Марико:
Была за ней такая черточка, от слова черт. Увлеченная процессом приготовления бурлящего супа из мыслей, приготовляемом на жарком пламени полыхающего эмоциями сердца, Марико часто переставала замечать что-либо. То застынет посреди комнаты, размышляя о чем-то вслух, то врежется лбом во что-нибудь от того, что замечталась на ходу, а уж когда играет и вовсе туши свет, может и пожара не заметить от увлеченности. Творческая, в общем, натура наша певица.
- Эм.. – Немного неуверенно протянула одна из фанаток с криво напяленным париком, случившаяся рядом. – А разве это не дровосеки говорили, а матушка Ветровоск их наоборот… - И тут же смущенно замолчала, под сердитыми взглядами окружающих, не мешая более звезде предаваться глубоким размышлениям.
Впрочем, несмотря на логические нарушения в том, кто из персонажей книг какого-то британского автора что-то сказал, детектива, похоже смена настроения девушки несколько успокоила. В достаточной мере, чтобы, когда та перешла к новому своему произведению – по-английски уйти вслед за вновь прижавшей нос к земле Лизбет. Песни песнями, но где-то все еще ждала когда придет помощь невинная девушка. И Ники не собирался терять время, дожидаясь, пока странная дамочка с ее бандой переварят новые идеи о культурных различиях и наиграются в мирных переговорщиков.
Лирическая мелодия, тем временем, волшебным образом лилась из-под пальцев барда хаоса, прошивая пропитанный ужасом воздух, как пробивают лучи теплого летнего солнца клубы холодного тумана. Съеживаясь и лениво огрызаясь, этот туман отступал, открывая дорогу душевному теплу. Эта была имена музыка, что способна заставить отступить боль.
Впрочем, окажись рядом некто Стерном Харди, возможно, он все равно отдал бы предпочтение не этой сильной, словно умелый фокусник подменяющей страдания и страх на уверенность в себе и душевный подъем мелодии, а не пытающейся никому навязаться тихой песне скрипки, звучавшей на конвентах Жульен. В конце концов, хороший музыкант сильнее волшебника именно потому, что ему не нужна магия, чтобы поделиться с другими своими чувствами.
Но для каждой песни есть свое время и место, и лирическая мелодия нужнее всего была там, где нужно вымести поганой метлой застарелую паутину ужаса. Здесь и сейчас. Постепенно, вокруг наполненного фанатами пространства улицы зашевелились тени, все еще боясь показаться на глаза, но робко подбираясь поближе в волшебной музыке, а в шелях, заменявших лачугам и окна и двери мелькали выкаченные глаза и далекие от симпатичности, но заинтересованные рожи. Казалось, еще чуть-чуть и они начнут выползать наружу, не в силах сопротивляться зову Гамильтонской гитаристки, но в этот момент их спугнул, заставив снова укрыться по норам, другой громкий звук.
Впрочем, не будем забегать вперед…
Ганс:
Огромные уродливые тараканы, генетический мусор, не понимающий той простой истинны, что наиболее совершенной из форм, которые удалось создать природа является человеское тело, причем, разумеется, тело человека арийской расы, а не какого-нибудь бракованного унтерменша, цвета содержимого канализации, коих среди мутантов тоже хватало, и уж тем более не непонятного вида мешанины из хвостов, клыков и прочей регрессивной звериной атрибутики, так же заметили Ганса.
Однако, не похоже было, чтобы присутствие того хоть сколько-либо их обеспокоило. Скорее всего, немца, выглядящего вполне обыденно в своих рабочих штанах и штормовке банально приняли за кого-то из своих. А то, что настороженно зыркает направо-налево, так на то он и новенький. Пускай себе удивляется, осматривается.
Тем временем, Крысолов, оказавшаяся вполне себе миловидной, и кажется, лишенной неестественных свойств внешности, если не считать выкрашенных в голубой цвет волос и дикарского вида татуировок на теле, закончила одну песню и после короткой паузы перешла к другой. Было в ней нечто… необычное. Что-то от воодушевляющих гимнов далекой родины, сохранившихся на пластинках в каюте капитана, служившей Гансу кабинетом для чтения и прочего культурного досуга. Возможно, если остаться подольше и разобраться можно было уловить, в чем эта общность заключалась.
Однако, два наиболее интересных объекта, тип с пушкой впечатляющих размеров на плече и большая белая сука, явно натасканная на то, чтобы брать след окончания концерта дожидаться, кажется, не собирались и устремились куда-то с довольно деловым видом. По здравому размышлению придя к выводу, что они могут искать то же, что и он, и явно располагают большим потенциалом к нахождению искомого, ариец, как это говорилось в попадавшихся ему в корабельной библиотеке детективах, сел им на хвост.
Слежка оказалась не таким уж и сложным делом, цели увлеченные своим делом перли по подворотням не оглядываясь, так что Гансу не приходилось прикладывать особых усилий, чтобы оказываться вне поля их зрения. Впрочем, вскоре псина, или может быть и правда волчица, пропала из вида, очевидно торопясь настичь «добычу», а несколькими мгновениями спустя, Ганс, завернув следом за невысоким, но плечистым охотником, с громадным «ружьем» на плече, оказался с ним практически нос к носу, если не считать направленного тем ему в лицо револьвера. Тихий рык за спиной наводил на мысли о том, куда именно пропала недавно псина.
- А ты еще кто такой? – Поинтересовался тумбочкообразный детина, прежде чем его перебил громкий хлопок и последовавший за ним адский скрежет. – И какого…
Харди и Каин:
Стоило признать, таракан с горящим глазом и сам довольно органично смотрелся на облупленной краске, коей некогда была покрыта металлическая поверхность крыши склада. А вот верхом на взявшемся непойми откуда гигантском волке он выглядел скорее комично, гоблин на варге не дать не взять. Впрочем, это было практически единственное, что было смешного в ситуации. Когда руки ноги занят лестницей, а на тебя кидаются городские сумасшедшие способные матери.. материализовать на пустом месте кошмарных тварей, веселого в этом мало.
Тем не менее, запеченное дерьмо в туалетной бумаге оказалось гораздо шустрее, чем ожидал художник, а может быть он сам слишком долго провозился со своим Arcartanimagus факин Magna. Мало того, что мумия успела выскочить из под удара, она еще и оставила на месте своего нахождения сюрприз. Впрочем, когда пасть Пушистика, вгрызлась в проржавевшие перекрытия, вырывая из них огромный кусок вместе с вбитой между балок Стерномом гранатой, та ухнула в его желудок так глубоко, что даже неслышно было взрыва. Несколько мелких осколков вылетели сквозь плоть гигантского зверя, но он словно и не заметил этого, да и Каину, сидящему на его спине, они никакого вреда не причинили.
Что действительно было слышно, так это звук удара, об асфальт произведенный Харди, врезавшимся в него подобно крупнокалиберному снаряду. Пускай и пострадало от этого одна только поверхность, подобные удары давно уже не впечатляли падшего агнела, и пословица о том, что чем выше заберешься тем больнее падать немного потеряла для него актуальность, но возможно в следующий раз цепь стоило использовать чтобы того, чтобы тормозить перед окончанием падения, или возможно менять его направление, а не наоборот придавать себе дополнительный импульс. В конце концов, в том чтобы подниматься из осколков дорожного покрытия отплевываясь песком, тоже ничего особо приятного не было.
За спиной его, гораздо медленнее, и с большим шиком падали безумный таракан вместе со своим зверем и точкой опоры на которую они приземлились. Пушистик, конечно был легче чем выглядел, и весил всего лишь как цистерна густой маслянистой жидкости разметом с легковой автомобиль, однако это в сочетании с набранной им перед прыжком скоростью все того же легкового автомобиля, оказалось вполне достаточно, чтобы добить кран. Даже если бы он не имел привычки лететь вперед пастью, способной перекусывать стальные балки как спички.
Кренясь, рушась и умирая, ржавый бронтозавр, чью шею не смогли сломить годы, но сумели перекусить клыки нарисованного зверя, стонал так, что слышно это было в самых отдаленных закоулках старого портового квартала. А следом, финальными литаврами, грозил прийти грохот, который он произведет, рухнув на металлические крыши складских помещений.
Для того, кто умел видеть звуки как краски – это было очень красивой картиной.
|