Голосование пользователя

- Иветта Николаевна, - поправляет она генерала и представляется заодно, "доктор Волкова" ей кажется слишком сухим, слишком камуфлированным, а она - не военный, она врач, гражданская, - Иветта Николаевна Волкова.
Садятся в уазик, генерал руки не подает - подмечает, Ив на детали всегда внимание обращает, профессиональный дефект. Солдатик один замечает, как жмется девушка у двери, будто открыть не решается, открывает ей дверь, руку для опоры протягивает, Иветта кивком головы сдержанно благодарит.
Едут. Папка в руках: "Проект Y". Открывает. Генерал молчит, дает ей время ознакомиться.
Текст больше шутку напоминает, розыгрыш глупый - слишком уж невозможно. Вопросов масса. Если написанное - правда - а военный, кажется, вполне серьезен - те, кто анамнез собирал, умом не блистали. Что для них "мозг не работал" и "чистый лист" означает, сиди теперь, догадывайся.
- ...Ваша задача за год наблюдений за объектом решить, что это человек или машина.
Да ты философ, дядя, ух философ..., - думает Ив совсем не профессионально, а по-человечески.
- Ваш вопрос пока представляется мне больше философским, нежели научным, ... - пауза, не знает Иветта, как Сухова по батюшке звать-величать, - Кто в настоящий момент ведет наблюдение за Кристиной?, - не объект Кристина для Иветты, а пациент - Мне понадобится максимально подробный отчет о всех социальных контактах ребенка до настоящего времени, анамнез беременности и родов матери, медицинская карта Кристины, конечно... Технические характеристики чипа обязательно: материал, структура, принцип работы. Лучше, если не отчет в сухих словах терминологии у меня окажется, а специалист по этому оборудованию со мной работать станет.
Для начала хватит, - саму себя останавливает, на вояку глядит и видит, что если еще его голове вопросов скормит, то зря, все равно и половину из них этот Сухов и трех шагов не пронесет - вывалит. Вывалятся вопросы из такой головы.
- Возможно, мне будет нужна специальная аппаратура для исследований, смогут ли ее сюда доставить и в какие сроки? И покажите мне для начала личную комнату, приведу себя в порядок.
Четко, аккуратно, сдержанно, все правильно говорит, а в голове такой после прочитанного сумбур, - раздрай прямо. Как будто сидит в голове Иветты тысяча чертей, и все разом они сейчас пляску затеяли, классическую такую пляску: с выпивкой, женщинами и всеобщей дракой.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Некоторая важная информация может быть здесь. А так же мои картинки.

Названия:
Цаир - Слабый
Наас - Змей
Шамир - Терн
Нагалал - Пастбище
Салха - Странствие
Тевец - Сияние
Секелаг - Угнетенный
Раввиф - Обширный
Содом - Горящий
Фимнафа - Удел
Рим - Вечность
Назарет - Ветвь
Хеврон - Связь

Семь дней Исхода:
День 1 - Безмолвие
День 2 - ...
День 3 - ...
День 4 - ...
День 5 - ...
День 6 - ...
День 7 - ...

-
Первым я набросала портрет Гавриила, одного из моих неписей. Сомневаюсь, что у меня будет время нарисовать их всех, но я постараюсь хотя бы лайн-артом иногда что-то выплевывать.

Кэш подошел к двери. Тишина. Такая тишина не сулит ничего хорошего. Она предвестник той мглы, что приходит в мир этот не по воле человека. Сухая. Хрустящая костями. Угрюмая. Венец смерти. Проглатывающая жизнь. Ибо в жизни погибель ее.
Стоило Кэшу заглянуть внутрь, тихонько просунув голову в дверную щель, как на него обрушился поток чего-то склизкого, тяжелого, едкого. Огромное существо. Гигантское. Придавило своим весом, распластав по полу. Медведь. Со слезшими клочьями меха, сквозь которые проступает чешуя. С акульей головой. В несколько рядов острые клыки. В них кровавый фарш. Монстр пообедал, но голод свой не утолил. Безумный голод в целую вечность длиной. Взвыв, медведь опустился вниз, отрывая голову древнему существу. Сегодня все шло не так. Неправильно. Сон потревожили. Вещи сломались. Гроб распилили. И голову оторвали. В этот раз навсегда.

Медведь снова издал протяжный вой. Обернулся. Уставился на Джеймса. Легкая добыча – связанная.
«Молись, человек. Ты отправляешься на встречу с Оккой»
Один прыжок. Боль. Кости ломаются и выворачиваются наизнанку. Сознание наполняет вода. Холодная. Темная. Глубокая. Растворяет мысли. Отупляет боль. Тысячи белых глаз. Все смотрят. Ждут. С первобытной силой. Непоколебимой. Нерушимой.
«Молись, человек, тебе никогда не обрести покой»

Это был необычный закат. Необычный во всех проявлениях. Таинственный. Мистический. Облака ощерились своими перьями, располосовав багровые небеса. Они напоминали экзотических птиц – ярких, кичливых, пушистых. Сусальное золото, венецианское убранство, дорогой пурпур. Нежно-аметистовые и лиловые переливы. Столько насыщенных, глубоких цветов. Небо показывало спектакль, который доселе ни одному жителю Лондона видеть не удавалось.
Копоть и смог городских улиц не смогли заглушить великолепие этого карнавала. Даже Темза упокоилась ровным, гладким зеркалом, внимательно отражая весь мир. Обычно имеющая буйный нрав и неспокойные глубины, она застыла, пораженная и околдованная всполохами неба там, наверху. Бесконечно далеко.
Первые звезды рассыпались по небу причудливыми узорами, соревнуясь с искусственными, оконными.
Зачарованные люди высыпали на улицу, не в силах устоять перед этим зрелищем. Они заполнили город пестрой толпой и в большинстве своем головы их были подняты вверх.

Мистический закат застал Дани ровно тогда, когда он уже подходил к своему дому. Вроде секунду назад небо было тухло-ржавым, как вдруг расцвело. Разгорелось погребальными кострами, провожающими умирающее солнце. И это было удивительно.
Ноги сами замерли уже перед входом. А было столько дел. Нужно распробовать новый подарочный виски, просмотреть портфолио четырех девчонок, которые слезно молили его о фотосессии уже третью неделю кряду. Убрать на кухне тот страшный беспорядок, устроенный им и прошлой моделью. О да, им было весело. Так весело, что практически вся посуда на кухне была разбита, а ящики перевернуты вверх дном. Это случилось вчера и руки до сих пор не доходили замести следы. Хоть и не перед кем их заметать.

- Красиво, - голос прорвал мысли парня, входя в голову, как горячий нож в масло.
Девушка. Она выросла словно из-под земли. Так же внезапно, как и этот странный закат. Еще секунду назад Дани стоял в одиночестве около входа в дом и…
Она была необычна. И не сразу фотограф понял, в чем же именно. Тонкие черты лица, осторожные и аккуратные. Огромные, нечеловечески огромные глаза. Миндалевидные. С пушистыми ресницами и острым взглядом. Взглядом лилово-алых глаз. Линзы? Пересохшие, но все еще красивые губы. Руки в засохших пятнах крови. Эта же кровь застыла и на щеке, скорее дополняя, чем портя образ. Тонкое, хрупкое тело, обрамленное ночной сорочкой – шелковой, темно-фиолетовой. Впрочем, сорочка выполняла скорее декоративную функцию, а вот тем, что прикрывало ее тело, были волосы.
Под цвет глаз – лилово-алые. Не похожие ни на какие из ранее виденных Дани. Волосы моделей крашенные, ухоженные и блестящие, да. Но они не имеют такого таинственного отсвета. Густые локоны падали до самых пяток. Босых, к слову.
Девушка стояла на газонной траве, перебирая пальчиками на ногах каждую травинку. Руки заведены за спину. Волосы оплели всю ее миниатюрную фигурку. Кажется – протяни руку и она исчезнет. Как наваждение.
И только спустя несколько минут пристального разглядывания красногривой, Дани понял. Понял очень явно и четко. Словно кто-то шепнул ему на ушко – она не человек. Не человек и все. Почему? А потому, что прямо над ушами у нее росли маленькие, округлые рожки.

Я обреченно вошла под хор сердобольных служанок. Их причитания, конечно, нервировали, но, в тоже время, действовали успокаивающе. Будто я вернулась назад в привычный мир. Как забавно. Прошло всего ничего, а этот мир стал уже для меня привычным. Дворцовая жизнь, интриги, постоянная угроза – то, что больше не пугало меня. Я чувствовала, ощущала, как кровь моя перестает быть кровью Оливии Бейли. Теперь отчасти это была кровь принцессы Луизианны. Будто я превращалась в абсолютно другого человека.
Эти дни научили меня многим вещам. Например, чтобы выжить – нельзя безрассудно жалеть всех. Жалость губительна. Жалость ведет на плаху. В земном мире мой брат часто любил повторять – благими намерениями выткана дорога в ад. И только теперь я могу осознать всю истину этих слов. Я научилась жесткости, от которой раньше меня воротило. Только железной рукой можно править целым народом, жертвуя возможностью быть слабой, мягкой, уязвимой.
Я научилась тому, что свою боль надо прятать. Свою ранимость закрывать под тысячи замков. Забыть о том, что это тело может плакать. И выковать в груди неуязвимый кристалл. Только так я смогу выжить и принести благо народу, нуждающемуся в правителе, как сухая земля нуждается в дожде.

«Принцесса Луизианна. Только сейчас я понимаю, что ты была великим человеком. Тебя называли грубой и жестокой, но иначе нельзя играть в королевские шахматы. Где на кону не только твоя жизнь, но жизнь народа. Власть пьянит и требуется много сил, чтобы не поддаться ее искушению»

- Со мной все в порядке. Я не перемерзла и я не заболею, – сказала я служанкам. – Приготовьте для меня удобную одежду и еду.
Отдав распоряжения, я подошла к Нике и кивнула вниз, откуда пришла:
- Ты знала о ней?

Инна, решив не закрывать окно (все равно еще будет смолить в салоне, пусть хоть сейчас проветрится), вылезла из машины на снег и мороз божий.

- А ты как думал, дедушка? Я очень плохая девочка, именно поэтому уже несколько лет покупаю себе подарки сама. Не веришь, у него спроси, - она кивнула на Макса и вскочила на табуретку аки Ленин на броневик, перебирая в памяти разные строчки и строфы.

- Значит, ты хотел новогодний стишок? А я хочу честный. Совместим же приятное с полезным. Итак, вот тебе мой честный стишок про Новый год.

Воронцова откашлялась, приосанилась и отчеканила куда-то в небеса:

- К краю погонных метров календаря
Не доискавшись нового термидора,
С чувством и с расстановкой, не истеря,
Мы нарезаем мясо и помидоры,
Ведь неминуем за декабрем январь,
Как без пяти по "ящику" - Кремль московский.
Хоть человек, он сиречь и божья тварь, -
Может вести себя иногда по-скотски.
И, обменяв на тапки букеты роз,
И, замочив в гостиных ковры шампанским,
Люди горланят песню про "ой, мороз",
Лапая жен соседских с ухмылкой хамской.
Кто-то опять грустит, мол, "какая гадость..."
Кто-то - в салат лицом уже после пятой...
Все потому, что праздник, и значит, надо
Выпить - и быть со всеми запанибрата,
Значит, заснут к рассвету в обнимку с ёлкой
Братья, подруги, тетушки, деверья...
Кажется ли тебе бесконечно долгой
Шумная ночь на первое января?..

- Впрочем, если тебе не нравится, - проговорила Инна, не отрывая взгляда от какого-то симпатичного облачка и силясь не расхохотаться в голос, - то песенку про елочку, которая родилась в лесу, я тоже отлично помню.

Начальство всегда радовало утренними звонками. Когда вскакиваешь как будто яйца дверью защемил, летишь на работу а оказывается что какие нибудь итальянцы не могут в инструкции к унитазу найти кнопку слива, или шеф проснулся с тяжелой головой в номере у арабов и хочет понять как он тут оказался и что с ним делали. Гемор в общем, но платят хорошо. Рубящая в динамиках "Система" никак не вязалась с монотонной, тянушейся как теплый резиновый шланг, пробкой. А стрелочка то все падала и падала на ноль. Пришлось отключитьт печку, а музыку убавить. Благо заправка за углом, но вот вереница машин за лобовым стеклом, половина которых дачники на ушатанных в какашку "шестерках" и "маргаринах", не радовала совершенно. "И что им дома не сидиться?"-это был единственный вопрос, стучавший в голове. Но аналитический склад ума подсказывал что 14 машин это 7 циклов светофора, то есть около получаса. Это совсем хреново. Удалось пропустить лишь половину потока, как бензонасос стал довольно громко шуметь, а лампочка на панали приборов остервенело мигала. "Сссука" - прошипел Паша и включив аварийку вывернул руль на обочину. Какая то бабка на тротуаре начала что-то визжать, но это не важно. Придется пробежаться с канистрой, думал горе-водитель вылезая через пассажирскую дверь. Пробежка заняла от силы две минуты, но вот заливать в канистру пришлось долго, крашеная мымра все отказывалась продавать бензин в тару, но божье проведение помогло Павлу с этим и почти вприпрыжку побежал к машине. У машины как назло стоял инспектор, пришлось подарить ему бутылку коньяка, лежавшую в бардачке как НЗ, тот отвязался. Быстро залив бензин Светлов залез в машину, опять-таки через сиденье пассажира. Внимание привлек левый борт, который был виден через боковое зеркало - бывший некогда блестящим, красивым и черным, металл на обоих дверях был зверски поцарапан, судя по всему граблями. И точно - со светофора отъезжал "Москвич", из окна которого торчали грабли. "Зачем этому гомосеку сей сельхоз инвентарь в новый год, в середине зимы" - недоумевал переводчик, заводя машину и под громкий хор автомобильных сигналов вывернув на дорогу. Несмотря на поцарапанный борт, инспектора и крашенную мымру на заправке, настроение поднималось, ведь ехал то праздновать, а борт и перекрасить можно. Радовало и то, что в других пробкоопасных местах можно было так или иначе объехать по дворам и переулкам, вплоть до выезда из города.

Очаровательно улыбнувшись, я встала со своего места и подняла бокал, расправляя плечи. Никогда не любила говорить тосты, но сейчас я не могла просто надуть губки и сказать – не хочу, как делала это с братом. Тут на меня возложили ответственность и я должна оправдать ожидания Джошуа.
- Дорогие гости, в этот дождливый вечер, несмотря на сложившуюся погоду, я хочу высказать свою искреннюю признательность, во-первых, за то, что вы нашли возможности и время приехать сюда и почтить нас своим присутствием.
Я сделала паузу, обведя всех присутствующих внимательным взглядом.
- Долгая война наших королевств опустошила плодородные земли и заставила оба народа тяжко страдать. Это ноша, которую не по силам нести ни один человек. Моя любовь к народу дает мне возможность по праву оценить соглашение наших отцов, их мирный пакт, который положил конец кровопролитию. Это было мудро с их стороны и плоды этой мудрости, как и отголоски их былых решений, мы можем ощущать сейчас. На данный момент. Когда наши дети могут спокойно спать, не боясь громовых раскатов. Когда наши люди могут спокойно жить, смотря в будущее светлым, чистым взглядом.
Снова прервавшись, я сменила свое серьезное выражение, на искреннюю улыбку. То, о чем я говорила, отдавалось истиной в моем сердце.
- Друзья! Я называю вас друзьями, и от этого внутри моей души разжигается тепло. Я называю вас друзьями, и понимаю, насколько дорого были куплены эти слова. Былые времена не воротишь. Их боль, лишения и страдания будут всегда жить внутри нас, в летописях двух королевств. Но сейчас мы можем сделать то, что действительно в наших силах, чтобы больше никогда…
Я повысила голос, гордо поднимая голову.
- Никогда наши народы не испытали этого снова! Наш союз сделал нас сильнее, позволил проложить новые торговые тракты, усилить экономику двух стран, усилить боевую мощь. Только теперь, объединившись, мы можем во всей мере оценить то, как трудолюбивы, как отзывчивы и прекрасны наши люди. Наш народ. Я уверенна, что не одна я испытываю эту любовь, поддерживаемую теми, кто сидит сейчас здесь. Теми, кто сидит в своих домах. Теми, кто лежит в своих кроватях. За столами, полными пищи. С верой, что теперь этот мир неразрушим, непоколебим, вечен. Мы оправдаем их надежды. С давних времен, короли и королевы, принцы и принцессы, те, кто управляют своими королевствами, призваны защищать интересы своих государств. Призваны защищать свой народ любой ценой. Мы понимаем это, как никто другой и готовы рискнуть всем, лишь бы мир на наших землях был всегда. Именно поэтому сейчас я особенно рада встречать посланников моего жениха. Я рада видеть лица тех, кого могу называть своими друзьями. Друзьями моего дома, моего двора, моего народа. Я рада, и сердце мое бьется быстрее от того, что в этот вечер мы с вами можем ужинать за одним столом.
Вновь улыбнувшись, я обвела рукой полный зал, твердо встречая ответные взгляды.
- Да выпадут росой на луга наши надежды. Да не закроют тучи правление двух государств. Да будет мир там, куда касаются своим взором повелители. И каждый новый ребенок пусть зажигается в нашем мире, как новая звезда. Спасибо вам за то, что вы приехали сюда, преодолев тяжелый путь. Спасибо за то, что поддерживаете меня. Сегодня особенный вечер, который я никогда не забуду.
Закончив, я подняла бокал выше.

Хозяин обратил на нее внимание совсем не так, как она на то рассчитывала. Обозвал курицей… к чему такая несправедливость?
Приоткрыв один пожелтевший глаз, Икси чихнула ядом, распространив вокруг себя парное облачко и медленно суча лапками, перевернулась на другой бок, демонстративно ударив хвостом по каменному полу. Она все еще была обижена, и вывести ее из этого состояния могла только нежность и ласка.
На гоблина драконица отреагировала лишь слабым подрагиванием крыльев, улыбнувшись в них. Вот этот точно не обделит ее! Погладит, приласкает и обязательно разрешит помурчать на ухо. Выжидательно изогнув спинку, кошка дернула ушами, готовая замурчать сразу же, как к ней прикоснется гоблинская рука.
И словами не описать то разочарование и обиду, что она испытала после этого. Жанк ушел! Не погладив ее! Пошел куда-то назад в пещеру, не выполнив свою прямую обязанность. От удивления Икси сначала даже голову подняла, смотря вслед гоблину, и приоткрывая пасть. А потом, поняв, что гладить ее никто не намерен, дракошка скривила мордочку, и хлопнула крыльями по полу, заворачиваясь в них, как в покрывало.

Все, дождались. Не погладили дракона? Теперь будет вам плохо. Вот накоплю силы и всем отомщу. Всех ррразорву! Старалась для них, старалась, а они… мне и тут было хорошо, между прочим. В темноте и прохладе. Так нет, вызвали костяка, отобрали Чудо, заставили булыжники тягать, так еще и не гладят! Гррр!

Зарычав уже вслух, Икси зажмурилась и начала активно копить силы, от напряжения виляя хвостом. Шерсть ее стала дыбом, коготки впились в камень. И может даже она лопнула бы от своей обиды, если бы не одно единственное существо, обратившее на нее должное внимание. Варвар, имя которого она припомнить не могла, не только подошел к ней, не только преподнес ей дары, так еще и погладил своей огромной рукой! А слова, которые он говорил, ложились медом на несчастное сердце драконицы, заставляя его оттаивать.
- Мррррр! Мяяяяф! Мурррьк! – Чуть ли не кричала кошка, ластясь к этому странному существу. Ее глаза тут же приняли привычный, лазуритовый оттенок, а шерсть улеглась и засияла. Да и сама мордочка дракошки сияла не меньше – от удовольствия и детского счастья.
Икси ткнула носом какой-то камушек, а потом уставилась на колечко. Красиво. Алый камень очень сочетался с ее шерсткой. Мяфи! Улыбнувшись, она неуклюже попыталась натянуть колечко себе на коготок. А тряпочка, состоящая из каких-то вычурно-причудливых переплетов, поглотила ее внимание окончательно. Хрюкнув от удовольствия, драконица попробовала залезть в трусы, впихивая в них крылья и хвост. Слегка запутавшись, она пикнула от возмущения, но все же продолжила свою схватку с этой непонятной для нее вещью.

Могло показаться, что она испугалась. Вздрогнули ресницы, прикрывая от смущения глаза. Зарделись щеки. Качнулась головка, разметав по плечам высыхающие пряди волос. Руки, обнимающие тебя, безвольно обвисли, будто от слабости. Что можно было прочитать внутри ее глаз? Страх. Она боялась, она переживала, она не ожидала. Что ты вдруг окажешься так близко. Что твои руки найдут все изгибы ее тела.
Она приоткрыла рот, будто собираясь что-то сказать, но в тот же момент застыла.
Я нужна тебе?
Спрашивали ее внимательные глаза. Спрашивали так громко, что трудно было не услышать, не понять.
Потянувшись, Элайза ответила на поцелуй. Ее губы оказались очень мягкими и теплыми. Исчез тот холод, что ты почувствовал впервые от нее.
Я правда тебе нужна?
Ее глаза пытали. Они не были закрыты, они смотрели требовательно, они словно вынуждали. Сердце отказывалось слушаться – оно разбивалось о ребра и впивалось в легкие, которым не хватало воздуха. Ни одна девушка до этого не могла вызвать в тебе такую бурю чувств, ни одна не могла смотреть на тебя так пристально. Ее красота обжигала, но не только в ней было дело. Что-то еще. Едва ощутимое. Словно раньше ты видел ее, помнил о ней, уже держал ее в руках.
Твои пальцы помнили мягкость ее тела. Твои губы помнили сладость ее поцелуя. Все движения были привычны, все чувства были знакомы. Когда это было? Как ты мог забыть о таком?
Ты не отпустишь меня? Сохранишь меня?
Было больно. Больно от желания. Словно зверь внутри проснулся и вышел на охоту. Он больше не хотел засыпать. Он хотел получить то, что принадлежит ему по праву.

Все белое... Как странно, нет ни цветов, ни теней от предметов, но все вполне можно различить...
Он сказал - живите как раньше. А как я жила раньше? Ходила в универ, читала, общалась с Виком и родителями... Но ведь ничего из этого "как раньше" не осталось! Я же не могу выйти из комнаты... Или могу? Должно быть, смогу - когда-нибудь потом...

Интересно, а с Виком тоже что-то подобное случилось?..

На самом деле, интересно не было. Мне не было страшно, не было одиноко, не было любопытно. Мне уже не было холодно, не хотелось есть. Не было скучно и не хотелось попытаться выйти отсюда или попробовать открыть любимую книгу. Мне было никак. Абсолютно никак. Непонятный голос (или его обладатель), казалось, унес с собой какую-то часть души, оставив вместо нее апатию.

Мыслей в голове не было - тоже пустота. Только вяло шевельнулась догадка, что апатия - это просто защитная реакция мозга, вместо паники и истерики.

Осторожно сажусь на постель и вдруг замечаю бурундука.
-Ой... Звереныш... - вздрагиваю от звука собственного голоса: он как-то очень жутко звучит в этой белизне.
Похоже, это бурундук... Во всяком случае, я вижу полоски... (мозг даже не пытается проанализировать, каким образом это я различила белоснежные полосы на такой же белоснежной спине зверька)

В голове начинают появляться мысли - их внимание привлек этот зверек. Он выглядит совершенно очаровательно. И откуда он только тут взялся?

Я опускаюсь на корточки и протягиваю руку, пытаясь погладить бурудндучка

- И все? – Босяк взял из твоих рук коробочку. Икнул. Чуть не выронил ее в лужу, но успел перехватить дрожащими руками. – Только гляну-уть, да-а? Конечно, господин хоро-оший. Я все сделаю. Это такой пустяк. И вы за него дадите мне 10 кругляшей, да? Я просто открою и получу возможность выпить еще две рюмки рому. Просто открою эту чертову коробку и…
Дрожащие пальцы бродяги никак не могли ухватить за крышку, постоянно соскальзывая по гладким бокам. Он еще продолжал что-то бубнить себе под нос, делая тщетные потуги открыть коробок, как, наконец, что-то щелкнуло. Черная крышка плавно отъехала в сторону, а пьяница заглянул внутрь.

Коснешься рукой к живому клоку выдранной реальности. Коснешься граней, которые лезвиями отрежут тебя от действительности.
Когда пришел этот момент?
Ты перестал узнавать мир вокруг. Он иссяк, как засыпанный песком колодец. Бежать. Падать. Обдирать руки об камни. Острые камни. Бежать, не оглядываясь назад. Ни в коем случае не оглядываясь назад. Потому что за спиной дышит Нечто. Не догоняет, лишь осторожно плывет и смотрит на твои жалкие попытки убежать. Убежать от внешнего мира, от себя самого, от пропасти, которая разверзлась под ногами Вечностью.
Ты больше не помнишь того момента, когда жизнь покачнулась и упала вялым стручком на холодную землю. Не помнишь тот миг, когда тучи над головой прорвало ржавой кровью.
Остановись. Нет смысла убегать. Замри.
Шепчет Оно, двигаясь по пятам. Смеется, лукавит. Иногда дотрагивается острым, ядовитым обрубком до самой спины. Ласково проводит между лопаток. Вгрызается огнем в хребет. И отходит. Отступает в полумрак. В Нем много терпения. Оно умеет ждать. Умеет наблюдать. И очень любит охоту.

Глаза босяка вдруг отрезвели и округлились. Тебе не было видно, что в коробке – его крышка закрывала внутренности. Но алчный бродяга перед тобой, похоже, увидел нечто необычное. Нечто таинственное. Нечто страшное.
Его губы приоткрылись в немой попытке издать крик, но с них сорвалось лишь хриплое бульканье нечленораздельных звуков. Руки, сжимающие шкатулку, побелели. Пальцы вцепились в нее так, что костяшки на них чуть не прорвали кожу. Он задрожал, скрючившись, вжавшись в стену. Превратившись в маленький, человеческий комок.
Изо рта потекла черная пена, заливаясь за ворот грязной рубахи, смешиваясь с уже присутствующими на ней пятнами. Вскоре к этой струе присоединилась еще одна – вытекающая из носа. Глаза бедняги заволокла черная, непроглядная тьма. Белки исчезли, поглощенные этим мраком. Щеки располосовали кровавые слезы.
Дернувшись, он захлопнул шкатулку резким движением и скорчился рядом с ней на брусчатке. Издал протяжный полустон-полухрип, вцепившись пальцами в камень. Вцепившись так сильно, что эти пальцы затрещали и сломались.
Кожа босяка покрылась красными прожилками, а после этого из них, как из стеблей, начали вырастать пульсирующие язвы. Большие, желтовато-розовые наросты, в которых плескался гной и бились алые вены. Эти язвы очень быстро изуродовали несчастного, покрыв все его тело. Вскоре в нем уже с трудом можно было признать человека.
Громкий, исполненный боли и страданий крик сорвался таки с его почерневших губ. Кожа на конечностях покрылась гноем и одрябла, а через несколько мгновений прогнила окончательно, провалившись до костей. Глаза уродца лопнули, вытекая из роговиц чем-то скользким.
Его крик поднялся на октаву выше, эхом гуляя по переулкам. Волосы осыпались, открывая покрытый язвами череп. Изо рта вылезло несколько желтых зубов.
Спустя несколько секунд – пьяница был мертв. Он затих желейной, покрытой язвами массой прямо в переулке. И единственным признаком его былой жизни был гной, который продолжал вытекать из него черно-желтыми лужицами. Рядом с его скрюченным телом лежала черная шкатулка, посматривая на тебя своими гладкими, отполированными боками.

- Двойная ложка и однозубая вилка? – Мое лицо тут же показало весь выплывший наружу сарказм. – И вы те люди, которые освоили трансмутацию? Господи, куда же я попала…
Отчаянно обхватив себя руками, я рухнула в пучину безнадеги. Картинка, что с каждой минутой вырисовывалась новыми мазками красок чужого мира, никак не могла придать мне уверенности и душевного спокойствия. Все казалось неестественным и неправдоподобным. Никогда не могла подумать, что буду скучать по той грязной и вонючей дыре, которую я называла домом. Никогда не могла подумать, что мне будет одиноко без привычного неба над головой.
Этот воздух… Его привкус казался таким же, к нему быстро привыкли мои легкие, как и сердце продолжило свой равномерный стук. Но почему тогда мне стало вдруг так одиноко? Где та былая уверенность в обыденности каждого дня? Где спокойствие, хранимое братом и хрупким балансом нашей маленькой семьи? Неужели мне этого так сильно не хватает, что я готова захлебнуться в водовороте чужой жизни?
Подняв заслезившиеся глаза на дворецкого, я попыталась сосредоточиться на его лице.
Чужая плоть, будто это тело никогда не было моим, будто это лицо я никогда раньше не видела в зеркале. Словно мою душу вычленили, изъяли и вставили в странного робота-заменителя. Я не могла подумать, что это настолько одиноко, терять то, что стало привычкой. Ведь мне всегда казалась скучной та серая, монотонная жизнь. Однообразие пугало меня, от него хотелось выть и кричать. А что теперь? Подумать только, мне этого не хватает.

Алмазная ягодка растаяла во рту. Ее вкус закружил. Я почувствовала нечто теплое и приятное внутри себя. Оно разлилось сладким жемчугом в животе, обволакивая защитной пленкой. Так нежно. Так приятно. Непроизвольно закрывшиеся глаза показали мне розоватую радугу. Тишина и покой, которых мне не хватало, опустились на плечи. Это было что-то вроде поддержки. Важная и незаменимая вещь, которая появляется только в периоды острой необходимости.
Открыв глаза, я удивлено посмотрела на дворецкого.
- Вкусно, – будто не доверяя самой себе, выдавила я. – Я никогда не ела ничего подобного. Это действительно необыкновенно вкусно.
Встряхнув головой, я ощутила приток сил. Хватит ныть и жалеть себя. Раз судьба сыграла со мной столь злую шутку, я покажу ей, какой сильной я умею быть. Я больше не буду нежным цветком, бережно растимым в оранжерее. Я больше не буду бояться яркого солнца и холодных теней. Я научусь быть сорняком, который выживает несмотря ни на что.
- Джошуа, хватит трапезничать. Я готова пойти на эту вашу встречу с… с кем там? Братьями жениха? Боже… неужели мне правда нужно к этому привыкать…
Схватившись за голову, я постаралась заново вернуть свою уверенность.
- И я хочу посмотреть на ваш народ. Я хочу собственными глазами увидеть тех, кого собираюсь защищать.

Я стояла не в силах понять, что произошло. Глаза застилала пелена отчаяния. От каждого слова этой девочки я вздрагивала, как от удара плетью по лицу. Дочь… Мой ребенок. Слезы, которые лишь недавно, казалось бы, прекратились, теперь начали свой поток по-новому. Чувство бесконечной вины поселилось внутри, холодя.

Зачем мне жить? Я причинила столько боли. Что же я за существо такое, если могу причинять самым близким людям только боль? Она права, я не достойна встретиться с Эриком. Я не достойна получить прощение. Я не достойна жить дальше.

Упав на колени, я покорно склонила голову. Больше не было сил сопротивляться тому водопаду ярости, что обрушивал на меня этот ребенок. Спрятав лицо в ладони, я всхлипнула.

«Помочь мне ты можешь только одним. Не умирай»

Резко открыв глаза, я отпрыгнула в сторону. На лице моем отражалась только мука.
- Ты права. Ты права, – тихо шептала я в лицо своей дочери. Дочери, внутри которой благодаря мне поселилась лишь ненависть. – Я заслуживаю смерти лишь от твоей руки. И твою ненависть я тоже заслужила. Она родилась, вместо тебя, лишив тебя возможности жить. Я убила тебя. Ведь так?
Протянув руки, я закрыла глаза и остановилась. Больше не время убегать. Больше нельзя убегать.
- И я умру. Несмотря на весь тот путь, что прошла. Я заслужила умереть. Но… решать тебе. Теперь. Один единственный раз и самый первый – решать тебе. Ты можешь сейчас разбить все то, что только лишь начало обрастать плотью. Ты можешь остаться в этой ненависти навсегда, которая будет пожирать тебя, лишая будущего. И ты будешь права. Но так же ты можешь осознать, насколько целительным бывает прощение. Когда раны, смертельные раны, нанесенные самым дорогим человеком, вдруг исцеляются. Решать тебе. Только тебе. Я больше не буду убегать. И если ты хочешь убить меня, значит, я это заслужила.

Открыв глаза, я посмотрела на это существо открыто и с искренней любовью.
- Я хотела бы показать тебе, как теплы и уютны материнские объятия. Я хотела бы научить тебя смеяться. Просто так. Я хотела бы, чтобы мы плакали вместе и делили все горечи пополам. Ты самое дорогое, что есть у меня, и что будет. Я не имею права прощения, но… но я хотела бы, чтобы ты избавилась от своей ненависти. Убей меня. Убей своей рукой.
Вновь закрыв глаза, я вздрогнула. Внутри поселился покой. Теперь я не боялась за себя, я хотела подарить прощение.
- Я прощаю тебя, – тихо шепнула я в осенний, ночной воздух.

- Рыбий жир? - Софью передернуло. Когда то ее заставляли его пить и воспоминания были далеко не приятными, - Ладно, ограничимся едой. А вы давно здесь? - с апетитом уплетая великолепно приготовленную рыбу, спросила она у девушки, - и как вы сюда попали?

Когда кошка исчезла, я ещё несколько секунд смотрел в то место, где она только что сидела. Убедившись, что возвращаться это хвостатое чудо не собирается, я прошёлся взглядом по операционной, в надежде обнаружить что-нибудь интересное. Слова кошки о хаосе, о том что равновесие нарушено. Значит одна чаша опустилась. Так что? Это значит что я умер? Но я определённо жив. Мёртвые не голодают. Тут я вспомнил про семью. Маму, папу, Катюшку, как она смешно улыбается, зажмурив глаза и сморщив нос. Забыв про всё, что произошло с утра, я выбежал из операционной и побежал прямо по коридору, надеясь найти выход и как-то добраться до дома.

Сначала я улыбнулась. Голова вдруг вспухла от этого обилия роскоши вокруг. Картинка за окном напоминала иллюстрацию к старинным книгам, которые я любила читать. Окинув взглядом комнату, я уже было начала подкрадываться к двери, как она распахнулась и в нее влетела девушка.

«Ваше Величество?!»

Уставившись на девушку, как на больную, я уже открыла было рот, как она исчезла. Встряхнув головой, я попыталась привести мысли в порядок, вспоминая о чем, собственно, забыла. Ложилась спать я точно дома. В своей теплой кровати. Предварительно приготовив ужин Уиллу. Перед сном думала о том, что утром мне обязательно надо доделать картину в галерею. Ну и как я могла оказаться в этом замке?
Напрашивался только один вывод – я все еще сплю. Хотя он был маловероятен – слишком уж яркими были ощущения.

Снова направившись к двери, я отскочила на метр назад, когда она распахнулась, и в нее влетело уже несколько девушек.

«Двоится» - Обреченно всплыла грустная мысль.

От их стрекота голова заболела еще сильнее, отчего я подняла пальцы и прижала их к вискам. К счастью ухоженный джентльмен с белыми волосами и моноклем разогнал их, а потом сказал уж совсем невразумительную чушь.
- Кто-о-о? – Вытянула я этому человеку, уставившись на него выпученными глазами. – Дворецкий? Мой? Вы больны? Как вы меня назвали? Какая принцесса?! Я художница!

Испугавшись собственной истерики, я отскочила к окну, облокачиваясь о него завернутым в ночнушку телом.
- Что э-т-о? – Рука взметнулась, показывая на мир за окном. – Где я вообще? Кто вы? Что это за место? Кто все эти люди? Что я тут делаю?!

- Да уж, озабоченных собак я еще не видела, - хихикнула Софья, - Да ладно, мне не жалко, - она растегнула пиджак и медленно, напевая какую то медленную мелодию двумя руками стала приподнимать битловку, с трудом сдерживая смех. Когда ткань открыла грудь, девушка немного нагнулась, повела плечами и развернулась к догу спиной, продолжая напевать выполнила волнообразные движения бедрами в стиле стрип-денс и так же медленно опустила битловку. Справившись с расплывающимися в улыбку мышцами лица - вот уж перед кам, а перед собакой стриптиз еще не танцевала - Софья повернулась к Бернарду, - Ну что, жить будешь?

Утро скользнуло в дом, просачиваясь между жиденьких шторок. В стекла ударил шальной ветер, чуть не выбив их своим порывом. Голубой кусок неба ярко отсвечивал за стеклом, вонзаясь в голову острыми осколками. Голову, которая сильно болела и саднила от обилия выпитого спиртного вчера.
Ватное тело подрагивало, пытаясь прогнать хмельной, зыбучий сон. Дарк не помнил, как он добрался до дома, как припарковал машину, как очутился в кровати. Да это было и неважно. Зато другое воспоминание резко высвечивало в голове:

«Уже успело ударить в голову бренди, когда к Летсу донеслись странные отзвуки. Потустороннее влияние он успевал почувствовать всегда. Теперь вдоль позвоночника пронеслась волна жара, отдаваясь статистическими разрядами, сила прошептала темным, чужим голосом:
- Они пришли, Дарк. Убей их.
Это именно та изнаночная сторона жизни, за которую он, в свое время, заплатил»

Со стороны двери раздался осторожный стук, а потом еще более осторожный голос:
- Дарк?
Детский, совсем юный и еще не окрепший. Парень даже представления не мог иметь, кто будет его тревожить в такую рань.

Я сочувствующе глянула на парня, даря ему жалостливую улыбку. Это, увы, было все, что могла я ему дать.
- Вам надо набраться смелости. Обязательно надо. Если вы не посмотрите в лицо своему страху и не решитесь прыгнуть – вы так и останетесь тут навсегда. А так быть не должно. Вам нужно простить друг друга. Вам нужно друг друга понять.
Я уткнулась в тарелку продолжая кушать. Еда была по-прежнему вкусной, но я уже не ощущала это. Я боялась. Я думала о том, что же будет, если ты умрешь в этом мире. Ведь в том я раз уже умерла. Куда же я попаду после смерти здесь? Мне казалось, что если я не обрету прощения, то попаду в ад. А если обрету, то, возможно, в рай. Хоть это и были суеверные глупости, но… но хоть во что-то же верить надо.
Докушав, я улыбнулась Себастиану уже куда более ободряюще и сказала:
- Спасибо. Спасибо за еду, надеюсь, у меня хватит денег с вами расплатиться. Послушайте… Пойдемте со мной. На башню. Давайте прыгнем вместе. Возможно, вдвоем нам не будет так страшно. И это нужно нам обоим, Себастиан.

- АААа, - огласила своим визгом окрестности Софья. Она резко захлопнула дверь и рванулась к ближайшим кустам, желание освободиться от того, что настойчиво просилось наружу, пересиливало желание выяснять что или кто это такое и что оно делает в ее туалете, и так от неожиданности она чуть не обделалась.

Звук.
Так иногда бывает, когда снова засидишься за полночь, а ненавистный будильник все равно звонит в полседьмого поднимать тебя в школу, и звонит он долго и громко, но ты еще так далеко в своем сне и так не хочешь оттуда уходить, потому что снится тебе что-то доброе и интересное или даже плохое, но увлекательное, и тебе там хорошо, а тут этот звук, он сначала приходит издалека и как бы даже вписывается в канву сновидения, а потом становится все навязчивее и навязчивее, все сильнее и грубее, прорываясь через реальности и разрушая твой сон, и вот ты уже понимаешь, что это - твоя настоящая реальность, этот громогласный, отвратительный звук, и надо открывать глаза и вставать - хотя бы для того, чтобы его прекратить...
На этот раз этим звуком для Сони был не будильник. Какой-то странный шум. Даже скорее грохот, вперемешку со стуком. Чем-то похоже на звук едущего поезда: постоянный, даже с каким-то странным ритмом, шум и перестук колес по стыкам рельс, вот только слишком громкий. Соня любила поезда, плывущие за окном пейзажи и мерный стук обычно убаюкивали ее, но сейчас этот звук, наоборот, настойчиво будил девушку...

Движение.
Когда сознание начало постепенно возвращаться, вместе с ним пришло осознание движения. Какое-то покачивание, подергивание. Может, она действительно едет в поезде? В какой-то не слишком удобной позе, сидя...

Сидя?

В этот момент сознание вернулось яркой вспышкой, и почти сразу в него калейдоскопом ворвались осколки памяти, выстраиваясь в логическую цепочку и принося с собой понимание. И шок.

Стоп, она же должна быть мертвой! Она не могла выжить, никак не могла!

Это было разочарование. Разочарование в смерти. Смерть должна была принести покой и умиротворение, а здесь был грохот, тряска и боль.

Боль.
Девушке казалось, что у нее болело абсолютно все. Каждый миллиметр ее тела давал о себе знать ноющей болью - вполне терпимой, но крайне неприятной, не выгоняющейся за пределы внимания. При этом само тело воспринималось с трудом, словно разом затекли все члены. Но затекшие ноги не болят... Как несправедливо...

Решение открыть глаза далось с трудом - больше хотелось обратно в сон и смерть, где не было шума и боли. Соня еще немного посидела с закрытыми глазами в надежде, что забытье снова найдет ее, но все попытки оказались тщетными, и со вздохом, отдавшемся новой волной боли в как будто переломанных ребрах, она с трудом подняла веки. Впрочем, надо же поглядеть, как выглядит загробный мир.

Свет. Не то чтобы свет, но можно было рассмотреть странный потрепанный автобус с частично выбитыми стеклами, грязный, оплеванный, явно когда-то горевший, с выпотрошенными сиденьями - и с пассажирами.

Пассажиров, кроме нее, было трое - и все мужчины. Все голые. Не успела девушка толком осмотреть своих попутчиков, как до нее дошло осознание собственной наготы и того, что на ее обнаженном колене по-хозяйски лежит рука ее соседа. Почти инстинктивно дернувшись, о чем опять-таки заставила пожалеть резкая вспышка боли, девушка скинула чужую руку со своего колена, вжалась в сиденье, скрестив ноги и прикрыв руками грудь. Руки наткнулись на что-то круглое. Как оказалось, на шее у нее висел странный медальон с написанным на нем именем Владислав. Взглянув на соседей, она увидела такие же медальоны у них на шеях, но не могла прочесть, что на них написано.

Владислав? Что ты это значило?

Зажмурившись от непонятных чувств, сковавших тело, я прильнула к мужчине, который необычайно вовремя оказался под моим окном. Если бы не он – я бы уже кубарем могла катиться дальше. Кроме того удар с такой высоты и приземление на каблуки тоже весьма неприятная вещь.
Открыв глаза, я со всей возможной благодарностью посмотрела на своего спасителя и жемчужно улыбнулась. В его глазах блеснуло отражение моей растерянности, и там же я заметила имя, от которого меня прошибал озноб.

Эрик.
Как много скрыто в милозвучной череде этих букв. Как много связывало меня с ними. Я помнила нашу первую встречу, помнила, с каким неподдельным счастьем он рассказывал мне про звезды, про плывущую в антрацитовой глади луну. И было так тихо… ни ветра, ни шума дорог, ни щебета соловьев. Все умолкло, внимая его словам, которые ласкали окружающий мир. И я жмурилась тогда не от страха и боли, а от кусочка счастья, выпавшего на мою долю.
Эрик.
Он был всем для меня. Но поняла я это только тогда, когда он исчез. Почему люди не умеют ценить настоящее? Почему всегда стремятся к тому, что только будет потом? Почему настолько припаяны к своим низменным проблемам и не видят, не слышат шелеста шагов совсем рядом?
Эрик.
И боль и пустота теперь в том месте, где раньше был уголок моего любимого человека. И непонятно откуда эти злые, пропитанные кровавой пеной миражи. Откуда столько ненависти вокруг. Где ошметки тех глубоких, ярких взглядов, что были подарены мне и только мне?
Эрик…
Хочется кричать твое имя. Хочется шептать его в натянутый осенним теплом воздух. А нет сил. Почему-то совсем нет сил.

Внезапно всхлипнув, я стыдливо отстранилась от длинноволосого парня и стремительно вытерла наступившие на глаза слезы. Почему-то в последнее время я стала слишком много влаги проливать.
- Простите… – прошептала я спасшему меня человеку. – У меня, похоже, нервный срыв. Спасибо вам, что подхватили меня. Это было… необычно.
Тут же обернувшись к ангелу, я шикнула на него и тихо прошипела:
- Роза, хватит. Этот котик мой друг и ты, между прочим, первый начал…
Мои слова прозвучали совсем по детски и, осознав это, я залилась легким, розовым румянцем.

- Откуда я знаю, - грубо ответила Софья. Потом глаза ее широко распахнулись, а нижняя челюсть опустилась вниз. Она всегда думала, что выражение "отвалилась челюсть" просто литературый оборот, а теперь убедилась, что вполне возможное состояние. С трудом вернув челюсь на место, девушка сглотнула наполнившую рот слюну и попыталась спросить, - Э...а...ты...не... - Наконец, речь вернулась, - Это ты спросил? Ты разговариваешь? - видимо, когда непонятного и странного становится слишком много, мозг милосердно начинает это воспринимать как данность. В голове мелькали какие то мысли, попытки объяснения, желание ущипнуть себя, что бы проснуться, а на Софью опускалось какое то странное спокойствие. Может быть потом, позже оно выльется в неуправляемую истерику, но сейчас она справилась с собой. И только резко покрасневшие щеки и блестящие глаза выдавали произошедшую внутреннюю борьбу с собой, - Тогда ответь ты, где это ТУТ?

Я замерла, забыв и про дом и про желание поскорее узнать, что произошло с родителями. Ангелы? Возможно, чем-то они и были похожи на ангелов. Я более внимательно посмотрела на молодые, металлически-серые лица. И мне вспомнилась старая, рыхлая сказка, которую мне рассказывала еще более рыхлая старушка, нянчившая меня.

«Бывают ангелы, дитятко, бывают. Знаешь, не такие, как мы думаем. Они заняты своими делами и только ветру ведомо, в чем суть их и почему они избирают землю. Посмотришь в небеса когда-нибудь, а та-а-м – росчерк длиной в полнебосвода. Думаешь, что это? Облако такое? Самолет, может? Нет, девочка – это они резвятся. Падают и снова взлетают. Мучают воздух своим вечным всезнанием, содрагают землю своей правотой. И не переспоришь их, не переубедишь. Только сталь и ртуть течет в их жилах, натянутых, будто канаты. Только ртуть и сталь. И беги от таких и не беги – им все одно. Коли надо чего, всегда они получат. Всегда найдут, за что словить и уличить. Это ангелы, mon cher, они выше нас. Они недостижимы. И пускай там и остаются в своих высотах, ведь никогда неизвестно что взбредет в их светлые головы»

Я непроизвольно посмотрела в небо, встречая глазами пушистые, редкие облачка. Осень отстаивала свои права, но, похоже, тепло не собиралось сдаваться так просто. И сказка бабушки, которая больше напоминала быль, очень ярко звенела в моей голове.
- Первого бога? Не думаю, что я контактировала с кем-то подобным. Хотя видела я многое. Я вообще не из этого времени. Я совсем недавно тут. Я еще помню Луну в небе.
Мечтательно прикрыв глаза, я снова прикоснулась к камушку на шее. И вспомнилось, как один из этих ангелов назвал Голубого недоразвитым. Волна гнева колыхнулась внутри. Они не понимают, не знают. Они не видели его лица. Не слышали его голоса. Они не знают, насколько прекрасно то солнце, что он показал мне. И слова, слова странной, далекой песни, до сих пор будоражащие меня, до сих пор всплывающие в памяти. Но нет смысла доказывать кому-то что-то. И я не хотела разговаривать с этими детьми о Голубом.
Раскрыв широко свои белесые глаза, я внимательно посмотрела на новых знакомых. Мне было интересно, о чем они вообще говорят.
- Кто это Первый Бог? И зачем вам носитель его крови? И как может выглядеть тот, кого вы ищите?

Открыв рот от неумирающего удивления, я с напряжением всматривалась в окружение. Трещины, заполненные лужицами молодой поросли, мощные деревья с ветвистыми кронами, жирные, лощеные стебли лиан и все залито трепетными лучами бледного солнца. Мир так резко изменился. Я помнила Париж, как дань высокому искусству, моде, модерну. А теперь все это напоминало мне некий гротеск, умело спрятанный под ширмой природного гения. Чье безумное воображение могло породить такое? Куда делись шумные магистрали, наполненные дымом выхлопных труб? Где ухоженные, чистые тротуары с аккуратными клумбами и мини-парками? Где рельефные фонари, кутающиеся в ореоле серебристого, черненого отблеска? Взамен этому, моим исхудавшим от удивления глазам предстал вид облаченной в чужой наряд природы. Все это напоминало апокалипсис, коснувшийся своим ядовито-зеленым грибом моего родного города.
И еще не успев отрезветь после слабости в ногах и нервной дрожи, я вдруг услышала металлические, скрипящие слова и увидела… Боже! Это точно сон! Клянусь, я увидела убегающий тостер и холодильники, которые гнались за ним. Да еще и разговаривали! Казалось, глаза вот-вот выпадут, не в силах показывать воспаленному мозгу эти живые карикатуры. Но что я могла поделать? Отскочив чуть назад, я вжалась в закрывшуюся дверь и глубоко вздохнула.
«Спокойно, Джанель, спокойно. Ну, подумаешь, холодильники. Или город в поросших руинах. Это не самое страшное, что ты ожидала увидеть, верно? Так что соберись»
Внутренние уговоры возымели некоторый результат, и я смогла снять окаменевшее оцепенение. Сделав неуверенный шаг вперед, я подумала, что против холодильников скальпель не поможет. Может, стоит просто попробовать поговорить с ними? Или спасти тостер?
- Эй! Эй, холодильники! Постойте!
Я побежала за ними вдогонку, сама еще толком не решив – зачем это делаю.

Посмотрев на пробившийся сквозь тусклые шторки солнечный зайчик, Кира чихнула. Казалось, солнце уже пару столетий не касалось этих запыленных столешниц, не ласкало эту дряхлую, исхудавшую мебель. Как, впрочем, и саму хозяйку.
Любовно проведя вдоль гладкой, слегка потресканной столешницы рукой, девушка расправила затекшие плечи и засияла, словно начищенный до блеска фонарь. Наконец-то. Наконец-то эти чертовы будни умрут, завянут, растворяя в себе смертную тоску и скуку. Долгожданный приход, на который сама она надеялась каждый день.
Кошка, выползшая непонятно откуда, ловко запрыгнула на стойку и пристроилась рядом с руками девушки, осторожно прикасаясь к ней облезлым хвостом. Кира машинально провела по голове любимицы, почесала за ушками и внимательно стала смотреть на дверь, которую быстро распахнул дворецкий.
Отель вздохнул. Полной грудью. Растворил в себе пыльные горстки. Проглотил серебристую паутину. Кира чувствовала, ощущала его жизнь, дрожь, наслаждение. Внутренний запас сил резко скакнул вверх, наполняя девушку энергией и силой.
Влетевший прямо на пол парень выглядел довольно забавно. Кошка кинула на него презрительный взгляд и осторожно принюхалась, а сама Кира с трудом сдержала порыв подскочить к парню и начать его тискать в объятиях. Нельзя. Нельзя забывать, как нужно себя вести.
- Добрый день.
Вежливая улыбка, подвязанная до самых ушей и живой, блестящий взгляд – этого Кира спрятать не могла.
- Лучший номер – без проблем. 50 долларов и вас ждет прекрасная комната.
Облокотившись о стойку, девушка уже забытым движением сняла номерок с ключом за спиной и выжидающе посмотрела на гостя.

Словить ветер. Один кусок седой струны, натянутой на небеса. Тонкие, неразличимые для этих хрупких созданий нити. Сплетающиеся радугой, брызгами эмоций и чувств. Чужое, серое небо. Почему они называют его голубым? В нем нет красок – выцветшее полотно с жиденькими клочками белых клякс облаков. Убогий, сытый безликостью мир.
Где ненависть и ярость? Где огонь преждевременных страданий? Где яркая, неутолимая жажда чувств? Грубая холстина бесчувственной души. Растерзанной и разграбленной.
Мы короли своего мира. Мы повелители небес. Под нашими крыльями гнутся скалы, наши глаза сияют ярче солнца, наши лапы способны крутить шар этой планеты в любом направлении. Мы – Всё. Абсолют чужой мечты, застывшей на тонком, бритвенном лезвии клинка. Замурованный в покров тьмы, которая бывает первородной.
Тройная душа на одного. Тройная сила, подкрепленная властью со стороны. Мы верим в то, чего нет, созидая миры и разрушая основания. Как может простая, бессмысленная жизнь ущербного существа сравниться с нашей? Как может кто-то из этих недоразумений поймать чистую силу?
Бросить вызов крылатой смерти воплоти, разрушить неосязаемую сферу бытия, сорванную твердой, пластинчатой чешуей. В нас заключена истина, которую нельзя обуздать или понять. Боль, которой нет границ. Правда и вера, которая не бывает чуждой.*

Дракон взревел, одна из его голов повернула в другую сторону. Крылья порхали, словно у стрекозы. Восемь мощных, натянутых парусин. Стрелы Рина сорвались с тетивы, летя прямо в сердцевины сверкающих, глянцевых глаз. Шесть глаз и шесть тонких лучей с оперением. Несмотря на то, что полет срывал концентрацию – четыре стрелы нашли свою цель. Бестия зарыдала от боли. Ее огненный клич, наполненный ужасающей мощью, вонзился в уши ярким звоном. Две головы ослепли, и лишь та, что с самого начала ушла вправо осталась зрячей.
Т’Сари не отставал от своего спутника. Его оружие тихо зажужжало, щелкнуло и выпустило свой смертоносный заряд. Вонзившись в одно из крыльев, луч прошелся вдоль по нему, разрезая тонкую мембрану. Тварь снова взвыла, наполняя воздух сонмом тройного крика. Крыло обвисло порванным куском ткани, и дракон завалился на бок, падая вниз. Впрочем, его крылья быстро переняли на себя тяжесть туши и заработали массивными ударами по воздуху, поднимая существо назад.
Оставшаяся зрячей голова брызнула полным ненависти взглядом. Посмотрела на миниатюрного, по сравнению с ним, дракона, и выпустила витиеватую, стальную молнию в Флею. Разряд попал в бок драконицы, отчего она испугано пикнула и со всей скоростью рванула вперед. Там вдали показалась спасительная гряда рваных скал. В голове эльфа пронеслась полная боли мысль Флеи:
«Только бы долететь до тех гор…»

"Так, уже хорошо", - подумала Мара, на автомате заряжая очередную обойму. И с грустью для себя подметила, что сумка показывает дно. - "Точнее, ничего хорошего. Мы их стреляем-стреляем, а они всё прут и прут. Тут теперь два выхода: либо эти твари закончатся раньше, чем наши патроны, либо наоборот. Конечно, у меня есть пистолеты, да и у девушки наверняка чего-нибудь ещё найдётся, но..."
Белая Пантера продолжила отстрел противников. Стена, в которой располагалось окно, уже была сильно испещрена дырами от пуль, вся дальняя сторона кухни заляпана кровью. Запах пороховы газов заполонил комнату, он уже резал глаза, скрёб лёгкие. А твари всё не кончались. Но девушка верила, надеялась на хороший исход.
- Да сдохните вы все уже, наконец!

-Стой. Положь его на место! Ты и так завтра его целый день тащить будешь.
На этих словах Зигги запищал и стал убегать ещё активнее. По его мнению всякие драконы не должны были его трогать вообще никогда, а уж взлетать в воздух, ему, честному ездовому роботу, вообще не положено. В конце концов Т'Cари пришла в голову отличная идея.
-Ты не волнуйся, не будет она тебя кушать, так что зацепись за дерево и сиди так, чтоб иначе кроме как со всем деревом, тебя вытащить было невозможно. Всё тогда будет хорошо.
Решив что с роботом ничего плохого не случится Т'Сари решил поспать. Стоило бы пожалуй приделать Зигги веки, чтоб он хоть глаза мог закрыть. Да, надо будет сделать это утром, когда дракониха уснёт. Ещё в этот момент Т'Сари заподозрил что сказки про злобных драконов были практически правдой. Они просто хотели поиграть, но их не поняли.

Флея встрепенулась, поднимая мордочку и скашивая глаза на Рина. Рот ее расплылся в клыкастой полуулыбке, а в голове эльфа пронеслась задорная мысль:
- Он забавный. И робот его мне нравится. Хочу с ним познакомиться и поиграть. Оставим их, да? Ну можно, правда?
Умоляющие мысли были полностью детскими. Рина всегда удивляло, как такая огромная драконица может иметь сердце и душу маленького несмышленыша. Снова повернувшись к технуму, она выпустила облачко пара, расстроенная, что на нее перестали обращать внимание, и подползла чуть поближе, выглядывая из-за спины Т’Сари на неуверенного робота.
- Я быстро летаю. Вам точно не угнаться. Но я могу нести его в лапах. Он хорошенький.
Склонив голову набок, гигантская ящерица удовлетворенно рыкнула и начала заверять технума:
- Я осторожно буду нести. Думаю, ни разу не уроню. Правда иногда мне лапы судорогой сводит, но я тогда поймаю, если что, да?
Крыло драконихи нервно задергалось. Она искренне хотела, чтобы ей поверили и позволили нести робота. Флея любила новую компанию – она всегда была слишком открытой и наивной. Длинный, чешуйчатый хвост свернулся клубочком вокруг эльфа, так она показывала, как сильно нервничает. По-видимому, сонливость уже давно выветрилась из рогатой головы.

Боль. Том и не представлял, что у него есть такие места, которые сейчас болели. Губы не слушались, а палачи лишь смеялись, требовали песен и причиняли новую боль. Самым страшным же, как ни странно, оказалась не боль. Да, бардов не очень-то любят, особенно крестьяне с красивыми дочками, ведь все барды- плуты и пройдохи, конечно же... Надо следить за ними, чтоб не сперли чего... А еще лучше- гнать их метлой поганой! И это в лучшем случае. В худшем- вилами или дубиной какой... Но не настолько же их не любят, чтобы похищать и вот так вот... Без всякой цели... Мучить, не говоря ни слова. За что? За что же, черт возьми?!

Надежды нет. Не ввалится, бряцая оружием, рыцарь, сошедший со строк старинной баллады, не спасет несчастных пленников от злой судьбы... И злодеи, истязающие их, не одумаются, не раскаются и не отпустят их по доброй воле... А в голове, вмещавшей когда-то многие и многие песни, осталась лишь одна. Давно заученная, старая песня про героя, захваченного в плен. Мысли плыли и путались, а песня нет. Как будто кто-то другой решил спеть ее в голове Тома Джонса. А за персональное выступление, кстати, стоит заплатить чуть больше...

Шел герой один по лесу,
А навстречь толпа мерзавцев.
Куча мерзостных уродов,
Но герой не растерялся.

Одному с ноги в ебало,
А второму- ножик в брюхо,
Только третий зашел сзади
И дубиной дал по уху

Тут герой наш отрубился.
Ну... Со всеми же бывает...
Через некотрое время
Вновь глаза он открывает.

Боль. Снова она, беспощадная мучительница, поселившаяся во всем теле сразу. Ни за что. Просто потому что так захотелось кому-то... Том не хотел быть героем. Все, что ему было нужно- кусок хлеба, да крыша над головой. А случись что получше- он был бы только рад. Главное- чтобы была свобода. Идти куда желаешь... Делать что хочешь... По крайней мере, из камеры пыток все выглядело именно так.

Что он видит, знать хотите?
Что ж, конечно расскажу я.
Видит лес он и поляну,
А еще головку хуя

Вижу я, средь вас есть дамы...
Черт, похоже выход ясен-
Пропустить кусок из песни,
Что не очень-то прекрасен.

Тут пропустим, здесь опустим...
Вот! Они его пытали.
Отрубили 8 пальцев,
В левый глаз стрелу вогнали,
Со спины содрали кожу,
Палку в руку толщиною...
Это тоже мы пропустим...
И связали с головою

А этот кусок, насколько бард помнил, всегда исполнялся именно так. Были ли в числе слушателей дамы, не было ли их- безразлично. Да и самим слушателям было в общем-то безразлично... Ведь им давали свободу домыслить все самим... Свободу... Да, свободу... А они наверняка этого не понимали... Проклятые крестьяне...

Раскаленной железякой
Долго кожу прижигали
Дым, шипенье, запах мяса,
Крики, крики, крики... Крики?
Их они не услыхали

Разозлились те мерзавцы,
Что герой им не сдается
И добить его решили
Словно гадкого уродца.

Да, не зря я не верил в эти строки... Не кричать тут... Ага, конечно... Да и добить не очень-то стремятся... Сволочи... Как их ни умоляй...

Но герой же героичен,
Он силен, умен, вынослив,
Ловок, храбр, красив и молод
Он так просто не сдается!

Разорвал герой веревки,
От ударов увернулся,
Разогнал он всех уродов,
И живым домой вернулся.

Я тоже так хочу. Вырваться, перебить их всех и свалить подальше отсюда... Героические песни, мать их так... И как в них люди верят... Явный же бред! Но такой приятный... Хочу верить в него. Но не могу. Проклятье...

Вот такой я видел случай,
Вот такое было диво,
Это истинная правда,
Кто-нибудь, налейте пива!

Аплодисменты, монеты, пиво... Где они все? Они всегда бывают после этих строк! Поправка, бывали. Это не трактир у дороги, вовсе нет... Тут их не будет... Лишь боль. А единственное, что может здесь быть приятного- смерть...

Рин.
Неяркие, тихие сумерки покрывали лес сладостным покоем. Данор нежился в облаках, время от времени выглядывая и посылая на землю свои знойные, радужно-белые лучи. Земля дышала благодатью, выплескивая скопленную энергию теплым паром. Лунное озеро было покрыто легкой, едва заметной рябью. Прозрачная, бирюзовая вода просвечивала до самого каменистого дна, по которому ползали многолапые, важные тритсы (осьминожки). Едва слышно шелестели кроны древних, гигантских древ, которые роняли свои золотистые и багровые листья на землю.
Рин, развалившись, дремал на светлом пятне, которое образовалось на небольшой полянке у озера. Это было грибное колечко, уютно светящееся ярко-салатовой травой. Неподалеку, у озера, лежала Флея, запустив изящные, чешуйчатые лапки в воду и склонившая голову. Легко можно было догадаться, что важная дракониха внимательно изучает свое отражение, решая для себя, насколько она прекрасна. Внезапно качнув витиеватыми рожками, Флея резко опустила голову в воду и выдула воздух, пуская пузыри. Ни дать ни взять – ребенок, а не дракон.
Перевернувшись на другой бок, Рин уже было приготовился спать дальше, как внезапно в голове раздался тревожный голос Флеи:
«Рин! Матушка вызывает. Причем срочно.»
Мать – королева эльфов, властительница Плеяд. Ослушаться ее приказов или просьб (которые все равно были умело завуалированы под приказы) не смел никто. Что-то проворчав, эльф быстро собрал раскиданные вокруг вещи и забрался на спину лазурного дракона, подбадривая ее ласковым поглаживанием шеи.
Флея улыбнулась, оголяя внушительные, серебристые клыки и расправляя мощные крылья. Дракониха протяжно затрубила, огласив небо своим громким рыком, отчего птицы вокруг разлетелись, и взмыла в воздух. Рин всегда удивлялся как таких огромных, величественных ящеров выдерживают небеса, но под крыльями Флеи все выглядело таким привычным и естественным.
Уже через несколько минут дракониха опускалась на центральной площади, перед сияющим, золотым дворцом. Соскользнув с ее тела, Рин потрепал подругу по лапе и направился во дворец. Флея не могла идти с ним – размеры не позволяли, поэтому она осталась ждать снаружи. Петляя по коридорам, юный эльф вскоре оказался в тронном зале. Царица сидела на своем кресле, устало прижимая пальцы к вискам. Увидев вошедшего, она встрепенулась и мелодично пропела:
- Рин, у меня есть для тебя и Флеи поручение. Одного я уже отправила с посланием, но этого недостаточно. Мне было видение, о котором я не могу рассказывать. Вот это (Мать достала небольшой, гладкий шар, покрытый светящимися рунами) очень важная вещь, которую нужно доставить в поселение лагнумов. Ты молод, но достаточно силен и не привязан к вотчине, как другие. Отправляйся на Кальтэ и найди поселок Лиам, там тебе придется переговорить со старейшиной Джолиумом. А он объяснит, что делать дальше. Ступай.

Потянувшись, Рин раскрыл глаза и с удивлением обнаружил, что еще ночь. Небо было затянуто непробиваемым, черным абсолютом, на котором вспыхивали яркие звезды и клонились к горизонту два спутника. Метеоритное кольцо сказочно блестело золотым мерцанием. Рядом сопела Флея, развалившись под кроной гигантского «сонного» дерева. Его серебристые листья сейчас испускали приглушенный, слабый свет, который окрашивал чешую дракона затейливыми узорами.
Они отправились сразу же, после приказа королевы. Флея много ворчала по-поводу таких резких полетов, но смирилась – слово Матери закон. Сейчас они уже были на Кальтэ, и Рин с тоской вспоминал покинутую родину, хоть и знал, что тоска эта вскоре пройдет. Где искать поселок королева не сказала, и теперь оставалось только гадать в какую сторону направляться.
Но отчего он проснулся так рано? Природное чутье никогда не подводило Рина, а значит что-то не так. Поднявшись на ноги, он внимательно осмотрелся вокруг и заметил пару удивленных, внимательных глаз, выглядывающих из кустов.

Т'Сари.
Небо уже клонилось к закату, когда технум оставил родную Наяду далеко позади. Цепь архипелага утонула в алой дымке Макора, оставляя после себя сладковато-печальный след на душе. Родина. В ней многое сокрыто. Туда хочется возвращаться, потому что там ждут. Потому что там вечный рассвет, который всегда принесет уют и тепло.
Замечтавшись, Т’Сари немного накренил корабль, и чуть не угодил носом в воду. Вовремя выровнявшись, технум уставился вдаль. Вокруг было тихо и спокойно. Океан высвечивал бликами двух солнц – голубой и алый смешивались в волнах и преломляли свет, отчего казалось, что вода светится изнутри. Недалеко на горизонте всходили Лиах и Дор, а значит, скоро появится и огрызок Файура. На небе зажигались первые, рябые звезды. Тихий гул мотора перекликался с редкими всплесками волн. Неподалеку показался огромный хвост, увенчанный шипами и ракушками. Это Сатис – морской дьявол. Огромное, утыканное рожками существо, но, несмотря на внешний облик, вовсе не кровожадное.
Задумавшись об исследованиях, которые ожидают его, Т'Сари сам и не заметил как на землю спустилась ночь, а впереди показался берег континента. Кальтэ, именно сюда привел его выбор. Родина лагнумов. Улыбнувшись, технум добавил скорости, уже предвкушая скорые исследования.

Мимо прошуршал Зигги, то выныривая, то снова ныряя в кусты. Шаловливый робот щелкал и мигал, копая маленькие траншейки и ямочки. К его баловству уже можно было привыкнуть. Рядом росла поляна пыхтящих цветов, которые то и дело выпускали облачка сине-багрового пара. Молодой технум начал расстилать спальный мешок, готовясь отдать дань традиции сна, как внезапно Зигги испуганно взвыл и кинулся к хозяину, попискивая на ходу. Он явно был чем-то встревожен, стараясь указать куда-то. Нахмурившись, Т’Сари поспешил вперед, влезая в кусты вместе с роботом. Тот продолжал что-то трещать, но уже значительно тише.
Раздвинув ветви, технум увидел, как на небольшой полянке рядом раскинулся огромный, лазурный дракон, закрытые глаза которого свидетельствовали, что он дремлет. Рядом с ним лежал статный эльф. Т’Сари не успел удивиться, как эльф внезапно резко вскочил на ноги и посмотрел прямо в сторону технума.

Пробормотав что-то вроде "кому-то явно мало двери...", Воронин метнулся к столу, воткнутому в баррикаду последним. Прикинул вес столешницы. Сравнил с толщиной стен, очень надеясь что стена справа такая же "картонная", как и та, в которую сейчас ломилось нечто, очень желающее попасть на прием к терапевту, и совершенно игнорирующее как наличие очереди, так и отсутствие в кабинете самого врача.

Логическая цепочка "за дверью какая-то херня, за левой стенкой какая-то гиперактивная херня, за окном семь секунд свободного падения, а вот правая стена так и просится на роль аварийного выхода" была слишком длинной, чтобы озвучивать её вслух, поэтому произнесенное было более кратким:

- Помогите! Всех все равно не замахаете! Надо прорываться в соседнюю комнату!

Наткнувшись взглядом на "залипших" на баррикаду двоих парней, восприятие которых явно было нарушено употреблением воздействующих на психику веществ, Алекс неожиданно для самого себя выпалил:

- Эй, чуваки, для правильного фен-шуя что надо? правильно, дверь в комнату с правильными стимуляторами! Давайте-ка её организуем!

- Это очень странно, как таракан смог так быстро прогрызть стену? Мне даже при помощи перфоратора времени больше нужно!!! - ошеломленно произнес Борис.
Затем он подошел к только что проделанной дыре и постарался заглянуть в нее, оставаясь в полной готовности быстро отскочить если это зубастое чудо природы захочет выпрыгнуть из своего убежища и сделать подобную дырку в нем(Борисе)... не то чтобы Железнов очень боялся насекомых, просто слова мента до сих пор не шли у него из головы...

Затащив, вместе с Софьей, мента в палату, Эрих первым делом взял нож и отрезал им кусок простыни и вставил его в кольцо на ноже и завязал концы лоскута друг с другом. В получившуюся петлю можно было спокойно вставить руку.
- Чтобы больше не падал, - объяснсил он товарищам.

- Да я и сейчас работаю, просто болею пока, кстати я Софья, а не Катя, - уточнила девушка, - А вообще, я сама не понимаю ничего, судя по часам, мы спали 3 дня. Не реально как то. Что там в коридоре? - повысив голос спросила Софья, подойдя к дверям и осторожно выглядывая. Странный разгром поразил ее. Значит действительно что то случилось! И эти следы крови на стенах... Девушка вышла в коридор, испуганно озираясь по сторонам и помогла затаскивать милиционера в палату.
- Давайте я вас осмотрю, - привычными движениями девушка начала осмотр.

Вдох... Выдох... Мат. Крики. Мат. Мат. Мат. Женщина. Мужчины. Ругаются, кричат. Настя и их понимала. Но она не должна кричать. Она должна успокоиться и открыть глаза. В своей палате. Вдох... Выдох... Все нормально. Люди не сошли с ума. Не превратились в маньяков, жаждущих крови. Не загнали никого в какой-то кабинет. Вдох... Выдох... Открыть глаза.
С губ девушки сорвался тихий вздох разочарования. Ничего, ничего не изменилось! Кабинет, те же люди, те же удары по двери. Сердце снова забилось чаще. "Черт, мы же не выберемся отсюда! Они сломают дверь... Мы умрем... Нет, не хочу, не хочу!" Настя уже забыла, что немногим более недели назад она и сама хотела покинуть этот мир. Обида и разочарование, толкнувшие ее тогда на необдуманный поступок, успели утихнуть, ей хотелось жить дальше.
"А ведь самоубийство- грех... Неужели это мое наказание? Господи, прости грешную, не ведала, что творила..."- девушка сама не заметила, как перешла на тихий шепот.

Восхитительно! Да, это восхитительно! Боли было так много, она томила, переливалась по телу, бегала по каждой нервной клетке, вызывая мириады приятных уколов. Она дарила наслаждение, удовольствие и силу. Через невыносимые мучения его тело снова наполнилось энергией, Лютер чувствовал, что никогда прежде ему не было так хорошо, так легко. Что же это? Просвещение? Знак свыше? Его призвание?.. Все сразу, и от того это было так прекрасно.

В его руке сам собой оказался окровавленный кинжал. Ничтожное орудие пытки попало в руки опытного мастера, и теперь его очередь проявить себя. Грациозно встав с дивана, Готто подошел к свинорылому. Его глазки бегали в полном смятении, наверное, он даже хотел что-то сказать, да только язык прилип к небу.

- Я покажу тебе мир под новым углом, друг, - прошептал церковник, проводя кинжалом по верхнему и нижнему веку правого глаза культиста.

Когда кожа отделилась, Лютер повторил процедуру со вторым глазом, а затем нежно потянул глазные яблоки на себя, не обрывая их нервные окончания, и приставил друг к другу.

- Надеюсь, я открыл тебе глаза на истину? - и церковник зашелся в неистовом и нечеловеческом хохоте...

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Общее.
Тихая ночь. Сладкие сны. Обрывки манящей взрослой жизни приходят в сновидениях нежными касаниями обнаженных тел.. Хотя у кого-то возможно - стремительный полет. Вверх! Сквозь неосязаемую переборку крыши вагона. Вверх! Деревья темнеют внизу едва различимыми в сумерках тонкими спичками. Вверх! Захлебнуться от радости, скорости, свободы. Летать в ночном небе. Неожиданно падая почти до земли - снова резко взмывать к звездному небу..
Удар! Резко и неожиданно поезд сбрасывает свою скорость почти до нуля. За десять секунд. Пол прыгает вверх и в совершенно невообразимом танце меняется местами с потолком, стенами.
Боль! Неровно гудит ушибленная голова. Где-то рядом кто-то орет от боли, хрипит от ужаса. Что-то теплое и влажное оседает на ваших лицах. Слышатся что-то вроде "сломана рука!", "помогите!", "что происходит?".
Поезд сошел с рельс. Вам больно. Но вы живы.

Пошел куда послали

Вы не можете просматривать этот пост!

- ***, - громко и нецензурно выругавшись, Ева кинулась на эту ополоумевшую. Что бы только помешать выстрелу и выбить пистолет. Ну, ещё и руки заломить.

Не ожидавший такого поворота событий Алекс, тем не менее, интуитивно отреагировал единственным верным способом - втопив педаль акселератора в пол заставив катящегося между редким остовами машин "Пита" рвануться вперед, а пассажиров - качнуться назад...

-Да пошел ты,- сквозь зубы прошипела Женя. какого черта все пытаются ей командовать?! В пистолете еще оставалось достаточно патронов... Чудак, водитель, девчонка- по убыванию опасности. А там можно будет и себя если что...

Вы не можете просматривать этот пост!

Подбежав к машине, Алекс не поленился сначала заглянуть под раму, а потом ещё и убедиться в отсутствии желающих покататься в проеме между контейнером и спальным боксом тягача. Несколько свежих царапин на кабине и хромированном цилиндре бензобака явственно давали понять, что "Пит" так же как и всё на стоянке заинтересовал тех-кто-живет-в-тумане... но, похоже, силенок местных тварей оказалось маловато для тяжеленной махины.

Приоткрыв дверь, Воронин осторожно заглянул в кабину, и, убедившись в отсутствии там нежелательных гостей, отключил факелы горелок и в два прыжка оказался на водительском кресле. Одна горелка полетела на пол спальника, а вторая угнездилась в подлокотнике двери.

Охлопав себя по карманам, Алекс покрылся холодным потом - осознание того что ключи выпали где-то за время акробатики на стеллажах, испугало сильнее чем все уже случившееся за последние несколько часов... и только через пару мгновений он сообразил, что оказавшись в кабине совершенно автоматическим движением вставил ключ в замок зажигания. Потратив ещё несколько секунд, чтобы чуточку успокоиться после накатившей волны страха, Алекс протянул руку, тихо, одними губами прошептав:

- ну... не подведи, Петруха...

Глухо рыкнув в зенит черным выхлопом паршивой российской солярки, пятисотсильный дизель заработал едва ли не раньше, чем палец водителя вдавил кнопку стартера. У Алекса даже сложилось впечатление что "Питу" не терпится убраться подальше от этого проклятого магазина не меньше, чем его владельцу. Несколько перекинутых тумблеров на панели приборов разбили туман впереди на несколько клочков, пронизанных лучами света фар, и окончательно рассеянных гирляндой противотуманок на бампере и на козырьке над лобовым стеклом.

Потянувшись было к рычагу передач, Алекс замер, задумавшись. В спальник при желании могло набиться десяток человек, и Воронин мучительно размышлял, готов ли отвечать перед самим собой за этот десяток жизней...