Вокруг внезапно стало так много всего интересного, что Раммаш на какое-то мгновение завис. Хотелось и человеческую бабенку оприходовать, и решить уже с этой странной рогатой бабой и ее сундуком, и помочь Кирну, да еще и завершить то, что начал прежде чем его отвлекли. Но была одна мелочь, терпеть которую Раммашу основательно надоело. Если раньше Аркач внимание особо не привлекал, и особо не вызывал триггера, то его рисунки заставили орка задуматься. Он сам баловался подобными ритуалами, но они были обращены к Груумшу. А поскольку жрец сильно сомневался что гоблин поклоняется Одноглазому, то в мирной обстановке игнорировать странные действия мелюзги не мог.
– Ща я те на жопе глаз нарисую! Ану пшел нах со своей ересью!
Так же как и раньше по Гумли, Раммаш попробовал дать по голове и Аркачу, чтоб не разводил тут свою ерунду. Пусть среди гоблинов рисует свои тайные знаки.
Тут в Раммаше и начала проявляться его фанатичная вера в Одноглазого. Никаких намеков на иных богов, сущностей, или потустороннюю ересь в его присутствии быть не должно. В принципе, это можно было сказать и о других жрецах орочьих богов, которые терпимо относились лишь к символам богов пантеона орков. Остальные же слишком слабы или ненавистны, чтоб позволять рисовать их знаки.