Покореженная карета остаётся позади и быстро исчезает в непроглядном тумане.
Зыркая недобро исподлобья по сторонам и время от времени негромко переговариваясь, лишённые транспортного средства охотники отправляются вперёд по дороге. Если верить не слишком убедительному бормотанию плетущегося в хвосте колонны и увешанного пожитками Бернарда, то до города остаётся в худшем случае несколько миль.
Поёт заунывно ветер, одинаковые камни и деревья проступают то и дело из мглы по обе стороны бесконечной дороги, накатывают с мерным рокотом тёмные морские волны на скалистые берега – такие близкие, но надёжно укутанные непроглядным саваном странного неестественного тумана.
Южные ворота Гримфолда, за несколько часов до полудня Путь, показавшийся некоторым охотникам вечностью, приближается к своему завершению. Тут и там по обе стороны тракта попадаются небольшие хижины и дома – либо полуразрушенные, с дырявыми крышами и проломанными прогнившими изгородями, либо явно заброшенные, с намертво заколоченными окнами и дверьми. Ни единого постороннего звука, ни единого признака жизни в окрестностях – практически ничто не выдаёт присутствия совсем рядом великой некогда индустриальной столицы северных провинций Объединённого Королевства.
Чем ближе к городу, тем отвратнее на душе. То, что в обычных обстоятельствах можно было бы назвать нехорошим предчувствием, куда сильнее начинает напоминать паранойю.
Неприятное ощущение, что чей-то голодный и чрезвычайно пристальный взгляд беспрестанно буравит затылок, не отпускает.
Утренний туман не спешит развеиваться, напротив, будто бы только сильнее сгущаясь.
Выныривающие по обе стороны от тракта дома злобно скалятся выбитыми или заколоченными окнами вслед.
Ни единого крестьянина, ни единого путника или проходящего мимо торгового каравана.
Однако, на подходе к городу туман будто бы немного рассеивается. Возвышаются впереди надёжные и крепкие стены – гордый пережиток прошлого, символ канувшей в лету эпохи. Дорога упирается в массивный каменный барбакан – тяжёлая решётка поднята, ворота гостеприимно открыты. Но не выходят навстречу с проверкой несущие бдительно службу солдаты, никто будто и вовсе не замечает приближения впечатляющей своей разнообразной и экзотической экипировкой процессии. Город совершенно не кажется обитаемым – скорее мёртвым, покинутым, опустошённым. Бледным призраком себя прежнего, покинутым и забытым всеми богами, в котором не способна теплиться жизнь.
Единственным живым существом на мили вокруг оказывается упитанная ворона – умостившаяся на вершине барбакана мерзкая птица задумчиво и безразлично следит за приближением путников безмозглыми антрацитовыми бусинками-глазами, время от времени апатично щёлкая клювом.
Охотники беспрепятственно минуют ворота, попадая на широкую и просторную главную улицу. Изобилующая выбоинами довоенная мостовая, дождевые тёмные лужи, прямой как стрела бульвар с множеством ответвлений. Двухэтажные одинаковые коробки домов, все как один демонстрирующие уже знакомые заколоченные окна и двери охотникам. Выцветшие вывески давно закрывшихся заведений, с душераздирающим скрипом раскачивающиеся на ржавых никогда не знавших смазки цепях. Ни единого прохожего, ни единой живой души. Лишь десятки местных необычайно крупных ворон, облепившие сплошной пернатой массой кромки крыш и водосточные трубы.
На первый взгляд – они не обращают никакого внимания на новоприбывших странников.
На второй – неотрывно и неправдоподобно внимательно наблюдают за путниками своими тупыми злобными глазками не моргая.