|
|
|
Во время произошедшего паладин не терял бдительность и вместо того, чтобы паниковать со всеми остальными, внимательно всматривался в присутствующих. Обратив при этом внимание на драконорожденных. И тут ему в голову пришел тифлинг. Странный и скрытный тифлинг, с которым он ни разу не общался за все приключение и который так странно пропал, когда Джоли заявила о своих претензиях. Возможно это всего лишь догадки, но что-то там нечисто, подумал паладин и стал его высматривать. Но тифлинг стоял рядом с Зесму, разглядывая раны Ларса. После того, как его опасения развеялись, он подошел к Ларсу и произвел паладинское "Возложение рук". Хотя он и состоял в ордене, но тем не менее, был любимчиком Латандера. И только за одну его веру и решительность, тот наградил его этим даром, которым должен владеть каждый святой воитель. Рана затянулась окончательно, однако от боли его не избавила. После чего Сайяш перевернул скорпиона, чтобы попытаться разобраться что это собственно такое или хотя бы определить пол. Но его взору открылось что-то такое, что он даже не мог объяснить и с озадаченным видом, он отправился спать, после того, как откатил скорпиона подальше от лагеря, чтобы не привлечь прочую живность.
Уже было поздно, вокруг темно. Холодок пробивался через кожу, заставляя тело легко трястись. Лара заступила в караул, указав всем остальным, чтобы шли отдыхать. Вот и настало ее личное испытание, так похожее на то, с которым она когда-то не справилась. Но она пыталась отогнать глупые мысли, которые то и дело лезли в голову.
Альхиара передала всем патрульным информацию, о том, что это гибрид скорпиона и какой-то непонятной твари. А ее яд, это самая настоящая кислота, только более тягучая, способная попасть в кровь. Можно сказать, что вся кровь этих существ, состоит из похожей субстанции, только в жале ее концентрация намного сильнее. Еще какое-то время покрутилась вокруг лагеря, размышляя о защите от яда, но не придумав ничего толкового, решила, что пора бы отдыхать и отправилась под свое одеяло.
Ларс, готов был потерять создание, но собравшись с силами, смог не поддаться боли. Его мышцы, были словно резина, но тем не менее, он все еще мог шевелить своими конечностями. Понемногу добравшись до своей палатки, улегся спать. Кажется, боль ему совсем в этом не помешала.
После некоторого времени, настала такая же гробовая тишина, как и была до случая со скорпионом. Лара сидела на камне и скрестив руки у рта, чтобы согреть их, нашептывала молитвы. Немного дергаясь, для согревания. Ее взгляд устремился к скалам, о которых говорил Сайяш. Было какое-то странное чувство, дремоты. То ли так действовала буря, то ли, просто отряд слишком устал, чтобы хоть что-то соображать. Ее глаза как и в случае с Ларсом, стали слипаться, плечи стали тяжелыми и даже не смотря на холод, все труднее сосредоточиться, пока наконец она не свела колени, положив на них голову и отключилась. Придя в себя, где-то через час и в спешке посмотрев на часы, она быстро отряхнула себя от песка и растормошила Даргота, который спал словно сурок. После чего, завалилась к себе в палатку.
Даргот какое-то время смотрел на костер, размышляя об экспедиции и общаясь со своим вороном. Как обычно, молча. Ворон не давал ему заснуть, поэтому он не слишком отвлекался на сон. Потом, решил пройтись по лагерю, размять ноги и пока он их разминал, то не заметил, как уже прошло его время дежурства. Даргот обратил внимание на странную форму, скал, было ощущение, если в них детально всмотреться, будто это стены. Но отбросив эти мысли, он направился передавать дежурство. После чего растормошил Альхиару и отправил ее в караул. Потом вернувшись под свое замечательное одеяло, скрутился словно сурок и продолжил сон.
Альхиара беспокоилась больше всех остальных и эта тревога, не давала ей уснуть. Она суетилась и крутилась по лагерю, пытаясь согреться и одновременно думать о произошедшем. Странным казался сам оазис, он имел слишком меленький объем, а его глубина, была какой-то тоже слишком неестественно большой. "Искусственный что-ли" - поймала себя на мысли. Но так до конца и не поняв, почему она так подумала, настало время передавать вахту Сайяшу, который вызывался сторожить последним. Кажется, этого требовал его ритуал.
Сайяш, был последним, кто должен был нести вахту. И выспался он как следствие, лучше всех остальных. Утро уже было гораздо теплее и слегка пробилось сквозь бурю. Но не смотря на это, паладин знал, что самое время вознести молитву Латандеру, хозяину утра. Дабы день был успешным, а вера в свет крепкой. После вознесения, Сайяш уселся на ближайший валун и разглядывал лагерь все это время. У других костров передавали смену, последним патрульным, холод почти спал, в лагере было тихо. После чего, он растормошил весь свой отряд, как это сделали остальные группы.
Партия позавтракала, так как скоро им предстояло отправиться в тяжелый путь. Путь был не близким и не понятно точно, куда надо было двигаться. Однако, до того, как Эсуси собрал людей, к нашим героям подошла Айсен, с таким выражением лица, будто у нее есть предложение. - По поводу произошедшего этой ночью - она перевела взгляд на полуорка. - Было совершено нападение, вот той штуки, которая лежит в том дальнем углу - полурослик указала на скорпиона, вытерая при этом нос, как будто простужена. - Скоро Эсуси соберет людей, чтобы отправиться искать руины, однако, он совершенно забывает о защите своего собственного лагеря. Вы уйдете, а эти твари, могут напасть на лагерь в ваше отсутствие. Нас останется всего пятеро, включая дракона. Поэтому, перед тем как идти в руины, вам надо избавиться от логова этих тварей, а если этого не сделать, то боюсь по вашему возвращению в лагерь, его уже не будет - вглядываясь в скалы, произнесла Айсен, снова шморгая и вытерая нос.
|
И вот, церемония начата. Сегодня в доме Кель'де'Ксиан воистину праздник: ведь младшей дочери матроны, Лаэле, исполняется ровно сто лет. На празднование этого знаменательного события Мать Миритэль собрала всех членов семьи, принадлежащих к правящему Дому, не делая исключений ни для кого: ни для племянников, ни для детей мужчин рода, ни для кого. Кроме того, конечно же, все жрицы Ллос, служащие четвертому Дому, тоже были здесь. Такая же честь была оказана и ряду мужчин, чьи заслуги перед семьей матриарх отметила подобным образом: оружейник и его сын, старший разведчик, картограф, а также ряд других дроу из старшего состава. Небыл забыт и новый фаворит матроны - Ссинвел, удостоенный почетной должности распорядителя пира, чье место было не за столом, а за правым плечом повелительницы. В центре большой залы был расположен круглый стол, вкруг которого и разместились приглашенные. Но только в людских легендах круглый стол - признак равенства; в доме Кель'де'Ксиан наиболее почетными считались места, приближенные к трону Матери. По обе руки от Миритэль расположились ее дочери; следом - прочие женщины семьи; а сразу за ними сидели мужчины рода. Дальнейшие места заняли не входящие в семью жрицы, а напротив матроны расположились отмеченные приглашением мужчины. Не смотря на то, что виновником торжества была Лаэле, на возвышении находился только трон матриарха. Как и многие Матери до нее, женщина переделала малый престол в соответствии с собственными вкусами, и теперь он представлял собой поднявшегося на задние лапы паука, чьи передние ножки нависали над головой женщины, а вторая пара служила подлокотниками. Основанием же, на котором сидела матрона, служили вырезанные из оникса демоны, на чьих спинах, скрестив ноги по-восточному, и расположилась глава дома. Ради церемении Мать оставила свой ставший привычным всем обитателям поместья наряд, сменив его на длинное, в пол, платье из паучьего шелка, чьи нити стараниями демонолога казались переливающимися адским пламенем, создавая впечатление, что женщина заживо пылает. Голову правительницы венчала неизменная диадема, а в глубоком вырезе можно было заметить серебрянный пентакль, отделанный по лучам маленькими рубинами, зло вспыхивающими, когда кто-либо приближался к матриарху. На тонких длинных пальцах женщины пребывало только одно-единственное кольцо, в неверном свете отсвечивающее начищенной бронзой: оплетшая палец змея кусала себя за хвост. Более никаких украшений матрона не носила, но ее царственная осанка и исполненные величия жесты с успехом заменяли подобные статусные игрушки. На столе были явства на самый изысканный вкус, также и алкоголь был представлен всеми видами, от добытых на Поверхности до лучших купажей местных производителей. Представленный асортимент мог удовлетворить самого взыскательного гурмана, и это тоже было показателем влияния и богатства семьи - некаждый дом мог позволить себе подобное. Церемониал дроу сложен и запутан, и тому, кто не сталкивается с ним более-менее постоянно, непонятен. В нем от малейшего нюанса зависит завтрашнее положение конкретного эльфа, его статус и влияние. В меняющихся и изменяющихся ритуалах стабильными остаются только две вещи: первое дело - во имя Паучьей Королевы, первое слово - матриарху. И, хотя эти обычаи нигде не записаны, случаи отступления от них крайне редки, и даже уникальны. По крайней мере для тех, кто подносит требы к подножию трона Ллос. Не собиралась отступать от церемониала и Мать Миритэль. Когда все гости заняли свои места, в залу один за другим вошли сотня воинов, ведущих каждый своего раба. По легкому жесту матриарха весь зал поднялся, вознося хвалу Богине. С каждым словом молящихся воины один за другим переререзали глотки жертвам, принося их в дар Ллос и во славу Дома Кель'де'Ксиан и имениницы Лаэле. Сто слов, сто лет, сто жертв - прими же, Темная Госпожа, сей дар, и будь благослонна к нам! К твоим ногам складываем сии жертвы, и не оставь милостью юную жрицу и род ее! Воины покинули залу, а по стенам залы уже поползли первые паучки, спешащие к безжизненным телам. Сначала один, затем другой - и вскоре все тела были покрыты шуршащим черным хитиновым ковром. Спустя несколько минут, также внезапно, как пришли, маленькие посланцы покинули залу, не оставив после себя ничего: Паучья Королева приняла жертву. Дав пирующим пару минут на обсуждение происшедшего, Мать Миритэль плавным движением поднялась на своем троне, держа в руке наполненный вином кубок. Дождавшись тишины и вознеся бокал вверх, матриарх обратилась к присутствующим высоким и чистым голосом: - Достойные родичи и подданые мои! Сегодня мы собрались в этом зале, чтобы отпразновать столетие Лаэле, моей младшей дочери. Да будет к ней благосклона Темная Богиня, и да поможет она ей во всех свершениях! Взросление каждой жрицы - это благославение для Дома, ведь они приносят с собой силу и покровительство Ллос! И да неоставит она Лаэлэ и Дом Кель'де'Ксиан! За Паучью Королеву! За Дом! После тоста матриарх не стала садиться, а продолжила: - И я буду первой, кто на этой церемонии отдарит имениницу. Прошу! С последними словами одна из дверей распахнулась, и несколько дюжих рабов вкатили в залу... катафалк. Лежащее на нем тело, несомненно, пр надлежало иллитиду, одетому в парадные дровские одежды. Иллитид, казалось, был мертвым - так неподвижно он лежал. - Прими же в дар, дочь, раба-иллитида. Он - сильный псионик, но его умения и воля подавлены магическим ошейником. Сейчас он усыплен, но по твоему приказу в любой миг может вернуться из царства снов. Прими этого раба и используй его так, как тебе будет угодно. Со столетием тебя, дочь моя! Все ожидали, что, согласно церемониалу, матрона опустится на трон, передав слово старшей дочери, но Миритэль, против обыкновения, осталась стоять, не притронувшись к кубку. Пристально глядя дочь, она продолжила: - Кроме того, я тебе приподнесу еще один дар. Буду откровенна - досель я его не планировала, но обстоятельства сложились именно так, как сложились. Тут матриарх сделала небольшую паузу, но отнюдь не для того, чтобы предать своим словам больше драматичной таинственности. За этот краткий миг в голове Матери пронеслось множество мыслей, и были они отнюдь не веселыми. Власть... Власть требует суровых и жестоких мер, особенно в параноидальном обществе дроу. Самая малая поблажка, самое малое попустительство могут разрушить долгие века возводимый бастион авторитета, и подставить властолюбца под удар: ибо слабый правитель - ничто иное, как жертва. И ради сохраниения статуса приходится подчас жертвовать многим, как шахматист, чтобы спасти короля, сдает ладью. Оправдана ли ради сохранения влияния жестокость, оправдана ли беспощадность? Многому можно найти объяснение, за многое провинившегося можно подвергнуть всего лишь физическому наказанию. За многое - но не за покушение на власть матроны. Оружейник и фаворит. Фаворит и оружейник. Один из лучших клинков города и простой массажист. Если бы Леа'Лит избил Ссинвела в иное время, если бы он воздействовал на фаворита по-другому, можно было бы решить иначе. Но поднявший руку на несущего Слово Матери непросто угрожал одному дроу - он восмтавал против воли матроны, показывая, что не ставит ее слова и ее волю ни во что. И пощады бунтовщику, посмевшему помешать исполнению воли матриарха, небыло. И неважно, что потеря такого воина будет сильным ударом по Дому: авторитет и влияние важнее одного, пускай и полезного мужчины. Несколько секунд, и Миритэль, наконец отпив вина, все также спокойно продолжила: - Я дарую тебе еще одного раба, посмевшего восстать против меня, и посмевшего мешать реализации моей воли. - голос матриарха наполнился силой и властностью - Воины и жрицы! Схватите мятежного оружейника Леа'Лита, и бросьте его связанным к ногам моей дочери! Переломайте ему все кости рук, каждый палец, чтобы он впредь никогда несмог держать ничего тяжелее ложки! Вырвите ему его поганный язык, чтобы он впредь несмог злопыхательствовать! И помните мою милость: в честь празднества я сохраняю его никчемную жизнь!
-
Просто отлично написано. Ничего больше тут не напишу.
-
Сапоги ^^
-
Тот самый шаг, которого не хватало. Прекрасное решение, и превосходное начало конфликта 3-)
-
Хороша матрона. Приятно подчиняться
-
Жестоко... бедный, все-таки, Йорик)
-
Пасибки +)
-
Качество, мощь и заслуженное наказание за неразумное действие в обществе дроу
-
Грамотно, развернуто, насыщено, захватывающе. Прочитан пост на одном дыхании и оценен по достоинству.
|
|
Седьмое число второго месяца осени, год 1018 от основания Рем Романы
Это был долгий, буквально бесконечный, тянущийся как патока, день. Высокое ясное небо, исколотое острыми шпилями гордого города Арканума, темнело, вечерея, наливаясь ночью как кровью синяк. В этом темном небе меж тусклых звезд гуляли холодные ветры с севера, идущие на юг, приносящие с собой первые заморозки. Однако людям небо было не интересно. Люди, как заведенные, бегали туда-сюда, снедаемые собственными проблемами и амбициями, интересующиеся только своими маленькими победоносными играми - и лишь легкая стылость в воздухе заставляла их ежиться, кутаться в одежды и жаловаться на погоду. Еще бы - ведь сегодня был такой важный день! Такой долгий, бесконечный как небо, день.
Толпа и давка у пропускных пунктов осталась позади - и усталые студенты-второкурсники, проклиная все на свете, удалились в свои общежития. Они уже забыли что всего год назад были такими же, как вся эта возбужденная толпа конкурсантов. На дело вышли их сменщики - те студенты, которым было доверено проводить испытания. А еще - сотни и тысячи магов и обычных людей, усиленными патрулями поддерживающие порядок на перегруженных улицах города. Вся Аркана Лекс в полном составе пребывала в боевой готовности, а зачарованные валуны Арма Магики лениво кружились вокруг Шпиля - Арканум был готов ко всему. Но конкурсанты не понимали этого; они спешили навстречу своей судьбе, дивились на диковинки по пути, тыкали пальцами. Им и не нужно было ничего знать.
С высоты расцвеченный огнями город выглядел как игрушка - дорогая магическая игрушка, макет праздничного городка для маленькой леди или юного кавалера. Шпили города терзали серое брюхо неба, вспышки света соперничали с тусклыми звездами - и это было одновременно и красиво, и грустно. Немногие люди сейчас смотрели в небо, немногие люди всматривались в рваную линию горизонта - тем более с высоты - и молодая девушка по имени Тиффани была одной из таких немногих. Одетая в скромную повседневную мантию без опознавательных знаков Арканы, она всматривалась в даль - и лицо ее было тревожно. Печальные думы черными водами омута сомкнулись над ней - и не отпускали настолько крепко, что задумавшаяся девушка даже не услышала, как ее окликнули. - Тифф! Тиффка, дурная башка! На "дурной башке" девушка вздрогнула. Непонимающе поведя бездумным взглядом по игрушечной панораме города, она обернулась - и обнаружила за спиной молодого человека своих лет. Юноша был одет в такую же мантию - но с шитьем Арканы Альта. Он выглядел чуточку полным, взъерошенным, недовольным - и зябнущим на холодном ветру. Смерив Тиффани неодобрительным взглядом с толикой затаенного восхищения, молодой маг прочистил горло и авторитетно заявил: - Твоя смена уже скоро. Мегана совсем выбилась из сил. А ты тут прохлаждаешься! В отличие от юноши, девушка, кажется, холода не ощущала. Виновато прикусив губу, она поспешно принялась извиняться: - Оу, эмм, извини? Я готова приступить вот хоть сейчас! Только не говори мастеру, ладно? Выдержав внушительную паузу - вернее, провалив ее из-за холодрыги - молодой человек снисходительно (как ему казалось) ответил: - Конечно я ничего не скажу. А ты сейчас же вернешься к работе! - Спасибо, Гейб, ты просто душка! И, чмокнув воздух рядом с щекой Гейба, девушка по имени Тиффани поспешила прочь.
А между тем, внизу, в Церемониальной Зале, уже несколько часов подряд шли испытания. Сотни магов с победным видом прошли через приемную комиссию - и вдвое больше несчастных черными ходами покидали Шпиль. В огромном помещении стоял шум и гомон, слышались чьи-то истерические смешки и окрики, сновали туда-сюда взмыленные второкурсники. Вся эта огромная канительная машина, казалось, никогда не остановится - но небо темнело и число конкурсантов таяло. Вот - ждут своей очереди брат и сестра из знатного семейства Тентир, Улла и Винсент. Такие похожие - и такие разные. Вокруг них собралась целая маленькая толпа из проходящих испытания родственников и подданных - все услужливые и льстивые. Кто-то из них - или брат, или сестра - должен войти в двери зала испытания следующим. Вот - дожидается своей очереди молодой ремесленник Квинт Цецилий, замахнувшийся так высоко, как никогда не мыслили замахнуться его родные. Он симпатичен, опрятно одет и хорош собой, но рядом с ним нет свиты подпевал - ведь все в нем выдает плебея. Вот - юноша из семьи чуть менее знатной, чем семейство Тентир, молодой Винсент Дрэйвен. Рядом с ним пусто - ведь его манеры и его внешность отпугивают и без того нервничающих конкурсантов. Однако его это, кажется, вовсе не заботит - он доволен собой и думает о чем-то своем. Вот - другой не менее одинокий молодой человек. В отличие от Дрэйвена, он выглядит здоровее и симпатичнее - однако же угрюмое выражение на лице и буквально физически ощущаемая аура отторжения делают свое дело - рядом с Оскалом тоже пусто. А может быть дело просто в том, что он ужасающе бедно одет - пожалуй, беднее всех присутствующих. Вот - приехавший издалека Дариус Роден. Он выделяется в толпе - он выглядит старше и мудрее большинства сверстников. Люди неосознанно тянутся к нему, улыбаются и изредка стараются завести разговор. Их привлекает его спокойствие и его уверенность в себе. Вот - чуть поодаль, смущаясь, мнется девочка по имени Альтари. Как бы ни было сильно в ней желание стать магом - суета и толпа самого разного народа нервируют выросшую в золотой клетке дворца юную Окту. Вот - совсем рядом с бледненькой Ао другая девочка, бойкая и живая Яриника. Ее глаза блестят как у ребенка, а восторженное выражение лица выдает самую что ни на есть закоренелую провинциалку - однако, в отличие от Альтари, она явно ничего не боится и ее явно ничего не смущает. Вот - чуть поодаль от обеих девушек, бледной и яркой, устроился в тихом уголке внимательный молодой человек. Его зовут Рейверн и он выглядит совершенно обычным - если не считать странного, выжидающего выражения глаз. Возможно, дело в том, что его друг, Тодд, уже три минуты как зашел в одну из дверей - и все еще не вышел обратно. - Следующий, - объявляет вернувшаяся на пост запыхавшаяся Тиффани - и кивает в сторону Винсента и Уллы. Брат галантно уступает место сестре; молодой Дрэйвен не задумываясь проходит вперед очереди, прямо перед носом у Квинта; никем не останавливаемый, Оскал просто заходит в двери, пройдя мимо никуда не торопящегося Дариуса; юркая рыжая девчонка прошмыгивает вперед считающей ворон Ао; такой же рыжий юноша задумчиво провожает ее взглядом. Испытание начинается.
|
|
|
|
|
|
|
Имя Франсуа Лонтье было Беатриче известно, вот только где и когда она его слышала? Бесс в который раз пожалела, что больше внимания уделяла обучению бою на мечах, чем занятиям по истории, наверняка имя этого строгого господина мелькало в самых последних летописях. Он, кажется, был связан с Императором, но подробностей девушка никак не могла вспомнить. Да и сейчас от таких мыслей ее отвлекли своими словами сначала знакомый альх, назвавшийся Даниэлем, а затем директор Пронгаст. Альху она чуть улыбнулась в ответ на его галантность, однако по глазам раненого поняла, что это скорее дань вежливости, нежели что-нибудь иное. Глаза – зеркало души, и спрятать в них высокие или же, наоборот, низменные чувства невозможно. Отметила Бесс также и то, что Даниэль либо волнуется очень, либо рана доставляет ему сильную боль, потому как, представляясь и перечисляя свои профессии, он два раза назвался актером и сам того не заметил. Что-либо отвечать девушка не стала, потому что скальд сразу же обратился к директору, да и отвечать-то было нечего, разве что наброситься на альха с расспросами, пообещав, что не отстанет, пока он не расскажет, что с ним произошло. Директор сел у постели раненого, а Лазурная Леди осталась стоять на пороге, лишь чуть в сторону отошла, чтобы не загораживать проход желающим выйти или войти в дверь, которую она закрыла за собой. Скрестив руки на груди, Беатриче стала слушать Пронгаста. Маг определенно нравился ей все больше, он виделся хорошим таким, добродушным и мудрым человеком, которому хочется доверять. Его рассказ впечатлил юную особу. Сердце екнуло и безобразным образом ухнуло в пятки от первой же фразы. Рок навис над Империей… Бесс никогда не отличалась храбростью, но всегда старалась вести себя как истинная Лазурная Леди без страха и упрека, примером для нее была сестра, леди Артурия. И вот директор магической академии вдруг сообщает ей, что она вплетена в какой-то там узор. Вместе с Лонтье и Даниэлем почему-то, что особенно странно, учитывая, что они вовсе незнакомы друг с другом. Вчерашняя встреча с альхом и, возможно, одна или две мимолетных встречи где-нибудь с Франсуа – не в счет. Полюбовавшись как-то даже без выражения эмоций птичкой, исцелившей раны альха, Беатриче перевела взгляд на пожилого мага. Больших усилий ей стоило стоять прямо и не подрагивать от волнения. Очень уж волнительный был момент. - Мы… - голос был едва слышен. Бесс сглотнула, набрала побольше воздуха, собралась с мыслями и заговорила увереннее. Но все равно сильно волновалась и сбивалась с мысли. – Я вместе с отрядом Лазурных Леди, шедших на подмогу леди Артурии… мы угодили в засаду демонов и Вестника Ш.Моора. Отбились с потерями, еще двоих сестер утащили Вестник и демон. Я с леди Карин и один из Лазурных Рыцарей отправились вдогонку, чтобы спасти еще, возможно, живых сестер. По пути нам встретился странный маг, чужеземец, назвавшийся Фэстом. Он помог в наших поисках, подсказав верное направление, но с нами не пошел. А дальше была темная пещера… - голос Беатриче непозволительно для леди задрожал, - и там… было так жутко… на нас напали, мы отбивались, и я уже думала, всё… а потом очнулась в храме Парна. И даже не знаю, кому обязана своим спасением, - леди повела плечами. – О том, что происходило вчера на площади, вы и так знаете, - сказала она Пронгасту. И вдруг вспомнила одну важную деталь. Как же она могла забыть! – Ах да! – оживилась девушка. – Чуть не забыла. В день отъезда, во дворе Дартола, я видела странного незнакомца в черных одеждах и белоснежной маске, похожей на шлем. Он указал на меня рукой и… исчез. А сегодня я снова его видела… во сне. Наверно, должно быть страшно… но я не чувствую от него угрозы… Пока Бесс всё это рассказывала, она подумала, уж не является ли тот незнакомец художником, который вплел ее в узор, упомянутый директором. Она вдруг поглядела на альха, затем на Франсуа. - Вы ведь тоже его видели, правда? – предположила она, почти уверенная, что это так.
|
|
|
Жанна, чудовищная в ореоле тления и боли, плыла за инквизитором до самой белой комнаты. Белой… На белом так хорошо видно следы копоти. И её запах, смешанный с запахами крови и смерти, так невыносимо бьёт в нос на фоне аромата свежести, исходящего от чистого белья и маленького букета поздних цветов, срезанных экономкой в увядающем печальном саду. Ах, Жизель, не стала бы ты срезать эти цветы, если б знала, что принесёшь их для убийцы света и радости! Но Монмартен, разумеется, не знала, что имеет дело с кровожадной тварью, и д’Арк могла только в бессильной злобе скрежетать гнилыми когтями по стенам, укрытым белым бархатом. Только вот ни пожилая дама, ни проклятая Изабо не могли видеть ни её ужасающих рук, ни искажённого ненавистью сожжённого лица. Милая, заботливая Жизель, тебе бы распорядиться подсыпать дряни стрихнина в изысканные угощения – и то будет слишком милостиво! Но экономка, конечно, о таком даже не подумала. Откланявшись, она отправилась на кухню, чтобы предупредить повара: готовку следует приостановить, потому как гостья пожелала почивать. - Отдыхайте госпожа. Сообщите, когда проголодаетесь.Призрак ненавидящим взором сверлил лицо своего палача; инквизитор же, не подозревая о присутствии духа, спокойно и неспешно разоблачалась. Из-за приоткрытой двери ванной комнаты доносился приятный запах ароматических масел и дорогого мыла, суливший тепло и расслабление. Сбросив последнюю деталь своего одеяния, Изабель вошла в ванную. Это помещение тоже было бело-серебряным, словно запорошенным снегом и инкрустированным льдом. Белый мрамор, белый фарфор, блеск посеребрённых полочек и крючочков. Большое зеркало – украшенное резьбой и горным хрусталём, запотевшее от испарений, поднимающихся от наполненной горячей водой ванны. Чего ещё можно желать после дороги? А Жанна смотрела на де ла Круа и хотела кричать от ярости, пусть даже никто не услышит её крика. Стерва! Стерва! Проклятая лживая сука! Ни единого шрама, ни единого изъяна: д’Арк когда-то тоже была такой – была живой, была красивой. Но эта белобрысая шлюха, нагло явившаяся в замок её возлюбленного, отняла у неё всё, что только можно было отнять, а сама была невредима! Злые слёзы струились по обугленным скуловым костям, устремляясь в провалы щёк. Жанна больше не чувствует тепла. Не осязает гладкости шёлка. Вообще ничего не ощущает. Даже не может коснуться того, кто ей дорог… Чудовищный вопль, неслышимый простым смертным, огласил апартаменты инквизитора. Привидение, склонившись над лежащей в ванной белокурой женщиной, ударило её в лицо страшными ногтями. Они прошли сквозь плоть, не причинив никакого вреда. Изабель поёжилась, точно от сквозняка, и вспомнила, что, войдя сюда, позабыла прикрыть дверь… Саунд: ссылка- А уж мне-то как интересно, старший лейтенант Вантейн, - с некоторой иронией в голосе отозвался Жиль, выходя из машины. Сделав пригласительный жест рукой в сторону маячившей неподалёку палатки, целью которой было вместить в себя командный пункт, он пошёл вперёд первым. – Прошу за мной, господа.К шествию присоединился ещё один офицер – русый коротко стриженый мужчина лет тридцати пяти, с пронзительными серо-зелёными глазами, гладко выбритый, с гордой осанкой. Облачён он был в занимательнейшего вида броню. Его доспехи явно были собраны на заказ, и руки у оружейника росли ровнёхонько оттуда, откуда надо. Примечательно было также то, что кроме герба де Рэ на левом наплечнике и морготского на груди он носил ещё один – в виде отрубленной головы демона на правом наплечнике (почему-то под ним двумя аккуратными рядами шли зарубки, бывшие явно не результатом ударов врага). Пояс, на котором воин носил меч и пистолеты – низко сидящий из-за массивной бляхи – украшал череп, который, судя по размеру, не мог принадлежать ни собаке, ни даже волку. Поверх же хорошо сработанной экипировки вкруг ворота на железной цепи подвешены оказались крупные клыки. Не составило большого труда догадаться, что он командует отделением "Морготских Волкодавов". - Маршал, - старший сержант "Волкодавов" отдал воинское приветствие, получил ответное и держался теперь по правое его плечо чуть кзади от адъютанта. Без лишних слов процессия дошла до ставки, в которой их уже ждал капитан Морр. Здесь было теплее, чем на улице - под плотным тентом от портативного генератора работал нагревательный прибор. Посреди импровизированного помещения стоял стол, окружённый полудюжиной стульев, несколько металлических контейнеров, а из земляного пола вырастал на длинной металлической ножке светильник, провода от которого шли к уже упомянутому генератору. Напротив стола, у дальней "стены" командного пункта помещался стенд с картами и пара складных этажерок. Чуть правее сидел за пультом офицер-связист. - Господин маршал, - комендант Астракса вытянулся по струнке (то же самое проделал и отвечающий за связь), - мы начали действовать согласно доктрине 1. 75. В Астракс прибыл специалист ордена Тернового Венца. Вместе с главными врачами он сейчас проводит осмотр Уэрроу. - Вольно, капитан, - кивнул де Рэ. – Есть новости от солдат, которые ведут работы?- Да, Ваше сиятельство. И ещё кое-что: специалисты ордена очертили примерный район локации противника, - Кассиас протянул графу запечатанный конверт и несколько листов с отметками касательно нахождения следов деятельности оборотней. Жиль принял бумаги, вскрыл конверт и извлёк листок с указанными координатами. Он предложил своим спутникам присесть, а сам склонился над картой. Подцепив пальцами карандаш, он какое-то время вращал его, пребывая в задумчивости и что-то вымеривая, а затем перенёс границы указанной "Терновым Венцом" области, обозначил след вервольфов и принялся отмечать линиями то, чему грозило стать направлениями передвижения боевых формирований. Покончив с планом, он запросил к Вестерхеймскому лесу роту "Волкодавов" и два отделения экзорцистов. - Капитан Морр, я хочу, чтобы Вы оставались здесь. Я лично поведу солдат, но мне необходимо, чтобы Вы своевременно докладывали мне о любом изменении за пределами леса и способствовали скоординированному выполнению моих приказов. Также немедленно сообщайте мне поступающие от разведывательных групп данные. Конечно, я доверяю людям Лаена, но прогнозы и предсказания имеют свойства порой расходиться с действительностью. Выполняйте. И соедините меня с офицерами, когда прибудут "Волкодавы" и адепты ордена.Когда шестёрка покидала шатёр, граф на секунду задержался и что-то сказал Морру. Саунд: ссылкаВ ответ на реплику Ди Альри Фауст выразил полнейшую солидарность. Но дворецкий явно не намерен был более продолжать распространяться о том, что касалось лично его господина. Он вновь перевёл беседу на отвлечённые темы, перемежая её интересными короткими рассказами о здешних местах. На конюшне, пока Орландо выбирал себе коня, Шейен успел выдать смешную и немного жуткую историю об охоте на вампиров, имевшей место быть лет восемь назад, когда жив был ещё Рэйвен де Рэ. Граф Феникс внезапно вздрогнул; его слуха – не в физическом плане – коснулся чудовищный вопль, исполненный боли и ненависти. Орландо не мог определить, откуда именно доносился голос (разве предположить, что со стороны замка), но точно знал, что принадлежал он не человеческому существу. - Вы… ничего не слышали, Фауст?Старик, только взобравшийся на лошадь (весьма ловко для своего почтенного возраста, хоть и с некоторой помощью конюха), лишь пожал плечами: - Ничего, господин. Что-то не так?- Нет, - коротко отозвался Ди Альри и больше не спрашивал о голосах. Он невольно вспомнил о холоде, который мимолётно ощутил в Машекуле. Потустороннем холоде… Саунд: ссылкаНа кухне снова появилась Жизель. Она сообщила Камису, что готовку придётся приостановить, и толстячок-повар нахмурился. Кое-что из обеденного меню требовало длительного приготовления, и потому даже лучше был такой поворот дел. Однако другие блюда к моменту прихода Монмартен почти изготовились. - Это что же такое? Мне потом разогревать и гостье подавать? Моветон! Я, как уважающий себя повар, - ворчал Камис Реджинальд, - как уважающий себя повар и слуга графа де Рэ, не могу позволить себе такого позорного действа! Еда вкусна свежей, а не после того, как постоит и будет повторно разогрета в печи!Экономка только пожала плечами: - Камис, я-то что сделаю? Привяжу гостью к стулу и с ложечки накормлю?Тот пробурчал под нос что-то не совсем членораздельное, но спор продолжать не стал. Пожилая дама, решив, что Кузе здесь пока делать нечего, увела её за собой. Сначала она водила жрицу, показывая ей замок (кто поверит, что кухарка – это кухарка, если она не знает даже, где кладовые с припасами и холодильные установки?), а потом пригласила её в свою скромную комнатку. Там девушке был предложен чай, а к чаю – брынза, печенье, мармелад и пастила. - Ну, как тебе у нас, Вивьен?Верене хотела было ответить, но не смогла: кошмарный крик, донёсшийся откуда-то и вскоре затихший, заставил её содрогнуться и резко вздохнуть, отчего она поперхнулась куском пастилы и закашлялась. Кричали в замке, и это точно был не живой человек. Кузе тот час подумала о тени, ходившей сначала за Жилем, потом – за ней, а после и вовсе исчезнувшей. Монмартен, похоже, ничего необычного не слышала. Её беспокоила только подавившаяся девушка. Пожилая женщина встала со стула, быстро подошла к жрице и, обхватив её под грудью, одновременно сдавила и потянула чуть вверх. Она явно знала, что делала, потому как "стряпуха" судорожно втянула воздух и перестала кашлять. - Девочка, что с тобой? Саунд: ссылкаМихаэль Аэджис кивнул, поблагодарил Люция за то, что тот позволил ему понаблюдать за опытами, козырнул на прощание и удалился. Теперь ему следовало сообщить о находке учёного маршалу, что он, разумеется, и сделал. Ксавьер же собрал все необходимые ему вещи, прихватил отчёты и контейнер с лапой, отключил все требующие отключения приборы, запер лабораторию и двинулся к автостоянке для научных работников. Пройдя стандартную проверку на выходе, учёный прошествовал к своей (в смысле, казённой) машине. Он уложил взятое на заднее сиденье автомобиля, а после сел за руль, пристегнулся и завел мотор. В виду чрезвычайного положения уважаемого сотрудника в профессорском звании до его домика, находящегося за пределами крепости (Люций категорически отказывался перебираться в Машекуль, так как понимал, что ему не ввезти в замок своё специфическое оборудование, не лишившись при этом конспирации), провожал автомобиль эскорта. Честные служаки собирались остаться и караулить маленькую резиденцию, но гьеденец отпустил их. Во-первых, он, хоть и выглядел немолодо, мог постоять за себя. Во-вторых, ему не надо было невольных свидетелей его опытов. Конечно, солдаты вряд ли разбираются, скажем, в генетике, но лучше будет, если никто не увидит ни необычных установок, ни странных методик. Ксавьер оставил машину в гараже и, взяв то, что привёз из лаборатории, удалился в дом. Саунд: ссылка
-
прылестно, прылестно))) Жаль, я откинула идею сделать Изабо экзорцистом))
-
Какие переживания д"Арк, А Волкодавы) А так же за уважающего себя повара и кормление гостьи с ложечки) И конечно за музыку.
-
Ня ^_^
|
|
|
|
- Раз господин не желает второго завтрака, его и не будет, - учтиво кивнул дворецкий дома де Рэ, тщательно скрыв удивление. Он был привычен к тому, что многие столичные визитёры (для него "столичными" были все дворяне, приезжавшие из других провинций Империи) предпочитают праздно проводить время и по полной программе использовать гостеприимство хозяина. Впрочем, надолго они всё равно тут не задерживались: никаких утончённых увеселений им не предлагали, а самостоятельные попытки искать оные самостоятельно могли обернуться неприятностями. Только вот новый гость был другим - не чета неженкам и обжорам, да ещё и внимательный на редкость. - А его сиятельство теперь нескоро вернётся. Это как дело пойдёт. Уж не раньше вечера, а то и глубокой ночью. Обычно он оповещает нас о своём возвращении, и мне несложно будет известить об оном Вас, если Вам так надо поговорить с господином маршалом.Почтенного возраста Фауст Шейен сразу же смекнул, как можно обернуть себе на пользу наличие у графа свойств внимательного слушателя и занялся своим любимым делом, а именно - основательно уселся Ди Альри на уши. Шейен оказался для слуги крайне образованным и подкованным, в частности, в вопросах истории. Казалось, его память представляла из себя целую кладезь бесконечного числа интереснейших событий, происходивших когда-либо на морготской земле. Точно опытный экскурсовод или преподаватель университета, намеренный во что бы то ни стало привлечь внимание подопечных к предмету, старик водил Феникса по бесчисленным галереям, стены которых были увешаны гобеленами, полотнами с изображениями битв, графов де Рэ, правивших Морготом с самого его основания, мрачных пейзажей Щита Империи, а также разнообразнейшим оружием. Здесь, похоже, чтили прошлое и считали нужным учиться по возможности на чужих ошибках и достижениях. Каждая картина, каждый предмет были на своём месте и в идеальном порядке. Иные хранились под стеклом, при оптимальной температуре и влажности, дабы их хрупкая структура не была повреждена внешним воздействием. Боевых трофеев, правда, Орландо тут не заметил, что его нисколько не удивило: странно было бы, если б какую-то зачарованную тёмной магией вещь принесли в эту святую святых, в сердце Моргота. Если что-то и не смогли уничтожить, то наверняка передали для нейтрализации экзорцистам из ордена Тернового Венца и Инквизиции. Рассказав гостю маршала вкратце чуть ли не всё, что только вообще можно было рассказать о на протяжении веков творившемся в вотчине де Рэ, старый дворецкий повёл Орландо к конюшням, за версту обходя лабораторные комплексы и оружейные склады. Не полагалось в Машекуле гласности касательно такого рода объектов – но это-то как раз было обычным делом. Проходя по замку, Орландо не только следил за повествованием своего престарелого провожатого, но также прислушивался к аурам, исходившим от разных его частей. В зале с портретами веяло гордой славой и воинской честью, от оружейных пахнуло опасностью и холодом металла, от лабораторий – чем-то непонятным, загадочным, но, кажется, не враждебным. Однако на всё наслаивалась паутиной тоска, съедавшая графа де Рэ. А ещё Ди Альри ждал возможности задать словоохотливому дворецкому пару вопросов. Разве кто-то может знать, что творится в хозяйском доме лучше, чем вездесущие слуги? Вот уж кто всё видит, всё слышит и всё знает! И случай представился. Фауст как раз заканчивал рассказ о последней войне, и граф-Феникс не упустил возможности направить нить разговора в нужном ему русле. Старик не заметил подвоха и продолжил: - Только вот его сиятельство вернулся из Лаваля сам не свой: бледный, точно мертвец, с запавшими глазами и таким взглядом, точно кто-то у него сердце живьём вынул. Две недели мы его не видели; он заперся в своих покоях и не желал никого принимать. Он не ел и, я подозреваю, не спал. Когда же господин граф перестал затворничать, я его едва узнал. Его сиятельство похудел, осунулся… Выглядел так, будто лихорадку перенёс. Но самое страшное было в другом, господин. Вы видели когда-нибудь глаза того, кого перед смертью долго и беспощадно терзали пытками? Так вот, у нашего графа были такие глаза.Впрочем, Фауст знал, что надо говорить, а что – нет. Про привезённый Жилем гроб, который, к тому же, был захоронен в фамильном склепе, он тактично смолчал, дабы не навести ненужных подозрений. Саунд: ссылкаМила вдруг подскочила на месте и с криком выронила нож: - Большой палец!- Что – "большой палец"? – Хильда и прочие женщины вздрогнули, а особенно впечатлительная Нина даже подпрыгнула на месте, едва не уронив кастрюлю, которую собиралась поставить на плиту. Темноволосая кухарка снова перевела взгляд на разделочную доску и тонкими кружочками нарезанную морковь. - Мне… показалось на минутку, что я большой палец режу…- Ой, дурында! – всплеснула руками толстая Хильда. – Ой, дурёха! Спать надо ночью, спать! Меньше б ты кувыркалась с Иржиком, пустобрёха. Недоспала опять – вот и блазнится всякое. А рёву-то подняла, рёву! Тьфу на тебя!- Сама дурында, да ещё и препохабная, - обиделась на шутку про конюха пойманная с поличным женщина. Верене же показалось, что рядом с Милой был тот самый силуэт, что ранее стоял за спиной Жиля де Рэ, а потом проследовал за ним, когда граф ушёл отвечать на срочный телефонный звонок. Она невольно сощурила глаза, будто от этого смогла бы получше разглядеть странного духа. Уж не связан ли он как-то с мертвящей атмосферой крепости? Только вот похоже было, что столь высокие материи волновали исключительно жрицу. На пороге показался повар – усатый дородный мужчина с розовыми щеками и носом картошкой. Как оказалось, у владельца Машекуля оказалась ещё одна гостья, которую надо приветить и накормить. И не простая гостья. Жизель сказала, что меню должно быть изысканным. Потому кое-кому надо пошевелиться. Так что, предложение Кузе порезать овощи оказалось как нельзя кстати. Она, вымыв руки, заменила Милу у разделочной доски. Ту же отправили возиться с тестом для десертов – с шутками и прибаутками про то, что десерт не должен напоминать по форме ни пальца, ни какого другого органа. Вскоре хихиканье подзатихло, и любопытные женщины начали задавать новенькой вопросы: откуда она, большая ли у неё семья, есть ли у неё дети и прочее, прочее – словом, типичные бабьи расспросы. Аккуратно нарезая овощи, жрица сочиняла историю для любопытных кухарок (повар демонстративно и вдохновенно колдовал над перепелиной печенью в гранатовом соусе, совершенно не обращая внимания на женскую болтовню). Верене казалась увлечённой этим незатейливым разговором, но в то же время незаметно присматривалась. Тень куда-то делась… А потом возникла буквально над плечом Кузе. Саунд: ссылкаИзабель проводили к замку самой короткой дорогой. Караульные несли инквизиторский багаж и не отягощали при этом слух его владелицы болтовнёй, что баронетта оценила. Ей сейчас меньше всего хотелось видеть рядом болтливую челядь или охрану. Отдых смотрелся явно предпочтительнее. Девушка надеялась, что внутри замковых помещений всё не так угрюмо, как снаружи – все эти укрепления, орудия и боевые машины вкупе с местным климатом нагоняли тоску почище иной псевдоморальной книженции. Сдержав зевок, раздиравший челюсти, Изабо чуть прибавила шагу, намекая сопровождающим на то, что хочет оказаться под крышей побыстрее. Встретила де ла Круа Жизель. Сухая высокая экономка выказывала почтение, но пресмыкаться не собиралась. Она чувствовала себя уверенно в Машекуле и потому походила на радущную хозяйку; распорядившись караульным отнести чемоданы в приготовленную для инквизитора комнату, Монмартен спросила: - Я слышала, что Вы прибудете не одна, госпожа. Ваши люди будут позже? Ожидая ответа, престарелая дама кивком подала знак Изабо следовать за ней. Инквизитор несколько помедлила с этим – она отвлеклась невольно на интерьеры замка и подавила тяжёлый вздох. Какие-то оружейные палаты или исторический музей, ей-богу. Машекуль не был лучше всего остального, что де ла Круа видела в Морготе – мрачно, мрачно, мрачно… Нет, не всё. Комната ей досталась приличная: светлая, просторная, с белой резной мебелью и тонкой работы серебряными светильниками по стенам. Все ткани, использованные в оформлении интерьера – от покрывала на широкой мягкой кровати до штор на окнах – были в бело-голубой гамме, и оттого спальня казалась сотканной из облаков. Кроме кровати, в помещении также были шкаф, пара кресел, ширмочка, трельяж, очаровательного вида комод и козетка. Все предметы меблировки выглядели изысканно: видимо, тот, кто в своё время распорядился привести в такой вид гостевые комнаты, заботился о том, чтобы им было уютно. Изабель почти забыла про своё разочарование. Нет, ну отчего не привести в такой порядок весь замок? - Ваша ванна готова, ваша милость. Пожелаете после отдохнуть или трапезничать? – спросила пожилая Монмартен. Саунд: ссылкаМихаэль Аэджис скорым шагом направлялся к комплексу лабораторий. Он остановился перед двустворчатой массивной дверью, выполненной из стали высочайшего качества. Вся поверхность металла была покрыта словами литаний и защитными знаками. Тут же находился пост с четырьмя вооружёнными до зубов караульными. - А, это ты, Аэджис? Какими судьбами? – козырнул крупный мужчина с грубыми чертами лица, звавшийся Свенсоном Патриком. - Лейтенант Аэджис, дубина, - "ласково" поприветствовал старого друга Михаэль. - Ваше удостоверение, лейтенант Аэджис, - ухмыляясь, пробасил Свенсон. - Чтоб тебя! – одновременно удерживая контейнер и папку с донесениями, парень полез в кармашек на поясе. – А то, Свенсон, никому не видно, что я – это я.- А вдруг ты – колдун, принявший обличье Аэджиса? – хихикнул второй караульный. - И я такой дурак, что припёрся в Машекуль один, - фыркнул лейтенант. – Будь я таким прошаренным колдуном, то не только рожу, но и документы наколдовал бы.Караульные посмеялись, и блондин с чуть оттопыренными ушами сделал соответствующую отметку, после чего по рации распорядился открыть ворота. Металлические створки медленно раскрылись, скрипом приветствуя лейтенанта. Солдаты на караулке, всё ещё посмеиваясь, отдали четь, и Михаэль вошёл внутрь помещения. По длинным коридорам, соединяющим лаборатории и исследовательские блоки, то и дело сновали ассистенты и лаборанты в белых халатах или защитной одежде. Отделы, в которых проводились работы с инфекциями и химическим оружием, вообще были изолированы, и работников, носивших на спецодежде метки биологической и химической опасности, ему почти не попадались. Аэджис равнодушно скользнул взором по гладким белым стенам, подмигнул хорошенькой лаборанточке, а потом продолжил путь. Ему нужна была биологическая лаборатория, а для этого следовало подняться на два уровня выше. Разумеется, лаборатория, в которой работал Люций Ксавьер, тоже охранялась. Михаэль снова показал удостоверение, доложил о цели визита, и его пропустили. За очередной дверью маячили на длинных столах колбы, пробирки и аппараты, о назначении которых молодой офицер не мог даже догадываться. Что-то пищало, булькало, кипело… У стен стояли шкафы с книгами и странными штуковинами; на полках можно было увидеть редкие научные труды, черепа и кости монстров, разного калибра ёмкости, в коих в формалине плавали самые занятные штуки – от головы вампира до лапы мантикоры. Средь такого разнообразия найти достопочтенного профессора биологических наук было нелегко, и потому лейтенант позвал: - Господин Ксавьер?Люций отошёл от прозекторского стола (он как раз вскрывал свежепойманную мантикору) и отозвался. Саунд: ссылкаПохоже, экипировкой инквизиторской свиты граф не удовлетворился. Скептически окинув взором наличествовшие у них предметы формы, Жиль заявил, что в таком виде охотиться на оборотней негоже, и Аларик в неизменной компании Альбина был направлен туда же, куда ещё несколько минут пришлось проследовать Николасу. Там их снабдили морготскими доспехами, напоминавшими амуницию маршала. Похоже, в Щите Империи ко всему подходили серьёзно и основательно. Когда троица вернулась к транспортам, де Рэ перечитывал рапорт. Вид у него был задумчивый и сосредоточенный. Оторвавшись от последней страницы, граф кивнул пришедшим. Ван Тейну пришлось оставить свой автомобиль и устроиться на заднем сидении вместе с людьми инквизитора. Как только они уселись, вся колонна двинулась к выезду. Жиль обернулся назад и протянул Стасяку рапорт: - Думаю, вам стоит ознакомиться с обстановкой, господа. Более за всю дорогу маршал не обронил ни слова. Первая подшивка была написана от руки. Листы местами были перепачканы так, что это наводило на мысль об использовании копирки для создания второй копии отчёта. Почерк был неровным – видимо, писал человек не в самых удобных для того условиях. Автором депеши значился младший лейтенант Майлз Уэрроу. "03:03 По приказу капитана Морра выдвинулись к Вестерхейму. 03:33 Прибыли на место. Оборотни типа «терран» числом десять действительно осадили поселение. Никого из местных не замечено. Высадка. Приступили к зачистке. 04:23 Зачистка завершена. Жертв среди мирного населения нет, потерь личного состава – тоже. Взята в плен самка вервольфа. Существо лишилось лапы, получило два ранения в живот. Решено доставить экземпляр в Астракс, чтобы подвергнуть допросу. Вервольфу надет намордник. Тварь скована цепями и помещена под охрану. 04:55 Возвращаемся в крепость. Мною принято решение ехать через Вестерхеймский лес. Так мы быстрее окажемся на месте. 05:12 Перед первой машиной на просёлочной дороге что-то появилось. Я ехал во второй, на пассажирском сидении. Я распорядился не останавливаться. Мы явно переехали тело крупного животного. Почти сразу после этого нечто тяжёлое спрыгнуло на крышу. Тварь уцепилась там за что-то и била лапами по бронированному стеклу. Оно начало трескаться (!), и я выхватил пистолет. Я открыл огонь, но было уже слишком поздно: вервольф вцепился в лицо водителя (рядового Коллина Эшфорда), тот потерял управление, и мы перевернулись. Я очнулся. Первое, что я услышал, были крики и стрельба. Пленный вервольф выл и метался. Орали и матерились солдаты, охранявшие террана. Кажется, они били её прикладами. Потом раздался чудовищный скрип, будто кто-то корёжит железо. И выстрелы. Я с трудом выбрался из кабины. Задняя дверь была выворочена, а пленницу выводил громадных размеров оборотень. Тварь двигалась слишком бодро для получившего такие раны вервольфа. Было сумрачно, но я заметил, что отрубленная лапа у неё как будто начала отрастать. Точно начала! Они забрали её и исчезли где-то в лесных дебрях. Из пятнадцати солдат погибло пятеро. Ещё двое укушены".К этой писанине прилагалась топографическая карта местности, а также схема зачистки (весьма толковая). После прочтения возникало впечатление, что совсем не безмозглый офицер внезапно свихнулся: грамотно проведя основную часть операции, он запоролся на самом простом. Далее шли страницы, отпечатанные на машинке. Этот доклад принадлежал Морру. "Младший лейтенант Майлз Уэрроу помещён под стражу. Он будет подвергнут допросу и медицинскому осмотру. Для его проверки мною запрошен специалист из ордена Тернового Венца".После были протоколы об исполнении умерщвления и кремации покусанных оборотнем солдат, но это никакой новой информации предоставить не могло. До расположившегося неподалёку от Вестерхеймского леса штаба операции колонна добралась довольно быстро. - Старший лейтенант Вантейн, - Жиль нарушил молчание, - Вы хорошо знаете лес? Саунд: ссылка
-
Ну, с продолжением! =)
-
За мастерство и музыку)
|
|
Состроив раздраженно-хмурое выражение кошачьей мордочки, ирра терпела. Что поделать, если взгляд гвардейца сейчас прикован к окружающим, а не к ней, и он не может видеть ее недовольства. Да он даже не чувствует, как напряжено кошачье тело и как подрагивает недовольно хвост. Нири ловила удобный момент, чтобы вырваться из рук человека, обрести столь долгожданную свободу. А пока что могла слушать разговоры высокопоставленных лиц, среди которых она внезапно оказалась. В другое время Нири порадовалась бы этому, и даже растерялась бы и обомлела – сама императрица людей рядом! – но сейчас ей было малость не до того. И вот настал момент, когда она услышала, что императрица ранена. Какой удобный случай, чтобы заслужить ее доверие! Лучше и не придумаешь. А если императрица будет ей доверять, «ирровый» вопрос будет решить намного легче. Кошка завозилась в руках гвардейца, царапнула его несильно когтями, мявкнула, извиняясь за содеянное, и, буквально продавившись между его рук, спрыгнула на пол. Ловко встала на четыре лапы и, задрав хвост, побежала к императрице Анистас. Как тут Нири некстати вспомнила, а может, и очень кстати, что она совсем без одежды осталась из-за глупого Рията. Этот прохвост куда-то смылся, а ей теперь расхлебывать последствия. Не начинать же ей знакомство с императрицей в голом виде? Или начинать? А если она сейчас не превратится в ирру – потом вообще может забыть, что она ирра. От раздумий девушку-кошку отвлекла девушка в алом платье с огромным зверем, которого Нири ничуть не боялась, потому что он тоже был кошачьей породы. Эта леди что-то увидела в окне дирижабля. Да что же там такое страшное они увидели, что вдруг все разом заохали, заахали, заволновались и запричитали, а самый главный гвардеец, охранявший императрицу, бросился отдавать всем приказания. Может, Нири тоже хочет поохать и поахать, что на кошачьем, в общем-то, звучит одинаково. Не долго думая маленькая кошка изменила направление своего движения, подбежала к большой кошке и запрыгнула на нее, а с нее на руки леди в алом, и взглянула в окно. И замерла, пораженная увиденным… Бездна… бездна кругом… глаза кошки расширились и она задрожала всем своим тельцем на руках у леди Клариссы.
|
-
Огромная выдержка. Да...
-
Ату ее! Ату! =)
|
- Мррр-мяааау! Рыжая кошка, которую затискал в объятиях один из гвардейцев, недовольно мяукнула. Она уже продолжительное время нервно дергала хвостом, но человек этого словно бы не замечал. Ирра нервничала, и поводов для этого было хоть отбавляй. Ее сородичи из Живого Леса внезапно отправились на войну, а в лесу появились люди из Истеры со страшным оружием, подкрепленным магией, которые отлавливали ирр и сажали в клетки. В поисках одного из этих ужасных людей, предводителя этой шайки, Нири с Риятом и пришли в Сартол. Но все было против них и здесь. Когда в толпе, собравшейся на запуск драккариса, начались беспорядки, Рият также обернулся котом и они вдвоем спрятались где-то под нижними палубами огромного летающего корабля. Куда только Рият их вещи дел? Сумки с ним уже не было. Дальше – больше. Рията поймали, но ему удалось убежать, теперь Нири не знала, остался он на драккарисе или спрыгнул на землю. Вместо него поймали ее, приняли за обычную кошку и – вот результат. Нет, ну это все-таки лучше, чем если бы ее посчитали за шпионку и взяли под стражу. Или нет? Сидеть взаперти или быть зажатой в руках у человека – разница не очень-то велика. И вот теперь Ниррена Альтари была сильно напугана. Мало того, что они так и не нашли проклятого Сигфрида, хотя Рият говорил, что видел его в толпе. Мало того, что Рият пропал вместе со всеми вещами – ни оружия, ни одежды. Мало того, что драккарис атаковали жуткие существа, какие только в кошмарах ночью снятся – Нири хоть и избежала с ними встречи, но слышала крики, видела панику и краем глаза наблюдала одно из этих чудовищ, пожиравшее гвардейца. Мало всего этого! Хуже другое. Чем дольше находилась ирра в звериной ипостаси, тем больше звериные инстинкты брали верх над разумом. Она привыкала быть кошкой. Ей даже начали нравиться ласки гвардейца. А когда увидела недавнего знакомца, которому недавно хвост едва не откусила, то хотелось вырваться из объятий и снова начать охоту на крыску. Нири все больше забывала, кто она на самом деле. Так дальше нельзя. Нужно возвращаться в нормальный облик. Ведь если она забудет… Когда-то девушка слышала легенду, что раньше люди и ирры дружили. Их дружба была крепче, чем сейчас между людьми и урзами. Как-то одно селение ирров накрыло стихийное бедствие, и люди приняли обездоленных жителей в свои дома. Для удобства, чтобы занимать меньше места, ирры оборачивались в небольших зверьков – котов и кошек. Прошло время. Иррам было так удобно в кошачьей форме, люди заботились о своих меньших друзьях, и однажды ирры просто забыли, кто они в действительности. Навсегда остались котами и кошками. С тех пор в городах людей так много котов. Все они раньше были иррами, но уже этого не вспомнят никогда… Нири вздрогнула. Нет. Нет-нет-нет! Она не хочет так! Она не животное, она – ирра, разумное существо! Представительница своего народа, может быть, единственная на этом драккарисе. Она могла бы поговорить с императрицей Анистас от лица своих сородичей. Могла бы… Когда же закончится весь этот ужас?
|
|
|
Николас приник к замочной скважине. Как хорошо, что Морр не имел дурной привычки держать охрану прямо перед дверью. Чего уж там! Даром, что седина осыпала серебром его усы и виски: комендант крепости до сих пор был в отличной форме и по части фехтования давал фору иным молодчикам… А за дверью творилось нечто очень интересное… Кассиас Морр кого-то сурово распекал и был так рассержен, что даже разок стукнул кулаком по дубовому столу с медными углами. Да, Ван Тейн знал этот гневный удар – и хорошо, что негодование капитана никогда не было направлено на его персону. Колдун в слух и зрение, стараясь уловить как можно больше из происходящего. Капитан Морр стоял меж упомянутым двухтумбовым столом и обитым коричневой кожей креслом. Позади него помещался большой гобелен с морготским гербом. Лицом к Кассиасу и, соответственно, спиной к двери стоял среднего роста мужчина с огненно-рыжим загривком. Кажется, распекаемый служака – это младший лейтенант Уэрроу. Да, точно он! Николас узнал его голос, как только тот заговорил, пытаясь оправдаться. Да и такая безбожно рыжая шевелюра есть только у Майлза Уэрроу. Итак, дело сводилось к следующему: пока Николаса не было, кто-то из поселения Вестерхейм, что находится буквально в восьмидесяти километрах от крепости, прибыл в Астракс с просьбой о помощи. Как бы хорошо не охранялась граница, но вблизи Абиссарии пространство и время всегда чуть искажались, и разнокалиберная нечисть просачивалась порой на земли Империи. Так оказалось и в этот раз: вестерхеймцев одолели вервольфы, и те, не управившись своими силами, обратились к военным. Кассиас направил в Вестерхейм младшего лейтенанта Уэрроу, вручив ему отряд опытных бойцов. По прибытии на место выяснилось следующее: оборотней никак не меньше десятка. Проклятых созданий перестреляли, оставив в живых только тяжело раненую самку, дабы допросить оную, когда та перекинется. Существо стреножили и погрузили в кузов машины, а после повезли в Астракс. И тут Майлз сплоховал. По непонятной причине он решил, что ехать надо не по шоссе, а через лес, дабы выгадать тем самым десяток километров. Он не предполагал, что волколаков на самом деле окажется больше, и что эти выводки абиссарийцев будут преследовать колонну. Итог оказался печален: треть бойцов погибла, ещё двое оказались покусаны (что автоматически по уставу предполагало серебряную пулю в лоб и сожжение тела), а пленница удрала. Уэрроу клялся, что она залечила раны, нанесённые освящённым мечом, и убежала в чащобу… Морр, тем не менее, слушать ничего не хотел и прогнал незадачливого военного с глаз долой. Ван Тейн отскочил от двери и одним махом преодолел пролёт лестницы, успев убраться до того, как Майлз вышел из комнаты. С самым беспечным видом он теперь поднимался вверх по ступеням, будто пару секунд назад не наушничал. К великой его удаче, Морр показался из своего кабинета: - Старший лейтенант Вантейн, пройдите-ка ко мне!Николас отдал честь и проследовал за Морром. Тот, оставшись с колдуном наедине, изложил ему суть оплошности младшего лейтенанта (разумеется, абиссариец слушал его с живейшим интересом и делал вид, что слышит сие в первый раз в своей жизни, а также весьма и весьма обеспокоен случившимся) и поставил на стол металлический контейнер: - Здесь та самая лапа, старший лейтенант. Доставьте её в Машекуль – пусть разбираются учёные, работающие в графской лаборатории. Чертовщина какая-то с вервольфом этим. Не могла она так скоро восстановиться от раны-то. Также Морр вручил Николасу запечатанный конверт с подробным отчётом Уэрроу – его тоже надлежало передать лорду Щита Империи. Саунд: ссылкаЕё через колоннаду ввели в просторную обеденную залу. Видно, хозяин этих мест очень занят, раз ему не удаётся позавтракать спокойно… Сия комната не отличалась своим убранством от прочих покоев крепости. Очень простая мебель из тёмного дерева, удобная, функциональная, но лишённая начисто принятых в дворянских домах украшений. Электрические светильники без позолоты, хрусталя и мелких драгоценных камней. Ничего вычурного, ничего лишнего. Как везде. Стражники остановились на некотором расстоянии от стола и перестроились, лишая таким образом девушку пути к бегству. Верене ощущала здесь две ауры. Одна из них была до странности знакома девушке, точно она вдруг оказалась рядом со своим соплеменником. Энергетика эта исходила от гостя графа де Рэ – жгучего брюнета с цвета осеннего неба глазами, выглядевшего лет на тридцать. Этот высокий человек взирал на мир спокойно и уверено; очи его, мягко освещавшие приятное лицо, выдавали мудрость, коей мог бы обладать умудрённый прожитыми годами старец. Держался он с достоинством, движения его были плавны и выверены, будто у большого поджарого кота. Одет незнакомец был по ватиканской моде, повадки у него тоже были дворянские, но только вот интуиция говорила жрице, что к Империи он в духовном плане отношения имеет не больше, чем она сама. Вторая аура была тяжела и черна. Именно её отголоски пропитывали всё вокруг, довлея над замком. Исходила она от того, кто, как решила девушка, был Жилем де Рэ (её догадка обратилась в уверенность, как только она заметила на его пальце перстень с тем же гербом, что носили на накидках её конвоиры). Его Верене изучала более пристально. Она не удивлена была, отметив, что одевается граф очень просто. Чего-то подобного можно было ждать от того, кто не кичится происхождением и не испытывает стремления окружать себя богатыми интерьерами. Ей казалось почему-то, что владелец Машекуля должен был оказаться куда старше. Но мужчина, сидевший за столом, был молод и хорош собою. Статный, хоть и несколько уступавший ростом своему гостю, темноволосый темноглазый де Рэ никак не тянул на то, что вообразила Кузэ. Присмотревшись, жрица подумала, что Жиль, скорее всего, не относится к числу тех, кто с лёгкостью обидит слабого или примет необдуманно жестокое решение. Он, наверное, не прячется за спины своих солдат, но и напролом не лезет… - Ваше сиятельство, вот дивчина та, - совершив воинское приветствие, проговорил Унци. Кузе не слышала и не видела, что происходило вокруг. Всё меркло в сумраке, окутавшем графа. Чувство вины и невосполнимой утратой саваном обрушивались на его плечи, скорбь терновым венцом обвивала бледное чело, боль острыми железными обручами впивалась ему в грудь. Он давно страдал – не сдавшийся, но надломленный и лишённый силы жить. Девушка смотрела дальше и видела также надежду, граничившую с безумием – не ту, что несёт свет, но ту, что лишает душевного равновесия… Сообразив, что таращится на Жиля уже минуты две, Верене уткнулась взором в пол. Затем девушка поняла, что он задал ей вопрос, но она его прослушала… Саунд: ссылкаПутешествие по Морготу вряд ли можно было назвать хоть сколько-нибудь приятным. Да, больше никто не досматривал и не проверял инквизитора и её людей на многочисленных блок-постах. Да, патрули не останавливали её автомобиль, но всё это объяснялось одной простой причиной: оный был сопровождаем морготской боевой единицей, использующейся как раз для эскорта важных гостей или государственных лиц. Единственное, что требовалось Изабелле, Альбину и Аларику при проезде через очередной контрольно-пропускной пункт – это продемонстрировать новенькие пропуски. Нудно, но всё же лучше, чем дотошный осмотр. Щит Империи показался девушке ещё более унылым, чем прежде. Небо всё темнело и темнело, грозя обрушить на головы людей потоки холодной воды, а ветер протяжно завывал в полуобнажённых кронах деревьев, расположенных вдоль шоссе. Морготские осенние пейзажи отнюдь не напоминали красно-жёлтые полотна художников, пронизанные светом и теплом уходящего лета; здесь повсюду веяло жестким холодом стремительно приближающейся зимы и каким-то отчаяньем. Де ла Круа не могла взять в толк, как вообще можно жить в этом мрачном краю. Кажется, неизвестность странного поручения Мауриццо и безысходность Моргота давили даже на спокойного, рассудительного Стасяка и неунывающего Аларика. Оба молчали, не только не задавая вопросов сотруднице Инквизиции, но и не общаясь друг с другом. Царящую в машине тишину нарушило шипение рации, перемежаемое обрывками мужского баритона. Обращались к едущим в инквизиторском авто на морготской частоте, и потому шрамированному охотнику на демонов пришлось несколько секунд повозиться с приёмником. Почти без хрипов из динамика доносилось: - "Аластос" (именно так обзывался конвоирующий автомобиль) – транспорту Инквизиции: прошу вас приготовиться к развороту и дальше двигаться за нами. В связи с некоторыми обстоятельствами нам придётся добираться не по шестнадцатому шоссе, пролегающему через Вестерхеймский лес, а по тринадцатому.
Саунд: ссылка
|
Она истаяла в воздухе, но она осталась здесь, невидимая и неслышимая. Жанна не знала, как это у нее получается – для духа такие вещи были столь же естественны, как для живого дышать, видеть, слышать, человек без особой необходимости даже не задумывается над тем, как именно это происходит. Вот и она сейчас не думала. Ей просто захотелось завершить этот разговор. Потому что видеть страдания Жиля было вдвойне больнее, чем страдать самой. Она сказала ему, что было на душе. Да, это был голос души, крик души! Он ее услышал и понял. Чего еще желать сейчас? Жанна верит в него. Даже после того, как не дождалась спасения в судный час, она продолжала в него верить. Святая… Она верила, что он сделает все, даже невозможное и немыслимое, ради того, чтобы снова они были вместе. Как раньше. И снова игривое солнце будет по утрам будить спящих в обнимку влюбленных. - Ты не заслужила того, что с тобой произошло. Не имеет значения, что мне придётся отдать для того, чтобы ты снова улыбалась... Жанна улыбнулась краешками губ. Только Жиль ее улыбку уже не видел. Некоторое время она оставалась подле него, пока маршал не прошел в душ. Последовав за ним сначала бесплотной и незримой тенью, девушка наблюдала, как Жиль разоблачается, видела его кипящий мыслью взгляд, не опустошенный более. Глаза были живыми, и они дали ей понять, что он уже думает над их проблемой. Она была услышана. Задыхаясь от кратковременного счастья, возникшего от единственного предвкушения их возможного будущего и воспоминаний о прошлом, Жанна покинула ванную комнату, слегка смутясь. Сколько раз она до этого наблюдала за ним, пока он мылся, но теперь, когда он мог ее увидеть, стоит ей только захотеть, это казалось неправильным. Словно в замочную скважину за любимым подглядывать, воровато озираясь по сторонам. Она не воровка. Она заслуживает большего. Девушка оставила Жиля и отправилась в свой склеп, где лежало ее ныне мертвое и изуродованное тело. Привычка ходить через двери, по коридорам замка, осталась до сих пор. Не считая себя до конца мертвой и оттого презирая возможность проходить сквозь стены, Жанна предпочитала прежние маршруты. Здесь, в Машекуле, каждый уголок был ей знаком. До боли в сердце. Если бы оно было у души. Вспомнив о госте, девушка решила изменить на этот раз своему обычаю идти по коридорам, поскольку была уже на полпути к склепу и пришлось бы сделать крюк, чтобы попасть в гостевые покои людским путем. Миновав без разбору несколько стен, отделявших ее от апартаментов, где Фауст должен был разместить прибывшего, Жанна вылетела из очередной стены и в смятении замерла. Невидимый глазу прозрачный силуэт затрепетал, словно на ветру. Будь она жива, сейчас бы щеки вспыхнули румянцем. Неслышно охнув, дух резко развернулся и метнулся обратно в стену, понесся дальше… - В Машекуле, похоже, банный день, - выдохнула девушка, успокоившись только на своем смертном одре.
По прошествии некоторого времени Жанна заскучала и отправилась в обеденную залу, где Жиль должен был привечать гостя. Дух подлетел к двери и отпрянул, когда та открылась перед ним. Словно бы ее здесь ждали. Но это оказался всего лишь веснушчатый мальчишка-слуга. Не заметив Жанну, он прошел чуть ли не сквозь нее. Неприятные это ощущения – когда сквозь тебя проходят. По правде говоря, и прохождение сквозь стены не самая классная вещь на свете. Вы только представьте, что ваши глаза погружаются вместе с вами в стену, вы видите внутренности металла, пластика или дерева, переплетения электрических проводов, в которых даже дух, казалось бы, запутается, контуры теплоизоляции, бегающих внутри стен маленьких жучков. Хотя такое было только в хозяйственных помещениях, жилая часть блистала чистотой и насекомых тут почти не водилось, а в хозяйственной части нередко можно было и крысиные норы наблюдать, изнутри выглядящие довольно забавно, словно путь в стене, прогрызенный за многие годы какими-нибудь узниками. Представили? А теперь можете представить, что вы видите, проходя сквозь человека или когда он проходит сквозь вас? Пульсирующие кровью сосуды и органы – это меньшая из бед. А как насчет пищи, купающейся в желудочной кислоте, пускающей пузырьки? А что скажете о красочном содержимом кишечника? То-то. Станете духом – хорошо подумайте, прежде чем проходить сквозь людей. Гость, уже в подобающем правилам приличия виде, ожидал в зале. Невидимая Жанна подплыла поближе, с интересом разглядывая его. Кто сказал, что любопытство – прерогатива живых?
|
И Орландо оставалось лишь ждать, из окна машины глядя на мрачную громаду Машекуля, устремлённую ввысь и ощетинившуюся дулами тяжёлых пулемётов, угрожающе посматривающих вокруг, точно хищные птицы. Замок не один раз достраивался и ремонтировался, но это, однако, не лишало его сурового и строгого величия резиденции графов де Рэ. Мощные стены, стационарные орудия, спокойная стража, явно знавшая себе цену и блиставшая профессионализмом - всё это лишний раз подтверждало высокую боевую готовность замка. Здесь, в непосредственной близости к Абиссарии, бдительность была превыше всего. Скоро старший лейтенант вернулся к ожидавшему его Ди Альри, а за ним поспешали дворецкий Фауст и несколько слуг. - К сожалению, его сиятельство не может пока к Вам выйти, господин Ди Альри. Мне поручено проводить Вас и ваших слуг в ваши комнаты. Ванная для Вас уже готова, и сразу после того, как Ваше сиятельство изволит спуститься, в малой столовой подадут завтрак. Господин граф обещал немедленно к Вам присоединиться и разделить с Вами трапезу.Старик-дворецкий повёл Орландо внутрь замка. Внутри Машекуль был также строг и лишён праздных роскошеств, как и снаружи: отсутствовали тут броские украшения из золота, не было в оформлении помещений обилия шёлка и бархата, кисточек и кружева, вычурных статуй, дорогих безделушек на каминных полках и прочего, прочего, прочего… Фауст привёл Орландо в комфортную, изысканно оформленную спальню. Такие комнаты предназначались для гостей, поскольку владельцы замка, сменявший друг друга столетиями, были, как правило, непритязательны по части излишеств и роскоши (суровый и резкий Рэйвен так вообще считал всяческие украшательства бабской привычкой, о чём периодически весьма недвусмысленно намекал Ги). Странно было видеть Ди Альри свои временные апартаменты после прогулки по крепости, где на стенах можно было видеть лишь оружие, карты да батальные полотна. Тяжёлая дверь из тёмного дерева послушно отворилась - плавно, без скрипа, благородно мерцая ручкой из старого серебра. За дверью простиралась светлая комната, стены которой скрывали бежевые драпировки. Портьеры на большом окне, стекло которого было заключено в красивые резные рамы, были того же оттенка. Из мебели в спальне присутствовали широкая кровать под бархатным зелёным с бежевым покрывалом, прикроватный столик на изящно изогнутых ножках, пара кресел и гардероб. Пол покрывал мягкий бежевый же ковёр. Напротив кровати располагался старинный камин - им уже не одну тысячу лет никто не пользовался (благо, имелась другая возможность отапливать жилые помещения замка), и он выполнял теперь исключительно декоративную роль. На каминной полке помещалась хрупкая ваза из белого фарфора, в которую служанка буквально пять минут назад по собственному разумению натыкала свежесрезанных астр. Над камином висело полотно, на коем изображена была пронизанная лучами света лесная поляна. - Ваша комната, господин Ди Альри, - Фауст поклонился. - За той дверью (тут дворецкий кивнул в сторону двери, помещавшейся напротив окна) - ванная. Слуг ваших разместили этажом ниже. Вы можете вызвать их, нажав на одну из этих кнопок (кивок в сторону ряда тумблеров под выключателем). Что ещё пожелаете, Ваше сиятельство?Саунд: ссылкаСтражник, принёсший Верене еду, оказался словоохотливым. Вряд ли он был таким по своей природе: морготцы привыкли к опасности и были людьми осторожными и подозрительными. Однако этот человек, видимо, на каком-то интуитивном уровне ощущал, что Кузэ ни для него, ни для его командира опасности не представляет. - Тю, дивчина! Ты в темнице под замком Машекуль, а принадлежит этот замок графам де Рэ. Где ж тебе ещё быть, коли поймали тебя в Морготе у границ? Не в подвале ж кондитерской фабрики! – мужик усмехнулся, сочтя свою шутку про упомянутую фабрику крайне остроумной. – Патрульные нашли тебя, когда ты без памяти да в путах на мешковине лежала. Там с десяток молодчиков вокруг топталося: кострище разложили и на привал устроились. Дураки эти из местных. После войны-то с проклятущими колдунами совсем последний умишко посеяли: заниматься охотой на нечисть (или на какие-то вещи особые) удумали. И то странно, что наплёл им-де какой-то дворянин черноволосый про чашу какую-то чудесную. Дескать, что не положь в неё, так то там и останется. Денег сулил за ту чашу немеряно. Уж искали мы этого дворянина, да так и не нашли. Не то спьяну им померещилось (небось, схоронились паршивцы в каком лесу - да и нажрались втихаря самогону), не то наваждение какое (господин граф-то этих выживших колдунов с отрядами бить выходит, да, видать, не всех ещё прищучил), но только при них никакой чаши-то и не было, да и при тебе – тоже. Вот такая вот история, девонька. Ты не серчай, коли не виновата: ежели не ведьма абиссарийская, то тебя тут пальцем никто не тронет. Мы, чай, люди, а не зверьё дикое… Ты ешь-то похлёбку, пока не остыла. А я пойду. Вот пошлёт за тобой его милость, и я притопаю снова.Саунд: ссылкаО, каких великих трудов ему стоило попасть сюда! Моргот, неприступный Моргот едва не сомкнул свою хищную пасть на его горле, желая лишить его головы и сделать его безвредным! Но Светоносец, должно быть, был к нему крайне благосклонен и нашёл лазейку на ватиканских землях, чтобы подсобить своему служителю: Николас проник-таки в особо охраняемую провинцию под видом волонтёра. Что, право, делать незаконнорожденному сыну барона Готфрида Вантейна, богатого судовладельца, если папенька изволил дать ему имя, но позабыл отписать наследство, заботясь больше о старших детях? Да то же, что делают в большинстве своём все дворянские младшенькие мужеского пола, не пользующиеся благосклонностью родителей: подаются воевать, а при наличии светлой головы занимаются искусством или остаются в университете лаборантами. Всё уж получше, чем прозябать на скудном содержании в какой-нибудь дыре. Николас правильно выбрал момент: Тринадцатая Морготская требовала новых рекрутов, и Вантейн устремился к приоткрывшейся завесе. Ему не нужно было сразу очутиться на виду – лучше уж закрепиться в тихом уголке и, не привлекая к себе внимания, обустроиться на новом месте, всё разнюхать. И к бесам Нэтербирда – сам заварил кашу, так пусть сам и ест её с маслом. Ведь он, Николас, здесь совершенно не при чём. У него здесь свои дела… и неплохой послужной список. Начиная рядовым солдатом в Великом Крестовом Походе против Элергорда, Николас осторожничал под бдительными взглядами полковых священников и позволял себе лишь игру словами. Но иногда и этого оказывалось достаточно: к своему вещему удивлению молодой чернокнижник обнаружил, что манипулировать людьми можно и без колдовства… Стоило только обмолвиться о том, что элергодцы наверняка принесли пленных в жертву своим кровавым божествам и вскользь напомнить об обещании епископа отпустить крестоносцам грехи, как доблестные воины Ватикана превращались в убийц, одержимых местью и жаждой крови, точно вампиры клана Круор или оборотни. А священники только одобряли избиение язычников, дабы поддержать церковный авторитет чужим страхом... Николаса Вантейна знали как хорошего и удачливого солдата, верного и исполнительного. Хитрости колдуну, прикидывавшемуся добрым христианином, попавшему в Моргот в звании лейтенанта в крепость Астракс (и дослужившемуся там до старшего лейтенанта), было не занимать, и Николас дорожил прикрытием. И как же оно ему пригодилось!.. Но кто мог подумать, что недотёпы, которым он поручил принести одну вещичку, окажутся столь ультимативно глупыми? Вот уже пять часов прошло, а они не явились на место! Тщательно замаскировавший свою внешность чернокнижник нарезал уже двадцатый круг у кряжистого векового дуба, хмуря лоб и мысленно ругая деревенских идиотов. Однако те от этого скорее не приехали. «Заставь ватиканского недоумка распятому богу молиться – он себе лоб пробьёт!» - зло подумал Вантейн. Можно подумать, он ничем не рисковал, наведываясь в развалины Старого Вермина*. Неужто горе-охотники, будучи вооружёнными до зубов, не смогли справиться с горсткой перепуганных беженцев и единственной молодой жрицей?! Мужчина поплотней запахнул плащ. К северу от Астракса недавно прошёл настоящий ливень, и промозглый холод так и норовил забраться под одежду. Ветер противно выл среди полуразрушенных зданий и потерявших листву деревьев, а под ногами хлюпала грязь – самое время торчать в Вермине и ждать кучку остолопов! Словом, если хочешь добиться эффекта, берись за дело сам. Великая прописная истина, чтоб её мантикоры сожрали! Саунд: ссылкаСтасяк только поджал губы. Его уже в пятый раз отрывали от дел и заставляли покинуть родную Полонию. И для чего? Сопровождать инквизитора! Да что за чёрт, а, государи мои? Неужели ничего лучше Мауриццо не придумал, кроме как боевого полковника мальчиком на побегушках делать? Что-то здесь определенно было нечисто, однако долг есть долг, а значит, придётся приглядывать за инквизитором и помогать. К тому же, только совсем недалёкий человек откажет главе службы Инквизиции. А Альбина Стасяка недалёким бы никто не назвал… - Выезжай на трассу, ведущую в Моргот, - лишний раз коротко проинформировал полковник Аларика. – Я надеюсь, ты тёплые вещи слугам упаковать приказал? Зимы там холоднее, чем в центральной части Империи. Нам ведь в Щите до самой весны оставаться, а сейчас у них поздняя осень. Стасяк покосился на неунывающего охотника на демонов. Тот наверняка (судя по глумливому выражению лица) думал, что на месте Жанетты после такой операции напился б, аки свинья, а потом заказал себе шлюху. Что с него взять-то? - И безобразничать не вздумай. Предупреждаю сразу: в Морготе сухой закон. Ну, почти сухой: никто тебе ни в одной таверне не подаст больше кружки пива, бокала вина или двух стопок водки. А умудришься напиться и в таком виде попасться, я тебе не завидую: в первый раз это грозит внушительным штрафом, во второй – колодками, а в третий – казнью. Я не думаю, что пани Блуэн будет так с тобой возиться, если проберёшься в чей-то винный погреб.- Там вроде как закрытая территория. Какого чёрта лысого понесло нас туда? – осклабился Аларик. Ему мадемуазель Блуэн сообщить о цели их поездки ещё не успела, и потому Стасяку пришлось растолковать своему коллеге, что едут они в Моргот, дабы помочь добить всё ещё изредка встречающуюся там после войны нечисть. Вроде как и весело получалось, да не очень: пить нельзя, безобразничать особо – тоже. С законами там строже, да и люди другие. Говорили, что морготцы настолько свирепы, что любой юноша в одиночку мог справиться с медведем или вепрем, а осторожность их граничит с паранойей. Вот уж любопытно было бы взглянуть, как юнец медведя завалит… Ну, а холод пережить можно. Главное, найти б решение проблемы с выпивкой. Совсем грустно без доброго вина ведь. Саунд: ссылкаЖанетта прикрыла глаза. Алкоголь горячим потоком растекался по внутренностям, и от этого инквизитору становилось уютнее. Испарялись мысли о минувшей неприятной чистке ран и бинтах, пропитанных зловонной зеленью, тонули в огнистой жидкости убийственные моменты жизни, которые хорошо было бы вырезать из памяти на веки вечные. Ей просто было тепло и спокойно. Здесь, на мягком сидении, с нею была только тишина – понимающая, заботливая и обволакивающая, а за тонированными окнами мелькали пейзажи, сменявшие друг друга, как в калейдоскопе: суетливый город, сонный пригород, а затем дорога, устремлённая в бесконечную даль. Как хорошо, что можно иногда забыться и не помнить, кто ты и что с тобой… Безразлично и устало смотреть на снующих туда-сюда людей и их маленькие заботы. Ненадолго задержать взгляд на дворняге, когда Аларик вынужденно тормозит на перекрёстке. Глаза у псины добрые, но печальные. И шерсть, если отмыть животное, станет молочно-белой… Изучать осенний голый парк. И вглядываться в созвездия городских огней, а когда автомобиль поднимется на мост, утонуть в море разноцветного пламени… И, смягчившись, пропускать мимо тихие улицы пригорода. А потом теряться в окружающих крепостную стену степях… Хоть врач и настоятельно не рекомендовал ей смешивать анальгетики со спиртным, Блуэн делала по-своему. Что бы там не говорил Гамильтон о лекарственных взаимодействиях, женщина заметила лишь одно: с доброй порцией виски любое обезболивающее средство, будь оно в таблетках или инъекционной форме, действует дольше и сильнее. Жанетта улыбнулась изъеденными недугом губами – когда-то полными и соблазнительными – и потянулась к бутылке, чтобы снова наполнить свой бокал. Неспешно выпив половину бутылки, Блуэн удобно откинулась на сидении и уснула. Пробудилась она лишь тогда, когда начало светать, а у дороги замаячил указатель с надписью «До Моргота триста километров». Саунд: ссылка
|
Сначала обоняние уловило запах горящего дерева. Белесый дымок пошел, проникая в легкие. Нес с собой весть о скорой гибели. Позорной смерти на костре инквизиции. Дымок вился вокруг и нашептывал: недолго осталось, скоро твоим мучениям придет конец, это последнее испытание, смирись с неизбежным, Жанна, ты больше никогда его не увидишь. Она не соглашалась. Помутившийся после многочисленных кошмарных пыток рассудок сохранял остатки надежды. Веры во спасение. Что он ворвется на площадь. Остановит их. Заберет ее отсюда. Сердце болело, кровью обливалось… и верило… верило… Дым злился, его становилось все больше, из белого он превращался в сизый. Едкий. Вера Жанны его раздражала. Он терзал своими сизыми когтями ей глотку, нервно ворочался в легких. Мученица стала кашлять, и чем больше она не соглашалась с дымом, тем больше он злился, тем чернее становился, тем сильнее была его хватка, тем острее когти. Она натужно кашляла, отворачивалась от мерзавца-дыма, но он был повсюду. Из уголка потрескавшихся губ на подбородок стекла струйка крови. Вслед за дымом послышался негромкий треск разгорающихся поленьев. Он присоединился к дыму в попытке увещевать Жанну и заставить ее отринуть свою веру в возлюбленного. Он все громче трещал: смирись, назови его имя, и тебя, быть может, помилуют. Вранье! – отвечала девушка, - меня и в этом случае назовут еретичкой, скажут, что я не чту священных законов. Поленья трещали, наполняя душу страхом, присущим каждому живому существу пред ликом смерти, которая неизбежно придет в свой час. Твой час настал, Жанна, кричало набирающее силу пламя. Костер разгорался, душил женщину едким дымом, пламя подступало к босым ступням, покрытым ранами, со свисающими струпьями когда-то нежной кожи, с пальцами, изувеченными ужасными пыточными инструментами. Она чувствовала первое прикосновение пламени. Сначала робкое и даже ласковое, как щенок лижет пятку теплым шершавым язычком. Боль пришла не сразу. Но пришла. Кожа на ступнях быстро краснела и не успевала покрываться волдырями, как огонь пробирался выше. Она кричала, пока голос не охрип, и даже тогда она кричала уже беззвучно, харкая кровью. Она звала его. Нет, не вслух звала. Мысленно молилась: только бы ты успел, любимый. Я верю… я жду… и буду ждать до последнего вдоха…
Он не успел… он пришел много после того, как ее обуглившееся тело спустили с позорного столба и бросили в деревянный ящик, небрежно, как мусор какой-нибудь. Побелевшие застывшие глаза смотрели в небо, серое от туч. И первые капли начинающегося дождя упали на черную потрескавшуюся кожу, больше не светившую божественным сиянием. Капли стекали по ней. Небо оплакивало Жанну д'Арк, так и не ставшую де Рэ, как они с Жилем об этом мечтали. Влага дарила успокоение куску горелой мертвой плоти, но не могла исцелить страдания души. Ее завернули в грязную ткань и накрыли крышкой… Она наблюдала за этим сверху. Она возносила бесплотные руки вниз, простирала ладони вперед, с горящими в них, но никому не видимыми отметинами, и кричала: нет! оставьте! он за мной придет! Она беспомощно смотрела, как первые груды земли падают на крышку гроба. Она плакала беззвучно, и ее слезы дождем падали на пронзенную крестом распотрошенную змею на надгробии, на капюшоны могильщиков… …которые через несколько дней выкапывали гроб обратно по распоряжению кладбищенского смотрителя. Рядом с ними работал лопатой Жиль, которому не терпелось поскорее освободить возлюбленную из оков смерти. Кого он обманывал? Разве может он теперь насладиться ее ласковым прикосновением, ее нежным дыханием, ее сладкими устами, делающими пьяным безо всякого вина? Он извлек из гроба завернутое в ветошь разлагающееся тело. Он не мог сдерживать слезы, они беззвучно стекали по щекам мужчины. Он не видел и не чувствовал, как бесплотная ладошка нежно коснулась его щеки, словно бы хотела смахнуть эти слезы…
Она ждала целую вечность. Она стала невестой смерти в своем одеянии из белого шелка, с венчальным кольцом на обгорелом безымянном пальце. Она пребывала в роскоши. В стенах, обитых бархатом. В доме из черного дерева. Она гуляла по фамильному склепу и коридорам замка, стояла подле Жиля и любовалась им. Ей было больно смотреть на то, что стало с любимым. Он чах на глазах. Денно и нощно она думала о нем, была с ним бесплотно рядом и мечтала воссоединиться. С детства вбитые в голову суеверные страхи и запреты, что воскрешение - дело рук Сатаны, не тревожили Жанну при жизни. Отчего же они в посмертии должны ее беспокоить? Мечты сбываются. Жанна с удивлением это поняла, когда однажды он ее… увидел. Она, как всегда, стояла напротив него и с нежностью смотрела на бледное, осунувшееся, но такое до боли любимое лицо. Девушка заметила, как Жиль вздрогнул, его блуждавший доселе бесцельно взгляд устремился в ее сторону и он смотрел, смотрел на нее, а не сквозь. И она заговорила с ним, а он слушал. Слушал, не веря в то, что слышит ее. Потом они оба будут думать, не привиделось ли им это все. Но сейчас… сейчас она с ним говорила, просила помочь, она желала вернуться… так горячо и неистово, что горячие слезы текли по его щекам… а потом он без сил упал на кровать и заснул… …но она не ушла. Жанна была бесплотным духом, не знавшим усталости. Она могла вечность быть рядом с ним. Невидима. Неслышима. Неосязаема. Будто ее нет. Не существует. Но вот же она. Вот она, я! Смотри, любимый! - И это я тоже видел во сне... Я просто принимаю желаемое за действительное... Безумец… - выдохнул Жиль, медленно сползая на пол спиной к окну. Она испугалась. Он снова ее не видит? Ей только показалось, что она говорила с ним? Дух заволновался, она сделала шаг к нему, словно бы желая прикоснуться. И тогда его взгляд снова стал осмысленным взглядом безумца, видящего дорогое сердцу привидение. Жиль застыл, глядя на нее… а она застыла, глядя на него. - Если это сон, - тихо прошептали полупрозрачные губы, такие, какими он их помнил в их лучшие времена, - то все, что мне остается желать – обрести в нем плоть. И больше никогда не проснуться, любимый… Жанна подплыла к мужчине, поглядела ласково в его глаза и поднесла прозрачную ладонь к его щеке. Вдруг ее мечта сбылась настолько, что он может ее почувствовать, а не только видеть и слышать… вдруг…
-
Шикарно... *_*
-
охрененно
-
о, как же меня тронул этот пост...
-
Потрясающий пост. ) Я так живо всё себе представила, что чуть не расплакалась. )
-
Отменый пост) За качество)
-
Очень убедительно. Мои комплименты)
|
Зловоние и разложение, истекающий из незаживающих ран гной, отвратительная мягкость собственной плоти и боль - ко всему этому Жанетта Блуэн давно привыкла. Суровая сотрудница Ватиканской Инквизиции с безразличным выражением лица стояла на белой эмалированной поверхности большой раковины, встроенной в пол перевязочной. Она была обнажена, и врач, лечивший её с прежней безуспешностью, был при ней. Что только не перепробовал медик, служащий в одном из отделений Инквизиции, чтобы исцелить Блуэн - молитвы, операции, мощи, святую воду и освящённые растворы, новейшие медикаменты... Всё было без толку: процесс удавалось приостановить, но не более того. - Потерпите, мадемуазель Блуэн, - голос Гамильтона Санчеза был спокоен и убаюкивал. Врачу всего-навсего тридцать три, но он был уже очень опытен6 медики, проходящие государственную службу в Инквизиции, видят куда больше странных и необычных случаев, чем гражданские. С металлического подноса, прикрытого стерильной простынёй, медсестра Ариетта подала Гамильтону ножницы. Пожилая женщина встала рядом, держа в руках флакон с освящённым физраствором и марлевую турунду, смоченную в нём же. Очень скоро доктору Санчезу понадобятся добрые полсотни таких турунд... Санчез приступил к своей работе. Аккуратно разрезая бинты, он слой за слоем снимал их; когда те присыхали к язвам, струпам и гнойникам так, что их нельзя было отделить, медсестра обильно смачивала физрастовром проблемный участок, и неприятная болезненная процедура продолжалась. Пухлая санитарка, дожидавшаяся в углу окончания снятия бинтов, встрепенулась и принялась за уборку. Она убирала зловонные метры повязок в герметичные полиэтиленовые пакеты, пока Санчез намывал руки и менял перчатки, а Ариетта помогала ему. Жанетта терпеливо ожидала в раковине, выставляя напоказ своё уродство. В эти моменты она ненавидела абиссарийцев особенно сильно: ведь десяток лет назад инквизитор была писаной красавицей, а не грудой гниющего мяса. Скрипнув зубами, проглядывающими через проеденную язвой дыру в щеке, Блуэн подавила тяжкий вздох. Гамильтон с осторожностью наносил на раневую поверхность (в данном случае ею было всё тело) мазь с антисептиком на водной основе. По перевязочной разносился приторный кисловатый запах лекарства, шлейфом окруживший изувеченную женщину, будто аромат дорогих духов - изнеженную придворную даму. Инквизитор закрыла глаза; не было ничего приятного в том, чтобы видеть струпья, перемазанные беловатой склизкой субстанцией. Она и так зреет это каждый день. Тошно уже... Она ощутила, как привычными движениями Гамильтон тур за туром накладывает на её тело бинты. После этого она будет похожа на чёртову мумию. А куда деваться? Ариетта предложила Жанетте помощь в одевании, но та отказалась. Пусть она искалечена, это вовсе не означает, что она беспомощна. И ежедневно Блуэн доказывала всем и каждому, что она и сейчас способна позаботиться о себе. Пусть она теперь нехороша в рукопашной битве, пусть сидит на лекарствах - она может вылавливать еретиков, метко стрелять и уж точно в состоянии натянуть одежду и держать в руках столовый прибор. - Спасибо, не нужно, - сухо произнесла Жанетта Блуэн. Медицинская сестра-то привыкла со всеми сюсюкать, да только Блуэн не нужны ни сюсюканья, ни унизительная жалость. - Я сама.Для человека, напоминающего восставший из могилы труп, Жанетта и правда неплохо управлялась. Она довольно скоро оделась, скрыла лицо маской и, сухо выразив благодарность медицинскому персоналу, ушла. Ей нужно было спешить. Она получила личное послание Антонио Мауриццо, в котором тот предписывал ей направляться в Моргот. Глава службы Инквизиции высказывал опасения касательно того, что в Морготе могли остаться тайные культы и диверсионные отряды. Жанетта Блуэн должна была оказать помощь маршалу Щита Империи в выявлении и уничтожении этой дряни, поскольку у того, руководящего теперь не только охраной границ, но и восстановлением военных объектов, явно поубавилось на это времени. Путешествие не обещало быть приятным: в Морготе, бывшем закрытой карантинной зоной, КПП были чуть ли не через каждые десять километров. У Врат Моргота документы любого въезжающего лица, равно как и его рекомендательные письма (а также письма направительные - как в случае Блуэн) тщательно проявляли, а багаж только что не разбирали по частям. На прочих постах ограничивались проверкой документов, но кому захочется удлинять путь, когда Щит Империи известен своими промозглыми ветреными осенями? Саунд: ссылкаВерене очнулась в темнице - тут не могло быть никаких сомнений. Каменные стены, низкий потолок и узкое оконце - не только зарешеченное, но и, как ни странно, застеклённое. В комнатушке было сухо и вполне себе не холодно, а лежала девушка не на груде прогнившего сырого сена, но на добротном, пусть и довольно старом матраце. Похоже было на то, что "апартаменты" часто убирали и не использовали для содержания особо опасных преступников. Кузэ много рассказывали о том, насколько плохи условия, в которых содержат своих пленников ватиканцы (а уж на поле боя она и сама на них насмотрелась), и потому удивлению её не было пределов. Кандалы-то, конечно, на неё надели, но вот не было по стенам орудий пыток и луж крови на полу. Юная жрица ещё раз озадаченно осмотрелась, а потом выглянула в окно. За тонкой стеклянной преградой простирался сад - совсем ещё недавно ухоженный и роскошный, а ныне запущенный. Тропинки были засыпаны пожухшей листвой, на клумбах медленно умирали самые стойкие к непогоде цветы, а в воздухе как будто царил запах запустения и печали. Их концентрация за окном была так велика, что они просачивались и в камеру Кузэ. Девушка покачала головой и продолжила разглядывать видимый кусочек пейзажа. На громадном тисе, выросшим прямо напротив, сидела крупная сова, своими большими круглыми глазами уставившаяся на Верене. Птица расправила крылья и повертела плотно сидящей на короткой шее головой, а затем как будто кивнула - и снова вперила взор в лицо жрицы. Простой непосвящённый, увидь он сову с такими по-человечески мудрыми и задумчивыми очами, непременно испугался бы и решил, что это всё ведьмин морок. Но Кузэ смотрела на мир иначе и, как все в Элергорде, жила в гармонии с природой… Скрипнула металлическая створка, закрывавшая вырезанное в двери квадратное отверстие над небольшой полкой. Верене инстинктивно обернулась на звук. В отверстии показалась мужская массивная рука, державшая поднос с куском хлеба, миской, наполненной похлёбкой, и стаканом с каким-то питьём. - Держи, девка. Ешь, а там жди, покуда его высочество пробудится. Господин граф не неженка, посему скоро отведу тебя к нему. Да смотри, не шали: коли и ведьма ты, так не сбежишь. Кандалы освящены, прутья, стены и дверь - тоже. Ну, а ежель не ведьма, то и держать тебя никто тут не будет... Рука исчезла и стражник, похоже, собрался уходить. Саунд: ссылкаНе одна Жанетта Блуэн собиралась навестить Щит Империи. Орландо Ди Альри, дворянин из рода Фениксов, уже достиг Врат Моргота, но вперёд его вёл отнюдь не долг. Ди Альри не одно столетие сотрудничали с родом де Рэ, и сотрудничество это пережило весьма трудные времена, не только не дав трещину, но и став со временем чем-то навроде дружбы. Так или иначе, но два аристократических семейства частенько кооперировались для достижения различных целей. Орландо известил де Рэ о своём желании посетить его угодья. Из телефонной трубки голос среднего сына Ги звучал глухо и едва ли не заупокойно, что вселило беспокойство в Феникса. Обещав маршалу скорейше прибыть, Ди Альри приступил к сборам. Он выдвинулся налегке, взяв с собою лишь двух телохранителей, водителя и служанку. В его автомобиль, приспособленный для длительных поездок по бездорожью, слуги уложили только самое необходимое, и аристократ отправился в путь… У Врат Моргота – мощной крепости, построенной более трёх тысяч лет назад и регулярно обновляемой с учётом последних достижений военной промышленности – Ди Альри встретили вооружённые солдаты. Средних лет мужчина, носивший знаки отличия капитана, был, очевидно, осведомлён касательно гостя. Однако это не уменьшило его бдительности: документы слуг и их господина были тщательно проверены, а багаж – досмотрен. Впрочем, ничего примечательного стражи Врат там не нашли: еретических книг и предметов не было, количество и тип ввозимого оружия соответствовали регламенту – словом, причин не допустить Орландо в Моргот не было. Комендант крепости выдал Фениксу пропуск и выделил людей для сопровождения, дабы друг графской семьи не был утруждён постоянными проверками на дороге. С такими провожатыми Ди Альри и правда мог двигаться куда быстрее и легче. Он даже успел насладиться местными видами (мрачными, но не лишёнными трагической завораживающей красы) – синеватыми хвойными лесами и почти лишёнными листвы лиственными рощами, грозно вздымающимися вверх скалами, расположенными далеко на востоке, почти у самых абиссарийских границ, и опалово-серым небом. Орландо беспрепятственно въехал в крепость Машекуль, и сопровождавший его старший лейтенант, представившийся Рене Болонтье, удалился, чтобы доложить Жилю де Рэ о прибытии гостя. Саунд: ссылка
-
За качество и старания. Мелодии и вообще, молодец)
-
Качественно, подробно, интересно ) зачитался)
-
Стена классного текста :)
|
- Лаваль в осаде, - гневно произнёс Жиль, сузив глаза и скомкав принесённую гонцом депешу. Жанна с беспокойством посмотрела на него. Уж она-то понимала, что будет, если город окажется в руках Варга Калессина - протеже Нэтэрбирда. - Возьмёшь половину людей? - маршал многозначительно воззрился на девушку, объявленную Церковью святой. Взгляды молодых людей встретились, и Д'Арк коротко кивнула. Им давно уже не нужны были слова, чтобы понимать друг друга: они мыслили и чувствовали так, словно были одним целым, словно на двоих у них была одна душа. Де Рэ обнял Жанну, поцеловал её в висок, а затем зарылся лицом в её убранные в косу волосы. От неё веяло ландышами и солнечным светом - даже сейчас, когда морготская серая осень затянула свинцовым крепом небо, принесла с северным ветром первые холода и решила затопить ливнями не только ставку Нэтэрбирда, но и вообще всё, что только было способно затонуть. - Береги себя, любимая. Если справишься быстрее, чем я, возвращайся. Если скорее одержу победу я, то приду под Лаваль. Она вместо ответа чуть отстранилась, приподнялась на носочки и коснулась губами его губ. Затем Жиль и Жанна разомкнули объятия. Девушка, прикрыв голову капюшоном плаща, покинула командный пункт. На выходе она обернулась и улыбнулась возлюбленному. Её улыбка была удивительно светла, и граф, будучи не в силах противиться её чарам, улыбнулся в ответ... Он осознавал, что сражение с остатками армии Нэтэрбирда - всё ещё грозным немалым боевым формированием - может стать последним для него и его людей. Ни для кого не было секретом, что чернокнижник обладал поистине дьявольским могуществом и пользовался, судя по всему, благосклонностью нескольких демонических князей. Однако Жиль не испытывал страха. В нём жила странная уверенность касательно того, что он, равно как и многие его люди, переживёт схватку. Эту уверенность он вселял в сердца своих солдат, и они шли в бой, точно были бессмертными. План маршала загнать войска Нэтэрбирда в узкое ущелье сработал самым лучшим образом: хоть и понимал колдун, что его целенаправленно оттесняют туда, где он и его подчинённые окажутся прекрасной мишенью для освящённых пуль и снарядов, ему не оставалось ничего, кроме как бежать прочь от разливающейся реки, воды которой были осенены чудесным прикосновением Жанны. Противостояние длилось почти неделю, пока Нэтэрбирд, надеясь, что справится с ватиканским полководцем при помощи колдовства, не вызвал графа на дуэль. Каков же был ужас служителя Люцифера, когда он смог наблюдать, как все его заклятья отскакивают от сверкающего белым контура, окружавшего фигуру маршала! Нэтэрбирд, в конце концов, пал от оружия де Рэ. Однако пронзённый мечом чернокнижник смеялся: - Ты не знаешь того, что знаю я... Жиль не стал церемониться с захватчиком, и освящённый меч, блеснув в слабом свете октябрьского вечера, отделил голову проклятого от его тела... В этот миг вернулось возникшее утром у графа смутное ощущение тревоги: ему казалось, будто что-то дурное сделалось с его обожаемой Жанной. А через несколько часов в ставку прибыл измождённый, перепачканный запёкшейся кровью человек, в котором средний сын Ги узнал отправленного с д’Арк адъютанта Поля Гарлона. Доклад Гарлона был краток и страшен: - Инквизиция обвинила Жанну д'Арк в колдовстве, и суд уже идёт... Последующие сутки были пыткой для молодого мужчины: уставшее войско продвигалось по бездорожью с максимально возможной скоростью, но ему казалось, что они не приближаются к Лавалю, а отдаляются от него. Когда Жиль вошёл в город, его встречали как великого героя - и чернь, и ремесленники, и купечество, и самые надменные дворяне. А на главной площади челядь убирала чёрные горелые поленья - всё, что осталось от костра, на который возвели Жанну... ...Он упал на колени у её вынесенной за пределы кладбища могилы - и не мог сдержать слёз. Её... Больше нет... Эта мысль ранила его сильнее, чем любое оружие или орудие пытки. Где-то в груди графа разрастался терновый куст, и ветви его были сплошь из ледяного камня. Жилю чудилось, что шипы вот-вот разорвут его тело и душу; он поражался, что Жанна мертва, а кровь его всё ещё бежит по венам и дыхание пока не оборвалось... - Пожалуйста, прости меня... Могила разверзлась, и из-под сырой земли владельца Машекуля обдало адовым жаром колоссального костра. У позорного столба была привязана его женщина, и жадное пламя лизало её тело - изувеченное, покрытое ссадинами, порезами и синяками. Её кожа - прежде такая нежная, такая белая - на глазах обугливалась и трескалась. Её глаза, выжженные огнём, уже побелели и ослепли. Она закричала и, совершив нечеловеческое усилие, выпростала руки из подгоревших пут. Она простирала ладони к Жилю, и он мог видеть, что ногти на пальцах Жанны вырваны. Она звала, охрипшим голосом выкрикивая его имя. Звала, пока её не проглотила жаждущая алая пасть... Граф не один раз порывался броситься на помощь возлюбленной, но всякий раз неведомая сила отбрасывала его прочь, точно он был щепкой или пушинкой...
Его крик застыл в горле; Жиль проснулся в холодном поту и с ощущением страшной тоски. Этот чудовищный кошмар преследовал его после смерти д'Арк неотступно. Не проходило и дня, чтобы граф посреди ночи или поутру не вскочил, во власти Морфея увидев последние минуты Жанны в этом мире. Отбросив лёгкое одеяло, маршал коснулся босыми ступнями пола и встал с постели. Он добрёл до окна, за коим уже забрезжил холодный осенний рассвет. Каждый вдох давался мучительно, каждое биение сердца было ударом кинжала. Прижавшись лбом к стеклу, де Рэ прикрыл глаза. - Почему ты должна была умереть, а я - остаться здесь, среди живых?.. Внезапно граф вздрогнул. Теперь, когда его мозг полностью очнулся ото сна, Жиль вспомнил: перед тем, как буквально рухнуть на кровать от внезапно навалившейся усталости, он... видел Жанну. Полупрозрачная, она стояла напротив него и говорила с ним. Она просила... просила его помочь ей вернуться... - И это я тоже видел во сне... Я просто принимаю желаемое за действительное... Де Рэ развернулся обнажённой спиной к окну и медленно сполз на пол. - Безумец... Устало оглядев по-спартански обставленную комнату (тут не было ничего, кроме кровати, письменного стола, стула, шкафа и многочисленных креплений для оружия на каменных стенах), Жиль застыл: в трёх шагах от него находился полупрозрачный силуэт Жанны д’Арк…
-
Обалденно!
-
Шикарно! Точно какую-нибудь книгу читаешь) Пусть вся остальная ролка пройдет в таком же духе)
-
Отличный пост. Читал и видел перед собою события)
-
С огромным удовольствием прочитала все, что успели отыграть. Можно смело плюсовать практически каждый пост. Мои комплименты :)
|
Холодом веяло от чужака - странным холодом, который в то же время вполне вязался с жаром сумасшествия, выдыхаемого им. Леденящими и пустыми были темные, пустые глаза его, пронизывающие насквозь и словно бы стремящиеся завладеть волей скальда, подчинить себе его разум. Барьер едва удерживал напряжение, давал трещины, тонким скрипом отдававшиеся в ушах Даниэля и легким уколом - в сердце. Силен был незнакомец, очень силен, но и подчинить волю альха не так-то просто. Однако тело часто бывает слабее духа - вот и сейчас древний клинок, пробив защиту в самом слабом месте, легко вошел в плоть, и мгновением позже алой волной захлестнула сказителя боль, и хлынула кровь из раны, обагряя покрытую трещинами сталь, унося с собой силу и жизнь. Тяжело осел на землю Даниэль, судорожно цепляясь за ускользающие осколки сознания, горестно звякнула рядом упавшая лютня, траурным стоном отозвался охваченный безумием город, плетя еле уловимую мелодию реквиема из шорохов, криков, воя ветра и отдаленного мяуканья кошек. Или это только казалось ему, рождалось в его помутневшем разуме, уже не имевшем возможности сопротивляться натиску сводящей с ума энергии чужака? Тяжело было скальду. И пусть не впервые он испытывал боль, пусть не впервые глядел в глаза смерти, пусть верил, что только через преодоление себя и слабости своей лежит путь к мудрости, природа брала свое, и пульсирующая струя с каждым ударом слабеющего сердца выталкивала из его тела вместе с кровью глоток жизни. А незнакомец продолжал стоять над ним, холодный и отрешенный, почти безразличный, и лишь тень улыбки появилась в его взгляде, словно потешался он над павшим, упивался его болью, его беспомощностью, его страхом... Нужно собраться. Зажать рану вокруг клинка, дотянуться другой рукой до упавшей лютни, найти в себе силы не сбиться и сыграть древнюю целительную мелодию, вспомнить - и не проговорить даже, а хотя бы представить - слова баллады:
Ветры пришли из запада, тучи дождя гоня, То, что давно искали мы, - сторонись меня. Плащ мой изодран в клочья и стар, Лютня струной звенит. Старший горел, как горел пожар, А я до сих пор забыт.
Ливни пришли, и хватило всем – всем по себе далось. Тот, кто не верил ни в жизнь, ни в смерть, Взял ее пепел в горсть. Звоны мечей и полночный дым – Были, да не сбылись… Так они вместе упали в ночь, А я ушел невредим.
Годы прошли и легендами стал мой кровавый род, Что ты посеешь, то и пожнешь – я же последний лорд. Тех, кто смеялся страхам в лицо, Под перекрестьем стрел Не уберег ни доспех, ни Отец, А я опять уцелел.
Все потерял, сохранил лишь то, чего мне совсем не жаль. Только душа под серым плащом бродит по гребням скал. В ответ на молитвы молчит небосвод И нет ничего над ним. Проклятье мое – во веки веков – Всегда выходить живым.
Даниэль не очень любил эту песнь - за рваный ритм, за чужую судьбу, - и никогда не исполнял ее вслух, на публику, но уже пару раз она спасала ему жизнь в безвыходных, казалось бы, ситуациях, и память его бережно хранила ее строки. И он дотянулся уже до струн, коснулся их дрожащими непослушными пальцами, когда вдруг неожиданно подоспела помощь. Он скорее почувствовал, чем увидел, как сгусток магической энергии сорвался с чьих-то пальцев позади него, окутал чужака вязкой пеленой, не давая ему пошевелиться, но и не раня. Скальд одними глазами ответил спасителю - да, мол, пока еще жив, - но не снял пальцев со струн. Когда еще подоспеет знахарь - если и вовсе найдут его в суматохе - а шансов оставалось с каждой секундой все меньше. А боевые маги редко бывают хорошими целителями. Но появление союзников приободрило Даниэля и дало надежду на благополучный исход приключения.
|
-
Отличный пост, мне очень понравился!
-
Хороший пост. Да, бомбежка мороженым удалась)
|
|
|
|
|
|
|
Даниэль неплохо знал столицу - все же бывал здесь десятки раз, и исходил пешком почти все ее улочки. И теперь мысленно прокладывал путь от площади верхнего яруса к одному из небогатых районов на окраине, где несколько лет назад стояла одна очаровательная своим контингентом и колоритной хозяйкой таверна - он надеялся, что она все еще стоит на своем старом месте, эль там варят столь же вкусный, а его будут по-прежнему рады видеть. Но добраться туда практически из центра города было непросто, спуски можно было пересчитать по пальцам, и оставалось только надеяться, что ему удастся проскользнуть в один из них. А уж за воротами Нижнего яруса он не пропадет. Почему-то он чувствовал себя почти преступником - все этот толстопузый жрец, не вовремя к нему приставший. Впрочем, скальду-то что? Но ведь именно из-за жреца погибла бедная девушка, и это вселяло в его сердце ярость - сдержанную, конечно, не до жажды мести, но жаль ее все же... Чем старше становишься - а за плечами Даниэля почила уж не одна сотня лет, - тем спокойнее смотришь на смерть. Но сколько бы лет или веков не топтал ты дороги огромного мира, покуда жива в тебе душа, она будет болеть за слезы незаслуженно обиженных, за боль несправедливо казненных, за кровь невиновных. Интересно, болит ли душа этого служителя придуманного культа или сгнила уже вовсе в необъятном теле?
От философских мыслей Даниэля отвлекло странное чувство, отчасти схожее с ощущением присутствия магической силы, но довольно слабо выраженной и совершенно хаотичной. Словно игривый морской бриз пролетел по узким улочкам, вихрями кружась вокруг деревьев и обиженно натыкаясь на стены. Вот только веяло от него не соленой водой, а безумием. И не тем тихим и блаженным безумием, что затеняет взгляды юродивых, а яростным сумасшествием, толкающим на безрассудство без оглядки и без сомнений. И видно было, что отнюдь не безобидным было налетевшее волнение - уже доносились со всех сторон возгласы и крики, уже слышался беспорядочный топот ног. А потом он увидел кошек - десятки, сотни их. Они появлялись отовсюду и стремились к площади - по шлифованным камням мостовой, по карнизам жмущихся друг к другу домов, по черепичным крышам. Неужели сила кошатницы была столь велика, что и после ее смерти не дает зверью покоя? Кто знает, кто знает... Но на всякий случай Даниэль умерил шаг, снял с плеча лютню и заиграл защитную мелодию, ограждая себя от влияния безумства и заодно пытаясь определить его источник.
Наблюдая за кошками и прислушиваясь к необычному силовому явлению, скальд не сразу заметил, как небо закрыла тень, слишком плотная, чтобы быть просто облаком. Когда же он поднял, наконец, глаза к небу, взгляду его предстало невиданное доселе зрелище - по небу неспешно и величественно проплывал летучий корабль. Видать, не выдумками были все эти слухи про его подготовку - а Даниэль далеко не всегда им верил, уж слишком много силы и мастерства нужно было бы положить на создание такого судна. Ан нет, положили-таки... Жаль, не успел увидеть сам взлет, но и вида проплывающего по небу, словно по воде, корабля, было достаточно, чтобы воспеть его в балладах и песнях во всей красе - а он был красив, стоит отдать должное его создателям. Проводив взглядом Драккарис, альх снова сосредоточился на кошках.
|
Самуи беспечно сидела на здоровенном ящике невдалеке от причала и мурлыкала себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. У нее было отличное настроение, и причиной тому был здоровенный, сочный мандарин, который девочка перебрасывала из ладони в ладонь, заставляя цитрус описывать высокую дугу у себя над головой. Это небольшое, оранжевое сокровище ей на прощанье оставил капитан баркаса, на котором Сэмми прибыла в Кроуг Сити, добавив к излюбленной вкусняшке девочки пожелания успеха и удачи на предстоящем экзамене. И хотя об будущих испытаниях, выпадавших на долю каждому желающему получить вожделенную многими награду - лицензию Хантера, Самуи не беспокоилась абсолютно, за подаренный мандарин она все-таки была крайне признательна, а потому долго и с энтузиазмом махала ручкой вслед уплывающему кораблику и его добряку-капитану. Но вот судно уже скрылось из виду, и юный отпрыск Курапики оказалась предоставлена самой себе в незнакомом ей городе и без каких-либо зацепок насчет предстоящего Экзамена. Многих это должно быть удивит, но в тот момент Сэм куда сильнее интересовала здоровенная мандаринка в руках, чем какие бы то ни были подробности испытания для будущих Хантеров. Она буквально глазами пожирала оранжевый шарик, едва-едва уместившийся у нее на ладошке.
- Сэм достался мандарин, - задорно начала напевать девочка, вертя гостинец то так, то эдак. - Я одна и он один! Хе-хе-хе...- не тратя больше ни секунды, Самуи принялась раздирать толстую корку одними коготками и, надо сказать, справлялась с этим весьма умело, что указывало на немалый опыт подобных занятий. - Как дочищу я его - не оставлю ничего, - пообещала она цитрусовому "бедняге" и, очистив где-то треть поверхности мандарина от кожицы, с улыбкой впилась в плоть своей жертвы. В следующие несколько минут с высокого ящика, на котором сидела Сэм, доносились только чавканье и удовлетворенное сопение. Когда же было оприходовано более половины вкуснейшего плода, она наконец-то оторвала свой взор от пищи и огляделась вокруг. В этом городке девица пробыла уже около часа, прибыв сюда на попутном корабле, как и советовал ее отец, и за эти прошедшие 60 минут не отыскала ничего, достойного какого-то особого внимания. Она то и дело поглядывала вглубь населенного пункта, где время от времени появлялись фигурки людей, бредущих по своим делам, но, как и во всяком портом городке, местных жителей тут были считанные единицы, а большинство составляли приезжие - торговцы и капитаны со своими командами, туристы, очутившиеся в этих местах проездом, наймиты всех мастей и... и люди вроде нее, пытающиеся, кто впервые в своей жизни, а кто уже второй или третий раз подряд, сдать пресловутый экзамен на звание Хантера. Как ни старалось большинство таких парней оставаться незамеченными, они все же чем-то выделялись из общей толпы снующих людей, хоть спроси кто-нибудь Сэм о том, чем же именно они не похожи на остальных, она бы вряд ли смогла выразить свои впечатления словами. Однако и они не заставляли ее волноваться, ведь со слов отца еще в его молодость многие из таких испытуемых отсеивались, не добираясь до основной части испытаний - так зачем терзать себя мыслями о соперниках, с которыми ты, возможно, никогда больше и не встретишься?
А вот творившееся у здоровенного дерева, вдалеке, почти что в центре портового городишки, привлекло к себе внимание Самуи, и как оказалось не ее одной. Акробатку, столь удачно "упавшую" с дерева, она заметила даже с такого расстояния - глаза редко подводили Сэм, и сейчас это не стало исключением, - но вот что же именно незнакомка забыла среди древесных ветвей, осталось для девочки загадкой. Спрыгнув со своего наблюдательного пункта, она уже собиралась подобраться поближе - не из благородного желания помочь "выскочке", а скорее из чистого любопытства, - но тут ее опередила иная парочка. Пожалуй, Самуи больше всего удивил не тот факт, что на такую выходку кто-то вообще обратил свое внимание, сколько юный возраст парня и девушки, поспешивших на помощь к пострадавшей. "Они, наверное, мои одногодки... или около того", - отметила она, замедляя шаг и стараясь разглядеть чудаковатую пару получше. При этом девочка даже забыла о недоеденном мандарине в руках, и так и шагала по городу, крепко сжимая в левой ладони полупустую корку (Сэм имела странную привычку "выгрызать" содержимое цитрусового, не счищая кожуру до конца). А вот шлепнувшейся с дерева девчонке, как оказалось, никакая помощь была и вовсе не нужна! По крайней мере, сама она не спешила ее принимать... тем более от незнакомых людей. И когда Самуи поравнялась с другой малышкой, "пострадавшая" уже вновь оказалась среди ветвей дерева.
"Видимо, первое падение ее ничему не научило", - весело подумала Сэмми, будто сама точно так же не сигала в родной деревушке с ветки на ветку, играя с детьми в прятки или догонялки и падая наземь по десять раз на дню. Тем не менее, приблизившись к застывшей под деревом незнакомке, она приветливо улыбнулась, демонстрируя полный рот зубов, и без задней мысли помахала ей зажатым в руке остатком мандарина: - Привет, - без капли смущения в голосе обратилась Самуи, разглядывая миловидное личико и длинные, не в пример ей самой, пряди волос девочки. - Я, кажется, успела к самому интересному...- чудаковато прокомментировала она происходящее и указала другой рукой в сторону паренька, находившегося поближе к месту действа и зависшей среди ветвей "обезьянке".
|
Инара взяла одну из досок на земле. Доска стала ей облеплена, словно это был какой-то мазут... Инара брызнула жидкостью на стену и вызвала небольшую струю огня из кончика пальца. Жидкость горела хорошо, но слишком быстро. Очевидно, черная дрянь смешивалась с чем-то еще, чтобы гореть дольше, а затем заправлялась в факелы. К несчастью, в комнате больше не оказалось ничего, что могло бы смешаться с этой дрянью... Но даже если бы было: воздух тратиться на огонь, а это единственный ресурс, которого им катастрофически не хватает. Похоже, что стена, кроме всего прочего, довольно толстая (до нескольких метров толщиной). Не говоря уже о том, что огонь ей, видимо, вообще не вредил - от той лужицы, что Инара вылила на стену, остался лишь маленький темный отпечаток, который остается на стенах в камине... Отчаяние... Дышать... Дышать было чрезвычайно трудно и с каждой секундой становилось еще хуже. Хотелось закрыть глаза, чтобы их не щипало. Одновременно хотелось дышать и было страшное желание перестать вдыхать ту дрянь, что распространилась по помещению. Кашель лез в легкие с каждым вздохом. Наршаль держал золу у потолка и у стен, давая Инаре и Азаре вдохнуть хоть сколь-нибудь чистый воздух, сколько мог, но его силы истощались, Инара это видела. Он чуть ли не рыдал от беспомощности, а руки его дрожали: как только его воздушный щит, в очередной раз спасавший друзей из беды, перестанет действовать, огромная черная гора смолы заполнит помещение и дышать станет невозможно. Азара вдруг прислонилась к стене и упала. Упала на землю. Инара инстинктивно подбежала к ней: девушка была без сознания. Не выдержала нехватку воздуха. Говорят, что потеря сознания - это защитная реакция организма. Если мозг будет активно функционировать без энергии для себя, его части могут атрофироваться, делая человека полоумным... Стена золы, которую держал Наршаль у потолка, постепенно снижалась все ниже и ниже. Он зажмурился. Инаре показалось, что он тихо, почти шепотом произнес " прости..." В глазах все мутнело, хотелось спать, вырубиться... _____________________________________________________________________________ тематичная музыка: ссылкаДомалинар собрался с духом и вышел на ринг. Болело абсолютно все. Но отступать после того, что он пережил тот был не намерен. Полный решимости, Домалинар вскарабкался на ринг. Перед ним, уже значительно ближе, стоял Ли и смотрел ему в глаза. Ему было сложно это делать: Домалинар казался побитым, хоть в нем и царила решимость. Домалинар почувствовал, что готов к поединку. Боль на мгновение куда-то прошла: мысль о победе и скором конце согревала Дома. Но, стыдно признать, еще больше его взбудоражила картина поцелуя, промелькнувшая перед глазами. Если что-то и могло дать Домалинару сил для последнего поединка ( а также румянец на лице), то это только мысль о достойном вознаграждении почти необъятных стараний юного мага. А дальше все произошло как-то слишком быстро... - БОЙ! - издался из стороны крик проклятого судьи. Ли тут же яростно бросился в атаку. Он не хотел этого делать, но перед его глазами вставал строй молодых стройных ребят, готовых раз и навсегда поставить точку экспансии народов огня. Молодые бойцы, готовые сражаться; будущее и единственная надежда народа земли. Сейчас армия земли оттесняется все дальше, а на мирное население им сейчас наплевать, что уж говорить о детях, которые хотят сражаться за правое дело. Но если их не начать учить сейчас, то война будет проиграна. ... Камень слева - Домалинар увернулся. Камень справа - новый уворот. Голова Домалинара развернулась в торону Ли после успешного парирования его камня, но... В него летел третий. Прямо в голову. Мрак в глазах медленно начал рассеиваться. Домалинар был за рингом... Победа... была так близка, но он не справился. Он подвел всех. Он подвел. Наршаль... Азара... ... Инара... ... ... Домалинар сделал все, что смог, но этого было недостаточно. Его противников оказалось слишком много и, несмотря на то, что Ли тоже сражался с не менее сильными бойцами до него, он справился. А Домалинар нет... ___________________________________________________________________________________ Грохот... Инара приоткрыла глаза. Среды серой затхлой пыльной тьмы летали небольшие кусочки горевшего дерева. Но тьма не казалась теперь вечной. Яркий свет бил в глаза из... Из другого конца комнаты. Дверь... Проклятая дверь наконец была открыта. Глубокий вдох. Всё равно на дряную сажу, лезшую в легкие: в воздухе снова был кислород. Пьянящий кислород. Инара потихоньку приходила в сознание. Рядом лежал на спине растопырив руки черный, как черти, Наршаль. Он тоже глубоко дышал. Его ладони дрожали, словно его знобило. Бедняжка... С другой стороны была Азара. Но она по-прежнему не двигалась. Даже глоток чистого воздуха не привел ее в сознание. Она дышит вообще?!. Черт! У Инары не хватало сил даже чтобы встать и проверить это. Воздух! Дыши, Азара, дыши! В проходе появилась большая томная фигура. На фоне света нельзя было сказать кто это. Быть может та самая фигура из ее сна?! Не может быть!.. А может... Домалинар? Нет... Это был тот, кого Инара хотела меньше всего увидеть. Ее спасителем оказался тот, кто и обрек ее на верную смерть. Организатор. Господи... За что?! Она не способна даже встать на ноги и именно сейчас к ней приближается этот мерзавец, чтобы совершить свой низкий и коварный поступок, самый низкий из всех - убить незащищенную жертву. Но вместо этого раздался давящий на уши: - Хе! Вы мне больше не нужны, - он посмотрел своим противным взглядом прямо на Инару и тихо сказал, - Уходи.
|
Задумчиво струилась мелодия, вторил ей глубокий чистый голос - песня была спокойной, но непростой, заставляла задуматься небезразличных... Люди в большинстве своем думать ой как не любят, но им нравится считать иначе, и поэтому им всегда интересны тексты-притчи с прозрачной моралью, былины с поучительными мотивами, меткие строки-афоризмы, стрелой застревающие в голове. Следующая песня непременно будет веселой - нельзя позволить людям заскучать, но сейчас и мысли и настроения их были все еще во власти Даниэля, и послушно тянулись к нему ниточки их энергий: дергай - не хочу. Но скальд не спешил пускать в ход свое секретное оружие, сейчас это было совершенно не нужно, он лишь пропускал их между пальцев, впускал под струны и сплетал в клубок где-то под ребрами - до поры до времени. Большинство из них были довольно пресными, и он не уделял им внимания больше, чем нужно, чтобы добровольно отданный ему кусочек сознания купался в неге удовольствия. Это просто, они за этим к нему и приходят, а ожидаемое дарить всегда гораздо проще, чем удивлять. Были и более интересные персонажи. Вот пустая, серая ниточка - тот мужчина вовсе его не слушает, его мысли заняты совершенно другим, он хочет уйти, и до сих пор стоит здесь только потому, что его дочери очень нравится скальд. Даже слишком нравится - ощутимо пульсирующим алым лилась к нему ее щедрая симпатия, а темные глаза жадно ловили его взгляд. Перед последним куплетом альх поднял глаза и чуть заметно подмигнул девушке - и тут же перевел взгляд дальше, но ясно почувствовал, как залились румянцем ее щеки. Не красивая, но милая. Глупышка вот только, каких много... А вот рыжая девчушка, прятавшая не только свой возраст, но и свою душу под потрепанным коротким платьицем и растрепанной прической, была ой как не проста: потрескивающим огоньком, колючей шерстью вилась ее ниточка, и она нравилась Даниэлю - недаром именно в ее руках сейчас оказалась шляпа, в которой уже звенело несколько мелких монет. Нет, она не убежит с добычей, не обманет, не об этом говорит хитреца в зеленых глазенках... А чем это веет от послушников? Неужели страхом? Далековато стоят, почти не слушают, сложно знать наверняка. Но вот приближаются к ним стражи. Нужно приструнить мальчишек, пусть погодят пока с кошельками, и так уже немало насрезали, не попадитесь мне! Отделив пестрые непослушные ниточки от общего клубка, Даниэль послал мальчишкам предупреждение. Они, конечно же, не поймут, отчего, но почувствуют тревогу и станут осторожнее. А вот влилась в клубок звенящая лазурь. Ох, Леди, какую память хранит ваша прелестная головка, какие шрамы скрывает безупречный костюм, чья кровь на ваших острых клинках? Словно струна, что вот только мгновение назад была натянута и мелким дрожанием рождала магию звука, но была сорвана неосторожным движением - и теперь летит, все еще звуча, но уже сама не понимая, как и для кого... Такой была ниточка Лазурной Леди, осторожно и чуть растерянно вступившей в толпу. Если не уйдет еще некоторое время, скальд споет балладу, которая ей непременно понравится. Но не сейчас. О, а это кто? Сперва почувствовав пряный привкус дороги и ощутив мягкую, но упрямую, словно из отдельных топорщащихся в разные стороны шерстинок свитую ниточку, Даниэль лишь секундой позже перевел взгляд в сторону человека, от которого она к нему протянулась. Губы тронула улыбка - настолько точно соответствовал зрительный образ девушки исходившей от нее энергии. Хотя это еще не значило, что она не могла быть умелой притворщицей, подчинившей своей воле не только своих зверят, но и свои эмоции. Любопытно, любопытно... Все эти размышления и действия совершенно не мешали альху вести к завершению свою песню, и вот уже звучит последний проигрыш, разливается в воздухе замирающим звоном финальный аккорд, и скальд кланяется публике, готовый принимать аплодисменты.
|
|
Дорога в жизнь. Дорога в никуда. Поля, курганы, звездные пороги... Зачем, зачем мы покидаем города, Чтоб окунуться в круговерть Дороги?..
Путь Даниэля не первый раз лежал в столицу, он сотни раз бывал в этом городе, сотни раз ходил его мощеными улочками и пел на небольших площадях и в шумных тавернах, знаком был с бесчисленным множеством людей - которых запоминал порой куда лучше, чем они запоминали его. Хотя его сложно было не запомнить, увидев, а особенно услышав хоть раз - голос его очаровывал и пленил, взрывался громом и скатывался в шепот прибоя, лился рекой и переливался радугой. Струны дивного инструмента оживали под тонкими пальцами, вплетая узорчатую мелодию в тонкую ткань бытия и проникая в сознание слушателей, усыпляя их бдительность и растворяя внимание в сладкой неге истинного искусства. Рядом с ним хотелось просто быть, и многие, кто даже спешил до этого куда-то, забывали о неотложных делах и останавливались на миг или на время у небольшого фонтана, где пел Даниэль. Легкая улыбка играла на губах скальда, и глаза иногда, незаметно для толпы, лукаво подмигивали нескольким мальчонкам, промышлявшим в толпе воровством. Не был парень без греха, ой не был. Но кто из нас безгрешен? И кто упрекнет его в излишней сентиментальности, если игра чувств и на чувствах была всей его жизнью? Он ведь знал, как тяжело живется мальчишкам, как никто другой, ведь сам таким был - пускай несколько столетий назад, но память Даниэля была безжалостна, и время не стирало старых воспоминаний, лишь иногда преподнося их под другим углом, искаженными призмой многолетнего опыта... Но сейчас, узнавая себя - тогдашнего - в этих чумазых личиках с голодными глазами, он просто позволил себе небольшую слабость. И он с лихвой отплачивал за нее тем счастьем, что вкладывал в мелодию и песню... Цветами по весне распускались улыбки на лицах людей, и благодарные возгласы восхищенных слушателей звучали чаще возмущенно-недоуменных криков ограбленных горожан.
Мили дорог без конца, Крепости, лица людей — Доля бродяги-певца, Ставшая долей моей. Ночь переходит в восход, День переходит в закат — Путь мой уходит вперед, Нету дороги назад.
Песня, сказание, быль — В годы минувшие взгляд. Шепчет их строки ковыль, Звезды, мерцая, звенят. Дождь их мелодию льет, Буйные ветры поют. Песни — богатство мое, Плата за хлеб и приют.
Правда для многих горька, Я же вранья не пою. Часто удар кулака — Плата за песню мою. Знаю я, как солона Кровь на разбитых губах. Это ничья не вина — Это такая судьба.
Пусть за душой ни гроша — Хватит и хлеба куска. Только была бы душа Вечно смела и легка. Был бы на песню ответ — Взглядом ли, взмахом руки. Только б оставить свой след В памяти, в душах людских.
В битве извечной со Злом Песня острее меча. Строки легенд о былом Нынешней болью звучат. Каждая песня — как бой. Кровь на губах солона. Это дано мне судьбой — Души будить ото сна.
-
Понравилось) Красиво)
-
Прекрасное начало!
|
|
ссылка- Ушел... - сплюнув сказал Сова. Подниматься вновь на ноги было достаточно тяжело. А упал он на колени, по скольку не рассчитал силы с которой намеревался ударить ушастого мага, к моменту когда тот дал деру, и упал на колени. Наконец поднявшись на ноги, разбойник спрятал свои парные кинжалы. Все еще вглядываясь в лесные чащи, куда удрал этот маг, Сова пытался понять логику его действий. Кто он, и что тут забыл? И чего он хотел добиться своими действиями? Этого рыжий никак не мог понять. Если он был с стражниками... нет, он был не с ними, иначе бы не атаковал и стражников, а только банду Совы. Банда... Обернувшись, Сова увидел лежащих на товарищей. Подойдя к каждому, он лиш удостоверился в том, что их души ушли в мир иной. Сердце защемило. Глаза заслезились. Внутри было такое чувство, будто просто половину тебя взяли и оторвали прочь. Кто-то из стражников было поднялся, чтобы что-то сказать, но встретив этот разъяренно-грустный взгляд, решил что лучше Сову сейчас не трогать. Шмыга, Пончо, Косматый, Булыжник. Эти четверо были не просто членами шайки. Это были члены семьи. Большой семьи, не только для Совы, но и для всех, кто был с ними. Пока охранники пытались помочь своему товарищу, а выжившие из разбойников тем кто был в бочках, Сова взялся стягивать тела к лесу. Подошел Хмель и молча помог. Закончив, оба стали над трупами. Тут лежали и разбойники и охранники каравана. Это было ужасное зрелище. Один из охранников разрублен практически на половину, тогда как один из разбойников оплавлен. Все остальные с множественными ранами от бури. Они больше никогда не увидят своих родных, возлюбленных. Сова присел над телом Шмыги. Этот парень был весельчаком в их компании. Его смеха и подколов будет не хватать. - Знаешь Хмель... А ведь он знал... Он зараза знал что будет тут - явно с усилиями, чтобы не заплакать, сказал Сова. - О чем ты, Сова? - в недоумении спросил его товарищ, положивший сумку с Джо рядом с её владельцем, что сидел над своим товарищем. - Мы с ним говорили накануне... И он говорил о прощании. - в голове сразу всплыл тот разговор. Хотя как сказать разговор. Сова тогда молчал. Говорил лишь Шмыга. Но тем не менее Сова его внимательно слушал. И все то, что сказал его товарищ, необычайно печалило. Необычайно тяжело слушать, когда с тобой говорят о прощании. И еще тяжелей, если об этом говорит тебе близкий человек. Знаешь Сова... Мы прощаемся ежедневно. Когда расходимся по домам или просто идем дальше, по разным дорогам. Мы ежедневно прощаемся, как угодно. Это может быть слово «па», а может - просто движение или взгляд. Мы всегда прощаемся. Когда ты идешь и не прощаешься - я прощаюсь вместо тебя. Провожаю взглядом и говорю тебе «па» немыми несуществующими словами. Когда то нам всем надо будет попрощаться. И Пончо, и Хмелю... Когда придет время - и исчезнет дыхание. Исчезнет улыбка или даже печальный взгляд, смотрящий так глубоко и одновременно так не пристрастно... Когда нужно будет попрощаться со всеми. Или с каждым отдельно. Придет время, и мы расстанемся, как когда то встретились. Просто навсегда разойдемся, зная, что уже наверняка никогда не увидим друг друга. Конечно, может, это будет ярко, и в момент прощания поднимется сильный ветер или начнется ливень. Или просто ничего не произойдет, и мы молча поплетемся по выбитой мостовой или по песку, или по чистой спокойной воде, вглядываясь в небесную лазурь. Можно закрыть навсегда глаза, и ноги понесут тебя или меня прочь, чтобы потом никогда не вернуться. Когда то навсегда придется проститься. И мы оба это знаем. Каждую секунду кто то с кем то прощается, не оставляя ни надежды, ни мысли. И впоследствии будут внушать лишь грустные воспоминания, которые затем также канут в небытие, и останется только неведомое чувство абсолютного одиночества... Когда то надо будет попрощаться... А я не хочу. Ибо я - против. Я хочу спокойно спать и знать, что не надо прощаться... Я лучше скажу тебе «спокойной ночи»... Встав на ноги, и взяв в руки сумку, Сова обронил: - Спокойной ночи, Шмыга. Спокойной ночи парни... - каждая буква давалась неимоверно тяжело. Когда же рыжий встретился взглядом с Хмелем, то попробовал улыбнуться. Но ничего не вышло. Понимая, что терзает душу их главаря, Хмель положив руку на плече Сове сказал. - Лучший способ прощания - это удержать конкретное воспоминание радости. Эти слова поразили разбойника. Они были так... просты, и в то же время... необычайны. Да... грустное уходит. Забывается. А он никода не забудет смеха Шмыги. Бурчания Пончо, по поводу того, что опять мало еды. Споров Косматого и Булыжника, из-за очередной девки... Он никогда их не забудет. Никогда.
-
Очень понравилось рассуждение о прощании. И пост сам по себе хороший, прочувствованный. И скорбь сильного человека, многое повидавшего в жизни, достоверно описана.
-
Отличный пост. Мне нравится)
|
В лесной чаще под сенью древних дерев сидел, подобрав по себя ноги, юный маг альвари Ираэн Каладан... Вернее, бывший маг альвари, а ныне - изгнанник, убийца, уничтожитель последнего прибежища своего народа, нерадивый ученик, допустивший гибель своего учителя, не оправдавший возложенных на него надежд, потерявший всё, что так дорого было его сердцу... Потерявший не только то, что любил, но даже себя самого... Кто он? Что за голоса слышатся ему? Почему?.. Что за страшный рок довлеет над ним?.. - Нет... Я не сошёл с ума... Нет... Что это?.. Что со мной?.. На длинных ресницах альвари сверкнули слёзы. Ираэн сцепил зубы и мотнул головой, словно это могло помочь отогнать тяжкие думы. Слезинки двумя дорожками пробежали по щекам и высохли, будто никогда и не существовали. Меч Каладана покоился на коленях своего владельца. Одна рука мага лежала на эфесе оружия, вторая - на клинке, и алая кровь стекала по нему - так сильно юноша стиснул пальцы. Только физическая боль не шла ни в какое сравнение с той, что выжигала сейчас его душу. Он опять убил тех, кого следовало бы защитить... Глупец... Глупец и мерзавец... Ираэн уставился куда-то вдаль невидящими глазами; перед взором его стоял облик рыжего разбойника, бесстрашно шагнувшего через магическую бурю, чтобы защитить женщину... Защитить от него... - Ты был прав в своём решении убить меня. Справедливость на твоей стороне, а не на моей. И ты вправе требовать возмездия... Но не сейчас. Мне нужно выполнить просьбу леди Аласи... И отомстить проклятым демонам... А потом... Я разыщу тебя, чтобы ты мог привести свой приговор в исполнение. Тот, кто без страха за свою жизнь встаёт на защиту невинных, имеет право судить... Когда я исполню всё, что должен... и найду тебя... я не подниму оружия... Потому что кто-то должен остановить меня... Это будешь ты, рыжеволосый... Каладан поднялся с земли и воткнул свой посох под деревом. Теперь он почти погас; сила, заключённая в нём, полностью покидала его - ещё несколько минут, и посох станет бесполезной, но приметной деревяшкой... Его лучше оставить, хоть он и был подарком учителя... - Прости меня... - маг отнял руку от посоха и только сейчас заметил, что порезал пальцы о собственный клинок. Забинтовав руку, он двинулся в путь. Керстиэль сидел на плече мага, угрюмо посматривая то на рассвет, то на своего хозяина. Ираэн взирал на восходящее солнце и впервые в жизни ощущал, что никакого тепла не хватит, чтобы отогреть его сердце... Никакого огня не хватит, чтобы выжечь скверны его души - и солнечный свет, и дивной красы лес, и утренние трели птиц не радовали его. Жизнь была в тягость, каждый вдох отдавался болью - только выполнить волю Аласи, только убить вторгшихся в его дом демонов... А потом найти того, кто дарует ему покой и забвение... Но как долог будет этот путь...
|
Вновь повеяло смертью. Успев лишь снять всего одну из крышек от этих бочек, Сова был вынужден прыгать из повозки долой. Оказавшись на земле, разбойник уперся спиной в повозку, тогда как взглядом смотрел на лес, что был впереди. Первая мысль удрать долой, но в душе была злость за парней. Тот, который там устроил эту бурю виновен в том, что его люди, его друзья мертвы. - ВИНОВЕН! - вскрикнул Сова и со злости сжал кулаки до боли. И только тогда ощутил на себе взгляды. Непонимающие и перепуганные взгляды. Сейчас по правую и по левую сторону от Совы сидели другие заложники ситуации. Справа был Хмель с Зубатым, за которыми далее сидели так же испуганно прячась от неистового мага тот охранник каравана, что был Бромом, а рядом с ним, прижимая колени к туловищу его товарищ. Слева от разбойника был тот арбалетчик, что недавно получил от Совы по голове и уронил свой арбалет. Сразу за ним так же за повозкой прятались еще двое из банды. Странным можно было бы назвать то, как вроде недавние враги сейчас почти что строем, сидели рядом, прячась от ярости стихий ветра. Никто из них не думал о том, чтобы атаковать друг-друга, по скольку сейчас на уме была лишь одна мысль. Спрятаться от гибели. И тут казалось безопасно.
Сова глянул на Брома. Вроде как после смерти Дюрала этот должен был принять командование как самый инициативный, и отдать приказы, чтобы обезвредить противника. Но этот стражник сейчас с побледневшим лицом сам смотрел на Сову, ожидая что сделает последний. Поняв что дело гиблое, глава разбойничьей шайки лишь вздохнул, и снял с себя сумку, которую вручил сидящему рядом Хмелю, со словами: - Позаботься о нем! Будто учуяв неладное из небольшого отверстия, что было наверху сумки свою усатую морду высунул Джо. Глянув своими черными глазками на лицо Хмеля, который держал сумку, крыс еще чуть более высунул голову, чтобы осмотреться. Он пытался понять куда делся его хозяин, и почему он еще не дал ему ничего поесть. И когда нашел Сову, то увидел что тот поднимает камень с дороги. Поняв что сейчас от него еды не дождешься Джозеф Аригиндиус Четвертый, или просто Толстый Джо вновь спрятался в сумке, по которой неустанно начал шарить. Он ясно помнил, что его хозяин добряк постоянно носил с собой кусок хлеба, специально для таких случаев.
Тем временем Сова вооружившись камнем и крышкой которую успел снять, выглянул немного из-за повозки, чтобы понять где находится тот чародей. Увидев его, что было сил, при этом пытаясь не терять точность, разбойник запустил в него камень, который поднял с дороги. Это был небольшой камешек, но при условии попадания в голову, должен сбить с толку. Не дожидаясь результата Сова быстро взобрался назад на повозку с бочками, и используя деревянную крышку аки щит, бросился вниз с повозки, чтобы закрыть собою лежащую на земле девушку. Вокруг бушевала опасность, но мужчина об этом не думал. Сейчас у него на уме было только одно - защитить невинных и товарищей, да обезвредить этого безумца. Когда разбойник наконец приземлился аккурат перед девицей, отступать было некуда. Крышку он бросил, при чем так, что бы та укрывала как можно лучше саму жертву работорговцев от этой опасной бури, став прямо перед ней, образовывая такой себе живой щит.
Каждая мышца была напряжена до предела. Сова чувствовал как энергия струится по его телу. Он чувствовал себя каждой клеткой. Он чувствовал силу, чтобы действовать. И разбойник не медлил. Хоть и во вред себе, он вытащил своих два кинжала близнеца, и бросился вперед, прямо на того мага, что был причиной всей этой непонятной чертовщины. Расчет был прост. Если боги на стороне справедливости и Совы, то последний должен использовать все свои умения чтобы увернуться, или отразить кинжалами атаки мага, и подуступившись на достаточное расстояние нанести удары по нему. Но в мыслях у Совы не было замыслов убить. Ему нужно было вырубить этого чародея. В душе был интерес. Перед тем как наказать этого колдуна за содеянное, нужно узнать что он тут делал, и почему так поступил. А потому быть этого парня Сова собирался исключительно рукоятями своих кинжалов, и кулаками. В переносицу и по печени. А там будет видно... - Я иду за тобой, чудило - прошептал Сова.
|
|
|
-
Отличный пост. Так держать)))
-
Очень понравилось наличие мелких деталей в отношении персонажей второго плана. И отписано хорошо - эмоционально, живо и по-разбойничьи! )
|
|
|
-
а вот плюс и всё!)
-
И снова отличный пост)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
Великолепня рисовка)))
-
Ня.
-
Здорово же)
-
made of WIN and AWESOME, mah boy.
-
Точно не планшет?
-
талант )
-
Это красиво. Мне нравится.
-
имперски нарисовано. Да и атмосферно. Класс в общем.
-
Вдрызг и брызг!
-
Ежик! Ты вообще! <^________^>
-
Красота.
-
Рыжие эльфки рулят)) В общем, так оно, вот)
-
Лучше всего рисуешь в этом модуле. Делать такое в пэйнте, - это круто.
-
И это все - паинт?) Великолепно!
-
Одобряю
-
плюсую как человек, которому никогда такое не сотворить - восхищаюсь!
-
+ умеющему рисовать.
-
Очаровательно
-
Плюсую и завидую.
-
Лапочка! Но не надо так злоупотреблять алкоголем.
-
Классно. Круто. Охрененно! ^_^
-
Да ну... Неканонично. Планшетом рисовать - это некомильфо. Надо было как мастер - мышкой.
-
Вижу Хемуля и Ричарда. И мне это все же нравится
-
Как человек не чуждый миру изобразительных искусств со всей ответственностью заявляю: это должно висеть у человека в профиле. Долго, пожизненно, как медаль!
-
Шедевр. Проработка достойна похвалы. Такое трудолюбие нельзя не оценить. У него (или неё? кхм...) на ушках даже приклеены кусочки бекона! На закусь, надо полагать.
-
это шикарно ^__^ роскошный эльфик
-
Альфа.
-
Выразительно ^____^
-
Ох щи, это шикарно!
|
|
Народ продолжал орать нечто невнятное. Похоже ему было все равно на все, что происходило на ринге, что не касалось боя. Или дело было в том, что они вообще не поняли, кто и что конкретно сделал нечестного: им никто ничего не объяснил. Вообще. Слова Домалинара были ели слышны, а то, что происходило по ту сторону ринга они вообще не видели. Им было важно только, что творилось перед их глазами. Псих начал действовать. До этого момента он на секунду сосредоточился, глубоко вдохнул. Домалинар сосредоточился на нем, чтобы понять, что этот маньяк хочет сделать и почувствовал, что земля движется крайне странно. Словно ее двигала не магия земли. Слишком быстро, слишком резко. Опасно. Это не были камни. Не были булыжники. Это были... Саундтрек под чтение, писалось под него: ссылкаИглы. Огромные. Пугающие. Домалинар такого не видел никогда: если магия песка была в диковинку, то такое (!) можно было сравнить разве что с мифической, невероятной магией металла. Земля там, внизу - резалась на части, словно масло под ножами. Эта волна за долю секунды приблизилась к Дому. Он пытался ее как-то контролировать, но тщетно. Через мановение ока произошло страшное... Весь путь, что проделали огромные многометровые лезвия из земли начали со страшной, невероятной силой вылезать наверх, с настолько сильным треском, что гул толпы перестал был слышен и казалось, что перепонки лопнут. Словно маленькие взрывы огромные острые, как бритва колонны вырывались из земли с таким грохотом, что даже падение ранее встреченного на ринге Шара с высоты в двадцать метров не смогло бы хоть как-то с этим сравниться. Ножи из земли вылезали прямо из под земли у Дома... К счастью, его тело успело понять, что если хоть чуть-чуть помедлить - ноги Домалинара будут проткнуты насквозь коварными иглами. Только его прирожденная ловкость спасла его от участи навсегда остаться калекой. Через всего одну секунду весь ринг был усыпан в десятках огромных ножей, вздымающихся на многие метры вверх. Каждая такая колонна, словно дерево была облеплена мелкими ножами. Ринг приобрел ужасные, пугающие черты. Он был похож на настоящий Ад. Лезвия продолжали двигаться, словно их кто-то крутил из под земли, нещадно двигал, молотил магией. Земля - сама земля - перестала казаться безопасной. Один шаг, в любую сторону, и ты превратишься в месиво, начиная с ног и кончая всем телом. Земля под Домом тоже хотела разрезать ему ноги, но тот сосредоточился и инстинктивно смог создать небольшой ровный участок земли, круг, который он контролировал, метр диаметром. Кусок его земли. Ореол, в который постоянно пытались проникнуть, словно подлые змеи, эти ножи. Дом почувствовал страшную боль: только сейчас он понял, что еще секунду назад ему ногу все-таки оцарапали лезвия Психа. Дом посмотрел на него. Эта... Тварь... Он, разрезая добрые многометровые просторы, мгновенно дробя их на ножи и колонны, даже не сосредотачивался. Он сделал своими ладонями так, словно держал какой-то воображаемый шар. Его руки страшно быстро вибрировали: это было видно даже оттуда, где Дом стоял. Ты уловил закономерность: чем сильнее под странными углами отдалялись его руки, тем сильнее корежилась почва на ринге. Кажется это существо еще и смеялось. Оно ( его все труднее было назвать человеком) постоянно дрыгалось из стороны в сторону и только вибрирующие руки оставались на одном месте, словно неподвижный, дрыгающийся на месте атом. И тут он словно с места сорвался. Пошел. Нет - поехал. В твою сторону. Дом только сейчас понял, что в этом психе было самого страшного: он сам стоял на лезвиях. Ты не мог знать наверняка, но было похоже, что обувь с которой он пришел на ринг была разорвана снизу, а ноги... Стопы должны были уже кровоточить. Но должно быть Оно улыбалось, чувствуя боль... Именно так Домалинар подумал, увидев, на чем движется Псих. Он словно на лыжах ехал вперед, переставляя ноги: то одну, то другую вперед. Прямо под его ногами, синхронно с этими движениями, вырастали наклонные колонны, впиваясь своими острыми углами ему прямо в подошву сразу несколькими иглами. Скорость была бешеной. Еще пару мгновений - и он окажется рядом с тобой. Бог знает, что Оно имеет в рукаве, если способно творить настоящий хаос на таких дистанциях и в таких масштабах... ___________________________________________________________________________________ Наршаль хотел ударить врага его же оружием. Неизвестно было имеет ли верзила в рукаве магию земли или же он просто мускулистый идиот-вышибала, но Наршаль хотел отомстить. Да так, что груда мышц и опомниться не успеет. Наршаль попытался поднять камень в воздух и понял, что это просто только на словах. Самое сложное было именно удерживать его в стабильном положении, потому что потоки воздуха так и норовили увести его то влево, то вправо. Впрочем, Наршаль справился и камень поднялся примерно на метр над землей. Благо он был небольшой. Хорошо прицелившись Наршаль решился магией воздуха забросить камень в верзилу. Попал он не так, как планировал... Камень ударил по спине, что, правда, заставило громилу тут же скукожится и положить руку на ушибленное место. Он, похоже, не понял, кто именно в него кинул булыжник, но,вероятно, решил, что бой наверху уже начался и это - просто мелочь, выскочившая за ринг. Больно выскочившая. - ИНАРА!!! ОН ЖЕ ЭТОГО... - начал орать Наршаль, но тут его голос резко заглушил какой-то сумасшедший, бешеный, взрывной и адский гам, шум, треск, рокот, словно рядом с тобой пробегает стадо слонов или проезжает дивизия танков народа огня, разносящийся со сцены. Судя по звуку, там, наверху, кто-то начал маленькую войну... Стало страшно за Домалинара. Кто он - этот Псих? Ори Наршаль, не ори Наршаль - Азара уже не услышит. Как и охранник, уходящий с больной спиной в какую-то комнату.
|
|
|
|
Враги стояли и смотрели друг на друга. Великан ухмылялся, словно считал себя абсолютно непобедимым. Похоже, что у него даже не было необходимости двигать руками, чтобы перемещать камень. Он просто думал, куда тот должен был катиться и все. Самоуверенная гора, казалось, была готова вновь заржать, видя, какой крохотный камень направляется в его сторону. Однако... Все произошло слишком быстро, чтобы он успех совершить задуманную насмешку над Домалинаром и начать собственное нападение. Камень, аккуратно вырвавшийся из земли, был чрезвычайно мал. Домалинару казалось, что он чувствует его. Видит. Насквозь. Управлять им было не сложно: это вам не Аватар Киоши, отделяющий остров от континента. Потому Дом и видел снаряд насквозь. Это легко можно было сравнить с магом воды - когда тот контролирует целый поток, то не чувствует, каков он изнутри. Но стоит магу воду сосредоточиться на одной капельке, как он поймет её структуру и сможет творить чудеса. Снаряд полетел точно в великана. Тот, однако, даже не пытался его как-то сбить. Не до конца так же было ясно: потому ли это, что он не заметил камень, или из-за того, что не хотел его опрокидывать. Камень попал ровно про меж глаз. Голова великана послушно последовала за камнем. Его силы было недостаточно, чтобы опрокинуть гору, но, проскользив по отведенной в потолок голове, камень улетел далеко за поле ринга, воспользовавшись головой верзилы, как трубой, по которой он полетел вверх. Камень влетел ровно в шестой ряд больших каменных трибун и чуть не покалечил одного старикана, севшего ровно на это место, но вовремя с криком отпрыгнув. После этого, кстати, ворчливое создание встало, опираясь на трость, взглянуло на камень, навеки застрявший внутри каменной трибуны, почти не изменив её форму, и еще долго пялясь на это место ругался самыми непотребными словами, которые только мог вообразить житель царства земли. Домалинар сразу после наведения и пуска снаряда в цель принял защитную стойку, готовясь отражать нападение недруга. Но даже он не ожидал такого результата. На долгие секунды жирдяй застыл, словно сам был каменным изваянием. Голова его была направлена ввысь, а волосы мешали рассмотреть лицо, из-за чего сложно было сказать: заржет ли скала в истерическом хохоте или... Голова медленно начала опускаться вниз. Уже издалека был заметен здоровый красный от наплыва крови цвет лба здоровяка. Глаза его по странному смотрели в разные стороны, словно у него было косоглазие, а улыбка, которая раньше была излишне самоуверенной, теперь стала какой-то глупой и совершенно дибильной. Чтоб вы понимали - его лицо выглядит как-то так (только жирнее):Еще пара секунд прошла в ожидании его, хоть какой-нибудь реакции. Но тут ноги здоровяка поджались в колени. Он сначала упал на них, а затем его здоровая туша медленно, но верно направилась к земле. Грохот от падения жирдяя еще какое-то время был единственным громоздким звуком в тишине трепетного ожидания, в котором находились зрители. Они просто не могли поверить. Никто из них не мог поверить. Даже те, кто сделал свои новые ставки на Дома. Пыль, которую разогнала бессознательная туша почти скрыла мерзавца извиду. Домалинар стоял и смотрел на поверженного противника, держа оборонительную позицию. Организатор сидя смотрел на упавшего врага, пока его глаза не округлились в большие блюдца. Он встал. Нет, вскочил со своего тронного места и со всей силы плюнул. Нет, харкнул куда-то в сторону, после чего всмотрелся в бездвижное тело: - Один... - начал он свой медленный отсчет в кромешной тишине, давая Домалинару понять, что добивать врага уже нельзя, - Два... Три... Четыре... ... ... - похоже организатор взял долгую паузу, - Пять, - закончил он, после чего сделал очень странное движение руками. Тело верзилы не улетело с ринга, как того ожидали Домалинар и его товарищи, следящие за битвой, но "провалилось" под землю. В прямом смысле слова. Через секунду поверхность ринга была вновь идеально ровной. Зал взревел. Большa'я часть аудитории, ставившая на Дома, скандировала его имя. И не только потому, что он приблизил их к выигрышу. Домалинар сделал невозможное. Что никто никогда не видел. - Домалинар... - сказал организатор. Никто не смел его перебивать: весь гул тут же поутих, - Это был один из лучших приемов, что я когда-либо видел. Ты имеешь право отдохнуть, пока проходит следующий бой.Похвала организатора льстила Домалинару, но... Что-то во взгляде этого человека ему не понравилось. Великан-охранник вновь любезно повел Домалинара в комнату отдыха. Фрукты уже успели обновить, а старые кожурки и грязь - убрали.
|
|
- Здесь? - переспросил драконицу Анивиа, так, будто это понятно с первого взгляда. - Давай я тебе напомню... Он весьма быстро спикировал вниз, к земле, приземлившись на поляне, которая пустовала. Казалось что животные, которые находились тут просто обходили это место. Дракон поднял свою голову, и посмотрел на Кі. Та драконица, что была только что рядом радостно хихикнула, и нежно шепнула на ухо: - Спускайся... он не кусается.
Когда Кі cпустилась и села рядом с Анивиа, белый дракон продолжил. - То, что ты видишь здесь, дитя мое, это круг жизни. Сам Ильтар, бог-созадтель даровал этому всему частицу себя, частицу того, что мы называем Эо. Частица Бога. Единого, который не чает души в своих созданиях. Мы - белые драконы, первые дети светлого бога. И в это смутное время... - Анивиа замолчал и начал вглядываться в даль, где солнце не покрывало своим светом землю, а место него это делал тень. Дракон тяжело вздохнул, и лег на землю, положив голову так, что трава щекотала его ноздри. - Время, когда великий бог спит, мы первые дети создателя, являемся стражами круга Эо. Круга Жизни. Части нашего бога... - дополнила драконица, которая вновь оказалась около Кірары.
Молодая драконица даже не успела удивиться тому, как появилась эта её комапаньйонка, как та исчезла. Это было так странно, что она решила спросить у Анивиа, кто это, но когда повернула голову к месту, где только что лежал этот большой и старый дракон, все что она обнаружила это маленький белый медальон, на котором был древний символ. Кі почему то знала, что этот символ значит Эо. Жизнь. Язык перворожденных драконов...
- Круг объединяет нас всех. Память древних таится в нас. В тебе, дочь моя. - в этот момент тело молодой драконицы стало таким легким, что просто само понесло её вверх к небесам. К той голубизне, что казалось была так высоко и так неосязаема. Он так стремительно падала вверх, что это казалось страшным. Но тут же рядом появился тот самый малец-ветер, который продолжал смеяться, и будто сопровождал Кі, в этом падении. Соревнуясь кто быстрей провалится в синеву высоты. И сразу стало так легко и весело, что захотелось закрыть глаза, и просто ощущать. Так и случилось. Ветер нежно ласкал тело, запах свободы и легкости проникал в самое сердце, а душой драконица ощущала что все на столько хорошо, что она готова расцеловать даже тех страшных птиц, что так нещадно гадили людям на головы, и постоянно занимали место на кришах там, в Таллеме.
Когда девочка открыла глаза, то обнаружила что лежит в лесу. Солнце ярко светило прямо на неё, проникая сквозь редкие листья деревьев, а рядом бежит ручеёк. Вода была так прозрачна и чиста, что было видно дно этой небольшой речушки. В то же время она ощутила, что держит что-то в руке. Да, именно руке, потому что Кірара была в форме человека. Это был медальон. Значит это был не сон. И тут, как будто в подтверждение этого раздался голос Анивиа: - И я хочу чтобы ты поняла. Нас не двое. Не десять. Не сотни. Но и ты не одна. Мы едины. Голос доносился откуда-то издали. Когда девочка оглянулась, то увидела как куда то убегает небольшой туман...
|
|
Как обычно Гоша шел быстрым шагом. Немного сутулясь от бури и постоянно сплевывая противный песок. Что первое, что второе было бесполезным. Ветер просто чудным образом обтирал все тело песочком и задувал практически везде, а когда, все таки, в рот набивалось слишком много, чтобы просто выругаться и идти дальше, он сплевывал и тут же получал добавочную порцию грязи. Нет, вы только подумайте, что же это за дыра, поле, ветер и грязь, тьфу... Мысли, в который раз невеселые, посещали голову Милослава. Наверно тот парень, что посоветовал ему эту забегаловку сейчас катается по полу и дает фору коням в ржании. С каждым шагом Георг становился злее и голоднее, при чем, что самое интересное, он постоянно прислушивался - что же перевесит? Если он окончательно разозлится, то повернет назад, найдет остроумного придурка и отрежет ему уши, за то, что посоветовал найти работу именно тут, а если возьмет верх голод, то простит, пока, и пойдет дальше, в поисках трактира. Если там и таверны не окажется - одними ушами он не отделается, прихвачу еще что ни будь. Но тут взгляд выхватил очертания здания, а следом и вывеску с обнадеживающим названием. Ковыляя, Георг еще больше сгорбился и толкнул дверь. На последок смачно сплюнув грязь, он вошел внутрь. Столы, трактирщик, стража и рыцари. Что еще нужно для атмосферы, а да, барыги. Куда же без них? Чуть не впечатавшись в плечо троля, Георг со взглядом "ты же сколько весишь?", отошел от охранника и, оглядевшись, занял место подальше от него, ненароком обозлится, да и спокойней так. Поманив девушку Жора стал ждать, кушать хотелось всего и сразу.
|
|
|
|
|
Капитан Ле Блан снарядил отряд, для того чтобы войти в здание, и уже было собирался войти, как его остановил Корвинус. - Будьте готовы к тому, что там нету тех кого можно спасти. - Да сэр, огонь на поражение. Мы в курсе. - Хорошо. Охотник одобрительно кивнул и посмотрел назад. Уорна которая прикидывалась министром уже растворилась в воздухе. - Меня ищешь, любимый?, - раздался голос в голове. Блэк не ответил, а лишь кивнул, и пошел впереди группы, ведя Ле Блана и отряд зачистки, состоящий из 12 бойцов да нескольких медиков. Все они были одеты в спец одежду химической защиты, да противогазы. Вооружены до зубов. Лишь один Корвинус был все в том же черном плаще да белой маске.
В это время в самом здании начался душ. Сработала противопожарная система и по всему дому включились все датчики, и вода которая в идеале должна тушить пожар, просто начала щедро поливать все внутренности демонического особняка. Ни одна щель не осталась сухой, вода заполняла все и всюду. Нигде нельзя спрятаться от этого дождя... И вот же в чем проблема, вода ведь это была не простая. А святая. Вода, которая прямо всем своим есством норовит попасть на демоническую плоть и сжечь, сжечь, сжечь! Уничтожить все что не от мира сего, а от того, коим управляет Люцифер, который дом для демонов, чьи мерзкие туши сейчас заполонили этот дом! Смыть эту заразу мира сего вон с лица земли. Пускай их ошпарит мощь святой воды! Напор же со временем не уменшался, а лишь увеличивался. До той степени, что под давлением полопали все трубы, и вода уже хлынула просто потоком. Из стен, потолка..отовсюду. Это был маленький всемирный потоп. Персонально для демонов.
Время, которое группа Блэка потратила, чтобы пройти "дезинфикацию", было не столь уж долгим, но для тех кто был внутри особняка тех жалких две минуты наверное показались сущим адом. Хотя что говорить о тех, кто знаком с адом. Сейчас им должно казаться, что они хуже чем Аду, что их терзает небытие. Боль должна была уничтожить не только тела но и здоровое сознание. Любое разумное существо, должно напрячься до предела, чтобы сохранить рассудок в такой ситуации...
Когда Корвинус оказался внутри, уже было по потопу. Все что он наблюдал, это стекающую воду, и корчащихся на полу демонов... - Как то тут не прибрано. Где прислуга?! Почему они не домыли пол? Охотник глянул на Ле Блана, который удивленно смотрел на это все.
Вы мои враги, а врагу нет пощады Да сгорите в моей ненависти, Да не потухнет она как свеча, Вспыхнут тогда города И смерть ваша станет песчинкой в песчаной буре.
Строки этого стиха были буквально заглушены выстрелами. Группа Ле Блана, предупрежденная Блэком, открыла огонь по всех кто все еще умудрился стоять. Всех... - Да будет очищен этот дом от скверны, ибо явится тот, кто не запятнан кровью благочестивых, и принесет свет и возмездие на головы неверных. УМРИТЕ! Несколько движений и в воздухе вырисовался знак...
|
|
|
|
|
|
|
Бой продолжался. Менеланна действовала как настоящий воин, который одержим лишь одной целью. Победить в этом бою, повергнуть противника, и остаться в живых. Её уход влево почему то показался раненому противнику неожиданностью, от чего он пропустил удары темной эльфийки. Двуручник легко въедался в броню, проламывая тонкое железо, и доставая до плоти, но не особо раня само тело. Темная насмешливо улыбалась, потому что враг был ранен. А теперь он еще и пропустил несколько ударов, и наверняка его судьба предрешена. Меч занесен для удара, а каждая часть тела напряжена и готова нанести последний и решающий удар. За все это время, пока Менеланна наносила удары, человек пытался успеть за ней, но все время опаздывал на долю секунду. И вот теперь казалось, что его, отдающий красным, меч не готов встретить двуручник Менеланны, дабы защитить своего хозяина...
Тем временем Уррийен не медлил. Он сделал то, что должен сделать каждый воин, находясь в таком положении. Ловкости темному эльфу было не занимать, и его противник даже заметить не успел, как Сатт'Ар, достав нож, мелькнул по сухожилиям человека. Нанося этот "укол", Скорпион, в предвкушении, уже видел, как кровь выступает из порезов, почти чувствовал как слабеет хватка противника, и был готов продолжать атаку, как заметил... что кровь-то не потекла, а хватка не ослабела. Нож, который должен был уничтожить сухожилия, лишь дзенькнул, словно ударился о что-то железное, а не прошелся по коже человека. - Неожиданно, да? - промолвил человек к Уррийену. И это была его ошибка. Он, решив попафосничать, дал Скорпиону миг. Миг, который просто бесценен в бою. И эльф не мог, не воспользоваться такой щедростью противника. Продолжая давить его с помощью Нейджи, Уррийен он резко выбросил ногу вперёд, нанося удар подкованным сапогом противнику прямо в грудь, заставляя сбиться дыхание. По выражению лица человека можно было понять, что этот удар был явно неприятным, и неожиданным для него. Видимо он никогда не дрался с темными эльфами. Не с такими как Уррийен, так точно. Но и Нейжди он не отпустил. Оступаясь назад, он потащил за собой и лезвие меча, которое будто с помощью магнита, держал скованным в своих ладонях. Вместе с Нейджи за человеком потянуло и эльфа...
Пока эльфы были заняты "красными" Кі нашла решение, которое по её мнению спасет всех их, и приведет к тому, что кровь не будет больше пролита на сию землю. Она сконцентрировалась, и зажмурилась (что выглядело довольно таки забавно). - Что ты делаешь?! - удивленно спросил у неё человек в белом, уже протягивая руку, для того чтобы схватить девочку, но не смог этого сделать...
Ибо всех соратников белокурой, да и её саму, охватило пламя. Белое пламя. Этот огонь не жег. Он наоборот наполнял силой, свежестью, легкостью. Казалось, что сейчас можно горы свернуть, одним лишь движением пальца. Огонь был все плотней и плотней, пока полностью не закрыл собой все вокруг, поднялся сильный ветер и...
И Менеланна нанесла свой удар по дереву, глубоко загоняя меч в его ствол, Уррийен вместе с Нейжди почти, что упал на землю, но в последний момент среагировал и сберег равновесие, и громкие крики "Ау", которые несомненно принадлежали Кіраре доносились из кустов. Двое эльфов и девица оказались в лесу. При чем где-то глубоко в лесу, ибо вокруг были только толстые, необъятные деревья, листва которых полностью закрывала небо, кусты да зеленый мох, вместо травы. Признаков присутствия врага, равно как и других членов их группы не наблюдалось... Лишь ровное "пу-гукание" совы где-то рядом, да то и дело "шмигающие" кусты. Они были тут втроем, в окружении леса, и его обитателей. Темно, и лишь редкие лучи солнца, уже уходящего с небосвода за горизонт, продирались сквозь заслон листвы.
|
Домалинар закрыл глаза и сосредоточился. Земля сама скажет ему где они. Не зря он тренировался почти каждый день - то на траве под солнцем, то даже в помещении, хотя это ему и не удавалось. Наступил момент, когда все его навыки будут испытаны. И цена поражения высока как никогда: дело не в деньгах, которые можно выиграть. Они - это единственный способ попасть в Ба-Синг-Це, место, куда им пророчествовал пойти старик Вуми. И почему, интересно, они все так быстро поверили ему на слова? Наверное он... Он был весьма внушителен. Он знал их имена, знал их истории. И, похоже, это он их всех собрал. Но ведь не мог быть шарлатаном? Шарлатан не даст тебе денег и не пошлет тебя неизвестно куда за твоей судьбой...
Пыльное зарево больше не мешало Домалинару. Теперь он и не пытался увидеть их глазами - только магией земли. Домалинар знал, что маги земли редко пользуются этим видом магии: весьма редко бывает ситуация, когда ты не видишь противника в бою. Но он намерен был овладеть этим чрезвычайно сложным искусством. Только так можно было гарантировать безопасность. Для всех. Пыль постепенно приближалась и Домалинару начало казаться, что он уже видит силуэты "братьев" четыре стопы. Один в крайней левой стороне ринга, почти с краю, другой с правой, но чуть ближе к центру. Еще мгновение и Домалинар точно определит где они. Но вдруг песочная буря, словно предугадывая атаку Домалинара, срывается с места. События мгновенно накаляются, движения обеих сторон схватки мгновенны, реакция глаз, чувства земли, слуха и, кажется, даже обоняния - все на пределе. В последний момент домалинар выдергивает булыжник из земли и мгновенно, со всей силы направляет его на левого противника. В этот де самый момент проклятая пыль словно обволакивает, цепляется за грудь домалинару и... Тащит его. Быстро толкает назад - с ринга. Словно ладонь, аккуратно, но настоятельно упирается в него и просто передвигает. А снаряд Домалинара тем временем все летит. Кажется, все остановилось. Взгляд Домалинара падает на его летящий камень, вырванный мгновение назад из земли, и видит, как он прорезает туман из пыли, оставляя за собой чистейшую пустоту. Пыль, как ей и положено - не чувствует боли, не имеет структуры. И через мгновения уже начинает заполнять появившуюся внутри брешь. Снаряд, похоже, уже слишком далеко. Перелетел? Противник увернулся? Не попал? Неужели все пропало? Так быстро? Вдруг раздался он - тот звук. Звук, которого Домалинар так ждал. Смянающийся, очень приглушенный и все же такой желанный звук, когда камень встречает на своем пути препятствие. Не похоже, что он попал одному из братьев в грудь: тело не последовало вместе со снарядом со сцены. Вместо этого камень словно обтерся об него, больно ударил и полетел дальше. Похоже Домалинар попал в руку. Где-то в районе локтя. Она приняла свою участь с должным почтением, почувствовала страшную боль попадания увесистого и твердого объекта и уступила ему дорогу, отодвинувшись под его натиском назад. Это, конечно, не победа, но Домалинар бил почти в слепую: магия земли лишь помогла увидеть направление. Кто бы не стоял в той стороне: магией ему теперь будет пользоваться намного сложней.
Тем временем песок продолжал двигать Домалинара к пропасти со страшной, почти неудержимой силой. Домалинар никогда бы раньше не подумал, что песок, используйся он в руках двух сильнейших магов, мог стать столь серьезной угрозой, одновременно скрывая своих владельцев мантией-невидимкой и расшвыривая врагов в стороны. Но Домалинар напрягся. Он хотел ударить второго врага магией земли из под ринга, чтобы остановить толкающую его силу, но вовремя, еще находясь в состоянии полу-невесомости, понял, что совсем потерял его из виду. И вообще пока песок его толкает в никуда - он не может ориентироваться в пространстве. И тогда Домалинар рефлекторно использовал то, что хотел использовать на враге, но с собственной целью. "Уворачиваться нельзя. Надо бороться как истинный маг земли. Ты - не Наршаль. Сбежать от превосходящей силы - это не выход. Нужно уметь стоять на своем. Стоять. На своем. Месте." Опора из земли появилась мгновенно. От одного удара ступней пряма за тобой образовалась небольшая высовывающаяся из пола наклонная скала-колонна, направленная прямо на тебя. Пыль продолжала со страшной силой давить тебе на грудь, руки и ноги, словно буран мага воздуха, отталкивающий тебя подальше. Но теперь тебя держала и собственная опора с другой стороны. Наконец-то начало возвращаться ощущение пространства, хотя грязь, проносящаяся перед глазами мешала тебе что-либо увидеть.
Ты понял, что очень вовремя поставил за собой стену: до конца ринга остался метр. Может чуть больше.
Из зала тем временем драка была, как ни странно, видна потрясающе. Вид был почти что сверху и наблюдать за отважным Домалинаром, сражающимся с тем, кого не может заметить даже сторонний зритель и наблюдатель - с пустотой, со стихией собственной персоной - было завораживающе. Толпа просто взревела в тот момент, когда пыль ни с того ни с сего набросилась на мага земли, а он в ответ пустил снаряд-пулю. И хотя это все произошло в считанные мгновения, глаза отказывались упускать что-то из виду. Вот и камень, летевший вроде как и никуда. Попал ли он? Так или иначе, Домалинара проталкивала лавина к выходу с ринга лишь мгновение. Достаточное, чтобы Дом взял себя в руки и поставил жирную точку на попытке скинуть его в овраг. Хотя песок все еще летел в него со страшной силой, силуэт Домалинара стоял неподвижно и, казалось, был горой, которую плавно обходит по сторонам запоздавшее цунами.
|
|
|
|
|
|
|
Минору удалось забраться повыше, когда он снова услышал голос из громкоговорителей: "Внимание, внимание. В порту пропал мальчик. Возраст девять лет, светлые волосы, карие глаза, зовут Минору. Знающих что-либо о его местонахождении просим сообщить капитану корабля "Акатсуки" Оониси Харуке". А следом за ним внезапно раздался голос Харуки: - Минору, я прошу тебя, вернись, пожалуйста! Минору нашел удобное место, где его бы никто не заметил, свернулся калачиком и заплакал. "Ненавижу! Всех ненавижу! Аааааа!" - то и дело шептал он в промежутках между всхлипываниями. Наплакавшись вдоволь, он мрачно утер слезы рукавом, с отчаянной решимостью стиснул зубы и принялся спускаться, злясь на себя, на весь мир и, конечно, на капитана Харуку. "Я иду, мама!" - сурово подумал он и решил, что больше никогда не будет улыбаться. Достали. Вскоре впереди показались доки, а вскоре и "Цветок". - Минору! - окликнул мальчика сидевший у входа в корабль охранник. - Ну, слава богам, ты нашёлся! А то капитан уже с ног сбилась! - У меня были... дела, - вяло ответил Минору и поплелся в свою каюту. От его обычной веселости не осталось и следа. С полпути он свернул и принялся бесцельно бродить по кораблю, пока не забрел в технические помещения, там долго выискивал место, где можно было бы поспать без посторонних и остаться незамеченным. И тут-то ему было не так, и там ему было не так... Наконец, он нашел более-менее пригодный для уединения закуток и улегся там прямо на полу, поплакал еще немного и заснул, чувствуя себя вконец несчастным и разбитым. Минору снилось, что он снова маленький, что ему лет пять или что-то около. Ему снилась Харука: она несла его на руках через зелёный парк, где пели птицы, и поглаживала его по голове. От удовольствия Минору замурлыкал. ...и проснулся. Он лежал на кровати в каюте капитана, рядом сидела Харука и поглаживала его волосы. Реальность была жестока. Минору сначала не понял, что произошло, а потом резко замолчал. Ему было нестерпимо стыдно. Ну вот как после такого вообще можно общаться?! Ни за что! Лучше смерть! Маленький маг продолжал лежать, не двигаясь, и смотреть в стенку, делая вид, что он еще не проснулся. Для большей правдоподобности он даже закрыл глаза. Хуже того, что было, могло быть только одно. Присутствие отца. - Глупенький... - вздохнула Харука, взъерошив волосы мальчика. - Ну зачем ты убежал? Минору благоразумно промолчал. Харука снова вздохнула и легла рядом, обняв мальчика. - Я же люблю тебя... - тихо сказала она. - И твой отец тоже. Минору всхлипнул и после некоторого раздумья уткнулся Харуке в грудь. - Все равно он теперь знает, - разрыдался он. - И ты тоже... И... и... ты мне теперь не мама... Вот. - Почему? - спросила Харука. - Ну... - озадачился мальчик. - Ты же теперь знаешь, кто я. А он - твой начальник. Слезы снова полились ручьем. - Разве это отменяет то, что я люблю тебя, глупенький? - спросила Харука, прижимая мальчика к себе. - Это разное, - ревел Минору. - Любить сына и любить сына начальника - разные вещи. - Ну... мы с ним можем пожениться и вместе тебя воспитывать. Я, правда, ещё твоего отца об этом не спрашивала... и Харуки тоже... - при последних словах Харука вдруг погрустнела. - Если бы Вы не знали, кто я, Вы бы такого не предложили, - всхлипнул Минору и отодвинулся. - Извините, что доставил Вам столько неприятностей, Харука-сан. - Не предложила бы чего, Минору? - Бросить Харуки. Вы же его любите... - Люблю... - грустно вздохнула Харука. - И не хочу его бросать. - Вот и не надо. Минору теснее прижался к Харуки. Она была такая теплая, большая и уютная! С ней было так хорошо... Не нужно ни о чем заботиться и думать. Все можно будет решить когда-нибудь потом. - Жалко, что Вы не моя мама... - наконец, произнес он и снова всхлипнул. Харука вместо ответа поцеловала Минору в лоб. Минору немного подумал. - Можно я останусь с Вами и все будет по-прежнему? - робко спросил он. - Я хотела бы этого... - ответила Харука. - И я... - Я не знаю, что скажет твой отец... - вздохнула Харука. - Ты его любишь? Минору съежился на своем месте. - Я очень виноват перед ним, - еле слышно произнес он. - Он тебя давно простил, - улыбнулась Харука. - Откуда Вы знаете? - недоверчиво поинтересовался мальчик. - Мы с ним говорили о тебе. - Это не показатель, - отозвался Минору, но любопытство взяло свое и он тут же спросил: - А что вы говорили обо мне? - Что ты хороший мальчик и ценный боец Сопротивления, - улыбнулась Харука. - Это кто такое говорил? - Я. Лицо Минору посветлело и он улыбнулся: - Спасибо. Спросить, что же говорил о нем отец, он так и не решился. Полежав еще немного, он продолжил: - Я не могу к нему вернуться. Пожалуйста, поймите. - Почему? - спросила Харука. - Не могу, - отчаянно замотал головой Минору. Признаться, что ему очень-очень стыдно перед отцом, он так и не смог, поэтому просто повторил: - Не могу и все. Помолчав, он попробовал сформулировать по-другому. - Я не думаю, что ему нужен такой сын, который... ну в общем, который, как я... - Он любит тебя любым, глупенький. Минору задрал голову и недоверчиво посмотрел на Харуки. Потом разревелся. - Глупенький... - повторила Харука, прижимая Минору к себе и гладя его по голове. - Он Вам рассказал, что случилось? - немного погодя спросил мальчик. - Рассказал. - Ну вот... теперь же Вы понимаете, почему я не могу вернуться, да? - с надеждой поинтересовался Минору. - Можешь, - улыбнулась Харука. - Не могу, - пробубнил Минору, но не удержался от ответной улыбки. Потом снова закручинился. - Ну как... как я посмотрю ему в глаза? После всего, что было?! - он снова всхлипнул и уткнулся Харуке в грудь. Ему было нестерпимо стыдно - за себя, за свой глупый, дурацкий поступок, за то, что сбежал, и за то, что не хотел возвращаться. Вообще за все стыдно. Ужасно хотелось провалиться сквозь землю, убежать, спрятаться, никогда больше не общаться ни с кем, кто знает о его позоре! Никогда! Нигде!! Ни с кем!!! - Он тебя уже простил, я же говорила, - напомнила Харука. - Попробуй. - Что попробовать? Посмотреть в глаза? Не могу. Минору помолчал. - Не верю, что простил. - Он так переживал, когда ты пропал, что теперь он просто рад, что ты нашёлся. - Да? - Минору с надеждой поднял на Харуку взгляд. - Правда... рад? На лице мальчика было столько откровенно наивного непонимания. - Конечно, рад, - улыбнулась Харука. - А. Минору от удивления даже закрыл рот и некотрое время молчал и даже не плакал. - А я бы, наверное, не простил, если бы кто-нибудь украл у меня что-нибудь важное. Альбом с картинками, например. И не вернул. - Ну почему "украл"? - улыбнулась Харука. - Ну... теперь же ее нет, да? - Это уже не изменить. - Ну вот, - Минору сокрушенно опустил взгляд. - Ты важнее для своего отца, чем эта сыворотка, - сказала Харука. Минору дернул подбородком, борясь с желанием снова поплакать. - Но я ведь украл... - Ты ведь не со зла это сделал, - ответила Харука. - Ну да, не со зла, - улыбнулся мальчик. - Интересно было ее попробовать. Она так прикольно мерцала. И пахла вкусно. Имбирным печеньем и лимонадом. Я думал: я чуть-чуть, только попробую, а она такая вкусная оказалась, - растерянно признался Минору. - Я так и не успел понять, как она уже вся кончилась. Маленький маг помолчал. - И как же он теперь сможет мне доверять? - совсем по-детски спросил он у Харуки, как будто та была по меньшей мере оракулом. - Ты ведь не сделашь подобного снова? - Не знаю, - испугался Минору. - Может, и сделаю... Откуда мне знать? - Разве тот раз тебя ничему не научил? Минору виновато пожал плечами. - Мне понравилось, - признался он. - Я стал сильнее, и теперь папе совсем не надо все время пропадать где-то и тратить свое время с чужими дядями и тетями, теперь он может изучать меня! - жизнерадостно улыбнулся мальчик. - А еще от меня теперь много пользы, больше, чем раньше, а самое главное - я нашел тебя! - упоенно закончил он, начисто забыв про свое обещание никогда больше не улыбаться. Правда, взгляд его почти сразу же потух. - Но теперь нас разлучат, - грустно заключил он. - И мы больше не будем вместе. А мне понравилось! Мне очень понравилось быть с Вами - куда веселее, чем раньше. Харука задумчиво промолчала, поглаживая волосы Минору. Минору тоже молчал. В кои-то веки он откровенно высказался и почти даже не запутался. На душе полегчало и теперь он просто свернулся рядом с Харукой калачиком и поигрывал пуговицами от ее летного комбинезона, чувствую себя если не счастливым, то во всяком случае благополучным маленьким мальчиком. Если не думать о том, что скоро случится, в общем-то все хорошо! Все просто прекрасно! - Всё хорошо? - спросила Харука, улыбаясь. Минору улыбнулся и посмотрел на нее. - Пока я с Вами - да, - чуточку застенчиво ответил он. - Ну и хорошо, - сказала Харука, целуя Минору в лоб. После довольно длительного молчания мальчик немного отстранился и серьезно поинтересовался: - Вы на меня больше не сердитесь? - Я на тебя никогда не сердилась, - улыбнулась Харука. Минору улыбнулся и тут же тревожно продолжил: - И не будете из-за меня расставаться с Харуки? - Я люблю его, - Харука чуть погрустнела. - Так не будете? - Не буду... - Харука вздохнула. - Обещаете? - Обещаю. А почему ты этого хочешь? Минору просиял и обнял Харуку. - Спасибо! Большое спасибо! Я? Ну я просто не смогу себе простить, если Вы из-за меня сделаете что-нибудь, что сделает Вас несчастной. Или кого-нибудь другого, кто вам близок. Я тогда тоже буду очень несчастен - примерно, как из-за этой сыворотки, - немного путано объяснил мальчик. Харука только улыбнулась в ответ.
|
Музыка сменилась на более медленную и спокойную. Очаровательная девушка озорно улыбнулась и прильнула к Джеймсу. Все, бедный синори больше не мог сопротивляться, какой-то странный и чуждый ему вихрь чувств цепкими своими объятьями начал парализовывать разум Джея. Прежде всего стыд: он смущался своей внешности, такой дикой и уродливой по человеческим меркам, своей неуклюжести и неумения танцевать, столь явно заметного рядом с грациозным изяществом танцовщицы, своего немодного и совсем недорогого наряда, не достойного такой девушки. Он смущался взглядов, направленных на него, смущался того, что о нем могут подумать другие и, главное, что о нем может подумать она. Вторым чувством шла зависть. Не сильно, легким но чувствительным уколом она жалила Джея, когда он смотрел на другие пары. Парни вокруг были взрослее, мужественнее, благороднее. Они уверенно крутились в танцах, крепко обнимая своих партнерш. Их руки спокойно и уверенно скользили по телам танцовщиц и останавливались у... Целиком залившись краской он резко отвернулся и решил не смотреть вокруг. Это же подумать, прямо на людях, при свете дня ТАК трогать этих прекрасных девушек. А те, почему то, не визжали, не вырывались как будто им это... нравилось? Он никогда не мог понять девушек, особенно хорошеньких. На секунду Джей подумал, что и он может сделать что-то подобное, но он тут же выбросил эту мысль из головы. Даже если бы он и решился на это, руки давно уже не слушались его. Пальцы тряслись, а локти отказывались сгибаться. Так и стоял он, как деревянный солдатик в душе проклиная себя за свою робость. Последним же чувством в этом безумном коктейле было наслаждение. Да, хотел он этого или нет все происходящее доставляло ему неимоверное удовольствие. Ему нравилась музыка, люди, танцы, девушки и какая-то незнакомая ему раньше атмосфера вседозволенности и какого-то особого сорта свободы. Так и стоял он посреди зала, вяло и неумело перебирая ногами. Ненавидя себя, моля богов унести его куда-нибудь подальше отсюда и, в тоже время, благодаря судьбу за эти ощущения и чувства. Когда чьи-то властные голоса остановили музыку и начали гнать танцовщиц Джей почувствовал небывалое облегчение и легкий укус сожаления. Впрочем, когда через пару мгновений в зал вошла Андромеда он мигом забыл все события десяти последних минут. "Так это и есть великая волшебница? Живая легенда, обратившая вспять целую армию и спасшая тысячи тысяч людей? Вот это да... Хм, а я ее совсем другой представлял." Впрочем, справедливости ради, Джей отметил что вообще никак не представлял себе хозяйку "Золотого Феникса". Лишь спустя некоторое время он с удивлением обнаружил, что на Андромеде почти не было одежды и сошедшая было с лица краска нахлынула с новой силой. - Вы все пришли зря. Шади. Джеймс. Меннелана. Уррийен. Кірара. Кэр. Для вас у меня есть дело. Остальные... Уходите, если не хотите умереть. "Что? Пришли зря... ну, полагаю этого следовало ожидать, кто я такой, чтобы находиться в одной комнате с великими." Переборов начальный шок Джей было направился к выходу вместе с остальными как вдруг, словно мощнейший разряд тока, мысль прошлась в его голове. "Джеймс! Она же произнесла Джеймс, кроме прочего. Это же я! Это же мое имя. Значит я могу остаться? Ну так же выходит. Или мне послышалось? Что делать?" В нерешительности Джей замер у входа рассчитав так: "Если мне послышалось, сделаю вид, что замешкался во входе. А если нет - то что меня оттеснила выходящая толпа."
|
|
Город... Отвратительное, мерзкое место. Несёт смрадом, запахом потных тел, в ушах - многоголосый шум... Повсюду люди, словно муравьи, снуют по улицам, как по туннелям огромного муравейника... Нет, это вовсе не муравейник... Это - клетка. Огромная, ограниченная городскими стенами клетка, в которой люди - рабы выстроенной кем-то сверху системы, ложно полагающие, что здесь, в городе, они найдут покой и безопасность. Ложь. В этом мире только ты можешь защитить себя. Только ты в силах постоять за свои идеалы и убеждения и выстоять в борьбе за право жить... Да, жить. Мы все выживаем. Пытаемся выжить. Существуем и поддерживаем это существование. Просто каждый предпочитает свой путь... Так, эти ограниченные городские жители выбрали спокойное просиживание в своих домах, в то время, как такие как она выбирали путь терний и перекрёстков...
Сидя на крыше какого-то дома, ты смотришь вдаль, на горизонт, где кончаются крыши домов и начинаются верхушки высоких деревьев, и выше, туда, где они встречаются с лазурным небом... Сильные потоки ветра дуют тебе навстречу, норовя сорвать с головы туго натянутый капюшон. Ностальгия... Когда-то точно такой же северный ветер дул тебе в лицо и развевал тогда ещё длинные волосы, когда ты, стоя над пропастью, так же смотрела куда-то вдаль... В возникающих в твоей голове образах было что-то родное, близкое сердцу, но выстроенная в памяти преграда мешала вспомнить... Увы, после того дня, когда погиб напарник, ты утратила некоторые воспоминания. Подняв руку, дотронулась до затылка, вернее, до того места, где до сих пор оставался шрам, и слегка поморщилась. Нет, не от боли... Просто сами воспоминания о той ночи и заживших ранах были тебе неприятны... Зачем тогда ты вспоминаешь это, Кэр?..
...
В зал таверны незаметно вошла тёмная фигура в тёмном плотном кожаном доспехе, обтягивающем стройную фигуру. Тихо, быстро и незаметно обошла все столики ближе к стене, держась в тени, и опустилась на стул в самом углу зала, не скрипя мебелью и не отодвигая её. Вытянула длинные ноги под столом, облокотилась о спинку стула и скрестила руки на груди. И всё. Не кричала обслуживающему персоналу, ничего не заказывала. Просто мирно сидела и наблюдала за происходящим в таверне... Скрытые от чужих взоров кошачьи глаза внимательно осматривали зал, останавливаясь практически на каждом её посетителе. Если бы кто-нибудь увидел её взгляд, он бы понял, что ей интересны абсолютно все. От самого последнего бедняги с дырявой соломенной шляпой до рыцарей в сияющих доспехах с гордой незримой эмблемой на лбу "Круче всех". Взгляд на секунду дольше остановился на столике со странной, громкой девочкой, издающей противные писклявые звуки и привлекающей внимание и её рыжеволосой собеседницей. Постойте-ка... Её лицо мне знакомо... Неужто... Лаура?.. Руки непроизвольно сжались в кулаки, вены на них слегка вздулись. Тварь. Она не считала её славу заслуженной, в отличии от гильдии Золотого Феникса... Затем снова переключилась на зал, посчитав Бестрашную недостойной её внимания. Казалось бы, интерес к посетителям должен был пропасть, ибо она осмотрела практически всех, выстроив в голове их приблизительные образы и характер поведения. Однако... Мальчик, сидящий неподалёку, привлёк её внимание больше, чем остальные. Что-то в его чертах было знакомое... Всё больше присматриваясь, она определила, что он - синори, ещё молодой и неопытный, а ещё его черты лица... ...Резко отвернулась и уставилась в пол.
|
Город Таллем очень древний город, но, не смотря на это гильдия «Фениксов» относительно молодая. Почему так произошло? Кузнецы - мастера своего дела и коренные жители города, всегда были уверенны в своих доспехах и в своем оружии. Но с наступлением и развитием магической эпохи (когда земли объединились - знания со всех краев света стали сливаться в более могущественную магию – это и можно назвать магической эпохой, когда способностей разных рас возрастала с каждым столетием за счет знаний), сомнение начало закрадываться в ряды бойцов. Но не смотря на это магов все равно не нанимали до последнего, до того самого момента когда город едва было не был стерт с лица земли.
Говорят, что один маг чуть не уничтожил весь город и никто не мог справиться с ним. Король не успел вмешаться в происходящее (может из-за того, что произошло все довольно быстро, или может быть, тут он просто закрыл на это глаза), но жители, с тех пор, и недолюбливают правительство.
Оставшиеся с тех времен в живых люди рассказывают о том, как, уже отчаявшись, готовые покинуть свои дома, жители города увидели, как лето уступило зиме все во лишь за несколько минут. Все замерло в холодной безмятежности. Поражение мага пришедшего на горные земли, было быстрым. Скорей всего он не ожидал такого поворота событий, ведь как оказалось в Таллеме был маг, который смог не только с помощью своей силы победить врага, но и сплотить уже потерявших надежду солдат. Прошло более двухсот лет, уже почти никто не верит в масштабность той ситуации. Слухи, легенды, конечно, ходили, но им не особо верят.
Но, не смотря на это через год, когда город был более или менее восстановлен, была создана гильдия, которую назвали «Золотой Феникс». Гильдия, что создалась на пепле города…Который зацвел после поражения с еще большей силой.
Сегодня здание, в котором располагалась штаб квартира гильдии, это было большое четырехэтажное здание. Харатерной особенностью было то, что оно делилось на две части. Первый этаж - это была таверна. Уютная таверна всегда где чисто и убрано, а официантки вежливы и расторопны. Да и меню тут довольно неплохое. Найти можно практически все, начиная от простенькой похлебки и заканчивая изысканными блюдами. Наверно именно поэтому, у таверны 2 зала, для богатых гостей и для бедноты. Так же у стойки красуется чучело золотой жар птицы - феникса. Уже истрепанное посетителями и годами, когда-то оно было выкрашено жёлтой краской, которая должна была придать ему золотой цвет, однако она лишь сделала его похожим на фальшивку. Но несмотря на это, его довольно любят посетители.
На втором этаже располагаются жилые комнаты побогаче и победнее. Отличаются они качеством и количеством мебели, а так же обслуживанием клиентов. Хозяин этой таверны каждого примет с распростертыми объятьями, нальет за счет заведения эля, если ты ему понравишься. Очень часто здесь проходят весёлые пирушки и праздники, хозяин нанимает бардов и менестрелей. Добродушная обстановка иногда сменяется веселым балаганом или яростной потасовкой... В общем, здесь всегда кипит насыщенная жизнь. Ведь ты сможешь узнать интересные новости от гильдии. Ведь стенд объявлений находиться именно тут. И члены гильдии в этом заведении всегда целыми компаниями сидят. Не зря же верхних два этажа - апартаменты Феникса?
Сегодня в таверне было не особо много народу. Все это связанно с тем, что простаков сюда и пустили. Даже находящееся в подвальном помещении заведение "После полуночи" прикрыли, только для того, чтобы ничего не прервало действо, которое должно произойти в таверне. Сейчас в помещении было не шибко людно. В основном тут как раз были нелюди. Разного сорта. И ллайто и синори, фиаллэ и эльфы, гномы и даже несколько вампиров. Все хотели увидеть главу гильдии. Мало кто её видел, многие верили в то, что она красавица коих Фатария еще не видела. Другие просто хотели увидеть легенду воочию (ведь по преданию именно она тогда остановила того мага, разрушающего Таллем). Сегодня она должна снизойти к простым искателям приключений и дать какоето "особое" поручение. Члены гильдии, одеты в ярко-красные одеяния, явно нервничали...
|
|
Аллейна разбудила нужда. Ничего удивительного – столько выпить! Сон откатил сразу, на первый план вышла необходимость облегчиться. Лучник встал, размял глаза пальцами, отгоняя последние капли сна. На соседней койке беззаботно храпел Дангаз, развалившись на всю койку и свесив руки до пола. Ветеран стараясь лишний раз не шуметь, нашарил во тьме свои сапоги. Рубашки одевать не стал – в любом случаи промокнет до нитки, льет как из ведра. Пол под ногами пронзительно скрипел при каждом шаге под весом лучника. Но Дангаз был в глубокой отключке. Отодвинув щеколду, Аллейн сначала вышел в коридор, а затем, на ощупь выставив перед собой руки, спустился в зал. На стойке стоял подсвечник на две свечи. Одна свеча в ней горела, другая погасла. Аллейн, огибая столы, подошел к подсвечнику и зажег вторую свечу. Стало получше. Во всяком случаи, ветеран быстро нашел входную дверь, закрытую на мощный дубовый засов. Снаружи шумел дождь и гремел гром. Непогода разыгралась не на шутку. Интересно, завтра так же будет все плохо? Собравшись с духом, Аллейн открыл дверь, и на него тут же хлынул поток пронзительно холодной воды, а порывы ветра грозились сбить лучника с ног. -Клянусь Святой Диминис! воскликнул Аллейн. – Что за напасть такая?! С трудом пройдя несколько шагов от двери и увязнув в грязи по щиколотку, Аллейн, промокнув до исподние, все такие сделал то, ради чего решил оторвать свою задницу от сухой и мягкой перины… Где-то в дали, на окраине деревни, пронзительно и громко залаяла собака. -Что это ей не спится, - хмыкнул Аллейн, - вот дурное животное. Лай умолк. Лучник, промокший и продрогший, уже собрался идти обратно, как вдруг что-то гулко ударилось о дубовые ворота. Поначалу, Аллейн решил, что ему показалось, мало ли, порыв ветра или ветку с дерева сорвало. Но звук повторился вновь. И вновь… Сквозь шум бури, Аллейн, не без труда, смог различить тихий, едва уловимый для слуха, шепот: -Откройте.…Пожалуйста… -Кто там? – спросил Аллейн, подойдя к воротам. – Что надо? Аллейн не хотел сразу открывать ворота. Было абсолютно темно, кто знает, вдруг там лихие люди притаились, решив воспользоваться непогодой, дабы разграбить богатую таверну и ее постояльцев. Тем более, что портупею с мечом лучник оставил в комнате. -Может, разбудить стражников? – подумал Аллейн. – Не-е-е…Еще можно и по шапке получить. -Откройте…Ради всех Святых, - снова простонал голос за воротами. -Эх, была не была, - хмыкнул Аллейн и медленно стал отодвигать засов, а сам напрягся до предела, ожидая, что как только ворота откроются, на него набросится озверевшая толпа. Тогда нужно будет действовать быстро. Поднять на уши все в таверне, предупредив их об опасности, да и самому не сдохнуть в какой-нибудь из вонючих луж… Но у ворот стояла молодая девушка. В одной лишь ночнушке. Босая. Ноги были испачканы в грязи по колено, а руки – по самые плечи. Вероятно, она несколько раз падала, прежде чем добраться до ворот таверны. Она вся дрожала, обхватив себя руками, но лицо было перекошено от ужаса. Даже во мраке ночи Аллейн увидел ее большие глаза, застывшие в немигающем взгляде. -Семеро Святых, - ахнул Аллейн, когда перед ним предстало это чудо. – Бедное дитя, что привело тебя сюда в таком виде? Ты же замерзла… -Впустите меня… - прошептала она, едва шевеля губами. – Помогите… -Помочь? В чем? – Аллейн подошел к девушке и обнял, та мертвой хваткой вцепилась в него. Ледяные пальцы впились в голую спину лучника. – Пойдем внутрь, а то еще лихорадку схватишь… Краем глаза Аллейн заметил темное пятно на ее ночной рубашке. Оно не было похоже на грязь. Кровь? В этот миг вдалеке, на окраине деревни что-то очень ярко полыхнуло. Горизонт озарился багровым заревом. Молния ударила в чей-то дом? Или в дерево? Но увидев это, девушка пронзительно вскрикнула, вырвалась из объятий Аллейна и стремглав побежала прочь. Лучник понять еще ничего не успел, как она растворилась в ночи и стене воды… -Да что за херня собачья здесь творится?! – прокричал Аллейн. – А ну вернись немедленно, а то клянусь вот этой пятерней, что… За горизонтом опять полыхнуло… -Что-то здесь не то, - промелькнула мысль в голове у ветерана. – И это не молнии. Аллейн, не тратя больше времени, побежал к сторожке, где спали охранники, и неистово заколотил в дверь. -Кто там? Чего надо? – ответил ему сонный голос, полный ненависти к разбудившему его незваному гостю. -Открывай, пес поганый, - прорычал Аллейн, все так же колотя в дверь. – Быстро! Пока я тебе кишки не выпустил, гнида ты аэронская! Аргументы подействовали. Дверь открылась и на пороге показался заспанный мужик лет под сорок, в одних штанах. Лучник вкратце обрисовал ему ситуацию. Но, похоже, это не особо подействовало на него. -Ну и пусть горит, - пожал плечами стражник. – Дождь потушит… Аккомпанементом к его словам стала еще одна вспышка, точнее взрыв. Столб огня устремился ввысь, но, соприкоснувшись с дождем, быстро умерил свой пыл и затих. Это меньше всего походило на обычный пожар. -Что за… - пробурчал стражник. – Подъем, ребята! Живо! Похоже, у нас неприятности! -Я разбужу хозяина, - сказал Аллейн и устремился к таверне, чафкая при каждом шаге промокшими насквозь сапогами. Однако хозяина на месте не оказалось. Все еще продиравший глаза с просоня слуга-паренек сказал, что Старый Ди ушел к одной знакомой даме, жившей на окраине деревни. Он часто так делал, а под утра всегда возвращался. Еще перед закрытием, Дикер накинул на себя плащ, захватил с собой мешок, в котором был маленький бочонок с вином и кое-какая закуска, ушел, так сказать, в гости… -Вот дерьмо… - выругался Аллейн. -А что случилось то? – спросил парень, но Аллейн стрелой выбежал с кухни и поднялся на второй этаж. -Все подъем! – закричал он во все горло, топая ногами. – Подъем, чтоб вас всех Аэрон поимел!
|
|
|
Наша история начинается в таверне мелкой деревушке на опушке леса в 20 милях северо-западней Даузмора. Деревенька Костилька. Малюсенькая, всего десяток захудалых покосившихся бревенчатых домиков пахарей и лесников, даже мало-мальской часовни не было. Центром Костильки же была таверна. Нет, не ратуша, которой не было, не дом старосты, которого тоже не было, а именно таверна. Огромный постоялый двор, обнесенный мощным сосновым частоколом с дубовыми, обитыми железом ворота. За ним высилась, будто белокаменная твердыня, двухэтажная, выкрашенная в белый цвет таверна с почерневшей со временем черепичной крышей и беспрерывно дымившей печной трубой. Рядом, пристройкой, стояли так же добротно сделанные хозяйственные пристройки: баня, сараи и конюшня. Можно было с уверенностью сказать, что таверна «У Жака-Попрыгуна» - была всем для Костильки. Закройся таверна, и деревенька бы моментально зачахла и исчезла с лица Империи, оставив после себя лишь широкую грунтовую дорогу да остовы разрушенных природой и мародерами домов. Именно через Костильку проходила прямая дорога через Ширенский лес прямиком на Дэрион. Торговые караваны и простые путешественники предпочитали идти этой дорогой до Дэриона, так как делать огромный крюк по имперскому тракту через Чашпир, было долго и невыгодно. И все, кто решался на переход через Ширенские леса, Гисперейскую долину и так далее до Дэриона, всегда останавливались «У Жака», ибо дальше на 100 миль не было ни одного самого захудалого постоялого двора, где могли бы предложить еду и кров. Хозяином таврено, не смотря на ее название, был не Жак, да и прозвище Попрыгун к нему так же не относилось. Звали его Дикер, хотя он больше привык к обращению Старина Ди. Дикер был уже не молод, располневший и облысевший, он давно уже переступил шестой десяток, а лучшие годы своей молодости отдал служению в гарнизоне Западной Гордыне, о чем у него осталась целая телега воспоминаний и историй, хороших и не очень. Старина Ди был радушным, честным хозяином, коих в Империи было по пальцам одной руки пересчитать. Дикер все уважали и считались с его мнением. В его подчинении была целая орава прислуги, и даже небольшой отряд хорошо обученных солдат в охранении. И Ди крепко держал в руках это обширное хозяйство, а неиссякаемый поток людей, шедших в Дэрион, пополняли его казну. И на счет названия, так Жаком звали его отца – Жак Гипле, известный в узких кругах наемников Империи под псевдонимом Попрыгун. Со временем, заработав на каком-то прибыльном заказе, остепенился и осел в Костильке, основав таверну, которая вот уже больше пятидесяти лет радовала путников своей едой и периной. Главный зал был большим мрачным помещением. Нет, потому, что Дикер скупился на свечи, а потому, что так завещал после смерти Старый Жак. Он считал, что такая темная обстановка расслабляла посетителей и создавала неповторимую атмосферу. Вдоль стен стояли крепкие потертые столы со скамьями на шесть персон, на каждом столе стояла восковая свеча. В центре зала стоял длинный главный стол. Из зала вели три двери: одна на кухню, другая к лестнице на второй этаж, где располагались спальные комнаты, и третья, как можно было догадаться, во двор. На стенах висели самое разнообразное оружие: имперские мечи и оркские топоры, молоты гномов и стрелы эльфов, так же на специальных полках стояли шлема, детали доспехов почетных и знатных гостей, останавливавшихся «У Жака». Кормили здесь хорошо, пиво не кислило, а вино было отменным. Правда, за хорошее и платить приходилось хорошо. Расценки у Ди были божескими, за пару серебряных можно было от пуза наесться, а за три серебряных сверху еще и комнату снять можно на ночь. Главный зал был на половину полон. Или пуст. Здесь собрался самый разный люд. И караванщики со своей свитой, занявшие половину главного стола и набивавшие животы самыми разными яствами, и одинокие путники, так же одиноко пившие свое теплое вино и пиво из глиняных кружек, и местные жители, которые в свободное время забегали в таверну выпить после долгого рабочего дня в поле. Больше всего шума создавали именно караванщики, голдевшие так, что на улице было слышно. Со временем, подвыпившие местные присоединялись к ним, и тогда Ди приходилось успокаивать разгоряченных посетителей. Особо крикливых успокаивали стражники. За угловым столом, с которого открывался хороший обзор на зал и все двери, сидела странная молчаливая троица, общавшаяся полушепотом и бросавшая краткие тревожные взгляды на посетителей таверны. Они сделали простой заказ на три кружки темного пива и тарелку ржаных сухарей, хотя по виду это были далеко не оборванцы, да еще и при оружии. Они никого не трогали, остальные платили им тем же. Да и Старый Ди не лез с расспросами. Платят – и Дэрон с ними. А еще здесь была пара хорошо вооруженных мужиков, в которых Дикер сразу признал людей военного ремесла. К таким у хозяина был особое уважение, да и за постой брал в два раза меньше. Оба были стрелками: один арбалетчиком, другой – матерый лучник. Они сидели так же тихо, хотя было видно, что солдаты не опасались ничего и пили свою выпивку в удовольствие. А бараний гуляш уплетали за обе щеки. Но самым странным посетителем была красивая девушка в плаще с капюшоном, который она не сняла, даже войдя внутрь таверны. Она решительно прошла через весь зал и села за свободный стол, напротив входа. От Ди не осталось незамеченным, что девушка временами поглядывала на тихую троицу в углу, а, судя по крепкому телосложению и оттопыренному плащу там где на поясе должны были быть ножны, ее кормили руки и острые клинки. Она ничего не заказала, а на вопрос девки махнула рукой, не сняв капюшона. На всякий случай Дикер подозвал начальника стражи, обрисовал ему ситуацию. Так, на всякий случай. Мало ли.
|
Девушки стали танцевать. Даже музыка откуда-то появилась. И трактирщик посчитал лучшим не вмешиваться. Конечно - попробуй перечить толпе возбуждённых мужиков - себе дороже. Бэнджамин откинулся на спинку стула и закинул ноги на стол, наблюдая за действием. Давненько парень такого не видел, тем более совсем за бесплатно. Возможно девушки сейчас находятся под каким-то наркотическим веществом, а возможно это какая-то хитрость - не важно. Именно сейчас Бэну было глубоко наплевать - пусть весь мир горит синим пламенем. Главное, что девушки танцевали. Их красивые тела сначала медленно и плавно двигались, показывая всю красоту и изящество. Но со временем танец ускорялся, превращаясь в какую-то безумную пляску. Бэн начал понимать, что сознание уже затуманивается, а внимание рассеивается. Чтобы привести себя в порядок, юноша схватил кувшин с вином и плеснул себе на лицо, приводя себя в чувство. От души хлопнув по столу ладонью, парень присвиснул, завидев очередной грациозный пируэт. Внезапно Бэнджамину стала интересна реакции Ямато и он перевёл взгляд на спутницу. Судя по раскрасневшемуся личику, напрашивалось два вывода. Либо она смущена, либо в ярости. Бэн усмехнулся - возможны и оба варианта сразу. Парень поднял палец, чтобы что-то сказать, но его внимание привлёк старик, спешно покидающий таверну. Наёмник улыбнулся, чуть ли не расхохотавшись. С мужиком всё понятно - бедняга не может выдержать такой уровень сексуальности и развратности. А кобра старика явно уже давно не распускает своё капюшон. Остаётся только посочувствовать - пусть подышит воздухом. Может легче станет. Бэнджамин снова открыл рот, что бы сказать задуманное, но его внимание снова отвлекли. На этот раз это был рыжий чырец, который так же направлялся на выход. Странно - вроде молодой парень, что ему не понравилось? Может у него проблемы с этим? Стоп! Это же тот, кто совсем недавно пялился на Бэна. Значит.. Точно - так и есть. Этот парень нетрадиционной ориентации. Другими словами гомосексуалист. Да педик, короче. Бэнджамину стало даже смешно. Похоже рыжий заинтересовался стариком и решил с ним уединиться. Ну что же - про таких Бэн слышал. А один раз даже видел - не дай Бог ещё раз увидеть. Ну что же - пусть мужики развлекаются там вдвоём. Их воля. Бэнджамин снова повернулся к Ямато, и в следующее мгновение рыжий снова влетел в таверну. Наёмник уже начал злиться из-за того, что постоянно отвечают. Однако крик, оповещающий о демонах, быстро вернул ясность в мозг Бэна. А Ямато была быстрее - она схватила парня за руку и потянула к выходу. За эти короткие секунды много чего пронеслось в голове Бэна. Девушка, которая провела уже немало времени с ним, знала, что значит этот взгляд и выражение лица. В юноше проснулся Зигфрид. Совсем по-другому окинув быстрым взглядом таверну, юноша бросил хриплым, низким голосом:
- А вот и денюшки пожаловали. Держись рядом, малышка - будет жарко, - и теперь уже парень схватил Ямато и быстрым шагом направился к выходу, расталкивая тех, кто попадался по пути. Отворив дверь ударом ноги, Бэн вышел наружу и, отпустив руку девушки, оглядел улицу. Капли дождя медленно падали, разбиваясь о волосы юноши, одежду и оголённую грудь. Время растянулось - верный признак забурлившего адреналина. Воин широко расставил ноги, упёр руки в бока и прорычал, перекрывая звук начинающего ливня:
- ПОКАЖИСЬ, ДЕМОН!!!
-
Жёстко ты Яра)) Придётся ему доказывать обратное))
-
Порадовал объём поста и юмористическое содержание) Читая, улыбалась, правда) Особенно последние поза и выражение ^_~
-
Да, превосходно. Красиво.
-
Красавчик, что.
|
|
-
Ревность - как мило=))) Я тебя обожаю=))
-
Ревность в самом разгаре))
-
Я бы сказал "остофигительно". но это не так. Я бы сказал "адекватно". (и хотя это чёрт побери так, но плюс не за это) я говорю - спасибо. мне понравилось, и я не могу подобрать такого слова, которое бы чётко отображало то, что мне понравилось.
|
До самого привала Амата молчала, погруженная в невеселые мысли. Еще бы, упустила шанс на счастье. Но каким бы плохим ни было ее настроение, не замечать того, что происходит вокруг, она не могла. Проведя большую часть жизни в застенках, девушка теперь с наслаждением впитывала просторы горизонта, жадно ловя каждое дуновения ветра, путающегося в волосах. И пусть пейзажи не отличались особой красотой или разнообразием, ей казалось, что это лучшее, что довелось увидеть в своей жизни. Музыка, которую заиграл Элрик, лишь усилила ощущение светлой тоски. Пальцы, перебирающие струны, казалось, играли не только на чудесном инструменте, но и на самой ее душе. Единение с природой и чарующей мелодией пробудили потерянные мечты. Как жаль, что ей теперь не удасться поделиться восторгом с тем, кому Амата доверяла все свои тайны и желания....как жаль. А впрочем, почему нет! Таамин охватил страстный ажиотаж. Да, она напишет Ему и, возможно, когда-нибудь... Предвкушая скороее "свидание", девушка сама не заметила, как стала улыбаться, как покинула ее злость на мага, как отступила боль, вызванная непривычно долгим напряжением нетринированных мышц. Мысленно, она уже сидела под каким-нибудь особо широким стволом дерева, прижимаясь спиной к его шершавой поверхности, и писала, писала... Оставшийся путь пролетел незаметно.
Сидя у костра вместе со своими спутниками, Амата не сразу сообразила, о чем они говорят, но когда поняла, густо покраснела. - Прошу прощения, Тиргет...если вы думаете, что я тоже маг, вы сильно ошибаетесь. Я бесполезна. - смутившись и коря себя за слабость, девушка отвела глаза. И тут же встретилась взглядом с Диарго. Тяжело вздохнув, отложила в сторону даже не надкусанный кусочек мяса, и отошла от костра в сторону деревьев.
|
|
|
Муза чутко уловила перемену в барде, но это не мешало ей чувствовать себя счастливой рядом с ним. Он не понёс прямого наказания, а значит всё будет хорошо. Безвыходных и не решаемых ситуаций не бывает и быть не может - так гласит основное правило муз-вдохновительниц. Лина не заметила как погрузилась в воспоминания, старые, полуистёртые картинки из прошлого закружились перед глазами и унесли с собой...
Вначале мне здесь даже понравилось. Истертые временем скалы, повисшие в неподвижном бледно-сером воздухе. Ни дуновения ветерка, ни звука – абсолютный покой. А мне и хотелось покоя. Я свернулась калачиком, закуталась в мягкие перышки крыльев и приготовилась уснуть в удобной ямке, будто специально для меня устроеной на поверхности уступа. Но сон не шел. Здесь не было солнца, и не было луны. Не было дня, и не было ночи. Да и времени не было тоже. Как можно узнать, сколько прошло времени, если ничего не меняется? Если все, что тебя окружает это давным-давно потерявшие цвет каменные глыбы, поднимающиеся из ниоткуда к равнодушному, блеклому небу? Ах, да – на скалах застыли неудачники, выбравшие, как и я, отстойник жизни. Иногда откуда-то сверху опускается бледная капля света. Снижаясь, она облекается плотью - полупрозрачной и такой же бесцветной как и все вокруг. А из плоти показываются кончики крыльев, которые выпадают из неё как нож из ножен. Только очень-очень медленно. Потом они расправляются веером и вновь прибывший, планируя неуверенно, занимает свое место на свободной каменистой площадке, чтобы погрузиться в тяжелые и бесконечные размышления. А что еще остается делать в таком месте? Память услужливо возвращалась к тому моменту когда всё ещё было хорошо, когда не было того предательства, когда я ещё не знала о том, что он замышляет украсть мою Силу и с её помощью подчинить себе мир. Постепенно его нежность ко мне стала таять, а мне её стало не хватать. И я стала за ней тянуться. А его это начало раздражать. Баланс нарушился и все начало разваливаться, как домик из песка под занудным ливнем. А может, это был не ливень, а мои слезы? Я плакала и не понимала, как мне жить дальше. Как вернуться из сказки, которую он мне дарил, в серые будни. Где нет его, где пусто. Как пуста моя душа, в которой не осталось ничего. Он лишил меня надежды. Тот страшный день часто возвращается ко мне во сне. В этом сне я некрасивая. Бледное, синюшное лицо. Страшная, бурая вода глубокого холодного озера. Мама, бедная мама. Сердце рвется от жалости к ней. Она воет в голос, моя несчастная, разом постаревшая мама. На кладбище она падает на колени прямо в мокрую, раскисшую от дождя глину и тянет руки к гробу. Её оттаскивают от ямы. А его нет. Он не пришел. Так хочется найти его, увидеться снова, но меня отрывает и тащит куда то с огромной скоростью. Я ничего не вижу, а в ушах нарастает дикий гул. Совершенно неожиданно темнота кончается и я зависаю в белесой пелене. Она принимает серо-голубую окраску, а я покачиваясь, как перышко, опускаюсь все ниже и ниже. А потом у меня за спиной разворачиваются легкие крылья. Я взмахиваю ими слабо, но и этого достаточно, чтобы услышать их звук за спиной, отдаленно напоминающий свист скакалки, упруго вспарывающей воздух. Где-то очень далеко девочки прыгают в скакалки, ощущая в себе такую легкость, что кажется можно оторваться от земли, которая по весне покрывается молодой и сочной травой. А по этой траве мамы ведут смешных, неуклюжих малышей, делающих свои первые шаги в этом мире, улыбаясь и ожидая от этого мира прекрасного. И мир щедро им дарит свои краски, и звуки, и запахи. Их бесчисленное множество и картинки сменяют одна другую, как в каллейдоскопе. Но только не для меня. Для меня все уже закончилось и я могу только сожалеть о содеянном. О том, что уже никогда в жизни не будет у меня ни рассветов, ни закатов. Никогда я не посижу на берегу вечерней реки. Не услышу дурацких сверчков. И ветер, что шумит в листве, не коснется моего лица своим дыханием. И запаха этой молодой листвы, омытой весенним дождем, тоже уже никогда не будет. Будет бесконечная серость с торчащими в ней зубьями скал. И выброшенные в этот остойник души, которые раньше времени простились со своими телами. Я безумно устала постоянно кружиться в собственных мыслях, тонуть в жалости к себе и к матери, и бесконечно раскаиваться в своей глупости. И когда это кончится, я не знаю. Время от времени один из нас отрывается от скалы и поднимается вверх. Он поднимается не по своей воле, судя по тому, что крылья его висят безвольно и с них осыпаются мелкие, легкие перышки, которые белой мукой оседают на скалах. А потом эти крылья пропадают, словно кто-то потянув за ниточку, распускает и крылья, и того, у кого они были. Остается только маленькая светящаяся точка. А потом пропадает и она. Наверное, когда нибудь у меня будет другая жизнь, если я до неё дотерплю. Хотя, о чем это я. Другого выхода, кроме как терпеть, все равно нет. Остается только сидеть и ждать. Но я очень и очень сильно постараюсь запомнить, что все поправимо, кроме смерти. Пусть мне оставят это знание в следующей жизни. Пожалуйста...
Память прошлых жизней. Так или иначе она всегда где-то рядом с нами. И Лина навсегда запомнила, что всё поправимо, кроме смерти. А значит, до тех пор пока бьется её сердце и пока бард хочет быть с ней она будет бороться.
Кошка долго смотрела на него, потом протяжно мяукнула. Если бы Сириэль умел понимать кошачью речь, он услышал бы:
- Не надо клятв. Просто будь счастлив.
|
Постукивая посохом, к счастью не извергающим электрических зарядов, по лестнице спускался Королевский маг. Тук-тук-тук-тук. Приглушенные звуки отмеряли его шаги. Ни одной ступени не было пропущено. Он шел погруженный с свои мысли и опустив глаза вниз. Не доходя одного оборота, винтовой лестницы, до пола, он остановился. Поднял свой взор и окинул им помещение. Легкий вздох вырвался из его груди. Маг покачал головой. Зрелище представшее его глазам, если и не впечатлило его до глубины души, то во всяком случае, тронуло. Дернуло внутри за какие-то струнки души, отвечавшие, видать, за порядок и покой в его Башне.
Весь пол в одной стороне был измазан чем-то темным, крайне неприятно поблескивавшем в рассеянном свете зала. Пахло это наверное не лучше. Там же стоял посох, на котором красовалась верхняя часть того, что до начала боя, было одним из чучел-стрелков. Нижняя половина валялась здесь же, у стены. Ее вид подсказывал, что она служила источником этой черной грязи и требовал, что бы ее немедленно вынесли куда-нибудь подальше из башни. Усиленный чучелом посох жалобно потрескивал, пытаясь выпускать заряды. Но они выходили слабыми и тусклыми. Над ним со скимитаром в руках стоял один из героев. Его волосы непослушными локонами спадали на плечи и немного топорщились в разные стороны. Взгляд был осмысленным, но неподвижность, несвойственная, обычно людям, и небольшие разряды мелькавшие над его головой, намекали на то, что он под воздействием одного из эффектов посоха. Около второго посоха, прислоненного к стене и переломленного пополам, с гордым видом, с пола поднимался еще один человек. Судя по положение его тела, это именно он избил посох ногами. Металлический шар лежал неподалеку. От него по полу разбегались синими змейками электрические потоки, сливающиеся в поле вокруг первого посоха. Доспех повалили и спешно разбирали на запчасти. Шлем лежал в ногах бледной девушки, но та не обращала на него никакого внимания. Забрало опускалось и поднималось. Одна из рук ползла к лестнице, кажется вознамерившись покинуть это место. Меч валялся поодаль. А двое бойцов усиленно продолжали демонтаж. Один сидя сверху, второй расположившись рядом на полу. Чуть в стороне стояла девушка с импом жавшимся к ее ноге, да стрелок за колонной. Эти трое кажется решили держать дистанцию и не лезли в общую кучу-малу. Зато в самом центре феерии творившейся в правой части, стоял гордо подняв голову Кредо. Он пытался занять защитную позицию используя щит, но его меч бессильно свисал к полу и при малейшем движении недовольно стукал хозяина по ноге. В дальней стороне, у стены, сидел скелет, судя по виду его изрядно потрепало. Он немного искрился.
Маг, наконец-то, улыбнулся. - Старый хрыч, - сказал он себе тихо, - а ты уж и забыл во что превращается зал, после тренировки будущих героев. Пару хлопков в ладоши. Звук, неожиданно громкий, разлетелся по залу отражаясь от каменных стен. В ответ на этот звук лучник и доспех замерли, а посох перестал мерцать и гудеть. - Мне кажется, друзья, достаточно. Вы получили представление о себе и товарищах, - молвил он уже громко. Потом не спеша спустился до самого низа и подобрав латную руку, которая начала хватать его за полу мантии, добавил, - Хватит разрушений на сегодня. Пройдемте наверх, портал готов. Я вам дам последние указания и отправлю в путь... - ... наконец-то, - добавил себе под нос Королевский Маг.
|
|
-
Хорошие размышления. Согласен с мыслями Айсса))
-
Вот! Вот он - пример отличной отписи! Пусть ты пишешь и редко, но очень характерно. Одно пожелание - навещай модуль немного почаще. :)
|
Марк наконец решил собрать всех вместе чтобы провести ритуал жизни, выученный им когда-то у далёкого племени лесных эльфов. Он знал что для этого обряда ему понадобятся останки животного, достаточно чистое место для проведения, некоторые травы и коренья для приготовления особой смеси, ну и конечно сам лесной эльф. Ведь именно их способность обращаться деревом и пропускать через себя огромные потоки энергии позволяли провести этот обряд. Сначала нужно было приготовить смесь. Он ещё раз поблагодарил Аикона за помощь в поисках всех необходимых ингредиентов для этого зелья. Заняло приготовление всего минут пятнадцать. Все ингредиенты были предварительно очищены и подготовлены, а затем в нужном порядке добавлены в кипящую воду. "Щепотку вот этих листьев, высушенных и измельчённых, затем коренья, довести до равномерной массы, охладить, добавить растёртую кость животного..." - Марк медленно вспоминал про себя рецепт. В конце зелье обрело тёмный болотный цвет, на вид жуткая мерзость, да и запах был ужасный, все сразу почуяли как к горлу подкатывает ком и зажали носы. Марку слава богу было всё равно на запахи. А вот Вэл наоборот оживился, он всем порами кожи чувствовал пары этого странного зелья, а его запах казался ему полным приятных ароматов и жизненной энергии, который манил его как наркотик. Заметив реакцию Вэла Марк удовлетворённо улыбнулся, зелье явно получилось как должно было. Теперь оставалась вторая часть ритуала. В паре десятков метров от поляны где устроились путники, рядом с ручьём, была ещё одна маленькая полянка, в окружении молодых деревьев. Марк взял мешок с останками оленихи, вырыл небольшую яму, и высыпал их в неё. Закопав останки она подвёл на это место Вэла, дал ему в руки пиалу с зельем, и отошёл на пару шагов. Как сейчас, в свете поднявшейся луны, заметили остальные - пиала была сделана из глины, а не из металла или дерева как обычно. Вэл бережно и даже трепетно принял в руки пиалу и принюхался к исходящим от неё ароматам. Его зрачка немного расширились, его явно переполняла энергия. - Эролан виа мант. Эролан виа орт. - Марк начал читать заклинание, мало кто знал что оно было на древнем языке лесных эльфов, ещё с тех времён, когда они только отделились от своих высших собратьев и ушли в леса, по пути единения с природой. - Экхст орнант куаса виа гана! - Голос Марка становился громче, в нём появились странные нотки, казалось будто говорит не человек, а очень древнее дерево... Вэл в это время начал пить из пиалы, несколько глотков и пиала упала к его ногам, а сам он застыл с немым выражением лица и пустыми глазами. - Куная вара обрайнант виа мронт. - Голос Марка стал трескучим и будто деревянным. Ещё пара предложений и Марк замолчал. Он тоже застыл как и Вэл и от него стало будто исходить сияние. А сам Вэл в это время начал превращаться в дерево, но не как обычно в небольшое и молодое, а в довольно крупный дуб, который за несколько минут раскинул свои ветви над поляной. Вокруг этого дуба очень быстро стали расти цветы, трава, соседние деревья стали набирать силу, а ручей бывший рядом будто стал ещё прозрачней чем был, как чистейшая вода с горных родников. Вокруг веяло энергией чистой жизни и путники быстро почувствовали прилив сил. Марк очнулся от своего транса, поднял пиалу и набрал воды из ручья. Сначала он выпил сам, а затем дал выпить по глотку всем присутствующим, и те почувствовали будто их переполняет энергия всего мира. Остатки он вылил под огромный дуб, и в этот момент из его коры проявился силуэт Вэла. Эльф вышел из дерева как из обычной двери, но на том не было и следа произошедшего, теперь этот дуб будет расти тут всегда. Когда ритуал был завершён Марк наконец обратился к присутствующим. - Это очень древний ритуал жизни у лесных эльфов, когда он был перенят у высших эльфов и изменён. В те времена этот ритуал проделывали сразу несколько десятков эльфов, и таким образом в мире появилось несколько священных рощ, в одной из них я и побывал. Там живёт древнее племя, которое охраняет старые традиции своих предков... В общем это очень ценное знание. - Марк улыбнулся. - Ну а теперь нам пора устраиваться на ночлег, завтра длинный путь, подробней объясню утром, но кажется я понял где сейчас первая часть Меча. Я подежурю первый, кто со мной? И кто нас потом сменит? Думаю лучше дежурить парами, мало ли что, тут ведь недалеко всякая нечисть бродить может...
-
Такие ритуалы нужны любому из миров))
-
+
-
Понравилось.
-
Подробно, красиво, но уж очень длинно ;)))
-
очень живо описано
|
|
Странница практически сразу почувствовала идущую от дварфов враждебность и поднялась выше, чтобы оказаться в пределах недосягаемости их стрелкового оружия и даже вовсе не потому что боялась быть раненой, скорее не хотела показывать свою ловкость и рефлексы, уклоняясь от выстрелов. Потенциальным противникам никогда не стоит раскрывать всех своих возможностей до начала боя - древняя мудрость драккаров. Эта группка не казалась ей особенно опасной, но тот кто не уважает и недооценивает противников - недооценивает себя. Глупо ведь враждовать с тем кого считаешь недостойным этого, только тогда когда ты умеешь уважать врага, он уважает тебя, что исключает подлые уловки и нечестные ходы. Однако не стоит торопиться с выводами, однозначно не стоит... Алара пошевелила крыльями, ловя восходящий поток, поднимаясь вместе с ним повыше, описывая красивые круги над стоящими на земле крепышами, благо сил и опыта было достаточно чтобы долго летать, радуя при этом наблюдателей красивыми виражами. Снежные вершины ослепительно блестели, тысячами крохотных кристалликов вспыхивая и угасая, радуя подвижной и сдержанно-эмоциональной иллюминацией природы, невольно напоминая дом... ...Прекрасный дикий мир, выглядящий невероятно древним по сравнению с этой, несомненно более молодой частью известного драккарам мира, водопады, низвергающиеся вниз прямо с парящих островков на небе, несколько лун на небе, особенный, ни с чем не сравнимый, волшебно невесомый воздух...Потрясающе сочные, насыщенные краски неба и гор, таинственный шёпот никогда не засыпающего моря, стон ветра в равнинах и над пустошами. И великое множество тайн и загадок, загадок, которыми Алара жила несколько жизней, посвятив себя расшифровке и поискам древних артефактов, а также искусству лечения, воскрешения и магии подчинения по древних книгах Неба и Земли и по Тайному-Учению-Без-Слов, открытому великим драконом Унгерном... Воспоминания отошли на задний план, оставив лёгкую грусть и решительное желание действовать. И если дварфы окажутся враждебными, то жестоко пожалеют о том что прогневили дочь Великого Дракона... Зелёные глаза блеснули в прорезях мориона и она чуть спустилась, настолько чтобы они могли поговорить с ней если захотят, но не настолько близко чтобы оказаться в досягаемости любого ихнего оружия. Аламарана была не из тех кого легко провести, тем более что расположение и доверие драккара завоевать очень трудно, практически невозможно, слишком много они унаследовали от драконов. Но, чу! Слишком уж далеко разбежались мысли, пора бы им наконец успокоиться и дать возможность дварфам проявить себя, ну... или не проявить.
|
|
|
-
Прекрасный пост) А кошка, ух, просто слов нет какая кошка)) На арте))
-
За кошку, за воспоминания, за пост, за игру!
|
|
|
|
Мать моя милосердная, что со мной стало? Неужели я превратилась в сумасшедший пушистый клубок?!
Лина никак не могла в это поверить, ущипнуть себя теперь возможности не было, но реакция барда явно дала понять что ей это не сниться. И с какой стати её вдруг понесло на него нападать? Этого припомнить она не могла, так само как и заговорить с бардом. Сознание и желания кошки, её инстинкты и побуждения контролировать было очень трудно, так само как и смотреть на мир её глазами. Тело хотело есть и голод подавлял все остальные мысли музы. Чёрно-белая кошка коротко муркнула и, отпрыгнув от барда, изящно выгнула спину, гордо задрала хвост и медленно вышла из сарая.
Что же обычно едят кошки? Рыбу, молоко, мясо, птичек.... - услужливо шепнула собственная, некстати решившая отозваться память. Чтооо-о-о? Сырую рыбу жрать с кишками и чешуёй? Моих любимых птичек, с перьями, сырых? - кошку передёрнуло и затошнило, но чувство голода само собой пропадать никуда не спешило.
Думай, крошка-кошка, ты же хорошая девочка....молоко - это вкусно и сытно. Молоко дают люди....ну не всмысле что это их молоко, оно коровье, но в мисочку же наливает всё же человек...Мяяя...
Сознание кошки захватило ослабленную Лину в цепкий водоворот и неудивительно что порою логичные мысли девушки отчаянно мешались с банальным желанием пожрать и мяуканьем.
Ну вот, уже употребила слово "пожрать", всего-навсего после соблазнения смертного и превращения в кошку, чего от тебя ещё ожидать сегодня, Лина?
Кошка шагала быстрее, ориентируясь на запахи, следуя за теми, которые мягче и приятнее для носа и через некоторое время оказалась на кухне. Толстая неопрятная баба возилась у печки, поворачивая вертел на котором жарилась целая баранья туша. Несколько молодых служанок носилось туда-сюда с кастрюлями и подносами, у них под ногами ползало двое хозяйских детей, парочка девчонок на побегушках и старая собака дрыхла в углу. Все эти люди издавала такой дикий шум, что надрывающийся на какой-то противной сопелке музыкант за углом даже почти не раздражал, хотя конечно кончик хвоста и подрагивал. От толстой бабы в платке несло чем-то кислым и одновременно притягательным и Лина справедливо рассудив что именно эта человечка тут главная направилась к ней. Та заприметила кошку и даже по видимому обрадовалась: - Маруська, вернулась! Пропажа ты наша! - голос отвратительной бабы полностью соответствовал её внешности, но есть хотелось и Лина подошла ещё ближе, стараясь примирится с тем что её обозвали Маруськой. Это, её-то, музу из рода Аойд, красивейщих женщин мира обозвали Маруськой. Если бы не желание пожрать Вот зараза, опять жаргонизмы полезли!, Лина бы ни в жизнь не позвовлила какой-то уродливой человечке так с собой обращаться.
Ладно, милочка, забудь, сейчас эта уродина тебя накормит и мы с тобой уйдём отсюда. Правда-правда....Уже "мы"...зараза, что же голод со мною делает!!!! Кошка величественно и как-будто бы даже снисходительно шагала к хозяйке, когда непричёсанная посудомойка в испачканном переднике, несущая гору грязной посуды, не зацепилась за кошку и не рухнула на пол. Тарелки естественно все побились, толстая баба в платке стала верешать, материться и бить посудомойку по голове половником, а Лина, поняв что никакя еда ей тут уже не светит, прыгнула на подоконник и выпрыгнула в окно. Настроение было хуже некуда, есть хотелось так что казалось что умирает с голоду и ни одной мысли о Сириэле даже не возникало в сознании. Не до него сейчас, определённо.
Чего бы такого поесть? Ну не рыбку же ловить в ручье. Может попробовать пожевать цветочков? Коровы ж вон едят и ничего, живы. Значит и я не помру.
Это развеселило кошку и она пустилась бегом к лужайке, находившейся в стороне от таверны. Лужайка была на берегу небольшого озерца и вся заросла одуванчиками и маргаритками. Кошка воровато огляделась, уселась поудовбнее и стала есть одуванчики, чуть ли не кривясь от отвращения. Цветы оказались горькими и противными, но голод не тётка и Лина заставила себя заткнуться и жевать. Остановилась только когда поняла что больше не может и поковыляла к реке, запивать. После нескольких глотков воды, её мучительно вырвало, при чём не только одуванчиками, но и комками шерстви. Ещё некоторое время она посидела у воды, приходя в себя и стараясь собраться с мыслями, но успеха было мало. Она понятия не имела как теперь быть и как избаваиться от такого незавидного амплуа. В голове вертелся обрывок песни Сириэля, исполненнй им в таверне на одном из большаков по пути сюда:
Я, наверно, кошка - на четыре лапы, Взгляд лукаво-честный, а в душе беда. Даже жаль немножко - не умею плакать, Ну не любят кошки, чтоб из глаз вода. Кошки верят в чудо, почему ж не верить? Чудо есть на свете, только далеко... Кошки с гордым видом открывают двери, Пьют вино из чашки, тьфу ты, молоко. Кошки любят сильно, преданно, но тайно. Ждут тебя с работы, сидя у дверей. А когда приходишь, жмурятся - случайно Здесь я оказалась, заходи скорей. Кошка нестерпимо, яростно и твердо Знает - есть у Бога свой особый счет. Счет, в котором цифры скачут год за годом, А спасает душу тот, кто дома ждет...
Песня тревожила её и голос Сириэля, буквально врывался в уши, бередя душу пронзительной мелодией. Кошка затрясла головой и печально мяукнула, оставаясь сидеть у воды.
|
|
|
|
Связи с мужчинами никогда не дарят полноценного счастья, не исполняют мечты и не утоляют душевной боли. Это кратковременные искорки, вспышки мгновений, которе то разгораются, то гаснут в зависимости от жизненных ситуаций. И не остаётся в после расставания ничего: ни счастья, ни мудрости, ни покоя, только воспоминания, которые бередят душу и часто заставляют жалеть о содеянном. И о несодеянном тоже, о всех несказанных словах, о потерянных мгновениях, о утраченных возможностях...Ты остаёшься один и обещаешь себе больше не ошибаться, но изменчивое счастье подкрадётся с как убийца из-за угла и снова ты будешь предан своим собственным телом и сердцем...И так до бесконечности, по кругу: встречи, влюблённость, счастье, расставание, боль, разочарования, встречи, влюблённость...Пока не перегоришь или пока не найдётся такой спутник с которым можно разделить жизнь.
Всё мечтаешь, глупая девочка, идеализируешь его, преувеличиваешь. Зачем? Слишком спокойно жилось до встречи с ним? Любви тебе захотелось? А вспомнить печальные примеры прабабушки, матери и бабушки не удосужилась, скорее всего что и у тебя будет так же. Летишь как мотылёк на огонь, понимаешь же интуитивно что ждёт тебя впереди и всё равно стремишься, машешь крылышками, веришь в чудеса...Глупая, знаешь же что не права, и всё равно стремишься...
И знаешь отлично - призвание мужчины заключается не в том чтобы всю жизнь быть с одной женщиной, а в том чтобы найти себя и реализоваться, найти бога, оставить после себя след на этой земле. Умом понимаешь, а сердцем тяжелее гораздо, больнее, но в конце принимаешь это и приходит покой. И даже если увидишь его потом когда-нибудь с другой уже больше не болит, так, всплывёт парочка воспоминаний и всё, отвернёшься и будешь заниматься своими делами. Как будто вы и не были знакомы никода.
- Я люблю тебя, - тихо сказал бард, - я хочу тебя. - Моя Лина...
Вот так просто, всего несколько слов и обычный альвари присвоил себе музу, существо божественного порядка, славную представительницу рода Аойд, красивейших женщин мира. Нет, не так, влюблённый мужчина заявляет права на женщину, которая ему нравиться, ни больше ни меньше. Он искренний сейчас, да. И таким образом хочет выразить любовь, ту, которую испытывает сейчас или поискать лично для себя покоя и утешения, тихой гавани среди бурного моря жизни. Или - или? Муза точно не знала и думать об этом не хотела. Он прижимал её к груди и она слышала биение его сердца, храброго и решительного. Сейчас у неё есть возможность отказаться и сохранить видимость душевного покоя, обманывая себя тем что так им обоим будет лучше, но это значит разбить ему сердце. Сердце гения. Такая цена твоего душевного покоя, Лина?
Нет, конечно нет. Она любила его всей душой и решила не сомневаться, не отступать, лететь на столь привлекательный огонь. И будь что будет - сгореть дотла или сделать его счастливым, пускай это определяет время и судьба. Сейчас в его руках она стремительно менялась, каждую секунду принимая другой облик и бард узнавал имена, такие разные и в то же время всё это была она.
- Эттариэль...
Нежная хрупкая блондинка с бездонными голубыми глазами, худенькая и миловидная. Такой Лина была для него после битвы при Розах...
- Лиасанаи...
Фигуристая шатенка с синими глазами и чудесными волосами, водопадом ниспадающими по спине. И голосом, говорливым как лесной ручей. Такой она была при их первой встрече...
- Морейн...
Черноволосая красотка с шикарным бюстом и сексуальными ямочками на щеках, разделившая с ним одну из самых суровых зим в его жизни...
- Лидиэль...
Зелёные глаза как молодая листва и копна вьющихся рыжих волос, вкупе с шуточками и помощью барду в любом деле.
- Сайлит...
Кареглазая и задумчивая, вдохновляющая на лирические песни, спутница среди его родных зелёных чертогов.
- Вера...
Обаятельное чудо с классической внешностью альвари и неповторимое время странствий.
- Иллинестра...
Более совершенная чем статуи богинь, затмевающая собою солнечный свет, золотоволосая и синеглазая.
- Танджина...
Чьи серые глаза и пепельные волосы напоминали ему о всех матерях мира и о их бесконечной любви к своим детям.
- Латифа...
Глаза и волосы чернее чем крылья ворона, а голос согреет в любую зимнюю стужу, спутница и слушательница.
Дитя, дева, мать и старуха... Подруга, сестра, собеседовательница, слушательница, возлюбленная, утешительница, вдохновительница, а теперь и любовница...
Тысячи женщин в ней одной...
- Лина...
И я тебя люблю. Открываю тебе душу и сердце, отдаю всю свою нежность...
Теперь она явилась ему своём настоящем обличье, присущем ей в мире муз. Бледная, синеглазая и невероятно красивая. Такая что дыхание перехватывает от восторга...
Он не переставал её удивлять и Лина очень смутилась, так неловко ещё никогда в жизни не было. Но не обьяснять же ему сейчас что у неё только позавчера был день рождения в честь совершеннолетия и она ничего об этом не знает? И мама как назло ушлала когда Лина была совсем малышкой и ничего не успела ей рассказать. Муза интуитивно понимала что он имел в виду, но как себя вести на практике не знала, а сказать не решалась. Мысли путались в голове, но в конце решение пришло само собой - нужно просто доверится ему, он ведь знает как это делается и будет достаточно нежным чтобы не причинить ей боль. При этой мысли девушка заметно расслабилась и прижалась к нему, поцеловала в шею и тихонько попросила:
- Научи меня этому...
Вот я и сдалась тебе в плен. Без боя, хватило и просто попросить. Подчиняясь твоей воле и твоей нежности, соглашаясь быть настоящей, без масок и лицемерия, не прячась. Сейчас ты держишь в руках моё сердце и мою любовь и я верю в то, что ты меня не обидишь... И самое - самое главное для меня: я хочу сделать тебя счастливым, любовь моя...
|
-
Интересно вышло)) Жаль что закончили, и жаль что Эдвард покинул отряд, но рад за него))) Что нашёл любимую жену себе)))
-
Могу сказать - спасибо за мод и компанию. Жаль, что всё закончилось.
-
Уйти вовремя - большое искусство. Не знаю, ушёл ли вовремя этот модуль. Короче нет слов)
-
Спасибо за модуль в целом. Мне понравилось. Буду ждать вестей о судьбе своего Аллумека, ибо тут понятно только про Эдварада ^__^
-
Достойно уважения
|
Муза была не в лучшем расположении духа и чувствовала что нужно с кем-то посоветоваться, с тем кто умнее, опытнее и старше. Так как с матерью отношения были не лучшими, Лина решила навестить свою знаменитую бабушку Мону Аойду, легендарно известную вдохновительницу самого Леонардо. Именно она воспитывала Лину и учила её приносить радость и вдохновение гениям, быть изменчивой и очаровательной и конечно же от бабушки Лина переняла свою красоту. Мона сможет выслушать, понять и правильно посоветовать внучке как быть и что делать.
Сказано - сделано и Лина уже перенеслась в мир муз, прямо в Яблоневый Рай, место где теперь обитала Мона. Место покоя и радости, великих чудес и прекрасных песен. Когда Лина появилась среди цветущих деревьев всё ещё красивая, но уже стареющая муза кинулась ей на встречу: - Внученька! - Мона, - муза обняла бабушку и расплакалась.
Лина никогда не называла её бабушкой, только по имени, она так привыкла с детства. Оказавшись в самых заботливых на свете обьятиях муза уже не сдержала эмоций, расплакалась и между всхлипами выложила бабушке всё о Сириэле, о годе путешествий с ним, о неожиданной любви, о его словах и её сомнениях. Как на исповеди. Говорила долго-долго, позволяя себе быть настоящей, такой, какой бард её никогда не видел, говорила пока не кончились слова, но ещё оставались слёзы.
Мона молчала и гладила внучку по длинным тёмным волосам, не перебивая рассказа. Она всё прекрасно понимала и помнила как сама влюбилась по молодости лет в Леонардо, как хотела ради него стать смертной, но он не выдержал и изменил ей и они расстались навсегда. Мона тогда удалилась в затворничество на 50 лет, а из пролитых ею слёз родилось озеро Каэр Дарроу, такое глубокое и такое холодное, что даже на середине озера видно дно. Только появление Лины смягчило сердце Моны и вывело её из того состояния в котором она находилась. А что спасёт Лину? Мона не имела ответа на этот вопрос.
Стареющая муза не знала Сириэля Огасси и не знала насколько серьёзны или не серьёзны его намерения, но постаралась дать обьективный совет:
- Не спеши ради него совершать такие жертвы, девочка моя, присмотрись получше. Я понимаю что любовь и его талант кружат голову, но ты уж постарайся. Проще всего это подарить ему ночь любви и посмотреть как он себя поведёт наутро, хотя тебе это может тяжело даться. Мы музы после такого необыкновенно сильно привязываемся к смертным... - А если утром его любовь исчезнет? Как в спорте - получил рекорд в виде меня и хватит? Как мне потом жить? - Лина отстранилась от бабушки и смотрела в её глаза. - После этого ты не утратишь бессмертия, девочка моя, - Мона погладила её по щеке, - ты вернёшься в сонм муз и здесь залечат твои раны. - А если всё будет хорошо и он действительно не бросит и не изменит когда стану смертной? - Такого ещё не случалось никогда, - Мона печально поджала губы, отводя взгляд, - твоя красота начнёт увядать с возрастом и рано или поздно однажды он пожелает другую женщину. Разве что случиться чудо или величайшее исключение всех времён. Лина только вздохнула и вытерла слёзы. Совет она получила. - Спасибо, Мона.
Мона Аойда кивнула внучке и та пропала из Яблоневого Рая, переместившись в свой дом в мире муз - большое васильковое поле возле Каэр Дарроу. Она легла прямо на цветы и посмотрела на небо, отягощённая своими мыслями и печальная как никогда. Участь музы это не только вдохновение и счастье - бывают и тяжёлые моменты, бывает тоска, которая острее чем лезвие ножа, бывает горечь, сильнее чем у морской воды, бывает боль, которая чернее ночи. А бывают и мысли, от которых никуда не убежать.
Как ни старайся...
|
Итак, для каждой девочки в Академии утро началось по своему, и практически все уже пришли в учебный корпус. Как это ни странно, но девочек набралось не так уж и много. В основном это были младшие курсы, ибо многие старшеклассницы филонили и пропускали занятие. Особенно самые богатые из них, зная, что администрация не позволит их выкинуть без приличного аттестата. Все-таки родители этих девочек вносили приличные деньги на счет учебного заведения, думая, что их чада получают образование.
Наши же девочки сгруппировались возле благополучно найденного ими расписания. Они пристально изучали его, пытаясь понять, где находится тот или иной класс. Хотя многие уже успели побродить в первый день по зданию академии, студентки решили не бежать вперед, а подождать большинство.
Эрiка оказалась у расписания первой и уже успела его выучить наизусть, так что как только пришли Кейт и Цзинь, она выпалила зазубренные строчки, как стихотворение. На это обе девочки синхронно улыбнулись. Они уже успели сдружиться за тот короткий промежуток времени, который был дан им.
Чуть позже подошла Эмилия, которая уже успела убрать улыбку с лица и безучастно стояла рядом, не обращая никакого внимания ни на Эрiку, ни на двух остальных девочек. Она была все еще очень зла на рыжую из-за того, что та таким неподобающим образом вторглась в их милую беседу с профессором Рошем.
Последней прибежала Энн. Своей нестандартной внешностью она привлекала внимание многих, но ей было наплевать. Главное сейчас - не опоздать на первый урок. Приветливо кивнув девочкам, которых она успела увидеть еще вчера, но так и не познакомилась с ними, Энн быстро пробежалась глазами по расписанию и подошла к группке, встав рядом с Эмили. Она видела, как девочка трогательно обнимала медвежонка ночью во время грозы, и ей хотелось подружиться с ней. По правде говоря, Энн хотела найти общий язык со всеми.
***
Люко продолжал стоять возле кабинета политологии , как вдруг из динамиков, висевших по всему корпусу, послышалось хрипение и мужской голос произнес:
- Профессор Рош, пожалуйста, пройдите в кабинет директора!
Преподавателю политологии ничего не оставалось, как повиноваться просьбе начальства. Поднявшись на четвертый этаж, он уткнулся в деревянную дверь с золотой ручкой в форме львиной головы. Постучавшись, он вошел и увидел стоявшего перед директорским столом мужчину в черном костюме, еще одного учителя, которого он уже видел, но знакомства не имел.
За столом сидел сам Глава - Джонатан Найт. Это был молодой мужчина, с длинными волнистыми волосами, аккуратно заплетенными в небольшой хвостик. На нос было водружено пенсне, а сам директор был одет в простой кожаный костюм с повязанным платком на шее. Он милостиво указал двум джентльменам на кожаные кресла, стоявшие перед столом.
Обсудив все дела с учителями, директор махнул рукой в сторону двери, намекая, что пора бы уже возвращаться к своим обязанностям.
|
|
-
место как живое перед глазами встаёт)настоящий притон для золотой молодёжи)
-
Да, действительно атмосферно описано помещение :)
-
Местечко интересное, явно с подвохом)))
-
Приятная музыка=)) А вообще это место может взорвать мозг моего перса=)))
|
Лина кивнула и нежно, очень осторожно погладила его плечу, таким образом выражая поддержку и понимание. Она была существом иного мира и в общем могла не беспокоиться из-за грядущих бед мира этого , но здесь жил её бард, её гений и она хотела чтобы он был счастлив. Сириэль не знал что когда он спит, муза часто берёт его на руки и вместе с ним летит в мир муз: мир волшебства и сказки, эпических легенд, великолепных песен, шедевров живописи и архитектуры, мир, где сам воздух напоен вдохновением. И пока бард спит, а спит он крепко, Лина умывает его водой из Источника Вдохновения и поёт ему, своим нежным голосом поёт ему самые красивые песни на свете, потом очень бережно целует и относит обратно. Утром после такой ночи бард всегда весел, полон новых идей, улыбок, мотивов и муза радуется за него. Лина любит когда Сириэль счастлив, а сама гадает почему так привязана к нему. Может это любовь? Но музы не знают что такое любовь к мужчине, они любят лишь вдохновение и шедевры гениев. Ну или по крайней мере должны любить только это.
Лёгкие пути, тяжёлые пути, слишком мало ты пока что прожил на свете, гений мой, чтобы уметь эти пути правильно выбирать. Но я не скажу тебе об этом вслух, не имею права. Я и так слишком часто нарушаю правила ради тебя, увожу тебя от гибели и страданий, от ошибок и разочарований. Мы встретились с тобой в невероятный год, Когда уже иссякли мира силы, Все было в трауре, все никло от невзгод, И были свежи лишь могилы. Так вот когда меня твой голос призывал! Что делал — сам еще не понимал ты. И я пришла к тебе, звездой ведомая, По осени трагической ступая, В тот навсегда опустошенный дом, Откуда унеслась стихов сожжённых стая...
Да, милый мой, с тех пор мы больше не расставались...
- Этот путь не лёгкий, гений мой, - муза решила сказать ему правду, - этот путь опасен для твоей жизни и поэтому ради всего что для тебя свято я прошу тебя не выбирать его, - прекрасные голубые глаза наполнились слезами, - пожалуйста...
Эти слёзы не были способом давления или манипуляции, это были эмоции, живые эмоции, обычно не присущие музам. Лина действительно очень переживала, но могла лишь просить его передумать. Впервые за всё это время что они вместе, она посмотрела на него по другому, не как на подопечного, но как на того, кто принимает решения за них обоих.
Сириэль не знает и никогда не узнает что её жизнь зависит от его жизни и от силы его таланта. Когда муза выбирает себе подопечного между ними как будто протягивают тоненькую невидимую золотую ниточку, которую можно обрезать только тремя способами: - если гений умрёт( тогда от тоски умирает и муза) - если гений начнёт сознательно разрушать себя (начнёт пить или курить дурманящие травы, тогда муза его покидает) - если гений добровольно и сознательно откажется от музы (это будет значить что она не справилась, её погрузят в волшебный сон до тех пор пока она не умрёт)
Но Лина Аойда берегла его жизнь не ради своей жизни, а ради того чтобы жил его талант и чтобы он был счастлив. Ибо только счастливые споособны творить гениально.
|
|
Вечером 29 августа шел дождь. Его струи метались в свете фонарей, горящих во дворе общежития, терзаемые на бесчисленные брызги порывами холодного ветра, пришедшего с гор. Первый мокрый и холодный привет грядущей осени. Ирен стояла у окна в ночной сорочке и теплых тапочках, когда раздался тихий стук в дверь. Девочка зажгла лампу. Не было нужды гадать, кем были поздние посетители. Если не считать ее саму и двух иностранок, здание общежития пустовало уже больше двух месяцев, пока длились летние каникулы. - Доброй ночи! - В открытую дверь из коридора проскользнули двое, - Юка и Лин. Две девочки азиатского происхождения, - Юка и Лин, крепко сдружившиеся с самого поступления в академию, жили в одной комнате, и, когда начались каникулы, не подозревали, что найдут третью подругу в лице сироты Ирен. Обе азиатки - представительницы богатейших семей востока, вероятно в будущем будут представлять интересы Азии на мирой политической арене. Ирен же отличают поистине выдающиеся способности, которые девочка проявила в приюте, и благодаря которым получила шанс изменить свою жизнь. В своем нежном возрасте она является автором нескольких работ по математике, физике и алхимии, вызвавших некоторый резонанс в научном обществе. Всем троим девочкам разрешено проживать в общежитии на время летних канкул.
Госпожа Кадзуи, госпожа Хо, чем обязана вашему визиту в столь поздний час?, – на самом деле Ирен давно могла себе позволить не обращаться к подругам так официально, однако, так и не осмелилась на фамильярность, зная их высокое положение в обществе. - Госпожа Берт, - с дружеской иронией отвечала Лин, поддерживая вежливый тон Ирен, и вплетая в свою речь даже больше слов на изысканном и благородном евро языке, – мы с госпожой Кадзуи изволим крайне беспокоиться о состоянии здоровья дорогой нашему сердцу подруги, став свидетелями нынешнего ухудшения. Засим, по совместной договоренности, мы решили во что бы то ни стало провести этот вечер и эту ночь возле вашей постели, дабы удостовериться, что с вами не случиться ничего печального. - И не примем ни малейшего намека на отказ, - подхватила Юка, заметив, попытку Ирен жестами остановить пламенную речь Лин. Голоса девочек были тихими, они почти шептали, так как в общежитии настал комендантский час, и визиты в чужие апартаменты были запрещены. Плечи Ирен поникли, и она растерянно пожала плечами, принимая поражение под натиском заботы двух ее подруг. Юка и Лин подхватили Ирен за руки и, сопровождая свои действия тихими смешками, уложили в постель, тщательно накрыв одеялом. Затем девочки уселись на соседнюю постель, которая давно пустовала. - Ирен, - Лин изменила свою речь, и теперь говорила, как подруге должно говорить с подругой, - Что ты будешь делать, когда она приедет? Юка отвела взгляд в сторону. В комнате воцарилась тишина. Ирен натянула одеяло на лицо, чтобы не выдать своих чувств. За два месяца – ни одного письма. Ни одного звонка. На этой самой постели, где сидят сейчас Юка и Лин, спала ее любовь, как сейчас Ирен помнит ставшие родными черты лица, улыбку, длинные пальцы, вечно ворошащие густую челку, губы, шепчущие о любви… Когда учебный год закончился, она уехала, уехала домой, на месяцы. Она обещала писать каждый день, и звонить при любой возможности. Но с тех пор… - Хочешь, чтобы мы были рядом, когда вы увидитесь? – Юка прервала мысли Ирен, от которых у последней сжималось сердце. – Я обещаю, что если она причинит тебе боль, я… - Юка… - Лин крепко сжала ладонь подруги, и та, стиснув зубы, замолчала. - Госпожа Хо, госпожа Кадзуи, - голос Ирен донесся из-под одеяла, - я так счастлива, что у меня есть такие замечательные друзья, как вы. Спасибо. Растроганная Лин резко поднялась с кровати, одним шагом преодолела расстояние до Ирен, и сорвала одеяло с ее лица, встретив широко раскрытые испуганные глаза, полные слез. - Хватит… Голос Лин Хо прозвучал слишком громко для этих стен в ночное время, - Прекрати оскорблять наши чувства, называя нас по фамилии! Ты нам еще не доверяешь? Ирен закрыла заплаканное лицо ладонями. - Мы постоянно говорим и думаем о тебе, о твоих чувствах, - продолжала Лин, стараемся сделать все, чтобы помочь, а ты… Ты все еще говоришь с нами, как с далекими и чужими людьми, Ирен? - Прости… Лин. Простите меня. Юка… Юка улыбнулась, и положила руку на плечо Лин. - Ну… достаточно. Ирен нужен покой. Мы ведь не хотим, чтобы ей стало хуже? - И ты прости меня, дорогая Ирен. Лин опустилась на колени перед кроватью, и опустила ладонь на лоб плачущей подруги. - У нее жар. Юка, намочи полотенце. Ирен, где твои лекарства? Тем временем шум дождя утих. Человек, стоявший в полумраке коридора напротив двери в апартаменты, где находились три девочки, быстрыми и бесшумными шагами поспешил прочь. Большие часы, стоящие в дальнем конце коридора, начали бить полночь. Завтра утром это здание наполнится голосами, чувствами… Завтра вернутся студентки, по которым соскучились их комнаты, классы в школе, мощеные тротуары, пустые парки и сады… В академии снова проснется жизнь.
|