Оно не ответит. Конечно же оно не ответит. В отражениях смутными отблесками мелькает бледное вытянутое лицо, боковое зрение фиксирует смазанную неясную тень. Ошеломлённый Оливер без сопротивления отступает после толчка, хватаясь обеими руками за стол.
Мимолётное колебание воздуха сопровождает бесшумное и плавное перемещение существа. Амелия видит перед собой только пол, морозный ветер щекочет внешнюю сторону ладони, что прикрывает глаза. Девушка видит прямо перед собой рваные полы старого потасканного плаща, видит свисающие безвольно вниз когтистые лапы, с которых мучительно медленно соскальзывают тёмно-алые капли, разбиваясь о пол. Оно прямо перед ней, оно совсем рядом – стоит в полный рост. Стоит убрать ладонь, поднять голову – и девушка наверняка увидит жадно обгладывающие её лицо хищные глазки.
Она слышит сиплое дыхание совсем рядом, над ухом. Кажется, будто весь мир вокруг перестал существовать, будто время остановилось. Секунды сливаются, словно превращаясь в часы. Одна из лап поднимается – внешняя сторона изогнутого когтя скользит вверх по куртке вдоль линии молнии, оставляя на ткани грязный кровавый развод.
Коготь касается кожи на шее, упирается в опущенный подбородок, подталкивая.
Движения Амелии медлительны, заторможены. Словно во сне. Она чувствует, что существо приказывает ей поднять голову, взглянуть в глаза.
Чувствует, что его терпение на исходе – что совсем скоро он перестанет намекать.
Что он может заставить.
Вокруг – тишина, сквозь которую изредка прорывается доносящийся из динамиков раздражающий треск.
Треск статики, сплошные помехи, которые невообразимым образом складываются из не существующих в фонетике звуков снова и снова в одно лишь слово.
Амелия.