вмятины, трещины и царапины (за исключением "естественных причин") были нанесены Картером своему железному коню лично - особенно доставалась искореженному бамперу, который выглядел как мятый, изъеденный паразитами кусок порыжевшего, плесневелого сыра. Вот и сейчас ему досталось мощным ударом ноги, от которого многострадальный кусок метала получил очередную вмятину и, протяжно скрипнув, со звоном грохнулся на дорогу.
- Твою мать! - даже несмотря на человеческих облик, Джефф почти зарычал на образец мерзостного автопрома, который купил лишь потому, что насмотрелся фильмов про полицейских, разъезжавших именно на таком автомобиле... Ему нужна была разрядка, срочно. И ахроун-сильверфанг бы ему в этом помог, но Белогрива не было рядом - а был только подозрительно знакомый иммигрант... Но на безрыбье и рак - рыба, а потому, продолжая негромко рычать, Танцующий-На-Холме до болезненной истомы сжал кулаки. Возможно, вечер не будет так уж бесповоротно испорчен.

Видя то, как поднялся с места его наниматель, Шварц незамедлительно поднялся со своего кресла следом, хотя для этого ему и пришлось торопливо отодвинуть полуголую, возможно несовершеннолетнюю, девчушку, которая уже устроилась у него на коленях, что-то заговорщически нашептывая в ухо.
Не прощаясь, но проводив внимательным взглядом оставшихся, он последовал за Александром к выходу - ловя на себе почти столько же разочарованных взглядов, сколько и сам Вентру. Очевидно, никто из местных работниц не ждал, что дорогой гость заявится так ненадолго.
Внезапно, уже у самого выхода, напротив стойки администратора, дорогу двоим выходящим преградил охранник заведения, тот самый несколько заспанный тип. Он молча стоял на дороге к дверям, скрестив руки на груди и, очевидно, не собираясь пропускать Александра и его гуля наружу. Когда Максим уже было двинулся вперед боса, чтобы решить проблему в привычной ему манере, прозвучал звонкий голос администратора, которому аккомпанировал тихий стеклянный звон:
- А на посошок? - девушка держала в руках две маленькие рюмочки, до краёв наполненные кристально прозрачной жидкостью. И протягивала их Максиму и Александру.
- Не отказывайтесь, - играючи защебетала она. - Это ведь чтобы пусть был удачным и легким! Традиции вы же соблюдете? Ну же!
Охранник клуба, похоже, только этого и ждал - его лицо сменилось с угрожающего на улыбчивое.
- И мне тоже тогда уж налей! - сказал он девушке, на что та благосклонно кивнула. Максим ненадолго задумался, но ничего не сказал и вопросительно посмотрел на боса. Кажется, он был совсем не против чуть-чуть накатить под утро, хоть и был за рулем.



=====================
Статная брюнетка в «костюме» ангела была совсем не против компании Лазарева и даже наоборот: видя, как он раскрывает руки для объятья, она ответила тем же. Её горячее, почти обнаженное тело коснулось немёртвой кожи, отдаленно напоминая Сородичу о том, какими желаниями тот был движим раньше и что потерял, обретя бессмертную жизнь. Девушка приобняла его и попыталась было придать инерции, чтобы немного потанцевать, но не успела: Владимир приступил к Поцелую, отчего по её телу прошла волна дрожи, а белёсые крылья за спиной вздрогнули, подобно настоящими – как у птицы, попавшей в силок. Руки её постепенно опадали, скользя по телу вампира, пока наконец не повисли вдоль тела. Её беспомощность, тепло, искра её жизни казались Лазареву бесконечно привлекательными в этот момент – он был голоден, а с каждой крупицей утекающей девичей жизни, Сородича наполняло непередаваемое удовольствие.




=====================
Шатенка в розовом пеньюаре, которую выбрал Лунин, сидела на небольшом двухместном диванчике. Её хитрые, чуть прищуренные глаза с аккуратным макияжем наблюдали за Тремером с того самого момента, как он поднялся из-за стола. Она беззастенчиво приняла его ласки и запустила пальцы в курчавую шевелюру, не прекращая тяжело дышать, пока вампир подготавливал себе "плацдарм" для трапезы. И в самом деле, пить из бедренной артерии было быстрее и проще, хотя кто-то бы и посчитал такой "публичный" способ питания несколько вульгарным.
Но не она - девушка, чьё имя Тимофей не спрашивал, вся обмякла на диване и запрокинула голову, шумно дыша. Если каприз Лунина и был кем-то замечен, то ничего кроме восхищения его напором и дерзостью он вызвать не мог. Хотя обратил ли кто-то внимание или нет, Сородичу было неясно - вид открывался уж больно плохой.

«Об оборотнях существует много клише: одни говорят, что это безмозглые твари, движимые лишь яростью и жаждой убийства. Другие, чаще те, кто хоть раз «разговаривал» с верволками и остался в живых, что это загадочный народ, следующей древней философии, превозносящие честь и личное достоинство не меньше, чем мудрость и таланты в искусствах. Среди нас хватает и тех и других – вероломных убийц и благородных героев, королей и воров, изощренных дипломатов и, конечно, великих воинов… А я? А что «я»? Я – спасаю котиков. Котиков, по заданию долбанутого на всю голову духа кошки!»

Джефф пнул от досады пустой стаканчик «Starbucks», который легкий ночной ветер принес на грязную мостовую. Ещё тогда стоило понять, что эта ночь как-то не задалась и задуматься об этом, но… Идти до этого кошачьего приюта было ещё добрых двадцать минут, а желания поговорить со стаей о предстоящем «персональном задании» не было никакого. Хотелось, чтобы оно вдруг взяло и закончилось, и никто никогда бы о нем не узнал. «Нет, Сэмхебу с Ноу-Поинтер-Эксепшен повезло ещё меньше, здесь хоть какая-то теоретическая польза миру, чем в ночи искать красные каштаны. Хотя… Да кого я обманываю?» - сдался он и тяжело вздохнул.

Картер-младший никогда не любил кошек. В голове всплыли детские воспоминания, как Эйш, старшая сестра, всё хотела дать Джеффу подержать небольшого белого котенка, которого подобрала на улице. Маленький пушистый комок сопротивлялся изо всех сил, стараясь вырваться из её рук и сделать все что угодно, лишь бы не приближаться к будущему оборотню, поэтому Эйш почти бросила его Джеффу (у которого, к слову, тоже не было никакого желания тискать это существо). Результат был предсказуем – взвизгнув, кот вцепился всеми своими когтями в рубашку, на мгновение «повис», чтобы удержаться, а затем что было сил оттолкнулся и удрал, оставив исцарапанного Джеффа и хохочущую Эйш наедине… «Надо будет потом подарить ей котенка. Такого же злобного и со зло*бучим характером, как у неё. Точно! Выберу из приюта того, что будет пострашнее…»

Дальше всё шло так, как и следовало ожидать. Дерьмово. Когтистые бестии отказывались выходить из клеток до тех пока, пока их хорошенько не обдало водой из шланга для очистки клеток… Хоть какое-то удовольствие за день. Да, в этом здании определенно было что-то не так: в Умбре оно смотрелось просто ужасно и, наверняка, покопавшись там ещё часок-другой, Джефф нашел бы какой-нибудь след Вирма и даже, может быть, что-нибудь с ним сделал, но на этот вечер у него и так были большие планы – банды на заброшенном шоссе сами себя не поубивают, а потому он не стал задерживаться.

Как и полагалось, зверь бежал прямо на ловца: первый из отморозков как раз сейчас появлялся на горизонте и Картеру хотелось разглядеть его лицо поближе, прежде чем отделить голову от тела. Да, неизвестный вполне мог оказаться и "случайным прохожим на заброшенном шоссе в полтретьего ночи"… Ну, тогда ему сегодня не повезло даже больше, чем «Танцующему-на-холме» - кто из полиции будет разбираться: одним трупом больше или меньше, когда сегодня к утру их будет ждать две дюжины тел.
- Эй, латинос! - крикнул он в тишине, обращаясь к встречному. Расстояние было велико, а потому крикнул Джефф это громко и язвительно. - Херли ты тут забыл?

Оторопев от появления такого обилия мерзостных, склизких, копощащихся тварей, Лев замер в ступоре, что твои крысолюди. Конечно, он старался не демонстрировать ужас, пронзивший всё естество, однако если бы сейчас Страшина приказал бы и ему что-нибудь - вероятнее всего, что Царь Зверей тоже бы бросился это выполнять, если бы не грохнулся без чувств.
То, что вся эта адская братия была, в том числе, и "его" стороне - несколько смягчало эффект, но, такого панического страха Зверь не испытывал уже давно. Возможно, он бы и бросился бежать из таверны, если бы ноги подчинялись... Хорошо ещё, что сейчас он спиной к своим товарищам и они видят разве что поднятую дыбом шерсть во всех местах, где она только имеется. Язык не слушался так же, поэтому Лев просто замер как вкопанный прямо там, где стоял.

20 апреля 2009 года, ночь с воскресенья на понедельник, примерно 4 утра по московскому времени.
Окраины Старограда, ул. Дальняя, дом 3


Закрытый клуб «Капкан» занимал целое здание, имел три этажа, включая один подземный и представлял из себя что-то среднее между концертной площадкой, баром с дорогущей выпивкой и откровенным борделем, о чем без стеснения сообщалось почти со всех постеров и вывесок с его рекламой. Весь подземный этаж был отдан под номера-на-час разной степени качества: комнаты «койко-место» соседствовали номерами включающими персональные сауны, бассейны, джакузи, БДСМ-фетиши и множество других развлечений, чтобы удивить развращенную публику. Десятки полураздетых русских девушек работали здесь в виде официанток, администраторов, стриптизёрш и просто шлюх, почти всегда сочетая в себе все эти должности, если «гость» был готов заплатить чуть больше. Это была не самая престижная работа в Старограде, но порой отсутствие альтернатив заставляло красивых девушек держаться наманикюренными когтями и за эту работу, предоставляя клиентам любые услуги, ограниченные лишь их больной фантазией.



Самым первым, примерно за полчаса до встречи, в Капкан попал Владимир Лазарев - он обладал запасом свободного времени и выработанной годами привычкой не опаздывать на встречи, а лучше даже появляться немного заранее. Он расплатился с заспанным отельным таксистом, который взял немного больше, чем мог бы объявить его "уличный" коллега, но зато Тремеру не требовалось ходить по улицам ловя такси или звонить и вызывать машину, рискуя потерей драгоценного времени.
Как было принято во многих закрытых клубах, перед открытыми входными дверями Владимира встретил уставшего вида коротко стриженный охранник, с желтой надписью SECURITY на совершенно черной рабочей форме. Он окинул запоздалого посетителя быстрым взглядом, но ничего не сказал и пропустил в темный коридор, где за небольшой регистрационной стойкой с разложенными рекламными флаерами и телефонным аппаратом, стояла улыбчивая девушка в белых заячьих ушках, которые совершенно не сочетались с её гораздо более строгой одеждой. Громкие ритмы басов были ощутимы уже здесь. Задав малозначимые вопросы вроде «Вы к нам? Вы у нас первый раз?» она показала Владимиру где находится главный зал, в котором во всю шел разгар какой-то явно тематической вечеринки, и, пожелав приятного отдыха, предоставила самому себе.
Под обработанную в клубно-танцевальный стиль, на сцене двигались три длинноволосые девушки в обтягивающих кожаных топах с блестящими заклепками и такой же фактуры ремнях. Обуты они были в высокие, до колена, черные сапоги и... И кажется всё, больше на девушках ничего одето не было. Владимира устроился за столик справа от сцены: не центр, конечно, зато в первом ряду – почти все места вокруг были заняты посетителями преимущественно мужского пола, многим из которых составляли компанию молодые полураздетые особы.
Теперь оставалось только ждать… Или не «только»?

…

Следующим в Капкан прибыл Александр Кореольский – его охранник и водитель Максим плавно запарковал дорогой автомобиль на полупустой стоянке права от клуба и, покинув автомобиль первым, как и полагалось охраннику, поспешил открыть заднюю дверь для своего пассажира. В целом, обычно охранники не занимаются ничем иным, кроме как тенью следуют за VIP-персоной, сканируя опытным взглядом округу на предмет потенциальной опасности. Однако у Александра и Максима были устоявшиеся отношения и второму, казалось, было даже приятно сделать что-то, что облегчит Домитору жизнь… Хотя, возможно, порой могло пойти в ущерб прям обязанностям бодигарда.
В отличии от Владимира, Александра Кореольского и Максима девушка-хостес встретила гораздо более радушно, а местный Security постарался замереть по стойке смирно и не двигаться, не говоря уже о том, чтобы пытаться преграждать «толстосуму» вход и задавать вопросы. Девушка же, приветливо улыбаясь поманила за собой Александра и, покачивая бедрами в такт различимой музыке, повела его в главный зал. Сейчас там выступали другие девушки, одетые в во всё белое: кружевные трусики, туфли, свадебная фата и подвязки были неотъемлемыми их атрибутами.
Она потянулась почти к самому уху Кореольского, так что ритмично бьющая жилка и с пульсирующим витэ оказалась в соблазнительной близости.
- У нас есть свободная VIP-ложа на втором этаже для особенно уважаемых гостей. Хотите я провожу вас туда или вы предпочитаете там, где… По горячее? – сказала она загадочно улыбаясь и косясь взглядом в сторону основных мест перед сценой, где с трудом, но можно было отыскать свободный столик.

…

Спустя десяток минут к клубу подъехал и Тимофей Лунин, слегка опаздывая, но в переделах допустимого. Он успел уловить непонимающий взгляд охранника и даже попытку последнего дернуться, чтобы остановить непонятного парня. Однако повлияли то лень, то ли время, перешагнувшее за четыре часа утра, но мужчина лишь качнулся в сторону Лунина, но останавливать его не стал. Девушка же встретила посетителя дежурной улыбкой, не торопясь провожать в зал.
- Доброй ночи! – сказала она, наигранно улыбаясь. – Вы к нам? Боюсь, вам придется оставить ваш… Э-э-э… Меч на входе. У нас с таким нельзя.

- Ну-у... - потянула девушка, явно смущенная такой прямолинейной просьбой. Улыбка не сходила с её лица, но похоже было что она перебирала в уме варианты вела какие-то подсчеты: быстрые и очень важные, отчего её взгляд становился пустым и рассеянным.
- Я могла бы нарисовать карандашный портрет или сухой кистью... - протянула она, поднимая повыше карандаш, зажатый в тонких пальцах правой руки с наманикюренными ногтями. Евгения могла бы заметить, что обручального кольца там нет, но на безымянном пальце девушка носила другое - толстоватое и черного цвета. Рассказ о мужском внимании она восприняла спокойно и кивая, как бы в подтверждение слов.
- Вот прямо на листе, - чуть приподняла она планшет. - Это будет совсем недорого, а главное быстро и уже где-то минут через сорок портрет будет готов.

Девушка не показала этого, но вопрос про кавалеров её, кажется, задел - уголки улыбающихся губ на мгновение дрогнули, а взгляд стал более пристальный, но уже в следующую секунду это ушло.
- О, я просто не люблю, когда стоят на душой во время творчества. Портрет ведь вещь глубоко личная... - заговорщически сказала она, чуть наклонившись в сторону Шиловой, которая вдруг стала привлекать внимание окружающих: наблюдатели других портретистов нет-нет, да поворачивали голову, чтобы взглянуть на бледную незнакомку в испорченном платье, но делали это искоса. Соблюдая дистанцию, хотя их внимание не осталось незамеченным ни самой Евгенией, ни портретисткой.
- А, тоже "к слову", что с вашим кавалером? - она хитро покосилась вправо, на невысокого мужчину лет тридцати пяти, с чуть заостренным носом, густыми бровями, который с интересом поглядывал в сторону девушек. - Это не он? А может будет он? Может быть вы... эм... Уговорите его заплатить за вас? Прекрасный подарок для первого свидания.

Лев презрительно фыркнул, взглянув на меню - хоть он и не умел читать, это не значит, что остальные тоже об этом знали. Поэтому он состроил пренебрежительную мину, сморщив нос и слегка приобнажив клыки, а потом ушел от стола в сторону барной стойки - там уже наливали.
Танец Элли он проводил коротким косым взглядом примерно с той же внимательностью, с которой поглядывал на безногого гнома, танцующего на руках: странные, непонятные движения теми частями тела, которые совсем для этого не преднозначены.
"Двуногие..." - подумал он с пренебрежением. "Не умеют привлекать внимания иначе, чем размахивая своими лысыми конечностями. Никакого изящества, сдержанной силы, грации, пластики..."

- Эй, Зверь! - окликнул он Тотошку басовитым рыком. По мнению льва это был комплимент, шитый белыми нитками лести: до настоящего зверя, такого как Лев, конечно, доберману было далеко. Хотя кто знает? Может он ещё не забыл своих корней? Прервавшись от размышлений, Лев поднялся на задние лапы рядом с собакой и, опираясь передними на стойку бара, ухватил одну из кружек.
- За тех, кто покрыт шерстью! - сказал он громкий тост и отхлебнул, искоса посматривая туда, где были тигрицы.

Сказать, что "лев был удивлен" - значит не сказать ничего. Единственный вариант, как он мог бы удивиться сильнее, это если бы вместо тигриц тут были львицы - его стараниями в округе их не осталось ни одной и их появление здесь бы... настораживало. Ну а тигрицы... Эх, хороши, чертовки! Длинные, тренированные лапы, лоснящаяся рыже-черная шерсть, поблескивающие азартом вертикальные зрачки в небесно-голубых глазах. Поджатые, как у настоящих скромниц, уши и озорно подрагивающий хвост... Ммм...

Лев даже сглотнул против воли, хотя смотрел вовсе не на еду. Но он ещё недостаточно осмелел, чтобы идти к ним - может после пары-другой шницелей, вымоченных в темном, как сама ночь, стауте? Да, тогда он сможет себя вести с ним как король, но для начала их нужно было раздобыть. Впрочем, от коварного плана отвлекал ещё почти десяток раздражителей - сказочных тварей, что убивали здесь своё время и жизни, в обмен на ядовитый дурман. Они вызывали отвращение у Льва. Осторожно ступая между столов, чтобы не вляпаться лапами в какую-нибудь разлитую жижу, зверь направился в сторону пустующего столика, намереваясь просто ждать - он вообще в эту мусорную яму, по-хорошему, не хотел, а потому лишь поторопил своих товарищей.

- Делайте что собирались и давайте убираться из этой помойной кучи поскорей... И я бы не стал здесь что-то пить и есть, - соврал он посчитав, что это может приблизить их уход. На самом деле он ничего не будет не потому, что принципиально бы отказался, а потому что не имел ничего чем смог бы расплатиться.

- Рар-р! - лев не собирался останавливаться. Пусть у человека не осталось головы и собственное сердце его уже не заставишь сожрать, это не значит, что угроза просто повиснет в воздухе, неисполненной. Полоснув когтями по груди уже неспособного к сопротивлению трупа, лев рассек его грудную клетку, как спелый арбуз, из которого в стороны брызнули капли крови и крошка из сломанных хрящей и костей, представляя взору вольных и невольных наблюдателей красноватую "мякоть". Оскаленная пасть нырнула внутрь, с небольшим усилием вырывая наружу пока ещё бьющееся сердце, обрамленное рваными остатками плоти - труп дернулся в последний раз, когда остатки удерживающих сердце тканей лопнули, как натянутые до предела струны.
Лев сделал пару шагов, покачивая окровавленной, точно покрытой ржавчиной мордой и сплюнул дрянное сердце в ведро для кур, как и обещал.

- Обед! - громко рыкнул он на округу, точно предупреждая окружающих о том, что случится со следующим наглецом. Его собственное сердце всё ещё бешено билось, требуя продолжения боя, о чем свидетельствовал без остановки рассекающий воздух хвост и вздыбленная шерсть на загривке.

- Вот что бывает, когда неодолимая сила, сталкивается с неподвижным, малодушным предметом... – говорит она, когда звенящая тишина распадается вокруг Фёдора мириадами блестящих искр. Яркое, чистое пламя безудержной силы гаснет, точно лесной пожар, поливаемый грязным от копоти дождем, постепенно оставляя Зайщина таким же одиноким, бессильным и мучимым болью, как раньше. Как кровь, приливающая к онемевшей конечности, всё его тело начинают покалывать иглы прошлой, на мгновение затихшей боли, постепенно перерастая из едва заметного дискомфорта, в агонию.

- Я знаю таких как ты, - в её голосе слышно разочарование и злоба, но не та, что заставляла её танцевать вокруг, раз за разом будя в нём первобытного Зверя. Сейчас она злится от отвращения. Фёдор плохо видит её, но былая вспышка нового зрения точно даёт ему шестое чувство – он знает где она и что делает. Хотя это ощущение гаснет с каждой секундой.
- Рано или поздно, каждый подходит моменту истины. Моменту, когда он возносится над окружающими. Когда из простого кровососа, влачащего бессмысленную нежизнь, становится чем-то большим. Обретает истинную свободу. Это не может быть дежурный жест, подвиг нужно совершить и нет никакой гарантии успеха. Потому что иначе… какой это подвиг?

Она разводит руки в стороны, в одной из которой всё ещё зажат клинок.
- И вот, когда некоторые, наконец, доходят до тога мига, что сделает их свободными, они малодушничают. Отступают, бегут, сдаются. Каждый раз у них есть этому объяснение - тысячи логичных причин, почему не нужно переходить Рубикон, и только одна - почему нужно. Вот только результат большинства выборов… оставляет у меня отвращение к ним. К их слабости. Трусости, - она будто плюёт в сторону Фёдора этими словами.

- Ты получил свой шанс остаться в вечности, но предпочел ему простой путь. Потому что всегда проще не сделать, чем сделать, - её руки безвольно опадают вниз и она прячет своё оружие за тонкий ремень. Сияющие неестественным светом глаза в последний раз пульсируют и гаснут, окончательно растворяя едва различимый силуэт во тьме.


- Свяжите эту падаль, - произносит она в темноту. – Мы найдем ему другое применение, достойное безвольной кучи мяса… Как Джерго.
В отдалении от Фёдора дважды чиркнула зажигалка и её режущий глаза, с непривычки, свет приобрел зеленоватый оттенок, разгораясь светом знакомого фонаря. Тени шевельнулись вокруг и начали приближаться к Вентру.

Понаблюдав за странными манипуляциями, но всё ещё не понимая о чем идет речь, Кано начал раздражаться. Ощущение было такое, что они не просто человека потерявшегося ищут, а прямо собираются похитить и трахнуть дочку китайского Императора - настолько тут все казались озабочены происходящим. Все, кроме Кано.
Он подхватил телефон и сразу же принялся проверять включен ли он и что было в последних вызовах. Наверное тот, кто такой игрушкой пользовался редко и не задумался о предстоящих проблемах связи, но этот кто-то точно не был Симадзу.
- Дружище, - начал он вслед уже пошагавшему Дайске. Натянутой улыбки скрыть не удалось. - Мобила - это, конечно, круто. Но не хочешь ли мне, по крайней мере свой номер сообщить? Хотя погодь, тут есть какой-то "Мудила" в последних вызовах - это ты? 1204... - начал надиктовывать он и двинулся следом.

Слова давались Фёдору сами собой - непослушный язык озвучивал их одновременно с мыслями. Звучало красиво. Победоносно. И даже немного отчаянного героизма было в них - он, обескровленный, на грани сознания и бреда, бросает вызов своей мучительнице, без страха Окончательной Смерти, но... Правду ли говорил Фёдор?



Волчица медленно выходит к нему из темноты и одновременно с этим горечь во рту сменилась привкусом собственной крови - Фёдор не заметил, как прикусил себе язык. Кровь пьянила. В памяти внезапно возник сладкий вкус её витэ, которое совсем недавно текло по его клыкам. Её податливая, истекающая кровью, сладкая плоть. Не пресная, тошнотворная жижа, которой он по ошибке напился, но гораздо более богатый вкус, пропитанный вампирской силой, страстью и энергией. Изысканный, терпкий, оставляющей сладкое послевкусие, как дорогое вино.
Девушка всё больше проявлялась перед ним – что-то говорила, разводила руки в стороны, когда Фёдор сглотнул и понял, что колотящие в голове позывы Зверя утихли. Зайщина накрыла звенящая тишина, в которой потонул голос волчицы, ее шаги, ее смех и даже запах. Исчезла даже его боль, которая была его «верным» спутником… Его мысли стихли на мгновение. Абсолютная тишина и покой накрыли его тяжелым шерстяным покрывалом, скрыв от мира.

Под ногами вампира задрожала земля от рвущейся наружу силы. Откуда-то издалека стал доноситься рев волн океана ненависти. Фёдор почувствовал, как в животе все переворачивается, проваливаясь вниз. Он будто бы стоял у подножья надвигающегося цунами, и через мгновение многометровая стена воды обрушится на него, но сейчас, за миг до катастрофы, мир замер в абсолютном покое. Глаз бури, так говорили про это состояние.

Свечение её глаз будто стало в разы ярче, озаряя силуэт издевавшейся над ним девушки. Она точно плясала перед ним в замедленной съёмке, так далеко и так близко. Фёдор не мог пошевелиться. Силы в ногах хватало только на то, чтобы тащить их по земле. Без Зверя, без бешенства он никогда не доберется до нее. Это говорила не только злость внутри, но и рассудок. Он слишком тяжело ранен, чтобы биться без целительного бесчувствия бешенства.
Волны ярости дрожали под пальцами Фёдора. Он мог зачерпнуть их, пустить в себя, дать этому праведному гневу захлестнуть себя с головой, смыть с этого клочка земли. Сможет ли он вернуться обратно после этого? Имело ли это какое-то значение? Стоило ли оно того?

"Разум квей-дзин, как чистая книга, должен воспринимать мир заново и писать совсем другую историю, Хин," - точно заклинание повторил про себя Кано... Ведь действительно, если ему суждено вечно жить, разве не повод это переосмыслить всё старое? Поставить под сомнение то, чем и как он жил, какими принципами руководствовался? Сейчас он НЕ человек - в этом-то Симадзу не сомневался, так почему же всё "человеческое" его так тревожит?

- Ты снова ошибся, Хин.
Почему он продолжает цепляться и принижать Хидеки, пусть даже в одном своём уме? Почему для него "Якудза и Дзинги" - это плохо, а "Самураи и Бусидо" - хорошо? Кто был прав в их споре с отцом? Что значит для него Йоко? Теперь.
Тело начинало мелко подрагивать - то ли от жуткого холода, то ли от сомнений в самом фундаментальном, в самих основах, заложенных в Кано с течением жизни. То, без чего и "жизнь" он не представлял. Жизнь, которой не так давно лишился.

Дальнейший переход поразил его настолько, что Симадзу так и замер, с открытым от удивления ртом и расширенными глазами. Зрелище было прекрасным и одновременно пугающим, потому что казалось чрезвычайно реальным, хотя японец был уверен, что это какой-то обман органов чувств. Что произошло? Он уснул? Его загипнотизировала мелодия?
Кано заёрзал в своей позе с дрожью ощущая, как хрустит под его коленями снег. Как брюки всё больше намокают от влаги, а снежинки залетают под одежду. Всё же хорошо, что он не одел шорты тогда, когда Хидеки предлагала.

- У меня... Нет слов, - сказал он, когда вновь овладел собой. Кина стал вежлив, резкость почти пропала из его тона и даже создавалось ощущение, что ему и правда есть дело до Просветления Кано. Это было странно, но постепенно, японец начинал в это верить. Его вдруг обуяла неестественная веселость и почти что счастье - груз всего того, что давил на него всю жизнь на какое-то мгновение отодвинулся куда-то немного дальше и с этого ракурса казался таким незначительным. Таким бессмысленным. И даже смешным.

Кано коротко хихикнул над своей прошлой глупостью. Над своей чванливостью. Над предубеждением и склонностью к пафосу. Сейчас, посреди снега и прекрасной Японии, он снова почувствовал себя в детстве - на летнем фестивале снега в Уонума. Со строгим отцом и своими сёстрами. Он усмехнулся громче - как тогда, в далеком прошлом, где впереди их ждало катание на санках, аттракционы и вкусная еда. Он зачерпнул горсть снега и размял её в ладони, чувствуя тающий холод на пальцах и уже не мог сдержать совсем от, казалось бы, неуместного хохота.

- Эй, сестрёнка! Лови! - сопровождая это добродушным смехом, Кано метнул в Хидеки снежок, прямо из положения сидя. Он уже даже почти забыл где находится. Зачем. Что сейчас решается его судьба. Кано смеялся внутри, на мгновения отбросив предрассудки - он почти верил в то, что все вокруг - его настоящая семья, чувствовал Дайске и Хидеки как своих настоящих сестер, и от этого чувства, от почти физически ощутимо счастья, тянуло смеяться и он не хотел сдерживать себя.

Заброшенный дом встретил незваных гостей с подчеркнутой холодностью. Блеклый свет уличных фонарей едва освещал здание снаружи, но давным-давно некрашеные стены надежно защищали от светлых пятен тьму, точно клубившуюся внутри. Тусклый лунный месяц был едва виден на небосклоне и помогал высматривать детали ещё меньше, чем фонари.

Проникнуть внутрь не составило бы труда и для смертных, не говоря уже о Сородичах, а вот сделать это бесшумно и не оставляя следов оказалось задачей посложнее. Разбитые осколки окна, покрытые пылью и серым песком, предательски захрустели под чьими-то ногами (разобрать "кто именно так наступил" было сложно), однако пока этот тихий звук или не привлек ничьё внимание или этот "кто-то" оставался незаметен.
Переступив за черту оконной рамы, чуткие носы каинитов уловили плесневелый запах сырости и пыли, витавший вокруг. Олег, который отважно двигался первым, почти сразу же почувствовал легкое, почти нежное прикосновение к своему лбу и чуть запоздало распознал в нём тонкую, незаметную в темноте путину.

Взглядам внимательных глаз предстало внутренне "убранство", если, конечно, у кого-то бы повернулся язык назвать обстановку внутри таким витиеватым словом. Они находились в небольшой комнате, которую работящая рука человека не касалась уже очень давно, зато это сделать определенно постарались руки и ноги неизвестных вандалов. Стены покрывали остатки когда-то голубых обоев с неразличимым узором - во многих местах они были отклеены или грубо оборваны, а в других расходились темнеющие пятна влаги и были заметны следы грязных ботинок, точно кто-то бил по стенам ногой.
Пол был усыпал мелкими и крупными щепками, оставшимися толи от разломанных когда-то кусков перекрытий, то ли деревянных стульев. На правой стене висел большой и выцветший бело-синий плакат, изображавший высокие ели на берегу спокойной реки.
Кое-где виднелись обрезки труб и куски порванного картона, который сейчас с тихим скрипом грызла одинокая крыса, а правая стена носила следы когда-то висящей батареи, но сама гармошка, видимо, была давно оторвана или сбита со стены чем-то тяжелым и не наблюдалась нигде поблизости.

Дом изнутри казался не просто скелетом себя былого - когда-то уютного и комфортного жилища, расположенного недалёкого от центра Старограда - а обескровленным и гниющим трупом самого себя. С пулевыми ранениями выбитых окон, выкорчеванными прямо из стен внутренностями-коммуникациями и сломанными ребрами-дверьми, ведущими куда-то вглубь тела этого исполинского чудовища.

Слышался едва различимое попискивание и шуршание где-то впереди, за выбитой дверью, что, будто в насмешку, сейчас была прислонена к дверному косяку, где должна была бы висеть на петлях. Звуки, похоже, издавала крыса, отпущенная на разведку. Звук то приближался, то снова удалялся и, наконец, зверек с опаской вернулся в комнату Сородичей. Он водил подрагивающим носом из стороны в сторону, точно улавливал незнакомые звуки издал тонкий, короткий писк, поторопившись сразу же попятится на полметра назад, к тому проходу с едва целой дверью. С правой стороны комнаты располагалась ещё одна дверь – она выглядела целее и висела на своём месте, будучи слегка приоткрытой, но в кромешной темноте за ней было невозможно что-либо разобрать.

Фёдор скидывает давление боли со своего тела, вливая в гнущие ноги духовную силу, подпитывая своей душой и волей слабеющую немертвую плоть. Он делает шаг вперед, хватая девушку за горло.
Ещё мгновение назад он был уверен, что ничего не выйдет - он видел, что она была готова к атаке и всего небольшое усилие требовалось, чтобы увернуться от его цепких пальцев. Сейчас, придя в движение, он был в этом полностью уверен. Однако его ладонь находит свою цель и, сдавливая её железной хваткой, Фёдор впивается клыками в её нижнюю губу.

Её бледно-голубые глаза почти моментально закатываются от ощущения блаженства, которое может подарить каиниту лишь такой же вампир, как он сам. Она хрипло смеется в экстазе и ещё больше подается вперед, открывая Фёдору бесконтрольную власть над своим телом.
Чужая кровь во рту Зайщина вызывает короткую вспышку удовольствия, когда сладкое витэ заполняет собой пустоту вампирской души. Победа. Вот она. Вот её кровь, льющаяся в его горло - он честно победил её в открытом бою на её условиях и сейчас мог пожинать плоды своих успехов, демонстрируя превосходство.

Но Зверь так не считал.
Он был голоден как и Фёдор, а от того лишь становился свирепей. Сладость вампирской крови отзывается в груди Вентру новой вспышкой черной ярости - злость, боль и животная страсть заполняют нутро вампира, вызывая головокружение и слабость, которой мгновенно воспользовался Зверь.
С проявлением его воли, единственной мыслью в сознании Фёдора осталось желание уничтожить тварь перед ним, вырвать ей горло, сломать хребет, крошить ее кости, пока от них не останется только лишь мелкий порошок. Её беспомощность в его руках лишь придавала бесконечной злобе топлива.

Новый хозяин тела Фёдора мгновенно начал наращивать свою силу, с помощью добытой крови, и с остервенением сдавил горло девушки. Пальцы почувствовали натяжение неожиданно нежной кожи. Ощутили, как подушечки и ухоженные ногти проникают под нее, пробуя на тактильный вкус плоть своей жертвы. Почувствовали влагу её витэ, начавшую стекать по пальцам не меньше, чем по клыкам, что уже готовились рвануть захваченную губу на себя и оторвать её от тела.
Продолжая смотреть в глаза девушки, сквозь пелену безумия, Фёдор видел, как расширяются ее вертикальные зрачки, как во взгляде разливается целое море боли...

- Какая... Милая сцена, - лев делает мягкий, кошачий шаг, слегка касаясь земли подушечками своих четырех лап. Его крупные, бугристые мышцы, многие размером с лапу Тотошки, перекатываются под толстой шкурой и шерстью.

- Тр-рогательная... - наполовину рычит, наполовину говорит он, выражая мордой злорадное "сочувствие". Смотрит он прямиком на Элли и медленно, почти крадучись, обходит её и компанию по большому кругу, как акула, присматривающая в китовом косяке жертву послабее. Которую можно разгрызть одним рывком.
- Маленькая... Хрупкая девочка и её вер-рные щеночки. Одному из них, кажется, плохо? Ничего, зато остальные будут знать, что не один только Страшила из вашей своры не имеет мозгов.

- Ты спр-рашиваешь меня, девочка, почему я стоял и смотр-рел? - в его рыке чувствуется целое море едва сдерживаемых эмоций: угроза, страх, гнев, насмешка. От того образа, в котором он пребывал несколько часов не осталось и следа.
- Потому что я хочу вашей смерти, - в голосе слышалась жесткость, сталь. Привычка того, чтобы ему повиновались, а не наоборот. - Ты и такие как ты - плоть от плоти Гудвина. Вы веками разрушаете мир-р, в котором живете, но вам этого мало. Вы пришли на Большую Землю - на мою землю! - чтобы превратить в кислотную свалку и её.

- А он, - Лев кинул короткий взгляд на Дровосека, а затем снова смотрел Элли в глаза, не отрываясь. - Бездушная машина, умеющая лишь р-разрушать. Поглощать. Есть. И оставлять после себя пустыню.

- Ты, - указал он так же на Страшилу, - Служишь и не понимаешь зачем. Ты ничем не лучше пустой бочки, что называет Дровосеком.
Лев повернулся к Тотошке и, на этот раз, не отводил от него взгляда. Во время их дуэли взглядами изо рта Льва появлялся пар, точно свидетельствовавший о пылающем внутри гневе и ненависти самого глубокого, самого священного толка. Ненависти, прибереженной для предателей. Ему Лев не сказал ни слова, но оскаленные клыки и молчание были красноречивей оскорблений, обличенных в слова.

- Девочка, навер-рное, сейчас думает, что сможешь остаться в живых в этом лесу и разыскать Волшебника со своими «друзьями». Или просто слишком глупа. Это одно и то же, - Лев хрипел при разговоре, хотя это вполне мог быть и смех. – Я дам тебе один совет: здесь у тебя нет друзей. И никогда не будет. Каждый из них готов убить тебя или бросить при малейшей необходимости. Я же лишь говорю тебе об этом открыто.

Наконец он, видимо выдохшись от этого монолога или сказав всё, что копил на душе, он замер, слегка растопырив лапы. Кончик его хвоста с кисточкой на конце недобро подрагивал. Теперь он не рычал, но в голосе всё равно не чувствовалось и толики теплоты.
- Ты ищешь Гудвина. Я тоже его ищу. Предлагаю тебе сделку, маленькая девочка: я выведу вас из леса живыми и, по возможности, невредимыми. Даже помогу тебе починить эту рухлядь, которую ты считаешь разумной – это будет легко. В обмен вы проведете меня дальше – к Гудвину, на тех же условиях… Думаю, не нужно упоминать о том, что я не буду пытаться убить вас раньше, чем мы доберемся – как я уже попробовал, а ты обещаешь мне тоже самое за себя и свои игрушки.

Он покачал головой вправо-влево, сместив вес тела с передних лап на задние – точно готовясь к прыжку.
- А ещё убедишь их держать свои плоские остроты обо мне за зубами, или что там у них вместо рта. Иначе договор расторгнут.

Кано отшатнулся от ванной, точно его ударило электрическим током. Что с ним? Он включил воду в раковине и почти минуту натирал своё лицо холодной водой - прикосновение влаги к лицу напомнило ему падение в воды Гонконгского порта, напомнило о корабле, о том, что ему не нужно дышать. О клыках и когтях, которые только недавно выросли из его, его собственного тела!
Что с ним творилось? Начиная с поездки в злосчастную компанию "Фьючерз Индастриз" его жизнь рушилась одним столпом за другим - он умирал, убивал, поедал своих врагов и многое другое. Сейчас он снова чуть не решился на то, чтобы оторвать от тела своей же служанки кусок, чтобы запихнуть его в рот!

Несмотря на бередивший тело голод, японца словно затошнило. Он с опаской посмотрел на себя в зеркало, искренне надеясь не увидеть там снова монстра - то чудовище, которым он ощутил себя на корабле. Пока что удача была на его стороне, поэтому из зеркала на него смотрели то же знакомое лицо, что он видел десяток лет подряд - разве что более осунувшееся и бледное, что было нормально, после таких испытаний.

Наспех протерев влажным полотенцем тело, Кано вышел из ванной и принялся копаться в оставшейся в доме одежде. Неприятное ощущение преследовало его, когда он одевал прямо поверх немытого, наспех вытертого тела дорогой костюм, однако знакомая одежда прибавляла уверенности - хотя бы отчасти, он чувствовал себя в ней самим собой. Нижнее бельё, помятые, хоть и недавно глаженные брюки, рубашка в тонкую синюю полоску с манжетами под запонки... Которых не оказалось. Пиджак - дорогой, но не от этого костюма. Даже галстук, хотя он и ни капли не подходил под остальное. Йоко бы подняла его на смех, увидев в таком комплекте... Йоко.

Обувь с носками японец тоже нашел - он никогда не лелеил фетиша на разнообразие туфель, а потому имел просто почти десяток слегка отличимых друг от друга пар и, к счастью, несколько их них похоже оставались не украдены богомерзкими ворами. И на сигареты, похоже, они не позарились. Одежда и сигареты, Славься Амида Будда!
Торопя себя настолько, насколько хватало сил, Кано направил к телефону и набрал номер Нарихазы, прикуривая первую. От его привычного мира осталось не много, сущие крохи, и Симадзу хотел найти ещё хотя бы островок того, что сопровождало его всегда. Человека, который бы не называл его "Симадзу-но-Кано", который бы просто сказал ему: "Хидэ, дружище, не парься - всё в жизни прах, кроме камбалы. Я уже еду к тебе." Он любил эту фразу...

Симадзу нужен был хоть кто-то, кто мог бы сказать, что он не сходит с ума. Что вся жизнь, которую он строил - не рассыпалась пеплом, как прогорающая сигарета, остатки которой он стряхивал на пол, не заботясь о чистоте. Единственный, кого ему оставалось спросить был Нарихаза, и Кано решил звонить ему, пока не дозвонится, плевать, сколько времени этой займет - больше у него в Гонконге никого не осталось.

Симадзу замер со всё ещё занесенным мечом.
"И это всё? Вся сила твоей бравады и железок?" - ему захотелось плюнуть на труп мертвого врага и Кано не стал себя сдерживать. Этот пёс не заслуживает уважения, он даже не человек - обыкновенный выродок, возомнивший о себе невесть что.
"Что там он говорил у него самое лучшее?" - попытался вспомнить Симадзу, но безуспешно. Пьянящее чувство победы, всесильности, поддержки высших сил кружило его голову, не давая сосредоточится ни на чем другом. Сейчас он был бы готов десятками убивать этих полу-людей, если они осмелятся встать на пути.

А кстати... В тишине и безопасности у японца, наконец, появилась возможность изучить себя и своё оружие, которые ускользали от его внимания. Только сейчас он сообразил, что меч не просто рассек врага, а словно был добела раскаленным в процессе. Да и какое оружие может резать настолько чисто? Ещё и металл? Воистину, это оружие ему дали сами Боги.

Со смесью опасений и благоговения он увидел, что его собственные руки были бледно-серого цвета, всю поверхность которых покрывали завитки угольно-черных татуировок. Ладони стали крупнее, а пальцы удлинились почти в полтора раза и оканчивались длинными заостренными когтями. Тело пробрала дрожь, когда в мозгу мелькнул образ "Призрака" из мира Йоми - больше всего себе Кано сейчас напоминал его.

Позабыв изучить меч, он метнулся к зеркалу, чтобы наконец себя рассмотреть и отпрянул, ужаснувшись. В отполированном стекле отражался ещё более жуткая тварь, с кинжаловидными клыками из широкой пасти и бычьими рогами из под белой копны волос.


Ни одной знакомой черты. Неужели это всё ещё был он? Или он - теперь тот Призрак? Сомнения о том, в каком мире сейчас находится Кано снова закрались ему в душу. Что если он не вернулся? Что если это всего лишь ещё один тест? Ещё одна чья-то безумная игра с ним? С наследником клана Симадзу!

Рука до скрипа сжала рукоять едва подрагивающего меча. Обратив к нему взгляд, Кано отметил красный цвет, превалирующий в кожаной оплетке рукояти и лица демонов, "украшающих" гарду и наболдашник рукояти. Он не помнил имен этих исчадий, но не сомневался, что они сделать были не просто для красоты...

"Может это один из мечей мастера Мурамаса? Похоже, особенно, если верить тому, что в каждом из них жил своей собственный демон..." - размышлял он про себя. Легенды гласили, что Мурамаса, изготовлял лишь "темные" мечи, заковывая в них заклятия и воинствующих духов Йоми. Считалось, что меч Мурамасы требует крови и несет только смерть, а его владельцы начинали испытывать неодолимый гнев и совершали самые жуткие преступления или же рано или поздно погибали от своего же меча.

Даже если это и так, сейчас этот меч не отнимет жизнь у того, кто её заслужил. Поблизости их просто нет ни одного - эта лаборатория кишит лишь обезьяноподобными китайцами. Плевать на них! Сейчас Кано найдет выход из этой подземной тюрьмы и горе будет наградой тому, кто попробует его остановить!

Кано распахивает дверь наружу и, не скрываясь, пытается вломиться в ближайший комнату. В его плане было найти кого-нибудь живого и заставить его открыть путь наружу.
О том, как это будет выглядеть, когда Демон толкает перед собой человека Кано не очень думает. Он вообще думает мало о ком-то или о чем-то. Он стремится доказать самому себе, что тот тупой план с "прокрадыванием" был убог и недостоин настоящего Симадзу. Он возьмет силой то, что считает нужным! И убьёт тех, кто попытается ему противиться.

"Грязный маруто..." - раздраженно подумал про себя Кано, называя Хсиао японским прозвищем для китайских военнопленных времен второй мировой войны ("дрова"). Однако визуально улыбка японца стала лишь чуточку менее доброй: он, конечно, не ожидал много от бескультурной нации трусливых и хитрых преступников-коммунистов, но чтобы уважаемый глава корпорации даже не предложил ему свою визитку, в обмен?

"Да он бы ещё свою секретаршу-проститутку прислал для переговоров! Лучшего способа сказать "вам тут не рады" было просто не найти. Этот Хсиао действительно настолько варвар или специально хотел меня оскорбить?" - мысль так ярко и раздражающе звучала в голове, что Кано даже замешкался на мгновения, пока китайцы рассаживались по местам и не сразу заметил, что тайка не стала садиться и встала рядом. Мозг спешно отбросил раздражение, силясь сообразить, что она сейчас от него хочет.

Хоть человек и успел услышать бегущего Носферату, предпринять что-либо было выше его сил - обернувшись на звук, он успел увидеть лишь как совсем неестественно сложенный бандит пробивает ему пенальти между ног... Сложно описать всю гамму чувств, которая прошла по его лицу, но очень скоро на нём уже ничего нельзя было разобрать кроме бесконечной боли. Лицо почти мгновенно стало красным от прилившей крови, ноги подкосились и сам напоминал готовый вот-вот лопнуть помидор.

Его руки едва потянулись зажать поврежденное место, когда на него налетел Александр, накрепко удерживая в своих руках. Не то что крикнуть, даже прошептать человек сейчас ничего не мог - скорее всего, он и не видел и не слышал ничего вокруг, поглощенный гаммой непередаваемых ощущений.

Суматоха и эффект неожиданности сыграл Каинитам на пользу - Носферату соориентировался в этом хаосе первый и успел нанести неожиданный удар по ближайшему человеку. Олег был прекрасно подготовлен - ему не составило никакого труда запустить руку в карман, нацепить кастет на пальцы, а затем что есть силы приложить "счастливчика" - им самый молодой участник раскопок. Он, как показалось Олегу, был больше всех напуган происходящим и даже собирался убегать, но не успел.

Вслед за сокрушительным ударом в ребра послышался едва различимый хруст, а Олег почувствовал, как под его кулаком ломаются кости, раня внутренние органы своими острыми краями. Парень не смог даже вскрикнуть от болевого шока - удар заставил воздух с хрипом вырваться их его легких, а самого согнул от боли. Дальше не умеющий держать удар парень, почти падая на землю, попытался заплетающимися ногами уйти от Сородича подальше. Получалось плохо - только инерция удара, похоже придала ему сил. Он отошел лишь на какие-то метра полтора.

В этот момент всю компанию у паллетов выхватил мощный луч фонаря - Наблюдатель успел подхватить свой с земли и направил его свет прямо в группу. В мётвенно-белом света всем предстал облик оскаленного и сочащегося черной слизью Носферату, всего покрытого язвами – пугающее зрелища даже для подготовленных мужчин.

- Черт возьми, стреляйте! Быстрее! – крикнул парень, спуская курок. Прогрохотал оглушительный выстрел, который скорее наделал шума, чем принес какую-то пользу. Пуля вскользь задела Олега, практически не нанеся вреда.

На команду почти сразу же отреагировал лохматый кавказец – его уровень подготовки был высоким и, без заминки выхватив оружие, он выстрелил в Олега. На его лице была небольшая ссадина от недавно удара фонарем, отчего он казался особенно злым и буквально скалил зубы от ярости. Второй выстрел показался даже громче первого, но снова точно невидимая сила оберегала Крысу – пуля лишь пробила одежду, оторвав кожаный лоскут куртки с плеча, ни причинив никакого вреда.

Ошарашенный курильщик, тот что постарше, в панике схватился за нож, но не напал, а начал медленно отступать от ужасающего Каинита, держа оружие перед собой, словно угрожая.
- Не подходи, уродец! Не подходи! – в голос кричал, отступая куда-то в сторону Наблюдателя.


Александр же удачно воспользовался отвлечением Наблюдателя, чтобы исполнить свой план. Бросившись на него из «слепой зоны» и не встретив сопротивления, он легко сбил руки парня, не давая тому делать новые выстрелы и подсвечивать территорию для товарищей.

Выскочивший из рук Наблюдателя фонарь глухо стукнулся о землю, но не погас, продолжая светить куда-то по диагонали в небо. Лишь силуэты двух молодых людей остались различимы: одного, испуганного и дезориентированного, и второго – оскалившегося и готового вонзить клыки в шею врага. Укус, однако, в этот раз не получился – теплая, упругая шея парня, пахнущая дорогим одеколоном с запахом мяты и свежего кедра упрямо дергалась и, несмотря на всю желанность, в этот раз осталась недосягаема.
Неудача вызвала у Александра непроизвольную вспышку гнева, а стремительно опустошаемый запас собственной крови лишь усиливал ощущение утраты – если бы этот Носферату не поторопился со своим геройством, Сетит уже давно мог бы наслаждаться вкусом витэ, бегущим по его губам, наполняющим вены, дающим почувствовать себя живым.

Второй кавказец, тот, что был помоложе, слегка замешкавшись выхватил из-за пояса нож и рывком перемахнул через яму, в попытке достать до Олега. Он что-то неразборчиво кричал на непонятном для Каинитов языке, но больше ничего не успел.

Магнитный замок непривычно громко щелкнул за их спинами, накрепко прижимая металлическую дверь. Оставив гостей Зелинского наедине друг с другом и староградской ночью.

Заглянув, наконец, в карту, вампиры убедились, что рисовать Сергей Иванович умел хуже, чем чинить автомобили, но, если верить его схематичным наброскам, идти и в самом деле предстояло всего ничего, достаточно было просто сказать: "как выходите из ГСК “Луч”, идете прямо до дороги, затем направо и до перекрестка. Через дорогу и будет стройплощадка."



В реальности всё оказалось чуть дольше - видимо в спешке, Сергей Иванович не дорисовал несколько домов по пути, но в целом всё было указано верно. Дети Каина шли вперед, созерцая скучные окраины Старограда. Не встречая по пути прохожих – обычно такие места безлюдны в ночное время. Воздух был свеж и слегка прохладен, ночная тьма всё ещё правила безраздельно – её разгоняли лишь редкие фонари вдоль тротуара. Весна уже месяц как переборола зиму, а потому только редкие порывы всё ещё холодного ветра напоминали прохожим о периоде заморозков, снега и серости, которыми совсем недавно, даже по меркам смертных, был объят весь регион.

Район оказался беден на достопримечательности. Окромя круглосуточного магазина и яркой вывесок “Заправка. Мойка. Шиномонтаж” глазу было не за что уцепиться. 4-5 этажные дома советской постройки, серые, с плоскими крышами… кустарники, да изредка посаженные многолетние тополя, на московскую моду. Типовая застройка территорий не баловала своим разнообразием, особенно если смотреть на неё глубокой ночью. Изредка это серое однообразие разбавляли звуки: отдаленный лай собак и шум поездов – где-то неподалеку была единственная в городе железнодорожная станция.

Спустя короткие 8-10 минут, Сородичи подошли к указанному на карте перекрестку. Нужды проверять не было – других строй-площадок поблизости не наблюдалось. Хорошее зрение, привыкшее различать даже мелкие детали в темноте, без труда смогло обрисовать пришедшим картину этого мини-квартала: ржавую, местами покосившуюся сетку-рабицу, огораживающую площадь не меньше 4-5 квадратных километров; въезд, когда-то щедро присыпанный мелким гравием; забытые, поддавшиеся коррозии бытовки, с уже давно выбитыми кем-то стеклами; два этажа начавшегося каркаса здания и едва заложенный третий. Металлические арматурины всё ещё осиротело торчали из блоков, смотря куда-то в небо, точно часовые на всеми забытом, незримом посту.
Всю же остальную территорию почти ровным слоем занимал мусор, осколки бетона, деревянных паллет, сложенные стопками в человеческий рост кирпичи (даром, что ещё не растащили жители соседних домов), железные трубы, решетки и прочий хлам, но большую часть округи покрывала, конечно, вскопанная земля, которая неравномерными горками высилась то тут, то там по всей округе.

Среди этих “красот” Каиниты и приметили проблески света - луч был едва виден за свалкой досок и недоиспользованных стройматериалов. Вероятно, если бы хозяин фонаря не двигал постоянно руками, пуская беспокойный луч то в небо, то куда-то в противоположную сторону стройки, Каиниты могли бы и совсем не заметить его.
Была и другая странность: то ли копатели сегодня ушли куда-то далеко вглубь строительной площадки, то ли вчера и позавчера Сергей Иванович и сам не так уж "мимо проходил" - с улицы различить людей было довольно сложно и уж точно не возникало никакого желания идти на этот мрачный недострой, без единого фонарного столба, чтобы попросить у тех парней прикурить... Тем не менее, в остальном история совпадала с увиденным. Оставалось всего-ничего - пересечь дорогу и можно прямо через "парадный" вход двигаться в сторону компании – строго на север, порядка 40 метров. Пытаться разглядывать с такого расстояния не представлялось возможным.

Кано только заканчивал свой рассказ про мальчика, призрака, нагу и других чудесный и, одновременно, пугающих существ, что он успел повстречать, когда они с Вейшенгом приблизились к обрыву. На "холм" это уж никак не было похоже, только если на какой-то вогнутый во внутрь... А может "плоским" его называли от того, что здесь, в Йоми, они был отрицательной величины, а в настоящем мире нормальным? Минус на плюс дают ноль и оттого "плоский"?

Японцу не пришла в голову мысль о том, что в то время вряд ли существовали математики, использующие отрицательные и положительные величины, т.к. эта идея, если верна, приближала его к Йоко, к дому и Гонконгу, а в любую надежду хочется верить. По крайней мере, хотелось ему. Да и похоже его товарищ тоже искренне верил в такую возможность.
- Ты храб, Вейшенг... - Кано не лучшим образом представлял насколько велики его шансы выжить по сравнению с Юном. С одной стороны тот прекрасно цепляется за уступы, а с другой сам Кано обладает недюжим телосложением и умеет хорошо приземляться... Правда, от падения с пятого этажа это его наверняка не спасет.

- Я за тобой, - уверенно кивнул он, медленно отходя на тоже расстояние, с которого разбегался китаец. Не то чтобы он собирался так же безоговорочно сигануть в пропасть за ним, но его тайный план был пару секунд прислушаться/присмотреться как у того получится. Если всё хорошо, конечно, он последует сразу, ну а если оттуда снизу раздастся довольное чавканье и крики его бывшего компаньона... Ну, может плоский холм ещё попадется ему где-то ещё? Не так уж много их связывало... С этим Они.

"Тупая избалованная сука..." - зло подумал про себя Маркус, наблюдая за поведением Лукреции. Может пришпилить её драгоценную заколку к трону, чтобы она поняла, что такое настоящее мастерство?
Двоих? Одним пилумом? И это всё? Он даже не стараясь избавился от десятка, а она апплодирует этим убогим и калекам, называющим себя римлянами.

Стрела, еще стрела... Он, Маркус, даже не обращал особого внимания на раненых и убитых - они падали один за одним, как и должно быть. Их трусливые, с опаской, попытки дотянуться до лучника раз за разом заканчивались еще на пути к нему, ни один не дошел ближе двадцати шагов.

Это было неприятно. Мало того, что совесть точила "неправильность" происходящего, так и эти, лишь по названию, "враги" падали на землю как спелые яблоки... С той же угрозой для его, Маркуса, жизни.

Да, он понимал товарищей - десятки раз он видел, как такие бойцы впадают в горячку боя, как голову их кружит кровавый туман, застилая голоса разума. Он не запоминал их имен - они каждый год были новыми. Один, максимум два, серьезных боя им позволяет выжить их безумие и... и всё. Недаром, среди командиров и лучников нет берсерков - чтобы руководить и выжить нужна холодная голова.

Как говорил ему однажды отец: "идя охотиться на медведя, не обязательно быть самым сильным, самым метким или самым умным... Достаточно бегать чуть быстрее, чем хоть один товарищ, и домой ты вернешься целым. В любом случае."
Помня его мудрый совет, Маркус не хотел сильно выделяться. Зачем? Чтобы его потом поставили с остальными "героями" на гладиаторскую арену? Да еще и против друг друга, потому что так зрелище для толстых патрициев будет краше? А что, разве не из-за этой прихоти тут гибнет почти сотня человек? Захотела сына центуриона - получила. А если захочет Его? Нет, это не для Маркуса - пусть вон тот, в цирковом наряде, гребет себе этакое удовольствие. А он, Маркус, будет жить, чего бы это не стоило. Для этого нужно быть всего лишь чуть лучше худшего, а "инвалидов", не справившихся даже с десятью, тут определенно хватало.

Тем более, зачем раскрывать все свои козыри сразу? Его контракт не на один день, а значит, он еще успеет выделиться... Если понадобится.

"Йо-ма..." - только и проговорил в уме, Кано, снова опешив. Догадка, подсказанная мальчиком, очередным кусочком завершила пазл, наконец раскрыв и то, где японец находился и что происходит вокруг. "Йоми-но-куми, ну конечно!" - любой кто более-менее был знаком с Синто знал, что так называют страну мертвых, который правит могущественная Изанами-но-ками, "Та-что-приглашает", бывшая супруга Лорда Изанаги. Эти двое изначальных богов создали весь мир (начиная с Японии), а так же бога луны и богиню солнца, кровь которой до сих пор течет в жилах Императоров.

"Йоми. Кто бы мог подумать, что я, как легендарный Изанаги, тоже окажусь здесь, хоть и не по своей воле... Но если это всё правда, мальчик, определенно врет или заблуждается."
- Ты ошибаешься, парень. Изанаги-но-оками вышел из Мира Мертвых по своей воле, с мечом в руке. Если это смог сделать он, значит или я сделаю тоже самое, или умру сражаясь, - напыщенно произнес Кано, подбадривая самого себя этими словами. По правде говоря, его даже немного потрясывало от осознания того, что он действительно мертв. Его дух в стране мертвых, а значит наказан за свои дела на земле, в отличие от добровольно спустившегося в Йоми бога... Бога, к слову говоря. Да и у Изанаги был его меч, Тоцука-но-цуруги ("Меч длинной в десять кулаков"), а у Кано только чертов рог (длинной, максимум, в четыре-пять).

- Я ухожу искать выход и если ты тоже хочешь найти дорогу отсюда, то скажи только "да" и я сделаю всё, чтобы защитить тебя и дойти вдвоем до цели. В пути мы и узнаем - чья карма оставаться тут навсегда, а чья найти выход, - Кано даже кивнул себе, для уверенности, отчего рог явственно качнулся.