– Хватит с тебя на сегодня ошейников, – резюмирует Маркус, отмахиваясь.
И подтверждает, развеивая опасения Трэй:
– В твою камеру.
Тревожный колокольный набат нарастает. В этом звоне нет обычного медитативного напоминания о постулатах железной истины, в этом звоне – призыв к действию, напоминание о могуществе Ордена.
Маркус и Трэй выныривают из старой пыточной в коридор, быстрым шагом продираются вверх сквозь лабиринт коридоров. В ритме колокола проступает размеренность, словно неизвестный звонарь наконец-то справился с мандражом и подобрал темп. Каждый новый удар отдаётся в голове эхом лёгкой мигрени, и даже сердце, кажется, подстраивается под заданный железным колоколом стремительный ритм.
Им приходится подняться ещё на несколько ярусов прежде, чем Трэй наконец-то начинает узнавать коридоры. Маркус и правда направляется к её камере – никакого карцера теперь ждать не приходится. Трезвонящий колокол в конце концов замолкает – на смену звону приходит накатившая со всех сторон тишина. Даже объятая тревогой Цитадель по-прежнему достаточно велика, чтобы всеобщая паника не охватила её достаточно быстро.
Единственного человека можно искать в недрах железного замка целую вечность – и, как только Маркус отведёт её в камеру, одной несчастной эмпатке наверняка без труда удастся затеряться во всём этом хаосе до утра. Ещё один коридор, подъём, поворот – теперь тут и там слышатся отрывистые выкрики, множественный топот и бряцанье стали.
Ещё поворот – и Маркус на полном ходу почти налетает на другую фигуру в серой мантии и металлической маске. Двое стражников Ордена, звеня железом, следуют за вторым – замирают позади, остановившись на почтительном расстоянии.
Маркус отступает назад, внимательно всматриваясь в коллегу в поисках одному ему известных опознавательных признаков.
– Рафаэль..? – спрашивает в конце концов, не будучи до конца уверенным.
– Маркус, – отзывается дознаватель, и Трэй действительно без труда опознаёт по мягкому тенору Рафаэля.
– Что происходит? Это тревога?
– Посторонние в Цитадели. Уже обнаружено несколько мёртвых патрульных, – отзывается дознаватель.
Трэй надеется, что в этих спешке и хаосе никто не станет задаваться неудобными вопросами без лишней необходимости, но её надеждам не суждено оправдаться – любой дознаватель остаётся верным себе до конца. Девушка чувствует на себе недоумённый проницательный взгляд, замечает, как Рафаэль осматривает с ног до головы самого Маркуса, сопоставляя в голосе какие-то логические цепочки и факты. Любой другой на его месте наверняка бы бросился дальше, но дознаватели Ордена годами обучались способности чувствовать фальш, обращать внимание на самые незначительные на первый взгляд нестыковки.
– Что ты здесь делаешь, Маркус? – осведомляется человек в маске негромко. – На нижних ярусах нет камер эмпатов. Почему это животное без ошейника?
Трэй достаточно редко работала с Рафаэлем – он, в отличии от Морро, никогда не отличался садистской жестокостью, но выделялся среди многих других почти физически ощутимым холодным презрением. Даже когда он наказывал Трэй, он делал это так, словно дрессирует провинившуюся собаку.
Маркус медлит с ответом. Можно придумать множество версий, но ни одна из них не окажется правдоподобной в достаточной степени, чтобы заглушить зародившиеся у собеседника подозрения.
Они стоят и смотрят друг на друга, люди в одинаковых масках.
Рафаэль медленно сгибает в локте левую руку, сжимая пальцы в кулак. Стражники позади подбираются, предостерегающе касаются эфесов мечей.
– Я забирал эмпата из карцера. Что-то не так?
– В такое время? – в голосе Рафаэля сквозит недоверие. – Ты.
Хлёсткий как удар кнута выпад. Обращение к Трэй.
– Отвечай. Именем Железного Канцлера.