Голосование за ходы

Хоток сидел на жёсткой деревянной скамье для гребцов, тяжёло дыша, и стараясь заставить себя грести дальше. Кругом была куча потных, грязных, и вонючих людей, с полубезумными глазами. Время от времени слышались удары бича, гневные крики, и болезненные вскрики. В воздухе воняло рыбой и нечистотами. Сам Хоток чувствовал себя наихудшим образом. Спина была покрыта как свежими ранами, так и покрытыми спёкшейся кровью. По всему телу была куча сссадин и синяков. Руки были покрыты свежими кровяными мозолями. Когда время от времени солёная морская вода брызгала на всё это, старика пронизывала сильнейшая боль, от которой хотелось кричать во всё горло. Раны непрерывно зуделись, сильно болели, и саднило по всему телу. Однако он просто стонал сквозь зубы, и старался сдерживать невольно наворачивающиеся на глаза слёзы. Сверху нещадно жарило солнце, и сильно хотелось пить. Хоток всем телом чувствовал невероятную усталость. Каждой мышцой, каждой жилкой, и даже каждой косточкой в этом истощённом теле. Его с соседом заставляли ворочать огромное тяжёлое весло, с самого утра, и до вечера. Оба они были хилыми, непривычными к физическому труду, а Хоток был ещё и в годах, вдобавок они не умели грести, и никак не могли работать слаженно, так что конечно же ничего то у них не выходило, в ритм они не вписывались, весло ворочали еле-еле, как впрочем и остальные в первых рядах. А потому получали большую порцию тумаков и ударов бичами, нежели остальные гребцы. После нескольких очередных часов непрерывной гребли, лично Ходок уже еле-еле мог вообще шевелиться, от прохладного ветра и тяжёлой работы у него разболелись спина и суставы. Однако он памятовал что бывало с теми кто отказывался работать, и потому старался создать хоть видимость эффективной работы, когда кто-то из надсмотрщиков подходил ближе. Однако все их с соседом усилия были тщетны, избежать наказания им редко удавалось, и в основном лишь за счёт спин других хиляков из первых рядов. Утром, когда он ещё был способен соображать, Хоток категорически не понимал, зачем им всех вообще посадили на вёсла. Куда эффективней было бы посадить нормальных людей. Впрочем, сейчас он почти ничего не соображал. Весь его разум наполняли тупая усталость, и ужасная боль. А весь его мир состоял из него самого, весла, и надсмотрщиков. Всё остальное для него сейчас было неважным, главное - грести. Если Ад и существует, то сейчас Ад для него - здесь.

Когда Гыхрак оттолкнул Качка, тот замолк. И так вот прямо нехорошо на него посмотрел. Ну тупой же, что с него взять. Не умеет скрывать свои мысли... хотя какие там мысли - у него прям на лице было написано "я тебя прибью". Небось ещё и вечно всё забывает... Гыхрак хмыкнул, и направился к окну. Впрочем, он осознал себя... мышкой. Мышка знает, когда её ударят. Потому-что у неё есть хвост сзади! И вот, в определённый момент, Гыхрак словно бы почувствовал, словно бы ему наступили на хвост. И гневное сопение качка, вкупе со свистом дубины тут были совсем не при чём, нет... это всё хвост. Взвигнув, он согнулся и прикрыл голову топором, а когда по нему ударили, обернулся назад, готовя топор к бою. [Альтернативный вариант если по мне попали: "Однако тот наступил на хвост слишком близко к основанию, надёжно пригвоздив его к земле. Из-за того что его хвост прижали, Гыхрак не смог отскочить. Поэтому он хорошенько получил по голове. Гыхрак покатился кубарем вперёд, чувствуя привкус крови во рту, и вообще чувствуя себя фигово. Затем он вскочил на ноги, и оскалившись изготовился к бою."] Этот качок совсем сдурел! Он лезет бить мышей! Мыши имеют ЗУБЫ! Вспищав во всю глотку, Гыхрак кинулся с топором на Качка, стремясь проучить мышефоба.
- СКВИИИИИ!!!

Гырхак спокойно себе лежал, никого значит не кусал. Один из глупых гоблинов не выдержал, и тихо-тихо пошёл в сторону домика. Хотя выглядел он как маленький замшелый кривой пенёк, но Гырхак был умной и опытной травкой, он понимал что это глупый гоббо. Хотя юми наверное были ещё глупей, потому-что не обратили внимания на ползущий по чистому полю пенёк. Или же они были просто слепые и глухие. А потом ещё и встал один из других глупых гоббо. Это был самый большой и тупой гоблин из их компашки. Он пошёл к тому месту где сидел Головоруб, видимо чтобы что-то у него спросить. Ну, этот тупой громила вообще почти ничего нормально запомнить не мог, тупой качок. Однако не успел пенёк добраться до домика, а качок до вожака, как Головоруб внезапно вскочил, и начал нюхать воздух. И чего это он? Гырхак не понял. Однако затем тот обернулся в сторону кустов, и рявкнул им что пора в бой. Только тут до Гырхака дошло. Ведь этот пенёк любит подавать всякие изощрённые сигналы в нужные и ненужные моменты. Чаще в ненужные. И видимо в этот раз он подал сигнал... запахом! Да, Головоруб определённо вынюхивал именно Сигнал. Оставалось только понять, как пенёк это сделал. Впрочем, Гыхрак внезапно понял что это сейчас не главное, когда неожиданно подскочили остальные гоблины, и с визгливыми криками побежали в сторону домика. А, точно. Гырхак пропустил что им уже разрешили громить. Ну, тогда можно и самому идти бить юми! Гырхак собирался было подняться, и вместе с остальными побежать в атаку, однако внезапно понял, что не может. Он не мог сдвинуться с места. Через секунду до Гырхака дошло в чём дело. Он же травка. Травка не может двигаться, и бежать в атаку. Он опять завис ненадолго. Надо было срочно вспомнить что делать. Гырхак опять заткнул ухи. Попытки вспомнить всё заняли несколько секунд, и за это время его сородичи успели уже добежать до подножия холма. Тогда Гырхак наконец вспомнил, что надо делать. Он отпустил дырки в ушах, схватил тесак, и с визгливым рёвом понёсся вниз, догоняя более остальных сородичей, и даже перегоняя более мелких. К дому он добежал третьим, после Пенька и Качка. Он с разбегу кинулся в окно, с воплем:
- Я БАИВАЯ ТРАВААА!!!

Гыхрак лежал в одном из кустов папоротника, и старательно притворялся поленом. Хотя... полено ведь не зелёное, а коричневое. А куст зелёный. Ну, тогда притворялся птичкой. Тут мимо чирикая пролетела какая-то мелкая пичуга. Она тоже была не зелёная. Гыхрак серьёзно задумался, засунув в нос один из пальцев, и старательно прочищая его от слизи. А кем тогда притворяться? Не, обычно он хорошо умел притворяться, чтобы его не заметили. Только вот конкретно сейчас он позабыл, кем там надо притворяться. Прямо таки вылетело из головы... Гыхрак на всякий случай осторожно пощупал грязную голову, вдруг там дырка. Дырки было обнаружено целых три - два уха. Гыхрак выпустил из левой руки тесак, и заткнул оба уха. Вот теперь можно и подумать, теперь ведь ничего из головы не вылетит. А, вспомнил! В таких случаях надо притворяться травкой. Он выпустил дырки из пальцев, и взяв обратно в левую руку тесак, подполз чуть вперёд, не высовываясь из кустов, старательно притворяясь зелёной и грязной травкой. Невкусной горькой травкой. Он выглянул наружу. Там стоял небольшой домишко юми. Гыхрак довольно облизнул губы, и чуть подобрался. Они все уже довольно таки долго нормально не питались. Хотя у Гыхрака с питанием дела обстояли чуть лучше чем у мелочи - ведь он был больше, крупней, и больше. Ему доставалось чуть больше еды, потому-что те сами делились с ним, ведь он большой. Ну и ещё ему помогал большой опыт с охотой в лесах. Время от времени ему удавалось поймать мышку, или найти яйца. Однако даже так он был голодным. Над домишком вился дымок, что сразу напомнило Гырхаку об горячем нежном и вкусном мясе, которое вечно есть у юми. Тут где-то рядом у кого-то заурчало в животе. Гыхрак недовольно помотал головой, пытаясь понять, кто это их выдаёт. Однако с удивлением обнаружил, что урчит в животе именно у него. Гыхрак недоумённо нахмурился. Как у травки может урчать в животе? Впрочем, он не стал над этим надолго задумываться. Это же филоф... филфос... философия, во. Слишком сложно для него. Поэтому он просто вернулся к наблюдению за домом, нетерпеливо ожидая момента, когда он наконец вновь вопьёт свои острые зубы в кусок ещё тёплого сырого человеческого мяса. И чего этот Головоруб тянет время?

О Святой Рандом, спаси и сохрани.