Тут пан Болесла вспомнил, сколько раз, уже будучи зрелым, пренебрегал он обществом своей супруги ради охоты, каких-то мелких дел, да и бывало, что ради выпивки в хорошей компании. Не так, конечно, но... может, тогда-то и растерялось то хорошее в них, что было, что могло стать сильнее? Может быть.
На слова о том, что женщины могу все изобразить, он даже покачал головой, хоть Лидке было это и не видно.
"Вон оно что значит!" - невольно подумал пан Болеслав. - "Ну и хитрый народ эти бабы! Открытия, тут, впрочем, нет, а все же!"
- Это как сказать! - возразил он. - Некоторых хлебом не корми - дай им благочестия. Есть люди простые, а есть и такие, которым удовольствие не в удовольствие, если его греховным назвать можно.
"А мне?" - подумал он.
Он провел в задумчевости рукой по бедру женщины и тут же подумал:
"А мне - нет. Я - человек простой. Приятно - значит приятно. Плохо - значит плохо, а раз не плохо, то хорошо."
Он захотел расспросить Лидку, кто за ней так ухаживал, кто доставлял ей такие минуты, но запнулся. "А вдруг неприятно это вспоминать? Вдруг он её оставил? Или она его? А я тут своими лапищами полезу прямо в рану, как оно, дескать, было? Нет, не буду такой момент портить. Да и что мне с того? Любопытство просто."
Хотя он знал, что это не просто любопытство, и когда тебе что-то или кто-то западёт в душу, ты сразу хочешь узнать про этот предмет всё. И почувствовал, что давно такого не испытывал. Но, пожалуй, не надо было так в лоб спрашивать. А как исподволь узнать - он не знал.
Было что-то завораживающее в том, чтобы лежать, прижавшись друг к другу, и говорить обо всём и ни о чём - о мужчинах, о женщинах, об удовольствии, о жизни, в конце концов, черт возьми! Казалось от этого, что он обнимает не одни плечи, а всю целиком, и от этого он чувствовал единение и близость, куда большие, чем от самого соития. И даже больше, чем от брака. Там мужчину и женщину связывали внешние силы - долг, обычай, переживания. А здесь - чувства, которые шли изнутри, как будто вы смотрелись в одно зеркало, и там ваши отражения обнимали друг друга, нарушая всякие законы. Как будто вы не сговариваясь совершили одно преступление, и оба не жалеете. Или как если вдруг кусок тела взял и прирос к другому, а вам от этого не страшно, а даже хорошо.
Однако если движения женского тела и не имели целью отвлечь Вилковского ото всех мыслей, привели они как раз к этому.
- Видно, говоришь? - спросил он с усмешкой, чувствуя, как потяжелел его голос. - Ну и как, видно по мне, что мне достаточно?
Он зарылся лицом в волосы у неё на затылке и с разочарованием понял, что такой запах запомнить и вспоминать, когда захочется, не получится. Ну и что ж теперь!
- Значит, говоришь, испытания прошел. Хорошо! Испытания-то прошел, а должен-то ещё остался. Ты, красавица, как ездить предпочитаешь, как татары, на высоких стременах, или как рыцари, на низких, или как пани, боком? Или у тебя и тут своя манера?