-Слышь ты, блаженный, - говорит хозяин Лагвусу, презрительно фыркнув, - ты сюда шо, причапал топором своим размахивать? Пердуй отседова тихой сапой, пока не набили твою задницу соломой, и над площадью не вывесили. И даю я тебе на это минутку, не больше! Потому что мне нужно заказами заниматься, а не умалишённых слушать.
И, повернув голову за плечо, мужчина крикнул Маришу, что бы, собрав ягодицы в кучу, бежала к соседям, да звала наёмников бурграфа, ибо всякий военный люд во время осадное был наделён правом задерживать подозрительных. А рубака, размахивающий перед чесными людьми топором, вполне достоин звания подозрительного. Повернувшись к посетителям, хозяин достаёт из-под широкой стойки увесистый буздуган, и продолжает сверлить Лагвуса взглядом. Из кухни появляются два молодца - помощники трактирщика. Тот, что повыше, и покрупнее, держит в руках здоровый топор, и легко представить, как он одним ударом отхватывает корове ногу. Второй - среднего роста, жилистый, и крепкий, как гвоздь для гроба. Холодные глаза следят за всеми сразу, а холодный наконечник болта, поблескивающий с арбалетного ложа, подтверждает серьёзность намерений мужчины. Хорульд, продолжая щериться, отступает вбок, что бы больше не маячить перед буйным, аки голая жопа перед содомитом. Фальшион, сжимаемый крепкой рукой, ласково отсвечивает лезвием, что изгибается, как улыбка маньяка.
Люций, смачно харкнув себе под ноги, садится рядом с Лукьяном, положив ладони на столешницу.
Те посетители, что остались в кабаке, видать не растеряли остатки мужества. Их - трое, и все они неодобрительно смотрят на Лагвуса, грея руками рукояти стилетов, кордов, и даг. Они не могут попасть домой, они решили не сражаться за чужой город, но, судя по всему, патриотизм к родному генделю не смог выветрится из этих людей. На данный момент их дом, это место, где их имена записаны мелком над стойкой хозяина, рядом с цифрами, что показывают их "кредит".