| |
|
-
"Слабак прибитый гвоздями к столбу и стыдливо убитый своим отцом-богом, Адэхи не задавался вопросами зачем кто-то ему поклонялся и назывался его именем - цивилизованных невозможно понять не заразившись их ужасным безумием. "
Отличные, правильные взгляды на довоенную религию для Рэйдера :)
|
|
|
-
"Может, это специально дураков отлавливали, а его случайно замели? Хотя, раз замели - дурак."
Хорошо сказано для котика-вора)
|
-
Немногословный , лаконичность которого, что удивительно, вполне достаточна выразительна без многословия- короч, мне бы такого молчуна сыграть было бы сложно)) А так очень даже образно выходит.)
|
|
|
Конан тяжело дышал и его горячая кровь, стучала в виски, требуя действия, движения. Конан прикрыл глаза, его дыхание постепенно выравнивалось, но он все был далек от спокойствия и умиротворения. Внезапно перед его внутренним взором предстала красивая женщина, та самая, которую он повстречал в караване веселых путешественников. Конан не знал ее имени, но ее прекрасное лицо навсегда осталось в памяти. Ее голубые глаза, подобные бездонным омутам, которые манили к себе и заставляли забыть о всех тревогах и печалях. Ее волосы, цвета вороного крыла, подобные шелку, разметавшиеся в стороны, словно вихрь. Ее гибкое тело, такое прекрасное и гибкое, как виноградная лоза. Конан глубоко вздохнул и ощутил запах, тот самый запах женщины, которая тогда была с ним. Это было невозможно, но Конан не открывал глаза, он не хотел разрушить этот образ, который ему так нравился. Он знал, что больше никогда не увидит эту женщину, но память о ней будет жить в его сердце всегда. Она навечно останется его женщиной, которую он любил так искренне, честно и безрассудно. Конан ощутил прилив крови к его члену, он понимал, что ему нужна разрядка. А прекрасная незнакомка целиком завладела его мыслями и Конан отбросил всякие сомнения, уверенно взяв свой член в руку. Его рука начала двигаться медленно, но уверенно. Мускулистая ладонь, привыкшая сжимать рукоять боевого меча, плохо подходила для подобного занятия, но Конан не был неженкой. Он был варваром, варваром беспощадным к своим врагам, и беспощадным к себе, поэтому рука его жестко сжимала его член, набравший уже полную мощь и поднявшийся вертикально, едва не доставая до пупка. Движения стали резкими и жесткими, Конан не испытывал снисходительности к себе, рука его крепко охватывал ствол члена и продолжала двигаться в том же быстром ритме. А перед закрытыми глазами Конана было лицо той женщины, которая была с ним, которая обнимала его сильные руки и прижималась к его широкой груди, которая запечатывала его губы сладкими поцелуями, которая дарила ему всю себя без остатка, и принимала всего его таким, каким он был, грубым, неотесанным мужчиной, варваром, пришедшим из далеких земель. Конан помнил, как переплетались их тела, слившиеся в диком танце жизни и любви, он помнил ее прекрасную грудь, с ореолами сосков, которые он осторожно ласкал своими загрубевшими пальцами, он помнил вкус ее губ, приторный и чуть солоноватый, он помнил ее бедра, прижимавшиеся к нему и сливавшиеся с ним в единое целое. Он помнил все. И тем горче было Конану понимать, что этого уже никогда не будет. Ноздри Конана трепетали, он чувствовал запах этой женщины, но не открывал глаза, чтобы не разрушить эту зыбкую иллюзию, этот сон наяву, который он переживал всеми своими ощущениями. И тем яростнее он сжимал своей мускулистой ладонью свой член, тем яростнее двигал кистью руки, заставляя свою плоть чувствовать боль и наслаждение одновременно. Конан торопился, он понимал, что это наваждение скоро пропадет и у него не останется ничего, поэтому он должен был успеть, успеть до того, как прекрасное лицо исчезнет из его сознания, оставив его наедине с самим собой, с сильным и выносливым воином, которые не боялся никого и ничего, который отважно смотрел в глаза смерти, но который проиграл свое сердце той единственной женщине, чьего имени он так и не узнал. Конан был на пределе своих сил, он до крови прокусил губу и привкус соленой крови лишь подстегнул его. Рука заходила еще резче и грубее, рывками, без жалости, без сожаления. С последними движениями руки Конан заревел словно буйвол раненый хищником, он еще крепче сжал член и в этот момент он кончил. И его семя мощными толчками выплескивалось на землю перед ним, на то самое поле, на котором он только что сражался с армией глиняных воинов и которых он победил. А теперь он побеждал себя, свой разум, свое сознание, укрощая его и давая ему ту самую, необходимую разрядку, после которой он снова сможет быть самим собой. Конан открыл глаза, его дыхание постепенно выравнивалось, глаза его прояснились и он ощущал покой, и некоторую пустоту внутри, пустоту, которая никогда не будет заполнена, как бы он ни старался. Он стряхнул свой член и вытер руку о траву. Теперь он был целиком спокоен.
|
Мертвая хватка сковала горло старика. Пусть и беспомощный, но он чувствовал неподдельный гнев, что священным пламенем разлился по его венам. Демон. Все это время им руководил демон. Пророк оказался не обычным самозванцем, нет. Он плел интриги против своего же рода. Ремуальд оказался в паутине междоусобицы между заклятыми врагами, что было в принципе свойственном нечестивым демонам – власть хаоса как самоцель. Это откровение пробудило ярость в непокорной душе, так что когда наваждение суккубы спало, Ремуальд быстрее обычного пришел в себя, выплюнув кровавый ком из сдавленной гортани. Святым словам мешало сорваться с губ посиневшее от натуги горло, но священник все равно был готов действовать. Зачарованный меч, что держал в лапах демон – он мог разрубить тварь за один взмах. Клирик почти сделал рывок вперед, как обратил внимание на его хозяина – неведомое существо, близко похожее на человека, но все-таки недостаточно, чтобы им являться. Еще один взгляд – на мага, что валялся разодранный в клочья, через страшные раны обнаруживая свою истинную сущность. Вампир. Сколько загубленных душ на его счету? Ремуальд остановился, так и не сделав движения вперед. Ярость еще кипела в крови, но теперь холодный разум шаг за шагом овладевал мятежным сознанием. Почему некромант смутил его душу? Перед глазами сразу всплыл отрывок из жизни. "Массивные застенки бараков инквизиции. Молодой инквизитор стоит, глядя долгим прямым взглядом перед собой. Рядом с ним его товарищи – такие же моложавые, но уже потертые первыми невзгодами. Не закаленные до самого сердца, но уже с приданной формой веры в виде острого разящего меча. Дверь перед ними открывается, выбивая пыльный дух из стенки рядом. Грохот цепей, что тащатся по каменному полу. Из темноты выглядывает чистый ужас, закованный в смертное тело из плоти и крови. Демон. Искаженный нечестивыми силами, с огромными когтями и полным ртом острых жадных до человеческой крови зубов. Инквизитора охватил страх. Нет, не мимолетное слабоволье, а истинный неподдельный испуг, от которого мышцы дервенели, не позволяя сдвинуться ни на йоту. Голову сковывал потусторонний разум, что смотрел на инквизитора через желтые угольно-красные глаза. Душа стремилась выскочить из собственного тела, убраться подальше от этой жути, но ноги буквально приросли свинцовым сплавом к полу. Из морока инквизитора вывел командирский голос, что навсегда врезался в сознание за годы тренировок. - Держать строй, - скомандовал он настолько непримиримыми нотами, что наваждение начало спадать, - Я сказал ДЕРЖАТЬ СТРОЙ , - рявкнул голос, после чего инквизитор почувствовал, как возвращается контроль над телом. Оглянувшись на товарищей, он заметил то же облегченное недоумение на их лицах, после чего вспомнил, зачем он здесь. Медленно повернув голову в сторону демона, он прямо заглянул в его обезображенное лицо…" Годы, годы тренировок! А сейчас Ремуальд поддался неумелому мороку темного, что уж говорить о демонах. Значит ли это, что он потерял веру? Нет, священник ясно отдавал себе отчет в своих убеждениях: он чувствовал присутствие Света рядом, везде, повсюду. Другого объяснения не оставалось: Свет покинул его за большой грех, который он совершил еще в самом начале путешествия. Святая церковь приказала ему нести веру в отдаленный уголок этого региона. А вместо этого он послушал названного Пророка, смалодушничал, повелся на его демонские чары, что стремились лишь воспалить неудовлетворенное самолюбие… И он поддался. Всей душой окунулся в стремление спасти мир, или хотя бы слабую попытку к этому. Предал свою веру на корню. Все невзгоды, что произошли потом – гибель Гарретта и другое, все это лишь следствие его чудовищного грехопадения в темную пропасть. Где ему и место. Давно Ремуальд не был потрясен настолько в душевном плане. Его картина мира перевернулась с ног на голову. Свет все еще был, он никогда не исчезал. Но тьма подступала со всех сторон. Не было спасения от ее гибельного распространения. Как болезнь, она поражала души живых существ, пока они сами не склонялись к служению, словно марионетки в бродячем цирке. Высшие силы играли со смертными злую игру – они раз за разом разрушали муравейник, пока ничтожные букашки тщетно пытались выстроить все заново. То было Торжество Пламени. Священник впервые за долгое время понуро опустил голову. Он чувствовал бессилие. Полное и безоговорочное. Тьма не обязательно должна была проникать в душу – Свет оставался неприкосновенной святыней. Зачем эта ярость, зачем это все? Победить невозможно. Потакать демоническому лорду-Пророку опрометчиво. Слушать демонов кощунственно. Ремуальд сполна ощутил всю старость мира на своих плечах. Старого мира, которого больше нет. Новый был беспощаден ко всему слабому, что отжило свой век. Духовных сил священника едва ли хватало на то, чтобы вылечить рану. Любой из присутствующих мог управлять его сознанием. Зачем он здесь? В чем его польза, в чем служение святой религии? Бывший инквизитор медленно развернулся и устало пошел к выходу из поместья. Кромешная тьма за каменными стенами распростерла свои объятия, даруя забвение любому, кто дерзнет войти в нее без меча и факела в руке. Священник поднял голову, гордо зашагав вперед. Лицо, словно, высеченное из мрамора, больше не выказывало признаков малодушия. Лишь в ладонь врезались до предела сжатые в кулаке четки – щедрый подарок монахов белградского монастыря. Кровь густыми каплями стекала на пыльную мостовую, пока тьма окончательно не поглотила одинокую фигуру в ночи.
-
За это "Ремуальд сполна ощутил всю старость мира на своих плечах. Старого мира, которого больше нет. Новый был беспощаден ко всему слабому, что отжило свой век. Духовных сил священника едва ли хватало на то, чтобы вылечить рану. Любой из присутствующих мог управлять его сознанием. Зачем он здесь? В чем его польза, в чем служение святой религии?"
-
Красиво ушел)
Обидно, досадно, но ладно.
|
Заклейменный приподнялся. Он перехватил цепь поудобней, взвалив на свои плечи тяжесть почти что дюжины тел и потащился вперед. Медленно, дюйм за дюймом, он полз вперед, к своей цели, тратя силы, но не отступая.
Конь, испуганный странной вспышкой, извернулся и с диким ржанием поднялся на ноги, освободив некроманта. Несколько мгновений он ошалело глядел по сторонам, после чего пустился бежать во весь отпор, подальше от людей, и тел, словно забыв о седоке.
Литрих не двигался, ровно как и та груда костей и ткани, что была его реанимированным животным. Он лежал среди этих останков, нелепо раскинув руки в стороны, и вряд ли сможет подняться в ближайшее время. Если сможет, вообще.
Клив тоже не двигался, его шея была вывернута, очевидно от внезапного и резкого падения находящихся с двух сторон цепи, мертвецов. Лучник не обладал внушительным телосложением, вероятно это и стало причиной его смерти, которую было бы глупо отрицать.
Борей превозмогал, он тяжело дышал и лишь молча сверлил глазами павшего некроманта, чей конь пустился в бега. Тот остался лежать, невзирая на то что тяжесть прижавшая его к земле уже успешно трусила по выжженому полю. А Грегор неотвратимо полз вперед, с решимостью быка.
Когда до некроманта оставалось каких то пару шагов, еще несколько уверенных рывков, и можно будет схватить его за сапог и подтащить к себе, заклейменный наконец то смог более внимательно осмотреть его. Соль выедала глаза, а мышцы были готовы лопнуть от натуги, но разум был чист. Некромант обладал явно женскими пропорциями, что лишь подтвердилось, когда из под капюшона раздался стон боли, и показалась длинная черная прядь.
Некромант приподнял голову и шипя сквозь зубы, откинул капюшон, чтобы явить восходящему солнцу правильное, бледное и лишенное шрамов лицо. У девушки были высокие скулы, узкий разрез глаз, и длинные черные волосы, некогда убранные в хвост.
Еще один рывок, Грегор рванул мертвые тела за собой и его пальцы ухватились за сапог текущей жертвы. Едва он обхватил лодыжку, как девушка вскрикнула от боли, наконец то широко раскрыв глаза и окинув заклейменного взором переполненным ненависти и угрозы. Еще доля секунды, и она, казалось, успела обхватить взором весь уровень побоища, и прочитать мысли бывшего черного всадника.
- Стой! - в крике было больше паники, однако он все одно прозвучал довольно властно, пусть и обреченно, - Всадник, убей монаха! И заслужишь прощение!
Борей прикрыл рот, испачкав подбородок слюной. Он явно боролся с болью, но старался идти сам, чтобы разделить тяжесть с Грегором. Безусловно, он тоже быстро сориентировался.
- Прерви ее тщетную жизнь, брат! Не позволь яду литься в твою душу, а лжи затмить голос истины!
- Ты дал присягу! Убийца ты или нет, я из бледных господ! Ты... заслужишь благодарность! Убей этого ублюдка! - теперь, в голосе было больше паники, и явное требование.
- Они хотели убить тебя, брат. Убить всех нас, заставили сражаться и лить кровь невинных! - не уступал Борей, тяжело дыша.
Ну а Грегор, о, у него тоже появился свой интерес. Интерес, который он не мог отрицать. Так долго он не был с настоящей девушкой, а когда на горизонте замелькала свобода, или вероятная награда, он быстро вспомнил о кое каких потребностях. О том, что неплохо было бы натянуть эту особу, чьи формы, кажется, так и выпирают через гладкую черную мантию.
- Брат, я дарую тебе прощение когда мы вернемся в Свад, и никто не сможет осудить тебя. Прими свет, и пусть он отгонит тьму из твоей души, как разогнал сейчас проклятье этих лживых некромантов, освободил души от оков и позволил его детям, одолеть зло!
- Всадник, убей этого льстеца. Ты будешь оправдан, ты получишь награду! Я никогда не лгу, не совершай ошибки снова, иначе твой дух будет испытывать муки, даже после смерти. Это я тебе обещаю!
- Убей толстяка, он будет только мешать. А потом хорошенько развлекись с ней, трахни и убей, либо наоборот. Никто не остановит тебя, тут нет свидетелей, кроме еще одной девчонки. Если ты понимаешь, о чем я.
|
- Это последняя партия, господа, не давеча чем вчера мне пришлось продать две полных дюжины барону Эйриху, для кровавого договора. Те, что есть..
Старшина говорил ровным голосом, без подобострастия, деловым тоном, но его все же прервали. Один из некромантов обладал сухим южным акцентом и четкой дикцией, тщательно выговаривая каждую букву.
- Ты пытаешься продать нам это отребье за полную цену? Пренебрегая приказом, выдергивая висельников и бесполезный скот ради удовлетворения собственных материальных потребностей? - в тоне некроманта была толика угрозы, но самая малость. Как можно было понять, это явно не первый диалог конкретного старшины и конкретного некроманта. Черный всадник предпринял попытку немного сжульничать, но тон некроманта его явно осадил, сбил с толку.
- Эм... нет, что вы господин Литрих, я просто...эм. Не хотел оставлять вас без товара, конечно же. Эти рабы идут по безусловно пониженной таксе, ведь... хм. Эй, Ольрик, что за сброд в этой клетке? - вопрос был адресован к безликому конвоиру, который недавно доставил Грегора в общую камеру. Черный всадник сделал было жест чтобы почесать затылок, но неуклюже спохватился, повернувшись лицом к пленникам.
- Эм... господин. Пятеро крестьян с северных топей, беглый жмурокоп, однорукий монах, два дезертира, убийца, писарь, да бордельная шлюха. - чтобы не сбиться и никого не потерять, он даже тыкал пальцами куда то в сторону клетки.
- Вот, господа, кто есть все ваши. Не лучший товар, но зато всего за пол таксы каждый, - старшина терял уверенность в голосе и после этого заявления повисла долгая пауза. Вскоре, некромант все же взял слово.
- Мне нужны крепкие парни, способные долго переносить боль. Миловидные девушки, да кто нибудь с той стороны. Три четверки, дюжина, а что ты мне пытаешься всучить, а? - Литрих спрятал руки в рукава своей черной, наверняка бархатной мантии и сделал короткий кивок в сторону клетки, одним из узников которой был и Грегор.
- Я сомневаюсь что хоть кто то из твоих рабов продержится на жертвенном камне дольше половины срока. С прекрасным полом ты меня доже пытаешься надуть, но зато нашел целую кучу бесполезных, не заслуживающих интереса, тел?
Дальнейшее потонуло в стоне со стороны рабов. Кто то из них, какой то не менее грязный и жалкий человек взвыл и залился слезами. Ему вторил было второй, однако что то скрипнуло в комнате, и вопли оборвались. Глаза Грегора вновь заслезились от света, когда к прутьям поднесли ярко горящий факел. Конвоир закричал на одного из рабов и пустил в ход рукоять булавы, двинув ей по ребрам голосившего. Через пару мгновений заклейменный вновь стал различать отдельные слова, ведь тюремщики и некроманты так и не прекращали беседы.
- Трое были моими сослуживцами, они протянут достаточно долго, а что касается остальных, вы наверняка найдете куда их пристроить. Я сожалею что аппетиты барона Ольрика прошлись поперек вашим нуждам, однако за такую цену, вы вряд ли найдете хоть что то толковое.
- Иные не выдержат тяготы пути. Это лишний груз, и ты избавишь меня от него.
- О, нет, господин. Простите, но их уже... списали. Я не смогу вернуть их в камеры, это вызовет... вопросы и бумажную волокиту. Не хотите брать всех, хорошо, но и обратно в камеры я их не загоню. Но я могу доказать вам, что некоторые из них чего то да стоят... эй, Ольрик.... выдай этим ублюдкам оружие, пусть решат этот вопрос сами.
- Это выглядит расточительно... но интересно, - Литрих повернулся чуть в бок, обратившись к своему коллеге, - Выживает сильнейший, а рабы могут показать себя, и избавить нас от хлопот.
- Кабы они все не перерезали друг друга, - второй некромант обладал более высоким, но не таким надменным голосом.
- Среди них есть солдаты, они докажут что достойны прожить еще немного. К тому же, что может быть милосерднее быстрой смерти?
- Думаешь, они поднимут руки на невинных?
- Ха ха, у тебя чудное чувство юмора, ты испытываешь к ним жалость?
- Нисколько, но я испытаю разочарование, если они кинутся друг на друга, за право пожить еще пару деньков.
Еще пару секунд некроманты обменивались репликами, но их заглушил звон железа, когда охранник, звякая железом, подошел к решетке общей клетки, удерживая в руке небольшой мешок, из которого торчало несколько ножевых лезвий. Очевидно, он просто нашел на складе полудюжину старых, тупых ножей и не долго думая закинул их в мешок. Он остановился, выжидательно глядя на некромантов, которые несколько увлеклись речами.
- Хорошо, посмотрим что превыше, мораль или инстинкт выживания. Кхм... - он повернулся к клетке и сделал шаг вперед, чтобы ее обитатели лучше его слышали. Охранник вытащил стопку ножей из мешка и бросил их в клетку, на уровне пола. Грубые инструменты разлетелись по полу, поранив кому то ноги, и замерли на полу. Краем глаза Грегор заметил, как кто то словно ненароком наступил на один из ножей, накрыв его стопой, словно догадываясь, что он ему еще понадобится.
- Вы будите сражаться друг с другом, насмерть. Мне нужна только девчонка, и четверо рабов. Остальные, лишь обуза, и милосердием будет даровать вам быструю смерть. Вас одиннадцать, а ножей всего шесть. Убивайте друг друга, чтобы выжить и спастись. Тот, кто лишит сейчас жизни больше всего человек, обретет свободу. Он сможет покинуть эту клеть и его никто не остановит. Кто тронет рабыню, познает муки даже после смерти. Сражайтесь друг с другом, лейте кровь, пятеро должны умереть и мне нет никакой разницы, кто ими будет.
Речь была сказана, а люди получили оружие, указания и... надежду. Одиннадцать загнанных в угол рабов, шесть ножей и шестеро потенциальных мертвецов.
Грегор успел только посмотреть вниз, надеясь увидеть у своих ног один из ножей, но его там не оказалось. Пять тупых лезвий поблескивали в руках ублюдков и преступников, предателей и мародеров, готовясь пить кровь своих соседей, в неистовой надежде на спасение собственной жизни.
Грегор не успел присмотреться к своим товарищам по несчастью и потенциальным убийцам. Он не уделил внимания окружению и не смог подготовиться к худшему. Голова все еще плохо варила, но у него не просто так выжжено клеймо на лбу. Он был солдатом, черным всадником, а значит профессиональным воином. Едва ли половина обитателей клети могла бы похвастаться тем же. Ему не нужен был нож, чтобы убивать, он мог делать это и руками, хотя ножом было бы куда сподручней.
В клети стояли люди. Разум не воспринимал их как несчастных жертв, они были противниками, убийцами... жертвами, которые могут проложить ему путь к свободе.
Два лезвия мелькали справа, на расстоянии двух-трех человек. Одно было почти под боком, его с Грегором разделял всего лишь один человек. Еще одно лезвие было где-то позади, а пятое... заклейменный не видел пятого лезвия. Это самая настоящая куча мала, здесь нет места тактике и изящному фехтованию. Продуманным движениям и обманным маневрам. Слишком тесно, слишком людно. Грегор мог представить в голове лишь самый простой план, кем он станет, к чему он пойдет. Все остальное, тело сделает само.
|
|