Голосование за ходы

Глаза барда закатились так сильно, что при должном освещении он с лёгкостью бы рассмотрел свой мозг в мельчайших деталях. Творящаяся вокруг вакханалия и очевидные пути её преодоления ни капли не привлекали Бакареша ровно как и перспектива последствий бездействия. Опять перед аасимаром стоят два небезызвестных стула, и опять судьба ткнёт его лицом в каждый из них.
Бакареш спрыгнул с верёвки на сцену, где через пару мгновений развернётся его самое безумное выступление. "Борк, лови и используй по назначению" — крикнул бард следопыту и кинул тому его лук — "Кнагл! Я сейчас сотворю кое-что абсолютно безумное, просто доверься и прикрывай меня"
Бакареш рванул к центру помещения. Каждый шаг давался сложнее предыдущего ноги словно увязали в болоте, и имя этому болоту - инстинкт самосохранения. Одни демоны были слишком заняты битвой с Джизохом и Каргалом, другие - слишком мертвы, чтобы реагировать на бегущего к сияющей бреши портала Бакареша. За последние пару дней Бакареш насмотрелся порталов больше, чем за всю жизнь, и ни один из увиденных не принёс барду ничего хорошего. Этот не был исключением. Поправив пояс на штанах, Бакареш разбежался и прыгнул в сторону искажающей реальность воронки.

Бьёрнвулд не успел осознать, что произошло, как земля ушла из под его ног. Свод пещеры встретил взгляд Молотобойца и тут же скрылся за бурные потоком воды. Кусающий холод воды охватил паладина, проникал под доспехи, пытался выдавить воздух из лёгких.
Удар сердца, и Бьёрнвулд понял, что произошло - элементаль ринулся в атаку. Ещё один удар сердца, и сотни игл холода вонзились в кожу. Не боль. Ободрение! Физическая боль давно потеряла способность хоть как-то пошатнуть незыблемую решимость дворфа. Он не боялся ни ран, ни самой смерти, ведь в битве, которую он ведёт своей душой, Бьёрнвулд умирал снова и снова, моля о пощаде, но демоны ошибок прошлого не ведают жалости. Каждый раз воспоминания о промахах и неудачах истязали разум паладина, причиняя боль, на которую мир ощущений и осязания не способен.
Сердце с яростью стукнуло ещё раз, и изо рта Бьёрнвулда вырвался, подавленный грузом воды, рёв, а его лицо растянулось в безумной смеси улыбки и звериного оскала. Паладин кувырком отскочил от потока воды, который буквально через мгновение обрушился полной силой, вдавливая камни там, где он лежал. Через два удара сердца, Бьёрнвулд обнажил свою кирку и вогнал её в жидкое тело элементаля. Бить воду киркой казалось весьма бесполезным занятием, и всё же он ощущал боль, значит имело смысл продолжать. Но этого было мало, чтобы излить праведный гнев. Как только кирка коснулась поверхности воды элементаля, яростный крик Бьёрнвулда "Во имя Горма!!!" наполнил пещеру, оружие паладина завибрировало преисполненное карающей силой Вечно Бдительного

Глаза Бакареша радостно засияли, когда он увидел в углу стойку с причудливым блестящим оружием. Недолго думая, он схватил в охапку три предмета и отправился к выходу, где стояли Борк и Кнагл.
"ХО-ХО-ХО, МАЛЬЧИКИ!!!" - произнёс Бакареш -"Рождество в этом году пришло пораньше". После этих слов аасимар громогласно рассмеялся и показал соратникам найденные вещички. Потом его лицо и голос изменились, став максимально пафосными.
"Сир, Кнагл-Нагл Гроза Титанов. Подобно тому как драконы, чья кровь течёт в твоих жилах, утверждали свою власть магией голоса, держи своих врагов в страхе"- Бакареш протянул коллеге-барду волшебную палочку.ссылка
"Сир Борк Развоплотитель. Твой глаз остёр, рука тверда, а выводы не знают промаха. Не знай же ты промаха и впредь"- после очередной пафосной речи бард протянул следопыту нечто похожее на лук.ссылка
У самого же барда теперь за поясом висел ни шампур, на котором когда-то крутили кебабы, а полноценный меч, навроде тех, что раньше Бакареш видел у рыцарей на турнирах

Дом? Как же давно Брэндон не слышал подобных слов. Дом... Да, у него была крыша над головой: заброшенные лачуги, подвалы трактиров, и избы добродушных крестьян хорошо укрывали его во время очередного побега, но он мало где задерживался хотя бы на неделю. В стенах Твердыни чародей провёл больше времени, чем где-либо ещё, но скорее небеса падут на землю, чем он назовёт её домом. Поэтому слова Хромого дали хорошую почву для раздумий. Брэндон ещё раз посмотрел на приближающуюся крепость. Может Хромой прав? Может тут можно обжиться на ближайший пятак лет? В конце концов эти полтора дня уже многое показали. Кому можно доверить спину, кому её лучше не подставлять. С кем можно поделиться мнением, кого лучше держать в неведении. Буревестник бросил взгляд на плечо, где под бегло заштопанной одеждой красовалась свеженькая татуировка. "А может..." - полушепотом сказал чародей - "Лучше позже".
Сегодня Брэндон хотя бы попробует прийти "домой" и не просто прийти, а с победой. Да. Победа - какое сладкое слово. Кто-то посмел причинить вред Буревестнику и понёс жестокую кару. Как часто такое случалось? Недостаточно - без мгновения раздумий ответил бы Брэндон. А сейчас? Сейчас все до последнего недоброжелателя либо втоптаны в грязь, либо ожидают неменее суровой участи. Слёзы и мольбы им не помогут - как когда-то давно не помогли и Брэндону. Сладкая эйфория победы притупляла боль в ноге во время движения, она же добавит ярких красок первому впечатлению о Маяке.
Чародей поравнялся с Амервулдом и обратился к нему: "У нас так и не было возможности поговорить после того как повязали этих гадов. Знаешь, приятно знать, что в нашем... кхм... отряде есть те, кто понимает, что мы не странствующие рыцари, а организованная армия со своим укладом" - Брэндон протянул руку следопыту - "Я хоть сам и неслуживый ранее, но знаю, что правила нужны не для того чтобы кодексом зад в нужнике утирать"

Бром бегло осмотрел страницы в журнале. О половине заданий он ничего не знал что за заглотыши, что за страные каракули нужны этому Маркусу. Рыба услышал он от Дафны. Рыбалку Бром не уважал. Сидеть несколько часов без движения, отдавая себя на съедение всякому гнусу.
И так три позиции вычеркнуты. Ещё одна - доставка, только не дорога... опять... нет нет и нет. вычёркиваем.
КРЫСЫ. Множество объявлений о крысах, да ещё и в тавернах. Это привлекло жреца. Бром "Крысолов" ходит от таверны к таверне, и получает премиальную выпивку за качественную работу. Неплохо, вполне неплохо для того, кто ещё ночь назад был лишён и дома, и статуса.
И тут его раздумья прервал орк. Ещё заказы. "А что ж они в журнале не записаны? У вас так много работы и заказов, что не хватило времени и сил перо в чернила макнуть?"- спросил дворф

В разломе ещё один разлом. Почему такой эффект матрёшки происходит только с чем-то неприятным? Почему в куске шашлыка не оказывается ещё один кусок шашлыка? В кубке эля - стакан рома? А вот разлом в разломе, или мозоль на мозоли - всегда пожалуйста. Эти мысли переполняли голову Бакареша, но произнёс только протяжное, тихое и мелодичное как ветер, играющий среди камышей, "Да ну ёпт..." Аасимар отправился вслед за костяком группы, подошёл к разлому, встав недалеко от края, осмотрелся вокруг, жестикулируя и вспоминая чью-то мать.

Услышав знакомую, но отличную от всеобщей, речь, Брэндон подошёл к новенькому. Здоровяк уже закончил свой диалог с дворфом, но чародею было что сказать.
"Эй, Борцуха верно? Я Брэндон. Краем уха услышал, что собираешь сводку о соратниках. Расскажу тебе кое-что, что считаю важным." - Брэндон присел рядом, но голоса не понизил -"Видишь ту самку эльфийского рода? Вон она. В бою ей особо свою спину не доверяй. Значится, когда разбойники на нас напали, я видел как она в пылу битвы пыталась силой и угрозами выкинуть беззащитного служку на верную смерть под лучный огонь, чтобы занять его укрытие и спасти и без того закрытую доспехом шкурку"

Долгий, полный отчаяния, выдох Бакареша наполнил коридор "То есть помимо уже увиденного дерьма, где-то дальше есть ещё и это..." - произнёс Бакареш, и эхо пустого коридора вторило его слова. Бард вдруг осознал, как он скучает по солнечному свету и то, что оказывается он терпеть не может подземелья. Раньше у него не было возможности это понять, ибо самое глубокое подземелье, где он бывал - это подвал какой-нибудь таверны, где располагалось нелегальное казино.
  Аасимар вернулся на арену, где его компаньоны занимались кто чем, но в основном, судя по увиденному, просто приходили в себя после тяжёлой битвы. Бакареш слышал байки, что истинные дворфы сделаны из камня, но он не думал, что эти байки настолько правдивы. Однако Каргал решивший принять кислотный душ укрепил его веру. Фрида Кнагл и Борк наконец закончили прощаться со жрицей и завалили её труп камнями. Что ж, это конечно не ниша в Зале Героев, но лучше, чем оставить тело валяться посреди арены. Бакареш уселся на одной из трибун поближе к основной части группы и стал снова листать найденный дневник. Золотые глаза бегали по уже прочитанным строчкам, пытаясь вновь их осмыслить. И тут в его голове пронеслись его же слова "где-то дальше есть ещё и это..." "А что если не дальше? Если мы уже столкнулись с этим?" - пробубнил Бакареш уткнувшись в страницы. А затем огляделся вокруг себя

Снова тысячи клыков вонзились в извилины Бьёрнвулда в попытках выгрызть его сущность, лишить остатков того, что делает его живым. Не было бы никаких проблем будь это химеры, демоны или отказавшиеся лежать спокойно мертвецы. Но нет... эти монстры были Бьёрнвулдом... от части... каждая его оплошность, каждый промах, каждый раз, когда он не достиг успеха, превращаются в очередного монстра, что вонзает клыки в его плоть, терзая, отравляя, калеча сознание. Сейчас это полчище пополнилось ещё одним зверем - предсмертная агония неспасённых матросов воплотилась виде пасти полной клыков, сочащичся жгучей слюной и готовой отгрызть очередной кусок от души Молотобойца. Логика подсказывала ему, что отправиться спасть корабль было необходимо, но логика была щитом в этой ситуации.
Снова раздался детский плач. Бьёрнвулд знал, что его слышит лишь он, знал, что это не плач, это - его собственная злоба. Злоба на самого себя, злоба на бессилие перед этим миром, на неспособность изменить что-то значимое.
Реальность пересилила орду монстров, и Бьёрнвулд услышал разговор Джина и Мелфорда. "Чертовски мудрый план, пусть лучше своей шеей рискуют всякие колдунские животинки, а уж где без нас будет не обойтись, мы сразу явимся" - включился в разговор Молотобоец. Паладин выглядел бодро с ноткой солдатского задора. Никто и не допускал и мысли о его вечном внутреннем противостоянии с каждой из своих неудач. Так и должно быть. Это была его война. Бьёрнвулд против Бьёрнвулда, кому-то ещё тут места нет

Держаться поближе друг к другу. Вроде бы банальный совет, но именно мог спасти жизни. Брэндон слышал историю, когда отряд из 12 человек растянулся на дистанцию свыше сотни футов. В результате этой роковой ошибки отряд лишился самого уникального и незаменимого бойца, потерю которого оплакивали ещё долго, пытаясь найти виноватых. Чтобы не повторить этой ошибки Буревестник старался не терять из виду никого из своих новых соратников-новобранцев. Бдительности, следуя советам бывалых, он тоже не терял, но наверное это сыграло с ним злую шутку. Может из-за вспышки беспокойства, а может действительно глаз Брэндона заприметил угрозу. Он увидел, что там вдали прямо за деревянным камнем что-то чёрненькое белеется

Аасимар ещё не представлял обладает ли дневник какой-либо ценностью, поэтому решил пока оставить себе, чтобы изучить позже. Предвкушая более ценную наживу он рылся в шкафу, выбрасывая оттуда вещи, мешочки с ингредиентами, какие-​то околонаучные приборы и просто всякий хлам. Ничего, что представляло хоть каплю интереса, или хотя бы завлекало глаз. Бакареш на секнду замер и с досады со всей силы врезал кулаком в дверцу шкафа. Пора возвращаться к группе.

Они заблудились. Другого объяснения столь долгому пути к зданию стражи нет. Городок не выглядел большим, однако Чумазик водит Бьёрнвулда уже так долго, что кажется будто они идут по Имперскому Городу.
Нет, магистр не мог поручить столь ответственное задание, как встречать, прикомандированного из сердца Ордена, паладина, неразумному бобру. Ведь по встречающему складывается впечатление обо всём отделе. Скорее всего изначально встречать Молотобойца должен был кто-то из дедушек. Но он в силу, дозволенной ему выслугой, наглости перепоручил задание бобру.
Размышления немного отвлекали Бьёрнвулда от неприятной ситуации в реальности, но больше ничем не помогали. "Эй, молодой. Может стоит спросить дорогу?"- не выдержал паладин.

Ситуация выходила патовая. С одной стороны обречённая на бесконечные скитания по туннелям, пока их не обнаружат водянники, группа матросов. С другой - подвергшийся нападению корабль, который вот-вот пустят на дно. Здесь не было ничего правильного или неправильного. Был лишь сделанный выбор, его последствия и попытки с ними смириться. Вот зачем солдатам нужен командир. Чтобы следовать приказам, у приказов нет морали, нет добра или зла. Солдат получил приказ - солдат исполняет приказ. А моральные терзание докучают только командиру.
Бьёрнвулд оценил свои способности, и в очередной раз позавидовал Ваши, что не может так же ловко вести бой под водой. В этой среде толку от него было примерно как от хромой лошади. Нужно сохранить корабль. Если корабль сгинет, то в спасении матросов не будет никакого смысла. Плюс на палубе корабля Молотобоец может принести больше пользы, нежели в подводных пещерах.

Брэндон с самого выхода в путь рассматривал борозды от наручников на своих запястьях. Как всё таки приятно снова идти во весь шаг, как приятно развести руки, набрав полную грудь воздуха. Буревестник не мог и предположить, что однажды будет радоваться таким мелочам.
  В перевалочный пункт, откуда он начал путь в Сумеречный Маяк, чародея доставил другой, менее дружелюбный конвой. Нужно было видеть радость на лице комиссара, когда в его кабинет зашёл зашёл огромный суровый мужчина в броне и с булавой за поясом и поинтересовался, где записывают добровольцев. Следом появился ещё один мужчина, в такой же броне, и столь же крепко сложенный. "Таким удальцам огра завалить проще, чем мне высморкаться"- подумал комиссар, и уже начал доставать необходимые бумаги. "Так давайте, раз уж пришли, я сам вас и запишу" - улыбчиво сказал он громилам. "Не нас." - ответил один из них - "Его." Улыбка на лице комиссара исчезла подобно предрассветной дымке в лучах всходящего светила. В дверях появился третий, закованный в броню здоровяк с ужасным ожогом на лице и обугленными волосами. Под руку он вёл скованного по рукам и ногам, с кляпом во рту юношу. С виду он был хилее чем его провожатые, да и к тому же он был скован, значит скорее всего преступник.
  К слову в такой подарочной упаковке Брэндон провёл не всю дорогу до перевалочного пункта, а лишь последние три дня из недели пути. Приодели его конвоиры из-за того, что, полностью осознав куда его ведут и воспользовавшись невнимательностью провожатых он предпринял отчаянную попытку к бегству. Куда он побежит, Брэндон знал, не сомневаясь. Оставалось избавиться от громил. Как только один из тройки конвоиров отошёл вперёд, Буревестник кинул в лицо, стоявшего рядом, конвоира горсть песка. Пока тот приходил от неожиданности в себя, третий уже собирался повалить чародея на землю, но тут в руках Брэндона вспыхнуло пламя и направилось в лицо бедолаги. Ещё пара секунд и конвоир бы превратился в шашлык на радость лесному зверью, однако прозревший от песка стражник среагировал очень быстро. Внезапная вспышка боли в бедре лишила чародея концентрации, и пламя, поедавшее волосы, кожу и плоть одного из конвоиров, исчезло. Ещё одна вспышка и Буревестник упал на землю. "Не убить, не покалечить, доставить порубежникам" - такой был приказ у конвоиров, от мертвого порубежной страже толку мало, от калеки - ещё меньше. Сдержав ярость, конвоиры верно следовали приказам, и после пары ударов в пах для хоть какого-либо морального удовлетворения конвоиры сковали Брэндона и продолжили путь.
  "Вы уверены, что он доброволец?"- спросил комиссар у громил. "Всем сердцем желает оберегать империю" - ответил конвоир с ожогом и толкнул Брэндона к столу с бумагами. И так бумаги заполнены, формальности соблюдены, и через пару дней Брэндон снова в дороге в окружении конвоя. Оков не было, однако стражей было куда больше, вооружены они куда лучше, и они на лошадях. И даже если все боги этого мира и других существующих улыбнутся Буревестнику, и он сможет оторваться от преследования, он всё равно не сможет сбежать. Клеймо "добровольца" порубежной стражи ярко сияло на его плече. Стоило любому трактирщику, любой куртизанке, любому кмету, от сюда и до самого Ястребиного Приюта, увидеть это клеймо, как он тут же отправиться докладывать о дезертире в надежде на солидное вознаграждение. Оценив всю безысходность ситуации Брэндон решил не лезть на рожон, и не вступать в конфликты без крайней необходимости.
Расскажите хоть, кто такие и за что вас так жизнь невзлюбила, раз сюда забросила
"Благородное чувство долга обязало меня применить, дарованную мне богами способность к магии, для защиты моей страны и страны моих предков" - ответил Брэндон, и язвительную ироничную интонацию его слов не уловил бы только глухой. И вряд-ли бы кто поверил в этот рыцарский позыв, учитывая, что чародея в кандалах и сопровождении конвоя видел практически каждый из новобранцев и персонала перевалочного пункта, а комиссар не поленился указать эту деталь в документах, отправленных в Сумеречный Маяк.

Закрыто. Ну разумеется, не может быть всё так просто. Сюда бы Сэма, он бы даже не заметил этот замок. Сэм... Бакареш вспомнил, что не видел полуэльфа с момента первой встречи с гигантскими насекомыми. Так вот значит как погибают настоящие герои. Быстро и незаметно в пылу битвы.
Изучив ящик с инструментами Бакареш нашёл зубило. Неплохая находка. Пару ударов в капсулу замка и даже самый хитрый гномий замок станет просто погремушкой. Осталось найти молоток. Тот, что был в ящике, не годится. У Каргала наверняка есть молот, обязан быть. Даже если Каргал об этом не знает, у него точно есть молот.
Но Каргал был далеко, нужно решение побыстрее. Бакареш положил поломанную киянку перед собой, достал лютню, ударил по струнам, и воздух вокруг завибрировал. Через пару мгновений вокруг киянки образовался сгусток энергии, и спустя минуту киянка выглядела как новая. Не только выглядела целой, но и вполне исправно выполняла свои функции. Взяв инструмент в руки аасимар нанёс несколько ударов по зубилу, которое было прижато остриём к капсуле замка. После этих нехитрых махинаций замок сдался

Битва закончилась, однако кровь всё ещё в бешеном темпе мчалась по венам. Бьёрнвулд убрал кирку, осмотрелся. Соратники, как и положено воинам после сражения, набирали сумки трофеями. Дворф не собирался оставаться в стороне. Он подошёл к хаотично набросанной горе сокровищ и принялся набивать ими сумки. Когда места больше не осталось, Молотобоец глянул на собранное. "Хмм... потянет на тысячу монет, плюс-минус пара сотен, в зависимости от рынка" - бормотал Бьёрнвулд. Тысяча золотых, Молотобоец знал, что за такую сумму люди подписывались и на более неразумные, а порой смертельные предприятия.

"Да, это похоже на план. Даже больше, чем всё, что мы делали до этого"- сказал Бакареш сам себе, закончив осматривать поле битвы. Жрица лежала, не подавая признаков жизни, рядом с ней, светя грустными мордахами, толпились сопартийцы. Вывод был прост и банален: Джизох переборщил с силой, дружески хлопая девушку по плечу. Надо это запомнить, и не пытаться играть с ним в кулачки. Меч за поясом с самого знакомства со жрицей привлекал внимание Бакареша своей причудливой формой и непонятными материалами. В другой ситуации он бы просто растолкал товарищей и без вспышки совести присвоил и запремеченную вещичку и кошелёк. Но не сейчас. Сейчас его привлекло нечто другое. Нечто, в чём натренированное нутро аасимара учуяло большую выгоду.
Вспышка божественного света, и златоглазый здоровяк уже парит над землёй, размахивая сияющими в цвет его глаз крыльями. Следующее мгновение, и Бакареш, совершив грациозный оборот в воздухе, скрылся где-то за вторым ярусом арены в трещине посыпавшегося потолка.

Бьёрнвулд уже давно не спал, когда поезд остановился. Дворф завороженно смотрел, как пустота за окном превращается в цветущий уголок. Как только объявили окончание пути, Молотобоец взял оба своих чемодана, и вышел на улицу. Свежий воздух приятно щекотал ноздри, после двух суток в поезде.
"Вот он" - сказал Бьёрнвулд- "Жутко Отдалённый Пустынный Аванпост Милостью Императора Радующий Авантюристов" Слишком длинное название, но именно это название ему дал магистр ордена перед отправкой в путь. Бьёрнвулд задумался о том какую аббревиатуру можно сделать, чтоб сократить название, но эта мысль не была главной в его голове. Нужно найти храм и доложить о прибытий, иначе его могли посчитать дезертиром и клятвопреступником, чего честь и гордость паладина не могли позволить.

Бакареш не один раз успел убедиться, что эти залы и коридоры были построены абсолютно свихнувшимся гуманоидным созданием, убить которое не только не было бы преступлением, а напротив было бы одолжением для всей разумной жизни на континенте. Однако то, что предстало перед его глазами сейчас, находилось за рамками добра и зла. Чёртова арена... недо-колизей , или уместнее сказать КАЛизей? Неважно как оно называется, в любом случае это был жестокий и подлый удар по обострённому чувству прекрасного Бакареша. Удар, который дополнила огромная надпись "убойный мяч". Аасимар отчётливо понял, что архитектора, строителя и владельца всех этих подземных сооружений нужно расчленить, сжечь, а прах развеять на семи ветрах, дабы на лице Матери-Земли более не появлялись такие шрамы.
Отойдя от эстетического шока, Бакареш было собрался пожать мужественную руку... (лапу?) Джизоха, однако взгляд ящера заставил барда передумать. Бакарешу был знаком этот взгляд. Мак. Много мака. Очень много мака. Было ли это маковое молоко, или пыльца, по взгляду бард не понял. Но тот факт, что чешуйчатый не поделился глубоко задел Бакареша. Аасимар отвернулся и увидел нечто настолько знакомое, почти родное. Его накатила волна воспоминаний об общежитии при академии, где он жил во время обучения. Каждую ночь, когда аасимар засыпал с потолка за ним заботливо наблюдали восемь глаз, которых не могли победить ни тапок, ни веник, ни алхимические припарки. В итоге, не сумев победить этот комок глаз и лап, Бакареш и его сосед нарекли комок гордым именем Данил и переодически приносили ему на трапезу его менее живучих собратьев.
"Даня, ты разжирел! Разжирел, до непозволительно отвратительных размеров. Придётся тебя уменьшить. Хирургически." - сказал Бакареш, укладывая болт в направляющую арбалета. Спуск крючка, и болт отправился в сторону вставшего на путь бодипозитива Данила

Бьёрнвулд - дворф, это ни у кого не вызывало сомнений. И как у любого другого дворфа, ноги Бьёрнвулда не были длинными и резвыми. И тем не менее вагоны казались паладину необычайно длинными. За окном была непроглядная тьма астрала, и определить время было весьма проблематично. Но если довериться внутреннему ощущению Молотобойца, он идёт к вагону ресторану уже трое суток, и до сих пор не добрался

Ярость залила глаза дворфа. Приятный пыл сражения волнами растекался по телу от мозга и позвоночника до пальцев сжимавших секиру. Сам воздух вокруг стал слаще. Даже если в глубине души Молотобойца и было нечто, терзающее его каждую секунду, то сейчас оно не имело абсолютно никакой силы. Это нечто воплотилось в водяннике, которого рубил дворф. Только он уже был готов отправить деву битвы на очередную жатву, как увидел, что его цель мертва. "НЕЛЬЗЯ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ!" - раздалось в голове паладина. Он осознавал, что как только пыл битвы отступит, вой внутри его разума снова возьмёт верх. Это нельзя было предотвратить, но это было можно оттянуть. С яростным утробным криком дворф ринулся на следующего ближнего водянника, атакующего вояку и барда, с которыми он познакомился ещё в таверне.
Секира вошла в плоть твари как камень входит в воду. Легко и с брызгами. Пальцы дворфа ощутили вибрацию, с которой металл разрывает плоть, а кожа на лице ощутила вязкую влагу крови рыболюда. Сам того не осознавая, Бьёрнвулд улыбался.

Лёгкий поток ветра приободрил шагающего дворфа. От потока свежего и неожиданно прохладного воздуха по коже вслед за ветерком пробежала волна мурашек. Хоть какое-то разнообразие этому пеклу, которое преследовало Бьёрнвулда уже неделю. Он шёл. Куда? Зачем? Это было вторичным. Где-то внутри его каменного, как его предки и его боги, сердца бился в истерике маленький ребёнок. Ребёнок, у которого забрали игрушку, к которой он привязался. Молотобоец прекрасно это осознавал, поэтому он шёл. Шёл в ливни, шёл в солнцепёк, шёл в пыльную бурю. Дворф был уверен, что тяготы физические изничтожат тяготы ментальные. Поэтому он шёл. Если бы у него спросили, что случилось, если бы дословно угадали, что его гложет, и из-за какой игрушки рыдает этот ребёнок, даже если бы прочитали мысли, Бьёрнвулд никогда бы этого не признал. Даже в самый тяжёлый момент он сожмёт кулаки до побеления костяшек, наполнит свой взор и улыбку непроглядной завесой радости и убедительно ответит, что всё в порядке, и единственное что доставляет ему дискомфорт - это сломанное в битве двадцать лет назад бедро. Он шёл и вот он пришёл.
Бьёрнвулд увидел таверну. Пора подкрепиться - урчанием подсказал ему желудок. Молотобоец открыл двери таверны, и его сразу окутала знакомая атмосфера, которая не может быть неприятной. Запах свежей пищи и напитков, бард поющий не то для увеселения публики, не то для хвастовства, фокусник, показывающий трюки с белками. Таверны всегда были тем оплотом, где можно опустить щит, расслабить тело и душу, Бьёрнвулд так считал. Поставив два стула друг на друга, дворф взобрался к стойке, заказал кружку холодного эля и гренок и окинул взглядом таверну. Его привлёк седой мужчина, к которому подходили и уходили довольно разношёрстные персонажи. Слух паладина уловил ключевые слова из речей каждого из них "Экспедиция" "Раскопки" "Награда". Интуиция подавала громкие сигналы, хорошие или тревожные, дворф ещё не определил, но игнорировать эти сигналы было нельзя.
  Седой старикан в неприметной таверне богами забытой деревушки ищет сорвиголов для экспедиции в какие-то руины, обещая золотые горы. "Дежавю" - подумал дворф, но всё же подошел. Он искал испытаний для себя, испытаний что заставят его мозг отвлечься, ему нужна была новая игрушка, чтобы успокоить ребёнка внутри его каменного сердца.
"Моё имя Бьёрнвулд. Я конечно не историк, и не учёный. А про руины почти ничего не знаю, но знаю что в руинах водятся волки, или кто похуже, тоже желающий отведать нежного мясца исследователей" - сразу перешёл к делу дворф -"я же могу сделать так, чтобы такие создания держались от вас подальше. Не бесплатно разумеется."

Звон струн наполнил площадку, с трудом прокладывая себе путь в полном напряжения воздухе. Бакареш не был магом, а его академические знания о руинах основывавались исключительно на их художественно-эстетическом аспекте. Поэтому единственное, что по его мнению, он мог сделать - поднять боевой дух товарищей стройной мелодией:

Нечистой силы дьявол послал на Землю много, 
Чтоб совратить людей и чтобы отвратить от бога, 
Гоблины и тролли, русалки, водяные 
Горбатые, косматые, рогатые, кривые 

Но есть отдельный дух, о нём отдельный разговор, 
Он в землях северных живёт на берегах озёр 
И к тем, кто пьёт водяру, а не кефир и квас, 
Является под вечер озёрный болтотряс 

По озеру он скачет, трясёт своим болтом, 
Народ в конкретном шоке стоит с открытым ртом, 
Затем за ним пускаются они в весёлый пляс, 
Такой затейник-массовик озёрный болтотряс! 

Бухие спотыкаются, ломают себе ноги, 
Хохочут до усрачки языческие боги, 
Над озером творится тотальный расколбас, 
Такой затейник-массовик озёрный болтотряс! 

А кто не сдался, до конца кто продержаться смог, 
Тому подарит он в конце волшебный котелок, 
Ты приложись к нему, дружок, сверши алконамаз, 
И очень скоро станешь сам озёрный болтотряс!

Вдох, выдох, второй, третий. И за это время к Бакарешу никто не пристал с глупыми вопросами, никто не ставил ему в вину убеждения, которые есть у каждого уважающего себя человека. Ещё один глубокий вдох, последующий за ним выдох и Бакареш ощутил нечто похожее на счастье. Расскажи бы ему пару недель назад кто-нибудь, что для этого хватит для счастья, аасимар бы в жизнь не поверил. В прочем не поверил бы не зря. Для полного счастья не хватало водки. Бутыль, а лучше две. И всё же приходилось довольствоваться тем, что есть. Бакареш размял исполосованные царапинами и ссадинами плечи и произнёс: "Егер сіз мұны аудармашысыз оқи алмасаңыз, онда бұл мәтін сізге арналмаған. Бірақ қызыққаннан әзіл тыңдауға болады. Теңізші капитанға жақындап: - Мырза, қара таңба нені білдіреді? Бұл олардың сені өлтіргісі келетінін білдіреді. - Олар маған кемпірқосақ белгісін жіберді. - Сізде проблема бар."
Выговорившись аасимар почувствовал как с его души упал груз, который уже долгое время будто сдавливал грудь. Затем он подошёл к ящеру и аккуратно поинтересовался: "Джек, если я правильно услышал? У меня к тебе немного деликатная просьба" - он подошёл поближе, чтобы никто не смог услышать его дальнейших слов и шепотом произнёс: На этих словах Бакареш хлопнул себя по животу и громогласно рассмеялся, а эхо смеха ударилось об ворота и направилось в тёмные бездонные просторы

Бакареш лежал, опиравшись головой об камень. По его виду трудно было сказать, что произошло, но о том, что здесь что-то произошло, его вид сигнализировал явно. Странные гематомы под нижней челюстью, ярко-красные борозды на рёбрах, уходящие куда-то за спину, и грязные окровавленные ладони, одна из которых была перевязана. Золотой взгляд аасимара был расфокусирован, будто направлен в пустоту, рядом на земле лежал заряженный арбалет и кинжал с каплями крови на клинке, а неподалёку разбросаны его кожанный доспех и явно разорванная рубаха.
  Покрытые слоем грязи и крови, руки Бакареша держали лютню и выжимали из струн мелодию, сопровождаемую переливистым пением:
Дым от сигарет мне резал глаза,
Мои внутренности спирт обжигал.
Много в жизни я любил, много в жизни презирал,
Но я жизни все равно не узнал,
Много в жизни я любил, много в жизни презирал,
Но я жизни все равно не узнал.
Не искал покоя я, видел бог.
И не раз я покидал родной дом.
Выбирал я пред собой сто путей и сто дорог,
Но конкретной выбрать так и не смог,
Выбирал я пред собой сто путей и сто дорог,
Но конкретной выбрать так и не смог.

В самой середине песни на портале пошла рябь, Бакареш насторожился и присмотрелся. Он был уверен, что из портала снова лезет какая-то отвратная дрянь. И первые пару секунд золотые глаза барда подтверждали его мысли - непонятный силуэт на интуитивном уровне вызвал неприязнь и опаску, вслед за первым появилось ещё несколько силуэтов. Однако как только силуэты отошли от сияния магической глади, оказалось, что в портал прошли члены доблестной экспедиции, впереди всех стояла, первая прошедшая через портал, Хорнеферу

- Нет, нет, ох, сударь, что вы себе позволямкаепте!
Бьёрнвулд посмотрел на Пурпулю
-Хм, сударь. Ещё никто так не называл меня. Но ты сейчас не в лучшем состоянии, отдыхай, не напрягайся
Затем на Аскара. Извилины Молотобойца напряглись и выдали умозаключение. Он, как и любой уважающий себя паладин, знал, что цп в лс это вовсе не Церковные Песнопения Восхваляющие Лучи Солнца, хотя верховный жрец настаивал именно на этой версии, когда коробка с такой аббревиатурой пришла ему по почте. И сейчас был случай, когда эта аббревиатура могла описать ситуацию.
"Милостевый Император, пусть будет так, что я ошибся"- произнёс Бьёрнвулд, подняв глаза вверх

Бьёрнвулд вышел вслед за Луной. Он навострил слух в поисках возмущенных криков. Если сейчас этой девчонке захотелось потрогать уши эльфийки, то кто знает кого и за какую часть тела она захочет потрогать в следующий раз

Бьёрнвулд осмотрел купе. Серьёзная экспедиция понемногу начала напоминать школьную экскурсию: тут взрослык мужи собачутся как два мальчугана, каждый из которых хочет быть круче другого; там хихикают две девочки. У этих "школьников" даже появился классный руководитель в лице милой седовласой женщины, которая уже (как и подобает классному руководителю) начала делать замечания своим подопечным.
Доброго дня, Мое имя Шарлотта, и, по видимому, мы будем ехать какое-​то время вместе. Я в колонию ненадолго, сыночку только проведать, а у вас какие планы?
Я Бьёрнвулд, паладин Длани Рассвета. Моя миссия - обеспечить безопасность для последующих скоро миссионеров, которые понесут в новые земли слово о Господе нашем и Его вассале на землях смертных Императоре Валмире сыне Властимира

- Айк, - поздоровался он и покосился на мясо, - ты правда не возражаешь, если я угощусь?
"Буду только рад, Айк. Если я всё правильно понял, нам ещё не раз придётся делить стол и кров." - Бьёрнвулд пожал протянутую руку своей левой рукой, потому что правая уже бесповоротно была выпачкана жиром и специями.
"Эй, девчушка, а тебя как звать то?" - обратился он к юной эльфийке - "Давай, тоже бери что-нибудь. Не обижайся, но выглядишь ты так, будто еду видела только на картинках"
- Иеремия Ван Дер Лофф я зовусь, господин дворф.
Ох уж эти эльфийские имена, для дварфского уха они звучали примерно так же как заточенный нож, царапающий стекло. А уж повторить их, да ещё и без ошибок Молотобоец даже не пытался. "Приятно познакомится, Емеля" - Бьёрнвулд может и не из дворян, но он паладин священного ордена, и чтобы не осрамить братьев, обязан соблюдать если уж не высший этикет, то как минимум нормы хорошего тона

Крехтя как спящий медведь, Бакареш дотащил стол к месту откуда его будет удобнее отправить в путешествие в магическую воронку. И только собрав силы для толчка, аасимар увидел в воронке приближающиеся силуэты, очевидно это был ответ на кучи мусора, которые весело кидали Бакареш и Эрки. Силуэты становились всё чётче, и первым из них был ...полуголый дворф...
"Это мужицкий дождь! Аллилуйя!" - на распев закричал здоровяк
"Дождь из мужиков! Хэй, хэй!
Мужицкий дождь! Аллилуйя!
Дождь из мужиков! Хэй, хэй!
Из магической воронки падают мужики! Аллилуйя!
Мужицкий Дождь! Очень разные мужики падают:
Дворвы, брюнеты, ящеры и худые
Брутальные, выносливые сильные и скупые"
  Однако в Берене (и под ним очевидно тоже) ничего хорошего не происходит, и вслед за мужицким дождём воронка изрыгнула девчонку и огромную агрессивно настроенную тварь. Ещё одна особенность Берена, которую заметил Бакареш - всё, что больше среднего по размерам, хочет тебя убить; здесь нет огромных кубков пива, огромных перин и шёлковых простыней, даже огромной шаурмы нет, а если бы и была то также хотела бы чей-то смерти. Зато есть огромные черви, огромные пауки и гигантские ящеры (которые сразу становятся маленькими, как только теряют желание тебя убить).
  Не имея ни капли желания становится в авангард битвы, Бакареш широкими и быстрыми шагами умчался в укрытие.

Бакареш открыл глаза и увидел уже привычную бурную стойку в рагромленной таверне. Он задремал, что не удивительно, после такого количества алкоголя и бессонной ночи. Аасимар не знал, сколько времени он спал, но видел, что в таверне все те же лица.
Чтобы собрать мысли в кучу, бард достал лютню и начал ритмично перебирать струны
Жил-был на Севере доблестный ярл, Торкель Горелая Жопа
В выпивке рьян и в сражениях яр, Торкель Горелая Жопа,
Но недостаток его главный был В том, что пукан его вечно бобмил,
Очень насмешек чужих не любил Торкель Горелая Жопа.
Если в бою насмехались враги Над ярлом Горелою Жопой,
Жарко всем было средь лютой пурги Рядом с Горелою Жопой
Во фьордах студёных, средь северных скал Огненный шторм драккары сметал,
Если с похмелья сердитым бывал Торкель Горелая Жопа. Раз пошутил скальд на пиру Над ярлом Горелою Жопой,
Так полыхнула - ей-ей, не вру, Ярла горелая жопа.
Долго чертог деревянный горел, В прах обратилось множество тел,
Больше никто насмехаться не смел Над ярлом Горелою Жопой

Закончив выступление, бард полностью собрался с мыслями и даже кажется посвежел. Он видел, как его друг-кобольд и эльф суетятся возле трупа ХЗЧ-1, и тут же он заметил, что никому нет дела до кучи мяса и железа, которая прошлым вечером называла себя Бари. Бакареш неспешно подошёл к останкам и осмотрел их. "Арбалет? Хорошая штука. Пригодится" - подумал бард, вспомнив как ловко такой же штукой Кнагл поразил чудовище. "Золото - ещё лучше. Трупы редко ходят по магазинам, а ещё реже нуждаются в выпивке, в отличии от меня" размышлял Бакареш

"Без сомнений!" - ответил Бакареш трактирщику, отпнув челюсть существа - "Отправилось в ту бездну, из которой вылезло. А этом городишке есть алхимик? Колдун? Просто странный тип, который отвалит гору монет за эту смердящую тушу?" Бакареш вытер рапиру об то, что когда-то было штанами Барериса и вернул её в ножны. "И налей своим спасителям самой крепкой бормотухи, что есть в этой таверне, да побольше" - аасимар поднял стул и уселся на него в ожидании выпивки, осматривая свою лютню. И уже через пару мгновений из-под его пальцев полилась мелодия, а остывающее поле битвы наполнило пение
"Грозный варвар джи джи арнульф,
Хитроумный и свирепый, был грозою всех морей.
На пиру он пил не пиво, и не брагу пил из рога.
Пил жестокий Джи Джи Арнульф слёзы вдов и матерей.

Его родокки боялись, с ним ветиры не дружили,
Сараниды убегали, с поля боя наутёк.
Он ругался и бранился, вёл себя он непотребно,
И сражался не по чести, кровожаден и жесток.

Знал в бою приём секретный, что ему открыл не Один,
А коварный злобный Локи рассказал ему о том.
Он сражался не секирой, не копьём и не кинжалом,
Он в разгар свирепой сечи во врага кидал говном."

Столько времени в этой таверне были только покой, забористый хмель и привлекательные официанточки - одним словом рай для Бакареша и его талантов. Как вдруг этот водоворт событий, начавшийся с прибытия волны гостей, потом заварушка с кобольдом. Толпа успокоилась и, выпив со своим новым другом по паре кружечек отменной выпивки, закусив великолепно приготовленной стряпнёй, Бакареш решил создать настроение подходящее любой таверны с помощью своих песен. Бакареш отодвинул свой стул ближе к центру таверны и залез на него, чтобы возвышаться над посетителями ещё больше чем обычно. Настроив лютню, Бакареш принялся щедро одаривать всех вокруг своим творчеством
"У меня был друг отважный, звали Вильям Волес.
Мухоморами мы с ним как-то упоролись,
Нас потом на подвиги дружно потянуло.
Слушайте историю, падайте со стула!"
  Не успел он закончить и первый куплет своего произведения, как всё внимание переключилось на скрюченную старушку. "Вот же шагайдачина" - выругался Бакареш, он ужасно не любил когда его выступления прерывают, а ещё больше - когда их игнорируют. "Старые бабки мрут десятками каждый день. А юных девок воруют, завернув в ковры, и увозят в горы куда чаще" - сказал Бакареш в ту сторону, где должен был быть его новый друг, но его там не оказалось. Поэтому Бакареш не знал, услышал ли кто-нибудь его умозаключение.
  Бакареш увидел своего пропавшего собеседника неподалеку, от прервавшей его выступление старухи. Он стоял рядом огромным ящером, который не так давно размахивал своей палкой, усиливая панику в таверне. Их дуэт был похож на то, как монарх любуется своей исполинской статуей на центральной площади. "Кнагл, решил поплавать в бурных реках, в которые сейчас превратились здешние дороги?"- окликнул бард своего коллегу - "Ливень может и не самый сильный на моём веку, но для тебя лужи за порогом не будут отличаться от Великого моря"

   Оглушительный звук прокатился по всему гостевому залу таверны. Что это было? Раскаты грома, взрыв бочки с маслом для ламп или над таверной пролетел раздосадованный бурей дракон? Ничего из выше перечисленного. Это всего лишь смеялся над анекдотом, который сам же и рассказал, Бакареш. Когда он засмеялся в таверне первый раз, некто из посетителей побежал в храм звать жреца, дабы тот изгнал завладевшего странным путником демона. Однако за то время, что Бакареш сидел за барной стойкой, персонал таверны и завсегдатаи успели немного привыкнуть к этому периодически накрывающему таверну рёву, и всё же вновь прибывшие гости испуганно косились в сторону явно выделяющегося на фоне остальных постояльцев мужчины.
   А наслаждался гостеприимством Бакареш уже довольно долго. Он не видел как началась буря, ибо в это время осушал очередной кубок с хмельной жидкостью. Сколько точно выпил Бакареш, не мог достоверно сказать ни он сам, ни кто-либо ещё. Первые шесть кубков Бакареш купил за свои кровные, следующий десяток пинт ему покупали другие гости, заворожённые его необычной, и от того привлекающей глаз, внешностью, и рассказами о далёких землях и невероятных приключениях. После самому владельцу таверны было интересно, сколько пойла нужно влить в этого здоровяка, чтобы он окосел, а ещё лучше отключился да сполз под стойку, и он решил это проверить, угощая Бакареша за счёт заведения. Эль, за который на счастье Бакареша никто не требовал ни золота, ни песен, был в несколько раз хуже того, за который ему приходилось платить. Но захмелевшего Бакареша это уже не смущало, он пил, пел песни, рассказывал анекдоты, заставлявшие некоторых гостей краснеть от стыда, пока ему наливали, и совершенно точно не собирался падать под стойку.
   Внимание Бакареша привлекло резко увеличившееся количество людей. "Буря началась - вот народ с базара и прячется." - улыбнувшись, разъяснила ему милая официантка и наполнила его кубок элем. Бакареш обрадовался притоку посетителей, ведь новые люди в таверне - это новые возможности порадовать своё нутро выпивкой получше, чем перебродивший эль, которым так щедро его угощали.
  Бакареш встал из-за стойки, прихватил свой кубок и с удивительной для такого количества выпитого алкоголя ловкостью прошёлся между гостями, выискивая взглядом тех, кто по его мнению не прочь раскошелиться за хорошую небылицу. На его левой щеке, покрытой лёгкой щетиной, красовался уже остывший, но всё равно красный след женской ладони. Была ли это единственная столь резкая реакция на его шутки и комплименты, или остальные уже просто перестали быть заметны, Бакареш не помнил. Не в его правилах было концентрировать своё драгоценное внимание на неудачах и оплошностях.
   Слишком много людей с оружием, подметил в ходе своих поисков Бакареш. И не просто кухонными ножиками, или ножками стола, переделанными в подобие биты. У них были качественные мечи, секиры, а у некоторых даже магические посохи. "Тем лучше" - проскочило в голове Бакареша. Солдаты и наёмники всегда любили его истории и похабные анекдоты, а раз у них хватило монет на столь качественное оружие, значит хватит и чтобы промочить горло веселящему их барду хорошим элем или чем крепче.