Голосование за ходы

- Отставить панику, рядовой. Мы будем в десяти метрах друг от друга. Вы с Хайнцом вообще в зоне видимости. - Бахман поёжился и посильнее закутался в шинель. Ночь становилась всё холоднее, а рваная шинель не способствовала сохранению тепла.

На слова Дитриха Карл грустно улыбнулся и ответил - Не беспокойся за меня, Дитрих. Я ещё нескоро отправлюсь к Лоухи. - И посмотрел на него понимающим взглядом.

Бахман посмотрел на Вебера с удивлением.
- Ты что, ни разу не видел, как действует полевая артиллерия? Выстрелим - прикинем, куда ушёл снаряд. Наведём и выстрелим ещё раз. И так пока не попадём.

Карлу очень хотелось добавить фразу про то, что отстреляться надо быстрее, чем противник доберётся до их позиции. Но он вовремя вспомнил, что сейчас не на фронте, а на него не наступают линии вражеских гренадёров. Сейчас они были среди снегов и льдов Похьялы, где смерть и мороз - созвучные понятия. Здесь не место южным способам ведения войны. И двор, усеянный трупами, лишь плдтверждал это.

- Невероятно. - Шептал ефрейтор, смотря на выстрелы по этому чудищу. Каменный нарост на его теле давал хорошую защиту. Пули не наносили ему вреда. Тут нужно что-то... помощнее.

Быстро прикинув, что надо делать, Карл начал раздавать команды.
- Пули его не пробьют! Нужна мортира. Хайнц, Вебер - в арсенал! Кройце - бей по глазам! Герр майор, командуйте расчётом! - Бахман, конечно, понимал, что не ему приказывать майору, но сейчас не ыло времени выяснять, кто здесь главный и у кого план лучше. Оставалось лишь надеяться, что его все послушают и откроют огонь до того, как монстр всех здесь перережет.

- Ну давай, тварь! Ко мне! - Ефрейтор вскинул мушкет и прицелился в глаз.

- Куда?! Стоять! - Рявкнул Бахман на побежавших солдат. Но уже было поздно. Хайнц уже выбежал наружу, Вебер вот-вот к нему присоединится, да и Рудольф с Клоссом уже сорвались с места. Майор с ефрейтором остались одни. Поняв это, Карл пришёл к единственному верному выводу. Надо бежать за остальными.

Бахман медленно подходил к двери. С каждым шагом он всё отчётливее слышал эту мелодию, звучавшую везде и нигде. Карл вслушивался и наслаждплся ею. Никогда ранее он не слышал ничего прекраснее. Но эту колыбельную портили какие-то крики с другой стороны. Обернувшись, Карл увидел других людей. Они казались ему смутно знакомыми, но он никак не мог понять, кто это и что они ему кричат. "Наверное, им тоже нравится эта колыбельная" подумал Карл. Музыка становилась всё настойчивее, она просила, умоляла, требовала, приказывала войти внутрь. И Бахман шёл. Оставалась лишь пара шагов и он навсегда соединится с ней, станет её частью, будет петь и слушать пение других. Его губы что-то беззвучно шептали, но никто не слышал его. Наверное, услышь эти слова Вебер, он бы двинул прикладом по лицу ефрейтора. Возможно, это его бы остановило. Но Вебера не было рядом. И никого не было. Лишь тихая музыка в крайней правой комнате.
- Ин'наут... моайнас... лань...

Получатели: Директор Барантарглоф, Куиэрон Самир ибн Кагаар ар Мовшир.


Получатели: Харзаф Харзина, Куиэрон Самир ибн Кагаар ар Мовшир.

- Готов, герр майор. Жду ваших приказаний!

В мгновение ока Карл преобразился. Секунду назад он неподвижно сидел около стены, и лишь почти незаметный подъем груди при вдохе выдавал, что ефрейтор ещё жив. И вот он уже поднялся, выпрямился и взял ружьё на изготовку. Гарнизонные крысы никогда так не смогут. Они не испытали того чуства, когда противник в зоне твоей видимости устроился на ночлег, когда в любой момент может прозвучать тревога и у солдат будет лишь пара минут на создание построения. Когда твоя жизнь зависит от того, как быстро ты умеешь выполнять приказы.

Рана нещадно саднила. Меч мешался и причинял невыносимую боль, но Карл не решался его вытащить чтобы не умереть от кровопотери. Мундир залила кровь дикаря, убитого отцовской трубкой. А луну заслонил Кройце, принимающий на себя удары, положенные недобитому ефрейтору. И тут Бахмана осенило. Кройце! Ему ведь нужна помощь. Оглянувшись, Карл увидел справа мёртвого канонира с четвёртой и топор в его руке. Не теряя ни мгновения, Карл рванул к нему и буквально вырвал топор из окаменевших пальцев. Перехватив топор правой рукой, Бахман ринулся спасать своего бойца.

Шаг. Удар. Блок. Шаг. Блок. Удар. Два отшага. Удар. Блок и рипост. Шаг в сторону. Уворот. Удар. Смертельный танец Бахмана продолжался.

Удар. Опять в щит. Ружьё ушло в сторону и Карл резко отошёл назад. Самое время. Примитивный клинок дикаря хищно устремился прямо в живот ефрейтора. Но опыт и рефлексы спасли Карла в очередной раз.

Удар. Ещё удар. Зубы противника полетели назад. Дикарь на полсекунды расслабил руки и приопустил щит. Но Бахману этого оказалось достаточно. Штык вошёл поямо под рёбра, пробив лёгкое и оставив дикаря умирать в страшных муках. Тот, правда, в ответ постарался забрать еырейтора с собой.

Оставшись без оружия, Карл оказался беззащитен. Драгоценная секунда была потрачена на бесплодную попытку высвободить ружьё, и вот уже меч и дубина летят прямо в голову ефрейтора. Внезапный выстрел оборвал жизнь одного из нападающих, и Бахман тут же дёрнулся влево, стараясь уклониться от меча. Резкий удар, вспышка боли и Карл упал на колени. Оружия нет а правая рука болтается бесполезной культёй. Прямо над ним нависал дикарь, готовящийся добить обессилевшего ефрейтора.

Левая рука нащупала в кармане ефрейтора трубку. Старую отцовскую трубку, единственное напоминание о погибшей семье ефрейтора. В голове умирающего лихорадочно составлялся план. И вот, когда дикарь перехватил поудобнее рукоять и приготовился выдернуть меч, Карл резко ударил его лбом прямо в лицо. В этот же момент его левая рука вылетела из кармана с трубкой в руке в надежде пробить ему горло под кадыком...

Карл никогда не ставил рекордов. Он не был самым сильным, самым красивым или самым умным. До его службы он вообще ничем не выделялся. Да и в армии ничего толком не изменилось. Он так и не побеждал ни в стрельбе, ни в рукопашных тренировках. Длинные переходы ему давались особенно тяжело. Но в бою всё менялось.

Когда противник появлялся на горизонте, многие "чемпионы" Пятого гренадёрского впадали в ступор. Руки начинали дрожать, пока они заряжали ружья. Ноги слабели во время штыковой. В их глазах читался ужас. Ужас и непонимание. Ведь их не учили убивать. Стрелять, бегать, бить штыком. Но не убивать. В бою они терялись. Забывали учения и не слушали приказов. И поэтому многие из них не выживали. Карл не входил в их число.

Бахман пережил многих в этой жизни. Родных, погибших во время разорения их деревни. Других беспризорников, имевших неосторожность украсть не в то время или не у тех людей. Сослуживцев, пришедших в армию за деньгами или славой. Офицеров, отдающих самоубийственные приказы ради собственного престижа.
И этих дикарей он тоже переживёт.

Рефлексы не подвели его и на этот раз. Пуля только вылетела из ружья, а ефрейтор уже рванул с места в штыковую, будто пытаясь её обогнать. Первый дикарь только начал падать, ещё не понимая, что он уже умер, а Карл краем глаза отметив попадания слева и справа уже выбрал следующую цель. Дикарь был силён. Ярость распирала его. Он бежал вперёд, замахнувшись топором сверху в стремлении одним ударом проломить ефрейтору череп. Глупая ошибка, стоившая ему жизни. Уверенным движением Карл отвёл топор и, плавным движением довершив круг, вогнал штык ровно под грудную клетку.

Добив противника, Карл огляделся. Победа была уже близко. В живых осталось лишь два дикаря, один из которых бежал прямо на Бахмана, а второй... Второй, похоже, добивал Шнайдера. Времени размышлять не было.

- Кройце, твой слева! - Ефрейтор даже не повернул головы. Старый гренадёр его ни разу не подводил, но он был слишком далеко от Шнайдера. Оставив Хайнца наедине со своим первым трупом, а Кройце с очередным противником, Бахман рванул на помощь своему товарищу.

Бахман уставился на труп. Несколько минут он просто смотрел на мёртвое тело своего бывшего сослуживца, которого он никогда не знал. Он, конечно, видел немало мертвецов за свою жизнь. На войне без этого никак. Он видел поля битвы, усеянными, словно опавшей листвой, мёртвыми телами. Он хоронил своих друзей, которым не посчастливилось избежать вражеской пули. Он видел, как рядом умирают сослуживцы, и как противник умирает на конце его штыка. Он видел разную смерть. И в разное её время. Но такую смерть ефрейтор раньше не видел.

Батареи были, безусловно, безопасным местом. Фронт далеко, позиция врагу совершенно не нужная. Но это не значит, что на батареях никто не умирал. Редкость, конечно, но порой, бывало, подскользнётся солдат и расшибёт себе голову. Или в драке кто-нибудь случайно пробъет голову. Или не случайно достанет заточку...

Но сейчас всё было не совсем обычно. Точнее совсем необычно. В свете фиолетовой Луны труп казался призраком. Призраком прошедших спокойных лет на батарее...

Первым делом, получив ружьё, Карл проверил ход курка. Вскинув ружьё и взведя курок, ефрейтор нажал на спусковой крючок. Положенной искры не было. Бахман повторил свои манипуляции ещё четыре раза. Искра была в трёх случаях из пяти.

- Господин штабс-капитан, на этом ружье сбит курок. Прошу заменить. - С этими словами он протянул ружьё интенданту.

Карл хорошо помнил тот случай во время осады крепости Сент-Китс. Тогда это чуть не стоило ему жизни. Поэтому с тех пор он всегда проверял своё оружие.

Привычная тяжесть винтовки на плече успокаивала нервы ефрейтора. Ничего, думал он, всё будет в порядке. В конце концов он, ефрейтор Карл Бахман, ветеран второй западной войны, герой битвы при Нортберге, переживал и не такое.

Но почему же тогда на душе было так неспокойно...

А Карл Бахман в этот момент докуривал трубку, наблюдая за бесчисленной партией в Домино. Солдатскую тумбочку, за которой шла партия, окутывал табачный дым, создаваемый сразу двумя наблюдателями и одним из участников. Дым перебивал запах пота и вони, из-за него у окружающих першило в горле и слезились глаза, но выгонять курящих на мороз всё равно никто не стремился. Проветривать казарму тоже. Дураков здесь не водилось, а несогласных быстро посылали в другой конец казармы, негласно признанный некурящей.

Внезапная тревога застала Карла на вдохе, отчего тот поперхнулся и выронил трубку. Солдатские рефлексы сработали безотказно, и уже через мгновение ефрейтор продублировал приказ, сам ещё до конца не осознавая произошедшее. Отметив, что весь взвод тут же подорвался и начал собираться, Карл нагнулся за упавшей трубкой. Подняв её, он тут же бросился к своей тумбочке.

Надевая мундир, Карл вспоминал случай на войне, произошедший с ним, когда тот был ещё рядовым. Ситуация была один в один. Война тогда шла на западной границе, был февраль месяц. Пятый гренадёрский полк стоял лагерем в шести милях от фронта. Метель отрезала их полк от внешнего мира на два дня. Несмотря на холод, солдаты были в хорошем расположении духа. Война шла к завершению, их родина одерживала победу за победой, противник ушёл в глухую оборону. Пятый гренадёрский вот уже два месяца не вступал в бои, и ходили слухи, что скоро их вернут домой. И вот, за полчаса до отбоя, когда уже даже погода сжалилась и метель стихла, дали тревогу. Спустя всего минуту с двух сторон послышались выстрелы. Противник неизвестным образом подошёл прямо к лагерю, тихо снял посты, построился в линии и открыл огонь по лагерю, медленно двигаясь вперёд. Под обстрелом противника было сложно найти своё ружьё, о том, чтобы создать боевой порядок и контратаковать и речи не было. Тогда из лагеря выбрались меньше трети полка...

Надев мундир первым, Карл решил выяснить, кто и почему дал сигнал тревоги. Высмотреть определённого человека в этой мешанине тел было нелёгкой задачей, даже с учётом того, что этот солдат должен был выделяться как минимум внешним видом человека, только что пришедшего с мороза. Казарма превратилась в всполошённый муравейник, в который любопытный мальчишка сунул палочку. Та же суета и хаотичные перемещения лишь усиливали сходство. Правда муравьи при этом не матерятся...

Пока Бахман искал дозорного, в его голове роились самые разные мысли. "Почему дали тревогу? Неужели на нас напали? Но как корабль подошёл незамеченным? И почему по тревоге подняли только первый взвод?" Но вот он наконец заметил фигуру, ещё заметённую снегом, и в два рывка оказался рядом. Карл схватил его за плечи и развернул к себе лицом. В голове тут же промелькнуло имя. Одо. Одо Герцен. В тесноте батареи Бахман знал в лицо и по имени практически всех пальмирцев, остающихся зимовать.

- Рядовой Герцен, что, чёрт возми, произошло?! Кто дал приказ тревоги? Отвечай!

Бахман смотрел, как гренадёры шагали вперёд. Его гренадёры. Его товарищи. Кройце и Хайнц вызвались плыть на четвёртую батарею. Сразу после Хайнца Румен сделал два шага вперёд. Это хорошо. Лучшие гренадёры первого взвода. Ответственные, исполнительные, инициативные. Профессионалы. В такие моменты ефрейтора пробирала гордость за Пальмиру. Его родину. Родину таких славных мужей.
В череде этих мыслей Карл чуть не забыл о своей задаче.
- Ефрейтор Карл Бахман готов возглавить добровольный отряд! - С этими словами он сделал шаг вперёд.

Мороз пробирал до костей. Не спасала ни тёплая шинель, ни товарищи под боком. Мороз и гнетущее чувство неизвестности прекрасно выполняли свою грязную работу. И от мысли, что это лишь начало долгой бессонной ночи, становилось лишь хуже. А в абсолютной тишине, которую не решался нарушать даже внезапно стихнувший ветер, ничего не оставалось кроме размышлений о своей незавидной участи

Как только Бахман увидел Людвига фон Вартенбурга, он отдал команду.

- Равнение на офицера! - Немного сипловатый от мороза голос прозвучал крайне неестественно в этой тягучей, нарушаемой лишь редкими и тихими завываниями ветра, тишине.

- Взод, смир-на!

Оглядев строй и убедившись в исполнении команды, Карл повернулся к офицерам. Отчеканив положенные три шага вдоль строя и ещё три к офицерам, ефрейтор вытянулся по стойке смирно, отдал честь и громко, чуть не переходя на крик, доложил:

- Господин секунд-майор, докладывает ефрейтор Бахман. Первый взвод по боевой тревоге построен в полном составе.