Томас улыбается шутке, но как-то криво, почти что спазматично. Его улыбка больше напоминает оскал мертвеца, умершего в страданиях.
-Нет, дружаня, не упырь. Болячка какая-то её разбила, непонятная. Сколько лечу - всё зря, ничего не помогает. А как она кричит... - Том судорожно хватает кружку, и делает большой глоток. - ... часто. Даже встать не может, ноги, и руки болят. Приходится самому кормить, да. А иногда и нужду помогать справлять. Не может она сама. Кричит только. Больно ей.
Наступает неловкая тишина, во время которой Лукьяну удаётся рассмотреть, что трапезная в достаточно плачевном состоянии. Не в плане ремонта, а в плане уборки - тут явно не хватает женской руки. На подоконнике стоят грязные чашки, на печи - давно не мытая посуда, а пол давно не мыли. Подметали недавно, но лениво, и спустя рукава, так что на досках хорошо заметна пыль. Ботинки не чищены, да и вообще стоят, скорее всего не на своём месте, а там, где их кинул хозяин. Дверь на кухню закрыта плотно. Кухарь видел, что выходя к гостю с кружками, Том тщательно закрыл за собой дверь, да и вообще за обширной его тушей Лукьян не смог рассмотреть кухонного убранства.
-Да, давненько наши дорожки разбежались, это да. Женился вот, работа новая. Город наш в осаде. В общем много что изменилось с последнего раза. А ты как поживаешь? Что делаешь? Как попал в наши пенаты?