Голосование за ходы

Звук шагов по мягкому ковру. Движение в воздухе. Аромат апельсина. Нежное прикосновение к предплечью.

— Я так и подумала. Мне вчера приснилось, что ты умерла. Приходит ко мне телеграмма, а там ты мне пишешь из рая. И ангел такой нарисован, улыбающийся... Ты пишешь, что счастлива, а у меня в горле крик застрял и слёзы, прямо во сне, представляешь? Я подумала, что это мне знак такой от тебя. Проснулась и молилась. Мы с Пашей всё бросили и домой. Только пару часов как вернулись. Слава Богу, ты просто спишь.

Девушка, почти девочка, возможно даже младше тебя. Смуглая кожа. Чёрные брови. В дорожной одежде стоит в золотой пыли. Лёгкий неуловимый акцент.

— Ириша, всё будет хорошо. Как и в тот раз. Паша делает завтрак. У тебя пусто на кухне было — опять не ела ничего что-ли? Я понимаю, конечно, героика — но уморить себя раньше срока, когда столько работы впереди у нас всех... У Паши, кстати, хорошие новости. Его рассказ, кажется, напечатают. Михаил Велемирович помог, конечно же. Зайдешь к нему, кстати?

На кухне звякают баночки, стаканчики, льётся вода. К запаху апельсина примешивается аромат кофе и чего-то ещё... Вкусного?

𝄞 ссылка

Нет ничего.

...клянется — не перенесет эту беззвездную муку! А после, ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: "Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!"...

Когда ЗВЁЗДЫ погаснут, это станет ТРЕТЬЕЙ ПЕЧАТЬЮ конца. КОГДА связи, держащие НАС, РАЗОРВУТСЯ, когда равнодушный космос перережет НИТОЧКИ, мы, рожденные ЖИТЬ, будем ОБРЕЧЕНЫ на смерть, (а точнее, на упокоение), и МЫ не оставим детей, чтобы НЕ РОДИЛАСЬ новая смерть.

αἰὼν παῖς ἐστι παίζων, πεττεύων· παιδὸς ἡ βασιληίη

Подожди немного.

И вдруг — вторжение света! Майский солнечный зайчик дрожит на твоём лице. "Солнечный будильник" — вспомнилось откуда-то... Уютная комната — пусть ты не помнишь ничего, но внутри уверенно пульсирует сердце, и оно говорит "Дом-дом-дом-дом-дом".

На пожелтевшей от старости бумаге строки:

Тяжелый, сверкающий кубок
Я выпил: земля убежала -
Всё рухнуло вниз: под ногами
Пространство холодное, воздух.
Остался в старинном пространстве
Мой кубок сверкающий - Солнце.
  
Гляжу: под ногами моими
Ручьи, и леса, и долины
Уходят далеко, глубоко,
А облако в очи туманом
Пахнуло и вниз убегает
Своей кисеей позлащенной...
  
Полдневная гаснет окрестность;
Полдневные звезды мне в душу
Глядятся, и каждая "Здравствуй"
Беззвучно сверкает лучами:
"Вернулся от долгих скитаний -
Проснулся на родине: здравствуй!.."
  
Часы за часами проходят,
Проходят века: улыбаясь,
Подъемлю в старинном пространстве
Мой кубок сверкающий - Солнце.

Ужасный звон, утихший было, вновь разрывает тишину квартиры. Это — знакомый звук. Он никогда не приносил ничего хорошего. Он был очередной ниточкой, струной, связывающей две точки на карте — город с городом, дом с домом, квартиру с квартирой, комнату с комнатой – и, наконец, человека с человеком. Где-то там, в глубине серых зданий, огромный электромеханический паук дёргает за паутинки, чтобы куколки, висящие на их концах, подёргивались... Вверх-вниз-вперёд-вон-прочь.

За дверью — коридор. Просторный и изящно обставленный, так же как и комната. Светлые цвета, светлая деревянная мебель. На небольшом столике подле двери стоит изящный, поблёскивающий слоновой костью слуховой трубки, телефон. Это он разрывает пространство звоном. На автомате рука потянулась к трубке.

— Наталья Рудольфовна? — учтивый голос на том конце провода

Нож. Холодная сталь, перерезающая нити. Нож — это посланец космоса, или, вернее, хаоса — не разберёшь. Зажми в кулаке и ударь — и рассыпется то, что на его пути, материя вздрогнет и опадёт, молекулы распадутся на атомы, а атомы?..

Сердце не успокаивается. Стучит как бешеное. Пульсация распространяется от него по всему телу. Дрожат даже лежащие по бокам руки. Словно тело — это барабан, и кто-то бьёт, бьёт, бьёт, БЬЁТ в него. Без! Устали!

Вспышка. Посады Московские. На Гороховом поле, у ограды старой церкви, выступающей на площадь как нос корабля или утюга, собрались люди. Простой люд, рабочий люд, усталый люд. Старик с длинными волосами и хмурым лицом вздымает руки к небу. Он говорит о струне, тетиве, нити, звенящей между небом и землёй. Когда тетива натянута и вот-вот разорвётся, на неё накладывают стрелу, и стрела летит во тьму, и никто не знает, куда она полетит, и что поразит. Т е т и в а — э т о т ы.

"Ириша. Ты спишь?" — тихий женский голос. Это не видение. Голос реален. От его звуков в вечном ноябре души будто бы раскрылся зонтик, защитив крошечный клочок земли от мокрого липкого снега.

Нет ничего.

Наш разум — это реактивный механизм, подобный вычислительным машинам прошлого века. Импульс извне превращается в сигнал, бегущий по тонким ниточкам нашего тела, и порождает контримпульс. Зрачки расширяются, взлетают к груди руки — начинается битва. И продолжается, пока равнодушная сталь не перерубит тонкие ниточки; тогда импульсы закончатся; это значит — умереть, умереть насмерть.

Ты умер?

Нет. Ты думаешь сейчас. Значит, то, что вокруг — не пустота, ибо она не поглотила, не растворила тебя. Наличие "псевдо-пустоты" — лишь обычный импульс к размышлению. Значит, помимо пустоты есть — ты. Значит! Бегут! Сигналы! По тонким струночкам твоего тела!

Резкий вдох. Сердце бьётся. Этого достаточно. Глаза открываются. Это — удовлетворительно.

Вокруг — крошечная чёрная комната. Сереет окошко под потолком. Звенящая тишина.

Нет ничего.

Те, кто жил мало, считают, что секрет к счастью кроется в обладании. Те, же, кто жил много, знают, что истинный путь начинается с первого освобождения. "Нет ничего" — чем это не цель?

Когда они говорят о пустоте, они подразумевают чёрный цвет. Почему тогда тебе, Наталья, видится золото в лазури? Не потому ли, что вчера на небе был добрый закат? Не потому ли, что это показалось тебе добрым знаком? Может быть. Может быть нет. Не помнишь.

"Вознесение" — не форма ли это освобождения? Не помнишь.

Из лазури проступает пылающее золото, и когда золото догорает, из него проступают очертания. Большая комната, светлая, просторная. Изящество форм. Стена в многоузорочьи книг. Над головой — небо?! Ах, это стеклянная крыша. Настойчивый звон откуда-то оттуда, из-за дверей.