Девушка вздрагивает от твоего неожиданного прикосновения – сквозь тонкую прослойку белоснежной ткани мантии на спине ты чувствуешь дрожь. Ты прижимаешь Арианну к себе, а её всю трясёт, словно пляшущий на ветру осиновый лист. Ты жадно впиваешься в губы девушки, ощущая, как она нервно и неуверенно пытается отстраниться. Сперва не особенно напористо вырывается, но уже мгновением позже - страстно отвечает на поцелуй. Несколько драгоценных, растянувшихся едва ли не на целую вечность, секунд, ты наслаждаешься этой абсолютной взаимностью – жадной, горячей, для тебя совсем неожиданной. Её белокурые волосы щекочут лицо, её изящная рука обхватывает твою мощную шею. На протяжении этих безумно долгих секунд девушка льнёт всем телом к тебе, прижимается к твоей могучей груди и…
Неожиданно отстраняется. Решительно и бескомпромиссно отступает назад на пару шагов. Серебряный огонёк талисмана на её груди едва заметно вибрирует, Арианна стыдливо опускает глаза, её щёки пылают.
Ты до сих пор не испепелён, не развеян на ветру под влиянием устрашающей силы божьего гнева. Скорее напротив, в ответ ты ощутил – пусть и всего на пару секунд, вполне человеческое желание. Страсть.
В глубине её лазурных глаз до сих пор не высохли слёзы.
- Нам нельзя… Мы не должны, - она предпринимает рискованную попытку оторвать взгляд от земли.
Улыбается нервно – одними губами, всего на секунду.
- Ты даже не соизволил представиться.
Сгореть заживо, целуя богиню. Стать единственным смертным, сумевшим сорвать сладкий запретный плод и обращенным за свою наглость в пепел. Красивая смерть. Финал, достойный легенды. Как должно найти свой конец несокрушимому орудию, если не быть уничтоженным своими же создателями ? И я был готов к этому. Течение времени для меня время вдруг снова стало вязким вместе с новым выбросом адреналина. Мои, возможно, последние секунды тягуче переливались одна в другую. Тем временем ничего не происходило. Я все еще стою перед ней во плоти, наслаждаясь вкусом ее губ, а она дрожит в моих объятьях. А потом она решается ответить. Прижимается ко мне, дав волю желанию, похороненному глубоко внутри. Дав свободу самой себе. Обвивает мою шею руками, наслаждаясь моментом. Приходит осознание, что мне это не ново. Со мной это происходило сотни раз. Их робость, нежная, словно легкий весенний ветерок, уступающая настойчивому жаркому суховею. Без удивления отмечаю, что не помню ни одной из них, как не буду помнить и ее. Но главное ведь и не это. Главное – это порожденные за мгновенья их свободы эмоции и желания, несомые сквозь небытие.
Арианна отстраняется. Улыбается, краснеет, смотрит в землю, стыдится самой себя. Все ее страхи быть не понятой другими, робость, моральные и социальные оковы, неуверенность в себе и во мне вновь наваливаются сверху неподъемным бременем и погребают под собой ее суть. Она - не богиня, теперь я знаю точно. А я все еще жив. На моем лице появляется улыбка. И я заливаюсь смехом. Чистым и радостным. Мне нравится жить. Чувствовать, как бьется мое сердце. Вдыхать чистый и прохладный осенний воздух. Видеть червонное золото последних лучей заходящего солнца.
«Почему ?», - спрашиваю я ее, продолжая улыбаться. «Почему тебе нельзя ? Ты уже принадлежишь ревнивому мужчине ? Ревнивому богу ? Настолько ревнивому и вездесущему, что ты боишься его гнева даже здесь, где кроме нас двоих нет ни одной живой души ?» .
- Нельзя, - отрывисто мотает головой Арианна, невольно отступая ещё на шаг. – Ты просто не понимаешь…
Она продолжает, решительно и напористо. Слегка возмущённо:
- Я никому не принадлежу. Я – послушница Ордена, избранная для проведения обряда среди сотен других. Это и есть моя миссия.
Арианна смущённо опускает глаза, но всё-таки продолжает:
- Только та, что чиста душою и телом, может провести Обряд должным образом. Я ни с кем… Никогда.
Ее возмущение забавляло меня: напускной официоз и пафос, с которыми она сулила благодарности своего Ордена испарялись без следа. Выкипали, подогреваемые эмоциями. Это мне определенно нравилось.
«Так и быть, если я не понимаю, тогда объясни мне: что есть чистота души, что ты столь бережно хранишь. Почему ты находишь страсть или любовь грязью, что пятнает твою душу ?»
В ответ на заявление о ее девственности, в моей улыбке помимо азарта и веселья примешалась толика надменности.
Вместо ответа Арианна непроизвольно тянется к серебряному огоньку висящего на груди медальона.
- Меня так учили. Так прописано в кодексе. Самое важное правило, которое ни в коем случае нельзя нарушать.
«Тебя так учили ? И у тебя никогда не появлялись вопросы ? Тебя никогда не оскорбляло то, что самые светлые человеческие чувства называют злом и ставят это перед другими как непреложную истину ?» После этих слов я уступаю берущему надо мной контроль любопытству и добавляю еще один вопрос: «Что же произойдет, согласно «Кодексу» если нарушить это правило ?»
Ты распаляешься всё сильнее. Арианна внимательно слушает тебя, не отвечает и не перечит. Держится, хоть и кажется, что она может сорваться с любую секунду.
Опускает голову, упираясь взглядом в траву под ногами. И отвечает – тихо, практически шёпотом:
- Если нарушить это правило, то я не смогу провести ритуал. Если я не смогу провести ритуал, то пламя погаснет, и мир навсегда погрузится в вечную тьму.
То, с каким трепетом она говорит о поддержании пламени, удивляет меня. Для нее весь этот ритуал – не простой религиозный обряд, не дань поклонения богу. Она, судя по всему, мнит свою миссию единственной целью в жизни. Жертвой, которую она обречена принести ради своего мира. А пламя – не просто символ. Оно имеет связь с чем-то мистическим. Богом. Сверхъестественным могуществом, еще большим, чем уже увиденное мною. Эти мысли напоминают мне, что я не знаком с природой этого мира. Невежественен в законах мироздания. А через осознание законов мироздания лежит путь к могуществу. Это заставляет меня поумерить пыл. Напомнить себе, что девушка передо мной – единственный мой источник знаний об этой реальности. Мудрее было бы не пытаться изменить этот источник. Не зарождать в нем лишних мыслей и понятий, пока я не смог воспользоваться им, чтобы осознать мозаику реальности. Теме чистоты души в нашем разговоре лучше угаснуть.
«Ты действительно думаешь, что если бы я хотел овладеть тобой, я просто остановился бы услышав твой отказ или разговоры о чистоте души ? Моим желанием был поцелуй. И только он».
На следующий вопрос, в котором сквозит завуалированная возможность угрозы, девушка, вскинув голову, отвечает более резко:
- И ты получил его. Так кто ты такой?
«Неужели, мое имя что-то действительно изменит ? Хорошо. Если так, я назову сразу три. Мое имя – Нигушур. Хотя некоторые люди ввиду своих привычек и родного языка звали меня Н’джушу или Гаур. Можешь выбрать то, которое будет для тебя более удобным».
Судя по всему, когда-то я знал множество других языков. Говорил на них без тени усилия, словно знал с рождения. Это открытие уже удивляет меня. Сейчас моя память пуста. Погружена во тьму безвременья. Теперь я едва ли смогу вспомнить хотя бы несколько слов. Но сияние моих имен пробивается даже сквозь этот мрак. Они подобны светлячкам-сателлитам, кружащимся вокруг моего истинного имени. Их можно выловить из небытья, если проявить старание. Их помнит и тело. Язык. Голосовые связки. Привычно исторгают знакомые созвучия.
- Хорошо, Нигушур… - пальцы Арианны нервно поглаживают серебряный амулет. – Так ты поможешь мне?
Она озирается – закат и сумерки давно миновали, теперь поляну обступает первозданная темнота.
- Я расскажу об Обряде. Только пожалуйста, давай сперва разведём костёр. И отойдём подальше от этого места.
Я киваю удовлетворенно. Ее страх перед темнотой. Скорее даже перед тьмой. Похоже, ее научили бояться ночи, так же рано как ходить или разговаривать. И любой человек, сколь бы полон зла и ненависти он бы не был, не вызывает у нее в сумерках опасений. Потому что он союзник. По сравнению с тем, что живет за чертой ночи. Это, впрочем, изумления не вызывает, если тьма полна ужасов, столь же опасных, как побежденное мной существо. Разум вновь начинает бить тревогу. Пока лишь воображение. Взбираюсь на послушную лошадь. И подъезжаю к Арианне, протягивая руку в немом приглашении.