Если Сука хотела взбесить Фейрузу, у нее это получилось. Резко вырвавшись из цепких лапок половины своего второго я, царица уселась напротив и, презрительно оглядев улыбающееся тело перед собой, процедила:
- Знаешь что, дорогуша! Я-то это переживу: рубить головы фарси и всем прочим, равно как и властвовать, можно и старой морщинистой уродине – а мне другого-то и не надо! А вот ты останешься без единственного смысла в жизни, Тварь: то-то я посмеюсь! На тебя не встанет даже у нищего плешивого пастуха в драной кошме, трахающего своих овец, потому что ни одна женщина ему не даст, и ты, даже если захватишь мое тело, сколько не умоляй, а останешься на холодном ложе одна! И сдохнешь, - торжествующе ухмыляется арабка, - сдохнешь без траха! Нашла кого испугать и чем!
Лахмидка сжимает кисть своей блудливой собеседницы, отдернув ее от своего паха, и, нависнув, продолжает давить голосом, проигнорировав даже плевок, все больше распаляясь во гневе и практически срываясь на утробный крик:
- Так что заткни хайло и слушай, мерзкая пожирательница дерьма! Если ты хочешь, чтобы тебе хоть что-то иногда перепадало, чтобы в твою дырочку в моем теле пихали член, ты будешь слушаться меня и делать, как я велю! Я тебя буду спускать, как волчицу с цепи, как змею в песок, и ты будешь возвращаться, потому что иначе сгниешь от неудовлетворенности!
В бешенстве Фейруза бросает рабыню на спину и сама садится сверху, давя коленом ей под грудь и вбив запястья Шери в податливую мягкость ковров. Угрозы двойника ее сейчас, когда алая пелена затягивает взор, не пугают, и она рычит:
- Ты же знаешь, знаешь, поганая Тварь, что моей воли почти всегда теперь хватает запихнуть тебя обратно в то болото, откуда ты вылезла! И если твоими стараниями меня прикончат или отправят к рабам, то ты снова лишишься того, что тебе так мило. Особенно, - в притихшем львином рыке скользит ехидство, - если меня убьют. Я-то возрожусь в другой девочке своего колена, а ты отправишься в недолгую прогулку во тьму к Ангра Майнью, лизать ему пятки и просить не рассеивать твой дух! Но даже ему будет противно видеть рядом с собой такого мелкого червя, любящего навоз, как ты! И он тебя рассеет по ветру, вот потеха будет!
Лицо разгневанной Фейрузы само напоминает маску дэва. Ее хрипловатый голос то шипит, то свистит, когда она почти плюет слова:
- Я сделаю так, как сочту нужным, потому что пообещала! А царское слово стоит дороже всего этого сраного корабля, даже если оно дано такой дешевой шлюхе, как ты! Я…
Когда Шери исчезает, и лахмидка остается в шатре одна, она в бессильной ярости падает на ковры, скребя по ним ногтями, и кричит, срывая голос от негодования:
- СУ-У-КА!!!
Плыть по реке оказалось несколько приятнее, чем по морю, но все равно Фейруза тосковала без твердой земли под ногами, так что предложение Луция продолжить путешествие пешком пришлось как нельзя более кстати и было принято без возражений, даже надуманных и нужных только для того, чтобы просто сразу не соглашаться. Собственно, ровно также она согласилась с необходимостью организации празднества для солдат: тут споров было немногим больше, но все они касались скорее реализации плана, чем сомнений в его необходимости. Опыт подсказывал женщине, что уставшие от долгого нахождения на воде солдаты, уже начавшие ворчать, вскоре совсем взбеленятся, если лишить их торжеств. А потом, это к пророкам не ходи, в первом же бою обязательно найдется какая-то тварь, которая в первой же сложной ситуации завопит: «Это боги нас оставили! Бежи-им!». Может, строй и не рухнет, но проблем не оберешься, так чтотлучше предотвратить подобные эксцессы заранее.
А посему, придя к соглашению с магистрианом, царица направилась к своим слугам. Первым делом она посетила избранных: тех четверых, что ночевали в каюте перед ее покоями. Властным тоном, словно они были в украшенном прекрасными фресками дворце, женщина распорядилась:
- Тиест. Тиберий. Архип. Аттия. Мы с перфектиссимом Цельсом решили, что плавание тяжкое наше – не причина пропускать торжества во имя богов, а посему я милостиво позволяю вам четверым, показавшим себя добрыми слугами, провести этот день в молитвах и празднестве. Я же один вечер проживу без вашей неоценимой помощи.
Следом царица-изгнанница направила свои стопы к охранницам: могучим девам из разных бану. Она знала, что одни из них поклоняются Христу, другие же славят тех богов, что были еще до того, как тьму песков озарил свет бехдин: ал-Лат, ал-Уззу, Манат, Зу-Шару и прочих. Быстрокопейные девы, хоть и поклялись охранять царицу, держались наособицу, и первым шагом к тому, чтобы привязать их к себе, было разрешение присоединиться к единоверцам. Не для безопасности, но для статуса взяв с собой Архипа, Львица Хиры явилась к бронзовокожим женщинам и объявила:
- Славные девы, сегодня ваши единоверцы славят свою веру, и с моей стороны было бы подлостью не отпустить вас на Венералии и молитву пророку Иезикиилю. А посему вы вольны принять участие в празднестве и заручиться поддержкой небес в предстоящем путешествии. Часть из вас, скорее всего, ради безопасности остальных останется на постах: не примите это как неуважение, но как благородный долг помощи другим. О том, кто останется, а кто будет славить небесное, расскажут те, кто возглавит каждое из празднеств, но если они решат оставить в карауле большинство из вас, сообщите мне: я объясню им всю неправоту подобного решения. Мой шамшир остер а руки по-прежнему быстры, так что я смогу себя оборонить от любой угрозы в лагере.
Ах, да. Архип-сарбаз, мой верный телохранитель и ваш командир, поддержал это решение целиком и полностью, зная, сколь сильно ваше желание вознести молитвы в этот светлый день, важный и для любого христианина, и для тех, кто верен вере предков. Таков мой приказ. Имеющие уши да услышат его.
Для себя же Фейруза предпочла несколько иной праздник. Все равно из тех, кто кладет требы Ахура Мазде, на корабле она одна, близкие же по духу митраисты не приглашали и вряд ли пригласят, так что можно было заняться чем-то не менее полезным, чем молитвы. И как раз для этого царица приказала арабкам перед торжествами доставить к ней в путах рабыню Сунильду. Все это время готское отродье ждало своего часа в трюме, и теперь момент настал.
Месть, пускай даже и низшим, это то блюдо, которое следует подавать холодным. Проклятая рабыня уже достаточно извела себя мыслями и ожиданием, и настала пора прекратить их. С этими мыслями Львица Хиры нежно пробежалась пальцами по узорчатой рукояти камчи и, довольная, расплылась в широкой и счастливой улыбке.