Голосование за ходы

Дверь с грохотом распахнулась под ударом тяжелого коркорана, и в полуметре от Юджина возник еще один немец с винтовкой, наведенной прямо на него. С яростным ревом противник рванулся навстречу промедлившему десантнику и с силой ткнул его в живот. Удар был столь сильным, что если бы на винтовку бы надет штык, с легкостью пронзил тело. Судорожно хватая ртом воздух, Теклберри свернулся на полу в позе эмбриона, а наци, перехватив винтовку за цевье, замахнулся для следующего удара. Слабевшие пальцы десантника нажали на спуск, противник замер и повалился на пол. Звук выстрела утонул в канонаде, которая разыгрывалась сейчас в голове у Юджина. Собрав волю в кулак, он окинул взглядом комнату, и с удовлетворением констатировав, что она пуста, погрузился в мир сверкающих звезд и салюта.

Андерсон.
Мухи помаленьку начали разлетаться, а посторонний шум затихать. Кажется, все хорошо.
А потом пришла боль…
Словно чудовищный мясницкий крюк разрывал спину и шею, затем причудливым образом собираясь в тонкую струну, боль проходила к голове и разливалась по затылку и вискам. Глазные яблоки пульсировали так, что казалось их вот-вот разорвет. Вдобавок поясницу и заднюю часть правой голени словно объяло пламя так, что пошевелить ей не хватало никакой воли. За шиворот текло что-то горячее и тягучее. «Кровь» - решил Андерсон.
- Пит – донеслось с той стороны немца. – Еби меня кобыла, ты жив?
Быстро стащив тело с Андерсона, О'Коннол перевернул недвижимого десантника на спину, заглянул в лицо и повторил:
- Ты жив? Идти можешь?

Часового нигде не было видно. Гаррис пригнувшись быстро, но тихо пробирался вдоль дороги, скрываясь в тени придорожного кустарника. Никого. Где же чертов фриц? Словно в насмешку, из кустов с той стороны дороги раздалась автоматная очередь. От неожиданности сержант припал к земле, но пули предназначались не ему, пронесшись всего в нескольких десятках сантиметров от связывавшего унтера Фица. Пугающе близко. А толстый кожаный ремень отказывался плотно связать запястья врага...

А следом прозвучал выстрел из офицерского дома.
Загрохотали выстрелы. Чуткое ухо индейца определило, издалека палили из MP40, а вот в доме звучал Кольт. Натакто на секунду задержался у угла и прислушался.

- Mein Bruder diente in der Krigsmarine. Er schrieb… - Внезапно он замер - Was ist das? - офицеры резко развернулись к источнику шума.
И в этот момент из кустов с громоподомным хрустом вылетел Гаррис. К несчастью он выбрал себе противником лейтенанта Пауля Валленштайна, чемпиона Дюссельдорфа по боксу. Тот всего лишь отмахнулся от летящего на него сержанта, но удар получился такой силы, что Гаррис, немного развернувшись, с трудом удержался на ногах. А в следующий момент он заметил несущийся к его лицу здоровенный кулак нациста…

Второй наци, унтерофицер Эрвин Ветцель, не отличался выдающимися физическими способностями, что однако не помешало ему увернуться от атаки О’Коннола и отпихнуть от себя Фицджеральда. Немец отскочил еще на пару метров, пытаясь вытащить из кобуры пистолет, истошно завопил: ”Alarm!”

Гарриса выручил Андерсон, который, хотя и с опозданием, со всего разбега врезался в бок готовящегося к удару немца. Валленштайн только ухнул и повалился на асфальт с гулким звуком, словно кто-то уронил винный бочонок в пустом погребе. На всякий случай, Питер, оказавшийся сверху, пару раз заехал во вражью физиономию с локтя. Явно лишнее…


Бесшумно, словно кот, Таклберри преодолел десяток метров до противника . Острый, словно бритва, М3 мягко вошел в горло часового. Юджин с удовлетворением отметил едва заметное “проваливание” лезвия – трахея перерезана. Десантник чуть ославил хватку. Немец, ужасно захрипев, выронил винтовку, развернулся к Юджину. В свете луны десантник увидел перекошенное от ужаса лицо совсем еще молодого паренька, судорожно пытающегося зажать широкую пульсирующую рану. Часовой начал заваливаться вперед, агональным инстинктом схватил Теклберри за суспендер. Десантник немного отступил назад, тело рухнуло на землю и затихло. От растекавшейся по асфальту лужи крови поднимался пар. Только сейчас Таклберри ощутил на лице горячую кровь парня. Сделалось немного дурно. Но передышки не было, за спиной послышались звуки борьбы и истошный ”Alarm!”.

- Чувствую? - Люц нахмурился - Чувствую чужую волю... - на лице его явственно читались страх и обреченность. - Воля... Поссать с козел - у меня воля.

Переулок наполнился раскатистым смехом Люца, столь мощным и неожиданным, что, пребывавший до того в сладкой пьяной полудреме, возница вздрогнул и осторожно высунулся из-за угла фургона.

- Ну што, милсдари, йихать-то когда будем? - спросил он робко, когда Скромник наконец унялся.

Люц, тем временем, поправил взъерошенную бороду и уже серьезно произнес:
- Да, ехать же уже пора. Что с ним делать будем - взгляд скользнул к оброненному камню. - Не оставлять же его тут?

- Баррак, вяжи вяжи пока выживших, а я подыщу достойную клячу для их транспортировки на корабль. - Люц поправил пояс и скрылся в переулке.

На торговой площади, что располагалась в трех кварталах от "Разгульного черепа", несмотря на ранний час, уже было не протолкнуться. Самые ранние продавцы, обычно кметы из предместий, старались сбыть товар и убраться восвояси до шести часов, когда придет сборщик местовых податей, а потому цены у них были ниже, чем у дневных торгашей. И уже с пяти часов площадь гудела, как разворошенный улей от снующего туда-сюда разношерстного люда. Купить продуктов на рынке мог позволить себе практически любой: кметы, видя, что товар не пользуется спросом, обычно отдавали его задарма, лишь бы не везти обратно домой. Но не только беднота приходила с утра на площадь, тут можно было увидеть и слуг весьма уважаемых господ, поскольку всем было известно, что "утренние" продукты, в силу специфики сбыта, были самыми свежими.

Люц, удовлетворенно фыркнул, запихивая в поясную сумку спелое яблоко, только что ловко стянутое с прилавка, затянулся дымом из резной трубки и толкнул в бок, дремлющего на козлах пьянчужку-извозчика:
- Эй, вставай, хренов милсдарь! Всю работку проспишь! - Дождавшись, пока кмет, наконец, наведет на него пропитый взгляд, краснолюд продолжил. - Мне нужен твой фургон. Сейчас. Надо мне, эта, от трактира несколько... мешков эээ... удобрений в порт отвезть. Вот твоя кляча мне как раз таки сгодится. Плачу каэдвенскими марками.

- Как мужик, Бренди. - устало подняв взгляд, ответил сержант.
Морфин потихоньку начинал действовать, реальность заволакивало туманом, а боль ослабевала. Внезапно Дэвид почувствовал, что срочно нуждается в куреве. Он запустил руку в скатку рукава и извлек из нее измятую пачку Lucky Strike.

- Где же вы, мои любименькие? - ими оказались любовно свернутые с обоих концов самокрутки. - Держи, Бренди. Бери любую. - сержант протянул пачку О'Салливану, в которой, кроме "особых", оказались и заурядные сигареты - Скольких чарли ты там подстрелил?
Ричи похлопал себя по карманам и сокрушенно выругался:
- Твою же мать, проебал зажигалку!
Тут рация вновь ожила и невнятно прохрипела:
- Странни.. ..то Ковбой один-два-од.. ..ам помощь нужна?
Сержант лениво потянулся к передатчику и так же лениво ответил:
- Ковбой, это Странник. Запрашиваю эвакуацию. У нас трое раненых. Чарли отступили, думаю, для перегруппировки. Будьте внимательны, следите за западной часть дороги. Как понял, Ковбой?

432 “C-47” несли на себе 101-ю парашютную дивизию. Выстроившись обратным клином, они растянулись на 300 миль вдоль Ла-Манша. В обстановке полного молчания армада преодолевала Английский пролив. Никаких огней. Немцы не простили бы таких оплошностей. В максимально плотном строю, самолеты эскадрильями по девять бортов располагались друг от друга на расстоянии 30 м и это для самолетов, размах крыльев которых 28 метров.
Трудяги-Дугласы несли в своем чреве вещь куда более серьезную, чем банальные бомбы. На жестких деревянных скамьях сидела гордость Союзнической армии – десантники. «Screaming Eagles», «All Americans» - буквально через пару месяцев весть о них разнесется по всей оккупированной Франции, а своим героизмом и неуступчивостью в бою они завоюют себе нетленную славу на многие века.
Армада пересекла Ла-Манш на высоте 150 м, чтобы ее не засекли немецкие радары, а затем поднялась на 450 м, чтобы ее не достали зенитки. Немцы стреляли по самолетам, но без какого-либо успеха, и лишь разбудили спавших парашютистов: приняв пилюли от воздушной болезни, которые десантникам выдали медики еще на аэродромах, многие из них впали в глубокое забытье. На подступах к Котантену эскадрильи снизились до 180 м, до высоты, на которой предполагалось сбрасывать войска.
Нормандия 6 июня больше походила на праздничную ночь, а самолеты находились в самом эпицентре грандиозного салюта.
Начиная с побережья, Дугласы попали в облачность, видимость стала нулевая. Пилоты инстинктивно бросились врассыпную: кто повел свои машины вниз, кто – вверх, кто – влево, кто – вправо, стремясь избежать столкновений. Когда они вынырнули из туч, армада оказалась раскиданной по всему небу.
Это на учениях все легко: пилот замедлиться до 90 миль в час, задирал хвост и только потом включал зеленый огонь. Сейчас же высадка происходила на вдвое превышающей норматив скорости – пилотам тоже не хотелось играть роль мишеней для зенитчиков врага.
“Зеленый”! Наконец-то!
Десатники с облегчением шагнули в ревущее, залитое огнями трассеров и прожекторов небо Нормандии. Все лучше, чем оставаться в этих хрупких лоханях.
При раскрытии парашюта был такой рывок, такой удар от набегающего воздуха, что некоторые просто теряли сознание от шока. Веревки, которыми грузовые контейнеры были привязаны к ногам, лопались, карманы, не выдерживая тяжести содержимого, расходились по швам, а сумки и прочую амуницию просто срывало встречным потоком.


И вот, зеленый огонь загорелся в “Дакоте” с бортовым номером А49, несшей взвод лейтенанта Кэннона.
Рядовой Андерсон одним из первых в роте Dog ступил на землю Нормандии. Его спуск прошел как по маслу: зенитки были заняты самолетами и, кажется, не обращали на парашютиста никакого внимания. Он приземлился на окраине фермерского поля, чудом не угодив прямо в живую изгородь, росшую по периметру. Вокруг было тихо. Относительно, учитывая грохот зениток и рев самолетов. Ни души. Освободившись от парашюта, Питер приблизительно сориентировался и двинулся искать своих.
Индеец Натакто шагнул в ревущую бездну следом за Андерсоном. Отцепив парашют, он, к своему удивлению, обнаружил, что один патронташ пропал. Однако долго горевать ему не пришлось, поскольку на дороге, возле которой он приземлился, показался немецкий фургон. Рядовой вжался в землю – грузовик благополучно прошел мимо. Не в силах пошевелиться, Натакто лежал на земле, пока сзади из кустов не раздалось: “Вспышка!”. Это был Андерсон.
Сержант Джеймсон покинул “Дакоту” последним из втором отделении. Не успел он отделаться от шока прыжка, как в пятнадцати метрах под ним пронесся объятый пламенем самолет. Парашютиста тряхнуло, закрутило в воздухе, но стропы и купол, к счастью, выдержали перегрузки. А вот сержант – нет. В полубессознательном состоянии, он приземлился в мелкий водоем возле одиноко стоящего фермерского дома. С огромным трудом выбрался на берег и с ужасом обнаружил, что из оружия у него только нож. Тут его вырвало, а сознание вновь затемнилось.
Осборна, шагнувшего в небо Нормандии следом, самолет благополучно миновал, но его неудержимо потянуло за ним следом в образовавшийся “воздушный тоннель”. Он оказался в кустах на опушке небольшой посадки. Впереди, в тридцати метрах грохотала зенитная батарея. На фоне света прожекторов, Винсент ясно видел, как черная фигура, активно жестикулируя, указывала на него. Сзади из кустов раздалось: “Гром! Быстрее снимай свою херню и к нам!”
Еще в воздухе, увлеченный борьбой с парашютом Осборн не видел, как в десятке метров за его спиной промчались снаряды 37-миллиметровой пушки, предназначавшиеся для “Дакоты” с номером А49 Они ударили в двигатель, прошили крыло, и разорвали в клочья готовящегося к прыжку Флауэрса.
Сержант Ричардсон опомнился уже на земле после пары шлепков по щеке рядовым из первого батальона. Каким образом он покинул самолет, естественно он не помнил. Приземлился он, видимо, благодаря рефлексам, приобретенным в учебке. Все лицо и верхняя часть куртки была плотно залита кровью, из оружия – только пистолет и нож.
Двигатель тут же объяло пламя, самолет накренился на правое крыло, а пилот истошно заорал: “Прыгайте быстрее, суки! Я за вас дохнуть не намерен! Набираю высоту!”. В отсеке началась паника, никто уже не собирался соблюдать очередь, все надеялись покинуть горящую бочку раньше, чем ее разнесет на куски очередная очередь с земли.
Вэльсон и Фицджеральд прыгнули практически вместе, но если первый просто шлепнулся в грязь пересохшего пруда, то парашют второго зацепился за ветви деревьев, а сам десантник повис в трех метрах над землей. Да и Томпсон, как назло, Фиц потерял еще в полете.
Первый сержант Майкл Гаррис приземлился на фермерский огород. На его окраине росло то самое дерево, с которого беспомощно свисал рядовой Фицджеральд.
Самолет заложил крутой вираж, разворачиваясь в сторону пролива. Готовящегося к прыжку лейтенанта опрокинуло на пол и вместе с изуродованными останками Флауэрса потащило вглубь отсека. Превозмогая жутчайшую тряску, Питер пробрался к люку. Зенитчики уже серьезно принялись за Дуглас А49. иллюминаторы не требовались, свет прекрасно проникал через новые отверстия в обшивке.
Пока лейтенант боролся с тряской, самолет вернулся практически в то место, откуда, тремя минутами ранее, выпрыгнул Андерсон. Именно их первыми из своего взвода встретил Кэннон. Но прежде он наткнулся на лейтенанта Пэйтона из первого взвода. Тот неудачно сгруппировавшись, повредил лодыжку и не мог сам идти.
________

Тем временем, десантирование подходило к концу. Бойцы группировались в мелкие отряды и с боем продвигались в сборные пункты. Зачастую в таких группах офицеров было даже больше, чем десантников, в других же – командиры и вовсе отсутствовали.
Так или иначе, на кипящую Нормандию незаметно спускалось утро, а ночь отступала, унося с собой ужасы.
________

Первый сержант Гаррис взглянул на часы: четверть четвертого – менее, чем через полтора часа начнется бомбардировка побережья, и еще через полчаса – сама высадка. Благо, что до места сбора, городка Тюркевиль, оставалось не больше полутора миль. По самым скромным прикидкам, их выбросили почти в пяти милях севернее предполагаемой зоны высадки. Но это был далеко не худший результат: в отряде Гарриса - он был тут старшим - было двое парней из 82-ой, и вовсе пёхавших почти от самого побережья. Наверное, сейчас бы никто и не удивился, встретив заблудившихся Томми из 6-ой британской…
В “отделении” Гарриса насчитывалось 12 бойцов, из них только четверо своих Вэльсон, Фицджеральд, Ричардсон и Осборн. Еще были капрал и рядовой из первого взвода, два пулеметчика из “Alpha”, правда без пулемета, радист из 506-ой с разбитой рацией и неудачники 82-ой дивизии.
Группа только что пересекла дорогу на Сент-Мер-Эглиз и вошла в негустую посадку. Впереди, по прикидкам в сотне метров, слышались звуки отчаянной перестрелки. Никаких населенных пунктов, объектов немцев, судя по карте там не было. Вдвойне странно. Отряд медленно двинулся дальше и до ушей донеслись крик с ужасным немецким акцентом:”Американен! Сдавайтесь! Вы окружены! Идите некуда!”.
________

- Вот уж попали в жопу, Пит – прохрипел лейтенанту Кэннону Фрэйзер Пэйтон, перезаряжая Кольт.
Действительно жопа… До Тюркевиля оставалось миля, когда группа была обнаружена немецким патрулем. Десантники вполне могли избежать столкновения и скрыться в насаждениях, но их сковывал лейтенант Пэйтон, который из-за подвернутой лодыжки сам идти был не в состоянии. Их настигли, возле фермерского дома. Выбора не было: отряд занял оборону.
С улицы раздалось :”Американен! Сдавайтесь! Вы окружены! Идите некуда!”.
- Пошли на хуй! – Пэйтон высунулся из окна и пальнул в источник звука. В ответ зазвучали выстрелы, попадания были в опасной близости.
Пятеро: он, Пэйтон, Натакто, Андерсон и О’Коннол, все свои, против дюжины солдат противника.
________

Джеймсон очнулся от пальбы где-то рядом. Что-то кричали. Сержант разобрал только “Американен” и “окружены”. Отключка принесла пользу, сейчас Джеймсон чувствовал себя вполне сносно. Он поднял голову: по огороду бежали три немецких бойца. Макса они не видели. Оружия, кроме ножа не было. Но под собой в сумке сержант явственно ощущал несколько гранат.

- Да хуй его знает! Не отвечают! - в голосе Котлеты слышались истерические нотки.
Сержант на секунду оторвался от радиостанции, повернулся к выходу.
В следующий миг он уже помогал Салливану затаскивать раненого Боба в машину.
- Давай, мудило, ты справишься. - Ричи похлопал раненого по груди. - Ты , сука нас всех еще переживешь!
- Это "Странник"! Веду бой С превосходящим противником на дороге к западу от Мат Хона! Прошу поддержки с воздуха! - задыхаясь хрипел в рацию сержант, потроша содержимое бортовой аптечки БТР. - Ага, вот! сейчас дам тебе вкусного морфия, Робби! Вот так.
Особо не раздумывая, Дэвид вколол тюбик раненому в плечо и принялся рвать зубами упаковку бинта. Взгляд упал на его собственную, сержантскую, ногу.
- Да, выглядит хуево. - выдохнул Котлета.
Левая штанина пропиталась кровью, а ботинок попросту был разорван пулей, но самое паскудное было то, что боли сержант не ощущал, только прилипшую ткань.
- Так, - Котлета, наконец, разделался с упаковкой и прижал бинт к ране на шее Рассела.
_________

- Это "Странник"! Веду бой с превосходящим... Бренди не подпускай пидоров к машине! Покажи, как дерутся настоящие ирландцы!!!11

Не успел пират упрыгать в нокаут, как на краснолюда навалилась волна дерущихся. Наемники, пираты - все смешались в куче. Только годы, а может быть даже десятилетия, пьяных трактирных боев пока позволили Люцу стоять на ногах в этих жерновах. Краснолюд, насколько располагали габариты, крутился, распихивая дерущихся, раздавал своими пудовыми кулаками удары, наконец, вырвался из толпы.
Краснолюд часто бывал в Новиграде, по крайней мере, зимовал он тут практически каждый год, а потому знакомых в городе у него было предостаточно. Тем более, в хороших отношениях Люц находился с наемниками.

- Здорово, Григор! - краснолюд несильно пихнул плечом одноглазого человека в стеганке, яростно пинающего упавшего на пол моряка
- Привет, Лю... - обернувшись, успел вымолвить наемник, прежде чем прилетевшая из глубины зала табуретка уложила его рядом с противником.
- Курва! - досадно вскрикнул Люц, глядя на распластавшегося без сознания знакомца.

Краем глаза краснолюд видел Синдбада, Проста и Корадона, которые, пихаясь и кидая тумаки направо и налево, пробирались к выходу. Решив, что мордобоя на сегодня достаточно, Люц кулаками-молотами, начал пробивать путь к друзьям.

Слюнявя во рту еще не зажженную сигарету Игнятович крутил ручку настройку своего карманного радио. Получить от этого отпрыска советской радиотехники что-то кроме белого шума в этой глуши не представлялось возможным.
- Да, Кристи, - Александр прикурил и оторвался от настройки. - Я так думаю, что ты с Е уже наебались сегодня с говнами, как и командир с финном. Я пойду к ним в окоп стоять. Да... Кстати, у меня есть овсянка и тушенка.
Серб еще пару раз крутнул ручку радио - к шуму добавился свист и, наконец, сквозь помехи, раздалась тихая песня, до тошноты уютно-милая и домашняя. Удовлетворенный работой Игнятович повесил приемник на ремешок-антенну, а затем передал Кристиану тушенку и кулек овсянки.

Из автобиографического очерка Монтгомери Александра Монком.

Тяжело быть толстым коротышкой в городе воинов.
Быть коротышкой из занатного рода - тяжело вдвойне.
с 6 лет я, как и все остальные мальчишки Бронзового Города, был послан на обучение военному ремеслу. Стоит ли говорить, какие нагрузки приходится выдерживать детям. Мне же было тяжело вдвойне: помимо обычной доли сына воина Бронзового Города я нес на себе печать рода, "лук-на-фоне-гор". Каждое утро, отправляясь на учебу, выйдя из дому, я оборачивался и с минуту смотрел на закрепленный над входом герб. Как и все мальчишки, я представлял себя храбрым воином, идущим в последний бой, защищающим свой дом. И это действительно помогало мне справляться с трудностями военного ремесла. Естественно, со временем, все переосмысливается, и сейчас с абсолютной уверенностью могу сказать, что все мое рвение и старание было обусловлено лишь тем, что я не хотел причинять боль своей матери. Она всегда тяжело реагировала на мои неудачи. Нет, она не наказывала меня, старалась не подавать виду, но даже по ее шагам дома вечером, я мог понять, что утром у нее был тяжелый разговор с моим мастером-учителем. И это только подстегивало меня.
[…]
Наибольшее прилежание я, согласно традиции рода уделял стрельбе из лука. И это единственное, по моему мнению, что мне удавалось. Я предпочитал не тратить стрел понапрасну. Бил только наверняка, учитывая удаленность цели, дерево лука и стрелы, натяжение тетивы.
К остальным дисциплинам я был равнодушен: рубил мечем на силу, подолгу не раздумывая, щитом немного научился пользоваться, внимательно следя за ошибками остальных, тренировка с копьями была для меня настоящим мучением. Несмотря на мою любовь к лошадям, они редко отвечали мне взаимностью.
[…]
Единственной моей отдушиной были книги. Я достаточно рано выучился читать, и к 10 годам перечитал всю скромную домашнюю библиотеку, невесть откуда взявшуюся у нас. Мама говорила, что заслуга эта принадлежала то ли прадеду, то ли прапрадеду: часть книг была захвачена в боях с пиратами, а часть – куплена или выменяна у немногочисленных торговцев-букинистов. Сама по себе библиотечка стоила довольно немалых денег, но особой потребности в них не было.
По большей части, это была военная литература, посвященная тактике. Тут всегда особняком стояли «Военное дело» Сузына и «Стратегмы» Фронтина. Были и весьма оригинальные книги, вроде «Кулинариума» или «Искусств любви». Последнюю я тайком прочел еще в 9 лет и, ничего не поняв, окрестил ее «дурацкой». Но больше всего меня захватывали книги, содержание которых посвещалась к описанию внутреннего мира человека, а именно, его анатомии. Половина профессоров Серебряного Города свихнулась бы, если бы узнали, о том, что я в 11 лет читал труд Клариссимуса Легана «О стороении тела человека и естественных функциях». Сейчас подобные книги – чрезвычайная редкость. Они либо осели у немногочисленных счастливцев-врачей, либо хранятся в библиотеках Серебряного. Кроме Легана в детстве я любил листать Авла Корнелия и «Канон лечения» древнего восточного врача Абу Хусейна. Последняя книга привлекала меня, прежде всего своими подробными рисунками, а так же емкими и точными остроумными изречениями, как ни странно, не имеющими никакого отношения к медицине:

Воистину чудесные дела: возносятся безмозглые тела,
Их наделила тупостью природа, а родовая знатность вознесла.

- И после этого вы говорите, что сражаетесь за нашу свободу... Кровь же у нас с тобой одна, Глен? Ведь так? - на лице краснолюда появилась безумна улыбка.

Короткий удар по руке, сжимающей окровавленный кинжал - тот запрыгал по камню.
Глен взвыл побитым псом, откатившись по полу и сжал окровавленную правую руку.
- Почему, Глен? - хрипло прошептал Шандор, но слова его утонули в вое раненого.
Краснолюд отбросил от себя окровавленные меч и тупо уставился на забрызганный кровью пол, где лежали три толстых обрубка - пальцы Глена.
Глаза Шандора наполнились слезами.
Неизвестно, сколько он так простоял, но когда очнулся, Глен уже просто лежал на спине и, тяжело дыша, бурчал проклятия.
Шандор взял у стены лопату, которой закидывают уголь в печь и молча подошел ближе. Глен с новой силой стал выкрикивать угрозы мести, но Богар пропускал их мимо ушей.
Тяжело вздохнув, Шандор нанес два коротких удара, один в живот, другой по голове. Глен коротко вскрикнул и обмяк.
---
Эту кольчугу Шандор не надевал уже лет десять лет не менее, он регулярно за ней ухаживал и чистил. Сейчас она выглядела как новая. Немного узкая - за последний год Шандор несколько прибавил в весе - но это было не страшно.
Бесчувственного связанного Глена он отволок в садик, располагавшийся неподалеку от кузницы, предварительно перевязав ему руку.
Теперь он остался один в доме. Дело, которому он отдал последние десять лет жизни было вероломно отнято пришельцами с севера. Самый близкий человек, единственный настоящий друг, его предал. Не оставалось больше ничего...
---
По ночной дороге, залитой лунным светом быстрым шагом, подавленно сгорбившись, шел одинокий краснолюд. А за спиной, в пригороде Цинтры догорало его детище и последняя радость жизни - кузница "Горны Макахама".
Не оставалось больше ничего... кроме кольчуги... как в юности...

- А ну подъем, мать твою! — Герр лейтенант... - крик, как ушат холодной воды. вырвал Карла из сна, который больше походил на лихорадку.
Лист дернулся, попытался разлепить веки. Неудачно. За ночь веки склеила твердая гнойная корочка. Утром веки буквально приходилось раздирать.
Лучше бы и не открывались. Чертово серое небо без единого облачка приветственно склонилось над кучкой десантников.
- Привет, мир... - хриплым голосом сокрушенно изрек Лист и приподнялся на локте.

- Мечи? Дети? - Шандор потер усы и продолжил размеренным, но взволнованным тоном. - Какие дети? У тебя, старый болван, детей уже не будет - у этих юнцов - тем более. Вместо того чтобы рожать, вы, идиоты, взяли в руки мечи и пошли воевать за "свободу". Кому она будет нужна? Сегодня ты убьешь стражника - а завтра сын стражника убьет тебя. А послезавтра этого сына никто не убьет, Глен. Некому будет убивать. У этого стражника еще двое детей, а у тебя ни одного. У тебя есть сомнения, кто победит? У меня нет. Так какой смысл воевать? Нихрена этого смысла нет, Глен. А те, кто решил взять в руки оружие не герои ни разу. Разбойники. И за каждого убитого человека мы будем расплачиваться десятком повешенных ни за что.

Кузнец глубоко вздохнул и медленно зашагал к лестнице:
- Пойду лягу.

- Да все они такие - рыцари ордена Розы. - немного захмелевший Шандор широко улыбнулся. - Только и кичатся своими подвигами, а на пробу, что ополченцы, сбивающие деньги с торговцев на тракте. Одним миром мазаны.
Вот, было. Еще во времена, когда еще со Скромником мы вдоль Яруги лазали, привязался к нам один "рытсорь". Доходящий! Ну, что только с каторги. И кобыла такая же. А на голове, представляешь? - Шандор хлопнул по столу ладонью и рассмеялся . - Медный таз! Представляешь, Огрен? Натурально - таз! Так вот, все ему мерещились повсюду враги. Пробежит в кустах заяц - а этот уже тут как тут. С мечом наголо и тазом на макушке! Смотришь - пыль столбом, все сучья поломаны. А ему и радость - вомпера прогнал!
Кузнец промочил горло пивом.
- Ну, мы-то с него сначала ржали. Он же и нас тоже благородными рыцарями звал. Нас! Пятерых краснолюдов с кирками и лопатами, грязью с ног до головы перемазанных и месяц воды не видавших! Ну вот, а потом вышли мы к деревне Пятухи. Мы только в корчму, А рыцарь наш пришпорил лошадь и умчался куда-то. Ну, и хрен с ним - думаем - хоть какой-то покой от него. Аха, а под вечер привел его мельник местный за шкирку. Говорит, мол, чудак наш на лопасти мельницы кататься удумал. И так катался бы еще, если б мельничьи дети отцу не рассказали. Сам чудило так и не объяснил ничего толком, все про каких-то великанов говорил. Ну, мы напоили его пивом да спать уложили.
А на следующее утро совсем он захирел. И сдали мы его местному лекарю. Как он объяснил - у рыцаря нашего "диарея". Как по мне - так просто он обосрался. Остался он в деревне "раны залечивать" - больше его мы не видели. Кстати, там же, в Пятухах, нашлась и обладательница тазика медного с головы нашего рыцаря.
Такие вот рыцари в наших краях водятся, Огрен. А ты говоришь...
И Шандор зашелся раскатистым смехом.

- Вот и я их тоже только вчера увидел. Пришли ни свет ни заря. И кричать начали. Тогда смена Глена как раз была. А я вот наверху спал. Слышу - крик. Встал, спустился на низ. А остроухие, как меня заметили, презрительно фыркнули, да убрались восвояси. Я к Глену - он говорит, мол не сошлись в цене, а сам, как мешком по голове саданутый. И лупит по заготовке так, что истончил до дырок её. Мне сказал, что болен. Ну, я его и подменил. А сам Глен прогуляться пошел. Пришел только под вечер, довольный, как конь. И пивом несло от него за версту. "Ну уж полечился" - я тогда подумал. Думал его утром расспросить про все. А проснулся только в полдень...
В это время Нирушка принесла пару новых кружек пива. Шандор, благодарственно кивнув, принял из рук девушки напиток.
- Сам же я редко так долго сплю - работа. Видать, Куприяничиха в пиво дурман мешает. Гадюка... Чтоб валило хлеще. - кузнец сделал большой глоток. - Аха. Вот и проснулся я - Глена уже и нету. Только следы по всему полу. Двое точно эльфих сапог, а одни - поменьше, краснолюдские. Я и пошел искать чертяку этого. Беду ж на обоих накличет, балбес.

- Хорошо, лейтенант, посмотрим, что можно сделать - Грабский бросил взгляд на перестрелку у посадочной полосы. - Попробуйте оттеснить их немного.
- Внимание, группа! - уже по общему каналу приказал командир - Первоочередная задач...
- Ух, бля! - от неожиданности воскликнул Свен, когда в его фонарь врезался и прилип совершенно идиотского вида гретчин.
- Ух, бля! - вслед за навигатором повторил Грабский. - Хрен с ним, сам отвалится. Итак, группа, первоочередная задача - забрать груз. При удобном случае я сажусь. А пока...
- Капитан! У него бомба! - истошно взвизгнул Эрикссон. - Фитиль! - он указал на искрящийся шнур.
- Твою мать! Пошел нахер, ублюдок! Ребята, держитесь крепче! - не утруждая себя переключением каналов молодцевато выкрикнул Грабский.
Валькирия быстро набирала скорость и высоту, затем капитан резко потянул ручку управления на себя - такое же быстрое торможение нос птички задрался вверх.

Торий немного успокоился.
- Да, вот. - он сглотнул и достал инквизиторский планшет. - Это было у дознавателя Кортеза. Он должен был расследовать последние события в канализации. Ты знаешь... Так вот, он погиб. Тут - медик потряс планшетом, - Кое-что по его расследованию. Они предполагают, что полковник Харес предатель!
Торий сделал паузу, чтобы Эрдала смог обдумать сказанное:
- Тут кратко описана его биография. Кроме того, тут упомянут демон и другой предатель по имени Токкариус. Его имя, кроме того, известно Кулаку.
И самое главное. - Торий глубоко вдохнул. - Кейн. Я думаю... Думаю, что он из... В общем, когда мы нашли его, он был изранен. У него не было ноги, Дог. А сейчас как видишь... Я думаю, он опасен. Он был в канализации, и он единственный выживший. Помнишь предателя в Химере? Он был жив, когда мы подошли. А потом вдруг примерз к полу. Что это, такое? Я думаю, он опасен, Дог.

Прочитанное еще сильнее запутало Тория. Он еще раз пробежался глазами по сообщению и крепко задумался.
Если в самом деле Харес связан с культом на территории касра, то зачем он посылал две команды на зачистку канализаций от Скверны, зачем ломал комедию перед дознавателем , когда начались первые боевые действия?
В памяти возникла картинка из разговора с полковником утром.

В кабинете Хареса находилось девять человек: сам полковник, комиссар Феррье, космодесантники Снорри и Вальтер, дознаватель Кортес, и касркины Али, Торий и Макс Культа.
Полковник подходит к отряду, запрокинув голову, чтобы посмотреть в лица всем.
- Я понимаю, это все звучит очень пафосно и красиво, а вы все знаете, что там, внизу, будет минимум пафоса и до фрага грязи, но у меня нет других слов. За городом нечто перебило экипаж "Громового ястреба", тут такая дрянь в канализации - не знаю, конечно, как это связано, но времени у нас нет вовсе.
Харес оглянулся на Амадеуса, несколько робко, понимая всю опасность вопроса:
- Меня интересует... мне не очень приятно об этом говорить, бойцы... нет ли в полку тайных организаций? Семен ереси? Не отговаривайте меня сразу. Подумайте, пожалуйста. От этого зависит не только наша с вами жизнь.


Тогда Торий счел этот вопрос признаком слабости и малодушия. Теперь же любопытство полковника выглядело кране циничной проверкой.
Все выходило даже страшнее, чем Торий себе раньше представлял. На лбу медика выступил холодный пот. Он перечитал последние строки послания.
Если бы была возможность добраться до хоть одного выжившего там. Из тех касркинов, которых послали на операцию. Тролд, Марк, Гедеон, Кейн...
Из всех их остался в живых только Кейн. И тот сидел сейчас в другом БТРе.
Торий незаметно положил дробовик так, чтобы его, в случае опасности, можно было быстро использовать и внимательно осмотрел всех присутствующих в отсеке солдат.

- Pizdec. - стараясь не выделяться по-русски пролепетал Лист, помогая Каину освободится от плавящегося элемента брони.
В этот момент раздался жуткий треск и часть перекрытий рухнула на пол. из пыли появились три твари. С первой замечательно расправился Вахмистр. Лист буквально вырвал из кобуры свой Р-41 и выпустил три патрона в зверюгу, пытавшуюся закусить Бароном.

Элис сгреб все деньги и положил в правый нагрудный карман куртки.
- Да, не богатый ты, парень, - обратился он к скелету и постучал по гладкому белому черепу костяшками пальцев, отчего тот отделился от шеи и с глухим звуком упал под прилавок.
- Ну, мужик, не теряй голову - цинично прокомментировал Элис и неспешно обернулся.
Как оказалось, он был не один в комнате. У входа в коридор стоял Эллиот и наблюдал за всеми действиями рейдера. Глаза его попеременно переносились то на бутылку, то на нож в руках Элиса.
- Ну что, разделался с мясом? - мужчина демонстративно игнорировал явный намек во взгляде паренька.
Элис опять скрылся за прилавком, а через несколько секунд положил на стол найденный револьвер:
- Ржавый, правда. Жаль... Тебе не нужен?

- Прикрываю, лейтенант! - Карл высунулся из за угла, готовый пристрелить любого, покусившегося на жизнь бегущего командира.
Когда Матти добрался до другой стороны улицы, Карл на мгновение спрятался за угол. Компьютер все это время продолжал докладывать, но Карл уже давно не слушал его.
- Отключить звуковые оповещения автодоктора - дал команду машине Лист, набирая разбег.

Входная дверь с грохотом распахнулась и в комнату ввалился полупьяный Фугас. Он обвел присутствующих непонимающим взглядом: многих он не знал, но почему-то чувствовал к ним уважение. Вероятно, дело было в том, что все они жижи в одном доме, но скорее всего в этом был повинен именно алкоголь.
Фугас хотел было что-то сказать присутствующим, но в последний момент сдержался, подошел к сумке Сержа, достал из нее пачку пельменей и принялся с упоением точить.
- Эээ! Кто там открыл дверь в стимпанк? Закройте! Оттуда так тянет - что весь аппетит перебивает! - Выплевывая крошки крикнул Фугас.

- Так точно, выполняю! - проорал в ответ Торий, хотя он пока не понял, что именно ему предстояло выполнить.
В голове пульсировала кровь. Создавалось впечатление, что с каждым толчком глаза все сильнее и сильнее вылазят из орбит. В то же время, затылок отдавал острой болью. "Наверняка шею повредил, когда падал" - Медленно крутя головой, заключил Торий.
В воздух поднялись очередная туча пыли, еще сильнее ограничивающая обзор, но искомая Химера была хорошовидна.
Как она тут вообще оказалась, Торий не понимал. "Химера подкралась незаметно" - перефразировал старую фразу сержант. Подобрав ближайший заряженный лазган, Торий двинулся к неподвижному БТРу.
- Кейн, давай, за мной

Карл сам не понял, что случилось. Произошедшее можно было объяснить лишь рефлексами: противник лишь краем тела показался из-за угла, а спусковой крючок уже был нажат. Четыре пули легли идеально кучно, поразив неосторожного противника, и ни одна не прошла мимо и не попала в угол здания.
Карл сделал широкий приставной шаг в сторону бота, не сводя прицела с угла дома. и Конечно же, он заметил тяжелый темный предмет, приземлившийся прямо возле Кроноса и Барона.
- Граната! - крикнул десантник и сделал еще шаг в сторону бота, несмотря на то, что, скорее всего он и так был вне радиуса поражения.

- Ну что ж, могло быть и хуже. - Оглядев комнату проговорил Торий.
Вместе с ним остался только Свифт - остальные разошлись по своим комнатам.
- Здешняя часовня меня заинтересовала. Судя по всему, она довольно древняя. По крайней мере, я еще не встречал подобного зодчества в Империи. После завтрака - обязательно надо посетить ее.
- Как скажите, господин Торий. - кротко отозвался Конрад.
Инквизитор выложил на стол из сумки свою книгу, чернильницу и перо и зажег лампу. Именно сейчас на него снизошло вдохновение. Пока группа ехала по городу, у Тория зародилась идея новой главы - город и деревня. Вот только название он никак не мог придумать...
- Господин Торий, разрешите вопрос. - робко подал голос со своей кровати Свифт.
- Задавай. - Торий отвлекся от книги.
- А что если мы... Ну... Не помаем этого мидиана?
- Конрад, мы не можем не "поймать" его. МЫ просто не в праве этого допустить...
- Я имел в виду. - перебил инквизитора Свифт. - Что если мы... Окажемся недостаточно сильны при встрече с ним? Что если мы не сможем остановить его?
- Такого не случится, Конрад. Я обещаю. - Торий выдержал паузу. - Если бы мы потерпели неудачу, я думаю, его остановили бы все-равно. Тысячи благочестивых верующих стали бы стеной на защиту Отца-Предтечи. В любом случае мидиан обречен.
Инквизитор замолчал.
- А прямо сейчас в Гетеборге происходит отбор лучших из лучших из числа Имперских латников и гвардейцев Его Преосвященства. Цель их - та же, что и у нас - противодействие и уничтожение Убийцы Богов. Но я сомневаюсь, что они потребуются. С нами благословение Отца. С нами молитвы всех его Детей. Мы обязательно справимся, Конрад. Даже не сомневайся.
Казалось, это немного успокоило дознавателя. В комнате снова воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием лампы.