Фокс усмехается при упоминании Стиллвела. Он качает головой, глядя в сторону, и с глухим звоном опускает на барную стойку граненый бокал.
– Ты права, Амелия, – говорит, поднимаясь. – Это действительно не твоё дело.
Признаки раздражения, которые так старательно высматривала Мел, проявились непростительно поздно.
– Мне пора, извини, – он безразлично смотрит на циферблат наручных часов, натягивая пальто.
Последствия употреблённого виски или что-то другое, но Амелия чувствует, как горят щеки и лоб. Фокс отходит в сторону и, небрежно облокотившись на стойку, начинает говорить что-то бармену. Девушка остаётся в относительном одиночестве, и, сквозь нарастающий звон в ушах, смотрит на граненые стенки оставленного бокала.
Туманная дымка перед глазами становится гуще, и Амелия слишком поздно осознаёт, что должно случиться в последующие секунды.
Включенный планшет на коленях транслирует мультики. Квадратная желтая губка разжигает костёр под водой в компании жизнерадостно-глуповатой морской звезды. И та, и другая не очень похожи на картинки из энциклопедии. Огромные наушники закрывают уши и начисто отсекают посторонние звуки, внушая чувства уюта и обманчивого спокойствия.
Планшет нагревается, приятно пощипывая кожу сквозь тонкий плед. У самой кровати находится включённый торшер, мягкий золотой свет которого разгоняет клочки тьмы по углам. Занавески задвинуты, сквозь щель между ними в комнату пробивается свет уличного фонаря.
На то нет причин, но смутное беспокойство нарастает ежесекундно. Одри накрывает ладошками чашки наушников, чтобы заглушить доносящиеся откуда-то голоса. Она концентрирует всё внимание на экране, предпринимая попытки забыть об окружающем мире. Неразборчивый шёпот становится громче, настойчивое. Боковое зрение фиксирует смазанное движение. Страх накатывает волнами, дышать становится тяжелее. Одри бьёт по экрану пальцем, останавливая воспроизведение и медленно откладывает планшет на кровать.
Осторожно снимает наушники, не отводя глаз от шкафа напротив.
Она видит, как дверка на колесиках медленно съезжает в сторону, открывая всё больше вешалок с разноцветной одеждой. В прерываемой гулом редких машин тишине слышится доносящийся изнутри шкафа отчётливый скрежет. Одри вздрагивает, когда лампочка торшера начинает мерцать.
Не в силах пошевелиться, и девочка, и Амелия вместе наблюдают за тем, как мучительно медленно отползает в сторону дверца. Оно приближается.