Бренди
Всё просто – не думать о боли, которая неизбежна при стыковке плоти с крупнокалиберным свинцовым дождём союзаров.
Всё просто – зафиксировать сожки на неровной поверхности бетонного блока, совместить утолщение мушки на стволе с грудной пластиной ближайшего пехотинца.
Всё просто – вдавить гашетку, стискивая что есть сил приклад и коробку: пока болтер зажёвывает ленту, выплёвывая взамен реактивные снаряды.
И это работает – грудная бронепластина искрит и корёжится, обнажает лабиринты перегоняющих что-то ярко-красное трубок, что оплетают на манер сосудов жизненно-важные органы. Там, будто в каком-то гротеском кошмаре, за связками трубок и армированными прутьями клетки, бьётся сплавленная с металлом органика сердца.
Но хуже всего не это – хуже то, что союзар, даже со вскрытой и искорёженной грудью, как ни в чём ни бывало продолжает шагать.
Чуть позади наступающих штурмовиков на плац приземляется третий – открыв огонь ещё в воздухе, он сходу присоединяется к планомерному наступлению остальных, добавляя низкий лай дополнительного крупнокалиберного болтера к хору.
Руд задирает голову и смотрит на небо. Туда, где с трапа раскрытого десантного отсека зависшего «хаммера» спрыгивает очередной союзар – этот не спешит падать: разгоняя ночь реактивным пламенем ранца, он, снижаясь, пролетает вперёд и опускается прямо на занимаемые резервной группой позиции. Вместо болтера – огнемёт, из раструба которого вырывается белое пламя.
Штурмовик ещё приземляется, а поток драконьего огня уже врезается в бетонный блок, за которым, к счастью, никого не было. Или, по крайней мере, так думала Бренди – секундой позже из-за блока с диким воплем выбегает горящий человеческий факел, спотыкается и, стремительно чернея, катится по земле.
Сквозь тошнотворную вонь сожжённой заживо плоти Бренди с ужасом понимает – это могла быть только пани Леманн.