|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
ахах, да уж, результат был немного предсказуем :) Воооот! Вот именно этот голос и звучит в голове Эльфриды! :D
-
Гениальный ход! Снимаю шляпу!
|
|
|
А найденный-то - псих. Стриж слушал, как его корежит, когда одна мысль затмевает другую, как будто в одной теле теснятся сразу несколько людей. И это местный, так сказать, житель? М-да, в таком случае задача становится еще интереснее. Но товарищи не теряли времени даром и уже успели разузнать некоторые особенности места. Правда, Стриж все еще не понимал, как отсюда выбраться.
— Получается, мы прибыли аккурат в нужное время — в минуту, когда открывается редкий шанс без особых усилий добраться до часов.
— То есть, чтобы выбраться, нужно добраться до часов? А что дальше?
— А, выход... — разочарованно протянул старик, а его вторая личность гаденько рассмеялась. — Выхода нет, милорд. Нет, и не было. Вроде как нужно победить Стража Времени, чтобы выйти, но доподлинно мне это не известно.
Вместо нее ответил этот странный оборванец. И Стрижа новость не образовала. Нужно снова биться? Да еще и есть шанс, что если не победить какого-то Стража времени, то они останутся здесь навсегда? Прекрсано! Снова на ровном месте влипли в переделку, в которой можно и с жизнью попрощаться. В один раз хваленая удачливость может и подвести, когда никакого замка - а что еще хуже - никакого Стрижа и вовсе не будет. Значит что - наверх, посмотреть, что там?
- О, вижу, ты уже вступил в ряды Скрипторов, поздравляю!
Друид, как всегда, появился "очень вовремя". Хоть Стриж и не стеснялся мародерства - скелетам ценные цацки уже без надобности, а ему пойдут на пользу.
— Как видишь, возглавил организацию.
Собственно, каких-нибудь оправданий Друлаван не дождался. Если уж Стриж не гнушался своровать ценности у владельцев, то уж взять что-то у мертвецов - точно не проблема и не повод для душевных терзаний. Кстати, благодарности за "подарок", который Стриж сделал друиду в комнате-ловушке склепа, так и не дождался. А это значит, что при возможности его нужно вернуть обратно. Стриж может найти и более выгодное применение ценности.
Тут Эльфрида обратила внимание Стрижа на здоровую махину, на которую были намотаны свитки. Возможно, среди них есть тоже что-нибудь полезное и ценное. Поэтому плут без линих увещеваний подошел к механизму и стал его осматривать. Сначала - свитки. Старые книги всегда ценятся, даже если в них написана редчайшая бредятина. И на такие манускрипты находятся колекционеры, которые ничего не смыслят в древностях, но при этом хотят показаться мудрыми и знающими людьми. Продавать таким - одно удовольствие. Главное, чтобы обложка книги выглядела богато и старо. А что внутри - они даже не заглядывают. Раз Стриж продал полуторасотлетнюю конторскую книгу такому "ценителю".
Но интересными были не только свитки, но и сам механизм. Вот если бы его можно было отсюда свистнуть. Но - даже на вид он казался слишком тяжелым. А разбирать и собирать его - увольте, плут не был настолько сведут в технике и механизмах. Но осмотреть стоило. Стриж подергал за рычаги, пытаясь понять, как эта штуковина работает. И нет ли случайно здесь секретов. А то может быть, что комбинация таких рычагов открывает где-нибудь скрытую нишу. Вряд ли здесь будет что-то такое, но проверить не помешает ведь, правда?
|
Видя, что босоногу полегчало от зелья, волшебница сочувственно взяла его морщинистые лапки в свои ладошки и, ласково глядя ему в глаза, принялась его всячески утешать. Попутно задавала вопросы: Первый: Да-да, мы самые настоящие, из плоти и крови, можете даже меня ущипнуть, если не верите. Когда я вырасту и стану могущественным магом, как Чармиона, будете потом хвастаться своим думкам, что щипали саму меня, хи-хи-хи. Но постойте... Я ведь так и не знаю вашего имени! Если вы вовсе не Страж, то как же вас по правде зовут? Второй: Хм-м-м. Значит, вы по профессии — землекоп, и попали сюда, когда в Бруквесте рыли погреб?.. Ох-ох-ох, сколько же времени вы здесь провели? Наверно, и сами сбились со счету... Третий: Эльфийская чародейка сказала: «чтобы победить Стража Времени, нужно мыслить наоборот». Но что такое «мыслить наоборот»? Скажите, вам случайно не попадались такие штуки, похожие вот на это, — она достала из сумки свои шпаргалки, показывая их одичавшему землекопу, — такие, знаете, мелки свитки, наподобие тайных записок, со словами вроде «думать», «наоборот» или «шиворот-навыворот»? — ...Вы, главное, не вешайте нос, — ободрила она старика. — Вместе мы обязательно найдем выход. А если вам станет трудно — просто погладьте кота. Проверено — помогает! Желая познакомить нового друга с Коксом, она оглянулась вокруг и внезапно — вот так удача! — приметила неуловимого бандюгана всего только в шаге от них со старцем. Он топорщил усы и бдительно стриг ушами, всецело захваченный крайне важным кошачьим делом: обнюхиванием букашки. «Тсс», — показала девушка пальцем у губ. И бесшумно подкралась к животному, намереваясь его изловить. Но в последний момент передумала, заметив, что у букашки — вернее, у желтого мотылька, маячащего перед Коксом, — знакомые янтарные глазки. — Это ты! — просияла от радости. — Талас, смотри, смотри: это не бабочка, это Друл! Хвала милостивой Тальятелле, он вернулся! Ох, Друл, представляешь, — наклонилась она к волшебному мотыльку, — оказалось, что этот Великий Хронопотам — чертовски опасная штука! Он умеет поворачивать время вспять, и его охраняет загадочный Страж. Какое облегчение, что ты цел и невредим!.. О, и мистер негоциант тоже здесь! Мистер негоциант, судя по его недоуменному виду, уже какое-то время присутствовал в комнате. На нем красовалась обновка — фигурный золотой перстень, а в руке он держал ветхого вида тетрадку, похожую на изрядно потрепанный классный журнал Вельги Зеленой. — Эльфрида, тут нашел интересную книжицу, — обратился он к чародейке, протягивая тетрадь. — Там описание ритуала, который, видимо, провели здесь. ... — Предсмертная записка архскриптора? Ничего себе, — присвистнула чародейка, осматривая подарок со всех сторон. Небрежно смахнув с лавы пыль и ошметки свитков, она села за стол — читать. «Святые рога! Да это же настоящий клад! Стриж, ты чудо! — восклицала она при этом. — Та же легенда о братьях-богах, но сколько новых подробностей! Даже голова кругом...» Оглушенная количеством свалившийся на нее информации, она снова достала из сумки писчие принадлежности и стала бегло записывать на чистом листке бумаги все предположения и догадки, посещающие ее по мере продвижения от начала к концу письма. Получился «Внушительный список проблем и возможных путей их решения» из семи с хвостиком пунктов. 1. Куда смотрела мать Магмы, почему она не вмешалась в драку обезумевших братьев? Задача: выяснить, кто был матерью Магмы. Пути решения: — спросить босонога, не попадались ли ему легенды о матери Магмы — самим найти их в скриптории
2. Так значит, Залаас — не сын Магмы? Задача: выяснить, кто правит Хевенхельмом и как он связан (или не связан) с Колдуном. Пути решения: — вспомнить рассказы Боруса или заезжих путешественников — поинтересоваться у Залааса
2а. Если наследник Магмы и Фенрада — это король Хевенхельма, то кто же такой Залаас? Задача: узнать, какое отношение к братьям-богам имеет черный дракон, он же Колдун. Пути решения: — спросить босонога, не попадались ли ему легенды о Залаасе — самим найти их в скриптории — поинтересоваться у Залааса
3. Разве не странно Клевер искупал вину за смерть брата, никак не препятствуя истреблению драконов? Задача: узнать, почему Великий Рогач не вмешался в гонения на драконов. Пути решения: — спросить босонога, не попадалось ли ему соответствующей легенды — самим найти ее в скриптории
4. Что представляет собой Страж Времени? Задача: выяснить, кто такой Страж и где он живет. Пути решения: — спросить босонога, что он знает о Страже Времени — поискать подсказки, оставленные скрипторами (если таковые существуют в природе) — проанализировать добытые Друлом сведения
5. Как его одолеть? Задача: поскольку «думать наоборот» — довольно неточное указание, узнать, что конкретно подразумевается под «доблестью, умом и хорошей оснащенностью». Пути решения: — попробовать спросить босонога — найти подсказки скрипторов (если таковые существуют в природе)
5а. Проявить хитроумие и отвагу? И умение бездарно убивать время? Задача: победить Стража Времени. Пути решения: — заранее выпить зелья — заранее подкрепиться — заранее выспаться — сделать что-то еще, что мы найдем в подсказке или поймем путем анализа данных
6. Раз это место напитано сильной магией, я смогу провести ритуал вызова папы? Задача: поговорить с папочкой и узнать от него тайну Боруса. Пути решения: — подождать, пока соберем больше данных — провести ритуал прямо сейчас, потому что время не терпит, а папа, вероятно, даст нам подсказку
7. Почему сдвинулись свитки? Задача: понять, почему сдвинулись свитки. Вдруг в стойке со свитками скрыта головоломка? Пути решения: — внимательно осмотреть эту стойку на предмет скрытых ловушек и ее тайного предназначения
Когда Калехеда и Тразз присоединились ко всем остальным, волшебница сложила руки в замок, напустив на себя индюшачью важность, будто она не какая-то там девчонка, а целый военный стратег — не меньше, и грозным внушительным голосом (как ей казалось) повторила вслух всё, что им в данный момент удалось узнать о скриптории. Пересказала Стрижу слова Чармионы, пересказала всем-всем слова Таласа о часах и возможности проведения ритуала. Ткнула пальчиком в стойку со свитками, уверенно заявив, что те «изменили места дислокации, представляете? какая-то чертовщина». Наконец зачитала вслух дневник Лэнгдона Третьего и свой «Внушительный список». По мере зачитывания лицо девушки мрачнело. Радость за Друла и восторг от новой находки отходили на второй план, затмеваемые все возрастающей тревогой за уготованную им судьбу. Но то была мрачность не от уныния — вовсе нет! — а от твердой готовности побороться за свою жизнь и жизни своих друзей. — Мы столкнулись с угрозой невиданного генеза. Со стремительно надвигающимся континуумно-временны́м фронтом! — возгласила волшебница в завершение речи. — Поэтому предлагаю принять самые решительные меры по предотвращению нашей гибели. То есть это, как бишь его... сковардинировать наши действия! Вот. Давайте их будем ковардинировать? Потому что ведь, — патетически прижала она ладошку к груди, — будет ужасно грустненько и плачевно навеки застыть посреди пустоты. Особенно после всего, через что мы прошли. Наверное, это невыносимая скучища — торчать в неподвижности до скончания веков... И тогда она предложила друзьям взять на себя какую-нибудь задачу из списка: Калехеде — допросить, а точнее, поспрашивать землекопа о легендах, о Страже Времени и всём прочем. Таласу — осмотреть щели и темные уголки скриптория в поисках подсказок: «Ну знаешь, наподобие той шпаргалки, найденной в заброшенном храме». Подумать о том, что расскажет Друл. Друлу — тоже подумать, но «путем анализа данных» (что бы это ни значило). Стрижу — изучить стойку со свитками. «Тут нужны твои ловкие руки, вооруженные тонкими инструментами», — подмигнула она с хитринкой. Траззу — ассистировать ей в проведении ритуала. — А я покопаюсь в памяти, — сообщила самопровозглашенный стратег. — Попробую вспомнить, кто нынче правит землями Хевенхельма. А потом проведу ритуал вызова папы. Надеюсь, что тайна Боруса даст нам еще одну подсказку... С этими словами она вынула из кармана обломки свечей и мелков, деловито поправила на плече сумку и начала готовиться к ритуалу.
|
|
Прежде чем вызвать эльфийскую чародейку, Эльфрида успела сообразить, что вовсе не Борус по прозвищу Зимний Волк, а ее отец, Тобиас Гройс — тот, кто хранит тайну Ледяного сердца.
Она поделилась выводами с друзьями, а затем перед ней распахнулся аккуратный, идеальной геометрической формы портал, за которым скрывался кабинет Чармионы Блатнэйд.
Это была окутанная полумраком просторная комната с высокими стенами, подпираемыми мраморными балками, по которым ползли вверх, к потолку, диковинные вьющиеся растения. Отдельные из вьюнков цвели звездчатыми цветами, другие пестрели мелкими ярко-лимонными и малинными ягодами. Вдоль стен высились стеллажи с учеными книгами, с педантической точностью выстроенными по размеру и цвету корешка. Изредка ровные ряды энциклопедий и справочников перемежались скоплениями флакончиков с зельями или ценными артефактами, хранящимися на подставках или в стеклянных контейнерах. В углу темнел шкафчик наподобие аптечного со множеством мелких ячеек, снабженных надписями на эльфийском. Наверное, он служил картотекой — или как это называется? — таким специальным местом для хранения рядовых, непримечательных артефактов... или штуковин, из которых делают артефакты?
Перед панорамным окном, всунув длинную трубку меж раздернутыми занавесками, стоял на растопыренных тонких ножках позолоченный телескоп искусной работы. В каждой из трёх доступных обозрению стенных ниш белели бюсты великих учёных: сухощавого Мортона Дракса, бородатого Борга Жестянщика и кого-то ещё, кого Эльфида, к своему стыду, не признала. С потолка свисала шикарная люстра, выполненная в виде большой армиллярной сферы, внутри которой мягко подрагивал магический огонек. Другие осветительные приборы выглядели и того затейливее: канделябрами Чармионе служили мерцающие золотые рыбки, снующие в мини-аквариумах, закрепленных на стенах вместо факельных рожков, а светильником — парящий над письменным столом... Как же это создание называется? Кажется, аксолотль. Да, аксолотль. О-о-очень странное существо. Оно было полупрозрачным, как призрак, и источало мигающее свечение.
Были здесь также столик, похожий на рабочий стол ювелира, на которым теснились всевозможные напильники, лобзики, рубильники, горелки, пыхтелки, пилилки, сверлилки и прочие загадочные инструменты, о предназначении которых оставалось только гадать; камин с кованой решеткой, оформленной в виде узора из лоз; старинный напольный глобус с воткнутыми в него булавками; куранты с кукушкой и боем; чучело длиннотелой зубастой рептилии; дюжина декоративных лакированных черепов и блестящая медным блеском конструкция, напомнившая девушке гордость папаши Свонсона — самогонный аппарат некой особой передовой технологии.
Эльфрида так и вздохнула от зависти: вот бы ей такую же комнатку!
За письменным столом, склонившись над белым листом бумаги, сидела стройная женщина с длинными эльфийскими ушками и прекрасными светло-пепельными волосами, льющимися по спине гладким шелковистым потоком. В руке она держала омоченное в чернила перо.
Когда Эльфрида испустила свой томный вздох, перо в руке женщины дернулось, посадив на бумагу жирную кляксу. Красавица обернулась, устремляя на девушку широко распахнутые глаза. Один ее глаз был темно-синим, как сапфир, а другой — прозрачно-голубым, как топаз.
— Ми... Мисс Блатнэйд? — растерянно замялась волшебница.
Лицо эльфийской ученой исказила гримаса ненависти. Она отшвырнула перо и резко, опрокидывая чернильницу, схватилась за скипетр, лежащий рядом с писчими принадлежностями, грозно нахмурилась и наставила оружие на Эльфриду.
— Постойте, постойте, мисс Блатнэйд, — взмолилась девушка, замахав руками. — Я не Мерседес, но я пришла с миром! Прошу, дайте мне минутку, я вам все объясню! Всего лишь минутку, пожалуйста! Сначала выслушайте меня, а потом убивайте!
Она показала, что у нее нет оружия (молот лежал под окном, прислоненный к стене), протянула к порталу раскрытую ладонь с золотым медальоном на ней и принялась тараторить:
— Я не крала ваш медальон, честно-честно! Мы нашли его в заброшенном храме драконоборцев, где нас едва не раздавили здоровенные каменные быки. А потом призраки вручили мне молот. А потом мы сражались с целым полчищем волкомраков. А потом мы нырнули в портал и вдруг очутились в этой странной библиотеке, где время идёт черт-те как, в окружении всех этих скелетов... И, в общем, тут есть гигантские песочные часы размером с крепость, которые висят прямо посреди воздуха. И отсчитывают минуты до конца света! Если их не остановить, мы все умрем! Весь мир умрет! Пожалуйста, не убивайте меня! Я хорошая, правда-правда. Я люблю животных. Мы все любим животных. Калехеда тоже любит животных.
Она ткнула пальцем в кота, попутно метнув в Калехеду требовательный взгляд: мол, ну-ка делайте вид, что обожаете Кокса, а иначе несдобровать!
— Если вы нам поможете и расскажете про эти часы, я вам помогу... Ну, с чем-нибудь, что вам нужно. Помогу... Эээ... найти Мерседес? А? Как вы на это смотрите?
Она прикусила губу, умоляюще воззрившись на эльфийку.
|
Эльфрида боялась поверить своим ушам: Калехеда назвала ее сестрой! Притихнув, она посмотрела на женщину большими увлажнившимися глазами, потянула носом, а потом обняла ее крепче прежнего. «Я тоже! Я тоже!» — с жаром прошептала она, смахивая слезы.
Капитанша, кажется, даже смутилась. Насилу отцепив от себя маленькие, но цепкие ручки волшебницы, она вернула на лицо маску казенного спокойствия и уже своим обычным бодрым тоном сообщила, что нахальный вояка сейчас на кухне чистит картошку. Эльфрида облегченно вздохнула, решив, что раз его сослали на кухню, то его простреленное колено благополучно зажило. «Наверное, доктор Эдлар напоил его особой горькой микстурой мгновенного действия», — подумала она с благодарностью к пожилому жрецу, хотя на миг в ее душу закралось сомнение: разве мистер Задира не слишком уж быстро оправился? Прошло всего пару часов — а он уже на ногах. Вот чудеса-то!
На радостях чародейка отмахнулась от этой мысли, но позже, когда Талас насуплено заворчал, что дурацкие песочные часы капают ему на мозг, девушка снова задумалась: а что, если время в этом заколдованном междумирье сбилось с пути и бежит как-то иначе, чем в обычной жизни?
— Подозрительно, — принялась рассуждать она вслух, по привычке накручивая локон на пальчик. — Библиотека Талиума из моих воспоминаний очень похожа на этот писальный зал. Готова побиться об заклад, что это она и есть! Тогда нам нужно разыскать среди всех здешних пыльных свитков и фолиантов ту чудесную книгу про рыцарей Зимнего Волка... О! Вспомнила: Борус! Он же тоже рыцарь Зимнего Волка! Только немножечко отставной. Папа говорит, он ужасно любит травить байки о своих подвигах. И мне тоже когда-то травил, только из моей дырявой головы всё выветрилось, как обычно. Что же он рассказывал? Хмм...
Ее взгляд затуманился и уставился в одну точку. Тем временем Кокс и его ворчливый хозяин припали к каменному полу библиотеки и принялись, как заправские ищейки, так и сяк обнюхивать устилающую его пыль.
— Я одно в толк не возьму, — недоуменно бурчала Бесстрашная, глядя на деловито задранный кверху и подрагивающий кошачий хвостик, — вы здесь сидите часов шесть, а ведете себя так, как будто еще не обследовали все вдоль и поперек. Вы чем занимались-то? Спали? — Нет-нет, я не сплю, — встрепенулась Эльфрида, вырванная из раздумий. — А-а-а, вы в другом смысле... Почему еще не обследовали? Да ведь мы только-только свалились сюда — минут пятнадцать назад, не больше. Хм-хм, странно. Очень и очень странно... Скажите, пожалуйста, а вы со Стрижом в котором часу прыгнули в портал?
Кстати о Стриже. Когда разобрались с делами первостепенной важности, волшебница коротко пересказала ему и Калехеде все, что узнала от Тразза о портале и волшебной библиотеке. В ответ Стриж вручил ей промасленный сверток с едой и предложил перейти на «ты». Эльфрида, залившись милым девичьим румянцем, энергично закивала в знак согласия: она и сама тяготилась излишней церемониальностью в общении с плутом. Сколько же можно манерничать друг с другом? Друзья они, в конце концов, или кто? Она заглянула в сверток, удовлетворенно кивнула и сунула его в котомку.
Между тем друид решил слетать к часам и исследовать их вблизи. Он оперся о подоконник, таинственно усмехнулся и вдруг — хлоп! — и исчез. Вернее, из высокого и статного эльфа превратился в малюсенького янтарного мотылька. Волшебница сдержанно, с затаенным интересом наблюдала за ним на протяжении всей беседы с Бесстрашной. Когда он схлопнулся в крошечную порхающую точку, она тут же, разинув рот, подскочила к окну и несколько кратких и дивных минут, забыв обо всем на свете, любовалась миганием его ярких крылышек, пока они наконец не растворились вдали. «Так же и наша жизнь...» — протянула она глубокомысленно, медленно опуская взгляд вниз, в клубящуюся под окном бездну. Подумав, что было бы неплохо в порядке эксперимента проверить, насколько там глубоко, она подняла и бросила в окно валявшийся под ногами камешек.
— Так-так! Мы тут не одни! Не топчите тут... — неожиданно сообщил Талас, с напыщенным и самодовольным видом тыча пальцем в пол. Там, если присмотреться, виднелся отпечаток чьей-то босой ступни. Полуэльф с трудом скрывал свой восторг — чувствовалось, что он страшно рад своей находке, будто бы откопал не какой-то там след, а целый след древней цивилизации. — А я и не топчусь, — надулась Эльфрида, машинально проверив подошвы своих ботинок. — Ну разве что совсем немножко... А что это ты там нашел? — Она просеменила от окна к следопыту, проворно огибая столы и лавки, придирчиво осмотрела следы и сунула любопытный нос за колонны. — Вот так так! Следы, мастерская и дверь! А вдруг это следы архивариуса библиотеки? Может, он хоббит или аскет, поэтому и разгуливает босиком? Тогда за дверью находится зал с особенно редкими книгами. А там, за окном, — те самые часы, которые украл Тонту, только увеличенные во много раз при помощи магии. Вот было бы здорово узнать о них больше! Эх, если бы только скелеты могли говорить...
Чародейка повесила нос, жалея, что позабыла заклинание вызова духа и что в школе из рук вон скверно учила теорию артефактов, но тут ее осенило: она ведь знает лучшего в мире специалиста по артефактам! Догадка была такой очевидной и одновременно такой волнующей, что у нее даже перехватило дыхание.
— Я знаю, знаю, что надо делать! — воскликнула она, просияв ярче эфира. — Надо расспросить Чармиону Блатнэйд! Вот уж кто разбирается в древних сказаниях, свитках и артефактах! Уверена, что и о Великом Хронопотаме она тоже слышала! Да-да-да! Только вы, Калехеда, можете ей не понравиться. Видите ли, миролюбивые ученые предвзято относятся к военным. Зато они любят животных. Ммм... Знаете что? Сделаем вид, будто вы тоже любите животных. Вы ведь любите животных? Ладно, это не важно. Держитесь поближе к Коксу и улыбайтесь. Вам вовсе не обязательно его гладить. Просто любовно смотрите ему на ушки и улыбайтесь. Итак...
Сняв с шеи золотой медальон, она поднесла его к губам и торжественно, с расстановкой произнесла в него полное имя эльфийской волшебницы.
|
— ...Интересно, как называется эта штуковина? Грандиозный Минутомер Смерти? Великий Хронопотам? Наверное, она нужна, чтобы отсчитывать время до какого-то события вселенской важности...
На лицо чародейки сеялся мягкий сиреневый свет, а в глазах ее отражались песочные часы, парящие посреди пустоты, на фоне подвижных муаровых переливов эфира. Минуту назад Эльфрида отложила молот в сторонку, свесилась за окно скриптория и, держась за подоконник двумя руками, уставилась на чудесную находку, а теперь принялась строить всевозможные догадки о ее предназначении.
— Интересно, что это за событие... — рассуждала девушка вслух. — Наверное, тот миг, когда Фенрадово сердце оттает и он пробудится к жизни. Или когда демоны Тьмы вырвутся из своего заточения за Черными вратами. Или что-то еще столь же значительное... Как ты думаешь, Друл? А ты, Талас? Может, у вас на родине ходят какие-нибудь легенды или древние предания о волшебных часах, похожих на эти?
Она отошла от окна, обводя вопросительным взглядом друзей, и только сейчас как следует разглядела Друлавана в его новом образе.
— Ох-хо-хо-о-о, — протянула она, восторженно распахивая глаза. Длинные волосы эльфа лежали распущенными по плечам, на груди его в стеклянном амулете бился алый огонек, а сам он был облачен в художественно задрапированный широкий отрез клетчатой ткани, перехваченный на плече серебряной булавкой. От него так и веяло духом первозданной природы, бередившим в душе чародейки жажду странствий и приключений. — Как же тебе идет этот плед! — прицокнула она языком. — Ты словно настоящий горец из Хевенхельма! Я когда-то читала о них: они носят точно такие же пледы. А еще живут высоко в горах и спят под открытым небом. У них такой крутой нрав, что, наверное, даже рыцари Хаггарда их боятся и уважают. Ах, вот бы когда-нибудь там побывать вместе с тобой и всеми остальными, в этих далеких краях — в заснеженном Хевенхельме, в Стеклянной долине, на Сапфировых островах...
Не успела она вдоволь налюбоваться на друида, как в зал влетели еще двое: Калехеда и Стриж. Они ловко крутанулась в воздухе и пружинисто приземлились на ноги, точно дикие кошка и кот, при этом вовсю размахивая рапирами и двигаясь удивительно складно, будто специально отрабатывали этот номер для выступления в цирке.
Эльфрида попрыгала, звонко хлопая в ладоши, — так ей понравились трюки новоприбывших. Ноги сами понесли ее навстречу акробатам, но потом она припомнила, как Бесстрашная злословила о ней за ее спиной, и запнулась на полушаге. «Наверное, нужно сделать, как учила меня капитан? — принялась раздумывать чародейка, топчась на месте и кусая губу в сомнениях. — Подбежать к ней и пнуть ее под колено, а потом быстро спрятаться за каменную кафедру, чтобы не получить сдачи? Но ведь тогда я последую ее совету, а в прошлый раз, когда я последовала ее совету, я наделала столько шуму! Еще и подкинула работы жрецу. Не так-то уж хороши ее советы, если разобраться. Пожалуй, лучше буду жить своим умом».
Решив так, девушка просияла лучистой улыбкой и в ту же секунду бросилась к Калехеде, крепко обнимая ее своими тонкими руками. «Как же я рада! Как я рада, что вы с нами! — восклицала она, пританцовывая от радости. — Уж с вами-то мы не пропадем! Ведь вы ничего на свете не боитесь! Даже скелетов и магической чертовщины!» Все-таки обниматься с людьми намного приятнее, чем колотить их. Конечно, Бесстрашная иногда бывает сплетницей и грубиянкой, но, наверное, это потому, что она слишком много времени провела в казарме и успела позабыть хорошие манеры, которым учила Вельга. Эльфрида была уверена, что в груди командирши под толстой броней бьется сердце славной и незлобивой женщины.
— Я должна вам кое-что сказать с глазу на глаз, — чародейкины пальцы цепко обхватили ладонь Калехеды, энергично потянув женщину в тень, к высоким стеллажам, до отказа набитым пыльными книгами и свитками. — Я случайно услышала, как вы сплетничали обо мне, — сообщила Эльфрида тихонечко, по секрету. — О, не беспокойтесь, я не держу на вас зла. Правда, теперь не знаю, друг вы нам или враг. Может, вы меня ненавидите? Это было бы очень печально, ведь я так хотела бы с вами дружить. Правда-правда, очень хотела бы, — лицо ее озарилось светом надежды; она посмотрела на воительницу, вкладывая во взгляд всю свою душу. — Вот только вы ошиблись на мой счет: я не могу носить под сердцем ребенка, потому что, как всем известно, дети появляются от поцелуев. А я еще ни разу в жизни не целовалась. — И застенчиво добавила: — Надеюсь, вы никому об этом не расскажете?
Закончив с Калехедой, она ринулась к Стрижу, но не стала его обнимать, а только простосердечно призналась, что собиралась позвать его в подвал, да вот беда, не успела. Заметив, что тяжелая сумка негоцианта оттягивает ему плечи, девушка не раздумывая предложила ему свою помощь:
— О, у вас столько новых вещичек! Вы прихватили для нас пайки? Как заботливо с вашей стороны, — сунула она свой любопытный носик в пожитки товарища. — Хотите, я помогу вам их носить, а то ведь вам, наверное, тяжело?
|
|
— Ох! Ничего! Себе! Вот! Это! Вжух! — вскрикивала Эльфрида, кружась в магическом водовороте, и голос ее тоже завивался вихрем и тонул в треске искрящегося эфира. Одной рукой чародейка крепко-накрепко вцепилась в друида, прыгнувшего вслед за ней, а другой рукой даже сумела на лету поймать свой зачарованный молот. Она боялась ушибить кого-нибудь из друзей этим опасным инструментом, поэтому изо всех сил старалась не выпускать его из пальцев. Но молот все же вырвался и в мгновение ока скрылся в бездне, а спустя несколько секунд послышался раскатистый гул его удара обо что-то твердое: бу-у-ум-м-м-м! «Куда это мы летим? — запоздало пронеслось в уме волшебницы. — То ли вверх, то ли вниз, то ли вообще к центру Вселенной? А если нас расплющит о небесную тве...» Но не успела она додумать эту мысль, как кутерьма сиреневых искр завертелась пуще прежнего, девушку порядочно встряхнуло, а затем вповалку с Друлаваном вышвырнуло на каменный пол. Книга заклинаний страницами врозь плюхнулась рядом, а молот, прилетевший раньше всех, уже самодовольно светился в зазубренной впадине в полу, несомненно, образовавшейся при его размашистом приземлении. Объятия друида смягчили падение Эльфриды, поэтому она отделалась лишь парой синяков. С признательной улыбкой поблагодарив друга за помощь, она быстро вскочила на ноги и осмотрелась: первым делом взглянула наверх — узнать, как выглядит магическая дверь по другую сторону погреба. Там было светло как белым днем: из узких окошек в стене лился мягкий свет, но переливчатой сиреневой кляксы портала было не видать. Волшебница кинула ищущий взгляд по сторонам и наконец заметила, что очутилась в очень странном месте — оно походило на заброшенный читальный зал из какой-то старой сказки и представляло собой просторную комнату с рядами скамей и столов, за которыми сидели скелеты, и кафедрой, сложенной из камней, на которой торжественно возлежал большой и, видимо, жутко древний фолиант. Надо всем помещением, доносящиеся невесть откуда, витали знакомые ритмические звуки: бомм-бомм, бомм-бомм. — Cucumis agnitio! Как же тут волшебственно! — вне себя от восторга ахнула девушка. Даже попрыгала, хлопая в ладоши. Ей вспомнилась библиотека Талиума из рассказов ее деда и тотчас же захотелось исследовать это таинственное место. Наверняка оно заколдованное — разве может быть иначе? На радостях она позабыла обо всех своих невзгодах: о том, что подстрелила противного вояку; и о том, что не запаслась пайками; и том, что ей совсем недавно хотелось покусать Таласа за его необдуманный поступок (вот ведь чудак: прыгнул за каким-то дурацким куском железа!*); и вообще обо всем на свете. Только когда она наклонилась за книгой заклинаний — а гримуар лежал раскрытым аккурат на странице с планом, — до ее сознания дошло, что це-е-е-елой куче чрезвычайно важных дел теперь придется помахать ручкой, потому что — вот печаль! — портала в потолке не обнаружилось, а значит... «Эх, одному Клеверу известно, как мы выберемся отсюда и когда вернемся в Бруквест. Может статься, что и вовсе никогда». Вот как выглядела эта куча дел: «Прощай, милый план, — чародейка с вздохом сожаления провела пальцем по кривоватым строчкам. — Прощай, прощай навеки». Дойдя до четвертого пункта, она в отчаянии с треском захлопнула книгу и уставилась на Таласа из-под насупленных бровей, всерьез раздумывая, не лягнуть ли его под колено, как учила капитанша. Но не успела она и шагу ступить, как из портала вывалился еще один незваный гость. «О! Может, это Стриж? Он догнал нас, и вся наша банда теперь воссоединится?» — подумала Эльфрида, и над ее головой воссиял незримый ореол надежды. Однако стоило ей повернуться и увидеть новоприбывшего, как ореол померк. Вместо Стрижа портал подбросил им незнакомого мужчину в общем-то вполне пристойной наружности, но с какой-то неуловимой плутоватостью в чертах лица. Короткий миг они напряженно разглядывали друг друга — незнакомец и волшебница. Затем Эльфрида выронила книгу и, тыча пальцем за спину мужчины, с визгом притворного испуга бросилась ему на шею: — А-а-а! Там кот! Огромный серый кот! А-а-а! Я их боюсь! Они царапаются! Спасите-помогите! Она обвила его цепко, как лоза, и, пользуясь его секундным замешательством, торопливо пробубнила формулу приворотных чар. Ее ладони тем временем уже вовсю искрились млечно-голубоватыми разрядами. Мгновение — и искорки заплясали уже перед глазами незнакомца, поплыв вокруг его головы сверкающим хороводом.
|
|
Что делать, когда у тебя на душе кошки скребут? Распахнуть душу и выпустить их на волю: пусть порезвятся, побегают за таракашками в голове. — Тобиас Гройс, повар в «Зимнем волке»По документам Эльфрида считается человеком цивилизованным, у нее есть диплом о школьном образовании и толстая скучная книжища без картинок. Но внутри она норное животное. Когда у нее туго на сердце, ее непреодолимо тянет забиться в какой-нибудь темный угол и тихонько пересидеть там до наступления лучших времен. Желательно при этом грызть съестные припасы на зиму. Предпочтение отдается мороженому, шоколадным конфетам, сыру рокфор, игристому вину и другим полезным злакам. Такой вот одолевает ее зов диких предков. Лучше всего, конечно, забиваться в бабушкин пузатый буфет, где хранятся варенье и леденцы в жестяном коробке, можно еще в папин домашний погреб — поближе к копченой колбаске и бочонку с медовым элем, но за неимением выбора сойдет и обычный курятник. Туда волшебница и забилась — в кургузый дощатый сарайчик, наполненный бодрым кудахтаньем, весь в белых кляксах помета, с грубо соструганной стойкой с насестами и небрежно наваленной кучей сена в дальнем углу у маленького окошка, затянутого бычьим пузырем и похожего на глаз с катарактой. Успокоив нахохленных несушек посвистыванием и хлопками в ладоши, волшебница достала из сумки свой колдовской гримуар и, чинно расправив юбку (будто курам есть дело до ее манер), уселась на жухлую кучу сена заново подготавливать заклинания. Это оказалось непросто: освещение паршивое; грызть нечего; вокруг орут птицы; на душе скребут кошки; перед мысленным взором то и дело всплывает образ почтенного лекаря, разочарованного ее поведением: поникшие плечи, нахмуренный лоб, усталые морщинки вокруг глаз. Смотрит так осуждающе, качает седой головой. «Я был о вас лучшего мнения, Эльфрида, — говорит. — А вы, оказывается, гордячка... Что ж... Жизнь еще научит вас сдерживать свою гордость...» — Это я-то гордячка?! — в голос возмутилась тогда Эльфрида. — Вы, доктор Эдлар, не судите, не разобравшись! Спросите лучше у этого мистера, за что он схлопотал стрелой по колену! Спросите, спросите! Пусть расскажет, как он с дружками попытался меня унизить! Думал, небось, что не получит отпор? Герой, что тут скажешь! — Выпустив пар, она кинула быстрый взгляд на капли крови, впитавшиеся в песок двора, и докончила уже вежливей и спокойней: — Я прибавила вам хлопот, и за это прошу прощения. Но за то, что я ранила этого грубияна, извиняться не стану. Когда на меня нападают злодеи, я защищаюсь. Неважно, чем вооружен враг: клыками и когтями или насмешками и ощущением собственной безнаказанности. Меня, между прочим, Калехеда Бесстрашная этому научила.*
А потом развернулась и ушла. Ушла и забилась в курятник.
«Разучу чары исцеления и попробую вправить коленную чашечку тому гадкому мужику. Наверное, так будет правильно», — рассуждала волшебница, вспоминая свой давешний разговор со жрецом. Ей совсем, ну совсем не хотелось помогать подстреленному служаке, с ее точки зрения, мерзавец получил по заслугам, так ему и надо, но она уважала Эдлара и ради него собиралась сделать широкий жест примирения. Жаль только, из-за душевной неразберихи наука усваивалась кое-как, через строчку. Большую часть времени Эльфрида просто сидела, отрешенно покусывая соломинку, потирая раскисший от вони помета нос и думая о своем. Иногда тяжко вздыхала, глядя в книгу и видя фигу. Как вдруг услыхала знакомое «мяу» — тоненькое, испуганное и отчаянное. Девушка настороженно заозиралась по сторонам: откуда доносится звук? сбоку? снизу? из кучи сена? Заглянула себе под юбку, но увидела там только панталончики. «Кокс, это ты? Киса-киса, ты где?» Может быть, он замаскировался под курицу? Эльфрида ведь не раз убеждалась в его способностях сливаться с обстановкой до полной неразличимости. Она встала на четвереньки, подползла к кудахчущей рядом пеструшке, наклонилась, внимательно присмотревшись к ее розоватому хохолку и полоумно разинутому крошечному клювику: «Ко-о-окс, признавайся, ты нарочно меня разыгрываешь?» «Мяу?!» — донеслось совсем с другой стороны. То есть не с другой стороны курицы, а вообще. Призыв звучал еще тоскливее и отчаяннее, чем в первый раз. Теперь девушка определила наверняка, что звук исходит из-под пола. Вместе с этим почувствовала еще кое-что: глухие басовые удары, повторяющиеся ритмически, с интервалом примерно в секунду: бум-бум, бум-бум — словно где-то глубоко под землей колотится сердце спящего великана. «Место силы! — сообразила она, мигом вспомнив рассказы друида. — Точно! Друл так и сказал: под этим сараем находится что-то странное!» Спрятав книгу в котомку, волшебница принялась разгребать солому у себя под ногами и вскоре обнаружила деревянный люк в полу, прикрывающий ход в тайный погреб так, чтобы оставалась темная щель шириной в два-три пальца. Из проема выглядывала макушка приставной лестницы. «Кокс, ты там? — прокричала девушка в темноту. — Держись, пушистенький, я иду к тебе!» Недолго думая, она похватала свои пожитки и спустилась в подпол. Как норка он оказался куда приличней курятника. Его обволакивали синеватая темень и приятные запахи сухой древесины, вина и плесени. Эльфрида взяла поудобнее молот и осторожными тихонькими шажочками пошла внутрь. Среди предметов, появившихся у нее на пути, обнаружилась бочка с рыбой, накрытая крышкой, но запахом выдающая свое содержимое, и загадочные металлические инструменты. Под ногами хрустела каменная пыль. «Кто-то проводит здесь тайные археологические раскопки? — задумалась чародейка. — Интересно, в чем их смысл?» Наконец она заметила Кокса. Бедняга глядел на нее испуганными фосфоресцирующими глазами, прижимал уши к головке и выглядел непривычно растерянным и несчастным. Волшебница так и ахнула: «Коксик, ты что, потерялся, бедненький котик?» Прислонив молот к стене, чтобы освободить руки, она медленно и с натугой стащила крышку с бочки, выловила оттуда за хвост скользкую серебристую линь, или форель, или плотву (кто этих рыб разберет?) и ласково-ласково поманила ею животное. «Коксик, не бойся, это же я», — улыбнулась она коту, садясь перед ним на корточки и протягивая рыбешку. Но стоило серому разбойнику подойти ближе, как волшебница предательски его — цап! — и сжала в объятиях. «Ага, попался, который кусался!» — радостно воскликнула девушка. Положив пленника себе на колени кверху лапами, она наклонилась к его мохнатой морде и с маньяческой улыбочкой жутенько прошептала: «Настал момент истины! Наконец-то мы остались вдвоем: только я и ты, ҉ М ҉ О ҉ Я ҉ П ҉ Р ҉ Е ҉Л ҉ Е ҉ С ҉ С ҉ Ь! Наконец-то я сделаю с тобой то, о чем та-а-ак давно мечтала!» — и принялась чесать коту шейку. А потом гладить его и тискать. Но в конце концов сжалилась и накормила его вкусной рыбкой. Когда сытый Кокс свернулся клубочком у нее на коленях, она снова достала толстую книженцию без картинок и стала при свете молота-ночника читать и бубнить витиеватые формулы на латыни.
|
|
Не то что бы дети радостно восприняли предложение Бонко, тем более что время отбоя уже наступило, а матушка Присцилла явно держала своих подопечных в строгости, как и полагается благочестивой настоятельнице. Тем не менее, пока брат Джошуа рассказывал свою притчу, полурослику удалось выяснить у своей знакомой, что пропавшая девочка всегда спала именно там, с самого момента своего появления в госпитале пять дней назад. Удовлетворённый ответом, Бонко завалился на скрипнувший матрац и быстро задремал, благо дети, привычные к распорядку и немного встревоженные наличием новой охраны прямиком у них в спальне, не шумели. Возможно, на них так повлиял рассказ Йоахима: к моменту описания третьей казни спали уже все, так что послушнику даже не пришлось рассказывать историю до конца. Возможно, это было и к лучшему, ведь рассказ был из действительно страшных, и уже задним умом молодой человек подумал, что, возможно, матушка Присцилла не одобрила бы чтение таких притч на ночь. Вздохнув, он устроился поудобнее и принялся читать про себя молитвы, дабы отогнать сон. Тем временем Фикс нашёл отличное место в развилке старого дерева, с видом на нужную сторону госпиталя, скрытое за листвой. Показав его остальным, специалист с чувством выполненного долга отправился на боковую, в то время как на первую смену заступил Айке. Посидев некоторое время у окна, полурослик переместился на указанное товарищем место, благо обзор оттуда открывался значительно лучший. Не последнюю роль сыграло и то, что указанное Фиксом дерево оказалось старой яблоней, к которым Бочонкинс питал особую любовь. Вот и сейчас, сидя в развилке дерева, он поглаживал старую кору, представляя, как росло это дерево из маленькой косточки, цвело по весне, радовало обитателей госпиталя обильным урожаем по осени и во все времена года служило неиссякаемым источником забав для детишек. Такое дерево определённо заслуживало того, чтобы на нём посидеть! Остальные приключенцы заняли пристройку, предварительно проверив, заперты ли все двери и окна в основном здании. Небольшое нервное напряжение заставило мужчин поворочаться с боку на бок, но вскоре сон сморил их. Перед отбоем Доринг со свойственной дварфам обстоятельностью обошёл строение, бурча что-то в бороду, простукивая стены и, чуть ли не подметая бородой пол, выглядывая старый фундамент в заросшей спутанной травой почве. К окончанию своего обхода дварф был твердокаменно уверен в том, что сей госпиталь значительно старше, чем кажется, и ранее имел несколько другую планировку. Покопавшись в своей памяти, Доринг нашёл там слово «лепрозорий» — именно оно больше всего подходило для описания того, что раньше здесь находилось. Первая половина ночи прошла спокойно. Ушёл спать Айке, которого сменил Доринг. Затем вместо дварфа, который на дерево не полез, а патрулировал вдоль стены госпиталя, на стражу заступил Фикс. Тот уже занял ту самую развилочку, что приметил еще вечером, и устроился поудобнее. Ночная прохлада поднималась от земли, заставляя человека ежиться и периодически тереть предплечья, но зато сон пропал разом и не возвращался больше. Джошуа распихал Бонко и сам улёгся прямо на пол, в то время как полурослик присел неподалёку от кровати, в которой ночевал, и про себя начал вспоминать всех родственников по матушке до пятого колена, чтобы прогнать остатки дремоты. Когда наступил тот зыбкий час, когда ночь ещё не отступила, а рассвет ещё не забрезжил, густой туман окутал окрестности Эгля. Подгоняемый лёгким ветерком, он волнами поднимался от реки, ненадолго задержался у ограды, а потом разом перемахнул через неё, уткнувшись пушистыми усиками в стены госпиталя. Фиксу, сидящему на яблоне, казалось, будто он один остался в целом мире, окутанном морем серого тумана, поглощавшего звуки, стиравшего расстояния и растворяющего границы реальности. Специалист что было сил вглядывался в перекатывающиеся клубы, но не видел ни зги. Тогда он сосредоточил своё внимание на окнах детской залы, справедливо рассудив, что злоумышленник, даже если подберётся под прикрытием тумана вплотную к стенам, будет вынужден так или иначе показаться в момент открытия окна. Сидящий под окном внутри дома Боггервилль уже дошёл до внучатого племянника тётушки своего двоюродного брата, как вдруг понял, что не может вспомнить его имя. Как же так?! Сознание полурослика словно затуманилось, ему неудержимо захотелось спать... Резко ущипнув себя за нос и закрыв лицо рукавом, Бонко поднял руку вверх и увидел, как вместе со сквозняком сквозь старые рамы залетают внутрь мельчайшие частички того самого порошка, который брат Джошуа нашёл днём. Кинув быстрый взгляд на напарника, Бонко увидел, как разгладились его черты, ослабли напряжённые члены и выражение покоя появилось на бледном лице юноши. Ту же картину полурослик наблюдал и на лицах детей, каких мог наблюдать со своей позиции. Отравитель снова тут! Но на страже бдительный Бонко Боггервилль, который сейчас готов... а что он, собственно, готов сделать? Тем временем в келье на неудобной кровати ворочался Крэг. Сон долго не мог прийти к магу, и он заснул не крепким сном, а потому резко открыл глаза, когда услышал какую-то непонятную возню за окном. Встав, мужчина приоткрыл окно и выглянул наружу, но за блёклым покрывалом тумана ничего не смог разглядеть. Шум доносился из-за ограды, за которой начинался склон к реке, и до неё было буквально рукой подать, если вылезти из окна... но нужно ли было это делать?
|
|
Псы спешно ретировались. Кокс посмотрел им вслед, и с мыслью, какие они всё таки трусы, занял их место на краю спуска в подвал. Полумрак подвала манил и в тоже время пугал неизвестностью, странными звуками и запахами, которые коту до сих пор не встречались исходящими из под земли. Он обвёл курятник взглядом, увидел недобрые птичьи глаза и решил спуститься. ~ * ~ Талас притих, вдруг решив, что у него вырвалось что-то странное, не подобающее ситуации. Впрочем, кажется, этого и не заметил. Эльфрида с упоением рассказывала командирше историю их похождений, отчего у следопыта о смущения румянились щёки — не о самих фактов, а от манеры, в которой их излагали. Командирша всё же заметила. Или предугадала подобное развитие событий. Она позвала всех к столу, в свой кабинет, и следопыт, кое как сгребя пожитки, двинулся за остальными. Точно, предугадала — стол был уже накрыт. Все расселись, но волшебница продолжила свой монолог даже не притронувшись к еде. Он жевал говяжью колбаску и тревожно рассматривал её бледнеющее лицо. «Похоже, происходящее косит всех, так или иначе» — подумал следопыт. Впрочем, её вскоре увели в гардеробную, а когда она вернулась, всучила недоумевающему Таласу стопку каких-то тряпок, сказала какую-то несуразицу и, чуть-чуть поёрзав на стуле, выскочила во двор. — Её надо положить в лазарет, — поделился он, глядя вслед, — Начинается бред. Это опасно. — Я тебе потом отдам, когда обратно преобразишься, хорошо? — участливо обратился он к Друлавану, который всё ещё существовал в виде счастливого щенка. Он налил себе вина, (хотя, будь у него выбор, взял бы зелёного чая) подцепил немного сыра и, не без приятного удивления обнаружил, что эти продукты отлично сочетаются. Начиная млеть от доброго завтрака, он принялся тихонько напевать: «Друг мой путник, что кружка суха?» — балладу, с которой начал свой путь к богине. — | — Друг мой путник, что кружка суха? Ешь и пей! Веселись до упаду! О боге-бродяге балладу Ты послушай, уважь старика! Луч весна золотой принесла. Он, упав, задрожал у порога. Родилась в занебесных чертогах Дева светлая ликом бела. И дарован ей был талант — Ткать на диво из света виденья, О прекрасных напомнить мгновеньях Тем, кто болен, пал духом и слаб. Друг мой путник, скажи, что же ей? Божьим отпрыском быть примерным? Маяком среди бури для смертных? Иль фантомом в пустыне потерь? Вздор! Проказнице всё — игра, Ей философов муки чужды. Злом, добром не измерить причуды, Что творила она у двора. Солнце воздух калит добела, Или звёзды блестят нестерпимо, Она всё миражи из дыма, Да из снов и туманов плела. Но устал от проделок отец Плачут в голос богини-сестрицы: — Не желаем с мерзавкой водиться, Изгони ты ее наконец! — Уходи и забудь путь домой! — В небе голос гремел, как проклятие, — Не бывать тому месту на карте, С коим связана будешь судьбой! Грозных бурь поднялась череда Воздух взвыл, полоская страницы. Из священных трудов летописцев Стёрло имя её навсегда. Порвалась родовая нить, Цикла жизни ручей её высох, И отныне удел предписан Ей ребёнком навеки быть. Дева, только покинув приют, Осмотрела простор. Ох же боги! Сказала: — Здесь будут дороги, И по ним чудаки побредут! Тёплый бриз тронул пряди волос, Закружил цвета солнца ленты И сто тысяч путей по свету С этим ветром тотчас разнеслось. Друг мой путник, что кружка суха? Пей ещё! Здесь хватает эля! Легенду о Тальятелле Ты припомни, уважь старика! — | — Всё же стоило отдать Калехеде должное — она оказала услугу, и, даже несмотря на личную неприязнь, это достойно благодарности. Закончив набивать желудок, Талас подошёл к ней: — Благодарю за гостеприимство. Было вкусно и сытно. И, выдержав некоторую паузу, как бы невзначай поинтересовался: — Кажется ты говорила о каких-то гоблинах. Что они собираются нападать… или что-то вроде. Хотел узнать: у вас есть какой-то план?
-
Воу! Баллада, достойная Лютика;)))
-
Баллада прекрасна! Сохранил в закладки.
-
"И сто тысяч путей по свету\\ С этим ветром тотчас разнеслось" – вся романтика дальних странствий в этих словах :-)
|
|
Стрижу снился странный сон. Будто сам глава Гильдии идет с ним рука об руку по двору полуразрушенной крепости и сетует:
— Не дело так, Стриж. Подрываешь репутацию Гильдии. Эдак будут думать, что любой прощелыга гильдейца обокрасть может. Месть за тобой, сынок.
Глава качал головой, а Стриж пытался оправдаться, да только не получалось. Изо рта вылетали бессвязные звуки, больше похожие на блеяние барашка. Но крыть и вправду было нечем – ценные золотые часики, в которых пересыпался песок времен, были сейчас в руках гадкого жаболюда. Его образ появлялся перед плутом, как будто насмехаясь. Вот, говорит, упер я твои часики. И не найдешь ты меня. Руки так и тянулись пожать падлюке шею, но даже во сне он был всего лишь образом, который тотчас развеялся в сизой дымке.
Все заволокло туманом, и глава исчез. Стриж не видел ни зги. Но негоциант продолжал идти. Ведь если все время идти, то в конечном счете куда-нибудь да придешь. Парень шел пару минут или, может, часов. И уже было подумал, что этот сон настолько скучный, что пора бы уже просыпаться, как вдруг дымка рассеялась и Стриж обнаружил себя стоящим в подземельях той само крепости, в которой он пережил одно из самых интересных приключений своей жизни. И точно, левая нога снова покрылась корой, а пальцы превратились в крепкие корни - ботинок не выдержал такого издевательства и со скрипом треснул. Но когда мужчина оглянулся, то перед его глазами открылась удивительная картина. На уступе, который являл собой небольшой балкон, пробитый прямо в породе камня когда-то стояла чародейка Марка и пыталась совсем немного убить всю их честную компанию. Но сейчас там находилась Эльфрида и была она - Стрижу аж жарко стало - в полном неглиже. Лишь атласный поясок был небрежно завязан на бедрах.
В руках волшебница держала кнут и рьяно хлестала им по каменным балясинам, приговаривая:
— Уххх, вы просто невыносимы!
От шока и неожиданности Стриж как-то поздно вспомнил за приличия - настолько поздно, что можно было с чистой совестью продолжать смотреть. И так разглядел все. Но взгляд все же отвел. И с удивлением заметил, что в помещении он не один. За спиной у него стояли два старых знакомых - кобольды Фирракш и Тин-Тук. Старый Фирракш покуривал трубку и притворялся ветошью, как будто сейчас находится он не в фантасмагорическом сне пьяного человека, а посреди залитой солнцем полянки. Зато молодой Тин-Тук с интересом наблюдал за всем, что здесь происходило.
Молодой кобольд поймал взгляд Стрижа и недоуменно причмокнул:
— Ц-ц-ц, вот же цаца.
Видно было, что кобольду интересно посмотреть на человеческую женщину. Правда, не как на объект влечения, а как на элемент природы. Казалось, что таким же взглядом он бы наблюдал и за косулей или ланью. Но только не Стриж. Все естество плута получало удовольствие от картины. Кровь приливала к лицу и ушам, заставляя их буквально пылать. И не только к лицу, если быть уж совсем точным.
Тут неожиданно послышался тихий голос старого кобольда, который уже докурил трубку и вытряхивал пепел из нее себе на руку.
— А часики зря оставил. Хорошие часики. Удача твоя там, вернуть надо. А теперь поди вон, пшют.
Неожиданно старик дунул пеплом прямо в лицу Стрижу. Тот не выдержал и крепко чихнул. Вот только чихнул уже не во сне, а в реальности. Рывком поднявшись на кровати, Стриж вспомнил, кто он и где он. Как оказалось, сон приласкал не только мысли негоцианта, но и отразился на теле. Говоря без обиняков, Стрижа терзала каменная утренняя эрекция. Вроде и не пацан уже, но стоит присниться чему-нибудь более-менее развратному - так хоть палатку надевай. Впрочем, что естественно - то не безобразно.
Потянувшись, Стриж надел мешковатые казенные одежды и отправился на улицу. Нужно было найти бочку с водой и ополоснуться, смыв с себя остаток сна. Правда, причмокнув, Стриж признал, что этот сон выдался на редкость забавным. "Ухх, вы просто невыносимы!". Утро явно началось неплохо - и широкая улыбка на лице негоцианта была лучшим этому подтверждением.
|
|
|
Черная мгла окружала двух женщин. И мгла была как мокрая бархатная портьера — тяжелая, плотная, обволакивающая мгла. Она наполняла собой все сущее за маленьким кругом света, отбрасываемым свечой, и пахла запахом времени — запахом вечных старых камней и краткими, быстротечными жизнями многих тех, кто нес в этой башне дозор задолго до назначения Калехеды.
«Не хотелось бы вам мешать, но, наверное, с вами мне будет спокойнее», — Эльфрида скосила глаза на свечу. Желтый огненный лепесток колебался над оплавленным восковым стеблем от прерывистого дыхания сквозняка, но сквозняк был настолько робок, что почти не оказывал влияния на духоту — только едва-едва холодил голую кожу шеи и рук, если вдруг невзначай касался ее. Эльфрида уже ступила за грань, отделяющую островок света от тьмы, но медлила пойти дальше. Как же заманчиво было остаться в этом укромном безвременье, под защитой воительницы, не ведающей сомнений! Страхи, которые терзали ее, задачи, которые ей представлялись неразрешимыми, после обсуждения с капитаном обернулись сущими пустяками. Вот бы еще пошептаться с ней перед сном, а после, натянув одеяло до самого подбородка, крепко уснуть до тех пор, пока от всесильного мрака не останутся только испуганно жмущиеся по углам тени!
Так она думала, не решаясь покинуть комнату. Кругом простиралась черная мгла, на краю которой стояла она — девушка, существующая в мире лишь потому, что есть свет. Девушка, которая этой ночью бежит от себя. Или от того, рядом с кем ее сердце стучит быстрее?.. И вдруг влажную бархатную темноту рассек громкий возглас — возглас как лезвие надломленного меча. «Талас!» — узнала волшебница, хотя от привычных интонаций следопыта в этом возгласе не было ничего. Впору было засомневаться: не дразнят ли ее привидения? Тем более вместе со следопытом в комнату ворвался резкий порыв сквозняка — не чета прежнему малахольному ветерку! — и желтый свечной огонек погас, не успев попрощаться с жизнью. Вот так: раз — и все: и кровать, и женщина на кровати, и шпага, и все разговоры, признания, страхи, надежды, тревоги схлопнулись в темноту. В полную, кромешную темноту. Наверное, когда-то настолько давно, что мозгу не под силу это вообразить, из подобного мрака древние забытые боги создали первое вещество во Вселенной. Единственным напоминанием об ушедшем мгновении откровенности остался зрительный отпечаток свечи, дрожащий перед ресницами, как пустынный мираж.
«Талас», — повторила Эльфрида одними губами. В ней что-то дрогнуло, что-то необъяснимое и бесповоротное выхватило ее из омута застывшего времени и заставило броситься к другу. Отзвук хриплого возгласа еще воспарял к подразумеваемому потолку, а Эльфрида, не чуя под собой ног, уже подлетела к рыжему полуэльфу и нащупывала в темноте его здоровую руку. «Простите, Калехеда, — лепетала она. — Спасибо за все, но мне и правда пора... Нам с моим другом и правда пора. Не волнуйтесь. Мы уходим, уходим. Спокойной ночи. До завтра». Она взяла Таласа за руку и живо увлекла его за собой в коридор. Надо было увести его до тех пор, пока Калехеда не чиркнет спичкой. «Бежим, — шепнула она, захлопывая за собой дверь. — Я описала тебя этой женщине как форменного мерзавца, а она, горячая голова, не расстается с оружием даже во сне, представляешь? Не знаю, что она подумала о тебе, но лучше не рисковать».
Наверняка завтра Талас будет острить по этому поводу — волшебница так и видела, как он поблескивает глазами и подтрунивает над ней, но ей было все равно. Рука у него такая теплая, такая надежная, и это так умиротворяет — держаться за нее, летя в неизвестность по узкому коридору и чувствовать, что ты не одна в темноте.
Когда они оказались у подножия лестницы, Эльфрида с тоскливой гримасой кинула взгляд наверх. «Не хочется подниматься», — озвучила она свои мысли. Отпустив наконец Таласову ладонь, она выглянула во двор. Там, как и прежде, буйствовал дождь, вероятно, просто уже отчаявшийся когда-либо доиграть свою бесконечную трагедию pessimistishe. «Куда бы пойти? — спросила волшебница у дождя, щурясь на серебряные в свете луны каменные стволы башен. — Где тут находится лазарет? Я ведь, кажется, видела, куда уносили раненых с поля боя?..» Идея, которая несколько раз посещала ее мимолетным несмелым намеком, становилась твердым намерением. Приложив палец ко рту и коротко цыкнув «тссс», волшебница вновь потянула Таласа за собой. «Ты говорил, что местные лекари жадины, — пояснила она, возбужденно блестя глазами, — поэтому мы идем грабить медицинские шкафчики. Раз уж ты едва меня не раздел, ты обязан мне помогать, иначе я и правда тебя покусаю. Если не сейчас, то когда? Внезапность — вот наше преимущество». Ею овладел азарт человека, который пускается во все тяжкие. Пару минут назад она чуть не набросилась на Стрижа, швырнула о стену ком леденцом, выругалась как сапожник — разве ей осталось что терять после этого?
«Идем?» — улыбнулась она и шагнула во мглу двора. В текучую холодную темноту, сомкнувшуюся за ее спиной, когда она ступила в нее, ибо мгла была как бурный поток, пронизанный дыханьем опасности. Но девушке не было страшно, скорее, наоборот — опасность будоражила, манила ее, наполняла неведомым прежде восхитительным чувством. Казалось, если она посильнее оттолкнется от земной тверди и раскинет при этом руки, то сможет взлететь к затянутым тучами небесам. Чего ей бояться, если подумать? Даже Вельга не осудит ее, узнав, что она пошла на преступление ради друзей. К тому же вокруг так пустынно, так приглашающе, а она так бесстыдна и так свободна, а главное — главное — она не одна в темноте. Если погаснет луна, как свечной огонек, она не растает в неистощимом потоке ливня бесплотной фантазией с запахом лимонного леденца, но станет только явственнее, вещественнее, живее, потому что рядом есть он — этот непостижимый, невыносимый, нахальный и такой бесконечно необходимый ей полуэльф!
«Идем? — улыбнулась Эльфрида, обжигая Таласа пламенем синих глаз. — Ты ведь знаешь, без тебя мне справиться. Без тебя я обязательно все испорчу. Стащим у скряг целую сумку зелий! Только тсс, тихонечко, чтобы никто нас не заподозрил...»
А потом вошла в темноту.
|
|
Однажды ученик, хуже смерти боящийся темноты, спросил учителя: — Учитель, как мне спуститься в это подземелье? — Спустись на последнюю ступень, которую ты видишь. — Хорошо учитель, — сказал ученик и, выполнив указание, остановился в растерянности, — но что же дальше? — Присмотрись внимательно, — продолжил наставлять учитель, — что ты видишь теперь? — О, теперь я вижу следующую ступень! — восхитился ученик мудрости учителя. — Тогда спускайся на неё. И продолжай так, пока не окажешься в самом низу. * * * Только Талас решил выйти, его опередил Отмар. Но стоило следопыту замяться, глядя тому вслед, как его толчками вышибли из комнаты. «Вот негодяй!» — послышалось прямо из-за спины. Эльфрида явно была рассержена. Талас недоуменно обернулся на неё. «Покусала бы, если могла!» — продолжал раздаваться взволнованный голос волшебницы и во все стороны полетели колкие осколки, заполняющие башню терпким, горьковатым с удушающе приторной сладостью запахом лимонной цедры. «Но что мешает?» — собрался было поинтересоваться следопыт, но волшебницы уже и след простыл в клубящемся полумраке винтовой лестницы, оставив его в полной растерянности. Он двинулся вниз. Ступени отзывались под ногами то гулковатым, пустым, как пропасть, эхом; то ломким хрустом щербатого камня; то склизким чавканьем принесённой с улицы грязи. И каждый шаг напоминал ему, на какой скользкий путь он ступил. Серый разбойник проводил взглядом покинувших один за одним комнату, и обнаружил, что с ним остался один только негоциант, но тот был занят. Кот посмотрел на него хитрым, но одобряющим прищуром, словно чуя в чём-то общие корни, поднялся с насиженной кучки монет, прихватил одну, осторожно взяв в зубы, и вальяжно вышел в оставленную в двери щель. Ему шаги по лестнице давались не в пример легче, чем следопыту. Кошачьи лапы касались чумазого холодного кирпича едва-едва, со всей аристократической брезгливостью. Чуткие уши следопыта уловили принёсшийся откуда-то из глубин каменного лабиринта голос, который был несомненно знаком, но разум не мог принять его — настолько странными, противоречащими голосу были услышанные слова. Следопыт вертел головой, ища источник голоса, он хотел найти его, убедиться, что ослышался, что в ней всё в порядке. Но слова звенели, отскакивая от холодных стен, и насмехались над следопытом, дезориентируя его. Он пошёл наугад. Кот тоже слышал голос, но не придавал ему никакого особого значения. Он лишь лениво повёл ушами, убеждаясь, что звук ему ничем не грозит, и пошёл по своим делам. Выглянул на порог башни, заметил резвящихся под холодными струями пса и его друида, невольно отряхнулся, представив всю эту воду на своей шёрстке и вернулся внутрь. «…Хорошенько врезать…», — едва разборчиво донеслось из мрака узкого крепостного прохода, — «…руку… сломай…». Голос был едва знаком Таласу, но ему на смену вскоре зажурчал другой, тот самый. Он дотянулся и открыл дверь, за которой раздавались голоса. — Вот ты где! — воскликнул следопыт. Он был рад, что нашёл волшебницу, но сердце, неистово стучащее в стремлении прокачать остатки крови, заставило голос металлически скрипеть и надрываться. * * * …Ученик, немного помявшись, всё же послушался и пыхтя продолжил, но на последней ступени поскользнулся о размокшую грязь и растянулся на полу. — Учитель! Учитель! — взорвался снизу дрожащий от страха и отчаяния голос. — Глупец! Ты решился на опасный и необдуманный поступок вместо того, чтобы послушать себя, — раздалось сверху, — В следующий раз возьми фонарь!
|
С самого начала разговора Стрижа не отпускало чувство, что что-то идет не так, как нужно. Что он что-то упускает в отношениях между остальными. Что вот этот недосмотр может негативно повлиять на уровень доверия, который Стриж пытался выстроить с каждым из членов группы. То что остальные уже хорошо знают друг друга добавляло сложности, но при этом негоциант думал, что все движется неплохо. Но глупая случайность показала, что все было далеко не так.
Да дело даже не в деньгах. Причиной было то, что его воспринимали как чужака. Возможно, он и добился некоторых успехов в общении с каждым по отдельности, но вот для всех вместе он не был своим. Подобная недооценка была неприятной, но не критичной. Видимо, Стриж слишком сильно попытался надавить на них, забыв что это не прожженные торгаши со стальными яйцами, а простые люди, которые в большинстве своем подвержены эмоциям.
Правда, восстанавливать отношения придется все же по отдельности. Потому что объясниться одновременно с Эльфридой и Отмаром, не зацепив чувства кого-нибудь будет сложновато. Но на всякий случай Стриж запомнил, что Отмар очень подозрительный и не гнушается даже подсматривать за другими. Хе! Эльфрида, конечно, девушка красивая, но штука в том, что Стриж совсем не рассматривал ее в романтическом смысле. Как интересного собеседника, который обучен манерам - да. В качестве возможной соучастницы хорошей аферы - несомненно. Но в качестве партнера или хотя бы спутницы на несколько ночей - вряд ли. Было видно, что самого Стрижа Эльфрида в таком качестве не рассматривает, а добиваться расположения девушки, тратя на это кучу времени, ситуация не располагала.
Друиду негоциант сам не доверял - и вполне не удивлялся, что это взаимно. Он был опасен. Так что Стриж не был уверен, что с ним вообще можно будет наладить отношения. Талас - нормальный малый, но немного вспыльчивый. Остынет - можно будет объясниться. Эльфрида - тут сложнее, ведь Стриж действительно не намеревался ее обижать. Из всей компании только она вызывала у него симпатию и расположение. Тут нужно будет подумать на свежую голову. Остается Отмар. С ним должно быть проще всего. Характер у него прямой, поэтому и подходить к нему нужно прямо.
Буквально за пару минут прикинув, как это лучше сделать, Стриж допил пиво, поставил кружку на стол и вышел из комнаты. Его путь лежал к интенданту крепости. Понятно, что тот, скорее всего, уже спал, но ради такого дела Стриж его разбудит. Как ни крути - герою и защитнику форпоста можно было проявить снисхождение.
Вряд ли интендант был доволен, что его разбудили по такому поводу, но требуемое продал.
Теперь была наиболее простая часть плана - насвинячиться с Отмаром в хлам. Правда, для стимуляции разговора Стриж посчитал, что эффекта одного только алкоголя может быть недостаточно, поэтому капнул в бутылку немного Златокорня. Чтобы уж точно со стороны бысшего драгуна не было агрессии, когда тот примет достаточно выпивки на грудь.
И с этим нехитрым скарбом Стриж отправился прямо под дождь, искать Отмара.
Было явно видно, что Отмар не слишком желает общаться со Стрижом. Поэтому негоциант сразу зашел с козырей:
— Отмар, я погорячился с высказываниями и сожалею об этом. Я не люблю азартные игры, потому что несколько раз проиграл весьма внушительное состояние. Теперь на кон не ставлю даже медяка. Собственно, это и есть причиной моей реакции на твое предложение "драгунских игр". А еще не стоило мне подобным недостойным образом реагировать на твои чувства... Скажу тебе, что насчет Эльфриды ты заблуждаешься. Мы не целовались. Догадываюсь, что ты видел, как я просил ее помощи в одном деликатном деле, но разговора услышать не смог. Я предлагаю обсудить наши разногласия за стаканом этой крепкой бормотухи - уж не знаю, что именно продал мне интендант.
А затем Стриж подошел поближе, чтобы не перекрикивать дождь и продолжил уже более тихим голосом:
— А если ты серьезно настроен завоевать сердце Эльфриды, может, и пару советов дам.
После уже вернул голосу обычный тембр и громкость:
— Так как, раздавим эту бутылку?
-
По-моему, Стриж таки "свой", просто он обладает уникальной (и замечательной в игровом плане) способностью бесить окружающих своей прямолинейностью :D
-
Годно, отличный и последовательный отыгрыш
-
Стриж такой Стриж, даже когда добрый!
|
|
|
|
|
— Хей, Симмонс, у меня тут кучка золотых старой чеканки завалялись. Отведешь потом меня к интенданту? Хочу их обменять и снаряжение поправить. А после можно будет и сыграть.
Наконец, Стриж все-таки достал Симмонса до самого донышка, и тот скоропостижно убежал от такого назойливого внимания. Но слуги к тому времени уже подготовили чистую одежду и теплую воду, чтобы помыться, поэтому плут без лишних сантиментов отправился смывать с себя грязь. Конечно, это тебе не гостиный двор, высшего уровня, когда тебе приятная служанка и спинку мягкой мочалкой потрет, и после купания вечер скрасит, но и так неплохо.
Правда, Стриж так и не придумал, что делать дальше. Вроде бы волей случая он был втянут в интересную перипетию, и даже умудрился вынести из нее какой-никакой, а доход, но вот все было довольно опасно. И свои новые грани характера Стрижу не то, чтобы не нравились, но их нужно было научиться использовать на пользу. Вот как сейчас, только в куда большем масштабе.
Да и свою будущую авантюру с продажей воздушного замка Стриж не оставил. А для этого нужно было подвязать Эльфриду покрепче. А для этого нужно было помочь ей. Пройдохе нравилась компания. Разве что друид немного пугал, потому что в любой момент мог потерять контроль над зверем, а так все было по крайней мере интересно. Поэтому плут решил и дальше попутешествовать с ними. Он чувствовал, что где-то рядом можно будет нажиться еще больше, ну а после - совершить самую грандиозную авантюру, которая войдет в легенды.
С этими приятными мыслями Стриж закончил приводить себя в порядок, придирчиво осмотрел чисто выбритое лицо в запотевшее зеркало и, удовлетворенно хмыкнув, оделся в грубую, но чистую одежду.
Затем, уже после ужина, будучи в компании своих знакомых Стриж держал в руках кружку пива, прислушивался к дождю, который все еще барабанил по крышам и ему вдруг захотелось завести разговор:
— Знаете что, друзья? Это было самое безрассудное и идиотское приключение, которое только случалось со мной в моей жизни. А этих приключений я успел повидать довольно много. Но приятно узнать, что навыков дуэлинга я не растерял.
Сделав глоток, по горлу покатилась приятная прохлада. Вкус у пива был, конечно, не фонтан, да и само пиво Стриж не очень любил, отдавая предпочтение вину, но оно приятно дополняло настроение беседы.
— И как по мне, в этой истории слишком много совпадений, не находите?
|
|
|
|
|
|
|
Эльф чувствовал теплую кровь у себя на губах. Она пьянила и дарила долгожданную эйфорию. А еще он ощущал какую-то... тряску? И верно, вот лицо драгуна скачет перед ним вверх-вниз. Вскоре Отмару удалось-таки привести друида в чувство.
- Я в норме, - прохрипел эльф, отпихивая взбешённого почтальона, и бросился к девушке.
Элфри сидела, обняв себя за плечи, и мелко дрожала. Между пальцами струились красные змейки. От этой картины эльф заскрежетал зубами в бессильной ярости на самого себя.
Ощущая тепло в ладонях, эльф схватил девушку за плечи, прижал к себе и вернул ей ту Силу, которую невольно получил, её же и поранив.
Но этого оказалось недостаточно - раны были глубоки, и эльф смог лишь остановить кровь.
Не долго думая, он рванул саблю из рук почтальона и полоснул себя клинком по левому плечу, одновременно с этим крепче прижимая Элфри к себе. От них полыхнуло жаром магии, обдав стоящих рядом горячим ветром.
Вот теперь все получилось - плечи девушки выглядели в точности как раньше, отливая бархатом кожи в свете Луны, и ничто, кроме порезов на платье, не могло напомнить о событиях последних нескольких минут.
Друл понял, что обнимает девушку дольше всех временных интервалов, установленных рамками приличий, и смутившись, отстранился. После чего прямо посмотрел на Отмара, который незадолго до этого что-то кричал о доверии, и ровным голосом заговорил:
- А я, Отто, не просил вас доверять мне. Магия - вещь крайне опасная и непредсказуемая. И когда ее применяешь, ты становишься опасным для окружающих. Именно по этой причине я всегда странствовал один. И по этой же причине, в следующий раз, когда я буду обращаться в иную сущность, сделайте милость, не стойте истуканом, разинув рот, если почувствуете, что что-то пошло не так. Чтобы не Эльфрида кидалась под жернова, хорошо?
- Да, и знайте, что это не просьба: вы - мой должник, потому что именно я протаскал ваш труп на своем горбу больше всех. И живы вы сейчас в том числе благодаря мне.
И, больше не обращая внимания на оторопевшего почтальона, повернулся к девушке, чтобы поблагодарить за неоценимую помощь и вымолить её прощение.
-
Ох ты ж круто! Ну ты мощь, респектую!
-
Спасибо тебе огромное! Ты самый-самый добрый на свете друид! :-)
-
Боже-боже, я все еще не могу отойти от поступка Друла. Вот ведь человечище!
|
— Вот же ж стервь, а! - донеслась до друида громкая ругань Стрижа. Стало понятно, что лягушонок пел для них не бесплатно. Когда Стриж немного пришел в себя, в красках описав будущее земноводного, Друл решил напомнить негоцианту, что монеты в общем-то общие. Не то, чтобы друиду были нужны эти блестящие кругляши, но все же приходилось признать, что иногда они весьма полезны. К примеру, когда тебе нужны стрелы, а времени на их самостоятельное изготовление нет.
- Кхм.., Стриж, может нам уже поделить монеты между всеми, чтобы не хранить, так сказать, все яйца в одной корзине?
Когда все сборы, наконец, были окончены, и, Эльфрида, вооружившись картой, уверенно повела небольшой отряд к крепости, друид отдалился от остальной группы на небольшое расстояние и скользил незримой тенью, зорко высматривая возможную опасность. Но весь путь прошел на удивление спокойно. Если только не считать огромную медведицу с маленьким медвежонком, с аппетитом поедающих ягоды прямо возле тропы, которой шла Элфри. Слава Илеане, эльфы-друиды понимали язык всех обитателей Великого леса, а потому Друлу не составило труда увести мохнатых с пути друзей. Он даже успел немного поиграть со славным медвежонком, прежде чем продолжить свой дозор.
К ночи Элфри вывела отряд к Бруквесту, вот только крепость оказалось осажденной...
— Друид, я тут вспомнил интересную штуку. Ты вроде упоминал, что от волкомраков как-то можно защищаться? Было бы хорошо это уметь, а то слишком их много тут водится.
- Упоминал!? - только и смог выдавить изумленный эльф. Да он же в храме Идавирона добрых пять минут подробно описывал способ защиты от волкомраков! Слава Клеверу хоть кто-то его слушал, и Элфри повторила основную суть метода. А затем и продемонстрировала на собственном примере. После чего изложила довольно четкий план действий.
- Элфри, я и правда могу разведать, что творится внутри крепости, ну, и незаметно туда попасть, соответственно. Я мог бы ободрить защитников крепости, ведь, если так пойдет дальше, они призовут целую орду этих тварей. И рассказать, что идет подкрепление, и не нужно в вас стрелять. И пока мы с лучниками будем отвлекать волкомраков, вы быстро заберетесь наверх по веревке Стрижа. Или лучше попробовать раздобыть веревочную лестницу, чтобы вы поднялись по ней?
|
Шесть Лун
— Ты же обещала, что придёшь на турнир! Обещала! В этот раз я им всем покажу! Вот увидишь! — Ах!.. — она закрыла рот рукой и опустила глаза. Талас стоял, уперев руки в боки и исподлобья смотрел на мать. Его глаза начали краснеть от обиды, и он сдерживая себя, чтобы не броситься прочь, сжимал кулачки. — Боже-боже, конечно, котик, я приду! — она принялась убирать вещи, которые только что собирала в поездку. — Р-р-р-р! — рыкнул пацан на слово «котик» и радостно выбежал из дома. Всеобщий турнир, радость всех увлекающихся боевыми искусствами парней, в очередной раз пришёлся на время, когда Мирианне полагалось отправиться в дальний путь. Так было заведено задолго до её рождения и даже до рождения её матери: два раза в год, в начале лета и с приходом зимы, «Шесть Лун», шесть леди первых домов собирались вдали от лишних глаз. По убеждению одних, это всего лишь блажь, игра скучающей знати. По мнению других, в руках тех шестерых был ключ к хрупкому равновесию здесь, на восточных землях. «Шестая» — такое место занимала поверенная от затерянного в горах клочка земли вдали от торговых путей, не имевшего регулярной армии и дворцов. Конечно, c ней тут редко кто считался, но всё же сомнений не было — она на своём месте по праву. Мирианна пришла к своей лошади, напоила из ведра и принялась расчёсывать гриву. — В этот раз мы никуда не едем, Юсита. Побудут разок без нас. Конечно, пожурят немного, но ведь ничего страшно не случится, да? — она беседовала с лошадью, и та фыркала, поддерживая разговор. Заветный день приближался, и парень всё больше пропадал в школе боевых искусств. Он хотел показать себя и в стрельбе из лука, и в поединках на мечах (деревянных, разумеется), и в «полосе препятствий», поэтому занимал себя тренировками дни напролёт. Он забыл про всё вокруг, приходил домой уставший и побитый, но на лице не было и тени уныния — синяки и ссадины только подхлёстывали азарт. Мать качала головой, но она не смела отговаривать его. Она украдкой улыбалась, напоминая себе, что сделала правильный выбор. В последний день перед турниром Талас увлёкся настолько, что не заметил, как стемнело и все разошлись. Когда он добрался до дома, семья уже расселась за столом, принимаясь за ужин. Пацан юркнул на своё место, положив прихваченный шест рядом с собой. Он нетерпеливо расправился с едой, и сразу же спросил: — Мам, ты точно-точно придёшь смотреть? Она подняла на сына беспокойный взгляд. — Что такое, котик? Я, мы все очень ждём этого. Утром все вместе соберёмся и дружно пойдём, хорошо? — поспешила она уверить мальчика. — Хорошо! — с готовностью воскликнул он. И остался сидеть на месте. — Что такое? Спать уже пора. Умаялся, котик? — спросила мать, убирая со стола. — Р-р-р!.. Ты не волнуйся, всё в порядке! Устал немного просто! — ответил пацан и побрёл с шестом в кровать. Когда он проснулся, никого дома не было. Открыв глаза, он сразу же увидел приготовленный чистенький наряд — тот самый, в котором ему сегодня выступать. Он радостно вскочил и тут же вскрикнув, приземлился обратно на постель — ногу прострелило резкой болью. Он стиснул зубы и, найдя полоску материи, принялся туго бинтовать опухшую щиколотку. Да, накануне, собираясь уходить, он всего лишь чуточку подвернул ногу на прошенной кем-то палке — разве это могло омрачить сегодняшний праздник? Спрятав повязку под штанину, он всё с тем же шестом пошёл к выходу, но тут же в дверях столкнулся нос к носу с вернувшейся с улицы матерью. Мальчишка отпрянул и, оступившись, приземлился на пол. Взгляд Мирианны упал на кое-как перебинтованную ногу. Следом в дверях появился отец. Глаз опытного охотника сразу заметил, что пацан ведёт себя точно пойманный подранок. — Сиди дома, — не терпящим возражения тоном сказал он. Мирианна неслышно поставила шест за угол. Дом наполнил горький запах лечебных настоек и врачебных предписаний, сдобренных назойливой суетой. Где-то там закончился турнир, и дом наполнила детвора — мальчишки, обеспокоенные отсутствием друга, дружно пришли его навестить. Талас сидел на постели, молча смотря на стену. — Привет! Ты… — Всё в порядке — перебил их парень потухшим голосом. — Жаль, не пришёл! Тебя все ждали! Хайла опять облажался! Хайла тёр глаз пухлым кулачком и смиренно тянул виноватую улыбку. — Зато Кир занял третье место, представь! Правда Кир? Тот показал деревянную фигурку и мешочек сладостей, доставшиеся в качестве приза. — А давайте их вместе съедим! — развязывая узелок, предложил Кир. — Ты молодец. Ты выиграл их. Можешь съесть сам, — ответил Талас, отведя глаза. — Эй, ну… Повисла тяжёлая пауза. Друзья переглянулсь. — Э, ладно, пока. Лечись, — с этими словами компания покинула дом. Талас завалился на матрас. Пожухлый листок за окном вцепился в свою ветвь и дрожал на ветру. Каждый серый день стихия то силой бросала его из стороны в сторону и рвала прочь; то тихо уговаривала сдаться, легонько покачивая и теребя; то, будто обидевшись, оставляла наедине с самим собой, и тот безжизненно повисал без сил на что-либо ещё. Мальчишеские глаза безучастно наблюдали на странной и бессмысленной борьбой, каждое утро открываясь с одним и тем же вопросом: «Глупый лист! Почему ты всё ещё здесь?» Наконец-то! Проводив высунутым языком старого скрипучего лекаря, мальчуган резво собрался, выскочил из дома и получил несколько мокрых снежинок за шиворот. Сегодня он плевать хотел на дежурное «Надень шапку» и освобождение от физкультуры. — Ты забыл это. Они, правда, немного испортились, и мне пришлось… — встретив Кира, Талас вытащил из-за пазухи пустой мешочек и протянул ему. — Всё правильно сделал! — Кир похлопал парня по плечу и отчеканил слова, словно командир, приставивший к награде юнца. Ребятня вокруг дружно рассмеялась. * * * Холод сменился теплом, отцвели сады, и снова перед Мирианной лежал дальний путь до скрытого от всего мира места. Снова её ждали теряющиеся в буйной зелени ворота, единственный сонный стражник, наигранные приветствия, реки вина, чопорные аристократки, перемывание косточек чужим баронам и герцогам, слухи, едкие шуточки и секреты Полишинеля… — Тебе следовало бы придумать достойное оправдание, дорогуша!
|
*до ухода из лагеря*
— Вашему другу стоит переодеться и побриться, — посоветовал Тонту, — а бравый драгунский камзол следует уничтожить вместе с футляром и картой, иначе моим басням никто не поверит. — Хитро, — с уважением в голосе оценила Эльфрида. — Но можно сделать еще хитрее. Чтобы Отто не бросался в глаза, достаточно отпороть нашивки с камзола, при помощи магии изменив цвет его сукна на нейтральный. Тогда не придется искать новую одежду. И от карты не обязательно избавляться. Можно просто оторвать от нее уголок с печатью, а футляр и прочие улики утопить в местом болоте. Зачем же разбрасываться полезными вещами? Другое дело прическа, — она окинула драгуна взглядом художника, перед которым раскинулся чистый холст. — Прическу я бы и впрямь обновила. У висков лишнее убрать, вверху немного поднять и взбить, усы либо сбрить, либо выпрямить, либо наоборот оставить главным акцентом, но при этом побрить голову под ноль. Не сейчас, конечно, а когда рассветет. Правильное освещение — первейшая вещь в создании нового образа. Отто, что вы об этом думаете?
*после возвращения в лагерь и короткого беспокойного сна; до ухода Тонту*
— Гадство, — чертыхалась Эльфрида, доставая из котомки и нюхая промасленные свертки с едой. Пирожки с капустой протухли. Сэндвичи с сыром тоже протухли. Леденцы и лимонные дольки слиплись в один неразгрызаемый ком (ничего, при случае его можно будет использовать как пушечное ядро). Варенье покрылось подозрительным серым налетом. Кажется, в нем уже зарождается новая форма жизни. Из всего запаса еды более-менее ничего на вид остались только ржаные сухарики да пара кусков сыровяленого свиного окорока. Сухомятка, конечно, но лучше, чем ничего.
Угостив друзей мясом и сухарями, девушка долила воды в котелок и заварила еще травяного чая: «Мало ли что горький, зато всех микробов поубивает!» Потом раздраженно помахала на дым, подбрасывая веток и хвороста. Потом села у костра, порывисто подула на пар, вьющийся над чашкой, поерзала, высматривая свое отражение в чайной ложечке, сказала: «Я на минутку, только вызову духа», — и вдруг молодой ланью ускакала в лес.
За последние несколько дней она успела раздать больше обещаний, чем за всю свою предыдущую жизнь. Обещала замолвить словечко за гноллов перед духами предков, обещала Отто разыграть его поддельную смерть перед жандармами и почтамтом, обещала Стрижу, что поможет с его аферой, обещала самой себе практически невозможное. Ужас сколько всего обещала! А слово надо держать — так учили родители. И Вельга похожим образом наставляла, говорила: «Делать добро надлежит в любой ситуации, а не только когда обстоятельства располагают к благородным поступкам», — и строго постукивала указкой по своей сухопалой ладони.
Так вот. Сейчас обстоятельства не просто располагали — буквально подталкивали к благородным поступкам, а именно — к заступничеству перед гнолльими предками. Все дело в том, что волшебница, поднабравшись кое-какого опыта в плетении заклинаний, слегка усовершенствовала формулу вызова духа. По идее, теперь призрачные порталы должны представлять собой не просто что-то абстрактно магическое, а большие овальные зеркала в элегантной раме из дыма. Должно быть очень удобно: задаешь призраку вопрос и одновременно как бы невзначай поправляешь прическу или кокетливо строишь глазки своему отражению.
—... In nomine pulchritudo et magia causa speculum porta. Venit porro, spiritus Raggasagli! — велела волшебница и вскинула руку.
Из ее ладони вылетел и завис в трех шагах от нее маленький сгусток дыма. Из дыма проклюнулся блестящий кружок — будто в воздухе повисла серебряная монета. Из кружка, распахнувшись, вылупилось высокое шикарное зеркало. Из зеркала на девушку глянул гнолл.
— Здравствуйте, уважаемый Раггазагл! — вежливо поклонилась Эльфрида. — Окажите любезность, подвиньтесь немного влево. Нет-нет, в другое лево. Вот так в самый раз, большое спасибо. — Она послюнявила кончик подола и, пристально вглядываясь в портал, стерла кровоподтек у себя на виске. — Простите за мой внешний вид, я немного не в форме. Кхм-кхм. У меня к вам официальное обращение. Я уполномочена передать заверения от всего племени псоглавцев и лично от вождя Ладагана, что ваши запутавшиеся в религиозном вопросе потомки благополучно отвернулись от темного бога и теперь обязуются служить и всячески поклоняться исключительно Ладья-Негге, — эти формулировки она придумала заранее и выговаривала их бегло. — Уверяю вас, история с Фенрадом осталась в прошлом. После бесславной кончины Годльгонглера стая обрела куда более достойного вожака, который возродит практику отправления традиционных обрядов, передислоцирует стаю к морю, накормит противоядием, если понадобится (интересно, зачем?)... В общем, пожалуйста, не сердитесь на них, они просто немного запутались и... и... и... — она запнулась, исподволь поглядывая на свое отражение и смахивая хлопья пепла с макушки, — и больше так честно-честно не будут. Но это еще не все. Кхм-кхм. Как вам, должно быть, известно, данная магическая транзакция подразумевает постановку вопроса со стороны спиритуалиста. Чтобы не ходить вокруг да около, мой вопрос... Ой, кажется, я его уже задала. Да, точно задала. Ну ладно. Зачем гноллам столько противоядия?
*после ухода барда*
— Что будем делать, — повторила чародейка за Отто и сощурилась против теплых лучей набиравшего силу солнца. — Как насчет для начала преобразить вас в новую личность? Утром как раз идеальное освещение.
|
Тонту согласился остаться на чай, но от мошек и прочего вежливо отказался.
— Я-то обычный менестрель, — сказал лягушонок, — а вы... уверен, вы и с Залаасом совладаете.
Эльфрида вздохнула, чувствуя, как розовеет от похвалы. Было немного жаль, что лягушонок их покинет. Рядом с этим маленьким земноводным волшебница казалась себе сильнее и значительнее, чем обычно. Во-первых, он ниже ее ростом, что само по себе льстит ее самолюбию. Во-вторых, разговаривает с ней уважительно, на «вы», будто она какая-нибудь важная персона. А в-третьих, кажется, он немного побаивается ее. Или лучше сказать «трепещет перед ней»?
— Простите за прямоту, — Тонту отстранился от зачарованного оружия, — пока вы носите огромный светящийся молот, я бы предпочел держаться от вас как можно дальше.
Точно трепещет! Такой симпатяга! Вроде и хочешь на него рассердиться, а не можешь. «Я не шпионил, я просто шел за вами на некотором отдалении», — говорит он и хлопает своими большими испуганными глазами. Как на такого злиться? Даже вечно хмурый и недоверчивый Отто преисполнился к нему зачатками добрых чувств.
Кстати об Отто. Улучив момент, Эльфрида посекретничала с драгуном, и тот осторожным шепотом объяснил, почему о его возвращении из-за Врат не должны прознать жандармы из Грозока. В ответ девушка легонько пожала его сухощавую руку, давая понять, что ему не о чем волноваться. Когда почтальон отпрянул от ее уха, она сдержанно рассмеялась, делая вид, будто реагирует на остроумную шутку. Спустя несколько минут в ее голове оформился план.
— Ладно, — подмигнула волшебница менестрелю, — позавтракай с нами и ступай безопасным путем, только... Слушай, не в службу, а в дружбу. Если я попрошу добавить моему образу немного патетики, внутреннего надлома, ты ведь мне не откажешь? Можешь в своих балладах вывести меня сложной трагической героиней? Представь, как эффектно это будет смотреться в рифме: Смерть отказала проклятой ведьме, унесла за Врата ее безвременно усопшего друга, ведьма разбита ужасным горем, рвет на себе волосы, льет кровавые слезы, оплакивая красавца-драгуна в форменном кителе цвета ночного неба... В общем, как там у вас, поэтов, принято нагнетать. Понимаешь, я же колдунья, за мной должен тянуться шлейф роковых страстей, а я... сам видишь, не очень-то соответствую. Правда, теперь у меня есть магическое оружие. Ты не подумай, я не собираюсь пускать его в ход, просто... немножечко хвастаюсь, — и она опять с головы до ног залилась румянцем.
Потом пили чай, рассуждали, молчали, слушая треск костра. Мысли рваным пунктиром скользили в уме Эльфриды: «Загадки... Минотавры... Прыжок в темноту... Скопище привидений... Молот... Разве я достойна носить этот молот?.. Кто я такая?.. Куда я иду и за что сражаюсь?.. А главное — действительно все зависит от точки зрения, или зло всегда зло, а убийство всегда убийство?»
— Нет, — возразила она своим внутренним демонам, не замечая, что сделала это вслух. — Должен быть способ обойтись без убийства. Должен быть способ, надо только его найти. Стать сильнее, выучить новое чары... Бабушка говорила, у меня есть талант, я чувствую присутствие магии... Как же она учила обнаруживать магию?..
Достав книгу заклинаний, волшебница пробежалась глазами по старым заметкам. Минуты три сидела, подперев кулаком подбородок, затем послюнявила грифель, вспомнила нужное заклинание и сделала новую запись. Потом еще немного подумала, вывела на полях заголовок «ЦЕЛИ» и стала записывать в столбик: 1) Позавтракать. 2) Договориться со Смертью. 3) Оживить Фенрада и помирить его с братом. 4) Добиться для Отто повышения по службе. 5) Пообеда
— Эльфрида, — отвлек ее от этого занятия Стриж, — я собираюсь прогуляться по окрестностям, собрать лечебных трав. Они нам точно пригодятся. Буду рад, если вы составите мне компанию. — А? — встрепенулась волшебница. — Ах, прогуляться! По темному лесу. В компании малознакомого мужчины. Что может быть заманчивее! Конечно, я с вами.
Быстро убрав книгу заклинаний в котомку, она вскочила на ноги и оправила платье.
— С радостью прогуляюсь с вами. Какие травы мы ищем? А давайте... давайте вместе придумаем какую-то шалость? Приготовим улиток, а друзьям скажем, что это мясо лягушек? Или, хи-хи, посадим сверчка Таласу на нос. Или просто поиграем в «Правду или ложь». Знаете такую игру?
|
|
|
Ничего себе! Кажется, Отто совсем не держал зла на Эльфриду... Кажется, или действительно не держал? А, не все ли равно! Раз не сердится, то и Эльфрида не будет терзаться чувством вины. Да, собственно, уже не терзается. Поигрывает себе молотком, размахивая, вертя им, рисуя по воздуху светом, прижмуриваясь и любуясь, как красиво выходит, если еще и вот так крутануть.
Человек, в конце концов, для радости живет или для совести? Ну, если человек жрец или паладин, то, наверное, для совести, но Эльфрида, слава рогам, не жрица. Хотя в определенном смысле и жрица, потому что покушать любит, рогалики в том числе. Горячие румяные рогалики, начиненные карамельками, ммм, прямо из духовки, и чтобы откусываешь – а карамелька тянется и чуть кислит на кончике языка... Эх, вот бы сейчас оказаться дома, в своей уютной кроватке, поставить на прикроватную тумбочку целую миску рогаликов и стакан молока, забраться под одеяло, открыть новый томик "Роджера", читать и откусывать от рогалика, и тянуть карамель, и ронять крошки на постель - пусть мама потом ругает, не страшно... Ах, увидеть бы маму и папу, похвастаться бы перед ними трофеем! Милый Истбрук, как же ты далеко! Вот бы ученые придумали такой специальный портал, в который заходишь, а он по волшебству переносит тебя в нужное место - и чтобы буквально за считанные секунды... Тогда она угостила бы Отто рогаликами...
Но тут Отто с неожиданной прытью подбежал к стене, согнулся пополам, неприлично рыгнул и, ну... если бы он умел читать мысли, Эльфрида подумала бы, что он страшно не любит рогалики.
— Эльфрида, – вырвал ее из раздумий приятный голос Стрижа, – будьте добры, посмотрите этот камешек. Мне кажется, что в нем кроется куда больше возможностей и именно он поможет нам открыть путь наружу.
Эльфрида быстренько завела молот за спину, прикусила губу: мол, а я что, я ничего, я не балуюсь – я, может быть, проверяю технические характеристики инструмента. Но когда поняла, о каком "камушке" речь, достала молот обратно, присела у алтаря, навела рассеянный свет на место, указанное негоциантом, и увидела нечеткую надпись, пролегшую меж щербин. Буквы походили на латинские, но это был какая-то древняя версия языка.
– Минутку, – полезла чародейка за шпаргалками. – Сейчас мы этот код расшифруем...
|
Волшебница тоже не осталась в стороне. Друлаван помогал нести бездыханного Отто, а она перехватила молот левой пятерней, выставила его перед собой и держала как фонарь, шествуя впереди их макабрической процессии.
Странно, но, когда озябшие пальцы обхватили рукоять, тонкое запястье дрогнуло, будто собираясь надломиться, — будто на кратчайшую долю секунды фантомная мышечная память заставила девушку почувствовать истинную тяжесть артефакта. Хотя почему же странно? Для волшебных предметов, наверное, вовсе и не странно. А молот был, несомненно, самым волшебным предметом на всем белом свете: молот — не молот, а легкий как перышко сосуд, похожий на объемный чертеж самого себя, нарисованный в воздухе ниточками газового света.
Мужчины опустили драгуна на алтарь. Действовали слаженно, размеренно, безмолвно. Наверное, прониклись похоронной торжественностью момента. Сделав пару шагов прочь от алтаря и не проронив ни слова, они одновременно с немым вопросом уставились на девушку: вот, донесли, мол, что же дальше? — четыре выжидающих глаза в мертвенно-холодном полусвете: две золотые и две обсидиановые искры. Волшебница сделала вид, что не понимает этих взглядов, хотя в ее улыбке и таинственно опущенных ресницах без труда прочитывалось самодовольство артиста, сумевшего заинтриговать публику. Она чуть-чуть помедлила, кокетливо поправляя прядку. Было не совсем понятно: то ли хмель призрачной мистерии до сих пор не выветрился из ее головы, то ли она подыскивает какое-нибудь особенно эффектное словечко. Наконец красиво повела рукой, подражая, как ей представлялось, Чармионе Блатнэйд: — Особая магия, друзья. Теперь — немного особой ритуальной магии...
Дальше пошли приготовления.
Вытряхнув из котомки все содержимое вместе с мусором, крошками сухарей, мятыми шпаргалками, фантиками и катышками войлока, Эльфрида быстренько выловила нужное: иглу, методичку, мелок белого и красного цвета, две тонюсеньких церковных свечки, надломленных в нескольких местах, но все еще пахнущих ладаном и воском. Вздохнула, глядя на эти жалкие ошметки колдовского реквизита. Открыла методичку посредине — там, где на развороте красовалась длиннейшая и скучнейшая магическая формула — ряды однообразной черной вязи, лишь условно оживленные простеньким рисунком. Пробежалась взглядом по курсиву строчек, повторив и без того заученные вхруст и затертые в памяти до полного обессмысливания фразы. Белым мелом старательно, как ее учили в школе, начертила перед алтарем восьмиконечную звезду, красным же со всей прилежностью заключила ее в круг, вывела по символу на острие каждого луча. Закоченевшие пальцы плохо гнулись и несколько раз роняли мел, но рука проводила линии размашисто, от плеча, с естественной, непринужденной точностью, которая дается только упорной многолетней выработкой навыка. В результате получилась аккуратная октаграмма, напоминающая изображение компаса на карте. В центр знака волшебница поместила стеклянную сферу, вытащив ее из фигурных держателей-пазов в оголовье посоха, по окружности же, проколов себе палец иглой, окропила символ кровью. Наконец затеплила свечу над головой драгуна — и все было готово.
Волшебница стала перед алтарем, ощущая сумрачный озноб, колючее напряжение буквально в каждом сантиметре пространства, который отделял ее от Отто, — казалось, сама Смерть с косой, невидимая, стоит сейчас напротив, по ту сторону жертвенного ложа. Отто выглядел совсем... совсем нездешне: трещины — надорванные жилы — алтарного булыжника казались продолжением темных прожилок — закупоренных вен — на его высоком лбу; бледная кожа светилась, точно негашеная известь, наверное, уже излучая слабую долю той голубизны, из который были сотканы призрачные души. Теплый сладковато-медовый аромат свечи смешался с тошнотворным смрадом подмороженной гниющей плоти.
Чародейка поморщилась, но не отвела взгляд от драгуна. Напротив — ясная синева ее глаз всасывала в себя бледный лик с истовой, чуть ли не любовной страстью, как будто девушка собиралась оживлять товарища не ритуалом, а непосредственно впрыском своей неистощимой жизненной энергии. Тонкие пальцы бегло повторили в воздухе изображенные на полу магические знаки, губы нараспев, как молитву, прочитали заклинание, растрепанная голова вскинулась вверх — туда, где чуть разбавленная голубоватым свечением темнота становилась глухо черной и предвечной. По венам, ускоряя ток крови, разлилось хорошо знакомое сновидцам и мистикам предчувствие, словно бы вот-вот увидишь некий ослепительно яркий образ, который прежде, как ни пытался, не мог вообразить.
И вот в тишине столь полной, что слышно было только шорох крошащегося камня, бестрепетный девичий голос произнес: — Боже, мы пришли к тебе за помощью! Мы прославляем тебя, Великий Идавирон, Рогач, Страж Полей, Охранитель и Заступник, Воин, Повергающий Драконов! Мы вызываем к тебе с мольбой вернуть жизнь тому, кто нам дорог! Внемли же нашей просьбе! Назови свою цену! Скажи нам: чего ты потребуешь взамен?
-
Как всегда, бесподобно
-
Пробирает!
|
Когда волшебница села за автобиографию и стала подбирать эпиграф к этой главе своей жизни, выбор ее пал на красивую и пространную фразу из Сайтамы: «Один цветок лучше, чем сотня, передает великолепие цветка» — уж очень ей хотелось настроить читателя на патетическую ноту, хотя, право слово, ничто не смогло бы лучше передать суть произошедшего, чем простодушный, но такой подходящий по значению излюбленный возглас ее папеньки, повара Тобиаса Гройса. «Да, — сказала себе Эльфрида, когда затихли последние отзвуки воинственного клича, — вот это прилетела так прилетела!» И нервно сглотнула слюну, решив не шевелиться, чтобы не разбить застывший воздух неловким движением и звуком. Так и стояла вечно теребящая тесемки, с лиловыми от смущения щеками. Было светло, как в полнолуние. Привидения светящимся кольцом окаймляли неширокое пространство вокруг чародейки — студеная иссиза-голубая мгла, исполненная сияния и тайны, — так зимние морозы и снежная крупа почтительно обходят пропарину горячего источника. Голубая рука умудренного опытом старца с добрыми чертами холодила плечо, но прикосновение не было тяжелым. Этот призрак-патриарх имел такой представительный и внушающий доверие вид, что казался почти живым и плотным: хоть бери кисть и рисуй с него аллегорию гордости и благородства. Эльфрида ответила на его выжидающий взгляд полным сомнения своим. Она колебалась. Она недоумевала. Она была настолько ошарашена, что не просто растеряла красноречие — забыла, как произносятся слова. Пять минут назад, когда духи воинов принялись рядиться, наказать их с друзьями или наградить, она могла лишь беспомощно вертеть головой, переводя изумленные глаза с лысины на добрые морщины, а с добрых морщин на широкие скулы и топор валькирии. А теперь, не в силах что-либо ответить, судорожно дергала тесемки. Все казалось таким ненастоящим — сном среди белого дня (или беспокойной белой ночи?). Словно бы она была одновременно и здесь, в неуютном предметном мире подземелья, и не здесь — а в пространстве фантасмагорического сна, в сюжете сочиненной ее матерью «Саги об истинном герое». Ее обступали тени прошлого: она делала глубокий вдох — и ноздри улавливали дым великой битвы, она выдыхала — и слышала отголоски богатырских поединков, она переминалась с ноги на ногу — и под ней шелестела страница забытого предания, где серебряный всадник на серебряном коне поражает опрокинутого навзничь и попранного конем дракона. Древние пророчества поднялись из мглы веков и ждали явления настоящего героя. Но разве Эльфрида настоящий герой? Разве она достойна предложенной ей чести? Молчание утомительно затягивалось. Молодые и старые, здоровые и увечные богатыри и валькирии выжидали и хмурились, роптали. Эльфрида обернулась на друзей, поочередно перебирая взглядом меховую друидову накидку, пальцы Стрижа, его фигуру, дразнящую трикстерскую ухмылку следопыта... И Отто, мертвого Отто... Неизвестно, что она там разглядела, и словами не передать — неловкие слова ведь, случается, разрушают что-то важное, но теперь она была готова. — Да свершится предначертанное, — промолвила она с тихой решимостью, выдыхая облачко пара в стылое пространство. И каменная пыль захрустела под ее ботинками — она пошла к алтарю твердой поступью, с неожиданной для самой себя величественной статью. То, что раньше лишь намеком, кратким просверком со дна души угадывалось в треугольном личике и кукольных чертах, в эту секунду полностью преобразило ее облик. Как будто свиток грядущего ненадолго развернулся, накладываясь на настоящее полупрозрачным слоем, и смешливая девочка-волшебница на двадцать пять шагов до алтаря, оставаясь собой, стала кем-то другим — прообразом будущей себя: уже не волшебницей — колдуньей в ореоле могущества и силы. Стена могучих призраков расступилась перед ней, образуя недлинный коридор, подводящий к алтарю. Над вершиной алтаря, тяп-ляпом склеенного из крупных уродливых камней, невесомо парил волшебный молот. Эльфрида, недостойнейшая из достойных, потянулась и взялась за рукоять втрое толще своего запястья. А взявшись за оружие и подняв его высоко над головой, развернулась к друзьям и выкрикнула: «Траг-дабба-Идавирон!» — не только потому, что этот театральный жест представлялся ей обязательным жестом настоящего героя, но еще и потому, что чувствовала острейшую необходимость выразить хоть какими-то словами то невыразимое, что с ней только что случилось. Богатыри отозвались громовым эхом, скандируя клич. И так, крича, один за другим полетели вверх — стремительно и непоправимо, просачиваясь сквозь потолок, оставляя в воздухе после себя зябкий дух озона и дымный след, который распадался на отдельные голубоватые крупинки. С каждым ушедшим в небо воином становилась все темнее и темнее. Воздух недолго поплакал голубой пыльцой, выплакал всю и окончательно померк; тьма черным омутом подступила к алтарю. Единственным источником света остался молот в чародейкиной руке. Теперь подземелье походило на урановую штольню. — Sic itur ad astra, — певуче выговорила девушка, больше не боясь разрушать тишину неловким звуком. А потом опустила молот, подошла к друзьям, шмыгнула носом и уже своим прежним голосом принялась как ни в чем не бывало тараторить всякий вздор: «Ядрена чудасея! Такого даже с гадальным шаром не предскажешь!.. Талас, Талас! Так что же еще умеет Кокс?.. Ну что, банда? Возлагаем немощного на пьедестал?..»
|
Итак, створки закрылись перед самым носом друида, и голоса друзей тут же стихли.
- Uquetima, ukarima! - выругался эльф, коря себя за нерасторопность. Почувствовав спиной злой взгляд, друид резко обернулся и встретился глазами с очередным волкомраком. Этот волчара был крупнее предыдущих: мускулы перекатывались под жесткой шерстью, а из раскрытой пасти капала слюна, с шипением испаряясь при контакте с землей. Этому миру явно не нравилось присутствие потусторонней твари. Друлаван, наконец, почувствовал волну страха, которую распространял вокруг себя монстр. Ему даже пришлось схватиться за свой амулет, крепко зажав в ладони трепещущее пламя, чтобы сбросить липкое оцепенение, сковавшее его разум и тело.
Стоило коснуться амулета, как перед глазами замелькали знакомые пейзажи, лица далеких друзей и лесных братьев, счастливые моменты из детства. Мысли о доме быстро отогрели душу друида и изгнали страх из его сердца. Вернув самообладание, эльф принялся анализировать ситуацию, краем глаза наблюдая, как пушистый разбойник лихо карабкается по отвесной стене храма на крышу. Можно было принять бой, тем более, что волк был все еще на расстоянии, и друид успеет нашпиговать его доброй половиной своих стрел...коих было целых две. Друид еле заметно улыбнулся. Все бы ничего, да вот только он не был уверен, что волкомрак был один. А драться со стаей - не самая лучшая затея.
Еще можно полезть вслед за Коксом и попробовать организовать вход в храм в ветхой кровле, но Отто... Поднять его с собой Друлаван был не в силах. Но ведь основная цель их прихода сюда была воскресить верного драгуна, разве нет? Отто был все еще крепко обмотан веревкой, свободным концом которой его крепили к друиду-слону.
- Да...должно получиться..., - пробормотал эльф. Он, наконец, знал, что делать. - Ларс, ничего не бойся и не сопротивляйся, мы сейчас отправимся вслед за нашим пушистым другом, просто доверься мне. Крепко хватай зубами конец вон той веревки и не отпускай, пока я не скажу - скомандовал друид и начал концентрироваться на самом крупном пернатом брате, которого он знал. Венценосный орел - король небес в родных краях Друлавана. Графитово-черный исполин, размах крыльев которого превосходит рост взрослого эльфа. Может унести добычу, впятеро превышающую его собственный вес.
- Как же удачно, Ларс, что ты, уличный пройдоха, неизбалован людским вниманием и харчами, - последнее, о чем успел подумать друид, будучи ещё эльфом. Через мгновение когтистые лапы сомкнулись на холке рыжего пса, трусливо жмущего хвост, но отчаянно сжимавшего в пасти толстую веревку. Еще мгновение, и земля стала стремительно убегать от бедного Ларса, который лишь жалобно скулил и смешно перебирал лапами.
- Спокойно, Ларс, мой мальчик, - донеслось откуда-то сверху, - мы уже на месте. Пес был до смерти перепуган, но единственная мысль, которая билась в его голове, была - не отпускай веревку!
- Ларс. Ларс! - заорал Друл, - все, все закончилось, слышишь!? Ты стоишь на своих лапах. Теперь слушай, я спущусь за человеком внизу. Ты должен помочь мне втащить его, один я не справлюсь. Тяни веревку изо всех сил, пятясь в глубь крыши. Все понял? Давай!
Отдав команду, друид камнем упал на драгуна, вцепился в кольца веревки и вспорол крыльями воздух. Ветер упруго бился под друидом, толкая его все выше. Ларс, упираясь всеми лапами, рвал веревку на себя, и с каждой секундой крыша становилась все ближе. Наконец, все трое оказались на плитах. Друид вернувшись в свое тело, тяжело дышал, отирая пот со лба.
Дав себе три минуты отдышаться, друид потрепал верного Ларса, который видя хозяина в привычном виде, наконец, успокоился.
- Ладно, хватит рассиживаться! - обратился эльф к мохнатым друзьям, - давайте-ка осмотрим крышу. Кокс, ты с нами?
*******UPD******
С этими словами друид поднялся, потянувшись до хруста в суставах, махнул озадаченному мраковолку, и принялся осматривать храм под новым углом. Небо к этому моменту прояснилось, и из-за облаков выкатилась большая ярко-желтая головка сыра, залив все вокруг своим мистическим светом. Взору друида предстали щербатые каменные плиты, укрывавшие храм словно ласкутное одеяло, сотканное воедино при помощи пушистого мха. Эльф тщательно осматривал неровные стыки, которые от времени потеряли былую прочность. Да и сами плиты выглядели неважно. Быть может удастся отыскать и такую, которая раскрошится от несильного удара ноги? А вдруг тут есть отверстие, специально предусмотренное для освещения какой-либо важной храмовой скульптуры или символа? Или одна из многочисленных храмовых ловушек сконструирована с использованием потолка, и ее можно использовать как вход?.. Внезапно, друид что-то услышал. Да, точно, голоса! Голоса друзей.
- Талас, Стриж! Вы слышите меня? - закричал эльф, нагнувшись к очередному плиточному стыку, - Эльфрида! Это я, Друл! Я наверху вместе с четырехлапыми и Отто! Постараюсь найти вход отсюда.
|
|
— Пошли прочь! Кыш! Кыш! — замахала Эльфрида на мух, облепивших почтальона. Рой трупоядных насекомых с неохотой покинул насиженное место, но от этого стало, пожалуй, только хуже: взору открылось лицо бездыханного драгуна — страшный лик с искаженными сухощавыми чертами, с роговицей глаз, которую заволокло белесой мутью, с дряблой кожей столь бледного голубовато-серого оттенка, что буквально светилась в темноте, и во лбу — злополучная стрела и запекшаяся корка вокруг раны. На живого человека он теперь походил лишь отдаленно. В довершение всего в сыроватом воздухе леса потянуло волной пока не резкого, но уже вполне отчетливого приторно-тошнотворного запаха гниющей плоти.
— Нельзя, — страдальчески поморщилась Эльфрида, отводя от драгуна скорбный взгляд. — Мы не можем провести ритуал здесь или на крыше, нам надо оказаться в самом центре места силы, иначе плата за беспечность окажется слишком высока. Нельзя, и все тут. В этом я уверена. Не уверена в другом: сказать по правде, я понятия не имею, какими, собственно, церемониальными действиями обставляется оживление мерт... э-э-э, в смысле, ритуал. Помню, что потребуются долгие и сложные приготовления, но какие именно... Круг рисуется углем или мелом? Сигиллы наносятся перед или после эвокации? Формула solve et coagula не подойдет, придется брать другую. А еще богини! Дай Клевер памяти припомнить, как их звали... Ах, magia non penis canis est!..
Бормоча заковыристые термины, Эльфрида сняла с плеча котомку, по привычке обращаясь за пояснениями к книгам. Среди измявшихся узелков с провизией и замусоленных романов нашлась методичка «Основное пособие по ритуальной магии», исчерканная пометками и начиненная множеством шпаргалок. Она-то и нужна была волшебнице.
— «Tonsillectomia per rectum», — прочитала чародейка на полях страницы, заложенной сухим дубовым листиком: — Не то, магическая хирургия — вещь любопытная, но сейчас не пригодится. «10 способов сбросить вес без ограничений в еде» — тоже не то, хотя надо отложить, полезные советы. «Теургия гоетия» мимо, «Методы магической триангуляции» мимо, «Эзотерика и личностный рост» ми... Тьфу, как сюда попало это мракобесие?! — она смяла и выкинула неугодную заметку, перелистывая дальше: — «§ 12. Практика ритуальных отправлений». Так-так, это уже ближе... «Выберите покровителя, чьим именем будете заклинать божественную силу»... Да-да-да, божественная сила — это Клевер, мой покровитель — его дочь... Ура, кое-что нашла!
— Теперь вор... — промычал металлический привратник. — Торопись, вор! — предупредила вторая голова.
«Хм, действительно, — призадумалась Эльфрида, — рогатые стражи ждут ответов от Стрижа, и, наверное, как на экзамене, ему нельзя подсказывать. Но как же быть? Передать ему записку?.. Вдруг заметят? Изучить заклинание телепатии? Ой-ой-ой...» А пока она раздумывала, Талас приосанился и нежданно-негаданно начал декламировать стихи, причем с артистизмом, с подмяукиваньем Кокса, будто вознамерился демонстративно насмеяться над строптивыми вратами. Эльфрида зыркнула на него взглядом оскорбленной королевишны на вошь: «Тут Отто разлагается, а он! Нашел время демонстрировать глубину своей натуры! Ладно бы еще заунывную балладу, там, меланхолический романс, подходящий атмосфере, а то какую-то кабацкую шутку-прибауку». Однако вслушавшись в музыку слов, в смысловые ударения, расставляемые неразлучным другом следопыта, она просияла ярче факела, озаряясь шаловливой ребяческой улыбкой.
— Дочери, говоришь? — протянул Стриж, уловив намеки следопыта. — Точно помню, что одну звали Кетра. Точно, Кетра, как мою первую возлюбленную. Вторая, кажется, Илеана... А вот третья... Дай минуту подумать...
Эльфрида подмигнула негоцианту и пропела, на ходу сочиняя продолжение куплета:
Самый толстый аноним, Пузатейший из братьев, Вечным голодом томим, Мечтает об оладьях:
— Хотя я нашу снедь хвалю, Признаюсь, не совравши: В ду.. ...дьи я люблю Куда сильнее каши.
Вкусны оладьи знатные, Сметанно-ароматные!
-
Эзотерика и личностный рост - это шикарно!
-
magia non penis canis est
Просто убило :)))))))
-
Аж оладьев захотелось..)))
|
|
В еде главное не соус, не приправа, не подача и даже не волшебный момент посыпания сверху зеленюшечкой, а что? Конечно же, добрая компания. Тобиас Гройс, повар в «Зимнем Волке»
Над поляной вился уютный дымок, распространяя вокруг запах жареного мяса — насыщенный, пряный, немного сладковатый, прямо-таки умопомрачительный. Заячьи тушки медленно бурели под веселое потрескивание углей, источая ароматную испарину и шкварча жирком. Выглядело это настолько аппетитно, что, наверное, даже у лесных духов заурчало в животе.
Эльфрида старательно следила за прожаркой, периодически одергивая Гьена, чтобы не забывал переворачивать тушки и вовремя разрыхлял угли, подмигивала ему и хвалила за сноровку, чем, по всей видимости, бесила и без того раздраженную Гарудгу. За полчаса до этого гнолльша договаривалась с Таласом о свержении Годльгонглера и уже тогда была на взводе.
— Чего лапами машешь, шкура? — ткнула гнолльша Лодьгьена, обвинив беднягу в недогадливости и, паче чаяния, в — о Клевер! — тощезадости. (Светлая матушка Вельга, надеюсь, вы этого не слышали.) А потом напустилась на Эльфриду: — Горе вам с такой магичкой. Кажется, харчевня ей бы подошла больше, чем леса и холмы... — Протестую! Скажи еще, что не в пирогах счастье! — фыркнула волшебница в ответ, уязвленная тем, что ее считают неженкой: сначала Талас со своей «горожанкой», теперь Гарудга со своей «харчевней». Еще и намекают, что она не похожа на настоящего мага. Безобразие! — Между прочим, леса и поля подходят магу куда меньше, чем харчевня. Он же не лесной дикарь, в конце концов? Магу подходит быть таинственным и сложным. Немного экстравагантным, но с хорошим вкусом. Жить под облаками, в башне из слоновой кости, пробавляться мадерой и шартрезом и спускаться с верхних ярусов только чтобы поразить воображение простых смертных... Когда-нибудь я поселюсь в эдаком роскошном хабитате с хрустальными люстрами, фонтанами и прочим и буду по утрам пить гавэ с кексами, а по вечерам и в праздники... Ой, все! — махнула она рукой, чувствуя, что разговор заходит куда-то не туда, а потом, скосив глазки в сторону, докончила: — Но я не неженка. Прошу занести в протокол и подшить к делу. Я просто, хм... немножечко эстетка.
И вот теперь, когда томительное ожидание трапезы измотало нервы даже кедрам, настроение гнолльши, по прикидкам Эльфриды, должно было достигнуть пика раздражительности. Эльфрида внимательно следила за ней, как бы ненарочно касаясь ее взглядом. Когда зайчатина покрылась золотистой корочкой, она сняла тушки с огня, разделала, пригласила всех к столу, отвесила церемониальный шеф-поварский поклон и потом, приблизившись к Гарудге, пропела издевательски нежным, прямо-таки миндальным голоском: — Пахнет несколько лучше, чем в харчевне, правда? Что ты там говорила о моих способностях? — не дожидаясь реакции, вручила ей здоровый шмат, лучезарно улыбнулась и моргнула с ребячески невинным видом: — Ладно-ладно, не бурчи. Приятного аппетита!
Расчет был сделан на то, что Гарудга подобреет от еды и наконец-то взглянет на чародейку благосклонней. Жаль только, с язвительностью слегка перестаралась. Что поделать, гнолльша вызывала у нее не самые светлые эмоции. Хотелось наставить ее на путь истинный, потребовать, чтобы не называла Гьена шкурой, — гррр! — но разве Эльфрида имела право встревать куда не просят? Мало ли, вдруг у гноллов любовные игрища такие? Что ни город, то норов, что ни деревня, то обычай. «Вельга Зеленая, — мстительно думала она, — поставила бы нахалку в угол на горох. Сказала бы: „Это еще что за произвол?! Ты в приличном обществе, Гарудга, следи за языком!“».
То ли дело Стриж. Волшебница пришла в восторг от его обходительных манер. Судя по речи и повадкам, он тоже был испорчен взращен городской цивилизацией. А значит, определенный светский лоск был ему не чужд. Как не чужды и определенные амбиции, ведь люди неамбициозного склада характера избегают городов. «Но что, если он не тот, кем воображается?» — думала девушка, рассматривая нового знакомого.
— Зовите меня Стриж, — ответил он на Эльфридины вопросы. — Это прозвище мне дали очень давно и оно сейчас мне ближе, чем настоящее имя. К сожалению, о плене могу рассказать очень немного. Вождя я не видел, а остальные гноллы, как видите, были не слишком учтивы. О Фенраде тоже ничего не слышал. А кто это? — Рада знакомству, — кивнула Эльфрида с приветливой улыбкой. — Что до Фенрада... Вам доводилось слышать легенду о двух богах-братьях, Волке и Быке? Братья-на-крови, Волк-Фенрад и Бык-Идавирон когда-то правили этими землями, разделив власть между собой. Идавирон поддерживал на своих землях мир и изобилие, Фенрад же наслаждался кровопролитными войнами между своими подопечными. Однажды братья поссорились, стравленные между собой драконом Магмой, и бились друг с другом целый год, пока их молоты не рассыпались на мелкие кусочки. Идавирон победил: вырвал сердце Фенрада и спрятал его в горной пещере на северо-востоке. Но это еще не вся история. Если не возражаете, вернемся к разговору позже? Потребуется время, чтобы все пересказать.
Когда «позже» наступило, девушка без утайки изложила Стрижу похождения их банды, начав с «наш кузнец, Гроун, пал жертвой шантажа...» и закончив «вскорости грядет большая битва: некий Колдун из Грозока нашел способ вернуть Фенрада к жизни, заказал для него огромный молот, а Годльгонглер, гноллий вождь, собирается принести ему в дар наш регион. Представляете? Вручит как подарок. Как будто это пара вязаных носков».
Негоциант не остался в долгу, рассказав, что именно Змерчеевигг и Годльгонглер решали его судьбу, когда гноллы сцапали его и посадили под замок: — Первый хотел меня убить и просто забрать все мое добро, но второй что-то говорил о первоначальном плане и хотел сжечь меня со всеми вещами как жертву каким-то богам. Это совпадало с тем, о чем раньше обмолвилась Гарудга: «Змерчеевигг по-настоящему точит зуб на Годля». Совпадало с подспудными догадками Эльфриды и ее поверхностным мнением о гедде. — Ох, вот как! Спасибо. Вы не представляете, насколько помогли, — в глазах чародейки вспыхнули искры воодушевления. — Похоже, я ошиблась в подсчетах — у гноллов не одна слабость, а две: их вера духам предков и напряжение между геддой и вождем. Змерчеевигг — вот кто в первую очередь должен услышать Ладья-Негге. Я могла бы снова вызвать дух того седого гнолла, если Талас придумает, как пробраться к лагерю под покровом ночи. Но Отто, — прошептала она с горечью, — он не должен умереть так бессмысленно. Ритуал оживления потребует расплаты, особенно огромной, если мы слишком поздно доберемся до места силы. О Клевер, что же делать?..
Последний вопрос был не столько вопросом, сколько риторическим воззванием к безучастно молчащей высшей силе.
|
Смерть Вельги и встреча с волкомраками повлияли на Эльфриду больше, чем она могла предположить. Они не надломили ее, но как-то неуловимо изменили. Говоря словами бардов, добавили терпкости и горечи в меню ее души, поперчив воздушные десерты грез тоской и экзистенциальными рефлексиями. Она по-прежнему могла забавляться жизнью, находить утеху во вкусной еде и славной шутке и, вероятно, все еще не до конца осознавала трагическую непоправимость смерти, но уже научилась отличать кровь от клюквенного сока.
На привале, любуясь перемигивающимися кристалликами звезд и пытаясь представить, что ждет на рассвете их отряд, она твердо решила для себя, что если в этой сказке появятся настоящие злодеи и доброе слово и ласка не помогут, она не станет колебаться, когда придет пора атаковать. Будет биться бок о бок со своей командой. К черту неразборчивую добросердечность! К черту попытки перевоспитывать злодеев! Нельзя оставаться хорошей, рискуя жизнями других. Особенно тех, кто готов пролить свою кровь, чтобы спасти ее и Истбрук.
И теперь, стоя нос к носу перед устрашающим патрульным, способным за один взмах дубинкой превратить ее в безобразное месиво мяса и костей, она отбросила иллюзии и не стала тешить себя наивными надеждами: нет, как в истории о Смелом Роджере не будет; не выйдет сделать так, чтобы никто не пострадал. Лодьгьен подстрелен, друид истекает кровью. Эта ситуация не имеет исхода, при котором эльфы и гноллы обнимутся, провозгласят друг друга братьями и отправятся накатить пивка в трактир. А раз так — пусть ранят агрессоров, а не ее товарищей. Она же постарается договориться по добру, выиграть для эльфов и Отто еще немного времени.
— Пусть говорит. — Позволил мордатый гнолл-вожак.
Волшебница ударила посохом о землю. — Слушайте внимательно! Можете не сомневаться, я действительно говорила с достопочтенным Златаньеггом. Я видела его прямо перед собой, как вижу вас. Это был седобородый гнолл с могучим телом, сплошь украшенным татуировками и золотыми обручами. Он поведал мне многое. Даже то, о чем я его не спрашивала. Сказал, что ваш народ ждет беда. Сказал, что среди вас есть вероотступник и предатель, который из тщеславия и властолюбия готов все ваше племя продать чужому богу. Да! Он жаждет выслужиться и ради милости господина готов продать свой народ и презреть свои обычаи! Он долго вынашивал свой план, а теперь претворяет его в жизнь. Златаньегг уже пал от его руки. Он сам сказал мне это. Слышали? Вашего бывшего вождя убил изменник! Если ему не помешать, скоро каждый из вас удобрит почву под алтарем алчного божества, которому он служит. Ваших мужчин заставят драться брат против брата, ваших женщин и детей принесут в жертву демонам, запечатанным за Черными Вратами, всех вас просто-напросто используют, а потом, когда вы станете ненужными, передавят, как слепых щенков. Это правда! Я видела доказательства тому. Я назову имя предателя, если вы опустите оружие.
Сказав так, она пристально, с надрывным бесстрашием вперила в уродливую морду вожака лазурные буравчики своих глаз, как будто пытаясь просверлить дорожку в мозг через зрачки. Маленькие черные точки — тоннели в неизведанное, в пугающее, чужое и чуждое сознание — вот все, что она видела сейчас. Остальное размылось и отошло на задний план. Так — исключительно через зрительный контакт, не помогая себе жестами, — накладывать чары она еще не пробовала. Но попытаться стоило, потому что пытаться стоило всегда. Резко оторвав глаза от вожака и воздев их горе, словно призывала в свидетели богов, она выкрикнула: «Ама ме!» — и это было самое короткое из всех когда-либо ею произнесенных заклинаний. Оставалось надеяться, что оно не подведет.
|
|
|
Лемье выскочил из транспорта и широкими быстрыми шагами, почти бегом, направился к передней крышке кабины отказавшего "автобуса". Его серый силуэт с непокрытой головой был настолько стремителен, что вряд ли праздно разглядывая через окно случившееся после внезапной остановки, можно было понять, что происходит. Он уже был перед проблемой, настороженно, но неизменно спокойно снимая крышку выше бампера, пусть и обжигая руки. С собой отвертка и ключ, но этого может быть мало. - Том! Неси инструмент! Джес поможет найти, сама пусть сюда не суётся! - раздался зычный голос Лемье. Первый из криков, слышных практически всем, ведь мужчина орал уже за пределами перегородок транспорта. Технарь, когда дело пахло горящей соляркой, умел говорить чётко и громко, без ноток агрессии или истерики. Скорее в его голосе можно было расслышать неподкупную серьёзность. Это для него была и не игра на публику ради потехи своего самолюбия, и не попытка заставить кого-нибудь что-либо сделать через симуляцию тревожной обстановки и активной работы. Это просто был его способ жить. Да, что бы ни случалось, до "трёхсловесного наречия" Лемье не опускался, такие уж привычки. - Ник! Быстро сюда! Смотри в оба на движок! И перчатки захвати, я себе руки тут сожгу!
У самого Лемье были неутешительные догадки. Неровная работа движка могла означать повреждение маховика, а серьёзное повреждение маховика без мастерской не починить. Тут же перед внутренним взором Лемье начали проноситься варианты действий. Задать сварочный ток от аккумуляторов "автобусов" и попробовать наварить зубья венца маховика, если те стёрлись, а потом зашлифовать их... это просто может, именно может, а не должно, привести к тому, что маховик проработает ещё какое-то время и, может быть, всё-таки дотянет до города... а если он погнулся? Его ведь не выправить просто так за десять минут... нужна ровная поверхность и нагрев! Впрочем, отставить фантазию, может дело проще. Сначала воздушные заборники и фильтры проверить. Затем маховик, топливную и масляную "обвязку". Если всё плохо - вынимать движок чем есть и смотреть кривошип, потом цилиндры. В случае какого-то прогресса - сразу же пускать и смотреть, как себя ведет на холостом ходу. Лемье совсем не хотел из-за технических неполадок превращать это место в поле боя с теми, кто мог их нагнать на пути к долгожданному убежищу. Для него самого такие ситуации были своего рода сражением. И хотя насилия во всех его формах технарь не любил, некий активный стрежень, способный к серьёзным действиям, у него был не только между ног, но и в самой сути его характера, словно вызывая из небытия Психического Вихря образ храброго, умного и умелого труженика рабоче-технического фронта.
-
Я почти поверил!!!
-
Блин, круто!
|
Кое-где в низинах поблёскивали болотца, окружённые чахлой растительностью, но в остальном пейзаж не радовал глаз разнообразием – растрескавшаяся глина, россыпи серо-желтоватых камней, и пыль. Типичная Пустошь. Старая, растрескавшаяся, местами занесённая песком дорога тянулась через пустошь, как окаменевший хребет какого-то гигантского существа, подохшего здесь столетия назад. Вы ползли по этому хребту, вперёд, в прекрасное далёко, затянутое пылью. Бежали. Ладно, отступали. Это ведь звучит чуть красивее, да? Два десятка байков. Пара раздолбанных тачек, которые в старом мире звались «автобусами». Вас никто не преследовал… Пока. Можно сказать, вы были в относительной безопасности. Пока. Если только в Пустоши вообще есть такая штука, как безопасность. *** Двигатели тачек ревели устало – это сказал бы даже тот, кто не разбирается в технике. В урчании одного слышались заметные перебои. Тау – он, на своём быстром байке, периодически то обгонял прочий «караван», то отъезжал куда-то в сторону – махнул рукой, показывая на довольно-таки большой водоём, поблёскивавший в стороне от дороги. Настало время привала. *** Карта, нацарапанная на куске выделанной шкуры какого-то четвероногого обитателя пустошей, волка, наверное – она была вашей путеводной звездой. Карта была настоящая, не фальшивкой: она раньше принадлежала Старому Миллю, который лично, с отрядом таких же храбрецов, когда-то отправился на север, наткнулся там на развалины старого города… Вернулась назад в поселение только половина отряда, правда, и больше Милль не путешествовал – Мировой Вихрь изрядно обжёг ему мозги – но карта была. Говорила, что севере есть что-то, кроме пустой пустыни. Что-то, где можно укрыться, может быть, даже найти кое-какие ценности. При этом даже без конкурентов – Милль, по его словам, не встречал здесь никого, кто ходил бы на двух ногах. Или ездил на байках. *** Домино – Теперь куда, босс? – Бишоп опёрся на руль байка. Твои ребята держались молодцом. Словно и не пришлось драпать, как зайцы, в неизвестность. Даже шутковали. Только вот, Домино, ты не глупец: под всей этой бравадой уже начинает зреть неуверенность – в будущем, в тебе, во всём. А от неуверенности один шаг до бунта. *** ЛемьеОного взгляда на барахлящий движок автобуса хватило, чтобы понять – это в ближайшее время никуда не поедет. Ему не просто нужен отдых – ему нужен ремонт. *** ВалькирияТы ютилась в хвосте одного из автобусов, отгороженном плотным полиэтиленовым занавесом. Импровизированный медпункт. Или там госпиталь. Здесь ты лечила раненых – прямо на ходу. Кого-то удалось спасти. Кого-то пришлось закопать. В любом случае, почти все медикаменты кончились – остался лишь неприкосновенный запас, последний резерв. Ещё немного, и раны придётся перевязывать полиэтиленом (которого везде хватает). *** ОстальныеОстановка даёт вам возможность размяться – о чём все ваши конечности просто умоляют. Вы остановились слева от дороги, рядом с небольшим водоёмом, вокруг которого даже растёт какая-то осока, а на берегах валяются кучки неубиваемого пластика. Вокруг тянется пустошь. Далеко на северо-западе, сквозь завесу пыли, видна какая-то вышка – кажется, труба. С востока налетевший ветер донёс звук, похожий то ли на вой, то ли на лай.
-
Люблю мастерпосты
-
Kay, let's go! ^^
-
Классное начало!
-
Было интересно. Спасибо
|
Фигура Вельги размякла, теряя четкую форму, и вся масса ее водного тела хлынула вниз, веско шлепнувшись в лужу. Эльфрида ойкнула, отскочила, замахала рукой, словно защищаясь от невидимых бесов, но грязные брызги уже окатили ее снизу доверху — вшшшух! — так, что вид и без того жалко свисающей с плеч одежды был непоправимо испорчен. Запахнув воротник под горло, волшебница наклонила голову, пошла к храму, бледным лбом рассекая потоки постоянно срезающих и восстанавливающих друг друга штриховок дождя. Промочившая ботинки вода мерзко зачвякала между стопой и подошвой.
У крыльца, не решаясь ступить на громоздкую лестницу, стоял следопыт. Из-за пазухи у него, щетинясь усами, торчала мохнатая мордочка Кокса. Судя по недоумению, едва ли не зримо окружающему обоих, они подслушивали беседу с духом жрицы. — Ты что-нибудь понял из ее слов? — волшебница поднялась на крыльцо, вытирая лицо и отводя со лба мокрые пряди. — Я поняла только то, что Железная птица у Отто. Человек из большого города, горюющий о своем коне, — это наш почтальон. И если он не получит молот от Гроуна, то передаст заказ гномам. Похоже, нам предстоит серьезный разговор с господином драгуном... Надеюсь, им не довелось в наше отсутствие встретиться с волкомраками. Пойдемте, друзья?
Они побрели в сторону кузницы. Эльфрида шла, подстраиваясь под шаг следопыта: — Сюда, — показала она на коридор из домов, в который сужалась широкая площадь, — пройдем по главной улице, через огороды получится дольше.
Под ливнем добродушный Истбрук потух, слегка погрустнел, но совсем от своего врожденного буколического нрава не отказался. Яркие флаги тяжело покачивались, украшая здание мэрии. Крупные деревья, наползая на крыши, шумели, жирно блестя листвой. Подслеповатые окна едален и лавок светились слабыми огоньками затепленных свечей. Жестяные карнизы подергивались и гудели. Вода, выплескиваясь из водостоков, бурлила ручейками по краям мостовой, и от прогретых за день камней поднимался душистый пар. Пахло грибами и плесенью, мокрым камнем и древесиной. Все было мокро, промозгло, меланхолически — и все же прелестно.
Оставив позади площадь, магичка пошла быстрее, смачно шлепая ботинками по лужам. Наряд окончательно измазюкался, и терять ей было нечего. — Если Клевер победил Фенрада в первый раз, — бормотали ее синюшные губы, — то сможет победить и во второй. Познав силу брата, Фенрад тщательно готовится к битве. На сей раз за ним должна стоять сила, превосходящая силу Быка, иначе какой смысл снова лезть на рожон? Что же это за сила? Волкомраки и гноллы? Молот, воссозданный в мощи, превышающей прежнюю? Содействие Колдуна, который заказал молот Гроуну? Как жаль, что я не успела спросить матушку Вельгу о Колдуне... И ничего толком не узнала про Железную птицу...
Она сильно наморщила переносицу, вспоминая, не писал ли об этих птицах Борг Жестянщик, ученый гном, которого проходили на введении в механику.
— Как жаль, что я не спросила Вельгу, — повторила она, со вздохом прогоняя из мыслей обрыдшие усики Роджера из Полесья. — ...Не только о Колдуне, а вообще о загробной жизни. Странно, что никто не задает духам вопрос о загробной жизни, ведь это же самое интересное... Что они чувствуют, когда их дух покидает тело? Волнуются ли, когда предстают пред Вратами? Как им там, за Вратами, живется?
Задумав снова призвать настоятельницу, она с удивлением обнаружила, что не может вспомнить из заклинания ни словечка: «Призывные чары такие зыбкие, нестабильные. Когда я вызвала дух Шалопая, он явился мне в облаке розовой ваты, когда вызывала вождя — он соткался из трескучего дыма, и это было намного сложнее, когда вызывала Вельгу... Как же я ее вызывала? Нет, ничего не помню...» Впрочем, зацикливаться на неудаче не стала. Сколько их уже было? А сколько их еще будет!
В пелене дождя показался угол Джулиановой кузни, и спустя пару шагов перед Эльфридиным носом выросли разбухшие от влаги ворота. Она постучала. Приложила ухо к створке. Перекрикивая дождь, прокричала, чтобы их скорее впустили. — Эй, отворите ворота! Талас ранен, ему нужно в тепло! Тут такой дождина — мы промокли до нитки!
|
|
Схоронившуюся за колонной Эльфриду парализовало от страха. Он не был леденящим, как его порой описывают в литературе, а был горячим и удушающим, словно ее тело охватил огненный вихрь, а кровь превратилась в лаву. Ее сердце колотилось рваными ритмами, как в недавней фантазии, когда она представляла себе заточенное сердце Фенрада. Она часто дышала, пытаясь проглотить ставшую плотной и вязкой слюну. В ее дико расширенных, остекленевших глазах отражались два маленьких бело-зеленых брата Генри. Братья Генри шептали охранное заклинание, потешно шевеля сивыми бородами и сухими стариковскими пальцами.
На заднем плане, отраженные в соседней колонне, искаженными копиями самих себя мельтешили три тени: две черные – волчьи и одна пестрая – Друлаван. Образ друида смазался, прыгнув на черную тень.
Из-за монументальной двери высунулись голова и лук следопыта. Упруго содрогнувшись, тренькнула, как струна, тетива. Серый воздух помрачневшего храма пронзила стрела. Эльфрида не видела, куда она вонзилась, лишь слышала скрежет. С улицы дохнуло прохладой. Подгоняемый порывом взвывшего ветра, в храм вбежал распушенный Кокс. Ловко и мягко, ведомый обострившимися хищническими инстинктами, кот проскользнул между стеной, храмовой утварью и колоннами и скрылся из зоны видимости.
Эльфрида проследила за животным. Моргнула. Очнулась. Подняла свободную ладонь и тоже начала бормотать заклинание. – Кристал вис плувиа, ви фулгур, ви венти, те ортор те коллигунт... Кончики ее пальцев стало покалывать, а потом на них заскрились голубые разряды. Стеклянная сфера в оголовье чародейского посоха, реагируя на магию, затянулась миниатюрным парогазовым облачком, медленно клубящимся и заворачивающимся воронкой. Крохотные молнии, лижущие кончики пальцев, разрастались, пересекались друг с другом, собираясь в центре ладони в переливающийся, извивающийся шар – такой же, как в посохе, только не сдерживаемый стеклом. – ...темпестате спириту мео, темпестате карне меа, да фортитудинем...
Страх волшебницы не ослабил свои оковы, не умерил снедающий ее жар – она действовала наперекор ему, машинально, отработанно, так, как сотню раз втолковавыла ей Вельга Зеленая. Встала прямо, ноги на ширине плеч. Сжала поднятую руку, ухватывая светящийся клубок молний. Полуприкрыла глаза, оставаясь в такой позе несколько секунд и договаривая заклинание. Потом распахнула глаза, выступила из-за колонны, нашла взглядом волкомрака, мчащегося на Таласа, увидела Друлавана, замахнувшегося копьем. Движимая импульсом уничтожить источник страха, резко выкинула пальцы вперед и вскрикнула: – Фулгур перкуссерит! Вырвавшийся из ее ладони заряд чистой энергии одновременно с друидским копьем полетел в спину призрачно-черной цели. Сей же момент ее посетила запоздалая мысль о необходимости прежде действия оценить обстановку.
Устрашившись содеянному и собственной безрассудной отваге, она задом наперед отпрыгнула за колонну, неуклюже натолкнувшись на брата Генри. – Брат Генри... – одеревеневший язык ее еле ворочался, выдавая сдавленный сиплый шепот. – Вы еще здесь? Эти твари опасны... они пожирают... они размножаются, если смотреть на их морды... Бежим! Крепко схватив его за рукав зеленой накидки, она повлекла его за собой, в глубь зала, к расписному святилищу. – Брат Генри, спрячьтесь... Бегите черным ходом... Спасайте себя. Почему вы все еще здесь?
|
|
|
-
Ооо, отлично *_*
-
За убедительность
|
"Спиритуализм — опасная магическая практика, — предостерегала бабушка Эльфриды свою внучку. — Маг рискует многим. Честью, совестью, умом, собственной и чужой душой, взывая к сущности из мира мертвых. Маг может встретить злое, жестокое, подлое создание, потерять энергию, попасть в гиблое положение, получить урон здоровью, глубокую психологическую травму, а если удача окончательно отвернется от него..." Дальше шло перечисление стандартного набора последствий неудачной магии, начиная от легкого головокружения и культурного шока и заканчивая нервным припадком и сердечным приступом. Техника магической безопасности зачитывались на каждом уроке, но Эльфридино сознание поступало с ней так же, как с любым другим потоком однообразно-скучной информации — позволяло свободно влететь в одно ухо хозяйки и беспрепятственно вылететь в другое. Получилось, бабушкины предостережения магичка слышала примерно так: «...встретить бла-бла, лишиться бла-бла, получить бла-бла». Да и как ей было поверить в опасность спиритуализма, если единственным духом, к которому она до сих пор взывала, был дух бабушкиного любимого терьера, потревоженный, чтобы раз и навсегда установить истину: кто таскал из кухни кровяную колбасу?.. (Спойлер: это был дедушка Эльфриды.)
И вот однажды... — Эуфас гиенис майорис, фругативи эт аппелави, — закончила читать заклинание Эльфрида, прислушиваясь к ощущением: веет ли могильным холодом из потустороннего мира? Должно было веять холодом и ужасом, но веяло только нежным ветром с полей и песьим запахом Лодьгьена. Не выходит на связь гиенис майорис. Игнорирует. Может быть, латынь не понимает? — Зал... нет, кажется, Зла... да, Златаньегг! Силой лунной призмы я призываю твой дух в мир живых! Явись! — велела ему волшебница, для пущей убедительности ударив посохом о землю и совершив витиеватый пасс рукой. После этого в воздухе перед ней нарисовалось облако густого дыма, потрескивавшего, как оседающая пивная пена, и постепенно уплотнявшегося в очертания могучей фигуры татуированного гнолла. Образ подрагивал и зыбился, его пронизывали пучки солнечного света, как если бы живого гнолла развели водой и залили в стеклянный сосуд по форме его тела; он взирал на живых сурово и надменно, точно на назойливых букашек, а когда заговорил, его голос был похож на волчий рык. — Надо же, получилось, — отшатнулась магичка, пораженно глядя то на Златаньегга, то на свою ладонь. Рассмотрев татуировки, бороду и украшения вождя, она невольно вздрогнула, покрывшись благоговейными мурашками. Сделала реверанс: — Приветствую вас, достопочтенный Златаньегг! Лодьгьен тоже впечатлился. Шерсть на его затылке встала дыбом. Он выбрался из ямы и поклонился бывшему шефу до земли, продемонстрировав гибкость совершенно невероятную для представителя отряда позвоночных. — Хорошо ты устроилась, девица... — прорычал могучий вождь. — Один тебе руки лижет, другой защищать клянется... Да и эльфы прыгают вокруг, как парочка ручных кроликов. — Льщу себя надеждой, — смутилась девушка, — что причиной тому мои благие цели. Простите, что отвлекаю вас от дел. Очень любезно с вашей стороны почтить нас своим присутствием... Вождь лишь хмыкнул, по всей видимости, сочтя слово «любезно» оскорбительным. Не удостоив девушку ответом, он проследил за траекторией движения птицы-Друлавана, и если бы взгляд мог протыкать тела, как стрелы, дриуду бы пришлось несдобровать. «На сей раз не я зарюсь на жизнь эльфа», — вздохнула Эльфрида, вместе с духом несколько секунд полюбовавшись полетом хохлатого орла, а потом вернув все внимание татуировкам и бородке. Дух явно был не в духе: обозвал Лодьгьена шкурой, обвинил его в предательстве, настроил против магички, вывернув все так, будто бы Эльфрида негодяйка, а гнолл ее беспомощная жертва. Держался надменно и зловеще, с апломбом и претензией, словно раскусил их, подлых. Словно подслушивал их разговоры. Как будто в мире мертвых есть хрустальные магические сферы, в которые гнолльи вожди созерцают мир живых, и эти сферы показывают не только действия, но и намерения и мысли наблюдаемых. Опешившая девушка не сразу отследила перемены в настроении Лодьгьена. Она почувствовала, как что-то обрывается у нее внутри, как спадает заговор очарования и пополняются ее магические силы, но среагировала позже, чем следовало бы. Лодьгьен прыгнул на Таласа, метя когтями в следопытово лицо, и немедленно пустился наутек, сверкая грязными розовыми пятками. — Лодьгьен, нет! — только и успела выкрикнуть волшебница, добавив ослабевшим голосом: — Вы все неверно поняли... — Что ж... — самодовольно усмехнулся Златаньегг. — По правилам я должен ответить на один вопрос. Валяй, колдунья, что ты еще хочешь узнать? Эльфрида возмущенно запыхтела, только чудом удержавшись от вопросов «вы почему такой злой?» и «как не стыдно обзываться?». С силой сжала ладонь в кулак, прогоняя запоздало окативший ее потусторонний холодок. Раз уж она воззвала к этому татуированному злыдню, надо сосредоточиться на деле и задать вопрос, который хоть что-то прояснит в отношении затмений. Нет, постойте, почему обязательно затмений? Златаньегг обладает знанием, недоступным для живых, читает намерения и мысли. Вот откуда он узнал об их разговоре про обычаи?.. В сторону затмения, вопрос надо сформулировать иначе! — Вот именно, вы должны ответить на вопрос, — с нажимом просипела она духу. — Выкладывайте и, будьте так любезны, во всех подробностях: какие цели преследует Годльгонглер, собираясь двинуться на север с армией бойцов?
|
|
|
|
Мастерство не пропьешь. Замок большой двери громко клацнул, и створки двери распахнулись. С чувством выполненного долга Стриж обернулся и увидел очень и очень странную вещь - вместо руки воина торчал цветок. Было довольно жутко. Поэтому Стриж в выражениях не особо сдерживался:
- Ух ты ж лысый ёжик! Шаман, сможешь помочь?
Впрочем, терять времени было нельзя. Если шаман сможет справиться с проклятьем, будет хорошо. Если же нет, нужно будет крепко задуматься. Ведь без воина-защитника, который сможет отводить удары, все это мероприятие может накрыться медным тазом.
– Стриж, дай мне одну из твоих трубок - Держи.
Вор решил не спрашивать, куда эльф дел свою. Все равно взял с запасом, так что не жалко.
Стриж вошел в большой зал. Наверное, это и есть зал собраний. А это значит, что дальше есть личные комнаты колдуньи. Во всяком случае, если садовник не соврал. Но сперва нужно было осмотреться здесь. Первым делом вор подошел достал из сумки небольшую масляную лампу. Черкнув кресалом, которое было прямо на корпусе, вор добыл небольшой огонек, которого ему вполне хватило, чтобы хорошо видеть все, что находится в комнате. Проделав нехитрую манипуляцию, Стриж подошел к аналою. Книги - это всегда хорошо. Они либо дают знания, либо деньги, если их продать знающему человеку.
А вот в зельях вор разбирался плохо. Разве что, знал несколько составов, затуманюющих разум и изменяющих сознание. Да ядов парочку, и все. Поэтому даже не пытался разобрать, что за зелье томилось к котле. Вместо этого Стриж занялся более привычным делом - начал обследовать комнату на момент чего-нибудь полезного или ценного.
Вор бегло осмотрел сваленные в углу предметы и колодец, а также осмотрел стены и пол на предмет тайников или скрытых ходов.
Впрочем, уже через пару минут вор почувствовал, что ему неудобно идти. Снял ботинок и с ужасом обнаружил, что нога покрылась корой и стала похожа на дерево. Вот это попал так попал!
Когда-то Мария, девушка, с которой вор по неопытности завел отношения, действительно говорила, что Стриж - бревно. Но ведь не буквально же!
- Ненавижу, черт, магов!
Правда, через секунду вор понял, что сморозил немного не то, что нужно и попытался сгладить фразу:
- Э-э-э, Туге, к тебе это не относится... И шаман, к тебе тоже...
Вор чувствовал себя глупо и нелепо. Впрочем, первый раз, что ли?
|
|
|
|
|
Несколько раз по дороге к речке Эльфрида порывалась снять с Отто зачарование. Один раз — когда мрачные краски кузницы сменились радужными бликами яркого дня, щебетанием птиц, поющих так, словно нашествие гноллов обещает не гибель, а вечное блаженство. Другой раз — когда их компания поравнялась с границами селения, и с раздольных лугов повеяло волнением ласкового ветра и пахнуло травами — медовыми, сочными, мирными; божьими дарами, отсыпанными крупными горстями, от безграничных щедрот и человеколюбия. Третий раз — когда задержала взгляд на Коксе, прервав на минутку свой рассказ об окрестностях Истбрука. Кокс бежал рядом с Таласом, делая вид, что им просто по пути, но стоило эльфу замедлить шаг или остановиться, как полосатый бродяга отвлекался от фырканья на птиц и шебуршания в траве и льнул к хозяйским ногам — разумеется, так, чтобы ласка выглядела словно бы случайной: «А я что? Я ничего. Гулял мимо — дай, думаю, потрусь». Эти трогательные свидетельства привязанности напомнили ей, что симпатии Отто — ненастоящие, украденные, жалкий суррогат истинного чувства.
«Как сильно он меня возненавидит, когда очарование развеется?» — спрашивала она себя. Но всякий раз, когда собиралась объясниться с почтальоном, нечто невыразимое замыкало ей уста, и звук отнимался у слов на подходе к горлу. Другой вопрос, не дающий ей покоя, высказал еще в кузнице бледный от отчаянья кузнец: «Что если я доверюсь вам, а вы не справитесь?» Что тогда случится? Она сощурились, устремив взгляд к пылавшему белым огнем солнечному диску, пытаясь припомнить, что рассказывала бабушка о значении знамений. Как должны помрачиться небо и земля, чтобы стая гиенистых шайтанов тикала отсюда, обгоняя звук собственного крика?
— Мы справимся, — сказала она вслух. Их странная компания встала у придорожного столба на выходе из Истбрука. Двое усатых, трое в капюшонах. Да уж, незаметнее просто не придумать. — Мы справимся! — повторила она уверенно и твердо. Совсем не тем детским голосом, готовым вот-вот взорваться заразительным бубенцовым смехом, которым ворковала до сих пор. — Что мы знаем о гноллах? Они шантажируют наш город, они разбили лагерь у Бруквестского леса, они верят в указания знамений, они не умеют разговаривать с духами впрямую. И они наверняка следят за нами. Однако они не подозревают, что я изучала основы спиритуализма и могу побеседовать с их духом. Проводить ритуал в кузнице я не стала — не рискнула, ведь за нами мог кто-то наблюдать, но в лесу, рядом с местом силы... Догадываетесь, на что я намекаю? Джулиан сказал, мы не могучие воины, что гноллы таких, как мы, щелкают на завтрак. Вот только сильным человека... и эльфа делают не мышцы, а умение должным образом распорядиться своим серым веществом, — она постучала пальцем по виску, заговорив на пределе слышимости и тем самым вынуждая собеседников сдвинуться поближе. — План такой: оторваться от слежки; узнать, где засели гноллы; разведать обстановку; найти место силы и воззвать к их, прости господи, чертовому духу, а дальше... Дальше загадывать не буду. Назовем это предприятие операцией «Рыбалка». Что думаете, Талас, Отто, Друлаван?.. Талас? Куда он подевался?
Только что был тут — и вот пропал. Ох уж этот Талас! Гибок, как ивовый прут. Тих, как затаившийся тать. Неуловим, как песок, струящийся сквозь пальцы... Следопыты все такие? А друиды с их огненно-змеиными глазами?..
— Самое время отлучиться за удочкой, догоню! — донеслось из близлежащих кустов. И только хвост Кокса мелькнул в кружеве листвы.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Стриж услышал песенку барда, и она его до жути развеселила. Еле сдерживая улыбку, вор с серьезной миной сказал:
- Ух, рифмоплет, сапог мне в рот. Аж за душу взяло!
Но через несколько секунд не выдержал и расхохотался, даже забыв о ране, которую получил в недавней битве. Ему на самом деле было весело из этой ситуации. А уж то, как это подал Тугэвире, и вовсе сорвало со Стрижа маску холодности и отстраненности. Вдоволь отсмеявшись вор взял перчатки и, будучи в приподнятом настроении, передал их Трюггви:
- Ну, с почином. Авось и шлем рогатый тебе найдем. А то такой здоровяк и без шлема.
На этот раз смех был короче, просто чтобы обозначить, что это была шутка, а не попытка уязвить воина. Хотя воин был тем еще брюзгой, отсутствием чувства юмора вроде не страдал.
Вот смех стих, и Стриж вернулся к исследованию плаща. И когда на ткани проявились буквы, Стриж вспомнил, где он видел такую же надпись. Вопросов стало только больше, ведь история, связанная с этим была не совсем приятной, ведь это было единственное задание гильдии воров, которое он провалил. И при этом он умудрился остаться жив.
Дело было в замке барона Эйнарта, одного из самых богатых людей столицы, который славился своей эксцентричностью. Какой-то богатый купец нанял гильдию, чтобы узнать, с кем торгует Эйнарт. Купец хотел закрепиться в столице, и ему нужно было знать как можно больше информации о конкурентах. Эйнарт работал только с избранными торговцами, но эти избранные очень быстро становились баснословно богатыми. Купец хотел стать одним из них, поэтому узнавал, чем можно заинтересовать Эйнарта.
Это было задание высшей сложности. Замок хорошо охранялся и имел целых шесть линий обороны. Первые две Стриж прошел без проблем, но чтобы преодолеть ворота во внутренний двор, ему пришлось почти сутки неподвижно сидеть в кладовой, высматривая пути движения охраны и время пересдачи поста.
Дождавшись ночи, со всеми правдами и неправдами Стриж пробрался к внешней стене, за которой находились апартаменты барона. Там же был и кабинет, где хранились бумаги. Стриж заглянул в окно спальни барона и понял, что выбрал очень неудачный момент - Эйнарт как раз приходовал девушку. Наверное, служанку, ведь проститутку вряд ли бы пропустили в "святая святых". Он был сверху и долбил ее так яростно, что балдахин на кровати стал похож на парус, который вздымается под сильным ветром. Спина мужчины была обнажена, и там у него была непонятная татуировка-надпись - Стриж не знал такого языка, но его учили подмечать и запоминать такие мелочи, поэтому на всякий случай он запомнил, как выглядит надпись.
Подоконник с внешней стороны был узким, и Стриж переступил с ноги на ногу, чтобы занять более удобное положение. Но кучек кладки отвалился и из нее вылетел камешек. Стриж схватился за раму, и сделал это слишком громко. За долю секунды Эйнарт развернулся и посмотрел прямо на Стрижа - вор не успел спрятать голову. Задание было провалено и нужно было уносить ноги. Но уйти из крепости ничуть не легче, чем из нее выйти.
Не прошло и десятки секунд, как крепость начала ощетиниваться, переходя в боевой режим. Наверное, барон поднял стражу через слуховое окно. И вот Стриж уже стоял во внутреннем дворе, окруженный стражниками с алебардами, мысленно пытаясь подороже продать свою жизнь. Но не получилось. Сзади на него набросили сеть, в которой вор мгновенно запутался. Несколько ударов ногами в окованных сапогах, выбитое оружие - вор уже прощался с жизнью, но его не спешили убивать. Вместо этого его прямо в сети потащили наверх. А прыгать по каменным ступенькам в сетях - то еще удовольствие.
Его выкатили в главном зале крепости, где уже находился барон. Он успел одеться и теперь смотрел на вора, которого поставили на колени и прислонили кинжал к горлу. Барон осмотрел одежду Стрижа, увидел на ней знак Гильдии воров и с ледяным холодом в голосе произнес:
- Гильдейский, значит?
И замолк, почесывая подбородок, на котором была недельная щетина.
- Все видел?
Стриж подумал, что это он о развлечениях со служанкой. Но отвечать не было смысла. Все равно его сейчас убьют. Так хоть погибнет с честью. Но барон продолжил.
- Раз видел, поработаешь почтовым голубем. Передай главе своей гильдии, дословно: "Пес, ты забыл, как я вытащил твою задницу из говна, в котором ты был? Еще раз твои шавки посягнут на то, что я считаю своим, я вырежу твою гильдию до последнего члена. И ты знаешь, что это не простая угроза". А ты, уродец, - это уже было адресовано самому Стрижу, - сегодня тебе повезло, я не буду тебя убивать, и даже резать не буду. Голубей не режут. Но если я тебя увижу еще раз, то сделаю из твоей кожи кушак, а из черепа - чашу для вина. Ты понял.
Барон развернулся к стражникам и командирским голосом проорал:
- Вышвырните этого ублюдка из замка.
Стриж получил неслабый пинок от хранителя врат и полетел кубарем с горки. И сразу же, не медля, отправился к главе Гильдии, которому передал послание барона. Глава побледнел и промолчал. Затем глава попросил рассказать о ходе задания. Тут Стриж и спросил его о татуировке. В глазах главы, вечно холодных и расчетливых, впервые мелькнул страх и гнев. Все, что он сказал:
- Ты и так знаешь слишком много. Если бы ты не был одним из лучших моих воров, я бы тебя убил прямо сейчас, своими руками. Но у тебя есть шанс стать моим преемником, поэтому я тебе расскажу...
На этом задании Стриж не получил денег. Ни монеты. Но получил куда больше - жизнь, которую ему удалось сохранить только чудом. И хотя он все еще любит авантюры, но уж знал, что с некоторыми из них связываться - себе дороже.
|
|
-
Хороший отыгрыш
-
Это история, может, не впечатлила Селестину, но впечатлила меня!
-
Монолог подлинного жреца, что я могу сказать.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Кассандра старалась не морщиться, хлебая мерзкую похлёбку. В конце концов, это была еда. Ужасная, но еда. Если она не будет есть, то умрёт, и, наверное, станет чьей-то едой сама. Она постаралась вообразить, что ест изысканный мясной бульон с фрикадельками, и отвлечься разговором с товарищами по несчастью. -- Постараюсь быть краткой... хоть моя история и длинна. Я происхожу из знатного рода, честь которого, однако, была запятнана моим прадедом Карном, некромантом и личом. Мало этого, на род пало проклятие: большинство из нас по достижении двадцати пяти лет умирают, и восстают в виде вампиров. Возможно, прадед знает, как снять это проклятие, возможно, он сам его и наложил... Да, он ещё жив. Точнее, не-жив. Скорее всего. Его изгнали-- не казнили. Я же странствую по свету, разыскивая его, на худой конец-- его труды и творения. Надеюсь успеть до того, как стану холодной и жадной до тёплой крови... -- она тихо вздохнула -- Где-то в этих местах была лаборатория Карна Хладного -- мне удалось найти эти сведения. Я спустилась в подземелья, идя по следу забытых сказаний... Но наткнулась на гоблинов. Я не думаю, что это совпадение, что мы колем камень именно там, где могла быть лаборатория моего прадеда. Всё говорит о том, что Драаж тоже хочет найти эту лабораторию и овладеть тайнами, которые в ней сокрыты! Лич, стремящийся к могуществу-- ничего хорошего, верно? Знать бы, как его остановить... -- Кассандра покачала головой. -- Я уверена, что руда-- побочный продукт. Цель Драажа-- лаборатория где-то в глубинах! Хотя, конечно, полезный продукт: готова поклясться, что из этой руды будут ковать доспехи клинки для бесчисленной армии нежити. Или орков. Или сборщиков налогов. В общем, каких-то малоприятных существ, -- попытка разрядить шуткой напряжённую обстановку скорее не удалась, чем удалась, да и сама Кассандра улыбнулась довольно криво.
|