Первые лучи солнца не успели еще осенить землю, а Милош уже брел к реке, освежить мысли и отогнать остатки сна. Привиделось одновременно жуткое и странное. Сладковатый привкус сырого мяса остался на языке, как будто парень на самом деле только что лакомился им. И даже прополоскав рот речной водой, пастух не смог избавиться от привкуса.
Что-то происходило с им самим. Сидя у потухшего костра, Милош думал, что все это означает. Вероятно, дух убитого медведя как-то повлиял на парня. Но как это возможно? Хотя, он сам своими руками перерезал зверю горло, снял шкуру, помог ее выделять и сшить накидку, а теперь с гордым и несколлько потерянным видом сидел на коряге в этой же шкуре. Мысли были трудные. Как вообще дальше ходить по земле с грузом убитых людей, как отличить зло от добра, если его грань так тонка, что практически невидима, как наказать лжеца, чтобы неповадно было...
Кстати, о лжецах. Милош услышал довольный говор старосты еще задолго, как его бородатая рожа показалась на тропке. Ровно минута потребовалась на то, чтобы растолкать крепко уснувших товарищей - ведь знамо, что утренний сон сладше меда будет. Но парень посчитал, что остальным тоже захочется что-то сказать этому... словарного запаса Милоша не хватало, чтобы обозвать его. Но "мудак", которым окрестил его Маркус, казалось очень подходящим.
Когда делегация подходила к бивуаку, "герои" были уже во всеоружии. Но когда Милош все же узрел довольную харю старосты, гнев просто захлестнул его с головой. Мрачнее тучи он выдвинулся навстречу. И, казалось, постарел разом на лет десять. Хотелось разом взять и вонзить когти в печень этого хмыря и посмотреть на его агонию. Парень не обратил внимания, что уже который раз думает о себе, как о существу с когтями, ведь Ольрик уже начал говорить. И с каждым словом лицо Милоша ставало все хмурнее. Этот ублюдок уже считал вещи наемников своими, а с самими "спасителями" хотел рассчитаться поклоном. Ценность-то какая, а! И чем больше Милош смотрел на это шутовство, тем больше убеждался, что бумага была подлинной. Такой на все мог пойти, чтобы сберечь полсотни золотых.
— Стой, Грегор.
Голос Милоша был низким и гулким, больше похожий на утробное рычание. Но Грегору, который уже хотел было бежать, досталась только толика внимания друида, остальное же получил Ольрик. Милош немигающим взглядом уставился на бородатого старосту:
— Дарма ты наложил лапу на шкуру неубитого медведя. С тебя спрашиваю, Ольрик. ТЫ. МНЕ! СОЛГАЛ!
С последним словом кончик посоха с силой опустился на землю. Удар раскрошил небольшой камешек, но селяне не обратили на это внимания. Ведь небольшой прозрачный кристалл в навершии посоха стал наливаться краснотой будто кровью. И через несколько секунд из бесцветного стал багровым. А тем временем Милош обуздал свой гнев и продолжил уже негромким голосом, в котором все же угадывалась звериные нотки:
— Наемникам ты, пес, сулил полсотни золотых, чтобы они избавили вас от гноллов. Так ты исполнил свое обещание?! Подослал пришлых дурачков разобраться с разбойниками? А кого ты хотел натравить на нас, чтобы не отдавать долг нам?! Или ты посчитал, что пришлые скудоумные убьют восьмерых за чашку воды? Подумай хорошо, Ольрик. От твоего ответа зависит судьба всей твоей деревни. Если он нам не понравится, будешь собирать урожай среди пепла.