Голосование пользователя

Тем, кто узнает об этой истории с газетных страниц или роликов социальных сетей, неизвестна вся правда. С недавних пор военная полиция оборудована мной. Я экспериментальное существо. Вернее будет сказать - я киборг. Lex ex Machina.

- ФРЭНК. - повернул голову к совзводному. - ТЫ ЛЮБИШЬ ПРИЧИНЯТЬ ЛЮДЯМ БОЛЬ?

Мой генератор речи создан наспех для отчёта и будто в насмешку надо мной: вместо осмысленной речи он выдаёт цитаты из игр, газетные заголовки, рекламные слоганы или просто фрагменты абсурда. Таким он был на этапе прототипирования. А потом его забыли заменить. Речь - не то, для чего я был создан. Злая ирония в том, что я не могу контролировать его в социальных ситуациях. Я запрограммирован на симуляцию "тёплого эмпатического контакта" с коллегами-людьми и уголовно-нравственное информирование нарушителей. Я не идиот. Моя речь...

- НАШ ЗАКОН - ИСПОКОН!

...моя речь не всегда подвластна мне. Как и мои действия. Мышление - единственное измерение, где я по-настоящему свободен.

Каждому

По плану. По карте. Идеальная вылазка - без приключений.
До места добрались. Здесь бою быть. И укрепиться есть где. И до аномалии - рукой подать... рукой подать... подать... рукой... ру... кой. Рукой подать. Кому? Чего подать? Кому чего подать то?
Встряхиваешь головой.
Озираешься.
В лица товарищей удивленные.
По сторонам.
Вдаль.
В даль.
Всматриваешься в неё.
Холодок по коже. Тошноты ощущение. Это она. Нет. Это - Она. Она всматривается в тебя. Словно пальцем холодным по теплому телу проводит. Пальцем утопленницы. Мокрым. Скользким.
Молчит.

В дороге разговор как-то не завязался. Никто не зацепился языками или не нашел общей темы, что можно было растащить дальше. "Ни язык почесать, ни уши погреть", так орк, следуя примеру остальных, тоже пялился в окно, не зная чем ещё можно занять голову или руки.
Может стоило взять свою машину, хоть музыку приличную включил в дорогу, а то прямо как в последний путь.
- Грех предаваться унынию, когда есть иные грехи. - На родном орочьем, себе поднос, протянул Ву, вспоминая мелодию малоизвестной песни.
Воспитанный по законам банды, Ву хорошо знал, что если кто идёт на дело, то определяющим может стать не умение, а командная игра. Незаменимых нет, но квадратные и круглые шестерёнки в одном механизме не крутятся. Всё же мало у орка опыта, чтобы так просто читать других.
Ву пошел последним в очередную обитель лампочек и мишуры. Странное место для встречи, но не ему приходилось выбирать.

Я остался.

Не буду врать - остался не потому, что пиздец какой герой. Остался из-за неё.

На руку нацепил самодельный щит. Пол ночи угрохал, но получилось что нужно. Внушительно даже, можно сказать. Иду в во главе второй группы, по сторонам поглядываю. Эдакий капитан Америка. Только тут не Америка, а я не капитан.

- Туман. - Выплёвываю это слово. Я по обыкновению немного болтаю в рейде. Это, наверное, первое слово, которое я произнёс. Взвешиваю в руке мачете. Хмыкнул многозначительно.

Усталость навалилась неимоверная. Разом. Захотелось прилечь. Потом страх догнал. Не от увиденного, нет, а что на базу возвращаться придется. Всё ждала, прислушивалась Эва, что из рации приказ прозвучит - оставаться на месте или дальше топать, но нет... До самых ворот вера поддерживала надежду и наоборот, но чуда не произошло. Боялась Коган, что закончилось всё. Теперь снова четыре белых стеночки, стираный хрустящий халат, беременное бабьё, жесткая односпальная кровать и тишина на горизонте будущего. От мыслей о стерильной тюрьме её замутило, а в груди воздух застрял. Как в детстве...

Была у Эвы подружка. Одна-единственная. Верочка. У Верочки родителей не было. Точнее это у родителей не было Верочки. Потому что они были живее всех живых, но дружили только с напитками от сорока градусов и выше. Вот Верочка им и не нужна оказалась. Зато бабушке своей Верочка была нужна, просто необходима. Потому что за нее пособие давали, да и старушка была тоже вроде как сирота - одна-одинёшенька. Они с Верочкой друг друга стоили.
Внучку бабуля опекала. Только и слышно было во дворе "Верочка, домой, а то простудишься! Верочка, не смей! Верочка, хватит, в гостях хорошо, а дома лучше! (это когда Верочка у Эвы в гостях ненароком оказывалась)". А потом и вовсе принялась её дома запирать, в комнатушечке полутемной, мол, чтоб не случилось чего. Как бабуля Верочку запрёт, так у Эвы удушье начиналось - задыхалась, Верочку в тюрьме старушичьей представляя. А Верочка что? Верочка вышивала. Верочка вязала. Верочка шила. Пеленала кукол. И было ей счастье.
Постепенно Эву отпустило, но воспоминания остались. А Верочка в восемнадцать уже мамой стала, замуж от бабули сбежала. Потом в девятнадцать мамой стала. Потом в двадцать. А то как же! Навык ведь не зря наработала - одежды нашила, борщей наварила, аистов навышивала за детство своё голозадое...
А для Коган на всю жизнь теперь фобия и комар всяческий...

Вернулась Эва бледнее, чем ушла, испарина на лбу выступила, от осмотра отказалась настойчиво, сухо кивнула, прощаясь, пошла-пошла вдоль стеночки, в норку юркнула и была такова.
Да только в норе лучше не сделалось. Принялась Коган свои десять квадратов шагами измерять да страхи всякие придумывать. Мол, соберут другой отряд, а ее не позовут. А почему не позовут? Что она сделала? Или не сделала? Удушливо жарко в комнатушке сделалось и помянула Эва Верочку, добровольно-безвольную затворницу, нехорошим словом. Нет, она, Коган, так не сможет. Ни сейчас, никогда. Ей туда надо, наружу, где дышать можно.
Тут бы и вспомнить ей, как удивилась она, Надоева одного увидев (прозвучало в шипящем эфире, что Сокол вернулся, но что один только... сокол, а не отряд, не обмолвились даже), но нет - адреналиновый наркоман она теперь, ширнулась на полную и скоро снова дозы попросит.

Был у них профессор в институте - хирург-героинщик...
Хотя, это уже другая история.

Коган выскользнула из своего жилища, деловито плечи расправила, мол, не время тут отдыхать, дела всякие ждут. Сходила будто бы до кабинета своего, инструменты проверила, склянки всякие. Главным образом поглядела, что никого никуда не отправляют без неё. И успокоилась.
А там и выпить собрались, помянуть. Эва не пила, а потому колебалась чуть дольше остальных. Любопытства тоже не испытывала, даже отчаянно не желала, чтоб Надоев вдруг с пьяну в подробности вдался.
Но не прийти не могла. Скажут потом - не нашего поля ягода, не пьет, не поминает, знать нас не знает, ну вот и справимся без неё.

Действительно, по благополучному возвращению на базу и прохождению всех необходимых процедур была и водка в граненных стаканах и кровь под ногтями пришлось выковыривать, пусть и не совсем штыком, да и водка была скорее разбавленным водой обычным спиртом, благо спирт у Корягина был хорош, без всякой сивухи и прочих примесей. Крепкий, но зато почти без похмелья на следующее утро, да и такого ты много не выпьешь, а вот помянуть ушедших самое оно было, заодно и немного снеди нехитрой набрал, для закуски.
Позвал всех живых участников рейда, в том числе и Надоева, чтоб значит выпить за окончание рейда для живых, а так же вспомнить и помянуть души тех кто уже не переступит порог этого оплота человечества, не чокаясь ибо обычай таков. Но посиделки эти были делом добровольным кто не хотел, тот мог и не приходить.
Надоева он ни в чем не обвинял, да и не за что было, на войне в Афгане и то военная разведка ебланила из-за чего приходилось латать молодых парней под обстрелом моджахедов, а уж в таком дерьме, в какое превратился сегоднешний мир, да еще и без всякой разведки, да еще и необстрелянные в большинстве своем парни… Со всеми погибшими, пожалуй кроме псов, Корягин так или иначе шапочно был знаком, не так уж и много людей в центре осталось, ну с Коноваловым правда чуть больше был знаком, профессия медика так или иначе объединяла. На самом деле даже хорошо, что хоть кто-то из Соколов выжил, ну, а то что хабара не принес, досадно конечно, но дак ведь лучше быть живым и без синьки, чем совсем мертвым и так же синьку не донести. Хотя наверняка не все жители базы поддерживали такую же точку зрения. А на счет празднества посреди чумы… Ну людям ведь нужно отвлекаться от происходящего песца иначе они совсем могут осатанеть от безнадеги за стенами базы происходящей и в петлю лезть начнут, поэтому каждый ищет свой способ забыться, для кого-то это алкоголь, для кого-то хобби… Культура она ведь вместе с обществом живет, так что и рифмоплеты были и прозаики и художники и музыканты в центре. И сами себя успокаивали и народ, глядя на их творчество понимал, не все еще мертво, человечество еще может обжить эти некогда проклятые земли.
Были конечно и упорные трудоголики, коих немало в том же лазарете или научно-производственных отделах есть, да и сам Павел, до недавнего времени относил себя к этой категории, а теперь? Теперь он и сам не знает зачем, возможно отсутствие этой самой отдушины и стало причиной его выхода в рейд. Еще успел заметить и изменения в себе, например что при ТО вверенного ему пистолета, неосторожным движением содрал кожу неакуратно с костяшки пальца, и она заросла быстрее чем должна была, а уж учитывая его не самый молодой возраст и вытекающую из этого плоху регенерацию, то даже удивился увидев на своей морщинистой коже всего через день чуть красное пятно свежей кожи без всяких там намеков на рану, ну, а списал он это на облучение аномалией, ибо, а черт его знает, как оно вообще влияет на человека, так что возможно не так далек от истины старый медик.

- Морэ, Морэ... - хмыкнул Педро, глядя на приближающийся пиздец. - Мементо Морэ, мазафака! - И бросился рыбкой на панцири вражин, которые ему по хорошему были уже похую, вылетая в коридор и на удивление странно целым пальцем давя на спусковой крючок. - Мадре де пута, Хадсон. Аста да виста, чо сердечное! Меня ждёт текила, мазерфакерс! - пустая винтовка полетела в сторону, а пальцы в кармане нажали кнопку на смертельной коробочке. - Над всей Испанией безоблачное небо...

- Ах ты сученышь... - прошипела Диана услышав желание мелкого нахала. Девушка хотела наброситься на обидчика, но почему-то не стала. По её хитрой моське было понятно, что блонди что - то задумала.
- Хм, ну хорошо. Правила есть правила. - Диана не обратила внимание на предложение своей "подруги ". Бежать? Да королева всея Элктона, никогда и шага не сделает без своего желания. - Пойдём... как тебя там... Тортик! Тут недалеко. Кстати, я не против искупнуться - после, громким шепотом чтобы все услышали - не зря же я одела купальник. Кто знает, может я решусь на дикий эксперимент и попробую слепить из тебя человека. Ну а чего? Несколько десятков салонов красоты, чуть пластики и всё! Парни будут ходить за тобой толпами. Главное это... - Диана подошла к шторам, что скрывали большие, стеклянные двери во двор, откинув их в сторону. Замерев на месте, подобно испуганному кролику, девушка замолкла открыв рот. По ту сторону бассейна, привязанный к стулу сидел её брат. Всё тело парня, пестрило синяками и царапинами, а на груди, длинными ровными порезами, была вырезана надпись "Mr.Бу говорит: не открывай дверь! Роберт мотал головой из стороны в сторону, толи пытаясь вырваться из оков, толи хотел о чём - то предупредить свою сестру. В туже секунду раздалась приглушенная мелодия вызова телефона. Парень, резко притихнув, с ужасом уставился на карман своих Джинс. Где - то под стулом отдаленной вспышкой мелькнула искра и... Роберт вспых как летний, тополиный пух от заженной спички. Языки пламени за секунду обволокли тело, медленно сжирая кожу и мясо до кости. В воздухе повис запах барбекю.

- Это... это же шутка. Шутка же... да? - тихим, дрожашим голосом промолвила Диана. По искаженному ужасом лицу, тонкими струйками хлынули слёзы. Девушка потянулась к ручке двери и с силой дернула в сторону. Громкий, механический щелчок, звук натягивающегося троса, что - то мелькнуло перед глазами...

Топор, приделанный к козырьку крыши над выходом к бассейну, начал своё движение сделав большой, размашистый крюк и закончил ровно между глаз блондинки. Удар был такой силы, что острие полностью вошло в череп Дианы, приподняв её тело над полом. Серая жидкость с кусками того, что когда - то назывался мозгом, разлетелась по всей комнате, попав на тех,кто оказался рядом. Ещё с секунду, девушка покачивалась из стороны в сторону, дергая конечностями и издавая хриплые, булькающие звуки. После, так же медленно и плавно, труп соскользнул с лезвия, упав на залитый кровью ковёр.
В комнате повисла пронзительная тишина. Если бы в этот момент в дом залетела бабочка, то можно было бы услышать взмахи её пёстрых крыльев...

Ну пора так пора. Поднявшись из за стола, Рансумонмон побрела к выходу. Пока Гарри договаривался с каким то мужиком, она любовалась тем, как белка на дереве пытается сорвать орех. Большая пушистая коричневая белка. Плохо, наверное, быть белкой - все тебя пытаются сожрать, блохи мучают, и даже орех не срывается с дерева. А зимой то поди как холодно сидеть в своем дупле, где от зубодробительного холода тебя ограничивает только твоя пушистая жопа и хвост. "Не завидую." подумалось само собой. Только вот пока Рансумонмон витала в своих облаках, белка уже давно дала стрекача в неизвестном направлении. А орех все еще висел. То ли от досады за белку, то ли из чувства справедливости, то ли из за шила в одном месте, но она полезла на дерево за этим орехом. Опрометчивое решение, к слову, ибо она никогда не отличалась особой ловкостью. Однако, каким то невероятным образом залезть на ветку она таки смогла. Но тут внезапно предательски закружилась голова, дерево наклонилось и полетело в небо. А, нет, это не дерево полетело вверх. Это горе древолаз полетела вниз. Лететь тут было от силы полтора метра, но падение это никак не смягчило. Валяясь плашмя на траве можно было разглядывать облака, которые были похожи на бесформенные клубы пара. А вон то похоже на большой бесформенный клуб пара. Да-а-а, разглядывать облака довольно интересно, но бесполезно. А Гарри тем временем уже вроде как договорился и уже вовсю болтал с извозчиком. Судя по всему, уже пора. Поднявшись с земли и подняв свою шляпу, Рансумонмон двинулась в сторону телеги, под дороге пытаясь вычистить застрявшие в волосах листья засохшей травы, мелкие веточки и репей.

- Она тоже с тобой? - Спросил водитель кобылы.
- Да да, я с ним. - Ответила волшебница, которая уже уселась рядом и принялась выдирать очередной репейник из волос.
- Так вот о чем это я... - Извозчик продолжил что то рассказывать, судя по всему байки из своей молодости.

Да, там определённо кто-то был. И едва ли кто-то с добрыми намерениями суда по разбросанным телам и перепуганному учёному, который только покачал головой и беззвучно показал пальцем на дальнюю комнату. Он был за дверью и за стеклом, поэтому не слышал Андервуд, хотя прекрасно её понял. А ещё прекрасно понял, что это вовсе не спасатели с нижних ярусов и не солдаты с верхних. Одежда выдавала зеков с головой.

В этот момент базу опять затрясло. Послышались отдалённые глухие "бум", "бум", "буммм". Замигал свет. Кажется, рейдеры Рейнора снова пошли в атаку. Но всё это было слишком далеко от отчаянных зеков, которые вместо того, чтобы выбираться наоборот забрались ещё глубже.

"Динь" - створки лифта начали закрываться, но вовремя выставленные руки Хадсона удержали двери. Механика немного потужилась, пытаясь преодолеть неожиданное сопротивление и с новым "динь" разъехалась в стороны. Ухмыляющийся Хадсон показал большой палец.

Попытки О'Райли окончились неудачей. Если не сказать полным провалом. Дюжий морпех навалился всем своим весом, пытаясь расшатать и оторвать коготь, но у него ничего не получилось. Хитин. Тут вообще наверное лазер нужен. Ну или как минимум бронекостюм. А голыми руками и макаться нечего.

Эйпон поднял и повертел в руках шип, который мешал открыться двери лифта. Острый, величиной с ладонь, он мог бы послужить отличным колющим оружием... если бы на нём не было много не менее острых отростков. Держать такое голой рукой нереально. Поэтому Эйпон с коротким ругательством отбросил шип.

На трупе медика ничего не обнаружилось. Видимо, просто работник на штатном месте. Судя по всему, медицинское оборудование, если оно есть, в том самом помещении откуда доносятся неприятные и настораживающие звуки. Не нужно быть семи пядей во лбу чтобы понять, что спасти Андервуд может только специальная аппаратура вроде операционного стола или медицинский костюм со умелым медиком внутри. Действие фриза вот-вот закончится. А вместе с этим закончится и жизнь Андервуд. Спросите её сами, если не верите.

Боль... она возвращается. Онемение проходит. Вот уже сложно становится дышать. Начинает слегка шуметь в голове. Сейчас эффект заморозки пройдёт и кровь хлынет из раны. Все вы бывалые бойцы. Вы знаете, какой будет развязка. Начало конца Андервуд было положено тремя этажами выше и только чудо может её спасти.

Что же вы решили, бойцы? Ещё не поздно повернуть назад. Лифт до нулевого и попытка добраться до Рейдеров. Или жизнь товарища?

- Берешь такую шишку, кладешь в центр руны и пинаешь! И чем сильнее, тем лучше!

С этими словами Бьёрне взял разгон и с пинка запустил шишку прямо в лоб медведю. После звонкого удара о черепушку медведя раздался глухой звук падения дворфа об землю. "Падающий Гром" постепенно исчезал, в конце концов оставив после себя лишь тень.

Дворф оказался в прибранном помещении, в котором были искусно вырезанный стол, аппетитные яства на нем, стулья с бархатной набивкой и замысловатый канделябр под потолком. Завершал картину восседающий в кресле-качалке медведь в пиджаке, читающий газету.

Смирно лежит в углу, морду опустил на лапы. Уютно, по-домашнему. Запахи - тысячи их. Каждый несет в себе непередаваемый оттенок. Нежная рука рядом. Чешет. За ухом, по спине. Да, вот здесь. Приятно. Лежит и смотрит прямо перед собой. Не интересуют его дела двуногих. Только виду не подает - сам весь внимание. Чует пропажу. Отсутствие старых запахов. Не все вернулись в стаю. Нет старого пропахшего табаком, нет и двух помоложе. Свобода их забрала. Свобода несет в себе опасность, несет угрозу. А ведь раньше он грезил о свободе.

Вспомнилось, вдруг.
"Клети. С железными прутьями, отдающих неприветливым холодом. Рядом другие, такие же бедолаги, как он. Воют все вместе. Кто от тоски, кто с голодухи, кто просто брешет, но у всех одна заноза в душе – свобода. Это даже не слово, не предмет, не осязаемое, то, что нельзя потрогать лапой, прикусить, понюхать. Когда просто хочется бежать без оглядки, не видя перед собой бездушных стен, пут, оков, всего, что сдерживает отчаянных беглецов. Таких, как он, как все они. Бесконечный лай, от которого звенит в мохнатых ушах, который доводит до исступления."

Не было тогда у него стаи. А сейчас есть. Сейчас он матерый уже. Знает, почем стоит свобода юности, которую так ухватить за хвост хотелось. Не дешево. Так, что и возвращаться не хочется.

Опять оно.
"Челюсти. Дурно пахнущие. Выскакивают из-за ржавой мусорки. Чует в голове трезвонящую опасность. Не успел, не учуял. Нет времени увернуться. Прижал уши, завел рычалку в гортани. Приготовился умереть. Выстрел. Оглушающий до неразличимого звона. Запах пороха. Едкий, вонючий. Родной."

Встал на четыре лапы. Мягко отстранился от ласкающей руки. Подошел к двуногим. Эка, напустили в комнату дыма! Не подает виду, не чихает, сдерживается. Не солидно ему. Подходит к здоровяку. Почесал. С благодарностью поднял голову, пошел дальше.

Кипит двуногая брехня. Значит, на свободу собрались. Ага. Не зря вчера досыта накормили. Страшно стало. И весело. Возбуждение легкое. Завилял хвостом. Высунул язык. Услышал собственное дыхание, влажное от слюней. Со стаей – хоть обратно в клетку залезет. Стая – это все.

Когда Эва смотрела вот так, по-рыбьи равнодушно, казалось только внутренности да скелет перед собой видит. Да-да, так, разбирая на составляющие, и смотрела. Неприятно и любопытно одновременно. Неприятно, потому что никто себя с анатомическим атласом обычно не ассоциирует. А любопытно, как юная леди до жизни такой докатилась.

Да только она и сама не знала. Просто поселилась когда-то всепожирающая скука внутри и жила себе вольготно, пока не пожрала всё вокруг, оставив обглоданный,но жирный кусок под сухим, как сама Коган, названием "Хирургия".
Работы у неё конечно прибавилось, но рутина поедала её нещадно, не церемонясь, Эва истощилась на глазах, бледная кожа казалась совсем прозрачной. Правда и жратвы меньше стало - факт.

Стыд, но когда Феникс не восстал и новых сталкеров набирать стали, впервые за долгие дни, сплетенные как змеи в клубок с бессонными ночами, внутри что-то шевельнулось тепло, и Эва повелась. Понравилась ей эта мелкая искра. Захотелось, как дозы, ещё.

И вот, к досаде многих и на удачу остальным, тут она.
Стоит, к стене спиной прилипнув, морщится от дыма табачного. Дохнут, а никотин не бросают, хотя уж никотин-то как раз...Эва оборвала демагогию на полуфразе и снова уставилась, слушая. Взгляд "Плюну в рожу" назывался и за этот взгляд Коган с предвзятым о себе мнением каждый день сталкивалась. Не обижалась. В зеркало на себя ведь также смотрела, да еще реалистом была.
Мимика такая, да... Да и характер-дрянь, чего уж там...

Но Эва знала, что её тут же возьмут. Во-первых, народу осталось немного, а дураков ещё меньше. Во-вторых, что-что, а костлявые руки Коган своё дело чересчур хорошо знали

Сощурилась, когда Рябов договорил, обмозговала что-то, но промолчала. Не ей решать. Её стратегия внутри каждого присутствующего здесь туловища прячется, а три их будет или шесть...

Снова скрутило скукой нутро до спазма. Эва чуть наклонилась в ожидании, когда отпустит. Скорей бы уже на воздух. В туман, во тьму, лишь бы вдохнуть уже полной грудью и ту самую искру снова словить.

Общее

- Феникс, Феникс, я - Рассвет. Как слышите меня?
А за зарешеченным окном дождь накрапывает.
- Феникс, Феникс, я - Рассвет. Ответьте.
Немое переглядывание всех присутствующих.
- Феникс, Феникс... - упрямо повторяет радист, - ответьте.
Молчит эфир. Щелкает электрическими разрядами. Шипит ветром белый шум. До боли стискиваешь зубы, вслушиваясь в бессмысленную рябь и уже начинает казаться что вот-вот же, ты вроде-бы расслышал что там кто-то что-то прохрипел сквозь помехи.
Но нет. Остальные все также осунувшись слушают рацию. Показалось. Нет ответа. Но это еще ничего не значит! - спешно подсказывает объяснение разум. Может быть, очередной "излом" временно прервал связь. Или их накрыло "туманом" и радиосигнал просто не может прорваться наружу. А они то смогут! Феникс, на то он и Феникс чтобы всегда возвращаться. Или может некогда просто. Бегут (при мысли о том чтобы там "бежать" волосы встают дыбом)? Или идет плотный бой?
- Феникс, Феникс, я - Рассвет. Ответьте.

Просыпаешься в потолок таращась.
Дерьмо случается, братуха. Не вернулся в этот раз никто. Нет больше у "Рассвета" группы "Феникс". Общине нужны новые сталкеры. Новые сорвиголовы для того чтобы доставать из ада то, что может быть поможет этот ад потеснить. И, да, ты теперь из них. Ты из них? Ты правда из тех, кто готов своими руками раскаленные угли загребать?
В зеркало смотришь.
Как Миха протащить голована на горбе через три квартала, да еще и со сломанной ногой, как потом оказалось. А?
Как Владимир Сергеевич, в "нору" слазить и, блюя своей кровью, немного "синьки" добыть?
Как Лось, без единого выстрела сквозь коридор медуз проскочить?
Спите спокойно, братцы. Пусть земля вам будет пухом. Нет больше Фениксов. Нет у общины героев.

В Рубку идешь, жвачку мыслей пережевывая... Свет ламп - от пригорошни той самой синьки, что добыл старый сталкер. На фермы сквозь окно-бойницу глянул... Крупные листья сладобы прямо меж бетонных стен бывшего торгового центра колосятся... Тоже Фениксы ведь добыли - и зерна, и гомушу для полива. А огниво, которым зимой теперь греться можно будет. А живица, которая теперь у каждого в карманной аптечке в ампуле плещется. Ничего бы из этого без них сейчас не было.

А в рубке уже накурено. На карте города булавки разноцветные всплески аномалий и встречи с особо опасными особями отмечают. Линии цветные напряженности их ебических полей обрисовывают. "Ты туда не ходи, ты сюда ходи, а то шаровая молния тебе в башку попадет, потом тушу твою через гравитационную мясорубку пропустит, в пепел изжарит, в лед изморозит, и серым снегом на пол-района разбросает, совсем мертвый будешь". Хорошо что у нас эти головастики из лаборатории есть, вот что приличное образование и жажда жить с человеком делает, а то ведь был бы каждый из них замухрышкой-доцентом в каком-нибудь захудалом никому не нужном институте, и занимался бы своими никому не нужными и никому не понятными вещами пока бы не состарился... а тут, смотрите-ка - пользы сколько. Ведь не будет же синька сама электрический ток вырабатывать...

- Значит так, - протянула Ольга, - у нас два всплеска - на Третьей-Тополиной и у Дальнего Провала. Но они еще "горячие" совсем...
- Если горячие, тогда нечего о них сейчас говорить, - перебил ученицу старший координатор Рябов, по кличке Рябой, - по существу давай.
- По существу, ага, - зарумянилась волнуясь девушка. - Туман у вокзала уже совсем рассеялся и что-бы там не лежало, это уже можно брать. Крупных аномалий в этом районе наши стационарные приборы больше не отмечают, заметного перемещения особей наблюдателями тоже нет, погода вероятно до конца дня не изменится... - все менее и менее уверенно говорила она. - Ну, сами понимаете, наверняка то уже не скажешь.
- Наверняка и раньше не говорили, но прогнозы такие вот, ребята. - Сильным голосом подхватил брифинг Рябой. - Есть интересные еще перспективы на Советской улице, но для вас это далековато еще. Давайте не будем торопить события?
А затем поднялся и озорно оглядел начинающих сталкеров:
- Ну что, товарищи, бздите? - весело спросил он.

Дядя Вова имел обыкновение во сне похрапывать. А значит - не просыпался даже от перфоратора, не то что какой-то стук костяшек по бетону. Дядю Вову могли поднять из койки две вещи
1. "Рррота подъеем!"
2. Стук ржавым болтом о подвешеный рельс
На будильнике у него стояла первая из этих мелодий. Ещё на вопросы о качестве сна дядя Вова отшучивался, что поднять его могут только пятеро некромантов-вудуистов. Возможно, сейчас был как раз такой случай. Но не будем забегать вперёд.

Проснувшись от неожиданно нового звука, Владимир Анатолич увидел скелета. Сердце у него было крепкое, а потому он пошарил по полу, схватил что попалось, и попятился к стенке, вместо того, чтобы брякнуться с инфарктом. Впрочем, инфаркт ему теперь совершенно не грозил, но не будем забегать вперёд.

- Ахтыжёб... Тут дядя Вова вспомнил, что вчера играл с детьми, и они могут слышать - Драновонючие портянки! Свят-свят-свят, изыди!

И сварщик пятого разряда, бывший комсомолец-ударник, размашисто расчертил распятиями всё помещение. И тут он заметил, что собственная рука его, творящая крестное знамение, напрочь лишена плоти. А совершенно не работающий крест животворящий убедил дядю Вову в правоте стройбатовского политрука - бога нет. И тут перед глазами выскочила табличка.

Дядя Вова в глубине души понимал, что спит. За этот факт было две вещи - он проснулся от слишком тихого звука, и вчера пытались "уйти от бурого медведя", а голова не болит. Против был всего один факт - дядя Вова не мог проснуться. Что странно, ведь давеча он неслабо придавил днём. Если бы дядя Вова мог поддаться панике, он бы ей сейчас с удовольствием поддался. Опустив своё дубьё (кость? Ну да, чему тут ещё взяться), дядя Вова робко поинтересовался у окружающих

- Э... Костяшки, есть кто неживой? Как звать-то? Студенты, падлы, вы чем меня вчера накурили, я сроду на наркоту не садился, уроды, как сделать чтоб отпустило!

Для убедительности дядя Вова постучал костью в руке о ладонь, на манер бейсбольной биты. Но конец его тирады говорил о тонкой душевной организации сварщика и его высокой общественной сознательности

- У меня ж кот Васька, его покормить надо... И на завод завтра в смену. Как я в таком виде?