– Кошмары пугают, – негромко хмыкнув, соглашается Адам. – А ещё, они, как правило, не появляются просто так. Знаешь, почему дети часто так сильно боятся темноты? Они находятся во власти собственного воображения – боятся того, чего не видят или не понимают. Транслируют иррациональные переживания в сны, даже не отдавая себе в том отчёта. Когда же кошмары мучают взрослых, причины, как правило, кроются значительно глубже.
Джефферсон вздыхает и снимает очки.
Тщательно протирает тряпочкой линзы, откладывает в сторону.
– Откровенность за откровенность, – сообщает. – Не то чтобы мы собрались здесь для того, чтобы говорить обо мне, но всё же…
Он улыбается.
– Знаешь, Амелия, если долго работать психотерапевтом, со временем понимаешь, что те или иные психические отклонения имеются почти у каждого. У друга, коллеги, братьев или родителей. Большинство людей предпочитают игнорировать их, но мы, в силу профессии, подмечаем. С тех пор как ты пришла сюда в первый раз, я, признаться, не переставал думать об этом и пытался гадать.
Он кажется несколько смущённым.
– Пойми меня правильно. Меня постоянно посещает вопрос – а что, собственно, ты вообще делаешь на этих сеансах? На фоне большинства окружающих ты выделялась… Назовём это абсолютной нормальностью. У тебя прекрасная семья – такие отношения с родными, мне, например, даже не снились. У тебя нет депрессии, одиночества, заниженной самооценки или проблем в коллективе. Все задания, которые я тебе давал на протяжении терапии, не помогли мне понять вообще ничего. И наконец-то… Наконец-то мы всё-таки подбираемся к корню проблемы.
Настолько многословным видеть Джефферсона девушке прежде не приходилось.
Он всегда много спрашивал, но, как правило, не так много рассказывал.
– Давай попробуем разобраться, – он отпивает кофе и откидывается на спинку кресла, сложив вместе ладони. – Расскажи мне свой сон. Настолько подробно, насколько это возможно.
Адам берёт небольшую паузу, потирая задумчиво переносицу.
– И попробуй ответить для себя на главный вопрос. Что, по-твоему, это всё означает?