1 – That Distant Light of HopeМинувшие трое суток показались Трэй вечностью.
Семьдесят два часа полной тишины, одиночества, томительной неопределённости – ни один дознаватель не зашёл в блок эмпатов за это время, ни один из приносивших еду стражников ожидаемо и словом не обмолвился относительно происходящих за пределами стальной темницы событий. Никто не приходил за Трэй, никто не стремился допрашивать её – в одночасье девушка, которую совсем недавно разве что не разрывали на части несколько дознавателей сразу, вдруг оказалась почему-то никому не нужна.
Цитадель будто вымерла – и лишь безукоризненно педантичные железные стражники безмолвно приносили еду ровно в полдень, лишь по ним можно было сверять часы и отмерять в голове каждые новые проходящие сутки.
На утро четвёртого дня что-то в конце концов начинает происходить. Лязг железных дверей свидетельствует о прибытии нежданных гостей. Сквозь пресечённое решёткой смотровое окошко Трэй пристально всматривается в визитёров – с затаённой надеждой ожидая увидеть серую мантии, либо, напротив, со страхом предвкушая очередное появление чёрных плащей. Ни один из вариантов, впрочем, не становится правдой – опять только стражники, на этот раз, впрочем, четверо сразу, притащившие с собой железную цепь.
Трэй уже почти не удивляется, когда они безошибочно выбирают именно её камеру среди доброго десятка других. Послушно выходит, позволяя застегнуть на шее удушающий железный ошейник. Всё что угодно лучше неопределённости. Не задаёт лишних вопросов, прекрасно осознавая, что эти точно не станут ничего объяснять. Строя тщетно предположения, что и почему именно происходит, она следует за ними по окутанным гробовой тишиной коридорам, словно дикий бешеный зверь на цепи.
Довольно быстро девушка понимает, что идут они не в направлении аллеи боли, крыла допросов или покоев дознавателей. Даже не в сторону катакомб под Цитаделью или ненавистного карцера. Нет, эта дорога ей тоже прекрасно известна – она ведёт наружу, во внутренний двор Кримсон Рок, и этим путём Трэй приходилось пользоваться, к её сожалению, очень и очень нечасто. Во время немногочисленных вылазок вместе с дознавателями в предместья, общее количество которых за все эти годы можно без труда пересчитать при помощи пальцев одной руки.
Они выводят её во двор – Трэй полной грудью вдыхает холодный утренний воздух, глаза слезятся от внезапного непривычного обилия света.
И пусть тёмные тучи привычно нависают над Эскалоном, пусть на шее плотный обруч ошейника, пусть с железных небес то и дело срываются редкие капли накрапывающего монотонно дождя – впервые за долгие годы она снова снаружи. Не чувствует постоянного давления монолитной громады, не ощущает удушающего эффекта железа в стенах, не слышит гулкого эха бесконечных хитросплетений одинаковых коридоров.
Пусть это типично серый и безрадостный день, но день настоящий.
Пусть это условная свобода со стражей вокруг и железом на шее, но это свобода.
Подвесной мост, соединяющий скалу Кримсон Рок со столицей опущен, массивная решётка ворот поднята – Трэй теперь может не сомневаться в направлении, в котором её поведут.
По двору перемещаются в обилии стражники – несколько десятков по меньшей мере, больше, чем ей приходилось когда-либо видеть одновременно. Посреди двора – грубая повозка, запряжённая лошадьми. Повозка, на которой установлена стальная полукруглая клетка. Конвоиры подводят Трэй к клетке, кивком предлагают забираться в неё.
Но эмпатка не успевает – охранники расступаются, предоставляя дорогу ещё одному человеку. Его чёрные развевающиеся одежды заставляют сердце предательски сжаться – однако, почти сразу становится очевидно, что этот – не один из них.
Дорожный плащ-накидка вместо мантии, мрачное пресечённое вертикальным шрамом лицо вместо железной маски с чудовищным клювом. Иссиня-чёрные длинные волосы, ниспадающие на плечи стремительным водопадом.
Левая прядь зачёсана таким образом, чтобы маскировать хотя бы отчасти шрам, пряча глаз. Второй же глаз внимательно смотрит на Трэй – цепко, холодно и оценивающе.
Человек приближается, останавливается около девушки. Отпускает стражников властным жестом ладони. Эмпатка замечает сверкнувшее лезвие закреплённого на бедре топора.
– Слушай внимательно, повторять дважды не стану, – если к голосу хоть сколь-нибудь применим эпитет «железный», то голос незнакомца звучит именно так.
Тихий, властный, лишённый эмоций.
Глухой и холодный даже без искажающей эмоции дознавателей маски.
Голос человека, который без колебаний и тени сомнения приведёт в исполнении приговор, возникни в этом необходимость.
– У меня есть прямое распоряжение Канцлера убить тебя, если у меня появится хотя бы малейшее подозрение, что ситуация способна выйти из-под контроля. Если у тебя возникнет хотя бы мысль о побеге, если я почему-то посчитаю, что хотя бы потенциально операция под угрозой. При самых мимолётных признаках неповиновения. Если в твоём поведении мне хоть что-либо не понравится. Моя задача – во что бы то ни стало не допустить твой побег, – он говорит это так, что не возникает ни малейших сомнений в максимальной серьёзности озвученного предупреждения. – Мне говорили, ты умная. Ты всё понимаешь?