I'm going under
Drowning in you.
I'm falling forever,
I've got to break through.
(Evanescence “Going Under”) ссылка2 мая 2013 г., 22:00,
г. НовосибирскКогда Астарот появился, Ариадна уже ожидала его некоторое время, стоя у окна. На этот раз Его Светлость предстал в образе управленца, или, как сейчас говорят, топ-менеджера: аккуратная стрижка, дорогой костюм и туфли. Из аксессуаров — пара запонок в тон галстуку и элитные наручные часы. По внешнему виду было понятно, что покровитель явно настроен на сугубо деловой лад.
Однако в этот раз холодные серые глаза дольше обычного задержались на Аде, стоящей напротив. Казалось, демон был несколько удивлён видеть её. Словно, по его прогнозам, подчинённой тут быть вовсе не должно или же вместо неё в комнате ожидалось присутствие кого-то иного. Молчаливое созерцание длилось с добрую минуту. Девушка молчала тоже, терпеливо ожидая, когда гость заговорит первым.
— У Вас траур? — наконец поинтересовался покровитель.
Ада и впрямь была облачена во всё чёрное. Длинное, максимально закрытое, зауженное книзу платье укутывало её фигуру, как кокон.
К забранным на макушке волосам была приколота ретро-шляпка с вуалью из плотного кружева, за которым овал лица лишь угадывался, и совершенно невозможно было прочитать мимику и выражение глаз.
Вуаль такая же, но закрывает всё лицо.
— Вынуждена сообщить Вам прискорбную новость, Повелитель, — проговорила Ада тихо, но отчётливо. —
Ваш друг Дмитрий Воронцов отошёл в мир иной менее недели назад.
Несмотря на траурный вид, в голосе её не слышалось и намёка на печаль — напротив, тон поражал своим холодным равнодушием.
— О… — без тени сожаления отреагировал демон, и слегка приподнятая бровь была самой эмоциональной из его реакций. — Вот как.
Его рубашка и вложенный в нагрудный карман носовой платок моментально поменяли тон с белоснежного на угольно-чёрный оттенок скорби.
— Полагаю, Вы были рядом с ним в его последние минуты? — предположил Астарот. — Как это случилось?
— Он получил травмы, не совместимые с дальнейшей жизнедеятельностью. Я лично позаботилась об этом, — будничным тоном пояснила Ада.
Она по-прежнему стояла в оконном просвете, развернувшись к покровителю вполоборота.
— Впоследствии его тело нашло покой на дне Обского моря. Я посчитала это место оптимальным для захоронения.
— Очень хорошо! — одобрил собеседник. — Прекрасно.
Впервые за этот вечер он позволил себе улыбнуться.
— Отличная работа, Arienne. Ты превзошла мои ожидания.
Когда Астарот пребывал в особо благодушном настроении или был доволен её действиями, он всегда называл её на иностранный манер — Арьен (Arienne) или Ариане (Ariane). Как сейчас.
— Благодарю Вас, — с какой-то бесцветной интонацией отозвалась девушка, брезгливо поморщившись, но за вуалью этот мимический жест неудовольствия был не виден.
Должно быть, сам факт убийства его «друга» и способ его осуществления пришлись Астароту по душе, и он дал волю эмоциям — Ариадна почувствовала, как от сидящего в кресле, словно круги по воде, расходятся будоражащие волны довольства. Их отголоски долетали даже до противоположного конца комнаты, где сейчас стояла она.
— У Вас злой ум, мадемуазель Богословская, — похвалил демон. — Я оценил сарказм с трауром и Ваш наряд.
Облокотившись о поручень «трона», Астарот уселся поудобней, вальяжно закинув нога на ногу.
— Но довольно театра и костюмированных представлений. Я хочу знать подробности, — он сделал приглашающий жест занять кресло напротив.
— Я бы предпочла остаться там, где стою, и не открывать лица, — спокойно возразила Ада. — Если Вы позволите.
Несмотря на вежливую формулировку, в которую она облекла своё желание, её слова не прозвучали как просьба. Скорее как протест.
Пауза.
Некоторое время демон смотрел на неё молча, испытующе. Его поза и выражение лица остались прежними, но он был недоволен. Это чувствовалось.
— Ты смеешь мне прекословить?
Кажется, на этой реплике температура в библиотеке упала сразу на несколько градусов.
— Не из злого умысла. Скорее, напротив, Ваша Светлость, — туманно пояснила девушка.
— Потрудись объясниться, — холодно потребовал Астарот.
Он уже почти не скрывал своего раздражения. Всё его благодушие вмиг улетучилось, будто его и не было вовсе ещё секунду назад.
— Во время выполнения Вашего задания я была серьёзно ранена, — сдалась, наконец, Ада.
— Вот оно что. Как?
— Ваш друг был категорически не согласен с приговором, который Вы ему вынесли. И активно сопротивлялся. Весьма активно, — она поджала губы, помолчав, и продолжила с очевидной неохотой: — Так что мой сегодняшний наряд — это не костюмированное представление, а средство скрыть неприглядный внешний вид.
Как же неприятно было расписываться в собственной оплошности! А своё ранение она считала ничем иным, как провалом. И теперь это обезображенное навсегда лицо… Что может быть страшнее для красивой женщины?
— О, тогда я тем более хочу
полюбоваться на результаты
мастерства нашего безвременно ушедшего знакомого! Предсмертные
шедевры бывают особенно
красивы.
При этих словах Ада стиснула зубы и резко отвернулась. Нельзя, чтобы он увидел, каким гневом зажглись её заплаканные глаза. Циничные, метко подобранные слова покровителя больно задели за живое, ударили точно в цель. Астарот умел быть жестоким.
Ариадна долго молчала, прежде чем ответить, и по изредка мелко вздрагивающим плечам было понятно — беззвучные рыдания душат её, а она безуспешно пытается с ними справиться. Демон молчал, лишь один раз коротко глянув на часы, словно засекал время, которое ей потребуется, чтобы успокоиться. Наконец, совладав с собой, Ада сказала тихо, но по-прежнему упрямо стоя на своём:
— Не стоит Вам на это смотреть, Повелитель. Уродство недостойно Вас.
Лишь по побелевшим, судорожно вцепившимся в подоконник пальцам было понятно, какого усилия воли над собой стоили подобные слова такой гордячке, как она.
— Гм, — сухо кашлянул Астарот и, потерев подбородок, досадливо побарабанил пальцами по подлокотнику.
Очевидно, он прямо сейчас принимал какое-то решение.
— Тебе стоит хорошенько запомнить несколько простых вещей, — сказал он тоном, не терпящим возражений, и голос его скрежетнул металлом. — Primo,* никогда не заставляй меня повторять дважды.
В следующую секунду мужчина решительно поднялся, в несколько отрывистых шагов преодолев пространство комнаты. При звуке приближающихся шагов у себя за спиной Ада съёжилась, готовясь к худшему, как нашкодившая, прижавшая уши кошка, ожидающая удара от рассерженного хозяина.
— Secundo,* — Астарот резко развернул её за плечи лицом к себе. — Изволь соблюдать этикет и не поворачиваться спиной, когда беседуешь со мной. Tertio,* никогда не пытайся скрыть от меня что-либо. Я всё равно узнаю.
Он был рассержен, но последние сказанные слова не прозвучали как угроза. Просто констатация факта. Предупреждение. Уведомление на будущее.
— Quarto,* — он потянулся к вуали.
— Нет!
Догадавшись, что сейчас последует, Ада перехватила его руку, с неожиданной для своей комплекции силой сжав пальцы.
— Не надо, прошу Вас! — умоляюще прошептала она.
— В-четвёртых… — процедил Астарот ледяным тоном, и не думая отказываться от намерения, и рывком высвободил ладонь.
Зрелище было и впрямь ужасно: всю правую половину, от лба до основания шеи, пересекал огромный багровый росчерк — поработали мечом или кинжалом, не жалея сил на размах. Глаз заплыл, вместо него — сизый кровоподтёк. Скула сильно опухла — кость, вероятнее всего, была сломана или треснула. Мелкие ссадины и раны по всему телу, которые угадывались по вырезу платья, можно было и не считать. Ада опустила глаза, не в силах вынести молчаливый, пристальный взгляд покровителя. Румянец жгучего стыда залил её щёки.
— Последнее, что тебе следует хорошенько запомнить, — двумя пальцами Астарот взял её за подбородок, понуждая посмотреть на него, и сказал, глядя прямо в глаза: — Мои глаза никогда не увидят тебя уродливой. Потому что смотря на тебя, я вижу красоту твоей души.
Странно и жутко прозвучали эти слова. Не потому что произнёс их демон, и значение их было буквально. А потому что она знала, чтό стоит за ними. Знала, какой отвратительный в своей жестокости мотив руководил его решением отправить её за головой Воронцова. Дмитрий тоже был меченым.
Покалывающее, электризующее ощущение на коже, заставляющее волны мурашек пробегать вдоль позвоночника, а каждый мельчайший волосок на затылке приподняться. Пальцы Астарота — медленно, бережно, едва касаясь — скользят по её израненному лицу, оставляя за собой совершенство. Первые морщинки от нелёгких дум, залегшие на лбу и меж бровей, первые возрастные изъяны — всё стирается под ювелирно аккуратными прикосновениями подушечек его пальцев.
Перфекционист и эстет по своей сущности, Астарот признавал только безупречность, только идеал. Изящество вещей и явлений манило его своей загадочной, недосягаемой красотой. И он не жалел времени и сил, чтобы преумножить эту красоту, создавая нечто прекрасное своими руками, зажигая ещё одну искру творчества в этом несовершенном мире. Как сейчас.
По её щеке скользит его левая рука** — скульптор ваяет, творит, сжигая себя, щедро делясь и расходуя собственные запасы сил. И Ада, дрогнув ресницами, закрывает глаза, подаётся навстречу, не в силах отречься от этой целительной энергии, ставшей для неё родственной, почти родной. Осталась ли от неё какая-то частица индивидуальности, хотя бы малая крупица? Или она исчезла бесследно, растворилась, потонула, подхваченная и поглощённая этим мощным потоком?
Ада ещё помнила — смутно, словно сквозь пелену тумана — помнила то ощущение парализующей боли, когда Астарот впервые взял её за руку, принудительно передавая часть своей силы. Тело сопротивлялось, боролось до последнего, пытаясь выплюнуть этот «яд» чужеродной энергетики обратно. Тогда ей даже отчасти удалось, и она вырвала из груди отравляющий сгусток, запустив «обратку» ему в лицо в виде чашки с горячим кофе. Это было тогда. А теперь… Теперь ей совсем не больно, и хочется пить этот живительный эликсир снова и снова.
Это страшно, когда не болит. Это значит, что тебя уже нет.
«Нет! Я жива! Я существую!» Ариадна дёрнулась и резко распахнула глаза, очнувшись от забытья. Опоздала. Астарот уже закончил исцеление и теперь смотрел на неё выжидающе, придирчиво оценивая результат своих стараний. Она отстранилась, сделав шаг назад. А потом произнесла тихо, глядя ему прямо в глаза:
— Ненавижу тебя.
— Я знаю.
Он устало улыбнулся.