Пока охотники совещаются, Эрнесто будто бы невзначай смещается от центра улицы в сторону, заглядывая в один из домов сквозь щель в неплотно и наскоро подогнанных досках. Его встречают там образы запустения и уныния – толстый многолетний слой пыли на полу и уцелевшем столе, шкаф-сервант со стеклянной дверцей и даже оставленные кем-то в нём не самые дешёвые с виду бокалы. Можно подумать, что уходившие отсюда собирались вернуться. Или, напротив, бежали, бросая нажитый скарб.
Взгляд Вергары скользит дальше, вглубь комнаты. По некогда наверняка внушавшему чувство уюта ковру, теперь же – скорее тряпке неопределённого цвета и назначения. К креслу, от обоих подлокотников которого к полу тянутся серебристые нити густой паутины. К тщедушной фигурке, занимающей кресло.
В истлевшем платьице, по-прежнему сжимая костлявой ладонью вязальные спицы, в ответ на Эрнесто невозмутимо взирает скелет – пустые глазницы, обрамлённый желтизной кости провал рта, проглядывающие кое-где сквозь рваную материю ребра. Этот житель Гримфолда, судя по всему, прибывает в абсолютном покое уже очень давно.
Без особой надежды проверив дверь, Вергара отворачивается и возвращается к остальным вместе с Элен, подхватывая сундук Черити.
Вороньё взмывает синхронно с фасадов с заунывным торжествующим карканьем. Есть в этом омерзительно звуке что-то угрожающее, судьбоносное, невыразимо печальное. Жирные птицы, едва не сбивая друг друга, порхают неуклюже над головами – и их хриплое карканье разносится эхом по вымершим улицам города-призрака.