Слушая Эмилио, Стефан вежливо улыбался. Определить, что же скрывала за собой эта улыбка было решительно невозможно. Сальваторе молча слушал разглагольствования собеседника, изредка кивая в ответ на особенно впечатляющие перлы – сторонний наблюдатель никогда в жизни бы не догадался, что на самом деле Стефан просто издевается над де Боно.
- Совершенно верно. Всё горе от ума, - важно кивая подтвердил он, помогая Эмилио развить свою несомненно чрезвычайно глубокую мысль. – Поэтому я и пришёл к тебе. В конце концов, кто ещё в этом городе достоин того, чтобы оказаться у власти?
Упоминание церкви заставило Стефана едва заметно поморщиться – он надеялся, что во время беседы удастся обойти этот скользкий вопрос. Эмилио, сам о том совершенно не подозревая, только что изрядно осложнил ситуацию – теперь нельзя будет заявить, что он был просто не в курсе относительно планов епископа.
Нехорошо. Навряд ли гнев церкви окажется достаточно страшным, чтобы нанести непоправимый урон сразу обоим домам, а это значит… Значит, что рано или поздно Эмилио узнает об его обмане и тогда карта неминуемо покинет колоду.
Стефан нахмурился – осложнения обещали оказаться даже более серьёзными, чем он сперва полагал. С другой стороны, если Эстакадо своевременно узнает об истинных намерениях церкви и откажется от дуэли, то это сыграет на руку Сальваторе, но… Стефана раздражало наличие слишком большого количества неизвестных в предлагаемом уравнении.
Если во время всех этих махинаций всплывёт его имя… То все планы могут в одночасье рухнуть к чертям.
- Слышал, епископ подумывает об наложении моратория на дуэли, - задумчиво протянул Стефан, но тут же закончил со своей обычной уверенностью:
- Но, полагаю, мне без труда удастся его отговорить. До завтра. Я непременно прибуду.
Сальваторе медленно и неторопливо поднялся, ещё одним волевым усилием всё-таки опустошив напоследок свой кубок, и даже решился ещё раз рискнуть здоровьем в медвежьем рукопожатии.
Слушая рассказ Эмилио о своей дочке, Стефану на несколько безумно коротких секунд даже стало жаль де Боно – он вспомнил Эстеллу и в контексте этих мыслей подумал о том, насколько жестоко собирается поступить со старым знакомым.
Этот человек в своём простодушии даже не допускает мысли о возможном предательстве – было что-то милое в такой детской наивности. Но душевные терзания Сальваторе длились недолго – очень скоро на смену душевному порыву пришёл обычный жестокий цинизм. Он прошествовал через зал к выходу, с чувством глубокого удовлетворения отворил массивные створки. Проходя мимо Чени, удостоил того презрительным взглядом. Всего лишь презрительным, чтобы тот случайно не догадался о планах Сальваторе относительно его скромной персоны. С этим парнем Стефан церемониться особенно не собирался – он был прирождённым стратегом. Всегда реализовывал многоходовые комбинации, пытаясь развивать несколько альтернативных планов одновременно. Он не мог игнорировать очевидную выгоду даже во время сведения личных счётов. Очень скоро Чени будет глубоко раскаиваться в своём поведении, а Сальваторе забросит в общественность Пьяченцы ещё больше причин для раздора и взаимного недоверия. Разделяй и властвуй.
С холодной ухмылкой Стефан снова забрался на своего коня, вогнал в бока несчастного животного острые шпоры. Сегодня ему нужно было ещё кое-кого навестить. Наладить контакты с теневыми кардиналами этого города.
Андре молчал, разглядывая предложенный ему листок бумаги и раз за разом перечитывая текст. К несчастью, от многократного повторения одного и того же действа чудесного озарения из ниоткуда не ожидалось. Интуитивно юноша чувствовал, что сейчас он на пороге того, чтобы принять неимоверно важное для отцовских планов решение, вот только сомневался, действительно ли Стефан Сальваторе хотел именно этого.
В душе он проклинал отцовскую склонность к туманным и неоднозначным формулировкам, и в то же время ненавидел самого себя за то, что не в состоянии их верно интерпретировать. Сестра в этом нелёгком искусстве преуспела гораздо сильнее.
Молодой человек нерешительно взял перо, запустив свободную руку в свои длинные светлые волосы. Впрочем, это движение в нахождении ответа тоже не особенно помогло. В конце концов, Андре всё же решился и поставил в нужном месте размашистую роспись. Ещё раз взглянул на епископа, стараясь оценить реакцию старика.
А затем он задал вопрос. Сам толком не понимая, что его на это сподвигло:
- А если… Некоторые дома всё-таки ослушаются указа? Будет ли с нашей стороны правильным применить силу в рамках урегулирования конфликта? Видите ли, отче, наш дом не располагает особенными ресурсами – мы всегда предпочитали мир войне, и, в случае чего… Навряд ли окажемся в силах оказать ощутимое противодействие вооружённому столкновению…
Если бы Стефан сейчас был здесь, то непременно оценил бы манёвр сына. Всё-таки, было в нём кое-то и от отца, не только светлые и шелковистые волосы матери.
Эстелла медленно и без прежнего куража тащилась домой. Девушка пребывала в необычайно подавленном состоянии – настолько, что желание завалить в постель первого же достаточно привлекательного солдата из охраны особняка неуклонно росло. Уныло цокали подкованные копыта по тракту.
День определённо не задался. Кроме того, что Эстелла провалила всё, что только возможно и не смогла уговорить кучку пьяных мужланов впустить её внутрь – так она ещё и зря совершила это далёкое и необычайно утомительное путешествие.
Отец определённо не будет в восторге, а мысль о том, что сегодня ей вместо желанного отдыха ещё предстоит с ним объясняться, угнетала девушку ещё больше… Но ведь она старалась, правда старалась. Разве она виновата, что не стала рисковать жизнью из-за весьма сомнительной выгоды? Едва ли. Отец согласится. Эстелла знала его достаточно хорошо и могла предсказать практически каждую фразу.
Вот только… До полного примирения и прощения девушке предстояла ещё довольно продолжительная и не слишком приятная беседа. Несмотря на общее благополучие дома, она искренне надеялась, что Андре провалился ещё сильнее неё. В таком случае – самой Эстелле гнева почти не достанется.