- Ты что-то сказала? Хорошие девочки во время наказания... Должны говорить только "мне жаль" и "я извиняюсь за своё поведение".
- Нет, ничего!... - ответила Лаура, но удары розг начали методично сыпаться на неё. Удар за ударом всхлыпывания перерастали в повизгивания, а повизгивания - в рёв.
- А ты, похоже, не раскаиваешься ни на каплю. Что же, можешь кричать и плакать сколько угодно. После первых пяти десятков спрошу тебя о выводах.
- Бля-ать, мне жа-а-а-аль... - сквозь рёв отвечала Лаура. Её трусики уже были сорваны, ноги - скованы, а зад постепенно превращался в кровавое месиво, но... Она этого не видела. Она лишь ощущала боль, которая постепенно становилась отупляющей. На удивление, примерно после дюжины ударов боль стала постепенно отступать, и с каждым новым ударом чувствовалась всё меньше. Зато возникло другое ощущение. Ощущение возбуждения, нарастающее где-то в зоне промежности. Девочке уже не было больно, но она продолжала реветь - по инерции, не имея возможности - как и желания - остановится.
- Это двадцать. Я обещала тебе ещё тридцать. И это минимум. Как ощущения? Ты сделала какие-то выводы? Можешь говорить.
- Я извиняюсь за своё поведение, Госпожа. - поумерив рёв, ответила Лаура. Её промежность была полностью мокрой - то ли от пота, то ли от собственных выделений, глаза блестели - то ли от слёз, то ли от возбуждения, а голос был хриплым и дрожал - то ли от того, что она всё это время проревела, то ли от предвкушения продолжения экзекуции. Соски девушки, скрытые за белой кружевной тканью лифчика, набухли, а мысли витали где-то вокруг идей о том, что Лаура никогда не подозревала о том, что будет в такой ситуации реагировать так. Девушка списывала это на род деятельности своей карательницы, ведь суккубки были теми ещё соблазнительницами, они излучали вокруг себя соответствующую ауру, под воздействие которой попадаешь даже не заметив этого.