А страха всё не было. Расправив плечи, выпрямившись в полный рост, Дитрих осматривает столпившуюся вокруг детвору. Подростки, не дети – озлобленные, повзрослевшие раньше времени, со смесью жестокости и обиды в глазах. Слишком много таких в последнее время. Иногда Кайзеру начинало казаться, что в этой стране других не осталось.
Руки чуть развел в примирительном жесте. И правда, не страшно. Десятник хорошо помнил дни, когда было страшно. Помнил, как мок под ливнем сутками напролёт. Помнил, как холодная грязь хлюпала и в сапогах одновременно, и под подошвами. Помнил, как бежал сломя голову к далёкой цепочке тёмных деревьев, поскальзываясь в воде, и как позади раздавался леденящий душу боевой клич. Дитриху приходилось наступать в строю не раз и не два – и ни одно наступление не могло сравниться по страху с тем днём, когда всё правое крыло армии бежало сломя голову в панике.
Отогнав вздохом лишние мысли, Кайзер требовательно смотрит на возглавлявшую банду девчонку. До сих пор не напали – уже хорошо. Вопрос задан, и пауза, пожалуй что, слегка затянулась.
– Меня зовут Дитрих, – внимательно смотрит так, искренне.
Взглядом этим будто бы говорит – мы можем договориться, но не просто слушай, услышь.
– Я тоже жил в такой деревне три года назад, вместе с друзьями и отцом ушёл на войну, – он улыбается робко, вспомнив предрассветный шелест листвы. – Теперь возвращаемся.
Выдох. Возможно, ошибка, но слишком ярко горит перед мысленным взором готовый развернуться с минуты на минуту кровавый сценарий.
– Не один я, целый отряд. Разведчик, место для ночлега высматривал. Думал, вы северяне. Рад, что ошибся.
Понимая, что запас отпущенных ему слов почти наверняка на исходе, снова посмотрел на девчонку, всё с той же бледной улыбкой.
– Если подумают, что угрожаете мне – будут действовать, как привыкли. Не хочу больше крови. Либо доверься мне, либо сделай, что собираешься, и беги.