Голосование за ходы

- Что ж, товарищи, расстановка мнений очевидна и допускает конструктивное сотрудничество. Расставим теперь точки над i. Прошу желающих взглянуть на мои документы, чтобы впредь не смущаться моей внешности, – судя по интонации, полковник был доволен произведённым впечатлением, хотя об этом можно было лишь гадать: прочесть что бы то ни было на мумифицированном лице партийного гвардейца не представлялось возможным. Впрочем, эффекты, похоже, были его маленькой страстью, ибо жест, каковым Хрипунов явил присутствующим краснокожее удостоверение (раз взглянув на которое, мало-мальски стрелянный воробей уже не сомневался бы, что обладатель сего документа – и впрямь персона) не был лишён известной театральности. Колонель, судя по всему, имел недурную практику публичных выступлений.
- Благо по основному пункту возражений нет, – продолжил золотопогонный кадавр, убирая внушительную «корочку» и устраиваясь в огромном, будто трон, кресле Мазуровой (последнее при том издало протяжный скрип, боле всего похожий на полный муки человеческий стон; какому-нибудь невротичному субъекту здесь наверняка пришёл бы на память рассказ небезызвестного советскому читателю Эдогава Рампо с интригующим названием «Человек-кресло»). – Поговорим о том, кто и что я такое. Много времени это не займёт, а понимания того, с чем нам в ближайшие часы предстоит встретиться, вам, пожалуй, добавит. Слушать попрошу внимательно, вопросы да возгласы изумления поберечь до окончания рассказа, – манера комбата изъясняться была явно нетипичной для строевого офицера и наводила на мысль, что когда-то нынешний руководитель охранной службы «Сталинодара-3» предпочитал гвардейской форме пошитые на заказ в ателье АН СССР костюмы, и речи толкал никак не перед шеренгами затянутых в камуфляж квадратномордых зубробизонов в человеческом обличье, а перед облачёнными в коротенькие игривые платьица юными студентками престижнейших ВУЗов Соцлагеря. – Итак, давным-давно на большей части территории Африки существовало государство, каковое иные (допущенные к соответствующей информации, если отбросить эвфемизмы) мужи от науки почитают древнейшим на планете и величают Протоегипетским царством: многолюдная даже по сегодняшним меркам столица доисторической сверхдержавы располагалась как раз в дельте Нила. Интерес для нашей беседы представляет одна весьма занятная особенность устройства чиновничьего аппарата этой страны. Лица, что замещали многие административные должности, по назначении в обязательном порядке проходили комплекс процедур, даровавший коррехидорам жизнь если не вечную, то весьма и весьма долгую. Так властям Протоегипта удалось свести на нет волнообразные колебания качества работы систем национального администрирования, обусловленные уходом в отставку опытных, но постаревших сотрудников и приходом на их место молодых, честолюбивых, но ещё недостаточно матёрых дублёров, – Борис Кириллович в задумчивости коснулся переносицы. Характерное движение, после которого человек понимающий бесповоротно уверился бы в менторском прошлом рассказчика: именно так большинство людей поправляют очки. – Результат не заставил себя ждать: сто лет без смены власть предержащих, и все соседи нашего царства, коим правила абсолютно во всех смыслах ненасытная царица Нефертики – от ближних, до абсолютно чужедальних – благополучно распрощались со своим суверенитетом. Рекорд, кстати, актуальный и ныне: даже наша великая Родина не владеет покуда всем континентом, на котором раскинулась.
- Естественно, – продолжил лекцию (а лучшего определения полковничьему рассказу было не выдумать) Хрипунов, отделив новый фрагмент своего выступления драматической паузой. – Данная практика не улучшила положения представителей тех социальных групп, которые не входили в протоегипетские системы управления и подавления (хотя, даже лица, проводившие мероприятия военного характера за рубежом, именно такому вмешательству в функционирование организма не подвергались: результаты изысканий свидетельствуют, что Нефертики не считала нужным особенно тратиться на подобных специалистов в силу присущей им – как результат высоких профессиональных рисков – краткости земного бытия и предпочитала в данной сфере количество качеству): пикейным жилетам приходилось довольствоваться номерами вместо имён, а своим гвардейцам прекрасная, но жестокосердная государыня, – компадре оберст, судя по всему, оказался романтиком. Прибалтийским храбрецам впору было задуматься, какие ещё потаённые стороны своей личности мог явить им этот шкафообразный исполин с крошечным золотым значком-анкхом на том месте, где принято носить орденские планки, и лицом древнеегипетской мумии. – Официально разрешила испытывать качество заточки верных мечей через отсечение голов прохожим-беднякам. Но да à la guerre comme à la guerre: таковы уж были нравы досоциалистической эпохи (вспомните хоть популярную в самурайских кругах практику цудзигири). А поскольку рядовые протоегиптяне не могли похвастать сознательностью, которая обычна для нас, шагающих дорогами Партии коммунистов, и жили в массе своей мелкоэгоистическими интересами, они мало радовались внешнеполитическим успехам отечества, фантастическому для тех дней развитию искусств с науками, а всё больше печалились над собственной судьбой. Протест масс нашёл выход в бесконечной череде мятежей, падении трона царицы, которую за красоту и ум официально провозгласили ступившей на землю богиней, мгновенным распадом оставшегося без твёрдой руки государства, и – в качестве достойной награды причастным – долгими веками варварства и дикости, – голос не то гвардейца, не то учёного-историка (слишком уж ладно да сочным слогом травил Хрипунов байки о делах минувших дней) изменился: стал глухим, замогильным, под стать жутковатому облику. – Хотя, вы и сами прекрасно знаете, чем кончается не получившее симметричного ответа массовое забалдение и устранение из системы главного управляющего элемента… Кстати, вот вам пища для размышлений: вожди мятежников, какими их описали восторженные хроникёры, точь-в-точь наши оппоненты-белобожники, с одним из которых вы схлестнулись нынче вечером.
В дверях кабинета обозначилась ещё одна перекачавшаяся мумия, козырнула шефу и лихо доложила о доставке оружия и снаряжения лиц, прибывших на объект для получения наград «из нежных рук товарища персекретаря». Бойцы Хрипунова могли быть трижды мертвецами и явно имели специфическое представление об отношении к высокому начальству, но манёвр свой знали на зубок.
- Однако, всё это дела прошлые. Сейчас же мы отправимся туда, где труженики советской науки не покладая рук исполняют высочайшее поручение из ЦК: бьются над повторением достижений протоегипетского народа, каковые могут оказаться полезны в нашей борьбе за триумф Партии во всём мире. Кое-что, как видите, им удалось, – комбат, похоже, вынырнул из омута мрачных дум: вернулись прежняя, слегка ироничная манера вести беседу, а последняя фраза вдобавок сопровождалась с явной рисовкой выполненным хлопком по могучей груди. – Дорога нам предстоит недолгая, а вот работа сложная и ответственная. Если мясникам «Катарсиса» (а в том, что объект, который мы вскорости посетим, в их руках, сомневаться не приходится: в противном случае мы не куковали бы сейчас без связи) удастся сломить волю Киры, получить от неё пароли вычислительной сети исследовательского центра да заграбастать укрытые там секреты, Советский Союз не ждёт ничего хорошего. Нынешний кризис партийного могущества в таком случае будет выглядеть, как лёгкий бриз против урагана.
Офицер поднялся, выжав из кресла очередной скрип-стон, одёрнул китель.
- Так что не будем мешкать, товарищи. Разбирайте снаряжение – коль там есть что-то из вашего добра – и за мной, навстречу приключениям. Нефертики в своё время не дождалась прибытия дворцовой стражи, но не выдала мучителям своих тайн. А вот нам следует быть порасторопнее храбрых меджаев: заплечных дел искусство за минувшие века очень широко шагнуло вперёд.
Примечание! Для лучшего погружения в атмосферу предлагаю вам послушать вот это: (ссылка).

Уже несколько дней кряду Сталинодар – престольный град одной из несметных провинций бескрайней империи, зовущейся Советским Союзом – полнился всё новыми слухами о готовой вот-вот разразиться совместной операции МВД, КГБ и военизированных отрядов Партии. Поводом для пересудов становилось абсолютно всё, что хоть в мизерной степени касалось предстоящей акции: от броского, эффектного названия – неведомые штабисты окрестили своё детище «Вихрь-II» (в честь, надо полагать, того «Вихря», что бушевал над Венгрией в далёком уже пятьдесят шестом, поднимая в воздух и шмякая тыквами о стены горячих мадьярских парней, нежданно-негаданно возжелавших странного[1]) – до того факта, что возглавить крестовый поход Ордена меченосцев государства Советского[2] взялась не кто иная, как первый секретарь Обкома Партии, несравненная Кира Степановна Мазурова[3]. Не задумывались вовсю готовившиеся к вооружённому противостоянию с властями любители безобразия хулиганить, пожалуй, лишь о том, с какого вообще перепугу им вдруг стало известно о мероприятии из тех, что безотносительно политического режима да на всех широтах готовятся в строжайшей тайне от цуциков, против коих направлены. Ответ же, как всё гениальное, был предельно прост и лежал на поверхности.
Товарищ Мазурова, восхождение на номенклатурный Олимп начавшая в военно-морской разведке (из нижнего звена которой со временем добралась до широко известного в узких кругах Аквариума) и значительную часть жизни проведшая под чужими звёздами экзотических стран, каковые без пол-литра и на карте-то сыскать непросто – а поименовать согласно велениям иноземных конституций так уж вовсе дело неподъёмное – имела по части борьбы со смутой в любом её обличье немалый опыт, и с высоты такового оценивала успех порученного ей старшими товарищами предприятия весьма скептически. Это в Заире (где отважная белокурая валькирия провела долгие годы, клинком, удавкой и ядом вычищая окружение местечкового Отца Нации от подосланных конкурирующими державами агентов, обеспечивая тем самым продвижение интересов Партии в регионе) с такими вещами было просто. На совесть вымуштрованные, прекрасно вооружённые, безгранично верные своему великому кормчему коммандос-каннибалы из президентской гвардии едва ли не с удалым посвистом гоняли по лесам всевозможные патриотические и национальные фронты (благо для происходивших в массе своей из глубинки спецназовцев зелёный ад тропических лесов в прямом смысле был, что дом родной) и оперативно восстанавливали трудовую дисциплину на забастовавшихся рудниках. Но это ещё что: когда любители больше трёх собираться и беспорядки нарушать попадались до убожества безобидные, но столь же наглые да голосистые, бравые парни в стильных камуфляжных абакостах могли и целое шоу из их разгона устроить! Например, случай, когда гвардейцы посетили сборище каких-то не то оголодавших, не то попросту оборзевших аграриев на сорокапятитонном самоходном миномёте и азартно гонялись на этом гусеничном мастодонте за смешно порскавшими в разные стороны из-под могучих траков селюками, потом не раз показывали по телевизору в рубрике «Хохмы родного Заира».
Туда же, где добры молодцы с широкими белозубыми улыбками вдруг терпели неудачу и становилось не до хохм, без промедления устремлялось звено-другое «Этандаров», до отказа гружённых ракетами «воздух-поверхность» и управляемых лихими бесшабашными пилотами. Тоже, к слову сказать, изрядными мастерами перформанса и любителями всевозможных кунштюков, про которых один маститый литератор – разок-другой слетавши с этими «соколами Мобуту» – высказался следующим образом: «Обычно они гоняли на своих винтокрылах, как пацаны на мотоциклах (да и по годам в большинстве своем недалеко ушли от пацанов). При первой же возможности шли на бреющем, лихими маневрами огибая кучки деревьев, скалы, деревенские дома, а то и «перепрыгивали» через препятствия, вплоть до железнодорожных составов. Как ни боролся с этаким стилем полетов командующий ВВС, сделать ничего не смог. Причем, как ни удивительно, несмотря на все эти лихачества, аварийность держалась практически на нуле»[4].
А в Союзе что? Тутошние солдатики – даже из подразделений с репутацией – за редким, будто прошлогодний снег, исключением ни за что не возьмутся стрелять по мирному шествию, будь оно хоть сугубо и трегубо антисоветским. На сей счёт Кира Степановна не питала решительно никаких иллюзий и была готова держать пари на любых условиях (хоть чечётку голышом на столе отстучать, буде окажется не права), что ничем иным, как массовым дезертирством, попытка разогнать очередную «мирно прогуливающуюся» толпу силами сколь угодно элитных войск не кончится. Оттого и трудилась властная скипетродержица да непревзойдённая кудесница оперативных игр в поте прекрасного лица своего, через хитро составленную сеть информаторов по чайной ложке сцеживая лидерам сталинодарского отделения «Януса» (как честила себя крупнейшая оппозиционная группировка, объединившая под крылом и недовольных Партией коммунистов, и правых радикалов, и западников, и пёс ведает, кого ещё) тщательно сфальсифицированные, но оттого не менее шокирующие материалы, должные подтолкнуть крамольников и баламутов к решительным действиям. Будучи по натуре женщиной доброй, полновластная хозяйка огромного, как пара Бельгий с Люксембургом в придачу, региона вовсе не хотела, чтобы вверенных ей служивых до седых волос грызла совесть. Потому и выкладывалась без остатка на ниве провокации.
***
И ведь сработало, чёрт подери! Не выдержали у командиров «Януса» нервишки, слабы ребята оказались в коленках: вот и покатился тёплым августовским вечером по улицам Сталинодара чёрный прибой заразившихся их страхом толп. Во вполне определённом направлении покатился, к совершенно конкретной точке – белоснежной девяностометровой башне обкома, возведённой по личному проекту повидавшей немало самых вычурных построек отставной разведчицы. В вознёсшемся над городом жемчужном обелиске, однако, к эдакому повороту были давным-давно готовы. Вскрыли заготовленные спецпакеты офицеры штаба по ЧС, возглавляемого первым секретарём. Взревела сирена, поднимая в ружьё заблаговременно стянутые в партийную крепость отряды: таллинский и местный ОМОНы, городской и областной батальоны «краповых беретов», закреплённую за регионом спецгруппу госбеза. Торопливо потянулся в многочисленные оружейные залы партактив. Стремительно выросли, перегораживая площадь перед официальной резиденцией товарища Мазуровой, две линии баррикад.
Задача перед обороняющимися стояла невесть какая трудная: всего-то подержаться до прибытия армейских частей, каковые планировалось вызвать по радио после того, «янусовцы» начнут штурм. И пусть только попробуют не прискакать, пехтура сиволапая! Это без вариантов трибунал с гарантированной путёвкой на Колыму в качестве утешительного приза за хреновую службу. Не будет здесь у внучатых племянников Марса возможности фрондировать, и выбирать им не придётся: явятся за милую душу и с радостью покромсают всех, на кого укажут. А это, в свою очередь, обернётся не чем иным, как громким, со скандалом и взаимными оскорблениями размежеванием между армейцами и координационным советом «Януса». Так одной эффектной викторией Партия и на славу припугнёт капитально распоясавшихся в последнее время инсургентов, и не допустит дальнейшего проникновения их наставников в ряды вооружённых сил, которые – как ни крути – стране по-прежнему нужны, а потому должны быть готовы к исполнению любых приказов и не отвлекаться на всякие несуразные ереси.
***
Кира Степановна откровенно любовалась собой. Ой не зря в Киншасе её за глаза прозывали «макобо»: огромной – что твоё блюдо – отменно ядовитой паучихой, обитающей в полумраке дремучих заирских джунглей и с превеликим тщанием плетущей затейливые узоры из толстой, но практически незаметной на фоне разноцветья дождевых лесов паутины. Запутаться в которой, добавим, без труда может не то что невезучий тропический жук, а даже и не особенно маленький (лет эдак десяти) ребёнок: примеры были, причём большая их часть разрешилась отнюдь не хэппи-эндом. И – это особенно грело душу! – она, сталинодарская макобо, изловила добычу, ни одной из её сестёр по духу и не снившуюся: в расставленную хозяйкой Сталинодара «Паутину» (как именовался настоящий план разгрома оппозиции) угодила ни много ни мало львиная доля активистов «Януса» в крае. Добычу осталось лишь на совесть упаковать в паутинный кокон, чтобы затем досуха выпить, как у макобо и водится. «Упаковкой» (сиречь вовлечением в затяжное столкновение и удержанием на месте до прибытия военных, каковые захлопнут расставленную ловушку) как раз и предстояло заняться сгруппированным в башне обкома погонным людям, а в их числе и таллинскому отряду.

[1] Речь о разгроме т.н. Венгерского контрреволюционного мятежа 1956г.
[2] Подобной формулировкой в некоторых своих работах определял компартию И.В. Сталин.
[3] А кто напишет мне в личку, на какого литературного героя это аллюзия, получит небольшой бонус. Так, чисто для души ^_^
[4] Источник цитаты покамест указывать не буду, успеется.

Из архивов.

- Сделай доброе дело, Вить: заткнись на минутку, – бросила в ответ Гюрза, усаживаясь напротив допрашиваемого и выставляя на стол бумажный пакет из тех, в какие пакуют заказы на вынос в кафешках быстрого питания. Из недр оного на стол перекочевали одноразовая ложечка и полулитровый пластмассовый стакан с очень густой багрово-красной жидкостью, закупоренный отвинчивающейся крышкой. Вполне обычный набор человека, желающего сожрать что-нибудь на рабочем месте. Совершенно обычный, если не брать в расчёт одну деталь: в стакане плавали глаза, просто до чертей смахивавшие на человеческие.
- С утра таких, как ты собеседую, даже позавтракать не успела. Так что потерпи чуток, – мило улыбнувшись, Ольга свернула крышку и аккуратно подцепила ложечкой ближайший к поверхности глаз. – Присоединиться, кстати, желания нет?
***
Так уж получилось, что в допросную Ольга Игоревна добиралась дальней дорогой – практически на кривой козе. Старый хрыч Сатлер за каким-то чёртом подорвался лететь в Конго, посему общению с соратницей по Ордену готов был уделить разве что те полчаса, которые на момент звонка Гюрзы оставались до окончания посадки в роскошный аэрофлотовский гиперзвуковик. Половину этого срока у чрезвычайно лёгкой на подъём оперативницы отняли лаконичное изложение непосредственному руководству необходимости срочной отлучки и дорога (которая, между прочим, позволила красавице в очередной раз посрамить всевозможных любителей бегать по улицам с синими оцинкованными вёдрами на головах и кричать о невозможности езды по Столице – от штаба отдела до нужного ей шереметьевского терминала фройляйн Полозова добралась за каких-то двенадцать минут: с ветерком и под вой сирены), но и оставшегося времени с преизлихом хватило на то, чтобы узнать мнение отставного кандидата на регалии всебританского диктатора по интересующему вопросу. Мнение это, однако, оказалось довольно странным, так что – помахав вслед улетающему лайнеру газовой косыночкой – начальник опергруппы направилась восвояси, пребывая в самой что ни на есть глубокой задумчивости.
Идея, как половчее расколоть Драконёнка, посетила золотопогонную гинандру в любимом ресторанчике, куда она завернула по пути в отдел. Владелец и шеф-повар заведения, её давний и хороший знакомый Пахом Слонов долгое время служил в очень непростых войсках, объездил добрую половину мира и собрал за время своих командировок чёртову прорву рецептов самых экзотических блюд, каковыми и потчевал своих гостей. Были в его меню и гигантские волосатые пауки в кляре (привет из центральной Африки), и заживо приготовленная рыба (в Японии – по атомным электростанциям которой гурманствующий спецназовец в своё время устроил настоящее турне, конкретно подорвав веру самураев в безопасность соответствующего сектора энергетики – известная как «Старые кости Императора»), и так называемый «сладкий хлеб» (под который комплиментом от кулинара шла внушительная стопка отличнейшего коньяка «Три топора» весьма нехреновой выдержки) – всего не перечислить. Одно из этих лакомых извращений – бычьи глаза в густом вишнёвом джеме – Ольга решила прихватить с собой и с чувством употребить пред ясными очами допрашиваемого. Уж больно бычьи зенки походили на человечьи: найти отличия при желании, конечно, не составляло труда, но для этого требовалось быть неплохим специалистом по анатомии, а не подавшимся в смутьяны офисным мальчиком.
Сказать по правде, Гюрза с удовольствием познакомила бы Малинова со всем доступным ей набором спецсредств для развязывания языка: до того не выносила светская пантера людей подобного сорта. «Мы должны построить рабовладельческую цивилизацию нового века, превратить привыкших к комфорту и заботе государства маменькиных сынков с безмерно раздутым самомнением в безропотный субстрат: тот компост, на котором мы взрастим всемирную супердержаву-голема, для коего мы станем повелителями, а все эти хипстеры и прочие мальчики купи-продайчики – питательным биотопливом», – так высказался на одном из больших симпозиумов Ордена главный его спикер, профессор Николаев, и – чёрт подери! – Ольга Игоревна готова была поставить свою подпись под каждым словом жреца науки. Увы, отправлять шкуру Драконёнка какому-нибудь любителю шить сумочки (тому же Виттону, например) покамест не следовало, так что умная и рачительная палачесса решила как следует нажать на презираемого ею офисного трудягу морально.
В конце концов, был бы результат.

Кто сказал, что понедельник – день тяжёлый? Ольга Игоревна Полозова, в узких кругах широко известная как Гюрза, лишь посмеивалась, слыша подобные суждения. Нет, дамы и господа, уж если ранжировать дни седмицы по такому признаку, как сложность долговременного отрыва головы от подушки, то уверенным лидером этого рейтинга по праву должна быть суббота. Судите сами: если понедельнику предшествует более-менее благочинное воскресенье, то предтеча субботы – пятница, она же развратница. Способов развратиться под конец рабочей недели человечество придумало массу, но что до госпожи Полозовой, то сия молодая особа имела обыкновение проводить всякую ночь с пятого дня недели на шестой в «Пифия-клубе»: дамской версии того самого «Нострадамус-клуба», о коем во времена оны столько писали в глобальной сети. После чего исправно отсыпалась до самого воскресного утра.
Сейчас же, на заре первого трудового дня новой недели, амбициозная перфекционистка со змеиным прозвищем была отменно свежа и подтянута, с иголочки одета и увенчана зубодробительно сложной куафюрой. Короче, «холодна, безжалостна и неотразимо женственна», как изволили выражаться в своих опусах многие акулы пера, что имели счастье пересекаться с прекрасной оперативницей. Удобно устроившись в обшитом телячьей кожей кресле и забросив обтянутые кирзой любимых «дикими кошками» тяжёлых сапожек роскошные длинные ноги на край стола, спустившаяся с рублёвского Олимпа богиня правосудия быстро, но без лишней поспешности просматривала вновь поступившие материалы. Лилась из приткнувшегося среди бумаг крошечного радиоприёмника неспешная тихая мелодия (ссылка), негромко шелестел в углу выделенной сотрудникам отдела комнаты вентилятор – обстановка настраивала на спокойную, упорную, плодотворную работу.
Всевозможные следочки в сети достойная наследница несравненной Софьи Гертнер отмела в сторону без раздумий: и дело это не царское, в блогах всяких сусликов копаться, и аналитики с этим всяко лучше справятся. Так что к лешему. Вводная по кабаку с пафосным названием «Стикс» заинтересовала начальницу опергруппы в несколько большей мере: хотя разработка таких зацепок относилась к епархии следователей, уж больно специфическим объектом был этот «Стикс». Социальный статус завсегдатаев позволял допустить, что – буде следачки зададут правильный вопрос правильному человеку – их элементарно выведут. С простой и изящной, точно грабли, мотивировкой: «Здесь для белых». То бишь для людей чрезвычайно состоятельных, каковыми большинство следователей Госбезопасности (невзирая на весьма достойные оклады) не является. А вот удалить тем же манером дочурку самого Игоря Полозова – равно как и любую из «диких кошек» – уже не выйдет. Конечно, и повыше чины да потолще кошельки, чем у их отцов, на одной седьмой части света отыщутся, но не сразу и не в таком уж большом количестве.
Но что показалось Ольге действительно интересным (и, что важнее, действительно перспективным), так это изложенные в попавших в её холёные руки бумагах обстоятельства «Дела Мясника». С некоторых пор Гюрзу периодически зазывал в гости некто Адам Сатлер: некогда видный британский радикал и лидер партии Norsefire, вдрызг разругавшийся с властями Туманного Альбиона и собственными соратниками, отчего вынужденный в изрядной спешке (которая, однако, не помешала храброму рыцарю Северного Сияния, как при некоторой доле воображения можно было перевести название созданной им организации, прихватить не прощанье партийную кассу) покинуть родину футбола. Ценен этот немолодой джентльмен был тем, что ранее состоял в британском аналоге Ордена и мог похвастать весьма солидным градусом (каковой, между прочим, сохранил, пополнив орденские ряды) – а, стало быть, вполне мог подсказать, какие выводы надлежит делать компетентным органам из того факта, что тот самый Мясник, неведомый покамест сторонник Дракона (связь которого с наглосаксами, кстати, многие, рассматривали как доказанный факт) предпочитает средней руки ирландских графоманов и даром что не кричит о своих предпочтениях на каждом углу.
Довольно улыбнувшись удачному, как ей казалось, решению, красавица слитным, плавным движением сытой пантеры опустила ноги на пол, цокнув сталью каблуков о паркет. Заткнула радио, подвинула к себе клавиатуру. Предстояло решить несколько организационных вопросов. А там, глядишь, и размяться будет можно…

Немного истории, немного политики.
Бытует мнение, что ни одна хорошая история не начинается с того, что кто-то выпил стакан молока. Возможно, так оно и есть – но гораздо более вероятным представляется иной вариант: впервые высказавший данное суждение мог попросту не владеть элементарной культурой пития сей благородной жидкости (предпочитая употреблять оную, например, в сильно прокисшем виде, да с малосольными огурчиками и жирной рыбкой под закусь), либо знал до неприличия мало хороших историй. Ведь именно за вечерним стаканом жизнетворящего напитка разговорились однажды в столовой женского клуба Академии Дерптского епископства, престижнейшего университета Священной Империи Третьего Рима, эрцфюрстерин Андреа фон унд цу Вельвен, бургграфиня Дита фон Грюнинген и баронесса Ульрика фон Юнгинген. Будущие магистр, ландмейстер и капитульер женского военного ординариата «Ливония». Разговор же этот справедливо будет назвать не иначе, как началом полной славных дел истории легендарного подразделения, истинного карающего меча в стальных дланях Отца-и-Вождя, Вперёдсмотрящего и Вперёд Идущего. Не худшей истории, далеко не худшей.
Будучи чрезвычайно схожи характерами – милы и непосредственны, отважны и дерзки, остры умом, тверды волей и неистощимы на пикантные затеи – проказницы и отличницы без труда сошлись, чему немало способствовало их происхождение (каждая из трёх граций являла собой восхитительный пример Урождённого Истинного Человека, как «Классификатор видов» профессора Николаева величал потомственных олигархов, наследников высоких кабинетов и деловых империй), а также общность интересов. Вскоре дерптский бомонд уже вовсю обсуждал похождения маленького клуба ослепительных юных созданий: восходящих звёздочек высшего общества, шебутных и весёлых тусовщиц, любительниц щекочущих нервы развлечений, экстремального отдыха и грандиозных гулянок в стиле незабвенного Кассуса Викуса. Как писал тот же «Мир избранных», «если вечерком где-то можно развлечься, будто в последний день, там гарантированно объявятся наши любимые малышки: примчится на усыпанном бриллиантами гоночном родстере пылкая Андреа, подкатит следом на превращённом в шикарный лимузин танке поклонница удобств Дита, спустится с небес на своём покрытом платиной вертолёте рассудительная и неторопливая Ульрика».
***
Имелось, однако, у весёлых неразлучниц ещё одно коллективное увлечение – не столь уже невинное, как отжиг на вечеринках. С материнским молоком впитавшие свойственный Истинным Людям, элитариям Священной Империи милитаризм, воспитанные на историях о головокружительных приключениях бесстрашной канониссы Агаты, озорные мегеры грезили крестовым походом против недругов Отца-и-Вождя: как внешних, так и внутренних, первостепенное внимание уделяя последним. Назвавшись «Лигой примерных дочерей» и без всякой жалости, но с редкой выдумкой погоняв для начала сокурсников, не отслуживших срочную (и доведя многих парней до того, что те взяли академический отпуск и наперегонки рванули топтать плац – лишь бы оказаться подальше от проделистых фурий), привыкшие добиваться во всех своих начинаниях абсолютного успеха амбициозные перфекционистки решили переключиться на цели более сложные, но оттого и более интересные.
Круг таких целей оказался весьма широк: по зрелом рассуждении аппетитные бедокурки решили не мелочиться и включили в число врагов родной державы огромное количество самых разных, но чертовски непривлекательных, как им казалось, персонажей. Попали в список и чревоугодники, имевшие наглость по секретным каналам выписывать из поражённых грехом земель и вкушать недозволенную верным чадам Имперской Церкви провизию. Не избежали внимания искусительных резвушек и любители не пользовавшихся официальным одобрением праздников: те, кто вопреки многочисленным запретительным энцикликам, например, упорно рядился на Гехайминснахт ожившим покойником либо иной нечистью да ходил в таком виде по домам, смущая честных граждан и попрошайничая. Не забыли прехорошенькие шкодницы, разумеется, и пацифистов – тех малопонятных нормальному человеку деятелей, что с пеной у рта требовали запретить Вперёдсмотрящему и Вперёд Идущему посылать несокрушимые имперские дивизии на запад и восток, отдать присоединённые мечом либо словом земли прежним их владельцам и вообще покаяться перед всем миром лет на триста вперёд. Нашли своё место в «расстрельном» перечне и блудники, и фанаты настольно-интерактивных игр с крайне сомнительными сюжетами (а равно пустопорожнего трёпа в глобальной сети вкупе с аналогичными «развлечениями не для средних умов»), и многие-многие другие категории еретиков-человекопоклонников. Воистину, прав был сказавший, что нет порога женской изобретательности!
***
Целый год наводили знатные армиды неописуемый ужас на всех и всяческих, подобно цунами врываясь в притоны, где предавались те омерзительным утехам, либо заманивая нечестивцев в укромные места и уже там верша над ними своё правосудие. Информация о похождениях трёх забавниц быстро дошла до первых лиц епископства, но даже лучшим следователям всесильного, казалось бы, ордена Manus Dei (ведавшего в Священной Империи такой занятной областью жизни как государственная безопасность) пришлось употребить перорально не один пуд соли, покуда они смогли напасть на след: разбушевавшиеся аристократочки не забывали о конспирации и являлись недругам, только скрыв нежные и холёные, лучащиеся уверенностью и задором идеально красивые лица под бархатными масками-капиротами и облачившись в сшитые на заказ чёрные балахоны, которые идеально подчёркивали все достоинства их гибких и сильных тел. Когда же три боевитые хорошули наконец предстали перед ним, епископ Дерптский (дикий и дерзкий, как не без оснований характеризовали украшенного некогда многозвёздными погонами благочестивого мужа иные острословы от прессы) лишь от души посмеялся и сделал милым, будто молоденькие котята, девицам предложение, от которого те не отказались бы, даже попроси их о том некто дьявольски красноречивый: основать собственный военный ординариат.
Данное согласие круто изменило жизнь Андреа, Диты и Ульрики. Свою alma mater девушкам пришлось сменить на закрытый монастырь, где прошедшие огонь и воду инструкторы со способным капитально напугать иных нестойких курсантов энтузиазмом принялись натаскивать их в премудростях ратного дела. Игривые платьица молодых и одиозных светских львиц также пришлось оставить в прошлой жизни: повседневным нарядом новоиспечённых послушниц стали незатейливые серые робы. Впрочем, ни одну из трёх подруг не страшили ни описанные, ни какие-либо иные неудобства – именно о такой жизни, без остатка посвящённой службе Отцу-и-Вождю, прелестницы и мечтали. Что же до полного пересмотра концепции гардероба, то одеяния келейниц были дерзким богиням куда как к лицу: молодость и красота ведь привлекательны в любом облачении (да и без оного, сказать по чести, тоже).
***
Вновь сформированный ординариат, единогласным решением первых трёх членов получивший звучное имя «Ливония» (в честь отряда, некогда лупившего человекопоклонников под началом самой Агаты), в кратчайшие сроки стал для врагов Третьего Рима худшим из наказаний. Наделённые в равной мере соблазнительной плотью и чистой душой воинственные девы в эффектной молочно-белой форме с угольно-чёрными крестами на кокардах – желанные гостьи везде, где ждут очередной вылазки мыслепреступников. Ливоночкам рады и на облавах, что регулярно проводит Manus Dei в неблагополучных районах и откровенных фавелах, жители которых традиционно недолюбливают Истинных, и под высокими сводами кафедральных соборов, сорвать торжественную службу в любом из которых враги Имперской Церкви почитают за высшую доблесть. Слава, по праву добытая фон Вельвен, фон Грюнинген и фон Юнгинген в жестоких боях с еретиками (против которых красавицам на первых порах частенько приходилось выступать втроём), привлекла под знамёна ординариата множество достойных, верных и бесстрашных юных созданий, позволив развернуть «Ливонию» сначала в батальон, а затем и в полнокровный полк со своей разведкой, бронетехникой и ударной авиацией. Сегодняшняя «Ливония» – грозная сила, способная скрутить в бараний рог любого, кто осмелится бросить вызов Кондору (как называют порой Отца-и-Вождя за сходство с хищной и могучей геральдической птицей на его личном штандарте): будь то матёрый мыслепреступник или один из тех, кого магистр, ландмейстер и капитульер гоняли влажными тряпками ещё в бытность свою «Лигой примерных дочерей».

Своё недавнее (а может быть уже и давнишнее, чёрт его разберёт: поди угадай, как в наличном сегменте Мироздания течёт время!) прошлое Меч помнил в мельчайших подробностях. Вот он шагает через заснеженный дворцовый парк, где вековые араукарии перемежаются гениальными композициями несравненной Элоанны Сторгах[4]. Разлетаются под молодецкими оплеухами голодранцы из «Пробуждения». Навалять дубинкой, наподдать берцем, рубануть кхукри, боднуть каской. Терпите, ребята, никто вас сюда не звал. Сидели бы себе и дальше в родных трущобах с буржуйками (или буржуазками – это уж смотря по тому, что позволяют финансы) в обнимку да не портили новогодние торжества уважаемым людям и сопровождающим их на извилистой тропе жизни юным богиням красоты и любви – кто б вам хоть слово поперёк сказал! Но коли уж решились со своими рылами да в калашный ряд, будьте готовы к самому что ни на есть горячему приёму. Как говорится: «К сбросу напалмовых бомб товьсь! Ёлочка, гори!»
Но дальше, память, дальше! Вот могучий темник (а именно таким воинским званием пожаловал хан ханов верного и отважного воина, сделав того своим Мечом) выходит один на один со Светославом – человеком, развязавшим самый масштабный и самый кровавый мятеж в истории Новой Хазарии. С глухим хрипом ярости защитник Державы опускает прозрачное ударопрочное забрало своего шлема, принимает стойку, и два воина кружатся в танце битвы, сходясь и расходясь, обмениваясь ударами. И с первых же минут схватки бравому лоялисту очевидно, что он уступает противнику по всем статьям: лидер «Пробуждения» сильнее, быстрее, отменно держит удар. Бешеный натиск героя разбивается о выверенную до точки оборону, от принятых на жёсткий блок атак сводит руки. Исход поединка ясен как день, но Меч Великого кагана лишь вкладывает ещё больше злобы в боевой рык, даже не задумываясь об отступлении. Жизнь, как учат мудрейшие, штука такая: если ты не элитарий (а какой из темника элитарий? И повыше чины да потолще кошельки в государстве новохазарском сыщутся!), живым из неё тебе всяко не выбраться. Так стоит ли бегать от того, что неизбежно? Вперёд, и будь что будет! Когда приходит время действовать, размышлять некогда.
Последним событием того злополучного вечера, которое Меч помнил более-менее отчётливо, был впечатляюще сильный и удачный выпад заклятого врага, легко разваливший на части подставленные под удар дубинку и кхукри, да тяжёлый клинок, тараном вошедший в его широкую грудь. Что-то крикнув, Светослав выдернул свой огромный кладенец-самосёк из смертельной раны и вскинул окровавленное оружие над головой для завершающего удара – но это храбрец в погонах наблюдал уже через стремительно густевшую тёмную дымку, что несколько ударов сердца спустя полностью растворила в себе привычный мир. Тут-то, однако, и началось самое интересное.
- Характеристики телеплазмы стабилизированы, господин генерал-губернатор!
- Квдроэнцефаллограмма в норме, господин генерал-губернатор!
- Ко вскрытию саркофага готовы, господин генерал-губернатор!
Девичьи голоса, нежные и сочные, доносились откуда-то из клубившейся вокруг тьмы. «Если и всё остальное у этих болтушек под стать, так какого же ляда большинство срёт кирпичами при одной только мысли о переселении в царство мрачное Аида? Как по мне, так здесь ничуть не хуже, чем по другую сторону Стикса», – усмехнулся лихой рубака. В ту же секунду милое чивиканье невидимых покамест искусительниц самым беспардонным образом заглушил механический гул, и покров мрака (на поверку оказавшийся всего-навсего крышкой какого-то медицинского агрегата – и впрямь, кстати сказать, похожего на эдакий высокотехнологичный саркофаг) отъехал в сторону. Открывшаяся обстановка, впрочем, нимало не походила на декорации, в которых кипел столь плачевно завершившийся бой.
Боле всего это царство белоснежного кафеля, хирургических светильников, тихо попискивающей аппаратуры и разгороженных прозрачными стенками боксов походило на персональный медицинский центр какого-нибудь сиятельного тудуна или – на худой конец – до неприличия высоко взлетевшего фстрата[5]. Медсестёр, правда, сей неведомый коррехидор вполне мог бы найти и менее экзотической внешности… Хотя, лица красоток можно ведь попросить и прикрыть (допустим, хирургическими масками либо респираторами бакзащиты – как верно подметил один признанный ценитель женской красоты, это едва ли не лучший способ оттенить всю привлекательность бездонных дамских глаз), а способные поразить самое развращённое и пресыщенное воображение тела, ладно упакованные у кого в зефирно-белые коротенькие халатики, а у кого в аналогичного колера противочумные кэтсьютики, солдат Великого кагана оценил на твёрдое «отлично».
- Благодарю за службу, красавицы. А сейчас прошу оставить нас с господином темником одних, – прозвучал откуда-то из-за поля зрения могучий низкий бас.
Коротко поклонившись неведомому распорядителю, гривуазные сестрички-лисички дружно направились к выходу, цокая высоченными каблуками изящных туфелек, идеально подчёркивавших стройность их шикарных, достойных лучших мировых подиумов ног, да покачивая упругими бёдрами, которые ласково обнимала ткань форменной одежды. Чуть погодя – довернув какие-то ему одному ведомые тумблеры на диковинной лекарской машинерии, большую часть которой Меч (даром что к низам новохазарского социума давно уже не принадлежал и щитовой барак-общежитие казарменного типа, в котором прошло его детство, успел порядком забыть) видел впервые – поспешил к выходу и начальник младшего медперсонала: костлявый верзила в хирургическом костюме и с оптико-электронным визором на левом глазу. На освободившуюся же сцену вышел (насколько изрядно повидавший милитар мог судить) хозяин конкретного храма Сохмет. Огромного роста, богатырского сложения, с явственно прорисовывающимися под военной формой крепкими мышцами (особенно впечатлили супербыка в погонах могучие, величиной с объёмистый пивной кувшин бицепсы – сам багатур полновластного хозяина Державы до подобной степени, к величайшему своему стыду, докачаться так и не осилил) и похожим на обтянутый кожей череп лицом аскета, новоприбывший являл собой прекрасный образец (можно даже сказать, эталон) обличённого властью сверхчеловека. Те же, кто в отличие от получившего неплохое образование янычара в социальной антропологии разбирались не лучше, чем средней руки мандарин в апельсинах, могли без труда уяснить себе всю бесконечную ширину пропасти, отделяющей их место в социальной иерархии от того, что занимал величавый нойон, элементарно взглянув на украшавшую его китель пайцзу. Не какую-нибудь паршивенькую железную или бронзовую (хотя и такие знаки наделяли обладателей едва ли не абсолютной властью над всяким, кто не имел даже их), не серебряную или золотую – платиновую пайцзу с персональной тамгой кого-то очень и очень влиятельного. Только вот сказать, чей именно знак красовался на узкой металлической пластинке, Меч бы не взялся ни за какие блага. Явно не Великого кагана (уж его-то тугру приближенный к трону самурай новейшего времени имел честь наблюдать не раз и не два, так что как-нибудь бы узнал), но кто в Новой Хазарии кроме Него мог раздавать подобные знаки высочайших полномочий, верный асигару хана ханов даже помыслить не мог.
- Времени у нас в обрез, так что, с Вашего позволения, обойдёмся без предисловий и прочих формальностей, – объявил с места в карьер полубог войны уверенным, отменно поставленным голосом. Таким, каким и должен обладать хороший военачальник, способный хоть поднять вверенных ему людей на ядерную бойню, хоть играючи соблазнить махровую пацифистку-вегетарианку, что проливает крокодиловы слёзы над каждым зверски загубленным в процессе чистки унитаза гнидокишечным стафилококком, после чего зазвать сие недоразумение в женском обличии в мясной ресторан при Главном штабе. – Впрочем, люди мы с Вами погонные, и к такому формату привычны. Для начала, милейший темник, примите как данность, что Вы умерли. И умерли – пусть и вполне достойной смертью, что похвально – но донельзя несвоевременно, поставив тем самым под угрозу планы множества важных лиц, в том числе самого Глобального предиктора. Не удивляйтесь – это отнюдь не досужая выдумка говорунов из «Пробуждения», а более чем реальная сущность. Не сказка, кстати, и оппоненты предиктора, Расичи[6]: одному из них Вы, собственно, и обязаны своим пребыванием здесь.
Глобальный предиктор? Расичи? Нет, для любившего иной раз посвятить досуг не резвым затеям в обществе пышногрудых берегинь да белокурых арийских ведьм, а походу в Александрийскую библиотеку офицера эти слова не были бессмысленным набором звуков – но услышать их в таком контексте и в такой обстановке он как-то не ожидал. С другой стороны, чего не бывает в этой жизни? Случилось же изобретательному легионеру в далёкие ныне курсантские годы свести чрезвычайно близкое знакомство с самой Лауреттой Бальдуси[7] – прелестнейшей оперной дивой, в равной степени знаменитой уникальным голосом, ледяным сердцем и бюстом пятнадцатого размера – завершив свой парашютный прыжок точно в бескрайнем бассейне её роскошного поместья. Да и взгляд на все предшествовавшие события сквозь призму доктрины заговора наилучшим образом объяснял очень и очень многое.
- Ситуация в Державе на настоящий момент близка к критической, – продолжал тем временем блистательный стратигарий, облик которого всё больше казался Мечу знакомым. Определённо, где-то он с нынешним своим визави уже встречался. Вот только решительно не мог вспомнить, где. – Случайно или нет, но «пробужденцы» подняли восстание аккурат накануне Катаклизма. Полагаю, Вам, темник, как человеку с широким кругозором, нет нужды объяснять, о чём идёт речь?
Нет, объяснять столь же начитанному, сколь и поднаторевшему в ратном деле вэйбину, что такое Катаклизм, никоим образом не требовалось. Под этим нехитрым термином идеологи «Пробуждения» разумели гипотетическую акцию, задуманную Глобальным ради получения права безраздельно распоряжаться планетой и состоящую в широкомасштабном использовании оружия массового уничтожения с последующим строительством прекрасного нового мира, каковому суждено было заместить старый: сгоревший в жарком атомном пламени, задохнувшийся в плотных облаках отравляющих газов, подхвативший заботливо выведенную талантливыми биологами инфекцию да и выхаркавший по такому поводу все внутренности без остатка. Вдобавок, невиданная гекатомба снабдила бы предиктор – искони питающийся людскими страданиями – приятной и живительной энергетической субстанцией на многие эоны вперёд.
- Вижу, что объяснения Вам потребны не больше, чем рыбе зонтик, – удовлетворённо отметил воевода. – Стало быть, не стоит и говорить, насколько не к месту сейчас вся та буря в стакане воды, которую затеяли Светослав и команда. Прикончи Вы этого буйного, планам Глобального предиктора сейчас ничто бы не угрожало – а так существует реальная возможность попытки прорыва восставших сюда, в Пирамиду Власти (нет, это тоже отнюдь не фигура речи – могу Вас уверить). Разумеется, и Погонщик, и Ваш покорный слуга сделают всё, чтобы не допустить этого. Всё, вплоть до применения Оружия Единственного Удара, хотя этого-то как раз хотелось бы избежать. Вы можете спросить, к чему подобная щепетильность: ведь Катаклизм должен произойти в любом случае, и удар по бунтовщикам лишь ускорит наступление новой эры. Но, открой мы лубочный сундук старой карги Пандоры прямо сейчас, многие уважаемые люди, которых архивласть желала бы видеть у подножия своего трона после «перезагрузки» наличной ойкумены, могут не успеть добраться до надёжных убежищ – тем более, что мятежники отнюдь не глупы и, без сомнения, на изнанку вывернутся, лишь бы помешать им оказаться в безопасности. Именно Вам, темник, отведена ключевая роль в плане, который позволит спасти положение: платить за свою ошибку Вам всё одно нечем, поэтому придётся её исправить. То, что я сейчас скажу, следует выслушать с предельным вниманием. Затем Вы познакомитесь с Глобальным предиктором и отправитесь на задание: в замок Умершего, если это Вам о чём-то говорит.
И Меч Великого кагана, Погонщика рабов Глобального предиктора, всецело обратился в слух. Ибо он вспомнил, где видел говорившего с ним гроссмейстера войны раньше – на аллегорическом полотне «Тайная власть», что украшало рабочий кабинет хана ханов. А кроме того, герой понял, чья тамга красовалась на пайцзе собеседника. Вычурный, сложнейший вензель «ГП» мог означать только одно: Глобальный предиктор.
***
«А во имя предиктора стоит сражаться, – подумал храбрый темник, выныривая из омута воспоминаний и уверенным шагом входя в дверь, загадочным образом возникшую на месте казавшегося нерушимым монолита стенной кладки. Кто или что ожидало его за порогом, багатур не гадал. Да и был ли в том смысл? Каков бы ни оказался притаившийся по ту сторону тяжёлых створок враг, бой не должен был закончиться ничем, кроме победы Меча: слишком многое зависело сейчас от его успеха, чтобы допускать возможность любого другого исхода, – Сражаться и побеждать: потому, что иные результаты предиктору нахрен не нужны».
Примечание: для лучшего погружения в атмосферу предлагаю вам послушать песню «Будь верен Державе» (ссылка).

[4] Более подробно о г-же Сторгах и порождённых её умелыми ручками и живым умом objets d’art см. роман И. Эльтеррус «Серые пустоши жизни».
[5] Фстрат – разговорное обозначение правителя любой из провинций Державы (строго говоря, таких чиновников следует разделять на сатрапов (правителей сатрапий – провинций, выделенных по территориальному и экономическому критериям) и номархов (правителей номов – провинций, выделенных по национально-территориальному критерию), но вне официальных документов это редко кто делает), избираемого региональной аристократией. Тудун – полномочный представитель Великого кагана, надзирающий за исполнением Его директив фстратом (и нередко наставляющий последнего на истинный путь достижения поставленной свыше цели); назначается на должность указом хана ханов. Зачастую тудуны, в прошлом видные военачальники либо высокопоставленные сотрудники новохазарской тайной полиции (откуда происходит их неофициальное прозвище «золотоплечие», указывающее на характерное оформление погон высокопоставленных силовиков), стяжают куда большие симпатии черни и журналистской братии, нежели фстраты, каждый прокол и каждая значимая трата которых становятся поводом для всяческого зубоскальства в прессе и блогах.
[6] С глубоким уважением к С. Тармашеву и его циклу «Холод».
[7] С глубоким уважением к М.Н. Загоскину и его рассказу «Концерт бесов».

По волнам памяти.

«Пусть враг неисчислим – это всего лишь беспорядочное скопище. Но хоть и не скопище, наше дело правое и справедливое, а с твёрдым сердцем можно и скалу стрелой пронзить»[12], – вспомнился Кристине отрывок из старинной гунки, которую ей довелось слышать во время поездки в Империю Восходящего Солнца. Ситуация и впрямь куда как располагала к подобным мыслям: возглавляемая очаровательной подмастерьем группа шла сквозь ряды почуявших было волю полуфабов с лёгкостью пресловутого ножа в масле (или той самой стрелы) – гоня перед собой основную массу бывших хипстеров да оставляя за спиной обугленные тушки наименее расторопных из них.
Подобная лёгкость, однако, скорее смущала, нежели радовала блистательную златокудрую надзирательницу. Будучи от природы девушкой разумной, юная госпожа Котова давно взяла себе за правило по возможности полно осмысливать ситуации, в которых оказывалась, и всегда задавать себе вопрос: «А дальше-то что?» Оно, собственно говоря, и правильно: вон авторы гунки в своё время увлеклись, перестали просчитывать развитие событий на два-три шага вперёд и в результате попали под каток армий Нерушимого Союза, превратившись из вполне заметного участника геостратегической шахматной партии в сомнительного военного и политического потенциала огрызок, периодически требующий от окружающих неведомо какие территории.
В так называемом смотровом зале, где специалисты Верховной палачессы встречали новые партии прибывших на «переработку», отделяя будущих отров, и который в остальное время служил караульным помещением охране «цеха полуфабрикатов», стояла не обычная орденская махра – те бравые парни, что днём подпирали собой главные ворота, а ночью ещё и патрулировали территорию дворцового комплекса с цепными кабысдохами, перекличкой мешая Кристюше спать. «Цех» стерегли карательницы Ордена – девицы весьма умелые и хваткие. И то, что полуфабы до сих пор во все лопатки бежали к смотровому, а не удирали от идущих с той стороны отважных и смертоносных фурий, наводило на абсолютно не радужные мысли.
Тех, кто должен был стоять в карауле во время её смены, Кристина знала не хуже, чем себя: Виктория Волкова и Евгения Ежова были её лучшими подругами. Вступив в Орден с разницей в несколько дней, три ослепительных юных создания вскоре подружились и ныне были известны столичному свету как неразлучные восходящие звёздочки ругийского высшего общества: шебутные и весёлые тусовщицы, любительницы щекочущих нервы развлечений, экстремального отдыха, грандиозных гулянок в стиле незабвенного Кассуса Викуса[13] и онлайн-игры World of Lovecraft, на которую красавицы ежемесячно тратили суммы, сравнимые с годовым бюджетом трёх суверенных балтийских демократий. За что, кстати, бульварная пресса прозвала их кружок милых и симпатичных «Балтийской Конфедерацией». Как писал тот же «Мир избранных», «если вечерком где-то можно развлечься, будто в последний день, там гарантированно объявятся наши светлокудрые малышки: примчится на усыпанном бриллиантами родстере Курземе, подкатит следом на превращённом в шикарный лимузин танке Земгале, спустится с небес на своём покрытом платиной «Крокодиле»[14] неторопливая Эсти».
Но Виктория и Евгения, Курземе и Земгале, были не только отличными подругами или примерными дочерьми, которыми по праву могли гордиться их семьи: не встретившие ещё свою двадцать пятую весну, обе они уже были умелыми и жестокими мегерами, готовыми безжалостно расправиться с врагами суверен-инспектора – хоть с каждым в отдельности, хоть со всеми разом. И то, что им не удавалось хотя бы притормозить стремительно драпающих перед командой подмастерья полуфабов, изрядно тревожило Котову-младшую, негласного предводителя их дружеской компании.
Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать композицию The Flower Of Carnage исполнителя Meiko Kaji (ссылка).
Виток гигантской спирали «цеха», ещё один – вот наконец и смотровой зал. От увиденного у хранительницы орденского пенитенциария перехватило дух, а вмиг ставшие непослушными руки помимо её воли выпустили огнемёт. Обе подруги были здесь, но в каком виде! Как и сама Кристюша, барышни отличались природной красотой и отменным чувством стиля: пышные причёски, лица богинь, сногсшибательные фигуры, откровенные одежды – где бы они ни очутились, их трио с лёгкостью притягивало все без исключения мужские взоры. Сейчас же на храбрых подмастерьев госпожи Верховного карателя было страшно смотреть. Ещё недавно лучившиеся уверенностью и задором идеально красивые лица превратились в бледные изуродованные маски. От аккуратных милых носиков остались только рваные дыры, в клочья изодранные губы – ещё недавно такие соблазнительные, будто созданные для поцелуев, как утверждали бесчисленные ухажёры – не могли скрыть того, что осталось от вдребезги разбитых белоснежных зубов. На месте глаз – завораживающих бездонных омутов, в которых светилось то живое любопытство, то бесшабашное веселье, то безудержная отвага – зияла кровавая пустота и тяжёлые карминовые капли часто падали вниз, расплываясь алыми цветами на белом кафеле пола.
В просторном помещении собралась даром что не сотня полуфабов, руки и рты которых были густо вымазаны кровью: злодеи, растерзавшие двух прелестных амазонок, и не думали прятаться. При взгляде на них прелестную стражницу затрясла крупная дрожь отвращения. Ей – выпускнице медицинского университета – хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: её подруг не стремились убить, а сознательно калечили и уродовали. Спокойно разглядывать тех, кто сотворил подобное, златовласая служительница Ордена не могла.
Взгляд обворожительной тюремщицы упал на открытый оружейный шкаф. Кристину не беспокоило, кто его открыл (оружейные карательниц располагались в другом корпусе и на пост они отправлялись с машинками уничтожения, что получали там), не смущало, что несколько ячеек пусты – сознание молодой валькирии без остатка заполнила жажда мести. Выдернув из гнёзд хранения два длинных трёхгранных стилета – из тех, что некоторые части Ордена используют в качестве штыков, а правозащитники всех мастей называют негуманным оружием – Котова-младшая развернулась к толпе.
Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать композицию Lightning Flame Dragon Roaring исполнителя Yasuharu Takanashi (ссылка).
- Станцуем, сволочи, – усмехнулась чаровница, точно хлебнувший крови берсерк, и кинулась в атаку…

[12] Вольная интерпретация перевода японской военной песни (гунки) «Пусть враг неисчислим». Перевод позаимствован отсюда: ссылка
[13] Со всем уважением к г-ну Баркеру и его Jericho.
[14] Он же Ми-24.

Фотобанк Ордена.

За те полгода, что минули с памятной беседы, Великий суверен-инспектор сделал всё возможное, чтобы исполнить данный ему совет. Венера-Урания – не из тех, чьими рекомендациями можно пренебречь или выполнить по собственному разумению, и орденский бонза отнёсся к ним, как к прямому приказу. Кое в чём, впрочем, он всё же позволил себе отойти от полученных инструкций: не все головы, которые Орден вознамерился избавить от дурных мыслей, венчала в конечном счёте верблюжья шапочка. Уж очень радикально действовало на воспитуемых нехитрое устройство: иные же кадры могли принести Ругии больше пользы в состоянии, близком к естественному – будучи подвергнуты более мягкому воздействию. Особые трудовые ресурсы, отры – те, чьи личные дела украшала резолюция орденских экспертов о годности к подготовке по программе «Паж» – отправлялись не в занимавший подвалы жилища суверен-инспектора «цех полуфабрикатов», а в расположенный под «цехом» уютный, явно обставленный женской рукой, каземат. В вотчину Верховной палачессы Ордена.
Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать песню Upside Down исполнителя Vanessa (ссылка).
Один из этих отборных воспитуемых – выше двух метров, поперёк себя шире, без малого в двести кагэ чистых мышц весом, со статью молодого Аполлона и великолепной мускулатурой матёрого Геракла – как раз проходил «сеанс интенсивной терапии»: так любимая столичным бомондом за свои милые каламбуры палачесса называла подобные мероприятия. Бывший труженик мышки и завсегдатай соцсетей был основательно и со знанием дела скован: щиколотки охвачены массивными стальными колодками, поднятые высоко над головой запястья – изящными, но куда как прочными кандалами, свободные концы которых были закреплены на верхней перекладине мощной П-образной рамы. Лицо подопечного изыскано красивой мучительницы скрывала аляповатая картонная маска в виде радостно ржущей физиономии кролика. Из-под маски безостановочно рвался исступлённый хохот, в котором изредка звучало нечто, похожее то на мольбу о пощаде, то на ругательство.
Роскошная истязательница, удобно устроившаяся перед воспитуемым на мягком раскладном стуле, в последний раз стремительно пробежалась своими длинными, ухоженными, с эксклюзивным маникюром ногтями по могучему торсу Заиньки, как она прозвала своего подопечного – от подмышек до нижних рёбер – и с довольным видом откинулась назад. Офисный мальчик по инерции хихикал и всхлипывал, силился восстановить дыхание. На того яростно матерившегося брутального альфа-самца, которого четвёрка подмастерьев чуть более трёх часов назад с немалым трудом дотащила сюда и который утихомирился, только получив под дых выведенным на полную мощность электрокнутом, это жалкое хныкающее создание решительнейшим образом не походило. Спёкся здоровяк.
Умная и рачительная палачесса неспроста выбрала для нового гостя именно такой способ воздействия: её задачей было сломить дух, волю воспитуемого, сохранив при этом тело максимально пригодным для немедленного труда во славу и для процветания Ругии. А что может быть более унизительным для настоящего мачо, непогрешимо верящего в своё превосходство над всеми и вся – а над женщинами особенно – чем извиваться, как червяк, и визжать, как поросёнок, всего-навсего под нежными прикосновениями изящных женских пальцев? Особенно с учётом того, что их обладательница на две головы ниже и, пожалуй, втрое легче, чем сам невольный весельчак. Бегло глянув перед работой сетевую страницу Заиньки, полную его фоток (с оружием и в камуфляже, вскидывающего руку в «салюте-от-солнца-к-сердцу» и им подобных), аляповатых зонненрадов, изобилующих ошибками переводов Феррика Яггера[1] и призывов резать кого ни попадя во славу «великой гипербоарийской расы», прекрасная богиня мучений была уверена, что её затея увенчается успехом. И не ошиблась.
За свои тридцать лет Верховная палачесса, в свете известная как Олеся Степановна Мазурова, повидала столько, сколько иным диванным сидельцам не увидеть и за пару жизней. Уроженка затерянного в глухих непролазных лесах северо-западной Ругии хутора, она сделала поистине блестящую карьеру в Управлении «Т», благодаря острому уму, твёрдому характеру – а подчас ещё и отличному чувству юмора – легко решая задачи, о которые обламывали зубы много более опытные сотрудники. Повинуясь приказам своих кураторов, она, вместе с сестрой-близнецом Оксаной, объездила добрую половину мира, сражаясь за интересы Ругии в самых дальних уголках планеты. Красивые и молодые, отважные и дерзкие, очаровательные агентессы были неистощимы на пикантные затеи и добивалась успеха в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях, всегда изящно оставляя с носом шедших по следу ловчих. В картотеках иностранных спецслужб сестрички-лисички так и осталась просто набором псевдонимов, часть которых горе-контрразведчики даже не смогли связать между собой – не то что привязать к конкретным людям.
Заплечных дел искусству Олеся Степановна училась давно. У генералиссимуса государственной безопасности Гертнер – ветерана славной НКЧК и ровесницы века, про которую шептали, что она владеет секретом графини Батори – в спецшколе «Бархат». У жриц кровавых культов в кишащих ядовитой мошкарой джунглях Чёрного континента, где она сражалась с наёмниками заокеанских суперкорпораций. У таинственного пирамидоголового Мастера в Саду Мучений[2], когда стажировалась в Поднебесной. У Чёрного Дракона, легендарного дознавателя пэктусанской госбезопасности Пак Хё Квэна – старшего друга, наставника и любимого. В конце концов, госпожа Мазурова организовала пресловутый Охотничий Клуб: контору, позволившую ругийской внешней разведке подцепить на крючок компромата и благополучно завербовать многих видных политиков и богачей Дальнего Запада Евразии, одному пронырливому режиссёру хорошенько нагреть руки на посвящённой деятельности Клуба киноленте «Клоповник», а самой великолепной тиранке ещё больше отточить своё умение. Так что шансов у попавшего в её умелые холёные руки супермясного хипстера, возомнившего себя новым воплощением древних воинов-волхвов мифического племени Расичей[3], не было – ни одного.
Томным движением Верховная палачесса взяла из ажурного переносного мини-бара, который держал в мускулистых руках один из сопровождавших её служек – отров, которые настолько приглянулись царице зловещего подземелья, что она оставила их себе, большинство превратив в хирургически модифицированные куклы: игрушки и обслугу – высокий бокал со свежим соком ягод годжи. Сделала большой глоток. Что ни говори, но красиво жить не запретишь: часы непрерывной работы сказались не только на закованном в колодки узнике – жестокая Афродита тоже немного запыхалась. Но ведь и дело сделано! Отставив бокал, утончённая ламия обернулась к другому прислужнику, почтительно застывшему чуть в стороне с большим овальным зеркалом в массивной бронзовой оправе. Увиденное пришлось ослепительной ругийке более чем по вкусу.
Из зеркала на Олесю Степановну смотрела настоящая красавица: невысокая, с точёной – будто вышедшей из-под резца мастера – фигурой и милым кукольным лицом, за которое языкастые журналюги окрестили её Воплощённой Барби. Непосвящённый, встретив такую чаровницу на рауте или скачках, никогда бы не догадался, чем она занимается на самом деле. Идеальной формы губы сложились в лёгкую улыбку, в обрамлённых длинными пушистыми ресницами бездонных глазах скакали озорные бесенята. Медно-рыжие волосы были уложены в аккуратную элегантную причёску, а рабочая одежда – кокетливый гибрид миниатюрного платья и фартучка – подчёркивала все достоинства гибкого и сильного тела. Художница кнута и волшебница дыбы весело подмигнула отражению: всё верно, именно так и должна выглядеть одиозная светская львица с баснословно дорогими привычками.
- Хочешь поиграть ещё, Заинька? – с хитрым прищуром поинтересовалась Верховная палачесса у подопечного, одарив того многообещающей улыбкой и игриво ткнув ноготком в бок. Отрицательный ответ сейчас означал бы, что её работа сделана, нового отра можно сдавать на руки следующему специалисту в цепочке, а самой отправляться на пенную вечеринку к Верховному карателю Ордена – та отмечала годовщину какой-то особо успешной из своих спецопераций и веселилась напропалую, со всей широтой загадочной ругийской души.
- Освободи меня немедленно, стерва! – полным дикой ярости голосом взвыл в ответ супермясной клерк, дёрнувшись от лёгкого прикосновения, как от удара током, и вдруг вырвал из креплений удерживавшие его цепи.
Затрещал, разлетаясь дождём из щепок, стул, на который офисный супербизон обрушил исполинский – с баскетбольный мяч величиной – кулак. Вот только госпожи Мазуровой на нём уже не было: стремительным плавным движением светская пантера переместилась в сторону и была теперь слева от разбушевавшегося воспитуемого. Схватив давешний бокал, прекрасная разъярённая дьяволица выплеснула остатки сока в глаза качку, а пока тот скрючившись выл и пытался проморгаться, с залихватским криком обрушила бокал ему на затылок.
Драться Верховная палачесса умела выше любых похвал и всегда, сколько себя помнила, обожала. Грациозная и смертоносная, точно ругийская таёжная рысь, налетела она на яростно хрипящего врага. Врезались раз за разом в уязвимые места унизанные драгоценными перстнями кулачки – изящные и нежные, целовать которые почитали за счастье и честь многие сильные мира сего. Мелькали, сталкиваясь с напитанной анаболическими стероидами тушей здоровяка в хлёстких ударах идеально стройные ноги, взглянув на которые удавилась бы от зависти любая прима любого балета. Вот только противник этот оказался далеко не так прост, как все, с кем столь же красивая, сколь и жестокосердная жрица страданий сталкивалась в прошлом. Гигант отлично держал удар. То ли тело после нескольких часов интенсивной щекотки потеряло чувствительность, то ли помогал чудовищный мышечный каркас – мышцы ведь та же броня – но даже убийственные приёмы древних школ рукопашного боя не оказывали желаемого эффекта.
Яркая дама с огненной гривой и холодной, как полярная вьюга, душой, однако, не теряла головы: и не таких доводилось ей закручивать в бараний рог. Придётся, конечно, подпортить материал, но да ничего не поделаешь: кто ж мог знать, что среди воспитуемых отыщется человек, способный рвать цепи из прочнейшей стали.
- Обездвижить его, – коротко бросила палачесса дисциплинированно ожидавшим исхода схватки либо хозяйского приказа отрам-служкам. Щёлкнула вмонтированным в массивный браслет переключателем персональной рации, крошечная бусинка которой пряталась в ухе. – Каскад, срочно ко мне. Код «череп». Повторяю, «череп».
«Череп» согласно принятой в Ордене кодовой таблице радиопереговоров означал крайнюю опасность, так что Каскаду – элитному вояке на службе госпожи Мазуровой – следовало поспешить. Однажды он уже допустил прокол, что обернулось головокружительным карьерным скачком – из полноправного орденца в особые трудовые ресурсы – а прощать кого-то дважды было не в правилах очаровательной рыжеволосой инквизиторши. «Не уложится в норматив – на барбекюшницу отправлю,» – твёрдо решила недобрая затейница. И то правда: не в Эсти, так её, Вабарик живём, в конце-то концов!
Без Каскада расстановка сил бесстрашную красавицу, откровенно говоря, не радовала. Из десятка толпившихся в её «рабочем кабинете» слуг в бою могли быть полезны двое. Семёрка, миловидная девушка с ярко-алыми волосами, сопровождающая хозяйку на всех публичных мероприятиях, была вооружена и – что немаловажно – могла применить своё оружие с большим толком (а пара стволов в умелых руках – это козырь, покрыть который ой как непросто!). Нолан, поджарый брюнет, оружия в традиционном понимании не носил, но благодаря дарованным природой способностям – узнав о которых, железная леди во времена оные приказала любой ценой доставить паренька из-за Голубой ленты – легко мог вскипятить не по чину развоевавшемуся хипстеру мозги. Прочая же прислуга – увы! – в драке мало на что годилась, а Бритва, личный официант хищной гурманши, почётную обязанность присутствовать при обработке каждого нового «пажа» заслуживший колоритной внешностью – сочетание уголовной физиономии и огромного кухонного секача на поясе на иных доходяг оказывало такой эффект, что их не требовалось даже «ломать» – и вовсе смахивал на потенциального дезертира.
Трезво рассудив, что покидать сцену ещё не время, поэтесса раскалённого железа и кипящего воска вновь ринулась в атаку. Делай раз: изящным сальто Олеся Степановна забросила ноги на плечи колоссу, впавшему от такого поворота дел в лёгкий ступор. Делай два: обхватив ногами бычью шею, гибкая, будто вороная пума, терзательница согнулась пополам и что было сил хлопнула гору мяса и инстинктов по ушам. Делай три: ловко соскочив с по-бабьи взревевшего оглушённого противника, суровая прелестница молнией рванулась к дальней стене каземата. Туда, где на столах и стеллажах были разложены её верные инструменты…

[1] Со всем уважением к г-ну Спинраду и его «Стальной мечте».
[2] Со всем уважением к г-ну Мирбо и его «Саду мучений».
[3] Со всем уважением к г-ну Тармашеву и его циклу «Холод».

Фотобанк Ордена.

Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать композицию Journey To Transylvania исполнителя Alan Silvestri (ссылка).
Как ни были прочны доспехи Освободителя, ярость и мастерство гвардейцев были таковы, что каждый их удар нашёл дорожку сквозь броню предводителя Сокрушивших цепи. Глухо взревев, вожак мятежников рухнул на колени. Обычный человек, получив такие раны, уже не смог бы подняться – но вожак мятежников не был обычным человеком.
- Жалкие насекомые, – загремел над ареной полный неописуемой ярости рык. – Как вы смели встать на моём пути?! Колесо истории раздавит вас!
Быстрое движение – и Освободитель уже на ногах. Со свистом рассекает воздух – поднимаясь в позицию для чудовищной силы удара – огромный иссиня-чёрный клинок. Ещё немного, и меч Сокрушившего цепи топором палача обрушится на давший трещину от первого удара щит Клавикуса. Затем – располовинив вместе со щитом и отважного легионера – сокрушительный удар развалит на части храброго гельвета. Ну а напоследок Освободителю останется просто разжать руку – точно пущенное оружие пригвоздит к трибунам северянина. И путь к цели свободен.
- Ты кое-что упустил из виду, мятежник, – окликнул Сокрушившего цепи Волесветл. Могучий северянин уже разорвал удерживавшие прекрасную Лукрецию цепи, а сам столб, к которому была прикована обворожительная патрицианка, вывернул из земли. – Избранное для Избранных, а для тебя – только вот это!
Как заправский атлет на играх у подножия Олимпа могучим толчком метает ядро, Волесветл метнул в Освободителя вывороченный из земли столб. Масса снаряда и сила телохранителя госпожи Тенебраэ сделали своё дело: с чудовищной силой ударив в грудную пластину доспеха Сокрушившего, покрытый землёй заострённый конец столба проломил её и вышел из спины мятежника.
Выронив меч, Освободитель вновь рухнул на колени.
- Мы ещё встретимся, псы Троих, – прохрипел он.
- В другой жизни, – усмехнулся Волесветл, поворачиваясь к гвардейцам и подхватывая Лукрецию на руки. – А теперь уходим: сейчас здесь станет жарко.
Он оказался прав: едва гвардейцы покинули арену, град снарядов метательных машин перешёл в тропический ливень – непрекращающийся грохот разрывов заглушил предсмертный вой Освободителя.
Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать композицию O Fortuna ВИА Statuto (ссылка).
Мятеж потонул в собственной крови, фавелы сравняли с землёй. Расплата настигла всех, кто посмел бросить вызов Риму. Весело обсуждая события подходящей к концу ночи, вернувшиеся во дворец гости наместника отправились в дворцовые бани-термы. Когда два часа спустя они – раскрасневшиеся, белоснежных тогах – вернулись, рабы уже убрали из пиршественной залы трупы, отмыли до зеркального блеска ещё недавно залитый кровью пол, сменили воду в бассейне, внесли новую мебель взамен изрубленной и подали завтрак. Пиршество продолжилось.
- За величие Империи! – лучезарно улыбнувшись подняла тост госпожа Тенебраэ.
- Многие лета Императору! – отсалютовал кубком Кассус Викус.
- Слава Родине! – громыхнул под сводами пиршественного зала многоголосый хор.
Вместе со всеми гуляла и Лукреция: кто бы что не говорил, но день и ночь у обворожительной дочери Рима выдались чертовски интересные – можно даже будет при случае повторить. Высокородная чаровница уже и думать забыла о гвардейцах, с которыми вернулась во дворец: сейчас она весело проводила вечер в компании трёх молодых офицеров-патрициев, людей её круга.
- Избранное для Избранных, – мельком взглянув на Лукрецию мысленно усмехнулся Волесветл, вновь занявший положенное главному телохранителю место за спиной госпожи Тенебраэ. – Как бы некоторым ни хотелось изменить это. Что ж, пусть попробуют: у нас, цепных псов, есть, чем им ответить. Избранное для Избранных – и так будет всегда.
А про Маркуса никто так и не вспомнил.

Сказав прекрасной Лукреции, что гвардейцы не в силах её спасти, Освободитель, безусловно, лукавил – и все дальнейшие события это наглядно подтверждали. Вот – коротко рявкнув – выронил щит и схватился за пробитый гладиусом бок Защитник. Впрочем, и сам при этом противника достал, и на ногах остался: ишь как перехватил собственный клинок двумя руками, крутит его над головой и рычит, что твой берсеркер. Вот – пронзительно заверещав – упал на колено Одинокий сокол: чёртов стрелок наместника пробил ему бедро. Предводитель мятежников яростно выругался: он не ожидал, что его лучших людей начнут теснить так быстро.
В стороне раздался испуганный вой Крысиного короля – к нему в ложу рухнул Молотобоец. Не понять, живой или нет, но сейчас однозначно бесполезный – после таких красивых полётов через пол-арены быстро не встают. На сей раз вожак Сокрушивших цепи разразился целой гневной тирадой в адрес наместника и его гвардейцев – вечер стремительно переставал быть весёлым и это не добавляло Освободителю благодушия. Поток воспалённого красноречия прервала вылетевшая из пересохшего бассейна – где сошлись на кулаках Волесветл и прокажённый силач по прозвищу Гниляк – нижняя челюсть последнего: похоже, самому страшному во всех отношениях бойцу мятежников недолго осталось сопротивляться.
- Слабоват ты против Вечного Рима, а? – насмешливо крикнула Освободителю Лукреция, добавив к этому пару выражений, от которых залился бы краской и дослуживший до седины центурион. Успех бойцов наместника определённо вернул красавице хорошее настроение: в широко распахнутых лазоревых глазищах полыхал весёлый азарт, на покрытых легчайшим загаром щеках играл румянец, обтянутая белоснежной туникой высокая грудь часто вздымалась – красавица определённо наслаждалась происходящим.
Сокрушивший цепи скривился, точно хлопнув ведёрный кубок настоя из редьки с хреном – это уже не лезло ни в какие ворота. Если дрянная девка будет высмеивать его при всех, об авторитете среди низов Империас Вульт можно будет забыть раз и навсегда. Балаган следовало кончать, причём немедленно.
Освободитель взмахнул рукой. Из ниши в стене за спинами гвардейцев к столбу, возле которого стояла пленница, направилось новое действующее лицо. Приглядевшись и проявив изрядную фантазию, можно было понять, что это закутанная в какие-то невообразимые лохмотья женщина. Пришелица являла собой полную противоположность очаровательной патрицианки – к столбу шагала невзрачная тощая коротышка с жиденькой шевелюрой мышиного цвета и рыбьей физиономией. Рядом с гордой высокородной чаровницей она выглядела бы и вовсе карикатурно, если бы не плавные стремительные движения тренированного бойца – и не сверкающий в узловатых ручках длинный кинжал с хищно изогнутым волнистым клинком. Лидер Сокрушивших цепи усмехнулся: никому не позволено оскорблять его.
- Жители Империас Вульт, – возвысил голос Освободитель, обращаясь к собравшимся на трибунах. – Настало время показать патрициям и их прихвостням нашу силу. Выйдите на эту арену и убейте врагов!
С радостным рёвом многотысячная толпа на трибунах зашевелилась, неспешно втягиваясь в ведущие на арену проходы…

Выставлять Чёрных крыс на пути гвардейцев наместника, бесспорно, было ошибкой Крысиного короля. Большинство охочих до грабежей в богатых домах бандитов приняли свою собачью смерть, едва успев скрестить оружие с людьми Викуса. Остальные, впрочем, пережили их ненадолго: бойцы дворцовой гвардии вкатили в пиршественный зал десяток лёгких метательных машин, используемых для защиты дворца, и теперь самозабвенно лупили из них по обитателям фавел. С гудением рассекала воздух каменная картечь, взрывались тучами осколков попавшие под обстрел украшавшие зал огромные амфоры и статуи божеств и героев, с грохотом разлетались тучами щепок столы красного дерева. Каждый новый выстрел сопровождался оглушительными рукоплесканиями со стороны гостей: когда ещё увидишь, как финальный аргумент римских легионов работает по толпе невесть что возомнивших оборванцев – такого не показывают даже на гладиаторских играх!
С особым азартом поддерживали стрелков ученицы госпожи Тенебраэ, за исключением Лукреции к тому времени уже присоединившиеся к своей наставнице: хамов, позволивших себе грубо обращаться с красивейшими девушками Империи, следовало сурово наказать. Юные богини – раззадоренные происходящим и оттого особенно прекрасные – не смутились даже тогда, когда туча камней накрыла одного из гвардейцев, огромного варвара по имени Коло, оставив от тела лишь смутное воспоминание и отправив дух на встречу с предками. И то, по правде сказать, верно: бравые парни в алых плащах изо всех сил старались отомстить за нанесённую чаровницам обиду – стоило ли их судить за это строго?
Четверо самых умелых гвардейцев тем временем уже спешили за Крысиным королём. Догнать бандита в сложной системе подземных ходов было бы практически невозможно, если бы не Лукреция: смелая и находчивая патрицианка, незаметно для омерзительных пленителей, сняла застёжку со своего рубинового ожерелья и отмечала путь для своих спасителей, бросая на пол камни. Храбрым солдатам Рима достаточно было идти по не слишком редкой цепочке кроваво-алых бриллиантов, на стоимость каждого из которых небогатая семья могла бы прилично кормиться пару лет – трудно не заметить такую путеводную нить.
Некоторое время спустя приметные вехи кончились, но и без них было ясно, куда тащил свою пленницу Крысиный король – к старому амфитеатру, сердцу беднейших кварталов Империас Вульт. Мрачная громада заброшенного каменного цирка уродовала изысканную небесную линию города, однако все попытки прошлых наместников снести древнее чудовище раз за разом кончались массовыми беспорядками. Теперь стало понятно, почему – амфитеатр приспособили для своих шабашей проходимцы всех мастей.
В ходах под ареной гвардейцы встретили Волесветла. Не склонный терять время даром, северянин уже раскопал в одном из тупиков облупившуюся за давностью лет мозаику с планом внутренних помещений гигантского цирка и прикидывал, как бы поэффектнее ворваться на арену, молниеносным броском отбить у крыс и прочей нечисти пленённую красавицу да и убыть куда подальше, оставив собравшихся поглазеть на казнь очаровательной патрицианки дожидаться прибытия карательных гвардейских легионов – каковые сметут к Херберу всё это нагромождение мусора, по недоразумению тоже именуемое кварталами Империас Вульт.
- Выходите на свет, рабы Троих, – мощный бас, казалось, заполнил собой все уголки заросшего слизью подземелья. – Сокрушители цепей видят всё – даже будущее, в котором нет места для рабства. Выходите и отриньте свои оковы.
- Пошли, что уж, – враз помрачневший Волесветл, судя по всему, понимал, что происходит. – От этих и впрямь не скроешься.
Неверный свет сотен чадящих густым чёрным дымом факелов заливал старую арену. На трибунах с гневным рокотом кипело людское море – но, что удивительно, кроме всевозможных гротескных оборванцев, населяющих фавелы, здесь были и вполне приличные люди: ремесленники, мелкие торговцы, учащиеся городских схолумов, и даже – Хербер их дери – легионеры. Не нужно было слыть отличником-пифагорейцем, чтобы понять – в Империас Вульт пустил свои осклизлые корни заговор. Но с каких пор?! И под чьим началом?!
Собравшиеся на трибунах пребывали в состоянии крайнего возбуждения: они предвкушали долгожданное зрелище – казнь Лукреции Марцеллианы. Знатная римлянка была уже на арене: прикованная за высоко поднятые над головой запястья к врытому посреди ристалища мощному столбу, девушка презрительно оглядывала неистовствующую толпу. Во взгляде очаровательной в своём гневе и негодовании патрицианки не было и тени страха – она готова была от души наподдать своими стройными затянутыми в тонкие ремешки изящных дорогих сандалий на шпильке ножками любому, кто посмел бы коснуться её своими немытыми лапами.
Страх в глазах чаровницы поднялся мгновением позже, когда из небольших ворот в выложенном замшелой плиткой пересохшем бассейне у её ног появилась абсолютно неудобоназываемая тварь: так мог бы выглядеть лежалый покойник, если бы те могли двигаться. И – это было хуже всего – тварь определённо была самцом. Шею чудовища охватывал толстый ошейник, от которого уходила в отверстие в стене мощная ржавая цепь. Последняя, судя по всему, была намотана на лебёдку, так как на белый свет неспешно показывались всё новые звенья – несколько минут, и тварь сможет выбраться наверх. Лукреция завизжала.
- Тихо! – прогремел уже знакомый гвардейцам бас из ложи центральной трибуны. – Сейчас ты узнаешь, на что обрекла сегодня утром нашего брата, Гая Терция. Ты узнаешь, на что обрекала многих и многих всю свою никчёмную жизнь! И не надейся на тех псов, которых пустили по нашему следу: они уже здесь, но не смогут тебе помочь, даже если и захотят. А вы ведь не захотите? – говоривший обратился к гвардейцам.
Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать композицию The Ultimate Final Death Battle исполнителя Yasuharu Takanashi (ссылка).
- Не знаю, кто как, – усмехнулся Волесветл, делая шаг вперёд и поправляя загодя надетые цестусы[5]. – А я присягу дважды не даю.
- Тогда ты умрёшь, – ответил из мрака ложи бас.
От центральной трибуны навстречу гвардейцам двинулись четверо.
Среднего роста жилистый мужичок с огромной двуручной кувалдой – Молотобоец. В прошлом раб в кузнях, проломивший череп своему хозяину и его очаровательной супруге, и поднявший одно из крупнейших в имперской истории восстаний рабов.
Гигант в доспехах римского солдата, с удлинённым по росту гладиусом и большим прямоугольным щитом – Защитник. Когда-то он был центурионом одного из легионов, брошенных на подавление поднятого Молотобойцем восстания, отказался сражаться с мятежниками и за одну ночь перебил всех своих командиров.
Юркий коротышка, поигрывающий пращой – Одинокий сокол. Разбойник, нападающий на дома кортежи патрициев и раздающий всё награбленное беднякам.
Статный молодой красавец с двумя хищно изогнутыми иззубренными клинками – Танцор. Ещё один беглый раб и ещё один ночной гость в домах патрициев – только являющийся не грабить, а убивать.
А вместе с оставшимся пока на трибуне оратором они – Сокрушившие цепи, группа заговорщиков, поклявшихся уничтожить Империю и освободить всех угнетённых.
- Так что вы предпочитаете, – поинтересовался с трибуны лидер Сокрушивших, Освободитель. – Жить свободными или умереть рабами?
- Выбирайте быстрее, – радостно вякнули из тьмы другой ложи голосом Крысиного короля. – Мы ждать не любим.

[5] Цестус (лат. cestus) – античный вариант боевой перчатки, усиленной металлическими вставками.

Примечание: для лучшего погружения в атмосферу при дальнейшем чтении рекомендую послушать композицию Les Croises Dans Pskov великого Сергея Прокофьева (ссылка).
С самого утра Империас Вульт – столица одной из бессчётных провинций Великого Рима – походил на растревоженный улей. Сновали бесчисленными муравьями между дворцом Вульпекула Максимус – резиденцией Кассуса Викуса, имперского наместника и полновластного хозяина этих земель – окрестными латифундиями да виллами и элитными торговыми рядами ведомые вооружёнными мытарями и сборщиками податей рабы, снося на дворцовые кухни разнообразную снедь. Во дворце их ношу принимали другие рабы, доставлявшие провизию непосредственно поварам, целая армия которых трудилась над приготовлением изысканнейших блюд, долженствующих усладить самых взыскательных гурманов на вечернем пиршестве. Бесчисленные легионы рабов под строгим надзором специальной стражи – вооружённых пропитанными скорпионьим ядом кнутами статных красавиц – драили мрамор пиршественного зала, смешивали воду в дворцовых термах с привезёнными из самых дальних уголков Империи солями и благовониями, расставляли на самых высоких точках города римские свечи – грандиозный пир должен был открыть не менее грандиозный салют.
Не сидела сложа руки и элита провинции. Старательно вертелись перед зеркалами очаровательные патрицианки, примеряя наряды и украшения да подгоняя сердитыми окриками рабынь: выглядеть на вечернем торжестве не хуже гордой и заносчивой гостьи из Вечного города, живя в этаком медвежьем углу, решительно не представлялось возможным – и это совершенно не способствовало хорошему настроению. Слушали доклады своих секретарей и адъютантов преторы, квесторы и другие столпы римской власти в провинции: пиршество пиршеством, но наместник всегда может спросить о деле – стало быть, надо быть готовым к докладу. Сам трибун Викус, впрочем, думал в это время совершенно о другом: государственным делам он уделял большую часть своего времени, состояние их ему было прекрасно известно и опасений не вызывало – в отличие от порядком округлившейся за время жизни в провинции нижней части торса, которая явно не позволяла одеть на пиршество парадную белую с золотом кирасу.
Сама виновница готовящегося торжества, прекрасная Августа Тенебраэ – давняя и добрая знакомая наместника, прибывшая в Империас Вульт этим утром – предавалась отдыху в лучших покоях Вульпекула Максимус и выдумывала себе развлечения на вечер. Викус, при всей его богатой фантазии на пиры и зрелища, всегда казался очаровательной римлянке несколько простоватым, а его идеи пресноватыми и подчас даже однообразными. Будучи женщиной столь же суровой, сколь и красивой – а красоте высокой брюнетки с пышной гривой до пят, лазоревыми очами, породистым хищным лицом, фигурой богини и грацией чёрной пантеры могла бы позавидовать и сама Венера – Августа склонялась к тому, чтобы попросить трибуна включить в программу пиршества выступление гладиатора-бестиария. Назначенная на завтра массовая гладиаторская гекатомба – это, конечно, хорошо, но не зря же Августа привезла с собой очаровательного спрутомедведя, которого её слуги поймали в Тибре, верно? Да и гладиатор для этой схватки имеется: на одной из вилл, щедро рассыпанных вокруг Империас Вульт, Августа видела, как молодой красавец с мышцами Геркулеса – как ей сказали, сын владельца виллы – коротким копьём загонял в стойло исполинского племенного быка. Спрутомедведь такому вполне по плечу.
Решено! Августа ударила в платиновый гонг, стоявший на краю огромной ванны – фактически бассейна – с благовониями, небрежно бросила мгновенно явившейся рабыне:
- Пусть наместнику Викусу передадут, что я хочу встретиться с ним. И позови Волесветла.
***
Вилла Мар – поместье Гая Терция, отставного центуриона – раскинулась в часе езды от Империас Вульт, в живописной плодородной долине. У такого расположения был всего один недостаток: любой направляющийся к вилле путник попадал в поле зрения её обитателей будучи уже в буквальном смысле у ворот. Впрочем, это не смущало бывшего центуриона – чего боятся полноправному римскому гражданину на территории, давно уже склонившейся перед имперской аквилой? Да и если какая-нибудь угроза – разбойники или беглые каторжники, например – и возникнет, то он, Гай Терций, ещё помнит, с какого конца браться за меч. И не он один: все работники Терция – а рабов исходивший половину мира центурион не держал принципиально – были в прошлом солдатами его центурии, так что намылят холку любому. И всё же, когда на дороге показался небольшой отряд конных гвардейцев Викуса, сопровождавший два портшеза – кого-то из секретарей наместника и второй, гораздо большего размера и с незнакомым гербом – Гай Терций занервничал. Как оказалось, не напрасно.
Выбравшийся из портшеза порученец Викуса в самых цветистых выражениях сообщил центуриону, что господин наместник желает видеть на пиру – который даёт в честь прибывшей из самого Рима госпожи Августы Тенебраэ – сына хозяина виллы, молодого Клавдия Терция, каковому будет оказана честь выступить перед знатнейшей публикой в качестве бестиария. Терций отказался – он не любил наместника и не собирался отпускать сына даже на службу в легионы, а уж тем паче в гладиаторы. Секретарь настоял, уже не столь вежливо. Поняв, к чему идёт дело, убелённый сединами центурион бросил камень в висящий у входа в главный дом бронзовый колокол – его звон был сигналом тревоги для всех обитателей виллы.
- Пошли вон! – рявкнул старик, в то время как за его спиной строились в воротах работники. Вооружённые колунами, вилами и прочим хозяйственным скарбом – у троих самых здоровых так и вовсе были длинные толстые поленья – они выглядели настроенными дать решительный отпор любому. «Может, обойдётся», – подумал Терций.
Не обошлось. Прибывшая на виллу с отрядом компаньонка и ученица госпожи Тенебраэ, двадцатитрёхлетняя Лукреция Марцеллиана – а именно она была во втором экипаже, герб на котором был незнаком отставному центуриону – оказалась особой куда более решительной, нежели порученец наместника. Р-раз! Изящная блондинка с глазами цвета неба над Адриатикой небрежно – раб с подносом едва успел подхватить – отставила в сторону бокал с приправленным пряностью фалернским вином сорокалетней выдержки. Д-два! Точёная, с легчайшим загаром, девичья ручка поднялась с массивного резного подлокотника тяжёлого трона, установленного на движимых шестью десятками мускулистых рабов гигантских носилках. Тр-ри! Холёная, с длинными полированными ногтями, унизанная перстнями – каждый из которых стоил самое меньшее как три раскинувшихся вокруг виллы – кисть сложилась в небольшой кулачок с оставленным вниз большим пальцем. Приказ, ясный всем: добить! Для непонятливых, впрочем, последовало пояснение:
- Сопротивление подавить, сдавшихся и пленных казнить, виллу сжечь, – прозвенел хрустальным колокольчиком нежный, чистый, как первая роса, девичий голос.
Легко спрыгнув с коня, шагнул к Терцию один из пришельцев. Оставаясь в седле, этот человек не столь выделялся среди прочих, но спешившись не мог не приковать к себе внимание. Римлянином он однозначно не был, но не принадлежал и ни к на одной известной истоптавшему половину мира центуриону породе варваров. Гвардеец был даром, что не на руку, выше и вдвое шире в плечах самого центуриона – а того никто не назвал бы маленьким – был светловолос и голубоглаз. Чертами лица гигант не походил ни на галла, ни на тевтона, а чудовищные мышцы сделали бы честь и самому Марсу – не то что какому-нибудь бриттскому берсерку. Одежду и броню римского воина чужестранец, однако, носил уверено – так, будто похожий наряд был в ходу и в его землях – а говорил на прекрасной латыни без тени акцента.
- Отказав наместнику Вечного Рима в его законном требовании, – произнёс Волесветл (а это был именно он, доверенный телохранитель госпожи Тенебраэ). – Ты отказал Императору, оскорбив тем Его Величество. Оскорбив же Величество, ты оскорбил самого Юпитера – а это карается смертью. Да исполнится volantus Romanum[1]! Аве Цезарь!
Непостижимо быстрым – особенно для человека его комплекции – движением гигант пустил в центуриона длинный метательный клинок. Сверкнув на солнце серебристой молнией тот по рукоять ушёл в грудь хозяина виллы.
- Отморозок, – прохрипел, падая, Терций.
- Ты прав, я с севера, – невозмутимо ответил гвардеец, широким шагом направляясь к застывшим в воротах работникам.
С диким криком бросился навстречу Волесветлу один из защитников виллы: здоровенный волосатый детина – наполовину германец – замахиваясь для сокрушительного удара длинным толстым поленом. Северянин только взмахнул рукой навстречу сокрушительному удару – полено раскололось, в руках у работника остался жалкий обрубок. Как-то воспользоваться им он не сумел: крутанувшись на одной ноге, Волесветл тараном впечатал другую в живот противнику. С землёй бывший солдат Гая Терция встретился уже за воротами – на территории виллы – сев в костёр, над которым висел обшарпанный котелок с каким-то неаппетитного вида варевом. Тут же вскочив – и попутно опрокинув за шиворот своей туники порядком разогретое содержимое котелка – бедолага бросился наутёк, охая и попеременно хватаясь за живот, спину и дымящуюся пятую точку. Драться с таким воплощением Марса ему не улыбалось.
Далеко беглец, впрочем, не ушёл: несколькими минутами позже метко пущенная ворвавшимся во двор могучим гвардейцем метательная кувалда ударила труса в правую лопатку. От удара его развернуло на месте – матерно вопя, беглец влетел спиной вперёд в будку туалета, с размаху рухнул на халтурно сколоченный стульчак и – проломив его – ухнул в глубокую, до краёв полную выгребную яму, подняв за собой тучу зловонных брызг. Мутная жижа буквально вскипела, мелькнули в ней десятки каких-то осклизлых червеобразных тел, над полем боя повисли хруст и жадное чавканье.
Но этому суждено было случиться чуть позже. Пока же боец госпожи Тенебраэ потянул из-за спины громадную секиру – куда там франкам с их кухонными топориками – и не сбавляя шага врубился в мающуюся в воротах толпу…

[1] Volantus Romanum (лат. [Волантус Романум]) – Воля Рима.