Голосование за ходы

Мэвис со свойственной ей кротостью и благодарностью вновь улыбнулась в ответ на комплимент, вновь приподняла свою паранджу и сделала глоток из бокала. Так она тайком отсалютовала женской мудрости, в простонародье прослывшей хитростью. На сей раз она не подвела, и лорд согласился взять её в свою свиту.
- Поверьте,- произнесла она из-за паранджи, которая при её словах едва заметно колыхалась,- мне привычны походные условия и я вовсе не принадлежу к тем нежным барышням, которые станут роптать на погоду и дорогу. Во время поездки я расскажу вам пару историй о том, как я колесила по просторам Империи в составе бродячей труппы. Или о том, как повстречала единорога, путешествуя с бравым эльфийским воином и двумя суровыми и доблестными дварфами. За успех вашей миссии, лорд Каспер,- произнесла она тост, отсалютовав ему бокалом и в несколько лёгких глотков осушила его до дна, поскольку такова была добрая примета после важного тоста. Мол, если останется чего в чаше, там там пожелания и осядут, а из пустой чарки духи слова подберут и сёстрам, что судьбы прядут, в пряжу то и запустят. Так то слова и станут вещими.
Мэвис не знала, сколько правды в этой легенде, но точно знала, сколько в ней человеческой веры и надежды.

Гэбриэл стоял на кафедре, облачённый в парадную фиолетовую мантию с высоким воротником, возвышающимся подобно короне над головой юного мага. Перед ним простиралась битком набитая церемониальная аудитория Имперской Академии Магических Искусств. Именитые маги, чародеи, кудесники и волшебники собрались, чтобы выразить своё уважение и почтение ему, молодому дарованию, за решение теоремы Фельминстера, которая сделала возможным построение абсолютно стабильных пространственных порталов с настолько мизерными затратами магической энергии, что после зарядки они могут действовать более тысячи лет, подпитываясь магическим фоном окружающей среды, при этом не нарушая естественных потоков магических энергий.
И вот, Гэбриэл Стартауэр стоял на кафедре и рассказывал о своём решении теоремы, которая заключалась в использовании тушёной капусты и луковых колечек в сочетании с формулой Свиных Колбасок и переменной Эль. И вот он приступил к практической части своего выступления, на кафедру поднялась его прекрасная помощница Мэриан с подносом и... скомандовала "Подъем!".

Очнувшись от сладкого сна, Гейб огляделся по сторонам, рассеянно шаря вокруг себя глазами, а потом вдруг вспомнил, что ему полагалось стойко бдеть и не смыкать глаз, охраняя покой своих спутников. Смущённо пробормотав "Я так и знал..." волшебник потёр обеими ладонями лицо и принялся собираться.
Уже через десять минут он отвязывал своего скакуна от ветки, с удовольствием отметив, что травка вокруг дерева общипана, а значит лошадка не осталась голодной. Седло самостоятельно Гейб обратно одеть на лошадь не сумел. Он просто не знал, как это делается. Пришлось попросить помощи у соратников, и волшебник разумно предположил, что у Мэриан и Лоркема явно больше опыта в этом деле.

Как только седло было возвращено на его законное месте, Гейб залез на коня и приготовился к долгому переходу. И только мысли о срочности и неотложности их поручения позволяли Стартауэру не думать о том, как к вечеру седалище снова будет ныть от целого дня скачек.

Послание Риорка застало Гэбриэла за постыдным занятием: он аккуратно скоблил кончиком кинжала лист плотного пергамента, чтобы исправить допущенную в вычислениях ошибку. Что же в этом постыдного? Да то, что ошибка была чисто арифметическая, а таких ошибок Гейб не делал лет с пятнадцати, когда пытался вычислять переменную Оттилюка после бурного сабантуя, страдая от жесточайшего похмелья. А тут и вычисления попроще (потоковое число по формуле Вилнарда), и похмелья нет, и наставник уже к завтрашнему утру ждёт законченную выкладку для проверки. Словом, стыдоба да и только! Поэтому когда прямо перед ним, закусившим кончик языка от усердия, сел полупрозрачный голубь и заговорил голосом Риорка, юный волшебник аж подскочил на месте, инстинктивно пряча торопливым жестом пергамент за спину. При этом листок помялся, и Гейб понял, что свежие чернила наверняка перемазались, и всё надо начинать сначала, а это почти два часа расчётов... надобность в которых к концу послания разом отвалилась!
Голубь выдал своё сообщение и медленно растаял в воздухе, словно кто-то распустил свет, составлявший тело голубя, на отдельные изогнутые нити-лучики, которые отслаивались друг от друга и растворялись в пробивавшемся сквозь окна солнечном свете. Но Гейб не видел этого. Уронив впопыхах стул и продолжая сжимать смятый пергамент и кинжал, маг побежал к своему наставнику, чтобы поведать о распоряжении куратора, но тот уже знал, поскольку такой же голубь сообщил ему, что Гэбриэлу Стартауэру надлежит явиться в Арньер.
Только прибежав в свою комнату юноша вспомнил, что продолжает сжимать в руке злосчастный кусок бумаги. Мстительно скомкав его в маленький шарик, волшебник бросил его в ещё тлеющие угли, и языки огня радостно уничтожили свидетельство постыдного промаха юного кудесника. Но и это красивое зрелище Гейб не наблюдал, поскольку был занят сборами в дорогу.

***

Взятая внаём лошадь быстро довезла его до Арньера, где он сдал её в местную конюшню, и уже пешком отправился искать таверну "Каменный кролик". И он нашёл её. Даже трижды. Просто первые два раза Гейб впадал в задумчивость и проходил мимо таверны, размышляя о возможности использовать пыльцу пикси в качестве катализатора магии иллюзии и чар, воздействующих на разум, а затем он начал думать о заклятии Сна и о том, каким бы образом вытянуть эссенцию мака, чтобы затем зачаровать её этим заклятием, пробудив магию по принципу симпатической связи и формулой Кверка Гадкого, а полученное зелье можно было бы передать на вооружение Империи в качестве метательных снарядов. Гейб даже подумал, что это будет отличный защитный маневр: забросать армию противника этими зельями, погрузить в повозки и отправить восвояси.
Вот благодаря таким вот фантазиям и раздумьям Гэбриэл и промахнулся дважды мимо таверны. На третий раз, видимо, кто-то из божеств сжалился над ним и послал на его путь... резко открывшуюся дверь, в которую он ткнулся лбом. Выходившие посетители вышли, а Гейб вошёл внутрь и постарался найти Риорка взглядом. Правда его намерения тут же подкорректировали, поскольку встал он ровнёхонько на проходе, о чём в грубой форме ему поведал пихающийся локтями подвыпивший господин.

Гейб сделал пару шагов вперёд и в сторону, извинившись перед господином, и вновь стал выглядывать Риорка. Ну, или хотя бы его шляпу.

Взойдя на борт "Гамильтона", Беатрис с удовольствием отметила простор между креслами. И не только из соображений комфорта. Она всё ещё не свыклась с мыслью, что работать над этим делом ей придётся рука об руку со своим братом. И чувства её по этому поводу были более чем спутанными. А Беатрис Эттери слишком любила порядок и ясность, так что душевный дискомфорт отвлекал и раздражал. С некоей мрачной решимостью она определила для себя, что по прибытии обязательно будет иметь с Маркусом долгий и обстоятельный разговор, который расставит все точки над "i". По крайней мере, они смогут договориться о взаимодействии на время расследования.
С такими мыслями поднималась Бетти на борт самолёта. Возле одного из кресел она обнаружила свой зонт, предусмотрительно и даже в некоторой степени заботливо доставленный на борт водителей автомотора, где мисс Эттери имела неосторожность его оставить. Как только её холодная и твёрдая рука коснулась такой же холодной и твёрдой рукояти, женщина почувствовала себя куда как увереннее. Плотно и почти безупречно сложенный купол зонта, складочка к складочке, подчёркивал строгость и точность её движений и жестов, образуя странное впечатление единого целого, состоящего из женщины и её аксессуара. И до конца полёта мисс Эттери не расставалась с зонтом-тростью, хотя дождя в салоне "Гамильтона", само собой, ничто не предвещало.

Во время полёта она тщательно просмотрела письма, пытаясь разгадать, что крылось за всеми этими выделениями и связями-стрелками в письмах. Беатрис не сомневалась, что это был либо какой-то шифр, либо пометки при графологическом анализе написанного. Не исключено, что впавший в паранойю мистер Уинстон подозревал подделку писем от якобы его старого друга. Кроме того, мисс Эттери предположила наличии текста, написанного молоком или лимонным соком, а потому проверила каждое письмо на свет и подогрев зажигалкой, при этом действуя очень бережно и осторожно. Во-первых, копий письма не было, а их ценность могла оказаться выше означенной. Во-вторых, пожар в самолёте был крайне нежелателен.

В полёте мисс Эттери так и не сомкнула глаз. Она много о чём думала, в частности, вспоминала свои счастливые детские годы с Маркусом, обдумывала известные факты о расследовании, а также наблюдала за своими спутниками. Она так и не поняла пока, на кого из них можно положиться, а к кому следует отнестись с изрядной долей осторожности. Спросить об этом карты она пока не могла, не желая пока провоцировать брата на лекцию о том, что картомансия, как и любая мантика, есть заблуждение и пустое суеверие. Бетти не смогла бы сдержать снисходительно-презрительной улыбки и саркастического смешка в адрес своего "рыцаря пентаклей".

***

Выйдя из самолёта, Беатрис оценила погоду, а затем предположила эффект, который должно производить её платье на сонном Юге, учитывая, что даже якобы прогрессивный Север считал его довольно откровенным. Размышляя о том, одеться ли после отдыха более соответственно или ещё более вызывающе, Бетти молча встала рядом с Николасом и протянула ему сигарету. На мальчишек вдоль забора она показательно не обращала внимания.
Пристроив свою сигарету в мундштуке и прикурив, Беатрис замерла, держа в одной руке длинный перламутровый мундштук, а в другой руке - длинный и ровный зонт-трость с рукояткой из слоновой кости. Наверное, не было сейчас в мире более несоответствующих друг другу человека и места, чем Саванна и Беатрис Эттери.

- Любопытно, есть ли здесь достойные гостиницы?,- задала риторический, в общем-то, вопрос Бетти.

В разговор Трант не вмешивался. Молотить воздух языком он умел куда хуже, чем резать его мечом или пронзать стрелой. Однако, при этом охотник за головами был далеко не глуп. А как же иначе, если в его профессии опрометчивые, недалёкие люди долго не живут? Так что Пёс из Амна смекнул, что его новые спутники пытаются придать вес своим словам, делая намёки и пряча в улыбки волчий оскал. И хотя сам Трант не был искусен в наведении страха, он всё же попробовал прибавить физического веса к словам своих спутников.
Выпустив на миг из поля зрения вход, мужчина повернул голову к Дласкеру, нарочито медленно осмотрел его с головы до ног, постарался как можно более хищно улыбнуться и как бы невзначай погладить рукоять меча, оставив руку покоиться на ней. Пусть Трант и не обладал угрожающей внешностью, вызывающей оторопь у крестьян и заставляющей особо опасливых переходить на другую сторону улицы, Пёс из Амна всё же имел весьма внушительную мускулатуру, которая умного человека тоже заставляет задуматься об опасности её обладателя.

Не реагировать на покусывания и истошные ментальные вопли Шушеры было невозможно. Словно по команде, Марьяна подобралась, навострила уши, зрение и прочие органы слуха, а заодно заработала серым веществом, чтобы придумать, что делать. Пробудившееся "нехорошее" она не видела: зомби по комнате не шаркал, скелет костями не гремел, голгоффский дерь... отхожих мест демон по полу не шлёпал. Из этого следовало только одно: пробудившееся было магического характера и невидимым. Припомнив свои вирши из коридора, Марьяна вновь сделала несколько круговых движений открытыми ладонями перед собой, шёпотом читая заговор:
Велес-Велес, тайный бог,
Ты бы ведьмочке помог,
Ты открыл бы мне глаза,
На сокрыты чудеса,
На чужую ворожбу,
Чародейскую волшбу,
На лихие на слова
И колдунские дела.
Закончив чтение, она на миг закрыла глаза ладонями, а затем вскинула руками, словно крыльями, как бы скидывая с лица полог.
А затем, вслушиваясь в свою внутреннюю силу, поднимавшуюся сейчас из низа живота по спирали вверх, начала читать, ощущая, как ведьмина магия пульсирует с каждым её словом, зашептала ещё быстрее и горячее. Дыхание, кажется, обжигало губы, на скулах вспыхнул румянец, словно девушка только что пробежала кросс, голос дрогнул и как будто провалился, стал глубже, он затягивал в себя внимание случайных слушателей и тянул из пространства силу, заставляя остальных присутствующих ощутить, что они только что стали свидетелями и почти прикоснулись к чему-то древнему, могущественному. К чему-то, что отзывалось на слова ведьмы, сплетая бледное эхо своей силы с её волей, образуя причудливый узор, который менял ткань энергий и материи.
Слова словно сами рождались в груди, и Марьяна лишь выталкивала их своим дыханием.
Голова немного кружилась вместе со спиралью, но ведьма на ногах стояла крепко, заставляя себя произносить слова другого заклятия:
Бес иль ангел, дух природный
Али, может, чужеродный,
Смерти-смертушки виденье
Или бледно привиденье,
Иль какой-то чародей,
Покажись мне, не робей.
Навий скинь с себя покров,
Покажись мне, кто таков!

Как снег на голову, свалился Асвейг. Но на этом сюрпризы даже не думали заканчиваться. Как только завершилось падение тела, стряслось падение нравов: появляться перед благородной ведьмой московского разлива в костюме одарённого природой Адама - это было неслыханной наглостью! Особенно ввиду того, что рядом стоял потенциальный кавалер! Мало того, что факт обнажения был совершён внезапно, без объявления, так ещё и исполнялся другом-товарищем-попаданцем. Иными словами, Марьяне такие фортели пришлись не по душе. Хотя масштаб она невольно отметила и неопределенно качнула головой, заодно и переводя взгляд в сторону.
И, кстати, был повод. За дверью прогремела решетка, и явно не с их стороны. Маша ойкнула и дёрнулась было спрятаться под стол, но тут же решила, что дело это пустое: ребята спрятаться не успеют, и её обнаружат. Потом стыда не оберёшься: ведьма со страху под стол схоронилася! Вместо этого она прибегла к излюбленной женской тактике: встав напротив двери и уперев руки в боки, она набрала в грудь воздух, и как только дверь открылась, тут же гаркнула что было сил:
- Кто без стука ломится?! Мы тут не одеты!!!
В случае, если это оказалась бы прислуга, Марьяна могла бы выиграть время, а приключись на пороге сёстры фон Истери - извиниться всегда успеет.

14 сентября
Звонок мисс Уинстон-Роджерс застал Беатрис за работой. На столе перед ней лежали газеты, заголовки на которых пестрели именем очередного прославленного в светском обществе медиума, который якобы мог слышать голоса мёртвых. Его эффектные сеансы производили фурор, и это заставляло Беатрис делать глубокие затяжки с длинными паузами, чтобы успокоить ворочавшееся в груди раздражение. Она видела его насквозь, все описанные трюки были не более, чем фокусами и искусством вытягивать информацию из жертвы, выдавая её за откровения призраков. Но у него была слава, к нему рекой текли деньги, с ним старались свести знакомство важные люди. Не то, чтобы мисс Эттери завидовала ему, о нет. Но незаслуженные награды коробили её, и Беатрис планировала грандиозное разоблачение, которое уничтожит афериста и шарлатана в пух и прах, сделает его парией, к которому будут относиться со всем презрением, которого этот наглый лжец заслуживал.
Зазвонил телефон.
Беатрис мстительно затушила сигарету в длинном перламутровом мундштуке прямо об улыбающуюся физиономию лже-медиума, который скалился с первой полосы одной из газет. Затем она подошла к аппарату и сняла трубку. Возможно, именно из-за подпорченного настроения она уклончиво ответила "Я подумаю" вместо согласия. Впрочем, уже на следующий день она позвонила сама и подтвердила своё участие. Потому что утром вышла газета, главной новостью которой стало убийство знаменитого медиума на почве ревности.
Беатрис смахнула в мусор все свои наработки на погибшего медиума, расстелила на своём круглом рабочем столе новый большой лист бумаги, прижала его по углам пресс-папье и вывела в центре листа новое имя. Джанет Уинстон-Роджерс. Бетти собиралась узнать, на кого ей предстоит работать...

27 сентября
До Чикаго она добиралась поездом, и предвкушала свою встречу с нанимательницей. Она была ей интересна, она вдохновляла, в ней Беатрис чувствовала родственную душу: независимая, сильная женщина, которая отвоёвывает своё место в среде шовинистов и пуритан. Кому как не мисс Эттери было понять эту экстравагантную даму, и кому как не мисс Эттери было изнывать от любопытства, что за расследование могло потребовать участия такого эксклюзивного специалиста по эзотерике и оккультизму?
Прибыв в Чикаго накануне назначенной встречи, она позвонила из отеля и оставила для мисс Уинстон-Роджерс свои новые координаты.

28 сентября
На следующий день, к вечеру, за ней прибыл шофёр, и даже помог погрузить в "бьюик" весь обширный багаж мисс Эттери. По дороге к месту встречи, Беатрис медленно, задумчиво курила, размышляя над тем, почему ей так упорно вот уже вторую неделю выходит один и тот же "рыцарь пентаклей", с настойчивостью, достойной лучшего применения. Перебирая в уме все возможные толкования, она и не заметила, как авто остановилось, и услужливый водитель открыл перед ней дверь и подал руку. Наверное, он смотрел на её декольте или обнажённые плечи, но Беатрис это совершенно не заботило.

Ангар, "гамильтон" и неожиданный кулуарный уголок в помещении ангара произвели на Бетти впечатление. Она чуть качнула головой вправо и прошла в указанном механиком направлении. Туда же, как видела мисс Эттери, направлялись ещё несколько мужчин, которые прибыли с ней почти одновременно, словно по отмашке невидимого дирижера. Но вот они оказались в ярком освещении, и Беатрис в изумлении приподняла брови на целый миллиметр или даже два. Назойливый "рыцарь пентаклей", преследовавший её все эти дни, стоял перед ней, словно они и не расставались. Её брат, Маркус Эттери, был предельно вежлив, его выправка пробудила воспоминания об их семействе, и Бетти на миг поджала нижнюю губу.
- Приветствую, мистер Эттери,- холодно промолвила она и потянулась к сумочке на тонкой длинной лямке, достав портсигар и мундштук. Прилаживая сигарету на её законное место, она добавила,- давно не виделись...

Кульминацией коридора была дверь. Это вполне соотносилось с ожиданиями Маши.
Игорь первым полез в неизвестность по ту сторону двери. И это тоже было вполне ожидаемо от рыцарствующего чародея.
Через Цербера заглянуть в приоткрытую дверь не получилось. А исходя из ширины его плеч и роста даже это было предсказуемо.
Но вот что поставило ведьму в тупик, так это факт, что Игорь захлопнул дверь и, видимо для верности, прижался к ней спиной.
Маша нахмурилась и приняла стойку "сахарницы", хорошо известную любой русской ба... ведьме: руки в боки, глаза прищурены и сулят недоброе.
Но "сахарница" рассыпалась, не выстояв и десяти секунд. Девушка всплеснула руками:
- Я не кисейная барышня, чтобы падать в обморок. И даже если за дверью находится что-то жуткое и опасное, то я спешу напомнить, что сердитая ведьма тоже опасна. Хотя и не страшна, а даже наоборот, весьма красива...
Как-то внезапно прорвалось кокетство, и Марьяна лукаво улыбнулась и легким жестом откидывая заблудшую прядь волос за плечо. Девушка приблизилась к молодому человеку, потянулась рукой и... провернула в замке ключ, запирая обратно дверь, за которой оказалось что-то нелицеприятное. Любопытство из Марии никуда не выветрилось, не подумайте. Просто оно имело чёткую цель, в которой были пыльные бронзовые канделябры, полки и книги, а никак не жуткая комната, которая не прельстила даже мужчину не робкого десятка. А если учесть, что он в сопровождении дамы, что усиливает храбрость мужчин в разы, то можно понять, почему любопытство Марьяны не распространялось на эту клетушку.
- Пойдём обратно. Не хочу пачкать новое платье,- она развернулась на сто восемьдесят градусов, причём так резко, что её волосы мазнули по груди и лицу Игоря, и сразу же взяла бодрый темп в обратном направлении,- как думаешь, у нас получится сломать ту решётку? Может, я смогу придумать заклинание ржавчины, которое изъест металл? Или ты сумеешь заморозить её, а потом разбить?

Когда пошёл серьёзный разговор, Марьяна, будучи умной девушкой, не встревала. Она даже как-то разом побледнела. Но не цветом лица, а сиянием глаз и блеском жизнерадостности. Серьёзное выражение на личике белокурой ведьмочки как-то пригасило её живость, а в глазах появилась тревога, которую девушка запивала маленькими, но частыми глоточками из своего кубка, поджимая губки после каждого из них.

Когда прозвучали слова о том, что вернуться домой вряд ли получится, Марьяна поникла плечами. Она вспомнила своих родителей, лучшую подругу Ирку Хворостову, с которой они всю жизнь были неразлей-вода, даже однажды в одного и того же мальчика влюбились, когда им было по шестнадцать лет. Вспомнились и сокурсники, и соседка Тоня. Вдруг стало как-то грустно. И не потому, что она их никогда больше не увидит, а потому, что она пропала, что Марию Ивлеву объявят пропавшей без вести, и дорогим для Марьяны людям будет больно и страшно. Закусив нижнюю губу, она подняла лицо вверх, якобы чтобы посмотреть на орла на люстре, но на самом деле пыталась не дать собравшейся в глазах влаге пролиться.
Ведьмы не плачут! По крайней мере, не на людях...

Во время перепалки Альвара с Аранойей (а иначе назвать эту словесную баталию Марьяна не могла), она побоялась вставить хоть слово, чтобы не обидеть Арану и не настроить против себя Альвара. К подкатившей только недавно тревоге за близких прибавилась ещё и досада от так некрасиво прошедших "переговоров". Уже вместе они принялись скрести на душе у девушки, терзая её маленькое сердечко.
В волнении она, сама того не заметив, схватилась за руку Игоря, сжав её в своей ладошке, как утопающий хватается за нависшую над водой ветку.

После речи Цербера Марьяне было уже не так горько на душе. Она, по большей части, была согласна с Игорем. С одним только отличием. Почему-то Мария Ивлева всегда думала, что никогда не сможет навредить кому-то, а уж тем более - лишить жизни, но когда ставки возрастают до таких высот, как целостность мультиверсума... с отстранённым удивлением Марьяна почувствовала, что готова прямо сейчас прервать жизнь любой из перечисленных троих злодеек. Не потому, что хотелось мстить, не ради награды, даже не ради спасения миров или во имя добра... Нет. Марьяна почему-то подумала про себя, что когда кто-то пренебрегает чужим правом на жизнь, он автоматически лишается этого права сам. А то, что Шапка, Золя и Снежка, безусловно, губили невинные души, сомнений не было. Следовательно, будет справедливо, если кто-то их убьёт.
Эта мысль немного смущала саму Марьяну, но ещё больше смущало то, что сердце при этой мысли не ёкало и не сжималось болезненно. Ведьмочке было странно ощущать себя такой бессердечной и чёрствой, пусть и по отношению к явным злодейкам.
Поглощённая внутренними противоречиями, Марьяна даже не услышала начало речи Изофы про Францию. Оставшееся от обеда время Маша тоже провела довольно молчаливо, вяло реагируя на беседу за столом и ухаживания Игоря и уже без аппетита вороша содержимое своей тарелки. Те самые тревоги всё ещё висели тяжким грузом на душе.
Подкормив ещё немного Шушеру, Марьяна одной из первых покинула застолье, желая немного прогуляться после трапезы перед обучением.

***

Обучение заняло разум Марии, поэтому тяжкие мысли отступили, и на лицо вновь вернулась улыбка, а в глазах вновь засияла жизнерадостность, такая обычная для этой бойкой девушки.
В конце концов, она с достойным восхищения изяществом наловчилась творить необходимые жесты заклинания и даже предложила "игру", в которой они все стояли по кругу, и каждый по очереди быстро указывал на любого другого человека, и он должен был тут же максимально быстро сотворить новое заклинание. Марьяна читала, что подобные техники вырабатывают не просто мышечную память на определённые действия, а переводят их в сферу рефлексов. Этим соображением она тоже поделилась с сёстрами фон Истери, сияя при этом почти детским восторгом.

Когда с тренировкой было покончено, Марьяна подошла к ведьмам и сказала то, что было у неё на уме с момента начала тренировки:
- Я тут подумала. Вы говорили, что магов отлавливают и заставляют служить Триаде. Значит, у них на службе есть чародеи. У вас же здесь есть поговорка, что нет хуже врага, чем бывший друг? Ну так вот. Может, вы могли бы дать нам что-нибудь, что не позволит колдуну-супостату натравить нас друг на друга? Ну, что-нибудь, что защитит нас от вражеских чар, подчиняющих волю. Снадобье какое или колечки. Хотя бы мужчинам. А то вдруг у вас тут суккубы по городам развелись?
Она чуть зарделась и прикусила язычок, поняв, что сказала что-то не совсем приличное при почтенных дамах.

Неизвестная барышня, подпиравшая собою арку, вызвала интерес у Марьяны. В частности, ей было интересно, долго ли она ещё будет так плотоядно смотреть на её chevalier, которого она уже ангажировала и экспроприировала, по крайней мере, на этот вечер? "Если она вздумает на него вешаться, брошу в неё Шушеру!",- решила Маша, которая не намерена была терпеть подобные оскорбления от этой Подпирательницы Вертикальных Поверхностей. Крыса, видимо, почуяв неладное, покрепче вцепилась в плечо хозяйки, явно протестуя против роли метательного орудия мести.
Поэтому, дабы предотвратить возможные проблемы, Марьяна как бы невзначай поудобнее перехватила руку Игоря, давая понять, что этот Цербер уже при хозяйке, и нечего всяким... собакам женского рода здесь хвостами вилять. Вон, с ними было ещё несколько экземпляров самцов, пусть перед ними стелется. При этом Марьяна старалась сохранять вполне приветливое выражение лица и даже дружелюбную улыбку. Пусть и с некоторой натяжкой.

Но потом Мария как-то поостыла, подумав: "Ну, с другой стороны, куда ей до меня? Я натуральная блондинка, а джентльмены, как известно, предпочитают блондинок",- она мельком глянула на Игоря, прикидывая его соответствие заданной категории мужчин, мысленно кивнула и продолжила,-"к тому же, я дипломированная ведьма! Ну и что, что диплом с филфака МГУ, а не из Ковена Ведьм? Диплом есть? Есть. Ведьма есть? Есть. Значит, я дипломированная ведьма!". На этом девушка окончательно обрела уверенность в своих чарах (а куда же ведьма без чар?), и больше не видела в девушке угрозы.

Мысль о том, почему она так бурно ревнует парня, которого видит всего четвёртый, кажется, день, где-то красилась и наряжалась, явно запаздывая к моменту. Ну ничего, к вечеру Маша обычно ложится спать, и в этот момент мысли её догоняют. У девушки даже сложилось впечатление, что они её не преследуют, а караулят под подушкой.

Комната вызвала восторг у натерпевшейся за время полёвки Марии. Сначала это был экстаз от осознания: сегодня она будет спать не на земле "пенке", расстеленной на земле, а на большой кровати с балдахином! Да какой там "большой"? Огромной! Обычно Маша спала на раскладном диване, за два года уже заметно продавленный, а тут - настоящий матрац, а по сравнению с самой девушкой кровать казалась необъятной! Она даже подумала, что эта кровать больше, чем её комната в общежитии! Особенно если учесть, что её не надо делить с двумя соседками. Короче, от ложа девушка пришла в восторг, запрыгав на месте и захлопав в ладоши. Чем, конечно же, вызвала громкое неудовольствие Шушеры, о чём та поспешила доложить:
- Не др-дрыгайс-ся, коб-бы-ла!
Но девушка пропустила мимо ушей колкости её белой спутницы, однако прыгать и впрямь перестала. Сняв животную с плеча, она на двух руках аккуратно ссадила её на кровать и, погрозив пальцем, наказала:
- Ничего не грызи. Будешь хорошо себя вести - возьму с собой на ужин, наешься до отвала.

Чмокнув свою любимицу в голову и не слушая её ворчания по поводу людских слюнявых привычек, Марьяна приступила ко второй части мерзлезонского. А именно, к восторганию. И на этот раз объектом сего бурного и яркого чуйства стала лохань. Ну, или нечто ваннообразное. Но самое важное - это содержимое: горячая вода! И мыло душистое, и полотенце пушистое! Мария тут же закрыла дверь, для надёжности подпёрла его стулом, выглянула в окно, чтобы убедиться в отсутствии напротив другого окна с приникшим к нему в поисках зрелищ каким-нибудь родериком. Убедившись, что "горизонт чист", девушка бодренько разделась и с наслаждением погрузилась в воду. Нега. Блаженство. Земной Эдем. Никаким творожкам и не снилось, насколько соответствует их слогану это наслаждение горячей водой после четырёх дней походных условий. Вот уж действительно, пусть весь мир подождёт. "Однако, сёстры фон Истери ждать не будут...",- подумала Мария, и решила, что повторит эту радость завтра, подольше. А сейчас взяла мыло и шустренько помылась, с особым тщанием вымыв голову. Непонятные пузырьки девушка проигнорировала. Что там такое - она не знала. А рисковать повысить свою волосатость по всему телу не хотелось.

Третий акт восхищённых ахов и охов пришёлся на тряпочную тематику. А именно, на платье, предоставленное ей как сменная одежда. Нежно-голубая ткань, с удобной шнуровкой на спине, которую можно было затянуть даже без посторонней помощи. Чуть выше локтя рукава перехватывала золотая вышивка, после которой рукава резко раздавались конусами, и ткань свободно свисала вниз красивыми складками. На груди, по линии прямого, как горизонт, декольте, проходила такая же золотая вышивка, как и на рукавах. также имелся декоративный "ремешок" в виде витого шнура, сцепленного спереди фибулой-"монеткой". А ещё Марьяна оценила тот непосильный труд, который вложила в это платье какая-то мастерица иголки и нитки, расшив безупречным, тончайшим узором всё платье! Было видно, что это не просто часть ткани, а именно вышивка, потому как она начиналась ровно от линии швов и шла вертикально вдоль платья, а на бёдрах и талии скользила вдоль изгибов, нигде не прерываясь. Одевшись в принесённое ей сокровище, девушка ещё минут пять в ритме вальса кружила по комнате, тихонечко напевая себе под нос что-то из балета "Спящая красавица": она игралась с рукавами, которые при поднятой руке изящно "полоскались" вслед за хозяйкой подобно башенным флагам; она кружилась на месте, глядя как весело раздувается, но не поднимается вверх, подоль, также вышитый золотой лентой. И сидело оно как влитое, благодаря шнуровке, потому как изначально платье значительно улучшило настроение Марьяны, будучи слишком широким в талии.

Когда постучалась Изабелла, девушка резко отодвинула стул, до сей поры стоявший на страже сих покоев, распахнула дверь и, сдержав порыв обнять от переизбытка чувств эту фигуристую женщину, около минуты благодарила Изабеллу за чудесную комнату и волшебное платье. А потом, слегка прикусив нижнюю губу, потупила взор и, смущаясь, попросила:
- А можно мне дрова для камина? Тут окошко открытое, хотелось бы затопить на ночь огонь. Пожалуйста, добрая Изабелла, не дайте мне замёрзнуть ночью,- и девушка посмотрела на неё самым очаровательным взглядом, на который была способна.

Когда время уже вот-вот стало подходить к назначенному обеду, о чём говорили и стрелки часов, и урчание в животе, и напоминания Шушеры, которая вела себя крайне послушно и ничего не грызла, Марьяна сидела за столом, расположив там своё зеркальце, и расчёсывала волосы, которые ещё были немного влажными. Быстренько закончив с этим, ведьма посадила себе на плечо свою белую занозу и вышла в коридор. Встретив там своих друзей, первым делом Марьяна решила похвастаться, ибо счастья от обновки было ещё много, да и ничто женское ей было не чуждо:

- Смотрите, мальчики, какая красота!,- она сделала изящный книксен, грациозно поведя одну руку ото лба к груди и в сторону. а вторую отведя чуть вбок и назад. При этом она кокетливо не стала уточнять, что должно было показаться мужчинам красивым: платье, книксен, сама девушка или Шушера.

Марьяна благодарно кивнула Церберу, увидев его благородное устремление, и мило улыбнулась. Ей был приятен такой жест, пусть он до конца и не понадобился. Хоть и была она ведьмой, но девушкой не перестала быть, а посему подобные жентельменские жесты были лестны. Но тут разговор зашёл за языки, и Марьяна вставила и свои "пять копеек":
- А я вот славянскую группу люблю, восточную ветвь, они, на мой вкус, тоже обладают хорошим созвучием с природой, а ещё легко плетутся в вирши...

Но разговор продолжен не был, Арана вернулась к более практичным и насущным темам, и Марьяна поспешила собрать свою палатку и закидать свои пожитки в рюкзак, при этом наматывая на всё тот же метафорический ус три запрета. С первым и третьим запретом вопросов не возникло. Ибо этот мир уже никуда от неё не денется, а целовать "прочую дрянь" настроения не было совершенно. Зато вот женское любопытство навострило свой носик, услышав про запретное подземелье. Марьяне пришлось напомнить себе сказки о Синей Бороде, Красной Шапочке, Колобке и прочих непослушных созданиях, которые из-за любопытства плохо кончили, чтобы урезонить собственную неугомонность, которую так зорко подметила Арана в Марьяне.

Марьяна покачала головой. Не хотят признаваться - не надо! Мужчины - как дети: шкодят, а потом делают невинное лицо и уходят в несознанку. Но девушка давно смирилась с таким поведением, а потому философски вздохнула и пошла кормить Шушеру, которая вчера была посажена в свой уютный деревянный "домик" с ватой. Решётчатая дверка открылась, и крыса тут же высунула свой розовый носик на белый свет, следом выползла и белая мордочка. Марьяна по-привычке чуть дунула в эту милую носопырку, на что крыса чуть сбавила обороты по вылезанию:
- Вылезай, чумичка,- ласково произнесла девушка, подставляя ладошку своей любимице.
- На себя посмотри!,- безапелляционно заявила крыса, и Марьяна аж подскочила на месте, чуть не выронив крысу, о чём та не преминула возмутиться,- аккуратнее, Машка! Уронишь же!
Предсказание вещей крысы сбылось, поскольку девушка тут же намеренно уронила говорящего грызуна на землю и с визгом отскочила в сторону.
- Заррраза!,- ругнулась крыса и уселась на месте, умываясь,- роса ещё не сошла, мокро же!
Марьяна огляделась по сторонам в поисках шутника, который решил её разыграть. Вот только голос был женский, но на голос Дарьи не похож. Подумав, что это кто-то над обитателями "лысой горы" шутки шутит, девушка решительно подошла к Шушере и взяла её на руки. Чувствуя себя последней идиоткой, Марьяна спросила:
- Шушера, ты говорящая? Если да, обернись вокруг себя три раза...
Девушка рассудила, что заставить её недрессированную крысу выполнять трюки, да ещё и издалека, невозможно. А подменить её тоже не могли, она свою Шушеру из сотни белых крыс отличит: вон лапки необычно окрашены и пятнышко одно есть, прямо на грудке. Крыса на секунду замерла, сокрушённо опустила голову, мол, "что с этих людей взять!" (совсем как недавно сама Марьяна сокрушалась о мужчинах) и... повернулась на месте три раза, переставляя задние лапки по-человечьи!
- ПАААРНИ!,- с возрастающей тревогой и громкостью позвала девушка, вытаращив глаза на крысу в своих руках,- кажется, у меня галлюцинации! Шушера заговорила!

Пока Марьяна долго, мучительно и безрезультатно пыталась вспомнить, на каком месте сказки позорно проиграла войну за бодрствование мерзавцу-Морфею, Игорь тоже успел проснуться и даже приступить к бурной физической деятельности, на которую даже смотреть Марьяне было страшно, не то что повторить! Девушка бухнулась лицом в ладони, издала звук, больше подходящий не Маше, а Медведю, причём недовольному и страдающему, а затем все-же заставила себя встать.
Хорошо ещё, что ума хватило "пенку" подстелить, а не на голой земле уснуть, а то бы вымокла вся и отморозила себе что-нибудь, а точнее - кое-что.
Поднявшись, девушка потянулась, разведя руки в стороны и выгибая спину, чтобы размять затёкшие мышцы спины и поясницы. А потом сразу утопала в свою палатку, чтобы привести себя в порядок. Но и этого ей толком не удалось. Где-то на середине процесса голос Никиты стал спрашивать что-то про котёл, и Марьяна чертыхнулась. Небось, остатки глинтвейна присохли, и теперь идти к ручью, отмачивать котелок...
Когда девушка закончила умываться (вода и полотенце творят чудеса!) и причесалась, она вылезла из палатки и обомлела. Нет, она знала, что оставлять котелки с содержимым нельзя, что они портятся... но чтобы они, как та китайская лапша, РАЗБУХАЛИ? Нет, такого Марьяна не знала. И не поверила бы. Решив, что это чья-то шутка, девушка пошла к котлу:
- Ничего себе у кого-то походный котелок! Тут можно сразу на весь полигон еду... А!,- вскрикнула девушка, подойдя к котлу и встретившись с его злобным взглядом. Точнее, со взглядом плавающего там глаза,- тьфу! Шутнички, блин! Так ведь и до заикания недалеко! Парни!,- недовольным, раздражённым и не предвещающим ничего хорошего голосом позвала Марьяна,- это ваших рук шутка?
Она обернулась к своим проснувшимся друзьям и обличающе ткнула пальцем в сторону котла, живописно стоя с ним рядом и довершая натюрморт "Все женщины - ведьмы!".

Магия, откликнувшаяся на мелодичный напев Мэвис слышными ей одной звуками, определённо на этих доспехах была, только понять её природу так и не получилось. К глубокому сожалению девушки. Впрочем, Рымбок уже опробовал доспехи методом тактильного контакта, и актриса вздохнула с облегчением, когда доспехи не взорвались огненным шаром, не явился откуда-нибудь агрессивно настроенный призрак и не произошла какая-то другая неприятность. Впрочем, уж кто-кто, а Мэвис знала, что проклятия могут следовать за своей жертвой очень долго и поначалу никак себя не проявлять. Как в той легенде о девушке, которая не знала о своём проклятии, пока не взялась за иголку и не уколола нечаянно пальчик. И тут же обратилась в большую чёрную паучиху, ткущую золотую паутину, и должна была дождаться того, кто её поцелует, чтобы избавиться от страшного проклятия. Поэтому на всякий случай решила присмотреть на Горным Барсуком.
Мэвис закивала, коснувшись рукой плеча Хамара и глядя при этом на Рымбока, показывая, что полностью поддерживает слова паладина о том, что трогать эти вещи не надо, а затем указала в сторону выхода и качнула в ту сторону головой, призывая покинуть пещеру и вернуться к Айе и Квентиэлю.

Мэвис наигрывала мелодию, когда к звукам музыки присоединилось какое-то позвякивание. Звук напоминал монисты, но оказался звуком монет! От удивления актриса даже перестала играть на флейте, с весёлым изумлением глядя на то, как Рымбок вытряхивает из своего доспеха сокровища. Он сейчас был похож на того духа, что по преданиям северян появляется в ночь зимнего солнцестояния и оставляет возле домашнего очага маленькие подарки и сувениры, если в доме жили добрые и сердечные люди, или засыпая весь дом сажей, если в нём живут плохие люди. Она с восторгом приняла красивое ожерелье из рук Горного Барсука и на радостях даже мимолётно коснулась губами лба могучего дварфа. Одев украшение, Мэвис с новым энтузиазмом взялась играть мелодию, которая теперь стала веселее.

Глядя на ползущего наверх воителя, она не сдержалась и беззвучно хохотнула в кулачок, подумав о том, как он сейчас похож на белку: и орешки грызёт, и такой же рыжий, и по веткам забирается вон как проворно! Зато после возвращения Рымбока из дозора она немного огорчилась из-за разногласий в их маленькой компании. Она хотела донести свою мысль, но с учётом того, что сказать этого она не могла, а дварфы плохо понимали её пантомиму, Мэвис решила воспользоваться способом, невольно подсказанным Рымбоком.
Она взялась за палочку в его руке и, извиняющимся жестом приложив другую руку у сердцу, потянула её на себя, прося одолжить этот полезный прутик.
Завладев инструментом, девушка стала чертить рядом руны. Конечно, кое-чему её в Академии (да и в Императорском Театре) успели научить в плане письма, но знала она только основы, а потому начертила следующее:
руна "глаз, смотреть" и стрелочку к пещере, затем руну "мало, маленький". Она была согласна с дварфами, что проверить пещеру хотя бы немного может быть полезно, дорога то никуда не денется, хотя глубоко в пещеру заходить Мэвис не хотела.
После рисования она похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание, потом показала поочередно на дварфов и себя, а затем на пещеру. Потом показала на Квена и Айю, и нарисовала возле пещеры костёр, тем самым предлагая, чтобы они вдвоём занялись лагерем, пока они втроём сходят на разведку.

Мэвис в бытность свою сладкоголосой актрисой бродячей труппы привыкла получать овации после своих выступлений, но на сей раз лучи признательности от благодарных поклонников были ей без надобности. Она видела, что Квентиэль был ранен слаадом во время боя, и потому поспешила к своему другу, который только что отважно бился за благополучие зрителей. Речи дворянина не интересовали сейчас девушку.
Она юркой змейкой проскользнула мимо стражников к эльфу и сразу же принялась осматривать рану. Флейта уже отдыхала от трудов в специальной петельке на поясе.

Джейнард, всласть отоспавшийся, ещё долго просто лежал под одеялом, свернувшись калачиком. Он наслаждался негой в тепле и уюте (а даже самая простая постель после трудного пути покажется царской периной), и в дрёме ему виделись зыбкие сны, в которых он, подобно великим пиромантам прошлого, шагал прямо по раскалённым добела камням, среди бушующего пламени, а в руках его, покорные его воле, танцевали шипящие плети из разноцветных языков пламени. И так сладки были эти грёзы, что чародей бы наверняка проспал завтрак, кабы не нос, учуявший запах каши, да желудок, тут же заворчавший от голода. Пришлось вставать, вылазить из-под прогретого одеяла. Впрочем, стоило Маллису покинуть объятия постели, как сонливость словно рукой сняло.
Он озорным мальчишкой (которым, по сути, и являлся) слетел длинными прыжками с лестницы и с размаху бухнулся рядом с Тагилом, с весёлым смешком врезавшись боком в рыжего детину, который даже и не шелохнулся. Не тот размер был у Джейнарда, чтобы такого силача хоть на дюйм пошатнуть.

Уплетая за обе щеки вкусную домашнюю кашу с маслом и заедая её свеженькой булкой, чародей только кивал в поддержку Тагила, не мешая себе жевать, а когда мешочек тифлинга лёг на стол, он не глядя полез в свой поясной кошель, достал привычным движением пять монет и ссыпал их в мешочек жрицы, прошамкав с набитым ртом:
- Жа вшех,- и вновь принялся жевать, поглядывая горящим энтузиазмом взором то на рыжего, то на беловолосую. Он вновь предвкушал путешествие, словно позабыв, сколько всего натерпелся до этого.

Джейнард облегчённо вздохнул, когда местные разрядили оставшиеся арбалеты, причём не в их пёструю компанию. Когда они вошли в город, Джейнард слил все четыре световых шарика воедино и, уменьшив его интенсивность, мысленно приказал "прикрепиться" к навершию посоха, которым на манер факела освещал путь своим друзьям.
Таверна была хорошо освещена, поэтому Джей окончательно погасил шарик света. Тёплое помещение и горячая еда заставили юного чародея позабыть обо всём, и он действительно уплетал похлёбку с огромным аппетитом, периодически кивая в подтверждение слов Тагила и вставляя пару слов в некоторых местах:
- ...раздеть! Да я их чуть не спалил на месте!... Она его в кучку пепла сожгла, напрочь!... мелочь нежитью оказалась, пришлось упокоить... Да. Так всё и было,- сказал Маллис, облизав напоследок ложку, и похлопал себя по сытому животу,- а вы сами когда-нибудь Агату видели? Я когда их магический поединок с Ксредом наблюдал, от восторга чуть не обосс... эм... чуть ума не лишился! Это была настоящая битва титанов! Я о таких заклинаниях даже и не слышал, хотя читал про них немало. Она очень могущественная.

Мэвис, всё ещё обнимая ствол дерева, посмотрела на эльфа, обернулась в сторону дварфов и, не обнаружив живых врагов, медленно опустилась на колени в густую траву. Усталость навалилась свинцовым хомутом на поникшие плечи, и тот жизнерадостный блеск, что сиял в них подобно звёздам в самом начале путешествия, сменился смутной тоской, которая жила во взгляде девушки в стенах Академии. Она вдруг почувствовала, что в горле саднит от частого использования силы, да и брала она то очень высокие, то слишком уж низкие, гортанные звуки. Голосовые связки Мэвис устали и требовали отдыха.

Девушка медленно поднялась и подошла к сумке, которую оставила ещё в самом начале сражения. Достав воду, Мэвис жадно приникла губами к бурдюку и принялась пить жадными, крупными глотками. Потом, храня свою характерную молчаливость, будто это не она минуту назад оглушала окрестности волшебными звуками, протянула воду Квентиэлю, с благодарностью глядя в глаза воина, который защитил её и наказал коварного хобгоблина. Мэвис даже смогла улыбнуться одними уголками рта, но улыбка та несла на себе тень усталости.

Вновь сев под дерево, девушка достала флейту и начала наигрывать спокойную мелодию, умиротворяющую. Она сливалась со звуками ручья, шелестом листвы в зелёных кронах, краткими посвистываниями ветра и робкими голосами птиц. Закрыв глаза, Мэвис играла свою мелодию, надеясь, что её спутники дадут ей отдохнуть.

Звуковая волна ударила в гоблина и полетела чуть дальше, оставляя на теле этого отродья глубокие порезы, но один из них, особенно сильный, полоснул прямо поперёк горла. Тварь рухнула, словно подкошенная, лицом в ручей, и воды вниз по течению окрасились алым, неся тревожную весть о чьей-то смерти. Не успела Мэвис облегчённо вздохнуть, как невыносимая боль заставила весь мир вокруг сгинуть на миг за багряно-чёрной пеленой, нахлынувшей на взор девушки. Другая девушка бы в ту же секунду закричала бы от боли и страха, но Мэвис прошла в застенках баронессы через целую череду пыток, не проронив ни звука. И в этот раз она сумела усилием воли запереть крик, рвущийся наружу, в глубине груди.
Поняв, что сбежавший лучник следил за ними, поджидая удачной возможности поквитаться с давешними врагами, Мэвис почувстовала укол стыда, но укол стрелы был во много раз больнее. Подобрав подол, девушка бросилась к тому, от кого посчитала ближе к себе - закованному в латы паладину Морадина. Рядом с ним, укрывшись хотя бы отчасти за тонким деревом, девушка вдруг поняла, что плачет: слёзы брызнули из глаз ещё при попадании стрелы, но она не почувствовала этого. Взяв себя в руки, она прикрыла глаза и стала напевать без слов мелодию, что когда-то пела ей в детстве мама перед сном. Магия песни поднялась из глубин памяти и окутала девушку своими тёплыми объятиями, ласковыми, словно прикосновение матери. Боль отступила, и Мэвис смогла спокойно вдохнуть.
Но, как и любая женщина, с прощением у неё было тяжеловато, поэтому она выглянула из-за дерева и вновь прибегла к разрушительной силе своего голоса, отправив волну из режущих тонких нот в своего обидчика.

Появившийся словно в ответ на молитву святого отца человек на лодке выглядел для Фредерика не иначе как святым апостолом, пришедшим пешком по воде, чтобы даровать крестоносцам избавление. Охотник после безуспешной попытки сэра Коурта перебраться вброд на ту сторону совсем пал духом, всерьёз начав обдумывать перспективы голодной смерти на этой проплешине посреди реки, но теперь приободрился и даже улыбнулся из-под усов и бороды, приветственно отсалютовав владельцу корабля правой рукой, убрав лук.
Но сразу за облегчение и радостью от спасения пришло и желание отомстить тому высокомерному отродью, что хладнокровно бросило пятерых христиан на страшную гибель от голода. Поэтому он всеми силами постарался выглядеть как можно более безобидным, для чего улыбался, убрал оружие и не делал резких движений. Рику очень хотелось попасть на лодку, чтобы оказаться на том берегу. Он даже прокручивал в голове план мести: дождаться очередной выездки на охоту, спрятаться в лесу на дереве и, выбрав удачный момент, всадить мерзавцу стрелу прямо в его чёрное сердце.

Получатели: Дамиан О`Келли.

Если бы кто знал, как был взбудоражен предстоящим путешествием по астральным просторам Грэйхолд! Он места себе не находил последние два дня подготовки к отправлению: сотню раз перепроверил собранные в сумку инструменты для изучения магических предметов, несколько кристаллических пластин, способных запоминать вид, пойманный в себе, вещи и, самое главное, путевой дневник.

И если первые дни на корабле ещё были полны радостного ажиотажа, то со временем азарт угасал, и чародея начинала одолевать скука. Как назло, он не захватил с собой сколько-нибудь интересных книг, приходилось обходиться теми, что нашлись в здешней библиотеке, но и они отвлекали Мэллина очень ненадолго. Поэтому он регулярно ходил среди команды и пытался хоть куда-то приспособиться. Несколько раз заклятия "Живой Верёвки", "Тензерова Парящего Диска" и "Руки Мага" оказывались полезны, но скука всё равно накатывала вновь и вновь, снедая жадного до новых впечатлений Мэла.

Зато когда Альберт пропал, зачарователь переполошился не на шутку. Он прочёсывал корабль снова и снова, пытался найти его по магическим следам с помощью заклинания "Обнаружить магию", да и другие спутники перерыли носом весь корабль в тщетных попытках найти своего капитана, в условиях путешествия по астралу пропажу невероятной ценности. Когда минул четвёртый день, Мэллин откровенно запаниковал. Он нашёл одного из команды, здоровенного как полуорк человека по имени Ивен, могучего воина, который пусть и неформально, но почитался остальными за помощника капитана. Пусть он и был огромной смертоносной горой мышц с невероятных размеров двуручным мечом за спиной, Ивен также был весьма умён и мудр, что делало ему честь и как воину, и как человеку.

- Ивен,- обратился к нему Мэллин, глядя на здоровяка снизу вверх,- как думаешь, с Альбертом всё в порядке? Может, ему нужна помощь. Я предлагаю осмотреть его каюту, может, мы найдём там зацепки относительно того, куда он запропастился. Один я туда не пойду, сам понимаешь, остальные могут счесть, что один маг у другого что-то ворует...

Он обезоруживающе улыбнулся.

Но девушка не ответила ему, продолжая всё так же грустно улыбаться ему. Не с упрёком, не в укор, а словно так оно и должно было быть. Они никогда прежде не виделись, не знали имён друг друга, и глазами впервые встретились здесь. Она - на гранитном камне, а он - на её могиле. Быть может, они даже никогда не ходили по одним дорогам, видели разное небо и улыбались разным солнцам, но сейчас и здесь, по странному стечению обстоятельств, они встретились. И теперь у них были на двоих одно небо и один день в месяц, чтобы молчаливо поговорить, сквозь два метра аномально спокойной земли.
Солнце взирало на эту странную парочку бесстрастно и равнодушно, лишь освещало своими весенними лучами, отскакивающими от полированного гранита и прогревающими стылую за зиму могилу.
Старушка, идущая по дальней от Данко дороги, увидев такого же, как и она, раннего визитёра, лишь горестно покачала головой и продолжила свой неспешный путь к могилке своего покойного мужа. Казалось, никому нет дела до мужчины, сидящего на могиле неизвестной девушки. А, может, так оно и было. По крайней мере, никто не нарушал торжественного молчания Визита Невесты...

Хитанор ещё раз сверился с дорожным столбом, на котором были приколочены указатели с названиями поселений, к которым отходили две дороги распутья. Судя по ним, до Керезвера отсюда было рукой подать: всего один пеший дневной переход. Смущали только небольшие тучи, собиравшиеся чуть поодаль. Они выглядели как несколько серых кусочков шерсти, плывущей по безмятежно-голубому озеру небосвода. Нефилим бережно сложил карту и убрал в дорожную сумку, пристроив между сухой одеждой, дабы та не помялась или, что ещё хуже, не порвалась.
К счастью для Хитанора, один дневной переход он мог преодолеть быстрее, чем обычные путники, вот только обманчиво медленно собирающиеся тучи впереди смущали юного нефилима, и он решил сделать небольшой крюк, чтобы избежать области непогоды. Вымоченные крылья, знал он по своему печальному опыту, очень тяжёлые и неудобные, и идти с мокрыми крыльями очень тяжело: устают плечи, крылья норовят расправиться, упав на мокрую землю, да и холодно это. Твёрдо решив не пожалеть сил и времени, но избежать этой незавидной участи, Хитанор перехватил свою сумку и прижал к груди.
Сложив крылья и плотно прижав их к спине, нефилим подался корпусом вперёд и побежал, быстро набирая скорость. Уже разогнавшись, он подпрыгнул, поджал ноги, сгруппировался и резким движением распростёр крылья. Воздух, пойманный в золотистые перьевые объятия, мягко поддержал лёгкое, приспособленное для полётов тело Хитанора, и два взмаха крепких крыльев уверенно подняли нефилима в воздух. Конечно, он мог бы взлететь "с места", но это всегда требовало чуть больше усилий, а силы Хитанор хотел сохранить для полёта.
Чуть приподнявшись в воздух, юноша уже не так усиленно махал крыльями, ловя воздушные потоки и скользя на них, лишь изредка делая пару взмахов, чтобы набрать чуть высоты. Летя неподалёку от наезженного тракта, нефилим постепенно менял курс, собираясь облететь сгущающиеся тучи.
Он летел, вытянув тело струною и прижимая к груди дорожную сумку с нехитрыми пожитками. Медового оттенка волосы, перехваченные шнурком в высокий хвость на самой макушке, трепетали на ветру словно флаг на замковой башенке. На душе у Хитанора было легко и светло, а предвкушение скорого попадания в Замок придавало сил, хоть и вызывало предпраздничное волнение в сердце.

Арсений слегка покраснел, вспомнив, как невежливо поступил в прошлый раз. И он тут же решил хоть как-то исправить положение:

- Прошу прощения, Ваше Величество. Я не представлял, что за вещь держу в руке, и решил, что это просто какая-то иллюзия. Я не сомневаюсь, что у вас есть куда более важные заботы, но нам очень нужен Ваш совет. Двое ваших подданных любят друг друга, но сейчас разлучены. Я хочу им помочь, но, как это часто случается, хочу я как лучше, а выйдет - как всегда. Посоветуйте, пожалуйста, Ваше Величество, где эти два любящих сердца будут в большей безопасности: здесь, на поляне, или же в санатории? Или есть другое место, где Эктор и Лика смогут быть вместе и не подвергаться опасности?

Он говорил по возможности быстро, но старался сохранить самообладание. Получалось плохо: Арсений не мог согнать с лица радостную улыбку, а в голосе мешались смущение и восторг, оба вызванные общением с такой высокой персоной. Из-за бурных эмоций Арсений изредка сбивался и запинался, но в целом повествование оказалось на удивление внятным и последовательным.

Арсений мало писал в дневник эти три дня. В первый день зарисовал как сумел девушку, которая привиделась ему у тополя, под рисунком пытаясь придумать к нему красочное название. Попыток было несколько, они умещались одна под другой, складываясь в неровный столбик:
Дева Озера
Нимфа
Сильфида
Баньши
Последнее предположение было перечёркнуто, но даже из-под горизонтальной черты вполне читалось.
На других страницах он уже словами описал, что видел по дороге в санаторий, сразу же предположив, что у него разыгралось воображение или в высокогорном воздухе медикаменты оказали побочный эффект, вызвав то ли сон наяву, то ли галлюцинации.
Накануне, засыпая, Сеня думал, что завтра надо будет обязательно навестить лошадок, к которым он уже ходил последние два дня и рядом с которыми, казалось, чувствовал себя получше. На выездку Арсений пока не осмеливался, боясь потерять сознание или "растрясти" свой желудок.

Обнаружив диковинный цветок, Арсений аккуратно сел в кровати. Шторы он на ночь не задёргивал, поэтому солнечный свет давал хорошее освещение, хоть солнце и вставало с другой стороны. Сеня аккуратно провёл пальцами по лепесткам цветка, а потом вгляделся получше в сердцевину. Странный цветок удивил юношу, но, с другой стороны, порадовал.
"Кто-то из персонала делает такие вот приятности гостям "Ели". Это здорово. Правда, кое-кто может быть недоволен, что кто-то заходит к ним в палату, когда они спят",- подумалось Арсению.
Цветок он, подчиняясь наитию, взял с собой в ванную комнату. Положив цветочек на тумбочку, в которой прятались свежие полотенца и прочие принадлежности вроде мочалок, Сеня принял душ и умылся, не забыв и про прочие гигиенические процедуры. Затем ему предстоял "завтрак": капельница с питательным составом. С одной стороны, это было не так приятно, как яичница с тостом и свежевыжатым соком. С другой стороны, как говорил Арсений, дыхание дольше остаётся свежим и руки свободны, чтобы почитать за "едой".

Прихватив дневник и "Сон в летнюю ночь" Шекспира, Арсений заложил металлический цветок к закладке в книжку и отправился в процедурный кабинет.