Голосование пользователя

Вы не можете просматривать этот пост!

Полдень выел тени тихо.
Купол солнца ранил мир:
Дюны, горы, степи, вихри
Отобедают людьми.

Воспоминания

"Наступил последний день перед отпуском молодого работяги. Он наконец смог заработать достаточное количество средств, чтобы помочь своей семье покончить с трудными временами. Ведь когда у них украли сбережения, родители и младшие братья, сёстры вынуждены были голодать. Отцу в одиночку тяжело было справляться и юный Марэк решился идти работать в город. Мать с младшими были заняты обязанностями по дому, так и положено было делать в больших семьях в сельской местности.
Уже в преддверии дороги домой парень в хорошем настроении запер дверь своей гончарной мастерской, отдал ключ начальнику и попрощался с ним. Сказал, что может и не вернётся, смотря как пойдут дела в семье. По дороге из города стояли какие то палатки среди которых Марэк увидел лавку с сувенирами. Не прикупить ли парочку безделушек для своих... почему бы и нет, надо спросить у торговцев.
Подойдя к лавке, парень стал разглядывать ассортимент. Привлёк внимание нож красивой работы и шкатулка серебряного цвета. Продавец увидев, что клиент заинтересовался, стал наседать на него. Начал демонстрировать предметы. Когда юноша случайно задел рукой толстый кошель на своём поясе, протягиваясь за вещицей, раздалось бряканье монет. Торговец и вовсе ехидно заулыбался, сразу пригласил гостя в шатёр, пояснив что там у них ещё более лучший выбор уникальных вещей. Надумал ободрать парня полностью, подумав, зачем такому сорванцу столько денег, сейчас всё выторгую у него.

- "Вот глянь, это нож из легендарной стали северных народов. Если твой отец работает в деревне, то такой нож лучший помощник и никогда не затупится. Он обойдётся всего то в половину твоего кошелька."

Здесь юноша нахмурился и уловил нотки блефа в речи торговца: "Знаешь, мне не кажется что этот товар стоит того. Пойду как я поищу что нибудь ещё". Да и торгаш выглядел скорее будто вор толкающий награбленное. Стал разворачиваться.

- "Эй, Кирг, держи его." - крикнул хозяин палатки кому то. И обратился к Марэку: "Дружок, ты не посмеешь уйти от сюда без моего сувенира на память... и со своим кошельком."

Резко вбежал в шатёр какой то грязный человек и стал хватать юношу, пытаясь прижать к столу. В тот момент, когда торговец подошёл к нему и стал отрезать кошель, лицо Марэка покраснело и покрылось потом, взгляд налился неведанной ранее злобой. Он ненавидел разбойников и людей прочей нечестной деятельности. Ведь подобные люди и ограбили отца несколько лет назад. В порыве ярости парень смог вырвать руку из захвата грязного бандита, схватил какую-то дубину на столе с шарообразным наконечником с кулак. Размахнувшись направил неведанное "оружие" обидчику в лицо и ударом выбил у него нижнюю челюсть. Тот отшатнувшись упал, из подбородка струилась кровь.

- "Том, братишка, ты в порядке?!" - ошеломлённо спросил Кирг. И попятился спиной от Марэка к своему другу.
Юноша побежал тараном на следующего противника, ударил головой в живот, схватил обеими руками и поднял над собой. Бросил в сторону на лежащего и сам побежал прочь из шатра.

Прошли недели. Парень мучился мыслью, что убил человека. Но вскоре услыхал разговор в одной придорожной корчме, что двое разбойников неподалёку от города в своём шатре огребли от неизвестного парня. У одного свёрнута челюсть, теперь говорить нормально не может. Теперь они долго не соберутся разводить путников на деньги, предлагая свои липовые товары. Это была и радостная новость, поскольку этот Том всё таки жив. Марэк не убийца. Но теперь парень боялся, что может их повстречать вновь и бандиты захотят расквитаться с ним.
Тихим вечером, когда вся семья дома уже спала. Марэк устроился на своём месте у окна и задремал во время чтения книги. Почувствовав зловонное дыхание, открыл глаза и увидел как со стороны открытого окна тот разбойник заносит над ним кинжал..."

Марэк резко вскочил в холодном поту, что-то в панике бурчал. Но обернувшись вокруг понял, что это сон... кошмарный сон. Все его сослуживцы были в лагере. Кто спал, а кто нет. Воин придвинулся ближе к костру, обтёр своё лицо и снова стал засыпать.

Молчание затягивается на безмолвных лицах, на застывших губах так, как толстый капроновый шнур затягивается на бледной тонкой шее, пережимая артерии, вспучивая вены, перекрывая кислород. Еще немного абсолютной тишины, прерываемой лишь тишайшими вдохами и выдохами, и эта комната умрет от асоциального удушья.
Всегда найдется тот, кто надрежет веревку, прервет спасительное самоубийство, заставит упасть на землю и горько пожалеть о том, что жизнь, такая брутальная, жестокая, черствая и безразличная – она ведь еще здесь.
Корпорат. Строгий трехпуговичный костюм, модная прическа, солидные черные очки, остроносые блестящие туфли. Корпорат. Маленькая, услужливая, чванливая тявкающая собачонка на поводке у руководства. Большой дядя говорит:
- Прыгай! – а корпорат спрашивает:
- Как высоко?
Компания знает цену своим людям. И исправно поддерживает ее на должном уровне.
Semper fidelis.
Шансы убраться из этой дыры, они так призрачно малы, так микроскопически ничтожны в сравнении с тайнами Компании, которые она хранит как зеницу ока, защищает всеми силами и не допускает ни малейшей утечки такой важной и действительно опасной информации. Почему опасной? Потому что червь-паразит, живущий в теле человека, опасен. Потому что карантин. Потому что уже есть трупы. И они будут. Чуть позже.
А пока.
Пока сохранять спокойствие и хладнокровие. Как всегда. Дышать носом. Внимательно следить за ситуацией.
И достать, наконец, что-нибудь острое. Хотя бы ручку вернуть.
- У особи мощные челюсти. Острые зубы, - сказал вдруг неожиданно, холодно, спокойно, - она прогрызла себе путь на волю, пробив грудную клетку мертвого человека. Кость толщиною в палец, - сложил руки на коленях, перевел прямой и бронебойный взгляд на лицо «собачонки». И больше не проронил ни слова, будто бы посеяв зерно истины в поле для размышлений. Или просто мысль потерял. Или дал закончить остальным.
Замолчал, в общем.

Немного удивившись тому, что Лесли ещё не готов, Айдан всё же встал и пошёл к сцене. По дороге он даже ни разу не споткнулся, не зацепил ничего и не упал. Похоже, именно поэтому все аплодировали. Айдан поднялся на сцену, поклонился почти до земли и заулыбался. Вытащив из-за пазухи небольшой листочек бумаги, он посмотрел в зал.
- Дамы и господа! Сейчас я совершу, пожалуй, один из наиболее важных и ответственных поступков в своей жизни. Стих, который я прочту, написан мною не так уж и давно, а потому прошу не перебивать меня во время выступления. О его литературной ценности я смогу поговорить с каждым желающим после выступления. Спасибо за понимание, господа. Итак...
Сэр Айдан Лонт выпрямился, как только мог, выставил руку с бумажкой перед собой, другую задрал кверху, задержав в артистической позе. Выглядел он, конечно, нелепо. Но никто не посмел смеятся. Всё было так, как и должно было быть. Если бы Айдан принял другую позу, вот это было бы уже неестественно. Паладин хотел уже было начать, но остановился.
- К сожалению, особы, которой посвящён стих, сейчас нет в зале, но это, возможно, даже к лучшему. Ей я всегда успею его прочитать потом, а для столь достойной публики будет лучше, если я прочту конкурсный стих без волнений и переживаний. Хотя, они никуда не делись... - последние слова Айдан произнёс сам к себе...
Он вновь встал в поэтическую, как ему казалось, позу и начал.

Пусть будут правдивы эти слова,
И никогда не возникнут сомненья,
Пусть даже седая твоя голова -
Запомнишь их все без зазренья.

Несу свои слова – о красоте извечной,
О движеньях, похожих на полёт,
О жизни нашей быстротечной,
О том, как иногда нам в ней везёт.

Я встретил Её, а солнце садилось,
Луна из-за гор ещё не взошла.
Я встретил Её – и всё изменилось,
Ведь сердцу Она бесконечно мила…

Перевесив все мысли, все чувства, сомненья,
Всей сутью моей завладев до конца,
Она доставляла мне массу волненья,
Всё с новым письмом присылая гонца.

Я жил, как во сне, я не верил в реальность,
И с каждым прошедшим в одиночестве днём,
Всё больше я видел в словах гениальность:
«Кто любит – тот счастлив. И благословён.»

И вот сейчас пред всеми вами
Решил я излить всю душу свою.
Простыми и доступными словами
Сказать лишь хочу: «Люблю!»

Люблю Её голос, колокольчика звон,
Люблю всё, что связано с Ней.
Не допуская и мыслей, гоня их все вон,
Что Она ведь не будет моей.

Каждого дня я был рядом с Ней,
Отдавал я Ей всё, что имел.
И любовь моя становилась сильней,
И всю свою жизнь я быть рядом хотел.

Сердце тотчас наполняется счастьем,
Как облик Её предо мной.
Не страшны для меня любые ненастья,
Останься же, милая, стой!

Будь со мною всегда, каждый мой день,
Украшай красотою весь мир.
Твой ангельский голос, как дивная трель,
Превратит нашу жизнь в сущий пир.

И чтоб итог задать всей речи этой длинной,
Хотел бы я вконец сказать,
Мисс Уитни Стоун, о Вас всё это.
Люблю я Вас, должны Вы знать!

Айдан громко выдохнул, опустил бумажку и осмотрел зал. Да, нелепо было прилюдно признаваться в любви той, которая этого не слышит. Но что ж...

Сжав зубы и прищурившись, что бы горячий пот не заливал в глаза, ты несешься по утоптанной бессчетными поколениями курсантов дорожке, мелькают справа и слева вязы и дубы, посаженые еще основателями академии. Мелькнет на краю взгляда, яркая форма караульных гвардейцев у узорчатокованных ворот и кажется, что можно бежать еще быстрее, даже не бежать а лететь! Словно птица подняться над миром и проносясь над разноцветной землей касаться крылами всех кто дорог тебе. Но стоп, нельзя! Бежать надо медленно, не перенапрягаться и помнить, всегда, всегда помнить о том, что притаилось внутри.

А внутри… внутри плещется боль, то отступит обнажая острые камни усталости и отчаянья , то нахлынет бурлящей волной вара опаляя и плоть и кости, заставляя забыть обо всем , кроме нее - Королевы Боли. Горят легкие, горят ноги, но это хорошая боль, земная, не тот дар королевы с детства засевший в нем, словно холодная ледышка она режет своими острыми краями ему внутренность стоит ему только на секунду забыть о ней, она сидит глубоко, около самого сердца и наверное потому так больно, когда надо бы больше всего радоваться. Только сердце встрепенется, только забьется чаще при виде весеннего солнышка, как ледышка шевельнется уколет напоминая, - я здесь! Не забывай кто ты а кто я. - коснется холодной рукой лба Королева и друзья лишь сочувственно покачают головами отправляясь без тебя к новому солнцу и новому лету. Или ты стоишь у дома девушки, самой замечательной девушки на свете, нянча в искровавненых о скалы руках букетик «недоступки», собранный на самой вершине прибрежной скалы , и вот она выходит, и ты делаешь шаг вперед и снова, снова чувствуешь резь внутри, словно огромный нож выковыривает из тебя внутренности, и скрючившись от непереносимый боли ты стоишь над упавшим букетиком , когда она идет мимо, окинув тебя жалостливым взглядом.

С каждым годом боль все сильнее, все чаще ты ведешь стоящую рядом фигуру Королевы Боли с букетиком испачканных «недоступок» и все чаще терзает тебя своими гранями льдинка, словно спрашивая – Что же ты еще сопротивляешься дурачок? Сдайся позволь мне победить, это же так просто, ты же знаешь и не такие как ты склонялись передо мной. Брось все эти глупости, ляг в постель задерни шторы, отдыхай и спи…и я буду приходить к тебе редко, совсем редко. Ты забудешь мое скрытое черной вуалью лицо и будешь спокоен и может быть даже счастлив, по своему…

К боли в ногах прибавилось головокружение, сильно повело в сторону, так что с трудом удалось разминуться с росшим на краю дорожки дубом, это плохо…. Значит скоро проснется ледышка, ну вот и она. Боль….тот кто ее не испытывал не поймет, этого ощущения беспомощности…. легкие захлебываются воздухом, ноги сбиваются с шага и конечно ОНА, закутанная в черное фигура скользит рядом, улыбаясь невидимой ласковой улыбкой за занавесом вуали.

-Ты мой.

-Конечно твой. Но это ничего не значит.

Если с этим ничего нельзя поделать, то это не значит что с этим нужно умереть, всплывает в голове цитата полузабытого классика и выворачиваясь из костей, ты убыстряешь бег. Это уже не просто больно, все тело горит огнем, в каждую мышцу, в каждый нерв воткнуто по игле, грудь заливает холодом, проснувшийся страж делает свое дело. Но это не страшно, если нельзя от чего то избавиться научись жить с этим и ты… ты улыбаешься королеве, в конце концов не у всех есть своя королева…..а у тебя есть.

И время неспешно потекло вместе с вином и элем. Горячая еда приятно обжигала языки и утробы путников, а следуемые за ею напитки охлаждали. От обилия ощущений и эмоций у группы приключенцев вскоре стала кружиться голова, и Лесли был вынужден сделать небольшой перерыв, чтобы вообще соображать к своему выходу. Из-за прикрытых окон было непонятно ночь ещё на дворе или уже день. Время ушло, оставив посетителей наедине с атмосферой уютной таверны. Хотя таверной это заведение было тяжело назвать. Лукас так впал в размышления о своей возлюбленной, что сам и не заметил как умял добрую половину барашка и пол десятка перепелов. А каждый его тост был о принцессе или о любви. Подъопьяневший рыцарь размахивал кубком в одной руке и крылышком во второй, доказывая одному из посетителей, что рыцарская доблесть и любовь сокрушат любые преграды. С другой стороны о прелестях служению церкви вещал не менее опьяневший монах. Только размахивал он таким огромным кубком, что в него поместился целый бочёнок. Этим кубком Анжий пару раз сшибал проходящих мимо посетителей. Но быстро давал им благословение, и они его прощали. Вторая часть барашка и перепелов были на его счету. Войдя в раж, монах заказ повторил. Уитни вся буквально светилась румянцем - в ней играло доброе вино и чувства к паладину. Который, в свою очередь, отчаяно жестикулируя, рассказывал на какие подвиги он готов ради её. Девушка лишь прикрывалась веером и кокетливо уточняла про уровень крутости подвига. Возле стойки Джереми уже умял свой заказ и теперь таинственным шёпотом рассказывал бармену о премудростях ассассинов и их философии.

Тем временем концерт продолжался. Пошатываясь и держа в одной руке лютню, а во второй бокал, к сцене приблизился Лесли. Сейчас готовился к выходу его главный соперник. По жизни... И вот на небольшую деревянную сцену вышел Сэм Бровин. Он был среднего роста, довольно худощав. Его чёрные волосы были собраны в две косы и свисали по обе стороны шеи. Тёмные глаза сияли, а немного крючковатый нос был приподнят. Одет он был как стандартный местрель. Рубашка с кружевным воротом и рукавами. Поверх надета кожаная жилетка. Просторные мешковатые штаны и высокие ботинки. Всю одежду украшала богатая вышивка. В руках Сэм держал лютню, которая наверняка стоила целое состояние. Лесли негромко выругался - он всегда мечтал о такой. Тем временем Бровин высокомерно оглядел публику и, сев на высокий табурет, коснулся струн. Надо отдать должное - Сэм является прекрасным музыкантом и поэтом, несмотря на свой гнусный характер. Поэтому с первых же аккордов он очаровал публику, а когда запел... Зал замолчал...

Когда торжественный Закат
Царит на дальнем небосклоне
И духи пламени хранят
Воссевшего на алом троне,-
Вещает он, воздев ладони,
Смотря, как с неба льется кровь,
Что сказано в земном законе:
Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!

И призраков проходит ряд
В простых одеждах и в короне:
Ромео, много лет назад
Пронзивший грудь клинком в Вероне;
Надменный триумвир Антоний,
В час скорби меч подъявший вновь;
Пирам и Паоло... В их стоне -
Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!

И я баюкать сердце рад
Той музыкой святых гармоний.
Нет, от любви не охранят
Твердыни и от смерти - брони.
На утре жизни и на склоне
Ее к томленью дух готов.
Что день,- безжалостней, мудреней
Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!

Ты слышишь, друг, в вечернем звоне:
"Своей судьбе не прекословь!"
Нам свищет соловей на клене:
"Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!"

Засмотревшись на фреску, Матис не сразу услышал стук приближающихся шагов, но когда это произошло, он не с мог усидеть на месте, и сбивая все на своем пути ринулся в коридор, на встречу маме (по крайней мере он так думал).

Голову Матиса заполнили мысли о матери - "Я снова увижу мать! Ее заботливый и добродушный взгляд, милую и слегка робкую улыбку, наконец-то я вновь с могу ощутить теплое прикосновение ее рук, всю любовь ее крепких объятий" Крикнув отцу: " Это мама!!!", Матис выбежал из палаты обратно в коридор, на встречу приближающемуся.

Этот случай навсегда оставил у меня желание воровать. Я как сейчас помню - в нашу малую лачугу привели меня двое стража. Один остался снаружи, а второй обыскивал наш Дом. Отец, который в тот день был дома и даже готовил обед, ничего непонимающе смотрел на меня. Я старался не смотреть на отца. Страж очень четко и емко описал, что его сын, его плоть и кровь, тот который стоил жизни его жене, его делу - наглый вор, который хотел ограбить благородного господина. И тут обнаружилось то, от чего и у меня и у стража отвисла челюсть - небольшой мешочек из козьей кожи, на половину заполненный золотыми монетами. Я никогда в жизни не видел столько золотых вместе. Я даже забыл, когда видел в последний раз золотой.
-Откуда это?-спросил страж, смотря на отца. Его глаза блестели жадностью.
-Откладывал... для сына.., - замявшись, ответил отец, стараясь не смотреть ни на меня, ни на стража.
- Этого вполне хватит чтобы ваш сын остался... безнаказанным. - сказав это он вышел усмехнувшись. Они шли оба по улице, чуть ли не в обнимку и напевая фальшиво. Отец медленно осел на пол и смотрел на стену. Я сел рядом с ним, обхватив руками свои ноги. Мы так просидели до ночи, затем пошли каждый в свой угол. Этот кошелек, который я украл я успел спрятать. Там было всего лишь пара медяков и один серебряный. Наверно, тогда я впервые понял, что такое наказание за преступление. Я горько и тихо рыдал над самим собой. Лучше они бы избили меня, выставили на посмешище, отрубили руку. Лишь бы все стало как прежде! Я смотрел на эти гроши и кошелек с яркой ненавистью и отчаянием. Горячие слезы текли по моим щекам, я еле сдерживался, чтобы не зарыдать в полный голос, но сжав зубы я смотрел на этот кошелек. Я тихо вышел ночью и выбросил эти проклятые деньги подальше в ближайшую канаву. В тот момент пошел ливень. Я по колено стоял в грязи, обессилено упав на колени, я рыдал и смотрел на небо, на Город, на отца, который все сдержал в себе. Хотя мог наказать меня. Он мог орать, избивать меня. Рвать на себе волосы. Но он сдержал в себе. На его голове стало еще больше седых волос. Я молил Бога, чтобы тот вернул меня в тот момент, когда я потянулся к злосчастному кошельку. Но Бог был немилосерден, но справедлив. Я должен был выучить этот урок. Не произноси имени Господа всуе. Не убий. Не укради...

С тех пор я поклялся сам себе не воровать. Никогда в жизни, только если еду, да и то если совсем голод приставит к горлу нож.

Также, я пообещал, что сам раздобуду хоть один золотой. Честным трудом. Поэтому пришлось начать искать хоть какую-никакую, а работу. Посмотрев назад, на свою жизнь я понял, что не так уж и много умею. Но зато писать-читать обучен. Играть относительно сносно умею на флейте. С ней приключилась странная история - однажды, бродя по лесу, я наткнулся на длинную и удивительно прямую палку. Она была очень крепкой. Из ее небольшой части, я и выточил флейту, но это было нелегко сделать. У нее был удивительный звук, как сейчас помню. Сразу представлялись необозримые луга, свобода и простор, только ты, твой конь и вольный ветер, сколько хватает взгляда. Она наверно была не из местного дерева, возможно. А может это мое воображение просто разыгралось...

Логика Луи про палку и убийства хоть и была простой, но показалось мне очень разумной. Однако, моего желания драться не руками, а посохом не пропала. Просто я начал тренироваться на "своем месте" в лесу, там же, где я и тренировался пращой. Без Луи будет трудно, но думаю, что лучше потренироваться хотя бы по голове самого себя не бить посохом. Жутко длинный, неловко с ним пока. И пращой пользоваться. А вот с Луи я решил заняться уворотами от ударов - хоть я и так не научился драться, а за 13 лет нужно было хотя бы научиться уворачиваться от ударов, а не сразу лезть под удары. И смотря на Луи мой глаз не мог не нарадоваться - из него выйдет наверно хороший парень. Он принесет много добра, если его правильно направить

На обучение оставалось все меньше и меньше времени, но я просто должен обучиться. Если я сам попросил себя обучить, то и обучение должен был закончить. И конечно, на "своей" поляне я не переставал учиться играть на флейте и даже решил сочинить несколько песен на ней. Какой же я бард, если не сочиняю музыку? После долгих дней, я наконец-то написал свою первую песню:

Иду куда мои глаза глядят,
Иду куда мои ноги хотят,
Меч за спиной,
Девчонка под рукой,

припев:
Жизнь вольная,
Жизнью довольный я,
Наемник вольный,
Бард великий и бодрый

Враги бегут от меня,
Ведь умелый боец я,
Всех я бью,
Никого не прощу,

припев.

Феликсом зовут,
Обо мне все поют,
Героев как я не счесть,
Но быть мною все же честь...

припев.

Это был мой первый опыт в написании песен. Песня была очень простая, тема о самовосхвалении, но был очень горд собой, что сам сумел написать песню...

И если честно, на пропажу людей я не обратил внимания - это не касалось меня никаким образом. Никто из моих друзей, соседей не пропал неизвестно куда, так что все нормально...до поры до времени.

Лагерь они разбили небольшой. Вокруг поляны, где стояли три их палатки и горел костер, шумел листьями лес, а чуть ближе к западной границе поляны весело журчал ручей с питьевой водой.
Их было шестеро - помимо Черного за костром сидели братья Давид и Голиад Вринади - постоянно смеющиеся краснолюды, эльф Занаир и Шаддар - молчаливый наемник-зерриканец.
Первые двое во всеуслышание читали дневник Риты - миловидной и несколько наивной девушки, представить которую наемником было сложно даже для тех, кто бился с ней плечом к плечу - хотя луком она владела отменно.

Мое новое задание очень необычно для меня - мы должны найти пропавшего сына богатого новиградского купца. Бедный мальчик сбежал, когда на обоз отца напали бандиты - жив ли он? Если честно, то я очень боюсь найти лишь его безжизненное тело.
Моля компания на этот раз очень радует меня - с Давидом и Голиадом весело, Шаддар одним своим видом отпугивает неприятности, Занаир молчалив, но его слова всегда очень мудры, а Черный(странное имя) - хороший врачеватель.
Когда я путешествую вместе с ними, мне снятся хорошие сны... - чтение оборвалось, потому как Давид начал дико смеяться, не в силах продолжить. Брата смехом поддержал и Голиад и казалось, даже Шаддар пытается сдержать белозубую улыбку.

Из леса на шум выглянула Рита. Заметив в руках краснолюда дневник, она быстрым шагом подошла и сердито отобрала заветную книжку.
-Идиот! О чем ты только думал? Нельзя читать чужие дневники!
-Да ладно тебе, девочка, успокойся. - попытался привести в чувство Риту второй брат, но тут же получил пощечину.

Развернувшись, девушка кинулась в свою палатку.

Уитни смущенно заулыбалась и просто потянулась к сумке на боку. Из крайнего кармашка достала небольшую деревянную флейту, хитро глянула на Лесли и поднесла инструмент к губам. Легкой трелью разнеслась вокруг музыка, сделав глубокий вдох девушка запела.

"В краю средь гор и цветущих долин
Текла река, исчезая вдали.
Прекрасней не было страны,
Где рождались баллады и сны.

В дорогу звал глас таинственных гор.
Три сына там покидали свой дом.
Один был горд, другой — упрям,
А третий был сердцем смирён.

Слова Отца были грусти полны:
«В любви моей вы росли, как цветы.
Что ждёт вас там, в чужих краях?..
Да хранит вас молитва моя.»

И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Сохраните богатство Души
И Любви нескончаемый Свет!»

Прошли года, затерялись вдали.
В краю средь гор и цветущих долин
Встречал отец своих детей
После долгих разлук и скорбей.

И первый сын возвратился домой:
«Гордись, отец, — я великий герой!
Вся власть моя, и в этом суть
На крови я построил свой путь!»

Второй привёз золотые дары:
«Смотри, отец, я могу все миры
Купить, продать и слёзы всех
Превратить в серебро и успех!»

И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Разменяли богатство Души
Ради славы и блеска монет..»

А третий сын на коленях стоял:
«Прости, отец, я великим не стал.
Смиренным был, врагов прощал».
А отец с теплотой отвечал:

«Душа твоя и добра, и чиста.
И пусть богат ты и знатен не стал,
Но ты хранил любовь мою.
Я тебе свой престол отдаю!»

И звучало в ответ
Эхо горных вершин:
«Кроток сердцем и духом смирён,
Верный сын унаследовал трон!»

Уитни перевела дух и спрятала флейту обратно в сумку.
Сжав ногами бока коня, она выехала чуть вперед, надеясь,чтоб никто не заметил ее пылающих щечек.

Прошло уже много лет с тех пор...казалось,вечность - двенадцать лет. За двенадцать лет могло произойти все что угодно. Но не здесь, в Геене. Так ее про себя окрестил Феликс. Какое красивое и удачное слово - Геена. Он стоит теперь на самом верху самой сверкающей башни и смотрит как полыхает это место, полное чудовищ и монстров. Весь мир стал в огне, очищающем огне праведного Гнева. На уголке лица промелькнула еле заметная улыбка. Рядом сидит Отец. Он тоже улыбается. Рядом с ним сидит красивая женщина, полуобняв его. Это Мама. По правую руку стоит Большой Луи. Он как всегда не понимает ничего. Но ничего. Мы вместе с Ним построим новый мир! Где не будет зла и ненависти! Счастья всем! Счасться всем и пусть никто не остаентся обиженным!

В небо поднимались ошметки чего-то черного. Лицо мальчики широко улыбалось, смотря на пожар, пожирающий остов Башни. Затем она падает вниз, обращая в огонь Папу, Маму, Луи и Феликса...

Опять этот сон. Этот сон опять снился. Каждый раз одно и то же - пожар, Башня, и я там какой-то...не я. Надо будет у священников спросить, к чему это снится?

Священники...наверно, они все святые. Они помогают нам. Но они не хотят понимать нас. Почему интересно?

Я вышел из нашей лачуги,громко позевывая и почесываясь. Этот сон... Посмотрел на небо и ужаснулся - солнце уже почти скрыло тень, скоро же урок у брата Себастиана! Нужно бежать со всех ног! Скорее! Если я опоздаю то я не пойму как читать буквы!

Фууух...извините меня, брат Себастиан! Я опять проспал! Я знаю, "кто рано встает тому Бог подает". Просто мне опять снился этот сон...Да, тот самый, с пожаром. А к чему вы спрашиваете? Извините, но я не знаю, какая-такая у меня может быть нерешенная проблема. Может это все из за этих уроков? Они мне просто покоя не дают! Нет, я не хочу их бросить, что вы, брат Себастиан! Давайте начнем и поскорее...

Ну вот, опять этот сон. Бррр, сон во сне это жутковато. Ну да ладно, уже ведь много прошло с тех пор! Теперь ведь я умею читать и писать. Конечно, это не дало мне великую силу, как ходили всякие росказни, зато теперь я точно могу сказать, кто - козел, а какая банда круче всех. По крайной мере, так написанно на заборах. Но ведь еще все святые говорили - через тернии к звездам!

Однако, все мои обычные занятие много времени отнимали, и я не сумел толком выучить грамоту. Но главное сделано - положено начало. Нужно двигаться дальше. Ну и конечно же, постараться продолжить занятие с братом Себастианом, если он конечно захочет.

При этом, не только в этом дело. Конечно, воровство это грех, но порой так не протянешь долго. Но порой того, что я стянул не всегда хватало. Придется начать воровать монеты и кошельки. Правда, за это бьют больнее и даже садят в тюрьму, но зато по крайной мере можно будет купить гораздо более лучшую еду чем если бы украл ее. И даже наверно бы оставалось.

И ведь как бы я жил без Луи? А может и не жил бы вовсе. Но большой и сильный, хоть и простак. Но он связался с тем мальчишкой. Я делюсь с ним едой, а он меня защищает и даже порой учить, как правильно бить и куда всего больнее. До меня начало доходить еще несколько важных вещей. Первое - главное не дать противнику подойти к тебе. Копья как у стражников как раз для этого! Я даже достал такую же длинную палку, буду учиться драться ей. И еще то, на что вдохновил меня маленький мальчик Давид, который сумел сразить Гиганта прямо наповал. Пращой! Я недооценивал это оружие, но после этого рассказа на пропеведи я подумал "а ведь если оно и так опасно, так ко мне ведь тогда никто не подойдет и вдарит!" Раздобыл кусочек ткани, буду ходить в лес и учиться сбивать при помощи пращи пока шишки. Затем, если все пойдет хорошо, я буду всем набивать шишки! Ну и просто попробовать хотя камни кидать...

И последнее. Словами можно укротить даже львов. А кто самые языкастые, самые лучшие говорильщики? Помимо монахов? Правильно, барды! Эти любимцы публики и дам. Они всегда красивыми ходят, сытно едят...неплохо было бы стать хоть на денек стать Бардом. Сделаю дудочку, буду учиться петь...

И нужно о Луи заботиться. Пропадет он без меня.

Ладно, дел много, я еще ни за одно не взялся. Ну что, Золотой Город, Феликс младший идет!

Вы не можете просматривать этот пост!

Золотые шпили Города сияли как маяк. Как маяк на свтелое и прекрасное будущее, в котором все будет хорошо...

Тем временен, за стенами этого прекрасного Города кипела совсем другая, жутко мерзкая жизнь. Трущобы. Руины домов и жизней. Именно здесь, в одной из чахлых домишков, собранных из веток и мусора жили Феликсы. Феликс старший и я, Феликс младший.

Отец, чтобы хоть как-то заставить уснуть меня рассказывал о моей матери и о той, прекрасной жизни которая у него была. Все это казалась таким сказочным и красивым. Особенно мама. Она была прекрасная и умная. Но, увы, мечтами нельзя наесьстя или мечтами нельзя разогреть почти всегда холодный очаг в лачуге. Зато на это были способны маленькие, блестящие кругляшки с рожицами, которые папа еще называл деньги.Но порой даже тех кругляшков или монет не хватало чтобы не то что овощи - даже хлеба купить. Поэтому мы с отцом часто просили ходили брать милостыню. Конечно, я скрывал это от отца, иногда я и сам бегал и брал милостыню и потом подкладывал в те монетки, которые мы могли собрать. Иногда, он куда-то уходил и возращался довольно поздно домой, весь блестящий от пота и жутко усталый.

-Папа, ты откуда? - спросил я его как-то раз
-С работы сын, с работы... - это все, что он сумел мне ответить, прежде чем уснул...

Конечно, я слышал как другие мальчишки хвастались что их папы приносят всегда больше денег и никогда так не устают, хотя тоже ходят на работу. Когда я папе рассказал такое, он назвал этих пап "разбойниками и бандитами". Кто это такие, он не обьяснил, а только сказал что они людям делают плохо и больно. Это как стражники что ли? Когда они тоже приходят, то некоторым людям бывает больно и плохо. Некоторых избивают. Некоторых куда-то уводят. Когда стража появляется, она всегда с собой несет слезы и кровь, поэтому и старался избегать этих жутких людей с железной кожей и страшными вилами. Они даже меня пороли. Хотя я ничего не сделал - просто хотел как другой пацаненок взять что-то без спроса и денег с прилавка. И вместо довольно вялого яблока у меня болела задница так, что я сидеть не мог неделю...

Пока папа не было дома и он был "на работе", я бегал по округе и исследовал ее. Иногда приходилось драться с такими как и я и повсюду было очень интересно и увлекательно. Помио этого, я еще и учился разному, что увижу. И на чужих ошибках. Например, я так выучил, куда лучше бить, как лучше брать чтобы не заметили, где лучше просить милостыню чтобы потом не было больно и так далее. Иногда даже удавалось проскользнуть мимо Стражи в сам Город. Он меня всегда поражал. Своим блеском, чистотой и людьми. Они здесь были гораздо приветливее и добрее ко мне. Они почти не сразу пытались гнать меня взашей, а иногда даже тайком давали что-то поесть или какую-нибудь работенку. Воды натаскать или письмецо отнести за что давали монетку иль две. Но я пробирался в Город не за этим. Я слышал от попрошаек в Гетто о том, что возле церквей в Городе дают намного больше чем везде. Я ходил возле цервкей и просил милостыню. Все, что успел "найти" или заработать я нес обратно нам домой. Отец, конечно, не одобрал того что ворую еду и даже в первый раз сделал выговор, но потом смирился - ведь это порой была едиственная еда в нашем жилище. Пару раз бегал в лес и собирал там ягоды и грибы. Мы часто тайком ходили с папой туда за ветками для очага или чтобы починить наше скромное жилье...

Ну и конечно же дрался, куда без драки в трущобах. Но драться приходилось нечестно, а так, чтобы победить и убежать. В ход шли комья песка в глаза, палки, камни, локти и лбы. Главное в драке - победить, победить любой ценой. Соседские мальчуганы хоть и задирались, но играли со мной или даже порой за советом шли и прозвище дали "професор" из за того, что я очень умный. Я их не сильно люблю, как впрочем и они меня, но все таки их монжо было назвать "друзьями"...

По субботам и воскресениям мы с папой ходили в нашу Церковь. Там служили какие-то чопорные Братья, которые не хотели с нами говорить о жизни в Городе, а говорили о том, что они с какого-то Серебрянного Города. Но когда они рассказывали о странных и непонятных вещах, что-то о Царстве Небесном это было так красиво и не забываемо. Они рассказывали от всей души о мучениках, героях и святых и о Нем. Интересно, а Серебряный Город и есть царство небесное? И это далеко от нас? Надо будет сходить туда, попросить у Него, чтобы нам с папой жилось хорошо. Ну а пока, спать. Завтра будет тяжелый день, надо будет таки надавать по ушам этому Перси и надо будет не забыть заглянуть на рынки. Вдруг привезли что-то свежее...

Кто бороздил простор соленых вод,

Знаком с великолепною картиной:

Фрегат нарядный весело плывет,

Раскинув снасти тонко паутиной.

Играет ветер в синеве пустынной,

Вскипают шумно волны за кормой.

Уходит берег. Стаей лебединой

Вдали белеет парусный конвой.

И солнца свет, и блеск пучины голубой.

Ричард смотрел на любимые стихи деда висящие у него над кроватью и понимал, что он сделал выбор, правильный выбор, даже нет...единственно возможный выбор, который он мог сделать.
Мальчик прижимал к груди дедовы подарки, только сейчас он осознал, что его судьба теперь действительно раз и навсегда связана и Таким прекрасным и манящим морем. Буйным и ласковым, дающим жизнь и убивающим. Оно открывало пути к далеким и не ведомым берегам, но оно же и жестоко карало нерадивых или неудачливых, собираю дань за свою благосклонность в людских жизнях.

Утонувших моряков ждала бездна с таинственным подводным миром загадочным и ужасным. Море … оно само за себя скажет. Вот и сегодня Море плещется у причала и сладко навевает мысли о новом. Море говорит - ну что же, приходи ко мне в гости, поговорим, попробуем кто кого.
На судах теснящихся в порту было его место, на швартовы переброшенные с корабля на берег, на сам корабль и дальше, дальше за горизонт. Но самое главное это конечно корабль. Ричард не раз был на кораблях в сопровождении отца и деда, и всегда ощущал пульс. Пульс корабля. Корабль он живой, вспоминал мальчик слова деда, дай ему мужественное имя, храни его и оберегай и он будет сражаться за тебя даже в самый жестокий шторм, даже идя ко дну с десятком пробоин в днище, он будет сражаться, если…..если ты будешь готов сражаться рядом с ним. Корабль- он воин, не предавай его и он не предаст тебя.

Из автобиографического очерка Монтгомери Александра Монком.

Тяжело быть толстым коротышкой в городе воинов.
Быть коротышкой из занатного рода - тяжело вдвойне.
с 6 лет я, как и все остальные мальчишки Бронзового Города, был послан на обучение военному ремеслу. Стоит ли говорить, какие нагрузки приходится выдерживать детям. Мне же было тяжело вдвойне: помимо обычной доли сына воина Бронзового Города я нес на себе печать рода, "лук-на-фоне-гор". Каждое утро, отправляясь на учебу, выйдя из дому, я оборачивался и с минуту смотрел на закрепленный над входом герб. Как и все мальчишки, я представлял себя храбрым воином, идущим в последний бой, защищающим свой дом. И это действительно помогало мне справляться с трудностями военного ремесла. Естественно, со временем, все переосмысливается, и сейчас с абсолютной уверенностью могу сказать, что все мое рвение и старание было обусловлено лишь тем, что я не хотел причинять боль своей матери. Она всегда тяжело реагировала на мои неудачи. Нет, она не наказывала меня, старалась не подавать виду, но даже по ее шагам дома вечером, я мог понять, что утром у нее был тяжелый разговор с моим мастером-учителем. И это только подстегивало меня.
[…]
Наибольшее прилежание я, согласно традиции рода уделял стрельбе из лука. И это единственное, по моему мнению, что мне удавалось. Я предпочитал не тратить стрел понапрасну. Бил только наверняка, учитывая удаленность цели, дерево лука и стрелы, натяжение тетивы.
К остальным дисциплинам я был равнодушен: рубил мечем на силу, подолгу не раздумывая, щитом немного научился пользоваться, внимательно следя за ошибками остальных, тренировка с копьями была для меня настоящим мучением. Несмотря на мою любовь к лошадям, они редко отвечали мне взаимностью.
[…]
Единственной моей отдушиной были книги. Я достаточно рано выучился читать, и к 10 годам перечитал всю скромную домашнюю библиотеку, невесть откуда взявшуюся у нас. Мама говорила, что заслуга эта принадлежала то ли прадеду, то ли прапрадеду: часть книг была захвачена в боях с пиратами, а часть – куплена или выменяна у немногочисленных торговцев-букинистов. Сама по себе библиотечка стоила довольно немалых денег, но особой потребности в них не было.
По большей части, это была военная литература, посвященная тактике. Тут всегда особняком стояли «Военное дело» Сузына и «Стратегмы» Фронтина. Были и весьма оригинальные книги, вроде «Кулинариума» или «Искусств любви». Последнюю я тайком прочел еще в 9 лет и, ничего не поняв, окрестил ее «дурацкой». Но больше всего меня захватывали книги, содержание которых посвещалась к описанию внутреннего мира человека, а именно, его анатомии. Половина профессоров Серебряного Города свихнулась бы, если бы узнали, о том, что я в 11 лет читал труд Клариссимуса Легана «О стороении тела человека и естественных функциях». Сейчас подобные книги – чрезвычайная редкость. Они либо осели у немногочисленных счастливцев-врачей, либо хранятся в библиотеках Серебряного. Кроме Легана в детстве я любил листать Авла Корнелия и «Канон лечения» древнего восточного врача Абу Хусейна. Последняя книга привлекала меня, прежде всего своими подробными рисунками, а так же емкими и точными остроумными изречениями, как ни странно, не имеющими никакого отношения к медицине:

Воистину чудесные дела: возносятся безмозглые тела,
Их наделила тупостью природа, а родовая знатность вознесла.

По просторной светлой комнате резвясь прыгали солнечные зайчики, пуская блики на металлических деталях моделей кораблей, которыми были уставлены могучего вида стеллажи у дальней стены, и даже от маленькой но настоящей, всамаделищной, подзорной трубы с которой дедушка доходил до самих Краесветных островов, а если даже и не до них, то он ведь мог? А это почти то же самое….
Вообщем подзорная труба была главным сокровищем и предметом гордости, Дейкин с Пряной улицы говорил, что она стоит не то двадцать, не то тридцать золотых, но разве в этом ее ценность? Нет, она побывала в неведомых странах, там где отважные и хитрые купцы выменивают на блестящие стекляшки пряности, жемчуг и шкуры диковинных животных у дикарей, а потом отбиваясь от пиратов везут их домой, что бы на Великом торге распродать все это богатство, а потом…а потом во время праздника Ста Гильдий далекие гости, так называют морских купцов, пойдут во главе колонны торговцев, выстроившись по тому, кто сколько наторговал на своем далеком пути. Будут колыхаться знамена и конечно же впереди будут знамена Морской и Купеческой Гильдии, ведь папа всегда говорил, что только тот кто с морем в такт дышит, того оно и наградит и сокровищами и славой и долгой жизнью….

Ричард же лежал в постели и с покорной горечью размышлял обо всем этом, горло его
отзывалось резкой болью на любой глоток, и першило так что не было никаких сил. И ему порой приходилось смаргивать слезы, ведь моряки не плачут, непроизвольно выступавшие на его глазах при любой попытке мамы напоить его очередным варевом, что приготовит старая Люсиль. Мэтр Ламанель, обучавший его счету и письму, уже приходил и вроде бы остался доволен домашним заданием, счет давался ему легко и не вызывал такого ужаса как у его приятелей, но гораздо большее удовольствие ему доставляли чудесные и волшебные книги, что удавалось стащить из библиотеки – «Страны и народы», «Хождения ловкого купца Марко», «Пряные остров и их покорение», «Империя золота или долгая война с государством миштеков».
Он видел себя пробирающимся с отрядом по густым джунглям к ступенчатым храмам не знающих железа дикарей, ведущим корабль через страшные рифы Крученого рога и возвращающийся с невиданными сокровищами и товарами домой.

Подумав не изменилось ли его положение к лучшему, Ричард произвел экспериментальный глоток всухую. Положение не изменилось, горло болело. Зря, выходит, поедал он отвратительные горькие порошки, полоскал многострадальные голосовые связки мерзкими растворами, терпел на шее колючую шерстяную повязку. Вздохнув и приняв неизбежное, мальчик снова раскрыл книгу и погрузился в огромный мир пока еще недоступный ему.

Вы не можете просматривать этот пост!

Расположив фонарь так что бы в арсенале было видно всё что нужно , Кир залез туда вслед за Абдулой.
В его руки перекочевали:
набор инструмента для тех.обслуживания корабля
инструменты для ремонта скафандров
два стандартных ножа
набор технических сканеров (измерение радиации, ЭВМ, тестирование оборудования)
всё это было аккуратно сложено в скафандр (кроме ножей) и нахлабучено на горб

... а дроид-уборшик был выпинан ногами в коридор.

И вот изображая из себя верблюдов парни двинулись вниз по лестнице.

Боль... Кровь... Кажется кость сломана... но ничего страшного, эльфу досталось еще сильнее, меч из метеоритной стали продолжал тускло сиять магическим светом, тамный маг что-то делал, но Зигфрид не обращал на него внимания, кажется он насылал магический щит на своего товарища, который в это время пытался провести какой-то ритуал... чтож, рыцарю Алой Розы не привыкать к столкновениям с магами, монстрами и воинами различных мастей, так что он просто затянул молитву и вновь пошел на Уррийена, занося меч для удара:

- Жизнь свою отдаю Господу Богу Истинному.
Молюсь, дабы принял он ее.
Силу свою отдаю Господу Богу Истинному.
Молюсь, дабы ее не лишил меня Он.
Кровь свою отдаю Господу Богу Истинному.
Молюсь, дабы утолила она жажду Его.
Тело свое кладу на алтарь битвы.
Молюсь, дабы Он даровал мне благородную смерть.
Молю Его о защите, отдавая взамен все, что меня составляет.
Бог Истинный, всего на свете благого смотритель,
Тот, чье могущество неоспоримо,
Молю Тебя, спаси нас и сохрани,
От рук наших врагов,
Да одержим верх мы над ними.
Озари к победе нам путь,
Да одержим мы ее во славу
Твоего бессмертного имени.
Служение свое посвящаю Тебе, Бог Истинный и Единственный.
Требуй с меня, ибо вера моя абсолютна.
Не страшно мне зло, и смерть не страшна, ибо Бог мой придет за мной.
Могущественный Боже, ниспошли свой чудодейственный свет,
И да выведет меня он из тьмы.
Господи, даруй мне силы свершить то, что надо свершить.
Собрат мой, прости меня за то, что я должен свершить.
Все кончится скоро, и врата Вечности распахнутся перед тобой.
Ты исполнил свой долг, так позволь и мне исполнить свой.

С каждым словом Рыцарь становился на шаг ближе к эльфу, он молился о том чтобы Бог послал победу ему и Трикстеру, и если придется умирать, то подарил благородную гибель, с каждой строчкой взгляд его становился все сосредоточеннее, а движения все более наполнялись силой, скоростью и уверенностью... Рыцарь впал в фанатичное боевое безумие - амок, как его еще называют, ему больше не страшны, какое-то время раны и боль, сколь бы тяжелыми они ни были, за это придет расплата, но сейчас в глазах Зигфрида горело яростное пламя, какое можно встетить только во взгляде истинного фанатика...
Больше не было боли... больше не ощущалось кровотечение... и перелом был уже не страшен... была лишь ярость и желание покончить с демонопоклонником, сжечь его в огне истинной Веры, дабы душа его очистилась от скверны и обрела заслуженный покой.
Когда Зигфрид подошел на расстояние достаточное для удара, каждое его движение, сквозило мощью и легкостью, едва различимый взмах двуручника, движение отточенное до совершенства, за годы тренировок и лезвие, мерцая голубовато-призрачным сиянием с неимоверной скоростью несется в голову Уррийена...
Нет боли, нет крови, нет страха, нет страданий.... нет ничего, кроме цели, Веры Истинной, и грядущего возмездия, которое падет на голову эльфа...

Вы не можете просматривать этот пост!

Тяжело вздохнув, эльдарка побежала кругом, как все. Вот действительно чего ей так не хватало в жизни - так это беготни по залу... Стараясь сильно не бежать, но и не отстать от основной массы, Макссиа послушно следовала указаниям медведя в погонах. Всё-таки грушей стать не хотелось, тем более её ждут дела в мед. отсеке.
При беге её соблазнительные формы подрагивали, натягивая ткань комбинезона (халат Макссиа сочла нужным снять), отчего взгляды в её сторону удвоились. Ближайший бегун человеческой расы и вовсе нагло пялился на её зад. Ну ничего. Ты кажется ещё не проходил мед. осмотр, мальчик... Память у меня хорошая.
Воспользовавшись моментом, эльдарка чуть ускорила свой бег. Пусть лучше пялятся на её бёдра, но она последней не будет...

Hаверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает.
Врагу не сдается наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает.

Ревел Полуденник громко и с чуством, даже не пытаясь петь красиво.

Все вымпелы вьются и цепи гремят,
Hаверх якоря поднимают,
Готовьтеся к бою орудия в ряд,
Hа солнце зловеще сверкают.
Готовьтеся к бою орудия в ряд,
Hа солнце зловеще сверкают.

Пару начало раскачивать из стороны в сторону

Свистит и гремит, и грохочет кругом
Гром пушек, шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый Варяг
Подобен кромешному аду.
И стал наш бесстрашный и гордый Варяг
Подобен кромешному аду.

- Потпевай брат Грифон!

В предсмертных мученьях трепещут тела,
Гром пушек, и дым, и стенанья.
И судно охвачено морем огня,
Hастала минута прощанья.
И судно охвачено морем огня,
Hастала минута прощанья.

Интересно, почему Отец постоянно пел эту песню, когда мылся в ванной?

Прощайте, товарищи, с богом, ура,
Кипящее море под нами.
Hе думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Hе думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.

Рёв полуденника разносился всё дальше и дальше по окресностям.

Hе скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят в века
Геройскую гибель "Варяга".
Лишь волны морские прославят в века
Геройскую гибель "Варяга".

-Сам напросился.

Все время, что Дмитрий провел в медчасти он не забывал. Помнил о том, из-за кого он тут оказался. Из-за кого попал во все эти неприятности. И сержант решил для себя. Поклялся. Выбраться и уничтожить подлого инопланетянина. Во что бы то ни стало. Любой ценой. Ради спасения.. Ради спасения всего человечества..

Скржиииткесшичинаатркин был в эйфории! о что за дивный синий газ! он так приятно холодил тело и проводил миллиарды электронов от стенок камеры прямо до изголодавшегося тела. Словно в детстве, на родной планете, мама кормит его любимым пюрэ! непередаваемое блаженство!
И от таких чувств Скржиииткесшичинаатркин начал испускать в эфир модулированную радиоволну, которую если кто поймает, или получит неуправляемый динамик, телефон, рация то услышит 8 симфонию Баха. древнего земного композитора.

Жду когда меня выпустят и отдадут скафандр, а между делом пытаюсь сигнализировать медикам, при помощи разрядов и морзянки, слова благодарности.

Так, Жилин, спокойно, спокойно.. Ты его позже накажешь. Выдыхай. Выдыхай, блять! Мать твою!!

Стоя у выходя и видя каак этот инопланетный идиот спокойно поднимается и выходит, совершенно не запариваясь по поводу того, что только что чуть не разбил голову человеку Дмитрий совершенно же охуел. Даже на пару мгновений оперся рукой о стенку.

Спо-ко-ойно.. Зеленые, чистые и прозрачные моря.. мягко стыкуются на горизонте.. с голубой синевой неба.. Вдо-ох. Выдо-ох
Успоойвшись, Дима вышел в коридор.