Голосование за ходы

После исключения из Университета Ил-Алука Аларик более никогда не возвращался в окрестности столицы, решив для себя, что его слава величайшего ученого и чародея - когда он ее обретет - должна докатиться туда, прийти с людской молвой, со слухами и повествованиями об Аларике Великом, Познавшем Таинства Туманов. Тогда те бездари и профаны, которые мнят себя профессорами и учеными мужами, будут кусать локти от отчаяния - не углядели, упустили, не признали, когда был шанс, сей диамант и сокровище гения людского. Пусть, будет и на то время, обязательно будет. Пока же, как считал Аларик, все силы и всего себя нужно посвящать опытам и изысканиям; для этого он странствовал по всему Даркону, останавливаясь то здесь, то там, большую часть времени проводя на побережье Моря Печали, путешествуя от селения к селению, от города к городу, изучая природу сверхъестественного и пытаясь заглянуть в самую суть Туманов. В конце концов молодой ученый осел в Неблусе, где год назад - или около того - судьба и свела его с Джонатаном.

Джонатан был путешественником и естествоиспытателем - эти занятия мэтра Брюса импонировали Аларику, поскольку тот и сам мнил себя таковым. Они повстречались однажды вечером в городском порту, где Джонатан делал зарисовки массивных кораблей, пришвартованных к освещенному масляными фонарями причалу, а Аларик изучал степень преломления звездного света в вечно изменяющейся и клубящейся стене Туманов на далеком горизонте, используя для этого подзорную трубу и секстант. Двое разговорились, заинтересованные занятиями друг друга, да сами не заметили, как наступило утро - Джонатан и Аларик просидели всю ночь за кувшином вина и мудреными разговорами в доме молодого ученого. Тепло поблагодарив друг друга за невероятно увлекательную беседу и тонны познавательных сведений, которыми оба интеллектуала обменялись за время своего общения, мэтр Брюс и Аларик из Даркона договорились поддерживать связь и спонтанную дружбу и впредь. Молодой человек всегда был рад получать редкие, но содержательные весточки от Джонатана с описанием новых мест и необычных событий, мест или людей, которых тот встречал на своем пути... Но вот уже несколько месяцев от мэтра Брюса не было ни слуху, ни духу. Тем тревожнее показалось Аларику содержание письма, доставленного в его дом в Неблусе одним седым холодным утром; всего несколько фраз, сообщение о таинственных преследователях и просьба о помощи. Решив, что свои исследования он сможет продолжать где бы то ни было, Аларик наспех собрался в путь и уже спустя час по получению письма от Джонатана покинул свой город.

Дорога до Леса Теней заняла несколько дней, проведенных в тревожных раздумьях. Аларик беспокоился и о том, о чем написал Джонатан, и о том, почему в качестве места встречи он избрал именно Криану, учитывая все то, что знал и Аларик, и, как он был уверен, сам Джонатан об этом прóклятом месте. Да и сама перспектива вновь вернуться в Сильва Умброза, пусть и в другую ее часть, бередила неспокойные и темные воспоминания.

Шесть свечей из сала мертвецов, смешанных с сажей - черных свечей. Между ними - линии, высыпанные железной пылью. Шесть сигилей - Печатей, скрепляющих Врата Ада, - начертанных меж линиями собственной кровью. Шесть предметов: череп для Мудрости, серп для Однозначности Исхода, горячее еще сердце, осыпанное пеплом, для Власти и Тщетности Желаний, золотое кольцо для Незыблемых Уз, зеркало для Истины и чаша, полная зубов и клыков, для Единства Природ. Шесть, шесть и шесть, пришло время для инкантации.

Concupitio mala, tu nequamquam dilige Ezram;
Daemona secteris, nec pete salvifcum;
Despicias, rogo te, Ezram: nec tempore toto
Conspice praesentem te fore judicio;
Veridicos preme, nec laudes, sed carpere gesta
Quaerito cujusvis, non tua respicias.
Dispereas male, ne quaeras tu coelica, verum
Crimine frangaris, ne fuge delicias.

К вам обращаюсь, Силы, что Вне - даруйте знания, ведущие к власти, даруйте власть, ведущую к свободе, даруйте свободу, ведущую к знаниям!

Провести кинжалом по раскрытой ладони, оросить сердце гексагона, ждать.

Бьется сердце, так громко - слышно, верно, и на другом конце Леса Теней. Огнем жжет рана на ладони. Сухо во рту, хочется пить. Нельзя, ждать, Они придут, Они всегда приходят, Они не игнорируют таких предложений и сделок. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Сердце, замолчи! Или это Они стучат в дверь?

Пытаясь избавиться от воспоминаний, Аларик встряхнул головой, от чего капюшон упал на плечи, а резкий порыв ледяного ветра влепил обжигающую пощечину. Вот и Криана, о которой он не раз читал, будучи студиозусом. Та местность, история которой стала решающим фактором, когда Аларик выбирал место для того, чтобы Заключить Сделку - раз уж такое стало возможным здесь, в Лесу Теней, то он как нельзя более подходит целям молодого амбициозного ученого, готового продать душу ради знаний и ответов, нахождение которых, как Аларик чувствовал, и является целью и смыслом его жизни.

В Криане Джонатана не оказалось, во всяком случае, местные жители не имели понятия, кто это и отчего он "стал внезапно нужен всем". О том, кто эти "все", Аларик понял, когда в домике на окраине деревни повстречал еще пятерых. Что ж, мэтр Брюс был выдающейся личностью, одним из немногих, кто мог уравняться по эрудированности и образованности с самим Алариком, поэтому не удивительно, что за время своих странствий он обзавелся преданными друзьями, готовыми на все, чтобы помочь Джонатану. Представившись "Алариком, ученым из Неблуса, что в Дарконе", молодой человек решил обождать здесь мэтра Брюса, как и "все" - утро вечера, как известно, мудренее.

Утром же "все" и Аларик получили записку от Джонатана. Прочистив горло, молодой человек прокомментировал содержание послания:

- Да... Вот ведь редкий пример того, как неординарная личность способна сплотить таких непохожих людей... кхм... и прочих представителей сообщества гуманоидных рас, - поправился Аларик, бросив быстрый взгляд на полуэльфа. - Я знаю мэтра Брюса чуть более года; однажды, во время своих странствий по землям Даркона, он гостил у меня, и после мы поддерживали общение посредством писем. Он - замечательный и уникальный человек, и я готов отправиться куда угодно, чтобы помочь ему, если он в беде.

Говоря это, Аларик судорожно пытался вспомнить, не встречал ли в том мириаде книг, которые прочел за свою недолгую - пока - жизнь, упоминание о "кинжалах будто из стекла" и людях, которые могут их применять.

Решив не тянуть со сборами и отправиться в путь незамедлительно, пятеро героев собрали свои вещи и отправились вслед за Дереком. Рингиль без труда обнаружил старую тропу, настолько протоптанную, что даже грязь и дождевая вода не смогли скрыть ее от глаз молодого человека - видимо, дровосеки проложили ее, отправляясь в этот лес за древесиной. Дождь постепенно затихал, и уже спустя четверть часа полностью прекратился, лишь время от времени срывавшиеся с листвы капли норовили юркнуть за шиворот, да еще слякотное чавканье, сопровождавшее каждый шаг, напоминало о том, что недавно прошел сильный ливень. Шаг, за ним еще, потом еще и еще, и вот уже от мерного ритма ходьбы кровь разнесла тепло по всему телу; постепенно уходила усталость, а промозглость последнего часа ночи перед рассветом казалась уже не такой неприятной, особенно при мысли о том, что через несколько часов они наконец доберутся до цивилизации, до человеческого поселения, где наверняка будет и тепло, и аромат потрескивающих в камине яблочных поленьев, и сытный завтрак - настоящая еда, а не походный сухой паек, состоявший из твердого сыра, морщинистых сладких яблок-малюток, полосок вяленого мяса и полужестких ячменных лепешек. Будут разговоры, будет ясность и будет понимание. А с ним, наверняка, и обретение полной памяти - никаких белых пятен, никаких несовпадений в воспоминаниях, никакого ощущения нереальности происходящего.

Погруженные в подобные мысли, наши герои сами не заметили, как вокруг постепенно начал клубиться туман; благодаря сырости, вызванной недавним дождем, уже спустя несколько минут по обе стороны от тропы, по которой вел за собой своих спутников Дерек, высились две стены молочно-сизой мглы, непроницаемой уже на расстоянии вытянутой руки. Однако тропа под ногами все еще четко проглядывалась, и Дерек уверенно вел остальных все дальше и дальше. Внезапно тропа резко свернула вправо, и за поворотом туман перекрыл весь путь полностью. Попросил своих спутников держаться максимально близко друг к другу и ступать шаг в шаг, рингиль осторожно двинулся дальше. Несколько десятков ярдов пути были пройдены без каких-либо происшествий, но потом...

Потом внезапный порыв ветра развеял туманное ничто вокруг, и к своему удивлению Дерек обнаружил, что он стоит по щиколотку в недавно выпавшем снегу. Вокруг - горы, покрытые снежными шапками, алыми от отблесков заходящего солнца. Морозный воздух в миг выдавил все тепло из тела, и все еще сырая одежда начала покрываться тонкой коркой наста. Прямо впереди, в трех сотнях ярдов от рингиля, высилась каменная стена сторожевого форта; не понимая, как такое могло произойти, Дерек узнал в этом сооружении форпост Поуиса на Перевале Стонов*. Именно здесь отряд, возглавляемый Ваэроном, встретился с Энной по прозвищу Белый Вереск; в недоумении оглянувшись вокруг, Дерек увидел, что Энны, замыкавшей колонну, не было, а за спиной у отряда была безбрежная бесконечность горного склона, по которому они поднимались до перевала. Остальные тоже озирались вокруг в недоумении и тоже обнаружили отсутствие пламенноволосой девы-воителя; узнали они и это место, ведь тут были совсем недавно; память снова затуманилась, голова закружилась, а к горлу подобралась тошнота из-за этих наслоений реальности на реальность, из-за непонимания, какие воспоминания были истинными, а какие - кошмарным бредом.

Потратив несколько минут на то, чтобы прийти в себя, наши герои решили все же добраться до форта, поскольку оставаться здесь, посреди снегов, на морозном ветру, в мокрой одежде было равноценно самоубийству. К вратам, ведущим во внутренний двор форта, четверка подошла уже когда почти стемнело; сейчас было четко заметно, что на самой вершине сторожевой башни оранжевыми отблесками пляшет сигнальное пламя - видимо, поданное обитателями форта в знак тревоги или с просьбой о помощи. Войдя внутрь и обыскав весь форт, состоявший из башни, высоких и широких стен, небольшой часовни и бараков для солдатского гарнизона, четверка путников не обнаружила ровным счетом никого и ничего, за исключением разве что громадной, в полтора ярда диаметром дыры прямо посреди внутреннего двора, словно вырытой неким гигантским кротом, пауком или сороконожкой, да еще письма, оставленного на широком столе, стоявшего посреди залы на нижнем этаже башни.

"Пишу вам, дабы оповестить о непростой ситуации, которая сложилась здесь, в Лох Нелта. Несколько моих людей бесследно исчезли, равно как и несколько жителей городка на берегу озера. Некоторые из солдат форта доложили о странных происшествиях в лесах долины, и сведения, которые они мне предоставили, наводнят на однозначные мысли о феондас. Осмотрев опушку леса, мы обнаружили несколько громадных нор - каждая в добрый ярд диаметром, и уверяю вас, подобного здесь никогда прежде не видывали. Впрочем, подобное, конечно же, можно списать и на злодейский промысел мародеров и грабителей, которые промышляют в окрестностях перевала уже несколько месяцев к ряду, и с которыми мы все еще безуспешно пытаемся справиться. Еще один патруль доложил о каких-то огнях и шумах, доносящихся из заброшенного замка, некогда служившего Башне исследовательской лабораторией; недостаток персонала, о котором я вам неединожды сообщал, не позволяет мне разбрасываться людьми и пока что не позволил дать приказ исследовать руины. Настоятельно прошу вас прислать подкрепление для того, чтобы я смог отправить достаточно людей исследовать развалины замка (ведь именно там могли свить гнездо преступники, а может, и того хуже - чудовища), не ослабляя при этом оборонительную силу нашего форпоста.

С нетерпением буду ждать ответа.

Искренне Ваш,

Харальд Торр"

Вот и все; ни людей, ни собак, ничего живого; ни оружия, ни крови или следов битвы - ничего, что могло бы помочь понять, что здесь произошло. Оставалось еще одно неисследованное место - часовня, и в нее напоследок и направилась четверка путников; небо совсем уже почернело, и в опустившейся на форпост темноте четко выделялась полоска света, пробивавшаяся сквозь приоткрытую дверь часовни. Осторожно войдя внутрь, четверка обнаружила... Энну. Воительница - сухая, словно и не попадала с остальными четверыми под дождь, - склонилась над телом солдата в униформе Поуисской гвардии, и с выражением тихой печали опустила веки. Подойдя ближе, четверо героев увидели, что воин скончался от ужасных рваных ран на груди и левом бедре; они были кое-как перевязаны, но повреждения все равно были слишком серьезными и проглядывали даже через бинты - казалось, кто-то (или что-то) просто пережевало бедолагу и выплюнуло обратно.



Энна не узнала остальных четверых, словно видела их впервые; она напрочь отказывалась верить в то, что они знакомы и что уже день-другой как странствуют вместе. Девушка рассказала четверым, что ее странствия завели ее в эту отдаленную часть Поуиса; не желая продолжать путь дальше на север, где все равно не пройти из-за стены, отделявшей цивилизованные земли от земель анваров-дикарей, она свернула на восток. Вечерние сумерки застали Энну на перевале, и девушка решила попросить о ночлеге в этой крепости; однако тут она обнаружила то же самое, что и остальные - собственно, здесь она оказалась всего каких-то полчаса назад. В часовне она нашла умирающего солдата, но все ее попытки спасти бедолагу не увенчались успехом; тот так и не пришел в сознание, посему судьба этого форпоста осталась для Энны неизвестной. Как, впрочем, и для всех остальных.

Не зная, что делать дальше, пятеро продолжали стоять в недоумении, не замечая, как сквозь открытую дверь внутрь часовни постепенно, но неумолимо начали проникать потоки густого тумана. Несколько мгновений - и они заполонили все, и снова ни зги не было видно в этом белесом, словно саван мертвеца, ничто. Сделав один неуверенный шаг вперед, потом еще один, все - и Дерек, и Гвендолен, и Ульвар, и Стефан, и Энна - внезапно услышали пронзительный крик сокола где-то вверху; звук был такой, словно они стояли не посреди небольшой часовенки, но где-то на открытом пространстве, и не каменная кладка купола была над ними, но безбрежность небес.

Еще несколько шагов, и вот туман словно расступился; в полумраке рассветного часа Дерек и его спутники увидели, что стоят на опушке леса. Что нет ни снега, ни форпоста на перевале, ни мертвого солдата, но есть огромная чаша горной долины, на самом дне которой тускло мерцает озеро Лох Нелта; изумрудные полоски леса спускались к глади озера, а на просторной открытой местности, которая пологим склоном уходила вниз к озеру, на самом его берегу, раскинулось поселение.

Дерек огляделся вокруг и не увидел вообще никаких признаков того, что здесь был кто-то кроме его и его четверых спутников; ни следа его наставника и друга, словно и не было его здесь, но парень четко помнил тот момент, когда седовласый рингиль сказал: "Хорошее место для ночлега, давайте разобьем лагерь здесь... До Лох Нелта - около пяти миль, проснувшись на рассвете доберемся за каких-то пару часов максимум. Я постою на первой страже..." - но сколько бы ни силился молодой человек вспомнить, что было дальше, воспоминания не приходили, зато накатила дикая головная боль, как от знатного похмелья, когда сначала пьешь достойный вересковый мед эттиров, запиваешь это "агатовым бренди", как называли сиды свой традиционный напиток буро-черного цвета, с тонким цветочным ароматом и убойной силой, а потом шлифуешь все золотистым и игристым вином поднебесных альвов.

Небеса начинали понемногу сереть, и сделав поправку на свинцовые тучи, затянувшие весь небосвод, а также прислушавшись к своим внутренним часам, Дерек смог определить, что нынче как раз тот самый рассвет, на котором его учитель и предполагал выдвинуться в сторону Лох Нелта.

Ульвар тем временем заглянул в свою дорожную сумку и нашел там те самые находки - два клочка бумаги, которые, как он помнил, он и его четверо спутников обнаружили в давно покинутом и безжизненном разрушенном замке:

Услышав вопросы героев, Лорелея печально вдохнула, и с ее вздохом со старой ивы посыпался дождь золотых листьев.

- Я расскажу вам все, но прежде прошу не судить строго, если то, что я вам поведаю, покажется вам... не совсем правильным. Я - гамадриада, дух этой части леса, защищать эту реку, это древо, все, что растет и живет здесь - мой долг, впечатанный в мою кровь и душу, понимаете? Это как дышать, как сердцу биться - я не могу заставить себя не делать этого. Это - мой - долг.

Гамадриада присела на одну из кочек, окаймлявших берег пересохшей реки и с тоской посмотрела на мутную жижу, в которую превратился мощный некогда потом, потом продолжила свою речь:

- Примерно луну назад я ощутила, как некое зло... темные силы устроили логово там, вверх по течению, и уже на следующий день уровень воды в реке начал опускаться, река начала мельчать. Птицы поведали мне, что некие чудовища, доселе невиданные здесь, перекрыли речной поток, устроив запруду там, - Лорелея слабо махнула на запад, туда, откуда текла река, - там, где обитает моя сестра Сорелея, с которой я утратила связь в тот же миг, как и ощутила присутствие тьмы на территории Ежевичного леса. Мне не составило труда очаровать группу младших феондов, которых вы, люди, зовете "гоблинами" - мерзкие и тупые твари, обитающие в подземных пещерах на самом севере моих владений, продукт неудачных экспериментов Илтани во времена Пепельных войн - им нужно было пушечное мясо, бестолковое, агрессивное и плодящееся в огромных количествах. Немногие из их рода пережили войны, и обычно нынче таятся в сырости пещер и тьме подземелий, страшась света и жителей Дайарена. Я приказала им отправиться вверх по течению, чтобы узнать, что случилось с Сорелеей и расчистить запруду, чтобы освободить течение реки, но они так и не вернулись. Травы нашептали мне, что все они погибли, не выстояв в сражении с теми феондами, что поселились выше по течению. С каждым днем я чувствовала, как увядает моя Древо-Мать, а с нею и мои силы; даже сейчас я ощущаю, как жизнь постепенно, но неумолимо покидает наши с нею тела. Когда мы умрем - а случится это не позднее, чем через пару дней, как я чувствую, - с нами умрет и эта часть леса. И кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем та тьма, которая это все начала, захватит весь Ежевичный лес? Сколько лун минет прежде, чем этот лес станет лишь воспоминанием, равно как и все, что жило - живет пока что - в нем? Тяжелые времена требуют тяжелых решений, и я осознала, что мне нужно принять такое решение. Мне нужны более сильные и умные воины; для этого я отправила еще одну группу гоблинов к селению - Колючая Лощина, ведь так вы именуете ее? Приказав потревожить тамошних жителей, не причиняя особого вреда, но доставляя неудобства, так, чтобы горожане отправили отряд воинов разобраться с мелкой неприятностью в виде гоблинов... Клянусь, я хотела лишь этого! Но лесные жители сообщили мне, что инициативу у гоблинов переняли те феонды, что устроили запруду - каким-то образом они выследили гоблинов, которые привели их к селениям мирных жителей, и там эти темные твари устроили кровавую резню... Как я плакала, сожалея о своем решении, ведь совсем не так все должно было обернуться, совсем не так! Никто не должен был погибнуть... за исключением этих мелких зеленокожих тварей, гоблинов, но кто бы оплакивал смерть того, что неестественно по своей природе и что было создано Врагами Жизни лишь для того, чтобы сеять смерть и разрушения? Но горожане все-таки отправили отряд, который дошел досюда... И я посчитала, что в том пресветлые духи посылают мне знамение: нужно продолжать действовать по плану. Я зачаровала весь отряд и попросила их разобраться с тем, что таится вверху по течению; Мелина - капитан воинов - настояла, чтобы эти люди, - Лорелея указала на тех, с кем еще минуту назад сражались шестеро героев, - остались защищать меня. Это было... вчера? Позавчера? Я не могу вспомнить... Слабость и близость смерти туманят мое сознание и ощущение времени... - снова горький вздох, и снова золотой листопад со старой ивы. - Я не вправе просить вас о помощи, но все же у меня нет иного выхода. Молю вас: помогите! Мне, Мелине, ее людям, зверью и птицам, растениям, которые живут тут - всему живому. Отправьтесь вверх по течению и истребите то зло, что возникло невесть откуда здесь, и с тех пор сеет смерть и горе...

С благословением жреца Каунанео метнул топорик в настороженно всматривавшегося в просвет между деревьями и кустами разбойника; тот подозревал что-то неладное, и его подозрения оправдались целиком и полностью, о чем свидетельствовал застрявшее в его груди - чуть выше сердца - метательное оружие голиафа. Мужчина в жреческом балахоне пронзительно заверещал от боли; его сотоварищи, до тех пор смотревшие на разбойника с недоверием и брезгливостью, одновременно и поморщились от визга, и нахмурились, поняв, что их компаньон все же был прав.

Не оплошал своей атакой и Том - отступив на несколько футов назад, следопыт прицелился в одного из полуэльфов - в того, который был мужеского полу - и выстрелил, показав чудеса меткости и убойности своего выстрела: белокурый полуэльф с правильными, даже в чем-то благородными чертами лица схлопотал стрелу прямо в сердце и, даже не издав ни единого звука, тяжело рухнул в траву, которой поросла поляна.

Двое его сотоварищей, стоявших подле него с мечами наготове, также прилегли рядом, правда, не смерть тому была виной, но чародейство молодого Элри - двое разбойников сладко спали, к вящему удивлению и негодованию своих приятелей.

На сей раз хмурой гримасы госпожи удачи удостоились Тэворин и - снова - Рагна. Их выпады в сторону отродья последнее избегло, словно играясь, уклоняясь то в одну сторону, то в другую. А вот ранение Изабелле, видимо, пошло лишь на пользу - подстегиваемая злостью и болью красотка чуть ли не стала роковой для того, кто еще секунды назад был герцогом Адрианом - ее кнут оставил глубокий кровоточащий шрам на лице чудища (если это все еще можно было называть "лицом"), и растерянностью монстра, который, видимо, не ожидал, что можно доставить столько боли и вреда обычным, казалось бы, кнутом, воспользовался Тордек, пылавший праведным гневом и переполненный божественной благодати. Удар моргенштерном не просто смял доспехи, но и сломал несколько ребер твари, о чем свидетельствовал специфический хруст, который был слышен всем, кто стоял подле; словно этого было мало, навершие моргенштерна, соприкоснувшись с телом отродья, внезапно вспыхнуло ярким, ослепительным светом, и воздух наполнился также ароматом паленой плоти. Действо завершил Вильмор; его шпага и кинжал, казалось, не предназначены были для того, чтобы использовать их как средство оглушения, но юркому и ловкому амнцу удалось, покружив перед чудовищем, найти его уязвимые точки - точнее, предположить, что те являются оными, ведь еще менее минуты назад это нечто было обычным человеком, герцогом Адрианом. Раз, два! И вот отродье пошатнулось.

Как только это произошло, чудовище, которое по предположению Вильмора должно было потерять сознание и рухнуть на помост, как и его предшественник, внезапно начало раздуваться, словно бычий пузырь, в который мехами загоняют воздух. Мгновение, другое - и отродье лопнуло, окатив всех стоящих на помосте облаком из мириадов капелек крови; кровь была повсюду - на лице, на одежде, на волосах и даже в ноздрях, отчего все герои ощутили специфический металлический аромат свежей крови, а на губах своих почувствовали солоноватый привкус. Взрыв был настолько мощным, что стоило больших усилий удержаться на ногах и не упасть; когда взрывная волна кольцом разошлась по рыночной площади, на помосте остались лишь шестеро героев и три тела неизвестных разбойников, влажные от крови - своей и второго отродья.

Крики на площади начали постепенно стихать, уступая место шуму разговоров, громких и эмоциональных. Еще несколько отрядов Стражи появились на Шири, и злодеи, вероломно убивавшие мирных жителей на рыночной площади, были убиты или схвачены солдатами Стражи; злодеи, обстреливавшие стражников и горожан с крыш домов, окружавших Ширь, вероятно, сбежали, увидев, что они утратили контроль над ситуацией и то, что они замыслили - что бы это ни было - не удалось. Их план провалился, хотя как знать: если их единственной целью было убить благородного герцога, то это удалось даже более чем успешно...

События разворачивались с невообразимой скоростью. Сначала человек-из-огня, причем не один, потом эти метатели-камней, потом всякие нечистые твари вроде многоголовых собак и, наконец, орки. От вида последних - может, и не они это были вовсе, но даже малейшего сходства нападавших на солдат армии с теми, кого Лагирра ненавидела всем естеством своим, было достаточно, чтобы девушка ощутила, как разум темнеет, уступая место жгучей ярости и ненависти к тем, кто уничтожил ее семью и разрушил ее жизнь. Однако долг был для рашеми превыше всего, и сейчас перед нею и ее спутниками стояла иная задача - защитить короля, исполнив приказ принца, вероятно, последний его приказ в жизни. И хотя Аларн не походил на ее идеал военоначальника, Лагирра была верна традициям своего народа: приказы не обсуждаются, к тому же поступки молодого вельможи, которые он совершил за последние несколько минут, полностью перечеркивают невнятный и даже отчасти жалкий образ, который Лагирра держала в закромах памяти под названием "Аларн, принц импильтурский". Он показал, что может быть настоящим мужчиной, отважным, готовым на самопожертвование и ставящим превыше всего порядок и традицию - короля нужно защитить, и именно этому Лагирра собралась посвятить всю себя - здесь и сейчас.

- Если боги будут милостивы к его высочеству, он выживет. Если нет - то ни я, ни сотни таких, как мы, не помогут ему миновать своей участи. Вы оказали принцу первую помощь, но все вы слышали его приказ; не думаю, что на войне - а теперь у меня нет сомнений в том, что это все-таки она, и король, вероятно, был прав, предчувствуя необходимость такого войска, - нужно следовать приказам, нравятся они вам или нет, сэр Дарвин. Ибо система и порядок - вот то, что способно противостоять хаосу и беззаконию, особенно в такие моменты, когда одной оплошности, одному недочету возможно переломить весь ход истории. Так гласит наша народная мудрость, тому учит наша культура и традиции. И я отправлюсь защищать короля, а о принце Аларне - я помолюсь.

Пусть эти земли и слишком далеки от моей родины, от Рашемена, но что-то в происходящем напоминает мне мой родной край весьма сильно. Наши Wychlaran, наши Ведьмы Рашемена, ткут паутины заклятий, вплетая в нее и потоки пламени, и силы земли, и мощь воды, и неуловимость ветра. Что-то напоминает мне их стиль "работы", хотя Вичларан всегда стоят на стороне добра и закона, а эти, - Лагирра окинула рукой охваченное пламенем и исполненное криков поле битвы, которое еще несколько минут назад было тихим и мирным лагерем, разбитым на ночевку, - эти... чародеи используют Плетение, чтобы нести смерть, разрушения и хаос. Я не буду стоять в стороне, пусть и совершая достойное дело - защищая его высочество, я хочу биться в самом сердце этого безумия, вырвать его и сжать, раздавив, выдавив всю его силу до последней капли. Потому что это - нечестно и неправильно. Я сказала.

Увидев четырех незнакомцев, рашеми насторожилась точно так же, как и ее спутники, и одним движением снова выхватила свои клинки.

От прикосновения к металлическому стержню посоха Стефана обожгло, словно он опустил руку в раствор "царской водки" - смеси кислот, которые алхимики и ювелиры используют для растворения металлов, однако резкая боль прошла буквально в следующее мгновение, хотя Стефан и знал, что стоит ему схватиться за посох второй рукой, как жгучий яд начнет отравлять его тело. Услышав звуки, исторгшиеся из уст темноволосого молодого человека, насекомые и пауки, заполонившие этот зал, на мгновение опешили, но довольно быстро пришли в себя и, больше не обращая на усилия Стефана привлечь внимание, напугать или заставить прекратить атаковать, чудовищные твари продолжили исполнять некую злобную волю того, кто заставлял этих монстров атаковать наших героев. Не произвел впечатления на гигантских беспозвоночных и трюк, который применил Дерек - казалось, что на птичий клекот, заполонивший, помимо иных звуков, этот просторный зал, противники наших героев не реагируют вообще никак. Возможно, они никогда не выбирались на поверхность земли и не сталкивались с птицами, или же таким крупным представителям царства шестиногих и восьминогих яростный крик хищной птицы, которую они могли бы уничтожить движением всего одной из своих многочисленных лап, не представлялся чем-то серьезным и опасным.

Ульвар исторг громкий звонкий звук из панциря паука, которого со всей силы ударил древком своей глефы после того, как не смог ранить восьмилапое чудовище ее лезвием - увертливость паука сыграла дурную шутку с ним самим, ведь отпрыгнув в сторону от лезвия, он оказался как раз в том самом месте, в котором северянин и хотел, чтобы он был. Рядом с ним Энна залечивала повреждения, полученные от разъедающей и невероятно зловонной жидкости, которое многоногое и явно не естественного происхождения насекомое изрыгнуло на нее; раны девушки на глазах начали затягиваться, а окровавленная и почти превратившаяся в бурую жидкость плоть и кожа - снова возвращать себе свои первоначальные формы и состояние. Альве тем временем обожгла очередную тварь, заставив нескольких из них в страхе застрекотать - Стефан понял их примитивную речь и перевел для себя как "Огонь! Больно! Смерть! Бежать!", и, вероятнее всего, подобное проявление мастерства Гвендолен в обращении со стихией огня, управляемой потоками безликой, но всепроницающей энергии созидания и разрушения, принесло бы некие весомые результаты, если бы не старец-друид, который, услышав призыв альве к действию, не начал действовать.

Старик, хоть и кряхтя, но довольно резво взобрался на каменный постамент с мерцающим голубоватым сиянием руническим кругом и, выхватив из поясных ножен серебристый серп, полоснул себя по раскрытой ладони. Казавшиеся черными в призрачном свете капли крови, словно капли летнего дождя, застучали по каменной поверхности этого сооружения, когда друид начал читать свою молитву. "A elfyntodd dwyer sindoyn duw. Cerrig yr fferllurig nwyn. Os syriaeth ech saffaer tu. Fewr echlyn mor necrombor llun" - голос старца был мощным и зычным, а уверенность, переполнявшая его слова, эхом отражалась от каменных стен зала, а лицо его преисполнилось некой мрачной решимости и темного гнева, а также - казалось - глубокой боли, сострадания и сожаления, хотя вся эта палитра эмоций сложно сочеталась. Первые капли упали на гладкий камень, но лишь соприкоснувшись с ним, начали двигаться весьма необычно - словно обрели душу и превратились в миниатюрных кроваво-алых змеек; каждая такая змея устремилась к ближайшей руне на постаменте, и уже спустя пару ударов сердца и добрую чашу крови, излившуюся из глубоко рассеченной - почти отсеченной - ладони старика, практически весь рунический круговой узор был заполнен кровью.

- Тебе никогда не совладать со мной и с силой Природы! - внезапно тихо сказал друид, но его голос услышали все, кто был в этом зале. - И при жизни ты был занозой, но после смерти ты стал чем-то еще худшим; ты не стал исправлять вред и зло, которое ты причинил этой земле и этим людям, ты зациклился на идее мести и возмездия. Тем самым ты доказал, что я был прав, что мое первое впечатление и те слова, что окружающие нас леса и само Озеро нашептывали мне, когда ты строит тут свое паучье гнездо, были истинными. Я ведь верил тебе, ведь ты - моя кровь. Увы. Я не сожалел ни тогда, ни сожалею ныне. ТЫ. ДОЛЖЕН. УЙТИ. ПРООООООЧЬ!!!!

То ли кровь, покрывшая руны, тому была виной, то ли чары друида, то ли причиной произошедшему было нечто другое, но голубоватый, словно от полнолуния, свет, заполонявший до сих пор зал и освещавший его, постепенно становился розоватым, потом стал насыщенно алым, и в конце концов все помещение заливал багряный, цвета засохшей крови свет. Вибрация, сначала едва ощущаемая, с каждым ударом сердца становилась все явственнее; пятеро едва удерживались на ногах. Обломки каменных плит и щебень, входивший в состав скрепляющего цемента, посыпались с потолка на каменный пол, словно спелые ягоды с вишневого дерева, на которое обрушился яростный порыв предгрозового ветра. Один из камней больно ударил альве в плечо, другой - покрупнее - обрушился на голову Стефана, заставив темноволосого юношу потерять сознание и упасть на холодные плиты. Многоножек и пауков охватила паника, и монструозные создания в спешке попытались покинуть рушащееся строение; один из пауков подмял под себя Энну, сведя на нет все ее попытки самоисцелиться - огненноволосая дева, когда Ульвар увидел ее после того, как громадное брюхо восьмилапой твари было уже почти в проходе коридора, лежала без сознания на каменном полу.

- Не забывайте - часовня!!! Часовня на горном перевале, Перевале Стонов - там сокрыты ответы!!! Не забывайте об этом!!! - прокричал, пытаясь перекрыть грохот рушащегося здания, старец. - Не забывайте ничего!!! Он - о, да, он знает толк в том, как затуманить мозги!!!

Это было последнее, что слышали Ульвар и его подопечная, Гвендолен, прежде чем весь зал внезапно заполонил свет такой яркий, что в одно мгновение высушил слизистые глаз эттира и альве, во второе мгновение - превратил их кожу в пепел, а плоть - в шипящие угли, прежде чем всех и все поглотила безграничная и беспросветная тьма.

* * *

Громкий, оглушающий крик, хрустальный голос, разбиваемый на мириады осколков тяжелым молотом боли и ужаса.

Все пятеро встрепенулись и вмиг проснулись; четверо от крика, пятая - задохнувшись им. Вокруг была тьма и вода. Когда глаза попривыкли к темноте, четверо огляделись вокруг, а пятая, которая видела во тьме так же, как четверо на свету - просто спрятала лицо в своих ладонях, не в силах совладать с дрожью. Дрожала не только альве, но и все остальные - вокруг с невидимых в темноте и сквозь густые кроны вековечных деревьев небес низвергались потоки холодного ливня, превратившие окружающую землю в топкое и грязное болото. Вот - сумки из промасленного холста и кожи, но все равно не избежавшие участи, которой подверглись все пятеро - мокрые, как утопшие щенята, а вон - черное месиво, в которое превратился костер.

Дождь не утихал, и пусть теперь, когда все проснулись и кровообращение вновь стано активным, было невероятно холодно.

- Ой, - только и смогла тихонько сказать Арштат, когда увидела возникшего из пустоты призрака, который, судя по всему, вряд ли считал себя таковым. Ей казалось, что она читала о подобном, но, видимо, читала давно и невнимательно, раз до сего момента была уверена, что уж если душа осталась привязана к месту своей смерти или к своим останкам, то ее непременно можно разглядеть. Что ж, это все усложняло - если они невзначай прогневят этого чудаковатого не-живого ученого, и он станет невидимым, устоять против его гнева будет совершенно непросто. Колдунья искренне надеялась, что то, что произошло с несчастной влюбленной парой на ступенях, ведущих сюда, никоим образом не связано с этим призраком, ведь даже при своей не-жизни и не-обычности, старик произвел на Арштат довольно приятное впечатление, чем-то напомнив ей одного из своих учителей в Гильдии картографов. Сверкнув белозубой улыбкой, девушка обратилась к призраку:

- Почтеннейший, мы с удовольствием поможем, но мой спутник прав - если мы будем обращаться к вашему помощнику по-имени, это сможет наладить более доверительный контакт. И еще я лично была бы вам невероятно благодарна, если бы вы подсказали мне, как нам обращаться к вам - негоже к достойному и образованному мужу адресовать безликие прилагательные. Знаете ли, я - выпускница Гильдии картографов и летописцев, и занимаюсь написанием своей первой книги; это будет повествование о моих странствиях, странах, которые я мечтаю и планирую посетить, удивительных чудесах, которые мне наверняка посчастливится повстречать на своем пути, а также о выдающихся и замечательных людях, с которыми меня сведет судьба; увы, мое странствие лишь началось недавно, и фактологического материала у меня пока совсем мало. Не окажете ли мне часть и не поведаете о себе, и об этой вашей "лаборатории" - уверена, это наверняка некое чудо, подтверждающее блистательность вашего ума и ваш несравненный талант (я такое вижу сразу в людях, уж поверьте!), ну и о принцессе тоже - никогда не встречала живых принцесс, честно! Было бы так чудесно начать мою первую главу "Хроники Арштат" - так меня зовут, мэтр, с повествования о вас и вашей работе!

И закружилось, и завертелось. Толпа безумствовала, выкрикивая и "Переворот!", и "Герцога Адриана атакуют!", и просто "Спасите! Помогите"", словно угроза была нацелена на каждого отдельно взятого горожанина или гостя Врат Балдура, а не на Абделя Адриана. Солдаты Стражи ругались отборнейше, словно и не выходцами Вышнего Града они были, а происходили родом из как минимум портовых районов Нижнего, а то и вовсе Внешнего - из-за людей, толкавшихся, бегущих и прочь от помоста, обуянные страхом, и к нему, влекомые любопытством и желанием стать свидетелем зрелища, которое наверняка будет передаваться из уст в уста еще не одно поколение, не могли добраться до помоста быстро и оперативно, так, как им должно было сделать это по долгу службы. Хаос и неопределенность переполнили рыночную площадь Шири, выплеснувшись на близлежащие улицы, и уже скоро пронзительный плач серебряных свистков патрульных Стражи начали доноситься изо всех уголков Вышнего Града, привнося еще большую неразбериху в то, сердце чего сейчас стал помост.

Не растерялись лишь семеро, которые прибыли в этот город прошлой ночью и лишь поутру ступили на каменистую пристань Сирой Гавани. Семеро, которые остались помочь единственному из герцогов, который все еще стоял на помосте - закованному в стальные посеребренные латы Абделю, любимцу всего города, будь то его Вышняя, Нижняя или Внешняя часть. Молодая девушка - жгучая красотка "с историей", как сказал бы любой, кто разбирался в женщинах - швырнула на помост свой короткий меч (у девушки?! вот ведь диво!), но, увы, промахнулась. Клинок с громким звоном приземлился на деревянный пол помоста в доброй дюжине футов от герцога, и тот лишь сокрушенно развел руками. Более успешным стал Тэворин - тот, кто и подбил всю честную компанию прийти сегодня на празднество сюда, на Ширь; никто и не ожидал такой прыти от невысокого по людским и эльфийским меркам дворфа, но одним молниеносным рывком Доргар вспрыгнул на помост и уже спустя пару ударов сердца был подле герцога Адриана, прикрыв кумира своих сограждан щитом. Другой дворф, Тордек, не смог повторить подвига Тэворина, и теперь взбирался по правой лестнице на помост, тогда как Изабелла - девушка, попытавшаяся добросить до Абделя свой меч, - уже вовсю бежала по левой. Джереми, Рагнхильда и Вильмор в считанные секунды присоединились к Тэворину, став подле герцога. Что же касается гнома, о котором, казалось, все позабыли и которого до сих пор и заметно не было, ведь его спутники - даже дворфы - намного превосходили его ростом, то Цук тоже не растерялся. Несколько тихо прошептанных слов, несколько вычурных движений пальцами, несколько осуждающих взглядов, брошенных на спутников того, кого герцог назвал "Виекангом", и на самого Виеканга тоже, и - одна из фигур, закутанных в темные одежды, внезапно рухнула на пол помоста. Капюшон спал с лица спутника Виеканга, и любой, кто взглянул бы в этот момент на упавшего, увидел бы, что это молодая и привлекательная девушка с правильными, аристократическими чертами лица и вуалью сочно-золотистых волос, обрамлявших ее луноподобное лицо. Как ни странно, но незнакомка, по-видимому, уснула глубоким и беззаботным сном.

Тем временем Виеканг и двое его темных спутников подступили к герцогу Адриану, невзирая на то, что Абдель теперь был не один и у него были соратники, пусть и нежданные даже им самим. Виеканг, высокий темноволосый и смуглокожий мужчина, привлекательный по всем стандартам, пусть даже и утративший то очарование, которое свойственно всем молодым людям - видно было, что этому Виеканг прожил не одну дюжину лет после того, когда его можно было по праву назвать "молодым человеком", - подступил к Абделю и сделал резкий выпад мечом, который невесть как оказался у него в руке.

- Братец, пришло время... Пришли времена, и в такие времена есть место только одному из нас! - воскликнула полная противоположность седовласому и невзрачному на лицо герцогу, атакуя последнего, но щит, так вовремя подставленный Тэворином, отразил этот удар. Двое других людей, чьи лица скрывали низко надвинутые капюшоны черных плащей, тоже сверкнули клинками своих коротких мечей, и удар одного из них также встретился с прочной поверхностью дворфьего щита, а другой... Другой был более успешен - мало того, что он прошел над щитом, так еще и попал в щель между нагрудником и наплечными секциями лат. Герцог не подал ни знака, не издал ни звука, но по серебристой поверхности нагрудника потекла струйка алой крови.

Рыночная площадь
Квартал Шири, Вешний Град
12:00 (23.04.1479)

После того, как семерым были показаны их жилье на ближайшие несколько дней (Изабелла выбрала номер с улучшенным комфортом, Джереми - обычный одноместный номер, а остальные пятеро расположились в мансарде, где кроме них, судя по вещам на кроватях, расположилось еще трое постояльцев) и после того, как наши герои привели себя в порядок, они спустились вниз на завтрак. Стол у окна уже был уставлен дюжинами глиняных мисок, тарелок и кувшинов, причем настолько живописно, словно госпожа Аураяун надеялась, что вдруг среди семерых новых постояльцев окажется художник, и он непременно напишет натюрморт. Наконец не однообразная стряпня корабельного кока, наконец устойчивая поверхность, с которой можно кушать, не боясь, что посуда при следующем резком крене решит стаей перелететь со стола на пол в лучшем случае, а в худшем - на кого-то из сотрапезников, наконец приглушенный гомон цивилизованных и культурных людей вокруг, а не громкая крикливая речь моряков, щедро приправленная многоярусными ругательствами от которых мутило сильнее, чем от морской болезни. Наши герои отдали должное великолепным блюдам, вину и элю госпожи Аураяун и не торопились заканчивать завтрак, наслаждаясь каждым мгновением такого чудесного начала дня, который не мог не стать одним из лучших и ярчайших воспоминаний о Вратах Балдура для каждого из них.

Когда наши герои закончили завтракать, пришло время отправляться на рыночную площадь Шири и поучаствовать в городских гуляниях, о которых они наслушались от Тэворина за время своего морского путешествия, а также слышали краем уха от других посетителей "Меча и Звезд", которые трапезничали за соседними столами. Людские потоки на улицах стали еще более насыщенными и еще более сложными для скорого передвижения, поэтому дорога до Врат Балдура, самых старых ворот города, в честь которых оный и был назван, заняла целый час. Монументальное сооружение, окруженное двумя белокаменными донжонами, украшенных длинными стягами с гербом города, производило невероятное впечатление и настраивало на торжественный лад любого, кто поднимался по дороге, ведущей к Вратам. За ними на массивном холме расположился Вешний Град - самая старая часть города, в которой, помимо рынка Шири, храмового квартала и городской ратуши располагались элитные жилые районы, в которых обитала знать и их слуги. Когда наши герои оказались на Шири, время полетело, как ястреб - скоро и незаметно. Вокруг было не просто море, но целый океан товаров, ярких и необычных, банальных и сирых, благоухающих, зловонных или же не обладавших никаких запахом, ценных или же простых, все, что только мог представить - и даже то, о чем не мог вообразить себе - любой житель Фаэруна. Торговцы подзывали прохожих, расхваливали свой скарб на все лады и - если была такая возможность - предлагали опробовать, продегустировать, примерить, оценить или хотя бы взглянуть на то, чем пытались заработать себе на жизнь; даже легкий моросящий дождик не мог помешать ни посетителям Шири с удовольствием прогуливаться по рядам торговой площади, вовсю глазея на чудеса, разложенные на столах и стоках вокруг, а также пользоваться возможностью забесплатно отведать чего-то такого эдакого, ни торговцам продавать свой товар.

Тут - угри и щуки, а также раки, выловленные в Чионтаре, миски, где все еще трепыхаются серебристые зеркальные карпы и мелкие, но очень вкусные, если знать, как приготовить, караси и окуньки. Там - целая палатка сладостей и специй из далекого Калимшана, ароматы которых было слышно за много ярдов до них самих. И хальва, и рахат-лукум, и нуга с дольками цукатов, и мешочки с трубочками коры корицы, сушеными бутонами гвоздичного дерева, светло-зеленые стручки кардамона и длинные черные - ванили, источающей дурманящий аромат. Рядом лежали перцы всех видов и расцветок, а также степеней остроты, около них - тонкие ниточки тычинок шафрана, особо изысканной приправы, за которую платили золотом по равному товару весу. А тут - радуга тканей из Импилтура, от шелка, тафты, парчи и сафьяна до хлопка, бумазеи и высококачественного льна; все мыслимые и немыслимые расцветки, невероятно дивные узоры, некоторые печатные, а какие-то - даже шитые ниткой двусторонне. Там - кормирские вина, не самые лучшие в мире, но и не худшие; чего лишь стоит "Золотой Взгляд" или "Уста дамы Камерии", которые, к тому же, и опробовать можно было прежде, чем покупать. А вот здесь, рядышком - клинки из Эвермита, выкованные лучшими эльфийскими мастерами. Книги, доспехи, бижутерия, земледельческие инструменты, древесина, сыры, овощи, фрукты, мясо, уголь и мрамор, кожа и изделия из оной, сладости и сдоба, драгоценные каменья, как неограненные, так и обрамленные золотом и серебром, стрелы, луки, щиты, готовая одежда на любой вкус, цвет и кошелек, собственно, кошельки и сумки, свечи и лампы, произведения искусства стекольных дел мастеров, травы и коренья, горшки и соленья - все, буквально все, в чем только можно было нуждаться, вполне реально было купить на торговых рядах Шири, и яркими красками, запахами, звуками и вкусами наши герои за этот час насладились настолько полно, насколько это было возможно.

Время, тем не менее, близилось к полудню, и наши герои решили занять лучшие места в грядущем зрелище, посему заблаговременно начали проталкиваться к помосту, специально сооруженному в самом сердце Шири, рядом со статуей Возлюбленного Странника, в честь которого, собственно, и устраивалось данное празднество каждый год.

Ровно в полдень раздался трубный звук фанфар и рогов, призывающий всех, кто в сей момент находился на торговой площади, ко вниманию. На помост взошли городские какая-то знать и какие-то чиновники; благодаря тому, что окружавшие наших героев городане громко обсуждали происходящее, они узнали, что эти были: Совет Четырех (жители Вышнего Града, четыре герцога, управляющие жизнью города, как объяснил остальным Тэворин), четыре члена Парламента Равных (избранные представители самых влиятельных организаций и структур Нижнего Града), и четыре чиновника, отвечающих за повседневную жизнь Врат Балдура. Каждый из них был одет в свой лучший праздничный наряд и выглядел более чем торжественно. Толпа, темным морем окружившая к тому моменту помост, возликовала, ибо один из герцогов, поднявшихся на него, и был тем самым Абделем Адрианом - его без труда можно было узнать среди всех прочих на помосте, ибо росту в этом преклонного возраста мужчине было добрых семь футов, и его осанка, его осеребренные возрастом и жизненным опытом волосы, его спокойное, благостное и несколько печальное лицо разительно отличались от того, как выглядели все его спутники.

Собственно, не удивительным было то, что когда он вышел вперед, заняв место глаголящего до этого добрых десять минут представителю городской ратуши (можно было сделать такое предположение, лишь взглянув на его алую перевязь с золотым значком в виде герба Врат Балдура), горожане, собравшиеся перед помостом, внезапно умолкли. Если речь безымянного бюрократа до того тонула в беспардонном и неважительном гомоне толпы, то в сей момент на всей Шири воцарилась абсолютная тишина. Герцог поклонился своей аудитории, и та взорвалась овациями, не прекращавшимися добрых несколько минут; в конце концов Адриан сделал призывный жест правой рукой, и снова вся Ширь умолкла в мгновение; лишь кто-то из толпы, не удержавшись, воскликнул: "Мы любим тебя, Абдель!"

Седовласый мужчина улыбнулся и ответил: "И я люблю вас, жители Врат Балдура!", после чего снова на несколько минут торговая площадь погрузилась в бурное море оваций и криков, исполненных самых благих пожеланий Абделю Адриану. Опять - стоило тому поднять раскрытую ладонь правой руки, и вся многотысячная толпа в миг умолкла. Герцог начал официальную часть открытия празднеств в честь Дня Возврата довольно стандартной для таких случаев речью, в которой восхвалял мощь и славу Врат Балдура, благодарил жителей за свой посильный вклад в развитие и усиление жкономической и политической мощи их города-государства, а также живописал яркое непременно светлое будущее, которое уже не за горами: снижение налогов, возведение стен вокруг Внешнего Града, льготы для горожан и пособия для беженцев и эмигрантов.

Внезапно толпа справа от того места, где находились наши герои (а расположились они, благодаря своим локтям и напористости, практически у самого помоста), пришла в волнение, ропотом своим даже заглушив на мгновение-другое речь Абделя, что последний воспринял с легким выражением удивления на лице. Приглядевшись, чтобы понять, что нарушило доселе плавно текущий ход события, наши герои заметили высокую статную фигуру, которая проталкивалась сквозь людскую толпу, пытаясь добраться до правой лестницы, ведущей на помост. Кто это был - сложно было сказать, поскольку незнакомец (вряд ли незнакомка, учитывая ширину плеч и рост) был закутан в серый плащ с низко надвинутым капюшоном; когда возмутитель спокойствия добрался таки до лестницы, свинцово-серые небеса, лишь не надолго прекратившие изливаться моросящим дождем, блекло блеснули на лезвии его короткого меча. Вслед за зловещим незнакомцем на помост запрыгнули еще трое людей в черных плащах с низко надвинутыми на лицо капюшонами; в их руках сверкала сталь коротких и острых клинков.

Увидев, что на помост вскочили вооруженные личности, остальные чиновники с завидной скоростью начали покидать его по лестнице слева; небольшие размеры сооружения не сделали возможным то, чтобы на сцене находились и представители Стражи, увы. Последние, только лишь заприметив происходящее, устремились к помосту, расшвыривая и расталкивая толпу перед собой, но при виде паники власть имущих на сцене, все несколько тысяч горожан, плотным кольцом окружавшие до тех пор помост, в единый миг развернулись и в с криками страха - а кто и восторга, событие ведь, как-никак - устремились прочь от помоста.

Наши герои остались едва не единственными, кто продолжал стоять рядом со сценой, и они увидели, что единственным, кто из городских властей не покинул помост, был герцог Абдель Адриан. Казалось, он узнал того, кто вскочил на помост первым и чье лицо до сих пор оставалось крыто для наших героев - незнакомец стоял спиной к ним, да еще и этот проклятый капюшон.

- Что ж, было лишь делом времени то, когда ты бы меня нашел, Виеканг, - на удивление спокойно произнес Абдель. Крепкий и рослый, тем не менее, он был практически единого роста и мощности фигуры с незнакомцем; на помост герцог взошел безоружный, и теперь противопоставить мечу этого "Виеканга" он мог лишь свой крепкий кулак, закованный в металлическую перчатку.

Анвары - народ, угнетаемый не просто веками, но тысячелетиями. Племена гельтаров - предков Сайофры, Оуэна, Анайрина и Тиган - пришли на эти земли тогда, когда земля была молодой, но здесь уже обитали анвары, они, как гласили их предания, были рождены этим краем - горами, лесами, озерами и полями. Гельтары, оседлавшие лошадей и научившиеся ковать металл, сражались яростно за новую землю, которая могла стать их родиной, ибо свою они уже давно и безвозвратно утратили; не менее яростно отстаивали свое право на свою землю и анвары. Однако металл, лошади, колесо и боги гельтаров оказались сильнее, чем камень, кремний и духи анваров; когда же в дело вступили кеттарийцы с их магией, у исконного народа этих краев не осталось шансов: их оттеснили на далекий север, где всегда хлад, где ночь царит большую часть года и где ядовитых змей, лютых волков и чудищ, переживших во тьме вечной ночи эоны, было куда больше, чем плодородной земли или возможностей прокормить свой народ. Тем не менее они выжили; сила их духа, мощь их ярости и безбрежное желание жить позволили анварам выжить. Кто много думает и говорит - может не успеть подействовать. Кто действует, может поговорить и подумать после того, как все будет сделано - такова житейская мудрость этого сурового народа.

Неудивительным было то, что Шиа и Шенга, две сестры, которые не кровные сестры, прежде всего атаковали тех, кто, как им показалось, представлял собой недвусмысленную угрозу: только такой подход к жизни и позволил их племени жить до сих пор, вопреки времени, недругам и обстоятельствам. И атака обеих сестер оказалась успешной: стрела, выпущенная из лука Шиа, пробила насквозь череп молодого темноволосого мужчины; полетели осколки кости, кровь и лоскутки кожи и волос. Привлекательный когда-то юноша, не издав ни звука, упал лицом вниз, скрыв от солнца свое обезображенное лицо, которое более никогда не будет улыбаться, хмуриться или проявлять иные эмоции, свойственные живым. Молниеносный выпад Шенги сверкнул лезвием меча, отразившим лучи утреннего солнца. Юная анварка изо всей силы ударила стоявшую перед ней женщину в воинском облачении, стараясь не убить, но оглушить: лезвие глухо ударило последнюю в висок, и девушка-воин мешком осела на изумрудную еще траву.

В следующее мгновение лежавшая на самой опушке сухая массивная ветка внезапно стрелой устремилась к тому мужчине, который стоял ближе всего к лесу; тот лишь успел широко раскрыть глаза и вскрикнуть: "Колдовство!!!", и в следующий момент весь воздух из его легких был выбит ударом этого импровизированного снаряда; кто был причиной тому - наши герои не видели, хотя те, кто стоял рядом с Анайрином, слышали его шепот и видели, как он стремительно сплел пальцы в какой-то странный жест буквально за мгновение до того, как ветка, обычная сухая ветка - кто бы мог подумать? - станет причиной смерти одного из тех людей, которые, судя по всему, охраняли ивовое дерево и дремавшую на нем деву. Последний из оставшихся горе-охранников внезапно упал на землю и начал качаться по ней, заливаясь истерических хохотом; мужчина рыдал, задыхаясь от смеха, и хватался за разные участки своего тела, словно некто невидимый и неслышимый начал его агрессивно щекотать.

Тем временем Тиган, заметившая, что та, к кому она обращалась, все еще спала, решила подобраться поближе и стремглав бросилась бежать по направлению к иве. Ее дремлющая собеседница, однако, начала просыпаться, потревоженная истерическим хихиканьем и оглушительным смехом; дева приподняла голову, которая покоилась на ее тонких бледных руках, и сонными глазами осмотрела поляну перед своим деревом. Ее глаза - огромные, миндалевидные, изумрудно-зеленые - внезапно расширились и, резко выдохнув, дева выбросила руку вперед, широко растопырив пальцы.

В это же мгновение Анайрин, Шенга и Сайофра внезапно ощутили, как их веки отяжелели, словно была уже поздняя ночь, а весь день они тяжело трудились; еще пара ударов сердца - и троица опустилась на траву и, свернувшись калачиками, сладко уснула. Оуэн и Шиа тоже ощутили нечто, скользнувшее по грани их сознания, но это скорее напомнило временное головокружение в жаркий летний полдень; мгновение - и все прошло.

Наведя справки по поводу того, где Винтер может отыскать городского констебля, бард к своему удивлению услышал о том, что Харбурка, вероятнее всего, в это время суток можно отыскать в лавке мясника. Подумав, что, возможно, констебль неравнодушен к хорошей ветчине, Винтер отправился в указанное ему прислугой постоялого двора место. Дорога до лавки заняла не более пары минут, и сама лавка на самом деле была целым комплексом строений - четыре каменных одноэтажных дома выстроились в ряд перпендикулярно к Долгой Дороге сразу за главным перекрестком Красной Лиственницы. У входа в первое строение, стоявшее на Долгой Дороге, висела вывеска, на которой вместо слов был нарисован розовощекий мясник, с задорной улыбкой разрезавший свиной окорок чем-то, напоминавшим громадный тесак. Второе строение, вероятно, служило коптильней, поскольку из его нескольких труб на крыше валил сизый дым, разносивший ароматы подкопченного мяса. У третьего строения виднелись бельевые веревки, на которых выла вывешена на просушку выстиранная одежда, а что собой представлял четвертый дом, определить отсюда было невозможно.

Винтер вошел внутрь и с еще большим удивлением обнаружил, что городским мясником, оказывается, была женщина - "Джалесса Орнра, мясных дел мастер", как она себя представила. Спросив насчет констебля, бард узнал, что Харбурк и Джалесса жили вместе, и вместе вели это прибыльное дело; все свободное от разделки мяса, рабы в коптильне и суеты по лавке Харбурк посвящал поддержанию порядка в городе; помогали ему в этом наемные рабочие, которые и выполняли функции стражников, патрулируя посменно улицы города, и вносили немалую лепту в работе по мясному и коптильному цеху. "Бедняга Харбурк", как сказала Джалесса, "практически не спит, так, лишь подремывает, когда есть на то возможность - ночью он дежурит в патруле, днем - работы невпроворот по лавке", но если, мол, Винтеру крайне нужно и важно поговорить с констеблем, она его позовет. Бросив неодобрительный взгляд на барда, дородная и высокая - на полголовы выше Винтера -женщина-мясник вышла из лавки через заднюю дверь и спустя пару минут вернулась в сопровождении широкоплечего молодого мужчины, который был даже выше Джалессы. Харбурк, а это был он, несмотря на то утреннюю пору, выглядел уставшим, как выглядят рабочие каменоломен по вечерам, и зевал так, что, казалось, еще немного - и он вывернет себе челюсть. Услышав от Винтера о том, что он и его сотоварищи хотели бы помочь честным жителям Красной Лиственницы избавиться от злодеев, разбойничающих на Кайрнской Дороге, Харбурк заметно оживился и постарался рассказать барду все, что мог - хотя все то, что он сообщил Винтеру, тот и так уже знал: банда из почти десятка хорошо вооруженных разбойников орудует на Кайрнской Дороге, нападая на одиноких путников и на группы, путешествующие в сторону Двора Баржестроителей и обратно. Они алчны, жестоки, беспощадны, хитры и неуловимы. После них почти не оставалось свидетелей, а те, кто оставался в живых, почти ничего не могли рассказать о преступниках. Выследить их констеблю тоже не удалось, поскольку на это нужно время, много времени, а его как раз у Харбурка и не было. Но судя по следам, которые обнаружил констебль после последнего нападения разбойников, он предположил, что их логово должно располагаться где-то неподалеку от Красной Лиственницы; вероятно, немного южнее Кайрнской Дороги. Во время последнего рейда, который произошел всего за день до прибытия Винтера и его сотоварищей в Красную Лиственницу, были похищены две тяжелые повозки - Харбурк видел его следы к югу от дороги. Порывшись в ворохе бумаг в дальнем конце лавки, констебль Тутмариллар выудил из него карту Дессаринской долины и пометил крестиком то место, где произошло последнее преступление, и возле которого Харбурк обнаружил следы повозок.

Увы, ничем более констебль помочь не смог, поэтому вооружившись раздобытыми сведениями и картой, Винтер вернулся обратно в "Веселый меч", где и поведал остальным о том, что ему удалось узнать.

Болт, выпущенный Стефаном из арбалета, пролетел мимо многоногого чудовища; такими же безуспешными оказались и атаки воинов - Ульвара и Энны. Зато на сей раз Дева, видимо, решила улыбнуться чародеям: наконец чары Дерека заработали так, как парень того и желал, и темное облако проклятия нависло над помесью медведки, сороконожки и еще богам лишь вестимо кого, благодаря чему сгусток лилового света - так виделось то плетение энергетических потоков, которое было излюбленным оружием парня, теми, кто не способен был видеть эгни, - достиг наконец цели и разворотил в одном месте хитиновый панцирь чудовища, обнажив серовато-белесое содержимое тела этого насекомого-переростка.Пламя же, сплетенное Гвендолен из незримых потоков эгни, яркой и жгучей стрелой вонзилось в ужасную помесь насекомых, словно сотворенную неким безумным магом-ученым; раздался гневный стрекот, жвалы чудища задвигались, как лезвия в лесопилке, оснащенной водяным колесом, и тварь, встав на дыбы, внезапно изрыгнула поток темной зловонной жижи на Энну и Ульвара, которые оказались ближе всего к ней. На пути между этой субстанцией и северянином стояла Энна, и большая часть жгучей массы попала именно на огненноволосую девушку, а Ульвару стоило всего-то отклониться на пару дюймов в сторону.

Тем временем пауки, обходя стороной гигантское насекомое, словно опасаясь его, решили атаковать того, кто представлялся им на данный момент самым опасным противником, и поступили они по-паучьи хитро: одна громадная тварь внезапно встала на дыбы, изогнула свое толстое покрытое черными волосками брюшко и в следующее мгновение оттуда выстрелил поток серебристых нитей; за один удар сердца он достиг не успевшего увернуться от этой неожиданной атаки Ульвара и опутали могучего воина - он ощутил, как клейкая масса намертво пригвоздила его к каменному полу, хотя двигать руками мужчина все еще мог, и воспользовался этим как нельзя кстати: второй паук, увидев, что жертва попалась в паутину, устремился к эттиру с явным намерением прокусить его кожу и впустить внутрь свой желудочный сок, ведь так поступают пауки и их сородичи. Ульвар попытался остановить черную волосатую тварь, наколов его на лезвие своего глефы-копья, и хотя коварные липкие нити паутины пытались не дать его намерению превратиться в результат, длинное древко копья и уверенность эттира в собственных силах позволили ему пронзить жирное брюхо твари. Паук дернулся, замер на мгновение, но уже в следующее, превозмогая боль от раны, нанесенной ему человеком, подскочил к воину и больно цапнул своими плотными, словно камень, хелицерами эттира в бедро - воин ощутил, как яд, впрыснутый невидимыми паучьими железами, жжет его плоть и кровь изнутри, но усилием воли и стойкостью организма, закаленного суровыми условиями жизни на Эйяррике, Ульвар в несколько ударов сердца смог нейтрализовать разрушительное воздействие паучьего яда.

Тем временем Рори, увидев, что Ульвар обездвижен и им уже занялся громадный паук, чертыхнулся и, выхватив свой меч, сделал стремительный выпад в сторону восьмилапого чудища. С хрустом хитин головогруди паука проломился, и тварь отвлеклась от эттира, переключив свое внимание на того, кто сделал ей весьма ощутимо больно. Ваэрон снова выстрелил из арбалета, сделав пару шагов назад, но снова его стрела пролетела мимо; друид же тем временем пятился назад, словно ошеломленный этим нескончаемым потоком чудовищ, которые он, как человек, отдавший многие десятилетия своей жизни служению природе, воспринял как надругательство над оной. То ли усталость накатила на старика, то ли его выбило из колеи это нарушение природного баланса, свидетелем которого он стал, но седобородый старец не сделал ничего, лишь отошел чуть дальше в глубь зала. В проходе, через который наши герои попали сюда, проявились очертания еще одного насекомого-переростка - на сей раз оно напоминало помесь громадного жука, муравья и гусеницы, а за ним виднелись отражения голубоватого света, которым освещался этот зал, во множестве глаз еще одного паука.

На смуглых щеках турмишански проступил румянец, когда она услышала комплимент Тордека, а лицо ее озарилось белозубой улыбкой:

- Ох, да будет вам, ну какая я красавица... Видали бы вы меня пару десятков лет назад, вот тогда бы и поговорили, - госпожа Аураяун окинула взором разношерстную компанию из семерых, которые пожаловали в ее заведение. - Что ж, клиентам, знающим толк и в красоте, и кулинарии, а также имеющим отменный вкус, здесь всегда рады. Вот только маленькая загвоздка: здесь, - женщина обвела рукой обеденный зал, - по традиции, которая не нарушалась с самого момента основания этого постоялого двора, а это, прошу заметить, уже более трех сотен лет - могут откушать лишь те, кто является постояльцем. Понятие "постоялец" подразумевает аренду жилья на любой срок - будь то отрезок времени, который у вас займет наслаждение вашей трапезой, или же, скажем, ночь-другая постоя. В любом случае, как только мы с вами утрясем вопрос с проживанием, я буду рада предложить вам лучшие кушанья "Меча и Звезд", самым достойным среди которых, как знает все Побережье Меча, является наш фанделейн - рагу из морских осьминогов и речных раков, тушеных с овощами и душистыми травами в залитых сметаной глиняных горшочках. Но и прочие блюда, приготовленные как из даров моря, так и речных продуктов, также отличаются высоким качеством, свежестью и невысокими ценами, в чем вы можете убедиться, взглянув на то, сколько у нас "постояльцев", - госпожа Аураяун снова обвела рукой весь зал, будто семеро ее собеседников могли и не заметить, что таверна была битком набита. После этого хозяйка заведения, словно и не сомневаясь, что ее новые гости не передумают и обязательно останутся как минимум откушать, подозвала одну из официанток, которую попросила протереть один из свободных столов и подготовить к трапезе на семерых; Аураяун указала на как раз освободившийся стол у одного из окон, после чего вновь повернулась к нашим героям.

Только тут все они заметили, что на стене за спиной у хозяйки висела досточка из черненого дерева, на которой белым мелом было выведены расценки на проживание в "Мече и Звездах" аккуратным каллиграфическим почерком:


Комната с повышенным комфортом, 1-2 человека: 2 золотые монеты за ночь
Комната, одноместное поселение: 8 серебряных монет за ночь
Комната, двухместное поселение: 5 серебряных монет за ночь
Мансарда, многоместное проживание: 1 серебряная монета за ночь, или 3 медяка за час

Всегда так бывает. Ясное и безмятежное небо не может быть вечным. Спокойствие и умиротворение, словно пар, исходящий от пашен в солнечный день, поднимающийся в небеса и рано или поздно обращающийся в свинцово-грозные тучи, накапливается где-то на небосводе судьбы и в должный час обязательно превращается в бурю темных событий, способную в клочки изорвать всю ту видимую безмятежность и "спокойные нынче времена". Тэу знал это, он предчувствовал, что долго не может продолжаться так - спокойный городок, тихая, размеренная жизнь, чистый горизонт событий. Должно случиться что-то дурное, что-то, что испортит всю эту идиллию, ибо ничто не вечно, все смертно, в том числе и светлые деньки. Всегда так бывает.

Конечно же, он оказался прав - он всегда прав, в том преимущество бытия умудренным годами и тяжелым опытом, а также теми знаниями, что Тэу обрел благодаря служению своему божеству. Не прошло и тройки безмятежных месяцев, как по знакам и событиям, незначительным и вроде бы не связанным друг с другом, жрец Келемвора начал понимать, что грядет гроза. Сначала этот отважный и безрассудный паренек, Эаран, и его зачастившие стычки с неизвестными, наносившими подозрительные раны. Потом - рассказ Эарана о том, что на самом деле происходило в Брин-Шандере. Тэу, привыкший ничего не принимать на веру и все проверять по несколько раз, довольно скоро убедился в правоте слов молодого человека, и вот тогда-то его и посетило горькое осознание, что спокойные времена закончились, погасли, как свеча, оставленная на сквозняке.

Очередной порыв ветра, особенно кусачего по ночам, задул искру, которую уже в который раз Тэу пытался высечь из огнива, чтобы разжечь угольки в своей вересковой трубке. Подарок Вилейны, единственное напоминание о молодом юноше, полном светлых надежд и восторга жизни, которым Тэу был три десятка лет назад; единственный верный друг и спутник, прошедший с Тэу все дороги, как физические, так и духовные, на которые когда-либо ступала нога этого человека. Вилейна потратила все их деньги на эту трубку, ведь изделия из бриара высоко ценились за свою надежность, долговечность, неподверженность огню и жару и опрятный, приятный внешний вид. Тэу так журил ее за это, хотя каждый раз, когда после тяжелого рабочего дня в каменоломнях присаживался на ступенях их дома и раскуривал душистый табак в этом дорогом во всех смыслах подарке, тайком улыбался и поглаживал морщинистую поверхность трубки, тихонько нашептывая слова благодарности своей супруге, которая сидела рядом и мечтательно глядела на закат, наслаждаясь тем, что их маленький мирок был совершенен и вечен.

- Вот же бестолковая! - проворчал Тэу, все еще пытаясь заставить искру появиться. В конце концов забросив это бесполезное занятие, Тэу продолжил свой путь, и уже через минуту-другую добрался наконец до "Комфорта Кельвина". Надеясь, что те, кому доверился Дунаван и кого нашли друзья Эарана в Лускане, окажутся достойными людьми, способными помочь ему в его деле, жрец вошел в обеденный зал постоялого двора и огляделся. Почти сразу он заприметил тех, кто соответствовал описанию, данному ему купцом, и, откинув капюшон, подошел к их столу. Прочистив горло, Тэу обратился ко всем пятерым:

- Добрый вечер, уважаемые! Вы, часом, не те самые отважные герои, которые прибыли в наш городок с караваном Беорна, в котором был важный товар для торговца Дунавана? Последний рассказал мне о том, с какими опасностями столкнулся ваш караван по дороге сюда, убежденно поведал о том, что без вас его драгоценному грузу никогда было не пересечь врата Брин-Шандера, и посоветовал обратиться именно к вам, если мне нужны доблестные и надежные люди, которым можно доверять. Меня зовут Тэу, Узревший Лик Смерти, и как, возможно, вы могли бы понять по моему прозвищу, одеждам и священному символу, - Тэу откинул полу черного плаща, под которым на темно-синей рубахе тускло мерцал медальон с изображенной на ней костлявой руки, держащей уравновешенные весы, - я являюсь служителем Владыки Высшей Беспристрастности, Хозяина Чертогов, в Которые Суждено Попасть Всем, Держателя Последнего Вздоха. Я - жрец Келемвора, если говорить без церемоний.

Вся группы - друид со спутниками и альве с сотоварищами - вошли в темный коридор, кое-где скудно освещенный серебристым светом луны, пробивавшемся сквозь дыры в каменной кладке стены, разрушенной то ли природой и временем, то ли из-за какого-то взрыва - сложно было сказать теперь и здесь, хотя... Присмотревшись повнимательнее, Гвендолен увидела, что все-таки здесь много лет назад произошло что-то, в чем природные процессы не принимали участия: толстая, в два ряда стена была определенно разрушена огнем. Проходившие внутри стены трубы из того же металла, что и цистерны в том зале, из которого наши герои вышли, были оплавлены, словно восковые свечи в какой-нибудь часовне единоверцев. Разломы в стене, увы, располагались слишком высоко, чтобы через них можно было выбраться людям и альве, ищущим выхода из этого проклятого места, отобравшего у большинства из них воспоминания - чтобы добраться до самой нижней бреши одному пришлось бы стать другому на плечи, и все равно до разлома пришлось бы тянуться. Но теперь, увидев поросшие мхом и покрытые грязью остатки труб, подсознание Гвен услужливо выдало ей картинку из закромов памяти: пассаж из какой-то арканабулы, которую девушка читала еще в бытность свою ученицей Академии. В нем сложным для понимания языком, записанным тысячами иероглифов Эреха, описывался процесс получения менина: сначала в огромных цистернах, внутри которых расположены острейшие зачарованные ножи, "сырье" измельчалось, а после густая жижа подавалась по таким вот трубам в другие цистерны, где механизмы, подпитываемые горвильтрой* и эгни, в ней содержащейся, отфильтровывали и преобразовывали промежуточную массу в густое маслянистое вещество - крайне токсичную и едкую неочищенную menyn. И уже в третьем типе цистерн, опять же при помощи арканных сил, она фильтровалась и загустевала, чтобы в результате получить нечто, напоминавшее засохшую камедь - полупрозрачную, хрупкую и крошистую, которую можно было растереть в руках и впитать содержавшуюся в ней эгни через кожу, вдохнуть или проглотить. Потенциал эгни, полученной таким способом, уступал в силе горвильтре, но в отличие от последней, встречавшейся крайне редко и стоившей весьма дорого, был желанным и полезным подспорьем в магических практиках Эреха и тех людей, что следовали примеру восточных чародеев. Тех, кто был готов уничтожать живую природу - растения, животных и, как поговаривали, людей - ради такого вот средства достичь могущества и силы.

Через несколько ярдов коридор закончился - группа вышла в очередной зал, тускло освещенный каким-то голубоватым сиянием, исходившим от странного сооружения у северной стены помещения. Здесь тоже были цистерны, к которым подходили металлические трубы; цистерны соединялись друг с другом более тонкими трубками. Две цистерны также подавали - или получали - нечто из каменного пьедестала, на котором виднелось овальное углубление, окруженное несколькими концентрическими кругами вырезанных в камне эрехианских иероглифов; именно они тускло мерцали холодным светом, которого было вполне достаточно для того, чтобы помещение было достаточно освещено. На противоположной стене чернел портал другого коридора, а также южная стена тоже содержала проход куда-то в сторону.

Дойдя сюда, наши герои остановились осмотреться, а шум, который их преследовал, становился все громче и явственнее - теперь можно было расслышать, как множество коготков царапают камень, а конечности, к которые заканчивались этими коготками, несли тяжелые и массивные тела. Отдышавшись, друид подошел к Энне и, коснувшись бинтов, которыми Дерек перевязал раны огненноволосой девы, прошептал несколько слов; Энна ощутила, словно через пальцы старика в ее тело вливалась живительная сила, она практически чувствовала, как затягивается ее рана и стремительно уходит ноющая боль. Еще пара мгновений - и девушка снова ощущала себя, как и прежде, полной сил и решимости; ничто более не могло отвлечь ее от того, что она собиралась сделать - защищать своих сотоварищей любой ценой.

Наконец во тьме коридора, из которого в это помещение вошли наши герои, стало возможным рассмотреть тех, кто издавал все эти звуки - царапание, постукивание, скрежет, стрекот. Рори тихонько охнул, а Ваэрон, бросив неодобрительный взгляд на молодого воина, грязно выругался на языке, который не знал никто из пятерых, хотя о том, что мужчина ругается - ни у кого не было ни малейших сомнений. Два огромных паука, каждый размером с теленка, цокотали коготками по старому камню коридора с явным намерением нагнать людей, волей или случаем оказавшихся в их сумрачных владениях. Рядом с ними следовало нечто, что можно было описать как безумную помесь медведки, сверчка и саранчи, вот только размером это чудовище, покрытое жестким хитиновым панцирем, тускло отблескивавшим в холодном мерцании знаков на пьедестале, было куда больше любого быка или буйвола, который доводилось видеть в своей жизни любому из пятерых и троих. Ваэрон не медлил и не раздумывал - одним гибким движением выхватив арбалет из петли на поясе, среброволосый мужчина взвел тетиву, положил болт в металлическое гнездо, и выстрелил в тварь. Звонко тренькнул спусковой механизм оружия, но болт, ударившись о хитиновое тело чудовища, жалобно, словно сожалея, что не справился с возложенной на него задачу, звякнул и упал на пол. Решительность Ваэрона, видимо, придала сил и Рори - сероглазый воин молниеносно выхватил один из своих ручных топориков, заткнутых за широкий кожаный пояс, и метнул его в того же противника, которому его сотоварищ не смог причинить вреда. Блеснуло трапециевидное лезвие топорика, и следующее, что услышали наши герои - отвратительный хруст, с которым оружие пробило панцирь твари. Из раны потекла черная жижа, а само насекомое-переросток издало слышимый лишь на грани сознания стрекот, полный угрозы и жажды крови.

ТЕКУЩИЕ КВЕСТЫ НА 03.05.1491 г.

1. Копьекамень ("адская чума"? "дикая чума"? "призраки"? "жуткий чародей"?): "... недалеко от Западного Леса, в нескольких милях на запад от Долгой Дороги; вам нужно выйти из Красной Лиственнице, пройти по Долгой Дороге в сторону Глубоководья, и через две мили свернуть на запад". Источник информации - дети семейства Тарнлар (№7 на карте).
2. Вековечный дуб (череп с черной стрелой): "... по Лиственничной Тропе, которая уходит на северо-восток, дойти до Плакальщиц - двух белых скал, склоненных над Тропой, словно две девы, скорбящие над покойным, и свернуть на восток - там будет еще одна тропа, безымянная, ее используют местные жители, отправляющиеся в холмы за ягодами, грибами, травами и кореньями. Ровно четыре мили вам нужно будет пройти по той тропке, и вы увидите - не сможете не увидеть - вековечный дуб". Источник информации - Эндрит Велливо (№22 на карте).
3. Кайрнская дорога (разбойники): нападения происходят в нескольких милях к юго-востоку по дороге, но где логово - неизвестно. Возможный источник информации: констебль Харбурк Тутмариллар.
4. Каменоломни (таинственные личности в каменных масках): на северной окраине Красной Лиственницы. Их видели только в темное время суток. Источник - работники каменоломен и мастерской каменотеса Меллихо (№18 на карте).
5. "Фургонщик Вайлвур" ("подозрительные события в ремесленной мастерской"): мастерская - №16 на карте, работников (источник информации) можно застать в "Шлеме в Солнцестояние" по вечерам (№3 на карте).
6. Древнее захоронение (призрак): источник информации (внучка Минтры Мандиверр, №14 на карте) видела "призрака" (?) возле древнего погребального кургана.

23 день месяца Чес, год Нестареющего (1479 по счету Долин)
Врата Балдура, Побережье Мечей
8 часов утра

... Утро выдалось промозглым и туманным; легкие порывы ледяного ветра больно кусали кожу, вызывая озноб и мурашки, а сырой воздух услужливо доносил эти ощущения до самых костей, не оставляя в теле ни единого теплого участка. Раняя весна в окрестностях Врат Балдура была не такой суровой, как севернее, и снега здесь видели раз в десятилетие даже в зимние месяцы, но даже самые теплые - относительно других лет - весны здесь всегда были довольно зябки и неприятны, в первую очередь благодаря высокой влажности воздуха и специфике ландшафта, окружавшего Врата. Холмистая гряда, на которой расположился Вышний Град, была самым теплым и комфортным районом, поскольку туман и сырая стылость медленно и неумолимо сползали по склонам вниз, к реке Чионтар, вдоль которой раскинулись кварталы Нижнего Града и - за его стенами - Града Внешнего. Негостеприимность весеннего утра во Вратах Балдура, правда, была не первым впечатлением от города, поскольку у каменного причала в Кручах* они пришвартовались еще прошлой ночью. Сирая Гавань полностью оправдала свое название - ни зги не было видно в молочном саване, окутавшем Нижний Град, посему торговец и паладин решили последовать совету капитана Джаэля Сарпентима, владельца корабля, претенциозно названного "Любовник Умберли", на котором семеро героев прибыли во Врата еще прошлой ночью.

Сам Джаэль был местным - не из Врат Балдура, но из окрестного городка Замок Драконьего Копья, располагавшегося немного севернее по побережью, между Вратами и Глубоководьем, но Врата капитан знал очень хорошо, посему настоятельно рекомендовал своим пассажирам не торопиться сходить на сушу и переночевать на борту - Нижний Град был не лучшим местом для поисков достойной гостиницы в ночное время. "Утро вечера мудренее" - такому принципу решили последовать семеро, убедившись, что даже сама погода не располагает к ночным прогулкам по улицам незнакомого города. Проснувшись от стука собственных зубов, наши герои осознали, что новая глава в их истории будет вовсе не такой яркой, как им казалось прежде; казалось, туман заполнил даже внутренние помещения корабля. Поднявшись на палубу, они увидели, что ничего, собственно, в окружающем мире не изменилось: все тот же молочно-седой туман, в пределах видимости - каменная пристань, смутно различаемые силуэты проходящих мимо портовых рабочих, пара матросов, скучающе ожидавших капитана на палубе - они, будучи уроженцами окрестных земель, словно и не замечали пронизывающего холода и неприветливого пейзажа вокруг. Тихая их беседа не укрылась от слуха Цука, и гном расслышал о том, что сегодня - особый День того самого Возврата, о котором все путешествие им твердил Тэворин, и что будут гуляния на какой-то Шири, и фейерверк, а до этого кто-то выступит перед народом, но не менестрель - имени Цук не разобрал, но судя по уважению, прозвучавшему в голосах моряков, человек этот пользовался славой и почетом у местных жителей.

Едва ступив на пристань, наши герои сразу же познакомились с еще одной особенностью Врат Балдура, о которой Тэворин, все их путешествие расписывавший прелести и достоинства своего города и то, насколько тот прекрасен, забыл, видимо, упомянуть: толпы. Даже в этот утренний час и район пристани, и улицы города, поднимавшиеся от нее, были переполнены людьми; казалось, воды Чионтара вышли из берегов и, приняв облик людей, эльфов, полуэльфов, дворфов, полуросликов, гномов, да еще сам Бейн знает кого, решили, наконец, добраться до ворот, окружавших стены Вышнего Града. Дюжины, десятки дюжин тел, одетых в богатые шелка и бархат или добротно скроенную, пусть и скромную одежд,у и в лохмотья или грязные робы, пахнущие экзотическими благовониями или свежеиспеченной сдобой, и воняющие потом или перегаром, молча подсчитывавшие грядущую прибыль или обдумывавшие свои ежедневные заботы, и громко орущие друг на друга или просто сыплющие проклятиями без причины, брезгливо косящиеся на проходящих мимо и склонившие головы под тяжестью переносимого груза - все это ударной волной нахлынуло и поглотило наших героев, вмиг лишив их сонливости и вялой расслабленности, в которой они прибывали еще мгновения назад.

Воодушевленная очередной победой, Арштат собралась было снова применить такое успешное заклинание, но следующий противник приблизился слишком вплотную к девушке и ее спутнику; она по собственному опыту знала, что дальняя атака не просто так называется "дальней", и не стоит рисковать пытаясь попасть лучом в ту дрянь, которая летает, подобно назойливому майскому жуку, совсем рядом. С досадой прищелкнув языком, Арштат произнесла несколько арканных слов и с силой хлопнула в ладоши, от которых в сторону черепа полетели шипящие едкие брызги.

- Это место воистину проклято, - пробормотал Ваэрон, помогая друиду подняться на ноги. Старец, увидев, как Энна собирается взять в руки посох, которым сражалось одно из умертвий, громко восклинкул:

- Не стоит, дитя! Кто знает, какие темные чары создали этот предмет. Зеленоватое сияние напоминает свет, испускаемый болотными огоньками, которые коварно заманивают заблудших путников, или же собирателей торфа, ягод и грибов в самые смертельные и опасные трясины - несчастная жертва, отравленная ядовитыми испарениями торфяных болот, становится на очередную кочку, завороженная мерцанием волшебных, как ей кажется, огоньков. Жертва слаба и безвольна, и не способна сопротивляться алчущей и ненасытной пасти бездны, которая ее засасывает, когда оказывается, что кочка была ложной, и под ней нет твердой земли, а лишь ярды, десятки ярдов гнилых болот. Медленно, словно смакуя, зловонная утроба топей поглощает жертву, будто бы наслаждаясь ее криками, ее призывами о помощи, ее нелепыми и вялыми попытками спастись. Этот свет мне напомнил именно о таких огоньках, и именно о таких болотах. Не стоит касаться этого предмета без особой на то нужды, дитя, - эта эмоциональная тирада, видимо, отняла у друида много сил, поскольку закончив говорить, тот безвольно обмяк на руках у Ваэрона и Рори, подскочивших к своему спутнику сразу же после того, как битва была окончена.

Энна решила последовать совету старца и не коснулась посоха, а Стефан подошел к нему поближе, и, присев на корточки, начал творить заклятие, которое должно было позволить ему познать, что за предмет вызвал такую бурную реакцию у служителя природы.

- Мы выиграли время, когда чародеи обрушили свод другого прохода, - хриплый голос Рори гулко отразился от каменных стен и стенок бочек, сделанных из толстого металла. - Но не стоит забывать о том, что они - те, кто нас преследовал - никуда не делись. Они и там, за обвалом, и по ту сторону стены. Нам нужно срочно найти выход из этой чертовой ловушки, и вернуться в Лох Нелта, к своим... Вы заметили, какие у них были мечи?! - Рори растерянно посмотрел на свой меч, который успел уже вернуть в кожаные, покрытые деревянными резными планками, ножны. - Совсем как у наших соплеменников... Тех, которых должны были послать за нами, если мы не вернемся вовремя. Что, если... Что, если мы уже мертвы? Ведь никто из нас не помнит, что случилось в последний час или около того! Что, если мы погибли? А наши соплеменники... Они пришли и повстречали нас, и мы выглядим для них ничуть не лучше, чем они - для нас? Я не понимаю, я вообще не понимаю, что происходит, это какое-то безумие!!! Вдруг мы уже на Полях Умерших, или, что еще хуже - в Лимбе?! - Рори сорвался на крик, и его меч заплясал в его руках, словно мужчина собирался вот-вот выронить его. Ваэрон шикнул на него:

- Возьми себя в руки и не веди себя так, словно ты - барышня, впервые отправляющаяся прыгать через костры Белтайна! Мертвые ничего не чувствуют, так гласит народная мудрость, накапливаемая веками, а если я тебе сейчас пощечину выдам - думаешь, не почувствуешь ее? А если я вместо ладони гладь клинка использую, - Ваэрон приподнял свой длинный меч, - думаешь все еще не почувствуешь? Нет? Не уверен? Ну тогда и не сей панику, дружище. Стыдно для такого увальня, не единожды в боях участвовавшего, причитать, словно сторонник огнепоклонников каких...

В этот момент в том проходе, откуда в это помещение все и пришли, раздался шум. Скрипящий, неприятный звук, словно чем-то острым по стеклу проводят, а потом снова тишина. Два-три удара сердца - и снова он, этот звук, словно что-то - или кто-то - приближался, острыми когтями цепляясь за каменную кладку пола и подтягивая свое грузное и жесткое тело.

Дойдя вдоль правого берега почти несуществующей уже реки до конца луга, шестеро путников вступили под сень осеннего леса. Здесь русло почти с первых же десятков ярдов начало заметно уходить глубже, оставляя левый берег гладким и ровным, правый же отдавая на растерзание древесным корням, колючему кустарнику и высоким травам, которые уже постепенно начали высыхать. Не сказать, что идти именно по берегу пусть даже и пересохшей реки было делом удобным, и рано или поздно шестеро вынуждены были спуститься вниз, к мутному потоку, и следовать уже практически по глинистому руслу, испещренному коричневыми комками пересохших водорослей, высохшими ракушками, некогда бывших домами речным улиткам, а также источающими зловоние телами прежних обитателей этой реки - рыб, раков и лягушек. Осторожно переступая через очевидные признаки природной катастрофы в масштабе этого богам лишь известного леса, наши герои постоянно отмахивались от назойливых насекомых, которые темными облаками реяли над тем, что ранее было руслом реки, морщили носы от неприятных запахов гниющих растительных останков, и осторожно пробирались все дальше и дальше на запад, пока лес, окружавший их по обе стороны, внезапно закончился - так же, как и начался там, на обширной прогалине, где река пересекала Койдвенский Тракт.

Снова просторная поляна, площадью в два раза меньше чем тот луг на Фодорском Броде, вот только с одной заметной и сразу бросающейся в глаза особенностью: громадное ивовое дерево, корнями своими уходившее прежде в самое сердце речного потока. Теперь же, когда река пересохла, корни древней, не менее сотни лет, а то и больше, ивы просто изворачивались в воздухе, словно пальцы старца в предсмертной конвульсии.

Среди ветвей ивового древа, покрытых желтыми, обычными для осени, и коричневыми, вероятно вызванными недостатком питания водой, листьями шестеро разглядели силуэт девушки в очень легкой даже для этого времени года одеянии - тонкая ткань, постоянно движущаяся даже от слабейших потоков ветра, едва скрывала плавные и изящные изгибы ее тела. Серебристого цвета волосы копной ниспадали на спину и лицо девы, которая, обняв ивовый ствол, видимо, спала. Даже с того расстояния, на котором располагались наши герои, они могли видеть, что ее бледная кожа была сплошь покрыта странными морщинами и бороздками, словно кора иссохшего дерева.

Стоило всей группе выйти на прогалину и узреть ивовое древо, как из лесу, окантовывавшего эту поляну, внезапно показалось четверо: двое с одной стороны, и двое - с другой. Эти люди, едва завидев шестерку путников, сразу же приняли угрожающие позы, подготовив свое оружие...

Странное дело, но в ответ на слова именно журналиста девушка безропотно кивнула, закрыла книгу и аккуратно положила ее на стоявший рядом с софой столик, после чего поднялась, расправила платье и пошла вслед за всеми. Джон шел первым, за ним следовал Микелле, за широкой спиной которого нашла убежище синьорина Джованни, за нею мистер Андерсон сопровождал бедняжку Дарлин, и замыкал шествие доктор Ройфе. Группа поднялась по уже знакомой лестнице на второй этаж, все так же безмолвный и безлюдный, наполненный лишь желтоватым светом электрических ламп на стенах и тихим жужжанием оных.

Увы, ни в Т-образном коридоре, ни в комнате доктора Бревера, ни в других комнатах персонала, а также в гостевых - миссис Ред не было. Решив зайти в крыло, где располагался кабинет Альдуса Бревера и служебные помещения, наши герои оказались в длинном коридоре, который в своем дальнем конце сворачивал куда-то вправо. На правой стене было три двери, на левой - всего две; заглянув в первую дверь справа, Джон увидел просторную комнату, которая, видимо, была смотровой: три кушетки, застланные белоснежными простынями, у каждой - столик-этажерка с аккуратно разложенными на марлевой ткани стальными инструментами. В дальнем углу стояли напольные весы, а на стене висели какие-то таблицы и графики. Выключатель находился на стене по правую руку; щелкнув им, мистер Харди бегло осмотрел помещение. Ничего, что помогло бы понять, что случилось в Санатории, что происходит в нем сейчас или куда подевались Хайра Ред и Альдус Бревер, увы, здесь не было - лишь идеальная чистота и порядок царили в этой комнате, а также стойкий запах дезинфекантов. Выключив свет и прикрыв дверь, Джон, а с ним и другие, двинулись дальше. Следующей была дверь слева, и открыв ее, Джон понял, что если где и стоило искать ответы на сонм вопросов, роящихся в сознании наверняка каждого из них (за исключением разве что Дарлин), так здесь: в кабинете доктора Бревера. Щелкнув выключателем, молодой человек включил свет в этом помещении и осторожно сделал шаг внутрь, сделав предостерегающий жест остальным позади него; комок подступил к его горлу, когда он увидел, что здесь творилось.

Просторное помещение, служившее доктору Бреверу офисом, было наполнено металлическим запахом недавно пролитой крови и отвратительной вонью внутренностей. Узреть источник зловония было несложно: мебель, наполнявшая кабинет, была сдвинута к стенам, в которых располагались встроенные книжные шкафы и полки для бумаг, а в центре освободившегося таким образом пространства лежало это. Оно некогда было человеком, но сейчас его не назвать было и трупом, или телом, настолько изуродованным оно было. Мужчина средних лет (судя по тому, что подсказывала память мистера Харди, постаравшегося просмотреть всю имевшуюся информацию на доктора Альдуса Бревера прежде, чем отправиться в это злосчастное путешествие, это был именно он - доктор Бревер, во всяком случае, лицо убитого очень походило на лицо Альдуса на фотографиях, которые видел Джон в печатных изданиях; правда, там он был живой, улыбающийся и цветущий, здесь же...), распятый на полу - деревянные колья, такие, какие используют садовники в своем деле, диаметром в пару дюймов и длиной почти в фут, были глубоко вогнаны в дорогое половое покрытие из мореного дуба и пронзали его ладони и стопы. Он был одет в серый твидовый костюм хорошего покроя, который теперь пропитался кровью и стал черно-бурым; обувь отсутствовала. Глаза человека были закрыты, а на лбу, веках, щеках и губах кровью начерчены какие-то странные символы, линии и знаки. Руки несчастного были отделены от туловища у плечей, равно как и ноги - в районе таза; окровавленная пила лежала рядом с изуродованным телом. Но словно этого было мало, живот жертвы представлял собой сплошное кровавое месиво - его вспороли, а все содержимое вывернули наружу, что объясняло причину ужасного запаха, витавшего здесь. Почти треть пола была залита темной кровью.

Колючая Лощина, Ежевичный лес, Гвинедд
2 день месяца канол хевин 301 года Мира

Гаэль уснул еще до того, как последний человек покинул комнату, в которой знахарь его разместил. По дороге наружу Патрик, сопровождавший своих неожиданных, но весьма желанных спасителей, прокомментировал вопрос Тиган:

- Дочка, Фодорский брод находится в двух с хвостиком милях отсюда, все по Койдвенскому тракту на север, развилок там нет. не ошибетесь. Ну и сам брод не сложно заметить - лес там уже почти заканчивается, не настолько густой, и вокруг брода - большой луг; широкую и полноводную речку-то вы наверняка заметите. Сам тракт проходит через Фодорский брод, так что мимо не пройдете, это я вам точно говорю.

Выйдя наружу, мэр обратился уже ко всем, кто стоял на подворье:

- Я даже не могу найти слов, чтобы описать, насколько я вам признателен и благодарен за то, что вы согласились сделать... Я знаю, вы не думайте - я не настолько наивен или глуп, я знаю... Знаю, что весьма вероятно - вы не отыщите Мелину... не отыщите ее живой. Но хотя бы знать, что с нею - что с нею случилось, жива она или... или пришел черед оплакивать ее, моля Старицу провести на Иную Сторону и уберечь ее от лиха по пути... Это важно, это нужно, нужно мне - понимаете? - на глазах у Патрика заблестели слезы, и сейчас он казался совсем стариком, осунувшимся, с темными кругами под глазами, разбитым и жалким. - Пожалуйста... Что бы вы ни обнаружили, что бы вы ни выяснили - я должен знать. И я буду благодарен за любой исход. В добрый путь, други мои!

Патрик резко развернулся и вышел из дворика Гвидиона, устремившись обратно в город.

- Он очень любит свою дочь, - тихо промолвил целитель. - Как и все мы, жители этого города, - голос молодого человека окрасился необычными нотками, словно под "мы" он подразумевал "я". - По просьбе мэра я собрал вам то, что, как мне кажется, может помочь в вашем нелегком деле. Большую часть моих запасов забрала Мелина и ее стража, и у меня не было особо времени восполнить их, но, надеюсь, и этого будет достаточно... Учитывая то, как описывали пострадавшие от Искаженных своих обидчиков, вам понадобится масло дровосеков - нанесите его на металл, и следующий удар, совершенный с помощью этого металлического оружия, выжмет все соки у того, что не человек, или не совсем человек, но что отчасти и растение... И да хранят вас наши Старые Боги!

С этими словами Гвидион вернулся обратно к себе в дом, а наши герои отправились по Койдвенскому тракту, по которому пару часов назад уже укатили телеги Кодда и его караван. Даже если нашим героям удастся расследовать загадочное исчезновение стражи Колючей Лощины и ее капитана в предельно краткие сроки, дальше в сторону Койдвенского леса им придется идти самостоятельно - разве что повезет повстречать еще один торговый караван, что было маловероятно, поскольку по осени, погода во время царствования которой менялась по несколько раз на день, торговцы старались не частить с поездками в столь отдаленные места.

День занимался чудесный - ясный, солнечный, теплый и безветренный. Веселое пение птиц, яркие краски осеннего леса, ароматы палой листвы, постепенно, но неумолимо наполнявшие все пространство под его сенью, придавали сил и бодрости - равно как и сытный завтрак, поглощенный нашими героями часом ранее. Они и не заметили, как пролетело время, потраченное на преодоление упомянутых мэром Калленом "двух миль с хвостиком" - и спустя час пути они, наконец, добрались до невероятно широкой прогалины в Ежевичном лесу, посреди которой можно было увидеть ту самую реку, текущую с востока на запад, и тот самый Фодорский брод, который они разыскивали. Правда, то, в каком состоянии они застали и реку, да и сам брод, заметно отличались от того, как себе представляли это место шестеро путников. Река вовсе не была столь "полноводной", как описывал ее Патрик; не "широкая лента кристально чистой воды, в среднем тридцати ярдов в ширину", но жалкий ручеек в десять раз меньшего размера мутной и грязной воды - вот как предстала "речная гладь" перед дюжиной глаз. Несмотря на то, что тракт уходил дальше на север, и вокруг не виднелось никаких поселений и вообще признаков цивилизации, северное побережье - другая сторона реки - было вытоптано так, словно туда, на запад, постоянно и регулярно отправлялись нескончаемые потоки пешеходов - это можно было разглядеть даже с тракта, хотя чтобы разглядеть детальнее, что творилось на другом берегу, нужно было определенно дойти до самого брода и подойти поближе.

Гвендолен выступила вперед, словно танцуя в одном из беломраморных залов в доме своего отца, где мозаика, выложенная из серебра и хрусталя, отражала мириадами ярких бликов свет, льющийся из окна, а в окне - бесконечность синевы небес и молоко перистых облаков внизу, и солнце, единовластный и неоспоримый господин этих высот. Но не легкость и радостное возбуждение управляло движениями альве, как давно в детстве, когда она разучивала основные движения традиционных танцев ее народа - "лебедь, приближающийся к сердцу пруда", или "ласточка перед весенней грозой". Гнев и отвращение были той движущей силой, что заставила Гвен сделать несколько шагов вперед и, вскинув белоснежные длани, окрасить их алым пламенем, которое, вырвавшись из рук альве, устремилось к тому, что любой из Талвит Тег считал насилием над миром и законами, установленными в Первое Мгновение Бытия самим Паргой, Отцом Пламени. К тому, что люди называли "нежитью, " а Волшебный Народ - ллáтрудд, слово, которое лишь приближенно можно перевести как "изнасилование"; его семантика ускользала от быстро-живущих, но была ясна, как летний полдень, всем альве и сидхам - "что умерло, должно быть мертво". Пламя опалило троих скелетов, хотя тот, который был ближе всего к волшебнице, и смог увернуться от основного потока, исторгнутого плетением потоков эгни, именуемого чародеями "Пламенеющие Длани". Двое других, однако, были объяты огнем, и видно было, что еще чуть-чуть - и те темные духи, которые вселились в истлевшие останки, уже скоро будут оттуда исторгнуты и изгнаны из этой части Узора Бытия.

Дева, исторгнув из своих рук пламя, отступила на несколько шагов назад, изящно обогнув Ульвара - создавалось впечатление, что этим двоим не нужно зрение, чтобы чувствовать друг друга и действовать синхронно и слаженно. Взмах боевого топора - и то умертвие, которое было слишком ловким и смогло избежать большей части огненного гнева альве, взорвалось, осыпавшись на каменный пол дождем белесых костей. С жалобным звоном упал меч, так напоминавший меч Рори. Такой же умелой в мастерстве владения мечом оказалась и Энна - дева с волосами цвета осеннего заката одним мощным ударом разрубила неживую тварь пополам, и кости осыпались на камень, а нечто почти незримое, словно колебание воздуха над свечой, унеслось куда-то вверх и прочь. Достиг цели и выстрел Стефана - болт, выпущенный из его арбалета, с неприятным сухим звуком отбил нижнюю челюсть того скелета, который носил доспехи и который стоял позади всех; звук неприятный, словно разломалась старая иссохшая ветвь, наполнил зал с металлическими цистернами, и хотя умертвия не издавали никаких звуков, кроме едва слышимого постукивания костей друг о друга, когда двигались, почти все были уверены, что если бы эти умертвия могли рычать, то было бы самое время для этого.

Поток темной энергии, направленный Дереком, скелет в кольчуге отмел, словно отмахнулся от назойливой мошки, и уверенным шагом направился к Ульвару - видимо, самый грозно и мощно выглядевший человек казался ему единственно достойным противником. Удивительно, как костяные руки, лишенные плоти, сухожилий, кожи могли так искусно управляться с посохом, который тварь перехватила в обе руки и завертела, словно мельничное колесо; друзы кристаллов, которыми оканчивался необычный посох по обеим концам, внезапно вспыхнули тусклым зеленоватым светом, сродни тем огонькам, которые поздним вечером можно увидать на болотах, там, где самые коварные и смертельно опасные трясины поджидают случайного путника, раскрывая свое бездонное чрево, исполненное торфом и гниющими останками растений и животных, и исторгая зловонные и ядовитые газы. Внезапный выпад, словно бросок гадюки - и на своем левом плече Ульвар ощутил жгучую боль от удара, хотя в его нынешнем состоянии это было почти незаметной раздражающей мелочью, а не тем, о чем стоило бы волноваться. Воин рефлекторно дернулся вперед, пронзая старую кольчужную рубаху, в которую было одето умертвие, и дробя ребра неживой твари.

Тем временем к нашим героям подоспели Рори и Ваэрон, оставившие друида у входа в это помещение. Старец в это время бормотал в свою седую бороду какую-то молитву, или заклинание, или как там служители природы и мира всего творят свою волшбу - пятерым сие было неведомо - и внезапно на том месте, где стоял скелет в кольчужной рубахе, возник высокий, почти в сорок футов высотой, столб серебристого света. Кожа альве сразу же откликнулась на него, и узоры на ее коже снова воссияли и замерцали; столб лунного света, чудесным возрастом вырвавшийся из камня, явно пришелся не по нраву умертвию, и то брезгливо дернулось, словно пытаясь сбросить с себя то, что было ему неприятно, а возможно и болезненно.

- Не вступайте в Пелидр Ллоэр*! Гнев Ночного Светила одинаково опасен всем, и живым, и мертвым! - прошелестел голос седобородого старика.

Тем временем оставшиеся скелеты тоже попытались атаковать тех, кто им казался достойным противником, а, возможно, они имели зуб на тех, кто выглядит воином - не ни один из них, казалось, даже не замечал присутствие трех, кто способен переплетать потоки эгни, зато их черные пустые глазницы, казалось, источают мощные потоки густой и жгучей ненависти ко всем, кто держал оружие в руках. Одно из умертвий атаковало Ваэрона - мужчина с сединой на висках с легкостью уклонился от выпада ржавого меча; второе выбрало своей целью Рори, и воин без труда и с оглушительным звоном отбил атаку скелета своим мечом. Третий же ллатрудд сделал ложный выпад в сторону Энны, и когда девушка, на мгновение поверившая, что кость, оживленная темными силами, не способна на хитрость, отреагировала на финт, открыв свой правый бок, умертвие вонзило свой клинок в ее тело. Энна почувствовала, как горячая липкая кровь заструилась из раны и окрасила ее одежду; в глазах потемнело, но всего на мгновение. Еще удар сердца - и отважная воительница снова была готова действовать, и уже вряд ли позволит подобному совершиться снова.

"У Хайлии"

- Ох, и я тоже! - воскликнула Хайлия. - Я тоже обязана Анклаву. Жизнью, будущим, всем. Когда я была совсем маленькой девчушкой, я отправилась в лес, что начинался на окраине нашего города - хотела отыскать улей диких пчел и наворовать у них сот с темным и душистым медом, поскольку лекарь сказал, что чай с таким медом поможет моей матушке, сильно захворавшей в то время, встать на ноги. Маленькая безрассудная дурочка я была, вот как, ведь стоило мне час поблуждать среди густых зарослей акации, тика, фикусов, оплетенных лианами, и я потерялась. Почти сутки я блуждала по лесу, всю ночь пришлось пережидать на вершине большого и раскидистого мангового дерева, чтобы не стать добычей волкам и тварям покрупнее, и лишь наутро мне посчастливилось повстречать следопыта - такого, как ты, - темнокожая женщина кокетливо улыбнулась Тому. - Он вывел меня из лесу и вернул домой, и с тех самых пор я поклялась вернуть свой долг Изумрудному Анклаву, помогая ему собирать сведения и поддерживая его агентов, где бы я ни находилась. Уже дюжину лет как я перебралась сюда, и отныне я - связная для всех, кто причисляет себя к Анклаву, и с удовольствием послужу таковой и вам, парни, - на сей раз ослепительно-белоснежная улыбка Хайлии была адресована обоим ее гостям. - Что ж, дела прежде всего, верно? А потом, если вы действительно решите попариться в моих баньках, можно будет и это организовать... Хотя в такое время - в районе полдня - обычно самые старые мои клиенты предпочитают посещать парные комнаты и комнаты горячих камней; им не нравится наслаждаться теплом и ароматами бани по вечерам, вместе с молодежью, поскольку та напоминает им о безвозвратно минувших днях. Ну и молодежь, понятное дело, тоже не в восторге от моих шарпеев и морщинистых красоток, - банщица хихикнула, прикрыв рот ладошкой, после чего снова продолжила: - Так вот, что у нас тут происходит. Во-первых, призраки и нежить - во всяком случае, несколько детей их видели, и хотя ребенок - никудышний свидетель, я знаю, но годы проведенные в сборе и анализе сведений, слухов, сплетен и рассказов позволяют мне утверждать, что порой дети бывают куда прозорливее и наблюдательнее, чем взрослые. Просто нужно попытаться понять, во что их детское воображение облекло то, что они увидели, а еще лучше - попросту отправиться на место и разведать. В четырех случаях из пяти эти придумки и россказни оказываются действительно свидетельствами чего-то темного и мрачного, пусть и не всегда имеющего отношение к сверхъестественному. Далее, каменоломни - те, что у нашего города, совсем рядом, расположены. Вот уж никогда не думала, что увижу этих увальней каменнолобых, каменотесов тамошних, такими перепуганными, ну что дети, опять же. Говорят, следит за ними кто-то. Темные фигуры, неясно даже - реальные ли; во тьме черных капюшонов, мол, кроются маски, бледные и гладкие, словно из камня вытесанные. Правда или нет, но с тех самых пор - уже несколько месяцев как - ни один здоровяк-каменотес не вошел в каменоломни после заката. Боятся, а когда боятся такие мощные мужчины - мне и самой не по себе становится. Дальше - краше. Разбойники - не редкость в Дессаринской долине, но в последнее время они стали уж совсем не по-людски злобными... Прости, голиаф, я ничего такого не имела; опять же, возможно, это та самая банда, которая причинила горе и тебе, и твоим родным; хотя вряд ли - они орудуют уже который месяц, и в основном - на Кайрнской Дороге, не слыхала я, чтобы они куда на север подавались. Но все же стоило бы и к ним заглянуть, учитывая особенно, что горя и бед причинили они немало, ограбили, убили, снасильничали множество людей и нелюдей, и до сих пор остаются неуловимыми - наш городской констебль, сколько не старался, так и не смог даже на след их выйти. В общем, как говорит моя подруга Кайлесса - у нее тут единственный в нашем городе постоялый двор, а также не менее прозорливый ум, чем у меня, и склонность собирать и анализировать факты, проверенные и непроверенные - так вот, она считает, что все взаимосвязано: все неприятности в городе и за его пределами, эта странная весна с ее безумной погодой, и вообще все. Но о ее теории вам, понятное дело, лучше поговорить с нею самой. И - в любом случае - любое из тех темных делишек, что творятся нынче в округе и которые тревожат не только местных жителей, но и меня, а я видала на своем веку такое и столько... в общем, нет ли у вас подкрепления какого? Хотя бы еще пару-другую добрых молодцев, поскольку, как я могу судить из своего опыта, что на банду разбойников идти, что с призраками воевать - двое в поле не воины, уж простите меня, родненькие, но о вас же переживаю.

Хайлия перевела дух, после чего, снова лучезарно улыбнувшись голиафу и человеку, спросила: - Ну так что, ребятки, парить косточки будем?

В Святилище Всеверия

Высокая двустворчатая дверь, ведущая внутрь храма, была широко распахнута - и судя по нетронутому слою белесой известковой пыли, которая в окрестностях Самберских холмов, казалось, покрывала все и вся, дверь никогда и не закрывали вовсе. Створки, вырезанные из кедрового дерева, были покрыты нарисованными разными красками символами всех - или почти всех - богов пантеона Фаэруна, причем не только человеческих. Мордраг смог разглядеть и символ Морадина, и прихотливую вязь эльфийских рун, переплетавшихся в единый сигиль, обозначавший Кореллона Ларетиана, и знаки многих других божеств, ведомых дворфу и неведомых.

В просторном помещении, не изобиловавшем мебелью, на возвышении, к которому вели мраморные ступени, размещался каменный алтарь, покрытый барельефами, изображавшими сцены из различных сказаний, повествующих о богах и их деяниях. У стен стояли массивные столы для свеч, покрытые оплавленным воском, да на самих стенах висело несколько гобеленов, шитых золотой и серебряной нитью, - вот и весь антураж этого молитвенного места. По-северному сдержанно, без излишеств и ничего ненужного. Мордраг остановился у алтаря, освещенного разноцветными лучами света, проходившего через цветные стекла громадного круглого витража на дальней стене. Склонившись на колени, дворф вознес молитву своему божеству, Хельму; на несколько минут он практически перестал замечать окружающий мир, но когда вновь вернулся к восприятию реальности, он заметил, что недалеко от него стоят двое - средних лет мужчина в жреческих одеждах и со стальным символом Темпуса на стальной же цепочке, и разменявшая уже шестой десяток женщина с добрым лицом, носящим отпечаток былой красоты; она была одета в одежды розовых расцветок, что, вероятно, указывало на ее служение Сун, богине любви и покровительнице всего прекрасного. Увидев, что дворф перестал молиться и теперь пристально разглядывает их, эти двое поставили на алтарь подносы с ритуальной утварью, и повернулись к Мордрагу. Женщина расцвела улыбкой, от чего ее лицо стало на пару десятков лет моложе и красота снова расцвела в ней, утонченная и теплая, мужчина же сделал шаг навстречу дворфу и произнес ровным и звучным голосом:

- Приветствую тебя, служитель Хельма! Я - Имдарр Релваундер, слуга Темпуса и настоятель сего святилища, в котором почтитаются все боги и не правит ни один из них; это - моя помощница, Лиммура Аулдарх, служительница Сун. Если ты - Мордраг, тогда я знаю, кто ты и зачем ты здесь, в Красной Лиственнице.

Удивленный последней фразой, дворф лишь безмолвно кивнул. Имдарр, словно только и ждал подтверждения своей догадке, повернулся к Лиммуре и тихонько попросил закончить подготовку алтаря к богослужению самостоятельно; когда женщина понимающе кивнула, жрец пригласил Мордрага следовать за собой и пошел вглубь зала; на дальней от входа стене располагалась дверь, скрытая одним из гобеленов. Пригласив собрата по цеху проследовать внутрь, Имдарр вошел следом и закрыл за собой дверь. Они находились в просторной библиотеке, которая также служила и рабочим кабинетом жрецам, присматривавшим за этим культовым сооружением; широкий и длинный стол, по сторонам от которого стояло множество стульев с резными высокими спинками, был завален ворохом бумаг, раскрытых книг и карт. Одна карта была расстелена в самом центре стола, ее края - придавлены чернильницами и какими-то пузатыми мелкоформатными фолиантами; на ней, как мог видеть дворф, была изображена Дессаринская долина.

- Мои собратья из Глубоководья уведомили меня с почтовым голубем, что скоро должен прийти подкрепление из Ордена, которое сможет помочь разобраться в событиях, тревожащих меня весьма, и что один из них будет поименован "Мордраг, служитель Хельма". Я регулярно отсылаю сводки нашим собратьям в Глубоководье, но они отвечают редко, словно нехотя - или словно не осознавая всю важность того, о чем я им пишу; возможно, они считают, что мне здесь, в провинциальной глуши, совсем нудно и скучно, вот я и выдумываю небылицы. Если ты - это все "подкрепление", думаю, даже последний мой отчет не заставил их сменить точку зрения, - мужчина горестно вздохнул. - Что ж, друг мой, ситуация в окрестностях Красной Лиственницы сложна и тревожна, и мне нужна помощь опытных специалистов, которые возьмутся за правое дело - восстановление безопасности в регионе, борьбу с неизвестным и непонятным мне пока злом, и возвращение справедливости, мира и процветания в Дессаринскую долину. И если ты - новый агент Ордена, которого старейшины решили достойным взяться за это сложное дело, так тому и быть.

Основную тревогу вызывают у меня эти холеные богатеи из Глубоководья, этот клуб бездельников, который именует себя "Сообществом Пернатой Бури". Год назад они обосновались в одной из заброшенных башен, коими усеяны Самберские холмы, и развлекаются там полетами на гиппогрифах и грифонах; их глава - Турл Меросска, благородный из Глубоководья, в последние месяцы ведет себя более чем странно. Именно об этом я постоянно писал в своих отчетах, отсылаемых старейшинам, но не это нынче тревожит меня больше всего; куда более подозрительные, а подчас и откровенно зловещие события происходят здесь и сейчас, поэтому я считаю, что с рыцарем из рода Меросска можно повременить.

Имдарр склонился над ворохом бумаг и, после нескольких секунд изучения его содержимого, выудил одну:

- Вот мой последний отчет, точнее, его копия. Пять тревожных событий тут названо, и все шесть важно расследовать как можно скорее. Итак, первое: банда разбойников, о которой нам постоянно говорят путники, отправляющиеся по Кайрнской Дороге, или приходящие по ней - все утверждают, что сердца у этих злодеев черные, как ночь, а поступки - еще чернее. Они грабят, насилуют, издеваются над захваченными пленниками, применяя подчас такую жестокость, которой нет и не будет оправдания. Констебль нашего города неоднократно пытался отыскать логово злодеев или устроить им ловушку, но все тщетно. Второе: каменотесы, работающие на семью Меллихо, утверждают, что какие-то темные силуэты в каменных масках следят за ними из тьмы боковых проходов в каменоломнях, и напрочь отказываются заходить туда после наступления ночи. Люди эти - не из суеверных и не из робкого десятка, и знаю я их уже многие годы; они никогда не отличались буйным воображением или склонностью к паранойе. Третье: работники мастерской Ваэлвура жалуются на "нечто подозрительное и нечистое", что происходит в их лавке и в цехе, но никто не обращает внимания на их жалобы - мол, пьянчуги они, чего с них взять; меня же десятилетия опыта и работы связным Ордена научили доверять интуиции и тревожным слухам; этот меня взволновал, хоть и сам не пойму, отчего. Четвертое: детвора в Красной Лиственнице рассказывает всякое. Скажем, внучка старой Минни говорит о "призраке", которого она увидала рядом с одним из старинных курганов, у самого начала Самберских холмов; а дети Тарнларов - обычно спокойные, воспитанные и не склонные к придумкам и лжи - в один голос говорят о "злой чуме" у Копьекамня. Пятое: хозяйка "Веселого меча", госпожа Кайлесса, похоже, обладает какими-то сведениями о том, что происходит, и как все это связано - да, она считает, что все эти загадочные и тревожные события имеют единое происхождение. Увы, я не могу раскрыть свой статус связного Ордена, а слишком детальные расспросы она почему-то переводит в шутки вроде "что это вы, святой отец, на старости лет стали подобным интересоваться? Никак в искателей приключений решили записаться? Не слишком ли поздно, для вашего возраста и статуса?"

Имдарр присел на один из стульев и снова горестно вздохнул:

- Сейчас, озвучивая все это тебе, друг мой, я понял, что действительно - тому, кто никогда прежде не бывал в Дессаринской долине, или же кто не прожил здесь эти последние безумные несколько месяцев, все это покажется бредом, пустой болтовней, сплетнями и ничем важным. Но поверь - моя интуиция, мой опыт, мое сердце - они единогласны в том, что эти события нуждаются в скорейшем рассмотрении и расследовании. Я буду признателен тебе, если ты все-таки не отмахнешься от "бреден провинциального жреца", и решишься помочь мне, нашим жителям Красной Лиственницы. Ордену Рыцарской Перчатки, посредством службы его идеалам и ценностям.

В лавке Тарнларов

Высокое квадратное строение двухэтажного дома Тарнларов расположилось на перекрестке Долгой и Кайрнской Дорог. Построенное из камня и дорогих пород дерева, оно сразу же производило впечатление респектабельного особняка, в котором живет далеко не бедная и явно уважаемая семья. Зарешеченные окна, под которыми цвели аккуратные и ухоженные клумбы, массивная дверь из белого дуба и вывеска, на которой позолотой было выведено "Хельвур Тарнлар, продавец одежды и тканей", а по обе стороны от надписи были изображены благородный лорд и леди в роскошных одеяниях, дополняли общий антураж этого места. Хмыкнув, Мартильн вошел внутрь.

Просторное помещение было уставлено манекенами, облаченными в плащи, манто, накидки, кафтаны, сюртуки и прочее; тремпели с еще большим количеством одежды, шитой из шелка, бархата, шерсти и льна висели во встроенных в стены открытых шкафах, а на большом столе в самом центре зала были выставлены в ряд сапоги, башмаки и туфли. Высокий темнокожий мужчина средних лет, облаченный в одежды, напоминавшие о той картинке на вывеске, как раз что-то вещал двум своим покупателям - престарелой чете:

- Вы не поверите, но именно такие шляпы - писк сезона в Серебристой Луне, уверяю вас! Куда ни глянь, когда окажетесь в респектабельных районах этого оплота цивилизации и процветания, увидите модели, подобные этой, хотя конечно, эта - уникальна. Даже если решитесь отправиться в Серебристую Луну, никто не уличит вас в плагиате, и хотя вы по-прежнему будете в тренде, ваш внешний облик будет уникальным и привлекательным, клянусь честью своего древнего семейства! А эти сапоги - вы только посмотрите на качество выделки, на швы, на эту серебристую вышивку по бортам. Я сам видел подобные на одном весьма высокопоставленном чиновнике Невервинтера, но все же та модель была не настолько совершенной, как эта, которую я вам предлагаю за вполне справедливую и резонную цену.

Когда Мартильн вошел в помещение, прикрепленный к массивной двери колокольчик звякнул, и привлеченный звуком Хельвур Тарнлар, а это был он, сделал знак темнокожей женщине в очень аккуратном и привлекательном шелковом платье, которая перебирала меховые палантины в дальнем углу зала, и та поспешила к пожилой паре, а Хельвур подошел к Мартильну с белозубой улыбкой и многословной речью:

- Добро пожаловать в лучший магазин одежды, обуви и аксессуаров к северу от Глубоководья! Хельвур Тарнлар, рад приветствовать вас, господин... проезжий, - Хельвур окинул оценивающим взглядом Мартильна, приметив скромность и невычурность его облачения. - Что вас интересует? Сапоги, дорожные сумки, плащи, камзолы и кафтаны, перчатки, шляпы, все, что только можно себе представить из мира моды и качественной одежды. Знаете, меня часто спрашивают: мол, господин Тарнлар, как так случилось, что в таком провинциальном городке, на отшибе цивилизации, можно сказать, вы решили открыть свое дело, да еще и посвященное столь утонченной и искушенной сфере? Хорошая, качественная одежда всегда была нужна, нужна сейчас и будет нужна всегда, будь то аристократ из Глубоководья или крестьянин из окрестностей Яртара, вот что я отвечаю. И ведь это правда - спустя недели в пути, особенно учитывая нашу непредсказуемую и суровую погоду, наши зимы, весны, осени и лета, одежда у всякого имеет обыкновение снашиваться и требовать замены. Так почему бы не порадовать обновкой себя здесь и сейчас, спрашиваю вас я?

Мартильн, которого немного утомил поток напыщенной излишне многословной речи, просто протянул Хельвуру конверт, который он обязался доставить в Красную Лиственницу. Удивленно вскинув брови, торговец вскрыл конверт, сразу приметив на нем оттиснутую в красном сургуче печать Альянса, и быстро пробежался глазами по тексту письма. После чего сразу же изменился и в лице, и в тоне; без снобизма или деланной важности Хельвур жестом пригласил Мартильна следовать за собой и провел в свой кабинет, располагавшийся в коридоре за торговым залом своего дома. Пригласив молодого человека присесть, Хельвур и сам уселся в высокое кресло по другую сторону от массивного стола.

- Что ж, Мартильн, приятно познакомиться с агентом Альянса Лордов! Я на службе у этой организации уже пару дюжин лет, но через наш город агенты Альянса проходят лишь мимолетно, обычно не задерживаясь в этом захолустье. Однако в последнее время я уже неоднократно просил руководство прислать сюда группу специалистов, которые смогли бы помочь разобраться в некоторых темных и подозрительных делах, которые творятся в Дессаринской долине в целом, и в Красной Лиственнице - в частности; прямо или косвенно к происходящему здесь относится и то... кхм... событие, о котором написано в письме. То, суть которого ты пытаешься понять уже который год, и виноватых в котором ты пытаешься отыскать. Что ж, я с радостью помогу тебе разобраться в происходящем и найти тех, кого ты так долго ищешь. Но прежде... Прежде мне нужно убедиться, что ты действительно достоин считаться агентом Альянса Лордов - твой наставник просит меня об этом в своем письме весьма недвузначно, а также мне нужна твоя помощь. "Ты - мне, я - тебе", как говорится. Правда, те дела, в которых нужно проявить внимание, смекалку и опыт агента Альянса, довольно сложны и неоднозначны; справиться с ними в одиночку будет не просто сложно - невозможно, я заверяю тебя со свей уверенностью. Поэтому тебе определенно понадобятся помощники, несколько - как их отыскать, думаю, для людей нашего толка не составит проблемы. Благо, Альянс щедро вознаграждает за помощь в своих делах; достойную оплату и тебе, и тем, кому ты достаточно доверяешь для того, чтобы провернуть несколько важных операций по восстановлению мира, спокойствия, благоденствия, безопасности и - прежде всего - процветания данного региона, я смогу выбить щедрую оплату у наших с тобой патронов. Чтобы ты мог оценить масштаб и сферу деятельности - кратко опишу основные проблемы, с которыми столкнулись благопристойные граждане Красной Лиственницы, или же не подозревают, что это проблемы, или же еще не столкнулись, но сие неминуемо произойдет: разбойники и убийцы, орудующие на Кайрнской Дороге; многочисленные сообщения о "призраках" или "дикой чуме" в Самберских холмах; таинственные личности в каменных масках, препятствующие нормальной деятельности каменоломен; подозрительные события в ремесленной мастерской, занимающейся починкой фургонов, колес, упряжи и прочего; слухи о темных силах, которые собирают свои армии в заброшенных башнях, все в тех же холмах.

На улицах города

В это время дня улицы Красной Лиственницы были немноголюдны - большинство горожан занималось тем, что давало возможность им заработать на хлеб: кто-то отправился возделывать поля, кто-то ухаживал за своим скотом, кто-то еще на рассвете спустился в каменоломни у северной окраины города (Винтер и его спутники видели их, когда подъезжали к Красной Лиственнице), а кто-то усердно трудился в своих мастерских или лавках. Покрытые серебристо-белесой известковой пылью улицы на несколько часов стали безраздельной вотчиной детворы и собак, которые носились туда-сюда, играя в лишь им понятные игры и радуясь так рано воцарившемуся теплу и яркому солнцу. Забавно, как в том, что одни - взрослые - видят вероятный источник грядущих проблем, неурожая, возможно - голода, дети могут найти уйму положительных сторон.

С детьми Винтер общий язык находил еще легче, чем со взрослыми, и ему не стоило труда узнать дорогу к лавке "Тысяча мелочей" - ослепительная улыбка тут, маленький трюк, вызвавший восторженный вздох детворы там, несколько завуалированных вопросов о том, где какие лавки и магазинчики есть в городе, и имя хозяйки - "госпожи Велливо" - всплыло само собой. Даже если детишки и будут рассказывать после своим родителям о том, какие чудеса они видали на улице, никто и не подумает, что проезжавший мимо менестрель устроил маленькое представление для детворы лишь для того, чтобы вытянуть из тех нужные ему сведения. Довольный собой, Винтер пошел дальше в направлении, указанном его маленькими осведомителями; лавка Эндрит Велливо располагалась почти на самой окраине города, там, где Долгая Дорога продолжала уходить на север, к Трибоару и дальше.

Улыбка Винтера стала несколько менее яркой, когда он наконец увидел "Тысячу мелочей", а точнее гурьбу детей, роящейся на заваленном всяким барахлом подворье. Дети играли и на улице перед двором, и в самом дворе, и вбегали в дом, и выбегали из него - видимо, хозяйка лавки очень любила детвору и разрешала им хозяйничать в своем доме, как в своих собственных. Множество бочек, сельскохозяйственных инструментов, треснувших корыт, оглобель, тюков и мешков с чем-то внутри наполняли подворье; сам дом был ничем не примечательным одноэтажным длинным строением со множеством дверей и без окон - во всяком случае, таких, которые выходили бы на сторону Долгой Дороги. Небольшая вывеска, гласящая "Тысяча и одна мелочь, и прочая всячина от Эндрит Велливо", скромно ютилась у одной из дверей.

В "Веселом мече"

Госпожа Кайлесса решила обслужить Элри и Брана самостоятельно - несмотря на свою хрупкое телосложение, эта дама лихо подхватила со стойки поднос с глиняным кувшином, доверху наполненным пенящимся элем, несколькими глиняными кружками и тарелками с разнообразными нарезками - сыры, копченое и вяленое мясо, домашние колбаски с чабрецом и розмарином, поджаренные на гриле, несколько аппетитно выглядящих кусков подрумяненного над открытым огнем окорока, ломти душистого свежеиспеченного хлеба с зернами тмина - после чего подошла к столу, за которым сидели эти двое, и прытко расставила перед молодыми людьми выпивку и закуски. В это время дня в обеденном зале было совсем немного посетителей - лишь еще пара купцов, которые пришли с караваном Ваэвирра, неторопливо вели беседу за бутылкой вина в дальнем углу зала. Видимо, Кайлесса сказала правду о том, что кухня "Веселого меча" не пользовалась популярностью и этот "обеденный" зал использовался преимущественно лишь как место для бесед, встреч и хорошей выпивки, а значит, пик посещаемости здесь, теоретически, должен приходиться на закатные и после того часы.

- Угощайтесь, мои дорогие гости, все - за счет заведения. Если вы действительно сможете помочь нашему городу вновь стать спокойным и безопасным местом, на все готова, лишь бы вы не отказались, - с обезоруживающей улыбкой обратилась хозяйка постоялого двора к Элри и Брану.

Колючая Лощина, Ежевичный лес, Гвинедд
2 день месяца канол хевин 301 года Мира

Прошлый вечер завершился россыпью цветистых речей и искренних слез облегчения, излитых и пролитых Патриком Калленом, когда мэр услышал заверения наших героев о том, что они готовы помочь городу расследовать исчезновение своей стражи и старику - вернуть свою дочь. Договорившись встретиться на рассвете, чтобы навестить Гаэля - единственного вернувшегося из погони за феондами стражника - наши герои распрощались с Патриком и отправились отдыхать.

Утро встретило их ароматами яичницы и бекона, а также душистого травяного чая и, конечно же, неизменных ягодных пирогов. Гури порхал по обеденному залу таверны так, словно сейчас было и не раннее утро вовсе, составляя резкий контраст позевывавшим и едва передвигавшимся женщинам, работавшим в "Сломанной Оси". Сразу после завтрака наших героев встретил мэр Патрик, державший наготове нарисованную на листе пергамента карту и небольшой, но объемный мешок с чем-то стеклянно позвякивавшим - вероятно, обещанный задаток в виде пузырьков с зельями и горшочков с горючим маслом. Вручив карту и мешок нашим героям, мэр пригласил шестерку путешественников следовать за собой.

Дом городского целителя располагался на самой окраине Колючей Лощины и почти сразу наводил на мысли о том, чем занимается его обитатель: в небольшом аккуратном дворике, по обе стороны от крыльца располагались клумбы, пестревшие различными лекарственными травами, а на постеленных прямо на земле отрезках льняной ткани были разложены сушащиеся травы, ягоды, коренья, цветы и даже элементы животного мира: оленьи рога, пригоршня жабьих лапок и нечто менее легко идентифицируемое и выглядящее еще более отвратительно, чем лапки и прочее. Целитель Гвидион своим видом, однако, удивил наших героев - высокий плечистый молодой человек, с гривой золотисто-рыжих волос и яркими веснушками на привлекательном лице, он встретил всех белозубой улыбкой в двери своего дома и, после вежливого, но немногословного приветствия, сразу провел мэра и шестерых его сопровождающих в одну из комнат, где на широкой кровати лежал Гаэль. Мэр Патрик не солгал и не приукрасил того, в каком плачевном состоянии находился бедолага: впавшие щеки, бледное лицо, темные круги под глазами, пустой и отсутствующий взгляд свидетельствовали о том, что последние несколько дней для Гаэля явно былы наполнены тяжелыми испытаниями.

... Вспыхнули рубином и аметистом волшебные энергии, направленные умелыми руками и твердой волей альве и чернокнижника; вспыхнули так, что даже незрячие, те, кто слепо не видят эгни, энергию созидания и разрушения, увидели яркие, ослепляющие потоки и сгустки плетений Силы, Что Сотворила Все Сущее, и что может его разрушить. Нити эгни, пламенно-алые в очах чародеев и - просто "ослепительно яркие" - для всех иных, устремились к порядком отсыревшей кладке, державшей на себе весь титанический вес крепостной стены над аркой, через которую минутой-другой ранее прошли пятеро и одна. Не выдержав такой силы, смесь извести, песка, яичного желтка, глины и воды, смешанные чьими-то руками вечность назад и использованные для скрепления каменных блоков, из которых состояла стена крепости, превратилась в пыль, а камни, удерживаемые ею - стали крошиться и осыпаться. Оглушающий грохот прокатился волной по подворью и ударился о каменные стены заграждения, отразившись от них, и вновь вернулся к пятерым и троим. Несколько каменных блоков, находившихся прежде над аркой, рухнули вниз, и сам проход заполнился сизым туманом пыли и праха, в который превратился цементирующий состав; арка была наполовину завалена, и вряд ли кто-либо смог бы пробраться через нее так скоро, как это нужно было бы, чтобы удержать пятерых и троих от того, что выглядело наиболее разумным в сложившейся ситуации: отступить в другой проход, войти в другую арку. Звук, вызванный обрушением части стены, вызвал реакцию и у тех, о ком пятеро (а возможно, еще и трое) не подозревали до сих пор - за стеной ограждения, окантовывающего внутренний двор крепости, раздались испуганные и яростные голоса - кто-то преисполнился страха от того, что услышал по другую сторону стены, а кто-то - наоборот, разозлился и теперь кричал, обуянный гневом и ненавистью.

Решив не мешкать, пятеро вошли в другую арку - а за ними последовали трое: двое мужчин подхватили старца, закинув его руки себе на плечи, и осторожно пошли вслед за теми, кто вернул себе имена.В других руках они держали по факелу, таким образом, у пятерых, идущих впереди, была возможность в этот раз более-менее четко видеть, что их окружает и где они оказались.

Сначала коридор был однообразен и уныл - шел все время прямо, со всех сторон был камень, и разноцветные лишайники, и вбитые в стены медные кольца для факелов, покрывшиеся толстым слоем бирюзовой ржавчины. Спустя двадцать ярдов пути коридор внезапно вывел наших героев в просторное помещение, потолок которого терялся высоко во тьме вверху, а все пространство было заполнено огромными металлическими бочками, не менее двух ярдов диаметром и около пяти в высоту. "Menyn", вспомнила Гвендолен. "Мéнин, "масло" на Старшей Речи - так называли новоиспеченные чародеи из числа быстроживущих, младшей расы, которые смогли найти способ экстрагировать эгни из объектов окружающего мира; они помещали растительные, минеральные и животные компоненты в подобные сооружения и посредством перегонки, а также использования определенных сверхъестественных методик, получали густое, как мед, и зловонное, как гниющий под раскаленным солнцем труп, нечто, что они называли "эссенция магических энергий". Альвы в лучшем случае брезгливо морщились, когда слышали о подобных практиках, друиды, вопреки своей склонности придерживаться равновесия как во взаимоотношениях с окружающим миром, так и в своем внутреннем мире, приходили в ярость лишь услышав о такой кощунственной практике; маги Башни, да и прочие человеческие маги Троемирья не понимали, отчего и к чему столько пафоса и ненужных эмоций. Мир - чтобы использовать его дары; умение получать эгни в осязаемой форме - это ли не показатель прогресса, эволюции человеческой мысли и разума, науки, способной совершить то, что было немыслимо и невозможно ранее? Об этом читала и слышала Гвен дома, на... как же зовут ее дом? Увы, память все еще отказывалась служить альве так, как прежде, и все еще хранила ее прошлое во тьме забвения.

Как и память прочих - хотя Дереку и удалось вспомнить - скорее почувствовать некую связь с одним из спутников друида, тем, кто был постарше и кого звали Ваэрон; к облегчению молодого человека, Ваэрон отозвался на его мысленное обращение: "Утратили память?! Все вы? Даже под защитой альвийского трибуна?! Ладно, сынок, расскажешь об этом, когда будет время поболтать. Сейчас самое важное - найти другой выход из этого места; в крепости чародеев не могло быть только одного - главного - входа и выхода; где-то должен был быть и черный ход для прислуги, эти белоручки ничего не делают сами, так всегда было, есть и будет; а значит, слуги у них были".

Слуги, вероятно, у "них" недйствительно были, вот только из-за неизвестных пятерым и троим событий, а также из-за неумолимого времени - превратились уже в прах и тлен; лишь кости остались от них. Кости, которые, повинуясь некой неизвестной и неощутимой силе, снова собрались воедино и восстали из гнили, земли и камней, которыми был усыпан пол этого зала с цистернами. Мгновение, другое - и перед нашими героями стояло шесть скелетов, сжимавших в руках длинные мечи (похожие на тот, который был у Рори - такая же специфическая гарда в виде драконьих голов на извивающихся волной длинных шеях, такой же глубокий желоб, идущий по центру лезвия, такие же вытравленные на клинках три руны - "Береза", "Рябина" и "Остролист"), а позади них, словно командир, отправляющий на передовую своих солдат - еще один, более высокий, облаченный в изрядно потрепанные, прогнившие и изорванные одежды - настолько пыльные, грязные и покрытые гнилью и плесенью, что представить их первозданный вид не представлялось возможности. В руках тот сжимал длинный металлический посох, на обоих концах увенчанный несколькими сросшимися друзами кристаллов.

"У Хайлии"

Дверь открыла высокая темнокожая женщина лет лет сорока, с огромной копной иссиня-черных кудрей и бюстом, который входил в любую комнату куда раньше нее самой, а также весьма привлекательным лицом и тонкой талией, подчеркивающей ее округлые бедра; одета она была в легкое шелковое платье цвета темного изумруда, обтягивавшее ее тело так, что почти не оставляло никакого пространства для воображения. Низкий грудной голос и едва слышимый амнский акцент дополняли картину:

- Добро пожаловать в мое заведение, господа... и ты, Минни. Удивлена видеть такую необычную компанию - молодой человек, не менее молодой голиаф и моя весьма пожилая соседка, - Хайлия, а это была именно она, улыбнулась, продемонстрировав свои безупречные белоснежные зубы. - И если я могу предположить, зачем пожаловала ко мне моя соседушка, то вы... Вряд ли вы хотели бы пошить себе новое платье, и не думаю, что вас интересуют мои косметические средства, которые я - прошу заметить - изготавливаю сама из абсолютно чистых, свежих и качественных растительных, минеральных и животных продуктов. Это я так, если вдруг у вас заведется дама сердца, и вы решите сделать ей подарок, так знайте - у Хайлии вы найдете все, что вашей избраннице будет мило и нужно. Но возвращаясь к вам самим - единственный вариант, который я могу предположить, - это, конечно же, мои бани. Или же поговорить о том, какие олени нынче водятся под изумрудной сенью Высоколесья, если вы там бывали, конечно же, - заливисто засмеялась Хайлия. Отсмеявшись, она отступила назад, открыв дверной проем, и сделала приглашающий жест: - Проходите, молодые люди, проходите. А с тобой, Минни, мы поговорим чуть позже, если позволишь, и спасибо, что показала дорогу новым клиентам. С меня - скидка на следующее платье, которое ты у меня когда-нибудь закажешь, - с этими словами хозяйка бань и швейной мастерской закрыла дверь прямо перед носом у ошарашенной старушки, после чего тихонько добавила: - Если когда-нибудь такой день наступит и ты все-таки решишь у меня хоть что-нибудь заказать.

Хайлия развернулась к своим гостям, которые оказались в просторной комнате, большую часть которой занимал широкий стол, заваленный отрезками тканей всех расцветок и разновидностей, подушечками, утыканными иголками, измерительными лентами, мотками и клубками ниток и прочими приспособлениями, обычно используемыми в портняжном деле. В дальних углах комнаты стояли два женских манекена, один - раздетый, на другом же была надета гора розовых оборок, складок и рюшей, которые, вероятно, рано или поздно превратятся в дамское платье.

- Я - Хайлия Ханадрум, как вы уже поняли, и тут я живу, а также зарабатываю на жизнь, обшивая прекрасную половину населения Красной Лиственницы - во всяком случае, ту из них, у которой есть вкус и деньги. помимо этого у меня еще целый арсенал всяческих средств для усиления, продления или придания женской красоты, а также - бани, в которые вы, наверняка и пожаловали. Я права, не так ли?

В ответ на приветствие Хайлии заговорил голиаф, поведав свою историю и рассказав о причинах, которые привели его в Красную Лиственницу. Внимательно выслушав молодого горца, женщина ответила:

- Как же, как же, Андраоикс, старый мой дружище и поставщик лучших трав и корений, которые можно сыскать в Дессаринской долине... Рада слышать, что эта старая рухлядь еще шевелится, ворочает языком и у него даже хватает разума давать дельные советы. А с чем пожаловали сюда вы, молодой человек? Вряд ли все-таки просто помыться, раз уж вы пришли вдвоем...


Тем временем в "Веселом мече"

Услышав о готовности помочь, озвученной деловитым дворфом, Кайлесса просто просияла в лице; она собралась было ответить и Мордрагу, и Мартильну, и всем остальным, как Винтер, воспользовавшись паузой, которая была необходима доброй хозяйке для того, чтобы набрать побольше воздуха для очередного потока слов, перенял инициативу. С каждым словом, срывавшимся с уст поуэльфа, Кайлесса становилась все более и более воодушевленной; казалось, еще мгновение - и она воспарит в воздухе, обретя невесомость, и улетит к небу... или к потолку, который перекрывал прямой доступ к поднебесным пространствам.

Пока Винтер рассыпался в комплиментах себе и уже был в полушаге от выгодной сделки, Бран осматривал фойе постоялого двора. В первую очередь ему бросились в глаза несколько необычных закорючек на одном из доспехов, "охранявших" выход; вглядевшись повнимательнее, молодой человек смог без труда прочитать послание, оставленное одним из безымянных и неизвестных "братьев по цеху"; оно гласило: "шестерня две шестерни бросают косяки на безответных и лакшевых фраеров, мутные"; далее была приписка: "мокрушники и мясники, лучше линяй". Подобные царапины, которые простому обывателю покажутся вполне естественными, покрывали и темное дерево стойки, у которой стояла Кайлесса; Бран был вовсе не простым, и уж подавно - не был "обывателем", поэтому для него обычные на вид царапины сложились в фразу: "Двор Баржестроителей, спроси Чаласку, дело есть всегда", а чуть ниже - "Нужны поддужные!!!", причем знаки, нацарапанные последними, были весьма свежими.

Кайлесса не успела ответить было на слова барда, как Бран тоже вставил свои пять медяков, и женщина решила все-таки сначала поговорить о деле, а слухи и информацию о потенциальной подработке оставить на потом:

- Да, да, и еще раз - да! Сама я из Глубоководья, как вы, вероятно, могли догадаться; моей семье несколько лет назад досталась купчая на это заведение, которую ее прежний хозяин, склонный ко греху азартных игр имел неосторожность поставить на кону во время игры с одним из моих многочисленных родственников, который, в свою очередь, был должен мне за услугу, которую я оказала ему уже очень давно, прикрыв его склонность не только к картежничеству, но и к утехам куда более, кхм... предосудительным в цивилизованном обществе. А к чему я это говорю? Да к тому, что я знаю, насколько важна личная гигиена, комфорт и отдых, посему прямо сейчас же распоряжусь отвести тех из вас, кто желает отдельный номер, в его номер, собственно. Неприхотливому молодому человеку я могу предложить место в мансарде (там, правда, помимо него самого будут и другие неприхотливые поселены, по шесть человек на комнату), ну и место для его лошадки, понятное дело, найдется. Будучи уроженкой Глубоководья - лучшего города если не во всем мире, то уж на Побережье Меча - это без сомнений, я также с юного возраста питала и продолжаю питать неимоверное уважение и почтение к мастерам слова и звука, сиречь - к менестрелям и бардам, и обязательно воспользуюсь вашим щедрым предложением, мастер Винтер; сегодня же вечером вы можете выступить в обеденной зале "Веселого меча" - уж поверьте, я постараюсь, чтобы зал был полон. Ну а что касается вашей готовности помочь - "сначала ванна с душистыми маслами, а потом уже - любовные утехи", как говаривала моя матушка, поэтому я не буду сейчас отнимать ваше время рассказами о темных делах, которые происходят нынче в Дессаринской долине в целом и в Красной Лиственнице - в частности; отдохните, приведите себя в порядок, и спускайтесь после полудня в обеденный зал - я накрою для вас стол и заставлю своих неумех, которые ответственны за так называемую "кухню" в моем заведении поджарить вам мяса и испечь хлеба, достану сыра и вина из погреба, вот тогда и потолкуем.

С этими словами Кайлесса выудила из-за стойки небольшой колокольчик и зазвонила в него - на серебристый его звук в фойе впорхнуло несколько молодых девушек в темных платьях и белоснежных фартуках, и принялись слушать распоряжения хозяйки.

Старик сделал какой-то знак правой рукой, и один из его спутников - помоложе и помассивнее - отошел к арке, из которой только что вышли пятеро, заняв выжидающую стойку и выставив вперед себя длинный меч, который воин держал обеими руками; его серые глаза пристально вглядывались во тьму дверного проема, силясь разглядеть опасность прежде, чем она появится. Второй мужчина, постарше, помог подняться старцу, который довольно резво для своего возраста и дряхлого вида подошел к телу кудрявой девы, которая была так отважна там, в темном лабиринте, а теперь бездыханно лежала, взирая в затянутое залитыми серебристым лунным светом облаками небо. Друид опустился перед нею на колени и, возложив одну руку ей на чело, а вторую приложив к ее тонкой лебединой шее, сокрушенно покачал головой:

- Бедная Эйтне... Увы, други мои, я не в силах помочь ей, молодой служительнице Триединой Владычице. Дева соткала ее нить, Мать вплела ее в Гобелен Сущего, а Старуха уже щелкнула своими ножницами. Она - там, в Чертогах Триединой, со своей владычицей, и вырвать ее оттуда будет непростительно и непозволительно, как по отношению к самой Эйтне-с-Авалона, так и к мировому порядку вещей: что умерло, не может быть возвращено назад, не пройдя цикла перерождения. Но вот тебе, Нерожденный, - друид повернулся к мужчине, который вынес тело девушки из тьмы к свету, - тебе я помочь могу. Не дергайся, Ульвар, и боль уйдет.

С этими словами друид, который знал их имена, но чьего имени они сами не помнили, положил раскрытую ладонь левой руки прямо на сырую землю, правую же протянул по направлению к тому, кого он назвал "Нерожденным". Три удара сердца ничего не происходило, но после все пятеро увидели, как в сложенной лодочкой ладони забрезжил слабый свет. Мелкие серебристые искорки, словно пылинки, танцующие в лунном свете, закружились в вихре, поднялись немного над ладонью, собрались в тонкие потоки-нити; снова танец, завораживающий, чарующий, вызывающий какое-то щемящее чувство в груди, словно сердце силилось выдернуть воспоминание о чем-то настолько древнем, что и сами боги покажутся младенцами, из древней памяти, передаваемой из поколения в поколение тысячи, десятки, сотни тысяч лет. Внезапно серебристые нити света сплелись в цветок - изящный, прекрасный, какой не видывал никто, кроме альве - такие росли в Хрустальных Садах там, в каэр-сиди, откуда она была родом... Она вспомнила это, но не смогла припомнить название цветка. Хрупкое творение, сотканное из первозданных энергий самой Земли, несколько мгновений парило в воздухе над ладонью друида, а после устремилось к Нерожденному; коснувшись его кожи, оно рассыпалось на мириады серебристых искорок, которые в тот же миг впитались в кожу воина. Ульвар - если это действительно было его именем - ощутил внезапно такой прилив душевных сил, какой бывает после того, как драккар и его команда выходят из области бури, оставив высокие и смертоносные волны позади, а впереди лишь солнечное небо, темная полоска земли на горизонте и предвкушение роскошного рейда по землям слаботелых эдлингов. Мужчина внезапно вспомнил это, хотя и не мог сказать, когда и где он переживал подобное, и что вообще значит "драккар".

Старик так и остался на земле, теперь поменяв позу и сев поближе к стене, на которую он мог опираться. Старик обвел взглядом всех пятерых; его синие, необычно синие глаза были невероятно молоды, даже не верилось, что такими глазами обладал человек, которому судя по изможденному покрытому морщинами лицу было не менее пяти, а то и шести дюжин лет.

- Гвендолен, Энна, Ульвар, Дерек, Стефан. Что-то в сбивчивости ваших речей говорит мне, что там, внутри, куда вы отправились найти выход из этих руин, что-то с вами произошло. Мы пришли сюда, чтобы найти источник того зла, что терзает мою землю и обитателей Лох Нелта последние месяцы. На нас напали еще на подступах к этим руинам чародея, который обитал тут десятилетия назад... У нас не было другого выхода, как отступить внутрь. Я призвал силы Земли и завалил главные ворота, - друид указал на стену высокого забора, окантовывавшего двор. Сейчас, услышав его слова и присмотревшись в свете вновь вышедшей из-за облаков луны, пятеро увидели, что его центральная часть выглядела так, словно кусок гранитной скалы внезапно вышел из недр земли и заменил собой довольно значительную секцию ограждения. - И нам нужно было искать другой выход; не мог же этот "отступник", как именуют таковых там, в цивилизованных землях, иметь всего один вход в свое жилище. Вы пошли в правый коридор, мы остались здесь, следить за ограждением и другим проходом; чары, которые использовал я, отняли у меня много сил, и возраст мой не предрасполагает к тому, чтобы бегать по темным коридорам... - старик закашлялся и схватился за бок. Когда кашель унялся, он отнял ладонь и пристально посмотрел на нее: она вся была покрыта черной, как смола, кровью. - Так что придется побегать вам. Мы и так потратили слишком много времени; молю: не медлите и отправляйтесь в другой проход. Постарайтесь найти хоть что-либо, что поможет выбраться наружу, и возвращайтесь в Лох Нелта за подмогой. Я... мне помогут Рори и Ваэрон, - друид указал на двух своих спутников. - Вернитесь сюда с вооруженным отрядом и сожгите это место дотла!

У правого прохода раздался какой-то шум. Раздался свист, который издает стрела, разрезающая толщу воздуха, а после - громкий звон от того, что наконечник стрелы, вылетевшей из темноты арки, встретился с лезвием клинка сероглазого мужчины.

- Пора уходить! Я слышу голоса и шаги; их там не меньше десятка!!! - тихо, но слышимо для всех произнес тот.

- Уходите же, молю вас! Я затеял это все, и я не прощу себе, если из-за моих ошибок вы погибнете. Вы должны жить... Чтобы довести дело до конца, чтобы очистить мой край, чтобы Лох Нелта избавился от яда, отравляющего его уже столько десятилетий... Идите, а я, Рори и Ваэрон задержим их - кто бы они ни были - как можно дольше! В Лох Нелта вы отыщите помощь. Ответы на свои вопросы, равно как и помощь - вы отыщите в Лох Нелта. Там, где не думали искать; тогда, когда не думали искать. Уходите сейчас же, пока не поздно!!!

Что-то в сердце каждого из пятерых подсказывало, что старик сейчас был как нельзя прав, и что ослушаться его станет не просто недальновидным; если они - пятеро - останутся здесь, они не просто погибнут. Они позволят погибнуть и всему селению Лох Нелта, затерявшегося в предгориях Серебристых гор на дальнем севере Поуиса - что бы это ни значило...

Первым "кто постарше", которого - а точнее, которую - повстречал Кожервяка на пыльном городском перекрестке, была старушка, неторопливо бредущая по улице с корзинкой, полной сочной весенней зелени - петрушка, пастернак, листья салата и еще всякой всячины торчали из ее плетеного лукошка, а из-под ее аккуратного белоснежного чепца торчало несколько серебристых седых прядей, окантовывавших круглое румяное лицо. Лицо, которое близоруко уставилось на голиафа, и на котором постепенно проявлялась целая гамма чувств, самые яркие из которых были удивление, опасение и жуткое любопытство.

- Батюшки, да что ж творится-то в мире! С небес нисходят то водопады ливней, то потоки зноя, а с гор сходят варвары, да еще и такие... видные, - кокетливо улыбнулась престарелая горожанка, когда наконец справилась со своим удивлением. - Признаться честно, представителей вашего народа я видала всего раз в жизни, когда была совсем молода, а прочие жители нашего городка, наверное, и ведать не ведают, что такие, как вы, вообще существуют. Голиаф, на улицах Красной Лиственницы... Да еще и собравшийся в баню!!! - Кожервяка без труда прочитал по мимике старой леди, о чем она сейчас думает: новая и небывалая сплетня, и она - первая, кто ее сможет поведать. - Что ж, молодой человек... кхм... голиаф, прошу прощения, вам несказанно повезло: я как раз направлялась к моей подруге Хайлие - вот ведь судьба, верно? - спросить о судьбе моего платья, которое я заказала ей к празднику Высокого Солнца. Хайлия у нас не только банщица, она еще и сведуща во всякого рода травах-приправах, а также швея - каких и в крупных городах не видывали, и берет за свою работу куда меньше, чем эти напыщенные Тарнлары. Пойдемте, пойдемте, я с удовольствием вас провожу до бань Хайлии.

В этот момент к старушке и голиафу подошел молодой темноволосый человек, судя по одежде - следопыт или охотник, и обратился к голиафу. Не дав последнему толком ответить, говорливая старушка вставила свои пять медяков:

- Ох, да Хайлия сегодня популярна, как я погляжу! Я бы даже позавидовала, будь я на... кхм... неважно сколько лет помоложе - двое мужчин, оба сильных и видных, какая прелесть! Пойдемте, молодые люди... кхм... и голиафы, я вас проведу, тут совсем недалеко!

Каунанео очень сомневался, что старуха действительно планировала посетить банщицу - вероятно, этот план назрел спонтанно, но был вовсе не против провожатой, поскольку вреда в том не видел никакого; точно так же решил и Том. На многочисленные вопросы любопытного божьего одуванчика варвар и следопыт, правда, отвечали односложно, что вовсе не расстраивало говорливую старушку. Поняв, что ее спутники - скорее слушатели, чем рассказчики, она сделала все возможное, чтобы познакомить голиафа и человека, хотят они того или нет, с Красной Лиственницей. За короткое время, которое ушло на то, чтобы добраться до бань, Каунанео и Том успели узнать, что старушку зовут Минтра Мандиввер, но "называйте меня Минни", что она - вдова уже двадцать лет, что замужем она была трижды и от каждого брака у нее по сыну, а у старшего - дочка, птицеферма и лавка, в которой он продает лучшие яйца и курятину, гусятину и индюшатину во всей Дессаринской долине, а также гусиные перья и утиную печень, из которой Минтра умеет готовить нежнейший паштет со сливочным маслом, розмарином и гвоздикой, если, конечно, мастер Ваэввирр не задерживается и вовремя приезжает из Глубоководья со свежими припасами специй и пряностей, которые Кайлесса, хозяйка "Веселого меча" использует при приготовлении глинтвейна и эля, потому что она умница и обладает вкусом, что не удивительно, ведь она - дальняя родственница каких-то аристократов из Глубоководья, а вот Гарлен из "Шлема в Солнцестояние" - не добавляет в эль ничего, а глинтвейн вообще не предлагает, поскольку жлоб и скопидом, что бизнес у сына процветает, но был бы куда успешнее, если бы не эта выскочка На'айлия Драут, у которой и своей фермы-то нет, она простая перекупщица, а еще - шлюха, поскольку по-другому никак не объяснить, почему столько выгодных клиентов, хозяев гостиниц, таверн, постоялых дворов и пансионов и в Амфайле, и в Дворе Баржестроителей, и в Красной Лиственнице покупают у нее товар, а у ее честных сыновей, выращивающих свою птицу самостоятельно - нет, хотя и все жители Красной Лиственницы хвалят их товар и предпочитают перекупному На'алии, но ничего, эта тварь никогда не получит истинной власти, которой удостаиваются лишь коренные горожане, да и то, избранные, как Минтра и ее сыновья, а не всякие выскочки залетные, о том, что внучка Минни по имени Пелл - чудная девочка, "вся в моего сыночка, только эти пошлые волосы цвета огня у нее от ее матери", жены старшего сына, ну и воображение дикое - "тоже от этой лярвы рыжей, забила голову моей маленькой Пелл про чудищ всяких, сказки рассказывая, вот внучка и придумывает всякое, мол, видела призрака, представляете? Клянется и божится, умертвие страшное, мол, чуть не убило ее", о том, что цены на зерновые в этом году будут такие же высокие, как и башни в Глубоководье, в котором Минни была единожды в жизни, о том, что Минтра - соседка Хайлии и том, что "а вот и ее дом, стучите".

Варвар, следопыт и их "провожатая" стояли перед длинным и массивным двухэтажным домом, у входа в который висела вывеска "У Халии. Все для красоты и здоровья: бани, зелья и лучшие платья". Крыша строения была утыкана каменными дымоходами, один из которых нынче весело пыхтел белесым дымом. Террасу окантовывали обрезанные наполовину бочки, в которых пестрели ромашки, фиалки, петунии, ирисы, маргаритки, лилии, левкой и васильки, а большие окна были украшены подвесными ящиками, густо поросшими цветущим тимьяном, лавандой и серебристым шалфеем.

3 день месяца миртул 1491 года Летоисчисления Долин
Красная Лиственница, Дессаринская долина

Два дня минуло после праздника Зеленотравья, отмечающего полноправное и окончательное воцарение тепла и тот переломный момент, когда волны жизни и расцвета природы становятся не по-весеннему робкими, но начинают по-летнему мощно захлестывать все вокруг. Правда, год Алой Ведьмы начался вовсе не так, как все предыдущие многие века и тысячелетия прежде - вместо холодной зимы, длящейся здесь, на Севере, до середины тарсаха, а порой и до начала миртула, снега сошли невероятно рано и им на смену пришли могучие ветра, пригнавшие свинцовые грозовые тучи. Больше месяца свирепствовали ураганы и грозы, реки вышли из берегов, затопив низины и равнины, а после - в середине месяца чес - резко и неожиданно наступило лето с неимоверной жарой, иссушившей все и вся и вызвавшей множество пожаров. В тарсахе погода несколько поуспокоилась, и все равно была слишком теплой для этого обычно прохладного на Севере месяца, поэтому Зеленотравье прошло не так весело и жизнерадостно, как обычно - лица крестьян и фермеров не покидало озабоченное выражение, а сердца были исполнены тревоги и непонимания того, что случилось с природой, погодой и миром вообще.

Красная Лиственница располагалась в местности, горбящейся то там, то здесь невысокими каменистыми холмами, богатыми мрамором, известняком и сланцем - кое-где порода выступала наружу и ярко сияла в лучах утреннего светила. Холмы, поросшие травой, вновь отросшей после неожиданной весенней засухи, были испещрены разноцветными пятнами пасущихся стад - белые козы, серые овцы, бурые, черные, пятнистые коровы и бычки флегматично жевали жвачку и лениво переставляли ноги, утомленные не в меру жарким для начала миртула солнцем. Равнинная местность вокруг самого городка выглядела, словно лоскутное одеяло, составленное из многочисленных огородов и небольших полей, некоторые из которых еще бурели красноземом, тогда как другие хвастались изумрудной зеленью молодых всходов, насыщенным малахитом посаженных еще по осени растений или же небесной голубизной цветущего льна. Сам город с трудом соответствовал такому определению - несколько дюжин домов, выстроившихся вдоль основной дороги - Долгой Дороги, соединявшей Трибоар на севере с Высокой Дорогой на юге; таким образом, Красная Лисвенница располагалась примерно в семи днях конного пути - "совсем недалеко" по меркам Севера - от Глубоководья и на таком же расстоянии - от Трибоара.

Жители города занимались земледелием, разводили скот и добывали мрамор, известь, сланец и слюду в каменоломнях, а также - те, кто не был задействован в названных сферах - торговали и оказывали многочисленные услуги не менее многочисленным путешественникам и торговым караванам, проходящим через Красную Лиственницу нескончаемой чередой. Добрая дюжина различных лавок, магазинчиков и мастерских расположились вдоль Долгой Дороги, тут же, прямо на въезде в город со стороны Глубоководья, высился купол Святилища Всебожья - храма, посвященного всем богам сразу (жители Красной Лиственницы пришли к такому компромиссу после нескольких лет горячих дебатов по поводу того, в честь какого бога им стоит соорудить часовню - тратиться на несколько храмов горожане не желали, но предприимчивая жилка подсказала им выход, способный устроить всех); напротив него располагалось высокое трехэтажное каменное строение, вывеска которого, выглядевшая как вырезанный из дерева меч, который был подвешен на двух длинных цепях, раскачивалась с каждым дуновением ветра вперед-назад. Казалось, чья-то невидимая рука постоянно делает выпады этим деревянным оружием, на котором с обеих сторон было написано: "Веселый Меч". Это был единственный в городе постоялый двор, о гостеприимстве и болтливости хозяйки которого - мадам Кайлессы Иркелл - многие были наслышаны даже в ее родном Глубоководье. Через дорогу располагалась невысокая, но просторная и шумная в любое время дня и ночи таверна "Шлем в Солнцестояние" - такое странное название оставалось загадкой даже для владельца заведения, унаследовавшего его от своего деда. Еще чуть дальше по дороге высился аккуратный двухэтажный особняк с двумя клумбами, пестревшими яркими весенними цветами, по обе стороны от крыльца, - второе место, в котором можно было остановиться на постой; называлось это заведение "Пансион у матушки Яланты". В эти четыре места - храм, постоялый двор, пансион и таверну - обычно и направлялось большинство новоприбывших в город; из них четырех постоялый двор был той точкой, к которой вели все дороги, и из которой они исходили даже в пределах города - любой, кто прибыл в Красную Лиственницу впервые, отправлялся прежде всего "в гости" к мадам Кайлессе, а оттуда уже, вооруженный информацией о том, где что, где кто, и что новенького, следовал дальше по своим делам.

Патрик искренне смутился, услышав слова Анайрина:

- Простите, эта въевшаяся до бессознательного автоматизма привычка на всем экономить, когда дело касается общественных денег - городской казны... Да, я прекрасно понимаю, что такая сумма - крайне незначительна для такого геройского поступка и тяжелого труда, который я прошу вас сделать, и раз на кону стоит вопрос жизни моей родной дочери, я думаю, что смогу выделить вам тысячу арианов из городской казны и еще пятьсот золотых оленей* - из собственного сейфа; это все, что у меня есть, но я отдал бы и больше, если бы мог, лишь бы вы вернули мне мою Мелину...

Когда пламя вырвалось из ладоней альвэ, в темноте, там, откуда прилетали стрелы и арбалетные болты, раздались испуганные возгласы и какой-то шум, а после все затихло; значило ли это, что невидимые нападавшие испугались безудержного пламени, вызванного плетением потоков волшебных энергий, и отступили, или же просто перегрупировались, поняв, что их противники - не так просты, как казалось прежде, осталось неизвестным. Пятеро решили не испытывать судьбу и поступить так, как казалось максимально правильным - отступить туда, откуда не прилетала смерть на наконечниках стрел, и откуда доносился запах свежего воздуха. Свежего по сравнению с затхло-пыльным, царившим здесь, в этих темных и опасных руинах; теперь все пятеро чувствовали запах растительного гниения, свойственный болотам и топям, а также ароматы цветущего аира, болиголова и еще чего-то неизвестного; неподалеку был выход наружу, где небо, где воля, где, как они надеялись, будет безопасность и понимание того, что происходит и где они оказались.

Альвэ единственная из пятерых довольно легко ориентировалась в темноте - пусть ей и не видны были краски и оттенки, но все силуэты, очертания и направления она видела великолепно. Она следовала по коридору прямо, туда, откуда ее нежная молочная кожа ощущала приходящий поток воздуха, насыщенный болотными запахами; остальные последовали за ней - в основном полагаясь на слух, а не на зрение, а также на осязание. Альвэ уверенно шла впереди, трое спутников следовали позади нее, придерживаясь за каменную стену, а последним шел могучий воин с телом девушки на руках. За спиной остался разлом в стене, факелы и неизвестные неприятели.

Через пару десятков ярдов коридор резко сворачивал вправо и влево; альвэ доверилась своим инстинктам и ощущениям, и повела своих спутников направо. Спустя еще пять ярдов коридор снова сворачивал, на сей раз влево, и завернув за угол, и альвэ, и остальные увидели, наконец, свет - сумрачный и неясный, вливавшийся в этот участок коридора через дверной проем в десяти ярдах впереди. За дверным проемом без дверей - видимо, они давно сгнили, поскольку от них остались лишь проржавевшие петли и огрызок доски на нижней из них, располагался просторный двор, поросший травой в пояс. Была ночь, но на востоке восходила убывающая луна, еще не достигшая последней четверти, а значит, полночь еще не наступила. Редкие облака время от времени заслоняли серебристый диск ночного светила, но все равно света было более чем достаточно, чтобы осмотреться вокруг.

Первое, что увидели четверо - это как в лучах лунного света вспыхнули мягким серебристым сиянием прихотливые узоры-вязи на коже у альвэ. Узоры мерцали, словно лунный свет пробудил некий внутренний свет под кожей у среброволосой девы, и теперь тот блуждал по ее телу, заставляя то тот, то другой рисунок светиться сильнее. Второе, что увидели пятеро, оглядевшись вокруг - то, что они оказались в огороженном высоким каменным забором дворе, пару дюжин в ширину и четыре - в длину; за спиной у них высилась каменная стена древнего сооружения, напоминавшего очертаниями амбар или хранилище, вот только те обычно строили из дерева, и не такие громадные. Внутрь здания вели два арочных портала - из одного они и вышли мгновения назад, второй, сохранивший почти всю деревянную дверь внутри себя, располагался на другой стороне стены строения. Посередине же на траве, привалившись спиной к каменной стене, сидел старик с темной бородой, испещренной нитями седых волос; стиль его одежд и серебряный трискеле - три переплетенные спирали - на груди говорили о том, что старец принадлежал к ордену друидов, служителей мира, стоящих между цивилизованным миром и дикой природой, и поставившие своей целью защищать оба этих мира, не давая им уничтожить друг друга. Рядом со стариком в настороженной позе застыли двое мужчин: один - мощного телосложения, которое не могла скрыть поношенная видавшая виды кожаная куртка, с длинными темными волосами и лицом, покрытым шрамами и сетью морщин, приходящих в нестаром еще возрасте лишь с горькими испытаниями и непростым выбором; второй - чуть старше, чуть выше и куда менее атлетического сложения - имел коротко стриженные каштановые волосы, щеголеватую бородку и добротно сделанную одежду, словно созданную для долгих и непростых странствий и способную служить зашитой не только от холода, но и от вражеского оружия - по кожаной куртке рясно-густо шли россыпи стальных заклепок, и с виду она была укреплена внутренней прокладкой. Оба мужчины держали наготове длинные мечи, но увидев альвэ и вышедших вслед за нею людей, заметно расслабились. Тот, который был старше, негромко спросил:

- Ну что, вам удалось? Вы отыскали другой выход из этого прóклятого места?

Спустя пару часов рыцарь Роберт начал приходить в себя, и спустя еще час уже полностью находился в полноценном сознании, чего, правда, не сказать было о его самочувствии - кровотечение, как могли, его спутники остановили, перевязали раны, а Лоэтус даже изловчился найти лиану агравати, обвивавшую одно из деревьев неподалеку -насколько знал парень, ее листья, тщательно разжеванные и смешанные с человеческой слюной (а в идеале, как говаривал отец Лоэтуса - с мочой), были хорошим средством, способным вытянуть жар и грязь из ран, и часто использовались местными охотниками и лесорубами, когда не было возможности использовать нечто более эффективное.

Обретя сознание, Роберт с горечью признал, что он не сможет продолжать путь дальше; лучшим выходом было для него и Дивинти - вернуться в Кантарай, где опытные лекари смогли бы позаботиться и о рыцаре, и о чародее. Молодой человек все еще был без сознания, хотя жар его заметно спал - наверняка благодаря божественному вмешательству Муругана, как считал Рахман, или же благодаря тому, что поскольку никто не видел, как Лоэтус готовит целительную мазь из листьев агравати, следопыт изловчился укрыться в кустах и помочиться на противную горькую зеленую кашицу, которую еще несколько минут до этого он тщательно пережевывал. Отметая все возражения, северянин отдал своим сотоварищам бóльшую часть своего снаряжения, в благодарность за спасение и как компенсацию за то, что подвел сотоварищей. Мгновение поколебавшись, Роберт передал Горав и дорожную сумку Дивинти, бурквнув: "Он, конечно, сноб и заноза в заднице, но он - хороший человек и наверняка так поступил бы, если бы сейчас был в сознании. Не беспокойтесь, я позабочусь о нем... И буду ждать вас обратно, всех - вы слышите? ВСЕХ. Живыми. Успешными". С этими словами рыцарь взял поводья лошади, на которую уложили бессознательного Дивинти, и отправился по Столичному Тракту обратно в Кантарайсарвабхадрамангалам.

Оставшаяся же пятерка героев решила, что и так времени было потрачено больше, чем изначально планировалось, ведь солнце уже прошло зенит; если все хотели до заката вернуться в город, им стоило поторопиться. В дело вступили навыки следопыта и умение Мараджайна читать карты - такое же искусное, как и умение их рисовать; спустя два часа пути, не прерванного более никакими событиями и встречами, наши герои наконец достигли ответвления от Столичного Тракта, уходившее влево, на восток. Сейчас они находились уже в горах Виндхья, и хотя вокруг все еще было полно густых порослей высокой травы и кустарников, высокие деревья остались позади, а рельеф сменился на куда менее плоский и ровный. То там, то здесь из земли выходили острозубые осколки сланцевых пород, словно небольшие коготки, тянущиеся из изумрудных мхов, покрывавших землю, к ярко-синим небесам. Отсюда до Небесной Безмятежности оставалось около часа пути вверх, выше в горы, и спустя две трети этого времени наши герои начали замечать, что растительность вокруг становилась все более фрагментарной и не шла более сплошной стеной. Еще четверть часа - и все пятеро оказались в последней, насколько они могли судить, относительно густой рощице низкорослых акаций, бананов и пальм, после чего на почти полсотни ярдов дорога шла по практически лишенной растительности местности - здесь плодородные черноземы и красноземы уступали место каменистому грунту. Через пятдесят ярдов виднелась высокая, в пятнадцать футов, стена - вероятно, окружавшая ашрам; по правую руку от героев горный склон резко уходил вверх, редкими уступами, покрытыми островками зелени, разрежая отвесную свою стену; по левую руку виднелась пропасть - что там, внизу, им не было видно, но они могли предположить, что став на ее краю, они увидят бескрайнее зеленое море Медвяного леса.

У стены ашрама, а точнее - у его ворот стояло несколько фигур. Издалека Горав, Мараджайну, Лоэтусу, Рахману и Бахтияру казалось, что это люди, тела которых отчего-то были полностью то ли перебинтованы, то ли обмотаны какими-то серо-бурыми лентами или отрезками ткани; чтобы разглядеть лучше, нужно было подойти поближе. Все эти люди, а их наши герои насчитали около пяти, стояли тесной стеной прямо перед высокими воротами, вырезанными из коричного цвета древесины - вероятно, тикового дерева, и покрытыми какой-то резьбой, возможно - барельефами (увы, расстояние мешало разглядеть).

Чуть ближе к нашим героям и зарослям, и чуть дальше от ворот - стояли три фигуры, закутанные в черные одежды, совсем как те, с которыми пятерка уже встречалась на поле перед Медвяным лесом; они стояли одной группой и, судя по всему, о чем-то переговаривались, время от времени указывая на "забинтованных" людей и на ворота.

Когда путники, расправившись с пауками, решили сделать кратковременный привал, Терон тяжело опустился на землю. Раны горели огнем, словно кто-то туда перца и имбиря тертого насыпал, и голова кружилась, а перед глазами шли разноцветные пятна, как от дегтя по воде. Очевидно, яд проникал все дальше и дальше по сосудам, и парень рисковал уснуть и не проснуться, как бывает от укуса серой гадюки или лесного тарантула - он знал, что медлить не стоит, и ни в коем случае нельзя спать. Превозмогая боль, Терон постарался выдавить из ран от паучьих жвал как можно больше крови, после чего потуже перевязал их импровизированным бинтом из отрезанной от рубахи ткани. А после сосредоточил взгляд на одной точке, полуприкрыв глаза, и постарался успокоить дыхание и сердцебиение - чтобы сердце не разгоняло яд, попавший в кровь, так скоро.

Когда шум в ушах поутих, а зрение прояснилось, Терон понял, что яд начинает ослабевать, и что жить он будет; слабость и жжение там, где его укусил паук, все еще оставались, и вряд ли из молодого человека получится полезный боец в ближайшие часы - нужен был полноценный отдых, или вмешательство вышних сил, чтобы Терон исцелился полностью, но его радовало уже то, что он преодолел последствия отравления.

- Из меня никудышний боец будет сейчас, что в середине, что по краям, - горько усмехнувшись, внес свою лепту в беседу Терон. - Бакус, я не преданный последователь Караметры, да и никого из богов, хотя их чту и уважаю. Так уж сложилось, что не привык я к молитвам, жертвоприношениям и прочему, но если ты в своем общении с Владычицей Урожая помянешь мое имя, я буду более чем признателен. Что же касается моей полезности в бою... Я могу принести пользу, да. Те чары, которым научила меня Элспет, могут нанести большой урон противнику, и действуют они на расстоянии - мне не нужно приближаться к врагу, чтобы причинить ему вред. И с поддержкой - божественной, или от вдохновения, навеянного благородной песнью или мастерской игрой - я гарантированно смогу нейтрализовать противника еще до того, как он приблизится ко мне. Вот только последние пару наших стычек с суровой природой как-то не везло мне - и волк оказался мгновенно рядом и сбил меня с ног, и пауки с обеих сторон оплели паутиной; уж если мы вступаем в бой, я хотел бы быть как можно дальше от противников, и не потому, что я трус, но потому, что так от меня будет куда больше пользы для нас всех.

... Худощавый и длинноволосый мужчина пришел в себя посреди какой-то темной комнаты; вокруг - тьма, и сырость, и запах тлена и еще чего-то... будоражащего, волнующего, словно обещание исполнения самых диких фантазий и грез. Он чувствовал, что сжимает в правой руке что-то, какой-то предмет; он попытался оглядеться вокруг, но лишь беспроглядная темнота окружала его (Кто он? Как его зовут? Где он? Почему он здесь? Он не мог вспомнить). Его слух уловил какой-то шум где-то неподалеку - звуки арбалетных выстрелов, крики, голоса - знакомые ему голоса. Глаза постепенно привыкали ко тьме, и он начал различать силуэт дверного проема перед собой; сделав несколько шагов вперед, он оказался в каком-то коридоре, по которому гулял сквозняком напитанный болотными ароматами ветер. Мужчина обернулся вправо, туда, откуда внезапно раздался возглас: "Все сюда! Тут выход! Бежим!" - и увидел в двадцати футах от себя разлом в каменной стене, за которой располагались слабые, но все же - источники света; рядом с разломом стояла дева - прекрасная, какими могут быть лишь те, кто был сотворен дыханием Луны. Альвэ звала кого-то за собой, и память начала подсказывать мужчине, что он пришел с ними, что он и Ваэрон (кто это? что значит это имя?) согласились привести их сюда (куда? зачем?) за достойную плату, которую обычно взымают представители их ремесла (какого? что, ифели всех подери, происходит?!).

Альвэ увидела растерянного высокого молодого человека с длинными волосами и с магическим жезлом в руках - такие, как ей припомнилось, использовались всеми, кто был способен плести магические потоки, в качестве точки фокусировки энергий в тех случаях, когда потоков было несколько. Откуда она знает это? Возможно, она изучала арканные науки?

Темноволосый мужчина, которому не удалось воззвать к гласу рассудка или к страхам невидимых (и одного видимого уже) противников, решил поступить так, как диктовал ему здравый смысл (насколько смысл вообще мог быть здравым в данной ситуации и положении) и инстинкт выживания, и в следующее мгновение он уже скрылся в разломе каменной стены; попытавшись оглядеться, он увидел лишь непроглядную тьму впереди, среброволосую альвэ рядом и непонятный силуэт примерно в двадцати футах впереди себя...

Тем временем по ту сторону стены

... Незнакомец, наставивший арбалет на мощного мужчину, нажал на спусковой крючок арбалета почти сразу же за тем, как темноволосый скрылся в разломе. Тренькнула тетива, арбалет издал глухой звук, болт устремился к одному из пятерых... Велика была ненависть в глазах стрелявшего, и тьма на дне его взгляда - всепоглощающа. Невероятной была сила, с которой болт вонзился в щит мощного мужчины, настолько невероятной, что пробила щит, как нож пронзает промасленный пергамент, и вонзилась в тело одного из пятерых, глубоко войдя в его левое плечо и причиняя жгучую боль. "Нет! Не смейте!!! Мы же не хотим с вами сражаться, мы можем договориться, мы же люди!!!" - пронзительно закричала большеглазая девушка, судорожно сжимавшая серебряный медальон на своей груди; стрелой она ринулась к мощному мужчине и, прошептав несколько слов, коснулась его плеча. Один из пятерых ощутил небывалый прилив сил, тепла, и жизни, а боль в ране отступила - но ненадолго. Реакцией на крик девушки стал целый дождь из арбалетных болтов и стрел, пущенных невидимыми руками из невидимых луков; одна стрела вонзилась мощному мужчине в икру, два арбалетных болта пронзили предплечье и грудь девушки с каштановыми локонами и добрым сердцем; она не издала больше ни звука, и мешком осела на каменный сырой пол, прямо у ног одного из пятерых.

Пламенноволосая дева собиралась было последовать за немногословной альвэ и красноречивым темноволосым мужчиной, но увидела, что произошло, и решила остаться; девушка отступила во тьму провала в каменной стене, но за самой стеной не скрылась, чтобы быть способной выстрелить из лука, если возникнет на то потребность.

Незнакомец, ранивший одного из пятерых, отбросил тяжелый арбалет и вытянул из-за плеча громадный топор; выражение его лица не изменилось ни на йоту - словно было вырезано из камня безумным скульптором, ибо только безумец мог вложить в его гримасу столько боли, отчаяния, мольбы о помощи, которые одновременно с этим были переплетены с ненавистью, гневом и жаждой убийства. Прежде, чем сжать его обеими руками, незнакомец поднял левую вверх, с растопыренными пальцами, и резко сжал ее в кулак. Позади него, во тьме, послышался разочарованный ропот; игнорируя его, незнакомец сделал шаг вперед...

Ежевичный Лес
Гвинедд, в трех днях пути к северу от границы с Кередигионом
1 день месяца канол хидрев 1168 года Летоисчисления Церкви (501 первый год от Основания Башни)



... Торговый караван, направлявшийся из Форт-Брина, самого северного города Кередигиона, к южным границам Койдвена, сбавил свой шустрый темп, который поддерживался на протяжении предыдущих нескольких дней. Мастер каравана - старый рингиль по имени Кродд Длиннобородый - пытался как можно скорее проскочить через бесконечные просторы поросших пурпурным вереском и седым ковылем пустошей, в которые плавно и почти незаметно переходят Ирайтогские Топи на своих северных границах. Гиблые болота, кишащие диким зверьем, ядовитыми гадами и злобными духами, изрядно потрепали охрану каравана и путников, к нему присоединившихся, но все же остались позади; тем не менее, и на пустошах хватало смертельных опасностей - заброшенные селения и их погосты, которые так облюбовывают темные силы, стремящиеся обрести плоть - пусть и гниющую, отваливающуюся кусками с пожелтевших костей; пыльные руины древних замков, таящих в своих недрах логова тварей, которых ни одно воображение не способно представить себе даже в самом отчаянном кошмаре; вечно голодные и озлобленные волчьи стаи; разбойники, надеющиеся на то, что вдали от цивилизации и больших городов или феодальных центров никто не воспрепятствует им убивать и грабить.

В конце концов и этот отрезок пути был преодолен, и караван наконец вступил под начавшую уже укутываться в золото и багрянец лес; как сообщил Длиннобородый, назывался он Ежевичным, поскольку колючих кустарников - ежевики, малины, шиповника и боярышника - в нем было не меньше, чем гадюк в Ирайтогских топях. По словам Кодда, первое поселение, которое должно встретиться им по пути, населено гостеприимными и добрыми людьми, которые с удовольствием приютят путников и караван на ночлег; хотя его обитатели именуют свой населенный пункт "городом", фактически это - средних размеров деревня. Куда большие поселения земледельцев располагаются к востоку и западу от Койдвенского Тракта, по которому следовал караван, на окраинах Ежевичного леса; их обитатели занимались охотой, собирательством и обработкой древесины и лекарственных трав, а также возделыванием полей , окантовывавших лес. Этот же городок с ярким названием Колючая Лощина, которого караван должен был достичь к вечеру, жил в основном торговлей, ремеслом и предоставлением услуг путникам, следующим по Тракту.

Когда по-осеннему теплое и яркое солнце приблизилось к закатному горизонту, наполнив лес золотистым, оранжевым и алым светом благодаря солнечным лучам, проходившим через разноцветье осенней листвы, Тракт внезапно вынырнул из уютных объятий кленов, дубов, берез и ясеней, и вышел на внушительных размеров просвет - слева и справа, а также впереди лес продолжался на расстоянии в милю, не меньше; все же пространство было застроено невысокими, но аккуратными срубами, каменными двухэтажными строениями, чернело и зеленело лоскутками полей и огородов, было засажено яблоневыми и рябиновыми деревьями, а также украшено клумбами, пестревшими всей палитрой осенних красок - оранжевые настурции, пурпурные, белые, ярко-желтые хризантемы, золотистые и оранжевые бархатцы, розовые и лиловые астры. "Колючая Лощина", - громогласно провозгласил Кодд и прибавил шагу, явно желая поскорее отправиться в местную таверну за своей порцией горячего сытного ужина и кувшином сладкой и крепкой ежевичной наливки.

Единственным постоялым двором в городе была "Сломавшаяся Ось" - расположившееся на центральной площади "города" (фактически - весьма средних размеров деревни, не более двух-трех сотен жителей) аккуратное двухэтажное каменное сооружение, служившее гостиницей для постояльцев и таверной для местных жителей, с внутренним двором, конюшнями и вуалью ароматов, заставлявших желудок немедля потребовать хлеба и зрелищ, которая окутывала постоялый двор на расстоянии уже нескольких десятков ярдов.

- Что ж, в путь отправимся завтра на рассвете, - сообщил Кодд прежде, чем предоставить путников самим себе.

Еще несколько ударов сердца, еще одно бесполезное - как оказалось - усилие, которое применил сотоварищ Редвана (включая и его собственную попытку схватить и отодрать от себя непонятную тварь, которая даже не представилась, дав себя разглядеть, и сразу же полезла в штаны... ну или под куртку, разница не велика). Еще несколько ударов сердца - и оно, эта проклятая мышца, на мгновение остановилась. А после забилась в бешеном ритме, когда жжение и боль, которые сейчас ощущал Редван у себя на спине, достигли апогея. И еще несколько ударов сердца, и... и все прекратилось. Редван внезапно начал чувствовать себя так, словно ничего и не происходило в последнюю минуту; и боль, и жар, и неприятные ощущения ушли, словно их и не бывало.

Зайн, сколько бы не вглядывался в неподвижные, казалось бы, "яйца", так и не смог определить, появится ли еще какие-нибудь непонятные дряни из их содержимого. Но вот одна дрянь из содержимого усадьбы не заставила себя ждать и появилась как нельзя некстати: леди Исальта, собственной персоной, в окружении двух своих вуэчи и двух своих телохранителей, картинно переплетя руки на груди, стояла во внезапно стремительно распахнувшейся двери (телохранители знали, что благородная дама должна появляться эффектно), и с выражением, представлявшим собой коктейль из гнева, непонимания, удивления и зависти, взирала на застывших у дыры в полу сестричек, Актамиру, которая как раз перезаряжала свой арбалет, и Зайна, который вглядывался во тьму внизу.

- Кто-нибудь потрудится объяснить мне, что здесь сейчас происходит, и чем вы все в данный конкретный момент занимаетесь?!*

Лох Нелта, где-то на севере Поуиса
1 день месяца канол хидрев 1168 года Летоисчисления Церкви (501 первый год от Основания Башни)



... Темнота, сырость и холод. "Как труп, окутанный сырым саваном, в холодной и лишенной света могиле", - так бы можно было охарактеризовать ощущения пятерых, если бы кто-либо из них знал на собственном опыте, что значит попасть в могилу, будучи завернутым в пропитанный бальзамическими маслами саван. Оглядевшись вокруг, пятеро увидели друг друга - растерянных, испуганных, настороженных, бледных и испачканных грязью и... кровью? Источниками света служили несколько факелов, с влажным треском чадящих на сырой земле здесь же, рядом с могучим здоровяком, крепко - до побелевших костяшек - сжимавших громадную глефу обоими руками, рядом с молодым темноволосым человеком, который настороженно выставил вперед свой длинный меч, и рядом с юной девушкой, смотревшей во тьму испуганно, почти затравленно. Чуть поотдаль стояла среброволосая дева, обхватившая свои плечи руками, словно ей было так студено, словно на самой главной вершине Серебристых гор в лютую зиму; подле нее замерла рыжеволосая девушка, обеими руками держащая саблю, словно готовая пронзить окружающую тьму ее серебристым лезвием.

Непонимание и смятение, вот что лучше опишет состояние пятерых. "Кто я и что здесь делаю? Кто все эти люди? И что, демоны всех побери, сейчас происходит?" - такие мысли наверняка молнией вспыхнули в сознании каждого из них. А потом начали вспыхивать огоньки прозрения - не ярче затухающих факелов на земле; "Лох Нелта", "Зодчие Туманов", "Древнее кольцо Стоящих Камней", "бурая земля", "дух болот", "Гулта", "руины магической лаборатории", "спасти и сберечь, и отыскать"... Все эти слова и фразы привнесли еще большую сумятицу. Неразбериха была и вокруг - в неясном свете факелов было видно, что пятеро находятся где-то посреди поросших мхом и лишайником каменных руин; каменные стены развалились наполовину, кое-где остались стрельчатые арки, и повсюду виднелись огрызки каких-то металлических труб и креплений, уничтоженных ржавчиной и еще невесть чем.

У левого виска среброволосой девушки внезапно просвистел арбалетный болт и с неприятным звоном ударился об остатки каменной стены за ее спиной. Еще один пронзил заросли мха на ржавой трубе, что торчала из каменного пола рядом с темноволосым молодым человеком. Две стрелы с оперением из гусиных перьев пролетели справа и слева от растерянной молодой девушки, судорожно сжимавшей кинжал в своей руке. "Во что же мы вляпались?" - новая мысль посетила пятерых тогда, когда они начали стремительно искать глазами укрытия; руины стены позади среброволосой были самым оптимальным решением - подальше от невидимых стрелков...

Редван осмотрелся вокруг и определил, что он оказался в просторном куполообразном помещении, диаметр которого составлял - на глаз - около полутора десятка ярдов (хотя, присмотревшись пристальнее, Редвану показалось, что этот зал был скорее овальным, чем круглым). Почти весь этот зал и все в нем было покрыто какой-то органической субстанцией вроде слизи или слюны, и сотни блестящих зеленовато-серых объектов, напоминающих своей формой яйца, крепились к полу, стенам и даже куполу благодаря этой субстанции. "Яйца" не были одинаковыми - длина некоторых составляла всего полфута, другие же были с человека размером. Дальний конец овального помещения утопал в тени, и Редван не смог рассмотреть, есть там что-то примечательное или нет.

Какое-то тревожное чувство - интуиция, может - заставило Редвана присесть на корточки и повнимательнее рассмотреть одно из "яиц", на которое молодой человек упал и которое смягчило удар от падения. При близком рассмотрении Редван заметил, что эти штуки были не совсем яйцами - у яиц скорлупа, а тут поверхность была мягкой и гладкой, словно состояла из плотной упругой мышечной ткани. Проследив взглядом до основания "яйца", Редван невольно отшатнулся. Вся эта непонятная вещь, эта штука, это "яйцо", как оказалось, росло из того, что когда-то было человеком. Редван рассмотрел покрытую слизью женскую руку, которая в агонии царапала каменный пол зала, когда была еще жива; слизь словно "законсервировала" тело, хотя от тела, собственно, кроме руки и пары ног, мало что осталось. Создавалось впечатление, что нечто в этой секреции растворяло плоть и кости и преобразовывало их в ту самую гладкую "мышечную" ткань, из которой состояли "яйца" и на которую приземлился Редван сразу после падения; "яйцо" в буквальном смысле слова росло из трупа, или же труп перерастал, преобразовывался в "яйцо". Оглядевшись, Редван с ужасом представил, сколько именно людей погибло здесь смертью, которую он даже представлять себе не хотел, если здесь столько этих... "яиц". Что примечательно - в зале было сыро и тепло, пахло... ничем. Ничем таким, что наводило бы на мысль о сотнях разлагающихся трупов; запах был обычным, если это прилагательное можно было применить к этому месту.

BREINION, или ВОЛЬНЫЕ ЗЕМЛИ

Бескрайни просторы Брéйниона, государства, расположившегося на западной половине громадного материка Горллéвин. Залитые солнцем равнины сменяются поросшими вереском и камнеломкой холмами, а те, в свою очередь – густыми смешанными лесами, богатыми ценными породами древесины, дичью и сладкими ягодами. Закатный Берег – западное побережье Горллевина – омывается белопенными волнами Моря Древних, и в ясную погоду на горизонте можно увидеть скалистые силуэты островов архипелага Скéлтанн, родины отважных и гордых гóйделов – народа, который бережно хранит свои древние традиции. Их собратья, кимры, живут в городах, деревнях и замках, усеявших всю территорию Брейниона; обе эти народности восходят к древней расе гéльтаров – некогда кочевников и коневодов, которые тысячи лет назад перебрались на земли Брейниона откуда-то с востока, оттеснив исконных обитателей – áнваров – далеко на север, в суровый край кишащих змеями холмов, покрытых вековечными льдами скалистых гор, заполненных ядовитыми испарениями долин и кишащих древними чудовищами глубоких озер.

Гельтары уже давно не единый народ, их культуры, языки и устройство общества давным-давно разошлись по разным дорогам, но все же и гойделов, и кимров иные обитатели нашего мира все еще часто именуют именем их древних предков. Анвары же по-прежнему хранят древнюю обиду и ненависть к захватчикам их родных земель; непростые условия навязанной им «родины» закалили и укрепили их народ; «что тебя не убьет – сделает тебя сильнее» – это девиз, как нельзя лучше подходящий к описанию того, как живут и как воспитывают своих детей анвары.

Само название - "Вольные Земли" (что, собственно, и значит "Брейнион" на Старшей Речи) этот край обрел благодаря тому, что местные жители, сколько раз их не пытались завоевать в прошлом (с переменным успехом) своей неистребимой любовью к свободе духа, воли и жизни всегда возвращали себе независимость, посредством агрессивного сопротивления или пассивного подчинения чужеземцам, во время которого древние традиции, устои и нравы бережно передавались из уст в уста, из поколения в поколение, из столетия в столетие.

Вольные Земли разделяются на пять основных регионов, именуемых «королевствами»: Гвинедд на севере и северо-западе, Дивед на юго-западе и юге, Поуис – на востоке, Гвент – на юго-востоке и Кередигион – в центральной части Брейниона.



Королевство Гвинедд (Teyrnas Gwynedd)

Северо-западные и северные земли Брейниона занимает Королевство Гвúнедд. Ученые мужи говорят, что его название некогда означало «лесные люди», ведь бóльшая часть территории Гвинедда занимает Койдвенский лес, где под сенью тысячелетних деревьев уже многие столетия относительно спокойно сосуществуют люди и Талвит Тег. Современные кимры, впервые попав в покрытый тенистыми лесами Гвинедд, выражают немалое удивление, ведь на Старшей Речи «гвин / гвен» означает «светлый». Западные границы Гвинедда носят название Закатный Берег – это побережье усеяно рыбацкими деревушками и небольшими сельскохозяйственными коммунами, которые обеспечивают рыбой, зерном, молоком и мясом почти все королевство. Откуда этот край получил свое название несложно понять, стоит хотя бы раз оказаться там вечером, когда заходит солнце: Море Древних, словно зеркало, отражает всю палитру алых и золотистых красок, которыми украшаются в эту пору дня небеса; это величественное зрелище может тронуть даже самую закостенелую и неромантическую душу. Хотя жизнь обитателей Закатного Берега далека от романтики и красоты; тяжелый труд и противодействие буйным силам природы – вот под какими созвездиями рождаются местные жители.

Жители Гвинедда – и люди (кимры преимущественно, но нередко можно повстречать и гойделов, куда реже – эдлинги), и Талвит Тег. Те из них, кто осел на побережье, живут рыбной ловлей и торговлей с гойделами, приплывающими сюда со Скелтанн со своими товарами – ценными мехами, золотом, медью и оловом, отборным рогатым скотом. Те же, кто избрал своим местом обитания бескрайние изумрудные леса – живут охотой, сбором ягод и целебных трав, выделкой шкур и мехов, заготовкой ценных и не очень пород древесины, выращивают домашний скот.

Изобилие лесов – сущий рай для охотников и следопытов, а Койдвенский лес, помимо того, что является вотчиной Талвит Тег, скрывает в себе еще и тайны нескольких друидических рощ. Те, кто мечтает познакомиться с философией и доктриной этого учения, направляются именно сюда, ведь только в Койдвенском лесу друиды на протяжении тысячелетий практикуют свои искусства, вдали от фанатиков Церкви Единого или же культистов Илтани.

Официальных столиц государства две: первой из них является город Гарт-Кéлин («Сад Остролиста»), расположившийся на Закатном Берегу; живущий там король Анарáуд управляет равнинной и приморской частями государства, тогда как его лесными территориями правит королева Эльфáма, чья резиденция находится на берегу Хрустального Озера, сокрытого в самом сердце Койдвенского леса. Кáнтрев-Лин, «Озерный Город» – так именуется и сама «лесная столица». Гербов у Гвинедда тоже два – у Гарт-Келин это четверочастный щит с золотыми и червлеными полями, четыре шествующих смотрящих впрям льва с лазурью на языке и когтях, а у Кантрев-Лин – зеленое поле, в центре – три вертикальные полосы, составленные из четырех серебряных звезд, серебряного меча и снова четырех серебряных звезд.

«Государство двух монархов», так иронично называют Гвинедд соседи, но самим гвинедцам все равно – главное, что короли Гарт-Келина и королевы Катрев-Лина на протяжении уже многих лет правят в унисон, не вмешиваясь в вотчину друг друга.

По северной границе Гвинедда проходит Тервинская Стена, отделяющая цивилизованный мир от земель диких анваров. С востока это королевство соседствует с Поуисом, на юге же - с Кередигионом; юго-западную границу Гвинедд разделяет с Диведом, а по морю проходит раздел территорий Гвинедда и Скелтанн.

Население*
● люди: кимры - 55%, гойделы - 15%, прочие (эдлинги, эттиры, анвары, фтессийцы, кеттарийцы) - 5%
● сидхи: земные - 5%, подгорные - нет
● альвы: лесные - 15% (обитатели Койдвена), поднебесные - нет, потерянные - 5%

Вероисповедание
Лесные альвы, равно как и большинство людей, живущих в Койдвенском лесу, с почтением относятся к учению друидов, хотя люди и земные сидхи в повседневной жизни нередко обращаются за помощью и к богам Старой Веры. Старую Веру исповедуют и обитатели Закатного берега. Миссионеры Церкви здесь - редкие гости; есть даже один монастырь в окрестностях Гарт-Келина, служители которого не оставляют надежду на то, что рано или поздно Истинная Вера будет сиять и здесь.

Койдвенский лес (Coedwen)

Здесь, в самом сердце этого дремучего вековечного леса (который фактически являет собой объединение нескольких меньших по размеру лесов, разделяемых реками или небольшими холмистыми долинами), можно повстречать и древние руины некогда величественных замков, и забытые богами и людьми башни чародеев из минувших эпох, и каменные кромлехи живших здесь давным-давно анваров; тут все еще живут Тáлвит Тег – «Волшебный Народ». Древняя раса, населявшая весь мир миллионы лет до появления первого человека, ныне немногочисленна – их легенды гласят, что некогда, давным-давно их народы обитали в этом мире, который они именуют Дайарéн – «Мир Света», и в Мире Сумерек, "Мин-ар-Вир" на Старшей Речи.

«Талвит Тег», как и «гельтары» - собирательное название для двух рас: áльвы и сúдхи. Сидхи обитают в подземных городах и лабиринтах коридоров, расположившихся под Серебристыми Горами – огромным горным массивом, занимающим практически всю центральную часть Горллевина (на Старшей Речи этот горный массив именуется Кáлонвид – «Сердце Мира»). Альвы же стремятся к заоблачным высям, поэтому повстречать их можно в хрустальных и белокаменных городах на белоснежных вершинах Серебристых Гор, а также на каэр-сúди, летающих островах, которые медленно и неторопливо странствуют по поднебесью Дайарена. Однако есть и другие сидхи, и другие альвы – первых можно повстречать в селениях на поверхности земли, куда обычно подгорные сидхи выбираются крайне редко, вторых же – в городах, построенных на вершинах деревьев в десятках и сотнях лиг от ближайшего человеческого селения. И те, и другие считаются подгорными сидхи и нагорными альвами «отщепенцами», «изгнанными», «потерянными», на что лесные альвы и наземные сидхи отвечают: «Все Талвит Тег – потеряны, все мы – отщепенцы, уже миллионы лет с момента, когда миры разделились». Именно их, "изгоев", можно повстречать повсюду в Брейнионе – сидхи в людских городах и селениях, лесных альвов – в тысячелетних лесах. Лесные альвы оберегают свои земли и редко позволяют чужакам заходить под сень их лесов; а чтобы стать «своим» для этого народа, нужно очень постараться. Доверие – не то, что альвы даруют с легкостью и многим. Есть еще группа альвов, которых, как и наземных сидхов, можно повстречать в городах и селениях людей - о них лесные альвы говорят, что они "истинно потеряны для нашего народа", а небесные альвы о них стараются даже не вспоминать; сами же "потерянные" альвы лишь хранят в потаенных уголках памяти легенды о былом величии и единстве своего народа, и просто пытаются жить и выжить - как бы сложно это не было, учитывая недоверие со стороны и людей, и родственных народов.

Легенды гласят, что миллионы лет назад грани между мирами были тонки, как завеса тумана над утренней гладью лесного озера, и Талвит Тег переходили из Сумеречного мира в наш и обратно по Порогам – вратам, которые создавали и хранили Зодчие Туманов, редкие представители Волшебного Народа, от рождения обладавшие даром странствия меж мирами. Что-то произошло в один момент, и грани между мирами стали плотными и непреодолимыми, а Зодчих Туманов не осталось на земле, и большинство Порогов «увяли и усохли», что бы это ни значило (современные Талвит Тег, увы, не знают, о чем именно идет речь в этой легенде). Таким образом Волшебный Народ оказался разделен – большая часть их сородичей остались в Сумеречном мире, где обитают древние боги, немногие остались здесь, в нашем мире. Именно Талвит Тег научили первые человеческие народы ремеслам, наукам и волшебству, и именно они горько в том разочаровались, когда древние цивилизации людей использовали магические энергии не во благо, но ради достижения власти, богатств, для убийства сотен и тысяч себе подобных и порабощения целых народов. Волшебный Народ удалился на запад Горллевина, укрывшись в густых девственных лесах или в сверкающем великолепии снежных вершин Серебристых Гор, а также выстроив города и королевства в подгорных пещерах.

Королевство Дивед (Teyrnas Dyfed)

Южнее Гвинедда расположено королевство Дúвед, которое простирается до самых южных границ Горллевина, омываемых Внутренним Морем. Само название, как считают историки и летописцы, относится к древнему наименованию этого края – Деметия; так называлось первое государство гельтаров, когда они только переселились на запад Горллевина и вели ожесточенные войны с аборигенами – анварами.

Земли Диведа в основном – это наполненные солнечным светом и безграничностью небес плодородные равнины, по которым текут полноводные реки. Леса и рощи здесь встречаются часто, но не простираются на десятки и сотни лиг, как в Гвинедде, а лишь точечно украшают равнины своей бисерной россыпью. В дельтах рек встречаются топи, но их здесь не так много, как в скалистом Кередигионе; нередко также в этих краях, равно как и на всей территории Брейниона, можно повстречать руины древних городов и заброшенные замки феодов, которые существовали здесь сотни и тысячи лет назад, но были разрушены или покинуты во время одного из катаклизмов или трудных времен, которые наш мир переживал множество раз в минувшие эпохи. Такие места обычный люд обходит стороной, ибо древние руины – самое вероятное место, в котором какая-либо нечисть может устроить себе логово или гнездо. Чудища и опасности, смертельные пережитки минувших времен, заставляют людей держаться друг друга и селиться либо же в больших городах, либо же в пределах видимости городских стен, либо в городках и деревнях, которые находятся на феодах доблестных феодалов, которые способны защитить своих людей и свои земли.

Жители Диведа в основном - крестьяне и земледельцы, а также пастухи и скотоводы. Солнечные равнины, щедро орошаемые водами множества рек, являются одним из лучших в Брейнионе мест для выращивания злаков, льна, конопли и овощей, а также для разбивки фруктовых садов; поля, полные сочной травы, в последнее время сокращаются из-за того, что все больше и больше земли отводится под сельское хозяйство, поэтому между представителями этих двух видов сельского хозяйства в Диведе в последнее время несколько напряженные отношения. Глинистые русла рек позволяют добывать глину, благодаря чему керамику Диведа можно повстречать, вероятно, в каждом уголке мира. Море Древних у побережий Диведа очень скалисто и мало подходит для мореходства - даже рыбная ловля там сложна, ибо неподалеку от пролива, соединяющего два моря, всегда неспокойно на воде. Воды Внутреннего моря у берегов Диведа - без подводных скал, но с опасными течениями, поэтому только самые умелые, смелые или отчаянные здесь решаются заниматься рыбной ловлей или выходить в море в небольшом судне.

Иронично, но несмотря на то, от чего произошло название королевства Дивед - Диметия, воинственное государство гельтаров, истреблявших аборигенов Брейниона сотнями и тысячами, и в конце концов оттеснивших их на север материка, за всю историю своего народа как "люди Диведа", эти кимры снискали славу самых миролюбивых и невоинственных гельтаров среди всех существовавших и существующих. Спокойные пасторали Диведа - та уютная гавань, в которую рано или поздно возвращаются все ученики Гламорганской Школы Менестрелей, и которую так часто воспевают в своих балладах, песнях и поэмах. Гламóрган - второй по размеру город Диведа, который славится своей школой бардов и менестрелей - ее выпускники служат при дворах почти всех монархов Горллевина.

На севере Дивед граничит с лесистым Гвинеддом, на востоке – с болотистым Кередигионом, а на юго-востоке – с «царством ветров», Гвентом.

Столицей Диведа является город Кармáртен, расположившийся в устье самой крупной в Брейнионе реки Эгинúн. Сейчас его правителем является король Клóтри, известный своим покладистым и мягким характером, из-за которого фактическим (хотя и негласным) правителем государства является старшая сестра Клóтри, герцогиня Мóрвин – дама с амбициями и суровым нравом.

Герб Диведа – на лазури золотой восстающий лев в окружении четырех розеток.

Население*
● люди: кимры - 70%, гойделы - 5%, прочие (эдлинги, эттиры, анвары, фтессийцы, кеттарийцы) - 5%
● сидхи: земные - 10%, подгорные - нет
● альвы: лесные - 5%, поднебесные - нет, потерянные - 5%

Вероисповедание
Подавляющее большинство жителей Диведа до сих пор молится Старым Богам, особенно в сельской местности, хотя знать и обитатели больших городов все чаще и чаще принимают Истинную Веру (так называет свое учение Церковь Единого Пламени).

Яблоневый Остров Авалон (Afalon)

Посреди бескрайних равнин Диведа, ближе к юго-западной оконечности материка, находятся два места, которые не дают покоя ученым умам всего мира уже которое столетие, если не тысячелетие: древний круг камней, поставленных в виде огромных арок, через которые могут свободно пройти даже великаны, буде они существовали бы на самом деле, и находящийся рядом с этим странным местом остров, именуемый "Авáлон" - "Яблоневый". Все те, кто сведущи в сверхъестественном, в один голос утверждают, что несмотря на схожесть с кольцами менгиров, которые сооружали древние анвары (а может, сооружают и по сей день - никто не знает, что творится там, за Стеной), этот мегалит был явно возведен не позже тех времен, когда людей и в помине еще не было, а этими землями безраздельно правили древние Талвит Тег. Также все соглашаются на том, что именно в центре этого круга камней находится невероятно мощный по силе узел Линий Леи - возможно, самый сильный на всем материке. Увы, нынешние Талвит Тег не имеют ни малейшего понятия о строителях этого мегалита и его предназначении, о чем лесные альвы чистосердечно признаются, а поднебесные - делают загадочный вид и уходят от прямых ответов, напуская вуаль таинственности.

Яблоневый Остров получил свое название благодаря бесконечным просторам яблоневых рощ, окружающих глубокое озеро, в сердце которого и высится Авалон. На самом острове располагается главное святилище Старой Веры - так кимры называют религию своих предков-язычников, которые поклонялись (а многие их потомки поклоняются и по сей день) Триликой Богине, предстающей в ипостасях девы, матери и Старухи, а также Воину, Кузнецу и двум Королям - Летнему и Зимнему. Народное предание гласит, что Серебряная Яблоневая Ветвь, один из тех артефактов, которые легендарные Зодчие Туманов использовали для создания и поддержания Порогов, хранится именно там; так ли это или нет - жрицы Авалона (а в главное святилище позволено служить только женщинам) не говорят, лишь загадочно улыбаясь.

Войти вслед за Адонисом Терон не решился; чувство тревоги и опасности, а также страх вспомнить о родителях то, что заставит его разочароваться в созданном светлом образе, остановили молодого человека. Решив заглянуть туда после того, как Адонис проведет то, что он там планировал провести - ритуал, сеанс общения, или что там непостижимые оракулы делают в своем деле, Терон остался снаружи в компании Маллиса.

Терон поблагодарил Маллиса за арбалетные болты - они оказались как нельзя кстати, ведь обзаведясь арбалетом, амуниции к нему парень так и не нашел... точнее, не подумал искать или спрашивать. Когда же Маллис завел речь о магии, Терон немного напрягся - он еще ни с кем, кроме самой Элспет, не обсуждал обретенный благодаря ей дар; но услышав просьбу спутника, Терон белозубо улыбнулся в ответ:

- Конечно! Я буду рад поделиться своими познаниями, какими бы неглубокими они не были... Видишь ли, я тоже подхожу к этим силам так, как ты описал: как хороший и полезный инструмент в достижении поставленной цели и облегчению своей жизни. Я не какой-то там премудрый ученый чародей, я бывалый практик, и - чем смогу, тем по...

Терон не успел договорить, как внезапно из пещеры, в которую удалился Адонис, послышался крик оракула. Маллис ринулся внутрь, Терон последовал за ним; вокруг была кромешная тьма, хоть глаз выколи, но когда зрение немного адаптировалось и стало различать хотя бы какие-то очертания окружающего, парень увидел, что с Адонисом приключилась беда. Маллис уже склонился над телом оракула, пытаясь помочь ему, Терон присел рядом:

- У меня есть зелье лечения, берег как раз для такого случая... Вот, возьми, - Терон передал Маллису выуженный из поясного кошеля пузырек.

Услышав об "опасности", Арштат в притворном испуге распахнула глаза:

- И что вы видели, пусик? Неужто одно из тех чудищ, о которых нам поведал сей воин? - девушка перевела взгляд на стражника, который долго и громко опасался неких "монстров внутри башни". - Молодой человек, молю, не скрывайте: что за ужасы таит в себе это строение? Это опасно? Я - девушка из знатного рода, у меня Судьба и Предназначение, мне никак нельзя пострадать от чудищ и прочих сверхъестественных неприятностей. Равно как и от обычных, если на то пошло. Пусик, немедленно отведите мусика домой, вот ваш долг, а потом уже от опасностей не уходить, я - ваша невеста, будущая мать ваших будущих наследников, меня нужно холить и лелеять, охранять и заботиться!

С каждым словом Арштат медленно, словно невзначай, охваченная испугом, отступала назад, к границе света и темноты. Девушка обхватила себя за плечи, словно ей стало зябко, и выглядела так, словно еще мгновение - и она расплачется.

Юрих пошел чуть первым, а Арштат следовала несколькими ярдами сзади. Увидев, что все идет явно не по плану, девушка поняла, что если сейчас не предпринять что-то решительное, то их милое дельце может закончиться, так и не начавшись. А с ним - возможно, и жизнь ее единственного настоящего друга во всем мире. Девушка приложила все свои способности, чтобы правдоподобно состроить "оскорбленно-обеспокоенное лицо" - для пущей убедительности ей пришлось припомнить лицо маменьки, когда Арштат имела неосторожность заявить однажды, что будь ее воля - она променяла бы всю эту проклятую "семейную важность и уникальность" вместе с дрянной чешуей в придачу на обычную жизнь обычной девушки.

Выпятив грудь вперед, чтобы формы были визуальнее, Арштат засеменила вперед, начав голосить задолго до того, как пересекла черту света:

- Юрих! Свет мой, жених мой, ну где же вы? Пусик, ваш мусик в тревоге!!! Юрих!!! Ну мы же договорились, никаких возлияний до свадьбы, вы обещали мне, что я никогда не забуду первую брачную ночь, а с такими темпами мой пусик, вероятнее всего будет, пардон, ригать над ночной вазой. Юрих, мусику страшно, это такие неподобающие для людей нашего круга трущ... кхм... окрестности!!! Пусик, нам пора домой, хватит пить и шляться, мы же даже еще не женаты... пусик? Юрих?

Единственное, о чем искренне жалела сейчас Арштат, так это о том, что не поддалась сиюминутному порыву, который внезапно обуял ею на днях, и не перекрасилась в пепельную блондинку - почему-то ей показалось, что с таким цветом волос ее речи звучали бы более убедительны.

- Вот трезвому тебе я бы вряд ли компанию составила, поскольку подозревала бы какой-то подвох, ну или что тебя какой-то доппельгангер подменил. Читала про таких чудищ, которые становятся двойниками других людей, выпивая их душу. А немного пьяный, или вдрызг нетрезвый Юрих - это привычная и уютная для меня картина, - Арштат подмигнула старому другу и подельщику. - Хороший план, заодно и обстановку разведаем. Я в том квартале никогда в жизни не бывала...

Когда пятеро человек вошли и в без того небольшую кухню, там стало совсем тесно. Тем не менее, кухарки, видимо, хорошо знали свое дело и умели его выполнять в любых условиях, поэтому работа продолжалась скоро и споро. Только когда все миски были наполнены рагу, старшая и самая добротная из них остановилась, отложила в сторону половник и кивнула младшей:

- Третья, дай воды доброму человеку, - молодая посудомойка прервала свою работу, вымыла руки, после чего набрала Зайну воды в глиняную кружку из большой бочки, которая стояла в дальнем углу кухни. Подавая кружку, девушка с опасением и любопытством смотрела на всех новоприбывших, и особенно - на Зайна, а точнее, на его шрамы от ожога. - Что ж, рада приветствовать вас в благородном поместье барона Тихронуса, - с явно заметной иронией в голосе продолжила кухарка. - Вряд ли вы ожидали такой "роскоши", да? Тихронус - тот еще скопидом. Денег у него - кавоты* не грызут, но, как сами видите, он предпочитает вести скромный, "достойный истинного воина" стиль жизни. Хех. Я - Первая, это - Вторая, - кухарка указала на свою помощницу, - а посуду моет Третья. Мы - рабы по рождению, поэтому ни Тихронус, ни его родители решили не напрягать воображение с именами. Помимо нас - мы по кухне ведаем и порядок в доме поддерживаем - в поместье еще трое рабов живут, Садовник и Конюх (раньше, при рождении, его называли просто "Сын" - поскольку сыном он и есть, Второй и Садовника, но когда он подрос, а старый Конюх преставился, попав под копыта баронского турдена*, Сына переименовали в Конюха. Незатейливо так). Собственно, нас шестеро, этот гнус Дориал и сам барон - вот и все, у кого есть доступ в поместье, больше ни у кого. Хотя мы редко покидаем поместье - только за продуктами на рынок сходить, ну или по мелким поручениям, нечасто такое бывает. Круглосуточно мы тут, на территории поместья обитаем - оно хоть и не огромное, но работы всегда хватает: и в саду возиться, и огород поддерживать, и цветник, стирка, уборка, чистота-порядок в доме - его Тихронус ой как любит. Еду, опять же, готовить, - Первая указала на миски. - Берите, мы и на вас наготовили, нас еще с вечера Дориал предупредил. День наш начинается на рассвете - нужно воды наносить, у нас колодец свой в амбаре есть. Еды наготовить на первую половину дня. Когда барон проснется - подать завтрак, убрать спальню. Стирка, уборка в усадьбе. Потом - обед подать скоро после полудня, и можно начинать ужин готовить, барон обычно ужинает на закате. Когда темнеет на дворе, все спать укладываемся, а барон часто совсем до поздна в своей башне засиживает, или в саду, когда у него... гости бывают.

А что до двери, которая в гостиной, то она выходит в "открытую" трубу, по которой можно добраться до ближайшего рынка, а если пройти еще чуть дальше - то можно дойти и до центрального перекрестка. Вот только у нас к ней доступа нету, ею только барон пользуется, там какие-то кнопочки на двери, он нажимает что-то, и только тогда дверь открывается.

Усталость навалилась внезапно. Когда только стихла барабанная дробь бьющихся в страхе и гневе сердец, как только пелена злости на проклятые исчадия не-жизни спала с глаз, как только паника или холодный боевой расчет уступили место обыденным эмоциям и обычному состоянию души и разума, внезапно подкосились и ноги, и вспомнилось, что привал-то толком и не устроили, да и ели в последний раз еще в районе полудня. Когда пришло ощущение усталости, оно немного разбавило горькое осознание утраты и отрезвило и наших героев, и охранников каравана. Охранники разделились на три группы: одни занялись состоянием здоровья мессира Райсхафа и братьев Сиги и Рори, двое других свели воедино все повозки и занялись лошадьми, которых нужно было накормить овсом, напоить водою и насухо вытереть соломой или паклей. Оставшиеся двое охранников занялись костром и ужином: один нашел колодец под сенью раскидистого ореха на одном из подворий и принес воды для лошадей и для похлебки, которую собрался варить второй. Наши же герои тем временем занялись погребением тел умерших - извозчика и двух купцов; когда со погребальным ритуалом было покончено и все молитвы прочитаны, все собрались вокруг костра.

Вышел из своей медитативной задумчивости Кораллис - выражение на лице белого мага говорило о том, что лопата, которую он битый час внимательно изучал со всех сторон, навела его на какие-то мысли. Вымыв руки в той воде, которую не допили лошади, подсел ко всем и другой чародей; Гарл с довольным видом запихнул себе в дорожную сумку какой-то влажный сверток, с которым вернулся с места нападения пауков. Шен, наоборот, еще больше закрылся в себе и погрузился в какие-то нелегкие думы; следопыт и до сего момента не блистал разговорчивостью и открытостью души, а теперь стал словно плотно сомкнутые челюсти медвежьего капкана. Погрузилась в раздумья и Мириам; сегодняшний день заставил девушку задуматься о многом - начиная с быстротечности и хрупкости человеческой жизни, заканчивая бездумностью и жестокостью поступков окружающих.

Пришло время сна. Охранники вызвались побыть на страже, чтобы наши герои, которые сегодня спасли много жизней, смогли как следует отдохнуть. Наши герои не особо противились - сладкие обещания о забвении и отдыхе, которые нашептывала им усталость, были словно прохладный бальзам на ожоги пострадавшего при пожаре. И все уснули...

Окрестности Ханвейра, Гавония
19 день Новой Луны

... Утро оказалось туманным и промозглым, совсем не таким, каким ожидаешь весенний рассвет. Оно напомнило о долгих месяцах Луны Охотника, наполненных холодом, непрекращающимися дождями, пронизывающими до последней косточки ветрами и свинцовой сиростью туч. Капельки росы посеребрили лица наших героев, отчего, собственно, многие и проснулись. У костра сидели три охранника, каждый из которых держал по оловянной кружке с дымящимся чаем; мужчины о чем-то тихо беседовали. К своему удивлению наши герои заметили, что в их полку прибыло - трое извозчиков, видимо, вернулись ночью, и теперь спали у костра, закутавшись в одеяла. Это значило, что еще двое извозчиков пропали где-то в лесах; невеселая новость, но жители Иннистрада привыкли слышать о смертях и потерях, пряча печаль подальше в глубь разума и сердца - по-другому человечество не выжило бы в этом суровом мире, увы.

Получив свою кружку горячего и ароматного травяного чая, а также по куску твердого сыра и суховатой лепешки, наши герои приступили к завтраку; внезапно обнаружилось, что с прибытием троих извозчиков исчез один следопыт - Шена нигде не было видно. Начав расспросы, наши герои услышали, что Ушелец не спал почти всю ночь и именно он нашел и вернул к лагерю сбежавших от ужаса извозчиков, по одному за раз. В последний раз Шен ушел уже перед рассветом, около пары часов назад, и с тех пор пока что не возвращался.

Когда трапеза была окончена и вещи собраны, туман как раз начал рассеиваться. Рандульф, на удивление быстро восстановивший силы, подошел к нашим героям и, прокашлявшись, обратился к ним с такой речью:

- Я, как вы заметили, не мастак красиво говорить и растягивать речи на темы непредметные. Я привык говорить по существу, вот и сейчас так буду... Спасибо вам... Я искренне благодарю вас за то, что вы сделали для спасения наших жизней и нашего имущества, и в награду я возвращаю вам плату, которую вы внесли, - мессир Райсхаф протянул нашим героям кожаный мешочек, в котором звякнули монеты, - а также буду рад, если вы продолжите путь с нами. Правда, в Ханвейре мне придется задержаться, и уже не столько по делам торговым, сколько... Сами понимаете - сообщить властям о произошедшем, решить, что делать с имуществом погибших купцов, нанять новых извозчиков... Головной мороки, в общем, предостаточно, и возможно, мне придется задержаться на неделю. И, это... Я знаю, что один из вас все еще не вернулся из лесу, но он же следопыт, верно? Не будете возражать, если мы отправимся дальше, а он, если что - нагонит нас? Я его знаю уже не первый год, и не раз путешествовал в его компании; Ушелец на то и Ушелец, что уходит, когда ему заблагорассудится, а потом, когда он больше всего нужен - вот и он, тут как тут! В общем, отсюда до Ханвейра осталось каких-то пару-тройку часов пути, не больше... Решайте, что да как. Я планирую отправиться в путь через четверть часа.

После недолгой дискуссии, наши герои согласились, что, во-первых, продолжать дальше ждать возвращения следопыта - бессмысленно, искать его в лесах, не имея на то должных навыков - глупо, а задерживаться - невыгодно для целей и миссий каждого из путников. Во-вторых же - целую неделю наши герои ждать не могли; они решили пополнить запасы в Ханвейре, откушать нормальной стряпни в какой-либо придорожной таверне, и отправиться в путь незамедлительно. До Перевала Круин, насколько они знали, уйдет не меньше двух дней пути, и если они выступят из Ханвейра сегодня, то послезавтра к вечеру окажутся на перевале. Когда все вопросы были согласованы и решены, наши герои отправились в путь вместе с караваном.

Дорога до Ханвейра прошла без происшествий; пару часов по лесистой местности, остальное время - по равнине, которой сменился густой смешанный лес. Снова уйма солнца, море неба, безграничность чистого свежего воздуха, пропитанного запахом пашни и свежих всходов, и снова старая знакомица - серебристая лента Кирч, которая змейкой вилась по безграничной равнине в сторону Ханвейра. Ханвейра, который встретил наших героев гостеприимно и очень по-уютному: этот город был словно меньшая версия Трабена. Нет, не в плане архитектуры или пейзажей, или планировки; суматохой, непрекращающимся движением людских масс по улицам и площадям города, шаловливыми гурьбами детворы под ногами, бездомными собаками и попрошайками, разодетыми в пух и прах дворянами и высшими чинами клира, торговцами, продающими всякую всячину буквально везде, ремесленниками, не стесняющимися творить предметы своего мастерства зачастую прямо на улицах и улочках этого древнего города - все это было знакомо нашим героям, во всем этом они плавали, как рыбы в море, пока жили в столице, и все это создавало ощущение защищенности, спокойствия (даже вопреки гаму, шуму и крикам) и домашнего уюта.

В Ханвейре наши герои распрощались с Рандульфом - настолько тепло, насколько это было возможно. Даже не верилось, что всего сутки назад они впервые повстречались, и первое впечатление от встречи явно было не самым ярким моментом в жизни каждого из них; а теперь старый ворчливый купец, наверняка, запомнится каждому из шестерых героев навсегда. До полудня наши герои разбрелись по своим делам - кто-то отправился на пополнение припасов, кому-то нужно было разузнать какие-то сведения, кто-то - просто побродил по Торговому Кварталу, заглядывая во все возможные и невозможные лавочки, магазинчики, палатки и подходя буквально ко всем лоткам. В обеденное время шестерка собралась в таверне "Одноглазый Лис", которую посоветовали им Рори и Сиги, утверждая, что, дескать, стряпуха в "Лисе" - лучшая во всей Гавонии, если не в целом мире. Братья немного преувеличили кулинарный талант поварихи в этой таверне, но все же ей стоило отдать должное: все, что заказали наши герои, было приготовлено быстро, качественно и вполне вкусно и аппетитно. Так, с полным желудком и самыми приятными воспоминаниями о Ханвейре, наши герои продолжили свой путь в Стенсию...

Перевал Круин, граница Гавонии и Стенсии
21 день Новой Луны

Уже через сутки бескрайние равнины Гавонии обрели наконец края и границы; северо-восточный горизонт сначала очертился темной линией, словно художник провел серым грифельным карандашом по холсту; спустя час пути линия стала еще темнее и шире, а еще через час наши герои наконец увидели первые очертания Гайеровых Высот - огромного горного массива, разделявшего Стенсию, Гавонию и Кессиг. Стало быть, до точки, разделявшей преимущественно равнинную Гавонию и Стенсию, бóльшая часть пейзажей которой состояла из гор, горных долин и болотистых равнин, окруженных со всех сторон скалистыми кряжами, остался лишь день пути; каждый из шестерки лелеял в душе надежду, что и этот день - и ночь - окажутся такими же бессобытийными и спокойными, как и два предыдущих дня. К вечеру шестерка путешественников достигла последней, вероятно, деревни в Гавонии - та самая, куда будет чуть позже держать свой путь Рандульф и его караван, если старый купец, конечно же, не изменит своих планов; последний оплот цивилизации, после которого, как выяснили наши герои у местных жителей, им предстоит еще минимум три дня пути прежде, чем они достигнут Сумрачной Мызы. Оставив гостеприимное крестьянское поселение и их аккуратные фермы за спиной, группа странников продолжила путь. Гайеровы Высоты уже не были простым изрезанным силуэтом далеко на горизонте; теперь горная цепь занимала почти пол-неба, вгрызаясь в облачную небесную безбрежность черными клыками своих скал и кряжей.

Когда наши герои начали свое восхождение по Перевалу Круин, они обратили внимание на то, как разительно сменился окружающий мир. Каменистый путь время от времени преграждали небольшие обвалы и оползни. Черные и бурые гранитные и базальтовые стены гор по обе стороны от дороги время от времени освежали редкие пятная зелени - преимущественно горные сосны и кусты можжевельника. Небеса уже не радовали чистой синью или перистой белизной; теперь серые и свинцово-черные тучи заполнили весь небосвод, и в тучах отсвечивались красноватые отблески непрестанно извергавшихся в Гайеровых Высотах вулканов. То там, то здесь, когда серпантин дороги делал очередной головокружительный поворот, взору шестерки открывались горные долины далеко внизу - подернутые туманной дымкой, исполненные черно-серо-красно-коричневых оттенков, они ни единой деталью уже не походили на солнечные равнины Гавонии; а далеко вверху, на одной из самых высоких гор, своими острыми, как иглы, шпилями пронзал небесную плоть огромный замок, сами очертания которого заставляли голову кружиться от чуждости и безумия архитектуры. Спрашивая в последнем гавонийском поселении о том, что ждет их на пути к Сумрачной Мызе, наши герои узнали, что тут располагаются владения Эдгара Маркова - бессмертного вампира, чей род веками контролирует Перевал Круин; хорошая новость заключалась в том, что семья Марковых не терроризировала путников, проходивших по перевалу, и - иронично - это было одно из самых безопасных мест во всей Стенсии - при условии, конечно, что у путника хватит разума и рассудка не приближаться к темному замку в горах.

К вечеру двадцать первого дня Новой Луны, в конце четвертого дня путешествия, наши герои, наконец, перешли через Перевал Круин, о чем свидетельствовала каменная плита с высеченными на ней рунами: "П. Круин. 5900 футов над уровнем моря. Земли семьи Марковых". Уже совсем стемнело, когда очередной поворот дороги вывел их на поляну, словно предназначенную для ночлега - яма для костра была обложена небольшими камнями, и более крупные булыжники окантовывали эту площадку от скалистого обрыва по западному краю. В стене горы виднелся также темное жерло пещеры - насколько глубокой она была, увы, отсюда было не разглядеть.

Первой заметила приближение зубастых тварей Горав - и отреагировала это, как и стоило любому человеку, особенно женщине: она закричала, что было силы. Но при этом танцовщица сохранила достаточно самообладания, чтобы не покинуть своих сотоварищей, и лишь настороженно следила за тем, что происходит вокруг...

... А происходило следующее: следопыт, отступив на относительно безопасное расстояние от берега пруда, выстрелил в одного из крокодилов, которые практически одновременно приблизились к кромке воды; увы, стрела ранила лишь водную гладь и, не причинив вреда никому, медленно опустилась на илистое дно озера. Практически одновременно с Лоэтусом отреагировал на приближение клыкастых бестий и Дивинти: молодой человек что-то прошептал, совершил замысловатый жест пальцами обеих рук, и из этой мудры* внезапно вырвался луч пронзительно-синего света, который, достигнув поверхности воды в том самом месте, где ныне пребывал второй крокодил из тех, что тайком подплыли к берегу, заставил воду буквально задымиться от холода. Хруст легкой корочки льда был отчетливо слышен всем, равно как и судорожный рывок рептилии, когда ее, хладнокровную и непереносящую низких температур, внезапно охватил такой хлад, который эта тварь наверняка никогда в своей жизни не испытывала.

Одновременно с благородным чародеем начал плести паутину волшебства и молодой художник, у которого, судя по всему, было намного больше талантов, чем о том можно было догадаться, лишь взглянув на сие юное создание. Мгновение - и тот луч холода, который пронзил водную гладь и заставил ее заледенеть, пусть и на мгновение, внезапно продолжил свое существование, на сей раз в виде звука. Точнее, какафонии резких, громких, неприятных звуков, которые, как верно догадался Мараджайн, так не любили все хладнокровные животные. Крокодилы замерли на мгновение-другое, пытаясь понять, что же происходит в их обычно спокойном и безмолвном пруду, а тем временем Мараджайн и Горав устремились прочь от воды, ближе к спасительной сени лесной чащи.

Тем временем Роберт, воспользовавшись временным замешательством рептилий, попытался атаковать одну из них, ту, которая была ближе всего к благородному рыцарю, стоявшему у самой кромки воды; увы, прочная кожа крокодила сродни рыцарской броне, и могучий меч паладина лишь скользнул по ребристой спине твари, так и не причинив ей вреда. Более удачен был в этом плане Бахтияр, стрела которого вонзилась в голову клыкастой твари.

Пока дворянин и рыцарь пытались хотя бы ранить внезапно активизировавшихся хищников, еще один - почти вдвое больших размеров, чем предыдущие трое - внезапно всплыл на поверхность пруда и устремился к берегу. Видимо, чары Мараджайна не подействовали на тварь, и теперь та решила разобраться с возмутителями спокойствия в ее маленьком царстве, с теми, кто посмел обидеть ее детей мгновениями ранее. Когда крупный крокодил уже находился почти у самой кромки воды, готовясь выбраться на берег, Рахман наконец закончил свою молитву Муругану, богу с шестью лицами, восседающему на павлине и повелевающему всеми войнами, битвами и сражениями во всем мире; увы, рептилия была слишком ловка и увернулась от потока священной энергии, которая в ответ на мольбу Рахмана низверглась с небес в озерную гладь.

Шум, треск, ледянящий холод, двуногие, жалящие противной нераскусываемой сталью - это было слишком для двоих из четырех рептилий, и два крокодила, самыми первыми достигшие берега озера, внезапно дернулись, молниеносно развернулись и уплыли вглубь водоема - где они были сейчас, увы, нашим героям было невозможно определить. Их непосредственной угрозой на данный момент оказался крокодил-переросток - и еще один, тот самый третий, который не решился приблизиться сначала, но сейчас уже переставлял свои маленькие когтистые лапки по каменистому берегу пруда.

Первый день третьего месяца (Весна), утро
901 год ОПИ (от Основания Пифаронской Империи)

Поместье Тихронуса
Ушфон, Внешние Земли

... Новый рассвет, новый день, новый месяц. Весна всегда была лучшим временем года в Мертвоводном Каньоне - летний зной еще не напирал бесконечным потоком с раскаленных каменистых пустошей Горизонтов Облачных Кристаллов и не оседал на дне каньона, превращая его в котел, наполненный духотой, жарой, зловонием и пылью; наоборот, воздух в течение дня был чист и тепел, а по утрам - свеж и бодрящ. Редкая зелень, которой мог похвастаться древний город, в основном была представлена несколькими видами ползучих и вьющихся растений, которые, пробудившись от слишком долгой спячки зимних месяцев и межсезонья, теперь с радостью тянули свои еще хрупкие стебельки и изумрудные листочки вверх, к солнцу, выпуская усики и цепляясь за каменистые выступы строений и за керамические основания, на которых возлежал лабиринт трубопроводов Ушфона. Недавно прошел дождь - редкий гость в эту пору года в этих краях, и керамические трубы теперь сверкали так же ярко, как и стеклянные, синтовые* и кристаллические элементы древнего комплекса, предназначение которого, увы, было неведомо современным жителям города. Солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы излить свои лучи внутрь Мертвоводного каньона, но даже света ясного и яркого неба было более чем достаточно, чтобы преобразить город до неузнаваемости - он выглядел празднично, нарядно и словно обещал хороший новый рассвет, хороший новый день, хороший новый месяц.

Новая работа в поместье барона Тихронуса заставила шестерых жителей города подняться еще ни свет ни заря. Поместье располагалось недалеко от западной стены каньона, там, где множество трубопроводов уходили внутрь скальной породы; здесь всегда было тепло, даже в морозные зимние месяцы, никогда не было недостатка в горячей воде, а удачное расположение у отвесной стены каньона защищало поместье от пыли и ураганных ветров. Высокая каменная стена окружала поместье; внутрь можно было попасть лишь через одни-единственные ворота. Клиара и Миара в сопровождении Редвана и Актамиры пришли вместе, и у ворот застали Зайна и Корбута, которые как раз собирались постучаться к Тихронусу. Все шестеро виделись несколькими днями ранее, когда именно их отобрал барон из пары дюжин претендентов на непыльную работу; многие из них были знакомы друг с другом, а кое-кого связывали узы родства или долга. Шестерка знала, что сегодня еще ночью сам барон покинул Ушфон, отправившись с отрядом воинов, предоставленных городом, в сторону Горизонтов Облачных Кристаллов - там барон Тихронус воссоединится с остальными отрядами и возглавит эту армию, главной задачей которой будет исполнить волю Янтарного Папы и истребить варварских вторженцев, посягнувших на неприкосновенность священных полей. Этот факт - не крестовый поход, а то, что шестерка не будет лишний раз встречаться с Тихронусом - определенно радовал если не всех, то большинство группы; во время собеседования барон произвел на наших героев не лучшее впечатление. Высокий, обрюзглый, с грудью колесом и глазами навыкате, этот пятидесятилетний мужчина производил впечатление грубияна и жестокой личности; на всех, кто не принадлежал к элите благородных семей Ушфона, Тихронус глядел свысока, как на каких-то животных или и того хуже - как на вещи, а его чувство юмора было таким же бесвкусным и грубым, как и его вкусы в одежде и способность поддерживать цивилизованную беседу. Так что - с глаз долой, тем лучше.

Ворота открыл Дориал - домоправитель поместья и доверенное лицо барона. Высокий и сухопарый, этот ровесник Тихронуса выглядел старше барона; вероятно, из-за облысевшей головы, вычурного монокля и выражения невообразимого презрения ко всему и вся, что его окружает. Дориал был одет в очень дорогой костюм, явно шитый на заказ; неизменный монокль в золотой оправе и вычурно повязанный шелковый шарф создавали впечатление, что это Дориал - аристократ, владеющий усадьбой, а вовсе не какой-то там Тихронус. Домоправитель окинул шестерку новоприбывших своим обычным кислым взглядом и вопросительно поднял брови, очевидно, ожидая подобающего приветствия.

... Увы, убитый простолюдин был зарублен профессионально - грудная клетка рассечена по диагонали от пояса до груди, и красно-розовое и белесо-кровавое содержимое грудной клетки несчастного теперь составляло яркий контраст сочно-зеленой молодой траве, на ковре из которой лежал труп. В данном случае - не помочь ни чем, понял Мараджайн.

Роберт, услышав предложение Дивинти, громко возмутился:

- Не ты ли, почтенный маг, лишь мгновениями ранее распрощался со своим завтраком от того, что сотворил с одним из злодеев? Каково будет тебе, если ты теперь медленно и тщательно будешь жечь плоть другого разбойника - вдыхая дым и запах его поджаривающейся плоти? Видя, как пузырится и лопается кожа, слыша, как шкварчит подкожный жир, обоняя, как его мышцы становятся сродни ягненку, которого вращают на вертеле над очагом в "Танцующем Слоне", таверне, в которой я остановился? Сладкий пряный аромат мышечных волокон, румянящихся в жарком пламени... Ммм, вкуснятина!

Один из лежащих на земле людей в черном, видимо, впечатленный столь ярким живописанием того, что, как ему казалось, их ждет, внезапно закашлялся и, перевернувшись на бок, исторг содержимое своего желудка, издавая при этом звуки, которые снова заставили Дивинти почувствовать себя, мягко выражаясь, нехорошо.

- Вот, видишь? - ухмыльнулся Роберт. - не так страшна пытка, как ее ожидание. Воображение человеческое - самый страшный враг и мучитель, поверь мне, друг мой.

Роберт присел возле разбойника, которого рвало, и постучал того по спине: - Ну будет, будет тебе. Это только я предположил, что может с тобой случиться. Ты ведь не хочешь, чтобы мы перешли к тому месту твоей истории, в которой мы пробуем разные варианты на практике? Скажи мне, любезнейший, за что вы преследовали этих троих несчастных и почему так нечестно и подло убили одного из них? Что мы вам сделали такого, что вы напали и на нас?

Прокашлявшись, человек в черном завопил так, что слышно, вероятно, его было в самом Кантарае:

- Нет, молю вас, не нужно - ни огня, ни холода, ни... румянящихся волокон... - справившись с очередным приступом тошноты, разбойник продолжил кричать, почти срывая голос: - Я не по своей воле с ними, они забрали Шанти, и всю ее семью... Грозились, что накормят ими черные лотосы... Я - простой охранник, по найму, служу в Сиром Храме*, меня направили охранять эту пещеру трепроклятую... Не нужно меня пытать, и страже не нужно сдавать - там почти каждый второй - поклонник Нергала!!!

Тем временем другой разбойник, с которым в это время общался вполголоса Бахтияр (о чем общался - Горав, увы, так и не удалось услышать, но... через мгновение она наверняка узнает тему их разговора), тоже подал голос и злобно зашипел:

- Заткнись! Закрой свой поганый рот, пока не наговорил лишнего! Ты думаешь, после этого твоя Шанти и ее выродки останутся живы? Ты думаешь, Владыка Могил не найдет тебя и не набьет твой рот опарышами и трупными червями за то, что так широко его открываешь? Заткнись, Шани, пока не стало слишком поздно! А ты, потомок Аримана - стыд тебе и позор. Мы - слуги Темной Семьи, а ты - потомок одного из них, и как ты можешь нынче выступать против преданных слуг того, кто является старшим братом твоего божественного предка? - человек в черном, отхаркнув, смачно плюнул в лицо Бахтияра.

... Закатные отблески окрасили строения редкую растительность, зеленевшую на территории хутора, в кровавый багрянец, но света уже было недостаточно для того, чтобы рассмотреть все четко и ясно. Извозчики развезли телеги по укромным уголкам и занялись лошадьми - животных нужно было сперва распрячь, затем накормить овсом и ячменем, а пока те будут лакомиться - обтереть соломой, коей было в избытке на каждой из повозок. Охранники прохаживались по окрестностям, осматривая брошенное поселения и, щурясь, вглядывались в черную стену леса впереди. Двое купцов, те, которые присоединились к каравану на правах путников, а свой скарб разместили на одной из телег, решили зайти в церквушку - пусть она и выглядела плачевно, но все же была намоленным местом, где, возможно, Пресветлый Архангел услышит их молитвы и дарует безопасность им и их имуществу, а также удачу и верную прибыль в торговле на ханвейрском рынке завтра поутру.

Наши герои пытались почувствовать и исследовать, безопасно ли это место - мало ли какие причины привели к тому, что это поселение ныне - заброшено? Снялись ли все те "тридцать душ", о которых упоминал Рандульф, и отправились в Ханвейр или еще куда, или же стали жертвами кровожадных тварей, охотящихся на благочестивых людей в долгие, темные и холодные месяцы Луны Охотника? Пока что все, что могли увидеть и услышать семеро людей, сведенных судьбой у городских врат Трабена, - тишина, сумрак, очевидные признаки запустения и отсутствия хорошей хозяйской руки. Хотя - постойте, что это? Мириам услышала странные звуки, словно кто-то поцарапывал деревянные бревна острыми коготками; Гарл в отблесках своего факела увидел - или показалось? - странный серебристый отблеск в темном проеме входной двери одного из заброшенных домов, словно внутри все было опутано тончайшими нитями шелка; Шен ощутил странный запах горечи и терпкости, вот только не мог сращу припомнить, чему такой аромат был присущ... Пока наши герои размышляли над тем, что ощутили, события начали развиваться с головокружительной быстротой.

Из проема того самого дома, в котором Гарл заметил что-то подозрительное, внезапно выскочили три тени... Три массивные, отвратительного вида тени, кои в отблесках факела молодого нефалийца и свете сияющей булавы Бенедикта оказались громадными восьмилапыми чудищами с множеством небольших черных выпуклых глаз, зловеще поблескивавших в царивших повсюду сумерках, и с крупными жвалами, каждое - с руку мощного гладиатора, устремились к тем, кто потревожил их светом и шумом. Ближе всех к троице гигантских пауков оказался один из извозчиков, который как раз распрягал лошадь; бедолага даже не успел понять, что произошло, как острые, словно бритва искусного брадобрея, жвалы вонзились в него с обеих сторон, впуская внутрь его тела смертельный яд и желудочный сок паука. Вторая тварь тем временем подскочила к находившемуся рядом с извозчиком охраннику и попыталась проделать то же самое, но прочные доспехи, на которые мастер Райсхаф не пожалел золотых, спасли жизнь трабенцу; противный скрежет хитина о металл заставил поморщиться всех свидетелей разворачивающихся событий. Третий же паук устремился прямым ходом к Гарлу, который держал в руке факел - видимо, яркий свет этим чудовищным порождениям темных сил Иннистрада был болезненно неприятен.



Мириам... Она слышала, что происходит, слышала и едва уловимый шорох множества лап по траве, и щелкание жвал, и предсмертный вскрик извозчика, и режущий уши скрежет хитина по металлу, но видеть, что происходит, она, увы, не могла. Девушка догадалась, что на караван кто-то напал, ощущала расстояние до этих невидимых (для нее) врагов, знала, что их трое и у них много ног... лап... не менее шести, а то и все восемь на каждого, а значит - они скорее всего похожи на пауков. Без помощи соратников, которые просветили бы слепого менестреля о происходящем, увы, она не могла понять больше.

На сей раз стрела, выпущенная из лука Лоэтуса, достигла цели, и пронзила предплечье того всадника в черном, в которого целился охотник. Хриплый клекот, вызванный болью от полученной раны, стал свидетельством того, что длинный лук - оружие, с которым стоит считаться.

Не подкачал в этот раз и удалой купец из Паталирата - быстро оценив преимущества и недостатки своего расположения по отношению к противникам, смуглокожий высокородный развернулся к тому всаднику, который никак не ожидал атаки со стороны, и выпустил стрелу из своего лука. Свист оперения, рассекающего воздух, и отчаянный вскрик, когда стрела достигла цели, заставили Бахтияра улыбнуться еще шире.

Рахман из последних сил снова воззвал к своему божеству и - в который раз - был услышан. Муруган, многорукий бог воинской доблести, восседающий на павлине и держащий в каждой из дланей свое особое знаковое оружие, питал нежную привязанность к тем своим жрецам, что не проповедовали на улицах или совершали пуджи в храмах с высокими каменными башнями, украшенными эпическими барельефными сценами, но к тем, кто проповедовал основные постулаты его веры на поле битвы: отвага, самопожертвование, честь и защита тех, кто защитить себя не в силах. Рахман, будучи именно таким жрецом, всегда (или почти всегда) мог рассчитывать на поддержку своего младоликого бога; вот и сейчас, энергия, снизошедшая в сердце Рахмана из чертогов павлиньего бога, устремилась к противнику, коего возжелал покарать жрец бога войны. Поток огненно-золотого света излился на незнакомца в черном, заставив того кричать от боли и гнева, и оставил красные шрамы, словно от ожогов, на его плоти.

А дальше в дело вступили силы, о коих присутствующим на сем поле битвы были неведомы... Неведомы почти всем, кроме молодого подмастерья художника - паренек, стоявший до тех пор за спиной у танцовщицы Горав (которая уже показала себя не только мастерицей движений и пластики; вероятно, когда эта битва будет окончена и при условии, что все останутся живы, наши герои наверняка возжелают задать загадочной красавице вопрос-другой), внезапно сотворил что-то... нечто, что было незнакомо остальным. Мимолетные движения руки, появившийся словно из ниоткуда кристалл, загадочные слова на Старшей Речи, и - трое всадников осели на своих лошадях, словно мешки, набитые хлопком. Лишь один из них оставался, судя по всему, в полном сознании; остальные же - все те, которых ранили Бахтияр, Лоэтус и Рахман - начали медленно сползать из седел, и в конце концов упали на землю, лишь чудом не запутавшись в стременах. Чудом - поскольку лошади, не понимающие всего, что происходило вокруг и утратившие внезапно ощущение контроля от своих всадников, начали нервничать и явно собирались сбежать, ибо это была не их битва.

Еще до начала игры уже готов выдать всей партии по 100 ХР за невообразимо увлекательные и самобытные квенты и чудесно проработанных персонажей. Читать ваши карточки и квенты было настоящим удовольствием, ребята, и я был бы злобным фирексианским чудищем, если бы не поощрил такой порыв креативности и творчества :)

Каждый игрок: +100 ХР

- Охотник задал замечательный вопрос, ответив на который, я, думаю, одновременно и удовлетворю ваше любопытство, и развею страхи, но, возможно, навею новые. Что делает Орден Картографов и есть ли у него враги... Наш Орден занимается картографией, как понятно из его названия, но составление новых и копирование старых карт - это лишь малая толика того, чем мы занимаемся, это наше "прикрытие", если можно так сказать. Суть в том, что само понятие "составления карты" для нас несколько шире, чем это принято. Мы составляем карты не только мест, морей, стран, гор, городов и подземелий. Мы составляем карты событий и истории - это не то, что вы именуете "летописями" или "хрониками"; скорее мы используем все доступные исторические документы, свидетельства очевидцев и материальные улики для того, чтобы понять истинную сущность того или иного события, уяснить, в чем заключался его урок, дабы вынести нечто хорошее или же не позволить повториться подобному впредь. Мы "составляем карту" этого события или происшествия, и благодаря этой карте получаем знание об истинной природе события. Мы составляем карты знаний и могущества - отыскивая свидетельства утерянных знаний, недоступных ныне, находя древние артефакты, раздобывая могущественное оружие, книги, магические предметы и сокровища. Тем самым мы не позволяем этим инструментам знания, силы или роскоши остаться ненанесенными на карту - так мы это называем. Собственно, Орден не требует передачи найденных объектов "власть имущим"; гведда или агенты Ордена вольны распоряжаться найденным, как они посчитают нужным; что важно для Ордена - это знания. Знания того, что, где, как, почему, когда и кем. Понимаете?

Девушка сделала небольшую паузу, после чего снова продолжила:

- И, конечно, подобные приоритеты и подобная деятельность не может не вызвать зависть или злобу со стороны других - многих. Сотворившим зло не нравится, когда копаются в их прошлом и находят истории, которые должны были оставаться погребенными навеки; преступникам не нравится, когда вмешиваются в их темные планы и раскрывают преступления; алчным особам не нравится, когда кто-то обладает бóльшими богатствами и ресурсами, чем они. Да, врагов у нас много, и именно это - одна из главных причин нашей скрытности и тех усилий, которые мы прилаживаем, чтобы отобрать истинно достойных доверия; я, например, прибегла к помощи божественного провидения, которое меня никогда пока еще не подводило. Поэтому с огромной выгодой и возможностью реализовать свою мечту, в чем бы она ни заключалась, будь то богатства, признание, знания, или что-то еще, к вам придет и великая опасность. Достижение заветной мечты никогда не дается легко, иначе она бы не была заветной.

Что именно я предлагаю вам: продолжать свою обычную жизнь, но при этом стать агентами Ордена, картографами. Или же собраться вместе, оставив прошлые жизни в прошлом, и придумать себе какое-то официальное "прикрытие" - и стать при этом агентами Ордена, картографами. В общем, все просто, - улыбнулась Решма. - И первые две миссии, которые я предлагаю вам взять, это расследовать необычную активность разбойников на Столичном Тракте - за последний месяц ни один караван не достиг Кантарая не ограбленным, множество достойных людей города на грани разорения, множество хороших людей было убито в попытках защитить караваны, множество ценных вещей, включая некоторые, относящиеся к магическим искусствам, были похищены; это миссия крайне важна, и Орден сообщает, что готов щедро заплатить за ее благополучное решение - найти логово разбойников, или устроить им засаду, или сделать еще что-либо, чтобы нейтрализовать эту беду раз и навсегда. Что же городская стража и власти, спросите вы? Увы, они бездействуют, лишь потчуя народ обещаниями поквитаться с разбойниками, и это выглядит подозрительно, но истинные причины такой бездеятельности мне, увы, неизвестны; молчит и моя богиня. Что интересно, это то, что мои связи в Пыльной Гильдии клянутся, что она не имеет ни малейшего понятия о том, где прячутся эти разбойники и кто они такие. Немногие свидетели, выжившие при нападениях, могут пролить больше света на это темное дело, которое Орден так хочет нанести на карту.

Вторая миссия мне кажется не столь важной, хотя и в разы менее опасной. Уже больше месяца не прилетают голуби с посланиями от старого агента Ордена - картографа, который уже много лет уединился в горном ашраме*, где постигает премудрости Пути Разума и обучает им своих учеников. Возможно, это ничего и не значит, но... вот уже многие годы он постоянно, трижды в месяц, присылал голубя с письмом, в котором описывал новости и известия из столицы, где у него есть свои связи, контакты и осведомители. Помимо этого мы - старые друзья, поэтому мы еще и общались посредством писем о вопросах теологического характера... И еще он запрашивал продукты и предметы первой необходимости, которые мой отец всегда с удовольствием направлял ему в качестве пожертвования для садху*. Я сама готова щедро заплатить вам, если вы отправитесь и узнаете, все ли в порядке с ним и его учениками. У него вы сможете узнать больше о том, что значит быть агентом Ордена "в полях", и, возможно, запастись у него предметами, которые способны будут помочь вам в дальнейшей практике - садху собрал огромную коллекцию необычных карт за десятилетия своей практики.

11 день месяца Крокодила, 1081 год Э.М.
Кантарайсарвабхадрамангалам, Тиланга’ан

... Очередной день в Кантарае, портовом городе на северо-востоке страны, на том изгибе материка, который именуется Хонсáпа - "Лебединое крыло", начинался как обычно. Первые лучи восходящего солнца озарили широкую ленту реки Интавáди, вышедшую из берегов еще в сезон дождей и все еще не успевшую впитаться в землю по обе стороны от своего русла. Алый свет утреннего светила пронзил при этом сизый дым, стелившийся над гладью воды. У источников этого дыма - догоревших за ночь погребальных костров - нынче суетливо копошились бездомные псы, лисицы и шакалы, яростно пробивая себе путь через скопище себе подобных в надежде отыскать на пепелище кости, которые не успели полностью прогореть за ночь, и утащить подальше, чтобы всласть насытиться нежданно привалившим счастьем. При условии, разумеется, что кость найдется, что под лапу не подвернется коварно затаившийся в сизом прахе неугасший еще уголек, что другое зверье не цапнет пребольно за бок, хвост или морду, и что еще есть время до того, как шавадýты - смотрители кладбища, представители самой презренной и низшей касты в тиланга'анском обществе - придут и начнут собирать угли, пепел и непрогоревшие останки в медные чаши с тем, чтобы похоронить их позже на другом берегу Интавади, в тени Храма Смерти. Хотя шавадуты, как правило, не обращали внимание на растаскивающих кости мертвецов животных - будучи сами представителями низшей касты, они-то знали, что значит быть на дне, презираемыми, бесправными, гонимыми. Вероятно, им также нравилось, что теперь, после смерти этих напыщенных чванливых горожан, именно у шавадута была власть - позволить останкам умершего воссоединиться с матерью-землей, или же бросить их на съедение бессловесным тварям. Наверное, поэтому не всегда тот или иной шавадута довозил свой нелегкий и смрадный груз до восточного берега Интавади, особенно в месяцы разлива - куда проще было вывернуть медную чашу с пеплом и костями прямо посреди реки. А что, мертвым людям уже все равно, а живым обитателям пресных вод реки и соленых вод моря, в которое она впадала севернее, будет благо - глядишь, доброй кармы в объеме, достаточном для лучшего перерождения, так и поднакопится. К тому же, даже несмотря на такое мрачное занятие, коим зарабатывали себе на пропитание представители низшей касты, было ничто по сравнению с холодом ужаса, пробегавшим по спине и наполнявшим сердце любого при приближении к Храму Смерти - серому, как личинка мухи, пожирающая плоть мертвеца, всегда безмолвному, как уста покойника, огромному, как сама Нáрака, царство смерти.

Куда более жизнеутвержающе выглядело начало дня внутри городских стен, за которые алые лучи рассветного солнца попадали несколько позже. Просыпались кварталы ремесленников и торговцев, пробуждались от сна поместья богачей и купцов, начиналась повседневная суета на Базаре - торговцы, жившие в Кантарае, открывали ставни своих магазинов и лавок, купцы, прибывшие в город ради торговли - устанавливали шатры или прилавки, готовясь разложить свой разнообразный товар. В порту к тому моменту, как солнечный диск полностью поднимался над горизонтом, уже вовсю кипела жизнь - грузчики разгружали новоприбывшие суда, другие - наоборот, загружали товары, которыми ценился Тиланга'ан (рис, шелк, драгоценности, благовония, пряности, редкие породы дерева, и уйма прочей всячины, обыденной в Пряном Царстве, как именовали иностранцы Тиланга'ан, но экзотичной и невероятно ценной в далеких северных землях), на корабли заморских купцов; в верфи строители дружно перестукивали молотками, сооружая новое судно, а портовая стража недружно оглашала свежий утренний воздух грязными ругательствами, пытаясь заставить людскую толпу двигаться более организованно, дабы избежать фактов воровства, расхищения или порчи товаров. В храмовом квартале, что в юго-восточном квадрате города, уже во всю слышались звуки ситара, карталов*, флейт, позвякивание ножных колокольчиков и ручных браслетов храмовых танцовщиц, к небесам возносились слова песнопений и мантр, ароматы воскуриваемых благовоний и жар от жертвенных светильников и ламп, на статуи божеств возлагались яркие гирлянды из душистых цветов, а к их стопам ставились всевозможные подношения - свежеприготовленные яства, самые аппетитные фрукты из храмовых садов, доставленные из шахт Алмазного Треугольника драгоценности, искусно расшитый шелк, ароматные масла и паста из сандалового дерева, а также хрустально-прозрачная прохладная вода.

Сонные еще домохозяйки и подмастерья ремесленников, водрузив на плечи или голову громадные глиняные кувшины и кожаные меха, отправлялись к семи колодцам в Пыльную Окраину, чтобы набрать воды на день и обменяться по дороге сплетнями и новостями, а также взглянуть хоть краем глаза на свежий ночной улов, который рыбаки вываливали на прилавки рыбного рынка, находившегося по пути до Врат Пыли. Основной темой сегодняшних новостей, передаваемых из уст в уста, были поимка некоего вора-домушника, который в обмен на свободу пообещал назвать городским властям имена ключевых пособников Пыльной Гильдии - горожане, смакуя сплетню, спорили о том, сколько часов проживет сегодня этот незадачливый вор, а также действительно ли он был членом Гильдии Пыли, если его удалось схватить ночной страже прямо на месте преступления. Еще одна новость - о том, что купец Вирам начинает распродажу всех товаров своей лавки тканей по невероятным скидкам, - связали с тем, что, вероятно, вновь утратив товар во время очередного нападения на караван с юга, произошедшего на Столичном Тракте совсем неподалеку от города, несчастному старику придется закрыть дело. Поахав и поохав, городские кумушки уже предвкушали дешевую покупку вовсе недешевых шелковых и газовых тканей, которыми славилась лавка Викрама, одна из старейших на Базаре. "Моряки клянутся и божатся, что громадное морское чудище - гигансткий осьминог с головой слона и скорпионьим жалом - в последнее время наблюдается в водах неподалеку от города, почти у самого устья Интавади!" - эта фантастическая новость была бы воспринята как чистейшей воды выдумка, если бы рыбаки, деловито выкладывавшие горки кальмаров и морского окуня на прилавках рыбного рынка, не подтвердили, что сами почти каждую ночь видят зловещее зеленоватое сияние у устья реки, и что в его завораживающем свете, если вглядываться достаточно долго, можно заметить силуэт чего-то жуткого и явно неестественного.

* * *

"Па, па, дха, ни, са, са, са, ре, па*..." - нашептывала Горав саргам, помогая себе не терять ритм ритуального танца. Жест лани, плавно перейти в жест охотника, стрельнуть глазами в стороны, передавая страх животного, резко перейти в позицию лука, потом протянуть руки перед собой - мудра* стрелы, сорвавшейся с тетивы, и, наконец, упасть на холодный мраморный пол, изящно оставив левую ногу назад, склонив голову, а руки положив ладонями наружу... Время от времени Горав соглашалась на эти регулярные заказы то из одного, то другого храма и получала искреннее удовольствие от участия в красочных и все еще загадочных для нее ритуалах городских храмов. Это льстило ей - не будучи храмовой баядерой, танцовшицей по праву рождения, она, тем не менее, снискала уважение у кантарайских служителей богов своим мастерством и славой лучшей танцовщицы во всем городе. И пусть эти заказы не приносили большого дохода, но ощущение вовлеченности в нечто прекрасное, преисполненное древнего смысла, и наверняка важное, даровало не меньшее благо.

В этот раз Горав танцевала в храме Белой Тары, и сразу после окончания ритуала, когда пришел черед всем участвовавшим в утреннем богослужении, провести раскрытой ладонью над жертвенным светильником, коснуться жертвенной воды и вкусить предложенных богине яств, к девушке подошла одна из храмовых жриц. Горав заприметила ее давно - Решма, так звали молодую жрицу, всегда пристально следила за ритуальными движениями Горав, словно видела нечто ее, недоступное взору всех остальных, присутствовавших на богослужении. Вот и сейчас Решма - темноокая, светлокожая, яркая, с правильными чертами лица, изящной фигурой и плавными уверенными движениями той, кто явно происходит из благородного семейства - с загадочной улыбкой приблизилась к Горав, смотря словно и на девушку, и внутрь нее - ее души, ее естества. "Я каждый раз поражаюсь вашему мастерству, Горав-даси*, и поражаюсь той любви, которую проявили к вами боги, наделив таким необычайным талантом и такими выдающимися способностями. Если вам будет интересно, у меня есть для вас предложение работы - работы, которая помимо хорошего дохода, сможет обеспечить воистину достойное применение тем дарам, которые вы получили от богов при рождении. Жду вас сегодня в своем поместье - семьи Санджали - на закате. Буду благодарна вам и судьбе, если вы решите прийти".

* * *

Сегодня ожидания Лоэтуса оправдались - пустовавшие несколько дней к ряду силки наконец принесли добычу своему хозяину, точнее, добыча сама себя принесла в силки. Молодой следопыт, выбравшийся в лес на несколько дней в надежде изловить побольше дичи, уже отчаялся изловить что-то ценное, но это утро, вероятно, ознаменовало перемену в отношению богов и судьбы к молодому человеку - олененок запутался в хитросплетении петель ловушки и теперь, увидев появившегося на опушке леса охотника, из последних сил забился в тщетных попытках освободиться. Что ж, олененок - неплохая добыча; за молочное мясо на рынке можно получить несколько серебряных колец, поскольку такой деликатес ценился гурманами из числа городской знати, а шкура, пусть и небольшая, но вполне сгодится на то, чтобы укрепить колчан и поставить заплатку на куртку. Довольный собой и приятной переменой в привычном ходе вещей, Лоэтус одним ударом ножа убил олененка и, выпутав его из силков, взвалил на плечо - теперь предстоял неблизкий путь назад, будет хорошо, если охотник сможет вернуться в Кантарай к предзакатному времени.

Судьба, однако, решила, что раз сегодня день у молодого человека начался хорошо, то в таком ключе должен и продолжаться - стоило Лоэтусу выйти из леса и вступить на Столичный Тракт, как через несколько минут сзади послышалось поскрипывание телеги и всхрапывание лошади, довольной тем, что она и ее хозяин покинули, наконец, полог леса, пахнувший волками, медведями и еще поди знай чем опасным и непривычным. Лошадью управлял пожилой мужчина, а на повозке за его спиной лежало несколько мешков и множество ободранных от коры тонких бревен с необычного цвета розовато-золотистой древесиной, коей, вместе с нежным сладковатым ароматом, славилось сандаловое дерево. Возница остановился возле Лоэтуса и предложил парню место на телеге, которому охотник обрадовался - одна удача, вторая, значит, не за горами и третья. Добродетель, назвавшийся Сунтаром, оказался лесорубом, добытчиком ценных пород дерева, человеком немногословным и тихим, что никак лучше подходило сдержанному и необщительному Лоэтусу. Сунтар подбодрил свою лошадку взмахом вожжей, еще одним, и та двинулась вперед, в сторону Кантарая, быстрым и уверенным шагом.

Спустя несколько часов, около полудня, Лоэтус уже стоял у Врат Земли, подготовив пошлину за вход - медное кольцо. К его удивлению, один из стражников, тот, который ведал сбором пошлин, отказался принимать деньги охотника и, внимательно изучив лицо горца, протянул ему аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги со словами: "Велено было передать первому, кто принесет с собой убитую дичь сегодня. Пошлина уже уплачена тою, кто оставила тебе послание. Хорошего дня, охотник!"

В письме изящным витиеватым почерком было написано следующее: "Думаю, ты недоумеваешь, кто я и почему ты. Я - Решма Санджали, служительница богини Мудрости и Всезнания, и именно Она наделила меня знанием того, что человек, который сегодня придет ко вратам с диким зверем, живым или мертвым, сможет помочь мне в том деле, которым я занята во благо всего Кантарая. Белая Тара не ошибается - и я уверена, что это письмо найдет своего получателя. Я предлагаю работу, достойную и хорошо оплачиваемую, а также возможность совершить нечто благое и исправить ошибки прошлого. Если сие заинтересовало тебя, приходи к закату в поместье семьи Санджали - при личной встрече я расскажу больше и отвечу на все вопросы."

* * *

Днем ранее

- А она - выдающаяся штучка, эта младшая из Санджали, - шепнул Бахтияру Равиндра, его новый приятель, и пока что единственный, в Кантарае. - Хороша собой, унаследует немалую часть семейных богатств, когда ее отец двинется дальше по кругу перерождения, ну и сама она имеет все шансы далеко продвинуться - по иерархической лестнице в храме Белой Тары. Так говорят, во всяком случае, - Равиндра с удовольствием впился в персик, лежавший среди прочих роскошно выглядящих фруктов на серебряном подносе. Бахтияр воспользовался своим пока что шапочным знакомством с городским повесой Равиндрой - пусть и недалеким, но все же будущим наследником семьи Сомбат, а значит - вхожим в высшие круги городского общества, и решил попробовать на вкус кантарайские сливки. Сливки общества, конечно же. Не составило труда узнать, когда и где будет назначен очередной "пир знати", как назывались эти гедонистические рауты, в рамках которых вино текло рекой, яства высились горой, драгоценностей и ценных вещей было - что воды в море, а ценных и важных личностей, с которыми непременно стоило завязать знакомство, если Бахтияр планировал обосноваться в Кантарае всерьез и надолго - было что рыбы в этом самом море. И вот теперь Равиндра тихонько рассказывал краткие сведения о ключевых особах города своему столичному другу, таким неожиданным знакомством с которым он втайне гордился - в таком захолустье, как Кантарай, люди из столицы если и появляются, то с огромной неохотой, учитывая непростое прошлое взаимоотношений Кантарая и Паталирата. - С ней познакомиться стоит, но будь осторожен: у нее два брата, которые крайне ревностно относятся к репутации семьи и своей любимой младшей сестрицы. Никаких шашней, если она сама не даст знак. Знаем, бывали, - Равиндра поморщился и отчего-то потер правую челюсть, словно у него внезапно разболелся зуб мудрости.

Решма Санджали тем временем заметила пристальный взгляд Равиндры и Бахтияра, и подошла к парням, задорно подмигнув первому:

- Как твоя голова, Рави? Челюсть не болит после вечерних полетов с балкона моей спальни? - Равиндра промычал что-то нечленораздельное и поспешно ретировался, отойдя к группке молодых вельмож, разодетых в шелка и золото, и оживленно споривших о чем-то у окна, которое выходило на море и устье Интавади. - Равиндра - хороший парень, только несдержанный в своих желаниях и импульсивный, словно ребенок. Впрочем, именно поэтому он и является душою компании молодых отпрысков знатных семейств Кантарая, - обратилась Решма уже к Бахтияру. - Мне незнакомо ваше лицо, однако мне знакомо ощущение близости божественной искры, которую я, к удивлению, ощущаю в вас. Вы ведь... дивата, верно? Потомок одного из всесильных богов? Простите мне мое любопытство, переходящее, вероятно, в неприличную фамильярность, и позвольте соблюсти подобающие приличия. Мое имя - Решма Санджали, я - жрица Белой Тары при кантарайском храме Владычицы Наук и Искусств. И у меня для вас предложение, которое, возможно, заинтересует вас. Моя интуиция подсказывает мне, что мы не случайно здесь встретились, а интуиция - это шепот Белой Тары, и как мне, ее верной служительнице, не прислушиваться к словам богини? Приходите завтра на закате в мое родовое поместье, и я расскажу вам, в чем дело, - улыбнувшись на прощание и поправив и без того безупречно лежавшее на плече сари из дорогого голубого шелка, расшитого с обеих сторон серебряной нитью, удалилась прочь.

* * *

В Кантарай Роберт пришел с четкой целью, правда, не совсем ясным представлением о том, как ее достичь. Была, правда, зацепка - последнее дело, с которым столкнулся паладин по дороге к бывшей столице государства, в затерянной посреди горного леса деревушке, закончилось, как обычно, торжеством справедливости и искренней благодарностью деревенских жителей. Жрец же храма Двух Тар, единственного, который был в деревне, узнав о том, куда направляется Роберт, попросил доставить какой-то сверток в кантарайский храм Белой Тары, и передать его жрице по имени Решма - дескать, богини попросили старого жреца выполнить сие, но он немощен и хвор, поэтому раз рыцарь все равно отправляется в Кантарай, то не был бы он так любезен, ну и так далее. Роберт согласился помочь старику, ведь ему действительно было несложно и по пути, к тому же, оказав услугу кантарайским жрецам, он надеялся узнать у тех о возможной работенке или - а чем черти не шутят - полноценном достойном деле.

Отыскав доступный негустому содержимому кошелька постоялый двор, Роберт перво-наперво решил привести себя и свое изнеможенное долгим странствием тело, выспаться, отдохнуть, а потом уже отправиться на поиски храма Белой Тары и ее жрицы. Проснувшись утром и сытно позавтракал, северянин почувствовал себя куда как лучше - как физически, так и морально, посему решил проигнорировать пристальное внимание и перешептывания местных постояльцев, которые откровенно пялились на чужеземца, разодетого как обычный тиланга'анец, с почти бронзовой от загара кожей и видом бывалого в не одной передряге воина. Однако все же привычная уравновешенность и невозмутимость на мгновение рассеялась, уступив место удивлению, когда хозяин постоялого двора "Павлин и кукушка", в котором остановился Роберт, подойдя к столу мужчины, чтобы забрать освободившуюся после завтрака посуду, протянул Роберту аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, паладин увидел вязь аккуратно выведенных букв, складывавшихся в следующие слова: "У вас есть нечто, что принадлежит мне. Приходите на закате ко входу в поместье семьи Санджали и захватите эту вещь, я же взамен порадую вас вознаграждением за доброе дело и смогу предложить нечто, от чего вы не сможете отказаться. Решма Санджали, служительница Белой Тары"

* * *

Мараджайн был доволен своей последней работой. Не шедевр, и не на пределе возможностей, но все же - эта миниатюра вышла у него куда лучше, чем все предыдущие, и, как казалось юноше, свидетельствовала о недюжем таланте живописца и действительно одаренного художника. Если бы и мастер, у которого Мараджайн служил подмастерьем, был того же мнения, если бы он хоть словом, хоть взглядом, хотя бы жестом выказал свое одобрение - настроение у парня было бы куда лучше, а желания работать и выполнять все скучные задания мастера Ананты - больше. Вот и сейчас, не сказав ни слова, Ананта отвернулся от миниатюры Мараджайна, словно той и не существовало, и торопливо устремился к вошедшей в лавку покупательнице - молодой красавице в голубом сари из дорогущей ткани, и рассыпался в сотне эпитетов и славословий, коими он потчевал только знатных клиентов.

Девушка, прохаживалась по лавке, равнодушно осматривая выставленные на продажу картины и время от времени отвечала на непрекращающийся поток любезностей, истекавший с уст Ананты - иногда одобрительным кивком, иногда улыбкой. Внезапно она остановила взгляд на прилавке - а точнее на миниатюре, которую написал юный подмастерье; застыв на месте на мгновение, девушка целеустремленно направилась к прилавку и аккуратно взяла в руки картину.

- Кто автор?
- Ммм... Госпожа Решма, это потуги моего подмастерья достичь хотя бы подножия тех гор, на вершинах которых, подобно никогда не таящему целомудренно-белоснежному снегу возлежат бессмертные чистейшие таланты истинных мастеров, произведения коих облагораживают мою скромную лавку... Взгляните, пожалуйста, еще раз, скажем, на вот эту "Потерявшую кольцо Шакунталу" - ну не прекрасна ли она? Вся горечь утраты, вся тоска любящего сердца по тому, чьей ей более никогда не суждено быть, вся красота легендарной Шакунталы - они все тут, они сияют своей искренностью и неповторимостью!
- Прошу вас, мастер Ананта, я сделая свой выбор. Это творение Таранги, которое вы так достойно и правдиво описали, безусловно, является настоящим и безусловным шедевром. Однако в подарок своему больному отцу мне хотелось бы преподнести нечто более... живое, простое, которое напомнит ему о прелести жизни и поможет не забывать о том, что за нее стоит бороться независимо от возраста или бремени. Вот это, - Решма протянула Ананте миниатюру Мараджайна, - тот талант, который я ищу. И я готова заплатить за него столько же, сколько вы запросили за "Потерявшую кольцо".

Пока ошеломленный небывалой удачей и пораженный странностью выбора благородной клиентки Ананта жадно пересчитывал золотые кольца, врученные ему девушкой, та подошла к Мараджайну:

- Это ведь твоей кисти работа, верно? И на холсте отражена ведь не только краска. Но и сила - сила, которой ты обладаешь, сила, которая способна свершать такое, чего тебе в этой лавке и не грезилось. Приходи сегодня на закате в поместье семьи Санджали, спроси Решму - это я. Я готова дать тебе высокоплачиваемую работу и возможность реализовать весь твой потенциал, а не только твой талант к изобразительному искусству, - с этими загадочными словами Решма развернулась и вышла из лавки.



Наконец, наступил вечер. Солнце неторопливо спускалось к закатному горизонту, наполнив Пыльную Окраину светом, а город - наоборот, долгими тенями.

Пятеро незнакомцев - девушка, мужчина, юнец и двое молодых людей - практически одновременно подошли к воротам поместья семьи Санджали. Перед ними была высокая, более двадцати футов, стена, покрытая белой штукатуркой; за ней виднелся густой сад. Узкие створки входных ворот были вырезаны из горного кедра - весьма редкой и ценной в этих краях породы, доставляемой сюда с юга, и свидетельствовали о том, что деньги у семьи Санджали определенно водились в избытке. На улице, мощеной плитами из пурпурного гранита, было тихо и безлюдно.