Дверца шкафа на колесиках продолжает медленно съезжать в сторону, и вешалки внутри беспокойно раскачиваются на несуществующем сквозняке. Что-то невидимое, тёмное, безразмерное прокладывает себе путь наружу – не сквозь хлипкую стенку шкафа, нет, сквозь слои изнанки к реальности.
Планшет соскальзывает с кровати и падает на ковёр, утягивая следом наушники. Дрожа всем телом и быстро дыша, Одри натягивает на голову одеяло и прижимает к себе руками колени.
– Бабушка, – хочет выкрикнуть, но вместо этого выходит сдавленный шепот.
Потому что страшно, потому что не хватает воздуха, потому что иначе услышит Оно, или мама, что даже хуже. Секунды под одеялом кажутся вечностью. Шорохи, скрежет, треск рвущейся материи – не ткани куртки, но ткани реальности.
Оно приближается – но Оно обползёт, принюхается, отступит назад. Ведь так было всегда.
Дрожа, Одри вслушивается в сдавленное дыхание. В то, как с хлюпаньем Оно перемещается по ковру. В треск, который может издать только планшет под весом чудовищной лапы. Одри не хочет снова видеть – Оно страшное, очень страшное. Страшнее, чем призраки и другие.
И Оно теперь уже совсем рядом. Повсюду. Вокруг.
– Уходи, – пищит девочка, закрывая уши и прижимая лицо к сведённым вместе коленям. – В квартире нет ничего опасного!
Она повторяет слова Скотта, которые даже не должна была слышать. И Амелия чувствует – что-то не так. Нечто снаружи внушительнее, ближе, чем когда-либо прежде. Одеяло соскальзывает, слетает с кровати, сорванное с нечеловеческой силой.
Одри медленно поднимает голову – и в груди зарождается полный ужаса крик.
Амелия дышит быстро и тяжело. Перед ней – знакомая стойка с оставленными бокалами, впереди стеллаж, заставленный бутылками и увешанный зелёными полотнами с клевером. Девушка озирается, чувствуя, как из памяти ускользает тот самый последний образ. Растворяется, словно песком просачивается сквозь пальцы образ ещё совсем недавно бесконечно чёткого сна.
Она уже не помнит, что видела – хотя ещё несколько секунд назад казалось, что ничего более чёткого и незабываемого не видела никогда. Существо было на самом деле ужасно – страшнее, чем пожиратель, хуже, чем инсектоиды из отеля. Это существо одним своим видом внушало неконтролируемый страх, и выглядело каким-то… Чудовищно бесформенным, нереальным.
Образ стирается окончательно, возвращая Мел к настоящему миру. Дыхание постепенно нормализуется, она смаргивает слёзы в уголках глаз. Оторвав взгляд от стойки, замечает, что внимание всего бара, кажется, приковано к ней. На неё смотрит рыжий Джо, компания копов с противоположной стороны зала, и даже мужчины за дальним столом.
Смотрят с тревогой, с лёгким недоумением.
Фокс выныривает откуда-то сзади, опуская на плечо руку.
– Ты в порядке? – спрашивает, но интонации предполагают, что не совсем.